Агитатор, Блэк Клементина, Год: 1894 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 100 минут(ы)

АГИТАТОРЪ,

РОМАНЪ.
Клементины Блэкъ*).

Переводъ съ англійскаго
Ф. Волховскаго.

*) Миссъ Клементина Блэкъ представляетъ боле, чмъ замтную фигуру въ англійской общественной жизни, хотя личная ея біографія крайне несложна. Въ письм къ переводчику настоящей повсти миссъ Блэкъ выражается такъ: ‘жизнь моя очень похожа на жизнь пчелы въ уль, а у пчелъ едва ли можетъ быть богатый матеріалъ для біографіи’. Дйствительно, весь сознательный періодъ этой жизни проходилъ и проходитъ либо въ труд, либо въ заботахъ объ интересахъ труда и трудящихся. Миссъ Блэкъ стала секретаремъ женской Трэдъ-Юніонской Лиги (Women’s Trade Union League) еще въ то время, когда эта организація называлась Women’s Protective and Provideat League. Затмъ безплатно выполняла секретарскія обязанности въ женской Трэдъ-Юніонской Ассоціаціи (Women’s Trad Union Association), которая лтъ 15 тому назадъ развилась въ Women’s Industrial Councile (женскій Промышленный Совтъ) — общество, посвященное женскимъ интересамъ въ промышленности. Она же была въ числ основателей Anti Adweating League (Лига Противодйствія Эксплоатаціи), цлью которой было — установить законодательнымъ путемъ минимальную заработную плату. Это и удалось посредствомъ проведенія въ парламентъ закона, извстнаго подъ именемъ Trades Boards Act. Миссъ Блэкъ принимаетъ давно дятельное участіе въ движеніи въ пользу признанія за женщинами избирательныхъ правъ и состоитъ тленомъ исполнительнаго комитета наиболе старой и сильной изъ суффражстскихъ обществъ — The London Society for Women’s suffrage. Въ предлахъ дятельности этихъ обществъ и вн ея миссъ Блэкъ устраивала клубы для фабричныхъ двушекъ, гд он могли бы найти осмысленное развлеченіе и отдыхъ отъ тяжкаго труда, старалась поднять ихъ развитіе, добиться лучшей заработной платы, пробудить въ обезпеченной публик чувство долга по отношенію къ трудящимся, наконецъ,— домогалась законодательныхъ правъ для женщинъ, будучи убждена, что положеніе работницъ сможетъ радикально улучшиться лишь тогда, когда женщины сами будутъ, до извстной степени, контролировать и создавать законодательство.

Одновременно съ этимъ миссъ Блэкъ работала перомъ. Она написала шесть повстей, изъ которыхъ ‘Агитаторъ’ представляетъ наибольшій интересъ для русскаго читателя, много короткихъ разсказовъ и журнальныхъ статей и, наконецъ, дв серьезныя книги: Sweated Indunstry and Minimum Wage (‘Эксплоатація въ Промышленности и Минимальная Заработная плата’) и — въ сотрудничеств съ лэди Мейеръ — ‘Makers of our Clothes’ (‘Производители нашей одежды’), сочиненіе, излагающее результаты изслдованія условій труда въ этой области въ Лондон. На-дняхъ должна выйти новая книга миссъ Блэкъ: исторія той замчательно музыкальной семьи Базскихъ (of Both) старожиловъ, изъ которой вышла первая жена Шеридана. Примч. перевод.

I.

Шла шестая недля стачки,— стачки, которая разсматривалась Медфордомъ, маленькимъ, безжизненнымъ городкомъ, какъ главное событіе XIX столтія. Депутація забастовщиковъ только что отправилась въ контору акціонерной компаніи, на которую они работали. Въ это время секретарь и предсдатель мстнаго рабочаго союза сидли въ большой комнат гостиницы ‘Зеленаго Дракона’, выдавая стачечникамъ еженедльное пособіе.

Столъ, за которымъ производилась выдача, стоялъ въ дальнемъ конц комнаты, за нимъ сидли выборные Союза, а рядомъ, надъ спискомъ забастовщиковъ, добровольная ихъ помощница, Ричардъ Гаррисъ, президентъ Союза, былъ плотный, загорлый и, повидимому, способный, рабочій, лтъ 42—43-хъ. Опытный наблюдатель легко узналъ бы въ немъ механика по профессіи. Кристаферъ Брандъ, секретарь, былъ моложе, тоньше, выше, и его волосы, какъ и глаза, были значительно темне. Его худощавое лицо съ правильными чертами было однимъ изъ тхъ, которыя можно встртить всюду среди англичанъ, начиная палатой лордовъ и кончая тюрьмой. Долгая привычка къ самообладанію сдлала это лицо непроницаемымъ, а обычное настроеніе придало ему оттнокъ грусти и нкотораго презрнія. Добровольнымъ помощникомъ и лицомъ, наиболе молодымъ изъ трехъ, была дама, миссисъ Оливеръ Пэламъ, жена викарнаго священника въ Мдфорд.

Къ столу подошелъ подростокъ. За нимъ оставался въ комнат только одинъ кандидатъ на полученіе пособія,— женщина, хотя на стол еще лежало для выдачи 7 или 8 кучекъ монетъ.

Брандъ пробжалъ взглядомъ по пустымъ скамьямъ и съ усталымъ видомъ взялъ изъ рукъ подростка карточку, удостоврявшую его принадлежность къ Союзу.

— ‘Джимъ Браунъ, No 128, миссисъ Пэламъ. Распишитесь, Джимъ, и Гаррисъ вручитъ вамъ ваши деньги.

Къ столу пододвинулась женщина, она была возбуждена и чуть-чуть вздрагивала, въ ея лиц незамтно было того выраженія тупой увренности, какая отмчаетъ человка, привыкшаго получать опредленный гонораръ.

— Вы отъ кого?— спросилъ Брандъ.

— Майкъ Дуланъ, сэръ. Онъ дома, боленъ.

Гаррисъ быстро поднялъ голову.

— Эге, миссисъ,— сказалъ онъ.— Нтъ, это, знаете… это не того, не выгоритъ ваше дло. Майкъ вдь работалъ 2 дня на этой недл. У него изъ-за этого даже вышло кое-что съ Джекомъ Смитомъ въ среду вечеромъ,— вотъ тутъ, передъ гостиницей. Если онъ теперь дома, боленъ, такъ онъ боленъ тмъ фонаремъ, который ему подъ глазомъ поставилъ Джекъ, вотъ онъ чмъ боленъ. Такъ ему и надо! Нтъ, миссисъ, жулью мы не платимъ.

— Такъ вдь что же изъ того, что онъ работалъ,— сказала миссисъ Дуланъ, значительно возвышая голосъ и торопясь,— поработалъ и опять ушелъ. Что же длать человку, если хозяинъ требуетъ квартирныхъ денегъ, а ребятенки плачутъ, хлба просятъ? Вдь онъ же опять ушелъ! А эта животина, Смитъ, еще къ тому же побилъ его! И вотъ теперь ему не даютъ пособія, а вдь онъ свой взносъ въ Союзъ длалъ правильно.

— Ну, я этого ничего не знаю,— отвтилъ Брандъ.— Покажите мн его карту. Ну, вотъ, я такъ и думалъ, за нимъ недоимка въ 6 недль, еще до начала стачки. Мн очень васъ жаль, миссисъ Дуланъ, но мы не можемъ выдавать пособіе человку, который работалъ, какъ штрейкбрехеръ. И вы сами знаете, что и работу-то онъ оставилъ не до собственной охот.

— Причина въ томъ, что онъ явился работать на подъемной машин пьяный, и Сампсонъ поймалъ его на этомъ. Миссисъ Пэламъ, вычеркните его имя.

Миссисъ Дуланъ, поднявъ голосъ еще на одну октаву, объявила, что это стыдъ и обманъ — выбрасывать порядочныхъ людей съ работы, а потомъ не давать имъ ни копйки, что давно пора этотъ рабочій Союзъ вывести на чистую воду, что вожаки, небось, сами получаютъ хорошее жалованье, а что если рабочіе помираютъ съ голоду, то это не ихъ печаль! Въ заключеніе, она разорвала союзную карточку въ мелкіе куски и бросила въ сидвшихъ за столомъ, посылая проклятія тому дню, когда ея Майкъ впервые увидлъ эту карточку. Затмъ, къ удивленію и немалому облегченію трехъ казначеевъ, миссисъ Дуланъ удалилась.

— Слдующій. Пожалуйте,— сказалъ Брандъ, и, когда ‘слдующій’ подошелъ, онъ прибавилъ для свднія миссисъ Пэламъ:— Бобъ Шарманъ.

— Номеръ 35-й, сударыня,— заявилъ Шарманъ.— Онъ дловито и сравнительно быстро подписался, говоря въ то же время:— плохой народъ, эти Дуданы. Онъ пропилъ еще въ субботу, что заработалъ на прошлой недл, и хвастался, что пойдетъ опять на фабрику въ понедльникъ. Сломалъ бы себ шею на этой подъемной машин,— въ самый бы разъ!

— Того же и я желаю, Бобъ,— сказалъ Гаррисъ,— но бда въ томъ, что мошенники никогда не ломаютъ себ шею. Вотъ десять монетъ. Сосчитайте хорошенько, чтобы не говорить потомъ, что я надулъ васъ.

Шарманъ все еще стоялъ, взвшивая деньги въ рук.

— Ну, какъ, ваша милость, какъ смекаете?— спросилъ онъ таинственно,— подвигается дло-то?

— Ничего не знаю, Шарманъ,— отвчалъ Брандъ.— Депутація совщается съ директорами вотъ уже часа полтора. Похоже на то, что согласятся на чемъ-нибудь.

— Я не изъ тхъ, что каркаютъ,— снова началъ Шарманъ.— Я буду бастовать, пока хоть одинъ человкъ бастуетъ со мною. Но, знаете, народъ, бастуя, недлю за недлей, теряетъ духъ, тогда какъ компанія прихватываетъ штрейкбрехеровъ — нынче одного, завтра пару. Вдь ужъ до тридцати человкъ набралось этого жулья… Помяните мое слово, что въ понедльникъ немало нашихъ ребятъ станутъ на работу. Слабый народъ, надо прямо сказать. Моя такая думка, Китъ {Уменьшительное отъ Кристаферъ.}: мирись, пока есть на чемъ мириться!— Затмъ онъ оглядлъ лежавшія въ его рук деньги и заявилъ весело:— десять монетъ, другъ милый, врно!— вышелъ.

— Сколько еще, Дикъ?— спросилъ Брандъ.— Теперь, когда вс посторонніе ушли, голосъ его звучалъ крайнимъ утомленіемъ,

— Разъ, два, три… шестеро,— отвтилъ Гаррисъ.

— Неужели же это обозначаетъ шесть новыхъ штрейкбрехеровъ?

— Нтъ. Опоздали, только и всего. О, Господи, скорй бы ужъ возвратилась эта депутація. А вотъ и ‘Медфордскій Экспрессъ’ опять, чортъ бы его побралъ!

Въ комнату вошелъ весьма юный и весьма ‘рзвый’ представитель гласности.

— Мое почтеніе, мистеръ Брандъ,— защебеталъ онъ,— есть новости?

— Никакихъ,— отвчалъ секретарь, снова принимая свой оффиціально-деревянный видъ.— Сейчасъ съ директорами совщается депутація. По всей вроятности, сможемъ сообщить вамъ результаты переговоровъ посл нашего собственнаго совщанія.

— А когда вы сами соберетесь?

— Это будетъ зависть отъ того, когда возвратится депутація.

— А какія поставлены условія? Не могли ли бы вы дать мн понятіе о томъ, на какихъ вроятныхъ условіяхъ сойдутся стороны?

— Ни-ни-ни, Джексонъ!— возразилъ Брандъ, чуть-чуть улыбаясь.— Загляните снова, попозже.

— Благодарю васъ. Мое почтеніе, мистеръ Брандъ!— и жизнерадостный Джэксонъ перешелъ на другую сторону стола.

— Денежки притекаютъ, какъ слдуетъ, мистеръ Гаррисъ?

— Мы удовлетворили всхъ, кого слдовало, въ зарядномъ ящик есть еще зарядъ-другой.

— Благодарю васъ. Мое почтеніе, мистеръ Гаррисъ,— и юный джентльмэнъ испарился.

Брандъ вытянулъ ноги, засунулъ руки глубоко въ карманы пиджака, откинулся на спинку стула и закрылъ глаза.

— Мистеръ Гаррисъ,— обратилась миссисъ Пэламъ къ предсдателю,— вы оба что-нибудь ли нынче?

Гаррисъ отвчалъ, что часа въ два онъ подкрпился ‘чуточку’: его жена принесла ему кое-что изъ дому, но когда лъ въ послдній разъ Китъ, онъ не могъ сказать.

— Такъ я пойду, спрошу чаю,— сказала миссисъ Пеламъ и съ тмъ вышла.

— Что, Китъ.— укатали Сивку крутыя горки?— спросилъ Гаррисъ ласково товарища.

— Нтъ, не то,— отвчалъ Брандъ, не двигаясь.— Все это наша война, невозможно выиграть битву, командуя трусливой арміей. Правду говоритъ Бобъ: слабый народъ.

— Чего же можно ждать отъ толпы чернорабочихъ въ такомъ слпомъ мст, какъ Медфордъ? И все же есть между ними настоящіе люди.

— Есть кое-кто,— согласился Брандъ.

— Какого рода предложеній ожидаешь ты отъ директоровъ, а?— снова началъ Гаррисъ.

— Пирожка съ начинкой изъ смиренства.

— И что же, ты съшь его?

Брандъ отрицательно покачалъ головой.

— А ребята скушаютъ.

— Скушаютъ,— подтвердилъ Брандъ. Наступило молчаніе. Черезъ минуту онъ снова заговорилъ. ‘Вся эта исторія повситъ на меня суму, это врно. То-есть не сейчасъ, а современемъ, ужъ они найдутъ случай, ребята по такому случаю не забастуютъ снова, хотя бы я и поросилъ ихъ о томъ, а я и просить-то не стану. Я это дло покончу заране, самъ уйду.

— Въ Лондонъ?

— Въ Лондонъ. Я бы ужъ давно ушелъ, если бы не Союзъ. Совсть не позволяла оставить ихъ раньше, чмъ они привыкли вести союзныя дла сами. Ничто не привязываетъ меня къ мсту.

Въ комнату возвратилась миссисъ Пэламъ, неся на поднос чай и хлбъ съ масломъ. Она налила чашку, прибавила молока и сахару и съ видомъ веселымъ, но не допускающимъ возраженій приказала Бранду выпить. Онъ взялъ чашку съ благодарнымъ выраженіемъ лица и протянулъ руку за хлбомъ, но миссисъ Пэламъ остановила его, напомнивъ, что онъ считалъ мдяки. Брандъ послушно всталъ и пошелъ вымыть руки. Гаррису, который не возился съ мдью, позволено было сть безъ предварительныхъ приготовленій.

— А вдь онъ глядитъ больнымъ, что скажете, миссисъ Пэламъ?

— Да,— согласилась та.

— Не знаю, удалось ли ему проспать путемъ дв ночи съ тхъ поръ, какъ началась эта забастовка. Какъ это неловко, что некому за нимъ приглядть. Рабочій человкъ безъ жены, что безъ рукъ.

— Я никогда ее не видала,— сказала миссисъ Пэламъ.— Она умерла какъ разъ передъ тмъ, какъ намъ здсь поселиться.

— О, это было милое существо — Молли,— замтилъ Гаррисъ со вздохомъ,— а въ Кит души не чаяла. Но у нея никогда не было настоящаго здоровья, а заботы и тревога доканали ее.

— Вы не хотите сказать, что онъ былъ къ ней недостаточно вниматедемъ и добръ?

— Еще какъ добръ и внимателенъ!— насколько онъ уметъ быть внимательнымъ. Но вдь онъ трудный человкъ, Китъ-то, даже и товарищъ по мастерской отъ него устанетъ. Никогда вдь не знаешь напередъ, какъ онъ поступитъ. А сколько разъ его прогоняли съ работы! И не потому, чтобы плохо работалъ. Нтъ, Китъ перворазрядный работникъ, но вдь у него что на ум, то и на язык,— хоть будь онъ въ мастерской, хоть гд. Вонъ, въ Сайндербридж, гд мы съ нимъ впервые работали вмст,— вдь онъ пять мастерскихъ перемнилъ, и подъ конецъ его бойкотировали вс тамошніе хозяева. Счастье еще, что я тогда былъ при мст, и Молли оставалась съ нами. Ужъ и безпокоилась же она, бдняжка, Господи, Боже мой! Потомъ онъ сталъ на работу вотъ тутъ, на здшней проволочной фабрик. Черезъ три мсяца посл этого родился у нихъ ребенокъ. Бдная Молли, надо прямо сказать — зачахла, и вотъ оба — и мать, и дитя,— лежатъ на здшнемъ кладбищ!

Отворилась дверь, и вошелъ мужъ миссисъ Пэламъ, викарный священникъ Медфорда.

— Покончили съ выдачами, Нанни? А гд же Брандъ?

Черезъ секунду появился и самъ Кристоферъ, встртившій вновь пришедшаго съ особенно сердечной улыбкой и привтливымъ, свжимъ пожатіемъ только что вымытой холодной руки.

Миссисъ Пэламъ тотчасъ же налила еще чаю и подала хлбъ съ масломъ.

Вошелъ молодой человкъ медвжьяго тлосложенія. Походка у него, была неуклюжая, словно подстерегающая.

— За забастовочными деньгами,— сказалъ онъ.

— Послушайте, Томъ Вильямсъ,— заговорилъ Гаррисъ. Забастовка тянется вотъ уже шесть недль. Что же, вы до сихъ поръ не знаете, что выдача производится по пятницамъ, съ половины третьяго до половины шестого? Вдь опоздай вы на работу на двадцать минутъ, какъ теперь, васъ бы оштрафовали, не такъ ли?

Вильямъ не возражалъ. Миссисъ Пэламъ поспшила обратиться къ нему въ дружескомъ тон:— Какой вашъ номеръ, мистеръ Вильямсъ?

Онъ сказалъ свой номеръ, она сдлала у себя отмтку и подала ему 10 шиллинговъ вмст съ книгой, гд онъ долженъ былъ расписаться. Онъ взялъ деньги, но отодвинулъ книгу, заявивъ, что онъ ‘неученый’. Миссисъ Пэламъ расписалась за него.

На нкоторое время наступило затишье. Брандъ растянулся на скамь въ дальнемъ конц комнаты и лежалъ съ закрытыми глазами. Гаррисъ продолжалъ управляться съ хлбомъ и масломъ.

— Нанни,— обратился къ жен Пэламъ съ особой мягкостью,— мн по поводу этой стачки не избжать ссоры.

Нанни вопросительно взглянула на мужа.

— Я получилъ цлую нотацію отъ доктора Карботля изъ Ниццы. Онъ, видишь ли, полагаетъ, что человкъ моего происхожденія не долженъ путаться въ низменную агитацію,— не долженъ сводить церковь въ соприкосновеніе съ грязью. Онъ надется, что я извинюсь передъ директорами компаніи, и прибавляетъ, что если я приму дальнйшее участіе въ забастовк, то сочтетъ, что я не оправдалъ его доврія. Такимъ образомъ, конецъ исторіи, я полагаю, будетъ въ томъ, что намъ придется укладываться.

— Въ чемъ дло, мистеръ Пэламъ? Вы потеряете ваше мсто?— спросилъ Гаррисъ.

— Приходскій священникъ, у котораго я викаріемъ, не одобряетъ демократизма въ своихъ подчиненныхъ,— отвчалъ Пэламъ.

Гаррисъ презрительно назвалъ мстнаго попа ‘ископаемымъ’ и замтилъ, что ему вообще со священниками не дтей креститъ, но если бы вс священники были, какъ мистеръ Пэламъ, то онъ, Гаррисъ, постоянно ходилъ бы въ церковь ‘просто изъ добраго расположенія’.

— А какъ поступитъ Брандъ, когда все это дло окончится?— спросилъ Пэламъ, понизивъ голосъ,— Что онъ, останется?

— Не изъ таковскихъ,— сказалъ Гаррисъ.

— А вы, Гаррисъ?

— Не изъ таковскихъ,— повторилъ тотъ.

— А ты, Оливеръ?— спросила миссисъ Пэламъ съ улыбкой.

— Не изъ таковскихъ,— отвтилъ Оливеръ.

Въ это время появилась, наконецъ, давно ожидаемая депутація изъ трехъ членовъ. Брандъ вскочилъ и быстро проговорилъ: ‘зови трехъ остальныхъ комитетчиковъ, Дикъ. Я полагаю,— они въ пивной’.

— Ну, а хоть бы и тамъ?— вамъ не къ чему было упоминать объ этомъ, товарищъ,— сказалъ одинъ изъ делегатовъ.

Гаррисъ вышелъ, задумчиво неся чайныя принадлежности, и возвратился въ сопровожденіи трехъ членовъ стачечнаго комитета, одинъ изъ которыхъ тщательно вытиралъ рукой губы.

Вс сли за столъ. Гаррисъ, какъ предсдатель, слъ посередин, противъ чернильницы. Пэламъ спросилъ за себя и жену — можно ли остаться въ комнат? Бертонъ, делегатъ, сдлавшій Бранду замчаніе, тотчасъ же внесъ предложеніе, чтобы допустить Пэламовъ въ засданіе. Предложеніе было надлежащимъ образомъ поддержано и вотировано въ благопріятномъ смысл.

Гаррисъ всталъ и только что приготовился открыть засданіе, какъ въ комнату влетла крошечная двочка съ громадной корзиной въ рукахъ и закричала, задыхаясь: ‘пожалуйста, пожалуйста! тятькины деньги за забастовку’.

— Слушай, двчура, разв ты не видишь, что ты опоздала?— спросилъ Гаррисъ.

— Пожалуйста, сэръ… я не знала настоящаго времени, а въ лавк меня задержали… теперь отецъ разсердится:

— Покажи отцовскую карту,— сказалъ Гаррисъ.— Вильямъ Люисъ, номеръ 189. Женатъ, конечно. Десять шиллинговъ. Ну, двица, подписывайся за отца. Давай руку: вотъ полкроны, да шесть пенсовъ — три шиллинга, четыре, пять, шесть, семь,— десять. Ну, лети домой.

Ребенокъ выбжалъ, и Брандъ замкнулъ на замокъ дверь, во избжаніе дальнйшихъ перерывовъ.

II.

Гаррисъ началъ съ обстоятельнаго изложенія отказа директоровъ вести переговоры съ президентомъ союза (т.-е. самимъ Гаррисомъ), или съ его секретаремъ (т-.е. Брандомъ), подъ тмъ предлогомъ, что хотя они и работали на проволочную компанію, однако, были по ремеслу, собственно, не проволочники, а механики… мы принадлежимъ къ Соединенному Обществу {Amalgamated Society of Engeneers — Одинъ изъ сильнйшихъ рабочихъ союзовъ Великобританіи, считающій сотни тысячъ членовъ и обладающій милліонными капиталами. Примч. перевод.} и гордимся этимъ,— прибавилъ Гаррисъ.

Онъ, Гаррисъ, а также Брандъ — не изъ тхъ людей, что гонятся за церемоніями, поэтому делегатами были выбраны товарищи Гаммондъ, Бртонъ и Вилькинсъ, теперь они должны дать отчетъ о своихъ дйствіяхъ.

— Товарищъ Гаммондъ, изложите.

Гаммондъ началъ: ‘Ну-съ, вотъ, пришли мы и, значитъ, видимъ: мистеръ Бэнъ и мистеръ Ли, и вс господа за столомъ. А на стол лондонскія газеты лежатъ. Мистеръ Ли въ золотыхъ очкахъ: онъ только что читалъ ‘Трубача’.,

Ропотъ одобренія прошелъ по комитету, такъ какъ вс хорошо знали, что въ ‘Трубач’ появилась замтка, матеріалъ для которой былъ доставленъ Пэламомъ, въ ней низкая плата и долгій рабочій день Медфордскихъ проволочныхъ рабочихъ сопоставлялись съ боле выгодными условіями работы той же отрасли труда въ другихъ мстахъ.

— Ну, мы, значитъ, попросили сказать намъ ихнія условія, и мистеръ Бэнъ вычиталъ ихъ изъ бумаги. Первымъ условіемъ стояло, чтобы мы отказались отъ рабочаго Союза. Тогда я всталъ, взялъ шапку и говорю имъ: ‘ежели такъ, джентльмэны, такъ намъ придется сказать ‘прощайте’ вашей милости, потому, мы скорй будемъ голодать, нежели откажемся отъ Союза, и съ тмъ длу конецъ. Ну, тутъ мистеръ Ли говоритъ: ‘присядьте, присядьте, нечего горячку пороть’. Ну, и на то похоже стало, что они на этомъ пункт настаивать не хотли.

— Это просто была выходка, чтобы посмотрть — пойдемъ ли мы на это. Потомъ мистеръ Экерсъ заплъ насчетъ того, что насъ-де смутили, и что они ничего худого противъ насъ не имютъ…

— Вотъ именно!— воскликнулъ одинъ изъ комитетчиковъ.

— И вотъ, дескать, все шло дружелюбно и по хорошему, пока не попали промежду насъ нкоторые сорвиголовы! Но, говоритъ, я надюсь, что опять все уладится. Тутъ я опять всталъ и говорю: ‘мистеръ Экерсъ, сэръ, для васъ-то, можетъ быть, дла шли по-хорошему, мы на этотъ счетъ не извстны, но для насъ они вовсе не были такъ пріятны: а что насчетъ добрыхъ чувствъ, такъ могу сказать, за врное, что добрыхъ чувствъ со стороны рабочихъ за эти послдніе три года — да и раньше — было мало.

И если вы подъ сорви-головами разумете Бранда,— опять, значитъ я ему говорю,— такъ позвольте вамъ доложить, что и до его прихода достаточно было неудовольствія.

Я выложилъ имъ все прямо, э, Томъ?

— Чего тамъ!— прямехонько, Биль, — отвчалъ Бртанъ.

— А я, значитъ, опять говорю: вамъ не нравится нашъ секретарь, а намъ не нравится вашъ надсмотрщикъ, и если бы вы не посадили на это мсто такого придирчиваго, непереноснаго человка, такъ намъ, можетъ быть, и въ голову не пришло бы организовать для защиты союзъ. Но вдь суть-то дла,— говорю я,— въ продолжительности дня, изъ-за этого мы забастовали. Работаемъ мы двнадцать часовъ и, по нашему, это слишкомъ много.

— Въ другихъ мстахъ въ нашемъ же ремесл работаютъ меньше. Ваши собственные механики работаютъ всего девять часовъ, зачмъ же мы будемъ работать двнадцать и то — за меньшую плату?

— Такъ и слдуетъ съ ними разговаривать,— замтилъ одинъ изъ присутствующихъ.

— Ну-съ, друзья,— продолжалъ Гаммондь,— такъ это, значитъ, мы толкуемъ вдоль и поперекъ, и пришли къ тому, что, значитъ, они готовы сдлать день въ десять часовъ, если мы сбавимъ жалованья на шесть пенсовъ {Около двадцати пяти копекъ на русскія деньги. Примч. перевод.} въ недлю, или же пусть, дескать, день будетъ въ одиннадцать часовъ при прежней плат,— если, значитъ, мы согласимся по остальнымъ пунктамъ. На это мы сказали, что, стало быть, представимъ объ этомъ комитету, а что комитетъ постановитъ — сообщимъ имъ.

Потомъ стали мы толковать, значитъ, о Союз, объ Кит и Дик, т.-е. собственно, это Китъ имъ поперекъ горла сталъ. Видите ли, о ни говорятъ, что не могутъ и не станутъ терпть вмшательства въ дла постороннихъ лицъ… тутъ и на вашу долю, мистеръ Пэламъ, было отпущено нсколько щелчковъ. Ну, тогда врзался, стало быть, въ разговоръ Джо и говоритъ: ‘вотъ что, джентльмэны: о чемъ мы толкуемъ и что длаемъ вн работы, то васъ не касается. Хотимъ устраивать Союзъ и устраиваемъ, а выбираемъ въ секретари кого вздумаемъ. Ну, потомъ… что еще ты говорилъ ему потомъ, Джо?

Вилькинсъ поднялся съ большой торжественностью. Онъ былъ значительно старше всхъ присутствующихъ, и походилъ скоре на мелкаго лавочника, чмъ на рабочаго, а рчь его напоминала диссентерскихъ проповдниковъ.

— Я говорю: ремешекъ за веревочку, джентльмэны. Вы не имете права отказать нашему секретарю, мы не имемъ права отказать вашему надсмотрщику, но если вы надумаете дать отставку вашему человку, мы подумаемъ объ отставк нашему. А Сампсонъ сидитъ тутъ же все время,— черне ночи. А я, значитъ, думаю про себя: ну, Джо Вилькинсъ, если этотъ человкъ останется на своемъ мст, теб капутъ. Такъ это я подумалъ.

Онъ перевелъ духъ и сталъ въ позу, которая хорошо была извстна присутствующимъ, какъ приготовленіе къ длинному ораторскому упражненію. Гаррисъ взглянулъ значительно на Бртона. Понявъ этотъ взглядъ, Бртонъ быстро перебилъ оратора:— Въ конц-концовъ мы пришли къ тому, что если-де они расчитаютъ своего человка, мы разстанемся со своимъ. И еще мы сказали, что, молъ, представимъ объ этомъ комитету.

— Вы выслушали докладъ делегаціи, товарищи,— сказалъ Гаррисъ.— Теперь ваше дло — сообразить, слдуетъ ли намъ, какъ комитету, посовтовать забастовщикамъ принять эти условія.

— Ахъ, вотъ еще что,— замтилъ Бртонъ, вспомнивъ новое обстоятельство,— они дали намъ понять, что не особенно стоятъ за отставку Гарриса, только бы мы отказались отъ Бранда.

— Покорно ихъ благодарю,— замтилъ Гаррисъ, красня въ лиц.— Они, надо полагать, думаютъ, что я не умю постоять за дло. Хочетъ кто-нибудь сказать что-либо по этому вопросу, предложить резолюцію?

Оказалось, что каждый изъ сидвшихъ за столомъ имлъ нчто сказать, но вс замчанія, сдланныя первыми ораторами, отличались гораздо боле длиной нежели существенностью. Наконецъ, всталъ комитетчикъ съ меньшими ораторскими наклонностями и выпалилъ слдующее:— я бы, товарищи, хотлъ сказать вотъ что. Китъ Брандъ былъ хорошимъ секретаремъ, что и говорить, но стоитъ ли намъ продолжать забастовку, собственно, изъ-за него? Я прямо спрашиваю васъ, товарищи: и не то, чтобы я думалъ что-нибудь непріятное на его счетъ… стоитъ ли, все-таки, выстаивать дольше?

— Слушайте, слушайте!— закричало нсколько голосовъ, а сосдъ Бранда обратился къ нему тономъ извиненія со слдующими словами:— Видите ли, Китъ, гд больное мсто — жена да ребятишки, вотъ гд жметъ. Семейному человку трудно. Конечно, вамъ это не такъ чувствительно. У васъ нтъ никого близкаго.

— О, какъ могъ онъ сказать подобную вещь?— прошептала миссисъ Пэламъ мужу.

Пэламы сидли у дальняго конца стола и все время открывали копилки, пересчитывали, что въ нихъ было, и затмъ заворачивали монеты въ коричневую бумагу, по пяти шиллинговъ въ каждомъ свертк. Снова поднялся Вилькинсъ и очень многословно выразилъ мнніе, что слдуетъ принять предложенныя условія.— Мы не можемъ расчитывать,— сказалъ этотъ разсудительный человкъ,— выиграть по всмъ пунктамъ, и я понимаю, что имъ Брандъ не переносенъ. Нельзя вдь отрицать, что было сказано немало лишняго. Скажу такъ: большую часть того, чего мы добивались, мы получили, и теперь намъ охота зажить спокойно.

— Поддерживаю это предложеніе,— сказалъ Бртенъ,— не то, чтобы я согласенъ былъ съ Джо, будто Китъ говорилъ лишнее,— но вотъ, что я скажу прямо: пусть тамъ себ директоръ требуетъ, или не требуетъ, что проволочные рабочіе должны и секретаря имть проволочника, а не механика, хотя бы онъ къ намъ съ неба свалился.

— Слушайте, слушайте!— закричало нсколько голосовъ.

— Быть можетъ, нашъ секретарь пожелаетъ сказать нсколько словъ, прежде чмъ я пущу предложенную резолюцію на голоса,— спросилъ Гаррисъ. Онъ взглянулъ на Бранда добрымъ, ободряющимъ и вмст, какъ бы просящимъ извиненія, взглядомъ. Брандъ поднялся на ноги и началъ говорить тмъ тономъ показного равнодушія, которымъ,— какъ это хорошо знали Пэламы,— онъ прикрывалъ накипвшую въ немъ горечь:— Господинъ предсдатель, и вы, друзья! мн говорить много не приходится. Дло это ваше, вамъ его и ршать. Я старался сдлать для васъ все, что въ моихъ силахъ, и отъ души сожалю, что не могъ сдлать большаго. Сдлалъ я это не затмъ, чтобы вамъ понравиться, а потому, что полагалъ, что такъ слдуетъ поступить. Я удовлетворенъ тмъ, что я сдлалъ, и не жалуюсь на то, что не пріобрлъ вашего расположенія. У меня нтъ никакого недобраго чувства по этому поводу: слишкомъ много этого рода вещей я видлъ на своемъ вку. Задолго до того, какъ я выслушалъ отчетъ депутаціи, я принялъ ршеніе: оставить Медфордъ тотчасъ по окончаніи забастовки. Поэтому я теперь же подаю въ отставку, какъ секретарь Медфордскаго Рабочаго Союза Проволочниковъ, и оставляю постъ, на который вы меня выбрали два съ половиной года тому назадъ.

Онъ опустился на скамью, а тотъ изъ комитетчиковъ, для котораго прилавокъ пивной имлъ особую привлекательность, воскликнулъ:— ахъ ты, милый ты человкъ, Китъ!

Остальные сидли молча, испытывая неловкость людей, которымъ дали почувствовать, что поведеніе ихъ было некрасиво.

— Иметъ еще кто что-нибудь сказать?— спросилъ Гаррисъ.— Вилькинсъ напомнилъ, что члены Союза ожидаютъ ршенія и что не къ чему понапрасну тратить время.

Никто боле не пожелалъ говорить.

Гаррисъ поставилъ резолюцію на баллотировку, и вс руки поднялись вверхъ, кром руки Бранда.

— Кто противъ?— Никого. Объявляю резолюцію принятою.

— Ничего, Китъ,— обратился Гаммондъ къ Бранду.— Вотъ, какъ попробуютъ они новаго секретаря съ полгода, такъ заговорятъ вс, что такого другого секретаря, какъ вы, нтъ, и не будетъ.

— А вы думаете, мн не все равно?— отвчалъ Брандъ.— Что меня, дйствительно, заботитъ, такъ это, что они посадятъ въ секретари эту старую пустозвонную крысу Вилькинса, и онъ сведетъ на нтъ весь Союзъ.

— Ни-ни-ни!— возразилъ Гаммондъ.— Этому старому плуту никогда не быть секретаремъ. Мы, тоже, себ на ум.

— Онъ, повидимому, самъ мтитъ въ секретари,— прошептала миссисъ Пэламъ, обращаясь къ мужу.

Оливеръ вышелъ вслдъ за другими, и молодая женщина осталась одна, продолжая механически пересчитывать мдяки.

III.

Прошло минутъ десять. Миссисъ Пэламъ все еще заворачивала по шестидесяти пенсовъ въ оберточную бумагу, когда послышался стукъ въ дверь, и на порог появился пожилой человкъ, имвшій видъ ремесленника высшаго разряда.

— Я бы хотлъ видть Кристафера Бранда,— сказалъ онъ.

— Онъ сейчасъ на собраніи, вн дома. Могу я что-нибудь передать ему отъ васъ? Что-нибудь насчетъ Союза?

— Нтъ, не насчетъ Союза,— отвчалъ поститель медленно. Помолчавъ, онъ прибавилъ:— меня зовутъ Брандъ. Я пріхалъ изъ Нордгамптона, чтобы его повидать.

— А, такъ вы его отецъ?— вскричала миссисъ Пэламъ радушно.— Войдите, пожалуйста.

Старикъ вошелъ и слъ, а она продолжала:

— Я полагаю, собраніе объявитъ стачку конченною, и я боюсь, что тогда мистеръ Брандъ сразу почувствуетъ тяжесть того напряженія и заботъ, какія она ему принесла, тмъ боле, что директора ставятъ условіемъ мира его отставку, какъ секретаря Союза.

— А разв рабочіе не постоятъ за него?— спросилъ Брандь-старшій.

— Не думаю, во всякомъ случа, чтобы онъ до пустилъ ихъ до этого.

Они посмотрли другъ на друга. Она замтила, что отецъ Крастофера Бранда былъ боле могучаго тлосложенія, но пониже сына, что у него были боле свтлые волосы и боле грубый цвтъ лица, но что лицо было умное и добродушное.

— Вы, я полагаю, миссисъ Пэламъ, сударыня?— сказалъ онъ и, получивъ утвердительный отвтъ, прибавилъ:— я слышалъ объ васъ и объ вашемъ супруг отъ Кита.

Снаружи донеслись рукоплесканія и крики: ‘Браво, Брандъ! Молодецъ Китъ!’, а черезъ минуту вошелъ и самъ Кристаферъ. Онъ едва передвигалъ ноги, былъ страшно блденъ и опирался на Пэлама,

— О, Оливеръ, что случилось?— вскричала его жена, бросаясь впередъ.

— Ничего, онъ упалъ въ обморокъ въ толп. Что мудренаго!

Пэламъ посадилъ молодого Бранда въ кресло, миссисъ Пэламъ открыла окошко и принесла стаканъ воды.

Черезъ минуту Кристаферъ открылъ глаза и проговорилъ нетвердымъ голосомъ: ‘однако, скрутило какъ слдуетъ. Никогда въ жизни не чувствовалъ я себя такъ нелпо’.

— Китъ!— произнесъ его отецъ.

— О, отецъ!— проговорилъ Брандъ, сдлавъ попытку выпрямиться.— Надюсь, ничего худого не случилось?

— Нтъ, Китъ, ничего. Хотлось повидать тебя насчетъ одного дльца, только и всего. Но что же ты такое длалъ, что дошелъ до этого состоянія?

— Онъ велъ въ теченіе шести недль забастовку, мистеръ Брандъ, никогда не имя ни путной пищи, ни покоя,— отвчалъ Пэламъ.

Замтивъ, что молодой Брандъ, хотя все еще былъ блденъ, но значительно оправился, миссисъ Пэламъ заявила, что она съ мужемъ уйдетъ на нсколько минутъ, чтобы дать покой больному. ‘Только смотрите, мистеръ Брандъ, не уходите, не прибравъ всхъ этихъ денегъ.

— Въ чемъ же дло, отецъ?— спросилъ Кристаферъ. Должно быть, что-нибудь серьезное, коль скоро вы пріхали изъ Нордгамптона.

— Дло серьезное,— сказалъ старикъ и положилъ передъ сыномъ распечатанное письмо. Оно было адресовано на имя миссисъ Джемъ Брандъ. Китъ глядлъ на письмо нахмурившись.

— Я не могъ придумать, кто бы это могъ быть, что пишетъ къ ней письмо, не зная, что она ужъ нсколько лтъ, какъ умерла. Конечно, я вскрылъ письмо и прочиталъ. Но оно, оказывается, принадлежитъ не мн, а теб. О теб оно, Китъ. Оно отъ твоего отца.

Китъ отодвинулъ письмо въ сторону и, помолчавъ, сказанъ: ‘я не хочу имть съ нимъ никакого дла. Онъ не интересовался мною все это время’.

— Нтъ, нтъ, мой мальчикъ, не надо кипятиться. Поразмысли о себ самомъ. Ты знаешь, Китъ, ты малый способный, въ теб много честолюбія и темперамента. Хорошаго рабочаго изъ тебя не выйдетъ, слишкомъ ты любишь командовать, да и другого ты покроя человкъ. У тебя вс ухватки другія, и ребята это чувствуютъ. Вотъ тутъ-то и загвоздка во всемъ этомъ дл. Они чувствуютъ, что ты — не они.

— Можетъ ты и правъ,— сказалъ Брандъ,— они не знаютъ, конечно, моей исторіи, а все-таки зовутъ меня аристократомъ.

— Ну, вотъ, теперь теб представляется хорошій случай, пожалуй, ты можешь имть и деньги, и силу, и протекцію. Вдъ это твое, твое же собственное. Я не могу подумать объ этомъ человк безъ гнва., посл всего, что прозошло въ теченіе этихъ лтъ, но теб слдуетъ отнестись иначе, потому что, все же, въ конц-концовъ, онъ теб отецъ. Господу извстно, я бы не желалъ потерять тебя, Китъ. Ты мн такъ же дорогъ, какъ мои собственныя дти. Пожалуй, въ нкоторомъ смысл, дороже, потому что ты похожъ на нее, а остальныя дти на меня. Но право есть право, а ты тутъ въ своихъ правахъ.

Онъ снова положилъ письмо передъ Кристаферомъ.

— Отецъ!— сказалъ Кита, и онъ сказалъ это совсмъ не тмъ голосомъ, какимъ говорилъ въ комитет.— Если бы только вы знали, какъ сильно,— охъ, какъ сильно!— желалъ бы я быть скоре вашимъ роднымъ сыномъ, чмъ того человка.

— Знаю, Кита,— отвчалъ его отчимъ,— но будь ты мой родной сынъ, ты бы совсмъ не былъ похожъ на того, каковъ ты теперь. Принимай обстоятельства, какъ они есть, и гляди имъ прямо въ лицо. Отецъ твой былъ прохвостъ, но джентльмэнъ по происхожденію. И вотъ онъ сдлалъ изъ тебя полуджентльмэна, но, къ счастью, не далъ теб ничего прохвостническаго.

— Да, и не далъ мн также моего собственнаго имени,— замтилъ Китъ.

— Онъ теперь предлагаетъ теб самому сдлать свое собственное имя. Прочитай письмо, Китъ. Прочитай письмо и суди безъ предубжденій.

Молодой человкъ взялъ письмо, прочелъ и выраженіе неудовольствія на его лиц усилилось.

— Онъ даже не подписалъ письма. Я долженъ, видите ли, идти къ его адвокату, и тотъ дастъ мн средства. Онъ говоритъ, что слыхалъ обо мн. Какъ это онъ слыхалъ обо мн?

— Можетъ быть, черезъ эту забастовку?

— Какъ его зовутъ? Вы никогда не говорили мн его имени.

— Я самъ не знаю, родной мой, знаю только одно: что онъ тогда называлъ себя не настоящимъ именемъ.

— Не знаю, что мн длать,— сказалъ Брандъ.— Все это приходитъ какъ разъ въ то время, когда я долженъ оставить здшнее мсто и начать жизнь сызнова.

Въ это время Гаррисъ, Вилькинсъ и двое-трое комитетчиковъ снова вошли въ комнату. Черезъ минуту за ними послдовали Пэламы. Брандъ быстро всталъ и спряталъ письмо въ боковой карманъ. Онъ не замтилъ, какъ разорванный конвертъ упалъ на полъ.

— Ну, Китъ,— сказалъ Гаррисъ,— собраніе кончено и… Какъ, мистеръ Брандъ? вотъ неожиданно!— Гаррисъ сердечно поздоровался за руку съ Джемсомъ Брандомъ, а Вилькинсъ за. кончилъ начатую имъ фразу:

—… и предложенныя компаніей условія приняты, а вамъ ршено выразить благодарность за ваши добрыя намренія.

— И за вашу готовность уйти ради нашего блага,— прибавилъ Бртонъ.

— Рабочіе, значитъ, уврены, что ихъ благо въ моемъ уход?— замтилъ Китъ.— Я постоялъ за васъ, братцы, до конца, если бы вы хотли, но, какъ видно, лучшая услуга, которую я могу оказать вамъ, это — уйти отъ васъ. Что-жъ, можетъ это и для меня самое лучшее. Можетъ завтра комитетъ собраться ровно въ десять часовъ?

На комитетчиковъ повяло холодкомъ, и они почувствовали, что имъ пора уходить. Гаммондъ пожалъ Бранду руку и заврилъ его, что Союзъ не распадется, но не получилъ въ отвтъ ожидаемой улыбки.

Со свойственной ей склонностью къ порядку, миссисъ Пэламъ наклонилась, чтобы поднять валявшійся конвертъ, и поглядла его на свтъ, чтобы удостовриться, прежде чмъ бросить, что въ немъ ничего не заключалось. При этомъ она увидла адресъ.

— Оливеръ, смотри,— сказала она.

— Въ чемъ дло?— спросилъ викарій, пораженный ея тономъ и беря конвертъ изъ ея рукъ.

— Вдь это почеркъ дяди Уорика,— сказала она.

Онъ поглядлъ на конвертъ съ очень серьезнымъ лицомъ.

— Какъ бы то ни было, это не наше дло,— замтилъ онъ черезъ минуту.

— Конечно,— отвчала жена, и отнесла конвертъ въ уголъ, гд лежала куча ненужной бумаги.

Гаррисъ спросилъ, была ли для него какая спшная работа и, получивъ въ отвтъ, что длать было нечего, предложилъ Джемсу Бранду пойти повидать миссисъ Гаррисъ, кстати же онъ взялся по дорог зайти въ редакцію ‘Медфордскаго Экспресса’ и дать отчетъ объ окончаніи стачки.

Брандъ все еще стоялъ у камина, снова перечитывая полученное письмо. Пэламъ съ женой подошли и остановились насупротивъ Кристафера.

— Итакъ, вы оставляете Медфордъ, Брандъ,— сказалъ викарій.

— Да, оставляю,— отвтилъ Брандъ.

— Я очень этому радъ, потому что ваши способности здсь пропадаютъ. Знаете ли, вы единственный человкъ, которому я завидую?

— Мн?— спросилъ Брандъ, поднимая голову.

— Да вамъ, и вотъ почему. Смотрите, вотъ насъ двое, оба мы приблизительно того же возраста, имемъ одинаковыя надежды и цли. Мы оба знаемъ, что настоящее рабочее движеніе должно выйти изъ самаго народа, и что первый шагъ, который мы можемъ сдлать въ пользу движенія, состоитъ въ томъ, чтобы привить народу нашу вру въ дло. Который же изъ насъ двоихъ можетъ успшне выполнить эту задачу? Не я, потому что я вн этой среды. Я никогда не работалъ ручной работы, никогда не бродилъ съ мста на мсто въ поискахъ за работой, никогда не зналъ, что значитъ истратить послдній шиллингъ. Мои слова, мои мысли, моя манера глядть на вещи нсколько иныя, чмъ въ народ, и рабочіе не довряютъ мн. Я, со своей стороны, не чувствую, чтобы какой-нибудь барьеръ отдлялъ меня отъ нихъ, но они чувствуютъ. Я не хочу сказать, что вы чувствуете, нтъ, не вы. И вотъ, Брандъ, если бы я только могъ сбросить съ себя свое происхожденіе, свое образованіе и вс т вещи, которыя мы называемъ преимуществами, и стать, какъ вотъ вы, однимъ изъ рабочихъ, я бы сдлалъ это, и я былъ бы за это благодаренъ судьб.

Его жена, стоявшая рядомъ, слегка кивнула головой въ знакъ согласія. Брандъ молчалъ и смотрлъ на обоихъ съ нкоторымъ изумленіемъ.

— А вы, вотъ, одинъ изъ нихъ,— продолжалъ Пэламъ,— мало того, вы обладаете тми рдкими качествами, которыя изъ человка длаютъ вожака. Обладай я этими способностями — а у меня ихъ нтъ — я, все же, никогда не смогъ бы — никогда — сдлать того, что сдлаете вы. Великое это дло — имть т возможности, какія имете бы, и быть достойнымъ ихъ.

‘И быть достойнымъ’,— повторилъ Брандъ въ полголоса.

— А я — или мы — лучшее, что мы можемъ сдлать, это — помогать и идти за вожакомъ, и мы это понимаемъ. А теперь, Брандъ, о другомъ и боле мелкомъ дл. Оказали бы вы мн помощь, если бы я обратился къ вамъ за нею?

— Конечно,— отвтилъ Брандъ,— и вамъ это хорошо извстно.

Миссисъ Пэламъ, догадываясь, къ чему ведетъ ея мужъ, незамтно отошла къ столу.

— И знаете, нтъ человка, къ которому бы я обратился съ большею готовностью за помощью, чмъ къ вамъ,— продолжалъ викарій.— Я ожидаю отъ васъ того же. Я знаю, что вы не пользовались пособіемъ изъ кассы за все время забастовки и вообще не получили ни копйки отъ общества, къ которому принадлежите. Возьмите у меня нсколько денегъ, чтобы заплатить здсь ваши долги и чтобы имть время осмотрться въ Лондон.

Брандъ стоялъ и молчалъ, глядя на письмо, которое онъ держалъ въ рук.

— Что же, Брандъ, неужели не возьмете? Я бы принялъ отъ васъ съ радостью.

Брандъ медленно разорвалъ письмо пополамъ и бросилъ куски въ огонь.

— Да, я возьму деньги, мистеръ Пэламъ, и большое вамъ за нихъ спасибо. Вы и не подозрваете, какъ много вы для меня сдлали въ послднія десять минутъ. Дьяволъ приходилъ ко мн въ форм этого клочка бумаги, что горитъ теперь, и искушалъ меня измнить моему классу, продавъ его за богатство и удобства. Въ то время, какъ вы завидовали моему положенію, я малодушно думалъ о томъ, не промнять ли его на жизнь боле подходящую къ вашей. Но этого никогда боле не случится. Вотъ тухнутъ послднія искры этой бумажонки!

Онъ отвернулся почти весело. ‘А теперь,— сказалъ онъ,— давайте-ка сосчитаемъ послдніе мдяки, послдніе наши забастовочные мдяки.

IV.

Соціалистическое общество Рссельсквера устроило блестящій вечеръ. Нанятъ былъ большой залъ, и девизъ Общества Festin a lente, написанный ярко-зелеными буквами на красномъ пол, протянулся поперекъ всей задней стны, позади эстрады. Узкою аркой, закрытой занавсью, залъ сообщался съ задней комнатой. Около половины восьмого эта занавска была отдернута, и только что избранный безвозмездный секретарь Общества мистеръ Уолтеръ Димсдэль взошелъ на пустую эстраду. Зато онъ былъ украшенъ не только краснымъ галстухомъ, но и красной розеткой значительныхъ размровъ, въ его рук была бумажка съ замтками, которыя онъ методически отмчалъ по мр того, какъ произносилъ ихъ шепотомъ:

‘Порядокъ дня для предсдателя. Чернильница… полна, даже черезчуръ полна. Перо для меня’. Онъ пересмотрлъ собраніе ручекъ и выбралъ боле подходящую. ‘Графинъ съ водой и стаканъ… есть. Розетки для комитета’. Онъ вошелъ въ заднюю комнату, гд лежали эти украшенія, и нашелъ тамъ мистера О’Галлорана, члена комитета. Этотъ джентльмэнъ сидлъ за столомъ, перечитывая и исправляя небольшую рукопись. Окончивъ свои поправки, онъ взялъ розетку изъ ящика, поданнаго ему секретаремъ, и предложилъ прослушать статью, которую онъ только что написалъ для завтрашняго номера ‘Метеора’.

Димсдэль огласился. Тогда О’Галлоранъ откинулся въ кресл, распахнулъ свой коричневый сюртукъ въ клточку, и сталъ читать.

Герой дня Китъ Брандъ и Соціалистическое Общество Рссельсквера. Кристаферъ Брандъ, въ настоящую минуту популярнйшій человкъ въ Англіи, родился около тридцати лтъ тому назадъ отъ бдныхъ, но почтенныхъ родителей, въ одномъ изъ предмстій Манчестера и получилъ въ городской школ великой столицы хлопчато-бумажнаго производства начатки этого образованія, которое нын сослужило ему такую хорошую службу. Много трогательныхъ анекдотовъ переходитъ изъ устъ въ уста объ его раннемъ развитіи и смлости. Четырнадцати лтъ онъ поступилъ ученикомъ…’

— Но гд же эти анекдоты?— спросилъ неудовлетворенный слушатель.

— Я въ жизнь не слыхалъ ни одного,— отвчалъ журналистъ.— Но это, знаете, хорошо звучитъ, да и вполн у мста, потому что, если такихъ анекдотовъ еще нтъ, то ихъ, наврно, изобртутъ. Дальше тутъ немножко скучновато — факты, знаете,— необходимо было ихъ поставить.

И онъ пробарабанилъ восхитительно изложенную исторію добродтелей Брапда, проявленныхъ имъ въ качеств старшаго брата многочисленнаго семейства, лишеннаго матери, затмъ были расписаны — женитьба героя, смерть жены, участіе въ Сайндербридж въ соціалистической организаціи ‘боле ранней и непрактичной школы’, и, наконецъ, его переходъ въ Мдфордъ, ‘гд мастерское предводительство этого человка три года тому назадъ приковало глаза всей Англіи къ этому отдаленному углу, доставило матеріальныя выгоды забитымъ проволочникамъ путемъ знаменитой стачки, а самому Киту снискало неумирающую благодарность рабочихъ Медфорда, которымъ онъ сталъ дорогъ столько же своимъ милымъ характеромъ, какъ и своей героической и ршительной храбростью’.

— Послушайте, О’Галлоранъ, вы бы лучше посмягчили,— замтилъ Димсдэль.— Милый характеръ! Брандъ не дуракъ, можетъ принять эти ваши слова за насмшку. Онъ самый страшный задира во всемъ Лондон, и его раздражительность вошла въ поговорку.

— Нельзя же намъ говорить въ этомъ тон,— возразилъ журналистъ. Ну-съ… Его жизнь въ Лондон хорошо извстна читателямъ ‘Метеора’. Мы же сразу замтили, что на сцену явился природный вожакъ, и хотя мы безстрашно критиковали его боле раннія ошибки (эта критика значительно помогла ему избжать многихъ изъ нихъ впослдствіи), но мы всегда врили въ судьбу Кита Бранда. Онъ подвергался искушеніямъ. Торіи прибгли къ своей обычной тактик заманиванія въ свои сти каждой восходящей звзды демократіи. Въ теченіе всей карьеры Кита за нимъ шагъ за шагомъ слдовалъ нкій достопочтенный джентльмэнъ духовнаго званія, отрасль широко извстной дворянской фамиліи. Но Китъ прогрессистъ по натур, и вс эти усилія оказались ни къ чему.

— Да оказались ли?— спросилъ Димсдэль.

— Какъ бы то ни было, мы должны это утверждать… Народное поклоненіе этому человку еще усилилось — и усилилось справедливо — длами личнаго мужества, изъ которыхъ главнымъ было спасеніе двухъ дтей во время пожара въ южномъ Лондон, когда даже пожарные боялись кинуться въ разъяренное пламя.

— Ну, послушайте,— снова воскликнулъ секретарь,— вдь вы же знаете, что онъ множество разъ объявлялъ эту исторію чистой выдумкой.

— А не все ли равно?— возразилъ, не смущаясь, журналисту и продолжалъ читать о томъ, какъ Брандъ, порвавъ ‘со старозавтнымъ и непрактичнымъ’ соціализмомъ, обратился къ истинной вр, исповдуемой радикальнымъ ‘Метеоромъ’ и Соціалистическимъ Обществомъ Рссельсквера, и сталъ писать въ различныхъ органахъ печати.— Къ сожалнію,— прибавилъ О’Галлоранъ,— мы не можемъ вдаваться въ подробности этого предмета, такъ какъ Брандъ упорно отказывается писать въ ‘Метеор’. Затмъ онъ возобновилъ свое чтеніе: ‘его защита правъ собраній едва не стоила ему тюремнаго заключенія, торійское министерство едва не законопатило его…’

— Позвольте, позвольте,— вскричалъ секретарь,— да вдь у власти были тогда либералы.

— Читатели ‘Метеора’ не станутъ разбирать этого. Я продолжаю: ‘послднее его дло, приведшее его на высшую точку славы, есть его собственная защита и защита честнаго Гарриса, противъ дутаго обвиненія въ сговор и застращиваній,— обвиненія, порожденнаго стачкой въ Гревзэнд. День за днемъ все знатное и талантливое въ страх толпилось въ суд, чтобы взглянуть на безстрашнаго молодого рабочаго, который, безъ всякой посторонней помощи и безъ юридическаго образованія, сбилъ съ позиціи искуснйшихъ юристовъ, какими могло располагать враждебное ему правительство, и вынудилъ присяжныхъ вынести оправдательный приговоръ. Въ числ тхъ, на кого это проявленіе таланта произвело особенно сильное впечатлніе, былъ и такой авторитетный человкъ, какъ сэръ Джонъ Уорикъ, этотъ знаменитйшій и вмст прогрессивнйшій изъ либеральныхъ свтилъ юридическаго міра…’ Закончу я пламеннымъ описаніемъ блестящаго пріема, устроеннаго ему соціалистами Рссельсквера и романтическимъ описаніемъ вншности Бранда.

О’Галлоранъ, безъ сомннія, продолжалъ бы ораторствовать, если бы его не остановилъ приходъ третьяго комитетчика. Вновь пришедшій, по имени Станфордъ, представлялъ собою широкоплечаго человка лтъ двадцати трехъ, съ квадратной головой. Его костюмъ ничмъ не выдавался, но внимательный глазъ легко прочелъ бы на его фигур четко написанное слово ‘адвокатъ’.

— Ваша розетка,— сказалъ Димсдэль,— какъ члена комитета.

Станфордъ взялъ значокъ съ осторожностью и прикололъ къ сюртуку, затмъ онъ отошелъ нсколько вглубь и остановился, глядя на дверь, чрезъ которую вошелъ. Теперь въ эту дверь входили довольно быстро другъ за другомъ, остальные члены комитета.

О’Галлоранъ, глядя въ щелочку, сквозь занавску, отд лявшую комнату отъ зала, заявилъ, что послдній быстро наполняется.

— Вотъ вошла лэди Уорикъ, съ нею дв молоденькія двицы, одна изъ нихъ — очень похожая на миссисъ Пэламъ, жену достопочтеннаго Оливера.

— Очень понятно,— сказалъ Станфордъ,— миссисъ Пэламъ приходится племянницей лэди Уорикъ.

— Въ самомъ дл? Я не зналъ этого,— сказалъ О’Галлоранъ.— Въ такомъ случа, можетъ быть, я и ошибся относительно партійности достопочтеннаго Оливера? Не извстно ли вамъ, дйствительно ли онъ консерваторъ?

Станфордъ отвчалъ нсколько свысока, что, насколько онъ помнитъ Пэлама по Оксфордскому университету, его бывшій товарищъ мало занимался политикой вообще, но что онъ былъ очень хорошій человкъ: прямой и не дуракъ.

— Онъ закадычный другъ Бранда,— замтилъ журналистъ.

— Въ самомъ дл? Въ такомъ случа Брандъ долженъ быть гораздо боле приличнымъ субъектомъ, чмъ о немъ можно было бы подумать, судя по тому, что о немъ говоритъ ваша всемогущая пресса.

Онъ продолжалъ глядть на входную дверь, черезъ которую теперь вышло еще два комитетчика и прибавилъ:— вотъ и великій сэръ Джонъ Уорикъ. Ему все еще удается быть живописнымъ. Знаете ли, несмотря на его добропорядочную вншность члена парламента, на немъ, по моему, лежитъ отпечатокъ авантюриста: эти быстрые, блестящіе глаза, эта его необыкновенная готовность къ отвту и ловкость!.. Кстати, въ вашемъ Бранд есть то же самое. Между ними положительно есть сходство. Надо полагать, это общій типъ имющаго успхъ политическаго дятеля.

Въ комнату вошелъ сэръ Джонъ Уорикъ, съ нимъ былъ Оливеръ Пэламъ. Пэламъ былъ серьезенъ, сэръ Джонъ сіялъ и былъ очень общителенъ, хотя съ лица блденъ. Станфордъ сказалъ правду, назвавъ его живописнымъ. Онъ съ изяществомъ отвчалъ на почтительный привтъ Димсдэля и представилъ ему Оливера: ‘мужъ моей племянницы, вроятно, впрочемъ, уже извстный вамъ’.

Бдный мистеръ Димсдэль, котораго О’Галлоранъ только что накатилъ своими подозрніями, почувствовалъ себя нсколько неловко при этомъ неожиданномъ стеченіи обстоятельствъ. Онъ пробормоталъ, что не имлъ удовольствія знать Пэлама, и никакъ не ожидалъ, что послдній приметъ участіе въ ныншнемъ вечер.

— Почему такъ, мистеръ Димсдэль?— спросилъ Пэламъ, улыбаясь.— Мн кажется, въ вашихъ рядахъ есть три или четыре священника.

— Да, да, песомннно,— проговорилъ заикаясь Димсдэль. Затмъ, собравшись съ силами и ршивъ упорно отстаивать свой флагъ, онъ добавилъ:— но я полагалъ, что мистеръ Пэламъ слдуетъ политическимъ традиціямъ своей семьи, и мн казалось, что соціализмъ и… и побды труда…

Пэламъ отвчалъ привтливымъ тономъ, но лицо его было серьезнй, чмъ когда-либо:

— Да вдь вс традиціи моей семьи, мистеръ Димсдэль, стоятъ за рабочее законодательство. Мой ддъ, консерваторъ по убжденіямъ, вотировалъ вмст съ лордомъ Шэфтсбери за законъ о фабричной инспекціи, тогда какъ вс радикалы съ Брайтомъ и Кобденомъ во глав, вотировали противъ.

— Но съ тхъ поръ радикалы кое-чему научились,— возразить сэръ. Джонъ Уорикъ весело,— мы — партія прогресса. Твоя же партія, мой милый, боюсь, не научилась ничему. Она никогда ничему не научается, ты самъ знаешь — въ этомъ ея слабость.

— Къ сожалнію, это правда,— отвчалъ Пэламъ.

Мистеръ Димсдэль представилъ сэру Джону, одного за другимъ, всхъ членовъ комитета, теперь уже украшенныхъ розетками. Появился предсдатель митинга, очень юный джентльмэнъ съ довольно хорошимъ положеніемъ въ обществ и весьма богатый, который добивался голосовъ избирательнаго округа, населеннаго рабочими.

Раздавшіеся снаружи крики и апплодисменты возвстили о приход героя. Въ комнату вошли втроемъ Гаррисъ, его жена и Брандъ.

При вход троицы сэръ Джонъ сдлалъ шагъ назадъ, и его улыбка окаменла. Димсдэль нсколько нервный, но восторженный, подался впередъ, приготовляясь привтствовать знаменитыхъ гостей Общества.

— Чрезвычайно радъ видть васъ обоихъ, господа. Привтствую васъ отъ имени Соціалистическаго Общества Рссельсквера, которое, представляя собою идеи нкоторыхъ изъ наиболе передовыхъ мыслителей Великобританіи, можетъ по всей справедливости считать себя выразителемъ безмолвныхъ желаній трудящихся массъ этого великаго города.

— Благодарю васъ,— сказалъ Гаррисъ весело.

Брандъ, помолчавъ съ секунду, отвчалъ:

— Что касается меня лично, мистеръ Димсдэль, то я весьма благодарю за честь, оказанную намъ Обществомъ, пригласившимъ насъ сюда. Но говоря вполн искренно, я явился сюда именно потому, что считаю Общество представляющимъ мнніе не рабочихъ массъ, а средняго класса, и полагая, что обмнъ мыслей между нимъ и рабочимъ принесетъ пользу обимъ сторонамъ, хотя я со своей стороны и не беру на себя представлять молчаливыя желанія массъ. И никто изъ насъ не длаетъ этого, ибо массы не имютъ соотвтственныхъ желаній. Въ этомъ, именно, одинъ изъ ихъ недостатковъ.

Во время этой рчи лица всхъ комитетчиковъ приняли очень серьезное выраженіе. Одинъ Станфордъ глядлъ на говорившаго съ возрастающимъ интересомъ и съ новымъ оттнкомъ сердечности.

— Вы, безъ сомннія, знаете сэра Джона Уорика,— сказалъ Димсдэль, длая легкій жестъ рукою. И вотъ отецъ и сынъ стояли другъ противъ друга. Сэръ Джонъ ожидалъ этого момента со страхомъ, и голосъ его, когда онъ заговорилъ, былъ нсколько жидковатый, а рука, когда онъ ее подалъ, была не совсмъ тверда.

— Я въ первый разъ имю удовольствіе говорить съ мистеромъ Брандомъ, хотя я видлъ и слышалъ его на прошлой недл. Позвольте мн сказать вамъ, мистеръ Брандъ, вполн искренно и какъ опытному юристу, что никогда не случалось мн слышать боле талантливой рчи.

Говоря такъ, онъ глядлъ прямо въ глаза, столь похожіе на его собственные, и думалъ про себя: ‘знаетъ ли онъ?’.

Брандъ, въ свою очередь, глядлъ на сэра Джона и пожалъ ему руку съ полной простотой и искренностью, выраженіе его лица показывало нескрываемое удовольствіе.

— Я весьма польщенъ,— сказалъ онъ.

Пробило восемь часовъ, настала пора идти на эстраду, и вс присутствующіе, кром Пэлама и Станфорда, исчезли за занавской, отдлявшей комнату отъ эстрады. Пэламъ, неимвшій въ виду появляться на ней, только что приготовился выйти черезъ вншнюю дверь, какъ Станфордъ остановилъ его и напомнилъ о себ. Пэламъ удивился, но былъ доволенъ.

— Вы-то что здсь длаете?— спросилъ онъ,— что привело васъ въ Соціалистическое Общество Рссельсквера и даже заставило приколоть на сюртукъ розетку?

Станфордъ пожалъ плечами: т же дв причины, какія заставляютъ людей совершать большинство глупостей!

— ‘Любовь и…’?

— И честолюбіе,— отвчалъ Станфордъ, съ шутливой торжественностью.— Есть нкоторая молодая лэди, которая принадлежитъ къ обществу и вритъ въ него. Это единственная ея слабость.

— Но я не вижу, при чемъ же тутъ честолюбіе,— возразилъ Пэламъ.— Неужели ваше такъ скромно, что довольствуется мстомъ въ этомъ комитет?

Станфордъ засмялся.

— Не совсмъ такъ,— сказалъ онъ.— Но мн хочется попасть въ парламентъ.

Оливеръ кивнулъ въ знакъ пониманія.

— Но могутъ ли эти народы вамъ помочь?— спросилъ онъ.

— Думаю, что могутъ. Правда, до сихъ поръ они едва ли что длали, кром говоренья, но постепенно они этимъ говореньемъ приводятъ зажиточный Лондонъ къ убжденію, что они представляютъ собою соціализмъ, и что соціализмъ, въ конц-концовъ, не такъ уже опасенъ. Они представляютъ собою соціалистическую волну средняго класса, а въ англійской политик побда всегда на сторон средняго класса…

— Была,— подхватилъ Пэламъ.

— Соціализмъ въ Вэстъ-Энд, представляетъ собою энтузіазмъ,— продолжалъ Станфордъ, — въ Истъ-Энд онъ — возмущеніе, въ Блумсбери {Вэстъ-Эндъ или западная часть Лондона, Истъ-Эндъ или восточный кварталъ, рабочая его часть, Блумсбери, въ которомъ расположенъ и Рессельскверъ, населенъ преимущественно среднимъ классомъ. Примч. перевод.}, онъ практическое дло. Цлъ его — добиться извстныхъ экономическихъ перемнъ, добиться постепенно и безъ всякихъ личныхъ жертвъ. Система заключается въ говореніи, лекціяхъ, изданіи брошюръ, участіи въ либеральныхъ и радикальныхъ ассоціаціяхъ и въ томъ, что бы трубить другъ о друг съ неослабвающею настойчивостью. При помощи этихъ средствъ мы наврное, раньше или позже, проведемъ нсколькихъ нашихъ членовъ въ парламентъ. Я имю въ виду быть однимъ изъ тхъ, которые попадутъ раньше.

— Но зачмъ же вамъ выступать въ качеств радикальнаго кандидата? Почему вамъ не выступить смло и самостоятельно, рабочимъ кандидатомъ?

— Потому, что тогда меня не выберутъ. Мы слдуемъ по пути наименьшаго сопротивленія.

— Хотя, какъ часто случается, это есть въ то же время линія наименьшихъ результатовъ,— возразилъ Пэламъ.

— Чтобы достигнуть въ Англіи какого бы то ни было результата, вы должны имть большинство на своей сторон, а большинство всегда слдуетъ по линіи наименьшаго сопротивленія. Никогда никакое большинство не согласится поступить въ мученики.

— Это врно.— согласился Пэламъ, слегка поднявъ голову.— Поэтому-то и кажется мн такою ясною обязанностью — принадлежать къ тому меньшинству, которое идетъ вопіять въ пустыню и указывать слабодушному большинству дорожку, по которой оно пойдетъ современемъ.

Станфордъ поглядлъ на священника съ интересомъ.

— Вы, что же, и Бранда обучили этимъ принципамъ?— спросилъ онъ.

— Скоре наоборотъ,— отвтилъ Пэламъ.— Скоре онъ внушилъ мн ихъ.

— Въ такомъ случа, я позволю себ произнести пророчество,— сказалъ Станфордъ,— Брандъ одинъ изъ тхъ людей, которые умираютъ съ разбитымъ сердцемъ, а потомъ имъ воздвигаютъ статуи.

— Ахъ, пожалуста, не говорите такъ,— вскричалъ Оливеръ,— мн самому это слишкомъ часто приходитъ въ голову.

Дверь въ комнату отворилась, и въ нее впорхнула крошечная лоди. Ея каштановые волосы были подстрижены, сро-голубое платье имло нсколько фантастическій покрой, и она обладала прелестнйшими въ мір сро-голубыми глазами.

Станфордъ порывисто вскочилъ.

— Сильно я опоздала?— спросила она.— Я никакъ, никакъ не могла отложить свой урокъ. Давно они начали?

— Не такъ, чтобы давно,— отвтилъ Станфордъ.— Брандъ еще не говорилъ, иначе бы мы слышали апплодисменты.

— О, пойдемте туда сейчасъ же,— сказала она.— Я не хочу пропуститъ ни одного слова изъ его рчи. Я вдь никогда его не слыхала

— Конечно,— сказалъ Станфордъ.

— А какъ же насчетъ депутаціи?— спросилъ Пиламъ, улыбаясь.

— Ахъ, въ самомъ дл… депутація…— проговорилъ Станфордъ и остановился

— Что надо сказать депутатамъ? Можетъ быть, я могу это сдлать? Я — съ удовольствіемъ

Станфордъ разсыпался въ благодарностяхъ и объяснилъ, что депутацію слдуетъ задержать въ задней комнат, а комитету дать потихоньку знать объ ея приход.

Такимъ образомъ, Пэламъ остался одинъ. Отъ времени до времени къ нему доносились изъ-за занавски — рокотъ произносимыхъ рчей и взрывъ апплодисментовъ.

V.

Вошли четыре человка, и въ трехъ изъ нихъ Пэламъ, къ своему удивленію, узналъ своихъ бывшихъ Медфордскихъ прихожанъ, среди нихъ былъ и прозорливый Джозефъ Вилькинсъ.

Удивленіе было взаимнымъ. Постители глазли на своего бывшаго священника, онъ — на нихъ.

— О, мистеръ Пэламъ,— сказалъ, наконецъ, Вилькинсъ.— Вы тоже членъ этого общества?

— Нтъ,— отвчалъ Пэламъ,— я поститель, не боле. Но меня попросили посидть здсь, чтобы дать знать комитету, когда явится депутація. Не вы ли и являетесь депутаціей?

— Мы,— отвчалъ Вилькинсъ съ достоинствомъ.

Пэламъ вызвалъ Станфорда и возвратился къ депутаціи. Вилькинсъ разсматривалъ съ нкоторымъ любопытствомъ оставленныя на стол красныя розетки. Четвертый делегатъ, одтый нсколько лучше другихъ (ему можно было бы дать лтъ восемнадцать), выразилъ желаніе пойти въ залъ, послушать рчь. Станфордъ заявилъ, что это совершенно невозможно: депутація должна была оставаться скрытой до надлежащаго момента. Въ качеств компромисса, онъ, однако, нсколько отодвинулъ занавсъ и далъ депутаціи взглянутъ на эстраду.

Брандъ только что всталъ со своего мста и былъ привтствуемъ рукоплесканіями.

— Я знаю,— началъ онъ,— что мой другъ Гаррисъ и я были приглашены сюда потому, что намъ выпалъ счастливый случай подтвердить и защитить право свободно организоваться, и потому наша попытка была удачна. Мы гордимся тмъ, что выпало намъ на долю, и гордились бы не мене, если бы намъ за то пришлось попасть въ тюрьму. Но такъ какъ я здсь стою передъ вами свободнымъ и въ качеств вашего гостя, то полагаю, что всего лучше могу отплатить за вашу любезность, обратившись къ вамъ съ неподкрашенной правдой и высказавъ свое искреннее мнніе. Страна наша,— таково мое убжденіе,— полна жестокости и притсненія, составляющихъ нашъ позоръ и опасность, и нтъ боле настоятельной обязанности для каждаго мужчины и каждой женщины, какъ борьба противъ этихъ золъ. Я знаю людей, которые работаютъ двнадцать, четырнадцать и шестнадцать часовъ въ день, которые должны вносить залогъ, да еще кланяться, чтобы имъ позволили сдлать это. Ихъ заработокъ урзывается подъ всякими вздорными предлогами, имъ отказываютъ отъ мста, едва предупредивъ, и, въ конц-концовъ, нердко надуваютъ при возвращеніи залога. У меня есть знакомый извозчикъ. Онъ стоитъ у одной изъ большихъ желзнодорожныхъ станцій. Онъ долженъ вызжать до шести часовъ утра и никогда не возвращается домой раньше часу ночи. И такъ — каждый день: будни и праздникъ. Этотъ человкъ видитъ своихъ дтей только спящими, а не спящихъ ему удается ихъ видть, можетъ быть, разъ въ три мсяца. Встрть онъ ихъ на улиц — онъ ихъ не узнаетъ. Подумайте хорошенько объ этомъ вы, которые возвращаетесь съ занятій домой въ пять-шесть часовъ, а уходите на занятія по утру, посл комфортабельнаго завтрака съ женой и дтьми. Подумайте, какъ бы вы себя чувствовали, если бы ваша жена принуждена была, сидя въ постели, доканчивать шитье, или клеить спичечныя коробки, прежде чмъ ея новорожденному мтнетъ двадцать четыре часа отъ роду. А я видлъ эти вещи. Подумайте, каково бы вамъ было, если бы ваши дочери стирали въ прачешной съ шести часовъ утра до девяти вечера, получая по три фартинга {Фартингъ равняется, приблизительно, одной копйк. Четыре фартинга составляютъ пенсъ. Примч. перевод.} въ часъ. А я знаю такихъ двушекъ. Мн извстны двушки шестнадцати, семнадцати лтъ, которыя работаютъ по десяти часовъ въ день за пять шиллинговъ въ недлю. Он тратятъ на пищу ежедневно три пенса. Два шиллинга въ недлю он должны заплатить за квартиру и стирку своего блья. Такимъ образомъ, вычтя все это, ихъ доходъ ка вс остальныя нужды равняется тремъ фунтамъ и пятя шиллингамъ {Около тридцати рублей. Примч. перевод.} въ годъ, это — предполагая, что у нихъ есть постоянная работа, но такой работы у нихъ нтъ. У нихъ никогда нтъ ни лишней рубахи, ни лишней шляпы, ни пальто, есть только то, что на нихъ надто. И въ такомъ положеніи — сотни тысячъ. Многія изъ нихъ красивы. Вс они молоды и обладаютъ тмъ же стремленіемъ къ красивому, какое свойственно каждой изъ женщинъ, сидящихъ въ этой зал. Подумайте же, каково было бы вамъ, когда бы ваша дочь или ваша сестра подверглась тмъ же лишеніямъ, и тмъ же искушеніямъ, какимъ подвергаются эти двушки.

И ни въ одномъ изъ этихъ золъ нтъ никакой необходимости. Для любого изъ нихъ есть дйствительное лекарство. Таково убжденіе каждаго и каждой въ этомъ зал, кто принадлежитъ къ Соціалистическому Обществу. Вы полагаете, что все это зло можетъ быть уничтожено посредствомъ мирной организаціи и мирнаго законодательства. Таково и мое убжденіе. Въ то же время я убжденъ, что если злу не помогутъ мирнымъ путемъ, то произойдетъ такой взрывъ революціоннаго насилія, какого — Англія, по крайней мр,— еще не видала. Отъ насъ зависитъ предотвратить его. Если же мы, по нерадивости или трусости, не воспользуемся лучшимъ изъ двухъ путей, то кровь нашей націи падетъ на наши головы. Намъ предстоитъ организовать страну какъ со стороны промышленности, такъ и политически. Такова работа, къ которой обязываютъ насъ наши врованія, какъ соціалистовъ,— практическихъ, констуціонныхъ соціалистовъ. Говоря откровенно, если бы мн пришлось выбирать,— я бы не выбралъ этого пути. Я бы скоре выбралъ борьбу. Но дло въ томъ, что задача минуты не въ драк. Теперь я спрашиваю васъ: вотъ, вы сидите здсь, хорошо, чисто одтые и дома васъ ждетъ хорошая да… Скажите: тмъ, что вы сидите и затмъ пойдете домой — длаете ли вы то дло, въ которое, какъ вы увряете, вы врите? Многія изъ васъ, присутствующія здсь лэди, учатъ работницъ, какъ имъ сорганизоваться? Многія ли стараются узнать лучшій къ тому путь и ищутъ этихъ свдній недлю за недлей, упорно, правильно, во всякую погоду? Многіе ли изъ васъ, присутствующіе здсь мужчины, готовы изобличить любого политика и любую газету, къ какой бы партіи онъ ни принадлежалъ, въ томъ, что они не брегутъ этими вопросами, или представляютъ ихъ въ ложномъ свт? Какъ честный человкъ, я долженъ но совсти сказать, что ничего этого вы не длаете. Вы разговариваете и сочиняете хорошенькія эпиграммы и ораторствуете противъ капиталистовъ. Это не трудно и интересно, но едва ли отъ этого будетъ много пользы.

Дло въ томъ, что васъ эти факты нигд не жмутъ, и въ глубин вашего сердца вы къ нимъ относитесь вполн безразлично. Я не хочу проводить границъ между классами, но я вижу собственными глазами, что т, которые не испытали бдности, которые не видли бдности и не жили въ ней,— не хотятъ ничмъ пожертвовать,— что бы они тамъ ни говорили и ни думали объ этомъ предмет,— для излеченія зла. Мн извстны дв личности, готовыя на такія жертвы, но он не принадлежатъ къ вашему Обществу. Между тмъ работа, о которой я говорю, требуетъ всей вашей жизни,— не меньше. Вамъ придется работать для людей, которые не поймутъ васъ, не будутъ имть къ вамъ доврія, не почувствуютъ къ вамъ благодарности. Потому-то они и нуждаются въ вашей помощи, что они таковы, Вы не будете вознаграждены ни довріемъ, ни утшеніемъ, ни собственнымъ сознаніемъ. Вы будете знать, что вы правы, лишь потому, что разъ начавши эту работу,— если вы остановитесь,— ваша совсть ужалитъ васъ, какъ оводъ, и вы почувствуете себя предателями и людьми безъ чести и совсти.

— Еще одно слово, чтобы ничего не оставалось скрытымъ. Я и раньше былъ невысокаго мннія о вашемъ Обществ. Оно представлялось мн чмъ-то врод общества взаимнаго восхищенія, чмъ-то врод спутника одной изъ двухъ политическихъ партій, вмсто того, чтобы быть самостоятельной силой. Я и сейчасъ держусь того же мннія. Не думаю, поэтому, чтобы вы много помогли возрожденію мира. Но въ вашихъ рукахъ — доказать противное. Если въ теченіе четырехъ мсяцевъ вы покажете — вашею дятельностью, что я былъ къ вамъ несправедливъ,— что вы не только соціалисты гостиныхъ, заинтересованные въ возрожденіи міра столько же, сколько и въ опер, что ли, тогда — я общаю вамъ это — я снова приду сюда и попрошу у васъ прощенія съ полнымъ смиреніемъ и съ гораздо боле облегченнымъ сердцемъ, чмъ съ какимъ я сегодня говорилъ все то, что мн сказано.

Онъ слъ, и тотчасъ же раздался громовый взрывъ рукоплесканій. Станфордъ завернулъ занавсъ.

— Не въ бровь, а прямо въ глазъ,— сказалъ Шарманъ.

— Оч-чень неосмотрительно,— замтилъ Вилькинсъ.

— Не знаю, что бы на это сказала Мрфордская Ассоціація,— замтилъ юный депутатъ.

— Молодчина этотъ вашъ агитаторъ,— прошепталъ Станфордъ Пэламу.— Но, Богъ мой, что за битву устраиваетъ онъ для себя!..— Затмъ онъ повернулся къ депутаціи:— Очень, очень радъ васъ видть, джентльмэны. Мистеръ Брандъ сейчасъ будетъ здсь. Онъ ничего не знаетъ, не иметъ понятія о той чести, которую вы ему готовите.

— Мы, знаете ли… Что касается денегъ, такъ у насъ ихъ нтъ,— замтилъ осторожный Вилькинсъ.

— Да, вотъ въ этомъ-то и закорючка,— сказалъ, досел молчаливый членъ депутаціи.— Человку надо какъ-нибудь жить, а между тмъ не можетъ же онъ днемъ работать въ мастерской, а вечеромъ сидть въ парламент.

— Вы говорите, какъ младенецъ, Томъ Дэвисъ,— возразилъ Вилькинсъ.— Неужто вы не понимаете, что человкъ, выдвинувшійся впередъ, какъ Китъ Брандъ, иметъ иные способы заработать денегъ, чмъ корпя въ мастерской? Вотъ насчетъ избирательныхъ расходовъ — гд ихъ взять?— вотъ вопросъ.

Вошелъ Брандъ въ сопровожденіи Димсдэля. За ними по пятамъ слдовалъ О’Галлоранъ.

— Мистеръ Брандъ, вотъ нсколько вашихъ старыхъ друзей, они имютъ кое-что сказать вамъ,— заявилъ Димсдэль съ большой торжественностью.

— А, Шарманъ и Вилькинсъ!— воскликнулъ Брандъ,— Случилась катая бда съ Союзомъ?

— О, нтъ,— отвчалъ Вилькинсъ.— Союзъ идетъ своимъ чередомъ. Но дла въ Медфорд пошли впередъ съ тхъ поръ, какъ вы у насъ были. Мы завели у себя Рабочую Политическую Ассоціацію и теперь пошевеливаемся.

— Вотъ это мистеръ Симпсонъ, нашъ секретарь,— сказалъ Шарманъ.

Юный Симпсонъ всталъ, и елейнымъ голосомъ произнесъ слдующую рчь:

— Наша Политическая Ассоціація поручила мн, вмст съ предстоящими здсь друзьями нашими, выполненіе важной и лестной обязанности. Мы уполномочены подавляющимъ большинствомъ рабочихъ Мдфорда просить нашего друга, мистера Кристафера Бранда снова возвратиться въ нашъ городъ, гд его имя упоминается въ каждомъ дом и, смемъ сказать, поминается, какъ общее дорогое достояніе,— и просить его выступить на выборахъ нашимъ кандидатомъ въ Палату Общинъ.

— Слушайте, слушайте!— закричали остальные депутаты.

Брандъ измнился въ лиц — необычное для него проявленіе внутренняго волненія — и нсколько секундъ простоялъ молча.

— Что вы на это скажете, Китъ?— спросилъ Шарманъ.

— Право, не знаю, что вамъ сказать, я совершенно не ожидалъ ничего подобнаго.

— Вы не хотите сказать, мистеръ Брандъ, что колеблете съ?— воскликнулъ О’Галлоранъ.

— И очень колеблюсь, по многимъ причинамъ.

— Мы думали, это доставитъ вамъ большое удовольствіе,— замтилъ Шарманъ.

— Вы, стало быть, не можете дать намъ отвта, который бы мы могли сообщить нашимъ доврителямъ?— спросилъ Вилькиисъ.

— Я ршительно ничего не могу вамъ сказать сейчасъ, мн нужны сутки на размышленіе. Я въ высшей степени благодаренъ Медфордскимъ рабочимъ за ихъ приглашеніе. Но это важный и отвтственный шагъ, и я совершенно былъ не приготовленъ къ нему. Было бы недобросовстно, по отношенію къ вашимъ доврителямъ, если бы я отвтилъ имъ не обдумавши. Кром того, я, какъ вы знаете, такой же рабочій, какъ и вы, я не увренъ, что мое матеріальное положеніе позволятъ мн дать согласіе. Мн нужно выяснить нсколько вопросовъ, прежде чмъ ршиться.

Сэръ Джонъ Уорикъ вошелъ въ комнату изъ зала и сказалъ Димсдэлю, что предсдатель спрашиваетъ, не нужно ли сдлать какихъ заявленій, прежде чмъ онъ закроетъ собраніе, и публика примется за чай и кофе. Димсдэль, Станфордъ и О’Галлоранъ слишкомъ были заняты происходившимъ въ комнат, чтобы замтить странность появленія сэра Джона, въ качеств посланца предсдателя, Брандъ оставался вовсе въ невдніи этого обстоятельства. Но Пэламъ замтилъ.

Димсдэль, торопливо отвтивъ, что сейчасъ придетъ самъ, и, обратившись къ депутаціи, спросилъ, не желаетъ ли кто-либо изъ дженгльмэновъ сказать нсколько словъ?

— Съ удовольствіемъ, съ удовольствіемъ,— отвчалъ Вилькинсъ, и депутаты отправились гуськомъ въ залъ, предводимые Димсдэлемъ, неутомимый журналистъ заключалъ шествіе.

— Итакъ, вы еще не ршили, мистеръ Брандъ?— сказалъ сэръ Джонъ и, выслушавъ отвтъ, прибавилъ: ‘не можете ли вы удлить ма съ часикъ времени завтра? Я бы хотлъ поговорить съ вами о двухъ-трехъ вещахъ. Вы не заняты работой эту недлю?’

— Нтъ, и никогда больше не буду работать въ этой мастерской,— отвчалъ Брандъ.— Полагаю, немного уже осталось мастерскихъ, въ которыхъ меня теперь примутъ на работу.

— Ну, теперь васъ ждетъ другая работа,— сказалъ сэръ Джонъ.

И они условились встртиться рано утромъ.

Подошелъ Станфордъ и, попросивъ Бранда на пару словъ, отвелъ въ сторону.

— Насчетъ избирательныхъ расходовъ,— началъ онъ,— это нелпйшая вещь, что расходы эти ложатся на кандидатовъ, но разъ таковъ законъ, то я хотлъ вамъ сказать, что если вы ршите принять кандидатуру, то для меня будетъ большимъ удовольствіемъ, гарантировать половину этихъ расходовъ. Вотъ мой адресъ. Вашъ другъ, мистеръ Пэламъ, можетъ дать вамъ подробныя обо мн свднія,

— Вы длаете мн весьма великодушное предложеніе.

— Нисколько. Деньги эти были предназначены для избирательныхъ расходовъ, но я никакъ не расчитывалъ имть такого хорошаго кандидата,— отвтилъ Станфордъ и быстро отошелъ.

Пэламъ, ожидавшій своей очереди, подошелъ ближе и прошепталъ:— Брандъ, если будетъ какое-нибудь затрудненіе насчетъ избирательныхъ расходовъ, то имйте въ виду, что у меня найдется достаточно денегъ для этого, и едва ли у меня будетъ другой случай истратить ихъ съ большимъ удовольствіемъ.

— Спасибо. Это такъ похоже на васъ,— сказалъ Брандъ.

Еще разъ отодвинулась занавска, и въ проход показалась миссисъ Пэламъ. Видя, что въ комнат мало народу, да и тотъ принадлежитъ, главнымъ образомъ, къ близкимъ знакомымъ ея друга, она улыбнулась, совсмъ отодвинула занавсъ и ввела пожилую даму съ пріятнымъ лицомъ.

— Мистеръ Брандъ,— сказала она.— Моя тетка, лэди Уорикъ, хочетъ познакомиться съ вами.

Лэди Уорикъ пожала руку молодого агитатора, подаривъ его милой улыбкой:

— Я очень рада, мистеръ Брандъ,— сказала она,— что вы говорили въ такомъ тон о конституціонныхъ методахъ дятельности. Я ужъ начала было думать, что слишкомъ устарла, считая парламентъ дйствительнымъ средствомъ для урегулированія сталкивающихся интересовъ, но я вижу, что и нкоторые изъ васъ, молодыхъ, опять возвращаются къ этому убжденію.

— Да, нкоторые изъ насъ держатся этого убжденія,—отвчалъ Брандъ. Его голосъ и манеры были почти такъ же мягки, какъ и у его собесдницы. Изящество хорошаго воспитанія имло для Бранда обаяніе, которому онъ легко поддавался.

— Но, знаете,— продолжала лэди Уорикъ своимъ мягкимъ голосомъ:— по-моему, вамъ вовсе не слдовало быть здсь и говорить сегодня посл всего того утомленія, какое вы испытали на прошлой недл.

— Я вполн съ вами согласна, тетя,— замтила миссисъ Пэламъ.

— Это вовсе не такъ утомительно,— сказалъ Брандъ,— особенно если человкъ добился, чего хотлъ!

Въ то же время про себя онъ сравнивалъ стоявшихъ передъ нимъ дамъ съ грубою, недоросшею, плохо говорящей фабричной работницей, такой хорошенькой въ пятнадцать лтъ, такой истощенной въ двадцать пять, а въ пятьдесятъ, если она доживаетъ до этого возраста, такою страшною и умственно ослабшею. Онъ зналъ множество рабочихъ женщинъ, отъ природы столь же честныхъ и великодушныхъ, какъ стоявшія передъ нимъ, а между тмъ, какъ непохожи он были на этихъ! Его лицо приняло боле суровое выраженіе… Именно такого рода мысли располагаютъ нормальнаго человка къ революціи.

Сэръ Джонъ стоялъ подл, слушая разговоръ, но но принимая въ немъ участія — вещь для него необычайная. Жена бросила на него любящій, заботливый взглядъ и подумала, что у него крайне усталый видъ. Станфордъ съ Пэламомъ возвратились изъ буфета съ чашками чая для дамъ, и послдній требовалъ похвалъ за свою внимательность: онъ помнилъ, что жена его пила чай безъ сахара, Брандъ клалъ его очень много.

— Мы весьма благодарны вамъ обоимъ,— сказала миссисъ Пэламъ.— Въ зал тихо, герой вечера оставленъ въ поко: изъ этого я заключаю, что общество пьетъ чай.

— Да,— отвтилъ Станфордъ,— только сегодня я вполнъ ясно понялъ, что значитъ брать чай съ собою!

Послднія слова онъ произнесъ съ серьезнымъ, даже озабоченнымъ лицомъ, дло въ томъ, что онъ замтилъ въ отдаленнйшемъ углу комнаты миссъ Мейнъ. Стамфорду неудобно было подойти къ ней тотчасъ же, но онъ сообразилъ, что она, конечно, хочетъ познакомиться съ Брандомъ, и что если онъ будетъ держаться вблизи послдняго, то на его долю выпадетъ привилегія представить агитатора цариц своего сердца. Какъ разъ въ это время во вншней двери комнаты появилась голова телеграфнаго посыльнаго.

— Есть здсь джентльменъ по имени Брандъ?— спросилъ мальчикъ.

— Я — Брандъ,— сказалъ Кристоферъ, протягивая руку за телеграммой.

Онъ вскрылъ коричневый конвертъ, и бросилъ мальчику короткое замчаніе: ‘можете итти’.

Затмъ, не мняя выраженія лица, но боле грубымъ голосомъ, выдававшимъ двумъ, хорошо знавшимъ еію друзьямъ, его волненіе, проговорилъ:

— Это изъ Мдфорда, отъ Гаммонда. Ихъ парламентскій депутатъ умеръ сегодня.,

— Какъ, Тревисъ умеръ?— вскричалъ сэръ Джонъ.

— Да, сэръ Джонъ,— отвчалъ Бранлъ.

— Душа моя!— обратился Уорикъ къ жен,— я долженъ сейчасъ же итти.

— Мн необходимо завтра утромъ гд-нибудь встртиться съ этой депутаціей,— замтилъ со своей стороны Брандъ.

Леди Уорикъ поднялась, закутываясь въ свою мягкую шаль. За нею встала миссисъ Пеламъ, глядя съ большимъ оживленіемъ на мужа. Между тмъ глаза священника переходили съ сэра Джона на Бранда и съ Бранда на сэра Джона по мр того, какъ каждый изъ нихъ говорилъ. Это былъ странный взглядъ, полный тревоги, точно онъ чувствовалъ себя соучастникомъ какой то тайны между этими двумя лицами. Но никто этого не замтилъ.

VI.

Утренній завтракъ у Пэламовъ приходилъ къ концу. Викарій, его жена и ихъ гость сидли, каждый, съ газетой въ рукахъ и читали отчетъ о вчерашнемъ митинг.

— Вотъ потха!— вскричала миссисъ Пэламъ,— слушайте:— Тори прибгли къ обычной своей тактик заманиванія въ свои сти каждой восходящей звзды демократіи. Въ теченіе всей карьеры Кита за нимъ шагъ за шагомъ слдовалъ нкій достопочтенный джентльмэнъ духовнаго званія, отрасль широко извстной дворянской фамиліи.

— Вотъ такъ штука,— сказалъ Брандъ.

— Нанни! Ты сочиняешь,— воскликнулъ Пэламъ.

— Вовсе нтъ, смотри и читай самъ, насколько плохой шрифтъ и отвратительная бумага ‘Утренняго Метеора’ позволяетъ это.

Вс трое засмялись, и затмъ Пэламъ сказалъ почти печально: ‘Очень бы я желалъ, чтобы кто-нибудь изъ моихъ консервативныхъ дядей или тетокъ прочелъ сегодняшній ‘Утренній Метеоръ’. Въ своихъ консервативныхъ газетахъ они прочтутъ слдующее: ‘Невозможно вообразить ничего, достойнаго большаго презрнія, чмъ попытка сэра Джона Уорика, сдланная вчерашній вечеръ, обезпечить для Либеральной Партіи нсколько лишнихъ голосовъ. Надо полагать, дла ея стоятъ чрезвычайно плохо, если ея членъ, бывшій генеральный солимситоръ {Адвокатскій трудъ раздленъ въ Великобританіи между соллиситеромъ, подготовляющимъ дло къ слушанію, и барристеромъ, защищающимъ дло въ суд на основаніи матеріала, добытаго соллиситоромъ. Государство выступаетъ въ судахъ обвинителемъ или защитникомъ, тоже при посредств адвокатовъ, которымъ оно поручаетъ соотвтственныя функціи. Но въ каждомъ правительств есть постоянный (т.-е. на все время пребыванія у власти извстнаго кабинета) высшій чиновникъ этого рода, называемый генеральнымъ соллиситоромъ. Такимъ ген. соллиситаромъ былъ, пока либералы были у власти, сэръ Дж. Уорикъ. Примч. перевод.} старается заручиться Союзомъ никому неизвстныхъ соціалистическихъ обществъ взаимнаго восхищенія и агитаторовъ по ремеслу, врод Бранда и Гарриса, лишь посредствомъ судебнаго крючкотворства избгшихъ тюремнаго заключенія, которое они такъ много разъ заслужили, хотя его и избгли’.

— Экая досада,— сказалъ Брандъ,— воистину, либералы правы, говоря, что консервативная партія глупа.

Служанка доложила, что кто-то изъ прихожанъ желаетъ видть священника. Пэламъ быстро допилъ свою чашку и поспшно ушелъ.

Горничная начала убирать со стола, а миссисъ Пэламъ взяла въ руки газету, оставленную ея мужемъ, и нсколько минутъ просматривала ее.

— Я полагаю,— сказала она,— что эта газета довольно хорошо представляетъ консервативное общественное мнніе и въ свою очередь помогаетъ его формированію, какъ вс газеты вообще.

— Боюсь, что такъ,— отвтилъ Брандъ.

— И результатъ этого будетъ тотъ, что рабочіе станутъ подавать голоса свои въ пользу либераловъ, въ надежд получить отъ нихъ помощь, которой, впрочемъ, они не получатъ.

— Да, нчто въ этомъ род.

— Либералы же, добившись власти, удержатъ ее въ рукахъ до тхъ поръ, пока консерваторы не замтятъ, что единственное средство свалить либеральное министерство и ссть на его мсто — состоитъ въ билл о восьмичасовомъ дн.

— Совершенно врно.

— Какъ вы думаете, сколько времени потребуется на это?

— По всей вроятности, пять или шесть лтъ.

— А тмъ временемъ,— продолжала она,— вы и подобные вамъ люди будете надсаживаться въ напрасныхъ попыткахъ подъ огнемъ обихъ сторонъ.

— Да, похоже на то,— отвчалъ Брандъ. Хотлось бы мн знать, почему вы такъ ясно видите вещи, которыя едва одинъ изъ тысячи рабочихъ понимаетъ?

— Поймутъ и они современемъ. ‘Вс люди становятся такими, какъ имъ быть надлежитъ, но очень медленно’,— продекламировала она.— Но знаете, такое пониманіе мучительно дразнитъ женщину.

— Почему?— спросилъ Брандъ, съ нкоторымъ удивленіемъ.

— Потому что она поставлена въ такое положеніе, что не можетъ помочь именно тамъ, гд, она ясно это видитъ, помощь всего нужне. Будь я однимъ изъ моихъ собственныхъ братьевъ, я бы могла попасть въ палату общинъ безъ большого труда. Именно тамъ вы нуждаетесь въ бойцахъ, которые бы стояли за интересы труда. И вотъ я, которая охотно сдлала бы это, и способна сдлать, отгорожена отъ всякой къ тому возможности.

— Да,— сказалъ Брандъ,— и это — въ то время, какъ въ Англіи едва ли найдется дюжина мужчинъ, которые хотли бы и сумли бы это сдлать. Но такихъ мужчинъ было бы больше, будь больше женщинъ, которыя понимаютъ и чувствуютъ, какъ вы.

Пока онъ говорилъ, лицо миссисъ Пэламъ освтилось новой улыбкой.— Въ конц-концовъ,— сказала она,— я могу удовольствоваться тмъ, что имю, не требуя большаго. Выраженіе ея лица стало сосредоточенне, и она продолжала: ‘Оливеръ тоже отгороженъ, но онъ того мннія, что ему и не слдуетъ стремиться въ парламентъ. Такое стремленіе не кажется ему естественнымъ честолюбіемъ, какъ это кажется мн. Надо думать, я прониклась этимъ честолюбіемъ, будучи еще маленькой двочкой, оттого, что была такъ много въ обществ дяди и тетокъ Уорикъ’.

— Вы знаете, конечно,— сказалъ Брандъ,— что сэръ Джонъ Уорикъ долженъ быть здсь сегодня утромъ для свиданія со мною? Я бы очень хотлъ, чтобы вы мн сказали, что онъ, въ сущности, за человкъ?

Нкоторое время она молчала въ нершительности, затмъ сказала:— Въ частной жизни онъ очень добръ и внимателенъ. Въ особенности добръ онъ былъ по отношенію къ намъ.

— И, я полагаю, онъ, дйствительно, способный человкъ?

— Очень способный. Я бы сказала — настолько способный, насколько можетъ бытъ человкъ, не вдохновляемый великой идеей.

— Онъ, конечно, человкъ партіи,— сказалъ Брандъ, откидываясь на стулъ и глядя прямо передъ собой.— Онъ иметъ репутацію человка, не особенно разборчиваго въ политическомъ отношеніи, но вдь создать подобную репутацію человку, въ сущности, ничего не стоитъ. Если вы мн скажете, что я могу ему врить, я буду врить.

— Боюсь, что не могу сказать вамъ этого,— отвчала она посл мгновеннаго молчанія,— я не хочу этимъ сказать, что ему нельзя вритъ, но онъ…— онъ то, что называется опытнымъ парламентскимъ дльцомъ. Пожалуй, въ этомъ вся суть,— заключила она съ улыбкой.

— Онъ придетъ затмъ, чтобы постараться перетянуть меня на сторону либераловъ.

— Вы не сдлаете этого,— сказала миссисъ Пэламъ, съ большой серьезностью.

Онъ слегка засмялся:— вы, повидимому, настолько боитесь, чтобы я этого не сдлалъ, что хотли бы связать меня заране даннымъ общаніемъ? Нтъ, нтъ, я, конечно, выслушаю, что сэръ Джонъ иметъ сказать. Если онъ можетъ убдить меня въ томъ, что лучшій путь для интересовъ труда тотъ, который онъ мн укажетъ, я готовъ идти по этому пути. Боюсь, что въ вашемъ ум есть извстная предвзятая мысль, миссисъ Пэламъ.

— Хорошо. Я воздержусь отъ замчаній до окончанія вашего разговора,— сказала она съ напускной шутливой суровостью.

Горничная доложила о приход сэра Джона Уорика. Вслдъ затмъ вошелъ и этотъ общительный джентльмэнъ. Онъ былъ весь — здоровье и интеллигентное благополучіе.

— Какъ поживаешь, голубка? Какъ вы поживаете, мистеръ Брандъ?— воскликнулъ онъ.— Я только что замтили Оливера, въ конц улицы, онъ летлъ на всхъ парахъ. Повидимому, его прихожане не даютъ ему лниться.

— О, нтъ,— отвчала миссисъ Пэламъ.— Вчно кто-нибудь изъ этихъ бднягъ либо боленъ, либо въ бд.— Затмъ, выразивъ надежду, что ея тетка не слишкомъ утомилась на вчерашнемъ митинг, миссисъ Пэламъ вышла, оставивъ своихъ гостей вести дловой разговоръ.

VII.

Брандъ почувствовалъ теплое и нсколько преувеличенное сердечное рукопожатіе, Онъ снова слъ и приготовился слушать съ серьезнымъ вниманіемъ. Сэръ Джонъ былъ тронутъ сильне, чмъ до сихъ поръ. Одухотворенныя, ршительныя черты Бранда поразили его. Въ немъ поднялась тревожная волна чувства, почти любви. Желаніе овладть сердцемъ этого молодого человка, и притомъ — не выдавая своей тайны — заговорило въ немъ съ неожиданной силой.

— Мн хочется поговоритъ съ вами, мистеръ Брандъ,— такъ началъ сэръ Джонъ,— раньше, чмъ вы придете къ какому-либо ршенію по поводу Мдфордскаго приглашенія. Вы. безъ сомннія, обладаете извстнымъ политическимъ честолюбіемъ. Невозможно, чтобы человкъ вашего закала не обладалъ имъ.

— Пожалуй, да.

— Способности, подобныя вашимъ, встрчаются не каждый день. Въ то же время он нуждаются въ извстной дол обработки и парламентской практики.

— Несомннно.

— Одинъ изъ двухъ моихъ секретарей только что получилъ назначеніе и принялъ постъ въ колоніяхъ, мн подумалось, что, можетъ быть, вы нашли бы полезнымъ на нкоторое время занять его мсто.

— Но какъ же я могу…— началъ Брандъ, бросая на отца одинъ изъ тхъ рзкихъ и протщательныхъ взглядовъ, которые, какъ уже, замтилъ Станфордъ, были такъ похожи на взгляды самого сэра Джона.

— Одну минуту,— остановилъ его Уорикъ.— Я вполн понимаю, что не въ ваннихъ видахъ сдлаться подчиненнымъ другого человка, но вдь каждый человкъ долженъ изучить технику своего ремесла подъ руководствомъ другого человка. И, полагаю, что я не окажусь ни невнимательнымъ, ни слишкомъ требовательнымъ. Я знаю собственную слабость,— сказалъ онъ съ улыбкой,— она состоитъ въ томъ, что я не выношу работы съ дураками. Мн необходимо имть подл себя головы, въ которыхъ есть мозгъ. Я вполн увренъ, что ваше сотрудничество было бы для меня облегченіемъ и отдыхомъ, и мн думается, что сами вы получите этимъ путемъ весьма цнный опытъ. Жалованье ваше дало бы, примрно, вдвое больше того, что вы можете заработать въ мастерской: у васъ было бы больше досуга, и вы могли бы принять приглашеніе Мдфордскихъ избирателей, Я долженъ еще прибавить, что такъ какъ имть- секретаремъ-члена парламента очень для меня выгодно, то я, въ моихъ собственныхъ интересахъ — считая это дломъ личнаго моего расчета — оплатилъ бы ваши избирательные расходы.

Онъ остановился. Брандъ сказалъ: ‘Вы очень добры’, и продолжалъ сидть молча, разсматривая салфетку.

— Ну, что же?— сказалъ сэръ Джонъ.

— Нтъ,— сказалъ Брандъ, подымая голову.— Мн кажется невозможнымъ принять ваше предложеніе. Дло вотъ въ чемъ, сэръ Джонъ. Сдлайся я вашимъ секретаремъ, заплати вы мои избирательные расходы,— это значило бы для меня стать въ извстныя обязательныя отношенія — не только къ вамъ лично, но и къ либеральной партіи, которую вы представляете.

— Нтъ, это не неизбжно.

— Совершенно неизбжно. Мы вс очень хорошо знаемъ, что рабочіе вопросы становятся полемъ политической битвы, и что каждая партія начинаетъ охотиться за голосами рабочихъ. Въ данный моментъ мое имя принесетъ съ собою немало такихъ голосовъ той сторон, на которой оно появится. Но я не склоненъ вступить ни въ одну изъ этихъ партій. Я хочу стоять отдльно, будучи готовымъ принять помощь отъ любой изъ нихъ.

— Въ теченіе извстнаго времени. Но въ конц-концовъ вамъ неизбжно придется работать вмст съ одной изъ двухъ партіи и посредствомъ ея.

— Пока он въ настоящемъ своемъ положеніи, я не стану въ нихъ работать,— сказалъ Брандъ,— ибо он не представляютъ живыхъ политическихъ силъ, или даже живыхъ политическихъ идей. Будущее разграниченіе партій пройдетъ между тми, кто стоитъ за интересы собственности, и тми, кто стоитъ за интересы труда. Трудъ въ настоящее время иметъ такъ же мало сторонниковъ на одной сторон, какъ и на другой, и ни одного среди оффиціальныхъ вожаковъ той или другой партіи.

Сэръ Джонъ все время зорко слдилъ за выраженіемъ лица сидвшаго передъ нимъ собесдника, и въ этотъ мо ментъ онъ ршите, льно отвтилъ внутрежне самъ себ на нсколько разъ одолвавшія его желанія: ‘Нтъ, я ему не скажу, онъ слишкомъ опасенъ’.

Онъ отвчалъ на замчанія Кристафера серьезнымъ, убждающимъ, авторитетнымъ тономъ:

— Но вдь партія — это извстный механизмъ, и легче же работать при его посредств, нежели противъ него. Вы можете считать либеральную партію безсодержательною, но все же въ ней еще достаточно вса, и идти противъ нея — одному человку не подъ силу. Вы, пожалуй, скажете, что вы не одинъ, что у васъ есть послдователи. Это врно для сегодня, но, какъ вы сами сказали, завтра же это можетъ оказаться неврнымъ. Быть можетъ, вы думаете, что можете увлечь ихъ за собою въ попытк основать третью партію? Я, со своей стороны, сильно сомнваюсь въ этой возможности. Главная масса рабочихъ инстинктивно держится за радикализмъ, это ихъ традиціонная партія, и вамъ скоре удастся передлать ее на свой ладъ изнутри, чмъ отвлечь ихъ отъ нея и тмъ побдить ее извн.

Бранда взглянулъ на своего собесдника не безъ ироніи.

— Вы приглашаете меня,— сказалъ онъ,— вступить въ вашу партію съ цлью превратить ее въ нчто новое,— сказалъ онъ.— Если вы дйствительно врите въ такую возможность, то, мн кажется, вы поступаете, относительно своей партіи не вполн лойяльно. Во всякомъ случа, я это считаю неосуществимымъ. По-моему, занимаясь такими экспериментами, мы, рабочіе-соціалисты, лишь увеличимъ могущество либеральной партіи и доставимъ ей возможность держаться у власти съ наименьшими уступками интересамъ груда. Взять цитадель, не сражаясь, невозможно. Либерализмъ, каковъ онъ есть въ настоящее время, не можетъ быть партіей труда: Средства, этой партіи и большинство ея состава слагаются изъ экеплоататоровъ, людей, которые богатютъ, выжимая сокъ изъ труда. Такимъ образомъ, либерализмъ можетъ соединиться съ представительствомъ труда, лишь отбросивъ въ сторону то, чмъ онъ силенъ.

— Вы, стало быть, склоняетесь къ консерваторамъ?— сказалъ сэръ Джонъ, и горькая мысль о вліяніи Оливера на Бранда мелькнула въ его голов.

— Я склоненъ стоять отдльно.

Сэръ Джонъ, наблюдая за собесдникомъ съ еще боле глубокой серьезностью, произнесъ медленно:

— Если бы другіе рабочіе чувствовали, какъ вы, вы могли бы революціонизировать Англію въ три года, не разбивъ ни одной головы. Но вдь вы же знаете, мистеръ Брандъ, что они такъ не смотрятъ и не будутъ смотрть. Не будутъ, потому что не та у нихъ наслдственность и не то развитіе, какія имете вы.

— Что вы хотите сказать?— спросилъ Брандъ въ крайнемъ изумленіи.

Барабаня слегка пальцемъ по столу, сэръ Джонъ отвчалъ:

— Человкъ моихъ лтъ и моего ремесла поневол узнаетъ итого семейныхъ тайнъ, и такъ случилось, что въ числ ихъ есть и ваша.

Наступило минутное молчаніе, затмъ Брандъ сказалъ:

— Въ такомъ случа, я бы желалъ, чтобы вы ее мн объяснили.

Вопреки его собственнымъ желаніямъ, въ его голос послышалась боле суровая и боле горькая нота.

Сэръ Джонъ отвчалъ гладкимъ оффиціальнымъ тономъ, въ которомъ невозможно было замтить чего бы то ни было личнаго.

— Я не имю права, сказать вамъ. То, что я вамъ объяснилъ, я сказалъ для того, чтобы сдлать для васъ понятнымъ мои мотивы, а именно: длая вамъ извстное предложеніе, я дйствую не столько въ качеств члена политической партіи, сколько въ качеств представителя одного моего стараго друга, который чувствуетъ, что иметъ по отношенію къ вамъ обязанности…

— Къ этому я не былъ приготовленъ,— сказалъ Брандъ и опять замолчалъ, глядя внизъ.

Сэръ Джонъ ждалъ, пока его собесдникъ заговоритъ, внутренне собираясь съ силой, и въ ум его промелькнула мысль, что никогда еще не боялся онъ своего оппонента такъ сильно.

— Въ такомъ случа, ваше предложеніе исходитъ, собственно, отъ моего отца?— сказалъ Брандъ.

— Да.

— Но вдь онъ не хочетъ стать со мной лицомъ къ лицу, онъ не заявляетъ никакой привязанности ко мн, онъ даже не уполномочилъ васъ назвать мн свое имя.

— Нтъ, по крайней мр,— не сейчасъ,— отвчалъ сэръ Джонъ, и ужасное сознаніе, что слой льда между нимъ и холодной бездной неизвстности становится все, тоньше и тоньше. охватило его. Идя сюда, сэръ Уорикъ безсознательно надялся, въ особенности признавъ въ Бранд ясный и способный умъ, родственный его собственному,— что этотъ его сынъ оцнитъ такъ же хорошо, какъ и онъ самъ, вс обстоятельства, ведущія къ его польз, комфорту и личному успху. Не то, чтобы сэръ Джонъ желалъ со стороны сына предательства или лживости по отношенію къ рабочему классу, но онъ хотлъ бы видть въ немъ проявленіе того духа компромисса, который необходимъ механизму жизни, какъ масло. Теперь сэръ Джонъ ясно читалъ въ повернутомъ къ нему молодомъ лиц духъ безпощадной правдивости и прямоты, которая, конечно, не была унаслдована отъ него. И безнадежность поползла въ его душу, ибо онъ былъ знакомъ съ этимъ духомъ раньше. Если онъ извинялъ себя въ томъ, что порвалъ свою связь съ матерью Бранда, то именно потому, что въ ея характер было нчто неподатливое, непримиримое.

— Въ конц-концовъ,— сказалъ Брандъ,— все это не иметъ практическаго значенія. Я буду совершенно откровененъ съ вами, сэръ Джонъ, и вы можете повторить мои слова моему отцу. Я не могу сказать, чтобы сильно пострадалъ отъ случайности моего рожденія. Мужъ моей матери, имя котораго я ношу, боле, чмъ замнилъ мн отца. Прямого вреда мн, собственно, не было сдлано. Но я не могу забыть того обстоятельства, что мой отецъ оставилъ меня и мою мать выпутываться, какъ знаемъ. Она могла умереть отъ тягости своего положенія, я могъ вырости воромъ и бродягой — отцу до этого дла не было. Словомъ, съ вншней стороны, онъ не иметъ права ожидать отъ меня ничего…

— Были смягчающія обстоятельства. Вы знаете не все,— возразилъ сэръ Джонъ.

— Я не упрекаю его. Какого рода умственное, или нразственное наслдство получилъ отъ него — ме ногу сказать. Полагаю, однако,— какъ разъ достаточно для того, чтобы чувствовать себя чужакомъ въ класс моей матери и не въ своемъ кругу — среди его класса, я получилъ достаточно для того, чтобы изъ меня вышелъ дятель, годный для того, что я длаю, и одинокій человкъ на всю жизнь. Я не имю ни съ кмъ никакихъ связей и не буду имть. Я не отдамся никакой партіи, а буду служить интересамъ труда. Я не имю семьи и никогда не буду имть. Моей семьей будетъ трудовой народъ Англіи, и никакого иного семейства мн не надо.

Въ теченіе этой, рчи сэръ Джонъ почувствовалъ словно ударъ кинжаломъ, затмъ въ немъ шевельнулось раскаяніе, смшанное съ сожалніемъ о томъ, что могло бы быть. Онъ восхищался сдержанной внутренней страстью Бранда, придававшей особую силу каждому сказанному слову, но еще не придавалъ его словамъ безусловной вры.

— Итакъ, вы ршаете оставаться одинокимъ,— сказалъ сэръ Джонъ.

Брандъ кивнулъ головой.

— Но вдь вамъ нтъ еще и тридцати двухъ лтъ.

— Безъ малаго.

— Вамъ это не удастся. Природа слишкомъ сильна. Либо вы привяжетесь къ кому-нибудь — мужчин, женщин, или ребенку,— либо вы начнете ставить свой личный успхъ впереди остального и сдлаетесь честолюбивой единицей, какъ вс мы. Иначе вы погибли.

— Ну, что-жъ, погибну. Не думаю, впрочемъ.

— Но неужели же ваше собственное личное счастье совершенно не должно идти въ счетъ?— спросилъ сэръ Джонъ, почти съ негодованіемъ.

— Не такъ я устроилъ свою жизнь, чтобы быть счастливымъ,— отвчалъ Брандъ.— Неужели вы полагаете, что я непонимаю, какія перспективы лежатъ передо мною, ежели бы я желалъ ими воспользоваться? Не въ видахъ хвастовства, я долженъ сказать, что, за что бы я ни брался въ жизни, я всегда оказывался на верхней ступеньк. Если бы я былъ посланъ Медфордомъ въ Парламентъ въ качеств либерала, принялъ бы ваше предложеніе и держался бы вашей партіи, я могъ бы стать и сталъ бы, въ кощ-концовъ, премьеръ-министромъ. Вы полагаете, что это вздоръ?

— Отнюдь не полагаю. Напротивъ, я вполн увренъ въ этомъ. Но скажите же, пожалуйста, безъ предвзятой мысли,— разв вы не провели бы нужныхъ валъ мръ этимъ путемъ легче, скоре и дйствительне, чмъ какимъ-либо другимъ? Себ лично вы обезпечили бы боле удобную жизнь, товарищество людей, равныхъ вамъ въ умственномъ отношеніи, и, если бы вы этого пожелали, такое же удовлетвореніе въ жизни семейной? Вы толкуете о томъ, что утеряли возможность личнаго счастья, стоя между двухъ классовъ. Въ этого рода вещахъ человкъ не можетъ регрессировать, но онъ можетъ прогрессировать. Вы могли бы имть жену врод моей племянницы.

— Другой такой женщины нтъ на свт,— отвчалъ Брандъ.— Да если бы и встртилось мн такое искушеніе, то я не ршился бы испортить такой женщин ея жизнь. Но дло-то въ томъ, что ни одна изъ этихъ вещей меня не соблазняетъ, мн не нужно ни личнаго общенія, о которомъ вы говорите, ни богатства, ни жены, ни политическаго почета. Я желаю пробудить рабочихъ людей, чтобы они начали требовать своего, и я хочу достичь извстныхъ результатовъ, стало быть, я долженъ идти впередъ и драться.— Онъ снова поднялъ глаза, усмхаясь, словно надъ собою, и сказалъ довольно беззаботно:

— Такова моя позиція, сэръ Джонъ, и этого я не скрываю ни отъ кого на свт.

Его голосъ измнился, и лицо омрачилось, когда онъ прибавилъ: ‘ну-съ, а теперь еще разъ: кто такой мой отецъ? Я сохраню это въ полной тайн, если вы того желаете’.

Сэръ Джонъ не замтилъ, какъ сказалъ:

— Кто былъ вашъ отецъ, хотите вы сказать?

Эта увертка прямо-таки сорвалась съ его языка. Но какъ только онъ ее проговорилъ, то почувствовалъ выходъ изъ труднаго положенія и облегченіе.

— Былъ? стало быть, онъ умеръ? мн никогда это не приходило въ голову — Голосъ Бранда вновь измнился, и каждая изъ трехъ фразъ, произнесенныхъ имъ, была тише предыдущей. Въ то же время внутренній голосъ прошепталъ въ душ сэра Джона: ‘между нами все кончено’. Дальнйшая рчь уже не представляла трудности.

— Раскрытіе передъ вами его имени не принесло бы никому никакой пользы. Я обязанъ ему многимъ, и, въ качеств его сына, вы имете большія права на меня, тмъ большія, что у меня нтъ собственнаго сына. Теперь, зная все это, подумайте еще разъ. Я предлагаю вамъ мою помощь, какъ ваше право, какъ ваше наслдство.

— Будь это дло личное, я бы принялъ ваше предложеніе. Но у меня нтъ личныхъ чувствъ. Моя личная жизнь умерла. И я не вижу возможности остаться врнымъ самому себ, принявъ предлагаемый вами путь.

Говоря такимъ образомъ, онъ всталъ и остановилъ на сэр Джон открытый, спокойный и привлекательный взглядъ. Сэръ Джонъ тоже медленно поднялся со своего мста.

— Васъ ждетъ неудача,— сказалъ онъ,— васъ ждетъ неудача. Задача, которую вы ставите передъ собою, свыше человческихъ силъ.

— Неудача, такъ неудача. Но моя неудача послужитъ ступенькой для удачи слдующаго.

— Итакъ, мы разстаемся,— сказалъ сэръ Джонъ, все еще глядя на молодого человка, и подавляя въ себ возстававшее противъ этого ршенія чувство.

— Итакъ, мы разстаемся,— повторилъ Брандъ. Онъ тоже ощущалъ съ нкоторой тревогой, что, въ конц-концовъ, остается нчто невысказанное, боле глубокое, чмъ все сказанное.

— Я со своей стороны разстаюсь съ тяжелымъ сердцемъ, потому что ваша будущность представляется мн очень мрачною.

Эти слова были сказаны со всмъ очарованіемъ, къ какому былъ способенъ Уорикъ, и никто не могъ бы измрить — тмъ мене онъ самъ — въ какой мр подъ гармоническими тонами его голоса скрывалась искренность и дйствительныя чувства.

— Въ этомъ смысл и я ухожу съ тяжелымъ сердцемъ. Но это неизбжно входитъ въ составъ работы,— сказалъ Брандъ, пожимая протянутую ему руку.— Прощайте, сэръ Джонъ. Когда я пойду на дно, я приду къ вамъ въ надежд избавиться отъ рабочаго дома {Рабочій долгъ — workhouse — коммунальное благотворительное учрежденіе для нищихъ даннаго прихода.. Въ англійскомъ народ укоренилось убжденіе, что пребываніе въ такомъ рабочемъ дом постыдно, и англійскій бднякъ нердко предпочитаетъ голодать и умереть. нежели поступить въ рабочій домъ. Прим. пер.}, хотя рабочій домъ — обычная участь агитатора.

— Въ особенности,— прибавилъ сэръ Джонъ,— если онъ не желаетъ идти иначе, какъ прямикомъ. Ну, прощайте, мистеръ Брандъ. Вы — самый умный и самый непокладистый молодой человкъ, какого мн случилось встртить за вси мою, достаточно долгую и разнообразную жизнь.

Онъ ушелъ, ощущая странную смсь радости по поводу того, что онъ ускользнулъ отъ опасности и горькой досады.

Напротивъ того, лицо Бранда, но уход Уорика, оживилось улыбкой:— ‘Посл того, что произошло, я могу спокойно глядть въ глаза миссисъ Пэламъ’,— подумалъ онъ.

Онъ снова слъ за столъ, облокотился на него обими руками и опустилъ лицо на руки. Въ этомъ положеніи засталъ его Пэламъ, когда вошелъ въ комнату минуть десять спустя. Брандъ опустилъ руки и взглянулъ на пришедшаго, не пытаясь измнить выраженія своего лица.

— Что съ вами?— вскричалъ Пэламъ,— вы глядите совершенно измученнымъ. Разв аттака моего дяди оказалась очень серьезной?

— Серьезне, тмъ онъ полагалъ. Мн хочется разсказать вамъ это, Пэламъ. Извстно ли вамъ, что Джемсъ Брандъ не отецъ мн?

— Я такъ понялъ изъ нсколькихъ словъ, сказанныхъ однажды Гаррисомъ,— сказалъ Пэламъ, беря стулъ съ серьезнымъ видомъ.

— Я ршительно ничего не знаю объ отц, кром того, что онъ, какъ говорится, былъ джентльмэнъ. Три года тому назадъ, во время Медфордской стачки, пріхалъ мой отецъ — я хочу сказать, мой отчимъ, Джемсъ Брандъ — и привезъ мн письмо, полученное на имя моей матери.

— А!— внезапно воскликнулъ Пэламъ.

— Вы помните, я говорилъ вамъ объ этомъ письм, хотя и не сообщалъ его содержанія? Оно было отъ моего дйствительнаго отца. На немъ не было иной подписи, кром слова Кристаферъ.

Онъ взглянулъ на своего друга въ ожиданіи подтвержденія и вдругъ остановился, пораженный.

— Въ чемъ дло, Пэламъ?— воскликнулъ онъ,— никакъ, вы знаете?

— Да, кажется, знаю,— отвчалъ тотъ.— Агнесса въ тотъ день подняла конвертъ, въ которомъ пришло ваше письмо. Она узнала почеркъ, узналъ и я. Почеркъ былъ сэра Джона Уорика.

Брандъ вздрогнулъ, глаза его расширились.

— Въ тотъ день,— продолжалъ Пэламъ,— я не обратилъ на это вниманія, но впослдствіи я не разъ вспоминалъ объ этомъ обстоятельств. Замтьте еще: второе имя сэра Джона — Кристаферъ. А разъ моя мысль остановилась на этомъ, я уже не могъ отдлаться отъ сознанія, что между вами есть сходство и — во многихъ отношеніяхъ. Есть множество мелочей, которыя вы оба длаете совершенно одинаково, у васъ одинаковые глаза, много общаго въ голос, да что тамъ — вотъ на стол лежитъ ваша лвая рука… она нсколько огрубла отъ работы и нсколько шире, но если ее положить рядомъ съ рукою сэра Джона, то каждый скажетъ, что первая сродни второй.

Брандъ взглянулъ на собственную руку.

— Такъ вотъ оно что,— сказалъ онъ,— каковъ же я былъ дуракъ: не догадался! Ему слдовало бы сказать мн истину вмсто того, чтобы закутываться въ ложь.

Онъ замолчалъ. Молчалъ и Пэламъ. Затмъ Брандъ про говорилъ:

— Спасибо вамъ, что сказали. Я радъ, что узналъ это…

И онъ замолчалъ снова.

Черезъ минуту онъ снова проговорилъ:

— Я былъ увренъ, что во мн не осталось никакихъ иллюзій, однако иллюзіи, надо полагать, были. Раньше я думалъ, что я совершенно одинокъ, но теперь я чувствую себя еще боле одинокимъ.

— Нтъ, Брандъ, вы не одиноки,— сказалъ Пэламъ горячо, кладя свою руку на руку Бранда, которая по прежнему лежала на стол безмолвнымъ свидтелемъ.— Есть нсколько человкъ — насъ немного,— въ жизни которыхъ вы составляете неотъемлемую часть и притомъ — лучшую часть.

Брандъ ничего не отвчалъ, такъ какъ въ эту минуту вошла миссисъ Пэламъ.

— Мистеръ Брандъ,— сказала, она.— депутація изъ Медфорда хочетъ васъ видть. Мы посадили ихъ въ рабочей комнат Оливера и дали каждому по газет, такъ что они могутъ нсколько минутъ подождать.

— …Пока я вамъ дамъ отчетъ о себ?— замтилъ Брандъ, усиленно стараясь вызвать улыбку на своемъ лиц.— Мы съ сэромъ Джономъ обсуждали положеніе націи и я высказалъ вашъ взглядъ на это положеніе, якобы мой собственный,— не красня. Въ заключеніе онъ сообщилъ мн — несомннно именно вслдствіе этого,— что я самый умный молодой человкъ, какого онъ когда либо встрчалъ.

— Онъ сказалъ это?— спросила она съ удовольствіемъ и съ нкоторымъ удивленіемъ.

— Да, и вмст — самый непокладистый,— прибавилъ Брандъ.

Она засмялась и сказала:

— Ну, ну… а теперь идите къ депутаціи.

— Какъ вы думаете, слдуетъ мн принять предложеніе?

— Да вы-то сами хотите выступить кандидатомъ?— спросила миссисъ Пэламъ.

— Да, быть выбраннымъ въ Медфорд было бы большимъ для меня удовольствіемъ.

— Мы вс отправимся въ Медфордъ и будемъ агитировать въ вашу пользу,— сказалъ Пэламъ.

— И вотъ, въ конц-концовъ, мн придется пережить сутолоку выборовъ,— замтила его жена.

Обычная броня обдуманнаго безразличія, которую надвалъ на себя Брандъ, была значительно попорчена сильными ощущеніями этого утра, и присутствіе этихъ двухъ друзей было для Бранда невыразимымъ утшеніемъ. Онъ взглянулъ на нихъ, стоявшихъ рядомъ, и сказалъ:

— Я думаю, если бы вы полагали, что этимъ можно помочь интересамъ труда, вы бы обошли босыми ногами вокругъ всей Англіи, и все время — съ улыбкой на устахъ.

— Что-жъ, если-бъ это было нужно,— сказала миссисъ Пэламъ,— пришлось бы это продлать. Она вдругъ подняла руку:— Тсс! члены депутаціи начали болтать между собой. Надо думать, они прочитали свои газеты. Вы не будете грубы съ ними?

— Постараюсь воздержаться,— отвтилъ Брандъ съ видомъ человка понимающаго и вышелъ.

Миссисъ Пэламъ повернулась къ мужу.

— Я вижу, что-то произошло, Оливеръ?

— Да, голубка. Но я думаю, мн не слдуетъ сообщать теб объ этомъ. И, согласно обычаямъ всхъ счастливыхъ мужей, онъ немедленно разсказалъ ей все.

VIII.

Посл семнадцати дней выборной горячки въ Медфорд наступило затишье. Въ зданіи думы происходилъ подсчетъ бюллетеней, а рабочій кандидатъ сидлъ одиноко въ своей комнат въ Темперенсъ-Отел {‘Temperance’ значитъ полное воздержаніе отъ спиртныхъ напитковъ. Въ Великобританіи есть множество отелей этого рода. Не платя ничего за право продажи спиртныхъ напитковъ, гостиницы эти отличаются дешевизной. Прим. пер.} и предавался размышленіямъ. Различныя картины послднихъ двухъ недль носились передъ его умственнымъ взоромъ, и онъ презрительно и устало смялся надъ ними и надъ самимъ собой. Вотъ комитетская комната, въ которой его агентъ {Агентомъ называется въ Англіи уполномоченный кандидата, непосредственно завдывающій всей технической стороной агитаціи и выборовъ въ пользу даннаго кандидата: печатаніемъ воззваній, листковъ, помщеніемъ замтокъ и статей въ пресс, устройствомъ процессій, доставленіемъ экипажей для далеко живущихъ избирателей, устройствомъ митинговъ и т. п. Агентъ дйствуетъ подъ контролемъ и съ помощью комитета, составленнаго на случай выборовъ изъ наиболе извстныхъ и дловитыхъ, преимущественно мстныхъ сторонниковъ кандидата. Комитетъ и агентъ обязаны закономъ вести точную отчетность всмъ расходамъ по выборамъ. Прим. пер.} Станфордъ предсдательствуетъ съ невозмутимой, добродушной серьезностью, народъ входитъ и выходитъ безъ перерыва, присутствующіе обмниваются ничего незначащими, часто пошлыми вопросами и отвтами. Вотъ освщенныя газомъ помщенія вечернихъ митинговъ. Вотъ мокрые или пыльные уличные углы, на которыхъ ораторы обращаются къ толп. Это, своего рода, чистилище, непомрно скучное, но служащее преддверіемъ ко вступленію въ собраніе народныхъ выборныхъ, проносилось передъ его умственнымъ взоромъ.

Миссисъ Пэламъ и миссъ Мэйнъ работали безъ устали, какъ ‘канвассеры’ {Canvasser — есть человкъ, посщающій избирателей въ интересахъ своего кандидата. Онъ обсуждаетъ съ избирателями (если, конечно, они на это согласны), политическіе вопросы съ точки зрнія программы кандидата и старается заручиться въ его пользу голосами. Заручившись, чрезъ посредство канвассеровъ, голосами такихъ избирателей, которые не могутъ сами во-время придти къ избирательной урн, комитетъ посылаетъ за ними экипажи, обыкновенно отдаваемые въ его распоряженіе наиболе зажиточными сторонниками кандидата. Прим. пер.},— первая съ неизмнною разсудительностью, вторая съ неизмннымъ энтузіазмомъ. Об, однако, затмевались въ глазахъ избирателей великолпіемъ дамъ, разъзжавшихъ въ коляскахъ, съ лакеями на козлахъ, которыя упрашивали подавать голоса за консервативнаго кандидата. Объ этомъ своемъ противник, нкоемъ Чарльзворт, хорошемъ, чрезвычайно осторожномъ и чрезвычайно скучномъ джентльмэн, окаменломъ въ своихъ предубжденіяхъ, но не притснявшемъ своихъ рабочихъ, Брандъ думалъ вполн безпристрастно, какъ о честномъ человк, зная отлично въ то же время (и не чувствуя но этому поводу никакого раздраженія), что самъ-то онъ въ глазахъ мистера Чарльзворта являлся безповоротно безчестнымъ авантюристомъ.

Либералы не выставили въ Медфорд своего кандидата, и это мучило Бранда, хотя онъ понималъ,— врне сказать, именно потому, что онъ понималъ — что какъ разъ это воздержаніе либераловъ давало ему шансъ на успхъ. Расположеніе духа стало еще горче, когда либералы присодинились къ вотировавшимъ за него. Сознаніе, что его поддерживаетъ въ дл, столь дорогомъ его сердцу, плутоватый святоша, врод Вилькинса, было для него — полынь горькая. Невысказанная антипатія, всегда существовавшая между этими двумя людьми, теперь выросла до значительныхъ размровъ. Вилькинсъ смотрлъ на себя, какъ на естественнаго руководителя и инструктора Бранда, Брандъ смотрлъ на Вилькинса, какъ на угодливаго, невжественнаго и, прежде всего, ненадежнаго субъекта, который суетъ свой носъ, куда не надо.

Участвовалъ въ агитаціи еще нкто Гобсонъ — юный повса, морякъ, явившійся домой на короткіе вакаты. Общественный и моральный кодексъ этого школьника и необыкновенная ревность, какую онъ выказывалъ въ дл Бранда, доставляли послднему немало безпокойства. Наконецъ, былъ еще въ Медфордскомъ округ напыщенный мстный магнатъ, очень крикливо заявлявшій о своей приверженности передовому радикализму, теперь, когда Брандъ сидлъ у своего окна въ своемъ Темперенсъ-отел, воспоминанія о пустозвонныхъ похвалахъ этого господина заставляли Бранда отплевываться.

— Ахъ, если бы можно было оставить все это! Уйти куда-нибудь въ совершенно новое мсто, вдали отъ всей этой борьбы и сутолоки, и тамъ отдохнуть. Пожить личной жизнью, какъ живутъ другіе люди.— Такъ думалъ онъ, почти вря въ то, что эти мысли и впрямь выражаютъ его глубочайшее желаніе.

Вдругъ онъ услышалъ движеніе и крики, и въ слдующую секунду былъ уже на базарной площади, прокладывая себ путь сквозь группы стоявшихъ въ ожиданіи людей, которые, разступаясь, давали ему дорогу. Городской голова Медфорда стоялъ въ портик думскаго зданія на верхней ступеньк лстницы. Непосредственно за нимъ помщались оба избирательные агента: положительный, не первой молодости, адвокатъ, по имени Гоукеръ и Станфордъ. Брандъ вскинулъ глаза на ихъ лица и почувствовалъ, что его дло выиграно.

Голова началъ говорить, и при первомъ же звук его рчи толпой овладла мертвая тишина.

— Сограждане и избиратели Медфорда! Я долженъ объявить вамъ о результатахъ подсчета избирательныхъ бюллетеней на выборахъ нашего представителя въ Парламент. Число поданныхъ голосовъ слдующее: за Бранда — 2783, за Чарльзворта — 2709. Поэтому объявляю…

Конецъ фразы слышали только т, кто стоялъ въ портик, ближе всего къ мэру. Толпа на улиц превратилась въ рокочущее море кричавшихъ, махавшихъ шляпами, лишь изрдка встрчалъ глазъ напряженное лицо человка, старавшагося опредлить цифру большинства. Что касается Бранда, то онъ пережилъ одинъ изъ тхъ рдкихъ моментовъ, когда человкъ получаетъ то, чего добивался, и находитъ, что полученное превзошло его ожиданія. Словно изъ тьмы вдругъ просіялъ свтъ. Масса безразличныхъ людей, грязная и утомительная минуту назадъ, теперь вдругъ стала ему близкой и дорогой. Вся вншность и формалистика процесса избранія вдругъ отпала, и внутренній смыслъ происшествія выступилъ впередъ. Онъ чувствовалъ, что избранъ этими людьми, вотъ здсь, въ данную минуту, безъ всякихъ промежуточныхъ формъ, ихъ души вдохновляли его, и онъ становился ихъ вожакомъ и слугою. Неожиданно для самого себя онъ нашелъ, что стоитъ среди маленькой оффиціальной группы, кто-то пожималъ ему руку, его имя стояло въ воздух. Среди двигавшихся на улиц фигуръ онъ замтилъ женщину, которая подняла высоко ребенка, чтобы тотъ его видлъ, и дитя хлопало въ ладоши. Эта, картина до того тронула его, что слезы подступили къ его глазамъ, и онъ долженъ былъ ихъ опустить. Это было повтореніе старой басни о втр и солнц: противъ всхъ порывовъ и нападеній онъ стоялъ твердо и только получше закутывался, но тепло растопило его чувства, и равнодушіе, въ которое, онъ заворачивался, спало съ него, онъ протянулъ къ нимъ об руки,— онъ, столь скупой на жесты, такъ боявшійся театральности — и въ его голос послышались новые оттнки.

— Жители Медфорда! Не знаю, какъ благодарить васъ за. выраженное вами мн довріе. Это самая гордая минута моей жизни, и, поврьте, говоря это, я говорю не пустую фразу. Дорого стоитъ — принадлежать къ стран, гд человкъ можетъ быть избранъ честно и разсудительно, чтобы говорить за своихъ собратьевъ. Стоять здсь передъ вами, какъ теперь я стою, почетне, чмъ быть случайно рожденнымъ для королевской короны. Я не хочу хвалиться чмъ бы то ни было напередъ, не хочу общать что-либо… Теперь я чувствую, что все, что я сдлалъ,— недостаточно, и что я недостаточно врилъ, въ сердц моемъ не было цльности. Мн казалось noвременамъ, что людямъ ршительно все равно, и что вы, рабочіе, лишены пониманія. Но вамъ не все равно, и вы полны пониманія, и теперь идти впередъ нетрудно. Эта Англія, эта наша страна,— въ вашихъ рукахъ. Она могла бы быть страной, гд каждый ребенокъ выросталъ бы въ честнаго, здороваго, полезнаго и неуниженнаго человка. Такъ могло бы быть. Но вы сами знаете, какъ это далеко отъ того, что есть. И вотъ, ради этой задачи мы должны работать и бороться. Съ начала міра не было предмета боле возвышеннаго, боле стоющаго борьбы. Побда должна быть на нашей сторон. Можетъ, меня уже не будетъ, чтобы видть эту побду, но я знаю, что она придетъ, если только рабочіе будутъ понимать свои интересы и держаться вмст. Что касается меня, то, можетъ статься, я и не смогу сдлать многаго, можетъ, я буду длать ошибки, можетъ быть, я потерплю неудачи, какія терпли до меня люди, лучше меня. Но я общаю вамъ дв вещи. Нтъ опасности и нтъ страха, который бы заставилъ меня отступить, и ничто и никогда не заставитъ меня прибгнуть къ средствамъ, недостойнымъ великой задачи. Не могу поручиться, что буду всегда правъ, но ручаюсь, что буду всегда прямъ.

Такъ окончилась рчь — быть можетъ, наимене искусная, по, наврное, наиболе тронувшая, какую Брандъ когда-либо произнесъ. Каждый членъ толпы, стоявшей передъ думой, въ настоящую минуту врилъ въ Бранда, даже мистеру Чарльзворту этотъ ‘выскочка’ казался теперь боле порядочнымъ, потому что онъ выигралъ игру, мало того, даже самъ Брандъ въ данный моментъ не былъ вполн свободенъ отъ нкоторой доли того же чувства.

Общій подъемъ продолжался до самаго вечера. Ужинъ Бранда въ Темперэнсъ-отел пріобрлъ черты нкотораго торжества. Лакеи сіяли улыбками, скромная молодая двица, заключенная на площадк перваго этажа въ стеклянномъ ящик {Дло идетъ о кассирш, для которой въ ресторанахъ и тому подобныхъ мстахъ обыкновенно отдляется перегородкой, на половину стеклянной, особое мсто. Прим. пер.}, не только обратилась къ нему съ поздравленіемъ, но и прибавила:— ‘я такъ рада этому!’. Брандъ удивился тому, что не замчалъ до сихъ поръ этой доброй и милой двицы. На базарной площади два уличныхъ музыканта наигрывали извстную мелодію: ‘Вотъ идетъ герой-побдитель’. Повсюду слышались голоса и движеніе людей, не было недостатка и въ шумномъ пьянств, кое-гд жгли маленькіе фейерверки.

Пэламъ и Станфордъ отправились въ курильню. Брандъ вышелъ на улицу. Вечеръ былъ теплый. Постаравшись поскорй отдлаться отъ шумныхъ привтствій, которыми онъ былъ встрченъ у двери отеля, онъ повернулъ въ плохо освщенные переулки. Такъ онъ дошелъ до улочки маленькихъ кирпичныхъ домиковъ съ аспидными крышами: два окошка вверху, одно окно и дверь внизу, общая ящикообразная форма домика нарушалась лишь крошечной надворной пристройкой для чулана и судомойной. Передъ однимъ изъ этихъ домиковъ онъ остановился. Здсь онъ жилъ 5 лтъ тому назадъ вмст со своей женой. Воспоминанія возникли въ немъ. Сердце его было переполнено успхомъ и не съ кмъ было подлиться имъ. У Пэлама была жена, у Станфорда была невста… Онъ стоялъ въ темнот и смотрлъ на свтившееся окошко, женская тнь обрисовалась на штор. Какъ часто, приходя домой, онъ видлъ такой же свтъ и такую же женскую тнь! На секунду ему почудилось, что его Мэри вовсе не умерла, что всего протекшаго съ тхъ поръ времени не существовало. На секунду въ немъ могущественно заговорило стремленіе — открыть низенькую калитку, сдлать шагъ къ дггери и, отворивъ ее, увидть яркій свтъ и дорогое, нжное, полное ожиданія лицо. Онъ думалъ объ этомъ лиц, какимъ бы оно было теперь на 5 лтъ старше, и о ребенк, держащемся за материнскую юбку. Всматриваясь въ эту воображаемую картину, онъ случайно взглянулъ на свой рукавъ и вдругъ созналъ, почувствовавъ нчто врод тупого удара, что на немъ нтъ боле его рабочаго платья,— что прошлое умерло, и что человкъ, который стоялъ въ данный моментъ здсь, былъ не мужъ Мэри, а новый членъ Парламента отъ Медфорда. Онъ двинулся впередъ, шагая медленно и вновь живо чувствуя сбою потерю. Онъ дошелъ до кладбища, окружавшаго старую церковь. Калитка кладбищенской ограды была заперта. Онъ безъ труда перелзъ черезъ стну, прошелъ по усыпанной гравіемъ дорожк и повернулъ въ сторону.

Онъ не былъ чуждъ свойственнаго рабочему человку своеобразнаго честолюбія и обезпечилъ для праха своей жены и ребенка приличную могилу. Поднималась луна, и небольшой надгробный камень ярко бллъ. Онъ подошелъ ближе и замтилъ какой-то предметъ у основанія камня. Нагнулся и сталъ разсматривать. Кто-то положилъ здсь лавровый внокъ, перевязанный лентой выбраннаго кандидата {Въ Англіи въ обыча присваивать на выборахъ каждому кандидату особый цвтъ. Бумага, ленты, розетки этого цвта широко употребляются приверженцами кандидата, во всхъ возможныхъ видахъ. Прим. пер.}.

IX.

На слдующее утро Брандъ съ Пэламомъ возвратились въ Лондонъ, гд миссисъ Пэламъ встртила ихъ торжествующимъ поздравленіемъ. Станфордъ остался въ Медфорд, чтобы присутствовать при поврк счета избирательныхъ бюллетеней и расплатиться по нкоторымъ счетамъ. Его не ожидали въ Лондон раньше двухъ-трехъ дней. Тмъ не мене поздно вечеромъ этого же четверга онъ явился въ домъ Пэлама. Онъ вошелъ вслдъ за докладомъ, и когда вошелъ въ крутъ свта, бросаемаго лампой, то лицо его имло отпечатокъ чрезмрной серьезности. Первыя же его слова были неожиданны:

— Знаете ли вы,— сказалъ онъ,— что на этихъ выборахъ обнаружилось шуллерство?

— Что вы хотите этимъ сказать?— вскричали одновременно Брандъ и Пэламъ.

— Когда стали проврять бюллетени, сравнивая ихъ съ дубликатами въ книг, то оказалось, что 108-ми не хватаетъ. Недостающіе бюллетени принадлежатъ не одному, а нсколькимъ различнымъ участкамъ. Это значитъ, что ихъ стащили посл того, какъ баллотировальные ящики были вскрыты, посл того, какъ счетъ уже начался. Вы знаете, мэръ не хотлъ считать всю ночь, какъ мы — Гоукеръ и я — требовали Итакъ, во вторникъ, въ одиннадцать ночи счетъ былъ прерванъ. Вс бюллетени всхъ участковъ были смшаны — таковъ первый шагъ въ этомъ дл — и мэръ сдлалъ изъ нихъ два пакета,^— на одномъ онъ сдлалъ надпись сосчитанные голоса, на другомъ, не сосчитанные голоса, и мы вс трое — мэръ, Гоукеръ и я — приложили къ пакетамъ свой печати. Выйдя изъ комнаты, онъ заперъ дверь на ключъ и взялъ ключъ съ собою, а мы двое опечатали дверь нашими печатями. Когда вчерашнимъ утромъ мы возвратились къ счету, печати оказались нетронутыми, какъ на двери, такъ и на пакетахъ. Счетъ возобновился — и считали они непомрно медленно и чрезвычайно осмотрительно. Въ четыре часа, какъ вамъ извстно, счетъ былъ законченъ. Прежде чмъ объявить о результат, голова снова опечаталъ бюллетени и заперъ ихъ на ключъ, какъ въ первый разъ, и мы не провряли ихъ по книгамъ вплоть до сегодняшняго утра. Вдь изъ каждаго участка получается списокъ: ‘столько-то испорчено, столько-то возвращено чистыми, столько-то въ баллотировальномъ ящик’, и, само собою разумется, числа эти должны соотвтствовать числу дубликатовъ, отъ которыхъ он были отрзаны. Ну, мы скоро нашли, что цифры не соотвтствуютъ. Не хватало боле сотни бюллетеней, и было совершенно ясно, что похищеніе было произведено не изъ какого-либо ящика. Въ корзин бросовыхъ бумагъ были отысканы обертки, заключавшія въ себ бюллетени въ прошедшую ночь, и тогда не осталось никакого сомннія: обертка еще не сосчитанныхъ бюллетеней оказалась разрзанной подъ низомъ, такъ что печати остались нетронутыми, а затмъ прорха, была заклеена бумажной полоской. Никому изъ нихъ раньше не пришло въ голову осмотрть нижнюю часть обертки.

— У кого хранятся ключи отъ зданія?— спросилъ Брандъ.

— Но вдь дверь была опечатана, и печать не тронута. Воръ не могъ войти черезъ дверь.

— Въ какой комнат производился счетъ?— спросилъ Пэламъ.

— Въ личной комнат мэра.

— Стало быть, въ первомъ этаж, она выходитъ окнами на Малую Базарную Площадку.

— Да, если это мсто называется Малой Базарной Площадкой, тамъ еще складъ лса и конюшни.

— Нетрудно было влзть черезъ это окно,— сказалъ Брандъ,— я могъ бы самъ…

— Ради Бога, не говорите подобныхъ.вещей!— вскричалъ Станфордъ въ тревог. Брандъ засмялся и прибавилъ:

— Тамъ есть парапетъ, и клтки сложеннаго лса подходятъ къ самому его углу. Въ тотъ день, какъ въ этой комнат былъ митингъ, я видлъ, какъ нсколько мальчишекъ взлзли туда. Никакой трудности нтъ.

— Таково было и наше заключеніе,— сказалъ Станфордъ.— Но, знаете ли, друзья мои, это прескверная исторія. Насколько мн извстно, въ Парламентскихъ актахъ подобное событіе не предусмотрно, но если Чарльзвортъ вздумаетъ обжаловать выборы, то, безъ сомннія, выборы будутъ уничтожены и назначены новые.

— Какъ и слдуетъ,— замтилъ Брандъ.

— Хм!— хмыкнулъ Станфордъ, съ неудовольствіемъ.— Надюсь, въ слдующій разъ голова согласится считать всю ночь.

— Конечно, въ город уже извстно,— замтилъ Пэламъ.

— Будетъ извстно завтра утромъ,— отвтилъ Станфордъ.— Мэръ сразу же телеграфировалъ, прося прислать лучшаго сыщика, мы съ Гоукеромъ просили его объ этомъ. Прямой человкъ этотъ Гоукеръ и велъ себя все время дружелюбно и съ полной деликатностью.

Брандъ сидлъ молча, лицо его выражало смущеніе.

— дучи сюда,— вновь началъ Станфордъ,— я все думалъ, не слдуете ли вамъ сходить въ одну изъ редакцій съ тмъ, чтобы васъ интервьюировали, но теперь думаю, что лучше не ходить. Вотъ теперь невыгода позиціи вн обихъ партій почувствуется съ особой силой. Консервативныя газеты, конечно, будутъ поддерживать Чарльзворта, а радикальныя будутъ отъ души рады случаю дать вамъ подножку. Ужасно боюсь, что исторія будетъ вамъ стоить вашего мста въ Парламент.

Боевые огоньки засвтились въ глазахъ Бранда, но онъ промолчалъ.

— Имются какіе-нибудь подозрнія, слды?— спросилъ Пэламъ.

— Пока — ничего, и эта неопредленность прямой вредъ Бранду. Ршительно не могу себ представить, чтобы выискался съ нашей стороны такой идіотъ, который бы совершилъ подобную штуку.

— Мн кажется,—сказала миссисъ Пэламъ, до сихъ поръ молчавшая,— что вся эта исторія есть продлка не глупаго хитраго врага.

— Если такъ — а вы обыкновенно правы,— сказалъ Брандъ,— вопросъ въ томъ, какъ мн всего лучше реагировать на него. Въ редакцію я не пойду. Но я напишу мистеру Чарльзворту и заявлю, что очень желаю новыхъ выборовъ.

— Вы потеряете ваше мсто въ парламент.

— Что длать!

Станфордъ пожалъ плечами.

— Ну, если ужъ человку хочется во что бы то ни стало длать глупости…— но сердечный тонъ его голоса и довольная улыбка противорчили его словамъ.

— Такъ я возвращаюсь въ Медфордъ съ первымъ поздомъ,— снова началъ Станфордъ.— Я повидаюсь съ мистеромъ Чарльзвортомъ, если вы хотите. Мн нужно было опредлить, въ какомъ направленіи мы должны дйствовать, и разъ установлено, что направленіе должно быть высоко-нравственное, я возвращаюсь въ Мдфордь и буду потрясать этимъ знаменемъ въ лучшемъ вид.

На слдующее утро агентъ Бранда дйствительно ухалъ, а хозяева и обитатели церковнаго дома провели очень непріятные полдня въ тревожномъ ожиданіи вечернихъ газетъ. Первоначально Брандъ намревался было поискать себ квартиру вблизи Вестминистера и занять свое мсто въ Палат Общинъ, теперь онъ оставилъ оба эти намренія и съ суровымъ видомъ принялся за изученіе какого-то труда по политической экономіи. Хозяинъ заперся въ своей рабочей комнат и старался наверстать запущенную за три недли переписку. Около полудня онъ былъ прерванъ въ своемъ занятіи Брандомъ, который молча положилъ передъ нимъ розовый листокъ телеграммы. На немъ Пэламъ прочелъ слдующія изумительныя слова.,

‘Пропавшіе бюллетени найдены въ вашей комнат отеля. Станфордъ’.

Не въ состояніи будучи произнести ни одного слова, Пэламъ отороплымъ взглядомъ уставился на Бранда и увидлъ бъ лиц послдняго отраженіе собственнаго оцпенлаго изумленія. Нсколько секундъ они, такимъ образомъ, глядли другъ на друга, наконецъ, Брандъ разразился хохотомъ.

— Въ вашей комнат! въ отел!— повторилъ Пэламъ въ ужас.— Въ такомъ случа, Агнесса права. Выходка — дло вражьихъ рукъ.

— Повидимому, такъ,— отвтилъ Брандъ съ серьезнымъ лицомъ.— Кто-нибудь да сдлалъ это,— Выраженіе суровой серьезности смнилось взглядомъ отчетливаго пониманія.— А дло-то некрасиво, не правда ли?

— Очень некрасиво,— отвчалъ Пэламъ.

Брандъ бросилъ на друга быстрый, недоврчивый, вопрошающій взглядъ. Пэламъ въ отвтъ отрицательно покачалъ головой и улыбнулся, на что Брандъ замтилъ довольно легко:

— Мн было бы очень непріятно, если бы вы сочли меня способнымъ учинить такую глупость.

Брандъ отошелъ къ окну и глядлъ на четыре дерева, росшія въ саду, и на стну, отдлявшую садъ отъ сосдней фабрики. Затмъ онъ проговорилъ: — Одно я знаю: Чарльзвортъ тутъ не при чемъ.

Пэламъ кивнулъ въ знакъ согласія.

— Я полагало,— продолжалъ Брандъ,— самое лучшее для меня — отправиться туда сейчасъ самому и изслдовать дло лично. Когда на человка обрушилось подобное подозрніе, онъ прежде всего не долженъ прятаться, напротивъ, ему слдуетъ добиться открытаго боя.

— Безъ сомннія, это самое лучшее,— отвтилъ Пэламъ,— боюсь, однако, что вамъ предстоитъ въ высшей степени непріятная вещь.

На это Брандъ отвтилъ безразличнымъ тономъ:— таково ужъ наше ремесло,— и тотчасъ же взялся за расписаніе поздовъ.

Часа черезъ два на желзнодорожной станціи Брандъ могъ уже получить цлую охапку вечернихъ газетъ, такъ что все время своего путешествія онъ читалъ замтку за замткой о самомъ себ. Въ результат Брандъ пріхалъ въ Медфордъ въ нсколько подавленномъ настроеніи. Проходя по платформ, онъ замтилъ устремленные на себя любопытные и проницательные взгляды, что онъ выдержалъ съ ледянымъ безразличіемъ. Три человка, стоявшіе у входной двери Темперэнсъ-отеля. вдругъ замолчали, завидя его, и ихъ головы повернулись ему вслдъ, какъ три флюгера. Юная особа въ стеклянной загородк отвчала на его привтствіе съ холоданостью и безъ улыбки, и это обстоятельство укололо Кристафера чувствительно. Черезъ минуту онъ уже стоялъ лицомъ къ лицу со Станфордомъ, и даже въ физіономіи собственнаго агента ему чудились слды того вопрошающаго недоврія, которое его преслдовало.

— Радъ васъ видть. Я такъ и думалъ, что вы прідете,— сказалъ Станфордъ, серьезно, а про себя подумалъ: ‘не легко ему’.

— Разскажите мн все по порядку,— сказалъ Брандъ, кладя на столъ ворохъ газетъ.

Разсказъ Станфорда былъ кратокъ и простъ. Комната въ отел, которую занималъ рабочій кандидатъ, подверглась уборк для новаго жильца. Горничная отодвинула ящикъ въ умывальномъ столик, чтобы достать чистое полотенце. Взявъ полотенце, она наткнулась на лежавшую тамъ кучу бумага. Она снесла находку хозяину отеля, который, въ свою очередь, принесъ ихъ Станфорду.

— Я, со своей стороны,— закончилъ Станфордъ,— сказалъ ему, чтобы онъ ихъ тутъ же сложилъ, не заглядывая внутрь, и шелъ со мною къ городскому голов.

— И что же: все это были бюллетени въ пользу Чарльзворта?

— Вс, безъ исключенія,— отвчалъ Станфордъ.

Брандъ разжалъ руки, точно уронилъ что-либо.

— Конецъ моимъ выборамъ,— сказалъ онъ съ преувеличеннымъ спокойствіемъ.

— Но вдь будутъ назначены новые выборы,— замтилъ Станфордъ.

— Да, но я-то не выступлю на. нихъ боле кандидатомъ.

Въ этотъ разъ Станфордъ кивнулъ въ знакъ одобренія.

— Но вдь и, въ такомъ случа, это еще не конецъ,— началъ онъ снова.— Можетъ быть начато уголовное преслдованіе.

— Какъ? Что-нибудь открыли? Падаетъ на кого-нибудь подозрніе?— вскричалъ Брандъ.

— Преслдованіе будетъ противъ васъ,— сказалъ Станфордъ.

Онъ вдругъ увидлъ на лиц собесдника, проблескъ нескрываемаго удивленія и презрнія. Было очевидно, что Бранду была совершенно чужда мысль эта. Затмъ на него снизошло обычное спокойствіе, онъ поискалъ въ своихъ карманахъ, вытащилъ безъ малйшей торопливости табакъ и спички и сказалъ невозмутимо:

— Хорошо, если такъ. Я бы желалъ, чтобы это дло было раскрыто публично.

X.

Сайндербриджъ, скучный главный городъ скучнаго графства, представляетъ собою дымное дятельное мсто, съ заколтлымъ небосводомъ и однообразными улицами, въ которыхъ процвтаетъ пьянство. Городское управленіе находится всецло въ рукахъ фабрикантовъ и заводчиковъ, что же касается рабочихъ, то изъ нихъ боле молодые становятся номинально соціалистами обличительнаго типа, а боле пожилые превращаются въ нерадивыхъ циниковъ, работающихъ механически, какъ лошадь на топчак, и почерпающихъ облегченіе своей судьбы въ трубкахъ, набитыхъ сквернымъ табакомъ, и пинтахъ нездороваго пива. Общественный интересъ оживляется здсь, какъ общее правило, только скачками, большимъ пожаромъ илл убійствомъ. Изъ этого общаго правила было одно историческое исключеніе — судъ надъ Кристоферомъ Брандомъ, обвинявшемся въ похищеніи избирательныхъ бюллетеней во время Медфордскихъ выборовъ.

Въ то хмурое ноябрьское утро, когда должно было разбираться это дло, Брандъ сидлъ въ своей квартир недалеко отъ зданія, гд засдала выздная сессія суда, и старался изо всхъ силъ сосредоточить свое вниманіе на писаніи писемъ. Но письма подвигались впередъ медленно, а ухо его постоянно прислушивалось — не идетъ ли Станфордъ, который сидлъ въ суд, позвать своего принципала, какъ только предшествующее дло станетъ подходить къ концу. Прошло все утро, и было уже часа четыре, когда Станфордъ, наконецъ, появился. Съ нимъ былъ сэръ Джонъ Уорикъ. Это была первая встрча между отцомъ и сыномъ съ тхъ поръ, какъ Бранду стало извстно ихъ родство.

Станфордъ объяснилъ, что разбирательство очередного дла еще далеко не закончено, и что дло Бранда не начнется раньше завтрашняго утра. Сэръ Джонъ стоялъ подл со своимъ обычнымъ видомъ улыбающейся сердечности.

— Я ршился заглянуть къ вамъ, мистеръ Брандъ,— сказалъ онъ,— въ неблагодарной роли непрошеннаго совтника.

Брандъ стоялъ молча съ блднымъ и суровымъ лицомъ. Въ эту минуту едва ли можно было найти сходство между ними двумя.

Молчаніе грозило сдлаться неловкимъ, и сэръ Джонъ заговорилъ снова,

— Я ни малйшимъ образомъ не сомнвался, въ томъ, что вы обладаете и силою аргументаціи, и силою выраженія, и едва ли мн нужно прибавлять, что во мн нтъ и тни сомннія въ томъ, что взводимое на васъ обвиненіе ни на чемъ не основано. Но въ судебныхъ длахъ существуютъ извстные капканы… съ присяжными такъ трудно имть дло… Словомъ, я додумалъ, что было бы дломъ простой справедливости — дать вамъ нсколько намековъ о вещахъ, которыя отлично извстны всмъ, имющимъ дло съ судебной практикой.

— Весьма обязанъ. Прошу садиться,— сказалъ Брандъ.

Сэръ Джонъ слъ и продолжалъ со своей медоточивой манерой:

— Присяжные ваши вс торговцы. Вы можете быть уврены, что вс они предубждены противъ васъ, а Гарлей въ своей роли, конечно, еще усилитъ ихъ предубжденіе. Вамъ не слдуетъ обращаться къ нимъ съ рчью, съ какою вы обратились бы къ рабочимъ. Вы должны постараться стать на ихъ точку зрнія и показать имъ, что вы вовсе не такъ опасны, какъ они предполагаютъ. Вы должны явиться въ ихъ глазахъ политическимъ кандидатомъ, а не соціальнымъ реформаторомъ. Если вы станете излагать имъ общіе принципы, они примутъ это, какъ оскорбленіе. Это именно та вещь, которой англичане средняго класса не выносятъ.

Брандъ все время смотрлъ на говорившаго съ большимъ вниманіемъ и взвшивалъ, фразу за фразой, его слова.

— Да,— сказалъ онъ,— это такъ и, я полагаю, самому мн это не пришло бы въ голову.— И черезъ минуту онъ прибавилъ:— вы не думаете, что я могу бытъ осужденъ?

— Я не вполн знакомъ съ дломъ,— отвчалъ сэръ Джонъ.

Станфордъ сдлалъ шагъ впередъ. Брандъ взглянулъ на него, какъ бы поощряя: ‘говорите’, и онъ изложилъ дло кратко и отчетливо.

— Если бы судъ состоялъ изъ людей, получившихъ юридическое образованіе, онъ ни за что не осудилъ бы васъ,— проговорилъ сэръ Джонъ.— Апелляціонный судъ, напримръ, отмнилъ бы обвинительный приговоръ. Но сказать, что васъ не осудятъ присяжные — принимая во вниманіе, кто они и кто вы — я не ршаюсь. Одно я знаю: добиться отмны такого приговора не будетъ представлять никакой трудности

— Но если они меня оправдаютъ,— сказалъ Брандъ,— то вдь это не облитъ меня?

— Ни-н-ть, конечно, всегда найдутся люди, которые будутъ васъ подозрвать. Отъ этого васъ можетъ избавить только одно: ясное доказательство вины другого лица.

— Каково ваше собственное объясненіе, сэръ Джонъ? Какъ вы сами представляете себ, что произошло?

Теперь живой интересъ замнилъ въ Бранд его прежнюю холодность. Трудно было сопротивляться искушенію узнать мнніе этого юридическаго оракула

Сэръ Джонъ покачалъ головой.

— Я не вижу никакого разумнаго объясненія,— сказалъ онъ.— Но если бы я защищалъ въ этомъ дл, я бы предложилъ присяжнымъ на выборъ нсколько возможныхъ объясненій. Нтъ объясненія вроятнаго, но можетъ быть нсколько возможныхъ. Мое личное мнніе таково, что это дло какого-нибудь субъекта, который держалъ пари на большую сумму, что вы не попадете въ Парламентъ. Вдь число людей, которые держатъ пари по поводу выборовъ — громадно… Дло, конечно, осложняется тмъ, что похищенные бюллетени были поданы за вашего противника Все же, вамъ бы слдовало указать присяжнымъ на возможности, какія вамъ придутъ въ голову. Не допускайте ихъ остановиться на мысли, что есть только одно объясненіе фактовъ. А, главное, и прежде всего — не выставляйте передъ ними никакихъ циническихъ добродтелей. Пустъ они видятъ въ васъ простого длового человка, который обладаетъ слишкомъ достаточнымъ смысломъ, чтобы не совершить такую, ничмъ не оправдываемую, подлость.

Брандъ невольно улыбнулся. Онъ чувствовалъ, что въ этотъ моментъ они съ собесдникомъ другъ друга понимаютъ, и Брандъ чувствовалъ себя обезоруженнымъ.

— Я очень вамъ признателенъ, сэръ Джонъ,— сказалъ онъ, и въ его голос не было боле слышно враждебныхъ нотъ.

Сэръ Джонъ всталъ съ довольной улыбкой, это свиданіе успокоило извстные уколы его совсти. Онъ пожалъ руки обоимъ друзьямъ и просилъ ихъ обращаться къ нему во всхъ случаяхъ, когда онъ могъ бы быть полезенъ.

Когда дверь затворилась за сэромъ Джономъ, въ Бранд поднялась волна личнаго чувства. Подъ его злопамятной горечью и тщательно питаемымъ равнодушіемъ скрывался гораздо боле нжный элементъ, который не всегда легко было подавитъ. Теперь эта другая его сторона громко требовала родственной любви, человческаго существа, связаннаго съ нимъ крпкими естественными узами.

Съ минуту онъ сидлъ, оперевъ голову на руки, въ то время, какъ врный Станфордъ стоялъ молча, не ршаясь разбить настроеніе своего вожака. Но вотъ склоненная голова поднялась, и Станфордъ вновь увидлъ непроницаемое, деревянное лицо.

— Есть у васъ спички?— спросилъ Брандъ.— Спасибо.— Затмъ онъ: зажегъ спичку и продолжалъ:— боюсь, что вы сегодня едва не померли отъ скуки.

Вечеромъ Брандъ появился въ радикальномъ клуб на лекціи. Его присутствіе лишило лектора должнаго вниманія со стороны публики. За лекціей послдовали дебаты, въ которыхъ Брандъ принялъ участіе. Его рчь была ясна, серьезна и убдительна, но спокойна и невозмутима, какъ всегда. На слдующее утро онъ вышелъ къ завтраку съ видомъ веселой свжести… и въ судъ вошелъ, какъ въ собственную контору, гд привыкъ направлять прибыльныя и хорошо идущія дла. Ходили слухи о томъ, будто сэръ Джонъ Уорикъ будетъ защищать. Но сэръ Джонъ занялъ мсто въ публик и все время сидлъ съ Пэламами. Тогда поняли, что обвиняемый самъ будетъ вести свою защиту. Это придавало разбирательству еще больше интереса. Всталъ представитель обвиненія — въ своемъ парик, мантіи и съ сознаніемъ давно установленной репутаціи. Это былъ человкъ высокопоставленный, ловкій, безжалостный, поклонникъ сановитости, прецедента и порядка, для котораго тотъ фактъ, что Брандъ взялся за собственную защиту, былъ чуть не личнымъ оскорбленіемъ.

— Господа присяжные!— началъ онъ.— Для надлежащей оцнки обвиненія, предложеннаго вашему вниманію, необходимо бросить быстрый взглядъ на личный характеръ лица, противъ котрраго это обвиненіе выдвинуто. Вся карьера Кристафера Бранда была, очевидно, вдохновляема желаніемъ занимать собою общественное вниманіе и позировать на видныхъ мстахъ. Задаваясь вопросомъ объ его происхожденіи’… Брандъ и сэръ Джонъ Уорикъ сидли, словно окаменлые, съ опущенными глазами шблдными губами… ‘мы находимъ, что онъ принадлежитъ къ почтенной рабочей семь, среди которой, повидимому, не было ни одного члена, занимающаго боле высокое положеніе, чмъ положеніе прилично оплачиваемаго рабочаго’.

Но для Кристафера Бранда, сидящаго здсь въ качеств обвиняемаго, эта скромная, но истинно почтенная участь казалась недостаточной.

Затмъ послдовалъ краткій обзоръ школьной жизни Бранда — жизни примрной — и его подготовки къ ремеслу, въ результат которой, какъ мн сообщали, онъ и сталъ хорошимъ механикомъ.

‘До сихъ поръ поведеніе этого добропорядочнаго молодого рабочаго не давало повода думать окружающему его мірку, что онъ былъ обуреваемъ какимъ-либо инымъ честолюбіемъ, кром вполн законнаго: возвыситься въ своемъ ремесл, выполнять свои обязанности въ тои скромной сфер, въ которой онъ былъ рожденъ, честно вырастить семью, и, быть можетъ, достичь положенія надсмотрщика. Это было бы похвальнымъ честолюбіемъ, господа присяжные. Даже если бы онъ стремился подняться еще выше, его честолюбіе оставалось бы почтеннымъ. Наша торговля представляетъ намъ много людей, вышедшихъ снизу, которые медленно, солиднымъ трудолюбіемъ достигли высочайшихъ постовъ въ соотвтственныхъ сферахъ дятельности. Кристаферъ Брандъ также имлъ полное основаніе расчитывать на врный успхъ въ сфер полезности, мудрости и богатства, онъ даже могъ расчитывать — не въ тридцать два года, конечно, но, напримръ, въ 52 — достичь, какъ естественной награды за все предыдущее, того мста въ Парламент, котораго онъ такъ страстно желалъ. Но, господа, подобные размренные шаги, слишкомъ медленны и слишкомъ незамтны для агитатора и авантюриста. Въ 24 г. мы застаемъ Бранда въ эхомъ город, въ Сайндербридж. гд онъ въ теченіе двухъ лтъ работалъ въ семи различныхъ заведеніяхъ. Фактъ говоритъ самъ за себя. Брандъ сдлался виднымъ членомъ соціалистическаго общества, судился однажды за помху уличному движенію тмъ, что обращался къ толп на улиц и былъ вожакомъ въ демонстраціяхъ, такъ называемыхъ, безработныхъ. Словомъ, онъ избралъ себ карьеру,— карьеру агитатора, со всею ея сенсаціонностью, извстностью и неустойчивостью.

‘Потерявъ четыре раза въ году работу, мистеръ Брандъ нашелъ этотъ моментъ какъ разъ подходящимъ для женитьбы, какъ это длаютъ многіе представители его класса. Я долженъ остановить ваше вниманіе на этомъ пункт, такъ какъ онъ указываетъ ясно, что мистеръ Брандъ при всей его энергіи и способностяхъ былъ, все-таки, въ своихъ взглядахъ на жизнь и поведеніи настоящимъ рабочимъ человкомъ, со всми обычными слабостями рабочаго. Я спрашиваю васъ, господа присяжные: какой человкъ вашего положенія, или моего положенія, сочтетъ для себя возможнымъ жениться въ 24 года отъ роду?— если, конечно, онъ не обладаетъ состояніемъ? Но рабочій никогда не думаетъ объ этой сторон дла. Онъ женится, не обращая вниманія на послдствія и, такимъ образомъ, еще усиливаетъ т тяжести, на которыя такъ горько жалуется. Господа, если вы хотите опредлить дйствительный характеръ настоящаго дла, то вамъ необходимо усвоить тотъ фактъ, что сидящій передъ вами обвиняемый никогда въ сущности не возвышался надъ предразсудками и нравственной мркой своего класса. Отъ такого человка мы не должны ожидать тонко развитого чувства чести, или хотя бы особенно строгой честности. Наоборотъ, въ подобномъ человк мы должны ожидать проявленія отъ времени до времени, въ теченіе всей жизни, недостатка разборчивости и самообладанія. По моему мннію, преступленіе, разсматриваемое вами, и было совершено въ моментъ одного изъ подобныхъ проявленій.

Затмъ прокуроръ изложилъ подробно участіе Бранда въ Медфордской стачк, его и Гарриса агитацію среди лондонскихъ рабочихъ и демонстрацію, приведшую ихъ къ суду:

— Оправданіемъ своимъ они несомннно были обязаны замчательно искусной защит сидящаго передъ вами обвиняемаго. Защита была настолько искусна, что породила слухъ, якобы мистеру Бранду въ данномъ случа помогъ своимъ совтомъ одинъ изъ наиболе блестящихъ членовъ адвокатскаго сословія въ Англіи.

Обращаясь къ парламентской кандидатур Бранда, прокуроръ усиленно подчеркнулъ то обстоятельство, что Брандъ бднякъ,— однако, деньги на выборную агитацію ему кто-то ссудилъ. Провались онъ на выборахъ, врядъ ли повторилась бы такая удача. Значитъ, онъ долженъ былъ попасть въ парламентъ, во что бы то ни стало, именно въ этотъ разъ, чтобы оправдать полученную ссуду и, можетъ быть, заслужить новыя.

Ходъ выборовъ былъ описанъ обвинителемъ съ тми подробностями, какія искусный адвокатъ считаетъ необходимыми для пониманія средняго присяжнаго, а вечеръ рокового вторника 15 іюля разсказанъ почти минута за минутой. То обстоятельство, что Брандъ былъ вн отеля съ 8-ми вечера почти до полуночи, было подчеркнуто и приведено въ связь съ тмъ фактомъ, что избирательные бюллетени были заперты на ключъ въ комнат мэра вскор посл одиннадцати часовъ.

— Я выставлю двухъ свидтелей, оба они старые жители Мдфорда и давнишніе знакомые обвиняемаго. Одинъ изъ нихъ мистеръ Джемсъ Мансонъ, сообщить вамъ, что минутъ за 5 до полуночи онъ встртилъ въ тотъ вечеръ у входа на Площадку человка, который, по его мннію, былъ Брандъ,— что этотъ человкъ былъ одтъ въ пальто, похожее но цвту и по форм на пальто, обыкновенно носимое обвиняемымъ, и которое онъ, если не ошибаюсь, снялъ при вход въ судъ.

Вс глава повернулись къ пальто, висвшему на спинк сиднія Бранда.

— Другимъ свидтелемъ является мистеръ Джозефъ Вилькинсъ, одинъ изъ наиболе дятельныхъ политическихъ сторонниковъ Бранда, естественно предубжденный въ его пользу. Мистеръ Вилькинсъ сообщитъ вамъ, что онъ видлъ, какъ обвиняемый, вечеромъ 15-го іюня, покидалъ Малую Базарную Площадку, и что Брандъ имлъ подмышкою свертокъ. Онъ сообщитъ вамъ также, что обвиняемый былъ въ то время въ замшательств, и отвты его были настолько сбивчивы, что Вилькинсъ въ то время подумалъ, не пьянъ ли Брандъ. Замтьте, господа Малая Базарная Площадка есть закоулокъ. Она ведетъ къ лсному складу, да къ боковой двери зданія думы, я только. Мистеру Бранду придется либо опровергнуть данное подъ присягою показаніе Вилькинса, либо привести какую-нибудь причину для своего пребыванія въ такой часъ ночи въ этомъ cul de sac.

Обвинитель на минуту пріостановился съ видомъ человка, ожидающаго отвта, и сталъ приводить въ порядокъ свои бумаги. Однако Брандъ, и глазомъ не моргнувъ, продолжалъ сидть съ видомъ вжливо слушающаго человка. Противникъ въ академическомъ диспут, пожалуй, выказалъ бы боле личнаго интереса, чмъ онъ.

— Вамъ будетъ предъявлена та бумага,— продолжалъ сэръ Гарлей,— въ которой были завернуты впослдствіи украденные бюллетени, вы увидите, что съ нижней ея стороны былъ сдланъ прорзъ, и затмъ прорха ловко заклеена полоской бумаги. Все это не было дломъ рукъ неловкихъ, или непривычныхъ. Я даже позволю себ сказать, что это было дломъ человка искуснаго въ ручной работ, какъ, напримръ, хорошаго механика. Вс украденные бюллетени были поданы за консервативнаго кандидата. Обращаю на это ваше спеціальное вниманіе. Во всхъ подобныхъ случаяхъ полезно спросить себя: кто отъ преступленія выигрываетъ?— и если мы зададимся вопросомъ: кто выигралъ отъ уменьшенія числа голосовъ, поданныхъ за мистера Чарльзворта, то найдемъ только одинъ отвтъ: Кристаферъ Брандъ.

Была прочтена рчь Бранда, сказанная имъ при заключеніи выборовъ. Его слова, произнесенныя съ такимъ чувствомъ, будучи теперь прочтены врагомъ, звучали приторно и напыщенно, и это нанесло сердцу ихъ автора первый чувствительный ударъ. Онъ сидлъ, опустивъ глаза и вертя карандашъ съ тми же ощущеніями, съ какими человкъ слушаетъ свои собственныя любовныя письма публично читаемыя въ суд.

— Господа,— продолжалъ ораторъ,— я смло скажу, что это не рчь невиннаго человка. Въ ней слишкомъ много торжественности. Это рчь человка, который чувствуетъ себя не совсмъ ловко, человка съ нечистой совстью. Такова уже судьба нечестнаго человка, играющаго роль честнаго, что онъ непремнно переходитъ границу естественной скромности. Онъ шумитъ и становится театральнымъ. Подобно мистеру Бранду, онъ присутствуетъ на публичномъ собраніи наканун своего суда и принимаетъ участіе въ дебатахъ.

Сэръ Вильямъ началъ искусно танцевать на самой скользкой части своего паркета, подсказывая присяжнымъ возможныя объясненія того, почему украденные бюллетени не были уничтожены. Преступники всегда взволнованы, и потому забываютъ сдлать необходимое. Затмъ, переходя къ боле благодарной сторон обвиненія, онъ указалъ на трудность найти причину, по которой кто бы то ни было посторонній былъ заинтересованъ въ краж, или укрытіи этихъ бумагъ, Подобная гипотеза предполагаетъ цлый обдуманный заговоръ съ цлью обрушить на невиннаго человка видимость серьезнаго преступленія. Заговоры подобнаго рода очень рдки. Разсмотримъ фактъ. Страстное желаніе Бранда быть выбраннымъ несомннно, исчезаютъ извстныя бумаги, чмъ обезпечивается его успхъ, его встрчаютъ идущіе отъ того мста, гд была совершена кража, и около того временщкогда она., по всей вроятности, была совершена. Наконецъ, украденныя бумаги находятъ въ комнат, которую онъ занималъ. Цпь фактовъ очень убдительная, настолько убдительная, что лишь положительное доказательство невинности обвняяемаго можетъ заставить вынести ему оправдательный приговоръ.

‘Замтьте, искушеніе въ данномъ случа такого сорта, которое должно быть особенно сильно въ субъект въ положеніи мистера Бранда. Человкъ полуобразованный, жизнь котораго прошла вн атмосееры почтенной совстливости, естественно не особенно чувствителенъ со стороны высшей общественной неподкупности. Нимало есть людей, которые, будучи неспособны украсть чужой кошелекъ, не постснятся, напримръ надуть желзнодорожную компанію. Что же до священной чистоты выборовъ, то многіе малообразованные избиратели во всю свою жизнь не достигаютъ высоты этого понятія. Вотъ почему, джентльмены, ожидая отъ васъ осужденія, я ожидаю отъ васъ также и снисхожденія. Я прошу васъ не забывать о томъ, что лишь ложно направленное честолюбіе молодого человка привело его въ сферу, для которой онъ не годенъ, и подвергло его искушенію, къ которому онъ не былъ приготовленъ. Высшая мра наказанія, которому вашъ приговоръ можетъ его присудить, не тяжела — всего 6 мсяцевъ тюремнаго заключенія. Для него лично, смю думать, такое наказаніе будетъ благодтельнымъ. Онъ еще молодъ. Онъ еще можетъ быть честнымъ, полезнымъ и уважаемымъ — какъ механикъ — но никогда — какъ членъ парламента, даже если бы вы его оправдали, не найдется такого округа, который посл подобнаго обвиненія выбралъ бы его.

Ораторъ слъ, и слушатели вздохнули, какъ зрители въ театр по окончаніи акта. Брандъ давно вполн овладлъ собою. Отъ времени до времени, съ большими промежутками, онъ длалъ на бумаг замтки, но въ общемъ сидлъ вполн спокойно, имя раздражающій видъ человка, которому все происходящее не причиняетъ ни малйшаго укола.

XI.

Первымъ свидтелемъ былъ вызвалъ мэръ Мдфорда. Онъ разсказалъ о подсчет избирательныхъ записокъ. Каждому, даже тупоумнйшему изъ слушателей, стало ясно, что если только кража не совершена по уговору, въ которомъ участвовали — самъ мэръ, городской секретарь (всми уважаемый человкъ, бывшій счетоводъ) и оба избирательныхъ агента,— то она произошла ночью, въ то время, какъ бюллетени были подъ ключомъ въ зданіи думы. Описаны были также — послдовавшій затмъ осмотръ талоновъ, которымъ обнаружился недохватъ бюллетеней.

Брандъ при этомъ освдомился, было ли окно комнаты закрыто и замкнуто.

Этого мэръ не помнилъ.

Былъ развернутъ планъ съ обозначеніемъ на немъ зданія думы, Тэмперенсъ-Отеля, Малой Базарной Площадки и сложеннаго лса. Постовой городовой показалъ, что не замтилъ ничего подозрительнаго.

— Видли вы меня, или кого-либо похожаго на меня?— спросилъ Брандъ.

— Нтъ, сэръ, не видалъ.

— А знали ли вы меня въ лицо?

— Очень хорошо узнаемъ мы васъ въ лицо за послднія пять лтъ,— отвчалъ полицейскій не безъ свирпости.

Нсколько свидтелей удостоврили, что съ восьми вечера и почти до полуночи Брандъ отсутствовалъ изъ отеля, что ночь была теплая, но никто не могъ сказать подъ присягой, былъ ли онъ въ то время одтъ въ срое пальто, или нтъ.

Станфордъ показалъ, что въ двнадцать часовъ ночи Брандъ заходилъ къ нему, въ то время на Бранд не было сраго пальто, при немъ не было никакого свертка, и онъ не казался взволнованнымъ. Онъ прибавилъ, что Брандъ при разговор упоминалъ о разныхъ перемнахъ и новыхъ постройкахъ въ сосдней деревеньк, которую въ ту ночь постилъ.

Допросъ Станфорда закончился обращеніемъ къ нему Бранда:

— Вы были въ довольно тсныхъ со мною сношеніяхъ какъ во время выборовъ, такъ и посл нихъ, не такъ ли?

— Конечно.

— Слыхали ли вы отъ меня когда-либо что-нибудь, что не было бы абсолютной правдой?

— Никогда.

— Согласились ли бы вы снова быть моимъ агентомъ при новыхъ выборахъ?

— Конечно.

Нкто Масонъ, мелкій медфордскій лавочникъ, показалъ подъ присягой, что онъ встртилъ на рыночной площади, близко отъ Малой Базарной Площадки, человка, котораго онъ счелъ за Бранда, это-т человкъ имлъ такой же галстухъ, какъ и Брандъ.

Это показаніе произвело замтное впечатлніе.

Брандъ — невозмутимый и вжливо-внимательный — началъ перекрестный допросъ развязнымъ, дружелюбнымъ тономъ:

— Не сообщите ли вы присяжнымъ, мистеръ Масонъ, какъ давно вы меня знаете?

— Года четыре-пять, я полагаю.

— Каковы же были за это время наши взаимныя отношенія? Были они дружественны, или наоборотъ?

— О, вполн дружественны,— отвчалъ Масонъ, но затмъ запнулся и посл нкотораго колебанія прибавилъ:— кром того случая, или случаевъ, когда вы были недовольны моимъ товаромъ.

Это заявленіе вызвало взрывъ смха, въ которомъ и Брандъ принялъ участіе.

— Я совсмъ, было, позабылъ объ этомъ,— замтилъ онъ.— Не сообщите ли вы присяжнымъ,— помните ли вы случай — за исключеніемъ ночи того вторника — когда, встртивъ меня на улиц, вы не заговорили бы со мною?

Такого случая мистеръ Масонъ не могъ припомнить.

— Но вечеромъ въ тотъ вторникъ вы не заговорили?

— Нтъ.

— Какъ же такъ?

— Кто-жъ его знаетъ?.. Не заговорилъ и — все,— отвтилъ Масонъ.

— Говорили вы кому-нибудь — то-есть въ среду, или въ четвергъ — что, какъ вы полагали, вы встртили меня?

— Н-н-тъ, говорить — не говорилъ. Не было къ тому причины.

— Сами вы куда же направлялись около полуночи, мистеръ Масонъ?

— Я шелъ домой.

— Вы ничего не имете противъ того, чтобы сказать присяжнымъ, гд вы провели тотъ вечеръ?

— Я былъ въ своемъ клуб, который собирается два раза въ недлю.

— Гд онъ собирается?

— Въ таверн подъ вывской ‘Зеленый Человкъ’.

— Изъ этого мы можемъ заключить, что клубъ этотъ состоитъ не изъ абсолютныхъ трезвенниковъ?

Слушатели — какъ это всегда бываетъ въ суд — благодарные даже за самую незначительную шутку, смялись. Судья нахмурился съ видомъ недовольнаго учителя въ класс, а судебный приставъ прошиплъ: ‘чш… шш…’, длая видъ, что онъ крайне скандализованъ. Масонъ отвчалъ съ сердцемъ:

— Если вы гнете къ тому, что я былъ пьянъ,— такъ совсмъ нтъ! Всякому извстно, что я не пьяница.

— Много было народа въ клуб въ тотъ вечеръ?— спросилъ Брандъ.

— Порядочно. Много больше обыкновеннаго.

— А какова была ночь: свтлая? темная?

— Такъ,— середка наполовину. Луна свтила, но были тучи.

— Ну-съ, теперь на счетъ пальто, которое, вы говорите, было врод моего. Какого цвта оно было?

— Темное, темно-коричневое, сдается.

— Можете вы присягнуть, что оно не было темно-срое?

— Нтъ.

— Или темно-синее?

— Не могу.

— Или черное?

— И того не могу.

— Почему же вы говорите, что оно врод моего?

— Потому — длинное и съ капюшономъ.

— Есть что-нибудь необычайное въ покро моего пальто? Взгляните, вотъ оно!

— Нтъ, ничего такого.

— Видали вы подобныя же пальто на другихъ?

— Еще бы нтъ! Сколько разъ!

— Знаете вы, каковъ съ виду мистеръ Гоуксръ, агентъ мистера Чарльзворта?

— Какъ не знать,— вонъ онъ сидитъ.

— Видли вы его когда-либо одтымъ въ пальто этого рода?

— Теперь, какъ вы заговорили объ этомъ,— пожалуй, что видлъ,— такъ думается.

Вс глаза устремились на Гоукера — сухощаваго, серьезнаго солиситора съ сильной просдью. Вс замтили, что Гоукеръ глядлъ на Бранда съ улыбкой человка, котораго нимало забавляетъ этотъ эпизодъ.

— Готовы ли вы присягнуть,— продолжалъ, между тмъ, Брандъ.— что лицо, которое вы встртили, не было мистеромъ Гоукеромъ?

— Нтъ,— отвчалъ Масонъ съ неудовольствіемъ.— присягнуть я не могу, но вы никогда не уврите меня въ томъ, что это былъ мистеръ Гоукеръ,— прибавилъ онъ съ удареніемъ.

— Ну, конечно,— замтилъ Брандъ сухимъ тономъ,— конечно, нтъ! Довольно, мистеръ Масонъ. Благодарю васъ.

Эта выходка Бранда повела къ тому, что слдующимъ свидтелемъ былъ вызванъ мистеръ Гоукеръ. Его допросъ ограничился всего парой репликъ. Въ извстный вторникъ онъ не былъ около полуночи на Малой Базарной Площадк, ни близъ нея, онъ былъ дома, въ постели.

Брандъ тоже задалъ нсколько вопросовъ.

— Мистеръ Гоукеръ,— сказалъ онъ,— не будете ли такъ добры высказать присяжнымъ ваше мнніе о томъ, какъ велись съ моей стороны выборы. Не было ли какихъ-либо проявленій недобросовстности, не было ли стремленія нечестно воспользоваться тмъ или инымъ преимуществомъ?

— Ничего подобнаго.— отвчалъ Гоукеръ.— Вс дйствія, насколько я могу судить, были вполн честны и открыты.

— Потрудитесь сообщить присяжнымъ, какъ я отнесся къ попыткамъ сорвать митинги мистера Чарльзворта?

— Вы объявили публично, что если безпорядки возобновятся, то вы откажетесь отъ кандидатуры. Вы Также постили меня частнымъ образомъ и предложили принять любыя мры, какія я сочту нужными, для поддержанія порядка.

— Не будете ли такъ любезны подлиться съ присяжными тмъ мнніемъ, какое вы составили себ обо мн,— оставляя въ сторон настоящее обвиненіе?

— Я составилъ себ о васъ мнніе,— отвтилъ мистеръ Гоукеръ отчетливо и обдуманно,— какъ о человк весьма, способномъ, съ безупречно развитымъ чувствомъ чести и вполн честнымъ въ политическихъ взглядахъ — хотя, по-моему, и ошибочныхъ — и, считаю нужнымъ прибавить,— продолжалъ онъ посл секундной остановки,— что не вижу причины, чтобы измнитъ въ чемъ-нибудь это мнніе и сейчасъ.

Брандъ бросилъ на него взглядъ, полный искренней благодарности и удовлетворенія.

— Очень вамъ благодаренъ, мистеръ Гоукеръ,— сказалъ онъ.— Это все, о чемъ я хотлъ спросить васъ.

— Оч-чень изящно сдлано,— прошепталъ сэръ Джонъ Уорикъ, обращаясь къ Оливеру Пэламу. Въ публик получилось общее впечатлніе, что Бранду удалось загнать противника въ засаду.

На сцену выступилъ самый важный свидтель — Вилькинсъ. Этотъ, столь осторожный субъектъ, былъ блденъ и явно не въ своей тарелк, его манера держать себя представляла странную смсь тревога и ршительности. Вопреки привычк, онъ былъ скупъ на слова, отвчалъ кратко и медленно, какъ человкъ, желающій быть вполн точнымъ. Первый заданный ему вопросъ касался его политическихъ отношеній къ Бранду. Отвтъ Вилькинса говорилъ о трогательной вр въ послдняго. На лиц Бранда появилась улыбка. За тмъ допросъ перешелъ на вторникъ. 15-е іюня. Да, Вилькинсъ помнилъ эту ночь хорошо и далъ о ней вполн ясный отчетъ. Онъ заявилъ, что въ двнадцать безъ десяти ночи перескалъ Рыночную Площадь, возвращаясь домой изъ комитетскаго помщенія. Онъ увидлъ Бранда, который вышелъ съ Малой Базарной Площадки, торопясь къ Кэссль-Стритъ. Сперва онъ, Вилькинсъ, удивился и подумалъ, что ошибся, онъ пошелъ по Кэссль-Стритъ и, на полпути догнавъ Бранда, позвалъ его по имени. Брандъ казался смущеннымъ. Вилькинсъ спросилъ его, куда онъ идетъ, и Брандъ отвтилъ: ‘Да такъ-себ… то-есть, собственно… не задерживайте меня… Я иду на почту… необходимо отправить эти письма до полуночи’. Вилькинсъ на это замтилъ: ‘Зачмъ же вы не пошли но Рыночной улиц, если торопитесь?’ — потому что медфордская почтовая контора помщается въ дальнемъ конн Рыночной улицы. Брандъ, однако, будто бы отвтилъ: ‘Не думаю, чтобы это было ближе… да и Кэссль-Стритъ много пусте — по ней идешь безъ задержки’. Затмъ Брандъ вдругъ спросилъ Вилькинса — чего ради тотъ ходитъ за нимъ но пятамъ?— и потребовалъ, чтобы Вилькинсъ убирался, не то ему будетъ худо. Тогда-де Вилькинсъ отошелъ, вынесши изъ эпизода впечатлніе, что вновь избранный членъ парламента пьянъ.

Теперь насталъ чередъ Бранда допрашивать этого опаснаго свидтеля. Подсудимый началъ вжливымъ, почти любезнымъ тономъ.

— Не сообщите ли вы намъ, мистеръ Вилькинсъ, точную цифру суммы, на которую вы держали пари?

Вилькинса передернуло. ‘Пари?’ — повторилъ онъ упавшимъ голосомъ, не только голосъ, но и цвтъ лица его замтно измнились.

— Да, пари о томъ, каковъ будетъ результатъ выборовъ?

Вилькинсъ промямлилъ нчто о томъ, что-де какіе же его пари?.. Но затмъ, глубоко переведя духъ, прибавилъ боле внятно что, насколько помнитъ, онъ побился объ закладъ съ двумя сосдями и въ обоихъ случаяхъ поставилъ со своей стороны полкроны.

— Это вполн врно, что вы выигрывали только пять шиллинговъ, если бы я не попалъ въ парламентъ?

— Вы хотите сказать: если бы вы попали въ парламентъ.

— Нтъ, нтъ, я хочу знать — и притомъ подъ присягой — что вы выигрывали въ случа моего неуспха?

— Ничего,— отвтилъ Вилькнисъ.— Но ему было явно не но себ, и онъ избгалъ взгляда обвиняемаго.

Всмъ дальнйшимъ вопросамъ о плать, о подлинныхъ выраженіяхъ Бранда въ ту ‘встрчу’ свидтель противопоставилъ одну упорную ‘нтовщину’: онъ ‘не можетъ сказать’, онъ ‘не замтилъ’, было ‘слиткомъ темно’, чтобы разглядть какъ слдуетъ пальто. Въ его тон было много дкости, бросаемые отъ времени до времени, взгляды были враждебны. По существу, Брандъ ничего изъ него не добылъ своимъ перекрестнымъ допросомъ, но чмъ дольше шелъ допросъ, тмъ глубже становилось впечатлніе, что свидтель полонъ враждебности. Но въ общемъ свидтельство Вилькинса разъясняло дло, не врить ему, значило сдлать тайну еще непроницаемою.

Вилькинсъ оставилъ свидтельское мсто съ выраженіемъ упрямства на покраснвшемъ лиц. Была вызвана горничная, нашедшая украденные бюллетени. Ящикъ, гд они были найдены, оказался незапертымъ, не замыкалась и комната все время, пока ее занималъ Брандъ. Кто угодно могъ войти въ нее. Въ комнат находился дорожный саквояжъ Бранда, саквояжъ былъ на замк, въ этомъ горничная была уврена, такъ какъ, подметая, переставляла его съ мста намсто.

Наконецъ, оффиціальное лицо, которому было поручено осмотрть украденныя 108 избирательныхъ записокъ, доложило суду, что вс он были поданы за мистера Чарльзворта.

Дло со стороны обвиненія было заключено. Брандъ всталъ и заявилъ, что со своей стороны не вызываетъ свидтелей.

Разбирательство длилось второй день, и время шло къ вечеру. Публика разошлась въ томъ же настроеніи, какое хорошо извстно читателю ежемсячнаго журнала, когда онъ перевернетъ страницу и подъ текстомъ слдующей увидитъ надпись: <Так в журнале.>

XII.

Пришло утро слдующаго дня. Осеннее солнце весело врывалось въ тусклую комнату судебныхъ засданій, и въ его свт лицо Бранда казалось чуть-чуть блдне обыкновеннаго. Онъ собралъ свои немногочисленныя замтки, окинулъ залъ дловымъ взглядомъ и заговорилъ своимъ плавнымъ, полнымъ красивыхъ модуляцій голосомъ, столь рдкимъ среди рабочихъ и доставшимся ему по наслдству отъ отца.

‘Господа присяжные! Есть всего одинъ свидтель, показанія котораго могли бы освтить надлежащимъ образомъ мое дло, но у меня отнята возможность допросить его. Свидтель этотъ — я самъ. Никто, кром меня, не можетъ разсказать вамъ подробно о томъ, гд я былъ, и что я длалъ вечеромъ во вторникъ, пятнадцатаго іюня. Но англійскій законъ запрещаетъ допрашивать обвиняемаго въ его собственномъ дл {Со времени появленія въ свтъ этой повсти законъ, врно въ ней изложенный для описываемаго времени, отмненъ: въ настоящее время обвиняемый можетъ если того желаетъ, быть допрошенъ въ качеств свидтеля по собственному длу. Прим. Переводчика.}. Мн кажется, господа, что въ данномъ пункт законъ установленъ скоре въ интересахъ подсудимыхъ, виновныхъ, нежели въ интересахъ подсудимыхъ невинныхъ.

Мн кажется жестокимъ и несправедливымъ — заставить меня сидть здсь, выслушивать ложную присягу свидтельствующаго противъ меня клеветника и лишить меня возможности противупоставить его лжи мою собственную присягу. Мн запрещено выступить въ качеств свидтеля или предложить сэру Вильяму Гарлею попробовать сбить меня въ моихъ простыхъ показаніяхъ. Исторія моя весьма проста. Я вышелъ въ тотъ вечеръ около восьми часовъ. Я пошелъ на Александра-Стритъ, гд жилъ когда-то, затмъ на кладбище, что на холм св. Андрея, посл того я перескъ поля по направленію къ Бэрингъ Клозъ и возвратился по Кингсмиллъ-Родъ. Я былъ безъ какого бы то ни было пальто. Ни на Малой Базарной Площадк, ни на Каселъ-Стритъ я не былъ, Вилькинса не видалъ к не говорилъ съ нимъ. Въ отель я возвратился около полуночи. Я прямо прошелъ въ комнату Станфорда, и мы разговаривали съ полчаса. При мн не было никакого свертка, если бы таковой у меня былъ, его долженъ былъ бы видть, какъ Станфордъ, такъ и швейцаръ отеля, который готовился запереть входную дверь. Объ украденныхъ избирательныхъ запискахъ я ршительно ничего не знаю, никогда ихъ не видалъ,— не видлъ ни одной вплоть до сегодняшняго дня.

Вотъ, господа, суть моей защиты.

‘Я могу показать вамъ — такъ, по крайней мр, я надюсь,— что дяніе, въ которомъ я обвиняюсь, противорчитъ общему характеру всей моей жизни, а также, что совершеніе его не только не могло послужить мн на пользу, но представляло собою самую вредную вещь, какая только могла быть направлена противъ меня.

‘Прежде всего я долженъ протестовать противъ утвержденія, будто бы мрило честности и чести въ класс, къ которому я принадлежу, ниже подобнаго же мрила среди людей боле зажиточныхъ. Принадлежи мой отецъ или мой дядя къ бирж, или къ сити, характеристика подобнаго рода была бы довольно справедливою. Но я взросъ среди людей, живущихъ своимъ личнымъ заработкомъ,— среди хорошо обученныхъ своему длу рабочихъ въ желзной и древодлательной отрасли промышленности, какъ объ этомъ вы уже слышали, никто, знающій этотъ классъ тружениковъ, не скажетъ, что ихъ понятія о честности, что ихъ духъ общественности ниже господствующихъ среди обыкновенныхъ торговыхъ людей. Могу сказать, что лишь съ тхъ поръ, какъ я сталъ имть дло съ людьми боле зажиточными, понялъ я, какъ широко практикуется нечестность въ жизни. Нтъ, если бы изъ меня вышелъ человкъ безчестный,— это было бы не благодаря дйствительности, окружавшей меня въ юности, а, вопреки ей. Ученый джентльменъ, представляющій обвиненіе, сказалъ вамъ, что передо мною была полная возможность — если бы только я захотлъ — преуспть въ моемъ ремесл,— сдлаться надсмотрщикомъ, быть можетъ,— хозяиномъ. Это, господа, правда. По поводу личнаго моего положенія мн не на что было особенно жаловаться. Механикъ — если онъ хорошій работникъ и основательный человкъ — всегда получитъ приличную плату и не будетъ задавленъ чрезмрной работой, все это — благодаря своему профессіональному союзу. Но передъ моими глазами имлись тысячи другихъ, положеніе которыхъ было гораздо хуже, сотни даже здсь, въ Сайндербридж — сотни подобныхъ, я зналъ, что у нихъ не было возможности подняться — и не могло быть, пока дла шли заведеннымъ порядкомъ. Я лично имлъ извстныя преимущества и сознавалъ это: я былъ боле образованъ, я былъ сильне другихъ, интеллигентне, и мн казалось, что эти преимущества обязывали меня попытаться помочь тмъ, кто былъ ихъ лишенъ. Конечно, я рисковалъ, и это было мн хорошо извстно. Я женился, и ученый джентльмэнъ говоритъ, что это указываетъ на мою безпечность и эгоизмъ. Лэди и джентльмэны очень любятъ высказывать это мнніе. Они не понимаютъ того, что въ то время, какъ доходъ коммерсанта, либо члена свободныхъ профессій иметъ тенденцію съ годами возрастать, доходъ старетъ. Женившись въ тридцать лтъ джентльмэнъ той же профессіи, что и мой обвинитель, расчитываетъ въ сорокъ пять или пятьдесятъ быть богаче и, такимъ образомъ, имть боле шансовъ обезпечить своихъ дтей. Но матеріальное положеніе рабочаго всего лучше въ періодъ между его двадцать пятымъ годомъ — даже ране — и сороковымъ. Если онъ не женится до тридцатилтняго возраста, ему предстоитъ зарабатывать мене какъ разъ въ то время, когда его дти уже значительно подросли, но недостаточно созрли для того, чтобы что-нибудь внести въ общее хозяйство. Это — одно. Другое — шансы рабочаго человка на долговчность невелики. Рабочіе умираютъ, какъ общее правило, десятью или двнадцатью годами ране людей вашего положенія, и труженикъ, отложившій женитьбу, рискуетъ умереть, оставивъ жену и дтей безъ куска хлба.

‘У лицъ средняго и высшаго класса нтъ исчисленныхъ причинъ для ранней женитьбы. А хорошо было бы, если бы он были: лучше было бы для нихъ самихъ и для женщинъ моего класса. Считается, что джентльмэнъ, воздерживающійся отъ ранней женитьбы, поступаетъ согласно велніямъ благоразумія и чести, но это.благоразуміе, эта добродтельность нердко покупаются — и очень дорогой цной — за счетъ постороннихъ лицъ. Что касается моей собственной женитьбы, то двушка, которую я взялъ замужъ, работала въ то время по двнадцати часовъ въ день на богатаго предпринимателя здсь, въ Сайндербридж, и получала отъ трехъ фартинговъ до полутора пенсовъ въ часъ. Она была одинока, и здоровье ея начало подаваться. Какъ врно замтилъ мой ученый обвинитель, я могъ предложить, ей, со своей стороны, быть можетъ, слишкомъ мало, но я полагалъ, что все же могу доставить ей нчто, лучшее и, думаю, доставилъ. Работу въ Сайнбридж я потерялъ потому, что выдвинулся въ агитаціи въ пользу безработныхъ. Принимая въ ней участіе, я лично не выигрывалъ ровно ничего, и, правду сказать, были времена, когда меня соблазняла мысль — подумать о собственномъ будущемъ и сидть смирно.

‘Могу васъ уврить, господа присяжные, что какъ бы ни представлялось это дло сэру Вильяму Tapлей, самому мн выбранный мною путь не казался ни наиболе легкимъ, ни наиболе выгоднымъ. Моя жизнь была бы и легче, и счастливе, да, вроятно, и долговчне, если бы я удовольствовался работой въ мастерской. Но я не могъ ею довольствоваться, пока вокругъ меня кишли, люди страдающіе, и, какъ мн казалось, я видлъ средства положить конецъ этимъ страданіямъ. Замтьте, я не говорю, что все, что я хотлъ и что пытался сдлать, было разумно и возможно. Но я желалъ бы, чтобы вы уяснили себ вполн: что дорога, по которой я шелъ, вовсе не вела — и притомъ безъ труда — къ моему личному благополучію, къ моему личному достатку.

‘Затмъ я отправился въ Медфордъ, и тамъ повторилось то же самое. Профессіональный Союзъ Проволочниковъ не могъ, принести лично мн никакой пользы. Ни этотъ Союзъ, ни стачка не принесли мн ни одного пенни. Затмъ я отправился въ Лондонъ, гд и проживалъ съ тхъ поръ. Во всю мою жизнь я не получалъ никакого вознагражденія за оказанныя мною услуги, исключая заработокъ въ качеств механика и плату за статьи, которыя я помщалъ въ газетахъ.. Какъ вамъ извстно, я судился, вмст съ Гаррисомъ, по обвиненію въ устройств незаконнаго собранія. Сэръ Вильямъ Гарлей сказалъ немало лестнаго о томъ, что нашимъ оправданіемъ мы обязаны моей рчи. При всемъ моемъ уваженіи къ его мннію, смю думать, что оправданы мы не столько благодаря тому, что мы на суд сказали, сколько тому, что мы не сдлали ничего наказуемаго.

‘Въ ма текущаго года умеръ мистеръ Трависъ, и часть мдфордцевъ просила меня выступить ихъ кандидатомъ. Необходимыя для расходовъ средства были доставлены двумя джентльмэнами, изъ которыхъ одинъ либералъ, а другой — консерваторъ. Въ то же время было мн сдлано еще одно предложеніе, которое обезпечило бы мн весьма выгодное начало и дало бы почву для политической карьеры. Но, принявъ его, мн пришлось бы связать свою судьбу съ одною изъ двухъ существующихъ политическихъ партій. Само собою разумется, что это соотвтствовало бы гораздо боле моимъ личнымъ выгодамъ, но я не принялъ предложенія, ибо, по моему убжденію, никакой настоящій рабочій не долженъ присоединяться ни къ одной изъ этихъ двухъ партій. Прими я это предложеніе, я былъ бы теперь членомъ парламента отъ Мдфорда и, кром того, получалъ бы хорошее жалованье: Такимъ образомъ, если бы цлью моего существованія за вс предыдущіе годы былъ личный успхъ и стремленіе выдвинуться, я имлъ полную возможность достичь этой цли, и никто бы не упрекнулъ меня за то, исключая меня самого.

‘Отъ мистера Гоукера вы слыхали, что я велъ выборы честно и прилично. Теперь перейдемъ къ вечеру знаменательнаго вторника и разберемъ предположеніе, что это я укралъ избирательныя записки. Я могъ добраться до нихъ, лишь отправившись на Малую Базарную Площадку, для чего долженъ былъ пересчь Рыночный сквэръ,— пересчь дважды — идя туда и назадъ — такъ какъ на Площадку существуетъ всего одинъ входъ. Счетчики прервали подсчетъ бюллетеней не ране одиннадцати часовъ. Мистеръ Станфордъ сообщилъ вамъ, что я пришелъ въ его комнату въ отел спустя одну-дв минуты посл полуночи. Не забывайте, что это была ночь, непосредственно слдовавшая за выборами. Городъ кишлъ народомъ. На Рыночномъ сквэр еще толпился народъ, когда я возвратился въ двнадцать часовъ домой. Во время предвыборной агитаціи я говорилъ каждый день на митингахъ подъ открытымъ небомъ и въ закрытыхъ помщеніяхъ, портретъ мой печатался во всхъ газетахъ и выставлялся въ окнахъ магазиновъ, такимъ образомъ, едва ли былъ хоть одинъ человкъ, который не зналъ бы меня въ лицо. Если бы я прошелъ черезъ рыночный сквэръ въ одиннадцать часовъ, а затмъ снова около двнадцати, то должны были бы найтись десятки людей, которые признали бы меня и удостоврили бы это присягой. Между тмъ, таковыхъ только двое: Масонъ и Вилькинсъ. Масонъ возвращается домой въ полночь изъ веселаго клуба, видитъ кого-то въ длинномъ пальто, затмъ слышитъ, что украденные бюллетени найдены въ моей комнат, тутъ онъ вспоминаетъ о виднномъ прохожемъ и приходитъ къ заключенію, что этотъ прохожій — я. Онъ не ршается присягнуть, что это не былъ мистеръ Гоукеръ. Этого, конечно, достаточно, чтобы вмнить ни во что утвержденіе Масона, будто онъ узналъ меня. Если было недостаточно свтло, чтобы отличить меня отъ мистера Гоукера, то не хватало свта и для того, чтобы признать кого бы то ни было. Показаніе Масона сводится къ слдующему: онъ видлъ человка моего роста — пяти футовъ девяти дюймовъ, т.-е. роста огромнаго числа англичанъ въ любомъ город, этотъ человкъ былъ одтъ въ пальто довольно обычнаго покроя, о цвт этого пальто онъ не ршается показать подъ присягой. Не знаю, какъ другіе, но если бы я готовился вскарабкаться по лсной кладк, я бы не надлъ длиннополаго пальто.

‘Но мистеръ Вилькинсъ показалъ подъ присягой, что встртилъ меня и видлъ, какъ я шелъ съ Малой Базарной Площадки. Его показаніе не есть искренно-ошибочное показаніе, и онъ это отлично знаетъ. Онъ сознательно, умышленно, обдуманно лжетъ. Зачмъ онъ лжетъ — я не могу ршить. Правда, въ теченіе долгаго времени я не любилъ Вилькинса, мн было извстно, что и онъ меня не любитъ. Я полагаю, онъ имлъ зубъ противъ меня, но кто же станетъ рисковать ложной присягой для того только, чтобы досадить человку?— мн, по крайней мр, такой мотивъ кажется недостаточнымъ. Долженъ быть другой, боле сильный, и, думается мн, мотивомъ должна быть корысть. Быть можетъ, вы замтили, какъ встревожился мистеръ Вилькинсъ, когда я задалъ ему вопросъ на этотъ счетъ.

‘Въ среду я узналъ, что избранъ, и обратился къ избирателямъ съ рчью, которую вы слышали. Самъ я не могъ бы припомнить ни одного слова изъ этой рчи. Я былъ сильно тронутъ и говорилъ такъ, какъ чувствовалъ. Сэръ Вильямъ Гарлей неизмримо боле меня опытенъ въ вопросахъ нечистой совсти, и не мн ему противорчить. Но, быть можетъ, мн позволено будетъ замтить, что доктора-спеціалисты всегда склонны находить симптомъ болзней, входящихъ въ ихъ спеціальность, даже въ здоровыхъ людяхъ, а мнніе получающаго ганораръ адвоката — даже самаго знаменитаго — не есть еще свидтельское показаніе.

Въ четвергъ была открыта пропажа избирательныхъ записокъ. Еще бы! Она не могла не открыться, не могла не нанести мн вреда, ибо я именно былъ избранъ. Я не могъ не знать этого заране. Именно мн, въ конц-концовъ, и никому больше, эта кража наносила вредъ.

‘Въ пятницу бюллетени были найдены въ моей комнат. Я долженъ бы быть ни больше, ни меньше, какъ сумасшедшимъ, чтобы положить ихъ туда. Вдь горничная могла въ любое время выдвинуть этотъ ящикъ, а рядомъ стоялъ мой саквояжъ, запертый на ключъ! Если бы я уворовалъ эти бумаги, то, конечно, позаботился бы о томъ, чтобы никто никогда не видлъ ни малйшаго клочка ихъ. Примите еще во вниманіе, что человкъ, проведшій дв стачки, стоявшій десятки разъ передъ враждебной толпой на митингахъ и привлекавшійся къ суду, не теряетъ головы такъ легко, какъ, повидимому, предполагаетъ мой ученый обвинитель.

‘Бытъ можетъ, вы склонны сказать мн: ‘если вы не воровали бюллетеней, то кто же ихъ уворовалъ?’. Признаюсь, у меня нтъ отвта на этотъ вопросъ. Я просто не понимаю, какъ эти бюллетени попали въ мой ящикъ. Не могу себ представить, кто могъ придумать столь необычайный шагъ. Но мн вполн ясно, что кто бы ни былъ этотъ человкъ, цль его была — повредить мн. То обстоятельство, что они были найдены въ мст, гд неизбжно должны были быть открыты, чмъ уничтожалось мое избраніе — служитъ сильнымъ аргументомъ въ пользу моей невинности, ибо ясно, что догадка, будто я самъ положилъ ихъ туда, чтобы нанести самому себ вредъ, мене вроятна, чмъ предположеніе, что это сдлано кмъ-либо постороннимъ. Какъ правильно замтилъ сэръ Вильямъ Гарлей, мы должны въ подобныхъ случаяхъ спросить себя:— кто выигрываетъ? Отъ помщенія уворованныхъ бумагъ въ моей комнат выигрывало лишь то лицо, которому нужно было подорвать мое избраніе и обезчестить меня. Не забывайте, что дверь отеля стояла настежь весь день, что любой человкъ могъ войти въ мою комнату и — прежде всего — для меня оставить эти бумага въ ящик было бы прямо самоубійствомъ. Во-первыхъ, это лишало меня того мста въ парламент, ради котораго, предполагается, я рисковалъ сломить себ шею, совершая эту кражу. Кром того, это кидало на меня подозрніе, доказать неосновательность котораго очень трудно и которое должно вредно отразиться на всей моей послдующей карьер. Ученый джентльмэнъ, представляющій обвиненіе, говорилъ съ большой легкостью о наказаніи, ожидающемъ кандидата, осужденнаго въ дл, подобномъ моему. Шесть мсяцевъ тюремнаго заключенія, можетъ быть, и недолгій срокъ, но вдь наказаніе этимъ не ограничивается. Вся будущность человка, какъ общественнаго дятеля, погублена,— а это не легкое и не кратковременное наказаніе. Господа присяжные, я долженъ предостеречь васъ въ моемъ собственномъ дл, какъ я сдлалъ бы это въ чужомъ,— подумайте дважды, прежде чмъ наложить подобное наказаніе, не имя доказательствъ вины. Вы, конечно, отнюдь не симпатизируете моимъ политическимъ взглядамъ. Я полагаю, вы считаете меня человкомъ опаснымъ и способнымъ совершить любое беззаконіе. Но я обращаюсь къ вамъ, какъ англичанинъ къ англичанамъ, и прошу васъ, отложивъ въ сторону всякое предубжденіе, произнести вашъ приговоръ въ этомъ дл исключительно на основаніи фактическихъ данныхъ, раскрытыхъ передъ вами. Разъ вы поступите такимъ образомъ, я могу ожидать вашего вердикта безъ опасеній’.

Въ судебной зал поднялся сдержанный гулъ голосовъ. Въ общемъ, публика была явно на сторон подсудимаго. Но сэръ Джонъ Уорикъ прошепталъ на ухо Оливеру: ‘Какъ разъ такая рчь, съ какой не слдовало обращаться къ этимъ присяжнымъ’.

Судья резюмировалъ дло въ короткой и холодноватой рчи, которая произвела на слушателей такое впечатлніе, что каждое обстоятельство этого дла допускало по крайней мр три различныхъ объясненія. ‘Въ этомъ дл, сказалъ онъ, вопросы чисто юридическіе отсутствуютъ. Законъ въ данномъ случа до послдней степени ясенъ, вопросъ заключается въ фактахъ. Факты таковы: вс украденныя записки поданы за Чарльзворта, украдены он были изъ зданія Медфордской Думы вечеромъ, во вторникъ, 15-го іюня, и затмъ найдены въ Темперэнсъ-Отел, въ комнат, которую занималъ обвиняемый. Весь вопросъ вертится на томъ, гд и какъ Брандъ провелъ вечеръ этого вторника, именно — время между одиннадцатью и полуночью. Если присяжные не довряютъ показанію Вилькинса, имъ ничего не остается, какъ оправдать подсудимаго. Если, напротивъ, они довряютъ этому показанію, примутъ во вниманіе характеръ избирательныхъ записокъ и мсто, гд он найдены,— тогда получается, по меньшей мр, тяжкое подозрніе’.

Рчь свою судья заключилъ небольшимъ торжественнымъ обращеніемъ къ присяжнымъ на тему объ ихъ обязанностяхъ и отвтственности.

Двнадцать засдателей гуськомъ покинули залъ, въ которомъ снова поднялся общій говоръ, для Бранда наступилъ самый долгій часъ его жизни. Когда, съ окончаніемъ судейской рчи, его вниманіе упало, онъ почувствовалъ слабость и тошноту. Ему пришло въ голову, что это отъ голода, но когда онъ отправился въ маленькую комнатку позади суда, гд онъ лъ въ предыщущіе дни, онъ не могъ себя принудить притронуться къ пищ. Онъ чувствовалъ непомрную усталость, все ему было противно, и въ то же время его мучило невыносимое, лихорадочное нетерпніе.

Онъ прямо не зналъ, какъ дожить до слдующаго появленія присяжныхъ. Онъ не врилъ въ возможность осужденія, тмъ не мене, отъ времени до времени на него нападалъ страхъ, и быстрые переходы отъ боязни къ надежд и отъ надежды къ боязни заставляли его вздрагивать. Перерывъ тянулся безконечно. Къ нему подошелъ Пэламъ, затмъ Станфордъ. Сэръ Джонъ не подходилъ, и Брандъ злился на его отсутствіе, но если бы онъ подошелъ, Кристаферъ, по всей вроятности, такъ же злился бы на то, что тотъ подошелъ. Наконецъ, пришелъ послдній актъ, и вс хлынули въ комнату засданій. Перемна, происшедшая въ лиц подсудимаго, поразила всхъ. Ране оно было спокойно, невозмутимо, почти весело, теперь оно стало неестественно блдно и дико, мало того,— оно, казалось, видимо похудло за этотъ короткій промежутокъ ожиданія. Подобное лицо можно иногда наблюдать у людей, только что возвратившихся съ труднаго подъема на Альпы.

Въ теченіе нсколькихъ минутъ судебный залъ былъ въ торопливомъ движеніи, затмъ вдругъ наступила глубокая тишина. Все это прошло быстро, но Бранду казалось непомрно долгимъ. Затмъ послдовалъ короткій діалогъ между судьей и присяжными, и вдругъ вылетло слово ‘виновенъ’, заслонившее весь свтъ. На одну секунду Брандъ испыталъ ощущеніе человка, который внезапно полетлъ въ бездну. Затмъ все стало туманно, изъ него словно высосали всю его силу и ясное пониманіе. Вс его мысли — которыя были настолько мутны, что едва заслуживали этого названія — вертлись вокругъ одного стремленія: стоять твердо и имть приличную физіономію подъ огнемъ всхъ этихъ любопытныхъ глазъ. Онъ едва сознавалъ, что ему былъ предложенъ вопросъ, и съ тупымъ удивленіемъ услышалъ, какъ его собственный голосъ отвчалъ связно и твердо: ‘Могу сказать одно,— что я абсолютно невиненъ’.

Судья началъ снова рчь. Брандъ внимательно слушалъ, но слова уплывали отъ него раньше, чмъ онъ могъ связать ихъ другъ съ другомъ. Былъ моментъ, когда ему казалось,, что онъ снова возвратился ко времени своего дтства и длаетъ добросовстныя усилія — побороть сонливость и слушать въ воскресенье послобденную проповдь. Затмъ ему почудилось, что онъ находится въ пыльной комнат стачечнаго комитета въ гостиниц Медфордскаго Герба. Онъ почувствовалъ, что природа вела его къ обмороку, и его внутреннее ‘я’ упрямо ршило, что этого не будетъ. Онъ глубоко перевелъ духъ, Сжалъ зубы, заморгалъ быстре и приказалъ стнамъ перестать колебаться и стоять твердо на своихъ мстахъ. Онъ добился своего, и ему удалось сойти твердо по ступенькамъ, ведшимъ изъ залы засданій, хотя ступеньки, казалось, дрожали, а въ его поступи можно было замтить ту старательность и усиліе, какими отличается поступь пьянаго человка, желающаго казаться трезвымъ. Воздухъ въ слдующей комнат былъ свже. Брандъ слъ, и вншній міръ началъ снова постепенно принимать свою обычную устойчивость. Появилось сознаніе полученнаго удара, и горькое чувство обиды и нанесенной ему несправедливости поднялось въ душ. Станфордъ подошелъ къ нему съ лицомъ блднымъ, встревоженнымъ, негодующимъ.

— Вы, конечно, будете апеллировать,— сказалъ Станфордъ.— Это позорный приговоръ, это невозможное безобразіе. Уорикъ говоритъ, конечно, вамъ необходимо апеллировать.

При вид волненія пріятеля, собственное волненіе Бранда улеглось. Тонкая улыбка тронула уголъ его губъ, хотя онъ не могъ дать себ отчета въ томъ, почему упоминаніе о сэр Джон вызвало въ немъ иронически-юмористическое настроеніе.

— Нтъ,— сказалъ онъ медленно,— я не стану апеллировать. Какой толкъ?.

— Толкъ!— повторилъ Станфордъ.— Разв вы не желаете отмны приговора?

— Нтъ,— отвтилъ Брандъ.— Я хочу снять съ себя подозрніе — вотъ чего я хочу. А разъ я не могу этого добиться, мн все равно — въ тюрьм ли, на свобод ли.— При этомъ лицо Кристафера слегка измнилось. Вошелъ Пэламъ съ женой, и взглядъ миссисъ Пэламъ, выражавшій искреннее горе, ударилъ его, словно кинжаломъ. Оба подошли къ нему, и Пэламъ взялъ его за руку.

— Не принимайте этого такъ близко къ сердцу,— сказалъ Брандъ, глядя съ тревогой ей въ лицо.

— Такая несправедливость! Такая жестокость — произнесла она срывающимся голосомъ, и глаза ея наполнились слезами.

— Несправедливо, конечно,— подтвердилъ Брандъ,— но гибельнаго въ этомъ ничего нтъ, и вы не должны думать, что я признаю себя побжденнымъ. Я уже вынырнулъ и буду биться дальше.

Къ счастью, самъ онъ не могъ замтить ужаснаго контраста между произнесенными словами и его зелено-блднымъ лицомъ и черными кругами вокругъ глазъ.

Друзья глядли нашего со смущеніемъ, смшаннымъ со страхомъ, онъ же, торопясь, какъ всегда, отклонить всякое вншнее проявленіе симпатіи — которой онъ, впрочемъ, тайно жаждалъ,— заговорилъ снова.

— Въ этотъ разъ мн влетло, я не отрицаю этого, и мн придется привыкнуть къ тому, что впредь я — въ своемъ род, лишенный правъ. Такъ что, въ общемъ, оно, пожалуй, и хорошо, что я исчезну на шесть мсяцевъ,— это приготовитъ меня къ будущему.

Пэламъ, чувствуя, что его оборвали, но желая поддержать товарища, принудилъ себя къ отвту въ томъ же тон.

— Порадуемся тому,— сказалъ онъ,— что кандидатъ расплачивается такъ дешево. Будь на мст Кристафера Станфордъ, ему, я полагаю, не миновать бы двухъ лтъ.

— И ему это было бы очень не по вкусу,— замтилъ Брандъ.— Что до меня, то, какъ говоритъ сэръ Вильямъ Барлей, я не привыкъ къ утонченностямъ вашей джентльмэнской жизни. Шесть мсяцевъ скользнутъ по мн. Притомъ же, такова ужъ моя должность.

XIII.

Отношеніе Бранда къ постигшему его тюремному заключенію не было бравадой. Онъ глядлъ на предстоявшее ему уединеніе отъ сношеній съ людьми съ чувствомъ искренняго облегченія. Подозрніе, тяготвшее на немъ въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ, до того растревожило его природную впечатлительность, что всякое соприкосновеніе съ себ подобными стало для него мучительнымъ. Подозрительные взгляды пугали его, но едва ли не еще боле пугали взгляды сострадательные. Единственннымъ сильнымъ инстинктивнымъ его стремленіемъ было — уйти съ глазъ людскихъ, уединиться. Но на свобод гордость не позволила бы ему удовлетворить этому стремленію. Вотъ почему онъ шелъ въ тюрьму такъ же, какъ больной человкъ, слишкомъ развинченный и страдающій, отказывается перемогать свою тлесную слабость и ложится въ постель. Но отдыхъ и уединеніе представляютъ для честнаго человка лишь поле для боле жаркихъ боевъ, и Бранда ожидалъ въ тюрьм не покой, а борьба.

Первая недля, или дв, прошли для него въ своего рода умственномъ оцпенніи, которое имло свои удобства, но сквозь которое онъ смутно сознавалъ, что гд-то въ засад лежитъ острое страданіе, которое схватитъ его когтями, какъ только онъ вынырнетъ изъ омута Апатіи. Когда же апатія оставила его, онъ очутился лицомъ къ лицу съ горькими размышленіями, отъ которыхъ, при своемъ бездйствіи, онъ не могъ уклониться. Въ теченіе многихъ лтъ его жизнь была дятельною, а остановка и анализъ были минутными и рдкими. Теперь онъ принужденъ былъ сидть сложа руки и размышлять. И онъ увидлъ, что онъ — банкротъ.

‘Я пожертвовалъ положительно всмъ, чтобы помочь собратьямъ — удовольствіями, дальнйшимъ развитіемъ, собственной силой — не пощадилъ ничего. Ни разу не принялъ во вниманіе личной опасности, или личной моей выгоды. Если когда былъ на свт искренній человкъ, такъ это былъ я. И при всемъ этомъ я не сдлалъ ничего добраго,— ршительно ничего и остался одинокимъ.

Такимъ размышленіямъ предавался онъ въ одиночеств своей тюрьмы. Онъ не могъ насчитать пятерыхъ человкъ, для которыхъ его заключеніе являлось истиннымъ огорченіемъ, не могъ насчитать троихъ, въ жизни которыхъ его смерть породила бы пустоту. Съ другой стороны, людямъ, радовавшимся его заточенію и для которыхъ всть объ его смерти была бы облегченіемъ, не было счета.

‘Я сдлалъ ошибку. Нашъ міръ не такого сорта, чтобы человкъ могъ прямо кинуться въ него агитаторомъ.

День за днемъ онъ переворачивалъ эту мысль въ своемъ мозгу, и міръ казался ему все боле и боле враждебнымъ, а его собственная личность боле и боле безсильною,

‘Борьба всегда была трудна, но пока я былъ въ пылу боя, я никогда не имлъ времени подумать, чмъ все это кончится. Приходилось только драться и врить въ то, за что дерешься. А теперь’…

Теперь, глядя на борьбу извн, онъ призналъ ее безнадежной, и источникъ дятельности изсякъ въ немъ. Какъ могъ онъ, выйдя отсюда, снова выступить въ прежней роли?

‘Выйти я, конечно, выйду, и драться буду — просто изъ ненависти и бунтарскаго духа. Это-то я вижу, но въ этой драк не будетъ уже ни вры ни надежды. Единственнымъ ршеніемъ будетъ мысль о томъ, что когда-нибудь придетъ смерть. Въ прежнія времена я не терплъ этой мысли’.

Непримирмое чувство обиды и горькое презрніе къ человчеству поднялись въ немъ, онъ ихъ лелялъ и смялся надъ собственной прежней слпотой.

Никогда не слдуетъ ожидать отъ людей правды, мужества или привязанности. Если подпустить людей къ себ близко, они непремнно сдлаютъ вамъ больно. Единственное средство — отгородиться отъ нихъ, быть одинокимъ и идти своей дорогой. Такъ это всегда было. Люди всегда ненавидли человка, который работалъ для всхъ, вмсто того, чтобы работать для немногихъ.

‘Какъ все это низко и какъ могущественно! Моя жизнь со всмъ тмъ, что было заключено во мн — со всей горячей надеждой, и силой, и смлостью — къ чему пришла она? Водяной пузырь на верхушк волны, не больше!— капля въ масс воды, ворочающей мельничное колесо! Самыми мудрыми оказываются т, кто устраиваютъ все къ собственному удовольствію. Мудрыми ли? Да вдь именно эти господа и устраиваютъ изъ міра такой адъ для другихъ! Если бы вс они попробовали жить такъ, какъ пытался жить я,— въ мір не было бы настоящаго страданія. Но ихъ тысячи, а я одинъ! Никогда я не буду въ состояніи поднять тотъ грузъ, какой они собою составляютъ. Я умру среди своихъ попытокъ, а когда умру, явится на смну другой, чтобы тоже видть все яснымъ взглядомъ, и страдать и умереть тмъ же порядкомъ’.

Постепенно эти мрачныя мысли осли въ немъ въ вид, постояннаго угнетеннаго настроенія, которое еще ухудшалось тюремной пищей. Это стали навшать разныя боли, онъ сталъ зябнуть, и мысль текла медленно. Затмъ онъ сильно простудился и десять дней провелъ въ больниц, въ лихорадк. Выздоровленіе принесло съ собою невыносимую жажду свободы. Его взглядъ на міръ и людей нисколько не смягчился, онъ жаждалъ не людского общества, а свжаго воздуха, голубого неба и зеленыхъ луговъ. Близилось Рождество. Въ теченіе цлой недли Бранду неизмнно снились деревенскіе ландшафты, и каждый день онъ просыпался съ болзненнымъ чувствомъ противнаго разочарованія.

Пришла ночь, когда, лежа безъ сна въ своей кель, онъ услыхалъ въ полночь новогодній колокольный звонъ.

Ему вспомнилось его собственное стоическое заявленіе: ‘шесть мсяцевъ скользнутъ по мн’ — и онъ горько улыбнулся въ темнот. Прошло всего шесть недль.

‘Именно такъ, должно быть, пьяницу тянетъ къ вину’,— подумалъ онъ, и съ этой мыслью поднялась въ немъ волна состраданія. До сихъ поръ, хотя онъ всегда утверждалъ, что пьяница мене виноватъ въ свомъ порок, чмъ, окружающая его общественная, среда, онъ не находилъ въ своемъ сердц теплаго чувства по отношенію къ тмъ, боле слабымъ собратьямъ, которыхъ двери кабака притягиваютъ, словно магнитъ.

Люди, не могшіе устоять тамъ, гд самъ онъ былъ твердъ, всегда казались ему другой породой. Онъ извинялъ ихъ, готовъ былъ работать для нихъ, терптывмст съ ними,— быть можетъ, даже — умереть за нихъ, но никогда досел не считалъ онъ такого человка родственнымъ себ. Въ эту ночь онъ впервые почувствовалъ свою родственную къ нему близость, и сердце его переполнилось желаніемъ помочь, спасти, быть полезнымъ. Вся сила искушенія, вся борьба человка, попавшаго въ сти страсти, развертывалась передъ нимъ не какъ посторонняя ему картина, но какъ часть его собственной жизни. Дыханіе его стало труднымъ, и вдругъ лицо оросилось слезами: онъ позабылъ о самомъ себ, о тюрьм и о томъ зл, какое причинили ему люди.

На слдующее утро онъ проснулся не въ прежнемъ состояніи каменной безнадежности, но въ гораздо боле мягкомъ и добромъ настроеніи. Время проходило словно въ дремот, и онъ ощущалъ нчто врод неяснаго удовлетворенія.

Прошло три дня, и умъ Бранда снова перебиралъ воспоминанія прошлаго. Опять онъ всматривался въ свое былое, со всми его обидами, несправедливостями и проявленіями неблагодарности. Ничто не измнилось, тмъ не мене, Брандъ, вглядываясь въ эти факты, не чувствовалъ прежней крайней горечи и злобы. Онъ не отдавалъ себ отчета — въ чемъ, собственно, состояла перемна, и откуда она явилась. Это не было еще пониманіе — этотъ предтеча прощенія, это не была и та циничная покорность судьб, изъ которой слишкомъ впечатлительные люди умютъ длать для себя броню противъ обманутыхъ ожиданій. Такое настроеніе — ибо это было скоре настроеніе, нежели цпь связныхъ мыслей — продолжалось нсколько дней, перемежаясь съ мучительными припадками прежняго отчаянія и горечи. Наконецъ, постепенно и незамтно, его собственное поведеніе въ прошломъ стало въ его глазахъ мнять свой видъ, и, въ конц-концовъ, пришелъ часъ, когда онъ созналъ эту перемну.

Онъ произнесъ про себя нчто, что задвало его гордость чаще и глубже, чмъ онъ въ томъ самъ себ признавался. Несомннно, сказалъ онъ себ, о немъ говорили: ‘Если вс къ нему дурно относятся, то должна быть къ тому причина и въ немъ самомъ’.

Словно молнія прорзала его мозгъ, и онъ произнесъ громко — ибо онъ уже усвоилъ это порожденіе тюрьмы — привычку разговаривать съ самимъ собою — ‘…И, пожалуй, они правы’.

Другихъ любили, другимъ врили,— хотя они сдлали меньше, чмъ онъ, и дерзали меньше его. Цлыя группы лицъ, относившихся къ нему, Бранду, съ сомнніемъ и недовріемъ, любили и довряли Гаррису, между тмъ, онъ зналъ хорошо, что Гаррисъ, хотя и мужественный, и честный человкъ, не могъ равняться съ нимъ ни способностями, ни ршимостью, ни цльностью.

‘Да, вдь Гаррисъ не обладаетъ его, Бранда, талантомъ, а, стало быть, и не такъ опасенъ. Онъ не стоитъ такой враждебности,— вотъ и все.

— Да, это врно,— произнесъ онъ, когда его внутренній, двойникъ началъ нашептывать сомннія.

— ‘Это врно, но разв это все?’ — опять прошепталъ двойникъ.

Нсколько времени Брандъ сидлъ молча, а все его прошлое развертывалось передъ нимъ, какъ свитокъ, исписанный шрифтомъ, къ которому онъ внезапно нашелъ ключъ, онъ не любилъ людей, онъ отдалъ имъ свою жизнь, свои радости, свой умъ, свою молодость, но онъ не отдалъ имъ самого себя. Онъ былъ полонъ страстной жалости къ человчеству вообще, къ его горестямъ и бдамъ, эта жалость скристаллизовала всю его жизнь. Но никогда еще не случилось ему взять подъ руку любого человка изъ толпы и сказать ему: ‘Джекъ, я такъ усталъ, такъ упалъ духомъ!… Но я знаю, что, въ конц-концовъ, побда за нами’. Держаться поодаль, быть совершенно въ сторон, оставаться вполн безстрастнымъ и вполн рираведливымъ — таковъ былъ его идеалъ собственныхъ отношеній къ людямъ. Голова его опустилась на руки, и онъ прошепталъ: ‘я отдалъ имъ все, кром той вещи, которая одна иметъ цну въ подарк’.

Удивительный миръ снизошелъ на него. Для великодушнаго человка всегда отрадно убдиться, что ошибка была съ его стороны, а не со стороны другихъ. Міръ пересталъ казаться вывихнутымъ, а самъ онъ пересталъ быть добродтельнымъ изгоемъ. Слабости, глупости и низости его собратьевъ, по человчеству не были боле ему чужды и только отвратительны, но — близки и простительны, теперь онъ понималъ ихъ и страстно желалъ помочь, онъ понималъ жалкую жажду пьяницы.

Ему вспомнился сэръ Джонъ Уорикъ. Какъ онъ злился, съ какимъ презрніемъ смотрлъ на вс уловки и увиливанія сэра Джона,— какую горечь поднимали въ немъ старанія сэра Джона остаться ему неизвстнымъ! Теперь онъ былъ способенъ взглянуть на всю эту исторію съ точки зрнія самого Уорика, и его прежняя злость улетучилась. Онъ теперь видлъ, какими многочисленными нитями — изъ которыхъ иныя были вполн благородны — этотъ человкъ былъ привязанъ къ своему положенію, къ своей партіи и къ своему имени, между прочимъ, ему припомнилась лэди Уорикъ съ ея милымъ лицомъ, представлявшимъ боле пожилую копію лица миссисъ Пэламъ. И внезапно онъ понялъ нчто, что раньше никогда не приходило въ голову: что въ томъ долгомъ свиданіи отца съ сыномъ изъ нихъ двоихъ наиболе страдалъ Уорикъ. Брандъ тотчасъ же ршилъ, что будетъ впредь искать случаевъ видться съ сэромъ Джономъ и будетъ съ нимъ простъ, открытъ и дружелюбенъ, Прежнее стремленіе — добиться отъ сэра Джона признанія его, Бранда, сыновнихъ правъ — существовавшее рядомъ съ неуловимымъ ршеньемъ — отринуть ихъ,— исчезло навсегда.

И вотъ онъ сидлъ среди мертвой тишины тюрьмы и впервые въ жизни опустился въ глубины самоуничиженія. Онъ совершилъ ошибку съ самаго начала, былъ неправъ все время, и его промахъ почти что сдлалъ его безполезнымъ въ томъ самомъ дл, которому онъ отдалъ всю свою жизнь.

Но теперь онъ понялъ, теперь онъ видлъ вещи въ ихъ настоящемъ свт, и его работа въ мір снова лежала передъ нимъ, полная надеждъ. И по мр того, какъ расширялось его пониманіе, росло въ немъ состраданіе — даже къ самому себ, его смиреніе и самоуничиженіе потеряло заключенную въ немъ горечь. Сидя незаслуженно, въ тюремныхъ стнахъ, брошенный въ нихъ чьей-то обдуманной мошеннической продлкой, онъ впервые примирился съ міромъ и въ первый разъ узналъ настоящее — большое счастье.

XIV.

Былъ ранній вечеръ пятницы. Къ немалому изумленію Бранда въ его камеру вошелъ незнакомый ему чиновникъ и заявилъ, что директоръ тюрьмы желаетъ его видть. Черезъ множество коридоровъ его провели въ застланную ковромъ комнату канцеляріи, гд пылалъ въ камин яркій огонь. Важнаго вида старикъ въ золотыхъ очкахъ сидлъ за конторкой. Вн свтлаго круга, кидаемаго лампой, стоялъ еще кто-то, фигуру сперва трудно было разсмотрть. Сердце Бранда прыгнуло отъ радости, ибо этотъ ‘кто-то’ былъ Пеламъ.

— Мистеръ Брандъ,— сказалъ директоръ,— съ большимъ удовольствіемъ долженъ вамъ сообщить, что я только что получилъ отъ министра внутреннихъ длъ бумагу о полномъ вашемъ оправданіи.

Еще онъ не кончилъ, какъ Брандъ почувствовалъ горячее рукопожатіе своего друга, и непрошенная краска залила его лицо.

— Могу я идти сейчасъ?— спросилъ онъ.

— Вамъ понадобится нкоторое время, чтобы перемнить эту одежду на собственную,— возразилъ директоръ, слегка улыбаясь: онъ, тоже, былъ, очевидно, тронутъ.

Наступила новая пауза, въ теченіе которой Пэламъ пожиралъ глазами своего друга, его сердце сжалось, когда онъ замтилъ, какъ сильно Брандъ похудлъ.

— Что же случилось?— спросилъ Кристаферъ.— Была съ чьей-нибудь стороны апелляція?

— Нтъ,— отвчалъ директоръ,— было признаніе.

Брандъ перевелъ духъ. Словно солнце снова взошло для него.

— Молодой человкъ, по имени Гобсонъ,— продолжалъ директоръ,— явился въ Йокогам къ британскому консулу и заявилъ, что онъ укралъ избирательныя записки по подговору другого лица, которому онъ ихъ и вручилъ.

— Этимъ третьимъ лицомъ оказался, конечно, Вилькинсъ,— добавилъ Пэламъ.

Директоръ продолжалъ:

— Сперва эта исторія была встрчена очень недоврчиво. Думали, что молодой человкъ сочинилъ ее для того, чтобы его списали съ судна и доставили въ Англію. Запрещено было давать объ этомъ какія-либо свднія пресс. Но посл допроса консулъ склонился къ тому мннію, что Гобсонъ говоритъ правду, и онъ былъ доставленъ сюда, гд подвергнутъ вновь допросу. Вилькинсъ сперва упорно запирался, но, въ конц-концовъ, сознался, говоря, что поддался искушенію выиграть большую сумму, такъ какъ держалъ значительное пари объ исход выборовъ.

— Пари-то держалъ съ нимъ Бэнъ, одинъ изъ директоровъ проволочной компаніи,— вставилъ Пэламъ.

— Гобсонъ заявилъ, что дйствовалъ въ этомъ дл въ искреннемъ убжденіи, что своимъ поступкомъ онъ обезпечиваетъ ваше избраніе. Когда, спустя нсколько недль, посл кражи, онъ узналъ изъ газетъ, гд оказались украденные имъ бюллетени, онъ побоялся выступить впередъ, заявить правду, такъ что — будь вы оправданы,— онъ промолчалъ бы.

Брандъ съ ужасомъ подумалъ о томъ, какъ близокъ онъ былъ къ тому, чтобы быть заклеймленнымъ на всю жизнь.

— На новое разслдованіе дла потребовалось, конечно, время,— продолжалъ директоръ.— Мн было извстно уже въ теченіе послднихъ двухъ недль, что ваше освобожденіе въ высшей степени вроятно, послдніе же три дня мистеръ Пэламъ нарочно проживалъ поблизости тюрьмы, ожидая съ часу на часъ офиціальнаго увдомленія изъ министерства.

— Я надюсь, мистеръ Брандъ, что вы позволите мн въ заключеніе поздравить васъ съ этимъ счастливымъ раскрытіемъ истины и выразить мое сочувствіе по поводу того огорченія и страданія, которымъ вы подверглись такъ несправедливо. Полагаю, однако, что когда вы ознакомитесь съ тмъ, какъ говоритъ о васъ пресса обоихъ направленій, то найдете въ этомъ нкоторое вознагражденіе. Откройся завтра вакансія въ парламент,— я не сомнваюсь, что любой избирательный округъ далъ бы вамъ громадное большинство голосовъ.

Онъ отдалъ нсколько приказаній своему подчиненному, приведшему Бранда, и подалъ руку арестанту, которому несравненный англійскій законъ простилъ преступленіе, какого тотъ никогда не совершалъ.

Брандъ, проявившій такое самообладаніе въ критическій моментъ, теперь сталъ поддаваться наплыву неожиданности и чувства. Его отвтъ на любезности директора былъ расплывчатъ, и онъ послдовалъ за своимъ проводникомъ совершенно механически, не имя яснаго представленія ни о собственныхъ поступкахъ, ни о своемъ назначеніи.

Впослдствіи онъ признавался, что первое отчетливое ощущеніе радостей свободы приняло для него форму холоднаго ростбифа съ соотвтственными цивилизованными дополненіями въ вид тарелки, ножа и вилки, поданнаго за директорскимъ обденнымъ столомъ. Но даже и этотъ вполн вещественный предметъ былъ для него окруженъ какъ бы призрачною дымкою, а когда затмъ дымка разсялась, Брандъ нашелъ себя сидящимъ въ быстро несшемся вагон, а напротивъ него сидлъ Пэламъ. На станціи — это потомъ вспоминалось ему довольно смутно — ожидала ихъ большая толпа, и кто-то изъ толпы сказалъ, что они ждали на дебаркадер нсколько часовъ въ надежд, авось онъ, Брандъ, явится, вс они кричали, и апплодировали, и забрасывали его добрыми пожеланіями. Ясное дло — вс они радовались его освобожденію. Современемъ онъ сможетъ пораздумать объ этомъ ихъ удивительномъ доброжелательств, теперь же онъ только видлъ сидвшаго напротивъ друга, глядвшаго на него радостными, счастливыми глазами.

— Ужъ какъ я радъ! Какъ радъ!— вскричалъ Пэламъ.— Вы не можете себ представить, Брандъ, какъ намъ васъ недоставало! Право, мн кажется, не было часа, когда бы мы не думали о васъ.

Брандъ молчалъ, ибо сознавалъ, что самъ онъ въ своихъ мысляхъ былъ далеко не такъ вренъ своимъ друзьямъ.

— А я-то!— я приходилъ въ отчаяніе и жаловался въ то время, какъ меня дарили такою привязанностью!— думалъ онъ.

Пэламъ разразился негодованіемъ противъ испытаннаго Брандомъ заключенія.

— Нтъ, нтъ, не говорите!— воскликнулъ Брандъ,— Это отлично, что такъ случилось. Я раньше совершенно не имлъ досуга, чтобы подумать и оглянуться на самого себя. Знаете, каждому человку хорошо отъ времени до времени провести мсяцъ въ тюрьм.

Въ первую минуту Пэламъ вытаращилъ въ удивленіи глаза, но затмъ онъ замтилъ въ такъ хорошо знакомомъ, ему лиц друга нчто, чего онъ никогда не видалъ ране,— нкоторую перемну, врод той, какую можно наблюсти въ ручь, съ котораго только, что-стаялъ ледъ.

— Что за необыкновенно счастливыя возможности, выпали вамъ на долю!— замтилъ Пэламъ, помолчавъ.— Знаете, въ конц-концовъ, въ этой неуклюжей англійской публик есть немало великодушія. Представьте, нтъ газеты — ни либеральной, ни консервативной — которая не сказала бы добраго слова по этому поводу. Нтъ человка, даже среди тхъ, кто иметъ основаніе бояться васъ, который не былъ бы радъ вашему обленію. То обстоятельство, что видный человкъ оказался честнымъ,— какъ будто окрыляетъ наши надежды и дерзанія, и каждый вамъ благодаренъ, хотя самъ не знаетъ, въ сущности, больше логики, чмъ можетъ показаться на первый взглядъ.

— Неужели, въ самомъ дл, газеты взглянули на дло въ этомъ род?— спросилъ Брандъ.

— Въ данную минуту,— отвчалъ Пэламъ,— вс чувствуютъ къ вамъ нчто врод сердечной привязанности. Такъ что вы теперь имете случай — такъ рдко выпадающій на долю кому-либо — выказать лучшую свою сторону и быть понятымъ.

Брандъ молчалъ. Міръ развертывался передъ нимъ, подобно ландшафту, освщаемому восходящимъ солнцемъ.

Уже былъ двнадцатый часъ, когда поздъ вкатилъ въ лондонскій дебаркадеръ, и опять у воротъ оказалась въ эту туманную февральскую ночь, ожидающая толпа. Она привтствовала крикомъ быстро приближающіеся фонари локомотива. И вотъ, среди этихъ незнакомыхъ лицъ, которымъ привтливая улыбка придала такъ много общаго, выдлилось иное лицо, дорогое, какъ дорога родная мелодія, услышанная на чужбин. Это лицо освщалось тмъ же выраженіемъ, но боле глубокимъ и преображеннымъ.

— Вотъ она!— воскликнули оба друга въ одинъ голосъ, а Брандъ тотчасъ же прибавилъ:

— А вотъ и Дикъ!

Вс четверо двигались вдоль платформы, ихъ привтствовалъ многоголосый радостный кликъ толпы. Въ сердцахъ троихъ онъ отражался восторгомъ торжества, четвертый принялъ его съ переполненнымъ сердцемъ, съ трогательнымъ смиреніемъ.

— Только бы мн прожить достаточно долго, чтобы заслужить это!— подумалъ онъ.— Только бы успть возмстить мои ошибки.

Конецъ.

‘Современникъ’, кн. X—XII, 1911