Движеніе законодательства въ Россіи. Отдлы I, II, III и IV. Д. с. с. Григорій Бланко. Спб. 1899.
Представьте себ, что вы созерцаете великолпный готическій соборъ, гд все поражаетъ васъ гармоніей и стройностью и гд, стрльчатыя башни уносятся въ облака, представьте себ, также, что рядомъ съ этимъ созданіемъ геніальнаго ума вы видите груду необтесаныхъ камней, изъ которыхъ первобытный человкъ строитъ себ логовище. Представивъ себ это, вы наглядно поймете разницу, какъ въ задачахъ, такъ и въ исполненіи, между сочиненіемъ Милля и россійскаго дйствительнаго статскаго совтника Григорія Бланка Кто слдилъ за нашею журналистикою настоящаго царствованія, кому извстно имя д. с. с. Григорія Бланка, его идеалы и понятія. Онъ принадлежитъ къ той русской оппозиціи консерваторовъ. за которой слдовало бы усвоить наименованіе ‘пугачевщины’, производя это слово не отъ Пугачева, а отъ глагола ‘пугать’. Какъ только правительство вступило на пулъ реформъ, они подняли свои робкіе голоса, зашептали и запли фистулой, прячась мгновенно, какъ улитки въ раковину когда но справкамъ’ оказывалось, что ‘-лучше помолчать’, когда эпоха молчанія проходила, они снова шептали и ворчали, и метали они слова угрозы, которыя мшались со словами самой…. преданной лести, пророчили они бдствія, предостерегали, униженно предостерегали, рабски предостерегали, и отъ уходили съ свою раковину. Лесть и угроза тому же самому предмету, казалось бы, понятія несовмстимыя, но это-то и служитъ отличительнымъ признакомъ консервативной ‘пугачевщины’, что она обыкновенно начинаетъ съ самыхъ льстивыхъ заявленій своей преданности, въ которой, однако, никто не нуждается, и между строками старается дать замтить о своей независимости и даже о своей оппозиціи, которой никто не страшится. Она, эта пугачевщина, обыкновенно говорить о своей ‘пламенной’ любви къ отечеству и приглашаетъ правительство соединиться съ нею тсне и тсне, ибо она состоитъ изъ ‘истинныхъ, неподкупныхъ сыновъ отечества, которые помнятъ данную отечеству и монарху присягу, повелвающую врноподданнымъ предупреждать и всми силами искоренять зло, не щадя живота своего’. Все это говорится для красоты слога, отличающагося дубоватостью, галлицизмами и германизмами, все и въ особенности то, что касается ‘живота’, ибо все дло именно въ этомъ живот и заключается, который пугачевщина бережетъ больше всего Она желаетъ себ устроить мягкое логовище, откуда бы безопасно можно рычать на всхъ прохожихъ и даже заставлять ихъ снимать передъ собою шапки, низко кланяться и признавать ея авторитетъ. Все, что мшаетъ ей, она старается заподозрить въ самыхъ дурныхъ замыслахъ: у нея, этой отживающей, жующей всякую жвачку, соціализма, прудуновизма и проч., пугачевщины, нтъ ни доблести, ни силы для того, чтобы самой что-нибудь сдлать для себя собственными силами, и она умоляетъ, кланяется, проситъ, чтобы ее оградили и наградили, если не желаютъ лишиться ‘истинныхъ, неподкупныхъ сыновъ отечества’. Слдуетъ ли ограждать и награждать тхъ, которые стараются устроить благополучіе своей кучки на счетъ бдствій милліоновъ, и которые даже благотворительность заподозрваютъ въ революціонной пропаганд? Мы прошли бы даже молчаніемъ это новое твореніе г. Бланка, если бы онъ не заманивалъ заглавіемъ читателей. Впрочемъ, имя автора предупреждаетъ опытныхъ, что все, что ни пишется людьми подобнаго настроенія, все это пишется вовсе не для того, чтобы въ самомъ дл говорить объ избранномъ ими предмет: имъ хочется имть лишній случай сказать свое любимое caetcrum censeo и т. д.