Зимняя сказка, Шекспир Вильям, Год: 1610 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 80 минут(ы)

Вильямъ Шекспиръ

Зимняя сказка

http://az.lib.ru

Зимняя сказка. Трагедія в пяти дйствіяхъ. Переводъ К. Случевскаго // Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій В. Шекспира в перевод русскихъ писателей: В 3 т. / Подъ ред. Д. Михаловскаго. СПб., 1899. Т. 1.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

По новйшимъ изысканіямъ ‘Зимняя Сказка’ написана Шекспиромъ въ 1610 году, и въ первый разъ была представлена на театр Глобуса 15-го мая 1611 года. Сюжетъ этой пьесы заимствованъ изъ новеллы Грина: ‘Дорастъ и Фаунія’, появившейся въ 1588 году. Шекспиръ взялъ y Грина почти вс главнйшія положенія пьесы, измнивъ только ея конецъ и выдвинувъ на первый планъ лица, которыя въ новелл, напротивъ, играютъ второстепенныя роли, a именно: y Грина весь главный интересъ дйствія сосредоточенъ на любви Дораста и Фауніи (Флоризель и Пердита ‘Зимней Сказки’), исторія же ревности короля Пандоста (Леонтъ ‘Зимней Сказки’) составляетъ только прологъ къ этой любви. У Шекспира, наоборотъ, исторія любви Флоризеля и Пердиты скоре похожа на эпизодъ — если даже не на интермедію — и сущность всей драмы заключена въ развитіи характеровъ короля Леонта и жены его, Герміоны. Конецъ новеллы также измненъ: y Грина жена Пандоста умираетъ дйствительно, тогда какъ авторъ ‘Зимней Сказки’ избгаетъ такой кровавой развязки и возвращаетъ отысканную Герміону Леонту. Въ прочихъ событіяхъ пьесы Шекспиръ, вообще, остался вренъ Грину. Богемскій король Пандостъ также ревнуетъ свою жену, Белларію, къ Сицилійскому королю Эгисту, и также велитъ бросить въ пустынное мсто свою новорожденную дочь. Дале, сынъ короля, какъ и въ ‘Зимней Сказк’, умираетъ по приговору оракула. Въ исторіи любви молодого принца и принцессы y Шекспира есть опять небольшое отступленіе отъ новеллы. Тамъ Дорастъ влюбляется въ Фаунію не случайно, какъ y Шекспира, но находитъ ее, скрываясь бгствомъ отъ отца, задумавшаго женить его противъ воли на датской принцесс.

Въ любви къ Фауніи особенно рельефно выставлена борьба Дораста съ чувствомъ долга и съ мыслью о неравенств состояній его и его возлюбленной — обстоятельство, совершенно опущенное Шекспиромъ. Въ конц новеллы, когда буря приводитъ бглецовъ къ Пандосту, Гринъ заставляетъ стараго короля влюбиться въ Фаунію, что рождаетъ новое положеніе дйствующихъ лицъ, также выпущенное Шекспиромъ изъ пьесы, что, впрочемъ, было и необходимо, такъ какъ старый король кончаетъ жизнь самоубійствомъ, пораженный мыслью, что онъ былъ влюбленъ въ родную дочь, между тмъ какъ Шекспиръ поставилъ себ задачей — кончить пьесу счастливымъ для всхъ дйствующихъ лицъ образомъ. Вообще, относительно общаго характера ‘Зимней Сказки’ нельзя не замтить, что она носитъ на себ отпечатокъ желанія автора избжать сильныхъ и потрясающихъ сценъ, и это желаніе понятно, какъ нельзя боле, если вспомнимъ, что пьеса принадлежитъ къ послднему періоду дятельности Шекспира, когда имъ написаны ‘Буря’, ‘Двнадцатая Ночь’ и другія пьесы, въ которыхъ онъ, какъ бы утомленный жизнью и подавленный бурей страстей, выведенныхъ имъ въ предшествовавшихъ пьесахъ, повидимому, искалъ успокоенія для своего потрясеннаго духа изображеніемъ боле свтлыхъ и боле нжныхъ образовъ. Такимъ образомъ и создался циклъ вышеупомянутыхъ пьесъ, къ которымъ надо причислить и ‘Зимнюю Сказку’. Въ этихъ пьесахъ геній Шекспира какъ бы углубился самъ въ себя и, отказавшись списывать жизнь съ натуры во всей ея нагот, сталъ вызывать образы своихъ произведеній единственно изъ сокровищницы своего духа. При этомъ не отступая ни въ одной черт этихъ образовъ отъ врности природ, онъ придавалъ общему ихъ облику смягчающій граціозный характеръ, подобно тому какъ живописецъ, изображающій ангеловъ и мадоннъ, придерживаясь природы, создаетъ, однако, лица, подобныхъ которымъ нельзя встртить въ дйствительности. Вообще, рядъ этихъ пьесъ, по отношенію ко всей дятельности Шекспира, играетъ роль интермедіи, вводившейся въ старинныя драмы и имвшей цлью развеселить и успокоить зрителей, потрясенныхъ предшествовавшими сценами. Оттого и при чтеніи этого отдла Шекспировыхъ произведеній, мы никогда не будемъ потрясены, какъ при чтеніи ‘Гамлета’ или ‘Отелло’, но зато почувствуемъ тихое и отрадное удовольствіе, которое способно помирить насъ даже съ темными чертами жизни, если именно он выведены въ этихъ пьесахъ.

‘Зимняя Сказка’ подкрпляетъ рельефне всего высказанное нами мнніе о перемн, происшедшей въ характер Шекспирова творчества за этотъ періодъ времени. Попробуемъ бросить взглядъ на содержаніе пьесы, и посмотримъ, какого развитія слдовало бы ожидать отъ подобнаго содержанія при обыкновенномъ состояніи духа автора. Король, одаренный всми благами жизни и пользующійся рдкимъ семейнымъ счастьемъ, безъ всякаго повода, только подъ вліяніемъ какого-то болзненнаго состоянія духа, начинаетъ подозрвать свою жену въ неврности. Сначала онъ таитъ это подозрніе въ душ, лелетъ его и развиваетъ самыми парадоксальными выводами, наконецъ, не выдержавъ, длится своею мыслью съ приближеннымъ совтникомъ, который безусловно разбиваетъ вс основанія его подозрительности. Тутъ манія короля вдругъ обращается изъ искры въ пламя. Онъ забываетъ все: здравый смыслъ, воспоминаніе о прежнемъ счасть, сознаніе достоинства монарха — все это не существуетъ для него боле. Свою жену онъ велитъ бросить въ тюрьму и судить публично, какъ обыкновенную преступницу, родную дочь отдаетъ на съденье зврямъ, наконецъ, возстаетъ даже на приговоръ судьбы, когда оракулъ, на ршенье котораго онъ сначала самъ положился, приноситъ ему отвтъ, противорчащій его несчастному безумію.

Вотъ въ краткихъ словахъ фактъ, положенный въ основаніе пьесы. Не въ прав ли бы мы ожидать самой кровавой развязки отъ подобнаго положенія? Какой ужасный урокъ могъ бы дать человчеству геній, подобный Шекспиру, въ случа если бъ душой его овладла вполн мысль показать, куда насъ могутъ завести недовріе и подозрительность къ нашимъ близкимъ! Но что же сдлалъ Шекспиръ? Задавшись мыслью вывести одни граціозные, тихіе образы, онъ идетъ вразрзъ съ естественнымъ ходомъ событій и приводитъ пьесу къ самому тихому и мирному исходу, подстроивъ и измнивъ, сообразно съ этимъ тономъ, и самые характеры дйствующихъ лицъ. Это послднее обстоятельство лучше всего можно видть изъ сравненія главныхъ характеровъ ‘Зимней Сказки’ съ характерами, выведенными Шекспиромъ въ ‘Отелло’, такъ какъ об эти пьесы родственны по главной иде. И Отелло, и Леонтъ — оба ревнивцы и, притомъ, ревнивцы упрямые, готовые принести все въ жертву своей ложной иде. Но какая разница въ исход ихъ несчастной страсти! Въ ‘Отелло’ Шекспиръ рисовалъ съ натуры, безъ всякой предвзятой мысли — и мы видимъ, съ какой страшной и врной послдовательностью приходитъ онъ къ кровавой катастроф, являющейся неизбжнымъ исходомъ для такого состоянія духа. Совсмъ другое видимъ мы въ Леонт. Мнительный не меньше Отелло, онъ возращаетъ эту идею совсмъ на другой почв. Отелло — человкъ ршительный, человкъ дла, Леонтъ, напротивъ, сосредоточенный въ себ резонеръ, онъ больше разсуждаетъ, чмъ дйствуетъ. Отелло въ своей ложной иде убждается другими, Леонтъ — выдумываетъ себ муку самъ и, прежде чмъ начинаетъ дйствовать, пытается убдить другихъ въ правот своихъ поступковъ. Наконецъ, и посл катастрофы (истинной въ ‘Отелло’ и предполагаемой въ ‘Зимней Сказк’) — оба героя дйствуютъ совершенно различно: Отелло лишаетъ себя жизни, Леонтъ же осуждаетъ себя на покаянье, которое длится цлыя шестнадцать лтъ и, будучи совершенно сообразно съ его сосредоточеннымъ, меланхолическимъ характеромъ, даетъ въ то же время автору возможность подготовить желанный счастливый исходъ пьес.

Переходя къ анализу характера королевы Герміоны, мы найдемъ и въ немъ т же тенденціи автора — смягчить и ослабить общее его впечатлніе. Для доказательства сравнимъ опять оба характера въ упомянутыхъ нами пьесахъ. Дездемона въ ‘Отелло’ — беззащитная женщина, y которой нтъ ничего, кром чарующей прелести и безграничной любви — и когда ея любви отказываются врить, то ей остается только умереть съ словами, что она невинна. Этотъ чудный образъ цвтка, внезапно скошеннаго порывомъ бури, представляетъ превосходнйшій контрастъ съ неукротимымъ характеромъ Отелло. Совсмъ другое видимъ мы въ Герміон. Она не только женщина, но и королева. Она не покоряется судьб, какъ Дездемона, не падаетъ безропотно подъ ея ударами, но гордо встаетъ на свою защиту, хотя и тутъ Шекспиръ сумлъ избжать всего рзкаго, представивъ въ Герміон типъ олицетвореннаго гордаго благородства, такъ что въ положеніи, отъ котораго можно бы ожидать въ другомъ случа потока клятвъ, слезъ и упрековъ, зритель видитъ только спокойную пластическую фигуру благородной женщины, служащую какъ бы залогомъ того, что развязка пьесы будетъ лучше самаго дйствія. Нельзя при этомъ не замтить, какъ граціозно и какъ сообразно съ характеромъ Герміоны выводитъ ее Шекспиръ въ конц пьесы. Чистая, какъ мраморъ, и холодная, какъ онъ, ко всему дурному, она дйствительно является въ вид мраморной статуи, сходящей съ своего пьедестала и вносящей опять миръ и счастье въ семью, страдавшую въ ея отсутствіе. Эпизодъ любви Флоризеля и Пердиты составляетъ въ ‘Зимней Сказк’ прелестную интермедію, какъ нельзя лучше подготовляющую счастливую развязку посл драматическихъ сценъ первыхъ дйствій. Въ эпизод этомъ мы еще боле можемъ увидть подтвержденіе высказанной выше мысли, что ‘Зимняя Сказка’ написана Шекспиромъ подъ впечатлніемъ того тихаго и спокойнаго настроенія духа, лучшимъ плодомъ котораго были y него ‘Буря’ и ‘Двнадцатая Ночь’. Флоризель и Пердита — это двойники Фердинанда съ Мирандой, да и все, вообще, четвертое дйствіе ‘Зимней Сказки’ не что иное, какъ сколокъ съ ‘Бури’. И тамъ, и здсь фонъ картины тихая сельская природа, героиня — найденное дитя, воспитанное въ тишин лсовъ и богато одаренное одними безыскусственными дарами природы. И тамъ, и здсь исторія первой любви двухъ невинныхъ существъ, кончающаяся свтлою и тихою картиной невозмутимаго счастья. Такое сближеніе положеній не могло быть случайностью, и надо непремнно предположить, что, создавая ‘Зимнюю Сказку’, Шекспиръ дйствовалъ подъ особымъ впечатлніемъ, и, задумавъ сюжетъ, годный для трагедіи, передлалъ его на комедію, измнивъ, сообразно этому, и самые характеры дйствующихъ лицъ.

Кром перевода, сдланнаго для нашего изданія К. К. Случевскимъ, мы имемъ переводъ А. Л. Соколовскаго, (Шекспиръ, въ перевод А. Л. Соколовскаго) — и прозаическій, переводъ ‘Зимней Сказки’, сдланный г. Кетчеромъ:

Зимняя Сказка. Шекспира Переводъ съ англійскаго Н. Кетчера. (‘Шекспиръ’ 1866, ч. VI, стр. 1 — 105.)

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Леонтъ — король Сициліи.

Мамилій — его сынъ.

Камиллъ |

Антигонъ }его придворные.

Клеоменъ |

Діонъ |

Сицилійскій дворянинъ.

Рожеро — богатый сициліанецъ.

Наставникъ Мамилія.

Служащіе при суд.

Поликсенъ — король Богеміи.

Флоризель — его сынъ.

Архидамъ — богемскій вельможа.

Морякъ.

Тюремщикъ.

Старый пастухъ, мнимый отецъ Пердиты.

Шyтъ — его сынъ.

Автоликъ — бродяга.

Время — являющееся въ вид хора.

Герміона — королева, жена Леонта.

Пердита — дочь Леонта и Герміоны.

Эмилія, приближенная Герміоны.

Паулина — жена Антигона.

Дв дамы, приближенныя Герміоны.

Мопса |

} пастушки.

Дорка |

Вельможи, придворные дамы, танцующіе сатиры, пастухи, пастушки, стража.

Дйствіе происходитъ въ Сициліи и Богеміи.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Сицилія. Одна изъ прихожихъ дворца Леонта.

Входятъ Камиллъ и Архидамъ.

Архидамъ. Если вамъ, Камиллъ, придется когда-нибудь постить Богемію, по какому бы-то ни было случаю, схожему съ тмъ, который приводитъ сюда меня, вы увидите, какъ велика разница между нашею Богеміею и вашею Сициліею.

Камиллъ. Я думаю, что будущимъ лтомъ король Сициліи отдастъ Богеміи тотъ визитъ, на который, пріхавъ сюда, вашъ повелитель иметъ полное право разсчитывать.

Архидамъ. Если мы не можемъ блеснуть роскошью нашего пріема, то постараемся, по крайней мр, быть радушными, потому что…

Камиллъ. Прошу васъ…

Архидамъ. Нтъ, нтъ, правда — и я говорю вамъ это съ полною откровенностью и знаніемъ дла — мы не можемъ блеснуть тмъ же великолпіемъ… и такою же… я не знаю, какъ бы это выразить? Мы поднесемъ вамъ усыпляющіе напитки, чтобы вы не чувствовали, оставаясь вполн бодрыми, не могли различить недостатковъ пріема, и, если вы не похвалите насъ, то, по крайней мр, не будете бранить.

Камиллъ. Вы отплачиваете слишкомъ дорогою цною за то, что подносится вамъ отъ всего сердца.

Архидамъ. Поврьте мн, я говорю по личному убжденію, и только то, что подсказываетъ мн моя честь.

Камиллъ. Король Сициліи никогда не сможетъ выразить всей своей дружбы къ королю Богеміи съ излишкомъ. Съ дтства взростали они вмст, и ихъ взаимность пустила такіе глубокіе корни, что отъ нихъ должны пойти отпрыски. Съ тхъ поръ какъ годы возмужалости и королевскія обязанности разлучили ихъ, дружба ихъ постоянно проявлялась подарками, письмами, рядомъ посольствъ, будучи разлучены, они, казалось, остаются все-таки вмст и какъ бы пожимаютъ другъ другу руку черезъ пропасть, и обнимаются отъ крайнихъ странъ, враждебныхъ одинъ другому, втровъ. Да сохранитъ Господь ихъ дружбу.

Архидамъ. Мн кажется, что никакой злоб міра не измнить ея. Какое прелестное дитя вашъ принцъ Мамилій! Вашъ подростающій властитель общаетъ такъ много, какъ только можно себ представить.

Камиллъ. Совершенно раздляю ваши надежды: принцъ прелестное дитя, въ немъ есть способность молодить устарвшія сердца подданныхъ, т, что ходили на костыляхъ въ день его рожденія, желаютъ жить для того, чтобы видть его возмужалость.

Архидамъ. A разв, безъ этой надежды, были бы они не прочь умереть?

Камиллъ. Безъ сомннія, если бы не было другихъ причинъ, привязывающихъ ихъ къ жизни.

Архидамъ. Не будь y короля сына, эти костыльники желали бы жить до рожденія таковаго.

(Уходятъ.)

СЦЕНА II.

Роскошный залъ во дворц.

Входятъ Леонтъ, Поликсенъ,Герміона_/Мамилій и придварные.

Поликсенъ.

Ужъ девять разъ начальный рогъ луны

Пастухъ могъ видть въ неб съ той поры,

Какъ я покинулъ тронъ, и столько жъ дней

Пройдетъ — но не успю я вполн

Всю благодарность выразить мою

За вашъ пріемъ, и какъ одна изъ цифръ

Растетъ въ значеньи, измняя мсто,

Пускай мое послднее ‘спасибо’

Займетъ такое мсто вслдъ другимъ.

Леонтъ.

Оставь благодарить, еще успешь.

Поликсенъ.

Но это будетъ завтра. Страшно мн

Подумать, что, въ отсутствіе мое,

Какое-либо зло въ дому случилось.

Боюсь, чтобъ втеръ тамъ не налетлъ

И чтобъ мое предчувствіе не лгало.

Затмъ, по правд, васъ я утомилъ.

Леонтъ.

На столько крпокъ я, чтобъ не замтить

Усталости.

Поликсенъ.

A все мн въ путь пора!

Леонтъ.

Побудь еще недлю.

Поликсенъ.

Нтъ, на завтра!

Леонтъ.

Ну, полнедли, a затмъ ступай.

Поликсенъ.

Прошу тебя — не принуждай меня.

Нтъ въ мір голоса, чтобъ могъ вліять,

Какъ твой, мн на сердце, и я бъ остался,

Когда бы въ томъ была нужда какая:

Мои дла зовутъ меня домой.

Не пользуйся любовью, какъ бичемъ:

Гостить мн здсь еще — теб быть въ тягость

И въ безпокойство, чтобъ отъ нихъ избавить,

Мой другъ и братъ, я говорю: прощай!

Леонтъ.

A королева? что жъ она молчитъ?

Проси его!

Герміона.

Я думала молчать,

Пока онъ клятву дастъ не оставаться.

Ты слишкомъ холоденъ съ нимъ въ настояньяхъ.

Скажи ему, что знаемъ несомннно,

Что все въ Богеміи спокойно, этимъ

Ты изъ упорства выведешь его.

Леонтъ.

Такъ, Герміона.

Герміона.

Если бъ онъ сказалъ,

Что сына хочетъ видть — было бъ хуже.

Пусть только скажетъ это, и тогда

Держать его не будемъ, я и дамы

Его веретенами прочь погонимъ.

(Поликсену.)

Я въ сдлку съ королемъ вступлю. Недлю

Пусть онъ останется, я общаю,

Что если къ нимъ Леонта отпущу

Въ Богемію, дамъ право удержать

Его на цлый мсяцъ дальше срока,

Хотя люблю Леонта, не теряя

Мгновенья, нужнаго чтобъ маятникъ скользнулъ,

Люблю не мене, чмъ любятъ жены,

Которыя врны своимъ мужьямъ!

Останетесь ли?

Поликсенъ.

Нтъ.

Герміона.

Останьтесь, — да?

Поликсенъ.

Я, право, не могу.

Герміона.

Здсь слово ‘право’,

Какъ клятва, слишкомъ слабо, чтобъ унять

Мою настойчивость. Когда бы вы клялись

Такъ сильно, чтобы звзды сдвинуть съ мста,

Я все-таки скажу: вы не уйдете,

Что ‘право’ не уйдете вы, что ‘право’,

Когда его промолвитъ королева,

Не меньше значитъ, чмъ когда король

Его промолвитъ. Нтъ ршите сами:

За друга или плнника считать васъ?

За плнника — тогда за содержанье

Вы намъ заплатите, благодарить

Не нужно будетъ. Поскорй отвтьте:

Вы плнникъ или гость y насъ? Вамъ ‘право’

Нельзя не согласиться быть y насъ

Тмъ или этимъ.

Поликсенъ.

Если такъ — я гость!

Быть плнникомъ, безъ мысли объ обид —

Нельзя, a мн обидть васъ труднй,

Чмъ вамъ обид той назначить кару.

Герміона.

Вотъ это хорошо. И я вамъ буду

Не мрачною тюремщицей — хозяйкой

Привтливой, ну разскажите мн

Хоть что-нибудь о тхъ годахъ, когда

Леонтъ и вы, вы юношами были,

Должно быть, рзвыми, шалили много?

Поликсенъ.

Отвчу я прелестной королев,

Что мы стремились въ жизнь, не озираясь,

Что наши ‘завтра’ и ‘сегодня’ были

Похожи другъ на дружку и что юность

Казалась вчною.

Герміона.

A мой супругъ,

Конечно, былъ рзвйшимъ изъ обоихъ?

Поликсенъ.

Мы были, какъ барашки — близнецы,

Что въ блеск солнца, будто въ шутку, бьются.

Въ невинности наивной я и онъ

Считали невозможнымъ зло въ другихъ,

Какъ и въ себ. И если бъ намъ пришлось

Такую жизнь продлить и наша кровь

Не подсказала намъ другихъ стремленій,

Могли бы мы на небеса предстать

Въ числ ‘невинныхъ’, если бъ не зачесть

Грха — наслдья праотца людскаго.

Герміона.

Но этимъ вы даете мн понять,

Что позже наверстали?

Поликсенъ.

Королева!

Конечно, искушенья наступили

Съ годами, только потому что та,

Что мн теперь жена — была дитятей,

Когда мой усъ едва лишь пробивался,

A ваши прелести не ослпили

Очей Леонтовыхъ.

Герміона.

О, ради Бога!

Не длайте дальнйшихъ заключеній,

А то меня и королеву вашу,

Представите вы демонами злыми,

Причинами паденій. Мы простимъ

Вашъ грхъ, загладимъ свой, но докажите,

Что вы впервые съ нами согршили,

Гршите съ нами, a ни съ кмъ другимъ,

Какъ только съ нами.

Леонтъ.

Что жъ, согласенъ онъ?

Герміона.

Онъ остается.

Леонтъ.

Мн онъ отказалъ!

Ты Герміона дорогая, право,

Не говорила лучше никогда.

Герміона.

Какъ никогда?

Леонтъ.

Разъ, только разъ одинъ.

Герміона.

Сегодня былъ второй, когда же первый,

Скажи? Меня какъ птичку, похвалами

Вскорми. Похвальное дянье, если

Его не цнятъ, гибнетъ, вмст с нимъ

И тысячи другихъ хорошихъ гибнутъ,

Не проявляясь. Похвала — награда!

Ты сладкимъ поцлуемъ подгоняешь

Меня на сотни миль, a шпорой только

На нсколько шаговъ. Однако — къ цли.

Послднее хорошее дянье

Мое — что короля остановила.

A — первое? Второму старшій братъ

Имется, такъ заключаю я.

Изъ вашихъ словъ. Скажите же скоре,

Сгораю нетерпніемъ узнать.

Леонтъ.

Въ т дни, когда въ три мсяца тяжелыхъ,

Тобой измученъ, наконецъ, усплъ я

Тебя принудить руку мн открыть,

И сжалъ ее въ своей рук, и ты

Проговорила мн: ‘твоя навки’.

Герміона.

Ты правъ, то было славное дянье!

Итакъ, я дважды складно говорила.

Рчь первая — дала мн короля

Навки, рчь вторая — друга, только

На краткій срокъ.

(Протягиваетъ Поликсену руку.)

Леонтъ (въ сторону).

Не въ мру горячо!

Такъ близкимъ въ дружб быть — кровь примшать!

Въ груди моей щемитъ, и сердце бьется

Невесело. Пріемъ его по виду,

Конечно, честенъ и невиненъ, онъ

Хорошимъ кажется и откровеннымъ,

И имъ къ лицу — я это признаю.

Но это рукъ пожатье, этотъ трепетъ

Ласкающихся пальцевъ, и улыбки,

Какъ передъ зеркаломъ, другъ передъ другомъ,

И вздохи, какъ y раненой козули,

Мн не по сердцу и не по уму.

Мамилій! ты мн сынъ?

Мамилій.

Да, сынъ!

Леонтъ.

Такъ, такъ!

Мой птушокъ-цыпленокъ. Носъ твой грязенъ,

На мой походитъ, говорятъ. Идемъ!

Прибраться надо, мытымъ надо быть,

Не только мытымъ — чистымъ. Быкъ, корова,

Теленокъ, всмъ имъ надо прибираться.

(Смотритъ на Герміону и Поликсена.)

A все они другъ дружк руку жмутъ…

Ну, мой теленочекъ, пойдемъ. Ты мой

Теленочекъ?

Мамилій.

Да, если хочешь, такъ.

Леонтъ.

Нтъ шкуры y тебя, нтъ украшеній

На голов, чтобъ быть совсмъ похожимъ

На батюшку. A все же говорятъ,

Что схожи мы, такъ какъ яйцо съ яйцомъ,

То бабы говорятъ, чтобы болтать!

Но, будь он фальшивы, какъ кусокъ

Матеріи дурной, въ окраск черной,

Какъ втеръ, какъ вода, какъ цифры кости

Игральной, въ шулерскихъ рукахъ — a все же —

Ты схожъ со мной! Приди ко мн, мой мальчикъ,

Глянь окомъ голубымъ въ меня, мой милый!

Кость отъ костей моихъ! нтъ, невозможно,

Чтобъ мать могла твоя… могла бы вправду…

О страсть! ты въ сердце будто ножъ стремишься,

Возможнымъ длаешь, что невозможно,

Братаешься съ видньемъ сна, съ обманомъ…

(Какъ можетъ это быть?) съ тмъ, что ничто?

Что жъ удивительнаго, если мы

Объединяемъ то, что есть по правд,

Съ тмъ, что обманъ, видніе, пустое…

Объединяемъ больше, чмъ хотимъ!

И вотъ, я чувствую, какъ отравляешь

Ты мысль мою и убиваешь мозгъ.

Поликсенъ.

Что думаетъ Сицилія?

Герміона.

Разстроенъ,

Какъ будто бы король?

Поликсенъ.

Скажи, Леонтъ,

Что сдлалось съ тобою, братъ любезный?

О чемъ ты думаешь?

Герміона.

Глядишь, какъ будто

Тебя далеко мысль твоя уноситъ?

Здоровъ ли ты?

Леонтъ.

Я? ничего! здоровъ! (Въ сторону.)

Какъ часто въ насъ природа выдаетъ

Другимъ свое безуміе и нжность,

Насъ длая игрушкой безсердечныхъ!

На мальчика взглянувъ, я вспоминаю

(Ужъ двадцать три тому минуло года):

Въ зеленой бархатной ходилъ я куртк,

Колнки были голы, мой кинжалъ

Чтобъ своему владльцу не вредилъ онъ,

Что часто съ украшеньями бываетъ,

Былъ тщательно обвязанъ. Какъ похожъ

Я былъ тогда на этого малютку!

(Сыну.) Скажи, дружокъ, поддашься ль ты обману?

Мамилій.

Нтъ. Я драться буду!

Леонтъ.

Драться? ну, желаю

Теб я счастья! Братъ, скажи, твой сынъ

Тобой любимъ не мене, чмъ нами

Мамилій?

Поликсенъ.

Да, когда бываю дома,

Онъ мн — мое занятье и забава:

То врный другъ, то врагъ непримиримый,

Мой льстецъ, мой воинъ, мой совтникъ важный,

Короче, онъ мн все! онъ сокращаетъ

Іюльскій длинный день въ декабрьскій краткій,

И вереницей всяческихъ забавъ

Ребяческихъ, мн разжижаетъ мысли,

Готовыя свернуть во мн всю кровь.

Леонтъ.

Совсмъ, какъ мой здсь y меня, теперь

Идемъ мы съ нимъ вдвоемъ и оставляемъ

Тебя, король, твоимъ занятьямъ важнымъ.

Ты, Герміона, докажи пріемомъ

Насколько любишь моего ты брата,

Что дорого y насъ — дай за ничто.

Вслдъ за тобой и сыномъ онъ мн ближе

Всхъ, всхъ другихъ.

Герміона.

A ежели искать

Насъ будешь, мы въ саду къ твоимъ услугамъ,

Тамъ будемъ ждать васъ.

Леонтъ.

Это, какъ угодно.

Ужъ я найду васъ, если только вы

Подъ небомъ будете. (въ сторону.)

Забросилъ я

Крючокъ съ наживкой. Имъ онъ незамтенъ…

Ну, клюй же, на, бери…

(Слдитъ за Поликсеномъ и Герміоной.)

О, какъ она

Къ нему свой ротъ протягиваетъ клювомъ,

Кокетствомъ женщины вооружаясь

На глупость мужа!

(Уходятъ Поликсенъ, Герміона и свита.)

Вотъ они исчезли!

Безпомощно, во весь мой лобъ рогатъ!

Ступай, сынокъ, играть, вдь, мать играетъ,

И я играю, но презлую роль,

Ведущую ко гробу. Свистъ, смшки

Послужатъ звономъ колокольнымъ мн

Въ часъ похоронъ! Иди, дитя, играй.

Когда не ошибаюсь, вчно были

Рогатые мужья, такихъ не мало,

Что обнимая въ эту, вотъ, минуту

Свою жену, совсмъ не склонны мыслить,

Что дверь была открыта до него

Улыбочкой снабженному сосду.

Да, въ этомъ утшенье, что другіе

Такія же находятъ двери дома

Открытыя, какъ я, и противъ воли.

Когда бъ вс т мужья, которымъ жены

Неврны, предались своей печали,

Десятая повсилась бы часть

Мужей несчастныхъ. Докторъ тутъ безсиленъ.

Тутъ сводничаетъ нкая планета

Неотразимая, когда засвтитъ

На сверъ или югъ, востокъ иль западъ.

Отсюда — выводъ: женщины не спрятать,

Она врага и выпуститъ и впуститъ,

И тысячи мужей страдаютъ тмъ же.

Мы такъ и будемъ знать. Ну, что, Мамилій?

Мамилій.

Мн говорятъ, я на тебя похожъ.

Леонтъ.

Что жъ? Это утшенье. Эй! Камиллъ!

Камиллъ.

Что нужно королю?

Леонтъ.

Ступай, Мамилій,

Играй, мой умница!

(Мамилій уходитъ.)

Камиллъ, ты слышалъ:

Король гостить здсь остается?

Камиллъ.

Слышалъ.

A какъ вамъ много стоило труда,

На якор его здсь удержать:

Бросали якорь вы — онъ все срывался.

Леонтъ.

A ты замтилъ?

Камиллъ.

Не сдавался онъ

На ваши просьбы, на дла свои

Настойчиво ссылался.

Леонтъ.

Ты замтилъ?

(Въ сторону.)

Такъ, значитъ, я замтилъ не одинъ,

Замтили еще другіе, шепчутъ,

Что я, король, уже… должно быть, зло

Довольно сильно, если я послднимъ

Его замтилъ. Разскажи, Камиллъ,

Какъ это сдлалось, что онъ остался?

Камиллъ.

Поддался просьб доброй королевы.

Леонтъ.

Да, королевы, такъ, но доброй — это

Должно бъ такъ быть — оно и да, и нтъ.

A ты скажи, Камиллъ: къ соображенью

Такому ты одинъ пришелъ? быть можетъ,

Другіе тоже? Губчатый умъ твой

Въ себя вбираетъ вс соображенья

Не такъ, какъ прочіе. Скажи ты мн:

Т, что глупй, сообразили тоже?

Толпа слпа для этакихъ вещей.

Камиллъ.

Для этакихъ вещей? Я смю думать

Всмъ ясно, что король здсь остается.

Леонтъ.

Что ясно?

Камиллъ.

То, что остается онъ.

Леонтъ.

Такъ, но зачмъ?

Камиллъ.

Чтобы исполнить просьбы

Какъ вашу, такъ и просьбу королевы.

Леонтъ.

Да, просьбу королевы чтобъ исполнить.

Достаточно теб, Камиллъ, вврялъ я

Вс побужденья сердца, тайны мысли,

Ты, какъ отецъ духовный, облегчалъ

Мн грудь, но я тобой обманутъ

И въ честности твоей ошибся я.

Камиллъ.

О! сохрани Господь!…

Леонтъ.

Меня отъ вры

Въ тебя, Камиллъ! Нтъ, ты совсмъ не честенъ.

A если ты и честенъ — то трусливъ,

И честности твоей мшаешь самъ,

И ты одно изъ двухъ: или слуга,

Повренный всхъ тайнъ моихъ, но слабый

Забывчивый, иль, попросту, глупецъ,

Смотрящій, какъ проигрываютъ ставки

За ставками, и видящій въ игр

Не разоренье — шутку!

Камиллъ.

Мой король!

Когда бъ я былъ трусливъ, иль нерадивъ,

Иль просто глупъ, то нтъ такихъ людей,

Въ которыхъ эти качества порою

Не сказывались въ жизни. Но допустимъ,

Что это такъ: что если нерадивъ

Я былъ сознательно — такъ это было

По глупости моей, когда глупцомъ

Казался, то по невниманью только

Къ послдствіямъ, являлся трусомъ я,

Когда исходъ казался мн неясенъ —

Подобный страхъ доступенъ даже мудрымъ.

Все это слабости. Но не изъята

Тутъ честность! Умоляю васъ, король,

Ясне говорить! Мою вину

Лицомъ ко мн поставьте: если я

Виновенъ — то сознаюсь!

Леонтъ.

Ты видалъ ли

(Не видть ты не могъ, когда твой глазъ

Не слпъ), слыхалъ ли ты (не слышать трудно,

Когда кричатъ), ты думалъ ли когда

(A можно ли не думать, мозгъ имя)

Что королева неврна? A если

Ты въ томъ увренъ (былъ бы стыдъ и срамъ

Свой умъ, глаза и уши отрицать),

Такъ ты скажи мн прямо: королева

Простая… какъ бы мн ея назвать…

Ту, что себя до свадьбы отдаетъ?

Скажи, что да — и докажи, что скажешь.

Камиллъ.

Клянусь душой моей, я бъ не хотлъ

Стоять и слушать, какъ теперь случилось

Такое поношенье королев —

И не отмстить! Нтъ, въ жизни никогда

Не говорили вы подобной рчи,

Чтобъ вамъ такъ мало шла, какъ эта рчь!

Еще разъ повторить, что вы сказали —

Гршнй, чмъ сдлать то, въ чемъ усомнились.

Леонтъ.

Шептаться, разв, ничего не значитъ?

Щекой къ щек и носомъ къ носу быть,

И цловать хотя бы незамтно,

И прерывать нежданнымъ вздохомъ смхъ

(Врнйшій знакъ обмана), на коняхъ

Бить стременемъ о стремя, по угламъ

Скрываться и желать, чтобы скорй

Часы мгновенья шли и полдень въ полночь

Скоре обращался, чтобъ ослпли

Вс, вс глаза, чтобъ имъ однимъ глядть

И для грха сходиться! Это ль вздоръ?

Тогда весь міръ подлунный вздоръ, и небо

Такой же вздоръ! Богемія и та

Ничто, ничто — жена, и все ничто,

Все вздоръ!

Камиллъ.

Владыка мой и мой король!

Скоре излчитесь отъ безумья:

Оно опасно.

Леонтъ.

Да! но и правдиво!

Камиллъ.

Нтъ, государь.

Леонтъ.

Ты лжешь! все это правда!

Ты лжешь, и ненавижу я тебя,

И называю дуракомъ безмозглымъ

Или притворщикомъ, который смотритъ

Равно безстрастно на добро и зло

И любитъ ихъ равно! Будь кровь жены

На столько же, какъ жизнь ея, скверна,

Она не прожила бы даже срока

Движенія песка въ часахъ песочныхъ.

Камиллъ.

Кто жъ совратилъ ее?

Леонтъ.

Никто, какъ онъ

Богемецъ: y него она виситъ

На ше, что медаль. Когда бы я

Имлъ слугъ врныхъ, не такихъ, какъ ты,

Что только выгодамъ своимъ послушны,

Давно бъ они сумли прекратить

Его дянье. Ты, клевретъ его,

Мной поднятый изъ тьмы, ты, что умешь

Глядть съ такою ясностью, какъ смотрятъ

Земля на небо и на землю небо —

Ты ране другихъ замтить могъ бы,

Какъ оскорбленъ я, и ты долженъ былъ

Отраву подмшать ему въ питье,

Его навки усыпить и этимъ

Мн, королю, здоровье возвратить.

Камиллъ.

Да, государь! я могъ бы сдлать это,

И не мгновеннымъ ядомъ, но тихонько,

Такимъ, чтобы на ядъ похожимъ не былъ!

Но не могу увриться я въ томъ,

Что эта грязь коснулась королевы,

Такъ двственна она въ своемъ величьи!

Я васъ люблю…

Леонтъ.

А! если такъ, сгнивай

Въ твоемъ сомнньи. Думаешь ли ты,

Что я такъ глупъ, чтобъ самъ себя замучить?

Чтобъ ложе брачное мое позорить,

То ложе, на которомъ мн спалось

Такъ сладко, на которомъ вдругъ взросли

Шипы, крапива, оводовъ уколы?

Что я такъ глупъ — на сына моего

Набросить тнь, на сына дорогаго

Набросить безъ дйствительной причины,

Безъ доказательствъ? Ну, скажи ты самъ:

Способенъ ли разумный человкъ

Къ такой нелпости?

Камиллъ.

Я долженъ врить!

И съ королемъ Богеміи покончу,

Но, подъ условьемъ, чтобы вслдъ за смертью

Его, вы вашу милость королев

Вернули всю, хотя бы ради сына,

Чтобы не дать причины болтовн

Въ другихъ странахъ, намъ дружныхъ королевствахъ.

Леонтъ.

Что ты совтуешь — ршилъ я самъ:

Честь королевы не хочу порочить.

Камиллъ.

Ступайте жъ, государь! спокойны будьте,

На пиршествахъ веселымъ оставайтесь.

Я Поликсену подношу питье —

И если то питье здорово будетъ,

То не считайте вы меня слугой.

Леонтъ.

Ступай, исполни! Сдлаешь — тогда

Полъ-сердца моего теб даю

Не сдлаешь — твое я раздвою.

Камиллъ.

Я сдлаю.

Леонтъ.

A я, какъ ты сказалъ,

Веселымъ буду.

(Уходятъ.)

Камиллъ.

Горе — королев!

Но я то что при этомъ всемъ, что я?

Убійцей быть хорошаго монарха?

Причина этому всего одна:

Властителю слпое послушанье —

Властителю, который самъ съ собой

Въ борьб безсмысленной, желаетъ, чтобы

И вс другіе мыслили, какъ онъ!

Исполнивъ это, сослужу я службу.

Но если бъ тысячи людей сумли

Достигнуть счастья своего убійствомъ

Князей, помазанныхъ на царство — все же

Я бъ этого не сдлалъ. Камень, бронза,

Пергаменты примровъ не хранятъ

Убійствъ такихъ, и злобствующій извергъ

Его не совершитъ — и потому-то

Я дворъ покинуть долженъ. Все равно:

Убью, иль нтъ, себ сломаю шею.

Звзда счастливая, свти мн! Вотъ

Идетъ и жертва!

Входитъ Поликсенъ.

Поликсенъ.

Странно это очень,

Но, кажется, ко мн охолодли,

Не говорятъ… привтъ, Камиллъ!

Камиллъ.

Поклонъ

Властителю и господину!

Поликсенъ.

Есть ли

Что новаго y васъ?

Камиллъ.

Какъ будто мало.

Поликсенъ.

Король вашъ смотритъ такъ, какъ будто онъ

Полъ-царства потерялъ, страну такую,

Что, какъ себя, любилъ. Его я встртилъ,

И встртилъ такъ, какъ и всегда, поклономъ,

Онъ въ сторону взглянулъ и улыбнулся

Презрительно, и быстро прочь пошелъ,

A я остался неподвижный думать

О томъ, что измнить его могло?

Камиллъ.

Я, государь, угадывать не смю.

Поликсенъ.

Какъ? ты не смешь? знаешь и не смешь

Мн разсказать? Однако если знаешь

Ты что-нибудь — то знаешь также то,

Что самъ себ не скажешь: знать не смю!

По твоему лицу я вижу — ты

Смущенъ не мене меня. Я долженъ

Причину этихъ измненій знать.

Камиллъ.

Царитъ тутъ нкая болзнь средь насъ,

Которую я вамъ назвать не смю,

Скажу лишь только, что она отъ васъ,

Здороваго, пришла.

Поликсенъ.

Какъ отъ меня?

Не придавай мн взгляда василиска:

На много тысячъ я людей смотрлъ,

Они отъ этого счастливй были,

Не умирали. Ты — дворянской крови!

Ученъ и многоопытенъ, и это

Не меньше человка украшаетъ,

Чмъ слава имени достойныхъ предковъ.

Когда провдалъ что о мн — скажи,

Не укрывай въ невдньи, въ незнаньи.

Камиллъ.

Мн говорить нельзя.

Поликсенъ.

Какой-то недугъ

Вдругъ отъ здороваго пришелъ! здоровый,

Но заражающій другого — я!

Камиллъ! ты долженъ мн сказать, что знаешь,

Я заклинаю именемъ всего,

Что честно, я прошу тебя о честномъ!

Скажи: что на меня воздвиглось втайн?

Въ чемъ дло? близко ль, далеко ли горе?

И какъ его избгнуть, если можно,

A если не избгнуть — какъ снести?

Камиллъ.

Извольте, если такъ. Во имя чести,

И человку честному, какъ вы.

Послушайте совта моего,

Исполните его скорй, чмъ я

Его скажу вамъ, или оба мы, —

И вы, и я, погибли безвозвратно.

Поликсенъ.

Ну, дальше, дальше!

Камиллъ.

Я на то назначенъ,

Чтобъ васъ убить!

Поликсенъ.

Кмъ?

Камиллъ.

Королемъ…

Поликсенъ.

За что?

Камиллъ.

Онъ думаетъ… нтъ, онъ клянется, — точно

Самъ видлъ иль способствовалъ тому, —

Что вы — въ связи преступной съ королевой.

Поликсенъ.

Пусть обратится кровь моя въ отраву,

Коль это такъ! пусть имя Поликсена

Сольется съ именемъ того, кто продалъ

Найлучшаго изъ смертныхъ, пусть оно

Гнилой заразой отдаетъ и гонитъ

Прочь отъ меня людей съ чутьемъ тупйшимъ,

Пусть вс его клянутъ и ненавидятъ,

Какъ худшій моръ, бывавшій на земл.

Камиллъ.

Хоть поклянетесь вы звздами неба,

Что это ложь — скоре океану

Вы возбраните морю покоряться

Въ его приливахъ, чмъ въ его ум

Разрушите заклятьемъ иль совтомъ

То, что построилъ онъ воображеньемъ,

Чему поврилъ самъ и что до смерти

Его въ немъ будетъ жить.

Поликсенъ.

Но какъ могло

Все это сдлаться?

Камиллъ.

Не знаю. Знаю,

Что въ томъ, что есть — врнй всего бжать,

Не спрашивать. Моей довривъ чести

(А честь вотъ въ этомъ тл, я его

Залогомъ вамъ даю) бгите ночью,

Я тайно вашихъ слугъ оповщу,

Велю ихъ по два, по три человка

Изъ города различными путями

Спровадить. Самъ я буду вашъ отнын,

На вашей служб счастья поищу,

Которое утратилъ здсь, открывши

Вамъ тайну. Но ршитесь поскоре.

Клянусь я предками моими: правду

Я вамъ сказалъ. И если бъ вы хотли

Ждать доказательства — я ждать не смю,

A ваша жизнь настолько жъ непрочна,

Какъ жизнь приговореннаго ко смерти

Устами короля!

Поликсенъ.

Теб я врю.

Въ его лиц прочелъ его я сердце.

Дай руку мн, будь рулевымъ моимъ,

Ближайшимъ человкомъ. Мой корабль

Уже два дня готовъ, и свита жаждетъ

Отплытія. Король Леонтъ ревнуетъ

Чистйшее созданье! Чмъ оно

Неоцниме, тмъ ревность глубже,

Сильне быть должна, и такъ какъ онъ

Считаетъ, что обманутъ старымъ другомъ,

То месть его должна быть соразмрна

Обид. И меня объемлетъ страхъ.

Ну, счастье, улыбнись мн, возврати

Спокойствіе прекрасной королев,

Невинной жертв подозрній злыхъ!

Идемъ, Камиллъ! ты будешь мн отцомъ,

Коль выведешь живымъ. Бжимъ скоре.

Камиллъ.

Ключи воротъ во власти y меня,

И если, государь, согласны вы,

Бжимъ тотчасъ, не медля ни минуты.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Сицилія. Дворецъ Леонта.

Входятъ Герміона, Мамилій и придворныя дамы.

Герміона.

Возьмите мальчика — онъ надолъ,

Измучилъ онъ.

1-я Дама.

Пойдемте, принцъ! Хотите

Играть со мной?

Мамилій.

Нтъ, съ вами не хочу.

1-я Дама.

A почему?

Мамилій.

Цлуете меня

Вы крпко — и со мною говорите,

Какъ съ маленькимъ. (2-й дам.)

Вы лучше.

2-я Дама.

Почему же?

Мамилій.

Не потому, что брови такъ черны

У васъ, хотя, какъ говорятъ, он,

Когда не слишкомъ густы, a круглы,

Какъ рогъ луны, рисованный перомъ,

Идутъ ко многимъ женщинамъ.

2-я Дама.

Но кто же

Васъ этому училъ?

Мамилій.

На женскихъ лицахъ

Я высмотрлъ. Скажите мн, однако,

Какого цвта ваши брови?

2-я Дама.

Сини!

Мамилій.

Вы шутите. Бровей такого цвта

Я не видалъ. Но синій носъ я видлъ

У женщины.

2-я Дама.

Послушайте, мой принцъ:

Вамъ очень скоро братца Богъ пошлетъ,

И будемъ мы тогда ходить за нимъ,

И рады будете вы насъ хвалить,

Задабривать, чтобъ поиграли съ вами.

1-я Дама.

Да, королева на послднихъ дняхъ

Кругле стала. Лишь бы въ добрый часъ.

Герміона.

Что тамъ y васъ за важный разговоръ?

Ну, мальчикъ, подойди ко мн: я снова

Твоя, садись и разскажи мн сказку.

Мамилій.

Веселую иль скучную теб?

Герміона.

Веселую, насколько можешь.

Мамилій.

Нтъ,

Зим подходитъ скучная скоре.

Одну про фей я знаю и про духовъ

Подземныхъ.

Герміона.

Да, вотъ эту разскажи.

Присядь ко мн и феями твоими

Пугай меня, ты мастеръ напугать.

Мамилій.

Жилъ былъ когда-то человкъ одинъ…

Герміона.

Нтъ, прежде сядь, a тамъ и говори.

Мамилій.

Онъ жилъ близъ кладбища. Хочу я тихо

Теб разсказывать, чтобы сверчкамъ

Вотъ этимъ не слыхать.

Герміона.

Тогда присядь

Поближе, чтобы на ухо повдать.

Входятъ Леонтъ, Антигонъ и придворные.

Леонтъ.

Вы тамъ его видали? и со свитой?

И съ нимъ Камиллъ?

1-й Придворный.

Да, за сосновой кущей.

И не видалъ я, чтобы торопились

Такъ, какъ они, и я смотрлъ имъ вслдъ

До самыхъ кораблей.

Леонтъ.

Какъ счастливъ я

Въ соображеніяхъ своихъ, какъ вренъ

Въ правдивыхъ подозрньяхъ. Далъ бы Богъ

Способность меньше видть. Даръ печальный!

Когда паукъ къ вамъ въ кубокъ упадетъ,

Вы выпьете, не замчая яда,

Сознанья онъ не отравилъ, но если

Вы увидали паука, и кубокъ

Былъ осушенъ, и вы сознали ясно,

Что было выпито, — тогда бока

И горло ваше растревожитъ рвота.

Я пилъ и видлъ паука, Камиллъ

Былъ сводникомъ. Тутъ ясенъ заговоръ

На жизнь мою и тронъ. Какъ былъ я правъ,

Подозрвая! Этотъ негодяй

Былъ избранъ мной, но имъ былъ избранъ раньше.

Ему мои намренья открылъ онъ.

Я кукла имъ обоимъ, я — потха,

Игралище! Но какъ же такъ легко

Ворота отворились?

1-й Придворный.

Силы слова

Его послушались, — оно не разъ

Во имя ваше длало и больше.

Леонтъ.

Я знаю это очень хорошо. (Герміон.)

Дай мальчика. Я радъ, что не кормила

Ты сына. Если y него со мною

Въ чертахъ есть сходство — боле, чмъ нужно,

Твоей въ немъ крови есть.

Герміона.

Что это? шутка?

Леонтъ.

Прочь съ мальчикомъ, возьмите прочь совсмъ,

Сейчасъ, и если ей шутить охота,

Пусть шутитъ съ тмъ, что y нея подъ сердцемъ

Отъ Поликсена!

Герміона.

Стоило бы мн

Теб отвтить: онъ не отъ него,

Клянусь теб, что ты бы мн поврилъ,

И только бы для вида отрицалъ.

Леонтъ.

Взгляните на нее, взгляните смло,

Попристальнй, не правда ль ‘хороша’?

Но совсть ваша не велитъ ли также

Добавить: ‘жаль, что вовсе не честна’.

Попробуйте хвалить въ ней только вншность

(Причину врности моей давнишней),

Начнутъ сейчасъ подергивать плечами,

Насмшливо сквозь зубы улыбаться,

Шептать, предпосылая клевет

Все это, какъ поджоги до пожара,

Но, впрочемъ, сожалнье точно также

Порой клевещетъ, ежели судить

По вншнимъ знакамъ, добродтель тоже

Отъ клеветы ничмъ не защитится.

Пусть ваши вс улыбочки и шепотъ

Относятся къ словамъ ‘какъ хороша’,

До прибавленья къ нимъ ‘честна не меньше’,

Узнайте жъ отъ меня, какъ отъ того,

Кто больше всхъ и глубже всхъ обиженъ:

Она — развратница!

Герміона.

Когда бы кто,

Первйшій негодяй земли такое

Промолвилъ слово, хуже бы онъ сталъ,

Чмъ былъ, — но ты — ты, видимо, ошибся.

Леонтъ.

Ошиблась ты, принявши Поликсена

За мужа, за Леонта. О, созданье,

Котораго назвать я не хочу,

Какъ слдуетъ, чтобы людская глупость

Меня себ примромъ не взяла,

Во всхъ слояхъ людей не выражалась

На тотъ же ладъ и этимъ не снесла

Стны завтной, что отъ вка длитъ

Царей отъ нищихъ. Назвалъ я ее

Развратницей, я назвалъ, съ кмъ она

Развратничала, больше я скажу:

Она — измнница, Камиллъ — сподручникъ,

И зналъ онъ раньше то, что подобало

Знать ей одной съ любовникомъ своимъ:

Знать, что она супружескому ложу

Измнница, не лучше тхъ, которымъ

Позорныя названья чернь даетъ,

И было ей о бгств ихъ извстно.

Герміона.

Клянусь, что нтъ, что я тутъ ни при чемъ!

О! какъ глубоко будешь ты жалть

Когда-нибудь, когда придешь къ разсудку,

Что оскорбилъ меня при всхъ такъ сильно,

Боюсь, что слабымъ будутъ оправданьемъ

Слова пустыя — что ошибся ты.

Леонтъ.

О, нтъ! когда бы ошибался я

Въ тхъ основаньяхъ, что теперь имю,

То основанья мощныя земли

Не въ силахъ вынести волчокъ ребенка.

Въ тюрьму ее! кто скажетъ за нее

Одно лишь слово, виноватъ онъ будетъ,

Что молвилъ это слово.

Герміона.

Здсь царитъ

Вліяніе какой-то злой планеты

Я терплива буду, буду ждать,

Пока смягчится небо. — Господа!

Я не склонна какъ женщины другія

Къ слезамъ, и ихъ отсутствіе быть можетъ,

Въ васъ изсушаетъ чувства сожалнья,

Такъ сохнетъ поле, если нтъ росы,

Но въ сердц y меня печаль безмрна,

Горитъ и жжетъ, слезамъ не погасить

Печали этой, я прошу васъ всхъ

Меня цнить такъ, какъ подскажетъ вамъ

Влеченье сердца вашего. Затмъ,

Да будетъ воля короля.

Леонтъ (страж).

Ну, что же?

Я повеллъ!

Герміона.

Но кто жъ идетъ со мной?

Прошу васъ, государь, оставьте мн

Моихъ придворныхъ дамъ. Въ томъ положеньи,

Въ которомъ нахожусь, он мн нужны.

Не плачьте, глупыя, причины нтъ,

Когда бы вы дйствительно признали,

Что королева по дломъ въ тюрьм,

Тогда заплачьте разомъ, чуть на волю

Я выйду. A теперь мой путь въ тюрьму

Мн къ чести служитъ. Счастливъ будь, Леонтъ!

Твоей печали не искала я, —

Боюсь, ея причиной буду.

(Дамамъ.) Что же,

Идемъ со мной, вдь, вамъ разршено.

Леонтъ.

Прочь съ ней, скорй!

(Стража уводитъ королеву, за нею уходятъ дамы.)

1-й Придворный.

Простите, государь,

Я умоляю васъ — ее верните.

Антигонъ.

Да, государь, вамъ надо обсудить,

Чтобы не сдлалось насильемъ право,

Чтобъ важныхъ три лица не пострадали:

Вы сами, королева и нашъ принцъ.

1-й Придворный.

За королеву вамъ въ залогъ отдамъ

Всю жизнь мою, когда бъ вы согласились.

Предъ небомъ и предъ вами невиновна

Она въ томъ, въ чемъ ее вы обвинили.

Антигонъ.

Докажется противное — тогда

Я встану часовымъ y двери спальни

Моей жены и буду врить ей

Не иначе, какъ если осязать

Ее и видть буду. Если только

Безчестна королева — ну тогда

Нтъ въ женщинахъ частички, чтобъ была

Честна и безупречна: вс фальшивы.

Леонтъ.

Молчите!

1-й Придворный.

Государь!

Антигонъ.

Для васъ я это

Сказалъ, не для себя. Наушникъ злобный

Васъ обманулъ. Будь проклятъ, кто сказалъ.

Знай я его, расправился бы съ нимъ.

Она безчестна! y меня три дочки,

Старшой одиннадцать, a двумъ другимъ —

Девятый годъ и пятый. Если правда,

Что вы сказали, пусть тогда он

Отвтятъ: ихъ способности лишу я

Быть матерями и имть дтей.

Четырнадцати лтъ не доживутъ,

Чтобы плодить потомъ ребятъ безчестныхъ.

Въ нихъ все мое потомство. Но скорй

Себя лишу я средства стать отцомъ,

Когда разсчетъ на честность поколнья —

Ничто!

Леонтъ.

Молчите! въ васъ обоихъ нтъ

Живого обонянія, носами

Вы, какъ и мертвые, не въ силахъ нюхать.

Я то же вижу, то же осязаю,

Что вы, но различаю также ясно

И то, чмъ различаю.

Антигонъ.

Если такъ,

То честности могилы не найти,

И нтъ такой могилы, чтобъ служила

Земли проклятой украшеньемъ.

Леонтъ.

Разв

Не врятъ мн?

1-й Придворный.

О, государь, простите!

Хотлось бы, чтобъ въ этомъ дл мн,

Не вамъ поврили. Хотлъ бы я,

Чтобъ королевы честь торжествовала

Скорй, чмъ ваши злыя подозрнья.

Хулить меня вамъ воля, государь!

Леонтъ.

Какое дло мн до мыслей вашихъ,

Влеченью я послдую безъ нихъ.

На то король я, чтобы быть во власти,

И только доброта моя даетъ

Вамъ право разсуждать со мной. A если

Вы по притворству, или по природ

Не видите того, что вижу я,

Иль не хотите видть, все равно,

Сужденья ваши мн совсмъ не нужны,

Тутъ дло самое, права короны,

Убытокъ или прибыль — все мое.

Антигонъ.

Тогда осмлюсь я замтить только,

Что многимъ лучше было бы въ молчаньи

Все дло обсудить, не давъ огласки.

Леонтъ.

Да разв иначе я могъ? Иль ты

Дуракъ съ рожденья, иль отъ долгой жизни.

Камилла бгство, нжность ихъ обоихъ

(На столько грубая, чтобъ оправдать

Смыслъ подозрнья, не хватало только

Одной наглядности, a все другое

Давно въ ней было) — вотъ что привело

Меня къ поступку. Но для убжденья

Въ правдивости моей (здсь торопливость

Была бы гибельна) гонцовъ послалъ я

Къ дельфійскому оракулу спросить:

Діонъ мой посланъ вмст съ Клеоменомъ,

Они надежны оба. Пусть оракулъ,

Святой совтъ его, внушитъ, что длать:

Итти ли дальше, иль остановиться.

Скажите, хорошо ли поступилъ?

1-й Придворный.

Прекрасно, государь!

Леонтъ.

Хоть мн довольно

Того, что знаю, больше знать нельзя,

Но для спокойствія другихъ оракулъ

Пусть говоритъ, пусть успокоитъ васъ,

Настолько глупыхъ, чтобъ не врить правд.

Отправилъ королеву я въ тюрьму,

Чтобъ прекратить возможность завершенья

Измны, обнаружившейся въ тхъ

Обоихъ бглецахъ. Идемъ со мною.

Намренъ я народу говорить,

Все это дло сильно возбуждаетъ.

Антигонъ (въ сторону).

И смхомъ кончится, я смю думать,

Какъ только правда къ свту путь найдетъ.

(Уходятъ.)

СЦЕНА II.

Преддверье тюрьмы.

Паулина съ прислужницами входитъ.

Паулина.

Позвать тюремщика.

(Служитель уходитъ.)

Сказать, кто я.

О, королева! нтъ двора въ Европ

Достойнаго тебя, такъ что жъ въ тюрьм

Ты длаешь?

(Служитель съ тюремщикомъ входятъ.)

Ты знаешь ли меня?

Тюремщикъ.

Ты женщина, достойная почтенья, —

И кланяюсь теб.

Паулина.

Тогда прошу я,

Чтобъ къ королев ты провелъ меня.

Тюремщикъ.

Не смю, госпожа! мн данъ приказъ

Отнюдь къ ней никого не допускать.

Паулина.

Здсь, значитъ, честность подъ замокъ сажаютъ

И запрещаютъ въ гор утшать.

Но съ дамами изъ королевской свиты,

Съ Эмиліей могу я говорить?

Тюремщикъ.

Когда вы прочь прислужницъ удалите,

Я приведу Эмилію тогда.

Паулина.

Прошу ее позвать. (Прислужницамъ.)

Вы удалитесь.

(Прислужницы уходятъ.)

Тюремщикъ.

A я присутствовать обязанъ буду.

Паулина.

Ну хорошо, ступай и приведи.

(Тюремщикъ уходитъ.)

Однако какъ же тутъ хотятъ прилежно

Подмалевать невинность! Только краска

Не пристаетъ къ ней.

(Входятъ тюремщикъ и Эмилія.)

Что же королева,

Какъ чувствуетъ она себя?

Эмилія.

Такъ бодро,

Какъ можно чувствовать себя, упавъ

Съ большихъ высотъ въ глубокое несчастье.

Печаль и страхъ, какихъ не испытала

Другая женщина, ее сломили, —

Она, не выждавъ срока, родила.

Паулина.

Что жъ — мальчика?

Эмилія.

Нтъ, двочку — красотку,

Веселое и крпкое дитя,

И королева тшится ребенкомъ,

И, то и дло, шепчетъ ей: ‘бдняжка,

Какъ я, невинна и, какъ я, въ тюрьм’.

Паулина.

Еще бы нтъ! Опасное безумье,

Проклятое безумье короля!

Онъ долженъ это знать, и онъ узнаетъ,

И сдлать это женщин удобнй,

И на себя возьму я это. Если

Языкъ мой подсластитъ свои слова,

То пусть присохнетъ онъ къ своей гортани,

И не гласитъ впередъ громовой рчью,

Какъ выраженьемъ гнва моего.

Эмилія, скажите королев

Что честную хочу я сослужить

Ей службу. Ежели она ребенка

Довритъ мн, его я къ королю

Снесу и покажу ему дитя,

И буду съ нимъ безстрашно говорить,

Взглядъ короля — дитя смягчитъ, невинность

Молчащая — порой сильне словъ.

Эмилія.

Мысль ваша такъ смла, и, при извстной

Всмъ вашей честности и доброт,

Исходъ желанный несомнненъ будетъ.

Нтъ женщины, чтобъ лучше васъ сумла

Исполнить это важное посольство.

Въ сосдней комнат меня дождитесь:

Я королев тотчасъ доложу.

Она имла ту же мысль сегодня,

Не смла только предложить исполнить

Ее кому-нибудь, боясь отказа.

Паулина.

Скажите ей, что краснорчья будетъ

Во мн достаточно, и если только

Мое умнье говорить сравнится

Съ порывомъ сердца, что меня влечетъ,

Успхъ мой обезпеченъ.

Эмилія.

Дай-то Богъ!

Иду сказать, a вы поближе будьте.

Тюремщикъ.

Сударыня! когда бы королева

Ребенка вамъ вручила, я не знаю,

Какой опасности подвергнусь я,

Дозволивъ это, не имя права!

Паулина.

Не бойся ничего. Ребенокъ былъ

Въ утроб матери въ тюрьм, теперь,

Послушный голосу самой природы,

Свободенъ онъ, и злоб короля

Его коснуться нтъ совсмъ причины,

Виновна мать — когда бъ была вина.

Тюремщикъ.

Да, да, конечно.

Паулина.

Ничего не бойся:

Между тобой я стану и грозой.

(Уходятъ.)

СЦЕНА III.

Комната во дворц.

Входятъ Леонтъ, Антигонъ, придворные и служители.

Леонтъ.

Ни днемъ, ни ночью нтъ покоя. Слабость

Моя причиною того, что я

На это дло такъ смотрю, и слабость

Тмъ большая, что часть вины ихъ общей,

Измнница — въ моихъ рукахъ. Король

Бжалъ, и я добыть его не въ силахъ,

Зато она во власти y меня.

Когда бы кто сказалъ мн, что огонь

Ее испепелилъ — тогда, быть-можетъ,

Покойнй сталъ бы я опять. Кто тамъ?

Служитель.

Я, государь!

Леонтъ.

A какъ здоровье сына?

Служитель.

Онъ ночь спокойно спалъ, и есть надежда,

Болзнь пройдетъ.

Леонтъ.

Что значитъ: честной крови!

Онъ понялъ матери вину, зачахъ,

Какъ будто часть вины въ себя онъ принялъ,

Лишился сна, веселости, къ д

Охоту потерялъ, и все хилетъ.

(Служителю.)

Ступай отсюда, погляди, что съ принцемъ.

О, стыдъ какой! не думать бы о немъ,

Чуть вспомню я — тогда вс планы мщенья

Какъ будто на меня же упадаютъ.

Король силенъ друзьями и собой:

Его до времени оставить нужно.

Зато она! Камиллъ и Поликсенъ

Смются надо мной, трунятъ надъ грустью

Не стали бы смяться, если бъ я

Достать ихъ могъ обоихъ. Ей смяться

Не доведется подъ моей рукой.

(Входитъ Паулина съ ребенкомъ.)

1-й Придворный.

Нельзя, нельзя, войти сюда нельзя!

Паулина.

Вамъ было бы, приличнй, господа,

Помочь мн — не мшать! Быть можетъ также

Гнвъ яростный, тиранство короля

Страшнй возможной смерти королевы,

Той королевы, что чиста настолько жъ,

Насколько онъ безсмысленно ревнивъ?

Антигонъ.

Довольно!

Служитель.

Государь не спалъ! Велли,

Чтобъ никого не допускать.

Паулина.

Однако

Не горячитесь, мой любезный другъ!

Я королю хорошій сонъ несу,

A вы, что залегли вокругъ, какъ тни,

И ползаете и стонать готовы,

Чуть онъ вздохнетъ, — вы именно причина

Безсонницы его, a я явилась

Съ цлебнымъ словомъ, съ правдою въ душ

Чтобы изгнать изъ царскаго сознанья

То, что лишаетъ наслажденій сна.

Леонтъ.

Что тамъ за шумъ?

Паулина.

Не шумъ, о государь,

Нужда васъ видть, для того, чтобъ знать,

Кому быть крестными новорожденной?

Леонтъ.

Какъ! вонъ ее! отважная какая!

Теб веллъ я, Антигонъ, строжайше

Ее мн на глаза не допускать,

Предчувствовалъ я это посщенье.

Антигонъ.

Я приказалъ ей, государь, не смть

Являться. Угрожалъ ей вашимъ гнвомъ,

Моимъ…

Леонтъ.

И что же? не сумлъ сдержать?

Паулина.

Сдержалъ бы онъ меня, когда бъ дурное

Имла я въ виду (иначе бъ онъ

То сдлать долженъ былъ, что вы: отправить

Меня въ тюрьму за то, что я честна),

Но врьте, государь, что въ этомъ дл

Ему не уступлю я ни за что.

Антигонъ.

Смотрите! видите вы сами! Если

Она закуситъ удила — тогда

Ей дать свободу надо — не споткнется.

Паулина.

Я, государь, пришла къ вамъ, чтобы вы

Послушали меня, свою слугу

Врнйшую, искуснаго врача,

Совтника хорошаго, чтобъ въ васъ

Недугъ вашъ исцлить, хотя по виду

На это мене способна я,

Чмъ многіе изъ вашихъ приближенныхъ.

Я къ вамъ пришла отъ доброй королевы!

Леонтъ.

Отъ доброй!

Паулина.

Да, отъ доброй королевы,

Отъ доброй, повторяю я еще.

И будь мужчиной я, послднимъ, низшимъ,

Изъ тхъ, что окружаютъ васъ — мечомъ

Я слово подтвердила бы на дл.

Леонтъ.

Возьмите вонъ ее!

Паулина.

Пусть подойдетъ,

Кому глаза не дороги. Уйду я

Своею волею, но сдлавъ дло.

Вамъ королева дочку родила

И шлетъ ее, чтобъ вы благословили.

Леонтъ.

Вонъ съ этой вдьмой! вонъ! за двери сводню!

Паулина.

О, нтъ, не сводня я. Занятье это

Я знаю такъ же мало, государь,

Какъ вы меня. Настолько жъ я честна,

Насколько вы безумны. О закладъ

Побьюсь, что этого совсмъ довольно,

Чтобъ честнымъ быть въ нашъ злополучный вкъ.

Леонтъ.

Измнники! возьмите же ее!

Щенка съ собой ей дайте! (Антигону.)

Ты, дуракъ,

Гонимый курицей съ гнзда родного,

Возьми щенка и передай ей, дур!

Паулина.

Тронь только двочку! и будутъ руки

Твои безчестны разъ и навсегда,

Чуть, вслдъ за кличкой этой, прикоснешься.

Леонтъ.

Жены боится!

Паулина.

Какъ бы я хотла,

Чтобы того, чмъ такъ испуганъ онъ,

Вы сами испугались, и тогда

Своихъ дтей признали бы своими.

Леонтъ.

Гнздо измнниковъ!

Антигонъ.

Я не измнникъ!

Паулина.

Ни я, ни кто другой, но съ исключеньемъ

Лишь только одного, того изъ насъ,

Кто честь свою святую, королеву,

И принца, и вотъ этого ребенка

На поруганье людямъ отдаетъ, —

На поруганье, что меча остре,

Того изъ насъ (и въ этомъ все проклятье)

Кого никакъ заставить невозможно —

Кто не даетъ намъ корни подозрнья

Изъ сердца вырвать, корни столь гнилые,

На сколько проченъ дубъ и крпокъ камень.

Леонтъ.

О! баба съ языкомъ неудержимымъ!

Она сначала мужа поколотитъ,

Потомъ — меня! Щенокъ вотъ этотъ самый

Не отъ меня — отъ Поликсена. Пусть

Возьмутъ его и мать его и бросятъ

Въ костеръ обоихъ.

Паулина.

Это ваша дочь!

И поговорку здсь сказать y мста:

Дитя до срама на отца похоже.

Смотрите: какъ изданіе ни мелко,

Въ немъ отпечатанъ цликомъ отецъ.

Взгляните на глаза, на носикъ, губы,

На складъ бровей, на ротъ, на подбородокъ

Съ его дорожкой, ямочки въ щекахъ,

Улыбка, ручка, пальчики и ногти.

Природа-мать! когда ты сотворила

Дитя вполн по образцу отца,

Создай и душу схожую, вс краски

Ты въ ней смшай, но только кром желтой,

Чтобы оно, во имя подозрнья,

Въ своихъ дтяхъ не видло чужихъ.

Леонтъ.

Безсмысленная вдьма! Ты же, старый

Бараній лобъ, достоинъ быть повшенъ,

Когда зажать ей ротъ не можешь ты.

Антигонъ.

Когда бы всхъ, кто этого не можетъ,

Пришлось повсить, государь, немного

У васъ бы подданныхъ осталось.

Леонтъ.

Снова

Повелваю я ее убрать!

Паулина.

Вы хуже, нечестивй, беззаконнй

Всхъ государей.

Леонтъ.

Сжечь велю тебя!

Паулина.

Мн это все равно. Еретикомъ

Окажется не тотъ, кого сожгутъ,

A кто сожжетъ, и васъ назвать тираномъ

Я не хочу, но то, какъ поступили

Вы съ королевою и безъ причины,

A только злому вымыслу послушны,

Похоже на тиранство, опозоритъ

Васъ передъ цлымъ свтомъ.

Леонтъ.

Присягалъ ты

Мн, иль нтъ? a если присягалъ —

Гони ее за дверь! Когда бъ тираномъ

Я былъ по правд — ей тогда бъ не жить.

Когда бъ меня тираномъ признавала

Она — тогда не смла бъ такъ назвать.

Прогнать ее!

Паулина.

Уйду, уйду сама…

Вы на дитя взгляните, государь:

То ваше дитятко! Подай Зевесъ

Ему защиту лучшую, чмъ вы.

И вашихъ рукъ не надобно мн также,

Льстецы и прихвостни безумья злого.

Никто изъ васъ добромъ ему не служитъ

Никто, никто! Прощайте, я иду.

(Уходитъ.)

Леонтъ.

Измнникъ ты: ее ты подучилъ?

Мое дитя? Нтъ, вонъ его скоре,

Ты именно, ты прочь его тащи,

Къ нему ты сердцемъ добръ — неси же прочь

И кинь въ огонь. Ты, ты, никто другой.

Возьми сейчасъ, и черезъ часъ ты скажешь,

Что все исполнено, какъ я веллъ.

Не сдлаешь — тогда ты состояньемъ

И жизнью мн отвтишь. Если жъ скажешь,

Что, гнва моего не испугавшись,

Не можешь ты исполнить, ну, такъ я

Своей рукой пробью ребенку черепъ.

Иди кидай въ огонь, твою жену

Ты подучилъ.

Антигонъ.

Нтъ, государь, не я,

Свидтели вс т, что здсь собрались,

И оправдаютъ, если захотятъ.

1-й Придворный.

Да, государь, онъ вовсе не виновенъ.

Леонтъ.

Вс лжете, вс!

1-й Придворный.

Простите, государь!

Подумайте о слугахъ вашихъ лучше.

Мы честно служимъ, лучшаго достойны.

Вс на колняхъ просимъ васъ въ награду

За службу нашу прошлую, за службу

Грядущую — ршенье отмнить.

Оно кроваво и ужасно, страшенъ

Исходъ быть можетъ. На колнахъ мы!

Леонтъ.

Что жъ? перышко я, что ли, чтобъ по втру

Вертться мн? Не доживу ли я

Того, чтобы щенокъ, вставъ на колни

Передо мной, отцомъ бы величалъ?

Нтъ, лучше сжечь теперь, чтобы не клясть

Потомъ, съ годами… Но, пускай живетъ,

Да, лучше пусть живетъ! (Антигону.)

Поди сюда,

Ты, что такъ нженъ съ бабкой Маргаритой,

Своей женой, которая хлопочетъ

Такъ о щенк, прижитомъ незаконно,

Да, незаконно, это такъ же врно,

Какъ то, что борода твоя сда.

На что готовъ ты, чтобъ его спасти?

Антигонъ.

На все готовъ, на все, на что способенъ,

Что честь подскажетъ. Я готовъ отдать

Всю кровь мою, чтобъ защитить невинность,

Все, что возможно.

Леонтъ.

То, чего хочу,

Возможно. Поклянись сначала мн,

Что ты исполнишь, какъ теб велю я.

Антигонъ.

Клянусь вамъ, государь!

Леонтъ.

Смотри же, слушай,

И если не исполнишь хоть на іоту,

То будешь ты казненъ и не одинъ,

Съ женой твоей, проклятою болтуньей,

Которой я прощаю. A теб,

Что присягалъ мн и поклялся клятвой,

Повелваемъ взять щенка отсюда

И выкинуть въ глухую пустошь, въ поле,

Вн царства нашего. Оставишь тамъ

Безъ сожалнья подъ защитой неба

И собственной судьбы. Случайно онъ

Попалъ ко мн. Обязанность твоя,

(Спасеніемъ души твоей и тла,

Жестокой пыткой, заклинаю я)

Его въ трущобу кинуть, чтобы случай

Его вскормилъ иль умертвилъ. Возьми!

Антигонъ.

Клянусь исполнить, какъ вы повелли,

Хотя бы человчнй было разомъ

Покончить съ нимъ. Отправимся, дитя

Несчастное! Могучій духъ внушитъ

Воронамъ, коршунамъ тебя кормить,

Медвдь и волкъ порою совершали

Такія службы. Вы же, государь,

Живите счастливй, чмъ заслужили

Поступкомъ этимъ. A тебя, дитя,

Да защититъ благословенье неба,

Ты, бдное, несомое на смерть.

(Уходитъ съ ребенкомъ.)

Леонтъ.

Нтъ, чуждаго отродья не хочу

Воспитывать.

(Входитъ служитель.)

Служитель.

Тому лишь часъ назадъ

Вернулись Клеоменъ съ Діономъ, оба

Спшатъ къ вамъ, государь, сюда съ ршеньемъ

Дельфійскаго оракула.

1-й Придворный.

Такъ быстро,

Невроятно быстро возвратились.

Леонтъ.

Лишь двадцать третій день они въ пути,

Да, очень быстро. Мощный Аполлонъ

Торопится направить правду къ свту.

Вы приготовьтесь тотчасъ къ засданью

Судить измнницу, мою супругу.

Публично обвиненная при всхъ —

Пускай себя публично защищаетъ.

Пока она въ живыхъ, мн нтъ покоя.

Ступайте и свершите мой приказъ.

(Уходитъ.)

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Сицилія. Городская улица.

Входятъ Клеоменъ и Діонъ.

Клеоменъ.

Тамъ климатъ безподобенъ, воздухъ чистъ,

И островъ плодоносенъ. Самый храмъ

Красиве, чмъ даже говорятъ.

Діонъ.

Скажу о томъ, чмъ восхищенъ я больше

Всего: одеждъ небесный блескъ (иначе

Сказать о нихъ я не могу) и важность

Жрецовъ достойныхъ. A богослуженье!

Какъ празднично, торжественно и свято

Его свершили.

Клеоменъ.

A поверхъ всего

Оракула глушащій уши голосъ

Сродни громамъ Юпитера, во мн

Сознанье заглушилъ онъ.

Діонъ.

Если только

Исходъ поздки нашей счастливъ будетъ

Для королевы (о, когда бы такъ!)

Настолько счастливъ, какъ онъ былъ для насъ

Необычайно быстръ, тогда мы оба

Распорядились временемъ чудесно.

Клеоменъ.

Великій Аполлонъ! веди ко благу!

Не по сердцу мн это оглашенье

По улицамъ того, что навязать

Хотятъ, какъ преступленье, Герміон.

Діонъ.

Вотъ эта рзкость именно поможетъ

Все дло разъяснить скорй и кончить,

Когда узнаютъ то, что подъ печатью

Великій жрецъ отъ взоровъ нашихъ скрылъ —

Слова оракула, они откроютъ

Намъ очень много новаго. Живе,

Другихъ коней, на счастливый конецъ.

(Уходятъ.)

СЦЕНА II.

Залъ суда.

Леонтъ, Придворные и Судьи сидятъ на мстахъ.

Леонтъ.

Насъ настоящій судъ (признаться долженъ)

Глубоко за сердце хватаетъ, такъ какъ

Виновная, дочь короля, супруга

Моя, любима мной была глубоко.

Свободны мы отъ всякаго упрека

Въ тиранств, такъ какъ судъ публичный этотъ

Пойдетъ законнымъ ходомъ къ обвиненью

Иль къ оправданію ея. Введите

Ее сюда.

Служащий.

Велнье короля,

Чтобъ королева предъ судомъ предстала.

Молчанье!

Входитъ Герміонa, сопровождаемая стражею, Паулина и Дамы свиты.

Леонтъ.

Прочитай обвиненіе!

Служащий.

Герміона, супруга славнаго Леонта, короля Сициліи, ты обвиняешься въ государственной измн и предана суду за то, что ты измнила твоей супружеской врности съ Поликсеномъ, королемъ Богеміи, и, заодно съ Камилломъ, посягнула на жизнь нашего царственнаго господина и твоего супруга и что ты, Герміона, такъ какъ умыселъ твой, благодаря случайнымъ обстоятельствамъ, открылся, помогла имъ обоимъ, въ противность долгу и присяг, тмъ, что дала совтъ и помощь спастись бгствомъ въ ночное время.

Герміона.

Такъ какъ все то, что я могу сказать

Простое отрицанье обвиненья

И доказательства другаго нтъ,

Какъ то, что я свидтельствую лично,

То мало мн сказать: ‘я не виновна’.

Моя невинность, если бъ я ее

Доказывать хотла, за обманъ

Была бы принята. Но если Небо

На насъ глядитъ (а въ этомъ нтъ сомннья)

Я врю въ то, что краскою стыда

Ложь запылаетъ, грубое насилье,

Въ конц концовъ, терпнію уступитъ.

Я знаю, государь (хоть вы, конечно,

Незнающимъ остаться предпочтете)

Что лучше, чмъ кому-нибудь другому,

Извстна вамъ былая жизнь моя,

Настолько жъ безупречная, насколько

Теперь несчастна я. Подобныхъ длъ

Не видано въ исторіи, не можетъ

Для сцены быть придумано, чтобъ зритель

Былъ потрясенъ до сердца. Посмотрите:

Я раздляла ложе съ королемъ,

Владла я полъ-царствомъ, я сама

Дочь короля великаго, я мать,

Исполненнаго лучшихъ качествъ принца —

И я должна стоять вотъ здсь, предъ всми,

И выторговывать себ словами

И жизнь, и честь. Нтъ, я не дорожу

Своею жизнью, такъ какъ въ ней печаль

Сильнй желанья жизни, только честь

Мою должна я передать потомкамъ —

И лишь ее хочу я защитить.

Спросите совсть вашу, государь,

На сколько, до прізда Поликсена,

Любили вы меня, и не напрасно.

Когда пріхалъ онъ, что совершила

Дурного я, и въ чемъ я погршила,

Чтобъ такъ теперь явиться предъ судомъ

Когда бъ я провинилась противъ чести,

Или въ другомъ сознательномъ проступк,

Пускай сердца всхъ тхъ, кто это слышитъ,

Окаменютъ, и пускай вс т,

Кто ближе мн другихъ, меня ославятъ,

Позоромъ заклеймятъ мою могилу.

Леонтъ.

Я не слыхалъ, чтобы когда-нибудь

Тотъ, кто ршился на срамное дло,

Въ себ нахальства тоже не нашелъ

Настолько, чтобы отрицать, что сдлалъ.

Герміона.

Да, правда. Только замчанье это

Меня не трогаетъ.

Леонтъ.

И въ этомъ тоже

Ты не сознаешься.

Герміона.

Признать нельзя мн

Въ себ ошибокъ больше, чмъ ихъ есть.

A Поликсенъ (съ которымъ заодно

Я обвиняюсь), признаюсь открыто,

Былъ мной любимъ, какъ онъ того достоинъ,

Но и не иначе, чмъ подобаетъ

Мн, женщин высокаго рожденья,

Не меньше и не иначе, чмъ вы

Любить его велли. Если бъ я

Тутъ поступила иначе — была бы

Ослушницею противъ воли вашей,

Неблагодарной передъ тмъ, кто съ дтства,

Едва залепетавъ, свою любовь

Доказывалъ вамъ всюду, ту любовь,

Которая была отвтомъ вашей.

Объ государственной измн лучше

Я умолчу, мн вкусъ ея невдомъ,

Хотя ея навязываютъ мн.

Я знаю, что Камиллъ всегда былъ честенъ.

Зачмъ бжалъ онъ? Этого и боги

Не знаютъ, если знаютъ то, что я.

Леонтъ.

Теб настолько же извстно было

Камилла бгство, какъ и то, что ты

Хотла сдлать вслдъ за этимъ бгствомъ.

Герміона.

Языкъ вашъ, государь, мн непонятенъ,

Вся жизнь моя во власти вашихъ сновъ,

Я отдаю ее охотно.

Леонтъ.

Снились

Твои поступки мн. Ты прижила

Ребенка съ Поликсеномъ — это тоже

Ничто, какъ сонъ. Ты безъ границъ безстыдна

(Безстыдство — признакъ всхъ, теб подобныхъ),

Теб безстыдство ни по чемъ, настолько жъ,

Насколько правда ни по чемъ, но это

Теб невыгодно, хоть и идетъ.

И какъ щенокъ твой выкинутъ былъ мной,

Щенокъ, лишь только на себя похожій

И не имющій отца (въ чемъ онъ,

Конечно, мене тебя виновенъ),

Такъ точно ты, почувствовать должна

Мощь приговора нашего, въ которомъ

Казнь будетъ выраженьемъ самымъ слабымъ.

Герміона.

Съ угрозой, государь, остановитесь.

Тотъ приговоръ, что долженъ испугать

Меня — его я жажду. Жизнь не въ радость

Съ тхъ поръ, когда внецъ той жизни — ваша

Любовь ко мн погибла навсегда.

Я чувствую, какъ та любовь погибла,

Не знаю почему. Другое счастье,

Которое имла я — мой сынъ,

Онъ спрятанъ отъ меня, какъ отъ заразы.

A третье утшеніе мое,

Малютку, подъ несчастною звздою

Рожденную, съ чистйшимъ молокомъ

Моимъ, въ чистйшемъ ротик — отъ груди

Нежданно оторвали, чтобъ убить.

И я сама y каждаго угла,

Прославленная женщиной развратной,

Въ жестокости неслыханной лишилась

Въ тяжелый часъ родинъ тхъ правъ призрнья,

Которыхъ не лишаютъ никого.

И, наконецъ, еще не укрпившись,

Сюда привлечена на свжій воздухъ.

Да, государь, теперь скажите сами,

Какое счастье въ жизни ждетъ меня,

Чтобъ смерти мн бояться. Продолжайте,

Но знайте только, не толкуя вкривь

Правдивыхъ словъ моихъ, — не жизнь мою,

A только честь мою желаю я спасти.

Когда меня лишь въ силу подозрнья

Приговорятъ и вмсто доказательствъ

Одни лишь ваши подозрнья будутъ

За доказательства считаться, ну, тогда

Жестокость въ этомъ будетъ — не законъ,

Прочтите, что сказалъ оракулъ. Пусть

Моимъ судьею будетъ Аполлонъ.

1-й Придворный.

Желаніе законное вполн

И потому пусть принесутъ сюда

И огласятъ во имя Аполлона

Слова его оракула.

(Нсколько служащихъ уходятъ.)

Герміона.

Моимъ

Роднымъ отцомъ былъ русскій императоръ.

Когда бъ онъ былъ еще въ живыхъ и слышалъ

Допросъ судей и видть могъ очами

Моей тоски великой глубину,

Очами добрыми — не взглядомъ мести!

(Служащіе входятъ съ Клеоменомъ и Діономъ.)

1-й Судья.

Діонъ и Клеоменъ, клянитесь оба

Надъ правосудія мечомъ, что вы

Въ далекихъ Дельфахъ были и оттуда

Вотъ это изреченье принесли

Оракула, которое y васъ

Въ рукахъ хранится подъ печатью, и

Вамъ вручено жрецами Аполлона

Что вы печати этой не касались

И тайны, вамъ врученной, не прочли.

Клеоменъ и Діонъ.

Клянемся.

Леонтъ.

Ну, тогда печать взломайте

И прочитайте.

Судья (читаетъ).

Герміона непорочна, Поликсенъ безупреченъ, Камиллъ — врный подданный, Леонтъ ревнивый тиранъ, его невинное дитя вполн законно, и король будетъ жить не имя наслдника, если то, что потеряно, не найдется снова.

Вс.

Хвала и слава богу Аполлону!

Герміона.

Хвала ему!

Леонтъ.

Да такъ ли ты прочелъ?

Судья.

Да, государь, прочелъ я очень врно.

Леонтъ.

Тогда и самъ оракулъ намъ солгалъ!

Обманъ одинъ! Пусть продолжаетъ судъ

Разборъ, какъ слдуетъ.

(Служитель входитъ поспшно.)

Служитель.

Мой государь!

Леонтъ.

Въ чемъ дло?

Служитель.

Государь! я буду ненавистенъ

Вамъ навсегда за тягостную всть!

Вашъ сынъ, изъ страха за исходъ суда

Надъ королевой-матерью, скончался.

Леонтъ.

Какъ! умеръ?

Служитель.

Умеръ!

Леонтъ.

Гнвенъ Аполлонъ!

И небомъ пораженъ я за неправду.

(Королева падаетъ въ обморокъ.)

Что съ королевой?

Паулина.

Эта всть была

Смертельна для нея, — вы посмотрите,

Что можетъ смерть!

Леонтъ.

Несите прочь ее —

Она подъ гнетомъ сердца опустилась —

Она поправится. Я подозрнью

Доврился не въ мру. Я прошу васъ:

Ее верните къ жизни вы своимъ

Нжнйшимъ попеченьемъ. Аполлонъ!

Прости меня за тяжкую обиду

(Паулина и придворныя дамы выносятъ королеву.)

Оракула. Хочу я съ Поликсеномъ

Вновь дружбу заключить, хочу я снова

Сойтись съ женой, позвать назадъ Камилла,

И объявить, что честенъ онъ и добръ.

Я ревностью моей подвигнутъ былъ

На замыслы убійства и отмщенья,

Камилла выбралъ я своимъ орудьемъ,

Чтобъ Поликсена отравить, и было бъ

Мое желанье свершено, но онъ

Замедлилъ исполненьемъ, не смотря

На то, что я награду общалъ,

A при отказ казнь ему пророчилъ.

Глубоко честный, гостю онъ открылъ

Мой планъ, свои богатства вс покинулъ,

Богатства цнныя, какъ всмъ извстно,

И, гордый только честью, отдался

Большимъ случайностямъ судьбы и бгства.

О, какъ сіяетъ ярко онъ сквозь копоть,

Меня покрывшую! Кажусь чернй,

При ясномъ свт всхъ его достоинствъ.

(Паулина возвращается.)

Паулина.

О горе къ горю! поясъ развяжите,

Чтобъ сердце этотъ поясъ не порвало,

Само не разорвалось!

1-й Придворный.

Что случилось?

Паулина.

Ну, что ты теперь придумаешь, тиранъ,

Ты для меня? Какія муки, казни,

Колеса, острія? Варить въ свинц

И въ масл кипятить, терзать и рзать

На части! говори, какія пытки

Изобртешь ты для меня, когда

За слово каждое мое достойна

Я самой злйшей пытки? Посмотри:

Твое тиранство съ ревностью вдвоемъ

Безумны такъ, что малому мальчишк,

Двчонк глупой даже не подъ стать!

Взгляни на то, что вышло, обезумй,

Да, обезумй до конца! Что было

До этого, то — только лишь приправа

Къ послднему, что сдлалъ ты. Ничто

Твоя измна Поликсену: это

Простая слабость и неблагодарность,

Ничто, что ты Камилла направлялъ

Къ цареубійству — это все ничто

Въ сравненьи съ остальнымъ. Ты дочь свою

Воронамъ выкинулъ на пропитанье,

Какъ, мелочь вздорную, хотя бъ самъ дьяволъ,

Скорй, чмъ сдлать это — пролилъ бы воду

Изъ пламени. Не одному теб

Смерть принца я кидаю обвиненьемъ,

Того любимаго глубоко принца,

Чье сердце доброе (добрй, чмъ должно,

Въ такіе годы) не могло снести

Позора матери своей честнйшей,

Поруганной неистовымъ отцомъ.

Тебя виню я не за это только.

Послднее изъ длъ, о! плачьте вс,

Вс, кто меня здсь слышитъ, плачьте горько,

Чистйшіе изъ всхъ земныхъ существъ,

Жить перестала наша королева —

И небеса еще въ раздумьи — мстить!

1-й Придворный.

Да защитятъ насъ боги.

Паулина.

Умерла,

Клянусь вамъ въ этомъ, сами посмотрите,

Коль клятв вы не врите. Когда бы

Могли вы блескъ глазамъ ея вернуть,

Губамъ окраску и дыханье груди,

Вамъ, какъ богамъ, молиться бъ стала я!

A ты, тиранъ! раскаянье — гони,

Поступокъ твой такъ страшенъ, что печалью,

Раскаяньемъ его не искупить.

Отчаянье — вотъ что теб осталось.

Хоть тысячу молитвъ пошли ты къ небу,

Хоть десять тысячъ лтъ томись нагой,

Надъ голою скалой и въ вчной бур,

Постись всю зиму напролетъ — но боги

Къ теб очей своихъ не обратятъ.

Леонтъ.

Ну дальше, дальше! вдосталь не сумешь

Меня ты клясть — я это заслужилъ.

Придворный (Паулин).

Ты замолчишь ли? Въ томъ, что тутъ случилось,

Повиненъ дерзкій твой языкъ.

Паулина.

Жалю!

И въ сдланной ошибк сознаюсь.

Я женщина, я увлеклась по-женски,

Поранено въ немъ сердце глубоко.

Случившагося намъ не измнить,

Прошу васъ, государь, не оскорбляйтесь

Словами, сказанными мной, велите

Мн наказанье понести за то,

Что я напомнила о томъ, что нужно

Скоре позабыть. Вы мн простите,

Безумной баб, — королеву я

Любила, — вотъ опять болтать пустилась

Ненужное, — не буду говорить

О ней, о дтяхъ вашихъ и о муж

Потерянномъ моемъ. Своимъ терпньемъ

Меня принудитъ государь молчать.

Леонтъ.

Ты говорила очень хорошо,

И правда мн пріятнй сожалнья.

Прошу тебя — ты проводи меня

Къ тламъ усопшимъ сына и супруги.

Въ одну могилу заключатъ обоихъ,

И пусть читается надъ ними вчно

Причина смерти — моего стыда.

Я буду каждый день ихъ посщать,

И слезы т, что буду проливать

Надъ ними, мн отнын будутъ

Единымъ утшеньемъ и, насколько

Природа покаянія такого

Не возбранитъ мн, буду совершать

Его по общанью. A теперь

Веди туда, гд мой обтъ свершится.

(Уходятъ.)

СЦЕНА III.

Богемія, пустынный берегъ моря.

Входятъ Антигонъ съ малюткой на рукахъ н Матросъ.

Антигонъ.

Такъ ты увренъ въ томъ, что нашъ корабль

Присталъ къ Богеміи?

Матросъ.

Да, это врно.

Но, кажется, не въ добрый часъ пристали

Мы къ берегу: сбирается гроза,

И небо нашему дянью непривтно,

Озлобилось!

Антигонъ.

Его на это воля!

Ты къ судну возвратись и береги

Его, a я — окликнуть не замедлю.

Матросъ.

Поторопитесь, но остерегайтесь

Забраться въ глубь страны: здсь много звря,

И близится гроза.

Антигонъ.

Ну, хорошо, ступай,

A я вернусь.

Матросъ.

Какъ счастливъ буду я,

Отдлавшись отъ этакого дла.

(Матросъ уходитъ.)

Антигонъ.

Ты, бдное дитя! не разъ слыхалъ я

(Не врю только этому), что души

Умершихъ возвращаются. Коль это

Не ложь — то видлъ я минувшей ночью

Твою родную мать. Не можетъ быть

Такъ ясенъ сонъ, какъ было то виднье.

Я видлъ: существо ко мн явилось

И голову склоняло къ сторонамъ,

То такъ, то этакъ. Никогда еще

Мн не случалось видть столько грусти

И столько гордаго достоинства въ обличьи.

Вся въ бломъ, подошла она къ кают

Моей, въ которой я дремалъ, и трижды

Ко мн она склонялась и вздыхала,

И говорить хотла, и изъ глазъ,

Какъ два ручья, струились слезы. Будто

Оправившись, она проговорила:

‘Мой добрый Антигонъ, теб судьба

Назначила, твоей противно вол,

Сгубить мое дитя, и ты поклялся

Свершить. Въ Богеміи пустынь не мало,

Покинь мое дитя. Пусть плачетъ горько,

Пускай кричитъ, и такъ какъ ей судьба

Потерянной считаться, назови

Ее Пердитой. A за то, что ты

Свершишь неслыханное, ты Паулины,

Своей жены, не узришь никогда’.

И, испуская жалобные крики,

Она исчезла въ воздух. Испуганъ

Съ трудомъ собралъ я мысли и подумалъ,

Что то не сонъ, a правду я видалъ.

Сонъ — пна! но на этотъ разъ хочу

Быть суеврнымъ, и хочу исполнить —

Что сонъ веллъ. Мое соображенье,

Что Герміона умереть должна.

Мн Аполлонъ даетъ приказъ малютку,

Потомство Поликсена, положить

Въ Богеміи, въ стран ему родной.

На жизнь иль смерть! цвти же, мой цвточекъ.

(Кладетъ ребенка.)

Кладу тебя вотъ тутъ и имя тоже

Твое съ тобой, a вотъ еще прибавка,

(Кладетъ узелокъ.)

На случай если счастье улыбнется,

И сохранится онъ, съ тобою будетъ.

Однако буря близится, прощай же,

Бдняжечка, отвтчица за мать,

Назначенная смерти иль печалямъ.

Я плакать не могу, но сердце тяжко.

Проклятье мн за то, что я поклялся

Исполнить повелніе! Однако

День все мрачнй становится — быть можетъ,

Ты псню колыбельную услышишь

Ужасную. Я право не видалъ

Подобной тьмы небесъ. Но что за крикъ!

О, если бы на корабл мн быть!

Охота! зври дикіе! я гибну!

(Убгаетъ, преслдуемый медвдемъ.)

Старый Пастухъ входитъ.

Пастухъ. Хотлось бы мн, чтобы не было возрастовъ между десятью и двадцатью тремя годами, чтобы юноши просыпали все это время, потому, что за все это время они ничего другаго не длаютъ, какъ беременятъ женщинъ, сердятъ стариковъ, дерутся, воруютъ. Сообразите: ну, кто же, какъ не этакіе девятнадцати или двадцатидвухлтніе сорви-головы, могутъ охотиться въ такую погоду. Они загнали y меня двухъ лучшихъ овецъ, которыхъ, я боюсь, скоре отыщетъ волкъ, чмъ ихъ хозяинъ, если еще можно найти ихъ гд нибудь, такъ это на морскомъ берегу, гд они плющъ объдаютъ. Вотъ если бы счастье помогло… Это что такое? (поднимаетъ ребенка). Спасибо! запеленатый малютка! Мальчикъ или двочка? Хорошенькая, очень хорошенькая! Наврно, что нибудь грховное. Хоть я и не ученый, a думаю, что тутъ не обошлось безъ горничной. Это какое-нибудь ковровое, шкапное или задверное произведеніе. Родители были, конечно, погоряче, чмъ это бдное созданьице. Я приму ее. Подожду только сына. Онъ только что откликался. Гола! Эй!

Входитъ Клоyнъ.

Клоунъ.

Гола! Эй!

Пастухъ. Да ты здсь близко. Если хочешь посмотрть на штучку, о которой много будутъ говорить, когда ты давно умрешь и сгніешь, — поди сюда. Что съ тобой, пріятель?

Клоунъ. Дв вещи видлъ я на мор и на суш. Но я не могу сказать — море, потому что оно теперь небо. Между небомъ и моремъ не просуну я теперь булавки.

Пастухъ. Да что же ты видалъ, пріятель?

Клоунъ. Хотлъ бы я, чтобы ты самъ видлъ, какъ оно гудитъ, мечется и бьетъ въ берега! но все это еще ничего. Какъ ужасенъ былъ крикъ этихъ моряковъ! То были они видны, то нтъ. То проткнетъ корабль своею мачтою мсяцъ, то скроется въ пн и волнахъ, какъ если бы кто бросилъ пробку въ бочку съ бродящею жидкостью. A на земл видлъ я, какъ медвдь ему плечо отгрызъ, какъ онъ кричалъ, звалъ меня на помощь, называлъ себя Антигономъ и дворяниномъ. Но, чтобы кончить съ кораблемъ скажу, что онъ погибъ, a люди кричали, a море смялось надъ ними, a несчастный дворянинъ вылъ, a медвдь его высмивалъ, и оба выли громче моря и непогоды.

Пастухъ. Но, Господи, когда же ты все это видлъ?

Клоунъ. Сейчасъ, минуты не прошло, люди не успли еще похолодть подъ водою, a медвдь дворянина не сълъ и на половину, онъ еще жретъ его.

Пастухъ. Будь я притомъ, я помогъ бы старику.

Клоунъ (про себя). A я бы хотлъ, чтобы вы были подл корабля и помогли ему, тогда бы ваша жалость не стояла на твердомъ дн.

Пастухъ. Плохія исторіи, плохія! но посмотри сюда. Перекрестись! ты видишь людей, когда они гибнутъ, a я нахожу такихъ, которые только что родились. Тутъ есть, что посмотрть теб. Видишь: эти пеленки пригодны дитяти дворянскаго рода. Да смотри же, подними вотъ это, развяжи. Взглянемъ, что тамъ такое? Феи сказали мн, что буду богатъ. Это подкидышъ. Развязывай, что тамъ?

Клоунъ. Ну, старикъ, вы счастливецъ, если вамъ простятся грхи молодости, то вы можете жить отлично. Золото, только золото!

Пастухъ. Это золото Фей, пріятель, и такимъ оно и скажется. Забирай его скоре и скорй домой, кратчайшей дорогой. Мы счастливцы съ тобой, и если хотимъ остаться такими, надобно молчать. Пропадай овцы. Идемъ, гд поближе.

Клоунъ. Ступайте вашей кратчайшей дорогой съ вашею находкою, a я хочу пойти посмотрть, какую часть дворянина сълъ медвдь. Медвди злы только когда голодны, если что отъ дворянина осталось, я схороню.

Пастухъ. Это хорошее дло. Если по тмъ остаткамъ, что отъ него сохранились, можно судить о томъ, кто онъ, такъ позови и меня посмотрть.

Клоунъ. Хорошо, и ты поможешь мн закопать его.

Пастухъ. Счастливый для насъ день, пріятель. Почтимъ его добрыми длами.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Входитъ Время какъ хоръ.

Я многимъ нравлюсь, зло съ добромъ мшаю,

Въ веселіи и страх разршаю

Ошибки т, что мною жъ созданы.

Я — Время. Отъ того, что крылья мн даны,

Я расправляю ихъ. И вы меня простите:

Шестнадцать лтъ со мной перелетите,

Не замчая вовсе на лету,

Чмъ я наполню эту пустоту.

Я — Время. Я въ единый часъ дерзаю

Законъ создать и рушить, я желаю

Остаться тмъ, чмъ я отъ вка есть.

Я завренье вамъ могу принесть,

Что, какъ и все надъ этою землею,

И Время самое — оно создалось мною.

Самоновйшимъ въ были бытія

Васъ ослпить имю силу я,

Какъ въ этой сказк. Если разршите

Часы переверну я. Посмотрите:

Вамъ этой сцены вовсе не узнать,

Вамъ довелось какъ будто бы проспать.

Леонтъ, отъ ревности излченъ, весь печали

Глубокой преданъ. Изъ далекой дали

Прошу въ Богемію перенестись. Досель

Разъ былъ помянутъ мною Флоризель,

Сынъ короля. Я о Пердит тоже

Вамъ разскажу, какъ разцвла пригоже,

Но, впрочемъ, не хочу опережать

Своимъ разсказомъ. Времени ль не знать,

Когда и что открыть? Она не бол,

Какъ скромная пастушка въ чистомъ пол,

Что дальше будетъ, думаю открыть,

Теперь прошу внимательными быть,

И если время вамъ терять случалось,

Какъ это съ вами тутъ сегодня сталось,

Вамъ Время можетъ только пожелать

Его не хуже этого терять.

(Уходить.)

СЦЕНА I.

Богемія. Залъ во дворц Поликсена.

Входитъ Поликсенъ и Камиллъ.

Поликсенъ. Прошу тебя, любезный Камиллъ, не проси меня больше. Мн хуже, чмъ заболть — отказать теб, a исполненіе этой просьбы было бы моею смертью.

Камиллъ. Прошло пятнадцать лтъ съ тхъ поръ, какъ я въ послдній разъ видлъ мою родину, если мн пришлось провести большую часть жизни вн ея, то мн хотлось бы по крайней мр, чтобы мои кости въ ней почивали. Кром того, раскаивающійся король, мой повелитель, присылалъ за мною, въ его глубокой печали хотлъ бы я служить ему хотя малымъ утшеніемъ, или, по крайней мр, воображаю, что былъ бы таковымъ, и это вторая причина, понуждающая меня къ отъзду.

Поликсенъ. Насколько ты меня любишь, Камиллъ, не уничтожай всхъ твоихъ заслугъ тмъ, что покинешь меня въ настоящую минуту, твоя собственная доброта причина того, что я не могу больше обойтись безъ тебя, лучше бы было мн никогда не знать тебя, чмъ теперь лишиться. Ты началъ для меня дла, которыхъ никто, кром тебя, кончить не можетъ такъ, какъ слдуетъ, поэтому ты долженъ или остаться и самъ ихъ кончить, или взять съ собою вс дйствительныя твои заслуги, для меня совершенныя. Если я цнилъ ихъ недостаточно высоко (а достаточно высоко цнить ихъ не могу), то отнын буду я стремиться быть боле благодарнымъ, и доказательства дружбы моей, которыя считаю я своею прибылью, умножить. О проклятой Сициліи, прошу тебя, не говори мн никогда больше. Одно имя ея наказываетъ меня воспоминаніемъ о раскаивающемся, какъ ты его называешь, и примиренномъ корол, моемъ брат. На потерю его безцнной королевы и дтей слдуетъ смотрть съ грустью, такъ, какъ бы это только что совершилось. Скажи, когда видлъ ты въ послдній разъ моего сына Флоризеля? Короли не мене несчастны, когда они имютъ недостойныхъ дтей, чмъ тогда, когда они теряютъ тхъ, которые уже проявили свои добродтели.

Камиллъ. Я, государь, видлъ принца три дня тому назадъ. Въ чемъ улыбается ему счастіе теперь, я не знаю, но узналъ съ неудовольствіемъ о томъ, что онъ, съ нкотораго времени, часто отлучается отъ двора и занимается мене ревностно, чмъ прежде, исполненіемъ своихъ высокихъ обязанностей.

Поликсенъ. И я замтилъ то же самое, Камиллъ, и не безъ безпокойства, поэтому, между слугъ моихъ имю я нсколькихъ соглядатаевъ, которые за нимъ, въ его отсутствіе, наблюдаютъ. Отъ нихъ узналъ я, что онъ рдко минуетъ домъ какого-то совсмъ простого пастуха, который, какъ сообщаютъ, и чего никакъ не могутъ объяснить себ его сосди, изъ совершеннаго ничтожества, сдлался вдругъ неизмримо богатымъ.

Камиллъ. Я слышалъ, государь, о подобномъ человк, имющемъ дочь необычайной красоты, ея извстность слишкомъ велика, чтобы предположить распространеніе этой извстности изъ такой простой хижины.

Поликсенъ. У меня такія же свднія, и я боюсь, что въ этомъ именно та удочка, которая тянетъ туда моего сына. Ты долженъ проводить меня въ это мсто. Мы должны предстать не такими, кто мы на самомъ дл есть, и займемся немного разспросами пастуха, его простота скоро выдастъ себя и легко объяснитъ намъ причину посщеній моего сына. Прошу тебя, помоги мн въ этомъ дл и вс мысли твои о Сициліи брось.

Камиллъ. Съ удовольствіемъ исполню ваше повелніе.

Поликсенъ. Мой добрый Камиллъ! — Намъ надо теперь переодться.

(Уходятъ.)

СЦЕНА II.

Дорога близъ жилища пастуха.

Автоликъ (Входитъ, распвая).

Когда нарциссы зацвтутъ

И выйдетъ двушка плясать,

Весна сіяетъ тутъ какъ тутъ,

И кровь стремится жить опять.

Холсты блютъ вдоль дворовъ,

И птицы звучно такъ поютъ,

Весна веселье для воровъ,

Они, что государи, пьютъ.

Вотъ жаворонковъ псни кругомъ,

И длинноклювый дроздъ стучитъ,

На сн съ двушкой вдвоемъ

Мы слышимъ, какъ все голоситъ.

Я служилъ въ свое время при принц Флоризел и носилъ бархатное одяніе, теперь гуляю безъ дла.

Но я на это не гляжу.

Дружокъ! блеститъ луна,

Я смло вдоль дворовъ брожу,

Моя растетъ казна.

Когда тряпичникъ за старьемъ

Гуляетъ въ добрый часъ,

Такъ чмъ же мы не съ ремесломъ?

Пусть ловитъ сотскій насъ.

Я ворую простыни, когда коршунъ вьетъ гнздо — смотрите за вашимъ бльемъ. Отецъ мой назвалъ меня Автоликомъ, онъ былъ, подобно мн, рожденъ подъ созвздіемъ Меркурія и такимъ же мелкимъ воришкой, какъ я. Играю я въ кости и играю съ женщинами, этимъ пріобрлъ я свои лохмотья, и мои доходы состоятъ изъ невинныхъ мошенничествъ. Вислицы и разбой на большой дорог слишкомъ сильны для меня, разбои и повшенье внушаютъ мн страхъ, что же касается до будущей жизни, то эту мысль я стараюсь проспать. Пожива, пожива!

(Входитъ Клоунъ.)

Клоунъ. Посчитаемъ: каждый разъ одиннадцать барановъ даютъ двадцать восемь фунтовъ шерсти, каждый фунтъ шерсти стоитъ фунтъ стерлинговъ и нсколько шиллинговъ, полторы тысячи барановъ острижено — сколько же принесетъ намъ шерсть?

Автоликъ (въ сторону). Если силокъ выдержитъ — птица моя.

Клоунъ. Мн этого безъ счетовъ не счесть. Что же куплю я однако на праздникъ стрижки? три фунта сахару, пять фунтовъ коринки и рису. Для чего нуженъ моей сестр рисъ? Отецъ назначилъ ее распорядительницей праздника, и она хочетъ имть свою выгоду отъ этого. Она приготовила двадцать четыре букета для тхъ, кто будетъ стричь овецъ. Трое изъ нихъ отличные пвцы, но все больше тенора и басы, одинъ только изъ нихъ Пуританинъ — и поетъ подъ волынку псалмы. Мн нуженъ шафранъ, чтобы придать желтизны пирогамъ, начиненнымъ грушами. Мускатнаго цвту — финиковъ — нтъ на записк, мускатныхъ орховъ семь, одинъ или два инбирныхъ корня, ну — эти я и даромъ получу, четыре фунта черносливу и столько же крупнаго изюму.

Автоликъ (валяясь на земл). Охъ! зачмъ только родился я!

Клоунъ. Господи, что это такое?

Автоликъ. О! спасите, спасите меня! сдерите съ меня эти лохмотья, a потомъ умереть, умереть!

Клоунъ. Бднякъ! теб бы прибавить что къ лохмотьямъ, a не то что сдирать послдніе.

Автоликъ. Ихъ нечистота, господинъ, оскорбляетъ меня боле, чмъ побои, мною полученные, a ихъ было милліонъ побоевъ, и они были крпки.

Клоунъ. Бдняга! милліонъ побоевъ, это должно быть очень много.

Автоликъ. Меня, господинъ, обокрали, да, кром того, поколотили, отъ меня отобрали деньги и одежду и одли въ эти отвратительные лоскуты.

Клоунъ. Кто же сдлалъ это — пшій или конный?

Автоликъ. Пшій, господинъ, пшій!

Клоунъ. Должно быть это былъ дйствительно пшій, если судить по платью, которое онъ теб оставилъ. Если это камзолъ всадника, такъ онъ продлалъ, должно быть, горячую службу. Давай руку, я помогу теб встать, давай руку.

(Помогаетъ ему встать.)

Автоликъ. Ой! осторожнй, осторожнй, господинъ.

Клоунъ. Бдняга!

Автоликъ. Ой! тише, господинъ. Боюсь, что у меня вывихнута ключица.

Клоунъ. Ну, что же? можешь ты стоять?

Автоликъ. Осторожнй, господинъ! (опорожняетъ ему карманъ) пожалуйста, осторожнй! вы оказали мн сердечную услугу.

Клоунъ. Не нужно ли теб немного денегъ? y меня есть для тебя мелочь.

Автоликъ. Нтъ, добрый господинъ, не надо, не надо, прошу васъ. Въ трехъ четвертяхъ мили отсюда живетъ мой родственникъ, къ которому я шелъ. Тамъ получу я деньги и все, что мн нужно. Пожалуйста, не предлагайте мн денегъ: это оскорбляетъ меня.

Клоунъ. Что же это былъ за человкъ, который ограбилъ тебя?

Автоликъ. Человкъ этотъ, насколько знаю, шатается съ Фортункой, прежде зналъ я его за лакея y принца, не знаю, за которую изъ добродтелей своихъ, но врно то, что его прогнали отъ двора батогами.

Клоунъ. Ты хочешь сказать: за который изъ пороковъ, нтъ добродтели, прогоняемой отъ двора батогами, ея тамъ любятъ, и хотли бы удержать, но она гоститъ всегда только проздомъ.

Автоликъ. Я, дйствительно, хотлъ сказать за порокъ. Я знаю этого человка отлично, съ того времени таскался онъ съ обезьяною, затмъ былъ на послугахъ въ суд, приказнымъ, затмъ давалъ кукольныя представленія на сюжетъ блуднаго сына, женился на жен странствующаго мдника, всего въ одной мил отъ моего хозяйства, и, потомъ, продлавъ разнаго рода мошенническія штуки, установился окончательно на воровств, нкоторые зовутъ его Автоликомъ.

Клоунъ. Палачъ бы взялъ его! поклянусь, что это совсмъ законченный воръ. Онъ шляется по ярмаркамъ, праздникамъ, по медвжьимъ травлямъ.

Автоликъ. Да, господинъ, да! это именно тотъ. Онъ именно одлъ меня въ это одяніе.

Клоунъ. Нтъ другого, боле тонкаго мазурика во всей Богеміи. Стоило теб только взглянуть на него построже, да плюнуть въ него, такъ онъ бы и самъ убжалъ.

Автоликъ. Долженъ признаться вамъ, господинъ, что я не изъ храбрыхъ, что касается до этого, то это, дйствительно, моя слабая сторона, и, побьюсь о закладъ, что мошенникъ зналъ это.

Клоунъ. Ну каково теб теперь?

Автоликъ. Гораздо лучше, чмъ прежде, могу стоять, могу итти, хочу теперь проститься съ вами и направиться потихоньку къ моему родственнику.

Клоунъ. Не вывести ли тебя на дорогу?

Автоликъ. Нтъ, мой прекрасный, мой добрый господинъ.

Клоунъ. Ну, такъ будь здоровъ! я долженъ пойти и купить всякихъ пряностей для праздника стрижки нашихъ барановъ.

Автоликъ. Желаю вамъ счастья, господинъ! (Клоунъ уходитъ.) Вашъ кошелекъ недостаточно согртъ, чтобы покупать пряности. Я тоже хочу быть на вашемъ праздник. Если мн изъ моего перваго мошенничества не народится второе и я не обращу людей стригущихъ барановъ въ барановъ, ну тогда записывайте мое имя въ списки добродтельныхъ.

Тропинкою впередъ, впередъ,

Что бъ веселы мы были!

Кто веселъ — цлый день идетъ,

Кто хмуръ — нейдетъ и мили.

(Уходитъ.)

СЦЕНА III.

Тамъ же, хижина пастуха.

Входятъ Флоризель иПердита.

Флоризель.

Въ одежд непривычной для тебя,

Еще прелестнй тла очертанья.

Нтъ не пастушка — Флора! ты — весна

Въ расцвт! и собранье стригачей

Мн кажется собраніемъ прекрасныхъ

Боговъ любви, и ты въ немъ — королева.

Пердита.

Мой милый принцъ, мн вовсе не идетъ

Излишку вашей похвалы сердиться,

Простите, что излишкомъ называю.

Надежда всей страны, вы, принцъ, въ одежд

Простаго пастуха — a я одта,

Какъ-будто королева. Если бъ праздникъ

Дурачиться намъ права не давалъ,

Какъ то въ обыча, я покраснла бъ,

Увидвъ тотъ нарядъ, что вы избрали,

Что бъ зеркаломъ мн быть.

Флоризель.

Счастливъ тотъ день,

Когда мой соколъ вздумалъ залетть

На поле твоего отца.

Пердита.

Юпитеръ

Пусть защититъ меня отъ мысли дерзкой

Сравненья съ вами. Вамъ, конечно, принцъ

Не страшно вовсе. Я же вся дрожу,

Подумавши о томъ, что случай можетъ

И вашего отца привлечь сюда,

Когда онъ и васъ привелъ. Тогда, о боги!

Какъ удивился бъ онъ, увидвъ васъ,

Свое творенье, въ этомъ переплет

Негодномъ. Что бы онъ сказалъ тогда?

Что чувствовала бъ я, въ одежд этой,

Не подходящей мн? Какъ бы сумла

Я выдержать присутствіе его?

Флоризель.

О счастьи думай, ни о чемъ другомъ.

Вдь, боги сами часто одвались

Въ одежду непригодную, любя.

Мычалъ Юпитеръ, обратясь въ быка,

Нептунъ — въ ягненка, пастухомъ явился,

Какъ я теперь, богъ пламенныхъ одеждъ,

Блестящій Аполлонъ! но никогда

Они, для лучшей красоты, чмъ та,

Что y тебя, одежды не мняли,

Такою чистой мыслью не влеклись,

Какъ я теперь, затмъ, что мысль моя

Опережать не хочетъ чувства чести,

И врность y меня сильнй, чмъ страсть.

Пердита.

И все-таки, о дорогой мой принцъ,

Ршимость ваша передъ волей царской

Не можетъ устоять. Одно изъ двухъ:

Или погаснетъ въ васъ ко мн влеченье,

Иль съ жизнью я покончу.

Флоризель.

О, Пердита!

Не затемняй сіянья празднества,

Картинъ придуманныхъ тяжелой тнью.

Хочу твоимъ я быть или отца

Лишиться, потому что не могу я

Принадлежать себ, или другому,

Когда теб принадлежать не буду,

И врнымъ этому останусь даже,

Когда судьба сурово скажетъ — нтъ!

Будь весела, и злую мысль гони,

Взглянувъ на то, что видишь. Вотъ и гости

Являются, — скорй развеселись,

Какъ-будто свадьбы день насталъ сегодня,

Той свадьбы, о которой мы клялись.

Пердита.

Не обмани насъ счастье золотое!

Входятъ Поликсенъ и Камиллъ переодтые, Пастухъ, Клоунъ, Мопса, Дорка и другіе.

Флоризель.

Вотъ приближаются твои вс гости!

Къ веселому готовься разговору,

И щеки ихъ румянцемъ зарумянь.

Пастухъ.

Фуй, дочка! какъ жила моя старуха,

Въ подобный день была она y насъ

Прислугой, поваромъ и хлбопекомъ,

Хозяйкой и поденщицей заразъ,

Привтствовала всхъ и псни пла,

И плясъ вела, и за столомъ, то тутъ,

То тамъ являлась, къ людямъ наклонялась,

Ея лицо краснло отъ работы,

A вздумаетъ, бывало, прохладиться —

Беретъ стаканъ, то съ тмъ, то съ этимъ пьетъ.

Ты въ сторон все держишься, какъ-будто

Сама ты гость, a вовсе не хозяйка.

Прошу: привтствуй этихъ незнакомцевъ,

Такимъ путемъ добро свое прославишь.

Ну, не упрямься же и покажись

Такою, какъ ты есть: хозяйкой доброй

На праздник. Ну, пожелай же намъ

Хорошей стрижки, a стадамъ довольства.

Пердита (Поликсену).

Привтъ вамъ, господинъ! отецъ желаетъ,

Чтобы сегодня я была хозяйкой.

(Камиллу.)

Привтъ и вамъ! Дай, Дорка, мн цвты.

Вотъ, господа, вамъ розмаринъ и рута,

Они всю зиму сохраняютъ краски

И запахъ. Пусть же въ васъ обоихъ тоже

Не гаснутъ милосердіе и память.

Второй разъ, господа, вамъ мой привтъ.

Поликсенъ.

Пастушка! ты такъ чудно хороша,

Такъ кстати зимніе цвты подносишь

Намъ старикамъ.

Пердита.

Старетъ годъ тогда,

Когда еще не убжало лто,

Зима, дрожа, еще не родилась.

Въ т дни считаютъ лучшими цвтами

Гвоздику и левкой тигристый. Ихъ

Зовутъ дтьми побочными природы,

Въ садахъ крестьянскихъ ихъ y насъ и нтъ.

Я ихъ отростковъ не хочу.

Поликсенъ.

Зачмъ же

Ты такъ, красавица, пренебрегаешь

Обоими?

Пердита.

Мн говорили какъ-то,

Что холитъ ихъ не только лишь природа,

Но и искусство краски придаетъ.

Поликсенъ.

Положимъ такъ. Украсится ль природа

Тмъ средствомъ, что она не создала?

Надъ тмъ искусствомъ, что, какъ молвишь ты,

Должно природу разукрасить, есть

Искусство, что сама она творитъ.

Ты, двушка прелестная, взгляни,

Какъ втку нжную ты прививаешь

Къ дичку и дикая кора пріемлетъ

Отростки благородные. Конечно,

Искусство это, но, вдь, улучшаетъ

Оно природу, ею создано!

Пердита.

Да, такъ.

Поликсенъ.

Тогда сажай левкоевъ въ садъ,

Побочными дтьми не называя.

Пердита.

Нтъ, не хочу сажать ни одного,

Какъ не хотла бъ нравиться сильне

Румянцемъ лживымъ и чтобъ тотъ румянецъ,

Тому кто проситъ о рук моей,

Приманкою служилъ. Вотъ вамъ цвты:

Шалфей, лаванда, мята, майоранъ

И ноготки, что спать ложатся къ ночи

И просыпаются въ слезахъ съ восходомъ.

Цвты средины лта, ихъ даю я

Вамъ, люди среднихъ лтъ, привтъ и вамъ!

Камиллъ.

Будь я овцою стада твоего,

Я пастьбу бросилъ бы, одной тобою

Довольствуясь.

Пердита.

И какъ бы грустно было.

Январьскій втеръ пронизалъ бы васъ,

Такъ похудли бы! теперь, мой милый,

Цвтовъ весеннихъ я бъ найти хотла,

Украсить васъ на утро вашихъ дней,

И васъ, подруги, двичьи головки.

О, Прозерпина! если бъ подобрать

Вс т цвты, что побросала ты,

Испуганная, съ колесницы бога

Плутона на землю! вс т нарциссы,

Что раньше ласточекъ своей красою

Блистаютъ въ мартовскихъ втрахъ, фіалки

Т, что темнй рсницъ Юноны, слаще

Цитеры груди, тотъ подснжникъ блдный,

Безбрачно умирающій до срока,

До наступленья Фебовыхъ лучей,

Болзнью двушекъ, y насъ нердкой,

Отважныхъ буквицъ, ландышей душистыхъ

И всякихъ лилій, тоже королевской,

Ихъ не достало бъ мн, чтобъ разукрасить

Тебя, мой милый другъ, чтобы осыпать

Всего, всего!

Флоризель.

Какъ мертваго въ гробу?

Пердита.

О нтъ! на лож счастья, гд любовь,

Играя, возлегаетъ не какъ тло.

Безжизненное, — a когда бъ и такъ,

То не затмъ, чтобъ быть похороненнымъ,

Но чтобъ въ моихъ покоиться объятьяхъ.

Приди, возьми цвты, мн мнится, будто

Играю я, какъ, видла, на святкахъ

Играютъ люди. Видно, одянье

Мое мн голову совсмъ кружитъ.

Флоризель.

Что сдлаешь все будетъ хорошо.

Когда ты говоришь, тогда желаю,

Чтобъ вчно говорила, запоешь —

И мн хотлось бы, чтобъ при хозяйств

Покупк и продаж, при молитв,

Ты все бы пла, если пляшешь ты,

Тебя морской волной воображаю,

Хочу, чтобъ вчно двигалась, чтобъ только

Въ движеньи и была, что ни предпримешь

И что ни сдлаешь, до мелочей

Все характерно такъ въ теб, чудесно,

Поступокъ всякій — внчанный король.

Пердита.

Ты хвалишь слишкомъ много, Дориклесъ,

И если бъ молодость твоя и честность

Въ твоей пастушеской одежд ясно

Такъ не сквозила, думала бы я,

Что сватаешь ты не къ добру и счастью.

Флоризель.

Мн кажется, что y тебя причины

Подумать такъ, не больше, чмъ во мн —

Сомннье это вызвать. Но пойдемъ

Къ веселой пляск, дай скоре руку,

Такъ голубь съ горлицей идутъ, чтобъ жить,

Вовкъ не разлучаясь.

Пердита.

Я клянусь —

Они не лгутъ.

Поликсенъ.

Пастушка эта лучше,

Прелестнй всхъ, что выросли въ поляхъ.

Нтъ въ ней движенія, чтобъ не казалось

Возвышеннй, чмъ та среда, въ которой

Она живетъ.

Камиллъ.

Онъ говоритъ ей что-то,

Что заставляетъ двушку краснть.

Она, признаться должно, королева

Между молочницъ.

Клоунъ (музыкантамъ).

Вы сюда ступайте,

Играйте!

Дорка.

A съ тобой танцуетъ Мопса,

Но поцлуй ея приправить долженъ

Ты чеснокомъ.

Мопса.

Ну, что же, я согласна.

Клоунъ.

Ни слова больше, мы готовы вс,

Играйте же.

(Музыка. Пастухи и пастушки пляшутъ).

Поликсенъ.

Скажи-ка мн, старикъ,

Кто тотъ пастухъ красивый, что танцуетъ

Съ твоею дочерью?

Пастухъ.

То Дориклесъ.

Онъ хвалится богатыми полями,

Хоть это самъ онъ говоритъ, но врю

Ему, на видъ онъ честенъ, увряетъ,

Что дочку любитъ, думаю, что такъ.

И никогда луна такъ зорко въ воду

Не смотритъ, какъ глядитъ онъ въ очи дочки,

Читаетъ въ нихъ, на четверть поцлуя

Одинъ другому не уступитъ въ чувств.

Поликсенъ.

Она танцуетъ ловко.

Пастухъ.

У нея

Все, что ни сдлаетъ — то ловко. Только

Болтаю я о томъ, о чемъ молчать

Мн надобно. Скажу я вамъ однако:

Получитъ онъ ее — получитъ больше,

Чмъ думать могъ, хотя бы и во сн.

(Входитъ работникъ.)

Работникъ. Если бы ты слышалъ, хозяинъ, что тамъ передъ дверью прохожій разносчикъ разсказываетъ, ты бы во вкъ не плясалъ больше ни подъ тамбуринъ, ни подъ флейту, даже волынка и та не двинула бы тебя съ мста. Онъ поетъ множество псенокъ, одну за другою, быстре, чмъ ты деньги считаешь, он идутъ изъ него, будто онъ ими обълся, люди слушаютъ его, и вс уши развсили.

Клоунъ. Кстати же онъ пришелъ, пусть войдетъ. Страсть люблю я баллады, въ особенности, если печальная спта весело, a веселая на печальный голосъ.

Работникъ. У него есть псни для мужчинъ и для женщинъ, длинныя и коротенькія, ни одинъ торговецъ краснымъ товаромъ не снабдитъ покупателей столькими перчатками. Для двушекъ y него любовныя псенки, безъ сквернословія — что рдко, съ нжными заключительными словами, съ хорошенькими припвчиками, гд широкоротый пеньтюхъ задумаетъ сказать что срамное и въ двери вломиться, тамъ y него двушка отвтъ даетъ: ‘эй, милый, не длай мн больно, и отталкиваетъ и приговариваетъ: ‘да ступай же, милый, не длай мн больно’.

Поликсенъ. Этотъ разносчикъ молодчина.

Клоунъ. Ты, кажется, говоришь тутъ объ очень умномъ человк. Хороши ли y него также и товары?

Работникъ. У него есть ленты всхъ цвтовъ радуги, кружевъ больше, чмъ могутъ распутать приличнымъ образомъ вс богемскіе адвокаты, если бы даже, они пришли къ нему толпою, шерстяныя и бумажныя нитки, батистъ и полотна есть y него, и онъ воспваетъ свои товары, будто боговъ и богинь, однихъ за другими. Можно подумать, что y него даже юбка — ангелъ женскаго пола, также воспваетъ онъ рукавчикъ и то, какъ онъ сшитъ.

Клоунъ. Прошу тебя, приведи его и пусть войдетъ, распвая.

Пердита. Но предупреди его, чтобы онъ дурныхъ словъ въ свои псни не вставлялъ.

Клоунъ. Есть люди между этими разносчиками, въ которыхъ гораздо больше толку, чмъ ты думаешь, сестрица.

Пердита. Да, добрый братецъ, или, лучше, не да — a хотла бы такъ думать.

Автоликъ (входитъ, распвая).

Полотно, что снгъ, бло,

Крепъ, что ворона крыло,

A перчатокъ, что цвтовъ,

Маски тмъ, кто безъ носовъ,

И коралловъ бы купить,

Порошокъ есть, чтобъ курить.

Банты, пряжки для штановъ

Разудалыхъ молодцовъ,

Для двицъ есть утюги

И булавки, и шелки.

Покупайте поскорй

И не прячьте кошелей.

Клоунъ. Если бы я не былъ влюбленъ въ Мопсу, не видать бы теб моихъ денегъ, но такъ какъ я ужъ попался, такъ и долженъ я взять y тебя лентъ и перчатокъ.

Мопса. Он были общаны мн еще до праздника, но и теперь не опоздаютъ.

Дорка. Онъ общалъ теб больше, чмъ это, или есть между нами лжецы?

Мопса. Теб далъ онъ все, что общалъ, и, можетъ быть, даже больше такого, что возвратить теб будетъ стыдно.

Клоунъ. Разв нынче нтъ больше приличія между двушками? Или хотятъ он прикрываться юбками тамъ, гд бы слдовало быть ихъ лицамъ? Или не хватаетъ вамъ времени на шушуканье, когда доите коровъ вашихъ, или y печки стоите, или спать ложитесь? Нужно вамъ, что ли, выбалтывать все передъ гостями? Хорошо еще, что они шумятъ. Довольно вамъ, ни слова больше.

Мопса. Да ужъ я и такъ молчу. Поди-ка сюда и припомни, что ты общалъ мн дать блестящій галстухъ и пару мягкихъ перчатокъ.

Клоунъ. Да разв я не сказалъ теб, какъ меня на пути ограбили и вс мои деньги забрали?

Автоликъ. Точно, господинъ, здсь мошенниковъ много, каждый долженъ быть насторож.

Клоунъ. Не бойся, пріятель, здсь y тебя ничего не украдутъ.

Автоликъ. Надюсь, господинъ, потому что y меня съ собою много связокъ съ товарами.

Клоунъ. Что же y тебя тутъ? баллады?

Mопсa . Ахъ, пожалуйста, купи парочку балладъ. Печатной баллады мн на всю жизнь хватитъ, можно быть увренной, что все въ ней правда.

Автоликъ. Вотъ вамъ одна баллада съ очень печальнымъ напвомъ, о томъ, какъ жена ростовщика забеременла двадцатью мшками денегъ и какъ ей захотлось сть зминыхъ головъ и поджаренныхъ жабъ.

Mопсa . A разв это правда?

Автоликъ. Совершенная правда и случилось съ мсяцъ тому назадъ.

Дорка. Упаси меня Богъ выйти замужъ за ростовщика.

Автоликъ. A вотъ вамъ и имя бабки, бывшей при этомъ, госпожа Сказочка-болтушка, да еще шести приличныхъ женщинъ, находившихся тутъ же. Да и зачмъ мн вранье съ собой таскать?

Мопса. Ахъ, пожалуйста, купи это.

Клоунъ. Ну, ладно, отложи-ка это въ сторону, пока что, мы посмотримъ другія баллады, да заодно и другихъ вещей купимъ.

Автоликъ. Вотъ и другая баллада объ одной рыбк, которая въ среду, восьмидесятаго апрля, была видима съ береговъ надъ водою на высот сорока тысячъ сажень и пропла эту именно балладу двушкамъ съ безотвтнымъ сердцемъ, думаютъ, что, до того, рыба была женщиною, обратившеюся въ холодную рыбу за то, что она не хотла сойтись тлесно съ человкомъ, котораго любила. Баллада ужасно печальна и настолько же справедлива.

Дорка . Какъ, ты думаешь, что и это правда?

Автоликъ. Пять судейскихъ особъ подписали ее собственноручно, a другихъ свидтельствъ больше, чмъ я съ собою захватить могу.

Клоунъ. Отложи и эту. Какая слдующая?

Автоликъ. Это хотя и веселая баллада, но очень хорошенькая.

Мопса. Намъ надобно имть парочку и веселыхъ.

Автоликъ. Да, она ужасно весела и поется на голосъ: ‘дв были ихъ — любили одного’, на западъ отсюда едва ли найдется хоть одна двушка, которая бы ее не пла. Ее очень любятъ, эту балладу, могу васъ уврить.

Мопса. Мы об споемъ ее и можемъ услышать, если ты возьмешь одинъ голосъ на себя, вдь, она трехголосная.

Дорка . Намъ этотъ напвъ уже съ мсяцъ какъ знакомъ.

Автоликъ. Я могу взять третій голосъ на себя: могу сказать, что это мое дло: слдите только за собою. (Поетъ.)

Автоликъ.

Прочь ступайте, ухожу,

A куда — вамъ не скажу.

Дорка.

Ахъ, куда?

Мопса.

Куда?

Дорка.

Куда?

Мопса.

Клятв врю я твоей,

Къ тайн пріобщи скорй.

Дорка.

И меня пусти туда.

Мопса.

Къ мельниц ль итти въ овинъ?

Дорка.

Жалокъ мн такой починъ.

Автоликъ.

Никуда.

Дорка.

Нть!

Автоликъ.

Никуда!

Дорка.

Ты клялся въ любви своей.

Мопса.

Больше мн клялся, чмъ ей!

Говори жъ: куда, куда?

Клоунъ. Мы кончимъ эту псню тамъ, между собою, мой отецъ и эти богатые господа заняты важнымъ разговоромъ, и мы не будемъ мшать имъ. Тащи-ка мн вслдъ твои товары. Вы, женскіе облики, я куплю вамъ обимъ что-нибудь. Только мы будемъ сами выбирать, разносчикъ. Идите за мною, двушки.

Автоликъ (въ сторону).

Хочешь шапку купить,

Или лентой обшить,

Этимъ всмъ мы торгъ ведемъ,

Что шелковъ, полотна, —

Канитель все одна,

Въ той же связочк несемъ,

Офень — парень не замай,

Только денегъ подавай,

Міръ продастъ онъ ни по чемъ

(Уходятъ.)

Работникъ (входитъ). Хозяинъ, тамъ пришли три козьихъ пастуха, три овечьихъ, три коровьихъ и три свинопаса, мохнатыми шкурами разукрасились, называютъ себя сатирами и пляшутъ плясъ, о которомъ наши двки говорятъ, потому что они въ немъ не участвуютъ, что это прыганіе въ воздух, но сами они думаютъ (если пляска эта не слишкомъ дика для тхъ, кто ничего другого, кром вальса, знать не хочетъ), что пляска понравится.

Пастухъ. Вонъ ихъ! намъ ничего такого не нужно, y насъ и безъ того дурачествъ было достаточно, конечно, господинъ, мы вамъ надоли?

Поликсенъ. Надодаешь ты тмъ людямъ, которые хотятъ коротать наше время. Прошу тебя показать намъ эти четыре тройки пастуховъ.

Работникъ. Трое изъ нихъ, господинъ, утверждаютъ, будто они плясали передъ своимъ королемъ и самый неуклюжій изъ этой тройки перескакиваетъ двнадцать съ половиною футовъ.

Пастухъ. Довольно болтать. Если это почтеннымъ господамъ желательно, пусть придутъ, только поскоре.

Работникъ. Они стоятъ подл, за дверью.

(Работникъ уходитъ и возвращается съ двнадцатью пастухами, одтыми сатирами, они пляшутъ и уходятъ.)

Поликсенъ.

Старикъ, узнаешь больше ты потомъ.

(Въ сторону.)

Не далеко ль зашло? Пора бъ обоихъ

Ихъ разлучить. Но честенъ онъ и слишкомъ

Болтливъ. (громко.) Пастухъ — красавецъ! видно, сердце

Тебя отъ праздника отвлечь готово.

Когда я молодъ былъ и такъ, какъ ты,

Любилъ — ловче цли добивался.

Я бы ограбилъ офеня товары

И навязалъ ихъ ей. Ты жъ отпустилъ,

Не сдлавши покупки ни одной.

Что если двушка вдругъ заключитъ,

Что въ этомъ недостатокъ чувства виденъ,

Ты затруднишься дать тогда отвтъ,

Въ особенности о продленьи чувства,

Когда ты этимъ чувствомъ дорожишь.

Флоризель.

Почтенный господинъ мой! мн извстно,

Что этотъ вздоръ ея и не займетъ.

Мои дары лежатъ глубоко въ сердц

И ей принадлежатъ, хотя и не даны.

Ты жизнь мою прими, мое признанье,

Предъ старикомъ, который, мнится мн,

Любилъ когда-то. Руку я беру

Твою, что такъ бла, какъ голубиный,

Нжнйшій пухъ, какъ зубы мавра, какъ

Снга чистйшіе, что сверъ дважды

Продулъ своимъ дыханіемъ холоднымъ.

Поликсенъ.

A дальше что? Какъ ловко руку онъ,

Что безъ того бла, словами моетъ.

Я сбилъ тебя, но ты оцнку эту

Продолжи, разскажи чего желаешь.

Флоризель.

Да, я скажу, свидтелемъ мн будьте.

Поликсенъ.

И мой сосдъ со мною заодно.

Флоризель.

И онъ, и больше, люди вс и небо,

И вся земля. Будь внценоснымъ я

Монархомъ, будь я этого достоинъ,

Будь я красивйшимъ изъ всхъ на свт,

Изъ всхъ, которымъ очи дорогіе

Любовію свтились и имй я

Сознанія и силы больше, чмъ

Любой мужчина, — безъ любви ея

Я все бы презиралъ, лишь для нея

Всмъ дорожилъ бы, все бы отдалъ ей,

Служенью ей, a если бъ нтъ, такъ бросилъ,

Какъ мн ненужное.

Поликсенъ.

Подарки цнны!

Камиллъ.

Свидтельствуютъ о любви глубокой.

Пастухъ.

Ты, дочка, что ему въ отвтъ промолвишь?

Не то же ли?

Пердита.

Я не могу, какъ онъ,

Такъ сладко говорить, ни лучше мыслить

И чувствовать, но по своимъ я мыслямъ

Всю чистоту его желаній вижу.

Пастухъ.

Тогда въ залогъ другъ другу руки дайте,

Свидтелями эти гости будутъ.

Я дочь ему даю и съ нею вмст

Приданое такое, какъ его,

Не мене.

Флоризель.

Съ моимъ приданымъ ваше

Сравниться только прелестью ея.

Когда умретъ одно лицо, тогда

Я большимъ пользоваться буду въ жизни,

Чмъ вамъ приснится можетъ, удивлю

Величіемъ наслдства. Но, однако,

Соедините насъ, пусть все, кто здсь,

Свидтелями будутъ.

Пастухъ.

Если такъ,

Давайте ваши руки ты и онъ.

Поликсенъ.

Постой, пастухъ, немного обожди.

Отецъ вашъ живъ?

Флоризель.

Да, живъ. Но что же съ этимъ?

Поликсенъ.

Ему извстна свадьба ваша?

Флоризель.

Нтъ,

И знать о ней не долженъ онъ.

Поликсенъ.

Однако,

Мн кажется, отецъ на свадьб сына

Найлучшій гость, онъ столъ собой украситъ.

Скажи, отецъ твой, можетъ-быть, не можетъ

Разумно дйствовать, онъ слабъ разсудкомъ

Отъ лтъ или подагры, не способенъ

Имньемъ управлять, не можетъ также

Ни говорить, ни слушать и тмъ меньше

Людей не можетъ различать. Онъ боленъ,

Быть можетъ, и лежитъ совсмъ безъ дла

Впавъ въ дтство?

Флоризель.

Нтъ, почтенный господинъ,

Здоровъ онъ и, покуда въ полной сил,

Какъ мало кто въ его года.

Поликсенъ.

Тогда

Клянусь своей сдою бородою,

Что ты къ нему несправедливъ и сыну

Не слдуетъ такъ поступать. Жену

Мой сынъ, конечно, долженъ выбрать самъ,

Но долженъ и отецъ, который счастьемъ

Своихъ потомковъ будетъ жить, имть

Въ подобномъ важномъ дл также голосъ.

Флоризель.

Все это такъ. Но по другимъ причинамъ,

Которыхъ вы, мой строгій господинъ,

Не знаете — отцу я не сказалъ.

Поликсенъ.

Тогда теперь скажи ему объ этомъ.

Флоризель.

Нельзя.

Поликсенъ.

Прошу!

Флоризель.

Нтъ, онъ не долженъ знать.

Пастухъ.

Скажи ему, мой сынъ. Узнавъ твой выборъ

Печаленъ онъ не будетъ.

Флоризель.

Нтъ, нельзя.

Теперь — къ помолвк.

Поликсенъ (давая узнать себя).

Нтъ, теперь къ разводу

Мой юный господинъ, котораго отнын

Я сыномъ звать не буду: недостоинъ!

Наслдникъ скиптра — на пастушій посохъ

Его мняетъ! ты жъ, измнникъ старый,

Мн жалко, что, велвъ тебя повсить,

Я сокращу твой вкъ лишь на недлю!

Ты, дьявола роскошное созданье,

Не вдать не могла, что завлекала

Ты дурня королевской крови, что…

Пастухъ.

О горе!

Поликсенъ.

Терніями — я велю сцарапать

Всю красоту твою, чтобъ снизошла

До званія, приличнаго рожденью.

Что до тебя касается, влюбленный,

Чуть ты вздохнешь по ней хоть разъ одинъ,

За то, что не увидишь и не долженъ

Увидть — я лишу тебя престола.

Въ теб моей я не признаю крови,

Ни дальнаго родства со мной — дальше

Чмъ къ намъ стоитъ Девкаліона родъ

Замть мои слова и слдуй тотчасъ

За мною ко двору. — A ты, мерзавецъ,

Хотя ты заслужилъ не милость нашу,

На этотъ разъ, я жизнь дарю.

A ты, что колдовствомъ его объяла

Такимъ, котораго совсмъ довольно,

Чтобъ пастуха смутить, хотя бы и такого

Какъ онъ, унизившагося такъ тяжко,

Что даже не достоинъ сталъ тебя, —

Когда еще разъ онъ перешагнетъ

Порогъ лачуги вашей и когда

Его въ кольцо объятій заключишь ты,

Клянусь, изобрту такую казнь,

Что будетъ ужасомъ своимъ сильне,

Чмъ нжность чародйская твоя!

(Уходитъ.)

Пердита.

Я и безъ этого совсмъ погибла.

Не испугалась я, хотла говорить,

Сказать ему, что не другое солнце,

А то же самое сіяетъ съ неба

На дворъ его и на лачугу нашу.

Ступайте, принцъ! Я говорила вамъ

И прежде, что произойдетъ. Прошу васъ,

Подумайте о званіи своемъ,

Мой сонъ окончился, проснулась я —

Не королева больше, a пастушка —

Дою мою козу и горько плачу.

Камиллъ.

A ты, отецъ, пока ты живъ, что скажешь?

Пастухъ.

Я не могу ни говорить, ни думать,

Не смю даже знать я то, что знаю.

(Флоризелю.)

О принцъ! восьмидесятилтній старецъ

Несчастнымъ сдланъ вами, онъ въ могилу

Спокойно думалъ низойти, скончаться

На той кровати, на которой умеръ

Его отецъ, улечься рядомъ съ нимъ,

Теперь же обовьетъ меня палачъ

Могильнымъ саваномъ, и мн священникъ

Не броситъ на могилу горсть земли.

(Пердит.)

Дитя безумное! ты принца знала —

Какъ смла думать выйти за него?

О горе мн! когда бъ я умеръ тотчасъ,

Желательнымъ явился бъ смерти часъ.

(Уходитъ.)

Флоризель.

Что такъ глядите на меня? Поврьте,

Что не испуганъ я, но озабоченъ,

Мн помшали — но не измнили

Того, чмъ былъ я. Я стремлюсь сильне,

Когда задерживаютъ, и не буду

Итти, какъ то хотятъ, на помочахъ.

Камиллъ.

Любезный принцъ! вамъ взглядъ отца извстенъ,

Теперь съ нимъ вовсе говорить нельзя,

И, думаю, что вы такого жъ мннья,

Онъ даже вида вашего не стерпитъ,

A потому, пока не успокою

Его — къ нему не приходите вы.

Флоризель.

Я этого совсмъ не желаю.

Вдь, ты — Камиллъ?

Камиллъ.

Да, принцъ.

Пердита.

Какъ часто, часто

Я говорила — это будетъ такъ,

Какъ часто повторяла, что несу

Свое я званье лишь до той поры,

Пока его узнаютъ.

Флоризель.

Нтъ, поврь,

Ему всего одинъ конецъ возможенъ,

Когда неврнымъ буду я теб,

Тогда пускай природа сдавитъ землю

Въ ея бокахъ и раздробитъ нутро.

Утшься! не корон я наслдникъ —

Наслдникъ я своей къ теб любви

Камиллъ.

Послушайте совта.

Флоризель.

Мн любовь

Даетъ совтъ. Коль разумъ я имю,

Я разуму послдовать хочу.

Когда не такъ — тогда пускай безумье,

Какъ наслажденье жизни, я приму.

Камиллъ.

Такъ говорить одно безумье можетъ.

Флоризель.

Зови, какъ хочешь ты. Такъ какъ оно

Мн служитъ къ исполненью общанья,

Его я просто честностью зову.

Камиллъ, за всю Богемію, за блескъ,

Который мн наградой въ ней служилъ бы,

За солнце, видящее все, за землю,

Объемлющую все, скрывающую море

Въ глубокой глубин, — я не нарушу

Обта, даннаго невст обрученной.

И потому прошу тебя, какъ друга,

Избраннаго моимъ отцомъ, когда бы

Ему меня увидть не пришлось

(Его, по правд, не хочу я видть),

Ты гнвъ его совтомъ укроти —

Меня оставить будущимъ судьбамъ.

Скажи ему, что узжаю въ море,

Везу ее отъ берега, который

Ее хранить не можетъ. Очень кстати

Корабль я вижу здсь стоитъ готовый

Какъ бы нарочно для меня — но только,

Куда поду, этого не нужно

Вамъ знать, a мн объ этомъ сообщать.

Камиллъ.

Мой принцъ! о если бъ ваша мысль могла

Послдовать хорошему совту?

Флоризель.

Пердита, слушай.

(Отводитъ ее въ сторону. Камиллу.)

Слушаю тебя.

Камиллъ.

Упоренъ! и ршилъ бжать! Когда бы

Воспользоваться мн его отъздомъ,

Его спасти, ему любовь и честь

До гроба посвятить, опять увидть

Сицилію и короля ея,

Котораго такъ сильно жажду видть?

Флоризель.

Камиллъ мой добрый, я такъ озабоченъ,

Что даже и приличье забываю.

Камиллъ.

Вамъ, принцъ, извстна та любовь, та дружба,

Что я питаю къ вашему отцу?

Флоризель.

Ты хорошо служилъ. Рчь о теб

Вести отцу, что музыка живая,

Онъ озабоченъ, какъ ему за службу

Твою благодарить?

Камиллъ.

Но, если такъ

Вы точно думаете, принцъ, что я

Его люблю и все люблю, что близко

Ему, и васъ, конечно, прежде всхъ,

Почтите мой совтъ (конечно, если

Ршитесь вы свой планъ перемнить),

Я васъ направлю, честью увряю,

Туда, гд примутъ васъ отъ сердца, дружбой,

Какъ подобаетъ вамъ и также ей,

Чтобъ счастливыми быть и обручиться

(Ей — отъ которой, ясно вижу это,

Васъ отдлить способна только смерть,

Чего не дай Господь), чуть удалитесь

Отсюда, — я употреблю вс средства,

Чтобы отца скоре помирить.

Флоризель.

Но разв, о, Камиллъ, такое счастье

Возможно? Если — да, теб ввряюсь

Я больше, чмъ простому человку.

Камиллъ.

Подумали ли вы, куда вамъ хать?

Флоризель.

Нтъ не подумалъ. Если случай странный

Причиной нашему ршенью послужилъ,

Мы, какъ рабы, отправимся навстрчу

Всмъ перемнамъ и по всмъ втрамъ.

Камиллъ.

Тогда послушайте. Когда ршили

Вы бгство ваше, убгайте вы

Въ Сицилію и тамъ представьтесь сами,

Представьте также и ее, принцессу

(Ей быть принцессой) королю Леонту.

Дадутъ одежды ей, что подобаютъ

Супруг вашей. Такъ и мнится мн,

Что вижу, какъ Леонтъ въ объятья приметъ

Обоихъ васъ, привтствуя, слезами,

Какъ будетъ онъ прощенія просить

У сына, будто y отца, какъ будетъ

Принцесс руки цловать, — и будетъ,

Между любовію и злобою поставленъ,

Желать, чтобъ злоба опустилась въ адъ,

Любовь росла быстрй, чмъ мысль иль время.

Флоризель.

Какою же причиной объясню я,

Камиллъ любезный, это посщенье?

Камиллъ.

Вы скажете ему: король отецъ

Васъ шлетъ къ нему съ поклономъ, съ утшеньемъ.

Какъ поступать и что вамъ говорить,

Чтобъ вн сомннья былъ онъ, что отцомъ

Своимъ вы присланы — я напишу вамъ, —

Извстное лишь только намъ троимъ, —

Вы будете имть отвтъ готовый

На всякій изъ его вопросовъ, онъ

Увидитъ въ васъ живое воплощенье

Отца и то, что сердце вы его

Съ собою принесли.

Флоризель.

Я благодаренъ

За твой совтъ. Онъ важенъ для меня.

Камиллъ.

Поврьте, этотъ путь врне будетъ,

Чмъ если вы довритесь волнамъ,

Странамъ безвстнымъ и лишеньямъ всякимъ,

Въ которыхъ вы, отъ помощи далеки,

Отъ горя одного къ другому горю

Пойдете, гд вамъ вренъ будетъ только

Одинъ лишь якорь, вренъ будетъ тмъ

Что тамъ, гд не-любо, онъ васъ удержитъ.

Не позабудьте также, что любви

Сильнйшая опора — счастье, что несчастье,

Мняя состоянье духа, также

И сердце измняетъ.

Пердита.

Лишь одно

Тутъ правда: при несчастьи блекнутъ щеки,

Но въ сердце снизойти ему нельзя.

Камиллъ.

Вы думаете? Если такъ, тогда

Въ семь долгихъ лтъ подобному ребенку

Не народиться въ вашемъ отчемъ дом.

Флоризель.

Ея образованье, другъ Камиллъ,

Далеко впереди ея породы.

Камиллъ.

Я не могу сказать, чтобъ не хватало

Образованья ей: она, мн мнится,

Учителей способна научить.

Пердита.

Простите, господинъ! благодарю я

Тмъ, что красню!

Флоризель.

Чудная Пердита!

Мы все-таки на терніяхъ стоимъ!

Спаситель моего отца и мой,

Защита дома нашего, Камиллъ,

Что длать намъ? Я денегъ не имю

Чтобы, какъ это подобаетъ принцу

Богеміи, въ Сицліию явиться!

Камиллъ.

На этотъ счетъ не безпокойтесь, принцъ,

Вы знаете имущество мое

Все тамъ, обставить васъ по-королевски

Его довольно. Ваша роль — моя.

Вотъ, напримръ, чтобъ въ этомъ убдиться,

Что вамъ довольно будетъ — на два слова…

(Отходятъ въ сторону и тихо разговариваютъ.)

Входитъ Автоликъ.

Автоликъ.

Го, го! какая дура — честность! доврчивость, ея присяжная сестрица, тупйшая дама! я распродалъ всю мою дрянь, ни одного поддльнаго камешка, ни ленты, ни карманнаго зеркальца, ни пузырька съ духами, галстуха, таблички, баллады, нитки, ножичка, перчатокъ, пряжекъ, браслета, роговаго колечка — y меня не осталось, всю дрянь, купили, всю! наперерывъ толкались, кому прежде купить, какъ будто мои бездлушки были освящены и приносили покупателю благословеніе. При случа замтилъ я, чьи кошели толще, и намтилъ ихъ себ. Клоунъ, которому не хватаетъ очень малаго, чтобы быть совсмъ умнымъ человкомъ, влюбился до такой степени въ бабье пнье, что онъ своихъ поросячьихъ лапъ до тхъ поръ не отнималъ, пока не заучивалъ напва и словъ, a это подгоняло ко мн всхъ остальныхъ до такой степени, что вс ихъ чувства попрятались въ слухъ, можно бы было стащить любую юбку и никто бы не замтилъ, ничего бы не стоило отрзать отъ пояса любой денежный кошель, я бы могъ стибрить ключи, висвшіе при цпочкахъ, они ничего не слыхали, ничего не чувствовали, кром псенъ моего дурака, и удивлялись ихъ ничтожеству, такъ что я, пользуясь ихъ одурью, стащилъ большинство ихъ кошельковъ, набитыхъ къ празднику, и если бы старый пастухъ, со своимъ оханьемъ о дочери да королевскомъ принц, не появился и не разогналъ ихъ, какъ воробьевъ съ посва, такъ я бы не оставилъ при нихъ ни одного кошелька изъ цлой арміи.

(Подходятъ Камиллъ,Флоризель и Пердита.)

Камиллъ.

Нтъ, мои письма, которыя прибудутъ такъ же скоро, какъ вы, разршатъ всякое сомнніе.

Флоризель.

A т, которыя дастъ мн Леонтъ?

Камиллъ.

Помирятъ съ вами отца.

Пердита.

Благослови васъ Небо. Все, что вы сказали, общаетъ счастье.

Кaмиллъ (замтивъ Автолика).

Кто это? Мы должны воспользоваться имъ, не упускать ничего, что можетъ служить нашему длу.

Автоликъ (въ сторону).

Если они меня подслушали — тогда повсятъ.

Камиллъ.

Ну, пріятель! чего испугался? не бойся! зла теб не сдлаютъ.

Автоликъ.

Да вдь, я, господинъ нищій.

Камиллъ.

Ты тмъ и останешься, что есть: тебя не обокрадутъ, что касается до вншности твоей бдности, то мы сейчасъ приступимъ къ обмну. Раздвайся немедленно (знай — это необходимо) и наднь платье этого господина, хотя это ему и не къ выгод, но ты получишь и еще нчто въ придачу.

Автоликъ.

Я нищій, господинъ, (въ сторону) васъ то я хорошо знаю.

Камиллъ.

Ну, ну, живо, господинъ на половину уже раздлся.

Автоликъ.

Такъ въ самомъ дл? (въ сторону) я начинаю понимать, въ чемъ дло.

Флоризель.

Торопись же, прошу тебя!

Автоликъ.

Да ужъ я имю подачку, но, право, по совсти, я не могу принять ее.

Камиллъ.

Разстегивайся, разстегивайся (мняютъ платья)

Счастливая принцесса! пусть надъ вами

Исполнится пророчество мое

Вы удалитесь поскоре въ чащу

Надньте шляпу принца и на брови

Ее надвиньте, чтобъ закрыть лицо,

Переодньтесь тоже, сколько можно,

Чтобъ на себя не походить (боюсь

Я пастуха) чтобъ вамъ скорй добраться

До корабля y берега.

Пердита.

Я вижу,

Что на себя я тоже роль приму.

Камиллъ.

Не иначе. Готовы ль вы теперь?

Флоризель.

Меня отецъ мой не узналъ бы, если бъ

Увидлъ.

Камиллъ.

Шляпы вамъ совсмъ не надо.

Идите, двушка, скоре, принцъ

Счастливаго пути.

Автоликъ.

Спаси васъ Богъ!

Флоризель.

Ахъ, Боже мой, Пердита мы забыли!

Прошу тебя лишь на два слова, слушай…

(Говорятъ тихо)

Кaмиллъ (въ сторону).

Ближайшее, что сдлаю — скажу

Я королю объ этомъ бгств, также,

Куда бжали, a потомъ сумю,

Такъ думаю, послать его имъ вслдъ,

И съ нимъ опять Сицилію увижу,

Которой обликъ видть жажду я,

Какъ двушка влюбленная.

Флоризель.

Ну, съ Богомъ.

Теперь, Камиллъ, идемъ мы къ кораблю.

Камиллъ.

И чмъ скорй, тмъ это лучше будетъ.

(Уходятъ.)

Автоликъ.

Я понимаю, въ чемъ дло, знаю хорошо. Воришка долженъ обладать открытымъ ухомъ, зоркимъ глазомъ и быстрою рукою, недурно тоже имть хорошее чутье, чтобы разнюхать работу другимъ чувствомъ. Вижу, что теперь настало время, когда шельмамъ везетъ. Какой бы это чудесный обмнъ былъ, даже безъ придачи! и что за придача къ такому чудесному обмну. Несомннно, что боги въ этомъ году смотрятъ на насъ сквозь пальцы, и мы можемъ длать нчто ex tempore. Самъ принцъ занимается шельмовской продлкой: онъ бжитъ отъ отца съ бревномъ на ногахъ. Если бы я не думалъ, что донести объ этомъ королю будетъ честнымъ дломъ, я бы непремнно донесъ, но я нахожу боле хитрымъ мошенничествомъ молчать объ этомъ и остаюсь врнымъ своему ремеслу.

Входятъ Клоунъ и Пастухъ.

Однако, тише, тише, тутъ работающему разсудку есть еще, что длать. Каждый уличный уголъ, каждая церковь, любое собраніе, каждая казнь даютъ дльному человку заработокъ.

Клоунъ. Ну, сообразите только: что вы за человкъ! тутъ нтъ другого пути, какъ сказать королю, что она подкидышъ, a не ваша плоть и кровь.

Пaстухъ. Да ты послушай.

Клоунъ. Вы меня послушайте.

Пaстухъ. Ну, говори.

Клоунъ. Такъ какъ она не отъ плоти вашей и крови, то ваша собственная плоть и кровь не оскорбляла короля, и поэтому ваша плоть и ваша кровь наказанію не подлежатъ. Покажите ему вещи, которыя вы при ней нашли, также и т, что были спрятаны, все, что было при ней. Когда вы сдлаете это, то вы закону вслдъ свистть можете.

Пастухъ. Да, я все разскажу королю, каждое слово, равно какъ ухаживанье его сына, который держитъ себя не такъ, какъ подобаетъ честному человку, могу сказать, какъ относительно меня, такъ и относительно своего отца, потому что разсчитывалъ сдлать меня королевскимъ сватомъ.

Клоунъ. Точно, сватъ — было бы тутъ наименьшимъ изъ того, чмъ бы вы стали, каждая капля крови вашей вздорожала бы намного.

Автоликъ (тихо). Очень умно, обезьяньи морды!

Пастухъ. Такъ ладно же, идемъ къ королю, онъ наврное почешетъ свою бороду надъ содержаніемъ этого узелка.

Автоликъ. Я не знаю, однако, насколько это донесеніе ихъ можетъ помшать бгству моего господина.

Пастухъ. Очень хотлъ бы я, чтобы онъ былъ теперь во дворц.

Автоликъ. Если я честенъ не по природ, то бываю такимъ по случаю. Я сниму свою привсную бороду, (снимаетъ ее) — эй, вы, мужики, куда идете?

Пастухъ. Во дворецъ, съ вашего позволенія.

Автоликъ. Какія y васъ тамъ дла? какого рода? съ кмъ? что въ вашемъ узл, ваши имена, возрастъ, происхожденіе, воспитаніе, и что еще тому подобное — говорите!

Пастухъ. Мы простые мужики, господинъ.

Автоликъ. Вранье, вы грубы и волосаты, мн не соврете, это пригодно только купцамъ, и они намъ, солдатамъ, многое привираютъ, но мы платимъ имъ за это чеканеной монетой, a не убійственнымъ остріемъ клинка, такъ что они врутъ намъ не даромъ.

Клоунъ. Ваша милость едва, было, не подарили намъ ее, да сами запутались въ томъ, какъ вы ее намъ подносили.

Пастухъ. Вы, съ позволенія вашего, придворный?

Автоликъ. Позволю я, или не позволю, я все-таки придворный. Не ветъ разв въ тебя придворнымъ воздухомъ отъ этого одянья? разв не придворная y меня походка? не чуешь ты разв носомъ своимъ придворнаго запаха? разв не лучится отъ меня на твое ничтожество великое презрніе? не думаешь ли ты, что я, разговаривая съ тобою ласково и начавъ о твоемъ дл разспрашивать, поэтому не придворный? Я придворный отъ головы до ногъ, и изъ такихъ, который можетъ помочь теб въ твоемъ дл или затормозить его: поэтому приказываю теб объяснить его мн.

Пастухъ. Мое дло, господинъ, касается только короля.

Автоликъ. Кто же будетъ служить теб адвокатомъ?

Пастухъ.Я не знаю, что это такое.

Клоунъ. Адвокатомъ называютъ при двор фазана, есть у васъ фазанъ?

Пастухъ. Нтъ у меня ни фазана, ни птуха, ни курицы.

Автоликъ.

Какъ счастливы мы тмъ, что не такъ глупы!

Но, вдь, могла создать меня природа

Такимъ же, оттого ее я чту.

Клоунъ. Это, должно быть, очень важный придворный.

Пастухъ. Одежда его богата, но онъ носитъ ее какъ-то неловко.

Клоунъ. Онъ кажется тмъ знатне, чмъ большимъ чудакомъ представляется. Это важный человкъ, я подтверждаю это! я вижу это потому уже, какъ онъ ковыряетъ въ зубахъ.

Автоликъ. Подайте узелокъ, что въ немъ? зачмъ эта шкатулка?

Пастухъ. Въ этомъ узл и въ этой шкатулк, господинъ, секреты, которые могутъ быть открыты одному только королю и которые онъ узнаетъ, когда я предстану передъ нимъ.

Автоликъ. Старикъ, это потерянный трудъ.

Пастухъ. Почему, господинъ?

Автоликъ. Короля во дворц нтъ, онъ пошелъ на новый корабль, чтобы освжиться отъ своей печали. Если ты способенъ понимать серьезныя вещи, то ты сообразишь, что король долженъ быть печаленъ.

Пастухъ. Толкуютъ, будто отъ того, что его сынъ женился на дочери пастуха.

Автоликъ. Если пастухъ уже не схваченъ, такъ лучше пусть бжитъ, проклятія, которыя надъ нимъ разразятся, мученія, на которыя онъ обреченъ, сломали бы спину простому смертному и раздавили бы сердце чудовища.

Клоунъ. Вы такъ думаете, господинъ?

Автоликъ. И не одинъ онъ долженъ будетъ вынести на себ то, что есть злораднаго въ шутк и невыносимаго въ мести, но и вс родственники его, хотя бы въ пятидесятомъ колн, вс попадутъ въ руки палача, это очень жаль, но это необходимо. Старый мазурикъ овчаръ, хранитель козловъ, вообразилъ выдвинуть дочку къ величайшимъ почестямъ! Одни говорятъ, что его побьютъ камнями, но это слишкомъ снисходительный для него видъ смерти, по моему мннію. Задумалъ свести нашъ тронъ въ овчарню! Всхъ видовъ смерти мало для него, тяжелйшій будетъ слишкомъ легокъ.

Клоунъ. A есть y старика сынъ, господинъ? слыхали ли вы о таковомъ, господинъ?

Автоликъ. У него есть сынъ, съ котораго назначено, съ живого, содрать кожу, обмазать медомъ и поставить надъ гнздомъ осъ, надъ нимъ будетъ онъ стоять, пока умретъ на три четверти и одну шестнадцатую, за тмъ его обольютъ аквавитомъ, или другою дкою жидкостью, чтобы призвать къ жизни, затмъ, совсмъ мокраго, какимъ онъ будетъ, въ самый жаркій день изъ числа тхъ, что предсказаны календаремъ, будетъ онъ приставленъ къ кирпичной стн, подл которой солнце будетъ созерцать его своими южными очами, a онъ будетъ глядть на него, пока мухи не закусаютъ его до смерти. Но зачмъ вамъ болтать объ этихъ измнническихъ негодяяхъ, горе которыхъ должно осмивать, потому что совершенное ими преступленіе такъ велико? Скажи мн (потому, что ты кажешься мн простымъ и честнымъ человкомъ), какое y васъ дло до короля? Такъ какъ на меня, до нкоторой степени, смотрятъ милостиво, то я приведу васъ къ нему, пока онъ еще на корабл, представлю васъ, замолвлю доброе словечко, и если, кто кром короля, можетъ исполнить ваше желаніе, такъ передъ вами именно тотъ, кто можетъ это сдлать.

Клоунъ. Повидимому, онъ пользуется большимъ значеніемъ, держись за него крпко, дай денегъ, и если могущество зачастую упрямый медвдь, то оно все-таки зачастую можетъ быть водимо за носъ. Приложите внутреннюю сторону вашего кошелька къ ладони его руки и больше ничего. Подумайте только: побить камнями, содрать кожу съ живого!

Пастухъ. Если бы вы согласились, господинъ, взять въ свои руки наше дло, то все это золото принадлежитъ вамъ, и я принесу вамъ еще столько же, и оставлю этого юношу заложникомъ, пока принесу.

Автоликъ. До тхъ поръ пока я сдлаю то, что общаю.

Пастухъ. Да, господинъ.

Автоликъ. Хорошо, но дай мн половину. A тебя разв это дло тоже касается?

Клоунъ. Да, отчасти, и хотя то, что со мною случилось достаточно печально, но я все-таки думаю, что съ меня живого кожи не сдерутъ.

Автоликъ. Да вдь это касается только сына пастуха: онъ долженъ быть повшенъ, на немъ покажутъ примръ

Клоунъ. Утшеніе, славное утшеніе, мы должны итти къ королю и показать наши незнакомыя ему лица, онъ долженъ узнать, что она вамъ не дочь, a мн не сестра, иначе все сказанное случится съ нами. Господинъ, я дамъ вамъ столько же золота, какъ и этотъ старикъ, когда дло будетъ устроено, и останусь, какъ онъ сказалъ, вашимъ заложникомъ до того времени, когда онъ принесетъ его.

Автоликъ. Я довряю вамъ. Идите, когда что, къ морю и придерживайтесь правой руки, я взгляну только за изгородь и послдую за вами.

Клоунъ. Этотъ человкъ для насъ благословеніе, настоящее благословеніе.

Пастухъ. Пойдемъ впередъ, какъ онъ говоритъ, онъ избранъ съ тмъ, чтобы сдлать намъ доброе дло.

(Пастухъ и Клоунъ уходятъ.)

Автоликъ. Если бы въ меня запала мысль быть честнымъ, то я вижу, что сама судьба не допустила бы меня къ честности, добыча сама лзетъ мн въ ротъ. Мн предстоитъ двойная выгода: золото и возможность услужить принцу, моему господину, кто знаетъ, какою ступенькою къ моему счастью послужитъ все это! Я приведу къ нему этихъ двухъ слпыхъ кротовъ, если онъ признаетъ за лучшее — снова прогнать ихъ и ршитъ, что ихъ дло до короля не касается, онъ можетъ только назвать меня слишкомъ угодливымъ негодяемъ, a къ этому прозвищу и стыду, который съ нимъ связанъ, мн не привыкать. Я представлю ихъ ему, это, можетъ быть ему сподручно.

(Уходитъ.)

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Сицилія. Залъ во дворц Леонта.

Входятъ Леонтъ, Клеоменъ, Діонъ, Паулина и діругіе.

Клеоменъ.

Довольно, государь, вы совершили

Святого покаянья. Нтъ вины,

Которой бы не искупили вы.

Не кайтесь боле, чмъ провинились,

И, какъ и небо вамъ простило грхъ,

Себя простите сами.

Леонтъ.

Нтъ, покуда

Она и добродтели ея

Мн памятны, не въ силахъ я простить

Позоръ свой, ту великую неправду,

Благодаря которой я лишилъ

Страну наслдника, себя супруги,

Жены сладчайшей, о которой мужъ,

Когда-либо мечталъ.

Паулина.

Да, государь,

Когда бы вамъ пришлось себ просватать

Всхъ женщинъ міра и когда бъ отъ всякой,

Взявъ лучшее, создать хотли бъ чудо

И совершенство — той, что вы убили,

Она бы не достигла.

Леонтъ.

Да, и я

Такъ думаю. Убилъ! да, я убилъ!

Но ты меня терзаешь, говоря,

Что я убилъ! мн это злое слово

Звучитъ въ твоихъ устахъ совсмъ не лучше,

Чмъ въ помысл моемъ, a потому

Прошу произносить его не часто.

Клеоменъ.

Не часто! никогда! вдь, вы могли бы,

Сударыня, что лучшее сказать,

И вашей доброт въ сто кратъ приличнй.

Паулина.

Знать, вы изъ тхъ, которые не прочь

Женить его вторично?

Діонъ.

Если вы

Иного мннья, то тогда судьбы

Страны родной и правящаго рода

Для васъ ничто. Что за опасность въ томъ,

Когда бездтный царь страну оставитъ

Всмъ ужасамъ, на гибель тхъ людей,

Что смотрятъ безучастно! Что же лучше

Какъ радоваться тишин, объявшей

Покойную въ гробу. И что отраднй

Какъ то, чтобы, въ надежд сохраненья

Властительнаго рода, вновь призвать

На ложе королевское подругу

Того достойную?

Паулина.

A кто же будетъ

Того достоинъ? и къ тому же нужно

Исполниться словамъ боговъ: вщалъ

Самъ Аполлонъ, что долженъ онъ, Леонтъ,

Быть безъ наслдника, пока не сыщутъ

Дитя, потерянное имъ, a это,

Настолько смыслу здравому противно,

Какъ если бъ изъ могилы Антигонъ,

Съ дитятею погибшій вмст, вдругъ

Явился къ намъ. Такъ, значитъ, вашъ совтъ,

Чтобы король, мой господинъ, ршился

Противиться богамъ! нтъ, государь,

Корон вашей сыщется наслдникъ,

Великій Александръ ее оставилъ

Достойнйшему. Слдуйте ему,

Онъ слылъ за лучшаго изъ всхъ.

Леонтъ.

Паулина!

Ты, что всегда такъ бережно хранишь

О Герміон память, если бъ я

Тебя одну лишь слушалъ, о, тогда бы

Я до сихъ поръ глядлъ бы въ очи ей

И съ устъ ея лобзалъ свое блаженство!

Паулина.

И лучше бы, цнне оставляли,

Чмъ приняли.

Леонтъ.

Да, ты вполн права,

Нтъ женъ, подобныхъ ей, и мн жены

Не надобно. Когда бы мн пришлось

Съ той, что была бы хуже, обходиться

Привтливй, чмъ съ ней, душа ея тогда,

Вернувшись къ тлу и сюда явившись,

Къ ея обидчику, могла бъ вопросъ

Мучительный поставить и сказать:

‘Зачмъ же это мн?’

Паулина.

Когда бъ возможно

Подобное что было, то права

Она была бы.

Леонтъ.

И меня тогда

Къ вторичному убійству побудила.

Паулина.

Будь я душой покойницы, явись я

Сюда, я попросила бъ васъ взглянуть

Въ глаза преемницы и мн сказать,

Что именно въ сіяньи глазъ ея

Васъ побудило ихъ избрать? Затмъ,

Надъ ухомъ вашимъ крикнула бы я

Такъ, чтобы оглушить: ‘мои ты вспомни!’

Леонтъ.

Да, будто звзды были т глаза,

Другіе вс — погаснувшіе угли!

Врь, Паулина, что другой жены

Мн не имть.

Паулина.

Клянетесь ли навки,

Пока я не скажу, остаться вдовымъ?

Леонтъ.

Клянусь теб души моей спасеньемъ.

Паулина.

Пусть вс, кто здсь, свидтелями будутъ.

Клеоменъ.

Не слишкомъ ли настаиваешь ты?

Паулина.

Съ однимъ лишь исключеньемъ: если встртитъ

Такую какъ она — ея портретъ.

Клеоменъ.

Однакоже…

Паулина.

Постойте, доскажу.

Когда его ршенье неизмнно

И безусловно онъ ршилъ жениться,

То предоставьте мн подругу выбрать.

Постарше первой будетъ, но зато —

Вернись покойница — она бъ съ восторгомъ

Узрла васъ, король, въ ея объятьяхъ.

Леонтъ.

Согласенъ, не женюсь, пока не скажешь.

Паулина.

Не прежде это будетъ, чмъ она,

Умершая, опять вернется къ жизни.

Входитъ Придворный.

Придворный.

Какой-то юноша, зовется принцемъ,

И Флоризелемъ, сыномъ Поликсена,

Съ супругою, красивйшей изъ всхъ,

Какихъ видали мы, предстать желаетъ

Предъ вами, государь.

Леонтъ.

Но отчего жъ онъ

Является не такъ, какъ подобаетъ

Величію отца? Его приходъ

Столь неожиданъ, быстръ, что можно думать,

Что вынуждено это посщенье

Нуждой иль случаемъ. A въ свит кто?

Придворный.

Весьма немногіе и не изъ важныхъ.

Леонтъ.

И съ нимъ принцесса, говоришь ты?

Придворный.

Да!

Прелестнйшее изъ созданій міра,

Когда-либо согртыхъ свтомъ солнца.

Паулина.

О Герміона! какъ всегда хвастливо

Былое обезцнить — современность

Стремится! такъ и ты должна въ могил

Явившемуся внов уступить!

Не сами ль вы, о государь, сказали,

И начертать велли на гробниц,

(Иль, можетъ-быть, могилы холодне

Вдругъ надпись сдлалась?): ‘она была

И будетъ несравненною навки’.

Да, этотъ стихъ о красот ея,

Что нкогда стремился такъ далеко,

Теперь онъ сталь сомнителенъ, и люди

Находятъ нчто лучшее ея.

Придворный.

Сударыня, простите мн: одну

Почти что позабылъ я, a другая —

О ней судите, сами увидавъ,

Тогда ршенью глазъ языкъ отвтитъ

Задумай ей подобное творенье

Навербовать сектантовъ — вс другіе

Молиться бъ перестали, прозелитовъ

Всхъ за собою потянула бъ вслдъ.

Паулина.

Не женщинъ только!

Придворный.

Женщинамъ по сердцу

Она за то, что всхъ мужчинъ достойнй,

Мужчинамъ потому, что безподобнй

Всхъ женщинъ въ мір.

Леонтъ.

Выйди Клеоменъ

Со свитой, ихъ достойной, и веди

Ко мн въ объятья.

(Клеоменъ и другіе придворные уходятъ.)

Все же мн странна

Таинственность, съ кой онъ явился къ намъ.

Паулина.

Когда бъ вашъ принцъ (изъ всхъ дтей алмазъ)

Увидлъ этотъ день, тогда бъ вдвоемъ

Прекрасною они бы парой были:

Нтъ разницы и мсяца межъ нихъ.

Леонтъ.

Ни слова больше, я прошу. Ты знаешь,

Онъ будто умираетъ вновь, когда

Ты говоришь о немъ. Конечно, если

Увижу юношу, то созерцанье

Припоминаемаго можетъ сдлать,

Что изъ себя я выйду… Вотъ они.

(Клеоменъ возвращается съ Флоризелемъ, Пердитою и другими.)

Леонтъ.

Принцъ, ваша мать была врна, должно быть,

Союзу брачному, зачавши васъ:

Она черты супруга вамъ дала,

Такъ видъ его на васъ напечатлла,

Что будь теперь мн двадцать лтъ — я васъ

Назвалъ бы братомъ, какъ я звалъ его,

И съ вами бы пустился въ болтовню

О шалостяхъ, что съ нимъ мы совершали.

Сердечный вамъ привтъ! И вамъ, принцесса,

Богиня! Я когда-то потерялъ

Такихъ какъ вы, между землей и небомъ

Они теперь стояли бъ здсь, какъ вы,

Такою же прекрасной дивной парой.

Лишился я (по глупости своей)

И дружбы вашего отца, съ которымъ

Хоть разъ еще я бъ встртиться желалъ.

Флоризель.

Я по его явился приказанью

Въ Сицилію, и отъ него привезъ вамъ

Привтствія, какія только можетъ

Король послать лишь другу, брату. Если бъ

Не слабость (что приходитъ къ намъ съ годами)

Которая подвижности желанной

Его лишила, то онъ самъ сюда,

Чрезъ земли и моря, что раздляютъ

Два вашихъ трона прибылъ къ вамъ, кого

(Онъ самъ веллъ мн это вамъ сказать)

Отецъ мой любитъ боле всхъ скиптровъ

И больше тхъ, кому они даны.

Леонтъ.

О добрый братъ мой! Сердце золотое!

Я вспомнилъ т обиды, что когда-то

Нанесъ теб: и эти изъявленья

Твоей любви такъ ясно говорятъ,

На сколько вялъ я и теряю время.

Привтъ обоимъ вамъ, какъ бы весн

Сіяющей. Но какъ же онъ ршился

Васъ, дивные мои, рук Нептуна,

Всмъ ужасамъ (по меньшей мр злобнымъ)

И прихотямъ пути морскаго вврить

Лишь для того, чтобъ принести привтъ

Мн, недостойному такихъ усилій,

Тмъ боле отваги!

Флоризель.

Государь!

Я и она — изъ Либіи мы плыли.

Леонтъ.

Тамъ правитъ Смалюсъ, истинный герой,

Любимъ и страшенъ, какъ и подобаетъ.

Флоризель.

Оттуда, государь, гд онъ слезами

Прощанья доказалъ, что дочь мн вврилъ,

Попутный втеръ къ югу насъ принесъ,

Чтобъ васъ привтствовать. Я отпустилъ

Вслдъ за прибытьемъ лучшихъ слугъ моихъ.

Съ тхъ, чтобы имъ въ Богеміи повдать

Не только о блаженств, что сыскалъ

Я въ Либіи, но также и о томъ,

Какъ прибыль я сюда съ моей женою.

Леонтъ.

Пускай, пока вы здсь, избавятъ боги

Нашъ воздухъ отъ болзней и заразы.

Живъ вашъ отецъ, честнйшій человкъ,

Любимый, любящій, я, позабывши

Все это, виноватымъ сталъ предъ нимъ,

И за вину меня караетъ Небо:

Бездтенъ я, тогда какъ вашъ отецъ

Благословленъ по правд и заслугамъ,

Имя васъ. О! чмъ бы могъ я быть,

Когда бы созерцалъ и дочь, и сына —

Такихъ, какъ вы.

Входитъ Придворный.

Придворный.

Великій государь,

Что я скажу совсмъ невроятнымъ

Покажется — но можно доказать.

Король Богеміи вамъ шлетъ поклонъ свой

Черезъ меня, онъ здсь и проситъ, чтобы

Подъ стражу взять вы повелли принца

Забывшаго свой долгъ и санъ высокій

И отъ отца бжавшаго сюда

Съ пастушескою дочерью.

Леонтъ.

Но гд жъ онъ,

Король Богеміи?

Придворный.

Я отъ него,

Онъ въ город, я говорю нескладно,

Какъ подобаетъ странной всти этой.

Когда спшилъ сюда онъ ко двору

(Какъ кажется по ихъ слдамъ въ погоню)

Онъ встртилъ по пути отца и брата

Принцессы самозванной, вмст съ принцемъ

Оставившихъ свою страну.

Флоризель.

Такъ значитъ,

Обманутъ я Камилломъ былъ, чья честность

Была такъ безупречна до сихъ поръ.

Придворный.

Упрекъ вашъ сами вы передадите

Камиллу, — онъ при корол.

Леонтъ.

Камиллъ?

Придворный.

Да, государь, Камиллъ, я говорилъ съ нимъ.

Теперь онъ самъ допрашиваетъ бглыхъ,

Не видывалъ я трусовъ имъ подобныхъ,

Дрожатъ, цлуютъ землю, на колни

Бросаются, себя перебиваютъ,

Клянутся, что ни слово, a король

И слушать ихъ не хочетъ и грозитъ

И пытками, и многими смертями.

Пердита.

Отецъ мой бдный! Небо не желаетъ

Союза нашего и намъ вослдъ

Шлетъ соглядатаевъ.

Леонтъ.

Принцъ, вы женаты?

Флоризель.

Нтъ, государь, да и едва ли будемъ,

Скоре звзды упадутъ въ долины,

И низкимъ станетъ то, что высоко.

Леонтъ.

Отъ королевской ли исходитъ крови

Она, бжавшая?

Флоризель.

Ей быть такою

Чуть выйдетъ за меня.

Леонтъ.

Я вижу только

Что это совершится слишкомъ поздно.

Судя по спшности отца въ погон.

Мн очень, очень жаль, что чужды стали

Любви отцовской вы, съ которой прочно

Обязанности связывали васъ,

Я сожалю и о томъ, что выборъ,

По вншности невсты — подходящій,

По крови непригоденъ.

Флоризель.

Дорогая,

Хотя судьба враждебная не хочетъ,

Какъ и отецъ мой, нашего союза —

Любви взаимной погасить нельзя.

Вы, государь, припомнивъ юность вашу,

То время, какъ начали любить,

Передъ отцомъ ходатаемъ мн будьте,

Онъ къ просьб вашей свой преклонитъ слухъ,

Безцнное уступитъ, какъ бездлку.

Леонтъ.

Тогда бы попросилъ я y него

Безцнную невсту вашу: онъ ее

Бездлкою считаетъ.

Паулина.

Государь!

Ужъ слишкомъ много молодости видно

У васъ въ глазахъ, за мсяцъ до кончины,

Супруга ваша боле достойна

Была такихъ восторга полныхъ взглядовъ,

Чмъ то, на что вы смотрите теперь.

Леонтъ.

Но глядя такъ, о ней то я и думалъ.

(Флоризелю.)

Я вамъ еще на просьбу не отвтилъ.

Ходатаемъ готовъ я быть за васъ:

Желанья ваши не противны чести,

Я другъ и имъ и вамъ, и съ этой цлью

Я къ вашему отцу пойду навстрчу

Послдуйте за мной и замчайте —

Какимъ путемъ я дло поведу.

(Уходятъ.)

СЦЕНА II.

Тамъ же, передъ дворцомъ.

Выходятъ Автоликъ иПридворный.

Автоликъ. Будьте милостивы, господинъ, скажите: присутствовали ли вы при его разсказ?

Придворный. Я присутствовалъ при томъ, когда связку открыли и какъ разсказывалъ старый пастухъ — какъ онъ ее нашелъ. Затмъ, посл всеобщаго удивленія, были мы удалены изъ комнаты. Мн кажется также, будто пастухъ утверждалъ, что дитя нашелъ онъ.

Автоликъ. Очень бы я радовался знать окончаніе всего этого.

Придворный. Я могу сообщить только урывками. Но т измненія въ лицахъ короля и Камилла, которыя я замтилъ, были признаками великаго удивленія, казалось, что, когда они глядли другъ на друга, глаза ихъ точно выскочить хотли, въ ихъ молчаніи слышалась рчь, въ ихъ движеніяхъ — голосъ, они, казалось, слышали сообщеніе о какомъ-то спасенномъ или разрушенномъ мір. Въ нихъ было видимо замчательное удивленіе, но и самый умный изъ свидтелей, не знавшій ничего боле, кром того, что онъ видлъ, не могъ бы сказать: печальны они, или радостны? Но это всегда бываетъ, когда то или другое достигаетъ высшаго предла.

Входитъ другой Придворный.

Вотъ входитъ человкъ, который знаетъ, что дальше было. Что новаго, Роджеро?

Второй Придворный. Ничего, кром радостныхъ огней. Предсказаніе оракула исполнилось и королевская дочь найдена, такъ много чудеснаго совершилось за это время, что сочинители балладъ всего этого и разсказать не смогутъ.

Входитъ третій Придворный.

Вонъ онъ дворецкій Паулины — этотъ разскажетъ вамъ больше меня. Ну, каково теперь? Новйшее изъ того, что слышно, становится до такой степени похоже на старую сказку, что въ немъ нельзя не сомнваться. Нашелъ король своего наслдника?

Третій Придворный. Вроятно, нашелъ, если когда-либо обстоятельства бывали такъ похожи на правду, и то, что вы услышите, вы бы поклялись, что видли собственными глазами: такъ сильно совпадаютъ вс доказательства. Одежда королевы Герміоны, ея драгоцнный камень на ше ребенка, письмо Антигона, при немъ найденное, почеркъ котораго всми признается, величественность двушки, совсмъ схожая съ материнскою, благородство ея помысловъ, о которыхъ на зло недостатку воспитанія, свидтельствуетъ сама природа, — все это и многія другія доказательства говорятъ несомннно о томъ, что она дочь короля. Видли вы встрчу обоихъ королей?

Второй Придворный. Нтъ.

Третій Придворный. Въ такомъ случа вы лишились многаго такого, что нужно видть, но описать нельзя. Вы бы увидли, какъ внчаетъ одна радость другую: такъ что, казалось, будто печаль, долженствовавшая удалиться, плакала, покидая ихъ, такъ какъ радость обоихъ обливалась слезами. Это было такое бросаніе взглядовъ, такія пожатія рукъ, съ такими могучими измненіями въ чертахъ лицъ, что обоихъ королей можно было распознать только по ихъ одеждамъ, a никакъ не по лицамъ. Нашъ король, въ радости по отысканной дочери, выходившій изъ себя, вдругъ воскликнулъ, какъ будто радость сразу обратилась въ гор: О! твоя мать! твоя мать!.. потомъ просилъ онъ короля Богеміи о прощеніи, обнялъ зятя, обнялъ вторично дочь свою, чуть не задавилъ ее и благодарилъ стараго пастуха, стоявшаго подл, какъ вывтрившійся водопроводъ, видвшій не одно царствованіе. Въ жизни моей не слыхалъ я ни о чемъ подобномъ, дйствительность ослабляетъ разсказъ, который хочетъ за нею слдовать и мшаетъ разсказчику разсказать ее.

Второй Придворный. Но что случилось съ Антигономъ, увезшимъ отсюда ребенка?

Третій Придворный.И это звучитъ какъ старая сказка, которую можно бы было повторять до безконечности, хотя бы никто ей не врилъ и ни одно ухо къ ней не преклонилось. Его разорвалъ медвдь, объ этомъ свидтельствуетъ сынъ пастуха, имющій въ оправданіе себя не только свою туповатость (а она значительна), но и носовой платокъ и кольца Антигона, знакомые Паулин.

Второй Придворный. Что же произошло съ сопровождавшими его, съ его кораблемъ?

Третій Придворный. Погибъ въ ту минуту, когда умеръ Антигонъ передъ глазами пастуха, такъ что вс предметы, которые сопровождали ребенка въ пути, погибли именно тогда, когда найдена двочка. Но какъ боролись одно съ другимъ чувства радости и печали въ лиц Паулины! Одинъ ея глазъ какъ бы опускался вслдствіе горя о потер мужа, другой, напротивъ того, весело глядлъ кверху, потому что исполнилось предвщаніе оракула. Она приподняла принцессу отъ земли и такъ сдавила ее въ своихъ объятіяхъ, какъ будто намревалась прикрпить къ сердцу, чтобы не потерять ея вторично.

Первый Придворный. Величіе этого зрлища было достойно имть зрителями князей и королей, потому что таковые разъиграли его…

Третій Придворный. Но самою цнною чертою всего совершившагося, ловившею мой глазъ, какъ на удочку (вода въ немъ проступила — хоть и не рыба), — была та, когда говорили о смерти королевы. Король открыто при всхъ повинился въ этой смерти, сказалъ, какъ это произошло, видно было, какъ врзывался въ сердце дочери этотъ разсказъ и какъ, наконецъ, переходя отъ одного знака печали къ другому, съ восклицаніемъ ‘ахъ!’ зарыдала она, какъ мн казалось, кровавыми слезами, мое сердце тоже сочилось кровью, это я знаю наврно. Самый окаменлый изъ присутствовавшихъ измнилъ при этомъ краску въ лиц, многіе упали въ обморокъ, вс были глубоко опечалены. Если бы весь міръ могъ присутствовать при этомъ зрлище, — печаль сдлалась бы всемірною.

Первый Придворный. Вернулись они ко двору теперь?

Третій Придворный. Нтъ, принцесса услыхала о существованіи статуи своей матери, находящейся на попеченіи y Паулины — предметъ, надъ которымъ работали много лтъ, онъ только очень недавно поконченъ великимъ итальянскимъ мастеромъ Джуліо Романо, который, если бы имлъ за себя вчность и могъ вдохнуть въ статую жизнь, лишилъ бы природу всякаго занятія, съ такимъ совершенствомъ поддлываетъ онъ — обезьяна — ея творенія. Его Герміона такъ сходна съ настоящею Герміоною, что съ нею желательно заговорить и ждешь отвта. Туда же направились они теперь со всмъ голодомъ своей любви и будутъ тамъ ужинать.

Первый Придворный. Я думаю, что Паулина задумала что-то очень важное, со времени смерти Герміоны она ежедневно, два или три раза посщала этотъ удаленный домъ. Не пойти ли намъ туда и не присосдиться ли къ общей радости?

Третій Придворный. Кто же не желалъ бы присутствовать, имя право входа? Каждая минута способна принести новое блаженство, отъ участія въ которомъ вс отсутствующіе какъ бы отказываются. Пойдемте.

(Придворные уходятъ.)

Автоликъ. Не будь теперь на мн пятна моей былой жизни, то повышенія посыпались бы на меня дождемъ. Я привелъ старика и его сына къ принцу на корабль, я сказалъ ему, что слышалъ разсказъ старика о какой-то связк и многое другое. Но тогда былъ онъ полонъ впечатлнія пастушки, за которую принималъ ее, она, и онъ не мене ея, заболвали тогда морскою болзнью, буря продолжалась, и тайна оставалась не открытою. Но это мн все равно, если бы я даже и открылъ тайну, то это не отняло бы дурнаго запаха моей репутаціи.

(Входятъ пастухъ и Клоунъ.)

Вотъ они оба, т, которымъ я, противъ моего желанія, сдлалъ добро, они кажется, уже находятся въ полномъ цвт своего счастья.

Пастухъ. Пойдемъ-ка, сынокъ, я братецъ съ производствомъ на свтъ дтей покончилъ, — a вотъ твои сыновья и дочери вс будутъ дворянскаго рода.

Клоунъ. Вы здсь очень кстати, сударь, вы на этихъ дняхъ не хотли драться со мною, потому что я не прирожденный дворянинъ. Полюбуйтесь этою одеждою и скажите же, что вы ихъ не видите и продолжаете думать, что я не дворянинъ, или лучше скажите, что эти платья не прирожденные дворяне. Ну, говорите, что я лгу, попробуйте сказать и вы убдитесь — прирожденный я дворянинъ, или нтъ.

Автоликъ.Я знаю, господинъ, что вы теперь кровный дворянинъ.

Клоунъ.И я былъ имъ всегда въ теченіе четырехъ часовъ.

Пастухъ.И я, голубчикъ.

Клоунъ. Вы, конечно, тоже, но я былъ прирожденнымъ дворяниномъ ране, чмъ были таковымъ вы, мой отецъ, потому что принцъ взялъ сначала за руку меня и назвалъ ‘братомъ’, посл того оба короля назвали ‘братомъ’ васъ, моего отца, и уже потомъ принцъ, мой братъ, и принцесса, моя сестра, назвали моего отца ‘отцомъ’, и вс мы плакали, и это были первыя дворянскія слезы, когда либо пролитыя нами.

Пастухъ. Мы будемъ еще жить, сынокъ, и прольемъ многія другія.

Клоунъ. Да, если бы не такъ, — то было бы великимъ несчастьемъ, что мы съ тобой находимся въ такомъ исключительномъ положеніи.

Автоликъ. Униженнйше прошу васъ, господа, простить мн вс мои ошибки, когда либо противъ вашихъ благородій совершенныя, и замолвить за меня словечко принцу, моему господину.

Пастухъ. Прошу тебя, сынокъ, сдлай это, потому что мы должны быть милостивы, такъ какъ мы милостивые государи.

Клоунъ. A ты думаешь исправиться?

Автоликъ. Да, если милостивый государь позволитъ это.

Клоунъ. Дай руку: я поклянусь принцу, что ты честнйшій и положительнйшій человкъ въ Богеміи.

Пастухъ. Ты можешь сказать это, но не клясться.

Клоунъ. Не клясться? да разв я не дворянинъ? Мужики и простые граждане могутъ говорить просто, — я же клянусь.

Пастухъ. Даже если это неправда, сынокъ?

Клоунъ. Какъ бы что лживо ни было, настоящій дворянинъ можетъ засвидтельствовать противное, своему другу въ удовольствіе, и я хочу поклясться принцу, что ты хорошій парень и не будешь пьянствовать, поклясться въ томъ, что я желаю, чтобы ты сталъ дйствительно порядочнымъ парнемъ.

Автоликъ. Я, сударь, по слабымъ силамъ моимъ, постараюсь таковымъ казаться.

Клоунъ. Ну, ну, старайся казаться хорошимъ во всхъ отношеніяхъ, и если я не удивлюсь тому, что въ теб хватитъ духу не пьянствовать, такъ какъ ты совсмъ не хорошій парень, то не врь мн больше никогда. Тссъ! слушайте: короли и принцы, наши родственники, направляются къ стату королевы. Слдуй за нами, мы будемъ твоими добрыми господами.

(Уходятъ.)

СЦЕНА III.

Тамъ же. Комната въ дом Паулины.

Входятъ Леонтъ, Поликсенъ, Флоризель, Пердита, Камиллъ, Паулина, Вельможи и Свита.

Леонтъ.

О! какъ ты много утшенья мн

Доставила, Паулина.

Паулина.

Государь!

Мои намренья не вс съ успхомъ

Исполнены, но были хороши,

Вы заплатили щедро мн, но нынче,

Придя ко мн съ внчаннымъ братомъ вашимъ

И съ избраннымъ наслдникомъ престола

Въ мой бдный домъ, превысили вы мру

Всей благодарности возможной.

Леонтъ.

Вс мы

Хоть осчастливили — но безпокоимъ

Тебя, Паулина. Мы сюда явились,

Чтобъ статую увидть королевы,

Когда мы шли хоромами твоими,

Замтили мы рдкостей довольно,

Не видли мы только одного лишь —

Того, зачмъ сюда явилась дочь —

Изображенья матери.

Паулина.

Такъ точно,

Какъ въ жизни несравненною была,

Такъ даже въ сходств самомъ несравненно

Изображенье, рдкая работа

Людской руки, и потому-то я

Ее скрываю. Вотъ оно, смотрите.

Но только приготовьтесь увидать

Изображенье жизни, столь живое,

Столь схожее, какъ сходны смерть и сонъ.

Глядите, хороша ли?

(Отдергиваетъ занавсъ и открываетъ Герміону, стоящую, какъ статуя).

То молчанье,

Съ которымъ вы глядите, убждаетъ

Въ томъ, какъ удивлены вы, государь!

Скажите сами вы, не правда ль — схожа?

Леонтъ.

Совсмъ она! Кляни, холодный камень,

Меня, чтобы назвать тебя я могъ

Моею Герміоной, или нтъ,

Ты не клянешь меня, и въ этомъ ты —

Совсмъ она: она была кротка,

Какъ милость и невинность. Но, Паулина,

На Герміон не было морщинъ,

Была моложе.

Поликсенъ.

Это несомннно.

Паулина.

Тмъ истиннй художника искусство,

Шестнадцать лтъ перескочивъ, онъ создалъ

Ее, какъ будто продолжала жить.

Леонтъ.

О! если бъ это было ей возможно

На радость мн, чтобъ перестать терзать.

Дйствительно такою же стояла

Величественна жизнью (и тепла

На столько же, на сколько холодна

Въ изображеніи) въ тотъ день завтный,

Когда я сватался. Меня объемлетъ

Глубокій стыдъ. Не говоритъ ли камень,

Что больше камень я, чмъ онъ? Виднье!

Въ твоемъ величьи скрыто колдовство!

Оно на память мн зоветъ злодйство,

И дочь мою сознанія лишило,

Такъ что она стоитъ, окаменвъ.

Пердита.

Простите, не сочтите суеврьемъ,

Что я склонюсь, прося благословенья,

Предъ обликомъ ея. О! королева

И матушка, умершая тогда,

Какъ родилась я, допусти меня

Твоей руки коснуться поцлуемъ.

Паулина.

О! осторожне! Еще недавно

Работа кончена, и краски влажны.

Камиллъ.

Безцнный государь! Шестнадцать зимъ

Не свяли печали вашей, столько жъ

Горячихъ лтнихъ дней, чтобъ изсушить

Ее, не властны были. Ни одна

На свт радость не живетъ такъ долго.

Не можетъ же печаль быть долговчной:

Она себя должна уничтожать.

Поликсенъ.

Дражайшій братъ мой! разрши тому,

Кто былъ причиною печали этой,

Взять долю на себя, чтобы нести.

Паулина.

Да, государь, когда бъ я только знала,

Что этотъ обликъ въ васъ пробудитъ столько

Печали — я бъ его не показала, —

Онъ — мой.

Леонтъ.

Нтъ, нтъ, его завсой

Не закрывай.

Паулина.

Закрыть его должна я

Затмъ, что, глядя дольше, усомнитесь,

Не двигается ль онъ?

Леонтъ.

О! нтъ, оставь.

Хотлъ бы мертвымъ быть я, мнится мн,

Что мертвъ я. Кто же сотворилъ, однако,

Такое изваянье? Поликсенъ,

Не думаешь ли ты, какъ я, что дышитъ

Оно, и кровь бжитъ по жиламъ въ немъ?

Поликсенъ.

Да, трудъ чудесный, и улыбка жизни

Есть на губахъ.

Леонтъ.

И взглядъ ея направленъ

Какъ бы живой, смется тутъ искусство

Надъ нами.

Паулина.

Я ее скорй завшу,

Взволнованъ государь на столько, что

Вдругъ за живую приметъ.

Леонтъ.

О, Паулина!

Хотлъ бы я такъ думать двадцать лтъ,

Умъ міра цлаго не могъ бы мн

Подобнаго безумства замнить,

Не тронь ее.

Паулина.

Но я боюсь за васъ,

Хотя могла бъ подйствовать сильне.

Леонтъ.

Да, такъ и длай, это будетъ мн

Въ великую отраду. Но, мн мнится,

Что отъ нея какъ будто втромъ ветъ?

Нтъ, никакой рзецъ вдохнуть не можетъ

Дыханья! Смйтесь, но ее я долженъ

Поцловать.

Паулина.

Остерегитесь, право,

Румянецъ краски на губахъ не высохъ,

Ее испортитъ поцлуй, a вамъ

Запачкаетъ онъ губы. Я завшу?

Леонтъ.

Нтъ, цлыхъ двадцать лтъ не закрывай!

Пердита.

И также долго я глядть останусь.

Паулина.

Одно изъ двухъ вамъ нужно: удалиться

Отъ этой ниши, или ожидать

Другого чуда, большаго всхъ прочихъ,

Когда себя считаете способнымъ

Смотрть, могу я привести въ движенье

Изображеніе, оно сойдетъ

Сюда и васъ возьметъ за руку,

Но только не подумайте тогда,

Что съ колдовствомъ въ связи я — ограждаюсь!

Леонтъ.

О! чтобы ты ей длать ни велла,

Съ любовью я увижу. Мн услышать

Ея слова! — теб, какъ видно, также

Легко ея заставить говорить,

Какъ двигаться.

Паулина.

Вамъ нужно, государь,

Въ себ сознать всю силу вашей вры,

Затмъ молчите вс, a что до тхъ,

Кто думаетъ въ моемъ дяньи видть

Преступное — пускай уходитъ прочь.

Леонтъ.

Начни. Кто здсь, вс стойте неподвижно.

Паулина.

Ты, музыка, буди ее, пора!

(Музыка играетъ.)

Сойди, не оставайся больше камнемъ,

Приблизься, изумленьемъ поразивъ

Всхъ видящихъ. Твою гробницу я

Закрою, ты же двигайся, иди!

Оставь недвижность смерти за могилой,

Ты счастьемъ жизни куплена y ней.

Смотрите — движется!

(Герміона сходитъ съ пьедестала.)

Вы, не пугайтесь

Ея — она, какъ и мое дянье,

Невинна и свята, нтъ, не пугайтесь,

Не то умретъ вторично, и тогда

Вторично совершите вы убійство.

Вы протяните руку ей свою,

Какъ было то при сватовств, теперь же

Она посватается.

Леонтъ (обнимаетъ Герміону).

О! она тепла!

Когда тутъ колдовство — оно законно,

Законно такъ же, какъ принятье пищи.

Поликсенъ.

Онъ обнятъ ею!

Камиллъ.

Онъ въ ея объятьяхъ!

Когда она дйствительно живетъ,

Ты говорить ее заставь.

Поликсенъ.

Пусть скажетъ,

Какъ тамъ жила и какъ ушла отъ смерти?

Паулина.

Когда бы вамъ сказали, что она

Живетъ, конечно, вы бы разсмялись,

Какъ старой сказк. Но она, какъ будто

Живетъ, хотя еще не говоритъ.

Немного погодите. Ну, принцесса

Прекрасная, посредницею будьте,

Прося благословенія ея,

Колна ваши преклоните. Королева

Любимая! сыскалась ваша дочь,

Пердита!

(Пердита становится на колни.)

Герміона.

Боги! отъ небесъ далекихъ,

Пролейте изъ святыхъ фіаловъ вашихъ

Благословенье на главу ея.

Повдай, дочь единственная, какъ

Ты сохранилась? Гд съ тхъ поръ жила?

Какъ отыскала дворъ отца? но помни,

Что для тебя себя я сохраняла,

Уврена, со словъ Паулины, въ томъ,

Что говорилъ оракулъ: ты жива!

Паулина.

На это хватитъ времени. Не то

Вс захотятъ разсказывать, мшая

Всмъ вашимъ радостямъ. Ступайте вмст,

Счастливцы, въ обаяньи счастья жизни

Наговоритесь. Горлица — старушка

Усядусь я на высохшую втвь

Оплакивать погибшаго супруга,

Оплакивать до смерти.

Леонтъ.

Нтъ, Паулина,

Изъ рукъ моихъ должна принять ты мужа,

Какъ принялъ я изъ рукъ твоихъ жену,

Такъ сговорились мы, мою сыскала ты, —

Хотлъ бы я спросить: какимъ путемъ?

Самъ видлъ мертвою ее, такъ думалъ,

И надъ могилой произнесъ не мало

Молитвъ. Искать не долго буду я

Теб супруга, подойди, Камиллъ,

Возьми ея ты руку, ты, который

Достоинство свое и врность часто

Доказывалъ — свидтелями мы

Король и королева. Ну, идемъ

Отсюда, братъ! взгляните на него!

Простите оба мн, что злобой

Я опорочилъ блескъ и чистоту

Невинныхъ взглядовъ вашихъ. Вотъ нашъ зять,

Сынъ друга-короля, въ защит неба

Соединенный съ дочерью моею.

Веди, Паулина, насъ туда, гд будетъ

Привольнй на досуг говорить,

О томъ какія роли разыграли

Мы вс во времени съ тхъ поръ, какъ насъ

Судьба разъединила. Въ путь, скоре!

(Уходятъ.)

К. Случевскій

ПРЕДИСЛОВІЕ.

СЦЕНА I.

СЦЕНА I.

СЦЕНА II.

СЦЕНА III.

СЦЕНА I.

СЦЕНА I.

СЦЕНА II.

СЦЕНА III.

СЦЕНА II.

СЦЕНА III.

Читайте также: