Выбранные Места из Переписки с Друзьями Николая Гоголя…., Майков Валериан Николаевич, Год: 1847

Время на прочтение: 4 минут(ы)
Выбранныя Мста изъ Переписки съ Друзьями Николая Гоголя. Санктпетербурга. 1847. Въ тип. Департамента Вншней Торговли. Въ 8-ю д. л. 287 стр.
Начало ‘Предисловія’, помщеннаго къ этой книг, по нашему мннію лучше всего указываетъ точку, съ которой слдуетъ смотрть на содержащіяся въ ней статьи.
‘Я былъ тяжело боленъ (говоритъ Гоголь), смерть уже была близко. Собравши остатокъ силъ своихъ и воспользовавшись первою минутой полной трезвости моего ума, я написалъ духовное завщаніе, въ которомъ, между прочимъ, возлагалъ обязанность на друзей моихъ издать посл моей смерти нкоторыя изъ моихъ писемъ. Мн хотлось хотя симъ искупить безполезность всего, досел мною напечатаннаго, потому что въ письмахъ моихъ, по признанію тхъ, къ которымъ они были писаны, находится боле нужнаго для человка, нежели въ прежнихъ моихъ сочиненіяхъ. Небесная милость Божія отвела отъ меня руку смерти. Я почти выздоровлъ, мн стало легче. Но чувствую однако слабость силъ моихъ, которая возвщаетъ мн ежеминутно, что жизнь моя на волоск, и приготовляясь къ отдаленному путешествію къ Святымъ Мстамъ, необходимому душ моей, во время котораго можетъ все случиться, я захотлъ оставить при разставаніи что-нибудь отъ себя своимъ соотечественникамъ. Выбираю самъ изъ моихъ послднихъ писемъ, которыя мн удалось получить назадъ, все, что боле относится къ вопросамъ, занимающимъ нын общество, отстранивши вce, что можетъ получить смыслъ только посл моей смерти, съ исключеніемъ всего, что могло имть значеніе только для немногихъ. Прибавляю дв три статьи литературныя и, наконецъ, прилагаю самое завщаніе съ тмъ, чтобы, въ случа моей смерти, если бы она застигла на пути моемъ, возымло оно тотчасъ свою законную силу, какъ засвидтельствованное всми моими читателями’. (Стр. 1—2).
Завщаніе Гоголя проникнуто духомъ, весьма-естественнымъ въ человк изнуренномъ тлесными недугами и душевнымъ разочарованіемъ. Вотъ нсколько строкъ изъ этого произведенія:

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

‘II. Завщаю не ставить надо мною никакого памятника и не помышлять о такомъ пустяк, Христіанина недостойномъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

III. Завщаю вообще никому не оплакивать меня, и грхъ себ возьметъ на душу тотъ, кто станетъ почитать смерть мою какою-нибудь значительною или всеобщею утратой. Если бъ даже и удалось мн сдлать что-нибудь полезнаго и начиналъ бы я уже исполнять свой долгъ дйствительно такъ, какъ слдуетъ, и смерть унесла бы меня при начал дла, замышленнаго не на удовольствіе нкоторымъ, но надобнаго всмъ, то и тогда не слдуетъ предаваться безплодному сокрушенію. Если бы даже вмсто меня умеръ въ Россія мужъ, дйствительно ей нужный въ теперешнихъ ея обстоятельствахъ, то и отъ того не слдуетъ приходить въ уныніе никому изъ живущихъ, хотя я справедливо то, что если рановременно похищаются люди всмъ нужные, то это знакъ гнва небеснаго, отъемлющаго симъ орудія и средства, которыя помогли бы инымъ подвинуться ближе къ цли, насъ зовущей. Не унынію должны мы предаваться при всякой внезапной утрат, но оглянуться строго на самихъ себя, помышляй уже не о чернот другихъ и не о чернот всего міра, по о своей собственной чернот. Страшна душевная чернота, и зачмъ это видится только тогда, когда неумолимая смерть уже стоитъ передъ глазами!’ ….. (Стр. 8, 9 и 10).
Странно было бы требовать отъ человка, тяжко страждущаго душою и тломъ, правильнаго логическаго воззрнія, на жизнь и ея условія. Поэтому мы не будемъ разбирать здсь статей, вошедшихъ въ ‘Выбранныя Мста’. Замтимъ только, что часто въ этой книг встрчаются мысли чрезвычайно свтлыя, высказанныя і необыкновенно-сильнымъ и живописнымъ языкомъ. За то въ ней же встрчается и множество противорчій, множество натянутыхъ выводокъ, множество фактовъ, освщенныхъ ложнымъ свтомъ односторонняго воззрнія и произвольно-составленныхъ теорій. Все это такъ легко объясняется собственною исповдью автора и такъ рзко бросается въ глаза всякому, что подтверждать мнніе свое выписками и разсужденіями кажется намъ совершенно-излишнимъ. Кто возьметъ на себя этотъ трудъ, тотъ непремнно впадетъ въ роль одного давнишняго писателя, который недавно съ такою поспшностью воспользовался случаемъ написать нелишенное здраваго смысла возраженіе противъ письма Гоголя объ Одиссе, переводимой В. А. Жуковскимъ’. Съ своей стороны, мы обратимъ вниманіе читателей только на одно любопытное противорчіе, встрченное нами въ’Выбранныхъ Мстахъ’.
Противники Гоголя, которыхъ число, по разнымъ причинамъ, не меньше числа его поклонниковъ, вроятно, не преминутъ воспользоваться собственными его словами о безполезности. всхъ прежнихъ его сочиненій до ‘Мертвыхъ Душъ’ включительно. Въ-самомъ-дл, какъ хотите вы, чтобъ эти господа упустили такой прекрасный случай выставить въ странномъ свт тхъ, которые не перестаютъ ставить ‘Мертвыя Души’ во главу всхъ современныхъ произведеній русской литературы? ‘Вотъ’, скажутъ они: ‘собственное сознаніе художника въ огромныхъ недостаткахъ его сочиненіи. Изъ-зт чего же было такъ кричать объ ихъ великихъ достоинствахъ, господа критики натуральной школы?’ Но, не говоря уже о томъ, что никакой авторъ — не судья своему сочиненію, совтуемъ всмъ, принимающимъ стованія Гоголя о собственной его ничтожности за горестное сознаніе безсилія, прочитать въ ‘Выбранныхъ Мстахъ’ слдующія строки:
‘Обо мн много толковали, разбирая кое-какія мои стороны, но главнаго существа моего не опредлили. Его слышалъ одинъ только Пушкинъ. Онъ мн говорилъ всегда, что еще ни у одного писателя не было этого дара выставлять, такъ ярко пошлость жизни, умть очертить въ такой сил пошлость пошлаго человка, чтобъ вся та мелочь, которая ускользаетъ отъ глазъ, мелькнула бы крупно въ глаза всмъ. Вотъ мое главное свойство, одному мн принадлежащее, и котораго, точно нтъ у другихъ писателей. Оно въ послдствіи углубилось во мн еще сильне отъ соединеніи съ нимъ нкотораго душевнаго обстоятельства. Но. этого я не въ состояніи былъ открытье тогда и самому Пушкину.
‘Это свойство выступило съ большою: силою въ ‘Мертвыхъ Душахъ’. Мертвыя Души не потому такъ испугали многихъ, и произвели такой шумъ, чтобы он раскрыли какія-нибудь раны общественныя, или внутреннія болзни, и не потому ли также, чтобы представили потрясающія картины торжествующаго зла и страждущей невинности. Ничуть де бывало. Герои мои вовсе не злоди, прибавь я только одну добрую черту любому изъ нихъ, читатель примирился бы съ ними всми. Но пошлость всего вмст испугала читателей. Испугало ихъ то, что одинъ за другимъ слдуютъ у меня герои одинъ пошлй другаго, что нтъ ни одного утшительнаго явленія, что негд даже и пріотдохнуть, или перевести духъ бдному читателю и что по прочтеніи всей книги кажется, какъ бы точно вышелъ изъ какого-то душнаго погреба на Божіи свтъ. Мн бы скоре простили, если бы я выставилъ картинныхъ изверговъ, по пошлости не простили мн. Русскаго человка испугала его ничтожность боле, нежели вс его пороки и недостатки’. (Стр. 141—143).
Вотъ какъ Гоголь отказывается отъ своего таланта и отъ своихъ произведеній!..

‘Отечественныя Записки’, No 1, 1847

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека