И между ними есть одна,
‘Отечественныя Записки’, No 1, 1847
Зиновий Богдан Хмельницкий. Сочинение Александра Кузьмича. Эпоха первая. Молодость Зиновия, Майков Валериан Николаевич, Год: 1848
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Зиновій Богданъ Хмельницкій. Сочиненіе Александра Кузьмича. Эпоха первая. Молодость Зиновія. Пять частей. Санктпетербургъ. 1846. Въ тип. Экспедиціи Заготовленія Государственныхъ Бумагъ. Въ 12-ю д. л. стр.
Лтъ пятнадцать назадъ, историческіе романы были въ большой мод. Ихъ писали во множеств и по самому легкому рецепту. Вальтеръ Скоттъ, создавшій историческій романъ, соблазнилъ пишущую братію одной постоянной своей уловкой: онъ ввелъ въ свои романы таинственныя лица, которыя даютъ романисту возможность распутывать узлы самой запутанной завязки. Писатели всхъ націй подхватили это изобртеніе — и европейская литература переполнилась историческими романами, въ которыхъ не было ничего вальтер скоттовскаго, кром запутанности интриги, но которые читались большинствомъ чуть ли не съ такою же жадностью, какъ ‘Айвенго’ и ‘Антикварій’. Писатель избиралъ какую-нибудь эпоху, подробно описанную въ историческихъ памятникахъ, заглядывалъ въ первыя попавшіяся ему археологическія изслдованія объ одеждахъ и жилищахъ избраннаго времени, пріискивалъ новыя гармоническія имена общимъ для всхъ сказочниковъ идеаламъ героя и героини, или втискивалъ живыя историческія лица въ эти установленныя формы и смло начиналъ разсказывать сказку вчнаго содержанія, въ которой юноша идеальнаго совершенства долженъ любить безъ памяти двицу таковаго же достоинства, но соединиться съ ней вчными узами не иначе, какъ по преодолніи тысячи препятствій, при содйствіи таинственнаго лица — какого-нибудь нищаго, разбойника, Жида, Цыганки, скомороха и т. п. На Руси историческіе романы производились и потреблялись съ такою же быстротою, какъ и везд, вс эпохи русской исторіи, отъ призванія Рюрика до нашествія двадесяти языкъ, были перетроганы романистами и передланы по одному и тому же рецепту въ длинныя сказки самаго задорнаго интереса. Кто изъ насъ не пожиралъ ихъ въ отрочеств съ утратой крпости нервовъ и многихъ часовъ учебнаго времени? Кто не принималъ этихъ сказокъ за историческіе романы? Ktq не врилъ въ могущественный геній русскихъ Вальтеровъ Скоттовъ? ‘О золотые дни дтства!’ воскликнемъ мы съ толпою отжившихъ сочинителей, ‘зачмъ проходите вы невозвратно, унося съ собою цлый рядъ сладкихъ обольщеній?’ Будемъ, однакожь, благодарны г. Кузьмичу, который напомнилъ намъ эти милые сердцу годы своимъ историческимъ романомъ ‘Зиновій Богданъ Хмельницкій’. Опоздавъ сочиненіемъ и изданіемъ этого ‘творенія на цлые полтора десятка лтъ, онъ подарилъ намъ много часовъ сладкаго воспоминанія: зараженные духомъ современности, мы не могли бы преодолть пяти томовъ его романа, еслибъ при чтеніи его не завлекала и не поддерживала насъ задача — переселиться всмъ существомъ своимъ въ ту навки-миновавшую эпоху, когда подобное произведеніе литературы могло имть свое значеніе и когда мы сами прочли бы его съ ирямымъ, непосредственнымъ умиленіемъ. Теперь, увы! мы должны прибгать къ неизвстнымъ въ то время ухищреніямъ анализа для того, чтобъ добыть себ наслажденіе при, чтеніи ‘Зиновія-Богдана Хмльницкаго’. По и за то благодаримъ автора: живое воспоминаніе такъ же плодовито для отдльнаго лица, какъ историческая мудрость для цлаго народа. Съ этой точки зрнія предполагаемъ мы, читатель, прослдить съ вами сочиненіе г. Кузьмича.
Ультра сказочное направленіе до такой степени господствуетъ въ ‘Зиновіи-Богдан Хмльницкомъ’, что авторъ его, кажется, нарочно уклонился отъ возможности создать что-нибудь похожее и на сказку. Читая его, вы безпрестанно встрчаетесь лицомъ-къ-лицу съ задачами, достойными романиста, и не можете неудивляться — какимъ образомъ г. Кузьмичъ могъ оставить ихъ безъ исполненія, когда они сами напрашивались ему подъ перо. Самый характеръ Хмльницкаго могъ бы быть возведенъ въ типъ полной жизни и общаго интереса, еслибъ г. Кузьмичъ не ршился сдлать его страннымъ, облекши его въ общепринятыя формы сказочныхъ героевъ. Есть люди, неотличающіеся ни геніальнымъ умомъ, ни особенною страстностью, по одаренные чрезвычайной силою самообладанія, эта сила даетъ имъ огромную власть надъ толпою и завряетъ успхъ ихъ замысловъ. Къ такой гармонической натур часто привязывается даже человкъ необыкновенный, по почерпающій свою силу изъ горячаго источника преобладающей въ немъ страсти, ибо въ-самомъ-дл, можно ли представить себ что-нибудь могущественне и плнительне способности живаго существа художественно распоряжаться собственными силами, царствовать надъ самимъ-собою? Что самообладаніе не иметъ ничего общаго съ безстрастіемъ и пошлостью — объ этомъ мы не считаемъ нужнымъ распространяться: само собою разумется, что самообладаніе не можетъ и обнаруживаться въ томъ, кто не иметъ нужды бороться съ своими страстями. Самообладаніе въ человк то же, что разумъ въ мір: и то и другое начало не только не исключаютъ, но и предполагаютъ борьбу могучихъ силъ въ организм. Г. Кузьмичъ, безъ всякаго сочувствія къ этой сторон личности своего героя, заставляетъ догадываться читателя, что Хмльницкій былъ именно человкъ съ огромнымъ самообладаніемъ. Но подъ перомъ его оно получило оттнокъ необыкновенно-пошлой благовоспитанности и того заученаго благонравія, о которомъ толкуютъ дтскія книжки. Хорошъ собой, уменъ, ученъ, благочестивъ, привтливъ съ нисшими, почтителенъ съ старшими, любезенъ съ женщинами, храбръ, терпливъ, благоразуменъ, — таковъ Зиновій г. Кузьмича единственно потому, что попалъ въ герои романа. Ни разу онъ ни въ чемъ не ошибся, ни разу не сдлалъ ни малйшаго промаха, за то и счастіе валитъ ему со всхъ сторонъ: женщины отъ него безъ ума, король и королевичъ отличаютъ его своими милостями, Украинцы привержены къ нему, хотя онъ съ своей стороны ведетъ себя какъ приверженецъ Польши, даже между Поляками, не смотря на ихъ свирпую ненависть къ казакамъ, отъискиваются у него пламенные друзья. Но, помнится, отъ романовъ той категоріи, къ которой принадлежитъ ‘Зиновій-Богданъ Хмльницкій’, и не требуется никакой отдлки характеровъ, — напротивъ, требуется, чтобъ герой былъ именно такъ идеально и непонятно совершенъ, какъ Зиновій г. Кузьмича. Слдовательно, если только этотъ сочинитель разсчитывалъ, при изданіи своего романа, на впечатлніе такихъ же отроковъ, какими были лтъ пятнадцать тому назадъ люди настоящаго поколнія, то онъ правъ какъ-нельзя-больше. И если еще черезъ пятнадцать лтъ опять вздумается ему написать историческій романъ для отроковъ, и тогда будетъ онъ правъ, если выведетъ на сцену не человка, а вымышленное совершенство. Для отрока романъ долженъ быть видоизмненіемъ няниной сказки, ему надодаетъ слушать разсказы о добываніи жаръ-птицы и золотыхъ яблокъ, потому-что въ немъ уже пробудилась потребность дйствительной жизни, по самая дйствительность еще такъ мало ему знакома, что изображеніе ея не возбудитъ въ немъ никакого сочувствія. Романы въ род ‘Зиновія-Богдана Хмльницкаго’,— романы, въ которыхъ, вмсто людей, выводятся несуществующіе идеалы, вмсто обыкновенныхъ житейскихъ обстоятельствъ, чудеса, объясняемыя игрою судьбы, — гд, вмсто обыкновенной живой рчи, господствуетъ реторика и эмфазъ,— такіе романы, говоримъ мы, будутъ всегда больше всего нравиться четырнадцатилтнимъ мальчикамъ, и сочинители такихъ романовъ будутъ всегда имть огромный успхъ въ этой публик.
Чудесъ не оберешься въ ‘Зиновіи-Богдан Хмельницкомъ’. Давно ужь не случалось намъ встрчать въ сказк новйшаго издлія такого множества и такъ быстро-слдующихъ одна за другую случайностей, какъ въ роман г. Кузьмича. Не довольствуясь однимъ таинственнымъ лицомъ, онъ одарилъ всхъ своихъ героевъ особеннымъ свойствомъ являться какъ снгъ на голову въ такое время и въ такомъ мст, гд можно выручить другъ друга изъ бды и развязать руки разскащику ихъ приключеній. Вс эти господа и госпожи до такой степени услужливы, догадливы и ловки, что слышатъ за тридевять земель, какъ худо приходится ихъ знакомому, поспваютъ въ одну минуту на мсто и ужь во что бы то ни стало выручаютъ своего, даже еслибъ требовалось для того пролзть сквозь замочную скважину или разбить кулакомъ вковую твердыню.
Самая эпоха и общество, избранныя г. Кузьмичемъ, въ высшей степени интересны для отроческаго ума. Дйствіе романа происходитъ поперемнно въ Запорожской Счи, въ Украин и Польш, въ шестнадцатомъ столтіи. Сколько тутъ драки и разгула, крови и кутежа, кровавыхъ подробностей и балетныхъ эффектовъ! Но лучше всего поспшимъ разсказать содержаніе пяти частей ‘Зиновія-Богдана Хмельницкаго’. Это единственное средство передать всю прелесть вымысла и всю сладость слога г. Кузьмича.
Дйствіе начинается очень-весело въ Запорожской Счи.
‘День и ночь пируютъ козаки. Разгульныя псни кобзаря возбуждаютъ ихъ еще къ большему веселью. Самъ кобзарь весь проникнутъ этимъ бшенымъ весельемъ. Одушевленные глаза его искрятся, бандура дрожитъ въ пылающихъ рукахъ, каждая жилка бьется восторгомъ. Пріударивъ въ звонкія струны, присвиснувъ, притопнувъ ногою, кобзарь поетъ:
Нуте, путе запорожци,
Нуте погуляйте!
Одни скачте, други грайте,
А трети спивайте.’
Между-тмъ, какъ лыцарство проводитъ время свое такъ изящно, гетманъ Дорошенко совщается съ старшинами — какъ бы освободить Украину отъ Поляковъ. Ршаютъ отправить туда казака Остраницу, извстнаго своей храбростью и хитростью. Ему поручается взволновать украинскій народъ и вооружить его противъ притснителей. Во второй глав, Остраница ужо прізжаетъ въ Украину, а къ концу четвертой уже пріобртаетъ себ сообщниковъ между Украинцами. Въ пятой глав герой романа, Зиновій Хмельницкій, является героемъ турнира, даннаго въ Варшав королемъ Сигизмундомъ. Побда, одержанная имъ надъ польскими витязями, привлекаетъ вниманіе всей Варшавы, въ особенности варшавскихъ дамъ,
которая влюбляется въ него со всею страстью порядочной героини романа. Это княгиня Стронская. Но вы увидите въ-послдствіи, что она не героиня романа, и что назначеніе ея самое жалкое. Какъ бы то ни было, Зиновій проводитъ съ ней время очень пріятно и забываетъ въ Варшав о бдствіяхъ своей родины. Бальные успхи и разговоры съ іезуитами, можетъ-быть, совершенно заглушили бы въ немъ голосъ гражданской доблести, еслибъ по возстановляли его противъ Поляковъ — слуга его казакъ Василій, украинскіе депутаты, да еще одинъ таинственный нищій. Подъ вліяніемъ этихъ вдохновителей, Хмельницкій ршается хать въ Украину.
Въ Украин, въ город Чигирин, живетъ старый казакъ Гончаренко, другъ покойнаго отца Зиновія Хмельницкаго, съ дочерью Катериной. Катерин было восемь лтъ отъ роду, когда она въ послдній разъ видла Зиновія, что не мшаетъ ей любить героя г. Кузьмича и подождать его прізда. Между-тмъ, Чигиринскій староста, панъ Чаплинскій, плнился казачкой и иметъ на нее кое-какіе виды. Чаплинскій — то лицо, на которое романистъ изливаетъ все свое отвращеніе. Это человкъ столько же гнусный и порочный, сколько прекрасенъ и добродтеленъ долженъ быть герой романа.
Прибывъ въ Чигиринъ, Зиновій очаровалъ всхъ казаковъ и казачекъ. СтарикъГончаренко въ совершенномъ удовольствіи сказалъ ему однажды слдующій комплиментъ,
‘Ну, Зиновій! Ужъ слушалъ я тебя, слушалъ!— Правду говорятъ о теб, что мастеръ вертьть языкъ на всякій ладъ. Со мною говорилъ на одинъ ладъ, а съ нею (съ Катериной) занесъ такое, что ужъ я ума не приложу откуда у тебя все этакое берется.’
Это искусство ‘вертть языкъ на всякій ладъ’ доставило Зиновію еще одну побду: въ него влюбилась Анна, дочь Чаплинскаго. Но Хмельницкій любитъ Катерину… Между-тмъ, Поляки продолжаютъ притснять Украинцевъ и производить страшныя казни. Запорожецъ Остраница, въ свою очередь, съ шайкой приверженцевъ ржетъ злыхъ пановъ и Евреевъ. Украина начинаетъ приходить въ волненіе,’ Хмельницкій не принимаетъ никакого участія въ длахъ Остраницы, не смотря на убжденія самого Запорожца и многихъ изъ своихъ друзей.— Происшествія довольно-вяло тянутся въ-продолженіе второй части.-Въпервой глав третьей части панъ Чаплинскій сватается за Катерину и, получивъ отказъ, клянется отмстить Хмельницкому, въ которомъ, не безъ основанія, видитъ соперника.Затмъ г.Кузьмичъ переходитъ къ невообразимо-странному описанію подвиговъ Остраницы и съ особенной охотой изображаетъ его варварскую расправу съ Жидами, ксёндзами и панами…
Во второй половин третьей части три чуда совершаются. Чудо первое: Хмльницкій, вызванный на поединокъ десятью шляхтичами, избавляется отъ непріятности драться съ ними тмъ, что его ранятъ убійцы, подкупленные однимъ изъ этихъ шляхтичей. Чудо второе: эти подкупленные убійцы, числомъ восемь, могли бы ршительно положить его на мст, еслибъ въ разсянности не надлъ онъ въ этотъ день латъ: пущенныя негодяями пули отскочили отъ груди героя. Чудо третье: Чаплинскій усплъ оклеветать Хмльницкаго въ глазахъ польскаго правительства, его схватили и отправили подъ конвоемъ въ Варшаву, но объ этомъ горестномъ событіи кстати узналъ Остраница: Запорожецъ освободилъ Зиновія. Зиновій сдлалъ визитъ своей возлюбленной Катерин и отправился въ Варшаву оправдываться передъ королемъ Сигизмундомъ.
Въ четвертомъ том сочиненія г. Кузьмича читатель встрчается съ Хмльяицкимъ въ Варшав. Увы! герой, котораго онъ за что-то полюбилъ такъ страстно, сидитъ въ темниц. Однакожь, во второй глав къ нему пробираются преданные люди — княгиня Стронская, переодтая въ мужское платье, и молодой Полякъ Вутневичъ: они общаютъ выпросить для него аудіенцію у короля и исполняютъ свое слово. Зиновій оправданъ и освобожденъ. Здсь, замтимъ мимоходомъ, кончается роль княгини въ роман г. Кузьмича: вы понимаете, зачмъ нужно было это лицо догадливому сочинителю?.. Остальныя главы четвертой части посвящены кровавымъ описаніямъ вторженія Запорожцевъ въ Украину и окончательнаго избіенія Поляковъ.
‘Та не мае лучше, та не мае краще, якъ на Украини,
Та не мае жидивъ, та не мае нанявъ, не мае уніи.
‘Такъ пли Украинцы, торжествуя свое освобожденіе, а на долго ли было торжество ихъ!’
Этими словами заключается четвертый томъ сказки… мы хотли сказать — романа.
Въ пятомъ том обнаруживаются политическіе замыслы Зиновія и объясняется его холодность къ освобожденію Украины. Дло въ томъ, что до-сихъ-поръ онъ считалъ отечество свое не довольно-сильнымъ для окончательной борьбы съ притснителями, но, наконецъ, дождался удобнаго времени и началъ свои дйствія тмъ, что различнымъ образомъ пріобрлъ популярность у Украинцевъ… Но Богъ съ ней, съ политикой! Люди, для которыхъ написанъ ‘Зиновій Богданъ Хмльницкій’, не большіе охотники до тхъ главъ романа, въ которыхъ описываются политическія событія, между-тмъ, какъ интрига остается въ сторон.
Хмльницкій снова попался въ руки Чаплинскаго: злой староста посадилъ его въ темницу въ собственномъ дом. Но тутъ-то, по нашему мннію, и заключается ‘пить завязки романа’, какъ выражался почтмейстеръ у Гоголя. Не врится, чтобі герой романа кончилъ свою каррьеру въ тюрьм, на этотъ разъ, къ-счастію, и но исторіи извстно противное. Освободить его изъ темницы — послднее дло. Вдь у пана Чаплинскаго есть дочка — ванна Анна, эта панна влюблена въ Зиновія. Чего же лучше? Ну, да что и говорить? Вы, читатель, вы, почитавшіе еще ‘Зиновія-Богдана Хмльницкаго’, уже знаете не хуже вашего гршнаго рецензента и доброжелателя, что прекрасная панна украдетъ ключъ у сквернаго пана Чаплинскаго и освободитъ красавца-казака изъ душной неволи. Такъ и есть, вотъ слова г. Кузьмича:
‘Однажды, долго спустя посл прихода сторожа съ вечернею порціею, Зиновію послышался легкій шорохъ на лстниц. Отъ продолжительнаго заключенія въ глухомъ, тсномъ погреб, слухъ Зиновія сдлался чрезвычайно тонокъ (???). Шорохъ, въ такое необыкновенное время, удивилъ Зиновія. Онъ приподымается съ жосткой постели, слушаетъ — вотъ кто-то приблизился къ дверямъ темницы, ключъ тихо вложенъ въ замокъ, казалось, пришедшій робкою рукою старался повернуть ключъ въ ржавомъ замк, но замокъ противился усиліямъ слабой или неопытной руки. Зиновій тихо всталъ съ постели и подошелъ къ самымъ дверямъ, сердце его сильно трепетало.
‘Не тайный ли другъ пришелъ освободить меня?’ думалъ. Зиновій.
Ключъ долго вертлся въ замк то въ ту, то въ другую сторону.
— Смле!— проговорилъ Зиновій въ полголоса, — нажми сильне на право.
За дверьми на минуту все затихло. Потомъ отпиравшій, собравъ, казалось, послднія силы, нажалъ ключъ, щеколда звнко брякнула.
Дверь тихо отворилась, — Зиновій въ изумленіи отступилъ, назадъ: передъ нимъ стояла Анна, блдная, съ впалыми щеками, блуждающими глазами.’
Вотъ вы и отгадали!
Узнавъ о поступк пана Чаплинскаго, король Владиславъ (Сигизмундъ давно ужо умеръ) наказываетъ Чаплинскаго позорно: ему отстригаютъ усъ. Между-тмъ, Чаплинскій какъ-то узнаетъ, что Хмльницкій освобожденъ Анной, и сажаетъ ее-самоё въ ту самую темницу, въ которой ‘томился Зиновій’.
Кто жь освободитъ бдную панни изъ заточенія? Кто? Кажется, вы опять догадались, читатель! Однакожь, мы скажемъ вамъ на-прямикъ: ее освободилъ Хмльницкій. Мало того, онъ, Хмльницкій, женится на ней, и, сколько можно понять изъ романа, не для того, чтобъ спасти ее отъ стыда — убжать съ молодымъ человкомъ изъ дома родительскаго,— нтъ, Зиновій увряетъ ее, что у нея ‘нтъ больше соперницы’. А Катерина? Не знаемъ, что сказать вамъ объ этомъ деликатномъ пункт. Однакожь, къ концу пятой части оказывается, что Зиновій все-таки любитъ и Катерину. Вотъ это ужь вольность романиста: ею будутъ недовольны читатели, которые отъ всей души заинтересованы Катериной, законной героиней романа, и не поймутъ, какъ объяснить психологически поступокъ Хмльницкаго.
Въ конц романа, старикъ Гончаренко умираетъ, а папъ Чаплинскій похищаетъ Катерину. Посл всего вышесказаннаго, нтъ никакой нужды говорить, что и она не остается въ заточеніи ее освобождаетъ таинственный нищій. Катерина прибгаетъ въ домъ Хмльницкаго, и, Богъ-знаетъ почему, длается другомъ соперницы своей, Ливы. Дти Зиновія очень полюбили Катерину, и романъ кончается очень-чувствительно.
Такъ-какъ на заглавіи пятой части все еще стоитъ ‘эпоха первая: молодость Зиновія’, то мы имемъ право заключать, что сочиненіе г. Кузьмича не кончено: поздравляемъ читателей съ предстоящимъ наслажденіемъ!