Чарльзъ Дарвинъ и современное состояніе эволюціоннаго ученія.
Чарльзъ Дарвинъ и современное состояніе эволюціоннаго ученія.
——
——
——
![[]](https://az.lib.ru/img/m/menzbir_m_a/text_1882_darvin_oldorfo/menzbir1.jpg)
——
Михаилъ Мензбиръ.
‘Русская Мысль’, No 7, 1882
Чарльз Дарвин и современное состояние эволюционного учения, Мензбир Михаил Александрович, Год: 1882
Время на прочтение: 35 минут(ы)
14 апрля 1882 года закрылась могила одного изъ самыхъ сильныхъ и смлыхъ мыслителей, которые когда бы то ни было прошли передъ глазами человчества. Въ лиц Чарльза Дарвина біологи потеряли своего Ньютона, но со смертью человка отданная имъ міру идея не перестала жить и безчисленныя поколнія воспитаются на ‘эволюціонномъ ученіи, какія бы обвиненія на него ни взводили’. Ошибаются т, которые думаютъ, что главная заслуга Дарвина заключается въ созданіи теоріи происхожденія видовъ путемъ естественнаго подбора. никто не можетъ поручиться, что со временемъ не окажется, что боле существенныя различія въ строенія животныхъ и растительныхъ организмовъ обусловливаются боле важными Законами, чмъ естественный подборъ, но, несмотря на это, значеніе Дарвина никогда не умалится, такъ какъ онъ указалъ, какъ надо работать, и опровергнуть его выводы можно только пользуясь имъ же даннымъ методомъ. Оглядываясь на то, что сдлано наукой за послднія двадцать три года, приходишь къ заключенію, что нтъ отрасли зданія, на которой не отразилось бы вліяніе Дарвина. Эволюціонное ученіе охватило собою не только вс науки, соприкасающіяся съ человкомъ, но внесло свой методъ изслдованія даже въ область искусства. Эволюціонное ученіе пріобрло такую популярность, что нтъ никого изъ читающей публики, кто не употребилъ бы кстати или не кстати выраженіе: ‘борьба за существованіе’. Коротко говоря, эволюціонное ученіе измнило все міросозерцаніе человка, открыло для его мысля безчисленные новые пути, ‘вдохнуло въ науку,— говоря словами Уэллеса,— новую жизнь и новыя силы’. При таковъ значеній Дарвина нечего удивляться, что, выступая съ своимъ ‘Происхожденіемъ видовъ путемъ естественнаго подбора’, онъ возстановилъ противъ себя громадное большинство. Идея, высказанная въ этой книг, была не совершенно новая: о кровномъ родств организмовъ уже говорили и ране,— ново было то, говорили. Въ небольшомъ по объему сочиненіи собрано было столько фактовъ и они были такъ мастерски сгруппированы, что вытекающій изъ нихъ выводъ, санъ бросался въ паза. Прежде о безпредльной измняемости организмовъ можно было говорить съ улыбкой, но Дарвинъ заставилъ говорить серьезно. Прежде большинство вопросовъ, связанныхъ съ жизнью живыхъ, существъ, не были вопросами и проходились молчаніемъ,— Дарвинъ выставилъ ихъ на видъ и показалъ, что молчать въ отвтъ на извстные вопросы еще не значитъ, что можно забывать про нихъ. Однимъ словомъ, Дарвинъ далъ громадную работу мысли и выставилъ передъ человкомъ такіе вопросы, познакомившись съ которыми оставить ихъ безъ отвта нтъ возможности. Что же удивительнаго, спросимъ мы, что его теорія произвела цлый переполохъ? Незамтно, входятъ въ Иръ только т, которые и уходитъ не оставляя по себ слда. Слдъ Дарвина остался на все то время, пока человчество не перестанетъ интересоваться умственными и нравственными вопросами, и сообразно съ этимъ велико было движеніе умовъ, порожденное выходомъ ‘Происхожденія видовъ’. Защитники постоянства видовъ, убжденные въ томъ, что ихъ идеи настолько же прочны и постоянны, какъ и виды, вдругъ увидали, что почва уходитъ изъ-подъ ихъ ногъ, и, забывши, что имютъ дло съ научною теоріей, выставили противъ нея религіозныя врованія. Особенно сильнымъ стало анти-дарвинистское движеніе посл выхода ‘Происхожденія человка’. Дарвина называли атеистомъ, потрясателемъ нравственности, а сыпавшіяся противъ него возраженія перешли за вс границы приличій и стали просто рядомъ дерзостей, но все это не привело ровно ни къ чему. Дарвинъ не вступилъ въ полемику, не уронилъ себя до защиты передъ людьми, стоявшими неизмримо ниже его, и въ конц концовъ, восторжествовалъ: его идея стала всеобщимъ достояніемъ, а то спокойствіе, съ которымъ онъ отнесся къ нападкамъ своихъ враговъ, показало, что въ немъ должно видть не только человка высокаго ума, но и высокой нравственности.
Подобно Копернику, который обдумывалъ свой величайшій трудъ тридцать три года, подобно Ньютону, который разъяснялъ себ идею тяготнія около двадцати лтъ, Дарвинъ работалъ надъ объясненіемъ происхожденія видовъ боле двадцати двухъ лтъ. Явившись защитникомъ истины, которую онъ считалъ вчной, Дарвинъ не побоялся выставить на видъ слабыя стороны своей теоріи, ‘Его обширныя познанія,— говоритъ Тиндаль,— даютъ ему возможность противустоять возраженіямъ, выставленнымъ имъ самимъ и другими, такъ твердо, что въ ум читателя остается окончательное мнніе, что если на возраженія и де данъ отвтъ безусловно удовлетворительный, то они все-таки не могутъ быть роковыми. Какъ только отрицательная сила разъ разрушена, вы свободно поддаетесь громадной положительной масс очевидностей, которую онъ можетъ вамъ представить. Обширность знанія и находчивость длаютъ Дарвина самымъ опаснымъ противникомъ. Знаменитые натуралисты вели противъ него трудную и продолжительную полемику, не всегда имя въ виду добросовстную оцнку его теоріи, но часто съ яснымъ намреніемъ изложенія однхъ ея слабыхъ сторонъ. Это не сердило его. Онъ говоритъ о всякомъ предмет съ умренностію и основательностію, которымъ бы съ радостью подражалъ самъ епископъ Бутлеръ. Обставляя каждый фактъ подходящими подробностями и ставя его въ истинныя отношенія къ другимъ фактамъ, Дарвинъ обыкновенно придаетъ ему значеніе, котораго, взятый отдльно, онъ никогда бы не имлъ. Это длается безъ малйшей тни досады. Онъ подвигается въ своемъ труд съ безстрастною силой ледника и стираніе скалъ не лишено аналогіи съ тмъ, какъ Дарвинъ неумолимою логикой уничтожалъ своихъ противниковъ. ‘Лучшее доказательство тому, что, отстаивая идею безконечной измняемости видовъ, Дарвинъ имлъ въ виду только торжество истины, заключается въ томъ, что только съ большимъ трудомъ удалось Ляйэдю и Гукеру убдить Дарвина опубликовать часть своихъ изслдованій, когда уже было извстно, что тмъ же путемъ идетъ Альфредъ Уэллесъ. До и посл выхода въ свтъ ‘Происхожденія видовъ’ Дарвинъ всю жизнь трудился надъ разработкой высказанныхъ имъ общихъ соображеній и, конечно, сдлалъ въ этомъ направленіи больше, чмъ вс другіе натуралисты. Не обращая, повидимому, никакого вниманія на сыпавшіяся на него нападки, Дарвинъ каждые два-три года выпускалъ отдльныя работы, служившія собственно расширеніемъ, разъясненіемъ или дополненіемъ къ главамъ ‘Происхожденія видовъ’.
Зная, что примиреніе врованій съ данными положительной науки — одна изъ величайшихъ задачъ, выпавшихъ на долю человка, и зная, что эта задача далеко не всмъ подъ силу, Дарвинъ ничего не отвчалъ на обвиненія въ атеизм, но въ его книг нельзя не обратить вниманія на то мсто, гд имъ цитируются слова извстнаго писателя и богослова, который ‘постепенно выучился понимать, что вра въ созданіе Богомъ немногихъ первоначальныхъ формъ, способныхъ къ развитію другихъ и полезныхъ, есть столь же высокое понятіе о немъ, какъ и вра въ необходимость новыхъ актовъ творенія для пополненія произшедшихъ пробловъ’. Разработывая дале вопросъ о происхожденіи нравственнаго чувства, Дарвинъ тмъ самымъ опровергъ вс взводимыя на него обвиненія въ томъ, будто онъ разрушаетъ нравственность. Впрочемъ довольно трудно понять, откуда поднялся весь тотъ шумъ, который надлало появленіе сочиненія — ‘Происхожденіе человка’. Достаточно прочесть заключительныя слова этого сочиненія, чтобы видть, какъ несправедливы были люди, обвинявшіе Дарвина въ безнравственности. ‘Какъ ни важна была и есть борьба за существованіе,— говоритъ онъ,— но въ вопросахъ, касающихся высшихъ сторонъ человческой природы, мы находимъ и другія вліянія, еще боле важныя. Нравственныя качества развиваются прямо или косвенно гораздо боле подъ вліяніемъ привычки, разсужденія, образованія, религіи въ д., чмъ путемъ естественнаго подбора, но при всемъ томъ этому послднему дятелю слдуетъ приписать общественные инстинкты, которые служили основаніемъ для развитія общественнаго чувства… Что касается до меня, то я скоре желалъ бы быть потомкомъ той храброй маленькой обезьянки, которая не побоялась броситься на страшнаго врага, чтобы спасти жизнь своего стража, или потомкомъ того стараго павіана, который, спустившись съ горъ, унесъ съ торжествомъ своего юнаго товарища отъ стаи удивленныхъ собакъ, чмъ происходить отъ какого-нибудь дикаря, который находитъ наслажденіе въ истязаніи своихъ непріятелей, приносятъ кровавыя жертвы, умерщвляетъ своихъ дтей безъ всякаго угрызенія совсти, обращается съ своими женами какъ съ рабынями, не знаетъ никакого стыда и полонъ самыхъ грубыхъ суеврій. Человку простительно, что онъ гордится тмъ, что поднялся, хотя и не собственными усиліями, на высшую ступень органической лстницы, и тотъ фактъ, что онъ поднялся на нее, а не былъ поставленъ такъ съ самаго начала, можетъ внушить ему надежду на боле высокое положеніе въ отдаленномъ будущемъ. Но мы не говоримъ здсь о надеждахъ или опасеніяхъ, а ищемъ только истины, насколько позволяетъ нашъ разумъ, что я и старался доказать, по мр силъ. Мы должны признать, какъ мн кажется, что человкъ, со всми своими благородными качествами, съ сочувствіемъ къ самымъ отверженнымъ, съ доброжелательствомъ не только къ другимъ людямъ, но и къ самымъ ничтожнымъ тварямъ, съ своимъ божественнымъ разумомъ, который постигъ движеніе и устройство солнечной системы, со всми этими высокими способностями все-таки носитъ въ своемъ физическомъ строеніи неизгладимую Печать своего низкаго происхожденія’. Такимъ образомъ враги Дарвина должны сознать себя побжденными, если только слпое упорство и привычка жить, подчиняясь только вками вскормленнымъ традиціямъ, не заглушили въ человк того нравственнаго чувства, которое мы называемъ совстью, и не ожесточили противъ всякаго, кто, занимаясь наукой, работаетъ надъ улучшеніемъ положенія человка. Дло не въ томъ, чтобы признавали эволюціонное ученіе въ томъ вид, какъ оно дано Дарвиномъ,— весьма возможно, что со временемъ его воззрнія подвергнутся большимъ измненіямъ, но истинны ли они или ложны, для нихъ, какъ и для всхъ другихъ имъ подобныхъ, ‘мы требуемъ права свободнаго обсужденія. Почва, на которой они стоятъ, есть почва научная, и требуемое право добыто борьбой и страданіями, причиненными и выдержанными во времена тяжеле нашихъ, и они имли слдствіемъ безсмертныя побды, одержанныя науками для человчества’.
Дарвинъ родился 12 февраля (н. ст.) 1809 года {По послднимъ свдніямъ, а боле раннія отмчали днемъ рожденія Ч. Дарвина 25 февраля.}. Первоначально воспитаніе онъ получилъ въ шревсбрійской школ, но въ 1825 году, слдовательно шестнадцати лтъ, поступилъ въ Эдинбургскій университетъ и оставался здсь два сенетра. Посл этого онъ пробылъ четыре года въ Кембридж и здсь, въ 1831 году, получилъ степень баккалавра. Въ томъ же 183Х году (15 декабря) Дарвинъ отправился съ Фицроемъ на корабл ‘Бигль’ въ кругосвтное плаваніе и возвратился въ Англію только по прошествіи пяти лтъ (16 октября 1836 года). Эти пять лтъ имли громадное значеніе для Дарвина, такъ какъ все кругосвтное путешествіе было для него превосходною школой. Можно сказать, что въ это время Дарвинъ научился наблюдать и думать, и, по его собственнымъ словамъ, въ это же путешествіе онъ впервые остановился на вопрос о происхожденіи видовъ. ‘Во время моего кругосвтнаго путешествія, въ качеств натуралиста, на корабл Е. К. В. ‘Бигль’,— пишетъ онъ во введеніи къ ‘Происхожденію видовъ’,— я былъ сильно пораженъ нкоторыми особенностями въ распредленіи животныхъ и растеній по Южной Америк и въ геологической связи угасшихъ флоръ и фаунъ этого материка съ флорами и фаунами настоящими. Эти особенности, какъ казалось мн, проливали нкоторый свтъ на происхожденіе видовъ — эту тайну изъ тайнъ, какъ выразился одинъ изъ нашихъ величайщихъ философовъ’., По возвращеніи на родину, Дарвинъ продолжалъ собирать матеріалъ, но до 1844 года сдлано было сравнительно еще немного. Въ 1844 году Дарвинъ ршился только прочесть кое-что изъ своихъ записокъ Гукеру и Ляйэлю, но до 1858 года, несмотря на настоянія названныхъ лицъ, изъ этихъ записокъ не было ничего напечатано: авторъ ‘Происхожденія видовъ’ не хотлъ прерывать своихъ изслдованій и заботился только о томъ, какъ бы увеличить потребный для разршенія интересующаго его вопроса матеріалъ. До 1858 года онъ выпустилъ замчательное по изложенію ‘Путешествіе на корабл Бигль’, ‘Строеніе и распредленіе коралловыхъ рифовъ’ и нсколько спеціальныхъ работъ по геологіи и тмъ самымъ обратилъ на себя вниманіе какъ читающей публики, такъ и спеціалистовъ, но извстность, которою онъ тогда пользовался, не представляла собой ничего особеннаго и десятки другихъ натуралистовъ пользовались совершенно заслуженно извстностью гораздо большей. Но въ 1858 году Альфредъ Уэллесъ, изслдовавшій острова Малайскаго архипилага, прислалъ Дарвину записку ‘О стремленіи разновидностей неопредленно уклоняться отъ первоначальнаго типа’, прося показать ее Ляйэлю, если только Дарвинъ найдетъ ее достаточно новою и интересною. Ляйэль и Гукеръ были того мннія, чтобъ ее напечатать немедленно, и успли уговорить Дарвина напечатать одновременно съ запиской Уэллеса одну изъ глазъ ‘Происхожденія видовъ’, озаглавленную ‘О стремленіи видовъ образовать разновидности и объ увковченіи видовъ и разновидностей помощью естественнаго подбора’. Такимъ образомъ мы наталкиваемся на замчательную черту въ характер Дарвина: онъ совсмъ не обращалъ вниманія на то, открыта извстная истина имъ или нтъ, Дарвину дорого было только торжество истины и потому въ теченіе всей своей послдующей жизни онъ никогда не выступалъ на защиту самого себя, во всхъ своихъ работахъ Дарвинъ какъ человкъ не существуетъ и отстаиваетъ или опровергаетъ только мннія, независимо отъ того, высказаны они были его послдователями или противниками. Съ замчательнымъ безпристрастіемъ выставляетъ онъ на видъ вс слабыя стороны своихъ положеній, съ крайнимъ вниманіемъ взвшиваетъ вс высказанныя противъ него мннія, и, безъ сомннія, нтъ никого, кто имлъ бы право упрекнуть Дарвина въ пренебрежительномъ отношеніи къ сдланнымъ ему возраженіямъ. Впрочемъ вся дятельность Дарвіні съ выхода въ свтъ ‘Происхожденія видовъ’ и до его смерти подтверждаетъ наши слова какъ нельзя лучше. Когда вра въ постоянство видовъ, за которое стояли даже такіе умы, какъ Кювье и Агассицъ, быка подорвана Дарвиномъ, послдній началъ разработывать вс спорныя или малодоказанныя стороны своей теоріи и съ 1858 по 1882 годъ издамъ рядъ замчательныхъ трактатовъ, изъ которыхъ каждый, строго говоря, представляетъ собою разработку отдльныхъ главъ ‘Происхожденія видовъ’. Такъ, въ 1862 году вышло его сочиненіе ‘Объ опыленіи орхидей съ немощью наскомыхъ’, въ которомъ собранъ драгоцнный запасъ фактовъ, доказывающихъ приспособляемость организмовъ. Дальнйшую разработку того же вопроса и вмст съ тмъ нсколько въ высшей степени важныхъ новыхъ общихъ положеній Дарвинъ далъ въ другихъ своихъ сочиненіяхъ: ‘Формы цвтовъ’ (1878 г.) и ‘Результаты скрещенія и самооплодотворенія въ растительномъ царств’ (1876 г.). Не выясненъ былъ вопросъ о плотоядности растеній и Дарвинъ далъ замчательный трактатъ — ‘Наскомоядныя растенія’, гд не только доказываетъ, что плотоядность въ растительномъ царств — явленіе гораздо боле обыкновенное, чмъ это принято думать, но также и то, что оно сводится къ крайне сложному приспособленію организма къ условіямъ питанія. Приблизительно въ то же время Дарвинъ началъ издавать другой рядъ работъ: ‘Одомашненныя растенія и прирученныя животныя’ (1868 г.), ‘Происхожденіе человка’ (1871 г.) и ‘О выраженіи ощущенія у человка и животныхъ’ (1872 г.). Самымъ слабымъ, но вмст съ тмъ и наиболе надлавшимъ шуму, должно считаться ‘Происхожденіе человка’. Строго говоря, разъ постоянство видовъ было опровергнуто, происхожденіе человка отъ одной изъ низшихъ формъ являлось постулатомъ и потому чего-либо особенно новаго въ названномъ сочиненіи искать было нечего, но тмъ не мене, когда оно вышло, волненіе въ обществ произошло страшное. Теперь, когда десять лтъ, протекшія со времени выхода ‘Происхожденія человка’, охладили пылъ много-и-маломыслящихъ защитниковъ будто бы потрясенной этимъ сочиненіемъ нравственности и научили дарвинистовъ относиться къ противникамъ Дарвина съ такою же безпристрастностью и такимъ же холоднымъ спокойствіемъ, съ какими относился къ нимъ онъ самъ, съ трудомъ важно представить себ весь тотъ хаосъ, который породню никогда не употребленное Дарвиномъ выраженіе: ‘человкъ произошелъ отъ обезьяны’. Грустно и больно становится при мысли, что не одинъ десятокъ умныхъ и талантливыхъ людей, не прочтя сочиненія, ршались бросать грязью въ его автора. Больно не за автора, а больно за этихъ мнимыхъ охранителей будто бы поруганнаго человчества, которые въ своемъ высокомріи были убждены, что человческой мысли нощно положить предлъ. Они не хотли и не могли понять, что авторъ ‘Происхожденія человка’ не отвтственъ за то, въ какое отношеніе станетъ его ученіе съ окрпнувшими въ теченіе вковъ традиціями, и бросали грязью въ человка, котораго вина состояла только въ томъ, что онъ отршился отъ предразсудковъ своего вка и сталъ выше толпы. Безъ сомннія, въ будущіе вка стремленіе ‘объединить мысль и вру’ будетъ понято массою въ его истинномъ свт, но пока мы съ горестью видимъ, что это стремленіе остается достояніемъ отдльныхъ лицъ и что враждебно относятся къ научной теоріи, обнимающей массу явленій, потому только, будто она противна религіи.
Мы сказали, что ‘Происхожденіе человка’ является боле слабымъ, чмъ другія произведенія Дарвина. Дло заключается здсь, конечно, не въ оцнк общихъ положеній, заключающихся въ немъ,— ихъ никто не оспариваетъ,— а въ недостатк матеріала, несовершенств доказательствъ. Впрочемъ, признаніе справедливости общаго заключенія было дломъ громадной важности, такъ макъ сразу доставило человка въ разрядъ живыхъ существъ и тмъ самымъ показало, что изучатъ его нужно точно такъ же, какъ изучаются вс другія живыя существа. Это-то и вывело человческую мысль на одну изъ новыхъ дорогъ, подчинивши эволюціонному ученію вс соприкасающіяся съ жизнью человка отрасли знанія. ‘Въ настоящее время, принято считать,— писалъ авторъ настоящей статья нсколько времени тому назадъ,— что человкъ отличается отъ другихъ животныхъ только- способностью творчества. Не обладай человкъ даромъ созиданія идеаловъ, идеальныхъ образовъ и цлей, къ достиженію которыхъ онъ зачастую стремится во вредъ своей животной природы, его окончательно нельзя было бы отдлить % отъ другихъ животныхъ, съ которыми у него такъ много общихъ іоническихъ явленій, съ которыми онъ одинаково живетъ, чувствуетъ и мыслитъ, но не слдуетъ считать способность творчества за нчто совершенно разнородное съ другими психическими явленіями. Кажется, мы имемъ право допустить, что способность творчества есть только крайнее развитіе мысли и нравственнаго чувства’. Въ этихъ строкахъ мы, кажется, даемъ резюме всего ‘Происхожденія человка’ и когда затмъ захотимъ коснуться личности автора этого произведенія, то должны начать съ признанія за нимъ того%свойства, которое мы называемъ геніальностью. Дарвинъ отгадалъ одну изъ величайшихъ истинъ, остававшуюся до него сокрытой въ живыхъ существахъ, развилъ до мелочей свою творческую мысль и, наконецъ, далъ массу доказательствъ ея справедливости. Въ немъ соединились свойства поэта, философа и ученаго и вс вмст составили то гармоническое цлое, что называется геніемъ. Потеря, понесенная нами въ лиц Дарвина, безъ сомннія, громадна, но мы должны утшаться увренностью въ томъ, что оставленная имъ міру въ наслдіе идея будетъ жить до тлъ норъ, ножа не прекратится для человчества борьба за существованіе. Мы не знаемъ исхода этой борьбы, но во всякомъ случа будущее не должно насъ пугать. Отъ времени до времени въ міръ входятъ геніи, которые указываютъ человчеству новые пути для похода противъ предразсудковъ и незнанія, даютъ новое удовлетвореніе требованіямъ нашего разума и нравственной природы и поднимаютъ выше мелочей и дрязгъ будничной жизни. Ньютонъ, Шекспиръ, Рафаэль, Бантъ, Бетховенъ, Гте и Дарвинъ — вс они оставили намъ частицу самихъ себя, и, обращаясь къ нимъ въ тяжелыя минуты, находишь себ успокоеніе, находишь новыя силы для борьбы со страшнымъ ‘не познаемъ’. Что касается Дарвина, какъ человка, то онъ отличался чисто-дтскою простотой, симпатичностью и поразительною скромностью. Хотя раньше я и привелъ уже описаніе впечатлнія, вынесеннаго Б. А. Тимирязевымъ изъ посщенія Дарвина, чмъ не мене нахожу умстнымъ привести здсь еще разъ эти немногія, но теплыя слова. ‘Когда попадешь въ Даувъ, когда переступишь порогъ этого небольшого кабинета, въ которомъ ежедневно вотъ уже полвка работаетъ этотъ могучій умъ, когда надумаешь, что черезъ минуту очутишься въ присутствіи человка, котораго потомство поставятъ на ряду съ Аристотелями и Ньютонами,— невольно ощущаешь понятную робость, но это чувство исчезаетъ безъ слда при первомъ появленіи, при первыхъ звукахъ голоса Чарльза Дарвина. Ни одинъ изъ извстныхъ его портретовъ не даетъ врнаго понятія о его вншности, густыя, щеткой торчащія, брови совершенно скрываютъ привтливый взглядъ этихъ глубоко впалыхъ глазъ, а главное — вс портреты, въ особенности прежніе, безъ бороды, производятъ впечатлніе коренастаго толстяка, довольно буржуазнаго вида, между тмъ какъ въ дйствительности высокая, величаво спокойная фигура Дарвина, съ его блой бородой, невольно напоминаетъ изображенія ветхозавтныхъ патріарховъ или древнихъ мудрецовъ. Тихій, мягкій, старчески-ласковый голосъ довершаетъ впечатлніе, вы совершенно забываете, что еще за минуту васъ интересовалъ только великій ученый,— вамъ кажется, что передъ вами дорогой вамъ старикъ, котораго вы давно привыкли любить и уважать какъ человка, какъ нравственную личность. Во всемъ, что онъ говорилъ, не было слда той узкой односторонности, той неуловимой цеховой исключительности, которая еще недавно считалась необходимымъ аттрибутомъ глубокаго ученаго, но въ то же время не было и той ложно-щекотливой гордости, не рдкой даже между замчательными учеными, умышленно избгающими разговора о предметахъ своихъ занятій, чтобы не подумали, что весь интересъ ихъ личности исключительно сосредоточенъ на ихъ спеціальной дятельности. Въ его разговор серьзныя мысли чередовались съ веселою шуткой, онъ поражалъ знаніемъ и врностью, взгляда въ областяхъ науки, которыми саму никогда не занижался, съ мткой, но всегда безобидной, ироніей характеризовалъ онъ дятельность нкоторыхъ ученыхъ, высказалъ очень врныя мысли о Россіи, по поводу книги Макензи-Уэллеса, которую въ то время читалъ, указывалъ на хорошія качества русскаго народа и пророчилъ ему свтлую: будущность. Но всего боле поражалъ его тонъ, когда онъ говорилъ о собственныхъ изслдованіяхъ: это не былъ тонъ авторитета, законодателя научной мысли, который не можетъ не сознавать, что каждое его слово ловится на-лету,— это былъ тонъ человка, который скромно, почти робко, какъ бы постоянно оправдываясь, отстаиваетъ свою идею, добросовстно взвшиваетъ самыя мелкія возраженія, являющіяся далеко не изъ авторитетныхъ источниковъ. Въ то время онъ производилъ опыты надъ кормленіемъ росянки мясомъ,— опыты, вызванные сдланными ему возраженіями, что онъ не доказалъ экспериментальнымъ путемъ пользы этого процесса для растеній. Разговорившись объ этомъ, онъ повелъ меня въ оранжерею, чтобъ я могъ быть свидтелемъ, что онъ ‘кажется не ошибается въ своихъ выводахъ’. За годъ до смерти Дарвинъ издалъ послднее свое сочиненіе — ‘Образованіе растительнаго слоя дятельностью дождевыхъ червей’, матеріалъ для котораго собирался имъ съ 1836 года. Несомннно, что нкоторые выводы въ этой работ очень широки и сильно нуждаются въ проврк, но несомннно и то, что пріемы изслдованія и въ этомъ, повидимому, мелочномъ вопрос дали богатые результаты. Матеріалы для этого сочиненія Дарвинъ собиралъ какъ съ помощью постороннихъ лицъ, такъ и лично съ помощью своихъ сыновей въ Даун, въ графств Кентъ, гд онъ прожилъ все время, начиная съ возвращенія изъ кругосвтнаго плаванія и до своей смерти, послдовавшей 19 апрля (нов. ст.). 26 апрля останки Дарвина преданы земл въ Вестминстерскомъ аббатств, вблизи могилы Ньютона.
Теперь мн слдовало бы перейти въ изложенію сущности эволюціоннаго ученія, но такъ какъ знакомство съ тмъ, на смну чему явилось эволюціонное ученіе, значительно должно облегчить оцнку значенія этого ученія, то мы позволимъ себ изложить въ короткихъ словахъ содержаніе двухъ гипотезъ, которыя до эволюціоннаго ученія предлагались въ разное время, какъ ключъ къ пониманію современной органической жизни на земномъ шар.
Сущность первой гипотезы состояла въ томъ, что она отрицала вс существенныя измненія въ органическомъ и неорганическомъ мір,— другими словами, говорила, что міръ отъ вчности пребываетъ почти въ томъ же состояніи, въ какомъ находится теперь. Какъ бы далеко мы ни проникали въ глубь вковъ, по этой гипотез, мы всегда встрчаемся съ тмъ же самымъ, или почтя тмъ же самымъ, міромъ, въ которомъ мы существуемъ пыл. Жившія тогда животныя были прародителями современныхъ намъ и имъ подобны, точно также растенія, распредленія материковъ и морей, горъ и равнинъ — все это всегда было то же, или почти то же, какое мы видимъ теперь.
Вторая гипотеза, которую Гексли называетъ Мильтоновой, потому что наиболе формулированною она дана была авторомъ ‘Потеряннаго Рая’, говоритъ, что современный намъ міръ со всми живущими на немъ растеніями и животными существуетъ сравнительно короткое время и былъ созданъ въ теченіе шести дней (понимать ли подъ днемъ дйствительно день или цлый періодъ — сущность дла не измнится, такъ какъ вопросъ идетъ о послдовательности появленія животныхъ и растительныхъ формъ, а не о томъ, въ теченіе сколь продолжительнаго періода они появились). По этой гипотез, въ первый день былъ созданъ свтъ, во второй — твердь небесная, въ третій — обнажилась сухая земля и на ней появились разнообразныя растенія, въ четвертый — явилось солнце, звзды, луна и, другія планеты, въ пятый — водныя животныя и птицы и, наконецъ, въ шестой — вс остальныя, наземныя животныя.
Посмотримъ же, какъ вяжутся об эти гипотезы съ фактами, причемъ не слдуетъ забывать, что единственный возможный путь для правильной критической оцнки двухъ названныхъ гипотезъ — палеонтологическія доказательства, изслдованіе остатковъ животныхъ, сохранившихся.въ различныхъ слояхъ земной коры,— остатковъ животныхъ, которые вмст съ такими же остатками растеній, безъ сомннія, представляютъ собою самыя врныя и непогршимыя свидтельства исторіи обитателей земнаго шара.
Земная кора подраздляется за цлый рядъ послдовательно налегающихъ другъ на друга пластовъ, которые складываются въ группы, называемыя формаціями, а послднія — въ системы формацій. Въ этихъ пластахъ находятся остатки животныхъ и растеній, жившихъ на земномъ шар въ различныя геологическія эпохи, я вотъ, пробгая эти остатки, мы и находимъ свидтельства въ пользу или противъ той или другой изъ двухъ названныхъ гипотезъ. Схема относительнаго положенія этихъ пластовъ такова: они слдуютъ другъ за другимъ и еслибы нашлась мстность, гд отложились пласты всхъ формацій, то нижнею изъ нихъ была бы формація лаврентійская, поднимаясь выше, слдуютъ формаціи: гуронская, кембриджская, силурская, девонская, каменноугольная и пермская, послдняя заканчиваетъ собою рядъ формацій, образующихъ собою группу первичныхъ или палеозойныхъ, тріасъ, юра и млъ составляютъ группу вторичныхъ или мезозойныхъ, эоценъ, міоценъ и пліоценъ — третичныхъ, за которыми слдуютъ четверичные или потретичные пласты, составляющіе вмст съ третичными такъ-называемую группу кенозойныхъ формацій.
Еслибы первая изъ приведенныхъ нами гипотезъ была врна, въ такомъ случа въ любой изъ перечисленныхъ нами формацій мы должны мы встртить остатки животныхъ и растеній или тождественныхъ съ нын живущими, или же по крайней мр крайне къ нимъ близкихъ. Но то ли ш встрчаемъ на самомъ дл?— Совершенно нтъ. Съ большимъ трупомъ удается отыскать крайне малое число формъ, тождественныхъ съ нын существующими, въ древнйшихъ слояхъ земной коры. Въ громадномъ большинств случаевъ во вторичныхъ и первичныхъ формаціяхъ находятся остатки животныхъ и растеній, совершенно не похожихъ на нын живущихъ. Вмст съ тмъ замчено, что чмъ глубже станемъ мы опускаться по лстниц пластовъ, тмъ это несходство выступаетъ съ большею и большею силой. Отсюда очевидно, что первая гипотеза, гласящая, что съ тхъ поръ, лакъ земной шаръ населился животными и растеніями, онъ получилъ животныя и растенія, тождественныя съ нын живущими или крайне къ нимъ близкія,— неврна и принята быть не можетъ. Посмотримъ, какъ относятся факты во второй гипотез, которую мы вмст съ Гксли назвали Мильтоновой.
Какъ помнитъ читатель, по этой гипотез только въ третій день явились растенія, только въ пятый — водныя животныя и птицы и только въ шестой — вс наземныя животныя, кром птицъ. Слдовательно, по этой гипотез мы не можемъ ждать остатковъ сухопутныхъ, животныхъ раньше пластовъ, содержащихъ остатки птицъ, и даже въ первыхъ пластахъ съ птицами, такъ какъ, по Мильтоновой гипотез, вс пласты съ остатками сухопутныхъ животныхъ должны относиться къ шестому дню, птицы же появились раньше, въ пятый день. Кром того, говоря, что въ третій день были созданы растенія, Мильтонъ тмъ самымъ, очевидно, хочетъ сказать, что были созданы растенія тождественныя съ нын живущими или крайне къ нимъ близкія, такъ какъ иначе онъ долженъ бы упомянуть о другомъ творческомъ акт. Посмотримъ теперь, такъ ли залегаютъ остатки животныхъ и растеній въ пластахъ земной коры, какъ этого можно ждать по гипотез Мильтона, или нтъ.
Въ каменноугольной формаціи Америки находятся многочисленные остатки скорпіоновъ,— слдовательно, по гипотез Мильтона, начиная съ этого члена палеозойныхъ формацій и до четверичныхъ пластовъ, мы имемъ дло съ отложеніями и заключенными въ нихъ остатками организмовъ, относящихся къ шестому дню. Кром того, Мильтонъ прямо и ясно говоритъ, что водныя животныя были созданы на пятый день, и потому вс пласты съ остатками водныхъ животныхъ, лежащихъ ниже перваго пласта съ остатками наземныхъ животныхъ, должны быть отнесены въ пятому дню. Но какъ бы далеко мы ни проникали въ глубь пластовъ, мы везд встрчаемся съ остатками водныхъ животныхъ, до лаврентіевской формаціи включительно, и потому должны признать, что вс формаціи, извстныя намъ, относятся къ пятому и шестому дню и что мы ничего не знаемъ объ отложеніяхъ первыхъ дней, а въ томъ числ и, третьяго. Откуда же Мильтонъ взялъ свое предположеніе о появленіи растеній въ третій день, когда о томъ, что происходило въ теченіе третьяго дня, не сохранилось никакихъ свидтельствъ?… Но мало этого: по Мильтону, въ теченіе пятаго дня создались рыбы, тюлени, киты, другія водныя животныя и птицы, и въ теченіе шестаго — вс наземныя животныя, кром птицъ, а мы не знаемъ ни малйшаго слда существованія птицъ раньше юры или, быть-можетъ, тріаса, тогда какъ сухопутные скорпіоны извстны уже изъ каменноугольной формаціи. Будь Мильтонъ правъ, мы должны бы ждать остатковъ птицъ, рыбъ и китовъ во всхъ формаціяхъ, лежащихъ ниже каменноугольной, но остатковъ птицъ и китовъ тамъ положительно не находится, а остатки рыбъ, хотя и весьма многочисленны, въ громадномъ большинств случаевъ рзко отличаются отъ тхъ рыбъ, которыя живутъ въ ркахъ, озерахъ и моряхъ теперь, и напрасно бы мы стали искать хоть ору изъ нын живущихъ рыбъ въ девонской или силурской формаціяхъ. Такимъ образомъ мы наталкиваемся на новое затрудненіе: или въ пятый день созданы были животныя, которыя не могутъ быть прародителями ныншнихъ, и, Слдовательно, гипотеза Мильтона не полна, или же эти животныя путемъ послдовательныхъ измненій переродились въ ныншнихъ. Но, припоминая еще другіе факты, относящіеся къ гипотез Мильтона, не трудно видть, что она вообще не можетъ удержаться, такъ какъ совершенно не вяжется съ палеонтологическими свидтельствами {Въ изложеніи Мильтоновой теоріи я придерживался Гксли (‘Drei Vortrge ber die Entwiecklungslehre’. New-York, 18, 20, 22 September 1876).}.
Такимъ образомъ намъ приходится отказаться отъ обихъ гипотезъ, предложенныхъ ране, какъ ключъ къ пониманію современной намъ органической жизни на земномъ шар, и обратиться къ третьей, которая извстна подъ названіемъ эволюціоннаго ученія или Дарвиновой теоріи, по имени ея геніальнаго защитника. Впрочемъ, еще два слова. Зная сущность Мильтоновой гипотезы, не трудно видть, что она не иметъ ровно никакого права называться научною гипотезой. Говоря, что для жизни въ той или другой сред были созданы т или другія формы, Мильтонова гипотеза, строго говоря, ничего не отвчала на вопросъ, почему организмы такъ подходятъ къ жизни въ извстныхъ условіяхъ, такъ совершенны. Говоря, что организмы созданы такими, какими мы ихъ видимъ, Мильтбнова гипотеза возбраняла наук доступъ къ указанному вопросу. Наук нечего длать тамъ, гд одно явленіе стоитъ вн всякой связи съ другими. Напротивъ, тамъ, гд на всякое явленіе смотрятъ какъ на слдствіе, вытекающее изъ явленій предыдущихъ, тамъ начинается область науки, которая должна такимъ образомъ объяснить. въ нашемъ частномъ случа, почему же дйствіе законовъ природы сложилось такъ, что организмы являются въ высшей степени приспособленными къ извстнымъ условіямъ. На такую дорогу выводилъ біологовъ еще Ламаркъ, но его ученіе не было принято. Не мшало бы тмъ критикамъ Дарвина, которые говорятъ, что въ его ученіи нтъ ничего новаго, вспомнитъ котъ этотъ простой фактъ. Отчего же это старыя ученія пали, не принеся никакой пользы, а дарвинизмъ живъ и разросся въ стройную философскую систему, которая охватила собою вс отрасли человческаго знанія?— Безъ сомннія, подготовленность умовъ къ принятію эволюціоннаго ученія иметъ значеніе, но главная причина успха дарвинизма лежитъ все-таки въ его основныхъ свойствахъ — зрлости и жизненности.
Вкратц принципы Дарвина сводятся къ слдующему:
Дарвинъ устанавливаетъ тождество понятій разновидности или варіетета и породы, изъ которыхъ первое относится къ дикимъ, а второе къ домашнимъ животнымъ, и прямо ставитъ вопросъ о происхожденіи разно, видностей. Само собою очевидно, что если разновидности у дикихъ животныхъ то же, что породы у домашнихъ, то и происхожденіе тхъ и другихъ одинаково, образованіе новыхъ породъ должно, слдовательно, объяснить намъ образованіе новыхъ разновидностей. Но образованіе новыхъ породъ совершается на нашихъ глазахъ, мы можемъ даже опытнымъ путемъ проврить, какъ образуются новыя породы. Стоитъ взять нашихъ домашнихъ голубей, между которыми много такихъ, ‘которые, еслибы сказать орнитологу, что это птицы дикія, были бы отнесены имъ къ различнымъ рзко отдленнымъ видамъ’, и легко убдиться, что извстная порода выводится путемъ искуственнаго подбора особей, обладающихъ въ большей или меньшей степени желаемой особенностью. ‘Никто,— говоритъ Дарвинъ,— не попробовалъ бы вывести трубастаго голубя, не увидавъ сначала голубя съ большимъ и страннымъ хвостомъ, или дутыша, еслибы не увидалъ голубя съ необыкновеннымъ зобомъ’. Слдовательно, выведеніе породы сводится къ тому, что искуственнымъ подборомъ личныя особенности при передач наслдственно отъ родителей потомкамъ закрпляются, усиливаются и становятся господствующимъ признакомъ въ извстной групп особей, т. е. становятся признакомъ породы. Такимъ образомъ для выведенія породы искуственнымъ подборомъ, какъ почва, нужны личныя особенности и наслдственность, или способность потомковъ наслдовать свойства родителей. Въ томъ, что наслдственность существуетъ, никто не сомнвался, но точно также всмъ отлично извстно, что не вс потомки совершенно походятъ на своихъ родителей: у однихъ изъ нихъ обыкновенно бываютъ больше развиты одни свойства родителей, у другихъ — другія, т. е. существуютъ личныя различія, личныя особенности. Мало того, у потомковъ могутъ появиться даже и такія особенности, которыхъ у родителей не было. Ври искусственномъ подбор, при искуственномъ выведеніи породы хозяинъ сортируетъ имющихся у него особей: онъ отбираетъ т изъ нихъ, которыя обладаютъ желаемыми свойствами, и уничтожаетъ другихъ. Первыя при скрещиваніи производятъ потомство, среди котораго у нкоторыхъ членовъ т же особенности выражены уже сильне, чмъ у родителей. Заставляя размножаться только такихъ особей и уничтожая другихъ, черезъ нсколько поколній можно, наконецъ, получить и желаемую породу. Такимъ образомъ при выведеніи породы путемъ искуственнаго подбора мы имемъ дло съ тремя факторами: 1) личными особенностями, 2) наслдственностью и 3) искуственною сортировкой особей. Первые два фактора, безъ сомннія, всецло сохраняютъ свою силу и въ образованіи разновидностей, т. е. породъ дикихъ животныхъ, но чмъ замняется при образованіи новыхъ дикихъ породъ искуственный подборъ? Тутъ Дарвинъ вводитъ два новыхъ я до него совершенно неизвстныхъ фактора — борьбу за существованіе и естественный подборъ.
Животныя и растенія размножаются въ геометрической прогрессіи, на этомъ основаніи рано или поздно въ любомъ мст ихъ является гораздо больше того, чмъ можетъ привольно существовать въ извстныхъ условіяхъ, почему въ окружающей ихъ природ, т. е. въ физическихъ условіяхъ и въ другихъ животныхъ и растеніяхъ, они начинаютъ встрчать препятствія къ своему существованію и размноженію,— препятствія, возрастающія по мр размноженія особей. Слдовательно, нтъ особи, которая не должна бы была для своего существованія и размноженія вести постоянную борьбу съ мертвой, и живою природой, и эту-то борьбу Дарвинъ и называетъ ‘борьбой за существованіе’. Понятно, что въ громадномъ большинств случаевъ измненіе въ окружающихъ условіяхъ, какъ бы мало оно ни было, не пройдетъ для находящихся въ нихъ животныхъ или растеній безслдно: одни измненія будутъ благопріятны, другія неблагопріятны. Т особи, которыя обладаютъ благопріятными уклоненіями, очевидно, будутъ имть перевсъ въ борьб за существованіе надъ особями, не имющими этихъ уклоненій или имющими неблагопріятныя уклоненія, эти особи будутъ сильне, будутъ имть больше возможности, размножаясь съ сильными же особями, передать свои благопріятныя особенности своимъ потомкамъ. Но, благодаря этому, и потомство такихъ особей попадетъ въ боле благопріятныя условія въ борьб за существованіе, и благопріятныя уклоненія, усиливаясь въ ряд поколній, упрочатся и приведутъ, наконецъ, черезъ боле или мене продолжительный промежутокъ времени, къ образованію постояннаго уклоненія — разновидности. Такимъ образомъ борьба за существованіе ведетъ къ сортировк особей, къ переживанію способнйшихъ, къ ‘естественному подбору’, который и замняетъ собою при образованіи новыхъ дикихъ породъ искуственный подборъ человка, имющій мсто при выведеніи породъ домашнихъ животныхъ. Нтъ никакой надобности допускать, что въ извстномъ вид разновидность образуется только въ одномъ направленіи: уклоненія въ различныхъ особяхъ могутъ идти въ совершенно различныхъ направленіяхъ, различныя уклоненія могутъ быть одинаково полезны для особей, обладающихъ ими, въ борьб за существованіе, и потому въ данномъ вид могутъ образоваться разновидности различныя.
Надо сознаться, что все сказанное объ образованіи разновидностей на счетъ личныхъ особенностей настолько просто, ясно и легко провряемо, что оспоривать его истинность невозможно. Да этого, впрочемъ, не оспориваютъ и большинство противниковъ Дарвина. Но Дарвинъ не останавливается на этомъ. Онъ идетъ дале и своей неумолимою логикой наставляетъ насъ признать, что разновидности при вымираніи коренной, произведшей ихъ, формы,— слдовательно, при образованіи перерывовъ въ ихъ признакахъ,— восходятъ на степень видовъ. Въ самомъ дл, допустимъ, что въ какомъ-нибудь вид существуетъ нсколько разновидностей, пока коренная форма связываетъ эти разновидности и длаетъ непрерывнымъ рядъ ихъ признаковъ, мы для всей группы (видъ съ его разновидностями) можемъ дать только одинъ образъ, суммировать его признаки только въ одномъ отвлеченіи. Вымираетъ эта коренная связующая группа и является прерывчатость въ признакахъ различныхъ разновидностей,— одинъ образъ не можетъ уже оставаться, онъ долженъ быть замненъ нсколькими, другими словами, изъ разновидностей, утратившихъ между собою связь, образовались виды.
Еслибы Дарвинъ остановился на образованіи видовъ изъ разновидностей, въ такомъ случа его ученіе совершенно заслуженно должно бы было назваться теоріей, но Дарвинъ не остановился на этомъ: онъ пошелъ дале и вступилъ на путь гипотезы, хотя и по немъ шелъ все съ той же неумолимою логикой. Если ныншнія разновидности могутъ рано или поздно обособиться до степени видовъ, въ такомъ случа ныншніе виды были въ свою очередь когда-то разновидностями исчезнувшихъ нын видовыхъ типовъ, соотвтствующихъ, напримръ, родовымъ типамъ нашихъ классификацій. Эти послдніе въ свою очередь были когда-то разновидностями еще боле раннихъ видовыхъ типовъ, соотвтствующихъ типамъ принимаемыхъ нами семействъ и т. д.— до типовъ общихъ и животному, и растительному царству.
Конечно, послдняя часть Дарвинова ученія во время ея появленія была чистая гипотеза, но эта гипотеза, безъ сомннія, была наиболе удачной изъ всхъ гипотезъ подобнаго рода. Она дала смыслъ всей систем царства животныхъ, или растеній, объяснивъ сходство различныхъ группъ этой системы кровнымъ родствомъ составляющихъ эти группы особей, слдовательно она дала смыслъ всей систематик, поставивъ ей задачею построеніе генеалогическаго древа этихъ царствъ. Она объяснила намъ гомологичность организмовъ одного и того же типа, замнивъ искуственно созданное въ нашемъ ум единство плана строенія единствомъ происхожденія. Она уяснила намъ множество взаимныхъ отношеній организмовъ, она дала, наконецъ, въ связи съ ученіемъ о непрерывныхъ измненіяхъ въ очертаніяхъ материковъ и морей, въ высшей степени простое и изящное объясненіе современному географическому распредленію животныхъ и растеній.
Мы считаемъ достаточнымъ приведеннаго изложенія ученія Дарвина для уясненія сущности этого ученія. Не трудно видть, что это ученіе только тогда получитъ право называться теоріей въ полномъ своемъ объем, когда сбудутся его предсказанія, когда будетъ доказано, что особи одного и того же вида вс боле или мене отличаются другъ отъ друга и представляютъ многостороннія личныя особенности, когда будутъ найдены связующія формы между различными группами животнаго или растительнаго царства (нын этихъ формъ не существуетъ,— надо, слдовательно, искать ихъ въ ископаемомъ состояніи), и когда, наконецъ, будутъ подобраны факты, указывающіе на переходъ личныхъ уклоненій въ извстные типы личныхъ уклоненій, т.-е. разновидностей.
Быть-можетъ, читателю покажется страннымъ, что мы отмчаемъ необходимость доказать существованіе многостороннихъ личныхъ особенностей, тогда какъ на первыхъ страницахъ этой статьи признали за доказанное существованіе этихъ личныхъ особенностей по отношенію къ домашнимъ животнымъ, но эта странность только кажущаяся. Противники Дарвина вообще не отрицаютъ существованія этихъ особенностей и признаютъ, что человкъ можетъ пользоваться ими, чтобы создавать искуственнымъ подборомъ т или другія породы, но многіе изъ нихъ отрицаютъ существованіе такихъ многостороннихъ особенностей въ организм, которыя послужили бы достаточною почвой для естественнаго подбора что принимаетъ Дарвинъ.
Что же дали въ этомъ направленіи протекшіе со времени появленія первой записки Дарвина 23 года? Возросло ли право Дарвинова ученія на то, чтобы называться теоріей, или оно по-прежнему гипотетично?— Отвтъ на это читатель найдетъ въ фактахъ, приводимыхъ ниже сего.
Извстный американскій зоологъ I. А. Алленъ произвелъ множество измреній по преимуществу птицъ, изъ которыхъ оказывается, что между особями одного и того же вида, взятыми изъ одной и той же мстности и, наконецъ, одного и того же пола и возраста, существуетъ громадное’ различіе въ длин головы, ногъ, крыльевъ, хвоста, отдльныхъ перьевъ, обусловливающихъ собою форму крыла, пальцевъ, плюсны, и, наконецъ, въ длин, ширин и толщин клюва, не говоря уже о личныхъ особенностяхъ въ цвторасположеніи. Такъ, напримръ, у двадцати балтиморскихъ иволгъ (самцовъ) вся длина представляетъ колебанія отъ 175 до 200 миллиметровъ, длина крыла — отъ 86 до 96 миллим., хвоста — отъ 6Т до 77, плюсны — отъ 20 до 25, задняго пальца — отъ 15 до 18, средняго — отъ 20 до 25, головы — отъ 37 до 40, длина клюва — отъ 18 до 21 и ширина — отъ 8 до 9 миллим. У Вильсонова дрозда длина крыла представляетъ колебанія отъ 89 до 103 и хвоста — отъ 88 до 100 миллим. У другой птицы (dendroeca coronata) самымъ длиннымъ перомъ бываетъ либо первое, либо второе, либо третье, либо четвертое и т. д., что было проврено Алленомъ боле чмъ на десяти другихъ видахъ. Если такія большія колебанія можно констатировать, взявши только по двадцати особей, то само собою понятно, что при большемъ числ особей можно ожидать еще большія колебанія. Но этого и не надо, обратимъ вниманіе только на то, что колебанія въ размрахъ различныхъ частей могутъ комбинировать другъ съ другомъ весьма различно, и мы получимъ такое множество личныхъ видоизмненій, при которыхъ естественному подбору открывается полный просторъ. Уэллесъ совершенно врно отмчаетъ то обстоятельство, что во всякомъ вид, т.-е. групп особей, признаки которыхъ представляютъ непрерывный рядъ постепенныхъ переходовъ, мы можемъ отличить среднюю, такъ-сказать центральную, группу съ среднимъ развитіемъ характерныхъ признаковъ и дв крайнія группы, изъ которыхъ одна характеризуется наибольшимъ развитіемъ тхъ же признаковъ, а другая — наименьшимъ. По закону среднихъ чиселъ, центральная группа должна быть особями богаче крайнихъ, хотя бы вдвое или втрое, и пока это отношеніе удерживается, мы въ прав предположить, что эта средняя группа наиболе приспособлена въ существующимъ условіямъ среды, потому что въ противномъ случа она должна бы уступить свое мсто или новой групп съ тми же признаками, достигающими своего maximum’а, или новой групп съ иными признаками и сведенными до minimum’а характерными признаками центральной группы. Само собою разумется, что пока условія среды остаются неизмненными, то нтъ причины центральной групп уступать свое мсто другой. Но представимъ себ, что кое-что въ этихъ условіяхъ измнилось, что же будетъ тогда? Для ясности возьмемъ вмст съ Уэллесомъ такой примръ. Въ извстной групп птицъ отъ времени до времени появляются особи съ боле длинными крыльями, что, конечно, даетъ имъ возможность легче избгать преслдованія непріятеля, и съ боле сильнымъ клювомъ, что въ свою очередь позволяетъ этимъ особямъ захватывать нсколькихъ новыхъ наскомыхъ. До тхъ поръ, пока ни непріятеля, отъ котораго надо бы скрываться съ помощью боле быстраго полета, ни новыхъ наскомыхъ, которыхъ можно бы удержать при помощи боле сильнаго клюва, нтъ,— особи, обладающія этими особенностями, не имютъ никакого преимущества въ борьб за существованіе сравнительно съ характерными представителями видоваго типа, но стоитъ только появиться въ стран, населенной даннымъ видомъ, непріятелю и новымъ наскомымъ, и преимущества уклоняющихся особей сейчасъ же окажутся. Ежегодно на 100 особей съ средними размрами приходится отъ 10 до 20 обладающихъ названными уклоненіями, изъ которыхъ каждое полезно само по себ и вдвойн полезно тмъ особямъ, которыя обладаютъ тмъ и другимъ. Имя боле возможности переживать въ борьб за существованіе и, слдовательно, оставлять по себ боле многочисленное потомство, въ теченіе 20 или 50 лтъ уклоняющіяся особи станутъ встрчаться въ пропорціи большей, чмъ отъ 10 до 20 на сто, и въ непродолжительный періодъ могутъ сдлаться преобладающею, по численности, центральною группой новаго вида, вытснившаго старый. Такимъ образомъ личныя измненія вмст съ измненіями въ окружающихъ условіяхъ приводятъ къ вымиранію одного вида и происхожденія путемъ естественнаго подбора другаго. Отсюда же ясно и то, что крайне медленное образованіе новаго вида нисколько не необходимо: оно — только слдствіе обыкновенно крайне медленно измняющихся условій существованія, совершайся эти измненія скоре — и новообразованіе видовъ пойдетъ скоре. Въ данномъ примр мы брали группу наиболе приспособленную, къ даннымъ условіямъ и сказали, что пока существующія условія среды не измнятся, нтъ причины взятой нами групп уступить свое мсто другой. Если берется группа наиболе приспособленная къ даннымъ условіямъ, причинъ вымиранія ея на самомъ дл нтъ, но если данная группа приспособлена къ извстнымъ условіямъ только лучше другихъ группъ, въ такомъ случа она можетъ быть замнена новою группой даже при данныхъ условіяхъ. Дло въ томъ, что, по закону наслдственности и при стремленіи организмовъ къ измнчивости, между особями коренной группы всегда могутъ появиться особи съ какими-либо особенностями боле полезными въ борьб за существованіе при данныхъ условіяхъ, но развивающихся въ другомъ направленіи, чмъ у особей коренной группы. Если особи съ такими особенностями появились, и ничто собственно не препятствуетъ этому, он въ конц концовъ всегда образуютъ новую форму, которая вытсняетъ коренную, даже при данныхъ условіяхъ. Такимъ образомъ измненіе условій среды для образованія новыхъ видовъ не необходимо и мы должны формулировать это положеніе такъ: при однихъ и тхъ же условіяхъ среды существованіе одной и той же формы въ теченіе всего періода неизмняемости этихъ условій нисколько не необходимо, но при измняемости условій среды смна одной группы другою необходима.
Итакъ, особи, находящіяся совершенно вн зависимости отъ человка, изъ одной мстности, одного пола и возраста, представляютъ громадныя личныя видоизмненія по своимъ размрамъ и по своему цвторасположенію. Но помимо такихъ личныхъ видоизмненій въ предлахъ одного и того же вида существуютъ другія, которыя совершенно заслуживаютъ названія мстныхъ, хотя по происхожденію принадлежатъ къ тмъ же личнымъ особенностямъ. Такъ, напримръ, въ Сверной Америк особи птицъ одного и того же вида уменьшаются по мр приближенія къ югу и увеличиваются по мр приближенія къ сверу. Относительно млекопитающихъ дознано, что по крайней мр для большинства видовъ существуетъ центральная область, гд особи вида достигаютъ maximum’а своей величины, въ сверу или къ югу отъ этого центра особи того же вида мельчаютъ. Относительно птицъ извстно также то, что у большинства птицъ въ предлахъ одного и того же вида клювъ увеличивается и относительно, и абсолютно по мр движенія къ югу, что несомннно доказано для quiscalus, ageleus, troglodytes, sciunis и др., у которыхъ боле мелкія южныя особи обладаютъ клювомъ большихъ размровъ, чмъ боле крупныя сверныя. Длинноносый флоридскій воронъ признается даже постоянною разновидностью. Число примровъ колебанія величины особей одного и того же вида можно бы значительно увеличить, но мы боимся утомить вниманіе читателя и потому прибавимъ только, что измреніи самыхъ обыкновенныхъ птицъ постоянно приводили насъ къ такому заключенію. Изъ 22 лично промренныхъ нами phyllos. breyirostris Strickl. мы не нашли двухъ экземпляровъ тождественныхъ по своимъ промрамъ и отношенію маховыхъ перваго порядка. Къ тому же результату привели насъ измренія сарычей (b. vulgaris, b. vulpinus, b. ferox), сдланные г. Сверцовымъ промры орловъ и др. Цвторасположеніе также представляетъ собой массу колебаній, въ зависимости отъ широты и долготы мста. Съ приближеніемъ въ югу окраска выигрываетъ въ яркости, желтыя или красныя полосы рзче выдляются, а темныя поперечныя полосы становятся шире. У птицъ съ блыми пятнами или полосами и т и другія уменьшаются по мр приближенія къ югу и иногда исчезаютъ совсмъ. Иногда разница при этомъ становится столь большой, что, не имя въ рукахъ промежуточныхъ экземпляровъ, сверную и южную породу одного и того же вида можно принять за два различныхъ вида. Особи одного и того же американскаго вида съ береговъ Атлантическаго и Тихаго океановъ постепенно выигрываютъ въ яркости окраски по мр движенія съ востока на западъ. Нкоторыя изъ такихъ уклоненій являются уже хорошо обособленными мстными формами и, напримръ, tbryothorus Bervickii представляетъ дв постоянныхъ равности, восточную и западную, весьма различныя между собою по длин клюва. Нчто подобное представляютъ собою два близкихъ вида американскихъ снигирей — carpodacus purpureus и carp. californiens, обособившихся уже еще боле.
Итакъ, существованіе многостороннихъ личныхъ особенностей у дикихъ животныхъ — не предположеніе, а доказанный фактъ, равно какъ и никмъ не оспориваемая борьба за существованіе, другими словами, заключеніе Дарвина, что естественный подборъ замняетъ собой у дикихъ животныхъ нехуственный подборъ у домашнихъ, не оставляетъ въ своей истинности никакихъ сомнній: вопросъ ршенъ здсь прямыми наблюденіями и измреніями.
Посмотримъ, какъ сбываются предположенія Дарвина о связующихъ формахъ между различными группами животныхъ и растеній.
Когда Кювье оспоривалъ теорію измняемости видовъ, онъ, какъ извстно, особенно сильно опирался на добытыя египетскою экспедиціей муміи нкоторыхъ животныхъ, оказавшихся тождественными съ нын живущими въ той стран. Примръ неизмняемости животныхъ формъ въ теченіе такого громаднаго промежутка времени — 3—4.000 лтъ, какъ казалось великому анатому, несомннно говорилъ за постоянство видовъ. Поздне число такихъ примровъ значительно увеличилось, и они найдены были среди самыхъ разнообразныхъ группъ животныхъ. Особенною долговчностью отличаются нкоторые виды моллюсковъ, дошедшихъ до насъ совершенно не измнившимися или едва измнившимися отъ древнйшихъ геологическихъ эпохъ. Но какъ бы много такихъ примровъ ни было, они никакъ не творятъ противъ измняемости видовъ и противъ генеалогическаго ученія вообще. Какъ мы видли на предъидущихъ страницахъ, естественный подборъ ведетъ къ новообразованію видовъ, въ большинств случаевъ, только тогда, когда мняются условія существованія коренной формы. До тхъ поръ, пока условія существованія остаются неизмненными, стремленіе коренной формы къ измняемости приведетъ въ образованію новой формы только въ такомъ случа, если между особями коренной формы появятся особи лучше приспособленныя въ тмъ условіямъ, въ которыхъ живетъ коренная форма. Но еси-моренная форма сама по себ весьма совершенно приспособлена къ извстнымъ условіямъ, то нтъ никакихъ основаній ей вымарать, такъ какъ она всегда будетъ побдительницей въ борьб за существованіе при данныхъ условіяхъ. И мы должны предположить, что потому-то именно и не измнились ибисы и крокодилы Египта за 3—4.000 лтъ, что они весьма приспособлены къ тмъ условіямъ, въ какихъ живутъ теперь.
Но если такимъ образомъ приведенные факты не говорятъ противъ эволюціоннаго ученія, то все-таки не говорятъ они и за него: это — факты безразличные, а для того, чтобъ эволюціонное ученіе могло назваться теоріей, надо добыть факты, прямо говорящіе за него,— надо, чтобы сбылось предсказаніе Дарвина о нахожденіи остатковъ такихъ организмовъ, которые выполняли бы пропасть между различными группами животныхъ, такъ какъ тогда только теорія и пріобртаетъ полную силу, когда не только объясняетъ наблюдаемыя явленія, но и предъугадываетъ т или другія вытекающія изъ нихъ послдствія.
Между формами, связующими дв или боле группы животныхъ, мы должны, строго говоря, отличать дв категоріи: формы формы промежуточныя.— Переходными формами должно называть такія, которыя могли развить изъ себя дв или боле формъ, уклоняясь по двумъ или боле направленіямъ, такимъ образомъ подъ переходными формами мы разумемъ, строго говоря, прародителей двухъ или боле группъ, дйствительныя звнья цни. Промежуточныя формы совсмъ не то: подъ промежуточными формами мы разумемъ такія, которыя, неся на себ вс несомннно характерные признаки какой-нибудь группы, тмъ не мене сохраняютъ немногіе признаки другой родственной группы, слдовательно не боле какъ уклоняющіяся въ извстномъ направленіи формы уже рзко обособленной группы. Если большія группы царства животныхъ и растеній произошли точно такъ же, какъ виды происходятъ изъ разновидностей, въ такомъ случа, несмотря на всю неполноту геологической лтописи, мы должны ожидать встртить хоть нкоторыя изъ нихъ. Ожиданія эти подтвердились блестящимъ образомъ. Начнемъ съ двухъ большихъ группъ животнаго царства — птицъ и чешуйчатыхъ гадовъ.
Читатель, безъ сомннія, согласится съ тмъ, что въ настоящее время группа птицъ отличается отъ группы чешуйчатыхъ гадовъ очень рзко. Вс нын живущія птицы покрыты перьями, у всхъ у нихъ переднія конечности измнены весьма странно и превращены въ крылья, съ помощью которыхъ большинство ихъ можетъ летать, он ходятъ прямо на заднихъ конечностяхъ и въ послднихъ точно также можно найти массу анатомическихъ особенностей, съ которыми мы не встрчаемся въ конечностяхъ чешуйчатыхъ гадовъ. Съ другой стороны ни у одного изъ нын живущихъ чешуйчатыхъ гадовъ нтъ перьевъ: у нихъ кожа или голая, или покрыта роговыми чешуями, или костяными пластинками, или и тми и другими. Крыльевъ у нихъ нтъ и они точно также не могутъ летать съ помощью своихъ переднихъ конечностей, какъ и ходить прямо на заднихъ, равнымъ образомъ и въ костяхъ послднихъ мы не находимъ тхъ особенностей, съ которыми встрчаемся у птицъ. Повторяю, это дв группы — совершенно ясно раздленныя, хотя сравнительная анатомія и говоритъ намъ, что между ними есть кое-что общее.
Изслдуя остатки птицъ изъ третичныхъ пластовъ, мы находимъ, что никакой существенной разницы между нын живущими птицами и птицами третичныхъ пластовъ нтъ,— что, другими словами, признаки, которыми мы опредляемъ классъ птицъ по нын живущимъ представителямъ его, достаточны для опредленія этого класса, если взять и третичныхъ птицъ. Но, спускаясь дальше, во вторичные слои, въ мл мы встрчаемся съ такими формами птицъ, которыя уже не подходятъ подъ опредленіе нын живущихъ формъ. Въ мловыхъ отложеніяхъ западной части Сверной Америки г. Маршъ нашелъ птицу, которую назвалъ hesperornis. Она была отъ 5 до 6 футовъ длины и походила по своему складу на ныншнихъ гагаръ, но у нея была особенность, которой мы не встрчаемъ ни у одной изъ нын живущихъ птицъ или третичныхъ, это — зубы. Ея длинныя челюсти были вооружены зубами съ загнутыми коронками и толстыми корнями, которые сидли въ одной общей борозд. Отличаясь этою особенностью отъ нын живущихъ птицъ, hesperornis вмст съ тмъ приближается, благодаря ей, къ чешуйчатымъ гадамъ. Но hesperornis — несомннная птица и, внося ее въ классъ птицъ, мы должны измнить опредленіе этого класса: теперь уже нельзя сказать, что классъ птицъ характеризуется отсутствіемъ зубовъ, что рзко отличаетъ его отъ класса чешуйчатыхъ гадовъ, а можно сказать, что птицы ныншнія и третичныхъ слоевъ не имютъ зубовъ, но птицы вторичныхъ слоевъ имютъ зубы, что уже приближаетъ ихъ къ чешуйчатымъ гадамъ. Та же особенность существуетъ и у другой птицы, ichtyornis, но у нея зубы сидятъ не въ общей борозд, а каждый въ своей собственной ячейк, и кром того крылья у этой птицы были развиты такъ мало, что она должна была въ высшей степени походить*на пингвиновъ. Кром того у ichtyornis были двояко-вогнутые позвонки, чего опять-таки нтъ ни у одной изъ ныншнихъ и третичныхъ птицъ и что еще боле сближаетъ птицъ съ чешуйчатыми гадами. Но какъ, hesperornis и ichtyornis выполняютъ отчасти пропасть между ныншними птицами и чешуйчатыми гадами со стороны птицъ, точно такъ же archaeopterix выполняетъ ту же пропасть со стороны чешуйчатыхъ гадовъ. Archaeopterix найденъ въ такъ-называемыхъ Соленгофенскихъ сланцахъ (Юрской формаціи) и только въ двухъ экземплярахъ. Одинъ экземпляръ найденъ уже сравнительно давно (въ 1861 г.), но иметъ важный недостатокъ — онъ безъ черепа, другой найденъ лтъ 5—6 тому назадъ и какъ разъ въ немъ хорошо сохранились т части, которыя сильно пострадали у перваго экземпляра. Первый экземпляръ, принадлежащій Британскому музею, описанъ извстнымъ англійскимъ анатомомъ Оуэномъ, второй, купленный Германіей, сколько я знаю, до сихъ лоръ не описанъ подробно и все, что о немъ извстно, заключается въ небольшой стать Карла Фохта, помщенной въ Revue Scientifique за 1879 г., No 11. По Фохту, archaeopterix — несомннный гадъ, но читатель, конечно, удивится, когда я скажу, что archaeopterix покрытъ перьями. Что особенно обращаетъ на себя вниманіе въ этомъ странномъ существ, такъ это длинный, состоящій изъ многихъ позвонковъ, хвостъ, который съ обихъ сторонъ покрытъ перьями. Резюмируя вкратц все сказанное Фонтомъ объ archaeopterix, легко видть, что это существо по голов, ше, туловищу, хвосту и переднимъ конечностямъ приближается къ чешуйчатымъ гадамъ, а по присутствію перьевъ и по устройству заднихъ конечностей — къ птицамъ, поясы переднихъ и заднихъ конечностей сохранились плоховато и о нихъ трудно сказать что-либо опредленное. Такимъ образомъ archaeopterix по перьямъ и заринъ конечностямъ настолько уже отличается отъ ныншнихъ reptilia, насколько hesperornis и ichtyornis отличаются по присутствію зубовъ, а послдній по двояко-вогнутымъ позвонкамъ — отъ птицъ, и, давая опредленія классамъ птицъ и чешуйчатыхъ гадовъ, со включеніемъ въ нихъ зубатыхъ птицъ и опереннаго гада, мы дадимъ опредленія уже далеко не такъ разнящіяся одно отъ другаго, какъ опредленія, составленныя исключительно по ныншнимъ и третичнымъ птицамъ и гадамъ, пропасть, раздляющая эти два класса, уменьшается, но тмъ не мене зубатыя птицы и оперенный гадъ еще не закрываютъ ее совсмъ: это — формы только промежуточныя, но не переходныя. Но существованіе промежуточныхъ формъ вообще указываетъ на сродство группъ, промежутокъ между которыми он выполняютъ, и потому открытіе hesperornis, ichtyornis и archaeopterix говоритъ за то, что между птицами и чешуйчатыми гадами дйствительно есть переходныя формы. Блестящія изслдованія Гксли подтверждаютъ справедливость этого предположенія. Я не могу останавливаться на этомъ вопрос подробно, такъ какъ въ такомъ случа мн пришлось бы затронуть нкоторыя утомительныя подробности, но скажу коротко, что черезъ весь рядъ вторичныхъ формацій отъ тріаса до мла разсяны остатки, животныхъ, относимыхъ въ группу ornithoscelida. Есть основаніе предполагать, что эти животныя существовали еще и въ первичныхъ формаціяхъ, но, какъ бы то ни было, полный скелетъ одного изъ этихъ существъ (compsognathus) и многочисленные остатки другихъ говорятъ за то, что эти животныя имютъ право считаться дйствительно переходною формой между ныншними птицами и чешуйчатыми гадами, такъ какъ построены такимъ образомъ, что занимаютъ совершенно среднее мсто между тми и другими и, развиваясь въ двухъ направленіяхъ, могли дать изъ себя ту и другую группу. Профессоръ Гксли говоритъ, что, напримръ, по устройству заднихъ конечностей ornithoscelida совершенно представляютъ собою птицу, только что вышедшую изъ яйца. Вроятно, нкоторыя ornithoscelida ходили на заднихъ конечностяхъ, и нтъ ничего невозможнаго въ томъ, что слды, во множеств находимые въ песчаникахъ долины Коннектикута, оставлены какими-либо подобными животными.
Такимъ образомъ генеалогія птицъ и чешуйчатыхъ гадовъ въ общихъ чертахъ можетъ быть выражена такой схемой:
Коренная форма (ornithoscelida), зубатыя птицы и оперенные гады, какъ хуже приспособленные къ окружающимъ ихъ условіямъ, сравнительно съ настоящими птицами и чешуйчатыми гадами, вымерли и остались только нын рзко раздленные классы птицъ и чешуйчатыхъ гадовъ, которые, несмотря на все свое несходство теперь, какъ говоритъ намъ палеонтологія, произошли отъ общаго прародича.
Перехормъ къ другому примру, подтверждающему справедливость генеалогическаго ученія.
Въ класс зврей есть дв группы, въ настоящее время весьма рзко обособленныя одна отъ другой, копытныя парнопалыя, куда относятся, напримръ, свинья, гиппопотамъ, жираффъ и другія, и непарнопалыя, къ которымъ принадлежатъ лошадь, носороги и тапиры. Теперь между этими двумя группами нтъ переходовъ, но если генеалогическое ученіе врно, то мы должны ждать переходовъ отъ одной группы къ другой, или, выражаясь точне, найти свидтельства въ пользу того, что та и другая труппа произошли отъ обыкновенныхъ пятипалыхъ млекопитающихъ. Посмотримъ, что даютъ палеонтологическія изысканія въ этомъ направленіи, и для этого возьмемъ предметомъ нашего изученія группу лошадей, типомъ которой можетъ служить наша обыкновенная домашняя лошадь. Начнемъ съ конечностей. У большинства четвероногихъ, какъ и у человка, предплечье образовано двумя отдльными костями, изъ которыхъ одна носитъ названіе radius, другая — ulna. У лошади предплечье образовано на первый взглядъ одною костью, но при тщательномъ осмотр послдней оказывается, что въ ней можно отличить одну часть, соотвтствующую верхнему концу ulna. Эта часть тсно соединена съ костью, соотвтствующею radius’у, и обыкновенно на нкоторомъ разстояніи идетъ вдоль него, но потомъ прекращается. Еще трудне показать, что небольшая часть нижняго конца кости предплечья лошади, которая бываетъ обособлена только у очень молоденькаго жеребенка, соотвтствуетъ нижнему концу ulna, но это такъ. Конечный отдлъ передней ноги лошади состоитъ изъ сильно развитой основной кости средняго пальца и трехъ костей, слдующихъ другъ за другомъ и составляющихъ фаланги средняго пальца. По бокамъ основной кости средняго пальца лежатъ дв косточки — основныя косточки втораго и четвертаго пальца, отъ которыхъ только он одн и остаются, большаго и пятаго пальца совсмъ нтъ. Совершенно по тому же плану устроены и заднія конечности. У большинства четвероногихъ, какъ я у человка, въ берцовомъ отдл дв кости: большая — tibia и маленькая тонкая — fibula. У лошади отъ fibula на первый взглядъ остается только верхній конецъ, но при изслдованіи берцоваго отдла жеребенка оказывается, что у него есть и нижній конецъ fibula, въ вид самостоятельной косточки, только она поздне сростается съ нижнимъ концомъ tibia. Конечный отдлъ задней ноги лошади совершенно подобенъ соотвтствующему отдлу переднихъ конечностей.
Читателю, безъ сомннія, извстно, что когда испанцы впервые высадились въ Америку, они не нашли тамъ лошадей: лошадей при открытіи европейцами Америки не было въ этой стран и т безчисленные табуны мустанговъ, которые теперь носятся по преріямъ Сверной Америки или пампасамъ или льяносамъ Южной — одичавшіе потомки ввезенныхъ испанцами европейскихъ лошадей. Тмъ неожиданнй была находка г. Марша, открывшаго въ третичныхъ отложеніяхъ Сверной Америки многочисленные остатки лошадей. Оказалось, что лошади въ теченіе всего третичнаго періода во множеств населяли названную страну и вымерли тамъ только при начал четверичной эпохи, отъ какихъ-то, пока намъ неизвстныхъ, причинъ. Но, мало этого, находка г. Марша говоритъ, что если расположить остатки лошадей третичной эпохи въ томъ порядк, какъ они въ нихъ улетаютъ, то получается замчательный рядъ, который, начинаясь современной намъ однопалою лошадью, приводитъ къ лошади, у которой на переднихъ конечностяхъ было четыре пальца, а на заднихъ — три. Такъ у пліоценовой pliohippus въ строеніи конечностей и зубовъ существуютъ только небольшія уклоненія отъ современной лошади, у пліоценовой же protohippus второй и четвертый пальцы развиты гораздо больше, чмъ у ныншнихъ лошадей, и состоятъ каждый изъ трехъ суставовъ. У пліоценовой pliohippus три пальца полныхъ, гораздо боле развитыхъ, чмъ у protohippus и на переднихъ конечностяхъ едва замтный зачатокъ пятаго пальца. У mesohippus изъ нижнихъ міоценовыхъ слоевъ зачатокъ пятаго пальца (мизинца) на переднихъ конечностяхъ замтенъ совершенно ясно, а ulna и radius — дв обособленныя на всемъ своемъ протяженіи кости, до чего отъ неполной ulna ныншнихъ лошадей они доходятъ рядомъ постепенныхъ переходовъ черезъ plioproto и miohippus. Наконецъ, у эоценовой orohippns мы находимъ на переднихъ конечностяхъ четыре вполн развитыхъ пальца, на заднихъ — три и вполн развитыя и обособленныя ulna и fibula. На этомъ рядъ лошадей пока прерывается, но нтъ никакого сомннія, что, спускаясь въ боле отдаленные слои, напримръ, мловой, удастся открыть послдніе посредствующіе члены между ныншними однопалыми лошадьми и пятипалыми четвероногими.
Я бы могъ привести еще рядъ фактовъ, свидтельствующихъ о томъ, какія блестящія доказательства въ пользу генеалогическаго ученія дала палеонтологія, но ограничусь только упоминаніемъ наиболе выдающихся изъ нихъ: это — генеалогія хищниковъ, по изслдованіямъ Фильоля, и построеніе генеалогическаго древа группы крокодиловъ.
Такимъ образомъ и второе затрудненіе, выставлявшееся противниками Дарвина какъ доказательство въ пользу того, что это ученіе — только гипотеза, удалено.
Остается третье и послднее: можно ли наблюдать переходъ личныхъ особенностей въ извстные типы личныхъ особенностей.
Изъ боязни утомить читателя я не стану останавливаться на этомъ вопрос даже настолько, насколько это мною сдлано по отношенію къ двумъ другимъ, и ограничусь только сообщеніемъ нсколькихъ фактическихъ данныхъ, но прежде, чмъ сообщить эти данныя, поставимъ самый вопросъ объ обособленіи извстныхъ типовъ личныхъ особенностей какъ слдуетъ. По Дарвину, какая-нибудь группа А, въ извстное время содержитъ въ себ помимо типичныхъ особей а, а, а, а… уклоняющіяся b, с, d, е… и т. д. Въ извстное время, при измненія условій существованія, какія-нибудь изъ этихъ уклоняющихся особей, наприм. b и d, могутъ оказаться лучше приспособленными къ борьб за существованіе, чмъ типичныя а, а, а…. к оставятъ боле многочисленное потомство, чмъ послднія. Если условія измняются во всей мстности, занятой группой А, одинаково, въ такомъ случа прослдить переходъ этой группы въ другую является въ большинств случаевъ возможнымъ только палеонтологическимъ путемъ, такъ какъ вырожденіе одного вида въ другой совершается не настолько быстро, чтобъ измрять его годами и, слдовательно, непосредственно наблюдать. Хотя палеонтологія и дала въ этомъ отношеніи нкоторые результаты, наприм. по отношенію къ групп аммонитовъ, но эта сторона вопроса, безъ сомннія, еще ждетъ большей разработки отъ будущаго. Но можетъ быть и иначе, когда условія въ области, занятой группой А, измняются различно въ различныхъ частяхъ ея и когда, слдовательно, въ одной части области можно надяться встртить типичныя особи а, а, а… и уклоняющіяся b, с, d, е… и т. д., а въ другихъ частяхъ уже обособившіяся группы И (изъ уклоняющихся особей b, b, b…), C (изъ уклоняющихся особей с, с, с…) и т. д. Вотъ если такое распаденіе группы А на другія и указанное распредленіе этихъ уклоняющихся другихъ существуетъ, въ такомъ случа смло можно сказать, что мы имемъ дло съ переходомъ личныхъ особенностей въ извстные типы личныхъ особенностей, которые правильне назвать породами, но которые иногда возводятся въ систематик на степень даже видовой самостоятельности. Приведу одинъ или два примра, подтверждающіе то, что этотъ переходъ дйствительно существуетъ, что въ нкоторыхъ случаяхъ, слдовательно, мы наблюдаемъ его. Въ большей части Европейской Россіи распространенъ одинъ видъ хищника изъ группы сарычей, такъ-называемый малый канюкъ, между типичными особями котораго въ разныхъ мстностяхъ встрчаются особи съ густорыжимъ хвостомъ и вообще большимъ развитіемъ рыжаго цвта на всхъ перьяхъ тла. Въ Европейской Россіи такія особи — единицы, на Кавказ краснохвостые канюки встрчаются уже нормально и являются такимъ образомъ обособившейся мстною породой. Въ томъ же вид малаго канюка кром типичныхъ и краснохвостыхъ существуютъ еще другіе типы личныхъ особенностей, но они мало выдлились и не обособились даже въ группы особей съ извстными постоянными личными особенностями. Напротивъ, въ близкомъ вид большаго степнаго канюка нсколько группъ особей съ извстными постоянными личными особенностями выдлились, но, встрчаясь во всей области распространенія вида, не пріобрли значенія мстныхъ породъ. Подобнымъ образомъ и въ групп орловъ нашъ подорликъ образовалъ уже нсколько типовъ личныхъ особенностей, и изъ нихъ одинъ или два только едва обособляющіеся въ мстную породу, а малый подорликъ распался на нсколько мстныхъ породъ. Число относящихся сюда примровъ можно увеличить значительно, но такъ какъ подобныя подробности могутъ быть интересны только для спеціалистовъ, то подведемъ итоги всему сказанному до сихъ поръ.
Итакъ, что дали 23 года въ исторіи эволюціоннаго ученія?— Они доказали существованіе такого запаса личныхъ особенностей у дикихъ животныхъ, какой длаетъ совершенно возможнымъ выработку естественнымъ подборомъ формъ, приспособленныхъ къ различнымъ условіямъ существованія. Они доказали существованіе переходныхъ формъ между различными группами животныхъ и растеній и, наконецъ, показали, что выработка видовъ естественнымъ подборомъ не только возможна, но и на самомъ дл совершается на нашихъ глазахъ. Слдовательно, сущность эволюціоннаго ученія въ настоящее время настолько разработана, что это ученіе по справедливости должно назваться теоріей, а не гипотезой, такъ какъ оно обладаетъ однимъ изъ коренныхъ свойствъ всякой теоріи, именно можетъ заране предсказывать, хотя и въ общихъ чертахъ, что можетъ дать намъ палеонтологія. Если принять во вниманіе, что біологія по существу своему не можетъ быть отнесена къ категоріи точныхъ наукъ, въ такомъ случа понятно значеніе Дарвина, который данными имъ пріемами изслдованія въ двадцать лтъ поднялъ біологію на такую высоту, на какую ее не возвели протекшія до того столтія. Съ этой стороны, повторяемъ, значеніе Дарвина можетъ равняться только значенію Ньютона, и на враговъ Дарвина мы не можемъ смотрть иначе, какъ на враговъ науки и истины. Но мало того, что за протекшее двадцатилтіе разработана сущность эволюціоннаго ученія, біологами намченъ даже надолго впередъ путь для ихъ работъ. Такъ одна изъ ближайшихъ задачъ — выяснить, какимъ образомъ, подъ вліяніемъ какихъ факторовъ возникаютъ личныя особенности, дающія собою почву естественному подбору — потребуетъ, безъ сомннія, много лтъ упорнаго труда. Но и помимо того при разработк эволюціоннаго ученія встртится много темныхъ вопросовъ, освтятъ которые только позднйшіе біологи. Въ томъ-то и заслуга новаго ученія, что оно зрло и жизненно.