Л. Ф. Пантелеев
I. Автобиография
Л. Ф. Пантелеев
I. Автобиография
II. Краткая автобиография
II. Краткая автобиография
III. <,Автобиография>,
III. <,Автобиография>,
————————————————————
Автобиография, Пантелеев Лонгин Фёдорович, Год: 1913
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Пантелеев, Лонгин Федорович, православного исповедания. Родился 6 октября 1840 г. в Сольвычегодске, где мой отец был начальником инвалидной команды, от него я остался на шестом месяце.
Дед мой был солдат из крестьян Московской губернии, отец из кантонистов дослужился до офицерского чина. Мать вологжанка, старинной купеческой фамилии Поповых-Введенских, родоначальником которой был ‘поп от Веденья’, как говорят в Вологде.
Первоначальной грамоте обучался в вологодском женском монастыре, в 1850 г. поступил в вологодскую гимназию, сначала приходящим, а через год был принят пансионером на дворянский счет. Гимназию кончил в 1858 г. и тогда же поступил в С.-Петербургский университет по юридическому факультету. Когда состоялось разделение этого факультета на два отделения, чисто юридическое и административное, то я выбрал последнее. Должен был кончить курс в 1862 г., но в 1861 г. за участие в осенней истории [Известные студенческие волнения, приведшие к закрытию университета.] был исключен из университета, так что выпускные экзамены сдавал (в особой комиссии) в 1863 г. Степени кандидата, однако, не получил, так как не представил диссертации, почему и считаюсь действительным студентом.
Из обязательных лекций исправно посещал только лекции <,К. Д.>, Кавелина, <,В. Д.>, Спасовича, Б. <,И.>, Утина, у других профессоров едва показывался, зато был усердным слушателем <,Н. И.>, Костомарова и <,М. М.>, Стасюлевича. Все время студенчества жил заработками от журналов.
У меня еще в гимназии сказалась любовь к чтению, особенно книг исторического содержания. Интерес к истории обнаружился ранее, чем перешел в 3-й класс, где начиналось преподавание русской истории. Потом познакомился с учителем истории Константином Ивановичем Лебединским, который иногда давал мне кое-какие книги (например, <,М. С>, Куторги, <,П. Н.>, Кудрявцева), но вообще книг было крайне мало и доставать их <,было>, необыкновенно трудно.
С четвертого класса началось знакомство с изящной литературой, но кроме Пушкина, Лермонтова, Гоголя почти не шло далее хрестоматии <,А. Д.>, Галахова. Из переводов каким-то чудом удалось мне прочитать ‘Дон-Кихота’ (в переводе <,К. П.>, Масальского), но без окончания, да нескольких романов Вальтера Скотта, то и другое с увлечением. В 6 и 7 классах, благодаря одному товарищу, отец которого выписывал журналы, я получил возможность довольно регулярно прочитывать ‘Русский вестник’, ‘Библиотеку для чтения’, ‘Современник’. Я особенно увлекался ‘Русским вестником’ и в нем обличительной литературой с ‘Губернскими очерками’ во главе, вместе с тем у меня стал обнаруживаться и большой интерес к политико-экономическим статьям. С переездом в Петербург сказалось преобладающее влияние ‘Современника’, но не сразу. После недолгого увлечения Майковым, Фетом и др., я всецело стал на сторону Некрасова, а из иностранных поэтов — Гейне (в переводах, так как немецким языком не владею). Из капитальных книг ни одна не оказала на меня такого глубокого влияния, как ‘История цивилизации <,в Англии>,’ Бокля.
Но вот настал 1861 г. с его осенней студенческой историей, пребыванием в Петропавловской крепости, началом политической агитации, затем разразился 1863 г. и в конце концов 11 декабря 1864 г. я был арестован, а в 1866 г. очутился в Сибири, где и оставался до конца 1874 г., когда получил разрешение вернуться в Россию [Во второй автобиографии Л. Ф. Пантелеев сообщал: ‘Арестованный в декабре 1864 г., судился в Вильно военно-полевым судом и за участие в тайном обществе ‘Земля и воля’, а также за посредничество между русскими и польскими революционерами был приговорен на 6 лет каторжных работ в Сибири’.], право жительства в Петербурге — лишь через два года [Согласно второй автобиографии, Л. Ф. Пантелеев поселился в Петербурге в начале 1877 г.].
Еще в 1861 г. в ‘Светоче’ (кн. VIII) была напечатана моя статья ‘Новый наставник русского народа’ (по поводу брошюры Погодина) [Имеется в виду брошюра М. П. Погодина ‘Красное яичко для крестьян’ (1861). Подробнее об этом см.: Первые литературные шаги. [Сост. Ф. Ф. Фидлер. М., 1911], с. 146-147, см. также: Пантелеев Л. Ф. Воспоминания. [М, Л.], 1958, с. 492- 493, 786.], в Сибири было не до писательства (служил на частных золотых приисках), впрочем, в ‘Голосе’ и ‘Петербургских ведомостях’ было несколько моих корреспонденции.
По возвращении в Россию жил одно время на Кавказе, а там в 1875-6 гг. в ‘Тифлисском вестнике’ иногда появлялись мои фельетоны (псевдоним — ‘Актолик’) и публицистические статьи. Поселившись в Петербурге, принялся за книгоиздательское дело, в то же время в ‘Отечественных записках’ летом 1879 г. были помещены два моих рассказа (из сибирской жизни) — ‘Макар’ и ‘Тунгусская примадонна’. Но затем почти пятилетний, на этот раз добровольный, отъезд на Амур и в Якутскую область опять оторвал меня от связей с литературой. Окончательно устроившись в Петербурге в 1885 г., я стал принимать несколько деятельное участие в основанном Ядринцевым [Н. М. Ядрйнцев (1842-1894) — видный сибирский публицист и общественный деятель.] ‘Восточном обозрении’, где кроме публицистических статей поместил вторую половину ‘Макара’. Корреспондировал в ‘Русские ведомости’ (главным образом из-за границы), иногда печатался в ‘Сыне отечества’, редакции С. Н. Кривенко. Но вообще я тогда отнюдь не считал себя профессиональным литератором (даже часто не подписывался) и на свою литературную деятельность смотрел только как на дающую мне некоторый ценз, чтобы быть членом разных литературных обществ. Но в 1901 г. Сипягину угодно было выслать меня на три года из Петербурга и большей части России [Подробнее об этом см. в статье С. А. Рейсера ‘Л. Ф. Пантелеев’ (в кн.: Пантелеев Л. Ф. Указ. соч., с. 13-14). Д. С. Сипягин (1853-1902) — министр внутренних дел (с 1899 г.).]. Вынужденный досуг заставил меня взяться за перо. Кроме довольно частых корреспонденции и политических фельетонов в ‘Русских ведомостях’ я поместил там большую часть моих воспоминаний из раннего возраста и студенчества [Сводку библиографических данных см. в кн.: Пантелеев Л. Ф. Указ. соч., с. 700-702.].
Когда вернулся в 1904 г. в Петербург, меня захватила волна начинавшегося движения и я стал довольно часто выступать с публицистическими статьями и заметками в ‘Новостях’, ‘Руси’, ‘Сыне отечества’, ‘Наших днях’, ‘Нашей жизни’, ‘Товарище’, ‘Стране’, ‘Слове’, ‘Речи’ и позднее в ‘Спб. ведомостях’ и ‘Вопросах жизни’. В ‘Речи’ печатаюсь и до сего дня.
В ‘Русском богатстве’ были помещены мои статьи: ‘Назареи в Венгрии’, ‘Из (воспоминаний о гимназии 50-х годов’ (еще за время Н. К. Михайловского) (т. е. 1892-1904 гг. — М. Э.) и в последние годы — ‘Из истории первых лет Университета св. Владимира’, ‘Закрытие Виленского университета’, в ‘Былом’ и ‘Минувших годах’ тоже есть несколько моих статей и заметок. Из провинциальной печати, кроме ‘Тифлисского вестника’, кое-что помещал в ‘Северном крае’ (редакции Д. И. Шаховского). Отдельно выпущены мною три книжки: ‘Из ранних воспоминаний’ и ‘Из воспоминаний прошлого’ (в двух частях).
В Кракове был издан перевод моих писем к профессору М. Здзеховскому (по польскому вопросу) [Польский вопрос. Открытое письмо к проф. М. Здзеховскому. Krakow, 1905 (На рус. и пол. яз). Мариан Здзеховский (Zdziechowski) (1861-1938) -историк славянской культуры и литературы, литературный критик, публицист.], в Варшаве в ‘Pravda’ печатались те главы из моих воспоминаний, которые имеют интерес для поляков, в Петербурге ‘Dziennik Petersburni’ поместил перевод ‘Из прошлого польской ссылки в Сибири’ (на русском языке появились в No 5 <,за>, 1910 г. ‘Сибирских вопросов’). Больше ничего о переводах не знаю.
Рецензий на мои книжки было немало, в общем благоприятные.
С начала моей издательской деятельности (1877 г.) и по сей день мною выпущено свыше 260 изданий, считая в том числе и повторные, на сумму (номинальную) близкую к 1 миллиону руб. [См.: Безгин И. Г. 1) Издания Л. Ф. Пантелеева. 1877-1895 гг. [Каталог]. Спб., 1895, 2) Издания Л. Ф. Пантелеева. 1895-1907 гг. Спб., 1907.].
Россию исколесил от Ченстохова до Владивостока и от Вологды до Самарканда и Одессы. В Европе не заглядывал только в Норвегию и Сан-Марино, зато побывал в Северной Африке, Египте и Японии.
Источник текста: Л.Ф.Пантелеев. [Автобиография] //Книга. Исследования и материалы. — Сб. XXXIX. — М., 1979.
Родился 6 октября 1840 г., значит, всего жития моего исполнилось семьдесят пять лет. От родителя, начальника сольвычегодской инвалидной команды, остался с чем-то шести месяцев, мать переселилась в Вологду, где и получала пенсию — 28 рублей 59 копеек в год. В Вологде, придя в соответственный возраст, обучался грамоте ‘по гражданской печати’ в женском монастыре, но после годичного курса заметных успехов не проявил. За мое обучение беличке Екатерине было заплачено 2 рубля серебром, или целых 7 рублей на ассигнации, как тогда еще большею частью считали, — деньги не малые.
Затем я поступил под наблюдение бездетных стариков-помещиков Ник. Ив. и Ек. Пет. Одинцовых, у них вместо дочери была моя сестра (по матери), уже взрослая барышня. Сестра, отчасти и Одинцов, повели меня по дальнейшей стезе премудрости, посвятили в начала грамматики и первых четырех правил арифметики. И тут я тоже не обнаружил больших способностей, все же по экзамену был принят в 1850 г. в вологодскую гимназию, а в следующем году поступил на бесплатную вакансию в гимназический пансион.
В гимназии шел вообще недурно, причем наибольший интерес обнаруживал к истории. Окончив гимназию, в том же году поступил на юридический факультет Петербургского университета. Из обязательных лекций исправно посещал только Кавелина да Спасовича, на остальных, начиная со второго курса, лишь изредка показывался. Зато не пропускал почти ни одной лекции Костомарова, хотя он и был для меня уже сторонним лектором. Все время студенчества жил уроками. Осенью 1861 г., будучи на четвертом курсе, получил на два с половиной месяца казенную квартиру не только с отоплением, освещением, прислугой, но даже с полным содержанием (сначала с чем-то по 2 копейки в день, а потом по 25 копеек) — в Петропавловской крепости. Но зато навсегда был освобожден от посещения университетских курсов. Последнее, однако, не помешало мне в 1863 г. сдать экзамен на кандидата, но степень эта не была признана за мной по причине непредставления диссертации. Тут помешало несколько неожиданное приглашение меня М. Н. Муравьевым в Вильно, тоже на готовую квартиру, со всем прочим. Пробывши там с 12 декабря 1864 г. по 31 декабря 1865 г., был уволен с отличием — шестилетней каторгой. Но человек предполагает, а бог располагает, до каторги я, однако, не дошел, так как в Тобольске, в силу общего указа, был переведен на поселение.
В Сибири оставался до конца 1874 г., все время состоя на службе у енисейских золотопромышленников, сначала у Н. В. Латкина, а потом у Вик. Ив. Базилевского, к которому и до сего дня сохраняю самую сердечную признательность.
Получив увольнение от Сибири, перебрался в Россию, а в конце 1876 г. мог даже устроиться в Петербурге. Но привычка к таежной жизни скоро сказалась, и через какие-нибудь два года я принял предложение отправиться в Амурскую область на управление приисками Ниманской золотопромышленной компании, расположенными в районе вечной мерзлоты. На этом деле я провел четыре года, затем, в 1884 г., сделал еще ревизионную поездку в Олекминско-Витимскую тайгу. При этом главною целью было обследование Надеждинского прииска, того самого, который несколько лет тому назад так печально прославился массовым расстрелом рабочих. Недавно читал в газетах, что ротмистр Трощенко убит на войне, упокой, господи, душу его.
Поездкой на Надеждинский прииск и закончились мои отношения к золотопромышленным делам, если не считать случайного опекунства после смерти одного золотопромышленника.
Как ни тяжела была во всех отношениях золотопромышленная служба, все же должен добром помянуть ее, — она дала мне ту скромную ренту, благодаря которой я стал материально независимым человеком.
В 1901 г. бывший тогда министр внутренних дел Сипягин проявил большую заботливость насчет моего здоровья, ввиду его настояний я на три года перебрался за границу. Там, под благословенным небом Италии, пользуясь совершенным отдыхом и поощряемый моим покойным другом, В. М. Соболевским, я стал несколько чаще пописывать, но, хотя моя первая статейка появилась в печати еще летом 1861 г., все же о своей литературной деятельности умолчу, так как профессиональным литератором себя не считаю. Я просто обыватель, время от времени пописывающий.
С 1877 г., в течение тридцати лет, занимался издательством и выпустил научных и учебных книг приблизительно на один миллион рублей по номинальной стоимости. Затем с этим делом покончил в 1907 г., а года два тому назад даже передал в собственность Литературного фонда остатки моего издательского инвентаря.
2 февраля 1916 г., если до него приведет бог дожить, мне предстоит очередное выбытие из состава комитета Литературного фонда, то есть выхожу в чистую отставку, так как в последние годы, кроме участия в комитете Литературного фонда, ни в каких других общественных делах уже не состоял.
О моем детстве и условиях, в которых рос, я рассказал в ‘Ранних воспоминаниях’. Повторять не стоит, скажу только, что первая целиком прочитанная и не раз перечитанная мною книга была география Ободовского. Заинтересовала она меня потому, что во всей гимназии не было последнего издания, а я таким владел (в первом классе), и ее часто брал у меня для справок учитель географии, во втором классе какими-то судьбами прочитал историю Карамзина и получил любовь к историческим книгам. Романов в гимназии читал очень мало, и то исторического содержания.
Я был студентом, перешедшим с третьего курса на четвертый, к этому времени относится первая написанная мною вещь и вместе с тем напечатанная — ‘Новый наставник русского народа’, в лист среднего размера, по поводу брошюры Погодина ‘Красное яичко для крестьян’.
Написав ее и никому предварительно не прочитавши, снес в ‘Светоч’, там сдал фактическому редактору А. П. Милюкову.
‘Придите через две недели за ответом’.
Пришел.
‘Будет напечатана в ближайшей книжке, по выходе которой можете получить гонорар’.
И, к великому моему удовольствию, статейка действительно появилась в августовской книжке ‘Светоча’ за 1861 г. Гонорар я получил без малейшей задержки в размере двадцати пяти рублей и бесплатно, помнится, двадцать оттисков.
Статья вышла без малейших сокращений или исправлений, в том самом виде, как была сдана. Без опечаток дело не обошлось: под статьей вместо Л. Пантелеев оказался А. Пантелеев (хотя в оглавлении было верно) да в тексте проскочили две опечатки, искажавшие смысл.
Я сначала предполагал сдать статью в ‘Век’, где за отъездом на лето Неволина, по его приглашению, за пятнадцать рублей в месяц, составлял по ‘Сенатским ведомостям’ отдел правительственных узаконений, но П. И. Вейнберг заранее отклонил, сказав, что против брошюры Погодина нельзя писать, так как она имеет официозное происхождение.
Печатных отзывов по поводу моей статьи, кажется, не было, но в некоторых литературных кружках она была замечена. Чернышевский, с которым я познакомился с лишком через полгода, раз сказал мне: ‘Ведь вы пописываете, Лонгин Федорович, что же ничего не приносите?’
На статье, несомненно, отразилось влияние ‘Современника’, но у меня не хватило храбрости направиться с ней в этот журнал.
По разным обстоятельствам лишь через пятнадцать лет после выхода моей первой статьи я мог вновь появиться в печати, в ‘Тифлисском вестнике’ за 1876 г., под псевдонимом ‘Актолик’ или без подписи.
Источник текста: Пантелеев Л. Ф. Воспоминания. — М.: ГИХЛ, 1958. — 848 с.