Чудовищи, Сумароков Александр Петрович, Год: 1750 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 30 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

А. П. Сумароков

Чудовищи

Комедия

Сия комедия сочинена в июне месяце 1750 года, на Приморском дворе.

А. П. Сумароков. Драматические произведения.

Л., ‘Искусство’, 1990

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Бармас.

Гидима, жена его.

Инфимена, дочь их.

Валер, любовник ее.

Дюлиж, петиметр.

Xабзей, ябедник.

Критициондиус, педант.

Додон, судья.

Финист, судья.

Финетта, служанка Бармасова.

Арликин, слуга Бармасов.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ I

Бармас и Гидима.

Гидима. Я и слышать не хочу, чтоб дочь моя была за Хабзеем. Статное ли это дело, чтоб я дочь свою выдала за ябедника.

Бармас. Мы люди разоренные, да ежели эдакого человека у нас в родне не будет, так мы и совсем пропадем.

Гидима. Инфимена будет за Дюлижем.

Бармас. Да что тебе в нем нравится?

Гидима. Всё.

Бармас. Однако ж что ж бы то такое было?

Гидима. Всё, всё, я говорю. Волосы подвивает он хорошо, по-французски немножко знает, танцует, одевается по-щегольски, знает много французских песен, да полно еще, не был ли он и в Париже. Что тебе больше надобно? Вить нам зятя доставать не с небес.

Бармас. А как нас в вотчинной коллегии обвинят, так нам в те поры французские песни не помогут.

Гидима. Да как он станет петь, так судья-то у него надумается.

Бармас. Он еще детинишка молодой, а тот человек уж в летах, постоянной, скромной…

Гидима. Каков он ни есть, только я дочери своей за него не отдам, а ежели ты больше врать будешь, так быть худу.

Бармас. Что ж? Вить ты меня не бить же станешь?

Гидима. А хоть бы я тебя и убила, бездельник. Ты думаешь, что я тебя и боюсь?

Бармас. Подумай же ты, что вить я большой, а не ты.

Гидима. Конечно ты большой, да большой дурак.

Бармас. Слушай, жена, это нехорошо.

Гидима. Хорошо ль, не хорошо ль, да мне так хочется.

Бармас. Да вить не все то делать, чего хочется?

Гидима. Я и так жалею, что я много времени потеряла, что в молодости своей не делала того, вышед за тебя, чего мне хотелось, а теперь уж я так глупа не буду. Только жаль того, что время ушло.

Бармас. Да, а я бы знал, что и мне делать.

Гидима. А что бы ты сделал?

Бармас. Разве у нас прав нет.

Гидима (дает ему пощечину). Поди ж да бей челом.

Бармас. Я на тебя в Судном приказе подам челобитную, а ходить за меня есть кому.

Гидима. Бей челом, а свидетелей нет.

ЯВЛЕНИЕ II

Бармас (один).

Несчастлив тот человек, кто гражданских прав не знает. Ну если бы я теперь да был человек не деловой, что бы мне с эдакою делать женой?

ЯВЛЕНИЕ III

Бармас и Хабзей.

Xабзей (кланяясь об ручку). Здравствуй, ваше высокородие.

Бармас. Я, друг мой, до тебя превеликую имею нужду.

Xабзей (также кланяяся). Я для вас, милостивой мой государь, хоть в воду готов.

Бармас. С женою у меня началось дело.

Хабзей (также кланяясь). В какой силе, ваше высокородие?

Бармас. В такой силе, что она мне дала пощечину.

Хабзей. Это она сделала в противность правам.

Бармас. Я хочу подать на нее в Судном приказе челобитную.

Хабзей. Имеются ли у вашего высокородия свидетели?

Бармас. То-та и причина, что нет.

Хабзей. Это нет ничего, я свидетелем буду и руку приложу. Извольте челобитную подать в такой силе: что такого-то года, месяца и числа, в противность государственных прав, женка Гидима вам, нижеименованному, дала оплеуху, от которой-де у меня из глаз искры посыпались, и чтоб такое-то дело в Судном приказе исследовать и приказать заплатить вам бесчестье и увечье, а ей бы, женке Гидиме, дать наказ, чтоб ей впредь с мужем своим жить чинно и обязать ее поруками, ежели ж она не уймется и будет ваше высокородие заушать и впредки, как крепостного своего человека, то чтоб оное взыскать на поруках.

Бармас. Где ты, друг мой, учился? Ты так говоришь, будто б ты лет тридцать за красным сидел сукном.

Xабзей. А буде оная женка Гидима учнет во оправдание приносить, яко бы она то учинила, видя всегдашние от вашего высокородия себе нападки, и в том бы ей с вами, нижеименованным, дать очную ставку…

Бармас. То-то деловец-то!

Xабзей. А буде она такого-то имрека, сиречь меня, до свидетельства не допустит, и в том-де ссылаюсь я на окольных людей, что такие-то вышереченные оплеухи были мне, нижеименованному, уже неоднократно…

Бармас. Как река льется.

Xабзей. А буде окольные люди учнут запираться, яко бы они того не видали, и в том взять у них подписку под лишением движимого и недвижимого имения. А понеже оное дело, которое произошло между недоросля Бармаса и женки Гидимы, есть дело немалое, то чтоб вышеобъявленных свидетелей допросить порознь. А за что у вас с нею стало и каким то было порядком, мы о том переговорим, чтоб нам в допросах не разбиться.

Бармас. Я тебе все обстоятельно скажу, как и что было. Ты знаешь, что я хочу дочь свою выдать за тебя, а она хочет ее выдать за Дюлижа. Стала со мною спорить, и как я с нею не соглашался, так она меня ударила в щеку. Однако вам надобно знать точно, в которую щеку она меня ударила…

Xабзей. Это мне видно, по которой щеке она ваше высокородие съездила. А буде…

ЯВЛЕНИЕ IV

Те ж, Дюлиж и Критициондиус.

Дюлиж. Что за тварь это?

Критициондиус. Видно, что он себя ни в чем не критикует.

Xабзей (Критициондиусу). Вам, милостивому моему государю, не имеется до меня никакого дела.

Дюлиж. Господин Бармас, что это за бестия?

Бармас. Это не бестия, человек деловой и мой нареченной зять, господин Хабзей.

Дюлиж. Изрядной у меня риваль! Grand Dieu!

Бармас. Да нечего по-немецки-то говорить, конечно он зять мой будет.

Дюлиж. Что? вы думаете, что я говорю по-немецки. Quelle pensee! Quelle impertinence! {Что за мысль! Что за наглость! (франц.).} Чтоб я этим языком говорить стал!

Бармас. Ты к жене моей пришел, а не ко мне, так мне до тебя и дела нет. Говори с ней, а мне латынь твоя не нужна.

ЯВЛЕНИЕ V

Те ж, кроме Бармаса.

Дюлиж (Критициондиусу). Если б он не был отец моей метрессы, я б его, конечно, не почитал человеком.

Xабзей. Как? Отец твоей метрессы? Высокородная госпожа Инфимена у тебя в метрессах не живала.

Дюлиж (Хабзею). Ah, mon ami, vous etes un tres bon garcon {Ах, мой друг, вы чрезвычайно добрый малый (франц.).}.

Xабзей. Государь мой, я латынскому языку не учился. А честных девиц метрессами называть нехорошо. Разве ты уложенья не читывал?

Дюлиж. Уложенья? Что это за зверь?

Xабзей (Критициондиусу). Изволь прислушать, государь мой. Он уложенье зверем называет, а в нем государственные права.

Дюлиж. Я права те знаю больше, нежели ты. Я знаю и Натуральные, и Римские, и Французские…

Xабзей. У нас в приказах права русские, а не французские.

Дюлиж. Я не только не хочу знать русские права, я бы русского и языка знать не хотел. Скаредной язык!

Xабзей (Критициондиусу). Государь мой, изволь прислушать.

Дюлиж. Для чего я родился русским! О натура! не стыдно ли тебе, что ты, произведя меня прямым человеком, произвела меня от русского отца? Сносно ли мне это, что эдакой человек одной со мною нации? Да еще он же и риваль мой!

Xабзей (Критициондиусу). Изволь прислушать.

Дюлиж (Критициондиусу). Эта одна песенка, которую я давича пел, всего русского языка стоит: Colin la, la-la-la-la, jetta par terre {Колен ее, ля-ля-ля-ля, повалил на землю (франц.).}.

Xабзей. Что это за премудрая песенка? Что в ней за хитрость имеется?

Дюлиж. Пастух повалил пастушку.

Хабзей. С какого умыслу!

Дюлиж. С какого умыслу! Можно догадаться, с какого умыслу!

Xабзей. Да что! валять-то себя она ему позволила ль?

Критициондиус (Хабзею). Какое у пастухов позволенье?

Разве ты буколических правил в поэзии не знаешь?

Дюлиж (Хабзею). Повалил пастушку, voila tout только и дела, что повалил.

Xабзей. А как она побьет челом? Вить по указам-то за это бывает дурно.

Дюлиж. Да быть уж так, коли так сделалось.

Xабзей. Государи мои, я прошу, чтоб я к этому делу причастен не был, я ничего не слыхал. (Поклонился об руку и, отшед, опять поворотился.) Я ничего не слыхал, государи мои.

ЯВЛЕНИЕ VI

Дюлиж и Критициондиус.

Критициондиус. Ты знаешь, что я друг твой, только это нехорошо, что ты делаешь, я при нем не хотел тебя обличать.

Дюлиж. Что такое?

Критициондиус. Хорошо ли это, что ты связался с ябедником?

Дюлиж. А чем это худо?

Критициондиус. Это бесчестие французскому языку, что ты тому говоришь Colin la jetta par terre, кто этого знать не достоин.

Дюлиж. Vous aves raison {Вы правы (франц.).}.

Критициондиус. Такие хорошие слова говорить перед ябедником, слово в слово, как перед глухим петь.

Дюлиж. Justement {Справедливо (франц.).}.

Критициондиус. Как слепому живопись показывать.

Дюлиж. Assurement {Определенно (франц.).}.

Критициондиус. Как перед безграмотным стихи читать.

Дюлиж. Vous parlez, comme un oracle {Вы говорите, как оракул (франц.).}.

Критициондиус. Музыкою, живописью и стихотворством не шутят.

Дюлиж. А особливо французским.

Критициондиус. А особливо их трагедиями.

Дюлиж. Куды — как трагедии-то их жалки. Я вчера читал одну, так наплакался…

Критициондиус. Чью ты читал и которую?

Дюлиж. Я, право, не знаю, чья она: Medecin malgre lui {‘Лекарь поневоле’ (комедия Ж.-Б. Мольера).}. Это пуще всего жалко, как бить-то стали, крайне жалко.

Критициондиус. Послушай: это, что ты читал, комедия, а не трагедия.

Дюлиж. Как комедия? Да вить коли колются или какое сделается несчастье, так то трагедия, а не комедия?

Критициондиус. Да. А тут какое несчастье?

Дюлиж. Да разве это не несчастье, когда кого бьют?

Критициондиус. В этом есть особые регулы, а тому, о чем ты плакал, подлежало тебе смеяться.

Дюлиж. Между нами говорено, вить я этого ничего не знаю.

Критициондиус. Вот, например, Пульхерия, Агезилай, то трагедии.

Дюлиж. Апропо! Русскую-то трагедию видел ли ты?

Критициондиус. Видел, за грехи мои. И как ты, читая комедию, плакал, так я, видя эту трагедию, смеялся.

Дюлиж. Так и на тебя это бывает, что ты смеешься, видя то, что жалко.

Критициондиус. Да тут никакой жалости не было.

Дюлиж. Да разве Хорев то комедия, а не трагедия? Да полно, что может быть хорошо, что на русском языке писано!

Критициондиус. Это правда, однако немного получше можно бы было написать. Кию подали стул, бог знает на что, будто как бы он в таком был состоянии, что уж и стоять не мог. Отчего, я не знаю. Стул назван седалищем, будто стулом назвать было нельзя. А ежели для того не названо стулом, что стул по-немецки, так бы можно было сказать: подай скамью, или сказать: подай, на чем сесть.

Дюлиж. А седалище-то, разве худо сказано?

Критициондиус. Крайне худо.

Дюлиж. Чем же?

Критициондиус. Резона на это никакого нет, однако ж.

Дюлиж. Я бы думал, что лучше сказать: подай канапе.

Критициондиус. Да и то б не хуже было. Поэтам эта вольность дается, что нужды ради и чужое слово положить можно, а седалище — слово из славенщизны, даром что его и малые знают робята.

Дюлиж. Что ж мы заговорились? Я чаю, что моя аманта уже встала. Ты увидишь, какова она, и увидишь, каков я ей. Скажешь, что я это ношу не напрасно. (Поворотясь к нему спиною и указывая на кошелек свой. Потом вспрыскивается благоуханною водою и смотрится в маленькое, вынув из кармана, зеркало. А Критициондиус в то время говорит.)

Критициондиус. Жаль, что ушли мои лета и что в то время, как я был в поре, у нас еще ничего этого не знали. Час от часу свет к совершенству приближается.

ЯВЛЕНИЕ VII

Те ж и Арликин.

Арликин. Позови Хабзея, а Хабзея здесь и не бывало. Никак ты, Бармас, с ума сошел!

Дюлиж. День ли уж у вас.

Арликин. Когда во всем Петербурге день, так и у нас не ночь тогда. У нас время уже около полудни, разве по твоим часам еще не рассветало?

Критициондиус. Он меня привел в размышление. Я об этом напишу диссертацию: что это, день ли уж у вас, говорится неправильно.

Арликин. На что марать бумагу, этого и без того никто не говорит.

Дюлиж. Однако это слово вводят.

Арликин. Эдакое слово в русский язык тяжело вводить, надобно ввозить.

Дюлиж. Я тебе сказываю, что я его введу.

Арликин (осмотрев его с головы до ног и обегая с боков и сзади). Ты!.. Ха! ха! ха! ха!

Дюлиж. Ин скажи мне: видима ли молодая твоя госпожа?

Арликин. Она вить не дух, чтоб ее нельзя было видеть. У нее и руки есть, и ноги, и все то у нее есть, что у других ее сестер.

Дюлиж. Так можно ее видеть теперь?

Арликин. Можно, кто на нее смотреть будет.

Дюлиж (Критициондиусу). Пойдем же, господин Критициондиус.

Арликин (смотря на маленький его кошелек). На эдакой кошелек не много пойдет товару.

Конец первого действия

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ I

Критициондиус (один).

Изрядной тебе прием! Ежели б я это ведал, не заманил бы ты меня с собою. Ты перед нею французские песенки попеваешь, а другой у нее руки целует. Только это великой подвержено критике, что девицы так свободно с кавалерами обходятся, и я об этом, каким образом содержать молодых женщин, напишу книгу, хотя она молодым людям и не гораздо приятна будет.

ЯВЛЕНИЕ II

Критициондиус и Финетта.

Финетта (особливо). Нет, Арликин не бывал еще.

Критициондиус (особливо). Даром что она служанка, есть на что посмотреть. Подойдем к ней. (Финетте.) Сметь ли с вами молвить.

Финетта. Сколь изволишь.

Критициондиус. А ежели мне захочется тебя поцаловать?..

Финетта. Эдакие поцалуи мне не вкусны.

Критициондиус. Так ты поэтому о моем имени не слыхивала и книг, которые я издал, не читывала, что так меня уничтожаешь?

Финетта (поклонившись). Не имею чести знать ни вас, ни книг ваших.

Критициондиус. На песнь ‘Прости, мой свет’ я сочинил критику в двенадцати томах in folio. На трагедию ‘Хорева’ сложил я шесть дюжин эпиграмм, а некоторые из них и на греческий язык перевел. Против тех господ, которые русские трагедии представляли, написал я на сирском языке девяносто девять сатир.

Финетта. Что тебе в том прибыли?

Критициондиус. Я хочу вывесть из заблуждения любезное мое отечество, которое то похваляет, что похудения достойно, и отнять честь у автора, которую он получает неправедно. А паче всего, для того я на него вооружаюсь, что он думает обо мне, будто я все, что ни есть, пишу нескладно. Да то мне всего зляе, что он в том на весь народ ссылается, а весь народ за нескладного писца меня и почитает. Однако я против всего русского народа сделаю Ювеналовым вкусом сатиру.

Финетта. Народу нашему это, что вы на него гневаетесь, будет очень печально.

Критициондиус. А об тех, которые русские трагедии представляли, пускай же и в Сирии знают, каково хорошо они делали. Каков автор, таковы и актеры! Этот же автор сделал комедию на ученых людей, и премудрого господина Шапелена назвал в ней под вымышленным именем Тресотиниусом. Хорошо ли это, что на ученых людей делать комедии? А эдаких людей, каков господин Шапелен, со свечою ищут. Он Геродота так хорошо перевел, что тем себе вечную приобрел славу. И как в переводе эту книгу читаешь, так и позабудешь, что это Геродот в переводе, и думаешь, что то какого-нибудь великого автора оригинал: так-то он переводит!

Финетта. Я о господине Шапелене довольно слыхала, а все, что ни есть, говорят одно. Конечно, это великое несчастье, ежели ученый человек от целого народа, со всею своею премудростию, за невежу почитается. Однако скажите мне: вы что-нибудь сделали ли кроме критик ваших? А что это критика, я о том от тунеядцов довольно наслышалась.

Критициондиус. Я сделал дополнение к книге, что господин Шапелен сочинил о букве i, которой все хотя и смеются, однако потомки наши о ней иное говорить будут и не станут верить, что меня мои современники за безумца почитали. Вить и Гомер во время жизни своей не так славен был, каков он в наше время. Однако, прекрасная богиня, как книга о букве i ни хороша, ты ей не уступишь.

Финетта. Я целовать тебя не хочу, целуй ты эту книгу, которую вы о своей сочинили букве.

Критициондиус. Воля твоя, нет моего терпения. Я тебя поцелую. (Хочет ее поцеловать, а она противится.)

ЯВЛЕНИЕ III

Те ж и Арликин.

Арликин. Ба, ба, ба — ажно и философы-то такие ж, как мы, люди. Я думаю, что я не обманываюсь. Видно по лицу, что ты философ. Я еще давиче это приметил.

Критициондиус. И подлинно то так, что я философ, да еще и великий философ.

Арликин. Только эту философию, которую ты делаешь, и я не меньше тебя знаю.

Критициондиус. Таким прекрасным девушкам в древние времена поклонялись.

Арликин. Да ты не поклоняешься, целуешь, это и в нынешние времена делают. А ты, философ, меня не замай. Знаешь ли ты это, что она и мне мила?

Критициондиус. Эдакие твари рождаются для философов, а не для арликинов.

Арликин (вынув и показывая шпагу свою). А эдакие вещи у нас для философов, которые, оставив философию, то же делают, что и мы, простолюдимы.

Критициондиус. Тронь только меня, так я на тебя сатир десять сделаю.

Арликин. Что хочешь, то делай, только лишь Финетты не замай.

Критициондиус (еще поцеловать ее хочет). Прекрасная богиня!

Арликин (бьет его). Вот тебе моя философия.

Критициондиус (бежит вон). Философа бить!

Арликин. Вот тебе философия.

Критициондиус. Философа бить.

Арликин. Вот тебе философия.

ЯВЛЕНИЕ IV

Арликин и Финетта.

Арликин. Видно, Финетта, что мне носить рога, ежели ты за мною будешь.

Финетта. Что ты, не с ума ли сошел?

Арликин. Когда ты с шестидесятилетним философом целуешься, так чего мне от тебя дожидаться?

Финетта. Ведай ты, что я постоянна, и с стариками целоваться никогда не стану. Кажется мне, что я еще не обезумела. Винна ли я, что эдакой урод на меня навязался?

Арликин. Ты бы на него плюнула.

Финетта. На эдакую дурную рожу плевать гадко. Скажи-тка лучше, ходил ли ты туда, куда тебя послали?

Арликин. Ходил, и все будет так исполнено, как мне приказано. Да что это за суд, который у нас будет?

Финетта. Будет третейная сделка между господ наших о пощечине, которую наша боярыня пожаловала нашему боярину.

Арликин. Много бы этих судов было, ежели б за всякую судиться оплеуху, которые она ему жалует.

ЯВЛЕНИЕ V

Те ж и Дюлиж.

Дюлиж. Валера да мне предпочитают! Это очень ridicule.

Арликин. Валер — человек, а что ты, об этом никому не известно.

Дюлиж. Кто я, об этом не только русским, и французам известно, а Валер ваш только одно человеческое имя имеет. Это будто человек! Кошелек носит такой большой, как заслон, на голове пуклей с двадцать, тростку носит коротенькую, платье делает ему немчин, табак нюхает рульной, а об Сибу ему и не снилось. Муфты у него и отроду не бывало, манжеты носит короткие, да он же еще и по-немецки умеет. Я не знаю, как он по-французски-то научился.

Арликин. Финетта, каков он тебе кажется?

Финетта. Таков, как тебе.

Арликин. Мне кажется, что какова долга трость его, таков короток у него разум.

Финетта. На что молодому человеку разум? Были б долгие манжеты да трость сажени в полторы.

Арликин. Так лучше взять шест.

Дюлиж. Не вам об этом толковать. Научиться этому, как одеваться, как надеть шляпу, как табакерку открыть, как табак нюхать, стоит целого веку, а я этому формально учился, чтоб мог я тем отечеству своему делать услуги. Однако неблагодарное мое отечество все то презирает, что выше здешнего превосходит рассуждения.

Арликин. Эдакое безобразие, стыд роду человеческому. Конечно это обезьяна, да не здешняя.

Дюлиж. Конечно не здешняя, друг мой. Оставайтесь вы и удивляйтесь Валеру своему, а госпожа ваша, может быть, что и одумается, правильно ль мне Валера предпочитает, и увидит, какое разветвив между Валера с человеком, который свет знает.

ЯВЛЕНИЕ VI

Арликин и Финетта.

Арликин. Не бесчастны ли мы, Финетта, ежели он на нашей госпоже женится?

Финетта. Он еще и по-французски нас учиться заставит.

Арликин. Я лучше хочу, что б Инфимена хотя уж за Хабзеем была, нежели за ним. Я скоряе приказным научусь делам, нежели французскому языку, да у меня же и голосу нет, а он хочет, чтоб все с ним французские песни пели.

Финетта. У меня и голос есть, однако французских песен петь я не умею, пропади он с песнями своими.

Арликин. Знаешь ли что? Он нас всех с двора собьет и нашего осла дворецким сделает. Он это тем, которые на нем возят воду и невежливо его погоняют, выместит.

Финетта. Разве до ослов-то он охотник?

Арликин. Иль ты не приметила, что у осла нашего слово в слово такой же голос, как у него, когда он поет песни или хохочет? Вместе петь будут.

Финетта. А он о смехе-то своем инако думает. У него этому многие учатся. Намнясь и мужчин и женщин обступило вкруг его человек с двадцать и перенимали это, а он им о том толковал, как будто…

Арликин. Как будто боярин наш о своей пощечине.

ЯВЛЕНИЕ VII

Те ж, Валер и Инфимена.

Инфимена. Как бы батюшка и матушка меня ни принуждали, только я кроме тебя ни за кого не выйду.

Валер. Ты знаешь, какое я для тебя терплю несчастье, однако я и живота своего для тебя не пощажу. Дядя мой выбрал мне богатую невесту. С того времени, как он мне объявил свое намерение, чтоб меня на ней женить, за непослушание мое ни копейки мне не дает, да и впредь давать не хочет, хотя у него кроме меня и никого нет наследников.

Инфимена. Я, мой свет, всему твоему несчастью причина.

Валер. Отдал мне только бумаги: пустые закладные, пустые крепости, по которым будто ему сколько-то пожилых брать денег. Однако как Хабзей деньгами его судей и подьячих ни дарит, только поныне ничего еще не выходит.

Арликин. В приказы кто с пустыми ходит руками?

Валер. Прости, мой свет, и памятуй это слово, что ты кроме меня ни за кого не выйдешь.

Инфимена. Пускай в ту минуту смерть меня пожрет, ежели я тебе изменю.

ЯВЛЕНИЕ VIII

Те ж, кроме Валера.

Арликин. Прости, мой свет. Только как ты мне ни мила, однако я не клянусь, что никогда тебе не изменю: о настоящем клясться можно, а будущее нам неведомо, может быть, что я тебе и изменю. Вить ты не одна хороша на свете, а вить пословица-то эта лежит недаром, что когда товар полюбится, тогда и ум отступится.

Финетта. Может быть, что такие же мысли и у меня, и ты вить не один на свете.

ЯВЛЕНИЕ IX

Инфимена и Финетта.

Финетта. Что ты так задумалась и вдруг печальна стала?

Инфимена. Ах! Финетта, для чего ты спрашиваешь? Будто печаль моя тебе неизвестна. Ты и теперь о ней слышала. Разве это не печально, что меня с Валером разлучить тщатся.

Финетта. Так ты его и впрям очень любишь?

Инфимена. Когда ты от меня слыхала, чтоб я говорила то, а думала другое?

Финетта. Таков ли то он к тебе, какова ты к нему?

Инфимена. Я о любви его к себе довольно уверена, и он меня столько ж любит, сколько я его люблю. Вить я его не теперь уж знаю.

Финетта. Может быть, что он тебя любит, а может быть, и не любит. В любови ложь с истиною распознать трудно. Мне многие говорят, что меня любят, да я никому не верю. А ежели бы я всем тем верила, которые мне приветствы делают и о любви своей уверяют, изрядное б я себе имя нажила.

Инфимена. Мой Валер не таков, как твои любовники. Эдакие лести свойственны подлым людям, а не благородным.

Финетта. Мне и все это, что я сказала, кроме Арликина, говорят благородные.

Инфимена. Нет, Валер меня вправду любит.

Финетта. Да и те и кажут, и сказывают мне то же.

Инфимена. Те для того то кажут и сказывают, чтоб от тебя получить то, чего они желают, а после отстать.

Финетта. Кто и у Валера твоего был в сердце?

Инфимена. Он меня вправду любит.

Финетта. Тебя и Дюлиж, и Хабзей вправду ж любят, столько ж и то на правду походит.

Инфимена. Да я их не люблю.

Финетта. Однако они тебя любят. За это они еще и больше любви достойны, нежели Валер: тот тебя любит, что ты и сама его любишь, а те, хотя и ты их не любишь, любят тебя.

Инфимена. Ты шутишь, Финетта, а у меня не шутка на уме.

ЯВЛЕНИЕ X

Те ж и Гидима.

Гидима (не видя дочери и Финетты). Бездельник! Скаред! Собирать на меня суд! Я уж баба не молодая, а он меня эдак оглашает! Будто это и великая диковина, что я его поучила! Да будто ему это и не в привычку. Это ему от меня подчиванье нередко бывает. Ему не оплеуха-то дорога, да то дорого, что я дочь свою за Хабзея не отдаю.

Инфимена. Матушка, что это сделалось?

Гидима (не видя их). Заел мою молодость, да эдакое мне от него воздаяние.

Инфимена. Что, сударыня, за суд собирается? И что вам за бесчестье сделалось?

Гидима. Я тебя не видала. А все это мне за тебя.

Инфимена (Финетте). Что такое сделалось?

Финетта. Я тебе после расскажу.

Гидима. Да я разведусь с ним. И коли он за Дюлижа дочери не выдаст, так я, разведшись с ним, сама за него выйду.

Финетта (поклонившись Инфимене). Поздравляю вас с вотчимом.

Инфимена. Как вам, матушка, это говорить хочется?

Гидима. Поди-тка ты прочь, мне теперь до самой себя, поди-тка. Потужишь ты о Дюлиже-то, да не вовремя.

Инфимена. Я не знаю, что мне о вас думать.

Гидима. Будто я с ним и не уживусь. Куплю ему трость еще долее этой, которую он носит, а машонка на волосы ему у меня есть.

Инфимена. Матушка, что вы это говорите за речи?

Гидима. Ты думаешь, что я впрям старуха. Как я приберусь, так я не дурнее тебя буду.

Финетта. Вы, сударыня, и теперя не дурнее ее, а что лицо ваше морщин полно, это красоте вашей не помеха: то яблоко лучше, которое немного перезреет, нежели то, которое не доспеет. Она еще не вошла и в лета, а вы в лучшей поре.

Гидима. Да есть у меня соболья шапка, так я из нее сделаю ему муфту.

Финетта. И это одно прельстит его.

Гидима. Да еще и по-французски выучусь.

Финетта. Без этого нельзя, когда вы за ним будете.

Гидима. И танцовать научусь. Чего для любви не можно сделать! Нет, сожитель мой, не думай ты, что я холопка твоя. Я тебя не боюсь. Великая тебе обида, что я тебя ударила! Дураков бьют еще и не эдак. Полно с тобою жить. Доставать другого мужа. О любезной мой Дюлиж! Поди-тка, Инфимена, убери меня так, как ты убираешься, а ты, Финетта, держи зеркало передо мной.

Инфимена. Что вы это, матушка, вздумали?

Гидима. Пойдем же, пойдем.

Финетта. Пойдем. Вить не впрям она убираться станет: довольно, что и поговорит.

Конец второго действия

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ I

Хабзей (один).

Арликин! Арликин! Он это и позабыл, что севодни полное будет собрание. Арликин! Арликин!

ЯВЛЕНИЕ II

Хабзей и Арликин.

Xабзей. Что тебя здесь нет? Разве ты позабыл, что мы тебя при суде сделали вахмистром. Я тебе у господ присутствующих это выходил, благодарен ли ты мне?

Арликин. Арликин! Арликин! Я думал, что у нас пожар сделался, что ты эдак раскричался, ажио все вздор. У нас в доме никогда канцелярии не бывало, К беспокойству нашему Бармас с тобою спознался.

Xабзей. Встреть господ судей, они скоро быть изволят.

Арликин. Ежели они ничего нам с собою не принесут, так прикажешь ли их впустить. А я слыхал, что приказной порядок в приказы безденежно впускать запрещает.

Xабзей. Хотя то и подлинно так делается, только это будут судьи, а не челобитчики. Впускай безденежно. Идут, идут.

Арликин бежит им навстречу, а после перед ними.

ЯВЛЕНИЕ III

Те ж, Додон в очках и в превеликом парике и Финист.

Xабзей. Я при суде буду протоколистом. Слышишь ли, Арликин? Подай господам судьям стулья, а я это запишу в протокол. (Покамест Арликин стулья вносит, Хабзей говорит.) Высокородныя и высокопочтенныя господа, не благоволите ли, чтоб по недоросля Бармаса и по женку Гидиму послать сыскную, чтоб они к суду явилися?

Додон. Вахмистр, объяви, чтоб истец и ответчица явились к суду, и скажи, что комиссия о пощечине уже собралась.

Арликин отходит.

Xабзей (кланяясь об ручку). Милостивыя государи, меня господин Бармас привлекает во свидетельство, а я сам имеюся при оном деле. Так не будет ли это правам противно?

Додон. Как вы, господин Финист, думаете, а мне кажется, что его от дела отрешить не надлежит.

Финист. Мне бы казалося, что ему при деле быть не надлежало. Да полно, ежели мы его отрешим, так нам оного дела вершить будет нельзя.

Додон. А для чего ж бы нельзя.

Финист. Я не знаю, сильны ли вы в делах приказных, а я все служил в солдатстве и в приказах посажон недавно. Так я в делах-то не очень еще силен, разве вы в них знающи?

Додон. Я век свой изжил в приказах, только без эдакого человека, каков наш протоколист, я ничего не сделаю. Это не судейская должность, чтобы знать права. Наше дело — оговаривать и вершить дела. Знать права то дело секретарское, а господин Хабзей у нас и протоколист и с приписью подьячий, которой ту ж должность правит, что и секретарь.

Финист. Так я подаю мнение, чтоб господина Хабзея ни от дела, ни от свидетельства не отрешать.

Додон. Я в этом с вами согласен.

ЯВЛЕНИЕ IV

Те ж, Бармас, Гидима и Арликин.

Гидима. Что? Вы меня судить хотите? Знаете ль вы то, что я дама новомодная и гражданскому суду неподсудна?

Арликин. Так мы ее военным судом судить станем.

Гидима. А кабы ты молчал, ты знаешь, что я госпожа твоя.

Арликин. То в старину было, а нынече я вахмистр.

Додон. Помолчи, госпожа моя. Здесь тебе теперь подлежит быть чинной. Теперь здесь заседание.

Гидима. Посмотрю я, как вы меня обвините!

Додон. О чем ты, Бармас, бьешь челом?

Бармас. Что жена моя дала мне оплеуху.

Финист. Подлинно ли так?

Бармас. Так, как умереть мне, говорю я перед вашим милосердием самую истинную правду, что подлинно она мне дала пощечину.

Додон. Как же ты такое говоришь разноречие? Прежде сказал ты, что жена твоя дала тебе оплеуху, а теперь ты говоришь, что она дала тебе пощечину.

Xабзей. В этом, ваше высокопревосходительство, разнствия не имеется, понеже оплеуха и пощечина, так как поместье и вотчины за едино приемлются.

Додон. Полно, так ли?

Xабзей. Самую истинную и неложную доношу вашему высоко-утробию правду.

Финист. То-то, братец, чтоб нам не остаться. А я приказного порядка не знаю, это ваше дело.

Додон (Гидиме). Подлинно ли то так?

Гидима. Вы и впрямь меня допрашиваете?

Финист. Изволь отвечать, а постороннего здесь не говорят.

Гидима. Что он врет? Коли я его била?

Бармас. Я на господина протоколиста ссылаюсь.

Xабзей. Было так, высокопочтенные господа.

Гидима. Как было так? Да тебя тут и близко в то время не было.

Финист. Слышишь ли, протоколист. Она показывает, что его ударила.

Гидима. Коли я это сказывала? А хотя бы и впрямь так было. Что ж? Била, так била.

Бармас. Так меня ударила, что я насилу на ногах устоял, и теперь еще щека горит. Милостивыя судьи, прошу управы.

Додон. Извольте выступить. Об этом будет рассуждение.

ЯВЛЕНИЕ V

Те ж, кроме Гидимы и Бармаса.

Додон. Господин Финист, господин с приписью подьячий, господин вахмистр, извольте подавать голоса, какой ей за это штраф сделать должно.

Финист. С нижних голосов дела оговаривают. Господин вахмистр.

Арликин. Я себя ниже подьячего не почитаю.

Хабзей. Тебя было в совете и принимать не надлежало. Вот при всем том какое мне от него благодаренье! Я же его вахмистром сделал, он же на меня и подымается!

Додон. Не изволь спорить, господин вахмистр. Изволь голос подавать.

Арликин. Чтобы я прежде его говорить стал!

Хабзей. Чтоб я уступил ему старшинство!

Арликин. Вахмистр не мал человек в полку.

Хабзей. Протоколист в приказе еще больше.

Арликин. У вахмистра и капралы в команде.

Хабзей. А за протоколистом-то иногда и полковники без шапок ходят.

Финист. Послушай, господин протоколист, я сам был военной человек, так ты этим не чванься, что вас так почитают и что делает жалость, о том ты с смехом не говори. А это, чтоб полковник без шапки ходил за подьячим, очень жалко.

Додон. А ты, господин вахмистр, приказных служителей не призирай. Вашей братьи и из рекрутов много набрать можно, а в подьячий надобны люди грамотные.

Финист. Никак ты ошалел, что ты за подьячих-то так горячо вступаешься. Это уж и мне досадно. Я их не люблю: только за ними и дела, что всех обирают кругом.

Додон. А за тобой только и дела, что ты врешь.

Финист (встает). Как? Я вру?

Додон (встает). Да так-таки.

Финист (трепля Додана по плечу). Друг мой, я и без очков подале тебя вижу.

Додон. Протоколист, запиши это в протокол. Ты знаешь, что здесь комиссия, и выбран ты не на смех.

Хабзей хочет записывать на колене, и как наклонился, Арликин его ударил.

Арликин. И это запиши.

Хабзей (Арликину). Хотя я не прямой подьячий, однако когда по общему согласию в такое звание я уже определен, также хотя здесь и не прямая канцелярия, однако когда по общему ж положено согласию, так ты, мой друг, в этом будешь отвечать: вить и третейной то суд, суд же.

Додон (Финисту). Надобно его арестовать.

Финист (Додону). Ты у меня скорее арестован будешь.

Додон. Я?

Финист. Да, ты.

Додон. Посмотрел бы этого.

Финист. Вахмистр, сдерни с него шпагу, скуй его.

Арликин хочет с него снять шпагу, а он противится и, вырвавшись, бежит, а Финист и Арликин за ним, а Хабзей бежит в другую сторону. Додон и Финист ушли, а Арликин, гоня Додана, сорвал большой его с него парик и надел на себя.

ЯВЛЕНИЕ VI

Арликин (один).

Вот и я судья теперь. А что я дела не знаю, это судейству моему не остановка. Есть судьи, которые еще и меня меньше знают.

ЯВЛЕНИЕ VII

Арликин, Дюлиж и Критициондиус.

Дюлиж и Критициондиус, с разных вшед сторон, Арликина не узнавают. Дюлиж вынимает стекло и смотрит на него, а Критициондиус смотрит в долгую зрительную трубку. Арликин смотрит на них в кулаки, то на того, то на другого, кулаки переменяя, и между тем говорит.

Арликин. Что я им так чуден кажусь, будто они больших париков не видали. Для чего я маленькому его кошельку не удивляюсь. Разве то, что глупо, одним петиметрам носить позволено?

Дюлиж. А! а! Арликин.

Арликин. Что я тебе так странен показался?

Дюлиж. Что это за пречудной парик на тебе?

Арликин. А на тебе и все чудно, да я тебя не спрашиваю.

Критициондиус (Арликину). Пожалуй, друг мой, дай мне этого парика дни на три. Это вещь диковинная. Я ему сделаю описание, я до всех куриозных вещей охотник.

Арликин. Сделай же и о трости, да о кошельке его описание: и это вить куриозные ж вещи.

Дюлиж. Плюнь на него, господин Критициондиус. Да не упускай времени, поди-тка, да делай то, что мы положили: уговаривай ее, чтоб она сжалилась и мучить меня перестала. Ты знаешь, как я ее люблю, а я на одну силлабу красноречия твоего больше полагаюсь, нежели на все мое любовное искусство. Поди, друг мой, и сколько можешь критикуй Валеровы поступки. А я похожу по саду. Печальному человеку уединение потребно.

ЯВЛЕНИЕ VIII

Критициондиус и Арликин.

Критициондиус (особливо). У меня, господин Дюлиж, у самого зубы голодны. Я рад, что ты меня ввел.

Арликин. Мне Финетта, эта девушка, которую ты давиче целовал, сказывала, как ты учен. Однако перед Инфименою, хотя все то прочти, что ты в жизнь свою ни намарал, Валера у нее не выбьешь из головы.

Критициондиус. Ежели бы ты почитал Демосфена да Цицерона, так бы ты иное заговорил. Да знает ли госпожа Инфимена хоть немножко по-гречески?

Арликин. На что тебе это?

Критициондиус. Ежели знает, так я по-гречески с нею говорить стану.

Арликин. Коли она Дюлижа ни на русском, ни на французском языке не любит, так то ж бы было и на греческом.

ЯВЛЕНИЕ IX

Те ж и Бармас.

Бармас. Ах! разорился. Совсем разорился. У меня столько и имения не будет, чтоб все то заплатить, что мне по этому делу платить пришло. Теперь я совсем пропал.

ЯВЛЕНИЕ X

Те ж и Гидима.

Гидима. Лучше б я по пощечинной комиссии обвинена была, нежели, любезной мой муженек, нам по миру ходить. Пришло с голоду умереть. Пришло утопиться. Пойдем, мое сокровище, пойдем бросимся в воду. А тебе, Инфимена, век в девках сидеть пришло. Не видать тебе мужа, как ушей своих.

Критициондиус. Философия человека быть добродетельным заставляет. Я злополучие с госпожою Инфименою разделю, и ежели вы хотите, так я ее возьму и без приданого.

Бармас. Да обяжешься ли ты и нас прокормить?

Критициондиус. Прокормить вас можно, да вздорную тещу у себя иметь в доме философу беспокойно: разве не поучить ли ее нравоучению.

Гидима. Всему, чему ни прикажешь, готова я учиться. Все лучше, нежели в воду броситься.

Критициондиус. И тестя содержать, и тещу, это стоит великих денег, да и великого труда. И для одной жены много будет писать, а то еще и тестю и теще, как жить и весть себя пиши правила и наставлении, а я ж коротко написать ничего не умею. Мне коли писать, так уж писать.

Гидима. Так содержи хотя одну меня, а он пусть, как мы положили, бросится в воду.

Бармас. Ах! Гидима, да я не умею плавать.

Гидима. На что тому плавать уметь, кто хочет топиться.

Критициондиус. Так я выйду, да хотя маленькое невесте своей сочиню поздравление.

Гидима. Только чур меня кормить.

Бармас. И меня, господин философ.

Критициондиус. Пожалуйте, теперь мысли моей не перерывайте. Вить и вам это не к чести, ежели стихи-то мои слабы будут.

ЯВЛЕНИЕ XI

Те ж, кроме Критициондиуса.

Арликин (особливо). Как я судьею стал, так дела инако пошли.

Гидима. Ну если б не попался эдакой доброй нам человек, что бы стали в эдаком злом делать состоянии?

Бармас. Конечно бы бросаться в воду.

Гидима. Да ты и теперь еще от того не освобожден.

Бармас. Я хоть в слуги к нему пойду.

Гидима. Эдакую говорит он подлость! Трус, и утонуть боится!

ЯВЛЕНИЕ XII

Те ж, Валер, Инфимена и Финетта.

Инфимена. Не печальтесь, батюшка, что вы обвинены. Крепость, по которой мы всего своего должны лишиться имения, в руках у Валера. Он меня любит, и ежели я буду за ним, так у вас ничего не пропало.

Валер. Я чаю, что вы в том, чтоб дочь ваша за меня вышла, воспрещать ей не станете, и ежели я так счастлив буду, что удостоюсь быть вашим зятем, так все ваше имение останется при вас.

Гидима. Мы тобою довольны. Помиримся, дорогой мой муженек, на радости.

Бармас. Только чур больше по щекам меня не бить.

Гидима. И без щек по чему ударить места много.

Бармас. Нет, нет, чур не драться.

Валер (Инфимене). А дядя мой, когда увидит тебя, дорогая Инфимена, выбор мой не опорочит. И узнав, что я перед ним не без причины ослушен был, за это, что я без его сговорил воли, сердиться на меня не станет.

ЯВЛЕНИЕ XIII

Те ж и Xабзей.

Xабзей. И выписка сделана не так, и справок никуда не было послано. Станем, ваше высокородие, на неправое решение бить челом. Эдакие судьи!

Арликин. Пожалуй, потише. А мы это дело вершили правильно, доволен и истец, и ответчик. (Бросив с себя парик.) Полно быть судьею. Что нам надобно, то уже сделано, а что надобно другим, до того что нам нужды. На весь свет работать трудно.

ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ

Те ж, Дюлиж и Критициондиус входят с разных сторон. Дюлиж с розовым цветком в зубах, а Критициондиус с виршами в руках.

Дюлиж (Инфимене, показывая цветок). Ходя по саду, я портрет ваш нашел.

Арликин. А здесь нашли подлинник.

Критициондиус (читает):

Богиня красоты, драгая Инфимена,

Великая в уме моем теперь премена,

Я рад, что ты отцом невестой нареченна.

А я в веселии стихи тебе являю

И с женихом тебя, богиня, поздравляю.

Дюлиж (Критициондиусу). Благодарствую, благодарствую, вижу, что ты жизнь мне дал. Арликин. Господин Валер еще и сговорить не успел, а у него уж и поздравление готово.

Гидима. Нет, господин Дюлиж, и ты, господин Критициондиус, мы ее уже помолвили. Вот ее жених.

Критициондиус (Валеру). Так я стихи те для тебя делал?

Xабзей (Валеру). А я за делом-то их для тебя ж ходил?

Дюлиж (с сухою усмешкою Валеру). Куда как ты хорошо убран!

Валер (Дюлижу). Убирайся ты как хочешь, а я твоим нарядам не завидую.

Конец комедии

Примечания

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

Архивохранилища

ГПБ — Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей (Ленинград)

ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Рукописный отдел (Ленинград)

Печатные источники

Берков — Берков П. Н. История русской комедии XVIII века. Л., 1977

Избр. — Сумароков А. П. Избранные произведения [Вступ. статья, подготовка текста и примеч. П. Н. Беркова]. Л., 1957 (Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.)

Известия — Известия Отделения русского языка и словесности Академии Наук. Т. XII, кн. 2. Спб., 1907

Письма — Письма русских писателей XVIII века. Л., 1980

ПСВС — Полное собрание всех сочинений в стихах и прозе покойного действительного статского советника, ордена Святой Анны кавалера и Лейпцигского ученого собрания члена Александра Петровича Сумарокова. Ч. I-Х. М., 1781 — 1782

Сборник — Сборник материалов для истории Императорской Академии наук в XVIII веке. [Издал А. А. Куник]. Спб., 1865, ч. II

Семенников — Семенников В. П. Материалы для истории русской литературы и для словаря писателей эпохи Екатерины II. Спб., 1914

Синопсис — Гизель Иннокентий. Синопсис, или Краткое описание о начале словенского народа, о первых киевских князех, и о житии святого, благоверного и великого князя Владимира… 4-е изд. Спб., 1746

Предлагаемый вниманию читателя сборник драматических сочинений А. П. Сумарокова включает в себя тринадцать пьес. Отобранные для настоящего издания пять трагедий, семь комедий и одна драма далеко не исчерпывают всего, что было создано Сумароковым для сцены. Публикуемые произведения призваны дать представление о его драматургическом наследии в контексте формирования репертуара русского классического театра XVIII в. и показать эволюцию истолкования Сумароковым драматургических жанров на разных этапах творческого пути. Главными критериями отбора служили идейно-художественное своеобразие пьес и их типичность для сумароковской драматургической системы в целом.

Многие пьесы Сумарокова появлялись в печати еще до постановки на сцене или вскоре после этого. Причем драматург постоянно стремился к совершенствованию текста пьес, приближал их к требованиям времени и вкусам зрителей. В 1768 г. он подверг коренной переработке почти все созданные им с 1747 г. драматические произведения и тогда же напечатал большинство из них в исправленном виде. Эта вторая редакция ранних пьес стала канонической, и в таком виде они были помещены Н. И. Новиковым в соответствующих (3-6) томах подготовленного им после смерти писателя ‘Полного собрания всех сочинений в стихах и прозе покойного действительного статского советника, ордена Святой Анны кавалера и Лейпцигского ученого собрания члена Александра Петровича Сумарокова’ (ч. I-X. М., 1781-1782). Второе издание (М., 1787) повторяло первое. Н. И. Новиков печатал тексты пьес по рукописям, полученным им от родственников драматурга, а также по последним прижизненным изданиям сочинений Сумарокова. Поэтому новиковское ‘Полное собрание всех сочинений в стихах и прозе…’ А. П. Сумарокова остается на сегодняшний день наиболее авторитетным и доступным источником текстов произведений драматурга. При подготовке настоящего сборника мы также основывались на этом издании. В частности, тексты всех публикуемых комедий Сумарокова, его драмы ‘Пустынник’, а также двух трагедий (‘Синав и Трувор’ и ‘Артистона’) взяты нами из соответствующих томов названного издания.

В советское время драматические сочинения Сумарокова переиздавались крайне редко. Отдельные пьесы, зачастую преподносимые в сокращенном виде, входили в вузовские ‘хрестоматии по русской литературе XVIII века’. По существу, первой научной публикацией указанного периода стал подготовленный П. Н. Берковым однотомник: Сумароков А. П. Избранные произведения. Л., 1957 (Библиотека поэта. Большая серия), включающий три трагедии: ‘Хорев’, ‘Семира’ и ‘Димитрий Самозванец’. В сборнике ‘Русская комедия и комическая опера XVIII века’ (Л., 1950) П. Н. Берковым опубликована первая редакция комедии ‘Пустая ссора’ (‘Ссора у мужа с женой’). Наконец, в недавно выпущенный издательством ‘Современник’ сборник ‘Русская драматургия XVIII века’ (М., 1986), подготовленный Г. Н. Моисеевой и Г. А. Андреевой, вошла трагедия А. П. Сумарокова ‘Димитрий Самозванец’. Этим и исчерпывается число современных изданий драматических сочинений Сумарокова. Предлагаемая книга даст возможность широкому читателю более глубоко и полно ознакомиться с драматургическим наследием Сумарокова и русским театральным репертуаром XVIII в.

Особое значение при публикации текстов XVIII в. имеет приведение их в соответствие с существующими ныне нормами правописания. Система орфографии и пунктуации во времена Сумарокова достаточно сильно отличалась от современных требований. Это касалось самых различных аспектов морфологической парадигматики: правописания падежных окончаний существительных, прилагательных, причастий, указательных, притяжательных и личных местоимений, окончаний наречий и глаголов с возвратной частицей -ся (например: венцем — вместо венцом, плеча — плечи, драгия — драгие, здешнява — здешнего, которова — которого, ково — кого, похвальняй — похвальней, скоряе — скорее, женитца — жениться и т. д.).

По-иному писались и звукосочетания в приставках, суффиксах и корнях отдельных слов (например: збираю — вместо сбираю, безпокойство — беспокойство, зговор — сговор, женидьба — женитьба, грусно — грустно, щастие — счастие, лутче — лучше, солдацкий — солдатский, серце — сердце, позно — поздно, юпка — юбка и т. д.).

Написание союзных частиц не, ни, ли, со в сочетании с значащим словом тоже имело свою специфику. Нормой письменного языка XVIII в. считалось раздельное написание частиц с местоимениями и глаголами (например: ни чево — вместо ничего, есть ли — если, со всем — совсем, не лъзя — нельзя, ни как — никак и т. д.).

В большинстве подобных случаев написание слов приводилось в соответствие с современными нормами орфографии.

Правда, иногда представлялось целесообразным сохранение устаревших форм орфографии. На этот момент в свое время уже указывал П. Н. Берков в отмеченном выше издании ‘Избранные произведения’ А. П. Сумарокова, касаясь воспроизведения текста трагедий. Специфика стихового строя трагедий диктовала порой необходимость сохранения отживших орфоэпических форм в правописании. Это касалось тех случаев, когда осовременивание орфографии могло привести к нарушению стихового ритма или сказаться на рифмующихся окончаниях стихов. Вот образцы сохранения подобной стилистически оправданной архаики правописания: ‘И бедственный сей боль скорбящия крови…’, или: ‘Идешь против тоя, которую ты любишь…’, или: ‘Прервется тишины народныя граница…’, а также примеры рифмовых пар: хощу — обращу, зляй — удаляй, любови — крови, умягчу — возврачу и т. д.

Иногда осовременивание старых норм орфографии может привести к искаженному пониманию заключенной в фразе мысли автора, как это мы видим, например, в следующем стихе из трагедии ‘Хорев’: ‘Отверзи мне врата любезныя темницы’, где прилагательное относится к последнему слову, хотя в произношении может быть воспринято как относящееся к слову ‘врата’. И таких примеров встречается в пьесах достаточное количество. Вообще, при публикации текстов трагедий мы руководствовались текстологическими принципами, принятыми в указанном издании избранных сочинений А. П. Сумарокова, осуществленном П. Н. Берковым в 1957 г.

Несколько иные принципы были приняты при публикации текстов комедий Сумарокова. Специфика этого жанра обусловливала установку на максимальное сохранение просторечной стихии языка комических персонажей. Только такой подход позволяет донести до современного читателя колорит речевого повседневного общения людей той эпохи. Это относится, в частности, к передаче отдельных форм окончаний существительных, прилагательных, деепричастий, отражавших старые нормы речевой практики, вроде: два дни, взятков, рублев, речьми, святый, выняв, едакой, пришед и т. п., или к сохранению специфического звучания отдельных слов, как оно было принято в разговорном языке XVIII в., например: поимянно, сумнительно, супротивленье, бесстудный, генваря, испужаться, ийти, хощете, обымут и т. п.

Мы старались также полностью сохранить просторечную огласовку иноязычных слов, воспринятых в XVIII в. русским языком, а также диалектизмы, вроде: клевикорты, интермеция, отлепортовать, енарал, провиянт, нынече, трожды, сабе, табе, почал, сюды, вить и т. п. Слова, значение которых может быть непонятно современному читателю, выведены в состав прилагаемого в конце ‘Словаря устаревших и иноязычных слов и выражений’.

С известными трудностями приходится сталкиваться и при освещении сценической судьбы сумароковских пьес. Несомненно, трагедии и комедии Сумарокова игрались во второй половине XVIII в. достаточно широко, входя в репертуар большинства русских трупп этого времени. Но сведения о деятельности даже придворного театра, не говоря уже о спектаклях крепостных театров и вольных русских трупп, носят в целом отрывочный характер. Поэтому сохранившиеся данные о постановках сумароковских пьес не гарантируют полноты знания о сценической жизни той или иной пьесы. Мы старались максимально использовать все доступные современному театроведению источники таких сведений.

При подготовке издания, в частности при работе над комментариями, учитывались разыскания в данной области других исследователей: П. Н. Беркова, В. Н. Всеволодского-Гернгросса, Б. А. Асеева, Т. М. Ельницкой, Г. З. Мордисона, на что даются соответствующие ссылки в тексте примечаний.

ЧУДОВИЩИ

Впервые — ПСВС (ч. V, с. 277-332, 2-е изд. М., 1787, с. 249-296).

Под названием ‘Третейный суд’ рукопись комедии имеется в составе репертуарного сборника, хранящегося в Национальной Парижской библиотеке (Department des manuscrits, Slave, 38, л. 101-138. — См.: Известия, с. 159).

Как явствует из справки, приложенной к списку действующих лиц в первом издании пьесы, ‘сия комедия сочинена в июне месяце 1750 г. на приморском дворе’.

Представлена впервые вместе с трагедией ‘Синав и Трувор’ 21 июля 1750 г. на сцене комедиантского дома в Петергофе силами любительской труппы Придворного кадетского театра в присутствии императрицы Елизаветы Петровны (Камер-фурьерский журнал за 1750 год, с. 78). В спектакле были заняты кадеты П. Свистунов, Н. Бекетов, П. Мелиссино, Д. Остервальд и др. Известий о других постановках комедии не сохранилось.

С. 311. …и чтоб такое-то дело в Судном приказе исследовать и приказать заплатить вам бесчестье и увечье… — в XVIII в. существовала практика взыскивать с обидчика за оскорбление чести денежную сумму в пользу обиженного.

С. 312. Ты так говоришь, будто б ты лет тридцать за красным сидел сукном — Стол, за которым проходили судебные заседания в XVIII в., принято было покрывать красным сукном.

Критициондиус — выводя под этим именем своего литературного противника В. К. Тредиаковского, драматург намекает на критическую статью, с которой тот выступил против Сумарокова в 1750 г. (‘Письмо, в котором содержится рассуждение о стихотворении, поныне в свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух эпистол, писанное от приятеля к приятелю’). Подавляющая часть сатирических насмешек над Критициондиусом в комедии связана с содержанием этой статьи.

С. 313. Для чего я родился русским! О натура! — В этих словах Дюлижа по-своему предвосхищается образ Иванушки, одного из персонажей комедии Д. И. Фонвизина ‘Бригадир’.

С. 314. Разве ты буколических правил в поэзии не знаешь? — скрытый намек на педантическое пристрастие Тредиаковского к установлению правил в поэзии.

С. 315. ‘Medecin malgre lui’ — ‘Лекарь поневоле’ — название комедии Мольера, которую петиметр Дюлиж называет трагедией.

Вот, например, Пулхерия, Агезилай, то трагедии. — Названия поздних пьес П. Корнеля — трагедии ‘Агесилай’ (‘Agesilas’, 1666) и героической комедии ‘Пульхерия’ (‘Pulcherie’, 1673).

Кию подали стул… <...> Стул назван седалищем… — Сумароков вновь высмеивает содержавшиеся в упомянутой выше статье Тредиаковского нападки на использование в трагедии ‘Хорев’ слова ‘седалище’ (см. примеч. к с. 78).

С. 316. …а седалище — слово из Славенщизны… — обыгрывание слова, употребленного Тредиаковским в предисловии к переведенному им роману ‘Езда в остров любви’ (1730), где он обосновывал свое неприятие ‘глубокословныя славенщизны’.

Поворотясь к нему спиною и указывая на кошелек свой. — Кошелек — принадлежность туалета в XVIII в., особый мешок для косы, предохранявший камзол от осыпающейся пудры.

С. 317. На песнь ‘Прости, мой свет’ я сочинил критику в двенадцати томах in folio — выпад против дотошного педантизма критики Тредиаковского. ‘Прости, мой свет’ — популярная любовная песенка, сочиненная Сумароковым в молодости.

На трагедию ‘Хорева’ сложил я шесть дюжин эпиграмм… — Трагедия Сумарокова ‘Хорев’ подвергалась особо придирчивому разбору со стороны Тредиаковского в упоминавшемся выше критическом ‘Письме…’ (см.: Берков, с. 479-495).

С. 318. …против всего русского народу сделаю Ювеналовым вкусом сатиру. — Ювенал, Децим Юний (55 — около 132) — знаменитый римский поэт-сатирик.

Этот же автор сделал комедию на ученых людей, и премудрого господина Шапелена назвал в ней под вымышленным именем Тресотиниусом. — Сумароков, напоминая свою первую комедию ‘Тресотиниус’, вновь высмеивает Тредиаковского, теперь уже уподобляя его французскому поэту и грамматику XVII в. Ж. Шаплену (1595-1674). Последний был известен как составитель отрицательного отзыва на трагедию П. Корнеля ‘Сид’ (1636) и неоднократно был высмеян в сатирах Буало за создание высокопарной и скучной эпопеи ‘Девственница’ (1665).

Он Геродота так хорошо перевел, что тем себе вечную приобрел славу. — Геродот (ок. 490 — ок. 424 до н. э.) — знаменитый древнегреческий историк. В этой фразе содержится намек на занятия Тредиаковского над переводом капитальной ‘Древней истории’ Ш. Роллена.

Я сделал дополнение по книге, что господин Шапелен сочинил о букве i… — будучи членом Французской академии, Ж. Шаплен составил план академического словаря французского языка и возглавлял работу над ним. Превращая Критициондиуса в продолжателя трудов Шаплена, Сумароков вновь высмеивает занятия Тредиаковского орфографией.

Вить и Гомер во время жизни своей не так славен был… — Гомер — легендарный древнегреческий поэт, вошедший в историю как автор ‘Илиады’ и ‘Одиссеи’, филологической традицией XVIII в. рисовался обычно в образе гонимого нищего слепца.

…табак нюхает рульной… — то есть табак, присылаемый в связках.

С. 330. Ежели бы ты почитал Демосфена да Цицерона… — Демосфен (ок. 384-322 до н. э.) — знаменитый греческий оратор и политический деятель древних Афин, Цицерон (106-73 до н. э.) — выдающийся оратор и политический деятель Древнего Рима.

Словарь устаревших и иноязычных слов и выражений

Абие (старосл.) — но

Авантаж (франц.— avantage) — преимущество

Адорировать (франц.— adorer) — обожать

Аманта (франц.— amante) — любовница

Аще (старосл.) — если

Байста (диалект.) — от ‘баить’ (говорить) — говорлива, болтлива

Бет (франц.— bete) — скотина

Бостроки — тип куртки, фуфайки без рукавов

Бъхма (древнерус.) — всячески

Велегласно (старосл.) — громко, во всеуслышание

Геенна (старосл.) — преисподняя, ад

Дистре (франц.— distraite) — рассеянный

Елико — насколько

Емабль (франц.— aimable) — любезный, достойный любви

Естимовать (франц.— estimer) — ценить, уважать

Зело — очень много

Зернший (зернщик) — игрок в кости, или в зернь, по базарам и ярмаркам

Зограф (также — изограф — древнерус.) — иконописец, художник

Изжени (старосл.) — изгони

Интенция (франц.— intention) — намерение

Калите (франц.— qualite) — достоинство, преимущество

Касировать (франц.— casser) — разбивать

Купно (старосл.) — вместе

Мамер (франц.— ma mere) — матушка

Мепризировать (франц.— mepriser) — презирать

Меритировать (франц.— meriter) — заслуживать, быть достойным

Метресса — любовница

Накры — барабаны, литавры

Намедни — накануне, недавно

Обаче — однако

Облыгать — оболгать

Одаратер (франц.— adorateur) — обожатель

Одр (старосл.) — ложе

О льстить — обольстить

Паки (старосл.) — опять

Пансе (франц.— la pensee) — мысль

Паче (старосл.) — более

Пенязъ — мелкая монета, полушка

Перун — верховное божество древних славян, перуны — молнии

Понеже (канц.) — потому что, так как

Презельный — премногий, обильный

Прозумент (позумент) — украшение парадной одежды

Прослуга — преступление

Рачитъ — стараться, заботиться

Регулы — правила

Ремаркировать (франц.— remarquer) — замечать

Риваль (франц.— rival) — соперник

Сирень (старосл.) — то есть

Скуфья — остроконечная бархатная шапочка черного или фиолетового цвета, составлявшая головной убор православного духовенства

Ставец (диал.) — деревянная глубокая чашка, общая застольная миска

Суемудрие — лжеумствование

Трафить — угодить, уловить сходство

Треземабль (франц.— tres emable) — очень любезный

Уды — члены тела

Финировать (франц.— finir) — оканчивать

Флотировать (франц.— flatter) — льстить

Червчетой — красивый

Чирики — вид обуви

Шильничество — ябедничество, доносительство

Эпитимья — исправительная кара, налагаемая церковью на кающегося грешника, в виде поста, продолжительных молитв и т. п.

Эрго (лат.— ergo) — следовательно, итак

Словарь устаревших и иноязычных слов и выражений

Читайте также: