АНГЛИНСКІЯ ПИСЬМА,
или
ИСТОРІЯ
КАВАЛЕРА
ГРАНДИССОНА.
Твореніе Г. РИЧAРДСOHA
сочинителя
ПАМЕЛЫ и КЛАРИССЫ.
Переведено съ французскаго
А. Кондратовичемъ.
Во град Святаго Петра
1793 года.
Цна безъ перепл. 1 р. 10 коп.
ИСТОРІЯ
Кавалера
ГРАНДИССОНА.
Генріетта Биронъ къ Люціи Сельби.
Докторъ Барлетъ спрашивалъ меня, въ чемъ заключается подробность Клементининой исторіи, которую просила я его мн сообщить и общалъ мн переписать оныя, я ему означила ихъ письменно, можетъ быть должна я себя похулить за небольшую притворность, когда начала описывать съ такихъ мстъ, которыя не самыя важныя, какъ то, исторію Оливіи, о Гж Бемонтъ, о ссорахъ произходившихъ между Сиромъ Карломъ и Г. Іеронимомъ, и пр. на настоящія подробности, кои нетерпливо знать желаю, суть слдующія:
Первой разговоръ Сира Карла съ Клементиною, касательно Графа Бельведера.
Сношеніе, въ которое просили его вступить съ нею, по случаю первыхъ меланхолическихъ ея припадковъ.
Средства, коими Гжа. Бемонтъ извлекла отъ нее самой признаніе въ той страсти, которую она столь тщательно скрывала отъ нжнйшихъ родителей.
Пріемъ учиненной Сиру Карлу въ пріздъ его въ Вну.
Какъ приняты были его предложенія о примиреніи, закон и пребываніи отъ всей фамиліи, а особливо отъ Клементины. И самое важное, любезная Люція, послдовавшая печальная и послдняя разлука, что было необходимо къ тому нужно, что по томъ случилось въ Болоніи, и въ какомъ положеніи находится теперь Клементина.
Ежели Докторъ откровенно объяснитъ сей послдній запросъ, то мы узнаемъ можетъ быть, по какой причин Сиръ Карлъ по столь долговременной отлучк желаетъ возвратиться въ Болонію, и для чего онъ кажется удостовреннымъ, что его угожденіе ни къ чему не будетъ полезно. О! Люція, сколь важныя слдствія зависятъ отъ сего освдомленія! Но не медли ни мало, Сиръ Карлъ Грандиссонъ! я тебя заклинаю, не медли к ты любезной. Докторъ! Сердце мое отъ одной мысли и малйшаго медлнія страждетъ: оно не можетъ перенесть такой неизвстности.
Примчаніе: (Многія письма по семъ слдующія содержатъ въ себ первыя подробности, о сообщеніи коихъ Миссъ Биронъ просила Доктора Барлета, он чрезвычайно продолжительны, и потому самая большая часть оныхъ сюда не внесены для того что далеко отводятъ читателя отъ порядочнаго чтенія произшествій, но для явнаго уразумнія всего сего почитаю за нужное включить сюда нкоторыя изъ сихъ писемъ, а протчія можетъ быть приложены будутъ къ концу последняго тома, какъ бы въ дополненіе.)
ІІримчаніе: При сношеніи Сира Карла съ Клементиною по случаю первыхъ ея меланхолическихъ припадковъ примчать должно, что Сиръ Карлъ не доврялся еще, чтобъ могъ быть тому причиною, хотя она отвергла то предложеніе, которое поручено ему представить ей въ пользу другаго. Здсь внесена будетъ выписка изъ его писемъ, и такъ самъ онъ описываетъ сіе произшествіе Доктору.
Маркизъ, Маркиза, и Кавалеръ Грандиссонъ прогуливались нкогда по садовой алле. Клементина, которая въ печали своей искала уединенія, была отъ нихъ довольно далеко съ Камиллою, своею горнишною, которая шла за нею и старалась развеселить ее своими разговорами. Хотя она ея любила, но ничего ей не отвтствовала, и жаловалась, что она рчами своими ее безпокоитъ.
Любезная дочь! сказалъ мн Маркизъ прослезясъ. Посмотрите, какъ она ходитъ, то тихо то скоро, какъ будто желаетъ освободиться отъ сообщества Камиллы. Она начинаетъ уже ей быть въ тягость, по тому что ею любима. Но на кого кажется смотритъ она съ удовольствіемъ? Увы! воображалъ ли я, чтобъ та двица, которая составляла вс утхи моего сердца, могла когда либо превратить оныя въ мученіе! Однако отъ того не мене она мн любезна. Но знаете ли, любезный мой Грандиссонъ, что мы не можемъ отъ нее добиться другихъ словъ какъ да и нтъ? Не можно ли какъ завесть, съ нею разговоръ хотя на самое малое время, даже и на томъ язык съ нею говорить не льзя, которому вы ее учили и къ коему въ ней усматривали мы такую склонность, постарайтесь привлечь ее въ разговоръ, начните съ нею какую нибудь матерію.
Такъ, Кавалеръ, сказала мн Маркиза, поговорите съ нею, начните рчь о чемъ ни будь такомъ, которое бы привлекло ее къ разговору. Мы ее увряли, что не будемъ больше говорить ей о замужств, до того времени, пока она сама не пожелаетъ принять нашихъ предложеній. Глаза ея, утопающіе въ слезахъ, намъ за то благодарили. Она благодаритъ насъ поклономъ, когда стоитъ, а естьли сидитъ, то наклоненіемъ головы, но ни слова при томъ не говоритъ она кажется въ безпокойств и въ смятеніи, когда мы ей что говоримъ. Посмотрите! она входитъ теперь въ Греческой храмъ, бдная Камилла съ нею говоритъ, но не можетъ дождаться ея отвта. Я не думаю, чтобъ она васъ видла, подойдемъ по етой боковой тропинк къ миртовой рощиц, откуда можемъ услышать все, что у нихъ произходить будетъ. Когда мы туда подходили, то Маркиза разсказывала, что въ послднее ихъ путешествіе въ Неаполь, одинъ молодой офицеръ Графъ Марцелли, человкъ любезной но не богатой, тайнымъ образомъ старался тронуть сердце ихъ Клементины. Они о томъ не давно еще узнали по признанію Камиллы, которая разсуждая съ ними о причин сей глубокой задумчивости ихъ дочери, сказала, что Графъ общавая ей великую награду склонялъ ее отдать отъ него письмецо ея госпож, что она отвергла съ негодованіемъ его предложеніе, а онъ ее заклиналъ ничего не говорить о томъ Генералу, отъ коего все его благополучіе зависло, что сія самая причина принудила ее молчать, но за нсколько дней предъ симъ, разговаривая съ своею Госпожею о томъ, что она видла во время своего путешествія въ Неаполь, слышала она, что Клементина съ довольною благосклонностію произнесла имя Графа Марцелли. Разв не возможное дло, прибавила Маркиза, почувствовать ей къ нему склонность? Что бы ни было, Кавалеръ, постарайтесь обратить разговоръ на любовь, но околичностями: берегитесь произнесть имя Марцелли, ибо она бы тогда подумала, что вы разговаривали съ Камилллою: дочь моя нсколько горда, она бы не могла перенесть того, чтобъ вы почитали ее влюбленною, особливо въ такого человка, которой ея ниже. Но мы полагаемся на ваше благоразуміе. Вы можете его называть и не называть, смотря по обстоятельствамъ, и приличноли то будетъ для вашихъ намреній. Врьте моя любезная, что такое подозрніе не вроятно, однако правда, что Марцелли не давно былъ въ Болоніи, но Клементина столь благородныя иметъ свойства, что не можетъ войти съ кмъ либо въ тайное знакомство.
Мы дошли до небольшой миртовой рощицы, находящейся позади храма и оттуда слышали слдующій разговоръ.
Кам. Но за чемъ, сударыня, хотите вы, чтобъ я васъ оставила? Вы знаете, сколько я васъ люблю, вы всегда разговаривали со мною съ удовольствіемъ, чмъ я васъ оскорбила? Я не войду въ етотъ храмъ, естьли вы мн запрещаете, но я не могу и не должна отъ васъ удаляться.
Клемен. Какая неумстная принужденность! думаешьли ты, чтобъ для меня было какое мученіе жесточа сего преслдованія? Естьлибъ ты меня любила, то старалась бы единственно мн угождатъ.
Кам. Я никакой другой склонности и попеченія не имю, дражайшая моя госпожа.
Клемен. Такъ оставь же меня, Камилла, мн бываетъ лучше когда я сижу одна, я чувствую, что отъ того мысли мои становятся спокойне, ты меня преслдуешь, Камилла, ты ходишь за мною какъ тнь: по правд, ты ничто иное, какъ тнь той услужливой Камиллы, какою была ты прежде.
Камил. Любезнйшая моя госпожа! я васъ неотступно прошу……
Клемент. Опять ты принимаешься за неотступныя свои прозьбы? Еще разъ говорю я теб, оставь меня естьли меня любишъ. Разв не смютъ поврять меня самой мн? Когда бы я была и подлая двка, которую подозрваютъ въ какомъ нибудь зломъ умысл, то и тогда бы ты съ большею неотвязностію надо мною не присматривала, Камилла, хотла было продолжать сей разговоръ, но ей то совершенно запрещено, об он стояли въ молчаніи, Камилла казалась плакала.
Время, Кавалеръ, сказалъ мн Маркизъ, идти вамъ туда, покажитесь ей, начните съ нею говорить объ Англіи, или о чемъ другомъ: вамъ остается цлой часъ до обда, я надюсь, что вы ее къ намъ приведете не такъ печальну, ей надобно быть при стол, наши гости замтятъ ея отсудствіе, слухъ уже разносится, что она нсколько помешаласъ. Я опасаюсь, отвчалъ я ему, что сіе самое время не весьма къ сему удобно, она кажется въ смущеніи, я не знаю нелучше ли бы Камилла при лучшихъ своихъ намреніяхъ сдлала, естьлибъ въ такихъ случаяхъ соображалась нсколько съ нравомъ своей госпожи. Тогда сказала мн Маркиза, должно бы было опасаться, чтобъ зло неумножилось, оно можетъ обратиться и въ привычку: нтъ, старайтесь вступить съ нею въ разговоръ, мы здсь нсколько минутъ подождемъ, чтобъ вамъ дать время.
Я удалился на нсколько шаговъ, и проходя въ аллею, изъ коей дорога шла къ храму, я такъ близко подошелъ что могъ быть примченъ, но увидя, что она сидла, я довольствовался отданіемъ ей низкаго поклона. Ея горнишная стояла передъ нею между двумя столбами, держа у глазъ своихъ платокъ, я удвоилъ шаги, какъ бы опасался возмутить тишину ихъ уединенія и довольно скоро, отъ нихъ прошелъ, но посл того я уменшилъ свой ходъ, дабы разслышать, что он говорили: Клементина, встала, и подходя къ дверямъ храма, глядла въ ту сторону, куда я пошелъ. Онъ прошелъ, слышалъ я какъ она говорила. Учись, Камилла, показывать больше скромности. Не позвать ли его? сказала ей ета двушка, она говорила поперемнно, нтъ, да, нтъ, да, наконецъ, нтъ, не зови его, я хочу пройтись по алле. Теперь, Камилла, можешь ты меня оставитъ. Въ саду довольно людей, кои могутъ надо мною присматривать, или естьли хочешь, останься, мн въ томъ мало нужды, ктобъ за мною ни смотрлъ, но только не говори ничего тогда, когда теб приказываю молчатъ.
Она пошла по той алле, которая перескала ту, гд я шелъ, но какъ она прошлась раза съ два по ней, то я видя ее близъ себя, въ то самое время какъ она ко мн подходила, поклонился ей съ великимъ почтеніемъ, какъ бы въ томъ намреніи, чтобъ оттуда удалиться и оставить ее на свобод, она остановилась, и я слышалъ, что она повторяла Камилл, научишься ли ты отъ Кавалера, что значитъ скромность? Я ей тогда сказалъ: извините Сударыня…. не излишніе ли далеко простираю я вольностъ…. она прервала мою рчь: Камилла ныншняго дня очень услужлива, Камилла меня безпокоитъ. Сколько ли и ваши стихотворцы, сударь, строги какъ наши, противъ злоупотребленія, кое женщины изъ своего языка длаютъ.
Стихотворцы всхъ земель, сударыня, хвалятся одинаковымъ вдохновеніемъ, стихотворцы, такъ какъ и другіе люди, пишутъ то, что, какъ имъ кажется, чувствуютъ.
Такъ, сударь, вы симъ длаете великое уваженіе моему полу. Стихотворцы, сударыня, имютъ гораздо лучшее воображеніе, нежели другіе люди, слдственно и чувствованія ихъ живе, но какъ они не всегда имютъ равное право хвалиться своимъ разсудкомъ, ибо сіе дарованіе рдко бываетъ сопряжено съ воображеніемъ, то можетъ быть случается имъ иногда изьяснять очень хорошо дла и съ лишкомъ разпространяться о дйствіяхъ оныхъ.
Она увидла своего отца и мать подъ оранжевыми деревьями. Боже мой! сказала она мн, я хулю себя, что во весь ныншній день не оказывала имъ моего долга. Не уходите, Кавалеръ: тутъ она подошла къ нимъ, они остановилисъ. Вы, кажется, сказалъ ей Маркизъ, имете важной разговоръ съ Кавалеромъ Грандиссономъ: мы васъ оставляемъ, моя любезная, я съ матушкою вашею пойду домой, при семъ они насъ оставили.
Никогда не оказывали родители такой милости, говорила она, возвращаясь въ свою аллею: какъ былабъ я виновна, естьлибъ оной не соотвтствовала? не видалили вы ихъ уже прежде здсь, сударь?
Я только что отъ нихъ пошелъ, сударыня, они васъ почитаютъ лучшею изъ дочерей, но весьма огорчаются вашею печалію.
Я познаю чрезмрно ихъ милость, и я бы печалилась, естьлибъ навела имъ хотя малйшее безпокойство. Оказалили они предъ вами свое безпокойство, сударъ. Вы имете довренность всей нашей фамилій и по своимъ благороднымъ и безкорыстнымъ поступкамъ всмъ дороги. Ныншняго же утра оплакивали они то печальное состояніе, въ которомъ, какъ имъ кажется, васъ находятъ. Слезы лилась изъ очей ихъ.
Камилла, ты можешь къ намъ подойти, ты услышишь что теперь будутъ ходатайствовать о твоемъ дл. Подойди, говорю я теб, ты услышишь то, что видно Кавалеръ сказать намъ готовится. Онъ обихъ насъ отъ великаго затрудненія избавитъ.
Я, сударыня, все сказалъ.
Нтъ, сударь, я тому не могу повритъ. Ежели вамъ что нибудь поручено отъ моего батюшки или матушки, то я готова, такъ какъ и долгъ мн велитъ, выслушать васъ до послдняго слова.
Камилла подошла.
При семъ началъ я говорить ей съ смятеннымъ видомъ: о достойной предметъ толикихъ безпокойствій! что могу я и что долженъ вамъ сказать? Усердныя мои желанія, чтобъ вы были благополучны, могутъ меня сдлать вамъ докучливымъ, но какже можно надяться пріобрсть отъ васъ довренность, когда въ оной и родительниц вашей отказывается?
Чегожъ хотятъ, сударь? Какія имютъ о мн намренія? Я нездорова я была жива, любила обращенія, пніе, пляски, игры и посщенія, а теперь ко всмъ симъ веселостямъ никакой склонности не имю, люблю одно уединеніе. Я сама собою довольна: сообщество сдлалось мн тягостно, и я не вольна иначе о томъ думатъ.
Но отъ чего, сударыня, можетъ произойти такая перемна въ особ вашихъ лтъ? Ваши родственники причины тому не понимаютъ: а сіе то и много ихъ печалитъ.
Я ето вижу и очень о томъ жалю.
Никакое удовольствіе не длаетъ, какъ кажется, впечатлнія надъ вашею душею: вы такъ набожны, что служите въ томъ другимъ образцемъ: ни кто не имлъ такого къ закну благоговнія, какъ вы, однако….
Вы, сударь! Агличанинъ, Еретикъ…. простите мн что я васъ такъ называю, но не тли вы и въ самомъ дл? вы говорите мн о благоговніи, закон?
Не станемъ о семъ упоминать, я было хотлъ сударыня, сказатъ…..
Я разумю, сударь, что вы сказать хотите, и признаюсь, что иногда бываю очень задумчива: я не знаю, отъ чего произходитъ во мн такая перемна, но оная точно дйствительная, и я ни кому не могу быть больше въ тягость, какъ самой себ.
Но такое зло, сударыня, должно имть свое основаніе. Не странноли, что вы одними только вздохами и слезами отвтствуете нжнйшей и снизходительнйшей родительниц? Однако она не примчаетъ въ васъ ничего такого, что бы оказывало упорность или досаду: равное подобострастіе тихость и угождательность находитъ она и теперь въ дражайшей своей Клементин, она не сметъ прервать вашего молчанія. По своей къ вамъ нжности она боится васъ надмру принуждать къ чему бы то ни было! какъ же можете вы, дражайшая сестрица, (простите мн сію вольность, сударыня,) какъ можете вы оставить столь добродушную родительницу, не сказавъ ей ни одного слова въ утшеніе? Какъ можете вы взирать на ея страданія, сердце ея стснено, глаза орошены слезами: она не иметъ силъ, гд ей остановиться, не знаетъ притомъ куда обратишься ей должно, ибо ничего утшительнаго прискорбному вашему родителю сказать не можетъ. Почему тайная причина такой печальной перемны остается непостижимою темъ, кои страшатся, чтобъ сіе зло необратилось въ привычку, и притомъ въ такое время, въ которое бы вы должны были совершить всю ихъ лестную надежду.
Она пролила нсколько слезъ, наклонила голову къ Камилл, и облокотилась на ея руку, по томъ оборотясь ко мн говорила: какое изображеніе моей упорности и добродушія моей матушки вы мн представляете. Я бы желала…. такъ, я желала бы, чтобъ мой прахъ соединенъ былъ съ прахомъ моихъ предковъ! Я была утшеніемъ въ нашемъ семейств, а теперь вижу, что одни мученія оному причинять буду.
Боже мой! что вы говорите сударыня?
Не хулите меня, я сама собою недовольна, сколь же презрнно то существо, которое своего бытія снести не можетъ.
Я льщусь, сударыня, что вы столько имете довренности къ четвертому вашему брату, что откроете ему свое сердце, я прошу васъ единственно облегчить сердце наилучшей родительницы, и привесть ее въ состояніе оказать равную услугу наилучшему родителю.
Она казалось о томъ начала размышлять, отворотила лице свое и проплакала, и я думалъ, что почти ее убдилъ.
Поручите, сударыня, врной своей Камилл объявить ваши печали родительниц вашей.
Постойте, сударь, (возразила она, какъ будтобъ собирая свои мысли) пожалуйте не спшите такъ въ етомъ дл. Открыть мое сердце! чтожъ? Кто вамъ сказалъ, что я скрываю что нибудь? Вы вкрадчивы, сударь, вы меня почти уврили, что у меня есть какая нибудь тайна, которая тягостна моему сердцу, а когда я пожелала оной искать, дабы склониться на усильныя ваши просьбы, то ничего тайнаго въ сердц своемъ не нашла. Пожалуйте, сударь, она остановиласъ.
Пожалуйтежъ, сударыня, говорилъ я, взявъ ея руку, не думайте, чтобъ я оставилъ васъ съ столь худымъ успхомъ въ изысканіи сего дла. Вы очень вольны, сударь, сказала она, но не отнимая своей руки.
Для брата, сударыня, для брата очень ето вольной поступокъ! я при семъ оставилъ ея руку.
Ну, да чегожъ братъ мой отъ меня хочетъ?
Онъ васъ усильно проситъ и заклинаетъ единственно объявить нжно васъ любящей и превосходнйшей родительниц.
Постоите, сударь, и я васъ усильно прошу, что мн объявить? Скажите мн сами, что ей сказать, выдумайте тайну, которую пристойно бы было открыть, можетъ быть, тогда возмогу я братцевъ моихъ по крайней мр нсколько успокоитъ.
Такая шутливая рчь, сударыня, начинаетъ ласкать меня нкоею надеждою, продолжайте оказывать столь пріятное разположеніе вашихъ мыслей, и тайна сама собою откроется, разкаянія оной будетъ безполезны.
Камилла, которую вы здсь видите, не перестаетъ мучить меня глупымъ воображеніемъ, которое я будто имю о любви. Молодая особа моего пола когда будетъ казаться глубокомысленною и заниматься разсужденіями, то обвинятъ ея тотчасъ, что она питаетъ въ себ любовную страстъ. Я бы почитала себя достойною всей моей невинности, естьлибъ подала какому нибудь человку власть причинять мн хотя малйшее безпокойство. Я ласкаюсь, сударь, что вы принимая званіе моего брата, не имете о сестр своей о томъ презрительнаго мннія.
Презрительнаго! Я не согласуюся, сударыня, въ томъ, чтобъ любовь заслуживала презрніе.
Какъ! когда она заблуждаетъ въ выбор своего предмета?
Сударыня!
Что я такое сказала, которое приводитъ васъ въ изумленіе? Не имлили вы намренія…. но я думала только о томъ, дабы вамъ дать выразумть, что я не съ ныншняго дня проницаю ваши вкрадчивыя вымыслы, и что когда вы однажды читали мн, естьли помните, четыре стиха одного изъ вашихъ стихотворцовъ, содержащіе въ себ столь хорошее изображеніе задумчивости влюбленныхъ, то предполагаю, что вы по злости своей оныя соображаете съ моимъ состояніемъ, но естьли вы имли Кавалеръ такой умыселъ, то увряю васъ что онъ во все былъ неоснователенъ, равно какъ и докуки тхъ, кои мною ругаются и безпрестанно меня мучатъ, относя мою болзнь къ какой нибудь слабости отъ любьви происходящей.
Я клянусь вамъ, Сударыня, что не было тогда такого моего намренія.
Тогда! я надюсь, что и теперь его не было.
Я вспомнилъ т стихи, но какъ бы могъ я сообразить ихъ съ вашимъ состояніемъ? Отреченія ваши отъ многихъ любовниковъ и несклонность оказываемая вами человку достойному и знатному, каковъ есть Графъ Бельведере, коего услуги всею вашею фамиліею одобрены, суть такія убжденія….
Видишь Камилла, прервала она со скоростію мою рчь, Кавалеръ уж убжденъ, я прошу тебя въ послдній разъ не обижать меня своими вопросами и догадками по сей самой матеріи. Разумешьли меня, Камилла? Знай, что ни за что въ свт не желалабъ я, дабы меня укоряли любовію.
Но естьлибъ вы подали, сударыня, вашей матушк какое нибудь объясненіе о той задумчивости, которую мы нын въ васъ вмсто сродной вамъ веселости видимъ, то неизбавились ли бы отъ всхъ подозрній, кои кажется васъ печалятъ? Можетъ быть печаль ваша происходитъ отъ сожалнія, что не можете согласоваться съ намреніями вашего родителя,… можетъ быть….
Объясненія! Прервала она, неужели всегда мн должно слышать объ однихъ таковыхъ объясненіяхъ? И такъ, сударь, знайте, что я не здорова и что не довольна сама собою, неужели нужно ето вамъ повторять?
Естьлибъ ваше безпокойство происходило отъ какого ни будь смущенія совсти, то я не сомнваюсь, Сударыня, чтобъ вашъ духовникъ.….
Онъ бы не могъ возвратить мн спокойствія, онъ человкъ доброй, но такъ строгъ! (сіи послднія слова выговорила она очень тихо, и взглянула на Камиллу, не разслышала ли она ихъ) онъ иногда заботится больше, нежели ему должно то длать, а для чего? для того, что изящныя качества, кои въ васъ вижу, преклоняютъ меня имть хорошее мнніе о вашихъ правилахъ, и хотя вы еретикъ, но я, какъ мн кажется усматриваю признаки благодушія въ вашихъ мнніяхъ.
Ваша матушка спроситъ меня, Сударыня, удостоили ли вы меня хотя нкоею довренностію. По своему праву съ природы откровенному она уврена что вс должны быть стольже скрытны, какъ и она. Вашъ батюшка прося меня склонить васъ открыть мн свое сердце, ясно тмъ показываетъ, что весьма бы радовался естьлибъ я получилъ отъ васъ сію милость во званію четвертаго вашего брата. Епископъ Ноцера….
Такъ, такъ, сударь, я знаю, что васъ вся моя фамилія обожаетъ, я сама имю къ вамъ совершенное уваженіе и думаю, что тмъ обязана четвертому своему брату, которой столь великодушно сохранилъ мн третьяго, но кто можетъ, государь мой, преодолть ваше собственное упорство во всемъ томъ, на чемъ вы единожды утвердилисъ. Естьлибъ я ощущала какое прискорбіе въ своемъ сердц, то не ужели вы думаете, чтобъ я предоставила свою довренность такому человку, которой рожденъ въ заблужденіи, и которой отвращаетъ глаза свои ото свта? Обратитесь въ Католическую вру, сударь, тогда не скрою я отъ васъ ни малйшаго движенія моего сердца. Въ то время будете вы моимъ братомъ, и я освобожу одного изъ праведныхъ мужей отъ всхъ его заботъ и смущеній, коими онъ мучится видя меня въ дружественномъ обращеніи съ такимъ упорнымъ еретикомъ, какъ вы. Тогда, говорю вамъ, не будетъ у меня такой тайны, которою бы вамъ какъ своему брату не открыла.
Но ничто не препятствуетъ вамъ, сударыня, открывать свои тайны матушк, духовнику, Епископу Ноцеръ….
Такъ, конечно.... естьлибъ я оныя имла.
Впрочемъ я дивлюсь, что вашъ духовникъ вооружается противъ меня за ту благосклонность, съ коею въ вашей фамиліи со мною поступаютъ.
Случилось ли мн когда нибудь, сударыня, говорить съ вами о вр? Конечно нтъ, сударь, но вы такъ упорны въ своихъ заблужденіяхъ, что не можно надяться въ оныхъ васъ убдитъ. Я дйствительно почитаю васъ, по приказанію тхъ, коимъ обязана жизнію, за четвертаго своего брата, я желалабы, чтобъ вс мои братья были единаго исповданія.
Не желаете ли вы имть о семъ сношеніе съ отцемъ Марескоти? А естьли онъ ршитъ вс ваши сумннія, то общаетесь ли принять его убжденія?
Избавьте меня, сударыня, отъ всхъ споровъ касающихся до вры.
Давно уже, сударь, хотла я вамъ учинить сіе предложеніе.
Вы иногда предчувствовать мн то давали, сударыня, хотя не такъ открытно какъ теперь, но я приверженъ къ отечественному моему закону, чистосердечіе замняетъ у меня мсто просвщенія: я уважаю честныхъ людей но всюду.
Очень хорошо, сударь, вы упорствуете въ своихъ мнніяхъ, сіе самое должна я заключишь изъ вашего отвта, я о васъ соболзную, я искренно о васъ жалю, вы одарены преизящными качествами, я иногда сама себ говорила, что вы не сотворены для того, дабы жили и умерли, какъ жертва гнва Божія: но удалитесь Кавалеръ, оставьте меня, вы упорнйшій человкъ, и ваше упорство самое виновное, потому что убгаете всякаго убжденія.
Мы такъ далеко отошли отъ нашей матеріи, Сударыня, что я хочу вамъ покорствовать, я васъ оставляю, и прошу единой милости…..
Не такъ можетъ быть далеко, какъ вы воображаете, прервала она мою рчь оборотя отъ меня свое лице, дабы скрыть вступившую на оное краску, но чего требуете вы отъ своей сестры?
Чтобъ она ко всеобщей радости своихъ родственниковъ пришла къ столу съ веселымъ видомъ, а особливо казала бы оной предъ многими гостями, кои, ласкаются честію ее видтъ. Чтобъ не было тогда, Сударыня, сего молчанія.…
Вы должны были усмотрть, сударь, что я не очень съ вами была молчалива. Будемъ ли мы ныншняго вечера читать какого нибудь Аглинскаго писателя? Прощайте, Кавалеръ, я буду стараться показывать за столомъ веселой видъ, но естьли я не такъ буду весела, какъ желаютъ, то чтобъ взоры ваши не изъявили мн ниединой укоризны: при семъ поворотила она въ другую аллею. Я почти не думалъ, любезной мой Докторъ, выводить по сему разговору вс мннія, могущія произойти отъ окончанія онаго, но не мене считалъ себя обязаннымъ справедливостію, которую долженъ былъ отдавать сей фамиліи поспшать моею разлукою, а когда я далъ знать Клементин, что намренъ хать, то не мало былъ доволенъ холоднымъ видомъ, съ коимъ слушала она сіе увдомленіе.
Двица Биронъ пишетъ слдующія разсужденія на сіе мсто и о первомъ сношеніи касающемся до исканія Графа Бельведере.
Не заключаешь ли ты изъ сей подробности, любезная Люція, равно какъ и изъ предварительныхъ объясненій, кои получала я въ библіотек, что я буду имть удовольствіе всхъ васъ видть въ Нортгамптонъ-Шир? Такъ точно, не сумнвайся объ етомъ.
Но не странно ли, моя дарагая, чтобъ отецъ, мать и братья столь ревнивые, какими намъ представляютъ всхъ Италіанцовъ, и столь надмнные, какими должно почитать членовъ ихъ знаменитой фамиліи, могли позволить столь вольной доступъ любезнйшему мущин т къ своей дочери а сіи къ сестр, которая, какъ кажется, не старе 18 или 19 лтъ? Поручить ему обучать ее Аглинскому языку? Не дивишься ли ты такой скромности въ отц и матери? И избрать его еще къ тому, чтобъ онъ сію двицу склонилъ въ пользу того человка, коего желали сочетать съ нею, но ты можетъ быть скажешь, что средство подслушивать въ ближайшемъ кабинет все происходящее въ первомъ его сношеніи, служитъ довольно врнымъ основаніемъ тому, что можно положиться на его праводушіе и непорочность, и что такой опытъ оправдываетъ ихъ благоразуміе и на предбудущія подобныя случаи: я на то совершенно согласна, дорогая Люція, ты можешь ихъ извинять, но не будучи и Италіанцемъ всякой бы могъ почесть такого наставника опаснымъ для молодой двицы, а при томъ тмъ опаснйшимъ, что онъ знатной породы и уважаетъ честь, Наставникъ, въ такомъ случа, бываетъ всегда тотъ, которой обязываетъ, его называютъ учителемъ (на французскомъ язык слово учитель значитъ также господина.) А сіе имя заключаетъ въ себ званія и ученицы и услужницы. Гдбъ не искали для такой должности женатаго человка, хотябъ хотли обучатъ музык, танцованью, языкамъ или другимъ наукамъ? Но пускай они сами заплатятъ за такую свою нескромностъ.
Въ сіе время я оставила Доктора, я не преминула какъ можно искусне внушить ему нкоторыя мои замчанія, онъ мн говорилъ, что Маркиза воспитывалась въ Париж, что съ нкотораго времени нравы въ Италіи очень перемнились, что между знатными особами французская вольность начинаетъ примтнымъ образомъ замнять мсто Италіанской скрытности, и что по знаніямъ, вжливости и хорошему вкусу, кои суть общія госпожамъ сей фамиліи, особливо ихъ называютъ Француженками.
Вы замтить можете при второмъ сношеніи, съ какимъ искуствомъ, (и съ какою, правда, честію) Сиръ Карлъ напоминаетъ Клементин о званіи брата, которое даетъ ему право поступать съ нею вольне. Съ какою нжностію повторяетъ онъ имя сестры? Ахъ Люція! и я въ такомъ же смысл ему сестра, онъ привыкъ уже къ такимъ именамъ, а можетъ быть и употребляетъ оныя какъ предохранительное средство противу страсти молодыхъ особъ моего пола, однакожъ я теб въ моей призналась и почти за славу для себя ее почитала. Не сыскали ли и его сестры способа проникнуть мои мысли? Какъ я удивляюсь молчанію Клементины, но въ тхъ обстоятельствахъ, въ коихъ я находилась, былалибъ она скрытне? Какъ хорошо поступала она при второмъ сношеніи, когда скрыла свои чувствованія подъ покровомъ усердія къ вр. Довольно видно, что естьлибъ его убдительныя прозьбы имли какой ни будь успхъ, то она не долгобъ скрывала причину своей задумчивости наипаче когда видла отъ своихъ родителей столько же снизхождевія, сколько я онаго вижу въ моихъ родственникахъ.
Мое сожалніе о сей благородно мыслящей Клементин начинаетъ уже производить весьма сильное впечатлніе въ моемъ сердц, я только сею одною мыслію и занимаюсь: какъ нетерпливо желаю видть вс слдствія сихъ сокращенныхъ выписокъ.
Примчаніе: Сношеніе, въ которомъ госпожа Бемонтъ открываетъ Клементинину тайну. Г. Барлетъ увдомляетъ Миссъ Биронъ, что по прозьб Маркизы, госпожа Бемонтъ писменно объяснила сей барын все произшедшее во Флоренціи съ тхъ поръ какъ и Клементина съ нею тамъ находилась, а здсь прилагается переводъ ея письма
Вы мн простите, Сударыня, что я до сихъ поръ къ вамъ не писала, когда васъ увдомлю, что я только со вчерашняго вечера получила способъ подать вамъ нкое удовлетвореніе въ томъ предпріятіи которое изволили вы мн поручишъ.
Я наконецъ узнала тайну, можетъ быть вы ее отгадали: любовь, но любовь чистая и похвальная есть та: болзнь которая возмущаетъ съ давняго времени спокойствіе прелестной Клементины, составляющей утху знаменитой вашей фамиліи. Я сообщу вамъ такое повствованіе о величіи ея души, которое заслуживаетъ равномрно и жалость и удивленіе. Чего не претерпла сія любезная двица борясь неослабно съ должностію, закономъ и любовію, при всемъ томъ я опасаюсь, что такое открытіе не очень будетъ пріятно вашей фамиліи, но извстность всегда предпочтительне сумннія. Естьли вы усмотрите что я можетъ быть надмру хитро поступала въ моемъ обращеніи съ нею, то прошу васъ вспомнить, что въ томъ точно и состояло то дло, которое вы мн поручить изволили. Вы мн также приказывали не забывать ни единаго обстоятельства въ томъ донесеніи, коего отъ меня желали, дабы вы могли прибгнуть къ тмъ врачествамъ, кои заблагоразсудите избрать къ излеченію ея немощи. Я вамъ повинуюсъ.
Первые дни по прізд нашемъ въ Флоренцію препровпдили мы въ увеселеніяхъ, какія только могли вообразить, дабы одна радость и утхи окружали любезную вашу Клементину, но видя, что общества становились ей въ тягость и что она изъ одной вжливости отъ нихъ не отказывалась, сказала я госпожамъ, кои насъ навщали, что я беру совершенно на себя стараніе ее увеселять, и что все свое время употреблю къ ея услугамъ, он на то согласилися. А когда я ей открыла мое намреніе, то оказала она мн сваю радость и удостоя меня своихъ объятій со всми тми прелстьми, коими небо столь щедро ее наградило, свидтельствовала, что мое обращеніе для ея сердца было бы цлительнымъ бользамомъ, естьлибъ ей позволено было наслаждаться онымъ въ уединеніи. Я не хочу уже говорить, что въ первые дни я не жалла ничего, дабы пріобрести ея къ себ любовь, и старанія мои столь были успшны, что она запретила мн называть себя иначе, какъ дорогою Клементиною, и такъ я ласкаюсь, Сударыня, что вы простите мн вольность въ штил.
Вчера въ вечеру просила она меня, чтобъ я ей дала, такъ какъ она называетъ, урокъ въ какой нибудь хорошей Аглинской книг: я удивилась ея успхамъ въ отечественномъ моемъ язык. Ахъ! моя дарагая, сказала я ей, какой прекрасной способъ въ изученіи языка употребляетъ вашъ учитель, естьли судить о немъ по знанію, полученному вами въ столь краткое время въ такомъ язык, которой не иметъ въ себ приятностей вашего нарчія, хотя сильными своими выраженіями неуступаетъ можетъ быть ни одному изъ новйшихъ языковъ! я увидла, что она покраснла. Поврители вы тому? сказала она мн, и я примтила изъ ея глазъ, какъ и изъ лица, что не нужно было испытывать отъ нее тайну ни для Марцелли ни для другаго какого человка.
По нкоему познанію, которое я могла выводить изъ сего маловажнаго случая, начала я ей говорить о Граф Бельведер съ похвалою, она мн откровенно сказала, что никогда не будетъ къ нему имть склонности. Я ей представляла, что когда Графъ всей ея фамиліи пріятенъ, то мн кажется, что она должна нсколько обьяснить свои возраженія. По правд, моя дарагая, присовокупила я, вы по сему длу не имете всего того уваженія, которымъ обязаны снизхожденію дражайшихъ вашихъ родителей.
Она возтрепетала. Такая укоризна жестока, отвчала она мн, несогласны ли вы въ томъ, Сударыня?
Подумайте о томъ хорошенько, возразила я, естьли ее почитаете несправедливою, употребя съ часъ на размышленіе я ее сочту такоюже какъ и вы, и принесу вамъ мои извиненія.
Я въ самомъ дл опасаюсь предпріяла она, что могу чемъ нибудь себя укорить, у меня родители самые лучшіе и нжные, но бываютъ такія особенныя тайны, естьли вамъ угодно ихъ такъ называть, коихъ не весьма разглашать хочется. Можетъ быть лучше иной согласится, чтобъ оныя силою и властію отъ него изторгнуты были.
Ваше признаніе, моя дарагая, показываетъ въ васъ дйствіе чрезвычайно великодушнаго сердца. Естьлибъ я не опасалась, что буду нескромною…
О! Сударыня, прервала она, не предлагайте мн столь побудительныхъ вопросовъ, я въ замшательств своемъ не въ силахъ буду на нихъ отвчать!
Мн кажется, дарагая моя Клементина, что сообщеніе тайностей есть связь искренной дружбы. Случится ли что нибудь важное? Придетъ ли кто въ новое какое состояние? Врное сердце не можетъ успокоиться, докол не изліетъ радости или печалей своихъ въ то сердце, къ коему оно прилплено, и такая взаимная открытость содлываетъ сіи узы еще тснйшими: въ какую напротивъ того пустоту, въ какую печаль и мракъ повергается та душа, которая не можетъ ни кому взрить своихъ сокровеннйшихъ мыслей? Бремя тайны, естьли тутъ случится дло важное, угнтаетъ по необходимости чувствительное сердце: за онымъ глубочайшая задумчивость послдуетъ. Ни за что бы въ свт не желала я имть у себя такой души, которая неспособна къ чувствованіямъ дружества, а дйствіе сей превосходнйшей страсти не есть ли сообщеніе или соединеніе сердецъ и утха изливать сокровенныя тайны сердца своего въ ндра истиннаго друга.
Я на то согласна, но вы также признаетесь, Сударыня, что молодая особа можетъ иногда не имть истиннаго друга, или когдабъ и имла какого и въ врности его была уврена, но ея довренность можетъ умалиться личными качествами, разностію лтъ и состоянія, такъ какъ мн случается съ моею Камиллою, которая впрочемъ превосходная двушка. Въ нашемъ состояніи, какъ вы знаете, видимъ мы около себя боле притворныхъ особъ нежели друзей. Камилла иметъ тотъ порокъ, что непрестанно меня мучитъ и все говоритъ про одно, видно по приказу моей фамиліи. Естьлибъ я имла какую тайну, то охотне открыла бы ее моей матушк, нежели ей тмъ боле что слдствія оной были бы одинаковы.
Вы справедливо говорите, моя дарагая, а какъ небо даровало вамъ такую родительницу, которая боле почесться можетъ вашею сестрою и пріятельницею, то для меня очень удивительно, что вы столь долго оставляли ее въ неизвстности.
Что мн сказать вамъ? Ахъ! Сударыня…. (она остановиласъ.) Но моя матушка старается въ пользу такого человка, коего я любить не могу.
Симъ самымъ возвращаемся мы къ нашему вопросу. Не имютъ ли ваши родители права желать, дабы вы извстили ихъ о своихъ возраженіяхъ противъ того человка, о пользахъ коего они стараются?
Особенныхъ возраженій я ни какихъ не имю. Графъ Бельведере достоинъ лучшей супруги, каковою я для него быть не могу. Я бы имла къ нему совершенное почтеніе, естьлибъ была у меня сестра, къ коей бы обращались вс его старанія. И такъ, дарагая моя Клементина, естьли я угадаю причину отдаляющую васъ отъ Графа Бельведере, то общаете ли открыться мн съ тмъ чистосердечіемъ и откровенностію, кои почитаю я неразрывными съ дружбою?
Она молчала и я ожидала ея отвта. Наконецъ она мн сказала, обратя свои взоры на меня: я васъ опасаюсь, Сударыня.
Я на то и не жалуюсь, моя дарагая, естьли вы считаете меня недостойною вашего дружества.
Чтожъ бы вы отгадали, Сударыня? Что вы предупреждены въ пользу какого нибудь человка, иначе не моглибъ желать своей сестр, естьлибъ ее имли, такого супруга котораго почитаете васъ не достойнымъ.
Не достойнымъ меня! нтъ, Сударыня, я не имю такого мннія о Граф Бельведер.
Догадки мои тмъ еще боле утверждаются.
О! Сударыня, какъ настоите вы въ своихъ вопросахъ?
Естьли вы почитаете меня нескромною, то говорите сами, я молчать буду.
Нтъ, нтъ, я не говорю и того, чтобъ вы были нескромны, но вы меня приводите въ замшательство. Я бы не столько приводила васъ въ замшательство, естьлибъ точно не угадала вашей тайны, и естьлибъ тотъ предметъ не такъ былъ васъ недостоинъ, что вамъ въ томъ нельзя безъ стыда признаться.
О! Сударыня, какъ вы меня принуждаете, что могу я вамъ отвчать?
Естьли вы имете ко мн нкую довренность и почитаете меня способною помогать вамъ совтами….
Я имю къ вамъ всю достодолжную довренностъ. Вашъ характеръ столь извстенъ!
И такъ, дарагая Клементина, я еще стану отгадыватъ. Позволите ли мн?
Чтожъ такое? что можете вы отгадывать?
Что какой нибудь человкъ низкой породы… безъ имнія..... безъ достоинствъ можетъ быть….
Постойте, постойте, не ужели почитаете вы меня способною унизиться да такой крайности? Для чего терпите вы меня еще на своихъ глазахъ?
Я еще стану угадыватъ. Человкъ, видно Королевской крови, превосходнаго разума, превышающій вашу надежду….
О! Сударыня, не скажители, что ето какой нибудъ Магометанской Князь, когда такъ распространяете свои догадки?
Нтъ, Сударыня, но я сіе самое открытіе беру за подтвержденіе своихъ словъ: я не сумнваюсь, чтобъ моя дарагая Клементина не питала въ сердц своемъ страсти и уврена что вс препятствія произходятъ отъ закона. Ревностные католики не имютъ лучшаго мннія о протестантахъ какъ и послдователи Магомета, я хотя протестантка, но признаюсь, что люди нашей секты имютъ также свои предразсудки. Ревность всегда будетъ ревностію, какой бы видъ или имя она не принимала. Мн сказывали, что одинъ молодой незнакомецъ казался быть страстнымъ къ Клементин....
Незнакомецъ, Сударыня! [съ видомъ негодованія.] не думайте, чтобъ я когда либо могла….
Не станемъ о тотъ боле говорить, я слышала также о одномъ молодомъ господин изъ Рима, младшимъ наслдникомъ въ фамиліи Борджезе — не онъ ли тотъ….
Пусть хоть онъ, я съ радостью на то согласна. (Она казалась очень довольна, пока думала, что я удалена еще была отъ истинны)
Но естьли Кавалеръ Грандиссонъ (при семъ имени она покраснла) оказалъ ей худыя услуги….
Кавалеръ Грандиссонъ, Сударыня, не способенъ оказывать худыхъ услугъ.
Уврены ли вы, Сударыня, чтобъ Кавалеръ былъ не хитръ? Онъ человкъ остроумной, сіе качество должно иногда внушать въ насъ недоврчивостъ. Особы его свойствъ поражаютъ уже тогда, когда уврены, что ихъ удары будутъ врны.
Онъ не хитръ, Сударыня. Онъ превышаетъ хитрость и не иметъ въ ней никакой надобности. Его уважаютъ и любятъ вс т, кои его знаютъ, откровенность его столь же удивленія достойна какъ и его благоразуміе. Онъ превышаетъ всякую хитрость повторила она съ жаромъ.
Я согласна въ томъ, что онъ много уваженія заслуживаетъ отъ вашей фамиліи, и не дивлюсь, что столько ласки и пріязни отъ оной себ видитъ. Но мн кажется весьма удивительно, что въ противность всмъ благоразумнымъ причинамъ сей земли, молодой человкъ такого вида допущенъ.… я остановиласъ.
Какъ? не воображаете ли вы уже, что я… что я.... она также остановилась, въ недоумніи показывающемъ весьма примтно ея замшательство.
Благоразуміе, Сударыня, не позволяетъ отважно подвергать нкоей опасности честь фамиліи, и подавать случай къ предпріятіямъ….
Конечно, Сударыня, вы попустили себя предупредить противу его. Онъ самой безкорыстной человкъ.
Помнится, я отъ многихъ молодыхъ двицъ слышала, что они во время его здсь пребыванія называли его очень пригожимъ мушиною.
Пригожимъ? Я тому врю. Почти не видно такихъ, кои походятъ видомъ на Г. Грандиссона.
Почитаете ли вы его также удивленія достойнымъ по его разуму и свойствамъ, о чемъ помнится равнымъ образомъ я слышала? Я его не больше двухъ разъ видла. Мн показалось, что онъ нсколько собою важитъ.
О! не обвиняйте его, Сударыня, что онъ не скроменъ. Правда, что онъ знаетъ различить время, когда говорить и когда молчатъ, но онъ не иметъ ничего такого, чтобъ походило на безразсудностъ. Нужноли ему было имть столько храбрости къ защищенію вашего братца, сколько большая часть людей при семъ щастливомъ произшествіи ему приписываютъ. Онъ имлъ двухъ слугъ хорошо вооруженныхъ и надялся, что попадутся ему на той самой дорог прохожіе, а убійцъ было весьма малое число, да и т смущалися своею совстію.
Любезная моя госпожа Бемонтъ, кто васъ такъ предупредилъ? Никто какъ говорится, не бываетъ пророкомъ въ своей земл, но я вижу, что Г. Грандцссонъ не много можетъ теб общать благопріятствія отъ госпожи ему единоземной. Я не знаю… но не говорилъ ли онъ вамъ тогда о комъ другомъ въ выраженіяхъ нсколько благопріятныхъ?
Не говорилъ ли? Конечно, онъ говорилъ мн о Граф Бельведер и Можетъ быть съ большимъ жаромъ….
Точно?
Такъ точно, да и съ большимъ жаромъ, нежелибъ должно было какъ мн кажется.
А почему?
Почему? по тому…. по тому что…. ему ли должно было.… вы разумете, Сударыня.
Я предполагаю, что ему именно поручено было сіе дло.
Я также ето думаю,
Безъ сумннія такъ. Иначе онъ бы не предпринялъ….
Я усматриваю, сударыня, что вы не любите Кавалера. Но я могу васъ уврить, что отъ васъ однихъ только слышала я о немъ…. я говорю ето даже съ равнодушіемъ.
Скажите мн, дорогая моя Клементина, что думаете вы точно о вид и свойств Г. Грандиссона?
Вы можете о томъ судитъ по моимъ словамъ.
Что онъ пригожъ, великодушенъ, благоразуменъ, мужественъ и вжливъ?
По истинн я его почитаю такимъ, какъ вы говорите, и не одна я такова мннія.
Но онъ Магометанинъ.
Магометанинъ, Сударыня? Ахъ! госпожа Бемонтъ.
Ахъ! моя дорогая Клементина. И вы думаете, что я не проникла ваши мысли? Естьлибъ вы никогда не звали Г. Грандиссона, то не имли бы отвращенія принять на себя званія Графини Бельведере.
И вы можете думать, Сударыня…
Такъ точно, моя любезная, моя молодая пріятельница, я ето думаю.
Любезная госпожа Бемонтъ, вы не знаете, что я вамъ сказать хотла.
Нсколько нужно отъ васъ откровенности, дорогая Клементина. Не ужели любовь никогда оной имть не будетъ?
Какъ? Сударыня. Человкъ различнаго исповданія, упорной въ своихъ заблужденіяхъ, не оказавшій мн нималйшаго чувствованія любви, словомъ, человкъ такой породы, которая моей не стоитъ и при томъ тотъ, коего все щастіе и имніе по его собственному признанію зависятъ отъ милости его отца, и отца такого, которой ничего не жалетъ на свои веселости! гордливость, порода, долгъ и законъ, все сіе не защищаетъ ли меня предъ вами.
И такъ я могу теперь безопасно хвалить Г. Грандиссона.
Вы меня обвиняли несправедливымъ противу его предубжденіемъ. Теперь хочу я вамъ показать, что инной мущина бываетъ иногда пророкомъ для женщинъ ему единоземныхъ. По словамъ всхъ его знающихъ, коихъ я видла или слышала, представлю я вамъ его свойства: Англія въ сіе столтіе не произвела еще ни одного такого, которой бы ей приносилъ столько чести. Онъ честной человкъ, говоря въ самомъ обширномъ смысл сего слова. Естьлибъ нравственныя добродтели и законъ въ людяхъ изтребилися, то можно бы ихъ было обрсти въ немъ безъ гордости и тщеславія. Въ какомъ бы мст онъ ни показался, то всегда ищутъ его знакомства и уважаютъ его люди благоразумные добродтельные и вс т кои отличаются по своимъ чувствованіямъ и просвщенію: онъ благодтельствуетъ всмъ, не различая состояній, сектъ и народовъ. Самые его соотечественники за славу поставляютъ имть къ себ его дружбу, они пользуются ею для возстановленія къ себ доврія какъ въ путешествіяхъ, такъ и въ прочихъ длахъ, особливо во Франціи, гд не мене его уважаютъ какъ и въ Англіи. Онъ произходитъ изъ лучшихъ Аглинскихъ фамилій и можетъ имть первыя чины въ своемъ отечеств, когда захочетъ оныхъ. Я освдомилась, что ему предлагаютъ уже нкоторыхъ изъ знатнйшихъ наслдницъ. Естьлибъ онъ не рожденъ былъ для богатствъ, то могъ бы себ любую изъ нихъ выбратъ. Вы согласитесь въ томъ, что онъ великодушенъ, мужественъ и прелстенъ….
О! дорогая госпожа Бемонтъ! сего уже много, очень много!…. Однако я его познаю при всякой черт. Мн не возможно доле вамъ противиться. Я признаюсь, признаюсь, что сердце мое сотворено не для иннаго кого, а для Г. Грандиссона: теперь: же, когда я несумнваюсь, чтобъ не родители мои поручили вамъ получить отъ меня сіе признаніе, то какъ могу перенести ихъ взоры? Я не могу сказать, что вы не получили отъ меня признанія съ доброй моей воли и безъ всякихъ условій, но чтобъ они по крайней мр знали, сколько я боролась съ страстію, коею себя укоряю, и которая столь мало приличествуетъ дочери ихъ крови. Я вамъ дамъ способъ ихъ о всемъ извститъ.
Во первыхъ, какъ вамъ извстно, онъ сохранилъ жизнь дражайшему изъ моихъ братцевъ, и мой братъ признался, что естьлибъ послушалъ совта столь врнаго друга: то не впалъ бы никогда въ ту опасность, отъ коей обязанъ сталъ ему своимъ избавленіемъ. Батюшка и матушка представя его мн, приказали его почитать за четвертаго брата, и съ того самаго времени не могла я думать, чтобъ имла только трехъ братьевъ. Случилось при томъ и то, что избавитель моего брата показался мн человкомъ самымъ любезнымъ, кроткимъ и мужественнымъ изъ всхъ. Вс мои родственники осыпали его, такъ сказать, своими ласками, упущены были вс домашнія обряды и вс чины, употребляемыя съ иностранцами. Онъ казался между нами столь же вольнымъ и дружелюбнымъ, какъ будтобъ принадлежалъ намъ. Братъ мой Іеронимъ непрестанно мн говорилъ, что всемъ сердцемъ желаетъ онъ видть меня супругою его друга. Никаая инная награда, казалось, неприличествовала Г. Грандиссону, и братъ мой, имя о мн столь лестныя для меня мысли, одну меня почиталъ способною оказать при семъ всю достодолжную его Кавалеру благодарностъ. Мой духовникъ, своими опасеніями и нападками боле еще умножилъ мое уваженіе къ тому человку, коего оныя, казалось, оскорбляли. Впрочемъ его собственныя поступки, безкорыстность и почтеніе много способствовали моей къ нему привязанности. Онъ всегда со мною поступалъ какъ съ сестрою, искренно и дружески, когда по добродушію своему захотлъ заступить при мн мсто учителя. Какъ же могла я вооружаться противъ такого человка, которой мн ни чемъ не могъ внушить недоврчивости къ себ?
Однако я не прежде начала познавать силу моихъ чувствованій, какъ въ то время, когда мн сдлано предложеніе о Граф Бельведер, и при томъ столь важнымъ голосомъ, что я отъ того озаботиласъ. Я взирала на Графа, какъ на рушителя моей надежды, а при всемъ томъ не могла отвчать на вопросы моихъ родителей кои желали знать причину моего отрицанія. Какуюжъ могла я привесть имъ причину когда не кто инной, какъ свое предупрежденіе въ пользу другаго человка, предупрежденіе совершенно скрытое въ глубин моего сердца. Но я себ самой свидтельствовала, что скоре умру нежели буду женою человка противнаго моему исповданія. Я ревностно слдую по стезямъ Католическія вры. Вс мои родственники не съ меньшимъ усердіемъ ее исповдаютъ. Сколько зла не желала я сему упорному еретику, такимъ именемъ часто я его называла, сему человку, которой первый моему сердцу сталъ непротивенъ, ибо тогда еще васъ не знала, любезная моя госпожа Бемонтъ. Я дйствительно думаю, что онъ самой упорной изъ всхъ когда либо изъ Англіи вызжавшихъ протестантовъ. Какую нужду имлъ онъ хать въ Италію? Зачемъ бы не жить ему между своимъ народомъ? или естьли ему должно было сюда пріхать, то для чего здсь такъ долго оставаться и закоснвать въ своемъ упорств, какъ бы для пренебреженія тхъ, кои его столь дружелюбно къ себ приняли? Въ тайн сіи укоризны исторгались изъ моего сердца. Съ начала мн <в книге текст испорчен> что я не имла в разсужденіи его участія, кром желанія дабы онъ добился получить себ спасеніе. Но потомъ чувствуя, что онъ былъ нуженъ къ моему благополучію, да не оставляя однако намренія отъ него отречься, естьли не обратится въ Католическую вру, употребила я вс свои старанія, дабы его обратить на путь истинны въ томъ чаяніи, что могу все получить отъ снизходительныхъ моихъ родителей и уврена будучи, что онъ наше сродство вмнитъ себ въ честь, естьли мы въ семъ спасительномъ дл его преодолемъ.
Но когда я отчаялась его убдить, то приняла намреніе обратить свои усилія на самую себя, и преодолть страсть или скончать свою жизнъ. О! Сударыня, сколько трудовъ перенесла я въ семъ бореніи! мой духовникъ исполнилъ меня страхомъ небеснаго мщенія. Горнишная моя также не преставала меня мучитъ. Родители мои понуждали меня взирать благопріятно на Графа Бельведере. Графъ надокучилъ мн своими стараніями. Кавалеръ боле еще умножилъ сіи гоненія, говоря мн въ пользу Графа. Боже мой! что длать! на что ршиться! ни минуты нтъ покоя, ни свободы дабы посудить, размыслить и отдать самой себ отчетъ въ собственныхъ своихъ чувствованіяхъ! Какъ бы могла я матушку свою взять себ въ повренную? Разсудокъ мой боролся съ страстію, и я всегда надялась что онъ останется побдителемъ. Я боролась съ великою силою: но какъ каждой день трудности сіи усугублялись, то почувствовала я, что такое бореніе для силъ моихъ надмру жестоко. Почто не знала я тогда Гжи. Бемонтъ съ коею моглабъ посовтаться? По сему неудивительно, что я стала жертвою глубокой меланхоліи, которая понуждала меня хранить молчаніе! Наконецъ Кавалеръ намрился насъ оставишъ. Какого мученія, но какой и радости не ощутила я при сей вдомости? Я дйствительно уповала, что его отсудствіе востановитъ мой покой. На канун его отъзда я вмняла въ нкое торжество свой съ нимъ поступокъ предъ всею нашею фамиліею. Онъ былъ единообразенъ. Я казалась веселою, спокойною и щастливою въ самой себ: я удивлялась той радости, которую причиняла дражайшимъ моимъ родственникамъ. Я молила о его благополучіи во всю его жизнь, благодарила его за удовольствіе и пользу, которую получила отъ его наставленій и желала чтобъ онъ никогда не былъ безъ такого человка, коегобъ дружество столько ему пріятно казалось сколько его для меня. Я была тмъ больше собою довольна, что не чувствовала никакой нужды длать себ насиліе, дабы сокрыть сердечное свое мученіе. Я изъ сего выводила хорошее на будущее время предзнаменованіе и столь свободно съ нимъ простилась, что онъ, казалось, того и ожидать не могъ. Мн въ первые показалось, что усмотрла въ его взорахъ нкое пристрастіе, по которому я о немъ пожалла, и думала что себя жалть мн не на что, воображая что со всемъ свободна. Однако при отъзд его я чувствовала движеніе. Когда дверь за нимъ затворилась, то сказала я сама въ себ, и такъ она никогда уже не отворится, чтобъ пропустить сего любезнаго иностранца! За симъ разсужденіемъ вырвался вздохъ изъ груди моей. Но ктобъ могъ его запримтить? Я никогда не разставалась съ отъзжающими моими друзьями, не оказавъ имъ знака чувствительности моей при разлук съ ними. Батюшка прижалъ меня къ своей груди, матушка поцловала, братецъ Епископъ называлъ меня многими нжными именами, и вс мои друзья, поздравляя меня веселостію, какую во мн видли, говорили что начинаютъ во мн узнавать свою Клементину. Я отъ нихъ удалилась въ полномъ удовольствіи, какое сама подала дражайшей нашей фамиліи, въ коей долгое время питала собою глубокую печалъ.
Но увы! сія обманчивость столь была для меня трудна, что я не могла ее боле скрыватъ. Раны мои были очень глубоки…. Остальное вы знаете, Сударыня, равно какъ и то, что вс пріятности въ жизни сей бываемыя отъ меня удалены. Естьли властна только буду въ своемъ жребіи, то никогда не изберу себ человка враждебнаго тому закону, въ коемъ я никогда не колебалась, и которой не оставилабъ и для короны, хотябъ оную носилъ любезной сердцу моему человкъ и хотябъ за такое отрицаніе претерпла жестокую смерть въ самыя пріятныя лта моей жизни.
Слезные токи препятствовали ей говоришь доле. Она укрыла свое лице у моей груди и вздохнула.
О дорогая Клементина! сколько вздоховъ она испустила и сколько я тмъ была тронута!
Теперь, Сударыня, вы знаете все что ни произошло между вашею любезною дочерью и мною. Никогда не бывало еще столь благороднаго боренія между долгомъ и любовію, хотя ея сердце чрезвычайно нжно, а достоинство предмта столь велико, что вамъ и не можно была чаять такой щастливой перемны. Она по видимому боялась, чтобъ я неизвстила васъ о всхъ сихъ обстоятельствахъ. Она не посметъ поднять своихъ глазъ, какъ сама говоритъ, передъ своими родителями. Она страшится еще боле, естьли то возможно, чтобъ не объявили ея духовнику о состояніи ея души и о причин ея недуга. Но я ей представила, что не отмнно матушк ея все сіе знать должно, дабы она могла избрать надлежащее ей врачевство.
Я опасаюсь, Сударыня, что такое излченіе неиначе возможно было совершить, какъ удовлетвореніемъ ея сердцу. Однако, естьли вы преодолете возраженія вашей фамиліи, то можетъ быть должно вамъ будетъ противуборствовать и самой своей дочери, то есть, ея сумнніямъ въ разсужденіи своего закона, когда желаете, дабы она приняла къ себ того человка, коего она любить можетъ. Вы поступите по вашему благоразсмотрнію, но какое бы намреніе вы ни принимали, однако мн кажется, что съ нею надлежитъ поступать съ великою тихостію. А поелику съ нею никогда инако не поступали, то я уврена, что въ толь важномъ случа, когда ея разсудокъ борется съ любовію, противоположенной сему способъ будетъ сверхъ ея силъ. Да внушитъ вамъ Творецъ, къ коему ваше благоговніе толико всмъ вдомо, наилучшія въ семъ дл намренія? я присовокуплю только, что съ того времени, какъ открыла тайну, отъ коей прелестное ея свойство столько измнилось, она кажется, гораздо спокойне. Однако она страшится того пріема, которой ей при ея возвращеніи, какъ она думаетъ, поступки ея угрожаютъ. Она заклинаетъ меня хать вмст съ нею, естьли получить отъ васъ приказаніе возвратиться. Помощь моя, какъ она говоритъ, будетъ ей нужна для подкрпленія ея духа. Она упоминаетъ, что пойдетъ въ монастырь, судя что ей равно не возможно быть женою другаго человка и согласить свой долгъ со страстію, коей преодолть не можетъ.
Одно утшительное слово, собственноручно вами написанное, много послужитъ, какъ я уврена, Сударыня, къ изцленію ея пронзеннаго сердца. Пребываю съ истиннымъ къ вамъ высокопочитаніемъ и проч,
Маркиза написала на сіе письмо такой отвтъ, въ коемъ матерняя признательность изъ каждой строки была видна и приложила къ нему записку къ своей дочери, исполненную самою нжнйшею къ ней любовію, понуждая ее не только возвратиться въ Болонію, но и склонишь ея пріятельницу вмст съ нею пріхатъ. Сіе приказаніе послдуемо было такимъ общаніемъ, что именемъ ея отца и братьевъ она принята будетъ весьма милостиво, и увреніемъ, что всевозможныя употребятъ способы сдлать ее щастливою по собственному ея хотнію.
Примчаніе. Какъ былъ принятъ Кавалеръ Грандиссонъ въ пріздъ свой въ Вну.
Я былъ принятъ самимъ Маркизомъ и Прелатомъ со всми знаками истиннаго почтенія и дружества. Какъ скоро они меня оставили свободнымъ, то Іеронимъ, которой еще не выходилъ изъ горницы, обнялъ меня съ нжностію. Наконецъ, говорилъ онъ мн, щастливо ршилось то дло, которое столь долго на сердц у меня лежало. О Кавалеръ! ваше щастіе не сумнительно. Клементина принадлежитъ вамъ, теперь съ удовольствіемъ принимаю въ объятія своего брата, но я васъ останлю, подите къ щастливой моей сестр. Вы ея найдете съ моею матушкою: он васъ ожидаютъ. Облегчите нсколько смущеніе столь нжной двицы. Она не будетъ въ силахъ выразить вамъ и половины своихъ чувствованій.
Тогда пришла къ намъ Камилла, желая меня провесть въ кабинетъ къ Маркиз. Дорогою она сказала мн тихимъ голосомъ: съ какою радостію видимъ мы опять у себя наилучшаго изъ всхъ мужчинъ. Столь многократно оказыванное благодушіе заслуживало сея награды.
Я засталъ Маркизу за уборнымъ столомъ въ пребогатомъ наряд, какъ бы въ церемоніи, но при ней не было ни одной женщины, да и Камилла, какъ только отперла мн дверь, отъ насъ ушла. Клементина стояла за креслами своей матери. Она была одта съ лучшимъ вкусомъ, но сродная ей скромность, обнаженная любезнымъ румянцемъ, которой казалось выступалъ на ея лиц отъ тогдашнихъ обстоятельствъ, придавала ей боле блеска, нежели моглабъ оная получить отъ самыхъ богатыхъ нарядовъ. Маркиза при моемъ вход встала. Я подошедъ поцловалъ у нея руку, а она мн говорила: вы, Кавалеръ, есть одни только, кому я могу оказать сію учтивость съ благопристойностію, потомъ оборотясь къ своей дочери сказала, что ты, дорогая моя Клементина, ничего не говоришь Кавалеру? Прелестная Клементина потупила глаза, и измнилась нсколько въ лиц, у ней не достаетъ голоса, прервала сія ласковая мать, но я вамъ ручаюсь за ея чувствованія.
Посудите, любезной мой Докторъ, сколько долженъ былъ меня тронуть столь лестной пріемъ, когда еще я и не зналъ, что мн длать будетъ приказано.
Пощадите меня, любезная Маркиза, говорилъ я самъ въ себ! Не требуйте отъ меня ничего такого что бы противно было моимъ правиламъ, и возмите себ хотя весь свтъ со всею его славою и сокровищами, но я довольно буду богатъ, естьли вы мн дадите свою Клементину.
Маркиза посадила свою дочь въ кресла. Я къ ней подошелъ. Но какъ могъ я предаться всей своей признательности, когда я смущался многими опасеніями? Однако я изьяснился съ такимъ жаромъ, что смогъ придать къ своей почтительности нкую твердость, коей оная не одна была причиною. Потомъ выдвинувъ кресла для Маркизы, взялъ другіе по ея приказу и для себя. Она взяла свою дочь за руку, для привлеченія ея къ себ довренности, а я осмлился взять ее за другую. Любезная Клементина покраснвъ наклонила голову, но не отвергла сей моей смлости, какъ бы то сдлала въ другомъ случа. Матушка ея предлагала мн много безпристрастныхъ вопросовъ о моемъ путешествіи и о дворахъ, при коихъ я былъ со времени моего отъзда: она навдывалась о Англіи, о моемъ батюшк и о сестрицахъ, а при сихъ послднихъ вопросахъ оказывала видъ благопріязни и дружества, какой обыкновенно принимаемъ, когда навдываемся о такихъ особахъ, кои скоро намъ принадлежать будутъ.
Сколько трудностей и удовольствія чувствовалъ я отъ такой ласки! Я не сумнвался, чтобъ мн не предложено было перемнить законъ, а мене еще колебался о непреодолимой своей приверженности къ отечественному нашему исповданію. По краткомъ разговор любезная двица вставъ поклонилась низко своей матушк, мн же оказала сію честь съ видомъ истиннаго достоинства и вышла изъ кабинета. Ахъ! Кавалеръ, сказала мн тогда Маркиза, я ни какъ не чаяла, посл вашего отъзда, такъ скоро опять съ вами свидться, и не знала той причины, которая насъ теперь соединяетъ. Но вы можете принять свое благополучіе съ признательностію. Скромность ваша служитъ обузданіемъ вашей пылкости.
Я ей отвчалъ на то низкимъ поклономъ. Чтобъ могъ я тогда сказать?
Маркизъ и я, продолжала она, оставили нсколько длъ на разобраніе между вами и Епископомъ нашимъ сыномъ. Вы получите, естьли не будете противиться, сокровище въ Клементин, да сокровище еще и съ нею. Мы намрены сдлать въ ея пользу все, что бы мы дйствительно сдлали, естьлибъ усмотрли въ ней привязанность къ тому супругу, коего отецъ ей назначалъ. Вы можете посудить, что дочь наша намъ дорога…. безъ чего....
Я одобрилъ благопривтливость ихъ.
Я не могу сумнваться, Г. Грандиссонъ, продолжала она, чтобъ вы не любили Климентины больше всхъ другихъ женщинъ.
Истинно сказать могу, любезной Докторъ, что я никогда не видалъ такой особы, къ коей бы боле чувствовалъ склонности. Я защищалъ себя высокимъ мнніемъ, которое имлъ о ихъ достоинствахъ, доводами касательно закона, довренностію, которою меня вся сія фамилія почтила, и намреніемъ, которое я принялъ при начал моихъ путешествій, не совокупляться бракомъ ни съ какою иностранкою.
Я уврилъ Маркизу, что не имю никакихъ обязанностей, и что не бывъ столь легкомысленъ дабы домогаться могъ того щастія, кое она мн показываетъ, съ трудомъ смлъ льститься, что оное для меня сберегается. Она отвчала мн, что почитаетъ меня того достойнымъ, что я знаю все то уваженіе, которое ея фамилія ко мн иметъ, что уваженію Климентины ко мн не иное есть основаніе, какъ добродтель, что мои свойства доставляютъ мн сіе щастіе, что людскія мннія не преминули привести ихъ въ нкое замшательства, но что они превозмогли сіи разсужденія и не сумнваются чтобъ я по великодушію своему равно и изъ благодарности не сдлалъ также всего того, что отъ меня зависть можетъ.
Маркизъ не замдлилъ къ намъ придти. Глубокая задумчивость изображалась на всхъ чертахъ его лица. Сія любезная дочь, говорилъ онъ входя, сообщаетъ и мн часть своей болзни. Не всегда бываетъ щастіемъ, Кавалеръ, имть дтей, подающихъ о себ наилучшую надежду. Но не будемъ о томъ говоритъ. Клементина двица превосходная. По общимъ расположеніямъ Божія промысла зло однихъ обращается къ добру другихъ. Епископъ Ноцера вступитъ съ вами въ договоры.
Я изьяснила нсколько Кавалеру, прервала Маркиза, то что мы думаемъ для него сдлатъ.
Какъ ваша дочь его приняла, возразилъ онъ. Я думаю съ великимъ замшательствомъ.
Маркиза ему сказала, что она не смла поднять своихъ глазъ, а онъ отвчалъ со вздохомъ, ето я предвидлъ.
Для чего, говорилъ я самъ себ, позволено мн видть сію превосходную мать и ея прелестную дочь, прежде начатія договоровъ? Какіе родители! любезной мой Докторъ. Какая благопривтливость! и естьли въ свт что сравнительное съ ихъ Клементиною? Однако они нещастливы! но себя я считаю еще мене щастливымъ, себя, говорю я, которой охотне бы перенесъ пренебреженія дватцатерыхъ женщинъ, нежели бы принужденнымъ себя нашелъ отвергнуть предложенія такой фамиліи, коей обязанъ оказывать толико уваженія и приверженности.
Въ сіе самое время сказано, что Епископъ желаетъ со мною видться въ ближнемъ отъ насъ зал. Я просилъ позволенія исполнить его приказъ. По нкоихъ объясненіяхъ онъ мн объявилъ прямо, чего требуютъ отъ моихъ чувствованій къ Клементин и отъ моей признательности къ ихъ фамиліи и я не обманулся въ своихъ опасеніяхъ: но хотя я предвидлъ сію странную для меня развязку всего нашего дла, но силъ мн не доставало ему отвтствоватъ. Онъ опять началъ: вы ничего не говорите, любезной Грандиссонъ! вы сумнваетесь! Какъ? Государь мой, дочь изъ первйшей фамиліи въ Италіи, Клементина съ такимъ приданымъ, котороебъ возбудить могло честолюбіе и въ Княз, моглабъ получить отказъ отъ простаго дворянина, чужестранца, коего имніе еще зависитъ, отъ воли другаго? Возможно ли, государь мой, чтобъ вы могли недоумвать при моихъ представленіяхъ.
Я наконецъ отвчалъ, что мене удивленъ чемъ опечаленъ его предложеніями, что я сіе нсколько предчувствовалъ, безъ чего честь, оказанная мн призывомъ къ нимъ, и знаки благодушія, съ коими здсь принятъ, не попустили бы мн умрить своей радости.
Онъ коснулся потомъ до нкіихъ членовъ закона, но я долго не соглашался вступать въ изслдованія онаго, и отвчалъ ему не такъ какъ богословъ, а какъ человкъ, любящій честь и приверженной къ своему закону по собственному своему убжденію.
Слабая защита, возразилъ онъ, я не думалъ видть въ васъ столько упорства въ заблужденіи. Но оставимъ такую матерію, которую вы столь худо разумете. Я бы почиталъ за странное нещастіе, когда бы принужденъ былъ употреблять разсужденія, дабы склонить простаго частнаго человка принять руку моей сестры. Знайте, государь мой, что естьлибъ я далъ знать Клементин что вы только недоумевали…. Онъ началъ разгорячаться, и краска выступила на его лиц.
Я у него просилъ позволенія прервать его речь, давъ ему замтить нсколько пылкости въ такой укоризн, уврялъ его что я и не думалъ себя защищать, ибо не долженъ былъ воображать, чтобъ онъ почиталъ меня способнымъ упустить хотя мало уваженія къ такой особ, которая заслуживаетъ почтенія и отъ Князей. Я ему говорилъ, что я по правд не что иное, какъ честной человкъ, но порода коего не иметъ въ себ ничего презрительнаго, естьли можно уважить долгое послдованіе предковъ и не льзя себя укорить, что они обезчещены. Но, милостивйшій государь, присовокупилъ я, къ чему послужатъ предки въ разсужденіи добродтели?
Другаго вождя я не знаю, кром собственнаго своего сердца. Мои правила извстны были прежде нежели оказали мн честь и сюда призвали. Вы не присовтуете мн отъ нихъ отречься, сколь долго я вмнять буду въ честь имъ слдоватъ.
Онъ началъ тогда говорить, умря свою пылкостъ. Вы о томъ будете длать и другія разсужденія, любезной мой Кавалеръ, а я прошу васъ только замтить что и вы также горячитесъ.
Мы бы вс желали, равно какъ и сестра моя, видть васъ съ нами Такой обращенникъ какъ вы, оправдалъ бы все что бы мы ни мыслимъ въ вашу пользу. Подумайте о томъ, любезной Грандиссонъ. Однако чтобъ никто въ нашей фамиліи не зналъ, что вамъ нужно о томъ думать и чтобъ моя сестра особливо никогда того не узнала. То что она въ васъ любитъ, есть душа ваша и отъ сего произсходитъ та горячность, съ коею мы ободряемъ страсть столь чистую и благородную.
Я его уврялъ, что не могу выразить ему моего о томъ сожалнія и что во всю мою жизнь буду уважать его фамилію, и не по одной причин что она благородна и знаменита.
И такъ вы не берете времени о томъ подумать? прервалъ онъ съ новымъ жаромъ. Вы совершенно въ своемъ упорств закоснли. Естьлибъ вы знали, отвчалъ я ему, чего мн стоитъ сказать вамъ оное, то почли бы меня достойнымъ вашего сожалнія.
Онъ молчалъ нсколько времени, какъ бы въ недоумніи и по томъ нарочито грубо сказалъ: и такъ, государь мой, я о томъ жалю. Пройдемъ къ моему брату Іерониму. Онъ всегда былъ за васъ ходатаемъ съ тхъ поръ какъ съ вами спознался. Іеронимъ способенъ къ признательности, но вы, Кавалеръ, не показываете въ себ оной способности къ искренной любьви. Одинъ отвтъ мой былъ только тотъ, что онъ, благодаря Бога, не отдаетъ справедливости моимъ чувствованіямъ.
По томъ пошелъ я съ нимъ въ покой его брата, гд много я терплъ отъ дружества одного и отъ настоятельныхъ требованій другаго. Наконецъ Прелатъ спросилъ меня съ большею холодностію, не желаюли я, чтобъ онъ провелъ меня къ его отцу, матери и сестр, или хочу ухать не видавъ ихъ. Ето было послднее слово, коего отъ меня ожидали. Я поклонился весьма низко обимъ братьямъ, препоручалъ себя въ ихъ дружбу, а посредствомъ ихъ въ дружбу тхъ почтенныхъ особъ, коихъ они называли и возвратился домой съ сердцемъ толико стсненнымъ, что во весь тотъ день не могъ никуда выдти и въ тхъ самыхъ креслахъ, на кои я въ приходъ свой бросился, просидлъ я цлые два часа.
Подъ вечеръ Камилла, укрывшись большимъ салопомъ, пришла въ мой домъ и спрашивала о мн. Она, какъ скоро мы остались съ нею наедин, во всемъ мн изьясниласъ. О! государь мой, говорила она, въ какомъ уныніи оставила я всю фамилію! никто не знаетъ, что я здсь, но я не могла удержаться, чтобъ сюда не придти. Я пробуду здсь одну минуту, чтобъ увдомить васъ, сколько мы жалости достойны.
Великодушіе ваше наставитъ васъ, что обязаны вы сдлать по такимъ обстоятельствамъ. Посл вашею ухода Епископъ разсказалъ госпож Маркиз все ваше съ нимъ сношеніе. Ахъ! Сударь, вы имете усерднаго друга въ Іероним. Онъ старался все усладить и представить въ лучшемъ вид. Госпожа немедля увдомила о томъ своего супруга: и я никогда не видывала его въ такомъ гнв. Безполезно повторять вамъ, что онъ говорилъ.
Противъ меня, Камилла!
Такъ, сударь : онъ почитаетъ свою фамилію лишенною чести.
Маркизъ делла Порретта, дорогая Камилла, есть достойнйшія изъ всхъ особъ….. я его уважаю до такой степени…. но пожалуй продолжай.
Маркиза не преминула увдомить о всемъ также и молодую мою госпожу. Она учиняла сіе въ самыхъ нжныхъ выраженіяхъ. Я была въ той самой горниц. Можетъ быть она думала, что будетъ имть нужду въ моихъ услугахъ. Не успла она еще окончить своего повствованія, какъ моя молодая госпожа упала предъ нею на колна, и благодаря ее за такія милости, просила ее униженно чтобъ пощадила ее отъ достальныхъ такихъ извтовъ. Я вижу, что Порретта, что дочь ваша, Сударыня, отвержена. Сего довольно, врьте, сударыня, что ваша Клементина не иметъ столь подлаго духа, чтобъ требовала утшенія отъ своей родительницы, дабы перенесть такой недостойной поступокъ. Я его ощущаю единственно за моего родителя, за васъ, сударыня, и за братцевъ. Благослови Боже сего иностранца, гдбъ онъ ни жилъ. Мало въ томъ благородства, чтобъ на него гнваться. Не властенъ ли онъ въ своихъ намреніяхъ. Но онъ также и меня содлываетъ властительницею въ своихъ собственныхъ.
Не опасайтесь, Сударыня, чтобъ въ семъ случа упустила я твердостъ. Вы, Сударыня, батюшка мой и братцы, ни въ чемъ меня укорять не станете. Матушка прижала ее къ своея груди съ радостными слезами. Она велла позвать господина Маркиза, желая ему сказать отзывъ своей дочери. Онъ не съ меньшею нжностію принялъ ее въ свои обьятія и вс радовались столь ясному признаку ея излеченія. Но отецъ Марескотти, ея наставникъ въ сіи самыя обстоятельства пришелъ со всемъ не вовремя. Его увдомили о всемъ, что ни произходило, и онъ возмнилъ, что ему должно воспользоваться симъ случаемъ, дабы ее склонишь въ пользу Графа Бельведре: мн поручено было предупредить ее симъ приходомъ. О Камилла! вскричала она, дай мн возвратиться въ Флоренцію къ любезной моей госпож Бемонтъ! подемъ завтра, теперь, естьли можно. Я хочу отложить свиданіе съ отцемъ Марескотти до того времени, когда приду въ такое состояніе, въ какомъ онъ желаетъ меня видтъ. Но настоятельныя прозьбы сего духовника ее преодолли. Я не сумнваюсь о его благоразположеніяхъ. Онъ пробылъ у ней четверть часа. Сей разговоръ оставилъ ее въ глубокой задумчивости. Ея матушка, желая скоре ее видть нашла ее какъ неподвижную, глаза ея твердо устремлены были на предметы и видъ столь же мраченъ какъ и прежде. Троекратными вопросами не можно было отъ нее добиться отвта. Когда она начала говоришь, то рчи ея изьявляли заблужденныя ея мысли, и ее еще не склоняли въ пользу Графа Бельведере, а она объявила, что она не хочетъ вступить въ бракъ ни съ нимъ и ни съ другимъ какимъ человкомъ.
Матушка общала позволишь ей возвратиться въ Флоренцію. Тогда пришла она опять въ разумъ. О естьлибъ она ухала прежде разговора съ своимъ духовникомъ! вс въ фамиліи того же теперь желаютъ. Какъ скоро она увидла себя на един со мною, то сказала мн: Камилла за чемъ отягощать Кавалера Грандиссона? Къ чему служитъ гнвъ противъ его? Въ етомъ мало великодушія. Обязанъ ли онъ взять двицу, которая по излишней своей торопливости сдлалась можетъ быть презрительною въ его глазахъ? Я не могу терпть, чтобы съ нимъ худо было поступаемо. Но чтобъ никогда не произносили предо мною его имени. Она тутъ не много остановиласъ. По томъ опять начала: однако, Камилла, должно согласиться, что очень трудно сносить презрніе. Тогда она встала со стула, и съ сего времени припадки ея подъ различными видами показываются. То говоритъ она сама съ собою, то кажется кому другому, и всегда показываетъ видъ изумленія или ужаса, иногда она дрожжитъ, какъ обыкновенно бываетъ вдругъ отъ испугу, и хотя сидитъ хотя стоитъ, но никогда не бываетъ спокойна. Хотя она мучится, оказывая разные знаки печали и унынія, но не видно чтобъ когда плакала она, которая всхъ въ слезы приводитъ. Въ ея речахъ кажется я замтила что она повторяетъ часть того разговора, которой произходилъ между ею и духовникомъ. Но ничего столь часто она не говоритъ, кром сихъ трехъ словъ: Боже! быть презираемою! а однажды сказала: быть презираемою отъ Протестанта? Какой стыдъ!
Таково есть состояніе моей нещастной госпожи, присовокупила Камилла. Я вижу, государь мой, что сіе повствованіе васъ трогаетъ: вы чувствительны къ состраданію, великодушіе составляетъ также часть вашего свойства. Вы любите мою госпожу. Не возможное дло, чтобъ вы ее не любили. Сколь я жалю о мученіяхъ раздирающихъ ваше сердце? любовь моей госпожи къ вамъ простиралась дале проходящаго сего свта. Она желала быть вчно вашею.
Камилла могла бы еще и боле выражать нжность свою къ такой госпож, которую она съ ребячества воспитала. Но я не чувствовалъ силъ говорить, а хотябъ и могъ, то съ какимъ бы намреніемъ сталъ я изображать ей мученія моего сердца? Я благодарилъ ей за такія ея желанія. Я поручилъ ей сказать Іерониму, что я вчно уважать буду его дружбу, что моя къ нему пріязнь равняется съ тмъ почтеніемъ, которое имю ко всей его знаменитой фамиліи и что все что у меня ниесть, не выключая самой жизни, будетъ всегда употребляемо по ихъ благоразсужденію. А какъ она прощалась со мною, то надлъ я ей на палецъ бриліантовой перстень, снявъ его съ своего и говоря ей, что боюсь дабы не запрещенъ мн былъ входъ въ домъ Порреттовъ и чтобъ тмъ не лишился случаевъ съ нею говоритъ. Она долго отказывалась его принять, но наконецъ согласилась на мои сильныя прозьбы.
Какія бы другіе договоры, любезной Докторъ, могъ я отвергнуть? Сколько умножились мои печали отъ повствованія Камиллы? Главнйшее мое утшеніе въ семъ прискорбномъ произшествіи есть то, что о всхъ своихъ размышленіяхъ, почитаю себя оправданнымъ свидтельствомъ моего сердца, тмъ боле что никогда можетъ быть не бывало столь великаго примра безкорыстности, ибо земля не производила еще ничего столь благороднаго, какъ Клементина.
Замчаніе. На другой день Г. Грандиссонъ получилъ слдующее письмо отъ Г. Іеронима.
Васъ ли, любезный другъ, долженъ я осуждать въ жесточайшемъ и самомъ нещастномъ произшествіи? Сего сдлать по справедливости я не могу: родителей ли моихъ? Они сами себя осуждаютъ, что позволили вамъ столь свободной доступъ къ ихъ дочери. Однако они признаютъ, что вы поступили весьма благородно. Но они забыли, что у ихъ дочери есть свои глаза. Кто не зналъ ея разсмотрительности? Кто не могъ вдати ея почтенія и наклонности къ достоинствамъ? Такъ долженъ я осуждать свою сестру? Нтъ, конечно нтъ. Мене еще могу я осуждать двухъ ея другихъ братьевъ. Но не на меня должно обратиться сіе осужденіе? Сія дражайшая сестра, сказано мн, призналась Гж. Бемонтъ, что нжнйшая склонность, кою она во мн къ вамъ усмотрла, имла вліяніе надъ ея сердцемъ. И такъ долженъ я самаго себя обвинять? Когда я разсуждаю о своемъ намреніи и о правости своихъ чувствованій къ такому человку, коему обязанъ жизнію и склонностію своею къ добродтели, то не могу себя почитать виновнымъ, естьли предавался когда либо восторгамъ произходящимъ отъ моей признательности. Не ужели не найду я никого, коего бы могли мы обвинить въ моемъ нещастіи. Оно весьма странно въ своемъ род и обстоятельства онаго безпримрны!
Но справедливо ли, чтобъ была столь противная разность между двумя законами? Надлежитъ тому вритъ. Епископъ Ноцера въ томъ удостовряетъ. Клементина такъ думаетъ. Родители мои въ томъ убждены.
Но вашъ батюшка такое ли мнніе о томъ иметъ? Не желаете ли, Кавалеръ, чтобъ мы его избрали нашимъ судіею? Нтъ, вы того не захотите. Вы столь же твердо убждены, какъ и мы, хотя по правд и не такія имете причины.
И такъ къ чему прибгнуть? Попустимъ ли мы погибнуть Клементин? Какъ! не ужели тотъ храброй человкъ, которой не усумнился подвергнуть опасности свою жизнь за брата, ничего не предприметъ для спасенія сестры.
Приди сюда, жестокій другъ и ощути ея прискорбія. Однако вамъ не позволятъ ее видть въ семъ печальномъ состояніи. Впечатлніе отъ вашего отказа, коимъ она считаетъ себя уничиженною, и непрестанныя укоризны ревностнаго духовника….
Какъ могъ сей человкъ поставить себ за долгъ терзать душу, толико чувствительную къ жалости какъ и къ чести? Вы видите, что я наконецъ нашелъ кого мн осуждать должно. Но я обращаюсь къ той причин, которая понудила меня обезпокоить васъ симъ письмомъ. Пожалуйте, сдлайте удовольствіе, придите ко мн окажите мн честь, Кавалеръ, и проводите сего утра нсколько минутъ со мною. Можетъ быть вы никого кром меня не увидите. Камилла мн сказала, и только одному, что она вчера васъ видла. Она мн описала ваши печали. Я бы отринулъ вашу дружбу, естьлибъ вы мене оныхъ чувствовали. Я сердечно о васъ жалю, ибо давно знаю, съ какою твердостію привержены вы къ своимъ правиламъ, да при томъ и не возможно чтобъ вы не любили Клементины. Почто я не могу васъ предупредишь! я бы тмъ охотне избавилъ васъ отъ сего труда, что въ теперишнихъ обстоятельствахъ ваше посщеніе не можетъ быть вамъ пріятно. Но сдлайте однако мн сію честь по усильнымъ моимъ прозьбамъ.
Вы дали выразумть моему брату, что почитая свои правила извстными, ласкались соглашеніемъ всякихъ противностей. Надобно вамъ о семъ со мною изьясниться. Естьли я увижу хотя малйшій успхъ…. Но я отчаяваюсь другимъ средствомъ получить желаемое, а разв отверженіемъ отъ своего закона. Они любятъ вашу душу. Они уврены, что она драгоцнне для нихъ нежели для васъ самихъ. Не заключается ли въ семъ чувствованіи такою достоинства, какого вы въ себ показать не можете?
Мн сказано, что Генералъ сею ночью пріхалъ. Нкоторыя надобности занимавшіе его ныншняго утра, не позволили еще мн съ нимъ видться. Я думаю, что не очень хорошо будетъ вамъ съ нимъ повстрчаться. Онъ нравомъ вспыльчивъ. Онъ обожаетъ Клементину. Онъ только половину знаетъ о нашихъ обстоятельствахъ. Какая перемна въ его надежд? Главнйшая причина его поздки была та, чтобъ васъ принять въ свои объятія, и способствовать къ удовлетворенію Клементины. Ахъ! Государь мой, онъ пріхалъ за тмъ, чтобъ быть при двухъ торжественныхъ обрядахъ, и одинъ, которой бы посл другаго послдовалъ, былъ бы вашъ бракъ. Я повторяю, что вамъ не должно съ нимъ видться. Мн смертельная будетъ печаль, естьли вы получите хотя малйшую обиду отъ кого нибудь изъ моихъ кровныхъ, а паче всего въ дом моего отца. Однако приходите, я горю нетерпніемъ васъ видть и утшить, хотябъ вы должны были лишить всякой надежды къ утшенію вашего искренняго и вернаго друга
Прим: Кавалеръ принявъ сіе приглашеніе, отдалъ тогда во всемъ отчетъ Доктору Барлету, которой продолжаетъ сообщать выписки его писемъ Миссъ Биронъ.
Я былъ введенъ безъ всякой трудности въ покой Іеронима. Онъ вставъ меня ожидалъ. Въ его глазахъ и въ пріем усмотрлъ я, какъ мн показалось, больше скрытности, нежели сколько я къ тому былъ привыченъ. Какъ я опасаюсь, сказалъ я ему, что бы не лишишься своего друга! онъ меня уврялъ, что такая перемна невозможна, и вдругъ начавъ о сестр своей, говорилъ: любезная Клементина ету ночь провела очень худо. Матушка не оставляла ее до трехъ часовъ. Одна только она присутствіемъ своимъ ее подкрпляетъ.
Что могъ я отвчать? Я былъ пронзенъ до глубины моего сердца, другъ мой ето примтилъ и сжалился на мое смущеніе. Онъ сталъ говорить о постороннихъ вещахъ, но я не могъ внимательно его слушатъ.
Онъ обратился на другой предметъ, которой однако не такого былъ содержанія, чтобъ его пропуститъ. Можетъ быть Генералъ тотчасъ сюда придетъ, говорилъ онъ мн, и я думаю, такъ какъ уже принялъ смлость вамъ писать, что не прилично вамъ съ нимъ видться. Я приказалъ, чтобъ мн сказали прежде нежелибъ кого сюда ввели, въ продолженіе того времени, которое вы здсь пробудете. Естьли вы согласны не видть Генерала и даже моего отца и мать, когда они придутъ навдываться о моемъ здоровь съ обыкновенною о мн заботливостію, то можете войти въ боковую горницу или по крытой лстниц сойти въ садъ.
Я ему отвчалъ, мн не мене другихъ жалть должно, что я пришелъ къ нему по его же приглашенію, и что естьли онъ желаетъ, относительно къ самому ему, дабы я удалился при ихъ вход, то охотно бы сдлалъ ему сіе угожденіе, но что ни для какой инной причин не расположенъ я укрываться. Такой отвтъ достоинъ васъ, сказалъ онъ мн. Все одинаковъ, любезной Грандиссонъ! Почто мы не братья? По крайней мр мы оными называться можемъ во сердцу и душ нашей. Но какимъ соглашеніемъ вы мн польстили?
Я ему тогда объявилъ, что по перемнно могъ бы продолжать годъ въ Италіи, а другой въ Англіи, естьли дорогая Клементина согласна будетъ со мною здить: или естьли ей такія поздки не нравны, то я хотя три мсяца проживать буду въ своемъ отечеств: чтожъ до закона касается, то она всегда будетъ свободна держаться исповдуемаго ею, я желаю только чтобъ раздаватель ея милостины былъ человкъ степенной.
Онъ далъ мн знать качаніемъ головы, что ничего отъ сего условія не надется, однако общалъ предложить оное какъ будто отъ себя. Оно бы мн удовлетворило, продолжалъ онъ, но я сумнваюсь чтобъ оно равное имло дйствіе надъ другими. Я еще большее для васъ предпріялъ, но никто не хочетъ меня слушатъ. О естьлибъ, Кавалеръ, изъ дружбы ко мн и для всхъ…. но я знаю, что вы всегда имете причины себя защищатъ. Однако очень странно, что мнніе вашихъ предковъ кажется вамъ столь твердымъ. Я съ трудомъ могу поврить, чтобъ у васъ были молодые люди столь упорные…. противъ такихъ предложеній! выгодъ! впрочемъ истинно то, что вы любите мою сестру. Вы любите конечно и всю нашу фамилію.
Смю сказать, что вс здсь заслуживаютъ вашу любовь, и вы согласитесь, что они не могли вамъ оказать сильнйшихъ опытовъ своего уваженія.
Другъ мой не ожидалъ того, чтобъ я отвтствовалъ ему доводами. Въ столь трогательномъ случа молчаніе было выразительнйшимъ моимъ отвтомъ.
Камилла приходомъ своимъ прервала его рчъ. Маркиза, сказала она мн, знаетъ что вы здсь, Сударь, и проситъ васъ не уходить прежде нежели съ нею увидитесъ. Я думаю, что она идетъ за мною. Я ее оставила съ моею молодою госпожею и при томъ въ великомъ смущеніи, отъ того что не можетъ ее уговорить, дабы она позволила пустить себ кровь, чего она очень боится? Г. Маркизъ и Епископъ оттуда вышли, они не могли перенести нжныхъ и усильныхъ ея прошеній, дабы отослали отъ нее лкаря.
Маркиза вошла почти въ то самое время. Безпокойство и печаль начертаны были на ея лиц, хотя при томъ и оказывала нкую нжность и горестъ. Останьтесь, сказала она мн, Кавалеръ, не вставайте, и по томъ бросилась въ креслы. Она вздохнула и заплакала, но желалабъ, чтобъ можно ей было скрыть свои слезы.
Естьлибъ я мене ея былъ тронутъ, то бы старался ее утшитъ. Но что могъ я сказать? Я отворотилъ голову и желалъ чтобъ могъ также скрыть свое смущеніе. Другъ мой сіе примтилъ. Бдной Кавалеръ! сказалъ онъ голосомъ сожалительнымъ, я не сумнваюсь о его мученіяхъ, отвчала Маркиза столь же милостиво, хотя ея сынъ выговорилъ свои слова очень тихо: Кавалеръ можетъ быть упоренъ, но я не почитаю его способнымъ къ оказанію неблагодарности. Превосходная женщина! сколь я былъ тронутъ ея великодушіемъ! симъ истинно поколебала она мое сердце. Вы меня знаете, любезной мой Докторъ и можете себ представить мои мученія.
Іеронимъ спрашивалъ о здоровь своей сестры, я боялся самъ о томъ навдаться. Она не въ худшемъ состояніи, сказала ему Маркиза, но ея воображеніе въ такомъ помшательств…. нещастная дочь! при семъ залилась она слезами.
Я осмлился взять ее за руку и говорилъ ей. О! сударыня, не уже ли не можно намъ согласишься, не льзя-ли.
Нтъ, Кавалеръ, прервала она, законъ сего не принимаетъ. Мн не позволено о томъ представлятъ. Весьма уже извстна ваша властъ. Моя дочь не долго пробудетъ Католичкою, есть ли мы согласимся ее за васъ отдать: а вы знаете, чтобъ могли мы тогда думать о ея спасеніи. Лучше ея на вки лишиться….. однако, какъ матъ…. слезы ея выразили то, чего отъ скорьби не могла она выговоритъ. Потомъ оправясь говорила, Клементина споритъ съ своимъ лкаремъ и не хочетъ позволить пустить себ кровъ. Она меня такъ усильно просила о помощи, что за лучшее почла отъ нее уйти. Я думаю, что уже кровопусканіе окончилосъ. При сихъ словахъ она позвонила. Въ самое то время пришла ея дочь сама. Рука у нее была перевязана, лице блдно и смущенно. Она почувствовала дйствіе ланцета, но не боле трехъ капель крови могли выпустить изъ ея руки, и въ своемъ ужас бжала она къ своей матери просить вспомоществованія.
Примч. Здсь Г. Грандиссонъ представляетъ, въ какое изумленіе она пришла его увидя и какъ вдругъ посл того успокоился ея духъ, ибо она безъ труда согласилась позволить пуститъ себ кровь, когда онъ соединилъ свои прозьбы съ Маркизиными. Сіи подробности не безъ пріятности для тхъ описаны быть могутъ, кои подобныя повствованія любятъ, Клементин отворили кровь въ горниц ея брата и тогда воспользуясь случаемъ столько оной выпустили, что она въ безпамятств перенесена была въ свои покои, куда за нею и мать послдовала.
Потомъ 