АНГЛІЙСКІЯ СЕМЕЙНЫЯ ХРОНИКИ
АНГЛІЙСКІЯ СЕМЕЙНЫЯ ХРОНИКИ
Sir Harry Hotspur of Humblethwaite, by Anthony Trollope. Lond. 1870.
I.
——
——
——
——
——
Н. А. Таль.
‘Встникъ Европы’, No 3, 1871
Английские семейные хроники, Утина Наталья Иеронимовна, Год: 1871
Время на прочтение: 31 минут(ы)
Нигд семейная жизнь такъ не развита, какъ въ Англіи, домашній очагъ нигд такъ не привлекаетъ, и нигд все происходящее вокругъ него такъ не интересуетъ, какъ въ этой стран. Мелкія радости и огорченія будничной жизни вызываютъ самую теплую симпатію. Нельзя даже представить себ богатыхъ и порядочныхъ (respectable, honorable) англичанъ безъ того, чтобы не видть ихъ ‘комфортабельно’ устроенными въ дом, съ большимъ общимъ салономъ, въ которомъ каждый членъ семьи иметъ свой собственный уголокъ.
Такая обстановка тсной замкнутой жизни должна была установить и извстныя отношенія между членами семьи. Глава семейства, отецъ, ставитъ себ долгомъ пещись о счастіи своихъ дтей и отдалять отъ нихъ все то, что ему кажется гибельнымъ для нихъ. Дти, въ свою очередь, ставятъ себ долгомъ угождать отцамъ и даже не помышляютъ о возможности когда-либо поступать сообразно со своими чувствами, безъ предварительнаго одобренія отцовъ. Это безпрекословное послушаніе вмняется особенно въ обязанность двушкамъ. Благовоспитанная (well bread) двушка даже никогда и не должна подумать нарушить этого долга относительно родителей — it must be quite out of question — какъ говорятъ англичане.
Привычка англійскихъ высшихъ и среднихъ классовъ общества къ такому семейному складу превратилась въ ихъ вторую натуру, и едва-ли женщины англійской націи нашли бы цль въ своемъ существованіи, если бы должны были отказаться именно отъ такого, любимаго ими и вками прославленнаго, домашняго очага.
Какъ всякое проявленіе въ жизни народа вызываетъ неизбжно отголосокъ въ литератур, такъ и домашній складъ англичанъ послужилъ темой для многихъ романовъ и повстей, которыя составляютъ особую литературу — ‘литературу семейныхъ хроникъ’ (family novels). Этотъ родъ — представляющій діаметральную противоположность романамъ съ ‘сенсаціею’ — пользуется въ Англіи большимъ уваженіемъ и успхомъ, хотя, нужно сознаться, что для читателей другихъ націй, не англичанъ, произведенія ‘литературы семейныхъ хроникъ’ часто кажутся растянутыми, блдными разсказами, безъ оживляющей ихъ мысли, запечатлнными довольно таки порядочной скукой. Но въ глазахъ англійскихъ семействъ и притомъ респектабельныхъ, они имютъ особенныя достоинства. Во-первыхъ, они врный снимокъ съ ихъ внутренней жизни, во-вторыхъ, они всегда избираютъ для своей темы разъ установленные принципы сложившагося домашняго строя за точку отправленія и никогда не относятся къ нимъ критически, въ третьихъ, мать, зажмуря глаза, можетъ дать такую хорошую книгу своей дочери, она не научитъ ее ничему ‘дурному’, не заронитъ въ ея голову яда сомннія. Въ ней дочь прочтетъ еще разъ, уже много разъ, повторенный ей урокъ: ‘повинуйся вол твоихъ родителей и свято исполняй ихъ желанія, хотя бы это стоило теб жизни’! И авторъ ‘семейнаго романа’ дйствительно часто заставляетъ героиню свою погибнуть вслдствіи дочерняго послушанія… Авторъ ставитъ ее на высокій пьедесталъ, а юная читательница оплакиваетъ ее. Чего жаль этой юной читательниц? Утраченной-ли по-пусту молодости или безполезной жертвы? Нтъ, она плачетъ отъ умиленія и восторга, передъ самоотреченіемъ бдной героини и, бросаясь на грудь своей матери, восклицаетъ: ‘мама, мама, если бы мн случилось полюбить и не заслужить вашего одобренія или одобренія папа, я бы тоже погибла какъ эта насчастная — Мэри или Люси — но никогда не пошла бы противъ вашей воли’! Растроганная мама крпко прижимаетъ дочь свою къ груди и про себя хвалитъ автора: онъ внушаетъ юнымъ сердцамъ высокія и благородныя мысли!
Но оторвемся отъ патетической и поэтической стороны семейнаго очага богатыхъ англичанъ и обратимся къ дйствительности. Въ этомъ намъ поможетъ новый романъ или скоре разсказъ А. Троллопа, называющійся: ‘Сэръ Гэрри Готспуръ’.
Сюжетъ разсказа у Троллопа самый обыденный. Сэръ Гэрри — послдній членъ семьи Готспуровъ, обладатель большихъ капиталовъ и земель. Лтами онъ приближается къ семидесяти годамъ и его неотвязно преслдуетъ мысль, что онъ можетъ умереть, не оставя прсл себя другого Готспура, представителя его титула и владтеля его земель. Два года передъ тмъ, какъ начинается разсказъ, сэръ Гэрри претерплъ самое ужасное несчастіе, въ сравненіи съ которымъ вс его прежнія можно было бы назвать только неудачами — онъ потерялъ своего единственнаго сына, преемника всхъ его земныхъ благъ, состоящихъ изъ крупной цифры — двадцати тысячъ фунтовъ годового дохода. Сэръ Гэрри потерялъ все, какъ ему тогда казалось, потерявъ этого сына, который былъ уже взрослый молодой человкъ, въ первые мсяцы, сэръ Гэрри самъ какъ будто умеръ. Долгое время не могъ онъ оправиться отъ своего тупого горя, хотя изъ вншнихъ привычекъ своихъ не измнилъ ни одной. Все въ жизни его продолжало идти по разъ заведенному порядку и этотъ порядокъ не нарушился даже потерею, ничмъ не поправимой. Акуратно, въ извстный часъ, онъ былъ за своими обычными занятіями, а все же въ дом замчали, что сэръ Гэрри не можетъ отдлаться отъ всепожирающей его тоски. Съ минуты смерти сына все міросозерцаніе сэра Гэрри было разрушено и себя самого онъ считалъ нулемъ. Что онъ теперь значитъ, когда некому продолжать его рода, когда пройдетъ еще нсколько лтъ и не будетъ больше въ Англіи сэра Готспура, который бы заботился о слав этой страны, потому что именно источникомъ всей славы и богатства, своей страны сэръ Гэрри считалъ ея аристократію? Народъ онъ считалъ ни во что, и даже представить себ не могъ, чтобы народъ когда-либо вышелъ изъ-подъ начала аристократіи. Аристократія должна руководить народомъ и подавать ему хорошій примръ своей достойной жизнью. Таково было одно изъ самыхъ коренныхъ и глубокихъ убжденій сэра Гэрри.
Жизнь свою баронетъ считалъ вполн безупречной. Въ молодости онъ держалъ бговыхъ лошадей и велъ охоту. Потомъ женился на дочери графа, попытался обратить на себя вниманіе въ парламент, но эта попытка не удалась ему, и онъ оставилъ парламентъ. Большую часть гола онъ жилъ въ своемъ имніи Гембльтвэт (Humblethwaite) и только на лтній сезонъ прізжалъ въ Лондонъ, гд у него былъ домъ. Сэръ Гэрри былъ человкъ очень гордый, но обращался со всми любезно и скоре давалъ чувствовать о сознаніи своего достоинства, чмъ выказывалъ его. Сэръ Гэрри былъ очень красивый мущина, несмотря на свои семьдесятъ лтъ. Выраженіе его глазъ было смло и твердо, брови обрисовывались рзкими дугами, орлиный носъ былъ прекрасно выточенъ, ротъ маленькій, на бритомъ подбородк виднлась ямочка. Роста онъ былъ небольшого, какъ вс Готспуры, и плотнаго сложенія, хотя не толстъ.’
О его жен, лэди Елизавет, достаточно сказать два слова. Т, которые знали ее, только и знали, что она жена сэра Гэрри.. Сэръ Гэрри былъ одинъ изъ тхъ людей, которые кладутъ свой особый отпечатокъ на все принадлежащее имъ. Лэди Елизавета, была добрая женщина, добрая жена и добрая мать. Она была двадцатью годами моложе мужа. Она сокрушалась не мене мужа о потер своего сына, хотя ея любовь къ нему не была основана на фамильной гордости: она любила его какъ мать, и сокрушалась о немъ какъ мать.
Долго думалъ сэръ Гэрри, кому онъ вручитъ вс свои богатства, такъ какъ прямого наслдника у него не было. Изъ всей родни его, самый близкій къ нему человкъ по крови былъ сынъ двоюроднаго брата его, молодой Джоржъ, тоже Готспуръ и даже наслдникъ его титула. Но сэръ Гэрри и думать на хотлъ завщать ему хоть что бы то ни было изъ своихъ богатствъ, за его распущенную жизнь. Посл долгихъ колебаній сэръ Гэрри ршилъ оставить свое состояніе единственной дочери своей, съ тмъ условіемъ, чтобы мужъ ея выхлопоталъ позволеніе носить имя Готспуръ. Сэръ Гэрри уже имлъ на примт благонравнаго молодого человка, второго сына знатной фамиліи, влюбленнаго въ его дочь Эмили.
Но Эмили не раздляла вкуса своего отца.
Эмили была достойная представительница рода Готспуръ. Наружность ея была поразительно похожа на наружность отца. Тже умные и гордые глаза, тотъ-же носъ, маленькій ротъ и нжный подбородокъ съ ямочкой. Даже складка между бровями была таже складка, выражающая непоколебимость разъ принятаго ршенія. Эмили Готспуръ считалась первой красавицей всего околотка, и эта репутація утвердилась за ней окончательно, когда, она стала невста съ двадцатью тысячами годового дохода.
Но бда все же была въ томъ, что вкусъ Эмили не сошелся со вкусомъ ея родителя. На сердце ея произвелъ неизгладимое впечатлніе родственникъ ея, Джоржъ Готспуръ, такъ абсолютна отвергнутый ея отцемъ.
Типъ Джоржа Готспура часто сталъ представляться въ англійской беллетристик за послдніе годы. Это вылитый дэнди съ головы до ногъ, но не тотъ благородный дэнди, который выкупалъ свою пустоту и безчувственность вншнимъ приличіемъ. Такіе дэнди встрчаются теперь въ англійскихъ романахъ очень рдко, они переродились въ нчто развращенное и ничтожное, незаботящееся даже о своей вншней репутаціи. Грхи и гршки свох они даже не трудятся прикрывать, а напротивъ, обладаютъ циничною удальщ громко признаваться въ своихъ порокахъ. Вс они — эти современные герои и обольстители — отчаянные спортсмэны (sportsmen), пьяницы и кутилы. Вс не задумаются толкнуть ближняго въ петлю, лишь-бы удовлетворить своему тщеславію. Даже плутни, шулерство они пускаютъ въ ходъ, когда видятъ въ этомъ свою выгоду и не гнушаются выслушивать отъ самыхъ низкихъ ростовщиковъ бранные эпитеты, лишь-бы т отдалили на время срокъ ихъ платежа. О чувств или долг или другой подобной сентиментальности они не имютъ и понятія. Имъ даже не приходитъ въ голову, что на свт существуютъ такія смшныя вещи. Цль ихъ жизни — наслажденіе, а идеалъ наслажденія вылился у нихъ въ разъ навсегда готовую форму. Хорошая да, хорошія вина, частые спорты и безцеремонныя отношенія съ дамами полусвта — вотъ что считаютъ они высшими благами земной жизни. Но все это возможно только при средствахъ и даже при большихъ средствахъ, и вотъ, вся жизнь ихъ направлена къ тому, чтобы добывать ихъ (если они лишены какого-нибудь родового имущества) и доставлять себ возможность бросать деньги направо и налво. На самый способъ добыванія средствъ они не смотрятъ, лишь-бы желанная цль была достигнута.
Единственный случай, когда они надваютъ на себя личину человка, это когда судьба ихъ — т.-е. опять таки добываніе средствъ — зависитъ отъ женитьбы на благородной миссъ, или когда они находятся съ женщинами высшаго общества. Привычка и мораль, въ силу крпко установившихся обычаевъ, заставляетъ ихъ говорить съ порядочными женщинами приличнымъ языкомъ и какъ можно дальше прятать свой разгулъ и ухарство. Свтъ строго требуетъ отъ нихъ исполненія его условій и изгналъ-бы ихъ изъ среды своей, если-бы они были нарушены. Этотъ обычай держать себя прилично при дамахъ, такъ вкоренился въ нравы англійскаго общества, что человку скоре простятъ нсколько лтъ разгульной жизни, чмъ нсколько грубыхъ выраженій въ присутствіи двицъ и дамъ. Если современный дэнди захочетъ войти въ порядочный салонъ, онъ долженъ сперва гримироваться, и условія высшаго свта даютъ ему на это готовые образцы’. Отъ таланта актера зависитъ боле или мене удачное выполненіе роли. А неопытной двушк, воспитанной въ томъ руководящемъ принцип — ‘что двушка должна познать жизнь только посл замужества’ — и въ голову не приходитъ, что она иметъ дло съ актеромъ. Она наряжается для него, улыбается ему самой привтливой улыбкой своей, она видитъ въ немъ полубога и со счастіемъ отдаетъ ему свое сердце. Все счастіе ея жизни представляется ей только въ одномъ — въ томъ, чтобы жить исключительно для него. Другой цли въ жизни у нея — нтъ, и другіе интересы въ ней не пробуждены. Любить его и отдаться ему, посл законнаго брака съ согласія родителей, отдаться всмъ существомъ своимъ и безвозвратно, лелять его и дтей его, и умереть на его рукахъ и на рукахъ дтей — вотъ въ нсколькихъ словахъ вся жизнь англійской женщины высшаго круга’
Изъ многочисленныхъ произведеній англійскихъ романистовъ за послдніе годы, все съ однимъ и тмъ-же типомъ современнаго англійскаго Донъ-Жуана, видно, что англійскія двушки очень склонны отдавать свое сердце именно господамъ такого сорта. Он видятъ мало привлекательнаго въ какомъ-нибудь выбранномъ ихъ папашей, благовоспитанномъ, робкомъ претендент, который даже не уметъ — по ихъ мннію — объяснить имъ свои чувства. Он недовольны имъ и посл объясненія, когда онъ, разъ получивъ отказъ, не докучаетъ имъ больше своими пылкими страстями. Для Донъ-Жуана же, судя по романамъ — он готовы пожертвовать всмъ, даже жизнью, если она нужна для его счастія. Онъ именно тотъ субъектъ, который составлялъ героя ихъ воображенія, и если даже онъ самъ признается имъ въ своихъ порокахъ, то тутъ-же общаетъ совершенное перерожденіе, если только увидитъ искру чувства къ себ!
Не будемъ повторять описаніе Донъ-Жуана, уже давно сдланнаго искусной рукой и существующаго изъ поколнія въ поколніе. Скажемъ только, что время измнило сущность Донъ-Жуана и въ особенности англійскаго. Въ немъ не осталось и тни той жажды любви для любви, за которую праддъ Донъ-Жуанъ не рдко платился своей жизнью. Для современнаго Донъ-Жуана любовь — мертвая буква, ему нужны деньги — деньги дадутъ ему вс блага, а въ томъ числ и любовь…
Джоржъ Готспуръ принадлежалъ къ разряду современныхъ англійскихъ Донъ-Жуановъ, а бдная Эмили именно на немъ то и остановила свой выборъ. Джоржъ состоянія не имлъ, а долговъ у него была бездна. Ему нужно было поправить дла, и онъ могъ легко сдлать это, взявъ въ жены Эмили. Она ему даже правилась, вс находили ее прелестной. Сэръ Гэрри не могъ не пускать въ домъ своего безпутнаго родственника. Отказать ему отъ дома изъ за своихъ опасеній было-бы не ловко, а между тмъ другой достаточной причины онъ не имлъ. Опасенія его были немалы, все ясне и ясне представлялась ему опасность, и онъ сталъ съ ненавистью относиться къ своему родственнику. Дочь свою онъ любилъ, и не ршался объявить ей самъ, чтобы она и думать не смла о брак съ Джоржемъ, онъ послалъ ей указать чрезъ жену, чтобы она выкинула свое мечтаніе изъ головы, что онъ никогда не дастъ ей на это своего согласія. Эмили, чрезъ ту-же лэди Елизавету, отвтила отцу, что она даетъ слово не вступать въ бракъ безъ его согласія, но что, разъ отдавши сердце свое, взять его назадъ она не можетъ.
Тутъ авторъ выставляетъ трагическое положеніе отца и дочери.— Они искренно любятъ другъ друга, но они оба Готспуры, т.-е. настойчивы до упрямства. Отецъ изъ силъ выбивается,— дочь стоитъ на своемъ. ‘Не имя понятія о жизни, — говоритъ А. Троллопъ — она не знала, что такое называется негоднымъ человкомъ. Съ этимъ эпитетомъ она связывала нсколько утрированную любовь къ скачкамъ, можетъ быть кутежъ, который смутно представлялся ей въ вид ночи, проведенной за картами или за бутылками вмст съ пріятелями. Какъ же могъ отецъ сказать ей, какими словами объяснить, за что свтъ называетъ человка негоднымъ?’
Джоржъ Готспуръ былъ дйствительно негодяй, который даже занимался шулерствомъ и фальшивыми векселями, сэръ Герри подозрвалъ это, и любовь къ дочери заставила его не допустить ее до несчастія. Эмили покорилась, любовь въ отцу принудила ее не идти противъ его воли.
За А. Троллопомъ утвердилась вполн заслуженная репутація, а именно, что онъ съ большимъ талантомъ и съ большой врностью представляетъ читателю описаніе англійской жизни, какъ она есть, и затрогиваетъ вс струны слоевъ высшаго общества. Въ послднихъ его романахъ особенный интересъ публики былъ возбужденъ описаніемъ тхъ типовъ и характеровъ, которые создаются парламентской дятельностью. Къ сожалнію сюжетъ разсказа, передаваемаго здсь читателю, взятъ исключительно изъ замкнутаго семейнаго быта. Въ немъ не задто ни одной изъ тхъ сторонъ, которыя придаютъ столько жизни и интереса другимъ произведеніямъ этого автора. Въ новомъ разсказ своемъ ‘Сэръ Гэрри Готспуръ’, А. Троллопъ описываетъ частную жизнь семьи знатной и богатой. Знатность и богатство вообще удобна для романиста, — это уже давно извстно,— а для автора ‘семейнаго романа’ это является необходимымъ условіемъ. Гд можетъ быть идеальная семейная жизнь, какъ не тамъ, гд есть довольство? Только ‘комфортъ’, т.-е. возможность тратить многоденегъ, создаетъ англійскую семью, замкнутую и гордую, въ которой главное занятіе всхъ членовъ повелвать низшими, смотрть другъ другу въ глаза и постоянно думать о благородств и знатности своего рода.
Семья бднаго человка слагается иначе. Въ ней каждый членъ является работникомъ. Самъ отецъ съ утра отправляется къ своему занятію, жена его работаетъ въ дом. Едва только дти выросли, они тоже ищутъ себ прибыльнаго занятія, она знаютъ, что старики не въ состояніи кормить ихъ. И не надолго однихъ только сыновей выпадаетъ такая участь, часто и дочери тоже должны найти себ подходящую работу. Вслдствіе этого, они часто должны оставлять свой родительскій домъ и искать счастія въ другихъ городахъ или даже въ другихъ странахъ. Такимъ образомъ, семейство распадается и часто послтого, что родители цлую жизнь трудились для воспитанія и прокормленія своихъ дтей, они остаются въ старости одни у своего опустлаго очага. Идеальная семья, какъ понимаютъ ее англичане, возможна только при богатств, когда ея членамъ не нужно выдляться и покидать ее!
Упоминая здсь объ идеал семейнаго быта высшаго англійскаго общества, представленнаго въ повсти А. Троллопа, мы невольно припоминаемъ другую картину современнаго идеала семейнаго быта, начерченную мастерскою рукою другого автора и относящуюся къ другой стран, которая столько же, сколько и Англія, дорожитъ своимъ очагомъ и содержитъ въ себ вс основныя черты характера англичанъ, перенесенныхъ на новую почву. Мы говоримъ объ Америк.
Три года тому назадъ вышло въ свтъ сочиненіе г-жи Бичеръ-Стоу, которое такъ и называется ‘У очага’ (The chimney Corner). Читатель очень хорошо знаетъ, какой извстностью и популярностью пользуются произведенія этой писательницы. Многія сочиненія ея обошли весь свтъ и читались во всхъ странахъ съ одинаковымъ интересомъ. Она была однимъ изъ первыхъ авторовъ, которые громко возвысили свой голосъ за освобожденіе рабовъ, и во всхъ произведеніяхъ которыхъ звучала эта нота, пока негры дйствительно не стали свободны. Г-жа Бичеръ-Стоу пріобрла себ вполн заслуженную репутацію, сколько по сил своего таланта, столько и по стойкости своихъ убжденій. Посл окончанія американской войны за освобожденіе рабовъ, однимъ изъ ея первыхъ сочиненій было именно, названное нами, ‘У очага’.
Это не романъ, и даже не повсть. Не нужно искать въ ней ни завязки, ни характеровъ, ни всякаго другого повствовательнаго интереса. Это просто вечерніе разговоры у камина между членами хорошей американской семьи. Семья эта состоитъ изъ отца — редактора либеральной газеты, цлый день занятаго своей работой, изъ его жены, чрезвычайно дятельной особы, которая хлопочетъ и старается доставлять занятія бднымъ двушкамъ, оставшимся посл войны на произволъ очень печальной судьбы, такъ какъ он лишились всякой поддержки въ лиц отцовъ, мужей или братьевъ, его дочери, молоденькой двушки, которая занимается обученіемъ бывшихъ рабовъ грамот и пишетъ статьи въ журналы и въ газету своего отца. Къ этой маленькой семейк можно причислить еще нсколько друзей дома, изъ которыхъ каждый занимаетъ въ обществ полезное мсто.
Посл цлаго дня, проведеннаго за занятіями, вс члены семьи и часто друзья ихъ сходятся къ очагу, и между ними, само собой, затвается какой-нибудь разговоръ, затрогивающій вопросы, близко относящіеся до внутренняго устройства или семейнаго быта ихъ страны. Такимъ образомъ, этому маленькому гнздышку, въ которомъ дышетъ взаимное уваженіе и теплое взаимное чувство всхъ сходящихся, близки къ сердцу не одни узкіе интересы ихъ семьи. Въ немъ находятъ себ откликъ, и его волнуютъ вс интересы его страны. Читатель невольно чувствуетъ, что сходящихся каждый день лицъ не притягиваетъ къ очагу и не связываетъ только эгоистическая цль родовой гордости. Имъ просто пріятно знать, какъ каждый изъ нихъ провелъ свой день. Своими личностями, а тмъ боле своимъ именемъ они не занимаются. Каждый знаетъ, что онъ любитъ и уважаемъ другими, и знаетъ это такъ положительно, что даже никогда и не думаетъ упоминать объ этомъ. За то ни одинъ вопросъ, интересующій все общество или дающій толчекъ къ улучшенію и исправленію устарлыхъ привычекъ, не проходитъ мимо нихъ не затронутымъ. Тутъ говорится и о воспитаніи, и объ удовольствіяхъ американскаго общества, и о положеніи рабовъ посл освобожденія, и объ управленіи ихъ страны, и о развивающейся между американцами роскоши, однимъ словомъ, задтъ весь общественный строй и разумется тоже устройство семейнаго быта. Мы обратимъ вниманіе читателей и въ особенности читательницъ, исключительно на этотъ послдній вопросъ: имъ интересно будетъ, сравнивая американскую семейную жизнь съ англійскою, посмотрть, въ чемъ именно г-жа Б. Стоу видитъ недостатки теперешняго семейнаго устройства.
Одну изъ главныхъ причинъ, почему американцы, за послднее время, предпочитаютъ совсмъ не жениться или женятся очень поздно, она приписываетъ большому неразвитію американскихъ женщинъ. Человкъ долженъ быть очень богатъ, чтобы содержать жену и приличную домашнюю обстановку, такъ какъ потребности роскоши растутъ съ неимоврной быстротой, а женщины особенно требовательны на этотъ счетъ. ‘Только одна аристократія — говоритъ г-жа Б. Стоу — до сихъ поръ еще удержалась въ Америк — аристократія женщинъ, т.-е. ихъ право пользоваться богатствомъ и удобствами безъ всякаго труда’ женщина у насъ не любитъ и не уметъ трудиться. Въ дтств ей никто никогда и не упоминаетъ о необходимости полезной работы, когда же она выростаетъ ей даютъ въ руки повсти и романы (литературу, которую женщины только и читаютъ), а эта литература во всхъ странахъ. основана на чисто-аристократическихъ принципахъ роскоши, богатства, знатности и блеска. Отецъ или братъ, имющій средства содержатъ свою дочь или сестру, считаетъ для себя унизительнымъ, если она пожелаетъ, посредствомъ работы выйти изъ своей лнивой и скучной жизни. Неудивительно, что вслдствіе такихъ безобразныхъ понятій, вками вкоренившихся въ общество, женщины стали сибаритками роскоши, такъ что ихъ справедливо можно назвать очаровательными ладзарони гостинныхъ и будуаровъ’.
Но, рядомъ съ печальнымъ фактомъ, что и американское достаточное общество обрекаетъ своихъ женщинъ на лнивое прозябаніе, г-жа Б. Стоу старается доказать, что все-же никакіе общественные предразсудки и привычки не въ состояніи забить въ женщин потребность создать себ кругъ дятельности.
— ‘Я желалъ бы — говоритъ одно изъ дйствующихъ лицъ другому, молодому романтику, который мечтаетъ окружить свою жену, когда онъ женится, поэзіей и красотой, и сдлать изъ нея свой ‘идеалъ’ — чтобы вы сообщили мн, когда найдете то состояніе, которое уничтожитъ въ женщин потребность въ живой дятельности. Я знаю женщинъ, живущихъ во дворцахъ, окруженныхъ прислугой, экипажами, золотыми вещами, кружевами, всевозможной роскошью — и все-таки ихъ сндаетъ забота. Одна не спитъ по ночамъ, думая о недостаткахъ своего платья, другая почти умираетъ отъ отчаянія, потому что во всемъ Нью-Іорк нельзя найти шелковой матеріи какого-то неопредленнаго цвта, третьей портниха принесла такой неудачный бальный нарядъ — что и жить посл этого не стоитъ и если-бы у насъ не было убжища въ религіозныхъ утшеніяхъ, то неизвстно, что сталось-бы съ этими несчастными! А дло то все въ томъ, что забота и трудъ необходимы для человческаго существа. По самой природ своей, люди стремятся къ труду, они необходимо должны чмъ-нибудь заниматься’.
Г-жа Б. Стоу мастерски описываетъ свтскихъ женщинъ, со всми ихъ свтскими обязанностями: выздами, безсонными ночами, проведенными въ душной атмосфер бальной залы, среди одуряющихъ танцевъ. По ея мннію, это тоже своего рода трудъ и даже не малый. ‘Чмъ же привлекаетъ къ себ женщинъ именно такой трудъ?— спрашиваетъ она съ ироніей,— разв тмъ, что онъ совершенно безполезенъ и никому не нуженъ? Женщины, — эти нжныя созданія могутъ вызжать каждый день, въ продолженіи нсколькихъ мсяцевъ, такъ-называемаго, сезона, и вмст съ тмъ он пришли-бы въ отчаяніе, если-бы имъ пришлось просидть одну ночь въ комнат больного. Съ самоотверженіемъ и терпніемъ мученичества переносятъ он вс неудобства выздовъ, а не высидли-бы и получаса въ комнат умирающаго, гд сидлка проводитъ цлые дни, облегчая недуга и утшая бдность и старость’.
Такими словами г-жа Б. Стоу порицаетъ безполезную дятельность женщинъ высщаго общества и смло предлагаетъ имъ средство избавиться отъ тягостной для нихъ самихъ скуки. Средство это заключается — по ея словамъ — въ полезной работ.
— ‘Заслуга ХІХ-го вка въ глазахъ исторіи — говоритъ она — будетъ заключаться между прочимъ и въ томъ, что онъ поставилъ на очередь такіе вопросы, которые прямо стремятся доставить всему человчеству, какъ можно, больше блага. Одинъ изъ самыхъ важныхъ вопросовъ — это, разумется, экономическій. Трудъ и справедливое вознагражденіе за трудъ — вотъ что составляетъ одну изъ задачъ ныншнихъ поколній. Это простая фраза открываетъ цлое новое поле дятельности для рукъ, нуждающихся въ работ или желающихъ работать, безъ спроса о томъ кому принадлежатъ эти руки — мужчин или женщин. Доступъ къ труду есть первый шагъ въ возвращенію женщин ея, вками утраченныхъ, правъ. И она не употребитъ во зло своихъ правъ, она найдетъ т полезныя занятія, которыя боле всего подходятъ къ ея организму и физическому складу. Пусть не закрываютъ ей главныхъ дверей ея мнимо-заботливые опекуны, боясь, что сна возьмется за непосильную работу и нанесетъ себ вредъ. Ихъ заботливость давно узнана и разгадана! они закрываютъ ей главныя двери для того только, чтобы заставивъ ее простоять голодную подъ окнами, допустивъ съ чернаго хода къ самой трудной работ, бросить ей произвольное подаяніе’.
‘Ищите же себ самостоятельной работы, женщины и двушки! съ пренебреженіемъ отклоняйте всякую милостыню и подаяніе, въ какомъ бы вид оно ни проявлялось. Стремитесь жить своей головой и своими руками. Просите, настаивайте, даже надодайте вашими постоянными просьбами о возвращеніи вамъ вашего законнаго права на трудъ. Только работая, вы станете полезными и уважаемыми членами того общества, къ которому принадлежите и завоюете себ названіе ‘человка’.
Изъ сказаннаго видно, что г-жа Б. Стоу не идеалистка, она очень хорошо сознаетъ, какія препятствія женщина, ищущая работать, можетъ встртить на пути своемъ, она сознаетъ и то, что такая важная перемна не можетъ совершиться въ день, въ два, что для этого надо подготовительную работу и она посвящаетъ много страницъ для того, чтобъ убдить американскихъ двушекъ боле хладнокровно смотрть на принятые предразсудки, которые долго еще будутъ служить преградой для женскаго труда. ‘Пусть двушки не готовятъ себя — говоритъ она — исключительно на то, чтобы выйти замужъ и тратить деньги, заработываемыя ихъ мужьями, и он увидятъ, что найти работу совсмъ не такъ трудно, какъ это кажется, и что корень бды всего чаще лежитъ въ ихъ же ложныхъ взглядахъ на ихъ положеніе. Он сами боятся ‘казаться смшными’ въ глазахъ общества и скоре согласятся сознательно оставаться въ унизительномъ положеніи людей, незаслуженно пользующихся трудами другихъ, чмъ услышать нсколько колкихъ замчаній, сдланныхъ на ихъ счетъ. А между тмъ он требуютъ уваженія отъ общества. Но уваженіе оказывается только тмъ, кто заслужилъ его,— чмъ же заслуживаетъ уваженія женщина, проводящая всю жизнь свою въ лни?’
‘Семейная жизнь не пострадаетъ отъ того, что вс члены семьи будутъ имть полезное занятіе. Напротивъ, вмсто пустоты или часто натянутой приторности во взаимныхъ отношеніяхъ будетъ искренняя любовь и довріе. Печальные факты тиранніи или непокорства, встрчающіеся теперь каждый день, даже въ очень хорошихъ семьяхъ, много сгладятся, и очагъ пріобртетъ свое истинное и полное значеніе. Маленькая грушка людей, составляющихъ его, будетъ тсно связана не только по родству крови, но еще гораздо больше по общности жизненныхъ интересовъ. Вс интересы того общества, часть котораго составляетъ она, найдутъ въ ней откликъ и вслдствіе этого она станетъ источникомъ усовершенствованія общественнаго устройства своей страны’.
Возвращаясь теперь къ разсказу А. Троллопа, читатель ясно увидитъ и все различіе взглядовъ на истинное значеніе семьи въ произведеніяхъ двухъ любимыхъ писателей, странахъ боле всего сходныхъ по складу и характеру общественнаго строя, и всю пропасть, которая лежитъ между, повидимому, блестящею дйствительностью и вполн-скромнымъ требованіемъ, заявленнымъ г-жею Б. Стоу.
Сэръ Гэрри зналъ — говоритъ Троллопъ,— что именно Джоржъ нравится его дочери, но онъ думалъ, что большой бды отъ этого еще нтъ. Если-бы Джоржъ говорилъ съ Эмили наедин, она бы тотчасъ же сообщила объ этомъ матери. Сэръ Гэрри былъ столько же увренъ въ честности своей дочери, сколько въ своей собственной. Двушк, которая такъ высоко поставлена какъ его дочь, само положеніе предписывало извстныя, обязанности, которыхъ она не могла нарушить. Сэръ Гэрри на могъ-бы сказать, кто именно внушилъ ей и объяснилъ эти обязанности, но онъ ни минуты не сомнвался, что она никогда’ не нарушитъ ихъ…
…’Эмили Готспуръ въ самомъ дл была двушка, которая заслужила бы довріе любого отца. Да знаетъ читатель, что она принадлежала къ тмъ натурамъ, для которыхъ лгать — невозможно. Она не могла бы солгать ни передъ кмъ’.
Она знала превосходно вс свои обязанности, а между тмъ точно также, какъ и сэръ Гэрри, не могла-бы сказать, кто ей когда-либо внушалъ ихъ. Она очень хорошо понимала, что отецъ можетъ требовать отъ нея двойное послушаніе — она., должна была слушаться его, какъ единственная наслдница его, богатствъ и послдняя отрасль его дома, и просто какъ дочь. Не много словъ было потрачено на внушеніе ей этихъ правилъ, да и вообще не много словъ было потрачено на внушенія правилъ, заученныхъ ею на всю жизнь. Но…. вмст съ другими, Эмили заучила и то, что она вправ поставить дочернему послушанію границу.
‘Когда мать передала ей, что сэръ Гэрри желаетъ визита сэра Альфреда (выбраннаго имъ жениха) и былъ-бы доволенъ, если бы Эмили приняла его любезно, Эмили поцловала мать и ничего не возразила, но внутри себя она твердо сознала въ. тоже время, что у нея есть свое собственное я, на которое не можетъ посягнуть ни отецъ ни мать. Родители могли, или скоре отецъ могъ требовать отъ нея, чтобы такая цнная рука, какъ ея не была отдана первому встрчному, но онъ не могъ приказать ей отдать тому или другому ея сердце’…
Сердце ничего не говорило Эмили въ пользу жениха, выбраннаго ея отцомъ и она отказала ему. Въ ея же родственник Джорж все нравилось ей: ‘кто умлъ такъ говорить, какъ онъ? Чей взглядъ могъ сравниться съ его взглядомъ! Чей голосъ могъ сравниться съ гармоніей его голоса’! Кром личныхъ качествъ въ пользу его говорило и то, что онъ былъ тоже изъ рода Готспуровъ, а Эмили ставила родъ свой очень высоко. Сэръ Гэрри отдалъ лэди Елизавет строгій приказъ не оставлять молодыхъ людей ни минуты наедин. Этотъ приказъ былъ свято исполненъ. Лэди Елизавета была вполн подвластна своему мужу, и съ ней сэръ Гэрри позволялъ себ рзкій языкъ и выраженіе недовольства. Съ дочерью же своей онъ былъ всегда сдержанъ и ласковъ, онъ любилъ въ ней дочь и уважалъ будущую преемницу своего рода.
Давали много баловъ, пикниковъ и другихъ празднествъ, во-время которыхъ молодежь такъ ловко уметъ выбирать удобную минуту для задушевной бесды, но Джоржу не удалось найти такую минуту.
— Мама,— сказала однажды Эмили,— я бы желала знать, какая овца кузенъ Джоржъ — блая или черная?
— Что ты этимъ хочешь сказать, душа моя?
— Я не люблю черныхъ овецъ. Я не понимаю, какъ это допускаютъ молодыхъ людей длаться черными овцами.
— Но чмъ же тутъ можно помочь?
— Общество не должно было бы уважать ихъ.
— Душа моя, это очень трудный вопросъ. Я боюсь, что намъ обимъ не подъ силу разршить его. Нужно только стараться избгать ихъ.
— Такъ не нужно впускать ихъ въ домъ — сказала Эмили. Лэди Елизавета поняла изъ этого, что дочь сдлала ей предостереженіе, но она утшила себя тмъ, что опасность не настолько велика, чтобы ей нужно было доложить о ней сэру Торри.
Этотъ разговоръ о черныхъ овцахъ тянется, черезъ всю книгу и порядочно-таки надодаетъ читателю. Эмили никогда не говорить о Джорж иначе, какъ называя его ‘черной овцой’, но между тмъ эта черная овца такъ задваетъ ее за живое, что она задается непремнной задачей сдлать изъ нея блую.
Положеніе сэра Гэрри было очень тяжело, и онъ ршился разузнать окончательно, до какой степени доходить негодность Джоржа. Онъ похалъ для этого въ Лондонъ и, съ помощью своего адвоката, проникъ повсюду, гд только могъ собрать справки о Джорж. Онъ даже не остановился передъ тмъ, чтобы сдлать визитъ его любовниц, актрис мистрисъ Мортонъ.
Пользуясь этимъ визитомъ, Троллопъ выводитъ на сцену эту актрису съ цлью показать, что даже женщина, на которую общество кладетъ печать презрнія, стоитъ въ нравственномъ, отношеніи неизмримо выше современнаго дэнди.
— Я такъ и думала, что этимъ кончится! сказала м-рисъ Мортонъ, безмолвно выслушавъ длинное, прикрашенное повствованіе Джоржа о его близкомъ брак, въ которомъ только и была одна истина, именно та, что онъ хочетъ жениться на своей кузин.
Мистрисъ Мортонъ была женщина съ тонкою таліей, смуглая, съ большими выразительными глазами. Въ дйствительности, она была моложе Джоржа, хотя на видъ казалась старше.
Она была умна и во всхъ отношеніяхъ выше и лучше того человка, котораго соблаговолила полюбить. Она сама зарабатывала свой хлбъ, съ юности поступивъ въ актрисы. Здсь не мсто разсказывать ея исторію съ мистеромъ Мортонъ, который много лтъ тому назадъ женился на ней, обращался съ ней жестоко и наконецъ бросилъ ее. Въ настоящее время предметомъ ея страсти былъ тотъ самый разсчетливый и слабохарактерный кутила, который пришелъ сообщить ей, что онъ хочетъ жениться. Она въ самомъ дл любила Джоржа и Джоржъ былъ на столько привязанъ къ ней, что длалъ ей особенную милость и бралъ ея трудовыя деньги на свои прихоти.
Мистрисъ Мортонъ оказалась единственнымъ благороднымъ другомъ Джоржа, она не сказала про него сэру Гэрри ни одного слова, которое могло бы его компрометировать.
Имя явныя доказательства, что Джоржъ шулеръ и плутъ, сэръ Гэрри, чтобы избавиться, отъ него, предложилъ ему черезъ адвоката заплатить вс его долги и давать ему извстный годовой окладъ, лишь бы только онъ отступился отъ его дочери. Но Джоржъ былъ увренъ въ чувств Эмили, она дала ему слово остаться ему врной, что бы ни было, и ему, разумется, не хотлось отказаться отъ всего, чтобы воспользоваться только частью. Онъ ршительно отвергнулъ предложеніе сэра Гэрри.
Сэръ Гэрри вернулся изъ Лондона мрачный, жена его не могла воздержаться отъ разспросовъ.
— Дла очень скверны — сказалъ онъ — такъ скверны, какъ только можно вообразить себ.
— Онъ проигрался въ карты?
— Проигрался! Въ этомъ бы еще не было большой бды! Вы бы ужъ лучше не спрашивали — онъ позоръ для нашего семейства!
— Значитъ для Эмили нтъ надежды?
— Нтъ надежды! Почему же вся ея жизнь должна зависть отъ этого каприза къ человку, котораго она почти не знаетъ? Она должна побороть это чувство. Другія двушки проходятъ чрезъ тоже самое.
— Она не похожа на другихъ, Гэрри.
— Какъ не похожа?
— Мн кажется она боле настойчива. Она полюбила этого человка и не отступится отъ него.
— Она должна это сдлать.
— Но этотъ ударъ сломитъ ее.
— Онъ сломитъ меня,— сказалъ сэръ Гэрри…
Когда онъ увидлъ Эмили, онъ поцловалъ ее, и она отдала ему поцлуй. Она спросила, хорошо-ли онъ себя чувствуетъ посл путешествія, но онъ сразу увидлъ, что ея привтъ не тотъ, что былъ прежде. На него вдругъ нашло болзненное убжденіе, что лучъ свта не освтитъ больше ихъ жизни, что для нихъ обоихъ уже прошли вс радости, и что для него было бы лучше умереть. Онъ почувствовалъ, что не могъ бы быть счастливымъ, еслибы между нимъ и его дочерью продолжалась размолвка — размолвка должна была быть. Ненавистному человку было предложено отступиться за деньги и онъ не оказался довольно низокъ, чтобы это сдлать. Въ чемъ же теперь искать путь къ примиренію и чмъ возвратить въ домъ свой радость и свтъ?… Онъ припомнилъ эпитеты, какими его адвокатъ надлялъ Джоржа и ему стало досадно на адвоката. Онъ досадовалъ, а между тмъ былъ убжденъ, что адвокатъ правъ. Можно ли было посл этого сдлать дочери уступку? Нтъ, это невозможно! И жить безъ ея доброй ласки — тоже невозможно. ‘Это убьетъ меня, если еще продолжится’ — ршилъ онъ про себя.
Такъ чувствовалъ сэръ Гэрри, а между тмъ наружныхъ причинъ жаловаться — у него не было. Дни проходили, а дочь его ничего не длала и не говорила такого, на что бы онъ могъ пожаловаться. Но лучъ свта все же не сіялъ въ его большихъ комнатахъ. Дни проходили и даже имени Джоржа Готспура Эмили ни разу не произнесла въ присутствіи отца. Немногія обязанности, выпадающія на долю двушки ея положенія, она исполняла. Одна изъ нихъ состояла въ томъ, чтобы длать для отца по утрамъ тартинки. Она продолжала это длать, хотя и не такъ, какъ длала прежде. Но она не прекращала оказывать ему это маленькое вниманіе, потому что онъ бы это замтилъ. Она продолжала проводить нсколько часовъ за книгами, но книги ея теперь измнились, вмсто прежнихъ, появились все религіозныя — проповди, трактаты, комментаріи.
— Это убьетъ меня — сказалъ сэръ Гэрри жен своей.
— Я скоре боюсь за нее,— отвтила та,— разв ты не замчаешь, какъ она поблднла и измнилась? Она почти не стъ.
— Но она гуляетъ каждый день?
— Да, и возвращается почти въ изнеможеніи. По середамъ и по пятницамъ она ходитъ въ церковь. Я уврена, что ей вредно ходить такъ далеко во всякую погоду.
— Разв она не беретъ карету?
— Нтъ, она не хочетъ.
Сэръ Гэрри отдалъ приказъ, чтобы для Эмили всегда была карета. Но Эмили отказалась воспользоваться ею, увряя, что ей пріятне ходить пшкомъ.
‘И что для нея значило, есть-ли у нея карета или нтъ, говоритъ А. Троллопъ — когда горе ея было такъ глубоко’.
…Сэръ Гэрри совершенно потерялъ свое прежнее расположеніе. Онъ сталъ нервенъ и запустилъ вс свои дла, не желая никого видть. Все въ дом стояло и сэръ Гэрри зналъ, что Эмили догадывается, что всему этому причиной ея горячая любовь къ Джоржу. Она никогда больше не приходила въ его кабинетъ и не опиралась на его руку, или не склонялась на его плечо. Она никогда больше не совтовалась съ нимъ на счетъ перемнъ въ саду. Они задавали другъ другу краткіе вопросы и кратко отвчали на нихъ, но разговора между ними не было. ‘Что же я такое сдлалъ, за что заслужилъ такое наказаніе?’ спрашивалъ себя сэръ Гэрри.
‘Если отецъ считалъ себя обиженнымъ дочерью, то и дочь считала себя не мене обиженною отцомъ. Долгъ заставлялъ ее повиноваться отцу — такъ по крайней мр она думала, основывая свое убжденіе на убжденіи всего свта. Она читала и слышала, что нкоторыя двушки тайно переписываются со своими возлюбленными и даже сочетаются бракомъ безъ позволенія родителей — но она не могла сдлать ничего подобнаго. Въ ней было какое-то чувство, которое возмущалось при одной мысли, что она должна будетъ сознаться сама передъ собой въ дурномъ поступк. Это чувство было смсью гордости и убжденія и оно заставляло ее не колебаться ни минуты въ разъ данномъ общаніи повиноваться’…
…Эмили жестоко страдала. Ей казалось что съ ней обращаются безчеловчно. Разв ея положеніе богатой наслдницы, такъ думала она про себя, давало родителямъ право отнимать у нея ея счастіе? Если она добровольно хотла подвергнуться риску и стать женою Джоржа, какое право имли другіе останавливать ее? И если Джоржъ былъ въ самомъ дл такой дурной человкъ, какъ увряли ее родители — (она этому совершенно не врила) — зачмъ же они позволили ему войти въ домъ? Они знаютъ, что она любитъ Джоржа — и все-таки приводятъ ей отборныхъ жениховъ, которыхъ она презираетъ. Неужели они думаютъ, что она выйдетъ за человка, не избраннаго ея сердцемъ? Ей говорили, что онъ негодяй и топтали его въ грязь, — неужели они не поняли, что она такъ любитъ его, что желаетъ или вытащить его изъ грязи, или погибнуть вмст съ нимъ? а ей наносили оскорбленіе, полагая, что она выйдетъ замужъ за человка только потому, что онъ соотвтствуетъ требованіямъ приличнаго жениха!’
‘Конечно, она была несправедлива къ отцу,— говоритъ Троллопъ съ ироніей,— конечно, она, въ сущности, была непослушна и непочтительна, потому что не хотла подладить своего вкуса подъ вкусъ отца своего. Но въ ней текла кровь Готспуровъ! она могла быть великодушна, но длать уступки — не могла. Къ тому же отецъ всегда больше дорожитъ своимъ ребенкомъ, чмъ ребенокъ отцемъ. У старика нтъ будущаго, и радости его сочтены…’
Прошли три томительныя недли. Сэръ Гэрри не могъ доле выдержать своихъ отношеній къ дочери. Любовь его была сильне гордости и взяла верхъ. Онъ отбросилъ свое ршеніе быть съ ней холоднымъ, пока все не окончится. Она неизмримо больше значила для него, чмъ онъ для нея. Она была для него все, какъ для нея все былъ Джоржъ.
— Эмили,— обратился къ ней однажды отецъ,— отчего ты перемнилась ко мн?
— Папа!
— Разв ты не замчаешь перемны? разв ты не видишь, что все въ дом не такъ, какъ прежде?
— Да, папа, замчаю.
— Вслдствіе чего же? Прежде ты много разъ на день заходила ко мн, теперь ты никогда даже не подойдешь ко мн близко.
Она на минуту задумалась, устремивъ глаза въ землю, какъ будто колеблясь, потомъ отвтила, глядя ему прямо въ глаза:
— Я все думаю о Джорж.
— Неужели же это должно разъединять насъ, Эмили?
— Вы тоже все думаете о немъ, но совершенно противоположное.— Вы ненавидите его, а я люблю его.
— Я совсмъ не ненавижу его, я ненавижу его пороки.
— И я тоже.
— Я знаю, что онъ не годенъ теб въ мужья, и языкъ у меня не поворачивается разсказать теб о немъ всю правду.
— Я не хочу, чтобы вы мн все разсказывали, мн этого не нужно.
— Но ты могла бы доврять мн настолько, чтобы не сомнваться, что пороки его дйствительно таковы, что вслдствіе ихъ ты должна бы перестать любить его. Въ эту самую минуту… онъ связанъ… съ другой женщиной…
Эмили Готспуръ вспыхнула. Кровь бросилась ей въ голову, но ротъ ея остался неподвиженъ и только складка между бровями стала глубже. Такими аргументами ее нельзя было убдить, — она просто имъ не врила. Но если бы это и была правда — разв его неврность оправдывала бы неврность съ ея стороны? Да она и не могла бы быть неврна ему, она любила его и хотла привести его къ добрымъ и честнымъ чувствамъ терпніемъ и стараніями. Отецъ не понялъ ее, когда сдлалъ ей намекъ и не понялъ ея молчанія.
— У меня не хватитъ духа объяснить теб, изъ какихъ источниковъ Джоржъ черпалъ деньги, но я тебя увряю, что если бы ты это узнала, онъ бы совершенно упалъ въ твоихъ глазахъ.
— Онъ не можетъ еще ниже упасть въ глазахъ моихъ.
— Но, Эмили, неужели ты хочешь настаивать на твоемъ чувств только потому, что разъ полюбила его, и не хочешь разсудить, хорошій ли ты сдлала выборъ?
— Онъ нашъ родственникъ и вашъ наслдникъ.
— Нтъ, не онъ мой наслдникъ, а ты. Но предположимъ, что онъ былъ бы моимъ наслдникомъ. Еслибы даже посл моей смерти, каждая копйка моя шла на распутство этого негодяя, разв это была бы достаточная причина, чтобы я далъ ему еще въ придачу мое родное дитя! Неужели ты не знаешь, что ти для меня больше, чмъ деньги, и земли, и пустой титулъ? Все это ничто, въ сравненіи съ моей любовью къ теб.
— Папа!
— Да, ты не могла знать, какъ я люблю тебя, я и самъ этого не подозрвалъ. Но вс другія заботы мои прекратились съ тхъ поръ, какъ начались опасенія за твое счастіе. Я готовъ пожертвовать для твоего счастія всми другими соображеніями. Кром тебя, въ жизни моей все ничто, одна ты для меня все.
— Дорогой отецъ мой!— и она опять припала головой къ его плечу, какъ въ былыя времена.
— Если бы я могъ разсказать теб о жизни избраннаго тобой человка, ты бы не захотла слушать меня. Можетъ быть и теперь ты принимаешь слова мои за упрямую оппозицію.
— Нтъ, не то-что упрямую, но безполезную…
— Но вдь я не могу хладнокровно относиться къ тому, что дочь моя соединится съ человкомъ, который опозоритъ ее, втащитъ ее вмст съ собой въ грязь — (эта фраза напомнила Эмили, что она дала себ зарокъ вытащить Джоржа изъ грязи),— я не могу относиться къ этому равнодушно. Родительскій долгъ не дозволяетъ мн этого, и дитя мое не должно бы было за это ютъ меня отворачиваться.
— Я совсмъ отъ васъ не отворачивалась!
— Но такъ ли ты относилась ко мн прежде?
— Послушайте папа, вы вдь не забыли того, что я вамъ общала?
— Нтъ, дорогая моя.
— Я свято сдержу мое общаніе. Я никогда не выйду за него замужъ иначе, какъ съ вашего разршенія. Если бы я даже видла его каждый день въ продолженіи десяти лтъ, я бы не нарушила разъ даннаго слова.
— Въ этомъ я увренъ.
— Но попробуемъ вс трое вмст навести его на путь истинный. Если вы согласитесь на мою просьбу, я буду вамъ такъ благодарна! Попробуемте сдлать изъ него порядочнаго человка. Я ни разу не заикнусь больше о нашемъ брак, до тхъ поръ, пока вы не найдете, что онъ исправился!— Она съ мольбой посмотрла ему въ глаза и замтила, что онъ колебался. А онъ былъ твердаго характера и не имлъ привычки колебаться.— Папа, прошу васъ, поймемте другъ друга и будемте истинными друзьями. Если мы не будемъ врить другъ другу, кому же мы можемъ доврять?
— Я врю теб вполн.
— Такъ я еще разъ говорю вамъ — я никогда не полюблю никого другого.
— Не утверждай этого такъ настойчиво, дитя мое. Ты слишкомъ молода, чтобы отвчать за будущее. Многимъ приходилось испытывать такія же страданія, какія ты переживаешь теперь, и все же он со временемъ длались счастливыми женами и матерями.
— Но я никогда не измнюсь. Я даже думаю, что я люблю его больше за его недостатки… Но я исполню общаніе и не заключу союза безъ вашего согласія, хотя я не думаю, чтобы мой долгъ предписывалъ мн взять въ мужья человка, выбраннаго вами или мама, къ которому я не чувствую никакой привязанности. Согласны ли вы со мной?
— Совершенно. И я никогда не ршился бы навязать теб мужа насильно.
— Это-то я именно и хотла сказать. Значитъ, мы вполн понимаемъ другъ друга. Ничто въ мір не заставитъ меня недумать о Джорж, не любить его и не молиться за него. Умоляю васъ, не ищите въ немъ все только дурныя стороны, постарайтесь найти тоже что-нибудь хорошее и тогда вы мало-помалу тоже полюбите его… Папа, скажите, что вы не отказываетесь помочь мн, — повторяла Эмили, обнимая отца своего и съ мольбой смотря на него.
Онъ не могъ ршиться дать ей тотчасъ же положительный отвтъ, но чувствовалъ потребность сказать ей нсколько утшительныхъ словъ…
Посл долгихъ колебаній, отецъ уступилъ дочери. Онъ ршился попробовать сдлать изъ родственника своего порядочнаго человка. Онъ сдался на компромиссы и позволилъ ему даже явиться въ свой домъ, но подъ условіемъ. Это условіе заключалось въ томъ, что Джоржъ броситъ свою прежнюю, безпутную жизнь и удетъ въ одно изъ имній сэра Гэрри, гд пробудетъ два года управителемъ. Можно себ представить, какъ, это предложеніе пришлось Джоржу по вкусу! Но онъ не хотлъ съ разу отказаться отъ него, надясь на любовь Эмили. Онъ думалъ, что она не захочетъ испытаній. Но Эмили задалась мыслью навести заблудшую овцу на путь истинный, и сама желала подвергнуть Джоржа испытанію, увренная, что изъ любви къ ней онъ согласится на все и выйдетъ побдителемъ. Такимъ образомъ, Джоржъ не нашелъ въ ней кипучей страсти, а постоянное читаніе кроткой морали, что не мало надодало ему. Онъ жаллъ, что сразу не принялъ великодушнаго предложенія сэра Гэрри и называлъ себя за это дуракомъ, ему было бы очень выгодно отступиться отъ Эмили за круглую цифру. Кром того, онъ не безъ основаній боялся, что до сэра Гэрри дойдутъ свднія о его послднемъ шулерств. Это свдніе дошло: Джоржъ не могъ отказаться отъ него, факты были слишкомъ явны, и онъ долженъ былъ оставить домъ сэра Гэрри. Выдать дочь свою за записного шулера было свыше силъ сэра Гэрри! Онъ даже пожелалъ лучше видть ее мертвою!
Эмили узнала о низости недавняго поступка своего милаго, но не удивилась и не разсердилась — для нея все это было прошлое — а человкъ можетъ всегда раскаяться. Такъ говорило ей даже Писаніе въ притч о блудномъ сын. Вдь ужъ тотъ былъ такой негодный человкъ, какого и на свт второго не было, а все же раскаялся и сдлался хорошимъ.
Можетъ быть и сэръ Гэрри примирился бы и съ этимъ поступкомъ Джоржа, но Джоржъ не выдержалъ. Жизнь въ будущемъ съ Эмили показалась ему смертельно скучною, онъ даже усомнился, чтобъ она когда-либо нравилась ему, а она ему положительно нравилась, и вотъ онъ, по совту мистрисъ Мортонъ, написалъ сэру Гэрри письмо. Онъ соглашался принять его предложеніе и давалъ слово не безпокоить его больше по поводу Эмили.
Письмо это составляла для него сама мистрисъ Мортонъ, и оно было такъ хорошо и умно составлено, что даже форма сглаживала всю низость содержанія, но въ послднемъ параграф въ немъ говорилось: ‘Я хотлъ жениться на Эмили, потому что хорошо было бы не разъединять титула съ имуществомъ, но теперь я вижу, что мое положеніе, какъ человка, запутаннаго долгами, не давало мн права сдлать такой шагъ. Я не разсчиталъ этого и сдлалъ ошибку, но я надюсь, что моя кузина отъ этого не потеряетъ и будетъ счастлива, выйдя замужъ за какого-нибудь высокопоставленнаго господина…’
Когда это письмо пришло къ сэру Гэрри, онъ долго не ршался показать его дочери. Наконецъ онъ послалъ за ней и прочелъ ей его. Эмили выслушала его спокойно. Онъ отдалъ ей письмо, и она читала его долго, со вниманіемъ, стараясь найти Джоржу оправданіе.
— Ты должна съ нимъ покончить,— сказалъ сэръ Гэрри.
Она не отвтила, по посмотрла на отца съ такимъ горемъ, что сердце его замерло. Она искала и не находила ни одного аргумента въ пользу Джоржа. Во всемъ письм не было ни единаго слова, которое бы показывало, что онъ когда-либо любилъ ее.
Много дней тосковала Эмили и удалялась отъ всхъ. Однажды она пришла къ отцу и просила назначить другого наслдника.
— Папа, я никогда не выйду замужъ.
— Не будемъ говорить объ этомъ теперь, милая Эмили.
— Хорошо. Я вамъ это сказала только для того, чтобы вы могли сдлать измненіе въ завщаніи. Впрочемъ, меня скоро не будетъ…
— Нтъ, нтъ, это невозможно!
— Если бы я не умерла, я бы не знала, что мн длать съ жизнью! Но я не то хотла сказать — я хотла попросить у васъ прощеніе за вс тревоги, которыя причинила вамъ.
Она стала передъ нимъ на колни, онъ цловалъ ее, благословлялъ и плакалъ надъ ней.
Все было порвано между Эмили и Джоржемъ, что же оставалось ей въ жизни?— Положеніе ея въ свт — открывало ей только одно поприще — молиться, раздавать милостыню, посщать бдныхъ. Эмили ухватилась за него, но въ душ у ней все-таки осталась надежда — она надялась, что Джоржъ чудомъ вернется къ ней. Каждый день ожидала она этого чуда и это ожиданіе придавало ей силу жить и бороться, хотя здоровье ея таяло.
Сэръ Гэрри заплатилъ вс долги Джоржа и скоро ухалъ съ семействомъ за границу. Эмили не была больна, въ настоящемъ смысл слова, но доктора совтовали перемну климата.
Весной они были въ Лугано и тамъ, въ ‘Times» прочли, что актриса мистрисъ Мортонъ. теперь называется мистрисъ Джоржъ Готспуръ.
— Уже!— воскликнула Эмили и почувствовала, что жизнь ея порвалась. Теперь у нея ничего больше не оставалось, даже? чуда не могла она ожидать — все было кончено…
‘И разсказъ мой конченъ — говоритъ А. Троллопъ — они остались тамъ, гд были во все время знойнаго лта, а потомъ — потомъ, когда наступилъ августъ, они похоронили ее на маленькомъ протестантскомъ кладбищ’.
Сэръ Гэрри вернулся въ Англію слабымъ, поблвшимъ старикомъ, со впалыми глазами. Рдко отворялъ онъ ротъ, чтобы сказать слово. Вроятно, въ эти горькіе дни своей жизни, онъ много разъ переносился въ прошедшее и еще глубже чувствовалъ потерю своего единственнаго сына. Состояніе свое онъ оставилъ племяннику лэди Елизаветы. Вмст съ нимъ погасъ и родъ Готспуровъ.
Итакъ, по сюжету разсказъ А. Троллопа крайне простъ, даже не новъ. Но онъ близокъ сердцу англичанъ и заслужилъ уже отъ нихъ много одобрительныхъ отзывовъ, потому что въ немъ какъ въ зеркал отражается ихъ жизнь.
Англійская критика давно признала за А. Троллопомъ тонкое чутье гармоніи цлаго и послдовательность мысли. Кром того, въ немъ отсутствіе всякихъ эффектовъ. Съ поразительной правдой передаетъ онъ типы изъ англійской жизни и никогда не впадаетъ въ каррикатуру. Къ сожалнію, критика не всегда удовлетворена выборомъ его сюжетовъ и ему ставятъ въ упрекъ то, что онъ тратитъ свой несомннный талантъ на описаніе избитыхъ случаевъ и ничтожныхъ чувствъ. Этотъ упрекъ падаетъ на А. Троллопа можетъ быть за безстрастность, съ которою онъ ‘передаетъ читателю свои разсказы, иронія его часто такъ скрыта, что ее даже нельзя разгадать сразу. Онъ съ большой простотой передаетъ случившееся, не одобряя его и не порицая, и предоставляетъ читателю самому сдлать изъ него свои выводы.
Въ изложенной нами повсти всего ярче задтъ вопросъ объ отношеніяхъ отца и дочери, любящихъ другъ друга и желающихъ видть другъ друга счастливыми. Читатель уже знаетъ была ли эта цль достигнута. Почему самыя теплыя взаимныя чувства все-таки привели къ такому печальному результату, разъяснитъ намъ отчасти таже г-жа Б. Стоу. Слова ея какъ нельзя боле подходятъ къ случаю, взятому А. Троллопомъ за сюжетъ для его разсказа.
‘Пусть подумаетъ отецъ каждой взрослой двушки, — говоритъ она,— какъ онъ долженъ любить дочь свою, въ чемъ состоятъ его обязанности относительно ея, и чмъ онъ можетъ отвратить отъ нея горе, часто стоющее ей жизни! Пусть онъ подумаетъ надъ тмъ, хорошо-ли и умно-ли онъ длаетъ, что съ дтства удаляетъ ее отъ жизни и держитъ въ замкнутой обстановк, открывая передъ ней только розовыя стороны жизни, хорошо-ли онъ длаетъ, что исключительно позволяетъ развиваться ея сердцу, и развиваться односторонне и экзальтированно? Подумалъ-ли онъ, что, удляя ей ничтожнйшія занятія, онъ поселяетъ въ ней гнетущую пустоту и что неминуемо придетъ для нея пора, когда эти занятія будутъ казаться ей невыразимо скучными и монотонными и когда вс чувства ея направятся на другое? Представилъ-ли онъ себ всю горечь, ея разочарованія, когда, взросшая въ розовыхъ мечтахъ, она упадетъ на землю отъ его же собственныхъ словъ, и узнаетъ, что въ мір существуетъ обманъ, зло, развратъ, грязь — и олицетворяется все это въ человк, которому она отдала свое сердце! Пусть пойметъ любящій отецъ, какое чувство должно зашевелиться въ сердц его дочери, и пусть не удивляется, если увидитъ, что она ударилась въ ханжество.
‘Не зашевелится-ли въ сердц отца позднее раскаяніе, не зазвучитъ-ли въ немъ упрекъ самому себ, что онъ самъ погубилъ свое дитя, съ дтства сведя его на степень хрупкой вещицы? Что онъ самъ ослпилъ дочь свою, рзко отдернувъ шторы, за которыми она думала найти цлый волшебный міръ! Да, бдные отцы, пока они будутъ держать своихъ дтей какъ хрупкихъ куколокъ, на ихъ почтенныя сдыя головы суждено падать большому горю, безъ вины дти часто окажутся жестоки съ ними, и много горькихъ слезъ прольютъ они въ безсонную ночь. И можетъ быть даже и тогда, среди тоски и сердечной пустоты, имъ и въ голову не придетъ, что составляетъ причину ихъ несчастія. А причина ясна — они не воспитывали дочерей своихъ такъ, чтобы изъ нихъ росли женщины. Они не заботились, чтобы он могли критически относиться и къ себ и къ жизни. Они не развивали въ нихъ понятіе о такихъ интересахъ, которые заставили бы ихъ серьезно отнестись къ ихъ собственному существованію, видть въ немъ цлъ, а не жить на свт только для забавы своихъ родителей.
‘Пусть же родители безъ страха отбросятъ завсу и съ дтства пріучать дтей своихъ относиться къ свту какъ онъ есть, и они увидятъ, что дряхлая рука ихъ не такъ часто должна будетъ бросать горсть земли на свжую могилу, въ которой похоронена все дорогое, что оставалось у нихъ въ жизни.
‘Жаль намъ стариковъ, но нельзя не пожалть и ихъ дочерей. Въ самомъ дл, что выпадаетъ на долю ихъ? Прозябать въ вчной тоск и вчно ожидать чего-то, что представляется имъ свтлымъ и радостнымъ. Въ жизни ихъ ничего нтъ, кром, этихъ свтлыхъ надеждъ, на что?— он сами не знаютъ. И вотъ, надежды ихъ принимаютъ ощутительную форму, он вс сводятся на счастливую любовь, раздленную умнымъ, блестящимъ, красивымъ возлюбленнымъ. Инстинктивное стремленіе каждаго человка найти въ жизни цль наконецъ реализировано. Он нашли ее, и будутъ жить исключительно для избранника сердца! Но злая судьба подшутила надъ ними и разбила ихъ мечты — избранникъ оказался грязне грязи, и, главное за что онъ не находитъ въ ихъ сердцахъ прощенія — онъ игралъ ихъ чувствомъ!! Что остается имъ въ жизни посл такого страшнаго удара? что предоставляютъ имъ въ утшеніе условія свта? Интересовъ у нихъ нтъ никакихъ, никакія струны въ нихъ больше не звучатъ. Была одна,— да и та порвалась, и все заглохло и замерло. Жизнь ихъ — лишняя, имъ она не нужна, и людямъ она не нужна. Остается у нихъ одно убжище — теологія. И вотъ, къ безполезной жизни ихъ прибавляется еще цлый рядъ безполезныхъ поступковъ. Великолпный фаэтонъ часто останавливается у убогихъ жилищъ бдствующаго человчества, изъ него выходитъ ‘лишняя’, держа въ рукахъ книгу, дающую примиреніе, и долго убждаетъ она бдныхъ, что Небо даетъ всмъ людямъ радости и печали, и что нужно съ терпніемъ нести крестъ свой. Смотрятъ на нее бдные и думаютъ: ‘Ты утопаешь въ роскоши, что теб придетъ на умъ — все твое, гд же крестъ твой, какой же ты несешь крестъ?’ Но ‘лишняя’ даже не подозрваетъ, что бднякъ можетъ мысленно задавать ей такой вопросъ, и она ‘щедрой рукой’ даетъ ему ненужныя крохи. Она длаетъ это, чтобы хоть чмъ-нибудь заглушить въ груди своей мучительное сознаніе своей безполезности и не приходитъ ей на умъ, какъ безконечно жалка и комична ея ‘благотворительность’. Какой страшный диссонансъ всей жизни обличаетъ этотъ пріздъ въ дорогомъ экипаж съ корзинкою, которую держитъ передъ ‘лишней’ богато-одтый слуга и изъ которой вынимаетъ бездлицы и даетъ ихъ несчастной вдов, чтобы та могла на нсколько дней продлить голодную агонію своихъ ребятишекъ…’
Съ г-жею Б. Стоу нельзя не согласиться: только имя ясную и любимую цль въ жизни, можно идти смло на встрчу ударамъ судьбы. Только сознавая себя чмъ-нибудь, можно примириться съ личными невзгодами, только имя ощутительныя доказательства полезности своего существованія, можно еще. Желать жить посл приключившагося горя. Сознательно или инстинктивно, но каждый чувствуетъ, что отраду можно найти только въ полезной работ. До сихъ поръ, однако, работа не считается нормальной необходимостью для каждаго взрослаго человка, къ какому бы классу общества онъ ни принадлежалъ. На нее смотрятъ какъ на неизбжное зло, выпадающее только на долю бдняка. Въ достаточныхъ классахъ составилось даже то странное убжденіе, что они потому-то и находятся въ счастливыхъ условіяхъ, что имъ не нужно работать. Не вслдствіе-ли этого на свт такъ много ‘неудавшихся жизней’ и ‘лишнихъ людей’?