Дйствіе совсти. Повсть А. Лафонтена
(Съ Нмецкаго.)
К — ій.
‘Встникъ Европы’. Часть XVI, No 15, 1804
Действие совести, Лафонтен Август, Год: 1804
Время на прочтение: 22 минут(ы)
Молодой Рассдорфъ возвращался изъ путешествія въ свои помстья. Въ Париж и Лондон онъ наслаждался жизнію, какъ самъ говорилъ, по-философски, но въ самомъ дл, все его щастіе состояло въ томъ, что среди вихрей разсянной жизни ему удалось сберечь здоровье. Такъ, говорилъ онъ, я жилъ и веселился, но забавы мои не заставляли никого проливать слезы, а тотъ совершенной глупецъ, кто отказываетъ себ въ удовольствіяхъ, естьли он призываютъ его къ наслажденію. Я былъ щастливъ, даже иногда длалъ щастливыми другихъ, по крайней мр, платилъ честнымъ образомъ за свои утхи. Непорочность двушки есть сокровище: я согласeнъ въ томъ, и не хочу отнимать его, но eстьли двушка эту ненадежную собственность захочетъ промнять на наличныя деньги, разв покупщикъ отъ того длается преступникомъ?’
,,Онъ длается обманщикомъ — такъ я думаю, сказалъ старой слуга, которой воспиталъ молодаго Рассдорфа, и которой, за неограниченную привязанность къ господину, за изпытанную врность, и по праву старыхъ лтъ, иногда имлъ свободу объявлять свое мнніе. Для того, прибавилъ онъ — Когда господинъ кинулъ на него насмшливый взглядъ — для того, что онъ покупаeтъ такую вещь, отъ которой зависитъ спокойствіе души при жизни и при смерти, покупаетъ на такія деньги, которыя имютъ цну только въ здшнемъ свт.’
,,Что ты бредишь, старой? Естьли она сама продать согласна?’
,,Гм! сказалъ старикъ печально: я не хотлъ бы купить драгоцнной камень у робенка за одинъ гульденъ, для того только, что продавецъ не знаетъ цны ему.’ Рассдорфъ смялся, старикъ вздыхалъ. Яковъ, увидвъ верьхи Рандельнскаго Замка, въ которомъ жилъ Рассдорфъ, возвелъ на небо благодарный взоръ.
Въ Англіи Рассдорфу полюбилась сельская жизнь и домоводство тамошняго Дворянства, почему онъ ршился большую часть года провождать въ деревн, а на зиму здить въ столицу. — Спустя два мсяца, старой Яковъ пришелъ къ господину своему съ молодымъ человкомъ. ,,Это сынъ мой, сказалъ cтарикъ. Онъ малой доброй, и для того я желалъ бы, по Вашей милости, поставить его на ноги, то есть, желалъ бы, чтобъ онъ завелъ свое хозяйство. Теперь ему двадцать шесть лтъ. Вамъ извстно, милостивый государь, его искуство въ звриной ловл и въ лсоводств у стараго лсничаго, Шаллера, есть дочь, которую мой Вильгельмъ полюбилъ страстно. Вы знаете, милостивый государь…..’
,,Ну! такъ Вильгельму твоему нужно мсто? не правда ли? потомъ и за свадьбу? а? Теб хочется еще быть въ кумовьяхъ? не правда ли? Хорошо, Яковъ! Какъ только дряхлой Кейзеръ умретъ, то Вильгельмъ будетъ лсничимъ. Доволенъ ли ты?’ — Яковъ пожалъ плечами. —,,Ну, Яковъ?’ —,,Очень доволенъ, милостивый государь! я самъ ничего лучшаго не могъ придумать, и говорилъ уже объ этомъ Вильгельму, но…’ ,,Но онъ не хочетъ ждать?’ — Яковъ кивнулъ головою. ,,Вотъ видите ли, милостивый государь.’ молодецъ мой опасается, чтобы не перехватили у него Маріи, а это дло очень сбыточное. Двушка, милостивый государь! такъ хороша, какъ Ангелъ, и что еще лучше, такъ же смиренна, какъ Ангелъ, высока и стройна какъ тополь, хотя ей не боле семнадцати лтъ, притомъ отецъ ея иметъ изрядной достатокъ, а дочь трудолюбива. На двнадцатомъ году она была уже въ дом хозяйкою, и вс сундуки, вс ящики были полны, и все было въ порядк. Посмотрите, посмотрите, сударь! она идетъ по мосту. У меня сердце хочетъ выскочить отъ радости, когда я, старикъ, смотрю на эту двушку, что же должны чувствовать молодые люди?’
Рассдорфъ взглянулъ въ окно на Марью, и его сердце затрепетало при вид милаго творенія. Пламенными взорами онъ проводилъ ее, и сказалъ: ,,Прекрасная двушка! лишь Кейзеръ умретъ, какъ сказано — мсто ваше. Я не забуду о твоемъ сын. Впрочемъ, управившись съ длами, подумаемъ. Съ Богомъ!’
Яковъ вышелъ, а Рассдорфъ, стоя у окна, дожидался возвращенія Марьи. Теперь имлъ онъ время разсмотрть ее съ большимъ примчаніемъ. Вс желанія возбудились въ немъ, когда онъ увидлъ прелесиную. Съ боязливымъ предчувствіемъ, быстро окинулъ онъ взоромъ весь дворъ, и примтивъ, что никого не было, повелительнымъ, но робкимъ голосомъ приказалъ Марь идти къ нему въ комнату. Онъ веллъ ей нчто отъ себя сказать отцу ея, жившему въ одной деревн не далеко отъ лсу, спрашивалъ о многихъ вещахъ, Марья отвчала съ кроткою, застнчивою вжливостію. Рассдорфъ, принявъ веселой видъ, началъ шутить: Марья краснла, молчала, и потомъ ушла, очень радуясь, что избавилась отъ такого разговора.
Старикъ Шаллеръ былъ человкъ весьма честной и кроткой — какъ робенокъ, разумя выраженіе сіе въ самомъ лучшемъ знаменованіи. Его довренность къ Провиднію, при жизни тихой, беззаботной, отчасу возрастая, превратилась наконецъ въ пламенную вру, рановременная смерть страстно любимой жены не только не поколебала его надежды на Бога, но еще боле утвердила ее. Трогательное прощаніе, послднія слова умирающей — произнесенныя въ твердомъ упованіи на будущую жизнь, съ свтлымъ взоромъ, съ небесною улыбкою съ простертыми объятіями: ,,Я вижу Ангеловъ Божіихъ, любезный супругъ! будь щастливъ въ сей жизни, мы опять увидимся!’ — поселили въ немъ тайное желаніе смерти. Онъ жилъ, не смотри на предчувствія своей близкой кончины, но духъ его уже обиталъ въ Вчности съ возлюбленною супругою. Онъ воспиталъ Марью въ утшительной непоколебимой увренности на благость Всемогущаго, предъ глазами, какъ онъ думалъ, покойной ея матери, которой голосъ часто слышался ему въ тихіе часы вечерніе, когда разговаривалъ съ дочерью.
Уединеніе, въ которомъ жила Марья, и безмолвная мрачность лса, окружающаго ея жилище, споспшествовали глубоко напечатлть уроки родительскіе въ ея сердц. Ощущенія темныя, ужасъ наводящія, подобно лсу, въ которомъ жила Марья, возвышали ея душу въ лта дтства. Разговоры съ цвтами, съ шумящими деревами, съ бгущими облаками, съ кроткимъ родителемъ, были любимыми ея занятіями, ея играми. Она не ходила въ училище. Въ долгіе зимніе вечера отецъ училъ ее читать, училъ Религіи по тмъ правиламъ, которыя внушало въ него собственное сердце, когда оставался наедин съ дочерью. Пришедъ въ возрастъ, она занималась домашнимъ хозяйствомъ. Ей никакіе грхи не были извстны, кром грха первороднаго. Кроткое сердце ея, изполненное любви и довренности къ ближнему, готово было открыться предъ каждымъ человкомъ, одна застнчивая боязливость удерживала ее сказывать всякому, сколько она любитъ его.
Такимъ образомъ она была единственною утхою отца своего, была предметомъ желанія каждаго юноши, которой видлъ ее, но сердце ея ничего не желало. Спокойно поднималась невинная грудь ея, она любила все, что ее ни окружало. Вильгельмъ часто видлъ ее, возвращаясь домой изъ лса съ старымъ отцемъ своимъ. Робкимъ взоромъ наблюдалъ онъ вс движенія Марьи. Зная, сколько Шаллеръ строгъ въ семъ случа, онъ могъ только отважиться смотрть на нее. Но сердце его пламенло уже страстію. Онъ надялся, по прибытіи Рассдорфа, получитъ мсто лсничаго, надялся получить руку Марьи, потому что почти онъ одинъ изъ мущинъ посщалъ домъ Шаллеровъ, одинъ, съ которымъ Марья говорила нсколько словъ.
Онъ осмлился слегка намкнуть старику о своемъ желаніи. Доброй Шаллеръ, благосклонною уклонкою головы давъ знать, что это не противно ему, примолвилъ: ,,Ты честной малой, Вильгельмъ! желаю теб всякаго добра, но будь остороженъ до времени, увиваться около двушки не похвально, и естьли бы я зналъ, что ты тайно отъ меня сказалъ Марь хоть одно слово, то….. Ты знаешь меня, Вильгельмъ!’ Вильгельмъ зналъ нравъ старика, и замолчалъ.
Марья была нжно любима Господиномъ своимъ, не подозрвая ни мало того, и не имя ничего противупоставить страсти его, кром кротости своей и невинности. Рассдорфу извстна была строгость лсничаго, и потому не смлъ онъ ни на что отважиться, а изъ словъ Якова, которой безпрестанно хвалилъ любезную Марью, имлъ причины заключать, что не легко одержать надъ нею побду. Что помщикъ, гуляя по своимъ рощамъ, зазжалъ иногда къ Шаллеру завтракать и подкрплять себя запасомъ, которой имлъ въ охотничей сумк, что притомъ засматривался на Марью и ласкалъ ее съ дружелюбіемъ — все это казалось естественнымъ и не огорчало никого, ниже самаго Вильгельма. Что онъ два или три раза заставалъ Марью одну въ лсу не далеко отъ дому, и просилъ ее пришивать къ сумк ремень, оторванный зацпившимися втьвями, что, ожидая старика, онъ разговаривалъ съ Марьею по нскольку времени — все это также никому не могло быть противнымъ, потому что Марья всегда отвчала двумя словами. Что при такихъ разговорахъ помщикъ спросилъ Марью, въ самомъ ли дл поденьщикъ Древесъ — которой недавно лишился коровы, составлявшей все его имущество — не иметъ никакихъ средствъ поправиться, что Марья съ слезящими глазами описала ему положеніе бднаго семейства, что разтроганный Рассдорфъ, вынувъ кошелекъ, всунулъ въ руку Марьи нсколько денегъ для нещастнаго — все это сама Марья съ радостною нетернливостію разсказала отцу своему, которой отвчалъ Евангельскимъ текстомъ: ,,Блаженны милостивые, они сами будутъ помилованы.’ На другой день по утру, старой Шаллеръ самъ разсказалъ молодому своему господину о бдственномъ положеніи нещастнаго, и радовался, что ходатайство его было не тщетно. ,,Я постараюсь, говорилъ онъ Марь, выпросишь что нибудь и для бднаго, стараго Шенка. Дай Боже въ доброй часъ поговорить о немъ съ господиномъ!’ Этотъ доброй часъ наступилъ очень скоро. Шаллеръ просилъ помочь старику, помщикъ выслушалъ милостиво и, давъ денегъ, сказалъ: пошли къ Шенку съ сими деньгами дочь свою: она уметъ давать, я знаю это отъ самаго Древеса. Бдные съ радостію принимаютъ ея благодянія, ни ты, Шаллеръ! Ни я, не умемъ одолжать съ такимъ искуствомъ.
На лиц отца сіяла радостная улыбка. ,,Богъ видитъ, милостивый государь! что вы говорите сущую правду. Хотя и у меня сердце не каменное, однакожъ моя Марья можетъ назваться истиннымъ другомъ нещастныхъ. Любезное дитя!’ Старикъ разсказалъ Марь разговоръ свой съ господиномъ. Спустя потомъ нсколько времени, Марья сама осмлилась просить Рассдорфа въ пользу одного бднаго. Господинъ согласился на ея прозьбу, и примолвилъ: ,,Послушай, милой другъ! я даю очень охотно, но мн не нравится, когда люди приходятъ мучить меня своею благодарностію, сверьхъ того начинаютъ уже просить и такіе, которые ни въ чемъ не нуждаются. И такъ не объявляй никому, отъ чьей руки произходитъ помощь, не сказывай даже отцу твоему: онъ въ радостномъ изступленіи можетъ какъ нибудь проговориться. Есть-ли ты хочешь помогать, я съ удовольствіемъ соглашаюсь доставлять средства къ тому, только съ условіемъ, чтобы ни одинъ человкъ не зналъ, что я имю участіе въ семъ дл. Я не рдко буду навщатъ васъ, однимъ взглядомъ можно сказать, естьли нужна для кого нибудь моя помощь.’
Рассдорфъ совсмъ не думалъ о такомъ план, случай указалъ дорогу къ его цли, и невинная, неосторожная Марья — которая видла только благороднйшія намренія человческаго сердца, радовалась въ душ своей, имя участіе въ такихъ благодтельныхъ поступкахъ, радовалась, заслуживъ довренность добраго господина — сама шла въ сти, разставленныя для нее порочнымъ вожделніемъ. Самая кротость ея содйствовала къ ея пагуб: Марья не хотла принимать благодарности за чужія благодянія. Она помогала бднымъ съ такою скрытностію, съ какою сама получала деньги на сіе употребленіе, и изумленіе нещастныхъ о нечаянномъ, неизвстномъ пособіи, горячія благодаренія незнакомому благодтелю — были возхитительнымъ зрлищемъ для нжнаго ея сердца.
Часто имла она случай разговаривать съ благодтельнымъ господиномъ когда отецъ ея уходилъ въ рощу — и его снизходительность, которая примтнымъ образомъ перемнялась въ дружескую довренность, его уваженіе, которое оказывалъ онъ, обходясь съ нею, немедленное исполненіе каждой прозьбы — такъ подйствовали на сердце Марьи, такъ разположили ея душевныя движенія, что она почувствовала нкоторую склонность къ Рассдорфу. Душа ея прояснялась, когда она думала о немъ. Марья часто начала ходить въ долину на птицеловной токъ, куда Рассдорфъ каждой день здилъ забавляться — хотя не имла до него никакой нужды.
Благосклонность и довренность Рассдорфа возрастали отчасу боле. Марья ни въ своихъ чувствахъ, ни въ его поступкахъ не примчала никакой перемны, не имвъ случая видть его обхожденія съ другими, кром какъ съ отцомъ ея, и то рдко, она не могла сравнивать, но въ самомъ дл все очень перемнилось. Прежняя застнчивость передъ господиномъ совсмъ изчезла, когда онъ бралъ ея руку, она не примчала, когда назвалъ милою своею Марьею — казалось ей, что онъ всегда такъ называлъ ее. Ловчій Вильгельмъ давно уже былъ посланъ въ столицу, для заготовленія всего нужнаго къ прізду господина на зиму. Шаллеръ часто отлучался въ лсъ, ничего не опасаясь, ничего не подозрвая. Дочь всякой разъ сказывала отцу, когда видла добраго барина, и это не удивительно: птицеловной токъ, на которомъ молодой господинъ обыкновенно забавлялся, находился въ нсколькихъ шагахъ отъ дома. Марья была скромна, цломудренна, невинна — чего бояться?
Рассдорфу все удавалось лучше, нежели онъ могъ надяться. Онъ съ возхищеніемъ видлъ возникающую страсть прелестной двушки, видлъ, подъ какими дтскими предлогами она искала его, какая радость сіяла на лиц ея, когда встрчалась съ нимъ. Но сія-то дтская, безпечная невинность была главнымъ препятствіемъ къ удовлетворенію его вожделнія. Не смотря на склонность Марьи, онъ не могъ общать себ желаемаго успха. Сколь легко было для него привести ее къ настоящему положенію, столь невозможнымъ казалось, даже однимъ шагомъ, приближиться съ своей цли. Соблазнитель хотлъ силу ея воображенія призвать къ себ на помощь, но ея воображеніе не способно было возпламеняться. Она была при немъ весело и довольна — боле ничего. Взоры — были скромны, сердце ея билось по прежнему, написанное на ея лиц спокойствіе ясно показывало ея цломудріе. Посл многихъ опытовъ онъ.зналъ, что одно нескромное слово могло бы навки разлучить его съ Марьею.
Наконецъ уврясь, что не льзя соблазнить Марью, не употребивъ обмана, онъ ршился на такую хитрость, которою до сихъ поръ еще не была отягчена его совсть. Онъ сдлался искренне, но гораздо печальне, нежели прежде, говорилъ Марь о будущемъ своемъ щастіи прибавлялъ со вздохомъ, что онъ не сметъ надяться достигнуть его. ,,Ахъ! сказалъ онъ, пожимая руку ея: естьлибъ я могъ выбрать по моей склонности!’ Сначала Марья не разумла словъ его, но понявъ ихъ, очевидно сдлалась безпокойне, боязливе, холодне, и стала рже приходить на токъ. Онъ не примчалъ перемны, продолжалъ говорить по прежнему и иногда прибавлялъ: ,,Но для чегожъ не могу быть щастливымъ? для чего не могу выбрать по моей склонности?’ — и въ глазахъ его сверкала радость. Онъ описывалъ Марь плнительными красками блаженные дни, которые потекли бы для него… естьли бы….. Тутъ вздохъ перерывалъ слова его, онъ бралъ Марью за руку и умолкалъ.
Марья, бдная Марья была въ крайнемъ безпокойств и нершимости. Теперь она узнала, что Рассдорфъ любитъ ее, при воображеніи о томъ, сердце ея билось въ сладостномъ уныніи. Видя передъ собою одну невозможность, Она не смла желать ничего, хотла открыться отцу своему — и боялась его выговоровъ. И о чемъ было сказывать ему? разв Рассдорфъ общалъ жениться на ней? — — Она ршилась убгать свиданія съ нимъ, и ходила уже не въ долину, но на пригорокъ, прошла недля — и Рассдорфъ не встрчался съ Марьею. Наконецъ, нашедъ ее, онъ горестно жаловался на долговременную разлуку. Марья, съ сильнымъ біеніемъ сердца, слушала слова его, и слезы полились изъ глазъ ея. Никогда она не видла его столь нжнымъ, столь милымъ, столь страстнымъ. Идучи домой, въ первой разъ вспало ей на мысль, какъ была бы она щастлива, вышедъ за мужъ за Рассдорфа, вмст съ сладкими мечтами прокралась надежда въ ея душу, потомъ опять мучительное сомнніе заняло ея мсто. Ахъ! думала она: Рассдорфъ жаловался мн на печаль свою, а я съ кмъ раздлю горесть? — Въ густой рощ она бросилась на колна, взглянула на небо, поручила Провиднію судьбу свою, обтерла послднюю слезу и возвратилась домой спокойне.
Рассдорфъ внутренно обрадовался, примтивъ свтлый лучь веселости въ кроткихъ ея взорахъ, онъ почелъ это добрымъ для себя знакомъ, думая, что красавица ршилась отдаться на его волю. Но онъ ошибся Марья предала судьбу свою вол Провиднія — и успокоилась. ,,Подожду, говорила она сама себ: естьли онъ въ самомъ дл любитъ меня такъ нжно, какъ я…. люблю его — примолвила дрожащимъ голосомъ — то онъ самъ скажетъ мн, а когда скажетъ, я тотчасъ объявлю батюшк, и ежели батюшка согласится, тогда….’ Тутъ глаза и руки ея поднялись къ небу въ радостномъ возторг.
Но Рассдорфъ совсмъ не имлъ намренія предлагать объ этомъ. Самой злодй боится злодйства. Рассдорфъ хотлъ поселить въ душ Марьи надежду быть его женою, и такимъ образомъ заманя ее въ разставленныя сти, напослдокъ сказать своей совсти: ,,разв я общалъ на ней жениться? разв я виноватъ, что она невозможное почитала возможнымъ?’ Но простота и неопытность невинной Марьи могли изобличить его въ умышленномъ преступленіи. Рассдорфъ продолжалъ свой тонъ скрытности, и говорилъ загадками, Марья не переставала быть боязливою. Рассдорфъ видлъ, что его любятъ, но видлъ также, что, по мр уменьшенія надежды соединиться съ нимъ союзомъ супружества, Марья становилась отчасу важне, застнчиве.
Надлежало оживить въ ней сію надежду, надлежало уврить ее въ событіи желаній ея, но такимъ образомъ, чтобы увренность сію получила онъ не прямо отъ него. Xитрость его нашла къ тому средство. Мнимая провщательница, одна изъ тхъ старухъ, которыя угадываютъ судьбу простодушныхъ поселянъ, и за нсколько копекъ общаютъ блаженство и золотыя горы, предложила Рассдорфу свои услуги.
Старуха искала случая повстрчаться съ Марьею безъ свидтелей, не нужно было долго ждать его. Въ одинъ день Марья возвращалась изъ лсу домой, старуха сидла за кустомъ, и увидвъ ее, начала играть свою ролю. Она подошла къ Марь, устремила на нее пристальной взоръ, приложила палецъ ко лбу показывая глубокое размышленіе, улыбнулась, покачала головою, произнесла торжествующимъ голосомъ нсколько невразумительныхъ словъ, и обратила на себя вниманіе неопытной двушки. Марья подала ей нсколько копекъ. ,,Ты дала бы боле, гораздо боле, сказала старуха, естьли бы знала то, что я знаю, естьли бы видла то, что я вижу.’ Глаза ея сверкали, когда она говорила сіи значительныя слова. Посмотрвъ опять на Марью пристально и отодвинувъ отъ себя руку ея съ подаркомъ, она продолжала: ,,Мн ничего не надобно, милое дитя, ничего, спрячь свои деньги. Будь снизходительна, когда Богъ пошлетъ теб щастіе, будь щедра, когда разбогатешь! не забудь моего совта, любезная двушка! онъ пригодится теб, не забудь и меня въ то время, когда станешь ходить въ золот и жить въ пышномъ замк. Богъ съ тобою! мн пора идти. Скоро узнаешь, что я не люблю лгать. Спрячь, говорю, свои деньги: мн он не надобны, ровно черезъ годъ ты опять увидишь меня, и тогда, ежели не возгордишься своею долею, заплатишь мн щедре.’
Марья, покраснвъ, съ улыбкою застнчивости спросила старуху: ,,чтоже такое знаешь ты, добрая старушка? возьми это, пожалуй возьми!’ и удвоила свой подарокъ.
,,Нтъ, не возьму, дочь моя! не возьму ничего. Ровно черезъ годъ ты будешь женою богатаго, молодаго, знатнаго барина, будешь жить въ пышномъ дом, имть много слугъ, здить въ карет. Ты смешься? не смйся, дочь моя! я бдна, очень бдна, и не имю ничего, кром этого серебрянаго кольца и этого пфенинга на снурк, которыми покойный мужъ подарилъ меня въ день обрученія, однакожъ возьми ихъ къ себ. Черезъ годъ, когда ты сдлаешься знатною госпожею, получу ихъ отъ тебя обратно. Будь добра, дочь моя! и не сомнвайся въ истинн словъ моихъ. Тогда ты наградишь меня.’
,,По чему ты знаешь это, любезная старушка? можно ли тому статься?’
,,Нтъ ничего невозможнаго для Господа Бога, дочь моя! Ангелы небесные окружаютъ тебя. Ни грозная буря, ни ядовитая роса для тебя не страшны. Вс люди любятъ тебя, никто не можетъ оболгать тебя, хотя бы и хотлъ. Никакая болзнь не сметъ къ теб прикоснуться. Богъ и Ангелы хранятъ тебя отъ всхъ золъ, милое дитя! Вспомни обо мн! Хотя ты никого еще не видла, кром поселянъ, но знай, что богатыхъ людей на свт много. Вспомни обо мн!
Марья смшалась. Старуха ухватила руку ея, смотрла на нее долго сверкающими глазами, и наконецъ, качая головою, говорила: ,,Не знаю, что и подумать, дочь моя! Естьли бы не была ты такъ тиха, такъ невинна, я рада бы побожиться, что у тебя уже есть на примт молодецъ, за котораго хочешь выдти за мужъ.’ Лицо Марьино запылало. Она отняла руку, но старуха, взявъ другую, продолжала: ,,Что это! что я вижу! тебя любитъ господинъ… молодой…. прекрасной…. богатой. Тайна эта извстна только теб одной!… ты также любишь его…. любишь отъ всего сердца, онъ скоро…. скоро на теб женится. Однакожъ поплачешь прежде, нежели сдлаешься совершенно щастливою. Послушаешься ли моего совта? хочешь ли?’
Марья пристально смотрла на старуху. ,,Естьли хочешь быть щастливою, дочь моя, то молчи, не сказывай ни одному человку того, что знаешь, чего надешься, чего желаешь, ни одному человку, ни отцу, ни машери, откройся тому, кого любишь. Тогда, какъ получишь желаемое, вспомнишь о бдной старух, предсказавшей твое благополучіе.’
Марья вынула изъ кармана вс свои деньги, но обманщица никакъ не хотла взять ихъ. ,,Нтъ, нтъ! закричала она: ровно черезъ годъ ты дать мн боле, гораздо боле, тогда научу тебя, какъ поступать, чтобы мужъ твой любилъ тебя во всю жизнь свою.’
,,Для чего же, любезная старушка, не хочешь мн теперь сказать этого?’ спросила обольщенная двушка.
,,Ты смиренна, дочь моя! Ангелъ хранитель отводилъ глаза твои отъ мущинъ. Однакожъ не правда ли, что взоры твои пылали, сердце билось, когда онъ приходилъ къ теб? не сказывай же о томъ никому, притворяйся равнодушною ко всмъ мущинамъ, и показывай видъ, будто совсмъ не хочешь выходить за мужъ. Только отъ жениха не скрывай любви своей. Не правдали, что онъ смотритъ на тебя печально, что сердце болитъ у него. Будь къ нему ласкове, угождай ему, люби его боле всего на свт. Богъ съ тобою, дочь моя! черезъ годъ….. увидимся.’
Тутъ старуха, потрепавъ Марью по щек, скрылась въ густой рощ. Марья осталась въ крайнемъ замшательств. Сердце ея готово было врить всему. Безкорыстіе старухи, извстность о любви ея со всми тайными подробностями, изтребили вс сомннія. Она твердо положилась на слова старухи, уврилась, что Рассдорфъ конечно женится на ней — при сей мысли все существо ея наполнялось радостнымъ возторгомъ — и ршилась, слдуя данному совту, не объявлять никому, ниже отцу, своей тайны. Ея воображеніе возпламенялось отъ любви, не отъ суетности. Она мечтала не о золот, не о шелкахъ, не о карет, Нтъ! Она думала о блаженныхъ часахъ, которые проводишь будетъ въ прохладной тни деревъ вмст съ Рассдорфомъ, въ его объятіяхъ, думала не о богатств и пышности, но объ истинномъ щастіи, о любви. Съ сего времени она почитала Рассдорфа своимъ супругомъ, назначаемымъ для нее самымъ Провидніемъ.
Спустя нсколько дней Рассдорфъ явился и увидлъ, какое дйствіе произвела его хитрость. Марья давно уже съ нетерпніемъ ожидала его въ долин, розы разцвли на лилейныхъ щекахъ ея, радость и любовь сіяли въ ея взорахъ. никогда не казалась она такъ снизходительною, такъ доврчивою. Рассдорфъ ухватилъ руки ея — и получилъ въ награду улыбку искренности. Онъ прижалъ ее къ своему сердцу — Марья не противилась, напечатллъ первой поцлуй на рдяныхъ губкахъ — Марья покраснла, уклонилась, но не старалась вырываться. Въ первой разъ говорилъ онъ о любви своей — Марья молчала и отъ времени до времени бросала на него страстные взгляды, говорилъ о будущемъ щастіи, о блаженныхъ дняхъ, которые ожидаютъ ее — и кроткая Марья плакала отъ любви и чувства благодарности.
Она оставалась съ нимъ доле обыкновеннаго. Смягченная ласками, прельщенная собственною увренностію, принужденная любовію, склонилась на грудь милаго друга, и — со вздохами сердечными, со слезами на глазахъ, едва выговаривая — призналась ему въ своей страсти. Пламенные поцлуи довершили взаимное признаніе. Нсколько двузначительныхъ словъ, произнесенныхъ Рассдорфомъ, еще боле утвердили надежду Марьи. Наконецъ Марья возвратилась домой съ душею, изполненною любви и увренности и возхищенія.
Бдная, невинная двушка думала, что вс ея желанія уже изполнились. Пользуясь отсутствіемъ отца, она часто посщала долину, гд ожидалъ милой другъ ея. Наконецъ ея пламенная страсть, увренность, страхъ оскорбить любезнаго, невинность, помогли обманщику получить то, чего онъ столь долго добивался. Преступленіе сдлано, и — увы! — бдная Марья по влеченію неизъяснимой любви, по внушенію пламенной страсти, теперь еще боле привязалась къ соблазнителю, которой гнуснымъ образомъ обманывалъ ее, и которой обманъ свой довершилъ поступкомъ, недостойнымъ имени человка. Въ невинныхъ, дрожащихъ отъ разкаянія, объятіяхъ милой двушки сластолюбецъ не нашелъ желаемаго удовольствія. Ему нравилась не любовь, но сладострастіе. Въ самыхъ наслажденіяхъ онъ ощущалъ всю тяжесть преступленія, потому что жертва зврства его не раздляла съ нимъ онаго. Марья сдлала проступокъ, не сдлавшись преступницею. Ея ласки были для него тайными упреками въ злодйств. Наконецъ Марья наскучила ему тмъ, что была добродтельна.
Рассдорфъ собрался въ дорогу, онъ разлучился съ Марьею, оставивъ ей надежду быть нкогда его женою. Въ первой разъ въ жизни онъ почувствовалъ, что, получивъ желаемое, можно быть нещастливымъ. Съ безпокойствомъ выхалъ онъ изъ деревни, по прибытіи въ городъ, вдался во вс разсянности свтскія, чтобъ избавиться отъ мучительныхъ угрызеній совсти, и усплъ въ томъ. Опредливъ старому Кейзеру пенсію, мсто лсничаго отдалъ онъ Вильгельму — и Вильгельмъ на крыльяхъ любви полетлъ въ Рандельнъ. Теперь его желаніе совершилось. Онъ явился къ своему старому другу Шаллеру и безъ околичностей просилъ руки Марьиной. Старикъ далъ ему полное право искать ея согласія. ,,Позволяю теб, Вильгельмъ, посщать домъ мой, хотя бы меня здсь и не было. Объяснись самъ съ Марьею, а тамъ — увидимъ. Только, кажется мн, двка съ нкотораго времени недомогаетъ. Ступай съ Богомъ!’
Вильгельмъ, нашедъ Марью, не смлъ говоришь о своемъ дл, потому что она была очень печальна. На другой денъ Марья была еще печальне, однакожь обошлась съ нимъ довольно ласково, это подавало ему нкоторую надежду. Наконецъ, гуляя съ нею въ долин, Вильгельмъ открылъ ей свое сердце и просилъ руки ея, Марья — вмсто отвта — залилась горькими слезами. Вильгельмъ продолжалъ просить неотступно, заклиналъ ее, по крайней мр, не лишать его надежды. Марья ничего не отвчала, и слезы ея лились ркою. ,,Не спши, Вильгельмъ! дай ей подумать, говорилъ старикъ. Марья моя любитъ собирать плоды, когда они созрли.’
Старикъ Шаллеръ ршился самъ говорить съ дочерью, и получилъ въ отвтъ — одн слезы. Ожидали перемны отъ времени. Наконецъ Марья ршительно сказала, что не можетъ разстаться съ отцемъ своимъ. Скоро потомъ пріхалъ изъ столицы старой Яковъ, отецъ Вильгельмовъ. Онъ былъ въ сильномъ движеніи, ухватилъ за руку своего сына, десять разъ начиналъ говорить: ,,слушай, Вильгельмъ! Марья….’ и десять разъ слова останавливались на устахъ его. Вильгельмъ изпугался, не зная, что заключить изъ словъ его.
,,Пойду самъ къ Шаллеру, сказалъ Яковъ, съ досадою потирая себя по лбу: есть-ли Марья не любитъ тебя, Вильгельмъ…’ Вильгельмъ остолбенлъ и не отвчалъ ни слова. Яковъ, терзаемый мучительнымъ безпокойствомъ, пошелъ къ Шаллеру. Надобно объявить читателю о причин его печали.
Яковъ разсказалъ своему господину о помолвк Вильгельма съ Марьею. Рассдорфъ слушалъ, устремивъ на него пристальные взоры. ,,Да та бда, продолжалъ Яковъ, что Марья, кажется, не хочетъ выходить за него, плачетъ, да и все тутъ.’ При сихъ словахъ Рассдорфъ перемнился въ лиц, на которомъ изображалось крайнее замшательство. Яковъ примтилъ это, оставшись на-един, началъ думать о слезахъ Марьи, о замшательств Рассдорфа, началъ сравнивать, доискиваться, вспомнилъ частыя посщенія птицеловнаго тока — и сердце его стало биться сильне. Онъ зналъ пламенную страсть своего сына, выпросивъ себ увольненіе на два дни въ Рандельнъ, пошелъ прямо къ Шаллеру.’
Заставъ Марью одну дома, онъ завелъ рчь о сын и заклиналъ ее объявить свое намреніе. Марья залилась слезами и сказала, какъ прежде, что не можетъ разстаться съ отцемъ своимъ. Старой Яковъ, оборотясь къ окну, произнесъ со вздохомъ: ,,Боже! помоги мн! надобно ршиться!’ Потомъ, подошедъ опять къ Марь, взялъ ея руку и продолжалъ дрожащимъ голосомъ: ,,Знаешь ли, любезная Марья! что нашъ милостивой господинъ сдлалъ его своимъ лсничимъ, съ тмъ только, чтобъ онъ на теб женился? Доброй нашъ баринъ будетъ очень радъ.’ Марья поблднла, затрепетала, не могла выговорить ни одного слова цлую минуту, потомъ, собравшись съ силами, сказала: ,,Нтъ! это неправда!’
Старой Яковъ затрепеталъ въ свою очередь, увидя догадки свои оправданными. Онъ молчалъ долго. Наконецъ сказалъ съ робостію: ,,дай Богъ, Марья! чтобы ты не осталась обманутою.’ —,,Кмъ? кмъ? ‘ спросила бдная двушка, какъ громомъ пораженная.
,,Нашимъ бариномъ,’ тихо отвчалъ Яковъ. Марья съ ужасомъ вскричала, закрыла лицо свое руками, и рыдая, повторяла нсколько разъ: ,,обманутою!’ Тщетно старикъ со слезами просилъ Марью удостоить его своею довренностію: она замолчала, надежда на любовь Рассдорфа опять оживила ее. Яковъ, примтивъ это — ,,поврь же мн, сказалъ съ твердостію — ,,но врь сдымъ волосамъ моимъ, что ты обманута: баринъ женится на Графин Кленау. Хотя никто еще не знаетъ этого, но ты должна знать, бдная двушка!’
Тутъ силы нещастной ослабли. Съ томнымъ, пристальнымъ взоромъ подошла она къ старику и, положивъ одну руку на свое сердце, а другую на сердце Якова, спросила съ робостію: ,,правда ли это?’ Яковъ, поднявъ руку ея вверьхъ вмст съ своею, отвчалъ: ,,клянусь Богомъ, что это правда!’ Тогда Марья медленно повернулась, едва переступая, пошла въ свою горницу и заперлась въ ней. Яковъ остался одинъ. Черезъ часъ пришелъ старой Шаллеръ. Яковъ былъ въ нершимости, объявить ли ему о своемъ открытіи, или умолчать. Отворяется дверь: входитъ Марья, блдная, но довольно спокойная. Она вспомнила слова старухи: это т слезы, думала она, которыя старуха предсказала, и твердо уврилась, что ее не обманули, дала знакъ Якову, чтобы не сказывалъ ея отцу, и Яковъ не сказалъ ничего.
Скоро потомъ пронесся слухъ о женитьб Рассдорфа на Графин Кленау. Марья лишилась чувствъ, услышавъ отъ отца своего о семъ произшествіи. Опамятовавшись, дико посмотрла вокругъ себя и, какъ казалось, успокоилась. Отецъ ея, которому извстна была только страсть Вильгельмова, старался узнать этому причину. Марья не отвчала и ко всмъ прозьбамъ родительскимъ была нечувствительна. Но когда старикъ заводилъ рчь о Рассдорф, тогда вс члены ея трепетали.
Наконецъ самъ Рассдорфъ пріхалъ въ Рандельнъ. Марья съ нетерпніемъ ожидала его прибытія. Въ первое утро она полетла въ долину, но Рассдорфъ не являлся. Каждой день потомъ она ходила на токъ птицеловной, но Рассдорфа тамъ не было, и Марья каждой разъ возвращалась домой печальне и задумчиве. Ея отецъ, Яковъ и Вильгельмъ тщетно искали тому причины. Они не знали, до какого степени простирается вина помщика, Яковъ только былъ увренъ, что вина его несомнительна. Марья становилась отчасу печальне. Прогулка въ долин была ея любимою, единственною прогулкою. Тамъ сидла она, устремивъ глаза на дорогу, ведущую въ Рандельнъ, до тхъ поръ, пока солнце поднималось выше высокихъ дубовъ. Тогда, вставъ, возвращалась она домой.
Вильгельмъ воякой день посщалъ ее. Тоска Марьи усугубляла любовь его. Онъ садился подл нее, просилъ ее быть веселою, раздлялъ съ нею грусть. Любовь видна была въ словахъ его, во взорахъ и поступкахъ. Марья была къ нему ласкова, можно было примтить, что она хотла отъ него скрыть свою печаль и слезы, говорила мало, но иногда дружески жала его руку, улыбалась, когда онъ появлялся, скучала, когда оставлялъ ее, но лишь только начинали ей предлагать о замужств, всякой разъ Марья качала головою, показывая, что оно противно ей. Наконецъ ршились молчать и ожидать всего отъ времени.
Графиня Кленау пріхала въ Рандельнъ торжествовать свою свадьбу. Марья горько вздохнула, когда ей сказали о томъ. Въ самое утро, въ которое надлежало совершиться внчанью новобрачныхъ, она пошла въ долину, отецъ ея издали слдовалъ за нею. Когда раздался звонъ колоколовъ въ Рандельн, Марья бросилась на колна, сложила руки надъ головою, потомъ вскочила, увидвъ же cтоящаго на пригорк отца своего, подбжала къ нему, горестно пожала ему руку, и сказавъ: ,,теперь все кончилось! все!’ быстро побжала домой.
Она принялась за рукодлье. Лицо ея безпрестанно измнялось. Съ крайнимъ принужденіемъ старалась она преодолть себя, наконецъ силы ея ослабли, и бдная Марья повалилась со стула на землю. Отецъ перенесъ ее на постелю, скоро оказались въ ней вс признаки жестокой горячки.
На другой день пришелъ Яковъ. Шаллеръ привелъ его къ постел Марьиной. Слезы падали градомъ изъ глазъ старика. ,,Смотри, Яковъ! сказалъ онъ рыдая: смотри! вотъ она! злодй заплатитъ мн за нее жизнію.’ При сихъ словахъ, Марья, не много поднявшись, спросила тихимъ голосомъ: ,,кто батюшка?’ — ,,Злодй, нашъ помщикъ,’ отвчалъ старикъ. ,,Ахъ! онъ невиненъ, батюшка!’ сказала Марья, опуская голову на подушку.
Сіи слова погрузили Шаллера и Якова въ новое недоумніе. Они не знали, какое должно выводить изъ нихъ заключеніе, просили Марью объяснить это дло, но Марья ничего не отвчала, кром того, что помщикъ невиненъ.
Спустя два дни, Яковъ, одвая своего господина, сказалъ: ,,дочь Шаллерова очень больна.’ —,,Право! отвчалъ Рассдорфъ съ великимъ безпокойствомъ, котораго при всемъ своемъ усиліи скрыть не могъ: чмъ она больна?’. — ,,Никто не знаетъ этого. Лкарь говоритъ, что у нее какая-то болзнь душевная. Въ самой денъ вашей свадьбы Марья слегла въ постелю.’ — Рассдорфъ поблднлъ. ,,Она каждое утро ходила въ долину, третьяго дня, услышавъ колокольной звонъ, бросилась на колна, и съ тхъ поръ….’ Рассдорфъ становился отчасу блдне, отворотился отъ Якова, но не могъ скрыть отъ него дрожанія рукъ своихъ, и поспшно ушелъ изъ комнаты.
,,Теперь нтъ сомннія!’ яростно произнесъ Яковъ: ,,но ты дорого заплатишь за свое злодйство!’ Въ слдующее утро Яковъ опять началъ говорить о Марь. Рассдорфъ, жестоко терзаемый своею совстію и тайными укоризнами стараго Якова, желая отъ него избавиться, взялъ къ себ другаго слугу, не слыша ничего о Марь, праздниками, посщеніями, звриною охотою и другими забавами успокоилъ свою совсть.
Болзнь Марьи отчасу усиливалась. Вильгельмъ не отходилъ отъ ея постели. Такая врность, такая любовь несказанно трогали Марью. Она чувствовала уже склонность къ нему, которая увеличивалась по мр оказываемыхъ ей услугъ, и наконецъ превратилась въ настоящую любовь. Марья не скрыла отъ Вильгельма своихъ чувствъ, и бдной молодой человкъ опятъ началъ надяться — но тщетно. Она умерла на рукахъ Вильгельма, склонивъ голову на его врное сердце, и роковую тайну понесла съ собою въ могилу.
Отецъ ея былъ вн себя отъ отчаянія. Вильгельмъ, остолбенвъ, стоялъ подл трупа любезной, онъ провожалъ его до могилы, не показывая ни малйшаго знака печали, потомъ побжалъ въ Рандельнъ. Пришедъ къ отцу своему, вскричалъ: ,,она умерла! злодй погубилъ ее! это врно!…’ Тутъ ухватилъ онъ висвшее на стн ружье, но Яковъ вырвалъ оное изъ рукъ его. Онъ скрылъ отъ него Рассдорфово преступленіе, боясь пылкости молодаго человка. ,,Марья объявила, говорилъ старикъ, что баринъ невиненъ. Успокойся, сынъ мой!’
Вильгельмъ, крпко прижавъ отца къ своему сердцу, вышелъ изъ комнаты. На другой день Яковъ получилъ записку отъ сына, въ которой увдомлялъ онъ, что не можетъ боле жить въ Рандельн и ршился записаться въ солдаты въ войск Короля Прускаго — и сдержалъ слово свое. Такимъ образомъ сластолюбецъ лишилъ старика единственнаго сына, утхи и подпоры его старости. Яковъ, терзаемый горестію, пошелъ къ Рассдорфу, объявилъ ему, что сынъ его отъ печали о смерти Марьи оставилъ домъ родительской и полетлъ сражаться. При семъ случа не пропустилъ онъ сдлать такія примчанія, которыя разрывали на части сердце соблазнителя. Господинъ стоялъ передъ слугою какъ преступникъ и, чувствуя вину свою, не смлъ взглянуть на него.
Рассдорфъ зналъ уже о Марьиной смерти. Первое извстіе сильно потрясло его душу, но въ то же время онъ увдомился, что Марья ужасную тайну скрыла съ собою во мрак гроба. Яковъ не переставалъ обременять совсти обольстителя и, съ видомъ огорченнаго отца, кинувъ на него значительной взглядъ, сказалъ: ,,горе тому, кто былъ причиною Марьиной смерти, отчаянія моего сына и горести двухъ сдыхъ старцевъ!’ Рассдорфъ съ притворною бодростію, но голосомъ робкимъ, спросилъ его: ,,Яковъ! ты обо мн говоришь, какъ кажется? чего ты хочешь? что значатъ слова твои? Совтую теб, старикъ, не забываться!’ — ,,Вижу, милостивый государь, что вамъ угодно шутить. Однакожъ я знаю, что Богъ есть общій Судія всхъ, а совсть свидтель длъ нашихъ, знаю и то, что виновникъ смерти Марьиной теперь хотлъ бы лучше провести ночь между зараженными моровою язвою, нежели на току птицеловомъ.’ — ,,Поди вонъ!’ вскричалъ Рассдорфъ съ яростію.
Напоминаніе о птицеловномъ ток раздражило его. Онъ не врилъ дйствіе совсти, смялся надъ нею, называлъ ее предразсудкомъ, бреднями, но совсть изполняла свою должность и мучила преступника. Онъ не посщалъ боле долины, не ходилъ въ рощу, боясь повстрчаться съ старымъ Шаллеромъ, старался оправдать себя въ собственныхъ глазахъ, старался извинить свой проступокъ и думалъ: ,,Двка была больна чахоткою, и мать ея также умерла отъ этой болзни. Ей не льзя было долго жить, хотя бы она совсмъ не видала меня.’ Такъ онъ умствовалъ. Но скрытный червь угрызенія препятствовалъ ему совершенно успокоиться до тхъ поръ, пока новая разсянностъ не погасила въ душ его послдней искры напоминанія о его преступленіи. Онъ сдлался опять веселымъ, щастливымъ Рассдорфомъ, надо всмъ насмхался и ничему не врилъ — и старой Яковъ часто имлъ причины удивляться долготерпнію Провиднія.
Прошелъ годъ посл смерти Марьиой. Въ одинъ день Рассдорфова карета въхала на дворъ во всю конскую скачь, и остановилась у крыльца. Вс выбжали па встрчу. Рассдорфъ, блдный, какъ смерть, сидлъ въ карет и не могъ подняться съ мста, жена его плакала, слуги суетились. Рассдорфа повели въ комнату, держа подъ руки, между тмъ послали за лкаремъ. ,,Что съ тобою сдлалось, другъ мой?’ безпрестанно спрашивала Гжа. Рассдорфъ. — ,,Ничего! это пройдетъ!’ отвчалъ онъ слабымъ голосомъ. Слуга, которой стоялъ за каретою, разсказалъ Якову, что господинъ здилъ въ Шаллерову рощу, не далеко отъ дому лсничаго, вышелъ изъ кареты, вскричалъ: ,,Праведный Боже!’ и упалъ на землю. — Вотъ все, что Яковъ узнать могъ!
Рассдорфъ приказалъ ночью бытъ при себ Якову, котораго цлой годъ уже не употреблялъ въ услуги. Въ полночъ, подозвавъ старика къ постел, горестно спросилъ у него: ,,скажи мн, Яковъ, Въ самомъ ли дл Марья умерла?’ — Истинно такъ, милостивый государь! — ,,Видлъ ли ты ее мертвую?’ — Видлъ собственными глазами, милостивый государь! — ,,Не правда! не можетъ быть!’ — Какъ можно въ этомъ сомнваться? Вся деревня была на похоронахъ, Священникъ и Школьный мастеръ провожали тло покойницы. Вс видли, какъ гробъ опустили въ землю отъ того бдной мой Вильгельмъ пропалъ безъ всти. — ,,Бога ради, перестань!… а старой Шаллеръ также умеръ?’ — Нтъ, однакожъ онъ боленъ. — Рассдорфъ, помолчавъ нсколько, поднялъ голову и вскричалъ: ,,Яковъ!’ потомъ тихо, дрожащимъ голосомъ, продолжалъ: ,,Сего дня я видлъ Марью! видлъ ее.’ — Она умерла, милостивый государь, какъ православная христіанка.. — .,Я видлъ ее! я убійца ея!’ Тутъ преступникъ разсказалъ старому слуг о всхъ подробностяхъ гнуснаго обмана, которой былъ причиною Марьиной смерти. Яковъ трепеталъ отъ ужаса.
,,И старикъ Шаллеръ во гроб! я умертвилъ и его!’ говорилъ Рассдорфъ. Яковъ всячески старался уврить нещастнаго своего господина, что это неправда — но тщетно. Рассдорфъ страшными клятвами доказывалъ, что видлъ Марью. Яковъ не зналъ, что думать, что говорить.
По утру Рассдорфъ заснулъ, ужасныя сновиднія нарушили покой его. Онъ не хотлъ принимать лкарствъ. Велвъ призвать Священника, онъ спросилъ у него, могутъ ли тни мертвыхъ являться живущимъ на семъ свт? Благоразумный Священникъ доказывалъ невозможность такого дла, Рассдорфъ утверждалъ противное, ничего боле не объявляя. Получивъ прежнія силы и здоровье, онъ не могъ возвратить прежняго спокойствія, которое навсегда оставило его. По многихъ тщетныхъ опытахъ избавить себя отъ воспоминанія виднной тни умершей, онъ предался наконецъ грызенію совсти и мечтамъ разстроеннаго своего воображенія. Его ученіе продолжалось постоянно. Умъ его совершенно помшался, онъ иногда хотлъ сдлаться монахомъ, иногда желалъ вступить въ общество Герренгутерскаго Евангелическаго братства.
Такимъ образомъ прошли два года. Наконецъ Яковъ открылъ обстоятельства привиднія. У брата Шаллерова была дочь, совершенно похожая на умершую Марью. Племянница часто посщала своего дядю, котораго по праву родства была наслдницею. Шаллеръ, не видвъ ее съ самаго младенчества ея, крайне удивился сходству ея съ милою своею Марьею, и сіе сходство въ лиц и стан заставило его просить племянницу иногда наряжаться въ платье покойной дочери. Двушка повиновалась съ охотою. Старикъ любилъ разсказывать племянниц печальную исторію своей Марьи, любилъ ходить съ нею въ долину, которую Марья часто посщала. Въ одно время нещастный отецъ, взошедъ на пригорокъ, увидлъ предъ собою убійцу своей дочери. ,,Вотъ онъ! вотъ онъ! ‘ тихо говорилъ старикъ племянниц, и съ симъ словомъ досталъ изъ-за плеча ружье свое. Двушка, съ угрозою поднявъ въ верьхъ руки, вскричала: ,,проклятой человкъ!’ Въ ту минуту Рассдорфъ оглянулся, увидлъ мнимую Марью въ красномъ плать, которымъ такъ часто любовался, увидлъ угрожающій видъ ея, увидлъ отца — нацливающаго на него ружье, вскричалъ: ,,Праведный Боже!’ и упалъ на землю. Шаллеръ съ племянницею, изпугавшись въ свою очередь, поспшно скрылись въ кустахъ рощи. Расс-дорфъ поднялъ голову — но привидніе изчезло.
Старой лсничій подумалъ, что помщикъ изпугался, увидвъ прицленное ружье, узналъ посл о его болзни и не сбъявлялъ никому о семъ произшествіи. Двушка также не могла разглашать о немъ, живучи въ отдаленіи и никого не видя изъ постороннихъ. Яковъ, который зналъ только, что Господину являлось привидніе, не говорилъ о томъ Шаллеру, боясь, чтобы старикъ не почелъ этого дурнымъ для себя предзнаменованіемъ. Такимъ образомъ подлинныя обстоятельства никому не были извстны.
Наконецъ, во время послдней болзни Шаллера, Яковъ въ первой разъ увидвъ его племянницу, крайне удивился сходству ея съ покойною Марьею, узналъ, что она за два года передъ тмъ начала посщать своего дядю и была съ нимъ въ тотъ самой день, когда занемогъ господинъ его. — Этого довольно для объясненія тайны. Скоро потомъ Шаллеръ умеръ. Яковъ объявилъ помщику все, что зналъ, желая успокоить его. Рассдорфъ, чтобы удостовриться въ истинн, захотлъ видть двушку. Она разсказала ему вс подробности произшествія, и то, какъ лсничій прицлилъ въ него ружьемъ своимъ — чего онъ не открывалъ ниже самому Якову. Онъ уврился, что привидніе Марьи была ошибка — но слишкомъ уже поздно для своего щастія, выдалъ двушку за Вильгельма, котораго постарался отыскать, издержавъ на то много денегъ, осыпалъ новобрачныхъ благодяніями, но это не примирило съ нимъ тни Марьиной. ‘Мщеніе вчнаго Судіи, говорилъ онъ часто, въ образ Марьи навсегда лишило меня спокойствія. Мое преступленіе сдлало меня злополучнымъ навки!’ Онъ заключился въ монастырь, но и тамъ совсть преслдовала его до самаго гроба.