Андреа дель Сарто, Мюссе Альфред Де, Год: 1833

Время на прочтение: 37 минут(ы)

АНДРЕА ДЕЛЬ-CAPTO.

Драма въ 3-хъ актахъ.

Алфреда де-Мюссе.

(Къ столтней годовщин рожденія Алфреда де-Мюссе),

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Андреа.
Кордіани, Ліонелло, Даміано, художники, ученики Андреа.
Греміо, привратникъ.
Монжуа, французскій дворянинъ.
Матурино, Джованни, слуги.
Паоло.
Чезаріо, ученикъ Андреа.
Лукреція дель Фаде, жена Андреа.
Спинетта, служанка.
Художники, слуги и т. д.
Врачъ.

Дйствіе во Флоренціи.

Домъ Андреа.— Дворъ, въ глубин садъ.

ГРЕМІО (выходитъ изъ сторожки). Мн кажется… да, нтъ и впрямь, кто-то ходитъ по двору. Въ четыре то часа утра? Странно. Гмъ-гмъ! что бы это значило?

Длаетъ нсколько шаговъ. Человкъ, окутанный плащемъ, вылзаетъ изъ окна въ нижнемъ этаж.

ГРЕМІО. Изъ окна синьоры Лукреціи? Стой, кто бы ты ни былъ!
ЧЕЛОВКЪ. Прочь съ дороги! Убью! (Ударилъ его и бжитъ въ садъ).
ГРЕМІО (одинъ). Убійца! воръ! Джованни, на помощь!
ДАМІАНО. (выходитъ въ халат). Что такое? Что ты раскричался, Греміо?
ГРЕМІО. Тамъ въ саду воръ.
ДАМІАНО. Ты пьянъ, старый дуракъ!
ГРЕМІО. Я видлъ: онъ лзъ изъ окна синьоры Лукреціи, именно изъ ея окна. Ахъ! я раненъ! онъ проткнулъ мн руку стилетомъ.
ДАМІАНО. Шутишь, братъ! всего лишь маленькая дырочка на плащ. Что за сказки ты сочиняешь, Греміо? Какого чорта ты видть? Мужчина вылзъ изъ окна Лукреціи? въ этотъ то часъ? Знаешь ли, дуракъ ты этакій, если пересказать это ея мужу, то не поздравляю: дло твое — дрянь!
ГРЕМІО. Я видлъ его, какъ васъ вижу.
ДАМІАНО. Ты выпилъ лишнее, Греміо, у тебя двоится въ глазахъ.
ГРЕМІО. Двоится? Но я видлъ только одного.
ДАМІАНО. Къ чему ты ни свтъ, ни заря, будешь весь домъ? И еще такой людный домъ, полный молодежи и слугъ! Заплатили теб, что-ли, чтобы ты сочинилъ, скверный романъ, оклеветавъ жену моего лучшаго друга? Ты кричишь: воръ! а увряешь, что онъ выскочилъ изъ ея окна? Съ-ума ты сошелъ или продался? Говори, отвчай: я приказываю.
ГРЕМІО. Боже мой! Господи Іисусе! я видлъ его, какъ Богъ святъ, я его видлъ. Что я вамъ сдлать? Я видлъ его.
ДАМІАНО. Слушай, Греміо. Возьми этотъ кошелекъ, онъ, можетъ быть, легче того, который ты получилъ за выдумку этой исторіи. Ступай, выпей за мое здоровье. Ты знаешь, что я другъ твоего господина, не такъ ли? Понимаешь, что я не воръ и по имю доли въ краж, съ которою къ нему подбирались? Ты меня знаешь уже десять лтъ, какъ я знаю Андреа. Ну, такъ вотъ, Греміо: ни слова объ этомъ. Пей за мое здоровье. Ни слова, понимаешь? Или я выгоню тебя изъ дома. Ступай, Греміо, вди къ себ, старый пріятель. И чтобы все было забыто.
ГРЕМІО.— Я его видлъ. Боже мой, головой моей клянусь, головой отца моего, я видлъ его, видлъ, хорошо видлъ (Входитъ въ сторожку).
ДАМІАНО (подходя къ саду, зоветъ). Кордіани! Кордіани!

Кордіани выходитъ.

ДАМІАНО. Безумецъ! Такъ вотъ до чего ты дошелъ? Андреа! твой другъ! мой добрый, бдный Андреа!
КОРДІАНИ. Она любитъ меня Даміано, она любитъ меня! Что теб? О чемъ еще теб говорить со мною? Я счастливъ. Смотри на меня: она меня любить. Я кружу по этому саду со вчерашняго дня, я катался по сырой трав, я колотилъ статуи, бился о деревья и покрывалъ безумными поцлуями траву, по которой она ступала.
ДАМІАНО. И этотъ человкъ подсмотрлъ тебя! О чемъ ты думаешь? А, Андреа! Андреа, Кордіани!
КОРДІАНИ. Почемъ я знаю? Я, можетъ быть, виноватъ, ты, можетъ быть, правъ, мы поговоримъ объ этомъ завтра, когда-нибудь, позже: теперь позволь мн быть счастливымъ я можетъ быть ошибаюсь, она, можетъ быть, не любитъ меня, пусть это капризъ ея, да, только капризъ и больше ничего, но теперь позволь мн быть счастливымъ.
ДАМІАНО. Больше ничего? О, да. Ты только ломаешь, какъ соломенку, союзъ двадцатипятилтней дружбы! Ты только выходишь изъ этой вотъ комнаты! Ты, можетъ быть, виновенъ? Да еще не перестали качаться въ ея спальн занавски, въ которыхъ ты скрывался! И человкъ, подкараулившій, какъ ты выходилъ, еще кричитъ, какъ зарзанный.
КОРДІАНИ. О, другъ мой, какая красавица!
ДАМІАНО. Безумный ты! Сумасшедшій!
КОРДІАНИ. Если бы ты зналъ, въ какой (волшебный міръ она меня увлекла! Какъ — уже при одномъ звук ея голоса — закипаетъ во мн новая жизнь! какъ глаза ея увлажняются слезами предъ всмъ, что прекрасно, чисто и нжно,— предъ всмъ такимъ же, какъ она сама! О, Боже мой! Величавъ и прекрасенъ возвышенный алтарь счастья. Да вознесется же къ теб радость души моей, какъ сладостный иміамъ. Поэты ошибались, Даміано: какъ? почитать падшаго ангела духомъ зла? Нтъ, онъ духъ любви. Когда міръ былъ сотворенъ, онъ не захотлъ покинуть землю и, въ то время, какъ братья его восходили обратно на небо, онъ разбилъ въ прахъ свои золотыя крылья у ногъ созданной имъ красоты.
ДАМІАНО. Я поговорю съ тобою посл. Солнце восходитъ. Не боле, какъ черезъ часъ, придетъ сюда кто-то, также сядетъ на эту скамью, такъ же, какъ ты сейчасъ, закроетъ лицо свое руками, но не слезы радости придется ему скрывать. О чемъ ты задумался?
КОРДІАНИ. Я думаю о темпомъ уголк одной таверны, гд я сидлъ столько разъ, горюя, зачмъ я живу. Я думаю, какъ пробуждается Флоренція, какъ оживаютъ улицы, какъ прохожіе снуютъ туда и сюда. Я думаю о томъ, самомъ мір, въ которомъ я бродилъ двадцать лтъ, подобно мертвецу, лишенному погребенія, объ этихъ пустынныхъ улицахъ, по которымъ я опускался на самое дно черной ночи, толкаемый какою-либо мрачною прихотью. Я думаю о моихъ работахъ, о дняхъ моихъ разочарованій. Я открываю объятія и вижу, какъ мчатся мимо призраки женщинъ, которыми я обладалъ, мои наслажденія, мои скорби, мои надежды! Ахъ, другъ мой, какъ все это — будто громъ разбилъ! Какъ все, что бродило во мн, вылилось въ одну, единственную мысль: любить ее. Это, знаешь, все равно, какъ тысячи мошекъ, разсянныхъ въ пыли, объединяются въ солнечномъ луч.
ДАМІАНО. Что я скажу теб? Да и къ чему слова? Дло сдлано. Любовь, подобная твоей, дружбы не жалетъ.
КОРДІАНИ. Что было у меня въ сердц до сихъ поръ? Благодареніе Богу, я не гнался за ученостью. Я не искалъ выдающагося общественнаго положенія, я никогда не старался стать центромъ въ гигантскихъ кругахъ мысли. Я допускалъ въ себ только любовь къ искусству. Но она — иміамъ въ храм, но не богъ храма. Я жилъ моею кистью, моимъ трудомъ, по мой трудъ питалъ только тло мое, душа же томилась алканіемъ неба. На порог сердца моего я положилъ бичъ, которымъ Христосъ изгналъ торгашей изъ храма. Слава Богу, я никогда не любилъ, до пзя сердце мое ничему не принадлежало.
ДАМІАНО. Какъ выразить все, что происходитъ въ моей душ? Вотъ, я вижу, ты счастливъ. Эхъ! Разв ты не столько же дорогъ мн, какъ и онъ?
КОРДІАНИ. А теперь, когда она моя, теперь стоитъ мн ссть къ столу моему и, какъ сладкія слезы, текутъ мои безумные стихи, которыми говоритъ съ нею любовь моя. И, мн кажется, тогда я чувствую позади себя ея прелестный призракъ, — вотъ она склонилась на плечо мое, вотъ она читаетъ… Теперь, когда на губахъ трепещетъ ея имя… О, другъ мой! кто изъ насъ, мужчинъ, не представлялъ себ сотни, тысячи разъ, въ мечтахъ своихъ обожаемое существо, созданное — для меня, должное жить для меня. Ну, и — вдругъ — однажды, только однажды на свт — теб суждено встртить это существо… Вообрази ты: встртить, сжать его въ объятіяхъ и — умереть?
ДАМІАНО. Все, что я могу сказать теб, Кордіани, это, что счастье твое ужасаетъ меня. Самое важное, чтобы Андреа но зналъ.
КОРДІАНИ. А что мн съ томъ? Неужели ты думаешь, что я соблазнилъ ее? Что это у насъ — разсудочная страстишка? Вотъ уже годъ, что я вижу ее каждый день, я говорю съ ней, и она мн отвчаетъ, я длаю движеніе, и она меня понимаетъ. Она садится къ клавесину, она поетъ, а я, съ открытыми устами, слжу, какъ медленныя слезы украдкою струятся на ея обнаженныя руки. Такъ гд же право — удерживать, чтобы она не была моею?
ДАМІАНО. Какъ — гд право?
КОРДІАНИ. Молчи! Я люблю и любимъ. Я ни въ чемъ не хочу разбираться, ничего не хочу знать, на свт счастливы только дти, когда, сорвавъ плодъ, они подносятъ его ко рту, безъ другой задней мысли, кром — какъ это вкусно и — вотъ, оно въ моихъ рукахъ!
ДАМІАНО. Ахъ, если бы ты былъ на моемъ мст и могъ бы самъ себя видть и судить. Какими глазами взглянетъ въ теб завтра на ныншняго ребенка очнувшійся человкъ?
КОРДІАНИ. Нтъ! Нтъ! Разв я выхожу съ оргіи, чтобы нуждаться въ утреннемъ воздух — освжить разгоряченное лицо? Разв опьяненіе любви — развратъ, должный разсяться вмст съ ночнымъ мракомъ? Скажи самъ, да, вотъ ты самъ, Даміано,— по ты ему, сколько времени я уже люблю ее? Ну-ка, что отвтишь теперь ты, безмолвный свидтель, наблюдавшій въ теченіе цлаго года, какъ мое сердце каждымъ своимъ біеніемъ, въ каждую минуту моей жизни, отрывалось отъ меня, чтобы соединиться съ нею? И сегодня вдругъ я сталъ преступенъ? Такъ почему же я счастливъ? И, кром того, что можешь ты сказать мн такого, чего бы я самъ не говорилъ себ сотни разъ? Разв я безсердечный развратникъ? Разв я безбожникъ? Произносилъ ли я когда-нибудь съ пренебреженіемъ какое-либо священное слово изъ тхъ, что съ тхъ поръ, какъ міръ существуетъ, всуе пріемлются устами человческими. Вс упреки, какіе только могъ вообразить, обращалъ я къ себ и тмъ не мене я счастливъ. Угрызеніе совсти, ужасы отмщенія, печальное и нмое страданіе, вс эти страшные призраки уже стучались въ дверь мою, но ни одинъ не устоялъ предъ любовью Лукреціи. Тише! открываютъ и рота: пойдемъ со мною въ мою мастерскую- Тамъ, въ комнат, скрытой отъ всхъ глазъ человческихъ, я изваялъ изъ самаго чистаго мрамора обожаемый образъ моей любовницы. Я буду держатъ отвтъ передъ нею, пора, уйдемъ отсюда, во двор уже ходятъ люди и академію сейчасъ отопрутъ.

Они уходятъ… Художники наполняютъ дворъ, переская его во всхъ направленіяхъ.

ЛІОНЕЛЬ И ЧЕЗАРІО (выступаютъ впередъ).

ЛІОНЕЛЬ. Всталъ ли учитель?
ЧЕЗАРІО (поетъ). Чуть заря, нашъ простачокъ
Принимался за работу,—
Чокъ, чокъ, чокъ, чокъ, чокъ,—
Добрый, старый толстячокъ,
Будто сельскій птушокъ —
За куриную охоту!
ЛІОНЕЛЬ. Сколько прежде было учениковъ въ академіи! что споровъ изъ-за того, изъ-за другого! какое событіе вносило въ жизнь появленіе каждой новой картины! При Мигель-Анджело школы были настоящими полями сраженій. Теперь же он едва-едва наполняются медлительною, вялою, молчаливою молодежью. Работаютъ только, чтобы жить, и искусство обращается въ ремесло.
ЧЕЗАРІО. Такъ проходитъ все подъ солнцемъ. Что касается меня, мн твой Микель-Анджело надолъ, я ничего не имю противъ того, что онъ умеръ.
ЛІОНЕЛЬ. Какой это былъ геній!
ЧЕЗАРІО. Ну, и отлично. Геній, такъ геній. Ну, и затмъ пустъ оей геній оставитъ насъ въ поко. Ты видлъ картину Понтормо?
ЛІОНЕЛЬ. Видлъ. Зеркало всего нашего вка. Человкъ, нершительно бродящій по распутьяхъ тысячи дорогъ, каррикатура великихъ мастеровъ, утонулъ съ восторгахъ къ самому себ, а, въ конц концовъ, его хватаетъ только на то, чтобы держаться за готическій плащъ Альберта Дюрера.
ЧЕЗАРІО. Да здравствуетъ готика! Если искусство умираетъ, древность ихъ не помолодитъ. Тра-дери-да! Намъ нужно новое!
АНДРЕА (входя говоритъ слуг). Велите Греміо осдлать двухъ лошадей, одну для него, другую для меня. Мы подемъ на ферму.
ЧЕЗАРІО (продолжая). Новаго, во что бы то пл стало, новаго! Итакъ, маэстро, что новаго сегодня?
АНДРЕА. Всегда въ дух, Чезаріо? Все ново сегодня, дитя мое, зеленъ, солнце и цвты, все будетъ опять ново завтра. Только человкъ старетъ, а все вокругъ него молодетъ каждый день. Здравствуй, Ліонель, такъ рано и уже на ногахъ, старый дружище?
ЧЕЗАРІО. Значить, и молодые художники въ прав спрашивать новаго, разъ сама природа желаетъ новизны для себя и длиться ею со всми?
ЛІОНЕЛЬ. Ты бы хоть подумалъ, съ кмъ ты говоришь?
АНДРЕА. А-а! уже поспорили? Споръ, друзья мои, безплодная почва, поврьте мн, онъ все убиваетъ. Меньше предисловія,— больше книгъ. Вы художники, дти мои, да будутъ ваши уста нмы и да говоритъ за васъ ваша правая рука. Однако, послушай, Чезаріо. Природа всегда хочетъ обновленія, это правда, но, въ обновленіи, она всегда, остается тою же, прежнею. Разв ты тоже, какъ нкоторые, желаешь, чтобы она перемнила цвта своего одянія и чтобы расли голубые или красные лса? Такъ, нтъ же, у нея совсмъ другіе нравы: подл увядшаго цвтка возрождается точно такой же, и тысячи семействъ узнаютъ другъ друга подъ росою при первыхъ лучахъ солнца. Каждое утро ангелъ жизни и смерти приноситъ всеобщей матери новое украшеніе, но вс украшенія схожи между собою. Пусть искусство старается длать то же, что она, потому что оно иметъ смыслъ лишь, когда ей подражаетъ. Пусть каждый вкъ видитъ новые кровы, новые костюмы, новыя мысли, но геній долженъ бытъ неизмненъ, какъ красота. Пусть молодыя руки, полныя силы и жизни, принимаютъ съ благоговніемъ священный факелъ изъ дрожащихъ старческихъ рукъ, пусть охраняютъ они его отъ порывистыхъ втровъ. Это божественное племя пройдетъ черезъ будущіе вка, какъ проходило оно черезъ прошедшіе. Запомнишь ты это, Чезаріо? А теперь ступай работать, за работу, за работу! жизнь такъ коротка! (Онъ отправляемъ его къ мастерской… Ліонелю). Мы старемся, бдный другъ мой. Молодость не нуждается въ насъ боле. Не знаю, значитъ ли это, что народился новый младенческій вкъ или старый вкъ отъ дряхлости впалъ въ дтство?
ЛІОНЕЛЬ. Проклятіе! не слдуетъ вашимъ новичкамъ дразнить меня вслухъ! я кончу тмъ, что буду работать со шпагою у бедра,
АНДРЕА. Ты ужъ тутъ, какъ тутъ, со своимъ дуэльнымъ задоромъ, мой славный Ліонель! Въ наше время убиваютъ только доктора умирающихъ, эпоха шпаги въ Италіи прошла. Полно, полно, старикъ, пусть болтуны чешутъ языки, а мы постараемся остаться самими собою до тхъ поръ, покуда насъ не похоронятъ- (Входимъ Даміано). Ну, мой милый Даміано, придетъ сегодня Кордіани?
ДАМІАНО. Не думаю, онъ боленъ.
АНДРЕА. Боленъ онъ! Я видлъ его вчера вечеромъ, онъ былъ здоровъ. Серьезно боленъ? Пойдемъ къ нему, Даміано. Что съ нимъ?
ДАМІАНО. Не ходите къ нему, онъ не въ состояніи насъ принять. Онъ заперся на цлый день.
АНДРЕА. О, не для меня же! Пойдемъ, Даміано.
ДАМІАНО. Увряю васъ, онъ хочетъ быть одинъ.
АНДРЕА. Одинъ! и боленъ! ты меня пугаешь! Случилось съ нимъ что-нибудь? ссора? дуэль? онъ такой горячій! Ахъ, Боже мой! что съ нимъ такое? Онъ ничего не поручилъ сказать мн? Онъ раненъ, должно быть? Простите мн, друзья мои…. (художникамъ, которые стоятъ и ждутъ), но вы знаете, это другъ моего дтства, мой лучшій, врнйшій товарищъ.
ДАМІАНО. Успокойтесь, съ нимъ ничего не случилось. Легкая лихорадка, завтра вы увидите его здоровымъ.
АНДРЕА. Дай Богъ! дай Богъ! Ахъ, что молитвъ возносилъ я къ небу о сохраненіи этой жизни — столько драгоцнной! Сказать ли вамъ, друзья мои! въ нашу эпоху упадка, какъ застала насъ кончина Микель-Анджело, я возложилъ на Кордіани вс мои надежды, это сердце пылкое, доброе сердце. Провидніе не дастъ пропасть подобнымъ дарованіямъ. Сколько разъ сидлъ я позади его въ то время, какъ онъ, съ кистью въ рук, сновалъ, то вверхъ, то внизъ по своей лстниц, а я, съ нарастающимъ въ груди восторгомъ, простиралъ руки, желая прижать его къ своему сердцу, лобызать это чело — такое юное, такое открытое, такъ цльно сіяющее геніемъ въ каждомъ луч своемъ. Какая легкость! какое вдохновеніе! но какая строгая и сердечная любовь къ правд! Сколько разъ я восхищался мыслью, что онъ моложе меня! Сколько разъ я печально глядлъ на свои работишки и мысленно обращался къ будущимъ вкамъ. Вотъ все, что я осилилъ сдлать, говорилъ я имъ, но зато я оставляю вамъ моего друга.
ЛІОНЕЛЬ. Учитель, васъ спрашиваетъ человкъ.
АНДРЕА. Что? Что такое?
СЛУГА. Лошади осдланы, Греміо готовъ, господинъ.
АНДРЕА. Ну, до свиданія, я буду въ мастерской черезъ два часа. (Даміано) Но у него ничего серьезнаго, неправда-ли? Ничего? И завтра мы его увидимъ? Приходи ужинать съ нами. А если увидишь Лукрецію, скажи ей, что я ухалъ на ферму и тотчасъ вернусь. (Уходитъ).

СЦЕНА II.

Лсокъ. Андреа въ глубин.

ГРЕМІО (сидитъ на травъ). Гмъ-гмъ! а между тмъ я хорошо его видлъ. Какой расчетъ было ему уврять меня, что нтъ? А, вроятно, былъ, потому что онъ далъ мн (считаетъ на рук) четыре, пять, шесть… чортъ! что-нибудь тутъ не чисто, ужъ, конечно, дло идетъ не о вор, это былъ не воръ. У меня была другая мысль, но… о, нтъ, здсь… тиру! Молчи, Греміо, сказалъ я себ: эге! ни-ни, старикъ, этого не моги. Это глупо и подумать! Впрочемъ, думать то нечего,— вдь мыслей не видно. Думай, братъ, что хочешь, только языкомъ не болтай. (Яотъ). Говорилъ пастухъ ручью:
Мчишься къ мельниц ты шибко,
Тамъ хозяюшка, съ улыбкой,
Въ воду смотриться-ль твою?
АНДРЕА. (подходитъ) Греміо, поди взнуздай лошадокъ, надо собираться во-свояси, солнце опускается, не такъ жарко будетъ возвращаться.

Греміо уходитъ.

АНДРЕА, (одинъ, садится) У жида денегъ нтъ! молилъ, просилъ… нтъ денегъ! Что я скажу, когда посланные короля Франціи… Ахъ, Андреа, бдный Андреа! какъ языкъ твой еще поворачивается произноситъ это слово? Груды золота были въ твоихъ рукахъ, теб досталось прекраснйшее порученіе, какое когда-либо какой-либо король доврялъ человку: скупить сто перловъ искусства, поднять на ноги, обогатить сто бдствующихъ горемыкъ-артистовъ! сыграть роль благодтельнаго ангела, заслужить благословенія своего отечества и, кром того, обогатитъ цлый дворецъ чудными произведеніями и снова зажечь во Флоренція потухающій священный огонь художества, Андреа! съ какимъ легкимъ сердцемъ ты склонился бы къ изголовью твоей постели въ день отчета, еслибы ты могъ честно сдать свой подрядъ! И кто спрашиваетъ его у тебя! Францискъ Первый! онъ, рыцарь безъ упрека, человкъ — столько же честный, какъ великодушный! онъ, покровитель искусствъ! отецъ вка, столъ же прекраснаго, какъ античные вка! Онъ доврился теб, а ты обманулъ его! Ты обокралъ его, Андреа, потому что это именно такъ называется, не заблуждайся на этотъ счетъ. Куда ушли эти деньги? На драгоцнности для твоей жены, на празднества, на удовольствія, боле печальныя, чмъ сама скука. (Встаетъ). Понимаешь ли ты, Андреа, чувствуешь ли: вдь ты опозоренъ! Сегодня ты еще уважаемый человкъ, тебя цнятъ ученики, тебя любитъ ангелъ. О, Лукреція, Лукреція! Завтра ты… басня Флоренціи, потому что должны же эти ужасные отчеты рано или поздно… О, муки ада! А жена моя даже ничего не знаетъ о томъ! нотъ что значитъ но имть характера! Что было дурного съ ея стороны, если она просила у меня то и это, что ей нравилось? А я давалъ ей, лишь стоило ей попросить, по первому слову. Проклятая слабость! ни тни разсудка. На чемъ же было удержаться чести? А Кордіани? Почему я съ нимъ не посовтовался? съ нимъ, моимъ лучшимъ, моимъ единственнымъ другомъ? Что скажетъ онъ? Честь?.. разв я не честный человкъ? И однако, я совершилъ кражу. Ахъ! еслибы дло шло о томъ, чтобы войти ночью къ богатому человку, взломать денежный шкафъ и удрать, это ужасно подумать, это невозможно. Но, когда деньги тугъ, въ вашихъ рукахъ, когда ихъ только возьми да истрать, когда срость гонится по пятамъ,— да и берешь то вдь не для себя, но для Лукреціи! Для нея — моего единственнаго сокровища на земл, моей единственной радости, единой любви въ теченіе цлыхъ десяти лтъ! Ну, и говоришь себ, что, въ конц-концовъ, не бда: потрудимся и, авось, пополнимъ… Да, пополнишь тутъ! за портикъ св. Аннунціаты заплатили мн. мшкомъ пшеницы!
ГРЕМІО (возвращаясь). Готово. Можемъ хать, когда угодно.
АНДРЕА. Что съ тобой, Греміо? я смотрлъ, какъ ты взнуздывалъ, ты сегодня работаешь лвою рукою?
ГРЕМІО. Лвою рукою?.. А-а! Понимаю… Н-да-а… Если угодно знать вашей милости, я того… немножко раненъ въ правую руку. О, пустяки, но я старю, знаете… ну, конечно… э, чортъ! случись оно въ мое время… мы еще поговорили бы…
АНДРЕА. Ты раненъ, говоришь? Кто тебя ранилъ?
ГРЕМІО. Ага! вотъ и заковыка! Кто? никто, а между тмъ я раненъ. Пустяки, не на что жаловаться и не слдовало бы говорить, по совсти,.
АНДРЕА. Никто? значитъ, ты самъ.
ГРЕМІО. Ни-ни. Въ чемъ же тогда была бы штука? Никто, и я мене, чмъ кто-либо другой.
АНДРЕА. Если теб угодно шутить, ты плохо выбралъ время- На, копей и подемъ.
ГРЕМІО. Да будетъ такъ. Я говорилъ не для того, чтобы васъ разсердить, еще мене шутки ради. Онъ тоже не очень-то шутилъ сегодня, когда, удирая, хватилъ меня.
АНДРЕА. Кто? что это значитъ? кто тебя хватилъ? У тебя странный видъ, ты что-то скрытничаешь, Греміо.
ГРЕМІО. Ей-ей, правда, слушайте. Вы мой господинъ. Какъ ни верти, а исторія откроется, и кому же и надо знать если не вамъ? Вотъ въ чемъ штука: сегодня, около четырехъ часовъ утра, я услышалъ шаги во двор. Встаю и вижу: изъ окна потихоньку спускается человкъ въ плащ.
АНДРЕА. Изъ какого окна?
ГРЕМІО. Человкъ въ плащ. Я закричалъ ему: стой! Я, разумется, думалъ, что это воръ. И вотъ, вмсто того, чтобы остановиться, видите мою руку: это царапина — отъ его стилета.
АНДРЕА. Изъ какого окна, Греміо?
ГРЕМІО. Ахъ! вотъ тоже… ну, да ладно! ужъ слушайте, разъ я началъ: изъ окна синьоры Лукреціи.
АНДРЕА. Лукреціи?
ГРЕМІО. Да, синьоръ.
АНДРЕА. Это странно.
ГРЕМІО. Словомъ, онъ убжалъ въ паркъ. Я звалъ на помощь и кричалъ: воры! Но вотъ оказія: вдругъ приходитъ синьоръ Даміано и начинаетъ уврять, что я ошибаюсь, что онъ знаетъ лучше меня, въ конц концовъ онъ подарилъ мн кошелекъ, чтобы я молчалъ.
АНДРЕА. Даміано?
ГРЕМІО. Да, синьоръ, вотъ онъ. Въ доказательство, что я не вру…
АНДРЕА. Изъ окна Лукреціи? Даміано, значитъ, видлъ этого человка?
ГРЕМІО. Нтъ синьоръ, онъ вышелъ, когда я закричалъ.
АНДРЕА. Каковъ онъ былъ?
ГРЕМІО. Кто? Синьоръ Даміано?
АНДРЕА. Нтъ, другой.
ГРЕМІО. О, ей-ей! не разсмотрлъ.
АНДРЕА. Большой или маленькій?
ГРЕМІО. Ни то ни другое. И потомъ на разсвт, ей Богу….
АНДРЕА. Это странно. И Даміано запретилъ теб говорить объ этомъ?
ГРЕМІО. Подъ страхомъ, что вы меня выгоните.
АНДРЕА Я? Слушай, Греміо: сегодня вечеромъ, какъ только я уйду къ себ, ты станешь на стражу подъ этимъ окномъ но — спрячься,— слышалъ? На всякій случай возьми свою шпагу, и если кто-нибудь попробуетъ… ты понимаешь? Кричи во весь голосъ, не бойся, я буду тамъ,
ГРЕМІО. Да, синьоръ.
АНДРЕА. Я поручилъ бы это кому-нибудь другому, но, видишь ли, Греміо, я знаю, въ чемъ дло: это не серьезно, видишь-ли, пустякъ, какая-нибудь мальчишеская шутка. Ты замтилъ цвтъ его плаща?
ГРЕМІО. Черный, черный, да, мн такъ кажется, по крайней мр.
АНДРЕА. Я поговорю съ Кордіани. Итакъ, ршено, сегодня вечеромъ часовъ въ одиннадцать, въ двнадцать. Не бойся ничего. Я теб говорю, это простая шутка. Ты отлично сдлалъ, что сказалъ мн. И мн не хотлось бы, чтобы кто-нибудь зналъ это, кром тебя, вотъ почему я теб поручаю… Такъ ты не видалъ его лица?
ГРЕМІО. Видлъ, но онъ такъ быстро скрылся! и потомъ ударъ стилета…
АНДРЕА. Онъ ничего не произнесъ?
ГРЕМІО. Нсколько словъ, нсколько какихъ-то словъ.
АНДРЕА. Теб не знакомъ голосъ?
ГРЕМІО. Можетъ быть, я не знаю. Вдь все мелькнуло въ одно мгновеніе.
АНДРЕА. Невроятно! Ну, двигайся, скоре въ путь. Около одиннадцати. Надо поговорить съ Кордіани. Ты увренъ въ окн?
ГРЕМІО. О, вполн увренъ.
АНДРЕА, демъ, демъ!

(Уходятъ).

СЦЕНА III.

ЛУКРЕЦІЯ, СПИНЕТТА.

ЛУКРЕЦІЯ. Ты открыла дверь, Спинетта? и поставила лампу на лстниц?
СПИНЕТТА. Я сдлала все, что вы мн приказали.
ЛУКРЕЦІЯ. Положи мой шлафрокъ на этотъ стулъ и оставь меня одну, милое дитя мое.
СПИНЕТТА. Хорошо синьора.
ЛУКРЕЦІЯ (у аналоя). О, Боже мой! зачмъ вручилъ ты мн счастье другого человка? Если бы дло шло только о моемъ счастьи, я не защищала бы его, я не оспаривала бы у Тебя жизнь мою. Зачмъ доврилъ ты мн его жизнь?
СПИНЕТТА. Дорогая моя синьора, перестали бы вы молиться, нельзя же такъ много плакать. Ваши глаза распухли отъ слезъ, вотъ ужъ два дня, что вы не имете ни минуты покоя.
ЛУКРЕЦІЯ (молясь). Исполнила ли я Твое роковое предназначеніе? Погубивъ себя рада него, спасла ли я его душу? О, Христосъ, если бы руки Твои не были пригвождены къ этому кресту, простеръ ли бы Ты ихъ ко мн, прощая и благословляя?
СПИНЕТТА. Я не могу уйти. Какъ я оставлю васъ одну въ такомъ состояніи?
ЛУКРЕЦІЯ. Неужели Ты покараешь его за мою вину? Онъ не виновенъ, онъ не связанъ никакою клятвою на земл, онъ не измнилъ своей жен, у него нтъ обязанностей, нтъ семьи, онъ только любилъ и былъ любимъ.
СПИНЕТТА. Скоро одиннадцать часовъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Ахъ, Спинетта, не оставляй меня! Теб тяжело видть мои слезы, дитя мое? А, все-таки, пусть он текутъ. Ты думаешь потерять свой покой и свое счастье — возможно безъ страданій?
Ты, которая читаешь въ моемъ сердц, какъ въ своемъ, ты, для кого моя жизнь — открытая книга, вс страницы которой теб знакомы, ты думаешь, что можно видть безъ сожалнія, какъ улетаетъ десять лтъ невинности и покоя?
СПИНЕТТА. Какъ мн жаль васъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Рассегни мн платье, бьетъ одиннадцать. Дай воды, мн надо освжить лицо, сейчасъ онъ будетъ, Спинетта! Въ порядк ли прическа? Я не блдна? О, глупая, зачмъ я плакала! Дай гитару! поставь передо мной этотъ романсъ, это его сочиненіе. Онъ идетъ, онъ идетъ, дорогая! Хороша ли я сегодня? понравлюсь ли я ему?
СЛУЖАНКА (входя). Синьоръ Андреа — у дверей вашихъ, спрашиваетъ позволеніе войти.
АНДРЕА (входи). Добрый вечеръ, Лукреція, вы не ждали меня въ эту пору, неправда-ли? Лишь бы я не былъ не кстати, вотъ все, чего я желаю. Пожалуйста, скажите, можетъ быть, вы уже отсылали своихъ женщинъ? я подожду — мы можемъ увидаться за ужиномъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Нтъ еще, нтъ, увряю васъ!
АНДРЕА. Такъ мало минутъ удается намъ проводить вмст! а он мн такъ дороги! Одна на свт вы, Лукреція, утшаете меня во всхъ горестяхъ, меня осаждающихъ. Что, если бы я васъ потерялъ? Все мое мужество, вся моя философія — въ глубин глазъ вашихъ (Подходитъ къ окну и приподнимаетъ занавсъ. Въ сторону). Греміо уже внизу, я вижу его.
ЛУКРЕЦІЯ. Разв случилось, что-нибудь печальное для васъ, другъ мой? мн казалось, вы были веселы за обдомъ.
АНДРЕА. Веселье иногда печально, а печаль уметъ улыбаться.
ЛУКРЕЦІЯ. Вы были на ферм? Да, кстати, вамъ письмо, посланные короля Франціи должны быть завтра.
АНДРЕА. Завтра? они будутъ завтра?
ЛУКРЕЦІЯ. Какъ? Это извстіе вамъ непріятно? Тогда скажите, будто васъ нтъ во Флоренціи или вы больны, вотъ вы отъ нихъ и отдлаетесь.
АНДРЕА. Зачмъ же? я приму ихъ съ удовольствіемъ, разв мои отчеты не готовы? Скажите мн, Лукреція, вамъ нравится этотъ домъ? Довольны вы своимъ знакомствомъ? Много имете приглашеній? Разсчитываете повеселиться этой зимою? Какія удовольствія вамъ предстоять? Къ лицу ли вамъ новые уборы? (Въ саду слышенъ заглушенный крикъ и поспшные шаги). Что значить этотъ шумъ? что случилось? (Кордіани въ растерзанномъ вид, входитъ въ комнату). Что съ тобой, Кордіани? что привело тебя сюда? что значить этотъ безпорядокъ? что съ тобой случилось? ты блденъ, какъ смерть!
ЛУКРЕЦІЯ. Ахъ, я умираю!
АНДРЕА. Отвчай мн, что привело тебя въ такой поздній часъ? У тебя ссора? Теб нуженъ секундантъ? Ты проигрался? Теб нужны деньги? (Беретъ его за руку). Ради Бога, говори! ты точно статуя.
КОРДІАНИ. Нтъ… нтъ… я хотлъ говорить съ тобой… сказать теб… въ самомъ дл, я пришелъ… я не знаю…
АНДРЕА. Гд ты оставилъ свою шпагу? Ради Бога! Съ тобой происходитъ что-то странное. Хочешь, перейдемъ въ тотъ залъ? теб неудобно говорить при женщинахъ? Чмъ я могу услужить теб, отвчай, для тебя я готовъ на все. Другъ мой, дорогой мой другъ, неужели ты во мн сомнваешься?
КОРДІАНИ. Ты угадалъ, у меня ссора. Я не могу говорить здсь.Я тебя искалъ, я самъ не знаю, какъ я вошелъ. Мн сказали, что… что ты здсь, и я вошелъ. Я не могу говорить здсь.
ЛІОНЕЛЬ (входя). Маэстро, Греміо убить!
АНДРЕА. Кто сказалъ?

Нсколько слугъ входятъ въ комнату.

СЛУГА. Синьоръ, сейчасъ убили Греміо, убійца въ дом. Видли, какъ онъ скрылся въ подземелья. (Кордіани скрывается въ толп).
АНДРЕА. Къ оружію! къ оружію! возьмите эти свчи, обыщите вс комнаты, заприте вс выходы.
ЛІОНЕЛЬ. Онъ не могъ уйти далеко. Ударъ нанесенъ только сію минуту.
АНДРЕА. Онъ умеръ? умеръ? гд же моя шпага? Ахъ, вотъ какая то здсь на стн. (Хочетъ взять шпагу. Смотритъ на руку). Вотъ странно! моя рука въ крови. Откуда взялась эта кровь?
ЛІОНЕЛЬ. Идемъ за нами, маэстро, я ручаюсь теб, что мы найдемъ его.
АНДРЕА. Откуда же эта кровь? вся рука покрыта ею. Кого же я касался? я коснулся только… сейчасъ… Удалитесь! уходите отсюда!
ЛІОНЕЛЬ. Что съ тобой, маэстро? зачмъ удалять насъ?
АНДРЕА. Уйдите! уйдите! оставьте меня одного. Прекрасно. Но надо никакихъ обысковъ. Никакихъ! это безполезно, я запрещаю. Уходите отсюда вс! вс! Повинуйтесь же, когда я говорю вамъ!

Вс уходятъ въ молчаніи.

АНДРЕА (глядя на руку). Вся въ крови! я не касался ничьей руки, кром… Кордіани.

АКТЪ ВТОРОЙ.

СЦЕНА I.

Садъ.— Ночь.— Луна.

КОРДІАНИ, СЛУГА.

КОРДІАНИ. Онъ хочетъ говорить со мной?
СЛУГА. Да, синьоръ, безъ свидтелей, онъ указалъ мн это мсто.
КОРДІАНИ. Такъ скажи ему, что я его жду. (Слуга уходитъ. Кордіани садится на камень).
ДАМІАНО (за сценой). Кордіани! Гд Кордіани?
КОРДІАНИ. Ну, что теб?
ДАМІАНО. Я только что отъ Андреа, онъ ничего не знаетъ, по крайней мр, ничего, что касается тебя. Онъ говоритъ, что ему отлично извстно, почему умеръ Греміо, и никого не обвиняетъ въ смерти старика, тмъ мене тебя.
КОРДІАНИ. Это все, что ты имешь мн сказать?
ДАМІАНО. Да, теперь твое дло соображаться съ этимъ,
КОРДІАНИ. Въ такомъ случа оставь меня одного. (Онъ снова садится. Приходятъ Монель и Чсзаріо).
ЛІОНЕЛЬ. Чортъ ли пойметъ тутъ что-нибудь? Отослать насъ, не желая ничего слушать, оставить безъ отмщенія такой ударъ! Вдь этотъ бдный старикъ служилъ ему съ дтства его, самъ, помню, — носилъ его на рукахъ! А, проклятіе! Будь я на мст Андреа, пролилась бы не одна эта кровь!
ДАМІАНО. Андреа не такой человкъ, чтобы обвинять его въ трусости.
ЛІОНЕЛЬ. Трусость или слабость, — какъ ни назовите, — не все ли равно? Въ моей молодости не такъ вели себя въ подобныхъ случаяхъ. Совсмъ но такъ трудно было.найти убійцу. Наконецъ, если ужъ ты самъ но хочешь себя компрометтировать, клянусь моимъ патрономъ! для мщенія есть друзья.
ЧЕЗАРІО. Что касается меня, я покидаю этотъ домъ. Сегодня утромъ — я пришелъ въ академію въ послдній разъ: ходи въ нее, кто хочетъ, я перехожу въ Понтормо.
ЛІОНЕЛЬ. Скверный у тебя, злой характеръ. За все золото въ мір я не измню маэстро.
ЧЕЗАРІО. Ба! словно я одинъ? Скука у васъ въ мастерской! Джульетта не хочетъ больше позировать. То ли дло у Понтормо! Ухъ, какъ весело! Цлый день фехтуютъ, пьютъ, танцуютъ. Прощай, Ліонель, до свиданья.
ДАШАНО. Что за время мы переживаемъ! Ахъ, синьоръ, нашъ бдный другъ достоинъ глубокаго сожалнія! Вы ужинаете съ нами? (Уходятъ).
КОРДІАНИ (одинъ). Какъ будто это Андреа тамъ между деревьями? Онъ ищетъ, вотъ онъ приближается. Эй! Андреа! сюда!
АНДРЕА, (входя). Мы одни?
КОРДІАНИ. Одни.
АНДРЕА. Видишь ли ты этотъ стилетъ, Кордіани? Если бы сейчасъ я съ размаху ударилъ тебя имъ, повергъ на землю и похоронилъ тебя подъ этимъ деревомъ, здсь въ песк, на мст теперь покрытомъ твоею тнью — никто не посмлъ бы мн сказать ни слова противъ, я имю право на то, и твоя жизнь принадлежатъ мн.
КОРДІАНИ. Ты можешь сдлать это, другъ мой, ты въ прав это сдлать.
АНДРЕА. Ты надешься, что моя рука дрогнетъ? Не боле, чмъ твоя, часъ тому назадъ, на груда моего стараго Греміо. Ты видишь, я знаю: ты его убилъ. Чего ты ждешь теперь? Или ты думаешь, что я трусъ и не сумю обнажить шпагу? Готовъ ли ты драться? Вдь ты согласенъ, что мы равно обязаны къ дуэли — и ты, и я?
КОРДІАНИ. Я сдлаю все, что ты захочешь.
АНДРЕА. Садись и слушай. Я родился бднякомъ. Роскошь, меня окружающая, дурного происхожденія: я злоупотреблялъ ввренными мн деньгами. Одинъ, между столькими извстными художниками, я въ молодости еще засталъ вкъ Микель-Анджело и вижу, какъ день-ото-дня рушится все вокругъ меня. Римъ и Венеція еще процвтаютъ. Наше отечество уже сошло на нтъ. Я напрасно борюсь съ наплывающимъ мракомъ, священный факелъ гаснетъ въ моей рук. Ты думаешь, легко человку, жившему двадцать лтъ искусствомъ, видть, какъ оно гибнетъ? Мои мастерскія опустли, моя слава улетла. У меня нтъ дтей, нтъ надежды, способной привязать меня къ жизни. Здоровье мое слабо. Отъ заразы, разлитой въ восточномъ втр, я дрожу, какъ листъ. Скажи же мн, какая приманка еще оставалась мн на свт? Представь себ, что въ беззсонныя ночи не разъ приходило мн въ голову вонзить себ въ сердц вотъ этотъ самый стилетъ. Скажи мн, кто удерживалъ меня отъ этого, до настоящаго дня?
КОРДІАНИ. Не доканчивай, Андреа.
АНДРЕА. Я любилъ ее любовью неизъяснимой. За нее я готовъ былъ сражаться съ цлою арміей, я готовъ былъ копать землю и таскать плугъ, чтобы прибавить лишнюю жемчужину въ уборъ ея кудрей. Эта кража, совершенная мною, этотъ вкладъ короля Франціи, который у меня спросятъ завтра и котораго у меня нтъ, вдь, это для нея растратилъ я все: чтобы дать ей одинъ годъ богатства и счастья, чтобы увидть ее одинъ разъ въ жизни окруженною радостями и праздниками — для нея! для нея! Я цнилъ жизнь дешевле чести, а честь мене любви Лукреціи. Что я говорю? Мене одной улыбки устъ ея, одного луча радости въ ея глазахъ. Тотъ, кого ты видишь передъ собою, Кордіани, это несчастное и жалкое существо, которое ты зналъ въ теченіе десяти лтъ бродящимъ въ этихъ темныхъ портикахъ, это не Андреа дель-Сарто, это безумецъ, отданный въ жертву презрннымъ мелочамъ, сндающимъ жизнь заботамъ. У ногъ моей прекрасной Лукреціи былъ другой Андреа, молодой и счастливый, беззаботный, какъ втеръ, свободный и радостный, какъ птица небесная, добрый ангелъ Андреа, свтлый духъ этого безжизненнаго тла, которое мечется среди людей. Знаешь ли ты теперь, что ты сдлалъ?
КОРДІАНИ. Да, теперь.
АНДРЕА. Этого Андреа ты убилъ, Кордіани. Этотъ Андреа отправится завтра на кладбище вмст съ останками Греміо, другой остается, и это онъ говоритъ здсь съ тобой.
КОРДІНИ (рыдая). Андреа! Андреа!
АНДРЕА. О комъ ты плачешь? Обо мн или о себ? Я прошу у тебя одной услуги. Слава Богу, сегодняшняя ночь не повела.за собою огласки. Слава Богу, у меня достало силы безъ жалобы, безъ вопля, перенести зрлище, какъ молнія испепелила зданіе, которое я созидалъ двадцать лтъ. Если бы мое безчестіе огласилось, то я убилъ бы тебя, или же мы дрались бы завтра. Цною счастья люди даютъ право на месть, и право пользоваться этимъ (бросаетъ свой стилетъ), остается взамнъ всего тому, кто все потерялъ. Такова человческая справедливость. А, впрочемъ, еще неизвстно, если бы ты палъ отъ моей руки, быть можетъ, пожалли бы тебя.
КОРДІАНИ. Чего ты хочешь отъ меня?
АНДРЕА. Если ты понялъ мою мысль, ты долженъ чувствовать, что я закрылъ глаза на мерзость твоего преступленія, что я не хочу видть, какъ растоптана ногами святыня дружбы, я вижу только, что однимъ ударомъ ножницъ перерзана единственная нить, которая связывала меня съ жизнью. Я не хочу помышлять о рук, которая нанесла мн это. Человкъ, съ которымъ я говорю, не иметъ для меня имени. Я говорю съ убійцей моей чести, моей любви и м: его покоя. Способна ли исцлиться рана, мн имъ нанесенная? Если они разлучатся на вки, если онъ будетъ молчать, какъ мертвый (потому что долженъ же онъ помнить, что смерть это зависла отъ меня), если я, съ своей стороны, возобновлю усилія своихъ достиженій, словомъ, если я сдлаю новую попытку удержаться за жизнь, удастся ли мн она? Однимъ словомъ, пусть этотъ человкъ уйдетъ, пусть для меня онъ будетъ, вычеркнутъ изъ книги жизни, пусть навсегда порвется преступная связь,— вдь но могла же она существовать безъ угрызеній совсти!— пусть понемногу, черезъ годъ, черезъ два, быть можетъ, сотрется память его, и тогда, я, Андреа, вернусь, какъ земледлецъ, разоренный ураганомъ, снова строить свой карточный домикъ на опустошенномъ моемъ пол.
КОРДІАНИ. О, Боже мой!
АНДРЕА. Я созданъ для терпнія. Чтобы получить любовь этой женщины, я два года слдовалъ за нею — куда ея тнь, туда и я. Пыль подъ ея ногами привыкла увлажняться потомъ лица моего. Я прошелъ свой путь до конца — и готовъ слова начать ту же работу. Кто угадаетъ возможности женскаго непостоянства? Кто знаетъ, до чего можетъ дойти измнчивость этого зыбучаго песка? какъ знать, не смогу ли я новыми двадцатью годами безграничной любви и привязанности достигнуть того же счастья, какъ ты одною ночью разврата. Потому что вдь это сегодня Лукреція пала! Да, это было сегодня, потому что сегодня въ первый разъ съ тхъ поръ, какъ ты въ Флоренціи, я нашелъ твою дверь запертою для меня.
КОРДІАНИ. Это правда.
АНДРЕА. Тебя удивляетъ, неправда-ли, что я такъ хорошо владю собою? Вс удивились бы, если бы когда-нибудь узнали. И я того же мннія: странно! Вдь шпагою расчитаться гораздо легче. Но, видишь ли, я имю большое несчастіе — не врить въ будущую жизнь, и, значитъ, надо держаться за эту. Ну, и даю теб слово, если мн не удастся, то въ день, когда я буду вполн увренъ, что мое счастье разбито безъ возврата, я покончу съ собою. Какъ — все равно. До тхъ поръ я буду вренъ своему плану.
КОРДІАНИ. Когда я долженъ хать?
АНДРЕА. Лошадь у ршетки. Даю теб часъ на сборы. Прощай.
КОРДІАНИ. Твою руку, Андреа, твою руку!
АНДРЕА (возвращаясь). Мою руку? Кому? Зачмъ? Разв это — тебя я оскорбляю? Разв тебя называлъ я предателемъ дружбы, измнникомъ святын самыхъ высокихъ клятвъ? Разв я сказалъ теб, что, если-бы кто другой сдлалъ противъ меня то, что ты сдлалъ, то я бросился бы за защитою къ теб, теперь моему убійц? Разв я сказалъ теб, что сегодня ночью я потерялъ не одну любовь Лукреціи, а еще кое-что другое? Разв я жаловался на какую-нибудь другую скорбь? Ты видишь, я говорилъ не съ Кордіани. Такъ для кого же ты просишь пожатія руки моей.
КОРДІАНИ. Твою руку, Андреа! Прости на вки, но прости!
АНДРЕА. Я не могу. На твоей рук кровь (Уходитъ).
КОРДІАНИ (одинъ, стучитъ въ дверь). Эй, Матурино!
МАТУРИНО. Что угодно, эччеленца?
КОРДІАНИ. Возьми мой плащъ, вбери все, что найдешь у меня на стол и въ шкафахъ. Сложи все поскоре и приноси къ садовой ршетк (садится).
МАТУРИНО. Вы узжаете синьоръ?
КОРДІАНИ. Длай, что я сказалъ,
ДАМІАНО (входитъ). Я встртилъ Андреа, онъ сказалъ мн, что ты узжаешь, Кордіани. Вотъ это такъ! Отъ всего сердца одобряю твое ршеніе! Ты на долго?
КОРДІАНИ. Не знаю. Вотъ что, Даміано, окажи мн услугу, помоги Матурино собрать тамъ для дороги, все, что надо.
МАТУРИНО (на порог двери). О, это не долго.
ДАМІАНО. Достаточно взять самое необходимое. Остальное вышлемъ туда, гд ты разсчитываешь остановиться. Кстати, ты куда?
КОРДІАНИ. Не знаю. Скоре, Матурино, скоре.
МАТУРИНО. Мигомъ будетъ готово. (Уноситъ узелъ).
ДАМІАНО. Итакъ, другъ мой, прощай.
КОРДІАНИ. Прощай, прощай! Если ты увидишь сегодня… Я хочу сказать, если завтра, или когда-нибудь…
ДАМІАНО. Кого? Что ты хочешь?
КОРДІАНИ. Ничего, ничего. Прощай, Даміано, до свиданья.
ДАМІАНО. Счастливый путь. (Обниметъ его и уходитъ).
МАТУРИНО. Синьоръ, все готово.
КОРДІАНИ. Спасибо, голубчикъ. Вотъ теб за твою службу за время, что я прожилъ въ этомъ дом.
МАТУРИНО. О, эччеленца!
КОРДІАНИ (все еще сидитъ). Все готово, неправда-ли?
МАТУРИНО. Да, синьоръ. Я провожу васъ?
КОРДІАНИ. Конечно. Матурино!
МАТУРИНО. Эччолепца!
КОРДІАНИ. Я не могу ухать, Матурино.
МАТУРИНО. Вы не подете?
КОРДІАНИ. Нтъ, это невозможно, видишь-ли.
МАТУРИНО. Вамъ нужно еще что-нибудь?
КОРДІАНИ. Нтъ, ничего мн не нужно. (Молчаніе).
КОРДІАНИ (вставая). Блдныя статуи, любимыя прогулки, темныя аллеи,— не гоните меня,— какъ я могу отъ васъ ухать? Разв ты, темная ночь, не знаешь, что я не могу ухать? О, стны, черезъ которыя я перелзалъ! земля, которую я обагрилъ кровью! (Падаетъ снова на скамью).
МАТУРИНО. Боже мой! Онъ умираетъ! Помогите! Помогите!
КОРДІАНИ (быстро поднимаясь). Не зови, пойдемъ со мною.
МАТУРИНО. Намъ не туда.
КОРДІАНИ. Молчи! пойдемъ со мною, говорятъ теб! Ты умрешь, если не будешь повиноваться. (Тащитъ его по направленію къ дому).
МАТУРИНО. Куда вы, синьоръ?
КОРДІАНИ. Не пугайся, я въ изступленія. Это ничего, слушай: я хочу самой простой вещи. Сейчасъ, вдь, часъ ужина? Сейчасъ твой хозяинъ сидитъ за столомъ, окруженный своими друзьями, а напротивъ его… Однимъ словомъ, мой другъ, я не войду туда, я хочу только прильнутъ лицомъ къ окну, увидть ихъ на одну минуту. Только одну минуту — а въ путь!

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Комната. Накрытый столъ.

АНДРЕА, ЛУКРЕЦІЯ (сидитъ).

АНДРЕА. Наши друзья запоздали. Вы очень блдны, Лукреція. Эта сцена васъ напугала.
ЛУКРЕЦІЯ. Между тмъ Ліонель и Даміано здсь. Я не знаю, что могло ихъ задержать.
АНДРЕА. Вы перестали носить кольца? Они вамъ больше не нравятся? Ахъ, нтъ, я ошибся, вотъ кольцо, котораго я еще не видалъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Эта сцена, дйствительно, напугала меня. Я не скрою отъ васъ, что дурно себя чувствую.
АНДРЕА. Покажите мн это кольцо, Лукреція, это подарокъ? можно полюбоваться?
ЛУКРЕЦІЯ (подавая кольцо). Это подарокъ Маргариты, подруги моего дтства.
АНДРЕА. Странно, это не и вензель! Почему же это? Прелестная вещица. но хрупкая. Ахъ, Боже мой, вотъ достанется мн отъ васъ! Я его сломалъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Сломали? Вы сломали мое кольцо?
АНДРЕА. Какъ мн досадно! этакая неловкость! Но, въ самомъ дл, пропало кольцо, поправятъ невозможно.
ЛУКРЕЦІЯ. Все равно! отдайте мн его. какъ оно есть.
АНДРЕА. Что же вамъ теперь съ нимъ длать? Самый искусный ювелиръ не въ состояніи его починить. (Бросаетъ кольцо на полъ и топчетъ).
ЛУКРЕЦІЯ. Не топчите! Я такъ имъ дорожила.
АНДРЕА. Ну, Маргарита бываетъ здсь каждый день. Вы ей скажете, что я сломалъ его, и она вамъ подаритъ другое. Много гостей соберется у насъ сегодня? Веселый будетъ ужинъ?
ЛУКРЕЦІЯ. Я такъ дорожила этимъ кольцомъ.
АНДРЕА. Сегодня ночью я тоже потерялъ драгоцнную игрушку, и тоже очень дорожилъ ею… Вы не отвтили на мой вопросъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Но, я думаю, соберется наша обычная компанія: Ліонель, Даміано и Кордіани.
АНДРЕА. И Кордіани!… Я огорченъ смертью Греміо.
ЛУКРЕЦІЯ. Еще бы: мужъ вашей кормилицы.
АНДРЕА. Что длать? Что длать? Каждый день люда теряютъ друзей. Это такъ обыкновенно слышать: такой-то умеръ, такой-то раззорился. Это остается гд-то тамъ внизу, а сверху — танцуюгъ, пьютъ. Все — игра случая: кому везетъ, кому нтъ.
ЛУКРЕЦІЯ. Вотъ, кажется, и наши гости. (Входятъ Ліонель и Даміано).
АНДРЕА. Ну, за столъ, друзья мои! Есть у васъ на душ забота, какое-нибудь сердечное огорченіе? Теперь надо все забыть. Увы! и у васъ они есть, конечно, какъ у всякаго изъ живущихъ подъ солнцемъ.

(Садятся).

ЛУКРЕЦІЯ. Одно мсто осталось свободнымъ?
АНДРЕА. Кордіани ухалъ въ Германію.
ЛУКРЕЦІЯ. Ухалъ? Кордіани?
АНДРЕА. Да, въ Германію. Да поможетъ ему Богъ! Ну, мой старый Ліонель, наша молодость — вотъ она гд. (Показываешь на бутылки).
ЛІОНЕЛЬ. Говорите, маэстро, обо мн одномъ. Да продлится ваша молодость на много лтъ для вашихъ друзей и отчизны.
АНДРЕА. Молодой, старый, что значатъ эти слова? Сдые волосы не обозначаютъ старости, а сердце человка не иметъ возрастовъ.
ЛУКРЕЦІЯ (тихо). Правда-ли это, Даміано, что онъ ухалъ?
ДАМІАНО (также). Истинная правда.
ЛІОНЕЛЬ. Небо въ грозовыхъ тучахъ, плохая погода для путешествія.
АНДРЕА. Ршено, дорогіе друзья мои, я покидаю этотъ домъ: жизнь во Флоренціи съ каждымъ днемъ все мене правится моей милой Лукреціи, а что касается меня, я никогда се не любилъ. Съ будущаго мсяца я разсчитываю имть на берегу Арно дачку съ виноградникомъ и небольшимъ садомъ. Тамъ я окончу свою жизнь, какъ началъ. Ученики мои не послдуютъ за мною. Чему могу я научить ихъ такому, чего бы они не забыли. Я самъ забываю каждый день, хотя мене, чмъ желалъ бы. А, между тмъ, мн уже приходится жить прошлымъ… да… Неправда-ли, что такъ, Лукреція?
ЛІОНЕЛЬ. Такъ вы отрекаетесь отъ будущаго?
АНДРЕА. Это оно, кажется, отрекается отъ меня. О, мой старый другъ, надежды будущаго подобны военной труб: он ведутъ въ бой и обожествляютъ опасность. Все такъ прекрасно, такъ легко, пока надежда звучитъ въ глубин сердца. Но въ день, когда ея голосъ замираетъ, солдатъ сдается и ломаетъ свою шпагу.
ДАМ1АН0. Что съ вами, синьора, вамъ дурно?
ЛІОНЕЛЬ. Въ самомъ дл, какъ вы поблднли! намъ лучше уйти.
ЛУКРЕЦІЯ. Спинетта, поди, милая, въ мою комнату и возьми у меня на туалет флаконъ. Принеси мн его (Спинета уходитъ).
АНДРЕА. Что съ вами, Лукреція? Боже мой! неужели вы въ самомъ дл больны?

(Спинетта возвращается перепуганная).

СПИНЕТТА. Синьоръ! синьоръ! тамъ спрятался человкъ.
АНДРЕА. Гд?
СПИНЕТТА. Тамъ, въ комнат синьоры.
ЛІОНЕЛЬ. Смерть и адъ! вотъ плоды вашей слабости, маэстро, это убійца Греміо. Позвольте мн раздлаться съ нимъ.
СПИНЕТТА. Я вошла безъ свчи. Онъ схватилъ меня за руку, когда я была въ простнк между двухъ дверей.
АНДРЕА. Ліонель, не входа, это мое дло.
ЛІОНЕЛЬ. Если бы вы даже выгнали меня вонъ, на этотъ разъ я васъ не оставлю. Идемъ Даміано. (Уходитъ)
АНДРЕА (подбгая къ жен). Это онъ, несчастная? это онъ?
ЛУКРЕЦІЯ. О, Боже мой, сжалься надо мною! [Теряемъ сознаніе).
ДАМІАНО. Ступайте за Ліонелемъ, Андреа, помшайте ему встртиться съ Кордіани.
АНДРЕА. Кордіани! Кордіани! Мое безчестіе такъ извстно всмъ вокругъ меня, что стоитъ мн сказать слово ‘онъ’, чтобы слышать въ отвтъ: Кордіани! Кордіани! (Кричитъ) Выходи же, негодяй, разъ тебя зоветъ Даміано! (Ліонель входитъ съ Кордіани).
АНДРЕА (всмъ). Тогда я васъ просилъ уйти. Теперь прошу остаться. Унесите эту женщину, синьоры.Этотъ человкъ убійца Греміо. (Лукрецію уносятъ). Онъ убилъ его, чтобы войти къ моей жен. Лошадей!..
Въ какомъ бы состояніи она ни была, бы проводите ее къ ея матери… сейчасъ сію минуту… Ну, а теперь… Ліонель, ты будешь моимъ секундантомъ. Кордіани возьметъ, кого хочетъ. Потому что ты видишь, что произошло, другъ мой?
ЛІОНЕЛЬ. Мои шпаги у меня въ комнат. Мы возьмемъ ихъ по дорог.
АНДРЕА (Кордіани). А! вамъ угодно, чтобы позоръ мой сталъ всмъ извстенъ? Такъ и будетъ, синьоръ, такъ и будетъ. Но искупить его тоже неизбжно. И горе тому, кто создалъ эту неизбжность!

(Уходятъ).

СЦЕНА III.

Площадка на дальнемъ краю сада. Горитъ фонарь съ рефлекторомъ.

МАТУРИНО (одинъ). Куда-же это отправился молодой человкъ? Веллъ мн ждать его и вотъ ужъ полчаса, что его нтъ. Какъ онъ дрожалъ, приближаясь къ дому! Гмъ, неужели приходится врить сплетнямъ, которыя ходятъ!
ДЖІОВАННИ (проходя). Эй, Матурино, что ты тутъ длаешь?
МАТУРИНО. Я жду синьора Кордіани.
ДЖІОВАННИ. Ты не придешь на погребеніе бдняги Греміо? Сейчасъ уже выносятъ.
МАТУРИНО. Въ самомъ дл! мн очень жаль, ко я не могу уйти отсюда.
ДЖОВАННИ. Ну, а я иду.
МАТУРИНО. Посмотри-ка, Джованни: что за люди идутъ сюда отъ дома? какъ будто это нашъ хозяинъ съ друзьями.
ДЖОВАННИ. Да, ей-ей. это они. Какого дьявола имъ тутъ надо? Они направляются прямо къ намъ.
МАТУРИНО. У нихъ, кажется, шпаги въ рукахъ?
ДЖОВАННИ. Вотъ еще! съ какой стати! Нтъ, въ самомъ дл, твоя правда. Это походитъ на ссору.
МАТУРИНО. Отойдемъ бъ сторонку и, если меня не позовутъ, я пойду съ тобою.

(Отходятъ. Входятъ Ліонель и Кордіани).

ЛІОНЕЛЬ. Этого освщенія вамъ достаточно. Станьте здсь, синьоръ, у васъ не будетъ секунданта?
КОРДІАНИ. Нтъ, синьоръ.
ЛІОНЕЛЬ. Это не принято и, признаюсь, мн не нравится. Какъ себя помню, такія дла не обходились безъ четырехъ обнаженныхъ шпагъ.
КОРДІАНИ. Это не дуэль, синьоръ: Андреа не встртитъ моихъ ударовъ, и борьба будетъ недолгая.
ЛІОНЕЛЬ. Что я слышу? вы хотите сдлать его убійцею?
КОРДІАНИ. Я удивляюсь, что его нтъ.
АНДРЕА (входя). Вогь и я.
ЛІОНЕЛЬ. Снимите ваши плащи, я укажу барьеръ- Господа, вы можете драться вотъ отъ этой черты до этой.
АНДРЕА. За шпаги!
ДАМІАНО (входитъ). Я ни могъ исполнить твоего порученія. Лукреція не пожелала, чтобы я со ждалъ ее, она отправилась одна, пшкомъ, со своею служанкой.
АНДРЕА. Боже ты мой! А надвигается гроза! (Громъ):
ДАМІАНО. Ліонель, я буду секундантомъ Кордіани. Надюсь, Андреа пойметъ, что этимъ поступкомъ я исполняю лишь священный для меня долгъ дуэли. Шпагу же я обнажу въ крайней необходимости.
КОРДІАНИ. Спасибо, Даміано, спасибо.
ЛІОНЕЛЬ. Вы готовы?
АНДРЕА. Я готовъ.
КОРДІАНИ. Я готовъ. (Дерутся, Кордіани раненъ).
ДАМІАНО. Кордіани раненъ!
АНДРЕА (бросаясь къ нему). Ты раненъ, другъ мой?
ЛІОНЕЛЬ (удерживая его). Уйдите, все остальное мы беремъ на себя.
КОРДІАНИ. Я раненъ легко. Я могу еще держатъ шпагу.
ЛІОНЕЛЬ. Нтъ синьоръ, черезъ минуту ваши страданія усилятся, шпага вошла глубоко. Если вы въ состояніи, пойдемте съ нами.
КОРДІАНИ. Вы правы. Ты идешь, Даміана? Дай мн руку, я очень ослаблъ. Оставьте меня у Манфреда.
АНДРЕА (тихо Ліонелю). Какъ ты думаешь, рана смертельна?
ЛІОНЕЛЬ. Я ни за что не отвчаю. (Уходятъ).
АНДРЕА (одинъ). Зачмъ оставили они меня? Пойти бы съ ними. Куда мн дваться? (Длаетъ нсколько шаговъ по направленію къ дому). Ахъ, этотъ опустлый домъ! Нтъ, клянусь небомъ, я не войду въ него сегодня. Если т дв комнаты должны пустовать эту ночь, пусть и моя тоже пустуетъ. Онъ не защищался. Я не чувствовалъ его шпаги. Онъ нарочно подвернулся подъ ударъ, это ясно. Онъ умретъ у Манфреда.
Странно. Итакъ я уже дрался. Лукреція ушла, одна, въ такую ужасную ночь! Какъ будто тамъ — чьи-то шага? (Идетъ къ деревьямъ).
Нтъ, никого. Онъ умретъ… Лукреція одна! только со служанкою! Ну, такъ что же? Все въ порядк вещей. Эта женщина мн измнила! Я дрался съ ея любовникомъ. Я ранилъ его. Я отомщенъ. Вотъ и вся исторія. Но теперь-то что же мн длать?
Ахъ, этотъ опустлый домъ! Ужасно. Когда только подумаю о томъ, что случилось вчера вечеромъ! о томъ, что я имлъ, о томъ, что я потерялъ! Ну, что мн дало это мщеніе? Какъ! Только то всего и было? А потомъ оставаться вотъ такъ одному? Умертвить убійцу — разв этимъ возвратишь жизнь убитому? Ну-ка, по совсти! Для чего мн нужно было прогнать мою жену, зарзать этого человка? Вдь оскорбленнаго нтъ здсь, есть только несчастный. Что мн за дло до вашихъ законовъ чести! Подумаешь, большое мн утшеніе, что вы сочинили людей въ моемъ положеніи, что вы обязали насъ уставомъ всей этой церемоніи? Гд мои двадцать лтъ счастья, моя жена, мой другъ, солнце дней моихъ, отрада моихъ ночей- Вотъ, что мн осталось. (Смотритъ на шпагу).
Чего ты хочешь отъ меня? Тебя зовутъ другомъ обиженныхъ. Здсь нтъ обиженнаго. Пусть роса смоетъ съ тебя кровь. (Бросаетъ ее). Ахъ, этотъ ужасный домъ! Боже мой! Боже мой! (Плачешь горькими слезами. Похоронная процессія).
АНДРЕА. Кого вы хороните?
НОСИЛЬЩИКИ. Николая Греміо.
АНДРЕА. И ты, мой бдный старикъ, и ты тоже меня покидаешь.

АКТЪ ТРЕТІЙ.

СЦЕНА I.

Улица. Все еще ночь.

ЛІОНЕЛЬ, ДАНІАНО, КОРДІАНИ (входятъ).

КОРДІАНИ. Я не могу итти, кровь меня душитъ. Дайте мн отдохнуть на этой скамь. (Его кладутъ на скамью).
ЛІОНЕЛЬ. Какъ вы себя чувствуете?
КОРДІАНИ. Я умираю, я умираю! Ради Бога, воды!
ДАМІАНО. Останьтесь здсь, Ліонель. Въ конц этой улицы живетъ мой знакомый врачъ. Я побгу за нимъ. (Уходитъ).
КОРДІАНИ. Слишкомъ поздно, Даміано.
ДАМІАНО. Потерпи. Я постучусь въ этотъ домъ. (Стучитъ). Быть можетъ, мы найдемъ здсь какую-нибудь помощь до прихода врача. Никого! (Опять стучитъ).
ГОЛОСЪ, (въ дом) Кто тамъ?
ЛІОНЕЛЬ. Отоприте, отоприте, кто бы-вы ни были. Во имя гостепріимства, отоприте!
ПРИВРАТНИКЪ (отпирая). Что вамъ угодно?
ЛІОНЕЛЬ. Вотъ здсь дворянинъ… онъ смертельно раненъ. Принесите воды и что-нибудь перевязать рану. (Привратникъ уходитъ).
КОРДІАНИ. Оставьте меня, Ліонель. Возвратитесь къ Андреа- Онъ раненъ, а не я. Ого его вся наука человческая не въ состояніи брегъ вылечить сегодня ночью. Бдный Андреа! бдный Андреа!
ПРИВРАТНИКЪ (входя)- Выпейте это, дорогой синьоръ, и да поможетъ вамъ небо!
ЛІОНЕЛЬ. Чей это домъ?
ПРИВРАТНИКЪ. Монны Флоры дель-Феде.
КОРДІАНИ. Мать Лукреціи! О, Ліонель, Ліонель, уйдемъ отсюда! (приподнимается). Не могу двинуться, силы меня покидаютъ.
ЛІОНЕЛЬ. Дочь ея Лукреція уже здсь?
ПРИВРАТНИКЪ. Нтъ, синьоръ.
ЛІОНЕЛЬ. Нтъ еще! странно!
ПРИВРАТНИКЪ. Зачмъ же ей приходить въ такой поздній часъ?

(Лукреція и Спинета подходятъ).

ЛУКРЕЦІЯ. Постучи въ дверь, Спинетта, я не ршаюсь.
СПИНЕТТА. Кто это тамъ на скамь? весь въ крови… онъ умираетъ!
КОРДІАНИ. О, несчастный!
ЛУКРЕЦІЯ. И ты спрашиваешь кто это? Это Кордіани? (Бросается къ скамь). Это ты? это ты? Кто привелъ тебя сюда! Кто оставилъ теб на этомъ камн? Гд Андреа, Ліонель? Ахъ! онъ умираетъ! Какъ, Паоло, ты не веллъ отнести его къ моей матери?
ПРИВРАТНИКЪ. Госпожи моей нтъ во Флоренціи, синьора.
ЛУКРЕЦІЯ. Гд же она? Неужели нтъ врачей во Флоренція? Синьоръ, помогите мн, отнесемъ его въ домъ.
СПИНЕТТА. Подумайте синьора.
ЛУКРЕЦІЯ. О чемъ тутъ думать? ты съ ума сошла? и чти мн за дло! Разв ты не видишь, онъ умираетъ! -Я сдлала бы то же самое и для всякаго другого (Входятъ Даміано съ докторомъ).
ДАМІАНО. Сюда, синьоръ. Дай Богъ, чтобы мы пришла еще во время!
ЛУКРЕЦІЯ (врачу) Пожалуйте, синьоръ, помогите намъ. Открой намъ дверь, Паоло. Это не смертельно, неправда ли?
ДАМІАНО. Нельзя ли попробовать перенести его къ Манфреда?
ЛУКРЕЦІЯ. Кто это Манфреда? Я — здсь, я, его любовница. Вотъ мой домъ. Онъ умираетъ изъ за меня, неправда-ли? Такъ въ чемъ же ідло? что вы можете возразить? Да, это правда, я жена Андреа дель-Сарто. Что мн въ томъ, что скажутъ? разв мой мужъ не прогналъ меня? разв черезъ какихъ-нибудь два часа я не буду басней всего города? Манфреда? Да и что могутъ сказать? Что Лукреція дель-Феде нашла у своихъ дверей умирающаго Кордіани? что она приказала внести его въ свой домъ? Входите! Входите! (Входятъ въ домъ, неся Кордіани).
ЛІОНЕЛЬ (одинъ). Я исполнилъ свой долгъ, теперь къ Андреа! Онъ, бдняга, должно быть въ отчаяніи! (Входитъ Андреа, задумчиво направляется къ дому).
ЛІОНЕЛЬ. Кто вы? куда вы идете? (Андреа не отвчаетъ) Это вы, Андреа? Зачмъ вы здсь?
АНДРЕА. Я иду къ матери моей жены.
ЛІОНЕЛЬ. Ея нтъ во Флоренціи.
АНДРЕА. А! гд же въ такомъ случа Лукреція?
ЛІОНЕЛЬ. Я не знаю, но что Монны Флоры нтъ, я знаю наврно: вернитесь домой, мой другъ.
АНДРЕА. Откуда вы это знаете и какимъ образомъ вы здсь?
ЛІОНЕЛЬ. Я возвращался отъ Манфреди, гд оставилъ Кордіани и, проходя, хотлъ узнать…
АНДРЕА. Кордіани умираетъ, неправда-ли?
ЛІОНЕЛЬ. Нтъ, друзья надются спасти его.
АНДРЕА. Ты ошибаешься, въ дом кто то есть, вонъ, видишь, мелькаютъ и движутся огни (идетъ къ окну). Ахъ!
ЛІОНЕЛЬ. Что тамъ?
АНДРЕА. Я схожу съ ума, Ліонель? мн показалось, что тамъ — въ нижней комнат — прошелъ Кордіани… онъ весь въ крови и опирается на руку Лукреціи.
ЛІОНЕЛЬ. Вы видли Кордіани? онъ опирался на руку Лукреціи?
АНДРЕА. Онъ весь въ крови.
ЛІОНЕЛЬ. Другъ мой, пойдемте домой.
АНДРЕА. Молчи! Я постучу въ дверь.
ЛІОНЕЛЬ. Къ чему? Я говорю вамъ, что Монны Флоры нтъ дома. Я самъ только что стучался.
АНДРЕА. Я видлъ ее! оставь меня.
ЛІОНЕЛЬ. Что вы хотите длать, другъ мой? Опомнитесь. Вдь вы мужчина. Если ваша жена такъ уважаетъ себя, что способна принимать у своей матери виновника преступленія, которое вы только что покарали, неужели вы то забудете, что онъ умираетъ отъ вашей руки, и ршитесь потревожить его, быть можетъ, послднія минуты?
АНДРЕА. Что же мн, по-твоему, длать? Да, да, я убью ихъ обоихъ Ахъ, мой разумъ помутился. Я вижу то, чего нтъ въ дйствительности. Всю эту ночь я бгалъ по пустымъ улицамъ среда ужасныхъ призраковъ. Вотъ, смотри, я купилъ яду.
ЛІОНЕЛЬ. Обопритесь на мою руку и пойдемте.
АНДРЕА (возвращаясь къ окну)- Ничего нтъ! Но они тамъ, неправда ли?
ЛІОНЕЛЬ. Ради Бога, овладйте собою. Что вы хотите длать? Не годится вамъ смотрть на это, а всякое насиліе въ этомъ случа будетъ жестокостью. Вашъ врагъ умираетъ, чего вамъ еще?
АНДРЕА. Мой врагъ! Онъ мой врагъ! Самый дорогой, лучшій изъ друзей! Что онъ сдлалъ? Онъ полюбилъ ее. Пойдемъ, Ліонель, я убью ихъ обоихъ своей рукой.
ЛІОНЕЛЬ. Завтра мы увидимъ, какъ вамъ остается поступить. Доврьтесь мн, ваша честь столько же священна для меня, какъ моя собственная, за то отвчаютъ вамъ мои сдые волосы.
АНДРЕА. Какъ осталось мн поступить? Да до чего же, вотъ этакъ слушаясь тебя, дойду я? Я долженъ говорить съ Лукреціей. (Подходитъ къ двери).
ЛІОНЕЛЬ. Андреа, Андреа, умоляю васъ, не подходите къ этой двери. Неужели вы потеряли всякое мужество? Ваше положеніе ужасно, никто не сочувствуетъ вамъ горяче, искренне меня. У меня также есть жена, есть дти. Но мужчина обязанъ къ самообладанію, вооружитесь имъ, какъ врнымъ щитомъ. Завтра вы будете въ состоянія выслушать совты, которые безполезно было бы съ моей стороны предлагать вамъ сейчасъ.
АНДРЕА. Это правда, это правда, пусть онъ себ умираетъ съ миромъ! Въ ея объятіяхъ, Ліонель! Она сидитъ и плачетъ надъ нимъ. Сквозь туманъ смерти онъ видитъ близъ себя обожаемое личико, она улыбается ему и ободряетъ его! Она подаетъ ему цлительную чашу, она для него — символъ жизни. Ахъ, все это мн принадлежитъ, такъ я, это я хотлъ такъ умереть. Пойдемъ, Ліонель (Стучитъ въ дверь). Эй! Паоло! Паоло!
ЛІОНЕЛЬ. Что вы длаете, несчастный?
АНДРЕА. Я не войду (Показывается Паоло). Поставь свою свчу на скамейку, я напишу Лукреціи.
ЛІОНЕЛЬ. О чемъ еще?
АНДРЕА. Вотъ, ты отдашь ей эту записку, ты скажешь ей, что я жду отвта у себя дома, да, у себя: я не въ силахъ здсь оставаться. Пойдемъ, Ліонель. У меня дома, слышишь?

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Домъ Андреа. День,

ДЖОВАННИ И МОНЖУА.

ДЖОВАННИ. Кажется, стучатъ у ршетки. (Открываетъ). Что вамъ угодно, эччеленца? (Входитъ Монжуа со свитою).
МОНЖУА. Художникъ Андреа дель-Сарто?
ДЖОВАННИ. Его нтъ дома, монсиньоръ.
МОНЖУА. То-есть онъ, просто, не принимаетъ? Тогда скажи ему, что его спрашиваетъ посолъ короля Франціи.
ДЖОВАННИ. Быть можетъ, эччеленца соблаговолитъ пройти въ академію? Мой господинъ можетъ вернуться съ минуты на минуту.
МОНЖУА. Войдемъ, господа. Я не прочь поститъ мастерскія и взглянуть на его учениковъ.
ДЖОВАННИ. Усы, монсиньоръ, академія теперь пустуетъ. Мой господинъ имлъ очень мало учениковъ въ этомъ году, а съ сегодняшняго для и вовсе никого боле ходить не будетъ…
МОНЖУА. Въ самомъ дл? мн говорили совсмъ обратное. Разв твой господинъ боле не преподаетъ въ школ?
ДЖОВАННИ. Вотъ онъ самъ съ однимъ изъ своихъ друзей.
МОНЖУА. Кто? есть этотъ, который переходитъ улицу? Старый или молодой?
ДЖОВАННИ. Который помоложе.
МОНЖУА. Какое блдное и унылое лицо! Какая глубокая печаль во всхъ чертахъ! И одежда въ безпорядк! Неужели это художникъ Андреа дель-Сарто?

(Андреа и Ліонель входятъ)

ЛІОНЕЛЬ. Привтъ вамъ, синьоръ. Кто вы?
МОНЖУА. Мы къ Андреа дель-Сарто. Я — графъ де Монжуа, посолъ Короля Франціи.
АНДРЕА. Короля Франціи? Я обокралъ вашего господина, синьоръ Деньги, которыя онъ мн доврилъ, растрачены, и я не купилъ ему ни одной картины. (Слуг). Паоло пришелъ?
МОНЖУА. Вы говорите серьезно?
ЛІОНЕЛЬ. Не врьте ему, господа. Мой другъ Андреа сегодня, по нкоторымъ причинамъ… несчастный случай… не въ состояніи отвтить вамъ и удостоиться чести васъ принять.
МОНЖУА. Если такъ, мы придемъ другой разъ.
АНДРЕА. Зачмъ? Я же говорю вамъ, что я обокралъ его. Это совершенно серьезно. Ты не знаешь, что я обокралъ его, Ліонель? Вы придете сто разъ и сто разъ услышите все то же.
МОНЖУА. Это невроятно.
АНДРЕА. Вовсе нтъ, это очень просто- У меня была жена… Нтъ, нтъ! Я только хочу сказать, что я истратилъ деньги короля, какъ буро он мн принадлежали.
МОНЖУА. Такъ-то вы исполняете свои обязательства? Гд же картины, которыя Францискъ I поручилъ вамъ купить для него?
АНДРЕА. Мои здсь, возьмите ихъ, если хотите, он ничего не стоятъ. У меня прежде былъ талантъ или что-то похожее на талантъ, но я всегда писалъ свои картины слишкомъ спшно, чтобы имть деньги на жизнь. Все-таки, возьмите ихъ. Джованни, принеси картины, какія найдешь на мольбертахъ. Моя жена любила удовольствія, господа. Скажите королю Франціи, чтобы онъ потребовалъ моей выдачи, и пусть судитъ меня судомъ своимъ, какъ уголовнаго преступника. Ахъ! Корреджіо! вотъ художникъ! Онъ былъ бдне меня, но никогда ни одна картина не выходила изъ его мастерской, хотя бы на четверть часа ране, чмъ слдовало. Честность! добросовстность! Какія великія слова! А сердце женщины — пропасть!
МОНЖУА. (Ліонелю). Его слова похожи на бредъ. Не знаю, что думать объ этомъ? Неужели это тотъ самый человкъ, который при французскомъ двор жилъ, какъ принцъ крови? котораго совты въ архитектур и живописи вс принимали, какъ голосъ оракула?
ЛІОНЕЛЬ. Я не могу сказать вамъ причины, почему вы застаете его въ такомъ состояніи. Если оно васъ трогаетъ, пощадите его. (Приносятъ дв картины).
АНДРЕА. А! вотъ он. Извольте, господа, прикажите забрать ихъ. Конечно, на мой взглядъ, он ужъ не такъ безнадежно ничего не стоятъ. Хотя, такая громадная сумма. Было бы чмъ заплатить даже за Рафаэля! Ахъ, Рафаэль! Онъ умеръ счастливымъ, въ объятіяхъ своей любовницы.
МОНЖУА. Превосходная живопись.
АНДРЕА. Слишкомъ спшная! Всегда все слишкомъ спшно! Унесите ихъ, пусть всему будетъ конецъ. Ахъ, одну минуту. (Останавливаетъ носильщиковъ). Какъ ты смотришь на меня, дитя мое! (Къ фигур Милосердія, изображенной на картин). Ты хочешь сказать мн: прости? Это — Милосердіе, синьоры. Это была самая прекрасная, самая кроткая изъ добродтелей человческихъ. Для тебя я не бралъ натурщицы. Ты явилась мн во сн въ одну печальную ночь! Такая ботъ, какъ ты теперь: блдная, съ милыми твоими дтками, прильнувшими къ сосцамъ твоимъ. Одинъ соскользнулъ на землю и смотритъ на свою прекрасную кормилицу, срывая полевые цвты. Отдайте это вашему господину, синьоры. Вотъ, глядите, внизу — моя подпись. Это стоитъ кое-какихъ денегъ. Паоло меня не спрашивалъ?
СЛУГА. Нтъ, синьоръ.
АНДРЕА. Что же онъ длаетъ? Моя жизнь въ его рукахъ.
ЛІОНЕЛЬ. (Монжуа). Ради Бога, синьоры, удалитесь. Я приведу его къ вамъ завтра, если это будетъ возможно. Вы видите сами, непредвиденное несчастье помутило его разсудокъ.
МОНЖУА. Мы повинуемся, синьоръ, извините насъ и сдержите ваше общаніе.

(Уходятъ).

АНДРЕА. Видишь ли, я родился для спокойной жизни, я совсмъ не умю быть несчастнымъ. Кто могъ задержать Паоло?
ЛІОНЕЛЬ. Да что, наконецъ, нужно вамъ отъ нея въ этомъ злополучномъ письм, отвта на которое вы ждете съ такимъ нетерпніемъ?
АНДРЕА. Ты правъ, пойдемъ туда сами. Всегда лучше объясниться на словахъ.
ЛІОНЕЛЬ. Не годится уходить теперь отсюда, разъ Паоло долженъ найти васъ здсь: все это выйдетъ только потерей времени.
АНДРЕА. Она не отвтитъ. О верхъ несчастья! Я умоляю, Ліонель, когда я долженъ былъ бы наказывать! Но суди меня, другъ мой, какъ судилъ бы другого. Я — человкъ безхарактерный, видишь ли, я рожденъ жить спокойно.
ЛІОНЕЛЬ. Его горе смущаетъ меня помимо моей воли.
АНДРЕА. О, стыдъ! о, униженіе! она не отвтитъ. Какъ я дошелъ до этого! Знаешь ли ты, чего я прошу у нея? А! сама подлость покраснла бы, Ліонель, я прошу ее вернуться ко мн.
ЛІОНЕЛЬ. Можетъ ли быть?
Да, да, я все это знаю. Ну, хорошо, а скажи мн: что я выигралъ тмъ, что оборвалъ разомъ? Я поступилъ такъ, какъ ты хотлъ и… я — несчастнйшій изъ людей. Такъ знай же, что я люблю ее, я люблю ее боле, чмъ когда-либо!
ЛІОНЕЛЬ. Безумецъ!
АНДРЕА. Какъ ты думаешь, согласится она? Надо мн простить, что я такое ничтожество. Мой отецъ былъ бдный рабочій. Этотъ Паоло не придетъ. Я, вдь, не дворянинъ, въ моихъ жилахъ течетъ неблагородная кровь.
ЛІОНЕЛЬ. Боле благородная, чмъ ты думаешь.
АНДРЕА. Мой отецъ былъ бдный рабочій… Ты думаешь, Кордіани умретъ! Мой крошечный талантъ заставилъ думать бднягу, что мн покровительствуетъ фея. И я, когда гулялъ, все всматривался бывало, въ лса и ручьи, надясь увядать когда-нибудь, наконецъ, какъ моя божественная покровительница явится мн изъ таинственнаго грота. Такъ привлекла меня къ себ всемогущая природа, Я сдлался художникомъ и, какъ разорванное покрывало, клочокъ за клочкомъ, падала къ ногамъ моимъ во прахъ дымка моихъ мечтаній.
ЛІОНЕЛЬ. Бдный Андреа!
АНДРЕА. Одна она! Да, когда она появилась, я думалъ, что грезы мои осуществляются, и моя Галатея оживаетъ подъ руками моими. Безумецъ! мой геній умеръ въ любви моей, я все потерялъ въ ней… Кордіани умираетъ, и Лукреція захочетъ послдовать за нимъ… О, смерть и адъ! этотъ человкъ все не идетъ!
ЛІОНЕЛЬ. Пошли кого-нибудь къ Монн Флор.
АНДРЕА. Правда Матурино, пойди къ Монн Флор. Слушай. (Отводитъ изъ его въ сторону). Высмотри все: постарайся побродить по дому, спроси отвтъ на мое письмо, иди и возвращайся сейчасъ же. Но отчего бы не намъ самимъ, Ліонель? О, одиночество, одиночество! На что мн теперь эти руки?
ЛІОНЕЛЬ. Успокойтесь, пожалуйста.
АНДРЕА. Я держалъ ее въ объятіяхъ въ долгія лтнія ночи на моемъ готическомъ балкон. Я видлъ, какъ падали въ тишин звзды разрушенныхъ міровъ. Что слава?— восклицалъ я,— что честолюбіе? Увы! человкъ простираетъ къ природ чашу такую же огромную и такую же пустую, какъ она ему. Она опускаетъ туда только одну каплю своей росы, но эта капля — любовь, это — слезинка изъ глазъ ея, ериственная, которую она пролила на эту землю, въ утшеніе за то, что земля вышла изъ ея рукъ. Ліонель, Ліонель, мой часъ насталъ!
ЛІОНЕЛЬ. Мужайся!
АНДРЕА. Странно, я никогда еще не испытывалъ этого. Словно кто-то ударилъ меня… Все оторвалось… уходитъ прочь… Мн кажется, что Лукреція узжаетъ.
ЛІОНЕЛЬ. Лукреція узжаетъ?
АНДРЕА. Да, я увренъ: Лукреція узжаетъ, а меня оставила безъ отвта.
ЛІОНЕЛЬ. Откуда ты взялъ?
АНДРЕА. Я увренъ: я только-что видлъ ее.
ЛІОНЕЛЬ. Видлъ ее? Гд? Какъ?
АНДРЕА. Я увренъ,— она ухала.
ЛІОНЕЛЬ. Это странно.
АНДРЕА. Ну, вотъ и Матурино.
МАТУРИНО (входя). Мой господинъ здсь?
АНДРЕА. Да, я здсь.
МАТУРИНО. Я все узналъ.
АНДРЕА. Ну?
МАТУРИНО. (Отведя его въ сторону). Долженъ ли я говорить вамъ все, господинъ?
АНДРЕА. Да, да,
МАТУРИНО. Я бродилъ вокругъ дома, какъ вы мн приказали.
АНДРЕА. Ну?
МАТУРИНО. Я заставилъ говорилъ стараго привратника и вывдалъ все до ниточки.
АНДРЕА. Говори же.
МАТУРИНО. Кордіани выздоровлъ, рана была сущій пустякъ. Ему стало легче при первомъ же удар ланцета.
АНДРЕА. А Лукреція?
МАТУРИНО. Ухала съ нимъ.
АНДРЕА. Съ кмъ, съ нимъ?
МАТУРИНО. Съ Кордіани.
АНДРЕА. Ты съ ума сошелъ. Человкъ, котораго я только-что видлъ при послднемъ издыханіи тому назадъ… ну, да, этою самою ночью.
МАТУРИНО. Онъ потребовалъ отъзда, лишь только почувствовалъ силу стать на ноги. Онъ сказалъ, что всякій солдатъ на его мст сдлалъ бы то же самое, и жить, такъ жить, а двумъ смертямъ не бывать.
АНДРЕА. Это невроятно. Куда они отправились?
МАТУРИНО. По дорог въ Пьемонтъ.
АНДРЕА. Оба верхами?
МАТУРИНО. Да, синьоръ.
АНДРЕА Это невозможно, ночью онъ лежалъ, какъ пластъ.
МАТУРИНО. Это, положить, врно, но я вамъ говорю все это со словъ Паоло-привратника.
АНДРЕА. Ліонель! ты слышишь, Ліонель? Они отправились вмст въ Пьемонтъ.
ЛІОНЕЛЬ. Что ты говоришь, Андреа?
АНДРЕА. Ничего! ничего! Пусть мн осдлаютъ лошадь! Живо! Я ду сію минуту. Да, нтъ, лучше я самъ пойду. Черезъ какія ворота они выхали?
МАТУРИНО. Со стороны рки.
АНДРЕА. Хорошо, хорошо! Плащъ мой! Прощай, Ліонель!
ЛІОНЕЛЬ. Куда ты?
АНДРЕА. Я не знаю, не знаю. А! оружіе! крови!
ЛІОНЕЛЬ. Куда ты? Отвчай.
АНДРЕА. Что касается короля Франціи, я обокралъ его. Если я завтра и пойду къ нимъ, будетъ все то же. Итакъ… (Хочетъ уйти и встрчаетъ Даміано).
ДАМІАНО. Куда ты, Андреа?
АНДРЕА. А! ты правъ. Земля уходитъ изъ-подъ ногъ. О, Даміано, Даміано! (Падаетъ безъ чувствъ).
ЛІОНЕЛЬ. Эта ночь убила его. Онъ не могъ перенести своего несчастья.
ДАМІАНО. Дайте, я помочу ему виски. (Смачиваетъ свой платокъ въ фонтан). Бдный друтъ! какъ онъ перемнился за одну ночь! Вотъ онъ открываетъ глаза,
АНДРЕА. Они ухали, Даміано?
ДАМІАНО. Что мн сказать? Онъ, значитъ, все знаетъ.
АНДРЕА. Не лги мн! я не стану ихъ преслдовать. Силы меня оставили. Что, бишь, я хотлъ сдлать? Я хотлъ вооружиться мужествомъ, но у меня его нтъ. Теперь, вы видите, я не въ силахъ хать. Позвольте мн поговорить съ этимъ человкомъ.
МАТУРИНО. (Подходя). Что угодно господину?
АНДРЕА. Итакъ я обезчещенъ? Что осталось въ этомъ мір? О, солнечный свтъ! О, прекрасная природа! Они любятъ другъ друга, они счастливы! Какъ радостно мчатся они по равнин. Ихъ лошади горячатся и прилетающій втеръ уноситъ ихъ поцлуи. Родина! Родина! Имъ, этимъ, которые узжаютъ вмст, родины не надо.
ДАМІАНО. Его рука холера какъ мраморъ.
АНДРЕА. (тихо Матурину). Слушай, Матурино, слушай меня и запомни мои слова: ты возьмешь лошадь, отправишься къ Монн Флор и узнаешь хорошенько дорогу. Гони лошадь, не жалй. Запомни, что я говорю теб-Не заставляй меня повторять два раза: я не въ состояніи. Ты догонишь ихъ на равнин, подъдешь къ нимъ, Матурино. и скажешь: ‘Зачмъ вы бжите такъ скоро? Вдова Андреа дель-Сарто можетъ стать женою Кордіани’.
МАТУРИНО. Какъ? Я долженъ сказать… такое… монсиньоръ?!
АНДРЕА. Ступай, ступай, не заставляй меня повторять (Матурина уходитъ).
ЛІОНЕЛЬ. Что ты сказалъ этому человку?
АНДРЕА. Не останавливай его, онъ идетъ къ матери моей жены. Теперь, пустъ принесутъ мн мой кубокъ, налейте его добрымъ виномъ.
ЛІОНЕЛЬ. Онъ едва, въ состояніи приподняться.
АНДРЕА. Доведите меня до этой двери, друзья мои (Беретъ кубокъ). Это кубокъ веселыхъ пировъ.
ДАМІАНО. Что ты шаришь на груди?
АНДРЕА. Ничего, ничего! Я думаю, ужъ не потерялъ ли его. (Пьетъ). За смерть искусства въ Италіи!
ЛІОНЕЛЬ. Погода! что это за флаконъ?… зачмъ бросаешь его?..
АНДРЕА. Это могущественное лекарство. Поднеси его къ губамъ и, какова бы ни была боль твоя, оно исцлитъ тебя.

(Умираетъ).

СЦЕНА III.

Лсъ и горы.

КОРДІАНИ. демъ! Солнце садится. Пора на коней.
ЛУКРЕЦІЯ. Какъ моя лошадь споткнулась при вызд изъ города. Право, странно… все мрачныя предзнаменованія!
КОРДІАНИ. Я не хочу ни минуты для мыслей, ни минуты для страданія. Свою двойную рану я покрылъ двойною перевязкой. Пойдемъ, пойдемъ! Не надо дожидаться ночи.
ЛУКРЕЦІЯ. Кто этотъ всадникъ тамъ скачетъ во весь опоръ? Я давно вижу, какъ онъ гонится за нами.
КОРДІАНИ. На коней, Лукреція, и впереди, впередъ безъ оглядки!
ЛУКРЕЦІЯ. Онъ уже близко! Онъ направляется ко мн.
КОРДІАНИ. демъ! Вставай и не слушай его (Направляется къ лошадямъ).
МАТУРИНО (сходя съ коня). Зачмъ вы бжите такъ скоро? Вдова Андреа дель-Сарто можетъ стать женою Кордіани.

Перев. Кавези.

‘Современникъ’, Кн. I, 1911.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека