Десять лет, Соловьев Всеволод Сергеевич, Год: 1903

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Вс. С. СОЛОВЬЕВЪ.

СВЯТОЧНЫЕ РАЗСКАЗЫ.
КАВКАЗСКІЕ ЛЕГЕНДЫ.
ДЕСЯТЬ ЛТЪ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ Н. . МЕРТЦА.
1904.

ДЕСЯТЬ ЛТЪ.
(Варіація на тему изъ діалоговъ Provins’а).
Посмертное произведеніе.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Онъ,— красивый господинъ лтъ сорока, съ большой лысиной. Производитъ впечатлніе свтскаго и въ то-же время солиднаго человка.
Она,— красивая дама лтъ тридцати, со вкусомъ одтая.
Первый лакей.
Второй лакей.
Управляющій гостиницей, Носильщики. — За сценой.

Дйствіе происходитъ въ Ялт, ранней весной, въ гостиниц на берегу моря.

Большая комната, лучшая въ гостиниц, съ претензіей на нкоторую роскошь. Съ одной стороны выходная дверь въ корридоръ, съ другой въ сосднюю комнату-спальню. Прямо передъ зрителями отпертыя двери на балконъ, откуда видно море и небо. Море и небо сры. Идетъ дождь. Лакеи убираютъ комнату.

Первый лакей.

Народъ нынче народился! Особливо, у котораго, значитъ, большая деньга… Порченые они, что-ли, либо съ жиру… не знаютъ, что ужъ и придумать — только-бы эту самую деньгу, словно она у нихъ горитъ въ карман, на втеръ вышвырнуть.

Второй лакей.

Н-да! Это точно! Поди, у васъ тутъ, въ разгаръ-то, всякаго наглядишься.

Первый лакей.

Я теб говорю! Пожди малость! А ужъ барыни!.. Иная… ровно ерцогиня: не пройди мимо! А такое на виду у всхъ вытворяетъ!.. И, вдь, ни стыдинки у нея въ глазу!

Второй лакей.

Отъ такихъ-то нашему брату, чай, и пожива?

Первый лакей.

Ну, ты этого не скажи… бываютъ прижимистыя… у! у!.. Стыдъ она потеряла — ей что! На выдумку какую несообразную и сотню, и тысячу броситъ, особливо ежели деньги-то у нея вольныя, чужія, а прислуг ей рубля жаль. Разв вотъ которыя почетъ любятъ, что ей, значитъ, за каждымъ словомъ ‘превосходительство’ либо ‘сіятельство’… ну — т, извстное дло, даютъ не мало.

Второй лакей.

Каковы-то эти вотъ окажутся!

Первый лакей.

А кто ихъ знаетъ! Что съ дурью онъ — это ужъ видно… Ну гд-жъ таки слыхано, чтобы телеграмму въ двсти словъ!.. (вынимаетъ изъ кармана телеграмму на нсколькихъ листкахъ). Вдь, вотъ она! Управляющій далъ, чтобы все по ней было въ исправности… (читаетъ) ‘приготовить No 6, состоящій изъ большой гостинной и спальни, съ балкономъ на море, поставить мебель…’ вотъ, вотъ, все тутъ: какъ, что и куда поставить… и чтобъ букетъ на стол, непремнно, вишь ты, изъ розъ, гіацинтовъ и маргаритокъ… Маргаритки понадобились!.. Телеграфировать отвтъ въ Кіевъ… Пора-бы имъ ужъ и пріхать, давно пора… букетъ-то у тебя гд?

Второй лакей.

А тамъ онъ, въ спальн.

Первый лакей.

Такъ ты его сюда тащи.

(Второй лакей уходитъ въ спальню, возвращается съ букетомъ и ставитъ его на столъ. Въ это время за сценой, у двери, выходящей въ корридоръ, слышенъ голосъ управляющаго гостинницей).

Голосъ управляющаго.

На сколько было возможности, по телеграмм вашей все исполнено… Пожалуйте.

Онъ (за сценой).

Не провожайте, не надо… мы знаемъ дорогу… Только, пожалуйста, намъ багажъ скоре…

(Онъ и она входятъ. Лакеи почтительно имъ кланяются и скрываются за дверью).

Она (подходитъ къ столу и, наклонясь надъ букетомъ, разглядываетъ и нюхаетъ цвты).

Вотъ! Даже и цвты! Какъ тогда… какъ десять лтъ тому назадъ… Т-же самые цвты!

Онъ (подходя къ столу вслдъ за нею и съ улыбкой глядя на букетъ).

Ну, положимъ… не т-же самые! Только похожіе на нихъ… да, розы, гіацинты, маргаритки… Вы довольны, что я не забылъ объ этомъ букет?

Она (ласково глядя на него).

Еще-бы!.. Только что-жъ это значитъ, что ты говоришь мн ‘вы’?

Онъ (вынимаетъ изъ кармана часы и смотритъ на нихъ).

Это значитъ, что, десять лтъ тому назадъ, пріхавъ сюда, въ 9 часовъ утра, прямо изъ Севастополя, гд насъ обвнчали, мы были еще на ‘вы’ благодаря необыкновенной строгости вашихъ родителей и нашей собственной непреоборимой благовоспитанности.

Она.

Правда! Правда! Мы стали говорить на ‘ты’ только за завтракомъ.

Онъ.

Да и то вы осмлились лишь посл того, какъ мы выпили по стакану шампанскаго, которое вообще сразу придало намъ храбрости… Я велю подать и шампанскаго!

Она.

Конечно! Вдь, мы должны пережить снова все, какъ есть все!

Онъ.

Если все, такъ позвольте мн поцловать васъ… Я тогда съ этого началъ.

Она.

Хорошо, только надо-же прежде всего умыться съ дороги и привести себя въ порядокъ… Вдь, мы въ пыли съ вчерашняго дня…

Онъ.

Десять лтъ тому назадъ мы цловались, не думая о пыли.

Она.

Ну, на этотъ разъ воздержимся и умоемся… Слава Богу у насъ времени довольно впереди.

Онъ.

А сколько его у насъ позади! Вдь, намъ на десять лтъ жить меньше осталось.

(Въ это время носильщики вносятъ багажъ: два сундука и разныя мелкія вещи).

Носильщикъ.

Куда прикажете?

Она.

Сундуки поставьте тамъ, въ спальн, а все остальное вотъ здсь, мы разберемъ сами. (Указываетъ).

(Носильщики складываютъ вещи на указанныя мста. Проносятъ сундуки въ спальню и возвращаются… Онъ даетъ имъ на чай):

Носильщики (получивъ и взглянувъ на то, что получили, довольными голосами).

Благодаримъ покорн!о (Низко кланяются и уходятъ).

Онъ.

У тебя ключи. Дай мн ихъ пожалуйста…

Она.

Мы еще не завтракаемъ и шампанское еще не подано…

Онъ.

Я говорю: ‘у тебя’ и ‘дай’, потому что говорю о вещахъ, о которыхъ тогда не говорилось… это вн нашей программы… Мы перейдемъ на ‘вы’, когда умоемся и сюда вернемся… Дай-же ключи!

Она.

У меня нтъ ключей… вдь, ты-же самъ взялъ ихъ у меня вчера.

Онъ.

Когда-же это? Ну что за вздоръ? Это ты ихъ взяла и хотла положить ихъ въ сакъ-вояжъ.

Она (раздражаясь).

Я? Скажите пожалуйста! Я отлично помню…

Онъ (раздражаясь).

Ну еще-бы! Я тоже отлично помню… вотъ мой портфель!. Вотъ мои карманы! (роется въ портфел и карманахъ). Ну… гдже это ключи? Гд? Конечно у тебя!

Она (съ еще большимъ раздраженіемъ).

Это, наконецъ, возмутительно! Я говорю, что ихъ у меня нтъ и что они у тебя!

Онъ.

Нтъ, у тебя! Чортъ возьми! Я еще не рехнулся!

Она.

Такъ, значитъ, это я рехнулась? Покорно благодарю, вы очень любезны…

Онъ.

Да поищи-же хорошенько! Трудно теб что-ли заглянуть въ твой сакъ-вояжъ?

Она (порывисто выкладывая все изъ сакъ-вояжа).

Вотъ!.. Вотъ!.. И вотъ!.. Гд-же тутъ ключи? Гд?

Онъ (вспоминая).

Оба хороши! Да, вдь, мы-же ихъ связывали вмст и положили въ мой несессеръ! (бросается къ своему несессеру и выхватываетъ изъ него связку ключей).

Она (улыбаясь).

Еще немного — и десятилтняя годовщина нашей свадьбы началась-бы со ‘сцены’!

Онъ.

Эти желзныя дороги… пароходы… все путешествіе… оно не могло не разстроить намъ нервы. Поцлуй-же меня, чтобы все это на смарку!

Она.

На смарку! Отлично!… Богъ съ ней и съ пылью! (цлуются).

Онъ (оглядывая комнату).

Однако… послушай… вотъ штука-то!— Тогда эта комната казалась мн гораздо, гораздо лучше.

Она.

И мн тоже… дай вся гостиница… Помнишь, мы восхищались ею и потомъ всмъ ее расхваливали, какъ нчто необыкновенное…

Онъ (продолжая оглядывать комнату)

Безвкусная, пошлая меблировка… потертый коверъ… какой-то приторный, противный, въвшійся во все запахъ… (подходитъ къ камину), А эта бронза!

Она (тоже подходитъ къ камину).

А между тмъ… я отлично, отлично помню… и канделябры т-же, и часы…

Онъ.

Да… Сатурнъ, сидящій на земномъ шар!

Она.

Знаешь… когда ты въ первый разъ поцловалъ меня… здсь вотъ… за правымъ ухомъ… тогда, посл шампанскаго… я случайно взглянула на эти часы… и съ тхъ поръ, если я вспоминаю тотъ поцлуй, который… ну… я непремнно вспоминаю и Сатурна, сидящаго на земномъ шар… Эти два воспоминанія слиты у меня въ одно…

Онъ.

Какъ все здсь постарло! (вздыхаетъ).

Она (тоже вздыхая).

Да, вдь, и мы тоже!

Онъ (грустно).

И мы тоже!… Однако, что-жъ это мы начинаемъ впадать въ меланхолію!… Когда мы приведемъ себя въ порядокъ, передъ завтракомъ, чтобы остаться врными нашей программ, мы сдлаемъ маленькую прогулку по морскому берегу…

Она.

Но, вдь, ужасная погода!

Онъ (къ двери).

Да, правда… смотри, теперь ужъ льетъ какъ изъ ведра! Небо обложилось со всхъ сторонъ… и это въ Ялт, въ Ялт, которую не иначе представляешь себ, какъ залитой солнцемъ!

Она (подходя къ нему и кладя руку ему на плечо).

А, помнишь, какой десять лтъ тому назадъ былъ чудный день? Эта дверь на балконъ была тоже отперта, и мы, взявшись за руки, только глядли въ глаза другъ-другу, только цловались, а когда взглядывали туда — и это море, и это небо обливали насъ потоками свта… Мы всей грудью вдыхали въ себя и солнце, и счастье… Боже мой… Боже, Боже, какъ мы были тогда счастливы!

Онъ.

Да, мы кажется, можемъ сказать, что на долю нашу все-же выпало извдать — какое бываетъ счастье… а многимъ-ли это дается? Иной искренно воображаетъ, что любилъ — и съ годами приходитъ къ такому убжденію, будто любовь гораздо ниже того, что она общаетъ. Но это значитъ, что онъ не испыталъ настоящей любви, а только искалъ и не нашелъ такой женщины, которая была-бы дйствительно создана для него…

Она (съ полупечальной улыбкой).

Очень можетъ быть, что и я была не для тебя создана?…

Онъ.

Нтъ, именно я хочу сказать, что ты была создана для меня. До тебя я и искалъ, и ошибался, и не зналъ настоящаго счастья любви. Съ тобою я испыталъ его, потому что все, какъ есть все, въ теб подходило ко мн, нравилось мн, восхищало меня… и притомъ я сразу въ тебя поврилъ, въ твою любовь, въ то, что не можешь, не можешь измнить мн… (Смотритъ передъ собою на небо и море). Однако, какъ природа уметъ хорошо акомпанировать чувству!

Она.

Нельзя сказать, чтобы сегодня ея акомпаниментъ былъ веселъ.

Онъ.

Онъ минорный и… и… врный! Это мы фальшивимъ, желая воспроизвести новобрачное allegro мотивами супружескаго andantino…

Она (тревожно).

Ты ужъ меня не любишь?

Онъ.

Нтъ, я люблю тебя… мое чувство живо… оно доставляетъ мн такъ много тихихъ, сладкихъ минутъ… Но все-же мы, можетъ быть, сдлали большую ошибку, желая вернуть ту нашу весну, которая сіяла надъ нами десять лтъ тому назадъ…

Она.

Перестань философствовать! Намъ не по себ просто потому, что мы устали съ дороги… Пойдемъ, помоги мн отпереть сундукъ.

Онъ.

Сундукъ! Вотъ видишь — сундукъ! Разв мы тогда думали о сундук у этой двери? Оставь покуда сундукъ въ поко… сначала позавтракаемъ — это насъ подбодритъ.

Она.

Хорошо, только, пожалуйста, запри скоре эту дверь.

Онъ.

Еще-бы! И такъ: въ комнат сыро, да и холодъ собачій.

Она.

Да, я просто дрожу… того гляди еще простудимся, у меня ужъ, кажется, насморкъ начинается… И это Ялта весною!

Онъ.

Въ Петербург теперь тепле!… Такъ, значитъ, сейчасъ заказать завтракъ и точно такой, какъ тогда?

Она.

Разумется… точь въ точь… и шампанское.

Онъ.

Шампанское? Безъ него никакъ невозможно… Ну, а только, какъ-же твой желудокъ? Ты знаешь, что теб шампанское запрещено строжайшимъ образомъ… Да и для моей начинающейся подагры…

Она.

Куда ни шло! Одинъ только разъ…

Онъ (подходитъ къ звонку, но останавливается).

Нтъ, лакей еще перепутаетъ — я самъ пойду въ буфетъ — это здсь рядомъ… и закажу старшему буфетчику, такъ будетъ врне. (Уходитъ).

Она (разбираетъ вещи, потомъ садится въ кресло и сидитъ, печально смотря на каминные часы, изображающіе Сатурна. Вздыхаетъ).

Нтъ, это не то… совсмъ не то!

Онъ (быстро возвращаясь).

Дло не сложное… все, что намъ надо, у нихъ есть, почти готово, черезъ десять минутъ мы будемъ завтракать. (Садится рядомъ съ нею и глядитъ на ея поблднвшее лицо). Ты здорова? Неужели ужъ чувствуешь простуду?

Она.

Авось нтъ… Я устала… Ахъ, еслибы я могла…

Онъ.

Что такое?

Она.

Позволь мн снять корсетъ и надть блузу… Да и теб я совтую переодться по утреннему… вдь, я вижу, что твой высочайшій крахмальный воротничекъ тебя безпокоитъ.

Онъ.

Такъ-то оно — такъ… только это выйдетъ ужъ очень значительное отступленіе отъ нашей программы.

Она.

Зато намъ будетъ удобно, тепло и уютно… Наднемъ туфли… увряю тебя, у меня съ дороги, кажется, даже затекли и распухли ноги — ботинки жмутъ невыносимо… Конечно, оно выйдетъ совсмъ не такъ, какъ десять лтъ тому назадъ… но, вдь, это потому, что сегодня дождь идетъ.

Онъ.

Правда… потому что дождь идетъ…

(Они уходятъ въ сосднюю комнату. Въ это время лакеи вносятъ блюда съ холоднымъ завтракомъ и бутылку шампанскаго въ холодильник).

Первый лакей (вполголоса)

Спозаранку — и ужъ шампанскаго! И наврное это она все мудритъ, привередничаетъ…

Второй лакей (такъ-же).

А можетъ онъ изъ любителевъ, чтобы, значитъ, съ утра за галстухъ, для куражу… Жена она ему что ли?.. Какъ теб сдается?

Первый лакей (еще тише).

Эхъ ты, простота! Ишь, что сказалъ: жена! Гд-же это видано, чтобы человкъ съ женою по утрамъ пилъ шампанское! Да жена-то въ жисть этого не позволитъ, да и ему интересу мало…

Второй лакей.

Такъ ты думаешь…

Первый лакей.

Извстно дло… жена она, да только чужая. Изъ бглыхъ она — сразу ужъ видно.. Нынче жены отъ мужей съ мужниными, значитъ, пріятелями то и дло сюда бгаютъ.

Второй лакей (ухмыляясь).

Баловство! Да ужъ и не молоденькіе — видлъ, какъ у него лысина-то свтится.

Первый лакей (поглаживая свою лысину).

Лысина что, лысина ничего… лысину барыни нынче даже любятъ… ей Богу!..

(Онъ и она выходятъ переодтые въ утренніе туалеты. Лакеи принимаютъ почтительныя позы).

Второй лакей.

Завтракать готово-съ.

Онъ.

Хорошо. (Идутъ къ столу).

Первый лакей.

Шампанское откупорить прикажете?

Онъ.

Откупори, налей въ стаканы, бутылку опять поставь въ холодильникъ… и больше ничего не нужно.

(Лакеи суетятся, первый лакей откупориваетъ и наливаетъ шампанское, а потомъ они уходятъ. Онъ и она присаживаются къ столу).

Она.

Ну, вотъ, теперь чудесно, я сразу согрлась. (Беретъ изъ букета маргаритку и ощипываетъ ея лепестки).

Онъ (принимаясь завтракать).

Да… да… очень хорошо… этотъ проклятый воротничекъ меня дйствительно измучилъ. (Видя, что она ощипываетъ лепестки маргаритки, нсколько мгновеній молчитъ, стъ и съ улыбкой на нее поглядываетъ). Вотъ! Ты вспомнила… и я тоже отлично помню, какъ ты тогда ощипала маргаритку… за неимніемъ полевой ромашки… что сказалъ теб тогда ‘цвточекъ томнымъ, сердцу внятнымъ языкомъ?’

Она.

Онъ сказалъ: ‘страстно’… и сказалъ правду.

Онъ.

А этотъ?

Она (печально).

Этотъ на мой вопросъ отвчаетъ: ‘немного’.

Онъ.

Ты ужъ, кажется, начинаешь врить языку цвтовъ?

Она.

Однако, вдь, онъ тогда не обманывалъ.

Онъ.

Ну, вотъ! Не хочешь-ли ты мн сдлать сцену ревности? Она будетъ не первая…

Она.

Ты начинаешь сердиться?

Онъ.

Я?.. Нисколько.

Она.

Кажется, все соединилось для того, чтобы привести насъ въ самое печальное настроеніе!

Онъ.

Да… усталость, холодъ, дождь, противная банальность этой гостиничной обстановки… и, наконецъ, эта маргаритка, которая лжетъ и подсмивается надъ нами, и, наконецъ, этотъ завтракъ, который, поистин, вовсе не аппетитенъ.

Она.

Да мн и сть-то совсмъ не хочется. (Лниво завтракаетъ, потомъ взглядываетъ на мужа и улыбается).

Онъ (замчая ея улыбку).

Ты вспомнила что-нибудь веселое, смшное?

Она.

Да, знаешь… ассоціація идей…

Онъ.

Какъ Сатурнъ на земномъ шар?

Она.

Именно… Удивительное дло какъ, иногда, самыя незначительныя обстоятельства запечатлваются въ памяти!.. Сейчасъ вотъ маленькая мушка пролетла надъ твоей головою — и я вспомнила, какъ десять лтъ тому назадъ такая-же мушка кружилась въ лучахъ солнца надъ твоими волосами.

Онъ.

Что-же тутъ веселаго, смшного?

Она (нершительно).

Да, вдь, у тебя тогда были такіе густые волосы, а теперь…

Онъ.

А теперь у меня ихъ совсмъ нтъ!

Она.

Почти нтъ.

Онъ (видимо не совсмъ довольный).

Что-жъ длать… но, милый другъ мой…

Она (перебивая и тоже недовольнымъ тономъ).

Ты хочешь сказать, что и у меня отъ моей прежней густой и длинной косы осталось не больше четверти. Я это прекрасно и безъ тебя знаю…

Онъ.

Я совсмъ не хотлъ сказать ничего подобнаго, и о твоей кос, увряю тебя, вовсе не думалъ…

Она.

Что-же ты хотлъ сказать?

Онъ.

Что не въ нашей власти остановить вліяніе времени на нашъ организмъ, что это очень печально и грустно, но что изъ этого вовсе не слдуетъ…

Она.

Нтъ, именно слдуетъ! Я могу видть, что ты постарлъ, что у тебя вылзли волосы, но это не производитъ на меня ровно никакого впечатлнія, ты для меня остаешься все тмъ-же… между тмъ, какъ ты… какъ вы вс, мужчины, вс, вс… для васъ молодость женщины…

Онъ (перебивая).

Откуда ты взяла это? Какой вздоръ! Увряю тебя, что и для меня ты все та-же…

Она.

Неправда! Ты самъ говорилъ…

Онъ.

Ничего я никогда не говорилъ… ты вчно переиначиваешь мои слова и видишь въ нихъ совсмъ не то… Да и, наконецъ, что это за разговоръ для ныншняго дня!

Она.

Правда!.. (помолчавъ). А, вдь, мы должны еще говорить другъ другу ‘вы!..’

Онъ.

Ахъ, матушка, да не выходитъ что-то!

Она.

Дай мн шампанскаго… я сразу выпью весь стаканъ, какъ тогда…

Онъ.

Ты непремнно хочешь?

Она.

А что?

Онъ.

Да то, что шампанское, знаешь-ли, это вино… такъ сказать… не имющее никакихъ опредленныхъ собственныхъ убжденій. Оно дйствуетъ и такъ и этакъ, смотря по обстоятельствамъ: когда человку и безъ того весело — оно веселитъ, когда человку грустно — оно наводитъ на самыя мрачныя мысли.

Она (ставя стаканъ на столъ).

Ну, такъ я и совсмъ его пить не буду… Богъ съ нимъ…

(Они молчатъ и печально смотрятъ другъ на друга. У нея на глазахъ слезы).

Онъ.

Милая! Ты плачешь?..

Она.

Да, плачу… о себ, о насъ обоихъ, обо всхъ человческихъ впечатлніяхъ, прелесть которыхъ такъ кратковременна… и никогда, никогда не возвращается… Разв это не ужасно?.. И все-же мы такъ близки… мы привязаны другъ къ другу… и родные наши, и знакомые… вс, вс считаютъ насъ примрными супругами… До сихъ поръ, за вс эти десять лтъ, мы почти не разлучались, у насъ не было ни разу настоящей, серьезной ссоры… Въ Петербург намъ… можетъ быть… и достаточно казалось этого скромнаго, маленькаго благополучія… а вотъ здсь, здсь… на что мы похожи!..

Онъ.

Здсь слишкомъ рзко обнаружилась разница между прошлымъ и настоящимъ! Эта разница ужасаетъ насъ, потому что мы захотли вернуть такое счастье, которое не возвращается. Мы окружены прежними вещами, прежней природой, но сами-то, вдь, мы не прежніе… Жизнь идетъ все впередъ, впередъ — и старое умираетъ… Мы на кладбищ…

Она.

Зачмъ только мы сюда пріхали! Мн страшно… Удемъ скоре отсюда!

Онъ.

Куда-же хать?

Она.

Все равно куда… въ Италію… въ Египетъ… только, чтобы не шелъ дождь, чтобы свтило и грло солнце!.. А то мн холодно… понимаешь — холодно, и мрачно, и жутко!

Онъ.

Ты правду говоришь… въ новыя страны, гд мы никогда еще до сихъ поръ не бывали, гд ничто не станетъ напоминать намъ прошлаго…

Она.

демъ!.. И завтра-же, скоре, какъ можно скоре! Вдь, передъ нами три свободныхъ мсяца… мы успемъ еще погрться!.. (Вдругъ обрываясь и перемняя тонъ оживленія на печальный). Только скажи мн, скажи: ты все еще будешь любить меня?.. Не такъ, какъ прежде… совсмъ иначе, если хочешь… но все-же любить… любить! Безъ этого, мн кажется, я и жить совсмъ не могу.

Онъ.

Конечно, я буду любить тебя…

Она (тревожно схватывая его за руки)

Боже мой, какъ ты сказалъ это! Такимъ тономъ говорятъ, такъ успокаиваютъ маленькихъ дтей, когда увряютъ ихъ надъ свжей могилой, что они скоро опять увидятъ папу или маму!

Онъ.

Что ты? Что съ тобою?..

Она.

Нтъ, молчи! Умоляю тебя объ одномъ: будь искрененъ, не таи, ничего не таи отъ меня въ эту минуту… Вдь, это, можетъ быть, самая важная минута во всей нашей жизни…

Онъ (ршаясь).

Хорошо, я скажу теб все, какъ есть все, что у меня на душ, что сейчасъ вотъ такъ и ударило мн въ голову и въ сердце… Я скажу теб все…

Она (съ ужасомъ глядя на него широко раскрытыми глазами).

Что? Что?.. Значитъ, я была права… я давно ужъ…

Онъ (перебивая).

Успокойся… ты давно ужъ… страшно ошибаешься… ты давно ужъ… начинаешь сворачивать на опасную дорогу. Я въ послднее время сталъ замчать въ теб вс признаки самой жестокой, самой мучительной болзни: ты ревнуешь…

Она (быстро).

Я?..

Онъ.

Да, ты. Будь-же искренна: разв это не правда?

Она (опуская глаза).

Правда… я и сама иногда вижу, что я ревнива… (поднимаетъ глаза и оживляется). Но, скажи, неужели у меня нтъ, такъ-таки и нтъ никакихъ основаній?

Онъ.

Какія-же основанія? Какія?..

Она (горячо).

Ты самъ говоришь: прошлое умерло… и мы здсь на кладбищ… умерла наша прежняя любовь, умерло наше прежнее счастье… Ну, а ты (старается улыбнуться)… хоть у тебя и вылзли почти вс волосы… ты далеко еще не старъ, у тебя живой характеръ, ты способенъ на всякія увлеченія… и ты,— я знаю, знаю,— можешь многимъ нравиться…

Онъ (кланяясь и ласково беря ее за руку).

Благодарю за столь лестное обо мн ваше мнніе… долженъ, однако, сказать,— и вовсе не изъ скромности, а по чести, что оно пристрастно. Теб я еще могу представляться прежнимъ интереснымъ молодымъ человкомъ, но, знаешь, со стороны… это ужъ совсмъ не то! Да и, вообще, дло тутъ не въ моей вншности, а въ томъ, что я врилъ и врю въ тебя, что, несмотря на всю твою красоту и женственность…— вдь, вотъ теперь, сію минуту, если-бы ты только знала, какъ ты хороша!.. Мн и въ голову никогда не пришло усомниться въ теб, испугаться за твою слабость… А ты, значитъ, перестаешь въ меня врить… За что-же? Тутъ права наши должны быть равны… наша вра другъ въ друга — это и есть наша любовь, наше счастье… Не оскорбляй меня… слышишь?..

Она.

Если я мучаюсь мыслью потерять тебя — значитъ люблю. Любовь не можетъ быть оскорбленіемъ!

Онъ.

Любовь — да, но ревность превращаетъ любовь совсмъ въ другое чувство… это во сто разъ хуже, чмъ ненависть, это — вчный адъ, погибель всего лучшаго въ человк… это смерть… смерть!

Она.

Такъ пожалй меня… старайся не давать никакой пищи моей ревности — и она поневол умретъ съ голоду.

Онъ (въ волненіи ходитъ по комнат, потомъ останавливается и опять беретъ жену за руку).

Постой… скажи: теперь-то вотъ, сейчасъ, ты въ меня вришь?

Она (глядитъ ему въ глаза).

Да — врю.

Онъ.

Если вришь, то и поймешь, почувствуешь, что я говорю правду… Хоть я, несмотря на это (трогаетъ свою лысину), еще и не старъ, хоть ты моложе меня почти на десять лтъ и все еще, почти всегда, хороша удивительно,— вдь, мы оба сейчасъ, въ этой комнат, наврное узнали, что наша весна прошла, что наша страстная влюбленность другъ въ друга умерла. А между тмъ мы связаны неразрывно?… Чмъ? Дружбой? Какой вздоръ!.. Буду говорить за себя: мое чувство къ теб вовсе не дружба, оно безконечно сильне всякой дружбы… Я пережилъ съ тобой, и только съ тобой одной, счастливую весну, которая повториться не можетъ… другой тебя нтъ на свт! Если я не могу съ тобою повторить мою молодость — съ кмъ-же я могу? Это будешь не ты, да и потомъ: молодость-то — одна, и она уже прошла! Попробуй выростить на моей голов мои прежніе, густые, курчавые волосы? Не можешь?.. Ну, такъ вотъ… поняла?

Она (смотритъ весело).

Поняла… Разумется ты правъ.

Онъ.

И всегда буду правъ, пока ты въ меня вришь. Если-же ты впустишь въ себя ревность — то непремнно забудешь все, самыя ясныя и простыя вещи, и тогда каждый мой взглядъ, слово, движеніе станутъ для тебя ядомъ, превратятся въ страшныя привиднія, въ улики противъ меня… Если-бы ты даже на цпи меня держала всю жизнь рядомъ съ собою — и тогда-бы терзалась: вдь, мысли-то мои, мои чувства и на цпи останутся для тебя неизвстными, невидимыми…

Она (прижимаясь къ нему).

Правда, правда! Нтъ, я никогда не стану ревновать тебя, я поборю въ себ это злое, адское чувство… общаю теб… клянусь!..

Онъ (нсколько отстраняя ее отъ себя съ глубокимъ волненіемъ).

Постой!.. Есть другое общаніе… есть другая клятва, которую я имю право отъ тебя требовать — и требую!.. У насъ дти… вдь, вотъ, черезъ нсколько дней, мы наврное ужъ станемъ тосковать по нимъ, и безпокоиться, и посылать телеграммы. Я даже почти увренъ, что, несмотря ни на какое солнце, ни на какіе Египты, мы не выдержимъ трехъ мсяцевъ и раньше срока вернемся домой. Въ нихъ теперь наша новая жизнь, вся наша будущность.

Она (страстно).

Да! Да!

Онъ (съ возрастающимъ волненіемъ).

Такъ вотъ, если намъ суждено несчастье, если ты потеряешь вру въ меня, если и отъ чего-либо другого нашъ миръ, наше семейное благополучіе будутъ нарушены, если даже мы возненавидимъ другъ друга — клянись, что наши дти никогда объ этомъ не узнаютъ! Клянись, что какихъ-бы усилій и жертвъ это намъ ни стоило, они не услышатъ нашихъ взаимныхъ злыхъ словъ, упрековъ, обвиненій, оскорбленій, всего яда и грязи, которыми такъ легко навсегда истерзать и развратить молодую душу…

Она (кидаясь къ нему на шею).

Какой ужасъ! Какой позоръ!.. Да, вдь, я имъ мать. Я не преступница!.. Клянусь! Клянусь!

Онъ (обнимая ее).

Вотъ, теперь я могу отъ всей души сказать теб: милая моя, милая, всегда буду любить тебя, сильно, врно, умру за тебя!

(Нсколько мгновеній стоятъ обнявшись).

Она (тихо отходя и утирая слезы).

Смотри, какъ будто солнце… тучи начинаютъ расходиться…

Онъ.

Он разойдутся… но все-же мы завтра удемъ… здсь не хорошо.

Она.

И жутко. Ночью я, пожалуй, буду бояться… мн кажется, что въ этой комнат было… убійство…

Онъ.

Убійство? Нтъ, здсь только витаетъ призракъ нашей умершей юности.

Она (бодро).

Но мы живы!

Онъ.

Мы живы! Такъ уйдемъ-же скоре и какъ можно дальше отъ всякихъ призраковъ!..

Занавсъ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека