‘Русская Мысль’, кн.IV, 1887
Божественная Комедия. Ад. Данте Алигиери. Изложение С. Зарудного с объяснениями и дополнениями, Данте Алигьери, Год: 1887
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Божественная Комедія. Адъ. Данте Алигіери. Изложеніе С. Заруднаго съ объясненіями и дополненіями. Спб., 1887 г. Цна 3 р. До сихъ поръ на русскомъ язык было четыре перевода Божественной Комедіи: переводъ въ проз Фанъ-Дима (1843 г.) и три перевода въ стихахъ — Мина (1855 г.), Минаева и Петрова. Г. Зарудный назвалъ свой переводъ ‘изложеніемъ’ потому, какъ онъ самъ объясняетъ, что сдлалъ ‘нкоторыя вставки въ самой поэм’. ‘Существенная мысль перевода,— говоритъ онъ въ предисловіи, и, нужно сказать, мысль довольно смлая,— состоитъ въ томъ, чтобы включить въ самую поэму важнйшія историческія и философскія ея толкованія. Многіе могутъ сказать, что переводчикъ захотлъ дополнить Данта,— отвтъ на это одинъ: онъ не дополняетъ, а только разъясняетъ мысль поэта. Безъ этихъ разъясненій ныньче самая поэма останется непонятною, трудною и скучною для чтенія, и потому утрачиваетъ свое практическое значеніе…’ Про переводъ Мина г. Зарудный говоритъ, что ‘онъ отличается особенною добросовстностью по множеству толкованій, взятыхъ изъ нмецкихъ писателей, но, тмъ не мене, попытка передать терцеты Данте русскими стихами иногда затемняетъ смыслъ рчи и не всегда передаетъ созвучія подлинника’. Переводы гг. Минаева и Петрова авторъ считаетъ незаслуживающими вниманія,— что совершенно справедливо,— и признаетъ ‘важное значеніе’ перевода Фанъ-Дима: ‘ему нельзя не отдать предпочтенія предъ всми изданными у насъ до сихъ поръ переводами, — продолжаетъ г. Зарудный, — тмъ не мене, и этотъ переводъ устарлъ и не вполн удовлетворяетъ современнымъ требованіямъ и воззрніямъ’. Это мнніе мы находимъ, какъ и предшествовавшее, справедливымъ, но не можемъ согласиться съ его взглядомъ на стихотворный переводъ Мина, который мы ставимъ не ниже труда Фанъ-Дима. Главное преимущество послдняго состоитъ въ томъ, что онъ изданъ съ итальянскимъ текстомъ en regard, а затмъ — если стихотворный переводъ Мина ‘не всегда передаетъ созвучія подлинника’, то прозаическое изложеніе г. Заруднаго ихъ и совсмъ не передаетъ. Что же касается ‘затемненія’ русскими стихами ‘смысла рчи’, то отъ такого же упрека едва ли вполн гарантирована и лежащая передъ нами проза г. Заруднаго, въ которой, не имя въ рукахъ итальянскаго подлинника, очень трудно выдлить принадлежащее Данту отъ объяснительныхъ вставокъ переводчика. Эти вставки слдовало бы, по нашему мннію, отличить шрифтомъ отъ текста, или же снести ихъ внизъ страницы въ вид примчаній. Нкоторыя указанія на такія вставки переводчикъ даетъ въ своихъ ‘толкованіяхъ’, которыя онъ предпосылаетъ каждой ‘псн’. Тутъ онъ кратко передаетъ содержаніе ‘псни’, изъясняетъ ея смыслъ, сообразно мысли ея великаго творца и современныхъ ему религіозныхъ, философскихъ и научныхъ положеніи, даетъ свднія о нкоторыхъ лицахъ, упоминаемыхъ въ ‘псн’, и иногда разъясняетъ, почему онъ переводитъ нкоторые стихи или отдльныя выраженія какъ бы не совершенно согласно съ точнымъ значеніемъ ихъ въ подлинник. Эти ‘толкованія’ составляютъ оригинальность ‘изложенія’ и большую заслугу переводчика. Мы, однако же, не можемъ не отмтить, что г. Зарудный мстами увлекается за предлы, опредляемые задачею толкователя и комментатора Божественной Комедіи: такъ, напримръ, въ ‘толкованіи’ къ седьмой псн (стр. 81) мы читаемъ: ‘Какъ Данте своимъ адомъ хотлъ изобразить людей XIII столтія, такъ точно и наше столтіе представляется будто адомъ: на нашихъ же глазахъ совершаются злодянія и являются какіе-то обманчивые призраки. Торжествуетъ разбойникъ, бунтовщикъ, котораго истинные государи братомъ не хотли назвать: вс его ублажаютъ…’ и т. д.— длая страница занята діатрибою противъ Наполеона III и панегирикомъ Тьеру. Въ ‘толкованіи’ къ XIV псн авторъ опять возвращается къ современности. Разъяснивши, почему Дантъ, слдомъ за Вергиліемъ, признаетъ государствованіе Октавія Августа ‘золотымъ вкомъ’, г. Зарудный говоритъ: ‘Но исторія осудила имперію, и тамъ, гд поэтъ хотлъ видть золотой вкъ, она усмотрла вкъ по преимуществу желзный…’ начало паденія, картина котораго ‘должна была бы служить важнымъ урокомъ для народовъ…’ ‘Но,— продолжаетъ авторъ,— вс уроки, преподаваемые намъ исторіей, вовсе не важны: сегодня мы ихъ понимаемъ, а завтра забудемъ, не даромъ же существовали и были прославляемы, посл Александра Македонскаго, и Наполеонъ I, и Наполеонъ III. Римскую имперію можно оправдывать разв только съ точки зрнія Провиднія. Когда общество осуждено на смерть ршительными приговорами судьбы, тогда Божество, въ неуловимыхъ для человка намреніяхъ, можетъ сколько-нибудь ослабить его предсмертныя мученія, ниспославъ на него миръ и спокойствіе, это все равно, что сладкій ядъ, дающій умирающему хоть одну минуту успокоенія, но того общества, которое одарено еще жизненными стихіями, нельзя отдавать подъ покровительство грубой силы какихъ-нибудь Наполеоновъ: это — смертельный ядъ для самыхъ важныхъ благъ человческихъ, все же лучше сражаться среди буйныхъ возмущеній свободы, чмъ живымъ сойти въ могилу наглаго непорядка…’ Все это разсужденіе, какъ равно и выше указанное, не иметъ никакого отношенія къ безсмертной поэм Данта, и едва ли кого изъ читателей можетъ интересовать вопросъ: въ какой изъ круговъ Ада, дантовскаго, надлежитъ ввергнуть Наполеона I, Наполеона III, Меттерниха или Бисмарка?… Но такихъ отступленій въ ‘толкованіяхъ’ г. Заруднаго очень немного и, напротивъ, масса превосходнйшихъ разъясненій истиннаго смысла того, что разумлъ Дантъ въ темныхъ для пониманія мстахъ своего творенія, какъ на образецъ, мы укажемъ на ‘толкованіе’ къ II псн или къ псн XI… да и ко многимъ другимъ.
Вншность изданія и тщательность корректуры достойны всякихъ похвалъ. Цну 3 руб. мы считаемъ не дорогою.