Бонапартъ и Моро.
Бонапартъ и Моро.
(Изъ Кенигсб. Вд.)
‘Встникъ Европы’, т. LXXI, 1813
Бонапарт и Моро, Наполеон, Год: 1813
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Прежде они сражались вмст, теперь, по видимому, выступаютъ одинъ противъ другаго. Небезполезно будетъ нын воспомянуть о томъ времени, когда они разлучились.
Сіесъ, желая истребить дух крамолы и утвердить на прочномъ основаній республику по своему плану, имлъ нужду въ ршительномъ полководц, онъ устремилъ взор свои на дивизіоннаго Генерала Бонапарта, и вызвалъ его изъ Египта. Въ Октябр мсяц 1799 года Бонапартъ присталъ къ Французскому берегу, и сопровождаемый Генераломъ Моро явился въ Совт. Тамъ уврялъ онъ торжественнйшими клятвами, что всми силами своими будетъ содйствовать благу республики, утверждающейся на свобод, равенств и на правилахъ народнаго участія въ длахъ правительства. Но увидвъ себя, по милости Сіеса, начальниковъ 50,000 воиновъ, онъ вдругъ изъ слуги сдлался господиномъ. Сіесъ для млкоумныхъ Французовъ слишкомъ глубокомысленный и важный республиканецъ, принужденъ былъ удалиться съ своими планами, на мсто его выступилъ езуитъ Талейранъ, и не позже 16 Декабря Бонапартъ явился уже первымъ Коасуломъ, имющимъ подл себя двухъ ничтожныхъ помощниковъ, и облеченнымъ силою исполнительной власти,— явился, правда, на первой случай въ качеств Консула неболе какъ десятилтняго и ограниченнаго въ своихъ дйствіяхъ. Потомъ Бонапартъ принимаетъ на себя вид возстановителя тишины въ Ванде, случай доставилъ ему побду при Маренго, въ то время когда уже онъ рвалъ не себ волосы, и Бонапартъ торжество свое провозвщаетъ высокопарными словами, онъ заключаетъ мир въ Люневил и Амьен, и распространяетъ въ народ выгодную для себя молву, что долговременныя бдствія вознаградятся, благами утверждаемаго имъ спокойствія. Въ конц 1801 года Бонапартъ является съ планомъ новаго уложенія, его неодобряютъ, но Бонапартъ отдаляетъ противниковъ, и такимъ образомъ принуждаетъ ихъ къ молчанію, угождаетъ набожнымъ Французамъ заключеніемъ конкордата, умножаетъ число своихъ приверженцовъ установленіемъ почетнаго легіона, присвоиваетъ себ званіе президента Чизальпинской республики, и подущаетъ сенат свой просить его о принятіи на себя безсмннаго консульства. Ввечеру принесена ему о томъ просьба, ночью посплъ план новаго государственнаго устава, которой на другой же день обнародованъ, и Бонапартъ получилъ власть неограниченную, къ которой недоставало только монаршаго титула. Ненасытная душа честолюбиваго Консула мучится желаніемъ онаго, положено достать его, во что бы то ни стало. Нтъ нужды, что вс еще помнили добраго Короля, которой пострадалъ единственно за монаршій сан свой, услужливый и сладноглаголивый Дюрокъ, по препорученію Консула, долженъ былъ предпринять путешествіе по Франціи и узнать о расположеніи народа и войска, а особливо Генераловъ. Такимъ образомъ Бонапартъ увдомился, что народъ все еще противъ него ропщетъ, что достойнйшіе Генералы и войско не скрываютъ своего къ нему негодованіе, и что напротивъ того имя Генерала Моро повсюду произносится съ уваженіемъ. И въ самомъ дл Моро до сего времени поступавъ совсмъ отлично, отъ Бонапарта. Какъ полководецъ, онъ одерживалъ побды, дйствуя по обдуманному плану, неполагаясь на слпое счастье, не кидаясь съ безразсудною отважностію, онъ былъ великимъ при нападеніяхъ, ибо выигрывалъ полезнйшія битвы съ пощадою крови человческой, но былъ еще боле великимъ при отступленіяхъ, ибо проходилъ безъ потери сквозь многочисленнйшія войска неприятельскія, онъ не гонялся за славою, которая сама озаряла его добровольно, не присвоивая себ чужихъ достоинств, онъ едва упоминалъ о своихъ собственныхъ заслугахъ, немногими прямыми словами доносилъ о знаменитйшихъ своихъ побдахъ, и вообще не любя хвастовства, пышности и господствованія, хотлъ быть только честнымъ гражданиномъ и врнымъ служителемъ того общества, которому принадлежалъ по долгу присяги. Какъ полководецъ, онъ заслужилъ удивленіе самыхъ неприятелей и приобрлъ себ безпредльное уваженіе своихъ благомыслящихъ товарищей по военной служб, но сего не довольно, при непорочной чистот своего республиканскаго духа, при благородномъ и для всхъ любезномъ образ своихъ мыслей, Моро былъ драгоцннымъ предметомъ гордости согражданъ, моихъ взоры устремлялись на него съ тхъ пор какъ онъ, презрвши нечестивое стремленіе Консула, удалился въ тсный круг тихой семейственной жизни. Живучи въ уединеніи простын гражданиномъ, Моро совсмъ даже безъ умысла выставлялъ невыгодное положеніе пышнаго Консула. Бонапартъ, стараясь укрпить власть свою и могущество числомъ приверженцовъ, видлъ, что ему покланяются только презрннйшіе люди, проклинаемые въ чужихъ государствахъ,— люди, которые подъ его защитою надялись укрыться отъ казня за прежнія злодйства и стяжать себ право на новыя,— люди, которыми онъ намъ гнушался, но которыхъ долженъ былъ беречь какъ участниковъ своего преступленія. Напротивъ того тихой кровъ Генерала Моро посщаемъ былъ людьми достойнйшими, преисполненными безкорыстнымъ чувствомъ своего къ нему уваженія. И такъ Бонапартъ тщетно усиливался казаться великимъ мужемъ, пока истинно великой мужъ подл него находился, тщетно старался онъ, хвастливо гордясь ложными заслугами, приобрсть выгодное мнніе народа, пока Моро въ тихомъ своемъ уединеніи наслаждался заслуженною славою, тщетнымъ было его неутомимое домогательство присвоить себ Императорскій титулъ, пока находился въ живыхъ всми уважаемый отличный муж, которой всегда возбуждалъ страхъ вразсужденіи прочности даже и консульскаго достоинства. И такъ человк, хотвшій обладать міромъ, трепеталъ при одномъ взгляд на Генерала Моро!
Бонапартъ, соскучивши препятствами, которыя видлъ въ присутствіи сего знаменитаго Полководца, ршился погубить его. Италіянское коварство приготовило къ тому планъ, Французское двуязычіе исполнило оной. Положено начать фиглярскою штукою, то есть взорвать адскую машину (разумется безвредную), которая трескомъ своимъ надлала бы много шуму и распространила бы въ народ страх, будто бы отъ того, что, тайное скопище заговорщиковъ вознамрилось умертвить возстановителя тишины во Франціи, подателя мира всей Европ, благодтеля всей вселенной — умертвить для возобновленія прежнихъ кровопролитій. Таковъ былъ прологъ. Теперь слдуетъ драма.
Нкто Меге Делатушъ, уже при Консулахъ сосланный на островъ Олеронъ за участіе въ убійствахъ 2 Сентября 1792 года, убжалъ въ Англію, не безъ вдома правительства, которое признало за благо воспользоваться дарованіями сего хитраго шпіона. Расположившись въ новомъ жилищ, онъ употребилъ все свое искусство на то, дабы разгласить какъ между находившимися въ Англіи Французами, такъ и между почетнйшими жителями, что вся Франція ропщетъ на Консульское правительство, что повсюду длаются приготовленія къ низверженію Бонапарта, что приближается близкая перемна въ пользу Бурбонскихъ Принцовъ, и что слдственно всякой ищущій славы долженъ поспшить во Францію и присоединиться къ сонму людей избраннйшихъ. Онъ показывалъ даже, безъ сомннія вымышленный, план приготовляемой перемны и, также поддланной, списокъ заговорщиковъ. Могло ли статься, чтобы въ списокъ сей непопало имя Генерала Моро, всми прославляемое? Такимъ образомъ онъ приобрлъ себ отъ многихъ особ довренность безпредльную. Письма, по его убжденію написанныя во Францію, шли черезъ его же руки, он зналъ также и о том, кто и когда переправляется на берегъ Французскій. Между тмъ Французская полиція была исправно увдомляема имъ обо всхъ подробностяхъ. Приплывающимъ на судахъ дозволяли выходить на берегъ, тайно примчая однакожь за всми шагами возвращающихся Французовъ. Обманутые такимъ образомъ емигранты нсколько мсяцевъ находились во Франціи и въ самомъ Париж. Наконецъ прибылъ извстный Пишегрю и постилъ тотчасъ Генерала Моро. Спустя нсколько минут онъ вышелъ съ видомъ неудовольствія, и уже не покушался боле на другое посщеніе. Но чего хотли, то было сдлано. Полиція вдругъ затяла ужасную тревогу и начала хватать не только всхъ приплывшихъ изъ Англіи, но и тхъ даже, которые имли съ и ими переписку, или принимали ихъ посщенія. Въ числ послднихъ находился Моро. Чтобы приготовить казнь сего Генерала, почтено за нужное разстрлять сперва природнаго Принца, которой разбойнически захваченъ былъ въ чужой земл, привезенъ во Францію, представленъ въ суд ночью полусонный у допрошенъ въ теченіе одного часа, и не бывъ уличенъ въ преступленіи, отведенъ на мсто казни, у множества заключенныхъ старались всячески вымучить признаніе об участіи Моро въ заговор. Вс жители Парижа, впрочемъ давно уже привыкшіе равнодушно смотрть на казнь друзей своихъ и родственниковъ, съ глубокимъ уныніемъ взирали на опасность, угрожающую такому гражданину, которой прекрасными своими доблестями даже легкомысленныхъ людей. принудилъ платить, себ дань уваженія. Когда водили Генерала Моро изъ тюрьмы въ судилище, то гвардейцы отдавали ему почесть, первые Генералы привтствовали его какъ будто своего начальника, Магдональдъ и Лекурбъ кланялись ему — и Моро однимъ мановеніемъ могъ бы помняться мстами съ Наполеономъ. Но Моро, ненавидя войны междоусобной, удовольствовался публичнымъ себя защищеніемъ. Когда Бонапартъ (такъ говорилъ онъ) возложилъ на себя консульское достоинство, то многіе просили его (т. е. Моро) принять начальство надъ ними и положить преграду самовластію. Онъ однакожъ, надясь счастливыхъ послдствій, самъ содйствовалъ Бонапарту въ достиженію высокой степени могущества. Посл бывъ призванъ начальствовать надъ Рейнскою арміею, онъ принялъ сіе повелніе отъ Консула съ тою же покорностію, съ какою получилъ бы оное отъ самой республики. Его военные подвиги, бывшіе тогда многочисленне, быстре и ршительне нежели прежде, озарили блескомъ то самое правительство, которое нын его обвиняетъ. При возвращеніи въ отечество посл столь многихъ тріумфовъ, изъ коихъ главнымъ было возстановленіе мира въ Европ, солдаты его слышали благодарныя взыванія, коими его встрчали. Не тогда ли былъ удобнйшій случай для любимаго Полководца, начальствующаго надъ стотысячною упоенною побдами арміею, и находящагося посреди народа, которой еще неувренъ былъ въ прочности государственнаго устройства, не тогда ли былъ случай къ заговору? Но онъ оставилъ войско, и возвратился под тихой кровъ гражданской жизни. И въ сей-то тишин славно наслаждался онъ тою честію, которой никакая власть человческая отнять у него не можетъ — воспоминаніемъ своихъ подвиговъ, свидтельствомъ своея совсти, почтеніемъ чуждыхъ государств и своего отечества и даже предчувствіемъ уваженія отъ потомства. Онъ могъ бы приобрсть милліоны, но поелику достатокъ его былъ соразмренъ его желаніямъ, то совсть его была свободна отъ упрековъ. Онъ проживалъ свою пенсію, и никому незавидуя, былъ доволенъ своимъ жребіемъ. Семейство его и нкоторые друзья, тмъ боле для него любезные, что непереставали любить его и при маломъ достатк, собою замняли ему богатства, и наполняли душу его удовольствіемъ. Въ сей душ неоставалось мста для новыхъ желаній, а не только для честолюбія. Какъ же могли гнздиться въ ней преступные замыслы? Образъ мыслей его столько извстенъ, отдаленіе отъ честолюбивыхъ путей столь несомнительно, что самые непріятели его со времени Гогенлинденской побды даже до заключенія его въ тюрьму не могли найти въ немъ другаго преступленія, кром откровенности. Правда что он чистосердечно говаривалъ часто въ пользу правительства, а иногда напротивъ. Но могъ ли онъ думать, чтобы сія вольность вмнена ему была въ преступленіе среди такого народа, которой Неоднократно издавалъ узаконенія о свобод мыслить, говорить и печатать, и которой дйствительно пользовался ею при Короляхъ своихъ? Онъ неотрицаетъ, по врожденному своему чистосердечію… что всегда имлъ сіе качество, и въ военномъ стан, гд оно приобртаетъ новыя силы, и во время революціи, когда оно вмняемо было въ обязанность гражданину. Но возможное ли дло, чтобы заговорщикъ сталъ явно порицать то, чего неодобряетъ? и совмстно ли чистосердечіе съ крамольными намреніями? Еслибъ онъ умышлялъ составить заговор, то сталъ бы скрывать свои мысли, и домогался бы посредствомъ служащихъ чиновниковъ овладть средствами къ управленію народомъ. Генералъ Монкъ не удалялся отъ арміи, Брутъ и Кассій, вознамрившись умертвить Цезаря, невыпускали его изъ виду.— —
Что значатъ вс надутыя но тощія слова Бонапартовъ передъ сею рчью, простою какъ Истина, смлою какъ невинность, показывающею Генерала Моро въ подлинномъ его вид? И сему человку угрожала опасность погибели! Вс умы при этой мысли встревожились. Тайное негодованіе народа превратилось въ явной ропотъ. Ночью, передъ днемъ приговора, вс улицы были наполнены, не смотря на угрозы консульской Гвардіи. Томясь мучительнымъ ожиданіемъ, каждой готовъ былъ въ случа крайности приняться за Консула, Бонапартъ, не взирая на оказанную имъ не устрашимостъ при Лоди, былъ всегда робокъ, ибо только чистая совсть укрпляетъ душу бодростію. Онъ трепеталъ, и чтобы найти себ помилованіе принялъ видъ милостиваго начальника. Поелику при всхъ допросахъ ничего боле не открыто, кром того въ чемъ самъ Моро признался, а именно, ‘что Пишегрю приходилъ къ нему съ просьбою объ исходатайствованій у перваго Консула милости быть исключеннымъ изъ списка емигрантовъ, что Mоpо отклонилъ сію просьбу, и объявилъ что нехочетъ имть съ Пишегрю впредь никакого сношенія, и что даже о семъ посщеніи умолчитъ онъ единственно уважая прежнія заслуги упомянутаго Генерала,’ то судьи, имя впрочемъ наставленія весьма строгія, но боясь угрозъ отъ народа, приговорили Моро только къ двухлтнему заключенію, которое Бонапартъ перемнилъ на изгнаніе. Опредлено, чтобы Моро халъ въ Америку, только неиначе какъ черезъ Кадиксъ, гд свирпствовала моровая зараза. Моро, будучи принужденъ жить въ семъ город три мсяца, остался однакожъ здоровымъ. Наконецъ пріисканъ корабль. Моро отправился въ путь въ опаснйшее бурное время. Но смерть повсюду его щадила, и онъ въ отечеств Вашингтона принятъ былъ какъ братъ сего героя.
Справедливо замчено нкоторыми, что Моро, бывшій столь близокъ къ опасности потерять жизнь отъ пуль, отъ убійственной скиры, отъ моровой заразы и отъ волнъ моря спасенъ Промысломъ для важнйшаго предназначенія. И Бонапартъ есть также орудіе Провиднія, какъ убивающій перунъ, какъ опустошительная буря, какъ ужасное наводненіе. Онъ предназначенъ къ возбужденію отъ сна государей и народовъ. Но по видимому настала минута, въ которую правосудный Промыслъ соизволяетъ сокрушить грозное свое орудіе.