НОВЙШІЕ ФИНСКІЕ ПИСАТЕЛИ
НОВЙШІЕ ФИНСКІЕ ПИСАТЕЛИ
Критическій этюдъ.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
VI.
VI.
——
В. Фирсовъ.
‘Міръ Божій’, No 2, 1897
Новейшие финские писатели, Фирсов Виктор Эдуардович, Год: 1897
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Финскій народъ всегда отличался склонностью къ поэтическому творчеству, и кто читалъ хотя бы отдльные отрывки изъ Калевалы, могъ убдиться, насколько сильна, своеобразна и глубока поэзія этого на видъ столь мало впечатлительнаго народа. А вдь русскимъ читателямъ, за весьма немногими исключеніями, приходится судить о ‘Калевал’ лишь по далеко не точнымъ переводамъ, потому что финскій языкъ, съ его своеобразными и богатыми флексіями, вообще не поддается вполн художественному переводу {Единственный полный переводъ ‘Калевалы’ г. Бльскаго напечатанъ въ ‘Пантеон литературы’ 1888 г.}. Вторымъ памятникомъ древней финской поэзіи служить сборникъ старинныхъ лирическихъ произведеній народа, называемый Кантелетаръ. Нкоторыя псни этого сборника, какъ по яркости поэтическихъ образовъ, такъ и по чистот языка, могутъ быть отнесены безспорно къ наивысшимъ образцамъ человческаго творчества. Есть основаніе предполагать, что лучшія псни ‘Калевалы’ и ‘Кантелетаръ’ сложены финскимъ народомъ очень давно, еще въ бытность финновъ въ пріуральскихъ земляхъ, и подверглись лишь нкоторымъ передлкамъ гораздо поздне, когда состоялось уже переселеніе въ суровую страну гранита и озеръ, когда началась упорная борьба съ природой уже не за счастіе и радости, ja за простое сохраненіе самой жалкой жизни, когда творчество народной фантазіи окрасилось глубокой печалью.
Потомъ пришли шведы, которые до XII ст. сами были крайне некультурны, но въ отличіе отъ тихихъ, миролюбивыхъ финновъ были вдобавокъ воинственны, жестоки и деспотичны. Началось насильственное насажденіе христіанства. Обычаи и древніе идеалы народа топтались въ грязь, все національно-финское стало считаться варварскимъ, языческимъ, и народные пвцы подвергались гоненію. Не мудрено, что при такихъ условіяхъ возвышенная финская поэзія перестала развиваться и надолго притаилась въ душ порабощеннаго народа.
Къ этому періоду относится начало процвтанія заклинаній (Loitsurunot), т. е. мистическихъ псенъ, которыми финскіе колдуны старались заклинать безчисленныя народныя бдствія. Колдуны {На академической художественной выставк 1896 г. была прекрасная картина выдающагося финскаго художника г. А. Эдельфельдта ‘Финская заклинательница, поющая стихи’. Суровая фигура старухи, охваченной божественнымъ вдохновеніемъ, проникнута мрачнымъ паосомъ. Картина, по яркости и сил выраженія, можетъ служить прекрасной иллюстраціей къ поэзіи заклинаній, о которыхъ русскіе знали еще въ древности, на что указываютъ наши лтописи, гд нердко упоминаются знаменитые финскіе колдуны. Прим. ред.} и ихъ псни всегда имли значеніе среди финновъ, какъ и среди родственныхъ имъ прочихъ тюркскихъ народовъ. Но особенное усиленіе суеврія бываетъ обыкновенно результатомъ нравственнаго гнета порабощеннаго народа, какъ усиленіе нетрезвости большею частью является результатомъ экономическаго гнета . Какъ бы тамъ ни было, а подъ вліяніемъ средневковыхъ шведовъ фины промняли свою возвышенную народную поэзію на мрачныя псни колдуновъ и цлыхъ пятьсотъ лтъ финская муза молчала.
Но времена перемнились. Шведы цивилизовались и ихъ природное мужество, гордость и достоинство получили боле гуманное направленіе. Вмсто кровавыхъ набговъ на сосднія страны, явилось неудержимое движеніе впередъ по пути прогресса и самосовершенствованія. Вмсто борьбы съ другими народами, идеаломъ скандинавовъ стала побдоносная борьба съ мракомъ и враждебными силами природы, и т же шведы, которые когда-то были только угнетателями финновъ, которые раздавили ихъ своимъ невжественнымъ отношеніемъ ко всему національно-финскому и этимъ пріостановили дйствительное развитіе народа, повели ихъ впередъ къ общечеловческому свту, который ничего не обезличиваетъ, но содйствуетъ лишь возвышеннымъ стремленіямъ.
Съ начала XVIII ст. въ Финляндіи началась дружная борьба сперва съ неблагопріятными условіями природы, потомъ съ нравственными потемками, господствовавшими въ стран. Осушались болота, пролагались хорошія дороги, учреждались народныя школы и постепенно выработались боле нормальныя отношенія между шведскими помщиками и финскими мужиками. Изъ абовскаго университета {Посл большого пожара, уничтожившаго зданія университета, онъ былъ переведенъ въ Гельсингфорсъ (1827 г.).} стали распространяться финскіе священники, происходившіе частью изъ народа и явившіеся дйствительными защитниками его. Наконецъ (1784) появилось новое законодательство, оградившее крестьянское сословіе отъ всякаго произвола и давшее представителямъ сословія въ ландаг дйствительное значеніе.
Но глубоко укоренившееся недовріе финновъ къ пришлымъ завоевателямъ мшало общему длу, и усилія шведовъ давали лишь слабые результаты. Только съ начала текущаго столтія народъ какъ бы ожилъ и сталъ доврчиве принимать культуру отъ ‘шведскихъ господъ’, какими все еще оставались для финновъ привилегированные классы, состоящіе изъ шведовъ и ошведившихся финновъ.
Понемногу начинали приносить плоды усилія шведскаго элемента въ стран, направленныя къ просвщенію народа.. Въ тридцатыхъ годахъ появился Эліасъ Ленротъ, человкъ изъ народа, хотя шведскаго происхожденія. Это былъ первый финляндскій интеллигентъ, занявшійся изученіемъ финской народной поэзіи, и его усиліями собраны сохранившіяся въ памяти народа псни Калевалы (1835 г.), Кантелетаръ (1840 г.), ему же принадлежитъ много серьезныхъ изслдованій о народныхъ поговоркахъ, поврьяхъ, заклинаньяхъ и проч. Съ этого началось возрожденіе финскаго трорчества.
Въ 1847 г. появилась первая оригинальная комедія на финскомъ язык ‘Волшебникъ’ Петра Ганвикайнена, вещь сама по себ незначительная, не удержавшаяся въ театр до вашихъ дней. Но самый фактъ появленія на сцен финской оригинальной комедіи имлъ огромное воспитательное значеніе, такъ какъ сразу ободрилъ финскую народную партію къ дальнйшимъ попыткамъ въ томъ же род, и на финскомъ язык начали появляться сочиненія Шекспира, Шиллера, Рунеберга, а также нсколько новыхъ оригинальныхъ пьесъ.
Впрочемъ, все это были лишь попытки, и настоящій расцвтъ новаго финскаго творчества относится къ шестидесятымъ годамъ? когда реформы Императора Александра II отозвались и на Финляндіи подъемомъ всхъ силъ страны, и когда созывомъ перваго посл присоединенія Финляндіи сейма (1863 г.), ей было возвращено начинавшее уже падать довріе къ будущему {Съ 1809 по 1863 г., не смотря на сохранявшуюся въ стран конституцію, сеймы не созывались, вслдствіе чего законодательства не было и оставались въ сил самые устарлые законы.}. Быстро стали тогда умножаться финскіе литераторы, писавшіе по всмъ отраслямъ знанія и создававшіе одно періодическое изданіе за другимъ. Наконецъ, появился и первый финскій романистъ Алехсивъ Киви (1834—1872 г).
Дйствительная фамилія Киви была Стенваль. Какъ и Ленротъ, онъ былъ сыномъ простого ремесленника изъ офинившагося шведскаго рода, какъ и тотъ, онъ поздно началъ учиться (на 17-мъ году), но работалъ съ такой энергіей, что въ шесть лтъ подготовился ко вступленію въ университетъ. Къ сожалнію, здоровье его оказалось настолько надорваннымъ, что онъ не въ силахъ былъ окончить курса. Онъ усплъ написать только нсколько превосходныхъ драматическихъ сочиненій, изъ которыхъ лучшимъ считается драма ‘Kullervo’ (1860 г.), и одинъ романъ ‘Seitsemn veljest’ (Семь братьевъ, 1870 г.), до настоящаго времени остающійся лучшимъ беллетристическимъ сочиненіемъ на финскомъ язык. Въ томъ же году, когда вышелъ въ свтъ его единственный романъ, Киви сошелъ съ ума и два года спустя умеръ въ убжищ для неизлчимыхъ душевно-больныхъ.
Киви былъ настолько крупной литературной величиной, что, несмотря на малочисленность его сочиненій, онъ явился создателемъ особой школы финскихъ писателей. Его отличительныя литературныя черты: восторженное отношеніе къ значенію просвщенія для блага финскаго народа, горячій финскій патріотизмъ, но безъ ненависти къ сосднимъ народамъ, выборъ исключительно народныхъ сюжетовъ для своихъ беллетристическихъ сочиненій, чрезвычайная простота какъ фабулы, такъ и формы изложенія, художественная отдлка языка и формы сочиненія, нкоторая тенденціозность, достаточно замаскированная, чтобы не ронять художественныхъ достоинствъ сочиненій. Вс эти черты сдлались отличительными для цлой школы, о которой мы будемъ еще говорить подробне. Теперь же упомянемъ о другомъ мастер, тоже создавшемъ свою школу въ финской литератур, почти одновременно съ Киви.
Это былъ Піетари Пейваринта, простой саволакскій мужикъ, который сломалъ однажды ногу и, лежа въ постели, вздумалъ отъ скуки написать свою автобіографію подъ названіемъ ‘Elmni’ (‘Моя жизнь’, 1870 г.). Это сочиненіе, не имвшее ни малйшихъ художественныхъ достоинствъ, произвело, однако, на читателей неизгладимое впечатлніе. Такого правдиваго изображенія крестьянской жизни во всей ея сренькой неприглядности, въ то же время ‘о всмъ ея ничмъ не прикрашеннымъ, ни въ чемъ неопоэтизированнымъ трагизмомъ — не давалъ еще никто. Для этого Киви и его школа слишкомъ дорожили красотою формы, а реалисты шведской партіи слишкомъ плохо знали финскій народъ. Между тмъ, именно такое фотографически врное изображеніе народной ‘жизни, притомъ исходящее отъ самихъ мужиковъ, было больше всего кстати во время начинавшагося въ стран всесторонняго обновленія устарлыхъ порядковъ и для партійныхъ цлей быстро окрпшей партіи финомановъ {Сторонниковъ признанія финскаго языка въ Финляндія государственнымъ и заклятыхъ враговъ шведскаго элемента.}.
Книга Пейваринта имла колоссальный успхъ и вызвала подражанія. Явились такіе же, едва грамотные писатели, какъ и онъ. Постепенно образовалась цлая школа народныхъ новеллистовъ, которые нашли себ сильную поддержку и пріютъ въ финскихъ газетахъ и слпо подражаютъ Пейваринта, заботясь только о правдивости разсказа и ни въ грошъ не ставя прочія условія художественнаго творчества. Такимъ образомъ, Пейваринта сдлался основателемъ своеобразной и очень полезной школы финскихъ новеллистовъ.
Сами по себ сочиненія Пейваринта не имютъ какихъ-либо литературныхъ достоинствъ. Ихъ значеніе, какъ и всего, что создается этой школой, чисто этнографическое. Тмъ не мене, нельзя отрицать огромнаго дарованія у человка, который безъ всякаго образованія и безъ всякой посторонней помощи могъ выработать особый видъ этнографическихъ очерковъ, достаточно любопытныхъ, чтобы заинтересовать читателей и въ высшей степени соотвтствовавшихъ запросамъ времени.
Піетари Пейваринта родился въ 1827 г., въ бдной деревушк, гд имть удовлетворительную пищу въ теченіе круглаго года считалось почти несбыточной мечтой. Родители выучили его читать, а письму онъ научился отъ сверстниковъ, потому что для содержанія школы его деревня была слишкомъ бдна, а ныншнихъ подвижныхъ народныхъ школъ тогда еще не было. Съ двнадцатилтняго возраста онъ былъ уже чернорабочимъ, двадцати съ чмъ-то лтъ онъ женился на такой же бдной двушк, каковы были вс его голодавшія родственницы. Но онъ былъ отличный и очень умный работникъ, вслдствіе чего ему охотно давали всякую работу, и постепенно онъ скопилъ столько, что могъ купить, хотя съ большимъ долгомъ, крошечный участокъ земли, на которой собственноручно сложилъ себ избу. Въ этой изб онъ зажилъ со своей быстро умножавшейся семьею. Радостей въ его жизни почти не бывало. За то голодалъ онъ часто и подолгу, съ горя напивался иногда до пьяна, при чемъ билъ жену, посл чего терзался угрызеніями совсти, и жизнь становилась еще мрачне.
Въ то время начиналось уже быстрое распространеніе газетъ и брошюръ среди народа. Пейваринта съ увлеченіемъ схватился за чтеніе, смутно сознавая, что долженъ же найтись выходъ изъ бдственнаго положенія, въ которомъ находился финскій мужикъ, и что этотъ выходъ надо искать въ просвщеніи. Впослдствіи случай натолкнулъ его на писательскую дятельность, а сограждане стали выбирать его депутатомъ въ сеймъ и на разныя выборныя должности, вслдствіе чего матеріальное положеніе семьи Пейваринта значительно поправилось, хотя никогда не достигло сколько-нибудь обезпеченнаго существованія.
Кром своей автобіографіи, Пейваринта написалъ нсколько разсказовъ изъ народнаго быта и нчто въ род сборника размышленій подъ заглавіемъ Elmn havainnoita (‘Наблюденія жизни’). Замчательно, что, не смотря на все имъ пережитое Пейваринта является завзятымъ оптимистомъ, смло глядитъ на будущее, которое рисуется ему въ свтлыхъ краскахъ, и говоритъ о несчастіяхъ народа съ печалью, но безъ всякой горечи, безъ всякаго унынія. Ни минуты въ продолженіе всей жизни Пейваринта не сомнвался, что будущность принадлежитъ мужикамъ, а не господамъ, и что теперь уже близокъ конецъ испытаній финскаго народа. Къ шведской партіи Пейваринта питалъ больше презрительнаго равнодушія, чмъ ненависти. Въ шведахъ онъ видлъ побжденныхъ враговъ. Къ Россіи онъ не высказывалъ особеннаго расположенія, но всегда считалъ русскихъ природными союзниками финновъ противъ ‘шведскихъ господъ’.
Пейваринта еще живъ, но уже очень старъ и больше не пишетъ.
Киви и Пейваринта, какъ представители предшествовавшаго поколнія, сошли со сцены, и на ихъ мсто появилась цлая фаланга финскихъ писателей, которые длятся на дв школы, но во всемъ, что касается финской партіи работаютъ съ рдкимъ единодушіемъ и дружно ведутъ свой народъ впередъ.
Об школы имютъ много общаго и отнюдь не враждуютъ между собою. Различіе между ними, главнымъ образомъ, заключается въ томъ, что послдователи Киви, какъ эстетики и сторонники высшаго образованія, придаютъ большое значеніе художественной отдлк своихъ сочиненій, избгаютъ чисто этнографическихъ сюжетовъ и ближе къ скандинавской партіи, которая, во всякомъ случа, располагаетъ главнйшими интеллигентными силами страны, а потому считается ‘кивистами’ все еще необходимой для общаго блага Финляндіи, послдователи же Пейваринта упрямо пренебрегаютъ художественными сторонами литературнаго дла, совершенно равнодушны къ высшему образованію и чуждаются всего шведскаго съ прирожденной ненавистью, не разбирая ни хорошаго, ни худого и пренебрегая даже явными благами для народа, если эти блага преподносятся ‘шведскими господами’.
Об школы демократичны и не берутъ для своихъ сочиненій иныхъ темъ, какъ сюжеты изъ народнаго быта. Но Послдователи Киви, большею частью, происходятъ изъ привилегированныхъ сословій, получили университетское образованіе и живутъ господами, въ чемъ не видятъ ни малйшаго противорчія своимъ демократическимъ убжденіямъ. Послдователи Пейваринта исключительно мужики, получившіе лишь самое элементарное образованіе, и какъ бы ни измнялись ихъ обстоятельства, живутъ мужиками, пренебрегая всмъ, что напоминаетъ господъ.
Что касается формы, об школы почти исключительно придерживаются повствовательнаго рода литературы, причемъ послдователи Киви допускаютъ и обширный объемъ сочиненій, не пренебрегая ни романомъ, ни длинной повстью, тогда какъ мужики почти исключительно пишутъ коротенькіе этнографическіе очерки, которые не вполн правильно называютъ новеллами.
Есть еще одна общая черта у всхъ новйшихъ финскихъ писателей, не исключая обоихъ основателей школъ. Связующею нитью во всхъ финскихъ беллетристическихъ сочиненіяхъ является прославленіе успховъ культуры въ финскомъ народ и горячій призывъ къ дальнйшему движенію впередъ. Въ этомъ отношеніи вс финны прогрессисты, только интелигентные послдователи Киви смотрятъ на дло шире и смло требуютъ самаго широкаго примненія своего принципа, тогда какъ мужики, со свойственной крестьянамъ осторожностью и подозрительностью лишь недавно освободившихся отъ гнета людей, боятся высшихъ проявленій культуры, какъ чего-то ‘господскаго’. Романъ Киви ‘Семь братьевъ’ ничто иное, какъ поэтическое изображеніе благотворнаго вліянія культуры на первобытнаго человка, и въ этомъ отношеніи Киви является образцомъ для всхъ финскихъ писателей. Но каждый разрабатываетъ идею по своему и со своей точки зрнія, притомъ, далеко не вс (даже изъ послдователей Киви) раздляютъ его оптимистическую восторженность. Такъ, нкоторые подмтили, что народъ склоненъ усваивать лишь наружныя формы цивилизаціи, и безпощадно обличаютъ это нежелательное явленіе, другіе выставляютъ на свтъ остатки варварства и осмиваютъ предразсудки, третьи скорбятъ объ утрат народомъ своихъ поэтическихъ обычаевъ и стараются доказать, что многіе обычаи не только могли бы вполн ужиться съ новйшей культурой, но представили бы еще извстный оплотъ противъ распространяющагося въ народ крайняго матеріализма.
Вообще, какъ уже было сказано въ начал этого очерка, финскіе писатели чрезвычайно правдивы и всегда изображаютъ народъ безъ прикрасъ. Въ этомъ отношеніи послдователи Пейваринта идутъ дальше своихъ интеллигентныхъ единомышленниковъ и рисуютъ иногда весьма грубыя картины. Кивисты слишкомъ восторженные поклонники эстетики и возмутительныхъ сюжетовъ избгаютъ, вслдствіе чего финскій мужикъ въ ихъ изображеніи выходитъ симпатичне. Но прикрашивать истину вымышленными чертами не станетъ ни одинъ финскій писатель, такъ какъ подобныя прикрасы осмиваются критиками обихъ партій и противорчатъ народной гордости. ‘Мы не настолько дурны, чтобы нуждаться въ искаженіяхъ истины!’ писалъ одинъ финскій критикъ, съ презрніемъ отвергая преувеличенныя похвалы иностранцевъ финнамъ по поводу послдней выставки.
Финскіе новеллисты не лишены тонкаго юмора, благодаря которому они умютъ забавно разсказывать о всякихъ обыденныхъ ‘происшествіяхъ’ въ деревн. Но они охотне описываютъ печальныя явленія, полагая, что прежде всего надо освтить темныя стороны жизни и что горе ярче характеризуетъ человка, чмъ радости. Бдность изображается во всхъ ея видахъ, но всегда какъ послдствіе самыхъ простыхъ причинъ, каковы: неурожаи, слишкомъ большая семья, пьянство, преступленія, грубость нравовъ, эмиграція и проч. О высшихъ сословіяхъ финскіе писатели говорятъ мало, но почти всегда насмшливо или съ горечью. Больше всего ихъ раздражаетъ пренебреженіе ученыхъ къ невждамъ и непониманіе правящихъ классовъ ими же управляемаго народа.
Есть и свои отрицательныя стороны. Изложеніе почти всегда растянуто и размры разсказа рдко соотвтствуютъ содержанію. Впрочемъ, такова вдь и рчь финскаго мужика, который никогда не уметъ выражаться кратко. Въ выбор сюжетовъ финскіе беллетристы тоже не выказываютъ особенной находчивости и замтно страдаютъ отсутствіемъ критическихъ способностей. Притомъ они не богаты красками, не блещутъ смлостью воображенія и задуманную идею проводятъ съ такою упрямою настойчивостью, что часто получается совсмъ излишняя тенденціозность.
Вс эти недостатки, главнымъ образомъ, присущи школ Пейваринта, хотя и послдователи Киви не вполн ихъ чужды. Но надо оговориться, что финская литература такъ молода и такъ быстро совершенствуется, что такіе недостатки позволительно считать лишь временными. Во всякомъ случа, уже теперь есть представители обихъ школъ, достигшіе высокаго художественнаго развитія, свободные отъ этихъ недостатковъ. Однако, пока еще такіе мастера остаются исключеніями и сказаннаго измнить не приходится.
Первымъ представителемъ школы Киви и вообще наиболе талантливымъ изъ современныхъ финскихъ писателей неоспоримо является Іуханни Ахо (Іоганнъ Брофельдтъ), который, несмотря на свою молодость, усплъ уже прославиться далеко за предлами отечества и какъ по литературному значенію въ стран, такъ и по рдкому художественному дарованію стоитъ совершенно особнякомъ.
Г. Ахо родомъ изъ Саволакса (Эстерботніи), какъ и Пейваринта. Онъ родился въ 1861 г., и его отецъ, старый пробстъ Брофельдтъ, до сихъ поръ еще служитъ настоятелемъ большого сельскаго прихода. Молодой писатель получилъ отличное общее образованіе, которое закончилъ на философскомъ факультет гельсингфорскаго университета, и очень рано началъ сотрудничать въ финскихъ и шведскихъ газетахъ народной партіи. Еще студентомъ онъ былъ однимъ изъ основателей газеты ‘Pivalehti’, а въ настоящее время состоитъ редакторомъ газеты ‘Uusi Kuvalehti‘, которая считается весьма важнымъ органомъ финской партіи.
Въ ранней молодости г. Ахо былъ подъ такимъ сильнымъ вліяніемъ сочиненій Киви, что обвинялся въ слпомъ подражаніи. Теперь онъ давно отдлался отъ всякаго посторонняго вліянія и совершенно самобытенъ, хотя строго придерживается основныхъ требованій школы, во глав которой очутился. Талантъ г. Ахо по преимуществу лирическій. Но онъ очень вдумчивъ, развилъ въ себ наблюдательность самаго трезваго реалиста и потому отнюдь не злоупотребляетъ своими лирическими порывами. Его финскій языкъ такъ хорошъ и литературенъ и такъ сильно разнится отъ языка всхъ предшествовавшихъ финскихъ писателей, что г. Ахо приходится считать создателемъ ныншняго литературнаго финскаго языка. Отмтимъ еще, что ему не чужда сатира, что составляетъ совершенное исключеніе среди финновъ, которые обладаютъ юморомъ, но никакъ не сатирическимъ талантомъ.
Въ творческомъ отношеніи г. Ахо большой мастеръ улавливатъ самые тонкіе оттнки душевныхъ настроеній и создавать небольшія, чрезвычайно яркія картинки какъ изъ народнаго быта, такъ и чисто описательныя. За то эпическое повствованіе ему не дается, вслдствіе чего въ большомъ роман, гд приходится изображать жизнь во всей ея шири и во всей сложности послдовательныхъ событій, онъ теряется въ мелочахъ и не уметъ поддерживать непрерывности общаго повствованія.
Охотне всего онъ изображаетъ простыхъ людей въ самой незатйливой обстановк, но съ тонкимъ анализомъ ихъ чувствъ и побужденій, замысловатые сюжеты его не увлекаютъ. Способность изображать природу въ короткихъ, удивительно яркихъ описаніяхъ онъ довелъ до виртуозности.
Г. Ахо росъ среди народа какъ разъ въ разгаръ финскаго народническаго движенія и сдлался убжденнымъ сторонникомъ финской партіи. Отыскивая свои идеалы среди народныхъ массъ, онъ проникся многими особенностями саволакскихъ крестьянъ и усвоилъ себ ихъ стоическое міровоззрніе. Отсюда его непосредственность, удивительная оригинальность и способность анализировать такія чувства, какихъ въ большинств случаевъ привилегированныя сословія не понимаютъ.
Г. Ахо выступилъ на литературное поприще въ начал восьмидесятыхъ годовъ и сразу имлъ огромный успхъ. Его первые два разсказа: ‘Siihen aokaan kuin is lampun osti’ (Когда отецъ покупалъ лампу) и ‘Rautatie‘ (Желзная дорога), въ которыхъ съ неподражаемымъ юморомъ изображается переполохъ, вносимый культурой въ неподвижное существованіе первобытныхъ людей, вошли во вс финскія хрестоматіи. Посл этого онъ написалъ много превосходныхъ разсказовъ, собранныхъ въ два сборника: ‘Lastuja‘ (‘Стружки’, 2 тома), дв большія повсти и романъ ‘Papin tytr‘ съ продолженіемъ подъ заглавіемъ ‘Papin rauva‘ (‘Дочь священника’ и ‘Жена священника’) {Русскій переводъ напечатанъ въ ‘Русск. Встн.’ 1895 г. подъ заглавіемъ ‘Въ глуши Финляндіи’.}. Особенно хороши его мелкіе разсказы, вошедшіе во второй томъ ‘Стружекъ’. Въ своемъ единственномъ роман г. Ахо мене увлекателенъ, хотя, несмотря на безхитростность сюжета — простое описаніе одной неудавшейся женской жизни, какихъ тысячи, романъ читается съ интересомъ и подкупаетъ удивительной правдивостью.
Г. Брофельдтъ (Ахо) принадлежитъ къ наиболе вліятельнымъ людямъ финской партіи и очень полезенъ стран своимъ спокойнымъ отношеніемъ къ самымъ жгучимъ политическимъ вопросамъ. Онъ врагъ всякихъ междоусобицъ, иметъ примирять партіи и очень разсудительно относится въ Россіи. Но это — не спокойствіе равнодушія, не разсудительность индифферентизма, а самообладаніе и оптимизмъ истиннаго демократа, нисколько не сомнвающагося въ силахъ своей партіи и не придающаго значенія несвойственному демократіи фрондерству.
Какъ въ литературномъ, такъ и въ политическомъ отношеніи значеніе г. Ахо все еще поднимается. Его сочиненія уже цликомъ переведены на шведскій языкъ, а многія изъ нихъ появлялись также на нмецкомъ, французскомъ, англійскомъ и русскомъ {Нкоторые изъ разсказовъ I. Ахо въ русскомъ перевод были напечатаны въ ‘Встн. Европы’.}. Читателямъ ‘Міра Божьяго’ онъ знакомъ по разсказу ‘Отверженный’, напечатанномъ въ іюн и іюл 1896 г., и небольшой вещиц въ февральской книг прошлаго года.
Изъ прочихъ писателей и писательницъ школы Киви можно упомянуть слдующихъ.
Юго Пейоненъ (Juho Peijonen), священникъ, обладающій большимъ повствовательнымъ дарованіемъ и знатокъ финскаго народа, изъ котораго происходитъ. Теологическій факультетъ былъ не особенно полезенъ для развитія его таланта и съузилъ его кругозоръ. Тмъ не мене, его мелкіе разсказы, собранные въ два тома подъ общимъ заглавіемъ ‘Kertoelmia‘ (‘Разсказы’), и довольно большая повсть ‘Vaihdokas‘ (‘Промна’) читаются съ большимъ интересомъ, изобилуютъ юмористическими сценками и даютъ весьма цнный этнографическій матеріалъ. Разсказъ ‘Въ голодный годъ’ лучшее изъ всего, что онъ написалъ, и признается наиболе талантливымъ изъ многочисленныхъ сочиненій на эту печальную тему.
Очень пріятнымъ повствователемъ можно еще назвать Сантери Ингмана, который обладаетъ особеннымъ талантомъ легко и занимательно излагать самыя серьезныя научныя свднія. Эта способность г. Ингмана тмъ боле цнна, что онъ докторъ философій и человкъ чрезвычайно свдущій, въ особенности въ области исторіи. Какъ популяризаторъ науки, онъ не иметъ соперниковъ. Какъ беллетристъ, онъ значительно слабе.
Мина Кантъ — главнымъ образомъ драматическая писательница, но пишетъ и небольшія новеллы изъ крестьянской жизни. Къ сожалнію, это очень неровный талантъ, вслдствіе чего не существуетъ ни одного сочиненія, въ которомъ она выдержала бы одинъ общій тонъ. Почти всегда у нея тонко прочувствованныя страницы смняются аляповатыми сентиментальностями, и все въ цломъ производитъ впечатлніе чего-то вымученнаго. Но это очень образованная и начитанная женщина, умющая въ каждомъ разсказ сообщать своимъ читателямъ полезныя свднія или давать пищу для размышленія.
Аркидъ Іернефельтъ прославился своимъ романомъ ‘Родина’, по не относится къ писателямъ разсматриваемыхъ школъ, потому что пишетъ хотя и по-фински, но не для народа. Его романъ положительно бы выигралъ, если бы появился на шведскомъ язык. За то своимъ появленіемъ въ финской литератур этотъ романъ знаменуетъ, что она уже окрпла, разрослась и не служитъ только интересамъ одной демократической партіи. Къ послдователямъ Киви его, однако, нельзя причислить.
Финскій лирикъ I. Эрко написалъ небольшую повсть въ дух Киви, а именно ‘Uskovainen‘ (‘Врующій’). Повсть очень недурна, написана съ большимъ чувствомъ и не безъ философской глубины. Разумется, нельзя еще назвать г. Эрко новеллистомъ, но такъ какъ онъ, по всмъ вроятіямъ, не остановится на первомъ опыт, увнчавшемся полнымъ успхомъ, то мы сочли необходимымъ упомянуть и его.
Изъ представителей второй школы прежде всего слдуетъ назвать г. Алькіо, который по сил таланта и по значенію въ финской литератур относится къ своимъ сотоварищамъ, какъ Ахо относится къ прочимъ послдователямъ Киви. Трудно даже причислить Алькіо къ школ Пейваринта, настолько онъ въ художественномъ отношеніи выше самого основателя школы. Но во всхъ другихъ отношеніяхъ онъ врный представитель своей школы.
Дйствительное имя г. Алькіо — Алексисъ Филяндеръ. Ему тридцать съ чмъ-то лтъ и родомъ онъ изъ окрестностей Вазы, гд живетъ, занимаясь сельской торговлей. Но это отнюдь не кулакъ. Наоборотъ, онъ — врный союзникъ бднйшихъ классовъ общины, въ которой является очень вліятельнымъ лицомъ.
Въ юности онъ не получилъ школьнаго образованія, но съ энергіей истаго эстербтонійца самоучкой добился нкоторыхъ познаній, много читалъ и теперь наиболе просвщенный изъ послдователей ПеЙваринта. Онъ дятельнйшій членъ общества трезвости, основалъ нсколько кружковъ для самообразованія, часто выступаетъ въ роли народнаго оратора и редактируетъ небольшую газету для юношества ‘Pyrkija’.
Насколько онъ талантливъ, видно уже по его быстрому совершенствованію въ художественномъ отношеніи. Его первыя повсти были блдны и до нельзя растянуты. Но съ каждымъ новымъ произведеніемъ его очень плодовитаго пера, въ немъ проявлялось все больше и больше художественной твердости, выборъ сюжета становился глубже и опредленне, стиль пріобрталъ больше выразительности, растянутость и многословіе исчезали. Въ его новйшемъ роман ‘Puukkojunkkarit’ {Непереводимое слово, выражающее приблизительно: герои ножа, ‘Puukto’ финскій ножъ, которымъ эстерботнійцы злоупотребляли не мало.} онъ является уже такимъ мастеромъ въ изображеніи народной жизни, что узнать въ немъ расплывчатаго автора первыхъ сочиненій нтъ никакой возможности. Его послдніе два разсказа ‘Отецъ въ Америк‘ и ‘Изъ-за короба’ {‘Міръ Божій’ No 2, 1896 года, ‘Изъ финскаго быта’.} обладаютъ еще большими художественными достоинствами и могутъ служить залогомъ, что самоучка-писатель далеко еще не остановился въ своемъ развитіи.
Алькіо много читаетъ, говорятъ, изучилъ даже нмецкій языкъ и, благодаря своей удивительной даровидности, не замедлитъ опередить многихъ изъ своихъ ученыхъ сотоварищей. Но именно такое неудержимое стремленіе къ высшему развитію и къ наук неминуемо перетянетъ его на сторону интеллигентныхъ послдователей Киви, чему можно только порадоваться.
Боле типичнымъ, хотя и мене талантливымъ представителемъ школы ‘мужиковъ-новеллистовъ’, является Kaupis (врне Heikki Kaupinen), который тоже поднялся до положенія признаннаго писателя изъ низшихъ общественныхъ слоевъ. Онъ былъ батракомъ въ пасторат Брофельдта, когда сыновья стараго пастора выучили его самому главному изъ знаній писателя, а именно грамот. Правда, учителя были не первые встрчные, старшій изъ этихъ учителей называется теперь Іуханни Ахо. Но и ученикъ, которому было уже девятнадцать лтъ, оказался настолько необыкновеннымъ, что вскор сдалъ установленный закономъ экзаменъ и прямо изъ батраковъ перешелъ на должность народнаго учителя, а нсколько лтъ спустя былъ назначенъ директоромъ воспитательнаго заведенія для испорченныхъ мальчиковъ.
Хейки началъ свою писательскую дятельность съ маленькихъ разсказовъ, въ которыхъ слпо подражалъ своему бывшему учителю и покровителю. Опытъ, разумется, былъ неудаченъ. Но вскор онъ созналъ, что съ успхомъ можетъ писать только въ дух Пейваринта и другихъ мужиковъ-писателей, посл чего пересталъ подражать кому бы то ни было и сталъ писать этнографическіе очерки безъ всякихъ претензій. Теперь сочиненія Хейки довольно популярны и могутъ служить характерными образцами достоинствъ и недостатковъ школы народныхъ новеллистовъ. Онъ пишетъ растянуто, не уметъ соразмрять отдльныя части повствованія и путаетъ разсказъ совершенно ненужными и неотносящимися къ длу вводными сценами, или пускается въ наивныя разсужденія о имъ же разсказанномъ обстоятельств. Но все, что онъ сообщаетъ о народ, иметъ силу первоисточника, проникнуто величайшей искренностью и западаетъ въ душу читателя, какъ все безъискусственное и не бьющее на эффектъ.
Лучшія сочиненія г. Хейки: ‘Vija’ (имя собственное), ‘Kirottua tyt‘ (‘Проклятая работа’) и ‘Laarа’ (прозвище), вс три появившіяся отдльными изданіями. Содержаніемъ всхъ этихъ повстей служитъ изображеніе тяжелыхъ условій, въ которыхъ все еще находится финская женщина. Особенно удачна вторая повсть (‘Проклятая работа’), въ которой разсказывается о крестьянской двушк, единственной дочери богатаго мужика, корый любилъ ее, какъ зницу ока, но держалъ точно въ терем, желая уберечь отъ всякаго зла. Старикъ презиралъ просвщеніе и называлъ умственный трудъ ‘проклятой работой’. Но изъ тщеславія онъ не захотлъ оставить дочь неграмотной, а просвщеніе не замедлило разбить стнки терема, такъ какъ двушка вошла въ переписку со своимъ возлюбленнымъ и добилась своего счастія, которое отецъ считалъ несчастіемъ. Вс выведенныя лица обрисованы врно. Особенно хороша психологическая разработка типа стараго самодура. Если бы не присущее автору утомительное многословіе, повсть была бы одной изъ лучшихъ на финскомъ язык.
Изъ прочихъ послдователей Пейваринта можно упомянуть Мерилайнена, Лизи Терво (писательницу), Сиссаласа и Кіэстиса (псевдонимъ г. I. Кокко). Но говорить о каждомъ изъ нихъ не стоитъ, такъ какъ все сказанное о г. Хейки относится и къ нимъ, только талантливости у нихъ гораздо меньше и совершенствованія у нихъ почти не замтно.
Отто Туоми (Хегблюмъ) и Тейво Паккала подаютъ больше надеждъ, но написали еще очень мало и заняты преимущественно газетной работой, которой и отдаютъ вс свои силы.
Финскіе поэты въ настоящее время немногочисленны и по достоинству стоятъ несравненно ниже прозаиковъ. Дло въ томъ, что Финляндія переживаетъ эпоху сильнаго демократическаго движенія, причемъ выдвинуто на первую очередь столько важныхъ насущныхъ вопросовъ, что на искусство для искусства не остается ни времени, ни охоты. Стихотворная же форма поэзіи рдко уживается съ тенденціозностью, которая всегда появляется въ литератур такой эпохи, вслдствіе чего стихотворство у финновъ не процвтаетъ.
Однако нсколькихъ народныхъ поэтовъ можно назвать.
Пааво Короненъ (1775—1840) жилъ еще до начала ныншняго движенія и былъ чмъ-то въ род крестьянскаго трубадура. Онъ ходилъ изъ деревни въ деревню, воспвая преимущественно въ экспромптахъ событія дня или добрыя старыя времена, когда нравы финновъ были чище и шведское вліяніе, не смотря на гнетъ, слабе. Если бы Короненъ родился двумя столтіями раньше, онъ былъ бы однимъ изъ народныхъ колдуновъ-поэтовъ и, вроятно, имлъ бы огромное вліяніе на крестьянъ. Теперь же его дятельность не имла какого-либо значенія и сборникъ его стиховъ (Korhosen rnnot. 1848) читается лишь для забавы.
У Коронена было цлыхъ 18 послдователей, антологическія сочиненія которыхъ составляютъ весьма объемистый томъ. Но эти пвцы были нужны только на богатыхъ крестьянскихъ свадьбахъ и знакомиться съ ихъ произведеніями нужно только этнографу.
Въ шестидесятыхъ годахъ имли уже обще-литературный интересъ лирическія произведенія слпого пвца Калліо (S. G. Berg), который не былъ замчательнымъ версификаторомъ, но обладалъ большимъ чувствомъ. Немного поздне появились лирическія стихотворенія г. Оксанена (А. Альквиста) въ отдльномъ сборник, подъ заглавіемъ ‘Искры’ (Skeni). Стихи Оксанена довольно безцвтны, но написаны хорошимъ языкомъ, а главное, проникнуты патріотизмомъ, вслдствіе чего большею частью переложены на музыку и очень популярны. Третьимъ современнымъ финскимъ поэтомъ является г. Krohn, человкъ очень образованный и владющій стихомъ въ совершенств. Но г. Кронъ по происхожденію нмецъ, финскій языкъ изучилъ случайно и всегда останется чуждъ своеобразному народу, который принужденъ былъ, выдвинуть собственныхъ мужиковъ писателей, настолько ему не, навистна всякая интеллигенція изъ иноплеменниковъ.
Пааво Канандеръ — посредственный лирическій поэтъ, но хорошій пореводчикъ англійскихъ, шведскихъ и нмецкихъ поэтовъ на финскій языкъ. Крамсу употребляетъ стихотворную форму для популяризаціи въ народ отечественной исторіи, которую сообщаетъ въ вид балладъ. Казиміръ Лейно (Ленбонъ) начинающій поэтъ съ большимъ дарованьемъ, но съ неопредлившимся еще направленіемъ.
Изъ поэтовъ, писавшихъ для театра, надо упомянуть Карла Бергбома, Роберта Кильяндера и въ особенности Эвалда Янсона (р. въ 1844 г.). Трагедіи послдняго имютъ постоянный успхъ среди финновъ и вполн серьезны, хотя нсколько холодны.
По каждому отдлу финской литературы мы назвали лишь наиболе выдающихся или наиболе популярныхъ изъ современныхъ писателей. Въ дйствительности ихъ гораздо больше и число ихъ съ каждымъ годомъ увеличивается. Писать по-фински, главнымъ образомъ для народа, считается теперь въ Финляндіи такимъ патріотическимъ дломъ, которымъ не пренебрегаютъ наиболе выдающіеся люди страны. Кто не можетъ писать оригинальныхъ сочиненій — переводитъ со шведскаго или съ другихъ языковъ, ученые пишутъ популярныя статьи и брошюры, почти вс грамотные люди такъ или иначе содйствуютъ обогащенію финской литературы. Результатомъ всхъ этихъ усилій является необычайно быстрый ростъ финской литературы, которая ожила лишь тридцать лтъ тому назадъ, но уже теперь на столько богата, что финны средняго образованія вполн могутъ обходиться безъ знанія иностранныхъ языковъ. Лтъ черезъ двадцать не нужно будетъ постороннихъ языковъ и финнамъ съ университетскимъ образованіемъ, такъ какъ уже теперь довольно много профессоровъ природные финны, а научныя сочиненія усердно переводятся съ нмецкаго и со шведскаго. Тогда маленькая Финляндія, общее число жителей которой лишь около 2.400.000 человкъ, опередить культурную Швецію, которая до сихъ поръ не можетъ обходиться безъ нмецкаго языка ни на одномъ изъ своихъ факультетовъ.
Въ заключеніе считаемъ полезнымъ сообщить о числ издающихся на финскомъ язык періодическихъ изданій.
Политическихъ газетъ — 36
журналовъ религіозныхъ — 5
‘ литературныхъ — 3
‘ сельскохозяйственныхъ — 4
‘ медицинскихъ — 1
‘ педагогическихъ — 2
‘ техническихъ — 2
‘ народныхъ — 13
‘ иллюстрированныхъ — 4
‘ сатирическихъ — 1
‘ издав. учеными обществ. — 8
Всего — 79
Эти свднія мы заимствуемъ изъ статистическаго отчета за 1894 годъ {‘Statistisk rsbok fr Finland utgifven af statistiska centralbyran’. Hels., 1894.}. Съ тхъ поръ народилось еще нсколько журналовъ. Шведскихъ періодическихъ изданій въ Финляндіи уже теперь значительно меньше, чмъ финскихъ (66).