‘Жизнь смеется’, ком. Фельдмана
‘Жизнь смеется’, ком. Фельдмана
‘Незрелый плод’, ком. Бракко
‘Незрелый плод’, ком. Бракко
К. Чуковский
——————————————————————
‘Жизнь смеется’, ком. Фельдмана, ‘Незрелый плод’, ком. Бракко, Чуковский Корней Иванович, Год: 1905
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Вот я только что возвратился из театра и хочу рассказать читателю свои впечатления от только что виденной пьесы — и не могу! Не помню, забыл. Такая это пьеса: смотришь, и ничего против нее не имеешь, опустился занавес, ты прочно и добросовестно забываешь о ней. Кажется, автору было скучно писать ее, переводчику — переводить, артистам играть, публике смотреть… Содержание, насколько я помню, кажется, такое: школьная учительница Элиза (г-жа Свободина-Барышева) имеет внебрачную дочь — Гретту (г-жа Иванова)… В эту дочь влюбляется бесконечно-талантливый композитор с длинными волосами Карл (г. Глаголин), человек женатый и обремененный детьми. Мать узнает об этой любви, — и длинноволосый Карл предлагает ей бежать вместе с ним и дочерью — для совместной любви и совместного вдохновения. Та, конечно, указывает ему на дверь. Дочь, конечно, заболевает, зовут доктора, но доктор, в качестве лекарства, предлагает ей свою любовь. Это, как и следовало ожидать, помогает мало, и дочь, заперев предварительно все двери на ключ, (как это всегда делается в таких случаях на театральных подмостках) — и, минут с десять поозираясь по сторонам, готовится принять яду.
В эту минуту, как и следовало ожидать, вламывается в комнату мать (иначе, ведь, и комедии не было бы!) отнимает яд, и… бежит за композитором: иди, делай с моей дочкой, что хочешь, лишь бы она оставила яд в покое. Тот сначала отказывается, потом соглашается, и мать, заполучив его к своей дочери, предупредительно оставляет их одних в отдельной комнате, плотно закрыв за ними дверь. К удивлению зрителей, — из комнаты этой слышны звуки… рояля. Занавес.
Публики было много, и она, видимо, осталась довольна пьесой. Играли скверно, но публика и на это не обижалась. Г-жа Свободина-Барышева — из рук вон плоха: она провела свою роль с какими-то выкриками, деланными жестами, вскатыванием глаз. Г-жа Иванова — дала несколько свежих черточек, но, должен сказать, отравляться она совсем не умеет. Пора оставить это оглядывание на все окна и на все двери прежде, чем вынуть из-за корсажа пузырек с ядом. Г-ну Глаголину негде было развернуться, — но и здесь в роли композитора была кстати его искренняя манера игры.
Г-н Яковлев — в роли отставного чиновника из хорошенькой пьески ‘На песках’ — пожинал весьма заслуженно лавры успеха.
У синьоры Тильды Риккети — старый муж. Он верен ей поневоле. ‘Хотела бы я посмотреть, как бы ты мог изменить мне’, — смеется она. Бедняга лечится электричеством. А синьора Риккети, в отсутствии мужа, утешается с 18-летним Нико Ловиджиони. Но к концу 1-го акта муж возвращается, — и объявляет, что сестра Тильды готовится выйти замуж за его школьного товарища Франкези, которого, переодевшись институткой, увлекает в свои объятия. Избавив таким образом сестру от ‘поддельного мужчины’, — она уступает ей своего Нико Ловиджиони, к общему удовольствию всех.
У итальянцев и у французов такой сюжет может быть разыгран весело, бойко, изящно и задорно… У нас же публика хихикала гаденьким смешком, и ее эмоцию вряд ли можно было назвать эстетическою. Артисты были все на своих местах, за исключением разве г-жи Тришатной, которая — скажу ей комплимент — не годится для подобных пьес. Г-н Яковлев был очень хорош в роли несчастного мужа, г-н Глаголин как всегда был пылок, молод, наивен — но чем лучше были артисты, тем настойчивее напрашивался вопрос: зачем хорошим артистам играть в таких плохих пьесах, построенных на скабрезных намеках, да пошлых двусмысленностях?
Порою кажется, что артисты литературно-художественного театра задались специальной целью ставить пьесы наименее литературные и наименее художественные… И чего смотрит г. Гловацкий, этот дельный и опытный режиссер?
Тем приятнее отметить в постановке Нового Театра драму Лермонтова ‘Маскарад’. Ее выбрал Я. С. Тинский для своего прощального бенефиса… Давно уже стены Нового Театра не видали такого стечения народа. Понадобились приставные кресла. Г. Тинский был кумиром публики Лит.-Худ. Театра, — и она горячо прощалась с ним. Артиста вызывали до изнеможения. Зато остальные — в большинстве случаев, были ниже всяких требований. Незнание ролей, небрежность грима, неумение держаться на сцене — все это производило жалкое впечатление.
Впервые: ‘Театральная Россия’, No 18 / 1905 г.