‘Безумная Юлька’ (‘В сетях’) ком. Кисилевского
‘Безумная Юлька’ (‘В сетях’) ком. Кисилевского
К. Чуковский
——————————————————————
‘Безумная Юлька’ (‘В сетях’) ком. Кисилевского, Чуковский Корней Иванович, Год: 1905
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Протест против буржуазности нынче сам успел сделаться буржуазным.
Пьеса о том, что семья заглушает высокие порывы, что женщине присущи не одни только кухонные добродетели, что вырваться из семьи с любимым поэтом лучше, чем законно сочетаться с нелюбимым банкиром,- такие пьесы давно уже пора предоставить гимназистам младших классов. Такие пьесы уже отжили свой век, и стали шаблоном. Вот, напр., комедия Кисилевского. Содержание ее знаешь наперед, чуть только со сцены раздадутся первые три-четыре слова.
Героиня пьесы, Юлька, конечно, талантливая художница. Семья у нее, конечно, буржуазная, конечно, она давит ее и гнетет. Конечно, Юлька рвется на свободу, к творчеству, к любви, к искусству. Конечно, у нее есть вдохновитель, молодой поэт Боренский. Конечно, он зовет ее ‘на вершину’, к ‘небесам’. Конечно, у нее есть и жених, нелюбимый жених, которого ей навязывает семья. Конечно, жених этот стар, солиден — и ничего не смыслит в высоких порывах своей невесты. Конечно, в Юльке происходит борьба: и мать, и сестры, и подруги — тянут ее в одну сторону, в сторону ‘буржуазных идеалов’, — а Боренский, да еще художник Бронин в другую сторону — к свободе, борьбе, искусству. Для большего противовеса ‘буржуазным идеалам’ — Бронин даже цыганского происхождения. Юлька (которую, конечно, непонимающая семья зовет безумной) остается на перепутье. Оба призыва ей равно дороги — но ‘буржуазная’ закваска в ней сильнее, — и она остается ‘в сетях’. В комнате, конечно, темнеет — и Юлька шепчет: в сетях, в сетях, в сетях…
Как видите, в пересказе пьеса выходить прописной, шаблонной и наивной. Когда человек слишком суетится и слишком горячо доказывает то, что всем уже давно известно — получается чрезвычайно жалкое впечатление, — и такое впечатление, несомненно, производить пьеса Кисилевского.
Но у нее есть много положительных сторон, у этой пьесы.
Начать с того, что идеальные герои у нее не так уже нестерпимо — великолепны, как этого требует шаблон. Автор все время добродушно смеется над теми, кого он защищает, и отсюда особое впечатление жизненности, скрадывающее до известной степени всю аляповатость его морали. Юлька, талантливая Юлька, на стороне которой все симпатии автора, болтает много наивного, нелепого вздора, и автор относится к ее речам с любовной насмешливостью. Странно сказать, вся наивность, нелепость поведения Юльки — особенно интимно привлекает к ней зрителя, делает ее понятнее и ближе, Юрий Боренский — второй протестант против буржуазии — тот уж совсем наивен: каждую фразу он начинает словом: ‘принципиально’, по любому поводу клеймит филистеров, и т. д., и т. д. Это тоже влечет к нему сильнее, чем все напыщенные монологи ‘о горных вершинах’, о ‘счастье одиночества’, которые обыкновенно произносятся в таких случаях героями антибуржуазных пьес.
Эта ласковая насмешка автора над своими же положительными героями скрашивает, до некоторой степени, неуклюжесть его произведения. С другой стороны, тех же результатов достигает и противоположный прием: он награждает симпатичными чертами героев противного лагеря, хотя и не в той мере, как это делает такой специалист по части буржуазных протестов против буржуазности, как Зудерман.
Перевод пьесы сделан хорошо, хотя напрасно переводчик передал дословно такие исключительно польские выражения, как напр., ‘собачья кровь’, это бранное слово нужно было заменить другим соответствующим. Странно также, почему один артист употребляет слова: пан, панна, другой — господин, госпожа, третий — мсье, мадам. Желательно бы больше единообразия, хотя, может быть, вина здесь лежит не на переводчике, а скорее на артистах.
Перехожу к исполнению, Г-жа Юренева в заглавной роли, — почему-то не захотела выбиться из шаблонных приемов ‘таланта, поглощаемого средой’, и не воспользовалась всем тем материалом, который был предоставлен ей автором, — и который, повторяю, мог бы скрасить излишнюю подчеркнутость этой роли. Те наивные, нелепые и умилительно-смешные речи, которые Кисилевский влагает в уста своей Юльке приняты талантливой артисткой слишком всерьез. Она говорила их торжественным тоном, вместо того грациозно-ребячливого, трогательно-наивного, которым она владеет в таком совершенстве (напр., в пьесе ‘Ради счастья’). Только иногда, местами ‘она поднималась до истинного уровня своего дарования — напр., в 3 акте, когда Юлька рассказывает сказку о ‘принце на извозчике’, в сцене с женихом, когда тот обещает ей позировать, — но места эти не могли искупить общего не совсем верного тона…
Г. Глаголин — в роли комически-симпатичного поэта Юрия Боренского — был на своем месте. Он удачно вибрировал между смешными и привлекательными сторонами Боренского, не переходя ни в ту, ни в другую сторону, и дал цельный, верный и живой образ. Искренность, поэтичность и благородство Юрия нисколько не затемнялись его мальчишески-протестантскими поступками, вызывающими сочувственный смех… Г-н Баратов в мимолетной роли ‘цыгана’ Бронина играл широко и энергично. Буржуазную матушку изображала г-жа Свободина-Барышева, с тем же тактом и сдержанностью, как и г-жу Жувнель в ‘Секрете Полишинеля’.
Пьеса вызвала некоторое недоумение странной своей постановкой. Начать с того, что между вторым и третьим актом занавес опускается на одно мгновение только, так что публика принимает два акта за один, и по окончании спектакля долго остается в театре, полагая, что последнее действие еще впереди. Потом, конец последнего действия, очень сильный по замыслу автора, выходит каким-то скомканным и недоговоренным, ввиду того, что злополучный занавес опять опускается скорее, чем нужно. Портрет Короленки упорно провисел все 4 действия в квартире буржуазно-польской семьи.
Впервые: ‘Театральная Россия’, No 14 / 1905 г.