Вс. С. СОЛОВЬЕВЪ.
СВЯТОЧНЫЕ РАЗСКАЗЫ.
КАВКАЗСКІЕ ЛЕГЕНДЫ.
ДЕСЯТЬ ЛТЪ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ Н. . МЕРТЦА.
1904.
Бессо-безумный.
Бессо-безумный.
——
——
——
——
——
——
Бессо-безумный, Соловьев Всеволод Сергеевич, Год: 1883
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Весеннее солнце, высоко поднявшись въ темной синев южнаго неба, обливало своими отвсными лучами горные склоны Кавказа. Глубоко проникали въ землю эти лучи и вызывали изъ нея вс дремлющія силы. И земля отдавала теплу и свту каждую свою былинку. Великія чудеса творились всюду, куда только могъ проложить себ дорогу могучій, живительный лучъ.
Тамъ, гд еще недавно все было тихо и пусто, гд недвижно царствовалъ покой смерти,— теперь кипла жизнь, сверкали прекрасныя краски разросшейся зелени и распустившихся цвтовъ, летали и ползали неисчислимыя тысячи различныхъ созданій. Всхъ этихъ созданій не было еще на свт, быть можетъ, наканун, многія изъ нихъ должны были, вроятно, погибнуть черезъ день, но тмъ не мене, безъ понятія о вчерашнемъ и завтрашнемъ дн, вс они трепетно наслаждались жизнью, наслаждались солнцемъ и чувствовали, что жизнь и солнце — одно и то-же.
Только люди не понимали этого — имъ было черезчуръ жарко, и они прятались по своимъ саклямъ. Лнивые осетины, развалясь въ тни подъ навсомъ, безцльно состругивали палочки, что испоконъ вковъ составляетъ ихъ любимое занятіе. Даже женщины, на долю которыхъ въ осетинскихъ семьяхъ обыкновенно падаетъ вся тяжелая работа какъ дома, такъ и въ пол, убжденныя, что за ними некому присматривать, такъ какъ мужчины въ такой жаръ низачто не пошевелятся, собирались съ дтьми на женскихъ половинахъ саклей и, разлегшись поудобнй, толковали между собою о своихъ длахъ и о длахъ сосдей. Дти, набгавшись и разморившись отъ жары, сладко дремали…
Всмъ, однако, не дана была возможность предаваться лни подъ навсами. Высоко надъ ауломъ, въ горахъ, по извивающейся между утесовъ тропинк, шелъ, гоня передъ собою стадо козъ, пастухъ Бессо, черноглазый, загорлый мальчикъ, сильный и ловкій, истое дитя этихъ величавыхъ, наступающихъ другъ на друга горъ.
Онъ былъ младшій въ семь, и старшіе приказали ему, еще рано утромъ, идти въ горы и пасти козъ. Ослушаться такого приказа, несмотря на все желаніе полниться, ему и въ голову не приходило, да и какъ не послушаться?— изобьютъ только, а въ горы все-же выгонятъ.
И вотъ онъ умылся, одлся, захватилъ съ собою въ мшечекъ нсколько свже-испеченныхъ лепешекъ да кусокъ сыру и побрелъ по знакомой дорог, поднимаясь все выше и выше, споря въ легкости со своими козами, перепрыгивая черезъ пропасти, взбираясь иногда по отвсной почти высот. Дурное настроеніе духа, въ которомъ Бессо вышелъ изъ дому, скоро совсмъ прошло. Онъ любилъ свои горы, ему весело было прыгать и карабкаться, весело было распвать звонкую псню, иной разъ на вс лады повторявшуюся горнымъ эхомъ.
Онъ не чувствовалъ усталости, не чувствовалъ и зноя, тмъ боле, что на той высот, на какую онъ теперь забрался со своимъ стадомъ, было гораздо прохладне, чмъ внизу, у подножія горъ. Прозрачный воздухъ возбуждалъ бодрость, иногда съ далекихъ вершинъ, никогда не скидающихъ своего ледянаго наряда, тянуло свжестью.
Бессо напалъ на живописную тропинку, начавшую скоро расширяться. По обимъ ея сторонамъ разстилались прекрасныя пастбища. Козы весело прыгали и щипали сочную траву.
Между тмъ уже приближался вечеръ. Солнце заходило за горы, и со всхъ сторонъ ложились длинныя тни. Бессо почувствовалъ голодъ и ршился отдохнуть. Онъ замтилъ звонкій ручей, весело пробиравшійся между камнями.
Мальчикъ расположился у этого ручья, напился холодной и прозрачной воды, освжилъ ею себ лицо и руки. Потомъ онъ развязалъ свой мшечекъ, вынулъ изъ него вкусную лепешку (она ему, по крайней мр, казалась очень вкусной), кусокъ сыру,— и принялся завтракать съ большимъ аппетитомъ, то и дло запивая ду водою.
Когда онъ позавтракалъ и отдохнулъ — ему сдлалось еще веселе и привольне. Съ особеннымъ удовольствіемъ смотрлъ онъ на ноги, потому что на ногахъ у него были надты новые, только-что подаренные ему отцомъ, калабаны — мягкая обувь, выкроенная имъ изъ одного куска сыромятной кожи. Долго онъ любовался своими красивыми калабанами, но потомъ отъ нихъ перевелъ глаза дальше и выше и сталъ разглядывать широкую картину обступившихъ его горъ.
Хорошо было вокругъ него. Ему казалось, что онъ теперь близко къ небу… Вдь, вотъ-вотъ, за этой зеленой вершиной, тутъ, сейчасъ, выступаетъ сверкающая, какъ драгоцнные алмазы, ледяная шапка Эльборуса! А, вдь, извстно, что она упирается въ самое небо…
‘Значитъ, и небо близко!— думалъ Бессо.— Вотъ-бы туда забраться!.. Что тамъ такое?’.
Что тамъ — онъ не зналъ этого, но думалось ему, что тамъ очень хорошо, гораздо лучше, чмъ въ аул… Кто тамъ живетъ въ серебряныхъ и золотыхъ сакляхъ, въ которыхъ всю ночь горятъ яркіе огоньки? Тамъ врно вчный праздникъ?..
Вотъ-вотъ уже зажигается огонекъ въ первой сакл!— въ ней всегда раньше всхъ зажигается онъ, только-что зайдетъ солнце…
И онъ глядлъ, не отрываясь, въ темнющую синеву неба, слдилъ, какъ одинъ за другимъ зажигались небесные огоньки.
— Да… туда-бы, туда!— повторялъ онъ.— Тамъ теперь пируютъ, тамъ поютъ псни!
Онъ чутко прислушивался, и ему уже начинало казаться, что онъ слышитъ далекое, чудное пніе…
А между тмъ быстро, быстро надвигалась ночь. Совсмъ потемнла вершина Эльборуса. Невозмутимая тишина стояла въ горахъ. Только временами набгалъ легкій втерокъ и проносился дальше, только тихо журчалъ ручей. Козы мирно спали.
Крпко заснулъ и Бессо со своими мыслями о небесныхъ сакляхъ, и во сн ему грезилось что-то такое хорошее, такое волшебное, чего и разсказать нельзя человческими словами.
Проснулся Бессо при первыхъ лучахъ выглянувшаго изъ-за горъ солнца и увидлъ, что козы ушли далеко. Онъ пустился догонять ихъ по извилистой тропинк, которая все суживалась теперь между нависшими скалами. Долго шелъ онъ и все никакъ не могъ догнать своего стада.
Онъ начиналъ замчать, что попалъ въ совсмъ незнакомую ему мстность. Хорошо онъ зналъ свои горы, но тутъ не бывалъ ни разу въ жизни. Со всхъ сторонъ глубокія ущелья, огромныя скалы, которыя вотъ-вотъ, кажется, того и гляди, обрушатся и раздавятъ его. А блый, сверкающій Эльборусъ все ближе и ближе…
Даже жутко стало Бессо. Куда это онъ забрался?
Какъ теперь догнать козъ и найти дорогу домой?!
Онъ остановился, оглядываясь и прислушиваясь. Но кругомъ все было тихо. Потомъ вдругъ послышался ему какой-то шорохъ, потомъ шепотъ, и стало ему чудиться, что это утесы и скалы перешептываются между собою…
Однако, что-же это? Онъ уже явственно разслышалъ пронзительный крикъ и потомъ стонъ, тяжелый стонъ человческій… Еще разъ и еще!..
Этотъ стонъ выходилъ изъ сосдней скалы. Бессо былъ добрый мальчикъ. Онъ подумалъ, что это наврно какой-нибудь человкъ оступился, скатился съ вершины и теперь стонетъ. При этой мысли онъ поспшилъ на жалобный голосъ. Да къ тому-же будто какая-то невдомая сила тянула его и указывала дорогу.
Вотъ въ скал глубокая разслина. Въ ней темно, какъ ночью. Изъ нея идутъ эти надрывающіе душу стоны.
Бессо, не задумываясь долго, безстрашно проникъ въ разслину, проползъ нсколько шаговъ во мрак и затмъ очутился среди обширной, высокой пещеры, освщенной сверху.
Бессо остановился, какъ вкопанный, и не могъ придти въ себя отъ изумленія: посреди пещеры, прямо подъ отверстіемъ, изъ котораго проникалъ въ нее свтъ, на огромномъ камн, прикованный крпкими, толстыми цпями, лежалъ прекрасный юноша. Отчаяніе выражалось въ его ясныхъ глазахъ, золотыя кудри разметались по могучимъ плечамъ. Онъ длалъ нечеловческія усилія, чтобы порвать свои цпи, но цпи только глухо звенли и не подавались.
Бессо стоялъ и молча, какъ очарованный, глядлъ на этого юношу, тло котораго было кое-гд прикрыто обрывками пурпурной, расшитой золотомъ одежды,— слушалъ его стоны и рыданія, отъ которыхъ гулъ шелъ по пещер.
Но что это? Наверху, около отверстія, освщавшаго пещеру, раздался страшный шумъ, будто отъ тяжелыхъ крыльевъ. Мигъ — и въ. отверстіи показался огромный коршунъ. Онъ тяжело влетлъ въ пещеру, ринулся юнош прямо на грудь и сталъ разрывать своимъ крпкимъ клювомъ его блое, нжное тло Брызнула алая кровь. Невыносимые вопли муки огласили пещеру.
Бессо не могъ выдержать. Себя не помня, кинулся онъ на коршуна и стадъ отрывать его отъ израненной груди юноши. Коршунъ повернулъ голову, изумленно взглянулъ на Бессо своимъ злымъ, хитрымъ глазомъ — и вдругъ, взмахнувъ крыльями, поднялся вверхъ и вылетлъ изъ пещеры.
Бессо очнулся. Юноша глядлъ на него съ благодарностью, и даже новый свтъ, свтъ надежды заискрился въ чудныхъ глазахъ его. Онъ пересталъ стонать, пересталъ метаться и тихо проговорилъ:
— Добрый мальчикъ, благодарю тебя, твой приходъ хоть на мигъ одинъ избавилъ меня отъ мукъ и принесъ мн надежду. Если ты желаешь мн добра,— ты можешь избавить меня отъ этихъ безконечныхъ терзаній… А теб за это я дамъ все, что ты здсь кругомъ себя видишь…
И только теперь замтилъ Бессо, что весь полъ пещеры былъ усыпанъ серебромъ и золотомъ и разными драгоцнными вещами.
— Чмъ я могу помочь теб?— прогостилъ Бессо, сердце котораго разрывалось отъ жалости.— Приказывай! Я исполню все, что въ моихъ силахъ… Но, что я могу? Я бдный мальчикъ-пастухъ… у меня ничего нтъ, и я ничего не знаю… я только умю пасти моихъ козъ и пть псни!..
Въ эту минуту онъ нечаянно взглянулъ себ на ноги, задумался немного, но тотчасъ-же съ большой ршимостью прибавилъ:
— Вотъ есть у меня новые нарядные калабаны… они мн очень нравятся, но если теб угодно, возьми ихъ себ… я охотно ихъ подарю теб, чтобы только доставить теб удовольствіе.
— Нтъ, милый мальчикъ,— отвтилъ узникъ, и свтлая, какъ солнце улыбка озарила прекрасныя черты его страдальческаго лица:— нтъ, милый мальчикъ, не нужно мн твоихъ калабановъ… Прошу у тебя одного — подай мн конецъ вотъ этой цпи, которая виситъ передо мною. Я скованъ такъ крпко, что никакъ не могу достать ее,— а только-что достану, кончатся вс мои муки…
Бессо кинулся къ цпи, напрягъ вс свои силы, приподнялъ ее и хотлъ подать юнош, но она была коротка.
Бшеный крикъ вырвался изъ груди узника:
— О, злобныя силы!— стоналъ онъ.— Долго-ли-же вы будете карать меня за мой проступокъ? Вка, безконечные вка мученій — и нтъ искупленія!..
Наконецъ онъ затихъ и снова обратился къ Бессо:
— Слушай меня, добрый мальчикъ, и помни хорошенько все, что я скажу теб. Знай — если я достану конецъ этой цпи, если я ухвачусь за нее, такъ въ ту-же минуту легко разорву свои оковы и выйду на свободу. Тогда я уничтожу злобнаго коршуна, грызущаго и терзающаго грудь мою… Но только вся цпь должна быть одинакова, должна быть сдлана изъ стараго желза. Собери-же ты столько стараго желза, сколько нужно на полъ-аршина цпи, скуй такую точно цпь и принеси ее сюда… Тогда все это золото, се это серебро, вс эти драгоцнности я отдамъ теб. Но знай одно: никто, ни одинъ глазъ человческій не долженъ видть не только меня, но и этой пещеры!..
Выслушалъ Бессо и хорошенько запомнилъ все, что говорилъ ему юноша, и общалъ вернуться съ цпью. Выйдя изъ пещеры, онъ очень скоро нашелъ свое стадо и, проплутавъ нсколько часовъ, напалъ наконецъ на знакомую дорогу. Онъ вернулся въ аулъ, никому ни единымъ словомъ не заикнулся о томъ, что случилось съ нимъ въ горахъ, и сталъ помышлять только о томъ, какъ-бы скоре исполнить общаніе, данное несчастному юнош, и избавить его отъ тяжкой неволи.
Но сдлать это оказалось не легко. Бессо собиралъ везд, гд только могъ, старое желзо, гвозди, подковы… А между тмъ проходили мсяцы и все-же стараго желза было далеко не столько, сколько нужно на полъ-аршина толстой цпи. Наконецъ, копаясь по обычаю вокругъ аула, Бессо отыскалъ въ земл цлую большую полосу стараго желза, да такую тяжелую, что изъ нея одной можно было выковать нужную ему цпь.
Обрадовался Бессо, пошелъ въ кузницу, сковалъ цпь — ковать онъ уже давно умлъ, а тутъ дло такъ спорилось у него въ рукахъ, что онъ только дивился.
Теперь оставалось взвалить цпь на плчи и снести ее въ знакомую пещеру.
Бессо дождался ночи, тихомолкомъ выбрался изъ аула и пошелъ въ горы. Онъ былъ увренъ, что никто не знаетъ его тайны и не можетъ помшать ему.
Только онъ ошибался. Многіе въ аул замтили странности пастуха, замтили, что онъ собираетъ желзо. Думали, думали, что-бы это могло значить, и ршили, наконецъ, такъ, что врно Бессо открылъ въ горахъ золото.
Нсколько человкъ согласились слдить за нимъ, не спускать съ него глазъ и, когда онъ пойдетъ въ горы за золотомъ, идти ему во слдъ и заставить его указать найденный имъ кладъ.
Шелъ Бессо намченной дорогой, а за нимъ пробирались хитрые осетины. Долго пришлось имъ бродить съ горы на гору, между утесами и скалами. Они утомились и начали сердиться.
Наконецъ, подъ утро Бессо увидлъ, что онъ близокъ къ цли. Передъ нимъ была хорошо памятная ему мстность. Вотъ Эльборусъ, вотъ ущелье, вотъ скалы, которыя опять, какъ и въ тотъ разъ, тихо перешептываются между собою…
Еще нсколько сотенъ шаговъ — и Бессо будетъ у входа въ пещеру…
Въ это время, вконецъ измученные и разсвирпвшіе осетины окружили пастуха и съ угрозами требовали, чтобы онъ сейчасъ-же показалъ имъ кладъ.
Бессо, никакъ не ожидавшій ничего подобнаго, перепугался до полусмерти, а главное, онъ хорошо помнилъ слова скованнаго юноши о томъ, что никто не долженъ знать тайну пещеры. Онъ сталъ уврять напавшихъ на него осетинъ, что никакого клада нтъ, и просилъ ихъ оставить его въ поко. Но они и слышать ничего не хотли.
— Показывай, гд кладъ!— кричали они, выхватывая кинжалы и обступая бднаго мальчика.— Не то мы убьемъ тебя какъ собаку!..
У Бессо голова пошла кругомъ.
— Оставьте меня! Пропустите… не слдите за мною — и тогда вамъ дамъ золота… много золота… сколько вы никогда и не видывали!..— лепеталъ онъ, почти не сознавая того, что говоритъ.
— А! Ну, такъ оно и есть! Признался… проговорился… гд золото?.. Веди, веди насъ сейчасъ!..
И говоря это, и продолжая грозить ему кинжалами, они подхватили его и съ побоями заставляли идти и указывать дорогу.
Горько заплакалъ Бессо, сердце его сжалось, онъ чуялъ бду неминучую и машинально подвигался впередъ, къ таинственной скал. Вотъ ужъ онъ передъ нею, вотъ входъ въ пещеру. Еще минута — и онъ увидитъ скованнаго юношу…
Вдругъ раздался страшный трескъ, скала заколебалась и рухнула въ бездонную пропасть. Тысячеголосное эхо поднялось въ горахъ и долго повторяло адскій грохотъ.
Бессо дико вскрикнулъ и безъ чувствъ упалъ на землю…
Съ тхъ поръ бродитъ онъ въ горахъ, бгая отъ людей,— страшный, оборванный, боле похожій на дикаго звря, чмъ на человка. И питается онъ, какъ зврь — чмъ ни попало… Онъ ничего не помнитъ, не сознаетъ… Смотритъ на красоту окружающей его родной природы — не замчая ее, смотритъ на звзды, зажигающіяся въ глубин ночного неба — и ужъ не кажутся он ему огоньками небесныхъ саклей…
Только какъ взглянетъ онъ на свои истерзанныя, израненныя о камни ноги,— сейчасъ-же и начнетъ дико хохотать и хлопать въ ладоши отъ радости — все чудится ему, что на ногахъ у него новые нарядные калабаны…
Когда случилось все это — осетины не знаютъ, но уврены, что и до сихъ поръ блуждаетъ вокругъ Эльборуса Бессо-безумный, хотя что-то очень давно никто не встрчалъ его.
Не знаютъ они тоже и того, что тысячи лтъ тому назадъ другой, счастливый народъ, оставившій міру въ наслдство дивные памятники своего искусства и мудрости, разсказывалъ туже самую сказку о прикованномъ къ скал кавказскомъ юнош, грудь котораго прилеталъ клевать злой коршунъ…
Проходятъ сотни и тысячи лтъ. Смерть слдуетъ за жизнью, жизнь за смертью. Цлые народы смняютъ другъ друга… Но до сихъ поръ живы и памятны старыя сказки, ибо скрытъ въ нихъ великій смыслъ и безсмертная правда… И до сихъ поръ, какъ во времена древней Эллады, прикованный тяжелой цпью къ скал томится Прометей, тщетно стараясь разбить свои оковы, отогнать коршуна, растравляющаго грудь его, и похитить съ неба животворящій огонь. И до сихъ поръ, какъ во времена древней Эллады, только въ неб горитъ этотъ священный огонь — единый источникъ вчной жизни и вчнаго свта…
1883 г.