Жизнь Наполеона Бонапарте и проч. Соч. Сира Валтера Скотта (*).
(Статья 3-я).
(Окончаніе въ слѣ,д. книжкахъ.)
‘Московскій Телеграфъ’, No 3, 1828
Жизнь Наполеона Бонапарте и проч. Соч. Сира Валтера Скотта, Скотт Вальтер, Год: 1828
Время на прочтение: 14 минут(ы)
(*) См. No XIV и XVI Тел. 1827 года. 4-я статья сей любопытной рецензіи будетъ послдняя, хотя въ J. des Dbats, откуда она заимствована, рецензія раздлена на шесть небольшихъ статей. Изд.
Если Британское хладнокровіе, конечно боле непобдимое чмъ полки Алвинци, могло не тревожась выдержать натискъ всхъ нашихъ торжествъ, то, въ замну этого, реквизиціи, наложенныя на нкоторыя картинныя галлереи въ Италіи, произвели на Историка, дотол очень спокойнаго, дйствіе, которое всего лучше можно сравнить съ дйствіемъ зажженнаго фитиля, приложеннаго къ затравк пушки: это вспышка, выстрлъ, и здсь-то, въ этомъ нечаянномъ взрыв — брани, насмшки, сарказмы, все нашлось у Сира Валтера, кром можетъ быть правоты генія, а иначе можно-бы о немъ сказать какъ о Димосен: онъ вспыхиваетъ, гремитъ, поражаетъ молніею. Ученость помогла ему въ гнв. Желая ученымъ образомъ показать, что наши герои VI года готовы были возвратиться къ зврству первобытныхъ войнъ, онъ самъ восшелъ до дикарей Сандвичевыхъ острововъ. Надюсь, что мн позволятъ, не доходя до этого, отвчать ему самымъ лучшемъ доводомъ: что конечно легко заключить въ одной коротенькой страниц нсколько размышленіи, несвязныхъ, темныхъ, неполнымъ, то есть трояко ложныхъ, о перемнахъ, происходящихъ въ основаніяхъ человческаго Права отъ успховъ образованности и общественнаго просвщенія, но если примемъ трудъ размыслить объ этомъ предмет, то увидимъ, что для означенія только его въ главныхъ размрахъ, понадобится слишкомъ много столбцовъ. Нейду дале и обращаюсь единственно къ слдующему замчанію, столь явному, что оно не требуетъ поясненій: главное отличіе войны при новйшей образованности есть, большее или меньшее, уваженіе къ частной собственности, длающейся съ каждымъ днемъ боле неприкосновенною. Надобно исключишь изъ этого войны на мор: он сохранили еще древнее право грабительства. И покуда будутъ выдаваемы корсарамъ позволенія обыскивать чужіе корабли (lettres de marque), народы останутся варварами въ своихъ морскихъ грабительствахъ, достойныхъ Сандвичевыхъ острововъ.
Но одна держава Европейская — только одна — такова и въ завоеваніяхъ своихъ на твердой земл. Она опредляетъ своимъ войскамъ въ Индія законную часть изъ награбленнаго въ непріятельской земл. За арміею слдуетъ Призовый Комитетъ, и когда дождливое время прекращаетъ военныя дйствія, солдаты пускаются по деревнямъ, отнимаютъ пшено и скотъ, а Комитетъ продаешь эту добычу. Восточный Глашатай, Журналъ очень мало извстный въ Париж, заключаешь въ себ удивительныя свднія по сему печальному предмету. Тамъ видимъ, что грабежъ, произведенный въ Декан (the Decab booty), сдлался предметомъ тяжбы у Компаніи съ арміею и полагается въ двнадцать милліоновъ двсти семнадцать или осмнадцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ: поиски требуютъ, не какъ дара, но какъ слдующаго долга, сумму, равную нашимъ ста семидесяти пяти милліонамъ франковъ. Эта непомрная добыча, этотъ Комитетъ, этотъ участокъ солдатъ въ отнятомъ, вотъ, если Валтеру Скотту угодно остеречься, не зврство первобытныхъ войнъ — ихъ цлію было потребленіе, гораздо прежде грабительства — но, это все возможное варварство воинъ въ род Аттилы, Гензерика, Чингисъ-Хана!
Напротивъ, что есть общаго между симъ варварствомъ или зврствомъ, назовите его какъ угодно, и мастерскими произведеніями искусишь, похищенными побдою или уступленными по договорамъ? Какъ сближать такіе несходные предметы? Здсь самое столкновеніе словъ могло-бы тотчасъ показать несвязность понятіи. Я думаю, въ первобытныя войны рдко спорили о картинахъ, и если во время вторженіи сверныхъ народовъ, впрочемъ не дикихъ, истреблено было много статуй, то врно тогда мало заключали военныхъ договоровъ для обезпеченія себ обладанія сими статуями и для украшенія ими музеевъ. Но этотъ родъ контрибуцій, необходимо безпримрныя у варваровъ-завоевателей, существовалъ-ли также до послднихъ нашихъ войнъ и у просвщенныхъ завоевателей? въ этомъ ссылаюсь на Сира Валтера. Правда, на страниц 215-й своего пятаго тома, онъ скажешь намъ, что это былъ грабежъ, взысканіе новаго рода, на страниц 231-й, это взысканіе новаго рода, не скрою и того, становится нарушеніемъ закона народовъ, дотол признаннаго и исполнявшагося, но страница 222-я, во всхъ отношеніяхъ очень добродушная, извщаетъ насъ, что безъ сомннія можно въ Исторіи всхъ народовъ найдти, что предметы сего рода были переносимы изъ одной страны въ другую, смотря по оборотамъ военнаго счастія. Слдовательно, по мннію самого Автора, эта 222-я страница примиряетъ его съ Исторіею во всей сшибк противуположныхъ утвержденій. Но довольно объ историческомъ доказательств: перейдемъ теперь къ приложенію правила.
Требовать статуй, и полагать это въ условіе перемирія или мира, такъ-же какъ требуютъ въ подобныхъ случаяхъ налоговъ, городовъ, областей, разв значитъ нарушать должное уваженіе къ частнымъ собственностямъ? Даже реквизиціи картинами, разв были-бы тягостне для состояній частныхъ людей, нежели требованія деньгами и състными припасами (хотя въ Италіи не взяли ни одной картины по реквизицій)? Кто не видитъ съ перваго взгляда, что военныя контрибуціи окончательно падаютъ, такъ-же какъ и вс налога, на каждаго жителя, или по крайней мр на каждаго владльца? Кому не извстно напротивъ, что предметы искуствъ, разумется столь драгоцнные, что могутъ сдлаться условіями мира или вознагражденіемъ побды, уже по одному этому всегда, или почти всегда, должны быть собственностію народа, или города, или Государя? Это былъ единственный родъ богатства, котораго Италія могла отдавать много, сама не бдня: уступленныя ею вамъ изящныя произведенія были иногда принимаемы по соглашенію, за безмрныя суммы денегъ, и какое ни предполагалъ-бы Валтеръ Скоттъ озлобленіе въ Италіянцахъ противъ хищничества Французовъ, но безъ сомннія не одинъ Италіянецъ скоре согласился-бы картинами и статуями удовольствовать это хищничество новаго рода, нежели отдать постелю своего отца и хлбъ своихъ дтей.
Но здсь представляются соображенія другаго рода. Подобно всмъ друзьямъ искусовъ, Валтеръ Скоттъ желалъ-бы, чтобъ чудеса искуствъ, по общему согласію образованныхъ народовъ, предохранены были отъ побдъ и случайностей войны. Онъ особенно напоминаетъ о существеннйшей опасности, повредить ихъ при перемщеніи, или даже истребить ихъ. Признаюсь, онъ счастливъ, что ничего подобнаго не случилось съ мраморами Лорда Эльгина, съ тхъ поръ по крайней мр, какъ они вытащены изъ Паренона. Наконецъ польза искуства самаго требуетъ, по мннію Историка, чтобы картины великихъ художниковъ оставались въ тхъ зданіяхъ, для украшенія коихъ он были писаны: тамъ, при разсматриваніи, он оказываютъ боле дйствія, по физическому-ли преимуществу освщенія, и другимъ причинамъ, благопріятствовавшимъ первому ихъ положенію, или по нравственному чувству, привязывающему, такъ сказать, самыя произведенія къ мстамъ, первоначально имъ предназначеннымъ, или занимаемымъ ими многія столтія. Авторъ говоритъ правду, но не договариваетъ всего. Онъ могъ-бы прибавишь, оставьте каждую вещи на ея мст, и, для изученія великихъ художниковъ, пусть ученикъ перезжаетъ большое разстояніе, стараніе его при семъ изученіи будетъ соразмрно труду, какой онъ предприметъ для достиженія къ образцовымъ произведеніямъ, и неувренности, случится-ли ему снова прихать и увидть ихъ когда-нибудь. Не вдругъ переходя отъ одного образца къ другому, онъ можешь понять геній каждаго изъ нихъ, сравнить ихъ, не смшивая, каждому впечатлнію у него будетъ время произвести плодъ мысли, прежде нежели другое впечатлніе можетъ дашь новое направленіе его помышленіямъ. Напротивъ соедините, свалите все въ одномъ Музе, дайте ученику вдругъ всхъ образцовыхъ художниковъ, пусть сегодня находитъ онъ ихъ подл своихъ дверей и завтра осматриваетъ вс вдругъ: чмъ будетъ живе общее впечатлніе, тмъ, можешь быть, боле отнимешь оно силы и глубины у каждаго частнаго, и изъ многихъ образцовъ, вдругъ поражающихъ воображеніе, не останавливая его, не столько станутъ избирать частные предметы для изученія и состязательства, сколько подражать, неопредленно, общему характеру благородной и изящной истины, по которому сходны вс изящныя произведенія, хотя онъ и различенъ въ каждомъ изъ нихъ.
Размышленіи сіи не новость: они изданы въ свтъ еще осенью 1806 года, человкомъ, конечно не значительнымъ по своимъ мнніямъ, но за то онъ можетъ уврить, что это мнніе принадлежало тогда великимъ нашимъ живописцамъ, и потому онъ почитаетъ себя вправ заключить, что вся эта часть разсужденія Сира Валтера чрезвычайно справедлива. Какъ-же могла она привести его къ удивительной несправедливости? Увидимъ.
Онъ ршилъ, что нація варварская, не могшая почитать памятниковъ искуства своимъ драгоцннйшимъ завоеваніемъ, не могла и уважать искуствъ иначе, какъ по приличію, по суетности, потому что если-бы она любила искуства для нихъ самихъ, а не для себя, то сохранила-бы памятники оныхъ, и не сдлала-бы ихъ своею жертвою. Въ слдствіе этого, наши воины, Генералъ ихъ, и артисты, посланные къ нему изъ Парижа для совта въ выбор предметовъ контрибуціи, не могли быть ни чмъ инымъ, какъ Вандалами и тщеславными Гепидами. ‘Классическимъ прототипомъ Бонапарте, въ семъ случа, былъ Муммій, Римскій Консулъ, насильственно отнявшій у Греціи ея сокровища, хотя ни самъ онъ, ни соотечественники его не въ состоянія были оцнить истиннаго ихъ достоинства.’ Правда, у Парижанъ было столько вкусу, что они могли оцнить въ чудесахъ Греческаго рзца славу, какою пользовалась сіи произведенія у всхъ всхъ просвщенныхъ народовъ. (Замтимъ мимоходомъ, что этимъ выраженіемъ какъ-бы сомнваются въ просвщеніи Французскаго народа). Именно политика Директоріи, и весьма недавно еще, примирила насъ съ иску е швами. Въ правленіе Конвента ихъ почитали несовмстными съ простотой республиканскою, ни что не было забыто для уравненія всхъ умственныхъ познаній: дворцы были истреблены, памятники превращены въ прахъ, и проч. и проч.
Между тмъ Валтеръ Скоттъ два раза былъ въ Париж, прежде нежели написалъ свою Исторію! Онъ долженъ былъ видть, что наши дворцы существуютъ. Онъ могъ также видть хорошія произведенія нашихъ ваятелей, и образцовыя произведенія, вышедшія изъ мастерскихъ живописцовъ нашихъ въ самыя пагубныя времена гражданскихъ націяхъ раздоровъ. Да, сія несчастныя времена породили много преступленія, коихъ причины, можетъ быть, извстны еще очень не совершенно, много глупостей, остающихся малоизвстными можетъ быть навсегда, если только не безполезно и не горестно открытіемъ оныхъ умножать число глупостей. Но Историкъ, кажется, думалъ объ этомъ иначе. И здсь, такъ-же какъ въ другой части своея книги, онъ оставляетъ безъ вниманія тысячи событій, рчей и даже декретовъ (хотя самъ говоритъ о нихъ, слдовательно знаетъ о ихъ существованіи) я привязывается къ грубо-безчиннымъ маскарадамъ какого-нибудь Шометта, Гебера, желая безумствомъ ихъ доказать, что Французы исповдывали атеизмъ.
Заговоръ столь страшный въ то время, хотя уже и близкій къ своему паденію, осмлившійся отвергать Бога, потому что Его всемогущество казалось ямъ анти-революціоннымъ, хотлъ истребишь искуства: ихъ благородство было подозрительно. ‘Къ чему теперь эти суетныя и пустыя искуства? Народъ перераждающійся, не уже-ли останется покоренъ симъ ложнымъ потребностямъ души? Какая нужда до талантовъ воображенія тому, кто уметъ быть свободнымъ? Они украшали Дворъ Государей, ихъ надобно истребить, изъ опасенія, чтобы они не изнжили мужества тхъ, кто долженъ защищать свободу своего отечества.’ Такъ говорили люди, которыхъ можно было подозрвать, по крайней мр, что они безумствуютъ за столько-то въ день. Это было 25 Плювіоза, въ годъ 11-й. Здсь самыя числа краснорчивы: они избавляютъ отъ всякаго объясненія. Буасси д`Англа, Депутатъ Ардешскаго департамента, присылаетъ національному Конвенту и Комитету общественнаго просвщенія: ‘Нкоторыя мысли объ искуствахъ.’ Это скромное названіе сочиненія. Вначал, съ негодованіемъ и презрніемъ опровергая уравнителей, Авторъ спрашиваетъ впослдствіи у самого себя: ‘Когда потомки Мильтіада и Аристида сдлались рабами самаго нестерпимаго варварства?.. Въ то время, когда допустили погибнутъ свои искусства, свои храмы, свои божества, свои игры, когда увидли истребленіе своихъ статуй, картинъ, поэтовъ, философовъ. (‘Сохраняйте,’ продолжаетъ онъ, ‘все то, что у нихъ погибло, принимайте, ободряйте, уважайте науки, философію, искуства, пусть вс законы ваши благопріятствуютъ имъ и хранятъ ихъ, пусть сокровища ихъ будутъ лучшими вашими богатствами, и труды, долженствующіе производить ихъ, пусть будутъ помщены вами въ первый разрядъ заслугъ, оказанныхъ отечеству… пусть везд возродится соревнованіе… пусть везд учатся…‘ Съ сей точки онъ развиваетъ планъ общественнаго просвщенія, планъ богатйшій и обширнйшій, какой только можешь постигнуть и обнять умъ человческій. Въ семъ план находятся первыя основанія большой Нормальной Школы, посл краткаго существованія оставившей память о себ и произведшей безсмертныя творенія (des ouvrages immortels), тамъ-же является первая, но уже полная мысль о Національномъ Институт, съ самаго начала своего долженствовавшемъ обратить на себя вниманіе и приобрсти одобреніе цлаго свта. Дале великодушный представитель изъявляетъ желаніе, чтобы въ среду Республики и ея Института призваны были и обременены почестями вс великіе таланты Европы, даже изъ народовъ, продолжающихъ съ Франціею самую жесточайшую войну. Онъ оканчиваетъ, прося у Конвента учрежденія и законовъ, возвышающихъ геній до народной, соединенной съ правительственнымъ могуществомъ народа, и даже превышающей его по своему вліянію на мнніе, нравы и направленіе общественнаго духа. Конвентъ приказалъ напечатать это и разослать во вс городовыя общества (municipalits) Республики.
Всякій комментарій былъ-бы здсь безполезенъ. Я прибавлю только одно размышленіе, обнимающее все. Конвентъ не былъ Франція, Гора (la Montagne) не Конвентъ, Отецъ Дюшень не Гора. Но такъ надлежало-бы полагать, если-бы, по примру Сира Валтера Скотта, вообразили себ атеистомъ народъ, въ празднествахъ своихъ предавшій огню изображеніе атеизма, вмст съ изображеніями самыхъ отвратительныхъ пороковъ, если-бы руководствуясь Авторомъ-же, представила себ Геростратомъ народъ, въ которомъ величайшее чудо есть, можетъ быть, то, что онъ ни сколько не преставалъ обработывать и обогащать Литтературу, Науки и Искуства во все столь продолжительное и столь ужасное время своей безумной революціи.
Ограничимся эпохою, избранною самимъ Валтеромъ Скоттомъ. Когда побда передавала намъ мастерскія произведенія Италіи, живопись умножала и у насъ число ихъ. Школа Давида блистала такъ ярко, что это составляло гордость всей Франціи. Произведенія ея были поддерживаемы, принимаемы, вознаграждаемы энтузіазмомъ, почти народнымъ. Сильное направленіе, данное искуствамъ основаннымъ на рисунк, везд разлило съ 1784 года правила, вкусъ, изученіе. Италіянцы въ свою очередь приходили въ нашихъ мастерскихъ искать уроковъ и примровъ. И Англичанинъ, Шотландецъ обвиняетъ насъ въ вандализм! Истинно, это ужъ слишкомъ! Еслибы въ отплату мн надобно было отыскать, кто его классическій прототипъ въ семъ случа, признаюсь, и не нашелъ-бы его нигд, кром Понта, гд дикіе обитатели почитали Овидія варваромъ.
Спросимъ себя: какимъ образомъ такой умный человкъ, какъ Сиръ Валтеръ Скоттъ, могъ впасть въ такое преувеличеніе? Можетъ быть отвчать на это не слишкомъ трудно. Пусть поэтъ, или романистъ, со всми средствами, искуствомъ, словомъ, такой романистъ какъ Сиръ Валтеръ Скоттъ. Въ самыхъ драматическихъ своихъ произведеніяхъ, изберетъ театромъ своей драмы, первою темою своего вымысла, сосдственную страну, потрясаемую самыми жестокими политическими ударами, и пусть онъ изображаетъ ихъ, желая устрашить своихъ читателей, пусть со всею свободою умно-обильнаго воображенія и со всею вольностію, какую допускаетъ живопись лицъ романа, онъ усиливаетъ глупости, преступленія и несчастія,, обезображиваетъ или поэтизируеть (poitise) событія, причины, слдствія, для достиженія къ идеалу ужаснаго, старушки и дти будутъ трепетать при одномъ имени проклятой страны. Не разсказывайте имъ настоящей ея истеріи: уши ихъ, еще пораженныя словами очарователя, не услышатъ насъ. Валтеръ Скоттъ умлъ производишь это очарованіе нкоторыми изъ своихъ романовъ: но, чтобы дйствовать на другихъ, надобно самому чувствовать сильно, и, кажется, самъ онъ испытывалъ такой неугасающій ужасъ, слыша повствованіе о нкоторыхъ извстныхъ эпохахъ нашей Исторіи, что не могъ и передать ихъ не увеличивъ событій.
Потомъ онъ становится спокойне, начинаетъ видть предметы подъ покрываломъ не столь частымъ, а вообще тутъ Историкъ судить о нихъ съ меньшимъ предубжденіемъ, иногда ему удается даже изобразить ихъ въ настоящемъ свт. Въ этомъ отношеніи, его картина консульства гораздо превосходне начертанія Италійскихъ кампаній: это мы сей часъ увидимъ.
Начиная повствованіе о Консульской администрація, Авторъ удивительно смшиваетъ эпохи, и, что всего странне, онъ сбивается такъ ужасно именно потому, что руководствуется замтками самого Консула, а тотъ, разумется не могъ ошибиться въ числахъ и, вероятно, не хотлъ обманывать. Это покажется непостижимо: но примръ объяснитъ загадку. Историкъ разсказываешь намъ о покорности Аббата Бернье и водвореніи мира въ Ванде, не говоря еще о кабинет Люксанбургскомъ, гд составился Конституціонный актъ VIII года, но этотъ актъ былъ представленъ на утвержденіе народа 13 Декабря 1799 года, а мировой трактатъ былъ заключенъ 17 Января 1800. Отъ чего этотъ анахронизмъ? Его такъ легко было избжать. Здсь одно объясненіе возможно. Отрывки, диктованные на остров Св. Елены, обращены были въ дло или въ пользу съ удивительною поспшностью: не замтили даже, что прежде надлежало-бы расположить ихъ въ хронологическомъ порядк и потомъ пользоваться ими, а иначе можно было нарушить весь порядокъ событій. Легче и удобне показалось прибгнуть къ нумеровк (numrotage). Такъ въ глав о Бонапарте, названной: Предварительные Консулы, увидятъ подъ нумеромъ 9-мъ записку, относящуюся къ переговорамъ правительства съ Вандейскими начальниками, а уже подъ 10-мъ разсмотрніе совщаній, изъ коихъ вышла новая форма республики. Вотъ отгадка! Надобно согласиться, что она необыкновенна.
Полезно было-бы проникнуть тайну сихъ совщаній, это распространило-бы много свту на слдующія эпохи. Въ семъ отношеніи, ожидая лучшаго или подробнйшаго, можно собратъ нкоторыя весьма любопытныя свднія въ Воспоминаніяхъ о Французской революціи, изданныхъ во время напечатанія послднихъ томовъ сей Исторіи, соотечественницею В. Скотта, двицею Елена-Марія Вильямсъ. Повствованіе ея, кажется, достоврно, все пересказываемое ею слышала она во время самихъ происшествіи, отъ Г-на Тьессе, избраннаго тогда членомъ Пяти-Сотной Коммисіи, и черезъ нсколько времени Исключеннаго изъ трибунства за то, что онъ осмлился защищать конституцію. Дла шли впередъ. Предварительный Консулъ выступилъ на сцену скромно, шагами Вашингтона, но съ каждымъ днемъ боле уставалъ въ роли, сдлавшейся уже не столь необходимою. Онъ выходилъ изъ терпнія, становился смле и вдругъ заговорилъ какъ повелитель. Тогда услышали отъ него: этому быть и этому не быть.— ‘Если у меня нтъ средства управлять, то я и не хочу правительства.— Намъ надобны особенные законы, относительно колоніи, и я дамъ ихъ.— Если какой департаментъ ведетъ себя дурно, я приведу его въ осадное состояніе.— Хотите-ли наконецъ порядка, или нтъ? Это ваше дло.— Пишите: мои планы у меня.’ — Онъ-же отвчалъ одному члену Коммисіи Старшинъ, требовавшему ручательствъ въ личной свобод: ‘Что значитъ эта свобода? Это родъ гражданской крпости, способной единственно затруднять ходъ правительства.’ Наконецъ онъ возразилъ самому Г-ну Тьесе, отказывавшему ему въ чемъ-то и представлявшему притомъ, что онъ не иметъ права исполнить это. ‘Если вы не имете на это права, то имете силу.‘ Въ этихъ словахъ заключалась вся будущность Франціи.
Надобно согласиться впрочемъ, что прежде своей откровенности, юный Консулъ истощилъ все терпніе хитрости: ему надлежало, улещая Сійеса, опрокинуть его планъ конституціи. Схватки, выдержанныя противъ множества Метафизики, измучили его до того, что онъ сдлался боленъ: онъ самъ сказалъ это и я ему врю. Но, что боле нежели вроятно, что бросается въ глаза самаго неопытнаго человка, это удивительная ловкость, съ какою онъ, воспользовавшись даже Метафизикою, слиткомъ много затруднявшею его, удалилъ изъ предначертанія Сійеса то, что могло стснять его на пути и напротивъ обратилъ къ своей тайной цли все, что могло служить ей, а при построеніи зданія, долженствовавшаго укрпить республику, умлъ выгадать себ, тайно и какъ-бы скрытно, ступеньки къ трону.
Все это Сиръ Валтеръ Скоттъ понялъ и изложилъ въ совершенств. Въ этой части книги его не рдко встрчаешь размышленія и здравый умъ. Пріятно видть, какъ возстаетъ онъ противъ списковъ избирателей, замнившихъ прямое избраніе представителей, какъ поддерживаетъ необходимость предстательства прямого, свободнаго отъ всхъ затрудненій, какъ обнаруживаетъ все, что было обманчиваго и ложнаго въ способ собранія голосовъ, по случаю предложенія о пожизненномъ Консульств, и какъ съ большею силою говоритъ о томъ-же при голосахъ объ Имперіи.
Въ этомъ отрывк можно-бы не похвалишь нкоторую многословность, но за всмъ тмъ, онъ истинно замчателенъ и особенно подъ перомъ Сира Валтера. Впрочемъ, съ сей эпохи, въ повснівованіи его найдется много подобныхъ отрывковъ.
Съ другой точки зрнія, эта картина Консульства, занимающая, кром одной главы, томы VIII и IX и, облечена или обезображена тми-же недостатками въ сочиненіи, какъ и первыя части разсматриваемой нами книги, она изобильна ошибками въ событіяхъ, ложными сужденіями, пропусками. Можно-ли вообразить себ, на примръ, что объ учрежденіи префектуръ (17 Февраля 1800) не сказано ни одного слова, и чрезъ два или три тома посл (въ T. XI), намъ говорятъ объ установленіи Префектовъ, какъ о той части образованія Императорскаго правленія, которою Бонапарте гордился боле всего. Пусть судятъ, каково должно быть понятіе Историка объ управленіи департаментовъ Франціи при Консулахъ, когда онъ отнимаетъ у сего управленія префектуры!
Постановленія по общественному просвщенію забыты не въ такой степени, но что говоришь о нихъ Авторъ? Вотъ онъ, вполн (цитатъ недлинный): ‘Бонапарте еще съ большею честью исполнилъ обязанности своего высокаго сана, основавъ учебныя заведенія. Напримръ, съ помощію Монжа, онъ основалъ Политехническую Школу, изъ коей вышло такъ много достойныхъ людей.’ Сначала почитаешь эту грубую ошибку минутнымъ забытьемъ, на всякой страниц ждешь, что ее поправятъ, и такимъ образомъ проходить три тома, наконецъ, въ ХІ-мъ том, на страниц 136-й встрчаешь, что разные проэкты, во время правленія республики составленные, относительно просвщенія юношества, оставались безъ исполненія. Впрочемъ, замчаетъ Историкъ, хотя не принято было никакого твердаго шлама воспитанія, хотя невжество и пороки новаго поколнія непрестанно усиливались, но во Франціи было два или три класса училищъ, гд усилясь по разнымъ назначеніямъ, ибо, учтиво присовокупляетъ онъ, не льзя предполагать, чтобы народъ столь великій и обрадованный, при какихъ-бы то ни было обстоятельствахъ, могъ равнодушно видть совершенной недостатокъ въ средствахъ воспитывать юношество. Тотчасъ посл этого видимъ, что деревенскіе учители и нкоторые частные пансіоны составляли вс сіи средства просвщенія, до самаго того времени, когда основанъ былъ Императорскій Университетъ, то есть до 1807 года. Вотъ какъ однимъ почеркомъ пера Нормальная Школа, Училища для общественныхъ службъ и Центральныя Школы уничтожены, или лучше сказать, Почтены какъ-бы никогда не существовавшими! Политехническая Школа помолодла семью годами и Лицеи Бонапартевскіе существуютъ, такъ-же какъ и Префектуры, со времени Императора!
Если въ этомъ образ узнавать и описывать событія, утверждающіяся на публичныхъ актахъ, много втренности, то ея гораздо боле въ томъ, что событія и люди судятся по одному показанію свидтеля самаго корыстнаго, или, нтъ! этимъ сказано мало: судятся по словакъ обвиненнаго, для собственной защиты такъ-же обвиняющаго въ свою очередь. Какова-бы ни была Директорія, но Бонапарте умертвилъ ее и посл этого неблагоразумно требовать отъ убійцы біографическаго извстія объ убіенномъ. Валтеръ Скоттъ поступилъ именно такъ. Конечно не я стану укорять его за то, что онъ въ увеличенномъ вид представилъ недостатки Конституція III года и ошибки многихъ людей, призыванныхъ ею, одинъ за другимъ, къ власти: я совсмъ не расположенъ къ сей укоризн и даже, признаюсь, въ сихъ двухъ отношеніяхъ всякое увеличеніе кажется мн очень трудно. Но для чего было подновлять вс оффиціяльныя лести, услужливо-обидныя для Франціи, и представлять насъ какъ будто уже подъ стопами воевавшихъ съ нами державъ въ то время, когда вдругъ звзда, въ этомъ отношеніи великаго человка, вознеслась надъ нашею судьбою, не допустила насъ погибнуть, и, освтивъ знамена наши, заставила побду узнать ихъ {Французы ожидали, что онъ…… приведетъ побду къ ихъ знаменамъ. T. VIII, стр. 64 etc.}. Точно такъ! Но что-же длала побда, если не она узнала или увнчала ваши знамена при Цирих, при Кастрикум и подъ стнами Алькмаера? Она заставила Герцога Іоркскаго согласиться на капитуляцію не блестящую и Суворова отступить. Неудачи наши въ Италіи остановились на нашихъ границахъ. Не только земля древней Франціи нигд не была попираема непріятелемъ, но знамена наши по прежнему разввались во всхъ департаментахъ, побдою доставшихся намъ.
Таково было вншнее состояніе нате 18 Брюмера, такъ изображали его вс наши историки, даже тотъ изъ нихъ, котораго всего мене можно подозрвать въ благосклонности къ Директоріи: потому я сошлюсь на него, хотя совсмъ ее думаю подтверждать всхъ его сужденіи. Описавъ день Цирихской битвы и отступленіе Суворова, стоившіе не- пріятелю тридцать тысячъ человкъ, девять Генераловъ и сверхъ того предавшіе въ нашу власть Сенъ-Готаръ, Гларусъ и примыкающія къ нимъ долины, описавъ все это благороднымъ и достойнымъ Исторіи тономъ, какого, къ сожалнію, почти не встрчаешь у Сира Валтера, Г-нъ Лакретелль видитъ и показываетъ намъ, кром всхъ сихъ великихъ слдствій, слдствіе еще важнйшее и боле ршительное: онъ видитъ и показываетъ намъ, что съ сего времени коалиція разрушилась. Могу-ль спросишь у Біографа Наполеонова: разв это пораженія, превращенныя героемъ его съ торжества {Это не въ исторіи Консульства, но на страниц 43-й XI-го Тома.}, и опасности, коихъ Франція готова была сдлаться жертвою въ то время, когда Бонапарте вышелъ на берегъ во Фрежюс, спасти ее?
Я уже говорилъ о томъ, что безпрестанно выводитъ изъ терпнія, когда читаешь два тома посвященные Консульству: это сбивчивость въ эпохахъ, во несообразность размышленій, частію, какъ кажется, относящихся къ VIII-му году, частію къ 1804 году, еще увеличиваетъ утомленіе. При этомъ двойномъ безпорядк едва замтны обманчивые, искусные шаги Консула, иногда тихо, иногда, какъ сказалъ-бы Боссюэтъ, живыми и бурными порывами приближающагося къ верховной власти. Но Сочинитель всего боле долженъ стараться замтить и понять, а читатель изучилъ это постепенное возвышеніе. Здсь величайшая важность и высшій урокъ Исторіи.
Въ трехъ слдующихъ томахъ находимъ цлую толпу славнйшихъ торжествъ Имперіи, совершившихся въ четыре года. Х-й томъ открывается Аустерлицкою кампаніею, томъ XI-й оканчивается Шенбруннскимъ миромъ. Желая прервать повствованіе о множеств сраженія, Историкъ посвящаешь По крайней мр полъ-тома разбору правленія Наполеонова, дошедши до той минуты, когда Тильзитскій трактатъ казалось утвердилъ его могущество. Впрочемъ онъ самъ называетъ этотъ продолжительный трудъ свой обзоромъ, и справедливо. Тутъ, кажется, ничто не обозначено глубокою и твердою чертою. Эту эпоху Авторъ знаетъ и понимаетъ лучше нежели предшествовавшіе періоды, но невдніе о преждебывшемъ не одинъ разъ вводитъ его въ заблужденіе о томъ, что происходило въ это время. Виды его вообще здравы, но рдко удовлетворительны и отъ того не вполн справедливы. Онъ никогда не изучалъ своего предмета до такой степени, чтобы своимъ размышленіемъ вывести изъ него собственно свои идеи: съ большею или меньшею проницательностью и тонкостью онъ повторяетъ то, что думали другіе, напоминаетъ многое, но ничему не научаетъ.
И такъ, совершенно оставляю не только сей обзоръ Императорскаго правленія, гд почти все принадлежитъ нашимъ новйшимъ писателямъ, но и многіе другіе отрывки: ихъ также можно почитать Французскимъ товаромъ, въ другой разъ ввезеннымъ во Францію посл новой, но почти везд очень легкой обработки у нашихъ промышленныхъ сосдовъ. Обращаюсь единственно къ разсмотрнію предметовъ, долженствующихъ быть особенно знакомыми Историку, гд мнніе его вполн принадлежитъ ему, или по крайней мр его соотечественникамъ и носитъ на себ явные признаки Британскаго происхожденія. Съ тхъ поръ какъ издана его книга, я двадцать разъ слышалъ вопросы: ‘Что думаетъ онъ о политик своего Правительства, о войскахъ своего народа? Пусть сравниваетъ онъ ихъ съ нашими: они дйствительно заслуживаютъ, можетъ быть еще боле нежели войска какого нибудь другаго народа въ мір, столь славное сближеніе, а ничего нтъ естественне сихъ вопросовъ: и пора отвчать на нихъ, ибо въ продолженіе историческаго періода, котораго мы теперь достигли, явились съ блескомъ на пол битвы сія гордые островитяне, дотол заставлявшіе насъ чувствовать боле силу своихъ гиней, нежели силу своихъ штыковъ.