Чужие страницы, Топелиус Сакариас, Год: 1888 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

80-ти-лтній юбилей Захарія Топеліуса.

2 (14) января текущаго года, вся Финляндія торжественно отпраздновала 80-тилтіе своего знаменитаго земляка, одного изъ замчательнйшихъ и наиболе любимыхъ шведскихъ писателей, Захарія Топеліуса. Топеліусъ родился въ Куддизс (въ Финляндіи), 2 (14) января 1818 г., учился въ Улеоборг, былъ ученикомъ знаменитаго поэта Рунеберга въ Гельсингфорс и слушалъ исторію и естественныя науки въ мстномъ университет. Въ 1854 году онъ занялъ въ немъ кафедру русской и скандинавской исторіи, а въ 1878 году вышелъ въ отставку, всецло посвятивъ себя, съ тхъ поръ, литературнымъ занятіямъ.

Кром двухъ сборниковъ стихотвореній: ‘Степные Цвты’ (Ljungblommor, 3 т. Гельсингфорсъ и Стокгольмъ, 1845—1850 и множество позднйшихъ изданій) и ‘Новые Листья’ (Nya Blad), Топеліусъ издалъ рядъ повстей и новеллъ, весьма распространенныхъ въ Скандинавіи, сюжетъ которыхъ заимствованъ изъ исторіи Финляндіи, и ‘.Сказки для дтей’, проникнутыя религіознымъ и патріотическимъ чувствомъ. Изъ всхъ сочиненій Топеліуса только послднее извстно на русскомъ язык: переведенныя нсколько лтъ тому назадъ, ‘Сказки’ успли уже достигнуть второго изданія.

Желая, съ своей стороны, посильно почтить 80-ти лтнюю годовщину знаменитаго поэта, редакція ‘Пантеона Литературы’ предлагаетъ читателямъ нсколько послднихъ произведеній поэта въ русскомъ перевод, являющемся въ первый разъ.

Ред.

ЧУЖІЯ СТРАНИЦЫ.

Замтки изъ моей памятной книжки.

1. Отвтственность печатнаго слова.

Мысли, неподвижно и одиноко, въ теченіи долгаго времени, ютившейся въ человческомъ мозгу, прискучило думать про себя и, выйдя изъ укромнаго мстечка, скрывавшаго ее, она облеклась въ слово. Послднее стало тогда воплощеніемъ мысли и, прійдя, въ свою очередь, въ движеніе, создало міръ.

Но, будучи лишь мимолетнымъ звукомъ, слово стремилось упрочить свое существованіе, чтобы не исчезнуть безслдно, и связало себя съ письмомъ. Письмо сохранило слово, но послднему скоро показалось тсно на единственномъ лист бумаги, гд оно было начертано — ища себ крыльевъ, слово создало печать. Эти три эволюціи мысли составили три дленія всемірной исторіи.

Каждому изъ нихъ соотвтствуетъ возрастаніе могущества мысли, съ которымъ увеличивалась, въ то же время, и отвтственность ея. Слово живого голоса обращается лишь къ нсколькимъ, письмо говоритъ ко многимъ, печать — ко всмъ.

Печатное слово не знаетъ предловъ ни во времени, ни въ пространств. Разъ рожденное, оно живетъ вка. Пролагая себ дорогу черезъ вс препятствія, оно достигнетъ всего, пройдетъ во вс щелочки, даже самыя узкія.

Можетъ случиться, что печатное слово будетъ брошено на втеръ, забыто, встртитъ презрніе и будетъ замнено новыми произведеніями молодыхъ писателей, но оно не умретъ никогда. Стоитъ лишь, случайно, чьему-нибудь взгляду небрежно остановиться на брошенномъ том или на клочк бумаги, въ которую было что-нибудь завернуто, и вотъ, внезапно, слово, считавшееся погибшимъ, снова воскресаетъ и будетъ читаться еще многими поколніями. И никакой стн не загородить ему дороги, никакой плотин не остановить его потока! Разъ выпустишь это слово, и оно устоитъ само противъ всякаго нападенія, мощное и неразрушимое Вы нанесете ему ударъ дубиной? Но можно ли ударить воздухъ! Вы кинете его въ жаркое пламя? Но можно ли сжечь мысль! Уничтожьте, если вы такъ могущественны, знаніе читать во всемъ народ, и всегда найдется какой-нибудь дервишъ, который разберетъ письмена неучамъ. Какое невыразимое могущество! скажете вы. Да, но за то какая и отвтственность! Въ наше время, эта-то отвтственность и придаетъ силу мысли и въ то-же время жизнь: не отнимайте отъ нея этой силы и не пытайтесь оковать цпями ея свободы. Противу злоупотребленій свободою слова есть одно дйствительное и правое оружіе: презрніе и забвеніе. Только одно давленіе общественнаго мннія способно помшать распространенію зла.

Я желмъ-бы сказать каждому автору: ‘думаете-ли вы, что брошенное вами въ міръ слово прійдетъ поздне судить васъ на вашей могил? Разъ слетвъ съ вашихъ устъ, оно не принадлежитъ вамъ боле. Можете-ли вы предвидть, гд оно пуститъ корень, на какой почв принесетъ плоды? Подумайте объ этомъ! Посянное для грядущихъ поколній, оно войдетъ въ кругъ ихъ врованій, и вы будете сятелемъ его’.

Я желалъ-бы сказать издателю: ‘разберите поближе произведеніе въ его цломъ, прежде чмъ печатать и издавать — не забудьте, на васъ также ляжетъ тяжесть приговора, который будетъ произнесенъ надъ нимъ’.

‘Чуткій писатель, пишущій свою книгу подъ впечатлніями минуты, вы въ особенности и боле, чмъ онъ, отвчаете за него. Отравляя колодезь, напрасно будете вы сваливать отвтственность на того, кто, зачерпнувъ изъ него воды и напившись ея, умеръ отъ отравы — вдь вы же сами обаяніемъ своего имени и обманомъ своихъ рекламъ привлекли къ нему жаждущихъ’.

Но я не убаюкиваю себя иллюзіями: никто не послушаетъ меня. Всегда будутъ легкомысленные писатели и безсовстные издатели. Пусть слова мои идутъ на втеръ, я никогда не устану твердить и, на этотъ разъ, обращаясь къ читателю, скажу:

Скажите, зачмъ покупаете вы то, что по вашему разумнію признаете негоднымъ? Знайте, что вы-то именно своей любезностью ободряете и поддерживаете недостойную литературу. Безъ вашихъ денегъ скверныя книги не увидли-бы свта. Безъ васъ авторъ принужденъ былъ-бы писать единственно для своего наборщика, чего, врьте мн, онъ не сдлаетъ. И такъ, не жалуйтесь же на вороха безполезной или вредной печатной бумаги, доставляемой прессою — сами вы не заслуживаете литературы выше той, которую покупаете и читаете!’

2. Забытые.

Стоять на верхушк, на показъ толп, раболпствовать для снисканія себ отъ нея милостей и при этомъ вести борьбу съ завистниками, — значитъ не принадлежать уже боле себ самому и вчно быть въ страх, какъ-бы не выдать какой-нибудь своей слабости. Напротивъ, трудиться, слдуя своему призванію, забытымъ и окутаннымъ скромной тнью, — значитъ быть свободнымъ человкомъ, не имющимъ другого господина, кром себя самого, своего отечества и Бога.

Кара, какую влечетъ за собою слава, состоитъ въ разниц между мученіями, цною которыхъ она добыта, и наградой, доставляемой ею поздне. На надгробномъ камн міровыхъ знаменитостей должны-бы быть начертаны слова, Спасителя, въ качеств грустнаго предупрежденія: ‘они получили часть свою на земл’. Они проли свое достояніе и, какъ говоритъ Сенека, томились всю свою жизнь ради тхъ нсколькихъ словъ, которыя будутъ начертаны на ихъ гробниц. Не такова эпитафія забытыхъ: ‘врный и довольный малымъ слуга, ты достоинъ войти въ радость господина твоего!’

Трудъ забытыхъ — это сберегательная касса, изъ которой народы черпаютъ свои богатства, это основаніе ихъ благоденствія. Самый темный поденщикъ, имя котораго забыто внуками, самый ничтожный портной, могила котораго не удостоена даже креста, по справедливости заслуживаютъ памяти боле, чмъ тотъ или иной баловень счастья.

Почести, оказываемыя офицеру, тогда только справедливы, когда онъ раздляетъ ихъ съ солдатами, которые помогли ему побдить. Если высокомріе заставитъ его забыть о нихъ, какое униженіе ожидаетъ возвышающагося, когда на царскомъ пиру ему скажутъ: ‘мой другъ, займи мсто пониже той матери, что сидитъ у колыбели своего младенца’, или когда знаменитому ученому укажутъ мсто еще пониже?

Исторія полна заблужденій и загадокъ, потому что, освщая своими лучами лишь возвышенныя вершины горъ, она оставляетъ въ тни берега и долины. И однако, какъ часто среди униженныхъ и забытыхъ провиднію угодно бываетъ отмчать своихъ избранныхъ…

3. Статуи.

Въ сердц человка есть своего рода приливъ и отливъ. То мы возносимся, благодаря посредственности другихъ, то наша собственная посредственность силится умалить величіе нашихъ ближнихъ. Мы любимъ создавать, въ одно и то же время, и идоловъ, и ничтожества. Ничтожество это нашъ ближній, идолъ — это имя перваго встрчнаго, который можетъ придать нкоторый блескъ нашему имени.

Въ средніе вка, Норвегія имла своего святого въ лиц Олафа, Швеція пожелала имть своего и поклонилась св. Эрику. Въ наше еще время, каждый изъ папъ создаетъ по крайней мр одного новаго святого. Статуи великихъ людей усердно выскаются изъ камня и мрамора: мореплаватели, поэты, философы, ученые… И такъ, съ отдаленнйшихъ временъ, могилы были украшаемы изображеніями, прославлявшими боле или мене достопамятныхъ лицъ.

Въ качеств младшей сестры въ большой семь образованныхъ народовъ, Финляндія составила, въ этомъ отношеніи, исключеніе и отступила отъ установившагося порядка преемственности. Предназначивъ первую изъ своихъ статуй ученому, вторую и третью — поэтамъ, четвертую она поставила представителю города, пятую — епископу и наконецъ шестую императору. Теперь даже, въ этой стран, гд столько происходило битовъ, вы напрасно стали-бы искать, посреди тней прошлаго, статую какого-нибудь знаменитаго воина, шлемъ котораго, украшенный перьями, гордо подымался-бы къ небу.

Простимъ человчеству эту чисто человческую слабость — прославлять себя въ лиц своихъ великихъ людей! Эти выраженія почтенія со стороны живыхъ совершенно извинительны, и, съ другой стороны, прекрасно, если великія дла умершихъ людей остаются посл нихъ, обнаруживаемыя какимъ-нибудь видимымъ знакомъ. Смерть, этотъ грандіозный уравнитель великаго и ничтожнаго, забавляется подчасъ, возводя свою добычу на пьедесталъ. Недостатки покойнаго исчезаютъ тогда, и высокому размаху его существованія нтъ боле никакихъ преградъ. Это чисто нравственная идея, и весьма ободрительно для насъ, когда мы видимъ, что посл смерти остается же кое-что, избгающее забвенія и всякаго рода зависти.

Если судить по тому, какъ дла идутъ теперь, грядущіе вка, конечно, увидятъ въ каждой стран больше великихъ людей изъ мрамора и бронзы, чмъ живыхъ. Народъ изъ мди!— фантастическая картина, надо признаться, крайне тяжелая. Сколько въ ней горькой ироніи! Тревожатъ могилы мертвыхъ, чтобы добыть оттуда величіе, котораго не водится посреди живыхъ!

Взглянемъ на эти статуи! Когда эти неподвижные, угрюмые глаза глядятъ на своихъ потомковъ, сколько разъ, казалось, тщетно силятся они уловить отвтъ въ любопытныхъ взорахъ толпы! О, еслибы эти плотно сжатыя губы могли еще смяться и говорить, не разъ, съ грустной улыбкой, сказали-бы они тмъ, кто ихъ разсматриваетъ: ‘Сдлайтесь такими, какъ мы были, умножайте наслдіе наше и оставьте насъ покоиться въ мир!’

4. Похвалы людей.

Байрону было всего двадцать-три года, когда проснувшись въ одно прекрасное утро, онъ сталъ знаменитостью Мало людей, при жизни, вознесены были похвалами такъ высоко и низведены такъ низко злословіемъ свта. Его называли то Наполеономъ поэзіи, то Наставникомъ дьявольской школы, и однако, поздне, онъ сражался, въ первомъ ряду, за независимость Греціи. Когда наконецъ, пресыщенный славой и радостями жизни, онъ угасъ тридцати-шести лтъ, съ какими горькими сожалніями долженъ онъ былъ, передъ смертью, вспоминать счастливое время, когда юный и никому неизвстный, онъ учился въ Кембридж, слагая сонеты въ честь своей первой любви?

Честолюбіе, какъ и гордость,— это лишь обаятельное прозвище одного изъ приступовъ эгоизма. Жадно добиваться почестей-значитъ убивать себя въ душ и сердц. Пламенныя вожделнія честолюбцевъ и непостоянство славы привлекаютъ на головы рабовъ тщеславія проклятіе Макбета: ‘Ты не будешь знать сна!’ Ничтожность лица заслоняетъ подчасъ своей тнью величіе предположенной цли, и заурядныя идеи лжи переплетаются съ мыслью о безконечной будущности.

Лучшіе люди чувствуютъ себя счастливе отъ выраженія искренняго уваженія со стороны ребенка или крестьянина, чмъ при блеск торжественной колесницы и многотысячныхъ крикахъ энтузіазма и восторга толпы. Всякая похвала, всякое выраженіе общественнаго уваженія скрываютъ въ себ и нкоторое уничиженіе, потому что тотъ, къ кому они обращены, обсуждая ихъ въ свобй гордын, находитъ ихъ все-же легковсными. Такъ лесть всегда есть оскорбленіе, потому что унижаетъ сужденіе льстеца въ глазахъ того, предъ кмъ онъ распинается. Лучше быть несправедливо оклеветаннымъ, чмъ краснть отъ чрезмрной хвалы.

Взвсьте-ка славу и скажите мн, чего она стоитъ? Разберите ее, и вы откроете въ ней маленькій слдъ уваженія, столько же правды и чуть-чуть почитанія. Остальное — слпое восхищеніе, легкомысленное пристрастіе и всяческіе кривотолки. Ежедневная пресса и присяжные критики мряютъ все по своему аршину. Весьма рдки люди, способные опредлить человка въ его цломъ. И такъ, дайте намъ одного друга, искренняго и проницательнаго, и оставьте себ вс ваши похвалы.

Цль жизни — все, а слава ничто. Предложите Фердинанду Лессепсу въ ленное владніе всю Азію и всю Африку, съ тмъ чтобы онъ согласился засыпать пескомъ и уничтожить Суэзскій каналъ,— онъ вамъ отвтитъ: ‘Обождите-ка,-я вотъ сперва пророю Панамскій перешеекъ!’ Но предложите ему возвратить молодость и его двадцатилтній возрастъ, вмсто настоящихъ восьмидесяти-двухъ лтъ его, съ тмъ, чтобы онъ занялъ прежнее свое скромное и неизвстное мсто въ французскомъ консульств въ Лиссабон, и онъ вамъ тотчасъ-же отвтитъ: ‘Съ восторгомъ, ибо тогда у меня будетъ достаточно времени, чтобы соединить два океана’.

‘Пантеонъ Литературы’, 1888