Человеконенавистник, Шиллер Фридрих, Год: 1901

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Фридрихъ Шиллеръ

Человконенавистникъ

Сцены

Новый переводъ А. Ганзенъ.

Собраніе сочиненій Шиллера въ перевод русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ II. С.-Пб., 1901

 []

 []

ЯВЛЕНІЕ I.

Анжелика Ф. Гуттенъ и канонисса Вильгельмина Ф. Гуттенъ, ея тетка, выходятъ изъ рощи, затмъ садовникъ Биберъ.

Анжелика. Вотъ, гд мы хотли дождаться его, тетя. Вы посидите пока въ кабинет, почитаете, я схожу къ садовнику за цвтами, а тамъ — и девять часовъ, и онъ явится.— Надюсь, вы довольны?
Вильгельмина. Какъ теб будетъ угодно, милочка. (Идетъ къ бесдк).
Биберъ (съ цвтами). Вотъ, барышня. Лучше ничего не нашлось сегодня. Гіацинты отошли.
Анжелика. Спасибо, спасибо и за это.
Биберъ. А завтра вы получите розу, первую ныншней весной… если общаете мн…
Анжелика. Чего вамъ хочется, добрйшій Биберъ?
Биберъ. Изволите видть, барышня, скоросплки тоже отошли уже, и прекраснымъ левкоямъ скоро конецъ, а баринъ нашъ опять не удостоилъ даже взглянуть на нихъ. Вотъ, въ прошломъ году я распорядился высушить большое болото, тамъ на сверной сторон, и засадить это мсто молоденькими деревцами. Отлично принялись, сердце радуется, когда гуляешь тамъ. Только солнышко взойдетъ, я ужъ тамъ, и жду, не дождусь, и впередъ радуюсь… думаю: вотъ проведу тутъ нашего барина. Но, вотъ и вечеръ приходитъ, и другой, и третій, а баринъ все не замчаетъ… Не скрою, больно мн это, барышня ..
Анжелика. Дождетесь еще своего, наврное, дождетесь. Потерпите только немножко, добрйшій Биберъ.
Биберъ. Паркъ этотъ обходится ему цлыхъ дв тысячи талеровъ въ годъ, и жалованье мн итти будетъ, хоть-бы я и не стоилъ… А чего-же я стою, когда за вс т деньги, которыя баринъ тратитъ, не могу даже доставить ему одного часика удовольствія? Нтъ, барышня, я не могу больше есть хлбъ вашего батюшки… Или пусть онъ позволитъ мн доказать, что я не даромъ мъ его хлбъ.
Анжелика. Успокойтесь добрйшій Биберъ! Вс мы знаемъ, что вы вполн заслуживаете то, что получаете, и даже гораздо больше.
Биберъ. Извините, барышня, но вы объ этомъ судить не можете. За то, что я двнадцать часовъ въ сутки смотрю за его садомъ, не обманываю его и слжу за своими подручными, баринъ платитъ мн деньгами. Но за то, что я длаю все это охотно, отъ души, стараюсь для него, вижу и наяву и во сн, какъ-бы угодить ему — за это, барышня, ему слдуетъ вознаградить меня своимъ удовольствіемъ. Хоть-бы разокъ побывалъ въ своемъ парк, и это было бы для меня дороже всхъ его денегъ… Вотъ, барышня… потому-то я васъ теперь и…
Анжелика. Оставимъ это, прошу васъ. Вы сами знаете, какъ часто и напрасно… Ахъ, вы, вдь, знаете отца!
Биберъ (схватывая ея руку горячо). Онъ еще не былъ въ питомник. Попросите его, чтобы онъ позволилъ мн показать ему питомникъ. Нельзя же ожидать благодарности отъ неразумной природы и махнуть рукой на людей. Кто сметъ сказать, что не можетъ разсчитывать на радость, разъ труды его увнчиваются успхомъ и надежды сбываются?
Анжелика. Я понимаю васъ, честный мой Биберъ… но можетъ быть, вамъ больше посчастливилось съ растеніями, чмъ отцу моему съ людьми.
Биберъ (горячо съ волненіемъ). А у него такая дочь! (Хочетъ сказать еще что-то, но останавливается и молчитъ съ минуту). Чтобы онъ ни перенесъ, нашъ баринъ, отъ людей, сколько бы разъ ни обманывался въ надеждахъ… (схватывая руку Анжелики и съ еще большимъ жаромъ) одна надежда его не обманула… еще не все испыталъ онъ, что можетъ разбить сердц человка!… (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ II.

Анжелика, Вильгельмина.

Вильгельмина (встаетъ и смотритъ вслдъ Биберу). Странный человкъ! Онъ всегда приходитъ въ такое волненіе, если затронуть эту струну. Въ его жизни есть какая-то тайна.
Анжелика (тревожно озираясь). Уже поздно. Никогда не заставлялъ онъ ждать себя такъ долго… Розенбергъ.
Вильгельмина. Придетъ. Какая ты опять робкая и нетерпливая!
Анжелика. На этотъ разъ не даромъ, милая тетя. Что, если не удастся! Съ какимъ волненіемъ я ждала этого дня.
Вильгельмина. Не слишкомъ уповай на одинъ этотъ день.
Анжелика. И вдругъ, онъ ему не понравится?.. Вдругъ, у нихъ произойдетъ столкновеніе?.. Могу-ли я надяться, что отецъ сдлаетъ для него исключеніе… впервые? Что, если они столкнутся характерами? Язвительная желчность отца и щекотливая гордость Розенберга! Тяжелая меланхолія одного и бодрая, рзвая жизнерадостность другого! Природа не могла подшутить зле!.. Но кто можетъ также поручиться, что онъ не потому именно отказываетъ ему во вторичномъ пріем, что уже въ первое свиданіе рисковалъ почувствовать къ нему уваженіе?
Вильгельмина. Весьма возможно, моя дорогая.— Однако, сердце твое не говорило теб ни о чемъ такомъ вчера.
Анжелика. Вчера! До сихъ поръ я видла только его, думала только о немъ и ни о чемъ другомъ! Тогда во мн говорила только легкомысленная, влюбленная двочка. Теперь передо мною встаетъ образъ отца, и вс надежды мои исчезаютъ. О, зачмъ не могъ длиться этотъ сладкій сонъ? Зачмъ все счастье моей жизни должно зависть отъ одной ужасной случайности?
Вильгельмина. Твое волненіе заставляетъ тебя обо всемъ забыть, Анжелика. Мысль объ отц отравляетъ твой покой съ того самаго дня, какъ Розенбергъ признался теб въ любви, съ тхъ поръ, какъ онъ изъ-за тебя порвалъ со дворомъ, со столичными развлеченіями и добровольно обрекъ себя на печальное уединеніе въ своихъ помстьяхъ, чтобы быть поближе къ теб. Не ты-ли первая возмущалась тайной вашихъ сношеній? Не ты-ли сама своими неотступными просьбами и напоминаніями вынудила у него общаніе постараться, наконецъ, снискать расположеніе твоего отца? Отца моего — твердила ты — связываетъ съ людьми еще лишь одна единственная нить, и онъ навки погибнетъ для міра, если узнаетъ, что и дочь обманула его.
Анжелика (горячо). Этого никогда не будетъ! Только почаще напоминайте мн объ этомъ, милая тетя! Я чувствую себя тогда сильне, ршительне. Весь свтъ обманулъ его, но дочь останется ему врна. Не буду питать никакихъ надеждъ, которыя мн пришлось бы скрывать отъ отца. Не обязана-ли я заплатить этимъ за всю его доброту ко мн? Онъ далъ мн все. Самъ онъ умеръ для радостей жизни, а чего только ни длалъ, чтобы доставлять ихъ мн? Онъ превратилъ эту мстность въ рай, призвалъ на помощь вс роды искусствъ, чтобы радовать сердце своей Анжелики и облагородить ея умъ. Я здсь царица. Онъ уступилъ мн и божественное дло благотворенія, сложивъ его съ себя, скрпя сердце, передалъ мн сладкую власть отыскивать стыдливую нужду, утирать льющіяся тайкомъ слезы, давать среди этихъ тихихъ горъ убжище безпріютнымъ… И за все за это, Вильгельмина, онъ требуетъ отъ меня только одного, ставитъ мн лишь одно ничтожное условіе — обходиться безъ того свта, который оттолкнулъ его!
Вильгельмина. И ты никогда не нарушала этого столь легкаго условія?
Анжелика. Нтъ, я ослушалась его. Мои желанія перенеслись за эти стны… Я раскаиваюсь въ этомъ, но возврата нтъ.
Вильгельмина. Но, вдь, до того времени, какъ Розенбергъ сталъ охотиться въ этихъ лсахъ, ты была счастлива.
Анжелика. Счастлива, какъ небожители… Но теперь мн нтъ возврата.
Вильгельмина. Такъ вдругъ все измнилось? И даже твоя врная подруга, природа, стала теперь другой?
Анжелика. Природа все та же, но сердце мое измнилось. Я вкусила жизни и не могу больше довольствоваться мертвой статуей. О, какъ все измнилось вокругъ меня! Онъ словно подкупилъ все окружающее. Солнце стало для меня теперь лишь указателемъ времени его прихода, фонтанъ журчитъ лишь его имя, ароматъ цвтовъ напоминаетъ мн его дыханіе… Не глядите на меня такъ сурово, милая тетя… Я ли виновата, что первымъ человкомъ, котораго я встртила за предлами нашихъ владній, явился какъ разъ Розенбергъ?
Вильгельмина (растерянно глядя на нее). Бдная дорогая двочка!… Ни ты, ни я тутъ не виноваты. Я не могла ничего сдлать… Не обвиняй меня, Анжелика, если теб не удастся уйти отъ своей судьбы.
Анжелика. Вы только и твердите это, тетя. Я васъ не понимаю.
Вильгельмина. Вотъ открываютъ ворота парка.
Анжелика. Лай его Діаны!… Онъ идетъ. Это Розенбергъ! (Идетъ навстрчу).

 []

КОНЕЦЪ ЯВЛЕНІЯ III.

Анжелика. Ахъ, Розенбергъ, что вы надлали? Вы все испортили.
Розенбергъ. Не думаю, возлюбленная моя. Вы желали, чтобы мы познакомились, вы желали, чтобы я заинтересовалъ его.
Анжелика. Какъ? И вы думаете достичь этого, возстановивъ его противъ себя?
Розенбергъ. Пока ничмъ инымъ. Вы сами разсказывали мн о неоднократныхъ попыткахъ исцлить его отъ его душевнаго недуга. Но вс эти непрошенные, столь торжественно выступающіе ходатаи за человчество только дали ему почувствовать его превосходство и довольно плохо защищались противъ замысловатаго краснорчія его скорби. Ему безразлично, вритъ-ли свтъ его ненависти къ людямъ, или нтъ, но онъ никогда не проститъ пренебрежительнаго отношенія къ этому чувству. Гордость его не потерпитъ такого униженія. Спорить съ нами, конечно, по его мннію, не стоитъ, но въ негодованіи онъ можетъ ршиться пристыдить насъ. Выйдетъ разговоръ — вотъ все, что намъ теперь желательно.
Анжелика. Вы слишкомъ легко относитесь къ этому, дорогой Розенбергъ. Вы полагаете, что можете вступить въ состязаніе съ отцомъ. Какъ я боюсь!…
Розенбергъ. Не бойтесь, Анжелика. Я борюсь за правду и любовь. Его дло такъ же плохо, какъ мое хорошо.
Вильгельмина (которая до сихъ поръ, повидимому, мало участвовала въ бесд). Вы дйствительно такъ уврены въ этомъ, господинъ фонъ Розенбергъ?
Розенбергъ (быстро оборачиваясь въ ея сторону, посл небольшой паузы, серьезно). Думаю, что такъ, сударыня.
Вильгельмина (вставая со скамейки). Жаль тогда моего бднаго брата. Не легко было ему превратиться въ того несчастнаго человка, каковъ онъ теперь, а произнести надъ нимъ приговоръ, какъ я вижу, такъ легко.
Анжелика. Не будемъ судить такъ опрометчиво, Розенбергъ! Мы такъ мало знаемъ о судьб моего отца.
Розенбергъ. Я могу сострадать ему всмъ сердцемъ, дорогая Анжелика, но не могу уважать его, если судьба дйствительно превратила его въ человконенавистника. (Канонисс&#1123,). Вы говорите, что ему не легко было стать такимъ несчастнымъ, но разв вы можете оправдывать человка, совершившаго надъ собой дло злой судьбы, отнявшаго у себя и то, что она оставила ему?… Защищать безумца, который сбрасываетъ съ себя и послдній плащъ, оставленный ему ограбившими его разбойниками? Разв есть, по вашему, между небомъ и землей боле жалкій человкъ, нежели человконенавистникъ.
Вильгельмина. Если онъ, ища облегченія, и хватается въ горестномъ омраченіи души за ядъ, то что за дло вамъ, счастливцамъ? Я бы не ршилась обрушиться на слпого нищаго, разъ я не могу подарить ему глазъ.
Розенбергъ (весь вспыхнувъ и съ большимъ жаромъ). Нтъ, клянусь, нтъ! Но душа моя горитъ отъ негодованія при вид неблагодарнаго, который капризно закрываетъ глаза и клянетъ Подателя свта!… Какія страданія не возмщены безконечное число разъ дарованіемъ ему такой дочери? Какъ дерзаетъ онъ проклинать родъ человческій, ежечасно отражающійся передъ нимъ въ этомъ зеркал? Онъ ненавидитъ людей, онъ человконенавистникъ! Нтъ, онъ не таковъ! Клянусь, онъ не таковъ! Поврьте мн, сударыня, въ природ нтъ иныхъ человконенавистниковъ, кром тхъ лишь, кто боготворитъ, или же презираетъ себя.
Анжелика. Уходите, Розенбергъ! Заклинаю васъ, уходите! Въ такомъ настроеніи вамъ нельзя встрчаться съ отцомъ.
Розенбергъ. Хорошо, что вы напомнили мн, Анжелика.— Мы вовлеклись въ такой разговоръ, который всегда заставляетъ меня разгорячиться… Простите меня, сударыня, мн бы также не хотлось рисковать быть опрометчивымъ, мн, вдь, только сегодня предстоитъ познакомиться съ отцомъ моей Анжелики.— Итакъ, поговоримъ о другомъ! Личико Анжелики становится такимъ серьезнымъ, а мн надо видть его свтлымъ и радостнымъ, чтобы почерпнуть въ немъ мужество бороться за нашу любовь. Весь городокъ былъ разукрашенъ, когда я прозжалъ. По какому поводу?
Анжелика. По поводу дня рожденія отца.

ЯВЛЕНІЕ IV.

Юльхенъ, служанка Анжелики, и т же.

Юльхенъ. Баринъ послалъ меня, барышня. Онъ желаетъ видть васъ до обда.— И васъ также, господинъ Розенбергъ. Онъ желаетъ поговорить съ вами.
Анжелика. Съ нами обоими! Вмст…
Розенбергъ… Съ обоими!… Что это значитъ?
Юльхенъ. Вмст? Нтъ, насчетъ этого мн ничего неизвстно.
Розенбергъ (собираясь угодить, Анжелик 23,). Я пущу васъ впередъ и приму его изъ вашихъ рукъ умиротвореннымъ.
Анжелика (тревожно). Вы оставляете меня, Розенбергъ… Куда вы?… Мн надо еще задать вамъ одинъ важный вопросъ.

(Розенбергъ отводитъ ее въ сторону. Вильгельмина и Юльхенъ идутъ въ глубину сцены).

Юльхенъ. Пойдемте, сударыня, посмотрть на торжественное шествіе.
Анжелика (Розенбергу). Какое тревожное, ужасное утро, Розенбергъ! Намъ грозитъ разлука, вчная разлука! И вы готовы на все, что бы ни случилось? На что вы ршитесь, если не понравитесь отцу?
Розенбергъ. Я ршился ему не понравиться.
Анжелика. Перестаньте такъ легко относиться къ длу, если я когда либо была дорога вамъ, Розенбергъ!… Не отъ васъ зависитъ, какой оборотъ оно приметъ. Мы должны быть одинаково готовы и на худшее и на лучшее… Я не посмю больше видться съ вами, если вы разстанетесь не друзьями. Что вы ршились длать, если онъ откажетъ вамъ въ своемъ уваженіи?
Розенбергъ. Милая, дорогая!— Добиться его!
Анжелика. О, какъ мало знаете вы того человка, которому такъ доврчиво идете навстрчу! Вы ожидаете увидть человка, котораго могутъ растрогать слезы потому, что онъ самъ въ состояніи плакать… надетесь, что біеніе вашего сердца найдетъ откликъ въ его сердц? Увы! Струны въ немъ порваны, и оно не заговоритъ вовки. Вс ваши старанія могутъ оказаться тщетными, вс попытки безплодными… Розенбергъ! Еще разъ: на что вы ршитесь, если вс он потерпятъ неудачу?
Розенбергъ (спокойно беря ее за руку). Ну, не вс-же, наврное, не вс! мужайтесь, милая трусиха! Я твердо ршился. Я поставилъ себ этого человка цлью, ршился овладть имъ, и, слдовательно — онъ будетъ моимъ. (Оба уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ V.

Зала.

Фонъ Гуттенъ выходитъ изъ своего кабинета. Абель, его дворецкій, слдуетъ за нимъ съ разсчетной книгой.

Абель (читаетъ). Выдано впередъ общин посл большого наводненія въ 1784 году: дв тысячи девятьсотъ гульденовъ.
Ф. Гуттенъ (усвшись за столъ и перебирая бумаги на немъ). Поля поправились, не страдать-же человку дольше его полей. Зачеркни и эту статью. Не хочу, чтобы мн напоминали о ней больше.
Абель (качая головой, зачеркиваетъ). Длать нечего. Остается, слдовательно, высчитать проценты за шесть съ половиной лтъ.
Ф. Гуттенъ. Проценты!— Что ты?
Абель. Ничего не подлаешь, ваша милость. Въ счетахъ дворецкаго долженъ быть порядокъ. (Хочетъ продолжатъ).
Ф. Гуттенъ. Остальное въ другой разъ. Теперь позови егеря. Хочу покормить своихъ договъ.
Абель. Арендатору Гольцгофа хочется пріобрсти лошадь, съ которой вашей милости такъ не посчастливилось недавно. Конюхъ за то, чтобы сбыть ему эту лошадь, пока не случилось новой бды.
Ф. Гуттенъ. Дать этому благородному животному состариться за плугомъ за то лишь, что оно измнило мн одинъ разъ за десять лтъ? Такъ я никогда еще не поступалъ ни съ кмъ изъ заплатившихъ мн неблагодарностью. Я просто не сяду на нее больше.
Абель (взявъ разсчетную книгу, хочетъ уйти).
Ф. Гуттенъ. Вы говорили мн, что въ касс не хватаетъ какихъ то важныхъ росписокъ и что кассиръ не является.
Абель. Да, я говорилъ это въ минувшій четвергъ.
Ф. Гуттенъ (встаетъ). Какъ я радъ, что онъ таки оказался плутомъ, этотъ кассиръ. Одиннадцать лтъ служилъ мн безупречно. Это надо занести, Абель. Разскажи-ка мн объ этомъ поподробне.
Абель. Бдняга онъ, ваша милость. Съ нимъ несчастье случилось, упалъ съ лошади. Его привезли сегодня со сломанной рукой. А росписки нашлись между бумагами.
Ф. Гуттенъ (запальчиво). Значитъ онъ не плутъ!— Какъ-же ты могъ донести мн неправду?
Абель. Ваша милость, всегда слдуетъ думать о людяхъ худшее.
Ф. Гуттенъ (угрюмо помолчавъ). Однако, онъ долженъ быть плутомъ. Онъ, врно, получилъ по роспискамъ.
Абель. Я самъ такъ думалъ, ваша милость. Были уже разосланы приказы о задержаніи, и розыски стоили мн уйму денегъ. Досадно, что все задаромъ.
Ф. Гуттенъ (долго съ удивленіемъ глядитъ па нею). Драгоцнный человкъ! Да ты настоящее сокровище для меня… Намъ не надо разставаться!
Абель. Спаси меня Богъ!.. И что бы тамъ ни сулили мн иные люди!..
Ф. Гуттенъ. Иные люди!… что это значитъ?
Абель. Да, ваша милость. Не знаю, зачмъ мн таить отъ васъ? Старый графъ…
Ф. Гуттенъ. Опять что нибудь затялъ. Ну?
Авель. Онъ веллъ посулить мн двсти пистолей и двойное жалованье пожизненно, если я выдамъ ему его внучку, барышню Анжелику.
Ф. Гуттенъ (быстро вставъ и пройдясь по комнат, снова садится). И вы отказались?
Абель. Клянусь спасеніемъ души, да!
Ф. Гуттенъ. Двсти пистолей! И двойное жалованье пожизненно! Да полно, хорошо-ли вы взвсили дло?
Абель. Да, я зрло обсудилъ все, ваша милость, и отказался. Отъ плутовства проку не будетъ. Я хочу жить и умереть у вашей милости.
Ф. Гуттенъ (холодно). Мы не годимся другъ для друга. (Вдали слышится веселая деревенская музыка, сливающаяся съ хоромъ голосовъ. Звуки все приближаются). Я слышу ненавистные мн звуки. Иди за мной въ другую комнату.
Абель (выходитъ на минуту на балконъ и возвращается). Ваша милость! Все населеніе явилось сюда въ праздничныхъ одеждахъ съ музыкой… Они просятъ вашу милость соблаговолить выйти на балконъ, показаться своимъ врнымъ подданнымъ.
Ф. Гуттенъ. Что имъ нужно отъ меня? Что у нихъ за дла?
Абель. Ваша милость, вы забыли…
Ф. Гуттенъ. Что?
Абель. На этотъ разъ вамъ не такъ легко будетъ отдлаться, какъ въ прошломъ году…
Ф. Гуттенъ (быстро встаетъ). Вонъ! Вонъ! И слушать не хочу.
Абель. Я имъ ужъ говорилъ, ваша милость… Но они говорятъ, что пришли изъ церкви, и Господь, врно, услышалъ ихъ молитвы…
Ф. Гуттенъ. Онъ слышитъ и лай собаки и ложныя клятвы въ устахъ притворщика и знаетъ, зачмъ допускаетъ и то и другое. (Входитъ толпа). Небо! И кто подстроилъ мн все это? (Хочетъ спастись въ кабинетъ, но толпа удерживаетъ его, хватаясь за его одежду).

ЯВЛЕНІЕ VI.

Т же, вассалы и слуги Ф. Гуттена, горожане и поселяне съ подарками, молодыя женщины и двушки съ дтьми на рукахъ и за руки. Вс одты просто, но прилично.

Старшина. Входите сюда вс, отцы, матери и дти! Не бойтесь ничего! Онъ не заставитъ стариковъ просить напрасно, не оттолкнетъ нашихъ дтей.
Нсколько двушекъ (подходя къ Ф. Гуттену). Ваша милость! Эту бездлицу подносятъ вамъ ваши благодарные подданные, обязанные вамъ всмъ.
Дв другія двушки. Мы сплели для васъ внокъ радости за то, что вы разбили ярмо крпостного права!
Третья и четвертая двушки. Мы усыпаемъ цвтами вашъ путь за то, что вы превратили наши пустоши въ рай.
Первая и вторая двушки. Зачмъ вы отворачиваетесь, дорогой господинъ? Взгляните на насъ. Скажите намъ слово! Что мы вамъ сдлали, за что вы отталкиваете нашу благодарность?

(Продолжительная пауза).

Ф. Гуттенъ (потупясь и не глядя на нихъ). Брось имъ деньги, дворецкій, денегъ, сколько имъ нужно. Не жалй моей казны. Вы же видите, они ждутъ награды.
Старикъ (выступая изъ толпы). Мы не заслужили этого, ваша милость. Мы не продажные люди.
Двое дру гихъ. Намъ нужно доброе слово, ласковый взглядъ.
Четвертый изъ толпы. Вы сдлали намъ доброе, мы и пришли поблагодарить за него, мы, вдь, люди.
Другіе. Мы люди, и мы этого не заслужили.
Ф. Гуттенъ. Бросьте эту кличку и милости просимъ подъ другою, похуже!— Васъ обижаетъ, что я предлагаю вамъ денегъ? Вы говорите, что пришли поблагодарить меня? За что же вы можете благодарить меня, какъ не за деньги? Разв я давалъ кому нибудь изъ васъ что либо лучшее? Правда, до того, какъ я вступилъ во владніе графствомъ, вы изнемогали подъ гнетомъ нужды, какой-то извергъ взвалилъ на васъ бремя крпостничества. Вашъ трудъ принадлежалъ не вамъ. Вы равнодушно смотрли на зеленющія поля, на желтющія нивы, и отецъ подавлялъ въ себ радость при рожденіи сына. Я разбилъ эти оковы, возвратилъ отцу сына и сятелю жатву. Благодать оснила ваши поля: свобода и надежда управляли плугомъ. Теперь въ вашей сред нтъ такихъ бдняковъ, которые не могли-бы въ теченіе года зарзать быка, вы спите въ просторныхъ жилищахъ, нужду вы одолли и у васъ остается кое что для радости. (Выпрямившись и обращаясь ко всмъ окружающимъ). Ваши щеки говорятъ о здоровь, ваша одежда о благосостояніи. Больше вамъ желать нечего. Я сдлалъ васъ счастливыми.

 []

Старикъ (выступая изъ толпы). Нтъ, ваша милость. Деньги и все нажитое нами добро — самое меньшее ваше благодяніе. Ваши предки обращались съ нами, какъ со скотомъ. Вы сдлали изъ насъ людей.
Другой. Вы построили для насъ церковь и дали воспитаніе нашей молодежи.
Третій. Дали намъ хорошіе законы и добросовстныхъ судей.
Четвертый. Вамъ мы обязаны, что живемъ по человчески, что радуемся жизни.
Ф. Гуттенъ (задумчиво). Да, да… Земля хороша, и не вина милосерднаго солнца, что ползучее растеніе не выпрямляется въ дерево.— Не моя вина, если вы остались лежать тамъ, куда я васъ бросилъ. Ваше собственное признаніе осуждаетъ васъ. Ваше довольство своей судьбой доказываетъ, что труды мои пропали даромъ. Вотъ, если-бы вамъ чего нибудь не хватало, если-бы это счастье не удовлетворяло васъ, вы впервые завоевали бы себ мое уваженіе. (Отворачиваясь отъ нихъ). Будьте-же тмъ, чмъ можете, я пойду своей дорогой!
Одинъ изъ толпы. Вы дали намъ все, что могло сдлать насъ счастливыми. Подарите намъ еще вашу любовь!
Ф. Гуттенъ (мрачно-серьезно). Горе теб напомнившему мн, какъ часто я безразсудно разбрасывалъ этотъ драгоцнный даръ! Никто изъ васъ не заставитъ меня вновь впасть въ эту ошибку. Мою любовь!.. Грйся въ лучахъ солнца, радуйся случаю, который провелъ его надъ твоимъ виноградникомъ, но откажись отъ безумнаго желанія погрузиться въ его палящій источникъ. Печально было-бы и для тебя и для него, если-бы ему надо было знать о теб, чтобы свтить теб, если-бы ему, неустанному, пришлось остановиться на своемъ небесномъ пути, чтобы принять твою благодарность! Покорное вчнымъ законамъ, оно льетъ потокъ лучей съ одинаковымъ безучастіемъ и къ мух, купающейся въ нихъ, и къ теб, омрачающему его небесный свтъ своими пороками!.. На что мн эти подношенія?.. Вы не обязаны своимъ счастьемъ моей любви и не обязаны платить мн своею!
Старикъ. Больно намъ, дорогой господинъ, что всмъ мы надлены, кром радости принести свою благодарность.
Ф. Гуттенъ. Прочь ее! Мн претитъ принимать благодарность изъ такихъ рукъ. Смойте сперва ложь со своихъ устъ, любостяжаніе съ вашихъ рукъ, зависть съ вашихъ глазъ. Очистите отъ коварства ваши сердца, сбросьте съ себя личины, выпустите всы правосудія изъ своихъ гршныхъ рукъ! Неужели вы думаете, что эта игра въ единодушіе, эта балаганщина скроетъ отъ меня зависть и раздоръ, подтачивающіе священнйшія узы вашей жизни? Разв мн не извстенъ каждый отдльный человкъ въ этомъ собраніи, которое думаетъ стать въ моихъ глазахъ достойнымъ уваженія, благодаря своей численности?.. Мой взоръ невидимо слдитъ за вами, ваши пороки питаютъ мою справедливую ненависть. (Старику). Ты воображаешь внушить мн уваженіе тмъ, что года ублили твои виски, что бремя долгой жизни сгорбило тебя? Это лишь укрпляетъ мою увренность въ томъ, что отъ тебя мн уже нечего ждать. Ты съ пустыми руками спускаешься съ зенита жизни, теб не наверстать теперь на костыляхъ упущеннаго тобою въ пору зрлыхъ силъ. Вы полагали, что видъ этихъ невинныхъ червяковъ (указываетъ на дтей) тронетъ мое сердце?.. О, вс они уподобятся своимъ отцамъ. Вы исказите эти невинныя существа по своему образцу, отвлечете ихъ отъ цли существованія!.. О, зачмъ вы пришли ко мн?.. Я не могу,— зачмъ вы вынуждаете у меня это признаніе?— я не могу говорить съ вами ласково. (Уходитъ).

 []

ЯВЛЕНІЕ VII.

Глухой уголокъ парка, живописный, привлекательный ландшафтъ носитъ меланхолическій отпечатокъ.

Ф. Гуттенъ (входитъ, бесдуя самъ съ собой). Если-бы вы были такъ достойны этого имени, какъ я чту его! Человкъ! Дивное, высокое явленіе! Прекраснйшая мысль Творца! Какимъ совершеннымъ, богатоодареннымъ вышелъ ты изъ Его рукъ! Какіе дивные звуки дремали у тебя въ груди, пока страсти не исковеркали золотыхъ струнъ.
Все вокругъ тебя и надъ тобой стремится и достигаетъ все боле и боле прекрасныхъ, совершенныхъ формъ бытія. Одинъ ты остаешься незрлымъ, уродливымъ, нарушая общую гармонію. Не видимые ничьимъ земнымъ окомъ, не ободряемые ничьимъ разумнымъ сочувствіемъ, борются — въ безмолвной раковин жемчужина, въ ндрахъ горъ кристаллъ, стремясь обрсти прекраснйшую форму. Всюду, куда ни проникаетъ твой взоръ,— человкъ. всюду видитъ онъ единодушное стремленіе всхъ твореній къ наиболе полному проявленію вложенныхъ въ него таинственныхъ силъ бытія. Вс дти природы съ благодарностью подносятъ своей вседовольной матери созрвшіе плоды, гд она сетъ, тамъ и собираетъ жатву. Одинъ ты, ея возлюбленный, наиболе одаренный сынъ, остаешься въ сторон, лишь дарованное ею теб пропадаетъ для нея, она не узнаетъ своихъ даровъ въ ихъ изуродованной красот.
Будь совершеннымъ! Въ теб дремлютъ безчисленныя гармоніи, готовыя пробудиться по твоему зову. Вызывай ихъ своимъ совершенствованіемъ. Разв не доставало когда нибудь твоему взору дивнаго блеска, если радость вспыхивала въ твоемъ сердц, или красоты твоимъ ланитамъ, если кротость согрвала твою душу? Какъ можешь ты переносить, чтобы низменное, суетное попирало въ теб благородное, безсмертное?
Осчастливить тебя — вотъ побдный внокъ, котораго домогаются вс существа, вотъ изъ-за чего борется вся красота… но твои необузданныя влеченія ставятъ преграды этимъ добрымъ намреніямъ. Ты извращаешь благія цли природы. Она окружила тебя полнотой жизни, а ты силой вынуждаешь у нея смерть. Твоя ненависть отточила мирное желзо въ мечъ, твоя алчность отяготила невинное золото преступленіями и проклятіями, въ твоихъ невоздержныхъ устахъ животворный сокъ винограда превращается въ ядъ. Совершенная природа нехотя служитъ твоимъ порокамъ, но пороки твои не заражаютъ ея. Орудіе, которымъ ты злоупотребляешь, которое заставляешь служить нечистымъ цлямъ остается чистымъ. Ты можешь лишить его истинной цли его назначенія, но не можешь лишить его покорности, съ какой оно исполняетъ свое назначеніе. Будь человчнымъ, будь варваромъ — покорное сердце будетъ вторить и твоей ненависти и твоей кротости одинаково полнымъ, правильнымъ біеніемъ.
Природа! научи меня своей умренности, невозмутимости,— я всей душой отдавался красот, какъ и ты, научи меня подавить въ себ горечь неудачнаго стремленія осчастливливать. Но дай мн сохранить кроткую волю, не дай мн лишиться радостнаго мужества… дай мн раздлять съ тобой твою счастливую слпоту. Укрой мн въ своемъ мирномъ поко міръ, который не оттолкнетъ моей дятельности. Сталъ-ли бы мсяцъ наращать свой сіяющій дискъ, если-бы увидалъ убійцу, тропу котораго ему придется освщать?… Теб поручаю я это любвеобильное сердце… стань между моей человчностью и человчествомъ.
Здсь меня не встрчаетъ его грубая рука, здсь враждебная правда не нарушаетъ моихъ чарующихъ грезъ, здсь я отдленъ отъ рода человческаго,— дай-же мн здсь отдать мой священный долгъ великой матери, вчной красот! (Озираясь). Безмятежный міръ растительности! Я чую въ твоемъ полномъ чудесъ поко божественную дятельность. Твое чуждое заслугъ превосходство возвышаетъ мой пытливый умъ до высшаго разума, въ теб, какъ въ безстрастномъ зеркал, сіяетъ его божественный образъ. Человкъ словно облакомъ затемняетъ мн серебристый, прозрачный ручей, всюду, гд является человкъ, онъ заслоняетъ отъ меня Творца! (Хочетъ встать и замчаетъ Анжелику).

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Ф. Гуттенъ и Анжелика.

Анжелика (робко отступая). Вы приказали, отецъ… но если я помшала вашему уединенію…
Ф. Гуттенъ которое время молча смотритъ на нее, затмъ говоритъ тономъ кроткаго упрека). Ты не хорошо поступила со мной, Анжелика.
Анжелика (пораженная). Отецъ мой…
Ф. Гуттенъ. Ты знала объ этомъ нападеніи врасплохъ… Признайся… Ты сама и подготовила его.
Анжелика. Не смю отрицать, отецъ мой.
Ф. Гуттенъ. Они ушли отъ меня огорченными. Никто меня не понялъ. Видишь, какъ не хорошо ты поступила.
Анжелика. Намренія мои заслуживаютъ прощенія.
Ф. Гуттенъ. Ты плакала изъ-за этихъ людей… Не отрицай. Сердце твое бьется для нихъ. Я вижу тебя насквозь. Ты не одобряешь моей скорби.
Анжелика. Я чту ее, но со слезами.
Ф. Гуттенъ. Слезы эти подозрительны. Анжелика, ты колеблешься въ выбор между свтомъ и отцомъ. Но теб придется ршиться, дочь моя, стать или на ту, или на другую сторону, разъ примиреніе между ними невозможно. Ты должна отречься отъ одной изъ сторонъ и вполн отдаться другой… Будь искрення. Ты не одобряешь моей скорби?
Анжелика. Я врю, что она иметъ основанія.
Ф. Гуттенъ. Ты вришь? Дйствительно?— Слушай-же, Анжелика… Я хочу подвергнуть твою искренность ршительному испытанію… Ты поколеблешься, и у меня не будетъ больше дочери. Присядь здсь, возл меня.
Анжелика. Этотъ торжественный тонъ…
Ф. Гуттенъ. Я веллъ позвать тебя. У меня была просьба къ теб. Но я раздумалъ. Ее можно спокойно отложить на годъ.
Анжелика. У васъ есть просьба къ вашей дочери, и вы медлите высказать ее?
Ф. Гуттенъ. Сегодняшній день заставилъ меня особенно призадуматься. Мн исполнилось пятьдесятъ лтъ. Тяжелыя испытанія ускорили теченіе моей жизни, и можетъ случиться, что въ одно прекрасное утро меня вдругъ не станетъ… Я не успю… (встаетъ). Ну, если теб надо плакать, то некогда слушать меня.
Анжелика. О, перестаньте, отецъ… Не говорите такъ… Вы раздираете мн сердце.
Ф. Гуттенъ. Мн не хотлось-бы, чтобы это застало меня врасплохъ, прежде чмъ мы успемъ понять другъ друга… Да, я чувствую, что еще привязанъ къ міру… Нищему такъ же трудно разстаться со своимъ убожествомъ, какъ королю со своимъ великолпіемъ… Ты — все, что я оставляю посл себя міру. (Пауза). Со скорбью гляжу на тебя передъ разлукой. Я уйду и оставлю тебя между двухъ пропастей: ты будешь плакать, дочь моя, или сама будешь достойна слезъ. До сихъ поръ мн удавалось удалять отъ себя этотъ горькій выборъ. Открытымъ взоромъ глядишь ты въ жизнь, и міръ улыбается теб.
Анжелика. О, если-бы вашъ взоръ прояснился, отецъ!… Да, міръ прекрасенъ.
Ф. Гуттенъ. Прекрасно въ немъ лишь отраженіе твоей собственной невинной души, Анжелика… И у меня бываютъ счастливые часы… Міръ будетъ теб казаться привлекательнымъ, пока ты будешь остерегаться приподымать завсу, скрывающую отъ тебя дйствительность, пока съумешь обходиться безъ людей и довольствоваться собственнымъ сердцемъ.
Анжелика. Или найду другое, отецъ мой, біеніе котораго сольется съ моимъ.
Ф. Гуттенъ (быстро и сурово). Ты никогда не найдешь его. Но остерегайся впасть въ опасное заблужденіе, предположить, что нашла его. (Посл нкотораго раздумья). Душа наша, Анжелика, создаетъ иногда величавые, чарующіе образы, вызывая
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека