Зимняя сказка, Шекспир Вильям, Год: 1610

Время на прочтение: 79 минут(ы)

ДРАМАТИЧЕСКЯ СОЧИНЕНЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,
выправленный и пополненный по, найденному Пэнъ Колльеромъ,
СТАРОМУ ЭКЗЕМПЛЯРУ IN FOLIO 1632 ГОДА.

ЧАСТЬ 6.

ЗИМНЯЯ СКАЗКА.
ТРОИЛЪ И КРЕССИДА.
ВИНДЗОРСКЯ ПРОКАЗНИЦЫ.
РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 Р. СЕР.
МОСКВА.

Tипографіи Грачева и Комп., у Пречистенскихъ воротъ д. Миляковой.
1866.

ЗИМНЯЯ СКАЗКА.

ДЙСТВУЮЩЕ.

Леонтесъ, король Сициліи.
Мамиллій, сынъ его.
Камилло, Антигонъ, Клеоменъ, Діонъ, сицилійскіе вельможи.
Еще одинъ Сицилійскій вельможа.
Роджеро, сицилійскій дворянинъ.
Служитель молодаго принца Мамиллія.
Судьи.
Поликсенъ, король Богеміи.
Флорицель, сынъ его.
Архидамъ, богемскій вельможа.
Матросъ.
Тюремщикъ.
Старый пастухъ, мнимый отецъ Пердиты.
Кловнъ, сынъ его.
Работникъ стараго пастуха.
Автоликъ, мошенникъ,
Время, какъ Хоръ.
Герміона, жена Леонтеса.
Пердита, дочь ихъ.
Паулина, жена Антигона.
Эмилія и еще дв другія Дамы изъ свиты королевы.
Мопса, Дорна, пастушки.

Вельможи, Дамы и Служители, танцующіе Сатиры, Пастухи, Пастушки, Стражи и другіе.

Мсто дйствія: Сицилія и Богемія.

ДЙСТВЕ I.

СЦЕНА 1.

Сицилія. Передняя во дворц Леонтеса

Входятъ Камилло и Архидамъ.

АРХ. Приведется вамъ, почтеннйшій Камилло, пріхать къ намъ, въ Богемію, по такому же поводу, по какому мы теперь у васъ — вы сами, какъ я сказалъ, увидите большую разницу между нашей Богеміей и вашей Сициліей.
КАМ. Если не ошибаюсь, король Сициліи слдующимъ же лтомъ располагаетъ отплатить королю Богеміи за посщеніе посщеніемъ.
АРХ. Бдность пріема мы постараемся вознаградить любовью и радушіемъ, потому что въ самомъ дл —
КАМ. Э, полноте —
АРХ. Право, я откровенно высказываю мое убжденіе — мы не въ состояніи ни такъ великолпно, ни такъ неподражаемо — не знаю какъ и выразить.— Мы угостимъ васъ усыпляющими питьями, чтобы чувства ваши, лишенныя возможности замчать наши недостатки, лишившись конечно и способности хвалить, не могли точно такъ же и порицать насъ.
КАМ. Вы слишкомъ дорого платите за то, что дается охотно, отъ души.
АРХ. Поврьте, я говорю такъ, какъ понимаю, какъ заставляетъ говорить моя правдивость.
КАМ. Король Сициліи никогда не можетъ быть черезъ-чуръ ужь дружественнымъ къ королю Богеміи. Въ дтств они воспитывались вмст, и отъ того между ними укоренилась такая любовь, что теперь не можетъ не развтвиться. Когда созрвшія величіе и царственныя необходимости разлучили ихъ — она поддерживалась, и безъ личныхъ свиданій, по царски, обмномъ даровъ, письмами, дружественными посольствами такъ постоянно, что и въ отдаленіи другъ отъ друга, они казались соединенными, жали другъ другу руки черезъ пропасть, обнимались съ концевъ противоположныхъ втровъ. Да поддержитъ небо дружбу ихъ!
АРХ. Я думаю, въ цломъ мір нтъ зла и ничего такого, что могло бы поколебать ее. Вы чрезвычайно счастливы вашимъ молодымъ принцемъ Мамилліемъ, я не видалъ еще мальчика, такъ много общающаго.
КАМ. Въ этомъ я вполн соглашаюсь съ вами. Дйствительно превосходный ребенокъ, радующій подданныхъ, молодящій и старыя сердца, даже ходившимъ на костыляхъ до его рожденія хочется пожить еще, чтобъ увидать его мужемъ.
АРХ. А безъ того, вы думаете, имъ захотлось бы умереть?
КАМ. Конечно, еслибъ не имли другаго повода желать продолженія жизни.
АРХ. Не имй король сына — они пожелали бы ковылять на костыляхъ до рожденія его.

(Уходитъ.)

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Пріемная зала во дворц.

Входитъ Леонтесъ, Поликсенъ, Герміона, Мамиллй, Камилло и свита.

ПОЛ. Девять уже перемнъ влажнаго свтила ночи замчено пастухами съ тхъ поръ, какъ мы покинули престолъ нашъ, весь этотъ промежутокъ времени, любезный братъ, долженъ наполниться нашей благодарностью, и все-таки мы оставимъ тебя вчными должниками. А потому, подобно увеличивающему число нулю, позволь этому одному ‘благодаримъ тебя’ — увеличить тысячами вс ему предшествовавшія.
ЛЕОН. Повремени благодареніями до отъзда.
ПОЛ. Я ду завтра. Меня безпокоятъ опасенія того, что можетъ случиться или зародиться въ моемъ отсутствіи. Дай Богъ, чтобъ никакой ворчливый втеръ {Съ прежнихъ изданіяхъ: That may blow No sneaping winde… По Кольеру: May there blow No snoaping winds…} не сказалъ мн дома: ‘ты справедливо опасался’. Кром того, мое посщеніе такъ ужь продолжительно, что не могло не утомить васъ.
ЛЕОН. Мы слишкомъ, братъ, крпки, чтобъ ты могъ утомить насъ этимъ.
ПОЛ. Доле ршительно не могу оставаться.
ЛЕОН. Одну еще недльку.
ПОЛ. Нтъ, завтра же.
ЛЕОН. Такъ раздлимъ эту отсрочку пополамъ, и тогда я не стану ужь удерживать тебя.
ПОЛ. Прошу, не настаивай. Ни чьи уста, ни чьи въ цломъ мір, не могутъ уговорить меня такъ легко, какъ твои, такъ и теперь, еслибъ ты сталъ настаивать, какъ бы ни было необходимо отказать. Дла отзываютъ меня домой — твоя любовь, препятствуя этому, сдлалась бы для меня бичомъ, а мое дальнйшее пребываніе бременемъ и безпокойствомъ для васъ. Чтобъ избжать того и другаго — лучше я прощусь съ тобой.
ЛЕОН. Чтожь, онмла что ли наша королева? Проси.
ГЕРМ. Я думала, государь, молчать, пока ты вынудишь у него клятву не оставаться. Ты просишь его слишкомъ холодно, скажи ему, что въ Богеміи все идетъ прекрасно, что ты вчера только получилъ это радостное извстіе, скажи ему это, и онъ выбитъ изъ лучшихъ его оплотовъ.
ЛЕОН. Прекрасно, Герміона. (Отходитъ въ сторону.)
ГЕРМ. Еслибъ онъ сказалъ, что ему хочется видть сына — это было бъ посильне, пусть же скажетъ это, и пусть детъ тогда, пусть поклянется что это такъ, и мы не станемъ его удерживать — сами, веретенами, прогонимъ его отсюда. (Поликсену) Но я все-таки осмлюсь занять у вашего величества одну недлю. Когда мой мужъ отправится къ вамъ, въ Богемію, я разршаю ему остаться цлый мсяцъ за срокъ, назначенный для его возвращенія — а я, клянусь теб, Леонтесъ, люблю тебя ни на волосъ не мене всякой другой жены {Въ прежнихъ изданіяхъ: What lady she her lord… По Колльеру: What lady should her lord…}.— Останетесь?
ПОЛ. Нтъ, государыня.
ГЕРМ. Нтъ, останетесь.
ПОЛ. Право, не могу.
ГЕРМ. Право!— Вы отдлываетесь отъ меня пустйшими увреніями, но я — еслибъ вы выкляли и самыя звзды изъ сферъ ихъ — я все-таки сказала бы: ни слова объ отъзд. Право, вы останетесь, вдь ‘право’ женщины такъ же сильно, какъ и мужское. Неужели и посл итого вы подете? Вы заставите меня задержать васъ какъ плнника, не такъ какъ гостя, въ такомъ случа вы заплатите, когда васъ отпустятъ, за кормъ и избавитесь отъ необходимости благодарить. Что же вы скажете на это? плнникъ, или гость мой? Увряю васъ вашимъ же ‘право’, тмъ или другимъ вы будете непремнно.
ПОЛ. Гость, гость, государыня, вдь плнъ предполагалъ бы оскорбленіе васъ, а это для меня трудне, чмъ вамъ наказаніе.
ГЕРМ. Такъ и я не тюремщикъ вашъ, а радушная хозяйка. Теперь я примусь разспрашивать васъ о шалостяхъ моего мужа и вашихъ во времена вашего дтства, вдь вы были порядочные шалуны?
ПОЛ. Мы были, прекрасная королева, два беззаботные повсы, воображавшіе, что и завтра будетъ такой же день какъ сегодня, что мы вчно будемъ мальчиками.
ГЕРМ. Но мой мужъ, наврное, былъ шаловливе васъ?
ПОЛ. Мы походили на двухъ въ одно время рожденныхъ ягненковъ, прыгавшихъ на солнушк, отвчавшихъ другъ другу веселымъ блеяніемъ. Мняли что, такъ это только невинность на невинность, не знали зла, да и не подозрвали, чтобы кто-нибудь зналъ его. Продолжай мы жить такимъ образомъ, не возбуди боле горячая кровь слабыхъ умовъ нашихъ — мы смло могли бы отвтить и самому небу: не виновны ни въ чемъ, кром грха унаслдованнаго.
ГЕРМ. Стало въ послдствіи вы таки спотыкались?
ПОЛ. Увы, прекрасная королева, не избгли и мы искушеній, потому что въ дни неопытной нашей юности, моя жена была еще ребенокъ, да и ваша драгоцнная личность не представилась еще взорамъ юнаго товарища игръ моихъ.
ГЕРМ. Пощадите! набавьте отъ заключенія, а то, чего добраго, скажете еще, что ваша жена и я были злыми духами. Или нтъ, продолжайте — мы готовы отвчать за грхи, которые вы надлали по нашей милости, если только начали и продолжали гршить съ нами, не спотыкаясь ни съ кмъ, кром насъ.
ЛЕОН. (Подходя къ нимъ). Ну что, уговорила?
ГЕРМ. Остается.
ЛЕОН. А на мои просьбы не соглашался. Дражайшая Герміона, такъ хорошо ты никогда не говорила.
ГЕРМ. Никогда?
ЛЕОН. Никогда, за исключеніемъ еще одного только раза.
ГЕРМ. Какъ? два только раза? когда же въ первый-то? Прошу, скажи, откармливай похвалами, не скупясь, какъ домашнюю птицу, и одно доброе дло, умирая безгласнымъ, умерщвляетъ тысячи, которыя за нимъ послдовали бы. Хвалы намъ — наша награда. Однимъ поцлуемъ вы заставите насъ сдлать и тысячу миль скорй, чмъ десять шаговъ — шпорами. Но возвратимся къ моему хорошему {Въ прежнихъ изданіяхъ: ere With spur we heat an acre. But to the gaol… По Колльеру: ere With spur we clear an acre. But to the good…}: послднее — то, что я уговорила его остаться, что жь первое? вдь ему есть старшій дружка, или я не поняла тебя. О, какъ бы я желала, чтобъ оно звалось благодатью. Такъ разъ еще я говорила хороню и до этого? Когда же? скажи — я сгараю нетерпніемъ.
ЛЕОН. Когда три тяжкіе мсяца истомились до смерти, прежде чмъ мн удалось заставить тебя протянуть мн блую твою ручку, и ты наконецъ сказала — твоя на вки.
ГЕРМ. И это благодать въ самомъ дл. Такъ, видите ли, два раза говорила я какъ нельзя лучше, въ первый пріобрла царственнаго супруга на вки, во второй — (Подавая руку Поликсену) друга на время.
ЛЕОН. (Про себя). Слишкомъ, слишкомъ ужь горячо! Смшивать такъ дружбу — смшивать кровь. У меня tremor cordis,— сердце пляшетъ, но не отъ радости — не отъ радости. Эта короткость можетъ быть и совершенно невинной, эта свобода обращенія можетъ вытекать изъ сердечности, изъ плодоносныхъ ндръ добродушія {Въ прежнихъ изданіяхъ: from bounly, fertile bosom… Но Колльеру: from bountys fertile bosom…}, быть даже достоинствомъ, да, можетъ — я допускаю это, но такъ пожимать руки и пальцы, какъ они, это пересмиваніе, какъ передъ зеркаломъ, эти вздохи, глубокіе, какъ вздохи умирающаго оленя — о, такое обращеніе не можетъ быть пріятно ни душ, ни лбу моему.— Ты мой вдь сынъ, Мамиллій?
МАМ. Твой.
ЛЕОН. Въ самомъ дл? Да, ты мой молодецъ. Зачмъ же носъ то замаралъ?— Говорятъ, онъ точь въ точь какъ мой. Не хорошо, любезный, надо быть чистымъ, нтъ, не чистымъ, а чистоплотнымъ, потому что чистымъ слыветъ и весь рогатый скотъ {Тутъ игра значеніями слова neat — чистый, чистоплотный и рогатый скотъ.} — и быки, и тельцы, и коровы.— Все еще щекочетъ ладонь его пальцами.— Ну, беззаботный телецъ мой? ты мой вдь телецъ?
МАМ. Твой, если хочешь.
ЛЕОН. Теб недостаетъ шершавой башки, да моихъ рогъ, чтобъ вполн походить на меня, — и все-таки говорятъ, что мы сходны, какъ дв капли воды, бабы говорятъ,— чего не говорятъ он. Но будь он такъ же лживы, какъ траурныя одежды {Въ прежнихъ изданіяхъ: As o’er dyed blacks… По Колльеру: As our dead blacks…}, какъ втеръ и вода, какъ кости игрока, не знающаго границъ между моимъ и твоимъ — все-таки правда, что этотъ ребенокъ похожъ на меня.— Ко мн, мои маленькій пажъ, взгляни на меня лазурными своими глазенками, плутишка! сокровище! дитя мое!— Неужели же твоя мать?— возможно ли это? Подозрительность! усиливаясь, ты пронзаешь самое сердце, ты длаешь возможнымъ и невозможное, стакиваешься съ сновидніями,— какъ же можетъ это быть?— дйствуешь заодно съ несуществующимъ, братаешься съ ничмъ. Но потому-то — я убжденъ — можешь побрататься и съ чмъ-нибудь, и побраталось, непрошенное — и я вижу это но омраченію моего мозга, по отверднію лба.
ПОЛ. Что съ королемъ?
ГЕРМ. Онъ чмъ-то, кажется, разстроенъ.
ПОЛ. Что съ тобой, мой другъ?
ЛЕОН. Что такое? что съ тобой, возлюбленный братъ мой?
ГЕРМ. У тебя такой видъ, какъ будто что-то сильно тяготитъ твою голову. Ты чмъ-то встревоженъ?
ЛЕОН. Нисколько, право, нисколько.— (Про себя) Какъ иногда природа выдаетъ свою глупость, свою нжность, и длается потхой душъ боле твердыхъ! Глядя на черты моего сына, я какъ бы попятился на двадцать три года назадъ и увидалъ себя безъ штанишекъ, въ моемъ зеленомъ бархатномъ платьец, съ кинжаломъ закрпленнымъ въ ножнахъ, чтобы онъ не повредилъ своему владльцу и не оказался такимъ образомъ, какъ за частую и вс украшенія, слишкомъ опаснымъ. Какъ похожъ, казалось мн, былъ я тогда на этотъ отпрыскъ, на этотъ стручекъ, на этого человчка.— Слушай, дружище, будешь ты брать яйца вмсто денегъ {Смыслъ этой поговорки: будешь переносить несправедливости, насмшки, брань и т. п.}?
МАМ. Нтъ, я буду драться.
ЛЕОН. Будешь? да будетъ же счастье твоей долей!— А что, любезный братъ, и ты такъ же безъ ума отъ своего сына, какъ мы, кажется, отъ нашего?
ПОЛ. Дома — онъ мое единственное занятіе, моя радость, моя забава, то закадычный другъ, то врагъ, мой придворный, воинъ, министръ, все. Онъ и іюльскій день сокращаетъ для меня въ декабрскій, врачуетъ игривымъ ребячествомъ заботы, которыя сгустили бы кровь мою.
ЛЕОН. Точно тоже и этотъ шалунъ для меня. Мы съ нимъ оставимъ васъ, чтобъ не мшать боле серіознымъ вашимъ занятіямъ. Герміона, докажи угощеніемъ нашего брата какъ ты насъ любишь, сдлай и самое дорогое Сициліи дешевымъ. За тобой и этимъ плутишкой, онъ ближайшій къ нашему сердцу.
ГЕРМ. Захотите — найдете насъ въ саду, придете вы къ намъ туда?
ЛЕОН. Не стсняйтесь, найдемъ, если только останетесь подъ этимъ небосклономъ.— [Про себя) Я ужу, а они и не замчаютъ этого. Продолжайте, продолжайте! Какъ она приподнимаетъ къ нему носъ, ротъ свой! какъ вооружается всей смлостью женщины противъ снисходительнаго мужа! (Поликсенъ, Герміона и свита уходите.) Ушли, увязъ но колни, но поясъ, съ головой и ушами! Поди, играй, дитя, играй, — мать твоя играетъ, и я играю, но такую жалкую роль, что подъ конецъ меня зашикаютъ въ могилу, позоръ и свистъ будутъ моимъ погребальнымъ звономъ.— Ступай, играй, дитя, играй.— Вдь рогоносцы, если не ошибаюсь, бывали и прежде, и теперь, въ это самое время, какъ говоря) это, не одинъ мужъ обнимаетъ жену, нисколько не подозрвая, что въ его отсутствіи шлюзы были подняты и въ пруд его ловилъ рыбу сосдъ, ближайшій сосдъ его, господинъ Улыбочка. Утшительно, покрайней мр, что ворота и у другихъ, какъ у меня, отпираются противъ ихъ воли. Повергай измна женъ всхъ мужей въ отчаяніе — десятая часть человческаго рода перевшалась бы. Лкарствъ противъ этого нтъ, такая ужь это безпутная планета — не можетъ не дйствовать, гд преобладаетъ, преобладаетъ же она и на Восток и на Запад, и на Свер и на Юг, а потому и не загородишь живота ничмъ — впуститъ и выпуститъ врага и съ оружіемъ и съ обозомъ. Тысячи нашего брата одержимы этимъ недугомъ, и не чувствуютъ его.— Что, дитя мое?
МАМ. Я, говорятъ, на тебя похожъ.
ЛЕОН. Хоть это еще утшительно.— Какъ? ты здсь, Камилло?
КАМ. Здсь, государь.
ЛЕОН. Поди, играй, Мамиллій, ты честный малой. (Мамиллій уходитъ.) — Камилло, царственный гость нашъ остается.
КАМ. А не мало стоило вамъ хлопотъ укрпить его якорь, сколько разъ забрасывали — все срывался.
ЛЕОН. Ты замтилъ это?
КАМ. Ваши просьбы не удержали бы его — его дла казались ему важне?
ЛЕОН. И это замтилъ?— Вс подмчаютъ, нашептываютъ, намекаютъ другъ другу: король-то Сициліи того — и такъ дале. Далеко зашло ужь, если и я наконецъ почуялъ.— Какъ же это случилось, Камилло, что онъ остался?
КАМ. Остался по просьб прекрасной королевы.
ЛЕОН. Королевы — пожалуй, шло бы и прекрасной, но такъ какъ оно есть — нейдетъ. Замтили это и другія понятливыя головы, кром твоей? вдь твой умъ губка, всасываетъ въ себя боле обыкновенныхъ болвановъ, замтили это только высшія натуры, немногіе изъ одаренныхъ особенной проницательностью? слпо, можетъ-быть, большинство низшихъ для такихъ длъ? Говори.
КАМ. Какихъ длъ, государь?— Полагаю, вс поняли, что король Богеміи остается здсь еще на нкоторое время.
ЛЕОН. Что?
КАМ. Остается здсь еще на нкоторое время.
ЛЕОН. Такъ, но для чего?
КАМ. Чтобъ угодить вашему величеству и нашей прелестной повелительниц.
ЛЕОН. Угодить вашей повелительниц?— угодить?— Довольно и этого. Камиліо, я поврялъ теб ближайшее моему сердцу, какъ и государственныя тайны, ты, какъ духовникъ, облегчалъ грудь мою, и я покидалъ тебя, какъ очистившійся кающійся, но я ошибался на счетъ твоей честности, ошибался на счетъ того, что мн казалось ею.
КАМ. Сохрани Боже —
ЛЕОН. Полагаться на нее. Ты не честенъ, или если и честенъ, такъ трусъ, который сзади подрзываетъ поджилки честности, чтобъ она не шла куда требуется, ты или слуга, пользующійся полнйшей довренностью и не радящій о ней, или дуракъ, который, видя фальшивую игру, потерю огромнйшей ставки, принимаетъ все это за шутку.
КАМ. Ваше величество, и я могу, конечно, быть нерадивымъ, глупымъ и боязливымъ, потому что гд же человкъ совершенно свободный отъ каждаго изъ этихъ недостатковъ, нерадивость, глупость, боязливость котораго не проступала бы иногда въ безчисленныхъ дйствіяхъ міра? Былъ я когда въ вашихъ длахъ, государь, нерадивъ сознательно — это была глупость, разыгрывалъ я глупца преднамренно — это была нерадивость, не взвсившая порядкомъ послдствій, боялся я дйствовать тамъ, гд сомнвался въ успх, тогда какъ дйствіе возставало противъ бездйствія — это была боязливость, которой часто страждетъ мудрйшій. Все это, государь, такіе извинительные недуги, отъ которыхъ и самая честность никогда не бываетъ свободна. А потому, прошу ваше величество высказаться вполн, представите мн мой проступокъ въ его настояніемъ вид, а я и тутъ отрекусь отъ него — онъ не мой.
ЛЕОН. Разв не видалъ ты, Камилло — но ты безъ сомннія видлъ, или твои глаза тусклй роговъ рогоносца, — разв не слыхалъ — потому что при такой очевидности невозможно чтобъ толки безмолвствовали,— не подумалъ — потому что нтъ пониманія въ человк, который не подумалъ,— что жена моя пошаливаетъ? Признаешься въ этомъ — въ противномъ случа отрекись безсовстно и отъ зрнія и отъ слуха и отъ мышленія,— скажи, что жена моя конекъ, что заслуживаетъ названіе, позорнйшее даже названія любой торговки, отдающейся еще до помолвки, скажи это, и оправдай это.
КАМ. Никогда не выслушалъ бы я такого посрамленія моей государыни не разразившись тутъ же жесточайшей местью. Никогда, клянусь жизнью, не говорили вы ничего такъ недостойнаго васъ, какъ то, что сейчасъ сказали, что и повторить-то грхъ такъ же страшный, какъ и то, что предполагаете.
ЛЕОН. Да разв шептанье ничто? разв сближеніе щекъ, встрча носовъ, цлованье внутренними губами, подавленіе смха вздохомъ — врнйшій признакъ нарушенія цломудрія,— рысканье по пятамъ другъ друга, прятанье по угламъ, желанье чтобъ время летло, чтобъ часы обращались въ минуты, полдень — въ полночь, чтобъ глаза всхъ были слпы, совершенно слпы, за исключеніемъ только ихъ, жаждущихъ гршить незримо — разв все это ничто? Посл этого и міръ и все что есть въ немъ ничто, и покрывающій его сводъ ничто, и король Богеміи ничто, и моя жена ничто, и нтъ ничего во всхъ этихъ ничто, если это ничто.
КАМ. О, мой добрый государь, изцлитесь отъ этой болзненной подозрительности, и какъ можно скорй, потому что она страшно опасна.
ЛЕОН. Скажи, что это такъ, что это правда.
КАМ. Нтъ, нтъ, государь.
ЛЕОН. Да, ты лжешь, лжешь. Я говорю, ты лжешь, Камилло, и я ненавижу тебя, называю тебя пошлымъ олухомъ, безсмысленнымъ негодяемъ, или, покрайней мр, переметнымъ выжидателемъ, способнымъ видть въ одно и то же время и добро и зло, склоняясь и къ тому и къ другому. Будь и печень моей жены заражена такъ же, какъ вся жизнь ея — она не прожила бы и часа.
КАМ. Кто жь заражаетъ ее?
ЛЕОН. Тотъ, у кого она виснетъ на ше, какъ медаль его {Въ прежнихъ изданіяхъ: that wears her like her medal… По Колльеру: that wears her like а medal…}, король Богеміи, съ которымъ — еслибъ я былъ окруженъ врными служителями, радющими о моей чести, какъ о своихъ выгодахъ, какъ о своихъ собственныхъ пользахъ,— было бы сдлано то, что уничтожило бы всякое дальнйшее дло. Да, и ты, кравчій его — выведенный мною изъ низкаго состоянія, возвеличенный и осыпанный почестями,— и ты, способный видть какъ я оскорбленъ такъ же ясно, какъ небо видитъ землю, а земля небо,— и ты могъ бы такъ приправить кубокъ, что онъ навсегда усыпилъ бы врага моего, а для меня былъ бы цлебнымъ.
КАМ. Ваше величество, я могъ бы это сдлать и питьемъ, умерщвляющимъ не быстро, а медленно, губящимъ не такъ явно, какъ ядъ, но я никакъ не могу поврить, чтобы многоуважаемая, такъ добродтельная повелительница моя могла пасть. Моя любовь къ вамъ —
ЛЕОН. Будь проклятъ, если не вришь! Неужели ты думаешь, что я такъ желченъ, такъ сумасброденъ, что изъ ничего сталъ бы мучить самого себя? сталъ бы пачкать близну моего ложа, чистота котораго — покойный сонъ, а пятна — крапива, терны, жала осъ? что, безъ достаточныхъ причинъ, сталъ бы позорить кровь принца, моего сына, который, полагаю, дйствительно мой, котораго и люблю какъ моего?— Сдлалъ ли бы я это? можно разв до того обезумть?
КАМ. Я долженъ вамъ врить, врю, и устраню короля Богеміи, если дадите слово, когда его не будетъ, по прежнему любить королеву, какъ ради вашего сына, такъ и для того, чтобъ зажать рты злорчія во всхъ дружественныхъ и родственныхъ вамъ дворахъ и государствахъ.
ЛЕОН. Ты совтуешь именно то, что я и самъ предположилъ уже себ. Я не запятнаю ея чести.
КАМ. Такъ ступайте жь, государь, и будьте съ королемъ Богеміи и съ вашей королевой такъ же беззаботно веселы, какъ дружество на пирахъ. Я кравчій его, и если напитокъ, который поднесу ему, будетъ благотворенъ — не считайте меня вашимъ служителемъ.
ЛЕОН. Довольно. Сдлаешь это — половина моего сердца твоя, не сдлаешь — разсчешь свое собственное.
КАМ. Сдлаю, государь.
ЛЕОН. Я буду съ ними дружественъ, какъ ты совтовалъ. (Уходитъ.)
КАМ. О, несчастная королева!— Но и я-то въ какомъ положеніи? я долженъ сдлаться отравителемъ добраго Поликсена, и изъ одного только повиновенія властелину, который, находясь во вражд съ самимъ собой, хочетъ чтобы такъ же враждовало и все близкое къ нему.— Сдлаюсь имъ — буду возвеличенъ. Да еслибъ я нашелъ тысячи даже примровъ, что убійство царственныхъ помазанниковъ приносило убійц счастіе — я все-таки не сдлался бы имъ, но ни чугунъ, ни камень, ни пергаментъ не представляютъ ни одного — и самое злодйство отречется отъ этого.— Что длать — надо оставить дворъ, свершу, не свершу — все равно сломлю себ шею. По вотъ восходитъ счастливая звзда для меня! король Богеміи идетъ сюда.

Входитъ Поликсенъ.

ПОЛ. Странно! кажется что расположеніе ко мн начинаетъ здсь ослабвать. Не говорить?— Здравствуй, Камилло.
КАМ. Желаю вамъ всякаго счастія, государь.
ПОЛ. Что новаго при двор?
КАМ. Ничего особеннаго,
ПОЛ. Король смотритъ такъ, какъ будто потерялъ провинцію, область, которую любилъ какъ самого себя, сейчасъ встртилъ я его, и онъ, на обычный привтъ мой, отвернулся, закусилъ презрительно губу, и ушолъ, оставивъ меня раздумывать о томъ, что могло такъ измнить его обращеніе.
КАМ. Не смю знать, государь.
ПОЛ. Какъ, не смешь? Не знаешь? или знаешь, и не смешь сказать мн? Врно такъ, потому что себ, если знаешь, не можешь не сказать, и ‘не смю’ совсмъ тутъ не къ стати. Добрый Камилло, перемна въ твоемъ лиц — зеркало, показывающее, что и мое измнилось, и перемна эта касается и меня, если такъ и меня измняетъ.
КАМ. Появилась болзнь, разстроившая кой-кого изъ насъ, назвать ее я не могу, а заразились ею отъ васъ, хоть вы теперь и здоровы.
ПОЛ. Какъ отъ меня? не придавай мн взгляда василиска. Тысячи, на которыхъ я глядлъ, процвтали отъ моего взора — никого не убивалъ онъ. Камилло, какъ дворянина, и къ тому жь ученаго, опытнаго — что украшаетъ наше дворянство не мене благородныхъ именъ отцовъ, отъ которыхъ наслдуемъ дворянство — прошу тебя, если ты знаешь что-нибудь такое, что полезно и нужно знать мн — не удерживай этого въ невол безсмысленнаго молчанія.
КАМ. Я ничего не могу сказать.
ПОЛ. Заразились отъ меня, хоть я теперь и здоровъ! ты долженъ сказать мн.— Слышишь ли, Камилло? я заклинаю тебя всмъ, что свято для чести человка — а эта просьба моя свята не мене — скажи что знаешь о бд, подкрадывающейся ко мн, далека ли она, близка ли, какимъ образомъ предотвратить ее, если это возможно, а если невозможно — то какъ лучше перенести ее.
КАМ. Такъ какъ меня заклинаетъ честью человкъ, котораго я почитаю честнымъ, я скажу вамъ, государь. Выслушайте совтъ, который долженъ быть исполненъ тотчасъ же какъ будетъ выговоренъ, иначе мы оба погибли.
ПОЛ. Говори, добрый Камилло.
КАМ. Онъ поручилъ мн умертвить васъ.
ПОЛ. Кто онъ, Камилло?
КАМ. Король.
ПОЛ. За что же?
КАМ. Онъ думаетъ, нтъ, клянется съ полной увренностью, какъ будто видлъ, или самъ помогалъ вамъ — что вы въ преступной связи съ королевой.
ПОЛ. Если это правда, да обратится моя кровь въ ядовитый гной! да соединится мое имя съ именемъ человка, который предалъ Лучшаго! да содлается моя незапятнанная слава смрадомъ, который, куда ни явлюсь, будетъ нестерпимъ даже и для ноздрей лишенныхъ обонянія! да бгутъ, мало этого, да ненавидятъ меня сильне страшнйшей заразы, о которой когда-либо слыхали или читали!
КАМ. Клянитесь противъ его мечты хоть каждой звздой неба, хоть всми ихъ вліяніями — вы скорй запретите морю повиноваться мсяцу, чмъ уничтожите клятвами, или потрясете доводами зданіе его безумія, основанное на его увренности, оно простоитъ всю жизнь его.
ПОЛ. Изъ чего жь развилось все это?
КАМ. Не знаю, увренъ только, что благоразумне бжать развившагося, чмъ спрашивать, изъ чего развилось оно. И потому, если вы полагаетесь на мою честность, совключающуюся въ этомъ тл, которое вы захватите съ собой, какъ залогъ — отправляйтесь въ эту же ночь. Вашимъ я шепну и выпровожу ихъ изъ города по два, по три черезъ разныя ворота. Что жь касается до меня — я попытаю на служб вамъ счастія, которое утратилъ здсь этимъ открытіемъ. Не сомнвайтесь, клянусь честью моихъ предковъ, я сказалъ вамъ правду, вздумаете искать доказательствъ — я не могу ждать ихъ, да и вы здсь не безопасне человка, осужденнаго собственными устами короля, поклявшагося казнить его.
ПОЛ. Я врю теб, я видлъ его сердце на лиц его. Руку, будь моимъ кормчимъ, и ты всегда будешь ближайшимъ ко мн.— Корабли мои готовы, да и люди цлыхъ уже два дня ждутъ отъзда.— Онъ ревнуетъ прекраснйшее созданіе, и ревность его должна быть такъ же сильна, какъ она прекрасна, такъ же страшна, какъ онъ могущь, онъ полагаетъ, что обезчещенъ человкомъ, который всегда выдавалъ себя за друга, и месть его должна быть тмъ жесточе. Страхъ осняетъ меня. Да будетъ успхъ моимъ другомъ, да поможетъ небо прекрасной королев, виновниц грезъ его {Въ прежнихъ изданіяхъ: be my friend, and comfort The gracious queen, part of his theme… По Колльеру: be my friend, heaven comfort The gracious queen, part of his dream…}, но ни чмъ не виновной въ безумномъ его подозрніи. Идемъ, Камилло, я буду уважать тебя какъ отца, если высвободишь меня отсюда. Бжимъ.
КАМ. Ключи отъ всхъ воротъ города поручены мн. Не теряйте только времени — идемъ.

ДЙСТВЕ II.

СЦЕНА 1.

Сицилія. Дворецъ.

Входятъ Герміона, Мамиллій и придворныя Дамы.

ГЕРМ. Уведите шалуна, онъ такъ утомляетъ меня, что не могу переносить доле.
1 ДАМ. Пойдемте, принцъ. Хотите играть со мной?
МАМ. Нтъ, съ вами не хочу.
1 ДАМ. Отчего же?
МАМ. Да вы слишкомъ крпко меня цлуете и говорите со мной такъ, какъ будто я все еще ребенокъ.— (Обращаясь къ другой дам) Васъ я больше люблю.
2 ДАМ. Почему же?
МАМ. Не потому, что ваши брови черне, хоть и говорятъ, что черныя брови для нкоторыхъ женщинъ гораздо лучше, только надобно, чтобъ он были не слишкомъ густы, чтобъ походили на полукругъ или на полумсяцъ, сдланный перомъ.
2 ДАМ. Кто это научилъ васъ этому?
МАМ. Женскія лица.— Скажите мн, пожалуйста, какого цвта ваши брови?
2 ДАМ. Синяго.
МАМ. Нтъ, вы это сметесь надо мной. Вотъ носы синіе я видалъ у женщинъ, а синихъ бровей никогда.
2 ДАМ. Послушайте. Королева, ваша родительница скоро разршится отъ бремени, на дняхъ мы будемъ ухаживать за новымъ миленькимъ принцемъ, и тогда вы съ радостью поиграли бы съ нами, еслибъ мы только захотли.
1 ДАМ. Въ послднее время она сильно пополнла. Да поможетъ ей Господь разршиться счастливо!
ГЕРМ. Что это за вздоръ вы гамъ говорите? Поди ко мн, шалунъ — я опять могу заняться тобой, сядь подл меня и разскажи мн сказку.
МАМ. Веселую, или печальную?
ГЕРМ. Самую веселую.
МАМ. Печальная для зимы лучше. Я знаю одну о духахъ и привидніяхъ.
ГЕРМ. Такъ разсказывай эту. Ну, садись же. Запугай меня какъ можно сильне твоими духами — вдь ты мастеръ на это.
МАМ. Былъ нкогда человкъ —
ГЕРМ. Нтъ, сядь прежде, и тогда разсказывай.
МАМ. И жилъ онъ подл кладбища, — я буду разсказывать теб потихоньку, чтобъ вонъ энти сороки не слыхали.
ГЕРМ. Хорошо, разсказывай мн на ухо.

Входятъ Леонтесъ, Антигонъ и другіе Придворные.

ЛЕОН. И его встртили тамъ? съ его свитой? и Камилло съ нимъ?
1 ПРИ. Я повстрчалъ ихъ за сосновымъ лсомъ, никогда не видалъ я еще людей такъ спшившихъ. Я проводилъ ихъ глазами до самыхъ кораблей.
ЛЕОН. (Про себя). Какое счастье, что я не ошибся! что справедливо мое подозрніе!— Но зачмъ же не ошибся я! Какое несчастье быть такъ счастливымъ!— Попалъ паукъ къ кубокъ, и выпившій изъ него {Въ прежнихъ изданіяхъ: and one may drink, dtpart… По Колльеру: and one may drnik а part…}, не зная этого, не ощущаетъ ничего ядовитаго, потому что не было заражено сознаніе его, но покажетъ кто-нибудь отвратительную примсь, скажетъ съ чмъ онъ выпилъ, и страшная тошнота надорветъ и грудь и бока его.— Я выпилъ, и увидалъ паука. Камилло былъ его помощникомъ, его сводникомъ. Тутъ былъ заговоръ противъ моей жизни, моей короны, все оправдалось, что подозрвалъ я, лживымъ негодяемъ, которымъ я думалъ воспользоваться, онъ воспользовался еще прежде. Онъ открылъ ему мое намреніе, и я надутъ, игрушка ихъ.— (Придворнымъ) Какъ же отворились для нихъ такъ легко ворота города?
1 при. Имъ отворило ихъ полномочіе, которымъ Камилло не разъ уже пользовался по повелнію вашего величества.
ЛЕОН. Знаю, знаю.— (Герміона) Отдай ребенка мн. Какъ радъ я, что не ты кормила его. Хоть онъ и похожъ на меня, но въ немъ все-таки слишкомъ много твоей крови.
ГЕРМ. Что жь это такое? шутки?
ЛЕОН. Выведите ребенка, не быть ему боле при ней. Вонъ его, пусть тшится тмъ, которымъ беременна. Вдь этой полнотой ты обязана Поликсену.
ГЕРМ. Нтъ, говорю я, и готова поклясться, что ты вришь моему слову, хоть и кажешь, что боле наклоненъ къ противному.
ЛЕОН. Посмотрите на нее, господа, вглядитесь въ нее хорошенько, вздумаете сказать: она прекрасна — справедливость сердецъ вашихъ прибавитъ: какъ жалко, что она не честна, не цломудренна. Похвалите ее только за эту вншнюю форму, которая, клянусь, заслуживаетъ величайшихъ похвалъ, и тотчасъ же начнутся пожатія плечами, и да! и гмъ!— эти маленькія клеимы клеветы, или нтъ, ошибся, сожалнія, потому что клевета клеймитъ вдь и самую добродтель. И эти пожатія плечами, эти да! и гмъ! вы увидите и услышите, когда скажете что она прекрасна, прежде чмъ успете прибавить, что она и добродтельна. Узнайте же отъ того, кому это всего больне, что она прелюбодйка.
ГЕРМ. Еслибъ это сказалъ негодяй, величайшій негодяй въ мір — это сдлало бъ его еще большимъ негодяемъ, но вы, мой повелитель, вы въ заблужденіи.
ЛЕОН. Вы, моя повелительница, вы были въ заблужденіи, принимая Поликсена за Леонтеса. О, созданіе, котораго не хочу назвать настоящимъ именемъ, чтобы грубое невжество, взявъ съ меня примръ, не стало говорить тмъ же языкомъ со всми состояніями, забывъ обычное различіе между государемъ и нищимъ!— Я сказалъ, что она прелюбодйка, сказалъ съ кмъ, по этого мало еще — она и государственная преступница, и Камилло ея соумышленникъ, знающій даже и то, что и ей самой, вмст съ ея подлымъ соблазнителемъ, стыдно знать,— знающій, что она осквернительница брачнаго ложа такъ же гнусная, какъ и т, которыхъ чернь величаетъ боле смлыми названіями. Она сопричастна и бгству ихъ.
ГЕРМ. Нтъ, клянусь жизнью, ничему такому не сопричастна я. И какъ больно будетъ теб, когда узнаешь истину, что такъ жестоко опозорилъ меня! Не знаю, мой повелитель, будетъ ли тогда достаточнымъ вознагражденіемъ даже и признаніе что ошибался.
ЛЕОН. Нтъ, ошибаюсь я въ основаніи, на которомъ строю, такъ и всей земли недостаточно для поддержки дтскаго кубаря.— Отвесть ее въ темницу! Кто хоть слово скажетъ за нее, будетъ виновенъ уже и тмъ, что сказалъ его.
ГЕРМ. Какое-нибудь враждебное созвздіе царитъ теперь надъ нами, и мн не остается ничего боле, какъ терпть, пока небо не взглянетъ на насъ снова боле милостивымъ окомъ.— Господа, я чужда слезливости, такъ обыкновенной между нами, женщинами, отсутствіе этой безполезной росы засушитъ, можетъ-быть, ваше состраданіе, а тутъ такое горе, благородное горе, жгущее такъ сильно, что слезами не затушишь его. Прошу васъ всхъ, господа, судите обо мн, какъ внушитъ вамъ ваше собственное добродушіе, за симъ — да исполнится воля его величества.
ЛЕОН. (Страж). Что-жь, забыли вы повиноваться мн?
ГЕРМ. Кто жь пойдетъ со мною?— Прошу, ваше величество, оставить моихъ прислужницъ при мн: вы видите — этого требуетъ мое положеніе. Не плачьте, мои милыя — нтъ причины, узнаете, что ваша повелительница заслужила заключеніе — заливайтесь слезами, когда освободятъ ее, то, чему я теперь подвергаюсь, послужитъ для меня къ лучшему. Прощайте, государь, никогда не желала я видть васъ печальнымъ — теперь увижу наврное. Идемъ, милыя, вамъ позволено.
ЛЕОН. Исполняйте жь что вамъ велятъ — вонъ. (Королева уходитъ съ своей свитой и стражей.)
1 при. Заклинаю, ваше величество, возвратите королеву.
АНТ. Обдумайте, государь, что вы длаете хорошенько, чтобъ не обратить права въ насиліе, гибельное для трехъ знаменитостей: для васъ самихъ, для королевы и для вашего сына.
1 при. Что касается до нея, государь, я готовъ отвчать жизнію, и отвчаю, если вашему величеству будетъ угодно, что королева чиста передъ небомъ и вередъ вами — разумю въ томъ, въ чемъ вы обвиняете ее.
АНТ. Будетъ доказано противное — я стану на безсмнные часы {Въ прежнихъ изданіяхъ: I’ll keep ту stables… По Колльеру: I’ll keep me stable…} передъ комнатой жены моей, не позволю выходить безъ меня, буду доврять ей тогда только, когда вижу и осязаю ее, потому что каждая частичка всхъ женщинъ всего міра, каждая драхма женскаго тла лжива, если она лжива.
ЛЕОН. Молчите.
1 при. Государь —
АНТ. Мы говоримъ ради васъ — нисколько не ради себя. Вы введены въ заблужденіе, и какимъ-нибудь наушникомъ, который будетъ за это проклятъ, знай я этого негодяя — я отдулъ бы его {Въ прежнихъ изданіяхъ: I would land-damn him… По Колльеру: I would lamback him…} не на животъ, а на смерть. Утратила она честь — у меня три дочери: старшей одиннадцать, средней и младшей девять и пять съ небольшимъ,— будетъ это доказано — он поплатятся за это, клянусь честью, я охолощу ихъ всхъ, не дожить имъ до четырнадцати для порожденія незаконнорожденныхъ: он сонаслдницы, и лучше бы мн оскопить себя, если он не дадутъ мн самаго законнаго потомства.
ЛЕОН. Перестаньте, ни слова боле. Вы чуете это дло чувствомъ такъ же холоднымъ, какъ носъ мертваго, но я вижу и осязаю его, какъ вы чувствуете это прикосновеніе, видите орудіе его.
АНТ. Если такъ, намъ не нужно гроба для погребенія честности — не осталось и порошинки ея для украшенія грязной земли этой.
ЛЕОН. Какъ! неужели я утратилъ всякое довріе?
АНТ. Въ этомъ отношеніи, ваше величество, желалъ бы чтобъ скорй вы утратили довріе, чмъ я, и оправданіе ея чести было бы для меня несравненно пріятне оправданія вашихъ подозрній, какъ бы вы ни сердились на меня за это.
ЛЕОН. Какая жь намъ, впрочемъ, надобность совщаться объ этомъ съ вами — не можемъ мы разв свободно слдовать побужденіямъ нашего негодованія? По сану, мы могли обойтись и безъ вашихъ совтовъ, только по врожденной намъ доброт сообщили мы вамъ объ этомъ, и если вы, по дйствительной или притворной глупости, не хотите или не можете видть истины, какъ мы — дознавайте сами. Намъ не нужны боле ваши совты. Дло это, утрата, прибыль, распоряженія — все это касается только насъ.
АНТ. И потому, ваше величество, я желалъ бы, чтобъ вы молча взвсили все это прежде, чмъ сдлали гласнымъ.
ЛЕОН. Да какъ же это было можно? ты или совсмъ одурлъ отъ лтъ, или родился глупцомъ. Бгство Камилло, вмст съ ихъ короткостью, такъ явной, что убжденію недоставало одного свидтельства глазъ, и не для подтвержденія, а только для зрнія, потому что все другое доказывало ясно — вотъ что побудило насъ дйствовать. Для большаго же еще удостовренія — потому что въ дл такъ важномъ опрометчивость была бы безуміемъ,— мы послали въ священныя Дельфы, въ храмъ Аполлона, Клеомена и Діона — людей, какъ вы знаете, вполн надежныхъ. Все зависитъ теперь отъ отвта оракула, и ршеніе его остановитъ, или побудитъ меня. Хорошо поступилъ я?
1 при. Какъ нельзя лучше, государь.
ЛЕОН. Хоть я и убжденъ вполн, и не нужно мн боле того, что знаю, но оракулъ послужитъ къ успокоенію совсти тхъ, невжественное легковріе которыхъ никакъ не хочетъ дойти до истины. Мы ршили удалить отъ насъ королеву въ заключеніе для того, чтобы лишить ее возможности повершить измну двухъ бжавшихъ отсюда. Идемте, слдуйте за нами, мы передадимъ все суду общественному, дло это возбудитъ всхъ.
АНТ. (Про себя). Къ смху, когда узнаютъ истину. (Уходятъ.)

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Передняя тюрьмы.

Входятъ Паулина съ Служителями.

ПАУЛ. Гд тюремщикъ? — Позовите его, скажите ему кто я. (Одинъ изъ служителей уходитъ.) Добрая королева! въ цлой Европ нтъ двора, котораго ты не украсила бы собою, зачмъ же ты въ темниц?

Входятъ Служитель съ Тюремщикомъ.

Ты знаешь меня, любезный, знаешь кто я?
ТЮР. Благороднйшая изъ дамъ, къ которой питаю глубочайшее уваженіе.
ПАУЛ. Такъ проводи же меня къ королев.
ТЮР. Не могу, допускъ къ ней запрещенъ строжайшимъ образомъ.
ПАУЛ. Сколько заботъ, чтобъ запереть честь и честность отъ благородныхъ постителей!— Но скажи, можетъ-быть дозволено видть ея служительницъ? которую-нибудь? Эмилію?
ТЮР. Удалите вашихъ служителей, и я сейчасъ приведу къ вамъ Эмилію.
ПАУЛ. Сдлай одолженіе. (Служителямъ) Выдьте. (Они выходятъ.)
ТЮР. Но я, сударыня, я обязанъ быть при вашемъ разговор.
ПАУЛ. Хорошо, ступай же. (Тюремщикъ уходитъ.) Сколько стараній запятнать чистое, какъ будто оно не удерживаетъ краски.

Тюремщикъ возвращается съ Эмиліей.

Ну что, Эмилія, какъ поживаетъ добрая наша королева?
ЭМИЛ. Какъ только можно при соединеніи такого величія съ такимъ несчастіемъ, отъ испуга и огорченія, жесточайшихъ всхъ, какимъ когда-либо подвергалось существо такъ нжное, она разршилась отъ бремени нсколько ране, чмъ слдовало.
ПАУЛ. Мальчикомъ?
ЭМИЛ. Нтъ, двочкой, и премиленькой — веселой, полной жизни, королева не нарадуется на нее, говоритъ: бдная моя заключенница, я такъ же, какъ ты невинна.
ПАУЛ. Я готова поклясться въ этомъ.— Проклятіе гибельному, недужному сумасшествію {Въ прежнихъ изданіяхъ: unsafe lunes… По Колльеру: unsane lunes…} короля. Надо сказать ему это, и ему скажутъ, женщин это лучше, и я возьму это на себя. И если я хоть сколько-нибудь подслащу рчь мою — да отнимется языкъ мой, да лишится навсегда возможности быть трубой моего пламеннаго гнва.— Прошу тебя, Эмилія, передай искренній привтъ мой королев, скажи ей: ршится она доврить мн свою малютку — я покажу ее королю, и буду ея ревностнымъ передъ нимъ ходатаемъ. Можетъ-быть взглядъ на ребенка смягчитъ его, вдь безмолвіе невинности убждаетъ нердко и тамъ, гд вс другія убжденія оказались уже тщетными.
ЭМИЛ. Ваше благородство, ваша доброта такъ очевидны, что ваше смлое ходатайство не можетъ не увнчатся успхомъ, изъ всхъ живыхъ дамъ я не знаю ни одной способне васъ на такое важное дло. Войдите въ сосднюю комнату — я сейчасъ передамъ ваше благородное предложеніе королев, ей и самой пришло это нынче въ голову, но ни къ кому изъ почетныхъ лицъ не смла обратиться изъ опасенія отказа.
ПАУЛ. Скажи ей, Эмилія, что я вполн воспользуюсь языкомъ моимъ, будетъ онъ такъ же краснорчивъ, какъ смло мое сердце — я непремнно успю.
ЭМИЛ. Да наградитъ васъ Господь за это! Я иду къ королев — подождите вонъ въ той комнат.
ТЮР. Однакожь, вышлетъ королева ребенка — я незнаю, не досталось бы мн за то, что пропустилъ его, вдь на этотъ счетъ я не имю никакого полномочія.
ПАУЛ. Не бойся. Ребенокъ былъ заключенъ въ утроб матери и освобожденъ по закону и ршенію великой природы, какъ непричастный ни гнву короля, ни преступленію королевы, если только было какое.
ТЮР. Оно конечно такъ —
ПАУЛ. Будь покоенъ, клянусь честью, я стану между тобой и опасностью.

СЦЕНА 3.

Тамъ же Комната во дворц.

Входятъ Леонтесъ, Антигонъ, Вельможи и свита.

ЛЕОН. Нтъ покоя ни днемъ, ни ночью. Принимать это такъ къ сердцу — слабодушіе, чистйшее слабодушіе, когда въ моей власти вина — часть вины, она, прелюбодйка, потому что распутный король ускользнулъ, вн прицла и выстрловъ моей мести, въ полной безопасности, но она — она въ моихъ рукахъ. Что, еслибъ она не существовала уже, умерла на костр — можетъ быть половина моего спокойствія возвратилась бы ко мн.— Эй, кто тамъ есть?
1 сл. (Подходя къ нему). Государь?
ЛЕОН. Что сынъ мой?
1 сл. Эту ночь спалъ покойно, надются что болзнь его миновала.
ЛЕОН. Сколько благородства въ этомъ ребенк! Понявъ позоръ матери, онъ тотчасъ же сталъ слабть, худть, принявъ его сильно къ сердцу, стыдясь его какъ своего собственнаго, онъ лишился веселости, апетита, сна — началъ ршительно чахнуть.— Оставь меня — ступай, посмотри что онъ? (Служитель уходитъ.) — Нтъ, нтъ! о немъ нечего и думать — этимъ путемъ самая мысль о моей мести обращается на меня же самого, онъ слишкомъ силенъ и самъ по себ, и друзьями, и союзниками,— пусть живетъ до поры до времени, ограничимся пока местью ей.— Камилло и Поликсенъ смются надо мной, забавляются моей горестью — не смялись бы, еслибъ я могъ добраться до нихъ, не будетъ и она — находящаяся въ моей власти.

Входитъ Паулина съ ребенкомъ.

1 вел. Не входите — нельзя.
ПАУЛ. Полноте, господа, вы лучше поддержите меня. Неужели его неистовое бснованіе вамъ страшне смерти королевы — прекраснаго, невиннаго существа, чистаго боле даже, чмъ онъ ревнивъ.
АНТ. Полно.
1 вел. Онъ не спалъ всю ночь, и потому приказалъ не впускать къ нему никого.
ПАУЛ. Не горячитесь, почтеннйшій, я пришла возвратить ему сонъ. Вамъ подобные, ползающіе около него какъ тни, вздыхающіе за каждымъ пустымъ вздохомъ его,— вамъ подобные поддерживаютъ причину его безсонницы, я же пришла къ нему со словомъ столько же цлебнымъ, сколько правдивымъ и честнымъ, чтобъ избавить отъ причуды, лишающей его сна.
ЛЕОН. Что за шумъ тамъ?
ПАУЛ. (Подходя къ чему). Не шумъ, государь, а необходимая рчь о кумовьяхъ для вашего величества.
ЛЕОН. Какъ?— Удалите эту дерзкую женщину! Антигонъ, вдь я приказалъ теб не допускать ее ко мн — я зналъ, что она явится.
АНТ. Я говорилъ ей, государь, чтобъ, подъ опасеніемъ какъ вашего, такъ и моего собственнаго гнва, она не являлась къ вамъ.
ЛЕОН. Неужели же ты не имешь надъ ней никакой власти?
ПАУЛ. Власть удерживать отъ всего безчестнаго — иметъ, въ этомъ же — если не сдлаетъ того же что вы, не заключитъ меня за врность чести — не удержать ему меня, поврьте, никакой властью.
АНТ. Видите! слышите! Закуситъ она поводья — я ужь и пускаю ее бжать себ, и она никогда не споткнется.
ПАУЛ. Добрый государь, я пришла — и прошу, выслушай меня, врную рабу твою, твоего врача, твоего покорнйшаго совтника, хотя, желая уврачевать недугъ твой, я и кажусь этимъ мене всхъ, повидимому, такъ преданныхъ теб. Я отъ доброй твоей королевы.
ЛЕОН. Доброй королевы!
ПАУЛ. Да, доброй, доброй королевы, государь, говорю доброй, и будь я мущина, самый послдній изъ окружающихъ тебя — я мечемъ отстояла бы доброту ея.
ЛЕОН. Удалите ее.
ПАУЛ. Пусть тотъ, кто не дорожитъ своими глазами, попробуетъ наложить на меня руку, я и сама уйду по доброй вол, но только выполнивъ мое посланіе.— Добрая королева, потому что она въ самомъ дл добрая, родила теб дочь, вотъ она — благослови ее. (Кладетъ ребенка къ ногамъ его.)
ЛЕОН. Вонъ! вонъ, гнусная вдьма! Вытолкайте за двери хитрую сводню!
ПАУЛ. О, нтъ. Въ этомъ я такъ же безсмысленна, какъ и ты, называя меня такъ, я столько же честна, сколько ты безуменъ, а этого, такъ какъ идетъ свтъ, ручаюсь, достаточно, чтобъ прослыть честнымъ.
ЛЕОН. Измнники! вытолкаете ли вы ее вонъ? Отдайте ей незаконнорожденную.— (Антигону) Ты, мямля, совсмъ заклеванный своей насдкой, подними незаконнорожденную, подними, говорятъ теб — и отдай старой карг своей.
ПАУЛ. Ты навсегда запятнаешь свои руки, если поднимешь принцессу, такъ опозоренную имъ.
ЛЕОН. Хорошъ — боится жены.
ПАУЛ. Желала бъ, чтобъ и ты боялся своей — тогда, безъ всякаго сомннія, называлъ бы своихъ дтей своими.
ЛЕОН. Да это цлое гнздо измнниковъ!
АНТ. Нтъ, клянусь Богомъ, не измнникъ я.
ПАУЛ. Ни я, да и никто, кром одного, и это онъ самъ, потому что предалъ свою собственную священную честь, честь королевы, полнаго надеждъ сына и дочери клевет, жало которой остре всякаго меча, и не хочетъ вырвать — а принудить его къ этому, къ несчастію, невозможно — корень предубжденія, столько жь гнилаго, сколько дубъ и камень могутъ быть крпки.
ЛЕОН. Неугомонная тварь, отдула мужа, и лаетъ теперь на меня!— Это не мой ребенокъ, это порожденіе Поликсена. Вонъ его, бросьте вмст съ матерью въ огонь.
ПАУЛ. Онъ твой, онъ, говоря словами старой пословицы, похожъ на тебя такъ, что срамъ.— Посмотрите, господа — какъ ни малъ этотъ оттискъ, а въ немъ все содержаніе, онъ полный снимокъ съ отца: его глаза, носъ, губы, брови, лобъ, его ямки на щекахъ и подбородк, его улыбка, такія жь руки, ногти, пальцы. О, благодатная природа, образовавшая ее такъ сходно съ нимъ, если ты слагаешь и самый нравъ — изъ всхъ цвтовъ не придавай ему только желтаго, чтобъ и она не вздумала, какъ онъ, подозрвать, что ея дти не дти мужа ея.
ЛЕОН. Гнусная вдьма! А ты, колпакъ, тебя стоило бы повсить за то, что не можешь зажать ей ротъ.
АНТ. Повсите всхъ мужей неспособныхъ на это — едва ли останется у васъ и одинъ подданный.
ЛЕОН. Еще разъ — удали ее.
ПАУЛ. И гнуснйшій, безчеловчнйшій изъ мужей не сдлаетъ ничего хуже.
ЛЕОН. Я велю сжечь тебя.
ПАУЛ. Не боюсь! вдь еретикомъ будетъ тотъ, кто разведетъ огонь, а не сжигаемая. Я не назову тебя тираномъ, но жестокіе поступки съ королевой — тогда какъ не можешь привести противъ нея ничего, кром ни на чемъ не основаннаго подозрнія своего — все-таки отзываются нсколько тиранствомъ, и осрамятъ, опозорятъ тебя передъ цлымъ свтомъ.
ЛЕОН. Какъ моимъ подданнымъ, приказываю вамъ вытолкать ее вонъ. Еслибъ я былъ тиранъ — что сталось бы съ ея жизнью? она не посмла бы назвать меня такъ, еслибъ я былъ имъ въ самомъ дл. Вонъ ее!
ПАУЛ. Прошу, не толкайте меня, выйду и сама. Взгляни, государь, на малютку — она твоя. Да даруетъ ей Юпитеръ лучшаго покровителя!— Къ чему накладывать на меня руки?— Потворствуя его сумасбродству, вы никогда ничего не сдлаете для него хорошаго — ни одинъ изъ васъ. Да, да!— Прощайте, я иду. (Уходитъ.)
ЛЕОН. Ты, измнникъ, ты натравилъ ее на меня.— Мое дитя! прочь съ нимъ!— и именно ты, которому оно такъ мило, ты и возьми его и сейчасъ сожги, именно ты — никто другой. Бери жь его скоре, и въ теченіи этого же часа возвратись съ встью и съ достаточнымъ доказательствомъ что исполнено, или поплатишься и своей жизнью и жизнью всего, что можешь назвать своимъ. Отказываешься, желаешь подвергнуться моей ярости — скажи прямо, я собственными руками разможжу голову незаконнорожденнаго. Ступай, брось его въ огонь, вдь ты напустилъ на меня жену свою.
АНТ. Нтъ, государь. Эти господа, мои товарищи, могутъ, если захотятъ, оправдать меня въ этомъ.
1 вел. Можемъ, дарственный нашъ повелитель, онъ нисколько не виноватъ въ томъ, что она пришла сюда.
ЛЕОН. Вы вс лжецы.
1 вел. Удостойте насъ большаго доврія, ваше величество, мы всегда служили вамъ врно, и потому, на колняхъ, молимъ — какъ награды за наши услуги, прошедшія и будущія,— измните ваше ршеніе, оно такъ кроваво и ужасно, что не можетъ не вызвать какихъ-нибудь гибельныхъ послдствій. Мы вс преклоняемъ колна.
ЛЕОН. Да что же я — пушинка что ли, подвластная всякому дуновенію?— доживу до того, что плодъ разврата преклонитъ передо мной колни и назоветъ меня отцомъ своимъ? Лучше сжечь его теперь, чмъ проклинать тогда.— Но пусть будетъ по вашему, пусть онъ живетъ, и — не живетъ.— (Антигону) Ну, почтеннйшій, пожалуй ка сюда, ты такъ хлопоталъ, вмст съ госпожей Маргаритой, своей повитухой, о спасеніи жизни этой незаконнорожденной — а что она незаконнорожденная, это такъ же врно, какъ и то, что борода у тебя сдая,— на что ршился бы ты, чтобъ снасти жизнь этого изчадія?
АНТ. На все, что въ моихъ силахъ и не противно чести. Чтобъ спасти жизнь этого невиннаго созданія — ручаюсь небольшимъ остаткомъ моей крови — ршусь на все возможное.
ЛЕОН. Я и потребую возможнаго. Клянись этимъ мечемъ, что исполнишь мое приказаніе.
АНТ. Исполню.
ЛЕОН. Слушай же, и чтобъ все было исполнено въ точности, потому что, видишь ли, малйшее упущеніе будетъ смертью не только теб, но и твоей злоязычной жен, которую на этотъ разъ прощаю. Мы повелваемъ теб, какъ нашему подданному, чтобъ ты взялъ эту незаконнорожденную, чтобъ ты отвезъ ее въ какое-нибудь отдаленное и пустынное мсто вн нашихъ владній и чтобъ оставилъ ее тамъ, безъ всякаго состраданія на произволъ судьбы, подъ открытымъ небомъ. Такъ какъ ее даровала намъ чуждая случайность, то и мы, по всей справедливости, поручаемъ теб, подъ опасеніемъ душевной гибели и тлесныхъ истязаній,— отвезть ее въ какое-нибудь чуждое мсто, гд случайность выкормитъ, или покончитъ ее.
АНТ. Клянусь исполнить, хотя немедленное умерщвленіе и было бы гораздо милосердне.— (Поднимая ребенка.) Пойдемъ, бдная малютка. Какая-нибудь высшая сила научитъ, можетъ-быть, коршуновъ и врановъ быть твоими кормильцами, разсказываютъ же, что волки и медвди, отбросивъ свою кровожадность, оказывали такое милосердіе.— Государь, будьте счастливы боле, чмъ заслуживаетъ такое дло, а тебя, бдное, обреченное на гибель созданіе, да спасетъ отъ такого жестокосердія благодать неба! (Уходитъ съ ребенкомъ.)
ЛЕОН. Нтъ, не намренъ я взращивать отродье другаго.
1 вел. Государь, съ часъ тому назадъ получено посланіе отъ отправленныхъ тобой къ оракулу. Клеоменъ и Діонъ возвратились счастливо изъ Дельфъ, вышли на берегъ и спшатъ къ теб.
2 вел. Они исполнили порученіе твое съ невроятной скоростью.
ЛЕОН. Только двадцать три дня были они въ отсутствіи — дйствительно необыкновенно быстро, знакъ, что самъ великій Аполлонъ хочетъ, чтобъ истина обнаружилась въ наискорйшемъ времени. Приготовьтесь же, господа, созовите судъ, и мы потребуемъ къ нему вроломную нашу королеву, гласно было обвиненіе — свободенъ и гласенъ долженъ быть и судъ ея. Жизнь ея тягостное бремя моего сердца. Оставьте меня, займитесь исполненіемъ моего приказа.

ДЙСТВЕ III.

СЦЕНА I.

Сицилія. Улица въ какомъ-нибудь город.

Входятъ Клеоменъ и Діонъ.

КЛЕО. Климатъ чудесный, воздухъ благорастворенный, островъ плодоносенъ, а храмъ выше всхъ похвалъ, которыми обыкновенно превозносятъ его.
ДОН. Я упомяну, потому что это всего боле поразило меня, о неземныхъ — кажется можно такъ выразиться — одеждахъ и дивномъ достоинств почтенныхъ ношатаевъ ихъ. А жертвоприношеніе! какъ оно было величественно, торжественно, небесно!
КЛЕО. Меня поразилъ пуще всего взрывъ и оглушающій, подобный громамъ Юпитера, голосъ оракула — я былъ почти вн себя отъ изумленія.
ДОН. Будетъ исходъ нашей поздки и для королевы такъ же благопріятенъ — даруй это небо!— какъ она была для насъ пріятна, изумительна и быстра, можно будетъ сказать, что мы не даромъ потратили время.
КЛЕО. Да обратитъ великій Аполлонъ все къ лучшему! А оглашеніе, такъ навязывающее вину на Герміону, сильно мн не нравится.
ДОН. Запальчивость, съ которой все ведется, ускоритъ и объясненіе или окончаніе дла, вскроютъ, запечатанное жрецомъ Аполлона изреченіе оракула — узнаемъ что-нибудь необыкновенное.— Поищемъ же свжихъ лошадей — и да устроится все къ лучшему.

СЦЕНА 2.

Тамъ же Судебная палата.

Леонтесъ, Вельможи и Судьи сидять на мстахъ.

ЛЕОН. Судъ этотъ — мы не можемъ не сказать къ крайнему нашему прискорбію,— возстаетъ противъ нашего сердца: обвиняемая — королевская дочь, наша жена, которую мы такъ любили.— Гласностью его мы ограждаемъ себя отъ упрековъ въ тиранств, мы предоставляемъ ему полную свободу обвинять или оправдывать.— Введите обвиняемую.
ПРИД. Его величество желаетъ, чтобы королева предстала къ суду.— Молчаніе!

Стража вводитъ Герміону, сопровождаемую Паулиной и дамами ея свиты.

ЛЕОН. Читайте обвиненіе.
1 СУД. ‘Герміона, супруга знаменитаго Леонтеса, короля Сициліи, ты обвиняешься въ государственной измн, въ прелюбодяніи съ Поликсеномъ, королемъ Богеміи, и въ заговор съ Камилло противъ жизни нашего государя, твоего царственнаго супруга, а такъ какъ частію это было открыто, то ты, Герміона, въ противность врности и долгу подданной, посовтовала и помогла имъ спастись въ ночное время бгствомъ’.
ГЕРМ. Такъ какъ все, что я могу сказать, будетъ отрицаніемъ взводимаго на меня обвиненія, отрицаніемъ, которое могу подкрпить только своимъ собственнымъ свидтельствомъ, то и мое увреніе, что я невиина, едва ли принесетъ мн какую-нибудь пользу, вдь моя честность принята ужь за лживость — ложью почтется и все, что бы ни сказала я. Несмотря однакожь на это — если небесныя силы, въ чемъ я нисколько не сомнваюсь, видятъ человческія дла наши,— я убждена, что невинность вгонитъ лживое обвиненіе въ краску, приведетъ тиранство терпніемъ своимъ въ трепетъ.— Вы, государь, знаете лучше всхъ, какъ ни стараетесь показать противное, что вся моя прошедшая жизнь была столько же чиста и цломудренна, сколько теперь несчастна, а несчастна она теперь такъ, какъ не представитъ исторія, не придумаетъ театральный вымыселъ для потрясенія зрителей. Посмотрите на меня — я, сопостельница царя, владвшая половиной престола, дочь великаго короля, мать полнаго надеждъ сына, призвана сюда разглагольствовать, болтать въ защиту жизни и чести передъ каждымъ, кто только захочетъ придти и послушать. Что касается до жизни — она тяготитъ меня, какъ горе, отъ котораго хотлось бы избавиться, но честь — честь переходитъ отъ меня къ моимъ, и только ее-то и хотлось бы отстоять мн. Обращаюсь къ вашей совсти, государь, скажите: не пользовалась я до прізда Поликсена вашей любовью, не заслуживала и ея вполн? что же такое неприличное сдлала я по прізд его, что должна такъ стоять здсь? Если я дломъ или помышленіемъ хоть на волосокъ переступила за предлы чести — да ожесточатся противъ меня сердца всхъ внимающихъ мн, да огласятъ даже и ближайшіе мои родственники мою могилу кликами омерзнія!
ЛЕОН. Слыханное ли дло, чтобъ у осмлившагося на преступленіе не хватило когда-нибудь безстыдства и на отрицаніе того, что сдлалъ.
ГЕРМ. Правда, но эта правда, государь, ко мн не примнима
ЛЕОН. Ты не хочешь сознаться.
ГЕРМ. Не могу сознаться въ преступленіи совершенно мн чуждомъ. Поликсена, обвиняемаго вмст со мною, признаюсь, я любила, на сколько это допускается честью, такъ какъ прилично женщин моего состоянія, такъ какъ вы сами приказывали — такъ, а не иначе. Неповиновеніе въ этомъ было бы, мн кажется, ослушаніемъ васъ и неблагодарностью къ вашему другу, котораго любовь къ вамъ высказалась съ ранняго дтства, какъ только появилась способность высказываться. Что же касается до заговора — мн неизвстенъ вкусъ его, хотя мн и навязываютъ это блюдо, все, что я знаю о немъ, ограничивается тмъ, что Камилло былъ честный человкъ, а что побудило его оставить дворъ вашъ, то этого не вдаютъ и самые боги, если знаютъ не боле меня.
ЛЕОН. Ты знала о его намреніи бжать, какъ знаешь что хотла сдлать въ его отсутствіи.
ГЕРМ. Государь, вы говорите языкомъ непонятнымъ мн. Ваши грезы цлятъ въ жизнь мою, и я готова принести ее вамъ въ жертву.
ЛЕОН. Мои грезы — дла твои, ты прижила съ Поликсеномъ незаконнорожденную, и это мои только грезы?— Какъ ты отреклась отъ всякаго стыда — обыкновеніе всхъ теб подобныхъ,— отрекись точно такъ же и отъ всякой правды, вдь отрицать ее твоя выгода, но и это не поможетъ теб. Какъ я отвергъ уже твое изчадіе, никмъ не признаваемое своимъ — что конечно боле твоя, чмъ его вина,— такъ и ты почувствуешь наше правосудіе, и кротчайшій приговоръ котораго будетъ смерть.
ГЕРМ. Оставьте, государь, ваши угрозы, того, чмъ вы хотите запугать меня, я сама желаю. Жизнь не благо уже для меня. Внецъ и отрада моей жизни — любовь ваша погибла, потому что, чувствую, я утратила ее, но какъ — не знаю. Вторая моя радость — первый плодъ моего чрева удаленъ отъ меня, какъ отъ заразы. Третья моя радость, рожденная подъ вліяніемъ гибельнаго созвздія, оторвана отъ моей груди и, съ устами увлаженными еще невиннымъ молокомъ, увлечена на смерть. Я сама оглашена на всхъ перекресткахъ непотребной, дикая ненависть лишаетъ меня даже покоя, требуемаго родильнымъ временемъ, въ которомъ никогда не отказывали еще ни какой женщин,— меня влекутъ сюда, по открытому воздуху, тогда какъ силы мои не возстановились еще. Посл всего этого, скажите, государь, какое еще счастіе можетъ представить мн жизнь, чтобъ я могла бояться смерти? Продолжайте жь. По прежде выслушайте еще вотъ что — не перетолкуйте только словъ моихъ, поймите, что жизнь для меня не дороже теперь былинки, что мн хочется спасти только честь мою,— осудите меня по вашему подозрнію, потому что вс доказательства, кром пробуждаемыхъ вашей ревностью, спятъ — это будетъ не правосудіе, а кровожадность.— Господа, я прибгаю къ ршенію оракула, пусть Аполлонъ будетъ судіей моимъ.
1 СУД. Ваше требованіе вполн справедливо. Представить сюда ршеніе оракула. (Нсколько служителей уходятъ.)
ГЕРМ. Императоръ Россіи былъ отцомъ моимъ. О, зачмъ не дожилъ онъ до суда своей дочери! о, еслибъ онъ видлъ весь ужасъ моего несчастій, не для мести, для того только, чтобъ пожалть обо мн.

Служители возвращаются съ Клеоменомъ и Діономъ.

1 СУД. Клеоменъ и ты, Діонъ, клянитесь этимъ мечемъ правосудія, что вы оба были въ Дельтахъ и привезли оттуда этотъ запечатанный оракулъ, что получили его изъ рукъ жреца великаго Аполлона и что за тмъ не сламывали священной печати, не читали содержимаго имъ.
КЛЕОМ. и ДЮН. Клянемся во всемъ этомъ.
ЛЕОН. Сломите печать и читайте.
1 СУД. (Читаетъ). ‘Герміона цломудренна, Поликсенъ невиненъ, Камилло врный подданный, Леонтесъ ревнивый тиранъ, невинная дочь его зачата законно, и король останется безъ наслдника, если то, что потеряно не будетъ найдено’.
ВЕЛЬМОЖИ. Благодареніе великому Аполлону!
ГЕРМ. Хвала ему!
ЛЕОН. Такъ ли ты прочелъ?
1 СУД. Такъ какъ тутъ написано.
ЛЕОН. Оракулъ лжетъ. Судъ продолжается, это чистйшій обманъ.

Вбгаетъ Служитель.

СЛУЖ. Государь, государь!
ЛЕОН. Что такое?
СЛУЖ. Ваше величество возненавидите меня, когда скажу вамъ: принцъ, сынъ вашъ, отъ опасенія и страха за королеву, отошолъ.
ЛЕОН. Какъ, отошолъ?
СЛУЖ. Умеръ.
ЛЕОН. Аполлонъ гнвается, и самое небо казнитъ мою несправедливость. (Герміона лишается чувствъ.) Что съ ней?
ПАУЛ. Всть эта смертоносна для королевы. Смотри, какъ работаетъ смерть.
ЛЕОН. Вынесите ее отсюда. Сердце ея переполнилось только, она придетъ въ себя.— Я слишкомъ поддался своему собственному подозрнію, прошу васъ, употребите все, чтобъ возвратить ее къ жизни. (Паулина и придворныя дамы выносятъ Герміону.) — Прости, Аполлонъ, мою страшную хулу на твоего оракула!— Я примирюсь съ Поликсеномъ, буду снова искать любви моей королевы, возвращу добраго Камилло, котораго провозглашаю мужемъ добра и чести. Ревность обуяла меня жаждой крови и мести, и я предложилъ Камилло отравить моего друга Поликсена, и это было бы сдлано, еслибъ благородство Камилло не замедлило моего приказа, несмотря на угрозы смертію въ случа неисполненія, на общанія награды за послушаніе. Преисполненный благородства и человколюбія, онъ открылъ мой замыселъ царственному гостю, оставилъ здсь все свое достояніе — а вамъ извстно какъ оно было значительно, и богатый только честію предалъ себя на произволъ всмъ прихотямъ невдомой случайности.— Какъ блеститъ онъ сквозь мою сажу! какъ усиливаетъ его добродтель черноту длъ моихъ!

Паулина возвращается.

ПАУЛ. Горе! горе! О, разржьте корсетъ мой, чтобы мое сердце, разорвавъ его, не разорвалось и само!
1 вел. Что съ вами, добрая госпожа?
ПАУЛ. Извергъ, какія истязанія придумаешь ты теперь для меня? колесованіе, пытки, костеръ, сдираніе кожи, варенье въ растопленномъ свинц или въ кипящемъ масл? какія старыя или новыя неслыханныя муки присудишь ты мн, потому что каждымъ моимъ словомъ я вполн заслужу ужаснйшее изъ твоихъ неистовствъ? Узнай, что надлало твое дикое жестокосердіе вмст съ твоей ревностью — химеры до того вздорныя и глупыя, что имъ не поддались бы ни мальчишка, ни девятилтняя двчонка,— узнай, и сойди съ ума, впади въ бшенство, потому что вс твои прежнія глупости только приправы къ этому. Что ты измнилъ Поликсену — это еще ничего, этимъ ты доказалъ только, что ты непостоянный и страшно неблагодарный глупецъ, не важно и то, что ты хотлъ отравить честь Камилло, принуждая его убить короля — это все бездльные проступки передъ послдовавшими за ними чудовищными. И то, что ты бросилъ въ добычу вранамъ малютку дочь, я полагаю ничтожнымъ или весьма маловажнымъ, хоть и самъ дьяволъ скорй выжалъ бы слезы изъ огня, чмъ сдлалъ это, не приписываю прямо теб и смерть юнаго принца, благородныя чувства котораго — слишкомъ развитыя для такого нжнаго возраста — надорвали его сердце сокрушеніемъ о томъ, что безумный отецъ позоритъ невинную мать его. Не виню тебя во всемъ этомъ, но послднее — о, кричите: горе! когда выскажу — королева, королева, прекраснйшее, благороднйшее созданіе, умерла, и небеса не разразились еще надъ нимъ достойною карой!
1 вел. Да сохранятъ насъ отъ этого боги!
ПАУЛ. Умерла, говорю я вамъ — готова поклясться, не врите ни слову, ни клятв — подите, посмотрите сами. Можете возвратить губамъ ея краску, глазамъ блескъ, членамъ теплоту, груди дыханіе — я стану покланяться вамъ какъ богамъ.— А ты, тиранъ, не прибгай къ раскаянію, твои дла такъ ужасны, что не загладишь ихъ никакими страданіями, теб ничего не остается кром отчаянія. Стой на колняхъ тысячу, десять тысячь лтъ, нагой, постясь, на безплодной гор, испытывая непрерывныя бури вчной зимы, и тогда боги не обратятъ на тебя взоровъ своихъ.
ЛЕОН. Продолжай, продолжай! ты не скажешь мн ничего лишняго, я заслужилъ, чтобъ вс языки говорили мн все что есть горькаго.
1 вел. Воздержитесь, какъ бы тамъ ни было — все-таки не хорошо, что вы дали такую волю языку своему.
ПАУЛ. Мн и самой прискорбно это, сознавъ ошибку, я всегда каюсь. Да, я въ самомъ дл слишкомъ предалась женской запальчивости, онъ глубоко тронутъ.— О томъ что утрачено и утрачено невозвратимо горевать безполезно, прошу васъ, не принимайте такъ къ сердцу того, что я сказала {Въ прежнихъ изданіяхъ: At ту petition… По Колльеру: At repetition…}, лучше накажите меня за напоминовеніе о томъ, что нужно забыть. Простите, добрый государь, простите безумной женщин. Моя привязанность къ королев — ну вотъ, глупая, опять!— нтъ, боле я не буду ужь говорить ни о ней, ни о вашихъ дтяхъ, не напомню и о моемъ муж, также погибшемъ. Вооружитесь терпніемъ, я ничего не скажу боле.
ЛЕОН. Ты хорошо говорила, говоря мн горькую правду, она мн легче твоего состраданія. Прошу тебя, проводи меня къ трупамъ жены и сына. Мы положимъ ихъ въ одну могилу, на которой начертимъ вину ихъ смерти для увковченія моего позора. Каждый день буду я приходить въ часовню, въ которой они будутъ покоиться, и слезы проливаемыя тамъ будутъ моимъ единственнымъ утшеніемъ. Даю обтъ исполнять это до тхъ поръ, пока сама природа не лишитъ меня возможности. Идемъ, веди меня къ моему горю.

(Уходятъ.)

СЦЕНА 3.

Богемія. Пустынное прибережье моря.

Входятъ Антигонъ съ ребенкомъ и Матросъ.

АНТ. Такъ ты вполн увренъ, что корабль нашъ присталъ къ пустынямъ Богеміи?
МАТР. Нтъ никакого сомннія, боюсь только, что вышли на берегъ не въ добрый часъ: небо хмурится и грозитъ близкой бурей. Я, право, думаю, что боги, возмущенные нашимъ порученіемъ, негодуютъ и на насъ.
АНТ. Да свершится ихъ святое предопредленіе. Ступай на корабль, и позаботься о его безопасности, я вернусь тотчасъ же за тобою.
МАТР. Не медлите жь и не отдаляйтесь слишкомъ отъ берега. Судя по всему, буря будетъ страшная, да и страна эта славится множествомъ хищныхъ зврей.
АНТ. Ступай — не замедлю.
МАТР. (Про себя). Какъ я радъ, что избавленъ отъ этого дла. (Уходитъ.)
АНТ. Ну, бдная крошка.— Слыхалъ я, но не врилъ, что души умершихъ могутъ являться, справедливо это — твоя мать являлась мн въ прошедшую ночь, потому что никогда сновидніе не уподоблялось еще такъ бднію. Склоняя голову то на одну, то на другую сторону, подходитъ ко мн женщина — никогда не видалъ я еще сосуда печали такъ полнаго, такъ переполненнаго {Въ прежнихъ изданіяхъ: So fill’d, and so becoming… По Колльеру: So filld and so o’er-running…},— въ ослпительно блой одежд, какъ сама святость, вошла она въ каюту, въ которой я спалъ, преклонилась передо мной трижды, и только что раскрыла рогъ, какъ бы желая что-то сказать, глаза ея обратились въ два ключа, когда же неудержное волненіе нсколько поослабло, вотъ что вырвалось изъ устъ ея: ‘Добрый Антигонъ, такъ какъ судьба, противъ твоей воли, ршила, чтобъ ты, согласно клятв своей, завезъ куда-нибудь бдную дочь мою въ Богеміи много мстъ пустынныхъ: покинь ее тамъ плачущую {Въ прежнихъ изданіяхъ: There weep and leave it crying… По Колльеру: There wend and leave it crying…}, и прошу, такъ какъ ее считаютъ навсегда уже пропавшей, назови ее Пердитой, въ наказаніе же за безчеловчное дло, возложенное на тебя моимъ мужемъ — ты не увидишь уже боле твоей жены, Паулины’,— и проговоривъ это, стеная, распустилась она въ воздухъ. Пришедъ въ себя отъ ужаса, я принялъ все это не за сонъ, а за дйствительность. Сны — вздоръ, но на сей разъ суеврно послдую я этому. Вроятно Герміона умерщвлена уже, и Аполлонъ хочетъ, чтобъ это существо, какъ дйствительное порожденіе Поликсена, было покинуто на жизнь или смерть здсь, во владніяхъ настоящаго отца своего. Да помогутъ теб боги, несчастный цвтокъ! (Кладетъ ребенка на землю.) Оставайся здсь — вотъ и твое имя, (Кладетъ подл узелокъ) вотъ и средства на воспитаніе, если теб посчастливится.— Ну, буря начинается.— Бдная, осужденная за провинность матери на гибель, и на все что можетъ случиться.— Плакать я не могу, а сердце-то такъ и обливается кровью, проклятъ я что обрекъ себя клятвою на такое дло. Прощай! день хмурится все боле и боле — страшна будетъ твоя колыбельная псня. Никогда не видалъ я еще, чтобы небо меркло такъ и днемъ.— Это что еще за дикіе крики?— Какъ бы добраться до корабля!— Это охота, — я погибъ! (Убгаетъ, преслдуемый медвдемъ.)

Входитъ Старый Пастухъ.

ПАСТ. Желалъ бы я, право, чтобъ между десятью и двадцатью тремя не было никакого возраста, или чтобъ молодежь просыпала весь этотъ промежутокъ, а то во все это время только вдь у ней и дла что беременить женщинъ, оскорблять стариковъ, воровать, да драться,— Слышите?— Ну кто, кром девятнадцати или двадцати двухъ лтнихъ повсъ станетъ охотиться въ такую непогодь? И нужно имъ было угнать у меня двухъ лучшихъ овецъ, которыхъ, боюсь, скоре сыщетъ теперь волкъ, чмъ хозяинъ, искать — такъ ужь искать ихъ на берегу моря, гд врно пощипываютъ себ плющь. Авось и найду.— Это что такое? (Поднимая ребенка) Ребенокъ, и какой же славный ребенокъ! Любопытно: мальчикъ или двочка? А славная, право, славная штучка. Наврное не совсмъ только безгршная, я хоть и не изъ ученыхъ, а такъ вотъ и читаю тутъ продлку какой-нибудь горничной. Непремнно это какое-нибудь крылечное, чуланное или задверное произведеніе, но зачавшимъ-то его было все-таки тепле, чмъ теб, бдное созданье. Возьму его, изъ состраданія, къ себ, подожду только сынишку — онъ сейчасъ кричалъ мн.— Го, то, то!

Входитъ Кловнъ.

КЛОВ. О, о, о!
ПАСТ. Какъ, ты такъ близко? Хочешь взглянуть на штуку, о которой будутъ говорить и тогда какъ ты умрешь и сгніешь — ступай сюда. Да что съ тобой, дурень?
КЛОВ. Я видлъ два такія зрлища на земл и на мор — на мор не могу однакожь сказать, потому что оно теперь небо: въ промежутокъ между имъ и небомъ не подпустишь теперь и острія иголки.
ПАСТ. Что жь ты видлъ?
КЛОВ. Хотлъ бы я чтобъ ты взглянулъ какъ оно пнится, какъ реветъ, какъ лезетъ на берегъ,— но не въ этомъ дло. Каково слышать жалобные крики бдняковъ! то видть, то не видть ихъ, вотъ корабль протыкаетъ мачтой мсяцъ и тотчасъ же поглощается пной и дрожжами, какъ пробка брошенная въ бочку пива. А потомъ на земл — каково видть какъ медвдь отрываетъ ему руку, какъ онъ призываетъ меня на помощь, кричитъ что онъ Антигонъ, дворянинъ.— Но чтобъ покончить о корабл — каково видть какъ море поглотило его, но прежде — какъ несчастные ревли, а море смялось надъ ними, и какъ бдный дворянинъ ревлъ, а медвдь смялся надъ нимъ, и какъ оба ревли громче моря и бури.
ПАСТ. Милосердые боги, когда же ты все это видлъ?
КЛОВ. Сейчасъ, сейчасъ, я не усплъ и мигнуть съ тхъ поръ, какъ видлъ все это, потонувшіе не успли еще и охладть подъ водою, а медвдь и до половины не долъ еще дворянина — онъ и теперь за работой.
ПАСТ. Какъ жалко, что я не былъ по близости, чтобъ помочь несчастному.
КЛОВ. (Про себя). Жалко, что ты не былъ подл корабля, чтобъ помочь ему — посмотрлъ бы я, что сдлала бы тамъ твоя жалостливость.
ПАСТ. Не хорошо, не хорошо это! но взгляни-ка сюда-то. Ты вотъ, натыкаешься все на умирающихъ, а я — на новорожденныхъ. Тутъ другое дло, посмотри — пеленки-то хоть бы и для дворянскаго дтища! а вонъ и узелокъ еще — подними-ка, да развяжи его. Посмотримъ, что-то въ немъ. Мн какъ-то предсказывали, что меня обогатятъ феи, это непремнно подкидышь.— Развязывай же, ну, что тамъ?
КЛОВ. Ну, старина, твое счастье составлено, прощены грхи твоей молодости — благоденствовать теб на старости. Золото, все золото!
ПАСТ. Это волшебное золото — увидишь, держи его крпче и бги, бги домой ближайшей дорогой. Да смотри — чтобъ не утратить нашего счастія,— никому ни слова объ этомъ.— Пропадай теперь мои овцы.— Идемъ ближайшей дорогой.
КЛОВ. Нтъ, ты ступай съ своей находкой ближайшей дорогой, а я пойду, посмотрю не оставилъ ли медвдь дворянина, и сколько онъ сожралъ его, вдь онъ опасенъ только голодный, осталось что-нибудь — я похороню.
ПАСТ. Доброе это дло. Если по тому, что отъ него осталось, можно будетъ узнать кто онъ такой — позови и меня посмотрть.
КЛОВ. Хорошо — ты кстати поможешь мн и зарыть его.
ПАСТ. Для насъ это счастливый день, отблагодаримъ за него добрыми длами.

ДЙСТВЕ IV.

Входитъ Время, какъ Хоръ.

ВРЕМЯ. Я, какъ Время, многихъ ублажающее, всхъ испытующее, радость и страхъ добраго и злаго, порождающее и разоблачающее заблужденія — хочу воспользоваться теперь моими крыльями. Не сердитесь на меня, или на быстроту моего полета за то, что перелечу черезъ шестнадцать лтъ, не представивъ вамъ ничего изъ этого огромнаго промежутка, такъ какъ въ моей власти ниспровергать законы, и въ одинъ и тотъ же часъ созидать и уничтожать обычаи, то и позвольте мн остаться тмъ, чмъ я было до начала порядка какъ стараго, такъ и новаго. Свидтель вковъ ихъ породившихъ, я буду тмъ же и для новйшаго, теперь господствующаго, сдлаю и настоящее такъ же старымъ, какъ моя сказка. Увренный, что ваша снисходительность дозволяетъ это — я перевертываю склянку часовъ моихъ, и снова открываю сцену передъ вами, какъ бы пробудившимися отъ сна, въ который были погружены весь этотъ промежутокъ. Сознавъ всю нелпость своей ревности, Леонтесъ осудилъ себя на грустное затворничество, а вы, любезные зрители, вообразите, что перенесены въ прекрасную Богемію, вспомните, что я упомянулъ о сын короля этой страны, котораго назову теперь Флорицелемъ, и перейду такъ же скоро къ Пердит, сдлавшейся неслыханной красавицей, но не хочу предсказывать судьбу ея — пусть событія открываются передъ вами по мр ихъ рожденія.— Дочь пастуха и все до нея касающееся, вотъ содержаніе того, что за симъ послдуетъ. Позвольте жь занять васъ этимъ, если убивали когда-нибудь время и на худшее этого, не случалось этого съ вами никогда — и само Время отъ души пожелаетъ, чтобъ вы никогда этого и не длали.

СЦЕНА 1.

Богемія. Комната во дворц Поликсена

Входятъ Поликсенъ и Камилло.

ПОЛ. Нтъ, добрый Камилло, прошу тебя, не настаивай, для меня отказать теб въ чемъ бы то ни было — болзнь, согласиться на это — смерть.
КАМ. Пятнадцать лтъ не видалъ я моей родины. Хоть я и провелъ большую часть жизни въ иныхъ странахъ, а умереть-то все-таки хочется тамъ. Да и раскаявшійся король, мой повелитель, присылалъ за мною, можетъ-быть я облегчу нсколько глубокую печаль его — и это также побуждаетъ меня къ отъзду.
ПОЛ. Любишь ты меня, Камилло — не уничтожай всхъ прежнихъ услугъ, покидая теперь, вдь твои же собственныя достоинства виноваты, что не могу разстаться съ тобой, лучше бы совсмъ мн не знать тебя, чмъ, узнавъ, лишиться. Ты началъ дла, которыхъ никто, кром тебя, не въ состояніи вести какъ слдуетъ, ты долженъ остаться и кончить ихъ, иначе и сдланное уже для меня увезешь съ собою. Если я цнилъ твои заслуги недостаточно — потому что слишкомъ цнить ихъ невозможно,— примусь изучать какъ мн быть еще признательнй, какъ еще больше доказывать теб любовь мою. Прошу, не говори боле о роковой этой стран, объ этой Сициліи, и одно уже наименованіе ея огорчаетъ меня, напоминая раскаявшагося, какъ ты сказалъ, короля, моего примирившагося со мной брата, его потеря безцнной королевы и дтей и теперь возбуждаетъ еще живйшее сожалніе. Скажи, когда ты видлъ моего сына, Флорицеля? Короли, когда дти ихъ не отличаются доблестями, такъ же несчастны, какъ и теряя ихъ, когда они начинаютъ обнаруживать хорошія качества.
КАМ. Вотъ три уже дни какъ я не видалъ его. Что онъ длаетъ — не знаю, замтилъ только, что съ нкотораго времени онъ часто сталъ удаляться отъ двора, и къ свойственнымъ его сану занятіямъ сдлался не такъ уже ревностенъ.
ПОЛ. Я и самъ замтилъ это, и не безъ нкотораго безпокойства, а потому приказалъ наблюдать за нимъ, и мн донесли, что все это время онъ проводитъ въ дом простаго пастуха, человка, который, какъ говорятъ, непонятнымъ даже и для сосдей образомъ изъ ничего разжился до невроятности.
КАМ. Слышалъ я о немъ и о томъ, что у него есть дочь необыкновенной красоты. Слава о ней до того велика, что нельзя не подивиться, какъ она такъ распространилась изъ какой-нибудь хижины.
ПОЛ. Сообщили мн и это, и боюсь, ужь не она ли удочка, притягивающая туда нашего сына. Отправимся, переодвшись, къ этому пастуху, отъ простака, я думаю, не трудно будетъ выпытать настоящую причину частыхъ посщеній моего сына. Прошу тебя, помоги мн въ этомъ дл, и отложи вс помыслы о Сициліи.
КАМ. Повинуюсь вашему приказу съ полнйшей готовностью.
ПОЛ. Добрый Камилло!— Пойдемъ же, переоднемся.

СЦЕНА 2.

Тамъ же. Дорога невдалек отъ жилища Пастуха.

Входитъ Автоликъ, распвая.

Когда начинаютъ нарциссы цвсти
По лугу весело бгаютъ двы,
Тогда настаетъ что ни лучшее время,—
Зимы близну побждаетъ цвтъ крови.
По тынамъ блютъ холсты и полотна,
Сладкогласные пташки звучно поютъ,
А набилъ воровской зубъ оскому —
Королевскимъ напиткомъ становится эль
Заливается громко степной жаворонокъ,
Съ весельемъ щебечутъ и дроздъ и сорока,
И все для меня и милашекъ моихъ,
Когда я валяюсь съ ними на сн…
Служилъ принцу Флорицель — ходилъ и въ бархат, теперь безъ мста. Да
Мн ль тужить, душа, объ этомъ?
Ночью свтитъ блдный мсяцъ —
Хоть туда, сюда брожу я,
Все жь приду куда мн надо.
Бродитъ съ кожаною сумкой
Мдникъ по свту свободно —
Я ль отвтъ дать не съумю,
Отстоять себя въ колодк?
Я промышляю простынями, а начнетъ коршунье вить гнзда — берегите блье и не такъ крупное {Поселянки лсистыхъ мстностей приписывали пропажи мелкаго блья, вывшиваемаго для сушки, хищнымъ птицамъ, полагая, что он таскаютъ его для своихъ гнздъ.}. Мой отецъ назвалъ меня Автоликомъ {Автоликъ былъ сынъ Меркурія, бога воровства, и прославился плутовствомъ своимъ боле даже отца.}, родившись, какъ я, подъ Меркуріемъ, и онъ былъ мелочнымъ воришкой. Кости и блудъ нарядили меня въ эти лохмотья, и я перебиваюсь жалкимъ надуваньемъ. Вислицы и колотушки на большихъ дорогахъ не подъ силу мн: я страхъ какъ боюсь битья и вшанья, мысль же о будущей жизни просыпаю.— Добыча! добыча!

Входитъ Кловнъ.

КЛОВ. Смекнемъ-ка.— Каждыя одиннадцать овецъ даютъ двадцать восемь фунтовъ шерсти, каждыя двадцать восемь фунтовъ — фунтъ стерлинговъ и нсколько шиллинговъ, острижено полторы тысячи — на сколько же тутъ шерсти?
АВТ. (Про себя). Выдержитъ силокъ — куликъ мой.
КЛОВ. Нтъ, безъ счетъ не сосчитаешь.— Смекнемъ-ка лучше что надо купить для нашего праздника по случаю стрижки овецъ. Три фунта сахару, пять фунтовъ коринки, рису — на что жь однакожь рисъ-то сестр моей? Ну, вдь отецъ сдлалъ ее полной распорядительницей, такъ это ея ужь дло. Она приготовила двадцать четыре букета для стригачей, вс они пвцы терцетовъ, и славные, хоть голоса-то большой части и низеньки, но одинъ изъ нихъ Пуританинъ, и лихо поетъ псалмы подъ волынку.— Надо еще шафрану для подкраски яблочныхъ тортовъ, мушкатнаго цвту, финиковъ — нтъ, финиковъ нтъ въ записк, — мушкатныхъ орховъ, семь, одинъ или два корня инбиря — ну, инбирь-то выпрошу на придачу, — четыре фунта черносливу и столько жь изюму.
АВТ. (Упавъ и валяясь по земл). О, зачмъ я родился на свтъ!
КЛОВ. Ай, ай!
АВТ. Помогите, помогите! сорвите съ меня эти лохмотья, и за тмъ убейте, убейте!
КЛОВ. Бдный, зачмъ же срывать, когда надо, напротивъ, пожелать, чтобъ ихъ было на теб побольше.
АВТ. Добрый человкъ, гадость ихъ для меня больне и побой, которые пришлось выдержать, а ихъ было не мало — до милліона, и страшныхъ.
КЛОВ. До милліона — это не шутка.
АВТ. Я ограбленъ и избитъ, лишился и денегъ и платья, которое замнили этой мерзостью.
КЛОВ. А тотъ, что ограбилъ-то — былъ конный или пшій.
АВТ. Пшій, почтеннйшій, пшій.
КЛОВ. Да, судя по наряду, который онъ оставилъ теб, надо дйствительно полагать, что онъ былъ пшій, если это куртка для верховой зды — послужила ужь она порядкомъ. Дай же руку — я помогу теб встать, ну, ну,— давай. (Помогаетъ ему встать.)
АВТ. Охъ! тише, почтеннйшій, тише, охъ!
КЛОВ. Бдняга!
АВТ. Тише, тише, добрйшій. Я боюсь, что и рука-то у меня вывихнута.
КЛОВ. Ну, какъ теперь?— можешь стоять?
АВТ. Тише, благодтель мой, тише, (Вытаскивая у него кошелекъ изъ кармана) вы оказали мн величайшую услугу.
КЛОВ. Нужно денегъ — немного могу удлить теб.
АВТ. О, нтъ, добрйшій изъ смертныхъ, нтъ, въ какихъ-нибудь трехъ четвертяхъ мили отсюда живетъ мой родственникъ — я къ нему-то и шолъ,— у него я найду и деньги и все, что мн нужно. Не предлагайте мн, прошу васъ, денегъ — это жестоко оскорбляетъ меня.
КЛОВ. Что же это за человкъ ограбилъ-то тебя?
АВТ. Бездльникъ, шатающійся съ фортункой, прежде, я знаю, онъ былъ при двор, въ числ служителей принца, и выстеганъ оттуда кнутьями — не могу только сказать за какую изъ его добродтелей.
КЛОВ. За какой изъ его пороковъ хотлъ ты врно сказать? Добродтелей отъ двора не выстегиваютъ, за ними, чтобъ удержать ихъ при немъ, всячески ухаживаютъ, а он все-таки не уживаются тамъ.
АВТ. Именно за какой изъ его пороковъ, хотлъ я сказать. Да, я знаю молодца этого какъ нельзя лучше, онъ ходилъ за тмъ съ обезьяной, былъ разсыльнымъ, придверникомъ при какомъ-то суд, промышлялъ потомъ кукольнымъ представленіемъ Блуднаго сына, потомъ женился на жен мдника, жившей въ одной мил отъ моихъ земель и дома. Перемнивъ, такимъ образомъ, не мало мошенническихъ промысловъ, онъ остановился наконецъ на воровств, нкоторые зовутъ его Автоликомъ.
КЛОВ. Чертъ его возьми! Это, клянусь жизнью, извстный мошенникъ, отъявленный мошенникъ, онъ шатается но всмъ ярмаркамъ, не пропуститъ ни одного приходскаго праздника, ни одной медвжьей травли.
АВТ. Онъ самый, почтеннйшій, онъ-то и нарядилъ меня въ эти лохмотья.
КЛОВ. Да во всей Богеміи нтъ бездльника трусливе, теб стоило только немного пріосаниться, плюнуть ему въ рожу, и онъ тотчасъ же далъ бы тягу.
АВТ. Признаюсь, я самъ не изъ храбрыхъ, и онъ зналъ это — поврьте мн.
КЛОВ. Какъ же ты теперь себя чувствуешь?
АВТ. Гораздо лучше, теперь я могу и стоять и ходить, и потому прощусь съ вами — побреду потихоньку къ своему родственнику.
КЛОВ. Не проводить ли тебя до большой дороги?
АВТ. Нтъ, мой благодтель, нтъ, зачмъ же.
КЛОВ. Такъ прощай, мн надо еще закупить кой-какихъ припасовъ для празднованія стрижки нашихъ барановъ.
АВТ. Желаю вамъ всякаго счастія, почтеннйшій!— (Кловнъ уходитъ.) А для закупокъ-то карманы твои теперь черезчуръ ужь чисты. Но я все-таки отпраздную съ тобой и вашу стрижку, и если изъ этой продлки не разовью другой, не сдлаю стригачей баранами — вписывайте {Въ прежнихъ изданіяхъ: let me be unrolled… По Колльеру: let me be enrolled…}, вносите мое имя въ списокъ добродтельныхъ. (Уходитъ распвая)
Впередъ, ни тропинкахъ впередъ,
Живо, черезъ тыны въ путь дальный,
Веселый день цлый идетъ —
Устанетъ отъ мили печальный.

СЦЕНА 3.

Тамъ же. Хижина ствраго Пастуха.

Входятъ Флорицель и Пердита.

ФЛОР. Эта несвойственная теб одежда выдаетъ еще боле каждую изъ твоихъ прелестей, ты не пастушка — ты Флора, предшествующая апрлю. Ваше празднованіе стрижки барановъ — сходка милыхъ божковъ, а ты царица ихъ.
ПЕРД. Знаю, принцъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Sir, my gracions lord… По Колльеру: Sure, ту gracious lord…}, не пристало мн бранить васъ за ваши неумстныя проказы — простите, что даже упоминаю о нихъ, — вашу высокую особу, прекрасную надежду государства, вы затемнили одеждой простолюдина, а меня, простую, бдную двушку, убираете, какъ богиню. Еслибъ наши празднества не сопровождались всегда разными дурачествами, извиняемыми обычаемъ — я сгорла бы отъ стыда, увидавъ васъ въ этомъ наряд, такъ бдномъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: sworn, I think… По Колльеру: so worn, I think…}, надтомъ — не могу не думать этого — для того, чтобъ послужить мн зеркаломъ.
ФЛОР. Благословляю часъ, въ который мой соколъ залетлъ на поля твоего отца.
ПЕРД. Да не заставитъ Юпитеръ проклинать его. Ваше высочество не знаете страха, а меня пугаетъ страшное это различіе нашихъ состояній. Я трепещу отъ одной уже мысли, что и вашего родителя, точно такъ же, какъ васъ, можетъ завлечь сюда какая-нибудь случайность. О, боги! какъ изумится онъ, когда увидитъ свое произведеніе, такъ благородное, въ такомъ жалкомъ переплет! Что скажетъ онъ? И какъ перенесу я, въ этомъ заимствованномъ убранств, грозные взгляды его?
ФЛОР. О, не думай теперь ни о чемъ, кром веселья. Самые боги, покоряясь любви, принимали на себя видъ животныхъ: Юпитеръ обращался въ быка, и ревлъ, зеленый Нептунъ — въ козла, и блеялъ, и лучезарный, золотистый Аполлонъ являлся, какъ я, бднымъ, смиреннымъ пастухомъ, но никогда не превращались они для красоты такъ рдкой и съ такимъ чистымъ намреніемъ, потому что ни мои желанія не обгоняютъ чести, ни страсть не пересиливаетъ врности.
ПЕРД. Но ваша ршимость, принцъ, не выдержитъ, когда столкнется — а это неизбжно — съ властью короля, тогда неминуемъ конецъ или вашей ршимости, или моей жизни.
ФЛОР. Милая Пердита, прошу, не омрачай свтлаго празднества такими натянутыми опасеніями, я твой, а не отца моего, потому что не могу принадлежать и самому себ, не только кому-нибудь, если не буду твоимъ. Это ршеніе неизмнно, хотя бъ противъ него возстала и самая судьба. Будь же весела, душа моя, разсй вс эти опасенія прелестью настоящаго. Твои гости идутъ сюда: озари лице радостью, какъ будто бы это былъ день нашего брака, день, который, мы поклялись, настанетъ непремнно.
ПЕРД. О, Фортуна, будь же благосклонна къ намъ!

Входятъ Пастухъ съ Поликсеномъ и Камилло, переодтыми, Кловнъ, Мопса, Дорка и другіе.

ФЛОР. Смотри, твои гости приближаются. Одушеви ихъ своей живостью, разрумянимъ наши щеки веселіемъ.
ПАСТ. Что жь это ты, дочь моя! въ этотъ день покойная моя старуха бывала и распорядительницей празднества, и ключницей, и стряпухой, и госпожей, и служанкой — всхъ бывало привтствуетъ, всмъ услуживаетъ, и споетъ въ свою очередь и пропляшетъ, суетится то въ конц, то въ середин стола, склоняется то къ тому, то къ другому, а лице-то такъ и горитъ отъ хлопотъ и прохладительныхъ, потому что никому не отказывала прихлебнуть за его здоровье. Ты же держишь себя не хозяйкой, а гостьей. Прошу, обласкай этихъ незнакомыхъ намъ друзей — это вдь самое лучшее средство познакомить и сдружить еще боле. Полно, перестань краснть-то, покажи себя тмъ, что ты есть — хозяйкой празднества, приглашай насъ раздлить его съ тобой такъ искренно, какъ желаешь чтобъ благоденствовали стада твои.
ПЕРД. (Поликсену). Милости просимъ, добрый господинъ! отецъ хочетъ, чтобъ я взяла на себя обязанность хозяйки.— (Обращаясь къ Камилло) Искренно рады и вамъ!— Подай мн, Дорка, вонъ т цвты.— Позвольте предложить вамъ, почтенные господа, розмаринъ и руту — они и зимой не утрачиваютъ ни зелени, ни благоуханія. Привтствую васъ желаніемъ вамъ обоимъ всякой благодати и доброй памяти {Рута была эмблемой благодати, а розмаринъ — воспоминанія, памяти.}.
ПОЛ. Прекрасная пастушка, выбравъ для насъ зимніе цвты, ты выбрала наиболе идущіе къ лтамъ нашимъ.
ПЕРД. Годъ, почтенный господинъ, близится уже къ старости, въ это время, когда лто не умерло, а дрожащая зима не родилась еще — лучшіе цвты конечно гвоздики и махровые левкои, называемые иными незаконнорожденными природы, но этихъ цвтовъ нтъ въ нашихъ сельскихъ садахъ, да я и не хлопочу о нихъ.
ПОЛ. Почему жь пренебрегаешь ты ими, моя милая?
ПЕРД. Потому что слышала, будто махровыми длаетъ ихъ не природа, а искусство.
ПОЛ. Пусть такъ, но вдь природа улучшается только средствами ею жь самой создаваемыми, такимъ образомъ и искусство улучшающее, какъ ты говоришь, природу — искусство создаваемое природой. Такъ, ты видишь, мы прививаемъ благороднйшій черенокъ къ дикому пню, оплодотворяемъ и самую низкую кору почкой высшаго рода. И это, конечно, искусство улучшающее, или, врне, видоизмняющее природу, но это искусство — сама природа.
ПЕРД. Согласна.
ПОЛ. Такъ укрась же садъ свои левкоями, и не называй ихъ незаконнорожденными.
ПЕРД. Не посажу ни одного кустика — такъ врно, какъ не пожелала бы, еслибъ румянилась, чтобъ этотъ молодой человкъ хвалилъ это, и только за это искалъ руки моей.— Вотъ цвты для васъ: благоухающая лавенда, мята, чебръ, майоранъ, ноготки, засыпающіе и, слезясь, пробуждающіеся вмст съ солнцемъ, все это цвты средины лта, и потому, полагаю, приличные людямъ среднихъ лтъ. Отъ души привтствую васъ.
КАМ. Будь я въ твоемъ стад — я забылъ бы паству, жилъ бы только созерцаніемъ тебя.
ПЕРД. Сохрани Боже, вы такъ исхудали бы, что январскіе втры продували бъ васъ насквозь.— (Флорицелю) Для тебя же, прекраснйшій изъ друзей моихъ, какъ желала бы я имть хоть нсколько весеннихъ цвтовъ, такъ идущихъ къ твоему возрасту, и къ вашему, и къ вамъ, носящимъ на двственныхъ еще стебелькахъ двственныя головки.— О, Прозерпина, зачмъ нтъ у меня теперь цвтовъ, которые, въ испуг, разроняла ты изъ Плутоновой колесницы: нарцизовъ, распускающихся еще до прилета жаворонковъ и очаровывающихъ красотой своей даже и непостоянные втры марта, фіялокъ, темныхъ, но пріятнйшихъ глазъ Юноны, дыханія Цитереи, блдныхъ первинокъ, умирающихъ въ безбрачіи прежде, чмъ успютъ увидать лучезарнаго Феба въ полномъ блеск его — слишкомъ частая болзнь двушекъ, гордыхъ буквицъ и царскихъ внцевъ, и лилій всхъ возможныхъ родовъ! Я украсила бы васъ внками изъ нихъ, осыпала бы ими моего милаго отъ головы до ногъ.
ФЛОР. Какъ трупъ?
ПЕРД. О, нтъ, какъ ложе, предназначенное для игръ любви, а если и какъ трупъ, то не для погребенія, а для успокоенія въ моихъ объятіяхъ. Подходите жь, берите ваши цвты. Мн кажется, что и я разыгрываю роль, какъ ихъ разыгрываютъ въ пастораліяхъ свтлаго праздника — и это, наврное, по милости моего наряда.
ФЛОР. Все, что ты ни длаешь, превосходитъ уже сдланное. Говоришь ли — такъ и хочется, чтобъ ты вчно говорила, поешь ли — желаешь, чтобъ ты и покупала и продавала, и молилась и подавала милостыню, и занималась всми своими длами, распвая, пляшешь ли — хочется, чтобъ ты была морской волной, и вчно была въ такомъ движеніи, чтобъ постоянно двигалась такъ, а не иначе. Каждое изъ твоихъ дйствій, даже самыхъ обыкновенныхъ, полно особой прелести, увнчивается въ самую минуту дйствованія, такъ что вс твои дла становятся царственными.
ПЕРД. О, Дориклесъ, ты до того преувеличиваешь похвалы свои, что — не ручайся твоя юность и прекрасный румянецъ чистосердечія за твою честность,— я могла бы опасаться, что ты ухаживаешь за мною не съ добрымъ намреніемъ.
ФЛОР. Я знаю, ты такъ же чужда такого опасенія, какъ я всякой возможности подать теб поводъ къ нему. Пойдемъ же, вдь ты дала слово плясать со мною. Руку, милая Пердита, идемъ, какъ пара горлинокъ, ршившихъ никогда не разставаться.
ПЕРД. За нихъ я готова поручиться.
ПОЛ. Это прекраснйшая изъ всхъ, когда-либо порхавшихъ по зеленымъ лугамъ, пастушекъ, все, что ни сдлаетъ, ни скажетъ она {Въ прежнихъ изданіяхъ: nothing she does or seems… По Колльеру: nothing she does or says…}, отзывается чмъ-то высшимъ ея происхожденія — она ршительно выше своего состоянія.
КАМ. Посмотрите, какъ она вспыхиваетъ отъ рчей его {Въ прежнихъ изданіяхъ: That makes her blood look out… По Колльеру: That wakes her blood look on’t…}. Да, она ршительно царица молока и простокваши.
КЛОВ. (Музыкантамъ). Ну, начинайте жь.
ДОРК. Твоей парой будетъ вдь Мопса — закусывай же ея поцлуи лукомъ.
МОПС. Ничего.
КЛОВ. Ни слова, ни слова боле, мы покажемъ себя.— Начинайте. (Музыканты играютъ, пастухи и пастушки пляшутъ.)
ПОЛ. Скажи, добрый пастухъ, кто этотъ красивый малой, что пляшетъ съ твоей дочерью?
ПАСТ. Его зовутъ Дориклесомъ, разсказываетъ что и состояніе у него хорошее, и я — хоть и знаю это только по его же словамъ — врю этому, потому что лице-то у него такое честное. Онъ говоритъ, что любитъ мою дочь, и я врю и этому, потому что и мсяцъ не глядитъ такъ пристально въ воду, какъ онъ въ глаза моей дочери, какъ бы читая въ нихъ. Скажу вамъ откровенно: они равно любятъ другъ друга, такъ что не будетъ разницы и на полпоцлуя.
ПОЛ. Она прекрасно пляшетъ.
ПАСТ. Она и все такъ длаетъ, хоть самому-то мн и не слдовало бы говорить этого. А пріобртетъ ее Дориклесъ — пріобртетъ съ ней и такое, о чемъ ему и во сн не грезилось.

Входитъ Работникъ.

РАБ. Ну, хозяинъ, еслибъ ты только послушалъ, тамъ у воротъ, разнощика — никогда не сталъ бы ты плясать подъ барабанъ и свирлку, даже и волынка не подняла бы тебя на ноги. Онъ поетъ псню за псней живй, чмъ ты считаешь деньги, он такъ и рвутся изъ его горла, точно онъ обълся балладами, вс такъ вотъ и развсили уши.
КЛОВ. Какъ нельзя къ стати, позвать его сюда. Я страхъ люблю баллады, и печальныя съ веселымъ напвомъ, и развеселыя съ плачевнымъ.
РАБ. У него есть псни и для мущинъ и для женщинъ любой мры, ни одинъ перчаточникъ не угодитъ такъ, какъ онъ своимъ покупателямъ. Для молодыхъ двушекъ у него есть прекраснйшія любовныя псни, и безъ всякихъ непристойностей, что чрезвычайная рдкость, и съ такими деликатными припвами и приплясами. И тамъ, гд какой-нибудь безстыдный негодяй такъ вотъ и ждетъ чего-нибудь не совсмъ хорошаго, двушка-то вдругъ и отвчаетъ: ‘полно, полно, милый, не шали!’ — и останавливаетъ, и отдлывается отъ него этимъ ‘полно, полно, милый, не шали!’
ПОЛ. Хорошій, видно, малой.
КЛОВ. Великолпнйшій! нтъ никакого сомннія. А вышивные товары есть у него {Въ прежнихъ изданіяхъ: unbraided wares… По Колльеру: embroided wares…}?
РАБ. Есть и ленты всхъ цвтовъ радуги, и кружевъ {Тутъ непереводимая игра значеніями слова points — кружева и крючки.} столько, что хватитъ на всхъ стряпчихъ Богеміи, хоть бы они покупали ихъ оптомъ, есть и тесемки, шнурки, батисты, полотна, и все это воспвается имъ точь въ точь, какъ боги или богини. Подумаешь, что и сорочка какой-нибудь божокъ женскаго рода, такъ превозноситъ онъ и рукавчики и работу воротничка.
КЛОВ. Зови жь его сюда, пусть входитъ, распвая.
ПЕРД. Предупреди однакожь, чтобъ не плъ ничего неприличнаго. (Работникъ уходитъ.)
КЛОВ. Поврь, сестра, эти разнощики гораздо лучше, чмъ ты думаешь.
ПЕРД. Врю.

Входитъ Автоликъ, распвая.

Полотны блыя, какъ снгъ,
И дымка черная, какъ воронъ,
Есть маски для носовъ и лицъ,
Какъ розы нжныя перчатки:
Изъ янтарей и бисеровъ
Есть ожерелья и браслеты,
Куренья разныя для дамъ,
Златыя шапочки, корсеты
Для молодцовъ — ихъ милымъ въ даръ,
Стальныя шпильки и булавки,
И все что нужно, чтобъ убрать
Красотку съ головы до пятокъ.
Ко мн, молодежь, покупать, покупать,
Чтобъ ваши милашки не стали серчать!
Ко мн, молодежь, покупать, покупать!
КЛОВ. Ну, не будь я влюбленъ въ Мопсу — не видать бы теб моихъ денегъ, но такъ какъ я плненъ ею, то и освобожу тебя отъ нсколькихъ лентъ и перчатокъ.
МОПС. Ты общалъ ихъ къ празднику — а впрочемъ, и теперь не поздно.
ДОРК. Онъ общалъ теб и боле этого, если нтъ тутъ лжецовъ.
МОПС. А ты получила ужь все, что онъ общалъ теб, можетъ-быть даже и большіе того, смотри, чтобъ не было стыдно, когда придется возвращать это большее.
КЛОВ. Да что жь это вы, неужто забыли вс порядки? хотите носить юбки, гд носятъ лица? Не можете шушукать объ этихъ тайнахъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: to whistle of thosе secrets… По Колльеру: to whisper of those secrets…} во время дойки, стряпни, ложась спать? нужно болтать о нихъ и при гостяхъ? Хорошо еще, что они заняты своимъ собственнымъ разговоромъ. Прикусите жь языки {Въ прежнихъ изданіяхъ: Clamour jour longues… По Коkkьеру: Charm jour longues…}, ни слова боле.
МОПС. Я кончила. А вдь ты общалъ мн ожерелье и пару раздушенныхъ перчатокъ.
КЛОВ. Разв я не разсказывалъ теб какъ меня ограбили на дорог, какъ я лишился всхъ денегъ?
АВТ. Да, почтеннйшій, дороги не совсмъ безопасны, надобно быть весьма осторожнымъ.
КЛОВ. Будь покоенъ, любезнйшій, здсь ты ничего не потеряешь.
АВТ. Надюсь, а то, дорогихъ-то вещей со мной не мало.
КЛОВ. Это что у тебя? баллады?
МОПС. Ахъ, купи мн, пожалуйста, парочку. Я страшно люблю печатныя баллады — въ печатныхъ вдь ужь наврное все правда.
АВТ. Вотъ очень хорошая, и на голосъ очень заунывный, о томъ, какъ жена ростовщика забеременла двадцатью мшками золота, и какъ захотла покушать зминыхъ головокъ и поджаренныхъ жабъ.
МОПС. И это не выдумка?
АВТ. Совершеннйшая истина, и весьма недавняя — не старше мсяца.
ДОРК. Ни за что въ мір не выду за ростовщика.
АВТ. Тутъ поименованы и повитуха, какая-то госпожа Разсказова, и пять или шесть честныхъ женщинъ, бывшихъ при этомъ. Какая мн надобность разносить ложь?
МОПС. Купи, купи мн ее пожалуйста!
КЛОВ. Хорошо, отложи ее въ сторону. Пересмотримъ прежде баллады, а тамъ перейдемъ и къ другимъ вещамъ.
АВТ. Вотъ это баллада рыбы, которая въ пятницу, осьмнадцатаго апрля, появилась близь береговъ и, приподнявшись на сорокъ тысячь сажень надъ водою, пропла эту балладу противъ жестокосердыхъ двушекъ. Полагаютъ, что это была женщина, превращенная въ холодную рыбу за то, что не хотла осчастливить человка ее любившаго. Она чрезвычайно жалобна и такъ же истинна.
ДОРК. Въ самомъ дл истинна?
АВТ. Подъ ней подпись пяти чиновниковъ, а свидтельствъ — больше, чмъ можетъ помститься въ моемъ ящик.
КЛОВ. Отложи и эту къ сторонк, дале.
АВТ. Вотъ очень веселая, и превосходная.
МОПС. Купи и веселыхъ.
АВТ. Веселй этой нельзя себ и представить, она поется на голосъ: ‘Дв двы любили, любили его’. Къ западу нтъ двушки, которая не пла бы этой баллады, могу вамъ сказать: она страшно расходится.
МОПС. Мы можемъ пропть ее съ Доркой и съ тобой, если ты знаешь свой голосъ — вдь она на три голоса.
ДОРК. Она ужь съ мсяцъ какъ дошла до насъ.
АВТ. Еще бы мн-то не знать, вдь это настоящее ремесло мое. Начнемте.

ПНЕ.

АВТ. Убирайтесь, мн надо идти,
Куда же, не нужно вамъ знать.
ДОР. Куда же?
МОПС. Куда же?
ДОР. Куда?
МОПС. Ты клялся не разъ отъ меня
Ничего не таить, не скрывать.
ДОР. Мн также, возьми же съ собой.
МОПС. Ты на мльницу, или на хуторъ?
ДОР. Все скверно, куда бы ни шелъ.
АВТ. Ни туда, ни сюда.
ДОР. Куда же?
АВТ. Ни туда, ни сюда.
ДОР. Гд ихь клятвы?
МОПС. Еще больше клялся ты мн —
Скажи же, куда ты идешь?
КЛОВ. Мы посл допоемъ эту псню сами. Отецъ и господа разговариваютъ о чемъ-то важномъ — мы не хотимъ мшать имъ, бери, дружище, свои ящикъ и ступай за мной.— Я куплю вамъ обимъ.— (Разнощику) А первый-то выборъ ты, смотри, предоставь намъ.— Идемте.
АВТ. (Про себя). Поплатишься ты за нихъ. (Уходитъ съ Кловномъ, Доркой и Мопсой, распвая:)
Не хочешь ли тесемочекъ купить,
Иль позументъ, чтобъ шапочку обшить,
Мой голубеночикъ, моя дражайшая?
Не нужно ль шелку, ниточекъ простыхъ,
Или какихъ уборовъ головныхъ?
Товары лучшіе и все новйшіе!
Ко мн, ко мн, прошу спшить:
Здсь все вы можете добыть,
И деньги средство тутъ простйшее!

Входитъ Работникъ.

РАБ. Хозяинъ, тамъ ждутъ три пастуха козъ, три пастуха коровъ, три пастуха овецъ и три свинопаса, нарядившіеся людьми совсмъ покрытыми шерстью. Они величаютъ себя сальтирами и хотятъ потшить васъ пляской, которую бабье наше называетъ мсивомъ скачковъ, потому что само въ ней не участвуетъ, они же такого мннія, что пляска эта, хоть и можетъ показаться людямъ, знакомымъ только съ игрой въ шары, немножко грубоватой,— доставитъ однакожь вамъ полнйшее удовольствіе.
ПАСТ. Нтъ, не надо, было тутъ и безъ того довольно всякихъ мужицкихъ дурачествъ.— Мы, я знаю, господа, порядкомъ ужь наскучили вамъ.
ПОЛ. Ты оскорбляешь забавляющихъ насъ. Позволь полюбоваться и этими четырьмя тройками пастуховъ.
РАБ. Одна изъ этихъ троекъ увряетъ, что плясала передъ самимъ королемъ, и самый плохой изъ нихъ длаетъ прыжки покрайней мр въ двнадцать футовъ съ половиною.
ПАСТ. Полно болтать-то, если ужь этимъ добрымъ господамъ угодно — пусть входятъ, да проворне.
РАБ. Они тутъ, за дверью. (Впускаетъ двнадцать пастуховъ одтыхъ сатирами. Они пляшутъ, и по окончаніи пляски уходятъ.)
ПОЛ. Да, старикъ, посл ты узнаешь еще боле.— (Про себя) Не зашло ль однакожь это слишкомъ ужь далеко?— Время разлучить ихъ.— Онъ простодушенъ — говоритъ все прямо.— (Флорицелю) Что съ тобой, добрый молодецъ? твое сердце до того чмъ-то переполнено, что ты совсмъ забылъ о праздник. Когда я былъ такъ молодъ и такъ влюбленъ, какъ ты — я осыпалъ обыкновенно мою милую подарками, я опустошилъ бы коробку разнощика и предложилъ бы ей вс его шелковыя сокровища, а ты отпустилъ его, не купивъ ничего. Вздумаетъ твоя избранная растолковать это въ дурную сторону, назвать недостаткомъ любви и вниманія — трудненько будетъ теб оправдаться, если ты только въ самомъ дл дорожишь ея любовью.
ФЛОР. Почтенный господинъ, я знаю — она нисколько не дорожитъ подобными вздорами. То же, что для нея дорого — скрыто и замкнуто въ этомъ сердц, которое ей ужь отдано, но не передано еще. О, выслушай же, въ присутствіи этого добраго старца, нкогда также любившаго — все, что составляетъ жизнь мою. Вотъ, я беру твою руку — эту руку, нжную какъ пухъ голубя, блую какъ зубъ Негра, или какъ свжій снгъ, дважды перевянный сверными втрами —
ПОЛ. Что жь за тмъ?— Ты ловко моешь руку и безъ того уже блую.— Но я перебилъ тебя, продолжай — послушаемъ, что еще повдаешь.
ФЛОР. Слушайте жь, и будьте свидтелемъ —
ПОЛ. А мой товарищъ?
ФЛОР. И онъ, и боле чмъ онъ — и люди, и небо, и земля, и все: будь я величайшимъ и достойнйшимъ изъ государей, красивйшимъ изъ юношей когда либо плнявшихъ взоры, имй я и ума и знаній {Въ прежнихъ изданіяхъ: had force, and knowledge… По Колльеру: had sense, and knowledge…} боле, чмъ кто-нибудь изъ смертныхъ — все это, безъ ея любви, не имло бы для меня никакого значенія, всмъ этимъ я воспользовался бы только для нея — все посвятилъ бы на служеніе ей, или обрекъ бы на безплодную гибель.
ПОЛ. Великолпное предложеніе.
КАМ. Доказывающее силу любви.
ПАСТ. А ты, дочь моя, не скажешь ли и ты ему того же?
ПЕРД. Я не могу говорить такъ хорошо, не могу ни сказать, ни придумать ничего лучшаго. Объ искренности его чувствъ я сужу по своимъ собственнымъ.
ПАСТ. Такъ по рукамъ, и все кончено, и вы, недавніе друзья, будете свидтелями, что я отдаю ему дочь мою и съ приданымъ, равнымъ его состоянію.
ФЛОР. Приданымъ должны быть только добродтели твоей дочери, потому что, по смерти одного человка, у меня будетъ боле, чмъ можешь вообразить, достаточно чтобъ изумить тебя. Соедини же насъ въ присутствіи этихъ господъ.
ПАСТ. Давай руку, давай и твою, дочь моя.
ПОЛ. Постой, молодой человкъ, не спши такъ, сдлай милость, есть у тебя отецъ?
ФЛОР. Есть — но что жь такое?
ПОЛ. Знаетъ онъ объ этомъ?
ФЛОР. Не знаетъ, и не узнаетъ.
ПОЛ. Отецъ, кажется мн, совсмъ однакожь не лишній гость на брачномъ пиру сына. Позволь еще одинъ вопросъ: что твой отецъ — неспособенъ уже заниматься длами? поглуплъ отъ лтъ и немощей? лишился языка, слуха, способности различать людей, управлять своимъ имніемъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: dispute his own estate… По Коллеру: dispose his own estate…}? не встаетъ съ постели, впалъ въ дтство?
ФЛОР. Нтъ, почтенный господинъ, онъ здоровъ и крпокъ, какъ немногіе въ его лта.
ПОЛ. Въ такомъ случа, клянусь моей сдой бородой, ты поступаешь съ нимъ не совсмъ такъ, какъ бы слдовало сыну. Сынъ иметъ конечно право выбирать себ жену, но вдь и отецъ, поставляющій все свое счастіе въ достойномъ потомств, въ прав участвовать хоть совтомъ въ такомъ дл.
ФЛОР. Согласенъ вполн, но по причинамъ, которыхъ не могу сообщить вамъ, почтенные господа, моего отца я не увдомлю объ этомъ.
ПОЛ. Увдомь.
ФЛОР. Нтъ.
ПОЛ. Прошу тебя.
ФЛОР. Не могу.
ПАСТ. Увдомь, сынъ мой, онъ не можетъ оскорбиться твоимъ выборомъ.
ФЛОР. Нтъ, нтъ, онъ не долженъ знать объ этомъ.— Будьте свидтелями нашего соединенія.
ПОЛ. (Открываясь). Нашего разлученія, молодой человкъ, котораго не могу назвать своимъ сыномъ, ты слишкомъ унизился, чтобъ я могъ признать тебя: ты, наслдникъ скипетра, промнялъ его на посохъ пастуха.— (Пастуху) Ты, старый негодяй — мн досадно, что, повсивъ тебя, я укорочу твою жизнь какой-нибудь только недлей!— (Пердит) А ты, хитрая чародйка — ты не могла не знать, что опутывала царственнаго безумца —
ПАСТ. О, Боже!
ПОЛ. Я велю ободрать твою красоту терновникомъ, сдлаю ее ниже даже твоего состоянія.— (Флорицелю) Тебя, безумный мальчишка, если только узнаю, что ты вздыхаешь еще о томъ, что не можешь видть этой куклы — а ты никогда уже не увидишь ея — мы лишимъ наслдія, не признаемъ въ теб нашей крови, ни сродства съ нами даже и такъ отдаленнаго, какъ съ Девкаліономъ. Помни наши слова и слдуй за нами ко двору.— Тебя, мужикъ, хоть ты и заслужилъ вполн гнвъ нашъ, мы избавляемъ на этотъ разъ отъ смертоноснаго его дйствія.— Для тебя же, чародйка — вполн достойная любаго изъ пастуховъ, и даже этого молодаго человка, который, не страдай отъ этого честь наша, былъ бы недостоенъ тебя,— для тебя, если ты когда-нибудь отворишь ему двери этой лачуги, или обовьешь его тло своими руками, я придумаю казнь столько же жестокую, сколько ты нжна для нея. (Уходитъ.)
ПЕРД. Погибла и безъ того.— Я не очень однакожь испугалась, потому что два или три раза готова была сказать ему, сказать прямо, что то же самое солнце, которое озаряетъ дворъ его, не чуждается и нашей хижины — озаряетъ и ее точно такъ же.— Оставьте насъ, принцъ, я вдь говорила вамъ, что изъ этого выйдетъ. Прошу васъ, думайте о своемъ только счастіи, я же, пробудившись, никакъ не стану лелять сна моего — стану доить моихъ коровъ и плакать.
КАМ. А ты что жь, старикъ? говори, пока не умеръ.
ПАСТ. Не могу ни говорить, ни думать, ни осмлиться знать что знаю. Вы погубили, принцъ, восьмидесяти-трехъ-лтняго старика, думавшаго умереть мирно на постел, на которой умеръ отецъ его, лежать въ одной съ нимъ могил, теперь палачъ завернетъ меня въ саванъ, зароетъ въ какую-нибудь яму, и священникъ не броситъ горсти земли на трупъ мой.— Проклятая негодница! ты знала что онъ принцъ, и не разорвала съ нимъ всякихъ сношеній.— Погибъ! погибъ! Умри я теперь — я умеръ бы какъ хотлось. (Уходитъ.)
ФЛОР. Что вы такъ на меня смотрите? Я огорченъ, но не запуганъ, мое ршеніе замедлено, но не измнено. Я все тотъ же, чмъ боле останавливаютъ меня, тмъ сильне рвусь я впередъ — меня нельзя водить на привязи.
КАМ. Любезный принцъ, вы знаете нравъ вашего родителя, въ эту минуту онъ не приметъ никакихъ объясненій — къ которымъ, полагаю, вы и не прибгнете,— боюсь, даже и не допуститъ васъ къ себ, а потому — не являйтесь къ нему, пока не укротится гнвъ его.
ФЛОР. И не намренъ. Вдь ты, кажется, Камилло?
КАМ. Точно такъ, принцъ.
ПЕРД. Сколько разъ говорила я вамъ, что такъ будетъ, что мое счастіе кончено, только что сдлается извстнымъ.
ФЛОР. Его можетъ кончить только нарушеніе клятвъ моихъ, и тогда пусть природа разорветъ ндра земли и уничтожитъ въ ней вс зародыши! Подними же глаза. Пусть отецъ лишаетъ меня наслдства — я наслдникъ любви моей.
КАМ. Послушайтесь совта благоразумія.
ФЛОР. Слушаюсь любви, подчинится ей и мой разумъ — буду благоразуменъ, нтъ — привтствую безуміе, отраднйшее для чувствъ моихъ.
КАМ. Это отчаяніе, принцъ.
ФЛОР. Можетъ-быть, но оно выполняетъ мой обтъ, и я по невол долженъ почитать его добродтелью. Камилло, ни за Богемію, ни за вс почести ею предлагаемыя, ни за все, что озаряетъ солнце, скрываютъ ндра земли и невдомыя глуби морей не нарушу я клятвы ей, моей возлюбленной. И потому, прошу тебя — такъ какъ ты всегда былъ любимымъ другомъ моего отца,— умряй своими мудрыми совтами печаль его, когда онъ тщетно будетъ призывать сына, потому что онъ не увидитъ уже меня: отнын я самъ и счастіе работники моего будущаго. Передай ему, что я отправился въ море съ той, съ которой не могъ жить здсь на суш, по счастію для насъ и корабль, предназначавшійся впрочемъ совсмъ не для этого, готовъ къ отплытію. Куда же я поду — я не нахожу нужнымъ сообщать теб, да и на что теб знать это.
КАМ. Я желалъ бы, принцъ, чтобъ вы были или доступне для совта, или сильнй противъ невзгодъ.
ФЛОР. Послушай, Пердита.— (Камилло) Я сейчасъ къ твоимъ услугамъ. (Отходить съ Пердитой въ сторону.)
КАМ. Его никакъ не отговоришь ужь отъ бгства, что если я воспользуюсь имъ и для себя? Оградивъ его отъ опасностей, посвятивъ ему любовь и службу, я могу снова увидать родную Сицилію и несчастнаго короля, моего господина, котораго такъ жажду видть.
ФЛОР. Добрый Камилло, у меня теперь столько дла, что я по невол долженъ погршить противъ вжливости. (Хочетъ уйдти.)
КАМ. Принцъ, я думаю вамъ извстны моя любовь и служба вашему родителю?
ФЛОР. И то и другое выше всякихъ похвалъ, разсказы о твоихъ длахъ — музыка отца моего, а достойное вознагражденіе — одна изъ немалыхъ заботъ его.
КАМ. Прекрасно, врите въ самомъ дл, что я люблю короля, а по немъ и ближайшее къ нему, то есть васъ — позвольте мн быть вашимъ руководителемъ, если только вашъ обдуманный и ршенный уже планъ можетъ допустить нкоторыя измненія. Клянусь честью, я укажу вамъ мсто, гд васъ примутъ съ подобающимъ вамъ почетомъ, гд вы можете жить, соединившись бракомъ съ вашей возлюбленной, съ которой, какъ теперь вижу, васъ можетъ разлучить — чего Боже избави — одна только смерть ваша. А между тмъ, въ вашемъ отсутствіи, я успокою вашего негодующаго родителя и примирю съ вами непремнно.
ФЛОР. Какъ, Камилло, неужели и это, почти чудо, возможно? Въ такомъ случа ты боле, чмъ человкъ, и я доврюсь теб.
КАМ. Опредлили вы куда хать?
ФЛОР. Нтъ еще. Такъ какъ вина нашего поспшнаго ршенія неожиданная случайность, то мы, признавая себя рабами случая, и предадимъ себя вол втровъ.
КАМ. Послушайте жь меня: не хотите измнить своего ршенія бжать — отправляйтесь въ Сицилію, и тамъ явитесь прямо къ Леонтесу вмст съ вашей принцессой — потому что, вижу, ей ужь суждено быть ею,— одвъ ее въ платье приличное вашей сопостельниц. Мн кажется я ужь вижу, какъ Леонтесъ разверзаетъ объятія, и со слезами привтствуетъ васъ, проситъ у васъ, сына, какъ бы у отца прощенія, цлуетъ руки вашей юной подруги, припоминаетъ то свое жестокосердіе, то любовь свою, посылая первое въ адъ, желая послдней рости быстре мысли или времени.
ФЛОР. Но, любезный Камилло, подъ какимъ же предлогомъ явлюсь я къ нему?
КАМ. Вы скажете, что присланы отъ короля, вашего родителя, съ привтомъ и утшеніемъ. Какъ вамъ, впрочемъ, вести себя и что говорить, отъ имени вашего отца, изъ того, что извстно только намъ троимъ — все это я напишу вамъ подробно, чтобы, во всякомъ случа, вы могли найтись что сказать ему, и чтобы онъ видлъ, что вамъ извстны вс задушевныя тайны вашего родителя, что говорите его устами.
ФЛОР. Благодарю Камилло, это въ самомъ дл будетъ лучше.
КАМ. Во всякомъ случа благонадежне опрометчиваго отправленія въ бездорожное море, къ невдомымъ берегамъ на врныя бдствія, съ надеждой не на помощь, а разв только на то, что, избавившись отъ одного, подвергнетесь другому, полагаясь на одни якори, способные только задержать васъ тамъ, гд и оставаться-то противно. Кром того, вы знаете, истинная основа любви — счастіе, горе жь измняетъ не только свжій румянецъ, но и самую ея сущность.
ПЕРД. Это справедливо только на половину. Я думаю, что горе можетъ, конечно, согнать румянецъ со щекъ, но не въ состояніи измнить самого сердца.
КАМ. Ты думаешь такъ? Такой, какъ ты, не родиться уже въ эти семь лтъ въ дому отца твоего.
ФЛОР. Любезный Камилло, по душевнымъ качествамъ она столько же высока, сколько низка по рожденію.
КАМ. Нельзя даже пожалть и о томъ, что не получила никакого образованія, потому что можетъ, кажется, поучить многихъ учителей.
ПЕРД. Это слишкомъ уже, господа, благодарю васъ краскою стыда.
ФЛОР. Милая Пердита!— Но, Боже, какъ же выдти изъ тягостнаго положенія, въ которомъ мы находимся?— Камилло,— спаситель моего отца, а теперь мой, врачъ нашего дома,— что намъ длать? я не имю средствъ, какія долженъ бы имть сынъ короля Богеміи, я не могу явиться въ Сицилію.
КАМ. Объ этомъ не безпокойтесь, принцъ, вамъ, я думаю, извстно, что все мое состояніе осталось въ Сициліи — я снабжу васъ такъ, какъ были бы снабжены и при дйствительномъ посольств отъ лица вашего родителя {Въ прежнихъ изданіяхъ: as if The scene you play, were mine… По Колльеру: as if The scene you play, were true .}. А чтобъ вы знали, что ни въ чемъ не будете имть недостатка — на одно слово. (Отводитъ его въ сторону.)

Входитъ Автоликъ.

АВТ. Ха, ха, ха! какъ же глупа честность, и какъ же не далека ея сестрица, доврчивость! Я распродалъ всю мою дрянь, не осталось въ моей коробк ни одного поддльнаго камушка, ни ленточки, ни зеркальца, ни духовъ, ни брошки, ни таблички, ни баллады, ни ножичка, ни перчатки, ни подвязки, ни роговаго колечка,— такъ вотъ и лезутъ, какъ будто все это вещи священныя, благодатныя для покупающихъ. Это дало мн возможность подмтить чей кошелекъ потучне, и я не пропустилъ случая воспользоваться замченнымъ. Молодой шутъ — которому недостаетъ весьма немногаго, чтобъ быть вполн благоразумнымъ человкомъ — такъ обезумлъ отъ пнія двокъ, что не тронулся съ мста, пока не добылъ и словъ и мелодіи, глядя на него, и все стадо окружило меня, и до того увлеклось, что запрягало вс свои чувства въ уши: можно было поднять любую юбку, и никто не замтилъ бы этого, не стоило ничего не только отрзать кошелекъ отъ пояса, но и отпилить ключь отъ цпочки. И слухъ и вс остальныя чувства были совершенно поглощены пснями простака и наслажденіемъ ихъ безсмысленностью, и я, пользуясь этимъ одурніемъ, поддлъ большую часть ихъ праздничныхъ кошельковъ, не приди старикъ и не распугай моихъ сорокъ пнями на дочь и принца — я не оставилъ бы у нихъ ни одного.
КАМ. (Выходя опять впереди вмст съ Флорицелемъ и Пердитой). Нтъ, мои письма, которыя, такимъ образомъ, прибудутъ туда вмст съ вами, разсютъ и эти сомннія.
ФЛОР. А письма, которыя общаете добыть отъ Леонтеса?
КАМ. Вполн удовлетворятъ вашего родителя.
ПЕРД. Да благословитъ васъ небо! все, что вы говорите, такъ отрадно.
КАМ. (Замтивъ Автолика). Это кто? Воспользуемся имъ, не пренебрежемъ ничмъ, что можетъ послужить намъ въ пользу.
АВТ. (Про себя). Что если они подслушали меня — не миновать мн вислицы.
КАМ. Чего ты такъ испугался, любезный? Не бойся, мы ничего не имемъ противъ тебя.
АВТ. Почтенный господинъ, я бдный человкъ.
КАМ. И оставайся имъ, этого никто у тебя не украдетъ, но вншность твоей бдности мы попросимъ уступить намъ, и потому разоблачайся сейчасъ же. Вообрази, что это необходимо, и обмняйся одеждой съ этимъ господиномъ. Хотя въ проигрыш-то будетъ онъ — вотъ, возьми все-таки въ придачу.
АВТ. Я бдный человкъ, мой добрый господинъ. (Про себя). Знаю я васъ достаточно.
КАМ. Проворнй, видишь, онъ почти ужь раздлся.
АВТ. Такъ вы не шутите? (Про себя) Чую въ чемъ тутъ дло.
КАМ. Прошу, не задерживай.
АВТ. Придачу-то я конечно взялъ ужь, но, по совсти, брать-то ее не слдовало бы.
КАМ. Раздвайся, раздвайся. (Флорицель и Автоликъ мняются одеждою.) — И ты, прекрасная счастливица,— да сбудется надъ тобой мое пророчество!— отойди въ какое-нибудь укромное мстечко, возьми шляпу твоего милаго и надвинь ее на глаза, закутай лице, переднься, измни себя на сколько это можно. Я боюсь, что за вами подсматриваютъ, и потому это необходимо, чтобъ безопасно пробраться на корабль.
ПЕРД. Вижу, такая ужь это піеса, что и я должна играть въ ней роль.
КАМ. Неизбжно.— Готовы?
ФЛОР. Встрть я теперь и отца — онъ не назоветъ меня своимъ сыномъ.
КАМ. Нтъ, шляпы-то вамъ не надо. Идемъ, прекрасная, идемъ.— Прощай, любезный.
АВТ. Прощайте, господа.
ФЛОР. Ахъ, Пердита, какъ же это мы оба забыли! На одно слово. (Отходитъ съ нею въ сторону.)
КАМ. (Про себя). За симъ, первое, что сдлаю — скажу королю объ ихъ бгств и куда именно, это, надюсь, заставитъ его тотчасъ же хать за ними, и я опять увижу Сицилію, по которой тоскую, какъ женщина.
ФЛОР. Да сопутствуетъ же намъ счастіе!— Теперь, Камилло, и на корабль.
КАМ. Чмъ скорй, тмъ лучше. (Уходить съ Флорицелемъ и Пердитой.)
АВТ. Понимаю, въ чемъ дло, слышу все. Хорошее ухо, зоркій глазъ, проворная рука — необходимыя принадлежности карманной выгрузки, да и чуткой носъ нуженъ также для доставленія работы другимъ чувствамъ. Вижу, что настоящее время самое благодатное для мошенниковъ. Какъ выгоденъ былъ бы этотъ обмнъ и безъ придачи! и какая придача при такомъ обмн! Нтъ сомннія, боги въ этомъ году особенно къ намъ милостивы, и мы можемъ длать все ex tempore. Даже и самъ принцъ мошенничаетъ — бжитъ отъ отца съ колодкой на ногахъ. Полагай я, что увдомить объ этомъ короля безчестное дло — я увдомилъ бы его, но я полагаю, что гораздо безчестне скрыть это, и остаюсь вренъ ремеслу своему.

Входятъ Кловнъ и Пастухъ.

Въ сторону, въ сторону!— вотъ и еще дльце для пылкой головы. Заботливому человку даетъ работу каждый перекрестокъ, каждая лавчонка, каждая церковь, каждое судбище, каждая вислица.
КЛОВ. (Пастуху). Какой же ты, право, чудный! тутъ нечего и думать — надо сказать королю, что она подкидышъ, нисколько не твоей плоти и крови.
ПАСТ. Да ты выслушай —
КЛОВ. Нтъ, ты выслушай.
ПАСТ. Такъ говори же.
КЛОВ. А не твоей она плоти и крови — твоя плоть и кровь и не оскорбляли короля, слдовательно твоей плоти и крови ему и наказывать не слдуетъ. Покажи ему вещи, которыя нашелъ при ней, все что при ней было. Сдлавъ это, поврь, законъ ничего теб ужь не сдлаетъ.
ПАСТ. Я все разскажу королю, все до послдняго словечка, и о продлкахъ его сына, который, могу сказать, поступилъ нечестно и съ огнемъ своимъ и со мной, вздумавъ сдлать меня зятемъ короля.
КЛОВ. Именно зятемъ — ужь никакъ не меньше, и тогда каждый золотникъ твоей крови, хоть и не знаю на сколько, а вздорожалъ бы непремнно.
АВТ. (Про себя). Вотъ мудрецы-то!
ПАСТ. Такъ пойдемъ же къ королю, а вдь то, что въ этомъ узелк заставитъ его порядкомъ почесать затылокъ.
АВТ. (Про себя). Болтовня ихъ можетъ однакожь, пожалуй, и помшать бгству моего благодтеля.
КЛОВ. Только бы намъ найдти его во дворц.
АВТ. (При себя). Не бывши честнымъ по природ, иногда я бываю имъ однакожь случайно, спрячемъ — разнощищью принадлежность въ карманъ. (Снимаетъ бороду и прячетъ ее въ карманъ.) — Эй вы, мужичье, куда вы тащитесь?
ПАСТ. Во дворецъ, почтеннйшій господинъ.
АВТ. Что у васъ тамъ за дла? какія именно? съ кмъ? что въ узл, мсто вашего жительства, имена, лта, достояніе, происхожденіе? Высказывайте все, что надлежитъ знать.
ПАСТ. Мы простые люди —
АВТ. Врешь!— грубые и лохматые. Не лгать у меня, лганье подобаетъ только торгашамъ, и они дарятъ имъ нашего брата, солдата, сплошь да рядомъ, или нтъ, такъ какъ мы платимъ имъ не убійственнымъ желзомъ, а звонкой монетой, то, въ сущности, они даже и лжи-то не дарятъ намъ.
КЛОВ. А вотъ, ваша милость подарила бы насъ ею, еслибъ не понравились.
ПАСТ. Вы, съ вашего позволенія, придворный?
АВТ. Съ позволенія или безъ позволенія — придворный. Не отзывается разв этотъ нарядъ дворомъ? не обнаруживаетъ моя ловкость манеръ двора? не поражаю я твоего носа запахомъ двора? не обливаю твоего мужичества придворнымъ презрніемъ? Не заставило ли тебя думать, что я не придворный то, что я разспрашиваю, забочусь о твоихъ длишкахъ? Я придворный отъ головы до пятокъ, и еще такой, что могу и подвинуть и попятить твое дло, и потому, приказываю изложить мн его вполн.
ПАСТ. У меня, почтеннйшій господинъ, дло до короля.
АВТ. А адвокатъ есть у тебя?
ПАСТ. Я, съ вашего позволенія, право, не знаю что это такое.
КЛОВ. Адвокатъ это придворное названіе фазана, скажи, что нтъ его у тебя.
ПАСТ. Нтъ, почтеннйшій господинъ, фазана нтъ у меня — ни самца, ни самки.
АВТ. Какъ счастливы мы, что не простолюдины! но такъ какъ природа могла и меня создать такимъ же, какъ они, то я и не хочу презирать ихъ.
КЛОВ. Это непремнно преважный придворный.
ПАСТ. Платье на немъ богатое, но сидитъ-то оно на немъ какъ-то неловко.
КЛОВ. Чмъ страннй, тмъ знатне, поврь, это большой человкъ — я это тотчасъ увидалъ по ковырянью въ зубахъ.
АВТ. А этотъ узелъ? что въ узл? что это за ящичекъ?
ПАСТ. Въ этомъ узл и въ этомъ ящичк, почтенный господинъ, секреты, которые можетъ знать только король, и онъ узнаетъ ихъ сейчасъ же, если мн удастся поговорить съ нимъ.
АВТ. Старикъ, не удастся теб это.
ПАСТ. Отчего же?
АВТ. Короля нтъ во дворц, онъ отправился въ море, чтобъ поразсять свою меланхолію, потому что — если ты не лишенъ способности понимать серьезныя вещи,— ты долженъ знать, что онъ сильно огорченъ.
ПАСТ. Да, сыномъ, который хотлъ, говорятъ, жениться на дочери пастуха.
АВТ. Если этотъ пастухъ не схваченъ еще — не худо ему куда-нибудь по-добру, по-здорову убраться, его ждутъ здсь такія казни, такія пытки, какихъ не вынести спин человка, сердцу чудовища.
КЛОВ. Неужто?
АВТ. И не одинъ онъ испытаетъ все, что только умъ можетъ придумать тяжкаго, а мщеніе страшнаго, и вс его родственники, даже въ пятомъ колн, вс предадутся палачу, и это, какъ ни жалко,— необходимо. Какой-нибудь подлый, выжившій изъ лтъ овчаръ, скотопасъ, забираетъ себ въ голову, что дочь его должна быть принцессой! Нкоторые полагаютъ, что его побьютъ камнями, но я думаю, что эта смерть слишкомъ ужь милостива. Свести нашъ тронъ въ овчарню! да за это мало и всхъ смертей вмст, и ужаснйшая изъ нихъ слишкомъ еще легка.
КЛОВ. А не слыхали вы — есть у старика и сынъ?
АВТ. Есть, и съ него, съ живаго, сдерутъ кожу, потомъ обмажутъ медомъ и поставятъ надъ гнздомъ осъ, гд онъ будетъ стоять до тхъ поръ, пока не умретъ на три четверти и на одну драхму. За симъ, его обольютъ крпкой водкой, или какой-нибудь другой дкой жидкостью и, совершенно обожженнаго, приставятъ въ жарчайшій изъ дней къ каменной стн, и тутъ полуденное солнце, будетъ любоваться имъ, а онъ солнцемъ, пока мухи не закусаютъ его до смерти. Но что толковать объ этихъ бездльникахъ, преступленіе ихъ такъ велико, что можно разв только порадоваться ихъ несчастію. Скажите — вы кажетесь мн добрыми, честными людьми,— какое у васъ дло до короля? пользуюсь нкоторымъ вліяніемъ, я проведу васъ къ нему на корабль, представлю ему, замолвлю даже за васъ. Если, опричь короля, кто-нибудь можетъ помочь вамъ, такъ это именно я.
КЛОВ. (Пастуху). Это кажется очень знатный человкъ, подладься къ нему, дай денегъ,— вдь и знатность, хоть она и неприступная медвдица, золотомъ-то часто водятъ за носъ. Покажи внутренность твоего кошелька наружности его руки, и все уладится. Припомни только — побьютъ каменьями, сдерутъ съ живаго кожу.
ПАСТ. Если ужь ваша милость хотите взять наше дло на себя, такъ вотъ вамъ все золото, что со мною. Принесу сейчасъ и еще столько, а этотъ парень побудетъ пока съ вами заложникомъ.
АВТ. Посл, когда исполню что общалъ.
ПАСТ. Какъ вамъ угодно, благодтель нашъ.
АВТ. Давай же пока половину, что съ тобой.— (Кловну) А ты причастенъ къ этому длу?
КЛОВ. Такъ, нкоторымъ образомъ, но какъ ни плохи мои обстоятельства — надюсь однакожь, что кожи-то все-таки не сдерутъ съ меня.
АВТ. Нтъ, это предназначено сыну пастуха. Ему не миновать вислицы, на немъ покажутъ примръ.
КЛОВ. Утшительно, очень утшительно! Намъ необходимо видть короля, показать ему наши чудныя вещи, сказать что она не дочь теб и не сестра мн — иначе мы погибли.— Почтенный господинъ, я дамъ вамъ столько же, сколько получили отъ этаго старика, если только поможете намъ, и останусь, какъ онъ сказалъ, вашимъ заложникомъ, пока онъ не принесетъ общаннаго.
АВТ. Я и такъ врю вамъ. Ступайте вправо, къ морскому берегу, а я только взгляну на заборъ, да и за вами.
КЛОВ. Какое, право, счастіе, что мы встртили этого человка.
ПАСТ. Идемъ, какъ онъ веллъ, впередъ, его послало намъ само небо. (Уходятъ.)
АВТ. Еслибъ я и захотлъ быть честнымъ, вижу, сама судьба не допуститъ этого: она такъ и суетъ мн въ ротъ разныя добычи. На этотъ разъ она награждаетъ меня двойной благодатью: золотомъ и возможностью услужить принцу, а послдняя, какъ знать, принесетъ мн можетъ быть и еще большую пользу {Въ прежнихъ изданіяхъ: how that may turn back to my avancement… По Колльеру: how that may turn hick to my advancement…}.— Я сведу этихъ двухъ кротовъ, этихъ двухъ слпцевъ къ нему на корабль, найдетъ онъ лучшимъ ссадить ихъ опять на берегъ, окажется, что ихъ жалоба королю нисколько его не касается — пусть назоветъ меня, за неумстную услужливость, бездльникомъ, вдь я привыкъ ужь къ этому названію и ко всему, что оно приноситъ. Во всякомъ случа, доставлю ихъ къ нему — можетъ-быть оно и нужно.

(Уходитъ.)

ДЙСТВЕ V.

СЦЕНА 1.

Сицилія. Комната по дворц Леонтеса.

Входитъ Леонтесъ, Клеоменъ, Діонъ, Паулина и другіе.

КЛЕО. Ваше величество, вы довольно уже карали себя, нтъ вины, которой вы не загладили бы этимъ, ваше раскаяніе было, право, больше вашего проступка. Сдлайте наконецъ то же, что сдлало само небо — забудьте вашу вину и простите себя, какъ оно простило уже васъ.
ЛЕОН. Пока буду помнить ее и ея добродтели, нтъ мн возможности забыть какъ я провинился передъ ними, я все буду думать о страшной несправедливости, которой обезнаслдилъ государство, погубилъ лучшую изъ женъ.
ПАУЛ. О, слишкомъ, слишкомъ справедливо, государь. Еслибъ вы перебрали, одну за одной, всхъ женъ міра и отъ каждой взяли что-нибудь хорошее, чтобъ создать совершеннйшую женщину, и эта не сравнялась бы съ той, которую убили.
ЛЕОН. Я думаю. Убилъ! да, я убилъ ее, но ты убиваешь меня еще жесточе говоря мн это, вдь это и на язык твоемъ такъ же убійственно, какъ и въ голов моей. Не говори мн этого, добрая Паулина, слишкомъ часто.
КЛЕО. Никогда, добрая госпожа, вы могли бы говорить многое боле полезное для настоящаго времени, боле соотвтствующее доброт вашей.
ПАУЛ. Такъ и вы изъ желающихъ женить его?
ДОН. А не желаете и вы — вы не любите своей родины, не дорожите памятью царственнйшей изъ королевъ ея, не соображаете опасностей, какимъ бездтный государь можетъ подвергнуть государство, опасностей, которыя могутъ погубить даже и равнодушныхъ созерцателей.— Что же можетъ быть святе радованія блаженству прежней королевы въ томъ мір? что же можетъ быть благодатне — для упроченія трона, для отрады настоящаго и для блага будущаго — благословенія царственнаго ложа новой достойной подругой?
ПАУЛ. Въ сравненіи съ покойной, нтъ ни одной достойной. Кром того, боги требуютъ исполненія таинственныхъ предопредленій своихъ, разв божественный Аполлонъ не сказалъ, разв содержаніе его оракула не гласитъ, что король Леонтесъ не будетъ имть наслдника, пока потерянное дитя не отыщется? а это, по нашимъ человческимъ понятіямъ, такъ же несбыточно, какъ и предположеніе, что Антигонъ, который наврно погибъ вмст съ ребенкомъ, разверзнетъ могилу и возвратится ко мн. Вы совтуете его величеству воспротивиться небу, возстать противъ его ршенія.— (Леонтесу) Не безпокойтесь о наслдник — корона найдетъ его. Великій Александръ оставилъ ее достойнйшему, вроятно лучшій и наслдовалъ ему.
ЛЕОН. Добрая Паулина,— ты, я знаю, глубоко чтишь память Герміоны,— о, зачмъ не слдовалъ я твоимъ совтамъ!— я и теперь смотрлъ бы въ свтлыя глаза моей королевы, собиралъ бы сокровища съ устъ ея.
ПАУЛ. Которыя отъ этого длались бы еще богаче.
ЛЕОН. Ты правду говоришь. Нтъ уже такихъ женъ, и не надо мн жены, худшая, но лучше любимая, заставила бы святой духъ ея войти снова въ тло, явиться на этотъ помостъ — на которомъ мы стоимъ теперь жалкими гршниками,— глубоко огорченнымъ, и воскликнуть: ‘за что же все это?’
ПАУЛ. И имла бы полное право, еслибъ это было возможно.
ЛЕОН. Имла бы, и побудила бы меня убить ту, на которой женился.
ПАУЛ. И я сдлала бы это. Будь я этимъ духомъ — я заставила бы васъ посмотрть на глаза ея, и спросила бы: за какую тусклую ихъ прелесть избрали вы ее, и за тмъ, съ воплемъ, такъ страшнымъ, что лопнули бы ваши уши, воскликнула бы: ‘помни меня!’
ЛЕОН. Звзды, звзды были глаза ея, вс другіе — потухшіе угли!— Не бойся жены, не будетъ у меня другой жены, Паулина.
ПАУЛ. Поклянитесь же, что никогда не женитесь безъ моего согласія.
ЛЕОН. Никогда, Паулина, клянусь спасеніемъ души моей!
ПАУЛ. Господа, будьте свидтелями этой клятвы.
КЛЕО. Вы слишкомъ уже многаго требуете отъ него.
ПАУЛ. Пока не встртитъ такъ похожую на Герміону, какъ портретъ ея.
КЛЕО. Любезная госпожа —
ПАУЛ. Я уступаю. Хочетъ мой государь жениться — хотите, хотите непремнно?— предоставьте же мн выбрать вамъ королеву, она будетъ не такъ молода, какъ ваша первая, но будетъ такова, что и духъ вашей первой королевы, если онъ бродитъ, обрадуется, видя ее въ вашихъ объятіяхъ.
ЛЕОН. Добрая Паулина, мы не женимся, пока сама не заставишь.
ПАУЛ. Это будетъ, когда оживетъ первая жена ваша, до тхъ поръ — никогда.

Входитъ Придворный.

ПРИД. Человкъ, выдающій себя за принца Флорицеля, сына Поликсена, съ принцессой своей — прекраснйшей изъ всхъ досел мною виднныхъ — желаетъ видть ваше величество.
ЛЕОН. Что же это значитъ? такой пріздъ совсмъ не соотвтствуетъ величію отца его, необычайное, внезапное появленіе его говоритъ, что это не задуманное посщеніе, а вынужденное крайностью или случаемъ. Какая съ нимъ свита?
ПРИД. Нсколько простыхъ служителей.
ЛЕОН. И принцесса его, говоришь ты, съ нимъ?
ПРИД. Совершеннйшее созданіе, какого, и думаю, никогда не озаряло еще солнце.
ПАУЛ. О, Герміона, какъ всякое настоящее хвастливо превозносится надъ лучшимъ нрошедшимі, такъ и ты въ своей могил должна уступить новому явленію.— Да не вы ли сами говорили и писали — но писаніе ваше холодне теперь даже предмета его — ‘не было и не будетъ ей подобной!’ — такъ восхвалили ее нкогда приливъ вашего поэтическаго восторга, отлилъ онъ, значитъ, сильно, если говорите, что видли лучшую.
ПРИД. Простите, одна почти ужь забыта — еще разъ прошу прощенія,— другая, только что увидите ее, увлечетъ и васъ. Это такое существо, что, вздумай она основать какую-нибудь секту — она потушитъ ревность всхъ послдователей другихъ, сдлаетъ своимъ прозелитомъ всякаго.
ПАУЛ. Только не женщину.
ПРИД. Женщина полюбитъ ее за то, что она женщина достойнйшая любаго изъ мущинъ, мущина — за то, что она лучшая изъ женщинъ.
ЛЕОН. Поди, Клеоменъ, и самъ, вмст съ почтенными твоими друзьями, введи ихъ сюда.— (Клеоменъ и нсколько придворныхъ уходитъ.) А внезапное прибытіе его все-таки странно.
ПАУЛ. Будь живъ нашъ принцъ — брилліантъ дтей — онъ составилъ бы прекраснйшую съ этимъ принцемъ парочку, вдь они родились другъ за другомъ мене даже, чмъ черезъ мсяцъ.
ЛЕОН. Прошу, ни слова боле, ты знаешь, онъ снова умираетъ для меня, когда говорятъ о немъ, увижу этого принца — твои рчи наведутъ меня, пожалуй, и на то, что можетъ лишить разсудка.— Идутъ.

Входятъ Клеоменъ съ Флорицелемъ, Пердитой и свитой.

Ваша матушка, принцъ, была необыкновенно врна брачному ложу, потому что, зачавъ васъ, воспроизвела вашего царственнаго родителя. Имй я не боле двадцати одного года — лице вашего отца, самое даже выраженіе его переданы вамъ до такой степени, что я назвалъ бы васъ братомъ, принялся бы болтать съ вами о прежнихъ нашихъ проказахъ. Отъ души привтствую васъ, и васъ, прекрасная принцесса, богиня!— Увы! я утратилъ пару, которая такъ же стояла бы между небомъ и землей, возбуждая удивленіе, какъ и вы, прекрасная чета. Утратилъ — и все по собственному безумію — и дружбу вашего благороднаго родителя, котораго, какъ ни подавляютъ меня несчастія, такъ хотлось бы увидать хоть разъ еще въ этой жизни.
ФЛОР. По его порученію и прибылъ я въ Сицилію со всевозможными привтствіями, какія только можетъ послать король, какъ другъ, своему брату. Не останови его немощи, свойственныя преклоннымъ лтамъ, онъ самъ измрилъ бы воды и земли, отдляющія его престолъ отъ вашего, чтобъ только взглянуть на васъ, любимыхъ имъ — такъ веллъ онъ мн сказать вамъ — больше всхъ скиптровъ и всхъ владющихъ ими.
ЛЕОН. О, мой братъ, благороднйшій изъ смертныхъ! тяжкое сознаніе моей вины противъ тебя возникаетъ во мн съ новою силой, и эта новая черта доброты твоей показываетъ какъ я отсталъ отъ тебя!— Я радъ вамъ, какъ земля весн. И онъ подвергъ и это совершенство страшнымъ, или покрайней мр тягостнымъ причудамъ грознаго Нептуна, чтобъ порадовать человка, не стоящаго трудовъ, которыя она понесла, и тмъ мене опасностей, которымъ подвергалась.
ФЛОР. Она прямо изъ Либіи, мой добрый государь.
ЛЕОН. Гд царитъ воинственный Смалюсъ, котораго и боятся и любятъ?
ФЛОР. Оттуда, отъ него, высказавшаго слезами при прощаньи, что она дочь его, благопріятствуемые дружнымъ южнымъ втромъ, приплыли мы сюда, чтобъ исполнить порученіе моего отца постить ваше величество. Добравшись до береговъ Сициліи, я отправилъ большую часть моей свиты въ Богемію съ извстіемъ какъ о моемъ счастіи въ Либіи, такъ и о благополучномъ прибытіи сюда, вмст съ моей супругой.
ЛЕОН. Благодатные боги да избавятъ нашъ воздухъ отъ всего зловреднаго пока вы будете здсь!— Вашъ благородный отецъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: You have а holy father. По Колльеру: You have а noble father. } превосходный человкъ, но какъ ни священна была его личность, я страшно провинился передъ нимъ, и раздраженные боги сдлали меня за это бездтнымъ, а вашего отца благословили — какъ онъ и заслуживаетъ этого,— вами, достойнымъ его добродтелей. Что былъ бы и я, еслибъ передо мной стояли теперь дочь и сынъ такъ же прекрасные, какъ вы!

Входитъ Вельможа.

ВЕЛЬ. Государь, вы не поврили бъ тому, что повдаю
вамъ, еслибъ доказательство не было такъ близко. Король Богеміи, самъ, собственной особой, привтствуетъ васъ черезъ меня и проситъ задержать его сына, который, забывъ и санъ и долгъ свой, бжалъ отъ отца, отъ высокаго своего предназначенія съ дочерью пастуха.
ЛЕОН. Король Богеміи! гд же, гд онъ? говори.
ВЕЛЬ. Здсь, въ вашемъ город, я прямо отъ него. Странна моя рчь, но она вполн соотвтствуетъ страни сти моего порученія. Спша ко двору вашему — вроятно, чтобъ настичь прекрасную эту чету,— онъ встртилъ на дорог отца и брата этой предполагаемой принцессы, оставившихъ родину вмст съ принцемъ.
ФЛОР. Камилло, честь котораго выдерживала вс невзгоды, измнилъ мн.
ВЕЛЬ. Весьма вроятно, потому что онъ съ королемъ, вашимъ родителемъ.
ЛЕОН. Кто? Камилло?
ВЕЛЬ. Камилло, государь, я говорилъ съ нимъ — онъ допрашиваетъ теперь жалкихъ бглецовъ. Бдняги дрожатъ, какъ никогда и не видывалъ, падаютъ на колни, цлуютъ землю, что ни слово, то клятвенное отреченіе, а король Богеміи ничего не слушаетъ и грозитъ имъ всевозможными смертями.
ПЕРД. О, мой бдный отецъ!— Небеса допустили выслдить насъ, не хотятъ нашего соединенія.
ЛЕОН. Вы обвнчаны?
ФЛОР. Нтъ, государь, врно и не будемъ, вижу, и звзды скорй облобызаютъ низменныя долины — все противъ насъ.
ЛЕОН. Она дочь короля?
ФЛОР. Будетъ ею, когда будетъ моей женой.
ЛЕОН. Но это будетъ, благодаря скорости вашего отца, будетъ весьма не скоро. Прискорбно мн, очень прискорбно, что вы утратили любовь того, съ кмъ связаны долгомъ, не мене прискорбно и то, что избранная вами не такъ богата родомъ, какъ красотой, чтобъ вы могли соединиться съ ней.
ФЛОР. Не унывай, моя милая. Пусть счастье, явно враждебное намъ, преслдуетъ насъ отцемъ моимъ — не въ силахъ оно и на волосокъ измнить любовь нашу.— Прошу васъ, государь, вспомните время, когда были не старше меня, когда также любили, и будьте моимъ ходатаемъ, по вашей просьб мой отецъ уступитъ вамъ и драгоцннйшее, какъ бздлку.
ЛЕОН. Будь это такъ — я попросилъ бы его уступить мн сокровище вашей любви, которое кажется ему бездлкой.
ПАУЛ. Государь, въ вашихъ глазахъ черезчуръ ужь много юношескаго, за мсяцъ до своей смерти ваша королева боле заслуживала такіе взгляды, чмъ та, на которую теперь смотрите.
ЛЕОН. О ней-то я и думалъ, смотря на нее.— (Флорицелю) Но я не отвтилъ еще на вашу просьбу — я пойду къ вашему отцу, не преодолла ваша страсть чести — я другъ и ей и вамъ, и встрчу его просьбой за васъ. Пойдемте вмст, будьте сами свидтелями моего ходатайства. Идемте, благородный принцъ.

СЦЕНА 2

Передъ дворцомъ Леонтеса

Входятъ Автоликъ и Придворный.

АВТ. Скажите, почтеннйшій господинъ, вы были при этомъ разсказ?
1 пр. И при открытіи узелка, и при разсказ пастуха какъ онъ нашолъ его, они были чрезвычайно удивлены и за тмъ выслали всхъ насъ изъ комнаты. Слышалъ еще только, что пастухъ же нашолъ и ребенка.
АВТ. Какъ хотлось бы мн узнать, чмъ же все это кончилось.
1 пр. Я могъ передать вамъ только отрывочныя свднія, но перемна, происшедшая въ корол и въ Камилло, явно показывала необыкновенное изумленіе: они вытаращили другъ на друга глаза такъ, что казалось вотъ сейчасъ выскочутъ изъ глазницъ, говорило и ихъ молчаніе, говорили и ихъ движенія, они стояли какъ люди, услыхавшіе о возникновеніи или уничтоженіи цлаго міра. Изумленіе было очевидно, но и проницательнйшій наблюдатель не ршилъ бы, что оно именно означало: печаль ли, радость ли, во всякомъ однакожь случа непремнно ту или другую въ высочайшей степени.

Входитъ другой Придворный.

Да вотъ человкъ, знающій наврное боле насъ. Что новаго, Роджеро?
2 пр. Ничего, кром потшныхъ огней. Ршеніе оракула сбылось, дочь короля нашлась, въ какой-нибудь часъ чудесъ столько, что и не воспть ихъ вс стихотворцамъ.

Входитъ третій Придворный.

Вотъ идетъ управляющій благородной Паулины, онъ разскажетъ вамъ боле. Ну что, почтеннйшій? новости, которыя выдаютъ за истину, до того похожи на старую сказку, что и не врится. Правда, что король нашелъ наслдницу?
3 пр. Совершеннйшая правда, все до того стекается въ одно подтвержденіе ея, что и то, что только слышали побожитесь, что видли. Мантія королевы Герміоны,— ея драгоцнный камень на ше,— письма Антигона, найденныя при ней и узнанныя по почерку,— величавое сходство съ матерью, — благородный видъ, показывающій что рожденіе ея выше воспитанія, и много еще другихъ очевидностей говорятъ положительно, что она дочь короля.— А видли вы встрчу двухъ королей?
2 пр. Нтъ.
3 пр. Прозвали жь вы то, чего и не перескажешь. Вы увидли бы какъ одна радость увнчивала другую, да такъ, что, казалось, печаль плакала отъ того, что разставалась съ ними, потому что радость ихъ утопала въ слезахъ. И какъ они поднимали глаза и руки къ небу съ такимъ изступленнымъ выраженіемъ, что ихъ можно было узнать только по платьямъ, а никакъ не по лицамъ. Нашъ король, вн себя отъ радости что нашолъ дочь, началъ вдругъ восклицать, какъ будто эта радость снова сдлалась потерей: ‘О, мать, мать твоя!’ и сейчасъ же принялся просить у короля Богеміи прощенія, обнимать своего зятя, потомъ опять дочь свою, благодарить пастуха, который стоялъ тутъ же, какъ полуразрушенный водопроводъ многихъ царствованій.— Никогда и не слыхивалъ я о другомъ такомъ свиданіи, длающемъ невозможнымъ всякой разсказъ о немъ, всякое описаніе его {Въ прежнихъ изданіяхъ: undoes description to do it. По Колльеру: undoes description to show it.}.
2 пр. Что же, скажи, сталось съ Антигономъ, которому было поручено завесть ребенка?
3 пр. То же старая сказка, которая все еще иметъ что разсказать, хоть и спитъ ужь довріе, замкнулись и уши. Его разорвалъ медвдь на клочки, это утверждаетъ сынъ пастуха, за правдивость котораго ручаются не только весьма не малая простота его, но и представленные имъ платокъ и кольца, узнанные Паулиной.
1 пр. Ну, а съ кораблемъ-то и со спутниками его что сдлалось?
3 пр. Корабль разбился, и все, что на немъ находилось потонуло въ самую минуту смерти его хозяина, и въ глазахъ пастуха, такимъ образомъ, все участвовавшее въ завоз ребенка погибло именно тогда, когда онъ былъ найденъ.— И какую благородную борьбу радости съ печалью произвело это въ Паулин! Одинъ глазъ потупляла потеря супруга, другой — поднимало исполненіе оракула. Она подняла стоявшую на колняхъ принцессу и обняла ее такъ крпко, какъ будто хотла примкнуть ее къ груди своей, чтобъ она снова не потерялась.
1 пр. Сцена достойная королей и принцевъ, выполнявшихъ ее.
3 пр. Но самою трогательной минутой, выудившей и изъ моихъ глазъ, если не рыбу, такъ воду, была та, когда, слушая съ болзненнымъ вниманіемъ откровенный и полный сокрушенія разсказъ короля {Въ прежнихъ изданіяхъ: bravely confessed and lamented by the king… По Колльеру: hеavily confessed und lamented by the king…} о смерти королевы и о томъ, что причинило ее, дочь его, переходившая отъ одного выраженія скорби къ другому, воскликнула наконецъ ‘ахъ!’ и залилась, можно почти сказать, кровавыми слезами, мое, покрайней мр, сердце, я увренъ, плакало кровью. И твердые, какъ мраморъ, поблднли, съ нкоторыми сдлалось дурно, вс скорбли, еслибъ и весь міръ могъ видть это — гореванье было бы всеобщее.
1 пр. Возвратились они во дворецъ?
3 пр. Нтъ, принцесса, узнавъ, что у Паулины есть статуя ея матери — изваяніе, надъ которымъ нсколько лтъ трудился и только что кончилъ знаменитый итальянскій художникъ, Юлій Романо, который — владй онъ безсмертіемъ, имй силу оживлять свои произведенія — лишилъ бы природу ея поклонниковъ: въ такомъ совершенств подражаетъ онъ ей, и Герміону онъ сдлалъ такъ похожей на Герміону, что, говорятъ, непремнно заговоришь съ ней, непремнно будешь ждать отъ нея отвта. Съ свойственнымъ любви нетерпніемъ, отправились они вс туда, тамъ останутся и ужинать.
2 пр. Я такъ и думалъ, что у ней тамъ что-нибудь особенно важное, потому что, съ самой смерти Герміоны, она постоянно, два или три раза въ день, отправлялась въ этотъ отдаленный домъ. Не пойдти ль и намъ туда, чтобъ увеличить собой число радующихся?
1 пр. Ктожь, имя доступъ, откажется отъ этого? Каждое мгновеніе можетъ родить еще какую-нибудь новую радость, и мы, отсутствуя, ничего не узнаемъ. Пойдемте. (Уходитъ.)
АВТ. Теперь, не будь на мн пятенъ прежней жизни, задождило бы на меня повышеніе за повышеніемъ. Я привелъ старика и его сына на корабль принца, сказалъ ему, что слышалъ ихъ толки объ узелк и еще, кто ихъ знаетъ о чемъ, но онъ слишкомъ былъ занятъ въ то время болзнью мнимой дочери пастуха, да и самъ чувствовалъ себя немного лучше, и буря все еще продолжалась,— и тайна осталась неоткрытой.— Для меня все, впрочемъ, равно, и открой я эту тайну — это нисколько не подсластило бы моихъ прочихъ продлокъ.

Входятъ Пастухъ и Кловнъ.

Вотъ и облагодтельствованные мной противъ моей воли, и ужь въ цвт счастія.
ПАСТ. Ну, малой, у меня-то дтей ужь не будетъ, но твои сыновья и дочери будутъ дворянами.
КЛОВ. А, очень радъ, что встртилъ тебя, почтеннйшій. Не такъ давно ты не хотлъ драться со мной, потому что я не былъ дворяниномъ. Видишь это платье? скажешь, что не видишь, и все еще думаешь, что не дворянинъ я — лучше теб сказать, что это платье не дворянинъ. Ну, скажи же, что лгу — скажи, и попытай дворянинъ ли я.
АВТ. Я знаю, вы дворянинъ теперь.
КЛОВ. И былъ имъ постоянно въ эти четыре часа.
ПАСТ. Я тоже, сынъ мой.
КЛОВ. И ты тоже,— но я сдлался дворяниномъ прежде отца, потому что сынъ короля взялъ меня за руку и назвалъ меня братомъ, и тогда ужь два короля назвали моего отца братомъ, и тогда принцъ, братъ мой, и принцесса, сестра моя, назвали моего отца отцомъ, и тогда мы заплакали, и это были первыя дворянскія наши слезы.
ПАСТ. Надюсь и не послднія.
КЛОВ. Разумется, — иначе это было бы истинное несчастіе въ нашемъ превратномъ положеніи.
АВТ. Покорнйше прошу васъ, добрый господинъ, простить мн вс мои провинности противъ вашей милости и замолвить за меня принцу, господину моему.
ПАСТ. Прошу, сдлай это, сынъ мой, вдь намъ надобно быть благородными, когда ужь благородные.
КЛОВ. Исправишь ты жизнь свою?
АВТ. Непремнно, если это вашей милости угодно.
КЛОВ. Давай же руку, я поклянусь принцу, что ты честенъ и вренъ, какъ всякій въ Богеміи.
ПАСТ. Ты можешь и просто сказать это, — зачмъ же клясться?
КЛОВ. Я не поклянусь, когда я дворянинъ? Просто-то пусть говоритъ какое-нибудь мужичье, а я поклянусь.
ПАСТ. Но если это неправда?
КЛОВ. Хоть и неправда, настоящій дворянинъ все-таки можетъ поклясться для своего пріятеля. И я поклянусь принцу, что ты лихой малой и перестанешь пьянствовать, хоть и знаю, что ты совсмъ не лихой малой и не перестанешь пьянствовать, поклянусь, отъ души желая, чтобъ ты былъ лихимъ малымъ.
АВТ. Все сдлаю, чтобъ сдлаться имъ.
КЛОВ. Да, будь во что бы ни стало лихимъ малымъ. Если я не удивляюсь какъ ты, не бывши лихимъ малымъ, осмливаешься напиваться — не врь мн ни въ чемъ.— (Трубы.) Слышишь! короли и принцы, наши родственники, идутъ смотрть изображеніе королевы. Ступай за нами — мы будемъ добрыми теб господами.

СЦЕНА 3.

Тамъ же Комната въ дом Паутины.

Входятъ Леонтесъ, Поликсенъ, Флорицель, Пердита, Камилло, Паулина, Вельможи и свита.

ЛЕОН. Добрая Паулина, ты столько доставила мн утшенія.
ПАУЛ. Длала я что и дурно, государь — я длала это съ добрымъ намреніемъ. За вс мои услуги вы заплатили уже, и то, что пожелали теперь, вмст съ вашимъ царственнымъ братомъ и помолвленными наслдниками вашихъ королевствъ, почтить мой бдный домъ вашимъ посщеніемъ — такая придача малости, что и не знаю, отблагодарю ли когда-нибудь за нее достойно.
ЛЕОН. Мы почтили тебя однимъ безпокойствомъ, впрочемъ, намъ хотлось только взглянуть на статую нашей королевы. Твою картинную галлерею мы ужь осмотрли, видли не одну рдкость, но не видали еще того, что такъ хочется посмотрть нашей дочери — статую ея матери.
ПАУЛ. Какъ она была неподражаема живая, такъ и ея мертвое подобіе превосходитъ, какъ мн кажется, все когда-либо вами виднное, все когда-либо созданное рукою человка, и потому я храню его особо — здсь. Приготовьтесь же увидать жизнь, представленную такъ живо, какъ и глубочайшій сонъ никогда не представлялъ смерти, смотрите и скажите, хорошо ли. (Отдергиваетъ занавсъ, за которымъ видна статуи. Музыка. Молчаніе.) — Пріятно мн ваше молчаніе — оно показываетъ какъ вы изумлены, и все-таки, говорите же — и прежде вы, мой повелитель. Похожа?
ЛЕОН. Совершенно живая!— Укоряй же меня, драгоцнный камень, чтобы я могъ сказать: ты дйствительно Герміона, или нтъ, не укоряя, ты еще скорй она, потому что она была кротка, какъ младенецъ, какъ сама благость.— Но, Паулина, у Герміоны не было вдь ни морщинки, она была не такъ стара, какъ эта.
ПОЛ. Да, въ самомъ дл.
ПАУЛ. Еще большее доказательство необыкновеннаго искусства художника, прибавивъ ей шестнадцать лтъ, онъ сдлалъ ее какъ бы и теперь еще живущею.
ЛЕОН. Какой бы и жила, радуя меня такъ же безпредльно, какъ теперь терзаетъ. О, такъ она стояла — съ такимъ же точно величіемъ, но не холоднымъ, а теплымъ, полнымъ жизни,— когда я впервые искалъ руки ея! Мн стыдно. Не говоритъ ли этотъ камень, что я былъ больше камнемъ, чмъ онъ?— О, царственное изваяніе, въ твоемъ величіи есть что-то чародйственное, оживляющее въ моей памяти вс мои злодянія, лишающее твою изумленную дочь всякаго жизненнаго проявленія, длающее ее такимъ же камнемъ, какъ и ты.
ПЕРД. Позвольте же — и не называйте этого суевріемъ — преклонить передъ ней колна и умолять о благословеніи.— Матушка, дражайшая королева, кончившая жизнь только что я начала ее, дай мн поцловать твою руку.
ПАУЛ. Нтъ, не прикасайтесь къ ней, она такъ недавно кончена, что и краски не высохли еще.
КАМ. Ваше горе, государь, черезчуръ ужь глубоко, если и шестнадцать зимъ не развяли и столько жь знойныхъ лтъ не изсушили его, едва ли и какая радость живетъ такъ долго, горе жь — никогда: оно и само убиваетъ себя гораздо скоре.
ПОЛ. Любезный братъ, позволь тому, кто былъ причиной всего этого, взять у тебя столько скорби, сколько будетъ въ состояніи нести.
ПАУЛ. Знай я, мой повелитель, что моя статуя подйствуетъ на васъ такъ сильно — вдь она моя — я ни за что не показала бы вамъ ее.
ЛЕОН. Нтъ, не задергивай завсы.
ПАУЛ. Нельзя вамъ слишкомъ долго смотрть на нее, вамъ — чего добраго — покажется еще, что она и движется. (Хочетъ задернутъ завсу.)
ЛЕОН. О, оставь, оставь.— Желалъ бы я быть мертвымъ, хоть мн и кажется, что я и такъ мертвъ ужь, камень, смотрящій на камень {Въ прежнихъ изданіяхъ: but that, methinks, already — What was he… По Колльеру: but that, melhinks, already I am but dead, slone looking upon stone. What was he…}.— Кто изваялъ это?— Посмотри, братъ, не подумаешь ли что она дышетъ, что настоящая кровь переливается въ этихъ жилахъ?
ПОЛ. Верхъ искусства. Теплота самой жизни въ устахъ.
ЛЕОН. И недвижные глаза движутся — такъ издвается надъ нами искусство.
ПАУЛ. Я задерну завсу, мой повелитель въ такомъ напряженномъ состояніи, что сейчасъ вообразитъ, что она жива.
ЛЕОН. О, милая Паулина, заставь меня двадцать лтъ постоянно воображать это, и разумъ всего міра ничто передъ блаженствомъ этого безумія. Оставь меня въ этомъ заблужденіи.
ПАУЛ. Мн, право, жаль, государь, что я такъ сильно взволновала васъ — я могу разстроить васъ и еще боле.
ЛЕОН. Сдлай милость, Паулина, потому что это разстроиваніе сладостне всхъ утшеній.— Мн все кажется, что отъ нея ветъ дыханіемъ. Какой же тонкой рзецъ изваивалъ когда-нибудь дыханіе?— Не смйся никто надо мной — я хочу поцловать ее.
ПАУЛ. Остановитесь, государь, карминъ ея губъ не засохъ еще — вашъ поцлуй испортитъ ихъ, замараетъ и ваши масломъ и краской. Задернуть завсу?
ЛЕОН. Черезъ двадцать лтъ.
ПЕРД. И я простояла бы все это время, не спуская съ нея глазъ.
ПАУЛ. Или воздержитесь, выдьте сейчасъ изъ этой комнаты, или приготовьтесь къ еще большему изумленію. Въ состояніи вы выдержать это — я заставлю эту статую въ самомъ дл двигаться, сойдти и взять васъ за руку, но тогда вы подумаете — противъ чего возстаю положительно — что мн помогаютъ нечистыя силы.
ЛЕОН. Что бы ты ни заставила ее длать — я готовъ смотрть, что бы ни заставила говорить — я готовъ слушать, вдь и заставить ее говорить такъ же легко, какъ заставить двигаться.
ПАУЛ. Необходимо, чтобъ вы пробудили въ себ вру. Стойте недвижно, кто же думаетъ, что я стану чародйствовать — можетъ выдти.
ЛЕОН. Къ длу, никто не тронется съ мста.
ПАУЛ. Музыка, пробуди ее, играй.— (Музыка.) Время, сходи, перестань быть камнемъ, приблизься, порази всхъ, взирающихъ на тебя, изумленіемъ. Приди, я засыплю твою могилу, сходи же, передай смерти оцпенніе, изъ котораго благодатная жизнь выводитъ тебя.— (Герміона сходитъ тихо съ пьедестала.) Видите, она движется, не пугайтесь: ея дйствія будутъ такъ же святы, какъ безгршны — слышите — мои чары, не отвращайтесь отъ нея — вы убьете ее этимъ опять, убьете во второй разъ. Подайте же ей руку. Когда она была молода, вы искали любви ея, теперь, постарвъ, она ищетъ вашей.
ЛЕОН. (Обнимая ее). О, она тепла! Если это чары — пусть и они будутъ такъ же законны, какъ да.
ПОЛ. Она обнимаетъ его.
КАМ. Склоняетъ голову на его плечо. Принадлежитъ она еще жизни — пусть и говоритъ.
ПОЛ. Разскажетъ, гд жила, какъ ускользнула отъ смерти.
ПАУЛ. И скажутъ вамъ, что жива — вы насметесь надъ этимъ, какъ надъ старой сказкой, и безъ того видно, кажется, что жива, хотя и не говоритъ еще. Потерпите не много.— Подойдите, прекрасная принцесса, преклоните колна, просите чтобъ ваша мать благословила васъ.— Взгляните, королева, нашлась наша Пердита.
ГЕРМ. О, боги, склоните ваши взоры долу, сыпьте изъ вашихъ священныхъ фіаловъ ваши блага на чело моей дочери!— Разскажи же мн, дитя мое, какъ ты спаслась? гд жила? какъ отыскала дворъ отца? Вдь я — узнавъ черезъ Паулину, что оракулъ подаетъ надежду что ты жива,— для того только и сохранила себя, чтобъ дождаться исполненія его изреченія.
ПАУЛ. Оставьте это до другаго времени, а то, пожалуй, и отъ васъ потребуютъ того же, и возмутятъ вашу радость.— Ступайте, дорогіе счастливцы, ступайте вс вмст, пусть все раздляетъ ваше блаженство. Я же, старая горлица, вспорхну на какой-нибудь засохшій сукъ, и до смерти буду горевать о моемъ муж, который никогда ужь не возвратится.
ЛЕОН. Нтъ, нтъ, Паулина! и ты примешь отъ меня мужа, какъ я отъ тебя — жену, это ршено ужъ межъ нами, и клятвенно. Ты отыскала мн мою, но какъ, это вопросъ еще — вдь я видлъ ее, какъ мн казалось, мертвой, прочелъ не мало напрасныхъ молитвъ на ея могил. Мн же — такъ какъ отчасти я знаю его мысли — не нужно ходить далеко, чтобъ найти теб достойнаго тебя супруга.— Подойди, Камилло, возьми ея руку, за ея, такъ блистательно доказанную добродтель и честность ручаются два короля.— Идемте.— Да! (Герміон) Посмотри, вотъ и братъ мой — простите мн оба, что я такъ гнусно могъ заподозрить святые ваши взгляды.— А это твой зять, сынъ этого короля, помолвленный, волею небесъ, на твоей дочери.— Веди же насъ, добрая Паулина, куда-нибудь, гд бы каждый изъ насъ на свобод могъ спросить и разсказать какую онъ игралъ роль въ этотъ долгій съ минуты нашей разлуки промежутокъ. Веди же, веди насъ скоре.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека