ФРАСКАТАНА.
ФРАСКАТАНА.
(Сцены изъ жизни Римлянъ.)
ПОВСТЬ ПОЛЯ-ДЕ-МЮССЕ.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
‘Сынъ Отечества’, No 8, 1852
Фраскатана, Мюссе Поль, Год: 1852
Время на прочтение: 24 минут(ы)
Сициліецъ отъ природы восторженъ, Неаполитанецъ комедіантъ, а еслибы необходимо было охарактеризовать однимъ словомъ Римлянина, я бы охотно сказалъ, что онъ отъ природы — ораторъ. Въ цломъ свт ни въ одномъ город народъ такъ не владетъ своимъ языкомъ, какъ въ Рим. Краснорчіе и сила выраженія столь общенародны въ этой стран, что они тамъ нипочемъ. Въ разговор госпожи и въ нарчіи ея камеристки нтъ большой разницы. Факкино (уличный носильщикъ) выражается подобно человку хорошаго общества, чкчероне во всхъ отношеніяхъ заслуживаетъ этого названія, и показывая вамъ знаменитости вчнаго города, изъясняется цвтистымъ слогомъ и выраженіями, достойными поэта, даже нищій вопрошаетъ вашу благотворительность словами, которыя напоминаютъ вамъ Велизарія, — до того строгость и величіе отличаютъ характеръ Римлянъ!
Всякая крайность вызываетъ противуположную крайность. Чмъ боле Римлянинъ кажется серьезнымъ и величавымъ въ обыкновенной, ежедневной своей жизни, тмъ боле онъ веселъ и забавенъ въ нкоторые, особенные дни года. Забавы карнавала доходятъ до безумія, и во вторникъ этой недли, когда толпа наполняетъ улицы Рима, чтобы лакомиться своими moccoli и confetti, вы приняли бы Римъ за населеніе весельчаковъ.
Въ послдній годъ правленія Папы Григорія, 18 октября, въ день св. Луки, десять или двнадцать молодыхъ людей собрались въ одной изъ комнатъ caf у Corso. По ихъ одушевленнымъ лицамъ видно было, что они приняли твердое намреніе повеселиться какъ нельзя боле въ этотъ день. Передъ ними въ почтительномъ ожиданіи, молча, стояли многіе facchini, для исполненія приказаній господъ. На стол были разставлены многіе рога, которые въ Неапол считаются эмблемой изобилія и счастья. Эти эмблемы были различной величины, одн совершенію маленькія изъ агата или коралла, другія изъ раковинъ или изъ слоновой кости, самыя большія составляли настоящіе бычачьи рога, отдланные и изукрашенные какъ-будто предметы роскоши. Одинъ изъ молодыхъ людей писалъ списокъ лицъ, которымъ предназначались эти почетные сюрпризы. При каждомъ имени молодые люди разсуждали и потомъ выбирали изъ подарковъ тотъ, который по своему достоинству и величин, казалось, соотвтствовалъ состоянію даримаго, — вообще, повидимому, они строго хотли соблюсти возможное безпристрастіе въ распредленіи подарковъ. Иногда мннія молодыхъ людей раздлялись. Иной человкъ, который въ прошедшемъ году имлъ права на значительной подарокъ, казался теперь несовсмъ достойнымъ того украшенія. Справлялись съ хроникой изустной и анекдотами, и когда наконецъ соглашались вс насчетъ кого-нибудь изъ вписанныхъ въ реестр,— живой и звонкій смхъ оглашалъ комнату веселостью, любезною и чистосердечною. Факкины укладывали подарки въ футляры, и желая показать, что можно положиться на ихъ память и разсудокъ, повторяли безъ ошибки и безъ замшательства имена и адрессы лицъ, которымъ они должны были вручить подарки.
— Помните ли вы хорошо данныя вамъ приказанія? спросилъ ихъ одинъ изъ молодыхъ людей.
— Синьоръ, отвчалъ старшій изъ Факиновъ, мы лишилисьбы своихъ заработокъ, еслибъ не умли выполнять данныхъ намъ порученій. Положитесь на нашу опытность. Начнемъ мы съ маленькаго комплимента, самаго лестнаго, какой только можемъ придумать. Мы скажемъ, представляя подарокъ, что это приношеніе въ знакъ симпатіи и дружества отъ компаніи весельчаковъ, въ ней все молодые люди. Мы прибавимъ, что вс они соберутся сегодня же у Папа-Джуліо, показавъ эмблему своего украшенія, посл этого мы удалимся, пожелавъ всмъ подобной же чести въ будущемъ году….
Факкини взяли корзины на головы, и вышли торжественнымъ шагомъ. За стнами Рима, между воротами и мостомъ Molle, есть любимое мсто гулянья, называемое Papa-Gulio, здсь же выстроено большое caf. Здсь въ пять часовъ былъ накрытъ огромный столъ. Сюда-то были приглашены вс получившіе подарки. Ни одинъ изъ приглашенныхъ, не опоздалъ къ назначенному сроку,— вс собрались. Тотъ, который получилъ наиважнйшій подарокъ, занялъ и самое почетное мсто. ли много и съ большимъ аппетитомъ, пили вино изъ Огъіетто, но умренно, такъ что вино нисколько не прибавило веселости пикнику, сдлали тостъ (brindisi) за здоровье всхъ, и веселые крики далеко были слышны. Нсколько псенъ, приличныхъ случаю, дополнили десертъ, затмъ весельчаки встали изъ-за стола, закурили сигары, и вышли въ общій салонъ.
Въ общемъ салон, молодой человкъ, съ пріятной физіономіей, платилъ за карту своего обда. Вошедшіе окружили его.
— Эге! вскричалъ занимавшій почетное мсто: это любезный Эмиліо! Какими судьбами обдаете вы сегодня въ трактир?
Семейство мое въ Фраскати, отвчалъ Емиліо.
— Господа, отдадимъ почтеніе примрному счастью нашего друга!
Въ углу залы послышался насмшливый хохотъ.
— О! сказалъ почетный весельчакъ, вотъ дерзновенный! Обратимъ къ нему наши талисманы.
Въ одно мгновеніе вс рога обратились къ подозрительной особ. Это былъ одинъ изъ тхъ щедушныхъ, морщиноватыхъ, истощенныхъ климатомъ людей, взглядъ на которыхъ ужасенъ на юг. Онъ былъ одтъ въ чорное платье и носилъ очки. Носъ его былъ столь длиненъ, что доходилъ до подбородка. Въ рукахъ онъ перебиралъ пальцами табакерку, крышка которой отъ поворачиванья издавала звуки, хотя и нестоль острые, какъ его пискливый голосъ.
— Что тутъ длаетъ этотъ скелетъ? сказалъ одинъ изъ присутствующихъ.
Маленькій человчекъ приблизился, кланяясь почти до земли, почтительно и вмст съ тмъ иронически.
— Signori, началъ онъ, я бы возгордился отъ смущенія въ которомъ васъ вижу! Но передъ этими ужасающими рогами, я ухожу, бгу, скроюсь.
— Я его знаю, вскричалъ одинъ изъ пировавшихъ. Это онъ, это донъ Синонимъ! Худая встрча, друзья мои!
— Такъ что же, перебилъ старикашка. Это безпокоитъ, волнуетъ, интересуетъ васъ, господа? Надо же однако, чтобъ я былъ гд-нибудь, вдь куда же мн дваться? не испариться же, какъ газъ, туманъ или дымъ, и исчезнуть, чтобы нигд не быть. Что разумете вы подъ худою встрчей? Значитъ ли это то, что вы, господа, боитесь преувеличеннаго разсказа моего о вашемъ пребываніи въ гостинниц? Не отчаивайтесь, господа: праздникъ вашъ будетъ блистателенъ также въ будущемъ году какъ и въ ныншнемъ. Я вижу здсь только одну особу, которая можетъ быть недовольна встрчей со мною: это милостивый синьоръ Емиліо.
— Изъ какой матеріи будетъ мое первое новое платье, гадатель спросилъ Емиліо?
— Изъ рука барановъ варварійскихъ длаютъ очень теплыя платья.
— Что это значитъ, гадатель?
— Возлюбленный ягненокъ своей супруги иметъ золотое руно. Въ одинъ прекрасный день его остригутъ, и трепещущій заблеетъ и пойдетъ туда, гд бы не хотлъ быть.
— Вы полагаете, что я разоряюсь, проницательный ораторъ, но я богаче, чмъ вы полагаете.
— Ему скажутъ слова грубыя, непріятныя, худозвучныя,— ему, нжному барашку.
— И эти слова, будутъ ли они синонимами, предвстникъ злополучія?
— Они будутъ долги, варварскія, гнусныя и разстроенныя, какъ звукъ Zampogna {Родъ волынки.}. До свиданія, нжноласкаемый супругъ! Прощайте, почтеннйшіе господа! Мое почтеніе, уваженіе, всей честной компаніи.
— До свиданія, милый воронъ! прощай, зловщій болтунъ и враль! кричали молодые люди.
Донъ Синонимъ исполнилъ родъ комедіи посреди свистковъ и смха. Общество веселыхъ друзей не имло расположенія опечалиться встрчею съ jettatore. Это приключеніе осталось незамтнымъ во-время удовольствій вечера. Синьоръ Емиліо послдовавъ за своими друзьями въ билльярдную залу, и сыгралъ съ ними партію. Къ полночи, компанія разошлась. Когда синьоръ Емиліо вышелъ изъ кафе, ночной воздухъ и тишина, разсявъ одушевленіе, причиненное шумнымъ весельемъ друзей, игрою и свтомъ, навяли на него какую-то мрачную мысль. Подбородокъ его прикоснулся къ груди. Онъ шелъ медленно и произносилъ отрывистыя слова. Не доходя до Рима, онъ прислъ на каменную скамью у воротъ, и вздохнулъ.
— Дошелъ ли я уже до того, говорилъ онъ, что какой-нибудь незнакомецъ думаетъ имть право насмхаться надо мной публично? Я раскаюсь…. я перемню платья… мн скажутъ слова грубыя, худозвучныя. Если этотъ человкъ иметъ какія-нибудь основанія говорить это, — я потерянный человкъ. Кто знаетъ, что думаютъ обо мн, какъ судятъ о моихъ глупыхъ издержкахъ? Тотъ, кому не въ чемъ упрекать себя, не будетъ имть случая непріятныхъ встрчъ въ cafe. Но вдь это были рчи jettatore. Не знаютъ положенія мопхд’ длъ, да и не узнаютъ его никогда. Еще годъ, и счастіе мое упрочено навсегда.
Синьоръ Емиліо, немного утшившись, всталъ и пошелъ къ своему отелю, расположенному на Via del Babbino, возл Испанской площади. Молодая женщина въ бломъ плать, смотрвшая на него съ балкона, сходила съ лстницы къ нему на встрчу. Супруги, разставшіеся еще съ утра, кинулись въ объятія другъ-другу, и мрачныя мысли молодаго мужа мигомъ улетли, но для того, чтобы были понятны мрачныя слова синьора Емиліо, необходимо разсказать нкоторыя происшествія, предшествовавшія празднику веселыхъ друзей.
Фраскати, какъ извстно, есть римскій Версаль. Сюда стекается римское мщанство, которое, не имя дачъ, здсь ищетъ лтомъ удовольствія загородныхъ прогулокъ, и я не былъ бы удивленъ тмъ, что красота Фраскатанокъ, которыя гораздо свже и граціозне женщинъ Альбано или Тиволи, также составляетъ одну изъ причинъ пристрастія Римлянъ къ этой окрестности. Въ Фраскати жилъ бдный токарь Николо Барлетти, который съ трудомъ зарабатывалъ себ на пропитаніе, вырзывая разныя украшенія для римскихъ мебельныхъ мастеровъ. Хотя онъ былъ несовсмъ искусенъ въ своемъ ремесл, но любилъ его чрезвычайно. Ничто въ мір не казалось ему столь прелестнымъ, какъ кусокъ дерева, тщательно округленный, гладкій и полированный. Онъ свободно дышалъ посл того дня, когда ему удавалось хорошо выточить или округлить ножку рабочаго столика. Посл пяти или шести лтъ неутомимыхъ трудовъ, Николо сдлалъ столько успховъ, что выработалъ даже весьма тщательно шахматы. Сумма въ три паола, за которую купилъ у него это произведеніе одинъ купецъ изъ города, не могла уничтожить его грусти при разлук съ первымъ изящнымъ произведеніемъ. Однако искусный Николо наработалъ такое множество башенъ, коней и пшекъ, что нищета его мало-по-малу исчезала. Макароны, съ очаровательнымъ для Итальянца запахомъ, испускали пріятный паръ каждый день въ положенный часъ. Николо, проведя юность въ долгомъ воздержаніи, — теперь пользовался каждый день вкусными обдами. Дочъ точильщика имла уже ситцевое платье для воскресныхъ и праздничныхъ дней.
Антонія Барлетти, дочь вдовца Николо, достигла пятнадцати лтъ въ ту эпоху, когда геній ея отца уже началъ возникать и отличаться. Она была прелестнйшая и увлекательнйшая изъ Фраскатанокъ, ума совсмъ невозвышеннаго, во разумная, что еще гораздо важне для женщинъ. Ея сердце было кротко, горячо, почтительно, способно къ привязанности къ любимому предмету, передъ которымъ, подобно плющу, она готова была преклоняться, виться и принимать направленіе, какое только угодно будетъ дать рук любимаго предмета. Въ выраженіи ея лица, благосклонность принимала значеніе нжности, но она обращала вниманіе только на молодыхъ людей, и нужно было, чтобъ они были очень хороши, для того чтобъ Антонія замчала ихъ присутствіе. Человкъ благоразумный и трусливый побоялся бы изжариться въ огн ея большихъ очей, этотъ огонь рано или поздно долженъ былъ изсушить или поглотить лучшаго друга, безъ всякаго худаго намренія, изъ одного излишка признательности и сочувствія. Еще невинное дитя, Антонія чувствовала, что она не можетъ любить немного или вполовину, она понимала, что сердце ея, разъ данное, невозвратимо для нея самой. Вотъ почему она желала отдать его въ добрыя руки, и самолюбіе, которое наслдственно перешло ей отъ отца, вмст съ этимъ романическимъ желаніемъ, совтовали ей желать богатаго замужества.
Маэстро Николо, поощренный успхомъ, размыслилъ, что пребываніе въ Фраскати недостойно для талантливаго артиста, онъ переселился въ Римъ искать выгоды и славы, подобно тому, какъ нкогда сдлали это Микель-Анджело и Рафаэль. Онъ нанялъ дв большія комнаты въ первомъ этаж, близъ фонтана Треки, одну для своей дочери, другую для себя. Его талантъ, поощряемый успхами, производилъ удивительныя вещи Отъ краснаго и орховаго дерева онъ перешелъ къ кости, и выработывалъ безъ труда ежедневно полъ-экю. Вечеромъ онъ ходилъ ужинать въ trattoria {Родъ второстепеннаго трактира въ Рим.}, бывшую неподалеку отъ его жилища, потому-что Антонія, мечтающая о своей будущей любви, не была расположена къ хозяйству и кухн. Въ воскресенье, чтобы отдохнуть отъ работы, маэстро Николо водилъ свою дочь на гулянье подъ тнь деревъ виллы Боргезе. Несмотря на безчисленное множество красивыхъ лицъ, попадающихся въ этомъ общественномъ саду, Антонія была здсь отличена и замчена по своей цвтистой еще юности, своему прекрасному сложенію и по головному убору своего роднаго города. Уборъ этотъ составлялъ особаго рода наколку, называемую раппо, въ дни холодные, или букетъ лентъ, распущенныхъ въ волосахъ, въ лтніе дни. Изъ каретъ и колясокъ бинокли удостоивали своими взглядами Антонію, и знатоки хорошенькихъ личикъ отличили ее отъ другихъ именемъ прекрасной Фраскатанки (La bella Frascatana), а чтобы узнать, кто она, слдили за ней до дверей ея жилища.
Разъ утромъ, точильщику сдлали визитъ многіе римскіе франты, прекрасно одтые, съ тросточками, у тросточекъ золотые набалдашники. Подъ предлогомъ, что они хотятъ заказать шахматы и шары для билльярда, они разговорились съ Антоніей, и наговорили ей кучу комплиментовъ. Одинъ изъ этихъ молодыхъ людей, боле серьозный или осторожный, чмъ другіе, распространился насчетъ таланта Николо, изящества и тонкости искусства его фантастической руки. Маэстро точильщикъ тотчасъ угадалъ въ немъ умъ солидный, вкусъ изящный, и оказалъ ему наибольшее вниманіе и честь, показавъ изъ коммода самыя лучшія свои произведенія. Молодой синьоръ боле и боле восхищался, выражая удовольствіе и хвалу такими восклицаніями, которыя можно услышать разв только въ музеяхъ. Картины Ватикана не одушевили бы его большимъ энтузіазмомъ. Антонія очень хорошо поняла эту военную хитрость. Другой молодой человкъ, не такъ хитрый, какъ первый, и, вроятно, нелюбившій попусту терять время, синьоръ Помпео, занялся особенно дочкой, слдовалъ за ней шагъ за шагомъ, и изъявлялъ ей т же знаки удивленія, хвалы и комплиментовъ, какіе его товарищъ, любитель разныхъ украшеніи, расточалъ предъ маэстро точильщикомъ. Антонія вовсе не была безчувственна къ вжливостямъ щеголя Помпео, но такъ, какъ вс эти молодые люди были прекрасны, умны и потому опасны, то она разсудила до-норы-до-времени придержать свое сердце обими руками.
Молодые денди не замедляли своими посщеніями,— то вмст, то порознь. Маэстро Николо, видя, что они нестолько удивляются ему, сколько его дочери, боле не обращалъ на нихъ никакого вниманія, кром молодаго синьора, безъумолка восхищавшагося его произведеніями.— Сидя позади магазина, въ рабочемъ уголку, отецъ предоставлялъ молодой стаи денди терять попусту время, цну которому онъ хорошо зналъ. Мастерская точильщика превратилась въ гостинный салонъ. Антонія, благодаря врожденному инстинкту своего пола, скоро переняла тонъ свтскаго общества, такъ-что къ концу недли можно было подумать, что она ничмъ другимъ не занималась съ самаго дтства, какъ толками и разсужденіями. Въ то время, когда станокъ маэстро Николо давалъ грубому матеріалу формы самыя произвольныя, юный любитель рзныхъ украшеній нашелъ, наконецъ, случай объявить шопотомъ Антоніи, что на самомъ-то дл онъ боле въ восхищеніи отъ нея, чмъ отъ Шахматовъ и шаровъ ея батюшки.
— Вашъ маневръ не ускользнулъ отъ моего глаза, отвчала ему молодая двушка. Теперь остается узнать, есть ли это уловка только для того, чтобы обмануть доврчивость моего отца, или невинное р умное средство для того, чтобы пріобрсть мою дружбу. Если у васъ нтъ другаго намренія, кром того, чтобъ только обмануть молодую двушку, вы бы лучше сдлали подражая вашему другу Помпео, который, по-крайней-мр, заслуживаетъ снисхожденія хотя тмъ, что не скрываетъ своихъ намреній.
— Прекрасная Антонія, сказалъ съ важностью молодой человкъ: ваше подозрніе мн обидно. Прогоните всякую мысль о худыхъ намреніяхъ. Когда Помпео и вс прочіе ваши почитатели переговорятъ вамъ все, что есть у нихъ на язык, и ваше сердце выдержитъ такую осаду съ разныхъ сторонъ, тогда придетъ и моя очередь говорить. До-тхъ-поръ знайте только, что я васъ люблю, а объ остальномъ дозвольте мн хранить молчаніе.
— Увы! отвчала Антонія: я не думаю, чтобъ вы тронули мое сердце, говоря тмъ же языкомъ, какъ и ваши друзья.
— Я не знаю, что вамъ говорятъ другіе, возразилъ молодой человкъ. Мои же слова къ вамъ будутъ слова любящаго васъ человка съ благородными намреніями и уважающаго васъ слишкомъ, чтобы желать вашего паденія, хотя бы въ собственную пользу.
— Santa Virgine {Пречистая Два.}, вскричала Фраскатана, трепеща всмъ тломъ. Хорошо ли, такъ-ли я поняла? Мн кажется…. надо полагать, что ваша милость бросила благосклонный взглядъ на бдную, незнатную двушку, чтобъ сдлать изъ нея….
— Графиню? перебилъ молодой человкъ. Отчего же нтъ? Это пойдетъ къ вамъ такъ же, какъ и ко всякой другой женщин.
— Ахъ! говорите же, если это такъ. Не дожидайте, пока эта втреная молодежъ, для которой и сердце и уши мои закрыты, истощитъ свой запасъ любезностей и выдумокъ. Ни одинъ изъ нихъ не выразится такъ, какъ вы, и если мн суждено быть счастливйшею изъ женщинъ, къ-чему отлагательства?
— Итакъ! не будемъ медлить, прекрасная Антонія. Я вамъ предлагаю свою руку и свое имя.
Синьоръ графъ Эмиліо вскочилъ на стулъ, и просунувъ голову въ окошечко рабочей каморки, сказалъ маэстро точильщику:
— Николо, прошу у васъ дочь вашу въ замужство.
— Она ваша, отвчалъ отецъ. Дайте только окончить этотъ шаръ, и мы поговоримъ объ этомъ. Ваше предложеніе нисколько меня не удивляетъ. Мн и нуженъ былъ зять такой, какъ вы.
Когда шаръ изъ кости былъ совершенно выточенъ, маэстро Николо вышелъ изъ своей каморки. Онъ засталъ дочь и плачущую и смющуюся вмст, скачущею, хлопающею въ ладоши, бросающеюся на шею своею любезнаго, которому она насказала въ эти нсколько минутъ тысячу бредней, въ которыхъ чувствовалась любовь, воспламенявшаяся въ сердц подобно селитр.
— Видно, что она расположена къ вамъ, сказалъ отецъ. Вижу, что вы составите прекраснйшую пару. Вы знаете, любезный Эмиліо, что у меня во владніи нтъ ни гроша, но съ моимъ искусствомъ я никому и никогда не буду въ тягость.— Устроиваііто дла какъ знаете. Женитесь когда вамъ угодно, лучше, если вы хотите, чтобъ откровенію вамъ сказать, какъ можно скоре.
— Я бы хотлъ, чтобъ въ сію же минуту, отвчалъ Эмиліо.
Не прошло и двадцати дней, какъ дочь точильщика сдлалась графиней. Бракосочетаніе ихъ происходило въ церкви Святыхъ Апостолъ, въ присутствіи немногихъ приглашенныхъ и любопытныхъ.
Роскошное угощеніе ожидало супруговъ въ одномъ изъ отелей улицы del Babbuino, при дессент пропто боле тридцати сонетовъ, молодые супруги привтствовали другъ-друга комплиментами, поздравленіями, общаніемъ вчной радости, какъ-будто бы золотой вкъ ниспалъ на землю. Маэстро Николо ни въ комъ не возбуждалъ ни удивленія, ни смха, такъ онъ ни въ чемъ не затруднялся и ничто его не удивляло. Бенгальскіе огни блистали предъ фасадомъ отеля, во все время вечера, праздникъ заключился баломъ, и около полуночи почтовая карета мчала супруговъ въ деревню, куда стремился Эмиліо, утомленный шумомъ собственнаго счастья, и чувствовавшій необходимость спокойствія и совершеннаго уединенія отъ свта, въ невыразимо-сладостныя минуты своего счастія.— Медовый мсяцъ молодыхъ супруговъ имлъ двнадцать четвертей, то-есть, они пробыли въ тишин сельской жизни три мсяца. Они бы остались еще доле, еслибы молодой мужъ не получилъ писемъ отъ своихъ родныхъ, которые ему совтовали, для пользы его жены, поторопиться своими брачными визитами. Антоніи не хотлось покинуть сельскую жизнь, она бы охотно отказалась отъ свта и удовольствій большихъ городовъ, заманчивыхъ для людей пресыщенныхъ и сердецъ безчувственныхъ. Зачмъ отдляться отъ мстъ блаженства любви, когда любовь выше всего на свт? Но Эмиліо хотлъ также, чтобъ жена его знала и понимала т преимущества, которыми счастіе и блестящее положеніе надляютъ своихъ любимцевъ, и такъ-какъ онъ говорилъ, что удовольствія города должны только служить дополненіемъ блаженства любви, а не ущербомъ ея, то влюбленная Антонія со вздохомъ согласилась оставить свое первое незабвенное убжище.
Римскій свтъ восхищался взаимною нжностью двухъ голубковъ, нжною угодливостью и предупредительностью мужа, постоянными взорами жены, ихъ замчали съ улыбкой, когда они шопотомъ говорили другъ-съ-другомъ, посреди шума свтскаго общества, подобно влюбленнымъ, которые ловили случай перемолвиться нсколькими словами, и приводили эту юную чету въ примръ рдкій и поразительный счастія браковъ по наклонности. Друзья Эмиліо часто приходили къ молодымъ супругамъ, и эти молодые денди, которые въ мастерской маэстро точильщика остерегались говорить про замужство, теперь смло утверждали и клялись, что ихъ другъ имлъ только ту заслугу, что предупредилъ ихъ. Антонія замтила это, также какъ и то, каково было вообще общественное мнніе Рима и цлой Италіи.
Синьоръ Помпео терялся въ изобртеніи энергическихъ выраженій, чтобъ изъяснить отчаяніе и безнадежность, въ которую повергла его громовая всть этого брака.
— Любезный Помпео, отвчала Антонія, очень можетъ быть, что вы меня любите и что мой бракъ васъ приводитъ въ отчаяніе. Замтьте, прошу васъ, что я не сомнваюсь въ этомъ отношеніи.— Вы очень милый и любезный молодой человкъ, и вы не перестанете мн нравиться, но этотъ ужасающій васъ бракъ уже заключенъ, и я должна васъ предупредить, что вы опоздали предложить мн выдти за васъ за-мужъ. Я не приму даже труда вамъ доказывать, что правила мои и выгода моя требуютъ сохраненія въ особенности репутаціи въ томъ свт, которому я принадлежу, по для котораго порождена. Скажу вамъ, однимъ словомъ, что я безъ ума отъ моего Эмиліо. Не изъ добродтели и не изъ разсчета хочу остаться ему врною, но въ особенности потому, что я люблю его страстно, страстно, до забвенія самой-себя.
Эмиліо только и глядлъ на свою жену, любовь его показывала вс признаки страсти постоянной и неизлечимой. Ни одного облачка, ни тни его на счастливомъ горизонт двухъ супруговъ, ни одного разлада чувствъ, ни одной ссоры, съ неизбжными примиреніями, которыя суть предвстники разрыва или холодности. Антонія только и думала о томъ, чмъ бы угодить мужу и исполнить его желанія, и тмъ доставляла ему безконечные случаи удовлетворять ея собственныя прихоти. Однако, привыкнувъ къ свтской жизни и развлеченіямъ, она стала къ нимъ выказывать даже пристрастіе, высказывала желаніе веселиться, и Эмиліо тотчасъ устраивалъ блестящіе балы. Графиня любила музыку и комедію,— Эмиліо абонировалъ годовыя ложи въ трехъ театрахъ. Однажды Антонія восхищалась, разсматривая коллекцію бронзовыхъ статуй въ Ватикан,— мужъ ея не могъ спокойно отдохнуть до-тхъ-поръ, пока не пріобрлъ по заказу коллекцію бронзовыхъ антиковъ. Антонія замтила амазонку, которая красовалась на кон въ аллеяхъ виллы Боргезе,— на другой день пара отличныхъ осдланныхъ лошадей были въ ея распоряженіи. Во-время маленькой прогулки по озеру Фучино, въ недальнемъ разстояніи отъ Субіака, графиня заглядлась на превосходную виллу въ сельскомъ вкус, среди живописнаго мстоположенія,— Эмиліо освдомился объ имени владльца, вилла не продавалась, по стоило пожертвовать деньгами, и вилла куплена, и къ-концу прогулки по озеру Фучино она уже подарена графин внимательнымъ ея мужемъ.
Еслибы искусный и честный управитель завдывалъ достояніемъ Эмиліо, онъ нашелъ бы въ немъ тридцать тысячъ ливровъ ежегоднаго дохода, интендантъ же».графа доставлялъ ему только половину этой суммы. Антонія и не подозрвала, что мужъ ея раззоряется. Да и какъ она могла это постичь? Графъ, всегда веселый и обворожительно-довольный, былъ совершенно беззаботенъ. Лишь бы жена была счастлива, все шло хорошо, и когда онъ думалъ о затрудненіи денежныхъ длъ, то общалъ вознаградить убытки своего достоянія предпріятіемъ въ какой-либо отрасли промышлености. Одинъ изъ тхъ людей, для которыхъ вся жизнь проходитъ въ мечтахъ о милліонахъ, предложилъ однажды Эмиліо устроить сахарный заводъ. Это было чудное предпріятіе. Проекты предсказывали удивительные результаты. Стоило только купить какое-нибудь старое зданіе въ Транстевера и матеріалъ для фабрикаціи.— Имя синьора графа не должно было высказываться въ этомъ предпріятіи, отъ него требовался только капиталъ и протекція для учреждаемаго заведенія. Эмиліо продалъ одну изъ своихъ земель, въ убжденіи, что такому важному господину, какъ онъ, стоитъ только начать, для того чтобы выиграть слитки золота. Онъ заключилъ условіе съ предпріимчивымъ человкомъ и двумя или тремя другими особами.
Съ самаго начала дло, худо понятое и еще хуже веденное, не имло нисколько успха, участники, управители, кассиръ, прикащики и рабочіе взаимно воровали другъ-у-друга. Это былъ разбой. Эмиліо, въ ожиданіи прибылей, увеличилъ еще боле расходы своего дома, онъ ни разу не былъ самъ на фабрик, и когда узналъ, что вмсто получки дивиденда, онъ потерялъ свой капиталъ, то разсказалъ такъ весело о своей неудач, что Антонія нисколько не была опечалена. Такъ-какъ вслдствіе этихъ уступокъ, издержки, ничмъ неумряемыя, все возрастали, — то графиня нашла, что это ужъ черезчуръ’ по философски, такъ весело и наивно сносить неудачи, однажды она спросила мужа, не считаетъ ли онъ необходимымъ немного ограничить свои расходы. Графъ се обнялъ, поцаловалъ и отвчалъ, что любовь и денежныя дла никакъ не могутъ устраиваться вмст, и что потому онъ проситъ се не думать ни о чемъ, кром его самого, и Антонія, повинуясь, перестала заботиться.
Въ маленькой вилл Субіако, Эмиліо постили четыре человка очень незавидной физіономіи, съ которыми онъ имлъ долгій разговоръ. Немного спустя, Антоніи показалось, что ночью будто она слышала подземный шумъ, довольно правильный, точно отъ дйствія машины. Открывъ окно, рано утромъ, она увидла въ парк двухъ человкъ, несшихъ за концы мшокъ съ какимъ-то металломъ, они встряхивали мшокъ, откуда выходила угольная пыль, высыпали изъ мшка въ яму куски зачерненнаго металла, и засыпали яму пескомъ. Графиня освдомилась о томъ, чмъ занимаются эти люди. Мужъ отвчалъ ей, что это опыты новаго предпріятія, боле выгоднаго и врнаго, чмъ прежнее, и Антоніи было этого достаточно.
Спокойствіе между супругами продолжалось до вышеописаннаго дня праздника cornutelli, гд въ первый разъ въ душу Эмиліо запало безпокойство отъ словъ дона Синонима, впрочемъ совершенно разсянное однимъ поцалуемъ Антоніи, Синьоръ Эмиліо отдалъ отчетъ жен въ проведенномъ вечер, онъ живописно описалъ ей праздникъ веселыхъ cornutelli, и упомянулъ въ особенности о сдланномъ ему прекрасномъ почет, Остальное вылетло изъ его памяти, и онъ не говорилъ больше объ этомъ.
Между-тмъ, странныя рчи jettatore затронули чувствительно Эмиліо. Въ тотъ же день вечеромъ, одинъ купецъ изъ Corso, которому въ уплату доставили мшокъ байоковъ, призналъ ихъ фальшивыми. Носильщикъ этого мшка съ монетою тотчасъ былъ арестованъ, и назвалъ синьора Эмиліо. Это обстоятельство, случившееся при дон Синоним, дало ему возможность предвщать злополучіе.
Однажды Антоніо, возвращаясь домой, на двор своей виллы нашелъ сбировъ, съ приказаніемъ арестовать его. Антонія, убжденная въ невинности своего мужа, сочла его сначала за жертву коварной злобы, но когда она услышала собственное признаніе Эмиліо въ преступленіи, даже прежде допроса, ему сдланнаго, глазамъ ея раскрылась бездна, въ которую несчастный былъ увлеченъ своимъ легкомысліемъ.
Тотчасъ посл ухода сбировъ, графиня обгала весь городъ, умоляла всхъ, и проливала столько слезъ, что сжалились надъ ея отчаяніемъ. Ей позволили видться съ мужемъ ежедневно, въ крпости Святаго Ангела, гд онъ былъ помщенъ въ просторной и чистой комнат. Когда дверь темницы растворилась, Емиліо бросился на встрчу Антоніи, онъ ее сжалъ въ объятіяхъ, спрашивая ее, любитъ ли она его искренно. И она клялась любить его до гроба.
У моста Сикстинскаго, десять осужденныхъ въ работы на галеры, въ шерстяныхъ платьяхъ, шли медленнымъ шагомъ, окруженные солдатами. Молодая и прекрасная дама, очень хорошо одтая, хала верхомъ на осл, возл осужденныхъ, разговаривая съ однимъ изъ нихъ. При выход изъ города, у воротъ св. Панкратія, конвой остановился передъ лавочкою торговца лимонадомъ, который предложилъ осужденнымъ напиться. День былъ знойный. Дама сошла съ осла, командовавшій офицеръ также взялъ стаканъ лимонада, а солдаты въ ожиданіи, когда офицеру будетъ угодно пуститься въ дорогу, сли отдохнуть. Изъ подъхавшей щегольски-роскошной коляски вышелъ молодой человкъ, привтствовавшій даму и пожавшій руку одному изъ галерниковъ: это былъ Помпео, пріхавшій нжно проститься съ своимъ другомъ Эмиліо и съ обворожительной графиней. Офицеръ посмотрлъ на свои часы, чтобъ напомнить объ отправленіи, и конвой снова тихо потянулся по дорог въ Чевитта-Веккію. Антонія не разставалась съ мужемъ ни на минуту.
Въ-продолженіе года своего наказанія, Эмиліо каждый день видлся по нскольку часовъ съ своею женою. Въ-продолженіе втораго года онъ узналъ, что конецъ его пребыванію на галерахъ приблизился, и уже молодые супруги составляли новые проекты счастливой жизни, боле благоразумные, чмъ прежде, какъ вдругъ воспаленіе въ мозгу похитило Эмиліо въ нсколько часовъ. Онъ почувствовалъ передъ концомъ жизни необходимость раскаянія и чистосердечной мольбы, священникъ пріобщилъ его святыхъ тайнъ, и черезъ мгновеніе, въ объятіяхъ Антоніи былъ холодный и безчувственный трупъ.
Когда первая минута удара судьбы прошла, графиня заглянула въ свою душу и нашла въ ней безутшную печаль. Она еще слишкомъ сильно чувствовала, для того, чтобъ имть силы плакать. Слезы ея полились только въ Рим, когда она снова увидла т мста, гд на каждомъ шагу ей представлялись воспоминанія счастія, исчезнувшаго навкъ. Ей осталось еще весьма довольно изъ разстроеннаго, но огромнаго состоянія графа, несмотря на это, она возвратилась къ маэстро Николо, и въ печальной мастерской своего отца, при однообразномъ шум станка, жила, съ утра до вечера, неподвижная и молчаливая. Она умоляла Бога взять ее, какъ можно скоре, изъ этого мрачнаго и пустыннаго для нея свта. Но смерть приходитъ въ свое время, а не тогда, когда ее зовутъ, вмсто нея явилась другая физіономія, — синьора Помпео. Далекій отъ того, чтобъ разсявать грусть прекрасной вдовы, Помпео распространился краснорчивымъ надгробнымъ словомъ своему дорогому Эмиліо, до того патетическимъ и трогательнымъ, что Антонія назвала его добрымъ молодымъ человкомъ и благороднымъ другомъ.
— Вы сами видите, прибавилъ Помпео, вы сами это говорите и вы не обманываетесь: я другъ благородный. Еслибъ я могъ цною моей крови, цною всхъ моихъ интересовъ и надеждъ возвратить жизнь несчастному, котораго судьба у насъ похитила, я бы это сдлалъ сію минуту. Я бы разбилъ это сердце, вамъ принадлежащее, еслибъ я не чувствовалъ его уже растерзаннымъ, какъ это и должно быть, отъ одного взгляда на вашу тоску.
Въ жару своей декламаціи, Помпео билъ кулаками свою широкую грудь, которая дрожала, какъ звукъ колокола.
— Но, продолжалъ онъ, приговоръ судьбы уже произнесенъ. Надо склонить голову. Смшивая свои слезы съ вашими, я все помню, что мы живы оба, что вы свободны и что я васъ люблю. Прекрасная Антонія, вспомните тотъ день, когда я вписался первымъ въ списокъ вашихъ почитателей. Сочтите малое число вашихъ лтъ, разсмотрите въ зеркал ваши черты, которыя горесть только еще боле краситъ, и скажите, возможно ли въ восьмнадцать лтъ и съ этимъ лицомъ посвятить себя навсегда грусти и слезамъ, когда однимъ словомъ можно найти снова счастье и сердце львиное, которое обливалось кровью, видя васъ принадлежащею другому, и которое теперь у вашихъ ногъ.
Говоря такимъ-образомъ, басъ юнаго Помпео возвысился до трагическаго, стеклы мастерской дрожали при звучныхъ и громовыхъ словахъ его брачнаго предложенія. Станокъ маэстро Николо притихъ и пересталъ кружиться. Черезъ знакомое намъ окошко просунулось спокойное родительское чело артиста, который внимательно смотрлъ на свою дочь.
— Добрый другъ, сказалъ онъ, врный молодой другъ, одаренный такимъ могучимъ Органомъ. Отвергать столько блага — гршно. Вотъ ужъ три дня, какъ ты плачешь, довольно этого, дочь моя?
Мы замтили вначал, что величіе есть отличительный признакъ римскаго характера. Вотъ почему величіе исключаетъ всякую пошлость. Сердце человческое высказывается въ Рим героическимъ образомъ и все заразъ, отсюда происходитъ то, что не представляя въ, себ ничего сложнаго, оно боле удобно для завладнія, чмъ въ нашемъ холодномъ климат. Ненужно удивляться, что страстная организація мало понимаетъ въ этомъ род тонкостей, столь свойственныхъ Французамъ. Но зато, уступая въ тонкости чувства, Итальянцы имютъ преимущество, перевсъ въ его сил. Антонія употребила только три минуты на размышленіе, въ три минуты она привела свои разстроенныя чувства въ порядокъ, и уже управляла ими, какъ и своими страстями. Щеки ея, покрытыя блдностью отъ горя, оцвтились живительнымъ розовымъ отблескомъ. Она протянула руку Помпео, съ такими словами: Пусть будетъ такъ, я ваша.
И по внезапному переходу, она, погруженная дотол въ грустное отчаяніе, предалась живйшей радости. Языкъ ея, скованный горемъ, развязался, веселыя мысли, радость жизни, желанія и любовь встрепенулись въ ней, подобно дремавшимъ птицамъ, которыхъ утренній лучъ солнца застаетъ еще въ гнзд, и маэстро Николо, видя свою дочь здоровою и веселою, бодро принялся за работу, оставивъ двухъ влюбленныхъ устроявать свои дла. ‘Ну, слава-Богу, говорилъ онъ про себя, наконецъ моему ребенку есть забава, это очень просто, она не можетъ жить безъ того, чтобъ не любить.
Весьма ошибся бы читатель, еслибы подумалъ, что прекрасная Фраскатанка отдала случайно свое сердце, и что посл перваго увлеченія она впала въ холодность или тщетное раскаяніе. Новая любовь поглотила прежнюю. Еслибы не невозможность стать къ брачному алтарю прежде траурнаго года, что ей напоминало ея вдовство, то Антонія охотно бы поврила, что никогда она не любила никого другаго, кром Помпео. Она находила обычаи и правило траурнаго года слишкомъ строгими, и перспектива цлаго года казалась ей слишкомъ длинною, то, что нисколько бы не ужаснуло нмецкихъ невстъ, ей казалось невыносимымъ, однако она покорилась необходимости, и ждала, чувства гордости и самолюбія и тутъ отличили Римлянку. Услужливыя друзья прекраснаго Помпея тихонько увдомили его невсту, что у него есть другія сердечныя привязанности. Антонія наговорила много упрековъ своему жениху, и угрожала ему, что она откажется отъ своего общанія. На первый разъ Помпео укротилъ бурю, во южная любовь не можетъ питаться долго надеждами и общаніями, и тмъ еще мене фразами и мадригалами. Съ доврчивостью улетли радость и смхъ, съ ревностью явились скука, несогласіе, подозрнія, вздохи и слезы. Сцены эти начали повторяться весьма часто.
Посреди шума ссоръ между помолвленными, молодежь снова стала выказывать свой вкусъ къ искуснымъ издліямъ точильщика. Любезная вдова снова неутшна, и шахматы маэстро Николо стали опять предметомъ общаго удивленія. Первый изъ удивлявшихся былъ двадцати-пятилтній Нарциссъ, старый другъ умершаго мужа и почитателя прекрасной Фраскатанки. Случаи скоро представился синьору Танкреди говорить съ Антоніею наедин, не было никого, кром отца, разсянно вертвшаго свой токарный станокъ.
— Что я слышалъ? вскричалъ онъ, обворожительная Антонія? Правда ли, что счастливый смертный, которому вы отдали свое сердце, не понимая цны такому безцнному сокровищу, безумно попираетъ его своею втреностью? А теперь я вижу, облако печали затемняетъ вашъ ликъ, слды слезъ еще замтны на вашихъ щекахъ. Помпео виновенъ.
— Ахъ! да, любезный Танкреди, отвчала прерывистымъ голосомъ Антонія:— этотъ шалунъ приводитъ меня въ отчаяніе. Хорошую будущность готовитъ онъ мн! Если теперь, будучи его невстою, я отъ него грущу, что же будетъ со мной, когда сдлаюсь его супругой? Къ несчастію я его люблю, какъ онъ ни втренъ, и боюсь скоро умереть, если онъ не перемнитъ своего поведенія.
— Какъ! возразилъ Танкреди, вы все-таки идете къ своей цли, несмотря на эти печальныя предзнаменованія! Вы довряете заботу о вашемъ благополучіи втренику, который грозитъ вамъ уже и теперь огорченіями! Какъ! вмсто того, чтобъ радоваться, что вы не принадлежите еще ему, вы хотите связать себя вчными цпями съ этимъ неблагодарнымъ. Ахъ! прекрасная Антонія,— это боле чмъ слабость, это жестокость въ отношеніи къ самой-себ и несправедливость въ отношеніи къ тмъ, которые умютъ цнить вашу красоту и умютъ васъ обожать въ грустномъ безмолвіи. Вы не поврите, быть-можетъ, что огонь любви, самой кипучей, возженъ въ моей душ при первомъ взор вашихъ очей, конечно случайно на меня брошенномъ. Я могъ уважать вашу привязанность къ мужу, достойному васъ, и который васъ сдлалъ счастливою, но ничто не обязываетъ меня молчать теперь, когда вы свободны. Вы сбираетесь умирать, обворожительная графиня, а вы ни разу не подумали, что вотъ уже цлые два года я умираю отъ любви къ вамъ!
Граціозный Танкреди говорилъ теноромъ сладкимъ и нжнымъ, прямо лившимся въ душу, и эхо его словъ походило на музыкальный отголосокъ. Антонія разчувствовалась, какъ-будто она прослушала трогательную каватину. Уже три минуты, какъ станокъ токаря замолкъ, и маэстро Николо, взгромоздившись на стулъ, глубокомысленно посматривалъ на свою дочь. Вотъ, сказалъ онъ, новая комбинація, измняющая порядокъ вещей. Слезы не поправляютъ, а только еще больше портятъ дло. Такъ-какъ синьоръ Танкреди влюбленъ и хорошаго нрава, то лучше выдти за него, чмъ за другаго.
— Но, сказала покраснвъ Антонія, правду ли онъ говоритъ это?
— Да будутъ дни мои сумрачны, какъ зимнія ночи, а ночи страшны, какъ муки подземныя, если я не люблю васъ! вскричалъ Танкреди.
— Молодой человкъ, сказалъ отецъ, вы спасли, подобно Цицерону, отечество одною рчью. Обнимите мою дочь, я ее знаю и ручаюсь вамъ за нее,— она ваша.
Въ-самомъ-дл, Фраскатана, трепеща отъ радости, неожиданности и любви, кинулась въ объятія миловиднаго Танкреди. Толпа молодыхъ людей, пришедшая утшать прекрасную Антонію, нашла ее веселою и воркующею съ своимъ новымъ женихомъ.
Годовой праздникъ cornutelli насталъ. Помпео, ничего еще неподозрвавшій, примрялъ новое платье передъ зеркаломъ, какъ вдругъ Факкино вручилъ ему маленькій рожокъ изъ коралла, почтительно кланяясь и говоря слдующій комплиментъ: Хотя eccclenza, вы не супругъ, но только женихъ, однако общество веселыхъ cornutelli иметъ честь препроводить къ вамъ этотъ подарокъ, приглашая и васъ, въ вид исключенія въ пользу общества, отужинать сегодня вечеромъ въ отел Джуліо, оно весьма довольно, что хоть разъ въ жизни, прекрасная Фраскатана доставила еще одного собрата веселымъ cornutelli.
Однако Танкреди былъ немного ошеломленъ своимъ быстрымъ успхомъ. Отъ нечего длать, въ надежд разсянія и удовольствія, онъ заходилъ въ мастерскую токаря. По привычк, онъ говорилъ о любви, и произносилъ цликомъ тирады, которыя носилъ всегда въ запас, въ услугу кому угодно было ихъ слушать. Каватина его обыкновенно очень всмъ нравилась по своимъ звукамъ, и вдругъ онъ узрлъ себя связаннымъ общаніемъ жениться. Это важное и затруднительное положеніе безпокоило его. Прежде чмъ ршиться покинуть Фраскатану, онъ сдлалъ видъ, какъ будто онъ забылъ это приключеніе. Танкреди счелъ благоразумнымъ освдомиться предварительно о приданомъ Антоніи. Круглыя цифры ея достоянія нсколько успокоили его. Подобно Помпео, Танкреди имлъ на сторон возлюбленныхъ, но онъ не тщеславился своими побдами и скрывался отъ завистниковъ. Траурный годъ прошелъ безъ приключеній и безъ ссоръ между женихомъ и невстою,
Въ назначенный день совершенъ бракъ Танкреди съ Антоніею, и молодая чета, по обыкновенію, вступила на порогъ своей новой жизни при шум похвалъ, криковъ удивленія, псенъ, сонетовъ, въ которыхъ Гименей, Венера, Граціи, солнце, звзды и прочія необходимыя принадлежности итальянскаго брачнаго пиршества, конечно были рады еще разъ встртиться.
Антонія освободилась отъ вдовства, какъ-будто отъ тяжкой болзни, полнота ея сердца выражалась на одушевленномъ ея лиц, въ блеск ея глазъ, въ живости ея движеній и въ мелодически-страстномъ тон ея разговора. Прекрасная Антонія окружила своего мужа нжностью, какъ будто стью, заране придуманною. Съ своей стороны, добрый Танкреди не могъ самъ себ дать отчета, какимъ невольнымъ превращеніемъ, безъ всякаго старанія и желанія заслужить похвалы, онъ сдлался, самъ не отъ себя, изъ эгоиста, какимъ былъ прежде,— великодушнымъ, безкорыстнымъ человкомъ и мужемъ услужливымъ, врнымъ, сердечно расположеннымъ къ своей жен и въ восторг отъ своего рабства.
Однажды, въ сентябрскій прекрасный день, римская молодежь собралась на охоту въ болотахъ понтинскихъ, гд весьма много дичи, они предложили Танкреду и принять участіе въ этой охот.— Антонія не безъ труда согласилась отпустить своего мужа — Въ-продолженіе цлаго года, это былъ первый случай супружеской разлуки.— Такое пожертвованіе дорого стоило влюбленной Антоніи, но ей хотлось показать свою уступчивость.— Она съ объятіями страстно-нжными простилась съ своимъ Танкреди, какъ-будто онъ узжалъ въ Остъ-Индію. Охота должна была продолжаться только два дня. На третій день, около полудня, почтовая карета въ-самомъ-дл въхала въ улицу Condolli, и съ высоты балкона, Антонія увидала издали охотниковъ. Вдругъ она вскрикнула, набожно перекрестившись: Великій Боже! его нтъ между ними! Несчастные, они его ранили, быть-можетъ убили!
Она побжала, трепеща отъ страха, навстрчу кареты.
— Не бойтесь нисколько, сказалъ ей одинъ изъ молодыхъ людей, ничего не случилось и никакого несчастья отъ оружія не было. Танкреди легъ вчера совершенно здоровымъ, поужиналъ весьма хорошо, сегодня утромъ мы застали его въ сильнйшей лихорадк, и несмотря на наши просьбы, онъ не хотлъ покинуть постель. Вы сдлаете весьма хорошо, если подете къ нему въ Bocca-di-Fiume. Время лихорадочное (malaria) прошло, однако дни еще теплы, и неблагоразумно спать въ болотныхъ испареніяхъ.
Антонія взяла тотчасъ-же наемную карету и немедленно похала къ болотамъ понтпискимъ. Въ скверной деревенской харчевн, она нашла бднаго Танкреди, въ припадкахъ безумія, съ сжатыми зубами, судорожнымъ лицомъ, со всми признаками отравы болотнаго воздуха южныхъ странъ. Онъ былъ одинъ и безъ всякой помощи, потому-что люди боялись къ нему приближаться. Маэстро Николо, спустя часъ посл своей дочери, привезъ съ собою доктора въ Bocca-de-Fiume. При первомъ взгляд на лицо больнаго, докторъ отступилъ до порога двери, и поднося къ носу флаконъ уксуса, онъ сказалъ: разв вы не видите, что болзнь этого человка прилипчива. Берегитесь провести ночь въ этомъ домишк, если дорога вамъ ваша жизнь!
Докторъ вскочилъ въ карету и поскакалъ въ Римъ. Но онъ обманулся: болотная лихорадка въ Италіи иметъ свойство эпидеміи, но она доступна излеченію, докторъ однако благоразумно совтовалъ Антоніи и ея отцу, не оставаться въ зараженномъ воздух. Наступилъ вечеръ, и Николо умолялъ дочь ухать съ нимъ въ Виллетри. Она ни за что не хотла согласиться. Если воля Провиднія, сказала она, такова, чтобъ раздлить то, что оно соединяло, я буду неотлучно при Танкреди, до самой могилы, и если то возможно, буду рада за нимъ послдовать и туда. Позжайте, батюшка, въ Виллетри, васъ долгъ ничмъ здсь не обязываетъ. Повторивъ разъ двадцать безуспшно: Andiamo via (подемъ-же), Николо отправился одинъ въ Виллетри. На другой день, когда онъ снова сюда прихалъ, Танкреди уже не было. Антонія, рыдая, сжимала въ своихъ объятіяхъ холодный трупъ мертвеца и покрывала поцлуями обезображенное смертію его лицо, съ глубочайшимъ чувствомъ отчаянія и любви. Только силою и съ трудомъ оторвали ее отъ мертвеца. Маэстро Николо поспшилъ погребсти умершаго, и ухалъ съ дочерью въ Фраскати, чтобы здсь поправить ея разстроенное здоровье, чистымъ воздухомъ ея родины, но на дорог, Антонія почувствовала слабость, судороги и лихорадочный трепетъ,— врные признаки смертельной болотной лихорадки.— Мы не изгонимъ ее, сказала она, я уже ношу въ себ тотъ же ядъ, который похитилъ у меня любезнйшаго, наилучшаго изъ супруговъ, и я должна теперь радоваться, что этотъ драгоцнный ядъ приведетъ меня къ моему несравненному Танкреди. Мы вмст будемъ васъ ожидать, дорогой батюшка. Не отчаявайтесь и живите спокойно до того счастливаго дня, который соединитъ насъ всхъ.
— Не говори такъ и лучше слушай меня, вскричалъ Николо, я научу тебя знать самое-себя, потому-что твое сердце для меня открытая книга, въ которой я очень хорошо все читалъ и читаю. Ты получила отъ неба расположеніе къ нжности, которая не дозволяетъ теб жить безъ любви. Когда предметъ твоей страсти исчезаетъ, теб кажется, что ты чувствуешь холодъ смерти, но представься другой предметъ, и тотчасъ жаръ и жизнь возбуждаются вмст съ любовью. Припомни бднаго Эмиліо, который хотя въ-послдствіи сдлался преступникомъ, однако, надо сознаться, до того времени былъ прекраснйшимъ человкомъ. Совсмъ не за ихъ прекрасныя качества любила ты двухъ твоихъ мужей. Твои ласки, страсть твоя, твоя власть надъ ними измнила ихъ и переработала въ прекрасныхъ, почитавшихъ тебя людей. Помпео, также какъ и другіе, въ свой чередъ, былъ-бы образцемъ для мужей, еслибъ дождался безъ приключеній свадебнаго дня. Танкреди до брака не былъ нисколько благоразумне.— Онъ только былъ счастливе и ловчее, вотъ и все, и я смялся, когда услыхалъ, что онъ тщеславится своими двумя годами любви ожиданія и молчанія.
Предоставь твоей молодости по прежнему привлекать къ теб красивыхъ молодыхъ людей. Хорошенькая и нравственная женщина всегда найдетъ развлеченія и удовольствія,утшенія будутъ ждать ее, а не она ихъ. Смотри на молодыхъ людей, и выбирай ихъ своими хорошими глазами. Тотъ, кто теб понравится, непремнно будетъ отличнымъ мужемъ, недоле какъ посл перваго мсяца, будь это хоть слабый человкъ, какъ Емиліо, или втреникъ, какъ Помпео, или разсчетливый себялюбецъ, какъ Танкреди. Кто бы онъ ни былъ, онъ полюбитъ тебя страстно, и потому самому пріобртетъ вс другія хорошія качества.
Прочь же изъ головы мысли о смерти, и покорись требованіямъ природы, живи для отца твоего, для новаго супруга и для самой себя.
— Не хочу боле жить, отвчала энергически Фраскатана, не хочу и слышать утшенія. Быть-можетъ, я дйствительно такова, какою вы меня считаете, но если вы не обманываетесь, какъ я возрадуюсь оставить этотъ свтъ и перенести въ лучшей свтъ мою любовь къ бдному Танкреди! Ахъ! тогда вы убдитесь, что мои сожалнія здсь были ненапрасны, что я не могла забыть моего Танкреди, и что никто другой не можетъ мн замнить его. Одна мысль о другомъ комъ-либо меня ужасаетъ, и вы напрасно мн ее высказали. Я не буду ожидать этой ужасной минуты. Я сыщу убжище противъ собственной моей слабости и отъ вашихъ философскихъ разсужденій, я вамъ покажу въ этой открытой книг (сказала она положивъ руку на сердце), въ которой вы такъ скоро считаете, послднюю страницу, которой вы еще не знаете.
Маэстро Николо тщетно старался возобновлять подобныя увщанія и укротить чувство своей дочери, Антонія слушала его разсянно и не отвчала на его размышленія. Прибывъ въ Фраскати, она слегла въ постель, больная лихорадкой, и уже боле не вставала. Когда ее спрашивали, что и какъ она себя чувствуетъ, она отвчала: все идетъ такъ, хорошо, какъ я этого желала. Скоро поняли важность зла, которое причинили ей болотныя испаренія Понтини. Когда она почувствовала приближеніе конца жизни, то просила къ себ своего отца.
— Простите меня, батюшка, за мою радость въ ту минуту, когда вы плачете. Мы свидимся въ тхъ мстахъ, гд нтъ скуки и печали. Послдняя моя воля состоитъ въ томъ, чтобъ меня погребли рядомъ съ лучшимъ изъ людей, котораго я такъ любила.
— Котораго? спросилъ отецъ.
— И вы можете еще это спрашивать? возразила Антонія: онъ одинъ добродтельный, единственный нжный, одинъ достойный моихъ сожалній и моей любви, неподражаемый, обворожительный, несравненный Танкреди!
Черезъ нсколько часовъ, она угасла, повторяя тихо, посреди молитвъ искреннихъ и горячихъ:— да благословенъ во вки Господь! я умирало христіанкой, и свижусь съ нимъ.
Николо исполнилъ послднее желаніе своей дочери, она была перенесена въ Bocca-di-Fiume, гд погребена рядомъ съ единственнымъ человкомъ, единственнымъ для нея по доброт души, по нжности, единственнымъ котораго она любила. Несчастный отецъ возвратился тотчасъ въ Римъ. Его преобладающій вкусъ къ занятіямъ воспрепятствовалъ ему пасть отъ ударовъ судьбы и горя, и трудъ, этотъ вчный утшитель истиннаго артиста, возвратилъ маэстро Николо прежнее спокойствіе въ трудолюбивой жизни.