Фанни Артур и Монроз, Английская_литература, Год: 1751

Время на прочтение: 26 минут(ы)

ФАННИ АРТУРЪ
И
МОНРОЗЪ.

АНГЛИНСКАЯ НОВОСТЬ.

Иждивеніемъ
МАТВЯ КИРЬЯКОВА.

МОСКВА,
Въ Типографіи H. C. Всеволожскаго.
1817.

Печатать позволяется съ тмъ чтобы по напечатаніи, до выпуска въ публику, представлены, были: одинъ экземпляръ сей книги для Ценсурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства Просвщенія, два экземпляра для Императорской публичной Библіотеки и одинъ для Императорской Академіи Наукъ. Февраля 19 дня, 1817 года. Книгу сію разсматривалъ Ординарный Профессоръ и Ценсоръ

Михайло Снгиревъ.

ФАННИ АРТУРЪ
и
МОНРОЗЪ.

Сиръ Артуръ и Сиръ Монрозъ, оба именитыя дворяне, оба люди богатыя, члены Англинскаго Парламента, гд голоса ихъ имли большой всъ, имли также и равныя лта. Сообразность склонностей, сдлала ихъ друзьями, а по сосдству ихъ помстій, они видались такъ часто, что два дома ихъ сдлались однимъ.
Сиръ Монрозъ имлъ сына, подававшаго о себ блистательную надежду, и дочь, которую называли Амаліею.
Сиръ Артуръ былъ отецъ многочисленнаго семейства и старшая дочь его Фанни, тремя годами была моложе молодаго Монроза.
Молодыя люди еще въ младенчеств почувствовали другъ къ другу склонность, которая умножалась съ лта ми Родители ихъ, утшаясь невинною ихъ нжностію, старались ее поддерживать, и ожидали только того времени, когда разсудокъ подтвердитъ въ молодыхъ людяхъ наклонности сердецъ ихъ.
Скоро молодыя люди проникли намренія своихъ родителей, и такъ привыкли любить другъ друга безъ помхи, и читать въ душахъ одинъ другаго, что Монрозъ, разобравъ чувства души своей, не ощущалъ боязни любовника, который хочетъ въ перьвый разъ объясниться въ любви своей, и Фанни, несмотря на скромность сродную ея полу и лтамъ, не красня, слушала его объясненіе. Несмотря однакожъ на силу ихъ страсти, никогда она не выходила изъ границъ строжайшей благопристойности.
Монрозу было двадцать лтъ, a Фанни семнадцать, когда родители начали помышлять о скоромъ ихъ соединеніи: все уже было готово къ торжествованію ихъ брака, и ожидали только окончанія времени траура по госпож Артуръ, вдругъ любовь молодыхъ людей, составлявшая ихъ щастіе, сдлалась для нихъ источникомъ огорченія и слезъ.
Сиръ Монрозъ, котораго Министры напрасно старались привлечь на свою сторону, и никакъ не могли поколебать добродтели его и ревности къ защищенію правъ народныхъ, къ общему удивленію, обольщенный умнымъ и хитрымъ Министромъ, началъ дйствовать въ противность пользамъ своего отечества. Вс почтеннйшія Патріоты Англіи были опечалены и раздражены поступками его. Сиръ Артуръ боле другихъ оскорбился ими, и ненависть его равна была привязанности, которую онъ прежде ощущалъ къ старому другу своему….. Онъ едва врилъ глазамъ своимъ, когда видлъ Монроза въ связи съ рабами Министра, почитаемыми подлыми врагами отечества.
Но когда онъ услышалъ друга своего ободряющаго ихъ правила, и въ важныхъ случаяхъ поддерживающаго ихъ мннія, онъ согласился лучше выйти изъ Парламента чмъ поссориться явно съ Монрозомъ, что неминуемо должно было случиться.
Черезъ нсколько дней посл сего собранія, Монрозъ встртясь съ Артуромъ съ обыкновеннымъ видомъ дружества, подошелъ къ нему и хотлъ оправдать новыя свои поступки. Но гнвъ Артура, раздраженный слабостію оправданія Монроза, довелъ его до ярости: ‘Молчи, предатель, сказалъ онъ, ты измнилъ клятвамъ, чести и отечеству, не льстись, чтобы Артуръ сдлался столько же гнуснымъ, сколько ты подлъ въ глазахъ его.’
Такая вспылчивость не могла не имть горестныхъ послдствій. Оба они, разрывая мгновенно связывавшія ихъ узы, дыша ненавистью и мщеніемъ, напали съ яростію другъ на друга, и каждый изъ нихъ за ничто поставлялъ лишиться жизни, только бы отнять ее и у соперника своего.
Артуръ былъ опасно раненъ, и лишаясь уже силъ, такъ удачно прокололъ руку Монроза, что у него выпала шпага. Онъ слишкомъ былъ великодушенъ чтобы воспользоваться симъ обстоятельствомъ, и возвращая ему шпагу вскричалъ: — ‘хотя ты и не просишь о жизни, но не хочу тебя лишить ее, живи и носи должное теб поруганіе, оскорбленный народъ презираетъ тебя…..’
Молодый влюбленный Монрозъ былъ у ногъ милой Фанни, когда раненаго и окровавленнаго Артура принесли домой.
Любовники устрашенныя симъ зрлищемъ спшили къ нему на встрчу….. Взглядъ на молодаго человка оживляетъ стараго Артура. ‘Не подходи ко мн, сказалъ онъ ему, я лучше умру, чмъ приму помощь отъ сына гнуснйшаго измнника!.. Выйди отсюда, и естьли не хочешь испытать тягости моего гнва, не смй сюда являться.
Какое ужасное приказаніе для любовника, который даже мысленно не оскорблялъ Сиръ Артура. Всякой другой испыталъ бы тотчасъ мщеніе молодаго Монроза, но Артуръ былъ отецъ Фанни, котораго онъ всегда любилъ и почиталъ на равн съ своимъ отцомъ, и котораго теперь видлъ умирающаго. Онъ упалъ къ ногамъ его и просилъ изъяснить горестную загадку.
— Выйди вонъ нещастный, ты дома узнаешь что такое, отвчалъ непримиримый Артуръ.
Лкарь приходомъ своимъ прервалъ разговоръ ихъ.
Раненый не хотлъ позволить при Монроз осмотрть раны свои. Монрозъ вышелъ, a бдная Фанни удивленная и опечаленная такимъ произшествіемъ, не смла не только просить за него но и требовать отъ отца своего истолкованія горестной сей перемны.
Кто изобразитъ ужасъ ее, когда она узнала какою рукою нанесенъ ему ударъ и какая была причина ссоры. Никогда ни чье сердце не было такъ волнуемо отчаяніемъ и горестію.
Она знала отца своего. Несмотря на нжность и честность свою, естьли онъ почиталъ гнвъ свой праведнымъ, тогда онъ не имлъ уже границъ, твердъ въ дружб къ предмету оной достойному, онъ въ цлую жизнь не прощалъ тому, кто его обманетъ.
Она чувствовала что и Сиръ Монрозъ былъ столько же раздраженъ, и куда бдная Фанни ни обращала взоры свои, видла въ будущемъ только вчную разлуку съ своимъ любезнымъ.
Едва перевязали раны Сиръ Артура, какъ онъ строжайшимъ образомъ запретилъ своимъ служителямъ имть сношнніе съ служителями своего непріятеля, не пускать въ домъ молодаго Монроза, не принимать писемъ и его посланій…. A ты, сказалъ онъ своей дочери, помни, что я запрещаю теб и думать о сын толь гнуснаго отца! не смй съ нимъ переписыватъся, a естьли я узнаю, что ты такъ подла и такъ меня ненавидишь, что захочешь меня, обманывать для недостойнаго своего любовника, и тотчасъ перестану быть отцомъ твоимъ, оставлю тебя какъ незнакомую, и предамъ на жертву ужаснйшей нищет.
Фанни, одними слезами отвчала на ужасныя слова сіи… Грозный Артуръ требовалъ однакожъ отвта….. Плачь, вскричалъ онъ, но чтобъ это было при мн въ послдній разъ!…. Отвчай, будешьли мн послушна? или оставь меня на вки.
Нещастная Фанни устрашенная его угрозами, почти умирая отвчала, что потщиться повиноваться.
Отецъ, видя чрезмрную ея горесть, сомнвался въ врности общанія, и боясь чтобъ должность не уступила скоро мсто любви, перемнилъ мысли… Ты и противъ воли будешь мн повиноваться, сказалъ онъ… Сей часъ ступай въ деревню, тетка твоя будетъ отвчать мн за тебя. За сто миль отсюда, я все буду думать, что ты слишкомъ близко отъ сына непримиримаго врага моего.
На другой день, несмотря ни на ужасы зимы, ни на слезы и огорченіе бдной Фанни, она должна была отравиться въ Сверную Англію, чтобъ въ древнемъ замк жить подъ законами тетки, старой двушки по невол тщеславной, небогатой, жеманной, и которая ко всмъ недостаткамъ себ подобной, присоединяла злобный нравъ.
Невозможно описать того что чувствовала бдная Фанни во время своего путешествія и по прибытіи въ назначенное ей уединеніе.
Вмсто разнообразныхъ удовольствій богатой Столицы, вмсто еще сладостнйшихъ удовольствій въ обществ любимаго человка, который ежеминутно становился драгоцнне ея сердцу, она должна была бродить по мрачнымъ полуразвалившимся галлереямъ подъ обрушивающимися сводами, гд эхо повторяя ея вздохи, длало ихъ еще горесганйшими!…. Все ея общество состояло изъ одной ея тетки, которая безпрестанно возставала на любовь и на неблагопристойность ныншняго вка, изъ старика и старухи вкъ свой проведшихъ въ замк, который они оберегали, и изъ огромной собаки, которая столько же для общества была пригодна, какъ изъ которыхъ она оберегала.
Естьли Фанни отворяла окно, то древнія пни, лишенныя зелени, изображали ей ея положеніе…. Древность и зима, говорила она воздыхая, лишаютъ ихъ листьевъ, нещастіе лишило меня всхъ радостей!… Весна оживитъ природу, зелень опять покажется, но Монроза со мною не будетъ…. Я всего лишилась: даже надежды!… Боже! поддержи его твердость, естьли она равняется съ моею, то, вроятно время истребитъ ненависть родителей нашихъ, можетъ быть наши нещастія и постоянство любви нашей ихъ тронутъ. Впрочемъ мы молоды, — a я чувствую, что любовь наша разв съ жизнію прекратится, слдовательно иметъ надежду пережить ихъ.
Такіе утшительныя размышленія давали Фанни силу сносить горести и скуку своего положенія.
Она удивлялась иногда тому, что подруги, на дружбу которыхъ она всегда надялась, и которымъ извстна была страсть ее къ Монрозу, не заботились о ней въ заточеніи и не извщали о настоящихъ чувствованіяхъ ея любезнаго о томъ какъ онъ сноситъ разлуку, и не утшали ее своими письмами, словомъ: она почитала себя отъ всхъ оставленною.
Но опасенія ея оканчивались когда она размышляла о настоящемъ расположеніи отца своего, о строгости тетки, и о томъ, что она необходимостію почитала отвлечь ее отъ Монроза. Тогда она видла, что всякая переписка, въ которой бы упоминалось о нещастномъ любовник, была невозможна.
Ее подозрніи обратились въ увреніе, когда всходя однажды по лстниц, она нашла лоскутокъ бумаги, и уступя любопытству, подняла его…. Какъ она удивилась, увидя, что онъ былъ долго ношенъ, и что черты знакомой ей руки почти уже на немъ стерлись, она могла однакожъ разобрать слдующія слова:
…. ‘Какимъ бы я ни подвергался опасностямъ, будь уврена, что нтъ въ мір силы человческой, которая могла бы отвлечь меня отъ милой Фанни…. не измняй мн, и можетъ быть скоро…..’
Она немогла прочитать боле, но и того было довольно чтобъ доказать, сколь несправедливо она подозрвала нкоторымъ образомъ утишили горесть ея.
Съ тхъ поръ, какъ она томилась у своей тетки, наступившая весна позволяла ей гулять но саду, и она избрала мстомъ своихъ размышленій отдаленную бседку.
Однажды она сидла погружена въ горестныя мысли. Вдругъ рука протянулась сквозь втки, и бросивъ передъ нею письмо исчезла.
Удивленная и испуганная Фанни закричала и хотла бжать…. Но надпись письма сдланная крупными литерами попавшись ей въ глаза, и она несмотря на опасность остановилась, чтобъ постараться узнать кто принесъ письмо…., но уже было поздно, податель перескочилъ черезъ заборъ — и узнать его было невозможно.
Возвратясь въ бседку, она съ жадностію прочитала слдующія строки: ‘Я не въ силахъ жить доле въ разлук съ милою Фанни, и чтобъ она не сомнвалась въ томъ что разлука могла ослабить любовь мою, возвращаюсь съ сердцемъ столько же страстнымъ какъ и прежде, и хочу посовтовать съ нею какія должно принять мры чтобъ впредь удары судьбы не могли боле разлучить насъ…… Есть ли ты, любезная Фанни, прочитаешь письмо мое, то узнаешь, что я наконецъ проникъ въ этотъ садъ, но боюсь остаться въ немъ долго, чтобъ не подвергнуть тебя опасности и не разрушить въ одну минуту всхъ надеждъ моихъ!… Ночь будетъ благопріятне…. Естьли ты меня любишь, то постарайся когда вс заснутъ, на одинъ часъ только оставить сонъ и на конц жасминной аллеи, найдешь врнаго и нетерпливаго Монроза.
Хотя Фанни и восхищалась тмъ, что другъ любилъ ее какъ прежде, но тягостное воспоминаніе отравляло сію радость, ужасная собака, которую никто приласкать не могъ, и которую каждый вечеръ спускали съ цпи, могла встртить ее любовника.
Естьли Монрозъ и не будетъ укушенъ жестокимъ животнымъ, то лай ее разбудитъ старика живущаго въ замк, a онъ ударитъ въ набатъ и сберетъ всхъ крестьянъ Сиръ Артура, тогда Монрозу не возможно будетъ, избжать отъ поисковъ ихъ.
Что длать въ такомъ ужасномъ положеніи? Бдная Фанни того не знала… Сколько разъ обвиняла она любовника своего въ неосторожности….. Для чего побоялся онъ говорить съ нею!… Боже мой! вскричала она, все, даже самая любовь, возстаетъ противъ меня?
Но вс жалобы ея были напрасны! гд отъискать Монроза?…. Пусть посудятъ о ея горестномъ положеніи.
Наконецъ любовь сжалилась надъ нею…. Козленокъ лжавшій въ кухн, котораго въ тотъ самый день для стола убили, внушилъ ей хитрость. Она взяла его, спрятала въ своей горниц и ршилась употребить при случа.
Наступилъ часъ когда вс заснули въ замк. Дрожащая Фанни пошла въ садъ съ козленкомъ въ рукахъ, тихонько отворила двери, подозвала собаку, и приманивъ въ сни, отдала мясо, тогда заперши ее въ сняхъ побжала на встрчу къ Монрозу, котораго при лунномъ свт замтила на вершин стны.
Любезный Монрозъ! вскричала она, возвратись назадъ, ступай на переднюю сторону замка, тамъ ты можешь войти въ окно. Естьли жизнь моя теб драгоцнна, никогда не перелзай черезъ этотъ заборъ.
Какъ скоро Монрозъ ушелъ, Фанни отворила сни, выгнала собаку съ ее добычею въ садъ, a сама пошла къ окну гд уже ожидалъ ее любовникъ, который приятности одной истинной любви извстны.
Какъ скоро они немного успокоились, Фанни разсказала ему, почему не позволила войти въ садъ, и разспрашивала о томъ, что произходило въ ихъ семействахъ со времени ихъ разлуки.
Любезная Фанни, отвчалъ онъ обнявъ ее съ нжностію, эта повсть продолжительна, a можетъ быть мы не можемъ долго пробыть вмст…..
Естьли ты также какъ и я чувствуешь драгоцнность сихъ мгновеній, то мы употребимъ ихъ на то, чтобъ изыскать способъ какъ бы впредь не разлучаться.
Но Фанни желая нетерпливо знать вс его произшествіи, сказала, что онъ можетъ пробыть y нее до разсвта, потому что горницы тетки ея, и жилище сторожей совсмъ въ другой сторон, и они помшать имъ не могутъ. Монрозъ хотя и неохотно, но слдующимъ образомъ началъ повсть свою:
‘Хотя поступки отца твоего со мною, которыхъ ты была свидтельницею, и положеніе его, ясно показывали истину ужаснаго произшествія, но возратясь домой я еще боле въ ней уврился.
Меня встртилъ дома старый служитель, и едва увидлъ меня, какъ закричалъ: ‘Ахъ сударь, естьли хотит батюшку застать живаго то поспшите, Сиръ Артуръ убилъ добраго нашего господина!…’
Признаюсь, милая Фанни, что въ эту минуту одинъ голосъ природы раздался въ душ моей, я безъ содроганія не могъ вообразить отца твоего… Я побжалъ въ горницу въ моему отцу, и сначала думалъ, что слова служителя справедливы. Онъ лжалъ въ постел безмолвенъ и бездыханенъ: я думалъ, что онъ уже скончался, но онъ былъ только въ обморок. Черезъ нсколько минутъ глаза его открылись, онъ хотлъ говорить со мною, но не имлъ голоса.
Самый искусный изъ лкарей его сказалъ мн, что раны его несмертельны, и что одна только большая потеря крови длала ихъ опасными. Лкарь былъ правъ, батюшка спалъ хорошо и на другой день былъ въ состояніи говорить со мною.
Онъ мн описалъ все произшествіе съ такимъ хладнокровіемъ, котораго я и теперь понять не могу, потомъ взявъ меня стремительно за руку сказалъ мн: ты долженъ чувствовать, сынъ мой, къ нанесшему мн оскорбленіе одинакую со мною ненависть…. Дочь его была теб любезна, я это знаю: но откажись отъ нее…. пролитая имъ кровь моя, честь и отецъ твой повелваютъ теб это.
Я не могъ отвчать на приказаніе, которое отвергало сердце мое, a боязнь раздражить его въ опасномъ положеній, заставила меня избрать средній путь, и я сказалъ, что его враговъ всегда буду почитать своими… Это общаніе легко было мн сдлать, потому что милая моя Фанни не участвовала въ поступк отца своего, и что она слишкомъ была великодушна, чтобъ ненавидть отца своего любезнаго.
Батюшка казался довольнымъ моимъ отвтомъ, но черезъ нсколько времени я замтилъ, что онъ проникъ двусмысленность онаго, и чтобъ мшать мн видтся съ тобою, онъ приказалъ мн день и ночь отъ себя не отлучаться.
Оставшись однажды наедиц со мною онъ сказалъ мн: размышлялъ ли ты о гнусности Артурова поступка, и о томъ сколько ты долженъ ненавидть его и все его семейство?… Естьли ты повинуешся мн, то нечего повторять чтобъ ты не видался съ Фанни: ты знаешь свои обязанности, и я увренъ что исполнишь ихъ.
Я просилъ его тогда разсудить, что какъ бы ни виновенъ былъ передъ нимъ Сиръ Артуръ, однакожъ Фанни не могла участвовать въ его преступленіи. Я представилъ ему со всею живостію и нжнымъ краснорчіемъ, одушевляющаго меня, чувства, сколько будетъ горестно и трудно, естьли не совсмъ невозможно для сердца моего лишиться надежды, которую онъ самъ всегда старался поддерживать!… Но чувство мщенія прлеодолвало въ немъ всякое другое чувство, и взоръ, въ которомъ блистали гнвъ и ненависть, предвозвстилъ мн отвтъ его….. ‘Оставь всякую надежду, вскричалъ онъ, она никогда не будетъ твоею супругою, a естьли и будетъ, то не осмливайся называть меня отцемъ своимъ.’
Послднія сіи слова тмъ боле меня огорчили, что никто изъ служителей Сиръ Артура не могъ сказать мн куда ты двалась, можетъ быть они боялись преступить приказаніи своего господина.
Наконецъ старая служанка сказала мн, что ты отравлена въ здшній замокъ подъ строгой присмотръ, старой своей тетки, и что нтъ возможности доставлять къ теб письма.
Я тотчасъ ршился пуститься на все, чтобъ видться съ тобою, къ чему и принялъ нужныя мры. Я искалъ только предлога отпроситься на нсколько дней какъ меня позвали къ батюшк.
‘Государь мой, сказалъ онъ мн сердито и не смотря на меня, преступное упрямство ваше противъ меня, и то, что я знаю о вашихъ поступкахъ, которыя вы почитаете тайными, заставляютъ меня изгнать васъ изъ моего присудствія до тхъ поръ, когда ваша покорность, которую я узнаю по будущему вашему поведенію, сдлаетъ васъ достойнымъ жить со мною…. Не смй, продолжалъ онъ, видя что я хочу отвчать ему, не смй,— противорчить все готово къ твоему отъзду, и ты сей часъ подешь и удалишься отъ предмета, который ввергнетъ тебя въ погибель, естьли доле будешь о немъ думать.’
Говоря такимъ образомъ, Сиръ Монрозъ позвонилъ и тотчасъ вошли въ горницу важный дворянинъ, котораго я никогда не видывалъ, и старый камердинеръ.
‘Этотъ господинъ будетъ твоимъ путеводителемъ, продолжалъ батюшка, слушай его также какъ бы и меня, a чтобъ доказать теб что я еще помню, что ты мн сынъ, отдаю теб въ услуженіе Франциска, и буду пересылать столько денегъ, чтобъ ты могъ жить сообразно имени и званію своему.’
Суди, милая Фанни, какъ я удивился и смшался услышать такое приказаніе! представь себ мое положеніе въ эту жестокую минуту!…. Зная батюшку, не льзя было думать о перемен его намреній: я притворился въ томъ что охотно ему повинуюсь, но видъ мой конечно доказывалъ,сколько его воля была противна моему сердцу.
Коляска была готова, я простясь съ отцемъ моимъ, пошелъ въ свою горницу, гд все было уложено, исключая дорожнаго платья, которое я надлъ нехотя, и мы похали.
Такимъ образомъ я оставилъ домъ родительскій безъ всякаго пріуготовленія, мн не позволено было говорить ни съ кмъ, ниже проститься съ сестрою моею Амаліею, я даже не зналъ куда везутъ меня.
Наставникъ мой, во все время путешествія и даже вовсю бытность свою, обходился со мною съ такою кротостію, вжливостію и уваженіемъ, что я почти началъ любить его.
Одинъ только разъ, и то можетъ быть изъ угожденія къ батюшк, онъ началъ мн говорить о сыновнихъ обязанностяхъ, и опасностяхъ въ которые ввергается молодой человкъ слпо предаваясь страстямъ своимъ, и не длая усилій чтобъ преодолть ихъ когда нужда того потребуетъ…. Вы меня обяжете отвчалъ я перервавъ слова его, естьли не будете впередъ говорить о этомъ предмет:— чтобъ забыть заблужденія, не должно напоминать о нихъ. Онъ замолчалъ и никогда уже не возобновлялъ своихъ наставленій.
Я скоро примтилъ что мы демъ въ Дувръ, откуда перехали въ Кале, гд я остановился за тмъ только, чтобъ написать къ теб, моя милая, хотя и не надялся чтобъ ты получила письмо мое.
Наконецъ мы пріхали въ Парижъ. Естьлибъ разлука съ тобою не лишила меня желаній веселиться, то конечно великолпіе сей столицы, разнообразность удовольствій и привтливость жителей къ иностранцамъ, доставили бы мн множество разсяній. Ho я былъ во Франціи милая, Фанни! a сердце, душа и вс помышленіи мои остались въ Англіи! я занимался, одной тобою, и способами какъ бы разорвать узы удерживавшіе меня далеко отъ моей любезной.
Узнавъ отъ моего наставника, что мы скоро должны отравиться въ Италію, я ршился, докол не былъ еще далеко отъ Англіи, оставить его, что было удобне сдлать въ Париж, нежели въ другомъ какомъ мст. Впрочемъ зная порядочно по Французски, a не понимая по Италіанси, я ршился произвести въ дйствіе мое намреніе, чему способствовала болзнь моего наставника. Я сдлалъ Франциску нсколько пустыхъ порученій, и отдаливъ его такимъ образомъ, пошелъ на почтовой дворъ и въ почтовой карет пріхалъ въ Діеппъ, а черезъ два дни приплылъ въ Рейсъ, въ Суссексомъ Графств.
Вотъ, любезная Фанни, вс мои приключенія съ того ужаснаго дня, который разлучилъ насъ… Что съ тобою случилось, я это знаю, или по крайней мр подразумваю: и я надюсь, что въ другое свободнйшее время ты мн не откажешь разсказать все обстоятельно, а теперь напрасно мы будемъ терять драгоцнное для насъ время….. Теперь, прошу тебя, подтверди тысячу разъ повторенныя клятвы, — не принадлежитъ никому исключая Монроза, всмъ жертвовать и жить для того только чтобъ любить его…. Кстати: мы соединимся священными узами, то чего намъ бояться родителей своихъ? естьли и звзды намъ будутъ покровительствовать, то чего намъ бояться?….. можетъ быть союзъ нашъ есть единственный способъ сблизить наши семейства. Какова ненависть,— стольо же <испорчено>. Для любви нашей, какъ и для отечества.
‘Чего ты требуешь?…. вскричала Фанни съ ужасомъ. Чтобъ ты слдовала за нжнымъ любовникомъ, за супругомъ. Время удобно, не должно терять случая, кажется само Небо намъ благопріятствуетъ. — Ахъ! естьли гонители наши узнаютъ, что страсть не превозмогла вс препятствіи?….. вообрази ярость ихъ!…. Мы тогда разлучимся на вки.— Напротивъ, милая Фанни, какъ скоро бракъ соединитъ насъ, то они должны будутъ согласиться на то, что ненависть ихъ воспрещаетъ намъ, и мы предупредимъ вс намреніи ихъ гнва.’
Фанни долго не могла ни на что ршиться, но доказательства молодаго Монроза, внушенныя ему нжнйшею страстію, и слабость самой Фанни, которой любовь все показывала возможнымъ, заставили ее согласиться. Они назначили слдующую ночь къ побгу и ничто имъ не воспрепляствовало.
Хотя лошадь Монрозова была отмнно сильна, но утомилась подъ двойною тягостью, потому что и Фанни на ней хала, почему на разсвт путешественники принуждены были остановиться на постояломъ двор, чтобъ дать ей отдохнуть.
Казалось все до сихъ поръ споспшествовало желаніямъ любовниковъ, и они спокойно разговаривали о близости своего щастія, которое, казалось, по прибытіи въ Лондонъ не должно было быть ни чмъ возмущаемо, какъ вдругъ бесда ихъ была встревожена прибытіемъ на дворъ многочисленныхъ экипажей. Монрозъ взглянулъ въ окно, но отскочивъ съ ужасомъ и стремительно закрывъ его, онъ вскричалъ: Боже мой! Фанни предчувствія мои совершились, это отецъ мой…. Мы погибли, это онъ самъ!…. Конечно мой — наставникъ извстилъ его о моемъ бгств…. И онъ преслдуетъ насъ!….
Фанни услышавъ слова сіи, почти безъ чувствъ упала, a любовникъ ея, устрашенный боле ея положеніемъ нежели прибытіемъ своего отца, старался помогать ей, какъ вдругъ Сиръ Монрозъ, который по нещастію замтилъ своего сына у окошка, вошелъ съ тремя изъ своихъ служителей. Возьмите его, сказалъ онъ служителямъ, a ты нещастный, повинуйся! я вижу что ты почитаешь меня смертельнымъ врагомъ своимъ….. Чтожъ до васъ касается, сударыня, сказалъ онъ Фанни, которая пришедъ въ себя, обнимала его колна не могши выговорить ни слова, я не могу вамъ ничего приказывать…. Однакожъ поблагодарите вашего родителя за милости дочери, которую я прежде почиталъ достойною моего сына.
Отецъ жестокій! вскричалъ молодой Монрозъ, лиши меня жизни, я ею теб обязанъ! но уважай добродтель, которой ругается твоя ярость!….
Старый Монрозъ давъ знакъ чтобъ вывели его сына, въ ужасной ярости сказалъ Фанни: прощайте, сударыня, желаю вамъ боле щастія съ другимъ любовникомъ, судя по красот вашей, вамъ въ нихъ не будетъ недостатка…. Но послушайтесь моего наставленія, впередъ совтуйтесь съ тми отъ кого они зависятъ.
Сиръ Монрозъ и сынъ его отправились такъ скоро, что бдная Фанни не имла даже времени отвчать: стыдъ, горесть и отчаяніе терзали сердце ея!… едва черезъ два дни она стала въ состояніи думать о томъ что съ ней будетъ.
Она не могла безъ ужаса подумать о домахъ отца своего и тетки: она въ состояніи была ршиться на все, только бы туда не возвращаться.
Однакожъ страхъ сей съ нкоторой стороны былъ малйшимъ изъ ея нещастій, жестокость стараго Монроза заставляла ее ужасаться поступковъ его съ сыномъ, a гнвъ Сиръ Артура, когда онъ услышитъ о побг своей дочери въ сыномъ жесточайшаго врага своего, въ невольное приводилъ содроганіе о самой себ, a особливо естьли оскорбленный отецъ узнаетъ мсто гд она скрывается!
Такимъ образомъ прошли восемь горестныхъ дней, въ которыя она ожидала возвращенія слуги, котораго она послала навдаться о томъ что происходитъ въ дом Сиръ Монроза. Въ одну ночь она не могла заснуть, и размышляла держа книгу въ рук, не большой стукъ заставилъ ее взглянуть на дверь, которая отворяясь тихонько, показала ей….. любовника ее.
Не пугайся, любезная Фанни, сказалъ онъ ставъ на колна у ея кровати, не шуми, или мы оба погибнемъ!… Любовь боязнь и отчаяніе привели меня къ теб: я разрушилъ преграду которую жестокой отецъ думалъ навсегда поставить между Монрозомъ и Фанни!… Врный Томъ оказалъ мн услугу, его стараніямъ я одолженъ тмъ, что теперь съ тобою, и онъ же ожидаетъ насъ недалеко отсюда съ двумя лошадьми, которыя отвезутъ насъ туда, гд недостигнетъ до насъ гнвъ жестокихъ нашихъ родителей…. Поспшай, милая, чтобъ новое нещастіе не подвергло насъ опять ихъ мщенію!… съ разсвтомъ отецъ мой замтитъ бгство мое, и я боюсь опять съ нимъ встртиться!…
Фанни слишкомъ была испугана, и слишкомъ много любила Монроза, чтобъ долго противиться его прозьбамъ, которые общее ихъ положеніе показывало ей справедливыми:
Милый Монрозъ, отвчала она, подожди меня у лошадей и ты увидишь люблю ли я тебя.
Въ самомъ дл она сдержала слово… Въ этотъ разъ любовники были щастливе, и безъ всякаго препятствія пріхали въ Лондонъ.
Монрозъ слишкомъ былъ влюбленъ, и слишкомъ боялся чтобъ отецъ вдругоредь невозмутилъ его благополучія, чтобъ терять время. Какъ скоро отыскалъ онъ себ жилище въ отдаленнйшей части города,— и получилъ отъ духовнаго начальства разршеніе на бракъ, тотчасъ женился. Онъ не напрасно поспшалъ потому что отецъ его замтя его бгство, и угадывая, что онъ взявъ свою любезную, тотчасъ подетъ въ Лондонъ и тамъ женится, самъ поспшилъ съ столицу чтобъ воспрепятствовать намреніямъ своего сына.
Онъ пришелъ въ ужасный гнвъ когда увидлъ что его предупредили, и что бракъ совершенъ самымъ законнымъ образомъ.
Черезъ нсколько дней гнвъ достигъ до высочайшей степени получа отъ сына слдующее письмо:
Любезнйшій родитель!
‘Вы сами съ малолтства моего одобряли привязанность мою къ любезной и достойной уваженія Фанни Артуръ, чувства мои такъ сильно укоренились, и такъ слились съ существованіемъ моимъ, что мн равно лишиться Фанни, или лишиться жизни. Будьте уврены любезный батюшка, что ни разлука, ни время, ни ненависть родителей нашихъ, не въ силахъ бы были разстроить союзъ двухъ равноврныхъ любовниковъ, которыхъ взаимная страсть окончится только съ жизнію….
Естьли мы не ожидая вашего согласія соединялись священнйшими узами, на которыя вы, можете быть, когда бы нибудь согласились, то услыште нашу прозьбу, простите нещастныхъ дтей своихъ, коихъ извиняетъ нкоторымъ образомъ любовь, родившаяся подъ глазами вашими, и заслуживавшая нкогда ваше одобренія!… Впрочемъ, естьли я долженъ буду и жизни лишиться, будьте, уврены въ моемъ безпредльномъ повиновеніи и въ нжныхъ и почтительныхъ чувствованіяхъ покорнаго сына вашего Монроза.’
Увренность въ брак сына его, не только не утишила, но еще боле возбудила гнвъ стараго Монроза. Онъ не могъ дочитать всего письма, и изорвавъ его въ млкія части, при подател, сказалъ ему: Воть мой отвтъ тому который тебя посылаетъ, я его больше не знаю.
Фанни вь тотъ же день писавшая къ отцу своему, не лучше получила отвтъ.
Сиръ Монрозъ не могъ продать имнія безъ согласія своего наслдника, и потому заложилъ ихъ почти въ томъ чего они стоятъ, и радовался тому что раззорилъ своего сына, a Сиръ Артуръ завщаніемъ раздлилъ дтямъ свое имніе, лиша наслдства Фанни.
Скоро нещастныя супруги все это узнали… Естьли сіи произшествіи не поколебали взаимной любви ихъ, то сдлали большое впечатлніе на пріятелей ихъ, которыя поступками своими доказали, что они должны ожидать еще величайшихъ бдствій. Выхваляемая сначала страсть ихъ сдлалась предметомъ осужденій: вс говорили что они добровольно сдлались нищими, и что хотя родители сначала и одобряли любовь ихъ, но теперь за дло гнваются, видя власть свою пренебреженную дтьми ихъ.
Монрозъ и Фанни съ горестію видли цль сихъ пересудовъ. Видя ихъ въ нещастіи и безъ надежды лучшаго въ будущемъ, вс мало по малу отъ нихъ удалялись, боясь, чтобы они своею бдностію не сдлались со временемъ въ тягость друзьямъ своимъ.
Въ самомъ дл нужды ихъ были уже велики, чтобы имть способы жить, супруги мало по малу распродали вещи свои, но скоро они оба почувствовали что не возможно имъ поддерживать званіе свое!…. Сіе размышленіе заставило ихъ перемнить жилище, они наняли самое скромное, почти вн города, гд жили одни бдныя. Долго супруги старались противиться бдности, но наконецъ должны были покориться законамъ ея. Они съ твердостію снесли свое нещастіе, и не умножали его тщетными укоризнами.
Монрозъ старался утшать нжную и нещастную свою супругу надеждами, которыхъ онъ самъ не имлъ, и чувствовалъ что они совершенно неосновательны. Она съ своей стороны то же длала, и каждый изъ нихъ скрывая горесть свою, боялся показать ее другому, единственная ихъ распря состояла въ томъ чтобъ знать, который изъ нихъ долженъ отправлять низкія должности предоставленныя слугамъ, которыхъ они содержать были не въ состояніи, и кто изъ бднаго обда или ужина долженъ имть меньшую часть.
Наконецъ они дошли до послднихъ крайностей, которымъ подвержено человчество, и которыя едва и самая твердая душа переносить въ состояніи!…. Вс письма ихъ къ непримиримымъ родителямъ оставались безъ отвтовъ, a естьли и получали ихъ, то отвты только что умножали ихъ горести.
Нещастныя имя еще остатокъ гордости, считали жесточайшею изъ всхъ казней прибгать въ настоящихъ своихъ обстоятельствахъ къ дрзьямъ своимъ, и къ родственникамъ которыхъ имли въ Лондон…. Любовь и нужда добровольно унижаютъ и самыхъ твердыхъ людей.
Отчаяный Монрозъ предпочелъ неизвстную нищету и самую низкую должность стыду, унижаться предъ тми, отъ кого могъ еще ожидать помощи, естьлибъ открылъ имъ свое положеніе.
Онъ закрылъ пластыремъ половину лица, и переодлся такъ, что и сама любовь не узнала бы его и въ то время, когда Фанни исправляла работы приличныя ея полу, нещастный Монрозъ стоялъ у дверей трактира, отправляя должность посыльщика.
Такимъ то образомъ нещастныя любовники (коихъ ни супружество, ни нещастіи, не охладили страсти ), такимъ-то образомъ дти знаменитыхъ Сиръ Артура и Сиръ Монроза, рожденыя въ знатности и изобиліи, воспитанныя съ попеченіями и нжностію, увидли себя поверженными въ положеніе въ нашъ вкъ примрное доставать ceб пропитаніе работою рукъ своихъ.
Но естьли такая крайность бдствій не охладила пламенной любви ихъ, и незаставила раскаеваться въ томъ, что они соединились узами брака, то судьба еще готовила имъ такое испытаніе, которое едва выдержитъ душа самая твердая.
Монрозъ стоялъ на своемъ мст въ то время какъ вышелъ изъ трактира молодой человкъ и поручилъ ему отнести письмо, за которое и деньги заплатилъ впередъ.
Дорогою Монрозъ взглянувъ на письмо, удивился, что оно надписано на имя Миссъ Фанни въ модной лавк Миссъ Фассиль. Къ этой извстной торговк супруга его часто ходила относить свою работу.
Невольный трепетъ заставилъ его на минуту остановиться….. Онъ не могъ поврить чтобъ это письмо писано было къ его супруг, но непреодолимое любопытство заставляло его желать узнать то, что оно заключаетъ.
Сначала онъ отвергъ мысль сію, краснлъ отъ своихъ подозрній, упрекалъ себя въ нихъ какъ въ преступленіи, но не могъ преодолть себя…. что можетъ имть общаго, думалъ онъ, этотъ неизвстный мн человкъ съ моею женою? гд онъ могъ познакомиться съ нею? Какія тайныя выгоды заставляли ихъ переписываться?…. И такъ, милая врная Фанни, которой сердце до того времени было ему открыто, имла отъ него тайны?… Конечно (ужасная мысль), у этой торговки, у которой она была два или три раза въ одну недлю, они познакомились….. Это размышленіе преодолло другія и онъ распечатавъ письмо съ трепетомъ прочиталъ слдующее:
‘Наконецъ ты согласна, моя любезная! любовь и чувство собственныхъ твоихъ нещастій торжествуютъ надъ твоими опасеніями, и заставляіотъ тебя оставить человка, котораго цль соединяясь съ тобой есть усугубить твои бдствіи… Будь уврена, что я приду на назначенное мсто, и я увренъ, что освободясь отъ ига недостойнаго супруга и участвуя въ удовольствіяхъ, на которыя молодость и красота твоя даютъ теб всякое право, ты боле не усумнишься въ чувствованіяхъ врнаго Кингстона.’
P.S. ‘Естьли до свиданія нашего вамъ нужно будетъ что нибудь дать мн знать, то положитесь на торговку.’
Это письмо могло оправдать величайшій гнвъ Монроза. Наружности такъ были явны, что Монрозъ несомнвался въ томъ чтобъ оно не было писано къ жен его…. Нещастное ея положеніе…. имя…. имя торговки у которой она часто бывала… все ясно показывало что дло шло о его Фанни!
Пристыженный и отчаянный тою мыслію, что предметъ чистйшаго его обожанія, который онъ почиталъ одушевленною невинностію, онъ опять перечиталъ ужасное письмо…. и еще десять разъ перечитывалъ его, стараясь найти какое нибудь слово, какое нибудь выраженіе, которое подало бы ему тнь надежды въ томъ что онъ ошибся…. Но ахъ! чмъ боле онъ читалъ его, чмъ боле взвшивалъ всякое слово, тмъ боле удостоврялся въ томъ что его нещастіе и преступленіе его супруги были неопровержимыя истинны.
Сначала сердце Монроза раздлено было между отчаяніемъ и яростію, но наконецъ послдне чувство превозмогло все. Пламеннйшая любовь скоре всего обращается въ ненависть.
Разсуждая о ужасномъ намреніи которое онъ обдумывалъ, Монрозъ свернулъ письмо и отдалъ его торговк, возвратясь оттуда въ трактиръ, онъ освдомился о настоящемъ имени того кто отдалъ ему письмо и узналъ, что его точно зовутъ Кингстономъ, что онъ дворянинъ и богатъ, потомъ узнавъ о его жилищ, нещастный вышелъ изъ города, чтобъ размышлять свободне о томъ что ему остается длать.
Долго разсматривалъ онъ причину столь ужаснаго нещастія….. Вронтно, думалъ онъ, она разсказала наши бдствіи торговк: сообщая свое горе другому кажется будто оно облегчается. Сначала Фанни старалась только возбудить сожалніе этой женщины, которая показывая состраданіе, наконецъ узнала всю нашу тайну и бдствіи….. разсказала ихъ Кингстону…. который увидя ее нашелъ прекрасною…. сдлалъ предложеіни….. которыя обольстили неврную….. О! мой и ее срамъ не сомннны: но я одинъ чувствую ужасъ положенія въ которое ввергла меня нещастная любовь, въ то время какъ неврная утопая въ удовольствіяхъ, станетъ можетъ быть ругаться моему легковрію…..
Коварная Фанни! это ли твое мужество? это ли твоя откровенность? я всмъ теб пожертвовалъ и вотъ моя награда?….
Стенанія его продолжались цлый день. Къ вечеру онъ принялъ на себя спокойный видъ, и въ обыкновенное время возвратился домой. Но вс его усиліи были тщетны, онъ не умлъ съ Фанни притворяться, и она тотчасъ замтила что онъ скрываетъ какую нибудь новую горесть. Она старалась узнать ее и не поврила улыбк подъ которой онъ старался скрыть свое огорченіе, напротивъ удвоила усиліи, и просила не увеличивать свои горести скрывая ихъ. Вс труды ея были тщетны, Фанни не спала ночь и замтила что и Монрозъ провелъ ее въ слезахъ и воздыханіяхъ, которыя тщетно скрыть старался.
На другой день по утру Монрозъ вскочилъ съ постели, и одвшись въ платье, которое сохранилъ не смотря на свою бдность, надлъ шпагу и сказалъ, чувствую что я сынъ Монроза!…. на что нещастной я отрекался отъ сего имени.
Грозный видъ Монроза, и ярость съ которою онъ произнесъ сіи слова, заставили Фанни пролить источникь слезъ, но онъ не хотлъ ихъ замтить и ушелъ не говоря ни слова.
Кинжалъ въ сердц Фанни былъ бы для нее сносня…. Она въ перьвый разъ почувствовала всю тягость своихъ бдствій.
Монрозъ вошедши въ ближайшій трактиръ послалъ оттуда слдующую записку кь Кингстону:
‘Естьли вы столькожъ смлы, сколько противъ меня виновны, то черезъ часъ приходите на лугъ за домомъ Монтело, гд надюсь наказать васъ за безчестіе Фанни. Таковая ссора не требуетъ свидтелей…. Я буду одинъ и васъ дожидаю однихъ.’
Записка сія отнесена была трактирнымъ служителемъ который принесъ слдующій отвтъ:
‘Хотя бы я могъ и не отвчать на вызовъ, который не смли или стыдились подписать, однако же, такъ какъ вы меня обвиняете напрасно, то я готовъ отмстить за оклеветаніе той, которую уважаю. И такъ вы увидите меня въ назначенномъ отъ васъ мст и въ назначенное время. Кингстонъ.
Монрозъ слишкомъ былъ раздраженъ чтобъ не прійти прежде условленнаго чага. Но скоро потомъ пришелъ Кингстонъ, который видя совсмъ неизвстнаго ему человка сказалъ: ‘Позвольте мн, государь мой, спросить васъ, почему встртясь съ вами въ перьвый разъ въ жизни, я обязанъ отдавать вамъ отчетъ въ моихъ поступкахь?’
Всякій честный человкъ, отвчалъ Монрозъ гордо, иметъ право наказывать несправедливости, а я боле другаго имю это право, бывъ другомъ и родственникомъ супуга Фанни… защищайся…. я пришелъ сюда не для разговоровъ.
Они тотчасъ начали драться…. и Монрозъ ранивъ и обезоружа своего непріятеля, оставляя его замертво на мст, сказалъ ему: узнай, умирая, что ты наказанъ рукою оскорбленнаго супруга Фанни, который сей часъ довершить свое мщеніе.
Напрасно Кингстонъ звалъ его назадъ, Монрозъ былъ уже далеко и возвратясь въ городъ, онъ зашелъ въ аптеку гд купилъ яду, подъ тмъ видомъ, что хотлъ истребить вредныхъ животныхъ въ дом своемъ.
Фанни, огорченная поступками своего супруга, старалась отыскать причину оныхъ… Боже мой! вскричала она въ ту минуту когда онъ возвращался, уже ли Монрозъ пересталъ любить меня!… избавь меня отъ сего бдствія, a вс другія я перенесу терпливо.
Раздраженный и отчаянный видъ его, ничего хорошаго не общалъ бдной Фанни, она видла только, что-то странное произходитъ въ сердце ея супруга.
Что съ тобою сдлалось, сказала она бросясь въ его объятіи, какую ужасную тайну ты отъ меня скрываешь?
Въ самомъ дл ужасную, отвчалъ Мрнрозъ отступая съ отвращеніемъ….. Но вы скоро ее узнаете. Сперьва примите это (тутъ онъ подалъ ей въ стакан жидкость купленную въ аптек). Увряю что это полезное для васъ лкарство.
Для меня! сказала она содрогаясь…. что ты предпринимаешь?…. y меня одна только болзнь…. твои страданія? — Очень хорошо, но выпей подарокъ мужа. — Въ такомъ случа, хотя бы это былъ и ядъ, принимай его безъ роптанія. (Она выпила.)— Конечно это ядъ, неврная! но не шуми, или вотъ что заставитъ тебя молчать.
Тутъ блдный и пораженный смертельнымъ ужасомъ Монрозъ, вынулъ свою еще окровавленную шпагу и приставилъ къ груди трепещущей Фанни, которая отъ ужаса не могла выговоришь ни слова…..
Не думай, продолжалъ онъ, чтобъ я боялся пронзить сердце твое, гд я надялся что со мною одна обитаетъ истина?…. Нтъ, нещастная, ты еще проживешь столько чтобъ услышать ужасное мое мщеніе. Знай, что твой гнусный соучастникъ, преступный Кингстонъ, теперь въ царств мертвыхъ хвалится торжествомъ надъ добродтелью недостойной моей супруги… ты скоро за нимъ послдуешь…. А я, который не смотря на твою неврность, имю слабость любить тебя больше жизни, и я сей же часъ тмъ буду.
Что я слышу?… Нещастный супругъ…. Я измнница?… Я обманула тебя?… Кто этотъ Кингстонъ, котораго я никогда не знала и не видала?…. — Постой! оставляя жизнь, не усугубляй своего преступленія?… Смотри, читай?… Вотъ письмо, котораго каждое слово врзалось въ моей памяти? Не ты ли получила его у торговки? Осмлишься ли ты сказать нтъ, когда я самъ отдалъ его твоей повренной.
Чмъ боле Монрозъ говорилъ, тмъ мене Фанни его разумла!…. Но не имя другихъ доказательствъ невинности своей, какъ только слезы и стенаніи, она ими еще боле раздражила своего супруга и угасила остатки состраданія, которое онъ противъ воли сохранялъ еще къ ней.
Наконецъ она сказала голосомъ, который конечно разтерзалъ бы не столь предубжденнаго человка: умирая, я утшаюсь тмъ, что ненависть твоя приближила конецъ мой…. Ты обманутъ, любезный, вчно любезный Монрозъ…. Заблужденіе твое стоитъ мн жизни! Небо услышитъ молитвы мои, и проститъ тебя также какъ и я прощаю. О томъ прошу тебя только, другъ мой! сохрани жизнь свою, и тогда ты узнаешь невинность супруги, которая всегда была достойна тебя!
Слова сіи, произнесенныя голосомъ истины, которому порокъ подражать не можетъ, нсколько поколебали Монроsa…. Однакожь онъ скрылъ свое замшательство, но принятый ею ядъ началъ сильно дйствовать, и ужасныя судороги предвозвщали скорую кончину.
Видя нещастную Фанни, блдную, борющуюся со смертію, но все еще прекрасную, Монрозъ почувствовалъ сожалніе и раскаяніе. Онъ гнушался своимъ преступленіемъ, и скоро наказалъ бы себя, естьлибъ сильный стукъ у дверей не остановилъ поднятую руку его.
Шестъ или семь человкъ вломились къ нему въ горницу крича: здсь, здсь…. вотъ убійца! Они бросились на него, обезоружили, и не слушая ничего, потащили къ ближайшему мирному судь.
Какой ужасъ, какое удивленіе для жестокаго и нещастнаго супруга, онъ въ судь узналъ отца своего!
Старикъ ужаснулся увидя единственнаго давно потеряннаго сына своего, приведеннаго какъ убійцу предъ его судилищ…
Сиръ Монрозъ собралъ вс свои силы чтобъ притворится будто не узнаетъ его, и началъ допрашивать обвинителя, который былъ искренній другъ Кингстона. Возвращаясь изъ деревни, онъ издали видлъ конецъ боя Монроза съ Кингстономъ, но не успвъ ни остановить сражающихся, ни поймать убійцу, онъ оставя товарища при раненомъ, слдовалъ за Монрозомъ издали, видлъ какъ онъ пошелъ въ аптеку, и узнавъ о его жилище, тотчась побжалъ за караульными.
Тотъ, который остался при Кингстон, отвезъ его въ домъ его, и поспшилъ къ судь подтвердить обвиненіе своего пріятеля.
Обвиненіи были уже сдланы и утверждены по законамъ, но нещастный сынъ судьи еще не опомнился и не говорилъ ни слова, отецъ отдалъ уже приказъ вести его въ темницу, какъ вдругъ вошелъ Кингстонтъ, поддерживаемый двумя слугами.
Въ то время, какъ перевязывали его раны, одинъ изъ его служителей видлъ какъ вели Монроза къ судь, и узнавъ въ немъ супруга Миссъ Фанни, объявилъ о томъ своему господину, который не смотря на увщаніи лкарей, по причинамъ которыя мы скоро узнаемъ, приказалъ нести себя къ Сиръ Монрозу.
Милостивый государь! сказалъ онъ ему, я пришелъ сюда не обвинять, но оправдать сына вашего. Конечно онъ меня ранилъ, но причину поединка, должно оправдать его въ глазахъ всякаго кто знаетъ честь…. Наконецъ мн кажется, что я узналъ эту причину. Я думаю, что письмо, которое я вчерась писалъ къ нкоторой двиц Фанни, попалось къ нему въ руки, и заставило его подумать что я пишу къ его супруг. И такъ хотя бы раны мои были смертельны, но я охотно прощаю слдствіи мщенія, которое онъ долженъ былъ почитать справедливымъ, и я надюсь, что признавшись въ своемъ заблужденіи, онъ согласится…….
Никогда! никогда! вскричалъ Монрозъ въ отчаяніи, естьли все что я слышалъ справедливо, то я нещастнйшій человкъ.
Слова и поступки Кингстона удивили всхъ предстоящихъ, a отвтъ Монроза еще увеличилъ удивленіе!… Но онъ скоро объяснилъ тайну.
О Фанни, бдная Фанни! вскричалъ онъ умирающимъ голосомъ, ты невинна, а супругъ твой убилъ тебя!….
Онъ еще не кончилъ, какъ растрепанная, полунагая и отчаянная женщина, вбжавъ въ горницу бросилась къ ногамъ судьи….. Возвратите мн супруга, кричала она, я не устрашусь съ нимъ вмст жесточайшаго заключенія…..
Ни ваша неумолимая строгость, ни гнвъ отца моего, не могутъ отказать мн въ этой милости!…..
Бдная и отчаянная Фанни, быстро обращая взоры свои по горниц, не замтила еще своего супрууга, Монрозъ оставившій ее умирающую, такъ удивился и содрагался увидя ее предъ судилищемъ, что не могъ произнести ни слова, не отвчалъ ей и едва держался на ногахъ. Старый Монрозъ сидлъ недвижимъ на своемъ мст и не зналъ на чемъ остановить мысли свои, зрители тронутыя жалостнымъ и занимательнымъ симъ произшествіемъ, съ нетерпніемъ ожидали развязки: вс различныя сіи движеніи вмст съ молчаніемъ ужаса повсюду распростершимся доставили бы великому Шекспиру явленіе для трагедіи, которое конечно поразило бы сердца зрителей.
Наконецъ Кингстонъ подошедъ къ судь упросилъ его чтобъ онъ выслалъ всхъ предстоящихъ.
Тогда супруги, перешедшіи отъ ужаса къ восхищенію, бросились въ объятіи другъ друга, и въ это время Кингстонъ объяснялъ Сиръ Монрозу всю загадку.
‘Не правда ли, государь мой, сказалъ наконецъ Кингстонъ молодому Монрозу, что письмо надписанное къ Миссъ Фанни, возбудило вашу ревность и вооружило васъ противъ меня и противъ супруги вашей.— Точно такъ, сударь…… Но хотя теперь я и увренъ совершенно въ невинности жены моей, однакожъ напрасно стараюсь проникнуть мракъ этой тайны!
‘Сиръ Монрозъ, продолжалъ Кингстонъ обращаясь къ старику, вы можетъ быть помните что возвратясь изъ путешествій моихъ (сынъ вашъ былъ тогда во Франціи и я совсмъ не былъ знакомъ съ нимъ) я страдалъ жестоко, когда я осмлился просить руки любезной Амаліи? напрасно я представлялъ вамъ дурныя свойства недостойнаго человка, котораго вы мн предпочитали, вы не хотли измнить данному слову, и негодяй сдлался супругомъ Амаліи…. Всякая другая просила бы о разрыв столь гнуснаго брака, но робкая ея добродтель всегда бы уважила связующія ее узы, естьлибъ скаредная скупость, жестокіе поступки и яростная ревность не принудили ее подать на него жалобу. Нкоторыя друзья, узнавъ бдствіи нещастной жертвы, открыли мн ихъ. Надежда во мн возродилась, я просилъ ее чтобъ она дала вамъ знать о своемъ положеніи, не сомнваясь въ томъ, что любовь родительская, воспріиметъ вс права свои въ такихъ обстоятельствахъ. Долго я не могъ согласить на то Амалію: наконецъ она къ вамъ отписала, и можетъ быть вы теперь уже знаете сколько жалобы ея были основательны.’
Тутъ Кингстонъ на минуту остановился, ожидая отвта отъ отца, который далъ знакъ одобрительный, и онъ продолжалъ:
‘Уваженіе ея ко мн и необходимости дла, заставляли ее иногда писать ко мн, опасаясь предосторожностей недостойнаго супруга, она просила надписывать письма на имя Миссъ Фанни, и такъ вы видите сколько бы послднее мое письмо имло дурныхъ слдствій для всхъ трехъ, естлибъ я тотчасъ умеръ отъ раны моей!
Кингстонъ окончилъ свою повсть, и былъ остановленъ въ привтствіяхъ которыя началъ длать настоящей Фанни нжнымъ Монрозомъ, который стоя на колняхъ передъ своею женою, окроплялъ руки ея слезами и съ жаромъ спрашивалъ, какое чудо избавило ее отъ смерти?
Я избавилась отъ нее безъ всякаго чуда, отвчала Фанни съ очаровательною улыбкою, аптекарь продавая теб ядъ, къ щастію ошибся…. онъ шелъ за тобою чтобъ узнать твое жилище, a замтя свою ошибку, прибжалъ извстить тебя о ней, въ самое то время когда тебя взяли подъ стражу…. Лкарство, которое онъ далъ мн, утолило боль, a узнавъ отъ него, что тебя обвиняютъ въ смертоубійств, я побжала за тобою, благословляю теперь возвращеніе мое къ жизни, потому что нашла моего Монроза и вижу что онъ еще любитъ меня.
Тутъ супруги опять обнялись…. Но вспомня то что находятся въ присутствіи гордаго Сиръ Монроза, упали предъ нимъ на колна, и нжно испрашивали y него прощенія.
Сердце его уже перемнялось: столь жалостное произшествіе тронуло непреклоннаго старика. Нещастныя слдствіи принужденнаго брака его дочери, возродили въ немъ раскаяніе, и онъ радъ былъ тому, что сынъ его имлъ твердость его не послушаться… Придите, сказалъ онъ простирая къ нимъ объятіи, придигне ко мн любезныя и нещастныя дти мои!… Ваши страданіи и любовь ваша наконецъ побдили отца вашего!…. Постараюсь, чтобъ нжность и благодяніи мои заставили васъ забыть ваши бдствіи.
Такимъ образомъ нжныя супруги восторжествовали. Все, что горестная судьба заставила ихъ испытать, довело ихъ до блаженства, о которомъ они уже и помышлять не осмливались!
Сиръ Монрозъ сердился нсколько на дочь свою Амалію за то, что она, будучи еще связана союзомъ съ мужемъ своимъ, имла сношеніи съ Кингстономъ… Но приключеніи сына смягчили душ его: онъ не только простилъ дочь свою, но еще истребовавъ разводъ съ недостойнымъ мужемъ, выдалъ ее за Кингстона, котораго рана небудучи опасною, совсмъ закрылась.
Во все это время Сиръ Артуръ страдалъ отъ болзни, которая угрожала его жизни, узнавъ вс приключенія своей дочери, онъ простилъ супруговъ, уничтожилъ завщаніе и даже примирился съ старымъ другомъ своимъ.

Конецъ.

Справка ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом)

* Автор неизвестен.
Фанни Артур и Монроз. Англинская новость. Иждивением Матвея Кирьякова. М.: В Типографии Н. С. Всеволожскаго, 1817. 87 с.
<Фанни Артур и Монроз. Английская новость. Иждивением Матвея Кирьякова>
Переводчик: Кирьяков, Матвей.
Дата ц. р.: 19.02.1817.
Цензор: Снегирев, Михаил Матвеевич (1760-1820).
* Histoire de Fanny Arthur, & de Montrose // L’Orpheline angloise, ou Histoire de Charlotte Summers, imitИe de l’anglois de M. N.***. 4 t. Londres, Paris, Chez Rollin Fils, Quay des Augustins, Chez Prault Fils, Quay de Conti, 1751. T. 2. P. 270-322, Suite & conclusion de l’Histoire de Montrose, & de Fanny // Ibid. T. 3. P. 226-277.
Повесть представляет собой перевод вставной повести из анонимного романа ‘История Шарлотты Саммерс’, написанного в духе Генри Филдинга (Henry Fielding, 1707-1754), предположительно, его сестрой Сарой (Sarah Fielding, 1710-1768). Роман вышел первоначально Лондоне в 1749 г. под названием: ‘The history of Charlotte Summers, the fortunate parish girl’, однако в оригинальном тексте эта новелла отсуствовала и появилась только во французском переводе 1751 г. В 1763 г. вышел перевод романа на русский язык, выполненный Е. С. Харламовым (1734-1786), в который также вошла эта вставная повесть: Повесть о Фанни Артур, и о Монрозе // Сирота аглинская, или История о Шарлотте Суммерс / Переведена с Французскаго Е. Х. СПб.: Тип. Сухопут. кадет. корпуса, 1763. Т. 2. С. 203-241, Продолжение и конец повести о Монрозе и о Фанни // Там же. Т. 3. С. 167-203.
Источник здесь: http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=11326.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека