Бальное платье, Вернадская Мария Николаевна, Год: 1857

Время на прочтение: 5 минут(ы)

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ПОКОЙНОЙ МАРІИ НИКОЛАЕВНЫ ВЕРНАДСКОЙ,
урожд. Шигаевой.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
1862.

БАЛЬНОЕ ПЛАТЬЕ.

Въ зимній, морозный вечеръ, въ уютной, красиво меблированной уборной, передъ большимъ зеркаломъ, въ полномъ бальномъ наряд, стояла хорошенькая двушка. На розовыхъ губкахъ играла самодовольная улыбка, из-подъ длинныхъ темныхъ рсницъ, какъ звздочки, блестли веселенькіе глазки. Очевидно, она любовалась своимъ нарядомъ, а можетъ быть, что и собой. Дйствительно, она была хороша, и нарядъ былъ ей къ лицу. Розовое шелковое платье ловко обрисовывало стройную талью, цвты дышали свжестью, и вмст съ роскошными локонами, какъ будто съ любовно льнули къ ея хорошенькому личику и разсыпались на блой, полной груди.
Но уже пора хать на балъ, двушка отошла отъ зеркала, закуталась въ теплую шубу, весело сбжала съ лстницы, прыгнула въ карету, и ухала.
Неблагодарная! въ ея хорошенькую головку ни на минуту не пришла мысль, сколько тысячъ, по — нтъ, но тысячъ, а сколько милліоновъ рукъ Трудились для нея, и сколько нужно было разнороднаго, а иногда очень тяжкаго труда для того, чтобъ она могла надть свое хорошенькое платье. По, пускай ее веселится молодость не любитъ много думать — пускай ее танцуетъ, а мы, сидя дома, потолкуемъ объ ея плать.
Въ самомъ дл, сколько людей надъ нимъ трудилось! Такъ много, что и исчислить трудно.—
Любители вы облачныя картины? Это дтская забава — конечно, такъ, но я люблю смотрть, какъ одна картина постепенно и почти незамтно для глаза переходитъ въ другую. Не бываютъ ли большею частью и въ нашемъ воображеніи такія же облачныя картины? Воображенье не можетъ слишкомъ долго остановиться на одномъ и томъ же предмет: одна мысль постепенно смняется другою.
Заглянемъ въ зеркало, въ которое только-что такъ весело смотрлась хорошенькая двушка, и вотъ — въ немъ или, лучше сказать, въ нашемъ воображеніи является картина шумнаго, оживленнаго бала. Слышатся звуки музыки, мелькаютъ пары, а вотъ — и знакомая намъ двушка вальсируетъ съ ловкимъ, статнымъ кавалеромъ.— Но яркое освщеніе залы начинаетъ темнть, зала съуживается, и передъ нами — является роскошный итальянскій ландшафтъ. Сколько народа! какой шумъ! съ какой быстротой обираютъ съ тутовыхъ деревьевъ листья для шелковичныхъ червей! какая неутомимая работа! но — это еще только начало: самимъ червячкамъ нужно перейти еще черезъ много, много рукъ, прежде чмъ ихъ коконы явятся намъ въ вид тонкихъ, серебристыхъ шелковыхъ нитокъ.
Передъ нами развивается цлая жизнь милліоновъ организмовъ, окруженная заботою и стараніями множества разумныхъ существъ, для того, чтобы воспользоваться этою жизнію до ея полнаго развитія: и вотъ — зародышъ бабочки уничтожается, но получается коконъ.
Новый трудъ беретъ здсь произведеніе. Смотрите въ зеркало: вотъ въ воображеніи пашемъ является красивый богатый городъ южной Франціи. Сколько рукъ занято въ Ліон размоткою коконовъ, сколько другихъ — занимаются ихъ торговлею и провозомъ! Наконецъ — получается нжная, топкая пить, и — за тмъ новый процессъ начинается надъ произведеніемъ червячка, надъ будущей роскошной матеріей: мы на шелковой фабрик.
Свистятъ, гремятъ паровыя машины, а день, и ночь работаютъ люди, и — кого тутъ нтъ! и мужчины, и женщины, и дти, вс работаютъ, на сколько лишь позволяютъ силы. И наконецъ, изъ этого соединенія труда, машинъ и рукъ человческихъ, выходятъ — легкія и изящныя ткани.
Пойдемъ дале. Знаніе и искусство соединяются съ матеріальными усиліями: граверъ, рисовщикъ, красильщикъ участвуютъ въ сложномъ производств, и милліоны работниковъ добываютъ для ихъ трудовъ и результатовъ сырые матеріалы: и далекій плантаторъ, и наблюдательный путешественникъ — вс приносятъ посильныя лепты, чтобъ украсить утлый домикъ червячка.
Потокъ увлекъ даже кабинетнаго ученаго: Ліонъ, и шумная фабрика исчезаютъ понемногу, и передъ нами — лабораторія ученаго химика. Тутъ нтъ шума, напротивъ — тишина и молчаніе. Для червяка и двушки глубокій умъ устремленъ на изысканія: много нужно знаній для того, чтобъ постигнуть тайну — придать вещи какой хочешь цвтъ и оттнокъ, и чтобъ эта вещь такъ усвоила себ краску, чтобъ никогда не теряла первоначальнаго вида, и чтобъ оттнки были такъ правильны, что искуственный раскрашенный цвтокъ почти нельзя отличить отъ настоящаго.
Готова матерія, но — что это?— вдругъ стало холодно? Бурно волнуется Ледовитый океанъ, сердито вздымаетъ грозныя волны, свищетъ холодный, пронзительный втеръ, а между тмъ безстрашно скользитъ по свинцовымъ валамъ китоловное судно. Такъ и кажется, что оно погибнетъ, или истрощитъ его въ дребезги льдина, или поглотятъ его страшныя волны! Но судно крпко, матросы ловки и храбры: не страшатся они ни разъяренныхъ стихій, ни опасностей ловли, съ длинными копьями въ рукахъ нападаютъ на морское чудовище, и наконецъ — знаніе, ловкость и отвага побждаютъ безсмысленную силу. Погибло громадное чудовище, и — усамъ его суждено быть вшитымъ въ платье и придавать стройность и грацію женскимъ тальямъ — въ бальномъ плать.
Изъ холода мы переходимъ въ страшный жаръ. Безпощадно печетъ солнце южной Америки, во бдный негръ долженъ работать: нтъ къ нему состраданія, нтъ почти ему отдыха. Не смотря ни на удушающій жаръ, не смотря на усталость, безостановочно онъ собираетъ хлопчатую бумагу, за то природа добре человка: настанетъ вечеръ, жаръ замняется пріятной прохладой, и придетъ наконецъ часъ отдыха и для бднаго работника-негра, который и не знаетъ, что онъ трудился — для нашей двушки.
Не врите? Смотрите: вотъ хлопка его пошла въ процессъ длинной работы. Опять передъ пани начинаютъ мелькать фабрики съ своимъ вчнымъ шумомъ и вчнымъ трудомъ. Грубыя хлопья хлопчатой бумаги переходятъ въ нитки, и потомъ въ разныя ткани и,— между прочимъ въ коленкоръ, который служитъ подкладкой для платьевъ, даже и бальныхъ. Но пока онъ достигнетъ этого назначенія, сколько рукъ должны надъ нимъ трудиться!
Тяжела работа рудокоповъ: неохотно отдаетъ земля свои тайныя сокровища, не легко вырвать ихъ изъ ндръ ея. Много трудятся люди, имъ часто бываетъ тяжко, по воля человка сильна и, какъ всегда, природа наконецъ уступаетъ соединеннымъ усиліямъ знанія и твердой воли человка. Добыта мдь, но должно ее расправить, очиститъ отъ всякой примси, придать извстную форму.
Мало труда рудокопа. Трудится химикъ, трудится кузнецъ, трудятся машинистъ, фабричные работники, и наконецъ — грубый кусокъ мди превращается въ маленькіе, хорошенькіе крючки — для бальнаго-же платья. Сколько работы для скромной вещицы!
Наконецъ и эта картина темнетъ, и — вотъ мы опять въ Петербург, въ модномъ магазин. Кипитъ работа въ рукахъ хорошенькихъ модистокъ, быстро мелькаютъ у нихъ ленты, кружева, блонды, и подъ ихъ искусной иглой принимаютъ различныя изящныя формы. Вс он заняты одной и той же работой, но у каждой есть какое-нибудь особенное занятіе: работа раздлена между ними, смотря по способностямъ, вкусу и умнью. Одна — кроитъ, другая — шьетъ лифъ, третья — рукава, четвертая — занята отдлкой уже почти готоваго платья, мене искусныя сшиваютъ юбки, есть даже и такія, которыя совсмъ не шьютъ, а только приготовляютъ утюги для глаженья, или подаютъ ножницы, иголки и нитки. Наконецъ платье готово, оно нарядно, изящно: надвайте его и позжайте на балъ.
Кажется, нтъ ничего легче, какъ сшить бальное платье, однако это было бы совершенію не возможно безъ помощи великаго правила — раздленія труда. Если бы кто-нибудь вздумалъ самъ разводить тутовыя деревья, самъ разбирать коконы, самъ прясть и ткать, однимъ словомъ — длать самъ все то, о чемъ мы говорили, то конечно онъ не имлъ бы никакого успха, а мы далеко еще не договорили всего: еще есть много трудовъ, о которыхъ мы совсмъ не упомянули,— да все разомъ и по придетъ въ голову, и было бы уже слишкомъ длинно. Раздленіе труда, безъ помощи котораго не было бы возможно не только совершенство, но даже и посредственное исполненіе, еще иметъ ту прекрасную сторону, что хотя невольно, но тсно связываетъ между собою людей всхъ сословій, всхъ странъ и всхъ народовъ, заставляя ихъ постоянно трудиться другъ для друга и заботиться о своихъ взаимныхъ нуждахъ. Земледлецъ работаетъ для фабриканта, купецъ и покупщикъ, производитель и потребитель — вс въ равной мр зависятъ одинъ отъ другаго и полезны другъ другу.
Одинъ человкъ слабъ и не можетъ многаго сдлать — большое количество народа можетъ предпринять гигантскія работы, по для того, чтобъ привести ихъ къ успшному окончанію, должно, чтобы трудъ былъ умно раздленъ между ними, смотря по способности и вкусу каждаго. Можно быть отважнымъ охотникомъ и очень плохимъ ткачемъ, а превосходный ткачъ можетъ не имть никакого понятія объ искусств шить сапоги. Но каждый изъ нихъ, добровольно занимаясь своимъ ремесломъ или искусствомъ, приноситъ пользу человчеству. Безполезенъ и смшонъ только тотъ, который бы вздумалъ одинъ знать и умть длать все.
Человчество, если можно такъ сказать, громадная машина, въ которой самая малйшая пружина иметъ свою цль и назначеніе: когда вс составныя части, какъ бы они малы ни были, отчетливо и врно исполняютъ свое назначеніе, тогда только можетъ выдти гармоническое цлое. Сколько бы мы было труда и усилій, по пока этотъ трудъ не будетъ разумно раздлилъ между людьми, никогда не можетъ быть успха, и будетъ постоянная растрата и силъ, и времени.
Только съ помощью раздленія труда можно достигнуть желаемой цли, какъ въ самыхъ важныхъ, такъ и въ самыхъ пустыхъ вещахъ, какъ напримръ — въ бальномъ плать.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека