ОМА КАМПАНЕЛЛА.
ОМА КАМПАНЕЛЛА.
ЕГО ЖИЗНЬ И ИДЕАЛЫ.
I.
‘Гимн къ весеннему солнцу’.
‘Гимн къ весеннему солнцу’.
II.
——
Е. Лозинскій.
‘Міръ Божій’, No 9, 1897
Фома Кампанелла. Его жизнь и идеалы, Лозинский Евгений Иустинович, Год: 1897
Время на прочтение: 22 минут(ы)
Въ южной Италіи, въ провинціи Реджіо, еще до сихъ поръ сохранился небольшой городокъ Stilo, въ которомъ, 6 сентября 1568 года, родился второй изъ двухъ величайшихъ утопистовъ новаго времени — ома Кампанелла {О первомъ, Томас Мор, см. ‘Міръ Божій’ 1896 г., мартъ, статью проф. Виппера ‘Утопія Томаса Мора’.}. Уже въ дтств онъ обращалъ на себя вниманіе окружающихъ своей необыкновенной умственной зрлостью. Тринадцати лтъ отъ роду онъ могъ произноситъ экспромтомъ рчи на любую предложенную ему тему,— все равно, въ проз или стихотворной форм, и вмст съ такимъ изъ ряду вонъ выходящимъ ораторскимъ дарованіемъ, въ средніе вка особенно почитаемымъ и культивируемымъ, онъ соединялъ страстную любовь къ философіи. Еще мальчикомъ онъ углубился въ чтеніе ‘Summa theologiae’ омы Аквинатскаго, которое оказало ршающее вліяніе на его дальнйшее развитіе. Отецъ Кампанеллы, мечтавшій о судейской карьер для сына, послалъ его въ Неаполь къ своему брату, бывшему тамъ профессоромъ права, но молодой философъ, пятнадцати лтъ отъ роду, самовольно вступилъ въ доминиканскій духовный орденъ, дававшій своему времени талантливйшихъ людей и смлыхъ мыслителей, въ род Альберта Великаго и Савонароллы.
Врожденная способность Кампанеллы быстро усваивать вс знанія, а также его изумительный ораторскій талантъ сразу привлекли къ нему особенное вниманіе учителей и монаховъ, предвидвшихъ въ лиц его драгоцнную боевую силу. Какъ разъ въ это время, во второй половин шестнадцатаго столтія, ‘общество Іисуса’, основанное въ 1537 году Лойолой, съ цлью борьбы съ еретиками и охраненія папскаго авторитета, стало затмевать остальные духовные ордена. Доминиканцы, боровшіеся противъ такого грознаго соперничества и пытавшіеся вновь завоевать прежнее авторитетное положеніе, увидли въ молодомъ ом восходящую звзду, способную затмить ихъ противниковъ, и, удовлетворяя всми средствами его неутомимой жажд знанія, надялись на скорое возрожденіе ордена.
Въ т времена монастыри поддерживали съ ревнивой заботливостью обычную тогда страсть къ схоластическимъ преніямъ, они длали другъ другу взаимные вызовы, чтобы въ словесныхъ турнирахъ, къ которымъ была допускаема и свтская публика, защищать свои теологическія и философскія воззрнія. Профессоръ философіи въ San-Giorgio, приглашенный въ г. Козенцу францисканцами, чтобы въ публичномъ диспут представить мннія ордена, заболлъ въ моментъ отъзда и послалъ вмсто себя своего ученика Кампанеллу. Когда послдній явился въ назначенное собраніе, пронесся ропотъ неудовольствія: полагали, что ученый профессоръ лишь по небрежности могъ вмсто себя прислать такого безбородаго диспутанта. Но когда послдній заговорилъ, неудовольствіе перешло въ изумленіе. Онъ провелъ свою задачу такъ блестяще и съ такимъ остроуміемъ, что сами францисканцы должны были объявить его побдителемъ. ‘Геній Телезія воскресаетъ въ немъ’, говорили они.
Съ этого момента юный философъ начинаетъ свою пропагаторскую дятельность. Въ теченіе десяти лтъ онъ переходилъ изъ одного города Италіи въ другой, чтобы спорить о теологическихъ и философскихъ вопросахъ, волновавшихъ тогда умы его современниковъ. Везд одерживалъ онъ блестящія побды, которыя, однако, не замедлили возбудить зависть и навлечь на его голову ненависть другихъ орденовъ, въ особенности ‘общества Іисуса’. Іезуиты, положимъ, имли уважительныя основанія ненавидть юнаго пропагандиста, такъ какъ ихъ ордену онъ на первыхъ же порахъ объявилъ непримиримую войну и взывалъ къ его немедленному уничтоженію за то, что онъ,— какъ объяснялъ Кампанелла,— ‘искажаетъ чистое ученіе Евангелія въ угоду княжескому деспотизму’. Изъ Рима онъ переходилъ во Флоренцію, изъ Флоренціи въ Венецію, Падую, Болонью, нигд не переставая писать, говорить и вербовать своихъ учениковъ. Профессора и ученые монахи не ршались даже вступать въ диспутъ съ этимъ геніальнымъ юношей, объясняя его умственное превосходство сношеніями съ дьяволомъ и предосудительнымъ знакомствомъ съ магіей. Особенное возмущеніе противъ себя онъ навлекъ своими страстными нападками на философскіе авторитеты, преимущественно на Аристотеля, сочиненія котораго въ то время почитались наравн съ библіей. Двадцати лтъ онъ опубликовалъ свою первую книгу (‘Philosophia sensibus demonstrata’, Neapol 1590), направленную противъ Стагирскаго философа и его почитателей. Іезуиты воспользовались озлобленіемъ, подогртымъ ‘документальными данными’, обвинили его въ ереси и колдовств и добились отъ папы запрещенія его пропагаторской дятельности. Кампанелла получилъ приказаніе возвратиться въ монастырь Stilo.
Очутившись за стнами монастыря, насильно оторванный отъ полнаго бурь и опасностей дла, онъ отдался научнымъ изслдованіямъ, занялся также поэзіей и началъ было трагедію, долженствовавшую представить печальную развязку жизни Маріи Стюартъ. Лишь эти разностороннія занятія способны были на время успокоить его клокочущую и жаждущую битвъ душу и примирить его съ мыслью о невольной жизни въ монастыр, ‘этой тсной и мрачной тюрьм, гд заблужденіе такъ долго томило меня въ своихъ оковахъ’, какъ сказалъ другой знаменитый доминиканецъ, ДжІордано Бруно, современникъ и соратникъ нашего воинствующаго философа. Но такая спокойная жизнь, вдалек отъ живого міра, продолжалась недолго. Богатое воображеніе Кампанеллы стало открывать предъ нимъ новые горизонты не только въ сфер мысли, но и въ области соціальной жизни. Въ тсной и темной кель зарождались свтлые и широкіе идеалы, а вмст съ ними крпла ршимость поставить все на карту для ихъ осуществленія.’
Съ этого момента начинается новый періодъ въ жизни Кампанеллы. Онъ становится соціальнымъ преобразователемъ и политикомъ. Къ сожалнію, объ этомъ період мы имемъ лишь неопредленныя указанія. Самъ Кампанелла въ своихъ многочисленныхъ сочиненіяхъ не упоминаетъ объ этомъ ни слова, если не считать тхъ мстъ, въ которыхъ онъ разсказываетъ о пыткахъ и лишеніяхъ во время двадцатисемилтняго заточенія его въ различныхъ итальянскихъ тюрьмахъ. Но эти немногія строки рисуютъ намъ только послдствія его реформаціонной попытки, не говоря ничего о ней самой, и лишь Pietro Gianomi въ своей ‘Гражданской исторіи Неаполитанскаго королевства’ (Neapol 1723) вполн опредленно говоритъ о заговор, который Кампанелла затялъ съ цлью освободить Калабрію отъ испанскаго ига. Джіаноми утверждаетъ, что сообщаемыя имъ подробности этого предпріятія извлечены изъ исчезнувшихъ впослдствіи актовъ инквизиціоннаго процеса Кампанеллы. ‘Послдній,— пишетъ онъ,— былъ близокъ къ тому, чтобы совершить переворотъ въ Калабріи, гд онъ распространялъ новыя идеи и проектировалъ различные планы освобожденія. Онъ увлекся такъ далеко, что желалъ реформировать государства и осуществить новыя общественныя системы’.
Безъ сомннія, Кампанелла уже въ то время имлъ мысль своего ‘Солнечнаго государства’, которую онъ лишь впослдствіи развилъ въ деталяхъ, несомннно также, что онъ, согласно общему стремленію этой эпохи, выразившемуся наиболе ярко въ крестьянскихъ войнахъ Германіи и въ движеніи анабаптистовъ, имлъ намреніе политическій переворотъ довершить соціальными преобразованіями. Какъ и другіе выдающіеся и положительные умы его времени (Ришелье, Бэконъ, папа Павелъ V), Кампанелла врилъ въ астрологическія предсказанія, и вотъ, сидя въ своемъ монастырскомъ заточеніи, онъ вычиталъ по различнымъ созвздіямъ тревожныя знаменія, предвщавшія на земл, особенно въ Неаполитанскомъ королевств и въ Калабріи, общественныя смуты. Благодаря необычайному дару слова и, вообще, неотразимому вліянію всей своей личности, онъ уврилъ монаховъ своего монастыря въ справедливости этихъ знаменій и сталъ склонять ихъ воспользоваться этимъ случаемъ, чтобы свергнуть съ своей страны испанское владычество и учредить, на мсто монархіи, теократическую республику, съ необходимой оговоркой, что іезуиты должны быть изъ этой республики исключены, а въ случа надобности, и вовсе истреблены. Онъ уврялъ, что самъ Богъ избралъ его для такого предпріятія. Умло пользуясь своимъ ораторскимъ дарованіемъ и политично подбирая себ сознательныхъ сторонниковъ для борьбы противъ испанцевъ, онъ, въ то же время, не упускалъ изъ виду настоятельную необходимость военной силы. Послднее обстоятельство принудило его прибгнуть къ исключительнымъ мрамъ, именно къ присоединенію къ своему длу многочисленныхъ въ то время бандитовъ и ссыльныхъ. Онъ разсчитывалъ въ ршительную минуту поднять народъ, разрушить стны темницъ, освободить заключеныхъ, сжечь ихъ процессуальные акты и такимъ путемъ привлечь къ возстанію. Кром того, онъ разсчитывалъ на помощь визиря Хассана Цикалы, который командовалъ турецкимъ флотомъ, стоявшимъ на якор въ Квардавальскихъ водахъ. Цикала былъ по происхожденію калабріецъ, оставившій свою родину, лишь бы уйти отъ испанскаго гнета, и перешедшій въ исламъ.
Нельзя сказать, что обстоятельства не благопріятствовали планамъ Кампанеллы. Недовольныхъ въ то время было не мало. Кром множества калабрійскихъ ссыльныхъ, все населеніе было склонно къ рискованной попытк, изнемогая подъ тяжестью чрезмрныхъ налоговъ. Патеръ Діонисій Понціо изъ Nicastro взялъ на себя задачу распространенія возстанія въ провинціи Catanzaro, обладая неисчерпаемой энергіей и слпо преданный своему вождю, котораго считалъ и всюду называлъ посломъ Господнимъ, онъ привлекалъ къ себ массу тайныхъ слушателей своими горячими призывами къ освобожденію ‘бдныхъ и слабыхъ’ отъ тиранніи министровъ испанскаго короля. Монахи этой мстности поддерживали его агитацію съ необыкновеннымъ рвеніемъ. Въ одномъ монастыр Pizzoli находилось двадцать пять монаховъ, на которыхъ возложена была вербовка ссыльныхъ. Боле трехъ сотъ доминиканцевъ, францисканцевъ и августинцевъ, участвовали въ заговор. Предполагалось, что въ моментъ возстанія двсти проповдниковъ двинутся въ деревни и села раздувать возмущеніе среди народа. Около двухъ тысячъ ссыльныхъ были готовы къ борьб. Поздне обнаружилось изъ свидтельскихъ показаній во время процесса, что участниками комплота были даже епископы изъ Nicastro, Gerace, Melito и другихъ мстностей. Къ концу 1599 года все было готово къ возстанію, заговоръ, стоившій массы жертвъ и усилій, наконецъ, созрлъ, и оставалось лишь открыть карты, но… онъ былъ открыть правительству двумя измнниками.
Графъ Ламосскій, вице-король Неаполя, узнавъ о грозящей опасности, немедленно выслалъ въ Калабрію войска подъ предлогомъ охраны берега отъ турецкаго флота. Хорошо освдомленныя доносчиками, войска безъ особенныхъ затрудненій захватили врасплохъ настигнутыхъ заговорщиковъ и отправили ихъ на суднахъ въ Неаполь, недоставало среди нихъ только главнаго виновника. Кампанелла съ разбитымъ сердцемъ рыскалъ по уединеннымъ мстамъ, ища убжища и спасенія. Его соумышленники транспортировались моремъ, и на мачтахъ раскачивались трупы заговорщиковъ. Немного спустя, въ Неаполь былъ привезенъ и самъ Кампанелла. Его нашли въ одной пастушьей избушк, куда его спряталъ отецъ, нашли какъ разъ въ тотъ моментъ, когда онъ хотлъ переправиться въ лодк на турецкое судно. Онъ былъ посаженъ въ страшный тюремный замокъ Сантъ-Эльмо вблизи Неаполя.
Вся эта трагическая развязка произошла въ 1600 году. Въ томъ же году и почти въ то же самое время, другой великій доминиканецъ, Джіордано Бруно, горлъ на костр въ Рим, произнося свою упрямую фразу: ‘сжечь не значитъ опровергнуть’…
Продолжительнымъ и страшнымъ мученичествомъ искупилъ Кампанелла свою революціонную попытку. Въ предисловіи къ своей книг ‘Atheismus triumphatus’ {‘Atheismus triumphatus’ (т. е. побжденный атеизмъ) появился въ 1631 году и далъ врагамъ Кампанеллы новый поводъ возвести противъ него обвиненія въ ереси, именно, утверждали, что онъ притворно обличаетъ атеизмъ, въ дйствительности же оказываетъ ему важную поддержку, приписывая атеистамъ новые доводы, до которыхъ они одни никогда не додумались бы и которые онъ лишь для виду и весьма слабо опровергаетъ. Одинъ изъ его критиковъ даже замтилъ, что это сочиненіе правильне называть: ‘Atheismus triumph ans’ (т. е. торжествующій атеизмъ).} онъ разсказываетъ о мученіяхъ, имъ перенесенныхъ. ‘Я былъ запираемъ въ пятидесяти тюрьмахъ и семь разъ подвергался самой жестокой пытк. Въ послдній разъ пытка продолжалась сорокъ часовъ. Меня сдавливали туго стянутыми веревками, врзывавшимися въ мое тло до самыхъ костей. Связавъ за плечами мои руки, подвшивали меня надъ острой сваей, такъ что кровь моя лилась ручьями. По истеченіи сорока часовъ сочли меня мертвымъ и прекратили мои мученія. Одни изъ моихъ палачей поносили меня и, чтобы усилить мои страданія, потрясали веревкой, на которой я вислъ, другіе шепотомъ хвалили мою душевную стойкость. Ничто не могло поколебать меня, и моимъ мучителямъ не удалось вырвать изъ меня ни одного слова. Посл этой пытки я проболлъ шесть мсяцевъ, и, когда я какимъ-то чудомъ выздоровлъ, меня бросили въ темную яму… Пятнадцать разъ стоялъ я передъ судомъ. Однажды спросили меня: ‘Откуда ты знаешь даже то, чему никогда не учился? Имешь ты въ своемъ распоряженіи дьявола?’ — Я отвчалъ: ‘Чтобы изучить то, что я знаю, истрачено мною лампаднаго масла боле, нежели испито вами вина’… ‘Меня обвиняли также въ томъ, что я написалъ книгу ‘De tribus Impostoribus’, которая появилась еще до моего рожденія, что я приверженецъ ученія Демокрита, распространяю предосудительныя идеи противъ церкви, ея ученія и устройства… Наконецъ, я былъ обвиненъ не только въ ереси, но и въ крамол, ибо я, вопреки Аристотелю, который приписывалъ міру вчное существованіе, утверждаю, что на солнц лун и звздахъ видны знаменія, предвщающія революціонныя метаморфозы вселенной’.
Въ своемъ ‘Город Солнца’ Кампанелла также упоминаетъ о страданіяхъ, вынесенныхъ имъ въ неаполитанскихъ тюрьмахъ. При этомъ онъ съ торжествующей гордостью замчаетъ: ‘Философъ, не смотря на пытку въ теченіе сорока часовъ, все-таки не открылъ ни одной буквы изъ того, что онъ считалъ необходимымъ утаить’.
Двадцать шесть лтъ томился этотъ сильный духъ въ тюремныхъ стнахъ, вдали отъ вольнаго воздуха и свта, среди вчныхъ оскорбленій и непередаваемыхъ мукъ. Брошенный въ неаполитанскую тюрьму dell’Oyo тридцатидвухъ-лтнимъ борцомъ, полнымъ энергіи и жажды жизни, онъ вновь увидлъ Божій свтъ лишь въ 1627 году, уже шестидесятилтнимъ старцемъ. Враги были Неумолимы, и неоткуда было ждать освобожденія. Въ одномъ трогательномъ стихотвореніи онъ проситъ Бога о помощи:
‘Да смягчится вчная любовь моими страданіями изъ жалости, и пусть высшая мудрость даритъ мн сочувствіе своего божественнаго всемогущества. Ты, мой Богъ, видишь мои безконечныя мученія и безъ моихъ словъ. Уже двнадцать лтъ я страдаю всми своими чувствами. Мои члены семь разъ были подвергаемы пытк, невжественные издвались надо мной и проклинали меня, отъ меня отняли свтъ солнца, мои мускулы истерзаны, мои кости поломаны, мое тло измято, я сплю на твердомъ полу, я прикованъ, моя кровь проливалась ручьями, я былъ подвергаемъ жесточайшимъ лишеніямъ, моя пища попорчена и недостаточна. Разв, о Боже, всего этого недостаточно, чтобы позволить себ надежду на твое покровительство?
‘Сильные міра сего длаютъ себ изъ человческихъ тлъ пьедесталъ, а души людей держатъ въ клткахъ, какъ птицъ, изъ человческой скорби и слезъ приготовляютъ себ игралище ихъ беззаконныхъ неистовствъ, изъ костей — ручки ихъ орудій, которыми они насъ пытаютъ, изъ нашихъ дрожащихъ членовъ — шпіоновъ и ложныхъ свидтелей, побуждающихъ насъ возводить на себя совершенно неосновательныя обвиненія… Но Ты, съ высоты своего судилища, лучше меня видишь все это, и если Твоя непреклонная справедливость, а Также зрлище моихъ мукъ недостаточны, чтобы возмутить Тебя,— тогда, о Боже, пусть хоть всеобщее народное бдствіе поставитъ предлъ Твоему терпнію, такъ какъ промыселъ Твой долженъ бдть надъ нами…’
Въ одномъ изъ боле позднихъ стихотвореній, Кампанелла съ тми же жалобами обращается къ солнцу, которое онъ, подобно Телезію, считалъ одушевленнымъ существомъ, творцомъ всхъ низшихъ созданій — растеній, животныхъ и т. д.
‘Не дошла моя молитва къ Богу, и я обращаюсь теперь къ Теб, о весеннее солнце!
‘Ты призываешь къ жизни вс хилыя и умирающія существа, изъ состраданія пробуди и меня, ибо я люблю Тебя больше всего.
‘Какъ можешь Ты оставить въ сырой и темной тюрьм того, кто боготворилъ Тебя всю свою жизнь?
‘Помоги мн оставить темницу въ то время, когда зеленая травка начинаетъ показываться изъ земли! *
‘Ты пробуждаешь отъ долгаго сна барсуковъ и кротовъ, Ты одаряешь движеніемъ и силой самаго незначительнаго червяка…
‘О, солнце! Нашлись люди, которые отказываютъ Теб въ жизненности и разсудк и, тмъ самымъ, ставящіе Тебя ниже наскомаго!
‘О нихъ я писалъ, что они обнаружили неблагодарность къ Теб, что они еретики, и вотъ эти люди заживо похоронили меня, такъ какъ я защищалъ Тебя.
‘Если я погибну, кто тогда будетъ почитать Тебя и называть живымъ храмомъ, священнымъ ликомъ истиннаго Божества, отцомъ природы, повелителемъ звздъ, жизнью и душою всхъ низшихъ существъ?
‘Сжалься надо мною, о Боже! Плодотворный источникъ всякаго свта, да засіяетъ, наконецъ, надо мною Твой лучъ!’
Несмотря на вс эти жалобы, гордый стоическій духъ Кампанеллы до конца не изнемогъ подъ тяжестью пожизненной пытки. ‘Я превозмогъ и побдилъ вс мученія!’ говоритъ онъ въ одномъ мст. Палачи его отчаялись, наконецъ, вырвать признаніе у этого ‘упрямаго доминиканца’, и истерзанный мученикъ былъ осужденъ къ пожизненному заключенію. Онъ былъ не одинъ въ своемъ заключеніи: его окружали лучшія мечты и его излюбленные идеалы. Въ одномъ сонет онъ пишетъ:
‘Въ цпяхъ, но свободный, одинъ, но неодинокій, я пристыдилъ своихъ враговъ… Въ глазахъ простой толпы я глупецъ, но я мудръ для божественнаго разумнія.
‘Прикованный къ земл, я возношусь къ небу, съ измученнымъ тломъ, но съ бодрой душой, и когда тяжесть несчастья стремится свергнуть меня въ бездну, крылья моей души вновь подымаютъ меня высоко-высоко надъ міромъ.
‘На своемъ чел я ношу печать любви къ истин, питая увренность, что со временемъ я приду въ т края, гд буду понимаемъ всегда и безъ словъ’…
Нельзя сказать, что Кампанелла не имлъ уже вовсе никакихъ друзей въ Италіи, они лишь были безсильны противъ двойной тираніи іезуитовъ и испанскаго короля. Лишь съ назначеніемъ герцога Оссуны вице-королемъ Неаполитанскаго королевства, явилась возможность дятельныхъ сношеній калабрійскаго монаха-заговорщика съ вншнимъ строемъ. Либеральный вице-король завязалъ дружественныя сношенія съ Кампанеллой, геній котораго онъ съумлъ оцнить, посщалъ его часто въ тюрьм и даже совщался съ нимъ о длахъ своего королевства. Кампанелл было позволено работать, переписываться съ друзьями и принимать ихъ у себя, въ замк. Насколько было сильно обаяніе его генія, можемъ судить по тому, что не успли завязаться связи его съ вншнимъ міромъ, какъ во всей западной Европ стала распространяться молва о великомъ философ. Даже такія лица, какъ Іаковъ I, король Англіи, папы и другія могущественныя особы стали обращаться къ нему за совтами, придавая особенное значеніе его астрологическимъ познаніямъ. Двое нмецкихъ ученыхъ, Товій Адами и Каспаръ Шоппе, опубликовали его манускрипты и способствовали ихъ распространенію во Франціи, Англіи и Италіи.
Все это не могло нравиться іезуитамъ, и они ршили положить конецъ вновь начавшейся пропаганд доминиканца-еретика. Къ тому времени сила новаго ордена Іисуса стала всемогущественной, рдко кто могъ противиться желаніямъ и ршеніямъ іезуитовъ. Особенной ихъ ненавистью пользовался неаполитанскій вице-король Оссуна, за то, главнымъ образомъ, что онъ не соглашался ввести въ своей области инквизицію. Поддерживаемые вліятельными врагами, оставленными Оссуной въ Мадрид, іезуиты стали интриговать съ цлью лишить герцога занимаемаго имъ высокаго положенія. Понимая грозящую опасность, герцогъ предпочелъ не дожидаться, когда ему будетъ предложено оставить Италію, и, поддерживаемый Кампанеллой, ршилъ объявить свою полную независимость отъ Испаніи и провозгласить себя королемъ Неаполя и Калабріи. Герцогъ поступалъ такъ подъ вліяніемъ своего геніальнаго друга, избравшаго его своимъ орудіемъ для новой попытки осуществленія своихъ завтныхъ соціально-политическихъ идеаловъ. Но… и въ этотъ разъ заговоръ былъ открытъ испанскому правительству, и герцогъ Оссуна, схваченный и-заключенный въ замокъ, былъ замщенъ ставленникомъ іезуитовъ, кардиналомъ Борджіа.
Для Кампанеллы опять наступили тяжкіе дни. Два года спустя посл этой второй революціонной попытки, умеръ въ Рим его вліятельный защитникъ, папа Павелъ V, который напрасно ходатайствовалъ предъ Филиппомъ III о помилованіи геніальнаго доминиканца. Тюремная жизнь Кампанеллы грозила еще боле ухудшиться. Услыхавъ о смерти своего покровителя, онъ впалъ въ отчаяніе. ‘Лишь смерть разлучитъ меня съ моей неволей!’ восклицалъ онъ. Но судьб угодно было, наконецъ, сжалиться надъ нимъ. Въ лиц новаго папы Урбана VIII онъ нашелъ себ еще боле горячаго защитника. Посл пятилтнихъ стараній и ходатайствъ, новый папа добился-таки освобожденія Кампанеллы, правда, подъ тмъ лишь условіемъ, что онъ, Урбанъ VIII, предастъ его формальному духовному суду, какъ еретика. Но лишь только этотъ еретикъ былъ приведенъ въ Римъ, какъ получилъ полную свободу.
Это произошло 15-го мая 1626 года, т. е. двадцать шесть лтъ и четыре мсяца спустя посл его перваго заточенія въ замокъ Сантъ-Эльмо, вблизи Неаполя.
Недремлющіе отцы іезуитскаго ордена забили тревогу. Ихъ ненависть преслдовала ‘еретика’ по стопамъ. Не усплъ онъ получить свободу, какъ они стали возбуждать противъ него римскую чернь. ‘Это позоръ,— говорили они,— что папа покровительствуетъ Кампанелл, революціонеру и врагу церкви. Зачмъ тогда возмущаться Лютеромъ и Кальвиномъ! Римъ таитъ въ себ гораздо боле опаснаго змія’.
‘Никогда еще не было проявлено столько человческой ярости я изступленія, какъ по отношенію къ этому бдному и хилому монаху’, пишетъ одинъ современникъ. Ярость слпого народа, подстрекаемаго іезуитами, дошла, наконецъ, до того, что Камранелла вынужденъ былъ бжать переодтымъ изъ Рима при участіи французскаго посланника.
Послдніе годы жизни Кампанелла провелъ въ Париж, въ доминиканскомъ монастыр, гд онъ продолжалъ свои философскія занятія, но особенное вниманіе сталъ удлять астрологіи. Подобно большинству своихъ современниковъ, онъ глубоко врилъ въ астрологическія предсказанія. Если онъ избгъ костра,— обычной участи всхъ еретиковъ того времени,— и даже находилъ себ преданныхъ друзей среди папъ, королей и министровъ, защищавшихъ его отъ мести испанскаго правительства и инквизиціи, то обязанъ этимъ, главнымъ образомъ, своей слав замчательнаго астролога. Такъ, однажды, министръ Людовика XIII, знаменитый Ришельё, обезпокоенный бездтностью короля, предложилъ Кампанелл вопросъ: вступитъ ли на престолъ герцогъ орлеанскій? Тотъ отвтилъ: ‘Imperium non gustabit in aeternum’, т. e. онъ, герцогъ, никогда не достигнетъ власти. И дйствительно, нсколько времени спустя королева разршилась отъ бремени сыномъ, будущимъ королемъ Людовика XIV. Между прочимъ, подъ конецъ своей жизни, онъ предсказалъ, что 1-го іюня 1639 года произойдетъ солнечное затменіе, имющее для него роковое значеніе. По мр приближенія этого времени, онъ сталъ все строже выполнять всевозможныя астрологическія предписанія, необходимыя для предотвращенія грозящей опасности. Онъ заперся въ келію съ чисто выбленными стнами, ежедневно окроплялъ ихъ разными благовонными эссенціями, освщеніемъ служили ему семь восковыхъ свчей. Кром того, онъ старался отогнать отъ себя тревожное настроеніе гармоничными звуками музыкальныхъ инструментовъ.
Въ такихъ странныхъ приготовленіяхъ къ чему-то великому и роковому прошли послдніе дни его жизни. 21-го мая 1639 года, т. е. ровно за десять дней до затменія солнца, Кампанеллы не стало.
ома Кампанелла, до конца дней, глубоко врилъ въ грядущее объединеніе всего человческаго рода въ одной религіи и одномъ общежитіи. Лишь посл такого объединенія, врилъ онъ, наступитъ на земл миръ и всеобщее благополучіе. Всецло проникнутый своей идеей о приближающемся золотомъ вк, Кампанелла полагалъ, что его краснорчивое описаніе новой философской республики убдитъ вс народы въ необходимости радикальнаго переустройства всей ихъ общественной, семейной и личной жизни. Въ одномъ изъ своихъ сонетовъ онъ слдующимъ образомъ предсказываетъ этотъ переворотъ:
‘Если когда-то царилъ счастливый золотой вкъ, то почему ему не наступить вновь? Вдь, всякое явленіе, завершившее весь кругъ своего развитія, возвращается къ своему исходному моменту.
‘Если бы люди стали сообща длать то, что способствуетъ ихъ счастью и нравственности, сообразно моимъ указаніямъ, тогда міръ сталъ бы раемъ’.
Въ другомъ сонет онъ говоритъ, что ‘поэты увидятъ вкъ, настолько превосходящій вс другія эпохи, насколько золото выше всхъ остальныхъ металловъ, тогда философы увидятъ государство, какого еще никогда не было на земл’.
Такая идеалистическая восторженность и вра въ будущее замтно отличаетъ Кампанеллу отъ Томаса Мора. Послдній не врилъ въ возможность практическаго осуществленія своего идеала и не предпринималъ никакихъ попытокъ къ такому осуществленію. Кампанелла, по натур, — страстный боецъ, мессія, беззавтно преданный своимъ идеаламъ и непоколебимо врный своей реформаторской миссіи. Никакія разочарованія не могли поколебать его пламенную вру. ‘Къ стыду безбожниковъ,— пишетъ онъ въ своемъ теологическомъ трактат ‘Atheisums triumphatus’,— я ожидаю на земл прелюдію рая, золотой вкъ всеобщаго счастья, изъ котораго будутъ исключены лишь скептики, лишенные вры’.
Въ какихъ чертахъ представлялась ему эта ‘прелюдія земного рая’, показываетъ его ‘Civitas solis‘, составляющая часть его ePhilosophia realise — трактата, въ первый разъ появившагося во Франкфурт (въ 1620—1623) и затмъ переизданнаго въ Париж въ 1637 году, т. е. незадолго до смерти его автора. Переводовъ этой утопіи на новыя языки существуетъ сравнительно весьма немного и въ настоящее время они являются библіографической рдкостью. Въ сороковыхъ годахъ нашего столтія появились два перевода въ Париж, первый въ 1840 году, второй въ 1844 году. Въ 1885 году ‘Городъ солнца’ появился на англійскомъ язык въ сборник ‘Ideal commonvealths‘. заключающемъ въ себ, кром утопіи Кампанеллы, еще ‘жизнь Ликурга’ Плутарха, ‘Утопію’ Томаса Мора и ‘Новую Атлантиду’ Бэкона. Русская читающая публика, вообще мало знакомая съ великими утопистами, меньше всего знаетъ жизнь и сочиненія Кампанеллы, этого замчательнаго дятеля шестнадцатаго столтія {Въ январьской книжк ‘Вопросовъ философіи и психологіи’, за прошлый годъ, была помщена о немъ статья М. М. Ковалевскаго, подъ заглавіемъ: ‘Развитіе идей государственной необходимости и общественной правды въ Италіи‘. Также И. Щегловъ. ‘Соціальныя ученія’. Изд. 80-хъ годовъ.}.
Трактатъ написанъ въ діалогической форм: ведется бесда между великимъ магистромъ госпиталійскаго ордена съ генуэзскимъ адмираломъ, разсказывающимъ ему о своемъ морскомъ путешествіи и объ интересномъ остров Топобрана, гд находится ‘Городъ Солнца’.
Великій магистръ: Разскажите, пожалуйста, о приключеніяхъ, пережитыхъ вами въ вашемъ морскомъ плаваніи.
Адмиралъ: Вы уже знаете, что, постивъ вс страны свта, я прибылъ на островъ Топобранъ, гд былъ принужденъ сойти на берегъ. Страхъ, который внушили мн обитатели этого острова, заставилъ меня искать убжища въ лсу. Когда я, наконецъ вышелъ оттуда, предо мной находилась большая равнина.
Великій магистръ: Что затмъ приключилось съ вами?
Адмиралъ: Я очутился внезапно среди многочисленной толпы людей, мужчинъ и женщинъ, одинаково вооруженныхъ. Многіе изъ нихъ превосходно знали языкъ нашей страны. Я послдовалъ за ними въ ‘Городъ Солнца’.
Великій магистръ: Опишите этотъ городъ и образъ правленія въ немъ…
Здсь начинается разсказъ адмирала о всхъ особенностяхъ философской республики, лишь изрдка прерываемый краткими вопросами и возраженіями собесдника. Изъ этого разсказа мы узнаемъ, что ‘Городъ Солнца’ не есть ‘ни монархія, ни республика’, такъ какъ, хотя высшій глава государства, Sol, избирается народомъ, но его власть — духовная и свтская въ одно и то же время — не подлежитъ никакому контролю. Этотъ абсолютный правитель, котораго Кампанелла называетъ ‘Метафизикомъ’, долженъ быть одаренъ всми знаніями и добродтелями соляріевъ, подобно тому, какъ чистое Бытіе было воплощеніемъ всхъ свойствъ, какими люди обладаютъ лишь въ небольшой степени. Его знанія должны быть энциклопедичны, онъ долженъ быть хорошо знакомъ съ исторіей всхъ народовъ, ихъ нравами, привычками и религіозными обрядами, знать математику, физику и особенно астрологію, преимущественное вниманіе обращалось также и на его техническія знанія. Кампанелла является, такимъ образомъ, первымъ мыслителемъ, возвысившимъ ремесленный и, вообще, ручной трудъ на такую высокую степень достоинства. Такую же свободу отъ предразсудковъ своего времени онъ выказалъ и въ области медицины. Врачи и хирурги считали тогда ниже своего достоинства изучать анатомію, которая относилась къ сфер простыхъ ремеслъ, къ профессіи цырюльника, и даже знаменитый Парацельзій раздлялъ съ ними такое пренебреженіе къ столь важной отрасли медицины. Между тмъ, Кампанелла, этотъ мистическій монахъ и мечтатель, проведшій почти всю жизнь въ монастыр и тюрьмахъ, сознавалъ столь ясно все значеніе анатоміи, что, по его увренію, соляріи изучали человческій организмъ по трупамъ казненныхъ преступниковъ.
Описывая обширность знаній верховнаго правителя, разсказчикъ спшитъ прибавить, что граждане солнечнаго города, въ глазахъ которыхъ ‘Аристотель есть лишь логикъ, а не философъ’, презираютъ схоластическое краснобайство, что они пріобртаютъ знанія не книжной выучкой, а непосредственнымъ изученіемъ живой природы, что ихъ городъ является сплошнымъ музеемъ, такъ какъ стны его украшены геометрическими чертежами, астрономическими картами, а также изображеніями всевозможныхъ зврей и растеній, сопровождаемыми сжатыми, но точными объясненіями. Какое важное значеніе Кампанелла придавалъ наглядному методу обученія, видно изъ того, что даже азбука была разрисована на стнахъ подл тхъ мстъ, гд обыкновенно играли маленькія дти. Благодаря этой новой метод, говоритъ разсказчикъ, соляріи пріобртаютъ въ одинъ годъ столько знаній, сколько въ школахъ Европы, ‘гд лишь рабски зубрятъ слова’, получаютъ въ теченіе десяти лтъ.
Подъ верховнымъ контролемъ ‘метафизика’, государствомъ управляютъ три второстепенныхъ администратора. Они также избираются и олицетворяютъ три высшія способности души: мощь, любовь и мудрость. Первый изъ этихъ трехъ правителей завдуетъ войной и военнымъ искусствомъ. Представитель мудрости, вмст съ тринадцатью учеными, изъ которыхъ первый называется астрологомъ, заботится о научномъ и техническомъ образованіи гражданъ. Любовь (‘Mor’) регламентируетъ все, относящееся къ поддержанію и улучшенію породы, она соединяетъ людей и животныхъ въ видахъ усовершенствованія потомства. Граждане этого удивительнаго общежитія, по словамъ генуэзскаго адмирала, досконально знакомы съ нашими порядками и нравами, вызывающими у нихъ ироническія насмшки, но ничто не вызываетъ у нихъ столько смха, какъ то обстоятельство, что ‘въ то время, какъ мы удляемъ столько вниманія усовершенствованію нашихъ псовыхъ и лошадиныхъ породъ, никто не несетъ заботы объ облагороженіи человческой расы’. Въ солнечномъ государств думаютъ и поступаютъ иначе. Ничто не предоставляется вол стихіи и случая, напротивъ, ‘Любовь’ ведетъ съ ними систематическую борьбу на всхъ пунктахъ: она устанавливаетъ сроки посва и жатвы, надзираетъ за правильнымъ расплодомъ животныхъ, регулируетъ приготовленіе и особенности състныхъ припасовъ, покрой и качества платьевъ, но особенныя заботы посвящаетъ цлесообразному воспитанію юнаго поколнія.
Мудрое правленіе этихъ четырехъ высшихъ сановниковъ влечетъ за собою нравственное и физическое усовершенствованіе гражданъ. Человческіе пороки и злыя наклонности, если и не атрофируются вполн, то, благодаря ‘ловкой политик’, почти не проявляются. Исключительные случаи преступленій подавляются, однако, съ неумолимою строгостью. Правовое начало возмездія проникаетъ всю юстицію соляріевъ: око за око, зубъ за зубъ. Но тюремъ нтъ. Для постановки обвинительнаго приговора необходимъ допросъ свидтелей и обвинителя. Затмъ, такъ какъ въ стран свободныхъ и равныхъ гражданъ нтъ мста палачу, то смертные приговоры исполняются всмъ народомъ: преступника побиваютъ камнями. Такая жестокая карательная система смягчается, правда, требованіемъ, чтобы обвиненный, до совершенія казни, призналъ ея справедливость, въ противномъ случа онъ не наказывается.
Подробне всего разсказчикъ распространяется о важнйшей общественной функціи — поддержаніи и усовершенствованіи человческой расы. ‘Что касается этого пункта,— говоритъ онъ,— то здсь все регламентировано до мельчайшей подробности и исключительно съ точки зрнія общественной, а не частной. У насъ считается совершенно естественнымъ притязаніе человка на исключительное владніе своимъ жилищемъ и такое же обладаніе женой и дтьми. Соляріи же, наоборотъ, полагаютъ, что произведеніе потомства преслдуетъ цли вида, а не индивидуума, согласно имъ, эти функціи интересуютъ республику, а не частныхъ лицъ, посколько послднія не являются интегрированной частью общественнаго организма’.
Дитя принадлежитъ обществу. Его воспитаніе простирается не только на время до его рожденія, но и на время, непосредственно предшествующее его зачатію, къ которому допускаются лишь избранныя пары. Во время беременности женщины живутъ среди изображеній и статуй красивйшихъ героевъ, чтобы одушевляться совершенствомъ ихъ вншнихъ формъ. Среди соляріевъ такъ глубоко вруютъ въ эстетическое внушеніе, что даже племенныхъ животныхъ окружаютъ прекрасными изображеніями быковъ, лошадей, собакъ и прочихъ животныхъ. На третьемъ году жизни ребенокъ начинаетъ знакомиться съ азбукой способомъ, о которомъ было упомянуто выше. Съ шестого года его знакомятъ съ естественными и прикладными науками, при чемъ все время обученіе носитъ скоре характеръ игры, чмъ сухого заучиванія. Занятія продолжаются ежедневно не свыше четырехъ часовъ, и каждый ребенокъ, до наступленія зрлости, долженъ изучить вс науки, такъ какъ ‘тотъ, кто знакомъ лишь съ одной и ту узналъ лишь по книгамъ, есть тмъ не мене круглый невжда’. Чтобы соединить теорію съ практикой, соляріи водятъ своихъ дтей въ поле, въ лсъ, въ горы и тамъ учатъ ихъ минералогіи, ботаник, земледлію и т. д., а также пріучаютъ ихъ къ перенесенію всякихъ лишеній, длаютъ ихъ ловкими и сильными. Изъ всхъ этихъ упражненій не исключены и двушки, он, также какъ и мальчики, участвуютъ въ различныхъ гимнастическихъ играхъ, охотятся на дикихъ зврей и, такимъ образомъ, подготовляютъ себя къ обученію военному искусству. Мало того, ‘они, соляріи, заставляютъ молодыхъ людей посщать кухни, сапожныя и столярныя мастерскія, мста обработки металловъ и т. п., чтобы дать имъ, такимъ путемъ, техническое образованіе и возможность проявить ихъ природныя наклонности’. Каждый гражданинъ новой республики долженъ знать нсколько ремеслъ, и въ этомъ требованіи Кампанелла сходится съ Платономъ, бывшимъ также противъ прикрпленія — обычнаго въ древности и въ средніе вка — одной семьи, вмст съ ея потомствомъ, къ веденію одного и того же промысла.
Преимущественнымъ почетомъ въ солнечномъ государств пользуются т граждане, которые проявили особенную преданность общественному долгу, ‘и,— прибавляетъ разсказчикъ,— ничто не кажется имъ боле безсмысленнымъ, какъ то, что мы относимся къ своимъ рабочимъ пренебрежительно, и, въ то же время, считаемъ благородными тхъ, которые, не принося никакой пользы, живутъ въ довольств и роскоши, такъ какъ для этого у насъ есть рабы, несущіе заботы о нашихъ удовольствіяхъ и удовлетвореніи нашихъ страстей’. Каждый полезный трудъ пользуется уваженіемъ, и ‘солярій не можетъ понять, почему прислуживаніе за столомъ, приготовленіе обда или обработка земли должны считаться унизительными занятіями’… Все производство у нихъ регулировано такъ хорошо, что каждому не приходится работать больше четырехъ часовъ въ день, остальное время посвящается отдыху, образованію и развлеченіямъ. Наиболе тяжкія и опасныя работы считаются наиболе почетными. Время земледльческаго труда является у соляріевъ настоящимъ праздникомъ. Въ опредленный день они оставляютъ городъ, вооруженные, съ развивающимися знаменами и музыкой, чтобы обработывать свои поля. Этотъ обычай напоминаетъ нчто подобное у перуанскихъ инковъ. Въ коммунистическомъ государств Перу, до времени вторженія въ него христіанскихъ варваровъ, существовалъ обычай посвящать третью часть обрабатываемыхъ земель Солнцу, ихъ богу, и получаемую отсюда жатву они употребляли часть на поддержаніе культа, часть на распредленіе между своими семьями. Эти земли обрабатывались празднично разодтымъ населеніемъ при пніи священныхъ гимновъ. Кампанелла, вроятно, имлъ уже кое-какія свднія объ этой интересной стран, открытой въ начал шестнадцатаго столтія, самое названіе философской республики напоминаетъ намъ культъ солнца, какъ высшаго божества инковъ. Нкоторыя частности быта ‘Солнечнаго города’ какъ бы заимствованы у перуанской коммуны. Такъ, напримръ, и соляріи, и инки относятся къ унаваживанію полей. ‘Они,— говоритъ генуэзецъ,— не унаваживаютъ своихъ земель, такъ какъ они полагаютъ, что употребленіе навоза приноситъ вредъ плодамъ, подобно тому, какъ у женщинъ, украшающихъ себя румянами, рождаются лишь хилыя дти’.
Вс граждане солнечнаго государства считаютъ себя членами одной и той же семьи, одновозрастные называютъ себя братьями и сестрами, молодые старыхъ — отцами и матерями. Обдъ общій въ большихъ столовыхъ залахъ, причемъ молодежь до 20 лтъ прислуживаетъ старшимъ. Хотя за обдомъ не принято вести разговоровъ, но зато въ это время поются псни или играетъ музыка. Врачи бдительно надзираютъ за пищей и регулируютъ ее сообразно временамъ года и возрасту, но всегда она отличается разнообразіемъ. Нкоторое время они хотли было питаться одной растительной пищей, но затмъ принуждены были признать необходимость потребленія мяса. Опредлено, между прочимъ, также и то, сколько разъ должны соляріи принимать пищу въ сутки, именно: взрослые два раза, старики — три и дти четыре раза. Съ особенной педантичностью соблюдается у нихъ чистота. Для этого они совершаютъ частыя купанія, обновляютъ столь же часто блье, которое стирается у нихъ въ вод, ‘профильтрованной сквозь песокъ въ особыхъ резервуарахъ’. Особенно много потребляется ими благовонныхъ эссенцій, они натираютъ свои тла масломъ ароматическихъ растеній и жуютъ каждое утро анитъ (укропъ), иміамъ или петрушку, чтобы сдлать свое дыханіе пріятнымъ.
Какъ мужчины, такъ и женщины носятъ одинаковую одежду, ‘приспособленную для войны’, съ той лишь небольшой разницей, что туника у мужчинъ доходитъ до колнъ, тогда какъ у женщинъ она немного длинне. Словомъ, равенство половъ проведено до мельчайшихъ деталей.
Привольная и здоровая жизнь, заполненная физическими и духовными упражненіями, разнообразіемъ полезнаго труда и разумными развлеченіями, безъ заботы о завтрашнемъ дн, все это длаетъ соляріевъ счастливйшими существами на нашей земл. Но странно… одно несчастье преслдуетъ ихъ особенно часто: эпилепсія,— правда, замчаетъ разсказчикъ, ‘болзнь вообще выдающихся личностей, Гераклита, Сократа, Каллимаха и Магомета’. Соляріи лчатъ ее соотвтственными гимнастическими упражненіями и молитвой. Что касается ихъ врачебнаго искусства, то оно столь же просто, какъ и оригинально. Молочныя и винныя ванны, движеніе на чистомъ воздух, музыка, танцы — вотъ и вс почти важнйшія врачебныя средства. Въ исторіи они не совсмъ новы: еще раньше соляріевъ, спартанскія женщины купали своихъ новорожденныхъ въ вин, чтобы сдлать ихъ крпкими, а философъ древности, Демокритъ, вылчивалъ, какъ разсказываютъ, ревматизмъ и рзь въ почкахъ звуками флейтъ…
Блый цвтъ самый распространенный среди соляріевъ, они ‘презираютъ черный цвтъ, особенно любимый японцами’. Вся одежда ихъ была благо цвта. Вообще, Кампанелла придавалъ важное значеніе цвту платьевъ, ему онъ придавалъ символическое значеніе. Въ одномъ изъ своихъ стихотвореній онъ говоритъ слдующее:
‘Траурный костюмъ больше всего приличествуетъ нашему вку… Это столтіе стыдится веселыхъ цвтовъ, ибо оно рыдаетъ надъ своимъ декадансомъ, оно плачетъ вслдствіе царящей въ немъ тираніи и страдаетъ отъ оковъ, свинцовыхъ пуль и цпей, отъ кровожадныхъ героевъ и изнывающихъ въ тоск душъ справедливыхъ.
‘…Этотъ цвтъ есть также символъ дошедшаго до крайности безумія, длающаго насъ слпыми, злыми и мрачными.
‘…Но я вижу впереди время, когда вс станутъ носить блыя туники, если только высшая воля извлечетъ насъ изъ грязи’…
Что касается организаціи собственности, то и орудія производства, и предметы потребленія изъяты изъ частной собственности, послдней, вообще, нтъ мста въ ‘город солнца’. Въ видахъ поддержанія общественной собственности, воспитаніе и содержаніе дтей возложено на общество, что длаетъ лишнимъ образованіе отдльныхъ семействъ, ибо, читаемъ мы въ трактат, ‘частная собственность обусловливается и поддерживается тмъ обстоятельствомъ, что каждый изъ насъ иметъ отдльно собственный домъ’. Также, ‘вс вещи владются ими сообща и распредляются между ними правительствомъ’. Хотя соляріи не исповдуютъ католической религіи, но охотно читаютъ отцовъ католической церкви, цитируя изъ ихъ писаній мста въ подкрпленіе своихъ взглядовъ на собственность. Между прочимъ, они ссылаются на Тертулліана, рисующаго намъ солидарную жизнь первыхъ христіанъ, на Климента и другихъ.
Соляріямъ хорошо знакомы возраженія противъ общности имущества, которыя еще Аристотель высказалъ въ защиту частной собственности.
Великій магистръ: Но, какъ возражалъ Аристотель Платону, никто тогда (при общности имущества) не станетъ работать, всякій станетъ полагаться на трудъ другихъ.
Адмиралъ: Чтобы не входить въ пренія по данному вопросу, я скажу лишь, что любовь соляріевъ къ своему отечеству невроятна, подобно тому, какъ это, согласно исторіи, было у римлянъ…
Великій магистръ: Также дружбы не можетъ быть среди соляріевъ, такъ какъ у нихъ нтъ ничего, что они могли бы взаимно дарить.
Адмиралъ: Даже больше, никто не въ прав получать что-либо отъ другого, каждый получаетъ все, въ чемъ онъ нуждается, отъ общины. Однако и у нихъ дружба иметъ много случаевъ для своего проявленія, именно: въ битвахъ, во время болзни, при изученіи чего-либо, когда каждый старается воодушевить другихъ, помочь имъ, дать имъ совтъ и т. д.
Послднее возраженіе магистра госпиталійскаго ордена о невозможности дружбы въ стран солнца напоминаетъ одинъ историческій фактъ. Вскор посл открытія Америки, испанскимъ королемъ посланы были въ страну инковъ ученые правовды. Одинъ изъ нихъ, Паоло Ондегардо, узнавъ, что въ Перу нтъ ни одного бднаго индійца, такъ какъ вс отличались благосостояніемъ, приписалъ такой строй дьявольскому внушенію. ‘При подобныхъ порядкахъ, — писалъ онъ, — не можетъ процвтать христіанская любовь къ ближнему, ибо богатые лишены возможности упражняться въ покровительств бднымъ, а сыновняя любовь и вовсе изсякнетъ, такъ какъ дти освобождены отъ обязанности поддерживать своихъ престарлыхъ и бдныхъ родителей!…
Въ стран солнца матеріальный интересъ пересталъ играть первенствующую роль въ межчеловческихъ отношеніяхъ, гражданъ связываютъ здсь боле высокіе мотивы симпатіи и любви къ родин. ‘Они богаты, такъ какъ не имютъ ни въ чемъ недостатка, и въ то же время они бдны, потому что у нихъ нтъ собственности: слдовательно, они не являются рабами вншнихъ условій, а наоборотъ,— ихъ господами’.
.Не имя частной собственности, они не нуждаются ни въ деньгахъ, ни въ торговл, хотя и покупаютъ у другихъ націй предметы, которые они сами не могутъ производить. ‘Но такъ какъ они не желаютъ деморализироваться порочными обычаями чужеземныхъ купцовъ, то послдніе допускаются лишь въ гавани солнечнаго государства’.
Соляріи изумляютъ всхъ своимъ гостепріимствомъ. ‘Они очень любезны и учтивы къ чужимъ, посщающимъ ихъ страну, содержатъ ихъ на государственный счетъ. Омывъ иностранцу ноги, соляріи показываютъ ему достопримчательности своего города, удляютъ ему почетное мсто при своихъ общихъ столахъ и выбираютъ изъ своей среды лицъ спеціально для оказанія ему разныхъ услугъ. Въ случа, если чужестранецъ желаетъ стать гражданиномъ ихъ государства, его подвергаютъ двухмсячному испытанію, выдержавъ искусъ, онъ становится полноправнымъ членомъ гостепріимной республики’.
Таковъ ‘Городъ солнца’, прелюдія земного рая Кампанеллы.
Вышеприведеннымъ мы и закончимъ нашъ краткій очеркъ жизни и соціально-политическихъ идеаловъ итальянскаго утописта, насколько послдніе выразились въ знаменитйшемъ изъ его трактатовъ, ‘дающемъ — по словамъ самаго Кампанеллы — понятіе объ образцовомъ государств и непобдимомъ град, одно созерцаніе котораго даетъ возможность вншняго воспріятія всхъ знаній’.
Вмст съ Джіордано Бруно, Кампанелла принадлежитъ къ той сплоченной фаланг свободныхъ умовъ, которая была авангардомъ тогдашней бурной, одушевленной золотыми мечтами эпохи. Оба доминиканца были, употребляя выраженіе Бэкона, novorum hominum primi, истинными піонерами своего времени. Надо было обладать рдкимъ мужествомъ, чтобы при багровомъ зарев всюду пылавшихъ инквизиціонныхъ костровъ безбоязненно выступить на борьбу противъ традиціонныхъ устоевъ средневковой мысли и жизни. Всю колоссальную тяжесть этой борьбы могли вынести на своихъ плечахъ лишь такіе титаны, какъ эти два бдныхъ монаха, не отступавшихъ ни на шагъ. Палачи дрожали предъ беззащитными жертвами. Джіордано Бруно справедливо замтилъ своимъ инквизиторамъ: ‘вы больше боитесь объявить мн смертный приговоръ, чмъ я — его выслушать’. Вступая въ борьбу съ темными историческими силами, эти люди заране знали, что поставили на карту. ‘Я слышу,— пишетъ, напримръ, Джіордано Бруно,— голосъ своего сердца, которое взываетъ ко мн: куда ведешь ты меня, безстрашный боецъ? сократи свой размахъ, умрь свой полетъ, такъ какъ слишкомъ большая отвага не останется безнаказанной. Но я возражаю на это: почему мн бояться такого конца? Неустрашимо подымемся мы къ облакамъ и тогда можемъ умереть удовлетворенными, если только небу угодно послать намъ славную смерть’…
Новыя философскія идеи, провозглашенныя этими двумя доминиканцами, въ корн отличались отъ тхъ, что проповдывалъ средневковый католицизмъ. Земля — эта жалкая юдоль стенаній и плача, гд дьяволъ всюду расположилъ свои сти для уловленія человческихъ душъ,— представлялась имъ воплощеніемъ красоты, а вся природа, даже въ самыхъ ничтожныхъ своихъ проявленіяхъ,— неизсякаемымъ источникомъ жизнерадостнаго изученія. Міръ есть истинный образъ Божій (‘mondain esse Dei veram stataam’), природа есть воплощенное божество (natura est Deas in rebas) — такъ мыслитъ Джіордано Бруно, и Кампанелла высказываетъ такія же мысли: ‘Міръ есть великое и совершенное существо, изваяніе самого Божества’. Эти религіозно-философскія положенія. во второй половин семнадцатаго столтія, были развиты Спинозой, философомъ того же чекана. Его ‘Natura sive Deus’ есть лишь боле краткая формулировка идей вашихъ доминиканцевъ. Вс тла, даже и т, которыя кажутся намъ совершенно безчувственными, одарены, по мннію Кампанеллы, внутренней жизнью. Звзды, элементы, растенія,— все это живыя созданія, даже трупы не лишены жизненности, ибо смерть относительна. Богъ живетъ везд и во всемъ, или, что то же, природа въ самой себ таитъ свой жизненный принципъ, словомъ — идея всеодушевленія или панисихизма, имющая столько сторонниковъ среди замчательнйшихъ современныхъ философовъ, была одной изъ основныхъ въ философскомъ міросозерцаніи Кампанеллы.
‘Я родился, чтобы вести борьбу съ тремя великими бдствіями: тиранніей, ханжествомъ и софистикой’, говорилъ Кампанелла въ одномъ изъ своихъ сонетовъ, и вся его долголтняя жизнь была однимъ неуклоннымъ и мученическимъ выполненіемъ возложенной имъ на себя задачи.