ЕСТЕСТВЕННОЕ БОГАТСТВО СИБИРИ И ЕГО РАЗРАБОТКА.
ЕСТЕСТВЕННОЕ БОГАТСТВО СИБИРИ И ЕГО РАЗРАБОТКА.
——
Г. П.
‘Дло’, No 5, 1869
Естественное богатство Сибири и его разработка, Потанин Григорий Николаевич, Год: 1869
Время на прочтение: 34 минут(ы)
Нтъ, кажется, въ мір страны такой замкнутой разобщенной отъ остального міра, какъ Сибирь. Это — истинная дочь Азіи. Гд ее не омываютъ холодныя моря, тамъ она граничитъ съ горами, непроходимыми, но своимъ широкимъ тай гамъ, или съ голодными степями. Весь югъ Сибири, гд она примыкаетъ къ азіатскому материку, занятъ широкой и лсистой полосой. Поэтому международныя сношенія до-исторической Сибири были весьма ничтожны, да и въ настоящее время они не далеко ушли. На всемъ громадномъ протяженіи южной сибирской границы существуютъ только четыре торговыхъ прохода, обширные промежутки между этими пунктами образуютъ и теперь непроницаемую для сибирской вншней торговли страну. Подобно тому, какъ нкогда Альпы уединяли дикую, болотистую и лсистую Германію отъ цивилизованнаго Рима, такъ въ до-историческое время Алтай и Саяны отдляли Сибирь отъ цивилизованнаго міра южной Азіи. Вся исторія Азіи прошла для Сибири безслдно, только изрдка Сибирь встрчается съ попытками, которыя длались съ юга, для основанія цивилизаціи на ея южной окраин, и о которыхъ сохранились извстій въ китайскихъ исторіяхъ, промежутки времени между этими попытками заключаютъ въ себ по десяти и боле вковъ.
Рки Сибири велики, какъ морскіе каналы, но ни одна изъ нихъ не ведетъ къ теплому и доступному морю. Он соединяютъ по своему богатый сверъ съ теплымъ югомъ стропы и, такимъ образомъ, представляютъ легкій путь для сношеній между двумя частями страны, наиболе различными по своему климату, произведеніямъ, людямъ и культур. Такое направленіе ркъ очень выгодно для внутренней торговли, что еще боле усиливается удобствами для будущей канализаціи края, которыя представляются въ обширныхъ развтвленіяхъ рчныхъ системъ на равнинахъ. Но такъ какъ вс эти рки впадаютъ въ холодное Ледовитое море, то он имютъ характеръ только внутреннихъ сообщеній.
Географическія черты сибирской территоріи предназначали эту страну къ жизни замкнутой, внутренней, и нотъ почему здсь долго не могла возникнуть цивилизація, а занесенная извн погибала. Пересадивши сюда цивилизацію, необходимо было употребить большія усилія, чтобы обезпечить ей существованіе и развитіе, ибо для того, чтобы поддержать связь и обмнъ съ другими странами, въ Сибири нужны такія средства, какихъ не требуетъ никакая другая страна. Нужно прорубить тайги, прорыть горы, пересчь необозримыя степи.
При историческомъ разселеніи людей по земл, обусловленномъ географическимъ ея положеніемъ, высшая земледльческая культура могла- проникнуть въ этотъ замкнутый уголъ только отъ сосдней страны, лежавшей съ ней подъ одной широтой и мене разобщенной отъ нея, чмъ другія. Къ сожалнію, триста лтъ, протекшія съ того времени, какъ русскіе впервые вступили на сибирскую почву, совершенно потеряны для прогресса этой страны. Народъ остался до настоящаго времени въ невжеств, въ нравахъ часто проявляются дикіе и варварскіе инстинкты, оставшіеся отъ прошлаго и даже XVII столтія. Это трехсотлтнее пребываніе русскихъ здсь замчательно только истребленіемъ инородцевъ и неразумной эксплуатаціей страны. Ея богатства, одни за другими, расхищаются нераціонально организованнымъ производствомъ безъ всякой пользы для края. Пословица, ‘Сибирь золотое дно’, была справедлива не для тхъ, кто трудился въ Сибири, а для монополистовъ, которыхъ были легіоны въ Сибири. Колоніальная политика правительства была непостоянна, и то склонялась къ либеральнымъ воззрніямъ, то становилась исключительно фискальною или меркантильною. Вмст съ нею колебался, боле или мене, монопольный характеръ эксплуатаціи естественныхъ богатствъ.
Русскіе, эмигрировавшіе въ Сибирь въ XVI ст., и въ полвка занявшіе ее до самой восточной ея оконечности, очутились въ положеніи людей, высадившихся на отдаленный морской островъ. Въ этомъ случа, они раздляли судьбу первыхъ эмигрантовъ сверной Америки. Подобно имъ, русскіе эмигранты могли не раньше получить поддержку изъ метрополіи, какъ черезъ годъ, потому что торговые караваны, и вроятно всякіе другіе перезды, успвали только одинъ разъ въ годъ ходить изъ Сибири въ Россію. Уралъ, какъ море, отдлялъ Сибирь отъ Россіи. Это изолирующее вліяніе Уральскихъ горъ путешественники очень явственно замчали еще въ конц прошлаго столтія.
Эта горсть первыхъ эмигрантовъ, чтобъ удержаться во враждебной сред туземнаго населенія, крпко нуждалась въ связяхъ съ своей метрополіей, которая только и могла снабжать ее ‘огненнымъ боемъ‘ и пищевыми припасами. Безъ этой помощи, эмигранты не въ состояніи были бы удержать за собой Сибирь, должны были бы начать отступленіе, подобно тому, какъ впослдствіи подобные же авантюристы не могли удержать за. собой Амурской земли, потому что метрополія не могла снабжать ихъ лучшимъ оружіемъ для войны съ китайцами. Такимъ образомъ, было положено начало правительственной помощи, которая впослдствіи превратилась къ обширную правительственную опеку. Слдующіе переселенцы были большею частью изъ сверныхъ областей Россіи, гд землевладльческій гнетъ еще не воспиталъ новой крпостной породы людей, гд люди помнили и даже участвовали въ свободно-экономической жизни новгородской торговой общины. Продолжая завоевывать новыя земли и гоняясь за соболемъ, эти энергическіе люди продолжали нуждаться, какъ и первые эмигранты, въ огненномъ бо, частныя средства эмигрантовъ были недостаточны, чтобъ устроить это снабженіе, правительство, такъ кстати умвшее оказать услугу первымъ эмигрантамъ, продолжало свою заботливость и покровительство и впослдствіи, такъ что почти совершенію приняло на себя не только вооруженіе, но и прокормленіе этихъ піонеровъ.
Еще позже повалили въ Сибирь многочисленныя толпы гулящихъ людей московскаго государства, это были бглые крпостные люди, привыкшіе ко всякимъ ограниченіямъ, нецнившіе свой трудъ и способные кабалить себя за 3 р. на всю жизнь, съ притупленнымъ сознаніемъ, подобно ныншнимъ бродягамъ, гулящіе люди шли въ большую опасность изъ-за, ничтожной цли. Эта масса новыхъ пришельцевъ, понизивъ значительно характеръ эмиграціи. еще боле утвердила за правительствомъ роль опекуна.
Правительство завело здсь пашни и деревни, скотоводство и почтовыя ямы, администрація Сибири втеченіи всхъ трехъ столтіи озабочена снабженіемъ страны хлбомъ, она. отличается самыми обширными проектами но атому предмету, одинъ губернаторъ Сибири проектируетъ признать половину сбора хлба въ стран государственной собственностью, при чемъ государственные крестьяне должны были обратиться въ батраковъ, другой образуетъ изъ хлбной торговли государственную монополію. Съ одной стороны, принимаетъ необыкновенные размры правительственная опека, проникающая въ семейную жизнь и въ домашнее хозяйство, съ другой. рабочій народъ теряетъ всякую способность къ самоуправленію и самодятельности, частный трудъ нисходитъ на степень рабской кабалы, рабочій классъ превращается въ поденьщика, поставляющаго въ казну или купцу дорогіе продукты страны, за одно обезпеченіе своего существованія, въ его рукахъ не скопляется богатство, оно скопляется въ рукахъ монополистовъ, правительства и немногихъ купцовъ. Весь рабочій классъ Сибири даже еще въ XVIII столтіи поголовно состоялъ изъ покрученниковъ: по свидтельству извстнаго Радищева, вс сибирскіе крестьяне, исключая барабинскихъ носильщиковъ, хотя и дятъ мясо, но одинъ изъ ста или двухъ сотъ живетъ не въ долгъ, другіе все наемщики работаютъ на задатки’. Задатокъ чуть не равный цлой плат, и теперь существуетъ въ Сибири почти повсемстно для батраковъ. Такимъ образомъ, можно сказать, что русскіе принесли съ собой крпкую систему въ Сибирь съ первымъ вступленіемъ на ея двственную почву. Историческія условіи сложились при основаніи этой колоніи такимъ образомъ, что мононоліи была неизбжна. Купцы монополизировали торговлю, Почти вся торговля въ Сибири въ XVI.L ст. была въ рукахъ только двухъ торговыхъ домовъ Босаго и Ревякина, Правительство монополизировало на собой почти вс колоніальные промыслы-пушной, мамонтовой кости, торговлю ревенемъ, табакомъ, виномъ и даже весь кяхтинскій торгъ.
Мы здсь представимъ только краткій очеркъ государственной монополіи въ торговл пушной. Въ 1693 г., въ наказ Тарскому воевод, частнымъ лицамъ запрещалось торговать пушниной, пока инородцы не заплатятъ ясака, чтобъ купцы не выкупили лучшую рухлядь, а какъ ясакъ выплатой сполна, тогда дозволить купцамъ и бухарцамъ торговать въ Тар на гостиномъ двор. Въ томъ же году и въ наказ таможеннымъ головамъ въ Сибири запрещается торговать съ бухарцами деньгами, золотыми ефимка мы, ружьемъ, свинцомъ и порохомъ, и соболей пропускать въ Китай и другія земли только такихъ, которые стоять не боле сорока рублей, а лисицъ черныхъ, чернобурыхъ и бурыхъ не отпускать. Самимъ воеводамъ сибирскимъ было запрещено имть шубы и шапки изъ соболей и черныхъ, чернобурыхъ и бурыхъ лисицъ, и дозволялось только имть мха лисьи, песцовые красные, блые хребтовые и черезъ и. да и то только не боле 2 и 3 мховъ. Въ наказ тобольскимъ воеводамъ 1697 г. было подтверждено запрещеніе продавать бухарцамъ соболей, бобровъ, лисицъ и прочую добрую мягкую рухлядь. Русскіе торговые люди были обязаны купленныхъ въ Сибири соболей и черныхъ лисицъ объявлять, по прізд въ Москву, въ сибирскомъ приказ, а на сторону никому не продавать, въ сибирскомъ приказ имъ выдавали за рухлядь русскіе товары но оцнк. Лисицъ черныхъ, чернобурыхъ и бурыхъ, цною отъ 8 и до 50 руб. было приказано также отбирать у частныхъ людей въ казну. Въ томъ же году полно было купить въ Москв разныхъ товаровъ на сибирскую руку и послать въ сибирскіе города: въ Сургутъ, Березовъ, Кузнецкъ, Томскъ, Иркутскъ, Якутскъ и проч. на 300, 400, 600 и 1000 рублей, на которые воеводы должны были покупать у частныхъ лицъ и инородцевъ мягкую рухлядь ко опредленной такс, наприм., за лучшихъ якутскихъ полныхъ соболей велно давать по 5 руб., за плохихъ по 20 алъ и по полтин, за мангазейскіе лучшіе по рублю и но 30 алтынъ, за лучшихъ соболей западной Сибири но 13 алтынъ 2 деньги: за добрыхъ черныхъ лисицъ по 10 рублей. Соболей этихъ воеводы должны были вымнивать, какъ на присланные изъ Москвы товары, такъ и на таможенные доходы, на деньги, на хлбъ и даже на вино. Правительство, не церемонясь, прибгало къ спаиванью инородцевъ и соболепромышленниковъ для пріобртенія дорогихъ мховъ. Кром того иркутскому, енисейскому и илимскому воеводамъ было нелпо отпускать покручениковъ для соболинаго промыслу и платить имъ изъ казны, однимъ словомъ, правительство эксплуатировало страну такъ, какъ только эксплуатируютъ торговыя компаніи и купцы, неимвшіе никакихъ общихъ интересовъ съ мстнымъ населеніемъ. И все это для того, ‘чтобы, какъ было сказано въ одномъ наказ верхотурскому воевод, во всей Сибири соболи были въ-одной его Великаго Государя казн.’ {Полн. Собр. Зак., т. III, стр. 160, 335, 406, 586 и т. IV, стр. 59).}
Обративъ лучшіе сорта сибирскихъ мховъ въ государственную регалію, и гарантировавъ казну отъ тайной торговли русскаго купечества, правительство должно было также принять мры и противъ тайнаго вывоза мховъ чрезъ азіатскую границу, которымъ занимались въ большихъ размрахъ бухарцы. Исполнить это было очень трудно, потому что въ существованіи этой контрабанды заинтересовано было все сибирское населеніе. Оно не могло обойтись безъ нея, а чтобы имть свои бумажныя рубашки и шелковыя платья, сибиряки имли только одни мха, и эти-то мха были запрещены къ вывозу за границу. Разумется, должна была явиться громадная контрабанда, въ которой участвовали поголовно вс сибиряки, и русскіе, и инородцы, и купцы, и военные люди. Населеніе но р. Иртышу, но свидтельству Далласа, только и жило контрабандой. Жалобы сибирскаго начальства на повсемстную контрабанду заключаютъ въ себ лучшую картину обширныхъ размровъ ея, недопускавшихъ физической возможности услдить ее, тмъ боле, что нити ея обхватывали не одни пограничныя мста, а начинались внутри страны, въ такихъ сверныхъ городахъ, какъ Тобольскъ, въ русскихъ деревняхъ и инородческихъ стойбищахъ.
Главными руководителями контрабанды были сибирскіе бухарцы, т. е. эмигранты изъ Бухаріи, нашедшіе въ Сибири новое отечество, а также и иностранные бухарцы. Съ эпохи сибирскаго завоеванія до XVIII ст. бухарцы имли въ рукахъ своихъ всю внутреннюю торговлю Сибири и вншнюю азіатскую. Русскіе купцы, назжавшіе изъ Россіи, служили только проводниками торговли Сибири съ Россіей. Поэтому въ первое время между бухарцами и русскими купцами была большая конкуренція, и нужно было много времени, чтобъ русское купечество вытснило бухарцевъ сначала съ русскаго рынка, а потомъ и съ вншняго, но слды этой борьбы еще долго отзывались въ препирательствахъ корпораціи бухарцевъ съ русскими купцами. Правительство принимало большое участіе въ этомъ обрусніи сибирской торговли. Въ видахъ подавленія контрабанды и доставленія русскимъ купцамъ преимуществъ передъ бухарцами, былъ запрещенъ въздъ иностранныхъ бухарцевъ внутрь Сибири дале пограничной линіи, съ тмъ вмст нашли справедливымъ отказать и русскимъ въ вызд въ Джунгарію, но мннію мстнаго начальства, придумавшаго эту остроумную мру, отъ лея ничего нельзя было ожидать, кром пользы, убытку русскимъ купцамъ отъ запрещенія здить въ Джунгарію не будетъ, разсуждало оно, потому что они здили туда не въ большомъ числ и тамъ подвергались раззоренію и даже казни, кром того дикари, кочевавшіе на пути, грабили караваны, эти случайности отнын будутъ издать на иностранныхъ купцовъ. Притомъ, прежде купцы, нездившіе сами въ Джунгарію, часто терпли недостатокъ въ товарахъ сравнительно съ тми, которые имли возможность здить, а теперь шансы обогащенія у всхъ будутъ равны. Съ этого времени, въ пограничныхъ мстахъ. Ямышев и Кяхт, образуются котеріи русскихъ купцовъ, которыя начинаютъ пользоваться всми благопріятными условіями свОего положенія для скопленія богатства, и слдятъ зорко, чтобъ правительство не сдалось на жалобы бухарцевъ я мстнаго населенія, которое едва ли могло видть въ этомъ строгомъ ограниченіи большую выгоду для себя. Но русскіе купцы мало тревожились за свою монополію, потому что администрація видла въ ихъ обогащеніи государственный интересъ, да и не только она такъ смотрла на этотъ предметъ, но и просвщеннйшій человкъ въ Россіи прошлаго столтія. Радищевъ.
Такимъ образомъ была достигнута цль, бухарцевъ стали вытснять изъ Сибири русскіе купцы, контрабанда мхами ослаблена, вс мха стали оставаться въ государств, но Сибирь уже не могла вымнивать себ дешевые азіатскіе фабрикаты, она должна была покупать дорогія произведенія московской фабрикаціи, отдавая свои мха въ руки правительства но номинальной цп, устанавливаемой не на-свободномъ рынк, а московскими экспертами.
Изъ этого очерка видно, что до Петра политика русскаго правительства относительно своихъ восточныхъ владній, неорганизованныхъ и переполненныхъ инородцами, была чисто фискальною: на нихъ смотрли, какъ на завоеваніе, и потому доходы съ нихъ были скоре контрибуція, чмъ налогъ. Сообразно съ этими экономическими стремленіями пригонялось и устройство управленія въ Сибири. Первые пришедшіе въ Сибирь русскіе вроятно принесли съ собой хотя слабую тнь самоуправленія, вроятно армія Ермака управлялась казачьимъ кругомъ, можетъ быть, казачій кругъ служилъ прототипомъ и для устройства всхъ другихъ городовъ Сибири, мы видимъ, что еще во времена Петра нердко возстававшіе противъ воеводъ городскія общества по большей части имли коноводами казачьихъ старшинъ. Иногда эти жизненность городовъ проявлялась низверженіемъ воеводъ, какъ это было наприм. два раза въ Иркутск, при чемъ народъ избиралъ малолтняго сына какого нибудь отставнаго воеводы, съ цлью, подъ видомъ регента, поставить во глав управленіи краемъ своего народнаго вождя.
Пока шло завоеваніе страны, постройка остроговъ и зимовьевъ, и обложеніе ясакомъ инородцевъ, такое управленіе не противорчью государственнымъ интересамъ. Но когда край успокоился, когда правительство должно было признать сибирскихъ инородцевъ такими же своими подданными, какъ и русскихъ, и должно было считать своей обязанностью съ равной силой распространить и на нихъ свое покровительство, тогда прежнее устройство сибирскихъ городовъ стали анти-государственнымъ. Обитатели сибирскихъ городовъ состояли изъ сброда ясачныхъ сборщиковъ, яти сборщики собирали ясакъ и облагали имъ необложенные народцы во собственной иниціатив, ни врной нормы, ни контроля ясака не было: нердко съ одного и того-же племени собирали сначала сборщики одного города, потомъ другого, такъ что племени приходилось платить вдвойн, объ умренности ясака, въ видахъ облегченія на будущее время, особенно во время неулова, не могло быть и рчи при такой организаціи сбора, города, имя личныя выгоды отъ сбора, спорили между собой изъ за инородческихъ волостей, кому слдуетъ собирать съ нихъ ясакъ, споры яти доходили до Москвы, и иногда дло оканчивалось кровавыми побоищами городовъ между собою.
Государственные интересы требовали большаго подчиненія городовъ, т. е, сословія сборщиковъ воеводамъ, чтобъ послдніе могли покровительствовать инородческой масс, бывшей до того на нравахъ военно-плнныхъ. Для итого власть воеводъ и губернаторовъ расширялась, я расширилась до того, что они превратились въ нашей и вицероевъ, результатомъ этого и было то, что инородцы изъ грабительскихъ рукъ сборщиковъ перешли въ хищныя руки воеводъ и сибирскихъ губернаторовъ, которые быстро стали составлять себ капиталы, богатство, напримръ губернатора, Гагарина напоминаетъ роскошь испанскихъ вицероевъ, онъ здилъ въ карет съ серебряными шинами, надъ столовой его былъ стекляный потолокъ, надъ которымъ былъ устроенъ акваріумъ. Воеводы вызжали изъ Сибири съ обозами награбленныхъ имуществъ, правительство казнило многихъ смертію, но ничто не помогало. Молва о легкой нажив въ Сибири была, такъ велика, что сложилась въ пословицу: Сибирь золотое дно, извстную только у сибирскихъ чиновниковъ, проникшую черезъ нихъ даже въ литературу прошлаго столтія, но никогда непроникавшую въ сибирское простонародье. Въ Сибири царствовалъ произволъ, воеводы властвовали неограниченно надъ имуществомъ, жизнью, и брачнымъ ложемъ своихъ подданныхъ, доведенныхъ безуспшностью жалобъ до состоянія терпливыхъ рабовъ. Петербургскія поколнія презирались мстной властью, сибирскіе начальники придавали себ титулы чуть не царскіе и набирали собственную гвардію, какой нибудь поручикъ въ Анадырск говорилъ своимъ подчиненнымъ:, я передъ русской императрицей сіяю, какъ солнце’, Кохъ въ Камчатк называлъ себя земнымъ богомъ. Иногда воеводы отлагались отъ законной власти, какъ напримръ Нарышкинъ въ Забайкаль, и, собравъ армію, шли противъ нея войной, Гагаринъ, губернаторъ Сибири, открыто возставалъ противъ нововведеній Петра, даже жаловался на что китайскому послу, прозжавшему черезъ Тобольскъ, котораго онъ принялъ съ особенной ласковостью, и, какъ раскапываютъ, хотлъ отложиться отъ царя со всею Сибирью.
Простой народъ въ Сибири всегда возставалъ противъ итого стремленія сибирскихъ управителей къ суверенству, сначала, когда, въ немъ жили воспоминаніи о прежней, городской самостоятельности, онъ возставалъ противъ самозванцевъ, свергалъ ихъ и обращался къ московскому правительству, ожидая себ похвалы за сокрушеніе измны и за возстановленіе закона. Вся исторія Сибири представляетъ борьбу народа съ воеводами, стремившимися къ мстному абсолютизму. Когда наконецъ масса была удручена наказаніями и усмирена преслдованіями за законныя возстанія, народъ, всегда тянувшій къ центральной власти, открылъ такой путь для борьбы съ узурпаторами, который покрылъ его стыдомъ на цлое столтіе. Какъ во всхъ деспотическихъ странахъ, и здсь народъ, для борьбы съ своими маленькими, но многочисленными деспотами, прибгъ къ доносу. Говорятъ, доносъ и ябеда достигли въ Сибири до искуства и могущества, какимъ они обладаютъ только въ Японіи. Сибирь обратилась въ отечество доносчиковъ. Посл больинно дла губернатора Якоби, подобный приговоръ надъ Сибирью былъ произнесенъ съ престола. Тлъ не мене доносъ свирпствовалъ въ Сибири еще долго посл того, до самаго царствованія Александра.
Екатерина II, задолго до обнародованія книги Адама Смита, подъ вліяніемъ философскихъ принциповъ XVIII столтія, хотла въ дух послднихъ произвести большія перемны какъ въ управленіи Сибирью, такъ и въ ея экономическихъ условіяхъ. Съ этою цлію она посылаетъ въ Сибирь Щербачена для составленія правилъ объ улучшеніи быта инородцевъ, она возстановляетъ льготы бухарцевъ и общаетъ учредить для ихъ общества одну для цлой Сибири бухарскую думу съ длопроизводствомъ на бухарскомъ язык. Указомъ 81 іюля 1762 г. она уничтожаетъ казенную монополію въ кяхтинской торговл и въ торговл пушниной. Чтобы быстре, безъ проволочекъ, прекращать злоупотребленія въ Сибири и мгновенно укрощать безчинствующихъ по городамъ воеводъ, власть сибирскаго губернатора была разширена, и ею облеченъ энергическій Чичеринъ. Этимъ начинаніямъ придано было много вншняго блеска для возбужденія народнаго вниманія, Сибирь наименовала царствомъ, въ Тобольск поставленъ тронъ, атому новому царству данъ гербъ съ двумя соболями и особая сибирская монета. Открытіе трона въ Тобольск совершено было съ большою торжественностью. И здсь отразилось воззрніе Сибирь, какъ на инородческую колонію Россіи: для присутствованія при торжеств были вызваны ханъ Средней киргизской орды и остяцкіе князья. Даже сибирскій проповдникъ, говорившій въ этотъ день рчь, впадая въ тотъ-же тонъ, распространился преимущественно о благодтельномъ вліяніи русскихъ законовъ и порядковъ на инородческій бытъ, и все празднество представилъ праздникомъ этой части сибирскаго населенія.
Но само общество не шевельнулось, не только инородцы, но и русское населеніе было крайне невжественно, и колоніальныя идеи, которыми руководилась Екатерина, не проникли даже въ умы наиболе выдававшійся по своимъ способностямъ туземцевъ. Театральныя подмостки, поставленныя въ Тобольск для возбужденія народныхъ желаніи, были разобраны при безучастномъ созерцаніи сибиряковъ, и отъ всей этой комедіи осталась одна всемогущая власть сибирскаго губернатора.
Либеральное направленіе не оставило и слда въ Сибири, прежніе порядки остались, если еще на губернаторскомъ или генералъ-губернагорскомъ мст сидлъ человкъ неспособный, то почему-то край казался тихимъ, но если это мсто занималъ человкъ энергическій, задававшійся цлью привести сибирскія дла въ порядокъ, и вообще доказать, ч то и прежняя бюрократическая система въ дятельныхъ рукахъ способна искоренитъ злоупотребленія, тогда въ Сибири поднимался истребительный ураганъ, потому что реформаторъ прежде всего считалъ необходимыми ввести дисциплину, т. е. прочиститъ дорогу для своихъ дйствій, а это уже вело къ тому, что энергическія нововведенія на второй уже ступени отъ реформатора превращались въ энергическую наживу денегъ. Подобная эпоха наступила въ Сибири въ то время, какъ императоръ Александръ I составлялъ либеральные прозкты для Россіи. Сибири какъ будто было на роду написано выносить на себ месть людей стараго режима. Генералъ-губернаторомъ Сибири въ это время былъ Пестель, онъ выбралъ себ въ помощники энергическаго Трескина и посадилъ его губернаторомъ въ Иркутск, этомъ центр сибирской жизни, отличавшимся наибольшей оппозиціей противъ стремленій воеводъ и губернаторовъ къ узурпаціи. Самъ Пестель остался въ Петербург, конечно для того, чтобы лично наблюдать за проведеніемъ своихъ проэктовъ въ высшихъ государственныхъ учрежденіяхъ и предупреждать доносы изъ Сибири. Это подало поводъ Растопчину удачно съострить, однажды императоръ Александръ I, стоя у окна зимняго дворца, замтилъ на Петропавловскомъ шпиц что-то черное, онъ спросилъ объ этомъ Растопчина ‘Для этого нужно назвать Пестеля, замтилъ Растопчинъ, у него зрніе хорошее, онъ видитъ отсюда, что длается въ Сибири’. Пестель управлялъ Сибирью 13 лтъ, разъ только постивши ее при самомъ вступленіи своемъ въ должность.
Новымъ правителямъ все сибирское общество, безъ всякаго подраздленіи. казалось анархическимъ, положено было напередъ приняться за введеніе дисциплины. Пестель съ перваго раза уже предвидлъ, что ему придется бороться съ доносчиками, которые будутъ выносить наружу вс ошибки системы, и потому въ Иркутск передъ большимъ и разнообразнымъ собраніемъ объявилъ, что онъ пріхалъ уничтожить шпіоновъ въ Сибири. Начались нкоторыя улучшенія, въ размрахъ, допускаемыхъ прежней системой и требуемыхъ репутаціей бдительнаго и благодтельнаго для края начальства, опека надъ управляемыми никогда еще не принимала въ Сибири такихъ размровъ, какъ въ это время. Исправникъ слдилъ за домашней жизнью крестьянъ, за. прилежаніемъ крестьянокъ въ тканіи холста, въ разведеніи куръ и пр., Какъ будто Сибирь была частная губернаторская ферма.
Пороки, въ которыхъ обвиняли Сибирь, и которые всегда въ ней будутъ, пока она будетъ штрафной колошей, преслдовались со всею жестокостью, карающая рука правителя одинаково падала на все общество, не разбирая, изъ какихъ элементовъ оно состоите, какіе изъ нихъ бродячіе и анархическіе, какіе консервативны и способны къ стройной гражданской жизни. Протестъ не допускался и жестоко наказывался. Начальство принимало на себя всю отвтственность за эти мры (конечно передъ потомствомъ, а не современниками). Протестанты или шли въ ссылку въ глубокій сверъ, гд умирали, или раззорялись, или изчезали невдомо куда, точно Трескинъ лъ ихъ самъ. Начались попытки доносить, какъ всегда бывало, начали ходить въ народ слухи о намреніи Трескина сдать Сибирь французамъ, для пріема которыхъ будто бы онъ построилъ тріумфальныя ворота. Для предупрежденія до. носовъ были приняты мры, у подозрительныхъ частныхъ лицъ отбирались чернилицы, на дорог въ Петербургъ, въ вид заставы, былъ поставленъ исправникъ, отличавшійся преданностью губернаторскимъ планамъ, свободный голосъ въ Сибири сталъ контрабандой. И однакожъ доносъ никогда но принималъ такого величіи, какъ въ это время. Самые умные и смлые туземцы приняли въ немъ участіе, и сибирскій генерала сошелся на одномъ поприщ съ сибирскимъ мщаниномъ, протестуя противъ узурпатора.
Какой-то иркутскій мщанинъ вышелъ изъ Иркутска тайно, и черезъ тайги, черезъ китайскія владніи, прошелъ въ Россію и Петербургъ, и подалъ самому императору доносъ о паник, наведенной на Сибирь. Когда государь выслушалъ, его, онъ. сталъ просить смерти, потому что, говорилъ, онъ, все равно, онъ долженъ умереть отъ агентовъ Пестеля. Онъ, шелъ. изъ. Сибири, подвергаясь опасностямъ тайги, чтобъ, только заявить о положеніи своей родины и умереть, не дождавшись перемны. Государь долженъ былъ сдать его, подъ личную отвтственность за его безопасность, тогдашнему комеданту Петербурга Милорадовичу.
Другимъ доносчикомъ былъ, генералъ Куткинъ. Онъ написалъ министру Трощинскому нелишонное силы прошеніе, которое въ тогдашнемъ оффиціальномъ мір Сибири было признано цвткомъ, сибирской доносчической литературы, а въ сибирскомъ обществ эта жалоба, въ которой повременамъ слышится протестъ за цлую страну, ходила тайно по рукамъ въ тысяч копій въ теченіе цлаго полустолтія. Мы приводимъ здсь это прошеніе въ значительныхъ выдержкахъ, потому что оно можетъ, служить для оцнки тогдашняго правосудія въ Сибири, и кром того подтверждаетъ высказанное нами выше мнніе о противоположныхъ стремленіяхъ сибирскаго начальства и сибирскаго общества.
‘Во время кроткаго и милосерднаго царствованія и посреди вку просвщеннаго, говоритъ Куткинъ, въ своемъ, прошеніи,— лишился я чести, свободы и всхъ, правъ человческихъ, безъ суда и приговора, седьмой уже годъ страдаю я подъ стражей но представленіямъ, сибирскаго генералъ-губернатора, никогда и никмъ неразсмотрнныхъ. Въ теченіе сего времени не нашли ни единой вины, но содержатъ подъ, девятью штыками, какъ, злостнаго убійцу или возмутителя. Законы и правосудіе не могли оградить меня отъ страшныхъ угнетеній и не потребовали отвтственности за посрамленіе меня передъ цлилъ обществомъ, за вверженіе недостойнымъ образомъ въ заточеніе, за воспрещеніе видть родъ человческій и за пресченіе всхъ съ онымъ сношеній моихъ’.
Куткинъ жаловался сенату, сенатъ сдлалъ запросъ генералъ-губернатору, послдній отперся, сказавъ, что онъ не заключалъ Куткина, а потомъ сенатъ боле уже не опрашивалъ генералъ-губернатора. Повелніе отправить Куткина въ Петербургъ перетолковано совсмъ въ обратномъ смысл, будто сибирскому генералъ-губернатору предоставлено право избрать мсто, гд бы содержать Куткітна, ‘приличный надзоръ’ перетолкованъ Пестелемъ въ строгое содержаніе подъ стражей: Высочайшее повелніе о содержаніи подъ пристойнымъ надзоромъ Пестель утаилъ отъ сената, а между тмъ исхлопоталъ изъ сената, неопредленный указъ объ оставленіи Куткина въ прежнемъ положеніи: это ‘прежнее положеніе’ въ рукахъ Пестеля превратилось еще въ боле строгое заключеніе. Пестель старался добыть отъ сената, такія распоряженія, которыя противорчили бы высочайшимъ повелніямъ, и тмъ создавалъ себ возможность обходить верховную власть, выбирая изъ многихъ предписаній только т. которыя были ему выгодны. И это было въ самое либеральное время царствованія Александра. Куткинъ былъ заключенъ въ 1807 г. Онъ старается сопоставить свое положеніе съ словами манифеста 18 мая 1814 г.: ‘чувство рабства незнаемо сердцу Россіянина’, которыя отзывались ироніей надъ его судьбой. Указы правительствующаго сената, которые должны бы были облегчить участь Куткина. оставались подъ сукномъ. ‘Такимъ образомъ, говоритъ Куткинъ, они давно уже освободили себя отъ исполненія повелній верховнаго правительства. Произволъ сибирскаго генералъ-губернатора заступилъ въ Сибири мсто законовъ. Законы издаются для всеобщаго исполненія — неужели сибирскій генералъ-губернаторъ считаетъ себя исключеніемъ! Что это дйствительно. то это мы сильно чувствуемъ’.
‘Сибирское царство, управляемое единымъ скипетромъ самодержца всероссійскаго, никогда не отдалялось отъ его власти и не исключалось отъ обязанности принимать его законы, или останавливать изліяніе щедротъ его. Но опытъ надо мной показалъ, что сибирскій генералъ-губернаторъ можетъ длить мои мученія, вопреки велнію милосердаго монарха. Чтобы посягнуть на противный его милосердію поступокъ, надо имть сильную увренность, что никто не посмлъ сдлать протеста и всякая жалоба останется безъ успха: иначе опасно и помыслить безъ трепету о толъ самовластіи, которое присвоилъ себ сибирскій генералъ-губернаторъ, оно доведено до той точки, дале которой идти нельзя: прослдовать частное лицо въ ущербъ верховной власти есть дло, превышающее обязанности подданнаго, и не можетъ почесться неумышленнымъ. И такъ свобода моя, выздъ изъ Сибири и обнаруженіе длъ сибирскихъ властителей приводить ихъ въ страхъ: что и было единственною причиною, что меня прятали отъ глазъ публики и принуждали къ молчанію, заставляя переносить невроятныя притсненія. Одно только желаніе избавиться отъ меня прекращеніемъ дней моихъ отъ несносныхъ страданій побуждаетъ моихъ враговъ длить мое дло въ теченіе 7 лтъ. Горестно страдать за честное дло, но еще горестне быть въ порабощеніи. Внутренній голосъ говорить мн. что ваше в—ство имете одну только цль пріобрсти память въ потомств. Мудрый и патріотическій взоръ вашъ, брошенный на начальника Сибири, на эту страну и на времена, до сего бывшія, откроетъ вашему в—ству, что первый, оставя постъ свой, животъ пять лтъ въ-столиц не для чего, какъ для отраженія стоновъ и воплей, отсюда несущихся, сравненіе же настоящаго съ прошедшимъ убдить васъ, что до него не было ни жалобы, ни дерзкихъ, ни ябедниковъ, какъ угодно ему нарицать вопіющихъ отсюда: ибо ни чья судьба не стснялась. Сколько бы этихъ несчастныхъ, обзываемыхъ такъ несправедливо позорнымъ именемъ, открылось бы предъ правительствомъ, еслибъ оно призвало за нужное обозрть этотъ край. Ссылка и заточеніе заградили уста, многимъ, а особливо безгласному народу, въ имніи и жизни зависящему отъ мстнаго начальства. На здшнія слдствія и судъ полагаться невозможно. Кто осмлится сказать истину, когда опредленіе, отршеніе, награжденіе и наказаніе зависитъ отъ воли единаго {Чт. въ Общ. Др. и Ист. Росс., 1864 г., т. IV.}’.
Доносы эти подйствовали. Впрочемъ правительство и безъ того имло наклонность къ либеральнымъ мрамъ въ Сибири. Въ правительственныхъ кружкахъ явились сторонники новыхъ идей о колоніальной политик. Министръ Козодавлевъ не иначе называлъ Сибирь въ оффиціальныхъ бумагахъ, какъ, эта Перу и Мехика наша’, и въ то время, какъ въ Сибири свирпствовали Пестель и Трескинъ, онъ проектировалъ для нея самоуправленіе. Онъ писалъ: ‘при первомъ открытіи безпорядковъ въ Сибири, они были приписываемы слишкомъ ограниченной власти начальниковъ, и потому оная была постепенно и всегда усиливаема, когда новые сильнйшіе безпорядки открывались.— По поправленіе сибирскихъ губерній симъ средствомъ оставалось безуспшно. Съ усиленіемъ власти начальниковъ безпорядки и жалобы на притсненія усиливались. Не распространяясь въ исчисленіи всхъ золъ, происходящихъ отъ самовластія мстныхъ чиновниковъ, скажу кратко, что власть ихъ должно ограничивать, и не распространять и не усиливать оную. Учрежденіе верховнаго сибирскихъ губерній правительства изъ чиновниковъ, частію опредляемыхъ отъ правительства, частію избираемыхъ отъ тамошнихъ жителей разныхъ сословій можетъ ограничить власть начальниковъ {Чт. къ Общ. Др. и Ист. Росс., 1859 г. кн. III.}’. Вскор, какъ просилъ Куткинъ, былъ присланъ въ Сибирь Сперанскій, чтобы посл личнаго ознакомленія съ краемъ даровать ему новыя учрежденія, гартирующія населеніе отъ произвола.
Сперанскій повидимому принадлежалъ къ числу людей, преувеличивавшихъ характеръ Сибири. Вроятно, онъ имлъ въ виду проэктъ Козодавлсва, но, пріхавъ на мсто, онъ увидлъ страну вовсе не соотвтствовавшую составленному имъ прежде о ней мннію, страну безъ умственнаго развитія, безъ интеллигенціи, неподготовленную къ тмъ планамъ, которые онъ, можетъ быть, везъ ей. ‘Сибирь таже Русь, восклицаетъ онъ въ разочарованномъ тон, въ письм къ своей дочери, тотъ же забитый народъ, тоже невжество, тже пороки. Это страна удобная для ссылки и интересная въ минералогическомъ отношеніи (тутъ онъ впадаетъ какъ разъ въ тонъ противниковъ Козодавлева), по эта страна не иметъ вовсе задатковъ для основанія въ будущемъ гражданскаго общества.’ Такія безотрадныя мысли внушены были ему, конечно, тмъ печальнымъ зрлищемъ, какое представляло умственное состояніе Сибири. Либеральныя идеи, принесенныя Сперанскимъ, не нашли въ сибирякахъ того сочувствія, какого слдовало ожидать, истребляя зло, Сперанскій, вмсто того, чтобъ встртить въ обществ поддержку, долженъ былъ бороться съ нимъ, вмсто людей свободныхъ, какъ тогда думали о жителяхъ Сибири, незнавшихъ крпостничества, онъ встртилъ людей, боявшихся чтобъ самого Сперанскаго не арестовалъ и не упекъ исправникъ Лоскутовъ, наводившій страхъ на крестьянъ своими жестокостями. Только дна сибиряка помогали Сперанскому — Словцовъ и Батиньковъ. Въ этихъ людяхъ, кажется, заключалась вся интеллигенція края. Во второй разъ Сибирь оказалась глухою къ призыву прогрессивныхъ людей.
Сперанскій составилъ для Сибири уложеніе. Онъ старался придать единство сибирскому управленію, въ тоже время ограничивъ власть генералъ-губернаторовъ. До этого времени многія части управленія въ Сибири не зависли отъ генералъ-губернаторовъ, часто распоряженія генералъ-губернатора парализовались бездйствіемъ независимыхъ вдомствъ, въ особенности если существовали между властями недружелюбныя отношенія. А они почти всегда были такія, потому что въ эти отдльныя вдомства переходили чиновники, гонимые генералъ-губернаторомъ, здсь они, оставаясь въ кра, безнаказанно вели борьбу съ генералъ-губернаторомъ, понятно, что генералъ-губернаторы стремились подчинить своей власти вс отрасли управленія, чтобы гонимые не могли найдти убжища въ кра, такъ Пестель старался подчинить себ провіантское вдомство, одинъ изъ генералъ-губернаторовъ западной Сибири добивался подчиненія ему таможенныхъ чиновниковъ, другой горнаго вдомства, которое въ восточной Сибири и подчинено тамошнему генералъ-губернатору. Даже духовное вдомство, если не подчинялось оффиціально, то иногда било доводимо генералъ-губернаторами до подчиненности.
Въ видахъ устраненія безурядицы въ сибирскомъ управленіи, Сперанскій старался въ своемъ уложеніи, чтобы ‘средоточіемъ всхъ частей управленія достигнуть того, чтобы части сіи одна другой содйствовали и весь составъ управленія представлялъ нчто цлое и совокупное’. Но съ этимъ сосредоточеніемъ власти онъ находилъ тмъ боле неизбжнымъ ограниченіе ея, намъ неизвстно, проектировано ли имъ уложеніе въ томъ вид, въ какомъ оно введено, или оно измнено безъ его участія: только въ уложеніи генералъ-губернаторская власть ограничена не собраніемъ представителей отъ туземнаго населенія, какъ предлагалъ Козодавлевъ, а совтомъ, составленнымъ изъ агентовъ отъ министерствъ. Сомнительно, чтобъ самъ Сперанскій уменьшилъ до этого свою реформу, и не понималъ, какъ мало это учрежденіе будетъ обезпечивать населеніе отъ произвола генералъ-губернаторовъ. По всей вроятности, измненіе это совершено въ угоду аракчеевцамъ, которые тогда смнили либераловъ, и такъ отъ реформы Сперанскаго осталась опять-таки въ наслдіе сосредоточенная власть генералъ-губернаторовъ, съ призрачнымъ ограниченіемъ.
Въ то время, какъ Сперанскій возвращался изъ Сибири, въ западную Сибирь пріхалъ уже генералъ-губернаторомъ Капцевичъ, одинъ изъ любимцевъ Аракчеева, вступая въ должность, Капцевичъ общался доказать на опыт осуществимость и плодотворность аракчеевскихъ плановъ. Съ этой поры начинается управленіе, характеристика котораго состоитъ изъ двухъ чертъ: узкія цли и казовая цивилизація. Чтобъ осуществить любимую мечту Аракчеева, Капцевичъ сталъ заводить на Иртыш военное поселеніе, завелъ казенное хлбопашество, казенныя овчарни, мельницы, фабрики, все это, какъ оказалось впослдствіи, сильно раззорило казну, одно казенное хлбопашество нанесло казн убытокь въ 300,000 р. Эти убытки прикрывались благовидной наружностью, разнесся слухъ о посщеніи Сибири однимъ высокимъ лицомъ, Капцевичъ выгналъ тысячи народа на дорогу отъ Тюмени до Тобольска, работали въ декабр мсяц, множество умерло отъ горячки, но дорога была проведена, въ Омск на этотъ случай были одты тесомъ и раскрашены на казенный счетъ вс дома, которые стояли по улиц, но коей предполагался проздъ особы.
Либеральныя эпохи едва отражались на условіяхъ эксплуатаціи Сибири, и потому на картин послдней совсмъ не видно ихъ вліянія. Сначала чисто фискальный характеръ эксплуатаціи, современемъ превратился въ покровительственный русскимъ мануфактурамъ. Правительство стало разными мрами вытснять окончательно ввозъ азіатскихъ фабрикатовъ, подорванный въ половин прошлаго столтія прекращеніемъ контрабанды мховъ.
Вотъ цифры по кяхтинской торговл, рисующія, какихъ блестящихъ результатовъ достигла эта протекціонная политика.
Въ конц прошлаго столтія китайскіе привозные товары состояли преимущественно изъ мануфактурныхъ издлій, въ особенности изъ бумажныхъ и шелковыхъ тканей, такъ наприм., китайки привозилось боле 300,000 тюней, дабы до 380,000 концовъ. Чай же составлялъ въ это время только 15% общаго ввоза. Между тмъ русскій отпускъ въ половин столтія исключительно состоялъ изъ пушныхъ товаровъ, преимущественно сибирскихъ и отчасти иностранныхъ. Только въ конц столтія (1770 г.) начался вывозъ русскихъ бумажныхъ и суконныхъ издлій, который и достигъ къ концу столтія до цифръ: чешуйки и тику до 15,000 арш., а суконъ до 200,000 арш. Странно, что г. Самойловъ, авторъ статьи, которою мы пользуемся, {Сборникъ статис. свд. о Россіи, изд. И. Русс. Геогр. Общ., кн. II, 1834 г.} отзывается, будто русскіе товары составляли тогда для китайцевъ необходимость, китайскіе же, за исключеніемъ одного ревеня, будто служили у насъ только для удовлетворенія роскоши. Когда такъ смотрятъ на кяхтинскую торговлю нкоторые люди теперь, то прежде такъ смотрли вс, и лучшіе люди, увлекаясь государственной пользой, хладнокровно смотрли на закрытіе кяхтинскаго торга. Слдствіемъ этихъ воззрній были мры 1800 года.
15 марта 1800 г. былъ изданъ новый тарифъ для кяхтинской таможни и особыя правила для торгующихъ въ Кяхт русскихъ купцовъ. Обими мрами правительство хотло достигнуть, ‘чтобы при обмн русскіе товары сколько возможно были понижаемы въ цп, а китайскіе повышаемы’, т. е. чтобы русскіе ситцы становились и съ провозомъ до Кяхты дешевле китайскихъ китаекъ и дабъ. Такъ какъ китайцы, торговавшіе въ Маймачин и составлявшіе нсколько компаній или фузъ, кром того при оцнк русскихъ товаровъ длали еще общую стачку, положенія которой ни одна фуза не ршалась нарушить, и такимъ образомъ всегда понижали цны русскихъ товаровъ, то русское правительство постановило, чтобъ и русскіе купцы ввели у себя подобную же организацію.
Только черезъ 10 лтъ посл изданія этого тарифа отношеніе товаровъ сдлалось обратное, съ 1822 г. китайки поступало уже неболе 40 т. тюней, а дабъ не боле 18 т. концовъ, вообще привозъ китайскихъ мануфактурныхъ издлій, достигавшій въ 1824 г. 984,000 р. с., въ 1830 г. уменьшился до 150,000 р. с. Чай начинаетъ съ этого времени составлять главнйшую часть ввоза изъ Китая. Напротивъ, вывозъ русскихъ мануфактурныхъ издлій такъ увеличился въ это время, что составлялъ половину всего вывоза. Въ позднйшій періодъ съ 1831 по 1848 г. въ русскомъ вывоз мягкая рухлядь относилась уже къ русскимъ мануфактурнымъ товарамъ, какъ 1: 3, а послдніе составляли отъ 3/5 до 2/3 всего вывоза. Однихъ суконъ вывозилось до милліона аршинъ. Между тмъ китайскій ввозъ состоитъ преимущественно изъ чая: 90% всего ввоза, мануфактурныя же китайскія издлія составляютъ только Ввозъ многихъ товаровъ, какъ наприм., фарфоровой посуды, значительно сократился, а другихъ, какъ наприм., шелку, бадьяну и бархату совсмъ прекратился.
Такимъ образомъ китайскіе фабрикаты были вытснены русскими не только въ Сибири, но отчасти и въ самомъ Кита. Тоже самое случилось и въ западной Сибири, въ торговл съ Бухаріею.
Иногда этотъ протекціонизмъ не ограничивался однимъ тарифомъ и торговыми правилами, но распространялся на мстное хозяйство и доходилъ до мелочей. Этотъ протекціонизмъ разсматривалъ оренбургскій и сибирскій край, какъ рынки для сбыта московскихъ фабрикатовъ, и для производства сырья и хлба, а киргизскую и монгольскую степи, какъ рынки тхъ же фабрикатовъ и оренбургскаго и сибирскаго хлба. Въ оренбургскомъ кра эту систему сначала приложилъ Сухозанетъ, а потомъ Перовскій, въ киргизской степи доводили со до того, что запрещали киргизамъ заводить зимовья, но теплые дворы для скота не были запрещены, такъ какъ страна признавалась предназначенною природой къ скотоводству, такимъ образомъ здоровье народа было поставлено ниже здоровья скота.
Въ западной Сибири таже система господствовала при генералъ-губернатор Гасфорд, линейнымъ казакамъ, наприм., запрещали носить халаты изъ бухарскихъ шелковыхъ и бумажныхъ тканей и пить китайскій чай, напротивъ, приказывали носить триковыя пальто и панталоны и заниматься земледліемъ.
Этотъ протекціонизмъ, въ жертву которому приносились первыя нужды простонародья, былъ выгоденъ въ Сибири только купцамъ, классъ которыхъ возросталъ. все боле и боле, и теперь своею многочисленностью составляетъ не послднюю тягость страны. Этотъ классъ былъ всегда обремененъ людьми, но, вмсто того, чтобъ выдлить излишекъ для занятій фабричной промышленностью въ Сибири, при существующемъ направленіи торговой политики, въ ндрахъ внутренней торговли происходило только ненужное для страны раздленіе труда, отчего товаръ, прежде чмъ достигалъ до покупщика, проходилъ черезъ лишнія руки.
При такой неустойчивости либеральныхъ воззрній на Сибирь, эксплуатаціи ея естественныхъ богатствъ не могла совершаться раціонально. Сначала Сибирь привлекала къ себ рабочихъ своимъ соболинымъ промысломъ, въ XVII столтіи изъ Сибири ничего но вывозили, кром соболей. Это богатство было выработано изъ страны безъ всякой пользы для нея. Купцы составили себ капиталы, правительство платило соболями субсидіи, а въ Сибири въ это время рабочій народъ былъ въ кабал, въ покрученичеств, нисходилъ на степень вьючнаго скота, таская на себ товары черезъ волоки на партахъ, терплъ голодъ, цингу и другія напасти. XVII столтіе даже не оставило богатыхъ храмовъ въ Сибири, несмотря на свою религіозность. Это показываетъ, что вс сбереженія сибирскаго труда расхищались администраціей.
Тже результаты были и отъ золотопромышленности. Это производство было также дурно организовано, какъ и соболиный промыселъ. Правда, можетъ быть, сибирское крестьянское населеніе и пріобрло отъ золотопромышленности нкоторый комфортъ, но комфортъ не составляетъ всего, что можно и слдовало ожидать отъ золотопромышленности, золотопромышленность, а также кяхтинскій торгъ, существуя уже въ позднйшую эпоху, когда благотворительность приняла утилитарное направленіе, могла бы оставить посл себя на память Сибири, кром временного комфорта, много прочныхъ заведеній, которыя бы служили на пользу отдаленному потомству. Отъ нихъ страна вправ была ожидать высшаго учебнаго заведенія, дорогъ, канализаціи и другихъ улучшеній. Но вотъ теперь кяхтинскій торгъ прекратился — чмъ же сибирское населеніе помянетъ эту кяхтинскую фузу, кром воспоминаній о безобразіяхъ въ Кяхт? Столько же памятниковъ останется и отъ золотопромышленности.
Золотые пріиски, какъ по свойству работъ и мстности, въ которой находятся, такъ еще боле, вслдствіе ограниченія права заниматься этимъ промысломъ только немногими сословіями, вели къ скопленію богатствъ въ немногихъ рукахъ.
Рабочій классъ снова впалъ при золотопромышленности въ состояніе, въ какомъ онъ находился во время періода соболиной промышленности. Невозможность для рабочихъ самимъ снабжать себя пищевыми припасами, опять поставила его въ опеку золотопромышленника, послдній обратился изъ хозяина въ полицейскаго чиновника, судилъ и наказывалъ рабочаго, а рабочій снова снизошелъ на степень вьючнаго скота и каторжнаго. Пріискъ напоминалъ своими чертами скоре тюрьму, чмъ что-нибудь другое, бритье головъ для предупрежденія бгства, приковываніе къ тачк, ненужное расколачиваніе молотомъ каменной глыбы — вотъ наказанія, которыя золотопромышленники, не изобртая сами, заимствовали просто изъ устава, который вовсе не соотвтствовалъ заведенію, куда люди сошлись работать по договору. Кажется, и соболиный промыселъ не низводилъ такъ низко сибирскаго рабочаго.
Золотые пріиски стоятъ въ однихъ условіяхъ съ ватагами Каспійскаго моря, и многими чертами напоминаютъ плантаторскія колоніи. Тоже стремленіе къ закабаленію людей, если не къ невольничеству, тотъ же абсентеизмъ, мстныхъ интересовъ нтъ, нтъ ни учебныхъ заведеній, никакихъ общественныхъ учрежденій. Отсутствіе всего этого на золотыхъ пріискахъ еще боле сильно, чмъ на плантаціяхъ, тамъ, по крайней мр, есть осдлое населеніе, здсь его нтъ, потому что пріискъ, когда выработается, долженъ быть брошенъ, а это требуетъ непродолжительнаго времени. Когда антрепренеръ находится въ такихъ легкихъ связяхъ съ почвою и населеніемъ, въ немъ не можетъ появиться чувство солидарности съ послднимъ, и отъ золотопромышленности, такъ организованной, нечего и ждать пожертвованій въ пользу улучшенія быта въ стран.
Тоже слдуетъ сказать и о Кяхт. Эта богатая торговая слобода стояла посреди Сибири уединенно, безъ всякой связи съ интересами страны, какъ вс другія торговыя колоніи. Все, что говорится о торговыхъ колоніяхъ, примнимо и къ Кяхт, въ особенности какая-то раздражительность къ неприкосновенности своихъ интересовъ. Чувствуя, что эта раздражительность составляетъ порокъ, кяхтинская фуза старалась прикрыть его какими нибудь возвышенными идеями, напримръ, государственными выгодами сибирскаго простонародья. Такъ, кяхтинцы недавно начали было уврять, что ими только и живетъ Сибирь, потому что они вызываютъ въ стран обширный промыселъ извозничествомъ, которымъ только Сибирь и кормится, на этомъ основаніи они требовали сохраненія своей монополіи, эта заботливость объ извозчикахъ, однакожъ по помшала имъ просить правительство о проведеніи желзной дороги черезъ всю Сибирь, отъ Тюмени до Амура. Дале кяхтинцы начали уврять, что передвиженіе ихъ капиталовъ производитъ нравственное общеніе Россіи съ Сибирью, и что, въ противномъ случа, послдуетъ разрывъ, и много другого они выдумали, чего не стоитъ и опровергать.
Вотъ какъ отозвался о Кяхт человкъ, искренно желающій развитія русской чайной торговли: ‘Сибирь нисколько не разбогатла отъ вкового благоденствія въ ной чайной монополіи, большіе капиталы только прикасались къ ней, чтобъ потомъ попасть въ руки ей чуждыя, она не насыщалась у зазжихъ изъ Россіи гостей, а сама сытно питала ихъ, подбирая себ крохи отъ заработковъ при операціяхъ въ чайной торговл. И откуда взялась привязанность у этой корпораціи къ Кяхт, откуда возродилась въ нихъ такая заботливость объ этомъ отдаленномъ сибирскомъ кра, когда большинство лицъ, составляющихъ эту корпорацію, вовсе не принадлежитъ къ числу коренныхъ жителей Кяхты?’ {Наши дла въ Кита, Скачкова.}
Отъ характера этихъ колоній произошло въ Сибири то, что нажились только скупщики мховъ, золотопромышленники и кяхтинскіе торговцы. Сибирское населеніе трудилось, а все сбереженіе отъ труда очутилось въ рукахъ золотопромышленниковъ и кяхтинскихъ кулаковъ.
Третій родъ колонизаціоннаго труда въ Сибири — земледліе. Земледльческая колонизація и здсь отличается тми же чертами, какъ въ западно-европейскихъ колоніяхъ. Къ сожалнію, долго земледльческій трудъ не былъ господствующимъ, звроловческій періодъ продолжался до конца прошлаго столтія, въ это время въ Сибири начинаютъ развиваться городская жизнь, ремесла и кой-какія фабрики, цны на хлбъ около городовъ начинаютъ повышаться, звроловы выходятъ изъ тайги и селятся по берегамъ ркъ. Но въ 30-хъ годахъ открывается залотопромышлешюсть, капиталы устремляются снова въ тайгу, заводы падаютъ и земледльческо-колонизаціонный характеръ эксплуатаціи заслоняется опять антрепренерскимъ. Въ этомъ мы видимъ одно изъ существующихъ отличій сибирской колонизаціи отъ свероамериканской, къ счастью послдней, золотые пріиски, которые служили приманкой для колонистовъ, оказались мифомъ, а производство табака скоро оказалось невыгоднымъ и уступило мсто земледлію, и съ тхъ поръ земледльческій характеръ колоніи не измнялся. Въ Сибири разв только теперь, съ упадкомъ золотопромышленности, земледльческій трудъ начинаетъ придавать свою характеристику цлому краю, хотя это производство но своимъ размрамъ и давно было господствующимъ. До настоящаго времени совмстное существованіе золотопромышленнической эксплуатаціи съ земледльческой, переносило характеръ первой и на послднюю, земледліе отличалось также хищническимъ характеромъ. Въ этомъ отчасти виноватъ и самъ земледльческій классъ, въ прошломъ столтіи крестьяне въ Сибири не любили долго сидть на одномъ и томъ же мст, и часто переселялись, въ томской губерніи жили на одномъ мст только но тридцати лтъ, и, истощивъ почву, переселялись на другое мсто, вызовъ правительства къ переселенію на новыя мста всегда билъ встрчаемъ съ такою готовностью, что цлые края, до того густо населенные, превращались въ пустыню. но какъ ни справедливы крики противъ такого расхищенія силъ природы, это явленіе составляетъ историческую неизбжность. Всякой степени населенности края соотвтствуетъ извстная степень тщательности въ обработк продуктовъ, несоблюденіе этого правила можетъ только раззоритъ. Неразумно, наприм., требовать отъ золотопромышленниковъ, чтобъ они выработывали все золото изъ пластовъ, не оставляя пылинки въ отвалахъ, къ противномъ случа, пылинка можетъ выйдти дороже золотника, и подобная погоня за пылинкой есть къ настоящее время безполезное плюшкинство. Придетъ время, удешевятся способы и орудія, будутъ и отвалы разработаны. Тоже самое прилагается и къ земледлію въ двственной стран. Поэтому мы сожалемъ не о расхищеніи почвы, происходившемъ отъ невжественнаго обращенія съ нею крестьянъ, а объ расхищеніи сбереженій отъ земледльческаго труда, къ которому вели планы и дйствія нкоторыхъ сибирскихъ администраторовъ.
Съ XVII столтія сибирскіе хлбопашцы, въ видахъ продовольствія войскъ, обязаны были платить хлбный оброкъ и обработывать десятинную пашню. Каждый свободный земледлецъ въ Сибири вносилъ оброчнаго хлба въ казну 3 пуда съ десятины, другіе, вмсто оброчнаго хлба, должны были обработывать 2 десятины, на которыхъ засвались казенныя смена, и весь урожай съ этихъ десятинъ сдавался въ казну. Эти сборы и повинности не избавляли отъ податей, а служили только замной оброка. Собираемый хлбъ служилъ провіантомъ не только для войскъ, но и для чиновниковъ.
Эта натуральная повинность тмъ дольше держалась въ стран, что въ ней, до введенія бумажекъ, было мало денегъ. Звонкая монета, ходившая въ стран, разными способами извлекалась въ государственную казну, такъ въ 1752 г., во время войны за Австрійское наслдство, для извлеченія серебра и вымна его, было выпущено изъ екатеринбургскаго монетнаго двора 1 милл. рублей мдной монеты.— Вынужденный этимъ безденежьемъ, сибирскій губернаторъ половины прошлаго столтія Соймоновъ хотлъ весь оброчный хлбъ обратить въ десятинную пашню. Это ему удалось осуществить сначала въ нерчинскомъ кра въ 1759 г., гд хлбъ былъ нуженъ для заводовъ. Причтомъ онъ записалъ на десятинную пашню до 3400 душъ бобылей, посадскихъ, незанимавшихся ремесломъ или неимвшихъ имущества, и лицъ, просрочившихъ паспорты. Этой насильственной мрой онъ спасъ заводы отъ закрытія. ‘Какіе огромные капиталы, говорить Словцовъ по этому поводу, потребовались бы для прокормленія заводовъ хлбомъ, покупаемымъ въ Красноярск, между тмъ какъ заводы давали черезъ 6 лтъ только отъ 139 по 176 п. серебра.’ Года черезъ два Соймоновъ ввелъ десятинную пашню въ селенгинскомъ узд для продовольствія войскъ въ Забайкаль. Въ 1760 г. онъ ввелъ ее вмсто оброчнаго хлба въ уздахъ — ишимскомъ и ялуторовскомъ, для снабженія провіантомъ иртышскихъ крпостей. Въ слободахъ Утяцкой и Курганской произошелъ даже бунтъ отъ этого насилія. Правда, мра Соймонова относительно Забайкалья была плодотворна для тамошняго земледлія, но распространять ее на все сибирское земледліе было неразумно, это одинъ изъ рзкихъ примровъ, какъ администраторы, мропріятіе, полезное въ одномъ мст, легко превращаютъ въ цлую исключительную систему, прилагаемую къ цлой стран. Это увлеченіе легко объяснитъ тмъ, что и въ Забайкалья мра Соймонова была вызвана не столько нуждами мстнаго земледлія, сколько желаніемъ поддержать заводы. Газъ поставивъ второстепенный предметъ на первый планъ, Соймоновъ неизбжно долженъ былъ и въ другихъ случаяхъ поступить также. Несмотря на курганскій бунтъ, Соймоновъ продолжалъ однакожъ настаивать на распространеніи казенной запашки, прибавивъ къ хлбу еще пеньку, до 1762 г., въ которомъ Сенатъ не только не одобрилъ его плановъ, но ввелъ вмсто оброчнаго хлба денежную повинность, хотя и очень увеличенную противъ прежняго, именно велно было собирать сверхъ семигривенной подати, еще по 1 рублю съ ревизской души. Судя по тогдашней цн, 1 р. соотвтствовалъ въ натур 60 пудамъ хлба. Не смотря на это, мра эта измнила положеніе сибирскаго земледльца къ лучшему. Кажется, Соймоновъ мшалъ введенію этой мры, потому что она была распространена по Сибири не вдругъ, а медленно. Соймоновъ внушилъ свой планъ своему преемнику, и, сдлавшись съ 1763 г. сенаторомъ, продолжалъ вмст съ нимъ подавать въ Сенатъ докладныя записки, настаивая на расширеніи казенной пашни. Все это длалось для того, чтобъ имть для войскъ и заводовъ хлбъ недороже 5 коп. за пудъ! Жаль, что нтъ данныхъ, чтобы высчитать, какой капиталъ потеряло на казенной пашн земледльческое сословіе. Словцевъ приписываетъ ей то обстоятельство, что многія земли долго лежали впуст, хотя и могли бы быть обработываемы, а также, что чулымскіе татары и буряты долго не приступали къ земледлію. {Словцовъ, Истор. Обозр. Сиб. т. ІI.}
Позже, иркутскій губернаторъ Трескинъ, въ видахъ снабженія хлбомъ запасныхъ магазиновъ и казенныхъ винокуренныхъ заводовъ, ввелъ обязательныя на хлбъ цны, вліяніе этой мры было равносильно мр Соймонова, но мало того, что земледльческій трудъ при этомъ пересталъ оплачиваться, сбереженія, какія могло бы получить отъ него населеніе, а даже, быть можетъ, боле, чмъ сбереженія, составленныя изъ однихъ только избытковъ, перешли причтомъ въ карманы чиновниковъ.
Принудительныя цны на хлбъ и теперь еще существуютъ въ восточной Сибири и составляютъ обыкновенный сюжетъ иркутскихъ корреспонденцій въ газетахъ.
И такъ хлбъ, третій продуктъ Сибири, подвергался той же участи, какъ и другія колоніальныя произведенія, именно, и на этотъ необходимый състной припасъ установлялась номинальная цна, несоотвтствовавшая внутренней цнности. Притомъ же, такъ какъ причтомъ были всегда большія злоупотребленія, то мры эти оканчивались только тмъ, что сбереженія, какія могли образоваться отъ земледлія, попадали въ руки чиновниковъ, которые отъ этого богатли, становились набобами и заводили винокуренные заводы.
Къ описанной выше хищнической дятельности прибавилось еще одно средство-это продажа земель, въ округахъ курганскомъ, омскомъ и томскомъ, въ самыхъ плодородныхъ и густонаселенныхъ въ Сибири, предпринята продажа мстъ, мра эта, кажется, мотивируется желаніемъ создать въ кра сословіе, одаренное преимуществами быта, и потому приверженное къ порядку и покою, а также желаніемъ вызвать улучшенія и нововведенія въ сельскомъ хозяйств въ Сибири. Прежде чмъ начать продажу, были приведены въ извстность пустопорожнія земли, но подъ этимъ сначала разумлись абстрактныя цифры земель, которыя составляли излишекъ противъ надла крестьянъ, считавшагося за-глаза достаточнымъ. Сами же сибирскіе крестьяне не знали никакихъ пустопорожнихъ земель, имъ даже казалось тсно въ Сибири, потому что дйствительно противъ прежняго сдлалось тсне, хлбопашенныя мста, которыя только выгодно было распахивать, вс распахивались, хоть и не каждый годъ, а мста незаселенныя, тайги, кедровники, считались ‘божьей пазухой’, предоставленной безраздльно въ пользованіе всему крестьянству, сколько его на свт есть. Они очень были озадачены, когда вдругъ оказались пустопорожними землями вовсе не абстракты, а самыя лучшія мста въ ихъ дачахъ, пользовавшіяся доброй славой постоянно-урожайныхъ земель, и служившія всегда выручкой крестьянъ въ дурные годы. Это ‘увчье земли,’ какъ называетъ народъ въ Сибири эту мру, ведетъ къ тмъ же результатамъ, что и въ самарской губ. и въ Башкиріи, разумется только здшніе Плхановы, Шахобаловы мельче плаваютъ. Для высокопоставленныхъ особъ было невыгодно получать здсь земли, какъ въ самарской губ., лежащей на Волг! Нкоторые свжеиспеченные землевладльцы, преимущественно чиновники, стараются поддержать возложенную на нихъ надежду, и хотятъ заводить хозяйства съ машинами и пр. Но большинство или сдаетъ ихъ въ аренду, или хлбопашенныя мста обращаетъ подъ скотоводство, словомъ, земля предается расхищенію. А между тмъ продажа земель совершается въ полос, извстной по своему чернозему, и кормившей Сибирь во все время ея существованія.
Замчательно, что новые землевладльцы,неуспвшіе еще увидть на карт свою землю, уже находятъ защитниковъ, которые сочиняютъ апологіи этой мр, а ихъ самихъ представляютъ въ вид будущей интеллигенціи края (Улита-то детъ, да когда-то прідетъ!) — слдовательно они именно то, въ чемъ теперь Сибирь боле всего нуждается, эти защитники землевладльцевъ хотятъ въ этомъ уврить и этимъ обольстить своихъ противниковъ, защитниковъ, какъ они думаютъ, землекрадстпа (т. е. системы, дающей поводъ къ захвату, и занятію земель по произволу, т. с. общиннаго землевладнія).
Не эти новые люди въ Сибири первые имютъ высокое понятіе о своей полезности для края, вс эксплуататоры сибирскаго труда такъ мнили о себ, золотопромышленники, кяхтинцы, ирбитяне и тюменцы, ратоборствующіе теперь, кому слдуетъ приносить пользу Сибири посредствомъ ирбитской ярмарки, чиновники, набобы et tutti quanti. Къ этимъ влюбленнымъ въ себя эксплуататорамъ предвидится въ скоромъ времени присоединеніе новой породы людей,— это будущіе сибирскіе протекціонисты. Сибирское населеніе состоитъ изъ двухъ сословій: городского и крестьянства, послднее живетъ вдали отъ умственной жизни, но отрывается отъ сохи, и въ образованномъ класс Сибири играетъ роль мертвой цифры, городской же классъ образованныхъ туземцевъ состоитъ изъ однихъ купцовъ и мщанъ. Поэтому очень естественно, что первыя обнаружившіяся въ послднее время стремленія къ пріобртенію знаній имютъ тсный утилитарный характеръ, уже теперь можно опредлять направленіе задатковъ мысли и мстнаго патріотизма, протекціонизмъ въ этой сред по всей вроятности сдлаетъ большіе успхи, такъ какъ сибирское купечество всегда отличалось протекціонистскими стремленіями въ ущербъ остальному населенію.
Недавно костромскіе протекціонисты рзко поставили на видъ свои желанія и потребности, г. Колюпановъ, въ своей рчи, сказанной въ собраніи петербургскихъ сельскихъ хозяевъ {Спб. Вд., 1768 г. 20.}, поставилъ вопросъ о тариф на междуобластную почву, и такимъ образомъ и Сибирь получаетъ въ ршеніи его право голоса. Сибирь, судя по богатству лсныхъ пространствъ и залежей каменнаго угля, въ будущемъ предназначена быть страною мануфактурной, подобно сверной Россіи, сверной Европ и свернымъ штатамъ Америки, но до сихъ поръ она производила только сырье, понятно, что страна, бдная физически, только теряетъ, если производитъ одно сырье, и потому развитіе фабрикъ и заводовъ есть насущная потребность этой страны.
Но при покровительств, оказываемомъ московской мануфактур въ вид тарифа, премій, ученыхъ изслдованій, сибирской промышленности не было возможности возникнуть, она нуждается въ покровительств, или, по крайней мр, въ ослабленіи неравномрно падавшей протекціонной системы. Это мнніе все боле и боле входитъ въ обращеніе въ Сибири, особенно между купеческимъ сословіемъ, но мы боимся, чтобъ и здсь не возникъ тотъ же ложный протекціонизмъ, который сталъ бы требовать огражденія мстныхъ заводовъ внутренними таможнями. Это было бы, по нашему мннію, послдовательное развитіе идей костромскихъ протекціонистовъ, но оно вовсе не соотвтствуетъ интересамъ сибирскаго простонародья. Хотя, вроятно, сибирскіе протекціонисты и будутъ часто ссылаться на выгоды населенія, по софизмы золотопромышленниковъ и кяхтинцевъ служатъ порядочнымъ урокомъ, чтобы не доврять этимъ самозванцамъ. Есть лучшее средство для этого, заслуживающее полнаго доврія и неспособное, но своему положенію, къ заднимъ мыслямъ — это община.
Община можетъ не только выполнить эту экономическую роль, но и создать самую здоровую интеллигенцію края и образовать народный капиталъ въ стран. Для этого необходимо призвать се вновь къ жизни, которая въ ней замерла отъ бюрократической зависимости и недостатка коллективнаго духа. Современная сибирская община иметъ олигархическій характеръ, она состоитъ изъ богатыхъ крестьянъ, міродовъ и бдныхъ, находящихся въ экономической зависимости отъ первыхъ, здсь, какъ и въ старой Сибири, задатки подъ будущій трудъ ставятъ рабочихъ въ кабалу, богатые мужики уплачиваютъ за бдныхъ подати въ вид задатка на разныя работы, конечно, гораздо дешевле, чмъ на самомъ дл стоитъ трудъ, задатки господствуютъ во всей сибирской промышленности, они существуютъ и на золотыхъ пріискахъ, гд даже превышаютъ годичную плату, и на рыболовныхъ пескахъ, и въ торговл съ инородцами, и въ звроловств, и въ земледльческомъ труд, сибирское населеніе состоитъ почти сплошь изъ разныхъ десятинщиковъ, подшкырдниковъ, покручениковъ, такъ что приведенныя выше слова Радищева не будутъ анахронизмомъ и къ настоящее время. Богатый крестьянинъ — самый низшій и самый многочисленный родъ эксплуататоровъ Сибири, и никто не пользуется такой дурной славой въ Сибири, какъ богатый мужикъ. ‘Нтъ боле лихого человка, какъ богатый крестьянинъ’, говорятъ въ Сибири. Эти люди составляютъ почти особое сословіе въ стран, есть цлыя деревни, домовъ въ 40, состоящія исключительно изъ богатыхъ мужиковъ, которые въ окрестныхъ деревняхъ имютъ своихъ подшкырдниновъ и десятинщиковъ. Это сословіе вызвано какъ существующей неудовлетворительной системой сбора податей, обращающей богатаго крестьянина въ поруки или даже въ сборщика податей, и безденежьемъ въ стран, производимымъ неправильнымъ балансомъ торговли Сибири съ европейской Россіей, такъ и постояннымъ перевсомъ той суммы мстныхъ доходовъ, который отходитъ изъ страны ежегодно на общегосударственные расходы, надъ той суммой, которая идетъ на мстные расходы. Такое обращеніе общины въ чисто-фискальный органъ сопровождалось лишеніемъ ея всхъ другихъ функцій — суда и самоуправленія. Волостное ‘согласіе’, — такъ называется сходка въ Сибири, — обратилось въ одну пустую форму, волостные писаря, которые должны бы подчиняться и отвчать передъ выборными чинами, превратились въ крестьянское начальство, такое положеніе длъ тмъ хуже, что нисаря неотвтственны за свои злоупотребленія, отвчаютъ безграмотные и часто неповинные выборные чины, отъ этого злоупотребленія остаются безнаказанными, и выборное начало не приноситъ никакой пользы.
Улучшеніе положенія общины — самая первая потребность сибирскаго края. Къ сожалнію, она до сихъ поръ задвигалась другими стремленіями мстнаго патріотизма, имющими меньшую важность. Улучшивъ ея положеніе, на нее можно возложить отправленіе тхъ трехъ функцій, для которыхъ теперь придумываются новые органы. Такъ, община можетъ замнить проэктируемыхъ землевладльцевъ въ скопленіи богатства и образованіи народнаго капитала, если у современной общины богатство плыветъ изъ рукъ, то это еще не свидтельствуетъ, что у нея не будетъ желанія и способностей удержать его въ своихъ рукахъ, когда будутъ измнены мертвящія ее условія. Освобожденная отъ нихъ община но уступитъ землевладльцамъ въ стремленіи къ скопленію богатства, да при томъ и стимулъ этого стремленія будетъ нравственне, чмъ конкуренція, основанная на борьб, мсто этой зависти займетъ здсь заботливость объ общемъ добр. Что это чувство присуще крестьянской общин, можно видть на томъ, какъ крестьяне строятъ свои церкви, какъ они сколачиваются на иконостасъ, на колоколъ и съ какимъ наслажденіемъ слышатъ, какъ первый ударъ колокола разнесется на далекое пространство отъ деревни, какъ потомъ крестьяне любятъ показывать свою церковь и передавать исторію ея постройки. А любовь крестьянъ къ своимъ полямъ? Абсентеистъ-землевладлецъ неспособенъ такъ любить свои поля, потому что безъ насилія нравственности не можетъ смотрть съ чувствомъ самодовольства на поля, обработанныя батракомъ.— Разв эта любовь крестьянъ не можетъ быть перенесена съ полей и церкви на школы, на общественныя машины и проч. Только этимъ путемъ можетъ земледліе быть улучшено, и можетъ образоваться капиталъ въ стран безъ тхъ пожертвованій, какія сопряжены съ землевладльческой культурой. Община одна способна водворить въ. Сибири раціональное хозяйство, только при помощи ея дло обойдется безъ расхищенія чернозема сибирской равнины, къ которому подбираются сибирскіе землевладльцы, какъ сибирскіе капиталисты подберутся впослдствіи къ каменному углю. Неужели и эти два источника богатства будутъ выработаны изъ страны съ той, же необузданной алчностью, какъ были выработаны соболи и золото?
Говорятъ, что землевладльцы создадутъ въ Сибири интеллигенцію, доводъ выставляется, конечно, такой, что землевладльцы будутъ имть досугъ, не занимаясь грубымъ трудомъ, предоставляемымъ батракамъ, говорятъ, что крестьянинъ, при настоящемъ устройств труда, всецло погруженъ въ заботы о насущномъ хлб, что онъ не иметъ ни времени, ни лишнихъ денегъ заняться самоусовершенствованіемъ, что оттого-то въ Сибири и нтъ до сей норы мстной интеллигенціи, и что впредь не будетъ, пока не образуется привилегированное сословіе, помщики. Подобное средство цивилизаціи было современно, когда голодная смерть обобраннаго батрака въ пользу сытаго не возмущала никого, теперь же въ общин открыто средство и боле плодотворное, и боле гуманное. Что же касается до нарканій общины въ засто, которымъ отличалась ея жизнь до настоящаго времени, то справедливы ли эти нарканія? Можно ли отъ общины, въ теченіи трехъ сотъ лтъ безжалостно эксплуатируемой на вс лады,.требовать того же, что можно требовать отъ новаго немногочисленнаго класса людей, выдленнаго изъ населенія и освобожденнаго отъ подобной эксплуатаціи?
Наконецъ, третья роль общины заключается въ охран себя отъ монополистовъ, и эта функція можетъ найдти опору въ чувств самосохраненія, которое очень сильно въ общинахъ, протекціонный характеръ всегда отличалъ общину съ самыхъ древнихъ временъ, община относилась недоврчиво къ каждому иноземцу, каждая община имла своего торговца, которому только и довряла, это и до сихъ поръ сохранилось въ такихъ захолустьяхъ, какъ Сибирь, до какой степени сильно это чувство самосохраненія въ общинахъ, можно видть на старйшей и значительнйшей русской общин, извстной подъ названіемъ уральскаго войска, всякій ‘иногородній’, какъ тамъ называютъ чужеземца, разсматривается если не какъ непріятель, то, по крайней мр, какъ человкъ индифферентный къ мстнымъ интересамъ, и если онъ вступаетъ въ сношенія съ общиной, то каждый шагъ его слдится съ ревнивымъ вниманіемъ, не заключаетъ ли онъ тайнаго поползновенія къ эксплуатаціи. Такова протекціонная сила въ общин, не совсмъ утратившей жизнь. Правда, этотъ старый протекціонизмъ разгораживалъ общины высокими стнами, длалъ ихъ безучастными другъ въ другу, въ то время, какъ одну общину судили, пытали и садили на колъ, другая уськала и тюкала: ‘коловичи, коловичи! коломъ въ дворянство жаловали’!— сознаніе солидарности интересовъ являлось только во время общаго несчастія. Но противъ этого узкаго консерватизма, ведущаго къ неподвижности, есть средство — коализація общинъ, при помощи которой общины сознаютъ единство интересовъ и въ обыкновенное спокойное время.
Изученіе жизни сибирской крестьянской общины, по нашему мннію, должно привлечь по преимуществу пытливость и силы молодого поколнія въ Сибири — конечно, уступивъ должную долю вниманія и другому важному элементу, классу городскихъ рабочихъ. Въ настоящее время мы относительно ея въ совершенномъ невжеств, мы вовсе не знаемъ ея историческаго значенія, между тмъ, еслибъ мы познакомились съ ней ближе, мы увидли бы, что прожитая сибирской общиной жизнь иметъ большое историческое значеніе.
Сибирское крестьянство находится въ вчной блокад отъ штрафного бродяжескаго населенія: до 20,000 бродягъ находятся въ постоянномъ движеніи но Сибири, они грабятъ, воруютъ и обманываютъ сибирскаго мужика, ‘панкрутятъ’, какъ сами они выражаются, занимаются разнообразнйшими видами шарлатанства, эксплуатируя страсть крестьянина къ нажив и къ фальшивымъ деньгамъ, и его суевріе, развращаютъ, насилуютъ и уводятъ ихъ женъ, сифилисъ, развратъ и отсутствіе добросовстности въ промышленности невозможно искоренить въ Сибири, пока будетъ существовать штрафная колонизація. И эта картина, вроятно, была прежде вдесятеро сильне, и была бы и теперь сильне, если бы крестьянская община не выказала удивительной способности къ самозащит и любви къ честному и тяжелому труду. Земская полиція въ Сибири была безсильна и незамтна, чиновники терпли и игнорировали существованіе этого зла въ стран. И вотъ крестьянская община приняла миссію дисциплинированія многочисленнаго бродяжескаго контингента на себя, мры, которыя она употребила, были круты, но не другія мры принимала и сама администрація, когда только являлось у ней желаніе сократить зло, хотя въ ея рукахъ и были возможны другія, боле гуманныя средства, тогда какъ въ рукахъ крестьянской общины грубая самозащита была единственное средство избавленія, поэтому винить ее за жестокость было бы несправедливо. Такимъ образомъ, въ крестьянств выработалась система отношеній къ бродяжеству, которая отливается единствомъ на всемъ пространств отъ Нерчинска до Иртыша. Крестьянство создало обычное право, создало разныя обязательства, стсняющія бродягъ и служащія предупредительной мрой противъ катастрофъ, и имло въ себ физическую силу постоянно поддерживать въ бродягахъ уваженіе къ этимъ обязательствамъ.
Не мене интересна и другая миссія, принятая на себя сибирской крестьянской общиной, это — ассимиляція новоселовъ. Откуда бы ни были новоселы, они подвергаются отъ туземщины безпрерывной критик и ироніи, сопровождаемымъ и положительными совтами, какъ поступать на сибирской почв, какъ пахать землю, какія сдлать уступки ея двственности, насколько и когда быть благосклонными къ бродягамъ, и когда жестокими, наконецъ даже совтами, какъ говорить, не возбуждая смха. Подъ гнетомъ этихъ насмшекъ и совтовъ, подтверждаемыхъ собственнымъ опытомъ, новые колонисты быстро уступаютъ мстнымъ обычаямъ, и не дале, какъ слдующее же поколніе считаетъ уже себя коренными сибиряками и на новоселовъ смотритъ съ ироніей.
Этихъ однихъ примровъ достаточно, чтобъ видть, какое историческое значеніе иметъ крестьянская община для Сибири.
Несмотря на то, что при своемъ переселеніи на зауральскую почву община должна была выдерживать столько разрушительныхъ вліяній, что должна была прійдти къ разложенію и потерять свой кооперативный духъ, несмотря на тягость фискально-монопольной эксплуатаціи естественныхъ богатствъ ея, не оставлявшихъ ей никакихъ сбереженій, она все-таки составляетъ въ стран почтенный трудолюбивый элементъ, въ которомъ лежатъ прочные задатки будущей гражданской жизни. Первоначальный просторъ для дятельности частнаго лица въ Сибири былъ такъ великъ, что не было никакого повода къ ограниченію дятельности одного лица обществомъ, конкуренція и эксплуатація человка человкомъ пользовались такой свободой, какъ въ стран съ индивидуалистическимъ характеромъ. Перешедши черезъ Уралъ, русская община, подобію леднику, переваливающему черезъ скалу, разбилась на куски, но потомъ пластическая сила начинаетъ склеивать разрозненные обломки. Съ уплотненіемъ населенія община начинаетъ создавать въ Сибири т формы пользованія источниками богатства, которыя присущи ей были на западной сторон Урала, подобно тому какъ зерно, брошенное на новую почву, постепенно начинаетъ развивать свои первичныя формы.
Для полнаго возрожденія сибирская община нуждается въ реформахъ, въ уступк ей самоуправленія въ своихъ хозяйственныхъ длахъ и въ улучшеніи ея гражданскихъ отношеній: этимъ былъ бы ускоренъ ея прогрессъ. Только въ свободномъ теченіи жизни общины и въ возбужденіи общинной оппозиціи противъ близкихъ и дальнихъ, чужихъ и доморощенныхъ эксплуататоровъ заключается залогъ всякаго преуспянія сибирскаго населенія.