‘Отечественныя Записки’, No 10, 1848
Два Адмирала, роман Фенимора Купера, в двух частях, Введенский Иринарх Иванович, Год: 1848
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Два Адмирала, романъ Фенимора Купера, въ двухъ частяхъ. Переводъ съ А(а)нглгйскаго. Санктпетербургъ. 1848. Въ тип. Деп. Воен. Поселеній. Въ 8-ю д. л. Въ I-й части 270, во II-й — 268 стр.
Герби этого романа: вице-адмиралъ британскаго флота Оксъ и контр-адмиралъ Блюуатеръ. Оба они — аристократы по происхожденію, благородные люди по чувствамъ, моряки по страсти. Получивъ образованіе въ одной и той же школ, они вмст поступили на службу въ одинъ и тотъ же полкъ, вмст переносили вс возможныя невзгоды, длились радостью и горемъ своей жизни, и, очень-натурально, сдлались самыми искренними друзьями, не смотря на значительную разность въ характер и образ мыслей. Живой, веселый, дятельный, сэръ Джервезъ Оксъ былъ способенъ всегда увлекаться первыми впечатлніями, и, храбрый до опрометчивости, до безумной отваги, онъ былъ въ то же время аккуратенъ и точенъ до педантизма, и строго взъискивалъ съ подчиненныхъ всякую мелочь. Характеръ Блюуатера былъ во всхъ этихъ отношеніяхъ противоположенъ характеру его друга, и этотъ поразительный контрастъ еще боле скрплялъ ихъ дружбу. Разсудительный и хладнокровный, Блюуатеръ дйствовалъ всегда обдуманно и осторожно и нердко выручалъ своего друга на краю погибели. Взятые вмст, они представляли общій идеалъ англійскаго моряка. Ихъ дружба была безпримрна, и еще въ шкод товарищи справедливо прозвали ихъ Орестомъ и Пиладомъ. Но сходные во всхъ чувствахъ и надеждахъ, они, однакожъ, рзко отличались одинъ отъ другаго политическимъ образомъ мыслей. Сэръ Джервезъ Оксъ былъ преданъ дому брауншвейгскому и защищать короля Георга II считалъ своей обязанностью, между-тмъ, какъ Блюуатеръ былъ привязанъ къ Стюартамъ и дорожилъ всми интересами георгова претендента, Карла-Эдуарда, сына Іакова III. На этомъ послднемъ обстоятельств основана завязка и развязка романа. Дйствіе происходитъ около половины XVIII вка.
Въ одно сырое и туманное утро 1745 года, подл пристани Девонширскаго-Мыса, тамъ, гд учреждена была сигнальная станція, остановилась на якор англійская эскадра изъ одиннадцати кораблей. При выход на берегъ, Оксъ и Блоуатеръ, командиры эскадры, узнали, что это мстечко принадлежитъ Сэру Вичерли Вичькомбу, баронету временъ Іакова I. Баронетъ, бывшій въ ту пору на берегу, поспшилъ пригласить обоихъ друзей въ свой гостепріимный замокъ. Разъ встртившись съ этой фамиліей Вцчькомба, читатель уже не разстается съ нею во все продолженіе романа. Сэръ Вичерли Вичькомбъ, восьмидесяти-четырех-лтнійстарикъ холостякъ, представитель фамилій Вичькомбовъ и владлецъ майората, потерялъ одного за другимъ всхъ своихъ четырехъ братьевъ, умершихъ холостяками, и, оставшись одинъ, былъ въ крайнемъ недоумніи относительно того, кому передать посл себя наслдство имени и майората. Это недоумніе отравляетъ его послдніе годы, и старикъ въ отчаяніи при мысли, что его имніе, за отсутствіемъ законнаго наслдника, поступитъ въ казну. Въ ту пору, какъ еще живъ былъ предпослдній его братъ, Томасъ Вичькомбъ, онъ надялся передать майоратъ старшему его сыну, но Томасъ, на одр смерти, признался брату, что онъ не былъ женатъ на своей ключниц, отъ которой имлъ дтей, и что, слдовательно, старшій его сынъ, Томъ Вичькомбъ, по англійскимъ законамъ — не что иное, какъ filius nullius, то-есть ‘ни чей сынъ’, равно какъ и вс его незаконныя дти — filii nullius. При этомъ Томасъ Вичькомбъ, ремесломъ судья и знатокъ англійскихъ законовъ, подробно объясняетъ брату сущность выраженія ‘filius nullius’. Тмъ не мене, однакожъ, по смерти честнаго судьи, сэръ Вичькомбъ все-таки ршился объявить своимъ наслдникомъ Тома Вичькомба и уже сдлалъ въ пользу его завщаніе-томъ Вичькомбъ, какъ признанный наслдникъ, живетъ въ замк баронета и заране распоряжается его имніемъ, обнаруживая на каждомъ шагу свой необузданный и дикій характеръ.
Между-тмъ, около этого времени пріхалъ сюда лечиться отъ ранъ, полученныхъ въ послднемъ морскомъ сраженіи, молодой лейтенантъ, который тоже называетъ себя Вичерли Вмчькомбо’мъ, не объявляя, однакожь, никакихъ притязаній на родственную связь съ баронетомъ. Молодой человкъ остановился у сигнальщика Доттона и, немедленно по выздоровленіи, влюбился въ его дочь, миссъ Мильдредъ. Молодая двушка, умная и образованная, также полюбила лейтенанта и, наперекоръ своему отцу, оказывала явное презрніе къ Тому Вичькомбу, который ухаживалъ за нею еще прежде Это обстоятельство сдлалось причиной тайной ненависти Тома къ лейтенанту Вичерли. Старикъ баронетъ уважалъ и покровительствовалъ семейство Доттона и любилъ миссъ Мильдредъ какъ собственную дочь, презирая вмст съ ней своего племянника Тома,-котораго уже серьёзно думалъ лишить наслдства и сдлать другое завщаніе.
Въ такомъ положеніи были дла, когда пріхали въ это мстечко друзья-адмиралы. Вс поименованныя теперь лица, со включеніемъ семейства Доттона, обдаютъ у баронета. Вс веселы, довольны и пьютъ на-пропалую за благоденствіе отечества вообще и англійскаго флота въ частности. Общее веселье разстроилось апоплексическимъ ударомъ хозяина, баронета Вичерли Вичькомба. Предвидя близкую смерть, баронетъ намренъ сдлать новое завщаніе и проситъ адмираловъ быть свидтелями его послднихъ распоряженій. Имніе, по его вол, должно перейдти теперь во владніе Реджинальда Вичькомба, который былъ близкій родственникъ баронета, но только полу-кровный. Его ддъ или праддъ, Михаилъ Вичькомбъ, былъ женатъ два раза, и дти его отъ второй жены сдлались, по англійскимъ законамъ, полукровными, и потому потеряли непосредственное право на родовой титулъ баронетовъ. Все это теперь умирающій старикъ долженъ объяснить своимъ свидтелямъ, которые, какъ моряки, не имютъ никакого понятія объ англійскихъ законахъ. Выходятъ презабавныя недоразумнія. Чтобъ понять смыслъ выраженія ‘filius nullius’, моряки припоминаютъ латинскую грамматику, и проводятъ nullus по всмъ падежамъ, подозрвай въ то же время, что умирающій старикъ едва-ли не спятилъ съ ума. Одинъ только Томъ Вичькомбъ зналъ очень-хорошо сущность этой фразы, но собственныя выгоды его заставили молчать. Толки объ этомъ nullus, равно какъ ‘полукровный родственникъ’, наполняютъ десятки страницъ, и авторъ, по-видимому, очень неравнодушно разстается съ этимъ источникомъ своего остроумія. прізжаетъ наконецъ Реджинальдъ Вичькомбъ и объясняетъ все дло. Открывается, что Томъ Вичькомбъ не былъ даже и незаконнорожденнымъ сыномъ баронетова брата. Новое завщаніе написано, переписано, его остается только подписать, но въ эту самую минуту Томасъ Вичькомбъ буйствомъ своимъ выводитъ изъ терпнія баронета, и онъ умираетъ — очень-кстати умираетъ, потому-что сейчасъ же оказалось, что законнымъ наслдникомъ долженъ быть не Реджинальдъ Вичькомбъ, а молодой лейтенантъ Вичерли Вичькомбъ, возлюбленный миссъ Мильдредъ. Ддъ лейтенанта, родной братъ покойнаго баронета, считавшійся пропавшимъ безъ всти, удалился лтъ за пятьдесятъ въ Америку, поселился въ Виргиніи, обзавелся семействомъ, и въ-послдствіи отъ старшаго его сына родился этотъ лейтенантъ Вичерли Вичькомбъ, присутствующій теперь при смерти старшаго представителя своей фамиліи. Доказавъ законными документами свое происхожденіе, Вичерли Вичькомбъ, къ общему удовольствію свидтелей, былъ признанъ законнымъ наслдникомъ баронета. Въ это время, адмиралъ Блюуатеръ, ни съ того, ни съ сего,— единственно по неизреченной своей благости, завщалъ все свое имніе прекрасной миссъ Мильдредъ, и хорошо сдлалъ, что завщалъ, потому-что въ-послдствіи оказалось, что она была родной его племянницей.
И въ это же время, уже по окончаніи, впрочемъ, первой части романа (въ оригинал онъ составляетъ одну часть), друзья-адмиралы получаютъ неожиданную всть о появленіи въ Шотландіи Карла-Стюарта и о томъ, что французская эскадра крейсируетъ около англійскихъ береговъ. Имъ приказано выступить противъ французовъ, а такъ какъ французскій флотъ, предводительствуемый графомъ Вервилленомъ, помогалъ претенденту,то легко понять, какъ это обстоятельство озадачило контр-адмирала Блюуатера, который самъ принадлежалъ къ партіи Стюартовъ. Борьба между дружбой и тмъ, что считалъ онъ своимъ политическимъ долгомъ, поставляетъ его въ крайнее затрудненіе, и онъ остается покамстъ съ своими кораблями у Девонширскаго-Мыса. Сэръ Джервезъ, оксъ отправляется одинъ противъ эскадры Вервиллена, увренный, однакожъ, что другъ не покинетъ его въ бд. Слдуетъ затмъ поэшческоо описаніе кораблей и отчетливая характеристика ихъ капитановъ. Въ первомъ сраженіи, вице-адмиралъ остался побдителемъ, но суда его повреждены, непріятель собрался съ новыми силами, а между-тмъ контрадмиралъ не спшитъ къ нему на помощь. Уже слышенъ ропотъ экипажа, раздаются и выстрлы съ непріятельской эскадры — но контр-адмирала нтъ какъ нтъ. Завязался бой, морской бой, страшный бой на жизнь и смерть, и въ то мгновеніе, когда не было, казалось, никакой надежды на спасеніе, Блюуатеръ подосплъ съ своими кораблями и, врзавшись въ средину враждебныхъ флотовъ, совершенно закрылъ своего друга отъ непріятельскихъ ядеръ. Оксъ усплъ только вскричать: ‘благослови тебя Богъ! и уже не видалъ своего друга до конца сраженія. Надъ французами, само-собою разумется, одержана блистательная побда, не смотря на превосходство въ числ ихъ экипажа. Осматривая корабли, по окончаніи битвы, Оксъ узналъ, что его другъ смертельно раненъ, и это обстоятельство навело уныніе на весь экипажъ, искренно любившій своего храбраго и добраго командира.
Развязка на Девонширскомъ-Мыс, въ семейств сигнальщика Доттона, куда перенесенъ раненный контр-адмиралъ. Его другъ не отходитъ отъ его постели, и прекрасная Мильдредъ ухаживаетъ за нимъ день и ночь. Здсь-то Блюуатеръ, къ великому удовольствію, узнаётъ, что Мильдредъ родная дочь его брата, который былъ тайно обвнчанъ на двушк, умершей, какъ и онъ, вскор посл брака. Предвидя неминуемую смерть, Блюуатеръ спшитъ устроить судьбу своей племянницы, и она, исполняя его и свое желаніе, выходитъ за лейтенанта Вичерли Вичькомба, который уже вступилъ въ законное владніе имніемъ и замкомъ баронета. Наконецъ, Блюуатеръ прощается съ своимъ экипажемъ, и эта прощальная сцена умирающаго командира съ своими сослуживцами — одна изъ лучшихъ въ цломъ роман. Послднія минуты Блюуатеръ пожелалъ остаться наедин съ своимъ другомъ, и по его знаку вс вышли изъ комнаты. Пусть разскажетъ эту маленькую сцену самъ авторъ языкомъ своего русскаго переводчика:
‘Видя себя одного, Серъ Джервезъ опустился подл одра своего друга на колни и сталъ молиться, сжимая обими своими руками руку друга. Примръ М-съ Доттонъ и собственное его сердце требовали этого жертвоприношенія, совершивъ его, онъ почувствовалъ большое облегченіе, между тмъ какъ передъ симъ, избытокъ чувствъ, тснящихся въ груди его, почти задушалъ его.
‘Прощаешь ли ты меня, Джервезъ?’ шепталъ Блюуатеръ.
‘О, не упоминай, умоляю тебя, не упоминай объ этомъ, мой лучшій, мой единственный другъ! У всхъ насъ есть свои минуты слабости и всмъ намъ одинаково нужно прощеніе. Прости мн Господи мои прегршенія, какъ я забываю вс ошибки, вс заблужденія моего бднаго Блюуатера!’
‘Да благословитъ тебя Господь, и да сохранитъ тмъ же добрымъ, врнымъ и благороднымъ, какимъ ты всегда былъ.’ Серъ Джервезъ погрузилъ свое лицо въ одяло и заплакалъ навзрыдъ.
‘Поцлуй меня, Оксъ’, шепнулъ контръ-адмиралъ.
Главнокомандующій, спша исполнить это, приподнялся съ колнъ и, склонился надъ своимъ другомъ. Когда онъ напечатллъ поцлуй на щек умирающаго, по лицу послдняго пробжала кроткая улыбка и онъ пересталъ дышать. Еще полминуты — и онъ испустилъ послдній, сильнйшій вздохъ. Остатокъ ночи Серъ Джервезъ Оксъ провелъ въ комнат усопшаго одинъ, расхаживая взадъ и впередъ, и припоминая себ вс удовольствія, опасности, бдствія и торжества, которыя онъ и умершій такъ дружно всегда раздляли вмст. Съ наступленіемъ дня, онъ призвалъ прислугу и удалился въ свою палатку.’
Черезъ пять лтъ посл смерти Блюуатера, похороненнаго въ Вестминстерскомъ Аббатств, лейтенантъ Вичерли Вичькомбъ, оставивъ англійскую службу, перехалъ въ Виргинію и поселился тамъ съ своимъ семействомъ. Сэръ Джервезъ Оксъ умеръ черезъ двадцать-пять лтъ, въ Вестминстерскомъ Аббатств, на могил своего друга.
Вотъ все содержаніе романа, многосложное и запутанное, обставленное множествомъ вводныхъ лицъ, изъ которыхъ большая часть мелькаютъ передъ читателемъ какъ фантастическія тни, не оставляя посл себя ни малйшихъ слдовъ. Трудно было бы добраться, какую идею имлъ въ виду авторъ, если бъ онъ самъ не объяснилъ ея въ предисловіи, которое напрасно пропущено въ русскомъ перевод. Издавая этотъ романъ въ 1842 году, Куперъ писалъ между прочимъ: ‘Изъ всхъ морскихъ повстей, появившихся въ послднія двадцать лтъ, мы не знаемъ ни одной, гд бы подробно были обрисованы вс эволюціи флотовъ. Появлялись, правда, художественныя сцены въ этомъ род, но вс он относились къ маневрамъ одного какого-нибудь корабля, и романисты тщательно остерегались придавать’ большіе размры своимъ картинамъ… Два Адмирала — морская повсть, и мы просимъ читателя не считать ее любовной исторіей (a love story). Друзья-адмиралы — наши главные герои, но если кто не охотникъ до морскихъ предметовъ, тотъ можетъ, если ему угодно, сосредоточить свое вниманіе на нашей героин.’
Итакъ — чего хочешь, того просишь. Если васъ интересуютъ морскія сцены, пропустите первыя пятнадцать главъ, и читайте прямо вторую часть, если, напротивъ, вы охотники до нжныхъ ощущеній, остановитесь только на первой части. Странный планъ, странная идея! При такой двойственности, романъ самъ собою потерялъ всякое достоинство, потому-что безъ единства мысли невозможно художественное произведеніе. Должно, однакожъ, сказать, что вторая часть вообще гораздо-лучше первой. Морскія сцены обрисованы кистью знатока, точно такъ же, какъ нравы и обычаи англійскихъ матросовъ изображены съ поразительною врностью.
Переводчикъ выполнила свое дло добросовстно въ томъ отношеніи, что не пропускалъ почти ничего, кром эпиграфовъ при каждой глав и нсколькихъ незначительныхъ выраженій въ текст. Но языкъ его во многихъ мстахъ неправиленъ и тяжолъ, гораздо-боле тяжолъ, чмъ у Купера, который самъ не всегда отличается изящнымъ слогомъ. Безпрестанныя повторенія ‘который и въ одномъ и томъ же пункт, изобиліе ненужныхъ частицъ, запутывающихъ мысль, и вообще растянутость каждой фразы, очевидно показываютъ, что переводчикъ мало обращалъ вниманія на выработанность слога. Вмсто того, чтобъ раздлять фразы оригинала на нсколько пунктовъ, какъ этого требуетъ сжатость русскаго языка, онъ, напротивъ, весьма-часто изъ двухъ или трехъ выраженій подлинника составлялъ одинъ предлинный періодъ, гд иной разъ совсмъ запутывается мысль. Есть и грубые промахи противъ, грамматики, напр: ‘онъ дйствовалъ согласно основныхъ своихъ правилъ’ (ч. 1 стр. 83 и ч. 2. стр. 192), или: ‘корабли были сцпившись’ (ч. 2, стр. 199.) Слдовало, притомъ, непремнно прибавить къ этому переводу объясненія морскихъ терминовъ, большею частью темныхъ или совершенно-непонятныхъ для неморяка. Многіе ли, напримръ, знаютъ, что такое, блинда-рей, бейдевиндъ, крюисъ-марсель, быкъ-гордень, утлегеръ, брамъ-стеньга, форъ-брамсель, буленъ-марса-булинъ, гротъ-гальсъ, фока-рея, форъ-стеньга, киль-уатеръ, бугель, бушпритъ, кливеръ, зелькоатъ, краснисъ-салингъ, брамфалы, гротъ-ванты, и проч.? Такихъ терминовъ бездна во второй части, и безъ объясненія ихъ даже лучшія морскія картины утрачиваютъ въ глазахъ читателя-неморяка свою цну.