Анабіозъ.
Анабіозъ.
(Посвящается памяти проф. П. И. Бахметьева).
П. Ю. Шмидтъ
‘Русское Богатство’, No 12, 1913
Анабиоз, Шмидт Петр Юльевич, Год: 1913
Время на прочтение: 14 минут(ы)
Изо всхъ научныхъ вопросовъ, которыми занимается біологія, вопросъ о сущности жизни и смерти безусловно самый захватывающій, самый близкій намъ всмъ и въ то же время самый мучительный, темный и загадочный. Каждый изъ насъ живетъ и чувствуетъ въ себ таинственное біеніе жизненнаго пульса. Передъ каждымъ встаетъ и жестокая загадка неизбжнаго конца жизни и въ вид мрачной, невдомой бездны вырисовывается впереди состояніе смерти, представляющее собою сплошное отрицаніе всего, къ чему мы привыкли, съ чмъ сжились и сроднились.
Жизнь и смерть — удлъ человка, удлъ всего живого на земл. Возникновеніе и конецъ жизни — самыя банальныя, повседневныя явленія окружающей природы. И при всемъ томъ какъ мало мы знакомы еще съ ихъ сущностью! Мы знаемъ жизненныя явленія съ ихъ вншней стороны, мы проникли съ помощью микроскопа въ строеніе и жизнь живыхъ элементовъ, клтокъ, мы познакомились со структурой живого вещества — протоплазмы, мы узнали нкоторыя детали химизма жизни, но можемъ ли мы съ полнымъ убжденіемъ, сказать, что мы знаемъ, что такое жизнь? Нтъ, мы не ршили даже еще кардинальнаго вопроса, состоитъ-ли жизнь изъ однихъ физико-химическихъ процессовъ, или же въ ней принимаютъ участіе еще какія-то иныя явленія и силы! Мы можемъ приводить доводы за или противъ, можемъ врить въ то или другое ршеніе этого основного вопроса, но мы не можемъ доказать, что наше ршеніе врно,— доказать со всею строгостью, требуемою наукой!
При нершенности основного вопроса о жизни удивительно ли, что мы не знаемъ и что такое смерть — это основное отрицаніе, полный негативъ жизни! Для насъ теменъ и вопросъ о границ между жизнью и смертью. Когда считать живое мертвымъ, съ какого момента? И чмъ мертвое отличается отъ живого непосредственно вслдъ за моментомъ смерти? Что ушло изъ организма въ этотъ ршающій моментъ и что должно вернуться, чтобы организмъ ожилъ? Наконецъ, живъ организмъ или мертвъ въ тхъ случаяхъ, когда не обнаруживается никакихъ ршительно признаковъ жизни, но жизнь можетъ вернуться при наступленіи подходящихъ вншнихъ условій? Зерно мертво и неподвижно, въ немъ не проявляется никакихъ жизненныхъ процессовъ, но, какъ только подйствуютъ на него тепло и влага, зерно оживаетъ и даетъ ростокъ. Но предположимъ, что то же самое зерно пролежало нсколько лтъ въ сухомъ мст, не подвергаясь никакимъ неблагопріятнымъ воздйствіямъ,— его строеніе и химическій составъ видимо не измнились, но оно мертво и ничто не можетъ его оживить,— ‘оно утратило всхожесть’, говорятъ сельскіе хозяева,— ‘произошли какія-то молекулярныя измненія въ его живомъ веществ’, говорятъ ученые. Но второе объясненіе для насъ нисколько не понятне перваго!
Такое состояніе мнимой смерти, подъ личиной которой таится жизнь, извстно и для животныхъ. Яйца многихъ животныхъ обладаютъ толстыми оболочками, хорошо защищающими живое вещество яйца отъ вншнихъ воздйствій. Многія простйшія — амёбы, инфузоріи — могутъ и во вполн развитомъ состояніи выдлять вокругъ своего тла толстую и плотную оболочку и превращаться въ ‘цисту’ или, какъ говорятъ зоологи, — ‘инцистироваться’. Такія яйца или такая циста, при неблагопріятныхъ условіяхъ — напримръ, при холод — можетъ безконечно долго пробыть въ неподвижномъ состояніи, безъ малйшихъ проявленій жизни. Стоитъ наступить однако условіямъ боле благопріятнымъ, стоитъ повыситься температур, и организмъ оживаетъ,— яйцо начинаетъ развиваться, животное выходитъ изъ цисты, какъ ни въ чемъ не бывало.
Еще въ начал XVIII столтія знаменитый Лёвенгукъ, которымъ, благодаря усовершенствованію микроскопа, былъ открытъ и описанъ цлый новый, невдомый міръ микроскопическихъ существъ, отмтилъ одно замчательное явленіе. Въ стоячихъ водахъ и во влажномъ мху, по берегамъ водоемовъ, водятся крохотныя, незамтныя простымъ глазомъ существа — такъ называемыя коловратки и тихоходки. Это отнюдь не одноклточныя животныя, какъ можно бы думать по ихъ размрамъ,— строеніе ихъ сложно, у нихъ есть и кишечникъ, и нервная система, и выдлительные органы, и ближе всего коловратки родственны червямъ, а тихоходки — членистоногимъ. Наблюденія Лёвенгука, провренныя поздне другими учеными, показали, что коловратки и, въ особенности, тихоходки, живущія во мху, на суш, обладаютъ способностью при отсутствіи воды высыхать, съеживаться въ крохотный и комочекъ и въ такомъ состояніи пребывать безконечно долгое время. Стоитъ однако снова увлажнить такое высушенное животное, и оно оживаетъ, начинаетъ двигаться и отправлять вс свои жизненныя функціи.
Въ засушенномъ состояніи тихоходки производятъ впечатлніе безжизненныхъ, мертвыхъ крупинокъ,— въ нихъ нтъ ничего, напоминающаго жизнь, но он и не мертвы, такъ какъ могутъ ожить при благопріятныхъ условіяхъ. Такое состояніе, промежуточное между жизнью и смертью, Прейеръ и назвалъ ‘анабіозомъ’. Состояніе это представляетъ огромный интересъ въ смысл выясненія механизма жизни,— оно, на самомъ дл, является промежуточнымъ. Въ немъ остановлены вс процессы, характеризующіе жизнь, но не наступили, еще и т процессы, которые свойственны смерти, напримръ, разложеніе. Отъ небольшого уклона вншнихъ условій въ ту или другую сторону зависитъ оживаніе или окончательная гибель организма.
Большая заслуга въ дл выясненія этого загадочнаго состоянія, лежащаго на границ между жизнью и смертью, принадлежитъ нашему русскому ученому, работавшему однако большую часть жизни въ Болгаріи,— профессору софійскаго университета Порфирію Ивановичу Бахметьеву, столь преждевременно похищенному недавно смертью въ самомъ разгар его научныхъ изслдованій надъ анабіозомъ.
П. И. Бахметьевъ, физикъ по спеціальности, заинтересовался этимъ вопросомъ, какъ онъ самъ разсказываетъ, совершенно случайно. Подготовляясь къ лекціи о животной теплот и просматривая таблицы температуръ животныхъ, онъ не нашелъ никакихъ данныхъ о температур тла у наскомыхъ. Между тмъ, будучи въ то же время энтомологомъ и занимаясь фауною бабочекъ Болгаріи, онъ особенно интересовался наскомыми.
Тогда онъ ршилъ заняться этимъ вопросомъ и выписалъ тотчасъ же тончайшія никкелевыя и манганиновыя проволоки, изъ которыхъ приготовилъ для опредленія температуры тла наскомыхъ чрезвычайно точный и чувствительный термоэлектрическій термометръ {Принципъ такого опредленія температуры основывается на возникновеніи гальваническаго тока отъ нагрванія мста спайки двухъ металловъ. Токъ возникаетъ, конечно, очень слабый, но все же достаточный для того, чтобы быть уловленнымъ чувствительнымъ гальванометромъ. Въ качеств послдняго примняется зеркальный гальванометръ, въ которомъ зеркальце, соединенное съ магнитной иглой отклоняется при дйствіи тока вправо или влво и отражаетъ въ себ дленія находящейся перецъ нимъ шкалы, эти дленія отсчитываются въ подзорную трубу.}.
При предпринятыхъ имъ затмъ опытахъ наскомое, чаще всего бабочка, помщалось въ сосудъ, въ которомъ поддерживалась та или иная температура. Въ тло наскомаго прямо втыкалась игла изъ двухъ стальныхъ проволокъ, и затмъ производились трубой отсчеты дленій въ зеркальц гальванометра. Такимъ способомъ можно было опредлять температуру тла наскомаго съ точностью до 0,5о и даже еще точне.
Первыя же наблюденія показали, что температура тла бабочки непостоянна и зависитъ отъ ея движеній. Когда бабочка сидла спокойно, температура ея тла была обыкновенно лишь на 0,5оЦ. выше окружающаго воздуха, когда же бабочка начинала бить крыльями, температура повышалась до 20-25о Ц. Бахметьевъ попытался опредлить, до какихъ предловъ можно безнаказанно повысить искусственно температуру тла наскомаго. Оказалось, что при 39о бабочка начинала сильно безпокоиться, а при 46о Ц. неминуемо погибала, очевидно, отъ свертыванія живого вещества ея клтокъ.
Тогда Бахметьевъ принялся за выясненіе вопроса, что происходитъ съ температурой тла бабочки при пониженіи температуры окружающаго воздуха, и при этомъ-то и натолкнулся на цлый рядъ интереснйшихъ открытій.
Температура тла бабочки, помщенной въ сосудъ, въ которомъ поддерживался холодъ въ — 20о Ц., постепенно падала, достигала нуля, затмъ начала падать дальше, дошла до —9.3о Ц. и вдругъ поднялась снова до —1.7о Ц., притомъ въ очень короткое время. Температурная кривая сдлала какъ бы рзкій скачокъ вверхъ. Дале температура тла стала падать вторично, снова достигла —9о Ц и начала спускаться еще ниже, пока не сравнялась съ температурой окружающей среды.
Прежде всего явился вопросъ, отчего зависитъ столь рзкій скачокъ кривой? Откуда вдругъ взялось повышеніе температуры, какъ бы внезапное выдленіе тепла тломъ бабочки? Отвтъ найти было не трудно. Извстно, что жидкости, особенно заключенныя въ узкихъ трубкахъ, могутъ быть легко переохлаждены, т.-е. температура ихъ можетъ быть понижена значительно ниже точки ихъ замерзанія, и жидкость тмъ не мене не замерзаетъ. Но, когда пониженіе температуры достигнетъ опредленнаго предла, жидкость сразу переходитъ въ твердое состояніе и при этомъ выдляетъ нкоторое количество тепла. Такъ, если на поверхность воды налить масло, можно температуру воды путемъ охлажденія довести до —20о Ц., а затмъ температура воды сразу поднимается до нуля.
Ясно, что и въ данномъ случа было переохлажденіе соковъ тла бабочки, а затмъ внезапное выдленіе ими тепла при переход въ твердое состояніе. Бахметьевъ доказалъ это даже прямымъ опытомъ: онъ выдавилъ изъ 500 штукъ бабочекъ ихъ сокъ и опредлилъ, при какой температур онъ начиналъ затвердвать при охлажденіи просто въ пробирк,— оказалось при —1.5о Ц., т.-е. при почти той же температур, какая получалась въ тл бабочки посл скачка (—1.7о Ц.). Дальнйшія наблюденія показали, что эта температура нсколько варіируетъ въ небольшихъ предлахъ въ зависимости отъ разныхъ условій, которыя и были затмъ выяснены цлою серіей опытовъ.
Итакъ, вопросъ о температурномъ скачк при охлажденіи наскомаго былъ ршенъ. Теперь спрашивалось, при какихъ же условіяхъ происходитъ смерть наскомаго? На какой точк кривой, изображающей ходъ температуры тла бабочки, прекращаются вс жизненныя функціи?
Сперва Бахметьевъ попытался отвтить на этотъ вопросъ про отыми опытами замораживанія наскомыхъ. Жуки и мухи сажались, напримръ, въ сосудъ и охлаждались до 0о. Черезъ часъ жуки еще двигались, а мухи заснули, но, будучи вынуты изъ охлаждающей смси, вс наскомыя ожили. При помщеніи тхъ же наскомыхъ въ температуру —6о Ц. вс наскомыя также потомъ ожили, при температур въ —10о Ц. ожили лишь мухи, а жуки погибли, при температур же —16о Ц. вс наскомыя погибли.
Такихъ опытовъ было сдлано много и было выяснено, напримръ, что постельный клопъ не погибаетъ еще при —11о Ц., а одна изъ бабочекъ даже при —13.5о. Вс эти опыты не давали однако достаточно яснаго представленія о состояніи организма замораживаемаго наскомаго: находились ли его соки лишь въ переохлажденномъ состояніи, или въ состояніи уже твердомъ? Бахметьевъ перешелъ поэтому опять къ экспериментамъ съ электрическимъ термометромъ. Наскомое держалось въ воздух низкой температуры, пока температура его тла не достигала той или иной точки кривой. Затмъ наскомое вынимали и помщали въ комнатную температуру.
Первые же опыты обнаружили замчательное явленіе. Когда бабочку вынимали при первомъ пониженіи температуры ея тла, до ‘скачка’, она довольно быстро оживала и улетала. Когда охлажденіе прерывали въ точк, до которой температура доходила сейчасъ же посл скачка,— бабочка лежала безъ движенія 5 минутъ, но затмъ также оживала. Если ее вынимали изъ холода при вторичномъ пониженіи температуры, между точкой скачка (—1.7о Ц.) и температурой —10о Ц., то она лежала еще боле продолжительное время безъ движенія, но въ конц концовъ все же оживала. Стоило однако температур тла вторично спуститься до — 10о Цили ниже, и бабочка оказывалась окончательно погибшей,— ничто не могло уже больше ее оживить! ‘Точка смерти’ была найдена,— она лежитъ въ данномъ случа около —10о Ц.
Оставалось выяснить, совпадаетъ ли точка смерти съ точкою окончательнаго затверднія соковъ,— естественне всего казалось предположеніе, что смерть наступаетъ, когда вс соки окончательно затвердютъ. Можно было думать, что наскомое оживаетъ, пока не вс еще его соки окончательно замерзли.
Путемъ довольно сложныхъ соображеній и чрезвычайно остроумныхъ опытовъ, Бахметьеву удалось однако доказать, что вс соки бабочки оказываются совершенно твердыми уже вскор посл температурнаго скачка, при температур —4.5о Ц. На всемъ протяженіи кривой отъ —4.5о до —10.0о Ц. соки наскомаго превращены въ плотный ледъ!
Но въ какомъ же положеніи находится въ этотъ періодъ само наскомое — живо оно или мертво? Съ физіологической точки зрнія, жизнь немыслима безъ обмна веществъ,— но какой же обмнъ веществъ возможенъ, если вс соки затвердли, превратились въ ледъ? Основнымъ является въ химіи положеніе, что тла дйствуютъ одно на другое лишь въ жидкомъ состояніи, въ раствор. Въ твердомъ состояніи никакія химическія реакціи не возможны и, слдовательно, невозможно ни одно проявленіе жизнедятельности. Прежде всего невозможно уже кровообращеніе, а затмъ, конечно, и дыханіе должно быть безполезнымъ, такъ-какъ кислородъ не можетъ разноситься по всему тлу.
Итакъ, наскомое между —4.5о и —10.0о Ц. не живетъ, но оно и не умерло! Оно находится въ переходномъ между жизнью и смертью — въ анабіотическомъ — состояніи! Въ этомъ состояніи, при постоянств температуры, оно можетъ пробыть довольно долго, измненіе же температурныхъ условій въ ту или другую сторону можетъ вызвать или оживаніе, или смерть.
Бахметьевъ длаетъ картинное и вполн правильное сравненіе: ‘вотъ часы съ обыкновеннымъ маятникомъ, они идутъ, издавая тикъ-такъ,— они живутъ. Мы останавливаемъ рукою маятникъ и часы останавливаются, они умолкаютъ,— они боле не живутъ, но они и не умерли, такъ какъ стоитъ только толкнуть маятникъ и они снова пойдутъ, заживутъ прежней жизнью. Состояніе часовъ, когда ихъ маятникъ былъ остановленъ,— состояніе безжизненное, подобное тому состоянію наскомаго, которое я назвалъ анабіотическимъ состояніемъ’.
Сравненіе это. можетъ быть и продолжено. Часы съ остановленнымъ маятникомъ, даже если они будутъ защищены колпакомъ отъ пыли и сырости, не останутся безъ измненія безконечное число лтъ. И если черезъ очень большой срокъ пустить ихъ въ ходъ, они не пойдутъ. Причинъ тому дв: во-первыхъ, части часовъ, полученныя путемъ вытягиванія или сжатія, мало-по-малу измняются въ сторону своего прежняго состоянія — т.-е. въ первомъ случа сжимаются, во второмъ — вытягиваются,— это, такъ называемое ‘упругое послдйствіе’. Во-вторыхъ, вс вещества стремятся съ теченіемъ времени перейти въ кристаллическое состояніе. Оси желзнодорожныхъ вагоновъ, напримръ, сдланныя изъ кованнаго желза, по прошествіи 10—20 лтъ ломаются и представляютъ въ мст перелома кристаллическое строеніе. Сталактиты, первоначально аморфные, переходятъ со временемъ въ крупно-кристаллическіе. Точно также и части нашихъ часовъ черезъ безконечно долгое количество лтъ, безъ сомннія, сильно измнятся, превратятся въ кристаллическую массу и, быть можетъ, при первомъ прикосновеніи обратятся въ прахъ.
Имя въ виду эту аналогію, надо думать, что и животный организмъ въ анабіотическомъ состояніи не можетъ пробыть безконечно долго. Его живое вещество, конечно, во много разъ чувствительне металловъ и должно гораздо скоре переходить въ кристаллическое состояніе. Кром того, мы не можемъ пока доказать, не происходитъ ли въ анабіотическомъ состояніи все же нкоторой траты вещества, хотя бы и очень минимальной, и не подвержено ли оно нкоторому молекулярному измненію подъ вліяніемъ холода.
Такимъ образомъ, можно съ увренностью сказать, что безконечно долго животное пробыть въ анабіотическомъ состояніи не можетъ, по продолжительность его пребыванія въ таковомъ все же можетъ бытъ очень значительна. Вс химическіе процессы при температур ниже нуля очень замедляются, почти останавливаются. Дйствіе микроорганизмовъ, столь быстро разрушающихъ живое вещество при обыкновенной температур, при температур отъ —4,5о до —10о сводится къ нулю, и со стороны этихъ разрушителей замороженному животному ничто не угрожаетъ.
Нкоторые опыты Бахметьева надъ переохлажденіемъ жидкостей (именно, шариковъ изъ пара-нитротолуола), а также наблюденія Кестнера надъ дйствіемъ холода на зародыша цыпленка заставляютъ думать, что чмъ моложе организмъ, тмъ скоре онъ можетъ выдержать анабіотическое состояніе. Кестнеръ непосредственно опытами установилъ, что зародышъ цыпленка въ яйц тмъ легче выдерживаетъ пониженіе температуры на боле или мене продолжительный срокъ, чмъ ране стадія развитія, на которой онъ находится.
Это и вполн понятно. Чмъ сложне организмъ, тмъ трудне онъ выдерживаетъ всякое нарушеніе своей нормальной жизнедятельности. Къ сожалнію, по отношенію къ анабіозу этотъ вопросъ остается еще пока не ршеннымъ путемъ прямыхъ опытовъ,— Бахметьеву не удалось ихъ произвести.
Принимая во вниманіе только что высказанное соображеніе, можно было думать, что анабіозъ — достояніе лишь низшихъ формъ жизни и никоимъ образомъ недопустимъ у животныхъ теплокровныхъ. Дйствительно, у птицъ и у млекопитающихъ тепло, вырабатываемое организмомъ путемъ сложныхъ химическихъ реакцій, играетъ такую важную, первостепенную роль, что отъ него, повидимому, всецло зависитъ жизнь. Стоитъ температур крови опуститься на нсколько градусовъ, и наступаетъ смерть организма {По опытамъ Пиктэ собака погибаетъ, если температура ея тла поніизится до +22о Ц., а по опытамъ Кадиса мышь погибаетъ при темпераур +18о тла Ц.}.
При ближайшемъ разсмотрніи оказывается однако, что такъ бываетъ не у всхъ теплокровныхъ животныхъ, и мы знаемъ, что и въ естественныхъ условіяхъ, напр., при зимней спячк, температура тла часто понижается и жизнь пріостанавливается. У сурка, спящаго зимою въ своей нор, температура тла падаетъ до +4,6о Ц.!
Вполн естественно было ожидать, что у млекопитающихъ, приспособившихся къ паденію температуры тла, удастся вызвать при надлежащемъ охлажденіи анабіотическое состояніе.
Бахметьевъ и предпринялъ въ этомъ направленіи опыты надъ летучими мышами, которыя, какъ извстно, также проводятъ зиму въ спячк, забираясь въ дупла, щели, пещеры и т. п. Именно такихъ, уже находившихся въ состояніи спячки летучихъ мышей онъ и взялъ для своихъ опытовъ.
Летучая мышь, связанная, чтобы не билась, если проснется, помщалась въ сосудъ, охлаждаемый смсью снга со льдомъ. Электрическій термометръ, состоящій изъ двухъ тонкихъ, спаянныхъ на конц проволокъ, желзной и никкелевой, вставлялся въ ея прямую кишку, и температура опредлялась совершенно такъ же, какъ и въ опытахъ съ наскомыми, при помощи гальванометра и шкалы. Температура воздуха, окружавшаго летучую мышь, была —22о Ц.
Сперва температура тла летучей мыши была +26,1о Ц., черезъ полчаса охлажденія она упала до нуля и продолжала падать.
При температур —2,1о Ц. былъ небольшой скачокъ вверхъ, подобно тому, какъ у наскомыхъ, затмъ паденіе продолжалось и температура тла достигла —4о Ц. При первомъ опыт охлажденіе было прекращено, летучая мышь была вынута, развязана и положена на столъ.
‘Мы вс трое — разсказываетъ Бахметьевъ — нагнулись надъ мышью и стали ее наблюдать. Она на-ощупь была твердая и не показывала никакихъ признаковъ жизни. Мало-по-малу крылья ея стали опускаться, и вдругъ въ брюшной полости показалось слабое движеніе — она начала дышать! Въ первое время отъ радости мы не знали, что длать, но вотъ д-ръ Бурешъ вынулъ часы и сталъ наблюдать дыханіе. 6 минутъ спустя посл того, какъ мышь была вынута изъ ванны, было 9 вдыханій въ минуту. Дыханіе было неправильное и прерывчатое. Затмъ вдыханій было 11, черезъ 17 минутъ ихъ было 96, а черезъ 36 минутъ — 212’.
Анабіозъ у млекопитающихъ былъ открытъ, предстояло ближе его изслдовать. Оказалось, что при разныхъ условіяхъ температурный скачокъ бываетъ у летучихъ мышей различнымъ: иногда онъ состоитъ лишь въ повышеніи отъ —2,1 до — 1,9о Ц., иногда же разница достигаетъ 6о. ‘Мертвая точка’ близка къ таковой наскомыхъ,— она находится при температур —9о Ц. Если температура тла опустится ниже —9о Ц., то мышь уже боле не оживаетъ.
Оставалось опредлить, что происходитъ съ кровью и другими соками тла при этихъ низкихъ температурахъ. Съ этой цлью въ одномъ изъ опытовъ летучая мышь была вынута изъ холодной ванны, когда температура ея тла достигла —7о Ц. У нея была тотчасъ же вскрыта грудная клтка и оказалось, что сердце совершенно твердое и потому не можетъ быться. Однако по прошествіи нсколькихъ минутъ сердце слабо забилось и затмъ стало биться все сильне и сильне, достигнувъ 64 ударовъ въ минуту. ‘При этомъ опыт получалось странное впечатлніе,— пишетъ Бахметьевъ — передъ нами лежала летучая мышь съ распоротой грудной клткой и бьющимся сердцемъ, но она не Дышала и не двигала своими членами, словомъ, мы имли передъ собою какъ бы мертвый трупъ, но съ бьющимся сердцемъ. Я знаю, что слдовало бы только залпить сдланный разрзъ коллодіумомъ, и мышь начала бы снова дышать, но коллодіума въ 3 часа утра негд было достать’. Отъ потери крови летучая мышь къ утру погибла.
Такимъ образомъ было доказано, что, если не вс млекопитающія, то, по крайней мр, нкоторыя изъ нихъ, обладающія способностью впадать въ зимнюю спячку, обнаруживаютъ и анабіозъ, совершенно аналогично наскомымъ. Можно предполагать, что и другія млекопитающія, впадающія въ спячку — суслики, мыши, сурки, ежи и др.— ведутъ себя при охлажденіи такъ же, какъ летучая мышь.
Ихъ нельзя однако приравнивать всецло къ остальнымъ млекопитающимъ и къ человку. Они и въ нормальныхъ условіяхъ понижаютъ свою температуру крови зимою до температуры окружающей среды, нисколько отъ этого не страдая. Они, какъ справедливо замчаетъ Бахметьевъ, лтомъ животныя теплокровныя, а зимою — животныя съ перемнной температурой крови.
Наблюденія Дюбуа показываютъ однако, что причина зимней спячки сурковъ лежитъ въ скопленіи въ ихъ крови углекислоты и въ появленіи въ ней ацетона. Изъ этого Дюбуа сдлалъ выводъ, что, быть можетъ, и другихъ млекопитающихъ можно превратить въ животныхъ съ перемнною температурою крови, если заставить ихъ вдыхать углекислоту. Такой опытъ онъ и продлалъ въ 1895 г. надъ кроликами. Онъ заставлялъ ихъ дышать смсью кислорода и углекислоты, и они впадали въ летаргическій сонъ, при чемъ температура ихъ могла быть понижена на 30о.
Въ этомъ направленіи проф. И. И. Бахметьевъ предполагалъ предпринять рядъ опытовъ надъ теплокровными животными въ спеціально для этого оборудованной лабораторіи университета Шанявскаго и, вроятно, предпринялъ бы ихъ, еслибы его не скосила неумолимая смерть. Въ его лиц русская наука потеряла выдающагося работника, умвшаго геніально-простыми экспериментальными путями разбираться какъ въ вопросахъ физики, такъ и въ вопросахъ біологіи. Обладая большою эрудиціей, онъ владлъ въ то же время рдкимъ талантомъ ставить научный вопросъ ребромъ и разршать его сразу соотвтствующей постановкой опыта.
Какъ ни велика наша потеря, но надо думать, что дло, начатое П. И. Бахметьевымъ, не заглохнетъ и не остановится, и вопросъ объ анабіоз будетъ ршенъ до конца.
Вопросъ этотъ иметъ огромное теоретическое значеніе: изслдуя условія состоянія, промежуточнаго между жизнью и смертью, мы приближаемся къ пониманію механизма жизни и причинъ смерти. Правда, въ этомъ отношеніи сдланъ пока лишь первый шагъ, но въ наук новый путь и новый методъ — главное, дальнйшіе шаги, безъ сомннія, скоро послдуютъ!
Помимо значенія теоретическаго, вопросъ объ анабіоз иметъ и большое практическое значеніе, или, по крайней мр, можетъ таковое получить, когда анабіозъ будетъ подробне изслдованъ.. Бахметьевъ самъ намтилъ нкоторыя приложенія, возможныя въ ближайшемъ будущемъ. Вс они сводятся къ сохраненію различныхъ животныхъ въ анабіотическомъ состояніи и въ послдующемъ оживленіи ихъ. Для этой цли, конечно, необходимо устройство такихъ аппаратовъ, которые точно поддерживали бы низкую температуру между температурой скачка и ‘мертвой точкой’. По: строить такіе саморегулирующіеся аппараты съ технической стороны не представляетъ особыхъ трудностей, и весь вопросъ сводится къ тому, какъ долго животное, при постоянныхъ температурныхъ условіяхъ можетъ пробыть въ анабіотическомъ состояніи безъ вреда для себя?
Если оставаться въ предлахъ той группы животныхъ, для которой условія анабіоза выяснены лучше всего, т. е. въ предлахъ наскомыхъ, то и въ этомъ случа возможны уже два практическія приложенія этого явленія.
Извстно, какой вредъ наносятъ нкоторыя наскомыя лсамъ, полямъ и садамъ, когда размножаются въ большомъ количеств, бабочка-монашенка, процессіонный шелкопрядъ, озимая совка, плодожорка и множество другихъ вредителей на стадіи гусеницы причиняютъ страшнйшія опустошенія среди растительности. Ихъ естественными врагами являются нкоторыя перепончатокрылыя, наздники, откладывающіе въ гусеницъ яички. Изъ яичекъ выходятъ личинки, которыя и губятъ гусеницъ. Вполн естественный! методомъ борьбы съ вредителями могъ бы быть методъ разведенія во множеств ихъ враговъ-наздниковъ и выпусканіе ихъ въ надлежащую минуту. Трудно, однако, получить наздниковъ какъ разъ тогда, когда ихъ нужно, и вотъ въ этомъ-то случа и могъ бы пригодиться, пожалуй, анабіозъ. Можно было бы разводить наздниковъ и другихъ враговъ нашихъ вредителей тогда, когда это удобно, и затмъ, заморозивъ ихъ, хранить въ анабіотическомъ состояніи до того момента, когда они могутъ понадобиться. Можно представить себ въ будущемъ обширные центральные холодильные склады такихъ ‘наскомыхъ-спасителей’, — оттуда ихъ, можетъ быть, будутъ рассылать въ охлажденномъ, анабіотическомъ состояніи во вс мстности, въ которыхъ могутъ понадобиться ихъ услуги, какъ теперь разсылаются прививки и сыворотки!.
Второе примненіе — это приведеніе въ анабіотическое состояніе пчелъ во время зимовки. Каждая пчелиная семья, зимующая въ уль, съдаетъ за зиму рублей на а меду, — если же явилась бы возможность перевести пчелъ въ анабіотическое состояніе и хранить ихъ зимой въ общемъ большомъ склад, то зимовка ихъ стоила бы, несомннно, гораздо дешевле.
Если удастся, столь же удачно, какъ для летучихъ мышей, вы работать методы приведенія въ анабіотическое состояніе другихъ позвоночныхъ, то количество примненій анабіоза можетъ возрости до безконечности.
Прежде всего рыбы могли бы перевозиться въ анабіотическомъ состояніи и затмъ могли бы быть вновь оживляемы. Этимъ способомъ можно было бы всюду и везд получить живую рыбу, во всякое время, безъ необходимости перевозить огромное количество воды и считаться съ большимъ процентомъ рыбы, погибающей при.перевозк. Точно также явилась бы возможность легко и просто пересылать куда угодно живую (находящуюся въ анабіоз) икру и мальковъ, что, безъ сомннія, значительно содйствовало бы успхамъ рыборазведенія.
Еслибы удалось примнить анабіозъ и ко всмъ теплокровнымъ животнымъ, то точно также упростились бы вс условія перевозки живой домашней птицы и домашнихъ животныхъ, а можетъ быть.возможно было бы даже обходиться и безъ дорого стоющей, зимней кормежки? Вмсто того, чтобы кормить зимою даромъ мелкій домашній скотъ и давать ему тощать за зиму, не лучше ли было бы сохранять его зимою въ анабіотическомъ состояніи и выпускать весной полнымъ силъ, накопленныхъ за предыдущее лто?
Наконецъ, не удалось ли бы примнить анабіозъ и къ человку и хотя бы до нкоторой степени осуществить т фантастическія мечтанія о чрезвычайномъ продленіи жизни, которыя не разъ уже высказывались творцами утопій? И еслибы даже оказалось невозможнымъ привести человка съ. его утонченною нервною системою въ анабіотическое состояніе на долгое время, то не удалось ли бы это, по крайней мр, на короткій срокъ? Это важно, между прочимъ, еще въ виду одного весьма остроумнаго соображенія Бахметьева. Извстно, что туберкулезныя бациллы гибнутъ при охлажденіи ихъ до —6о Ц. втеченіе нсколькихъ недль. Еслибы удалось привести человка въ анабіотическое состояніе на такой срокъ, втеченіе котораго съ несомннностью погибаютъ вс туберкулезныя палочки, то это было бы самымъ врнымъ и надежнымъ средствомъ леченія отъ туберкулеза! По окончаніи установленнаго срока туберкулезный больной, выведенный изъ состоянія анабіоза, оживалъ бы совершенно здоровымъ, такъ какъ убитыя холодомъ бациллы его, безъ сомннія, удалялись бы изъ организма блыми кровяными тльцами.
Конечно, пока методы приведенія въ анабіотическое состояніе теплокровныхъ животныхъ еще не разработаны, вс отмченныя только что соображенія являются не боле, какъ мечтами и возможностями! Какъ часто однако наука двигалась впередъ именно такими мечтами, казавшимися неосуществимыми, и какъ часто ея успхи превосходили всякія, даже самыя смлыя ожиданія! Это должно намъ придавать бодрость и энергію въ дальнйшей научной работ на томъ пути, который намченъ геніемъ столь безвременно скончавшагося русскаго ученаго!