Мистеру Ваткинсу Тотлю было около пятидесяти лтъ, и при весьма невысокомъ рост онъ имлъ плотное тлосложеніе, блое лицо и розовыя щоки. Наружность его чрезвычайно походила на виньетку ричардсоновыхъ романовъ, обращеніе его отличалось безукоризненною благопристойностью, а движенія — кочерговатостью, которой наврное позавидовалъ бы самъ сэръ Чарльзъ Грандисонъ. Жилъ онъ при помощи годового дохода, который въ размр своемъ какъ нельзя врне былъ пропорціоналенъ своему владтелю, то есть онъ былъ очень, очень малъ. Мистеръ Тотль, получая этотъ доходъ въперіодическія сроки, а именно въ каждый понедльникъ, тратилъ его аккуратно въ теченіе недли, а это обстоятельство уподобляло Ваткинса недльнымъ часамъ, и чтобъ сдлать сравненіе опредлительне, мы должны сказать, что хозяйка дома въ конц седьмого дня всегда заводила эти часы, посл чего ходъ ихъ снова продолжался на цлую недлю.
Мистеръ Ваткинсъ Тотль много лтъ уже прожилъ въ покойномъ состояніи одиночества, какъ говорятъ холостяки, или въ жалкомъ состояніи одиночества, какъ думаютъ старыя двы, но мысльо супружеской жизни все еще не переставала посщать его. Среди глубокихъ размышленій объ этой тем, игривая мечта мистера Тотля превращала маленькую комнатку его, въ улиц Сесиль, въ прекрасный уютный домикъ, расположенный въ предместьяхъ Лондона, полъ центнера каменнаго угля, хранившагося подъ кухонной лстницей, внезапно увеличивались до трехъ тоновъ самаго лучшаго валсэндскаго, маленькая французская кушетка получала предназначеніе служить вмсто кровати, а на пустомъ стул противъ камина воображеніе рисовало прелестную молодую лэди съ весьма незначительною собственною своею независимостью и весьма значительною зависимостью отъ духовнаго завщанія ея родителя.
— Кто тамъ? спросилъ мистеръ Ваткинсъ Тотль, въ то время, какъ легкій стукъ въ дверь его комнаты нарушилъ эти размышленія, въ которыя Ваткинсъ погруженъ былъ въ одинъ прекрасный вечеръ.
— Тотль, мой другъ, здоровъ ли ты? сказалъ довольно грубымъ голосомъ коротенькій, пожилыхъ лтъ джентльменъ, врываясь въ комнату и отвчая на свой вопросъ другимъ вопросомъ, — и уже посл того началось пожатіе рукъ, съ соблюденіемъ величайшей торжественности.
— Вдь я говорилъ, что когда нибудь вечеркомъ непремнно зайду къ теб, сказалъ коротенькій джентльменъ, вручая Тотлю свою шляпу.
— Очень радъ васъ видть, сказалъ мистеръ Ваткинсъ Тотль, отъдуши желая, чтобы гость провалился на дно Темзы, вмсто того, чтобъ ввалиться въ его комнату.
Недля была на исход и Ваткинсъ чувствовалъ себя въ стсненныхъ обстоятельствахъ.
— Слава Богу, здорова, благодарю, отвчалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ: это ими принадлежало коротенькому джентльмену.
Вслдъ за тмъ наступило молчаніе, коротенькіе джентльменъ глядлъ на лвую заслонку камина, на лиц Ваткинса отражалась безсмысленность.
— Да, да, слава Богу, здорова, повторилъ джентльменъ, спустя пять минутъ, проведенныхъ въ совершенномъ безмолвіи: — какъ нельзя лучше здорова! и началъ тереть ладони свои съ такой быстротой и силой, какъ будто посредствомъ тренія ихъ намренъ былъ достать огонь.
— Чмъ прикажете угощать васъ? спросилъ Тотль, съ отчаянной смтливостью человка,который зналъ, что если гость не уходитъ, то нужно же чмъ нибудь угостить его.
— Право не знаю! Нтъ ли у тебя виски?
— На прошедшей недл, отвчалъ Тотль весьма медленно, стараясь выиграть время: — у меня была славная и чрезвычайно крпкая виски, но теперь вышла вся… а потому крпость ея….
— Вотъ ужь это не доказательство, или, говоря другими словами, этимъ невозможно доказать, сказалъ коротенькій джентльменъ и вмст съ тмъ захохоталъ, по видимому, весьма довольный, что виски была выпита.
Мистеръ Тотль улыбнулся, но въ этой улыбк отражалось отчаяніе. Когда смхъ мистера Парсонса прекратился, мистеръ Тотль довольно деликатно сдлалъ предложеніе, чтобы за отсутствіемъ виски обратиться въ обыкновенному грогу, и, прилагая слово къ длу, немедленно зажогъ сальную свчу, досталъ огромный ключъ, принадлежавшій къ уличнымъ дверямъ и при экстренныхъ случаяхъ исполнявшій обязанность ключа отъ винныхъ погребовъ, созданныхъ воображеніемъ, вышелъ изъ комнаты и попросилъ хозяйку наполнить стаканы и дополнить ими недльный счетъ. Просьба Тотля увнчалась полнымъ успхомъ: требуемое было подано съ приличной поспшностью не изъ ‘глубокихъ до безпредльности’, но изъ ближайшихъ сосднихъ погребовъ. Коротенькіе джентльмены составили себ по грогу и съ полнымъ комфортомъ расположились передъ каминомъ.
— Тотль, сказалъ мистеръ Габріэль Парсенсъ: — ты вдь знаешь меня: я человкъ откровенный, говорю чтодумаю, и что думаю, то и говорю, терпть не могу церемоній и ненавижу скрытность и всякое притворство. Нельзя назвать хорошимъ то домино, которое скрываетъ одну только наружность, а не производитъ того чтобы и дурное казалось хорошимъ, да тоже и то домино нехорошо, изъ подъ котораго блыя бумажные чулки кажутся шолковыми. — Послушай, вотъ что я хочу сказать теб.
При этомъ мистеръ Парсенсъ остановился и сдлалъ весьма длинный глотокъ. Въ свою очередь и мистеръ Тотль прихлебнулъ изъ стакана, помшалъ огонь въ камин и принялъ видъ глубочайшаго вниманія.
— Впрочемъ, къ чему тутъ долго разсуждать! снова началъ коротенькій джентльменъ. — Ты вдь хочешь жениться… не такъ ли?
— Почему же! отвчалъ мистеръ Тотль, недовольный предметомъ разговора. — Почему же…. конечно…. по крайней мр мн кажется, что я отъ этого непрочь.
— Такъ что же, ты хочешь? сказалъ коротенькій джентльменъ. — Говори коротко и ясно, иначе сейчасъ же и длу конецъ. Ты хочешь имть деньги?
— Мн кажется, вамъ уже извстно это.
— Ты любишь прекрасный полъ?
— Люблю.
— Слдовательно, ты хочешь и жениться.
— Конечно.
— Такъ ятеб скажу, что ты и женишься.
— Вотъ теб и конецъ!
Сказавъ это, мастеръ Габріэль Парсонсъ понюхалъ табаку и сдлалъ другой грогъ.
— Но, ради Бога, прошу васъ, говорите ясне, сказалъ Тотль.— Согласитесь сами, что нельзя же оставлять меня въ недоумніи, если предлагается партія сколько нибудь интересна.
— Послушай, отвчалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ, боле и боле разгорячаясь какъ предметомъ этого разговора, какъ и грогомъ: — я лично знаю лэди, она теперь остановилась у моей жены, и — ужь позволь сказать — вы съ ней будете пара превосходная. Воспитана отлично, говоритъ по французски, играетъ на фортепьяно, знаетъ изъ натуральной исторіи все, что касается до цвтовъ и раковинъ, и многое тому подобное, кром того она иметъ пятьсотъ фунтовъ въ годъ, съ неограниченной властью располагать ими: они оставлены ей по духовному завщанію.
— Такъ что же! пожалуй я присватаюсь къ ней, отвчалъ мистеръ Тотль. — Вроятно, она уже немолода?
— Не очень, какъ разъ теб подъ пару…. Кажется, я уже сказалъ объ этомъ.
— А какого цвта волосы у этой лэди? спросилъ мистеръ Ваткинсъ Тотль.
— Вотъ ужь право не припомню, отвчалъ Габріэль съ величайшимъ хладнокровіемъ. — Впрочемъ, кажется, что у ней накладка, я съ перваго раза замтилъ это.
— Что за накладка? воскликнулъ Тотль.
— Будто ты не знаешь? это просто небольшая вещица съ локонами, сказалъ Парсонсъ и въ поясненіе словъ своимъ провелъ по лбу кривую линію.— Я знаю, что накладка черная, но не могу утвердительно сказать, какого цвта волосы ея, чтобъ узнать это, непремнно нужно пристальне замтить, во всякомъ случа, мн кажется, что они свтле накладки, такъ, что-то въ род дымчатаго цвта.
На лиц мистера Ваткинса Тотля отразилось сильное сомнніе. Мистеръ Габріель Парсонсъ замтилъ это и тотчасъ-же очень счелъ разумнымъ продолжать аттаку безъ дальнйшаго отлагательства.
— Скажи, Тотль, былъ ли ты когда нибудь влюбленъ? спросилъ онъ.
Лицо мистера Ваткинса Тотля запылало отъ самыхъ глазъ до подбородка и представляло прелестное смшеніе цвтовъ. Когда слдующее нжное дополненіе поразило его слухъ:
— Я полагаю, ты не разъ предлагалъ этотъ вопросъ самому себ, когда былъ молодъ…. Ахъ! извини пожалуста! и хотлъ сказать: когда ты былъ помоложе, сказалъ Парсонсъ.
— Никогда въ жизни! отвчалъ Ваткинсъ, съ видимымъ негодованіемъ, что его подозрваютъ въ подобномъ поступк: — никогда, никогда! Надобно вамъ замтить, что на этотъ счетъ я имю особенныя понятія. Я не боюсь дамъ, ни молодыхъ, ни старыхъ, — нисколько не боюсь, но мн кажется, что, по принятому обычаю ныншняго свта, он позволяютъ себ слишкомъ много свободы въ разговор и обращеніи съ кандидатами на супружескую жизнь. Вотъ въ этой-то свобод я никакимъ образомъ не могу пріучить себя, и, находясь въ безпрерывномъ страх зайти слишкомъ далеко, я получилъ титулъ формалиста и холоднаго человка.
— Я не удивляюсь этому, отвчалъ Парсонсъ, довольно серьёзно: — ршительно не удивляюсь. Но поврь, что въ этомъ случа ты ровно ничего не потеряешь, потому что строгость и деликатность понятій этой лэди далеки превосходятъ твои собственныя. Да вотъ что яскажу теб для примра: когда она пріхала въ нашъ домъ, то въ спальн ея вислъ старый портретъ какого-то мужчины, съ двумя огромными черными глазами… какъ ты думаешь — она ршительно отказалась итти въ эту комнату, пока не вынесутъ портрета, считая крайне неприличнымъ находиться съ нимъ наедин.
— И я тоже думаю, что это неприлично, отвчалъ мистеръ Ваткинсъ Тотль: — конечно, неприлично.
— А то еще разъ вечеромъ — о! я въ жизнь свою столько не смялся, продолжалъ мистеръ Габріель Парсонсъ: — меня принесло домой сильнымъ восточнымъ втромъ и лицо мое страшно ломило отъ холода. Въ то время, какъ мистриссъ Парсонсъ, ея задушевная подруга, я и Франкъ Росси играли въ вистъ, — мн вдругъ пришло въ голову сказать шутя, что когда лягу въ постель, то непремнно заверну свою голову въ фланелевую кофту Фанни. И что же? подруга Фанни въ ту же минуту бросила свои карты и вышла изъ гостиной.
— Совершенно справедливо, сказалъ мистеръ Тотль: — для сохраненія своего достоинства лучшаго она ничего не могла сдлать. Что же вы сдлали?
— Что я сдлалъ? Франку пришлось играть съ болваномъ, и я выигралъ шесть пенсъ.
— Неужели вы не извинились передъ ней за оскорбленіе ейчувствъ?
— И не думалъ. На другое утро за завтраковъ мы снова заговорили объ этомъ. Она старалась доказать, что во всякомъ случа одинъ намекъ, не говоря уже о разговор на фланелевую кофту крайне неприличенъ. По ея мннію, мужчины вовсе не должны даже знать о существованіи подобнаго наряда. Я опровергалъ ея доказательства.
— Что же она сказала на это? спросилъ Тотль, глубоко заинтересованный.
— Согласилась со мной, но замтила, что Франкъ былъ холостой человкъ, а потому неприличіе было очевидно.
— Одного только я никакимъ образомъ не могу понять, сказалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ, вставая съ мста, съ тмъ, чтобы уйти: — ни за что въ жизни не могу представить себ, какимъ образомъ ты объяснишься съ ней. Я увренъ, что съ ней сдлаются судороги, лишь только ты заикнешься объ этомъ предмет.
И мистеръ Габріэль Парсонсъ снова опустился на стулъ и началъ хохотать сколько доставало его силъ. Тотль былъ долженъ ему, а потому Парсонсъ имлъ полное право хохотать насчетъ должника.
Мистеръ Ваткинсъ Тотль съ твердостью принялъ приглашеніе обдать у Парсонса черезъ день, и, оставшись одинъ, съ душевнымъ спокойствіемъ смотрлъ на предстоящее свиданіе.
Восшедшее черезъ день солнце никогда еще не усматривало снаружи Норвудскаго дилижанса такой щегольской особы, какъ мистеръ Ваткинсъ Тотль, и когда дилижансъ подъхалъ къ крошечному домику, съ парапетомъ для прикрытія дымовыхъ трубъ и лужкомъ, похожимъ на огромный дастъ зеленой почтовой бумаги, — то утвердительно можно сказать, что онъ никогда еще не привозилъ къ мсту назначенія джентльмена, который бы чувствовалъ такое сильное безпокойство и неловкость, какое испытывалъ тотъ же мистеръ Ваткинсъ Тотль.
Дилижансъ остановился, и мистеръ Ваткинсъ Тотль спрыгнулъ… ахъ! виноватъ: спустился, — съ соблюденіемъ величайшаго достоинства. ‘Ступай!’ сказалъ онъ, и дилижансъ покатился на гору съ тмъ равнодушіемъ къ скорости, которое въ загородныхъ дилижансахъ особенно замтно.
Мистеръ Ваткинсъ Тотль нетвердой рукой дернулъ рукоятку садоваго звонка. Нервическое состояніе его вовсе не уменьшилось, когда онъ услышалъ, что звонокъ звенлъ какъ пожарный колоколъ.
— Дома ли мистеръ Парсонсъ? спросилъ Тотль у человка, отворявшаго ворота.
Голосъ его былъ едва слышенъ, потому что колокольчикъ звенлъ оглушительно.
— Я здсь! заревлъ голосъ съ зеленой лужайки, и дйствительно: тамъ былъ мистеръ Габріэль Парсонсъ.
На немъ надта была фланелевая куртка. Онъ чрезвычайно быстро перебгалъ отъ калитки къ двумъ шляпамъ, поставленнымъ одна на другую, и обратно къ калитк, между тмъ какъ другой джентльменъ, у котораго сюртукъ былъ снятъ, гнался за мячомъ въ самый конецъ зеленой лужайки. Джентльменъ безъ сюртука, отъискавъ мячъ, что продолжалось, между прочимъ, минутъ десять, побжалъ къ шляпамъ, между тмъ какъ мистеръ Габріэль Парсонсъ поднялъ палку. Потомъ джентльменъ безъ сюртука весьма громко закричалъ: ‘играй!’ мячъ покатился, и мистеръ Габріэль Парсонсъ снова подбжалъ къ шляпамъ, положилъ палку и погнался за мячомъ, которыя, къ величайшему несчастію, укатился въ сосднее поле. Они называли это игрою въ криккетъ.
— Тотль, не хочешь ли и ты присоединиться? спросилъ Парсонсъ, приближаясь къ гостю и вытирая съ лица потъ.
Мистеръ Ваткинсъ Тотль отклонилъ предложеніе, одна мысль о принятіи котораго кидала его въ жаръ сильне, чмъ самого Парсонса игра.
— Въ такомъ случа войдемте въ комнаты. Теперь ужь половина пятаго, а мн еще нужно умыться до обда, сказалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ. — Знаете, церемоніи и ненавижу здсь…. Томсонъ! вотъ это Тотль. Тотль! вотъ это Томсонъ — членъ человколюбиваго общества.
Мистеръ Томсонъ безпечно поклонился, поклонъ мистера Тотля былъ натянутъ, и вслдъ за тмъ мистеръ Габріэль Парсонсъ повелъ друзей своихъ въ комнаты. Габріэль Парсонсъ былъ богатый кондитеръ и всякую грубость свою приписывалъ честности, открытому и чистосердечному обращенію, впрочемъ, есть люди и кром Габріэля, которые воображаютъ, что грубое обращеніе — врный признакъ чистосердечія.
Мистриссъ Габріэль Парсонсъ весьма граціозно приняла гостей на лстниц и повела ихъ въ гостиную. На мягкомъ диван сидла лэди весьма жеманной наружности и замтно недружелюбныхъ наклонностей. Она принадлежала къ тому разряду женщинъ, о возраст которыхъ весьма трудно сдлать какое нибудь врное опредленіе. Быть можетъ, что черты лица ея были бы чрезвычайно прелестные еслибъ она была помоложе, а можетъ быть он и въ молодости имли такой же видъ, какъ теперь. Цвтъ лица ея — съ легкими слдами пудры — отличался близною восковой фигуры, лицо ея было выразительно. Она была одта со вкусомъ и, для большаго эффекта, заводила золотые часы.
— Миссъ Лиллертонъ, душа моя, рекомендую вамъ вашего друга, мистера Ваткинса Тотля, нашего стариннаго знакомаго, сказала мистриссъ Парсонсъ, представляя новаго Стрэфона изъ улицы Сесиль.
Съ перваго раза она показалась ему тмъ прелестнымъ идеаломъ, который Ваткинсъ часто создавалъ въ своемъ воображеніи.
Въ эту минуту приблизился мистеръ Томсонъ — и мистеръ Ваткинсъ Тотль началъ ненавидть его. Мужчины по инстинкту узнаютъ иногда соперника, и мистеръ Ваткинсъ Тотль чувствовалъ, что ненависть его была справедлива.
— Могу ли я, сказалъ достопочтенный джентльменъ: — смю ли я обратиться къвамъ, миссъ Лиллертонъ,и просить васъ о ничтожной жертв въ пользу неимущихъ, о которыхъ печется ваше общество?
— Пожалуста, напишите на меня дв гинеи, отвчала миссъ Лиллертонъ, похожая на автоматъ.
— Вы по-истин человколюбивы, сударыня, отвчалъ мистеръ Томсонъ.— Позвольте мн замтить, что въ словахъ моихъ не кроется никакого преувеличенія. Благотворительне васъ я въ жизнь свою никого еще не встрчалъ.
При этомъ комплимент на лиц миссъ Лиллертонъ отразилось что-то въ род дурного подражанія одушевленію. Ваткинсъ Тотль, подъ вліяніемъ зависти, внутренно желалъ, чтобы мистеръ Томсонъ провалился сквозь полъ.
— Знаешь ли, какого я мннія о теб, почтенный другъ мой? сказалъ мистеръ Парсонсъ, только что вошедшій въ гостиную съ чистыми руками и въ черномъ сюртук: — мн кажется, что ты готовъ на каждомъ шагу говорить вздоръ.
— Вы очень жестоки, отвчалъ Томсонъ съ кроткой улыбкой.
Надобно сказать, что Томсонъ въ душ не любилъ Парсонса, но зато отъ души любилъ его обды.
— Вы ршительно несправедливы, сказала миссъ Лиллертонъ.
— Конечно, конечно! замтилъ Тотль.
Миссъ Лиллертонъ взглянула кверху: глаза ея встртились съ глазами мистера Ваткинса Тотля. Она отвела ихъ въ плнительномъ смущеніи, а Ваткинсъ Тотль послдовалъ ея примру, смущеніе было взаимное.
— Я не сказалъ бы этого, еслибъ я не слышалъ, съ какими комплиментами онъ принялъ ваше подаяніе, напрасно онъ не прибавилъ, что имя каждаго благотворителя будетъ напечатано огромными буквами.
— Послушайте, мистеръ Парсонсъ: вы, вроятно, не хотите этимъ сказать, что я желаю, чтобы имя мое было напечатано огромными буквами? сказала миссъ Лиллертонъ съ негодованіемъ.
— И я съ своей стороны надюсь, что мистеръ Парсонсъ не имлъ подобнаго намренія, сказалъ мистеръ Тотль, вмшиваясь въ разговоръ и вторично обращая взоръ свой на оскорбленную миссъ Лиллертонъ.
— Вовсе, вовсе не думалъ, отвчалъ Парсонсъ: — но все же мн никто не запретитъ предполагать, что вы, сударыня, непрочь отъ желанія, чтобы имя ваше занесено было въ списки…. не правда ли?
— Въ т самые, куда заносятъ новобрачныхъ, отвчалъ Парсонсъ, съ видомъ удовольствія, что ему удалось сдлать ловкій оборотъ рчи, и вмст съ тмъ взглянулъ на мистера Тотля.
Мистеръ Ваткинсъ Тотль такъ и думалъ, что онъ умретъ отъ стыда, и невозможно представить себ, какое бы пагубное дйствіе произвела эта шутка на лэди, еслибъ въ эту минуту не сказали, что готовъ обдъ. Мистеръ Ваткинсъ Тотль, съ неподражаемымъ усиліемъ ловкости, предложилъ лэди кончикъ своего мизинца, миссъ Лиллертонъ приняла его граціозно, съ сохраненіемъ двической скромности, и въ этомъ порядк отправились къ столу, гд и расположились другъ подл друга. Столовая была уютна, обдъ превосходный, и маленькое общество находилось въ самомъ пріятномъ расположеніи духа. Разговоръ сдлался общимъ, и Ваткинсъ, успвъ вынудить отъ своей сосдки нсколько холодныхъ замчаній, и выпивъ съ ней вмст рюмку вина, чувствовалъ, что бодрость быстро возвращалась къ нему. Убрали скатерть со стола, мистриссъ Габріэль Парсонсъ выпила четыре рюмки портвейна, подъ тмъ предлогомъ, что кормила грудью дитя, а миссъ Лиллертонъ хлебнула тоже самое число глотковъ подъ предлогомъ, что она вовсе не хотла пить. Наконецъ дамы удалились, къ величайшему удовольствію мистера Габріэля Парсонса, который почти цлые полчаса и кашлялъ, и шаркалъ ногами, и мигалъ жен — сигналы, которыхъ мистриссь Парсонсъ никогда не замчала, до тхъ поръ, пока ее не принудятъ принять обыкновенное количество, что и исполнялось ею сразу, во избжаніе дальнйшихъ хлопотъ.
— Что ты думаешь о ней? вполголоса спросилъ мистеръ Парсонсъ у мистера Тотля.
— Я уже влюбленъ въ нее до безумія.
— Джентльмены! давайте выпьемте за здоровье дамъ, сказалъ мистеръ Томсонъ.
— За здоровье дамъ! вскричалъ Ваткинсъ, осушая рюмку. Вь избытк бодрости своей онъ закричалъ во всю мочь.
— Вотъ такъ! сказалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ: — помню, помню, когда я былъ помоложе…. да что же ты, Томсонъ! налей свою рюмку.
— Я только что выпилъ ее.
— Такъ чтожь за бда! возьми да снова налей.
— Изволь, отвчалъ Томсонъ, прилагая слово къ длу.
— Помню то золотое времячко, продолжалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ:— бывало, съ какимъ одушевленіемъ пивалъ я эти тосты.
— Скажите, когда это было: до женитьбы или посл? смиренно спросилъ мистеръ Тотль.
— Безъ сомннія, до женитьбы, отвчалъ мистеръ Парсонсъ. — А должно сказать, что я женился при весьма странныхъ и даже забавныхъ обстоятельствахъ.
— Нельзя ли узнать, какого рода были эти обстоятельства? спросилъ Томсонъ, который слышалъ этотъ разсказъ по крайней мр два раза въ недлю, въ теченіе послднихъ шести мсяцевъ.
Мистеръ Ваткинсъ Тотль заострилъ все свое вниманіе, въ надежд пріобрсть какое нибудь свдніе, полезное въ его новомъ предпріятіи.
— Я провелъ первую ночь посл сватьбы нашей въ кухонной дымовой труб, сказалъ Парсонсъ, въ вид начала.
— Да, признаюсь, мн было не совсмъ-то пріятно, отвчалъ Парсонсъ. — Вотъ какъ было дло. Отецъ и мать Фанни любили меня какъ добраго знакомаго, но ршительно не думали видть во мн будущаго мужа своей дочери. Въ ту пору у меня почти вовсе не водились деньги, а у нихъ этого добра было много, поэтому они хотли, чтобы Фанни выбрала себ кого нибудь другого. Несмотря на это, мы успли-таки открыть другъ другу сердечныя ваши тайны. Я обыкновенно встрчалъ Фанни у общихъ вашихъ знакомыхъ, сначала мы танцовали вмст, разговаривали, шутили и тому подобное, потомъ мн ничего больше такъ не нравилось, какъ сидть рядомъ съ Фанни: при этомъ случа мы уже разговаривали очень мало, а только любовались другъ другомъ, смотря одинъ на другого. Посл того я представился несчастнымъ и черезчуръ сантиментальнымъ, началъ писать стихи. Наконецъ это положеніе сдлалось для меня невыносимо, и вотъ въ одинъ прекрасный лтній день — уфъ! какое жаркое было тогда лто! — проходивши почти цлую недлю, и въ добавокъ въ узкихъ сапогахъ, по солнечной сторон Оксфордской улицы, въ надежд встртиться съ предметомъ моей страсти, я написалъ письмо, въ которомъ умолялъ Фанни назначить мн свиданіе: мн непремнно хотлось выслушать ршеніе судьбы своей изъ ея собственныхъ устъ. Я писалъ къ Фанни, что открылъ, къ совершенному моему удовольствію, что не могу доле жить безъ нея, и что если она не желаетъ имть меня своимъ мужемъ, то я непремнно сдлаюсь горькимъ пьяницей, или уду на край свта, для того только, чтобъ такъ или иначе, во уничтожить себя. Окончивъ посланіе, я занялъ фунтъ и подкупилъ горничную передать по адресу письмо, что она, конечно, и исполнила.
— Какой же былъ отвть? спросилъ Томсонъ.
— Весьма обыкновенный, какъ всякому изъ васъ извстно. Фанни выражала вънемъ свое несчастное положеніе, намекнула на опасеніе сойти въ раннюю могилу, говорила, что никакія убжденія не принудятъ ее нарушить долгъ, которымъ она обязана своимъ родителямъ, умоляла меня забыть ее, сыскать себ подругу достойне ея, и прочее и прочее. Въ заключеніе всего она упоминала, что ни подъ какимъ видомъ не ршится на свиданіе со мной безъ вдома ея папа и мама, и упрашивала меня не искать случая встртиться съ ней, — такъ какъ она на другой день въ двнадцатомъ часу собиралась итти въ извстную часть Кэнсингтонскихъ Садовъ.
— И, безъ сомннія, вы не пошли? боязливо спросилъ Ваткинсъ Тотль.
— Не пошелъ бы я? Безъ сомннія, пошелъ. Фанни была уже на мст, вмст съ горничной, которая стояла въ значительномъ отъ нея разстоянія, вроятно, для того, чтобы не мшать нашему свиданію. Мы прогуляли вмст цлыхъ два часа, представляли изъ себя жалкихъ созданій и наконецъ обмнялась клятвами принадлежать другъ другу на вки. Посл того между вами началась переписка, — и какая еще, если бы вы знали! мы обмнивались въ день по крайней мр четырьмя письмами, а что было именно въ этихъ письмахъ, нтъ возможности представить себ. Спустя еще нсколько дней, я имлъ уже каждый вечеръ свиданіе. Дла наши шли такимъ порядкомъ довольно долгое время, и любовь наша другъ къ другу увеличивалась съ каждымъ днемъ. Наконецъ чувство это увеличилось до крайности, а не задолго передъ этимъ увеличилось и жалованье мое: поэтому мы ршились на тайный бракъ. Фанни распорядилась такъ, чтобы наканун сватьбы ночевать у своей подруги, мы опредлили обвнчаться рано по утру, потомъ возвратиться въ домъ ея родителей и просить прощенія. Фанни должно было упасть въ ноги отца и оросить слезами сапоги его, а мн — броситься въ объятія старой лэди, называть ее ‘маменькой’ и какъ можно чаще пускать въ дло носовой платокъ. Какъ было сказано, такъ и сдлано, на другое утро мы дйствительно обвнчались. Дв двицы, подруги Фанни, были и брачными подругами ея, а какой-то мужчина, которому я заплатилъ пять шиллинговъ и кружку портеру, исполнилъ должность посаженаго отца. Къ нашему несчастію, старушка-лэди, ухавшая въ этотъ день съ визитомъ въ Рамсгетъ, отложила возвращеніе свое до другого дня, а такъ какъ главная надежда наша была основана на ней, то мы согласились отсрочить наше признаніе на двадцать-четыре часа. Молодая жена моя возвратилась домой, а я провелъ свой брачныя день шатаясь около Гампстэта. Вечеромъ и отправился утшать жену свою и уврять ее, что вс наши безпокойства скоро совершенно прекратятся. Когда и отворялъ садовую калитку, отъ которой ключъ былъ въ моемъ распоряженіи, меня немедленно провела одна служанка на кухню.
— На кухню!? прервалъ мистеръ Ваткинсъ Тотль, котораго идеи о приличіи были сильно оскорблены этимъ признаніемъ.
— Да, ли, на кухню! отвчалъ Парсонсъ. — Да позволь сказать теб, любезный другъ мой, еслибъ ты, какъ говорится, былъ влюбленъ по уши и не имлъ бы другого мста увидться и перемолвить слово, то, поврь я былъ бы радъ-радешенекъ воспользоваться подобнымъ случаемъ…. Но позвольте, гд бишь я остановился?
— На кухн, подсказалъ Томсонъ.
— Помню, помню! На кухн я засталъ бдную мою Фанни, совершенно неутшную и безпокойную. Старикъ-отецъ цлый день сердился на что-то, отчего одиночество казалось ей еще невыносиме…. однимъ словомъ, Фанни была совершенно невъ дух. Однако, я принялъ веселый видъ, надъ всмъ смялся, сказалъ ей, что мы не такъ должны наслаждаться вашей жизнью, я этимъ наконецъ усплъ ее развеселить. Я оставался на кухн до одиннадцати часовъ, но только что собрался я уйти въ четырнадцатый разъ, какъ вдругъ въ страшномъ испуг и безъ башмаковъ прибжала къ намъ горничная и сказала, что на кухню идетъ старикъ-отецъ. Господи, какъ мы испугались. Старикъ спускался внизъ нацдить пива къ ужину, что не длывалось имъ почти съполгода, сколько было мн извстно, еслибъ старикъ увидлъ меня, то призваніе наше. Оказалось бы совершенно невозможнымъ, потому что онъ до такой степени бывалъ вспыльчивъ, когда его разсердятъ, что не захотлъ бы выслушать отъ меня и полу-слова. Оставалось прибгнуть къ единственному средству: труба надъ очагомъ была довольно широкая: первоначально она предназначалась для печки, проходила на нсколько футовъ по вертикальному направленію, а потомъ былъ уступъ, такъ что изъ этого уступа образовалась маленькая пещера. Надежды мои, счастіе и даже самыя средства къ нашему существованію зависли, можно сказать, отъ одной секунды. Я вскарабкался въ трубу какъ блка, съежился въ углубленіи, и въ-то время, какъ Фанни и горничная задвинули деревянную доску, прикрывавшую очагъ, я видлъ свтъ отъ свчи, которую ничего невдающій тесть мой несъ въ своей рук. Я слышалъ, какъ онъ отвернулъ кранъ, но никогда не слышалъ, чтобы пиво талъ медленно бжало изъ боченка. Уже старикъ готовился оставить кухню, а я въ свою очередь приготовился спускаться изъ трубы, какъ вдрутъ проклятая доска съ трескомъ повалилась на полъ. Старикъ остановился, поставилъ пиво и свчу на ларь, онъ былъ чрезвычайно раздражителенъ и всякій неожиданный шумъ приводилъ его въ страшный гнвъ. При этомъ случа онъ, сдлавъ хладнокровное замчаніе, что очагъ никогда не топится, тотчасъ же послалъ испуганную служанку принести ему молотокъ и гвозди, заколотилъ наглухо доску и въ заключеніе всего заперъ за собою дверь. Такимъ образомъ первую ночь посл сватьбы моей я провелъ въ кухонной труб, одтый въ свтлые кашемировые панталоны, въ блый атласный жилетъ и синій фракъ, — однимъ словомъ, въ полный свадебный нарядъ, — въ труб, которой основаніе было заколочено, а вершина поднималась отъ верхняго этажа еще футовъ на пятнадцать, для того, чтобы не безпокоить дымомъ ближайшихъ сосдей.— Въ этой труб, прибавилъ мистеръ Габріэль Парсонсъ, передавая сосду бутылку: — я пробылъ до половины седьмого часа слдующаго утра, именно до той поры,когда нарочно призванный плотникъ не раскупорилъ меня. Покойникъ такъ плотно заколотилъ доску, что даже по сіе время я совершенно убжденъ, что кром плотника никому не удалось бы освободить меня изъ этого убжища.
— Что же сказалъ вамъ отецъ вашей супруги, когда узналъ, что вы обвнчались? спросилъ Ваткинсъ Тотлъ, который, не выслушавъ расказа до конца, вроятно, остался бы въ крайнемъ недоумніи.
— Вечернее происшествіе до того насмшило его, что онъ сразу же простилъ насъ и позволилъ намъ жить вмст съ нимъ до самой его смерти. Слдующую ночь провелъ я во второмъ этаж, гораздо спокойне предъидущей.
— Джентльмены! чай готовъ, не угодно ли пожаловать въ гостиную, прервала среднихъ лтъ служанка, заглянувъ въ столовую.
— Вотъ это та самая горничная, которая представляла не послднее лицо въ моемъ разсказ, сказалъ мистеръ Парсонсъ. — Она поступила къ Фанни съ перваго два нашей сватьбы и съ тхъ поръ постоянно находится у насъ. Не думаю, что она хоть на волосокъ уважаетъ меня со дня моего освобожденія, я помню, что съ ней тогда сдлались сильные припадки, чему подвержена она даже и теперь. Кажется, я все кончилъ, не пора ли присоединиться намъ къ дамамъ?
— Непремнно, отвчалъ Ваткинсъ. — Въ этомъ нечего и сомнваться.
Но судьба не соблаговолила мистеру Ваткинсу Тотлю явиться въ субботу въ первомъ дилижанс. Его приключенія служатъ главнымъ предметомъ второй главы этого разсказа.
——
— Томъ! разв не проходилъ еще первый дилижансъ? спросилъ мистеръ Габріэль Парсонсъ, въ полномъ удовольствіи прогуливаясь взадъ и впередъ по песчаной дорожк, окаймлявшей маленькій лужокъ.
Это было по утру въ субботу, назначенную для поздки въ Бюла-Спа.
— Нтъ еще, сэръ, и не видлъ, отвчалъ садовникъ въ синемъ фартук, нанимавшійся за полъ-кроны въ день длать въ саду украшенія.
— Кажется, Тотлю давно бы пора уже быть здсь, сказалъ мистеръ Парсонсъ, углубляясь въ размышленія. — О! да вотъ это онъ, наврное, присовокупилъ Габріэль, въ то время, какъ ‘кэбъ’ быстро поднимался на гору, и вслдъ на тмъ онъ застегнулъ свой шлафрокъ и отворялъ ворота, чтобъ принять жданнаго гостя.
Кэбъ остановился, и изъ него выскочилъ мужчина въ пальто изъ грубаго ратина, въ бловато-коричневомъ шейномъ платк, въ сюртук и панталонахъ полинялаго чернаго цвта, въ желтоватыхъ сапогахъ съ отворотами и въ шляп съ преогромной тулейкой, которую прежде рдко было видно, но въ настоящее время она принята подъ особенное покровительство джентльменовъ и яблочниковъ….
— Мистеръ Парсонсъ? сказалъ мужчина, взглянувъ на надпись записки, которую держалъ въ рук, и обращаясь къ Габріэлю съ вопросительнымъ видомъ.
— Меня зовутъ Парсонсъ, отвчалъ кондитеръ.
— Я привезъ вотъ эту записку, хриплымъ голосомъ сказалъ индивидуумъ въ цвтныхъ сапогахъ. — Я привезъ эту записку отъ джентльмена, который сегодня во утру поступилъ въ нашъ домъ.
— А я ожидалъ джентльмена въ свой домъ, отвчалъ Парсонсъ, срывая печать, съ оттискомъ шести-пенсовой монеты.
— Я не сомнваюсь, что джентльменъ былъ бы здсь непремнно, сказалъ незнакомецъ: — еслибъ только съ самого начала не пришлось ему захать въ нашъ домъ. Мы вдь не можемъ положиться на джентльмена, пока не увидимся съ нимъ… это для того, знаете, чтобы не вышло какихъ нибудь недоразумній, шутливо продолжалъ неизвстный: — извините, сэръ…. не подумайте, что я имю намреніе оскорбить личность джентльмена…. а знаете…. ужь если разъ попался…. догадываетесь, сэръ?
Мистеръ Габріэль Парсонсъ не отличался способностью быстро отгадывать намеки. Вслдствіе этого онъ только устремилъ взглядъ сильнаго изумленія на своего таинственнаго постителя и продолжалъ раскрывать записку, которой этотъ поститель былъ подателемъ. Открывъ ее, онъ безъ малйшаго затрудненія узналъ въ чемъ дло. Мистеръ Ваткинсь Тотль былъ внезапно арестованъ по взысканію тридцати-трехъ фунтовъ десяти шиллинговъ и четырехъ пенсовъ и сообщалъ это извстіе изъ запертаго дома, находившагося въ ближайшемъ сосдств съ переулкомъ Чансри.
— Нтъ, оно, знаете, ничего, если только кто привыкъ къ нему, хладнокровно замтилъ мужчина въ ратиновомъ пальто.
— Томъ! воскликнулъ Парсонсъ, посл непродолжительнаго размышленія: — пожалуста, потрудись заложить лошадь. А вы, пожалуста, скажите джентльмену, что я буду вслдъ за вами, продолжалъ онъ, обращаясь къ незнакомцу.
— Очень хорошо, отвчалъ посланный, присовокупляя конфиденціяльнымь тономъ: — ясовтовалъ бы друзьямъ джентльмена покончить дло это разомъ, это, знаете, не стоятъ того, чтобы заводить исторію, при томъ же начальникъ нашъ, въ случа неустойки, знаетъ, какія должно принять мры…. онъ у насъ человкъ не промахъ.
Сказавъ эти вразумительныя, особливо для Парсонса, слова, значеніе которыхъ дополнялось разнообразными киваньями и миганьями, джентльменъ въ жолтыхъ сапогахъ снова помстился въ кэбъ, который быстро покатился по отлогому спуску и вскор скрылся изъ виду. Мистеръ Габріэль Парсонсъ, очевидно погруженный въ глубокія размышленія, продолжалъ еще ходить взадъ и впередъ по садовой дорожк. Результатъ его размышленій, по видимому, былъ совершенно удовлетворительный для него самого, потому что онъ быстро побжалъ въ комнаты, сказалъ, что весьма важное дло отзываетъ его въ городъ, что онъ уже послалъ сообщить объ этомъ мистеру Ваткинсу Тотлю, и что къ обду они возвратятся вмст. Одвшись на скорую руку, онъ слъ въ кабріолетъ и вскор заходился уже на полъ-дорог къ заведенію мистера Соломона Джакобса (какъ увдомлялъ объ этомъ мистеръ Ваткинсъ Тотль) въ улиц Курситоръ, близь Чансри-Лэна.
Когда человкъ сильно стремится достичь чего нибудь и иметъ въ виду спеціяльный предметъ, достиженіе котораго зависитъ отъсовершенія дороги, то препятствія,встрчаемыя по дорог, не только бываютъ безчисленны, но какъ будто нарочно являются для подобнаго случая. Замчаніе ни подъ какимъ видомъ не новое, и мистеръ Габріэль Парсонсъ испыталъ его непріятную справедливость его въ теченіе своего пути. Разныя препятствія мшали спокойствію и быстрот зды Габріэля Парсонса по улицамъ мало посщаемымъ, эти препятствія суть: поросята, ребятишки и старухи. При описываемомъ нами случа, поросята пировали надъ капустными стеблями, ребятишки играли въ воланъ на самой дорог, а старухи, съ корзиной въ одной рук и ключами отъ уличныхъ дверей въ другой, непремнно переходили черезъ улицу почти подъ самой головой у лошади, такъ что мистеръ Парсонсъ выходилъ изъ себя отъ досады и почти охрипъ отъ безпрестанныхъ криковъ. Въ улиц Флитъ сдлалась полная ‘остановка’, въ которой людямъ въ экипажахъ выпадаетъ на долю непослднее удовольствіе сохранять неподвижность въ теченіе по крайней мр полу-часа и завидовать скромнымъ пшеходамъ. Наконецъ мистеръ Габріэль Парсонсъ поворотилъ къ Чансри-Лэну, и посл нкоторыхъ распросовъ (съ этой мстностью онъ быль вовсе незнакомъ) ему показали улицу Курситоръ, гд онъ вскор очутился противъ дома мистера Соломона Джакобса. Поручивъ свой экипажъ одному изъ четырнадцати мальчиковъ, преслдовавшихъ его съ противоположной стороны Блэкфрэйарскаго моста, въ надежд, что услуги ихъ понадобятся, мистеръ Габріель Парсонсъ перешелъ черезъ улицу и постучался въ наружную дверь, верхняя часть которой была стеклянная и загорожена, подъ симметрію оконъ всего дома, желзными ршетками, окрашенными блой краской, — вроятно, для устраненія угрюмаго ихъ вида.
На стукъ мистера Парсонса выбжалъ рыжеволосый, съ жолто-блднымъ лицомъ и сердитымъ взглядомъ, мальчишка. Осмотрвъ постителя сквозь верхнюю часть двери, онъ приложилъ огромный ключъ къ огромному деревянному возвышенію, обозначавшему замокъ. Это возвышеніе вмст съ гвоздями, которыми околочена была панель, придавала двери наружность, усыпанную бородавками.
— Я хочу видть мистера Ваткинса Тотля, сказалъ Парсонсъ.
— Джэмъ! это тотъ самый джентльменъ, который поступилъ сегодня по утру! закричалъ голосъ съ вершины кухонной лстницы.
Голосъ этотъ принадлежалъ какой-то женщин, высунувшей подбородокъ свой на одну линію съ горизонтомъ коридорнаго пола.
— Джентльменъ этотъ въ кофейной.
— Пожалуйте наверхъ, сэръ, сказалъ мальчикъ, открывая дверь на столько, сколько требовалось, чтобы не прижатъ Парсонса, и длая двойной оборотъ ключа, едва только Парсонсъ миновалъ отверстіе. — Пожалуйте въ первый этажъ, въ первую дверь направо.
По этимъ даннымъ мистеръ Габріэль Парсонсъ поднялся полстниц, не покрытой ковромъ и дурно освщенной, подошелъ къ первой двери направо и сдлалъ въ нее нсколько скромныхъ ударовъ. Догадываясь, что удары его были не слышны отъ сильнаго говора многихъ голосовъ внутри комнаты и шипнья, происходившаго снизу, отъ знакомой для слуха операція, совершаемой на очаг, мистеръ Парсонсъ повернулъручку дверей и вошелъ въ кофейную. Здсь онъ узналъ, что несчастный предметъ его посщенія только что ушелъ наверхъ написать письмо. Мистеру Парсонсу оставалось ссть между присутствующими и на досуг набдюдать открытую передъ нимъ сцену’
Комната, или, лучше сказать, небольшая, запертая клтка, была раздлена на ложи, подобно общей комнат какой нибудь весьма простой състной лавки. Грязный полъ, какъ видно по всему, былъ на столько же незнакомъ съ половой щеткой, на сколько и съ ковромъ, или другого рода постилками, потолокъ совершенно исчернлъ отъ копоти лампы, освщавшей комнату въ теченіи ночи. Срая зола на концахъ столовъ и окурки сигаръ, обильно разсянныхъ около ржавой каминной ршотки, вполн обнаруживали причину невыносимаго табачнаго запаха, наполнявшаго всю комнату, пустые стаканы и полу-пропитанные неопредленной влагой кусочки лимона на столахъ, вмст съ портерными кружками подъ столами, свидтельствовали о возліяніяхъ, которымъ предавались временные жителя заведенія мистера Соломона Джакобса. Надъ карнизомъ камина находилось тусклое зеркало, занимавшее пространство въ половину ширины всего камина, между тмъ какъ ржавая ршотка для воды простиралась вдвое боле всей высоты его.
Отъ этой пріятной комнаты вниманіе мистера Габріэля Парсонса натуральнымъ образомъ перешло на ея обитателей. Въ одной изъ загородокъ, или ложь, двое мужчинъ играли въ криббэджъ, употребляя для этого весьма грязныя карты, собранныя изъ разныхъ колодъ, съ синимъ, зеленымъ и краснымъ крапомъ, доска для игры была давнымъ-давно сдлана на самомъ стол какимъ-то изобртательнымъ постителемъ, видно было, что орудіемъ для этой работы служили карманный ножикъ и двуконечная вилка, тми же самыми инструментами было просверлено необходимое число дырочекъ, въ приличномъ разстояніи одна отъ другой, для втыканія въ нихъ деревянныхъ гвоздиковъ. Въ другой перегородк сидлъ мужчина съ веселымъ лицомъ и оканчивалъ обдъ, принесенный къ нему въ корзин женой его, — такою же веселой женщиной, какъ и онъ самъ. Въ третьей лож находился молодой человкъ, отличавшійся отъ своихъ собратовъ привлекательною наружностью. Вполголоса и съ возрастающимъ жаромъ онъ разговаривалъ съ молодой женщиной, лицо которой закрыто было плотнымъ вуалемъ, и которая, какъ предположилъ мистеръ Парсонсъ, была жена молодого должника. Другой молодой человкъ, одтыя до послдней ниточки по требованіямъ господствующей моды, и обнаруживавшій вульгарныя манеры, прохаживался по комнат, съ сигарой, засунувъ руки въ карманы. Онъ выпускалъ по временамъ густые столбы табачнаго дыма и изрдка и съ очевиднымъ удовольствіемъ прикладывался къ жестяной кружк, содержаніе которой охлаждалось на камин.
— Ну! куда ни шло! ещечетыре пенса! воскликнулъ одинъ изъ широкомъ, закуривая трубку и, при конц игры, обращаясь къ своему противнику. — И иной подумаетъ, что счастіе твое насыпано въ перечницу, и что когда теб оно понадобится, то стоитъ только потрясти эту перечницу — и счастіе передъ тобой.
— Да, это было бы недурно, отвчалъ другой игрокъ, онъ же и лошадиный барышникъ изъ Эйлингтона.
— И въ самомъ дл, очень бы недурно было, замтилъ веселый сосдъ игроковъ, окончивъ въ это время свой обдъ и, попивая вмст съ женой своей горячій грогъ изъ одного стакана. (Врная подруга его попеченій и заботъ принесла обыкновенное количество этой живительной влаги въ огромной каменной фляжк, въ полъ-галлона.) Мистеръ Вокарь, ты, я вижу, чудный малый: не хочешь ли взглянуть на дно вотъ этого стаканчика?
— Благодарю васъ, сэръ! отвчалъ мистеръ Вокаръ, оставляя свою ложу и приближаясь къ другой, чтобы принять предлагаемый стаканъ.— Ваше здоровье, сэръ, и вашей доброй супруги. джентльмены! ваше здоровье, дай Богъ всмъ вамъ добраго счастія. Мистеръ Виллисъ, продолжалъ ‘чудный малый’, обращаясь къ молодому человку съ сигарой: — вы что-то не въ дух сегодня, — то есть упали духомъ, какъ говорятъ другіе. Скажите, сэръ, въ чмъ дло?
— Ничего, такъ, я вовсе не упалъ духомъ, отвчалъ курильщикъ. — Завтра меня выручатъ отсюда.
— И въ самомъ дл? спросилъ другой курильщикъ. — Желалъ бы я я сказать про свою персону тоже самое, да, кажется, нельзя. Я утонулъ какъ корабль ‘Ройялъ Джоржъ’ на Портсмутскомъ рейд, и чтобъ выручить меня отсюда, нужно сначала вытащить со дна.
— А какъ вы думаете, почему я пробылъ здсь два дня? спросилъ молодой человкъ самымъ громкимъ голосомъ и внезапно остановившись.
— Да потому, я полагаю, что вы не могли выйти отсюда, отвтилъ мистеръ Вокаръ, подмигивая обществу. — Не потому, чтобы вы обязаны были оставаться здсь, но потому, что не было средствъ выбраться отсюда. Не потому, чтобы тутъ было принужденіе, а такъ, знаете, вы должны…. Э?
— Не правда ли, чудный малый этотъ Вокаръ? съ восхищеніемъ спросилъ свою жену мужчина, предложивши Вокару стаканъ грога.
— Вы значитъ ничего не знаете, угрюмо отвчала жертва остроумія Вокара, бросая въ сторону сигару и дополняя слова свои ударомъ кружки по столу:— вы ровно ничего не знаете…. Дло мое въ своемъ род весьма замчательное: отецъ мой иметъ огромный капиталъ, а я — единственный сынъ его.
— Да, это весьма странное обстоятельство! замтилъ мимоходомъ мистеръ Вокаръ.
— Я единственный сынъ его и получилъ хорошее воспитаніе. Я не обязанъ ничмъ ни единой душ изъ цлаго свта, но меня заставили подписаться за друга на векселяхъ въ огромную сумму. И въ замнъ этой суммы я ровно ничего не получилъ. Какъ же вы думаете, каковы были послдствія?
— Я полагаю, что векселя пустили въ движеніе, а у васъ отняли его. Акцентаціи по векселямъ не были уплачены, и васъ арестовали… не такъ ли? спросилъ мистеръ Вокаръ.
— Совершенно, совершенно такъ, отвчалъ джентльменъ, получившій хорошее воспитаніе: — совершенно такъ! и вотъ, какъ вы видите, я очутился здсь, меня заперли за какую-то тысячу-двсти фунтовъ.
— Почему же вы не попросите вашего родителя поправить это дло? спросилъ Вокаръ съ видомъ скептика.
— Ахъ, помилуйте! это ровно ни къ чему не поведетъ: онъ никогда этого не сдлаетъ, съ горечью отвчалъ джентльменъ: — ршительно никогда!
— Право, это чрезвычайно странно, замтилъ владтель фляжки, составляя другой стаканъ грогу. — Я вотъ уже лтъ тридцать нахожусь въ весьма затруднительныхъ обстоятельствахъ. Сначала я оборвался на продаж молока, потомъ началъ торговать фруктами — и тоже неудача, наконецъ принялся за уголь и желзо, да, вотъ какъ видите, барыши мои на лицо. Но, признаюсь, я еще ни разу не видлъ молодого человка, который, попавъ въ подобное мсто, тотчасъ же не вышелъ бы отсюда, который былъ бы арестованъ за векселя, выданные другу, и который въ замнъ ихъ не получилъ бы ничего.
— Не говорите пожалуста! ныньче это почти всегда такъ длается, замтилъ Вокаръ: — и, право, я нисколько не вяжу пользы въ этомъ, напротивъ того, это меня бсятъ иногда. Я гораздо лучшее имлъ бы понятіе о человк, если бы онъ честнымъ и благороднымъ образомъ сказалъ мн сразу, что хочетъ обмануть меня.
— Конечно, конечно! сказалъ лошадиный барышникъ, съ понятіями котораго о барыш и продаж эта аксіома какъ нельзя лучше согласовалась. — Я совершенно одинакаго съ вами мннія.
Молодой джентльменъ, который подалъ поводъ къ этимъ замчаніямъ, приготовился было сдлать сердитое возраженіе на насмшки его собесдниковъ, но маленькое движеніе, произведенное другимъ молодымъ человкомъ, желавшимъ выйти изъ комнаты вмст съ женщиной, сидвшей у него, прекратило дальнйшія сужденія по этому предмету. Женщина, горько плакала, вредная атмосфера комнаты, дйствуя на ея разстроенныя чувства и нжное сложеніе, принудила эту чету оставить комнату.
Въ наружности ихъ замтно было особенное превосходство, до такой степени необыкновенное въ подобномъ мст, что въ комнат распространилось почтительное молчаніе, пока визгъ дверной пружины не возвстилъ, что разговоръ не долетитъ до нихъ. Молчаніе нарушено было женой бывшаго фруктовщика.
— Да и, кажется, очень хороша собой, прибавилъ лошадиный барышникъ.
— За что онъ попалъ сюда, Эйки? спросилъ Вокаръ человка, который разставлялъ на столъ скатерть, испещренную горчичными пятнами, и въ которомъ мистеръ Габріэль Парсонсъ узналъ своего утренняго постителя.
— Это одно изъ самыхъ странныхъ обстоятельствъ, отвчалъ уполномоченный членъ правленія. — Онъ поступилъ сюда въ прошлую пятницу. Бгая по его длу туда и сюда, и усплъ пособрать изъ его исторіи кое-что отъ лакеевъ и еще кое-что и отъ постороннихъ людей, и сколько ма помнится, то вотъ какъ было дло….
— Но только пожалуста разсказывай короче, прервалъ Вокаръ, знавшій по опыту, что изъ всхъ лакеевъ Эйки въ своихъ разсказалъ былъ самый болтливый и неудобопонятный.
— Позвольте же, не мшайте мн, отвчалъ Эйки: — я начну и черезъ пять секундъ кончу. Вотъ, видите ли, отецъ молодого джентльмена — не забудьте, я говорю то, что мн самому говорили — и отецъ этой молоденькой женщины были между собой что называется зубъ-за-зубъ, ненавидли другъ друга какъ нельзя боле. Ужь не знаю какимъ образомъ случилось, что молодой джентльменъ, посщая другихъ джентльменовъ, съ которыми познакомился еще въ коллегіи, полюбилъ молоденькую леди, да и она къ нему была неравнодушна. Онъ часто видлся съ ней и спустя нсколько времени объявилъ ей, что онъ желалъ бы жениться на ней, если только она будетъ согласна. Она также нжно любила его, а потому дло устроилось очень легко, — такъ легко, что спустя полгода посл перваго знакомства они обвнчались безъ вдома своихъ родителей, — по крайней мр мн такъ сказано. Когда отцы услышали объ этомъ, то поднялась такая суматоха, что страхъ да и только. Первымъ дломъ: они хотли уморить молодыхъ съ голоду. Отецъ молодого джентльмена лишилъ сына всего, а отецъ молоденькой лэди поступилъ гораздо хуже: онъ не только ужасно бранилъ ее и поклялся, что никогда не увидитъ ее, но нанялъ одного молодца, котораго я знаю — да и вы, мастеръ Вокаръ, знаете его — и приказалъ ему пошататься во городу и скупить векселя и тому подобныя вещи, которыя молодой супругъ, въ надежд, что строгій родитель его современемъ пообойдется, выпустилъ въ свтъ, мало того, онъ употребилъ все свое вліяніе, чтобъ вооружить противъ кого другахъ людей. Слдствіе было такого рода, что молодой человкъ платилъ векселями пока могъ, ему некогда было оглянуться назадъ, между тмъ какъ бда быстро приближалась и наконецъ обрушилась на него. Его привезли сюда, какъ я уже сказалъ, въ прошлую пятницу, и я думаю, что даже теперь стоитъ у лстницы съ полдюжины его кредиторовъ. Я занимаюсь своимъ дломъ, прибавилъ Эйки: — пятнадцать лтъ, но, признаюсь, мн ни разу еще не случалось видть подобную мстительность.
— Бдняжки! воскликнула жена бывшаго угольщика, снова прибгая къ тому же превосходному средству для подавленія тяжкаго вздоха. — О, если бы они видли столько горя, сколько перенесли его я и мой мужъ, то право они привыкли бы къ нему не хуже нашего.
— Молоденькая леди довольно милое созданіе, сказалъ Вокаръ: — только она ужь слишкомъ нжна на мой взглядъ. Что касается до молодого джентльмена, то онъ черезчуръ печаленъ, чтобъ смяться надъ нимъ, онъ даже внушаетъ уваженіе къ себ.
— Смяться! воскликнулъ Эйки, въ двнадцатый разъ перемнившій положеніе ножа и вилки съ зелеными ручками для того только, чтобы пробыть подоле въ комнат, подъ предлогомъ, что онъ занятъ дломъ. — Мн кажется, что надъ нимъ уже довольно позабавились, да и скажите, мистеръ Вокаръ, можно ли смяться надъ нимъ, когда подл него сидитъ это бдное молодое созданіе? Взгляните на нихъ, вдь сердце такъ и обольется кровью. Я никогда не позабуду его появленія у насъ. Во вторникъ онъ написалъ къ ней, чтобы она побывала у него: и знаю это потому, что самъ относилъ письмо къ ней. Цлый тотъ день онъ былъ чрезвычайно безпокоенъ, а вечеромъ пришелъ въ контору и сказалъ Джакобсу: ‘сэръ, нельзя ли мн на нсколько минутъ воспользоваться отдльной комнатой, безъ, особенныхъ издержекъ? Мн хотлось бы въ этой комнат повидаться съ женой.’ Джакобсъ взглянулъ на него такимъ взглядомъ, какъ будто хотлъ сказать имъ: ‘провались я на мст, если ты не скромный малый’, но такъ, какъ джентльменъ, занимавшій заднюю комнату, только что вышелъ отъ насъ, заплативъ за нее за цлый день, то Джакобсъ принялъ на себя важный видъ и сказалъ: ‘сэръ, я долженъ сказать вамъ, что отдавать безплатно отдльныя комнаты противно правиламъ моего заведенія, но для джентльмена, я полагаю, можно нарушить ихъ, и то только разъ.’ Вслдъ за этимъ онъ обратился ко мн и сказалъ: ‘Эйки, снеси дв свчки въ заднюю комнату и поставь ихъ на счетъ этому джентльмену’, что я и сдлалъ. Вечеромъ подъхала наемная карета, и въ ней находилась молоденькая лэди, укутанная въ театральный плащъ. Я отпиралъ ворота въ ту ночь, и потому я вышелъ, когда подъхала карета, а джентльменъ остался у дверей своей комнаты. Едва только бдняжка увидла его, какъ силы оставили ее и она не могла подойти къ нему. ‘О, Гарри! до чего мы доведены! и все это изъ за меня!’ сказала она и положила руку на его, плечо джентльменъ обвилъ рукой тоненькій станъ ея, тихо повелъ ее въ комнату и нжно говорилъ ей: ‘Послушай, Кэйтъ….’
— А вотъ и джентльменъ, котораго вы ждете, сказалъ Эйки, рзко прерывая свой разсказъ и представляя мистера Габріэля Парсонса унылому Ваткинсу, вошедшему въ эту минуту въ комнату.
Ваткинсъ съ деревяннымъ выраженіемъ страданія подошелъ къ Габріэлю и пожалъ его протянутую руку.
— Пойдемте сюда, отвчалъ несчастный Тотль, показывая дорогу въ гостиную, выходившую окнами на улицу, и въ которой богатые должники за дв гинеи въ сутки пользовались удобствами и даже роскошью.
— Къ несчастію, и япопалъ сюда, сказалъ Ваткинсъ, опускаясь на диванъ, и, положивъ ладони рукъ своихъ на чашечки колнъ, онъ съ сильнымъ безпокойствомъ началъ наблюдать выраженіе лица своего пріятеля.
— Вижу, вижу, вроятно, ты здсь и останешься, хладнокровно сказалъ Габріэль, побрякивая деньгами въ карманахъ своихъ ‘невыразимыхъ’ и выглядывая въ окно. — Какъ велика сумма, которую ты долженъ? спросилъ Парсонсъ, посл нсколькихъ секундъ непріятнаго молчанія.
— Тридцать-семь фунтовъ, три шиллинга и десять пенсъ.
— Есть ли у тебя деньги?
— Девять съ половиной шиллинговъ.
Мистеръ Парсонсъ, прежде чмъ ршился открыть составленныя имъ планъ, началъ ходить взадъ и впередъ по комнат. Онъ привыкъ выгадывать большіе барыши, но всегда старался скрывать свою алчность. Наконецъ онъ остановился и сказалъ:
— Тотль, ты мн долженъ пятьдесятъ фунтовъ?
— Долженъ.
— Я вижу изъ всего, что теб придется задолжать мн еще.
— Боюсь, что придется.
— Но, вроятно, ты имешь расположеніе расчитаться со мной при первой возможности?
— Непремнно.
— Такъ послушай же меня, сказалъ мистеръ Габріель Парсонсъ: — вотъ въ чемъ состоитъ мое предложеніе. Ты знаешь мою старинную привычку. Принимай же мое предложеніе. Я заплачу долгъ и издержки по твоему аресту, да кром того дамъ теб въ-займы еще десять фунтовъ, которые вмст съ годовымъ доходомъ твоимъ доставятъ теб возможность вести дла превосходнымъ образомъ. Но вотъ мое условіе: ты дашь собственноручную росписку заплатить мн полтораста фунтовъ, черезъ шесть мсяцевъ посл твоей женитьбы на миссъ Лиллертонъ.
— Другъ мой….
— Остановись на минуту: я еще долженъ обдумать еще одно условіе, — и именно: ты долженъ немедленно сдлать миссъ Лиллертонъ предложеніе.
— Немедленно! Послушайте, Парсонсъ, подумайте.
— Теб нужно подумать, а не мн. Она знаетъ тебя по слухамъ съ хорошей стороны, хотя ты познакомился съ ней лично еще не такъ давно. Несмотря на всю ея двическую скромность, она отъ души будетъ рада вытти замужъ, и даже нисколько не медля. Жена моя выпытывала ее съ этой стороны, и она призналась.
— Сказать опредлительно въ чемъ она призналась было бы довольно трудно, потому что она говорила намеками, но жена моя, прекрасный судья въ подобныхъ длахъ, объявила мн, что признаніе ея было равносильно слдующимъ замчаніямъ: что миссъ Лиллертонъ неравнодушна къ твоимъ достоинствамъ, и что кром тебя никто не будетъ обладать ею.
Мистеръ Ваткинсъ Тотль поспшно всталъ съ мста и сильно дернулъ за звонокъ.
— Это зачмъ? спросилъ Парсонсъ.
— Я хочу послать за гербовой бумагой.
— Значитъ ты ршился?
— Ршился.
И друзья чистосердечно пожали руки. Росписка была дана, долгъ и издержки были уплачены. Эйки получилъ удовлетвореніе за свои хлопоты, и вскор два друга находились на той половин заведенія мистера Соломона Джакобса, гд находиться большая часть постителей его считаетъ за величайшее счастіе.
— Слушай же, Ваткинсъ, сказалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ,по дорог въ Норвудъ: — сегодня вечеромъ ты непремнно долженъ выбрать удобный случая и объясниться съ ней.
— Непремнно, непремнно! храбро отвчалъ Ваткнисъ.
— Хотлось бы мн посмотрть, какъ ты будешь объясняться! воскликнулъ мистеръ Парсонсъ. — Воображаю, какъ это будетъ забавно! — И онъ захохоталъ такъ протяжно и такъ громко, что совершенно обезкуражилъ мистера Тотля и испугалъ лошадь.
— Вонъ Фанни и твоя нарченная гуляютъ на лугу, сказалъ Габріэль, приближась въ дому. — Смотри же,Ваткинсъ, не звай.
— Ужъ вы пожалуста не безпокойтесь! отвчалъ Ваткинсъ съ видомъ ршимости, приближаясь къ тому мсту, гд прогуливались лэди.
Лэди быстро повернулась назадъ и отвтила на любезное привтствіе Ваткинса Тотля не только тмъ же самымъ замшательствомъ, которое Ваткинсъ замтилъ при первомъ ихъ свиданіи, но и съ легкимъ выраженіемъ обманутаго ожиданія….
— Замтилъ ли ты радость, съ которой она встртила тебя? шепталъ Парсонсъ своему другу.
— А мн показалось, какъ будто въ глазахъ ея отражалось желаніе увидться съ кмъ нибудь другимъ, отвчалъ Тотль.
— Вотъ какіе пустяки! снова прошепталъ Парсонсъ. — Разв ты не знаешь, что ужь это всегда такъ водится у женщинъ, у молодыхъ и у старыхъ. Он никогда не обнаружатъ восторга при встрч съ тми, которыхъ присутствіе заставляетъ сердца ихъ сильне биться. Мн очень странно, что ты до сихъ поръ не знаешь этого. Когда я женился, Фанни безпрестанно признавалась мн вътомъ….
— Да ты скажи ей что-нибудь…. какой ты странный человкъ! снова напалъ Парсонсъ. — Неужели ты не можешь сказать ей какой нибудь комплиментъ?
— Не теперь! нельзя ли подождать до посл-обда? отвчалъ застнчивый Тотль, всми силами стараясь отсрочить роковую минуту.
— Помилуйте, джентльмены! сказала мистриссъ Парсонсъ: — вы чрезвычайно учтивы: вмсто того, чтобъ, по общанію, везти насъ въ Бюла-Спа, вы цлое утро пробыли въ Лондон и, возвратясь оттуда, шепчетесь между собой, не обращая на насъ никакого вниманія.
— Мы говоримъ, душа моя, о дл, которое отняло у насъ цлое утро, отвчалъ Парсонсъ, бросая выразительный взглядъ на Тотля.
— Скажите пожалуста, какъ быстро пролетло утро! сказала миссъ Лиллертонъ, обращаясь къ золотымъ часамъ, которые при важныхъ случаяхъ постоянно заводились, — нужно ли было, или нтъ.
— Мн кажется, что оно прошло весьма медленно, кротко замтилъ Ваткинсъ Толь.
— И я приписываю эту медленность единственно необходимому отсутствію моему изъ вашего общества, сударыня, сказалъ Ваткинсъ: — и изъ общества мистриссъ Парсонсъ.
Въ теченіе этого непродолжительнаго разговора дамы направляли свое шествіе къ дому.
— Къ чему ты приплелъ къ этому комплименту мою Фанни? спросилъ Парсонсъ, слдуя за дамами. — Знаешь ли, что этимъ ты совершенно испортилъ эффектъ.
— Помилуйте! безъ этого было бы слишкомъ явно, отвчалъ Ваткинсъ Тотль: — черезчуръ было бы явно.
— Онъ чисто-на-чисто съ ума сошелъ! шепталъ Парсонсъ жен своей, при вход въ гостиную: — помшался на скромности да и только!
— Скажите! воскликнула Фанни: — я въ жизни не слышала ничего подобнаго.
— Мистеръ Тотль, вы видите у насъ сегодня весьма обыкновенный обдъ, сказала мистриссъ Парсонсъ, когда сли вс за столъ:— миссъ Лиллертонъ мы считаемъ за свою и, безъ сомннія, не принимаемъ и васъ за чужого человка.
Мистеръ Ваткинсъ Тотль выразилъ надежду, что семейство Парсонса никогда не принимало его за чужого.