Галлам, Маколей Томас Бабингтон, Год: 1828 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 99 минут(ы)

Т. Б. Маколей

Галламъ.

(Сентябрь, 1828 года).

‘The Constitutional History of England, from the Accession of Henry VII to the Death of George II’. By Henry Hallam. In 2 vols. 1827.
‘Конституціонная Исторія Англіи съ восшествія на престолъ Генриха VII по смерть Георга II’. Сочиненіе Генри Галлама. 2 т. 1827 г.

Маколей. Полное собраніе сочиненій.

Томъ I. Критическіе и историческіе опыты. 2-е исправленое изданіе.

Подъ общею редакціею Н. Тиблена и Г. Думшина

С.-Петербургъ. Изданіе Книгопродавца—Типографа М. О. Вольфа. 1865

OCR Бычков М. Н.

Исторія — по крайней мр въ ея идеально-совершенномъ вид — состоитъ изъ поэзіи и философіи. Она запечатлваетъ въ ум общія истины посредствомъ живаго изображенія частныхъ характеровъ и событій. Но на дл никогда не случалось, чтобы два враждебные элемента, составляющіе ее, образовали совершенную амальгаму, а наконецъ въ самое наше время элементы эти были явно и вполн раздлены. Хорошей исторіи, въ настоящемъ смысл этого слова, мы не имемъ, но у насъ есть хорошіе историческіе романы и хорошіе историческіе опыты. Воображеніе и разумъ — употребляя юридическую метафору — подлили между собою ту область литературы, которою они предъ тмъ овладли per my et per tout, и вотъ они владютъ врозь каждый своею частью, вмсто того, чтобы владть сообща цлымъ.

Сдлать прошедшее настоящимъ, приблизить отдаленное, перенести насъ въ общество великаго человка или поставить на такое возвышеніе, съ котораго можно было бы обозрть поле великой битвы, облечь въ дйствительность человческой плоти и крови существа, на которыя мы слишкомъ склонны смотрть какъ на олицетворенія качествъ въ аллегоріи, вызвать нашихъ предковъ со всми особенностями ихъ языка, нравовъ и одежды, провести насъ по ихъ жилищамъ, посадить съ ними за столъ, обшарить ихъ старомодные гардеробы, объяснить намъ употребленіе ихъ тяжеловсной домашней утвари — вс эти обязанности, лежащія собственно на историк, присвоили себ сочинители историческихъ романовъ. Съ другой стороны, извлекать изъ исторіи философію, руководить нашими мнніями о людяхъ и событіяхъ, открывать связь между причинами и дйствіями, выводить изъ случаевъ прежняго времени общіе уроки нравственности и политической мудрости — стало дломъ особаго класса писателей.

Изъ двухъ родовъ сочиненій, на которые распалась такимъ образомъ исторія, одинъ можно сравнить съ географическою картою, другой съ ландшафтомъ, писаннымъ красками. Картина, хотя и ставитъ предъ нами мстность, не даетъ намъ возможности опредлить съ точностію размры, разстоянія и углы. Карта не есть произведеніе подражательнаго искусства. Она не представляетъ воображенію никакой сцены, но даетъ точныя понятія объ относительномъ положеніи различныхъ пунктовъ и составляетъ боле полезнаго товарища для путешественника или полководца, чмъ могъ бы составить писанный ландшафтъ, хотя бы то былъ самый величественный изъ всхъ, какіе Роза населялъ когда-либо бандитами, или самый милый изъ тхъ, по которымъ Клодъ разливалъ когда-либо мягкій свтъ заходящаго солнца.

Замчательно, что обыкновеніе раздлять два элемента, составляющіе исторію, стало преобладать на континент, такъ же, какъ и въ нашей стран. Италія уже произвела историческій романъ, высокаго достоинства, общающій еще больше въ будущемъ. Во Франціи дло это доведено до нсколько-причудливыхъ размровъ. Сисмонди издаетъ серьёзную и возвышенную исторію королей изъ дома Меровинговъ, весьма цнную, но немного скучную. Потомъ, какъ бы въ товарищи къ ней, выпускаетъ въ свтъ романъ, въ которомъ пытается живо представить характеры и нравы. Такой образъ дйствія иметъ, какъ намъ кажется, вс неудобства раздленія труда, не имя ни одной изъ его выгодъ. Мы понимаемъ практическую пользу отдленія обязанностей кучера отъ обязанностей повара — обдъ будетъ лучше изготовленъ и лошади будутъ лучше досмотрны. Но тамъ, гд дв должности соединены вмст, какъ въ Matre Jacques у Мольера, мы не думаемъ, чтобы дло выигрывало отъ той торжественности, съ какою этотъ плюралистъ переходитъ отъ одной изъ своихъ обязанностей къ другой.

Въ Англіи мы лучше ведемъ эти дла. Сэръ Вальтеръ Скоттъ даетъ намъ романъ, м-ръ Галламъ — критическую и умозрительную исторію. Оба заняты однимъ и тмъ же предметомъ. Но первый смотрятъ на него глазами ваятеля, цль его — представить точное и живое изображеніе вншней формы предмета. Второй — анатомистъ, дло его разсчь предметъ до его сокровеннйшихъ изгибовъ и раскрыть предъ нами вс пружины, приводящія его въ движеніе, и вс обстоятельства, дйствующія на него разрушительно.

М-ръ Галламъ вообще способне, чмъ кто-либо изъ современныхъ писателей исполнить предпринятое имъ дло. Онъ весьма трудолюбивъ и проницателенъ. Познанія его обширны, разнообразны и глубоки. Умъ его одинаково отличается сильнымъ развитіемъ способности обхватывать предметъ и тонкостью такта. Въ умозрніяхъ его нтъ той неопредлительности, которая составляетъ обыкновенный недостатокъ политической философіи. Напротивъ, они поразительно практичны и даютъ намъ не только общія правила, но и средства примнять ихъ къ разршенію частныхъ вопросовъ. Въ этомъ отношеніи они часто напоминаютъ намъ ‘Discorsi’ Макіавелли.

Стиль его иногда можно упрекнуть въ шероховатости. Мы замтили также мстами дурное обыкновеніе, введенное въ моду Гиббономъ — обыкновеніе разсказывать что-нибудь обиняками и намеками. Впрочемъ м-ръ Галламъ иметъ оправданіе, котораго не имлъ Гиббонъ. Произведеніе его предназначено для такихъ читателей, которые уже знакомы съ обыкновенными сочиненіями по исторіи Англіи и потому безъ труда могутъ разршать эти маленькія загадки. Форма этой книги въ цломъ соотвтствуетъ ея содержанію. Языкъ, даже въ самыхъ слабыхъ мстахъ, серьёзенъ и положителенъ и проявляетъ въ каждой строк силу здраваго смысла. Онъ часто возвышается до краснорчія, не страстнаго и цвтистаго, а возышеннаго, серьёзнаго и трезваго — такого, какое прилично было бы въ государственной бумаг или рчи великаго юриста, какого-нибудь Сомерса или Д’Агессо.

Въ этомъ отношеніи свойства ума м-ра Галлама удивительно соотвтствуютъ характеру его слога. Его книга написана въ высшей степени по-судейски. Она вся проникнута духомъ суда, но не духомъ адвокатуры. Онъ перебираетъ обстоятельства дла съ спокойнымъ, непоколебимымъ безпристрастіемъ, не склоняясь ни на право, ни на лво, не говоря ни о чемъ вскользь и ничего не преувеличивая, въ то время какъ адвокаты обихъ сторонъ поперемнно кусаютъ себ губы, слыша какъ выставляются наружу ихъ сбивчивыя, ложныя показанія и софизмы. Вообще мы можемъ смло сказать, что Конституціонная Исторія Англіи — самая безпристрастная книга, какую мы когда-либо читали. Мы тмъ боле полагаемъ своею обязанностью ршительно высказать это мнніе при начал нашего разбора, что, при дальнйшихъ замчаніяхъ, мы считаемъ нужнымъ останавливаться преимущественно на тхъ мстахъ, съ которыми мы не согласны.

У м-ра Галлама есть одна особенность, которая, увеличивая достоинство его сочиненій, уменьшитъ нсколько, мы опасаемся, ихъ популярность. Онъ мене всхъ историковъ, какихъ мы можемъ только припомнить себ, способенъ благоговть предъ чмъ бы то ни было. Всякая политическая секта иметъ свою эзотерическую и экзотерическую школу, свое отвлеченное ученіе для посвященныхъ въ ея таинства, свои видимые сийволы, вещественныя формы, миическія сказанія для толпы. Она поддерживаетъ всми ухищреніами языческаго или папистскаго суеврія благоговніе тхъ, кто не способенъ возвыситься до созерцанія чистой истины. У нея есть свои алтари и свои обоготворенные герои, свои мощи и мста богомолья, свои канонизированные мученики и исповдники, свои празднества и преданія о чудесахъ. Наши набожные предки покинули, какъ говорятъ, главный алтарь Кентербёрійскаго собора и стали приносить вс жертвы на раку св. оэіы. Точно также великіе и удобные догматы ученья торіевъ — въ особенности т, которые относятся до ограниченій въ богослуженіи и въ торговл — обожаются сквайрами и ректорами въ питтовскихъ клубахъ, {Это названіе получили клубы торіевъ отъ имени извстнаго министра Питта, ложно почитавшагося представителемъ ихъ ученія.} подъ именемъ министра, бывшаго такимъ же плохимъ представителемъ системы, окрещенной его именемъ, какъ Бекетъ былъ плохимъ представителемъ духа св. Евангелія. Съ другой стороны, дло, за которое Гампденъ пролилъ свою кровь на пол сраженія, и Сидней на эшафот, восторженно превозносится въ заздравныхъ тостахъ многими почтенными радикалами, которые затруднились бы объяснить различіе между корабельною податью {Ship-money — извстная подать, установленная въ 1634 году Карломъ I, безъ согласія парламента, и состоявшая въ томъ, что каждое графство обязано было выставлять на королевскую службу корабль. Къ мр этой прибгали владтели Англіи и въ древнйшія времена, но только въ тхъ случаяхъ, когда военныя обстоятельства требовали усиленія обороны береговъ. Карлъ же требовалъ, вмсто кораблей, взноса извстной суммы денегъ и имлъ при этомъ явно въ виду только увеличеніе своихъ денежныхъ средствъ. Это незаконное распоряженіе было одною изъ самыхъ непосредственныхъ причинъ недовольства, которое вскор разразилось великимъ возстаніемъ.} и актомъ Habeas corpus. {Habeas Corpus Act — постановленіе парламента, утвержденное Карломъ II, въ 1679 году, и имвшее цлью оградить личную свободу англійскихъ подданныхъ. Актомъ этимъ воспрещается отсылать англійскихъ подданныхъ въ тюрьмы за-море и было опредлено: что ни одинъ судья, подъ страхомъ строжайшей отвтственности, не сметъ отказать самому простому арестанту въ ордер Habeas Corpus, обязывающемъ тюремнаго надсмотрщика представить корпусъ (тло) арестанта (отсюда и названіе акта) въ означенный въ ордер судъ и объяснить причины заарестованія, что постановленіе о преданіи обвиняемаго суду должно состояться въ первое засданіе, посл заключенія обвиняемаго, а самый судъ въ слдующее затмъ засданіе, что лицо, освобожденное однажды отъ заключенія, не можетъ быть лишено свободы по тому же длу.} Можно прибавить къ этому, что какъ въ релиіи, такъ и въ политик, не многіе, даже изъ тхъ, которые довольно просвщены для того, чтобы постичь смыслъ, скрытый подъ эмблемани ихъ вры, могутъ устоять противъ заразы народнаго суеврія. Часто, лаская себя мыслью, что они только притворяются уступающими предразсудкамъ толпы, они сами находятся подъ вліяніемъ этихъ же предразсудковъ. Сократъ, вроятно, не изъ одного только приличія училъ своихъ послдователей почитать боговъ, почитаемыхъ государствомъ, и при послднемъ издыханіи завщалъ птуха Эскулапу. Такъ, въ благоговніи, которое самые разборчивые люди чувствуютъ къ своимъ политическимъ идоламъ, нердко скрывается частица добровольной доврчивости и увлеченія. Такъ оно и должно быть, по самой природ человка. Способность, посредствомъ которой мы нераздльно соединяемъ въ ум нашемъ извстныя понятія, часто представлявшіяся намъ въ связи, не находится подъ безусловлымъ контролемъ нашей воли. Она можетъ быть возбуждена до болзненной дятельности. Она можетъ быть усыплена посредствомъ разума. Но въ извстной степени она всегда будетъ существовать. Почти безусловная власть, которую пріобрлъ м-ръ Галламъ надъ этого рода чувствами, совершенно удивляетъ насъ, а многихъ изъ его читателей, она, мы уврены, не только удивитъ, но и поразитъ непріятнымъ образомъ. Она должна быть особенно не по вкусу тмъ людямъ, которые въ своихъ политическихъ соображеніяхъ являются не мыслителями, а мечтателями, которыхъ убжденія — даже и тогда, когда искренни — не составляются по обыкновеннымъ законамъ зарожденія мысли, путемъ наведенія или вывода, а получаютъ свое двусмысленное начало, подъ вліяніемъ горячихъ настроеній, изъ избытка выспреннихъ мечтаній. Человкъ этого рода всегда впадаетъ въ крайности. Онъ не можетъ быть другомъ свободы безъ того, чтобы не требовать коммунизма, другомъ порядка безъ того, чтобы не защищать самыя гнусныя крайности тиранніи. Его сочувствіе колеблется между недостойнйшимъ изъ бунтовщиковъ и недостойнйшимъ изъ притснителей, между Мартеномъ {Marten — республиканецъ, членъ High Court, революціоннаго трибунала, судившаго Карла I.} — позоромъ Верховнаго суда и Лодомъ — позоромъ Звздной палаты. Онъ можетъ простить все кром умренности и безпристрастія. Онъ сочувствуетъ въ извстной мр какъ запальчивости своихъ противниковъ, такъ и запальчивости своихъ сообщниковъ. Во всякомъ яростномъ приверженц партіи онъ видитъ самого себя въ настоящемъ или прошедшемъ, т. е. пенсіонера короны, какимъ онъ есть, или якобинца, какимъ былъ. Но онъ не способенъ понять писателя, который твердо привязанъ къ принципамъ и равнодушенъ къ именамъ и вншнимъ знакамъ и который судитъ о характерахъ съ справедливою строгостью, не совсмъ лишенною цинизма, но свободною отъ малйшаго оттнка страсти, духа партіи или прихоти.

Намъ, вроятно, боле нравилась бы книга м-ра Галлама, еслибъ, вмсто того, чтобы указывать съ строгою врностью на свтлыя и темныя стороны обихъ партій, онъ старался одну облить, а другую очернить. Но тогда, конечно, сочиненіе его имло бы въ глазахъ нашихъ гораздо меньше цны. Похвалъ и порицаній можно имть сколько угодно. Но за холодною, строгою справедливостью, одною для всего мрою и одними всами, мы не знаемъ къ какой другой книг обратиться намъ.

Ни одинъ отдлъ нашихъ лтописей не былъ боле запутанъ и представленъ въ боле ложномъ свт, писателями разныхъ партій, какъ исторія реформаціи. Въ этомъ лабиринт лжи и софизмовъ руководство м-ра Галлама особенно драгоцнно. Нельзя не подивиться равномрной справедливости, съ которою онъ распредляетъ на право и на лво наказанія соперничающимъ преслдователямъ.

Нкоторые писатели нашего времени съ жаромъ утверждаютъ, будто Елисавета не преслдовала ни папистовъ, ни пуританъ, какъ религіозныя партіи, а будто строгія мры, къ которымъ она при случа прибгала, внушаемы были не религіозною нетерпимостью, а политическою необходимостью. Даже превосходный обзоръ этого времени, представленный м-мъ Галламомъ, не совсмъ заставилъ замолчать сочинителей этой лжи. Основаніе правъ королевы, говорятъ они, было уничтожено папою, тронъ ея переданъ другому лицу, ея подданные были подстрекаемы къ возстанію, даже жизнь ея подвергалась опасности, всякій католикъ по долгу совсти обязанъ былъ сдлаться измнникомъ, — поэтому карательныя постановленія были изданы не противъ католиковъ, а противъ измнниковъ.

Дабы читатели наши въ состояніи были вполн оцнить достоинства такого оправданія, мы изложимъ возможно-кратко сущность нкоторыхъ изъ этихъ законовъ.

Какъ только Елисавета вступила на престолъ и прежде, чмъ католическое населеніе обнаружило малйшій признакъ вражды къ ея правительству, изданъ былъ актъ, воспрещавшій отправленіе богослуженія по обрядамъ Римской церкви, подъ страхомъ конфискаціи имущества за первое нарушеніе этого закона, годичнаго тюремнаго заключенія — за второе и пожизненнаго заключенія — за третье.

Затмъ, въ 1562 году, изданъ былъ законъ, опредлявшій, чтобы всякій, кто получилъ когда-либо ученую степень въ одномъ изъ университетовъ или былъ посвященъ въ духовное званіе, вс юристы и судьи, приносили, по востребованью, такъ-называемую присягу верховности, {Oath of supremacy направлена не только противъ политическихъ притязаній папы, но и противъ всхъ попытокъ богословской юриспруденціи — установить Jus divinum, преобладающій надъ свтскою властью.} подъ опасеніемъ, за неисполненіе этого, подвергнуться конфискаціи имущества и тюремному заключенію на срокъ, зависвшій отъ монаршей воли. По прошествіи трехъ мсяцевъ, оштрафованнымъ могла снова быть предложена присяга, и, въ случа вторичнаго отказа, отказавшійся признавался виновнымъ въ государственной измн. Законъ, не имющій обратнаго дйствія, хотя тоже направленный къ устраненію католиковъ отъ нкоторыхъ занятій, какъ бы онъ строгъ ни былъ, показался бы милостью въ сравненіи съ этимъ ненавистнымъ актомъ. Это постановленіе съ обратнымъ дйствіемъ, уголовное постановленіе съ обратнымъ дйствіемъ, уголовное постановленіе съ обратнымъ дйствіемъ, направленное противъ многочисленнаго класса людей. Мы не станемъ положительно утверждать, что подобный законъ никогда не можетъ быть оправданъ никакими обстоятельствами. Но весьма многое говоритъ противъ него, мы не припомнимъ, ни въ нашей собственной исторіи, ни въ исторіи какой-либо другой страны, такого кризиса, вслдствіе котораго сдлались бы необходимы подобныя предупредительныя мры. Какія же обстоятельства вызвали въ настоящемъ случа такую чрезвычайную строгость? Между католиками могло быть нерасположеніе къ правительству. Оно могло естественнымъ образомъ произойти отъ запрещенія ихъ богослуженія. Но о существованіи между ними неудовольствія можно было заключить изъ ихъ положенія, а не изъ ихъ дйствій, изъ золъ, которымъ они подвергались, а не изъ тхъ, которыя они причиняли. Были, конечно, и пасквили, и предсказанія, и слухи, и подозрнія, но странно принять такое основаніе для закона, опредляющаго уголовныя наказанія, ex post facto, многочисленному классу людей.

Спустя восемь лтъ, булла Пія, низлагавшая Елисавету, вызвала третій законъ. Законъ этотъ — единственный, къ которому, сколько мы понимаемъ, можетъ относиться разсматриваемое нами оправданіе — говоритъ, что если католикъ обратитъ протестанта къ Римской церкви, то оба они подвергнутся смертной казни, какъ за государственную измну.

Мы полагаемъ, что намъ смло можно было бы удовольствоваться, приведя фактъ и предоставивъ его обсужденію любаго простаго англичанина. Но недавнія пренія придали этому предмету такую важность, что мы считаемъ не лишнимъ представить по поводу его нсколько замчаній.

Вопервыхъ, аргументы, приводимые въ защиту Елисаветы, въ гораздо большей мр примняются къ длу ея сестры Маріи. При восшествіи Елисаветы, католики не возставали съ оружіемъ въ рукахъ, чтобы возвести на ея престолъ претендента. Марію же, прежде, чмъ она подала или могла подать къ тому поводъ, знатнйшіе изъ протестантовъ покушались уже лишить правъ на престолъ, чтобы передать ихъ Іоанн. {Lady Jane Grey (ум. 1554).} Попытка эта и слдовавшее за тмъ возстаніе Вайатта могли служить такимъ же основательнымъ поводомъ жечь протестантовъ, какъ заговоры противъ Елисаветы — вшать папистовъ и вырывать у нихъ внутренности.

Дло въ томъ, что оба довода одинаково ничтожны. Если начать довольствоваться подобными основаніями, то не трудно будетъ доказать, что съ сотворенія міра еще не было ничего такого, что можно было бы назвать религіознымъ преслдованіемъ. Никогда не бывало такого религіознаго преслдованія, при которомъ не утверждали бы, основательно или неосновательно, что изъ ученія преслдуемой стороны проистекаетъ самымъ очевиднымъ образомъ какое-нибудь гнусное преступленіе. Мы могли бы сказать, что кесари не преслдовали христіанъ, что они только наказывали людей, обвиненныхъ, справедливо или несправедливо, въ сожженіи Рима и въ совершеніи самыхъ гнусныхъ мерзостей на своихъ тайныхъ сходбищахъ и что въ отказ бросать ладонъ на алтарь Юпитера заключалось не преступленіе, а только доказательство преступности. Мы могли бы сказать, что рзня Вароломеевской ночи имла цлью истребленіе не религіозной секты, а политической партіи, ибо не подлежитъ никакому сомннію, что дйствія гугенотовъ, со времени Амбуазскаго заговора до сраженія при Монконтур, причинили Французской монархіи гораздо больше безпокойства, чмъ причиняли Англійской монархіи дйствія католиковъ отъ начала реформаціи, и что къ тому же на сторон первыхъ было гораздо меньше оправданій.

Истинное различіе совершенно очевидно. Наказывать человка, потому что онъ совершилъ преступленіе, или потому, что думаютъ — хотя и несправедливо — будто онъ совершилъ преступленіе, еще не значитъ преслдовать. Наказывать человка на томъ только основаніи, что изъ сущности того или другаго ученія, которому онъ слдуетъ, или изъ поведенія другихъ лицъ, придерживающихся одного съ нимъ ученія, мы заключаемъ, что онъ долженъ совершить преступленіе, — это уже значитъ преслдовать и, во всякомъ случа, такое преслдованіе неразумно и злобно.

Елисавета, казня Балларда и Бабингтона, {John Ballard, католическій священникъ изъ Реймской семинаріи, и Antony Babington, молодой англійскій дворянинъ изъ графства Дерби, были главными зачинщиками извстнаго заговора, имвшаго цлью низложеніе Елисаветы, возведеніе на престолъ Маріи Стюартъ и возстановленіе въ Англіи католической религіи. Оба они были казнены, вмст съ 12 соучастниками, въ 1586 году.} не являлась преслдовательницею. Мы не обвинили бы ее также въ преслдованіи, еслибы она издала законъ — какъ бы онъ строгъ ни былъ — противъ открытыхъ актовъ возмущенія. Но длать заключеніе, будто человкъ, вслдствіе того, что онъ католикъ, долженъ считать себя въ прав умертвить государя-еретика, и будто, вслдствіе убжденія въ справедливости такого дла, онъ посягнетъ на его совершеніе, и на такомъ заключеніи основывать законъ, приговаривающій его къ наказанію, какъ дйствительно совершившаго преступленіе, — это значитъ уже открыто преслдовать.

Еслибы, правда, вс люди одинаково разсуждали на основаніи одинаковыхъ данныхъ и всегда длали то, что считаютъ своею обязанностью, то приведенный способъ опредленія наказаній былъ бы совершенно правиленъ. Но какъ люди, согласные между собою въ посылкахъ, часто бываютъ несогласны въ заключеніяхъ, и какъ нтъ человка въ мір, который дйствовалъ бы даже сообразно съ своимъ собственнымъ мриломъ справедливости, то въ единственномъ логическомъ вывод, которымъ могутъ быть оправданы наказанія за убжденія, открываются дв огромныя прорухи. Ученіе объ отверженіи, въ понятіи многихъ весьма способныхъ людей, вытекаетъ, по закону логической необходимости, изъ ученія объ избраніи. {Изъ пяти пунктовъ, подъ которые подведены были на протестантскомъ снод въ Дорт, въ 1618 г., черты различія ученія кальвинистовъ отъ ученія арминіанъ, въ двухъ первыхъ заключается врованіе кальвинистовъ, что Богъ, предвчнымъ опредленіемъ своимъ, избралъ разъ-на-всегда людей, которые должны спастись отъ послдствій грхопаденія Адамова, и что только эти избранные вруютъ и потому искупаются страданіями и смертью Спасителя, неизбранные же (отверженные) должны погибнуть въ невріи.} Другіе полагаютъ, что ересь антиномійцевъ {Антиномійцы — скта, которая отвергала обязательную для христіанъ силу обычныхъ и, въ особенности, Моисеевыхъ закововъ и утверждала, что добрыя дла во всякомъ случа совершенно безполезны, а дйствительна только одна вра. Имя антиномійцевъ было дано Лютеромъ, въ вид упрека, послдователямъ ученія Іоанна Агриколы, жившаго въ первой половин XVI столтія.} есть прямое послдствіе ученія объ отверженіи, и весьма распространено также мнніе, будто самые гнусные виды распутства и жестокости скоре всего могутъ быть, какъ они часто и были, плодомъ антиномійскихъ убжденій. Эта цпь умозаключеній, мы полагаемъ, въ той же мр совершенна во всхъ своихъ частяхъ, какъ и та, которая приводитъ къ ршенію, будто папистъ непремнно долженъ быть измнникомъ. Но перевшать всхъ кальвинистовъ на томъ основаніи, будто, если пощадить ихъ, они неминуемо повторятъ вс мерзости, продланныя Матіасомъ или Книпердолингомъ, было бы сильною мрою, потому что, какъ бы мы ни разсуждали объ этомъ предмет, опытъ все-таки доказываетъ намъ, что человкъ можетъ врить въ избраніе и не врить въ отверженіе, что онъ можетъ врить въ отверженіе и не быть антиномійцемъ, что онъ можетъ быть антиномійцемъ и не быть дурнымъ гражданиномъ. Однимъ словомъ — человкъ существо до такой степени непослдовательное, что нтъ возможности изъ врованій его заключать о его дйствіяхъ, или даже изъ одной части его врованій заключать о другой.

Мы не думаемъ, чтобы всякій англичанинъ, возвратившійся на лоно католической церкви, считалъ необходимымъ для себя послдствіемъ этого право низвергнуть съ престола или убить Елисавету. Недостаточно сказать, что новообращенный долженъ былъ признать власть папы, а папа издалъ буллу противъ королевы. Мы знаемъ, чрезъ какія странныя лазейки умъ человческій ухитряется ускользнуть, когда онъ желаетъ избгнуть непріятнаго вывода изъ принятаго имъ предложенія. Мы знаемъ, какъ долго янсенисты ухитрялись врить въ непогршимость папы въ предметахъ религіи, и врить въ то же время въ ученіе, которое папа объявилъ ересью. Допустимъ однако, что каждый католикъ въ королевств полагалъ, что Елисавкта можетъ быть умерщвлена на законномъ основаніи. Все-же есть поводъ думать, что старинная поговорка, признающая дло каждаго ничьимъ дломъ, особенно хорошо примняется къ случаю, въ которомъ жестокая казнь составляетъ почти неизбжное слдствіе малйшаго покушенія.

Изъ десяти тысячъ духовныхъ лицъ Англиканской церкви едва найдется хоть одно, которое не согласилось бы, что человкъ, ршившійся оставить отечество и друзей, чтобы идти проповдывать св. Евангеліе между дикарями, и, посл неутомимыхъ трудовъ, перенесенныхъ безъ всякой надежды на вознагражденіе, мученически окончившій жизнь, достоинъ самаго глубокаго уваженія. Между тмъ мы сомнваемся, чтобы изъ этихъ десяти тысячъ хоть десять человкъ когда-либо помышляли о подобномъ предпріятіи. Зачмъ намъ предполагать, что побужденія совсти, являвшіяся постоянно слабыми въ дл добра, будутъ всесильны въ дл зла? Безъ сомннія, въ старыхъ замкахъ сверныхъ графствъ нашелся бы не одинъ весельчакъ-священникъ изъ папистовъ, который въ теоріи признавалъ бы за папою право низлагать монарховъ, но конечно не сталъ бы добиваться чести попасть въ пытку, даже еслибы она должна была совершиться, согласно благосклонной оговорк лорда Бёрлея, ‘съ возможнымъ въ подобномъ дл милосердіемъ’, и не хотлъ бы быть повшеннымъ, истерзаннымъ и четвертованнымъ, хотя бы ему и предстояло при этомъ воспользоваться тою рдкою снисходительностью, которую королева, по особенной милости, точному дознанію или чисто по влеченію, являла, иногда при обстоятельствахъ, значительно смягчающихъ вину преступника, дозволяя ему порядочно повисть на вислиц, прежде чмъ палачъ начнетъ рыться въ его внутренностяхъ.

Законы же, изданные противъ пуританъ, не имли даже и того жалкаго оправданія, которое мы разсматривали выше. Въ этомъ случа жестокость была та же, а опасность несравненно меньше. Въ сущности опасность эта была создана только жестокостью. Но не стоитъ слишкомъ усиливать аргументы. Клеймо, наложенное на Англиканскую церковь преслдованіемъ, это самое худшее пятно на ней, не можетъ быть ни стерто, ни прикрыто никакими ухищреніями остроумія. Мы хорошо знаемъ, что ученіе ея не клонится къ нетерпимости. Она допускаетъ возможность спасенія вн ея лона. Но это обстоятельство, которое само по себ длаетъ ей честь, еще боле увеличиваетъ грхъ и стыдъ тхъ, кто преслдовалъ ея именемъ. Доминикъ и де-Монфортъ убивали и пытали по крайней мр не за такія различія въ мнніяхъ, которыя они считали ничтожными. Если они употребляли огонь и желзо, то лишь съ цлью остановить заразу, которая, по ихъ убжденію, вела къ явной погибели вс души, подвергавшіяся ей. Мры, принятыя англійскимъ правительствомъ противъ папистовъ и пуританъ, вытекали изъ совершенно другаго начала. Если тотъ, кто отрицаетъ, что основатели господствующей церкви были виновны въ религіозномъ преслдованіи, хочетъ только этимъ сказать, что они не руководствовались никакимъ религіознымъ побужденіемъ, то мы съ нимъ совершенно согласны. Ни уголовный кодексъ Елисаветы, ни еще боле ненавистная система, къ которой прибгалъ Карлъ II, чтобы навязать шотландцамъ епископовъ, не имли такого благороднаго начала. Причины этого должно искать въ нкоторыхъ обстоятельствахъ, сопровождавшихъ реформацію въ Англіи, въ обстоятельствахъ, вліяніе которыхъ было ощутительно долгое время и можетъ быть до нкоторой степени замтно еще и въ наши дни.

Въ Германіи, Франціи, Швейцаріи и Шотландіи борьба противъ папской власти была борьбою существенно-религіозною. Правда, что во всхъ этихъ странахъ дло реформаціи, подобно всякому другому великому длу, привлекло на свою сторону большое число приверженцевъ, изъ которыхъ многіе не руководствовались никакимъ побужденіемъ совсти, многіе покинули господствовавшую церковь единственно потому, что считали ее въ опасности, многіе потому, что тяготились ея строгостью и, наконецъ, иногіе изъ жажды ограбить ее. Но не эти приверженцы вели здсь дло раскола. Они были только полезными помощниками, помощь ихъ слишкомъ часто покупалась цною недостойныхъ уступокъ, но, какъ бы ни было высоко ихъ значеніе и велико ихъ могущество, они не были главными двигателями предпріятія. Настоящими двигателями были люди далеко не такого рода, люди, искупавшіе свои большія слабости и заблужденія искренностью, безкорыстіемъ, энергіею и мужествомъ, люди, соединявшіе со многими изъ пороковъ, свойственныхъ вождямъ революціи и богословамъ-полемикамъ, нкоторыя изъ самыхъ высокихъ качествъ апостоловъ. Они могли быть круты въ нововведеніяхъ и неприлично заносчивы съ спор. Они могли поступать иногда непростительно строго съ своими противниками и иногда безстыдно потворствовать порокамъ своихъ сильныхъ союзниковъ. Но въ нихъ не было ни страха, ни лицемрія, ни жадности, ни мелочнаго себялюбія. Единственною великою цлью ихъ было — разбить идоловъ и очистить святыню. Если они были слишкомъ снисходительны къ недостаткамъ высокихъ лицъ, отъ покровительства которыхъ ожидали пользы для церкви, зато они никогда не отступали предъ преслдовавшими тиранами и вражескими полчищами. За ту теологическую систему, которой они не смущаась приносили въ жертву жизнь другихъ, они безъ страха готовы были отдать собственную жизнь. Таковы были виновники великаго раскола на континент и въ сверной части нашего острова. Курфирстъ Саксонскій и ландграфъ Гессенскій, принцъ Конде и король Наваррскій, графъ Морей и графъ Мортонъ, могли принять протестантскія убжденія, или утверждать, что приняли ихъ, но характеръ свой реформація получила отъ Лютера, Кальвина и Нокса.

Англія не можетъ указать на подобныя имена, и это не потому, чтобы у нея не было людей съ искреннимъ благочестіемъ, глубокою ученостью и твердою и предпріимчивою ршимостью. Но люди эти были въ ней отброшены на задній планъ. Въ другихъ мстахъ, люди съ такими свойствами были предводителями. У насъ же они играли второстепенныя роли. Въ другихъ мстахъ свтское тщеславіе было орудіемъ религіознаго рвенія, здсь же религіозное рвеніе было орудіемъ свтскаго тщеславія. Король, характеръ котораго лучше всего опредляется, если сказать, что онъ былъ олицетвореніемъ деспотизма, министры безъ правилъ, алчная аристократія, раболпный парламентъ, — таковы были орудія, при помощи которыхъ Англія освободилась изъ-подъ ига Рима. Дло, начатое Генрихомъ, убійцею своихъ жонъ, продолжалъ Сомерсетъ, убійца своего брата, и окончила Елисавета, убійца своей гостьи. Порожденная скотскою страстью, вскормленная эгоистическою политикою, реформація въ Англіи мало обнаруживала тхъ свойствъ, которыя отличали ее въ другихъ странахъ: непоколебимаго и безпредльнаго рвенія, смлости рчи и единства воззрнія. Свойства эти можно, конечно, было найти, но только въ низшихъ рядахъ партіи, возстававшей противъ авторитета Рима, въ такихъ людяхъ, какъ Гуперъ, Летимеръ, Роджерсъ и Тайлоръ. Изъ людей же, имвшихъ нсколько большее вліяніе на ходъ реформаціи, Ридлей былъ едвали не единственнымъ лицомъ, которое не смотрло на нее какъ на простой политическій переворотъ. Но даже и Ридлей не игралъ особенно видной роли.

Въ ряду государственныхъ людей и прелатовъ, которые главнымъ образомъ давали характеръ религіознымъ перемнамъ, находился одинъ, и только одинъ человкъ, дйствія котораго едвали и самое пристрастіе могло бы объяснить иначе, какъ своекорыстными видами. Поэтому не удивительно, что характеръ его былъ предметомъ жаркаго спора. Едвали нужно объяснять, что мы говоримъ о Кранмер. {Cranmer — архіепископъ кентерберійскій (1489—1556).}

М-ръ Галламъ подвергся строгимъ осужденіямъ за то, что онъ сказалъ съ своею обыкновенною спокойною строгостью: ‘если мы взвсимъ характеръ этого пастыря на врныхъ всахъ, то онъ конечно окажется далекимъ отъ гнусностей, приписываемыхъ ему его врагами, но и не заслуживающимъ никакого особеннаго почитанія.’ Попробуемъ развить значеніе словъ м-ра Галлама и дать имъ такое объясненіе:— Если смотрть на Кранмера только какъ на государственнаго человка, то онъ окажется не хуже Вольсея, Гардинера, Кромвелля или Сомерсета. Но когда пытаются выставить его святымъ, то человку съ здравымъ смысломъ, знакомому съ исторіею того времени, почти невозможно удержаться отъ смха. Еслибы предоставлено было памяти этого архіепископа самой найти себ приличное мсто, то она скоро затерялась бы въ толп, смшавшейся

‘А quel cattivo coro

Degli angeli, che non furon ribelli,

Ne fur fedeli а Dio, ma per se foro.’ (*)

(*) ‘Съ тми хорами злыхъ ангеловъ, что за себя стояли за однихъ, не возмущались противъ Бога и не оставались ему врными.’ (‘Адъ’, пснь III, ст. 37—40).

И единственное замчаніе, какое слдовало бы сдлать при его имени, это: ‘Что говорить о немъ? взгляни — и мимо!’ {‘Адь’, пснь III, ст. 51. Пер. Мина.}

Но, какъ его поклонники требуютъ для него мста въ благородномъ сонм мучениковъ, то права его должны быть разсмотрны полне.

Начало его возвышенія, довольно обыкновенное въ скандальныхъ хроникахъ дворовъ, кажется какъ-то странно-неумстнымъ въ житіи святыхъ. Кранмеръ вошелъ въ милость оказавъ Генриху содйствіе въ постыдномъ дл его перваго развода. Онъ способствовалъ браку короля съ Анною Болейнъ. По самому пустому поводу, онъ объявилъ этотъ бракъ недйствительнымъ. По поводу — если можно — еще боле ничтожному, онъ развязалъ узы, соединявшія безстыднаго тирана съ Анною Клевскою. Онъ оказывалъ привязанность Кромвеллю, пока Кромвелль былъ въ блестящемъ положеніи. Но когда приливъ королевской милости измнился, Кранмеръ подалъ голосъ въ пользу казни Кромвелля безъ суда. Онъ принималъ убжденія и отказывался отъ нихъ, смотря по расположенію духа короля. Онъ участвовалъ при жизни Генриха въ приговорахъ къ созженію тхъ, кто отвергалъ ученіе о пресуществленіи. Лишь только Генрихъ умеръ, онъ нашелъ, что ученіе это ложно. Но и тутъ ему не было недостатка въ жертвахъ для созженія. Онъ воспользовался авторитетомъ своего сана и своихъ сдыхъ волосъ, чтобы переломить отвращеніе, съ какимъ умное и добродтельное дитя смотрло на преслдованія. Нетерпимость всегда дурна. Но кровожадная нетерпимость человка, постоянно колебавшагося въ своихъ врованіяхъ, возбуждаетъ омерзеніе, которое трудно высказать безъ бранныхъ словъ. Одинаково измняя и политическимъ и религіознымъ обтамъ, примасъ былъ сперва орудіемъ Сомерсета, а потомъ Нортумберланда. Когда протекторъ пожелалъ, безъ малйшаго признака суда, предать смерти своего роднаго брата, онъ нашелъ готовое орудіе въ Кранмер. Вопреки каноническому праву, которое воспрещало духовному лицу принимать какое бы то ни было участіе въ кровавыхъ длахъ, архіепископъ скрпилъ ужасный приговоръ своею подписью. Когда Сомерсетъ палъ въ свою очередь, то виновникъ его гибели нашелъ въ Кранмер поддержку для своего гнуснаго покушенія измнить порядокъ престолонаслдія.

То, что приводятъ поклонники Кранмера въ его оправданіе, длаетъ поведеніе его только еще боле достойнымъ презрнія. Онъ уступилъ, говорятъ они, вопреки своимъ лучшимъ убжденіямъ, потому что не могъ устоять противъ мольбы Эдуарда. Надо полагать, что святой 60-лтній пастырь могъ бы найти лучшее занятіе у смертнаго одра дитяти, чмъ исполненіе преступныхъ просьбъ своего юнаго ученика. Еслибы Кранмеръ, въ то время, какъ Эдуардъ упрашивалъ его сдлаться измнникомъ, выказалъ хоть половину той твердости, которую обнаружилъ прежде, когда Эдуардъ умолялъ его не совершать убійства, то онъ могъ бы спасти страну отъ одного изъ величайшихъ бдствій, какія когда-либо постигали ее. Каковы бы ни были его побужденія, но онъ сдлался сообщникомъ недостойнаго Додлея. Предстояло преодолть добродтельную совстливость еще одной юной и благородной души. Какъ Эдуардъ былъ втянутъ въ преслдованіе, такъ Іоанна была вовлечена въ измну. Въ лтописяхъ нашихъ нтъ примра дйствія мене извинительнаго. Если должно было уважать наслдственное право, то право это имла Марія. Если слдовало предпочесть право, признанное парламентомъ, то и оно было за Маріею. Если интересы протестантской религіи требовали отступленія отъ обыкновеннаго порядка престолонаслдія, то интересы эти были бы лучше всего соблюдены возведеніемъ на престолъ Елисаветы. Еслибы были приняты въ соображеніе вншнія отношенія королевства, то представлялось еще больше основаній предпочесть Елисавету Іоанн. Возникло сильное сомнніе, Іоанна ли или королева шотландская имла больше правъ, сомнніе, которое, по всей вроятности, повело бы къ войн, какъ съ Шотландіею, такъ и съ Франціею, еслибы замыселъ Нортумберланда не былъ сокрушенъ при самомъ зарожденіи его. Что Елисавета имла больше правъ, чмъ королева шотландская, это было неоспоримо. Участію Кранмера и, къ сожалнію, нсколькихъ боле достойныхъ людей въ этомъ въ высшей степени возмутительномъ замысл можно смло приписать значительную долю той строгости, которая проявлялась впослдствіи въ обращеніи съ протестантами.

Заговоръ не удался, папизмъ восторжествовалъ, и Кранмеръ отрекся отъ своихъ врованій. Большинство людей смотрятъ на это отреченіе какъ на единственное пятно на честной жизни, какъ на слабость въ минуту забвенія. Но на самомъ дл его отреченіе совершенно согласовалось съ тою системою, по которой онъ постоянно дйствовалъ. Это входило въ его неизмнныя привычки. Это было не первое отреченіе его и, по всей вроятности, было бы и не послднымъ, еслибы того требовали его виды. Мы не порицаемъ его за то, что ему не хотлось быть созженнымъ живымъ. Никого нельзя строго упрекать въ томъ, что онъ не одаренъ геройскою храбростью. Но человкъ, который самъ такъ мало любилъ огонь, долженъ былъ бы, конечно, сколько-нибудь сочувствовать и другимъ. Преслдователь, не причиняющій другимъ ничего такого, чему онъ самъ не былъ бы готовъ подвергнуться, заслуживаетъ нкотораго уваженія. Но если человкъ, который любитъ свое ученіе больше, чмъ жизнь своихъ ближнихъ, вмст съ тмъ любитъ свой мизинецъ больше, чмъ свое ученіе, то самый простой аргументъ fortiori дастъ намъ возможность опредлить размръ его доброты.

Но мученичество его, говорятъ намъ, искупило все. Странно, какъ можно находиться въ такомъ невдніи относительно этого предмета. Дло въ томъ, что если мученикомъ называется тотъ, кто ршается скоре умереть, чмъ отказаться отъ своего убжденія, то Кранмеръ былъ такой же мученикъ, кажъ докторъ Доддъ. {Священникъ William Dodd, повшенный въ 1777 г. за поддлку векселя.} Онъ умеръ только потому, что не могъ сдлать иначе. Онъ до тхъ поръ не бралъ назадъ своего отреченія, пока не увидлъ, что оно было напрасно. Королева окончательно ршила, что онъ долженъ быть созженъ, будетъ ли онъ католикомъ или протестантомъ. Тогда онъ заговорилъ, какъ обыкновенно говорятъ люди въ минуту смерти, когда имъ нечего надяться и нечего бояться на земл. Еслибы Марія даровала ему жизнь, то онъ сталъ бы, мы полагаемъ, ходить къ обдн и получать отпущеніе грховъ, какъ добрый католикъ, до самаго восшествія на престолъ Елисаветы, и затмъ, вторичнымъ отступничествомъ, купилъ бы себ право жечь людей лучшихъ и боле мужественныхъ, чмъ онъ.

Впрочемъ, мы не думаемъ представлять его чудовищемъ злобы. Оно не былъ безпутно жестокъ и вроломенъ. Онъ былъ просто низкопоклонный, робкій и корыстолюбивый придворный временъ частыхъ и крутыхъ переворотовъ. То, что всегда выставляли какъ особенную его добродтель — легкость, съ которою онъ прощалъ своимъ врагамъ — есть необходимая черта его характера. Такого рода рабы никогда не бываютъ ни мстительны, ни благодарны. Выгоды въ настоящемъ изглаживаютъ одинаково изъ памяти ихъ и прошлыя одолженія, и прошлыя обиды. Единственная цль ихъ — самосохраненіе, и ради нея они примиряются съ тмъ, кто длаетъ имъ зло, тамъ же легко, какъ забываютъ о тхъ, кто оказываетъ имъ услуги. Прежде, чмъ превозносить человка за его незлопамятность, намъ бы слдовало вникнуть, стоитъ ли онъ выше чувства мести или ниже его.

Сомерсетъ былъ человкъ съ такими же слабыми правилами, какъ и его товарищъ. О Генрих, который во всемъ, исключая желанія быть самому для себя папою, являлся правоврнымъ католикомъ, и о Елисавет, которая конечно ничего не имла противъ теологіи Рима, намъ нтъ надобности говорятъ. эти четыре лица были великими виновниками реформаціи въ Англіи. Трое изъ нихъ имли прямой интересъ въ распространеніи королевскихъ правъ. Четвертый былъ готовымъ орудіемъ для всякаго, кто только могъ внушить ему страхъ. Не трудно видть, какими побужденіями и какимъ планомъ могли руководствоваться подобныя лица въ стремленіи къ преобразованію церкви. Планъ ихъ состоялъ просто въ томъ, чтобы перенести полную чашу чародйскихъ средствъ изъ рукъ вавилонской волшебницы въ другія руки, расплескавъ изъ нея дорогою какъ можно меньше.

Слдовало удержать въ Англиканской церкви католическое ученіе и обряды. Но король долженъ былъ имть надъ нею то главное наблюденіе, которое прежде принадлежало римскому первосвященнику. Генрихъ имлъ въ этомъ, нкоторое время, успхъ. Необыкновенная сила его характера, счастливое положеніе, въ которомъ онъ находился относительно другихъ государствъ, и огромныя средства, перешедшія въ его руки, вслдствіе уничтоженія монастырей, — все это дало ему возможность одинаково угнетать об религіозныя партіи. Онъ наказывалъ съ безпристрастною строгостью и тхъ, которые отрекались отъ ученій Римской церкви, и тхъ, которые признавали ея законы. Однако основаніе, на которомъ онъ пытался утвердить свою власть, было слишкомъ узко чтобы быть прочнымъ. Даже и для Генриха не было бы возможно долгое время преслдовать оба исповданія. Даже подъ его управленіемъ бывали возстанія католиковъ и проявлялся уже такой духъ, изъ котораго легко могло въ скоромъ времени вспыхнуть возстаніе и между протестантами. Поэтому было совершенно необходимо, чтобы верховная власть вступила въ союзъ съ той или другой партіей. Признать первенство папы значило бы отказаться отъ всего плана. Неохотно и ропща, присоединилось наконецъ правительство къ протестантамъ. Вступая въ этотъ союзъ, оно имло въ виду пріобрсти какъ можно большую поддержку въ своемъ эгоистическомъ замысл и сдлать какъ можно меньшія уступки собственно духу религіозныхъ нововведеній.

Изъ этого соглашенія возникла Англиканская церковь. Правда, во многихъ отношеніяхъ для нея было выгодно, что, въ такое время избытка религіознаго рвенія, главными основателями ея были просто политики. Этому обстоятельству обязана она своими умренными правилами, своими скромными обрядами, своею возвышенною и трогательною литургіею. Ея богослуженіе лишено всякой театральной обстановки. Но она все-таки сохранила въ несравненно большей степени, чмъ какая-либо изъ ея протестантскихъ сестеръ, то искусство поражать чувства и наполнять воображеніе, которымъ такъ отличается католическая церковь. Съ другой же стороны, въ теченіе боле полутораста лтъ, она продолжала быть послушницею монархіи… Божественное право королей и обязанность безусловнаго повиновенія всмъ ихъ велніямъ, были ея главными догматами. Она твердо держалась ихъ и во времена угнетеній, преслдованій и распутства, въ т времена, когда законъ былъ попранъ ногами, когда сужденія были извращены, когда народъ сндали какъ хлбъ. Однажды, и только однажды, на мгновеніе, и только на то мгновеніе, когда были затронуты ея личное достоинство и ея собственность, позабыла она проявить на дл проповдуемую ею покорность.

Елисавета ясно понимала, какія выгоды можно было извлечь изъ тснаго союза монархіи съ духовенствомъ. И въ самомъ дл, при восшествіи на престолъ, она явно помышляла о частномъ примиреніи съ Римомъ, и въ теченіе всей своей жизни сильно склонялась въ пользу нкоторыхъ изъ самыхъ вредныхъ сторонъ католицизма. Но ея повелительный нравъ, ея тонкая проницательность и особенность ея положенія вскор заставили ее вполн привязаться къ церкви, которая вся принадлежала ей. По тому же принципу, по которому она сама присоединилась къ этой церкви, она старалась, посредствомъ преслдованія, пригнать на лоно ея и весь народъ. Она обставила ее строгими уголовными законами, не потому, чтобы считала подчиненіе ея дисциплин необходимымъ для спасенія души, но потому, что церковь была твердынею, которую неограниченная власть укрпляла для самой себя, потому, что она ожидала боле глубокаго повиновенія отъ людей, которые видли въ ней какъ гражданскую, такъ и духовную главу, чмъ отъ тхъ, которые, подобно папистамъ, приписывали духовную власть пап, или тхъ, которые, подобно нкоторымъ пуританамъ, приписывали ее только Небу. Не принадлежать къ ея церкви значило не признавать учрежденія, основаннаго съ явнымъ намреніемъ поддержать и распространить королевскія права.

Великая королева эта и ея преемники, принимая принадлежность къ господствовавшей церкви и преданность престолу за одно и то же, достигли наконецъ того, что тожественность эта стала подтверждаться и на опыт. Правда, строгость преслдованія католиковъ спала посл смерти Елисаветы. Іаковъ скоро нашелъ, что они были неспособны вредить ему и что ожесточеніе, которое чувствовала противъ нихъ партія пуританъ, ставило ихъ въ необходимость искать убжища у его трона. Въ теченіе послдующей борьбы они гршили скоре всмъ другимъ, чмъ недостаткомъ преданности престолу. Съ другой стороны, Іаковъ питалъ къ пуританамъ ненависть, превышавшую ненависть Елисаветы. Ея отвращеніе къ нимъ происходило отъ причинъ политическихъ, его же чувство имло личный характеръ. Секта эта досаждала ему въ Шотландіи, гд онъ былъ слабъ, и онъ ршился отплатить ей тмъ же въ Англіи, гд онъ былъ силенъ. Преслдованіе преобразило мало-по-малу секту въ политическую партію. Чтобы въ религіозныхъ убжденіяхъ пуританъ было что-либо враждебное монархическому началу, этого еще не было доказано удовлетворительнымъ образомъ. Посл нашихъ гражданскихъ распрей вошло въ моду говорить, что съ пресвитеріанствомъ связаны республиканскія идеи, точно такъ же, какъ, посл Французской революціи, была мода говорить, что съ этими же идеями связано безвріе. Совершенно справедливо, что церковь, устроенная по образу Кальвинистской, не подкрпитъ власти монарха въ такой мр, какъ іерархія, состоящая изъ разныхъ чиновъ, отличающихся одинъ отъ другаго какъ значеніемъ, такъ и денежнымъ содержаніемъ, чиновъ, которые вс постоянно ожидаютъ отъ правительства повышеній. Но опытъ ясно показалъ, что Кальвинистская церковь, какъ и всякая другая, не оказываетъ расположенія къ правительству, когда ее преслдуютъ, хранитъ спокойствіе, когда она терпима, и дятельно доказываетъ преданность, когда правительство покровительствуетъ ей и нжно о ней заботится. Шотландія принадлежала въ теченіе полутора столтія къ Пресвитеріанской церкви. Между тмъ ея Общее Собраніе {General Assembly — высшій духовный судъ Пресвитеріанской церкви въ Шотландіи, засдающій ежегодно въ продолженіе 10 дней, въ ма мсяц, и состоящій изъ представителей отъ пресвитерствъ, королевскихъ мстечекъ (Royal Burglis), шотландскихъ университетовъ и церквей въ Остъ-Иидіи. Это — аппеляціонная инстанція надъ пресвитерствомъ и снодомъ.} не причинило правительству, въ теченіе этого періода, и половины того безпокойства, какое принесла ему Конвокація {Convocation— названіе это присвоено въ англійскомъ церковномъ прав духовнымъ парламентамъ Англиканской церкви, которые созывались епископами или архіепископами, для обсужденія разныхъ духовныхъ длъ. Въ настоящее время соборы эти не имютъ никакого значенія, они ежегодно созываются, но немедленно распускаются.} Англиканской церкви въ теченіе 30 лтъ, слдовавшихъ за революціею. Что Іаковъ и Карлъ ошиблись на счетъ этого — не удивительно. Но мы, признаться, удивляемся, какъ люди нашего времени, люди, имющіе предъ собою доказательство благодтельнаго вліянія вротерпимости, люди, которые могутъ убдиться своими глазами, что пресвитеріане являются далеко не чудовищами, когда правительство настолько благоразумно, что оставляетъ ихъ въ поко, — какъ такіе люди оправдываютъ преслдованія XVI и XVII вковъ на томъ основаніи, будто они были необходимы для безопасности церкви и трона.

Насколько преслдованія поддерживаютъ церкви и троны, обнаружилось скоро. Изъ ереси, возникшей по ничтожному поводу, не имвшему никакой связи съ дйствительными интересами религіи или правительства, родилась систематическая политическая оппозиція, сильная, смлая, непреклонная. Оппозиція эта стала высказываться къ концу царствованія Елисаветы. Она обнаружилась впервые при вопрос о монополіяхъ. Даже царственная львица вынуждена была отказаться отъ своей добычи и, разъяренная, медленно отступать предъ нападавшими. Духъ свободы возрасталъ съ возрастаніемъ богатства и умственнаго развитія народа. Безсильныя сопротивленія и оскорбительныя дйствія Іакова, вмсто того, чтобы подавить этотъ духъ, только растравили его, а обстоятельства, непосредственно послдовавшія за восшествіемъ на престолъ его сына, предвщали особенно уперную борьбу между королемъ, ршившимся управлять по произволу, и народомъ, ршившимся достигнуть свободы.

Всмъ извстная дятельность третьяго парламента при Карл и деспотическія мры, послдовавшія за его распущеніемъ, чрезвычайно хорошо описаны м-мъ Галламомъ. Ни одинъ писатель, мы полагаемъ, не доказалъ такимъ яснымъ и удовлетворительнымъ образомъ, что правительство имло въ то время твердое намреніе уничтожить древнюю парламентскую конституцію Англіи и, по крайней мр, оставить только одну тнь ея. Мы спшимъ однако перейти къ той части сочиненія м-ра Галлама, которая, хотя и изобилуетъ драгоцнными свдніями и замчаніяни, вполн достойными внимательнаго разсмотрнія и, очевидно, написана, какъ и все остальное, въ дух совершеннаго безпристрастія, — но во многихъ отношеніяхъ представляется намъ заслуживающею возраженія.

Мы переходимъ къ 1640 году. Участь парламента, собравшагося на короткое время въ этомъ году, ясно обнаружила намренія короля. Что парламентъ, собравшійся посл столькихъ лтъ угнетенія, явилъ такую умренность — истинно достойно удивленія. Гайдъ превозноситъ врноподданническія чувства и духъ примиренія, руководившіе этимъ парламентомъ. Говорятъ, что дйствія его заставили достойнйшаго Фокланда влюбиться въ самое имя парламента. Мы же полагаемъ, вмст съ Оливеромъ С. Джономъ, что умренность парламента зашла слишкомъ далеко и что, по тмъ временамъ, требовалось боле рзкихъ и ршительныхъ нръ. На пользу парламента послужило однако то, что король имлъ новый случай обнаружить ту ненависть къ свобод своихъ подданныхъ, которая руководила всми его дйствіями. Единственнымъ преступленіемъ нижней палаты было то, что, собравшись посл долгаго промежутка времени, прошедшаго безъ парламента, и посл длиннаго ряда жестокостей и беззаконныхъ налоговъ, она, повидимому, желала разобрать причиненное королемъ зло, прежде чмъ опредлить ему субсидіи.

Въ наказаніе за эту дерзость, она почти тотчасъ же была распущена.

Военная неудача, всеобщее волненіе, Финансовыя стсненія, разстройство по всмъ частямъ управленія принудили Карла, еще до истеченія года, вновь созвать палаты. Собраніе ихъ было одною изъ великихъ эръ въ исторіи цивилизованнаго міра. Все, что ни сдлано для политической свободы въ Европ и въ Америк, проистекло прямо или косвенно изъ тхъ учрежденій, которыя упрочилъ или преобразовалъ этотъ парламентъ. Намъ не случалось еще заглянуть въ лтописи этого времени, безъ возрастающаго чувства благоговнія къ патріотизму, энергіи, ршимости, отмнной мудрости, отличавшимъ вс мры этого великаго парламента, съ того дня, какъ онъ собрался и до начала междоусобной войны.

Преданіе суду Страффорда было первымъ и, быть можетъ, самымъ сильнымъ ударомъ. Все поведеніе этого знаменитаго человка доказывало, что онъ составилъ обдуманный планъ ниспроверженія основныхъ законовъ Англіи. Т части его переписки, которыя изданы были посл его смерти, не оставляютъ и малйшаго на этотъ счетъ сомннія. Правда, одинъ изъ его поклонниковъ вызвался доказать, ‘что т отрывки, которые м-ръ Галламъ недоброжелательно извлекъ изъ переписки между Лодомъ и Страффордомъ, въ доказательство ихъ замысла ввести совершенную тираннію, относятся не къ какому-нибудь замыслу въ этомъ род, а только къ совершенному преобразованію въ длахъ государства и къ совершенному огражденію законной власти.’ Мы обратимъ особенное вниманіе нашихъ читателей на два или три изъ этихъ отрывковъ.

Всякій, кто сколько-нибудь знакомъ съ этимъ временемъ, знаетъ, что поведеніе Гампдена въ дл о корабельной подати сопровождалось жаркимъ одобреніемъ со стороны всякаго почтеннаго роялиста Англіи. Оно вызвало пламенныя похвалы со стороны самихъ защитниковъ королевскихъ правъ и даже со стороны коронныхъ юристовъ. По отзыву Кларендона, поведеніе Гампдена во всемъ этомъ дл было таково, что даже т люди, которые искали случая придраться къ защитнику народа, вынуждены были сознаться, что они не въ состояніи найти въ немъ ничего дурнаго. Что онъ былъ правъ въ отношеніи къ закону — признано теперь всми. Но даже еслибы это было и иначе, то все-таки дло его было чистое. Пятеро изъ судей, при всемъ раболпіи тогдашнихъ судовъ, высказались въ его пользу. Большинство, составившееся противъ него въ суд, было самое ничтожное. Ни въ какой стран, сохранившей хотя малйшіе признаки конституціонной свободы, скромное и приличное обращеніе къ закону не можетъ быть признано преступленіемъ. Между тмъ Страффордъ предлагаетъ, чтобы Гампдена, за то, что онъ требовалъ мннія законнаго судилища въ вопрос о закон, подвергнуть наказанію и строгому наказанію, ‘счь, — такъ выражается дерзкій отступникъ, — счь, пока не образумится. Если же розги, прибавляетъ онъ, будутъ такъ употреблены, что не причинятъ боли, тмъ боле мн будетъ жаль.’ Вотъ оно огражденіе законной власти!

У образованныхъ народовъ, и наиболе самовластныя правительства допускали вообще свободу въ примненіи правосудія къ частнымъ тяжбамъ. Страффордъ же хотлъ распространить королевскія права на вс дла и во всхъ судахъ. Онъ жаловался на то, что въ Ирландіи не позволено вмшиваться въ дла двухъ тяжущихся сторонъ. ‘Я очень хорошо знаю, говоритъ онъ, что противъ этого съ жаромъ возстанутъ законники, руководствующіеся судебнымъ обычаемъ и привыкшіе подчинять этому предубжденію вс другія званія, какъ будто никому нельзя доврять и никто, кром ихъ, не можетъ отправлять правосудія, а въ какой мр примиряется съ монархическимъ началомъ такая ихъ монополія, въ силу которой они хотятъ управлять всмъ на основаніи своихъ юридическихъ сборниковъ {Year-books.} — тому вы имете въ Англіи дорого купленный примръ.’ Мы отъ всей души хотли бы знать, какими именно аргументами можно доказать, что право вмшиваться въ тяжбы между частными лицами составляетъ одну изъ справедливыхъ принадлежностей исполнительной власти.

Не удивительно, что человкъ, такъ мало заботившійся объ обыкновенныхъ гражданскихъ правахъ, о правахъ, которыя были уважаемы даже деспотами, смотрлъ съ презрніемъ на ограниченія, которыя конституція налагаетъ на королевскую власть. Мы могли бы привести цлыя страницы, но ограничимся однимъ образчикомъ: ‘Если уничтожить долги короны, то вы можете управлять, какъ вамъ будетъ угодно, и я твердо увренъ, что впредь это можно будетъ длать безъ всякой помощи, — прямо изъ жилища короля.’

Такова была теорія той коренной государственной реформы, которую замышлялъ Страффордъ. Вся его дятельность, съ того дня, какъ онъ отдался двору, тщательно согласовалась съ этою теоріею. На сторон его сообщниковъ еще можно найти разныя оправданія — невжество, глупость, ханжество. Но у Вентворта подобнаго оправданія не было. Умъ его былъ обширенъ. Его прежнія пристрастія были за сторон правъ народа. Онъ зналъ всю прелесть и всю цну той системы, которую пытался исказить. Онъ былъ первый изъ переметчиковъ, первый изъ тхъ государственныхъ мужей, патріотизмъ которыхъ былъ только кокетствомъ политическаго разврата, продажность которыхъ научила правительство руководствоваться старымъ правиломъ въ торговл невольниками, доказывающимъ, что дешевле покупать, чмъ воспитывать, дешевле вывозить защитниковъ изъ оппозиціи, чмъ подготовлять ихъ въ министерств. Онъ былъ первый англичанинъ, которому перство послужило таинствомъ позора, посвященіемъ въ общину испорченности. Онъ былъ какъ первымъ въ этомъ ненавистномъ списк, такъ и самымъ великимъ изъ стоявшихъ въ немъ: краснорчивый, проницательный, предпріимчивый, неустрашимый, изобртательный, стойкій въ намреніяхъ, обладавшій въ высшей степени всми тми качествами, которыя ведутъ народы къ возвышенію или къ погибели, падшій архангелъ, сатана отступничества. Титулъ пера, на который, передаваясь на противную сторону, онъ промнялъ имя, честно прославившееся въ народномъ дл, напоминаетъ намъ то наименованіе, которое утвердилось, со времени первой измны, за падшимъ Люциферомъ.

‘Satan, — so call him now.— His former name

Is heard no more in heaven.’ (*)

(*) ‘Сатана, такъ зовите его теперь. Его прежнее имя не должно раздаваться больше въ неб.’ (Мильтонъ, ‘Потерянный Рай’, V, 658—659).

Отпаденіе Страффорда отъ народной партіи, главнйшимъ образомъ, навлекло на него ненависть его современниковъ. Онъ сталъ съ тхъ поръ предметомъ особеннаго интереса для тхъ, чья жизнь, подобно его жизни, служила лишь доказательствомъ, что нтъ злобы равной злоб ренегата. Ничто не можетъ быть естественне и приличне какъ то, чтобы одинъ отступникъ хвалилъ другаго.

Многіе изъ враговъ общественной свободы отличались добродтелями въ частной жизни. Но Страффордъ былъ тотъ же повсюду. Каковъ былъ государственный мужъ, таковъ былъ и родственникъ и любовникъ. Его поведеніе въ отношеніи къ лорду Моунтморрису описано у Кларендона. За слово, которое едва можно назвать опрометчивымъ, изъ-за котораго не стоило затвать и обыкновенной гражданской тяжбы, лордъ-намстникъ притянулъ человка высокаго званія, женатаго на родственниц его жены, къ суду, составленному изъ рабовъ. Состоялся смертный приговоръ. Все было исполнено, кром самой казни. Но обращеніе, которому подвергся лордъ Эляй, было еще позорне. Дворянина этого ввергнули въ темницу, чтобы принудить его распорядиться своимъ имніемъ такъ, какъ угодно было его невстк, которую, какъ надо полагать, Страффордъ обольстилъ. Разсказы эти основываются не на пустыхъ слухахъ. Справедливость ихъ допускаютъ историки наиболе пристрастные къ министру и осуждаютъ ихъ въ выраженіяхъ, хота и слишкомъ умренныхъ для такого случая, но все-таки строгихъ. Одни эти факты достаточно уже оправдываютъ названіе злой графъ, которымъ заклеймилъ его Нимъ.

Страффордъ, несмотря на вс его пороки, несмотря на вс его опасные замыслы, конечно имлъ право на покровительство закона, но закона, принимаемаго во всей его строгости, закона въ самомъ тсномъ смысл его буквы, которая убиваетъ. Онъ не долженъ былъ быть разорванъ на куски чернью или пораженъ въ спину кинжаломъ убійцы. Онъ не долженъ былъ подвергнуться и такому наказанію, которое проистекало бы изъ его собственныхъ незаконныхъ мръ. Но если правосудіе имло во всей коллекціи своего обширнаго арсенала хотя одно оружіе, которое могло поразить его, то именно это оружіе преслдователи его обязаны были, предъ Богомъ и людьми, употребить въ дло противъ Страффорда.

— ‘If he may

Find mercy in the law, `t is his: if none,

Let him not seek `t of us.’ (*)

(*) ‘Если онъ можетъ найти пощаду у закона, то пусть находитъ, если же нтъ, то пусть не ждетъ ея отъ насъ.’

Такъ могла, no справедливости, выразиться нижняя палата.

Относились ли же обвинительные пункты противъ Страффорда къ государственной измн въ тсномъ смысл? Многіе, не зная ни въ чемъ состояли эти пункты, ни что такое государственная измна, отвтятъ отрицательно, единственно потому, что на этомъ основывался самъ обвиняемый, говоря въ защиту своей жизни. Журналы палаты лордовъ показываютъ, что спрошено было мнніе судей. Они единогласно отвчали, что пункты, на которыхъ основывался приговоръ надъ графомъ, подходятъ подъ условія государственной измны. Это судейское мнніе, даже если предположить, что оно было ошибочно, въ значительной степени оправдываетъ парламентъ. Вдь ршеніе, произнесенное въ казначейств, всегда приводилось защитниками Карла въ оправданіе его поведенія въ дл о корабельной подати. Между тмъ, какъ въ этомъ случа, составилось весьма ничтожное большинство въ пользу той стороны, по произволу которой вс судьи могли быть смщены. Ршеніе въ дл Страффорда было единодушно, насколько мы можемъ судить, оно было и безпристрастно, и хотя можно допустить нкоторое сомнніе, но мы думаемъ, что оно вообще было основательно. ‘Должно замтить, говоритъ м-ръ Галламъ, что 15-ый пунктъ, обвиняющій Страффорда во взъиманіи, собственною властью, денежныхъ поборовъ и въ расположеніи войскъ на квартирахъ у жителей Ирландіи, съ цлью принудить ихъ повиноваться его незаконнымъ требованіямъ, пунктъ, по которому, а равно и еще одному, но не по всему содержанію обвинительнаго акта, перы признали Страффорда виновнымъ, — что пунктъ этотъ подходитъ, по крайней мр весьма близко, если нельзя сказать боле, къ существенной измн, каковою по статуту Эдуарда III признаются военныя приготовленія противъ короля. Это весьма здравое и врное объясненіе вызвало самое смшное возраженіе. ‘Можетъ показаться нелпостью, говоритъ противникъ м-ра Галлама, такое объясненіе, которое подводитъ взъиманіе денегъ для короля, съ его вдома и позволенія, подъ статью о военныхъ приготовленіяхъ противъ короля и потому признаетъ такое дйствіе государственною измною.’ Но т, которые берутся писать о предметахъ конституціоннаго права, должны бы знать то, что знаетъ всякій писецъ прокурора и всякій способный школьникъ старшаго класса: что по основному правилу нашего государственнаго управленія, король не можетъ сдлать ничего дурнаго, что всякій судъ обязанъ предполагать, что дйствія и чувства короля являются во всякомъ случа такими, какими они должны быть, и что нельзя принимать никакихъ доказательствъ, клонящихся къ устраненію этого полезнаго врноподданническаго предположенія. А потому лорды были обязаны признать впередъ, что король смотрлъ на оружіе, незаконно направленное противъ его народа, какъ на обращенное противъ его престола.

Замчанія м-ра Галлама о билл обвиненія въ государственной измн {Bill of attainder — названіе, присвоенное въ англійскомъ законодательств чрезвычайному карательному постановленію, издаваемому въ тхъ особыхъ случаяхъ государственной измны и уголовныхъ преступленій, когда преступникъ не можетъ быть обвиненъ обыкновеннымъ судебнымъ порядкомъ.} такъ-же основательны и тонки, какъ бываютъ все замчанія его, но не вполн удовлетворяютъ насъ. Онъ защищаетъ основную мысль, но возражаетъ противъ строгости наказанія. Что въ важныхъ случаяхъ правительству позволительно издавать противъ злодевъ постановленія съ обратнымъ дйствіемъ, въ этомъ мы нисколько не сомнваемся. Мы знаемъ только одинъ аргументъ противъ этого, который самъ по себ достаточно разуменъ, чтобы заслужить возраженіе. Цль наказанія, говорятъ, есть предупрежденіе. Но наказаніе, опредляемое не на основаніи общаго правила, а по произволу, не можетъ послужить къ предупрежденію. Поэтому оно безполезно, а безполезное страданіе не должно быть причиняемо. Этотъ софизмъ проникъ во многія сочиненія объ уголовномъ законодательств. Онъ допускаетъ однако весьма простое опроверженіе. Вопервыхъ, наказанія ex post facto не совсмъ безполезны, даже и какъ предупрежденіе. Они служатъ предупрежденіемъ для особаго класса людей, который боле другихъ нуждается въ нихъ — для временщиковъ и министровъ. Такія наказанія напоминаютъ этого рода людямъ, что можетъ наступить день воздаянія для тхъ, кто разоряетъ и порабощаетъ свою страну, прикрываясь всми законными формами. Но это еще не все. Въ обыкновенныхъ случаяхъ, предупрежденіе есть главная цль наказанія, но это не единственная его цль. Часто бываетъ также одною изъ цлей — удаленіе злодя и предохраненіе общества отъ тхъ опасностей, которыхъ можно ожидать отъ испорченнаго и неисправимаго человка. По отношенію къ такому плуту, какъ Вильдъ, или такому злодю, какъ Тортелль, цль эта иметъ большую важность. По отношенію же къ могущественному и злонамренному государственному человку, она несравненно важне, и важна до такой степени, что одной ея достаточно, чтобы оправдать самую большую строгость, хотя бы и было положительно извстно, что участь его не отклонитъ другихъ отъ подражанія его примру. Мы полагаемъ, впрочемъ, что въ настоящее время было бы въ высшей степени пагубно принять подобный образъ дйствія, даже относительно такого министра, который оказался бы хуже Страффорда, — если только можетъ быть худшій министръ, потому что въ настоящее время парламенту достаточно только лишить кабинетъ своей опоры, чтобы произнести немедленную перемну мимистерства. Совсмъ другое дло было въ царствованіе Карла I. Государь этотъ въ теченіе 11 лтъ управлялъ безъ всякаго парламента, и даже въ то время, когда парламентъ засдалъ, король поддерживалъ Бокингама, не смотря на самыя сильный представленія парламента.

М-ръ Галламъ того мннія, что противъ Страффорда должно было издать билль наказанія и штрафа {Bill of pains and penalties — общее названіе для чрезвычайныхъ биллей обивненія, одинъ изъ видовъ которыхъ составляетъ Bill of attainder.}, но онъ длаетъ въ этомъ случа различіе, которое, мы полагаемъ, мене точно, чмъ обыкновенно бываютъ его различія. Его мнніе, по крайней мр какъ мы могли понять его, состоитъ въ томъ, что существуютъ почти неопровержимыя возраженія противъ законовъ съ обратнымъ дйствіемъ, опредляющихъ уголовное наказаніе, но что противъ тхъ случаевъ, въ которыхъ наказаніе не сопряжено съ смертью, возраженія сравнительно слабы. Теперь, конечно, довольно распространено обыкновеніе принимать въ соображеніе строгость наказанія, когда возбуждается вопросъ о форм судопроизводства и о правилахъ уликъ. Мы часто видимъ, что человка обвиняютъ въ простомъ воровств по такимъ уликамъ, которыхъ было бы недостаточно для обвиненія въ воровств со взломомъ. Бываетъ иногда, что присяжные, въ томъ случа, когда есть сильное подозрніе, но нтъ безспорнаго доказательства, что стоящій предъ ними арестантъ совершилъ дйствіе, подходящее подъ опредленіе умышленнаго убійства, признаютъ его виновнымъ лишь въ ненамренномъ убійств. Но это, конечно, очень неосновательно. Правила уликъ не боле зависятъ отъ важности соединяющагося съ ними интереса, чмъ правила ариметики. Утверждать, что форма суда, достаточная для удовлетворенія правосудія, когда дло идетъ о свобод и собственности, становится недостаточною, когда дло идетъ о жизни, — такъ-же неосновательно, какъ утверждать, что, играя въ кости по одному пенни, вы имете больше шансовъ на выигрышъ, чмъ играя на тысячи фунтовъ стерлинговъ. Даже если извстная форма судопроизводства слишкомъ недостаточна для уголовныхъ случаевъ, то она, fortiori, слишкомъ недостаточна и для всхъ другихъ, потому что въ уголовныхъ случаяхъ всегда представляютъ значительное обезпеченіе свойства человческой природы. Нтъ судьи боле жестокаго, какъ тотъ, который за совстливость въ длахъ крови вознаграждаетъ себя небрежностью въ длахъ меньшей важности. Разница въ счет, происходящая съ одной стороны, боле чмъ превышаетъ разницу въ вс съ другой.

Если существуетъ какое-либо общее возраженіе противъ всхъ наказаній, имющихъ обратное дйствіе, то боле нечего и говорить. Но не такое мнніе м-ра Галлама. Онъ одобряетъ этотъ образъ дйствія. Онъ находитъ, что Страффорда должно было подвергнуть наказанію за т преступленія, за которыя прежде законъ не опредлялъ наказанія, что должно было актомъ парламента лишить его званія и присудить къ вчному изгнанію. Мы встртили бы затрудненія на первомъ шагу, и только на первомъ. Въ самомъ дл, мы о трудомъ можемъ представить себ, чтобы случай, не требующій смертной казни, могъ требовать опредленія уголовнаго наказанія, посредствомъ постановленія съ обратнымъ дйствіемъ. Мы съ трудомъ можемъ представить себ человка, слишкомъ преступнаго и опаснаго чтобы для наказанія его должно было нарушить весь порядокъ, установленный законами, и между тмъ не довольно преступнаго, чтобы заслуживать самаго строгаго приговора, и не столь опаснаго, чтобы, для заключенія его, требовалась послдняя и самая надежная темница — могила. Еслибы мы полагали, что Страффорду можно безопасно позволить жить во Франціи, то мы бы скоре оставили его по-прежнему жить въ Англіи, чмъ изгонять его особымъ актомъ. Что же касается до лишенія званія, то мы замтимъ противъ этого, что для народа опасенъ былъ не графъ, а генералъ и государственный человкъ. Эссексъ сказалъ въ этомъ случа, боле справедливо, чмъ изящно, что ‘у мертваго, какъ камень, нтъ товарища.’ И часто въ теченіе междоусобныхъ войнъ, парламентъ имлъ случай радоваться, что непреложный законъ и непреодолимая преграда защитили его отъ мужества и таланта Вентворта.

Замчательно, что ни Гайдъ, ни Фокландъ не подали голоса противъ билля обвиненія. Есть даже причины полагать, что Фокландъ говорилъ въ пользу его. Только въ одномъ отношенія, какъ замтилъ м-ръ Галламъ, сдлано было достойное ‘различіе между этимъ случаемъ и другими, подобными ему. Былъ изданъ актъ, которымъ дти Страффорда освобождались отъ конфискаціи имнія и потомственнаго безчестія, составлявшихъ законныя послдствія приговора. Правительство никогда не оказывало подобнаго великодушія въ случаяхъ измны. Такой либеральный поступокъ нижней палаты былъ вполн и самымъ приличнымъ образомъ вознагражденъ. Родъ Вентвортовъ, съ того времени, всегда отличался какъ преданностью къ обществу, такъ и могуществомъ и блескомъ, и можетъ въ настоящее время похвалиться такими членами, съ которыми Сей или Гампденъ почли бы за честь дйствовать за-одно.

Довольно странно, что почитатели Страффорда были вс безъ исключенія и почитателями Карла I, ибо, что бы ни думали о дйствіяхъ парламента по отношенію къ несчастному временщику, но то не подлежитъ сомннію, что государь его поступилъ съ нимъ постыдно. Одинаково измняя, какъ своему народу, такъ и своимъ клевретамъ, король не посовстился принять на себя роль труса, предающаго вислиц своего сообщника. Хорошо, что люди, подобные Карлу, бываютъ во всякомъ низкомъ союз. На такихъ-то людей и разсчитываютъ, когда предлагаютъ, посл убійства, прощеніе и награду. Ихъ освобождаютъ отъ отвтственности, вознаграждаютъ и презираютъ. Самъ судья, пользующійся ихъ помощью, ставитъ ихъ ниже того преступника, котораго они предаютъ. Былъ ли Страффордъ невиненъ? Былъ ли онъ достойный слуга короля? Если такъ, то что должны мы думать о государ, который, торжественно общавъ ему, что не будетъ тронутъ ни одинъ волосъ на голов его, и имя въ рукахъ неоспоримое конституціонное право спасти Страффорда, предалъ его мщенію враговъ? Были, какъ мы знаемъ, такіе пункты, въ которыхъ король не уступилъ бы и за которые онъ готовъ былъ бы ршиться на междоусобную войну. Не долженъ ли король — если онъ только сопротивляется чему-нибудь — сопротивляться пролитію невинной крови? Былъ ли Страффордъ виновенъ? Даже при этомъ предположеніи, трудно не почувствовать презрнія къ участнику его вины, искусителю, сдлавшемуся карателемъ. Еслибы въ самомъ дл, начиная съ этого времени поведеніе Карла стало безукоризненно, то можно было бы сказать, что глаза его наконецъ раскрылись на его прежнія ошибки и что, жертвуя, по требованіямъ своего парламента, министромъ, преступленіе котораго заключалось въ слишкомъ ревностной заботливости о распространеніи королевскихъ правъ, онъ тмъ самымъ далъ горькое и глубоко-унизительное доказательство искренности своего раскаянія. Мы можемъ описать поведеніе короля въ этомъ случа въ такихъ выраженіяхъ, какія употребилъ Юмъ, говоря о дйствіяхъ Черчилля во время революціи. Чтобы оправдать свой поступокъ съ другомъ, Карлу необходимо было посл этого всегда проявлять въ обращеніи съ народомъ самую строгую справедливость и искренность. Между тмъ его послдовавшіе поступки съ народомъ ясно показали, что если онъ предалъ своего министра топору, то это не изъ какого-нибудь уваженія къ конституціи и не изъ какого-нибудь сознанія глубокой преступности тхъ замысловъ, въ которыхъ онъ участвовалъ вмст съ Страффордомъ. Сдлалось очевиднымъ, что, покидая слугу, глубоко-виновнаго предъ всми другими, но совершенно невиновнаго предъ нимъ однимъ, онъ имлъ единственною цлью выиграть время, чтобы дать созрть новымъ деспотическимъ планамъ и купить помощь другихъ Вентвортовъ. Тотъ, который не захотлъ воспользоваться данной ему закономъ властью, чтобы спасти приверженца, которому была заложена его честь, скоро показалъ, что онъ не посовстится преступить всякій законъ и отказаться отъ всякаго залога, чтобы приготовить погибель своимъ противникамъ.

‘Не довряй королю!’ воскликнулъ падшій министръ, когда узналъ, что Карлъ согласился на его смерть. Вся исторія тхъ временъ есть проповдь на этотъ грустный текстъ. Защита Долгаго парламента заключается въ предсмертныхъ словахъ его жертвы.

М-ръ Галламъ вообще одобряетъ первыя мры Долгаго парламента. Но онъ считаетъ пагубными и насильственными мры, принятыя посл лтнихъ вакансій 1641 года. Онъ полагаетъ, что съ этого времени требованія парламента не оправдывались никакою особенною опасностью, угрожавшею конституціи, и что въ послдовавшей за тмъ войн парламентъ былъ очевидно зачинщикомъ. Такъ какъ это одинъ изъ самыхъ интересныхъ вопросовъ въ нашей исторіи, то мы ршаемся изложить подробне причины, по которымъ мы составили себ о немъ мнніе, противное мннію писателя, сужденіе котораго мы глубоко уважаемъ.

Начнемъ съ того, что мнніе наше о корол Карл I хуже мннія, которое, повидимому, составилъ себ о немъ м-ръ Галламъ. Закоренлая ненависть къ свобод, лежавшая въ основаніи общественной дятельности короля, безцеремонность, съ какою онъ ршался на всякое средство, облегчавшее достиженіе его цлей, готовность, съ какою онъ давалъ общанія, наглость, съ какою онъ нарушалъ ихъ, жестокое равнодушіе, съ какимъ онъ отбрасывалъ ненужныя или попортившіяся орудія его замысловъ, — все это длало изъ него, по крайней мр до тіъ поръ, пока его характеръ не вполн обнаружился и власть его не была потрясена до основанія, — боле опаснаго врага конституціи, чмъ могъ бы быть человкъ съ гораздо большими способностями и ршимостью…

Оставимъ въ сторон случаи притсненія и вроломства, омрачившіе первые годы правленія Карла. Оставимъ всю исторію его третьяго парламента, ту плату, которой онъ потребовалъ за свое согласіе на Прошеніе о Прав, вроломство, съ которымъ онъ нарушилъ свои обязательства, смерть Эліота, варварскія наказанія, опредленныя Звздною палатою, корабельную подать и вс въ настоящее время всми осуждаемыя мры, которыя опорочили его правленіе съ 1630 по 1640 годъ.

Допустимъ, что могло быть обязанностью парламента остановиться, наказавъ самыхъ виновныхъ изъ клевретовъ короля, уничтоживъ инквизиціонныя судилища, бывшія орудіемъ его тиранніи и отмнивъ несправедливые приговоры, произнесенные надъ его жертвами. Сдланныя уступки были значительны, бдствія междоусобной войны — очевидны, а выгоды, даже въ случа побды, сомнительны. Прежнія ошибки короля могли быть отнесены къ молодости, труднымъ обстоятельствамъ, вліянію дурныхъ совтовъ, неопредлительности законовъ. Мы твердо убждены, что еслибъ хоть подъ-конецъ король поступалъ порядочно съ народомъ или даже только съ своими приверженцами, то нижняя палата доставила бы ему полную возможность снова пріобрсти всеобщее довріе. Такого мннія былъ Кларендонъ. Онъ ясно показалъ, что ярость оппозиціи ослабвала, что начиналась реакція, что большинство лицъ, находившихся на сторон противной королю, желало честнаго и полнаго примиренія и что самые рьяные или, какъ вскор оказалось, самые разсудительные члены народной партіи стали терять свое вліяніе. Ремонстрація {Remonstrance — актъ, представленный парламентомъ Карлу I, 1-го декабря 1641 года. Въ немъ излагались вс недостатки управленія этого короля съ самаго восшествія его на престолъ и выражалось недовріе, съ которымъ смотрлъ народъ на его политику.} прошла въ парламент съ большимъ трудомъ. Непримиримые противники двора, какъ Кромвелль, стали поговаривать о продаж своихъ помстій и о вызд изъ Англіи. Событія скоро показали, что только эти люди вполн понималы, какъ много безчеловчности и обмана скрывалось подъ конституціонными рчами и милостивымъ обращеніемъ короля.

Попытка короля схватить пять членовъ парламента была, безъ сомннія, настоящею причиною войны. Съ этой минуты врноподданническое довріе, съ которымъ большинство народной партіи начинало-было смотрть на короля, обратилось въ ненависть и неизлечимую недоврчивость. Съ этой минуты парламентъ вынужденъ былъ окружить себя оружіемъ обороны. Съ этой минуты городъ принялъ видъ гарнизона. Съ этой минуты, по словамъ Кларендона, въ пріемахъ Гампдена стало проявляться большее раздраженіе, онъ обнажилъ мечъ и отбросилъ ножны. Потому что съ этой минуты, для каждаго безпристрастнаго наблюдателя, должно было сдлаться очевиднымъ, что прикрываясь увреніями, клятвами и улыбками, тиранъ не переставалъ жаждать абсолютной власти и кровавой мести.

Защитники Карла весьма ловко скрывали отъ своихъ читателей сущность этой продлки. Длая повидимому искреннія и значительныя уступки, они уклонились отъ разбора главнаго обвиненія. Они соглашаются, что это была мра необдуманная и даже сумасбродная, нелпый капризъ лорда Дигби, нелпо принятый королемъ. И такимъ образомъ, признавая защищаемаго ими виновнымъ въ меньшей части его проступка, они спасаютъ его отъ отвтственности за большую. Намъ же поведеніе его представляется въ настоящее время такимъ же точно, какимъ въ то время оно представлялось парламенту и городу. Мы вовсе не считаемъ поступокъ этотъ такимъ безразсуднымъ, какимъ угодно представлять его друзьямъ короля, а находимъ его гораздо боле злонамреннымъ.

Вопервыхъ, продлка эта была незаконна съ начала до конца. Обвиненіе было противозаконно. Процессъ былъ противозаконенъ. Веденіе дла было противозаконно. Если Карлъ желалъ преслдовать пятерыхъ членовъ за измну, то билль противъ нихъ должно было передать въ большой судъ присяжныхъ. {Grand-jury — названіе, присвоенное въ англійскомъ законодательств суду присяжныхъ, занимающемуся предварительнымъ разборомъ обвиненій и постановляющему ршеніе о преданіи обвиняемаго суду. Самый же судъ отбывается въ Petty-Jury (маломъ суд присяжныхъ), который и востановляетъ приговоръ.} Правило, что членъ нижней палаты не можетъ, по желанію короны, быть судимъ лордами за государственную измну, принадлежитъ къ азбук нашего законодательства. Что никто не можетъ быть арестованъ лично королемъ, также совершенно ясно. Это правило существовало въ нашей юриспруденціи еще во времена Эдуарда IV. ‘Подданный, сказалъ главный судья {Chief-Justice — названіе предсдателя въ одномъ изъ высшихъ судовъ общаго права (Superior Courts of Common law).} Маркгамъ этому государю, можетъ арестовать за измну: король же не иметъ на то права, потому что, въ случа незаконности ареста, обиженная сторона не иметъ никакого средства противъ короля.’

Самое время, въ какое Карлъ сдлалъ этотъ шагъ, также заслуживаетъ вниманія. Мы уже сказали выше, что пылъ, обнаруженный парламентомъ при первыхъ засданіяхъ, значительно охладлъ, что главные противники двора упали духомъ и что послдователи ихъ были вообще склонны къ мрамъ боле кроткимъ и мягкимъ, чмъ т, къ которымъ прибгали до того. Во всякой стран, а въ Англіи больше чмъ гд-либо, существуетъ наклонность принять сторону того, кто безпощадно угнетенъ и кто лишенъ, повидимому, всякаго средства къ защит. Всякій, кто наблюдалъ за приливомъ и отливомъ общественнаго расположенія въ наше время, легко можетъ припомнить примры, подтверждающіе это замчаніе. Въ Англіи государственный человкъ долженъ усердно поклоняться Немезид, онъ долженъ наиболе опасаться паденія въ то время, когда находится на вершин могущества и популярности, и наиболе бояться своего врага въ-то время, когда врагъ этотъ наиболе повергнутъ ницъ. Участь коалиціоннаго министерства {Coalition Ministry — министерство, составленное при Георг III лордомъ Нортомъ (North) и Фоксомъ (Fox), которое распалось, вслдствіе несогласія парламента на представленный Фоксомъ билль о преобразованіи Осгъ-Иидской компаніи.} 1784 года есть, можетъ быть, самый поразительный примръ дйствительности этого принципа въ нашей исторіи. Въ нсколько недль, способнйшее и обширнйшее мимистерство, какое когда-либо существовало, было обращено въ слабую оппозицію, и король, поговаривавшій уже объ удаленіи своемъ въ Ганноверъ, возвысился до такого могущества, какимъ не пользовался ни одинъ изъ его предмстниковъ, съ самаго времени революціи. Такого же рода кризисъ очевидно готовился въ 1642 году. При подобномъ кризис государь, который по природ своей былъ бы истинно честенъ и великодушенъ, который ошибался бы, но видлъ бы свои ошибки, сожаллъ бы о потерянной любви народа и радовался бы блеснувшей надежд на возвращеніе ея, — такой государь особенно избгалъ бы всякаго шага, могущаго подать поводъ къ неудовольствію, даже еслибы оно оказалось и неосновательно. Съ другой же стороны, король, вся жизнь котораго была ложь, который тмъ боле ненавидлъ конституцію, что принужденъ былъ притворяться уважающимъ ее, для котораго собственная честь и любовь народа были ни-почемъ, — такой король избралъ бы подобный кризисъ для того, чтобы сдлать какое-нибудь вопіющее беззаконіе, чтобы нанести ударъ, могущій удалить вождей оппозиціи и напугать ея толпу. На это и посягнулъ Карлъ. Ударъ его не попалъ въ цль, но прошелъ такъ близко отъ нея, что со стороны тхъ, въ кого онъ былъ направленъ, было бы чисто сумасшествіемъ снова ввриться ему.

Должно замтить, что за нсколько времени предъ тмъ король далъ общаніе самымъ почтеннымъ роялистамъ нижней палаты, Фокланду, Кольнепперу и Гайду, не принимать ни какой мры, касающейся этой палаты, не посовтовавшись предварительно съ ними. Въ этомъ случа онъ не спросилъ ихъ совта. Его поведеніе удивило ихъ боле, чмъ кого-либо изъ остальныхъ членовъ собранія. Кларендонъ говоритъ, что они были сильно поражены такимъ недостаткомъ доврія и поражены тмъ боле, что, еслибы король посовтовался съ ними, они сдлали бы все, что могли, для отклоненія его отъ такого недостойнаго дла. Неужели никогда не приходило въ голову Кларендону, неужели не придетъ въ голову по крайней мр людямъ мене пристрастнымъ, что на это были уважительныя причины? Когда престолу угрожала повидимому близкая опасность, король готовъ былъ отдаться на нкоторое время въ руки тхъ людей, которые, хотя и не одобряли его прошлаго поведенія, полагали, что лекарство сдлалось хуже самой болзни. Но мы думаемъ, что въ душ своей онъ питалъ къ обимъ партіямъ парламента чувство отвращенія, отличавшееся только степенью силы, и что страшный урокъ, который онъ вознамрился дать принесеніемъ въ жертву главныхъ виновниковъ Ремонстраціи, былъ направленъ отчасти и къ наученію тхъ, которые участвовали въ оспариваніи корабельной подати и въ уничтоженіи Звздной палаты.

Нижняя палата объявила королю, что члены ея готовы отвчать на всякое обвиненіе, предъявленное противъ нихъ законнымъ порядкомъ. Лорды отказались принять неконституціонную обязанность, которую онъ пытался возложить на нихъ. И какъ же поступилъ онъ посл этого? Въ сопровожденіи нсколькихъ сотъ вооруженныхъ людей, пришелъ онъ схватить, въ самой палат, лицъ, бывшихъ предметомъ его ненависти! Противная ему партія боле чмъ намекала, что намренія его были самыя гнусныя. Мы не станемъ осуждать его на основаніи однихъ этихъ подозрній. Мы не станемъ возлагать на него отвтственность за кровожадныя выраженія распутныхъ крикуновъ, составлявшихъ его свиту. Мы будемъ судить о поступк его только по одной его сущности. И мы скажемъ не колеблясь, что невозможно не допустить въ немъ намренія употребить насиліе, и притомъ насиліе, которое легко могло окончиться кровопролитіемъ. Онъ зналъ, что распоряженія его не признавались законными. Онъ долженъ былъ знать, что въ числ обвиняемыхъ членовъ были такіе люди, отъ которыхъ нельзя было ожидать мирнаго подчиненія противозаконному аресту. Были вс причины предполагать, что онъ найдетъ ихъ на ихъ мстахъ, что они откажутся повиноваться его требованіямъ и что палата поддержитъ ихъ въ этомъ отказ. Что же оставалось ему посл этого? Если не предположить, что онъ затялъ это дло съ единственною цлью сдлаться смшнымъ, то остается поврить, что онъ готовъ былъ прибгнуть къ сил. Произошла бы схватка и при такихъ обстоятельствахъ, онъ, еслибы даже и хотлъ, могъ бы не быть въ силахъ помшать схватк окончиться рзнею. По счастью для его славы и, быть можетъ, по несчастью для тхъ интересовъ, которые онъ ставилъ гораздо выше, — интересовъ его ненависти и честолюбія, — дло кончилось иначе. Птицы, какъ онъ выразился, улетли и планы его разстроились. Потомство не обращаетъ слишкомъ строгаго вниманія на неудавшіяся преступленія, поэтому защитники короля нашли, что легко этотъ шагъ его, который — еслибъ не ничтожный случай — наполнилъ бы Англію скорбью и ужасомъ, выставить какъ простую ошибку въ разсчет, дикую и безумную, но совершенно невинную. Но въ то время ни одна партія не была такого мннія. Самые усердные роялисты почувствовали такое отвращеніе и такой стыдъ, что воздержались въ своей оппозиціи народной партіи и способствовали, по крайней мр молчаніемъ, мрамъ предосторожности, которыя были такъ сильны, что почти равнялись сопротивленію.

Съ этого дня всякое чувство доврія и врноподданнической привязанности, какое могло сохраниться посл 17 лтъ дурнаго управленія, угасло въ большей части народа и угасло навсегда. Лишь только обида не удалась, началось снова притворство. Еще наканун этой злостной выходки, Карлъ говорилъ о своемъ уваженіи къ правамъ парламента и къ свобод народа. На завтра онъ снова сталъ держать т же рчи, но уже было поздно. Доврять ему тогда было бы уже не умренностью, а безуміемъ. Какое обыкновенное обезпеченіе могло быть признано достаточнымъ противъ государя, очевидно ожидавшаго только, чтобы пришло его время, и ожидавшаго съ тою холодною и терпливою ненавистью, которая наконецъ переживаетъ всякую другую страсть?

Конечно не изъ какого-нибудь сочувствія къ Карлу м-ръ Галламъ не одобряетъ поведенія палатъ, когда он прибгнули къ оружію. Но онъ полагаетъ, что всякая попытка короля утвердить деспотизмъ встртила бы столь же сильное сопротивленіе со стороны его приверженцевъ, какъ и со стороны его враговъ, такъ, что можно было считать конституцію вн опасности, или, по крайней мр, ожидать для нея большей опасности отъ войны, чмъ отъ короля. Объ этомъ предмет м-ръ Галламъ говоритъ весьма подробно и ловко. Мы приведемъ нсколько причинъ, по которымъ мы боле склоняемся въ пользу другаго мннія.

Конституція Англіи была только однимъ изъ членовъ обширнаго семейства. Во всхъ монархіяхъ западной Европы, въ средніе вка, существовали ограниченія королевской власти: основные законы и представительныя собранія. Въ XV столтія правленіе Кастиліи было, повидимому, не мене свободно, чмъ наше. Правленіе Аррагоніи было безспорно еще свободне. Во Франціи же государь былъ боле самодержавенъ. Но даже и во Франціи одни только генеральные штаты имли право законнымъ образомъ установлять налоги, и, въ то самое время, когда значеніе этого собранія стало ослабвать, парижскій парламентъ такъ усилился, что могъ до извстной степени исполнять обязанности законодательнаго собранія. Швеція и Данія имли такого же рода конституціи.

Перешагнемъ черезъ два-три столтія и взглянемъ на Европу въ начал XVIII вка. Вс свободныя конституціи, кром одной, погибли. Англійская пережила опасность и совершенно спокойно подвигалась впередъ. Въ Даніи и Швеціи, короли воспользовались распрями, свирпствовавшими между дворянствомъ и общинами, чтобы сосредоточить въ рукахъ своихъ всю правительственную власть. Во Франціи, объ учрежденіи генеральныхъ штатовъ упоминали только юристы, какъ о части древней системы управленія. Учрежденіе это спало глубокимъ сномъ, отъ котораго предназначено было ужасное пробужденіе. Не было никого, кто бы помнилъ о засданіяхъ трехъ сословій или ожидалъ увидть ихъ возобновленіе. Людовикъ XIV обрекъ свой парламентъ на 60-лтнее терпливое молчаніе. Внукъ его, посл войны за испанское наслдство, сравнялъ конституцію Аррагоніи съ конституціею Кастиліи и истребилъ послдніе слабые остатки свободы на полуостров. Въ Англіи же, напротивъ, парламентъ сталъ несравненно могущественне, чмъ былъ когда-либо. Не только законодательная власть его была вполн упрочена, но за нимъ было признано и право вмшиваться совтами, почти равносильными приказаніямъ, во всякую отрасль исполнительной дятельности правительства. Назначеніе министровъ, сношенія съ иностранными государствами, веденіе войны и переговоровъ зависли въ меньшей мр отъ произвола государя, чмъ отъ воли двухъ палатъ.

Что же помогло намъ такъ отдлиться отъ всхъ? Отчего произошло, что среди эпидемической болзни конституцій, одна наша избгла разрушительнаго вліянія, или, врне, отчего, въ самый кризисъ болзни, въ Англіи, и только въ одной Англіи, произошелъ благопріятный оборотъ? Конечно не безъ причины столько сродныхъ системъ правленія, посл столь долгаго одновременнаго процвтанія, стали чахнуть и исчезли почти въ одно время.

Вошло въ моду говорить, что успхи цивилизаціи благопріятствуютъ свобод. Правило это, въ извстномъ смысл справедливое, должно быть ограничено многими опредленіями и исключеніями. Когда гд бы то ни было бдный и грубый народъ, живущій подъ монархическимъ ограниченнымъ правленіемъ, достигаетъ значительнаго увеличенія своего богатства и своихъ знаній, то ему предстоитъ вроятность вскор подпасть подъ абсолютную власть.

При томъ положеніи общества, въ которомъ оно находилось во всей Европ въ теченіе среднихъ вковъ, достаточно было весьма слабыхъ преградъ, чтобы удерживать государя въ предлахъ данной ему закономъ власти. Его средства обольщенія и угрозы были весьма скудны. У него было мало денегъ, мало средствъ оказывать покровительство и не было постоянныхъ войскъ. Арміи его походили на суды присяжныхъ. Он набирались изъ массы народа и скоро опять возвращались въ нее: обычный характеръ ихъ преобладалъ надъ тмъ, что было для нихъ только дломъ случайнымъ. Сорокадневная кампанія была слишкомъ непродолжительна, а дисциплина національной милиціи слишкомъ слаба, чтобы сгладить чувства, поселенныя въ нихъ гражданскою жизнью. Какъ арміи приносили въ лагерь чувства и интересы фермера и торговца, такъ точно он приносили на ферму и въ лавку военныя познанія, пріобртенныя въ лагер. Дома солдатъ научался цнить свои права, въ чужихъ краяхъ защищать ихъ.

Подобная военная сила содйствовала гораздо боле къ ограниченію королевской власти, чмъ всякое законодательное собраніе. Армія, являющаяся теперь самымъ грознымъ орудіемъ исполнительной власти, была тогда самою грозною для нея преградою. Сопротивленіе существующему правительству, составляющее въ новйшее время столь трудное и опасное дло, было въ XIV и XV столтіяхъ дломъ самымъ простымъ и легкимъ въ свт. Оно было даже слишкомъ легко и просто. Возбудить въ т времена возстаніе было почти такъ же легко, какъ въ настоящее время склонить къ подач прошенія. На защиту народнаго дла, поддерживаемаго нсколькими сильными вельможами, можно было набрать въ недлю отрядъ въ 10,000 вооруженныхъ людей. Если король былъ, подобно нашему Эдуарду II или Ричарду II, всми ненавидимъ, то онъ не могъ достать ни одного лука или бердыша. Онъ падалъ разомъ, не сдлавъ ни одного усилія къ оборон. Въ то время, государь, подобный Людовику XV, былъ бы свергнутъ съ престола, прежде чмъ прошелъ бы одинъ мсяцъ его дурнаго управленія. Мы видимъ, что вся слава и все вліяніе нашего Эдуарда III не могли спасти его мадамъ де-Помпадуръ отъ дйствія народной ненависти.

Юмъ и многіе другіе писатели слишкомъ торопливо ршили, будто въ XV столтіи англійскій парламентъ былъ совершенно раболпенъ, на томъ основаніи, что онъ признавалъ безъ сопротивленія всякаго похитителя престола, имвшаго успхъ. Что парламентъ не былъ раболпенъ, это достаточно доказывается поведеніемъ его во многихъ случаяхъ меньшей важности. Но конечно не было удивительно, что большинство дворянъ и депутатовъ, избранныхъ общинами, одобряли революціи, произведенныя дворянствомъ и общинами. Парламентъ не соображался слпо съ исходомъ войны, но принималъ участіе въ тхъ измненіяхъ общественнаго расположенія, отъ которыхъ завислъ этотъ исходъ. Законныя средства ограниченія верховной власти были средства второстепенныя, вспомогательныя къ тмъ, которыя имлъ въ рукахъ своихъ народъ. Въ Азіи всегда были монархіи, въ которыхъ верховная власть была ограничиваема основными законами, хотя тамъ и нтъ законодательныхъ собраній, обязанныхъ охранять эти законы. Ручательствомъ, въ этомъ случа, служитъ мнніе общины, каждый членъ которой воинъ. Такимъ образомъ владтель Кабула, какъ сообщаетъ намъ м-ръ Эльфинстонъ, не можетъ увеличивать поземельный доходъ или вмшиваться въ судопроизводство обыкновенныхъ судовъ.

Въ европейскихъ государствахъ такого рода существовали представительныя собранія. Но не было необходимости, чтобы они собирались слишкомъ часто, чтобы они вмшивались во вс отправленія исполнительной власти, чтобы они ревниво наблюдали за исполненіемъ закона и воспламенялись скорымъ негодованіемъ при всякомъ нарушеніи его, какое могло быть сдлано государемъ. Они были такъ сильны, что могли смло оставаться беззаботными. Онъ былъ такъ слабъ, что смло можно было предоставить ему преступать свои права. Если онъ заходилъ слишкомъ далеко, то наказаніе и гибель его были подъ рукою. На самомъ дл народъ вообще боле страдалъ отъ его слабости, чмъ отъ его вліянія. Тираннія богатыхъ и могущественныхъ подданныхъ была характеристическимъ зломъ того времени. Королевскія права не имли достаточно силы даже для защиты собственности и поддержанія порядка.

Успхи цивилизаціи произвели большую перемну. Война сдлалась предметомъ науки, а по тому самому и предметомъ промысла. Большая масса народа съ каждымъ днемъ теряла охоту подвергаться неудобствамъ военной службы, и пріобртала боле возможности платить другимъ за то, чтобы они подвергались этимъ неудобствамъ. Вслдствіе этого сталъ пріобртать значеніе новый классъ людей, зависящихъ единственно отъ короны… Та матерьяльная сила, которая во времена невжества принадлежала исключительно дворянству и общинамъ и лучше всякой гранаты или собранія охраняла ихъ права, перешла вся въ руки короля. Монархическое начало восторжествовало. Большая масса населенія, лишенная всякой военной дисциплины и организаціи, потеряла всякое вліяніе на ходъ политическихъ длъ. Правда, что много было народныхъ возстаній въ Европ въ теченіе послднихъ 150 лтъ, но вс были неудачны, за исключеніемъ тхъ случаевъ, когда регулярное войско вынуждено было присоединиться къ недовольнымъ.

Т законныя средства ограниченія верховной власти, которыя соотвтствовали своей цли пока государь находился въ зависимости отъ своихъ подданныхъ, теперь оказались недостаточными. Плотины, которыя годились при малой вод, оказались не довольно высокими, чтобы удержать весенній разливъ. Наводненіе перешло черезъ нихъ и, какъ прекрасно выразился Ботлеръ, формальныя преграды, защищавшія отъ него, теперь заключили его внутри себя. Съ старыми конституціями было то же, что съ древними щитами и кольчугами. Они были средствами обороны въ грубый вкъ и служили довольно хорошо противъ оружія грубаго вка. Но были изобртены новыя, боле грозныя средства разрушенія. Древніе доспхи сдлались безполезны, ихъ отбросили въ сторону и оставляли ржавть въ складахъ, или показывали только какъ принадлежности пустой церемоніи.

Такъ утвердилась на континент абсолютная монархія, кром Англіи. Наше географическое положеніе и миролюбивая политика Іакова сдлали у насъ постоянныя арміи ненужными, между тмъ он просуществовали уже нкоторое время въ сосднихъ государствахъ. Такимъ образомъ наши государственные люди имли возможность наблюдать за вліяніемъ, которое обнаруживала эта важная перемна на правительства, имвшія много общаго съ существовавшимъ въ Англіи. Они видли, какъ могущество государей всюду возрастало и какъ сопротивленіе собраній, не поддерживаемыхъ боле народною силою, постепенно становилось слабе и слабе и наконецъ совершенно прекратилось. Друзья и враги свободы одинаково ясно видли причины этого всеобщаго упадка. Это любимая тема Страффорда. Онъ совтуетъ королю вытребовать отъ судей признаніе за нимъ права набирать армію по своему усмотрнію. ‘Этотъ пунктъ, говоритъ онъ, если его хорошо укрпить, навсегда обезпечитъ монархію внутри, отъ условій и ограниченій со стороны подданныхъ.’ Мы твердо уврены, что онъ былъ правъ. Мы даже думаемъ, что, еслибы и не было составлено государемъ и его министрами обдуманнаго плана введенія абсолютнаго правленія, и тогда было бы много причинъ опасаться естественнаго уничтоженія конституціи. Еслибы, напримръ, Карлъ игралъ роль Густава Адольфа, еслибы онъ велъ популярную войну въ защиту протестантовъ въ Германіи, еслибы онъ удовлетворилъ гордость націи рядомъ побдъ, еслибы онъ образовалъ армію изъ 40—50 тысячъ преданныхъ ему воиновъ, — то мы не видимъ, какую возможность имла бы нація избгнуть абсолютнаго правленія. Судьи дали бы такое же ршительное мнніе въ пользу лагерной подати, какое дали въ пользу корабельной. Да еслибы они и оказали совстливость, то это не составило бы большой разницы. Съ человкомъ, который оказалъ бы сопротивленіе, поступили бы такъ же, какъ Карлъ поступилъ съ Эліотомъ, или какъ Страффордъ хотлъ поступить съ Гампденомъ. Парламентъ могъ бы быть созываемъ одинъ разъ въ 20 лтъ для того, чтобы принести поздравленіе королю при восшествіи на престолъ, или для приданія торжественности какой-нибудь важной государственной мр. Такова была судьба законодательныхъ собраній, такихъ же могущественныхъ, столь же уважаемыхъ и такихъ же энергическихъ, какъ англійскія палаты лордовъ и общинъ.

Отъ двухъ палатъ, окруженныхъ развалинами столькихъ свободныхъ конституцій, ниспровергнутыхъ или подрытыхъ новою системою военныхъ силъ, требовали, чтобы он вврили начальство надъ цлою арміею и веденіе ирландской войны королю, который сдлалъ главною задачею своей политики уничтоженіе конституціи. Мы ршительно того мннія, что согласиться на это было бы пагубно. Многіе изъ тхъ, которые принимали сторону короля при этомъ вопрос, прокляли бы свое врноподданичество, еслибы увидли короля, возвращающагося съ войны во глав 20,000-го войска, привыкшаго въ Ирландіи къ кровопролитіямъ и даровымъ постоямъ.

Мы полагаемъ, вмст съ м-мъ Галламомъ, что многіе изъ приверженнаго королю высшаго дворянства и gentry были врными друзьями конституціи и что, еслибы не торжественныя увренія, которыми король обязывался управлять страною на будущее время согласно съ законами, они никогда не стали бы подъ его знамена. Но вроятно они не вполн взвсили общественную опасность. Обыкновенно указываютъ на Фокланда какъ на самаго достойнаго представителя этого класса. Это былъ дйствительно человкъ съ большими способностями и добродтелями, но, мы полагаемъ, онъ былъ слишкомъ брюзгливъ для политической жизни. Онъ не понялъ, что въ такое время, какъ то, которое выпало ему на долю, обязанность государственнаго человка — избрать правое дло и держаться его, не смотря на вс крайности, какими можетъ опорочиться всякое дло, какъ бы оно ни было хорошо само по себ. Настоящее зло всегда казалось ему самымъ худшимъ. Онъ постоянно колебаіся, но къ чести его должно замтить, что онъ постоянно передавался съ сильной стороны на слабую. Въ то время, какъ Карлъ притснялъ народъ, Фокландъ былъ ршительнымъ защитникомъ свободы. Онъ нападалъ на Страффорда. Онъ способствовалъ даже принятію строгихъ мръ противъ епископства. Но насилія его партіи наскучили ему и заставили его перейти къ другой партіи, которая должна была тоже надость ему. Боясь успха защищаемаго имъ дла, гнушаясь царедворцами въ Оксфорд, точно такъ же какъ прежде гнушался патріотами въ Вестминстер, но бывъ между тмъ обязанъ честью не покидать того дла, за которое поднялъ оружіе, — онъ изнемогалъ, не радлъ о себ, ходилъ повсюду стеная о мир и наконецъ съ отчаянія бросился искать смерти, какъ лучшаго убжища въ т бдственныя времена. Еслибы онъ пережилъ послдовавшія событія, то мы почти не сомнваемся въ томъ, что онъ сперва обрекъ бы себя длить изгнаніе и нищету королевской фамиліи, потомъ возвратился бы, чтобы противиться всмъ ея мрамъ, былъ бы затмъ посаженъ въ Тоуэръ по распоряженію нижней палаты, какъ утаитель Папистскаго заговора, {Въ 1678 г. нкто Titus Oates, исключенный за распутствомъ духовнаго званія священникъ англиканской церкви, донесъ, что католики составили заговоръ противъ Карла II и свободы англійскаго народа. Доносъ его оказался пустою выдумкою. Тмъ не мене, онъ сильно взволновалъ все государство. Событія, находившіяся въ связи съ сказкою Oates’а, извстны подъ общимъ именемъ Popish Plot.} а королемъ, какъ участникъ Райгаусскаго заговора, и что, еслибы онъ не былъ повшенъ ни Скроггсомъ, ни Джеффризомъ, то мужественно противился бы Іакову II, во все время его тиранніи, а потомъ, въ самый моментъ революціи, почувствовалъ бы порывъ состраданія, подалъ бы голосъ въ пользу регентства и умеръ бы не присягнувъ.

Мы не споримъ, что въ королевской партіи было много отличныхъ людей и отличныхъ гражданъ, но мы скажемъ только, что они не понимали своего времени. Особенная слава палатъ заключается въ томъ, что среди великой эпидеміи и смертности конституцій, он умли удержаться между живыми и мертвыми. Въ самый переломъ нашей судьбы, въ ту самую минуту, когда мы готовы были подвергнуться участи, постигшей другія націи, палаты остановили опасность.

Тотъ, кто полагаетъ, что вожди парламента желали только сохраненія древней конституціи, и тотъ, кто выставляетъ ихъ замышлявшими ниспроверженіе ея, одинаково заблуждаются. Древняя конституція, какъ мы пытались доказать, не могла удержаться. Измнившееся время, увеличеніе богатства, распространеніе знанія, коренная перемна въ европейской систем войны длали невозможнымъ дальнйшее существованіе средневковыхъ монархій на старомъ основаніи. Права короны постоянно расширялись. Еслибы привилегіи народа оставались абсолютно въ тхъ же предлахъ, то он относительно все уменьшались бы. Монархическій и демократическій элементы правительства были поставлены въ положеніе, похожее нсколько на положеніе двухъ братьевъ въ ‘Цариц Фей’, изъ которыхъ одинъ видлъ, какъ доставшаяся ему въ наслдство земля ежедневно подмывалась теченіемъ и отрываемыя отъ нея части прибивались къ земл его соперника. Участки были сперва размрены справедливо, но вслдствіе постоянной естественной передачи одинъ изъ нихъ расширился, а другой обратился въ ничто. Для возстановленія первоначальнаго равенства необходимъ былъ передлъ или вознагражденіе.

Часто случается слышать мнніе, что, еслибы палаты ограничились тою реформою въ управленіи при Карлъ I, какая быіа сдлана впослдствіи при Вильгельм, то он имли бы поднйшее право на благодарность націи, но что въ своей запальчивости он шагнули за цль. Но возможно ли было совершить такую реформу при Карл? Карлъ не былъ, подобно Вильгельму и государямъ изъ ганноверскаго дома, связанъ съ парланентомъ общими интересами и опасностями. Поэтому нужно было связать его договоромъ и закономъ.

М-ръ Галламъ осуждаетъ, въ выраженіяхъ, нсколько удивившихъ насъ, 19 предложеній, {Эти предложенія представлены были Карлу I въ Іорк, 17 іюня 1642 года. Сущность ихъ состояла въ слдующихъ требованіяхъ: чтобы не оставалось въ совт ни одного лица, неугоднаго парламенту, чтобы ни одно распоряженіе короля не имло силы не пройдя чрезъ совтъ и не будучи скрплено подписями его членовъ, чтобы вс государственные сановники и главные судьи были избираемы съ согласія парламента и оставались въ должностяхъ на всю жизнь, чтобы никто изъ королевской фамиліи не вступалъ въ бракъ безъ согласія парламента или совта, чтобы были приведены въ исполненіе законы противъ католиковъ, чтобы голоса лордовъ-католиковъ были исключены, чтобы преобразованіе литургіи и церковнаго устройства было сдлано согласно съ мнніемъ парламента, чтобы распоряженіе о милиціи тоже предъявлялось парламенту, чтобы вс преступники подлежали суду парламента, чтобы объявлено было всеобщее прощеніе съ изъятіями, какія укажетъ парламентъ, чтобы распоряженія относительно крпостей и замковъ длались съ согласія парламента, чтобы не назначать новыхъ перовъ безъ согласія парламента.} въ форм которыхъ парламентъ изложилъ свои виды. Есть ли хоть нкоторое сомнніе, что Іаковъ II подвергся бы столь же строгимъ ограниченіямъ, еслибы онъ остался на остров, и — что весьма вроятно въ подобныхъ обстоятельствахъ — за нимъ оставили бы престолъ? Съ другой стороны мы вполн признаемъ, что, еслибы на престолъ были призваны Эссексъ или Нортумберландъ, смло можно было бы обойтись безъ такихъ ограниченій. Ихъ положеніе служило бы достаточнымъ ручательствомъ.

Въ 19-й предложеніяхъ мы находимъ очень мало достойнаго порицанія, кром параграфовъ, направленныхъ противъ католиковъ. Но параграфы эти были въ дух того времени, и нкоторымъ упрямымъ приверженцамъ Англиканской церкви они и въ наше время могутъ показаться даже усиливающими добро, какое сдлалъ Долгій парламентъ. Изъ остальныхъ пунктовъ, только тотъ, который относится до порядка назначенія новыхъ перовъ, оставляетъ въ насъ нкоторое сомнніе. Одно изъ предложеній состоитъ въ томъ, чтобы судьи оставались въ своихъ должностяхъ, пока они будутъ хорошо исполнять свои обязанности. На это, конечно, не будетъ сдлано возраженій. Домогаться права руководить воспитаніемъ и вступленіемъ въ бракъ государей было весьма свойственно парламенту, по той же причин, по которой было постановлено, посл революціи, что ни одинъ король не можетъ вступить въ бракъ съ паписткою, не теряя права на престолъ. Если мы не осуждаемъ государственныхъ мужей временъ революціи, полагавшихъ, что Англія не можетъ быть безопасно управляема женатымъ на католичк, то мы едвали можемъ осуждать Долгій парламентъ за то, что онъ призналъ необходимымъ подвергнуть нкоторымъ строгимъ стсненіямъ короля, находившагося въ такомъ именно положеніи. Вліяніе Генріетты-Маріи было уже весьма ощутительно въ длахъ политическихъ. Въ длахъ же семейныхъ, въ воспитаніи и вступленіи въ бракъ ея дтей оно, вроятно, чувствовалось бы еще сильне. Могла бы явиться еще королева-католичка, а быть можетъ и король-католикъ. Какъ ни мало мы склонны пристать къ простонароднымъ толкамъ объ этомъ предмет, мы все-таки полагаемъ, что подобный случай слдуетъ, если можно, отклонить, а сдлать это, при оставленіи Карла на престол, можно было только подвергнувъ его семейныя распоряженія контролю парламента.

Потребовано было право на veto при назначеніи министровъ. На самомъ дл правомъ этимъ парламентъ постоянно пользовался со времени революціи. Безъ сомннія, гораздо лучше, чтобы такое право законодательной власти употреблялось въ дло, какъ это принято въ настоящее время, лишь въ какихъ-нибудь особенно важныхъ случаяхъ, требующихъ ея вмшательства, — чмъ чтобы, при всякой перемн, нижняя палата должна была формально заявлять о своемъ одобреніи или неодобреніи. Но еслибы не то обстоятельство, что на престолъ была возведена новая династія, то не знаемъ, возможно ли было бы такъ пользоваться этимъ правомъ, какъ имъ пользуются въ настоящее время. Мы опять повторяемъ, что, какому бы мы ни подчинили стсненію государей, царствовавшихъ посл революціи, мы этимъ ничего не прибавили бы къ тому обезпеченію, которое представлялось въ самомъ основаніи ихъ права на престолъ. Они были вынуждены ухаживать за своими парламентами. Но отъ Карла нельзя было ничего ожидать, что не было включено въ договоръ.

Не было сдлано условія, чтобы корол отказался отъ своего права не пропускать акты парламента. Но нижняя палата обнаруживала сильную склонность потребовать и этого обезпеченія. ‘Такая система, говоритъ м-ръ Галламъ, была въ нашей стран столь же несогласна со всею исторіею нашихъ законовъ, сколько и несовмстна съ поддержаніемъ монархіи, въ значеніи сколько-нибудь большемъ номинальнаго.’ Революція же дала этому пункту такую полную силу дйствія, какъ будто бы онъ былъ включенъ въ Билль о правахъ {Bill of Rights — декларація, представленная обими палатами парламента принцу Оранскому, 13 февраля 1688 года, въ которой, посл полнаго перечисленія всхъ актовъ Іакова II, признанныхъ незаконными, подтверждались вс права и преимущества народа.} и Act of Seulement. {Подъ этимъ именемъ извстно въ англійской исторіи постановленіе парламента. коимъ права на англійскую корону, посл Вильгельма III и принцессы Анны (дочери Іакова II), признавались за принцессою Софіею, внучкою Іакова I, женою курфирста Ганноверскаго, и ея потомствомъ.} Мы, признаться, удивляемся, какъ м-ръ Галламъ придаетъ такую большую важность правамъ, которыя не имли никакого примненія въ теченіе слишкомъ 130 лтъ, которыя, по всей вроятности, никогда не будутъ имть его и которыя, сколько намъ кажется, едвали могутъ въ какомъ-либо случа повести къ благой цли.

Но важное обезпеченіе, обезпеченіе, безъ котораго вс остальныя были бы недостаточны, заключалось въ сил меча. Это вполн понимали об партіи. Парламентъ настоятельно требовалъ предоставленія ему главнаго завдыванія милиціею и веденіемъ Ирландской войны. ‘Ей Богу ни на одинъ часъ!’ воскликнулъ король. (‘Сохрани милицію, сказала королева, посл пораженія королевской партіи, — сохрани милицію: это возвратитъ все.’ Что по древней конституціи парламенту не было предоставлено никакой власти въ длахъ военныхъ, ясно доказалъ м-ръ Галламъ. А что это такого рода власть, которая и не должна находиться постоянно въ рукахъ многочисленнаго и разъединеннаго собранія, съ этимъ, мы полагаемъ, можно смло согласиться. Оппозиція, гласность, продолжительныя пренія, частыя соглашенія — вотъ характеристическія черты дятельности подобныхъ собраній. Военныя же распоряженія требуютъ единства, тайны, ршительности. Вотъ почему противъ упомянутаго выше требованія парламента возраженія были весьма серьёзны. Но съ другой стороны, доврить, во время такого кризиса и такому королю, оружіе, которое, даже находясь въ мене опасныхъ рукахъ, разрушило столько свободныхъ конституцій, было бы крайнею опрометчивостью. Ревность, съ какою Венеціанская олигархія и Голландскіе штаты смотрли на своихъ генераловъ и войска, постоянно заставляла ихъ вмшиваться въ такія дла, о которыхъ они не въ состояніи были судить. Политика эта обезпечивала ихъ отъ военной узурпаціи, но вела къ значительнымъ неудачамъ въ войн. Неограниченная власть, которую Французскій король имлъ надъ своими войсками, давала ему возможность побждать своихъ враговъ, но помогала также угнетать свой народъ. Былъ ли въ этомъ дл какой-нибудь средній путь?— Признаться, не было такого, который бы вовсе не подлежалъ возраженію. Но мы все-таки полагаемъ, что лучшею мрою была бы та, которую неоднократно предлагалъ парламентъ, а именно: чтобы предоставить на извстное время военную власть обимъ палатамъ, а корон возвратить ее лишь тогда, когда прочно утвердится конституція и когда новыя гарантіи свободы будутъ настолько упрочены давностью, что на дло уничтоженія ихъ трудно будетъ подвинуть даже постоянныя войска.

М-ръ Галламъ полагаетъ, что споръ этотъ могъ бы легко быть полюбовно ршенъ опредленіемъ, чтобы король не имлъ права содержать въ готовности постоянную армію безъ согласія парламента. Онъ разсуждаетъ такъ, какъ будто бы вопросъ былъ чисто теоретическій и какъ будто бы въ то время не было надобности въ арміи. ‘Королевство, говоритъ онъ, могло легко обойтись въ то время и безъ всякой военной организаціи.’ Мы же полагаемъ, что м-ръ Галламъ упустилъ изъ виду самое важное въ этомъ дл обстоятельство. Ирландія была въ то время возмущена, и очевидно необходима была большая военная экспедиція для приведенія этого королевства въ повиновеніе. Поэтому, обсужденію палатъ подлежалъ не отвлеченный законодательный вопросъ, а практическій вопросъ, не терпвшій отлагательства, вопросъ, отъ котораго зависла безопасность государства. Имъ должно было сообразить, удобно ли немедленно предоставить большую армію королю, который, по меньшей мр, столько же хотлъ уничтожить англійскій парламентъ, какъ и покорить ирландскихъ инсургентовъ.

Мы, конечно, не думаемъ защищать вс мры парламента. Мы далеки отъ этой мысли. Не существовало еще совершеннаго человка. Какою же крайнею нелпостью было бы ожидать совершенства отъ цлыхъ партій или собраній. Обширныя корпораціи гораздо легче впадаютъ въ заблужденія, чмъ отдльныя лица. Страсти разгараются отъ симпатіи, страхъ наказанія и чувство стыда уменьшаются вслдствіе того, что ихъ раздляютъ многіе. Мы видимъ всякій день людей, длающихъ то для своей партіи, изъ-за чего, еслибъ имъ приходилось сдлать то для самихъ себя, они ршились бы скоре умереть.

Едвали бываютъ такіе частные раздоры, при которыхъ правое и неправое были бы такъ тщательно разграничены, чтобы все правое находилось на одной, а все неправое на другой сторон. Но въ разсматриваемомъ нами случа былъ расколъ, раздлявшій великую націю на дв партіи. Каждая изъ этихъ партій подраздлялась на многія меньшія партіи. Каждая содержала много такихъ членовъ, которые гораздо мене расходились въ мнніяхъ съ своими умренными противниками, чмъ съ своими рьяными союзниками. Каждая имла въ числ своихъ приверженцевъ много такихъ людей, которые ршились на выборъ той, а не другой партіи вслдствіе какой-нибудь случайности рожденія, связей или мстныхъ обстоятельствъ. Каждая изъ нихъ привлекала къ себ во множеств т неистовые и мрачные умы, для которыхъ тучи и вихри политическаго урагана составляютъ жизненную атмосферу. Партія, подобно лагерю, иметъ своихъ маркитантовъ и своихъ прихвостней точно такъ же, какъ и своихъ солдатъ. Въ движеніи своемъ впередъ она собираетъ вокругъ себя обширную свиту, состоящую изъ людей, которые находятъ въ ней свои выгоды или увлекаются ея обстановкою, которые, при хвастливомъ исчисленіи, могутъ пожалуй быть показаны въ числ членовъ партіи, но которые не служатъ ей никакою помощью въ ея предпріятіяхъ и слабо сочувствуютъ ея успхамъ, которые ослабляютъ ея дисциплину и срамятъ ея знамя своими безчинствами и которые, наконецъ, посл неудачи, совершенно готовы рзать своихъ товарищей и грабить ихъ обозы.

Такъ бываетъ при всякомъ значительномъ раскол, и такъ было въ нашей междоусобной войн. На обихъ сторонахъ было, безъ сомннія, достаточно преступленій и заблужденій, чтобы внушить отвращеніе всякому, кому только не приходило въ голову, что и вся исторія рода человческаго представляетъ намъ, за весьма немногими исключеніями, только преступленія и заблужденія. Мизантропія не такого рода настроеніе, при которомъ бы человкъ въ состояніи былъ принимать участіе въ великихъ длахъ или судить о нихъ.

‘О парламент, говоритъ м-ръ Галламъ, можно, я полагаю, сказать, съ небольшею строгостью, чмъ правдивостью, что съ самой ссоры его съ королемъ по день изгнанія его Кромвеллемъ, упоминается въ исторіи едва о двухъ или трехъ государственныхъ дяніяхъ, проявившихъ справедливость, человколюбіе и великодушіе, и о весьма немногихъ, проявившихъ политическую мудрость и мужество.’ Т, кто согласны съ мнніемъ, выраженнымъ нами касательно первоначальныхъ требованій парламента, едвали согласятся съ такимъ строгимъ осужденіемъ. Предложенія, сдланныя палатами въ Оксфорд, Эксбридж и Ньюкастл, строго согласовались съ помянутыми требованіями. Въ самый мрачный періодъ войны палаты не обнаружили ни малйшей склонности отступить отъ какого-нибудь кореннаго принципа. Среди самаго полнаго успха, он не проявили ни малйшаго намренія идти дале этихъ предловъ. Въ этомъ отношеніи нельзя не найти, что он выказали какъ справедливость и великодушіе, такъ и политическую мудрость и мужество.

Парламентъ, конечно, дйствовалъ далеко не безупречно. Мы вполн соглашаемся съ м-мъ Галламомъ въ осужденіи поступка парламента съ Лодомъ. Къ самой личности этой мы, по правд, питаемъ боле полное презрніе, чмъ къ какому-либо другому лицу въ нашей исторіи. Нжность, съ какою часть нашей церкви чтитъ память этого человка, можетъ быть сравнена только съ тмъ извращеніемъ чувства любви, вслдствіе котораго мать, изъ всего семейства своего, оказываетъ иногда наиболе нжности уроду или идіоту. М-ръ Галламъ замтилъ случайно, что въ переписк Лода съ Страффордомъ вовсе не проглядываетъ чувство долга по отношенію къ Богу или людямъ. Вслдствіе этого, поклонники архіепископа навязали публик цлую кучу извлеченій, долженствовавшихъ доказать противное. Но во всхъ этихъ отрывкахъ мы не видимъ ничего такого, чего бы не могъ одинаково написать пастырь, столь же нечестивый, какъ папа Александръ или какъ кардиналъ Дюбуа. Эти отрывки обнаруживаютъ не чувство долга по отношенію къ Богу или людямъ, а просто живйшее участіе къ благосостоянію и общественному значенію того сословія, къ которому принадлежалъ авторъ, — участіе, которое, если оно удерживается въ извстныхъ предлахъ, не заслуживаетъ осужденія, но ни въ какомъ случа не можетъ считаться добродтелью. Лодъ озабочивается удовлетворительнымъ исходомъ диспутовъ въ дублинскомъ университет. Онъ выражаетъ сожалніе, узнавъ, что одна церковь была превращена въ конюшню и что въ Ирландіи весьма скудны бенефиціи. Онъ желаетъ, чтобы богослуженіе въ церквахъ отправлялось должнымъ порядкомъ, какъ бы ни было въ нихъ мало число прихожанъ. Онъ изъявлялъ желаніе, чтобы при избраніи судей для суда, который вдаетъ дла о десятинномъ сбор, имлись въ виду интересы духовенства. Все это такъ же естественно, какъ естественно, чтобы ольдерманъ отстаивалъ пошлину со ввоза въ его мстечко и чтобы директоръ Остъ-Индской компаніи стоялъ за привилегіи своей компаніи. Но смшно говорить, что въ этомъ обнаруживается благочестіе и любовь къ ближнему. Никакой примасъ, будь онъ даже самый заброшенный изъ всего человчества, не хотлъ бы видть, чтобы корпорація, съ вліяніемъ которой нераздльно его собственное вліяніе, была уронена въ общественномъ мнніи, вслдствіе ея внутреннихъ несогласій, ветхаго вида принадлежащихъ ей зданій и небрежнаго отправленія богослуженія. Мы охотно признаемъ, что помянутыя частныя письма мало заключаютъ въ себ вреднаго, — комплиментъ, который не часто могъ быть сдланъ сочиненіямъ или дйствіямъ Лода.

Какъ бы ни былъ дуренъ этотъ архіепископъ, онъ не былъ однако измнникомъ по смыслу закона. Онъ не былъ ни въ какомъ случа и такъ страшенъ, чтобы законодательная власть имла основаніе издать противъ него постановленіе съ обратнымъ дйствіемъ. Умъ его не былъ довольно обширенъ, чтобы обнять великій планъ, будь онъ хорошъ или дуренъ. Его притснительныя дйствія не составляли, подобно дйствіямъ графа Страффорда, части обширной системы. Это были т излишества, которыя позволяетъ себ отъ времени до времени человкъ съ слабымъ и раздражительнымъ характеромъ, т крайности, которыя свойственны человку съ посредственнымъ умомъ, поставленному на видное мсто. Самымъ строгимъ наказаніемъ, какому палаты могли подвергнуть Лода, было бы освободить его и отправить въ Оксфордъ. Тамъ онъ могъ бы оставаться, терзаемый собственнымъ діавольскимъ нравомъ, жажда пуританъ для позорнаго столба и тисковъ, надодая, за неимніемъ никого другаго, кавалерамъ своими дрязгами и глупостями, ломаясь и коверкаясь въ соборной церкви, продолжая тотъ неподражаемый дневникъ, въ который мы не можемъ заглянуть безъ того, чтобы не позабыть о недостаткахъ сердца Лода при вид всей слабости его ума, подробно записывая свои сны, считая капли крови, шедшей у него изъ носу, наблюдая за столомъ, гд стоитъ солонка, и прислушиваясь къ крику совъ. Одно только мщеніе было бы прилично парламенту по отношенію къ такому смшному старому ханж — это оказать ему милосердіе изъ презрнія.

Должно сознаться, что палаты длали грубыя ошибки въ образ веденія войны или, лучше сказать, сдлали одну большую ошибку, которая привела дла ихъ въ положеніе, требовавшее самыхъ опасныхъ мръ. Т парламентскіе вожди, которыхъ можно отнести, такъ сказать, къ первому поколнію, Эссексъ, Манчестеръ, Нортумберландъ, Голлисъ, даже Нимъ, — однимъ словомъ вс замчательнйшіе люди того времени, за исключеніемъ одного Гампдена, были склонны къ полумрамъ. Они боялись ршительной побды почти столько же, какъ и ршительнаго пораженія. Они хотли поставить короля въ такое положеніе, которое принудило бы его согласиться на ихъ требованія, казавшіяся имъ справедливыми и разумными, но не хотли ни ниспроверженія конституціи, ни перемны династіи. Они боялись способствовать видамъ тхъ свирпыхъ и отчаянныхъ враговъ монархіи, которые уже начинали появляться въ нижнихъ слояхъ партіи. Поэтому война была ведена вяло и нершительно. Смлый полководецъ могъ бы окончить ее въ одинъ мсяцъ. Между тмъ прошло три кампаніи, а исходъ войны все еще былъ сомнителенъ, если же онъ не былъ ршительно противенъ видамъ свободы, то это произошло, главнйшимъ образомъ, благодаря искусству и энергіи, которыми отличались боле пылкіе изъ круглоголовыхъ, занимавшіе второстепенныя должности. Дйствія Фэрфакса и Кромвелля при Марстон представляли разительную противоположность съ дйствіями Эссекса при Эджгилл и Воллера при Лансдоун.

Если и есть какая-нибудь истина, подтвердившаяся на опыт у всхъ вообще народовъ, то это именно та, что вносить въ войну духъ мира есть слабая и въ то же время жестокая политика. Время для переговоровъ есть, вмст съ тмъ, и время для совщаній и отлагательствъ. Но когда какой-нибудь крайній случай требуетъ такого лекарства, которое по существу своему слишкомъ сильно и которое помогаетъ въ подобныхъ случаяхъ только потому, что оно сильно, — то безполезно думать о смягченіи его и разведеніи водою. Вялою войною нельзя достигнуть ничего такого, чего невозможно было бы достигнуть полне переговорами и покорностью: руководствоваться какимъ-нибудь другимъ основнымъ началомъ значитъ не беречь кровь и деньги, а напротивъ, расточать ихъ.

Это увидли и парламентскіе вожди. Третій годъ военныхъ дйствій приходилъ къ концу, а они все еще не побдили короля. Они не пріобрли даже и тхъ выгодъ, которыхъ ожидали отъ своей политики, очевидно ошибочной съ военной точки зрнія. Они хотли сберечь свои средства, а оказалось, что въ подобныхъ предпріятіяхъ бережливость хуже расточительности. Они надялись достигнуть примиренія, событія же доказали, что лучшее средство примиренія заключается въ приведеніи дла разрушенія къ скорому окончанію. Благодаря ихъ увренности, много было потрачено жизней и имуществъ. Бшеныя страсти, которыя, еслибъ борьба была непродолжительна, погасли бы такъ же скоро какъ возгорлись, теперь укоренились и приняли видъ глубокой, постоянной ненависти. Возрасла военная каста. Т, которые взялись за оружіе, побуждаемые патріотическими чувствами гражданъ, стали теперь питать сословныя чувства воиновъ. Предводители партіи боле всего обманули ея довріе. Еслибъ они, при помощи своихъ способностей и мужества, одержали совершенную побду, то вліяніе ихъ могло бы быть достаточно сильно, чтобы не дать сообщникамъ ихъ употребить ее во зло. И вотъ было необходимо избрать боле ршительныхъ и мене сговорчивыхъ предводителей. Къ несчастью единственный знаменитый человкъ, который соединялъ въ себ вс таланты и доблести, необходимые въ подобномъ кризис, единственный человкъ, который могъ спасти свою страну отъ постигшихъ ее опасностей, не ввергая въ новыя, который одинъ могъ соединить всхъ друзей свободы, подчинивъ ихъ вліянію своего повелительнаго генія и своего всми уважаемаго имени, — уже не существовалъ. Но все еще можно было что-нибудь сдлать. Палаты еще могли отвратить худшее изъ всхъ золъ, торжественное возвращеніе надменнаго и безсовстнаго повелителя. Он могли еще предохранить Лондонъ отъ всхъ ужасовъ грабежа, убійствъ и распутства. Но надежды ихъ на побду, такъ же чистую, какъ защищаемое ими дло, на такое примиреніе, которое моглo бы связать сердца всхъ честныхъ англичанъ во имя защиты общественнаго блага, прочнаго спокойствія и умренной свободы, — надежды эти были схоронены въ могил Гампдена.

Постановленіе о самоотверженіи {The self-denying ordinance — ршеніе Долгаго парламента (1644 г.), которымъ вс члены его обязывались не принимать извстныхъ должностей по исполнительной части, въ особенности же должностей въ арміи.} прошло въ парламент, и армія была преобразована. Мры эти были, безъ сомннія, исполнены опасности. Но все, что оставалось сдлать парламенту, было — выбрать изъ двухъ опасностей меньшую. И мы полагаемъ, что, еслибы онъ даже и могъ вполн предвидть все, что послдовало за тмъ, ршеніе его было бы то же самое. При всхъ обстоятельствахъ мы предпочли бы Кромвелля Карлу. Но между Кромвеллемъ и Карломъ побдителемъ, Карломъ, возстановленнымъ на престол, Карломъ, получившимъ возможность утолить до-сыта голодныя побужденія своей улыбающейся злобы и пресмыкающейся гордости, не можетъ быть и сравненія. Новое посщеніе имъ своей врной нижней палаты было бы серьёзне того, которымъ онъ почтилъ ее въ послдній разъ, серьёзне того, которое сдлалъ ей нсколько лтъ спустя ея же генералъ. Король едвали удовольствовался бы на этотъ разъ тмъ, что помолился бы Богу объ избавленіи его отъ Вэна, или тмъ, что дернулъ бы за полу Мартена. Еслибы, вслдствіе пагубныхъ неурядицъ, Англіи не оставалось ничего боле, какъ выбрать себ тирана, то Карлъ послдній представился бы ея выбору.

Отъ опасенія подвергнуться этому худшему изъ золъ парламентъ былъ вскор избавленъ своими новыми вождями. Войска Карла были повсюду разбиты, крпости взяты штурмомъ, а партія его былъ унижена и подавлена. Самъ король попался въ руки парламента, а въ скоромъ времени и король и парламентъ попались въ руки арміи. Участь обоихъ плнныхъ была одинакова. Съ обоими обращались поперемнно то почтительно, то дерзко, наконецъ естественная жизнь одного и политическая жизнь другаго окончились насильственною смертью, и та власть, за которую они оба боролись, соединилась въ однхъ рукахъ. Людямъ врождено сочувствіе къ несчастіямъ отдльныхъ личностей, но на упавшую партію они склонны смотрть боле съ презрніемъ, чмъ съ жалостью. Такъ, несчастія превратили величайшій изъ парламентовъ въ презрнный Rump {Названіе это, означающее задъ животнаго, придано было слабымъ остаткамъ Долгаго парламента, разогнаннаго Кромвеллемъ.} и худшаго изъ королей въ блаженнаго мученика.

М-ръ Галламъ ршительно возстаетъ противъ казни Карла, и мы искренно соглашаемся съ нимъ во всемъ, что онъ говоритъ объ этомъ предмет. Мы совершенно согласны съ нимъ, что великій соціальный расколъ, такой какъ междоусобная война, не должно смшивать съ обыкновенною измною и что съ побжденнымъ должно поступать не по мстнымъ законамъ, а по международному праву. Но въ настоящемъ случа различіе это иметъ меньшую важность, потому что, какъ международное право, такъ и мстные законы говорили въ пользу Карла. По первому, онъ былъ военноплнный, по послднимъ — король. Ни по которому изъ двухъ онъ не былъ измнникомъ. Еслибы онъ остался побдителемъ и предалъ смерти главныхъ противниковъ своихъ, то онъ заслужилъ бы строгое осужденіе, и это не зависло бы отъ правоты или неправоты его дла. Между тмъ противники Карла были, можно сказать, формально виновны въ измн. Онъ могъ бы послать ихъ на эшафотъ, не нарушая этимъ никакого основнаго правила законодательства. Чтобы наказать ихъ, ему не было бы надобности извращать всю конституцію. Въ этомъ отношеніи его дло рзко отличалось отъ ихъ дла. Осужденіе его на смерть не только было само по себ такою мрою, которую могла оправдать только самая крайняя необходимость, но и требовало для подготовленія его нсколькихъ предварительныхъ мръ, изъ коихъ каждая тоже не могла быть иначе оправдана, какъ такою же необходимостью. Приговора нельзя было произнести не разогнавъ правительство вооруженною силою, не установивъ самыхъ опасныхъ примровъ на будущее время, не создавъ затрудненій, на отстраненіе которыхъ потребовалось послдовавшихъ 10 лтъ, не разрушивъ старыхъ учрежденій, которыя вскор оказалось необходимымъ возстановить, не создавъ новыхъ, которыя вскор почти вс съ нетерпніемъ желали разрушить. Нужно было вычеркнуть изъ нашей конституціи палату лордовъ, исключить силою нкоторыхъ членовъ палаты депутатовъ, создать новое преступленіе, новое судилище и новый порядокъ длопроизводства. Вся законодательная и вся судебная система были стоптаны подъ ногами, для того только, чтобы получить одну голову. Нетолько т части конституціи, которыя республиканцы хотли уничтожить, но и т, которыя они хотли сохранить и возвысить, сильно пострадали отъ этихъ дйствій. Верховный судъ сталъ присвоивать себ обязанности судовъ присяжныхъ. Удержавшіеся представители народа скоро были согнаны съ своихъ мстъ тмъ же военнымъ насиліемъ, которое дало имъ возможность исключить своихъ товарищей. Еслибы Карлъ былъ послднимъ въ своемъ род, то была бы понятна причина предать его смерти. Но ударъ, прекратившій его жизнь, мгновенно перенесъ врноподданническія чувства всякаго роялиста на его наслдника, и притомъ на наслдника, находившагося на свобод. Убить человка значило въ этомъ случа не избавиться отъ короля, а освободить его.

Намъ ненавистенъ характеръ Карла, но нельзя на томъ только основаніи, что человкъ ненавистенъ, прибгать, для удаленія его, къ закону ex post facto, хотя-бы даже законъ этотъ и былъ изданъ конституціоннымъ порядкомъ. Для этого необходимо, чтобы человкъ былъ также и особенно опасенъ. Мы съ трудомъ представляемъ себ, чтобы государство могло ожидать отъ одного лица такой опасности, которая оправдывала бы насильственныя мры, оказавшіяся необходимыми для подготовленія смертнаго приговора надъ Карломъ. На самомъ дл опасности почти не было. Угрожала, дйствительно, опасность отъ многочисленной партіи, приверженной къ королевскому достоинству. Эту опасность казнь его только увеличила. Личное вліяніе его было въ сущности незначительно. Онъ потерялъ довріе всхъ партій. Приверженцы англиканской церкви, католики, пресвитеріяне, индепенденты, его враги, его друзья, его клевреты, англичане, шотландцы, ирландцы, — вс части, на которыя раздлялся и подраздлялся его народъ, были имъ обмануты. Самые преданные совтники его со стыдомъ и сокрушеніемъ отвращались отъ его ложной и коварной политики, въ которой замыселъ переплетался съ замысломъ, мина взрывалась подъ миною, отрекались отъ агентовъ, не исполнялись общанія, частнымъ образомъ давалось одно общаніе, публично — другое. ‘О, г-нъ секретарь, говоритъ Кларендонъ въ одномъ изъ своихъ писемъ къ Николасу, хитрости эти доставили мн боле горькихъ часовъ, чмъ вс несчастія, которыя постигли короля на войн и которыя представляются какъ-бы послдствіями обратившагося на насъ гнва Божія.’

Дарованія Карла не были опасны. Вкусъ его въ изящныхъ искусствахъ былъ дйствительно чрезвычайно тонокъ и немногіе изъ государей новйшаго времени писали и говорили лучше его, но онъ не былъ способенъ къ жизни практической. При всякихъ переговорахъ, онъ постоянно старался надувать другихъ и надувалъ только самого себя. Какъ воинъ, онъ былъ слабъ, медлителенъ и лишенъ, если не личной храбрости, то, по крайней мр, того присутствія духа, котораго требовало его положеніе. Его медлительность при Глостер спасла парламентскую партію отъ истребленія. При Нэзби, въ самый ршительный моментъ въ его судьб, онъ навелъ, вслдствіе недостатка самообладанія, пагубный паническій страхъ на свою армію. Разсказъ Кларендона объ этомъ дл напоминаетъ намъ т извиненія, которыми Бессусъ и Бобадиль {Дйствующія лица въ комедіяхъ Beaumont’а и Ben-Jonson’а.} объясняютъ полученные ими палочные удары. Кажется, какой-то шотландскій дворянинъ просилъ короля не идти на врную смерть, захватилъ поводья его лошади и поворотилъ ее назадъ. Ни одинъ человкъ, сколько-нибудь дорожившій своею жизнью, не дерзнулъ бы оказать въ этотъ день такую же дружескую услугу Оливеру Кромвеллю.

Одно, и только одно, могло сдлать Карла опаснымъ — насильственная смерть. Тираннія его не могла сломить гордый духъ англійской націи. Ее не могло побдить его оружіе, не могли обмануть его хитрости, но его униженіе и его казнь пробудили въ ней великодушное состраданіе. Люди, умирающіе на эшафот за политическія преступленія, почти всегда умираютъ съ достоинствомъ. На нихъ устремлены взоры тысячъ зрителей. Враги и поклонники сторожатъ всякое ихъ движеніе. Каждый звукъ ихъ голоса, каждое измненіе въ лиц должно перейти въ потомство. Бгство невозможно. Мольбы безполезны. Въ подобномъ положеніи часто случалось, что гордость и отчаяніе возбуждали самыхъ малодушныхъ людей до храбрости, соотвтствующей обстоятельству. Карлъ умеръ терпливо и мужественно, но, по правд, не терпливе и не мужественне, чмъ многія другія жертвы подитической ярости: не терпливе и не мужественне, чмъ его же судьи, которые нетолько были умерщвлены, но и перенесли пытку, или чмъ Вэнъ, котораго всегда считали робкимъ человкомъ. Однако поведеніе короля во время суда и при казни произвело громадное впечатлніе. Подданные стали такъ же искренно любить его память, какъ ненавидли его личность, и потомство судило о его характер скоре по его смерти, чмъ по жизни.

Выставлять Карла мученикомъ дла о епископств — нелпо. Т, которые осудили его на смерть, такъ же мало заботились о Собраніи духовныхъ, {Assembly of Divines — соборъ пресвитеріянской церкви.} какъ и о Конвокаціи, и, по всей вроятности, только еще возненавидли бы его, еслибъ онъ согласился ввести пресвитеріянское церковное управленіе. Вопреки мннію м-ра Галлама, мы склонны думать, что приверженность Карла къ англиканской церкви имла чисто-политическій характеръ. Мы допускаемъ, зная причудливость человческой природы, что совсть, во всхъ другихъ отношеніяхъ загрублая, можетъ быть чувствительна въ одномъ. Человкъ, не знающій ни правды, ни человколюбія, можетъ имть какую-то странную совстливость въ мелочахъ. Въ королевскомъ лагер былъ одинъ набожный воинъ, благочестіе котораго имло большое сходство съ благочестіемъ, приписываемымъ королю. Мы разумемъ полковника Торнера. Этотъ храбрый кавалеръ былъ повшенъ посл реставраціи за гнусное воровство. У самой вислицы, онъ сказалъ, обращаясь къ толп, что онъ въ душ утшается мыслью, что всегда снималъ шляпу, входя въ церковь. Характеръ Карла едвали возвысился бы въ нашемъ мнніи, еслибы мы допустили въ немъ такого же рода щекотливость совсти, какая оказалась у этого достойнаго роялиста, и еслибы мы думали, что, нарушая первйшія правила христіанской морали, онъ въ то же время былъ искренно совстливъ во всемъ, что относилось до управленія церковью. Но мы не допускаемъ въ немъ подобной слабости. Въ 1641 году онъ обдуманно утвердилъ Шотландскую декларацію, которая говорила, что управленіе церкви архіепископами и епископами противно слову Божію. А въ 1645 году онъ, повидимому, предлагалъ упрочить въ Ирландіи католическую религію. Совершенно невроятно, чтобы король, утвердившій пресвитеріянскую религію въ одномъ королевств и соглашавшійся установить папизмъ въ другомъ, былъ непреодолимо совстливъ въ длахъ церковнаго устройства третьяго. Онъ самъ говоритъ въ своихъ письмахъ, что онъ видитъ въ епископств даже боле сильную опору монархической власти, чмъ въ арміи. По причинамъ, разсмотрннымъ нами, господствовавшая церковь была, со времени реформаціи, главнымъ оплотомъ королевскихъ правъ. Поэтому Карлъ желалъ оградить ее. Онъ считалъ себя необходимымъ какъ для парламента, такъ и для арміи. Онъ не предвидлъ до послдней минуты, что, лукавя съ пресвитеріянами, онъ предастъ и себя и ихъ въ руки боле яростной и дерзкой партіи. Еслибъ онъ предвидлъ это, то вроятно королевская кровь, до настоящаго времени взывающая къ небу, каждой 30-е января, о правосудіи, никогда не была бы пролита. Тотъ, кто проглотилъ Шотландскую декларацію, едвали затруднился бы предъ Ковенантомъ. {Covenant — религіозный союзъ, заключенный въ 1643 году между Шотландіею и Англіею и имвшій цлью поддержаніе пресвитеріянской церкви.}

Смерть Карла и крутыя мры, приготовившія ее, возвели Кромвелля на высоту могущества, пагубную для младенчествующей республики. Никто не занимаетъ такого блестящаго мста въ исторіи, какъ т люди, которые основали монархіи на развалинахъ республиканскихъ учрежденій. Слава ихъ, если не самая чистая, то конечно самая заманчивая и ослпительная. У народовъ, пріученныхъ къ узд, у народовъ, уже давно привыкшихъ переходить отъ одного владыки къ другому, человкъ не одаренный замчательными качествами легко можетъ достигнуть верховной власти. Измна отряда тлохранителей, заговоръ эвнуховъ, народное возстаніе могли возводить лниваго сенатора или грубаго воина на престолъ Римскаго міра. Подобные перевороты часто случались въ государствахъ Азіи. Но общество, которое слышало голосъ правды и испытало преимущества свободы, общество, въ которомъ достоинства государственныхъ людей и правительственныхъ системъ обсуживаются свободно, въ которомъ оказывается повиновеніе не лицамъ, а законамъ, въ которомъ на правительственныя лица смотрятъ не какъ на повелителей, а какъ на служителей общества, въ которомъ дятельность партій составляетъ жизненную потребность, въ которомъ политическая борьба подведена подъ правила тактики, — подобное общество не легко обратить въ рабство. Рабочимъ скотомъ легко можетъ управлять новый хозяинъ. Но подчиняется ли запряжк дикій оселъ? Станетъ ли служить единорогъ и жить въ стойл? Подставитъ ли Левіаанъ свои ноздри подъ крюкъ? Миологическій завоеватель Востока, который волшебствомъ своимъ длалъ дикихъ зврей такими же ручными, какъ домашнія животныя, который запрягалъ въ свою колесницу львовъ и тигровъ, есть только слабый типъ тхъ необыкновенныхъ личностей, которыя очаровывали свирпые умы народовъ, не привыкшихъ къ принужденію, и заставляли разъяренныя партіи повиноваться ихъ возжамъ и увеличивать ихъ тріумфъ. Такого рода дло, хорошо ли оно или дурно, требуетъ истинно великаго человка. Оно требуетъ отваги, дятельности, энергіи, мудрости, твердости, яркихъ добродтелей, или пороковъ, которые блескомъ и привлекательностью могли бы походить на добродтель. Т, которые успвали въ такомъ трудномъ предпріятіи, составляютъ собою малочисленный и весьма замчательный классъ людей. Отцы тиранніи, наслдники свободы, цари между гражданами, граждане между царями, они соединяютъ въ себ отличительныя черты той системы, которая отъ нихъ происходитъ, и той, отъ которой они сами произошли. Царствованіе ихъ блеститъ двойнымъ свтомъ: послдними и самыми дорогими лучами исчезающей свободы, смшанными съ первымъ и самымъ яркимъ блескомъ славы имперіи при ея разсвт. Высокія качества такого государя придаютъ самому деспотизму какую-то прелесть, рожденную отъ той свободы, подъ вліяніемъ которой они развились и которую они разрушили. Онъ похожъ на европейца, селящагося подъ тропиками и переносящаго туда силу и энергическія привычки, пріобртенныя въ странахъ боле благопріятствующихъ тлесному развитію…

Въ этомъ класс людей трое возвышаются надъ всми: Цезарь, Кромвелль и Бонапартъ. Высшее мсто въ этомъ замчательномъ тріумвират, безъ сомннія, принадлежитъ Цезарю. Онъ соединялъ въ себ таланты Бонапарта съ талантами Кромвелля и, сверхъ того, обладалъ тмъ, чего не было ни у Кромвелля, ни у Бонапарта, — познаніями, вкусомъ, остроуміемъ, краснорчіемъ, чувствами и манерами истиннаго джентльмена.

Между Кромвеллемъ и Наполеономъ м-ръ Галламъ провелъ параллель, едвали уступающую въ остроуміи параллели, проведенной Боркомъ между Ричардомъ Львиное-Сердце и Карломъ XII, королемъ шведскимъ. Но мы полагаемъ, что какъ въ этой параллели, такъ и во всемъ своемъ сочиненіи, онъ едвали врно оцниваетъ Кромвелля. ‘Кромвелль, говоритъ онъ, далеко не похожій на свой антитипъ, никогда не обнаруживалъ никакихъ признаковъ законодательнаго ума и никакого желанія утвердить свою славу на благороднйшемъ изъ всхъ основаній — на улучшеніи общественныхъ учрежденій.’ Мы думаемъ, что различіе въ этомъ отношеніи зависло не отъ характера лицъ, а отъ характера тхъ революцій, при помощи которыхъ они достигли власти. Междоусобная война въ Англіи была предпринята съ цлью защищать и возстановлять, Французскіе же республиканцы стремились къ разрушенію. Въ Англіи основныя начала общаго права никогда не были потрясены, и большею частію даже и формы ихъ были свято чтимы. Во Франціи законы и ихъ исполнители погибли вмст. Поэтому во Франціи законодательство, по необходимости, было первымъ дломъ перваго прочнаго правительства, воздвигшагося на развалинахъ старой системы. Поклонники Иниго Джонса всегда утверждали, что работы его ниже работъ сэра Кристофера Рена {Inigo Jones (ум. 1652) и Sir Christopher Wren (ум. 1723) — знаменитые англійскіе архитекторы. Послдній составилъ проэктъ перестройки Лондона посл пожара и возобновилъ соборъ св. Павла.}, потому только, что лондонскій пожаръ открылъ послднему такое поле для обнаруженія его таланта, какое не представлялось ни одному архитектору въ мір. Такое же предположеніе можно сдлать и въ пользу Кромвелля. Если онъ мало воздвигъ новаго, то это потому, что не было общаго опустошенія, которое очистило бы для него мсто. Какъ бы то ни было, но онъ весьма основательно преобразовалъ представительную систему. Онъ ввелъ однообразіе въ отправленіи правосудія по всему острову. Мы приведемъ отрывокъ изъ его рчи, обращенной къ парламенту въ сентябр 1656 года, которая, несмотря на простой и грубый образъ выраженія, обнаруживаетъ, по нашему мннію, боле рзкіе признаки законодательнаго ума, нежели можно найти въ цломъ ряд рчей, произнесенныхъ при подобныхъ обстоятельствахъ, какъ до Кромвелля, такъ и посл него.

‘Существуетъ одно общее зло въ народ. Это — законъ. Я полагаю, мн можно сказать, что а имю такихъ же превосходныхъ судей въ этой стран, какіе были въ ней прежде, или какихъ нація имла въ теченіе этихъ нсколькихъ лтъ. Конечно, я могъ бы распространиться на счетъ исполнительной части, на счетъ администраціи, но это надоло бы вамъ. А no правд сказать, есть негодные, скверные законы, которые будетъ въ вашей власти измнить. Вшаютъ человка за шесть пенсовъ, за три пенса, я не знаю за что — вшаютъ за вздоръ, а прощаютъ убійцу, — вотъ что случается въ примненіи закона, вслдствіе дурнаго его изложенія. Я видлъ на своемъ вку примры оправданія самыхъ гнусныхъ убійствъ и видлъ, какъ люди лишались жизни за ничтожныя дла! Это такое зло, за которое воздастъ Богъ, и я не хочу, чтобы оно тяготло на этомъ народ, хоть одинъ лишній день, посл того какъ вы получили возможность пособить ему, и я надюсь, что я съ радостью присоединюсь къ вамъ въ этомъ дл.’

М-ръ Галламъ справедливо говоритъ, что, хотя невозможно ставить Кромвелля наравн съ Наполеономъ какъ полководца, все-таки ‘подвиги его были, въ той же мр, выше уровня его современниковъ и въ большей мр, результатомъ самородной неразработанной способности.’ Бонапартъ былъ воспитанъ въ лучшихъ военныхъ школахъ, армія, которую онъ повелъ въ Италію, была одна изъ лучшихъ, какія когда-либо существовали. Кромвелль провелъ свою юность и первую часть зрлаго возраста въ занятіяхъ гражданскихъ. Онъ не прежде сорока слишкомъ лтъ отъ роду увидлъ въ первый разъ войну. Онъ долженъ былъ сперва образовать себя, а потомъ образовать свои войска. Изъ необученныхъ рекрутъ онъ создалъ армію, самую храбрую и наилучше-дисциплинированную, самую спокойную въ мирное и самую грозную въ военное время, какую когда-либо видла Европа. Онъ вызвалъ ее къ бытію. Онъ водилъ ее къ побдамъ. Ему не случалось вступить въ бой и не одержать побды. Ему не случалось одержать побду и не уничтожить противную армію. Но его побды не составляли еще главнаго торжества его военной системы. Уваженіе, которое войска его оказывали собственности, ихъ привязанность къ законамъ и религіи своего отечества, ихъ покорность гражданской власти, ихъ умренность, разсудительность, трудолюбіе ни съ чмъ не могутъ сравниться. Духъ, внушенный этому войску его великимъ предводителемъ, выказался особенно ярко посл реставраціи. По приказанію установленнаго правительства, правительства, не имвшаго никакихъ средствъ принудить къ повиновенію 50 тысячъ воиновъ, которыхъ тыла еще не видалъ никакой врагъ ни въ междоусобной, ни въ континентальной войн, — сложили оружіе, возвратились въ массу народа и съ этого времени отличались отъ прочихъ членовъ спасенной ими общины только отмннымъ прилежаніемъ, воздержностью и порядкомъ въ мирныхъ занятіяхъ.

Мы полагаемъ, что, по общему духу и характеру своего управленія, Кромвелль стоялъ гораздо выше Наполеона. ‘Въ отношеніи къ гражданскому управленію, говоритъ м-ръ Галламъ, не можетъ быть врной параллели между тмъ, кто питался только подонками закоснлаго фанатизма, и тмъ, кому были открыты сокровищницы разума и философіи.’ Выраженія эти, какъ намъ кажется, заключаютъ въ себ величайшую похвалу нашему великому соотечественнику. Разумъ и философія не научили завоевателя Европы управлять своими страстями, или полагать главною цлью своихъ стремленій счастье своего народа. Они не помшали ему подвергать опасности свою славу и свое могущество въ безумной борьб съ основными началами человческой природы и законами физическаго міра, съ суровостью зимы и свободою моря. Они не изъяли его отъ вліянія самаго вреднаго суеврія — отъ надменнаго фатализма. Они не предохранили его отъ опьяненія въ счастіи и не удержали отъ неприличныхъ стованій въ несчастіи. Съ другой стороны, фанатизмъ Кромвелля никогда не вовлекалъ его въ невыполнимыя предпріятія и никогда не затмвалъ его пониманія общественной пользы. Нашъ соотечественникъ, уступая Бонапарту въ изобртательности, далеко превосходилъ его въ мудрости. Французскій императоръ, между завоевателями, то же, что Вольтеръ между писателями — чудесное дитя. Его блестящій геній часто былъ помрачаемъ припадками каприза столь же нелпаго, какъ капризы баловня дтской, который сердится на свою пищу и разбиваетъ въ дребезги свои игрушки. Кромвелль былъ мужъ, въ высшемъ смысл этого слова. Онъ обладалъ въ высокой степени той мужескою и взрослою крпостью духа, тмъ равномрно распредленнымъ умственнымъ здоровьемъ, которое — если только мы не увлекаемся національнымъ пристрастіемъ — всегда особенно характеризовало великихъ людей Англіи. Не было еще до сихъ поръ правителя, такъ очевидно рожденнаго для верховной власти. Чаша, которая опьянила почти всхъ другихъ, его отрезвила. Духъ его, не знавшій покоя въ низшей сфер, вслдствіе постояннаго паренія къ верху, отдохнулъ наконецъ въ величественномъ спокойствіи, лишь только достигъ свойственнаго ему уровня. У него не было ничего общаго съ многочисленнымъ классомъ людей, отличающихся въ низшихъ должностяхъ и явно обнаруживающихъ свою неспособность лишь только общественный голосъ призываетъ ихъ стать во глав. Какъ ни быстро возрастало его значеніе, умъ его расширялся еще быстре. Не имя никакого значенія какъ частный гражданинъ, онъ былъ великимъ полководцемъ и еще боле великимъ правителемъ. Наполеонъ имлъ театральную манеру, въ которой грубость революціонерной казармы смшивалась съ церемонностью стараго Версальскаго двора. Кромвелль, по сознанію даже его враговъ, проявлялъ въ своемъ обращеніи простое и естественное благородство человка, который не стыдился своего происхожденія и не чванился своимъ возвышеніемъ, — человка, который нашелъ себ настоящее мсто въ обществ и чувствовалъ въ себ увренность, что способенъ занимать его. Невзыскательный до фамиліарности тамъ, гд замшано было его личное достоинство, онъ былъ щекотливъ только за свое отечество. Онъ предоставлялъ свойствамъ своимъ говорить самимъ за себя, отдавалъ ихъ подъ защиту тхъ побдъ, которыя одержалъ на войн, и тхъ преобразованій, которыя сдлалъ въ мирное время. Но онъ былъ ревностный и неумолимый стражъ общественной чести. Онъ снесъ обиду отъ сумасшедшаго квакера въ галлере Вайтгольскаго дворца и отмстилъ ему только тмъ, что освободилъ его изъ тюрьмы и угостилъ обдомъ. Но для отмщенія за кровь всякаго англичанина онъ готовъ былъ ршиться на вс случайности войны.

Никакой монархъ не приносилъ еще на престолъ такого множества лучшихъ качествъ средняго сословія, такой сильной симпатіи къ чувствамъ и интересамъ своего народа. Онъ былъ иногда склоненъ прибгать къ произвольнымъ мрамъ, но имлъ возвышенное, прямое, честное англійское сердце. Отъ этого-то происходило, что онъ любилъ окружать престолъ свой такими людьми, какъ Гэль и Бленъ. Отъ этого-то происходило, что онъ предоставлялъ своимъ подданнымъ такую обширную долю политической свободы и что, даже въ то время, когда оппозищія, опасная для его власти и личности, почти принуждала его управлять посредствомъ меча, онъ заботился о томъ, чтобы оставить зародышъ, изъ котораго, при боле благопріятныхъ обстоятельствахъ, могли бы развиться свободныя учрежденія. Мы твердо уврены, что, еслибы его первый парламентъ не открылъ своихъ засданій споромъ противъ его правъ, правительство его отличалось бы столько же кротостью въ длахъ внутренняго управленія, сколько энергіею и мудростью во вншнихъ сношеніяхъ. Онъ былъ воинъ, онъ возвысился посредствомъ войны. Еслибы честолюбіе его имло гнусный или эгоистическій характеръ, то ему легко было бы ввергнуть свою страну въ континентальныя войны и ослпить находившіяся подъ управленіемъ его безпокойныя партіи блескомъ своихъ побдъ. Нкоторые изъ его враговъ насмшливо замчали, что въ побдахъ, одержанныхъ во время его правленія, онъ не принималъ личнаго участія, какъ будто человкъ, возвысившійся изъ ничтожества до власти единственно своими военными способностями, могъ имть какія нибудь недостойныя причины уклоняться отъ участія въ войн. Упрекъ этотъ составляетъ его величайшую славу, Въ успхахъ англійскаго флота онъ не могъ имть никакого личнаго интереса. Тріумфы флота ничего не прибавляли къ слав Кромвелля, увеличеніе флота не давало ему новыхъ средствъ держать въ страх своихъ враговъ, великій предводитель флота не былъ ему другомъ. А между тмъ Кромвелль съ особеннымъ удовольствіемъ поощрялъ этотъ родъ службы, который изъ всхъ орудій, употреблявшихся въ дло англійскимъ правительствомъ, составляетъ самое безсильное въ дл зла и самое могущественное въ добромъ дл. Управленіе Кромвелля было полно славы, но не простой славы. Это не былъ одинъ изъ тхъ періодовъ напряженныхъ, судорожныхъ усилій, за которыми необходимо слдуетъ слабость и утомленіе. Энергія его была естественна, здрава и умренна. Онъ поставилъ Англію во глав протестантскихъ интересовъ и въ ряду первйшихъ христіанскихъ государствъ. Онъ научилъ вс націи цнить ея дружбу и страшиться ея вражды. Но онъ не расточалъ средствъ ея на тщеславныя попытки доставить ей то преобладаніе, котораго, при новйшей систем политики въ Европ, ни одно государство не можетъ безопасно добиваться или долго сохранять.

Эта благородная и умренная мудрость была должнымъ образомъ вознаграждена. Если онъ не вносилъ съ тріумфомъ знамена республики въ отдаленныя столицы, если онъ не украшалъ Вайтголя добычею, взятою изъ Ратуши и Лувра, если онъ не длилъ Фландрію и Германію на княжества для своихъ родственниковъ и своихъ генераловъ, — зато, съ другой стороны, онъ не видлъ страну свою наводненною арміями народовъ, выведенныхъ изъ терпнія его властолюбіемъ. Онъ не влачилъ послднихъ лтъ своей жизни въ изгнаніи и заключеніи, въ нездоровомъ климат и подъ надзоромъ невеликодушнаго стража, сгорая безплоднымъ желаніемъ мести и не разставаясь съ призраками улетвшей славы. Онъ сошелъ въ могилу во всей полнот могущества и славы, оставивъ своему сыну такую власть, которую могъ бы сохранить всякій человкъ съ обыкновенною твердостью и благоразуміемъ.

Еслибъ не слабость этого глупаго Евосея, то мннія, которыя мы только-что высказали, составляли бы теперь, мы полагаемъ, благочестивое врованіе всякаго добраго англичанина. Мы, можетъ быть, писали бы теперь подъ правленіемъ Его Высочества Оливера V или Ричарда IV, Божіею милостію, протектора республики Англійской, Шотландской и Ирландской и владній, къ ней принадлежащихъ. Изображеніе великаго основателя династіи, на кон, въ такомъ вид, въ какомъ онъ предводительствовалъ атакою при Нэзби, или въ такомъ, какъ онъ былъ въ ту минуту, когда взялъ жезлъ со стола въ нижней палат, — украшало бы теперь наши площади и смотрло бы съ высоты Чарингъ-Кроса на вс наши присутственныя мста, въ честь ему надлежащимъ образомъ произносились бы, въ его счастливый день 3-го сентября, проповди придворнымя капелланами, не причастными къ длу ношенія стихаря.

Но несмотря на то, что память его не нашла защиты ни у одной партіи, несмотря на то, что вс средства были употреблены, чтобы очернить ее, несмотря на то, что хвалить его считалось долгое время преступленіемъ, подлежавшимъ наказанію, — все таки истина и достоинство взяли верхъ. Трусы, прежде дрожавшіе при одномъ звук его имени, клевреты правительственныхъ мстъ, которые прежде, подобно Доунингу, гордились бы честью сопровождать его карету, могли теперь оскорблять его въ врноподданническихъ рчахъ и адресахъ. Продажные поэты могли переносить на короля т же похвалы, только немного поношенными, которыми осыпали протектора. Втренная толпа могла тсниться съ криками и насмшками вокругъ повшенныхъ на вислиц бренныхъ останковъ величайшаго правителя и воина того времени. Но когда голландская пушка поразила ужасомъ изнженнаго тирана въ собственномъ дворц его, когда завоеванія, сдланныя войсками Кромвелля, были проданы, чтобы насытить блудницъ Карла, когда англичанъ послали сражаться подъ чужими знаменами противъ независимости Европы и противъ протестантской религіи, — не одно честное сердце втайн обливалось кровью, при мысли о томъ, кто никому, кром самого себя, не дозволялъ никогда дурно обращаться съ своимъ отечествомъ. Трудно, въ самомъ дл, должно было быть всякому англичанину видть, какъ наемный, французскій вицерой, въ самый ршительный переломъ его судьбы, шатался по гарему, звалъ и болталъ о вздор надъ полученною депешею или слюнилъ, въ припадк пьяной нжности, своего брата и своихъ придворныхъ, трудно было смотрть на все это и не вспомнить съ уваженіемъ и любовью о томъ, предъ чьимъ геніемъ остановилась пристыженною юная гордость Людовика и опытная хитрость Мазарини, кто смирилъ Испанію на сухомъ пути и Голландію на мор, чей царственный голосъ остановилъ паруса ливійскихъ пиратовъ и огни преслдовавшаго Рима. Даже до настоящаго дня имя его, несмотря на постоянныя нападенія, противъ которыхъ едвали кто когда-либо защищалъ его, популярно въ значительномъ большинств нашихъ соотечественниковъ.

Самымъ предосудительнымъ дломъ въ его жизни была казнь Карла. Мы уже произнесли нашъ строгій судъ надъ этимъ дйствіемъ, но мы нисколько не считаемъ его такимъ дломъ, которое налагало бы особенное клеймо на имена участвовавшихъ въ немъ. Это былъ несправедливый, безразсудный взрывъ неистоваго духа партіи, но это не была ни жестокая, ни коварная мра. Она имла вс свойства, какими отличаются заблужденія великодушнаго и безстрашнаго человка отъ низкихъ и злонамренныхъ преступленій.

Съ той минуты, какъ Кромвелль умеръ и былъ похороненъ, до самаго конца книги, мы почти во всемъ совершенно соглашаемся съ м-мъ Галламомъ. Времена, слдовавшія за реставраціею, особенно требуютъ отъ историка того строгаго безпристрастія, которое составляетъ отличительную черту м-ра Галлама. Никакая часть нашей исторіи 3-хъ послднихъ столтій не представляетъ такого общаго грустнаго зрлища. Весь родъ государственныхъ людей какъ-будто переродился, и ихъ нравственное и умственное ничтожество внушаетъ намъ тмъ больше отправленія, что мы видимъ ихъ стоящими въ прямой противоположности къ высокимъ и величественнымъ качествамъ того поколнія, которому они наслдовали. Во время великой междоусобной войны, даже неправая сторона возбуждала уваженіе и сочувствіе, вслдствіе непорочности и величія духа, проявлявшихся во многихъ изъ ея приверженцевъ. При Карл II лучшія и благороднйшія цли были оскверняемы средствами самыми жестокими и грязными. Ярость партій наслдовала любви къ свобод. Преданность престолу перешла въ раболпіе. Мы тщетно ищемъ, между передовыми политиками обихъ сторонъ, твердости убжденій, или даже той обыкновенной врности своей партіи, нарушеніе которой въ наше время признается позоромъ. Непослдовательность, вроломство и низость, которую постоянно обнаруживали предводители партій, которую защищали ихъ послдователи и на которую большая часть народа смотрла, повидимому, безъ особеннаго неодобренія, — все это въ настоящее время кажется почти невроятнымъ. Мы думаемъ, что такое же удивленіе это возбудило бы и во время Карла I.

Человкъ, однако, всегда тотъ же. И если между двумя поколніями замчается такое рзкое различіе, то можно наврное найти причину его въ тхъ обстоятельствахъ, въ которыхъ каждое изъ нихъ находилось. Важнйшіе государственные люди царствованія Карла II были воспитаны во время междоусобной войны и послдовавшей за нею революціи. Такое время въ высшей степени благопріятствуетъ развитію быстрыхъ и дятельныхъ способностей. Оно образуетъ классъ людей ловкихъ, бдительныхъ, изобртательныхъ, людей, ловкость которыхъ выходитъ съ торжествомъ изъ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствъ, людей, отъ прозорливаго инстинкта которыхъ не укроется никакой признакъ времени. Но это время неблагопріятно для твердой и мужеской доблести. Государственный человкъ, начинающій свое поприще въ такое время, не можетъ ни составить прочныхъ связей, ни длать точныхъ наблюденій по высшимъ отраслямъ науки государственнаго управленія. Прежде, чмъ онъ успетъ пристать къ какой-нибудь партіи, она уже разсяна. Прежде, чмъ онъ успетъ изучить свойства какого-нибудь правительства, оно уже ниспровергнуто. Присяга отрченія слдуетъ непосредственно за присягою подданства. Союзный договоръ, подписанный вчера, сегодня сожигается рукою палача. Среди постоянныхъ смутъ и перемнъ, самосохраненіе длается главною цлью каждаго. Уберечься отъ головокруженія, находясь среди вчнаго вихря, — слишкомъ трудное дло, даже и для самой сильной головы. О дух общества не можетъ быть и рчи. Ослабленіе правилъ, безъ которыхъ ни одинъ государственный человкъ не можетъ возвыситься, ни даже быть безопаснымъ, становится слишкомъ обыкновеннымъ дломъ, чтобы его стыдиться, и цлая нація хладнокровно смотритъ на примры отступничества, которые, при боле прочномъ порядк вещей, поразили бы и самаго подлаго переметчика.

Исторія Франціи, со времени революціи, представляетъ нсколько поразительныхъ примровъ, подтверждающихъ эти замчанія. Одинъ и тотъ же человкъ служилъ республик, Бонапарту, Людовику XVIII, потомъ опять Бонапарту, по возвращеніи его съ острова Эльбы, и наконецъ опять Людовику, по возвращеніи его изъ Гента. Между тмъ вс эти многоразличныя измны нисколько, повидимому, не ослабляли его вліянія и даже не налагали особенно позорнаго пятна на его репутацію. Мы не знали бы, конечно, что и думать о немъ, соотечественники же его, повидимому, вовсе не оскорблялись этимъ и, по-правд сказать, мало имли на то права, ибо едвали можно было найти хотя одного француза, извстнаго въ гражданскомъ мір или въ армія, который, по мр способностей и смотря по обстоятельствамъ, не слдовалъ бы его примру. Все это было естественно. Быстрота и сила, съ какою перемна слдовала за перемною въ длахъ Франціи, въ конц прошлаго столтія, устранили возможность обвинять кого-либо въ непослдовательности, сдлали правила государственныхъ людей шаткими и произвели во многихъ умахъ всеобщій скептицизмъ и равнодушіе къ основнымъ началамъ государственнаго управленія.

Ни одинъ англичанинъ, внимательно изучившій царствованіе Карла II, не почтетъ себя въ прав предаваться чувству національной гордости предъ ‘Dictionnaire des Girouettes’. {Подъ этимъ названіемъ появился въ 1815 году во Франціи лексиконъ, въ которомъ выписаны были имена разныхъ личностей того времени, съ обозначеніемъ, противъ каждаго имени, степени шаткости убжденій (girouetsme) носившаго его лица, посредствомъ изображеній флюгера. Самое большее число такихъ флюгеровъ (15) находилось противъ именъ Талейрана и Фуше.} Шафтебёри былъ конечно гораздо мене достоинъ уваженія, чмъ Талейранъ, и было бы даже несправедливо относительно Фуше сравнивать его съ Лодердалемъ. Ничто не доказываетъ такимъ яснымъ образомъ, до какой степени упало тогда въ нашей стран мрило политической нравственности, какъ судьба названныхъ нами выше государственныхъ людей Англіи. Правительству нуженъ былъ злодй, чтобы дать ходъ самой гнусной систем управленія, какая когда-либо падала проклятіемъ на народъ, и чтобы искоренить пресвитеріянство огнемъ и мечемъ, потопленіемъ женщинъ и страшною пыткою сапога. Оно нашло такого человка между предводителями возстанія и лицами, подписавшими Ковенантъ. Оппозиція искала начальника, который руководилъ-бы самыми отчаянными нападеніями, какія были когда-либо длаемы, подъ прикрытіемъ формъ конституціи, на какую-либо англійскую администрацію, — и избрала для этого министра, принимавшаго наибольшее участіе въ самыхъ вредныхъ распоряженіяхъ двора, человка, бывшаго душою Кабали, {Cabal. Слово это употреблялось нкоторое время въ разговорномъ язык въ Англіи какъ синонимъ слова Кабинетъ, для обозначенія тайнаго совта короля. Но, no случайному стеченію обстоятельствъ, оказалось, что въ 1671 году кабинетъ состоялъ изъ пяти лицъ, съ именами, изъ начальныхъ буквъ которыхъ составлялось слово Cabal, это были Clifford, Arlington, Bockingham, Ashley, Lauderdale. Со времени этихъ пяти министровъ, слово Cabal стало употребляться только въ обидномъ смысл.} совтника, который заперъ казначейство и настаивалъ на войн съ Голландіею. Вся политическая драма имла такой же характеръ. Въ этой дикой и чудовищной арлекинад нельзя было найти ни единства плана, ни пристойной естественности характеровъ и костюмовъ. Вся она состояла изъ странныхъ превращеній и дикихъ противоположностей: атеисты, превращавшіеся въ пуританъ, пуритане, превращавшіеся въ атеистовъ, республиканцы, защищавшіе божественное право королей, развратные царедворцы, громко требовавшіе свободы народа, судьи, возжигавшіе ярость черни, патріоты, набивавшіе карманы взятками, получаемыми отъ иностранныхъ государствъ, въ одной части острова папистскій государь, пыткою принуждавшій пресвитеріянъ присоединиться къ епископальной церкви, а въ другой — пресвитеріяне, рзавшіе головы папистскимъ дворянамъ и джентльменамъ. Общественное мнніе иметъ свои естественные приливы и отливы. Посл сильнаго взрыва обыкновенно бываетъ реакція. Но такія чрезвычайныя превратности, какъ т, которыя ознаменовали царствованіе Карла II, можно объяснить только допустивъ совершенное отсутствіе твердыхъ правилъ въ политическомъ мір. Ни на одной сторон не было достаточно преданности, чтобы встртиться лицомъ къ лицу съ неудачею. Тогда вовсе не знали еще тхъ честныхъ отступленій передъ силой, которыя въ позднйшія времена партіи часто совершали съ урономъ, но въ должномъ порядк и тсномъ соединеніи, не упадая духомъ и имя страшныя средства тревожить врага. За первымъ встрченнымъ препятствіемъ слдовало совершенное пораженіе: оружіе и знамена были бросаемы. Побжденныя войска, подобно итальянскимъ наемникамъ XIV и XV столтій, поступали, на самомъ пол сраженія, на службу къ побдителямъ. Въ народ, гордящемся своею суровою справедливостью и прямымъ здравымъ смысломъ, нельзя было найти такой партіи, которая твердо стояла бы по средин, между худшею изъ оппозицій и худшимъ изъ дворовъ. Когда на основаніи обвиненій, столь же неправдоподобныхъ, какъ сказки бабы яги, на основаніи свидтельства мерзавцевъ, которые сами признавали себя шпіонами и измнниками и которые, какъ теперь вс убдились, были также лжецами и убійцами, этихъ изверговъ тюремъ и непотребныхъ домовъ, людей, вырвавшихся изъ-подъ кнута и ножницъ палача, — когда, на основаніи такихъ обвиненій, католиковъ, не виновныхъ ни въ чемъ, кром исповданія своей религіи, гнали какъ барановъ на протестантскія бойни, — гд же было тогда врноподанное торійское дворянство и слпо-послушное духовенство? А когда наступило время мести, когда строгость законовъ была усилена и суды присяжныхъ были нарочно подобраны съ цлью уничтожить предводителей виговъ, когда привилегіи городовъ и университетовъ были нарушены, когда Джеффризъ и Киркъ длали изъ Соммерсетшира то, что Лодердаль и Грегамъ сдлали изъ Шотландіи, — гд же были тогда десять-тысачъ крпкихъ молодцовъ Шафтебёри, члены ignoramusjuries, кавалеры польской медали? {Слово ignoramus (не знаемъ) принято, въ англійскомъ законодательств для помты, длаемой Большимъ судомъ присяжныхъ (Grand Jury), на билляхъ обвиненія, когда доказательства виновности не признаются достаточными, оно равнозначуще выраженію not found (не найдено). Эпитетъ ignoramus, приданный судамъ присяжныхъ, намекаетъ на готовность судовъ того времени признавать во всякомъ случа невинными лицъ той партіи, къ которой принадлежалъ личный составъ судовъ. — Polish medal была выбита вигами въ память побды, одержанной ими въ спор о билл обвиненія Шафтебёри, который былъ отвергнутъ 24 ноября 1681 года. На одной сторон медали была изображена голова Шафтебёри, а на другой представленъ видъ Лондона съ солнцемъ, восходящимъ надъ Тоуэромъ, съ девизомъ Laetamur. Польскою называлась эта медаль вслдствіе распущенныхъ слуховъ о томъ, будто Шафтебёри имлъ права на польскій престолъ.} Всемогущіе на уничтоженіе другихъ, безсильные на защиту самихъ себя, члены обихъ партій угнетали и были угнетаемы, умерщвляли и были умерщвляемы въ свою очередь. Не бывало свтлыхъ промежутковъ между бшеными припадками двухъ противорчивыхъ обольщеній.

Такое непостоянство должно, въ значительной мр, быть приписано частымъ перемнамъ правительства, случавшимся въ теченіе двадцати лтъ, предшествовавшихъ реставраціи. Дйствовали также и другія причины. Еслибы страна и была даже управляема домомъ Кромвелля или остатками Долгаго парламента, все-таки чрезмрная суровость пуританъ непремнно произвела бы переворотъ. Уже къ концу протекторства, по многимъ признакамъ, можно было заключить о близости времени упадка нравственности. Реставрація же Карла II сдлала перемну удивительно скорою и сильною. Распутство стало доказательствомъ правоврности и преданности престолу, условіемъ для достиженія почестей и должностей. Глубокое и всеобщее растлніе поразило нравственность самыхъ вліятельныхъ классовъ общества и распростравилось на вс отрасли литературы. Поэзія разжигала страсти, философія подрывала правила, самая теологія, внушая низкое благоговніе къ двору, усиливала этимъ вліяніе его дурнаго примра. Мы тщетно ищемъ тхъ качествъ, которыя признаютъ прелесть заслужденіямъ возвышенныхъ и пылкихъ натуръ: того великодушія, той нжности, той рыцарской утончемности чувства, которыя, облагороживая похоти, возвышаютъ ихъ до страстей и сообщаютъ пороку извстную долю величія, свойственнаго добродтели. Кутежи этого вка напоминаютъ намъ остроумныя выходки какой-нибудь шайки разбойниковъ, пирующихъ въ кабак съ своими красавицами. Въ шалостяхъ высшаго круга проявляется какое-то грубое, холодное зврство, какое-то безстыдство, какая-то низость и грязность, которымъ можно найти нчто подобное разв у героевъ и героинь грязной, безчувственной литературы, поощрявшей подобныя свойства. Одинъ дворянинъ, одаренный большими способностями, шатается везд какъ какой-нибудь фокусникъ. Другой держитъ рчь черни, высунувшись изъ окна совершенно голый. Третій устраиваетъ засаду, чтобы поколотить человка, обидвшаго его. Кружокъ знатной молодежи, людей съ вліяніемъ, сговариваются проложить себ путь при двор посредствомъ распространенія разсказовъ, имющихъ цлью погубить невинную двушку, разсказовъ, ни на чемъ не основанныхъ и притомъ такихъ, на которые, еслибы они даже и были справедливы, не пошевельнулся бы языкъ честнаго человка. Находятъ во дворц мертваго ребенка, плодъ любви какой-нибудь фрейлины и кого-нибудь изъ придворныхъ, а быть можетъ и самого короля. Вся стая сводниковъ и шутовъ бросается на него и несетъ его въ тріумф въ королевскую лабораторію, гд Его Величество, посл грубой шутки, разрзаетъ трупъ ребенка къ удовольствію собранія и, по всей вроятности, въ числ другихъ, и отца этого дитяти. Герцогиня-фаворитка ходитъ по Вайтгольскому дворцу, топая ногами и произнося проклятія и брань. Министры проводятъ время въ совт въ томъ, что длаютъ гримасы и передразниваютъ другъ друга на потху королю. Перы, при одной конференціи, начинаютъ драться и срывать другъ у друга воротники и парики. Одинъ спикеръ въ нижней палат возбуждаетъ чмъ-то неудовольствіе двора: компанія буяновъ подстерегаетъ его и отрзываетъ ему носъ до самой кости. Эти постыдныя вольничанья или скоре, если только можно назвать ихъ единственнымъ свойственнымъ имъ именемъ, это холопство чувствъ и манеръ не могло не перейти изъ частной жизни въ общественную. Циническія шутки, эпикурейскіе софизмы, изгнавъ честь и добродтель изъ одной стороны характера, распространили свое вліяніе и на вс другія. Второе поколніе государственныхъ мужей этого царствованія представляетъ достойныхъ учениковъ школъ, воспитавшихъ ихъ, — игорнаго стола Граммона и уборной Нилли. Ни въ какомъ другомъ вк такой пустой человкъ какъ Бокингамъ не могъ бы имть политическаго вліянія. Ни въ какомъ другомъ вк не могъ бы открыться путь къ могуществу и слав предъ всми мерзостями, продланными Чорчиллемъ.

Исторія Чорчилля обнаруживаетъ, можетъ быть, ясне, чмъ исторія всякаго другаго лица, злокачественность и размръ той порчи, которая сндала сердце общественной нравственности. Англійскій джентльменъ хорошей фамиліи привязывается къ принцу, обольстившему его сестру, и принимаетъ отъ него почести и богатство, какъ плату за позоръ сестры и свой собственный. Онъ отплачиваетъ потомъ неблагодарностью за благодянія, купленныя цною безчестія, и измняетъ своему покровителю такъ, какъ не позволительно измнить и ради самого праваго дла, онъ совершаетъ дйствіе, которое не только составляетъ частную измну, но подходитъ самымъ точнымъ образомъ подъ опредленіе военнаго побга. Сколько мы припомнимъ, въ новйшія времена не случалось ни въ какой служб ничего подобнаго поведенію Чорчилля во время кризиса въ судьб Іакова. Поведеніе Нея, безспорно довольно постыдное, кажется изысканно-благороднымъ въ сравненіи съ тмъ, что сдлалъ Чорчилль. Ближе всего подходитъ къ этому вроломство Арнольда. Въ нашемъ вк и въ нашей стран, никакіе таланты, никакія услуги, никакая привязанность партіи не могли бы вывести человка, надъ которымъ тяготли бы такія горы позора. Между тмъ Чорчилль, даже прежде, чмъ совершилъ т великія дла, которыя, до извстной степени, примирили съ нимъ потомство, весьма слабо чувствовалъ это бремя. Онъ находилъ поддержку во множеств себ подобныхъ. Годольфинъ, Орфордъ, Денби, двуличный Галифаксъ, ренегатъ Сондерландъ — все это были люди того же разряда.

Весьма понятно, что тамъ, гд являлась въ такомъ вид политическая нравственность знатныхъ и богатыхъ, люди, которые, по роду занятій своихъ, даже и въ лучшія времена, бываютъ особенно подвержены нравственной порч, находились въ ужасномъ состояніи. Англія никогда не видала подобныхъ судей и подобныхъ адвокатовъ. Джонсъ, Скроггсъ, Джеффризъ, Нортъ, Райтъ, Сонеръ, Вилліамзъ и до сихъ поръ составляютъ темныя пятна въ исторіи нашей юриспруденціи. Различаясь другъ отъ друга нравомъ и положеніемъ, одни изъ нихъ шумли, другіе пресмыкались, одни преслдовали протестантовъ, другіе католиковъ, но вс были одннаково безчестны и безчеловчны. Роль, которую играла церковь, не была въ такой же мр гнусна, но она должна была быть особенно забавна для насмшника. Никогда еще не проповдывали такъ громко принциповъ и не отказывались отъ нихъ такъ безстыдно. Королевскія права превозносились до небесъ въ теологическихъ сочиненіяхъ. Ученіе о безусловномъ повиновеніи проповдывалось съ безчисленнаго множества каедръ. Оксфордскій университетъ приговаривалъ къ созженію сочиненій самыхъ умренныхъ приверженцевъ конституціи. Вступленіе на престолъ короля-католика, ужасныя жестокости, произведенныя на запад Англіи, нисколько не поколебали твердой врноподданнической преданности духовенства. Но безкорыстно ли служило оно королю? Онъ наложилъ на него руку — и оно стало въ лицо проклинать его. Онъ коснулся дохода одной коллегіи и свободы нкоторыхъ прелатовъ — и все сословіе подняло вопль, достойный самого Гуго Петерса. Оксфордъ послалъ свою серебряную утварь предводителю войска, вторгнувшагося въ страну, и оказалъ въ этомъ случа большую готовность, чмъ въ то время, когда того же требовалъ отъ него Карлъ I. Ничего не было говорено о преступности сопротивленія, пока сопротивленіе не взяло своего, пока король не былъ удаленъ и пока не сдлалось ясно, что онъ никогда не будетъ возстановленъ въ своей власти или, если и будетъ, то по крайней мр съ самыми строгими ограниченіями. Должно сознаться, что духовенство возвратилось къ своей старой теоріи, лишь только убдилось, что она не сдлаетъ ему вреда.

Этой-то всеобщей низости и безнравственности того времени обязанъ былъ своею высокою репутаціею Кларендонъ. Онъ былъ, во всхъ отношеніяхъ, человкъ не соотвтствовавшій своему вку: слишкомъ хорошій и, въ то же время, слишкомъ дурной для него. Онъ казался однимъ изъ министровъ Елисаветы, вдругъ перенесеннымъ въ общество, находившееся далеко не въ томъ состоянія, въ какомъ способности такихъ министровъ могли бы принести ему пользу. Въ XVI вк почти не возбуждалось вопроса о королевскихъ правахъ. Министръ, ставившій ихъ высоко, не подвергался никакой опасности до тхъ поръ, пока обращалъ ихъ на благо. Эта преданность престолу, эта завистливость къ уступкамъ въ пользу народа, эта полурелигіозная, полуполитическая привязанность къ церкви, проявившіяся въ Кларендон съ начала втораго засданія Долгаго парламента и еще боле усилившіяся отъ его страданій, его долгаго пребыванія во Франціи и его важнаго значенія въ управленіи, — вс эти чувства, за сто лтъ предъ тмъ, упрочили бы за нимъ монаршее расположеніе, не возбудивъ противъ него ненависти народа. Его честность, его безукоризненность въ частной жизни, его скромное поведеніе и способности не были бы неумстны въ товарищ Вальсингама и Борлея. Но въ то время, въ которое онъ жилъ, какъ его заблужденія, такъ и его добродтели, были одинаково неумстны. Онъ подвергалъ людей заключенію безъ суда. Его обвиняли во взъиманіи съ народа денежныхъ поборовъ на содержаніе арміи. Одною изъ его любимыхъ цлей было уничтоженіе акта, обезпечивавшаго частыя собранія парламента. Онъ помышлялъ, повидимому, о возстановленіи Звздной палаты и Суда верховной коммиссіи. {High Commission Court — судъ, установленный въ Англіи Елисаветою, какъ церковный трибуналъ. При Карл I судъ этотъ пріобрлъ огромныя незаконныя права, онъ сталъ вдать вс роды нарушеній, въ которыхъ только можно было найти какую-нибудь связь съ церковью, и былъ впослдствіи уничтоженъ Долгимъ парламентомъ.} Его заботливость о королевскихъ правахъ длала его непопулярнымъ, но не могла доставить ему благосклонности монарха, который гораздо боле желалъ спокойствія и наслажденій, чмъ власти. Карлъ скоре согласился бы жить въ изгнаніи и частнымъ человкомъ, имя множество денегъ, толпу фигляровъ, для увеселенія его, и двадцать любовницъ, чмъ пріобрсти, цною тхъ лишеній и усилій, къ которымъ постоянно возбуждалъ его Кларендонъ, неограниченную власть надъ цлымъ свтомъ. Такой совтникъ, который всегда приносилъ ему бумаги и давалъ совты и который ршительно отказывался говорить комплименты леди Кастльменъ и носить посланія къ мистриссъ Стьюартъ, вскор сдлался ему боле ненавистенъ, чмъ былъ когда-либо Кромвелль. Такъ, почитаемый народомъ за угнетателя, а дворомъ за ценсора, министръ этотъ палъ съ высоты своего величія, паденіемъ боле насильственнымъ и разрушительнымъ, чмъ то, которому бы онъ могъ когда-либо подвергнуться, еслибы онъ или уважалъ основныя начала конституціи, или льстилъ слабостямъ короля.

М-ръ Галламъ составилъ себ, мы полагаемъ, самое врное понятіе о характер и управленіи Кларендона. Но онъ едвали принимаетъ достаточно въ соображеніе тотъ изъянъ, которому почти неизбжно подвергается честность при треніи о политическую жизнь, между тмъ въ такія трудныя времена, какъ т, чрезъ которыя прошелъ Кларендонъ, изъянъ этотъ долженъ былъ быть значителенъ. Если взвсить эти обстоятельства, то честность Кларендона можно считать испытанною. Высоко-нравственнымъ человкомъ онъ конечно не былъ ни въ частныхъ, ни въ общественныхъ длахъ. Его разсказъ о своемъ поведеніи въ дл дочери его представляетъ самое необыкновенное явленіе въ автобіографіяхъ. Мы не исключаемъ даже ‘Исповдь’ Руссо. Многіе писатели полагали ложную и нелпую гордость въ томъ, чтобы представить себя ненавистными, но никто еще, кром Кларендона, не старался такъ усердно выставить себя презрительнымъ и смшнымъ. Въ одномъ важномъ случа, Кларендонъ показалъ такъ же мало вниманія къ чести своей страны, какъ показывалъ къ чести своего семейства. Онъ принялъ субсидію отъ Франціи, для оказанія помощи Португаліи. Но этотъ способъ пріобртенія денегъ употреблялся впослдствіи въ гораздо большихъ размрахъ и для цлей гораздо мене уважительныхъ — и употреблялся какъ дворомъ, такъ и оппозиціею.

На эти денежныя сдлки смотрятъ вообще какъ на самую постыдную часть исторіи того времени, и он были, безъ сомннія, въ высшей степени предосудительны. Но чтобы быть справедливыми какъ по отношенію къ вигамъ, такъ и по отношенію къ самому Карлу, мы должны сознаться, что сдлки эти не были такъ постыдны или отвратительны, какъ он кажутся въ наше время. Послдствіемъ сильной вражды партій всегда было равнодушіе къ всеобщему благосостоянію и къ чести государства. Тамъ, гд сильно развитъ духъ партій, политикъ обыкновенно заботится не обо всемъ народ, а только о той его части, къ которой онъ самъ принадлежитъ. Остальные въ глазахъ его — чужіе, враги, или даже разбойники. Самое сильное отвращеніе, какое онъ можетъ чувствовать къ какой-нибудь иноземной держав, является пылкою дружбою въ сравненіи съ ненавистью, какую онъ питаетъ къ тмъ домашнимъ врагамъ, съ которыми онъ запертъ въ тсномъ пространств, съ которыми онъ живетъ, постоянно обмниваясь мелкими обидами и оскорбленіями, и отъ которыхъ, въ день ихъ торжества, онъ долженъ ожидать гораздо большихъ строгостей, чмъ отъ завоевателя, пришедшаго изъ отдаленной страны. Такъ, въ Греціи, каждый человкъ полагалъ особенную честь въ томъ, чтобы держать сторону своей партіи противъ своего государства. Ни одинъ аристократъ-гражданинъ Самоса и Корциры не поколебался бы воззвать къ помощи Лакедемоніи. Масса же населенія, напротивъ, ожидала помощи отъ Аинъ. По той же причин въ итальянскихъ государствахъ XIII и XIV столтій никто не былъ въ такой мр пизанцемъ или флорентійцемъ, въ какой былъ гибеллиномъ или гвельфомъ. Подлежитъ еще сомннію, былъ ли хоть одинъ человкъ, который посовстился бы отворить ворота роднаго города французскимъ и аррагонскимъ войскамъ, для того, чтобы вывести свою партію изъ состоянія угнетенія. Реформація, раздляя почти каждое государство Европы на дв части, имла подобное же вліяніе. Католикъ былъ слишкомъ силенъ для англичанина, гугенотъ для француза. Государственные люди изъ протестантовъ Шотландіи и Франціи призвали на помощь Елисавету, а паписты Лиги привели въ самое сердце Франціи испанскую армію. Волненія, возбужденныя французскою революціею, сопровождались подобными же послдствіями. Во всхъ частяхъ Европы, республиканцы жаждали появленія между ними войскъ Національнаго конвента и Директоріи и радовались пораженіямъ, которыя повергали въ бдствіе и униженіе тхъ, кого они считали своими злйшими врагами, — ихъ собственныхъ правителей. Съ другой же стороны, французскіе принцы и дворяне всячески старались о томъ, чтобы иностранныя войска проникли въ Парижъ. Еще весьма недавно апостолическая партія въ Испаніи боле чмъ удачно просила помощи у иностранцевъ.

Великій раздоръ, свирпствовавшій въ Англіи въ теченіе XVII столтія, уничтожилъ, — конечно не въ масс народа, а въ классахъ общества, принимавшихъ самое дятельное участіе въ политик, — почти всякое національное чувство. Карлъ II и многіе изъ его придворныхъ провели значительную часть, своей жизни въ изгнаніи, живя подаяніями иностранныхъ казначействъ и прося вншней помощи, для возстановленія монархіи въ ихъ родной стран. Родной братъ короля сражался во Фландріи, подъ знаменами Испаніи, противъ Англіи. Угнетенные въ Англіи кавалеры постоянно ожидали изъ Лувра и Эскуріала своего освобожденія и отмщенія своимъ врагамъ. Кларендонъ съ большою горечью осуждаетъ континентальныя правительства за невмшательство ихъ въ наши внутреннія несогласія. Поэтому неудивительно, что среди неистовыхъ распрей, послдовавшихъ за реставраціею, ярость духа партій повела къ тмъ послдствіямъ, какими она, по всей вроятности, сопровождалась бы и въ вк, мене отличавшемся ослабленіемъ правилъ и грубостью чувствъ. Зло это окончательно прекратилось только тогда, когда естественная смерть положила предлъ дряхлой старости якобитской партіи. Виги долго ожидали помощи отъ Голландіи, а крайніе торіи — отъ Франціи. Первые заключили барьерный трактатъ, послдніе уговорили Версальскій дворъ отправить экспедицію въ Англію. Многіе лица, которые, при всей ошибочности своихъ политическихъ взглядовъ, были все-таки безспорно-честными людьми въ частной жизни, многіе такіе люди, безъ зазрнія совсти, принимали деньги отъ иностранныхъ правительствъ, державшихъ сторону претендента.

Никогда еще не было такъ мало національнаго чувства въ высшихъ сословіяхъ, какъ въ царствованіе Карла II. Съ одной стороны, государь этотъ скоре хотлъ быть намстникомъ самодержавнаго монарха, чмъ монархомъ надъ свободнымъ народомъ. Съ другой стороны, Альджернонъ Сидни съ радостью готовъ былъ помогать Франціи во всхъ ея честолюбивыхъ замыслахъ и согласился бы видть Англію низведенною на степень провинціи, въ сумасбродной надежд, что иностранный деспотъ поможетъ ему основать нжно любимую имъ республику. Король принималъ съ полнымъ спокойствіемъ совсти деньги, которыми Франція помогала ему въ замыслахъ, направленныхъ противъ свободы его подданныхъ. Вожди оппозиціи, принимая подарки отъ Людовика, видли въ этомъ не больше безчестія, чмъ видитъ въ наше время какой-нибудь джентльменъ въ той щедрости, съ которою богатые члены его партіи платятъ за избраніе его депутатомъ. Деньги, которыя король получалъ отъ Франціи, щедро употреблялись на подкупъ членовъ парламента. Враги двора могли считать позволительнымъ, или даже необходимымъ, противодйствовать подкупамъ подкупами. Такъ они брали, безъ всякаго зазрнія совсти, подарки отъ Франціи, и наиболе нуждавшіеся обращали ихъ въ свою пользу, а богатые употребляли ихъ, вроятно, для общихъ цлей партіи. Если сравнить ихъ поведеніе, не съ поведеніемъ государственныхъ людей Англіи настоящаго времени, а съ поведеніемъ людей въ иностранныхъ государствахъ, находящихся въ настоящее время въ такомъ же положеніи, въ какомъ была тогда Англія, — то мы вроятно признаемъ справедливымъ смягчить нсколько ту строгость суда, которую было въ мод прилагать къ разбору этихъ дйствій. Но и за всми уступками, дло все-таки остается довольно предосудительнымъ. Пріятно видть, что лордъ Россель чистъ отъ всякаго упрека въ личномъ участіи въ добыч. Вкъ, такъ жалко-бдный тми нравственными качествами, которыя внушаютъ уваженіе къ общественнымъ личностямъ, плохо можетъ сберечь ту честь, которую приноситъ ему человкъ, хотя, по правд, не замчательный талантами и познаніями, но честный даже въ своихъ заблужденіяхъ, почтенный во всхъ житейскихъ отношеніяхъ, разумно-благочестивый, стойко и спокойно-мужественный.

Значительное улучшеніе въ пород нашихъ государственныхъ людей должно быть главнйшимъ образомъ приписано вліянію революціи. Но это достопамятное событіе въ значительной мр заимствовало свой характеръ отъ тхъ самыхъ пороковъ, къ исправленію которыхъ оно служило средствомъ. Это была безспорно счастливая и полезная революція, но не славная революція, какъ часто называли ее. Вильгельмъ, и одинъ только Вильгельмъ, вынесъ изъ нея славу. Дло было почти во всхъ отношеніяхъ безславно для Англіи. Что властитель, нарушившій основные законы страны, посягнувшій на права величайшихъ ея корпорацій, начавшій преслдованіе противъ господствовавшей въ ней религіи, никогда не уважавшій закона, ни въ своемъ суевріи, ни въ своей мести, что такой человкъ не могъ быть низложенъ безъ помощи чужестранной арміи — это обстоятельство не должно быть особенно лестно для нашей національной гордости. Но это еще наимене унизительная сторона въ этомъ дл. Безстыдная неискренность вельможъ и дворянъ, жаркія увренія во всеобщей помощи, которыя слышалъ Іаковъ до самой той минуты, когда вс оставили его, — все это обнаруживаетъ посредственность ума и ослабленіе правилъ нравственности, въ высшей степени постыдныя для вка. Если предпріятіе удалось — удалось, по крайней мр, безъ кровопролитія и безъ смятенія — то это произошло, главнйшимъ образомъ, благодаря одному гнусно-вроломному поступку, такому поступку, какого до тхъ поръ не совершалъ еще ни одинъ воинъ, и тмъ чудовищнымъ вымысламъ, на счетъ рожденія принца Валлійскаго, которые не постыдились распространить высшіе государственные сановники. Во всхъ дйствіяхъ Конвента, особенно же въ конференціи, мы видимъ мелочность ума, которая составляетъ отличительную черту того времени. Ршенія, на которыхъ остановились наконецъ об палаты, были настолько дурны, насколько можетъ быть дурно ршеніе, направленное къ такой прекрасной цли. Ихъ слабыя и сбивчивыя выраженія явно клонились къ спасенію кредита торіевъ, которые стыдились назвать то, что не стыдились сдлать. Въ продолженіе всего этого дла не было выказано ни однимъ англичаниномъ особенно блестящихъ способностей, никто не вдавался въ особенно опасныя предпріятія, не было сдлано никакихъ пожертвованій въ пользу освобожденія націи, кром пожертвованія Чорчиллемъ чести, а Анною естественной привязанности.

Было особенно благопріятно, какъ мы уже сказали, для англійской церкви, что религіозная реформа въ этой стран была совершена людьми, мало заботившимися о религіи. Точно такъ-же благопріятно было для нашего гражданскаго управленія, что революція была совершена людьми, большею частью мало заботившимися о политическихъ принципахъ. При такомъ кризис, блестящіе таланты и сильныя страсти могли бы сдлать больше зла, чмъ добра. Было гораздо больше причины опасаться, чтобы, въ стремленіи къ перемн, не было испробовано слишкомъ многое и чтобы усиленныя старанія не повели къ столь же усиленной реакціи, — чмъ чтобы не было сдлано слишкомъ мало. Но ограниченность ума и шаткость правилъ чести, хотя и могутъ быть полезны, никогда не могутъ быть достойны уваженія.

Если въ самой революціи мало было того, что можетъ собственно назваться славнымъ, то въ событіяхъ, послдовавшихъ за нею, было еще меньше. Въ церкви, которая единодушно объявила ученіе о сопротивленіи несогласнымъ съ христіанскою религіею, нашлось только четыреста человкъ, которые отказались принести присягу врности правительству, основанному на сопротивленіи. Въ предшествовавшемъ поколніи, лица какъ епископальнаго, такъ и пресвитеріянскаго духовенства, цлыми тысячами, ршались скоре разстаться съ жизнью, чмъ уступить въ не боле важныхъ вопросахъ совсти.

Во время революціи, послдователи англиканской церкви прибгали, для оправданія своего поведенія, къ тмъ злодйскимъ софизмамъ, которые называются іезуитскими и причисляются обыкновенно къ грхамъ особенно свойственнымъ папизму, хотя, въ сущности, они везд составляютъ успокоительныя средства, употребляемыя людьми съ боле тонкимъ, чмъ положительнымъ, умомъ для заглушенія тхъ внутреннихъ терзаній, которыхъ они не могутъ не чувствовать, но вліянію которыхъ они не хотятъ подчиниться. Какъ присяга, принесенная духовенствомъ, была прямо противоположна его убжденіямъ, точно такъ же и поведеніе его было прямо противоположно его присяг. Постоянныя козни духовныхъ лицъ противъ того правительства, которому они присягнули въ врности, подали поводъ къ осужденію всего ихъ сословія и даже самой христіанской религіи. Одинъ изъ извстныхъ пастырей церкви не задумался сказать, что быстрое распространеніе безврія, въ то время, происходило главнйшимъ образомъ отъ того отвращенія, которое возбуждали вроломные поступки его собратій въ людяхъ не довольно чистыхъ или разсудительныхъ, чтобы различать прелести самой системы среди пороковъ ея исполнителей.

Но упрекъ этотъ не ограничивался одною церковью. Во всхъ политическихъ партіяхъ, даже въ самомъ кабинет, преобладало лукавство и вроломство. Т самые лица, которыхъ Вильгельмъ осыпалъ благодяніями и на которыхъ онъ наиболе полагался, поддерживали, имя въ рукахъ его казенныя печати, сношенія съ изгнанною фамиліею. Орфордъ, Лидсъ и Шрусбёри были виновны въ этой гнусной измн. Даже Девонширъ не совершенно чистъ отъ подозрнія. Очень понятно, что въ такомъ вк, такая натура какъ Марльборо наслаждалась своею низостью до пресыщенія. Его первая измна, имвшая въ себ ршительно все, что длаетъ мерзость совершенною, поставила его въ то невыгодное положеніе, въ которое становится всякій художникъ, съ той минуты какъ произведетъ что-либо образцовое. Но его вторая великая черта можетъ возбудить удивленіе даже въ тхъ, кто знаетъ всю цну первой. Чтобы поклонники его не могли сказать, что во время революціи онъ измнилъ своему королю по какому-нибудь другому, а не по эгоистическому побужденію, онъ теперь измнилъ своему отечеству. Онъ далъ знать французскому двору о тайной экспедиція, предположенной съ цлью атаковать Брестъ. Послдствіемъ этого было то, что экспедиція не удалась, и 800 англійскихъ солдатъ поплатились жизнью за отъявленную подлость англійскаго генерала. Между тмъ человкъ этотъ былъ причисленъ къ лику святыхъ такимъ множествомъ замчательныхъ писателей, что говорить о немъ, какъ онъ заслуживаетъ того, едвали покажется приличнымъ.

Царствованіе Вильгельма III было, какъ мтко выразился м-ръ Галламъ, надиромъ народнаго благосостоянія. Оно было также и надиромъ народнаго характера. Это было время сбора обильной жатвы пороковъ, сянныхъ въ теченіе тридцати лтъ своеволія и смятенія, но также и время посва великихъ добродтелей.

Вскор посл революціи печать освобождена была отъ ценсуры и пресса начала немедленно обсуживать дйствія министерства. Государственные люди должны были подчиняться надзору, который становился все строже и строже. Чрезмрная ярость мнній спала. Виги научились умренности въ государственныхъ должностяхъ, торіи научились въ оппозиціи принципамъ свободы. Партіи почти постоянно сближались, часто встрчались, иногда же перескали одна другую. Были случайныя вспышки насилія, но, со времени революціи, вспышки эти становились день-ото дня мене страшны. Конечно нельзя оправдывать ту строгость, которую проявляли торіи подъ конецъ царствованія Анны, въ обращеніи съ нкоторыми изъ лицъ, завдывавшихъ государственными длами во время войны Священнаго союза, и т мры, къ которымъ прибгали для отмщенія имъ виги, по восшествіи на престолъ Ганноверскаго дома, но мры эти ни въ какомъ случа не были въ дух тхъ яростныхъ партій, которыя своими безпрестанными убійствами омрачили исторію конца царствованія Карла II. Съ паденіемъ Вальполя стала во всемъ проявляться гораздо большая умренность. Съ этого времени вошло въ обыкновеніе, — обыкновеніе, хотя не строго согласное съ теоріею нашей конституціи, тмъ не мене чрезвычайно полезное, — считать увольненіе отъ должности и всеобщее неодобреніе достаточнымъ наказаніемъ за такіе промахи въ управленіи, которые нельзя отнести къ личной подкупности. Ничто, по мннію нашему, не способствовало боле, къ возвышенію характера нашихъ должностныхъ лицъ, какъ такая снисходительность. Честолюбіе составляетъ уже само по себ игру довольно азартную и довольно серьёзную, чтобы воспламенить страсти и безъ увеличенія ставки собственностью, жизнью и свободою. Гд игра доходитъ до такихъ отчаянныхъ размровъ, какъ въ XVIII столтіи, тамъ нтъ боле чести. Государственные люди, вмсто того, чтобы быть, какъ должно, кроткими и въ то же время стойкими, бываютъ жестоки и въ то же время непослдовательны. Въ глазахъ у нихъ постоянно топоръ. Народный возгласъ иногда смягчаетъ ихъ, иногда же приводитъ ихъ въ отчаяніе, онъ заставляетъ ихъ или согласиться на недостойныя уступки или прибгнуть къ мщенію, столь же жестокому, какъ то, котораго они сами имютъ поводъ ожидать. Въ наше время министру нтъ нужды бояться быть слишкомъ строгимъ или слишкомъ снисходительнымъ. Старая политика наша была въ этомъ отношеніи столь же нелпа, какъ политика царя въ одной восточной сказк, который объявилъ, что всмъ, кому угодно изъ врачей, позволяется прізжать къ его двору и прописывать лекарство противъ его болзней, но что, если лекарство не подйствуетъ, врачъ, прописавшій его, лишится головы. Можно представить себ, какъ много способныхъ людей отказалось бы лечить на такихъ условіяхъ, до какой степени сознаніе крайней опасности спутывало бы соображенія и затмвало бы умъ врача, въ самый кризисъ болзни, когда требуется отъ него наиболе самообладанія, и какъ силенъ былъ бы для него соблазнъ, замтивъ, что онъ сдлалъ промахъ, отравить больнаго, для избжанія послдствій ошибки.

Но на самомъ дл, со времени революціи, было бы невозможно наказать министра за обще направленіе его политики, сохраняя хоть малйшую тнь справедливости, потому что съ этого времени никакой министръ не могъ слдовать какому-нибудь общему плану, безъ одобренія парламента. Самыми важными послдствіями этой перемны были, какъ справедливо замтилъ и весьма искусно доказалъ м-ръ Галламъ, т именно, которыя происходили отъ нея косвеннымъ образомъ. Начиная съ этого времени, исполнительная власть получила интересъ покровительствовать тмъ самымъ теоріямъ, которыя эта власть вообще склонна преслдовать. Монархи, министры, придворные, наконецъ даже университеты и духовенство, — все превратилось въ адвокатовъ права сопротивленія. Парламентская конституція страны находила полное обезпеченіе въ теоріи виговъ, въ положеніи торіевъ, въ общемъ интерес всхъ государственныхъ дятелей. Власть нижней палаты, въ особенности, постоянно возрастала. Съ тхъ поръ какъ субсидія {Подъ этимъ именемъ извстны въ парламентскомъ язык денежныя суммы, ассигнуемыя парламентомъ монарху на покрытіе издержекъ текущаго года. Опредленіе годичныхъ субсидій составляетъ одну изъ особенныхъ привилегій нижней палаты, которая не допускаетъ, чтобы въ издаваемомъ ею по этому предмету Билл присвоенія (Appropriation Bill) длаемы были измненія или исправленія верхнею палатою. Первоначально субсидіи выдавались на неопредленный срок и въ безотчетное распоряженіе короля, актомъ же парламента, изданнымъ при Вильгельмъ III, въ 1689 году, установлены были срочныя субсидіи, и сумма, ассигнуемая собственно на содержаніе короля и двора, отдлна была отъ остальныхъ частей субсидіи, которая должна была распредляться по отраслямъ управленія и расходоваться подъ контролемъ парламента.} давались на короткіе сроки и были распредляемы по отраслямъ управленія, одобреніе нижней палаты сдлалось такъ же необходимо на практик для исполнительной отрасли управленія, какъ было всегда въ теоріи для податей и законовъ.

М-ръ Галламъ, повидимому, началъ съ царствованія Генриха VII какъ съ періода, которымъ — какъ вообще полагаютъ — начинается новая исторія, названная такъ для отличія отъ исторіи среднихъ вковъ. Остановился же онъ на восшествіи на престолъ Георга III ‘по нежеланію, какъ онъ говоритъ, затронуть предубжденія новйшей политики, особенно т, которыя находятся въ связи съ личнымъ характеромъ.’ Эти дв эры стоитъ отличить, какъ мы полагаемъ, и по другимъ причинамъ. Если наше отдаленное потомство оглянется назадъ на нашу исторію и броситъ на нее тотъ обширный взглядъ, какимъ можетъ окинуть ее, безъ особенной опасности впасть въ заблужденіе, только одно отдаленное потомство, — то оно, вроятно, посмотритъ съ особеннымъ интересомъ на эти два крайніе пункта. Они, если мы не ошибаемся, составляютъ начало и конецъ цлой и совершенно отдльной главы въ нашихъ лтописяхъ. Заключающійся между ними періодъ есть совершенный циклъ, великій годъ общественнаго духа.

Въ царствованіе Генриха VII, вс политическія несогласія, волновавшія Англію со времени завоеванія ея норманнами, повидимому утихли. Долгая и ожесточенная борьба между короною и баронами окончилась. Бдствія, причиненныя возстаніями Тайлора и Кэда {Wat Tyler и Cade. Подъ этими именами извстны лица, предводительствовавшіе народными возстаніями въ 1381 и 1450 годахъ.} исчезли. Рабства почти не знали. Оба королевскихъ дома, враждебныя домогательства которыхъ долго потрясали королевство, наконецъ соединились. Претенденты, которыхъ притязаніями — правыми или не правыми — нарушался вновь установившійся порядокъ, были удалены. Въ религіи не было никакого открытаго раскола и, по всей вроятности, было очень мало и тайныхъ ересей. Короче, старые предметы спора изсякли, т же, которые должны были слдовать за ними, еще не появлялись.

Вскор однако были возвщены новыя начала, — начала, которымъ суждено было держать Англію, въ теченіе двухъ съ половиною столтій, въ тревожномъ состояніи. Реформація раздлила народъ на дв большія партіи. Протестанты остались побдителями. Они, въ свою очередь, еще подраздлились. Политическія партіи привились къ теологическимъ сектамъ. Взаимныя вражды двухъ партій постепенно выходили на свтъ общественной жизни. Сперва начались столкновенія въ парламент, затмъ наступила междоусобная война, дале слдовали революціи за революціями, изъ которыхъ каждая имла своихъ обычныхъ спутниковъ — изгнанія, преслдованія и присяги, каждая сопровождалась жестокими мрами, принимаемыми побдителями, каждая возбуждала смертельную, сндающую ненависть въ побжденныхъ. Во время царствованія Георга II все очевидно направлялось къ покою. Подъ конецъ этого царствованія, нація довершила великій переворотъ, начавшійся въ самые первые годы XVI столтія, и снова успокоилась. Ярость партій угасла. Даже католики, на самомъ дл, пользовались терпимостью, а чего-нибудь большаго, чмъ терпимость, они еще не смли и желать. Якобитизмъ сдлался однимъ именемъ. Не оставалось никого, кто бы боролся за это жалкое дло, и не много было и такихъ, которые бы пили за него. Конституцію, купленную такою дорогою цною, со всхъ сторонъ восхваляли и боготворили. Съ трудомъ можно было открыть даже и т оттнки партій, которые почти всегда должны существовать въ свободномъ государств. Дв великія корпораціи, которыя со времени революціи постепенно стремились къ сближенію, связаны были теперь соревнованіемъ въ общемъ дл поддержанія той блестящей администраціи, которая повергла въ прахъ об отрасли дома Бурбоновъ. Произошла великая битва за наше церковное и гражданское управленіе — и была выиграна. Раны были залечены. Побдители и побжденные ликовали вмст. Всякій, кто знакомъ съ политическими писателями послдняго поколнія, помнитъ выраженія, въ которыхъ они вообще говорятъ объ этомъ времени. Это былъ отблескъ золотаго вка единства и славы, коротій промежутокъ покоя, которому предшествовали и за которымъ должны были слдовать цлыя столтія волненій.

Всмъ извстно, какъ скоро опять началось броженіе партій. Въ письмахъ Юніуса, въ мысляхъ Борка о причинахъ неудовольствій и во многихъ другихъ сочиненіяхъ меньшей важности, сильные раздоры, которые вскор стали волновать страну, приписываются введенной Георгомъ III систем фаворитизма, вліянію Бота или распутству тхъ, которые называли себя друзьями короля. При всемъ нашемъ уваженіи къ достойнымъ писателямъ, на которыхъ мы выше сослались, мы осмливаемся замтить, что они жили слишкомъ близко къ тому событію, о которомъ писали, чтобы правильно судить о немъ. Расколъ, появлявшійся въ то время въ націи и съ тхъ поръ почти постоянно увеличивавшійся въ объем, имлъ мало общаго съ расколами, которые раздляли ее во времена Тюдоровъ или Стюартовъ. Признаки чувствованій народа бываютъ всегда почти одн и т же, но причины, возбуждавшія эти чувствованія, въ этомъ случа были новы. Помощь, оказанная Вилькзу, громкія требованія реформы во время Американской войны, неблаговидный образъ дйствія многочисленныхъ классовъ народа во время Французской революціи, все это такъ же мало походило на оппозицію, составлявшуюся противъ правительства Карла II, какъ эта оппозиція походила на борьбу блой и алой розъ.

Въ политическомъ, какъ и въ физическомъ тл, часто относятъ ощущенія къ частямъ совершенно отличнымъ отъ тхъ, въ которыхъ они дйствительно находятся. Человкъ, у котораго отрзана нога, воображаетъ, что чувствуетъ боль въ большомъ пальц ея. Такимъ точно образомъ народъ, въ первую половину прошлаго царствованія, чистосердечно находилъ причины своего недовольства въ такихъ бдствіяхъ, которыя въ дйствительности были уже отвращены. Онъ воображалъ себ, что права короны были слишкомъ велики для конституціи, что принципы революціи были покинуты и что возстановлена была система Стюартовъ. Всякій безпристрастный человкъ долженъ, въ настоящее время, согласиться, что обвиненія эти не имли основанія. На дйствія правительства, относительно выборовъ въ Мидльсекс, виги перваго поколнія смотрли бы съ восторгомъ. Они видли бы блестящее торжество свободы въ томъ, что король и палата лордовъ уступили нижней палат часть своей законодательной власти и дозволили ей, не спрашивая ихъ согласія, объявлять своихъ членовъ неспособными. Это въ самомъ дл ясно видлъ м-ръ Боркъ. ‘Когда нижняя палата, говоритъ онъ, озабочиваясь пріобртеніемъ, на счетъ другихъ сословій государства, новыхъ преимуществъ для городскихъ сословій вообще, предпринимала для этого крутыя мры, то было, если и не справедливо, по крайней мр естественно, что избиратели способствовали ей во всхъ ея дйствіяхъ, ибо въ заключеніе всего мы же сами должны были получить выгоды. Но когда такой покорности требуютъ отъ насъ въ борьб между нашими представителями и нами самими и когда нельзя положить въ ихъ чашу ничего, что не было бы взято изъ вашей, то они принимаютъ васъ за дтей, говоря намъ, что они ваши представители, наша собственная плоть и кровь, и что вс удары, которые они вамъ наносятъ, клонятся къ нашему же благу.’ Въ этихъ сужденіяхъ заключается, въ самомъ дл, объясненіе всей тайны. Въ XVII столтіи была борьба между парламентомъ и короною. Борьба же, которая началась въ средин XVIII столтія, которая все еще остается нершенною и въ которой, по всей вроятности, предстоитъ еще дйствовать или страдать дтямъ и внучатамъ нашимъ, — происходятъ между значительною частью народа, съ одной стороны, и короною въ соединеніи съ парламентомъ, съ другой.

Права нижней палаты, т права, для защиты которыхъ, въ 1642 году, весь Лондонъ взялся за оружіе, съ которыми народъ считалъ нераздльною свою собственную свободу и въ сравненіи съ которыми онъ считалъ ничмъ самыя драгоцнныя и священныя основанія англійской юриспруденціи, права эти сдлались почти столь же ненавистны, какъ строгость военныхъ законовъ. Власть арестованья, которую, въ прежнія времена, народъ такъ любилъ видть въ рукахъ нижней палаты, въ настоящее время, — по крайней мр въ тхъ случаяхъ, когда она обращается противъ сочинителей пасквилей, — длается самою непопулярною властью изъ всей конституціи. Еслибы нижняя палата дозволила лордамъ измнять денежные билли, мы не думаемъ, чтобы народъ хоть сколько-нибудь обезпокоился этимъ. Еслибы она даже дозволила лордамъ самимъ вносить денежные билли, то мы сомнваемся, могла ли бы подобная уступка ея конституціонныхъ правъ возбудить хоть половину того неудовольствія, какое возбудилось вслдствіе недопущенія къ одному только значительному пренію постороннихъ слушателей. Галлерея, на которой помщаются стенографы, сдлалась четвертымъ сословіемъ въ государств. Обнародованіе парламентскихъ преній, обыкновеніе, въ которомъ самые либеральные государственные люди старой школы видли много опаснаго для гарантій общественной свободы, признается теперь многими за гарантію равносильную, и даже боле чмъ разносильную, всмъ другимъ.

Боркъ, въ одной рчи о парламентской реформ, рчи тмъ боле замчательной, что она была произнесена задолго до французской революціи, изобразилъ въ живыхъ краскахъ разсматриваемую нами перемну въ общественномъ настроеніи. ‘Грустно подумать, говоритъ онъ, что, посл того страннаго образа дйствія, котораго мы долго держались, мы не споримъ боле о характер или дйствіяхъ лицъ, ни о сущности мръ, но выходимъ изъ себя по поводу самой англійской конституціи, она сдлалась предметомъ ненависти для англичанъ. Въ прежніе дни конституція эта возбуждала обыкновенно зависть всего свта, она была образцомъ для политиковъ, темою для оратора, предметомъ размышленія для философа во всхъ частяхъ свта. Для англичанъ же она была гордостью и утхой. Они ею жили и за нее готовы были умереть. Недостатки ея, если она ихъ имла, частью скрывались изъ пристрастія, частью были терпимы изъ осторожности. Но вотъ вс ея совершенства позабыты, ошибки ея насильственно выставлены на свтъ, преувеличенныя всми ухищреніями, свойственными ложному представленію предмета. Люди презираютъ и отвергаютъ ее, и всакую уловку, всякую выдумку остроумія противопоставляютъ и предпочитаютъ ей.’ Мы не принимаемъ и не осуждаемъ выраженій неодобренія, употребляемыхъ въ этомъ случа великимъ ораторомъ. Мы призываемъ его только въ свидтели факта. Что изображенный имъ переворотъ въ общественномъ настроеніи дйствительно происходилъ въ то время, это неоспоримо, но, полагаемъ мы, такъ же неоспоримо и то, что переворотъ этотъ и теперь еще продолжается.

Для изслдованія и классификаціи причинъ такой великой перемны потребовалось бы больше размышленія и больше мста, чмъ сколько мы можемъ посвятить на это въ настоящее время. Но нкоторыя изъ нихъ очевидны. Во время борьбы, которую велъ парламентъ со Стюартами, ему только нужно было обуздывать и жаловаться. Посл того ему пришлось управлять. Какъ атакующая корпорація, онъ могъ выбирать пункты для атаки, и естественнымъ образомъ выбиралъ т пункты, въ которыхъ врне можно было ожидать всеобщей поддержки. Какъ корпорація управляющая, онъ не имлъ ни той свободы выбора, ни тхъ побужденій угождать народу. Вмст съ правами исполнительной власти, онъ принялъ нкоторые изъ недостатковъ и всю непопулярность такой власти. На нижнюю палату въ особенности, какъ на учрежденіе завдывающеё общественною казною, а слдовательно и общественнымъ мечомъ, народъ сваливаетъ всю вину въ дурномъ веденіи войны, въ ошибкахъ, сдланныхъ при переговорахъ, въ унизительности трактата, въ затруднительномъ коммерческомъ кризис. Проволочки въ суд канцеляріи, {Court of Chancery. Названіе это присвоено низшимъ судамъ справедливости (of equity). Суды справедливости (High Court of Chancery и семь Court of Chancery) вдаютъ т дла, по которымъ недостаетъ формальныхъ доказательствъ въ пользу отыскиваемаго права.} дурной поступокъ судьи на Ванъ-Дименовой земл, короче — все, что въ какой бы то ни было отрасли управленія отзывается зломъ для какого-нибудь лица, все приписывается деспотизму или, по крайней мр, небрежности этой всемогущей корпораціи. Частныя лица надодаютъ ей своими жалобами и требованіями. Купецъ аппеллируетъ къ ней изъ Ріо-Жанейро и С.-Петербурга. Историческій живописецъ жалуется, что его отрасль живописи не иметъ никакого поощренія. Въ старину парламентъ уподоблялся члену оппозиціи, отъ котораго не ожидали никакихъ мстъ, о которомъ знали, что онъ не раздаетъ милостей и не предлагаетъ мръ, а только сторожитъ и осуждаетъ, и который поэтому, если только онъ не былъ особенно неразуменъ, могъ пользоваться популярностью въ большей части общины. Теперь парламентъ уподобляется тому же лицу, опредленному къ должности, окруженному просителями, которыхъ не удовлетворило бы и покровительство въ двадцать разъ большее, чмъ то, которое онъ можетъ оказать, — оглушаемому жалобами, заваленному докладными записками, вынужденному обязанностями своего положенія предлагать такія мры, которыхъ онъ прежде имлъ обыкновеніе не пропускать, и постоянно встрчаемому возраженіями, подобными тмъ, которыя онъ прежде самъ долженъ былъ длать.

Можно почти принять за общее правило, что законодательное собраніе, не основанное на демократическихъ началахъ, не можетъ быть долго популярно, посл того какъ оно перестаетъ быть слабо. Его заботливость о томъ, что народъ — справедливо ли или несправедливо — считаетъ своею пользою, его сочувствіе перемнчивымъ и порывистымъ страстямъ народа, бываетъ чисто послдствіемъ особенныхъ обстоятельствъ, въ которыя оно поставлено. Пока существованіе его зависитъ отъ всеобщаго расположенія къ нему, оно будетъ употреблять все стараніе, чтобы снискать это расположеніе. При такомъ условіи, недостатки его организаціи не имютъ большой важности. Но какъ тсный союзъ корпораціи съ народомъ есть плодъ не существенной общности интересовъ, а случайной, то онъ и разстраивается, въ нкоторой степени, съ той минуты, какъ прекращается та опасность, которая породила его.

Поэтому, до революціи, вопросъ о парламентской реформ имлъ весьма мало важности. Друзья свободы не особенно пылко желали реформы. Самые рьяные торіи ничего не имли противъ нея. Замчательно, что Кларендонъ громко выхваляетъ перемны, введенныя Кромвеллемъ, перемны до такой степени рзкія, что виги нашего времени далеко не одобрили бы ихъ. Нтъ однако причины думать, чтобы преобразованіе, сдланное Кромвиллемъ, произвело особенную перемну въ образ дйствія парламента. И въ самомъ дл, еслибы нижняя палата, въ теченіе царствованія Карла II, избиралась всеобщею подачею голосовъ или, еслибы вс мста въ ней продавались, какъ во французскихъ парламентахъ, образъ дйствія ея былъ бы, мы полагаемъ, тотъ же. Мы знаемъ, какъ сильно парижскій парламентъ склонялся, при многихъ важныхъ случаяхъ, на сторону народа, и причина этого очевидна. Хотя онъ и не избирался изъ среды народа, но все его значеніе зависло отъ поддержки со стороны народа.

Со времени революціи, нижняя палата постепенно длалась тмъ, чмъ она стала въ настоящее время: великимъ государственнымъ совтомъ, который содержитъ много членовъ свободно избранныхъ народомъ, и много другихъ, заботящихся о пріобртеніи расположенія народа, но который вообще, по своему направленію и интересамъ, составляетъ учрежденіе аристократическое. Онъ далекъ отъ того, чтобы быть не либеральною и безсмысленною олигархіею, но далекъ также и отъ того, чтобы быть точнымъ выраженіемъ общественнаго мннія. Это мнніе иметъ на него вліяніе — и вліяніе могущественное, но дйствующее медленно и окольными путями. Вмсто того, чтобы обгонять общественное мнніе, какъ онъ длалъ это до революціи, онъ теперь слдуетъ за нимъ медленнымъ шагомъ и на большомъ разстояніи. Поэтому онъ необходимо долженъ быть непопуляренъ, тмъ боле, что длаемое имъ добро мене ясно для обыкновеннаго пониманія, чмъ происходящее отъ него зло. Онъ несетъ отвтственность за все зло, которое длается или о которомъ полагаютъ, что оно длается съ его разршенія или при его содйствіи. Съ другой стороны, онъ не пользуется хорошимъ мнніемъ за предупрежденіе тхъ безчисленныхъ злоупотребленій, которыя не существуютъ потому только, что существуетъ нижняя палата.

Значительная часть націи конечно желаетъ преобразованія представительной системы. Трудно сказать, какъ именно велика эта часть и какъ сильно въ ней это желаніе. Только по временамъ возгласы ея объ этомъ предмет бываютъ громки и порывисты. Но намъ кажется, что въ промежутки молчанія чувство это пріобртаетъ новую силу и что каждый послдовательный взрывъ его бываетъ сильне предшествовавшаго. Всеобщее вниманіе можетъ быть на время отвлечено домогательствами католиковъ или меркантильнымъ кодексомъ, но вроятно, что по истеченіи весьма недолгаго времени, быть можетъ еще при жизни ныншняго поколнія, вс другіе вопросы сольются съ этимъ вопросомъ, который до извстной степени связанъ со всми ими.

Уже, намъ кажется, мы замчаемъ признаки безпокойныхъ временъ, смутное предчувствіе чего-то великаго и страннаго, овладвающаго обществомъ, безпокойныя и тревожныя надежды тхъ, которые могутъ выиграть, и мрачное предвидніе тхъ, которые могутъ только потерять. Можно привести много такихъ указаній, которыя сами по себ такъ же незначительны, какъ какая-нибудь соломенка, но даже направленіе соломенки — заимствуемъ сравненіе у Бэкона — покажетъ, съ какой стороны поднимается буря.

Великій государственный человкъ могъ бы успть предупредить борьбу, которую всякій разумный другъ свободы или закона не можетъ предвидть безъ сильнаго опасенія, и это онъ могъ бы сдлать путемъ основательныхъ и своевременныхъ преобразованій, примиривъ дв главныя втви естественной аристократіи, капиталистовъ и землевладльцевъ, и расширивъ основаніе правительства настолько, чтобы заинтересовать въ защит его все среднее сословіе — этотъ честный классъ людей съ неиспорченнымъ сердцемъ, столько же заботящійся о поддержаніи порядка и безопасности собственности, сколько и возмущающіяся испорченностью и угнетеніемъ. Есть такіе люди, которые не удовлетворяются ничмъ, кром разрушенія, есть и такіе, которые уклоняются отъ всякаго улучшенія. Есть нововводители, которые жаждутъ президента и національной конвенціи, есть и отсталые люди, которые, — въ то время, какъ города, превосходящіе обширностью и богатствомъ многія столицы королевствъ, вызываютъ представителей для охраненія ихъ интересовъ, — выбираютъ въ мстечкахъ какого-нибудь подъячаго, какого-нибудь пера съ ограниченнымъ и ничтожнымъ умомъ, какъ самыхъ свойственныхъ представителей отжившаго права. Между этими крайностями лежитъ прекрасный путь. Время ведетъ за собою другой кризисъ, подобный тому, который произошелъ въ XVII столтіи. Мы находимся въ положеніи, сходномъ съ тмъ, въ которомъ были наши предки въ правленіе Іакова I. Вскор опять необходимо будетъ прибгнуть къ преобразованію, чтобы сохранить, спасти основныя начала конституціи, посредствомъ измненій въ ея второстепенныхъ частяхъ. И такъ возможно будетъ, какъ было возможно 200 лтъ тому назадъ, защищать пріобртенныя уже права, обезопасить всякое полезное учрежденіе, всякое учрежденіе сдлавшееся дорогимъ, вслдствіе своей древности и вслдствіе связанныхъ съ нимъ славныхъ воспоминаній, и въ то же время ввести въ правительственную систему усовершенствованія, согласующіяся съ ея первоначальнымъ начертаніемъ. Остается посмотрть, стали ли мы умне въ эти 200 лтъ.

Мы не знаемъ такой великой революціи, которой нельзя было бы предупредить своевременнымъ дружелюбнымъ соглашеніемъ. Твердость есть великая добродтель въ государственныхъ длахъ, во она иметъ свойственную ей сферу. Заговоры и возстанія, въ которыхъ участвуетъ незначительное меньшинство, взрывы народной запальчивости, не находящіеся въ связи съ какимъ-нибудь обширнымъ планомъ или какимъ-нибудь прочнымъ началомъ, лучше всего подавляются силою и ршительностью. Отступать предъ ними значитъ длать ихъ страшными. Но ни одинъ мудрый правитель не смшаетъ пораженіе всего организма съ небольшимъ мстнымъ раздраженіемъ. Ни одинъ мудрый правитель не станетъ принимать противъ глубоко вкоренившагося недовольства значительной партіи тхъ же мръ, которыя онъ принимаетъ противъ ярости черни, ломающей мельницы и ткацкіе станки. Пренебреженіе этимъ различіемъ бывало пагубно даже для правительствъ крпкихъ силою меча. Настоящее время есть, въ самомъ дл, время спокойствія и порядка. Но въ такое именно время глупцы предаются безпечности, а мудрые люди призадумываются. Что неудовольствія, которыя волновали страну въ теченіе прошлаго и настоящаго царствованія и которыя, хотя не всегда проявляются шумомъ, никогда однако не засыпаютъ совершенно, — что неудовольствія эти должны снова вырваться наружу съ усиленными симптомами, это почти такъ же врно, какъ то, что морскіе приливы и времена года будутъ слдовать опредленному для нихъ порядку. Но во всхъ волненіяхъ человческаго ума, направленныхъ къ великимъ переворотамъ, бываетъ кризисъ, во время котораго умренная уступка можетъ все исправить, примирить и сохранить. Счастлива будетъ Англія, если въ такой кризисъ интересы ея будутъ вврены людямъ, которымъ исторія не напрасно повствовала о длинномъ ряд человческихъ преступленій и глупостей.

Т. Б. Маколей

Галламъ.

Читайте также: