БОЛГАРКИ.
Поэма Фриша.
(Перев. съ чешскаго.)
Болгарки, Фрич Йосеф Вацлав, Год: 1881
Время на прочтение: 8 минут(ы)
I.
Не левъ Ареланъ-бегъ, а чудовищный змй…
Кто можетъ съ нимъ въ зврств равняться?
Кровавую дань онъ беретъ съ матерей…
Коль грешь дитя ты на груди своей,
Не медли съ нимъ въ горы спасаться!…
У бега Арелана два брата. Они,
Коней своихъ гордыхъ жаля,
Въ дождливую пору, въ ненастные дни,
Болгаръ запрягаютъ въ повозки свои
И бьютъ ихъ по спинамъ и ше.
Не разъ и не два приходилось отцамъ
Постыдную волю владыки
Невиннымъ своимъ объявлять дочерямъ…
А волей не хочетъ, есть плети рабамъ…
О, горе! О, ужасъ великій!…
У бега Арелана и мать — сатана,
Ужасне ярой тигрицы…
Ей башня понравилась въ пол одна:
Безвыходно вдьмой живетъ въ ней она,
Но правитъ оттуда царицей…
И денно, и нощно, какъ коршунъ степной,
Она надъ страною витаетъ…
Все чуетъ, все вдаетъ глазъ ея злой,
И быстро прощается тотъ съ головой,
Кто сына ея проклинаетъ.
Въ часы ли молитвы — и то изъ окна
Глядитъ эта вдьма все время…
И беговъ торопитъ, и гонитъ она:
‘Смотрите, — часовыя болгарокъ полна!
Губите нечистое племя!’
‘Довольно, — такъ говоръ въ народ идетъ, —
Мы жалкими были рабами!
Пусть беговъ безбожныхъ нечистый возьметъ!
Довольно терзать имъ болгарскій народъ
И властвовать гордо надъ нами!’
II.
О, Вардаръ широкій! О, Вардаръ родной!
Уныло текутъ твои волны,
Плакучія ивы, склонясь надъ тобой,
Чуть шепчутся, грустію полны…
Мучительно-долгій ужь годъ миновалъ,
Любимецъ болгарокъ прекрасныхъ,
Какъ стана двичьяго ты не ласкалъ,
Сжимая въ объятіяхъ страстныхъ!…
Напрасно, играя въ зеркальныхъ струяхъ,
Привтливо солнце свтило-,
Напрасно, лишь ляжетъ туманъ на поляхъ,
Такъ волны журчали уныло,
Напрасно ропталъ ты, желаньемъ томимъ, —
Давно ужь съ потокамъ студенымъ твоимъ
Красавицъ толпа не сходила…
О, Вардаръ, болгарскихъ двицъ господарь!
Не ты ли съ младенчества вдалъ
Труды ихъ, заботы и горести встарь
И чары любви имъ повдалъ?…
Ты былъ имъ купелью, ты зеркаломъ былъ,
Ихъ мраморный станъ отражая…
У многихъ ты брачный внокъ уносилъ,
За то ихъ дитя дорогое крестилъ,
Надежду болгарскаго края…
Не ждалъ ты, родными, что лто пройдетъ,
Минуетъ счастливое время,
И солнце надъ кровью и пепломъ взойдетъ,
И сдавитъ оставленный Богомъ народъ
Враговъ ненавистное племя!…
Лишь трое болгарокъ вечерней порой,
Чуть звзды блеснутъ надъ землею,
Безъ звона бубенчиковъ, тихой стопой,
По-прежнему сходятъ на беретъ крутой
За чистой твоею водою…
Но горе, коль съ волей бороться дерзнутъ
Он любострастныхъ османовъ, —
Не дремлютъ и жертву несчастную ждутъ
Свирпыя страсти тирановъ…
Прелестныя двы!… Але зари
Румянецъ ланитъ ихъ пылаетъ,
Какъ солнца весенняго радостный лучъ,
Когда онъ, игривый, блеститъ изъ-за тучъ,
Ихъ взоръ подъ чадрою сверкаетъ…
Лишь только померкнетъ закатъ золотой
И въ тихой долин стемнетъ,
Какъ тни проходятъ он за водой,
Какъ призракъ въ туман блютъ…
Но это — не тни, а двы земли,
Три дочери бдной вдовицы,
Что молитъ Пречистую, лежа въ пыли,
За нихъ отъ зари до денницы…
Надолго ли благость небесъ сохранитъ?
Избгнутъ ли смерти жестокой?…
Быть-можетъ, ужь скоро тла ихъ умчитъ
Въ волнахъ своихъ Вардаръ широкій…
Отмститъ ли онъ гибель своихъ дочерей?…
Быть-можетъ, для тризны печальной
Проглотитъ онъ нару турецкихъ коней, —
Подъ вечеръ, при свт небесныхъ огней,
Затянетъ напвъ погребальный
И только… Ужь онъ охладлъ и одряхлъ
И жаждою мести не дышетъ,
И съ тихимъ журчаньемъ въ крутыхъ берегахъ
Чуть сонныя волны колышетъ…
Но ты, молодая и чистая грудь, —
Ты, помня свободу былую, —
Въ свой страшный, но небомъ начертанный путь,
Храни свою вру святую!…
Высокая жертва не даромъ пройдетъ, —
Самъ адъ отъ нея содрогнется
И, скованный рабствомъ позорнымъ, народъ
Отъ сна роковаго проснется…
Мать беговъ приходитъ къ своимъ сыновьямъ,
Ихъ въ гнв она укоряетъ,
Что ихъ снисхожденье къ презрннымъ рабамъ
Ей старую жизнь отравляетъ:
‘Позоръ на главу вы мою навлекли!…
‘Стыдитесь! Что сдлалось съ вами?
‘Да вы ли владыки Болгарской земли,
‘Коль сладить безсильны съ рабами?…
‘Три слабыя двы не слушаютъ васъ:
‘Не вдая рабскаго страха,
‘По берегу ходятъ въ молитвенный часъ,
‘Какъ мы призываемъ Аллаха…
‘Мн стыдно тогда за своихъ сыновей!
‘Васъ такъ-то гяуры боятся?…
‘Знать мало имъ казней, имъ мало плетей…
‘Оставьте же нгу! Проснитесь скорй!
‘Пусть крови потоки струятся!’…
Но тщетно торопитъ она сыновей,
Напрасно на бойню ихъ гонитъ, —
Устали главы ихъ отъ зврскихъ затй,
Ихъ лность сонливая клонитъ…
И къ старшему сыну старуха идетъ,
Костлявой рукою ласкаетъ
Косматую бороду, руку беретъ,
Съ улыбкою льстивой вщаетъ:
‘Ареланъ мой, сынъ львицы! вдь сотни людей
‘Твоей покоряются вол…
‘Всхъ беговъ болгарскихъ ты, сынъ мой, сильнй —
‘И крови не жаждешь ты бол?’
Ареланъ отвчаетъ:— ‘Я выпилъ вино
Попа, что повшенъ былъ мною…
Мн въ герл, какъ будто, застряло оно
И грудь мою давитъ тоскою’.
И къ среднему сыну старуха идетъ,
Костлявой рукою ласкаетъ
Чело его нотное, руку беретъ,
Съ улыбкою льстивой вщаетъ:
‘Кто ловчій, тотъ любитъ травить и людей.
‘Ты видишь, вотъ лань предъ тобою, —
‘Ты видишь, какъ полною грудью своей
‘Склонилась она надъ водою…’
Ей сынъ отвчаетъ:— ‘Довольно съ меня!
Ужь мн надола охота,
Любовію вдоволь насытился я…
Оставь, — меня клонитъ дремота!…’
И къ младшему сыну бросается мать,
Лицо молодое ласкаетъ,
Старается шею рукою обнять
И голосомъ нжнымъ вщаетъ:
‘У младшей, Адемъ мой, дв русыхъ косы…
‘Она еще страсти не знала…
‘Лицо ея бло… Подобной красы
‘Болгарія вся не видала…’
И съ алчностью ждетъ она сына отвтъ
И съ устъ его глазъ не спускаетъ,
Но, къ ужасу матери, младшій атлетъ
Въ смущеніи ей отвчаетъ:
—‘Послушай, старуха! ты вришь тому,
Что сглазить возможно? Поближе
Сюда къ изголовью садись моему,
Склони свою голову ниже, —
Теб, дорогая, повдаю я,
Чмъ сломлена юная сила моя!…
IV.
‘Близъ Вардара, скрытый подъ тнью густой
Кустовъ, что растутъ надъ ркою,
Прилегъ отдыхать я въ полуденный зной…
Вблизи, на лужайк, мой вонь вороной
Кормился роскошной травою…
То вдаль онъ умчится, то вновь прибжитъ,
Мн голову съ радостнымъ ржаньемъ
Обнюхаетъ, фыркнетъ и снова летитъ
Въ волнахъ освжиться купаньемъ…
Не чувствуя полдня удушливый жаръ,
Я грезилъ подъ тнью веселой…
Внезапно, — то было ли дйствіе чаръ,
Иль запахъ акацій тяжелый, —
Мучительный сонъ мои члены сковалъ…
Не знаю, что было со мною…
Но помню… очнувшись, впередъ я бжалъ,
Не чувствуя ногъ подъ собою…
Куда я стрмился?— Не вдаю самъ…
Влекомый волшебною силой,
Я мчался, какъ мчится олень по холмамъ,
Звукъ рога заслышавъ унылый.
Но вдругъ я на мст, какъ вкопанный, сталъ,
Вс члены мои задрожали…
Вблизи предо мною подъ снію скалъ
Три чудныя двы стояли…
Одна поднимала кувшинъ надъ главой,
Другая блье полоскала,
Какъ будто играя съ прозрачной волной,
И грустную пснь напвала…
А третья, — сбиралась купаться она, —
Со стана покровы спустила
И двственной прелести, нги полна,
Ужь въ воду ногою ступила…
О, мать! ей не мнилось вдали отъ людей,
Что око мужчины любуется ей,
И все-жь ея щеки горли…
Спшитъ она тайныя прелести скрыть,
Срываетъ съ волосъ своихъ алую нить,
И русыя косы слетли
Могучей волною съ роскошныхъ плечей
И пышною, шелковой стью своей
Красавицы тло одли…
Вдругъ топотъ знакомый въ тиши роковой
Вблизи меня громко раздался:
То въ облак пыли мой конь вороной
Вдоль берега бшено мчался.
Три двушки вскрикнули въ страх, но ихъ
Узналъ вороной издалека,
Тряхнулъ головою, заржалъ и близъ нихъ
Онъ былъ во мгновеніе ока.
Покорно предъ младшей склонясь головой,
Онъ радостно землю взрываетъ,
А два-красавица нжной рукой,
Обнявъ, его треплетъ по ше крутой
И съ сестрами вмст ласкаетъ.
—‘Здорово!… Довольно врагамъ ты служилъ,
‘Товарищъ убитаго брата!
‘Въ тяжелой невол ты тхъ не забылъ,
‘Кому ты былъ другомъ когда-то…
‘О, еслибъ могли мы тебя пріютить