АЛЕКСАНДРЪ ДМИТРІЕВИЧЪ УЛЫБЫШЕВЪ.
1794—1858.
АЛЕКСАНДРЪ ДМИТРІЕВИЧЪ УЛЫБЫШЕВЪ.
1794—1858.
А. Гацискій.
Русский архив, 1886. — Кн. 1. — Вып. 1.
Александр Дмитриевич Улыбышев, Гациский Александр Серафимович, Год: 1886
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Лтомъ 1860 года остановился я у витринъ какого-то книжнаго магазина въ Берлин и, между другими книгами, увидалъ, какъ теперь помню, въ зеленой обложк, сочиненія Александра Дмитріевича Улыбышева о Моцарт, на Нмецкомъ язык…. Книга эта напомнила мн многое изъ моего дтства, какъ, бывало, я, ребенкомъ, нервно трясся отъ наплыва впечатлній въ Нижегородскомъ театр, тамъ между прочимъ обращалъ на себя мое вниманіе пожилой, румяный толстякъ, съ сдыми рдкими баками и клочкомъ такихъ же волосъ подъ подбородкомъ, въ золотымъ очкахъ, большею частью въ лтнихъ свтлыхъ панталонахъ и въ срой на ват, съ бобровымъ воротникомъ, шинели. Толстякъ этотъ — Александръ Дмитріевичъ Улыбышевъ — всегда сидлъ въ первомъ ряду креселъ, на первомъ съ правой стороны отъ входа. Свои сужденія о пьесахъ, объ игр актеровъ онъ произносилъ не стсняясь, громко, на весь театръ, не только въ антрактахъ, но и во время хода пьесы, покрикивая: ‘браво, отлично, молодецъ!’ или, ‘скверно’, а иногда даже просто: ‘экой болванъ!’…. Театральная публика, какъ и всякая масса, всегда обзаводящаяся своими богами и божками, ее направляющими и ей внушающими, посматривала только на Александра Дмитріевича: молчалъ онъ, и она молчала, одобрялъ онъ — и она отбивала изо всхъ силъ свои ладони, вертлся онъ отъ досады, и она осмливалась иногда изъ-подъ тишка шикнуть (тогда шикать было опасно, съ начальствомъ неразберешься)…
Вообще Улыбышевъ въ старомъ Нижегородскомъ театр (на углу Большой и Малой Печерокъ) былъ тмъ же что для актеровъ и публики Московскаго театра былъ князь Юсуповъ, который (по словамъ А. Е. Шушерина, записаннымъ С. Т. Аксаковымъ), сидя также всегда въ первомъ ряду креселъ, магически дйствовалъ на актеровъ, слдившихъ за нимъ со сцены.
Улыбышевъ извстенъ былъ не только за умнаго, но и за очень остроумнаго человка. Остроты его безпрестанно ходили по Нижнему, и какъ всегда бываетъ — безъ разбору. Самыя незначительныя замчанія его пересказывалисъ на вс лады, и хотя бы въ нихъ даже ничего не было замчательнаго, расказчики и слушатели считали своей непремнной обязанностью изумляться ихъ остроумію. Такъ, помню, между прочимъ, передавалось изъ устъ въ уста, что увидавъ меня въ первый разъ въ студенческомъ мундир, Александръ Дмитріевичъ замтилъ: ‘Изъ эдакой маленькой флейты (лтъ 13-ти я игралъ на флейт) вдругъ сдлался такой большой фаготъ’.
Не стснялся Александръ Дмитріевичъ и въ столичныхъ театрахъ, публика которыхъ не разъ подхватывала театральныя сужденія его, онъ клалъ свой опредляющія ршенія на таланты. Такъ разсказываютъ, что одна, считавшаяся чуть не совершенствомъ пвица большаго театра въ Петербург, обладавшая прекраснымъ развитіемъ нижнихъ и верхнихъ нотъ, нсколько упала въ мнніи Петербургской публики, когда Улыбышевъ нашелъ, что, въ виду несовершенствъ ея среднихъ нотъ, она ‘иметъ слишкомъ много для того, чтобы имть достаточно’. Этотъ афоризмъ по отношенію къ пвиц (мн не могли передать ея Фамиліи) съ тхъ поръ вошелъ въ общее употребленіе въ сред публики большаго театра…. разсказываютъ также, что, встртившись въ фойе большаго театра съ какой-то дамой, онъ заговорилъ съ ней о театр и, по своему обыкновенію, безь всякихъ церемоній, и только потомъ узналъ, что говорилъ съ лицомъ, очень высоко поставленнымъ…. Передаютъ, что во время представленія въ Петербург оперы ‘Сверная Звзда’, которую Улыбышевъ видлъ въ первый разъ и въ которой подъ однимъ изъ главныхъ дйствующихъ лицъ разумлся Петръ Великій въ самомъ каррикатурномъ вид, онъ до того громко и рзко порицалъ такое циническое неуваженіемъ памяти великаго генія страны, что съ тхъ поръ ‘Сверная Звзда’ стала даваться все рже и рже и затмъ вовсе снята была съ Петербургской оперной сцены.
Открытая барская жизнь Улыбышева въ Нижнемъ осмысливалась его музыкальными вечерами, вообще важнйшее значеніе всей дятельности его заключалось въ его музыкальности, которою онъ сдлался извстнымъ не только (или врне: не столько) въ Россіи, какъ за-границей.
Оффиціально записанная жизнь Улыбышева говоритъ о немъ, по обыкновенію, самымъ лаконическимъ тономъ. Изъ аттестата, выданнаго ‘дйствительному статскому совтнику Александру Дмитріеву сыну Улыбышеву, по опредленію государственной коллегіи иностранныхъ длъ въ С.-Петербург, Декабря 17 дня 1830 года’ (обязательно сообщеннаго мн зятемъ его уважаемымъ К. И. Садоковымъ, которому я крайне обязанъ за сообщеніе цнныхъ свдній для настоящаго біографическаго очерка) видно слдующее: Улыбышевъ поступилъ на службу въ канцелярію министра финансовъ 20 Августа 1812 года, по увольненіи оттуда опредленъ въ канцелярію горныхъ и соляныхъ длъ 31 Августа 1813 года, пожалованъ въ коллежскіе регистраторы 20 Декабря того же 1813 года, по прошенію уволенъ изъ канцеляріи департамента горныхъ и соляныхъ длъ 29 Февраля 1816 года и опредленъ въ коллегію иностранныхъ цль 29 Апрля того же 1816 года, 1 января 1817 г. произведенъ въ переводчики, 1 Іюля того же года пожалованъ въ титулярные совтники, 20 Октября того же года отправленъ въ Москву для нахожденія при канцеляріи управляющаго министерствомъ иностранныхъ длъ, 1 Января 1820 г. пожалованъ въ коллежскіе ассессоры, 22 Августа 1821 года — кавалеромъ ордена Св.-Владимира 4 степени, 21 Апрля 1823 года — ордена Св. Анны 2 степени, 1 Января 1824 г. произведенъ въ чинъ надворнаго совтника, 28 Марта 1825 года — въ чинъ коллежскаго совтника, 22 Августа 1826 года пожалованы ему алмазные знаки Св. Анны 2 степени, 5 Декабря 1827 года ему пожаловано единовременно въ награжденіе 3000 рублей, 25 Марта 1828 года произведенъ въ статскіе совтники, 9 Октября 1829 года пожалованъ ему годовой окладъ жалованья, состоящій изъ 3000 рублей, 5 Апрля 1830 всемилостивйше пожалованъ ему перстень съ вензелевымь Высочайшимъ именемъ. Находясь въ отпуску, прислалъ въ Сентябр 1830 года прошеніе объ увольненіи его въ отставку, уволенъ 22 Ноября отъ службы, причемъ, за оказанное имъ, въ продолженіе ея, отличное усердіе, пожалованъ въ дйствительные статскіе совтники…. Вотъ и все. Но большаго конечно отъ оффиціальной біографической записи и требовать нельзя.
Съ 1830 г. Улыбышевъ боле не, служилъ, такъ что послднія почти 30 л. жизни не принималъ прямаго участія въ служебно-общественной дятельности, если не считать участія его-въ собраніяхъ Нижегородскаго дворянства и въ совщаніяхъ дворянъ по крестьянскому преобразованію. Нужно однако при этомъ прибавить, что вслдъ за трагической кончиной А. С. Грибодова, Улыбышеву предлагали занять его должность въ Персіи, но онъ не принялъ предложенія.
А. Д. Улыбышевъ родился, какъ это видно изъ надписи на его памятник въ с. Лукин, 2 Апрля 1794 года, отъ Дмитрія Васильевича и Юліи Васильевны Улыбышевыхъ {Отъ священника c. Лукина И. Зефирова слышалъ и слдующее преданіе, сообщенное ему сестрой Улыбышева Екатериной Дмитріевной Пановой, о происхожденіи фамиліи Улыбышевыхъ: великій князь Дмитрій Донской, былъ въ большой опасности во время такого-то сраженія, отъ этой опасности онъ былъ спасенъ однимъ изъ своихъ воиновъ, за это великій князь выдалъ за него замужъ свою единственную дочь Улыбу.}. О мст рожденія его я не могъ собрать свдній. До 16 лтъ онъ воспитывался за-границей, а именно въ Герйаніи, что, по всей вроятности, и имло вліяніе на философскій образъ его мышленія, на любовь къ музык, и притомъ такъ-называемой серьезной, классической, и вообще на то, что Улыбышевъ смотрлъ всегда ‘Европейцемъ’, конечно съ нкоторой примсью родного отечественнаго барства.
По возвращеніи изъ за-границы онъ выдержалъ экзаменъ для полученія права на первый чинъ, вмст съ братомъ, своимъ Владимиромъ Дигатріевичемъ, который былъ въ послдствіи профессоромъ въ корпус путей сообщенія и членомъ комитета по устройству Исакіевскаго собора. По поведу этого экзамена разсказываютъ слдующій анекдотъ: въ числ экзаменаторовъ былъ извстный Зябловскій, который до того ‘пробиралъ’ юнцовъ, что большая часть ихъ совсмъ раскисла. А. Д., на-оборотъ, сталъ злиться, и на вопросъ Зябловскаго: ‘скажите, какія животныя водятся въ Россіи’, съ азартомъ отвчалъ: ‘лошади, коровы, бараны, козы, ослы, професс…..ахъ, извините, г. профессоръ!’….
Во время своей служебной дятельности съ 1812 по 1830 г. Улыбышевъ завдываль редакціей ‘Journal de S-t. Ptersbourg’, былъ вообще редакторомъ при коллегіи иностранныхъ длъ, занимался переводами ‘съ Французскаго языка на Русскій и съ Русскаго на Французскій (на послдній онъ перевелъ одно сочиненіе по интересовавшему тогда правительство вопросу о военныхъ поселеніяхъ), составилъ по порученію правительства описаніе коронаціи императора Николая Павловича (за что именно и получилъ алмазные знаки ордена Св. Анны 2 степени), но главнымъ образомъ, какъ и въ теченіе всей своей жизни, посвящалъ досуги свои занятіямъ музыкою и частью литературою {Изъ двухъ сестеръ его одна, Елисавета Дмитріевна, умершая незамужней, писала и печатала Французскіе стихи, неоднажды разбиравшіеся извстнымъ барономъ Брамбеусомъ, (tincelles et cendres, М. 1842, Penses et soucis, М. 1843, pines et lauriers, М. 1845) и похваляемые Краевскимъ другая сестра — Екатерина Дмитріевна, по муж Панова, была очень образована и начитана: къ ней писаны знаменитыя философическія Письма П. Я. Чаадаева. А. Б.— Сестра Панова, за докторомъ Коршемъ, была матерью извстныхъ дятелей Русской печати. П. Б.}.
На служб Улыбышевъ пріобрлъ знакомство съ графами Канкринымъ, Сперанскимъ, Блудовымъ, о которыхъ всегда отзывался съ большимъ уваженіемъ, также какъ и о граф Нессельроде, своемъ прямомъ начальник, расположеніемъ котораго онъ всегда пользовался.
Въ отставку онъ вышедъ въ слдствіе кончины своего отца и съ тхъ поръ поселился въ родовомъ своемъ Нижегородскомъ имніи Лукин (ему достались Нижегородскія имнія его отца, брату его — Саратовскія), занялся устройствомъ своихъ длъ и довелъ ихъ до того, что къ концу жизни, когда перешло къ нему, по смерти его брата, и Саратовское имніе, получалъ до 50,000 рублей ежегоднаго дохода.
Женившись на Варвар Александровн Олсуфьевой, Улыбышевъ прожилъ въ с. Лукин почти безвыздно около десяти лтъ, отлучаясь лишь иногда въ городъ, на ярмарку, на дворянскіе выборы и для своихъ музыкальныхъ работъ, о чемъ сказано будетъ ниже.
Энергически занимаясь въ Лукин хозяйствомъ, онъ не покидалъ главной ‘злобы’ своей жизни: задумалъ и написалъ здсь свое сочиненіе о Моцарт, которое вышло изъ печати въ Москв, въ 1843 г. въ трехъ частяхъ на французскомъ язык подъ заглавіемъ: ‘Nouvelle biographie de Mozart suivie d’un aperu sur l’histoire gnrale de la musique et de l’analyse des principales oeuvres de Mozart’, par Alexandre Oulibicheff, memore honradre de la socit philharmonique de S-t. Ptersbonrg.
Для лучшей обработки своихъ взглядовъ на музыку Моцарта А. Д. прізжалъ въ Нижній, устраивалъ оркестровое выполненіе Моцартовскихъ пьесъ и часто видался съ покойнымъ Шереметевымъ, также большимъ любителемъ музыки и тонкимъ знатокомъ и цнителемъ ея {Разсказываютъ, что однажды А. Д. съ П. В. Шереметевымъ былъ въ Нижегородскомъ Спасо-Преображенскомъ собор и слушалъ исполненіе архіерейскими пвчими (при епископ Іоанн, въ тридцатыхъ годахъ) херувимской, подъ управленіемъ регента, большого мастера примнять извстные уже мотивы къ духовному пнію. Шереметевъ прямо назвалъ пьесу Моцарта, положенную регентомъ въ основаніе текста херувимской…. Такимъ образомъ Улыбышевъ не былъ одинокимъ въ своихъ музыкальныхъ стремленіяхъ и составлялъ лишь центръ тогдашняго музыкальнаго кружка въ Нижнемъ. Въ предисловіи къ своей книг о Моцарт называетъ онъ, еще слдующихъ участниковъ въ тогдашнихъ Нижегородскихъ музыкальныхъ собраніяхъ: Николая едоровича Кудрявцева, Василія Николаевича Верстовскаго, Михаила- Михайловича Аверкіева и братьевъ Петра и Михаила Петровичей Званцовыхъ. Нижегородскій преосвященный предоставлялъ имъ своихъ пвчихъ для исполненія большихъ піесъ.}. Тамъ, гд А. Д. не находилъ отвта о музык Моцарта у извстныхъ авторовъ о ней, онъ разршалъ задачу самъ, логичностью своего мышленія и, по отзыву музыкальнаго критика г. Фетиса, разршалъ блестящимъ образомъ. Трудъ его пользуется и до сихъ поръ большимъ почетомъ въ музыкальной литератур {Не лишне здсь привести выдержку изъ одной Нмецкой музыкальной газеты пятидесятыхъ годовъ (Neue Berliner Muzik-Zeitimg herausgegeben von, Gustav Bock, 1850), ‘Въ середин великаго пространства Русскаго царства, почти въ равномъ разстояніи отъ г. С.-Петербурга и Уральскаго хребта, отдляющаго Европу отъ Сибири, лежитъ Нижній-Новгородъ. Уже нсколько лтъ тому назадъ, и между жителями этаго города, которыхъ число превышаетъ 30.000, постепенно распространяющая въ образованномъ класс наклонность къ музыкальнымъ наслажденіямъ, нашла сочувствіе, и музыка насчитываетъ теперь уже значительное число образованныхъ почитателей, которые съ ревностію и любовью слдуютъ своему музыкальному призванію. Во многихъ домашнихъ кругахъ города, какъ благодтельныя послдствія этаго направленіи, образовались маленькія музыкальныя собранія, въ которыхъ нашли бы наслажденіе и радость истинные друзья музыки. Сочиненія знаменитйшихъ творцовъ, незабвенныхъ въ области музыки, каковы Гайднъ, Бетговенъ и Моцартъ, также какъ и новйшихъ, каковы Мендельсонъ-Бартольди, Шпоръ, Феска, Рейсигеръ, исполняются въ квартетахъ и тріо, на фортепіано, съ акомпанементомъ струнныхъ инструментовъ, и на одномъ фортепіано, съ возможною отчетливостію, вкусомъ и чувствомъ. Между здшними дилетантами, принимающими самое живое участіе въ этихъ музыкальныхъ собраніяхъ, должны быть поименованы: г. Улыбышевъ, который обыкновенно играетъ первую скрипку и, при совершенію удовлетворительной способности въ области такъ называемой каммеръ-музыки, какъ и при исполненіи классическихъ сочиненій, заставляетъ себя слушать съ удовольствіемъ. Онъ съ самыхъ раннихъ лтъ, съ величайшею ревностію, предался теоретическому и практическому изученію музыки, старался, сколько позволяли силы, познакомиться съ важными произведеніями прошедшаго столтія и даже со, славою попытался распространить пріобртенныя имъ познанія, издавъ, для теоріи музыки, сочиненіе, подъ заглавіемъ: Nouvelle biographie de Mozart, suivie d’un aperu sur l’histoire de la musique et de l’analyse des principales oeuvres de Mozart. Но по недостатку меxaнической отдлки, требуемой силы и ближайшаго знакомства со всми трудными формами (Modificationen), которымъ подверглась игра на скрипк и которыя необходимо требуютъ боле новой методы, онъ уже не въ состояніи, при исполненіи ныншнихъ сочиненій, каковы Вьетана, Эрнста, Прюма, Алира и др. соперничать съ другими изъ новйшихъ скрипачей. Партію альта, съ счастливымъ успхомъ и совершенно удовлетворительною отчетливостію, исполняетъ г. Аверкіевъ, страстный почитатель важной музыки, и его живое участіе въ исполненіи квартетовъ Моцарта и Бетговена не позволяетъ желать ничего боле. Кром того, не самыя трудныя вещи онъ очень удовлетворительно разъигрываетъ на скрипк и віолончели. Не мене достойно упоминанія участіе г. Каменскаго въ здшнихъ музыкальныхъ частныхъ вечерахъ. Его постоянное, неутомимое усердіе, съ которымъ онъ посвящаетъ себя музык, ободряетъ другихъ и одушевляетъ его сотрудниковъ. Кром того, и дамы здшнія страстныя въ послднее десятилтіе и любительницы музыки. Въ город найдется рдкій домъ, гд бы не было хорошаго инструмента, на которомъ он очень бгло и удовлетворительно исполняютъ труднйшія вещи Листа, Тальберга, Шопена и др. Между ними съ полнымъ правомъ первое мсто занимаетъ отличная піанистка графиня Толстая. Какъ развивающійся талантъ и прекрасная надежда для будущаго, является пріятный контръ-альтъ г-жи Стремоуховой и пр.}, написанный на Французскомъ язык, онъ былъ вскор переведенъ почти на вс Европейскіе языки, Нмецкій, Шведскій и другіе кром Русскаго, на который началъ-было его переводить Сеньковскій, но почему то остановился. Мотивомъ выбора Французскаго языка для этого труда было, съ одной стороны, то, что Французскій языкъ онъ зналъ въ совершенств, и въ ту эпоху своей жизни даже лучше Русскаго (который онъ отлично изучилъ лишь въ послдствіи) а съ другой то, что такая книга, написанная на Французскомъ язык, ближе достигала своей цли, при слабомъ развитіи у насъ музыкальной литературы не только въ 30-тыхъ годахъ, но и теперь {Для переписки своей рукописи А. Д. воспользовался (за 500 рублей ассигнаціями) услугами нкоего г. Фавро, Француза домашняго учителя его дтей.}.
Улыбышевъ разсказывалъ, что отецъ его говаривалъ: ему ‘Что ты ничего не напишешь? Слдуетъ теб написать какую-нибудь книгу’. Впечатлительность натуры А. Д-ча развивала этотъ завтъ до того, что ему по ночамъ грезился отецъ его съ напоминаніемъ: ‘Исполни, Александръ, завтъ мой!’ Написавъ своего ‘Моцарта’, А. Д. считалъ такимъ образомъ свой ‘священный долгъ’ исполненнымъ. Въ этомъ-то, въ нравственномъ удовлетвореніи, какое даетъ всякая, сознательно и добросовстно изполненная работа, и полагалъ А. Д. вс выгоды отъ своего сочиненія, о судьб котораго онъ самъ впервыя узналъ только лтъ пять спустя по выход книги, когда она сдлала свое дло въ сред компетентной публики и когда онъ сталъ получать со всхъ сторонъ, отъ лично ему вовсе незнакомыхъ композиторовъ, самыя сочувственныя письма, поздравлявшія его съ успхомъ… Въ Россіи эти три книги написанныя прекраснымъ слогомъ, до сихъ поръ продаются въ Петербург въ музыкальномъ магазин Бернара {Денежная выгода отъ музыкальныхъ сочиненій завщана Улыбышевымъ дочери своей Наталь Александровн Садоковой, которою она, пожертвована Маріинской женской гимназіи въ Нижнемъ.}. Другимъ крупнымъ сочиненіемъ А. Д. по музык было сочиненіе его о Бетговен, написанное имъ черезъ 13 лтъ посл перваго, также ни Французскомъ язык Beethoven, ses critiques et ses dlossateurs, Leipzig, 1858. Это сочиненіе, на-оборотъ, не имло успха, или, врне, имло успхъ совершенно отрицательный. Въ немъ А. Д. пошелъ въ разрзъ съ зарождавшимися взглядами на Бетговенскую музыку. Онъ доказывалъ, что у Бетговена есть мста, противныя всякимъ понятіямъ о музыкальной гармоніи, и вооружался противъ тхъ музыкальныхъ критиковъ, которые утверждали, что если мы теперь не понимаемъ многихъ Бетговенскихъ диссонансовъ, то только потому, что наше ухо еще не доросло, еще не доразвилось до ихъ пониманія, что Бетговенская музыка ‘музыка будущаго’, какъ говорятъ теперь о Вагнёровской музык. А. Д. настаивалъ на томъ, что многія сочиненія Бетговена писаны были имъ въ тотъ періодъ его жизни, когда онъ уже плохо слышалъ, или даже совсмъ оглохъ, а какъ для того, чтобы судить о плавности и звучности устной рчи мало видть буквы и слова, нужно прочитать ихъ вслухъ, такъ мало видть изображенія нотъ на линейкахъ, нужно ихъ услыхать воспроизведенными не однимъ умомъ, но и ухомъ, еще настоятельне, чмъ относительно голосоваго воспроизведенія буквъ. Улыбышевъ увлекался даже до того, что называлъ Бетговена, за нкоторыя мста его произведеній, просто сумасшедшимъ (конечно въ музыкальномъ отношеніи).
Сочиненіе свое о Бетговен онъ писалъ недолго, и вообще не такъ любовно къ нему относился, какъ къ сочиненію о Моцарт {Книга Улыбышева о Бетговен написана въ вид опроверженія на книгу о томъ же предмет Лейнца, котораго Записки напечатаны въ Р. Архив 1877 года подъ заглавіемъ: Приключенія Лифляндца въ Петербург. П. Б.}.
Кром названныхъ крупныхъ сочиненій онъ оставилъ множество мелкихъ музыкальныхъ замтокъ, печатавшихся большею частію въ ‘Journal de St.-Ptersbourg’ въ Петербургскій періодъ его жизни, и въ ‘Сверной Пчел’ — въ Нижегородскій. Темой для первыхъ были концерты и оперная музыка въ Петербург, для вторыхъ — концерты въ Нижнемъ.
Если на долю музыкальныхъ сочиненій Улыбышева выпала извстность, то не такъ счастливы были его чисто-литературныя произведенія, конечно потому, что они не дошли, а частью и не могли дойти, до типографскаго станка.
Литературныя сочиненія его длятся на дв категоріи: драматическія (драмы, комедіи, сатиры и шутки въ драматической форм) и дневникъ, утрата котораго особенно прискорбна, На первые свои опыты въ драматической форм онъ смотрлъ очень легко и серьезно занимался ими только со стороны практики въ Русскомъ язык. Драматическія произведенія его всегда имли жизненно-обличительно-бытовую подкладку, казня глупость, взяточничество и другія дурныя стороны современнаго общества, дйствующими лицами у него являлись боле или мене сильные міра Нижегородскаго сороковыхъ и пятидесятыхъ годовъ. Привыкши съ дтства къ Европейскимъ порядкамъ, провели много лтъ жизни въ избраннйшемъ свтскомъ обществ Петербурга, которое конечно стояло въ двадцатыхъ и тридцатыхъ годахъ несравненно выше тогдашняго провинціальнаго общества, Улыбышевъ никогда не могъ помириться съ окружавшей его въ Нижнемъ средой, которую и ‘пробиралъ’ въ своихъ драматическихъ произведеніяхъ.
Не печаталъ А. Д. своихъ драматическихъ сочиненій частью потому, что не придавалъ имъ серьезнаго значенія. Исключеніе въ этомъ отношеніи составляла послдняя его драма, которую онъ писалъ съ большею любовью и въ которой выводилъ на сцену расколъ. Съ расколомъ А. Д. впервыя внимательно познакомился по сочиненію покойнаго Надеждина, которое ему далъ прочитать жившій въ Нижнемъ В. И. Даль. Цлью своей драмы А. Д. ставилъ распространеніе въ публик свдній о раскол и очень желалъ видть ее въ печати. Большинство его драматическихъ пьесъ и сценъ, подходившихъ, какъ тогда выражались, къ ‘натуральной школ’ (въ нкоторыхъ изъ нихъ женскія лица выражались безъ особой церемоніи), выходило однако за предлы его кабинета, такъ какъ нкоторыя (комедіи) игрались на его домашнихъ спектакляхъ, собиравшихъ къ себ чуть не весь городъ, разумя конечно подъ ‘городомъ’ такъ-называемый ‘бомондъ’, кром высшаго представителя его, тогдашняго Нижегородскаго военнаго губернатора князя М. А. Урусова, къ которому А. Д. былъ въ открытой оппозиціи, въ товариществ съ другимъ Нижегородскимъ магнатомъ С. В. Шереметевымъ (братомъ меломана) и съ которымъ онъ примирился только при отъзд его на постъ Витебскаго губернатора.
Особенно цненъ для насъ былъ-бы конечно дневникъ Улыбышева, тмъ боле, что онъ самъ говаривалъ, что дневникъ его — самая искренняя исповдь его о всемъ виднномъ имъ въ жизни, а видлъ онъ много. Охотно читалъ вс свои литературныя сочиненія знакомымъ, онъ однако никогда никому не читалъ даже выдержекъ изъ своего дневника….
Вс рукописи его и библіотека его (кром нотной, доставшейся М. А. Балакиреву, вмст съ двумя скрипками), по завщанію его, поступили къ сестр его Екатерин Дмитріевн Пановой и по разнымъ обстоятельствамъ утратились. Держится темный слухъ, что дневникъ и теперь цлъ, мн, по крайней мр, указывали даже на лицо, черезъ руки котораго могъ выдти дневникъ Улыбышева изъ его кабинета, по смерти его, но лицо это въ настоящее время померло’… Отыщется-ли когда нибудь это послднее и любимйшее произведеніе его, надъ которымъ онъ работалъ до самыхъ послднихъ минутъ своей жизни, мудрено ршить.
Важнымъ біографическимъ матеріаломъ всегда является описаніе обычнаго средняго дня человка. Каковъ же былъ день Улыбышева? День этотъ, во второй періодъ его жизни, былъ двухъ родовъ, деревенскій и городской.
Въ деревн, въ Лукин, въ своемъ деревянномъ дом {Домъ этотъ съ выходившей прямо противъ длинной аллеи прелестнаго сада съ терассой, съ которой открывался очаровательный видъ на живописныя окрестности по сторонамъ рки Кульмы, сгорлъ въ 1876 году. Многіе виды Кулемскихъ окрестностей подъ Лукинымъ срисованы были, по желанію А. Д., покойнымъ учителемъ рисованія Нижегородской гимназіи H. Т. Дмитріевымъ и до сихъ поръ сохраняются въ семейств Улыбышева.}, гд А, Д. прожилъ, какъ сказано, почти безвыздно десять лтъ, съ 1831 по 1841 годъ, и гд затмъ проводилъ онъ каждое лто до конца своей жизни {Въ столицы А. Д. зжалъ неохотно и только въ случа какой-нибудь крайней надобности, за-границей, кажется, не былъ ни разу со времени возвращенія своего оттуда, еще юношей.}, средній день его проходилъ слдующимъ образомъ.
Вставалъ онъ въ 7 часовъ утра и выходилъ пить чай въ залъ, гд наполняла чашки жившая въ дом экономка и первая учительница его дочерей ‘барская барыня’ Анна Ивановна. Являлся бурмистръ или староста, а иногда и оба вмст, для докладовъ и выслушанія приказаній и распоряженій,
Въ девятомъ часу онъ удалялся къ себ въ кабинетъ и садился за письменный столъ, часовъ до 12-ты. Въ полдень онъ выходилъ къ семейству (которое чрезвычайно любилъ) и тутъ говорилъ преимущественно одинъ, владя прекраснымъ даромъ слова и способностью разскащика. Посл того у себя въ кабинет игралъ сольфеджіи или пьесы любимйшихъ своихъ композиторовъ на скрипк (онъ былъ и прекрасный исполнитель).
Передъ обдомъ А. Д. выходилъ на прогулку, не смотря ни на какую погоду, ‘ни сверху, ни снизу’, какъ въ деревн, такъ и въ город, съ тою только разницей, что въ деревн съ прогулкой соединялось и хозяйственное обозрніе. Ходилъ онъ такъ скоро, что спутники его, если бывали, возвращались домой еле-еле таща ноги.
За деревенскимъ обдомъ, часу въ 4-мъ, раздавался также главнымъ образомъ голосъ одного Александра Дмитріевича, который оживлялся при назд какихъ нибудь знакомыхъ.
Посл обда онъ удалялся въ другой, маленькій кабинетикъ, подл зала, полежать и покурить ‘Жукова’ изъ трубки, къ нему въ это время аккуратно каждый день должна была являться старушка-нянька, большая мастерица разсказывать сказки. Она знала одну нескончаемую сказку, представляя собою такимъ образомъ въ нкоторомъ род вторую Шехерезаду.
— Ну-ка, на-чемъ-бишь, Николавна, мы вчера остановились? спроситъ, бывало, Александръ Дмитріевичъ.
И Николавна продолжала прерванный наканун разсказъ, подъ который А., Д. начиналъ дремать, но минутъ черезъ пять просыпался и проговоря каждый разъ одну и туже фразу: ‘Ну, Николанна, теперь прощай, до завтра’, уходилъ въ кабинетъ, гд уже спалъ положительно съ часъ или полтора. Посл сна онъ выходилъ не надолго въ садъ, пока закладывали лошадей въ деревенскія дроги, для вторичнаго хозяйственнаго обозрнія и прогулки. При любви его къ обществу для семейныхъ его было почти обязательно сопровождать его въ этой послобденной прогулк, при чемъ все семейство играло роль также балласта, такъ какъ дроги отчаянно трясли, а нагруженныя какъ слдуетъ, были попокойне. Иногда на этой прогулк Александръ Дмитріевичъ плъ, обладая очень симпатичнымъ голосомъ, и всю домашнюю публику заставлялъ подтягивать себ хоромъ.
Посл этой поздки онъ снова гулялъ въ саду (вечеромъ онъ чаю никогда не пилъ), возвратившись читалъ часовъ до 12-ты, ужиналъ, всегда одинъ, отдльно отъ семейства, и ложился спать.
Въ город день конечно нсколько видоизмнялся. За утреннимъ чаемъ мсто бурмистра и старосты занимала уже всегда Анна Ивановна, большая начетчица, какъ въ духовной, такъ и въ свтской литератур, съ которой А. Д. любилъ поговорить, поспорить, особенно любилъ онъ съ ней вступать въ состязаніе по религіознымъ вопросамъ, имя въ ней конечно представительницу самыхъ консервативныхъ началъ. Въ разговор съ Анной Ивановной А. Д. любилъ также перебирать весь прошедшій день, анализируя, такъ-сказать, мелочи его до мелочей. Всласть наговорившись за утреннимъ чаемъ, онъ, также какъ въ деревн, часу въ 9-омъ, отправлялся въ свой рабочій кабинетъ.
Въ пріем утреннихъ визитовъ своего барскаго дома А. Д. вообще не участвовалъ, предоставляя это своему семейству, но къ особенно уважаемымъ гостямъ мужскаго пола онъ иногда выходилъ во всемъ своемъ ‘парад’, въ который онъ ‘нарочно’ облекался: въ синемъ халат, или въ еще боле торжественныхъ случаяхъ — въ халат изъ дорогой Турецкой матеріи.
Передъ обдомъ А. Д. также аккуратно каждый день, также не смотря ни на какую погоду, шелъ гулять. Любя видть за столомъ гостей, А. Д. звалъ къ себ обдать встрчавшихся ему на прогулк знакомыхъ, если не имлъ уже кого нибудь въ виду къ обду. Прогулки его были такъ аккуратны, что въ город замняли многимъ часы, А. Д. вышелъ на Покровку — значитъ второй часъ {Онъ жилъ въ собственномъ большомъ каменномъ дом, въ нижнемъ его этаж. Въ верхнемъ помщалось его семейство. ‘Парадныя’ комнаты шли амфиладой, примыкая къ залу, окнами на улицу. Домъ этотъ, въ начал Малой- Покровки, цлъ и по настоящее время, онъ принадлежитъ г. Губину и значительно передланъ имъ подъ помщеніе для реальнаго училища.}. Обдъ въ город въ 4 часа, проходилъ шумно и весело: обставившись бутылками такъ, что иногда его изъ-за нихъ почти было невидно, Александръ Дмитріевичь былъ, какъ говорится ‘душею общества’ и усердно потчивалъ своихъ гостей {Какъ гастрономъ, А. Д. говаривалъ, что есть ‘память языка’: умъ можетъ забыть извстное кушанье, но стоитъ его попробовать, и языкъ сейчасъ его припомнитъ. Кстати замтить, что обладая громадною памятью, А. Д., въ противуположность своему брату, математику, имлъ весьма плохую память на числа.}.
По вечерамъ, въ театральные дни (по Воскресеньямъ, Вторникамъ, Средамъ и Пятницамъ), А. Д. всегда бывалъ въ театр. По Вторникамъ — не-абонентный, бенефисный день того времени — А. Д. всегда платилъ двойную, тройную плату за свое кресло и литерную ложу семейства. Для особенно любимыхъ имъ актеровъ плата эта увеличивалась иногда и въ десятеро. Въ не-театральные дни происходили у него обыкновенныя квартетныя собранія (по Четвергамъ и Субботамъ), или большіе музыкальные вечера, на которыхъ принимали всегда участіе, кром самого А. Д. (первая скрипка), покойные М. М. Аверкіевъ, или С. П. Званцовъ (альтъ), М. П. Званцовъ, Гебель или Вилковъ (віолончель), К. К. Эйзерихъ (фортепіано) или нарочно приглашенные на зимній сезонъ артисты изъ Москвы. К. К. Эйзериха часто замнялъ тогда уже развертывавшій свой талантъ воспитанникъ Нижегородскаго Александровскаго Дворянскаго Института М. А. Балакиревъ, иногда фортепьянную партію исполняла Е. М. Панова, дочь тогдашняго Нижегородскаго вице-губернатора, также хорошая піанистка. На чрезвычайныхъ музыкальныхъ собраніяхъ исполнялись большія партіи въ род Stabat Mater, Requiem (Русскій текстъ для Requiem’а написанъ К. И. Садоковымъ),
Домъ А. Д. былъ открытъ не только для всхъ музыкальныхъ знаменитостей, которыя попадали въ Нижній, но вообще для артистовъ, художниковъ, писателей. Такъ не миновали этого дома покойный Щепкинъ, Мартыновъ и друг. Долго жилъ у него и получившій впослдствіе извстность композиторъ и музыкальный критикъ А. Н. Сровъ, когда онъ только что окончилъ курсъ въ Училищ Правовднія. На музыкальную дятельность Срова вроятно имлъ вліяніе Улыбышевъ, но впослдствіи Сровъ разошелся съ музыкальными воззрніями его {Въ 1853 году А. И. Сровымъ помщена была въ Лейпцигской ‘Neue Zeitung fr Muzik’, въ трехъ номерахъ ея, статья о взглядахъ А. Д. на Бетговена, въ которой авторъ, рядомъ примровъ изъ самаго Моцарта, доказалъ, что и у послдняго немало такихъ музыкальныхъ оборотовъ, какъ у Бетговена, а Моцарта и А. Д. конечно не могъ заподозрть въ музыкальномъ ‘нигилизм’. К. П. Звапцовъ мн разсказывалъ, что когда статья Срова была напечатана, онъ узналъ, что А. Д., противъ котораго она была направлена, скончался въ Нижнемъ, и воскликнулъ: ‘Отвертлся-таки!’. При жизни былъ дипломатомъ и умеръ дипломатомъ!’…}. Начало охлажденія Улыбышева къ Срову было однако вовсе немузыкальнаго свойства и относилось къ Нижегородской дятельности Срова, какъ чиновника. Сровъ недурно рисовалъ, и до сихъ поръ сохранился въ семейств Улыбышевымъ нарисованный имъ видъ Земскаго създа со стороны Нижегородскаго кремля.
Иногда чрезвычайныя музыкальныя собранія въ дом А. Д. замнялись домашними спектаклнаіи. И т и другіе привлекали къ себ ‘весь городъ’. Понятно, что многихъ и многихъ звало туда не одно художественное влеченіе, но боле практическое желаніе хорошенько вкусить отъ завершавшихъ каждое собраніе обильныхъ явствъ.
Въ клуб (тогда былъ въ Нижнемъ всего одинъ клубъ — дворянскій, или, какъ онъ тогда назывался — благородное дворянское собраніе) А. Д. никогда не бывалъ. Въ карты онъ вовсе не умлъ играть и садился за карточный столъ только изрдка, въ деревн, въ глубокіе ненастные осенніе вечера, при чемъ случалось нердко, что съ одной дамой червей объявлялъ 8 въ червяхъ. На балахъ въ дворянскомъ собраніи (6 Декабря, или во время дворянскихъ выборовъ) Улыбышевъ появлялся иногда, но допускалъ въ своей бальной одежд нкоторый компромиссъ: облекаясь во фракъ, онъ сопровождалъ его какими нибудь сренькими клтчатыми панталонами изъ легкой лтней матеріи.
Но какъ бы правильно, аккуратно и осмысленно ни текла жизнь, настаетъ время, когда гармонія въ ней нарушается. Разнообразныя работы А. Д. за письменнымъ столомъ замнились однимъ дневникомъ его, въ которомъ, по его словамъ, онъ находилъ все свое облегченіе. Затмъ подоспли невзгоды по каменному дому на Малой Покровк: разсчитывая умереть въ немъ, А. Д. долженъ былъ перейти въ наемную квартиру (г. Чиркова, на Ошарской улиц). Едва онъ привыкъ къ своему новому помщенію, стали одолвать тлесные недуги. Вернувшись изъ одного бурнаго засданія Нижегородскаго дворянства передъ эпохой образованія губернскихъ комитетовъ по улучшенію быта помщичьихъ крестьянъ {А. Д. Улыбышевъ, былъ горячимъ противникомъ крепостнаго права, а Нижегордское дворянство, не смотря на то, что одно изъ первыхъ откликнулось на призывъ къ новымъ задачамъ своимъ, сильно держалось за старый порядокъ вещей, что доказывается простымъ счетомъ такъ-называемаго большинства. Изъ 24 членовъ Нижегородскаго губернскаго комитета по улучшенію быта крестьянъ, меньшинство состояло только изъ 9-ти лицъ: Болтина, Лагоды, Русинова, Сущова, Демидова, Карамзина, Эшмана, Анненкова и Нестерова А. Г.— Сличи въ Запискахъ А. И. Левшина въ Р. Архив, 1885, II, 312. Приносимъ благодарность нашу А. С. Гацискому за дозволеніе извлечь эту статью его объ Улыбышев изъ 28 и 29 номеровъ Нижегородскихъ Губернскихъ Вдомостей 1884 года. П. Б.}, Александръ Дмитріевичъ окончательно слегъ въ постель, и посл мучительныхъ страданій скончался 29 Января 1858 года.
Года два спустя прекратился родъ Улыбышева въ мужской линіи, въ лиц единственнаго его сына Николая, который, одно время, по вол отца, былъ отданъ изъ студентовъ Казанскаго университета въ военную службу на Кавказъ, гд и дослужился до перваго офицерскаго чина. Этотъ случай былъ однимъ изъ тяжелыхъ въ жизни А. Д., горячо любившаго своего сына и вообще крайне мягкаго и добросердечнаго.
Нижегородское отдленіе музыкальнаго общества иметъ въ заламъ своихъ портретъ Н. Г. Рубинштейна… Не странно-ли, что оно не иметъ портретовъ А. Д. Улыбышева и М. А. Балакирева?….
Изъ этого біографическаго очерка, читатели могутъ видть, какой почтенный и достопамятный человкъ былъ А. Д. Улыбышевъ. Русскій Архивъ почитаетъ долгомъ своимъ возобновлять память о подобныхъ. людяхъ. Нижеслдующее драматическое произведеніе его принадлежитъ вполн давно прошедшей исторіи нашего внутренняго быта. Оно написано слишкомъ 35 лтъ тому назадъ, отношенія и мннія въ немъ изображенные, устранены мропріятіями прошлаго царствованія и отошли уже въ спокойную область прошедшаго. П. Б.