Алиса в Зазеркальи, Кэрролл Льюис, Год: 1871

Время на прочтение: 18 минут(ы)

Льюис Кэрролл.

Алиса в Зазеркальи

Through the Looking-Glass, and What Alice Found There, 1871.

Перевод В. А. Азова (1924).

 []

Источник: Кэрролл Л. Алиса в Зазеркальи // Перевод В. А. Азова, стихи в переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник.М-Пг: изд. Л. Д. Френкель, 1924.
Оптическое распознавание символов и вычитка: http://sobakabaskervilej.ru (Официальный сайт повести Артура Конан Дойла ‘Собака Баскервилей’).
Мое дитя с безоблачным челом,
В твоих глазах — мечта и ожиданье…
Проходит жизнь: мы врозь с тобой живем.
Нам никогда не суждено свиданье.
Но все ж с улыбкой дар мой примешь ты:
Волшебной сказки легкие мечты.
Не для меня твой серебристый смех.
Твоей улыбки солнечной сиянье.
Не обо мне среди любимых всех
И грядущих днях твое воспоминанье.
Довольно мне, что нынче ловишь ты
Волшебной сказки легкие мечты.
Ту сказку я сложил в былые дни.
Как лепестки цветов ее я бросил.
В июльский вечер на реке в тени
Ее сложил я в лад ударам весел.
Я слышу плеск их… вижу тот закат,
Хоть годы мне давно забыть велят.
Но слушай же!… Пока суровый зов
Последней вести, с горькою тоскою,
Не оторвет от солнца и цветов,
Печальную, тебя — познав к покою,
Мы — вечно дети: мысль для нас страшна.
Что наконец настанет время сна.
Там, за окном — мороз трещит сильней.
И плачет стон безумной вьюги снежной.
Здесь — в камельке горячий жар углей
И детский мир, уютно безмятежный.
Отдавшись сказке яркой и живой,
Ты не услышишь бури страшный вой.
Пусть легкий вздох в той сказке иногда
И задрожит неуловимо где-то.
О летних днях, ушедших без следа.
О красоте исчезнувшего лета:
Он не смутит дыханьем темноты
Волшебной сказки легкие мечты.

ГЛАВА I.
Дом в зеркале.

Одно было уж верно: белый котенок был тут не при чем. Это была всецело вина черного котенка. Потому что в течение последней четверти часа белый котенок был занят: старая кошка умывала ему мордочку — и надо сказать, он вел себя при этом довольно хорошо. Так что вы сами видите: белый котенок никак не мог быть замешан в этом преступлении.
Дина мыла своим детям мордочки таким образом: сначала она возьмет бедняжку одной лапой за ухо и придержит ему голову, а другой лапой давай растирать ему все лицо, да еще против шерстки, от носа вверх. Как раз сейчас, как я сказал, она была очень занята с белым котенком. Он лежал смирно и даже пробовал мурлыкать. Конечно, он чувствовал, что все это делается для его же блага.
Но черный котенок кончил свой туалет раньше, и когда Алиса, свернувшись калачиком в большом кресле, наполовину сама с собой разговаривала, наполовину дремала там, — он, черный, затеял большую суету с мотком шерсти, который наматывала Алиса. И он катал его взад и вперед по комнате, пока моток совсем не размотался. И так он и валялся теперь, на коврике перед камином — целое море шерсти. А посередине этого разрушения котенок, как ни в чем не бывало, гонялся за собственным хвостом.
— Ах, ты, гадкая, гадкая киска! — воскликнула Алиса, схватив котенка и поцеловав его, чтобы он понял, что она на него сердится. — Право, Дине не мешало бы научить тебя вести себя приличнее. Ты должна это сделать, Дина. Ты сама знаешь, что должна, — прибавила Алиса, с упреком глядя на старую кошку и говоря таким сердитым голосом, какой только она сумела себе сделать.
Потом она опять взобралась на кресло, взяв с собой котенка и моток, и начала опять наматывать шерсть на бумажку. Но дело у нее шло медленно, потому что она все время разговаривала, то с котенком, то сама с собой. Китти же сидела очень солидно у нее на коленях, притворяясь, будто она следит за тем, как идет наматывание клубка. Иногда она даже протягивала ланку и дотрагивалась до клубка, словно она хотела помочь Алисе: жаль только, что не умеет.
— Ты знаешь, что будет завтра, Китти? — начала Алиса. — Ты бы догадалась, если бы сидела со мной на окошке. Только Дина в это время умывала тебя, так ты не могла. Я смотрела на мальчиков, как они таскали хворост для костра. Для костра надо много хвороста, Китти. Только стало так холодно и такой снег пошел, что им пришлось бросить. Ничего, Китти. Завтра мы пойдем и посмотрим костер.
Тут Алиса обернула шерстяную нитку два или три раза вокруг шеи котенка, просто посмотреть, как это ему идет. Это новело к маленькой схватке, во время которой клубок скатился на пол, и опять целые аршины шерсти распустились.
— Ты знаешь, я так рассердилась, Китти, — продолжала Алиса, когда они опять уселись со всеми удобствами в кресле. — Я так рассердилась, когда увидела, что ты наделала. Я чуть было не открыла окно и не бросила тебя в снег. И ты заслуживаешь такого наказания, гадкая, скверная, маленькая душка моя. Ну, что ты можешь сказать в оправдание? Не перебивай меня. Я перечислю тебе сейчас все твои проступки. Номер первый: ты два раза завизжала, когда Дина тебя мыла сегодня утром. Ты не можешь сказать, что этого не было, я сама слышала. Что ты там говоришь? Она попала тебе лапой в глаз? Все равно, это твоя вина. Не держи глаза открытыми, когда тебя умывают, так ничего и не будет. Пожалуйста, без всяких объяснений. Я прошу слушать меня. Номер второй: ты схватила Снежка за хвост, как раз когда я поставила перед ним блюдечко с молоком. Ах, тебе хотелось нить? Ах, подумайте, ей нить захотелось! А почем ты знаешь, что Снежку не хотелось пить? Ну-с, теперь номер три: ты размотала весь клубок, когда я зазевалась. Это три проступка, Китти, а ты до сих пор не наказана еще ни за один из них. Ты знаешь, я собираю все твои наказания на следующую пятницу, через неделю… А что, если бы папа и мама стали собирать так все мои наказания? Что бы они стали делать со мной в конце года? Им пришлось бы послать меня, вероятно, в тюрьму в день расчета. Или… надо сообразить… Если бы каждое наказание было — остаться без обеда? Значит, в этот несчастный день, в конце года, мне пришлось бы остаться сразу без пятидесяти обедов? Ну, что же. Я бы не очень огорчилась. Лучше остаться сразу без пятидесяти обедов, чем сразу съесть их.
— Слышишь, Китти, как снег ударяет в стекла? Как тихо. Как будто кто-то целует окно снаружи. Должно быть, снег любит деревья и поля, если он их целует так нежно. А потом он окутывает их плотно, плотно белым пледом и, может быть, он говорит им: ‘Ложитесь спать, милые, пока не вернется лето’. А когда они просыпаются летом, Китти, они одеваются во все зеленое и танцуют, когда подует ветер. Ах, это так красиво. — И Алиса опять уронила моток, потому что ей понадобилось всплеснуть на этом месте руками. — И я так хотела бы, чтобы это была правда. Ты видела, какой сонный вид бывает у леса осенью, когда листья становятся коричневыми?
— Китти, ты умеешь играть в шахматы? Ну, не надо смеяться, душечка, я ведь спрашиваю серьезно. Потому что, когда мы недавно играли, ты смотрела, как будто ты понимаешь, а когда я сказала: ‘Шах’, ты замурлыкала. Это был чудный шах, Китти, и я, право, могла выиграть, если бы не этот противный Конь, который врезался вдруг, откуда ни возьмись, в мои фигуры. Китти, душечка, давай играть, как будто…
Я хотел бы иметь возможность рассказать вам хотя, бы половину тех вещей, которые говорила Алиса, когда она начинала быть, они иго делают нарочно, чтобы только думали, что у них топится. Книги у них почти как наши книги, только слова у них наоборот. Я знаю это потому, что я раз держала так книгу перед зеркалом, и они тогда тоже поднесли так книгу в своей комнате.
— Ты хотела бы жить в доме за зеркалом, Китти? Вот уж не знаю, давали ли бы они тебе там молоко. Может быть, зеркальное молоко и невкусное. Но слушай, Китти, я тебе сейчас скажу про их корридор. Если широко распахнуть дверь нашей гостиной, можно увидеть корридор в доме за зеркалом. Это совсем как наш корридор, только ведь он не весь виден, и, может быть, дальше он совсем другой. Ах, Китти, как это хорошо было бы, если бы мы могли пройти насквозь в дом за зеркалом. Я уверена, что там должна быть масса красивых вещей. Давай играть, Китти, как будто туда есть какой-нибудь проход, Китти. Давай играть, как будто стекло стало вдруг мягким, как кисея, так что мы можем пройти насквозь. Смотри, оно уже начало превращаться во что-то вроде тумана. Честное слово! Нам будет довольно легко пройти сквозь него.
Алиса очутилась на каминной полке, сама плохо сознавая, как она забралась туда. И действительно, стекло начало плавиться и таять, как блестящий серебряный туман.
Еще через минуту Алиса очутилась по ту сторону зеркала и легко спрыгнула в дом за зеркалом. Первым делом она посмотрела, топится ли там камни, и она испытала большое удовольствие, когда увидела, что он топится, да еще как — полыхая с той же яркостью, как камни, который она оставит позади себя. ‘Ну, мне здесь будет так же тепло, как в нашей старой комнате’, — подумала Алиса. — ‘Даже еще теплее, потому что здесь никто не станет прогонять меня от каминной решетки. Нот смешного будет, когда сестра увидит меня здесь, за стеклом, а достать-то меня не сможет’.
Затем Алиса начала разглядывать комнату и убедилась, что та часть ее, которая видна была ей из ее старой комнаты, мало интересная и совсем обыкновенная. Но зато остальная часть ее совсем иная. Так, например, картины па стене, у камина, казались совсем живыми, даже часы на каминной полке (вы ведь знаете, в зеркало видна только их задняя сторона) приобрели физиономию маленького человечка, и этот человечек ухмыльнулся ей.
‘У них здесь не так чисто, как у нас’, подумала Алиса, заметив в камине среди пепла несколько пешек. Но через минуту она опустилась с громким восклицанием на четвереньки перед камином и стала разглядывать их. Пешки разгуливали в камине попарно.
— Вот Черный Король и Черная Королева, — сказала Алиса шопотом, чтобы не спугнуть их, — а вот и Белый Король со своей Королевой сидят на краю лопатки. А вот две туры гуляют под ручку… я не думаю, чтобы они меня слышали… — Алиса придвинулась и наклонила голову к самой решетке. И я почти уведена, что они не могут видеть меня. Я чувствую, что я вроде как бы невидимка.
Тут кто-то завизжал на столе позади Алисы, и это заставило ее повернуть голову. Она как раз заметила, как одна из белых пешек побежала по столу и начала лягаться. Алиса следила за ней с большим любопытством. Интересно было, что будет дальше.
— Это голос моего ребенка! — воскликнула Белая Королева, и побежала. Пробегая мимо Белого Короля, она толкнула его с такой силой, что он свалился прямо в камин.
— Моя дорогая Лили, моя деревянная кошечка! — кричала Белая Королева.
И она начала быстро взбираться по каминной решетке.
— Чепуха! — сказал Король, потирая себе нос, который он ушиб во время падения. Он был прав, когда рассердился немножко на Королеву. Он был покрыт пеплом с головы до ног.
Алисе захотелось выручить их. Водная маленькая Лили орала так, что, казалось, с ней вот-вот родимчик сделается. Алиса быстро схватила Королеву и поставила ее на стол рядом с ее шумливой дочуркой.
Королева вздохнула и села: быстрое путешествие по воздуху чуть не вышибло из нее дух, и в течение минуты или двух она была в состоянии только молча сжимать Лили в своих объятиях. Как только она немного оправилась, она крикнула вниз Королю, сидевшему с надутым видом в пепле: берегитесь извержения вулкана.
— Какого вулкана? — сказал Король, и тревожно посмотрел на огонь, как будто он полагал, что вулкан скорее всего может быть там.
— Ме-ня вы-бро-си-ло, — с трудом вымолвила Королева — Должно быть, это было внезапное извержение какого-нибудь вулкана… Постарайтесь подняться наверх сами — обыкновенным путем — смотрите, чтобы вас не выбросило тоже.
Алиса долго смотрела, как Король медленно стал взбираться по каминной решетке наверх, перебираясь с прута на прут. Наконец, она сказала:
— Ну, так вам понадобятся целые часы, чтобы добраться до стола. Лучше я вам помогу. Правда?
Но Король не обратил никакого внимания на ее предложение. Очевидно было, что он не видит и не слышит ее.
Алиса осторожно взяла его и подняла на стол медленно, медленно, чтобы у него не захватило дыхание, как у Королевы. Но прежде, чем поставить его на стол, она решила почистить его немножко: он был весь в пепле.
Алиса потом рассказывала, что она в жизни еще не видывала такой физиономии, какую скорчил Король, когда невидимая ему рука подняла его на воздух. Он был слишком изумлен, чтобы закричать, но глаза его и рот начали округляться и расширяться так, что у нее от смеха задрожала рука, и она чуть не уронила бедного Короля на пол.
— Миленький, не делайте таких гримас! — закричала Алиса, совершенно забыв, что Король ее не слышит. Мне так смешно, что я едва удерживаю вас в руке. И не раскрывайте так широко рот: весь пепел попадет вам туда. Ну, вот… теперь вы довольно чистенький.
Она пригладила Королю волосы и поставила его на пол рядом с Королевой.
Король тотчас же повалился плашмя на спину и лежал совершенно неподвижный. Алиса немного испугалась, — что это она тут наделала, — и пошла искать по комнате, не найдется ли где-нибудь вода, чтобы попрыскать на него. Но она не могла найти ничего жидкого, кроме банки с чернилами. Когда она вернулась к столу со своей находкой, она увидела, что Король уже пришел и себя, и они разговаривал и с Королевой испуганным топотом. Так тихо, что Алисе трудно было расслышать.
Король сказал:
— Уверяю вас, моя дорогая. Я похолодел до мозга моих костей.
На это Королева возразила:
— У вас вовсе нет мозга.
— Ужас, который я испытал в этот момент, — продолжал Король, — я его никогда, никогда не забуду.
— Наверно забудете, — сказала Королева, — если не запишете его в вашу записную книжку.
Алиса с большим любопытством смотрела, как Король вытащил из кармана огромную записную книжку и начал в ней что-то записывать. Внезапная мысль явилась А.шее. Она ухватила кончик его карандаша, который поднимался над его плечом, и начала писать за него.
Бедный Король сидел озадаченный и смущенный и некоторое время молча боролся с самопишущим карандашом. Но с Алисой ему было не справиться. В конце концов, он вздохнул и сказал:
— Дорогая моя! Мне положительно необходим более тонкий карандаш. И совершенно не в состоянии управлять этим карандашом. Он пишет какие-то вещи, которые я и не думал писать.
— Какие вещи? — сказала Королева и заглянула в книгу, (в которой Алиса написала: Белый Конь съезжает верхом на кочерге. Он очень плохо держит равновесие). И не вижу, чтобы это была запись об ощущениях, испытанных вами.
Недалеко от Алисы лежала на столе книга, (идя и наблюдая за Белым Королем (потому что она продолжала еще немножко за него беспокоиться и готова была попрыскать его чернилами, если он опять упадет в обморок), Алиса перевернула несколько страниц.
— Это на каком-то языке, которого я не понимаю, — сказала она себе.
В книге было изображено следующее:

0x01 graphic

Она недоумевала некоторое время, но потом светлая мысль осенила ее:
— Ну, да, конечно! ведь это же зеркальная книга! И если я поднесу ее к зеркалу, все слова опять станут на свое место.
Вот поэма, которую прочла Алиса:

ВЕРЛИОКА.

Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле,
Зеленавки хрющали порой.
— ‘Милый сын, Верлиоки беги, как огня,
Бойся хватких когтей и зубов!
Бойся птицы Юб-Юб, и послушай меня:
Неукротно свиреп Драколов.’
Вынул меч он бурлатный тогда из ножен,
Но дождаться врага все не мог:
И в глубейшую думу свою погружен,
Под ветвями Тум-Тума прилег.
И пока предавался он думам своим,
Верлиока вдруг из лесу — шасть!
Из смотрил его — жар, из дышил его — дым,
И пыхтя, раздирается пасть.
Раз и два! Раз и два!.. Окровилась трава…
Он пронзил Верлиоку мечем.
Тот лежит не живой… А с его головой,
Скоропяс, полетел он скачем!
— ‘Сын, ты зло погубил, Верлиоку убил!
Обними меня — подвиг свершен.
Мой Блестянчик, хвала!.. Урла-лан! Курла-ла!’..
Зауракал на радости он…
Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле,
Зеленавки хрющали порой.
— Это довольно мило, — сказала Алиса, когда она прочла эту поэму, — но ее трудно попять (вы видите, она не хотела сознаться даже себе самой, что она не поняла из нее ни одного словечка). — Она наполняет мне голову мыслями, только я не могу разобрать, в чем дело. Во всяком случае, кто-то здесь кого-то убил. Это-то во всяком случае ясно.
— Но чего же это я расселась! — подумала Алиса, и вскочила. Если я не буду торопиться, я не успею осмотреть весь этот дом. Мне придется идти назад за зеркало, не увидав остального. Посмотрим сначала, что здесь за сад.
Алиса быстро выбежала из комнаты и побежала вниз по лестнице… собственно не побежала: это было новое такое изобретение, чтобы очутиться сразу внизу лестницы быстро и удобно. Она только положила руку на перила и легко слетела вниз, не касаясь ногами ступенек, потом она пролетела так через прихожую и также вылетела бы прямехонько в дверь, если бы она не взялась за косяк. У нее немножко закружилась голова от этого полета и она даже была рада начать опять двигаться обыкновенным образом.

ГЛАВА II
Сад живых цветов.

— Я бы гораздо лучше могла рассмотреть этот сад, — сказала себе Алиса, — если б я взобралась на верхушку того вон холмика. А вот и дорожка, которая ведет прямо наверх… Нет, что-то не очень прямо, — добавила Алиса, после того, как дорожка заставила ее сделать несколько крутых поворотов. — Но, в конце концов, она все равно приведет наверх, я думаю. Но как она смешно извивается! Это пробочник, а не дорожка. Ну, этот поворот, я уверена, ведет наверх… нет, не ведет… Так я попаду прямо назад к дому… Ну, хорошо, попробуем с другой стороны…
И она повернула. Поднимаясь и опускаясь, поворачивая то вправо, то влево, Алиса все равно возвращалась к дому, хоть убей. Один раз, когда она завернула за какой-то угол быстрее обыкновенного, она наткнулась на дом прежде, чем сумела остановиться. Чуть не ударилась лбом об стену,
— Ничего не добьешься, — сказала Алиса, глядя на дом и играя, как будто он спорит с ней. — Я сейчас не пойду в тебя. Я знаю. Мне придется опять пролезть через зеркало в мою старую комнату — и это будет конец всем моим приключениям!
Алиса решительно повернулась спиною к дому и опять вступила на ту дорожку, дав себе слово не сворачивать ни вправо, ни влево, пока она не доберется до вершины холма. Несколько минут все шло хорошо, и она уже сказала себе: ‘Теперь я действительно доберусь’, — как вдруг дорожка под ее ногами сразу изогнулась, брыкнула как-то, и через мгновенье Алиса очутилась опять прямо на пороге дома.
— Ах, как это гадко! — воскликнула Алиса. — Я никогда не видела еще дома, который так путался бы под ногами. Никогда!
Холмик был все-таки перед ее глазами. Делать было нечего. Надо было начинать сначала. На этот раз она наткнулась на большую клумбу с бордюром из маргариток и с ивой, которая росла посередине ее.
— О, Тигровая Лилия! — сказала Алиса, обращаясь к цветку, который грациозно покачивался на ветру. — Я хотела бы, чтобы ты могла говорить.
— Мы можем поговорить, — ответила Тигровая Лилия, если есть что-нибудь путное, о чем стоило бы говорить.
Алиса так удивилась, что целую минуту не в состоянии была вымолвить ни слова. У нее захватило дыхание. Но, наконец, видя, что Тигровая Лилия продолжает спокойно покачиваться, Алиса начала робким голосом, почти топотом:
— И все другие цветы умеют говорить?
— Не хуже тебя! — сказала Тигровая Лилия. — И гораздо громче.
— Нам не подобает начать первым, ты понимаешь, — сказала Роза. — И я только ждала, чтобы ты заговорила. Я сказала самой себе: ‘У нее в лице есть какой-то смысл, хотя оно и не умное’. Но у тебя хороший цвет, и этим уж много сказано.
— Меня цвета очень мало беспокоят, — заметила Тигровая Лилия. — Если бы только ее лепестки немножко больше вились, она была бы совсем ничего.
Алисе не понравилось, что ее критикуют, и она начала задавать вопросы.
— А вам не страшно бывает иногда, что вот вас посадили здесь и некому за вами ухаживать? — спросила она.
— Тут в середине стоит дерево, — сказала Роза. — На что же оно, ты думаешь, здесь поставлено?
— А что оно может сделать в случае опасности? — возразила Алиса.
— Оно может залаять, — сказала Роза.
— Оно кричит: ав, ав! — воскликнула Маргаритка. — Зато его и называют авой.
— Ивой, — поправила Тигровая Лилия.
— Она ничего решительно не знает, — закричала другая Маргаритка, и тут они заговорили все вместе, да так громко, что воздух прямо наполнился шумом их пискливых голосов.
— Замолчите вы все там! — закричала Тигровая Лилия, страстно раскачиваясь из стороны в сторону и дрожа от возбуждения. — Они знают, что я не могу дотянуться до них, — вздохнула она, наклонив свою трясущуюся головку к Алисе — А то они бы не посмели.
— Ничего! — сказала успокоительным тоном Алиса и, нагнувшись к маргариткам, которые начали было галдеть опять, она шепнула:
— Если вы не будете держать язык за зубами, я сорву вас.
Тотчас же наступит тишина и некоторые розовые маргаритки превратились от страха в белые.
— Вот это правильно, — сказала Тигровая Лилия. — Эти маргаритки самые несносные. Когда кто-нибудь заговорит, они вступают вместе, всем хором. Завянуть можно от этого гвалта ихнего.
— Как это случилось, что вы все умеете так мило разговаривать! — сказала Алиса, надеясь комплиментом исправить настроение Тигровой Лилии. — Я бывала раньше во многих садах, но ни в одном из них цветы не умели говорить.
— Положи руку на землю и попробуй ее, — сказала Тигровая Лилия. Тогда ты поймешь, как это случилось.
Алиса пощупала землю.
— Она очень твердая, эта земля, сказала она, — я не понимаю, что тут может быть общего…
— И большинстве садов, — сказала Тигровая Лилия, — садовники стелют землю черезчур мягко, и цветы поэтому засыпают.
Это было резонно, и Алиса была очень довольна, что ей объяснили.
— Я раньше никогда об этом не думала, — сказала она.
— Я полагаю, что ты вообще никогда ни о чем не думаешь, — строгим тоном сказала Роза.
— Я отродясь не видала более глупой физиономии, — сказала Фиалка, и так вдруг как-то, что Алиса даже подскочила. До сих пор Фиалка все время молчала.
— Держите язык за зубами! — закричала Тигровая Лилия, как будто вы когда-нибудь что-нибудь видели! Вы держите голову под листьями и храните там. Вы не больше знаете о том, что делается на свете, чем какая-нибудь почка!
— В этом саду есть еще кто-нибудь кроме меня? — спросила Алиса, решив пропустить мимо ушей последнее замечание Розы.
— Тут есть еще в саду другой цветок, который умеет двигаться так же, как ты, — скачала Роза. — Не понимаю, как вы это делаете (‘Вы никогда ничего не понимаете’, — вставила Тигровая Лилия). Но тот цветок более кустист, чем ты.
— Он похож на меня? — живо спросила Алиса. (‘Наверное тут в саду есть еще девочка’, подумала она).
— Да, она такая же нескладная, как ты, — ответила Роза. — Но она краснее, и ее лепестки будут, думается мне, покороче твоих.
— Ее лепестки тесно прижаты одни к другому, почти как у далии, — прервала Тигровая Лилия. — Не натыканы кое-как, как у тебя.
— Но это не твоя вина, — снисходительно прибавила Роза. — Ты начинаешь увядать, знаешь, и уж когда это увядание начинается, никак невозможно поддерживать свои лепестки в порядке.
Алисе эта мысль совершенно не понравилась. Чтобы переменить предмет разговора, она спросила:
— А она когда-нибудь приходит сюда?
— Вероятно, ты скоро ее увидишь, — сказала Роза, — она из породы колючих.
— Где же у нее эти колючки? — с любопытством спросила Алиса.
— Как где? На голове, конечно. — ответила Роза. — Я собственно не понимаю, почему у тебя их нет. Я думала, это общее правило.
— Вот она идет! воскликнула Живокость. — Я слышу, какова идет туп-туп! — по песку.
Алиса оглянулась и увидела, что это идет Черная Королева. ‘Она порядочно выросла’, прежде всего бросилось Алисе в глаза. И в самом деле: когда Алиса впервые увидела ее — в пепле — она была ростом только в три дюйма, — а теперь она была на пол-головы выше самой Алисы.
— Это от свежего воздуха, — сказала Роза, — Здесь прямо чудный воздух.
— Пожалуй, я пойду ей навстречу, — сказала Алиса. Беседа с цветами была довольно интересной, но еще более лестно было поговорить с деревянной Королевой.
— Тебя это не удастся, — сказала Роза. Я посоветовала бы тебе пойти другой дорогой.
Это показалось Алисе бессмыслицей. Поэтому она, ничего не ответив, двинулась навстречу Королеве. Но, к удивлению, она сразу потеряла ее из виду и очутилась сама опять перед дверью дома.
Немножко раздосадованная, она отступила назад и начала разыскивать Королеву глазами, наконец, она увидела ее, но вдалеке, Алиса подумала, не удастся ли ей приблизиться к Королеве, если она пойдет в противоположную от нее сторону.
Это удалось блестяще. Она не пробыла в дороге ни минуты, как столкнулась лицом к лицу с Черной Королевой. Кроме того, перед ней открылся весь, как на ладони, холмик, к которому она так стремилась и на который никак не могла попасть.
— Откуда ты? — спросила Черная Королева. — И куда ты? Смотри на меня, отвечай вежливо и не крути все время пальцами.
Алиса по мере сил исполнила эти приказания и объяснила Королеве, что она сбилась со своей дороги.
— Я не знаю, какая это такая твоя дорога, — сказала Королева. — Все дороги здесь мои дороги. Но зачем ты вообще сюда явилась? — прибавила она более мягко. — Делай реверанс, пока ты обдумываешь ответ. От этого время бежит не так быстро.
Алиса была немного удивлена, но она слишком была полна страха перед шахматной Королевой, чтобы не доверять ей.
‘Я попробую это дома’, — подумала она про себя. — ‘В первый же раз, когда я увижу, что опаздываю к обеду’.
— Пора уже ответить, — сказала Королева, посмотрев на часы. Открывай рот пошире, когда ты говоришь.
— Я только хотела посмотреть сад…
— Это хорошо, — сказала Королева и погладила ее по голове (чего Алиса терпеть не могла, кстати). — Хотя, что касается садов, так я видала сады, перед которыми этот сад — простой огород.
Алиса не посмела спорить и продолжала:
— И я подумала, попробую-ка я найти дорогу на вершину этого холма.
— Что касается холмов, — сказала Королева, — я могла бы показать тебе холмы, в сравнении с которыми этот холм — долина.
— Этого не может быть, — сказала Алиса. В удивлении своем она забыла, что решила не противоречить. — Холм никак не может быть долиной. Это была бы чепуха, вы понимаете…
Черная Королева покачала головой.
— Ты можешь называть это ‘чепухой’, если хочешь, — сказала она, — но я слыхала чепуху, в сравнении с которой в этой чепухе больше смысла, чем в любом самом лучшем словаре.
Алиса опять начала делать реверансы: ей показалось, что Королева немножко обиделась. И они дошли до вершины холмика в молчании.
Несколько минут Алиса стояла, не говоря ни слова, обозревая расстилавшуюся у ее ног страну. Это была забавная страна. Здесь было много чистых маленьких ручейков, пересекавших всю местность по прямым линиям от края до края, а между ручейками тянулись поперек невысокие зеленые живые изгороди, и вся эта страна, таким образом, была разделена на квадратики.
— Это совсем, как большая шахматная доска! — сказала, наконец, Алиса. Тут должны быть где-нибудь двигающиеся по ней фигуры. — Да вот они! — добавила она и восторге, и сердце ее забилось от возбуждения: — Здесь разыгрывается большая партия в шахматы — огромная партия на всем свете, если только это свет. Ах, как это смешно! Я бы ужасно хотела быть одной из фигур. Я бы даже ничего не имела против того, чтобы быть простой пешкой — лишь бы я тоже могла играть… хотя, конечно, я предпочла бы быть Королевой.
Алиса робко посмотрела на деревянную Королеву, стоявшую рядом с ней, но та только мило улыбнулась и сказала:
— Это легко устроить. Ты можешь быть пешкой Белой Королевы, если хочешь, потому что Лили еще слишком мала, чтобы играть. И для начала ты должна стоять во Втором Ряду. Когда ты дойдешь до Восьмого Ряда, ты станешь Королевой…
Как раз в эту минуту — как уж это случилось? — они побежали.
Алиса потом никак не могла сообразить или вспомнить, как это собственно вышло. Единственное, что она запомнила — это, что бежали они, взявшись за руки, и что Королева бежала так быстро, что она едва-едва в состоянии была не отставать. А Королева все кричала еще:
— Живей, живей!
Но Алиса чувствовала, что живей она не может — прямо не хватает дыхания.
Забавнее всего было, что деревья и все вообще предметы кругом совсем не меняли своих мест. С какой бы быстротой они ни бежали, они ни разу не пробежали ни мимо чего. ‘Неужели же все вещи двигаются вместе с нами?’ — подумала бедная, озадаченная этим Алиса. И Королева словно угадала ее мысль.
— Живей! — закричала она, — не говори ничего!
У Алисы, впрочем, и в мыслях не было заговорить. Ей казалось, что она и вообще-то никогда в жизни больше не заговорит: так у нее захватило дыхание! А Королева только и знала, что кричать: ‘Живей, живей’, и волокла Алису за собой.
— Далеко еще? — кое-как выдавила из себя под конец Алиса.
— Далеко ли? — повторила Королева. — Какое далеко, когда мы уж десять минут, как бежим дальше! Живей!
И они еще некоторое время бежали молча. Ветер свистел в ушах у Алисы и собирался, казалось ей, совсем сдуть волосы с ее головы.
— Ну! Да ну! — кричала Королева. — Живей, живей!
И они понеслись так быстро, что под конец как бы скользили по воздуху, едва касаясь ногами земли. Вдруг, как раз в тот момент, когда Алиса почувствовала, что она совершенно выбилась из сил, они остановились. И Алиса осознала себя сидящей на земле. Голова у нее кружилась, и ей нечем было дышать.
Королева прислонила ее к дереву и сказала мягко:
— Теперь можешь чуточку отдохнуть.
Алиса озиралась с большим удивлением.
— Что такое? — воскликнула, наконец, она. — Мне кажется, мы были все время под этим деревом? Ничего не изменилось кругом!
— Конечно, не изменилось, — сказала Королева. Что должно было измениться?
— В нашей стране, — сказала Алиса, все еще задыхаясь, — если вы куда-нибудь бежите, да еще так быстро и так долго, как мы бежали, вы куда-нибудь да прибежите.
— Медленная страна, — сказала Королева, — Здесь ты должна бежать, что есть мочи, чтобы только остаться на месте. Если ты хочешь куда-нибудь передвинуться, ты должна бежать по крайней мере вдвое быстрее, чем мы бежали.
— Лучше, пожалуйста, не надо, — сказала Алиса. — Мне очень нравится оставаться здесь. Только мне так жарко, и так нить хочется.
— Я знаю, чего бы ты хотела, — добродушно сказала Королева, и вынула из кармана коробочку. — Хочешь сухарь?
Алиса решила, что было бы невежливо сказать: ‘Нет’, хотя ей вовсе не сухаря хотелось, а пить. Она взяла сухарь и кое-как съела его: он был такой сухой. И она подумала: ‘Как жаль, что сухари делают такими сухими’.
— Пока ты подкрепляешься, — сказала Королева, — я сниму мерку.
И она достала из кармана ленту, на которой помечены были дюймы, и начала мерить землю, втыкая то там, то здесь маленькие колышки.
— Через два шага, — сказала она, воткнув колышек, чтобы обозначить эту дистанцию, — я укажу тебе твою дорогу. Еще сухарь?
— Нет, благодарю вас, — сказала Алиса. — Одного совершенно довольно.
— Жажду, наверно, утолила? — сказала Королева.
Алиса не знала, что ей на это ответить, но, к счастью, Королева, не дожидаясь ее ответа, продолжала:
— Через три шага я повторю тебе эти указани
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека