(Декабрь, 1833.)
Франсис Аттербери, Маколей Томас Бабингтон, Год: 1833
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Маколей. Полное собраніе сочиненій.
Томъ V. Критическіе и историческіе опыты
Изданіе Николая Тиблена.
Переводъ подъ редакціей H. М. Латкиной.
Франсисъ Аттербёри, который занимаетъ видное мсто въ политической, церковной и литературной исторіи Англіи, родился въ 1662 году въ Миддльтон, что въ Боккингамшир, гд отецъ его былъ приходскимъ священникомъ. Франсисъ воспитывался въ Вестминстерской школ, откуда перешелъ въ коллегію Христовой церкви съ запасомъ знаній, въ сущности довольно скуднымъ, но который онъ въ продолженіе своей жизни выказывалъ такъ осмотрительно и искусно, что поверхностные наблюдатели считали его познанія громадными. Его способности, вкусъ и бойкій, высокомрный и повелительный характеръ много способствовали его быстрому отличію въ Оксфорд. Здсь, 20-ти лтъ отъ роду, онъ издалъ первое свое произведеніе: переводъ въ латинскихъ стихахъ прекрасной поэмы: ‘Авессаломъ и Ахитофель’. Ни слогъ, ни стихосложеніе молодаго студента не подходили къ произведеніямъ временъ Августа. Его сочиненія на англійскомъ язык были гораздо удачне. Въ 1687 году, онъ сдлался извстнымъ въ числ прочихъ способныхъ людей, писавшихъ въ защиту Англиканской церкви, гонимой тогда Іаковомъ II и оклеветанной отступниками, измнившими ей изъ-за личныхъ выгодъ. Между этими отступниками никого не было дятельне и зловредне Обадіи Вокера, начальника университетской коллегіи, въ которой онъ завелъ подъ покровительствомъ короля ставокъ для печатанія сочиненій противъ установленной религіи. Одно изъ этихъ сочиненій, вроятно написанное самимъ Вокеромъ, было исполнено нареканій на Мартина Лютера. Аттербёри шлеи защищать великаго саксонскаго реформатора и выполнилъ эту задачу замчательнымъ образомъ. При внимательномъ разбор его отвта Вокеру, противоположность между слабостью доказательствъ и оборонительныхъ доводовъ и силою его краснорчіи и нападковъ становится поразительна. Паписты были дотого взбшены сарказмами и бранью молодаго полемика, что стали кричать объ измн и обвинили его въ томъ, что онъ косвенно называлъ короли Іакова Іудой.
Посл революціи, Аттербёри поспшилъ примкнуть въ врности новому правительству, хоти былъ воспитавъ въ правилахъ несопротивленія и страдательнаго повиновеній. Въ непродолжительномъ времени онъ былъ посвященъ въ священники. Онъ неоднократно говорилъ проповди въ Лондон съ такимъ краснорчіемъ, что пріобрлъ извстность и вскор удостоился чести быть назначеннымъ королевскимъ капеланомъ. Но обыкновеннымъ мстомъ его пребываніи былъ Оксфордъ, гд онъ принималъ дятельное участіе въ академическихъ длахъ, руководилъ классическими занятіями студентовъ своей коллегіи и былъ главнымъ совтникомъ и помощникомъ декана Ольдрича, богослова, который для насъ по преимуществу памятенъ своими кантатами, во дли современниковъ имлъ значеніе какъ ученый, тори и высокоцерковникъ. Однимъ изъ неказистыхъ обыкновеній Ольдрича было занятіе самыхъ способныхъ юношей его коллегіи изданіемъ греческихъ и латинскихъ книгъ. Въ числ прилежныхъ и способныхъ мальчиковъ, произведенныхъ, къ ихъ собственному несчастію, въ учители филологіи, между тмъ какъ имъ слдовало довольствоваться ролью учениковъ, былъ Чарльзъ Бойль, сынъ графа Оррери и племянникъ Роберта Бойля, извстнаго естествоиспытатели. Задачею, выпавшею на долю Чарльза Бойли, было приготовленіе новаго изданіи ничтожнйшей книги, когда-либо существовавшей. Между греками и римлянами, которые занимались реторикой какъ искусствомъ, существовала мода сочинить посланіи рчи отъ имени знаменитыхъ мужей древности. Нкоторый изъ этихъ поддлокъ написаны съ такимъ утонченнымъ вкусомъ и ловкостью, что отличить ихъ отъ оригиналовъ составляетъ высшую задачу критики. Другія же исполнены такъ слабо и грубо, что вредъ ли введутъ въ заблужденіе свдущаго школьника. Лучшій образецъ, дошедшіе до васъ, есть рчь въ защиту Парцелла, такое подражаніе краснорчію Туллія, что самъ Туллій прочелъ бы его съ удивленіемъ м восторгомъ. Худшій образецъ представляетъ собраніе всемъ, будто-бы написанныхъ Фаларисомъ, который управлялъ Агригентомъ слишкомъ за 500 лтъ до Рождества Христова. Заутренняя и вншняя очевидность поддлки этихъ писемъ поразительна. Когда они сдлались извстными въ XV столтіи, вмст съ другими гораздо лучшими сочиненіями, они были признаны подложными Полиціаномъ, величайшимъ ученымъ Италіи, и Эразмомъ, величайшимъ ученымъ по сю сторону Альпъ. Дйствительно, такъ же трудно было бы убдить любаго образованнаго англичанина, что одинъ изъ ‘Ramblers’ Джонсона былъ написавъ Вилліамомъ Воллисомъ, какъ убдить человка, подобнаго Эразму, что педантическое упражненіе, на легкомъ и искусственномъ аттическомъ діалект временъ Юліана, было посланіемъ, писаннымъ коварнымъ и свирпымъ дорійцемъ, жарившимъ живыхъ людей задолго до существованія хотя бы одной прозаической книги на греческомъ язык. Хотя коллегія Христовой церкви могла справедливо гордиться многими хорошими латинистами, замчательными англійскими писателями и еще большимъ количествомъ свдущихъ и свтскихъ людей, чмъ какое-лмбо другое академическое заведеніе, въ ней не было однако ни одного человка способнаго различить произведенія, относящіяся ко временамъ младенчества греческой литературы, отъ сочиненій періода ея паденія. Познанія вожаковъ этого прославленнаго общества были такъ поверхностны, что они пришли въ восторгъ отъ статьи, написанной сэромъ Вилліамомъ Темплемъ въ похвалу древнихъ писателей. Теперь покажется страннымъ, чтобы даже важныя общественныя заслуги, вполн заслуженная популярность и изящный слогъ Темпля могли спасти такое пустое сочиненіе отъ всеобщаго презрнія. Это похвалы книгамъ, вызывавшимъ самое сильное увлеченіе, доказываютъ, что онъ вовсе не зналъ этихъ книгъ. Дйствительно, онъ не умлъ прочесть ни строки на томъ язык на которомъ он были написаны. Въ числ многихъ другихъ несообразностей онъ говорилъ, что письма Фалариса древнйшія и лучшія въ мір. Все, что бы ни написалъ Темпль, обращало вниманіе публики. Люди, некогда до тхъ поръ не сдыхавшіе о посланіяхъ Фалариса, стали ими интересоваться. Ольдричъ, очень мало знакомые съ греческимъ языкомъ, основываясь на словахъ Темпля, вовсе его незнавшаго, заставилъ Бойля приготовить новое изданіе этого рдкаго сочиненія, бывшаго такъ долго подъ спудомъ и вдругъ сдлавшагося предметомъ всеобщаго вниманія.
Изданіе было приготовлено съ помощью Аттербёри, бывшаго наставникомъ Бойля, и нкоторыхъ другихъ членовъ коллегіи. Оно вышло такимъ, какимъ можно было ожидать его отъ людей, взявшихся за изданіе подобной книги. Примчанія были достойны текста, латинскій переводъ стоилъ греческаго оригинала. Эта книга была бы забыта по прошествіи мсяца, еслибъ, по поводу одной рукописи, не возникло недоразумніе между юнымъ издателемъ и замчательнйшимъ ученымъ, когда-либо жившимъ въ Европ со времени возрожденія наукъ, съ Ричардомъ Бентли. Рукопись эта хранилась у Бентли. Бойль желалъ получить ее для сличенія съ другими экземплярами. Какой-то сплетникъ книгопродавецъ увдомилъ его, что Бентли отказалъ дать рукописи, что было совершенно ложно, и прибавилъ, что Бентли отзывался презрительно о письмахъ, приписываемыхъ Фаларису, и о критикахъ, вдающихся въ обманъ такими поддлками, что было совершенно справедливо. Бойль, задтый за живое, отозвался въ предисловіи о невжливости Бентли съ горькой ироніей. Бентли отмстилъ за себя въ коротенькой стать, въ которой доказывалъ, что письма подложны, и что новое ихъ изданіе лишено всякаго достоинства, но о самомъ Бойлъ онъ отзывался очень лестно, какъ о молодомъ человк, подающемъ большія надежды и по своей похвальной любознательности, достойномъ лучшихъ наставниковъ.
Эта небольшая статья была причиною грозы, дотол невиданной въ исторіи литературы. Бентли сдержанно отозвался о Бойлъ, но оказалъ неуваженіе къ коллегіи Христовой церкви, воспитанники же этого заведенія, гд бы они ни были разсяны, имли къ нему ту же привязанность, какую питаетъ шотландецъ къ своей родин, или іезуитъ къ своему ордену. Вліяніе ихъ было значительно. Они владычествовали въ Оксфорд, были сильны въ адвокатскихъ корпораціяхъ и въ медицинской коллегіи, имли значеніе въ парламент и въ литературныхъ и великосвтскихъ кружкахъ Лондона. Они единогласно положили отмстить за оскорбленную честь своей коллегіи и уничтожить дерзкаго кембриджскаго педанта. Бдному Бойлю было это не подъ силу, и онъ отклонило! отъ этой обязанности, которая была возложена на его наставника Аттербёри.
Отвтъ Бентли, подъ которымъ стоитъ имя Бойля, въ сущности такъ же мало принадлежалъ ему, какъ письма, возбудившій этотъ споръ, Фаларису, теперь онъ читается лишь любопытными, и по всей вроятности никогда не будетъ перепечатанъ, но въ свое время онъ пріобрлъ громкую извстность. Его можно было найти не только въ кабинетахъ литераторовъ, но и на столахъ самыхъ блестящихъ гостинныхъ Сого-Сквера и Ковентъ-Гардена. Даже львы и львицы того времени, Вильдеры и леди Льюрвелли, Мирабеллы и Милламанты, поздравляли другъ друга съ успхомъ веселаго молодаго человка, который такъ легко владлъ своею ученостью и писалъ съ игривостью и тактомъ объ аттическомъ діалект и анапестическомъ размр, о сицилійскихъ талантахъ и териклійскихъ чашахъ, и такъ ловко издвался надъ дерзкимъ докторомъ. Одобреніе толпы было вполн заслужено. Книга эта — дйствительно образцовое произведеніе Аттербёри и даетъ боле высокое мнніе о его способностяхъ, чмъ какое-либо изъ подписанныхъ имъ сочиненій. Онъ заблуждался какъ въ главномъ, основномъ вопрос, такъ и во всхъ побочныхъ, его знаніе языка, литературы и исторіи Греціи не равняется даже элементарнымъ знаніямъ новичковъ, ежегодно поступающихъ въ Оксфордъ или Кембриджъ, и нкоторыя ошибки скоре заслуживаютъ розогъ, нежели возраженія, по поэтому-то произведеніе его и представляетъ для свдущаго читателя такъ много живаго интереса. Все его достоинство заключается въ чрезмрныхъ недостаткахъ. Это самый замчательный примръ искусства блистать формою безъ содержанія. Ничего нтъ мудренаго, говоритъ дворецкій Мольерова Скупаго, приготовить великолпный обдъ, истративъ много денегъ: настоящій великій поваръ тотъ, кто можетъ устроить пиръ не истративъ ни гроша. Ничего не было удивительнаго, что Бентли прекрасно писалъ о древней хронологіи и географіи, о развитіи греческаго языка и происхожденіи греческой драмы. Но совершенно удивительно то, что въ продолженіе нсколькихъ лтъ Аттербёри считали человкомъ лучше разсуждавшимъ объ этихъ предметахъ, нежели Бентли. Правда, что защитникъ коллегіи Христовой церкви имлъ все содйствіе, какое только могли оказать ему знаменитйшіе члены этого общества: участіе Смольриджа отозвалось въ блестящемъ остроуміи, участіе Френда и другихъ — въ очень плохихъ археологическихъ и филологическихъ свдніяхъ. Но большая часть книги была написана самимъ Аттербёри: все чужое было имъ пересмотрно и исправлено, и общій характеръ книги носитъ отпечатокъ его ума, чрезвычайно богатаго полемическими средствами и коротко знакомаго со всми уловками выказывать ложь правдой и невжество знаніемъ. У него было мало золота, во это малое количество онъ обращалъ въ тончайшіе листки, которыми покрывалъ такую обширную поверхность, что бглый взглядъ принималъ блестящую груду негоднаго матеріала за безцнный массивный слитокъ. Вс аргументы, какіе только были у него, онъ представлялъ въ наилучшемъ свт. Гд ихъ недоставало, гамъ онъ говорилъ личности, иногда серьёзныя, большею же частью смшныя, но всегда мткія и остроумныя. Но серьёзенъ ли онъ былъ или веселъ, разсуждалъ или насмхался, слогъ его всегда отличался чистотой, изяществомъ и легкостью.
Борьба партій была въ самомъ разгар, но — несмотря на то, что Бентли былъ вигомъ, а коллегія Христовой церкви — твердынею торизма — виги равно одобряли книгу Аттербёри. Гартъ обругалъ Бентли и превознесъ Бойля въ словахъ, которыя теперь не вспоминаются безъ смха. Свифтъ въ своей ‘Битв Книгъ’ съ большимъ юморомъ вводитъ Бойля, облеченнаго въ броню — даръ всхъ боговъ, и руководимаго Аполлономъ, въ лиц друга, имя котораго не указано, но легко приходитъ каждому на умъ. Юноша, такимъ образомъ вооруженный и съ такимъ покровительствомъ, легко одерживаетъ побду надъ своимъ невжливымъ и хвастливымъ врагомъ. Бентли же поддерживало сознаніе неизмримаго превосходства, и ободряли голоса того незначительнаго числа людей, которые могли быть истинными судьями въ этой борьб. ‘Никто не можетъ такъ врно охарактеризовать человка, какъ онъ самъ’, справедливо и благородно сказалъ онъ. Въ теченіе двухъ лтъ онъ готовилъ отвтъ, который некогда не потеряетъ цны и интереса, пока гд-либо на свт будутъ изучать словесность древней Греціи. Этотъ отвтъ доказалъ не только, что письма Фалариса подложны, но и то, что Аттербери, несмотря на все свое остроуміе, краснорчіе и полемическія способности, самый дерзкій изъ нахаловъ, писавшихъ о томъ, чего сами не смыслятъ. Но Аттербёри остался равнодушенъ передъ этимъ изобличеніемъ. Онъ былъ занятъ споромъ о предметахъ гораздо важне и живе законовъ Залевка и Харонда. Ожесточеніе религіозныхъ партій доходило до крайнихъ предловъ. Вся нація раздлялась на высокоцерковниковъ и низкоцерковниковъ. Большинство духовенства держало сторону высокоцерковниковъ, большинство же архіепископовъ короли Вильгельма склонялось къ латитудинаризму. Между обими партіями возникъ споръ по поводу предловъ власти нижней палаты конвокаціи. Аттербёри съ жаромъ бросился въ передовые ряды высокоцерковниковъ. Т, которые окинутъ обширнымъ и безпристрастнымъ взглядомъ всю его карьеру, не поврятъ въ искренность его религіозной ревности. Но характеромъ его обусловливалась необходимость — быть рьянымъ дятелемъ той партіи’ къ которой онъ принадлежалъ. Онъ защищалъ подлинность подложной книги единственно изъ-за того, что она была изданіемъ коллегіи Христовой церкви, онъ теперь стоялъ за духовенство противъ свтской власти — просто потому, что самъ былъ духовнымъ лицомъ, и за священство, противъ епископства — лишь отъ того, что самъ былъ еще только священникомъ. Онъ отстаивалъ притязанія своего сословія во многихъ трактатахъ, написанныхъ съ большимъ остроуміемъ, ловкостью, бойкостью и язвительностью. Въ этой полемик, равно какъ и въ первой, его противники, своими познаніями по предмету спора, имли большое превосходство надъ нимъ, но и въ этотъ разъ, какъ въ первый, онъ дйствовалъ на толпу бойкою настойчивостью, сарказмами, декламаціей и преимущественно ему свойственной уловкой — выказывать небольшую дозу учености такъ, чтобы она казалась значительною. Присвоивъ себ въ публик репутацію большаго знанія по части классическихъ наукъ, чмъ Бентли, онъ теперь присвоилъ себ въ области богословія большій авторитетъ, чмъ Вэкъ или Гибсонъ. Все духовенство смотрло на него, какъ на самаго способнаго и отважнаго бойца, когда либо защищавшаго ихъ орава противъ олигархіи архіепископовъ. Нижнія палата конвокаціи постановила принести ему благодарность за его заслуги, въ оксфордскомъ университет, онъ получилъ степень доктора богословія, а вскор посл восшествія на престолъ Анны, когда торіи стали во глав правительства, онъ былъ назначенъ карляйльскимъ деканомъ.
Вскор посл его повышенія, партія виговъ получила перевсъ въ государств. Отъ этой партіи онъ не могъ ожидать для себя никакой выгоды. Шесть лтъ прошли безъ всякой перемны въ судьб его. Наконецъ, въ 1710 году, преслдованія, направленныя противъ Сачиврелля, произвели страшный взрывъ фанатизма между высокоцерковниками. Въ подобную минуту Аттербёри не могъ оставаться въ тни. Его необыкновенная преданность своей партіи, его безпокойный и честолюбивый характеръ, его рдкія способности къ агитаціи и полемик снова получили обширное поприще дятельности. Онъ принималъ главное участіе въ составленіи той искусной и изящной рчи, которую произнесъ обвиненный богословъ предъ палатою лордовъ и которая представляетъ поразительную противоположность съ пошлою и неприличною проповдью, удостоенною чести обвиненія. Въ продолженіе смутныхъ и тревожныхъ мсяцевъ посл процесса, Аттербёри былъ однимъ изъ дятельнйшихъ памфлетистовъ, возбуждавшихъ націю противъ вигскаго министерства и вигскаго парламента. Когда произошла перемна въ министерств и парламентъ былъ распущенъ, благодарности посыпались на него градомъ. Нижняя палата конвокаціи избрала его своимъ предсдателемъ. По смерти его стараго друга и патрона Ольдрича, королева назначила его деканомъ коллегіи Христовой церкви. Несмотря на то, что коллегія предпочла бы боле кроткаго наставника, онъ былъ принятъ со всевозможными почестями. При вход въ залу, его привтствовали поздравительною латинскою рчью, онъ отвчалъ увреніемъ въ самой горячей преданности къ достопочтенному заведенію, въ которомъ получилъ воспитаніе, и очень любезно привтствовалъ своихъ будущихъ подчиненныхъ. По не жъ его натур было — сдлаться кроткимъ и справедливымъ начальникомъ. Оставленный имъ карляйльскій капитулъ былъ полонъ раздора. При его поступленіи въ коллегію Христовой церкви, тамъ господствовалъ совершенный миръ, во его деспотическій и безпокойный характеръ, въ три мсяца, привелъ и ее въ положеніе одинаковое съ капитуломъ. Преемникомъ его по обоимъ деканствамъ былъ человколюбивы! и образованный Смольвиджъ, кротко жаловавшійся на состояніе, въ которомъ они оба были оставлены. ‘Аттербёри предшествуетъ мн и везд все поджигаетъ. Я хожу вслдъ за нимъ, съ ведромъ воды.’ Враги Аттербёри говорили, что онъ возведенъ въ епископы за то, что былъ дурной деканъ. Во время его управленія, коллегія Христовой церкви была въ смятеніи: возникли неприличныя ссоры, стали слышаться позорныя слова, и опасенія, что факультетъ торіевъ погибнетъ благодаря тиранніи торійскаго доктора, не были лишены основанія. Онъ былъ вскор переведенъ въ рочестерское епископство, въ то время соединенное съ вестминстерскимъ деканствомъ. Ему предстоялъ рядъ высшихъ должностей, потому что, хотя въ сред епископовъ было много способныхъ личностей, не было никого равнаго или подходящаго къ нему по парламентскимъ талантамъ. Еслибъ его партія удержалась во глав власти, онъ наврное возвысился бы до архіепископства кентербёрійскаго. Чмъ блистательне были его надежды, тмъ боле онъ имлъ основанія опасаться воцаренія династіи, извстной своимъ пристрастіемъ къ партіи виговъ. Безъ всякаго сомннія, онъ находился въ числ тхъ политикановъ, которые надялись еще при жизни Анны подготовить событія такъ, чтобы посл ея копчины безъ затрудненія обойти актъ о порядк престолонаслдія и возвести на престолъ претендента. Скоропостижная смерть ея разсяла замыслы заговорщиковъ. Аттербёри, полный ршимости, умолялъ своихъ союзниковъ провозгласить Іакова III королемъ и предлагалъ сопровождать герольдовъ въ полномъ своемъ облаченіи. но онъ встртилъ нершительность въ самыхъ отважныхъ дятеляхъ своей партіи, и, говорятъ, воскликнулъ, употребивъ выраженія, не подобавшія отцу церкви, что изъ-за ихъ трусости самое лучшее дло и самыя драгоцнныя минуты пропали безвозвратно. Онъ подчинился тому, чего не могъ предотвратить: присягнулъ въ врности Ганноверскому дому, служилъ во время коронаціи съ полнымъ вншнимъ усердіемъ и всячески старался пріобрсть расположеніе королевской фамиліи. Но его искательства были встрчены холоднымъ презрніемъ. Нтъ на свт существа боле мстительнаго, нежели гордецъ, который безполезно унижался. Аттербёри сдлался самымъ упорнымъ и дятельнымъ врагомъ правительства. Въ палат лордовъ его ясное, колкое и оживленное краснорчіе, сопровождаемое изящнйшимъ выговоромъ и пріемами, постоянно возбуждало вниманіе и восторгъ даже враждебнаго большинства. Самые замчательные протесты въ журналахъ перовъ были его произведеніемъ, и въ нкоторыхъ изъ самыхъ ядовитыхъ памфлетовъ, призывавшихъ англичанъ къ возстанію за отечество, противъ союзниковъ, пришедшихъ изъ-за моря, чтобы грабить и притснять ихъ, критики легко узнали его слогъ. Когда въ 1715 году вспыхнулъ бунтъ, онъ отказался подписать актъ, въ которомъ епископы Кентербёрійской провинціи изъявляли свою преданность протестантской династіи. Онъ принялъ дятельное участіе въ выборахъ, преимущественно въ Вестминстер, гд, какъ деканъ, онъ имлъ большое вліяніе, и былъ даже сильно заподозрнъ однажды въ возбужденіи черни противъ виговъ-избирателей.
Находясь долгое время въ тайныхъ сношеніяхъ съ изгнаннымъ домомъ, онъ съ 1717 года началъ прямо переписываться съ претендентомъ. Первое письмо этой корреспонденціи сохранилось. Аттербёри въ этомъ письм гордится тмъ, что въ теченіе многихъ лтъ онъ не упускалъ ни одного подобнаго случая быть полезнымъ якобитамъ. ‘Я ежедневно возсылаю молитвы — пишетъ онъ — о низпосланіи вамъ успха. Да продлитъ Господь жизнь мою до этого дня, и да лишитъ онъ меня жизни, когда я не буду всми силами способствовать приближенію этого дня.’ Не надо забывать, что писавшій эти строка обязанъ былъ, какъ пастырь церкви, служить образцомъ строгой честности, что онъ неоднократно присягалъ на врность дому Брауншвейгскому, что онъ участвовалъ въ возложеніи короны на главу Георга I, а что онъ отрекся отъ Іакова III ‘безусловно и искренно, какъ добрый христіанинъ.’
Пріятно обратиться отъ общественной дятельности Аттербёри къ его частной жизни. Его безпокойный духъ, утомленный заговорами и измнами, требовалъ по временамъ отдыха, который онъ находилъ въ семейныхъ привязанностяхъ и въ кругу знаменитйшахъ людей. О жен его извстно не много, но между нимъ и дочерью существовала необыкновенно тсная и нжная привязанность. Кротость его обращенія въ небольшомъ кругу друзей казалась почти невроятною тмъ, кто зналъ его лишь по сочиненіямъ и рчамъ. Прелесть его тихой бесды была въ незабвенныхъ стихахъ воспта однимъ изъ друзей его. Классическія познанія Аттербёри были не велики, но онъ былъ отличнымъ знатокомъ англійской литературы, его поклоненіе геніяльности было такъ сильно, что брало перевсъ даже надъ его политическими и религіозными антипатіями. Его страсть къ Мильтону, смертельному врагу Стюартовъ и церкви, была такъ глубока, что многимъ торіямъ казалась преступною. Въ печальную ночь, когда Аддисонъ былъ похороненъ въ часовн Генриха МЫ, воспитанники вестминстерской школы замтили, что Аттербёри служилъ съ особеннымъ чувствомъ и торжественностью. Однако, какъ и слдовало ожидать, знаменитый торійскій епископъ оказывалъ предпочтеніе тмъ изъ своихъ товарищей, которыхъ политическія убжденія имли хоть слабый оттнокъ торизма. Онъ былъ въ дружескихъ отношеніяхъ со Свифтомъ, Арботнотомъ и Гейемъ. Задушевнымъ другомъ его былъ Прайоръ, но какое-то недоразумніе по поводу общественныхъ вопросовъ впослдствіи совершенно разлучило ихъ. Попъ нашелъ въ Аттербёри не только восторженнаго поклонника, но и самаго врнаго, безстрашнаго и умнаго совтника. Поэтъ этотъ былъ частымъ постителемъ епископскаго дворца подъ тнистыми вязами Бромли, и, глядя на хозяина его, согбеннаго подъ тяжестью лтъ, прикованнаго подагрой къ кресламъ и, повидимому, посвятившаго себя литератур, нимало не подозрвалъ, что въ глубин его души таились преступные и опасные замыслы противъ правительства.
Духъ якобитовъ былъ подавленъ событіями 1715 года. Онъ снова ожилъ въ 1721 г. Неудача проекта компаніи Южнаго моря, паническій страхъ на денежномъ рынк, банкрутство значительныхъ торговыхъ домовъ, повсемстное раззореніе въ королевств произвели всеобщее неудовольствіе. Въ подобный моментъ возстаніе могло, казалось, имть большой успхъ. Планъ возмущенія былъ слдующій: намревались устроить баррикады на лондонскихъ улицахъ, овладть Тоуеромъ и Банкомъ, арестовать короля Георга, его семейство и главныхъ его полководцевъ и министровъ и провозгласить королемъ Іакова. Но планъ заговора дошелъ до свднія герцога Орлеанскаго, регента Франціи, бывшаго въ дружескихъ сношеніяхъ съ Ганноверскимъ домомъ. Онъ предостерегъ англійское правительство. Нкоторыхъ зачинщиковъ заключили въ тюрьму, между ними былъ и Аттербёри. Ни одинъ епископъ англійской церкви не былъ арестованъ, съ того достопамятнаго дня, когда рукоплесканіе и молитвы всего Лондона сопровождали семерыхъ епископовъ къ воротамъ Тоуера. Оппозиціонная партія питала надежду на возможность возбудить въ народ энтузіазмъ, подобный изступленію ихъ отцовъ, кидавшихся въ Темзу, чтобы получить благословеніе Санкрофта. Въ окнахъ магазиновъ были выставлены картины, изображавшія героическаго исповдника въ его заключеніи. На улицахъ распвали стихотворенія въ честь его. Мры, принятыя противъ его сношеній съ сообщниками, представлялись жестокостью, достойною темницъ инквизиціи. Появились сильныя воззванія къ духовенству. Неужели они могли спокойно допустить такое оскорбленіе, нанесенное ихъ сану? Какъ могли терпть они, чтобы съ самымъ способнымъ, краснорчивымъ ихъ собратомъ, человкомъ, такъ часто возстававшимъ за ихъ права противъ свтской власти, обращались какъ съ самымъ отверженнымъ негодяемъ? Волненіе было сильно, но оно было нсколько смягчено умреннымъ и искуснымъ письмомъ къ духовенству, по всей вроятности произведеніемъ епископа Гибсона, который пользовался благосклонностью Вальполя и въ скоромъ времени былъ сдланъ министромъ духовныхъ длъ.
Аттербёри въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ содержался въ строгомъ заточеніи. Онъ продолжалъ такъ осторожно вести переписку съ изгнанною фамиліею, чти хотя доказательства его виновности были достаточны, чтобы произвести полное моральное убжденіе, но не были настолько явны, чтобы оправдать законное преслдованіе. Его можно было сломить только биллемъ о наказаніяхъ и штрафахъ {См. т. 1, стр. 442.}. Партія виговъ, въ то время ршительно господствовавшая въ обихъ палатахъ, была совершенно готова поддержать такой билль. Многіе ревностные члены этой партіи горячо хлопотали о повтореніи порядка, котораго держались въ дл сэра Джона Фенвика, и объ изданіе смертнаго приговора епископу. Кадоганъ, въ то время командовавшій арміей, храбрый воинъ, но необузданный политикъ,— говорятъ, воскликнулъ съ увлеченіемъ: ‘Бросьте его въ Тоуэръ на разтерзаніе львамъ’. Но Вальполь, боле сдержанный и человчный, всегда возставалъ противъ пролитіи крови, и вліяніе его восторжествовало. При собраніи парламента, обвиненія противъ епископа были представлены комитетамъ обихъ палатъ. Комитеты признали его виновнымъ. Въ нижней палат, приговоръ, признававшій его измнникомъ, прошелъ двойнымъ большинствомъ голосовъ. Тогда былъ внесенъ билль, приговорившій его къ лишенію духовнаго сана и къ изгнанію на вчныя времена изъ Англіи, съ воспрещеніемъ всякому британскому подданному входить съ нимъ въ сношеніе безъ особаго разршенія короля.
Этотъ билль былъ принятъ нижней палатой безъ затрудненія. Хотя епископъ и былъ приглашенъ для своей защиты, но онъ предпочелъ предоставить оправданіе тому собранію, котораго былъ членомъ. Въ палат лордовъ пренія были горячи. Молодой герцогъ Вартонъ, извстный своими способностями, развратомъ и непостоянствомъ, защищалъ Аттербёри съ большимъ эффектомъ, и голосъ самого Аттербёри раздался въ послдній разъ среди враждебныхъ ему слушателей, такъ часто внимавшихъ ему со смшаннымъ чувствомъ отвращенія и восторга. Онъ приводилъ мало защитительныхъ свидтелей, и эти немногіе не принесли ему большой пользы. Въ числ ихъ былъ Попъ. Отъ него требовали доказательства, что, во время пребыванія его въ Бромлійскомъ дворц, все время епископа было посвящено литературнымъ и домашнимъ занятіямъ, и не оставалось досуга для заговоровъ. Но Попъ, совершенно не привыкшій говорить публично, такъ растерялся, что — какъ самъ впослдствіи признавался — далъ два или три промаха, хотя ему пришлось сказать не боле десяти словъ.
Въ верхней палат билль окончательно былъ принятъ большинствомъ 83-хъ голосовъ противъ 43. Епископы, исключая одного, были на сторон большинства. Ихъ поведеніе навлекло строгое порицаніе лорда Баторста, горячаго приверженца Аттербёри и ревностнаго тори. ‘Дикіе индйцы — говорилъ онъ — никогда не даютъ пощады, потому что у нихъ существуетъ поврье, что къ нимъ переходятъ храбрость и ловкость каждаго соперника, котораго она уничтожатъ. Можетъ быть, враждебность высокопреосвященныхъ пастырей церкви къ ихъ собрату объясняется подобнымъ же чувствомъ.’
Аттербёри простился съ людьми, которыхъ онъ любилъ, съ достоинствомъ и нжностью, свойственными лучшему человку. Онъ часто повторялъ три прекрасныхъ стиха своего любимаго поэта:
‘Some natural tears he dropped, but wiped them soon:
The world was all before him, where to chose
His place of rest, and Providence his guide.’ (*)
(*) ‘Онъ проронилъ нсколько искреннихъ слезъ, но утеръ ихъ съ поспшностью: предъ нимъ разстилался весь міръ, гд ему предстояло избрать себ мсто покоя, и провидніе было его руководителемъ.’
При разставаніи съ Попомъ, онъ подарилъ ему библію, я сказалъ съ недостаткомъ чистосердечія, неподобающимъ человку, изучавшему библію съ пользой: ‘Если вы когда-нибудь узнаете, что у меня было что-либо общее съ претендентомъ, то позволяю вамъ сказать, что наказаніе мое вполн заслужено.’ Попъ въ то время дйствительно думалъ, что епископъ страдаетъ безвинно. Арботнотъ, кажется, былъ того же мннія. Нсколько мсяцевъ спустя, Свифтъ въ ‘Путешествіи въ Лапуту’ съ большой злобой поднялъ насмхъ улики, которыми удовлетворились об палаты парламента. Вскор, однакожъ, самые пристрастные друзья сосланнаго епископа перестали подтверждать его невинность и довольствовались сожалніями и извиненіемъ того, чего не могли боле защищать. Посл недолговременнаго пребыванія въ Брюссел, онъ окончательно поселился въ Париж, гд сталъ во глав выходцевъ-якобитовъ, нашедшихъ тамъ убжище. Претендентъ звалъ его пріхать въ Римъ, гд онъ жилъ, окруженный своимъ quasi-дворомъ, подъ непосредственнымъ покровительствомъ папы. Но Аттербёри, сознавая, что епископъ Англиканской церкви былъ бы крайне неумстенъ въ Ватикан, отклонилъ его приглашеніе. Но онъ могъ, по крайней мр въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ, льстить себя мыслью, что Іаковъ высоко цнилъ его. Переписка между господиномъ и его слугой была самая дятельная. Заслуги Аттербёри были признаваемы съ горячностью, его совты принимались съ уваженіемъ, и онъ былъ, подобно Болингброку, первымъ министромъ короля — безъ королевства. Но новый любимецъ нашелъ, также какъ и предшественникъ его, что поддерживать призракъ власти странствующаго нищенствующаго принца такъ же тяжело, какъ служить дйствительной власти въ Вестминстер. Хотя у Іакова не было ни земель, ни доходовъ, ни арміи, ни флота, между его придворными было боле интригъ и заговоровъ, нежели между приверженцами его счастливаго соперника. Аттербёри скоро догадался, что его совтами пренебрегаютъ и даже не довряютъ имъ. Глубокое оскорбленіе было нанесено его самолюбію. Онъ покинулъ Парижъ и поселился въ Монпелье, гд, совершенно покинувъ политику, вполн посвятилъ себя литератур. На шестомъ году ссылки онъ такъ сильно занемогъ, что дочь его, тоже очень слабая здоровьемъ, ршилась всмъ пожертвовать, чтобы еще разъ взглянуть на отца. Получивъ дозволеніе отъ англійскаго правительства, она отправилась моремъ до Бордо, но прибыла туда въ такомъ положеніи, что продолжать путешествіе могла только въ лодк или на носилкахъ. Отецъ ея, не смотря на свои недуги, похалъ къ ней навстрчу изъ Монпелье, а она съ нетерпніемъ, часто предвщающимъ близкую кончину, спшила къ нему. Сопровождавшіе ее лица напрасно умоляли ее хать не такъ быстро. Она отвчала, что каждый часъ ей дорогъ, что единственное желаніе ея — увидать отца своего и потомъ умереть. Отецъ дочь встртились въ Тулуз, обнялись, онъ самъ причастилъ ее Св. Таинъ, и она благодарила Бога, что имъ удалось провести вмст одинъ день, прежде чмъ разлучиться навки. Въ ту же ночь она умерла.
Много нужно было времени, чтобы опомниться отъ столь тяжкаго удара, даже и для такого сильнаго характера, какъ Аттербёри. Какъ скоро онъ пришелъ въ себя, въ немъ снова пробудилась потребность дятельности и борьбы: горе, располагающее нжныя натуры къ уединенію, бездйствію и задумчивости, возбуждаетъ, напротивъ, къ дятельности натуры безпокойныя. Претендентъ, тупой и склонный къ ханжеству, понялъ, что онъ неблагоразумно поступилъ, оттолкнувъ отъ себя человка, который, несмотря на то, что былъ еретикомъ, своими способностями и дарованіями былъ поставленъ во глав якобитовъ. Онъ подластился къ епископу, и безъ большихъ затрудненій убдилъ его возвратиться въ Парижъ и снова сдлаться призрачнымъ министромъ призрачнаго монарха. Но его долговременная жизнь, полная событій и волненій, приближалась къ концу. Однакожъ онъ сохранилъ до послдней минуты всю бодрость и проницательность ума. На девятомъ году своего изгнанія онъ узналъ, что Ольдмиксонъ, безчестный и злобный писака, подобный тмъ, которые спасены отъ забвенія ‘Дунсіадою’, обвинилъ его, вмст съ другими членами коллегіи Христовой церкви, въ искаженіи Кларендоновой ‘Исторіи Революціи’. Обвиненіе это въ отношеніи Аттербёри не им