Событія у насъ дома (потому что увольненіе графа Игнатьева и замна его графомъ Толстымъ безъ сомннія — событія для внутренней жизни Россіи) нсколько отвлекли вниманіе Русскаго общества отъ шутовскаго, но вмст и ужаснаго зрлища Польско-Австрійскаго правосудія, совершающагося въ настоящую иивуту почти у самаго нашего рубежа. Дйствіе происходитъ въ пограничной съ Россіей области Австро-Венгерской монархіи, въ Галиціи или древнемъ Русскомъ Галич, когда-то входившемъ въ черту владній нашего Владиміра Святаго, затмъ самостоятельномъ княжеств и даже королевств съ знаменитыми Даніиломъ и Романомъ, — затмъ вошедшемъ въ составъ ‘крулевства Польскаго’ и, наконецъ, при первомъ раздл Польши въ 1772 г., доставшемся Австріи. Этотъ Галичъ мы, какъ теперь принято говорить, Галиція населена (кром сверо-восточной ея части, Польской) кореннымъ Русскимъ народомъ, ничмъ не отличающихся отъ Русскихъ Кіевской или Подольской губерніи, пріявшимъ св. крещеніе такъ сказать въ одной купели со всею Русью, не давшимъ совратить себя окончательно въ латинство даже и до сей поры, несмотря на вс ухищренія, гоненія, соблазны, на вс войны и казни, воздвигнутыя Польско-іезуитскимъ фанатизмомъ и злобою. Окончательно погибли для своей народности и для Славянства, т. е. окатоличились и ополячились — дворянскіе Русскіе роды (точно такъ же какъ и на нашей юго- и сверо-западной Украйн, — точно такъ же какъ олатинились, омадьярились они и въ Угорской или Венгерской Руси!). Простой же народъ какъ въ Галиція, такъ и въ Угорской Руси, сохранился вполн Русскимъ, сохранилъ и свой греко-восточный обрядъ, и Славянскій языкъ въ богослуженіи, — но только въ форм насильственно навязанной ему уніи, т. е. чего-то средняго между латинствомъ и православіемъ, съ признаніемъ главенства и власти Римскаго папы…
На самыхъ этихъ строкахъ насъ прервало слдующее соображеніе: мы вотъ считаемъ нужнымъ, по поводу уголовнаго процесса объ Русскихъ Галичанагъ, сообщить хоть эти поверхностныя свднія о Галиціи нашимъ читателямъ, такъ какъ огромное большинство Русскаго, не только просто грамотнаго, но и ‘образованнаго’ общества, къ стыду нашему, даже и этихъ скудныхъ свдній о своихъ ближайшихъ единоплеменникахъ не иметъ, — а между тмъ Австрійцамъ всюду въ Россіи мерещатся ‘панслависты’! Пусть встревоженныя сердца Австро-Мадьярскихъ и Австро-Польскихъ политиковъ и прокуроровъ ублажатъ себя чтеніемъ нашихъ мнимо-либеральныхъ газетъ и журналовъ, которые не перестаютъ издваться надъ идеей ‘Славянской взаимности’ и грубо отталкивать малйшее проявленіе племенной, естественной симпатіи къ нашему отечеству Русскаго въ Галиціи народа, рекомендуя ему обращаться съ своей симпатіей въ Полякамъ, или же мечтать объ ослабленіи и раздробленіи Россіи съ выдломъ изъ нея какого-то хохломанскаго царства! Да что наша ‘либеральная пресса’! Разв хоть поверхностное знаніе исторіи, географіи я этнографіи Славянства введено въ курсъ того общаго образованія, которое получаетъ Русское юношество въ среднихъ и высшихъ Русскихъ учебныхъ заведеніяхъ? Наши учебники, образцы, руководства, источники и мрила знаній заимствованы вс ягъ Германіи: какъ Нмецкій профессоръ всеобщей исторіи почти никогда ничего основательно не знаетъ объ историческихъ судьбахъ не только Славянскихъ племенъ, но даже всей Восточной Европы, не исключая Византійской имперіи (это все предоставляется вдать лишь немногимъ спеціалистамъ), такъ и наши. ‘ученые’ мужи западной исторической науки не переступаютъ, въ своихъ лекціяхъ о всеобщей или даже европейской исторіи тснаго кругозора своихъ учителей. Ошибка во французской или англійской хронологіи можетъ лишить у насъ аттестата зрлости или кандидатскаго диплома, и наоборотъ круглйшее невжество крупнйшихъ событій или чего бы то ни было существеннаго, относящагося до Славянскаго міра, не только въ счетъ не ставится, но какъ бы обязательно украшаетъ собою почти всякаго питомца нашихъ гимназій и университетовъ. Полагаемъ, что и тотъ спеціальный экзаменъ, которому подвергаются въ нашемъ министерств иностранныхъ длъ юноши, домогающіеся дипломатической карьеры, чуждъ наималйшаго прикосновенія въ міру Славянскому, впрочемъ, въ упомянутомъ министерств даже и до сей поры департаментъ вдающій вс дла Балканскихъ Славянъ называется Азіатскимъ (чмъ такъ обижаются теперь Болгары и Сербы)!.. И однакожъ, несмотря на все это, у Австро-Мадьярскихъ политиковъ душа не на мст! Иностранцамъ мудрено и понять, чтобъ мы такъ искренно-простовато, съ легкимъ сердцемъ, ничтоже сумняся, пренебрегали своими истинными національными интересами, отрицались Славянства, отвергали именно то, въ чемъ, по врному соображенію самихъ иностранцевъ, заключается для насъ источникъ великой политической силы въ Европ и чмъ они, на нашемъ мст, не преминули бы уже давно воспользоваться. Чтобъ мы, однимъ словомъ, такъ добродушно, изъ угожденія имъ, сами себя ослабляли и даже, по чувству отмнной деликатности, конфузясь собственной мощи и вообще слишкомъ крупной своей величины и вса, подбирались, ёжились, малились, старались походить на совсмъ субтильнаго политическаго субъекта! Подобно Гоголевскому городничему, который, по его словамъ, каждый разъ, ложась спать, взывалъ въ Господу лишь о томъ, какъ бы такъ все устроить, чтобъ ‘начальство было довольно’, — не воздыхали ли бывало и у насъ только о томъ: какъ бы вести нашу политику такъ, чтобы Европа осталась довольна?! Вс эти наши старанія однакожъ ни чему не помогли и не помогаютъ. Намъ все-таки не врятъ, насъ боятся, насъ ненавидятъ. Во сн и на яву Австро-Мадьярскимъ государственнымъ мужамъ грезятся ‘Московскіе рубли’ (можетъ быть даже кредитки), ‘Московскіе эмиссары’… И нельзя не признать, какъ мы ужъ на это указывали, что ихъ недовріе не лишено основанія: потому что нтъ-нтъ, да и прорвется историческій природный инстинктъ, и увлекаемая словно роковою случайностью, вопреки ‘совтамъ благоразумія’, наперекоръ своимъ дипломатамъ, политикамъ, верховодцамъ, бюрократамъ, генералитету и нижнимъ чинамъ такъ называемой ‘либеральной интеллигенціи’, и, конечно, безъ всякихъ предварительныхъ рублей и эмиссаровъ, Россія то тамъ, то здсь (въ предлахъ Балканскаго полуострова) поддержитъ, поставитъ на ноги, освободитъ Славянское племя, сверкнетъ и прогремитъ предъ всмъ міромъ Славянской державой — даже явственне чмъ предъ собственной своей правящей канцеляріей, даже какъ бы на зло сей послдней! Мы-то у себя дома знаемъ, что сверкнетъ — и померкнетъ, прогремитъ — и заглохнетъ, мало того, сама станетъ дивиться тому, что натворила, чуть ли не сожалть, чуть ли не отпираться отъ своего великаго подвига, даже сваливать вину его на Петра или Ивана (какъ, по поводу во&мы 1877 г., недавно печаталось въ ‘Русскомъ Курьер’ или въ одномъ изъ органовъ печати съ нимъ единомысленной). Мы-то вдаемъ, что не только общеславянское, но и Русское народное самосознаніе растетъ у насъ страшно туго, еле-еле пробираясь сквозь разные ‘культурные’ съ Запада наноси, слоями покрывающіе нашу общественную духовную почву. Но наши сосди, какъ мы уже сказали, хотя знаютъ наше внутреннее положеніе не хуже насъ, мало даютъ вры этимъ успокоительнымъ признакамъ, и одержимые постояннымъ страхомъ — какъ бы не повторилась недавняя ‘роковая случайность’ и не распространилась, пожалуй, на Славянскія поселенія въ западу отъ Россіи, — самый этотъ страхъ и положили въ основаніе своей вншней, — а Австрія — и внутренней политики. И вотъ, въ числ ихъ политическихъ, относительно Россіи, задачъ на первомъ мст стоитъ задача: какъ можно боле затруднять ростъ ея національнаго самосознанія, особенно въ Русскихъ высшихъ правящихъ сферахъ, обзывая его ‘панславянизомъ’, т. е. стремленіемъ въ объединенію всхъ Славянъ, — иначе сказать — покушеніемъ на цлость Австрійской монархіи! Достаточно въ Россіи Русскому быть вполн и сознательно Русскимъ и любить свою народность, для того чтобы стать подозрительнымъ въ глазахъ не только Австріи. но и Германіи, если же, сверхъ того, въ этомъ Русскомъ дйствуетъ и Славянское ‘самочувствіе’, по модному теперь выраженію нашихъ медиковъ, хотя бы и чуждое всякихъ политическихъ затй и помысловъ, то таковой содержится у нашихъ сосдей въ подозрніи сугубомъ! Вотъ почему такъ иностранцевъ и занимаетъ не только нашъ дипломатическій, но даже и административный домашній персоналъ, и ничего въ мір такъ они не боятся, какъ народнаго направленія въ Русской политик, даже внутренней… Жить подъ гнетомъ такого постояннаго страха, конечно, не сладостно. Хотя относительно Австріи Россія безгршна какъ младенецъ (не виновата же она, что однимъ своимъ на свт бытіемъ уже отравляетъ покой Австро-Мадьярскаго правительства!), — тмъ не мене мы готовы были бы даже пожалть о немъ, еслибъ той его неугомонной русофобіи, этому кошмару его преслдующему не было еще и другой причины: нечистая совсть по отношенію въ подвластнымъ ему Славянамъ, — глухое сознаніе своей, относительно ихъ, неправды! Это, конечно, усиливаетъ чувство страха, а страхъ — плохой совтникъ — заставляетъ бдное Австрійское правительство терять всякое равновсіе духа и дйствовать подчасъ не только наперекоръ всякимъ элементарнымъ требованіямъ правомрности и справедливости, но своимъ собственнымъ очевиднымъ интересамъ. Именно всему этому и служитъ краснорчивымъ свидтельствомъ то, что творится теперь въ Львов, столиц Галича, въ которому мы и возвратимся.
Галичъ! гд твои сыны?
спрашивалъ еще лтъ слишкомъ сорокъ назадъ (когда о Галич никто почти у насъ и не думалъ!) Хомяковъ, постивши Кіевъ и не видя Русскихъ Галичанъ въ толп богомольцевъ, собравшихся отвсюду, гд живетъ Русское племя:
Горе, горе! ихъ спалили
Польши дикіе костры,
Ихъ сманили, ихъ плнили
Польши шумные пиры!
Всего же Русскаго племени подвластнаго Австро-Венгріи находится въ ея предлахъ около 5 милліоновъ, изъ которыхъ собственно въ Венгріи слишкомъ 800,000 (о нихъ и ихъ печальной судьб подъ Мадьярскимъ, Азіатскимъ бичемъ разскажемъ когда-нибудь особо), въ Австрійскихъ же провинціяхъ — въ Буковин, населенной по преимуществу православными Румынами, около 500 тысячъ и собственно въ Галиціи, присоединенной въ Австріи лишь сто десять лтъ назадъ, до 3 1/2 милліоновъ.
Достаточно повидимому однихъ этихъ данныхъ для того, чтобы признать эту задачу Австрійскаго правительства не изъ легкихъ. Въ самомъ дл, имть подъ своею Нмецкою властью цлое Русское племя о бокъ съ Русскою же могущественнаго державою кажется чмъ-то противоестественнымъ. Однакоже, благодаря политической честности или, какъ выражаются нами сосди, лояльности Русскаго въ Галиціи населенія, его покорности, благоразумію и долготерпнію, а главнымъ образомъ благодаря Россіи, владніе Галиціей представляло до сихъ поръ для Австрійскаго правительства несравненно мене затрудненій, чмъ владніе какою-нибудь Итальянскою провинціей, или чмъ установленіе правильныхъ отношеній къ Венгріи. Никогда, ни разу ни Русская государственная власть, ни Русское общество не употребили во зло т повидимому выгодные условія, въ которыя поставлена въ Австрійской монархіи, своимъ сосдствомъ съ Русью Галицкою, Россія. Не только какой-либо агитаціи или пропаганды никогда ни русскимъ правительствомъ, ни кмъ-либо изъ подданныхъ Русской Имперіи въ предлахъ Галиціи (да и нигд въ предлахъ Австрійскихъ владній) не производилось, но относительно Галиціи образъ дйствій Россіи былъ даже запечатлнъ особою щепетильною осторожностью, въ виду ревнивой подозрительности Австрійскихъ властей. Нельзя же называть агитаціей скудную, почти нищенскую помощь, изрдка оказываемую какой-либо бдной разрушающейся православной церкви или вообще православію, или сношенія и взаимное содйствіе ученыхъ и литературныхъ обществъ въ сфер такъ-называемой славистики, т. е. Славянской археологіи, филологіи и этнографіи, Славянской словесности и искусствъ. Этого мало. Русское правительство ни разу, даже въ принцип, не поддалось соблазну извлечь для себя выгоду изъ политическаго осложненія длъ въ сосдней монархіи, — представлявшаго, казалось бы, не мало удобствъ для Русскаго властолюбія, еслибъ только Русское правительство было таковымъ дйствительно одержимо. Наши побдоносныя войска побывали въ 1849 году и въ Угорской Руси и въ Южной Галиціи, и укротивъ для Австріи Венгрію, съ которой Австрія не могла сладить, пресмирнехонько оставили эти Славянскія земли, не воспользовавшись случаемъ для политической пропаганды и даже не заручившись вещественно въ врности союзника, которому, какъ оказалось вскор затмъ, нельзя было на слово врить. Россія не искусилась ни предложеніями Наполеона I, ни даже не очень давними политическими соображеніями той самой державы, которая, можетъ-быть именно потому что не добилась согласія отъ Россіи на свои замыслы, ударилась такъ-сказать въ противоположную сторону и теперь поддерживаетъ Австрію въ ея враждебной Россіи политик. Мы лично знали человка, которому германскій канцлеръ во время оно очень убдительно доказывалъ необходимость для Россіи присоединить къ себ Галицію… Однимъ словомъ, дло обстоитъ такъ: Россія пребыла отъ начала и до сихъ поръ непреклонно честною относительно Австро-Венгерской монархіи, и за это должно-быть и платитъ Россіи послдняя той своей неблагодарностью, которой міръ и сама Россія уже перестали и дивиться, Русское населеніе въ Галиціи доставляетъ для Австрійской арміи самыхъ лучшихъ, надежныхъ солдатъ, вслдствіе чего Галиція и признается самымъ драгоцнныхъ камнемъ Австрійской короны: за это-то, вроятно, Австрійская власть и обращается съ Русскимъ населеніемъ хуже, грубе, презрительне, чмъ съ другими иноплеменными своими подданными, и своею административною политикою какъ-бы испытываетъ его долготерпніе и врность… Въ начал присоединенія Галиціи къ Австріи управлять первою было не трудно… Народъ былъ радъ промнять Польское верховное владычество на Нмецкое. Извстно, каковы были государственные порядки въ прежней Польш до ея расчлененія. Извстно также это замчательное свойство Польскаго правящаго класса, шляхетскаго, возбуждать въ себ ненависть простонародныхъ массъ, которыя въ глазахъ Польскаго шляхтича не боле какъ быдло — скотъ: воззрніе вошедшее въ шляхетскую плоть и кровь. Мы знаемъ, каковы были отношенія къ Польской шляхт крестьянъ Польскихъ, связанныхъ съ нею единоплеменностью и единовріемъ, только благодаря покойному Государю, благодаря Россіи, почувствовали они себя полноправными гражданами своей земли. Можно себ представить, каковы были эти отношенія Польской, не только католической, но ультрамонтанской, іезуистскими дрожжами проквашенной шляхты къ быдлу Русскому и православному! Да тутъ и представлять себ нечего, — объ этомъ свидтельствуетъ вся исторія нашей Украйны съ ея казацкими войнами и недавнее злополучное прошлое, даже не совсмъ исчезнувшее и теперь, нашей Сверо-западной окраины. Не лучше было положеніе и уніатской Галицкой Руси, гд Русская народность пребывала исключительно въ массахъ простонародья, въ крестьянахъ и въ духовенств, такъ-какъ землевладльцы и вообще весь верхній слой общества принадлежали въ народности Польской (по происхожденію или вслдствіе отступничества русскихъ дворянскихъ родовъ). Политик Австріи указывался, повидимому, путь очень опредленный: опереться на Русскія народныя массы противъ Польскихъ властолюбивыхъ притязаній, поднять ихъ экономическое благосостояніе и гражданское значеніе, и привязать ихъ къ себ прочными узами благодарности, конечно не въ Австрійскомъ, а въ Русскомъ смысл этого слова. Этого пути и держалась Австрія съ нкоторыми перерывами довольно долгое время, и тмъ съ большимъ успхомъ, что культура Нмецкая, хотя бы и сквозь Австрійское сито, все-таки выходила выше и благотворне Польской, и что, съ другой стороны, положеніе Русскихъ крестьянъ по ею сторону Австрійскаго рубежа, совсмъ закрпощенныхъ Польскимъ помщикамъ, было нисколько не завидно. Австрія не побрезгала даже, въ сороковыхъ годахъ, руками Галицкихъ крестьянъ поприрзать нкоторую толику Польскихъ землевладльцевъ… Благодаря такой политик и разнымъ случайнымъ обстоятельствамъ, вынуждавшимъ Австрійскихъ государственныхъ мужей холить подданническую врность Галицкаго Русскаго населенія, оно, хоть и перекрещенное въ Рутеновъ, или Руссиновъ (это все равно что сказать: вмсто ‘Болгаръ’ — Болгариновъ!), поднялось нсколько и матеріально, и нравственно. Образовался скромный, тоненькій Русскій интеллигентный слой (исходящій родомъ изъ среды духовенства — сыновья и внуки священниковъ), пробудилось племенное ‘самочувствіе’, нашедшее себ выраженіе я въ литератур. Ни малйшей политической опасности для Австріи оно не представляло, но уже самой природ Австрійскаго государства претило покровительствовать Русской народности въ Галиціи! Претило прежде всего потому, что всякому западному государственному строю претитъ начало демократическое — въ истинномъ значеніи этого слова: онъ опирается на начал аристократическомъ въ томъ или другомъ смысл, если не на господств знатныхъ родовъ, то на господств культурнаго или же капиталистическаго класса, чувствуя въ душ глубокое внутреннее презрніе въ народнымъ массамъ. Претило потому, что Русскіе Галичане все же были не католики, а только уніаты, тогда какъ какъ католицизмъ есть душа Австрійскаго государственнаго тла. Затмъ, за Галичанами все же оставался этотъ первородный, смертный въ глазахъ Австріи грхъ — единоплеменности и почти единоврія съ великимъ Русскимъ народомъ, создавшимъ Россійскую Имперію! Вотъ и стало озабочиваться правительство — какъ бы ловче искривить въ Русскихъ Галичанахъ пробуждавшееся народное сознаніе. Министерскими циркулярами запрещалось употребленіе буквы ъ, повелвалось, вмсто что, писать що, изыскивались разныя мры, чтобы уродовать Русскую литературную рчь и искусственно создать различіе между нею и литературнымъ языкомъ ‘Московскимъ’! И вдь нашлись и у насъ тупоумцы, словно Австрійскіе чиновники обрушивавшіеся на несчастную Русскую газету во Львов, ‘Слово’ — зачмъ-де она старается (во сколько возможно при бдительной Австрійской полиціи) приближаться къ общерусскому литературному складу рчи! (Вроятно только деликатность не позволила Австрійскому правительству выслать этимъ господамъ ордена!) Наконецъ, пользуясь естественною любовію южной втви Русскаго племени къ своимъ пснямъ, бытовымъ особенностямъ своей родины, Австрійскіе чиновники измыслили и взлеляли ‘украйнофильство’, даже не литературное, а политическое, вдая очень хорошо, что изъ него никогда ничего вреднаго для Австріи не выйдетъ, а выйдетъ лишь смущеніе мыслей и не малый вредъ для Русскаго же національнаго развитія, и вообще для внутренней крпости Славянскаго міра. На эту Австрійско-Польскую удочку съ прикормкой доктринерскихъ фантазій какъ разъ клюнула часть интеллигенціи и въ Галиціи, и у насъ, надленная большимъ аппетитомъ и малымъ разумніемъ. Мы сказали: ‘Австрійско-Польскую’ потому, что въ этихъ замыслахъ нашла себ Австрійская власть въ Полякахъ самыхъ врныхъ пособниковъ. Съ упорствомъ ихъ отличающимъ, они не переставали надяться, надются и до сихъ поръ — рано или поздно ополячить вконецъ Галицію, именно при помощи Австрійской власти и Россійскихъ ‘либераловъ’, особенно же ‘украйнофиловъ’.
Въ настоящее время въ Галиціи — господствуютъ и хозяйничаютъ именно Поляки. Посл недавняго сближенія своего съ Германіей, Австрія задалась идеаломъ Австрійскаго панславизма, въ которомъ главнымъ духовнымъ центромъ должно служить объединеніе церковное подъ снію Рима. Одновременно съ политической пропагандой, ведомой огнемъ, желзомъ и житейскими прельщеніями, ведется и пропаганда католическая. Приступая къ исполненію сего замысла, Австріи необходимо было, разумется, показать себя не Нмецкой, а Славянской державой, для чего и провозглашена была министерствомъ гр. Таафе ‘равноправность народностей’. Въ сущности же никакой равноправности не имется, — напротивъ, племена православныя угнетены теперь въ Австріи сильне чмъ когда-нибудь (вспомнимъ хоть положеніе, напримръ, Сербовъ въ Банат), — а къ равноправности призваны лишь т католическія Славянскія племена, которыя или культурне въ смысл Нмецкомъ (какъ Чехи), или же энергичне (какъ Поляки) и въ то же время, вмст съ политическимъ властолюбіемъ, вслдствіе своей религіозной съ Австріею связи, способне быть піонерный германизаціи и латинства между православными Славянами или по крайней мр отчужденія ихъ отъ Россіи. Вслдствіе этихъ соображеній Австрійское правительство и предало въ послднее время Галицію съ ея слишкомъ трехмилліоннымъ Русскимъ населеніемъ во власть Галицкихъ Поляковъ. Они и пируютъ!
Читателямъ Руси извстно, какой гвалтъ подняли польскіе власти и Польская печать изъ-за того, что одна уніатская сельская община, недовольная своимъ священникомъ и пользуясь правомъ свободы вроисповданія (дарованнымъ всмъ Австрійскимъ подданнымъ пресловутою конституціей), захотла было перейти въ православіе, т. е. возвратиться въ полнот вроисповданія своихъ отцовъ. Но по отношенію къ намъ, Славянамъ, никакой правовой порядокъ въ понятіяхъ и въ обыча Западной Европы не иметъ силы. У надменныхъ цивилизаціей и культурою Европейцевъ существуютъ двѣ, правды, одна для себя и для своихъ, другая для Русскихъ и инстинктивно тяготющихъ или родственныхъ намъ по духу Славянскихъ племенъ:
Для нихъ — законъ и равноправность,
Для насъ — насилье и обманъ.
И закрпила стародавность
Ихъ какъ наслдіе Славянъ!
Попытка одной общины перейти въ православіе возведена въ уголовное преступленіе. Православіе прямо провозглашено не только Польскими газетами, но и Польскими блюстителями правосудія и закона — опаснымъ какъ для интересовъ польщизны, какъ и для цлости Австрійской монархіи, всякій православный — подозрительнымъ, а окатоличеніе — государственною задачею. Но Поляки, съ благословенія неразумнаго Австрійскаго правительства, пошли дале. Начавшійся теперь во Львов уголовный процессъ объ 11 Русскихъ своею чудовищною нелпостью, въ которой способна только слпая, обезумвшая злоба, — представляетъ именно то зрлище, на которое мы желали обратить вниманіе нашихъ читателей. Просимъ извиненіе за длинное вступленіе, но надобно же разъ навсегда ознакомить Русскихъ читателей съ злополучнымъ житіемъ трехъ слишкомъ милліоновъ Русскихъ въ древнемъ сосднемъ съ нами Галич.
Эти 11 Русскихъ, во глав которыхъ поставленъ А. И. Добрянскій (чуть ли не единственный Русскій въ Австріи дворянинъ, оставшійся Русскимъ, т. е. не ополячившійся и не омадьярившійся) (inde ira), но всегда съ отличіемъ служившій своему, т. е. Австрійскому правительству, — эти Русскіе преданы суду по обвиненію въ государственной измн, со ссылкою на законы, опредляющіе за таковое преступленіе — смертную казнь! Между тмъ, какъ ни усиливалась Польская ненависть, одушевлявшая слдователя и прокурора, подобрать все, что могло бы послужить обвиненію, — во всемъ обвинительномъ акт ни относительно одного подсудимаго не находится буквально ничего, что можетъ быть названо corpus delicti, т. е. составомъ преступленія! Такого полнйшаго пренебрежнія въ основнымъ требованіямъ юридической правды, такого отсутствія юридическаго смысла, намъ еще не случалось видть на своемъ вку ни въ одномъ обвинительномъ акт. Мы вовсе не знакомы съ положеніемъ судебной части въ Австріи, но если этотъ процессъ долженъ служитъ намъ образчикомъ ея судопроизводства, такъ съ чего же Австріи хвалиться культурой! Это ужъ не культура, а варварство, — дикое, грубое, притомъ не въ своей наивной, хотя бы отвратительной простот, а въ культурной оправ — варварство лицемрное! Признаки измны, за которую 11 Русскимъ сулитъ прокуроръ (разумется щирый Полякъ) смертную казнь, заключаются, напримръ: въ ношеніи г. Добрянскимъ Русскихъ орденовъ, полученныхъ имъ, съ вдома своего правительства, за услуги, оказанныя Русскими войсками, когда они въ 1849 г. спасли бытіе Австрійской Имперіи… Но вдь и Австрійскій императоръ и графъ Кальноки, можетъ быть и Андраши, носятъ Русскіе ордена! Дале: въ томъ, что внуки Добрянскаго, дти Ольги Грабаръ, воспитываютя въ Россіи, кажется, въ коллегіи Галагана… Но и въ Внскомъ университет не мало учится Русскихъ изъ Россіи, можетъ-быть нкоторые воспитываются и въ Theresiannm: у насъ однако это не возводится въ преступленіе. Въ томъ, что одна изъ дочерей Добрянскаго замужемъ за Русскимъ профессоромъ, а сынъ Мірославъ перешелъ изъ Австрійскаго, врне сказать, Венгерскаго, подданства въ Русское и состоитъ на Русской служб: но разв эти дянія противны конституціи?! Въ-томъ, что нкоторые изъ 11 Русскихъ имли письменныя сношенія съ Русскими въ Россіи, даже съ лицомъ занимающимъ министерскій въ Россіи постъ, К. П. Побдоносцевымъ: но вдь важенъ не фактъ переписки (иначе пришлось бы признать преступленіемъ всякое письменное сношеніе, напримръ нашимъ Варшавскихъ Поляковъ съ Поляками Галицкими!), а ея содержаніе: содержаніе же переписки самое невинное и вовсе не политическое. Да можно бы даже, кажется, спросить напередъ г. посланника Австріи при Русскомъ двор: такое ли лицо г. Побдоносцевъ, которое было бы прилично заподозрить въ покушеніи на миръ и цлость Австрійской имперіи??… Въ томъ наконецъ, что Мірославъ Добрянскій просилъ нкоторыхъ Галичанъ сообщать ему свднія о Русскихъ нигилистахъ въ Галиціи, — свднія для Русскаго его начальства, обязаннаго предупреждать дйствія нашихъ такъ называемыхъ крамольниковъ, безъ сомннія очень важныя: можно, съ достоврностью сказать, а priori, что многіе изъ нихъ сидятъ, въ ожиданіи благопріятныхъ для себя обстоятельствъ, на самомъ нашемъ рубеж — и въ Румыніи, и въ Австрійскихъ владніяхъ… Обвиненіе въ измн уснащено такими юридическими терминами: вроятно, повидимому, кажется, надо думать и т. д., и на этихъ доводахъ основано требованіе смертной казни! Въ сущности, даже по смыслу обвинительнаго акта, подсудимые повинны смерти единственно за то, что будутъ Русскими и врными слугами Австрійскаго императора, они не хотятъ стать Поляками и питаютъ симпатіи къ своему родному языку, къ Русской литератур, къ Русскому племени! за то, что Русскіе въ Галиціи — руссофилы, хотя, конечно, лояльне въ своемъ Австрійскомъ подданств обвиняющихъ ихъ Поляковъ! Впрочемъ, мы отсылаемъ читателей въ извлеченію изъ обвинительнаго акта, напечатанному въ 22 No ‘Руси’, и въ переводу самаго акта, чрезвычайно интереснаго я котораго начало найдутъ они въ ныншнемъ No, — а теперь поставимъ только одинъ вопросъ: къ чему было Австрійскому правительству допускать все это Польское безстыжее ‘правовое’ колобродство и прошумть имъ на всю Россію? Для того ли, чтобъ свидтельствовать передъ нею, что значитъ въ Австріи ‘конституція’ и ‘равноправность’? Для того ли именно, чтобъ напомнить Россіи про существованіе трехъ съ половиною милліоновъ Русскихъ въ Галиціи, о чемъ большинство въ Россіи вдало лишь смутно, — чтобъ повдать Россіи про вопіющую, относительно ихъ, неправду Австрійской власти, — про невыносимыя страданія племени, которое по истин кость отъ костей и кровь отъ крови нашей??…