Жены и дочери, Гаскелл Элизабет, Год: 1866

Время на прочтение: 757 минут(ы)

ЖЕНЫ И ДОЧЕРИ.

(Wives and Daughters).

РОМАНЪ ВЪ ТРЕХЪ ЧАСТЯХЪ М-СЪ ГАСКЕЛЬ.

Часть первая.

I.
Заря торжественнаго дня.

Начну старымъ дтскимъ припвомъ. Въ нкоторомъ царств, въ нкоторомъ государств былъ городъ, въ город былъ домъ, въ дом комната, въ комнат постелька, а въ постельк лежала маленькая двочка. Она уже давно не спала и томилась желаніемъ встать, но не смла, страшась невидимой силы въ сосдней комнат. То была нкая Бетти, сонъ которой не слдовало нарушать, пока часы не пробьютъ шесть, а тогда она, съ неизмнной точностью, просыпалась сама, и никого въ цломъ дом не оставляла въ поко. Настало іюньское утро и, несмотря на раннюю пору, комната была полна солнечнаго свта и тепла.
На комод, противъ маленькой канифасной постельки, на которой покоилась Молли Гибсонъ, висла на какой-то подстановк шляпка, тщательно прикрытая отъ пыли большимъ бумажнымъ платкомъ. И изъ такой плотной и тяжелой ткани былъ этотъ платокъ, что вещица, находившаяся подъ нимъ, будь она сдлана изъ легкаго газа, кружева и цвтовъ, непремнно ‘расплюснулась бы’, употребляя выраженіе Бетти. Но шляпа была изъ прочной соломы и все украшеніе ея состояло въ простой, блой лент, положенной вокругъ донышка и спускавшейся по обимъ сторонамъ въ вид завязокъ. Но за то изъ-подъ полей виднлась изящная рюшка, каждая складочка которой была хорошо знакома Молли, такъ-какъ наканун она съ большимъ трудомъ ее сама складывала. Изъ рюшки выглядывалъ маленькій голубой бантикъ — первый, который предстояло носить Молли.
Но вотъ и шесть часовъ! О томъ возвстилъ серебристый, мрный звукъ колокола, призывавшаго всхъ и каждаго къ дневному труду, подобно тому, какъ онъ это длалъ уже въ теченіе нсколькихъ столтій. Молли быстро вскочила съ постельки, босикомъ подбжала къ комоду, приподняла платокъ и еще разъ взглянула на шляпку. Затмъ она подошла къ окну, посл нкоторыхъ усилій открыла его и въ комнату пахнулъ свжій утренній воздухъ. Роса уже, высохла на цвтахъ въ саду, но еще сверкала вдали, на высокой трав, въ пол. На первомъ план лежалъ небольшой городокъ Голлингфордъ, на одну изъ улицъ котораго выходила парадная дверь домика мистера Гибсона. Тонкія струйки дыма начинали вылетать изъ трубъ коттеджей, гд хозяйки уже хлопотали, приготовляя завтракъ.
Молли Гибсонъ видла все это, но думала только объ однохмъ: ‘Погода будетъ хорошая! А я такъ боялась, что сегодняшній день никогда не настанетъ, а если и настанетъ, то непремнно будетъ дождливый!’ Сорокъ-пять лтъ тому назадъ удовольствія дтей въ провинціальномъ городк были очень ограничены и незатйливы. Молли достигла двнадцатилтняго возраста, а въ жизни ея еще не было ни одного событія, которое могло бы сравниться съ тмъ, что ее ожидало въ настоящій день. Бдняжка, правда, лишилась матери. Это было великимъ бдствіемъ ея жизни, но не составляло событія въ томъ смысл, о какомъ мы говоримъ. Да кром того, она въ это время была слишкомъ мала и не сознавала многаго изъ того, что вокругъ нея происходило. Удовольствіе же, ожидавшее ее теперь, заключалось въ томъ, что ей предстояло впервые участвовать въ годичномъ голлингфордскомъ празднеств.
Маленькій, въ безпорядк разбросанный городокъ, сливаясь съ окрестными полями, съ одной стороны примыкалъ къ большому парку, гд жили лордъ и леди Комноръ — ‘графъ’ и ‘графиня’ — какъ называли ихъ обыкновенно горожане, въ сердцахъ которыхъ еще жило чувство феодальной преданности. Чувство это выражалось нердко весьма наивными способами, смшными, если смотрть на нихъ издалека, но весьма знаменательными для того времени. Это было еще до утвержденія билля о реформ, но тмъ не мене, между двумя-тремя наипросвщеннйшими изъ голлингфордскихъ жителей нердко происходили разговоры весьма либеральнаго свойства. Кром того, въ графств проживало одно знакомое семейство виговъ, время отъ времени выступавшее впередъ для того, чтобъ состязаться на выборахъ съ Комнорами, которые были тори. Читатель могъ бы предположить, что вышеупомянутые, свободно-разговаривающіе граждане, по крайней мр допускали возможность подачи голосовъ въ пользу Гели-Гаррисоновъ, представителей ихъ собственныхъ политическихъ мнній. Ни чуть не бывало. ‘Графъ’ владлъ замкомъ, и большая часть земли, на которой возвышается Голлингфордъ, принадлежала ему. Онъ и его домашніе кормились, лечились и до нкоторой степени одвались съ помощью добраго городскаго населенія. Отцы и дды голлингфордцевъ всегда подавали голоса въ пользу старшаго сына изъ Комноръ-Тоуэрса и, слдуя примру предковъ, каждый продолжалъ подавать голосъ въ пользу владтельнаго лорда, ни мало не заботясь о такихъ пустякахъ, какъ политическія убжденія.
Подобнаго рода вліяніе богатыхъ землевладльцевъ на ихъ боле смиренныхъ сосдей не было рдкимъ явленіемъ въ т дни, когда еще не существовали желзныя дороги. И счастливо было мстечко, въ которомъ покровительствующее ему семейство отличалось столь почтенными качествами, какъ семейство Комноровъ. Графъ и графиня требовали покорности и повиновенія, простодушное поклоненіе горожанъ принималось ими, какъ нчто, принадлежащее имъ по праву. А еслибы кто изъ голлингфордцевъ осмлился выразить мнніе или убжденіе, несогласное съ ихъ желаніями, они бы въ изумленіи остановились, пораженные ужаснымъ воспоминаніемъ о французскихъ санкюлотахъ, которые были страшилищемъ ихъ молодыхъ лтъ. Но затмъ графъ и графиня длали городу много добра, они милостиво обращались съ своими вассалами и до нкоторой степени заботились о ихъ благосостояніи. Лордъ Комноръ былъ весьма снисходительный землевладлецъ. Онъ нердко бралъ бразды правленія въ собственныя руки и отстранялъ отъ дла своего управляющаго. Это не совсмъ-то нравилось послднему, который, впрочемъ, былъ слишкомъ богатъ и независимъ для того, чтобы черезчуръ заботиться о сохраненіи мста, гд его распоряженія могли подвергаться измненіямъ всякій разъ, что милорду ‘вздумается сунуть носъ туда, гд его не спрашиваютъ’. Столь непочтительное выраженіе обыкновенно произносилось управляющимъ въ святилищ его собственнаго дома и означало привычку графа — самому обращаться съ разспросами къ арендаторамъ, и собственными глазами и ушами слдить за ходомъ вещей въ имніи. Но арендаторы его за то особенно любили. Лордъ Комноръ, правда, иногда высказывалъ ужь слишкомъ большую склонность къ болтовн, но графиня своей неприступностью вполн искупала слабость мужа. Она бывала снисходительна только разъ въ годъ. Вмст съ молоденькими леди, своими дочерьми, она основала школу, которая, между прочимъ, нисколько не походила на т изъ ныншнихъ школъ, гд дти поселянъ и ремесленниковъ получаютъ боле широкое умственное развитіе, нежели то, какое нердко выпадаетъ на долю членовъ семействъ, занимающихъ боле высокое положеніе въ свт. Нтъ, школа леди Комноръ была иного разряда: въ ней двочекъ приготовляли быть искусными швеями, ловкими горничными и хорошими кухарками. Ихъ пріучали опрятно одваться въ форменное платье, изобртенное самими леди изъ Комнор-Тоуэрса и состоявшее изъ благо чепчика, блой пелеринки, клтчатаго холщевого передника и голубой юбки. При этомъ частые книксены и безпрестанно повторяемые: ‘слушаю-съ Ма’амъ’, были, что-называется, de rigueur.
Графиня проводила въ Тоуэрс только нсколько мсяцевъ въ году, и поэтому рада была завербовать для своей школы сочувствіе и помощь голлингфордскихъ дамъ. Она желала, чтобъ он въ ея отсутствіе занимались ею. Многія изъ благородныхъ обитательницъ города, имя въ распоряженіи достаточное количество свободнаго времени, являлись на зовъ миледи и приносили въ даръ требуемыя отъ нихъ услуги, а также и шопотомъ, торопливо произносимыя восклицанія: ‘Ахъ, какъ это мило со стороны графини! Какъ это похоже на дорогую графиню: она всегда думаетъ о другихъ!’ и т. д. Каждому новому постителю Голлингфорда, въ числ достопримчательностей города, прежде всего показывалась школа графини, гд съ особенной настойчивостью старались обратить его вниманіе на опрятныхъ маленькихъ двочекъ и ихъ изящныя работы. Взамнъ всего этого леди Комноръ и ея дочери каждое лто, въ нарочно назначенный для того день, оказывали голлингфордскимъ дамамъ пышное гостепріимство, принимая ихъ въ великолпномъ тоуэрскомъ фамильномъ замк, стоявшемъ въ аристократическомъ уединеніи посреди огромнаго парка, одни изъ воротъ котораго выходили почти въ самый городъ. Это годичное торжество совершалось обыкновенно въ слдующемъ порядк. Около десяти часовъ одинъ изъ тоуэрскихъ экипажей вызжалъ изъ парка и по очереди останавливался у различныхъ домовъ, гд жили дамы, удостоенныя приглашенія. Собравъ ихъ — гд по одной, гд по дв — нагруженный экипажъ возвращался, катился по гладкой, осненной тнистыми деревьями дорог и останавливался у главнаго входа. Здсь изъ него вылетала стая нарядныхъ леди, которыя по широкимъ ступенямъ парадной лстницы поднимались къ тяжелой двери, ведущей въ замокъ. Затмъ экипажъ снова удалялся въ городъ, опять нагружался расфранчеными женщинами, и опять возвращался. И это повторялось до тхъ поръ, пока все общество не собиралось на лицо или внутри замка, или въ окружавшихъ его прекрасныхъ садахъ. Тогда начинали, съ одной стороны, показывать разныя достопримчательности, а съ другой — сыпать изъявленія восторга и удивленія. Затмъ гостей угощали завтракомъ, вели въ домъ и показывали имъ собранныя тамъ рдкости и сокровища, а они опять ахали и восхищались. Въ четыре часа подавали кофе, и это служило сигналомъ къ разъзду. Появлялся экипажъ и развозилъ приглашенныхъ леди по домамъ, куда он возвращались съ пріятнымъ сознаніемъ хорошо-проведеннаго дня, но въ то же время и съ ощущеніемъ усталости, вслдствіе усилій, какія длали, чтобъ въ теченіе нсколькихъ часовъ держать себя прилично и точно ходить на ходуляхъ. Леди Комноръ и ея дочери тоже чувствовали нчто подобное: он бывали довольны собой и до крайности утомлены. Послднее неизбжно при сознательномъ стремленіи сдлать себя пріятнымъ обществу, съ которымъ имешь весьма мало общаго.
Въ первый разъ въ жизни Молли Гибсонъ попала въ число приглашенныхъ въ Тоуэрсъ гостей. Она была слишкомъ молода, чтобъ участвовать въ занятіяхъ по школ, и ея приглашеніе состоялось на совершенно исключительномъ основаніи. Лордъ Комноръ случайно встртилъ доктора, мистера Гибсона, въ то время, какъ тотъ выходилъ изъ фермы, въ которую милордъ направлялъ свои шаги. Графъ обратился къ доктору съ какимъ-то незначительнымъ вопросомъ (лордъ Комноръ рдко проходилъ мимо своихъ знакомыхъ безъ того, чтобъ не сдлать имъ какого либо вопроса, правда, онъ не всегда ожидалъ на него отвта, но таковъ ужь былъ его способъ вести разговоръ), и пошелъ съ нимъ вмст къ стн, гд стояла привязанная къ кольцу лошадь мистера Гибсона. Молли тоже была тамъ. Она уютно сидла на своемъ мохнатомъ маленькомъ пони и ожидала отца. Ея серьзные, задумчивые глазки широко раскрылись при несомннномъ факт приближенія ‘графа’. Въ ея воображеніи этотъ сдоватый, краснолицый, нсколько неуклюжій мужчина былъ чмъ-то среднимъ между царемъ и архангеломъ.
— Это ваша дочь, Гибсонъ, а? Миленькая двочка. Сколько ей лтъ? Пони нуждается въ чистк, говорилъ онъ, поглаживая лошадку.— Какъ васъ зовутъ, душенька? Онъ очень отсталъ въ платеж, какъ я уже вамъ говорилъ, но онъ дйствительно боленъ. Мн надо, однако, присматривать за Шипшенксомъ: онъ слишкомъ строгъ. Чмъ онъ боленъ? Вы прідете къ намъ въ четвергъ на наше школьное празднество, маленькая двочка, какъ васъ зовутъ? Смотрите, Гибсонъ, пришлите ее или привезите сами. Да не забудьте приказать вашему груму почистить пони: я увренъ, его не чистили съ прошлаго года,— неправда ли? Не забудьте четверга, маленькая двочка, какъ васъ зовутъ? Это уже ршенное дло,— такъ ли?— И графъ пошелъ прочь, завидвъ на другомъ конц двора старшаго сына фермера.
Мистеръ Гибсонъ вскочилъ на лошадь и похалъ рядомъ съ Молли. Они нсколько времени молчали, потомъ она спросила тихимъ, слегка взволнованнымъ голоскомъ:
— Папа, мн можно будетъ похать?
— Куда, моя милая? спросилъ онъ, внезапно пробуждаясь отъ своихъ мыслей.
— Въ Тоуэрсъ, въ четвергъ, вы знаете. Этотъ джентльменъ (она изъ робости не ршалась назвать его графомъ) пригласилъ меня.
— А ты бы хотла похать? Мн этотъ день всегда кажется такимъ скучнымъ и длиннымъ. Празднество начинается рано, въ самую жару.
— О, папа! проговорила Молли съ упрекомъ.
— Такъ теб хочется хать?
— Да,— если можно. Онъ вдь пригласилъ меня. Какъ вы думаете, можно будетъ? Онъ два раза повторилъ приглашеніе.
— Хорошо! Мы посмотримъ. Я думаю, это можно устроить, если ты очень желаешь, Молли.
Они снова замолчали, потомъ Молли сказала:
— Папа, я желаю хать, а впрочемъ, мн все равно.
— Вотъ странная рчь! Но я полагаю, теб все равно въ случа, если это будетъ стоить много хлопотъ. По моему мннію, дло можно устроить, считай же его ршеннымъ. Только, помни, теб понадобится блое платье. Ты скажи Бетти, что дешь, а она ужь позаботится о твоемъ наряд.
Мистеру Гибсону предстояло, однако, отстранить два или три препятствія прежде, чмъ вполн успокоиться насчетъ поздки Молли въ Тоуэрсъ. Это потребовало съ его стороны нсколькихъ усилій, но ему очень хотлось доставить удовольствіе своей маленькой двочк. На другой же день онъ отправился въ Тоуэрсъ, повидимому, для того, чтобы навстить больную служанку, но въ сущности съ тайной цлью встртиться съ миледи и заставить ее подтвердить приглашеніе лорда Комнора. Онъ постарался выбрать для этого самое удобное время. Въ его сношеніяхъ съ знатнымъ семействомъ ему нердко приходилось прибгать къ дипломатическимъ хитростямъ. Онъ въхалъ во дворъ замка около двнадцати часовъ, за нсколько времени до второго завтрака и посл открытія почтовой сумки, когда полученныя письма уже прочитаны, и вс успли вдоволь наговориться о ихъ содержаній. Поставивъ въ конюшню лошадь, мистеръ Гибсонъ вошелъ въ домъ съ задняго крыльца, навстилъ больную, далъ ключниц нужныя предписанія и вышелъ въ садъ. Тамъ онъ вскор, согласно съ своими ожиданіями, набрелъ на леди Комноръ. Она толковала съ дочерью о содержаніи письма, которое держала раскрытымъ въ рук, и въ то же время давала садовнику наставленія насчетъ одной цвточной клумбы.
— Я пріхалъ взглянуть на Нанни, и воспользовался случаемъ, чтобъ доставить леди Агнес растеніе, которое, я ей говорилъ, растетъ на Комнор-Мосс.
— Очень вамъ благодарна, мистеръ Гибсонъ! Мама, посмотрите: это — Drosera rotundifolia. Я такъ давно желала ее имть.
— Ахъ, да: она очень красива, только я мало смыслю въ ботаник. Я надюсь, Нанни лучше, къ слдующей недл вс въ дом должны быть здоровы: у насъ будетъ много гостей. А тутъ еще и Данби собираются пріхать! Мы являемся сюда недли на дв отдохнуть, оставляемъ половину прислуги въ город, а между тмъ, лишь только разносится молва о нашемъ прізд въ замокъ, какъ насъ начинаютъ закидывать письмами, въ которыхъ то и дло говорится о свжемъ деревенскомъ воздух и о томъ, какъ Тоуэрсъ долженъ быть красивъ весной. Въ этомъ, признаюсь, немало виноватъ лордъ Комноръ: какъ только мы сюда прізжаемъ, онъ отправляется къ сосдямъ и зазываетъ ихъ провести у насъ нсколько дней.
— Мы возвращаемся въ Лондонъ въ пятницу 18-го числа, утшала леди Агнеса.
— О, да! Лишь только мы покончимъ наши дла со школой. Но до этого счастливаго дня еще цлая недля!
— Кстати! сказалъ мистеръ Гибсонъ.— Я встртилъ вчера милорда на ферм Кроссъ-тризъ, и онъ былъ такъ добръ, что пригласилъ на четвергъ мою маленькую дочку, которая тогда была со мной. Я полагаю, это доставило бы двочк большое удовольствіе! Онъ остановился и ждалъ отвта леди Комноръ.
— Очень хорошо. Если милордъ ее пригласилъ, она должна пріхать, только я желала бы, чтобъ онъ не былъ до такой степени гостепріименъ. Рчь не о вашей дочери: мы ей рады, но онъ на дняхъ встртилъ и тоже позвалъ младшую мисъ Броунингъ, о существованіи которой я не имла понятія.
— Она одна изъ дамъ постительницъ школы, мама, сказала леди Агнеса.
— Весьма вроятно, я не спорю. Я знала, что есть какая-то мисъ Броунингъ, но и не подозрвала, что ихъ дв, а милордъ, лишь только объ этомъ провдалъ, тотчасъ же счелъ нужнымъ пригласить и другую. Теперь экипажу придется здить взадъ и впередъ четыре раза, пока онъ привезетъ ихъ всхъ. Слдовательно, ваша дочь можетъ свободно пріхать, я, ради васъ, ее охотно приму. Ее Броунниги могутъ взять съ собой. Устроите это съ ними, да смотрите вылечите Нанни поскорй: на слдующей недл ей надо приняться ужь и за работу.
Мистеръ Гибсонъ повернулся, собираясь уйдти, но леди Конноръ его снова позвала:
— А, кстати, Клеръ здсь. Вы помните Клеръ? Она когда-то была вашей паціенткой.
— Клеръ? повторилъ онъ съ изумленіемъ.
— Неужели вы ее забыли? Мисъ Клеръ, наша бывшая гувернантка, сказала леди Агнеса.— Она жила у насъ лтъ двнадцать-четырнадцать тому назадъ, когда леди Коксгевенъ еще не была замужемъ.
— Ахъ, да! вспомнилъ онъ: — мисъ Клеръ, у которой была скарлатина, хорошенькая, но слабаго сложенія двушка. Я думалъ она вышла замужъ.
— Да, сказала леди Комноръ.— Она была маленькое, глупенькое созданьице и сама не знала, что для нея хорошо, что дурно. Мы вс ее очень любили, но она насъ оставила, вышла замужъ за бднаго пастора и превратилась въ нелпйшую мистрисъ Киркпатрикъ. Мы же продолжали ее звать по прежнему: ‘Клеръ’. Мужъ ея умеръ, и въ настоящую минуту она гоститъ у насъ. Всячески мы стараемся придумать для нея что-нибудь такое, что бы дало ей возможность существовать, не разлучаясь съ дочерью. Она теперь гд-то гуляетъ въ парк: можетъ быть, вы пожелаете возобновить съ ней знакомство?
— Благодарю васъ, миледи, но я не могу доле оставаться. У меня много больныхъ, а я и то здсь замшкался.
Но какъ ни много было у доктора больныхъ, онъ все-таки улучилъ вечеромъ свободную минутку, чтобъ завернуть къ мисъ Броунингъ и попросить ихъ взять Молли на свое попеченіе для поздки въ Тоуэрсъ. Дв мисъ Броунингъ, высокія, красивыя, уже не первой молодости женщины, всегда были очень любезны и предупредительны съ вдовцомъ-докторомъ.
— Помилуйте, мистеръ Гибсонъ, да мы будемъ въ восторг! Вамъ нечего было насъ объ этомъ и просить, сказала старшая мисъ Броунингъ.
— Я не могу спать по ночамъ, все думаю о предстоящемъ праздник, сказала мисъ Фбе.— Вы знаете, я прежде никогда тамъ не бывала. Сестра уже не разъ здила, а меня, хотя мое имя и записано въ числ дамъ, постительницъ школы, графиня никогда не приглашала. Не могла же я сама имъ навязаться и явиться, непрошенная,— въ такой важный домъ!
— Я въ прошломъ году говорила Фбе, вмшалась ея сестра, — что это не боле, какъ недоразумніе со стороны графини, и что ея сіятельство, конечно, будетъ очень сожалть, не видя Фбе въ числ гостей. Но у Фбе очень деликатныя чувства, мистеръ Гибсонъ, и, несмотря на вс мои доводы, она осталась дома. Для меня день былъ тоже потерянъ: я все думала о Фбе и не могла забыть, съ какимъ печальнымъ лицомъ стояла она у окна, когда я садилась въ карету. Вы не поврите, у нея были слезы на глазахъ.
— Ну, ужь и поплакала же я, посл твоего отъзда, Салли! сказала мисъ Фбе.— Но тмъ не мене, я уврена, что хорошо сдлала, не похавъ туда, куда меня не звали. Неправда ли, мистеръ Гибсонъ?
— Совершенно справедливо, отвчалъ онъ.— Но ныньче вы дете, къ тому же въ прошломъ году шелъ дождь.
— Да, да, я помню… Чтобъ нсколько забыться, я принялась чистить и убирать ящики, и вдругъ была испугана стукомъ дождевыхъ капель объ оконныя стекла. Боже мой! подумала я: что станется съ блыми атласными ботинками сестры, если ей прійдется идти по мокрой трав посл такого сильнаго дождя? Я, видите ли, очень хлопотала о томъ, чтобъ у нея были нарядныя ботинки, и вотъ въ ныншнемъ году она подарила мн точно такія же.
— Пусть Молли наднетъ все, что у нея есть лучшаго, сказала мисъ Броунингъ.— Если она захочетъ, мы можемъ ей одолжить наши бусы или цвты.
— Молли подетъ въ простомъ бломъ плать, поспшилъ объявить мистеръ Гибсонъ.
Онъ не слишкомъ-то доврялъ вкусу мисъ Броунингъ и не хотлъ, чтобъ он наряжали его дочь. Онъ гораздо боле полагался на старую Бетти, зная ея любовь къ простот. Мисъ Броунингъ съ достоинствомъ выпрямилась и сказала съ легкимъ оттнкомъ неудовольствія въ голос:
— О, хорошо: вы, безъ сомннія, правы.
Но мисъ Фбе прибавила:
— Молли будетъ мила во всемъ, что ни наднетъ.

II.
Первый шагъ въ большомъ свт.

Въ четвергъ, въ десять часовъ утра, тоуэрскій экипажъ началъ свои дйствія. Молли была готова задолго до его перваго появленія, хотя и было ршено, что она и мисъ Броунингъ отправятся только съ послднимъ или четвертымъ разомъ. Ея личико было вымыто чисто на чисто, ея платьице, оборки на немъ и ленты сіяли снжной близной. Сверху на двочку набросили тяжелый черный бурнусъ, убранный дорогими кружевами и нкогда принадлежавшій ея матери, что придавало ей нсколько старообразный видъ. Въ первый разъ въ жизни Молли надла лайковыя перчатки: до сихъ поръ она носила одн бумажныя. Перчатки эти были слишкомъ велики для ея маленькихъ, кругленькихъ пальчиковъ, но Бетти сказала въ утшеніе, что он ей должны служить еще на многіе годы. Молли слегка дрожала отъ ожиданія и разъ, даже, ей сдлалось дурно. Напрасно Бетти толковала о какомъ-то горшк, въ которомъ вода не хотла кипть: Молли ей не внимала и не отводила глазокъ отъ извилистой дороги. Наконецъ, посл двухчасоваго ожиданія, экипажъ появился. Молли пришлось сидть на самомъ кончик передней скамьи. Съ одной стороны ей надо было остерегаться, чтобъ не измять новыя платья мисъ Броунингъ, а съ другой жаться, чтобъ не безпокоить толстую мистрисъ Гуденофъ съ племянницей. Такимъ образомъ Молли скоре стояла нежели сидла, и своимъ возвышеннымъ положеніемъ въ центр экипажа привлекала на себя взоры голлингфордскихъ жителей. День этотъ имлъ такое большое значеніе въ глазахъ всхъ горожанъ, что ихъ обычныя будничныя занятія не могли не подвергнуться нкоторымъ упущеніямъ. Служанки выглядывали изъ верхнихъ оконъ домовъ, жоны торговцевъ стояли на порог своихъ лавокъ, жительницы коттеджей высыпали со всхъ сторонъ съ дтьми на рукахъ. Ребятишки, еще слишкомъ юныя для того, чтобъ съ должнымъ уваженіемъ смотрть на графскую карегу, сопровождали ее громкими криками. Женщина, отворявшая ворота парка, низко присла передъ ливрейными лакеями. Экипажи вскор очутился въ виду Тоуэрса. Между дамами царствовало глубокое молчаніе, некстати прерванное неудачнымъ замчаніемъ племянницы мистрисъ Гуденофъ, недавно пріхавшей въ Голлингфордъ и потому еще незнакомой съ его нравами и обычаями. Когда он подъхали къ двойному полукругу лстницы, ведущей въ замокъ, она спросила:
— Это называется у нихъ крыльцомъ, неправда ли?
Дружное ‘тсъ’ было единственнымъ ей отвтомъ. Молли сдлалось страшно, и она почти желала снова очутиться дома. Но она не замедлила оправиться, и вскор совсмъ забылась, когда общество разсялось по парку, которому она никогда не видала ничего подобнаго. Зеленыя бархатныя лужайки, облатыя солнечнымъ свтомъ, разстилались по обимъ сторонамъ, и терялись въ густой чащ деревьевъ. Близь самаго дома возвышались стны и заборы, но они были сверху до низу покрыты дикими розами, козьей жимолостью и разными вьющимися растеніями въ полномъ цвту. Здсь были также клумбы, покрытыя пунцовыми, желтыми, алыми, голубыми цвтами, на дерн кучками лежалъ обвалившійся съ деревьевъ цвтъ. Молли крпко держалась за руку одной изъ мисъ Броунингъ. Он ходили по саду въ обществ нсколькихъ другихъ дамъ, подъ предводительствомъ одной изъ графскихъ дочерей, которую, повидимому, очень забавлялъ неудержимый потокъ восторженныхъ восклицаній, вызываемыхъ каждымъ новымъ видомъ, каждымъ новымъ предметомъ. Молли ничего не говорила, какъ то и было, впрочемъ, прилично ея возрасту и положенію, она только время отъ времени облегчала себя глубокимъ вздохомъ. Вскор он подошли къ блестящему ряду стеклянныхъ строеній, гд помщались теплицы. Стоявшій у входа садовникъ встртилъ общество и ввелъ его въ оранжереи. Тепличныя растенія и въ половину не такъ понравились Молли, какъ цвты на открытомъ воздух, за то лэди Агнеса имла боле развитый и ученый вкусъ. Она распространялась о рдкости того или другаго растенія, указывала на различные способы ухода за тмъ или другимъ цвткомъ, и этими подробностями до такой степени утомила Молли, что у той закружилась голова. Сначала она старалась пересилить овладвшую ею дурноту, но потомъ, боясь упасть или громко расплакаться и тмъ произвести суматоху, она схватила за руку мисъ Броунингъ и проговорила:
— Можно мн пойдти въ садъ? Я здсь едва дышу.
— Конечно можно, моя милая. Я думаю, вы ничего не понимаете, а вдь все это очень поучительно и заключаетъ въ себ много латыни.
И она быстро отвернулась отъ нея, какъ-бы опасаясь проронить слово изъ того, что говорила лэди Агнеса. Молли же поспшила удалиться изъ душной оранжерейной атмосферы. На свжемъ воздух она нсколько оправилась и, никмъ незамчаемая, пошла себ бродить по парку. Она переходила съ одного прелестнаго мста на другое, то выходила на открытую поляну, то вступала въ отгороженный и усянный цвтами палисадникъ, гд пніе птицъ и шумъ падающей изъ фонтана воды были единственными звуками, касавшимися ея слуха, а вершины деревьевъ составляли какъ-бы граціозный внокъ на яркомъ іюньскомъ неб. Молли шла, нисколько не заботясь о томъ, гд она находится, подобно бабочк, порхающей съ цвтка на цвтокъ. Наконецъ она устала, хотла вернуться и тогда только замтила, что заблудилась. Къ тому же она боялась встртиться съ незнакомыми лицами, не имя около себя мисъ Броунингъ, которая прикрыла бы ее своимъ покровительствомъ. Отъ жары у нея разболлась голова. Внезапно она набрела на широко раскинувшееся, тнистое кедровое дерево, густыя втви котораго представляли надежное убжище отъ палящихъ лучей солнца. Въ тни стояла скамейка, Молли присла и заснула.
Черезъ нсколько времени она открыла глаза и быстро вскочила на ноги: передъ ней стояли дв незнакомыя дамы. Отъ смутнаго сознанія какой-то вины, а также отъ усталости и голода Молли заплакала.
— Бдняжка! Она заблудилась! Вроятно, она пріхала сюда съ кмъ-нибудь изъ голлингфордскихъ дамъ, сказала та изъ незнакомокъ, которая казалась старшей. На видъ ей было лтъ сорокъ, а въ дйствительности всего тридцать. Ея некрасивыя черты лица имли серьзное, нсколько строгое выраженіе. Одта она была въ богатый утренній туалетъ. Ея густой, рзкій голосъ, еслибъ она занимала боле низкое положеніе въ свт, могъ бы быть названъ грубымъ, но подобное слово никакъ нельзя было примнить къ леди Коксгевенъ, старшей дочери графа и графини. Другая дама имла боле моложавый видъ, хотя и была нсколькими годами старше первой Она показалась Молли очень красивой, а слдовательно и очень доброй. Отвчая на замчаніе леди Коксгевенъ, она заговорила мягкимъ, нжнымъ голосомъ.
— Бдное маленькое созданіе! жара ее совсмъ истомила, къ тому же у нея такая тяжелая соломенная шляпка.— Позвольте, душенька, я вамъ ее развяжу.
Молли съ трудомъ наконецъ удалось проговорить:
— Я Молли Гибсонъ и пріхала сюда съ двумя мисъ Броунингъ.
Она очень боялась, чтобъ не подумали, будто она явилась на празднество непрошенная, и безъ всякаго на то права.
— Мисъ Броунингъ? вопросительно повторила леди Коксгевенъ.— Это должны быть т дв высокія молодыя женщины, съ которыми говорила леди Агнеса.
— Весьма вроятно: я видла, за ней ходила цлая вереница дамъ. Потомъ, взглянувъ на Молли, она продолжала: — ли ли вы что-нибудь, мое дитя? Вы очень блдны, или это отъ жару?
— Я еще ничего не ла, жалобно проговорила Молли. И дйствительно, она очень хотла сть, пока не заснула.
Дамы о чемъ-то пошептались, затмъ леди Коксгевенъ заговорила повелительнымъ тономъ, съ какимъ, впрочемъ, обращалась къ Молли съ самаго начала:
— Подождите здсь: мы пойдемъ домой и Клеръ вамъ принесетъ чего-нибудь пость, а до тхъ поръ не двигайтесь съ мста. Отсюда до дому, по крайней-мр, четверть мили.
Он ушли, а Молли осталась сидть, въ ожиданіи общанныхъ благъ. Она не знала, кто это такая Клеръ, аппетитъ ея отчасти прошелъ, но она чувствовала, что безъ посторонней помощи не можетъ стоять на ногахъ. Хорошенькая леди не замедлила вернуться, а за ней шелъ лакей съ небольшимъ подносомъ въ рукахъ.
— Посмотрите, какъ добра леди Коксгевенъ. сказала та, которую звали Клеръ.— Она сама приготовила вамъ завтракъ. Попробуйте что-нибудь състь и, я уврена, вы совсмъ оправитесь.
— Эдуардъ, вы можете идти: я сама принесу подносъ.
Завтракъ состоялъ изъ хлба, холоднаго цыпленка, желе, стакана вина, графина свжей воды и большой кисти винограда. Молли протянула дрожащую ручку за водой, но не была въ состояніи сдержать стаканъ. Клеръ поднесла еи его къ губамъ. Двочка съ жадностью выпила нсколько глотковъ и немного освжилась. Но сть она ршительно не могла, несмотря на вс усилія, у нея сильно болла голова. Клеръ захлопотала:
— Возьмите винограду, это будетъ вамъ всего полезне. Постарайтесь что-нибудь състь, а то я не знаю, какъ мы съ вами доберемся до дому.
— У меня очень болитъ голова, сказала Молли, съ трудомъ поднимая отяжелвшія вки.
— Какъ это непріятно! проговорила Клеръ все тмъ же мягкимъ голосомъ безъ малйшей досады, какъ-бы произнося только неопровержимую истину. Молли чувствовала себя очень виноватой и совсмъ несчастной. Клеръ продолжала уже не такъ терпливо:— что я буду съ вами длать, если вы не подкрпите себя пищею на столько, чтобы быть въ состояніи дойдти до дому? Я уже цлые три часа топчусь по саду: я устала и пропустила завтракъ. Потомъ, какъ-бы пораженная счастливой мыслію, она прибавила: — прилягте немного и постарайтесь състь хоть винограду, а я подожду васъ и сама закушу что-нибудь. Вы уврены, что не захотите цыпленка?
Молли повиновалась и, прислонясь къ спинк скамьи, медленно общипывала виноградную кисть и смотрла, съ какимъ аппетитомъ Клеръ уписывала цыпленка и желе и запивала ихъ виномъ. Она была очень мила въ своемъ траурномъ плать и, несмотря на поспшность, съ какою она глотала пищу, какъ-бы опасаясь быть застигнутой въ расплохъ, Молли не могла не любоваться ею.
— Ну, готовы ли вы теперь, душенька? спросила она, когда на поднос ничего боле не осталось.— Вы съли почти весь виноградъ, пойдемте, вотъ такъ хорошо. Мы войдемъ съ бокового входа, я проведу васъ въ мою комнату, вы ляжете на мою постель, соснете часокъ другой, и ваша головная боль совсмъ пройдетъ.
Он пошли. Клеръ несла пустой подносъ, къ великому стыду Молли. Но бдняжка едва передвигала ноги и не была въ состояніи предложить свои услуги. ‘Боковой входъ’ состоялъ изъ крыльца, ведущаго изъ маленькаго, наполненнаго цвтами палисадника въ прихожую, устланную циновками и въ которую отворялось нсколько дверей. Въ углу стояли легкія садовничьи орудія, стрлы и луки молодыxъ двицъ. Леди Коксгевенъ, вроятно, поджидала Клеръ съ Молли, потому что встртила ихъ въ прихожей.
— Какъ она теперь себя чувствуетъ? спросила она, но взглянувъ на пустые тарелки и стаканы, прибавила: — э, да тутъ, какъ я вижу, нтъ ничего серьзнаго. Вы, добрая, старая Клеръ, къ чему вы сами несли подносъ, а не велли за нимъ придти лакею? Въ такую жару и себя-то съ трудомъ таскаешь.
Молли очень хотлось, чтобъ ея хорошенькая сопутница сказала леди Коксгевенъ, кто преимущественно очистилъ обильный завтракъ, но подобная мысль, повидимому, не приходила въ голову Клеръ. Она только сказала:
— Бдняжечка еще не совсмъ оправилась и жалуется на головную боль. Я хочу положить ее на мою постель: она, можетъ быть, уснетъ.
Молли видла, какъ леди Коксгевенъ съ улыбкой что-то шепнула ‘Клеръ’. Ей даже, къ великому ея смущенію, послышались слдующія слова: ‘я подозрваю, она, просто, обълась’. Но бдная двочка была слишкомъ слаба, чтобъ о чемъ либо долго думать. Блая постель въ прохладной комнат имла весьма привлекательный видъ для ея больной головки. Кисейная занавски слегка раздувались душистымъ втеркомъ, врывавшимся въ открытое окно. Клеръ прикрыла двочку легкой шалью и спустила сюры. Когда она уходила, Молли приподнялась и сказала:
— Прошу васъ, ма’амъ, не дайте имъ ухать безъ меня. Прикажите кому-нибудь меня разбудить, если я усну. Я должна хать вмст съ мисъ Броунингъ.
— Не безпокойтесь, душенька: я позабочусь о васъ, сказала Клеръ, стоя у дверей и посылая маленькой Молли воздушный поцалуи. Затмъ она скрылась и все позабыла. Въ половин четвертаго экипажъ былъ поданъ нсколько ране обыкновеннаго по приказанію леди Комноръ, которая внезаино соскучилась занимать своихъ гостей и устала отъ ихъ восторженныхъ восклицаній.
— Отчего бы не приказать заложить двухъ экипажей, мама, и такимъ образомъ заразъ отдлаться отъ всхъ гостей? посовтовала леди Коксгевенъ.— Нтъ ничего несносне этого медленнаго разъзда по очереди!
Совтъ пришелся по вкусу, и гостей поспшили отравить по домамъ всхъ за одинъ пріемъ. Мисъ Броунингъ похала въ карет, а мисъ Фбе, вмст со многими другими дамами, втолкнули въ какой-то огромный семейный экипажъ, похожій на ныншніе омнибусы. Каждая изъ сестеръ думала, что Молли Гибсонъ находится съ другой, тогда какъ на дл — она покоилась крпкимъ сномъ на постели мистрисъ Киркпатрикъ, урожденной Клеръ.
Подъ вечеръ служанки вошли въ комнату для того, чтобы прибрать ее. Ихъ болтовня разбудила Молли. Двочка приподнялась, откинула назадъ волосы и старалась припомнить, гд она. Черезъ минуту она была на ногахъ, къ великому изумленію служанокъ, и спрашивала у нихъ:
— Скажите, пожалуйста, скоро мы отсюда подемъ?
— Господи благослови и помилуй! Кто бы подумалъ, что здсь кто-нибудь есть? Кто вы, душенька? Врно, одна изъ голлингфордскихъ леди? Он вс уже съ часъ тому назадъ ухали.
— Какъ ухали? Что же со мной будетъ? Леди, которую зовугъ Клеръ, общалась мн разбудить меня во время. Папа будетъ обо мн безпокоиться, а что скажетъ Бетти, я и не знаю!
Двочка заплакала, а служанки съ изумленіемъ и сожалніемъ на нее смотрли. Въ ту же минуту, послышались шаги мистрисъ Киркпатрикъ. Она вполголоса напвала какую-то итальянскую арію и шла въ свою комнату одваться къ обду. Служанки переглянулись, шепнули одна другой: ‘предоставимъ это ей’, и об исчезли въ сосднюю комнату.
Мистрисъ Киркпатрикъ отворила дверь и при вид Молли остолбенла на порог.
— Я совсмъ объ васъ позабыла, сказала она наконецъ.— Но не плачьте, а то вамъ никуда нельзя показаться. Конечно, я должна буду взять на себя послдствія вашего неумстнаго сна, и если мн не удастся сегодня же вечеромъ отправить васъ въ Голлингфордъ, то вы проведете ночь у меня въ комнат, а завтра мы постараемся васъ отослать пораньше.
— Но папа! всхлипывая проговорила Молли:— онъ привыкъ, чтобъ я ему наливала чай, да и со мной нтъ ничего необходимаго для ночи.
— Нечего толковать о томъ, чему нельзя помочь Я вамъ дамъ все, что нужно на ночь, а вашъ папа обойдется и безъ васъ. Но въ другой разъ не засыпайте въ чужомъ дом: вы не везд встртите такихъ гостепріимныхъ хозяевъ, какъ здсь. Если вы перестанете плакать и общаетесь быть умницей, то я попрошу, чтобъ вамъ позволили придти къ десерту вмст съ мистеромъ Смитомъ и маленькими леди. А теперь я васъ отошлю въ дтскую, гд вы напьетесь чаю, потомъ возвратитесь сюда причесать волосы и прибраться. Я полагаю, вамъ должно быть очень пріятно, что вы попали въ такой знатный домъ. Многія маленькія двочки хотли бы быть на вашемъ мст.
Говоря это, она длала свой туалетъ. Она сняла свое черное траурное платье и накинула на себя блузу, затмъ распустила свои длинные, шелковистые, каштановаго цвта волосы и начала ходить по комнат, собирая различныя туалетныя принадлежности. Между тмъ она ни на минуту не умолкала.
— У меня у самой есть маленькая дочка, и чего бы она не дала, чтобъ вмст со мной погостить у лорда Комнора! Но она должна проводить каникулы въ школ. Вамъ же предстоитъ поспать здсь всего одну ночь, и вы принимаете такой плачевный видъ! Я была занята съ этими несносными — этими добрыми, хочу я сказать — дамами изъ Голлингфорда — и очень устала. Нельзя же одновременно обо всемъ думать.
Молли, услышавъ, что у мистрисъ Киркпатрикъ есть дочь, утерла слезы и осмлилась спросить:
— Вы замужемъ, ма’амъ? Мн казалось, что васъ звали Клеръ.
Мистрисъ Киркпатрикъ добродушно отвчала:
— Я не похожа на замужнюю, неправдали? Вс удивляются, не вы одна. Семь мсяцевъ тому назадъ я овдовла, у меня нтъ ни одного сдого волоса на голов, тогда какъ у леди Коксгевенъ, которая моложе меня, ихъ уже очень много.
— Почему он зовутъ васъ ‘Клеръ’? продолжала Молли, ободренная привтливостію и сообщительностію своей собесдницы.
— Потому что я жила у нихъ. когда была мисъ Клеръ. Не правдали, какое хорошенькое имя? Я вышла замужъ за мистера Киркпатрика, онъ, бдный, былъ только пасторъ, но изъ хорошей фамиліи, и еслибъ трое изъ его родственниковъ умерли бездтными, я могла бы быть женой баронета Но провидніе ршило иначе, а мы должны покоряться его вол. Два кузена его женились и обзавелись семействами: а бдный, дорогой Киркпатрикъ умеръ и оставилъ меня вдовой.
— У васъ есть маленькая двочка? спросила Молли.
— Да,— моя милая Синція! Я желала бы, чтобъ вы ее видли, она мое единственное утшеніе. Если у меня будетъ время, я вамъ покажу ея портретъ, когда мы прійдемъ ложиться спать, а теперь мн надо идти. Леди Комноръ не слдуетъ заставлять ждать ни минуты, а она просила меня сойдти внизъ пораньше. Я позвоню, и когда пріидетъ служанка, попросите ее отвести васъ въ дтскую, и сказать няньк леди Коксгевенъ, кто вы такая. Вы напьетесь чаю съ маленькими леди, и вмст съ ними явитесь къ десерту. Вотъ такъ! Мн очень жаль, что вы заспались и остались здсь, но, поцалуйте меня и не плачьте — вы довольно миленькая двочка, хотя у васъ и не такой свжій цвтъ лица, какъ у Синціи!— А, Нанни,— будьте такъ добры, проведите эту молоденькую леди (какъ васъ зовутъ, душенька,— Гибсонъ, да?) — мисъ Гибсонъ, въ дтскую къ мистрисъ Дайсонъ, и попросите ее позволить ей напиться чаю съ ея воспитанницами, а потомъ пусть она вмст съ ними отправитъ ее къ десерту. Я все объясню миледи.
Лицо Нанни озарилось улыбкой, когда она услышала имя Гибсона. Удостоврившись, что Молли, дйствительно, дочь ‘доктора’, она охотно взялась исполнить порученіе мистрисъ Киркпатрикъ.
Молли была очень услужливая двочка и къ тому же любила дтей. Она вскор пріобрла всеобщее расположеніе въ дтской, вопервыхъ, безпрекословнымъ повиновеніемъ высшей тамъ власти, а вовторыхъ, тмъ, что оказала мистрисъ Дайсонъ большую услугу, забавляя крошечную двочку, между тмъ какъ нянька наряжала старшихъ братьевъ и сестеръ, облекая ихъ въ кисею, кружева, бархатъ и широкія, блестящія ленты.
— Ну, мисъ, сказала мистрисъ Дайсонъ, покончивъ съ своими питомцами: — что я могу для васъ сдлать? Съ вами вдь нтъ другого платья?
Нтъ, съ Молли не было другого платья, а еслибъ и было, то это ни къ чему бы не повело, такъ-какъ во всемъ ея гардероб нельзя было найдти ничего нарядне толстаго, благо платьица, которое было на ней надто. Ей оставалось только вымыть лицо и руки, а нянька причесала и напомадила ей волосы. Молли думала, что она гораздо охотне провела бы ночь въ парк подъ кедровымъ деревомъ, и предпочла бы не идти къ ‘десерту’, что, повидимому, въ глазахъ дтей и няньки, составляло важнйшее событіе дня. Наконецъ, явился лакей, объявилъ, что пора идти внизъ, и мистрисъ Дайсонъ въ шумящемъ шелковомъ плать повела своихъ питомцевъ въ столовую.
Въ ярко-освщенной комнат, за накрытымъ столомъ, сидло большое общество мужчинъ и женщинъ. Каждый изъ дтей немедленно по приход побжалъ къ матери, ттк или кому-нибудь изъ знакомыхъ. У одной Молли никого тамъ не было.
— Кто эта высокая двочка, въ простомъ бломъ плать? Она не здшняя, я полагаю?
Леди, къ которой были обращены эти слова, поднесла къ глазамъ лорнетъ, взглянула на Молли, и тотчасъ же опять его опустила.
— Это, должно быть, маленькая француженка. Я знаю, леди Коксгевенъ искала француженку для своихъ дтей, чтобы они съизмала привыкли къ хорошему произношенію. Бдняжка, какой у нея сконфуженный видъ! Говоря это, дама, ближайшая сосдка лорда Комнора, сдлала знакъ Молли, чтобы она приблизилась. Молли робко подошла, съ нкоторымъ чувствомъ облегченія. Но когда леди заговорила съ ней пофранцузски, она вся вспыхнула и едва слышнымъ голосомъ проговорила:
— Я не понимаю пофранцузски… Я только Молли Гибсонъ, ма’мъ!
— Молли Гибсонъ! громко повторила дама, какъ-бы не находя это изъясненіе удовлетворительнымъ.
Лордъ Комноръ услышалъ восклицаніе и тонъ, какимъ оно было произнесено.
— О, о! сказалъ онъ: — такъ вы та маленькая двочка, которая спала у меня на постели?
И онъ заговорилъ басомъ, подражая голосу сказочнаго медвдя, который обращается съ этимъ вопросомъ къ маленькой двочк. Но Молли не читала сказки ‘О Трехъ Медвдяхъ’, и вообразила себ, что графъ на самомъ дл сердится. Она задрожала и прижалась къ ласковой дам, которая ее подозвала къ себ. Лордъ Комноръ, когда ему приходила въ голову какая-нибудь шутка, любилъ переворачивать ее на вс лады и повторять несметное количество разъ. Такъ и теперь, пока дамы оставались за столомъ, онъ не переставалъ преслдовать Молли намеками на ‘Спящую Красавицу’, на ‘Семь спящихъ двъ’ и проч. Онъ и не подозрвалъ, что его шутки заставляли страдать бдную двочку, которая и безъ того считала себя очень виноватой за то, что уснула, тогда какъ ей слдовало бодрствовать. Еслибъ Молли была посмле, она могла бы сказать, что просила мистрисъ Киркпатрикъ разбудить ее, когда настанетъ время отъзда. Но вс ея мысли въ настоящую минуту были устремлены на неловкость ея положенія въ этомъ богатомъ и знатномъ дом, гд она была лишняя и никому до нея не было дла. Раза два она вспоминала объ отц, спрашивала себя, гд онъ, и безпокоится ли о ней? Но при этомъ воспоминаніи у нея сжималось горло, слезы подступали къ глазамъ, и она спшила перенести свои мысли на другой предметъ, чтобъ не расплакаться. Она инстинктивно сознавала, что чмъ мене будетъ обращать на себя вниманія, тмъ лучше для нея.
Она послдовала за дамами, когда т вышли изъ столовой, и почти надялась, что ее никто не замтить. Но надежда ея не сбылась, и она немедленно сдлалась предметомъ разговора между дамой, оказавшей ей покровительство за обдомъ, и страшной леди Комноръ.
— Знаете, я приняла эту двочку за француженку! У нея черные волосы, темныя рсницы, острые глаза и блдный цвтъ лица, какой встрчается нердко во Франціи. Къ тому же, я слышала, леди Коксгевенъ искала хорошо воспитанную двочку, которая могла бы быть пріятной собесдницей для ея дочери.
— Нтъ, отвчала леди Комноръ съ весьма суровымъ видомъ, такъ, по крайней-мр, показалось Молли.— Она дочь здшняго доктора, и пріхала сюда сегодня утромъ съ голлингфордскими дамами. Она устала, прилегла въ комнат Клеръ и до такой степени заспалась, что даже не слышала, какъ вс разъхались. Завтра утромъ мы ее отошлемъ домой, но сегодняшнюю ночь она должна провести здсь. Клеръ была такъ добра, что позволила ей спать у себя въ комнат.
Въ этихъ словахъ слышался скрытый упрекъ, и Молли показалось, будто ее кто укололъ булавкой въ самое сердце. Но въ эту минуту къ ней подошла леди Коксгевенъ. Ея голосъ былъ рзокъ, манеры повелительны, какъ и у матери, но Молли чувствовала, что подъ ними скрывалась боле мягкая натура.
— Какъ вы себя теперь чувствуете, моя милая? Вы на видъ гораздо свже. Такъ вы останетесь у насъ на ночь? Клеръ, нтъ ли здсь книгъ съ картинками, которыя могли бы позабавить мисъ Гибсонъ?
Мистрисъ Киркпатрикъ подошла къ тему мсту, гд стояла Молли, и начала осыпать ее ласками. А леди Коксгевенъ перебирала толстыя книги, отыскивая между ними что-нибудь для Молли.
— Бдненькая! Вы вошли въ столовую такая сконфуженная, мн хотлось подозвать васъ къ себ, но я не могла, потому что слушала въ то время разсказы лорда Коксгевена объ его путешествіяхъ. А, вотъ интересная книга: Lodge’s Portraits. Я сяду возл васъ и разскажу вамъ все, что знаю объ этихъ картинкахъ. Не безпокойтесь боле, милая леди Коксгевенъ, я позабочусь о ней, оставьте ее со мной!
Молли сильно покраснла, когда послднія слова коснулись ея слуха. Еслибы он только согласились оставить ее въ поко и ‘не безпокоиться о ней!’ Эти слова мистрисъ Киркпатрикъ весьма умрили благодарность, какую Молли начинала чувствовать къ лэди Коксгевенъ. Но, конечно, она ихъ безпокоила, ей не слдовало тамъ быть.
Вскор мистрисъ Киркпатрикъ позвали акомпанировать на фортепьяно пніе леди Агнесы, и тогда для Молли настало и нсколько минутъ истиннаго наслажденія. Никмъ незамчаемая, она могла свободно разсматривать окружающіе ее предметы и, конечно, она никогда въ жизни не видла ничего столь прекраснаго и великолпнаго. Огромныя зеркала, бархатныя занавсы, картины въ золоченныхъ рамахъ, безчисленное множество зажженныхъ свчей наполняли и украшали большое зало, въ которой живописными группами размщалось множество нарядныхъ дамъ и мужчинъ. Внезапно Молли вспомнила о дтяхъ, съ которыми вошла въ столовую — гд они были? Съ часъ тому назадъ, они, по знаку матери, отправились спать Молли спрашивала себя, нельзя ли и ей уйдти, и раздумывала о томъ, какъ найдти дорогу въ комнату мистрисъ Киркпатрикъ. Но она сидла въ небольшомъ разстояніи отъ дверей и очень далеко отъ мистрисъ Киркпатрикъ, которую считала своей покровительницей. Не близко также была и леди Коксгевенъ, суровая лэди Комноръ и ея шутливый добродушный супругъ. И потому Молли продолжала сидть, перевертывая картинки, на которыя даже и не смотрла, а на сердечк у нея становилось все тяжеле и тяжеле. Черезъ нсколько времени въ залу вошелъ лакей, онъ осмотрлся вокругъ себя, а затмъ подошелъ къ мистрисъ Киркпатрикъ, которая сидла за фортепьяно, окруженная музыкальной частью общества. Пріятная улыбка играла у нея на губахъ и она любезно подчинялась всмъ требованіямъ, съ какими къ ней обращались. По приход лакея, она встала и подошла къ Молли въ ея уголку.
— Знаете ли, душенька, что вашъ папа пріхалъ за вами и привелъ съ собой вашего пони. И такъ я лишаюсь на ночь моей маленькой гостьи: я полагаю, вамъ надо хать.
Надо хать! Точно Молли въ этомъ сомнвалась! Она вся просіяла и чуть не заплакала отъ радости. Но слдующія слова мистрисъ Киркпатрикъ привели ее въ себя.
— Вы должны пойдти проститься съ леди Комноръ, моя душа, и поблагодарить ее за ея доброту къ вамъ. Вонъ она тамъ стоитъ, возл статуи, и разговариваетъ съ мистеромъ Куртене.
Да! Она тамъ стояла въ сорока шагахъ — за тысячу верстъ! И надо было пройдти это пустое пространство и произнести благодарственную рчь!
— Разв надо? спросила Молли самымъ жалобнымъ и умоляющимъ голосомъ.
— Да, и поторопитесь, въ этомъ нтъ ничего ужаснаго — отвчала мистрисъ Киркпатрикъ, уже не столь нжнымъ голосомъ. Она знала, что ее ждутъ у фортепьяно, и ей хотлось какъ можно скорй покончить съ Молли.
Милли съ минуту постояла въ нершимости, потомъ робко промолвила:
— Вамъ не трудно будетъ со мной пойдти?
— Мн! Нисколько! сказала мистрисъ Киркпатрикъ, видя, что такимъ образомъ она всего скоре отдлается отъ Молли. Она взяла ее за руку и, проходя мимо фортепьяно, сказала съ очаровательной улыбкой:
— Мой маленькій другъ очень скроменъ и застнчивъ и проситъ меня пойдти съ нимъ проститься съ леди Комноръ. Отецъ двочки пріхалъ за ней и она узжаетъ.
Молли потомъ сама не знала, какъ это случилось, но услышавъ слова, произносимыя мистрисъ Киркпатрикъ, она вырвала у нея руку и одна подошла къ леди Комноръ, которая имла весьма величественный видъ въ малиновомъ бархатномъ илать. Молли сдлала книксенъ на подобіе пансіонерки и сказала:
— Миледи, папа пріхалъ за мной, и я съ нимъ узжаю, и миледи, я желаю вамъ доброй ночи и благодарю васъ за вашу доброту… ваше сіятельство — поспшила она прибавить, вспомнивъ наставленіе мисъ Броунингъ на счетъ этикета, котораго слдовало строго придерживаться, разговаривая съ графами и графинями.
Наконецъ, ей кое-какъ удалось выбраться изъ залы. Она посл вспомнила, что не простилась ни съ леди Коксгевенъ, ни съ мистрисъ Киркпатрикъ, ни съ кмъ ‘изъ нихъ’, какъ она непочтительно ихъ называла въ своихъ мысляхъ.
Мистеръ Гибсонъ былъ въ комнат ключницы, когда Молли влетла туда какъ ураганъ, къ великому смущенію, величественной мистрисъ Броунъ. Она бросилась на шею къ отцу: ‘О, папа, папа, папа! Какъ я рада, что вы пріхали!’ восклицала она и наконецъ громко, почти истерически заплакала, прижимаясь къ нему, какъ-бы желая удостовриться, что онъ дйствительно тутъ.
— Какая ты глупенькая, Молли! Или ты думала, что я навсегда оставлю въ Тоуэрс мою маленькую двочку? Ты такъ радуешься моему прізду, какъ будто не надялась меня боле видть. Но теперь поспшимъ, надвай шляпку. Мистрисъ Броунъ, одолжите ей, прошу васъ, шаль или пледъ, или что нибудь въ этомъ род, во что бы ее можно было закутать.
Но онъ умолчалъ о томъ, какъ, съ полчаса тому назадъ, пріхавъ домой и услыхавъ, что Молли еще не возвращалась, онъ, голодный и усталый, немедленно отправился къ миссъ Броунингъ. Онъ засталъ ихъ въ слезахъ, смущенныхъ и испуганныхъ, и не выслушавши даже ихъ извиненій, быстро возвратился домой, перемнилъ лошадь, веллъ осдлать пони и поскакалъ въ Тоуэрсъ. Напрасно Бетти кричала ему въ слдъ, чтобы онъ взялъ съ собой плащъ для Молли, онъ не хотлъ вернуться и продолжалъ путь, ‘что-то бормоча про себя’, какъ посл разсказывалъ конюхъ Дикъ.
Мистрисъ Броунъ достала бутылку вина и тарелку съ пирожками для доктора, между тмъ, какъ Молли отправилась въ комнату мистрисъ Киркпатрикъ за своими вещами, теперь потерявшими для нея всю прелесть новизны. Комната эта, говорила ключница въ утшеніе отцу, нетерпливо ожидавшему возвращенія двочки, отстояла на четверть мили, по крайней-мр, отъ ея собственной. Мистеръ Гибсонъ, по обыкновенію всхъ домашнихъ докторовъ, пользовался всеобщею любовью въ Тоуэрс, онъ всегда приносилъ съ собою утшеніе въ печали и облегченіе въ болзни. Мистрисъ Броунъ, страдавшая подагрой, особенно была къ нему предупредительна. Она и теперь вышла на дворъ укутать Молли въ шаль, когда та усаживалась на своего мохнатаго пони, и произнесла имъ вслдъ слдующее мудрое замчаніе:
— Ей будетъ гораздо лучше дома, мистеръ Гибсонъ.
Выхавъ въ паркъ, Молли ударила пони и погнала его во весь опоръ. Наконецъ, мистеръ Гибсонъ принужденъ былъ закричать:
— Молли, мы подъзжаемъ къ кроличьимъ норкамъ, тамъ опасно хать такимъ скорымъ шагомъ. Остановись.
Она затянула поводья, и онъ поровнялся съ ней.
— Мы възжаемъ подъ тнь деревьевъ, гд не годится такъ скакать.
— О, папа! Я никогда въ жизни не чувствовала такой радости. Я была точно зажженная свча, когда на нее надваютъ гасильникъ.
— Вотъ какъ! А ты почему знаешь, что тогда чувствуетъ свча?
— Почему — не знаю, но только я себя чувствовала точно такъ. И посл минутнаго молчанія она опять сказала:— о, я такъ рада, что нахожусь здсь! Такъ пріятно хать на открытомъ свжемъ воздух и вдыхать въ себя запахъ росистой травы! Папа, гд вы? Я васъ не вижу.
Онъ похалъ съ ней рядомъ, и полагая, что ей страшно въ темнот, положилъ свою руку на ея.
— О, папа, какъ мн пріятно чувствовать, что вы со мной, воскликнула она, крпко сжимая его руку — я хотла бы имть длинную, длинную цпь, такую длинную, какъ вашъ самый отдаленный визитъ. Я прицпила бы васъ къ одному концу, а себя къ другому, и когда мн оказалась бы надобность въ васъ, я дернула бы за цпь, еслибъ вы не могли прійдти, вы дернули бы ее назадъ, во всякомъ случа, мы знали бы, гд каждый изъ насъ находится и не могли бы потерять одинъ другого.
— Я не вполн отдаю себ отчетъ въ твоемъ план, его подробности какъ-то черезчуръ сложны. Но если я хорошо понялъ, мн предстоитъ играть роль осла, у котораго къ задней ног прицплена колода.
— Я бы не сердилась даже и на названіе колоды, лишь бы намъ быть привязанными одинъ къ другому.
— Но я бы сердился за названіе осла, отвчалъ онъ.
— Я васъ никогда такъ не называла, но крайней-мр, не имла этого въ виду. Ахъ, какъ хорошо чувствовать, что можешь опять говорить всякій вздоръ, какой взбредетъ на умъ.
— Такъ вотъ чему ты научилась въ знатномъ обществ, въ которомъ провела сегодняшній день. А я ожидалъ тебя найдти очень учтивой и церемонной, и даже прочелъ нсколько страницъ изъ ‘сэра Чарльза Грандисона’, изъ желанія не отставать отъ тебя.
— О, я надюсь, что никогда не буду ни лордомъ, ни леди.
— Въ утшеніе я могу теб сказать только одно: ты, безъ сомннія, никогда не будешь лордомъ, и тысяча случайностей противъ одной, что касается возможности теб сдлаться леди въ томъ смысл, въ какомъ ты говоришь.
— Всякій разъ, что я ходила бы за шляпкой, я сбивалась бы съ дороги, а длинные корридоры и высокія лстницы утомляли бы меня прежде, чмъ я успла бы выдти на воздухъ.
— Но тогда у тебя была бы горничная двушка.
— О, папа, горничная двушка хуже всякой леди. Я предпочла бы быть ключницей.
— Конечно! Разныя лакомства и вкусныя кушанья у тебя тогда были бы всегда подъ рукой, отвчалъ отецъ съ важнымъ видомъ.— Но мистрисъ Броунъ мн говорила, что мысль объ обд нердко лишаетъ ее сна: надо принять въ соображеніе заботы и отвтственность, которыя встрчаются во всякомъ положеніи.
— Да, это правда, подтвердила Молли:— Бетти говоритъ, что я отравляю ея жизнь зелеными пятнами, которыя остаются на моемъ плать посл того, какъ я посижу въ дупл вишневаго дерева.
— А у мисъ Броунингъ разболлась голова отъ раскаянія въ томъ, что он могли тебя позабыть въ Тоуэрс. Но, скажи, гусенокъ, какъ это случилось?
— Я одна пошла въ паркъ — о, какъ онъ хорошъ! Тамъ я заблудилась и сла отдохнуть подъ большое дерево. Вдругъ пришли леди Коксгевенъ и мистрисъ Киркпатрикъ. Мистрисъ Киркпатрикъ принесла мн позавтракать, а потомъ уложила меня спать на свою постель. Я думала, она меня разбудитъ во время, но она позабыла, а между тмъ вс ухали. Она хотла меня оставить въ замк до завтра, я уже не смла сказать, какъ мн хотлось домой. Я такъ боялась, что вы будете безпокоиться!
— Такъ ты провела не слишкомъ-то пріятный день?
— Нтъ, утро было препріятное — я никогда не забуду утра въ парк! Но за то я въ жизнь не чувствовала себя такой несчастной, какъ въ этотъ безконечно-длинный вечеръ.
Мистеръ Гибсонъ счелъ своей обязанностью побывать въ Тоуэрс до отъзда Комноровъ въ Лондонъ, извиниться передъ ними и поблагодарить ихъ за хлопоты съ Молли. Онъ засталъ ихъ на отлет, когда вс были такъ заняты, что не могли принять его. Одна мистрисъ Киркпатрикъ, хотя ей было не мене другихъ дла, такъ-какъ она приготовлялась сопровождать леди Коксгевенъ, нашла возможность выдти къ доктору. Она съ обворожительной улыбкой выслушала его благодарность и — съ своей стороны — замтила, что никогда не забудетъ заботливости, съ какою онъ за ней ухаживалъ во время ея болзни.

III.
Дтство Молли Гибсонъ.

Шестнадцать лтъ тому назадъ, весь Голлингфордъ былъ взволнованъ встью, что мистеръ Галь, искусный докторъ, къ которому въ теченіе столькихъ лтъ вс привыкли обращаться за совтами въ своихъ недугахъ, собирается взять себ партнера. Напрасно мистеръ Броунингъ (викаріи), мистеръ Шипшенксъ (управляющій лорда Комнора) и самъ мистеръ Галь, какъ наиблагоразумнйшіе члены маленькаго общества, старались успокоить взволновавшееся народонаселеніе. Видя, что попытки ихъ не достигаютъ цли, они, наконецъ, ршились предоставить все времени. А между тмъ мистеръ Галь объявилъ своимъ паціентамъ, что глазамъ его, даже и вооруженнымъ сильными стеклами, нельзя безусловно врить. Сами паціенты тоже начинали замчать, что ему измняетъ слухъ, хотя въ этомъ докторъ съ ними и не соглашался, а только въ свою очередь нападалъ на больныхъ за то, что они говорятъ слишкомъ тихо и даютъ ему о себ неточныя свднія. ‘Они говорятъ’, упрекалъ онъ ихъ, ‘точно пишутъ на промокающей бумаг: у нихъ вс слова сливаются.’ Кром того, съ нимъ уже не разъ случались припадки подозрительнаго свойства. Онъ ихъ, хотя и называлъ ‘ревматическими’, но прописывалъ себ отъ нихъ лекарство, какъ отъ подагры. Въ такихъ случаяхъ ему иногда приходилось откладывать свои посщенія даже и къ такимъ больнымъ, которые требовали немедленной помощи. Но, какъ бы то ни было, глухой, слпой, подверженный ревматизму мистеръ Галь все-таки былъ ихъ докторомъ, онъ ихъ вылечивалъ, исключая, впрочемъ, тхъ случаевъ, когда они умирали, слдовательно, онъ не имлъ права ни говорить, что старется, ни обзаводиться партнеромъ. И дйствительно, онъ продолжалъ работать не меньше прежняго: голлингфордскія старыя двы успокоились, думая, что успли убдить своего современника въ томъ, будто онъ и молодъ и свжъ, какъ вдругъ онъ изумилъ ихъ самымъ непріятнымъ образомъ. Въ одинъ прекрасный день онъ представилъ имъ своего партнера въ лиц мистера Гибсона и началъ ‘самымъ хитрымъ образомъ’ передавать ему свою практику.— ‘Но кто этотъ мистеръ Гибсонъ?’ спрашивали он — вопросъ, на который могло отвчать разв только одно эхо. Никому и впослдствіи не удалось ничего узнать о его предъидущей жизни, исключая того, что сдлалось ясно само собой, съ перваго же дня его прибытія въ Голлингфордъ. Онъ былъ высокій, серьзный, довольно красивый мужчина. Его стройная, нсколько худощавая фигура придавала ему ‘аристократическій видъ’, а это весьма нравилось въ то время, когда сильно развитые мускулы еще не вошли въ моду. Онъ говорилъ съ шотландскимъ акцентомъ, разговоръ же его отличался легкимъ саркастическимъ оттнкомъ. Что касается его происхожденія, родства и воспитанія, то за неимніемъ положительныхъ свдніи, голлингфордское общество пустилось въ догадки. Наиболе распространенное предположеніе заключалось въ томъ, что мистеръ Гибсонъ незаконный сынъ одного шотландскаго герцога и какой-то француженки. Эти толки основывались на слдующихъ данныхъ: онъ говоритъ съ шотландскимъ акцентомъ, слдовательно, онъ шотландецъ. У него изящная наружность, благородная осанка и онъ любитъ, говорили его недоброжелатели — задавать тонъ, слдовательно, его отецъ непремнно долженъ быть человкъ знатный. Отсюда начинали перебирать вс степени перства: баронетъ, баронъ, виконтъ, графъ, маркизъ, герцогъ — дале никто не осмливался идти. Впрочемъ, одна старая дама, изучавшая англійскую исторію, однажды робко замтила, что ‘нкоторые изъ Стюартовъ — кхе, кхе, не всегда отличались, кхе, кхе, безупречной нравственностью и это кхе, кхе, осталось наслдственнымъ въ семейств’. Но въ общемъ мнніи отецъ мистера Гибсона продолжалъ оставаться только герцогомъ.
Мать же его, въ томъ нтъ сомннія, была француженка: не даромъ у него черные волосы и такой смуглый цвтъ лица, къ тому же онъ бывалъ и въ Париж. Все это могло быть и не быть правдой, но никому не удалось ничего боле разузнать, и всмъ пришлось удовлетвориться свдніями, доставленными о новомъ доктор мистеромъ Галемъ. Между прочимъ, онъ ручался за его искуство и нравственность, и называлъ его человкомъ далеко не дюжиннымъ. Популярность и слава, какъ извстно, вещи весьма непрочныя, мистеру Галю суждено было въ томъ убдиться на опыт еще до истеченія перваго года посл того, какъ онъ обзавелся партнеромъ. Теперь онъ боле не могъ жаловаться на недостатокъ времени и на свобод ухаживалъ за своей подагрой и за глазами. Младшій докторъ ршительно отодвинулъ его на задній планъ: почти вс обыватели Голлингфорда обращались за медицинскимъ пособіемъ къ мистеру Гибсону. Даже и въ знатныхъ домахъ, не исключая и Тоуэрса, куда мистеръ Галь ввелъ своего партнера со страхомъ и трепетомъ, безпокоясь о томъ, какое онъ произведетъ впечатлніе на милорда графа и на миледи графиню, даже и въ Тоуэрс принимали мистера Гибсона съ такимъ же точно уваженіемъ, какое въ былое время оказывалось его почтенному предшественнику. Боле того — и это уже превзошло всякую мру въ глазахъ добродушнаго старика — мистера Гибсона однажды пригласили въ Тоуэрсъ отобдать вмст съ знаменитымъ сэромъ Астлеемъ, звздой первой величины въ медицинскомъ мір. Конечно, мистеръ Галь былъ тоже приглашенъ, но, какъ нарочно случившійся съ нимъ въ то время припадокъ подагры (съ тхъ поръ, какъ онъ обзавелся партнеромъ, ревматизмъ его развился въ сильной степени) уложилъ его въ постель, и онъ принужденъ былъ остаться дома. Бдный мистеръ Галь никакъ не могъ позабыть этой неудачи, и отнын позволилъ своимъ глазамъ не видть, ушамъ не слышать, и впродолженіе двухъ послднихъ лтъ своей жизни почти никуда не показывался. Онъ пригласилъ къ себ жить сиротку родственницу съ тмъ, чтобы она за нимъ ухаживала. Такимъ образомъ, старый холостякъ, брюзга, ненавистникъ женщинъ, долженъ былъ считать себя весьма счастливымъ, имя при себ хорошенькую, веселую Мери Пирсонъ, которая была кротка и добра къ нему, но ничего боле. Она подружилась съ дочерьми викарія, мистера Броунинга, а мистеръ Гибсонъ вскор сошелся съ ними со всми тремя. Голлингфордцы много толковали о томъ, которой изъ молодыхъ двушекъ суждено сдлаться мистрисъ Гибсонъ и нсколько разочаровались, когда красивый докторъ положилъ конецъ толкамъ и сплетнямъ, женясь на племянниц своего предшественника. Ни одна изъ мисъ Броунингъ, какъ зорко за ними ни наблюдали, не выказала при этомъ расположенія къ чахотк. Напротивъ, он даже немного черезчуръ шумно веселились на свадьб. За то бдная мистрисъ Гибсонъ умерла отъ этой болзни черезъ четыре или пять лтъ посл своего замужества и три года спустя посл смерти своего дяди, Молли тогда пошелъ четвертый годъ.
Мистеръ Гибсонъ мало говорилъ о постившемъ его гор, но вс подозрвали, что оно глубоко и сильно потрясло его. Онъ избгалъ изъявленій участія, и когда мисъ Фбе Броунингъ, свидясь съ нимъ въ первый разъ посл того, залилась слезами, угрожавшими превратиться въ истерическій припадокъ, онъ быстро вышелъ изъ комнаты. Мисъ Броунингъ нашла этотъ поступокъ жестокимъ, что не помшало ей недли дв спустя придти въ сильное негодованіе отъ того, что старая мистрисъ Гуденофъ осмлилась усомниться въ глубин чувствъ мистера Гибсона. Добрая старушка соразмряла его печаль съ шириною крепа на шляп, который вмсто того, чтобы обтягивать ее всю, оставлялъ почти три дюйма ея непокрытыми. Итакъ, вопреки всему, мисъ Броунингъ продолжали считать себя лучшими друзьями мистера Гибсона въ силу привязанности, какую питали къ его покойной жен. Он весьма охотно взялись бы за воспитаніе Молли и, безъ сомннія, окружили бы ее почти материнскими попеченіями, еслибъ двочку не охранялъ бдительный драконъ въ лиц ея няньки, Бетти, ревниво смотрвшей на всякое постороннее вмшательство въ дла ея питомицы. Она съ особеннымъ недоброжелательствомъ смотрла на тхъ дамъ, которыя, по своему положенію, по лтамъ или по характеру, были способны ‘длать глазки’ ея господину.
Положеніе мистера Гибсона, какъ доктора и какъ члена общества, вполн опредлилось уже за нсколько лтъ до начала нашего разсказа. Онъ былъ вдовецъ и, повидимому, намревался остаться таковымъ до конца жизни. Вся его любовь сосредоточивалась на Молли, но даже и съ ней, въ минуты наиболе нжнаго настроенія духа, онъ рдко и мало высказывался. Самымъ его ласковымъ для нея названіемъ было — гусенокъ, онъ очень любилъ съ нею шутить и надъ нею подтрунивать. Къ людямъ, дающимъ слишкомъ много воли своимъ чувствамъ, онъ питалъ нкотораго рода презрніе, вроятно основанное на чисто медицинскомъ взгляд на вредныя для здоровья послдствія всякаго необузданнаго движенія души. Имя привычку говорить о предметахъ только умственныхъ, не касаясь сердечной стороны своей жизни, онъ думалъ о самомъ себ, что постоянно и во всемъ слушается только голоса разсудка, но въ этомъ онъ жестоко ошибался. Молли, какъ-то инстинктивно, умла разгадать его. Пусть папа надъ нею насмхался и подшучивалъ, пусть онъ ее мучилъ ‘самымъ жестокимъ образомъ,’ какъ говаривали другъ другу наедин миссъ Броунингъ — Молли тмъ не мене повряла ему на ушко вс свои радости и печали, и даже охотне, нежели длилась ими съ Бетти, этой ворчливой, но добрйшей изъ женщинъ. Двочка, мало по малу, научилась вполн понимать отца. Ихъ взаимныя отошенія были самаго пріятнаго свойства: полушутливыя, полусерьзныя, они имли характеръ доврчивой дружбы. Мистеръ Гибсонъ держалъ трехъ служанокъ: Бетти, кухарку и молоденькую двушку, которая носила названіе горничной, но въ сущности находилась подъ командой двухъ первыхъ: можно себ представить, каково ей жилось! Трехъ служанокъ было бы слишкомъ много для мистера Гибсона, еслибъ онъ не имлъ обыкновенія, по примру своего предшественника, содержать двухъ ‘учениковъ’, которые, внеся ему значительную сумму денегъ, жили у него по контракту и учились его профессіи. Они занимали въ дом какое-то неловкое, двусмысленное положеніе: ‘точь въ точь амфибіи’, не безъ основанія, говорила мисъ Броунингъ. Они обдали вмст съ мистеромъ Гибсономъ и съ Молли, причемъ служили имъ только помхой. Мистеръ Гибсонъ не умлъ и не любилъ поддерживать легкій пустой разговоръ, и усилія, какія онъ для этого длалъ, были ему ненавистны. Но когда, ежедневно, по снятіи со стола скатерти, два неуклюжіе мальчугана съ радостной поспшностью вскакивали со своихъ стульевъ, отвшивали ему по поклону и, толкая другъ друга, быстро исчезали изъ столовой — имъ овладвало чувство недовольства, какъ посл дурно выполненной обязанности. Онъ могъ слышать ихъ топотъ, когда они бжали по коридору, задыхаясь отъ сдержаннаго смху. Но это недовольство только еще боле ожесточало его и заставляло еще нетерпливе смотрть на неловкость и нелпыя выходки его питомцевъ.
За исключеніемъ чисто научныхъ занятій съ ними, мистеръ Гибсонъ ршительно не зналъ, что ему длать съ этими мальчиками, которые постоянно смнялись одни другими. Ихъ взаимныя отношенія, повидимому, заключались въ томъ, чтобы какъ можно боле досаждать другъ другу: онъ — сознательно, они — безсознательно. Разъ или два мистеръ Гибсонъ заявлялъ о своемъ намреніи не принимать боле новыхъ учениковъ и назначалъ для пріема ихъ непомрныя цны, надясь этимъ способомъ избавиться отъ тяжкаго для него бремени. Но его репутація, какъ искуснаго доктора, приняла такіе размры, что всякій охотно вносилъ требуемую сумму, лишь бы доставить своему сыну возможность начать карьеру подъ руководствомъ Гибсона изъ Голлингфорда. Когда Молли минуло восемь лтъ, ея отецъ замтилъ, что двочку ея возраста весьма неловко оставлять одну завтракать и обдать съ двумя мальчиками: ему самому занятія невсегда позволяли при этомъ присутствовать. Не столько для воспитанія Молли, сколько для устраненія этого неудобства, онъ пригласилъ къ себ въ домъ пожилую двицу, дочь одного недавно умершаго лавочника, оставившаго свою семью въ весьма стсненныхъ обстоятельствахъ. Эта двица приходила къ Молли каждое утро передъ завтракомъ, и оставалась съ нею до возвращенія ея отца, или, если его что нибудь долго задерживало, до той минуты, какъ она ложилась въ постель.
— Ну, миссъ Эйръ, говорилъ докторъ наставниц наканун дня, когда ей надлежало вступить въ отправленіе ея новыхъ обязанностей: — вы должны длать хорошій чай и присматривать за обдомъ, за молодыми людьми. Вамъ вдь тридцать-пять лтъ, не правда ли? Постарайтесь же заставить ихъ говорить — если не разумно, что, кажется, свыше человческихъ силъ, то, по крайней мр, безъ заиканій и хихиканій. Не учите Молли слишкомъ многому: пусть она шьетъ, читаетъ, пишетъ и считаетъ, я хочу, чтобъ она какъ можно доле оставалась ребенкомъ. Если же я замчу, что ее учатъ боле, чмъ я того желаю, то я самъ примусь за ея воспитаніе. Я даже не увренъ, нужно ли чтеніе и письмо. Многія весьма добрыя и хорошія женщины выходятъ замужъ, не умя написать своего имени и замняя его крестомъ. Но намъ слдуетъ сдлать маленькую уступку общественнымъ предразсудкамъ, и потому, мисъ Эйръ, вы можете учить ее читать.
Мисъ Эйръ слушала съ изумленіемъ и въ глубокомъ молчаніи, но въ то же время съ твердою ршимостью повиноваться доктору, который былъ такъ добръ къ ея семейству. И такъ она заваривала крпкій чай, за обдомъ, какъ въ присутствіи такъ и въ отсутствіи хозяина, она надляла мальчугановъ большими порціями кушаньевъ и даже съумла развязать имъ языки, что особенно ей удавалось, когда мистера Гибсона не бывало дома. Она учила Молли читать и писать, а затмъ, честно выполняя свое общаніе, старалась оставлять ее въ полномъ невдніи на счетъ другихъ наукъ. Только посл продолжительной и упорной борьбы удалось Молли выпросить себ у отца уроки французскаго языка и рисованія. Онъ все боялся, чтобъ она не научилась слишкомъ многому, хотя ему ршительно нечего было этого бояться: учителя, сорокъ лтъ тому назадъ посщавшіе маленькіе городки, въ род Голлингфорда, не отличались сами большими познаніями въ преподаваемыхъ ими предметахъ. Разъ въ недлю Молли посщала танцовальный классъ въ зал главной гостинницы подъ вывской: ‘Комморскій гербъ’. Останавливаемая отцомъ въ каждой новой попытк пріобрсти какое либо познаніе, она читала всякую попадавшуюся ей въ руки книгу украдкой и съ наслажденіемъ, какое чувствуется при вкушеніи запретнаго плода. Для своего положенія въ свт мистеръ Гибсонъ имлъ весьма хорошую библіотеку. Медицинскія книги хранились въ кабинет отца, и потому были недоступны Молли, но вс другія книги она или прочла или пробовала прочесть. Лтомъ она любила заниматься, сидя въ дупл вишневаго дерева, гд и пачкала платья зелеными пятнами, которыя отравляли жизнь Бетти. Но несмотря на этого ‘червя, сокрытаго въ цвтк’, Бетти отличалась крпкимъ здоровьемъ, проворствомъ и въ полномъ смысл слова процвтала. Она была единственнымъ темнымъ пятномъ въ жизни мисъ Эйръ, которая во всхъ другихъ отношеніяхъ чувствовала себя вполн счастливой. Она очень радовалась тому, что нашла себ приличное занятіе и хорошее вознагражденіе въ то время, какъ наиболе въ томъ нуждалась. Но Бетти, въ теоріи совершенно согласная съ мнніемъ мистера Гибсона на счетъ необходимости взять для Молли гувернантку, на практик страшно возставала противъ всякого раздленія власти во всемъ, что касалось двочки, которая со дня смерти мистрисъ Гибсонъ была ея питомицей, мучительницей и любимицей. Она съ самаго начала стала въ позицію строгаго судьи всхъ словъ и поступковъ мисъ Эйръ, и никогда не скрывала своего неодобренія. Впрочемъ, она не могла не чувствовать уваженія къ терпнію и добросовстности доброй леди — мисъ Эйръ была въ полномъ и наилучшемъ значеніи слова, настоящая ‘леди’, хотя и занимала въ Голлингфорд скромное мсто дочери лавочника. Однако, это не мшало Бетти жужжать около нея съ неотвязчивостью комара и быть всегда на готов, если не кусаться, то, по крайней-мр, колоть изъявленіемъ своего неудовольствія. Мисъ Эйръ совершенно неожиданно нашла себ защитницу въ Молли, и это было тмъ удивительне, что Бетти, обыкновенно, начиная свои нападки, какъ-бы имла въ виду оградить двочку отъ какихъ-то мнимыхъ притсненій. Но Молли, возмущенная несправедливостью подобнаго образа дйствій, день ото дня все боле и боле привязывалась къ мисъ Эйръ и уважала ее за исполненное достоинства терпніе, съ какимъ она переносила оскорбленія, доставлявшія ей гораздо боле печали, нежели даже думала Бетти. Мистеръ Гибсонъ помогъ ея семейству въ нужд, и она не хотла тревожить его своими жалобами, боясь доставить ему хотя бы минутное неудовольствіе. И она была за то вполн вознаграждена. Бетти искушала Молли разнаго рода боле или мене соблазнительными внушеніями, но двочка мужественно сопротивлялась и вопреки всему продолжала прилежно заниматься шитьемъ или трудиться надъ ариметической задачей. Бетти отпускала на счетъ мисъ Эйръ грубыя шутки, Молли оставалась невозмутимо серьзной, какъ-бы ожидая объясненія непонятныхъ для нея словъ, а, какъ извстно, для шутниковъ нтъ ничего непріятне необходимости переводить свои остроты на удобопонятный языкъ и указывать, гд въ нихъ скрывается жало. Иногда Бетти случалось совершенно забываться и говорить дерзости мисъ Эйръ въ глаза. Но, когда это длалось подъ мнимымъ предлогомъ защиты Молли, двочка приходила въ неописанное негодованіе, и съ такой силой вступалась за свою гувернантку, что сама Бетти смущалась. Въ такихъ случаяхъ, она всегда обращала гнвъ Молли въ шутку и старалась къ тому склонить мисъ Эпръ
— Господи благослови и помилуй ребнка! говорила она: — можно подумать, что я злая калка, а она воробушекъ съ растопыренными крылушками, сверкающими глазками и носикомъ, готовымъ заклевать меня за то, что я осмлилась заглянуть въ его гнздышко. Полно, дитя! Если теб пріятне сидть въ душной комнат и твердить уроки, чмъ здить на возу съ сномъ или кататься съ Джобомъ Донкинымъ — то это твое дло, а не мое. Она маленькая злючка, не правдали? и въ заключеніе Бетти улыбалась и подмигивала мисъ Эйръ. Но бдной гувернантк было не до смху, и сравненіе Молли съ воробушкомъ пропало для нея даромъ. Она была добра и въ высшей степени совстлива, но зная изъ опыта своей семейной жизни, какіе горькіе плоды приноситъ неумнье владть собою, спшила сдлать Молли выговоръ. Двочка печалилась, находя весьма жестокимъ, что ее порицаютъ за то, что въ ея глазахъ было справедливымъ негодованіемъ, вызваннымъ дурнымъ поступкомъ Бетти. Но это были только маленькія горести весьма счастливаго дтства.

IV.
Сосди мистера Гибсона.

Такимъ образомъ дни Молли текли спокойно и однообразно въ кругу добрыхъ, любящихъ ее людей. Въ жизни ея не было событія важне того, что ее позабыли въ Тоуэрс. Ей пошелъ семнадцатый годъ, она сама сдлалась постительницей въ школ графини, но никогда боле не присутствовала на годичномъ праздник, даваемомъ знатнымъ семействомъ. Не трудно было найдти предлогъ, чтобы не хать въ замокъ, къ тому же воспоминаніе проведеннаго тамъ дня, было не слишкомъ-то пріятно, хотя Молли не разъ приходило на умъ, что она не прочь была бы снова взглянуть на сады.
Лэди Агнеса вышла замужъ, дома оставалась одна лэди Гарріета. Лордъ Голлингфордъ, старшій сынъ, лишился жены и съ тхъ поръ, какъ овдовлъ, гораздо чаще бывалъ въ Тоуэрс. Онъ былъ высокъ ростомъ, некрасивъ собой и его считали столь же гордымъ, какъ и графиню, его мать, но въ сущности онъ былъ только робокъ и не умлъ вести пошлыхъ, но нердко необходимыхъ въ общежитіи разговоровъ. Онъ затруднялся что сказать людямъ, которыхъ привычки и интересы были другіе. Онъ былъ бы очень благодаренъ тому, кто подарилъ бы ему книгу, заключающую въ себ образчики разговоровъ, и прилежно затвердилъ бы ее наизусть. Онъ нердко завидовалъ разговорной способности своего отца, который любилъ говорить со всякимъ, кто ему попадался на глаза, и не замчалъ несообразности въ его рчахъ. Вслдствіе природной сосредоточенности и робости, лордъ Голлингфордъ не пользовался популярностью, несмотря на свою доброту, простосердечіе и серьзное образованіе, которое упрочило за нимъ почетное мсто въ кругу европейскихъ ученыхъ. Въ этомъ отношеніи голлингфордцы имъ гордились. Они знали, что этотъ высокій, серьзный, нсколько неуклюжій наслдникъ Тоуэрса пользовался большимъ уваженіемъ за свой умъ и что онъ сдлалъ два или три открытія, хотя никто изъ нихъ не умлъ сказать, въ какой отрасли науки. Но тмъ не мене весьма пріятно было указывать на него иностранцамъ, посщавшимъ маленькій городокъ, и говорить: ‘это лордъ Голлингфордъ — знаменитый лордъ Голлингфордъ, знаете? Вы, конечно, о немъ слышали, онъ такой ученый!’ Если поститель зналъ его имя, то ему, конечно, были извстны и права его на знаменитость. Если же онъ о немъ никогда не слыхалъ, то изъ десяти случайностей возможна была разв только одна, чтобы онъ не постарался скрыть своего невжества и не сдлалъ вида, будто знаетъ лорда и настоящій источникъ его славы.
Онъ остался вдовцомъ съ двумя или тремя мальчиками. Они были въ училищ, и потому, по смерти жены, домъ лорда совершенно опустлъ, и онъ началъ проводить большую часть своего времени въ Тоуэрс. Мать имъ гордилась, отецъ очень любилъ его, хотя нсколько боялся. Его друзья всегда встрчали хорошій пріемъ у лорда и леди Комноръ. Первый, впрочемъ, всегда и всхъ хорошо принималъ, но со стороны леди Комноръ было истиннымъ доказательствомъ ея привязанности къ сыну то, что она позволяла ему приглашать въ Тоуэрсъ ‘всякаго сорта людей’. Подъ названіемъ ‘всякаго сорта людей’ подразумвались люди, извстные своей ученостью, но которые не могли похвастаться высокими происхожденіемъ и, надо признаться, не всегда отличалось изящными манерами.
Мистеръ Галь, предшественникъ мистера Гибсона, былъ принимаемъ миледи всегда съ дружеской снисходительностью, онъ былъ уже домашнимъ врачомъ Комноровъ, когда она въ первый разъ посл своего замужества пріхала въ Тоуэрсъ. Но ей никогда и въ голову не приходило воспротивиться тому, чтобъ онъ, въ случа нужды, подкрплялъ себя пищею въ комнат ключницы, хотя, конечно, не вмст съ ключницей, bien entendu. Умный, добродушный, краснолицый докторъ, даже еслибъ ему и представился случай выбирать, предпочелъ бы это и самъ ‘закуск’ съ милордомъ и миледи въ великолпной столовой. Конечно, когда изъ Лондона призывалась какая либо знаменитость, въ род сэра Астлея, то изъ уваженія къ ней, а также и къ мстному доктору, мистеръ Галь получалъ церемонное формальное приглашеніе откушать въ замк. Въ такихъ случаяхъ мистеръ Галь погребалъ свой подбородокъ въ широкихъ складкахъ блой кисеи, надвалъ короткіе панталоны, оканчивавшіеся на колняхъ бантами изъ лентъ, шелковые чулки и башмаки съ пряжками, однимъ словомъ — онъ наряжался такъ, чтобъ ему было какъ можно неудобне. Затмъ онъ бралъ экипажъ въ ‘Комнорскомъ герб’ и халъ въ Тоуэрсъ, утшая себя мыслью, что разсказъ объ этомъ на другой день весьма эфектно будетъ звучать въ ушахъ сквайровъ, которыхъ онъ имлъ обыкновеніе посщать: ‘Вчера за обдомъ графъ говорилъ то-то’, или ‘графиня замтила’, или ‘я съ удивленіемъ услышалъ вчера, обдая въ Тоуэрс’, повторялъ онъ безпрестанно въ такихъ случаяхъ. Но все это какъ-то измнилось съ тхъ поръ, какъ мистеръ Гибсонъ сдлался голлингфордскимъ ‘докторомъ’ по преимуществу. Мисъ Броунингъ полагала, что это вслдствіе его благородной наружности и изящныхъ манеръ, мистрисъ Гуденофъ — ‘вслдствіе его аристократическаго происхожденія’ — ‘сынъ шотландскаго герцога, моя милая, съ какой бы то ни было стороны, но это несомннный фактъ’. Хотя онъ нердко просилъ мистрисъ Броунъ дать ему закусить въ ея комнат — у него не хватало времени на церемонные завтраки съ миледи — тмъ не мене его всегда любезно принимали въ обществ самыхъ избранныхъ гостей. Онъ могъ бы въ любой день позавтракать съ герцогомъ, еслибъ таковой явился въ Тоуэрс. Акцентъ его былъ шотландскій, но не провинціальный. На костяхъ его не было ни одной унціи лишняго мяса, а стройный станъ имлъ весьма аристократическій видъ. Лицо его было смуглое, а волосы черные, но въ то время, когда только что окончилась большая континентальная война, смуглый цвтъ лица и черные волосы были уже сами по себ явными признаками благороднаго происхожденія. Онъ не былъ ни черезчуръ веселъ (замчалъ со вздохомъ милордъ, но приглашенія подписывалось рукою миледи), ни болтливъ, но говорилъ умно и съ легкимъ оттнкомъ сарказма, слдовательно, могъ быть безъ опасенія допущенъ въ любое общество.
Его шотландская кровь (онъ былъ шотландецъ, въ томъ никто не могъ сомнваться) придавала ему видъ какого-то угрожающаго достоинства, которое заставляло всхъ и каждаго обращаться съ нимъ съ уваженіемъ. Впродолженіе многихъ лтъ приглашенія отобдать въ Тоуэрс доставляли ему весьма сомнительное удовольствіе, но это былъ обрядъ, неразлучный съ его професіей, и онъ ему подчинялся безъ малйшаго внутренняго удовлетворенія.
Но когда лордъ Голлингфордъ возвратился въ Тоуэрсъ, вещи приняли другой оборотъ. Мистеръ Гибсонъ любилъ читать и слушать разговоры объ интересовавшихъ его предметахъ. Онъ время отъ времени встрчался съ знаменитостями ученаго свта, странными, простодушными людьми, весьма преданными исключительно занимавшимъ ихъ предметамъ, но совершенно несвдущими во всемъ остальномъ. Мистеръ Гибсонъ былъ въ состояніи понять и оцнить подобныхъ людей, онъ видлъ также, что оцнка его была имъ пріятна, такъ-какъ всегда носила на себ печать ума и искренности. Онъ началъ писать статьи въ одномъ изъ самыхъ уважаемыхъ медицинскихъ журналовъ, изъ этомъ обмн свдній и мыслей съ своими учеными собратьями находилъ особенный интересъ. Онъ рдко видлся съ лордомъ Голлингфордомъ, одинъ былъ слишкомъ робокъ, другой слишкомъ занятъ для того, чтобы терять время на уничтоженіе препятствія къ ихъ сближенію — препятствія, заключавшагося въ различіи ихъ положенія въ свт. Но какъ тотъ, такъ и другой всегда встрчались съ особеннымъ удовольствіемъ. Каждый полагался на уваженіе и симпатію другого съ довріемъ, какое рдко встрчается между людьми, носящими названіе друзей. Это было источникомъ счастья для обоихъ, особенно для мистера Гибсона, такъ-какъ ему рже приходилось имть столкновеніе съ личностями, выходящими изъ ряда обыкновенныхъ. Дйствительно, въ кругу, гд онъ вращался, не было ни одного человка ему равнаго, и это служило источникомъ того недовольства, которое онъ по временамъ ощущалъ, не отдавая себ отчета, откуда оно происходило. Здсь былъ мистеръ Аштонъ, викарій, замнившій мистера Броунинга, вполн добродтельный человкъ, но безъ одной оригинальной мысли въ голов. Онъ былъ до такой степени безпеченъ и миролюбивъ, что соглашался со всякимъ, не слишкомъ еретическимъ мнніемъ, и произносилъ самыя пошлыя рчи безукоризненнымъ тономъ истаго джентльмена. Мистеръ Гибсонъ раза два позабавился-было на его счетъ и довелъ постоянно и любезно со всмъ соглашающагося викарія до того, что онъ совершенно растерялся и завязнулъ въ болот самыхъ еретическихъ понятій. Но мистеръ Аштонъ, увидя себя въ безвыходномъ положеніи, до такой степени смутился, и такъ жестоко себя упрекалъ за свою снисходительность къ чужимъ мнніямъ, что мистеръ Гибсонъ потерялъ вкусъ къ своей шутк, и поспшилъ возвратиться къ тридцати-девяти правиламъ, какъ къ единственному способу успокоить растревоженнаго викарія. Во всякомъ другомъ вопрос, исключая православія, мистеръ Гибсонъ могъ вовлекать его въ самыя дикія несообразности, но таково было невжество викарія на счетъ большей части, даже самыхъ обыкновенныхъ предметовъ, что его уступчивость въ этихъ случаяхъ, докол бы она ни простиралась, не приводила ни къ какому забавному результату. Викарій имлъ порядочное состояніе, онъ не былъ женатъ, и велъ жизнь лниваго, съ утонченными вкусами холостяка. Онъ не былъ дятельнымъ постителемъ своихъ бдныхъ прихожанъ, но тмъ не мене оказывалъ имъ щедрую помощь, и даже нердко самымъ самоотверженнымъ образомъ, это случалось всякій разъ, что мистеръ Гибсонъ или кто либо другой наводилъ его на мысль.
— Распоряжайтесь моимъ кошелькомъ, какъ своимъ собственнымъ, Гибсонъ, имлъ онъ обыкновеніе говорить.— Я не умю ходить по бднымъ людямъ и заставлять ихъ говорить: я знаю, что слишкомъ мало длаю въ этомъ отношеніи, но я охотно дамъ всякому, кто, по вашему мннію, терпитъ нужду.
— Благодарю васъ, я и то часто къ вамъ обращаюсь безъ малйшаго зазрнія совсти. Но, если мн будетъ позволено сказать правду, я осмлюсь замтить, что вамъ не слдъ заставлять говорить другихъ, напротивъ, вамъ не мшало бы говорить самому.
— Это все одно и то же, жалобно возражалъ викарій.— Впрочемъ, я полагаю, тугъ есть нкоторая разница, и я нисколько не сомнваюсь въ справедливости вашихъ словъ. Но то и другое для меня одинаково трудно, и потому позвольте мн купить право молчанія этой десятифунтовой бумажкой.
— Благодарю васъ. Это мало меня удовлетворяетъ, да и васъ тоже, я думаю. Но, вроятно, Грины и Джонсы предпочтутъ это.
Мистеръ Аштонъ посл подобной рчи всегда плачевно смотрлъ въ глаза мистера Гибсона, какъ-бы желая удостовриться, не заключается ли въ его словахъ насмшки. Вообще они были большими друзьями, но, за исключеніемъ чувства, которое заставляетъ большинство людей искать общества себ подобныхъ, они находили мало удовольствія въ сношеніяхъ другъ съ другомъ. Личность, къ которой мистеръ Гибсонъ выказывалъ наиболе расположенія, по крайней-мр до тхъ поръ, пока не поселился въ сосдств лордъ Голлингфордъ — была личность нкоего сквайра Гамлея. Онъ и его предки назывались сквайрами съ незапамятныхъ временъ. Въ графств было много боле значительныхъ землевладльцевъ, такъ-какъ владнія сквайра Гамлея простирались всего на восемьсотъ акровъ или около того. Но его семейство владло ими задолго до того времени, когда впервые сдлалось извстнымъ имя графовъ Комноръ, и когда Гели-Гаррисоны купили Колдсмонъ-паркъ, никто въ Голлингфорд не подозрвалъ о существованіи эпохи, въ которую бы Гамлеи не жили въ Гамле. ‘Они здсь со временъ ‘гептархіи’, говорилъ викарій. ‘Нтъ’, возражала мисъ Броунингъ, ‘я слышала, что Гамлеи изъ Гамлея жили еще до римлянъ’. Викарій приготовлялся любезно съ ней согласиться, но мистрисъ Гуденофъ произнесла еще боле удивительное замчаніе: ‘Я всегда слышала’, сказала она съ самоувренностью самой старой изъ голлингфордскихъ обывательницъ, ‘что Гамлеи изъ Гамлея существовали прежде язычниковъ’. Мистеръ Аштонъ могъ только съ поклономъ отвчать: ‘Весьма вроятно, сударыня, весьма вроятно’. Но онъ произнесъ эти слова съ такой почтительной вжливостью, что мистрисъ Гуденофъ почувствовала себя въ высшей степени польщенною. Она окинула общество самодовольнымъ взглядомъ, какъ-бы желая сказать: ‘Сама церковь подтверждаетъ мои слова, кто теперь осмлится ихъ оспаривать?’ Но какъ бы то на было, семейство Гамлеевъ было весьма древняго рода. Они уже въ теченіе нсколькихъ столтій не увеличивали своихъ владній, а въ послднее столтіе не продали съ нихъ ни пучка руты, хотя имъ это нелегко обходилось. Они никогда не отличались предпріимчивостью, не торговали, не пускались въ обороты и не предпринимали никакихъ нововведеній. У нихъ не было капиталовъ ни въ одномъ изъ банковъ. Они жили скоре какъ мелкіе помщики, нежели какъ зажиточные сквайры. И дйствительно, сквайръ Гамлей, придерживаясь обычаевъ и привычекъ своихъ предковъ, сквайровъ восемнадцатаго столтія, имлъ мало общаго съ сквайрами современнаго ему поколнія. Въ этомъ спокойномъ консерватизм было какое-то особеннаго рода достоинство, которое внушало безграничное къ нему уваженіе какъ въ высшихъ, такъ и въ низшихъ классахъ, и, еслибъ онъ захотлъ, передъ нимъ раскрылись бы двери всхъ домовъ въ графств. Но общество съ его удовольствіями имло для него мало привлекательности, и это, можетъ быть, происходило оттого, что сквайръ Роджеръ Гамлей получилъ далеко не такое воспитаніе, какое ему слдовало бы получить. Его отецъ, сквайръ Стефенъ, оборвался на экзамен въ Оксфорд, и съ тхъ поръ съ неслыханнымъ упорствомъ отказывался туда возратиться. Мало того, онъ поклялся страшной клятвой, что никто изъ его будущихъ дтей никогда не сдлается членомъ какого бы то ни было университета.
У него былъ единственный сынъ, ныншній сквайръ, и онъ его воспиталъ согласно данной клятв. Мальчикъ былъ помщенъ въ провинціальную школу низшаго разряда, гд научился многое ненавидть, а затмъ занялъ въ помстьи свое мсто наслдника. Такое воспитаніе принесло ему много вреда. Свднія его въ наукахъ были въ высшей степени ничтожны, онъ сознавалъ этотъ недостатокъ образованія и сокрушался о немъ, по крайней мр, въ теоріи. Онъ былъ неловокъ въ обществ и, по мр возможности, держался отъ него въ сторон, онъ былъ упрямъ, вспыльчивъ и повелителенъ съ близкими, но въ то же время великодушенъ правдивъ и честенъ до крайности. Онъ обладалъ достаточнымъ количествомъ природнаго ума, и разговоръ его всегда былъ поучителенъ, хотя онъ нердко основывалъ свои выводы на совершенно фальшивыхъ началахъ, которыя считалъ неопровержимыми, какъ математическая истина. Но затмъ никто не могъ быть остроумне его въ доводахъ, какіе онъ приводилъ въ доказательство своихъ мнній. Онъ женился на модной, деликатно образованной лондонской леди, и женидьба его принадлежала къ числу тхъ странныхъ браковъ, причины которыхъ никому непонятны. Но, тмъ не мене, супруги были очень счастливы, хотя мистрисъ Гамлей, можетъ быть, и не впала бы въ то болзненное состояніе, въ какомъ находилась, еслибъ мужъ ея нсколько боле заботился объ удовлетвореніи ея вкусовъ или окружилъ ее обществомъ боле ей сроднымъ. Посл свадьбы онъ нердко говаривалъ, что взялъ изъ Лондона все, что тамъ было лучшаго, и онъ не переставалъ повторять жен этотъ комплиментъ до послдняго года ея жизни, который сначала приводилъ ее въ восторгъ, а потомъ всегда пріятно звучалъ въ ея ушахъ. Но, тмъ не мене, она иногда очень желала, чтобъ мужъ ея призналъ за Лондономъ еще и нкоторыя другія достоинства. Онъ самъ никогда боле тамъ небывалъ, ей же не запрещалъ повременамъ туда здить, но когда она, возвращаясь, передавала ему свои впечатлнія, онъ такъ мало выказывать ей сочувствія, что эти поздки потеряли для нея почти всю цну. Впрочемъ, онъ всегда охотно давалъ на нихъ свое согласіе и щедро надлялъ ее деньгами. ‘На, на, теб, моя голубушка, возьми! Не отставай отъ другихъ въ нарядахъ и покупай все, что теб вздумается, только не урони чести Гамлеевъ изъ Гамлея. Посщай паркъ и театры, показывайся всюду. Я буду радъ, когда ты возвратишься, но пока веселись тамъ сколько душ угодно’. А по возвращеніи онъ говорилъ: ‘хорошо, хорошо, я полагаю, ты довольна, слдовательно, все въ порядк. Но меня утомляетъ говорить объ этомъ и я ршительно не понимаю, какъ ты могла все это вынести. Пойдемъ лучше, посмотримъ, какіе прелестные цвты растутъ въ южномъ саду. Я посялъ смена всхъ наиболе любимыхъ тобою сортовъ, я здилъ также въ голлингфордскій разсадникъ и купилъ тамъ отростки растеній, которыя теб такъ понравилось въ прошломъ году. Свжій воздухъ разсетъ нсколько въ моей голов туманъ отъ твоихъ разсказовъ о вихр лондонскихъ удовольствій’.
Мистрисъ Гамлей много читала и имла весьма развитой литературный вкусъ. Она была кротка и чувствительна, нжна и добра. Она отказалась отъ поздокъ въ Лондонъ и отъ общенія съ людьми, равными ей по развитію и положенію въ свт. Ея мужъ, вслдствіе недостаточности своего образованія, чуждался общества, къ кругу котораго принадлежалъ по праву рожденія, но въ то же время онъ былъ слишкомъ гордъ для того, чтобъ сближаться съ низшими себя. Онъ еще нжне полюбилъ жену за ея пожертвованія, но не находя удовлетворенія своимъ утонченномъ вкусамъ и влеченіямъ, она впала въ болзненное состояніе. Трудно было опредлить, въ чемъ состояло ея нездоровье, только она никогда не чувствовала себя хорошо. Будь у нея дочь, все, можетъ быть, пошло бы иначе, ни у нея было только два сына, и отецъ, желая доставить имъ преимущества, которыхъ самъ былъ лишенъ, очень рано отослалъ мальчика въ приготовительную школу. Затмъ имъ надлежало поступить въ Регби и Кембриджъ, Оксфордъ въ семейств Гамлеевъ пользовался наслдственной нелюбовью. Старшій сынъ, Осборнъ — такъ названный въ память имени, которое мать носила въ двицахъ, былъ способный и талантливый мальчикъ. Наружность его имла утонченную грацію матери. Онъ имлъ кроткій, милый нравъ, ласковый и нжный какъ у двочки. Онъ хорошо учился въ школ, получалъ награды, однимъ словомъ — росъ на радость и гордость отца и матери, послдняя, за неимніемъ друзей, избрала его повреннымъ своихъ мыслей и чувствованій. Роджеръ былъ двумя годами моложе Осборна, онъ походилъ на отца неуклюжимъ и плотнымъ сложеніемъ, лицо его имло угловатое очертаніе съ выраженіемъ серьзнымъ и почти неподвижнымъ. Онъ былъ добръ, но тупъ, говорили о немъ школьные учителя. И дйствительно, онъ никогда не получалъ наградъ, но, возвращаясь домой, всегда привозилъ съ собой благопріятные отзывы о своемъ поведеніи. Когда онъ ласкалъ мать, та со смхомъ любила вспоминать извстную басню о болонк и осл, вслдствіе чего онъ сталъ удерживаться отъ всякаго изъявленія чувствъ. Посл того, какъ они вышли изъ Регби, много говорилось о томъ, послать Роджера вмст съ Осборномъ въ университетъ, или нтъ? Мистрисъ Гамлей полагала, что это будетъ безполезная трата денегъ: нечего было надяться на его успхи въ наукахъ, что-нибудь боле практичное, напримръ, званіе гражданскаго инженера, пришлось бы ему гораздо боле по плечу. Кром того, если его отправить въ одинъ университетъ съ братомъ, его самолюбіе будетъ постоянно страдать, Осборнъ, безъ сомннія, получитъ много отличій, и всякая неудача будетъ вдвойн непріятна бдному Роджеру. Но отецъ упорно стоялъ на своемъ намреніи дать обоимъ сыновьямъ совершенно одинаковое образованіе. Если Роджеръ не воспользуется своимъ пребываніемъ въ Кембридж, онъ самъ будетъ въ томъ виноватъ. Если же отецъ его туда не пошлетъ, онъ, пожалуй, будетъ впослдствіи объ этомъ сожалть, подобно тому, какъ въ теченіе многихъ лтъ сожаллъ сквайръ Стефенъ. Такимъ образомъ, Роджеръ послдовалъ за Осборномъ въ Trinity College, а мистрисъ Гамлей, по истеченіи года, прошедшаго въ нершимости насчетъ назначенія Роджера, снова осталась одна. Она уже впродолженіе многихъ лтъ не была въ состояніи ходить дале своего сада, большую часть жизни она проводила на соф, которую лтомъ обыкновенно придвигали къ окну, а зимой къ камину. Комната ея была просторна и имла веселый видъ. Четыре большихъ окна выходили на поляну, испещренную цвточными клумбами и примыкающую къ рощ, посреди которой находился прудъ, покрытый водяными лиліями. Лежа на своемъ диван, мистрисъ Гамлей написала нсколько стихотвореній, гд воспвала этотъ прудъ, сокрытый въ лсной чащ. Она то читала, то писала. Возл нея стоялъ маленькій столикъ, на немъ лежали новйшіе романы и поэтическія произведенія, карандашъ и листы чистой бумаги. Тутъ же стояла ваза съ цвтами, нарванными ея мужемъ, и зимой и лтомъ у нея ежедневно бывали свжіе букеты. Каждые три часа служанка приносила ей лекарство и стаканъ чистой воды съ бисквитомъ. Мужъ навщалъ ее такъ часто, какъ ему то позволяли его занятія на открытомъ воздух и любовь къ нимъ. Но главное событіе дня, во время отсутствія мальчиковъ, составляло посщеніе мистера Гибсона.
Онъ зналъ, что она дйствительно страдала, хотя посторонніе о ней обыкновенно говорили, какъ о мнимой больной, а нкоторые даже упрекали его въ томъ, что онъ потворствуетъ ея капризамъ. Въ отвтъ на подобное обвиненіе онъ только улыбался. Онъ сознавалъ, что своими посщеніями доставляетъ ей истинное удовольствіе и приноситъ облегченіе ея неизъяснимой болзни. Онъ зналъ также, что сквайръ Гамлей былъ бы радъ видть его каждый день, и что тщательнымъ наблюденіемъ надъ больной, онъ могъ нсколько облегчать ея физическія страданія. Но за исключеніемъ всего этого, онъ находилъ большое удовольствіе въ обществ сквайра. Его вспышки, своеобразіе, консервативныя понятія насчетъ религіи, политики и нравственности, забавляли мистера Гибсона. Иногда мистрисъ Гамлей, какъ-бы извиняясь за него, старалась смягчать выраженія, по ея мннію, оскорбительныя для доктора, или сглаживать слишкомъ рзкія противорчія. Но въ такихъ случаяхъ ея мужъ почти съ ласкою бралъ за плечи мистера Гибсона и успокоивалъ жену слдующими словами:
— Оставь насъ, моя голубушка: мы понимаемъ другъ друга, не такъ ли, докторъ? Онъ мн подъ часъ задаетъ жару не хуже, чмъ я ему, только онъ приправляетъ свои колкости сахаромъ и говоритъ ихъ съ учтивымъ и смиреннымъ видомъ, но я всегда знаю, когда онъ закатываетъ мн пилюлю.
Мистрисъ Гамлей весьма часто изъявляла желаніе видть у себя Молли. Мистеръ Гибсонъ постоянно отвчалъ ей отказомъ, хотя едва ли и самъ могъ найдти достаточную къ тому причину. Онъ просто, просто не хотлъ разлучаться съ Молли, но, не сознаваясь въ этомъ, утверждалъ, что отлучка изъ дому прервала бы ея занятія и помшала урокамъ. Жизнь въ жаркой, пропитанной ароматомъ атмосфер комнаты мистрисъ Гамлей не могла быть полезна для двочки. Иногда онъ находилъ, что Осборнъ и Роджеръ Гамлей должны были скоро возвратиться домой, и онъ не хотлъ, чтобы Молли находилась слишкомъ часто въ ихъ обществ. Или, наоборотъ, мальчиковъ не было дома, и онъ боялся, что его двочка соскучится, приводя цлые дни съ глазу на глазъ съ больной леди.
Но наконецъ насталъ день, когда мистеръ Гибсонъ самъ выразилъ желаніе привезти Молли въ Гамлей и водворить ее тамъ на неопредленное время. Мистрисъ Гамлей приняла это предложеніе съ восторгомъ. Причиною же внезапнаго измненія въ образ мыслей мистера Гибсона, было слдующее происшествіе. Мы уже говорили, что мистеръ Гибсонъ имлъ у себя воспитанниковъ, которыхъ, впрочемъ, принималъ весьма неохотно. Но, какъ бы то ни было, а таковые обртались у него въ дом, они назывались мистеръ Уиннъ и мистеръ Коксъ — ‘молодые джентльмены’ — какъ ихъ величали домашніе, ‘молодые джентльмены мистера Гибсона’ — какъ ихъ звали въ город. Мистеръ Уиннъ былъ старшій и боле опытный, онъ иногда заступалъ мсто своего учителя и набивалъ себ руку, занимаясь бдными больными и ‘хроническими случаями’. Мистеръ Гибсонъ имлъ обыкновеніе разсуждать съ мистеромъ Уинномъ о своей практик, въ надежд когда-либо вытянуть изъ мистера Уинна хоть одну оригинальную мысль. Молодой человкъ былъ тупъ и остороженъ, онъ никогда не причинялъ вреда своей поспшностью, но за то всегда опаздывалъ. Однако, мистеръ Гибсонъ помнилъ, что ему случалось имть дло съ гораздо худшими ‘молодыми джентльменами’, и онъ былъ радъ даже и такому старшему ученику, какъ мистеръ Уиннъ. Мистеру Коксу пошолъ девятнадцатый годъ или около того, онъ имлъ рыжіе, съ краснымъ отливомъ волоса и красное лицо, ему хорошо были извстны эти особенности его физіономіи, и онъ очень ихъ стыдился. Отецъ его, старый знакомый мистера Гибсона, служилъ офицеромъ въ Индіи. Мистеръ Коксъ въ настоящее время находился на какой-то съ непроизносимымъ именемъ стоянк въ Пнджуб, но въ предыдущемъ году онъ былъ въ Англіи, и не разъ выражалъ свое удовольствіе по поводу того, что ему удалось помстить своего единственнаго сына къ старому другу. Онъ нетолько поручилъ мистеру Гибсону заботу о его воспитаніи, но еще почти сдлалъ его опекуномъ мальчика. При этомъ случа онъ не преминулъ надавать доктору кучу совтовъ и указаній, на которые мистеръ Гибсонъ отвчалъ съ неудовольствіемъ, что каждый изъ его воспитанниковъ и безъ того пользуется всмъ тмъ, о чемъ майоръ считалъ нужнымъ столько говорить. Но когда бдный мистеръ Коксъ осмлился заявить свое желаніе на счетъ того, чтобъ его сынъ былъ принятъ въ число членовъ семейства и проводилъ вечера въ гостиной, а не въ классной комнат, мистеръ Гибсонъ отказалъ ему наотрзъ.
— Онъ долженъ вести образъ жизни, одинаковый съ другими. Я не хочу, чтобъ въ мою гостиную приносили пестикъ и ступку и наполняли ее запахомъ алея.
— Но разв мой мальчикъ самъ долженъ длать пилюли?
— Конечно. Младшій ученикъ всегда ихъ приготовляетъ. Это не трудная работа. Онъ будетъ утшаться мыслью, что не ему прійдется ихъ глотать. Къ тому же, у него будутъ всегда подъ рукой мятныя лепешки и вареныя въ сахар ягоды шиповника, а по воскресеньямъ, въ награду за дланье пилюль въ теченіе цлой недли, онъ можетъ лакомиться тамариндами.
Майоръ Коксъ ни чуть не былъ увренъ въ томъ, что мистеръ Гибсонъ не подсмивался надъ нимъ. Но дло уже было улажено, и представляло столько выгодъ, что онъ счелъ за лучшее пропустить насмшку мимо ушеи и даже покориться необходимости приготовленія пилюль. За вс эти непріятности онъ былъ вполн вознагражденъ мистеромъ Гибсономъ въ минуту своего отъзда. Докторъ говорилъ мало, но въ манер его было столько добродушія и искренняго чувства, что бдный отецъ былъ тронутъ до глубины души. Въ послднихъ прощальныхъ словахъ мистера Гибсона ясно звучало: ‘Вы мн поручили вашего сына, и я вполн принялъ на себя отвтственность за его благосостояніе’.
Мистеръ Гибсонъ слишкомъ хорошо сознавалъ свои обязанности и зналъ человческое сердце для того, чтобы какимъ либо наружнымъ образомъ выказывать свое предпочтеніе къ юному Коксу. Но онъ изрдка, такъ или иначе, давалъ ему чувствовать, что смотритъ на него съ особенной заботливостью, какъ на сына одного изъ своихъ друзей. Кром того, въ самомъ мальчик было что-то такое, что нравилось мистеру Гибсону. Живой и опрометчивый, онъ любилъ поговорить, иногда очень мтко попадалъ въ цль, а въ другой разъ длалъ и грубыя ошибки. Мистеръ Гибсонъ говаривалъ, что его девизомъ, безъ сомннія, будетъ: ‘убивать или вылечивать’, на что однажды мистеръ Коксъ отвчалъ, что по его мннію это самый лучшій девизъ для доктора. Если онъ не можетъ вылечить больного, то, конечно, ему лучше всего поскорй избавить его отъ страданій. Мистеръ Уиннъ съ изумленіемъ на него поглядлъ и замтилъ, что нкоторые могутъ столь ршительный образъ дйствій принять за убійство. Мистеръ Гибсонъ на это сухо отвчалъ, что онъ совершенно равнодушенъ къ упреку объ убійств, но что онъ находитъ неблагоразумнымъ только скоро раздлываться съ прибыльными больными. Пока они въ состояніи платить доктору два шиллинга и шесть пенсовъ за визитъ, его прямая обязанность поддерживать въ нихъ жизнь, если они обднютъ — тогда другое дло. Мистеръ Уиннъ погрузился въ глубокое раздумье, а мистеръ Коксъ только засмялся. Наконецъ, мистеръ Уиннъ сказалъ:
— Но, сэръ, вы каждое утро, передъ завтракомъ, навщаете старую Нанси Грантъ, и вы прописали ей, сэръ, одно изъ самыхъ дорогихъ лекарствъ.
— А вы до сихъ поръ не знали, что людямъ всего трудне слдовать своимъ собственнымъ правиламъ? Вамъ еще многому слдуетъ научиться, мистеръ Уиннъ, сказалъ докторъ, выходя изъ комнаты.
— Я никакъ не могу раскусить доктора, съ отчаяніемъ въ голос произнесъ мистеръ Уиннъ.— Чему вы сметесь, Коксъ?
— Я думаю о томъ, какъ это счастливо для васъ, что ваши родители успли начертать въ вашемъ юномъ сердц правила нравственности. Еслибъ ваша мать вамъ не сказала, что убійство — преступленіе, вы, пожалуй, преспокойно стали бы отравлять всхъ бдныхъ людей. Вы длали бы это въ увренности, что поступаете согласно съ даннымъ вамъ приказаніемъ, а въ суд, куда васъ призвали бы, вы, безъ сомннія, привели бы слова стараго Гибсона: — извините, милордъ судья, они не были въ состояніи мн платить за визиты, я примнилъ къ длу уроки, преподанные мн мистеромъ Гибсономъ, знаменитымъ голлингфордскимъ врачомъ, и началъ отравлять нищихъ.
— Я терпть не могу его насмшливый видъ.
— А я его очень люблю. Еслибъ не остроуміе доктора, не тамаринды и еще кое-что, мн одному извстное, то я давно бы удралъ въ Индію. Терпть не могу душныхъ городовъ, больныхъ людей, запаха лекарствъ и вони отъ пилюль на моихъ рукахъ,— фуй!

V.
Юношеская любовь.

Однажды мистеръ Гибсонъ, но какому-то непредвиднному обстоятельству, возвратился домой гораздо ране обыкновеннаго. Онъ вошелъ чрезъ садовую калитку — садъ примыкалъ къ двору, гд онъ оставилъ свою лошадь — и проходилъ черезъ переднюю, когда внезапно отворилась кухонная дверь и на порог показалась молодая двушка, помощница Бетти и кухарка. Она держала въ рукахъ письмо, которое какъ будто намревалась нести наверхъ, но, увидвъ доктора, вздрогнула и поспшно скрылась въ кухн. Еслибъ не это движеніе, то мистеръ Гибсонъ, нисколько неотличавшійся подозрительностью, не обратилъ бы на нее ни малйшаго вниманія. Теперь же, онъ быстро отворилъ дверь въ кухню и такъ строго крикнулъ ‘Беттія’, что ей ничего боле не оставалось, какъ немедленно явиться на его зовъ.
— Дай мн письмо, сказалъ онъ. Она замялась.
— Это къ мисъ Молли, запинаясь проговорила она.
— Дай его мн! повторилъ онъ энергичне прежняго. Она чуть не плакала, но продолжала держать письмо за спиной.
— Онъ мн сказалъ, чтобъ я его отдала ей въ собственныя руки, и я общалась съ точностью выполнить его приказаніе.
— Кухарка, пойдите, отыщите мисъ Молли. Скажите ей, чтобъ она сейчасъ же шла сюда.
Онъ не спускалъ глазъ съ Беттіи. Всякая попытка къ бгству оказалась бы безполезной, она, правда, могла бы бросить письмо въ огонь, но у нея не хватило на то присутствія духа. Она стояла неподвижно, и только старалась не смотрть на своего господина.
— Молли, моя милая!
— Папа! Я не знала, что вы дома! сказала Молли съ удивленіемъ.
— Беттія, сдержите ваше слово: мисъ Молли здсь, отдайте ей письмо.
— Право, мисъ, я не могла поступить иначе!
Молли взяла письмо и не успла еще открыть его, какъ отецъ сказалъ.
— Вотъ и все, моя милая, теб не зачмъ его читать. Дай мн его. А вы, Беттія, скажите тому, кто васъ послалъ, что вс письма, адресованныя на имя мисъ Молли, должны проходить чрезъ мои руки. Ну, гусенокъ, отправляйся, откуда пришла.
— Папа, я васъ попрошу мн сказать, отъ кого это письмо.
— Хорошо, мы это увидимъ.
Она неохотно, съ неудовлетвореннымъ чувствомъ любопытства, пошла вверхъ по лстниц къ мисъ Эйръ, которая продолжала быть, если не гувернанткой ея, то компаньонкой. Онъ уже вошелъ въ пустую столовую, заперъ дверь, распечаталъ письмо и началъ читать. Это было пламенное признаніе въ любви мистера Кокса. Онъ объявлялъ, что не можетъ ежедневно видть Молли и доле хранить молчаніе о страсти. Неужели она не подаритъ ему ни одного ласковаго взгляда? Неужели никогда не станетъ думать о немъ, единственной мыслью котораго была она? И такъ дале, примшивая ко всему этому приличную дозу самыхъ отчаянныхъ комплиментовъ на счетъ ея красоты. Цвтъ ея лица былъ нженъ, но не блденъ, ея глаза свтились, какъ дв полярныя звзды, ямочки на щечкахъ были слдами купидонова перста и проч.
Мистеръ Гибсонъ прочелъ письмо и задумался. ‘Кто бы подумалъ, что въ мальчик столько поэзіи? Вроятно въ библіотеку попалъ томъ Шекспира, я возьму его прочь и замню Джонсоновымъ словаремъ. Одно меня утшаетъ — это ея невинность, или лучше сказать, невденіе, въ которомъ она пребываетъ. Ясно, что это его первое ‘признаніе въ любви’. Тмъ не мене это предосадная исторія! Слишкомъ рано приходится начинать дло съ поклонниками. Ей всего семнадцать лтъ, да нтъ, еще даже мене: ей минетъ семнадцать только въ іюл. Шестнадцать и три четверти. Она совершенный ребнокъ. Конечно, бдная Джени была не старе… а какъ я ее любилъ!’ Мистрисъ Гибсонъ звали Мери, слдовательно, онъ не о ней говорилъ. Затмъ мысли его унеслись въ далекое прошлое, а письмо оставалось открытымъ въ рук. Взоръ его нечаянно снова упалъ на него и мысли опять обратились къ настоящему. ‘Я не буду съ нимъ слишкомъ строгъ. Я только сдлаю ему намкъ, а онъ достаточно востеръ и самъ все пойметъ. Бдный мальчуганъ! Самое благоразумное — было бы отослать его прочь, но, я полагаю, ему некуда будетъ идти’.
Подумавъ еще немного, мистеръ Гибсонъ слъ къ письменному столу и написалъ:

Мастеръ Коксъ.

(Наименованіе ‘мастеръ’ его сильно оскорбитъ, подумалъ онъ, написавъ это слово).

Rp. Verecumliae 3і.
Fidelitatis Domesticae 3i.
Reticentiae gr. iij.
M. Capiat hanc dosim ter d’e in aqu pur.

R. Gibson, Ch.

Мистеръ Гибсонъ печально улыбнулся, перечитывая эти слова. ‘Бдная Дженни’, сказалъ онъ громко, затмъ взялъ конвертъ и положилъ туда пламенное любовное посланіе и вышеприведенный рецептъ. Онъ запечаталъ это своей печатью съ отчетливо вырзанными готическими буквами: R. G. и задумался надъ адресомъ.
‘Ему непонравится, если я и снаружи поставлю ‘мастеръ Коксъ’ — незачмъ причинять ему безполезную боль’. И онъ написалъ на конверт:

Эдуардъ Коксъ Эск.

Затмъ мистеръ Гибсонъ занялся дломъ, такъ неожиданно приведшимъ его домой, а потомъ пошелъ на дворъ къ своей лошади. Вскочивъ въ сдло, онъ, какъ бы невзначай, сказалъ конюху: ‘А кстати вотъ письмо къ мистеру Коксу. Не посылайте его къ нему черезъ служанокъ, а сами отдайте ему въ руки. Да сдлайте это сейчасъ же’.
Когда онъ выхалъ изъ воротъ и очутился въ уединеніи тнистыхъ аллей, легкая улыбка исчезла съ его лица. Онъ умрилъ шагъ своей лошади и погрузился въ размышленіе. Весьма неловко положеніе отца, думалъ онъ, имющаго сиротку дочь, уже вышедшую изъ дтства и поставленную въ необходимость жить въ одномъ дом съ двумя молодыми людьми, хотя бы она и встрчалась съ ними только за обдами и завтраками, и хотя бы ихъ разговоръ состоялъ только изъ слдующихъ словъ: ‘позвольте вамъ передать картофель’, или, какъ съ необыкновеннымъ постоянствомъ, ежедневно, повторялъ мистеръ Уиннъ: ‘не могу ли я вамъ помочь съ картофелемъ?’ — оборотъ рчи, выводившій изъ себя мистера Гибсона. А между тмъ, мистеру Коксу, виновнику настоящихъ размышленій, еще надлежало пробыть три года въ ученьи у мистера Гибсона. Онъ уже, безъ всякаго сомннія, будетъ послднимъ изъ породы. Но, оставалось еще три года времени и что если эта нелпая страсть вздумаетъ длиться, что тогда длать? Рано или поздно, а Молли о ней узнаетъ. Эта послдняя возможность до такой степени волновала мистера Гибсона, что онъ поспшилъ сдлать усиліе и стряхнуть съ себя непріятную, неотвязчивую мысль. Онъ поскакалъ галопомъ и нашелъ, что быстрая зда по тряской дорог, вымощенной круглыми и отъ времени повыскакавшими изъ своихъ мстъ камнями, была весьма хорошимъ средствомъ для того, чтобъ возвратить бодрость духу, если не тлу. У него въ этотъ день было много больныхъ и онъ возвратился домой поздно, полагая, что худшее уже прошло, и что мистеръ Коксъ понялъ намекъ, заключавшійся въ рецепт. Оставалось только позаботиться о пріисканіи хорошаго мста для несчастной Беттіи, выказавшей такія удивительныя способности къ интриг. Но мистеръ Гибсонъ поторопился радоваться. Молодые люди имли обыкновеніе пить чай со всмъ семействомъ въ столовой. Они являлись, проглатывали по дв чашки чаю, съдали приличное количество хлба, и исчезали. Въ этотъ вечеръ мистеръ Гибсонъ изподтишка наблюдалъ за ихъ физіономіями и въ то же время, вопреки своей привычк, старался развязно поддерживать разговоръ объ обыкновенныхъ предметахъ. Онъ замтилъ, что мистеръ Уиннъ съ трудомъ удерживался, чтобъ не фыркнуть со смху, а что рыжеволосый, краснолицый мистеръ Коксъ былъ красне и яростне обыкновеннаго и выказывалъ явные признаки негодованія и гнва.
‘Онъ, какъ будто, не хочетъ покончить дло втихомолку’, думалъ про себя мистеръ Гибсонъ и приготовлялся къ борьб. Онъ не послдовалъ — какъ то обыкновенно длалъ — за Молли и мисъ Эйръ въ гостиную, но остался на своемъ мст, подъ предлогомъ чтенія газеты. Беттія, съ лицомъ опухшимъ отъ слезъ и смущеннымъ видомъ, прибирала чашки. Не прошло и пати минутъ, посл ухода всхъ изъ столовой, какъ въ дверь послышался ожидаемый стукъ.
— Могу я съ вами поговорить, сэръ? сказалъ изъ-за двери невидимый мистеръ Коксъ.
— Конечно. Войдите, мистеръ Коксъ. Я самъ хотлъ съ вами поговорить объ аптекарскомъ счет. Садитесь, пожалуйста.
— Я не объ этомъ… сэръ… пришелъ — хотлъ — нтъ, благодарю васъ… а лучше не сяду. И онъ стоялъ передъ докторомъ съ видомъ оскорбленнаго достоинства.— ‘Я пришелъ говорить съ вами о письм, сэръ… о письм съ оскорбительнымъ рецептомъ, сэръ’.
— Съ оскорбительнымъ рецептомъ! Я не привыкъ слышать подобные отзывы о моихъ предписаніяхъ. Конечно, больные иногда сердятся, когда имъ называютъ ихъ болзнь по имени, они, я полагаю, также ненавидятъ и лекарства, которыя имъ даютъ.
— Я не просилъ васъ мн прописывать лекарства.
— О, нтъ! Такъ это вы тотъ мистеръ Коксъ, который послалъ письмо съ Беттіей? Позвольте васъ увдомить, что это ей стоило мста, а, вдобавокъ, письмо было въ высшей степени нелпо.
— Вы поступили не такъ, джентльменъ, сэръ, перехвативъ его, распечатавъ и прочитавъ слова, которыя не вамъ были адресованы.
— Будто! сказалъ мистеръ Гибсонъ, и въ глазахъ его блеснулъ лукавый свтъ, а на губахъ мелькнула усмшка. Меня нкогда считали довольно красивымъ молодцомъ, и въ двадцать лтъ я былъ щеголемъ не хуже другихъ, но не думаю, чтобъ и тогда даже я принялъ на свой счетъ милые комплименты, заключающіеся въ письм.
— Вы поступили не по джентльменски, сэръ, повторилъ мистеръ Коксъ, запинаясь на каждомъ слов. Онъ собирался еще что-то сказать, но мистеръ Гибсонъ предупредилъ его.
— А мн позвольте замтить вамъ, молодой человкъ, заговорилъ онъ съ внезапной строгостью въ голос: — что вашъ поступокъ могутъ извинить только разв ваша молодость и крайнее невжество на счетъ того, что называется законами домашней честности. Я принялъ васъ въ мой домъ, какъ члена семейства, вы же склонили одну изъ моихъ служанокъ, безъ сомннія, подкупивъ ее…
— Право, нтъ, сэръ: я въ жизнь не далъ ей ни одного пенни.
— Такъ вамъ слдовало бы дать. Всегда должно платить тмъ, кто исполняетъ за васъ грязную работу.
— Но, сэръ, вы, кажется, только что меня упрекали за подкупъ, пробормоталъ мистеръ Коксъ.
Мистеръ Гибсонъ, не обративъ вниманія на эти слова, продолжалъ: ‘Вы склонили одну изъ моихъ служанокъ на дурное дло. Она изъ-за васъ рисковала своимъ мстомъ, а вы даже не предложили ей за то приличнаго вознагражденія. Вы подослали ее съ письмомъ къ моей дочери — еще ребнку’…
— Мисъ Гибсонъ, сэръ, почти семнадцать лтъ! Вы сами это на дняхъ говорили, сказалъ двадцатилтій мистеръ Коксъ. Но мистеръ Гибсонъ и это замчаніе пропустилъ мимо ушей.
— Съ письмомъ, продолжалъ онъ, которое вы хотли скрыть отъ ея отца, принявшаго васъ въ свой домъ съ полнымъ довріемъ къ вашей чести. Сыну вашего отца — я хорошо знаю майора Кокса — слдовало прійдти ко мн и сказать открыто: мистеръ Гибсонъ, я люблю…— или лучше… я воображаю, что люблю вашу дочь. Я полагаю, нечестно отъ васъ это скрывать, хотя я не въ состояніи заработать ни одного пенни. Не имя возможности еще въ теченіе нсколькихъ лтъ содержать даже самого себя безъ посторонней помощи, я ей ни слова не скажу о моихъ чувствахъ…— или лучше воображаемыхъ чувствахъ… Вотъ, какъ слдовало бы поступить сыну вашего отца, если только скромное молчаніе во всякомъ случа не было бы лучше.
— А еслибъ я это сказалъ, сэръ — можетъ быть мн и дйствительно слдовало такъ поступить, сказалъ мистеръ Коксъ въ несказанномъ безпокойств:— что бы вы мн отвтили?.. Одобрили бы вы мою страсть, сэръ?
— Весьма вроятно, я сказалъ бы вамъ — я не могу знать съ достоврностью, что я сдлалъ бы въ предполагаемомъ случа — но весьма вроятно, я сказалъ бы вамъ, что вы молодой, но не безчестный, безумецъ, и посовтывалъ бы вамъ помене думать о вашемъ чувств и не раздувать его въ страсть. Затмъ, въ вознагражденіе за эту обиду, я предписалъ бы вамъ сдлаться членомъ голлингфордскаго крикетскаго клуба и давалъ бы вамъ полную свободу каждое воскресенье посл обда. Теперь же, я долженъ написать въ Лондонъ, къ агенту вашего отца и просить его взять васъ отсюда. При этомъ я, конечно, выплачу ему внесенную за васъ сумму денегъ, которая поможетъ вамъ поступить въ домъ какого либо другого доктора.
— Это очень огорчитъ моего отца, сказалъ мистеръ Коксъ съ испугомъ, если не съ раскаяніемъ.
— Я не вижу передъ собой другой дороги. Это доставитъ новые хлопоты майору Коксу (я позабочусь о томъ, чтобъ это ему не обошлось слишкомъ дорого), но его боле всего опечалитъ то, что вы могли обмануть оказанное вамъ довріе: я врилъ вамъ, Робертъ, какъ собственному своему сыну!— Когда мистеръ Гибсонъ говорилъ серьзно, и особенно въ тхъ рдкихъ случаяхъ, когда онъ намекалъ на свои чувства, въ его голос было что-то такое, чему многіе ршительно не могли противостоять: переходъ отъ шутки и сарказма къ нжной задумчивости невольно трогалъ до глубины души.
Мистеръ Коксъ опустилъ голову и, повидимому, размышлялъ.
— Я люблю мисъ Гибсонъ, произнесъ онъ наконецъ.— Да и кто можетъ не любить ее?
— Мистеръ Уиннъ, я надюсь! сказалъ мистеръ Гибсонъ.
— Его сердце уже не принадлежало ему, когда онъ ее увидлъ, отвчалъ мистеръ Коксъ.— Мое же было свободно, какъ втеръ.
— Помогло ли бы вамъ исцлиться — такъ и быть, скажу — отъ вашей страсти, еслибъ она являлась къ обду въ синихъ очкахъ? Я замтилъ, вы особенно напираете на красоту ея глазъ.
— Вы сметесь надъ моимъ чувствомъ, мистеръ Гибсонъ. Вы точно забыли, что сами когда-то были молоды.
— Бдная Дженни! поднялось въ сердц мистера Гибсона, и онъ почувствовалъ упрекъ.
— Ну, мистеръ Коксъ, посмотримъ, не удастся ли намъ съ вами сторговаться, сказалъ онъ посл минутнаго молчанія.— Вы дурно поступили и, я надюсь, сами въ этомъ убждены, или убдитесь, когда пройдетъ первый пылъ и вы спокойно обо всемъ поразмыслите. Но я не хочу потерять всякое уваженіе къ сыну вашего отца. Дайте мн честное слово, что докол вы останетесь въ кругу моего семейства — въ качеств ученика, помощника, чего хотите — вы не сдлаете новой попытки открыться въ вашей страсти — вы видите, я стараюсь смотрть съ вашей точки зрнія на дло, которое въ моихъ глазахъ чистый пустякъ — вы не сдлаете новой попытки открыться письменно или словесно, или какимъ бы то ни было способомъ моей дочери, или кому либо другому. Подъ этимъ условіемъ, вы можете у меня жить. Если вы не въ состояніи дать мн слово, я принужденъ буду обратиться къ вышеупомянутому средству и написать агенту вашего отца.
Мистеръ Коксъ стоялъ въ нершимости.
— Мистеру Уинну извстны мои чувства къ мисъ Гибсонъ, сэръ. Мы не имемъ другъ отъ друга секретовъ.
— Я полагаю, онъ игралъ роль тростника. Вамъ знакома повсть о цирюльник короля Мидаса, который узналъ, что подъ кудрями его царственнаго господина скрываются ослиныя уши. Цирюльникъ, за неимніемъ мистера Уинна, пошелъ на берегъ сосдняго озера и тамъ безпрестанно шепталъ тростинку: ‘У короля Мидаса ослиные уши’. Но онъ такъ часто повторялъ эти слова, что тростникъ выучилъ ихъ, и тоже началъ повторять, секретъ его, такимъ образомъ, пересталъ быть секретомъ. Если вы не перестанете говорить мистеру Уинну о вашей любви, уврены ли вы, что и онъ въ свою очередь не будетъ о ней говорить?
— Если я вамъ даю за себя честное слово джентльмена, сэръ, то въ то же время ручаюсь и за мистера Уинна.
— Я полагаю, что могу рискнуть. Но не забывайте, какъ мало надо для того, чтобъ затмить добрую славу двушки. У Молли нтъ матери, и поэтому вы должны уважать ее еще боле.
— Мистеръ Гибсонъ! если вы желаете, я поклянусь вамъ библіей… воскликнулъ легко воспламеняющійся юноша.
— Пустяки. Какъ будто недостаточно вашего слова, если оно только чего-нибудь стоитъ.
Мистеръ Коксъ быстро подошелъ, и почти вдавилъ мистеру Гибсону кольцо въ палецъ пожатіемъ его руки.
Выходя изъ комнаты онъ сказалъ нершительно:
— Могу я дать крону Беттіи?
— Ни подъ какимъ видомъ. Предоставьте Беттію мн. Я надюсь, вы ей не скажете ни слова, пока она еще здсь. Я постараюсь доставить ей хорошее мсто.
Затмъ мистеръ Гибсонъ похалъ доканчивать свои визиты. Онъ высчиталъ, что въ теченіе года совершаетъ кругосвтное путешествіе. Во всемъ графств не было другого доктора съ столь обширной практикой. Онъ посщалъ уединенные коттеджи по окраинамъ большихъ селеній, фермы, къ которымъ вели узкія проселочныя дороги, осненныя вязовыми и буковыми деревьями. Онъ лечилъ всю знать на пятнадцать миль въ окружности отъ Голлингфорда, и былъ домашнимъ врачомъ аристократическихъ семействъ, которыя, слдуя мод, узжали въ Лондонъ каждый февраль, и возвращались въ свои помстья въ начал іюля. Онъ, по необходимости, долженъ былъ часто отлучаться изъ дому, но никогда не чувствовалъ до какой степени это неудобно, и даже вредно, какъ въ настоящій лтній вечеръ. Его поразило открытіе, что его маленькая двочка начинаетъ превращаться въ женщину, и что она уже сдлалась пассивнымъ предметомъ одного изъ самыхъ важныхъ интересовъ въ жизни женщины. А онъ, ея отецъ, и въ то же время заступающій ей мать, не можетъ за ней наблюдать такъ, какъ бы желалъ того. Его безпокойство разршилось поздкой на слдующее утро въ Гамлей, гд онъ и просилъ мистрисъ Гамлей позволить его дочери воспользоваться ея послднимъ приглашеніемъ — приглашеніемъ, которое въ свое время не было принято.
— Вы можете обратить противъ меня слдующее изреченіе: ‘Тотъ, кто не хочетъ, когда можетъ, когда захочетъ, получаетъ отказъ. И я не буду вправ роптать’, сказалъ онъ.
Но мистрисъ Гамлей несказанно обрадовалась надежд имть у себя въ гостяхъ молодую двушку, которую не трудно будетъ занимать, которую, если больная устанетъ разговаривать, можно безъ церемоніи послать въ садъ, или заставить, читать, но которой молодость и свжесть должны были, подобно нжному дыханію лтняго втерка, внести новый элементъ въ ея однообразную, скучную жизнь. Ничто не могло доставить ей большаго удовольствія, и такимъ образомъ было ршено, что Молли прідетъ погостить въ Гамлей.
— Я только сожалю о томъ, что Осборна и Роджера нтъ дома, сказала мистрисъ Гамлей своимъ тихомъ, нжнымъ голосомъ: — она можетъ соскучиться, съ утра до вечера имя дло только со стариками, подобными сквайру и мн. Когда она можетъ пріхать, моя голубушка? Я ужь начинаю ее любить.
Мистеръ Гибсонъ въ глубин души былъ очень радъ, что молодые Гамлей находились въ отсутствіи, онъ ни чуть не хотлъ, чтобъ его маленькая Молли попала изъ Сциллы въ Харибду. А онъ, какъ впослдствіи самъ шутливо сознавался, началъ смотрть на всхъ молодыхъ людей, какъ на волковъ, гоняющихся за его дорогой овечкой.
— Она ничего не знаетъ объ ожидающемъ ее удовольствіи, отвчалъ онъ: — я полагаю, встртятся надобность въ какихъ-нибудь приготовленіяхъ, но сколько времени он продлятся, мн ршительно неизвстно. Не забывайте, что она маленькая невжа, и не была воспитана… въ правилахъ этикета. Нашъ домашній образъ жизни, я боюсь, не совсмъ-то пригоденъ для молодой двушки. Но я знаю, что нигд ей не будетъ такъ хорошо, какъ здсь.
Когда мистрисъ Гамлей передала сквайру предложеніе мистера Гибсона, онъ остался не мене ея доволенъ предполагаемымъ посщеніемъ молоденькой двушки. Онъ былъ очень гостепріименъ, когда ничто не затрогивало его гордости, и съ восторгомъ думалъ, что для его больной жены будетъ пріятная собесдница. Немного погодя онъ сказалъ: ‘А хорошо, что мальчики-то въ Кембридж: будь они дома, у насъ, пожалуй, завязалась бы любовная исторія.’
— Такъ что-жь, еслибы и такъ? спросила его боле романическая супруга.
— ‘Это негодится’, ршительно произнесъ сквайръ.
— Осборнъ получилъ высокое образованіе, не хуже любого мужчины въ графств, онъ наслдникъ помстья, онъ Гамлей изъ Гамлея. Во всемъ графств нтъ боле древней фамиліи, чмъ наша. Осборнъ можетъ жениться когда захочетъ. Еслибъ у лорда Голлингфорда была дочь, Осборнъ какъ разъ пришелся бы ей подъ пару. Совсмъ не кстати бы ему было влюбиться въ дочь Гибсона — да я этого и не допустилъ бы. Нтъ, лучше, что его здсь нтъ.
— Правда, Осборну, можетъ быть, приличне метить повыше.
— Можетъ быть! Я говорю: онъ долженъ. И сквайръ стукнулъ кулакомъ по столу, вслдствіе чего у его жены сильно забилось сердце. ‘А что касается до Роджера’, продолжалъ онъ, не подозрвая трепета, въ какой повергъ свою собесдницу, ‘онъ самъ долженъ проложить себ дорогу, ему предстоитъ трудомъ заработывать свой хлбъ. Но, я боюсь, онъ не слишкомъ-то отличится въ Кембридж, и ему впродолженіе многихъ лтъ еще нечего и думать о женитьб.’
— Исключая разв того случая, если онъ женится на-богатств, сказала мистрисъ Гамлей, имя въ виду скрыть свое біеніе сердца, а не чуть не высказать настоящее свое мнніе: она была до крайности неразсчетлива и романична.
— Ни одинъ изъ моихъ сыновей никогда не возьметъ съ моего согласія жены, у которой больше денегъ, чмъ у него, сказалъ сквайръ выразительно, но уже безъ удара кулакомъ.
— Конечно, если Роджеръ, достигнувъ тридцатилтнаго возраста, будетъ заработывать до пятисотъ фунтовъ въ годъ, то онъ можетъ взять за женою капиталъ до десяти тысячъ. Но я нашелъ бы непростительнымъ, еслибы мой сынъ, имя всего двсти фунтовъ въ годъ, а Роджеръ будетъ получать отъ насъ не боле этого — женился на женщин съ пятидесятью тысячами. Я бы отрекся отъ него.
— Но еслибы они любили другъ друга и все счастіе ихъ жизни зависло бы отъ ихъ соединенія? мягко спросила мистрисъ Гамлей.
— Вздоръ! Пустяки! Мы съ тобою, моя милая, горячо любили другъ друга и не могли бы быть счастливы ни съ кмъ кром самихъ себя, но это иное дло. Теперь люди не похожи на то, чмъ были во-дни нашей молодости. Ныншняя любовь чистый вздоръ, на сколько я понимаю — это не что иное, какъ сентиментальная чепуха.
Мистеръ Гибсонъ полагалъ, что къ отъзду Молли въ Гамлей не могутъ встртиться никакія препятствія, и потому онъ умолчалъ о своемъ план до утра того самого дня, коіда мистрисъ Гамлей уже ожидала его къ себ. Онъ сказалъ: ‘кстати, Молли! Сегодня посл полудня ты дешь въ Гамлей. Мистрисъ Гамлей пригласила тебя на одну или на дв недли, и мн очень хочется, чтобы ты приняла это приглашеніе.’
— хать въ Гамлей! Сегодня посл полудня! Зачмъ? Тутъ есть какая-нибудь тайна, пожалуйста, скажите мн, папа, въ чемъ дло. хать въ Гамлей за недлю или на дв! Я до сихъ поръ никогда нигд не бывала безъ васъ.
— Можетъ быть, и нтъ. Я полагаю, ты никогда не ходила, пока не поставила ногъ на землю. Всякая вещь должна имть начало.
— Это непремнно иметъ что-нибудь общее съ тмъ письмомъ, которое было ко мн адресовано, но которое вы взяли у меня изъ рукъ прежде, чмъ я успла взглянуть на почеркъ адреса.
Она устремила свои острые глаза на отца, какъ-бы желая проникнуть тайну.
Онъ усмхнулся: ‘ты колдунья, гусенокъ’.
— Такъ это правда! Но если письмо было отъ мистрисъ Гамлей, почему же я не могла на него взглянуть? Мн съ тхъ поръ не разъ приходило въ голову, что вы что-нибудь да затваете. Это было въ четвергъ, не правдали? Вы ходили, повеся носъ, въ глубокой задумчивости, точь въ точь заговорщикъ. Скажите мн папа — и она подошла къ нему съ умоляющимъ видомъ — почему я не могла видть письма и почему я должна немедленно хать въ Гамлей?
— Разв теб не хочется хать? Ты предпочла бы остаться дома? Еслибы она отвтила на его вопросъ утвердительно, онъ остался бы очень доволенъ, несмотря на то, что изъ этого возникло бы новое затрудненіе, ему было тяжело разстаться съ ней даже на такое короткое время. Она немедленно отвчала.
— Я не знаю. Я полагаю, что захочу, когда свыкнусь съ этой мыслію. Теперь же я такъ удивлена неожиданностью, что и сама не знаю: чего хочу, чего нтъ. Вы знаете, мн грустно разставаться съ вами. Зачмъ я должна хать, папа?
— Въ эту самую минуту три старыя леди сидятъ и думаютъ о теб, у одной изъ нихъ въ рукахъ прялка, и она прядетъ нитку, у нея завязался узелъ и она не знаетъ, что ей съ нимъ длать. Сестра ея держитъ ножницы и хочетъ, какъ всегда въ затруднительныхъ случаяхъ, перерзать нитку. Но третья, самая умная, думаетъ, какъ-бы ей развязать узелъ, и она-то и поршила, что теб слдуетъ хать въ Гамлей. Об другія убждены ея доводами. Сама судьба назначила этой поздк совершиться, и мн ничего боле не остается, какъ покориться.
— Все это пустяки, папа, и вы только подстрекаете мое любопытство.
Мистеръ Гибсонъ перемнилъ тонъ и заговорилъ серьзно.
— У меня есть причина, Молли, но я нехочу теб сказать ее. Говоря это, я полагаюсь на твою честность, не думай объ этомъ и не старайся выводить заключеній, которыя могли бы навести тебя на истину и открыть теб то, что я желаю сохранить въ тайн.
— Папа, я не буду боле объ этомъ думать. Но я хочу обезпокоить васъ еще вопросомъ. Я въ этомъ году не длала себ новыхъ платьевъ, а изъ прошлогоднихъ совсмъ выросла, такъ что у меня имется въ наличности всего три такихъ платья, которыя я еще кое-какъ могу надть. Не дале, какъ вчера, Бетти говорила, что мн необходимо имть новыя.
— А то, что на теб, разв негодится? Оно хорошенькаго цвта.
— Да, но, папа, и она подобрала платье, какъ бы собираясь танцовать: — оно изъ шерстяной матеріи, въ немъ жарко и тяжело, а теперь съ каждымъ днемъ становится все тепле и тепле.
— Зачмъ это, право, двочки не одваются такъ, какъ мальчики, сказалъ мистеръ Гибсонъ съ досадой: — ну какъ знать человку, какія его дочери нужны платья и что ему длать въ случа, если онъ это узнаетъ въ ту минуту, когда они ей всего нужне.
— Да, вотъ вопросъ! сказала Молли.
— Нельзя ли теб побывать у мисъ Розы? Вдь у нея, кажется, есть готовыя платья для двушекъ твоихъ лтъ?
— Мисъ Роза! Я въ жизнь никогда у нея ничего не покупала, отвчала Молли съ удивленіемъ.
Мисъ Роза содержала первый модный магазинъ въ город, но до сихъ поръ Бетти шила вс платья Молли.
— На тебя начинаютъ смотрть, какъ на женщину, а я полагаю, ты, какъ и другія, должна имть счеты въ модныхъ магазинахъ. Это, впрочемъ, не значитъ, чтобъ ты не могла платить чистыми деньгами за все, что покупаешь. Вотъ теб десятифунтовый билетъ, отправляйся къ мисъ Роз или къ какой хочешь другой мисъ, и возьми все, что теб нужно. Гамлейскій экипажъ прідетъ за тобой въ два часа, если что-нибудь не поспетъ во-время, теб можно будетъ переслать это въ субботу, когда изъ Гамлея непремнно кто-нибудь да пріидетъ на рынокъ. Не надо, не благодари меня! Я ни чуть не желаю ни тратить деньги, на съ тобой разлучаться: мн безъ тебя будетъ скучно. Только крайняя необходимость принуждаетъ меня отпустить тебя и истратить десять фунтовъ на твои наряды. Ну, уходи, ты мн надола, и я постараюсь какъ можно скоре разлюбить тебя.
— Папа! И она подняла пальчикъ въ вид угрозы: вы снова длаетесь таинственнымъ, и хотя я очень крпка въ своемъ слов, но все же не поручусь за себя, если вы не перестанете намекать на секреты.
— Иди, иди скоре прочь, да позаймись своими десятью фунтами. На что жъ я теб и далъ ихъ, какъ не для того, чтобъ отъ тебя отдлаться.
Но запасы мисъ Розы въ соединеніи со вкусомъ Молли не привели почти ни къ какому удовлетворительному результату. Она купила лиловую набивную матерію, которая хорошо стиралась, была не тяжела и прохладна для утра. Сшить же изъ нея платье могла и Бетти къ суббот. А для праздниковъ — подъ этимъ подразумвались воскресные дни и обденное время — мисъ Роза уговорила ее заказать себ платье изъ легкой шелковой, ярко-клтчатой матеріи, которая, увряла она, въ большой мод въ Лондон, и которая, думала Молли, польститъ шотландскому вкусу отца. Но мистеръ Гибсонъ, увидя принесенный ею образчикъ, такъ и ахнулъ: въ немъ не было ничего шотландскаго, объявилъ онъ, и Молли слдовало бы знать это по инстинкту. Идти мнять матерію — было слишкомъ поздно, да къ тому же мисъ Роза общалась приняться за кройку платья немедленно посл ухода Молли изъ ея магазина.
Въ этотъ день мистеръ Гибсонъ не сдлалъ ни одного отдаленнаго визита, онъ не хотлъ узжать изъ города. Раза два онъ встртилъ на улиц Молли, но не останавливался съ ней, а только бгло на нее взглядывалъ и посылалъ ей легкій поклонъ, все время упрекая себя за слабость, вслдствіе которой печалился при одной мысли о двухнедльной разлук съ дочерью.
Къ тому же, думалъ онъ, я ничего не выигрываю. Къ ея возвращенію ничто не измнится, разв только мальчуганъ ршится покончить со своей воображаемой страстью. Она должна же будетъ возвратиться домой и чортъ знаетъ, что изъ этого выйдетъ, если глупецъ вздумаетъ быть постояннымъ. И онъ началъ насвистывать арію:
I wonder any man alive
Should ever rear а daughter.
(Я удивляюсь, къ чему это только люди ростятъ и воспитываютъ дочерей).

VI.
Молли въ Гамле.

Всть объ отъзд Молли быстро разнеслась по всему дому. Выраженіе отчаянія, появившееся при этомъ на лиц мистера Кокса, дйствовало въ высшей степени раздражительно на мистера Гибсона, который не переставалъ бросать на юношу строгіе взгляды, въ вид упрека за его печальную физіономію и за недостатокъ аппетита во время обда. Мистеръ Коксъ нсколько рисовался своей грустью, но труды его пропали даромъ: Молли ничего не замчала. Она была слишкомъ погружена въ само себя, чтобъ наблюдать за другими. Только разъ или два, она подумала, сколько времени пройдетъ до тхъ поръ, пока она снова будетъ обдать за однимъ столомъ съ отцомъ. Она даже сказала ему это, когда они вдвоемъ сидли въ гостиной, ожидая карету. Онъ засмялся и отвтилъ:
— Я завтра буду у мистрисъ Гамлей и полагаю, что пообдаю за ея завтракомъ. Слдовательно, ты недолго будешь лишена удовольствія присутствовать при кормленіи дикаго звря.
Послышался стукъ приближающагося экипажа.
— О, папа! воскликнула Молли:— теперь, когда настала ршительная минута, чего бы я не дала, чтобъ остаться съ вами!
— Вздоръ! Полно сентиментальничать! Гд твои ключи? Это больше относится къ длу.
Ключи были при ней и кошелекъ съ деньгами тоже. Кучеръ взвалилъ на козлы ея чемоданчикъ, а отецъ посадилъ ее само въ карету. Дверцы захлопнулись, лошади тронулись, а Молли все смотрла назадъ и посылала воздушные поцалуи отцу, который, несмотря на все свое презрніе къ ‘сентиментальничанью’, стоялъ у воротъ, пока экипажъ не скрылся изъ виду. Затмъ онъ зашелъ въ аптеку и засталъ мистера Кокса у окна. Онъ тоже смотрлъ на отъздъ Молли и теперь стоялъ, какъ окаменлый, съ глазами, неподвижно устремленными на пустую улицу, на которой исчезла молодая двушка. Мистеръ Гибсонъ вывелъ его изъ задумчивости рзкимъ, почти ядовитымъ замчаніемъ насчетъ какого-то упущенія въ его обязанностяхъ, случившагося день или два тому назадъ. Эту ночь мистеръ Гибсонъ провелъ у постели одной бдной, больной двушки, родители которой были измучены продолжительнымъ бдніемъ, тмъ боле утомительнымъ, что оно наступало вслдъ за тяжкимъ дневнымъ трудомъ.
Молли немного поплакала, но, вспомнивъ, какъ отецъ былъ бы недоволенъ ея слезами, поспшила отереть глазки. Къ тому же весьма пріятно было сидть въ мягкомъ покойномъ экипаж и быстро катиться по тнистымъ алеямъ, окаймленнымъ живою изгородью, гд пестрли цвты шиповника и козьей жимолости. Ей не разъ приходило желаніе остановить кучера и нарвать букетъ. Она хотла бы какъ можно доле продлить свое семимильное путешествіе, единственными непріятными ощущеніями котораго были: воспоминаніе о томъ, что ея шелковое платье не изъ настоящей шотландской матеріи, да еще неизвстность, въ какой она находилась насчетъ акуратности мисъ Розы. Наконецъ они въхали въ какое-то селеніе, вдоль дороги были разбросаны котеджи, старая церковь стояла посреди зелени, неподалеку отъ трактира, а между ними возвышалось большое дерево, съ скамьей вокругъ ствола. Молли уже давно перехала за черту своихъ обычныхъ прогулокъ, и догадывалась, что селеніе это должно быть Гамлей, и что она весьма недалеко отъ мста своего назначенія.
И дйствительно, черезъ нсколько минутъ они уже оставили за собой ворота парка и хали между лугами, покрытыми высокой, сочной травой, предназначенной для покоса. Паркъ не отличался особенно аристократическимъ видомъ, а домъ — старое, красное, кирпичное зданіе — стоялъ всего въ трехстахъ ярдахъ отъ большой дороги. При карет за Молли не было послано лакея, но въ дверяхъ теперь стоялъ почтенной наружности слуга, который принялъ нетерпливо ожидаемую гостью и проводилъ ее въ гостиную къ своей госпож.
Мистрисъ Гамлей встала съ дивана, чтобъ привтствовать Молли. Она долго не выпускала руку молодой двушки изъ своей, пристально смотрла на нее, какъ-бы изучая ея лицо и, повидимому, не замчала легкаго румянца, вызваннаго ея взглядомъ на обыкновенно блдныя щоки.
— Я думаю, мы будемъ друзьями, сказала она наконецъ.— Ваше личико мн нравится, а мое первое впечатлніе никогда меня не обманываетъ. Поцалуйте меня, моя милая.
Гораздо легче было играть дятельную, нежели пассивную роль во время этого процеса ‘произнесенія клятвы въ вчной дружб’, и Молли весьма охотно поцаловала обращенное къ ней кроткое, блдное лицо.
— Я хотла сама за вами създить, но жара меня очень утомляетъ и я чувствовала себя недостаточно сильной. Надюсь, однако, что ваша поздка была пріятна.
— Очень, съ застнчивой кротостью проговорила Молли.
— А теперь я васъ провожу въ вашу комнату: она возл моей. Я думаю, вы останетесь довольны подобнымъ распоряженіемъ, хотя эта комната и не такъ велика, какъ другія.
Она медленно встала, плотне закуталась въ шаль, при чемъ обрисовалась ея еще стройная, изящная талія, и пошла наверхъ. Комнатка, предназначенная для Молли, выходила въ собственную гостиную мистрисъ Гамлей, которая, съ другой стороны, примыкала къ ея спальн. Она обратила вниманіе Молли на то, какъ имъ легко будетъ сообщаться другъ съ другомъ, сказала, что теперь пойдетъ ожидать ее въ гостиной и, заперевъ дверь, оставила свою гостью на досуг знакомиться съ окружающими ее предметами.
Предже всего Молли подошла къ окну. Внизу пестрлъ цвтникъ, а за нимъ разстилался обширный лугъ, высокая трава котораго, склоняясь полосами подъ легкимъ дуновеніемъ втра, представляла различные переливы и оттнки зелени. Нсколько въ бокъ стояли высокія деревья, а еще дале, въ сторон, такъ что можно было видть только высунувшись изъ окна, серебристая, дрожащая поверхность пруда, отстоявшаго по крайней-мр на четверть мили отъ дома. Противъ деревьевъ и пруда, видъ скрывался старыми стнами и остроконечными крышами обширныхъ фермерскихъ строеній. Восхитительная тишина лтняго воздуха нарушалась только щебетаньемъ нтицъ, да жужжаньемъ пчелъ. Вслушиваясь въ эти звуки, которые, такъ-сказать, оттняли повсюду царствовавшее спокойствіе, и всматриваясь въ предметы, подернутые синеватымъ туманомъ дали, Молли забылась. Она очнулась только, когда услышала голоса въ сосдней комнат, то мистрисъ Гамлей разговаривала съ однимъ изъ слугъ. Молли быстро разобрала чемоданъ и принялась укладывать свой небогатый запасъ нарядовъ въ красивый, старомодный комодъ, который въ то же время долженъ былъ служить ей туалетнымъ столомъ. Вся мебель въ комнат была старомодная, но прекрасно сохраненная. Занавси изъ набивной матеріи принадлежали еще прошлому столтію, цвты на нихъ полиняли, но за то сами он сіяли чистотой. У кровати лежала только узкая полоска ковра, но деревянный, такимъ образомъ обнаженный полъ, состоялъ изъ хорошо полированныхъ, дубовыхъ досокъ, столь плотно соединенныхъ между собой, что на нихъ негд было ссть пылинк. Въ комнат не видать было ни роскошныхъ украшеній, ни новйшихъ бездлушекъ, тамъ не было ни письменнаго столика, ни софы, ни большаго зеркала. Въ углу на столбик стояла индйская ваза съ букетомъ разнородныхъ цвтовъ, которые, вмст съ жимолостью, вившейся по наружной стн и посылавшей въ открытое окно клубы аромата, наполняли комнату благоуханіемъ, не хуже самыхъ тонкихъ духовъ. Молли разложила на кровати свое блое платье (прошлогодняго покроя и нсколько короткое), намреваясь надть его къ обду, поправила волосы и съ работой въ рукахъ осторожно отворила дверь. Мистрисъ Гамлей лежала на диван.
— Не остаться ли намъ наверху? сказала она:— здсь какъ-то уютне, чмъ внизу, да къ тому же намъ и не надо будетъ возвращаться сюда, когда настанетъ время одваться къ обду.
— Очень хорошо, согласилась Молли,
— А, да вы, какъ я вижу, и съ работой, впрочемъ, такъ и слдуетъ прилежной двиц, сказала мистрисъ Гамлей.— Что до меня касается, то я рдко шью. Мн часто приходится оставаться одной. Мои сыновья въ Кембридж, а сквайръ цлые дни проводитъ на открытомъ воздух: я вотъ почти и разучилась шить. За то я много читаю. А вы любите читать?
— Это зависитъ отъ книги, сказала Молли.— Я боюсь, однако, что не слишкомъ-то люблю серьзное чтеніе, какъ его называетъ папа.
— Но вы любите стихи? почти перебила ее мистрисъ Гамлей.— Я уврена, что вы ихъ любите, я это угадала по вашему лицу. Читали вы послднее произведеніе мистрисъ Гименсъ? Прочесть вамъ его вслухъ?
И она начала читать. Молли не до такой степени была поглощена этимъ чтеніемъ, чтобъ не быть въ состояніи разсматривать комнату, въ которой находилась. Мебель въ ней была ничти такая, какъ и въ ея комнатк: старомодная, изъ прекраснаго матеріала и блестящая отъ чистоты. Ея древность, въ соединеніи съ какимъ-то иностраннымъ видомъ, придавала комнат особенную живописность и уютность. На стн висло нсколько карандашныхъ эскизовъ — портретовъ. Молли показалось, что въ одномъ изъ нихъ она узнаетъ изображеніе мистрисъ Гамлей, такою, какъ она должна была быть во дни цвтущей молодости. Затмъ ее начало интересовать чтеніе, работа выпала у нея изъ рукъ и она слушала со вниманіемъ, которое пришлось какъ нельзя боле по сердцу мистрисъ Гамлей. Когда стихотвореніе пришло къ концу и Молли выразила свой восторгъ, мистрисъ Гамлей сказала ей въ отвтъ:
— Я вамъ прочту когда-нибудь произведенія Осборна, конечно, по секрету: не забывайте этого. Онъ пишетъ почти такъ же хорошо, какъ мистрисъ Гименсъ.
Сказать въ то время, что кто нибудь пишетъ такъ же хорошо, какъ мистрисъ Гименсъ, равнялось тому, какъ еслибы нын чьи либо произведенія сравнили съ теннисоновыми. Молли слушала съ величайшимъ интересомъ.
— Мистеръ Осборнъ Гамлей? Вашъ сынъ пишетъ стихи?
— Да. Его дйствительно можно назвать поэтомъ. Онъ очень умный, блестящій молодой человкъ, и надется получить ученую степень въ Trinity College. Онъ говоритъ, что непремнно займетъ мсто между первыми учениками и получитъ одну изъ канцлерскихъ медалей. Это его портретъ, тотъ, что виситъ позади васъ.
Молли оберпулась и увидла эскизъ, изображавшій двухъ мальчиковъ въ панталончикахъ и дтскихъ курточкахъ и съ откидными воротничками. Старшій сидлъ и внимательно читалъ. Младшій, стоя возл него, какъ будто старался отвлечь его вниманіе отъ книги и обратить на какой-то предметъ, виднвшійся изъ окна — той самой комнаты, гд он теперь находились, узнала Молли, когда разсмотрла аксесуарныя принадлежности, только слегка обозначенныя на картин.
— Мн нравятся ихъ физіономіи! сказала Молли.— Я думаю, съ тхъ поръ, какъ сдланы эти портреты, прошло уже немало времени, и потому я могу говорить съ вами о нихъ такъ, какъ еслибы они изображали не вашихъ сыновей, а кого-нибудь другого, не правдали?
— Конечно, отвчала мистрисъ Гамлей, когда ей удалось схватить смыслъ словъ Молли.— Скажите, что вы о нихъ думаете, моя милая? Мн интересно будетъ сравнить ваше впечатлніе съ дйствительностью.
— О, я не беру на себя опредлить ихъ характеры. Этого я не могу, а еслибъ и могла, то это было бы черезчуръ смло съ моей стороны. Я могу только разсуждать объ ихъ физіономіяхъ, такъ какъ вижу ихъ на портрет.
— Такъ скажите же мн, что вы о нихъ думаете?
— Старшій, читающій мальчикъ, очень хорошъ собой, но я не могу составить себ полнаго о немъ понятія, такъ-какъ у него опущена голова и я не вижу его глазъ. Это мистеръ Осборнъ Гамлей, который пишетъ стихи.
— Да. Онъ теперь нсколько подурнлъ, но онъ былъ очень красивый мальчикъ. Роджера никогда нельзя было сравнивать съ нимъ.
— Нтъ, онъ не хорошъ собой, но мн нравится. Я могу видть его глаза: они серьзны и задумчивы, тогда какъ остальная часть лица скоре весела. Только у него слишкомъ честное и осмысленное выраженіе для того, чтобы стараться отвлечь брата отъ урока.
— Это не урокъ. Я помню, художникъ, мистеръ Гринъ, видлъ однажды, какъ Осборнъ читалъ стихи, а Роджеръ убждалъ его оставить книгу и прокатиться съ нимъ на воз съ сномъ. Это послужило ‘мотивомъ’ картины, говоря на язык художниковъ. Роджеръ не такой охотникъ до чтенія, по крайней-мр, стиховъ и романовъ. Онъ очень любитъ естественныя науки, вслдствіе чего, также какъ и сквайръ, много бываетъ на открытомъ воздух. А когда онъ сидитъ дома, то всегда читаетъ ученыя книги. Какъ бы то ни было, онъ все-таки добрый, честный малый и доставляетъ намъ много радости, только врядъ ли ему удастся составить себ такую же блестящую карьеру, какъ Осборну.
Молли усиливалась по портретамъ составить себ о характерахъ мальчиковъ понятіе, согласное съ тмъ, что говорила о нихъ мать. Въ разсматриваніи другихъ картинъ, и въ разговор о нихъ прошло время до звонка, который увдомлялъ, что скоро шесть часовъ и пора одваться къ обду.
Молли нсколько смутило появленіе горничной, присланной къ ней мистрисъ Гамлей съ предложеніемъ своихъ услугъ. ‘Они, какъ будто, ожидаютъ видть меня очень нарядной’, думала она. ‘Въ такомъ случа имъ предстоитъ разочароваться — вотъ и все. А я очень желала бы, чтобъ мое шелковое, клтчатое платье было уже готово’.
Въ первый разъ въ жизни она посмотрлась въ зеркало съ озабоченнымъ видомъ, и не безъ нкотораго безпокойства. Она увидла тамъ маленькую худощавую фигуру, общавшую современемъ сдлаться высокой и стройной, смуглое личико, массу черныхъ кудрей, перевязанныхъ сзади розовой лентой, и срые продолговатые, съ мягкимъ блескомъ глаза, сверху и снизу окаймленные длинными, черными рсницами.
— Я не должна быть хороша собой, подумала Молли, отходя отъ зеркала: — а впрочемъ, не знаю наврное. Ея сомннія на этотъ счетъ быстро разсялось бы, еслибъ, вмсто того, чтобъ смотрть на себя съ такимъ торжественнымъ видомъ, она улыбнулась своей милой, веселой улыбкой, показала рядъ блестящихъ зубовъ и вызвала ямочки на щочкахъ.
Она рано сошла внизъ и успла до обда нсколько осмотрться и освоиться съ окружающими ее предметами. Комната, въ которой она находилась, имла около сорока футовъ длины, была обита желтымъ атласомъ и изобиловала высокими стульями съ тонкими рзными ножками и маленькими столами. Коверъ, равно какъ и занавси, были мстами потерты. Жардиньерки съ зеленью, большія вазы съ цвтами, старинный фарфоръ, разные баульчики и шкатулки придавали комнат веселый видъ, чему не мало способствовали пять большихъ оконъ, выходившихъ въ прелестный цвтникъ съ геометрически расположенными грядками, посреди которыхъ возвышались солнечные часы. Совершенно неожиданно въ комнату вошелъ сквайръ, въ утреннемъ костюм, и съ изумленіемъ, остановился въ дверяхъ при вид незнакомки въ бломъ плать. Потомъ, какъ-бы внезапно что-то вспомнивъ, не прежде, однако, чмъ Молли успла сильно покраснть, онъ воскликнулъ:
— Господи помилуй, а я было совсмъ о васъ позабылъ! Вы мисъ Гибсонъ, дочь Гибсона, не правда ли? Вы пріхали къ намъ погостить? Я очень, очень радъ васъ видть, моя милая!
И онъ крпко, дружески пожималъ ей руку, какъ-бы желая загладить свою разсянность и заставить забыть свою неловкость.
— Теперь мн надо пойдти одться, сказалъ онъ, смотря на свои грязные штиблеты.— Жена моя любитъ, чтобъ одвались къ обду. Это одна изъ ихъ лондонскихъ затй, къ которой она меня пріучила А впрочемъ, это хорошій обычай: онъ заставляетъ насъ являться въ общество дамъ въ приличномъ вид. Вашъ отецъ одвается къ обду, мисъ Гибсонъ? И не дожидаясь отвта, онъ поспшно ушелъ совершать свой туалетъ.
Они обдали за маленькимъ столомъ въ очень большой комнат, которая заключала въ себ весьма малое количество мебели, имла неуютный видъ и заставляла Молли съ сожалніемъ вспоминать о маленькой столовой въ дом ея отца. Торжественный обдъ въ Гамле еще не усплъ прійдти къ концу, какъ она ужь начала вздыхать по тснот домашняго помщенія, по поспшности, съ какой тамъ подавались кушанья, по нецеремонности, съ которой каждый торопился сть, чтобъ поскоре возвратиться къ своимъ занятіямъ. Ей, правда, пришло въ голову, что въ шесть часовъ вечера вс дневныя занятія уже оканчиваются, и потому всякій можетъ, не стсняясь, сидть за столомъ, сколько ему вздумается. Она измряла глазами пространство между буфетомъ и столомъ, и разсчитывала, сколько времени должны употреблять слуги на хожденіе взадъ и впередъ съ посудой и съ кушаньями. Вообще обдъ показался ей весьма скучнымъ дломъ, которое, повидимому, тянулось такъ долго единственно изъ угожденія сквайру, такъ-какъ мистрисъ Гамлей имла утомленный видъ. Она ла даже еще меньше Молли, велла принести себ веръ и флаконъ, и забавлялась ими, пока не сняли скатерть и на полированномъ, краснаго дерева стол не появился дессертъ.
Сквайръ во время обда былъ слишкомъ занятъ дой, для того, чтобъ вести и поддерживать разговоръ. Онъ говорилъ только о предметахъ, исключительно касавшихся стола, да упомянулъ о двухъ незначительныхъ событіяхъ, въ теченіе утра нарушившихъ однообразіе, съ какимъ обыкновенно проходили его дни. Однообразіе это ему въ высшей степени нравилось, но нсколько утомляло его жену. Когда подали дессертъ, сквайръ взялъ апельсинъ и начавъ его чистить, сказалъ Молли:
— Мисъ Гибсонъ, завтра вы это для меня сдлаете.
— Очень хорошо. Но я и сегодня охотно это сдлаю, если вы позволите, сэръ.
— Нтъ. Сегодня я съ вами обращаюсь, какъ съ гостьей, учтиво и церемонно, а завтра я начну давать вамъ порученія и стану называть васъ вашимъ маленькимъ именемъ.
— Это доставитъ мн большое удовольствіе, сказала Молли.
— Мн самой хочется звать васъ какъ нибудь иначе, вмсто мисъ Гибсонъ, вмшалась мистрисъ Гамлей.
— Меня зовутъ Молли. Это нсколько устарлое имя. При крещеніи меня назвали Мери, но папа предпочитаетъ Молли.
— И хорошо длаетъ. Придерживайтесь добрыхъ, старыхъ привычекъ, моя милая.
— А я нахожу, что Мери благозвучне Молли и ни чуть не мене старо, замтила мистрисъ Гамлей.
— Мн кажется, сказала Молли тихимъ голосомъ и съ опущенными глазами:— меня начали звать Молли въ отличіе отъ мама, которая тоже была Мери.
— Ахъ, да, бдняжка! сказалъ сквайръ, не замчая знаковъ, которые ему длала жена, чтобъ онъ перемнилъ предметъ разговора.— Я помню, какъ ее вс сожалли, когда она умерла. Никто не считалъ ее больной, у нея былъ такой свжій цвтъ лица. Она, можно сказать, вдругъ зачахла.
— Это было жестокимъ ударомъ для вашего отца, сказала мистрисъ Гамлей, видя, что Молли не знаетъ, что ей отвчать.
— Да, да. Это случилось такъ внезапно, такъ скоро посл ихъ свадьбы!
— Мн казалось, что это случилось четыре года спустя, сказала Молли.
— Четыре года — очень короткій срокъ для людей, которые намревались прожить вмст цлую жизнь. Вс полагали, что Гибсонъ снова женится.
— Тс! поспшила сказать мистрисъ Гамлей, увидя по измнившемуся лицу Молли и но выраженію ея глазъ, что эта мысль была для нея совершенно новая. Но сквайра не такъ-то легко было остановить.
— Ну, мн, можетъ быть, и не слдовало бы этого говорить, но, не я одинъ, вс такъ думали. Теперь онъ, безъ сомннія, уже не женится, и потому нечего стсняться. Вдь ему за сорокъ, неправда ли?
— Ему сорокъ-три года. Я не думаю, чтобы онъ когда либо намревался вторично жениться, сказала Молли, возвращаясь къ прежней мысли, указывавшей ей на опасность, мимо которой она прошла безсознательно.
— Нтъ, и я тоже не думаю, моя милая. Онъ мн кажется именно такимъ человкомъ, который способенъ всю свою жизнь остаться вренъ памяти умершей жены. Не обращайте вниманія на слова сквайра.
— Вотъ какъ! Ну, если вы намрены внушать мисъ Гибсонъ неуваженіе къ хозяину дома, то лучше вамъ отсюда уйдти.
Молли послдовала за мистрисъ Гамлей въ гостиную, но съ перемной мста мысли ея не измнились. Он невольно останавливались на опасности, которая была и миновала, невдомо для нея. Въ то же время она удивлялась своей недальновидности и не понимала, какимъ образомъ ей никогда не приходило на умъ, что отецъ ея можетъ вторично жениться. Она сама чувствовала, какъ невпопадъ отвчала на замчанія мистрисъ Гамлей.
— Вонъ папа идетъ съ сквайромъ! внезапно воскликнула она. И дйствительно, они шли по цвтнику, отецъ ея стряхивалъ хлыстомъ пыль съ сапоговъ для того, чтобы явиться въ гостиную мистрисъ Гамлей въ приличномъ вид. Его появленіе въ минуту разсяло запавшія въ душу дочери опасенія на счетъ мнимой возможности для него второго брака. Къ тому же ей была очень пріятна мысль, что онъ не могъ успокоиться, пока не увидлъ собственными глазами, какъ она устроилась въ своемъ новомъ жилищ. Его визитъ вообще ободрилъ ее, хотя онъ весьма немного съ ней говорилъ, да и то все въ шутливомъ тон. Когда онъ ухалъ, сквайръ принялся учить ее какой-то игр въ карты, а у нея къ тому же времени сдлалось такъ легко на душ, что она могла посвятить ему все свое вниманіе. Сквайръ говорилъ безъ умолку о разныхъ предметахъ, которые, по его мннію, могли ее интересовать.
— Такъ вы даже и по виду не знаете моихъ сыновей? А я былъ увренъ, что вы ихъ видли: они любятъ время отъ времени здить въ Голлингфордъ, а Роджеръ, сколько мн извстно, не разъ бралъ книги у вашего отца. Роджеръ малый ученый, а Осборнъ уменъ и талантливъ, какъ его мать. Я нисколько не буду удивленъ, если онъ въ одинъ прекрасный день напечатаетъ книгу. Мисъ Гибсонъ, вы неврно считаете. Еслибъ я захотлъ, я могъ бы отличнымъ образомъ обыграть васъ.
И такъ продолжалось до тхъ поръ, пока не явился дворецкій, который съ торжественнымъ видомъ положилъ передъ своимъ господиномъ большой молитвенникъ. Сквайръ поспшно бросилъ карты, какъ-бы застигнутый за какимъ либо неприличнымъ дломъ. Комната наполнилась слугами и служанками, окна были открыты, печальный крикъ совы и стрекотанье кузнечиковъ сливались съ словами молитвы. Затмъ вс разошлись по своимъ комнатамъ. Такимъ образомъ окончился первый день пребыванія Молли въ Гамле.
Молли подошла къ окну своей спальни и, облокотясь о подоконникъ, вдыхала въ себя свжій ночной воздухъ, пропитанный запахомъ жимолости. Бархатистый мракъ скрывалъ отъ нея вс предметы на нкоторомъ разстояніи, но она чувствовала ихъ присутствіе съ такою же ясностью, какъ еслибы ихъ видла.
— Мн кажется, я буду здсь счастлива, думала Молли, отходя отъ окна и приготовляясь ко сну. Но вдругъ слова сквайра о возможности второго брака для ея отца промелькнули у ней въ памяти, и смутили миръ, наполнявшій ея сердце.— На комъ бы онъ могъ жениться? спрашивала она у самой себя.— На мисъ Эйръ? На мисъ Броунингъ? На мисъ Фбе? На мисъ Гуденофъ? Но по той или другой причин, каждая изъ этихъ личностей оказывалась неподходящей къ длу. А между тмъ неудовлетворенный вопросъ лежалъ у нея на сердц тяжелымъ камнемъ и не давалъ ей спокойно заснуть.
На слдующее утро мистрисъ Гамлей не сошла внизъ, и Молли со страхомъ увидла, что ей придется завтракать съ глазу на глазъ съ сквайромъ. Онъ же, изъ уваженія къ своей гость, отложилъ въ сторону газеты. Одна изъ нихъ, старый, пользовавшійся большой популярностью органъ торіевъ, заключала въ себ вс мстныя новости — самыя интересныя для сквайра. Другая — Morning Chronicle, которую онъ называлъ горькимъ лекарствомъ, обыкновенно вызывала у него выраженія сильнаго неудовольствія, а нердко даже и крпкія словца. Но ныншній день онъ хотлъ ‘держаться правилъ приличія’, какъ онъ самъ посл объяснилъ Молли. Съ этою цлью онъ завелъ съ ней разговоръ и всячески старался его поддерживать. Онъ говорилъ о своей жен, о дтяхъ, объ имніи, о разныхъ хозяйственныхъ распоряженіяхъ, объ арендаторахъ и о послднихъ выборахъ. Интересы Молли вертлись около ея отца, мисъ Эйръ, ея сада и поля и, въ нсколько меньшей мр, около мисъ Броунингъ, около комнорской школы и новаго платья, которое мисъ Роза должна была прислать. Но, несмотря на все это, одинъ вопросъ неотвязчиво ее преслдовалъ, вопросъ о томъ: ‘на комъ бы могъ папа вторично жениться?’ И она съ трудомъ удерживалась, чтобъ не произнести его вслухъ. Пока длился завтракъ, сквайръ и Молли были очень учтивы другъ съ другомъ, и это ихъ обоихъ нсколько утомило. За тмъ сквайръ пошелъ въ свой кабинетъ читать еще нетронутыя газеты. Въ дом вс имли обыкновеніе называть ‘кабинетомъ’ комнату, въ которой сквайръ Гамлей держалъ свои платья, сапоги, штиблеты, палки, любимый садовый ножъ, ружье и удочки. Здсь, между прочимъ, стояли бюро и покойное кресло, но не было ни одной книги, которыя по большей части хранились въ обширной, пропитанной запахомъ плсени комнат, въ отдаленной части дома, столь отдаленной, что слуги нердко забывали открывать тамъ ставни. Окна этой комнаты выходили на часть парка, густо поросшую кустарникомъ. На кухн даже существовало преданіе, что покойный сквайръ — тотъ самый, который ‘провалился на экзамен’ въ Оксфорд, приказалъ задлать въ библіотек окна, съ цлью избавиться отъ оконной пошлины. Но когда ‘молодые джентльмены’ бывали дома, то слуги сами по себ, безъ всякаго приказанія со стороны господъ, убирали и чистили библіотеку, открывали ставни, зажигали огонь въ камин и сметали пыль съ прекрасно переплетенныхъ книгъ, которыя представляли богатое собраніе лучшихъ произведеній литературы второй половины прошлаго столтія. Новйшія сочиненія хранились въ небольшихъ шкапикахъ, помщавшихся въ гостиной между окнами, и на верху въ собственной комнат мистрисъ Гамлей. Этого запаса было боле нежели достаточно для Молли. Она такъ погрузилась въ чтеніе одного изъ романовъ Вальтеръ-Скотта, что, когда часъ спустя посл завтрака, сквайръ подошелъ по усыпанной пескомъ дорожк къ окну гостиной и позвалъ ее съ собой гулять, она вскочила въ испуг, какъ будто въ ушахъ ея раздался выстрлъ.
— Вамъ, моя милая, я думаю, немножко скучно сидть тутъ одной съ книгами. Но моя жена любитъ, чтобъ ее не безпокоили по утрамъ. Она, правда, предупредила объ этомъ вашего отца, и я тоже, но тмъ не мене мн стало васъ жаль, когда я увидлъ васъ, сидящую на полу гостиной въ совершенномъ одиночеств.
Молли читала ‘Ламермурскую невсту’, и охотно осталась бы дома за своей книгой, но доброта сквайра ее тронула. Они прошли сквозь оранжереи, по тщательно содержимымъ лугамъ, къ огороду, обнесенному высокой стной. Сквайръ отворилъ калитку и, продолжая свой путь, отдавалъ приказанія садовникамъ. Молли за нимъ слдовала, какъ маленькая собачка, а головка ея была полна ‘Ревенсвудомъ’ и ‘Люси Аштонъ’. Наконецъ, сквайръ покончилъ съ садовниками и всякаго рода работниками, и могъ заняться исключительно своей спутницей. Они вошли въ рощу, отдлявшую сады отъ полей. Молли съ своей стороны постаралась оторваться отъ семнадцатаго столтія, куда перенесло ее чтеніе романа. Мысли ея снова обратились на тотъ вопросъ, который такъ упорно ее преслдовалъ со вчерашняго дня. Она не успла опомниться, какъ онъ совершенно невольно сорвался у нея съ языка.
— На комъ, думали, папа снова женится, знаете тогда, посл смерти мама?
На послднихъ словахъ голосъ, ея задрижалъ. Сквайръ быстро къ ней обернулся. Она была очень серьзна, немного блдна, а глаза ея смотрли почти повелительно, какъ-бы требуя немедленнаго отвта.
Онъ засвисталъ, чтобъ выиграть время. Да ему, собственно говоря, нечего было и отвчать. Мистеръ Гибсонъ никогда не подавалъ повода соединять его имя съ именемъ какой бы то ни было женщины. Слухи о его второмъ брак были не боле, какъ предположенія, основанныя на вроятіи: молодой вдовецъ остался съ маленькой двочкой на рукахъ, самое лучшее, что онъ могъ сдлать, это снова жениться.
— Я не слышалъ, чтобъ кого нибудь по преимуществу прочили ему въ жены. Онъ никогда никому не оказывалъ предпочтенія, но еслибъ вздумалъ вторично жениться, то это было бы только въ порядк вещей и, право, недурно. Я такъ ему и сказалъ, когда онъ здсь былъ въ послдній разъ.
— А что онъ отвчалъ? съ безпокойствомъ спросила Молли.
— Ничего, а только улыбнулся. Вамъ не слдуетъ такъ принимать къ сердцу каждое слово, моя милая. Онъ, весьма вроятно, боле не женится, а если женится, то это будетъ очень хорошо, какъ для него, такъ и для васъ!
Молли что-то пробормотала, что сквайръ, еслибъ захотлъ, могъ бы разслышать, но онъ счелъ за лучшее перемнить разговоръ.
— Посмотрите сюда! сказалъ онъ, когда они внезапно очутились въ виду большого пруда. На его гладкой, блестящей поверхности возвышался маленькій островокъ, на которомъ росли по середин высокія темныя сосны, а по краямъ серебристыя ивы, касавшіяся втками воды.— Мы съ вами надняхъ тамъ побываемъ. Я не люблю употреблять лодку въ это время года, пока молоденькія птички еще покоятся въ своихъ гнздышкахъ посреди тростника и другихъ водяныхъ растеній, но мы все-таки създимъ на островокъ. Тамъ много лысухъ и гагары.
— Посмотрите, посмотрите: лебедь!
— Да, у насъ ихъ дв пары. А вонъ тамъ, въ деревьяхъ, водятся вороны и цапли. Странно, что я этотъ годъ не видлъ еще ни одной цапли! Имъ пора бы быть здсь: въ август он ужь снова улетаютъ за моря. Тс, тише! Вонъ на камн стоитъ птица съ длинной шеей: не цапля ли это?
— Кажется. Я до сихъ поръ видла ихъ только на картинкахъ.
— Он и вороны находятся въ постоянной вражд другъ съ другомъ, что вовсе не пристало такимъ близкимъ сосдямъ. Если цапли, самецъ и самка, одновременно отлучатся изъ гнзда, вороны непремнно его расклюютъ и растащутъ. Однажды, мн Роджеръ указалъ на стаю воронъ, которая преслдовала одинокую цаплю, повидимому — съ весьма недружелюбнымъ намреніемъ. Роджеръ много занимается естественными науками и иногда открываетъ престранныя вещи. Еслибъ онъ теперь съ нами гулялъ, то, безъ сомннія, ужь разъ десять оставлялъ бы насъ для своихъ наблюденій: его глаза постоянно за чмъ нибудь слдятъ и видятъ двадцать предметовъ тамъ, гд я вижу всего только одинъ. Ему случается иногда стремглавъ бросаться въ кусты, завидвъ тамъ какое нибудь растеніе, по его словамъ, очень рдкое, но которое, мн казалось, я на каждомъ шагу встрчалъ въ лсу. А еслибъ онъ теперь видлъ вотъ это — и сквайръ коснулся палкой легкой ткани паутины, покрывавшей листокъ — то немедленно опредлилъ бы, чье это произведеніе: паука или какого другого наскомаго, и сказалъ бы, гд оно живетъ: въ изгнившихъ ли еловыхъ пняхъ, въ расщелинахъ ли крпкаго здороваго дерева, въ земл или въ воздух, или въ какомъ бы то мы было мст. Жаль, что въ Кембридж не даютъ ученыхъ степеней по части естественныхъ наукъ! Роджеръ непремнно удостоился бы одной изъ нихъ.
— А мистеръ Осборнъ Гамлей очень уменъ и талантливъ? робко спросила Молли.
— О, да! Осборнъ нчто въ род генія. Его мать возлагаетъ на него большія надежды, да и я самъ не мало имъ горжусь. Онъ непремнно получитъ степень въ Trinity College. Вчера еще я говорилъ въ собраніи судей: ‘У меня есть сынъ, который надлаетъ шуму въ Кембридж, или я жестоко ошибаюсь’. Ну, не странная ли это игра природы — продолжалъ сквайръ, обративъ свое честное лицо къ Молли и какъ-бы намреваясь подлиться съ ней новой мыслью: — не странная ли это игра природы, что я Гамлей изъ Гамлея, предки котораго жили богъ-знаетъ когда, во времена гептархіи говорятъ… Когда это была гептархія?
— Не знаю, отвчала Молли, смущенная внезапнымъ вопросомъ.
— Вроятно, до вступленія на престолъ короля Альфреда, который, какъ вамъ извстно, былъ королемъ цлой Англіи. Ну, такъ я говорилъ: вотъ я, потомокъ весьма древняго рода, а между тмъ, кто, незнающій меня лично, согласится признать во мн просто джентльмена, увидя мое красное лицо, большія руки и ноги и толстый станъ? И вотъ Осборнъ, похожій на мать, которая едва ли знаетъ, кто былъ ея ддъ. И что же? у Осборна лицо нжное, какъ у двушки, маленькія рука и ноги и стройный станъ. Онъ пошелъ въ мать, какъ я уже говорилъ. За то Роджеръ похожъ на меня, онъ Гамлей изъ Гамлея, и никому, встртившему его на улиц, не прійдетъ въ голову, что въ жилахъ этого смуглаго, широкоплечаго, неуклюжаго молодца течетъ благородная кровь. А весь этотъ комнорскій людъ, который играетъ такую важную роль въ Голлингфорд? Онъ не боле, какъ произведеніе вчерашняго дня. Еще на дняхъ я говорилъ жен, что Осборна слдовало бы женить на дочери лорда Голлингфорда, то-есть, еслибы у него была дочь, къ сожалнію, у него одни мальчики. А впрочемъ, я не знаю еще, согласился бы я, право, не знаю. Осборнъ получитъ высокое образованіе, родъ его ведется отъ времени гептархіи, тогда какъ кто можетъ сказать, гд были Комноры въ царствованіе королевы Анны?— И онъ погрузился въ размышленіе о томъ, могъ ли бы онъ дать свое согласіе на столь неравный бракъ. Молли уже успла забыть, о чемъ они говорили, какъ вдругъ онъ испугалъ ее громкимъ восклицаніемъ: Нтъ! Мн слдуетъ искать выше. Итакъ, это, можетъ быть, еще къ лучшему, что у лорда Голлингфорда только сыновья.
Черезъ нсколько времени онъ съ низкимъ поклономъ и изысканной любезностью поблагодарилъ Молли за ея сообщество, и сказалъ, что леди Гамлей, безъ сомннія, теперь уже встала и желаетъ видть свою молоденькую гостью. Онъ показалъ ей красный домъ, выглядывавшій изъ-за зелени, растолковалъ, какъ къ нему пройдти, и покровительственно слдилъ за ней взоромъ, пока она шла но тропинк, проложенной черезъ поля.
— А славная двочка, дочь Гибсона! сказалъ онъ про себя: — да какъ же она всполошилась при мысли о возможности для него второго брака! Съ ней надо держать ухо востро. Но странно, что она сама никогда объ этомъ еще не думала. А впрочемъ, и то правда: мачиха для молодой двушки, и вторая жена для мужчины — дв совершенно различныя вещи.

VII.
Предчувствіе опасности.

Если сквайръ Гамлей не былъ въ состояніи отвчать на вопросъ Молли о томъ, на кого общественное мнніе когда-либо указывало, какъ на будущую вторую жену ея отца, за то судьба въ это время готовила ей отвтъ, да еще самаго положительнаго свойства. Но вдь судьба хитрая плутовка: она созидаетъ свои планы такъ же незамтно, какъ птица гнздо, и изъ такихъ же ничтожныхъ матеріаловъ, изъ такихъ же бездлицъ. Первой бездлицей въ этомъ случа была тревога, поднятая Дженни, кухаркой мистера Гибсона, по случаю отказа отъ мста Бетіи. Бетія была дальняя родственница Дженни, и находилась подъ покровительствомъ этой особы, которая, вслдствіе этого, не переставала утверждать, что изъ дому ‘слдовало бы выпроводить соблазнителя, мистера Кокса, а не Бетію, бдную, соблазненную имъ жертву’. Она забрала себ въ голову дать почувствовать мистеру Гибсону его несправедливость. Онъ, правда, постарался доставить Бетіи другое мсто, не хуже того, какое она занимала въ его дом, но, тмъ не мене, Дженни объявила ему о своемъ намреніи тоже отойдти отъ него. Изъ прежнихъ опытовъ мистеръ Гибсонъ зналъ, что все это только одни слова, но ему было непріятно находиться въ неизвстности и подвергаться непріятнымъ столкновеніямъ съ женщиной, которая носила на своемъ лиц явные признаки обиды и негодованія.
Къ этимъ мелочнымъ домашнимъ хлопотамъ присоединилось еще одно, и боле серьзное обстоятельство. Мисъ Эйръ, со своей старухой-матерью и сиротами племянниками и племянницами, ухала къ морю, гд и намревалась провести все время отсутствія Молли, которое, какъ первоначально предполагалось, продлится не боле двухъ недль. Но не прошло и десяти дней, какъ мистеръ Гибсонъ получилъ красиво-написанное, прекрасно-составленное и акуратно сложенное и запечатанное письмо отъ мисъ Эйръ. Ея старшій племянникъ заболлъ скарлатиной, и слдовало ожидать, что младшія дти не замедлятъ отъ него заразиться. Это было въ высшей степени непріятно и даже тяжело для бдной мисъ Эйръ, потому что увеличивало ея расходы, причиняло ей новыя заботы, и, вдобавокъ, приковывало ее къ дому, который такъ внезапно постила страшная болзнь. Но она даже и не упоминала о собственныхъ затрудненіяхъ, а только кротко извинялась въ томъ, что не будетъ въ состояніи возвратиться къ сроку въ семейство мистера Гибсона. Въ заключеніе говорилось, что у Молли никогда не было скарлатины, и потому, даже еслибъ мисъ Эйръ и могла оставить племянниковъ и возвратиться къ своимъ занятіямъ, врядъ-ли бы это было благоразумно и безопасно.
— Конечно, нтъ, сказалъ Гибсонъ, разрывая письмо на двое, и бросая его въ каминъ, гд оно немедленно превратилось въ пепелъ: — желалъ бы я жить гд-нибудь въ уединеніи, такъ, чтобъ вокругъ меня на десять миль не было ни одной женщины: авось, я тогда обрелъ бы спокойствіе. Вроятно, онъ забылъ о способности досаждать мистера Кокса, или и тутъ все зло приписывалъ бдной Молли. Но въ комнату вошла прибирать завтракъ мученица-кухарка, и возвстила свое присутствіе глубокимъ вздохомъ, который вывелъ мистера Гибсона изъ задумчивости и напомнилъ ему, что надо дйствовать.
— Молли должна подольше остаться въ Гамле, ршилъ онъ: — они часто звали ее къ себ, пусть же теперь вдоволь насладятся ея присутствіемъ. Ей никакъ нельзя въ настоящее время возвратиться домой, и самое лучшее, что я могу сдлать, это оставить ее тамъ, гд она находится. Мистрисъ Гамлей, кажется, полюбила ее, а сама она иметъ довольный и счастливый видъ и даже, какъ будто, пополнла. Во всякомъ случа, я завтра побываю въ Гамле, и посмотрю, какъ тамъ идутъ дла.
Онъ засталъ мистрисъ Гамлей лежащею на соф подъ тнью кедроваго дерева, на лужайк. Молли вертлась вокругъ нея, и подъ ея руководствомъ подвязывала цвты и очищала ихъ отъ сухихъ листьевъ.
— Папа пріхалъ! радостно вскрикнула она, когда онъ подъзжалъ къ изгороди, отдлявшей тщательно содержимую лужайку и цвтникъ отъ боле дикой части парка, противъ самаго дома.
— Войдите въ домъ, а за тмъ приходите сюда, сквозь большое окно въ гостиной, сказала мистрисъ Гамлей, приподнимаясь на локт: — мы хотимъ показать вамъ розовое дерево, которое Молли сама привила, чмъ мы об не мало гордимся.
Мистеръ Гибсонъ прохалъ на конюшню, оставилъ тамъ свою лошадь и вскор очутился на лужайк, подъ кедровымъ деревомъ, гд стояли столъ и стулья и были разбросаны книги и спутанная работа. Ему непріятно было просить о томъ, чтобъ Молли позволили продлить ея визитъ, и потому онъ ршился поскорй съ этимъ покончить, а затмъ, уже безмятежно отдаться наслажденію прелестнымъ днемъ, нокоемъ и ароматнымъ воздухомъ. Молли стояла возл него, положивъ ему на плечо руку.
— Сегодня я пріхалъ къ вамъ съ просьбой, началъ онъ.
— Она исполнена, прежде нежели произнесена вами. Не храбрая ли я посл этого женщина?
Онъ улыбнулся, поклонился и продолжалъ:
— Мисъ Эйръ, бывшая гувернантка Молли, увдомила меня сегодня о болзни одного изъ своихъ маленькихъ племянниковъ, съ которыми похала въ Ньюпортъ, на время отсутствія Молли. У него открылась скарлатина.
— Я угадываю, въ чемъ заключается ваша просьба, и спшу предупредить ее. Это я прошу и умоляю васъ, оставить у меня мою дорогую, маленькую Молли. Конечно, мисъ Эйръ не должна возвращаться, а Молли необходимо остаться здсь!
— Очень, очень благодарю васъ.— Да, въ этомъ и состояла моя просьба.
Ручка Молли скользнула въ его большую, сильную и угнздилась тамъ.
— Папа! Мистрисъ Гамлей! Я знаю, вы поймете меня… нельзя ли мн похать домой? Я очень счастлива здсь, но папа, милый папа! я предпочитаю быть дома съ вами.
Непріятное подозрніе промелькнуло у него въ голов. Онъ притянулъ ее къ себ и пристально взглянулъ въ ея невинное личико. Она покраснла отъ этого неожиданнаго движенія, но глаза ея выражали скоре изумленіе, нежели то чувство, которое онъ опасался въ нихъ найдти. На минуту онъ подумалъ, что любовь юнаго рыжеволосаго мистера Кокса встртила отвтъ въ сердц Молли, но теперь онъ совсмъ успокоился.
— Молли, прежде всего замчу теб, что ты неучтива. Я не знаю, какъ ты теперь помиришься съ мистрисъ Гамлей. Затмъ ты, кажется, себя считаешь умне меня. Я не хочу имть тебя дома: оставайся же, гд ты есть и будь благодарна.
Молли поняла, что вопросъ о ея дальнйшемъ пребываніи въ Гамле ршенъ у него безвозвратно. Въ ней пробудилось чувство недовольства, она оставила отца, подошла къ мистрисъ Гамлей и поцаловала ее, не говоря ни слова. Мистрисъ Гамлей взяла ее за руку и очистила для нея мсто возл себя на соф.
— Я въ слдующій же вашъ пріздъ хотла васъ просить, мистеръ Гибсонъ, оставить у меня еще Молли. Мы съ ней прекрасные друзья, неправда ли, Молли? А теперь, когда милый маленькій племянникъ миссъ Эйръ…
— Я желалъ бы его высчь, перебилъ мистеръ Гибсонъ.
— Далъ намъ къ тому поводъ, продолжала мистрисъ Гамлей: — я нескоро отпущу Молли. Вы же должны прізжать съ намъ такъ часто, какъ только можете. У насъ найдется для васъ комната и я не вижу, почему бы вамъ каждое утро не начинать вашихъ визитовъ къ больнымъ съ Гамлея, вмсто Голлингфорда?
— Благодарю васъ. Еслибъ вы не были такъ добры къ Молли, то я не удержался бы и отвтилъ вамъ дерзостью.
— Какою, скажите пожалуйста? Я знаю, вы не успокоитесь, пока не выпустите ее.
— Мистрисъ Гамлей, по крайней-мр, теперь будетъ знать, у кого я научилась быть дерзкой, съ торжествомъ произнесла Молли.— Это у насъ наслдственное.
— Я хотлъ сказать, что ваше предложеніе мн — проводить ночи въ Гамле чисто женская мысль: въ ней много доброты, и ни капли здраваго смысла. Какъ бы больные отыскивали меня за семь миль отъ моего обыкновеннаго мста жительства? Они бы стали посылать за другимъ докторомъ, и я черезъ мсяцъ совершенно разорился бы.
— Разв они не могли бы посылать за вами сюда? Это не дорого бы стоило.
— Представьте себя стараго Гуди Генбри, съ трудомъ пробирающагося въ мой домъ и стонущаго на каждомъ шагу. Каково было бы его положеніе, еслибъ ему сказали, что онъ долженъ идти меня отыскивать еще за семь миль! Или возьмемъ другой примръ. Вы думаете франтъ, грумъ леди Комноръ, поблагодарилъ бы меня за то, что ему пришлось бы здить въ Гамлей всякій разъ, какъ я понадобился бы его госпож?
— Хорошо, хорошо, я покоряюсь! Я женщина. Молли, вы тоже женщина! Подите же, прикажите подать вашему отцу земляники со сливками: подобныя скромныя распоряженія входатъ въ область женскихъ занятій. Къ тому же, угостивъ его земляникой со сливками, мы сдлаемъ очень доброе, но лишенное здраваго смысла дло: это доставитъ ему отличное разстройство желудка.
— Говорите, пожалуйста, только за себя, мистрисъ Гамлей, весело возразила Молли.— Я вчера съла огромную порцію, когда сквайръ увидлъ, съ какимъ аппетитомъ я ее уплетала, онъ самъ пошелъ въ молочную и принесъ мн большую крынку сливокъ. А сегодня, несмотря на это, я здоровехонька и какъ ни въ чемъ ни бывала.
— Хорошая она у меня двочка, сказалъ ея отецъ, когда она скрылась изъ виду. Слова эти были произнесены скоре утвердительнымъ, нежели вопросительнымъ тономъ, какъ будто онъ не сомнвался въ отвт. Въ глазахъ виднлась смсь нжности и доврія, а подтвержденіе, которое онъ ожидалъ, не замедлило явиться.
— Она прелестное созданье! Не умю вамъ сказать, какъ сквайръ и я ее сильно полюбили. Я такъ рада, что она у насъ еще останется! Сегодня утромъ я съ тоской думала, что мн скоро придется съ ней разстаться, но теперь она пробудетъ здсь, по крайней-мр, еще два мсяца.
Сквайръ дйствительно очень полюбилъ Молли. Ему весьма пріятно было имть у себя молоденькую двочку, которая прыгала и распвала въ саду и оживляла домъ своей рзвостью. Къ тому же Молли была очень умна и услужлива, она умла кстати говорить и кстати молчать и слушать. Мистрисъ Гамлей не ошибалась, когда утверждала, что Молли пріобрла расположеніе сквайра. Но, или она дурно выбрала время, чтобъ объявить ему о продолженіи пребыванія Молли въ Гамле, или на него нашелъ одинъ изъ тхъ припадковъ дурнаго расположенія духа, которые, надо сказать правду, онъ всегда старался сдерживать въ присутствіи жены, какъ бы то ни было, онъ принялъ это извстіе далеко не любезнымъ образомъ.
— Останется здсь еще на нсколько времени! Самъ Гибсонъ объ этомъ просилъ?
— Да! Иначе ей некуда дваться. Миссъ Эйръ въ отсутствіи, а ей, молоденькой двушк, безъ матери весьма неудобно стоять во глав хозяйства, которое заключаетъ въ себ двухъ молодыхъ людей.
— Вольно же Гибсону принимать къ себ воспитанниковъ, учениковъ или помощниковъ, какъ бы они тамъ ни назывались! Ему слдовало объ этомъ прежде подумать.
— Мой милый сквайръ, я была уврена, что ты не мене меня обрадуешься случаю, который позволяетъ намъ удержать у себя Молли. Я просила ее остаться на неопредленное время, мсяца на два по крайней-мр.
— Да, и жить подъ одной кровлей съ Осборномъ! Роджеръ тоже будетъ дома!
Мистрисъ Гамлей поняла, въ чемъ дло.
— О, она не такого рода двушка, какія плняютъ молодыхъ мальчиковъ въ ихъ годы. Мы ее любимъ за ея милыя качества, за то, что она есть, въ дйствительности, но для молодыхъ людей двадцати-одного, двадцати-двухъ лтъ нужно еще кое что…
— Что такое?— проворчалъ сквайръ.
— Нарядныя платья и особеннаго рода манеры. Они даже не замтятъ, что она хорошенькая, ихъ идеи о красот вертятся на яркихъ краскахъ, бросающихся въ глаза.
— Все это, можетъ быть, очень умно, но мн ршительно непонятно. Я знаю только то, что весьма опасно запирать въ уединенномъ деревенскомъ дом двухъ молодыхъ людей двадцати-одного и двадцати-трехъ лтъ съ молоденькой семнадцатилтней двушкой, въ чемъ бы она ни была одта и какого бы цвта ни были ея глаза и волосы. Я теб говорилъ, какъ не желаю, чтобъ Осборнъ или его братъ влюбились въ нее. Мн это очень непріятно.
Лицо мистрисъ Гамлей омрачилось, она даже немного поблднла.
— Въ такомъ случа не сдлать ли намъ какихъ либо распоряженій, пока она у насъ будетъ? Пусть мальчики останутся въ Кембридж или мсяца на два подутъ за-границу.
— Ни подъ какимъ видомъ: ты слишкомъ сильно желала ихъ возвращенія. Я видлъ замтки, которыя ты длала въ альманах, считая дни. Нтъ, я лучше поговорю съ Гибсономъ, скажу ему, чтобъ онъ взялъ дочь, что намъ неудобно .
— Мой милый Роджеръ! Прошу тебя, не длай ничего подобнаго! Это будетъ очень грубо, особенно посл того, что я ему вчера говорила. Прошу тебя, не длай этого. Ради меня, не говори ничего мистеру Гибсону.
— Ну, ну, хорошо, не волнуйся, поспшилъ онъ сказать, замтя нервное волненіе, въ какое она пришла.— Я поговорю съ Осборномъ, когда онъ прідетъ и объясню ему, какъ было бы непріятно нчто подобное.
— А Роджеръ слишкомъ занятъ своей естественной исторіей и сравнительной анатоміею. Онъ такъ углубленъ въ нихъ, что неспособенъ влюбиться даже и въ само Венеру. У него нтъ ни той чувствительности, ни того воображенія, какъ у Осборна.
— Ты этого не знаешь. Никогда не слдуетъ слишкомъ разсчитывать на благоразуміе молодыхъ людей. Но съ Роджеромъ это было бы не такъ, важно. Онъ знаетъ, что ему еще впродолженіе многихъ лтъ нельзя жениться.
Все это утро сквайръ тщательно избгалъ Молли, передъ которой чувствовалъ себя какъ-бы виноватымъ. Но она ничего не замчала, была по обыкновенію весела, мила и свободна, какъ гостья, увренная въ расположеніи къ себ хозяевъ. Какъ бы сквайръ ни былъ съ ней угрюмъ и сдержанъ, она ни минуты въ немъ не сомнвалась, и своимъ ласковымъ обращеніемъ успла побдить его предубжденіе. На другое утро они снова были, попрежнему, друзьями. Когда они вс сидли за завтракомъ, пришло письмо, которое сквайръ, прочитавъ, передалъ жен, и потомъ взялъ его отъ нея обратно. Они ни слова не сказали о его содержаніи, а только обмнялись слдующими замчаніями:
— Какъ это кстати!
— Да! Очень!
Молли и въ голову не пришло примнить эти восклицанія къ извстію, которое ей сообщила мистрисъ Гамлей въ теченіе дня. Ея сынъ, Осборнъ, получилъ приглашеніе провести нсколько времени въ окрестностяхъ Кембриджа у одного изъ своихъ друзей, а можетъ быть, даже и сопровождать его на континентъ, гд тотъ намревался совершить небольшое путешествіе. Вслдствіе этого Роджеръ прідетъ домой одинъ.
Молли съ жаромъ выразила свое сожалніе:
— О, какъ мн жаль!
Мистрисъ Гамлей была очень рада, что мужъ не слышалъ этого восклицанія и пыла, съ какимъ оно было произнесено.
— Вы такъ много думали о его прізд, такъ ожидали его, а теперь!… это должно васъ очень огорчать!
Мистрисъ Гамлей улыбнулась съ чувствомъ облегченія.
— Конечно, это меня огорчаетъ, но я не должна забывать объ удовольствіи Осборна. А со своей впечатлительной, поэтической душой, онъ намъ будетъ писать такія прелестныя письма! Бдняжка! Ему предстоитъ на дняхъ трудный экзаменъ, въ благопріятномъ исход котораго, впрочемъ, ни я, ни его отецъ, нисколько не сомнваемся. Какъ мн хотлось бы видть моего дорогого мальчика! Но все къ лучшему…
Молли была нсколько удивлена противорчіемъ звучавшимъ въ послднихъ словахъ. Для нея это тоже было маленькимъ разочарованіемъ: ей сильно хотлось видть красиваго, блестящаго юношу, героя своей матери. Она не разъ старалась представить его себ въ своихъ двичьихъ мечтахъ, и спрашивала себя, какія перемны могли, по прошествіи десяти лтъ, произойдти въ миловидныхъ чертахъ мальчика, портретъ котораго вислъ въ комнат мистрисъ Гамлей. Будетъ ли онъ читать вслухъ стихи? думала она. Прочтетъ ли онъ ей когда нибудь свои собственныя произведенія? Но посреди многочисленныхъ дневныхъ занятій она недолго помнила объ этой обманутой надежд. Впервые она пришла ей на умъ только на слдующее утро, когда она проснулась съ неопредленнымъ сознаніемъ, что произошло нчто не совсмъ пріятное, но и это ощущеніе вскор исчезло. Ея дни въ Гамле были наполнены обязанностями, которыя принадлежали бы дочери семейства, еслибы таковая существовала. Она приготовляла завтракъ сквайру, и охотно относила бы наверхъ порцію мистрисъ Гамлей, но сквайръ самъ исполнялъ это каждое утро, и никому не хотлъ уступить свое право. Она читала ему вслухъ т части газеты, которыя печатаются мелкимъ шрифтомъ: биржевыя извстія, включая денежный курсъ и таксу на хлбъ. Она гуляла съ нимъ по саду и рвала цвты для гостиной мистрисъ Гамлей. Съ послдней она ежедневно каталась въ карет и читала съ ней стихи и разныя другія произведенія легкой литературы въ ея маленькой гостиной на верху. Она отлично выучилась играть въ карты, такъ что успвала даже обыгрывать сквайра. Кром того, у Молли, независимо отъ всего этого, были еще ея собственныя занятія и личные интересы. Она каждый день посвящала часъ времени игр на фортепьяно, потому что общала это мисъ Эйръ. Она узнала о существованіи библіотеки, часто посщала ее и имла обыкновеніе сама открывать тяжелыя ставни, если служанка забывала это сдлать. Затмъ она влзала на лстницу и, угнздившись на одной изъ ступенекъ, проводила часъ или два за чтеніемъ старыхъ англійскихъ классиковъ. Лтніе дни казались очень короткими этой счастливой семнадцатилтней двушк.

VIII.
Опасность увеличивается.

Въ четвергъ, обыкновенно спокойный гамлейскій домъ былъ взволнованъ ожиданіемъ Роджера. Послдніе два или три дня мистрисъ Гамлей не совсмъ хорошо себя чувствовала, и какъ будто о чемъ-то тревожилась, самъ сквайръ, безъ видимой на то причины, тоже былъ точно не въ своей тарелк. Они не сочли нужнымъ сообщить Молли о томъ, что имя Осборна по послднимъ экзаменамъ стало весьма низко въ математик. Ихъ гостья только догадывалась, что въ дом что-то неладно, но надялась на пріздъ Роджера, который, думала она, все приведетъ въ надлежащій порядокъ. Ея же собственныя усилія и ухищренія не имли никакого результата.
Въ четвергъ служанка извинилась передъ ней по случаю какой-то неисправности, говоря, что была занята приготовленіемъ комнатъ мистера Роджера. ‘Он и безъ того всегда въ порядк, говорила она:— но мистрисъ Гамлей приказываетъ еще провтривать и чистить ихъ передъ самымъ пріздомъ молодыхъ джентльменовъ. Еслибъ ожидали мистера Осборна, то весь домъ былъ бы на ногахъ, на то онъ и старшій сынъ’. Молли забавляли эти доказательства исключительности и неотъемлемости правъ наслдника имнія. Но она и сама до нкоторой степени успла заразиться семейнымъ предразсудкомъ насчетъ того, что не было вещи, слишкомъ хорошей тамъ, гд дло шло о ‘старшемъ сын’. Въ глазахъ отца Осборнъ бытъ представитель древняго рода Гамлеевъ изъ Гамлея, будущій владтель земли, которая цлыя тысячелтія принадлежала имъ. Его мать особенно любила его за сходство съ ней: они были точно вылиты въ одну форму умственно и физически, онъ даже носилъ ея двичье имя. Она внушила и Молли довріе къ его качествамъ, и, несмотря на улыбку, съ какой молодая двушка слушала болтовню служанки, она тоже всячески старалась бы выказать свое уваженіе и преданность къ ‘наслднику’, еслибъ ожидали его, а не его брата. Посл завтрака мистрисъ Гамлей пошла отдохнуть и приготовиться къ пріему Роджера. Молли удалилась въ свою комнатку съ намреніемъ остаться тамъ до обда: она не хотла мшать встрч отца и матери съ сыномъ. Она захватила съ собой наверхъ тетрадь съ стихотвореніями Осборна Гамлея: его мать не разъ читала ихъ вслухъ ей. Молли попросила позволенія списать т изъ нихъ, которыя ей особенно нравились. Она услась съ этимъ занятіемъ у открытаго окна, взоръ ея нердко устремлялся вдаль и покоился на садахъ и лсахъ, облитыхъ полуденнымъ жаромъ и дрожащихъ подъ легкимъ дуновеніемъ втерка. Невозмутимая тишина царствовала въ дом, гд самымъ выдающимся звукомъ было жужжанье синихъ мухъ на большомъ окн на лстниц. На открытомъ воздух тоже все вкушало миръ и покой. Пчелы заботливо увивались вокругъ цвточныхъ клумбъ, издали съ луговъ доносились голоса косарей, порывъ втра время отъ времени приносилъ струю воздуха, пропитаннаго запахомъ свжаго сна, а вблизи розы и жимолость разливали упоительное благоуханіе. Молли испытывала на себ чарующее вліяніе этого тихаго лтняго дня. Она перестала писать, рука ея, утомленная непривычнымъ занятіемъ, тяжело опустилась на колно, и она лниво начала заучивать наизусть одно изъ стихотвореній:
I asked of the wind, but answer made it none,
Save its accustomed sad and solitary moan —
(Я вопрошалъ втеръ, но не получалъ въ отвтъ ничего, кром его обычныхъ, заунывныхъ стоновъ) твердила она, потерявъ сознаніе значенія словъ и повторяя ихъ чисто механически. Вдругъ слухъ ея былъ поражонъ стукомъ затворяющейся калитки, шумомъ колесъ, катившихся по сухому песку, и лошадинымъ топотомъ. Затмъ въ дом раздался громкій веселый голосъ, который съ необыкновенной полнотой и округленностью топовъ прозвучалъ въ проходахъ, корридорахъ и по лстницамъ. Прихожая внизу была вымощена пластинками чорнаго и благо мрамора, низкая, широкая лстница, расположенная вокругъ передней, вела наверхъ. Ея ступеньки были такъ низки и отлоги, что позволяли уже снизу видть мраморный полъ слдующаго этажа. Сквайръ слишкомъ гордился прекрасной дубовой панелью этой лстницы, чтобы безъ нужды покрывать ея коврами, къ тому же въ дом никогда не водилось лишнихъ денегъ, которыя можно бы было употреблять на безполезныя украшенія. Вслдствіе обнажонности стнъ и половъ всякій звукъ съ необыкновенной отчетливостью разносился но всему дому и достигалъ самыхъ отдаленныхъ комнагъ. Молли, поэтому, могла ясно разслышать радостное восклицаніе сквайра: ‘Гало! вотъ и онъ!’ затмъ, боле нжное, тихое привтствіе, произнесенное мистрисъ Гамлей нсколько жалобнымъ тономъ, наконецъ, полные, сильные звуки молодого, незнакомаго ей голоса, который, она полагала, долженъ принадлежать Роджеру. Затмъ стукнули дверью, и все слилось въ одно неопредленное жужжанье. Молли снова начала твердить:
I asked of the wind, but answer made it none.
Ей почти удалось выучить все стихотвореніе, когда она вдругъ услышала въ сосдней комнат шаги мистрисъ Гамлей и какъ-бы истерическое, съ трудомъ сдерживаемое рыданіе. Молли была слишкомъ молода, чтобы ее могли остановить какія либо соображенія въ первомъ движеніи пойдти на помощь къ мистрисъ Гамлей. Черезъ минуту она стояла передъ ней на колняхъ, держала ея руки въ своихъ и, осыпая ихъ поцалуями, произносила нжныя ласкательныя слова. Эта безсвязная рчь, выражавшая, однако, полное сочувствіе къ невысказанному горю, принесла мистрисъ Гамлей пользу.
Она сдлала надъ собой усиліе, и печально улыбнулась Молли, несмотря на частыя, отрывистыя рыданія, вырывавшіяся еще у нея изъ груди.
— Это ничего, говорила она.— Это только Осборнъ… Роджеръ намъ о немъ говорилъ.
— Что такое? поспшно произнесла Молли.
— Я знала это уже въ понедльникъ. Мы получили письмо, въ которомъ онъ писалъ намъ, что ему экзамены удались хуже, чмъ мы надялись — хуже, чмъ онъ самъ надялся, бдняжка! Онъ говорилъ, что только что ихъ сдалъ и на студенческомъ списк попалъ въ число junior optimis. Сквайръ никогда не былъ въ университет и не понималъ, что это значитъ. Но теперь онъ присталъ къ Роджеру съ разспросами, Роджеръ ему все объяснилъ, и онъ пришелъ въ страшный гнвъ. Сквайръ, вы знаете, нигд не учился и полагаетъ, что Осборнъ принялъ свою неудачу слишкомъ легко. Онъ все выпытывалъ у Роджера, и Роджеръ…
Рыданія участились и слезы снова полились обильне. Молли въ негодованіи воскликнула:
— Очень нужно было мистеру Роджеру говорить! Какъ будто онъ не могъ нсколько подождать съ своими разсказами о неудачахъ брата. Еще и часу нтъ, какъ онъ пріхалъ!
— Тс, тише, моя милая! остановила ее мистрисъ Гамлей.— Роджеръ очень добръ. Вы не знаете, въ чемъ дло. Сквайръ закидалъ его вопросами, прежде чмъ онъ усплъ позавтракать, едва мы вошли въ столовую. Онъ сказалъ только, по крайней-мр, при мн, что Осборнъ сдлался очень нервенъ, еслибъ онъ захотлъ еще разъ попытаться и держать экзаменъ на медаль, онъ, безъ сомннія, съ честью вышелъ бы изъ этого испытанія. Но первая неудача до такой степени его разстроила, что онъ боле не надется получить ученую степень. А сквайръ такъ на это разсчитывалъ! Самъ Осборнъ, повидимому, нисколько не сомнвался въ успх. Сквайръ не понимаетъ, что съ нимъ сдлалось, и чмъ боле объ этомъ толкуетъ, тмъ боле сердится. Онъ два или три дня крпился и сдерживалъ свой гнвъ, а это ему никогда не идетъ въ прокъ. Онъ всегда чувствуетъ себя лучше и спокойне, когда съ самаго начала разразится, а не таитъ неудовольствія въ душ. Бдный, бдный Осборнъ! Я такъ сожалла, что онъ не возвратился прямо домой, а похалъ къ своимъ друзьмъ! Я думала тогда, что съумла бы его утшить. Но теперь я рада этому: пусть лучше первый порывъ гнва сквайра пройдетъ безъ него.
Высказавъ, что у нея было на душ, мистрисъ Гамлей успокоилась. Отсылая Молли одваться къ обду, она ее поцаловала, говоря:
— Вы настоящее сокровище для матерей, мое дитя! Вы принимаете участіе въ ихъ радостяхъ и печаляхъ, и умете одинаково сочувствовать ихъ гордости (недлю тому назадъ, я очень имъ гордилась) и ихъ обманутымъ надеждамъ. А сегодня ваше присутствіе за обдомъ отдалитъ отъ насъ непріятный предметъ разговора. Бываютъ случаи, когда постороннее лицо въ дом приноситъ большое облегченіе.
Одваясь къ обду, Молли перебирала въ ум событія дня. Въ честь новоприбывшаго она нарядилась въ свое черезчуръ пестрое шелковое платье. Ея безсознательное поклоненіе Осборну нисколько не уменьшилось, вслдствіе его неудачи въ Кембридж. Только она почему-то сильно вознегодовала на Роджера, который привезъ дурныя извстія.
Она сошла внизъ съ чувствомъ недоброжелательства къ молодому человку. Онъ стоялъ возл матери и, какъ показалось Молли, держалъ ее за руку. Сквайра тамъ еще не было. Мистрисъ Гамлей пошла къ ней на встрчу и представила ее своему сыну въ такихъ теплыхъ, дружескихъ выраженіяхъ, что простодушная Молли, незнакомая съ обычаями свта, привыкшая къ патріархальнымъ голлингфордскимъ нравамъ, приготовилась подать ему руку: она такъ много о немъ слышала, онъ былъ сынъ такихъ добрыхъ друзей! Но онъ ей отвчалъ однимъ поклономъ, и Молли только оставалось надяться, что онъ не замтилъ ея движенія.
Роджеръ былъ молодой человкъ крпкаго сложенія, и производилъ впечатлніе скоре силы, нежели изящества. Его угловатое лицо имло красноватый оттнокъ, волосы были каштановые, а глаза каріе, глубоко всаженные и съ густыми бровями. Онъ имлъ привычку нсколько прищуриваться, когда что-нибудь внимательно разсматривалъ, и тогда глаза его казались еще меньше. У него былъ большой ротъ съ очень подвижными губами. Когда при немъ говорилось что либо смшное, онъ обыкновенно страннымъ образомъ сжималъ ротъ, какъ-бы удерживаясь отъ смха. И это продолжалось до тхъ поръ, пока, наконецъ, вполн проникнувшись забавнымъ смысломъ рчи, онъ давалъ волю своей веселости, лицо его тогда разглаживалось и освщалось открытой, ясной улыбкой, изъ полураскрытыхъ красныхъ губъ сверкали прекрасные, ослпительной близны зубы — единственная красивая черта въ его лиц. Прищуриванье глазъ, употребляемое имъ при стараніяхъ сосредоточить всю силу зрнія на одномъ какомъ либо предмет, придавало ему строгій, задумчивый видъ. Странное сжиманіе губъ, предшествовавшее улыбк, вызывало на его лицо въ высшей степени забавное, веселое выраженіе. Вслдствіе этихъ двухъ особенностей, физіономія его получала необыкновенную подвижность и могла передавать наималйшіе оттнки перехода отъ веселья къ задумчивости, отъ строгаго къ шутливому расположенію духа. Но Молли, предубжденной противъ него, и потому не слишкомъ-то проницательной въ этотъ первый вечеръ ихъ знакомства, онъ показался просто ‘неуклюжимъ, неловкимъ малымъ, съ которымъ, она была уврена, ей несуждено сблизиться’. Онъ со своей стороны, повидимому, нисколько не заботился о томъ, какое произведетъ впечатлніе на молоденькую гостью своей матери. Онъ былъ въ тхъ лтахъ, когда мужчины гораздо боле склонны восхищаться уже вполн развившейся красотой, нежели общаніями на будущее время, какъ бы они ни были прекрасны. Къ тому же онъ сознавалъ свое неумнье вести разговоръ съ молодыми двушками, уже вышедшими изъ дтства, но недостигшими еще зрлаго возраста женщины. Кром того, онъ въ этотъ вечеръ былъ поглощенъ другими предметами, о которыхъ не хотлъ говорить въ настоящую минуту, но въ то же время, сознавалъ необходимость разсять недовольнаго, гнвнаго отца и опечаленную, испуганную мать. Онъ видлъ въ Молли только дурно одтую, неловкую двочку, съ черными волосами и умненькимъ личикомъ, которая могла бы помочь ему поддерживать общій разговоръ, могла бы, еслибъ хотла, но она не хотла. Его неумолкаемый говоръ раздражалъ ее, а нескончаемыя рчи о самыхъ ничтожныхъ, пустыхъ предметахъ возбуждали удивленіе, и даже негодованіе. Онъ ей казался въ высшей степени безчувственнымъ. Какъ былъ онъ въ состояніи смяться, когда мать его не могла ничего сть отъ душившихъ ее слезъ, а отецъ сидлъ съ нахмуреннымъ лицомъ, и повидимому, не обращалъ ни малйшаго вниманія, по крайней-мр, въ начал, на его болтовню? Или у Роджера Гамлея нтъ сердца? Въ такомъ случа, она докажетъ ему, что она уметъ сочувствовать чужому горю. Поэтому она отклонила отъ себя всякое участіе въ разговор и обманула ожиданія Роджера, который надялся въ ней найдти дятельную помощницу. Такимъ образомъ его задача становилась все тяжеле и тяжеле: онъ походилъ на человка, идущаго по вязкой, болотистой почв. Одинъ разъ только сквайръ заговорилъ, обращаясь къ дворецкому. Онъ чувствовалъ необходимость въ возбужденіи, какое могло доставить вино — лучшее, чмъ онъ употреблялъ ежедневно.
— Подайте бутылку бургонскаго съ жолтой печатью, сказалъ онъ, тихимъ голосомъ, у него не хватало духу говорить громко, какъ всегда.
Дворецкій отвчалъ ему въ томъ же тон, но Молли сидла такъ близко, что могла слышать приказаніе сквайра и возраженіе его слуги.
— У насъ осталось всего шесть бутылокъ съ жолтой печатью, сэръ. Это любимое вино мистера Осборна.
Сквайръ повернулся ему съ гнвнымъ восклицаніемъ:
— Подайте бутылку бургонскаго съ жолтой печатью, какъ я уже сказалъ!
Дворецкій съ изумленіемъ повиновался. Привычки ‘мистера Осборна’ досел имли всю силу закона въ дом. Если онъ выказывалъ предпочтеніе къ какому либо кушанью или питью, къ извстному мсту — его вкусы всми уважались, а желанія немедленно приводились въ исполненіе. Разв онъ не былъ наслдникъ и не отличался блестящими дарованіями? Вс работники по имнію были того же образа мыслей. Хотлъ ли онъ срубить дерево, сдлать то или другое распоряженіе на счетъ лошади или дичи — приказаніямъ его безпрекословно повиновались. Но въ этотъ день понадобилось бургонское съ жолтой печатью, и оно было принесено. Молли не преминула дать почувствовать свое неодобреніе молчаливымъ, но выразительнымъ поступкомъ. Она никогда не пила вина, и потому ей нечего было опасаться, что ей нальютъ его въ рюмку. Тмъ не мене, въ знакъ своей врности къ отсутствующему Осборну, мало заботясь о томъ, будетъ или нтъ понято ея движеніе, она прикрыла края стоявшей передъ ней рюмки своей маленькой смуглой ручкой и держала ее такъ, пока наливалось вино, а Роджеръ и сквайръ съ наслажденіемъ его пили.
Посл обда джентльмены долго еще оставались за столомъ, и до слуха Молли долеталъ ихъ смхъ. Нсколько позже, въ сумерки, она видла, какъ они вышли изъ дому. Роджеръ безъ шляпы, съ руками, небрежно засунутыми въ карманы, шелъ возл отца, который, забывъ Осборна, громко и весело разговаривалъ. Vae victis!
И такъ Молли съ молчаливой оппозиціей, Роджеръ съ учтивымъ равнодушіемъ, стали избгать другъ друга. У него было много такихъ занятій, въ которыхъ онъ не нуждался ни въ чьемъ сообществ. Ей особенно непріятно было открытіе, что онъ по утрамъ, до появленія внизу мистрисъ Гамлей, имлъ обыкновеніе сидть въ библіотек, ея любимомъ убжищ. День или два спустя посл его прізда, она отворила полузакрытую дверь и застала его убирающимъ книги и бумаги, которыя были разбросаны на большомъ, покрытомъ клеенкой стол. Она быстро отошла прежде, чмъ онъ ее усплъ узнать. Онъ каждый день объзжалъ поля, иногда въ обществ отца, а иногда одинъ, въ послднемъ случа онъ нердко скакалъ галопомъ, и прогулка его длилась гораздо доле. Молли доставило бы большое удовольствіе, еслибъ она могла сопровождать его: она была охотница до верховой зды. Когда она только-что пріхала въ Гамлей, тамъ подняли вопросъ о томъ, не послать ли за ея пони и амазонкой? Но по нкоторомъ размышленіи, сквайръ замтилъ, что ей скучно было бы разъзжать съ нимъ по полямъ медленнымъ шагомъ, длать частыя и продолжительныя остановки и выслушивать его приказанія и наставленія работникамъ. Теперь же, еслибъ ея пони былъ въ Гамле, она могла бы здить съ Роджеромъ, нисколько не утруждая и не безпокоя его. Но никому не приходило въ голову возобновить предложеніе.
Однимъ словомъ, все шло гораздо лучше до его прізда.
Отецъ Молли посщалъ ее довольно часто. Правда, иногда случались довольно продолжительные и ничмъ неизъяснимые промежутки между его визитами, тогда она начинала безпокоиться и спрашивать себя, что бы это означало? Но съ его появленіемъ исчезали вс сомннія, онъ тмъ или другимъ способомъ всегда умлъ объяснить причину своего отсутствія. Права, какія Молли признавала за собой на его любовь и ласки, тактъ, съ какимъ она безошибочно угадывала настоящее значеніе его словъ и молчанія, придавали ихъ мимолетнымъ свиданіямъ какую-то особенную прелесть. Въ послднее время она безпрестанно обращалась къ нему съ вопросомъ: ‘Папа, когда мн можно будетъ возвратиться домой?’ Не то, чтобы она чувствовала себя несчастной или была чмъ недовольна. Нтъ, она почти страстно привязалась къ мистрисъ Гамлей, пользовалась несомнннымъ расположеніемъ сквайра и ршительно не могла понять, почему такъ многіе его боялись. А что касается до Роджера, то если онъ ничего не прибавлялъ къ ея благосостоянію, за то ничего и не отнималъ. Тмъ не мене ея сильно тянуло домой — почему, она сама не могла дать себ вполн въ томъ отчета, а только ясно сознавала свое желаніе. Мистеръ Гибсонъ всячески старался убдить ее въ необходимости и благоразуміи ея дальнйшаго пребыванія въ Гамле. Наконецъ, утомленная однообразіемъ его доводовъ, видя, что просьбы ея ни къ чему не ведутъ, а только тревожатъ отца, Молли перестала ихъ повторять.
Между тмъ, мистеръ Гибсонъ все это время шелъ быстрыми шагами по дорог къ супружеству. Онъ длалъ это отчасти сознательно, отчасти какъ-бы невольно увлекаемый легкимъ движеніемъ какой-то сверхъестественной волны. Онъ при этомъ игралъ скоре пассивную, нежели дятельную роль, однако, еслибъ его разсудокъ не одобрялъ вполн шага, который онъ предпринималъ, еслибъ онъ не былъ увренъ въ томъ, что вступленіе его во второй бракъ есть лучшее средство развязать гордіевъ узелъ домашней неурядицы, онъ могъ бы легко, безъ особенной боли и безъ большихъ хлопотъ, дать всему иной оборотъ. Вотъ какъ это случилось.
Леди Комноръ, выдавъ замужъ двухъ старшихъ дочерей, нашла, что благодаря ихъ содйствію, ея заботы по случаю вывоза въ свтъ ея младшей дочери, леди Гаріеты, значительно уменьшились. Она могла наконецъ позволить себ нкоторый отдыхъ и обратить должное вниманіе на свое разстроенное здоровье. Впрочемъ, она была слишкомъ энергична для того, чтобъ вполн отдаться своимъ недугамъ и дозволяла себ расхварываться только посл длиннаго ряда обдовъ и баловъ въ душной лондонской атмосфер. Тогда, оставляя леди Гаріету на попеченіе леди Коксгевенъ или леди Агнесы Маннерсъ, она удалялась въ сравнительно тихій и уединенный Тоуэрсъ и занималась тамъ оказываніемъ покровительства. Въ это лто она почувствовала слабость и утомленіе ране обыкновеннаго, и ею овладло непреодолимое желаніе подышать свжимъ воздухомъ. Ей казалось, что болзнь ея принимаетъ боле серьзный оборотъ, чмъ въ начал, и ей хотлось посовтоваться съ мистеромъ Гибсономъ. Отъ мужа и дочерей она скрывала свое нездоровье, полагая, что оно еще можетъ оказаться и не столь важнымъ, какъ она опасалась. Леди Гаріету она не намревалась взять съ собой, не желая увозить ее отъ городскихъ удовольствій, которыми она вполн наслаждалась, но въ то же время ей непріятна была мысль провести три недли, или даже цлый мсяцъ, въ совершенномъ одиночеств. Ея семейство должно было послдовать за ней въ Тоуэрсъ только по истеченіи этого времени. А тутъ ей еще угрожало ежегодное школьное празднество, потерявшее уже всю прелесть новизны.
— Въ четвергъ 19-е число, Гаріета, говорила леди Комноръ въ раздумьи:— что ты скажешь, если я предложу теб пріхать въ Тоуэрсъ 18 и провести со мной этотъ несносный день? Ты можешь остаться тамъ до понедльника, отдохнуть и подышать чистымъ воздухомъ, а затмъ возвратиться къ удовольствіямъ, освженной и съ новыми силами. Твой отецъ тебя проводилъ бы.
— О, мама! воскликнула леди Гаріета, младшая дочь, самая хорошенькая и самая балованная: — я не могу ухать, на 20-е назначена наша прогулка по вод въ Меденгедъ, и мн было бы очень жаль ее пропустить. Затмъ на очереди балъ мистрисъ Дунканъ и концертъ Гризи, пожалуйста, не требуйте отъ меня этого! Кром того, я буду вамъ совершенно безполезна. Я не умю вести разговора съ провинціалами и ничего не смыслю въ голлингфордской политик. Я только испорчу все дло, право, испорчу!
— Хорошо, моя милая, сказала леди Комноръ со вздохомъ.— Я совсмъ забыла о прогулк въ Меденгедъ, а то и не просила бы тебя хать со мной.
— Какъ жаль, что въ Итон еще не настали каникулы! Голлингфордскіе мальчики помогли бы вамъ принимать гостей, мама. Они славные ребятишки. Такъ забавно было смотрть на нихъ, когда они въ прошломъ году принимали въ домъ сэра Эдуарда, ихъ дда, такое же собраніе смиренныхъ поклонниковъ, какъ вы принимаете въ Тоуэрс. Никогда не забуду, съ какой серьзной миной Эдгаръ увивался около одной старой леди въ неслыханной черной шляп и посвящалъ ее въ таинства грамматики.
— Я очень люблю этихъ мальчиковъ, сказала леди Коксгевенъ: — они общаютъ сдлаться настоящими джентльменами. Но, мама, отчего бы вамъ не пригласить къ себ на это время Клеръ? Вы ее довольно любите, и она лучше всякой другой съуметъ избавить васъ отъ хлопотъ съ голлингфордскими дамами. Да и намъ было бы поспокойне, еслибъ мы знали, что она съ вами.
— Я не прочь взять съ собой Клеръ! сказала леди Комноръ: — только у нея теперь, кажется, классное время. Мы не должны прерывать ея занятій, а не то еще, пожалуй, нанесемъ ей ущербъ. Ея дла и безъ того не въ цвтущемъ положеніи. Съ тхъ поръ, какъ она насъ оставила, ей ничто не удается: сначала умеръ ея мужъ, потомъ она лишилась одного за другимъ, двухъ мстъ у мистрисъ Девисъ и у мистрисъ Модъ. А теперь мистеръ Престонъ пишетъ вашему отцу, что она въ Ашкомб едва-едва сводитъ концы съ концами, хотя лордъ Комноръ даетъ ей даровую квартиру.
— Я ничего тутъ не могу понять! сказала леди Гаріета.— Она, правда, не очень умна, но за то уметъ быть полезной и обращеніе ея въ высшей степени пріятно. Я полагала, что она должна бы быть настоящей находкой для всякаго, кто не слиткомъ заботится объ образованіи своихъ дтей.
— Что ты хочешь этимъ сказать? Всякій, берущій къ себ въ домъ гувернантку, безъ сомннія, заботится объ образованіи своихъ дтей.
— Да, многіе такъ о себ думаютъ, но это еще ничего не доказываетъ. Ты, Мери, конечно, очень заботишься, но мама, но моему мннію, нисколько не заботилась, хотя и воображала себ, что заботится.
— Я тебя не понимаю, Гаріета! сказала леди Комноръ, недовольная словами своей умной, беззаботной младшей дочери.
— О, мама, вы длали для насъ все, что только могли придумать, но у васъ было еще много и другихъ интересовъ, кром насъ. Мери же всю свою жизнь отдала дтямъ и едва сохранила частицу ея для мужа. Вы приглашали для насъ самыхъ лучшихъ учителей, а на Клеръ возложили обязанность наблюдать за приготовленіемъ нашихъ уроковъ. Но, знали вы о томъ или нтъ, не берусь ршать, только многіе изъ учителей восхищались нашей хорошенькой гувернанткой и ухаживали за ней, конечно, самымъ невиннымъ образомъ. Затмъ вы были такъ заняты вашимъ положеніемъ въ свт! Въ качеств важной леди вамъ приходилось слдовать мод, оказывать покровительство и прочее. Вы нердко, и, какъ нарочно, въ самыя критическія минуты нашихъ уроковъ призывали къ себ Клеръ и заставляли ее писать записки. Слдствіемъ всего этого то, что я самая невжественная двушка въ Лондон. Къ счастью, Мери была прекрасно воспитана строгой, неуклюжей миссъ Бенсонъ, она всегда уметъ сказать что нибудь умное и ученое, и ея слава отражается на мн.
— Какъ ты полагаешь, Мери, правду говоритъ Гаріета? спросила леди Комноръ съ нкоторымъ безпокойствомъ.
— Я такъ мало бывала съ Клеръ въ классахъ, что не знаю, что и сказать. Я читала съ нею пофранцузски, у нея былъ прекрасный выговоръ. Агнеса и Гаріета очень любили ее, но я ревновала ее изъ-за миссъ Бенсонъ и это, можетъ быть…’ леди Когсгевенъ на минуту остановилась — ‘заставляло меня думать, что она имъ льститъ и слишкомъ многое спускаетъ — однимъ словомъ, я считала ее не совсмъ добросовстной. Но вдь, вы знаете, молодыя двушки бываютъ иногда черезчуръ строги въ своихъ приговорахъ, я уврена, ей тоже нелегко приходилось. Я всегда рада, когда она бываетъ съ нами и мы можемъ доставить ей какое нибудь удовольствіе. Одно только мн не совсмъ въ ней нравится, это то, что она такъ мало живетъ съ своей дочерью. Мы никакъ не можемъ уговорить ее привезти съ собой Цинцію, когда она у насъ бываетъ въ гостяхъ.
— Ну, теперь я назову тебя ‘недоброй’, сказала леди Гаріета.— Бдная женщина, отыскивая средства къ существованію, идетъ въ гувернантки, что-жь ей остается сдлать съ дочерью, какъ не помстить ее въ пансіонъ? Затмъ мы приглашаемъ къ себ Клеръ погостить. Она изъ скромности не беретъ съ собой двочку,— не говоря уже о лишнихъ расходахъ во время путешествія и о туалет. А Мери ничего лучшаго не находитъ, какъ упрекать ее за скромность и бережливость.
— Полно, полно, дло не въ качествахъ и недостаткахъ Клеръ, а въ томъ, чтобы придумать что нибудь удобное для мама. Я полагаю, всего лучше пригласить въ Хоуорсъ мистрисъ Киркпатрикъ, лишь только у нея начнутся каникулы.
— Вотъ ея послднее письмо, сказала леди Комноръ, вынимая его изъ пюпитра. Она поднесла къ глазамъ лорнетку и начала читать: ‘Мое обычное несчастіе преслдуетъ меня и въ Ашкомб’… гы, гм, нтъ, это не то… ‘Мистеръ Престонъ, согласно приказанію добрйшаго лорда Комнора, присылаетъ мн изъ замка цвты и плоды’… А, вотъ оно тутъ: ‘Каникулы у меня, какъ и во всхъ школахъ въ Ашкомб, начинаются 11-го. Мн необходима перемна воздуха и мста для того, чтобъ 10-го августа съ новыми силами приняться за дло’. Видите, дти, она свободна, и если еще не сдлала никакого другаго распоряженія, то можетъ провести каникулы у насъ. Сегодня 15-е.
— Я сейчасъ же напишу, мама. Клеръ и я, мы всегда были большими друзьями. Я была повренной ея любви къ бдному мистеру Киркпатрику, и съ тхъ поръ наши дружескія отношенія не измнились. Мн извстно также, что ей были сдланы три другія предложенія.
— Отъ всей души надюсь, что миссъ Бодесъ не разговариваетъ о своихъ любовныхъ длахъ съ Гресъ и Лили. Ты была не старше ихъ, Гаріета, когда Клеръ вышла замужъ! сказала леди Коксгевенъ съ безпокойствомъ, внушеннымъ ей материнскимъ чувствомъ.
— Нтъ. Но вдь я, благодаря романамъ, была очень хорошо посвящена въ тайны нжной страсти. Надюсь, Мери, ты не допускаешь романовъ въ классную комнату, и твои дочери не будутъ въ состояніи оказывать скромное сочувствіе своей гувернантк, если она вдругъ сдлается героиней какой нибудь любовной исторіи.
— Моя милая Гаріета, не говори такимъ образомъ о любви, это нехорошо. Любовь серьзная вещь.
— Моя милая мама, ваши увщанія опоздали ровно восемнадцатью годами. Я такъ много слышала толковъ о любви, что она утратила для меня всю свою свжесть, вотъ почему мн такъ я надола она.
Эти послднія слова относились къ недавнему отказу леди Гаріеты на одно предложеніе, отказу, возбудившему неудовольствіе леди Комноръ и немного разсердившему милорда, такъ-какъ ни та, ни другой не видли достаточной къ тому причины. Леди Коксгевенъ, желая замять непріятный разговоръ, поспшила сказать:
— Пусть она привезетъ съ собой свою маленькую дочку. Маленькую! Ей теперь должно быть семнадцать лтъ, если не боле, и она въ случа нужды могла бы быть для васъ собесдницей, мама.
— Мн едва минуло десять лтъ, когда Клеръ вышла замужъ, а теперь мн почти двадцать-девять, прибавила леди Гаріета.
— Не говори объ этомъ, Гаріета. Во всякомъ случа теб еще только двадцать-восемь лтъ, а на видъ ты гораздо моложе. Не къ чему безпрестанно, кстати и не кстати упоминать о своихъ лтахъ.
— Теперь это было кстати, мама. Я хотла разсчитать, какъ стара можетъ быть Цинція Киркпатрикъ. Я думаю, ей около осьмнадцати.
— Она еще учится въ какомъ-то пансіон, въ Булон, и потому ей не можетъ быть столько. Клеръ упоминаетъ о ней въ своемъ письм: ‘При подобныхъ обстоятельствахъ (она говоритъ о неудач со школой) мн нечего думать объ удовольствій взять къ себ на каникулы мою милую Цинцію. Къ тому же французскіе каникулы не совпадаютъ съ англійскими. Они начинаются 8-го августа, ровно за два дня до окончанія моихъ. Вслдствіе этого, пребываніе милой Цинціи въ Ашкомб могло бы только повредить мн, такъ-какъ отвлекало бы меня отъ моихъ занятій’. И такъ вы видите, ничто не мшаетъ Клеръ пріхать ко мн, а для нея, смю сказать, это будетъ весьма пріятной перемной.
— А затмъ, Голлингфордъ безпрестанно здитъ въ Тоуэрсъ наблюдать надъ своей новой лабораторіей. Агнеса жаждетъ перемны воздуха, и присоединится къ вамъ, лишь только пройдетъ время ея заключенія посл родовъ. А тамъ и я, мое милое, ненасытное я найдетъ, что достаточно для него городскихъ увеселеній, и явится къ вамъ недли черезъ дв, черезъ три, если жары не уменьшатся.
— Если вы позволите, мама, то я думаю, и мн можно будетъ пріхать къ вамъ на нсколько дней. Я привезу съ собой Гресъ, она что-то блднетъ и худетъ, врно отъ слишкомъ быстраго роста. Такимъ образомъ вамъ не будетъ скучно.
— Моя милая, возразила леди Комноръ, съ достоинствомъ выпрямляясь:— я стыдилась бы скучать съ моими средствами, мн это воспрещаютъ мои обязанности къ другимъ и къ самой себ.
Весь этотъ планъ, въ настоящемъ его состав, былъ представленъ на разсмотрніе лорда Комнора, который его вполн одобрилъ, какъ онъ, впрочемъ, всегда длалъ со всми планами своей жены. Характеръ леди Комноръ былъ таки немного тяжеловатъ для него, но онъ всегда восхищался всми ея рчами и поступками и въ ея отсутствіе имлъ обыкновеніе хвастаться ея умомъ, благосклонностью, энергіей и достоинствомъ, какъ-бы находя въ этихъ качествахъ своей супруги опору для собственной, боле слабой натуры.
— Очень хорошо! Право слово, хорошо! Клеръ подетъ съ вами въ Тоуэрсъ! Превосходно! Я самъ не могъ бы придумать ничего лучшаго! Я пріду къ вамъ въ среду, прямо наканун праздника. Я очень люблю этотъ день: голлингфордскія дамы такія милыя, любезныя и пріятныя. Затмъ я повидаюсь съ Шипшенксомъ, а можетъ быть съзжу и въ Ашкомбъ къ Престону. Рыжая Джесъ можетъ доставить меня туда въ одинъ день — всего осьмнадцать миль. Но тамъ еще обратный путь въ Тоуэрсъ! Сколько составляетъ два раза восемнадцать — тридцать, что ли?
— Тридцать-шесть, сухо подсказала леди Комноръ.
— Да, такъ. Вы всегда и во всемъ бываете правы, миледи. А Престонъ-то вдь умный, распорядительный малый!
— Онъ мн не нравится, возразила миледи.
— Онъ привыкаетъ къ длу. Къ тому же онъ такой красавецъ, не понимаю, почему онъ вамъ не нравится.
— Мн нтъ дла до красоты моихъ управляющихъ Они не принадлежатъ къ тому классу людей, на наружность которыхъ я обращаю вниманіе.
— Конечно, нтъ. Но тмъ не мене онъ очень хорошъ собой. Васъ должна бы была привлечь къ нему заботливость, какую онъ выказываетъ къ Клеръ. Онъ постоянно предлагаетъ улучшенія въ дом и посылаетъ ей плоды, цвты и дичь съ такой акуратностію, какъ еслибъ мы сами жили въ Ашкомб и за нимъ наблюдали.
— Сколько ему лтъ? спросила леди Комноръ съ легкимъ оттнкомъ подозрнія въ голос, какъ будто она догадывалась о причинахъ, побуждавшихъ его такъ дйствовать.
— Около двадцати-семи, кажется. А, я вижу, что пришло на умъ вашему сіятельству. Нтъ, нтъ! Онъ слишкомъ для нея молодъ. Если вы хотите выдать Клеръ замужъ, то пріищите для нея какого нибудь мужчину среднихъ лтъ, а Престонъ не годится.
— Я не сваха, сколько вамъ извстно. Я никогда не искала мужей для моихъ дочерей и не намрена искать для Клеръ, сказала она, небрежно откидываясь на спинку кресла.
— А это, право, было бы недурно. Я начинаю думать, что она не будетъ имть успха въ качеств содержательницы школы, хотя ршительно не понимаю, почему. Она необыкновенно красивая женщина, особенно для своихъ лтъ, она долго жила у насъ въ дом, гд и теперь часто бываетъ: все это, казалось бы, должно обезпечить ея успхъ. А какого вы мннія о Гибсон, миледи? Онъ среднихъ лтъ, вдовъ и живетъ по сосдству съ Тоуэрсомъ.
— Я только что вамъ докладывала, милордъ, что я не сваха.— Я думаю, намъ лучше будетъ хать по старой дорог: тамъ въ гостиницахъ насъ вс знаютъ.
И они перешли къ другимъ предметамъ, оставивъ въ поко мистрисъ Киркпатрикъ и ея школьные и супружескіе интересы.

IX.
Вдовецъ и вдова.

Мистрисъ Киркпатрикъ приняла приглашеніе леди Комноръ съ великой радостію. Это было именно то, чего она желала, но на что не смла надяться, такъ-какъ думала, что Комноры на нсколько времени поселились въ Лондон. Тоуэрсъ былъ прекрасное, богатое жилище, въ которомъ можно было съ большимъ удовольствіемъ провести каникулярное время. Къ тому же Клеръ, хотя она и не отличалась особенной предусмотрительностію, однако, сознавала, какую, выгоду могла принести ея школ и на сколько должна была возвысить ее въ глазахъ многихъ добрыхъ людей возможность сказать: ‘я гостила въ Тоуэрс, у милой леди Комноръ’. Итакъ она съ восторгомъ начала собираться въ дорогу, чтобъ 17-го числа уже присоединиться къ ея сіятельству. Ея гардеробъ не требовалъ большихъ хлопотъ, а еслибъ и требовалъ, то это все-равно ни къ чему не повело бы, такъ-какъ у бдной леди не водилось лишнихъ денегъ. Она была очень хороша и граціозна, а это, какъ извстно, придаетъ приличный видъ даже самой истасканной одежд. Не столько изъ глубины чувства, сколько по внушенію своего вкуса, она отдавала предпочтеніе не слишкомъ яркимъ цвтамъ, лиловому и срому, которые, въ соединеніи съ чернымъ, составляютъ полутрауръ. Вс полагали, что она это длала изъ уваженія къ памяти мистера Киркпатрика, на дл же это къ ней шло и было дешевле. Ея густые волосы имли тотъ каштановый оттнокъ, который никогда, или рдко, сдетъ и, частью изъ сознанія ихъ красоты, частью отъ того, что мытье чепчиковъ дорого стоитъ, она никогда ничего не носила на голов. У нея былъ блестящій цвтъ лица, какой часто сопровождаетъ волосы, нкогда бывшіе рыжими, и единственная перемна, какую произвело въ немъ время, заключалась въ томъ, что румянецъ ея сталъ мене нженъ и боле ярокъ и не такъ быстро, какъ прежде, исчезалъ и появлялся на ея лиц. Она боле не умла краснть, тогда какъ въ восемнадцать лтъ эта способность составляла ея гордость. Ея блдноголубые, большіе глаза имли мягкій взглядъ, но не отличались особенной выразительностію, что, можетъ быть, отчасти происходило отъ блднаго цвта рсницъ. Станъ ея съ лтами сдлался нсколько полне, но въ движеніяхъ ея было еще много граціи. Вообще она имла видъ гораздо моложаве своихъ лтъ. Голосъ у нея былъ въ высшей степени пріятный и она хорошо, внятно читала, что весьма нравилось леди Комноръ. Какъ это ни странно покажется, она, по какой-то неизъяснимой причин, была любимицей леди Комноръ боле, нежели другихъ членовъ семейства, которые, однако, вс оказывали ей большее или меньшее расположеніе. Весьма пріятно было имть у себя въ дом особу, такъ хорошо знакомую со всми его привычками, всегда готовую вести живой разговоръ или слушать чужія рчи, если предметомъ ихъ были не слишкомъ серьзные вопросы литературы, науки, политики и общественной экономіи. О новыхъ произведеніяхъ легкой литературы, о событіяхъ дня, объ извстныхъ личностяхъ она могла говорить на столько, чтобы прослыть пріятной собесдницей. Если же разговоръ касался предметовъ, ей не вполн доступныхъ, она ограничивалась коротенькими восклицаніями удивленія, восторга или одобренія, которыя могутъ значить много или ничего.
Для бдной, преслдуемой неудачей содержательницы школы предстоявшая перемна общала много удовольствія. Съ какою радостью покинула она свое бдное и некрасиво меблированное жилище (ея предшественница вмст со школой передала ей и свою мебель), стоявшее посреди мрачной, убогой обстановки, какою нердко отличаются маленькія улички провинціальныхъ городовъ! И какъ пріятно было катиться по тоуэрскому парку въ мягкомъ экипаж, высланномъ къ ней на встрчу. По выход ея изъ кареты, учтивые слуги взяли ея мшки, зонтикъ и бурнусъ. Ей не надо было тащить ихъ самой, какъ утромъ, въ Ашкомб, когда она шла въ почтовую контору. По мягкимъ коврамъ поднялась она на лстницу и вступила въ собственную комнату миледи, прохладную, несмотря на знойный день, и наполненную тонкимъ ароматомъ розъ всевозможныхъ цвтовъ и оттнковъ и разставленныхъ въ большомъ количеств вазъ. На стол лежало три новыхъ неразрзанныхъ романа, газеты, журналы. Повсюду стояли мягкія, удобныя кресла и кушетки, покрытыя ситцемъ съ узоромъ, изображавшимъ цвты не мене яркіе, чмъ т, которые пестрли внизу въ саду. Черезъ нсколько времени горничная леди Комноръ провела ее въ комнату, носившую названіе ея спальной. Въ ней мистрисъ Киркпатрикъ чувствовала себя гораздо боле дома, чмъ въ скучномъ, неуютномъ мст, которое она только что покинула. Она питала большую слабость къ красивымъ занавсямъ, къ хорошо подобраннымъ цвтамъ, къ тонкому блью и вообще къ изящной обстановки. Она опустилась въ кресло, около постели, и погрузилась въ размышленія, въ род слдующихъ:
— Казалось-бы чего легче, какъ вонъ тамъ убрать туалетъ кисеей и розовыми лентами. Но никто не знаетъ, пока самъ не испробуетъ, какъ трудно поддерживать ихъ въ надлежащей свжести. Когда я впервые поселилась въ Ашкомб, я не хуже этого убрала свое зеркало. Но что же? Кисея загрязнилась, ленты полиняли, а денегъ нтъ, чтобы возобновить ихъ. Если же и удастся иногда заработать достаточную для того сумму, то не хватаетъ духу разомъ истратить ее. Думаешь, да передумываешь, какъ бы извлечь изъ нея побольше пользы? Купишь себ новое платье, или оранжерейный плодъ, или какую нибудь изящную вещицу для гостиной, и поневол придется сказать прощай нарядно убранному зеркалу. Здсь иное дло: деньги для нихъ все равно, что воздухъ, которымъ они дышатъ. Никто не заботится о цн стирки кисеи или о томъ, что стоитъ ярдъ розовыхъ лентъ. Вотъ кабы имъ пришлось, подобно мн, заработывать каждый пенни, что он тратятъ, тогда он разсчитывали бы такъ же, какъ и я. Неужто мн придется всю жизнь такъ трудиться и маяться? Это не въ порядк вещей. Замужество, вотъ настоящее благо: тамъ мужъ исполняетъ черную работу, а жена сидитъ въ гостиной, какъ важная леди. И я такъ сиживала, когда бдный Киркпатрикъ былъ живъ. Увы! грустно быть вдовой.
А еще какая рззница въ стол! Въ Ашкомб она обдала съ своими воспитанницами, и ла битое мясо, жареную баранину, картофель и пудинги изъ тяжелаго мста. Въ Тоуэрс она, вмст съ графомъ и графиней, вкушала только самыя тонкія яства, подаваемыя на старинномъ, дорогомъ фарфор. Она страшилась окончанія каникулъ не мене той изъ своихъ воспитанницъ, которая наиболе была привязана къ дому. Но теперь у нея оставалось въ распоряженіи еще нсколько недль, и Клеръ, не думая о будущемъ, вполн наслаждалась настоящимъ. Спокойствіе прекрасныхъ лтнихъ дней было нарушаемо только нездоровьемъ леди Комноръ. Мужъ ея возвратился въ Лондонъ, а она и мистрисъ Киркпатрикъ отдались мирному теченію уединенной жизни, которая въ настоящую минуту приходилась какъ нельзя боле по вкусу миледи. Несмотря на свою болзнь, она, однако, по обыкновенію, съ достоинствомъ принимала въ Тоуэрс голлингфордскихъ дамъ, сама всмъ распоряжалась, назначала часы прогулокъ, завтрака и отъзда. Она оставалась въ комнатахъ съ двумя дамами, которыя осмлились не пойдти въ садъ, опасаясь жары и утомленія. Нкоторымъ изъ гостей лордъ Комноръ показывалъ новыя постройки при ферм, а остальныя гуляли съ мистрисъ Киркпатрикъ. Дамы, остававшіяся съ леди Комноръ, разсказывали посл, что она ‘съ величайшей снисходительностью’ передавала имъ разныя подробности о хозяйств своихъ дочерей, о ихъ занятіяхъ и о ихъ систем воспитанія дтей. Но все это очень утомило ее, и когда гости разъхались, она, по всмъ вроятностямъ, прилегла бы отдохнуть, еслибъ лордъ Комноръ, движимый, впрочемъ, добрымъ намреніемъ, не испортилъ дла весьма неловкимъ замчаніемъ. Онъ подошелъ къ ней, и съ лаской положивъ ей на плечо руку, сказалъ:
— Я боюсь, вы очень устали, миледи?
Она сдлала надъ собой усиліе, мгновенно выпрямилась и холодно отвчала:
— Когда я устану, то сама вамъ о томъ скажу, лордъ Комноръ. И весь вечеръ она сидла пряме обыкновеннаго, упорно отказывалась отъ подушекъ и скамеекъ, и съ негодованіемъ отвергла предложеніе пораньше лечь спать. И такъ продолжалось до тхъ поръ, пока лордъ Комноръ оставался въ Тоуэрс. Мистрисъ Киркпатрикъ была этимъ вполн обманута, и не переставала уврять лорда Комнора, что никогда не видла миледи такою бодрой и свжей. Но если его голова была нсколько слаба, зато сердце его отличалось многими качествами. Самъ не зная почему, онъ теперь былъ увренъ, что его жена нездорова. Однако, онъ такъ ее боялся, что безъ ея разршенія не осмливался послать за мистеромъ Гибсономъ. Узжая въ Лондонъ, онъ сказалъ Клеръ:
— Я такъ радъ, что оставляю миледи на вашихъ рукахъ! Только, прошу насъ, не обманывайтесь наружностью. Докол она будетъ въ силахъ скрывать, она и виду не подастъ, что больна. Посовтуйтесь съ Брадлей (горничной леди Комноръ), я, на вашемъ мст, подъ тмъ или другимъ предлогомъ, послалъ бы за Гибсономъ. И тутъ ему опять пришла мысль, уже разъ постившая его въ Лондон, о томъ, какъ было бы выгодно для Клеръ замужество съ докторомъ. Онъ не могъ удержаться, чтобъ не прибавить: пригласите его къ себ: онъ весьма пріятный человкъ. Лордъ Голлингфордъ говоритъ, что здсь во всемъ околотк нтъ другого ему равнаго. Разговаривая со всми, онъ можетъ наблюдать за миледи, и узнать, дйствительно ли она больна. Напишите мн, что онъ о ней скажетъ.
Но Клеръ не мене лорда Комнора боялась сдлать что-либо такое, на что не получила приказанія отъ самой леди Комноръ. Она знала, что пославъ за мистеромъ Гибсономъ, предварительно не испросивъ на то согласія миледи, она можетъ лишиться ея расположенія, а вмст съ тмъ и приглашеній въ Тоуэрсъ, тогда какъ тамошняя жизнь, несмотря на свое однообразіе, приходилась ей вполн по сердцу. Она въ свою очередь попробовала свалить на Брадлей обязанность, которую возложилъ на нее лордъ Комноръ.
— Мистрисъ Брадлей, сказала она однажды: — васъ нисколько не безпокоитъ здоровье миледи? Лордъ Комноръ вообразилъ себ, что она больна.
— Право, мистрисъ Киркпатрикъ, мн кажется, что миледи не по себ. Не знаю только, что съ ней, и допрашивайте меня хоть до ночи, я не съумю вамъ сказать ничего боле.
— Нельзя ли вамъ зачмъ-нибудь побывать въ Голлингфорд? Тамъ вы можете повидаться съ мистеромъ Гибсономъ и попросить его захать навстить леди Комноръ.
— И затмъ лишиться мста, мистрисъ Киркпатрикъ. Миледи до послдняго дня своей жизни, если Провиднію угодно будетъ сохранить ее въ здравомъ разсудк, не перестанетъ длать все по своему. Только одна леди Гаріета уметъ справляться съ ней, да и то не всегда.
— Въ такомъ случа, будемъ надяться, что болзнь ея неопасна, я даже уврена въ этомъ. Она сама говоритъ, что здорова, а кому же знать лучше ея?
Но дня два спустя, леди Комноръ обратилась къ мистрисъ Киркпатрикъ съ слдующими словами, которыя ее не мало изумили и встревожили:
— Клеръ, напишите записку мистеру Гибсону, и попросите его отъ моего имени пріхать сюда сегодня посл полудня. Я все думала, что онъ самъ задетъ. И право, ему слдовало бы ужъ давно явиться къ намъ, и засвидтельствовать свое почтеніе.
Мистеръ Гибсонъ былъ слишкомъ занятъ для того, чтобъ тратить время на церемонные визиты, хотя и зналъ, что поступаетъ вопреки принятому обычаю. Въ город и его окрестностяхъ свирпствовала злокачественная лихорадка, онъ не имлъ ни минуты отдыха, не разъ изъявляя свое удовольствіе по поводу того, что Молли была не съ нимъ, а подъ гостепріимной снью Гамлея.
Его домашнія дла за это время нисколько не улучшились, но въ настоящую минуту его отвлекали отъ нихъ другія заботы. Послдней каплею въ чаш, послдней соломенкой на всахъ было неожиданное посщеніе лорда Голлингфорда, который, находясь въ город, зашелъ къ нему. Имъ многое надо было сообщить другъ другу о какомъ-то новомъ открытіи въ области науки. Лорду Голлингфорду были хорошо извстны малйшія подробности этого открытія, которымъ мистеръ Гибсонъ сильно интересовался, но о которомъ онъ зналъ весьма мало. Вдругъ лордъ Голлингфордъ сказалъ:
— Гибсонъ, не можете ли вы мн дать закусить? Я завтракалъ сегодня очень рано, въ семь часовъ, съ тхъ поръ много ходилъ и сильно проголодался.
Мистеръ Гибсонъ былъ очень радъ оказать гостепріимство человку, котораго такъ цнилъ и уважалъ, какъ лорда Голлингфорда, и пригласилъ его къ своему раннему обду. Но это случилось именно въ то время, когда кухарка сердилась за отказъ отъ мста Бетіи, и ей вздумалось быть безпечной и неакуратной. Къ тому же, Бетію еще никто не замнилъ, и некому было прислуживать за столомъ. Мистеръ Гибсонъ зналъ, что его обыкновенный, незатйливый обдъ, или даже просто хлбъ съ сыромъ и холодная говядина, показались бы на этотъ разъ весьма вкусными проголодавшемуся лорду. Но онъ не могъ ничего добиться, хотя безпрестанно прибгалъ къ звонку и выказывалъ сильный гнвъ. Наконецъ, обдъ былъ готовъ, но поданъ въ высшей степени небрежно, почти неопрятно. Грязныя тарелки, тусклые стаканы, смятая, нечистая скатерть, представляли весьма непривлекательное зрлище, особенно для гостя, который въ собственномъ дом привыкъ къ совершенно иному. Тамъ кусокъ чернаго хлба, и тотъ — подавался такъ, что возбуждалъ невольный апетитъ. Мистеръ Гибсонъ, не извиняясь открыто, однако, сказалъ при прощаньи:
— Вы здсь, у вдовца, дочь котораго не можетъ всегда бывать дома, и который самъ такъ занятъ, что не иметъ времени наблюдать за хозяйствомъ.
Онъ ни однимъ словомъ боле не намекнулъ на неудачный, только-что съденный ими обдъ, но думалъ о немъ, равно какъ и лордъ Голлингфордъ, который отвчалъ:
— Да, это правда. Человкъ, столь занятой, какъ вы, непремнно долженъ быть свободенъ отъ хозяйственныхъ заботъ. Вамъ слдовало бы взять къ себ кого-нибудь для присмотра за домомъ. Сколько лтъ мисъ Гибсонъ?
— Семнадцать, самый опасный возрастъ для двушки, у которой нтъ матери.
— Да, и хотя у меня самаго только сыновья, но я, тмъ не мене, понимаю васъ. Извините меня, Гибсонъ, и позвольте мн говорить съ вами, какъ съ другомъ. Вамъ никогда не приходила къ голову мысль вторично жениться? Конечно, второй бракъ не то, что первый. Но еслибъ вамъ удалось встртиться съ доброй, красивой женщиной лтъ тридцати, отчего бы вамъ не жениться на ней? Это избавило бы васъ отъ многихъ хлопотъ и затрудненій, и доставило бы вашей дочери необходимыя въ ея лта попеченія и покровительство. Я знаю, это предметъ весьма щекотливаго свойства, но вы, безъ сомннія, не станете сердиться на мою откровенность.
Съ тхъ поръ, какъ этотъ совтъ былъ данъ, мистеръ Гибсонъ не разъ о немъ думалъ. Но прежде надо было ‘поймать зайца’. Гд слдовало ему искать ‘доброй, красивой, тридцатилтней женщины?’ Не въ лиц же мисъ Броунингъ, или мисъ Фбе, или мисъ Гуденофъ. Въ числ его паціентовъ было два класса совершенно различныхъ людей: къ одному принадлежали фермеры, дти которыхъ отличались грубостью, неразвитостью, къ другому — сквайры, дочери которыхъ подумали бы, что свтъ перевернулся, еслибъ имъ пришлись выдти замужъ за провинціальнаго доктора.
Но посл своего перваго посщенія леди Комноръ, мистеръ Гибсонъ сталъ подозрвать, что мистрисъ Киркпатрикъ могла бы быть именно тмъ ‘зайцемъ’, котораго онъ ловилъ. Возвращаясь изъ Тоуэрса, онъ опустилъ поводья своей лошади и перебиралъ въ ум вс подробности, какія ему были извстны о ней. Онъ думалъ о нихъ гораздо боле, нежели о томъ, куда халъ и что ему слдовало прописать своимъ больнымъ. Онъ помнилъ ее хорошенькою мисъ Клеръ, у которой была скарлатина. Но это воспоминаніе относилось еще ко времени жизни его первой жены, слдовательно это было очень давно, такъ давно, что моложавость мистрисъ Киркпатрикъ казалась ему просто невроятной. Затмъ до него дошло извстіе о ея брак съ викаріемъ, а на слдующій день (или около того, промежутокъ времени между первымъ и вторымъ слухомъ какъ-то сгладился въ его памяти) онъ услышалъ о смерти послдняго. Онъ зналъ, что съ тхъ поръ она жила гувернанткой въ разныхъ семействахъ и постоянно пользовалась расположеніемъ Комноровъ, которыхъ онъ, независимо отъ ихъ высокаго положенія въ свт, искренно уважалъ. Годъ или два тому назадъ, онъ слышалъ, она завела школу въ Ашкомб, городк, сосднемъ съ другимъ имніемъ лорда Комнора въ томъ же графств. Ашкомбское владніе было гораздо больше того, которое находилось близь Голлингфорда, но старый замокъ Маноргаузъ далеко не представлялъ тхъ удобствъ для житья, какъ Тоуэрсъ. Управленіе имъ, по этому случаю, было вврено мистеру Престону, исключая нсколькихъ комнатъ, въ которыхъ жило семейство во время своихъ случайныхъ посщеній, весь Маноргаузъ былъ отданъ въ полное распоряженіе мистера Престона, красиваго холостяка. Мистеръ Гибсонъ зналъ еще, что у мистрисъ Киркпатрикъ есть дочь однихъ лтъ съ Молли. Состоянія у нея, по всмъ вроятностямъ, не было никакого, но онъ до сихъ поръ жилъ весьма разсчетливо и имлъ нсколько тысячъ, хорошо помщенныхъ на проценты. Кром того, его практика доставляла ему порядочный доходъ, который годъ отъ году увеличивался. Съ этой послдней мыслью онъ остановился у дома одного изъ своихъ паціентовъ и на время отложилъ всякое попеченіе о супружеств и о мистрисъ Киркпатрикъ. Втеченіе дня она ему однако еще разъ пришла на память, и онъ не безъ удовольствія припоминалъ нкоторыя подробности несчастнаго задержанія Молли въ Тоуэрс, когда, согласно съ мнніемъ, какое онъ себ составилъ изъ разсказовъ маленькой двочки, мистрисъ Киркпатрикъ такъ ласково съ ней обошлась. На этомъ онъ пока остановился, по крайней мр въ томъ, что касалось его лично.
Здоровье леди Комноръ было разстроено, но не до такой степени, какъ она опасалась. Для нея было большимъ облегченіемъ то, что мистеръ Гибсонъ теперь ршалъ за нее, что ей длать, что сть и пить и чего остерегаться. Подобная подчиненность чужой вол иногда иметъ своего рода привлекательность для людей, которые долгое время находились въ необходимости произносить ршенія нетолько за себя, но и за другихъ. Это случайное, временное послабленіе нравственныхъ силъ въ человк, привыкшемъ постоянно ихъ напрягать, немало содйствуетъ его выздоровленію. Мистрисъ Киркпатрикъ въ глубин души думала, что ей никогда не жилось такъ легко съ леди Комноръ, и заодно съ Брадлей восхваляла мистера Гибсона, ‘который такъ великолпно всегда умлъ справляться съ миледи’).
Милорду акуратно посылались свднія о состояніи больной, но ему и дочерямъ былъ строго запрещенъ въздъ въ Тоуэрсъ. Леди Комноръ соглашалась быть слабой тломъ и духомъ, но только не иначе, какъ вдали отъ глазъ семейства. Она въ настоящую минуту совсмъ не походила на свое обычное я, и безсознательно боялась потерять часть своей власти, еслибъ кто изъ домашнихъ видлъ ее въ теперешнемъ безсознательномъ состояніи. Иногда она сама писала ежедневные бюллетени, иногда поручала это Клеръ, но въ послднемъ случа всегда ихъ просматривала. Отвты дочерей она читала сама и часть ихъ содержанія передавала ‘этой доброй Клеръ’. Что же касается до привтливыхъ, но чрезвычайно безсвязныхъ писемъ милорда, то ихъ вс могли читать: въ нихъ нечего было опасаться открытія какой либо семейной тайны. Однако, однажды читая вслухъ одно изъ его посланій, мистрисъ Киркпатрикъ встртила нчто такое, что охотно оставила бы про себя, еслибъ миледи не оказалась для нея слишкомъ проницательной. Въ ея глазахъ ‘Клеръ была доброе, но не очень-то умное существо’. На дл же мистрисъ Киркпатрикъ просто не отличалась находчивостью, хотя и не была разборчива на средства, какія могли привести ее къ желанной цли.
— Читайте. Отчего вы остановились? Или тамъ дурныя всти? Не объ Агнес ли? Дайте сюда письмо.
Леди Комноръ прочла вполголоса: ‘Что подлываютъ Клеръ и Гибсонъ? Вы тогда съ презрньемъ отвергли мой совтъ принять участіе въ этомъ дл, но, право, я думаю, сватовство доставило бы вамъ пріятное развлеченіе теперь, когда вы не можете выходить. По моему мннію, это былъ бы самый приличный бракъ’.
— О, сказала леди Комноръ: — конечно, вамъ неловко было это прочесть, и я понимаю, почему вы остановились. Тмъ не мене, вы меня очень напугали.
— Лордъ Комноръ большой охотникъ до шутокъ, сназала мистрисъ Киркпатрикъ съ легкимъ смущеніемъ, но вполн согласная съ его послдними словами: ‘Это былъ бы самый приличный бракъ’. Ей очень хотлось знать мнніе леди Комноръ. Милордъ писалъ объ этомъ, какъ о вещи весьма возможной. Подобная мысль заключала въ себ немалую долю пріятности, и мистрисъ Киркпатрикъ не переставала улыбаться все время, пока сидла возл леди Комноръ, которая предавалась своему обычному, полуденному сну.

X.

Мистрисъ Киркпатрикъ читала вслухъ, пока леди Комноръ не заснула. Книга лежала у неа на колняхъ, она едва придерживала ее, и разсянно смотрла въ окно. Ни высокія деревья парка, ни туманныя очертанія холмовъ вдали, не привлекали ея взоровъ. Она размышляла о томъ, какъ пріятно было бы снова имть мужа, который работалъ бы за нее, между тмъ, какъ она въ нг, въ довольств и въ полномъ бездйствіи возсдала бы въ красивой, изящно-меблированной гостиной. Мужъ этотъ въ мысляхъ ея принималъ образъ провинціальнаго доктора. Вдругъ послышался легкій стукъ въ дверь, и предметъ ея мечтаній очутился предъ ней прежде, чмъ она успла встать съ мста. Она пошла къ нему на встрчу, знаками давая знать о сн ея сіятельства.
— Очень хорошо, сказалъ онъ шопотомъ, бросивъ взглядъ на спящую.— Могу я попросить васъ на два слова въ библіотеку?
‘Ужь не намренъ ли онъ сдлать предложеніе?’ подумала она съ легкимъ трепетомъ, и тутъ же поршила дать свое согласіе человку, на котораго за часъ передъ тмъ смотрла равнодушно, причисляя его только къ разряду мужчинъ, могущихъ еще жениться.
Онъ звалъ ее затмъ, чтобъ сдлать ей два-три чисто медицинскихъ вопроса, въ чемъ и она сама скоро убдилась, находя это весьма скучнымъ для себя, хотя, можетъ быть, полезнымъ для него. И все-таки ей хотлось думать, что онъ именно въ теченіе этого разговора окончательно ршился сдлать ей предложеніе. Она давала на его вопросы весьма сложные отвты, но онъ привыкъ отличать мякину отъ зерна. Мягкіе нжные звуки ея голоса, однако, пріятно поразили его слухъ, особенно посл грубаго и рзкаго говора, какой онъ безпрестанно слышалъ. Хорошо подобранные цвта ея одежды, плавныя, граціозныя движенія производили на него впечатлніе, подобное тому, какое на иныхъ производитъ кошачье мурлыканье. Онъ началъ думать, что для него дйствительно было бы счастьемъ пріобрсти ее. Вчера онъ смотрлъ на нее почти исключительно какъ на мачиху Молли, сегодня ему хотлось имть ее для себя. Воспоминаніе о письм лорда Комнора принесло ей какую-то сознательную прелесть: она желала нравиться, и надялась, что достигаетъ этого.
Но разговоръ ихъ долго вертлся только на болзни графини. Вдругъ пошелъ сильный дождь. Мистеръ Гибсонъ не боялся никакого ливня, но на этотъ разъ воспользовался случаемъ нсколько замедлить свой уходъ.
— Какая бурная погода, сказалъ онъ.
— Да, очень. Моя дочь пишетъ мн, что на послдней недли въ теченіе двухъ дней ни одно судно не могло выйдти изъ Булони.
— Мисъ Киркпатрикъ въ Булони, не правда ли?
— Да, бдненькая. Она въ пансіон, старается усовершенствоваться во французскомъ язык. Но, мистеръ Гибсонъ, вамъ не слдуетъ называть ее мисъ Киркпатрикъ. Цинція всегда вспоминала о васъ съ такою — право, я не могу сказать — съ такою любовью. Четыре года тому назадъ она была больна корью, и вы лечили ее. Пожалуйста, зовите ее просто Цинція. Еслибъ она васъ слышала, то непремнно обидлась бы церемоннымъ названіемъ мисъ Киркпатрикъ.
— Цинція такое необыкновенное имя. Оно скоре годится для романа, нежели для ежедневнаго употребленія.
— Это мое имя, сказала мистрисъ Киркпатрикъ съ нжнымъ упрекомъ.— Меня при крещеніи назвали Гіацинтой, и ея бдный отецъ непремнно хотлъ назвать ее моимъ именемъ. Мн очень жаль, что оно вамъ не нравится.
Мистеръ Гибсонъ затруднялся, что ему сказать. Онъ не приготовился перенести разговоръ лично на себя. Пока онъ находился въ нершимости, она продолжала:
— Гіацинта Клеръ! Въ былое время я просто гордилась своимъ именемъ, другіе тоже находили его хорошенькимъ.
— Безъ сомннія, началъ мистеръ Гибсонъ, и остановился.
— Можетъ быть, я дурно сдлала, уступивъ желанію мужа и назвавъ ее столь романическимъ именемъ. Это можетъ предубдить противъ нея нкоторыхъ людей, а ей, бдняжк, и безъ того есть съ чмъ бороться. Взрослая дочь налагаетъ огромную отвтственность, мистеръ Гибсонъ, особенно, если у нея остался только одинъ изъ родителей.
— Вы совершенно правы, сказалъ онъ, вспомнивъ о Молли.— Но я полагаю, что двушка, у которой есть мать, но умеръ отецъ, не можетъ такъ сильно чувствовать свою потерю, какъ та, которая лишилась матери и сохранила отца.
— Вы, конечно, думаете о вашей дочери. Какъ дурно было съ моей стороны начать этотъ разговоръ! Милое дитя! Какъ хорошо я помню ея кроткое, миленькое личико, когда она спала у меня на постели! Я полагаю, она теперь уже совсмъ взрослая двица. Она, должно быть, однихъ лтъ съ моей Цинціей. Какъ бы я желала ее видть!
— Я надюсь, вы ее увидите, я самъ этого желаю. Мн очень хотлось бы, чтобъ вы полюбили мою бдную, маленькую Молли, какъ вашу собственную… Онъ съ усиліемъ проглотилъ что-то стоявшее у него поперегъ горла и душившее его.
‘Сдлаетъ ли онъ предложеніе? Сдлаетъ ли?’ думала она, и начала дрожать, въ ожиданіи того, что онъ еще скажетъ.
— Можете ли вы полюбить ее, какъ вашу дочь? Не дадите ли вы мн права представить васъ ей, какъ ея будущую мать, какъ мою жену?
Вотъ оно! Наконецъ сдлано, умно или глупо, но сдлано! А между тмъ, лишь только слова эти были произнесены, у него въ голов мелькнулъ вопросъ насчетъ благоразумія совершоннаго имъ шага.
Она закрыла лицо руками.
— О, мистеръ Гибсонъ! сказала она, и къ его удивленію, а еще боле къ своему собственному, истерически зарыдала: но вдь какое облегченіе было наконецъ знать, что боле не прійдется самой добывать свой хлбъ!
— Моя милая… моя дорогая, утшалъ онъ ее словами и ласками, но въ то же время былъ въ нершимости, какое ей дать имя. Она, успокоившись немного, поспшила сама вывести его изъ затрудненія:
— Зовите меня Гіацинтой — вашей Гіацинтой. Я ненавижу имя ‘Клеръ’. Оно напоминаетъ мн мое званіе гувернантки, и прошлое время, которое теперь не должно боле возвращаться.
— Такъ. Но васъ въ этомъ семейств очень любили и цнили.
— Да, они были добры ко мн, но все же я не могла забыть своего положенія.
— Намъ надо увдомить леди Комноръ, замтилъ онъ, повидимому, думая не столько о томъ, что говорила его невста, сколько о многочисленныхъ обязанностяхъ, ожидавшихъ его впереди.
— Вы возьмете это на себя, не правда ли? сказала она, смотря на него съ умоляющимъ видомъ: — я предпочитаю, чтобъ извстія доходили до нея черезъ другихъ, тогда я лучше могу наблюдать, какое впечатлніе они на нее производятъ.
— Конечно, я сдлаю все, что вы ни пожелаете.— Не пойдти ли намъ посмотрть: она, можетъ быть, проснулась?
— Нтъ! Я лучше сначала приготовлю ее, а вы прідете завтра — вдь вы прідете?— и скажете ей.
— Дйствительно, такъ будетъ лучше. Къ тому же, мн слдуетъ прежде увдомить Молли: она иметъ на то право. Я надюсь, вы съ ней сойдетесь.
— О, конечно! Я въ этомъ уврена. Такъ вы завтра прідете и скажете леди Комноръ? А я подготовлю ее.
— Я не вижу никакой надобности въ подготовленіи, но вамъ лучше знать. Когда мы устроимъ ваше первое свиданіе съ Молли?
Въ эту минуту вошелъ слуга и сказалъ:
— Ея сіятельство проснулись и желаютъ видть мистера Гибсона.
Они послдовали за лакеемъ наверхъ. Мистрисъ Киркпатрикъ старалась принять развязный видъ. Ей очень хотлось сначала ‘подготовить’ леди Комноръ, то-есть заставить ее думать, что только неотступныя просьбы мистера Гибсона заставили ее согласиться на его предложеніе и одержали верхъ надъ ея робостью и стыдливостью.
Но леди Комноръ въ болзни не утратила свойственной ей проницательности. Она заснула съ мыслью о письм своего мужа, и это, можетъ быть, еще скоре навело ее на слдъ того, что случилось.
— Я очень рада, что вы еще не ухали, мистеръ Гибсонъ… Но что съ вами обоими? Что вы говорили, Клеръ? Я уврена, тутъ что-нибудь да кроется.
По мннію мистера Гибсона, ничего боле не оставалось, какъ прямо все разсказать миледи.
— Я просилъ мистрисъ Киркпатрикъ быть моей женой, сказать онъ: — и матерью моей дочери, она изъявила свое согласіе. Я не нахожу словъ, чтобы достаточно выразить ей мою благодарность.
— Вотъ какъ! Ну, я съ своей стороны не вижу препятствій. Я надюсь, вы будете счастливы, а что до меня касается, то я очень, очень рада! Дайте мн ваши руки. Затмъ, она со смхомъ прибавила: — съ моей стороны, какъ я вижу, не требовалось большихъ трудовъ.
Мистеръ Гибсонъ казался удивленнымъ. Мистрисъ Киркпатрикъ покраснла.
— Какъ, она вамъ не разсказала? Въ такомъ случа, я разскажу. Слушайте же, было бы жаль, чтобъ такая забавная шутка пропала даромъ, особенно посл того, какъ она окончилась такъ хорошо. Когда сегодня утромъ пришло письмо отъ лорда Комнора, я попросила Клеръ прочесть мн его. Вдругъ она остановилось. Я испугалась, думая, что это что-нибудь объ Агнес, и взяла письмо… Да вотъ я вамъ прочту это мсто. Гд письмо, Клеръ?.. Не безпокойтесь, вотъ оно. ‘Что подлываютъ Клеръ и Гибсонъ? Вы тогда съ презрніемъ отвергли мои совтъ принять участіе въ этомъ дл, но, право, я думаю, сватовство доставило бы вамъ пріятное развлеченіе теперь, когда вы не можете выходить. По моему мннію, это былъ бы самый приличный бракъ’. Вы видите, милордъ вполн одобряетъ ваше намреніе. А надо ему написать, какъ вы сами все уладили, безъ всякаго съ моей стороны вмшательства. Теперь, мистеръ Гибсонъ, посвятите мн нсколько минутъ, а затмъ ступайте кончать вашъ tte—tte съ Клеръ.
Но по прочтеніи отрывка изъ письма лорда Комнора, ни тотъ, ни другая уже не выказывали прежняго желанія возобновить прерванную бесду. Мистеръ Гибсонъ старался поменьше объ этомъ думать. Онъ боялся, чтобъ размышленіе не навело его на какое либо новое открытіе и не возбудило въ немъ непріятныхъ подозрній на счетъ разговора, окончившагося съ его стороны предложеніемъ. Но леди Комноръ по обыкновенію требовала, чтобъ ей повиновались.
— Полноте, не длайте глупостей! Я всегда заставляла моихъ дочерей разговаривать наедин съ ихъ будущими мужьями, хотли он того или нтъ. Передъ свадьбой мало ли о чемъ есть поговорить, а вы оба, кажется, въ такихъ лтахъ, что излишнія церемоніи были бы не у мста. Уходите же отсюда.
И такъ имъ пришлось возвратиться въ библіотеку. Мистрисъ Киркпатрикъ немного дулась, а къ мистеру Гибсону тмъ временемъ возвратились его обычное хладнокровіе и нсколько насмшливое обращеніе.
Она начала, почти плача:
— Что бы сказалъ бдный Киркпатрикъ, еслибъ онъ зналъ о моемъ теперешпемъ поступк? Онъ всегда былъ противъ вторыхъ браковъ.
— Въ такомъ случа будемъ надяться, что онъ ничего не знаетъ, а если знаетъ, что онъ теперь поумнлъ, т.-е. видитъ, какъ иногда вторые браки — бываютъ полезны и необходимы.
Какъ бы то ни было, этотъвторой tte—tte оказался далеко не такимъ удовлетворительнымъ, какъ первый. Къ тому же мистеръ Гибсонъ сознавалъ необходимость поскорй отправиться къ своимъ больнымъ.
‘Мы скоро собьемся на будничную, однообразную колею’, думалъ онъ, узжая изъ Тоуэрса. ‘Нельзя же ожидать, чтобъ мы съ самаго начала мыслили и чувствовали заодно. Да это и не понравилось бы мн’, прибавилъ онъ. ‘Это было бы скучно: что за веселье находить въ жен только отголосокъ собственныхъ мнній! Надо обо всемъ разсказать Молли. Какъ-то она приметъ это, моя голубушка? Вдь это сдлано, большею частью, въ видахъ ея пользы’. И онъ принялся пересчитывать достоинства мистрисъ Киркпатрикъ и выгоды, какія изъ всего этого можетъ извлечь Молли.
Въ этотъ день было уже слишкомъ поздно для поздки въ Гамлей. Тоуэрсъ и его окрестности лежали въ сторон, совершенно противоположной отъ Гамлея. Мистеръ Гибсонъ явился туда на другое утро, за нсколько времени до прихода мистрисъ Гамлей въ гостиную. Онъ распорядился такъ, чтобъ имть возможность поговорить съ Молли полчаса наедин.
Было прекрасное, знойное, лтнее утро. Поселяне въ однихъ жилетахъ занимались въ поляхъ косьбою овса. Онъ могъ ихъ видть черезъ высокую живую изгородь и даже слышать свистъ длинныхъ косъ, когда ими взмахивали по воздуху. Работникамъ было такъ жарко, что они, повидимому, чувствовали себя не въ силахъ говорить. Собака, охранявшая ихъ палки и верхнюю одежду, тяжело переводила духъ, лежа по другую сторону вяза, около котораго остановился мистеръ Гибсонъ, чтобъ окинуть взоромъ разстилавшуюся передъ нимъ картину и хоть на сколько нибудь отсрочить ожидавшее его свиданіе. Но въ слдующую за тмъ минуту, онъ упрекалъ себя въ слабости и, пришпоривъ лошадь, быстро очутился у цли своего путешествія. Онъ пріхалъ ране обыкновеннаго, и никто его не ожидалъ. Конюхи вс до одного были въ поляхъ, но это ничего не значило для мистера Гибсона. Онъ самъ отпустилъ постромки своей лошади и поставилъ ее въ конюшню, гд разсматривалъ ее съ нсколько излишнимъ вниманіемъ. Онъ вошелъ въ домъ черезъ маленькую дверь и направилъ свои шаги въ гостиную, гд, однако, не думалъ найдти Молли, полагая, что она гуляетъ въ саду. И дйствительно, она была тамъ, пока жара не прогнала ее назадъ въ домъ. Утомленная и разгоряченная, она сла въ кресло и заснула. Шляпка и открытая книга лежали у нея на колняхъ, а одна рука свсилась. Она имла такой ребяческій видъ, казалась такой слабой и нжной. Сильный, почти неудержимый, порывъ любви поднялся въ сердц отца, когда онъ смотрлъ на нее.
‘Молли!’ сказалъ онъ, нжно приподнявъ свсившуюся смуглую ручку и удерживая ее въ своей. ‘Молли!’
Она открыла глаза, которые въ первую минуту пробужденія смотрли какъ-то безсознательно. Затмъ они сверкнули радостнымъ блескомъ, она бистро вскочила, обвила руками шею отца и воскликнула:
— О, папа, милый, милый, милый папа! Какъ это вы пришли сюда во время моего сна? Вы этимъ отняли у меня удовольствіе ожиданія.
Мистеръ Гибсонъ поблднлъ. Онъ все держалъ ее за руку и молча привлекъ къ дивану, она же продолжала болтать.
— Я сегодня очень рано встала. Такъ пріятно дышать свжимъ, утреннимъ воздухомъ! Онъ-то, я думаю, и навелъ на меня дремоту. Но не правда ли, какой великолпный, знойный день? Желала бы я знать, бываетъ ли столь прославленное итальянское небо когда нибудь ярче вонъ хоть бы этого клочка, что теперь выглядываетъ изъ-за зелени дубовъ!
Она выдернула свою руку и повернула голову отца такъ, чтобъ онъ могъ видть ту часть неба, о которой она говорила. Его необыкновенная молчаливость наконецъ поразила ее.
— Имете ли вы извстія о мисъ Эйръ, папа? Какъ они вс тамъ поживаютъ? А что лихорадка? Знаете ли, папа, что у васъ совсмъ нездоровый видъ. Мн надо поскорй вернуться домой и приняться ухаживать за вами. Когда это можно будетъ сдлать?
— У меня нездоровый видъ? Ты это себ вообразила, гусенокъ. Напротивъ, я необыкновенно здоровъ и долженъ имть хорошій видъ, такъ-какъ имю сообщить теб нчто… (Онъ чувствовалъ, что приступилъ къ длу весьма неловко, но уже ршился во что бы то ни стало поскорй его окончить). Ты не угадываешь что?
— Какъ же я могу угадать? сказала она измнившимся тономъ и какъ-бы съ предчувствіемъ чего-то недобраго.
— Моя милая, сказалъ онъ и снова взялъ ее за руку:— ты находишься въ очень неловкомъ положеніи: взрослая двушка въ семейств, какъ мое… одна… молодые люди это непростительная глупость съ моей стороны… и я такъ часто долженъ отлучаться…
— Но у меня есть мисъ Эйръ, сказала она съ увеличивающимся страхомъ:— милая мисъ Эйръ! Мн никого не надо, кром васъ и ея.
— Да, но вдь бываютъ случаи, когда миссъ Эйръ нельзя съ тобой оставаться, вотъ какъ теперь напримръ. Нашъ домъ не ея домъ, у нея есть другія обязанности. Я долгое время находился въ большомъ безпокойств, но наконецъ принялъ ршимость, которая, я надюсь, сдлаетъ насъ обоихъ счастливе.
— Вы собираетесь вторично жениться, помогла она ему, говоря спокойнымъ, сухимъ тономъ и потихонько отняла у него свою руку.
— Да, на мистрисъ Киркпатрикъ — ты помнишь ее? Въ Тоуэрс ее вс называютъ Клеръ. Она еще была такъ добра къ теб, когда тебя позабыли въ замк.
Она молчала, не находя словъ. Она боялась говорить, чтобъ въ порыв гнва, отвращенія, негодованія, всего, что кипло у нея въ душ, не разразиться криками, слезами или, что еще хуже, не наговорить такихъ словъ, которыя впослдствіи никогда не могли бы быть забыты. Точно кусокъ твердой земли, на которомъ она стояла, оторвался отъ берега и она понеслась, одна, далеко по безконечному морю.
Мистеръ Гибсонъ былъ пораженъ ея молчаніемъ, какъ чмъ-то неестественнымъ, хотя почти угадывалъ его причину. Но онъ понималъ необходимость дать ей время нсколько освоиться съ новой для нея мыслью. Самъ же онъ все еще полагалъ, что это длается для ея счастія, и высказавъ наконецъ тайну, которая тяготила его послдніе двадцать-четыре часа, чувствовалъ значительное облегченіе. Онъ началъ высчитывать вс выгоды этого брака: онъ уже усплъ затвердить ихъ въ своей памяти.
— Она вполн подходитъ ко мн годами. Я не знаю, сколько ей именно лтъ, но должно быть около сорока. Я не желалъ бы жениться на комъ нибудь моложе. Лордъ и леди Комноръ и вся ихъ семья очень уважаютъ ее, а это одно уже служитъ ей прекрасной рекомендаціей. У ней изящныя манеры — она, конечно пріобрла ихъ въ обществ, въ которомъ столько лтъ вращалась, а ты, гусенокъ, иногда бываешь черезчуръ рзка. Теперь намъ слдуетъ измнить наши нравы и обычаи.
Никакого отвта не воспослдовало и на эту попытку къ шутк. Онъ продолжалъ:
— Она привыкла вести хозяйство и быть бережливой. Послднее время она содержала школу въ Ашкомб и, поэтому, должна была заботиться о большой семь. А наконецъ, и это не самое маловажное, у ней есть дочь твоихъ лтъ, Молли. Она, конечно, прідетъ жить съ нами и будетъ теб подругой, сестрой.
Она все молчала, наконецъ проговорила:
— Итакъ, я была выслана изъ дому для того, чтобъ въ мое отсутствіе все могло лучше устроиться?
Она сказала это съ горечью, не будучи въ силахъ совладать съ собою, но впечатлніе, произведенное ея словами, было таково, что немедленно вывело ее изъ оцнненія, въ какое она было-впала. Отецъ ея вздрогнулъ и быстро вышелъ изъ комнаты, говоря что-то про себя, что именно — она не могла разслышать, хотя и побжала за нимъ слдомъ по темнымъ, каменнымъ переходамъ къ солнечному блеску и сіянью.
— О, папа, папа! Я сама не своя!… Я ршительно не знаю, что мн сказать объ этомъ ужасномъ, ненавистномъ…
Онъ вывелъ изъ конюшни лошадь. Молли не знала, слышалъ онъ или нтъ ея воззваніе. Вскочивъ въ сдло, онъ обратилъ къ ней блдное угрюмое лицо и сказалъ:
— Для насъ обоихъ лучше, если я немедленно уду. Мы можемъ наговорить другъ другу такихъ вещей, которыя нелегко забываются: и ты, и я, мы слишкомъ взволнованы. Къ завтрашнему дню мы поостынемъ. Ты успешь обсудить дло и увидишь, что во всемъ этомъ прежде всего имлась въ виду твоя польза. Ты можешь сказать мистрисъ Гамлей, я самъ намревался это сдлать. Завтра я опять пріду. Прощай, Молли.
Онъ скрылся изъ виду. Стукъ лошадиныхъ копытъ по круглымъ камнямъ мощеной аллеи давно умолкъ, а Молли все еще стояла, защищая рукой глаза отъ солнечныхъ лучей, и продолжала смотрть въ пустое пространство, гд исчезла фигура ея отца. У нея сперло дыханіе въ груди, только разъ или два она попробовала вздохнуть, но вздохъ ея окончился рыданіемъ. Она не хотла вернуться въ домъ, боялась встртиться съ мистрисъ Гамлей и не могла забыть ни послдняго взгляда, ни послднихъ словъ отца.
Она вышла въ боковую калитку, черезъ которую садовники обыкновенно вносили въ садъ свои орудія и которая вела въ уединенную аллею, сокрытую отъ глазъ массой кустарника, ползучими растепілми и высокими деревьями съ переплетенными втвями. Никто не будетъ знать, гд она, да и некому ея хватиться, прибавила она мысленно съ неблагодарностью, свойственной сильному горю. У мистрисъ Гамлей есть мужъ, дти, свои домашніе интересы. Она, правда, очень добра и привтлива, но въ настоящую минуту сердце Молли было преисполнено печали, которую она не хотла поврять постороннему лицу. Она быстрыми шагами направилась къ скамь, окруженной почти со всхъ сторонъ гибкими втвями плакучей ивы и поставленной на площадк въ конц аллеи по другую сторону лса, который здсь оканчивался, а за нимъ начиналась легкая покатость луговъ и полей. Аллея эта, повидимому, для того и была проложена, чтобъ открывать видъ на мирный, облитый солнечнымъ свтомъ ландшафтъ, состоявшій изъ деревьевъ, церковнаго шпица, двухъ-трехъ коттеджей съ красными крышами и возвышавшагося вдали холма. Можетъ быть, въ былое время, когда въ замк жило большое семейство Гамлеевъ, по этой самой террас прогуливались леди въ фижмахъ и джентльмены въ парикахъ и со шпагою на боку. Но теперь никто здсь не гулялъ, и эта аллея почти никмъ не посщалась. Иногда только сквайръ и его сыновья проходили по ней, направляясь къ калитк, открывавшейся прямо въ поле. Молли даже сомнвалась, чтобъ кто либо, кром нея, зналъ о существованіи скамьи подъ плакучей ивой. Число работавшихъ въ парк садовниковъ было весьма ограниченно, и обязанность ихъ состояла исключительно въ томъ, чтобъ поддерживать въ чистот и надлежащемъ порядк огородъ, да ту часть сада, которая посщалась семействомъ и была расположена но близости къ дому.
Дойдя до скамьи, Молли неудержимо отдалась своей печали. Она не искала анализировать причину душившихъ ее слезъ и рыданій. Ея отецъ хотлъ вторично жениться, ея отецъ на нее сердился, она поступила дурно, и онъ ухалъ недовольный, она лишилась его любви, онъ собирался жениться вдали отъ нея, его дочери, онъ позабылъ ея милую-милую мать. Вс эти мысли въ безпорядк толпились у нея въ голов. Она страшно устала отъ слезъ и рыданій и на минуту умолкла, чтобъ отдохнуть, но затмъ насталъ новый пароксизмъ отчаянія. Она бросилась на землю и прислонилась къ старой, поросшей мхомъ скамь. Она то закрывала лицо руками, то крпко, крпко сжимала ихъ, какъ-бы думая физической болью заглушить нсколько нравственное страданіе.
Она не примтила Роджера Гамлея, возвращавшагося съ полей, и не слышала, какъ онъ стукнулъ маленькой, блой калиткой. Онъ ходилъ отыскивать наскомыхъ въ пруду и канавахъ съ водой, и теперь возвращался съ мокрой сткой, въ которой заключались найденныя имъ сокровища. Онъ шелъ домой завтракать, всегда чувствуя къ этому времени сильный апетитъ, хотя по теоріи и презиралъ завтраки. Но мать любила, чтобъ онъ на нихъ присутствовалъ. Она до завтрака обыкновенно оставалась наверху и рдко показывалась кому либо изъ домашнихъ. Итакъ, ради нея онъ жертвовалъ своей теоріей, вопреки которой всегда съдалъ завтракъ съ большимъ удовольствіемъ.
Проходя по площадк на возвратномъ пути, онъ не замтилъ Молли и уже сдлалъ шаговъ двадцать дале, какъ вдругъ увидлъ въ трав одно рдкое растеніе, цвтокъ котораго давно желалъ имть, но до сихъ поръ еще не находилъ. Немедленно положилъ онъ на землю стку, искусно свернувъ ее такъ, чтобъ изъ нея ничто не могло выпасть, и легкими шагами отправился за своей находкой. Онъ такъ любилъ природу, что безсознательно, но уже въ силу привычки, всегда избгалъ безъ нужды топтать растенія: кто могъ знать, какія заключались въ нихъ семена или наскомыя, которыя могли оказаться впослдствіи весьма рдкими и замчательными явленіями?
Такимъ образомъ онъ по обходной тропинк добрался до плакучей ивы и до скамейки, которая съ этой стороны была гораздо боле на виду. Онъ остановился, примтивъ на земл чье-то свтлое платье. Кто-то лежалъ на скамь, но такъ спокойно, совершенно неподвижно, точно въ обморк. Онъ выжидалъ. Черезъ минуту послышалось рыданіе и затмъ слова. Мисъ Гибсонъ восклицала сквозь слезы:
— О папа, папа! Еслибъ онъ только воротился!
Сначала Роджеръ подумалъ, что лучше ему уидти, не давъ ей замтить своего присутствія, и сдлалъ уже нсколько шаговъ назадъ на цыпочкахъ. Но рыданія становились сильне. Мать его не могла идти такъ далеко, а не то было бы ея прямой обязанностью утшить свою гостью, въ чемъ бы ни состояла причина ея горести. Однако, услышавъ снова печальные звуки голоса, выражавшаго такое безграничное отчаяніе, онъ, не размышляя, хорошо то или дурно, деликатно или навязчиво, пошелъ къ скамь подъ зеленымъ сводомъ плакучей ивы. Молли съ испугомъ при его приближеніи, стараясь сдерживать рыданія, инстинктивно обими руками принялась приглаживать свои растрепанные волосы.
Онъ бросилъ на нее добрый, исполненный участія взглядъ, но ршительно не зналъ, что сказать.
— Разв уже время завтракать? спросила она, стараясь думать, что онъ не замтилъ на ея лиц слдовъ слезъ и огорченія и не видлъ, какъ она лежала на скамь и рыдала.
— Не знаю. Я шелъ домой къ завтраку, но не могъ уйдти отсюда, когда увидлъ васъ въ слезахъ. Что случилось? Не могу ли я вамъ помочь, хотя, конечно, я знаю, что не имю права разспрашивать васъ.
Она очень устала и ослабла отъ слезъ и не могла ни продолжать стоять, ни идти. Она съ глубокимъ вздохомъ опустилась на скамью и до такой степени поблднла, что онъ подумалъ, что ей сдлалось дурно.
— Подождите минутку, сказалъ онъ, впрочемъ совершенно безполезно, такъ-какъ она была не въ силахъ двинуться съ мста. Онъ со всхъ ногъ бросился къ находившемуся по близости источнику и черезъ минуту воротился, медленно выступая и осторожно неся большой зеленый листъ, искусно свернутый и наполненный водой. Это освжило ее.
— Благодарю васъ! сказала она.— Теперь я скоро буду въ состояніи вернуться домой. Не ждите меня.
— Позвольте мн остаться, отвчалъ онъ.— Матушка была бы очень недовольна, еслибъ я покинулъ васъ здсь одну, когда вамъ дурно.
Они нсколько времени молчали. Онъ сорвалъ два странной формы ивовые листка и разсматривалъ ихъ частью по привычк, частью дяя того, чтобъ дать ей время оправиться.
— Папа собирается снова жениться, произнесла она наконецъ.
Она сама не знала, къ чему это сказала, за минуту передъ тмъ, она даже и не намревалась говорить. Онъ выронилъ изъ рукъ листъ, который держалъ, обернулся къ ней и взглянулъ на нее. Бдные, печальные глазки ея наполнились слезами и посмотрли на него съ нмой мольбой о сочувствіи. Взглядъ ея былъ краснорчиве словъ. Онъ съ минуту помолчалъ, а затмъ спросилъ, не столько потому, чтобы въ томъ могло быть хоть малйшее сомнніе, сколько изъ сознанія необходимости что либо сказать:
— Васъ это печалитъ?
Она, не отводя отъ него глазъ, дрожащими губами старалась произнести: ‘да’, но голосъ не повиновался ей. Онъ снова замолчалъ и, опустивъ глаза въ землю, концомъ ноги игралъ съ маленькимъ камешкомъ. Его мысли обыкновенно съ трудомъ облекались въ слова и онъ не умлъ утшать до тхъ поръ, пока не узнавалъ съ достоврностью, изъ какого источника должно происходить утшеніе. Наконецъ онъ заговорилъ, но какъ-бы разсуждая самъ съ собой:
— Бываютъ случаи, когда, оставивъ въ сторон всякій вопросъ о любви, старанія найдти дтямъ вторую мать становятся необходимостью и почти обращаются въ обязанность… Я думаю, прибавилъ онъ, перемнивъ тонъ и опять взглянувъ на Молли:— я думаю, этотъ шагъ можетъ много содйствовать къ счастью вашего отца, онъ избавитъ его отъ многихъ хлопотъ и доставитъ ему подругу.
— Онъ имлъ меня. Вы не знаете, чмъ мы были другъ для друга, по крайней мр, чмъ онъ былъ для меня, скромно поправилась она.
— Тмъ не мене онъ считаетъ это нужнымъ и справедливымъ, иначе ничего бы не предпринялъ. Можетъ быть, даже все это длается гораздо боле въ видахъ вашей пользы, нежели его собственной.
— Онъ старался меня въ этомъ убдить.
Роджеръ снова занялся камешкомъ. Онъ еще не совсмъ ясно понималъ, въ чемъ дло. Вдругъ онъ поднялъ голову.
— Я вамъ кое-что разскажу про одну молодую двушку. Она лишилась матери, когда ей было шестнадцать лтъ и осталась посл нея старшею въ семь. Съ этой минуты она всю свою жизнь посвятила отцу и была сначала его утшительницей, потомъ товарищемъ, другомъ, секретаремъ, всмъ, чмъ хотите. Онъ былъ человкъ очень занятой и часто возвращался домой только для того, чтобы приготовиться къ завтрашнему труду. Гарріета всегда весело встрчала его, помогала ему, говорила съ нимъ или молчала, смотря по тому, что было ему пріятне и полезне. Такъ продолжалось восемь или десять лтъ, а затмъ отецъ ея женился на женщин немногимъ старше Гарріеты. И что же? Они счастливйшіе люди въ свт. Вы, конечно, не ожидали этого?
Она слушала, но не имла духу отвчать. Ее интересовалъ разсказъ о Гарріет, молодой двушк, которая такъ много длала для отца, гораздо боле, чмъ она, Молли, могла сдлать для своего, лишившись матери въ столь раннемъ возраст.
— Но какъ же это? спросила она наконецъ.
— Гарріета думала о счасть своего отца боле, нежели о своемъ собственномъ, отвчалъ Роджеръ нсколько строго. Слезы опять навернулись у нея на глазахъ.
— Еслибъ того требовало счастье папа
— Онъ, безъ сомннія, такъ думаетъ. Какого бы вы ни были мннія на этотъ счетъ, сдлайте съ вашей стороны все, что отъ васъ зависитъ. Я полагаю, ему было бы очень тяжело видть вашу печаль и недовольство, особенно, если, судя по вашимъ словамъ, вы ему такъ дороги. Мачиха Гарріеты съ своей стороны не была ни самолюбива, ни эгоистична, она не стремилась исключительно къ удовлетворенію своихъ только желаній, но заботилась о благосостояніи Гарріеты столько же, сколько та хлопотала о счастьи отца. Можетъ быть, будущая жена мистера Гибсона принадлежитъ къ тому же разряду женщинъ, хотя он рдки.
— Ну, я не думаю, прошептала Молли, подъ вліяніемъ воспоминаній о дн, который много лтъ тому назадъ провела въ Тоуэрс.
Роджеръ не желалъ допытываться причины подобнаго сомннія. Онъ чувствовалъ, что не иметъ права дале проникать въ тайны семейной жизни мистера Гибсона. Онъ желалъ знать не боле, какъ сколько то было необходимо для поданія помощи и утшенія бдной, плачущей двушк, съ которой случайно столкнулся. Кром того онъ спшилъ домой къ матери, чтобъ не опоздать къ ея завтраку, но въ то же время не хотлъ оставить Молли одну.
— Всегда лучше надяться на хорошее, чмъ на дурное. Это очень смахиваетъ на пошлую истину, которая, однако, нердко бывала для меня источникомъ утшенія, современемъ и вы это испытаете. Надо стараться думать о другихъ людяхъ больше, нежели о самихъ себ, и не предубждаться противъ нихъ безъ достаточныхъ на то причинъ. Надюсь, моя проповдь не показалась вамъ длинной? Не придала ли она вамъ аппетиту къ завтраку? Во мн проповди всегда возбуждаютъ голодъ.
Онъ повидимому ожидалъ, чтобъ она встала и пошла съ нимъ. Она медленно приподнялась со скамьи, такъ медленно, какъ-бы хотла сказать, что предпочла бы остаться одна, еслибъ онъ только согласился уидти безъ нея. Она была очень слаба и запнулась о корень одного дерева. Онъ, молча, не переставалъ наблюдать за ней и видя, какъ она пошатнулась, поспшилъ поддержать ее и не далъ ей упасть. Опасность миновала, но онъ не выпускалъ ея руки изъ своей: эта маленькая, чисто-физическая несостоятельность глубоко тронула его, показавъ, какъ она была еще молода и безпомощна. Онъ почувствовалъ непреодолимое желаніе сказать ей что-нибудь доброе и теплое, такое, что могло бы дйствительно ее облегчить и утшить прежде, чмъ они разстанутся и все снова войдетъ въ обычную колею. Но онъ не находилъ словъ.
— Вы, безъ сомннія, сочтете меня жестокимъ, внезапно заговорилъ онъ, когда они уже подходили къ дому.— Я не умю выражать своихъ чувствованій и какъ-то всегда впадаю въ философскія разсужденія, но право, право, мн очень жаль васъ. Я не въ силахъ помочь вамъ, потому что не могу измнить факты, но вполн сочувствую вамъ, хотя и нахожу, что лучше объ этомъ меньше говорить. Но помните, что я вамъ искренно, глубоко сочувствую! Я часто буду о васъ думать, хотя, повторяю, лучше не возвращаться боле къ этому предмету.
Она отвчала: я знаю, что вы мн сочувствуете, и не въ силахъ доле себя сдерживать, убжала отъ него въ домъ, наверхъ, въ уединепіе собственной комнаты. А онъ пошелъ прямо къ матери, которая сидла передъ нетронутымъ завтракомъ, недовольная странной неаккуратностью своей гостьи, на сколько могла быть чмъ бы то ни было недовольна. Ей уже было извстно, что мистеръ Гибсонъ прізжалъ и ухалъ, но она не могла ни отъ кого добиться, не поручилъ ли онъ ей что либо передать. Ея заботливость о собственномъ здоровьи, въ глазахъ многихъ слывшая за преувеличенную, всегда заставляла ее съ особеннымъ нетерпніемъ ожидать посщеній и совтовъ доктора.
— Гд ты былъ, Роджеръ? гд Молли? мисъ Гибсонъ, хочу я сказать? Она старалась поддерживать церемонныя отношенія между молодымъ человкомъ и молодой двушкой, которымъ приходилось жить подъ одной кровлей и находиться въ частыхъ столкновеніяхъ другъ съ другомъ.
— Я ходилъ ловить наскомыхъ въ пруду. (Ахъ, кстати, я забылъ стку на площадк, около поля). Я встртилъ мисъ Гибсонъ въ страшномъ гор и всю въ слезахъ. Ея отецъ собирается снова жениться.
— Снова жениться! Быть не можетъ!
— Да, и она, бдняжка, очень принимаетъ это къ сердцу. Маменька, пошлите ей рюмку вина, или чего нибудь въ этомъ род, съ ней чуть не сдлался обморокъ…
— Я сама къ ней пойду, бдное дитя, сказала мистрисъ Гамлей, вставая.
— Нтъ, нтъ, возразилъ онъ, удерживая ее за руку.— Мы и то васъ слишкомъ долго заставили ждать, вы очень блдны. Гаммондъ можетъ отнести ей все, что нужно, прибавилъ онъ и позвонилъ. Она опустилась на стулъ и не могла прійдти въ себя отъ изумленія.
— На комъ онъ женится?
— Не знаю. Я не спросилъ, а она мн не сказала.
— Какъ это похоже на мужчину! Но половина дла заключается именно въ вопрос, на комъ онъ женится.
— Конечно, мн слдовало бы спросить. Но я никуда не гожусь въ подобныхъ случаяхъ. Я выказалъ ей на сколько могъ участія, но ршительно не зналъ, что ей сказать.
— Однако, что жь ты сказалъ?
— Я далъ ей лучшій совтъ, какой только могъ прійдти мн въ голову.
— Совтъ! Теб слдовало бы утшать ее. Бдная, маленькая Молли!
— Я полагаю, хорошій совтъ есть лучшее утшеніе. Тише, вотъ она.
Къ ихъ удивленію Молли вошла, стараясь принять на себя свой обычный видъ. Она умылась и причесалась и длала большія усилія, чтобъ удержать слезы и настроить голосъ на приличный ладъ. Она не хотла печалить мистрисъ Гамлей видомъ своего горя и, такимъ образомъ, сама того не замчая, уже начинала слдовать совту Роджера и думать о другихъ боле, чмъ о себ. Мистрисъ Гамлей не знала, благоразумно ли будетъ заговорить съ ней о только что слышанномъ отъ сына извстіи, но она такъ была заинтересована, что не выдержала и спросила:
— Я слышала, моя милая, что вашъ отецъ собирается жениться? Могу я узнать, на комъ?
— На мистрисъ Киркпатрикъ. Она, кажется, много лтъ тому назадъ, была гувернанткой у графини Комноръ. Она и теперь очень часто бываетъ у нихъ. Они зовутъ ее Клеръ, и повидимому, очень любятъ.— Молли старалась выставить свою будущую мачиху въ наилучшемъ свт.
— Сколько мн помнится, я о ней слышала. Такъ она ужь немолода? Это хорошо. И вдова также. Есть у нея семейство?
— Одна дочь, кажется. Но я такъ мало о ней знаю!
Молли едва, едва не плакала.
— Ничего, моя милая. Все это пріидетъ современемъ. Роджеръ, ты почти ничего не лъ, куда ты идешь?
— За сткой. Въ ней много такого, что я не желалъ бы потерять. А мъ я всегда мало.— Онъ сказалъ только часть истины, но не всю. Онъ полагалъ, что имъ лучше остаться вдвоемъ. Его мать обладала такой добротой и была такъ полна участія, что, безъ сомннія, съуметъ въ бесд наедин смягчить печаль бдной двушки. Лишь только онъ вышелъ, Молли подняла свои опухшіе глазки и, смотря на мистрисъ Гамлей, сказала:
— Онъ былъ такъ добръ ко мн. Я постараюсь всегда помнить его слова.
— Я очень рада это слышать, моя дорогая, очень рада. Изъ того, что онъ мн сказалъ, я боялась ужь не обошелся ли онъ съ вами слишкомъ сурово. У него доброе сердце, но не столь нжное обращеніе, какъ у Осборна: Роджеръ бываетъ иногда рзокъ.
— Въ такомъ случа я люблю рзкость. Это принесло мн пользу и дало мн почувствовать, какъ дурно — о, мистрисъ Гамлей, какъ дурно я обошлась съ папа сегодня утромъ!
Она бросилась на шею къ мистрисъ Гамлей и горько зарыдала. Она плакала теперь уже не о томъ, что ея отецъ собирался жениться, а о своемъ собственномъ дурномъ поступк.
Если Роджеръ былъ рзокъ на словахъ, за то онъ былъ нженъ на дл. Какъ ни преувеличена и неблагоразумна казалась ему печаль Молли, для нея она была настоящимъ страданіемъ и онъ взялъ на себя трудъ облегчить его весьма оригинальнымъ и характеристическимъ способомъ. Въ вечеру онъ принесъ микроскопъ и собранныя поутру сокровища, разложилъ ихъ на маленькомъ столик и позвалъ мать полюбоваться ими. Молли, конечно, тоже пришла, а этого-то именно онъ и хотлъ. Онъ постарался возбудить въ ней сначала любопытство, а потомъ и желаніе пріобрсти боле точныя и подробныя свднія. Тогда онъ принесъ нсколько книгъ и принялся изъяснять ей техническій, нсколько напыщенный языкъ, какимъ он были написаны. Сходя внизъ къ обду, Молли съ ужасомъ думала, какъ пройдутъ эти длинные вечерніе часы, въ которые она не должна говорить объ единственномъ занимавшемъ ее предмет. Она боялась, что и то уже утомила мистрисъ Гамлей длиннымъ tte—tte посл завтрака. Но часъ молитвы и сна пришелъ совершенно незамтно. Новый потокъ мыслей освжилъ ея умъ и она была очень благодарна Роджеру. Теперь ей оставалось только ожидать завтрашняго дня и принести покаяніе передъ отцомъ.
Но мистеръ Гибсонъ не требовалъ этого. Онъ ни въ какое время не любилъ изліяній чувствъ, а теперь вдобавокъ еще сознавалъ, что чмъ меньше будетъ говориться о предмет, на которомъ онъ и его дочь расходятся въ мнніяхъ, тмъ лучше. Онъ прочелъ раскаяніе въ ея глазахъ, увидлъ, какъ она много страдала, и у него самаго защемило на сердц. Онъ остановилъ ее на первомъ же слов и сказалъ:
— Хорошо, хорошо, я знаю все, что ты мн хочешь сказать. Я знаю мою маленькую Молли — моего глупепькаго гусенка — лучше нежели она сама себя знаетъ. Я привезъ теб приглашеніе. Леди Комноръ желаетъ, чтобъ ты пріхала въ Тоуэрсъ въ четвергъ на цлый день!
— А вы желаете, чтобъ я похала? спросила она съ замираньемъ сердца.
— Я желаю, чтобъ ты и Гіацинта поближе познакомились и научились другъ друга любить.
— Гіацинта! воскликнула Молли въ изумленіи.
— Да, Гіацинта! Это самое глупое имя, какое мн когда либо приходилось слышать, но это ея имя и я долженъ ее такъ звать. ‘Клеръ’ мн еще мене по сердцу: миледи и вс въ Тоуэрс ее зовутъ Клеръ. ‘Мистрисъ Киркпатрикъ’ слишкомъ церемонно, да къ тому же и не иметъ смысла, такъ-какъ она скоро перемнитъ это имя.
— Когда, папа? спросила Молли, чувствуя, что она точно перенеслась въ новый, чуждый ей міръ и живетъ тамъ странной, невдомой ей жизнью.
— Не прежде Михайлова дня. А затмъ онъ прибавилъ, какъ-бы отвчая на собственную мысль: — а что всего хуже, такъ это то, что ея черезчуръ изысканное, вычурное имя перешло и къ дочери. Цинція! Какъ я радъ, мое дитя, что ты просто на просто Молли!
— Сколько ей лтъ, то-есть, Цинціи, хотла я сказать?
— Да, пріучайся къ этому имени. Я думаю, Цинція Киркпатрикъ однихъ лтъ съ тобой. Она въ пансіон, во Франціи, учится хорошимъ манерамъ и любезности. Она прідетъ на свадьбу, и ты будешь имть случай съ ней познакомиться. А потомъ она, кажется, опять удетъ еще на полгода или около того.

XI.
Сближеніе.

Мистеръ Гибсонъ полагалъ, что Цинція Киркпатрикъ возвратится въ Англію и будетъ присутствовать на свадьб матери. Но это не входило въ планы мистрисъ Киркпатрикъ. Она не была тмъ, что обыкновенно называется ршительной женщиной, но тмъ или другимъ способомъ всегда умла избгать того, что ей не нравилось, и достигать того, что ей приходилось по вкусу. И хотя она спокойно выслушала предложеніе мистера Гибсона на счетъ выбора Молли и Цинціи въ подруги невсты, она, однако, была этимъ недовольна. Она боялась, чтобъ свжая красота дочери не затмила уже увядающія прелести матери, и съ каждымъ днемъ находила все боле и боле причинъ къ тому, чтобъ Цинціи спокойно оставалась въ своемъ булонскомъ пансіон.
Въ первый вечеръ посл предложенія, сдланнаго ей мистеромъ Гибсономъ, мистрисъ Киркпатрикъ легла спать въ надежд на весьма скорый бракъ. Она смотрла на него, какъ на избавленіе отъ рабства, какъ на возможность не содержать боле пансіона съ такимъ ограниченнымъ числомъ ученицъ, что вносимой за нихъ суммы денегъ едва хватало на уплату податей, на столъ, на стирку блья и на жалованье учителямъ. Она не видла нужды даже возвращаться въ Ашкомбъ, разв только для того, чтобъ покончить тамъ съ длами, да захватить оттуда свои пожитки. Она надялась, что мистеръ Гибсонъ будетъ торопиться свадьбой и станетъ убждать ее теперь же навсегда распроститься съ пансіономъ. Она даже по этому поводу приготовила для него маленькую, но весьма страстную рчь, именно достаточно сильную для того, чтобъ одержать верхъ надъ ея мнимой совстливостью. Она сознавала необходимость выказать нкоторое сомнніе на счетъ того, справедливо ли будетъ вдругъ отказать родителямъ своихъ воспитанницъ, и на послдней недл лтнихъ каникулъ заставить ихъ искать для своихъ дочерей другой пансіонъ?
Ее точно обдало холодной водой, когда на слдующее утро за завтракомъ леди Комноръ принялась устроивать дла и распредлять обязанности пожилыхъ любовниковъ.
— Конечно, вы не можете вдругъ бросить школу, Клеръ. Свадьбу должно отложить до Рождества. Мы вс тогда прідемъ въ Тоуэрсъ и для дтей будетъ пріятнымъ развлеченіемъ и забавой поздка въ Ашкомбъ, гд совершится ваша свадьба.
— Я думаю… я боюсь… я полагаю, мистеръ Гибсонъ не согласится такъ долго ждать. Мужчины очень нетерпливы въ подобныхъ случаяхъ.
— Вздоръ! Лордъ Комноръ рекомендовалъ васъ своимъ арендаторамъ, и конечно, не захочетъ, чтобы они подвергались какимъ либо неудобствамъ. Мистеръ Гибсонъ тотчасъ это пойметъ. Онъ человкъ разсудительный и иначе не былъ бы нашимъ домашнимъ докторомъ. А что вы намрены сдлать съ вашей дочерью? Ршили вы что нибудь, или нтъ?
— Нтъ. Вчера мы имли такъ мало времени, и къ тому же, когда бываешь взволнованъ, то ни о чемъ не можешь думать. Цинціи около восьмнадцати лтъ, она ужь не ребнокъ и можетъ идти въ гувернантки, если того пожелаетъ, чего, впрочемъ, я не предполагаю.
— Хорошо, сегодня я вамъ предоставляю свободу ршить нкоторыя изъ вашихъ длъ. Не теряйте только времени на сентиментальный вздоръ: вы уже для этого слишкомъ стары. Постарайтесь просто на просто придти къ ясному уразумнію другъ друга, это, въ конц концовъ, можетъ привести васъ къ настоящему счастію.
И они дйствительно въ этотъ день кое что уразумли и поршили. Къ великому ужасу мистрисъ Киркпатрикъ, она не замедлила убдиться въ томъ, что мистеръ Гибсонъ ни чуть не боле леди Комноръ желалъ нарушенія договора съ родителями ея ученицъ. Онъ, правда, очень затруднялся насчетъ Молли, не зная, куда ему двать ее до тхъ поръ, какъ ей можно будетъ возвратиться домой и жить тамъ подъ покровительствомъ его новой жены. Домашнія дрязги тоже съ каждымъ днемъ все боле и боле тяготили его, но чувство чести не позволяло ему уговаривать мистрисъ Киркпатрикъ, ради него, оставить школу прежде, чмъ то было справедливо. Онъ даже не замтилъ, какъ ему при этомъ было бы легко достигнуть цли, вс ея лукавые намеки едва-едва успли внушить ему желаніе назначить свадьбу около Михайлова дня.
— Не могу вамъ сказать, какимъ облегченіемъ будетъ для меня, Гіацинта, видть васъ наконецъ моей женой, хозяйкой моего дома, матерью и покровительницей бдной Молли. Но тмъ не мене я ни за что на свт не соглашусь своимъ вмшательствомъ отвлекать васъ отъ выполненія прежде принятыхъ на себя обязательствъ. Это было бы нечестно.
— Благодарю васъ, мой дорогой другъ. Какъ вы добры! Мужчины обыкновенно думаютъ только о самихъ себ и заботятся объ удовлетвореніи только своихъ собственныхъ желаній. Я уврена, что родители моихъ ученицъ изумятся вашей заботливости о сохраненіи ихъ интересовъ и придутъ въ восторгъ.
— Въ такомъ случа не говорите имъ ничего. Я терпть не могу, когда мною восхищаются. Отчего бы вамъ не сказать, что это ваше личное желаніе не оставлять школы, пока они не найдутъ возможности пристроитъ своихъ дтей иначе?
— Потому что это неправда, сказала она, смло рискуя всмъ.— Я жажду сдлать васъ счастливымъ и преобразить вашъ домъ въ мсто отдыха и покоя для васъ. Я хочу поскорй окружить вашу милую Молли нжными попеченіями и заботливостію. Не могу же я взять на себя чужую заслугу. Еслибъ мн пришлось говорить отъ своего имени, то я безъ церемоніи сказала бы имъ: ‘Добрые люди, найдите для вашихъ дочерей другую школу къ Михайлову дню, посл этого времени я ду составлять счастіе другихъ’. О, я не могу равнодушно думать о вашихъ длинныхъ поздкахъ въ ноябрскіе вечера, когда вы возвращаетесь домой промокшіе, и некому о васъ позаботиться. Если вы мн предоставите ршеніе, то я посовтую родителямъ взять ихъ дочерей прочь отъ особы, сердце которой несвободно. Я, конечно, не соглашусь все покончить до Михайлова дня: это было бы нехорошо и нечестно. Да и вы сами не захотите настаивать: вы слишкомъ добры.
— Если вы полагаете, что ихъ можно удовлетворить этимъ срокомъ, то я, съ своей стороны, очень радъ назначить Михайловъ день. Но что скажетъ леди Комноръ?
— Я говорила ей, что вамъ будетъ непріятно долго ждать по причин хлопотъ съ слугами, и еще потому, что вы желаете какъ можно скоре доставить Молли новыя родственныя связи.
— Конечно, конечно. Бдное дитя! Извстіе о моей предстоящей женитьб ее жестоко встревожило.
— Цинція тоже будетъ сильно поражена, сказала мистрисъ Киркпатрикъ, не желая, чтобъ ея дочь оказалась не столь чувствительной, какъ дочь мистера Гибсона.
— Мы ее заставимъ пріхать на сватьбу. Она и Молли должны провожать невсту къ внцу! воскликнулъ мистеръ Гибсонъ, неосторожно уступая влеченію своего сердца.
Этотъ планъ пришелся не слишкомъ-то по вкусу мистрисъ Киркпатрикъ. Но она сочла за лучшее не возражать, а подождать, пока изъ стеченія различныхъ обстоятельствъ само собой не возникнетъ препятствіе къ прізду Цинціи на сватьбу. Теперь же она только улыбнулась и пожала руку, которую держала въ своей.
Трудно ршить, кто боле желалъ, мистрисъ Киркпатрикъ или Молли, чтобъ поскорй прошелъ день, который имъ надлежало вмст провести въ Тоуэрс. Возня съ молодыми двушками до крайности надола мистрисъ Киркпатрикъ. Вс трудныя минуты ея жизни имли большую или меньшую съ ними связь. Она была очень молода, когда впервые пошла въ гувернантки и поступила на такое мсто, гд ея воспитанницы съ самаго начала одержали надъ нею верхъ. Ея красота, изящныя манеры и даровитость боле, нежели дйствительныя познанія и нравственныя качества, открывали ей, легче чмъ многимъ другимъ, входъ въ хорошіе дома. Въ нкоторыхъ изъ нихъ ее даже, въ полномъ смысл слова, баловали, но это не мшало ей встрчать капризныхъ, упрямыхъ, самонадянныхъ, нетерпливыхъ, любопытныхъ или черезчуръ наблюдательныхъ двочекъ. Затмъ передъ рожденіемъ Цинціи ей очень хотлось имть сына. Она надялась, что, въ случа смерти трехъ или четырехъ родственниковъ, онъ могъ сдлаться баронетомъ. И вотъ, вмсто сына, у ней родилась дочь! Но несмотря на это отвращеніе къ молодымъ двушкамъ въ масс (а отвращеніе это ничуть не уменьшилось вслдствіе того, что она содержала школу для ‘молодыхъ леди’ въ Ашкомб), она дйствительно намревалась быть доброй мачихой. Ея будущая падчерица представлялась ей въ памяти въ вид черноволосой, сонливой двочки, въ глазахъ которой она прочла восторгъ къ своей особ. Мистрисъ Кирипатрикъ приняла предложеніе мистера Гибсона прежде всего потому, что устала сама добывать себ хлбъ. Но кром того онъ ей нравился, она даже любила его его по своему, пассивно, и намревалась быть доброй къ его дочери, хотя чувствовала, что гораздо легче могла бы быть доброю къ его сыну.
Молли съ своей стороны тоже старалась пробудить въ себ и поддержать хорошія намренія. ‘Я хочу походить на Гарріету’. Я буду думать о другихъ. Я не стану заботиться о себ’, не переставала она повторять, дучи въ Тоуэрсъ. Но вдь не было же эгоизмомъ — желать, чтобъ день поскорй прошелъ, и она желала этого отъ всего сердца. Мистрисъ Гамлей дала ей экипажъ, который долженъ былъ ее ожидать въ Тоуэрс и привезти назадъ вечеромъ. Добрая леди хотла, чтобъ Молли произвела благопріятное впечатлніе, и потому сама наблюдала за ея туалетомъ.
— Только не надвайте вашего шелковаго платья, моя милая, блое кисейное гораздо миле.
— Не надвать шелковаго платья? Но оно совсмъ новое! Я сдлала его, когда сюда хала.
— Все-таки блое кисейное вамъ больше пристало.
‘Всякое платье будетъ лучше этого тряпья’ думала про себя мистрисъ Гамлей. Благодаря ей, Молли отправилась въ Тоуэрсъ нсколько странно, но весьма прилично одтая и имла видъ настоящей леди. Ея отецъ хотлъ быть тамъ, чтобъ встртить ее, но его задержали и ей пришлось самой рекомендоваться мистрисъ Киркпатрикъ. Бдняжка такъ живо помнила несчастный день, уже однажды проведенный ею въ Тоуэрс, какъ будто это было вчера. Мистрисъ Киркпатрикъ расточала нжности и ласки. Посл первыхъ привтствій, он отправились въ библіотеку и тамъ сли. Мистрисъ Киркпатрикъ взяла ручку Молли въ свои руки и повременамъ гладила ее. Она нжно смотрла въ раскраснвшееся личико и не переставала изъявлять свою радость неясными звуками и восклицаніями.
— Что за глаза! Совершенно отцовскіе! Какъ мы будемъ другъ друга любить! не правда ли, моя милочка? Ради его!
— Я постараюсь, храбро начала Молли, но не могла продолжать.
— У васъ точно такіе же, какъ у него, прекрасные, черные, вьющіеся волосы! сказала мистрисъ Киркпатрикъ, слегка касаясь одного изъ локоновъ Молли и откидывая его съ виска.
— У папа волосы съ просдью, возразила Молли.
— Будто бы? Я этого не замтила, да никогда и не замчу. Онъ всегда будетъ для меня самымъ красивымъ изъ мужчинъ.
Мистеръ Гибсонъ дйствительно былъ очень хорошъ собою, комплиментъ понравился Молли, но она все-таки не могла удержаться, чтобъ не сказать:
— Тмъ не мене онъ состарется, а волосы его посдютъ. Я полагаю, онъ всегда будетъ хорошъ, но не такъ, какъ молодой человкъ.
— Вы правы, моя милая. Онъ всегда будетъ хорошъ, нкоторые люди никогда не утрачиваютъ своей красоты. А ужь какъ онъ васъ любитъ, моя дорогая! Молли вспыхнула. Она не нуждалась въ увреніяхъ посторонней женщины насчетъ любви къ ней отца. Не въ силахъ пересилить досады, она едва принудила себя смолчать.— Вы и не воображаете, какъ онъ о васъ говоритъ, ‘мое маленькое сокровище’ называетъ онъ васъ постоянно. Я иногда просто ревную.
Молли выдернула руку, а сердечко ея начало снова ожесточаться. Эти рчи такъ не гармонировали съ ея чувствами! Но она стиснула зубы и постаралась ‘быть доброй’.
— Мы непремнно сдлаемъ его счастливымъ. Я боюсь, онъ до сихъ поръ всегда имлъ много непріятностей по домашнимъ дламъ, намъ слдуетъ отстранить ихъ отъ него. Вы должны мн сказать, продолжала она, увидя въ глазахъ Молли облако печали: — что онъ любитъ и что не любитъ. Вы, безъ сомннія, это знаете.
Личико Молли немного просвтлло, конечно, она знала. Она такъ давно его любила и къ нему присматривалась, что совершенно естественно полагала, будто понимаетъ его лучше всхъ. Одно только оставалось для нея неразршимой загадкой, которую она и не бралась ршать — это то, какимъ образомъ онъ могъ полюбить мистрисъ Киркпатрикъ и дойдти до желанія на ней жениться. Мистрисъ Киркпатрикъ продолжала:
— Вс мужчины, даже самые умные, имютъ свои привычки и свои антипатіи. Я знала джентльменовъ, которые выходили изъ себя отъ совершенныхъ бездлицъ: незапертая дверь, чай выплеснувшійся изъ чашки на блюдечко, криво надтая шаль ихъ страшно раздражали. Я знаю домъ, продолжала она, понизивъ голосъ: — куда лордъ Голлингфордъ никогда не приглашается, потому что не обтираетъ ногъ о половикъ въ прихожей. Скажите же мн, какія изъ подобныхъ бездлицъ не нравятся вашему отцу, и я постараюсь ихъ избгать. Вы должны быть моимъ маленькимъ другомъ и помощницей въ этомъ дл. Мн такъ пріятно будетъ исполнять малйшія его прихоти! А насчетъ моего туалета тоже — какіе цвта онъ предпочитаетъ? Я стану длать все, что могу, лишь бы заслужить его одобреніе.
Молли чувствовала себя польщенной и начала думать, что бракъ ея отца, дйствительно, можетъ оказаться для него выгоднымъ въ нкоторыхъ отношеніяхъ. Она, со своей стороны, готова была по мр силъ содйствовать устройству его новаго счастья. Теперь она самымъ добросовстнымъ образомъ принялась перебирать въ своемъ ум привычки мистера Гибсона и доискиваться, какія упущенія въ хозяйств наиболе раздражаютъ его.
— Папа, мн кажется, сказала она: — ко многому равнодушенъ, но если обдъ не бываетъ во время готовъ, то-есть къ тому времени, когда онъ возвращается домой, то это его очень сердитъ. Онъ, видите ли, много и далеко здитъ, и заглядываетъ домой только на полчаса, иногда на четверть часа, чтобъ отобдать.
— Благодарю, моя милая. Онъ любитъ точность. Да, это важная вещь въ хозяйств, и именно то, къ чему я боле всего старалась пріучать моихъ молоденькихъ леди въ Ашкомб. Нисколько не удивительно, если бдный мистеръ Гибсонъ досадуетъ на неготовый обдъ, онъ же такъ трудится!
— Для папа все равно, что ему подадутъ, лишь бы было подано во время. Онъ удовольствовался бы и хлбомъ съ сыромъ, еслибъ кухарка вздумала ему прислать это вмсто обда.
— Хлбомъ съ сыромъ! Мистеръ Гибсонъ стъ сыръ?
— Да, и очень его любитъ, невинно сказала Молли: — я не разъ видала, какъ онъ лъ поджаренный сыръ, когда бывалъ слишкомъ утомленъ для того, чтобы желать чего бы то ни было, повидимому, гораздо боле вкуснаго.
— О, мы это непремнно измнимъ. Уже одна мысль, что вашъ отецъ можетъ сть сыръ, мн въ высшей степени непріятна, это такая грубая пища, и распространяетъ такой сильный запахъ! Мы найдемъ кухарку, которая съуметъ ему выпустить яичницу, или приготовить что-нибудь другое, поизящне. Сыръ годится только для кухни.
— Папа очень любитъ его, настаивала Молли.
— Мы отучимъ отъ этого папа. Я не выношу запаха сыра и уврена, что онъ не захочетъ длать мн непріятное.
Молли замолчала. Она уже успла убдиться въ томъ, что лучше не распространяться слишкомъ много о вкусахъ отца, а предоставить мистрисъ Гибсонъ самой ихъ изучать. Настало неловкое молчаніе, каждая изъ собесдницъ искала сказать что-нибудь пріятное. Наконецъ, Молли проговорила:
— Я такъ желала бы узнать что-нибудь о Цинціи — о вашей дочери.
— Да, зовите ее Цинція. Это хорошенькое имя, не правда-ли? Цинція Киркпатрикъ, хотя и не столь хорошенькое, какъ мое двичье прозванье: Гіацинта Клеръ. Вс обыкновенно находятъ, что оно ко мн очень идетъ. Я вамъ когда-нибудь покажу акростихъ, написанный въ мою честь однимъ джентльменомъ, лейтенантомъ 53-го полка. О, намъ будетъ о чемъ говорить съ вами, я это предвижу!
— Но Цинція?
— Ахъ, да, Цинція! Что вы хотите о ней знать, моя милаа?
— Папа говоритъ, что она съ нами будетъ жить. Когда она прідетъ?
— Да, это было такъ мило со стороны вашего добраго отца! Я думала, лишь только Цинція окончитъ свое воспитаніе, помстить ее въ гувернантки. Она къ тому готовилась, имла хорошіе уроки. Но добрый, дорогой мистеръ Гибсонъ и слышать этого не хотлъ. Онъ сказалъ вчера, что по выход изъ пансіона, она должна пріхать сюда и жить съ нами.
— Когда она оставляетъ пансіонъ?
— Она поступила туда на два года, и, я думаю, выйдетъ не прежде будущаго лта. Она сама учится пофранцузски, и учитъ другихъ поанглійски. На слдующее лто она возвратится домой, и мы тогда составимъ самый счастливый маленькій квартетъ. Не правда ли?
— Я надюсь, отвчала Молли: — но вдь она прідетъ же на свадьбу? робко продолжала она, не зная насколько понравится мистрисъ Киркпатрикъ намекъ на ея скорый бракъ.
— Вашъ отецъ приглашаетъ ее, но прежде чмъ это окончательно ршить, надо еще подумать. Перездъ такъ дорого стоитъ!
— Похожа она на васъ? Мн очень хочется видть ее.
— Ее находятъ красавицей. Она блондинка, съ яркимъ цвтомъ лица — въ род того, чмъ я была. Но въ настоящее время, я предпочитаю иностранную красоту, смуглую и черноволосую, прибавила она, касаясь волосъ Молли, и сентиментально на нее смотря.
— А что, Цинція очень умна и образована? спросила Молли съ безпокойствомъ. Она боялась услышать, что между нею и мисъ Киркпатрикъ существуетъ большая разница.
— Она должна бы быть такою. Я не мало переплатила за нее денегъ, стараясь ей доставить лучшихъ учителей. Но вы скоро сами увидите ее, а теперь намъ надо идти къ леди Комноръ. Мн такъ пріятно было имть васъ нсколько времени исключительно въ моемъ распоряженіи, но теперь леди Комноръ ждетъ насъ. Она очень желала видть васъ — мою будущую дочь, какъ она васъ зоветъ.
Молли послдовала за мистрисъ Киркпатрикъ въ комнату, гд обыкновенно сидла по утрамъ леди Комноръ. Ея сіятельство была не въ дух. Она окончила туалетъ ране обыкновеннаго, и досадовала на Клеръ за то, что та не догадалась привести Молли Гибсонъ для осмотра четвертью часомъ раньше. Каждая бездлица въ глазахъ выздоравливающаго человка принимаетъ размръ событія, и тамъ, гд Молли за нсколько минутъ передъ тмъ могла встртить снисходительную оцнку, теперь должна была подвергнуться строгому критическому обсужденію. Она ничего не знала о личномъ характер леди Комноръ, ей было только извстно, что она сейчасъ увидитъ живую графиню, нтъ, боле того, само графиню голлингфордскую.
Мистрисъ Киркпатрикъ ввела ее въ присутствіе леди Комноръ, держа за руку и представила ее, говоря:
— Моя любезная, маленькая дочка, леди Комноръ!
— Не говорите пустяковъ, Клеръ! Она еще не ваша дочь, и можетъ, пожалуй, никогда не быть ею. По крайней-мр, треть мн извстныхъ, предполагаемыхъ браковъ, оканчивалась ничмъ. Мисъ Гибсонъ, я очень рада видть васъ, ради вашего отца, когда я съ вами поближе познакомлюсь, то, надюсь, это будетъ уже ради васъ самихъ.
Но Молли въ глубин души надялась, что ей никогда не прійдется поближе познакомиться съ суровой дамой, которая такъ прямо сидла въ кресл, и съ такимъ любопытствомъ ее разсматривала. Къ счастью, леди Комноръ припала молчаніе Молли за выраженіе покорныхъ чувствъ, и продолжала посл бглаго обзора молодой двушки:
— Ничего, она мн нравится, Клеръ. Вамъ, можетъ быть, и удастся изъ нея что-нибудь сдлать. Знаете ли, моя милая, это истинное для васъ счастье, что вамъ суждено въ такое время, когда вы еще развиваетесь, имть дло съ особой, окончившей воспитаніе нсколькихъ знатныхъ двицъ. Слушайте, Клеръ, продолжала она, какъ-бы внезапно пораженная какимъ-то соображеніемъ: — вы и она должны поближе познакомиться: вдь вы совсмъ не знаете другъ друга. Ваша свадьба будетъ о Рождеств, отчего бы ей до тхъ поръ не пожить съ вами въ Ашкомб? Она постоянно находилась бы при васъ и пользовалась бы обществомъ вашихъ воспитанницъ, что, безъ сомннія, было бы ей полезно, такъ-какъ она до сихъ поръ росла въ одиночеств. Это превосходный планъ, и я очень рада, что онъ пришелъ мн въ голову.
Трудно сказать, которая изъ двухъ собесдницъ леди Комноръ боле испугалась мысли, повидимому, такъ поправившейся ея сіятельству. Мистрисъ Киркпатрикъ ни чуть не была намрена преждевременно обременять себя падчерицей. Еслибъ Молли дйствительно у нея поселилась, то ей поневол пришлось бы кое-что измнить въ своей хозяйственной экономіи и отказаться отъ нкоторыхъ льготъ, въ сущности весьма невинныхъ, но которыя предъидущій образъ жизни мистрисъ Киркпатрикъ пріучилъ ее скрывать, какъ нчто дурное и непозволительное. Она нердко съ наслажденіемъ предавалась чтенію взятыхъ на прокатъ въ Ашкомбской летучей библіотек романовъ, съ загнутыми и до такой степени засаленными листками, что она ихъ переворачивала съ помощью ножницъ. Какъ ни прямо она теперь держалась въ присутствіи леди Комноръ, у нея въ собственномъ дом, въ ея комнат стояло мягкое удобное кресло, на которомъ она любила отдыхать. За одинокимъ ея ужиномъ часто появлялись отборные, лакомые кусочки, и она угощалась ими украдкой. Со всмъ этимъ и еще многимъ другимъ она неизбжно должна была бы распроститься, еслибъ, согласно распоряженію леди Комноръ, Молли пріхала къ ней гостить. Дв вещи Клеръ ршилась во что бы ни стало исполнить: выдти замужъ около Михайлова дня и не оставить Молли въ Голлингфорд. Тмъ не мене она сладко улыбнулась, какъ-бы находя планъ миледи въ высшей степени для себя пріятнымъ. Но за то какую работу она въ то же время задавала своему мозгу, отыскивая способъ впослдствіи какъ нибудь увернуться отъ угрожавшей ей опасности. Молли поспшила вывести ее изъ затрудненія. Она сама не мене другихъ была удивлена смлости, съ какою слдующія слова сорвались у неа съ языка. Она совсмъ не намревалась говорить, но сердце ея было такъ переполнено различными ощущеніями, что она и сама не замтила, какъ высказала свою мысль.
— Этотъ планъ никуда не годится. То-есть, я хочу сказать, миледи, что онъ мн вовсе не нравится, такъ-какъ разлучилъ бы меня съ папа на послдніе мсяцы, которые намъ остается провести вдвоемъ. Я буду любить васъ, обратилась она къ мистрисъ Киркпатрикъ съ навернувшимися на глазахъ слезами и положила свою руку въ ея съ движеніемъ, исполненнымъ прелести и трогательнаго доврія: — я буду любить васъ и постараюсь сдлать все, что могу для вашего счастія, но не берите меня отъ папа: недолго ему остается принадлежать мн исключительно.
Мистрисъ Киркпатрикъ нжно погладила поданную ей ручку, она была благодарна Молли за ея ршительную оппозицію желаніямъ леди Комноръ. Клеръ однако не хотла ни однимъ словомъ поддержать Молли, пока не услышитъ дальнйшаго мннія объ этомъ миледи. Но смлая рчь Молли и ея открытыя манеры вмсто того, чтобъ разсердить леди Конноръ, напротивъ начинали ее забавлять. Можетъ быть, она нсколько устала отъ постоянной уступчивости и мягкости обращенія особы, съ которой имла дло въ это послднее время.
Она надла очки, посмотрла на мистрисъ Киркпатрикъ и на Молли, а потомъ сказала:
— Вотъ какъ молодая леди! Ого, Клеръ, да вамъ, какъ я вижу, предстоитъ нелегкая задача! А вдь въ ея словахъ есть своя доля правды. Для молодой двушки ея лтъ должно быть очень непріятно вмшательство мачихи въ ея отношенія съ отцомъ, какая бы польза изъ этого ни вышла впослдствіи.
Молли почти готова была полюбить старую, неприступную графиню за проницательность, съ какою та поняла, что происходило у нея въ сердц. Но, врная своей ршимости думать о другихъ боле, нежели о себ, она встревожилась при мысли, что мистрисъ Киркпатрикъ можетъ обидться. Однако опасенія оказались излишними, по крайней мр судя по вншнимъ признакамъ: пріятная улыбка не сходила съ розовыхъ губокъ Клеръ и она продолжала гладить руку, которую не выпускала изъ своей. Чмъ боле леди Комноръ смотрла на Молли, тмъ живе начинала интересоваться ею. Она устремила на нее сквозь золотые очки пристальный взглядъ и приступила къ ней съ вопросами, которые показались бы неумстными въ устахъ всякой другой леди, одной степенью ниже званія графини. Но она сдлала это безъ дурнаго намренія.
— Вамъ шестнадцать лтъ, не правда ли?
— Нтъ, семнадцать. Мое рожденіе было три недли тому назадъ.
— Разница невелика. Вы были когда нибудь въ пансіон?
— Нтъ, никогда! Мисъ Эйръ научила меня всему, что я знаю.
— Ого! Мисъ Эйръ, это ваша гувернантка, я полагаю? Я не думала, что вашъ отецъ въ состояніи держать гувернантку. Но, конечно, онъ лучше знаетъ свои дла.
— Безъ сомннія, миледи, отвчала Молли, нсколько щекотливая на счетъ всего, что касалось ея отца.
— Вы говорите ‘безъ сомннія!’ какъ будто бы въ порядк вещей, что всякій самъ лучше другихъ знаетъ свои собственныя дла. Вы очень молоды, мисъ Гибсонъ, и даже очень. Когда вы поживете съ мое, то сдлаетесь опытне. И такъ, васъ учили музык, употребленію глобусовъ, французскому языку и всему остальному, какъ скоро у васъ была гувернантка? Я никогда не слышала ничего подобнаго! продолжала она, увлекаясь.— И вы единственная дочь! Еще еслибъ васъ было съ полдюжины, то въ этомъ, пожалуй, былъ бы нкоторый смыслъ.
Молли молчала, но это стоило ей большихъ усилій. Мистрисъ Киркпатрикъ съ большимъ рвеніемъ, нежели когда либо, гладила ея руку, надясь выказать этимъ свое сочувствіе и удержать отъ неблагоразумной вспышки. Но ласка подъ конецъ утомила Молли, раздражительно дйствуя на ея нервы. Она съ нетерпливымъ движеніемъ отдернула руку.
Общій миръ былъ поддержанъ, можетъ быть, единственно своевременнымъ появленіемъ мистера Гибсона. Странно, какъ приходъ особы другого пола въ общество мужчинъ или женщинъ способствуетъ къ сглаживанію маленькихъ недоразумній и къ прекращенію споровъ. Такъ случилось и теперь. При вход мистера Гибсона миледи сняла очки, и морщины на ея лбу мгновенно разгладились, мистрисъ Киркпатрикъ очень мило покраснла, а что касается до Молли, то личико ея вспыхнуло и засіяло радостью, а блые зубы и прелестныя ямочки на щечкахъ сверкнули, какъ-лучъ солнца въ ландшафт.
Посл первыхъ привтствій, миледи пожелала имть съ докторомъ совщаніе наедин. Молли и ея будущая мачиха вышли въ садъ и прогуливались тамъ, обнявшись и рука въ руку, точно два младенца въ лсу. Мистрисъ Киркпатрикъ во всхъ подобныхъ нжностяхъ играла главную роль, а Молли оставалась пассивной. Ей было неловко, странно и, вслдствіе врожденной стыдливости чувства, какъ-то совстно принимать ласки отъ особы, къ которой она сама не чувствовала ни малйшаго влеченія.
Настало время обда. Леди Комноръ обдала одна въ своей комнат, изъ которой ее еще не выпускали. Разъ или два за столомъ Молли показалось, что отцу ея приходились очень не понутру попытки мистрисъ Киркпатрикъ сдлать слишкомъ явнымъ въ глазахъ слугъ его положеніе уже не молодого любовника. Онъ старался изгнать изъ разговора все, что хоть сколько нибудь смахивало на сентиментальность, и постоянно обращалъ его на самые обыкновенные предметы. Мистрисъ Киркпатрикъ безпрестанно длала намки на ихъ будущія родственныя отношенія, и онъ всякій разъ сашилъ придать имъ самый прозаическій характеръ. Такъ продолжалось и посл ухода слугъ изъ столовой. У Молли не выходила изъ головы поговорка, которую она часто слышала отъ Бетти, и воспоминаніе о которой въ настоящую минуту ее сильно смущало:
Two is company,
Three is trumpery.
(Гд двое — тамъ общество, гд трое — тамъ скука).
Но куда могла она уйдти въ чужомъ дом? Что слдовало ей длать? Она была выведена изъ недоумнія и отвлечена отъ этихъ мыслей словами отца: ‘А какого вы мннія о план, предложенномъ леди Комноръ? Она говоритъ, что совтовала вамъ взять Молли съ собой въ Ашкомбъ до свадьбы’.
Лицо мистрисъ Киркпатрикъ омрачилось. Еслибъ только Молли захотла снова высказать свои чувства, какъ давича при леди Комноръ! Но предложеніе, сдланное отцомъ, имло для дочери совершенно иное значеніе, чмъ то, которое навязывалось ей посторонней леди, будь она хоть самая знатная особа въ мір. Вслдствіе этого Молли молчала, она только очень поблднла, и на лиц ея появилось безпокойное, испуганное выраженіе. Мистрисъ Киркпатрикъ пришлось самой себя отстаивать.
— Это восхитительный планъ, только… Хорошо! Мы знаемъ, почему онъ не годится, неправда ли, моя милочка? Но мы не скажемъ папа, а то онъ, пожалуй, станетъ чваниться. Нтъ, дорогой мистеръ Гибсонъ, я полагаю, вамъ слдуетъ провести вмст эти послднія недли. Было бы жестоко увезти ее отъ васъ.
— Но, моя милая, я вамъ объяснялъ причину, по которой мн теперь неудобно взять Молли домой, поспшилъ сказать мистеръ Гибсонъ. Чмъ ближе онъ знакомился со своей будущей женой, тмъ боле чувствовалъ необходимость помнить, что со всми своими слабостями она все-таки будетъ въ состояніи ограждать Молли отъ случайностей въ род той, героемъ которой былъ мистеръ Коксъ. Такимъ образомъ, одна изъ главныхъ причинъ, побудившихъ его къ этому браку, постоянно была у него въ памяти, тогда какъ она совершенно исчезла съ гладкой, точно зеркальной, поверхности души мистрисъ Киркпатрикъ, которая вообще недолго сохраняла воспринимаемыя ею впечатлнія. Однако, увидя озабоченную физіономію мистера Гибсона, она вспомнила все, что между ними было говорено по этому поводу.
Но какія ощущенія поднялись въ сердц Молли при послднихъ словахъ ея отца? И такъ ее отослали изъ дому по какой-то причин, которую отъ нея скрыли и въ то же время объяснили этой посторонней женщин. Неужели между нею и ея отцомъ уже успло водвориться полное довріе, изъ котораго ей, Молли, предстоитъ быть исключенной? А въ будущемъ они тоже всегда будутъ за нее ршать ея участь и оставлять ее въ полномъ певдніи насчетъ всего ей близкаго и дорогого? Острое жало ревности вонзилось въ сердце Молли. Теперь ей было все равно хать въ Ашкомбъ или въ какое другое мсто. Думать о другихъ боле, нежели о себ, конечно, прекрасное правило, но неужели оно предписывало ей совершенно отречься отъ собственной личности, погасить въ себ пламя любви и заглушить въ сердц всякое личное желаніе? Въ этомъ, такъ-сказать, умерщвленіи самой себя, по мннію Молли, заключался единственный путь къ достиженію спокойствія. Погруженная въ подобнаго рода размышленія, она едва замчала, о чемъ около нея говорили. Ей было очень неловко и тяжело между этими двумя личностями, повидимому, вполн доврявшими другъ другу. Она чувствовала себя въ высшей степени несчастной, а отецъ какъ будто бы этого не замчалъ: онъ, казалось, весь отдался своимъ новымъ планамъ и своей новой жен. Но Молли ошибалась: онъ видлъ, какъ она страдала и глубоко о томъ скорблъ. Ему не хотлось только допустить, чтобъ мысли ея и чувствованія, будучи переведены на слова, получили въ ея собственныхъ глазахъ боле опредленную и осязательную форму. Онъ надялся, такимъ образомъ, легче обезпечить будущіе миръ и согласіе своей семьи, да къ тому же, у него было принятымъ правиломъ укрощать душевныя волненія, не выказывая къ нимъ ни малйшаго съ своей стороны сочувствія. Однако, прощаясь съ Молли, онъ удержалъ ея ручку совершенно иначе, чмъ то длала мистрисъ Киркпатрикъ, а голосъ его звучалъ непривычной нжностью, когда онъ произносилъ необыкновенныя въ его устахъ слова: ‘Господь съ тобой, дитя!’
Молли весь день храбро выдержала, она не выказала ни гнва, ни отвращенія, ни скуки, ни сожалнія, но, очутясь снова одна въ карет, она разразилась горькими слезами и не переставала плакать, пока не въхала въ Гамлейское селеніе. Тамъ она тщетно старалась вызвать на свое личико улыбку и согнать съ него вс признаки печали. Она надялась, что ей удастся пробраться, никмъ незамченной, на верхъ и тамъ умыться прежде, чмъ она кому либо покажется. Но у самыхъ дверей она была встрчена сквайромъ и Роджеромъ, вышедшимъ въ садъ побродить посл обда. Они оба подошли, чтобъ высадить ее изъ кареты. Роджеръ тотчасъ примтилъ, въ какомъ положеніи находились дла.
— Матушка ожидаетъ васъ съ нетерпніемъ, сказалъ онъ и повелъ ее въ гостиную.
Но мистрисъ Гамлей тамъ не было, а сквайръ остановился поговорить съ кучеромъ объ одной изъ лошадей. Молодые люди очутились одни. Роджеръ сказалъ:
— Я боюсь, вы провели непріятный и тяжелый день. Я не разъ вспоминалъ о васъ, зная, какъ трудно завязываются эти новыя отношенія.
— Благодарю васъ, сказала она дрожащими губами и едва сдерживая слезы.— Я старалась не забывать вашего совта и думать о другихъ боле, нежели о себ, но это не всегда легко, вы знаете, вы испробовали это?
— Да, отвчалъ онъ серьзно. Его польстило это наивное признаніе въ томъ, что слова его не были ею забыты, и что она старалась поступать согласно съ совтомъ, который они въ себ заключали. Онъ былъ еще очень молодъ и въ немъ заговорило чувство удовлетворенной, но честной и благородной гордости, и это, можетъ быть, побудило его предложить ей дальнйшую помощь, на этотъ разъ согртую сердечнымъ участіемъ. Онъ не хотлъ насильно втереться въ ея довріе, что было бы весьма нетрудно съ столь простодушной двушкой, а только желалъ подлиться съ ней небольшимъ запасомъ опытности и тхъ правилъ, которыми самъ привыкъ руководствоваться.— Это нелегко, продолжалъ онъ:— но мало-по-малу приводитъ къ счастью.
— Не меня только! воскликнула Молли и покачала головой.— Мн будетъ очень скучно, когда я, такъ-сказать, убью себя, стараясь жить и поступать, какъ нравится другимъ. Я не вижу этому конца, и право нахожу, что лучше бы мн вовсе не жить. А что касается до счастья, то я боле никогда не буду счастлива.
Въ ея словахъ была безсознательная глубина, и Роджеръ не нашелся вдругъ, что ему на нихъ отвчать. Гораздо легче было опровергнуть увренія семнадцатилтней двушки въ томъ, что будто бы для нея миновала пора счастья, и онъ ухватился за эту мысль.
— Пустяки, лтъ черезъ десять вамъ это испытаніе, можетъ быть, покажется весьма ничтожнымъ. Кто знаетъ?
— Весьма вроятно, можетъ быть, черезъ нсколько времени и вс наши земныя испытанія намъ покажутся ничтожными, можетъ быть, они и теперь кажутся таковыми ангеламъ. Но мы не можемъ не быть сами собой, и настоящее есть настоящее, а не далекое, очень далекое будущее. Къ тому же, мы и не ангелы, чтобъ намъ утшаться мыслью о цляхъ, съ какими намъ все посылается.
Ей никогда прежде не случалось такъ рзко высказывать передъ нимъ свое мнніе. Окончивъ, она не отвела отъ него взора, прямо устремленнаго въ его глаза, но только немного покраснла, почему — и сама не знала. Онъ, съ своей стороны, врядъ-ли бы тоже могъ сказать, почему внезапная радость охватила его сердце, когда онъ стоялъ и смотрлъ въ милое, выразительное личико. Онъ даже на мгновеніе какъ-бы потерялъ сознаніе того, о чемъ говорилось, и весь отдался сожалнію о ней. Но черезъ минуту онъ оправился. Даже самому скромному и благоразумному юнош двадцати-одного года весьма пріятно сознавать себя менторомъ семнадцатилтней двушки.
— Я знаю, я понимаю. Да, мы имемъ дло съ настоящимъ. Но не станемъ пускаться въ метафизическія разсужденія.— Молли широко раскрыла глаза. Какъ же это, неужто она пустилась въ метафизику, сама того не подозрвая?— Впереди мы ожидаемъ массу испытаній, но намъ приходится имть съ ними дло въ одиночку и мало-по-малу. А, вотъ и матушка! Она вамъ лучше объяснитъ.
И tte—tte ихъ превратился въ тріо. Мистрисъ Гамлей прилегла. Она весь день нехорошо себя чувствовала, ей не доставало Молли, говорила она, и теперь ей хотлось какъ можно скорй услышать разсказъ обо всемъ, что съ ней случилось въ Тоуэрс. Молли сла на стулъ возл самаго дивана, а Роджеръ было-вооружился книгой съ цлью имъ не мшать, но вскор бросилъ всякую претензію на чтеніе. Молли такъ мило и интересно разсказывала, а онъ разв не намревался служить ей впослдствіи совтомъ? Въ такомъ случа, не слдовало ли ему хорошенько познакомиться со всми обстоятельствами ея положенія!
И такъ продолжалось во все остальное время пребыванія Молли въ Гамле. Мистрисъ Гамлей неутомимо выказывала самое искреннее и теплое участіе къ ея горю и любила входить въ подробности дла. Она, такъ-сказать, отдавала свое сочувствіе по мелочамъ, а сквайръ оптомъ. Онъ дйствительно очень сожаллъ бдную двушку, въ гор которой какъ-бы считалъ себя отчасти виновнымъ тмъ, что въ первый день прізда Молли въ Гамлей, упомянулъ о возможности для мистера Гибсона второго брака. Онъ не разъ повторялъ своей жен:
— Клянусь, я желалъ бы лучше не говорить этихъ несчастныхъ словъ за обдомъ въ первый день ея прізда! Ты помнишь, какъ она ихъ горячо приняла къ сердцу? Это было точно пророчество, неправда-ли? Она съ тхъ поръ поблднла и ни разу не обдала съ аппетитомъ. Впередъ мн надо быть осторожне. А все-таки Гибсонъ длаетъ самое лучшее, что только могъ сдлать для себя и для нея. Я такъ и сказалъ ему не дале, какъ вчера. Но тмъ не мене мн очень жаль двочку, и право, а теперь былъ бы очень радъ, еслибы первоначально на это не намекалъ… Ну, точь въ точь напророчилъ, неправда-ли?
Роджеръ прилежно искалъ средства, съ помощью котораго могъ бы нсколько умрить печаль Молли. Онъ тоже по своему глубоко сожаллъ молодую двушку, которая такъ мужественно боролась съ своимъ горемъ и старалась быть веселой, ради его матери. Онъ желалъ бы, чтобы добрыя намренія и благіе совты немедленно приносили плоды. Къ сожалнію, это невозможно. Въ каждомъ человк есть извстная доля личныхъ, ему исключительно свойственныхъ ощущеній и побужденій, которыя, невидимо для посторонняго глаза, представляютъ упорное сопротивленіе всякому хорошему началу и доброму совту. Но связь между Менторомъ и Телемакомъ становилась день-ото-дня тсне и тсне. Онъ старался отвлечь мысли Молли отъ больнаго мста и обратить ихъ на что-нибудь другое. При этомъ онъ совершенно естественно останавливался на предмет, наиболе интересовавшемъ его самого. Она чувствовала, что онъ ей приноситъ пользу, хотя и не могла себ объяснить, какъ и почему. Но посл всякаго разговора съ нимъ, она находила въ себ новыя силы къ добру и начинала надяться, наконецъ, на возможность достигнуть спокойствія духа.

XII.
Приготовленія къ свадьб.

Между тмъ, любовныя дла пожилой четы шли своимъ чередомъ вполн удовлетворительно для нея, хотя боле молодымъ людямъ все это и могло бы показаться весьма прозаическимъ и скучнымъ. Лордъ Комноръ пріхалъ въ Тоуэрсъ въ великой радости, лишь только узналъ о помолвк изъ письма своей супруги. Онъ когда-то сказалъ нсколько словъ о возможности предстоящаго брака, и вслдствіе этого вообразилъ себ, что самъ игралъ въ устройств его не послднюю роль. Его первыя слова при встрч съ леди Комноръ были:
— Я говорилъ вамъ, что это превосходная вещь для Гибсона и для Клеръ. Я давно ничмъ не былъ такъ доволенъ, какъ теперь. Вы можете, миледи, сколько душ угодно, презирать ремесло свахи, а я горжусь имъ. Отнын я стану всюду высматривать, не удастся ли мн еще устроить свадьбы между пожилыми людьми. Въ дла молодыхъ я не хочу вмшиваться: ихъ не разберешь, они такіе странные. Настоящая удача сильно подстрекаетъ меня продолжать.
— Продолжать что? сухо спросила леди Компоръ.— Составлять планы?
— Однако, вы не можете опровергнуть, что я первый составилъ планъ этого брака?
— Не думаю, чтобъ ваше составленіе плановъ могло принести много пользы или вреда, отвчала она съ своимъ неумолимымъ здравымъ смысломъ.
— Но, моя милая, это наводитъ людей на мысль.
— Да, когда имъ говорятъ о своихъ планахъ, но въ этомъ случа, вдь вы ни слова не сказали ни Гибсону, ни Клеръ.
Вдругъ она вспомнила о томъ, какъ Клеръ прочла извстное мсто въ письм лорда Комнора. Но миледи предпочла объ этомъ умолчать и оставила своего мужа выпутываться, какъ онъ лучше знаетъ.
— Нтъ! Я никогда ни о чемъ подобномъ съ ними не говорилъ!
— Въ такомъ случа въ васъ, безъ сомннія, очень много животнаго магнетизма, и они безсознательно подчинились вашей сильной вол, продолжала безжалостная супруга.
— Право, не знаю. Но оставимъ въ сторон, что я говорилъ, и что длалъ. Я очень радъ, и этого достаточно. Мое удовольствіе, конечно, отразится и на нихъ. Я дамъ что-нибудь Клеръ на приданое, и пусть имъ приготовятъ завтракъ въ Ашкомбскомъ Манор-гауз. Я напишу объ этомъ Престону. Когда, вы говорите, назначена ихъ свадьба?
— Я думаю, что имъ лучше подождать до рождества, я уже сказала имъ это. Поздка въ Ашкомбъ и присутствіе на свадьб доставили бы удовольствіе дтямъ. Когда на праздникахъ выдается дурная погода, я всегда боюсь, что они скучаютъ въ Тоуэрс. Другое дло, если бываетъ морозъ, тогда они могутъ кататься на конькахъ и въ саняхъ по парку. Но въ эти два послдніе года бдняжкамъ не посчастливилось: на двор все стояла оттепель.
— А согласятся ли другіе бдняжки ждать до рождества, чтобъ доставить развлеченіе и устроить праздникъ вашимъ внукамъ? ‘Устроить римскій праздникъ’, сказалъ въ одномъ изъ своихъ стихотвореній Попъ или кто-то другой:— ‘устроить римскій праздникъ’, повторилъ онъ, обрадованный тмъ, что ему, противъ обыкновенія, удалось украсить свою рчь цитатой.
— Эти слова сказаны Байрономъ, и не имютъ ршительно ничего общаго съ настоящимъ предметомъ нашего разговора. Меня удивляетъ, милордъ, что вы цитируете Байрона: онъ въ высшей степени безнравственный поэтъ.
— Я былъ свидтелемъ его присяги въ верхней палат, извинился лордъ Комноръ.
— Хорошо! Чмъ мене о немъ говорится, тмъ лучше! возразила леди Комноръ.— Я сказала Клеръ, чтобъ она и не думала выходить замужъ до рождества. Къ тому же, она не можетъ такъ вдругъ бросить школу!
Но Клеръ ничуть не намревалась ждать до рождества, и на этотъ разъ одержала верхъ надъ графиней, не тратя много словъ и не вступая съ ней въ безполезныя пренія. Ей гораздо трудне было преодолть желаніе мистера Гибсона пасчетъ Цинціи. Онъ непремнно хотлъ, чтобъ молодая двушка присутствовала на свадьб, хотя бы ей пришлось немедленно посл того снова возвратиться въ свой булонскій пансіонъ. Сначала мистрисъ Киркпатрикъ находила этотъ планъ восхитительнымъ, и только выражала опасеніе, что едвали не придется ей отказаться отъ удовольствія имть при себ дочь въ столь важную минуту своей жизни, потому что она не въ состояніи заплатить за ея проздъ въ Англію и обратно.
Но мистеръ Гибсонъ, несмотря на всю свою разсчетливость, былъ въ сущности очень добръ и щедръ. Онъ уже доказалъ безкорыстіе, отказавшись въ пользу Цинціи отъ крохотнаго дохода, оставленнаго покойнымъ мистеромъ Киркпатрикомъ его вдов. Онъ сдлалъ это, когда предлагалъ, чтобъ Цинція по выход изъ пансіона поселилась у него въ дом въ качеств дочери. Доходъ этотъ не превышалъ тридцати фунтовъ въ годъ. Теперь же онъ далъ мистрисъ Киркпатрикъ три пятифунтовыхъ билета, изъявляя надежду, что они отстранятъ вс препятствія къ прізду Цинціи на свадьбу. Въ первую минуту мистрисъ Киркпатрикъ была того же мннія, его сильное желаніе отразилось и на ней, и она на минуту приняла его за свое собственное. Еслибъ письмо было немедленно написано и деньги отосланы въ тотъ же день, пока еще длилось нжное настроеніе духа, Цинція непремнно присутствовала бы на свадьб. Но сотни маленькихъ препятствій замедлили процесъ писанья письма, а цнность назначенной на поздку сумму все возрастала. Въ деньгахъ обыкновенно чувствовался такой недостатокъ, и мистрисъ Киркпатрикъ до сихъ поръ съ такимъ трудомъ добывала ихъ, а между тмъ, можетъ быть, дйствительно необходимая разлука матери съ дочерью значительно уменьшила любовь, какою могла располагать теперь мать. Она снова убдила себя въ томъ, что было бы весьма неблагоразумно отвлекать Цинцію отъ занятій, особенно въ самомъ начал новаго семестра. Она написала Madame Lefevre письмо, до такой степени проникнутое этимъ убжденіемъ, что та сочла долгомъ отвчать ей въ томъ же дух. Смыслъ отвта былъ переданъ мистеру Гибсону, который не отличался знаніемъ французскаго языка, и спорный вопросъ былъ ршенъ такъ, что возбудилъ въ немъ, хотя умренное, но искреннее сожалніе. Что касается пятнадцати фунтовъ, то они никогда не были возвращены. Эта сумма и большая часть ста фунтовъ, подаренныхъ Клеръ на приданое лордомъ Комноромъ, ушли на уплату долговъ въ Ашкомб, такъ-какъ школа далеко не процвтала съ тхъ поръ, какъ ею занималась мистрисъ Киркпатрикъ. Конечно, чувство, побудившее ее предпочесть уплату долговъ покупк нарядовъ, говорило въ ея пользу. Но одною изъ немногихъ особенностей мистрисъ Киркпатрикъ, внушавшихъ къ себ уваженіе, было именно то, что она всегда тщательно платила въ лавкахъ, гд забирала товаръ, ее къ тому побуждало смутное сознаніе долга. Въ какіе бы проступки ни вовлекало ее легкомысліе, она никогда не бывала покойна, пока находилась въ долгу. Это, однако, не помшало ей присвоить себ деньги ея будущаго мужа и сдлать изъ нихъ иное употребленіе, чмъ какое онъ имлъ въ виду. Изъ новыхъ вещей она покупала себ только такія, которыя, по ея мннію, должны были произвести впечатлніе на голлингфордскихъ дамъ. Она разсудила, что никто не увидитъ ея блья, тогда какъ каждое изъ ея платьевъ непремнно подвергнется толкамъ и пересудамъ маленькаго городка.
Вслдствіе этого ея запасъ блья былъ очень ограниченъ, и не заключалъ въ себ почти ничего новаго, хотя каждая вещь въ немъ была сдлана изъ хорошаго матеріала и искусно сшита или заштопана ея ловкими пальцами, на это она употребила не одну ночь, когда ея воспитанницы уже покоились глубокимъ сномъ. Но, сидя за шитьемъ, она не переставала внутренно утшать себя мыслью, что впослдствіи другіе будутъ длать за нее эту работу. Въ теченіе тихихъ часовъ, проводимыхъ ею за штопаньемъ, ей не разъ приходили на память разные случаи, когда она должна была подчиняться вол другихъ, но теперь она думала объ этомъ, какъ о минувшемъ бдствіи, которое никогда боле не постигнетъ ея. Вообще люди склонны смотрть на новую открывающуюся передъ ними жизнь, отличную отъ той, какую они вели дотол, какъ на совершенно чуждую всякихъ заботъ и тревогъ. Не дале еще, какъ это лто, посл ея помолвки съ мистеромъ Гибсономъ, съ ней случилось слдующее непріятное обстоятельство. Она, однажды, цлый часъ употребила на уборку своей головы по послдней мод, которую тщательно изучила въ модномъ журнал мистрисъ Брадлей. Она сошла внизъ, довольная собой и готовая принять жениха, какъ вдругъ леди Комноръ отослала ее, точно маленькаго ребнка, назадъ въ ея комнату, съ приказаніемъ перемнить прическу и не длать изъ себя посмшища. Другой разъ ее послали перемнять платье на другое, гораздо мене приличное случаю, думала она, но которое боле приходилось по вкусу леди Комноръ. Все это были мелочи, но въ то же время свжіе образчики того, что она переносила въ теченіе многихъ лтъ. Ея любовь къ мистеру Гибсону росла по мр того, какъ она проникалась сознаніемъ зла, отъ котораго онъ избавлялъ ее. Какъ бы то ни было, этотъ промежутокъ времени, посвященный шитью и мечтамъ, хотя и съ примсью классныхъ занятій, не былъ лишенъ пріятности. Ей нечего было заботиться о подвнечномъ плать. Ей намревались поднести его прежнія воспитанницы въ Тоуэрс, въ день свадьбы он же хотли одть ее съ головы до ногъ. Лордъ Комноръ, какъ уже было сказано, далъ ей сто фунтовъ на приданое и приказалъ мистеру Престону приготовить свадебный завтракъ въ Ашкомбскомъ Манор-гауз. Леди Комноръ, хотя и недовольная тмъ, что свадьба не была отложена до рождества, когда на ней могли бы присутствовать ея внуки, тмъ не мене подарила мистрисъ Киркпатрикъ превосходные англійскаго издлія часы и цпочку, они были нсколько неуклюже, но за то гораздо прочне и полезне маленькой иностранной игрушки, которая такъ долго висла у нея на пояс и такъ часто вводила ее въ заблужденіе.
Такимъ образомъ съ ея стороны приготовленія къ свадьб уже очень подвинулись впередъ, тогда какъ мистеръ Гибсонъ еще не предпринялъ никакихъ измненій или украшеній въ дом для пріема своей нареченной невсты. Онъ зналъ, что ему слдуетъ кое-что сдлать. Но что? Съ чего начать, когда все было въ такомъ безпорядк и у него было такъ мало времени для присмотра за работами? Наконецъ, онъ пришелъ къ мудрому ршенью, а именно, вздумалъ обратиться къ двумъ мисъ Броунингъ съ просьбою, ради ихъ старой дружбы, взять на себя трудъ сдлать самыя необходимыя приготовленія. Что касается до украшеній, какія онъ намревался сдлать въ дом, онъ предоставлялъ ихъ вкусу своей будущей жены. Но прежде, чмъ обратиться съ просьбой, ему надлежало объявить о своей помолвк, которую онъ до сихъ поръ держалъ въ секрет отъ городскихъ жителей, объяснявшихъ его частыя посщенія въ Тоуэрс болзнію графини. Онъ чувствовалъ, какъ онъ самъ изподтишка посмялся бы надъ пожилыхъ лтъ вдовцомъ, который вздумалъ бы явиться къ нему съ признаніемъ въ род того, какое онъ, намревался теперь сдлать мисъ Броунингъ. Ему была непріятна самая мысль о предстоящемъ посщеніи, но оно было неизбжно, и потому онъ въ одинъ прекрасный вечеръ зашелъ къ нимъ и разсказалъ свою повсть. Въ конц первой главы, то-есть, посл описанія любви мистера Кокса, мисъ Броунингъ въ удивленіи всплеснула руками.
— Какъ, у Молли, которую я носила на рукахъ въ длинныхъ платьицахъ, есть поклонникъ! Вотъ теб и на! Сестра Фбе (та въ эту минуту входила въ комнату), какая новость! У Молли Гибсонъ есть поклонникъ! Можно почти сказать, что она имла предложеніе, неправда-ли, мистеръ Гибсонъ? А ей всего шестнадцать лтъ!
— Семнадцать, сестра, поправила мисъ Фбе, хваставшаяся тмъ, что знаетъ вс подробности семейныхъ длъ дорогого мистера Гибсона.— Ей минуло семнадцать 22-го іюня.
— Хорошо, пусть будетъ по твоему. Семнадцать, если ты этого желаешь! сказала мисъ Броунингъ нетерпливо.— Фактъ остается все тотъ же: у нея есть поклонникъ, а мн кажется, что она не дале еще, какъ вчера носила длинныя платьица.
— Я надюсь, что теченіе ея любви будетъ гладко и спокойно, сказала мисъ Фбе.
Мистеръ Гибсонъ поспшилъ ихъ перебить. Его повсть не была разсказана и до половины, къ тому же ему не хотлось, чтобы он придавали слишкомъ большое значеніе любовному длу Молли.
— Молли ничего не знаетъ. Кром васъ, да еще одной мн близкой особы, я никому объ этомъ не говорилъ. Я приструнилъ Кокса и сдлалъ все, что могъ, для того, чтобъ удержать въ границахъ его любовь, какъ онъ ее называетъ. Но я очень безпокоился на счетъ Молли и ршительно не зналъ, что мн съ ней длать. Мисъ Эйръ была въ отсутствіи, а между тмъ, не могъ же я оставить ихъ однихъ въ дом безъ опытной и пожилой женщины.
— О, мистеръ Гибсонъ, зачмъ вы не прислали ее къ намъ? перебила мисъ Броунингъ.— Мы бы сдлали все, что только въ нашихъ силахъ, ради васъ и ради ея милой, бдной матери.
— Благодарю васъ. Я это знаю, но нехорошо было оставлять ее въ Голлингфорд, пока у Кокса еще не прошелъ первый пылъ. Теперь ему гораздо лучше. Его аппетитъ возвратился къ нему удвоенный посл поста, который онъ счелъ нужнымъ наложить на себя. Онъ вчера сълъ три порціи торта изъ яблокъ и черной смородины.
— Какъ вы щедры, мистеръ Гибсонъ! Три порціи! И конечно соразмрно этому и жаркого?
— О, я упомянулъ объ этомъ только потому, что у такихъ юношей всегда аппетитъ борется съ любовью: кто кого побдитъ. Въ настоящемъ случа третья порція показалась мн весьма хорошимъ признакомъ. Но вдь, знаете, что случилось разъ, то можетъ повториться снова.
— Не знаю. Фбе имла однажды предложеніе… сказала мисъ Броунингъ.
— Тс! сестра. Онъ можетъ огорчиться, если мы будемъ объ этомъ говорить.
— Вздоръ, дитя! Тому уже прошло двадцать-пять лтъ, и его старшая дочь сама замужемъ.
— Да, онъ оказался непостояннымъ, проговорила масъ Фбе тонкимъ, нжнымъ голоскомъ.— Не вс мужчины, подобно вамъ, мистеръ Гиббонъ, остаются врными памяти ихъ первой любви.
Мистера Гибсона покоробило. Дженни была его первой любовью, но ея имя никогда не произносилось въ Голлингфорд. Его жена, добрая, хорошенькая, нжная и очень имъ любимая, не была однако ни второй, ни даже его третьей любовью. Къ тому же онъ собирался объявить о своемъ намреніи вторично жениться.
— Хорошо, хорошо, сказалъ онъ.— Во всякомъ случа я полагаю, что мн слдуетъ оградить Молли отъ подобныхъ исторій, пока она еще такъ молода и пока я не далъ ей своего согласія. Маленькій племянникъ мисъ Эйръ заболлъ скарлатиной…
— Кстати, я и не подумала спросить о немъ. Какъ онъ себя чувствуетъ, бдняжка?
— Хуже… лучше. Не въ этомъ дло, а въ томъ, что мисъ Эйръ не можетъ возвратиться домой, а мн нельзя же такъ долго оставлять Молли въ Гамле.
— А, теперь я понимаю, почему вы ее такъ внезапно отправили въ Гамлей. Это настоящій романъ, право слово!
— Я люблю слушать разсказы о любовныхъ длахъ, прошептала мисъ Фбе.
— Въ такомъ случа, позвольте мн продолжать и вы услышите подобный разсказъ о моихъ длахъ, сказалъ мистеръ Гибсонъ, выведенный изъ терпнія постоянными перерывами.
— О вашихъ! томно проговорила мисъ Фбе.
— Господи благослови и помилуй! сказала мисъ Броунингъ съ меньшимъ чувствомъ въ тон и голос: — а затмъ что?
— Моя свадьба, я надюсь, отвчалъ мистеръ Гибсонъ, длая видъ, что принимаетъ за чистую монету слова, долженствовавшія только служить выраженіемъ крайняго изумленія.— И я пришелъ къ вамъ именно затмъ, чтобъ вамъ это объявить.
Въ груди мисъ Фбе зашевелилась надежда. Она не разъ признавалась сестр во время завивки волосъ (дамы тогда носили локоны), что единственный человкъ, который могъ заставить ее думать о замужеств, былъ мистеръ Гибсонъ, и еслибъ онъ ей сдлалъ предложеніе, она сочла бы своей обязанностью принять его ради бдной, дорогой Мери. Какого рода удовольствіе она надялась доставить умершей подруг, выйдя замужъ за ея бывшаго супруга, она никогда не объясняла. Теперь мисъ Фбе съ нервной дрожью въ пальцахъ начала играть завязками своего чернаго шелковаго передника. Подобно калифу въ восточной сказк, она въ одно мгновеніе передумала о цломъ мір возможностей, изъ которыхъ ее особенно занялъ вопросъ: можетъ ли она разстаться съ сестрой или нтъ? Обрати свое вниманіе на настоящую минуту, Фбе, послушай, что скажутъ еще, прежде чмъ мучить себя мыслью о трудностяхъ, которыя никогда не представятся.
— Конечно, мн нелегко было ршить, къ кому я обращусь съ просьбой сдлаться хозяйкой моего дома и матерью моей дочери. Но наконецъ я сдлалъ выборъ и, полагаю, хорошій. Избранная мною лэди…
— Говорите скорй, кто она, сказала прямодушная мисъ Броуннигъ.
— Мистрисъ Киркпатрикъ, отвчалъ нареченный женихъ.
— Какъ! Тоуэрская гувернантка, которую такъ любитъ графиня?
— Да. Они тамъ очень цнятъ ее и по заслугамъ. Теперь она содержитъ пансіонъ въ Ашкомб и привыкла вести хозяйство. Она воспитала молодыхъ тоуэрскихъ лэди, сама иметъ дочь и потому, безъ сомннія, будетъ доброй матерью для Молли.
— У нея очень изящный видъ, сказала мисъ Фбе, чувствуя необходимость сказать что-нибудь пріятное, чтобы скрыть мысли, только что пробжавшія у нея въ голов.— Я видла ее въ карет съ графиней: она мн показалась очень красивой женщиной.
— Вздоръ, сестра, сказала мисъ Броунингъ.— Что общаго иметъ съ дломъ ея красота и изящество? Разв ты когда-нибудь слышала, чтобъ вдовцы снова вступали въ бракъ изъ-за такихъ пустяковъ? Они всегда женятся по чувству долга, не правда ли, мистеръ Гибсонъ? Имъ или нужна хозяйка и мать для дтей, или они это длаютъ изъ уваженія къ желаніямъ покойной жены.
Можетъ быть, старшая сестра думала, что выборъ его точно такъ же могъ бы пасть и на Фбе, по крайней мр въ голос ея звучала досада, хорошо знакомая мистеру Гибсону, но на которую онъ въ настоящую минуту счелъ за лучшее не обращать вниманія.
— Пусть будетъ по вашему, мисъ Броунингъ. Я предоставляю вамъ ршить за меня, какія причины побудили меня къ этому шагу. Врядъ-ли я и самъ вполн отдаю себ отчетъ въ нихъ. Но я за то ясно сознаю свое желаніе сохранить старыхъ друзей, и отъ всего сердца хочу, чтобъ они, ради меня, полюбили мою будущую жену. Нтъ въ мір женщины, исключая Молли и мистрисъ Киркпатрикъ, которую бы я уважалъ боле васъ. Кром того, мн нужно попросить васъ взять къ себ Молли и оставить ее у себя до тхъ поръ, пока я женюсь.
— Вы могли бы попросить насъ прежде, чмъ обратились къ мистрисъ Гамлей, сказала мисъ Броунингъ, только на половину смягченная.— Мы ваши самые старинные друзья, мы были подругами ея матери, но, конечно, мы не знатные люди.
— Это ужь несправедливо, возразилъ мистеръ Гибсонъ:— и вы сами это знаете.
— Я ничего не знаю. Вы бываете съ лордомъ Голлингфордомъ всякій разъ, когда можете поймать его, и гораздо чаще, чмъ съ мистеромъ Гуденофомъ или съ мистеромъ Смитомъ. И вы то и дло здите въ Гамлей.
Мисъ Броунингъ никогда не сдавалась съ разу.
— Я ищу общества лорда Голлингфорда такъ, какъ искалъ бы общества всякаго другого, подобнаго ему человка, какого бы онъ ни былъ званія. Школьный учитель, плотникъ, сапожникъ, для меня все равно, лишь бы они были столь же развиты и возвышены умомъ и сердцемъ, какъ лордъ Голлингфордъ. Мистеръ Гуденофъ очень дльный стряпчій, хорошо знакомый съ мстными обычаями, но у него нтъ ни одной мысли, которая выходила бы за границы его ежедневныхъ занятій.
— Хорошо, хорошо, не пускайтесь въ длинныя разсужденія, это всегда причиняетъ мн головную боль, какъ то извстно Фбе! Я сказала, не подумавъ, и полагаю, что этого съ васъ достаточно, не такъ ли? Я готова отказаться отъ всхъ своихъ словъ, лишь бы не вступать въ пренія. О чемъ, бишь, мы говорили прежде, чмъ вы пустились въ разсужденія?
— О томъ, что наша милочка Молли собирается къ намъ погостить, сказала мисъ Фбе.
— Я и первоначально думалъ обратиться къ вамъ, только Коксъ меня сильно напугалъ. Я считалъ его на все способнымъ и опасался, что онъ будетъ надодать Молли и вамъ. Но теперь онъ образумился. Отсутствіе Молли подйствовало на него очень успокоительно, и я думаю, она теперь можетъ оставаться въ город, не подвергаясь никакимъ непріятнымъ послдствіямъ, исключая разв того, что онъ станетъ вздыхать всякій разъ, когда встрча съ нею напомнитъ ему о ея существованіи. Но я долженъ васъ просить еще объ одной милости, и было бы весьма неблагоразумно съ моей стороны вступать съ вами въ пренія, мисъ Броунингъ, тогда какъ я являюсь къ вамъ въ качеств смиреннаго просителя. Въ дом необходимо сдлать кое-какія перемны для пріема будущей мистрисъ Гибсонъ. Онъ требуетъ чистки, краски и новыхъ обоевъ, а также и новой мбели, я полагаю, но ршительно не знаю какой. Не согласитесь ли вы осмотрть домъ и прикинуть, сколько на него потребуется фунтовъ? Стны столовой должны быть окрашены. Что касается до обоевъ гостиной, мы предоставимъ ея хозяйк самой ихъ выбрать: у меня на убранство этой комнаты уже отложены деньги. Но всю остальную часть дома я отдаю въ ваше полное распоряженіе, если только вы будете такъ добры и согласитесь помочь старому другу.
Это было порученіе такого рода, которое какъ нельзя боле льстило властолюбивымъ наклонностямъ мисъ Броунингъ. Имя въ своемъ распоряженіи значительную сумму денегъ, она могла оказывать покровительство ремесленникамъ и купцамъ, какъ то длала при жизни отца, но что ей весьма рдко удавалось посл его смерти. Это доказательство доврія въ ея вкусу и умнью вести разсчеты возвратило ей ея обычное добродушіе, а воображеніе мисъ Фбе съ особеннымъ удовольствіемъ останавливалось на предстоящемъ посщеніи Молли.

XIII.
Новые друзья Молли Гибсонъ.

Время шло очень быстро. Настала половина августа, если въ дом намревались длать перемны, то слдовало немедленно къ нимъ приступить. Вообще нельзя сказать, чтобъ мистеръ Гибсонъ слишкомъ поторопился устроить свои дла съ мисъ Броунингъ. Сквайръ получилъ извстіе о томъ, что Осборнъ, передъ отъздомъ за границу, намревается провести нсколько дней дома. Хотя постоянно возрастающая короткость между Роджеромъ и Молли нисколько его не тревожила, имъ овладвалъ паническій страхъ при одной мысли, что его наслдникъ можетъ влюбиться въ дочь доктора. Онъ находился въ страшномъ безпокойств и отъ всего сердца желалъ, чтобъ Молли оставила Гамлей до прізда Осборна. Мистрисъ Гамлей, со своей стороны, находилась въ постоянной тревог изъ опасенія, чтобъ это желаніе ея мужа не сдлалось слишкомъ замтнымъ ихъ гость.
Всякая, сколько нибудь мыслящая, семнадцатилтняя двушка готова считать непогршимымъ, какъ папа, человка, который впервые откроетъ ей новый и боле широкій кругъ обязанностей, нежели тотъ, въ какомъ она дотол безсознательно вращалась. Такимъ папой былъ Роджеръ для Молли. Она во всемъ спрашивала его мннія, она почти во всемъ считала его авторитетомъ, а между тмъ онъ всего сказалъ ей дв-три истины рзкимъ тономъ, который придалъ имъ особенную силу. Она эти истины возвела въ правила, которыми стала руководствоваться при всякомъ удобномъ случа. Онъ такимъ образокъ показалъ ей свое превосходство и ту разницу, которая совершенно естественно существуетъ между очень умнымъ и высоко-образованнымъ юношей и весьма молоденькой, ничего незнающей двушкой, но способной понимать и оцнить все прекрасное. Несмотря, однако, на эти близкія и дружественныя отношенія, каждый изъ нихъ представлялъ себ въ совершенно иномъ вид особу, которой впослдствіи должна была принадлежать ихъ полнйшая и совершеннйшая любовь. Роджеръ намревался искать необыкновенную женщину, ему равную, красавицу, мудрую, готовую при случа подать совтъ, однимъ словомъ истую Эгерію. Двичье воображеньице Молли останавливалось на незнакомомъ ей Осборн, который казался ей то трубадуромъ, то рыцаремъ въ род того, какого онъ самъ изобразилъ въ одной изъ своихъ поэмъ. Она, впрочемъ, мечтала скоре о комъ нибудь похожемъ на Осборна, нежели о самомъ Осборн, и тщательно избгала облекать будущаго героя въ осязательную форму и давать ему дйствительное имя. И сквайръ ничуть не былъ такъ благоразуменъ, какъ казалось, когда желалъ, чтобъ она оставила его домъ до прізда Осборна, если только онъ принималъ въ соображеніе ея душевное спокойствіе. Однако, когда она ухала, онъ скучалъ и грустилъ по ней. Такъ пріятно было пользоваться ея маленькими дочерними услугами, она такъ оживляла завтраки и обды своими наивными вопросами, живымъ участіемъ въ разговор и забавными отвтами на его шутки.
Роджеру тоже было жаль ея. Ея замчанія нердко западали въ душу и наводили его на размышленія, въ которыя онъ очень любилъ вдаваться. Иногда же онъ чувствовалъ, что служитъ ей утшеніемъ въ минуты горя или приноситъ ей пользу, обращая ея мысли на серьзныя книги, тогда какъ до тхъ поръ она читала только романы да стихи. Онъ походилъ на учителя, котораго внезапно лишили самаго много-общающаго изъ его учениковъ. Онъ спрашивалъ себя, что она станетъ длать безъ него? Не покажутся ли ей слишкомъ трудными книги, которыя онъ далъ ей для прочтенія? А какъ-то она сойдется съ мачихой? Въ первые дни ея отъзда, мысли его безпрестанно обращались къ ней. Но больше и дольше всхъ по ней тосковала мистрисъ Гамлей. Молли заняла въ ея сердц мсто дочери, и доброй леди, съ отъздомъ молодой двушки, стало недоставать милаго женскаго общества, нжныхъ ласкъ, заботливаго вниманія и сочувствія, которое Молли такъ открыто не разъ высказывала къ ея горю. Все это заставило мистрисъ Гамлей искренно къ ней привязаться.
Молли съ своей стороны испытывала тяжелое ощущеніе вслдствіе перемны атмосферы, и сильно себя за то упрекала. Въ ней была врожденная склонность ко всему изящному, и утонченность во вкусахъ и нравахъ, какую она встртила въ Гамле, невольно ее очаровывала. Ея добрые, старые друзья, мисъ Броунингъ, ухаживали за ней до нельзя, баловали и ласкали ее ли того, что она принималась серьзно на себя сердиться за то, что замчаетъ ихъ рзкій тонъ, ихъ провинціальный выговоръ, равнодушіе ко всмъ сколько-нибудь возвышеннымъ интересамъ и жадность къ сплетнямъ. Он закидали ее вопросами о ея будущей мачих, на которые она затруднялась отвчать. Ея преданность отцу не допускала ее откровенно высказывать свое мнніе. За то она всегда бывала рада, когда ихъ любопытство обращалось на Гамлей. Тамъ она была очень счастлива, всхъ любила, не исключая собакъ, и ей нетрудно было отвчать на самые подробные разспросы. Она описывала туалетъ мистрисъ Гамлей и называла вино, какое сквайръ предпочиталъ пить за обдомъ. Подобные разговоры доставляли ей даже удовольствіе, такъ-какъ относились къ самому пріятному времени ея жизни. Однажды вечеромъ, посл чаю, он вс сидли въ маленькой гостиной наверху. Молли, по обыкновенію, разсказывала о своемъ гамлейскомъ жить-быть, и особенно распространялась объ удивительныхъ свдніяхъ Роджера по части естественныхъ наукъ и объ интересныхъ вещахъ, какія онъ ей показывалъ. Внезапно она была непріятно поражена слдующими словами:
— А вы частенько бывали съ мистеромъ Роджеромъ, Молли! замтила мисъ Броунингъ съ особеннымъ удареніемъ, которое, она полагала, должно было многое сказать ея сестр, и ршительно ничего Молли. Но вышло на оборотъ. Молли тотчасъ замтила тонъ, хотя сначала и не поняла, что онъ означалъ. Мисъ Фбе, напротивъ, погруженная въ вязанье пятки у чулка, не обратила ни малйшаго вниманія ни на слова своей сестры, ни на удареніе, съ какими они были произнесены.
— Да, онъ былъ очень добръ ко мн, проговорила Молли, медленно отыскивая смыслъ того, что сказала мисъ Броунингъ, и не желая продолжать, пока не узнаетъ, къ чему клонилось озадачившее ее восклицаніе.
— Я думаю, вы скоро снова подете въ гамлейскій замокъ? Онъ вдь не старшій сынъ, ты это знаешь, Фбе? У меня голова разболлась отъ твоихъ безконечныхъ ‘восемнадцать, девятнадцать!’ Перестань, пожалуйста, и обрати вниманіе на нашъ разговоръ. Молли говоритъ, что она часто бывала съ мистеромъ Роджеромъ, который былъ къ ней очень добръ. Я всегда о немъ слышала, какъ о прекрасномъ молодомъ человк, моя милая. Разскажите намъ о немъ поболе! Въ чемъ выражалась его доброта къ вамъ, Молли?
— Онъ совтывалъ мн, какія книги читать, а одинъ разъ обратилъ мое вниманіе на множество пчелъ…
— На пчелъ, дитя! Что вы хотите этимъ сказать? Или онъ, или вы сошли съ ума!
— Нисколько. Въ Англіи находится боле двухсотъ различныхъ породъ пчелъ, и онъ хотлъ объяснить мн различіе между ними и мухами. Мисъ Броунингъ, я не могла не замтить того, что вамъ пришло въ голову, сказала Молли, вся вспыхнувъ: — но это очень дурно и совершенно несправедливо. Я боле ни слова не скажу ни о мистер Роджер, ни вообще о Гамле, если это васъ наводитъ на такія глупыя мысли.
— Та, та, та, та! Вотъ какъ! Молоденькая леди читаетъ нравоученіе старшимъ! Глупыя мысли! Он сидятъ, кажется, въ вашей голов. А позвольте мн вамъ сказать, Молли, вы еще слишкомъ молоды, для того, чтобы думать о поклонникахъ и о любви.
Молли не разъ называли неучтивой и черезчуръ рзкой, и въ слдующемъ ея отвт, конечно, проглядывала нкоторая доля того и другого.
— Я разв сказала, какія это такія глупыя мысли, мисъ Броунингъ? Разв я сказала, мисъ Фбе? Вы видите, милая мисъ Фбе, это она сама все истолковываетъ и выдумываетъ разныя нелпости о какихъ-то поклонникахъ.
Молли пылала отъ негодованія, она искала защиты у особы, совершенно неспособной оказать ее кому бы то ни было. Мисъ Фбе приступила къ примиренію ссорящихся съ неловкостью, свойственной всмъ слабохарактернымъ людямъ, которые прикрываютъ больное мсто, вмсто того, чтобъ постараться его вылечить.
— Я ничего не знаю, моя милая. Мн кажется, Кларинда права, совершенно права. Я думаю, моя милочка, что вы не поняли ее, или, можетъ быть, она васъ не поняла, а наконецъ, и я могу не понимать васъ обихъ, потому лучше не будемъ боле говорить объ этомъ. Сколько вы хотите заплатить за драгетъ для столовой мистера Гибсона?
Мисъ Броунингъ и Молли цлый вечеръ дулись одна на другую. Прощаясь, он выполнили обычный обрядъ цалованія со всевозможной холодностію. Молли, затмъ, удалилась въ свою комнатку, чистенькую, уютную, съ блыми, вышитыми мелкимъ узоромъ занавсками, у оконъ и у постели, съ лакированнымъ туалетнымъ столикомъ, уставленнымъ маленькими ящичками и коробочками, надъ которымъ висло небольшое зеркало, представлявшее въ искаженномъ вид обликъ всякаго, достаточно легковрнаго, чтобъ въ него смотрться. Молли — ребнку эта комната казалась чмъ-то въ высшей степени роскошнымъ, въ сравненіи съ ея собственной скромной спальней, гд стояла простая, блая канифасная постелька. Теперь она спала въ ней, въ качеств гостьи. Вс маленькія вещицы, обыкновенно обернутыя въ бумагу, и которыя ей въ былое время только изрдка показывались въ вид милости, теперь были отданы въ полное ея распоряженіе. А между тмъ, какъ она мало заслуживала эту гостепріимную заботливость! Какой грубой и злой она себя выказала! Она проливала слезы раскаянія, и чувствовала себя очень несчастной. Вдругъ кто-то осторожно постучался въ дверь. Молли отворила ее и съ удивленіемъ увидла мисъ Броунингъ въ необыкновенно высокомъ, ночномъ головномъ убор и очень узенькой, цвтной, коленкоровой кофт, накинутой сверхъ коротенькой, измятой, блой юбки.
— Я боялась, что вы спите, дитя, сказала она, входя и затворяя дверь.— Я хотла сказать, что мы какъ будто поссорились съ вами сегодня, и мн кажется, что виновата я. Фбе могла этого не замтить, такъ-какъ она считаетъ меня совершенной. Вообще лучше, когда одна изъ двухъ, живущихъ вмст, считаетъ другую непогршимой. Но самой-то мн сдается, что я была несправедлива. Не будемъ боле объ этомъ говорить, Молли, а только разстанемся на сонъ грядущій друзьями. И мы всегда останемся друзьями, не такъ ли, дитя? А теперь поцалуйте меня и не плачьте, а то опухнутъ глазки, да не забудьте потушить свчу.
— Я одна была во всемъ виновата, сказала Молли, цалуя ее.
— И еще, что? Теперь вы станете мн противорчить! Я говорю, что виновата была я, и ни слова боле объ этомъ.
На слдующій день Молли пошла съ мисъ Броунингъ посмотрть на перемны, которыя совершались въ дом ея отца. На нее вс эти улучшенія наводили страхъ. Блдно-срыя стны столовой, на которыхъ дотол такъ хорошо выдавались пунцовыя занавси, теперь окрашивались въ очень яркую желто-алую краску, а новыя занавски были того блдно-зеленаго цвта, который только что начиналъ входить въ моду. ‘Какая красивая, веселая комната’, сказала мисъ Броунингъ, и Молли, вслдствіе только что вновь установившихся между ними дружескихъ отношеній, не ршилась ей противорчить. Она только могла надяться, что зеленый и коричневый драгетъ нсколько помрачатъ эту красоту и веселость. Повсюду стояли лса и раздавалась брань Бетти.
— Подите наверхъ и посмотрите комнату вашего отца. Онъ теперь спитъ въ вашей, чтобы не мшать передлкамъ.
Молли помнила, какъ въ дтств она была однажды позвана въ эту самую комнату къ умирающей матери. Посреди благо полотна и кисеи виднлось блдное, исхудалое лицо съ большими глазами, въ которыхъ ясно выражалось страстное желаніе еще разъ почувствовать на себ теплое прикосновеніе дитяти. Бдная мать была не въ силахъ сжать дочь въ своихъ объятіяхъ: члены ея уже начинали коченть. Когда Молли, посл того, случалось входить въ эту комнату, ея живое воображеніе часто рисовало ей то же самое — съ тоскливымъ выраженьемъ лицо на подушк и ту же худощавую форму подъ одяломъ. Молодая двушка не пугалась этого виднія, напротивъ, она любила его, такъ-какъ оно поддерживало въ ней воспоминаніе о матери. Съ глазами полными слезъ послдовала Молли за мисъ Броунингъ посмотрть на новое убранство комнаты. Почти все въ ней оказалось измненнымъ: постель перенесли на другое мсто, а мбель была не того цвта, какъ прежде. Изящный туалетъ замнилъ высокій комодъ съ висвшимъ надъ нимъ на стн зеркаломъ: послднія дв вещи служили матери Молли въ теченіе ея короткой замужней жизни.
— Вы видите, надо все привести въ порядокъ къ прізду леди, которая такъ долго жила въ дом графини, сказала мисъ Броунингъ, совсмъ примирившаяся съ бракомъ, благодаря пріятному занятію, выпавшему на ея долю.— Кромеръ, обойщикъ, убждалъ меня взять софу и письменный столъ. Эти люди всегда ссылаются на моду, когда хотятъ что нибудь продать. Но я ему сказала: нтъ, нтъ, Кромеръ, спальни предназначаются для спанья, а гостиныя для того, чтобъ въ нихъ сидли. Каждой вещи сохраните ея настоящее назначеніе и не старайтесь вводить меня въ заблужденіе. Наша мать всегда бранила насъ, когда днемъ заставала въ спальн. Внизу стоялъ шкафъ, гд хранились наши шляпы и бурнусы, тамъ же намъ было отведено мсто для мытья рукъ, а это все, что можетъ понадобиться въ теченіе дня. Загромождать спальню софами и письменными столами! Слыханное ли это дло! Къ тому же сотня фунтовъ когда нибудь должна же прійдти къ концу. Я не могу сдлать никакого улучшенія въ вашей комнатк, Молли.
— Я очень этому рада, отвчала Молли.— Почти все, что въ ней находится, принадлежало мама, когда она жила у своего дяди. Ни за что на свт не хотла бы я замнить эти вещи другими: он мн очень дороги.
— Ну, вы можете быть спокойны теперь, когда вс деньги вышли. Кстати, Молли, кто вамъ купитъ платье, чтобъ провожать невсту къ внцу?
— Не знаю, сказала Молли.— Я думаю, что буду провожать невсту, но о плать мн никто ничего не говорилъ.
— Въ такомъ случа я спрошу у вашего отца.
— Пожалуйста, не спрашивайте, ему и безъ того предстоитъ не мало издержекъ. Къ тому же я охотно не похала бы на свадьбу, еслибъ мн позволили.
— Вздоръ, дитя. Объ этомъ заговорилъ бы весь городъ. Вы должны хать и должны быть хорошо одты изъ уваженія къ отцу.
Но мистеръ Гибсонъ самъ позаботился о наряд Молли, хотя и не сказалъ ей о томъ ни слова. Онъ поручилъ своей будущей жен приготовить ей все нужное, и вскор въ Голлингфордъ прибыла искусная портниха примрить платье, простое, но въ то же время столь изящное, что оно привело Молли въ восторгъ. Она была до крайности изумлена, когда, взглянувъ въ зеркало, увидла перемну, въ ней произошедшую. ‘Желала бы я знать, хорошенькая ли я’, подумала она. ‘Мн кажется, что да — то-есть въ этомъ наряд, конечно. Бетти сказала бы: ‘Красивыя перья длаютъ красивыхъ птицъ’.
Когда она съ стыдливымъ румянцемъ на лиц пришла внизъ показаться въ своемъ наряд, ее встртили громкими похвалами.
— Право слово, хорошо! Я едва узнала васъ. (‘Красивыя перья’, подумала Молли и поспшила заглушить голосъ тщеславія).
— Вы просто чудо какъ хороши, неправда ли, сестра? скалаза мисъ Фбе.— Еслибъ вы всегда такъ нарядно одвались, вы были бы красиве вашей матери, которую мы всегда считали очень хорошенькой.
— Вы нисколько на нее не похожи. Вы длаете честь вашему отцу, а смуглый цвтъ лица всегда особенно выдается на бломъ.
— Ну, не красавица ли она? настаивала миссъ Фбе.
— Такъ что же? Провидніе создало ее такой, а не она сама.
Да и на долю портнихи должно отнести часть заслуги. Что за дивная индійская кисея! Не дешево она, я думаю, стоитъ!
Наканун свадьбы мистеръ Гибсонъ и Молли отправились въ Ашкомбъ въ единственной, желтой, почтовой карет, существовавшей въ Голлингфорд. Имъ надлежало быть въ Манор-гауз гостями мистера Престона, или, лучше сказать, милорда. Манор-гаузъ съ перваго взгляда очень понравился Молли. Выстроенный изъ камня, со многими шпицами и большими окнами, онъ весь былъ покрытъ ползучими растеніями и осенними розами. Молли не знала мистера Престона, который стоялъ въ дверяхъ и привтствовалъ ея отца. Она немедленно стала съ нимъ на ногу взрослой особы. Ей впервые пришлось имть дло съ полу-льстивымъ, полу-кокетливымъ и отчасти небрежнымъ тономъ, съ какимъ нкоторые мужчины считаютъ нужнымъ обращаться ко всякой женщин, ниже двадцати-пятилтняго возраста. Мистеръ Престонъ былъ красавецъ и зналъ это. Онъ имлъ свтло-каштановые волосы и бакенбарды, острые, прекрасной формы, съ поволокой глаза, и рсницы нсколько темне волосъ. Вся фигура его отличалась необыкновенной гибкостью, вслдствіе тлесныхъ упражненій, которыми онъ славился и которыя открыли ему доступъ въ общество, гораздо выше того, какое онъ могъ посщать по праву рожденія. Онъ прекрасно игралъ въ крикетъ и очень искусно стрлялъ въ цль. Въ дурную погоду онъ училъ молодыхъ леди играть на бильярд, а когда требовалось, серьзно предавался этой игр, при чемъ выказывалъ необычайную ловкость. Онъ зналъ наизусть многое множество пьесъ, изъ тхъ, что обыкновенно даются на домашнихъ спектакляхъ, и никто лучше его не умлъ устроить живыя картины или шарады. Въ настоящую минуту онъ имлъ свои личныя причины кокетничать съ Молли. Когда мистрисъ Киркпатрикъ впервые поселилась въ Ашкомб, онъ усердно приволакивался за ней и теперь вообразилъ себ, что его видъ, въ сравненіи съ пожилымъ, мене утонченнымъ и красивымъ мужемъ, долженъ производить на нее непріятное впечатлніе. Кром того, у него въ сердц таилась страсть къ какой-то отсутствующей особ, и ему было необходимо скрывать эту страсть. Сообразивъ все это, онъ ршился, даже еслибъ ‘маленькая двочка Гибсона’ (какъ онъ называлъ Молли) оказалась не столь привлекательной — все-таки ухаживать за ней въ теченіе послдующихъ шестнадцати часовъ.
Онъ провелъ ихъ въ гостиную, гд въ камин горлъ яркій огонь и откуда тяжелыя малиновыя занавси изгоняли вншній холодъ и послдніе лучи уже потухающаго дня. Тамъ былъ накрытъ столъ для обда, на снжной близны скатерти сверкали хрусталь и серебро, а на буфет виднлось вино и десертъ изъ осеннихъ плодовъ. Но мистеръ Престонъ тмъ не мене счелъ долгомъ извиниться передъ Молли въ бдности своего холостаго хозяйства и въ тснот комнаты. Въ большой столовой ключница уже длала приготовленія къ свадебному завтраку. Затмъ онъ позвонилъ и приказалъ служанк проводить Молли въ назначенную ей комнату, которая оказалась очень комфортабельной. Въ камин пылали дрова, на туалетномъ стол горли свчи, темныя шерстяныя занавси окружали блую постель, повсюду стояли вазы и дорогой фарфоръ.
— Эта комната леди Гарріеты. Она здсь спитъ всякій разъ, какъ прізжаетъ въ Манор-гаузъ съ милордомъ графомъ, сказала служанка, сильно и ловко ударяя щипцами по лниво тлвшему полну, изъ котораго посыпались тысячи искръ.— Помочь мн вамъ одться, мисъ? Я всегда помогаю леди Гарріет.
Но Молли, зная, что у нея не имлось въ запас другаго платья, кром благо, приготовленнаго къ свадьб, да еще того, что на ней было надто, поспшила отпустить добрую женщину и очень обрадовалась, оставшись одна.
Они это называютъ ‘обдомъ’, думала она. Но вдь ужь около восьми часовъ, и приготовленія ко сну казались бы боле приличны столь позднему часу, чмъ приготовленія къ столу. Единственное улучшеніе, какое она могла придумать въ своемъ наряд, заключалось въ томъ, что она пришпилила къ поясу своего сраго шерстянаго платья пышную пунцовую розу, которую вынула изъ огромнаго букета осеннихъ цвтовъ, стоявшихъ на туалетномъ стол. Она попробовала воткнуть другую пунцовую розу въ свои черные волосы надъ самымъ ухомъ. Это было очень мило, но слишкомъ кокетливо и она ее поставила назадъ въ вазу. Темныя дубовыя стны и панели во всемъ дом были облиты яркимъ, теплымъ свтомъ. Въ разныхъ комнатахъ, въ прихожей и даже на площадк лстницы пылалъ огонь въ каминахъ. Мистеръ Престонъ, вроятно заслышавъ шаги Молли, встртилъ ее въ прихожей и провелъ ее въ маленькую пріемную комнату, одна изъ дверей которой, сказалъ онъ, отворялась въ большую гостиную. Комната эта напоминала ей Гамлей. Она тоже была наполнена желтой, атласной мебелью, фасона прошлаго столтія и содержимой въ необыкновенной чистот, большіе индйскіе ящики и фарфоровыя вазы распространяли въ воздух запахъ пряностей. Въ камин пылалъ огонь, а передъ нимъ стоялъ мистеръ Гибсонъ, въ утреннемъ костюм, серьзный и задумчивый, какимъ былъ въ теченіе всего дня.
— Леди Гарріета всегда сидитъ въ этой комнат, когда прізжаетъ сюда на день или на два съ своимъ отцомъ, сказалъ мистеръ Престонъ. Молли, желая избавить отца отъ необходимости говорить, поспшила спросить:
— Она часто бываетъ здсь?
— Нтъ, рдко, но, какъ мн кажется, всегда съ удовольствіемъ. Можетъ быть, ей нравится перемна посл церемоннаго образа жизни, какой она ведетъ въ Тоуэрс.
— Я думаю, что въ этомъ дом очень пріятно жить, сказала Молли, которую прельстилъ видъ комфорта и разлитыхъ повсюду свта и тепла. Но она была непріятно удивлена, увидя, что мистеръ Престонъ принялъ ея слова за комплиментъ себ.
— А я страшился, что вы, какъ молодая леди, непремнно замтите безпорядки, неизбжные съ холостымъ хозяйствомъ. Я вамъ очень обязанъ, мисъ Гибсонъ. Я чаще всего бываю въ той комнат, куда мы сейчасъ пойдемъ обдать, и тамъ у меня есть родъ конторы, гд я храню книги и бумаги, и гд принимаю дловыхъ постителей.
Они пошли обдать. Все, что подавалось, казалось Молли превосходнымъ и изготовленнымъ въ совершенств. Но мистеръ Престонъ, повидимому, былъ недоволенъ. Онъ безпрестанно извинялся въ томъ, что такое-то кушанье недоварено или пережарено, а у такого-то недостаетъ соуса. Онъ постоянно ссылался на свое холостое хозяйство и частымъ повтореніемъ слова: ‘холостякъ’, выводилъ Молли изъ терпнія. Задумчивость ея отца не проходила, и онъ большей частью молчалъ, что сильно ее тревожило. Желая однако скрыть это отъ мистера Престона, она много говорила, стараясь по возможности не давать ему повода примнять лично къ себ всякое изъ ея замчаній. Она не знала, когда ей уйдти изъ-за стола и оставить джентльменовъ однихъ, но отецъ сдлалъ ей знакъ, по которому она встала. Мистеръ Престонъ проводилъ ее назадъ въ желтую гостиную, все время извиняясь въ томъ, что оставляетъ ее одну. Но ей было очень пріятно наконецъ почувствовать себя на свобод и она принялась осматривать вс рдкости, заключавшіяся въ комнат. Ее между прочимъ заинтересовалъ ящикъ la Louis Quinze, украшенный прелестными эмалевыми медальонами, вставленными въ рдкое, тонкой работы дерево. Она поднесла къ нему свчу и пристально разсматривала фигуры, когда въ комнату вошли ея отецъ и мистеръ Престонъ. У перваго былъ все тотъ же озабоченный видъ, онъ подошелъ къ ней, погладилъ ее по спин, взглянулъ на что она любуется, а затмъ удалился къ огню и погрузился въ молчаніе. Мистеръ Престонъ взялъ у нея изъ рукъ свчу и любезно началъ занимать ее.
— Это мадмоазель де-Сентъ-Кентенъ, сказалъ онъ, указывая на одинъ изъ эмалевыхъ медальоновъ:— красавица французскаго двора. А это мадамъ дю-Барри. Не находите ли вы въ портрет мадмоазель де-Сентъ-Кентенъ сходства съ кмъ нибудь изъ вашихъ знакомыхъ? При этомъ вопрос онъ нсколько понизилъ голосъ.
— Нтъ! сказала Молли, еще разъ взглянувъ на портретъ.— Я никогда не видала никого, кто былъ бы и въ половину столь прекрасенъ.
— Но тмъ не мене, не находите ли вы сходства, особенно въ глазахъ? переспросилъ онъ съ оттнкомъ нетерпнія въ голос.
Молли снова попробовала найдти сходство, но старанія ея не имли успха.
— Онъ мн постоянно напоминаетъ мисъ Киркпатрикъ.
— Неужели? съ живостью спросила Молли.— О, какъ я рада! Я никогда не видла ея и потому совершенно естественно не могла замтить сходства. Такъ вы знаете ее? Пожалуйста, скажите мн о ней что нибудь.
Онъ съ минуту колебался, и прежде чмъ. дать отвтъ, улыбнулся.
— Она очень хороша и вы конечно поймете это, когда я вамъ скажу, что она гораздо лучше этой миніатюры.
— А кром того?… Продолжайте пожалуйста.
— Что вы подразумваете кром того?
— Умна она, образована?
Не это именно желала узнать Молли, но ей трудно было въ двухъ-трехъ словахъ передать обширный, хотя нсколько неопредленный смыслъ, заключавшійся въ ея вопрос.
— Она умна отъ природы и набралась кое-какихъ свдній. Но въ ней столько очарованія, что всякій, смотрящій на нее, изъ-за блеска и сіянія ея красоты, не можетъ разобрать, какая она въ дйствительности. Замтьте, мисъ Гибсонъ, вы сами мн задаете вопросы, а я на нихъ только откровенно отвчаю. Иначе я не осмлился бы въ присутствіи одной молодой леди воздавать восторженныя похвалы другой.
— Я не вижу, почему, сказала Молли.— Но если вы не длаете этого обыкновенно, то на этотъ разъ можете сдлать исключеніе. Не знаю, извстно ли вамъ, что по выход изъ пансіона, она будетъ жить съ нами, мы съ ней почти однихъ лтъ, слдовательно будемъ точно сестры.
— Онъ будетъ жить съ вами? сказалъ мистеръ Престонъ, для котораго это извстіе было новостью.— А когда она выйдетъ изъ пансіона? Я думалъ, что она прідетъ на свадьбу, но мн сказали, что ея не ждутъ. Когда же выйдетъ она изъ пансіона?
— Кажется, на пасх. Вдь она въ Булони, а оттуда сюда не близкій путь. Папа очень желалъ, чтобъ она была на свадьб.
— А ея мать тому воспротивилась — понимаю.
— Нтъ, не мать, а французская содержательница школы, которая нашла это неудобнымъ.
— Что совершенно одно и то же. Такъ она возвратится посл пасхи и останется жить у васъ?
— Я думаю. Какой у нея нравъ: веселый или серьзный?
— Она никогда не бываетъ очень серьзна, по крайней-мр насколько мн случалось видть ее. Блестящая — вотъ слово, которое къ ней боле всего подходитъ. Вы пишете ей иногда? Если пишете, то прошу васъ, напомните ей обо мн и передайте ей нашъ разговоръ.
— Я съ ней не въ переписк, отвчала Молли нсколько сухо.
Подали чай, а затмъ вс пошли спать. Молли слышала удивленное восклицаніе отца, когда, войдя въ свою комнату, онъ увидлъ, что въ камин былъ разведенъ яркій огонь. Мистеръ Престонъ отвчалъ:
— Я обыкновенно хвастаюсь своимъ умньемъ пользоваться всякаго рода житейскими удобствами, но въ то же время и способностью безъ нихъ обходиться. Милордъ богатъ лсомъ и я позволяю себ разводить огонь въ камин моей спальни въ теченіе девяти мсяцевъ въ году. Но я точно также могъ бы странствовать по Исландіи и ни сколько не дрожалъ бы отъ холода.

XIV.
Молли замчаетъ, что ей покровительствуютъ.

Свадьба совершилась такъ, какъ обыкновенно совершаются подобнаго рода дла. Лордъ Комноръ и леди Гарріета должны были пріхать изъ Тоуэрса, и потому для брачной церемоніи назначили самый поздній часъ. Лордъ Комноръ явился въ качеств посаженаго отца со стороны невсты и, повидимому, больше всхъ радовался. Леди Гаріета хотла провожать невсту къ внцу и такимъ образомъ — какъ говорила она — раздлить съ Молли ея обязанности. Они отправились изъ Манор-гауза въ церковь въ двухъ экипажахъ. Въ одномъ хали мистеръ Престонъ и мистеръ Гибсонъ, въ другомъ — къ своему неописанному ужасу, очутилась Молли вмст съ лордомъ Комноромъ и леди Гарріетой. Блое кисейное платье леди Гарріеты уже видло два-три праздника на открытомъ воздух и потому не отличалось свжестью. Вообще поздка молодой леди на свадьбу совершилась совершенно нечаянно, мысль о томъ пришла ей въ голову почти въ послднюю минуту. Она была очень весела и расположена говорить съ Молли. Ей хотлось узнать, что за особа будущая дочь Клеръ, и она начала:
— Какъ бы намъ не смять ваше хорошенькое кисейное платьице. Положите юбку къ папа на колни, это его нисколько не обезпокоитъ.
— Что? Кисейное платье! Конечно, нтъ. Напротивъ, мн это очень пріятно. Да къ тому же, что можетъ безпокоить людей, дущихъ на свадьбу? Вотъ еслибъ мы хали на похороны — тогда другое дло.
Молли старалась доискаться смысла этой рчи, но прежде, чмъ ей удалось того достигнуть, леди Гарріета снова заговорила, прямо ударяя въ цль, на что она, по ея мннію, была всегда мастерица:
— Я думаю, вамъ не совсмъ-то пріятна вторая женитьба вашего отца, но вы найдете въ Клеръ добрйшую изъ женщинъ. Она всегда позволяла мн длать все, что я хотла, и безъ сомннія не станетъ стснять васъ.
— Я намрена употребить всевозможныя усилія, чтобъ полюбить ее, сказала Молли тихимъ голосомъ, удерживая слезы, которыя съ самаго утра то и дло навертывались у нея на глазахъ.— Пока, я слишкомъ мало знаю ее.
— Это самое лучшее, что могло съ вами случиться, моя милая, сказалъ лордъ Комноръ.— Вы ростете, превращаетесь въ молодую леди и — позвольте старику сказать вамъ это — въ прелестную молодую леди. Кому же, какъ не жен вашего отца, выводить васъ въ свтъ, на балы и прочее? Я всегда говорилъ, что этотъ бракъ — весьма хорошая вещь и для васъ еще боле, нежели для нихъ самихъ.
— Бдное дитя! сказала леди Гарріета, взглянувъ на печальное личико Молли.— Мысль о балахъ въ настоящую минуту ей нисколько не улыбается. Но вамъ пріятно будетъ имть подругой Цинцію Киркпатрикъ, неправда-ли, моя милая?
— И даже очень, отвчала Молли, нсколько развеселясь.— Вы ее знаете?
— Я видла ее довольно часто, когда она была маленькой двочкой, а съ тхъ поръ всего разъ или два. Она прелестнйшее существо, какое мн когда-либо приходилось встрчать, съ глазами, необщающими ничего добраго, если я не ошибаюсь. Но, когда она бывала у насъ, Клеръ постоянно сдерживала ее, изъ опасенія, вроятно, чтобъ она намъ не надола.
Молли не успла выговорить новаго вопроса, который у нея вертлся на язык, какъ они подъхали къ церкви. Она и леди Гарріета остановились у скамьи, близь двери, въ ожиданіи невсты, чтобъ съ ней потомъ приблизиться къ алтарю. Графъ похалъ за мистрисъ Киркпатрикъ въ ея собственный домъ, отстоявшій отъ церкви мене, чмъ на четверть мили. Ее пріятно щекотала мысль, что посаженымъ отцомъ ея былъ графъ, а графская дочка хотла сопровождать ее къ внцу. Мистрисъ Киркпатрикъ, въ прилив удовлетвореннаго тщеславія, на краю супружества съ человкомъ, который ей нравился, и на которомъ отнын лежала обязанность содержать ее безъ всякаго съ ея стороны труда, сіяла счастьемъ и красотой. Легкое облако пробжало у ней по лицу при вид мистера Престона, безконечный рядъ ея сладкихъ улыбокъ нсколько разстроился, когда она замтила, что онъ шелъ слдомъ за мистеромъ Гибсономъ. Но его лицо ни на мгновеніе не измнилось, онъ серьзно поклонился ей, а затмъ весь погрузился въ службу, по крайней-мр по наружности. Прошло десять минутъ и все было кончено. Молодые вмст похали въ Манор-гаузъ, мистеръ Престонъ пошелъ туда же пшкомъ по кратчайшей дорог, а Молли снова очутилась въ карет съ хихикавшимъ и умильно потиравшимъ руки лордомъ и съ леди Гарріетой, которая старалась произносить ласковыя, утшительныя рчи, тогда какъ ея молчаніе было бы, въ этомъ случа, наилучшимъ утшеніемъ для Молли.
Молли съ ужасомъ узнала, что ей предстоитъ возвратиться въ Голлингфордъ вмст съ лордомъ Комноромъ и леди Гарріетой, которые намревались ухать въ Тоуэрсъ въ этотъ же вечеръ. Между тмъ, у лорда Комнора были дла съ мистеромъ Престономъ, а счастливая, вновь обвнчанная чета отправилась на свое недльное путешествіе, Молли внезапно осталась наедин съ страшной для нея леди Гарріетой. Он расположились въ гостиной. Леди Гарріета сидла передъ каминомъ, заслонивъ лицо веромъ, и минуты съ дв пристально смотрла на Молли. Бдняжка чувствовала на себ этотъ продолжительный взглядъ и собиралась съ силами, чтобы отвчать на него тмъ же. Вдругъ леди Гарріета заговорила.
— Вы мн нравитесь, сказала она:— вы маленькое, дикое существо и мн хочется васъ укротить. Подите сюда, сядьте на этотъ стулъ возл меня и скажите мн, какъ васъ зовутъ.
— Молли Гибсонъ. Мое настоящее имя Мери.
— Молли — хорошенькое, пріятно-раздающееся въ ушахъ имя. Люди прошлаго столтія не гнушались простыхъ именъ, теперь же мы любимъ все пріукрашенное и изысканное и никогда боле не слышишь, чтобъ кого-нибудь называли ‘леди Бетти’. Я удивляюсь, какъ это еще не перекрестили до сихъ поръ всхъ шерстяныхъ и бумажныхъ работъ, которыя носятъ ея имя. Вдругъ бы стали говорить: бумага леди Констанціи или шерсть леди Анны-Маріи.
— Я не знала, что существуетъ бумага леди Бетти, сказала Молли.
— Это только доказываетъ, что вы не занимаетесь рукодльемъ! Клеръ засадитъ васъ, погодите. Она то и дло заставляла меня вышивать колнопреклоненныхъ передъ дамами рыцарей, да какіе-то неслыханные цвты. Но надо отдать ей справедливость, когда они мн надодали, она всегда оканчивала ихъ сама. Желала бы я знать, какъ вы съ ней сойдетесь?
— И я тоже! со вздохомъ промолвила Молли.
— Я была уврена, что управляю ею, пока въ одинъ прекрасный день въ меня не закралось непріятное подозрніе, что, напротивъ, она все время заставляла меня плясать по своей дудочк. Во всякомъ случа, очень нетрудно давать собою управлять, по крайней-мр до тхъ поръ, пока не замчаешь процеса управленія, а потомъ становится забавно, если только успешь примириться съ этимъ.
— Я не потерплю, чтобъ иною управляли, съ негодованіемъ воскликнула Молли.— Я постараюсь длать ей пріятное, ради папа, всякій разъ, когда она прямо выскажетъ мн свое желаніе, но я не хочу, чтобъ меня хитростью заставляли поступать по своему.
— Что до меня касается, возразила леди Гарріета:— то я, отъ лни, не ищу избгать ловушекъ, а меня, напротивъ, забавляетъ остроуміе, съ какимъ ихъ разставляютъ мн. Но, конечно, я никогда не выпускаю изъ виду, что стоитъ мн только сдлать маленькое усиліе, и немедленно порвутся вс нити, которыми стараются связать меня. Но вы, можетъ быть, не будете въ состояніи этого сдлать.
— Я не вполн васъ понимаю, сказала Молли.
— И не старайтесь, я даже думаю, что вамъ лучше не понимать. Мораль всего мною сказаннаго слдующая: ‘Будьте доброй двочкой, дайте руководить себя, и вы убдитесь, что ваша мачиха добрйшее существо’. Я не сомнваюсь, вы съ ней прекрасно уживетесь. Какъ вы сойдетесь съ ея дочерью — это другой вопросъ, но я и тутъ не теряю надежды, что все устроится, какъ нельзя лучше. Теперь мы велимъ подать себ чаю.
Въ эту самую минуту въ комнату вошелъ мистеръ Престонъ, и Молли была не мало удивлена хладнокровіемъ, съ какимъ леди Гарріета выпроводила его вонъ. Не дале еще, какъ вчера вечеромъ онъ разсказывалъ ей о своей короткости съ ея сіятельствомъ.
— Я не выношу подобныхъ людей, сказала леди Гарріета почти прежде, чмъ онъ усплъ удалиться.— Они имютъ дерзость любезничать съ вами, когда обязаны оказывать вамъ только свое уваженіе. Я могу находить удовольствіе въ разговор съ любымъ работникомъ моего отца, но при встрч съ подобнымъ франтомъ тотчасъ вооружаюсь иглами и колючками. Какъ это ирландцы называютъ такого рода людей? У нихъ для этого есть отличное слово.
— Я не знаю, я никогда не слышала, сказала Молли, немного стыдясь своего невжества.
— Это доказываетъ, что вы никогда не читали романовъ мисъ Эджевортъ — такъ ли? Еслибъ вы ихъ читали, то вы помнили бы, что тамъ есть такое слово, хотя, можетъ быть, и забыли бы, какое именно. Это такого рода книги, которыя могутъ васъ какъ нельзя лучше занять въ предстоящемъ вамъ уединеніи: он очень нравственны и въ то же время не лишены интереса. Я вамъ дамъ ихъ на время, пока вы будете одн.
— Я не одна и не дома, а гощу у мисъ Броунингъ.
— Въ такомъ случа, я вамъ принесу ихъ туда. Я знаю обихъ мисъ Броунингъ: он всегда были неизмнными постительницами тоуэрскаго школьнаго торжества. Я называла ихъ Пенси и Фланси. Мн нравятся эти мисъ Броунингъ, он такія почтительныя и я всегда желала посмотрть на подобныхъ людей въ ихъ домашнемъ быту. Я принесу вамъ туда романы мисъ Эджевортъ, моя милая.
Молли съ минуту посидла неподвижно, какъ-бы собираясь съ мужествомъ высказать то, что у ней на душ, а потомъ начала:
— Ваше сіятельство (титулъ былъ первымъ плодомъ урока о возданіи должнаго уваженія, который Молли приняла къ свднію) — ваше сіятельство отзываетесь о класс людей, къ которому я принадлежу, какъ о какой нибудь пород рдкихъ зврей. И вы говорите мн это такъ откровенно…
— Ну, что же, продолжайте, мн нравится васъ слушать.
Молли молчала.
— Вы меня въ глубин вашего сердечка считаете немножко дерзкой, не такъ ли? сказала леди Гарріета почти добродушно.
Молли обождала дв-три минуты, потомъ, поднявъ свои прекрасные, правдивые глаза, взглянула прямо въ лицо леди Гарріет и сказала:
— Да! немножко. Но я, кром того, думаю о васъ еще многое другое.
— Пока, мы оставимъ въ сторон ‘многое другое’. Разв вы не видите, дитя, что у меня своя манера говорить, какъ и у васъ своя. Но, и у васъ, и у меня, это касается только поверхности предметовъ. Я уврена, что многія изъ вашихъ добрыхъ голлингфордскихъ дамъ отзываются о бдномъ народ съ презрніемъ, которое тотъ, въ свою очередь, нашелъ бы дерзкимъ, еслибы слышалъ, что о немъ говорится. Но, признаюсь, мн слдовало бы быть осторожне, я помню, какъ часто во мн самой кипятилась кровь, когда я слышала рчи и видла обращеніе одной изъ моихъ ттокъ, сестры мама, леди… Нтъ! Не надо именъ. Она всхъ, существующихъ трудами головы или рукъ своихъ, начиная съ ученыхъ и богатыхъ купцовъ и кончая ремесленниками, поденьщиками, называетъ ‘эти люди’. Въ своей безсвязной болтовн она никогда не даетъ имъ даже условнаго имени ‘джентльмена’. Право, стоитъ посмотрть, какъ она трактуетъ ‘этотъ народъ’! Но тмъ не мене, это только манера говорить. Конечно, мн не слдовало употреблять ее съ вами, но я какъ-то невольно отдляю васъ отъ всхъ этихъ голлингфордцевъ.
— Но почему же? настаивала Молли.— Я одна изъ нихъ.
— Да, вы одна изъ нихъ. Но смотрите же, не упрекните меня снова въ дерзости — он вс большею частью такъ неестественны и, являясь въ Тоуэрсъ, выказываютъ ко всему такой преувеличенный восторгъ и въ то же время такія претензіи на знаніе свтскихъ приличій, что поневол длаются смшны. Вы же просты и правдивы, и вотъ почему я въ душ отдляю васъ отъ нихъ и безсознательно заговорила съ вами — смотрите, новый образчикъ дерзости — какъ съ равной себ, по положенію, конечно. Я ни чуть не хвастаюсь превосходствомъ надъ моими сосдями въ боле солидныхъ вещахъ. Но вотъ и чай, онъ подосплъ кстати, чтобъ помшать мн сдлаться черезчуръ смиренной.
И он принялись за чай, составляя прелестную картинку на сроватомъ фон сентябрскихъ сумерокъ.
Едва он окончили, снова явился мистеръ Престонъ.
— Леди Гарріета, сказалъ онъ,— не доставите ли вы мн удовольствіе, согласясь, пока совсмъ не стемнетъ, посмотрть измненія, сдланныя мною въ цвтник? Я старался приноровить ихъ къ вашему вкусу.
— Благодарю васъ, мистеръ Престонъ. Я когда нибудь опять пріду съ папа и мы тогда посмотримъ, заслуживаютъ ли они одобренія.
Лицо мистера Престона покрылось яркой краской, но онъ сдлалъ видъ, будто не замчаетъ высокомрія леда Гарріеты и обратился къ Молли.
— А вы, мисъ Гибсонъ, не желаете ли взглянуть на сады? Вы, кажется, кром церкви никуда сегодня не выходили.
Молли ни чуть не улыбалась прогулка наедин съ мистеромъ Престономъ, но ей хотлось подышать свжимъ воздухомъ, полюбоваться садами и осмотрть Манор-гаузъ съ различныхъ сторонъ. Кром того, несмотря на непріятное впечатлніе, какое на нее производилъ мистеръ Престонъ, ей было жаль его.
Пока она колебалась, медленно склоняясь къ принятію его предложенія, леди Гарріета заговорила:
— Я не могу обойтись безъ мисъ Гибсонъ. Если она желаетъ осмотрть здшнее мсто, то я когда нибудь снова сюда привезу ее и сама покажу ей все.
Когда онъ ушелъ, леди Гарріета сказала:
— Моя эгоистическая лнь продержала васъ цлый день въ комнат. Но во всякомъ случа вамъ не слдуетъ идти гулять съ этимъ человкомъ. Я питаю къ нему инстинктивное отвращеніе, не совсмъ инстинктивное, впрочемъ: оно отчасти основано на факт, и я совтую вамъ никогда съ нимъ не сближаться. Онъ хорошій управляющій и врно служитъ папа. Я не хочу прослыть клеветницей, но опять и опять повторяю, помните мои слова!
Вскор была подана карета. Графъ, повидимому, отложилъ до послдней минуты вс распоряженія, какія намревался передать мистеру Престону. Стоя и покачиваясь на подножк кареты, какъ неловкій Меркурій, онъ произносилъ безчисленное множество ‘послднихъ словъ’. Наконецъ они похали назадъ въ Тоуэрсъ.
— Что вы предпочитаете: остаться у насъ обдать, мы посл отправили бы васъ домой, или прямо хать къ себ? спросила лэди Гарріета у Молли. Она и отецъ ея всю дорогу спали и проснулись только, когда карета остановилась у подъзда.
— Скажите еще разъ правду, да и всегда говорите ее. Правда, если она ужь не что иное, то по крайней-мр забавна.
— Я охотне бы немедленно возвратилась къ мисъ Броунингъ, если вы позволите, сказала Молли, которую какъ кошемаръ мучило воспоминаніе объ единственномъ вечер, когда либо проведенномъ ею въ Тоуэрс.
Лордъ Комноръ стоялъ на ступенькахъ, приготовляясь высадить свою дочь. Лэди Гарріета замшкалась, цалуя Молли въ лобъ.
— Я скоро къ вамъ пріду, сказала она: — привезу большой запасъ сочиненій мисъ Эджевортъ и поближе познакомлюсь съ Пекси и Фланси.
— Нтъ, прошу васъ, не надо, сказала Молли, удерживая ее.— Вамъ не слдуетъ прізжать ко мн, право не слдуетъ.
— Почему?
— Потому что я не хотла бы… Потому что съ моей стороны было бы очень дурно принимать посщенія отъ особы, которая насмхается надъ друзьями, оказывающими мн гостепріимство, и которая прозываетъ ихъ разными именами. Сердце Молли сильно билось, но она твердо произнесла свою рчь, всю до послдняго слова.
— Мое милое, доброе дитя! сказала лэди Гарріета, наклоняясь къ ней и говоря теперь совершенно серьзно.— Я очень сожалю о томъ, что прозвала ихъ разными именами и еще боле о томъ, что оскорбила васъ. Но если я вамъ дамъ общаніе быть съ ними почтительна на словахъ и на дл и, по возможности, даже въ мысляхъ, то тогда вы мн позволите къ вамъ пріхать?
Молли колебалась.
— Я лучше поскорй уду домой, а то наговорю еще такихъ вещей, которыхъ не слдуетъ говорить. Къ тому же мы заставляемъ ждать лорда Комнора.
— О немъ не заботьтесь, онъ весь погруженъ въ новости, сообщаемыя ему Броуномъ. Такъ я пріду — конечно, съ условіемъ?
Молли важно отправилась во свояси. Плохо пришлось въ этотъ вечеръ дверямъ дома мисъ Броунингъ. Сопровождавшій Молли лакей лорда Комнора такъ усердно принялся стучать въ нихъ молотомъ, что старинныя массивныя петли, на которыхъ тотъ вислъ, сильно поослабли.
Хозяйка встртила Молли съ радостью, любопытство ихъ было въ высшей степени раздражено. Он скучали безъ своей гостьи, и по три, по четыре раза въ теченіе каждаго часа спрашивали себя, что-то въ эту самую минуту длается въ Манор-гауз. Ихъ особенно озабочивалъ вопросъ, какъ провела Молли время, начиная съ полудня? Извстіе о томъ, что она удостоилась великой чести нсколько часовъ сряду провести наедин съ лэди Гарріетой, ихъ до крайности смутило. Одинъ этотъ фактъ занялъ ихъ боле всхъ другихъ подробностей свадьбы, которыя, впрочемъ, отчасти были уже извстны имъ заране. Молли начала думать, что лэди Гарріета не совсмъ безъ основанія считала себя въ прав осмивать подобострастное поклоненіе, оказываемое добрымъ голлингфордскимъ людомъ своему землевладльцу. Она спрашивала себя, съ какими знаками уваженія мисъ Броунингъ примутъ лэди Гарріету, если та вздумаетъ привести въ исполненіе свое общаніе и дйствительно прідетъ навстить ихъ. До настоящаго вечера ей никогда въ голову не приходила мысль о необходимости скрывать нчто подобное, теперь же она пришла къ убжденію, что лучше до поры до времени умолчать объ общаніи, въ осуществленіи котораго она сама сомнвалась.
Но прежде лэди Гарріеты Молли навстилъ кто-то другой.
Въ одинъ прекрасный день явился Роджеръ Гамлей съ запиской отъ матери и съ подаркомъ отъ самаго себя, въ вид осинаго гнзда. Молли услышала звукъ его сильнаго голоса, когда тотъ раздавался на лстниц, спрашивая у служанки, дома ли мисъ Гибсонъ. Ей стало немножко досадно и отчасти смшно при мысли, что это посщеніе дастъ новую пищу мечтамъ мисъ Броунингъ. Я предпочитаю никогда не быть замужемъ, думала она, чмъ выдти за некрасиваго мужчину, а милый, добрый мистеръ Роджеръ очень дуренъ собой. Однако, мисъ Броунингъ, которая не считала шлемъ и панцырь необходимымъ украшеніемъ молодыхъ людей, нашла мистера Роджера Гамлея весьма пригожимъ юношей, особенно, когда, войдя въ комнату съ раскраснвшимся отъ движенія лицомъ и блыми зубами, сверкавшими изъ полураскрытыхъ улыбкою губъ, онъ отвсилъ всему обществу низкій и почтительный поклонъ. Онъ былъ немного знакомъ съ мисъ Броунингъ и вступилъ съ ними въ разговоръ, пока Молли читала письмо мистрисъ Гамлей, преисполненное сочувствія и заключавшее въ себ поздравленія, по случаю недавно состоявшагося брака. Затмъ Роджеръ обратился къ ней, но хотя мисъ Броунингъ слушали ихъ разговоръ съ напряженнымъ вниманіемъ, он не могли уловить ничего особеннаго ни въ его словахъ, ни въ тон, какимъ они произносились.
— Я привезъ вамъ общанное гнздо осъ, мисъ Гибсонъ. Въ этомъ году въ нихъ не было недостатка, мы ихъ набрали семьдесятъ-четыре штуки только на земл моего отца. Одинъ изъ нашихъ работниковъ, бдняга, который въ подмогу своему жалованью занимается разведеніемъ пчелъ, сильно отъ нихъ пострадалъ: осы выгнали пчелъ изъ его семи ульевъ, поселились тамъ и съли весь медъ.
— Какой прожорливый маленькій червь! сказала мисъ Броунингъ.
Молли видла, какъ глаза Роджера весело сверкнули при этомъ не кстати примненномъ слов. Но хотя въ немъ была сильно развита способность подмчать въ людяхъ смшныя стороны, это, однако, ни чуть не уменьшало его уваженія къ личностямъ, которыя возбуждали въ немъ смхъ.
— Они гораздо боле заслуживаютъ истребленія огнемъ и срой, нежели бдныя, милыя, невинныя пчелки, сказала мисъ Фбе.— И какъ это неблагодарно со стороны человческаго рода, который лакомится медомъ! Она вздохнула, какъ-бы опечаленная до глубины сердца.
Пока Молли оканчивала чтеніе письма, Роджеръ разсказывалъ его содержаніе мисъ Броунингъ.
— Въ четвергъ мой братъ и я, вмст съ отцомъ, отправляемся въ Канонбри, гд назначено земледльческое собраніе. Моя мать поручила мн передать вамъ, на сколько она будетъ вамъ обязана, если вы согласитесь уступить ей на этотъ день мисъ Гибсонъ. Она очень желала также видть васъ у себя, но она такъ плохо себя чувствуетъ, что мы уговорили ее удовольствоваться одной мисъ Гибсонъ: съ молодой особой она не будетъ стсняться, и въ случа усталости, оставитъ ее забавляться одну, чего никакъ не ршилась бы сдлать съ вами и съ вашей сестрой.
— Она очень, очень добра. Ничто не могло бы намъ доставить большаго удовольствія, сказала мисъ Броунингъ, выпрямляясь съ достоинствомъ и съ удовлетвореннымъ самолюбіемъ.— О, мы вполн васъ понимаемъ, мистеръ Роджеръ, и какъ нельзя боле цнимъ вниманіе мистрисъ Гамлей. Мы примемъ желаніе за дло, какъ говорятъ въ простонародьи. Мн кажется, поколніе или два тому назадъ, между Гамлеями и Броунингами существовало родство.
— Весьма вроятно, сказалъ Роджеръ.— Моя мать очень слаба здоровьемъ, вслдствіе чего постоянно избгаетъ общества.
— Такъ я могу похать? спросила Молли, восхищенная мыслью, что снова увидитъ свою дорогую мистрисъ Гамлей. Но она сдерживала свою радость, изъ опасенія оскорбить другихъ добрыхъ, старыхъ друзей.
— Конечно, моя милая. Напишите любезный отвтъ мистрисъ Гамлей и скажите, между прочимъ, что мы ей очень благодарны за ея вниманіе къ намъ.
— Я боюсь, что мн некогда ждать письменнаго отвта, сказалъ Роджеръ.— Я ей нередамъ его на словахъ, отецъ ждетъ меня домой къ часу, и мн надо торопиться.
Онъ ушелъ, а Молли была такъ счастлива, думая о четверг, что едва, едва слышала, о чемъ толковали мисъ Броунингъ. Одна изъ нихъ говорила о хорошенькомъ кисейномъ платьи Молли, которое въ настоящее утро было отдано въ мытье, и придумывала, какъ бы его добыть отъ прачки къ назначенному дню. Другая, мисъ Фбе, не обращая ни малйшаго вниманія на слова сестры, пла иную псню, на всевозможные лады превознося Роджера Гамлея.
— Что за прекрасный молодой человкъ, и какой учтивый, какой обходительный! Точь въ точь какъ были молодые люди въ наше время, не правда ли, сестра? А между тмъ вс говорятъ, что мистеръ Осборнъ гораздо красиве. Вы какого мннія, дитя?
— Я никогда не видла мистера Осборна, сказала Молли, покраснвъ и сильно за то презирая себя. Да и къ чему было ей краснть? Она, какъ и сама говорила, никогда его не видла, а только иногда о немъ мечтала.
Онъ и оба другіе джентльмена ушли изъ дому, прежде чмъ экипажъ, посланный за Молли, усплъ вернуться въ Гамлей. Но Молли была этому почти рада: она очень боялась разочароваться. Къ тому же она, такимъ образомъ, имла мистрисъ Гамлей въ полномъ своемъ распоряженіи. Он сидли въ маленькой гостиной и говорили о поэзіи, потомъ пошли бродить по саду, испещренному осенними цвтами съ сверкающими каплями росы на пунцовыхъ, голубыхъ, алыхъ и желтыхъ листкахъ. Когда они сли завтракать въ передней, вдругъ раздались чьи-то шаги и звуки незнакомаго голоса. Дверь отворилась и въ комнату вошелъ молодой человкъ, безъ сомннія Осборнъ. Онъ былъ очень хорошъ собой, но имлъ томный, почти такой же слабый видъ, какъ у матери, на которую сильно походилъ. Эта кажущаяся слабость сложенія старила его нсколькими годами. Подойдя къ матери, онъ взялъ ее за руку и устремилъ на Молли взглядъ, не дерзкій или смлый, а скоре критическій.
— Да, я возвратился! Быки и телята не по моей части. Я только сердилъ отца, не умя цнить ихъ, какъ слдовало но заслугамъ, а учиться этому я не чувствую въ себ ни малйшей склонности. Къ тому же запахъ, тамъ господствующій, былъ для меня ршительно невыносимъ въ такой жаркій день, какъ сегодня.
— Мой милый мальчикъ, не трать со мной своихъ извиненій, побереги ихъ для отца. Я могу только радоваться твоему возвращенію. Мисъ Гибсонъ, этотъ высокій молодой человкъ мой сынъ, Осборнъ, какъ безъ сомннія вы уже сами угадали. Осборнъ — мисъ Гибсонъ. А теперь не хочешь ли ты чего нибудь състь?
Онъ слъ и окинулъ взоромъ столъ.
— Ничего изъ того, что здсь есть, сказалъ онъ.— Но тамъ, кажется, былъ холодный паштетъ съ дячью. Я позвоню и велю принести.
Молли, между тмъ, старалась согласовать свой идеалъ съ дйствительностью. Идеалъ былъ полонъ жизни и силы, съ греческимъ профилемъ и быстрымъ орлинымъ взоромъ, способный переносить усталость и голодъ, и равнодушный къ тому, какого рода пищу ему предлагаютъ. Дйствительность носила на себ отпечатокъ женственности, если не въ фигур, то, по крайнеймр, въ движеніяхъ. У Осборна, правда, былъ греческій профиль, но глаза его имли холодное, утомленное выраженіе. Онъ былъ разборчивъ въ пищ, и аппетитъ его не имлъ въ себ ничего гомерическаго. Но вдь и герой Молли не долженъ былъ сть боле, чмъ Айвенго, когда тотъ гостилъ у монаха Тука. Во всякомъ случа, она начала думать, что мистеръ Осборнъ Гамлей можетъ съ нкоторыми измненіями все-таки оказаться поэтической, если не рыцарской личностью. Онъ былъ очень внимателенъ къ матери, что совершенно подкупило Молли, а мистрисъ Гамлей, съ своей стороны, до такой степени была имъ занята, что Молли раза два подумала, не лишняя ли она тутъ? Но въ то же время проницательная, несмотря на свое простодушіе, двушка не могла не замтить, что Осборнъ, говоря съ матерью, искоса поглядывалъ на нее. Въ его разговор встрчались граціозные обороты и украшенія, неупотребляемые обыкновенно въ обмн обыденныхъ мыслей между матерью и сыномъ. Ей льстило то, что молодой человкъ, поэтъ съ головы до ногъ, считалъ нелишнимъ передъ ней немножко порисоваться. Къ концу утра, хотя она лично не сказала съ нимъ и двухъ словъ, Осборнъ снова занялъ прежнее высокое мсто въ воображеніи Молли. Она даже упрекала себя въ измн своей неоцненной мистрисъ Гамлей за то, что осмлилась въ первую минуту знакомства съ Осборномъ сомнваться въ его правахъ на безграничную преданность матери. Его красота все боле и боле выказывалась по мр того, какъ онъ разгорячался, споря съ нею, его манеры и позы, хотя нсколько изысканныя, отличались необыкновеннымъ изяществомъ. Сквайръ и Роджеръ вернулись изъ Канонбри еще при Молли.
— Осборнъ здсь! воскликнулъ сквайръ весь красный и пыхтя.— На кой чортъ ушелъ ты домой, не сказавъ намъ, куда идешь? Я везд искалъ тебя. Мн хотлось тебя представить Грантлею, Фоксу и лорду Форресту, которые вс живутъ на другомъ конц графства, и съ которыми теб не мшаетъ познакомиться. Роджеръ прогулялъ полобда, отъискивая тебя, а ты, между тмъ, преспокойно тутъ сидлъ съ женщинами. Прошу тебя въ другой разъ меня предупредить, если теб снова вздумается удрать такую штуку. Я потерялъ половину удовольствія при осмотр великолпнйшаго, когда либо мной видннаго скота, думая, что съ тобой приключился одинъ изъ твоихъ старыхъ припадковъ слабости.
— Я непремнно подвергся бы одному изъ нихъ, еслибъ остался дольше въ этой атмосфер. Но мн очень жаль, что я поднялъ такую тревогу.
— Ну, ну! сказалъ сквайръ, немного смягчаясь.— Я совсмъ загонялъ бднаго Роджера, то и дло посылая его то туда, то сюда.
— Это ничего не значитъ, сэръ, я только тревожился за васъ, видя ваше безпокойство. Я былъ увренъ, что Осборнъ ушелъ домой, такъ-какъ все виднное сегодня нами не по его части.
Молли поймала взглядъ, которымъ обмнялись братья. Онъ выражалъ полное довріе и взаимную любовь, что внезапно придало имъ какое-то фамильное сходство, странно ее поразившее.
Роджеръ подошелъ и слъ возл нея.
— А что подлываетъ нашъ Губеръ? спросилъ онъ: — не находите ли вы, что онъ очень интересенъ?
— Я слишкомъ мало читала его это время, сказала Молли печально.— Мисъ Броунингъ любятъ, чтобъ я съ ними сидла и разговаривала. Кром того, надо еще многое приготовить къ прізду папа, а мисъ Броунингъ требуетъ всегда, чтобъ я сопровождала ее, когда она ходитъ къ намъ въ домъ. Я знаю, все это не боле какъ мелочи, но он отнимаютъ много времени.
— Когда ждутъ вашего отца?
— Въ будущій вторникъ, кажется. Онъ не можетъ долго оставаться въ отсутствіи.
— Я непремнно явлюсь засвидтельствовать мое почтеніе мистрисъ Гибсонъ, сказалъ онъ, и сдлаю это какъ можно скоре. Вашъ отецъ всегда былъ ко мн добръ. А когда я къ вамъ пріду, то надюсь, что найду мою ученицу снова прилежной, заключилъ онъ, улыбаясь лнивой Молли своей доброй, пріятной улыбкой.
Затмъ подали карету и Молли похала назадъ къ мисъ Броунингъ. Когда она достигла ихъ дома, уже совсмъ стемнло. Мисъ Фбе стояла на лстниц съ зажженной свчой и старалась разсмотрть Молли во мрак.
— О, Молли! Я думала, вы никогда не вернетесь. Какія новости! Сестра легла спать: у нея голова разболлась — отъ волненія, я полагаю, хотя она утверждаетъ, что отъ свжаго хлба. Идите на верхъ, моя милая, да только, смотрите, не шумите, я вамъ все разскажу. Кто здсь былъ, какъ вы думаете — и пилъ съ нами чай, самымъ снисходительнымъ образомъ?
— Леди Гарріета? сказала Молли внезапно, просвщенная словомъ: ‘снисходительный’.
— Да. Какъ это вы угадали? Впрочемъ, ея визитъ предназначался собственно вамъ. Молли, милочка моя, если вы не очень хотите спать, посидите со мной и послушайте, что со мной случилось. Меня такъ и тянетъ вамъ разсказать, какъ я попалась. Она — то-есть ея сіятельство — оставила карету у ‘Георга’ и пошла пшкомъ сдлать покупки — ни дать ни взять, вы или я, Сестра дремала, я сидла, поднявъ платье до колнъ, положивъ ноги на каминную ршетку, и расправляла старинныя, доставшіяся намъ отъ бабушки кружева, которыя только что вымыла. Но худшее впереди. Я сняла чепчикъ, начинало смеркаться и я была уврена, что никто не зайдетъ къ намъ. Вотъ сижу я въ одной черной шелковой шапочк, вдругъ Нанси просовываетъ голову въ дверь и шепчетъ: ‘тамъ, внизу, пришла какая-то леди — настоящая, важная, судя по ея разговору’. А вслдъ за ней немедленно входитъ леди Гарріета, такая милая, ласковая. Я долго не могла опомниться и совсмъ забыла, что сняла чепчикъ. Сестра не просыпалась. Она говоритъ, что слышала движеніе, но думала, что это Нанси принесла чай. Ея сіятельство, увидя, въ какомъ положеніи находятся дла, подошла къ камину и самымъ прелестнымъ образомъ начала извиняться въ томъ, что послдовала наверхъ за Нанси, не дожидаясь позволенія. Ей очень понравились мои кружева, она полюбопытствовала узнать, какъ я ихъ мыла, спросила, гд вы, когда вернетесь и когда мы ожидаемъ прізда счастливой четы. Къ тому времени сестра проснулась, вы знаете, она всегда бываетъ немного не въ дух, когда пробуждается отъ послобденнаго сна. Такъ и теперь, не поворачивая головы, она сказала сердито.— Что ты тамъ жужжишь, какъ муха! Не говорила я разв теб, что шопотъ безпокоитъ меня больше, чмъ громкій говоръ? Твоя болтовня съ Нанси не дала мн спать. Это такъ показалось сестр: она, напротивъ, все время преисправно храпла. Я подошла къ ней, нагнулась и сказала тихонько:
— Сестра, я разговаривала съ ея сіятельствомъ.
— Какое тамъ у тебя сіятельство! Или ты рехнулась, Фбе, что говоришь такой вздоръ, да еще въ своей черной шапк!
Но тутъ она привстала, и обернувшись увидла леди Гарріету, которая въ бархат и шелку сидла у камина и улыбалась. Она сняла шляпку и густые волосы ея ярко лоснились отъ игравшаго на нихъ пламени. Въ одно мгновеніе сестра очутилась на ногахъ и низко кланяясь и присдая, начала извиняться въ томъ, что спала. Я ускользнула изъ комнаты и пошла надть свой лучшій чепчикъ. Сестра была права, говоря, что я рехнулась: шутка ли, столько времени пробесдовала съ графской дочкой въ старой, черной, шелковой шапочк! Вдобавокъ, на мн было старое черное платье. Еслибы я могла предвидть, что она прідетъ, я бы непремнно надла мое новое коричневое платье, которое безъ употребленія лежитъ въ сундук. Когда я возвратилась, сестра уже приказывала подавать чай. Она, въ свою очередь, ушла переодться въ воскресное платье, а я заняла ея мсто. Только ужь ни мн, ни ея сіятельству не было боле такъ легко и свободно, какъ прежде, когда я сидла въ старой шапочк и расправляла кружево. Нашъ чай она нашла превосходнымъ, спросила, гд мы покупаемъ его и говорила, что ей никогда не случалось пить такого. Я сказала, что мы покупаемъ его у Джонсона по три шиллинга четыре пенса за фунтъ. (Сестра говоритъ, мн слдовало сказать цну чая, который мы держимъ для гостей и который стоитъ пять шиллинговъ за фунтъ, къ сожалнію, на этотъ разъ у насъ его не было дома). Ея сіятельство общала намъ прислать своего чая, получаемаго ими изъ Россіи, или изъ Прусіи, или изъ другого какого-то отдаленнаго края. Она говорила, чтобъ мы сравнили его съ нашимъ, и если онъ намъ больше понравится, то она намъ достанетъ его по три шиллинга за фунтъ. Уходя, она велла вамъ кланяться и сказать, что узжаетъ и проситъ васъ не забывать ея. Сестра сначала не хотла вамъ передать это порученіе, говоря, что вы возгордитесь, а она не хочетъ брать на себя такой отвтственности. ‘Но’, сказала я, ‘порученія всегда надо передавать по назначенію, Молли сама будетъ виновата, если возгордится. Мы покажемъ ей примръ смиренія, сестра, несмотря на то, что бокъ о бокъ сидли съ ея сіятельствомъ’. Сестра пожала плечами, сослалась на головную боль и ушла спать. Теперь, моя милая, вы можете мн разсказать ваши новости’.
Молли передала ей вс маленькія событія дня, которыя во всякое другое время показались бы очень интересными любопытной и болтливой Фбе, но на этотъ разъ они поблднли отъ боле яркаго факта посщенія графской дочери.

XV.
Новая мать.

Во вторникъ, посл полудня, Молли возвратилась домой, гд все для нея приняло совершенно чуждый видъ. Обои, краски, мбель — все было новое. Слуги, въ праздничныхъ платьяхъ, съ мрачными лицами, выражали свое неудовольствіе противъ всхъ перемнъ въ дом, начиная съ брака ихъ господина и до новой клеенки въ прихожей, ана которой они скользили и падали и которая холодила имъ ноги и издавала отвратительнйшій запахъ. Молли приходилось безпрестанно выслушивать подобныя жалобы, и нельзя сказать, чтобъ он служили пріятнымъ предисловіемъ встрчи, которая и безъ того страшила ее.
Наконецъ послышался стукъ колесъ и Молли вышла на подъздъ. Изъ экипажа выскочилъ сначала ея отецъ. Онъ взялъ ее за руку и крпко держалъ, покуда высаживалъ свою спутницу. Затмъ онъ нжно поцаловалъ ее и передалъ жен. Но вуаль мистрисъ Гибсонъ былъ такъ аккуратно и плотно надтъ, что прошло нсколько минутъ прежде, чмъ она могла высвободить губы и привтствовать свою новую дочь. Потомъ вниманіе ея обратилось на поклажу, и оба путешественника занялись ею. Молли между тмъ стояла, дрожа отъ волненія, не въ силахъ помогать, хотя отъ нея не ускользнули гнвные взгляды, какими Бетти сопровождала каждый новый, тяжелый сундукъ, прибавлявшійся къ тмъ, которые уже стояли въ проход.
— Молли, моя милая, покажи… твоей матери ея комнату.
Мистеръ Гибсонъ немного запнулся, онъ до сихъ поръ еще не задавалъ себ вопроса, какимъ именемъ Молли будетъ звать свою новую родственницу. Яркая краска покрыла личико Молли. Неужели ей предстоитъ звать ее ‘матерью’ — именемъ, которое она привыка давать другой, своей настоящей, хотя и умершей матери. Она внутренно возмутилась противъ этого, но не сказала ни слова. Она повела наверхъ мистрисъ Гибсонъ, которая безпрестано останавливалась, чтобъ сдлать то или другое распоряженіе насчетъ сундука и мшка, наиболе нужныхъ ей. Она не говорила съ Молли пока не очутилась въ своей вновь меблированной спальн, гд по приказанію Молли былъ разведенъ легкій огонь въ камин.
— Ну, моя милочка, теперь мы можемъ на свобод съ вами поздороваться и поцаловаться. О, какъ я устала!— продолжала она посл поцалуя.— Утомленіе всегда сильно дйствуетъ на расположеніе моего духа, но вашъ дорогой папа былъ для меня олицетворенная доброта. Господи! Что за старомодная кровать. Что за… Но это ничего не значитъ. Мы мало по малу обновимъ весь домъ — не такъ ли, моя милочка? А на сегодня вы будете моей маленькой горничной и поможете мн кое-что убрать, я умираю отъ усталости.
— Я велла приготовить вамъ чай съ закуской, сказала Молли.— Не приказать ли подать его.
— Не знаю, буду ли я въ состояніи сойти внизъ. Хорошо, еслибъ можно было принести сюда маленькій столикъ и уссться за него въ блуз близь огня. Но внизу ждетъ вашъ дорогой папа. Едва-ли онъ безъ меня ршится что нибудь състь. Не годится думать объ одной себ. Да, я сойду черезъ четверть часа.
Но мистера Гибсона ждала записка, въ которой его призывали къ старому, опасно больному паціенту. Проглотивъ наскоро нсколько кусковъ того, что первое попалось ему подъ руку, пока сдлали его лошадь, онъ долженъ былъ немедленно приступить къ отправленію своихъ обязанностей.
Такимъ образомъ онъ въ одиночеств изрядно закусилъ холодной говядины съ хлбомъ, и опасенія мистрисъ Гибсонъ насчетъ вліянія, какое ея отсутствіе могло имть на его аппетитъ, оказались не совсмъ основательными. Лишь только она объ этомъ узнала, какъ немедленно объявила, что будетъ пить чай у себя въ комнат. Бдная Молли не осмлилась сказать людямъ о желаніи мачихи и сама втащила къ ней столикъ, который былъ хотя и невеликъ, однако оказался очень тяжелъ для нея. Затмъ она отобрала и снесла туда же, что было лучшаго на стол, который она, по примру того, какъ длывала въ Гамле, съ такимъ стараніемъ и вкусомъ убрала цвтами и плодами, присланными въ это самое утро изъ богатыхъ и знатныхъ доловъ, гд уважали и любили мистера Гибсона. Какъ красиво казалось Молли произведеніе ея рукъ не дале еще, какъ за часъ или за два передъ этимъ! И какой печальный видъ пріобрло оно въ ея глазахъ, когда, вырвавшись наконецъ изъ комнаты мистрисъ Гибсонъ, она сла за столъ одна и принялась за холодный чай и за остатки цыпленка! Некому было взглянуть на ея приготовленія и полюбоваться ея ловкостью и вкусомъ! Она думала доставить удовольствіе отцу и заслужить его одобреніе, а между тмъ онъ ничего не видлъ, Она хотла доказать мачих свое расположеніе и готовность быть ей пріятной, но та ушла въ свою комнату и въ настоящую минуту звонила слугъ, чтобъ они взяли отъ нея подносъ съ чаемъ и позвали къ ней мисъ Гибсонъ.
Молли поспшила дость, что было у нея на тарелк, и опять пошла наверхъ.
— Я чувствую себя такой одинокой въ этомъ еще незнакомомъ мн дом, моя милочка! Побудьте со мной и помогите мн разобрать мои вещи. Я нахожу, что вашъ дорогой папа могъ бы на сегодняшній вечеръ отложить свой визитъ къ мистеру Кревену Смиту.
— Мистеръ Кревенъ Смитъ не могъ отложить своей смерти, сказала Молли рзко.
— Да какая же вы забавная! проговорила мистрисъ Гибсонъ съ легкимъ смхомъ.— Но если этотъ мистеръ Смитъ умираетъ, то къ чему же вашему отцу было такъ торопиться? Или онъ ожидаетъ наслдства?
Молли закусила губы, чтобъ не сказать чего либо непріятнаго и отвчала:
— Я не знаю наврное, умираетъ ли онъ. Посланный такъ сказалъ, а папа иногда удается облегчать послднія минуты умирающихъ. Его присутствіе, во всякомъ случа, служитъ утшеніемъ для семейства.
— Какъ вы много знаете о смерти для двушки вашихъ лтъ! Право, еслибъ мн прежде были извстны вс эти подробности о занятіяхъ вашего отца, врядъ ли бы я согласилась выдти за него!
— Онъ не создаетъ ни болзни, ни смерти, а, напротивъ, борется съ ними. Мн весьма пріятно думать о томъ, что онъ длаетъ, и что старается длать. Современемъ и вы такъ же будете находить это, когда увидите, съ какимъ нетерпніемъ всюду ожидаютъ его и къ какою радостью встрчаютъ!
— Не будемъ больше говорить сегодня о такихъ печальныхъ вещахъ! Я теперь лягу, я такъ устала! А вы, моя милочка, посидите около меня, пока я не засну. Разсказывайте мн что нибудь: звукъ вашего голоса скоро нагонитъ на меня сонъ.
Молли взяла книгу, предпочитая чтеніе вслухъ неумолкаемому говору со своей стороны.
Она читала, пока ея мачиха не заснула, а затмъ сошла въ столовую, гд между тмъ погасъ огонь. Слуги нарочно не присматривали за каминомъ, желая этимъ выразить свое неудовольствіе на то, что ихъ хозяйка пила чай въ своей комнат. Молли, однако, успла снова развести огонь до возвращенія отца. Она приготовила ему также кое-что пость, а потомъ сла на полъ около камина, и устремивъ въ огонь задумчивый взоръ, предалась грустнымъ мыслямъ, которыя, незамтно для нея самой, вызвали изъ ея глазъ слезы. Но заслышавъ шаги отца, она быстро вскочила и стряхнула съ себя вс слды печали.
— Въ какомъ положеніи находится мистеръ Кревенъ Смитъ? спросила она.
— Онъ умеръ. Однако, онъ еще усплъ узнать меня. Это былъ одинъ изъ моихъ первыхъ паціентовъ, когда я только что пріхалъ въ Голлингфордъ.
Мистеръ Гибсонъ слъ въ приготовленное для него кресло и грлъ руки у камина. Онъ, повидимому, не хотлъ ни сть, ни говорить, и весь отдался воспоминаніямъ. Однако, онъ вскор очнулся и, бросивъ взглядъ вокругъ комнаты, спросилъ довольно живо:
— А гд новая мама?
— Она устала и рано легла спать. О, папа, неужто мн слдуетъ звать ее ‘мама’?
— Я желалъ бы этого, отвчалъ онъ съ легкимъ сжатіемъ бровей.
Молли замолчала. Она подала ему чашку чаю. Онъ помшалъ ее и медленно выпилъ, а потомъ возвратился къ тому же предмету.
— Отчего бы теб и не называть ее ‘мама‘? Я увренъ, что она намрена быть для тебя доброй матерью. Мы вс подвержены ошибкамъ и ея привычки могутъ сначала не сходиться съ нашими, но тмъ не мене хорошо, если мы начнемъ нашу новую жизнь, какъ люди, связанные родственнымъ чувствомъ.
Что сказалъ бы на это Роджеръ, и что, по его мннію, было бы справедливо?— вотъ вопросъ, который внезапно представился Молли. Она до сихъ поръ говорила о новой жен своего отца только какъ о мистрисъ Гибсонъ, а однажды, когда гостила у мисъ Броунингъ, даже съ жаромъ воскликнула, что никогда, никогда не станетъ звать ее ‘мама‘. Открытія, какія ей удалось сдлать въ настоящій день, нисколько не привлекали ее къ новой родственниц. Она молчала, хотя знала, что отецъ ждетъ отвта. Наконецъ, онъ пересталъ ждать и заговорилъ о другомъ, о своемъ путешествіи, о Гамлеяхъ, о мисъ Броунингъ, о леди Гарріет и о дн, который она провела съ ней въ Манор-гауз. Но въ его обращеніи проглядывала какая-то жосткость и натянутость, а она со своей стороны казалась разсянной. Вдругъ она сказала:
— Папа, я буду звать ее ‘мама’!
Онъ взялъ ее за руку, которую крпко сжалъ, и минуты съ дв ничего не говорилъ, а потомъ сказалъ:
— Ты не станешь объ этомъ сожалть, Молли, когда будешь лежать — такъ, какъ ныншній вечеръ лежалъ бдный Кревенъ Смитъ.
Въ теченіе нкотораго времени ворчанье двухъ старыхъ слугъ доходило только до Молли, но наконецъ стало достигать и до слуха ея отца, который, къ великому ужасу своей дочери, распорядился съ ними по своему.
— Вамъ не нравится, что мистрисъ Гибсонъ слишкомъ часто звонитъ, не такъ ли? Мн сдается, что вы сильно поизбаловались. Но если вы не хотите подчиняться желаніямъ моей жены, то, вы знаете, вамъ незачмъ стсняться.
Какая служанка когда либо могла удержаться отъ соблазна и не сказать, что отходитъ посл подобнаго намека? Бетти объявила Молли, что и она ихъ оставляетъ, такъ равнодушно, какъ только могла, говоря съ двушкой, за которой ходила въ теченіе шестнадцати лтъ. Молли до сихъ поръ считала свою бывшую няньку необходимой принадлежностью ихъ дома. Она почти полагала, что отецъ ея не скоре согласится разстаться съ Бетти, чмъ съ ней самой, и вотъ эта самая Бетти прехладнокровно разсуждаетъ, гд ей взять новое мсто, въ город или въ деревн. Но, конечно, она только прикидывалась равнодушной и черезъ недлю не могла безъ горькихъ слезъ думать о предстоящей разлук съ своей питомицей. Она охотно согласилась бы теперь являться на зовъ мистрисъ Гибсонъ каждую четверть часа, лишь бы остаться въ дом. Даже мужское сердце мистера Гибсона, и то было тронуто печалью, которая виднлась въ опухшихъ отъ слезъ глазахъ старой служанки и звучала въ ея дрожащемъ, точно надорванномъ голос.
Однажды онъ сказалъ Молли:
— Не попросишь ли ты мама оставить у насъ Бетти, конечно, съ условіемъ, что та передъ ней извинится?
— Не думаю, чтобъ это къ чему нибудь повело, печально возразила Молли.— Она собиралась выписать, а можетъ бы ужь и выписала служанку, которая когда-то служила въ Тоуэрс.
— Ну, мн все равно. Я желаю только одного: спокойствія и немного веселости, когда возвоащаюсь домой. Довольно вижу я слезъ въ чужихъ семействахъ. Правда, Бетти прожила у насъ шестнадцать лтъ, и это длаетъ ее весьма почтенной въ моихъ глазахъ, но, кто знаетъ, можетъ быть, она будетъ счастливе на другомъ мст. Итакъ, длай какъ знаешь, хочешь проси мама, чтобъ она ее оставила, хочешь нтъ, я съ своей стороны не стану вмшиваться.
Молли ршилась попробовать, хотя ея инстинктъ говорилъ ей, что надежды на успхъ не предвидится. За то полученный его отказъ былъ облеченъ въ самую мягкую форму.
— Мн никогда бы и въ голову не пришло отказать отъ дому старой служанк, которая ходила за вами почти съ самаго рожденія, моя милая. У меня не хватило бы на то мужества. Она могла бы вчно оставаться, еслибъ только исполняла вс мои желанія. Вы знаете, я нисколько нетребовательна и некапризна. Но она начала жаловаться, а когда вашъ дорогой папа сдлалъ ей выговоръ, объявила, что станетъ искать другого мста. Къ тому же не къ моихъ правилахъ принимать извиненія слугъ, которые разъ сказали, что не хотятъ оставаться.
— Она такъ сожалетъ, настаивала Молли:— и говоритъ, что будетъ безпрекословно повиноваться всмъ вашимъ требованіямъ, лишь бы вы согласились простить ее.
— Но, моя милая, не могу же я измнить своему правилу, хотя, конечно, мн очень жаль Бетти. Ей не слдовало давать воли своему дурному характеру, я никогда не любила ея и всегда считала ее плохой служанкой, избалованной тмъ, что она такъ долго была безъ хозяйки, но все-таки я переносила бы ее, на сколько у меня хватило бы силъ, по крайней-мр, я такъ думаю. Теперь я почти уже наняла Марію, которая была служанкой въ Тоуэрс, и потому не говорите мн боле о печали Бетти, да и вообще о чьей бы то ни было печали. Меня и безъ того тоска разбираетъ отъ грустныхъ разсказовъ вашего дорогого папа.
Молли минуту или дв помолчала.
— Вы уже совсмъ наняли Марію? спросила она вдругъ.
— Нтъ, вдь я сказала: почти наняла. Иногда, право, можно подумать, что вы плохо слышите, милая Молли, петерпливо отвчала мистрисъ Гибсонъ.— Марія теперь на мст, гд ей платятъ гораздо мене, нежели она того заслуживаетъ. Можетъ быть, ея господа люди бдные и не въ состояніи платить ей больше. Бдность всегда возбуждаетъ во мн сожалніе, и я никогда себ не позволю презрительно отзываться о людяхъ съ ограниченными средствами. Но я предложила Маріи сумму двумя фунтами больше той, которую она получаетъ, и я уврена, она не замедлитъ оставить своихъ теперешнихъ господъ. Если же т вздумаютъ набавить ей жалованье, я съ своей стороны тоже возвышу предлагаемую мной плату, такъ что дло это, во всякомъ случа, можно считать ршеннымъ. Она такая аккуратная и вжливая двушка: всегда подаетъ письма на поднос!
— Бдная Бетти! проговорила Молли.
— Да, бдная старуха! Надюсь, что она воспользуется урокомъ, со вздохомъ продолжала мистрисъ Гибсонъ.— Жаль только, что мы не успли пріобрсти Марію прежде, чмъ къ намъ начала здить съ визитами окрестная знать.
Мистрисъ Гибсонъ очень гордилась тмъ обстоятельствомъ, что получала визиты отъ ‘окрестной знати’. Ея мужъ былъ всми такъ уважаемъ, что многія леди, пользовавшіяся его совтами и семейства которыхъ онъ лечилъ, пріхавъ изъ своихъ замковъ въ Голлингфордъ за покупками, сочли нелишнимъ навстить новую мистрисъ Гибсонъ. Постоянное ожиданіе, въ какомъ находилась мистрисъ Гибсонъ по случаю этихъ посщеній, немало содйствовали къ уменьшенію домашняго комфорта мистера Гибсона. Неловко было проносить изъ кухни въ столовую горячія, распространяющія хотя и вкусный запахъ кушанья, въ такое время, когда въ домъ могли завернуть высокородныя леди съ аристократическими носами. А разъ случилось нчто еще худшее, вслдствіе поспшности, съ какою неловкая Бетти бросилась отворять парадную дверь на громкій стукъ громаднаго роста лакея. Она засуетилась и поставила на полъ корзинку съ грязными тарелками подъ самыя ноги леди, которая осторожно выступала, очутясь посл яркаго солнечнаго свта въ сравнительно темной прихожей. А тутъ еще нердко подвертывались молодые ученики мистера Гибсона, которые еще довольно смирно выходили изъ столовой, но лишь только вступали въ прихожую, немедленно разражались долго сдерживаемымъ хохотомъ и предавались своей наклонности къ шаловливости, не обращая ни малйшаго вниманія на тхъ, кто попадался имъ на встрчу. Въ избжаніе всхъ этихъ бдствій, мистрисъ Гибсонъ предложила перемнить часъ обда, назначивъ его гораздо позже. Молодые люди, убждала она мужа, могутъ завтракать въ своей комнат. Легкая, холодная закуска для нея самой и для Молли не станетъ распространять въ дом кухоннаго запаха, а что касается до мистера Гибсона, то она постарается, чтобъ для него всегда было на готов что нибудь лакомое. Онъ согласился, хотя неохотно. Это нововведеніе уничтожало привычку цлой его жизни, и ему казалось, что, благодаря обду, подаваемому на столъ въ шесть часовъ вечера, онъ никогда не будетъ въ состояніи какъ слдуетъ распредлить своихъ визитовъ.
— Не приготовляй для меня никакихъ лакомствъ, моя милая. Хлбъ съ сыромъ — вотъ все, что мн нужно, какъ какой нибудь старой женщин.
— Мн нтъ дла до старой женщины, возразила его жена:— но я никакъ не могу позволить, чтобъ сыръ выходилъ за предлы кухни.
— Въ такомъ случа, я его буду тамъ сть, поршилъ онъ.— Кухня находится въ сосдств съ конюшней, а когда я спшу, это для меня очень удобно.
— Странно, мистеръ Гибсонъ, до какой степени ваши манеры и ваша наружность не соотвтствуютъ нашимъ вкусамъ. Вы съ виду такой джентльменъ, какъ часто говаривала добрйшая леди Комноръ.
Вскор и кухарка оставила ихъ, которая тоже давно жила въ дом мистера Гибсона, хотя и не такъ давно, какъ Бетти. Ей не нравились и казались слишкомъ хлопотливыми поздніе обды. Она была методистка и, ссылаясь на свои религіозныя убжденія, отказывалась приготовлять французскія блюда по новымъ рецептамъ мистрисъ Гибсонъ, находя это противозаконнымъ. Въ библіи, говорила она, нердко упоминается о пищ, но всегда въ вид овновъ, что означаетъ баранину, вина, хлба съ молокомъ, фигъ, винограду, откормленныхъ и хорошо зажаренныхъ тльцевъ и тому подобнаго. Она не можетъ идти противъ совсти и стряпать паштеты съ свинымъ мясомъ и разныя языческія кушанья, какими питаются паписты. Нтъ, она лучше совсмъ откажется отъ стряпни. Такимъ образомъ, кухарка послдовала за Бетти и мистеру Гибсону пришлось утолять свой здоровый англійскій аппетитъ дурно-приготовленными яичницами, риссолями, духовыми пирогами, кашами, сухимъ пирожнымъ и, вдобавокъ, быть обреченнымъ на то, чтобъ никогда не знать наврное, что онъ стъ.
Вступая въ бракъ, мистеръ Гибсонъ поршилъ, что онъ будетъ уступать жен въ бездлицахъ, но за то твердо стоять на своемъ въ важныхъ случаяхъ. Но различіе въ мнніяхъ порождало ежедневно столкновенія по поводу разныхъ бездлицъ, которыя въ сущности оказывались боле несносными, чмъ еслибъ дло шло о боле серьзныхъ предметахъ. Молли знала не хуже азбуки, что означалъ тотъ или другой взглядъ ея отца. Но жена его еще не успла съ нимъ до такой степени освоиться. Къ тому же она была очень непроницательна, исключая тхъ случаевъ, когда отъ расположенія духа другой особы зависло ея собственное благосостояніе. Такимъ образомъ, она и не подозрвала, какъ надодали ея мужу эти ежедневныя столкновенія и произвольная уступчивость ея желаніямъ и капризамъ. Онъ никогда не позволялъ себ, даже мысленно, раскаяваться въ томъ, что сдлалъ, а напротивъ, разсуждая самъ съ собой, постоянно напиралъ на добрыя качества своей жены и утшалъ себя надеждой, что современемъ у нихъ все пойдетъ глаже. За то какъ онъ сердился на стараго холостяка, дядю мистера Кокса, въ теченіе многихъ лтъ необращавшаго ни малйшаго вниманія на мистера Кокса, а теперь внезапно потребовавшаго его къ себ. Богатый старикъ, только что оправившійся отъ серьзной болзни, назначилъ племянника своимъ наслдникомъ, съ уговоромъ, что тотъ не покинетъ его до смерти. Это случилось почти немедленно вслдъ за возвращеніемъ мистера и мистрисъ Гибсонъ изъ ихъ свадебнаго путешествія. Съ тхъ поръ мистеръ Гибсонъ раза два задавалъ себ вопросъ слдующаго содержанія: кой чортъ старикъ Бенсонъ не могъ спохватиться нсколько ране, и такимъ образомъ во время избавить его домъ отъ непрошеннаго присутствія пылкаго юноши? Прощаясь съ мистеромъ Гибсономъ, юный Коксъ самымъ неловкимъ образомъ ввернулъ въ разговоръ замчаніе на счетъ того, что въ силу измнившихся обстоятельствъ и мистеръ Гибсонъ, можетъ быть, тоже согласится измнить свой взглядъ на…
— Ни чуть не бывало, его поспшить перебилъ мистеръ Гибсонъ.— Вы оба слишкомъ молоды и еще сами не можете знать, чего хотите. Еслибъ моя дочь была на столько глупа, чтобъ влюбиться, она, во всякомъ случа, не стала бы разсчитывать на смерть старика, и на ней строить надежды на свое будущее счастье. Да и васъ еще старикъ можетъ лишить наслдства, и тогда ваше положеніе будетъ хуже, чмъ когда либо. Нтъ! узжайте и забудьте поскорй этотъ вздоръ, а когда забудете, то возвращайтесь навстить насъ.
Мистеръ Коксъ ухалъ, произнося клятву неизмнной врности, а мистеръ Гибсонъ, хотя весьма неохотно, долженъ былъ исполнить общаніе, данное года два тому назадъ одному джентльмену фермеру, по имени Броуну, и взять къ себ въ ученики на мсто Кокса его второго сына. Этому юнош предстояло быть послднимъ изъ породы учениковъ мистера Гибсона. Онъ былъ годомъ моложе Молли, отецъ которой надялся, что такимъ образомъ романъ мистера Кокса останется безъ повтореній.

XVI.
Мистрисъ Гибсонъ дома.

Въ числ ‘окрестной знати’, явившейся засвидтельствовать свое почтеніе новой мистрисъ Гибсонъ, находились и два молодые Гамлеи. Самъ сквайръ принесъ свои поздравленія мистеру Гибсону, на сколько намревался то сдлать, въ собственномъ дом, когда тотъ его навстилъ. Что же касается до мистрисъ Гамлей, то, не будучи въ силахъ сама отправиться съ визитомъ, но желая оказать учтивость супруг своего добраго доктора, а отчасти и движимая исполненнымъ сочувствія любопытствомъ узнать, какъ Молли устроилась съ своей мачихой, послала въ Голлингфордъ сыновей съ извиненіями и съ своей карточкой. Они явились во вновь отдланную гостиную, свжіе и раскраснвшіеся отъ верховой зды. Первый вошелъ Осборнъ, по обыкновенію безукоризненно одтый и съ той небрежной, изящной поступью, которая такъ къ нему шла, за нимъ слдовалъ Роджеръ, похожій на здороваго, веселаго, но умнаго фермера. Мистрисъ Гибсонъ, одтая такъ, чтобъ принимать гостей, произвела на нихъ впечатлніе, какое всегда желала производить, а именно — показалась имъ очень красивой женщиной, уже не первой молодости, но съ такими пріятными манерами и такимъ ласкающимъ слухъ голосомъ, что вс невольно забывали ея года. Молли была одта лучше прежняго, ея мачиха позаботилась о томъ. Мистрисъ Гибсонъ не любила видть вокругъ себя ничего стараго или поношеннаго, это ей непріятно кололо глаза. Она преслдовала Молли замчаніями на счетъ ея одежды, обуви и перчатокъ, и съ цлью улучшить ея смуглый цвтъ лица совтовала употребленіе разныхъ умываній и притираній. Но противъ этого Молли, постоянно, или открыто возставала или ссылалась на свою забывчивость, а мистрисъ Гибсонъ не могла же сама каждый вечеръ приходить къ ней въ комнату и лично наблюдать за тмъ, чтобъ молодая двушка натирала себ лицо и шею разными косметическими средствами, нарочно для нея приготовленными. Тмъ не мене наружность ея во многомъ измнилась къ лучшему, даже на критическій взглядъ Осборна. Роджеръ гораздо боле старался заключить по ея виду и обращенію, счастлива она или нтъ: мать поручила ему обратить на это особенное вниманіе.
Осборнъ и мистрисъ Гибсонъ занялись другъ другомъ по правиламъ, предписываемымъ свтомъ, когда молодой человкъ является съ визитомъ къ только что вышедшей замужъ женщин среднихъ лтъ. Они говорила о разныхъ событіяхъ дня и соперничали въ своемъ знаніи на счетъ лондонскихъ увеселеній. До Молли доходили отрывки изъ ихъ разговора въ т минуты, когда наступало молчаніе между Роджеромъ и ей самой. Ея герой представлялся ей въ совершенно новомъ свт, въ немъ не было боле ничего литературнаго, поэтическаго, романическаго или критическаго, онъ съ одушевленіемъ толковалъ о послдней театральной, пьес и объ оперныхъ пвцахъ. Онъ въ этомъ имлъ преимущество надъ мистрисъ Гибсонъ, которая въ сущности говорила о подобныхъ вещахъ только по наслышк, потому что о нихъ часто шла рчь въ Тоуэрс. Осборнъ, напротивъ, не разъ здилъ изъ Кембриджа въ Лондонъ послушать ту или другую знаменитость, взглянуть на то или другое чудо. Но за то мистрисъ Гибсонъ превосходила его смлостью, изобртательностью и искуствомъ, съ какимъ давала своей рчи такой оборотъ, что ее можно было принять за выраженіе ея собственныхъ мнній и наблюденій, тогда какъ на дл она только повторяла чужія слова. Такъ напримръ, говоря о манерничань и кривлянь одной знаменитой итальянской пвицы, она спросила:
— Замтили ли вы, какъ она постоянно поднимаетъ плечи и сжимаетъ руки передъ тмъ, чтобъ взять высокую ноту? И это было сказано такимъ тономъ, что всякій непремнно подумалъ бы, будто мистрисъ Гибсонъ сама видла движеніе, которое порицала. Молли, уже успвшая составить себ идею о томъ, какъ ея мачиха провела послдній годъ своей жизни до замужества съ ея отцомъ, слушала этотъ разговоръ съ изумленіемъ. Наконецъ она поршила, что вроятно ошибается, такъ-какъ, находясь въ необходимости отвчать на вопросы и замчанія Роджера, не можетъ слдить безъ перерыва за возбуждавшей ея любопытство бесдой. Осборнъ казался ей совсмъ не тмъ, какимъ она его видла въ Гамле съ матерью.
Роджеръ уловилъ взглядъ Молли, когда онъ былъ устремленъ на его брата.
— Вы вроятно находите, что у него болзненный видъ? спросилъ онъ, понизивъ голосъ.
— Нтъ, не то…
— Онъ нездоровъ, мы отецъ и я, сильно безпокоимся о немъ. Поздка на континентъ сдлала ему боле вреда, чмъ пользы, а неудача на экзамен, я боюсь, сильно на него подйствовала.
— Онъ мн не кажется именно больнымъ, а какъ будто измнившимся.
— Онъ говоритъ, что скоро долженъ возвратиться въ Кембриджъ. Можетъ быть, оно и принесетъ ему пользу. Я тоже узжаю черезъ недлю, и это мой прощальный визитъ вамъ въ то же время, какъ поздравительный для мистрисъ Гибсонъ.
— Я думаю, вашей матушк тяжело будетъ вдругъ разстаться съ вами обоими? Впрочемъ, молодымъ людямъ рдко приходится жить дома.
— Да, отвчалъ онъ.— Тмъ не мене она тоскуетъ, да и здоровье ея не мало тревожитъ меня. Вы будете иногда навщать ее, неправда ли? Она васъ такъ полюбила!
— Если мн позволятъ, отвчала Молли, безсознательно взглянувъ на мачиху. Она инстинктино чувствовала, что мистрисъ Гибсонъ, несмотря на нескончаемый потокъ собственной рчи, слышала всякое слово, исходящее изъ устъ Молли.
— Не нужно ли вамъ еще книгъ? спросилъ онъ.— Если нужно, то составьте имъ списокъ и пришлите его матушк до моего отъзда, то-есть до слдующаго четверга. А то, когда я уду, ихъ некому будетъ достать изъ библіотеки.
Лишь только они ушли, мистрисъ Гибсонъ, по обыкновенію, принялась перебирать качества и недостатки своихъ гостей.
— Мн очень нравится этотъ Осборнъ Гамлей. Что за славный малый! Не знаю сама почему, но мн всегда нравятся старшіе сыновья. Онъ наслдникъ имнья, неправда ли? Я попрошу вашего дорогаго папа, чтобъ онъ пригласилъ его почаще здсь бывать. Это очень хорошее и пріятное знакомство для васъ и для Цинціи. Что касается до другого, то онъ съ виду настоящій хомякъ, въ немъ нтъ ничего аристократическаго. Онъ врно пошелъ въ мать, которая не что иное, какъ выскочка, такъ по крайней-мр говорятъ въ Тоуэрс.
Молли съ злобной радостью поспшила сказать:
— Я слышала, ея отецъ былъ купецъ и торговалъ въ Россіи саломъ и пенькой. Мистеръ Осборнъ Гамлей похожъ на нее какъ дв капли воды.
— Въ самомъ дл? Никогда не слдуетъ слишкомъ скоро выводить заключеній! Какъ бы то ни было, онъ настоящій джентльменъ по наружности и манерамъ. А имніе ихъ — майоратство или нтъ?
— Я ничего объ этомъ не знаю, отвчала Молли.
Наступило короткое молчаніе. Затмъ мистрисъ Гибсонъ сказала:
— Знаете ли что? Я думаю, мн слдуетъ уговорить вашего дорогого папа, чтобъ онъ далъ обдъ и пригласилъ мистера Осборна Гамлея. Я хотла бы, чтобъ онъ чувствовалъ себя у насъ, какъ дома. Это служило бы ему развлеченіемъ посл скучной и однообразной жизни, какую ведутъ въ Гамле. Старики, кажется, нигд не бываютъ.
— Онъ на слдующей недл узжаетъ въ Кембриджъ, сказала Молли.
— Въ такомъ случа мы отложимъ нашъ обдъ до прізда Цинціи. Я желала бы для нея, бдняжки, составить общество изъ молодыхъ людей.
— Когда она прідетъ? спросила Молли, которая съ тревожнымъ любопытствомъ ожидала возвращенія Цинціи изъ Булони.
— Я и сама не знаю, можетъ быть, посл новаго года, а можетъ быть, не прежде пасхи. Сначала мн надо совсмъ отдлать эту гостиную, а потомъ я намреваюсь одинаково омеблировать ея и вашу комнату, он одной величины и раздляются только корридоромъ.
— Разв вы хотите снова передлывать эту комнату? спросила Молли, удивленная нескончаемыми измненіями, производимыми въ дом.
— Да, и вашу комнату тоже, моя милочка, слдовательно, вамъ нечего завидовать.
— О, мама, прошу васъ, не трогайте мою! воскликнула Молли, теперь только понявъ, что дло шло и о ней также.
— Непремнно трону, моя милая, небольшая французская кровать, новые обои, хорошенькій коврикъ и туалетный столикъ съ зеркаломъ дадутъ вашей комнатк совсмъ другой видъ.
— Но я не желаю, чтобъ она получала другой видъ, я ее люблю въ ея настоящемъ вид. Пожалуйста, не трогайте въ ней ничего!
— Что за вздоръ, дитя! Я никогда не слышала ничего подобнаго. Многія двушки порадовались бы тому, что ихъ избавляютъ отъ мбели, годной разв только для кладовой.
— Эта мбель принадлежала моей матери, когда она еще не была замужемъ, сказала Молли очень тихо, неохотно приводя этотъ доводъ, но вполн увренная, что ему нельзя противостоять.
Мистрисъ Гибсонъ съ минуту помолчала, потомъ сказала:
— Конечно, такія чувства длаютъ вамъ честь, но вдь и въ чувствахъ не годится излишекъ. Въ такомъ случа намъ пришлось бы никогда не обновлять мбели и всегда имть дло съ изъденнымъ червями старьемъ. Кром того, моя милая, Голлингфордъ покажется очень скучнымъ Цинціи посл прекрасной, веселой Франціи, а мн хочется, чтобъ по-крайней-мр ея первое впечатлніе было пріятно. Я надюсь выдать ее замужъ здсь, по сосдству, и потому ее необходимо задобрить. Говоря между нами, она немного… немного своенравна. Но вамъ не слдуетъ передавать этого вашему дорогому папа.
— Такъ передлывайте комнату Цинціи, а мою, прошу васъ, оставьте въ поко.
— Это невозможно! Я никогда на это не соглашусь! Подумайте только, что обо мн заговорятъ! Скажутъ, что я балую собственную дочь и пренебрегаю дочерью моего мужа. Я не вынесу ничего подобнаго.
— Но никто не будетъ знать.
— Чтобъ въ такомъ вороньемъ гнзд, какъ Голлингфордъ, да никто бы не зналъ! Право, Молли, вы или очень тупы, или очень упрямы, или вамъ ршительно нтъ дла до того, что обо мн могутъ говорить, и все это изъ-за эгоистическаго каприза съ вашей стороны! Нтъ! Мое достоинство требуетъ того, чтобъ я въ этомъ случа поступила такъ, какъ мн нравится. Пусть всякій знаетъ, что я не похожа на другихъ мачихъ. Каждый пенни, что я истрачу на Цинцію, будетъ въ то же время истраченъ и на васъ, слдовательно не о чемъ боле и говорить.
Вскор затмъ блая, канифасная постелька Молли, ея старомодный комодъ и другія сокровища, оставшіяся ей посл матери, были отнесены въ кладовую. А когда черезъ нсколько времени пріхала Цинція съ своими большими, французскаго происхожденія сундуками, то и остатки старой мбели, которая занимала мсто, теперь понадобившееся для вновь прибывшихъ сундуковъ, были отправлены туда же.
Въ теченіе всего этого времени Тоуэрсъ оставался пустой. Леди Комноръ, по совту докторовъ, проводила первую половину зимы въ Бат и ея семейство находилось при ней. Въ скучные, дождливые дни мистрисъ Гибсонъ имла обыкновеніе жаловаться на отсутствіе ‘Комноровъ’, какъ она начала ихъ называть съ тхъ поръ, какъ встала въ боле независимое отъ нихъ положеніе. Это намекало на ея дружескія отношенія къ знатному семейству и составляло рзкую противоположность тому уваженію, съ какимъ горожане всегда относились къ ‘графу и графин’. Леди Комноръ и леди Гарріета время отъ времени писали къ своей ‘милой Клеръ’. Первая при этомъ всегда награждала ее порученіями то по Тоуэрсу, то по городу, и никто лучше Клеръ не умлъ исполнять ихъ, потому что никто не былъ такъ знакомъ съ привычками и вкусами графини. Эти порученія подали поводъ къ присылк изъ гостиницы ‘Георгъ’ счетовъ за кареты и за другіе экипажи. Мистеръ Гибсонъ однажды указалъ на неудобство подобныхъ послдствій графининыхъ порученій. Но его жена ему на это отвчала, что за удовлетворительнымъ выполненіемъ желаній леди Комноръ, безъ сомннія, не замедлитъ явиться посылка съ дичью. Нельзя сказать, чтобъ это увреніе пришлось доктору по вкусу, однако онъ не возражалъ.
Письма леди Гарріеты были всегда коротки и забавны. Она питала къ своей бывшей гувернантк на столько уваженія, чтобъ изрдка писать ей, но въ то же время и чувствовать маленькое облегченіе, когда выполненіе этой, не вполн добровольно принятой на себя обязанности приходило къ концу. Она не повряла ей никакихъ тайнъ, а только передавала разныя подробности о семейств, болтала о томъ, что видла и что слышала, приправляя все это умренными, но искренними увреніями въ своемъ расположеніи, которыя должны были доказать Клеръ, что она не забыта своими бывшими воспитанницами. Но какъ часто ссылалась на эти письма мистрисъ Гибсонъ въ своихъ разговорахъ съ голлингфордскими дамами! Она помнила впечатлніе, какое они производили на ашкомбскихъ жителей, и теперь видла, что голлингфордцы точно также поддаются обаянію знатнаго имени. Но ее ставили въ тупикъ поклоны Молли и вопросы о томъ, понравился ли мисъ Броунингъ чай, который она, леди Гарріета, имъ послала. Молли сначала вкратц объяснила въ чемъ дло, а потомъ подробно разсказала о всхъ событіяхъ дня, проведеннаго въ ашкомбскомъ Манор-гауз и о посщеніи ея леди Гарріетой у мисъ Броунингъ.
— Какія глупости! сказала мистрисъ Гибсонъ съ досадой.— Леди Гарріета просто на просто хотла позабавиться. Она, конечно, смялась надъ мисъ Броунингъ, а т станутъ теперь повсюду разглашать о томъ, въ какихъ она съ ними близкихъ отношеніяхъ.
Я не думаю, чтобъ она надъ ними смялась. Напротивъ, она, какъ мн кажется, была очень мила и любезна.
— А вы полагаете, что понимаете ее лучше меня, которая знаю ее около пятнадцати лтъ? Говорю вамъ, что она смется надъ всми, непринадлежащими къ ея обществу. Она всегда называла мисъ Броунингъ: ‘Некси и Флапси’.
— Она мн общалась не называть ихъ такъ боле, возразила Молли.
— Общалась вамъ!— Леди Гарріета? Что вы хотите этимъ сказать?
— Она назвала ихъ при мн Некси и Флапси и затмъ предложила навстить меня въ ихъ дом. Я отказалась и сказала, чтобъ она лучше не прізжала, если намрена забавляться на ихъ счетъ.
— Честное слово, несмотря на мое продолжительное знакомство съ леди Гарріетой, я никогда не осмлилась бы сказать ей подобную дерзость!
— Я ничуть не намревалась сказать дерзость, отвчая Молли рзко:— да и леди Гарріета не нашла ничего дурнаго въ моихъ словахъ.
— Что вы знаете! Она принимаетъ на себя всякаго рода манеры.
Въ эту минуту вошелъ въ комнату сквайръ Гамлей. Это былъ его первый визитъ. Мистрисъ Гибсонъ встртила его очень привтливо и уже приготовилась любезно отвчать на его извиненія въ медлительности, сказавъ ему, что вполн понимаетъ, какъ трудно отлучаться изъ своего имнія землевладльцу, который самъ занимается управленіемъ. Но никакихъ извиненій не было сдлано. Сквайръ крпко пожалъ ей руку въ вид поздравленія съ тмъ, что ей удалось овладть такимъ сокровищемъ, какъ его другъ Гибсонъ, но ни слова не сказалъ о томъ, что до сихъ поръ у нея не былъ. Молли, которая привыкла по лицу узнавать его расположеніе духа, тотчасъ замтила въ немъ признаки сильнаго волненія и безпокойства. Онъ едва слышалъ, о чемъ говорила мистрисъ Гибсонъ, которая хотла, во что бы то ни стало, произвести пріятное впечатлніе на отца красиваго молодого человка — наслдника помстья, не говоря уже о привлекательныхъ свойствахъ всей его особы. Но онъ вдругъ обратился къ Молли и сказалъ ей почти шепотомъ, какъ-бы повряя тайну, которая не предназначалась для ушей мистрисъ Гибсонъ.
— Молли, у насъ прескверно идутъ дла! Осборнъ снова подвергся неудач въ Trinity College — и это посл всего того, что онъ говорилъ, и что говорила его мать! А я, какъ какой-нибудь дуракъ, всюду ходилъ и хвастался своимъ умнымъ сынкомъ.. Я тутъ ршительно ничего не понимаю. Отъ Роджера я никогда не ожидалъ необыкновенныхъ успховъ — но Осборнъ! Жена моя съ печали захворала, и то и дло зоветъ васъ, дитя! Вашъ отецъ былъ у нея сегодня. Я боюсь, что она, моя бдная голубка, сильно больна. Она выразила доктору желаніе видть васъ при себ, и онъ позволилъ мн взять васъ съ собой. Вы подете, не правда ли, моя милая? Она не бдная женщина — не одна изъ тхъ, которыхъ считаютъ исключительно достойными сожалнія — но за совершеннымъ отсутствіемъ въ нашемъ дом женскаго общества, она до такой степени одинока, что, право, положеніе ея ни сколько не лучше, если не хуже, самыхъ бдныхъ женщинъ.
— Я буду черезъ десять минутъ, поспшила сказать Молли, глубоко тронутая словами и обращеніемъ сквайра. Получивъ отъ отца позволеніе хать, она и не подумала спросить на то согласія мачихи. Но когда она встала и направилась къ двери, мистрисъ Гибсонъ, только наполовину слышавшая рчь сквайра и обиженная тмъ, что онъ исключительно обращался къ Молли, сказала:
— Куда вы, моя милая?
— Мистрисъ Гамлей желаетъ видть меня и папа мн позволилъ къ ней похать, отвчала Молли, и почти въ то же самое время сквайръ сказалъ:
— Моя жена больна. Она очень любитъ вашу дочь и поосила мистера Гибсона отпустить ее на нсколько дней въ замокъ. Онъ былъ такъ добръ, что охотно согласился и позволилъ мн немедленно увезти ее.
— Подождите, душенька, сказала мистрисъ Гибсонъ Молли, и лице ея подернулось облакомъ неудовольствія, несмотря на ласковые звуки ея голоса:— я уврена, что вашъ дорогой папа совершенно забылъ о нашемъ намреніи хать сегодня вечеромъ въ гости къ людямъ, съ которыми я совсмъ незнакома, продолжала она, и обращаясь къ сквайру, прибавила:— врядъ ли мистеръ Гибсонъ возвратится во время, чтобъ сопровождать меня, слдовательно я не могу отпустить Молли.
— Мн это не приходило въ голову. Я зналъ, что новобрачные бываютъ застнчивы, но въ настоящемъ случа не ожидалъ встртиться съ затрудненіями. Моя жена, какъ и вс больные, впрочемъ, не можетъ успокоиться, пока не получитъ желаемаго. Нечего длать, Молли, продолжалъ онъ, возвышая голосъ, такъ-какъ все предъидущее было сказано sotto voce: — отложимъ до завтра. Потеря, какъ бы то ни было, не съ вашей, а съ нашей стороны, прибавилъ онъ, видя, какъ неохотно и медленно она возвращалась на свое мсто.— Сегодня вечеромъ, вы, безъ сомннія, будете веселиться…
— Ничуть не бывало, перебила Молли.— Я и прежде не хохотла хать, а теперь и еще того мене.
— Тс, моя милая! остановила ее мистрисъ Гибсонъ и, относясь къ сквайру, замтила: — общество здсь не совсмъ такое, какого можно было бы пожелать для молодой двушки, здсь нтъ ни молодыхъ людей, ни танцевъ, никакого веселья. Тмъ не мене, Молли, вамъ не слдуетъ дурно говорить о такихъ добрыхъ друзьяхъ вашего отца, каковы Кокерели. Не давайте сквайру повода невыгодно думать о васъ.
— Оставьте, оставьте ее въ поко! возразилъ онъ.— Я ее понимаю. Она предпочла бы провести вечеръ въ комнат моеи больной жены. Нельзя ли вамъ безъ нея обойдтись?
— Никакъ нельзя! отвчала мистрисъ Гибсонъ.— Общаніе всегда остается общаніемъ, вы сами это знаете, а она нетолько общалась быть у мистрисъ Кокерель, но еще должна сопровождать меня въ отсутствіе моего мужа.
Сквайръ былъ озадаченъ. Когда ему что-нибудь приходилось не по сердцу, онъ имлъ обыкновеніе упираться руками въ колни и тихонько свистать. Молли хорошо знала эту привычку, и что она предвщала, она только могла надяться, что сквайръ ограничится безсловеснымъ выраженіемъ своего неудовольствія и ничего не скажетъ. Она слышала, какъ мистрисъ Гибсонъ продолжала говорить самымъ нжнымъ голосомъ, старалась вникнуть въ смыслъ ея рчи, но мысли ея невольно обращались въ сквайру и ясно виднвшейся на лиц его досад. Наконецъ, посл непродолжительнаго молчанія, онъ всталъ и сказалъ:
— Нечего длать! Бдная жена: она очень опечалится! Но вдь и то правда, это только на одинъ вечеръ! На одинъ вечеръ! Вдь завтра она можетъ пріхать къ намъ, не правда ли? Если она слишкомъ устанетъ отъ удовольствія, которое ожидаетъ ее сегодня вечеромъ?
Онъ говорилъ запальчиво и съ ироніей, такъ что мистрисъ Гибсонъ испугалась и поспшила успокоить его своимъ согласіемъ.
— Она будетъ готова къ такому часу, какой вы сами назначите. Мн очень жаль: всему причиной моя глупая застнчивость. Но не можете же и вы не согласиться, что общаніе, какого бы оно ни было рода, все-таки есть общаніе.
— Да разв я когда-нибудь говорилъ, что общаніе есть слонъ, сударыня? Не будемъ больше объ этомъ говорить, а то я совсмъ выйду изъ себя. Я, видители, старый тиранъ, а она, моя голубушка, которая теперь больна, всегда и во всемъ мн давала потачку. Я надюсь, вы меня извините, мистрисъ Гибсонъ и отпустите со мной Молли завтра утромъ, въ десять часовъ.
— Конечно, отвчала мистрисъ Гибсонъ, улыбаясь. Но лишь только онъ вышелъ за дверь, она сказала Молли:
— Прошу васъ, моя милая, никогда боле не подвергать меня дурному обращенію этого человка. Онъ не сквайръ, а настоящій мужикъ! Вы впередъ никогда не должны принимать или отвергать приглашеніи, какъ будто бы вы были совсмъ независимая молодая особа, Молли. Въ другой разъ я васъ попрошу сдлать мн честь и освдомиться о моихъ желаніяхъ на счетъ васъ, моя милая!
— Папа мн позволилъ хать, съ усиліемъ проговорила Молли.
— А я ваша мама теперь, и вы должны во всемъ спрашивать моего согласія. Но разъ, что вы дете, вамъ слдуетъ быть прилично одтой. Я вамъ дамъ мою новую шаль и мой уборъ изъ зеленыхъ лентъ. Я всегда бываю снисходительна съ тми, кто мн оказываетъ должное уваженіе. Въ такомъ дом, каковъ гамлейскій замокъ, мало ли кто можетъ встртиться, даже и во время болзни хозяйки.
— Благодарю васъ. Мн ненужны ни ваша шаль, ни ваши лепты. Тамъ никого не будетъ изъ чужихъ. На сколько мн извстно, тамъ никогда никто не бываетъ, а теперь, когда она больна… Молли чуть не плакала, думая о томъ, какъ ея добрый другъ лежитъ больной въ одиночеств и съ нетерпніемъ ожидаетъ ея прізда. Кром того ее мучила мысль, что сквайръ ушелъ съ убжденіемъ, будто она сама не хотла съ нимъ хать и добровольно предпочла обществу мистрисъ Гамлей этотъ глупый, несносный вечеръ у Кокерелей. Мистрисъ Гибсонъ, со своей стороны, тоже была неспокойна. Она позволила себ разсердиться въ присутствіи посторонняго лица, да еще такого, на котораго она желала произвести пріятное впечатлніе. Къ тому же ее раздражалъ печальный видъ Молли.
— Что я могу сдлать, чтобъ возвратить вамъ пріятное расположеніе духа? сказала она.— Сначала вы настаиваете на томъ, что знаете леди Гарріету лучше меня — лучше меня, которая знаю ее уже восемнадцать или девятнадцать лтъ. Затмъ вы принимаете приглашенія, не посовтовавшись даже со мной и ни мало не заботясь о томъ, какъ я одна войду въ чужую гостиную, вслдъ за провозглашеніемъ моего новаго имени, что всегда возбуждаетъ во мн непріятное чувство. Это такая перемна къ худшему посл Киркпатрика! А когда я вамъ предлагаю лучшія изъ моихъ нарядовъ, вы отвчаете, что вамъ ршительно всеравно, какъ бы вы ни были одты. Скажите, что я могу вамъ сдлать пріятнаго? Для меня нтъ высшаго наслажденія, какъ видть мою семью спокойной и довольной, а вотъ тутъ сиди, да смотри на вашу илачевную физіономію.
Молли не выдержала. Она ушла наверхъ, въ свою обновленную, нарядную комнатку, гд все теперь казалось ей такимъ чуждымъ. Она залилась слезами и плакала горько и долго, пока не выбилась изъ силъ. Она думала о мистрисъ Гамлей, которая ожидаетъ ея прізда съ тоскливымъ чувствомъ одиночества — о томъ, какъ самая тишина, царствующая въ дом, должна казаться ей томительной, о довріи, съ какимъ сквайръ обратился къ ней, Молли, съ просьбой немедленно съ нимъ хать къ больной жен. Все это смущало и тревожило ее гораздо боле, нежели упреки и придирки мачихи.

XVII.
Въ Гамле водворяется печаль.

Сильно ошибалась Молли, полагая, что въ Гамле вчно царствуютъ миръ и спокойствіе. Въ настоящую минуту, тамъ весь домъ былъ въ какомъ-то напряженномъ состояніи, которое, странно сказать, служило новой связью между различными членами семьи и даже между слугами. Вс они давно жили въ замк и отъ нихъ не считали нужнымъ ничего утаивать. Каждый изъ нихъ, или изъ словъ лично ему сказанныхъ, или изъ отрывковъ доходившихъ до него разговоровъ, зналъ, что именно тревожило сквайра, его жену и молодыхъ джентльменовъ. Отъ любого изъ нихъ Молли могла бы услышать слдующую повсть. Въ Гамлей было прислано изъ Кембриджа много счетовъ и векселей на имя Осборна, и это немедленно посл того, какъ сдлалось извстно, что онъ не получилъ стипендію, на которую держалъ экзаменъ. Но Молли, предпочитая узнать отъ самой мистрисъ Гамлей причину ея печали, избгала вызывать на откровенность слугъ.
Ее поразила перемна, происшедшая въ доброй леди, которая приняла ее, лежа на диван, въ полумрак своей комнаты наверху. Прозрачная блдность ея лица едва отличалась отъ снжной близны ея платья. Сквайръ ввелъ Молли со словами:
— Вотъ она наконецъ! Молли никакъ не ожидала, чтобъ его голосъ былъ способенъ принимать столь различныя выраженія и такъ быстро переходить изъ одного тона въ другой. Онъ произнесъ первое слово своей коротенькой фразы громко и весело, а послднее такъ тихо, что его едва можно было разслышать. Его тоже поразила блдность жены, и хотя теперь это было уже не новымъ для него зрлищемъ, онъ, однако, не могъ оставаться къ нему равнодушнымъ. Былъ прекрасный зимній день, покрытые инеемъ кусты и деревья ослпительно сверкали на солнц, на од,ой изъ втокъ сидла реполовка и весело чирикала. Но сквозь опущенныя сторы комнаты мистрисъ Гамлей ничего этого не было видно. Каминъ былъ заставленъ высокимъ экраномъ. Мистрисъ Гамлей одну руку протянула Молли, а другой поспшила прикрыть глаза.
— Она сегодня слабе обыкновеннаго, сказалъ сквайръ, качая головой.— Но, моя голубка, продолжалъ онъ, обращаясь къ жен: — не тревожься: теперь мы имемъ дочь доктора, а это почти то же самое, что онъ самъ. Принимала ты лекарство, пила бульонъ?— и, неловко ходя по комнат на цыпочкахъ, онъ заглядывалъ въ пустые чашки и стаканы. Потомъ онъ возвратился къ соф, минуты съ дв посмотрлъ на жену, нжно поцаловалъ ее и, сказавъ, что поручаетъ ее попеченіямъ Молли, ушелъ.
Мистрисъ Гамлей, какъ-бы желая отклонить отъ себя вниманіе Молли, поспшила сама закидать ее вопросами:
— Ну, мое милое дитя, теперь скажите мн, какъ вы поживаете? Что бы вы мн ни поврили, я не измню вашей тайн: недолго ужь мн здсь оставаться. Какъ идутъ ваши дла? Что вамъ ваша мачиха, что ваши добрыя намренія? Позвольте мн быть полезной, на сколько хватитъ моихъ силъ. Мн все кажется, что, будь у меня дочь, я не даромъ жила бы на свт. Мальчики другое дло: мать не такъ къ нимъ близка. Ну, говорите же мн все, все, что хотите, и что можете сказать. Не избгайте подробностей.
Какъ ни была Молли неопытна въ подобнаго рода вещахъ, однако, и она замтила лихорадочное возбужденіе, звучавшее въ тон, какимъ мистрисъ Гамлей произнесла эти слова. Побуждаемая инстинктивнымъ желаніемъ успокоить больную, она принялась ей разсказывать о свадьб отца, о новомъ убранств его дома, о мисъ Броунингъ, о леди Гарріет. Ея плавная, мягкая рчь хорошо подйствовала на мистрисъ Гамлей уже тмъ, что дала ея мыслямъ другое направленіе. Но Молли ни слова не сказала ни о мачих, ни о своихъ собственныхъ заботахъ и печаляхъ. Мистрисъ Гамлей замтила это.
— Ну, а какъ вы ладите съ мистрисъ Гибсонъ? Хорошо?
— Не совсмъ-то, отвчала Молли.— Вдь мы почти совсмъ не знали другъ друга, пока намъ не пришлось жить вмст.
— То, что вчера разсказывалъ сквайръ, мн ни чуть не понравилось. Онъ пріхалъ домой очень разсерженный.
Рана еще не зажила у Молли, но она вооружилась твердостью и смолчала, стараясь думать о другомъ.
— Я вижу, Молли, продолжала мистрисъ Гамлей: — вы не хотите подлиться со мной вашимъ горемъ. А вдь я могла бы быть вамъ полезна!
— Я не люблю объ этомъ говорить, сказала Молли тихо: — и не думаю, чтобъ это было пріятно папа. А вы ужь и безъ того много для меня сдлали — вы и мистеръ Роджеръ Гамлей. Я часто вспоминаю его совты: они подкрпляютъ меня и утшаютъ.
— Роджеръ! да. На него, я думаю, можно положиться. О, Молли! Мн самой такъ многое надо передать вамъ, только не теперь. Я сейчасъ приму лекарство и постараюсь заснуть. Молли, доброе дитя! Вы сильне меня, и можете обойдтись безъ сочувствія!
Молли помстили въ другой комнат, а не въ той, которую она занимала прежде, по сосдству съ мистрисъ Гамлей. Служанка объяснила ей, что таково было желаніе самой больной, опасавшейся, что въ противномъ случа, Молли, пожалуй, пришлось бы часто не спать по ночамъ. Посл полудня, мистрисъ Гамлей потребовала ее опять къ себ, и съ свойственнымъ больнымъ нетерпніемъ, безъ всякихъ предисловій и приготовленій, прямо разсказала Молли, въ чемъ заключалась причина ея горя и неудовольствія сквайра.
Она усадила Молли на низенькій стулъ, около себя, взяла ее за руку и смотрла ей прямо въ глаза, какъ-бы не желая упустить ни малйшаго признака того сочувствія, котораго искала.
— Мы вс жестоко обманулись въ Осборн, начала она: — я до сихъ поръ ничего не могу сообразить, а сквайръ страшно сердится. Не понимаю, на что могъ онъ истратить столько денегъ? Кром долговъ у разныхъ торговцевъ, у него есть еще и другіе, неизвстные. Теперь сквайръ, опасаясь, чтобъ со мной не сдлался новый припадокъ моей болзни, скрываетъ отъ меня свой гнвъ, но я, тмъ не мене, знаю, какъ въ немъ все кипитъ. Онъ самъ истратилъ недавно большую сумму, стараясь заявить свои права на землю въ Уптомской комун, и поэтому находится въ стсненныхъ обстоятельствахъ. Успшное окончаніе этого дла удвоило бы цнность нашего помстья, и потому мы не заботились о лишеніяхъ, какія намъ предстояли, лишь бы Осборну впослдствіи было легче. Теперь сквайръ находится въ необходимости заложить имніе, и вы не поврите, какъ это ему больно. Онъ продалъ большую часть лса, чтобъ имть возможность помстить мальчиковъ въ Кембриджъ. Осборнъ, о, какой онъ былъ милый, невинный ребенокъ, и къ тому же наслдникъ, какъ вамъ извстно! Ему вс пророчили большіе успхи. И дйствительно, онъ не замедлилъ получить первую стипендію, но затмъ все измнилось и пошло дурно. А всего хуже то, что не знаешь, какъ и почему это случилось. Черезчуръ строгое письмо сквайра, конечно, могло положить конецъ откровенности между ними, но зачмъ ему скрываться отъ меня? Знаете ли, Молли, мн кажется, что еслибъ мы сошлись съ нимъ здсь съ глазу на глазъ, онъ бы вполн мн доврился. Но сквайръ, въ первомъ порыв гнва, запретилъ ему показываться домой, пока онъ не выплатитъ всхъ долговъ изъ той суммы, которую мы ему ежегодно даемъ на содержаніе. Но, посудите сами, какъ изъ двухсотъ-пятидесяти фунтовъ годового дохода выплатить девятьсотъ фунтовъ долгу! И до тхъ поръ не смть являться сюда! Можетъ быть, и Роджеръ войдетъ въ долги: онъ не старшій сынъ и получаетъ на свое содержаніе всего двсти фунтовъ. Сквайръ приказалъ прекратить работы, предпринятыя для осушки земли. Работники остались безъ дла, и я цлыя ночи провожу безъ сна, думая объ ихъ бдныхъ семействахъ и о томъ, какъ они должны страдать въ эту холодную зимнюю пору. Но что же намъ длать? Я всегда была слаба здоровьемъ и, можетъ быть, тратила боле, чмъ слдовало. А тутъ еще семейныя преданія потребовали нкоторыхъ издержекъ. О, Молли, еслибъ вы знали, какой Осборнъ въ дтств былъ прелестный, любящій мальчикъ, и какой умный тоже! Я вдь вамъ читала его стихотворенія. Ну, скажите сами, можетъ ли человкъ, ихъ написавшій, сдлать что-нибудь очень дурное? А между тмъ, я боюсь этого.
— Вы не имете ни малйшаго подозрнія о томъ, на что онъ могъ употребить эти деньги?
— Нтъ, и это мн особенно горько. Намъ присланы счеты отъ портного, переплетчика, виноторговца и продавца картинъ, но вс они едва составляютъ пятьсотъ фунтовъ. Сумма эта, конечно, велика, непонятно велика для стариковъ, съ нашими скромными привычками. Но у ныншней молоджи, какъ видно, потребность жить роскошно. Объ остальныхъ деньгахъ, въ которыхъ онъ не хочетъ дать отчета, мы слышали только черезъ лондонскихъ агентовъ сквайра. До ихъ свднія дошло, что какіе-то подозрительные стряпчіе наводили разныя справки насчетъ имнія, а что всего хуже — о, Молли, не знаю, какъ вамъ и сказать это — насчетъ здоровья и лтъ сквайра, его дорогого отца (она начала почти истерически рыдать, но все-таки продолжала говорить, несмотря на усилія Молли прервать ее), который держалъ его на рукахъ, ласкалъ и благословлялъ прежде, чмъ даже я могла поцаловать его, который такъ гордился имъ, и такъ много ожидалъ отъ него, какъ отъ своего первороднаго сына и наслдника. Какъ онъ любилъ его! Какъ я любила его! Въ послднее время мн не разъ приходило на мысль, что мы изъ-за него почти были несправедливы къ доброму, милому Роджеру!
— О, нтъ, этого никогда не было: разв вы не видите, какъ онъ васъ любитъ? Онъ объ васъ только и думаетъ, и хотя никогда объ этомъ не говоритъ, но это само собой бросается въ глаза. Къ тому же, милая, милая мистрисъ Гамлей, сказала Молли, ршась высказать все, что у нея было на душ: — не лучше ли подождать, прежде чмъ взводить обвиненія на мистера Осборна Гамлея? Мы не знаемъ, что онъ сдлалъ съ деньгами, это правда, но онъ такъ добръ, онъ, можетъ быть, захотлъ кому-нибудь помочь… ну, хоть бдному ремесленнику или купцу, котораго преслдовали заимодавцы… наконецъ…
— Вы забываете, моя милочка, сказала мистрисъ Гамлей, улыбаясь на пылкую и неопытную двушку, но въ то же время и глубоко вздыхая: — вы забываете, что остальные счеты присланы именно купцами и ремесленниками, которые сильно жалуются на задержку денегъ.
Молли на мгновеніе смутилась, но потомъ продолжала съ живостью:
— Я уврена, что они на него клевещутъ. Я не разъ слышала разсказы о молодыхъ людяхъ, которые длались жертвой торговцевъ въ большихъ городахъ.
— Вы добрйшее и милйшее существо — вотъ все, что я могу сказать вамъ, отвчала мистрисъ Гамлей, невольно утшенная заступничествомъ Молли, хотя и сознавала все неблагоразуміе и неопытность молодой двушки.
— А кром того, продолжала Молли:— кто-нибудь долженъ имть дурное вліяніе на Осборна… на мистера Осборна Гамлея, хотла я сказать… я иногда нечаянно говорю Осборнъ, но, право, всегда думаю о немъ не иначе, какъ о мистер Осборн…
— Все равно, Молли, какъ бы вы ни звали его, только продолжайте говорить. Я такъ рада слышать что-нибудь утшительное! Сквайръ очень оскорбленъ и разсерженъ: подумайте только, подозрительнаго вида люди являются въ сосдств, разспрашиваютъ арендаторовъ, порицаютъ послднюю продажу лса и вообще ведутъ себя, какъ-бы разсчитывая на смерть сквайра.
— Это именно и хотла я сказать. Они, конечно, дурные люди, а разв дурные люди посовстятся оклеветать его, набросить тнь на его имя и даже разорить его?
— Но, Молли, вы такимъ образомъ длаете его если не дурнымъ, то, во всякомъ случа, слабымъ человкомъ.
— Можетъ быть, и такъ, только я не думаю, чтобы онъ былъ слабъ. Вы сами знаете, мистрисъ Гамлей, какъ онъ уменъ. А что до меня касается, то я во всякомъ случа предпочитаю видть его слабымъ, нежели дурнымъ. Слабые люди могутъ внезапно сдлаться сильными тамъ, на неб, когда для нихъ все станетъ ясно, злые же, я полагаю, никакъ не могутъ вдругъ превратиться въ добродтельныхъ.
— Я боюсь, что я была очень слаба, Молли, сказала мистрисъ Гамлей, нжно гладя Молли по головк.— Я возвела въ идола моего прекраснаго Осборна, и что же? оказывается, что у этого идола глиняныя ноги, на которыхъ онъ даже не можетъ твердо стоять на земл. И это еще лучшее, на что можно надяться!
Положеніе бднаго сквайра было очень тягостно и затруднительно. Его смущалъ гнвъ противъ сына и несказанно тревожила болзнь жены. Необходимость немедленно достать значительную сумму денегъ сильно озабочивала его, а разспросы неизвстныхъ людей о цнности принадлежавшей ему земли до крайности его раздражали. Онъ сердился на всякаго, кто попадался ему на глаза, а вслдъ затмъ начиналъ раскаяваться и жестоко упрекать себя въ несправедливасти и вспыльчивости. Старые слуги, можетъ быть, подъ часъ и обманывавшіе его въ бездлицахъ, въ настоящемъ случа съ рдкимъ терпніемъ переносили его гнвныя вспышки. Они не хуже самого сквайра знали причину его возбужденнаго, перемнчиваго настроенія духа. Дворецкій, въ обыкновенное время никогда неоставлявшій безъ возраженія ни одного новаго приказанія или распоряженія своего господина по части ввренныхъ ему обязанностей, теперь тихонько толкалъ подъ локоть Молли всякій разъ, какъ та за обдомъ отказывалась отъ какого-нибудь кушанья.
— Видите ли, мисъ, объяснялъ онъ ей посл:— мы съ кухаркой нарочно приготовили такой обдъ, какой, мы знаемъ, долженъ прійдтись господину особенно по вкусу. Но когда я вамъ подаю какое нибудь кушанье, а вы говорите нтъ, благодарю! онъ даже и не взглянетъ на него. За то когда вы дите съ аппетитомъ, онъ сначала посмотритъ, потомъ понюхаетъ, а наконецъ, замтивъ, что голоденъ, и самъ начинаетъ сть такъ же естественно, какъ котенокъ мяукать. Вотъ почему я вамъ подмигиваю и васъ толкаю, мисъ, въ сущности же я не хуже другихъ знаю приличія и хорошее обращеніе.
Имя Осборна никогда не произносилось за этими обдами. Сквайръ разспрашивалъ Молли о голлингфордскомъ обществ, но, повидимому, не обращалъ никакого вниманія на ея отвты. Онъ тоже спрашивалъ у ней ежедневно, какъ она находитъ мистрисъ Гамлей, и если Молли говорила правду, а именно, что больная съ каждымъ днемъ становится все слабе и слабе, онъ почти сердился на молодую двушку. Онъ не могъ и не хотлъ этому покориться. Однажды онъ едва не отказалъ мистеру Гибсону отъ своего дома, потому что тотъ непремнно хотлъ пригласить на консультацію мистера Никольса, извстнйшаго въ графств доктора.
— Что за вздоръ считать ее серьзно больной! Вы сами знаете, что это не что иное, какъ слабость, которой она подвержена уже въ теченіе столькихъ лтъ. А если вы не можете помочь ей въ такомъ простомъ случа… у ней нтъ никакой боли… только слабость и нервное разстройство… вдь это очень простой случай, неправда ли? Не смотрите такъ серьзно, говорятъ вамъ!… Если вы не можете помочь, повторяю я, то лучше прямо откажитесь отъ нея, и я повезу ее въ Батъ или въ Брайтонъ, или въ какое-либо другое мсто. Ей нужна только перемна: у ней слабость и разстроены нервы — ничего больше, я въ этомъ убжденъ.
Но суровое, красноватое лицо сквайра носило явные слды безпокойства и тхъ усилій, которыя онъ длалъ надъ собой, чтобы оставаться глухимъ къ шагамъ быстро приближающагося роковаго событія.
Мистеръ Гибсонъ отвчалъ спокойно:
— Я попрежнему буду навшать ее, такъ-какъ знаю, что вы этому никогда не воспротивитесь. Но въ слдующій мой визитъ я привезу съ собой доктора Никольса. Я, можетъ быть, избралъ не тотъ способъ леченія, и отъ всего сердца желаю, чтобы мои опасенія не оправдались.
— Не говорите объ опасеніяхъ! Я не могу этого слышать! воскликнулъ сквайръ.— Конечно, мы вс должны умереть — и она также. Но ни одинъ докторъ, ни самый умнйшій во всей Англіи, не иметъ права хладнокровно толковать о томъ, сколько осталось жить существу, подобному ей. Къ тому же я долженъ умереть прежде, я надюсь и разсчитываю на это. А всякаго, кто мн въ настоящую минуту сказалъ бы, что во мн кроется смерть, я готовъ сбить съ ногъ. И потомъ, доктора вс невжды и шарлатаны, изъявляющіе претензію на знаніе, котораго не имютъ. Да, вы можете улыбаться сколько хотите: мн отъ этого ни холодно, ни жарко. Но если вы не въ состояніи достоврно сказать мн, что я умру первый, то я ни васъ, ни доктора Никольса не подпущу къ моему дому накликать на него бду.
Мистеръ Гибсонъ ухалъ. Онъ думалъ о приближающейся кончин мистрисъ Гамлей, и у него было тяжело на сердц. Что касается до запальчивой рчи сквайра, она совсмъ вышла у него изъ головы, какъ вдругъ около девяти часовъ въ этотъ же самый вечеръ изъ Гамлея къ нему прискакалъ грумъ съ слдующей запиской:

‘Дорогой Гибсонъ!

‘Ради Бога простите меня за мои дерзкія слова.
‘Ей гораздо хуже. Прізжайте къ намъ на всю ночь. Напишите Никольсу и всмъ другимъ докторамъ, какимъ только захотите. Напишите имъ до вашего отъзда сюда. Имъ, можетъ быть, удастся успокоить ее. Я въ молодости слышалъ о какихъ-то уитфордскихъ врачахъ, вылечивавшихъ больныхъ, отъ которыхъ отказывались регулярные медики: нельзя ли гд-нибудь достать такого? Впрочемъ, я во всемъ полагаюсь на васъ. Иногда мн кажется, что это кризисъ, посл котораго снова все пойдетъ хорошо. Одна моя надежда на васъ.

‘На вки вашъ
‘Р. Гамлей.

‘P. S. Молли настоящее сокровище. Господи помилуй!’
Мистеръ Гибсонъ, конечно, немедленно отправился на призывъ сквайра и, въ первый разъ со времени своей женитьбы, рзко остановилъ жалобы мистрисъ Гибсонъ на то, что ей выпала на долю горькая участь быть женой доктора, который долженъ отлучаться изъ дому во всякое время дня и ночи.
Благодаря ему, мистрисъ Гамлей быстро оправилась отъ этого новаго припадка, и въ теченіе двухъ-трехъ дней страхъ и благодарность заставляли сквайра безпрекословно повиноваться мистеру Гибсону. Затмъ онъ возвратился къ мысли, что то былъ кризисъ и теперь жена его не замедлитъ окончательно выздоровть. Но на слдующій день посл консультаціи съ докторомъ Никольсомъ, мистеръ Гибсонъ сказалъ Молли:
— Молли! Я написалъ Осборну и Роджеру. Теб извстенъ адресъ Оборна?
— Нтъ, папа. Имъ здсь недовольны, и я думаю самъ сквайръ врядъ ли знаетъ, гд онъ находится, а мистрисъ Гамлей все это время была слишкомъ больна для того, чтобы писать.
— Ну, все равно. Я его письмо вложу въ конвертъ къ Роджеру. Каковы бы ни были поступки этихъ молодыхъ людей въ отношеніи къ другимъ, ихъ самихъ связываетъ тсная дружба: мн не доводилось видть такой нжной братской привязанности. Роджеръ, безъ сомннія, знаетъ его адресъ и, Молли, они оба, конечно, поспшатъ явиться сюда, лишь только узнаютъ, въ какомъ положеніи находится ихъ мать. Ты должна предупредить сквайра, приготовить мистрисъ Гамлей я беру на себя. Я знаю, что даю теб непріятное порученіе и, конечно, исполнилъ бы его самъ, еслибъ засталъ сквайра дома. Но ты говоришь, онъ принужденъ былъ ухать въ Ашкомбъ по дламъ, нетернящимъ отлагательства?
— Да, и очень сожаллъ, что не увидитъ васъ. Но, папа, онъ будетъ страшно сердиться! Вы не знаете, до какой степени онъ предубжденъ противъ Осборна!
Дйствительно, Молли боялась, передавая сквайру порученіе отца, вызвать одинъ изъ его гнвныхъ порывовъ. Она успла достаточно приглядться къ семейной жизни въ Гамле и знала, что подъ любезностью и гостепріимствомъ, какое ей оказывалъ сквайръ, кроются сильная воля и вспыльчивость въ соединеніи съ упрямствомъ, съ какимъ обыкновенно держатся своихъ предразсудковъ (‘мнній’, сказали бы они сами) люди, которымъ ни въ молодости, ни въ зрломъ возраст не приходилось имть частыхъ столкновеній съ равными себ. Ежедневная свидтельница жалобъ, произносимыхъ мистрисъ Гамлей ио поводу опалы, въ какой находился Осборнъ у отца, даже запретившаго ему показываться домой, бдняжка не знала, какъ ей объявить сквайру, что письмо, призывавшее его сына въ Гамлей, уже къ нему отправлено.
Они обдали вдвоемъ. Сквайръ, въ высшей степени благодарный Молли за нжную заботливость, съ какой та ухаживала за его женой, былъ съ ней очень ласковъ и предупредителенъ. Онъ старался забавлять ее веселымъ разговоромъ, который, однако, часто прерывался боле или мене продолжительнымъ молчаніемъ, и нердко оба забывали улыбаться на произносимыя ими шутки. Онъ приказывалъ подавать рдкія вина, Молли была къ нимъ равнодушна, но въ угоду ему ихъ пробовала и хвалила. Онъ однажды замтилъ, что она какъ будто съ особеннымъ удовольствіемъ ла золотистую, сочную грушу — породы, на которую въ его садахъ и оранжереяхъ въ этотъ годъ былъ неурожай, и онъ веллъ, чтобъ точно такія груши ежедневно добывались въ сосдств и подавались на столъ за десертомъ. Молли, такимъ образомъ, знала, что пользуется его расположеніемъ, но это ничуть не уменьшало страха, съ какимъ бдняжка собиралась коснуться больного мста семейной жизни сквайра. Къ тому же, время не терпло отлагательства, и къ этому надлежало приступить немедленно.
Огонь въ камин былъ зажженъ, свчи въ массивныхъ подсвчникахъ вправлены, а двери столовой тщательно приперты: Молли и сквайръ остались одни за десертомъ. Она сидла на своемъ прежнемъ мст сбоку стола, во глав котораго виднлся нетронутый приборъ, ежедневно тамъ накрываемый по старой привычк и какъ-бы въ ожиданіи прихода мистрисъ Гамлей. И не разъ, когда отворялась дверь, чрезъ которую она имла обыкновеніе входить, Молли безсознательно оборачивалась въ ожиданіи, что вотъ-вотъ на порог появится высокая, стройная фигура, изящно окутанная въ шелкъ и кружева, нкогда составлявшіе неизмнный нарядъ мистрисъ Гамлей по вечерамъ.
Въ настоящій вечеръ Молли съ особенной ясностью почувствовала увренность въ томъ, что хозяйк дома уже никогда боле не суждено оживлять эту комнату своимъ присутствіемъ. Она мысленно поршила, что за десертомъ выполнитъ порученіе отца, но что-то въ горл душило ее и голосъ не повиновался ей. Сквайръ всталъ и, подойдя къ камину, началъ ударять кочергой по большому полну, причемъ запрыгали маленькіе огненные язычки и посыпались яркія искры. Онъ стоялъ спиной къ Молли, и она начала:
— Когда папа здсь былъ сегодня утромъ, онъ мн поручилъ сказать вамъ, что написалъ письмо къ мистеру Роджеру Гамлею. Онъ полагаетъ, что ему надо… возвратиться домой. А въ его пакетъ онъ вложилъ записку и мистеру Осборну Гамлею съ точно такимъ же содержаніемъ.
Сквайръ опустилъ кочергу, но не оборачивался.
— Онъ послалъ за Осборномъ и за Роджеромъ? спросилъ онъ, наконецъ.
Молли отвчала:
— Да.
Наступило тягостное молчаніе, которое, думала Молли, никогда не окончится. Сквайръ положилъ руки на высокій каминъ и стоялъ, наклонясь надъ огнемъ.
— Роджеру слдовало оставить Кембриджъ и пріхать сюда 18-го числа, сказалъ онъ.— Вашъ отецъ послалъ также за Осборномъ. А знаетъ ли онъ… продолжалъ сквайръ, оборачиваясь къ Молли съ проблескомъ гнва, котораго она такъ опасалась.
Но голосъ его внезаино оборвался, и онъ едва внятно проговорилъ:
— Онъ правъ, вполн правъ! Я понимаю все: насталъ конецъ. Но это дло Осборна, и голосъ его снова возвысился.— Еслибъ не онъ, она могла бы еще долго… (Молли не разслышала что, по ей показалось ‘протянуть’). Я не въ силахъ ему простить, нтъ, не въ силахъ!
И онъ быстро вышелъ изъ комнаты. Молли, глубоко опечаленная, продолжала еще сидть за столомъ, когда онъ, черезъ минуту заглянувъ въ дверь, сказалъ:
— Подите къ ней, моя милая, я не въ состояніи теперь видть ее, но я скоро оправлюсь. Эту одну минуту, а затмъ я не стану терять ни мгновенія. Вы милая, добрая двушка. Да благословитъ васъ Богъ.
Не слдуетъ, однако, думать, что Молли провела все это время въ Гамле безъ малйшаго промежутка или перерыва. Раза два отецъ привозилъ ей приказанія возвратиться домой, и всякій разъ, какъ казалось Молли, очень неохотно. И дйствительно, онъ длалъ это только вслдствіе неотступныхъ требованій мистрисъ Гибсонъ, которая посылала за падчерицей единственно изъ желанія не отступать отъ однажды принятой ршимости.
— Ты возвратишься сюда завтра же или посл-завтра, говорилъ Молли въ этихъ случаяхъ отецъ.— Но мама боится, чтобъ не возникли сплетни по поводу того, что ты такъ на долго отлучилась изъ дому почти тотчасъ посл нашей свадьбы.
— О, папа, я такъ нужна мистрисъ Гамлей и мн такъ пріятно съ ней быть!
— Ты ей теперь не такъ необходима, какъ мсяцъ или два тому назадъ. Она много спитъ и едва замчаетъ теченіе времени. Я позабочусь о томъ, чтобъ ты сюда снова возвратилась черезъ день или два.
И такъ Молли принуждена бывала переноситься изъ молчаливаго, грустнаго замка въ болтливый и любопытный голлингфордскій кружокъ. Мистрисъ Гибсонъ встрчала ее довольно ласково, и разъ даже подарила ей нарядную зимнюю шляпку. Но ее нисколько не интересовали друзья, съ которыми Молли только что разсталась, и т немногія замчанія, какія она произносила на ихъ счетъ, сильно раздрааіали чувствительную двушку.
— Какъ она медленно умираетъ! Вашъ папа не ожидалъ, чтобъ она и въ половину такъ долго прожила посл того припадка, знаете. Это должно ихъ всхъ очень утомлять, да и вы тоже сдлались совсмъ другой особой съ тхъ поръ, какъ тамъ побывали. Ради ихъ самихъ надо желать, чтобъ все поскорй кончилось.
— Вы не знаете, до какой степени сквайръ дорожитъ каждой минутой, сказала Молли.
— Вы говорите, она много спитъ, а когда не спитъ, то очень мало говоритъ и не подаетъ ни малйшей надежды на выздоровленіе. Усталость и постоянное ожиданіе, въ какомъ находятся люди, ухаживающіе за подобными больными, всегда сильно на нихъ отзываются. Я это знаю по опыту, когда умиралъ мой милый Киркпатрикъ. Бывали дни, въ которые меня брало отчаяніе, и я думала, что конецъ никогда не наступитъ. Но не будемъ больше говорить объ этихъ ужасахъ: довольно вы на нихъ насмотрлись. Я, съ моей стороны, не могу равнодушно слышать разсказовъ о болзни и смерти. Они меня всегда разстроиваютъ, а между тмъ иногда, право, кажется, что вашъ папа не уметъ говорить ни о чемъ другомъ. Сегодня вечеромъ я повезу васъ въ гости: это вамъ доставитъ нкоторое развлеченіе. Я велла мисъ Роз вновь отдлать для васъ одно изъ моихъ старыхъ платьевъ, которое мн сдлалось слишкомъ узко. Мы подемъ къ мистрисъ Эдуардсъ, тамъ, кажется, будутъ и танцы.
— О, мама, я не могу хать! воскликнула Молли.— Я такъ много была съ ней, она такъ страдаетъ, можетъ быть, умираетъ, а вы хотите, чтобъ я танцовала!
— Какой вздоръ! Вы ей не родственница, и потому не должны до такой степени огорчаться. Я не настаивала бы, еслибъ думала, что она объ этомъ узнаетъ и оскорбится. Но такъ-какъ въ томъ положеніи, въ какомъ она находится, ничего подобнаго не можетъ случиться, то вы и должны хать: это ршено, слдовательно не о чемъ больше и говорить. Намъ пришлось бы всю жизнь вертть пальцами и пть псалмы, еслибъ мы всякій разъ, какъ кто-нибудь умираетъ, теряли способность запинаться чмъ нибудь инымъ.
— Я не могу хать, повторила Молли и, дйствуя подъ впечатлніемъ минуты, совершенно неожиданно для самой себя, обратилась за защитой къ отцу, который въ эту минуту входилъ въ комнату.
Онъ нахмурился и съ неудовольствіемъ взглянулъ на дочь и жену, об приступили къ нему съ жалобами, и онъ въ отчаяніи опустился на стулъ, какъ-бы не предвидя этому конца. Наконецъ, когда настала его очередь, онъ сказалъ:
— Я полагаю, мн можно позавтракать? Я ухалъ изъ дому въ шесть часовъ утра, а теперь не нашелъ ничего готоваго въ столовой. Черезъ нсколько минутъ я долженъ опять хать.
Молли бросилась къ двери, а мистрисъ Гибсонъ къ звонку.
— Куда вы? рзко остановила она Молли.
— Подать папа завтракать, отвчала та.
— На это есть слуги. Я не люблю, когда вы ходите на кухню!
— Поди сюда, Молли, сядь и успокойся, сказалъ ея отецъ.— Я возвращаюсь домой, чтобъ отдохнуть и пость. Если же ко мн снова обратятся за окончательнымъ ршеніемъ спорнаго вопроса, чего, впрочемъ, я прошу впередъ не длать, то я скажу: пусть Молли сегодня остается дома. Ты, гусенокъ, мн приготовишь поужинать, а потомъ я однусь какъ можно лучше, и, обращаясь къ жен, зайду за тобой, моя милая. Я съ нетерпніемъ ожидаю конца всхъ этихъ свадебныхъ визитовъ и празднествъ. Что, завтракъ готовъ? Хорошо, я пойду въ столовую и тамъ утолю свой голодъ. Докторамъ слдовало бы имть желудокъ, устроенный какъ у верблюдовъ.
Счастлива была Молли, что въ эту самую минуту пришли гости! Мистрисъ Гибсонъ скрыла передъ ними свою досаду, а они, передавая ей какія-то мстныя новости, незамедлили вполн овладть ея вниманіемъ и разсять непріятныя мысли. Молли начала надяться, что предъидущій споръ о томъ, слдуетъ ей или нтъ сопровождать мачиху на вечеръ, останется безъ дальнйшихъ послдствій. Но она ошиблась: на слдующее утро ей пришлось выслушать эфектный разсказъ о танцахъ и удовольствіи, отъ которыхъ она добровольно отказалась наканун. Кром того, мистрисъ Гибсонъ объявила ей, что перемнила свое намреніе и, можетъ быть, не отдастъ ей общанное платье. Она хочетъ сохранить его для Цинціи, если только оно не окажется слишкомъ для нея короткимъ: Цинція такого высокаго роста. Во всякомъ случа, Молли не должна была вполн терять надежду: платье въ конц-концовъ все-таки могло достаться ей.

XVIII.
Тайна мистера Осборна.

Молли, возвратясь посл своей отлучки изъ замка, уже нашла тамъ Роджера. Объ Осборн говорили очень мало, однако она узнала, что его ожидаютъ. Сквайръ почти не выходилъ изъ комнаты жены: онъ сидлъ возл нея, наблюдалъ за ней и повременамъ глубоко вздыхалъ. Она почти постоянно находилась подъ вліяніемъ усыпительныхъ лекарствъ, а когда пробуждалась, то всегда требовала къ себ Молли. Оставаясь наедин съ нею, она обращалась къ ней съ разспросами объ Осборн: гд онъ, увдомили ли его о ея болзни и прідетъ ли онъ? Въ настоящемъ разслабленномъ состояніи и при нсколько смутномъ пониманіи того, что вокругъ нея происходило, больная, казалось, сохранила только два вполн ясныя и отчетливыя впечатлнія. Одно относилось къ сочувствію, съ какимъ Молли встртила ея разсказъ о неудачахъ и предполагаемыхъ проступкахъ Осборна, другое — къ гнву, который противъ него высказывалъ ея мужъ. Она въ присутствіи сквайра никогда не произносила имени Осборна и неохотно о немъ говорила съ Роджеромъ, но зато съ глазу на глазъ съ Молли у ней только и было рчи, что объ отсутствующемъ сын. Ей какъ-будто засла въ голову мысль о томъ, что Роджеръ обвинялъ брата, тогда какъ Молли постоянно съ жаромъ за него заступалась, хотя защита молодой двушки въ то время и казалась ей представляющей весьма мало утшительнаго. Какъ бы то ни было, она избрала Молли своей повренной во всемъ, что касалось ея старшаго сына, и поручила ей узнать отъ Роджера — когда можно ожидать его прізда: въ томъ, что онъ прідетъ, она была вполн уврена.
— Вы мн передадите все, что узнаете отъ Роджера. Онъ отъ васъ ничего не будетъ скрывать.
Но прошло нсколько дней прежде, чмъ Молли удалось поговорить съ Роджеромъ, а положеніе мистрисъ Гамлей тмъ временемъ значительно ухудшилось. Наконецъ Молли встртилась съ Роджеромъ наедин. Она застала его въ библіотек, гд онъ сидлъ съ головой, опущенной на руки. Онъ не слышалъ звука ея шаговъ, пока она не очутилась совсмъ около него. Тогда онъ привсталъ и открылъ покраснвшее отъ слезъ лицо, съ безпорядочно падавшими вокругъ него волосами.
— Я давно ищу васъ видть наедин, сказала она.— Ваша мать желаетъ кое-что узнать о вашемъ брат, Осборн. Она еще на прошлой недл поручила мн разспросить васъ о немъ, но я не хотла этого длать при сквайр.
— Она со мной почти совсмъ не говоритъ о немъ.
— Я не знаю, почему: у насъ съ ней только и разговору, что о мистер Осборн. Всю эту недлю я очень мало видла ее, такъ-какъ она почти постоянно находится въ забытьи. Однако я все-таки хотла бы, въ случа, если она спроситъ, быть въ состояніи ей отвчать, конечно, если вы не имете ничего противъ этого.
Онъ снова опустилъ голову на руки и долго молчалъ.
— Что хочетъ она знать? спросилъ онъ наконецъ.— Извстно ли ей, что онъ долженъ сюда пріхать?
— Да. Но она хочетъ знать, гд онъ теперь?
— Я не могу сказать, да, впрочемъ, и я самъ не знаю хорошенько. Я полагаю, что онъ за границей, но ничуть въ этомъ не увренъ.
— Вы, однако, переслали къ нему письмо пап?
— Я отправилъ его къ одному изъ друзей Осборна, который лучше меня знаетъ, гд найдти его. Вамъ, конечно, извстно, Молли, что у него есть долги. Не даромъ же вы такъ долго живете въ нашемъ домъ на правахъ родной дочери. По этой, и еще по нкоторымъ другимъ причинамъ, а самъ не знаю хорошенько, гд онъ теперь.
— Я такъ и скажу ей. А вы уврены, что онъ прідетъ?
— Вполн увренъ. Но, Молли, я надюсь, что моя мать проживетъ еще нсколько времени — какъ вы думаете? По крайней-мр, докторъ Никольсъ такъ сказалъ вчера, когда былъ здсь съ вашимъ отцомъ. Онъ говоритъ, что она въ гораздо лучшемъ полояіеніи, чмъ онъ ожидалъ найти ее. Но, можетъ быть, вы опасаетесь какой-нибудь быстрой перемны, и потому выказываете такое нетерпніе на счетъ Осборна?
— Нтъ. Я васъ разспрашивала только по ея порученію. Она такъ желала о немъ что нибудь узнать! Мн кажется, она постоянно видитъ его во сн, а, просыпаясь, находитъ утшеніе въ разговорахъ со мной о немъ. Она какъ будто всегда соединяетъ насъ въ своихъ мысляхъ, мы прежде съ ней очень много о немъ говорили.
— Я ршительно не знаю, что бы мы вс безъ васъ длали? Вы были настоящей дочерью для моей матери.
— Я очень люблю ее, съ нжностью сказала Молли.
— Да, я вижу. Замтили ли вы, что она иногда зоветъ васъ: ‘Фанни’? Это имя моей маленькой сестры, которая давно умерла. Мн кажется, она иногда принимаетъ васъ за нее. Частью поэтому, а частью потому, что въ тревожное время трудно держаться въ границахъ формальной учтивости, я началъ называть васъ просто Молли. Вы не сердитесь на это?
— Напротивъ, мн очень пріятно. Но не скажете ли вы мн еще что нибудь о вашемъ брат? Ея желаніе узнать о немъ побольше доходитъ до страданія.
— Пусть она лучше сама обратится ко мн, впрочемъ, нтъ! Я далъ слово молчать, Молли, и не могъ бы нарушить его, несмотря на вс ея просьбы. Я думаю, онъ теперь въ Бельгіи, а ухалъ туда недли дв тому назадъ, отчасти для того, чтобъ избавиться отъ преслдованій своихъ кредиторовъ. Вы знаете, отецъ отказался платить его долги?
— Да, по крайней-мр, я знаю кое-что объ этомъ.
— Я сомнваюсь, чтобъ отецъ могъ немедленно достать такую большую сумму денегъ, какая требуется, не прибгая къ средствамъ, которыя ему въ высшей степени ненавистны. Тмъ не мене это ставитъ Осборна въ весьма неловкое и затруднительное положеніе.
— Мн кажется, что вашъ отецъ боле всего негодуетъ на таинственность, которая окружаетъ нею эту исторію съ деньгами.
— Если матушка когда нибудь заговоритъ съ вами объ этомъ, поспшилъ сказать Роджеръ: — то передайте ей отъ моего имени, что здсь нтъ ничего дурнаго, ничего порочнаго. Боле я ничего не могу сказать: я усталъ. Но успокойте ее на этотъ счетъ.
— Не думаю, чтобъ она теперь помнила вс подробности дла, возразила Молли.— Она о немъ много говорила со мной, до вашего прізда, когда сквайръ казался такимъ разсерженнымъ. Теперь она постоянно возвращается къ тому же предмету, но уже мысли ея не такъ ясны и память ей измняетъ. Я не думаю, чтобъ увидвъ его теперь, она вспомнила, что именно ее такъ безпокоило въ его отсутствіе.
— Онъ долженъ скоро пріхать. Я жду его каждый день, сказалъ Роджеръ съ безпокойствомъ.
— Какъ вы думаете, вашъ отецъ приметъ его очень сурово? спросила Молли такъ робко, какъ-бы опасаясь гнва сквайра лично для себя.
— Не знаю, отвчалъ Роджеръ.— Болзнь матушки могла измнить его, но въ былое время онъ нелегко прощалъ. Я помню разъ… впрочемъ, это нисколько не относится къ длу. Мн кажется, что онъ, ради матушки, сдерживаетъ себя и мало высказывается, но изъ этого еще не слдуетъ, чтобъ онъ забылъ. У отца немного привязанностей, но за то он очень сильны и все, что касается близкихъ ему людей, глубоко западаетъ ему въ душу. Эта несчастная оцнка помстья! Она его несказанно разстроила,
— Какимъ образомъ? спросила Молли.
— Она навела его на мысль, что будто бы разсчитываютъ на его смерть.
— Это ужасно! воскликнула она.
— Я готовъ поручиться собственной жизнью, что ничего подобнаго никогда не приходило Осборну въ голову. Но отецъ высказалъ свои подозрнія тономъ, который глубоко оскорбилъ Осборна. Онъ ушелъ въ себя и не хочетъ оправдаться даже за столько, на сколько это въ его власти. Несмотря на всю его любовь ко мн, я не имю надъ нимъ почти никакого вліянія, а не то онъ давно бы во всемъ открылся отцу. Теперь одна надежда на время. Еслибъ матушка была здорова, она бы, безъ сомннія, все уладила.
Онъ ушелъ, оставивъ Молли очень печальной. Каждый изъ членовъ нжно любимаго ею семейства страдалъ подъ тяжестью обстоятельствъ, изъ которыхъ не было исхода. Потребность въ помощи, какую она дотол могла оказывать, день это дня все становилась мене и мене ощутительна, такъ-какъ мистрисъ Гамлей отъ дйствія усыпительныхъ лекарствъ и разрушительной болзни постоянно находилась въ состояніи не то забытья, не то дремоты. Въ этотъ самый день отецъ говорилъ ей, что она хорошо бы сдлала, еслибъ возвратилась домой. Мистрисъ Гибсонъ нуждалась въ ней — правда ни для чего особеннаго, но тмъ не мене постоянно выражала желаніе имть ее при себ. А мистрисъ Гамлей теперь только изрдка о ней вспоминала. Ея положеніе (такъ думалъ ея отецъ, но ей самой подобная мысль и въ голову не приходила) въ семейств, гд единственная женская личность лежала больная въ постели, становилось неловкимъ. Но Молли усердно просила оставить ее въ замк еще хоть на два, на три дня, хоть до пятницы. Если мистрисъ Гамлей, говорила она со слезами, вдругъ потребуетъ ее, Молли, къ себ, и узнаетъ, что она ухала, это можетъ оскорбить ее и показаться ей неблагодарнымъ.
— Мое милое дитя, она перестаетъ въ комъ бы то ни было нуждаться! Вс земныя ощущенія въ ней начинаютъ притупляться.
— Папа, это всего хуже! Это невыносимо, и я не могу этому поврить! Она, конечно, можетъ вспомнить обо мн и снова позабыть, но я уврена, что она до послдней минуты, если только лекарства окончательно не лишатъ ея разсудка, будетъ думать о сквайр и своихъ дтяхъ, но больше всхъ объ Осборн, потому что онъ въ гор.
Мистеръ Гибсонъ покачалъ головой, но не возражалъ. Минуты черезъ дв онъ спросилъ:
— Я не хочу увозить тебя отсюда, пока ты воображаешь себ, что еще можешь быть ей полезна, но если до пятницы она тебя не потребуетъ къ себ, то убдишься ли ты тогда въ справедливости моихъ словъ и общаешься ли добровольно возвратиться домой?
— Но мн можно будетъ передъ отъздомъ взглянуть на нее, даже еслибы она сама и не позвала меня? спросила Молли.
— Конечно. Только будь осторожне, не шуми и не заговаривай съ ней. Я почти увренъ, что она сама боле не вспомнитъ о теб.
— Не можетъ быть, папа. Если же нтъ, то я въ пятницу уду отсюда, а пока, мн все еще хочется надяться!
Итакъ Молли осталась, стараясь длать все, что могла для успокоенія и облегченія сквайра и Роджера. Она видла ихъ только за обдомъ или въ случаяхъ, когда требовалось сдлать то или другое распоряженіе. Имъ было не до разговоровъ, и Молли большую часть времени проводила въ уединеніи.
Вечеромъ того самаго дня, когда она имла разговоръ съ Роджеромъ, пріхалъ и Осборнъ. Онъ направился прямо въ гостиную, гд Молли, сидя у камина, читала при свт пылавшаго въ немъ угля: она не хотла спросить свчей лично для своего употребленія. Онъ вошелъ съ какой-то нервной поспшностью, при чемъ казалось, что онъ сейчасъ споткнется и упадетъ. Молли встала. Онъ не замтилъ ее сначала, но теперь быстро подошелъ къ ней, взялъ ее за об руки, подвелъ къ дрожащему свту камина и впился въ нее глазами,
— Что она? Скажите мн правду. Вамъ, конечно, все извстно.
Прежде чмъ она успла отвчать, онъ быстро опустился на ближайшій стулъ и закрылъ глаза рукой.
— Она очень больна, сказала Молли.— Вы это уже знаете, но, повидимому, она немного страдаетъ. Съ какимъ нетерпніемъ она васъ ждала!
Онъ громко застоналъ:
— Мн отецъ запретилъ являться сюда.
— Я знаю, сказала Молли.— Вашего брата тоже здсь не было. Никто не ожидалъ, что болзнь ея приметъ такой серьзный оборотъ: вс привыкли видть ее страждущей.
— Вы знаете… Да! Конечно, она вамъ все повряла, она васъ такъ любила! Но Богу извстно, какъ нжно и искренно я былъ къ ней привязанъ. Еслибъ мн не запретили показываться домой, я бы давнымъ-давно все разсказалъ ей. Отецъ зналъ, что я теперь сюда пріду?
— Да, отвчала Молли.— Я сказала ему, что папа вамъ писалъ.
Въ эту самую минуту вошелъ сквайръ. Его еще не увдомили о прізд Осборна и онъ искалъ Молли, чтобъ попросить ее написать за него письмо. Осборнъ не всталъ при вход отца. Онъ былъ слишкомъ утомленъ, слишкомъ огорченъ и негодовалъ на сквайра за его суровыя, исполненныя оскорбительныхъ намековъ письма. Еслибъ онъ теперь приблизился къ нему и высказалъ, что у него было на душ, все могло бы принять совершенно иной оборотъ. Но онъ выжидалъ, чтобъ отецъ прежде замтилъ его и ободрилъ ласковымъ словомъ. Но сквайръ, увидя его, только воскликнулъ:
— Вы здсь, сэръ!
И не кончивъ наставленій, которыя давалъ Молли на счетъ письма, онъ быстро вышелъ изъ комнаты. А между тмъ все это время сердце его било тревогу и съ тоской рвалось къ сыну, но ихъ разлучала взаимная гордость. Прямо изъ гостиной, онъ отправился къ дворецкому, освдомиться когда и какъ пріхалъ мистеръ Осборнъ, лъ ли онъ что-нибудь, то-есть, обдалъ ли?
— Я, кажется, начинаю выживать изъ ума и изъ памяти, сказалъ бдный сквайръ, хватаясь за голову.— Но даже для спасенія моей жизни я не могъ бы теперь припомнить, обдали ужь мы, или еще нтъ. Безконечныя ночи, вся эта печаль и бдніе меня совсмъ уничтожаютъ!
— Можетъ быть, сэръ, вы скушаете что-нибудь съ мистеромъ Осборномъ. Мистрисъ Морганъ приготовляетъ для него закуску. Вы за обдомъ едва присли и тотчасъ же встали, сэръ, вамъ показалось, что васъ звала мистрисъ Гамлей.
— Ахъ, да! Теперь я вспомнилъ. Нтъ! Я ничего боле не хочу. Подайте мистеру Осборну вина, какое онъ самъ выберетъ. Можетъ быть, онъ въ состояніи пить и сть. И сквайръ поплелся наверхъ съ горечью и печалью въ сердц.
Когда въ гостиную принесли свчи, Молли была поражена перемной, происшедшей въ Осборн. Онъ имлъ утомленный, въ высшей степени несчастный видъ, вроятно — отъ тревоги и слишкомъ быстраго путешествія. Въ немъ не оставалось и тни того изящнаго, любезнаго джентльмена, какимъ нашла его Молли, когда онъ два мсяца тому назадъ былъ съ визитомъ у ея мачихи. Но теперь онъ ей больше нравился. Онъ казался проще, искренне, не стыдился выказывать своихъ чувствованій и особенно тепло и дружески освдомился о Роджер, какъ-бы съ нетерпніемъ желая поскоре съ нимъ увидться. Но Роджера не было дома: онъ ухалъ въ Ашкомбъ по дламъ сквайра. Осборнъ былъ явно этимъ недоволенъ и, наскоро пообдавъ, безпокойно зашагалъ по гостиной.
— Вы уврены въ томъ, что мн нельзя будетъ ее сегодня видть? спросилъ онъ Молли уже въ третій или четвертый разъ.
— Почти уврена. Если вы хотите, я опять схожу наверхъ и спрошу. Но мистрисъ Джонсъ, сидлка, присланная докторомъ Никольсомъ, особа очень ршительная. Я была тамъ, когда вы обдали. Мистрисъ Гамлей только что приняла капли и ее ни подъ какимъ видомъ не слдуетъ тревожить.
Осборнъ продолжалъ ходить взадъ и впередъ, говоря не то съ Молли, не то съ самимъ собой.
— Скорй бы возвратился Роджеръ! Отъ него одного я, кажется, только и могу надяться на дружескій пріемъ. Скажите, пожалуйста, мисъ Гибсонъ, отецъ такъ-таки безвыходно и живетъ въ комнат матушки?
— Онъ постоянно бываетъ тамъ со времени ея послдняго припадка. Мн кажется, онъ упрекаетъ себя за то, что прежде не довольно серьзно смотрлъ на ея болзнь.
— Вы слышали все, что онъ сказалъ мн: немного ласковаго, не правда ли? А матушка, которая всегда — заслуживалъ ли я похвалы или порицанія — бывала со мной такъ… Роджеръ непремнно возвратится домой къ ночи?
— Непремнно.
— Вы у насъ гостите, неправда ли? Часто вы видите матушку или, всемогущая сидлка и васъ къ ней не пускаетъ?
— Послдніе три дня мистрисъ Гамлей не спрашивала меня, а я хожу къ ней только, когда она меня зоветъ. Я, вроятно, въ пятницу совсмъ отсюда уду.
— Васъ матушка очень любила, я это знаю.
Черезъ минуту онъ сказалъ съ болзненной дрожью въ голос:
— Вамъ, безъ сомннія, извстно, въ памяти ли она?
— Она иногда бываетъ въ забытьи, отвчала Молли съ особенной мягкостью въ тон.— Ей даютъ много усыпительныхъ лекарствъ, но она никогда не бредитъ, а только забывается и спитъ.
— О, матушка, матушка! воскликнулъ онъ и, остановись около камина, облокотился на него и закрылъ лицо руками.
Съ возвращеніемъ Роджера Молли сочла нужнымъ оставить ихъ однихъ. Бдная двушка! Пора ей было удалиться съ этой сцены печали и тревоги, гд она боле не могла приносить никакой пользы. Въ настоящій вечеръ она заснула въ слезахъ. Еще два дня, и наступитъ пятница, и ей придется вырвать корни, которые она пустила въ здшнюю почву. На слдующій день погода была ясная, а солнечный свтъ всегда благотворно дйствуетъ на молодое сердце. Молли сидла въ столовой, и въ ожиданіи джентльменовъ приготовляла для нихъ чай. Она все надялась, что сквайръ и Осборнъ примирятся еще до ея отъзда. Въ этомъ неудовольствіи, возникшемъ между отцомъ и сыномъ, было гораздо боле горечи, нежели въ болзни, ниспосланной Богомъ. Но, встртясь за завтракомъ, они съ намреніемъ избгали обращаться другъ къ другу. Длинное путешествіе, изъ котораго Осборнъ возвратился наканун, представляло удобный предметъ для разговора. Но Осборнъ не говорилъ, откуда онъ пріхалъ: съ свера или съ юга, съ востока или съ запада, а сквайръ удерживался отъ всякаго намека на то, что сынъ его, повидимому, желалъ сохранить въ тайн. Кром того, между ними было одно невысказанное подозрніе, одинаково тяготившее ихъ обоихъ. И тотъ и другой приписывали, если не самую болзнь мистрисъ Гамлей, то, во всякомъ случа, усиленіе ея внезапному открытію долговъ Осборна. Поэтому вс ихъ попытки вести оживленный разговоръ ограничивались обмномъ незначительныхъ вопросовъ и отвтовъ и замчаніями, которыя были преимущественно обращаемы къ Молли и къ Роджеру. Подобнаго рода отношенія, конечно, имли въ себ мало пріятнаго и не могли породить дружескихъ чувствованій, но по крайней-мр все было прилично и спокойно. День еще не прошелъ, а Молли начала сожалть, что не послушалась совта отца и не ухала домой. Повидимому, никто въ ней не нуждался. Мистрисъ Джонсъ, сидлка, увряла ее, что мистрисъ Гамлей боле не вспоминала о ней. Маленькія услуги, которыя она еще могла бы оказывать въ коыпат больной, теперь, когда тамъ водворилась настоящая сидлка, были совершенно излишни. Осборнъ и Роджеръ довольствовались обществомъ другъ друга, и Молли теперь только вполн поняла значеніе, какое для нея имли коротенькіе разговоры, которые она имла съ Роджеромъ въ предъидущіе дни: они заставляли ее думать, наполняли ея время и избавляли отъ скуки въ длинные часы одиночества. Правда, Осборнъ былъ очень учтивъ и даже старался выразить ей свою благодарность за ея заботы о матери, но въ то же время онъ, казалось, принялъ твердую ршимость не высказываться боле и даже какъ будто стыдился печали, которую былъ не въ силахъ сдержать наканун. Онъ обращался съ ней такъ, какъ пріятные молодые люди обыкновенно обращаются съ пріятными молодыми двицами. Молли почти сердилась на это. Одинъ сквайръ, повидимому, еще считалъ ее на что-нибудь годной. Онъ поручалъ ей писать письма, вести счеты, и она изъ благодарности готова была цаловать ему руки.
Насталъ послдній день ея пребыванія въ замк. Роджеръ отлучился изъ дому по дламъ сквайра. Молли вышла въ садъ и погрузилась въ воспоминанія о прошедшемъ лт, когда софа мистрисъ Гамлей выносилась на лужокъ, подъ развсистый старый кедръ, и она сидла тамъ, вдыхая въ себя теплый воздухъ, пропитанный ароматомъ розъ и шиповника. Теперь, деревья стояли обнаженныя, а въ рзкомъ, морозномъ воздух не носилось никакихъ благоуханій. Въ дом, въ верхнемъ этаж, окна были завшены блыми сторами, изгонявшими изъ комнаты больной блдный свтъ зимняго солнца. Молли думала о томъ дн, когда отецъ впервые привезъ ей извстіе о своемъ намреніи вторично жениться: тогда густая чаща лса — теперь пордла, на кустарникахъ и на земл, везд сверкалъ серебристый пней, а втви деревьевъ рзко и отчетливо рисовались на блдномъ фон неба. Молли спрашивала себя: будетъ ли она когда-нибудь снова способна съ такимъ отчаяніемъ предаваться горю, роптать на судьбу и негодовать на людей? А это чувство, которое побуждало ее теперь считать жизнь слишкомъ короткой для того, чтобъ придавать такъ много значенія ея скорбямъ и невзгодамъ, было оно въ ней слдствіемъ ея нравственнаго усовершенствованія или только оцпепенія, въ какое она впала? Смерть одна имла въ настоящую минуту въ ея глазахъ силу дйствительности. У нея не хватало энергіи даже на то, чтобъ идти скорымъ шагомъ и продлить свою прогулку, она вернулась домой. Солнце весело ударяло въ окна, слуги, подъ вліяніемъ непривычной имъ дятельности, отворили ставни въ обыкновенно никмъ незанятой библіотек. Среднее окно въ то же время служило и дверью, которая была окрашена въ блую краску. Молли повернула на маленькую, выложенную камнемъ дорожку, мимо оконъ библіотеки, и вошла въ ея открытую дверь. Она имла позволеніе выбирать книги, какія ей придутся по вкусу, и отвозить ихъ домой. Взобравшись на лстницу для того, чтобъ удобне достигнуть до одной изъ высокихъ полокъ, расположенныхъ въ отдаленномъ и темномъ углу комнаты, она наткнулась на книгу, которая заинтересовала ее. Молли тутъ же услась на ступенькахъ и погрузилась въ чтеніе. Прошло нсколько времени, а она все сидла въ шляпк и салон и читала. Вдругъ въ комнату вошелъ Осборнъ. Онъ не тотчасъ увидлъ Молли, да врядъ ли бы и совсмъ замтилъ ее, еслибъ она его не окликнула. Онъ, казалось, очень спшилъ.
— Не мшаю ли я вамъ? Я только на минутку вошла сюда. И говоря это, она съ книгой въ рукахъ спустилась съ лстницы.
— Нисколько, отвчалъ онъ.— Во всякомъ случа не вы меня, а я васъ потревожилъ. Мн необходимо написать письмо до отхода почты: я напишу и тотчасъ же уйду. Но тутъ отворена дверь: не холодно ли вамъ?
— О, нтъ, свжій воздухъ меня оживляетъ.
Она снова начала читать, сидя на послдней ступеньк лстницы, а онъ писалъ у окна за большимъ, старомоднымъ письменнымъ столомъ. Впродолженіе двухъ-трехъ минутъ царствовало глубокое молчаніе, нарушаемое только скрипомъ пера, которымъ Осборнъ быстро водилъ по бумаг. Затмъ послышался стукъ отворяемой и затворяемой калитки и въ дверяхъ показался Роджеръ. Онъ стоялъ лицомъ къ Осборну и спиной къ Молли въ ея уголку. Въ рукахъ его было письмо и онъ произнесъ, съ трудомъ переводя духъ:
— Письмо отъ твоей жены, Осборнъ! Я шелъ мимо почты и думалъ…
Осборнъ вскочилъ съ выраженіемъ гнва и испуга на лиц.
— Роджеръ! Что ты сдлалъ! Разв ты не видишь ея?
Роджеръ обернулся. Позади его, въ углу комнаты, стояла Молли, покраснвшая и дрожащая, какъ будто бы только что совершившая преступленіе. Роджеръ вошелъ въ комнату. Вс трое были, повидимому, одинаково смущены и испуганы. Молли первая подошла и заговорила:
— Мн очень, очень жаль, что это такъ случилось! Вы не хотли, чтобъ я слышала, но право я невиновата! Вы мн врите, не правда ли? Потомъ она обратилась къ Роджеру и со слезами на глазахъ прибавила:— прошу васъ, скажите ему, что на меня можно положиться.
— Что сдлано, того не измнишь, отвчалъ Осборнъ мрачно.— Только Роджеръ, который зналъ, какой важности для меня это дло, долженъ бы былъ сначала осмотрться, а потомъ уже говорить.
— Совершенно справедливо, отвчалъ Роджеръ.— Я сержусь на себя боле, нежели ты можешь себ представить. Не потому, однако, чтобъ на васъ нельзя было положиться, продолжалъ онъ, обращаясь къ Молли:— я врю вамъ, какъ самому себ.
— Все это хорошо, возразилъ Осборнъ: — но, ты видишь, какъ самыя расположенныя ко мн личности легко измняютъ тайн, которую я считаю нужнымъ тщательно скрывать.
— Да, я знаю твое мнніе на этотъ счетъ, сказалъ Роджеръ.
— Не станемъ возобновлять стараго спора, особенно въ присутствіи третьяго лица.
Молли съ трудомъ удерживала слезы. Теперь, когда на нее намекнули, какъ на лишнюю, какъ на особу, при которой братья не могли свободно говорить, она сказала:
— Я ухожу. Конечно, мн и прежде не слдовало здсь оставаться. Я такъ, такъ сожалю!… Но я постараюсь забыть все, что слышала.
— Вы не можете сдлать этого, возразилъ Осборнъ, все еще очень раздраженный.— Но общайте мн, что вы никогда ни съ кмъ не будете говорить объ этомъ, ни даже съ Роджеромъ или со мной? Можете ли вы продолжать поступать такъ, какъ будто бы вамъ ничего не извстно? Я увренъ, основываясь на мнніи о васъ Роджера, что на ваше слово можно положиться.
— Да, я общаю, сказала Молли и протянула ему руку. Осборнъ взялъ ее, но съ видомъ, который явно говорилъ, что о въ находитъ это излишнимъ. Она прибавила.— Я полагаю, что и не давъ общанія, я молчала бы. Но, конечно, лучше связать себя честнымъ словомъ. Теперь я уйду. То была несчастная минута, въ которую я вздумала войдти сюда!
Она тихонько положила на столъ книгу и направилась къ дверямъ, съ трудомъ сдерживая душившія ее рыданія. Роджеръ очутился у дверей прежде нея и, отворяя ихъ, пристально смотрлъ на нее и, казалось, прочелъ все, что было у нея на душ. Онъ взялъ ее за руку и крпкимъ пожатіемъ выразилъ свое сочувствіе и сожалніе.
Бдняжка была сильно огорчена. Въ послднее время нервы ея находились постоянно въ напряженномъ состояніи. Она и прежде съ сожалніемъ собиралась покинуть Гамлей, а теперь къ этому сожалнію присоединилась новая тяжесть въ вид необходимости хранить тайну, которой ей никогда не слдовало бы проникать, и такимъ образомъ нести на себ большую отвтственность. Затмъ невольно возникалъ вопросъ: кто была жена Осборна? Молли хорошо знала, чего каждый членъ семейства требовалъ отъ будущей владтельницы замка. Въ первые дни ихъ знакомства, сквайръ всячески старался внушить Молли, что Осборнъ, его наслдникъ, никакъ не пара для скромной дочери провинціальнаго доктора. Съ этой цлью онъ часто говаривалъ, что представитель Гамлеевъ изъ Гамлея въ лиц его умнаго, красиваго, блестящаго сына, Осборна, долженъ жениться не иначе, какъ на очень знатной и богатой невст. Мистрисъ Гамлей, съ своей стороны, хотя и безсознательно, нердко составляла планы для принятія и водворенія въ замк будущей и еще неизвстной супруги ея старшаго сына.
— Гостиная должна быть вновь отдлана, когда Осборнъ женится — говорила она. Или:— жена Осборна, вроятно, поселится въ западной части дома. Ей, можетъ быть, непріятно будетъ жить съ нами, стариками, но мы постараемся, чтобъ это было для нея по возможности мене чувствительно.— Или: — когда здсь появится мистрисъ Осборнъ, мы ей подаримъ новый экипажъ, а съ насъ будетъ довольно и стараго.
Изъ всего этого Молли заключила, что будущая мистрисъ Осборнъ непремнно должна быть очень красивая и знатная леди, одно присутствіе которой неизбжно превратитъ Гамлей въ нчто весьма важное и величественное и на всегда изгонитъ изъ него простоту и непринужденность, по ея мннію, составлявшія главную его прелесть. Да и самъ Осборнъ, во время своего посщенія мистрисъ Гибсонъ, такъ небрежно отзывался о разныхъ провинціальныхъ красавицахъ! Онъ былъ такой изящный и постоянно рисовался, даже дома, съ тою только разницей, что дома онъ имлъ видъ поэтически-томный, а въ гостяхъ аристократически-непристуиный. Кого же этотъ разборчивый молодой человкъ могъ выбрать себ въ супруги? Какая женщина могла быть достойна его, а разъ, что нашлась таковая, зачмъ ему было скрывать свой бракъ съ ней? Молли съ трудомъ прогнала отъ себя эти мысли. Да и стоило ли ей ломать голову надъ загадкой, которую она не могла и не должна была стараться разршить? Данное слово, какъ крпкая стна, заграждало ей путь. Можетъ быть, ей даже не слдовало и думать объ этомъ предмет, нетолько что слагать вмст отрывки слышанныхъ ею разговоровъ и пойманныхъ налету словъ и именъ, чтобъ посл выводить изъ нихъ заключенія. Молли со страхомъ думала о томъ, какъ она снова встртится съ братьями, но безпокойство ея оказалось напраснымъ: они вс сошлись за обдомъ, какъ ни въ чемъ ни бывало. Сквайръ былъ молчаливъ — не то печаленъ, не то чмъ либо недоволенъ. Съ самаго прізда Осборна, онъ еще ни о чемъ съ нимъ не разговаривалъ, исключая о самыхъ пустыхъ и ничего незначащихъ предметахъ, да и то въ такихъ случахъ, когда сказать что-нибудь длалось необходимостью. Опасное положеніе жены несказанно тяготило его и какъ мрачная туча отнимало свтъ у его существованія. Въ обращеніи Осборна съ отцомъ проглядывало равнодушіе, притворное, по мннію Молли, но сомнительно-примирительнаго свойства. Роджеръ, спокойный и совершенно естественный и свободный, говорилъ боле прочихъ, хотя у него тоже было нелегко надуш. Онъ почти исключительно обращался къ Молли, вдаваясь въ длинные разсказы о послднихъ открытіяхъ въ области естественныхъ наукъ, это поддерживало разговоръ, почти безъ участія другихъ присутствовавшихъ за обдомъ лицъ. Молли ожидала увидть Осборна нсколько инымъ, чмъ обыкновенно, можетъ быть — недовольнымъ, пристыженнымъ, разсерженнымъ. Ни чуть не бывало, онъ ничмъ не отличался отъ всегдашняго красиваго, изящнаго, томнаго Осборна. Онъ дружелюбно относился къ брату, учтиво къ ней и съ наружнымъ спокойствіемъ къ отцу. Подъ его ровнымъ обращеніемъ и небрежными манерами никакъ нельзя было подозрвать существованіе романа,— такъ искусно он скрывали его. Молли давно желала, встртить любовь въ дйствительной жизни: желаніе ея исполнилось, но она отъ этого не ощущала ни малйшаго удовольствія. На всемъ событіи лежалъ какой-то оттнокъ таинственности и неизвстности. Она сравнивала съ нимъ свою спокойную жизнь въ Голлингфорд у честнаго, прямодушнаго отца, гд всякому было извстно, кто что длаетъ, и, отдавая преимущество своему дому, примирялась даже со всми невзгодами, которыя посщали ее въ послднее время. Конечно, ей было невыразимо грустно разставаться съ Гамлеемъ, а молчаливое прощаніе съ спящей, безсознательной мистрисъ Гамлей, перевернуло въ ней сердце. Тмъ не мене, она теперь покинула замокъ съ соверщенно инымъ чувствомъ, чмъ могла бы сдлать это недли дв тому назадъ. Тогда больная ежеминутно нуждалась въ ней и Молли сознавала, что она полезна и необходима для ея благосостоянія. Въ настоящее же время бдная, добрая леди, казалось, забыла о существованія своей любимицы: она жила еще физически, но душа ея уже утратила вс свои способности.
Молли отправили домой въ карет, и на прощанье осыпали ее ласками и изъявленіями благодарности. Осборнъ оборвалъ для нея вс цвты, какіе только находились въ дом, а Роджеръ далъ ей съ собой богатый запасъ книгъ. Сквайръ безмолвно пожималъ ей руки, не находя словъ, чтобъ выразить свою признательность, и наконецъ горячо обнялъ ее и поцаловалъ такъ нжно, какъ будто бы она дйствительно была его дочерью.

XIX.
Пріздъ Цинціи.

Никто не встртилъ Молли при ея возвращеніи домой. Отецъ ея былъ у больныхъ, а мистрисъ Гибсонъ отправилась длать визиты. Такъ по крайней-мр сказали Молли слуги. Она пошла наверхъ въ свою комнату, намреваясь уставить тамъ привезенныя съ собой книги, и съ удивленіемъ увидла, что комната, находившаяся противъ ея, по другую сторону корридора, чистилась и убиралась. Тамъ сметали пыль, наливали въ рукомойникъ свжую воду и развшивали полотенца.
— Кого-нибудь ждутъ? спросила Молли у служанки.
— Да, дочь госпожи, изъ Франціи. Мисъ Киркпатрикъ должна пріхать завтра.
Наконецъ-то! Какое удовольствіе имть подругу своихъ лтъ, сестру! Печаль Молли нсколько разсялась, и она съ нетерпніемъ ожидала возвращенія мистрисъ Гибсонъ, чтобъ разспросить ее о Цинціи. Извстіе о прізд послдней, безъ сомннія, пришло неожиданно, а то мистеръ Гибсонъ, конечно, предупредилъ бы и о немъ наканун, когда видлся съ ней въ замк. Теперь Молли было не до чтенія. Поспшно выложивъ книги и разставивъ ихъ далеко не съ обычной своей аккуратностью, она сошла въ гостиную и ни за что не могла приняться. Наконецъ, возвратилась мистрисъ Гибсонъ, утомленная ходьбой и тяжелымъ бархатнымъ бурнусомъ. Пока она снимала его, а потомъ отдыхала впродолженіе нсколькихъ минутъ, вопросы Молли оставались безъ отвта.
— Да! Цинція прідетъ завтра около десяти часовъ. Что за томительный день для настоящаго времени года! Я почти готова упасть въ обморокъ!— Цинція услышала, что кто-то собирается хать въ Англію и поспшила воспользоваться этимъ случаемъ. Такимъ образомъ, она оставляетъ пансіонъ двумя недлями ране, чмъ было ршено нами. Она все это устроила такъ быстро, что я не могла написать ей, довольна я или нтъ ея распоряженіемъ, а между тмъ, я должна заплатить въ пансіонъ, какъ будто бы она пробыла тамъ все время сполна. А я еще собиралась поручить ей привезти мн французскую шляпку, по которой и вы могли бы посл сдлать себ такую же! Тмъ не мене, я очень рада возвращенію бдняжки.
— Что съ ней? спросила Молли.
— Ничего. Почему вы это спрашиваете?
— Вы назвали ее бдняжкой, и я испугалась, думая, ужь не захворала ли она.
— О, нтъ! Это у меня привычка, которую я пріобрла, когда умеръ мистеръ Киркпатрикъ. Вы разв не знаете — двочекъ, лишившихся отца, всегда называютъ ‘бдняжками’. О, нтъ! Цинція никогда не хвораетъ. Она сильна, какъ лошадь, и никогда не устаетъ такъ, какъ, напримръ, я сегодня. Принесите мн стаканъ вина и бисквитъ, моя милая. Я совсмъ ослабла.
Пріздъ Цинціи волновалъ мистера Гибсона гораздо боле, нежели ея мать. Онъ ожидалъ отъ него много удовольствія для Молли, на которой, несмотря на свою недавнюю женидьбу, преимущественно сосредоточивались вс его интересы. Онъ даже улучилъ свободную минутку, чтобъ сбгать наверхъ и заглянуть въ комнаты молодыхъ двушекъ, установленныя мебелью, не дешево ему стоившею.
— Я полагаю, молоденькимъ леди нравится подобное убранство комнатъ. Конечно, это очень мило, но…
— Моя прежняя комната мн больше нравилась, папа, но, можетъ быть, Цинція привыкла къ иному.
— Можетъ быть. Во всякомъ случа, она увидитъ, что мы старались сдлать ея комнату красивой. Твоя точно такая же, какъ и ея — это хорошо. Она могла бы обидться, еслибъ ея была лучше твоей. А теперь прощай. Спи спокойно на твоей легкой, изящной постельк.
На слдующее утро Молли поднялась очень рано, почти до свту, и принялась украшать комнату Цинціи цвтами, которые привезла изъ Гамлея. За завтракомъ она почти ничего не ла, и, лишь только встала изъ-за стола, бросилась наверхъ за шляпой и бурнусомъ, полагая, что мистрисъ Гибсонъ непремнно пойдетъ въ гостиницу ‘Ангела’, гд останавливался дилижансъ, который долженъ былъ привезти ея дочь посл двухлтней разлуки. Но, къ удивленію Молли, мистрисъ Гибсонъ, по обыкновенію, услась за пяльцы, и въ свою очередь съ изумленіемъ взглянула за молодую двушку, стоявшую передъ ней въ шляпк и въ бурнус.
— Куда вы собираетесь такъ рано, мое дитя? Туманъ еще не разошелся.
— Я думала, что вы пойдете на встрчу къ Цинціи и хотла идти съ вами.
— Она будетъ здсь черезъ полчаса. Вашъ дорогой папа приказалъ садовнику отправиться съ ручной тележкой за за поклажей, и я ничуть не буду удивлена, если окажется, что онъ самъ встртилъ ее.
— А мы, значитъ, не пойдемъ? спросила Молли печально.
— Конечно, нтъ. Она почти тотчасъ по прізд будетъ здсь. Кром того, я не люблю длать изъ себя зрлище и выставлять напоказъ свои чувства передъ всякимъ, кому въ то время случится проходить по улиц. Вы забываете, что я не видла ея цлыхъ два года, и ничуть не хочу разыгрывать сценъ на рыночной площади.
И она принялась за вышиванье. Молли постаралась утшиться и, высунувшись изъ окна, пристально смотрла на улицу.
— Вотъ она, вотъ она! вскрикнула она вскор. Отецъ ея шелъ рядомъ съ молодой леди высокаго роста, а сзади Вильямъ везъ въ тележк поклажу. Молли бросилась къ парадной двери и широко раскрыла ее для пріема вновь прибывшей.
— Ну, вотъ и она! Молли, это Цинція. Цинція, Молли. Вдь вы сестры, какъ вамъ извстно.
Молли увидла въ дверяхъ, противъ свта, прекрасную, стройную фигуру, черты лица которой въ первую минуту не могла разсмотрть. Внезапная робость охватила ее и помшала ей привтствовать Цинцію такъ, какъ она намревалась. Но она обняла ее и поцаловала въ об щоки.
— А вотъ и мама, сказала она, смотря черезъ Молли на лстницу, гд стояла мистрисъ Гибсонъ, укутанная въ шаль и дрожащая отъ холода. Цинція бросилась къ ней, оставивъ Молли и мистера Гибсона, которые отвернулись, чтобъ не мшать встрч матери съ дочерью.
Мистрисъ Гибсонъ сказала:
— Какъ ты выросла, моя дорогая! Ты имешь видъ совсмъ взрослой женщины.
— Еще бы! Впрочемъ, я уже была таковой до моего отъзда изъ Англіи, и съ тхъ поръ очень мало выросла — но за то, надо надяться, поумнла.
— Да, надо надяться! повторила мистрисъ Гибсонъ съ особеннымъ удареніемъ. Въ словахъ обихъ, несмотря на всю ихъ незначительность, явно скрывался особенный смыслъ.
Когда они вошли въ гостиную, Молли была поражена красотой Цинціи, которую теперь только вполн разсмотрла. Черты лица ея были не совсмъ правильны, но до такой степени подвижны, что никому и въ голову не приходило замчать ихъ недостатки. Улыбка ея была восхитительна и вообще вся игра физіономіи сосредоточивалась около рта, тогда какъ прекрасной формы глаза рдко мняли свое выраженіе. Яркостью и свжестью красокъ она походила на мать, только на ея цвт лица было мене оттнковъ, свойственныхъ кож женщинъ, которыя въ очень ранней молодости были рыжеволосы. А продолговатые, серьзные, острые глаза окаймлялись длинными, темными рсницами, совершенно непохожими на т, которыя, вслдствіе своей безцвтности, придавали мистрисъ Киркпатрикъ нсколько безсмысленное выраженіе. Молли, такъ-сказать, влюбилась въ нее съ первой минуты. Она сидла у камина и грла руки и ноги съ такой непринужденностью, какъ будто провела здсь всю свою жизнь. Не обращая особеннаго вниманія на мать, которая внимательно разсматривала ея одежду, она, казалось, изучала Молли и мистера Гибсона, устремивъ на нихъ пристальный, серьзный взоръ.
— Васъ въ столовой ожидаетъ горячій завтракъ, сказалъ мистеръ Гибсонъ: — онъ, я думаю, нелишній посл вашего ночного путешествія. Онъ взглянулъ на жену, на мать Цинціи, но та, повидимому, не намревалась снова покинуть теплую гостиную.
— Молли тебя проводитъ въ твою комнату, моя милая, сказала она: — ваши спальни находятся по сосдству, и ей самой надо снять шляпку и бурнусъ. Я прійду въ столовую и посижу тамъ, пока ты будешь завтракать, но теперь холодъ мн кажется черезчуръ страшнымъ.
Цинція встала и послдовала за Молли наверхъ.
— Мн очень жаль, что у васъ нтъ огня, сказала Молли:— но, вроятно, на счетъ этого не было сдлано распоряженія, а я не отдаю никакихъ приказаній. Но вотъ, по крайней-мр, горячая вода.
— Подождите минутку, сказала Цинція, взявъ Молли за об руки и пристально смотря ей въ лицо, но такъ, однако, что той это не было непріятно.
— Я думаю, что полюблю васъ, и очень рада этому. Я такъ боялась противнаго! Мы вс въ неловкомъ положеніи, не правда ли? Но вашъ отецъ мн очень нравится.
Молли не могла не улыбнуться тону, съ какимъ это было сказано. Цинція отвчала на улыбку.
— Вы можете смяться, но, право, со мной не такъ-то легко ладить. Мама и я, мы постоянно ссорились прежде, надюсь, что теперь мы об поумнли. Прошу васъ, оставьте меня одну на четверть часика. Мн боле ничего не нужно.
Молли ушла въ свою комнату дожидаться, пока Цинція захочетъ сойдти въ столовую, чтобъ тогда показать ей дорогу. Въ этомъ, собственно говоря, не было необходимости: въ такомъ маленькомъ дом, всякій легко могъ съ помощью самаго ничтожнаго соображенія найдти любую комнату. Но Цинція совсмъ очаровала Молли, которой поэтому и хотлось услужить ей. Съ той самой минуты, какъ она услышала о возможности пріобрсти сестру (хотя трудно было бы ршить, какимъ образомъ она ей приходилась сестрой), Молли безпрестанно думала о Цинціи, и теперь, когда та пріхала, немедленно поддалась обаятельной прелести ея обращенія. Есть личности, въ большой мр надленныя этой способностью очаровывать всякаго, кто къ нимъ приближается. Въ каждомъ пансіон бываетъ двочка, привлекающая къ себ всхъ другихъ, но это не добротой своей, ни красотой, ни умомъ, ни кротостью, а чмъ-то, чего нельзя опредлить и чему нельзя дать имени. Это нчто въ род того, на что намекается въ старой псн:
Love me not for comely grace,
For my pleasing eye and face,
No, nor for my constant heart —
For these may change, and turn to ill,
And thus true love may sever.
But love me on, and know not why,
So hast thou the same reason still
To date upon me ever.
(Люби меня, но не за красоту лица и глазъ — не за постоянство моего сердца, все это можетъ измниться, а вмст съ тмъ, угаснетъ и любовь. Но люби меня, самъ не зная за что, и тогда ты будешь вчно мною восхищаться).
Женщины нердко производятъ такое впечатлніе нетолько на мужчинъ, но и на особъ одного съ ними пола. Это что-то неуловимое состоитъ изъ смшенія различныхъ качествъ и дарованій, изъ которыхъ ни одно не выдается особенно такъ, чтобъ его можно было назвать преимущественно передъ другими. Такое очарованіе, однако, несовмстимо съ строгими понятіями о чести и справедливости, потому что въ немъ подразумвается умнье приноравливаться къ людямъ и до нкоторой степени льстить ихъ привычкамъ и наклонностямъ. Во всякомъ случа, Молли могла бы скоро убдиться въ томъ, что Цинція не отличается черезчуръ строгой нравственностью. Но въ настоящую минуту она была ослплена блестящей красотой своей подруги, и ничуть не намревалась открывать въ ней недостатки.
Цинція до такой степени была проникнута сознаніемъ своей красоты, что перестала о ней заботиться. Молли любила смотрть на нее, когда она ходила по комнат граціозной, свободной поступью, двигаясь какъ-бы подъ звуки музыки. Ея одежда, которая въ настоящее время показалась бы странной, какъ нельзя больше шла къ ея фигур и лицу, и мода въ ней всегда была подчинена самому строгому и изящному вкусу. Платья ея были недороги, а число ихъ весьма ограничено. Мистрисъ Гибсонъ пришла въ ужасъ, узнавъ, что у Цинціи ихъ всего только четыре перемны, тогда какъ, оставшись во Франціи до назначеннаго срока, она могла бы запастись тамъ многими, весьма полезными выкройками. Молли при подобныхъ рчахъ обыкновенно оскорблялась за Цинцію, ей казалось, будто изъ нихъ можно вывести то заключеніе, что мать, посл двухгодичной разлуки увидвшая дочь свою двумя недлями ране, чмъ предполагала, ощущала при этомъ радость, гораздо меньшую той, какую ей могла бы доставить пачка серебристой бумаги выкроекъ. Но само Цинцію, повидимому, весьма мало трогали часто повторяемые упреки и сожалнія мистрисъ Гибсонъ. Она вообще большую часть рчей матери выслушивала съ невозмутимымъ хладнокровіемъ, которое ту какъ-бы запугивало, и мистрисъ Гибсонъ на этомъ основаніи была гораздо сообщительне съ Молли, нежели съ собственной дочерью. Но что касается до туалета, то Циннія вскор доказала, что она истая дочь своей матери по умнью извлекать пользу изъ своихъ длинныхъ, гибкихъ пальцевъ. Она была отличная рукодльница и, въ противоположность Молли, которая прекрасно шила блье, но не имла ни малйшаго понятія о приготовленьи платьевъ и шляпъ, она могла съ удивительной точностью воспроизводить фасоны, мимоходомъ попадавшіеся ей на глаза, когда она проходила по улицамъ Булони. Двумя-тремя быстрыми движеніями рукъ, она свертывала въ самые граціозные и разнообразные банты газъ и ленты, которыми ее снабжала мать. Такимъ образомъ, она въ короткое время обновила весь гардеробъ мистрисъ Гибсонъ, но работала на нее всегда съ какой-то презрительной миной, источникъ которой оставался для Молли неразршимой загадкой.
Между тмъ, мистеръ Гибсонъ ежедневно приносилъ извстія о быстро приближающейся кончин мистрисъ Гамлей. Молли, часто сидя возл Цинціи, окруженной лентами, кружевами и проволокой, выслушивала эти бюллетени съ тоской въ сердц, они раздавались въ ея ушахъ, какъ похоронный звонъ, посреди брачнаго пира. Отецъ сочувствовалъ ей: онъ тоже терялъ дорогого друга, но на него, привыкшаго къ подобнаго рода зрлищамъ, смерть не производила такого ужаснаго впечатлнія. Онъ видлъ въ ней естественный конецъ всего живущаго въ мір, и ничего боле. Но для Молли смерть близкаго и любимаго существа казалась въ высшей степени мрачнымъ и безотраднымъ явленіемъ. Окружающіе ее суетные предметы и занятія возбуждали въ ней отвращеніе, она убгала въ садъ на морозный воздухъ и тамъ долго ходила взадъ и впередъ по аллейк, укрытой отъ глазъ и защищенной отъ холода стной хвойныхъ растеній.
Наконецъ, всего дв недли спустя посл отъзда Молли изъ замка, мистрисъ Гамлей умерла. Жизнь медленно, спокойно покинула ее, подобно тому, какъ уже прежде ее оставилъ разсудокъ, и она заснула навки мирнымъ, непробуднымъ сномъ.
— Они вс посылаютъ теб поклонъ, Молли, сказалъ ей отецъ.— А Роджеръ говоритъ, что знаетъ, какъ это тебя опечалитъ.
Мистеръ Гибсонъ возвратился домой очень поздно и сидлъ въ столовой за своимъ одинокимъ обдомъ. Молли была съ нимъ, а Цинція съ матерью находилась наверху. Мистрисъ Гибсонъ примряла наколку, только что оконченную для нея Цинціей.
Когда ея отецъ, пообдавъ, отправился доканчивать свой кругъ визитовъ, Молли осталась внизу. Огонь въ камин едва тллся, а свчи горли тускло. Цинція тихо вошла въ комнату, сла у ногъ Молли близь камина и, взявъ ея холодную руку, стала нжно гладить и отогрвать ее. Отъ этой ласки мгновенно растаяли слезы, накопившіяся у Молли на сердц, и быстро потекли по щекамъ.
— Вы очень любили ее, Молли?
— Да, съ рыданіемъ произнесла она, и снова все замолкло.
— Вы давно знали ее?
— Нтъ, только годъ. Но я съ ней часто видлась, и она говорила, что любитъ меня, какъ дочь. А я даже съ ней и не простилась! Подъ конецъ она совсмъ потеряла сознаніе.
— У нея только сыновья?
— Да, мистеръ Осборнъ и мистеръ Роджеръ Гамлей. У нея когда-то была и дочь, Фанни. Она иногда во время своей болзни звала меня ‘Фанни’.
Молодыя двушки опять замолчали, устремивъ глаза въ огонь. Цинція первая заговорила:
— Хотлось бы мн любить людей такъ, какъ вы ихъ любите, Молли!
— А разв вы не любите? съ изумленіемъ спросила та.
— Нтъ. Меня многіе любятъ или, по крайней-мр, воображаютъ, что любятъ — мн же ни до кого особенно нтъ дла. Мн кажется, малютка Молли, что я васъ люблю больше всхъ на свт, несмотря на то, что прошло всего десять дней съ тхъ поръ, какъ я узнала васъ.
— Не больше вашей матери, однако? сказала Молли съ удивленіемъ.
— Да, больше! отвчала Цинція съ легкой улыбкой.— Это очень дурно, не правда ли? но тмъ не мене справедливо. Не осуждайте меня. Я не думаю, чтобъ дочерняя любовь была чисто дломъ природы, и, вспомните, сколько времени я была разлучена съ моей матерью! Я, пожалуй, любила отца, продолжала она съ убжденіемъ въ голос и на минуту пріостановилась:— но онъ умеръ, когда я была крошечной двочкой, и никто не вритъ, чтобъ я могла его помнить. Я слышала, какъ дв недли спустя посл его похоронъ, мама кому-то говорила: ‘О, нтъ, Цинція слишкомъ мала, она совсмъ забыла его!’ Я закусила губы, чтобъ не закричать: ‘Папа, папа, разв это правда?’ Затмъ мама пошла въ гувернантки, еи, бдной, ничего боле не оставалось длать, впрочемъ, она не печалилась, разставаясь со мной. Я ей мшала, и меня четырехъ лтъ отроду отдали въ пансіонъ. Мама проводила каникулы въ знатныхъ домахъ, а я всегда оставалась на попеченіи содержательницы то одного, то другого пансіона. Однажды меня взяли въ Тоуэрсъ, мама то и дло бранила и учила меня, какъ держать себя, что не мшало мн шалить. Я боле не возвращалась туда, о чемъ не сожалла, такъ-какъ это было прескучное мсто.
— Ваша правда, подтвердила Молли, вспомнивъ о своихъ собственныхъ страданіяхъ въ Тоуэрс.
— А разъ я гостила въ Лондон у моего дяди, Киркпатрика. Онъ — законовдъ, и теперь дла его идутъ хорошо. Но тогда онъ былъ очень бдный человкъ, обремененный шестью или семью дтьми. Это было зимой, и насъ всхъ заперли въ небольшомъ домик въ улиц Доути. И все-таки тамъ было недурно!
— Но вы жили съ вашей матерью, когда она открыла пансіонъ въ Ашкомб. Мистеръ Престонъ объ этомъ упоминалъ, когда я была въ Манор-гауз.
— Что онъ вамъ еще говорилъ? спросила Цинція рзко.
— Ничего боле. Ахъ, да! Онъ восхищался вашей красотой и просилъ меня вамъ передать нашъ разговоръ.
— Я бы возненавидла васъ, еслибъ вы это сдлали, сказала Цинція.
— Мн и въ голову не пришло исполнить его порученіе, отвчала Молли.— Онъ мн не понравился, и леди Гарріета нехорошо о немъ отзывается.
Цинція помолчала, потомъ сказала:
— Какъ бы я желала быть доброй!
— И я тоже, отвчала Молли простодушно.
Она думала о мистрисъ Гамлей и о томъ, что
Only the actions of the just
Smell sweet and blossom in the dust.
(только дла праведныхъ цвтутъ и благоухаютъ въ прах)
‘Доброта’ казалась ей въ настоящую минуту единственнымъ качествомъ, заслуживающимъ любви.
— Вздоръ, Молли! Вы и теперь добры, а если нтъ, то что же посл этого а? Вотъ вамъ загадка — разршите-ка ее. Да что объ этомъ толковать! Я недобра и никогда не буду доброй. Героиней я еще, пожалуй, могла бы сдлаться, но доброй, хорошей женщиной никогда.
— Вы думаете, что быть героиней легче?
— Да, по крайней-мр, такой героиней, о какихъ мы читаемъ въ исторіи. Я способна совершить подвигъ, сдлать большое усиліе, а потомъ наступаетъ реакція. Постоянная ежедневная доброта мн не подъ силу. Я, должно быть, нчто въ род нравственнаго кангуру!
Молли разсянно слушала Цинцію. Мысли ея упорно обращались къ опечаленной Гамлейской семь.
— Какъ бы я желала ихъ видть! Но что можешь сдлать въ подобномъ случа для утшенія людей? Папа говоритъ, что похороны назначены во вторникъ, а затмъ Роджеръ Гамлей удетъ въ Кембриджъ, и все приметъ обычный видъ, какъ будто бы ничего и не случилось. Какъ-то сквайръ и мистеръ Осборнъ Гамлей будутъ жить вдвоемъ?
— Онъ старшій сынъ, не правда ли? Отчего бы имъ не жить хорошо?
— Я не знаю. То-есть я знаю, но полагаю, что не должна объ этомъ говорить.
— Не будьте такъ педантически правдивы, Молли. Къ тому же, по вашему лицу всегда видно, когда вы произносите правду, и когда ложь, слова тутъ совершенно излишни. Я очень хорошо поняла ваше ‘я не знаю’. Сама я не считаю себя обязанной быть правдивой, и прошу васъ стать со мной на равную ногу.
Цинція была права, утверждая, что не считаетъ себя обязанной быть правдивой. Она говорила все то, что ей приходило въ голову, весьма мало заботясь о точности своихъ рчей. Но въ ней не было ничего преднамренно дурнаго или злаго, и она никогда не старалась извлекать пользу изъ своихъ отступленій отъ истины. Въ ея словахъ иногда было столько остроумія и веселости, что они невольно забавляли Молли, которая въ теоріи, однако, ихъ порицала. Живость Цинціи и ея грація самымъ проступкамъ ея придавали какую-то особенную прелесть. А повременамъ ея нжность и мягкость совершенно очаровывали Молли. Мистеру Гибсону, съ другой стороны, очень нравилось то, что она такъ мало заботилась о своей красот, а ея почтительное съ нимъ обращеніе окончательно подкупало его.
Покончивъ съ гардеробомъ матери, Цинція не успокоилась, пока не принялась за преобразованіе туалета Молли.
— Теперь за вами очередь, моя милочка, сказала она.— До сихъ поръ я работала только съ знаніемъ дла, а теперь я займусь съ любовью.
Она вынула изъ-подъ своей собственной шляпки хорошенькій искуственный цвтокъ и, прикрпляя его къ шляпк Молли, говорила, что онъ будетъ идти къ цвту ея лица, а сама она прекрасно обойдется съ бантомъ изъ лентъ. Работая, она безъ умолку пла. У нея былъ пріятный голосокъ, и она премило выдлывала рулады своихъ французскихъ псенокъ. Однако, она въ сущности была довольно равнодушна къ музык, и рдко играла на фортепьяно, за которымъ Молли ежедневно проводила нсколько времени. Цинція охотно отвчала на вопросы о ея прежней жизни, хотя сама никогда о ней не упоминала первая. За то она съ большимъ сочувствіемъ выслушивала невинные разсказы Молли о ея радостяхъ и печаляхъ, и не разъ изъявляла удивленіе, какъ она могла такъ терпливо выносить фактъ вторичнаго замужества мистера Гибсона, и почему она открыто не возмутилась?
Но, несмотря на пріятное общество, какое Молли теперь имла дома, ее влекло въ Гамлей. Еслибъ въ семейств сквайра была особа одного съ ней пола, она непремнно получала бы оттуда множество записочекъ съ разными подробностями, которыя теперь для нея исчезали или доходили до нея только по частямъ изъ сжатыхъ разсказовъ отца. Впрочемъ, и мистеръ Гибсонъ со смерти своей паціентки посщалъ замокъ гораздо рже.
— Да, говорилъ онъ Молли:— сквайръ очень измнился, однако, ему теперь лучше. Между нимъ и Осборномъ все что-то неладно, это видно изъ молчанія и натянутаго обращенія. Впрочемъ, съ виду отношенія ихъ довольно дружелюбны — во всякомъ случа, учтивы. Сквайръ неизмнно уважаетъ въ Осборн своего наслдника, будущаго представителя гамлейской фамиліи. Осборнъ иметъ болзненный видъ, и говоритъ, что ощущаетъ необходимость въ перемн мста и воздуха. Я полагаю, его утомляютъ и раздражаютъ домашнія несогласія, и онъ глубоко чувствуетъ потерю матери. Странно, что взаимное горе нисколько не сблизило его съ отцомъ. Роджеръ въ Кембридж собирается держать экзаменъ изъ математики. Да, и мсто и люди, все тамъ измнилось! Впрочемъ, это въ порядк вещей!
Таковы были свднія, получаемыя Молли о гамлейскомъ семейств, которое при каждомъ удобномъ случа посылало ей поклоны.
Слыша разсказы мужа о печальномъ настроеніи духа Осборна, мистрисъ Гибсонъ всегда приговаривала:
— Мой милый! Отчего ты не позовешь его къ намъ обдать? Мы бы приготовили маленькій изящный обдъ, кухарка у насъ теперь хорошая, а сами одлись бы въ черное съ лиловымъ, такъ что все было бы прилично и не имло особенно праздничнаго вида.
Мистеръ Гибсонъ въ отвтъ только качалъ головой. Онъ за это время усплъ привыкнуть къ жен и смотрлъ на молчаніе, какъ на лучшее средство для избжанія безполезныхъ и не всегда пріятныхъ преній.
Но всякій разъ, какъ мистрисъ Гибсонъ взглядывала на Цинцію, ее съ новой силой поражала мысль, что маленькій, спокойный обдъ въ обществ молодой двушки былъ бы весьма полезенъ мистеру Осборну Гамлею. До сихъ поръ Цинцію видли только одн голлингфордскія дамы, да мистеръ Аштонъ, викарій, этотъ неисправимый, закоренлый холостякъ. Что пользы въ красавиц дочери, когда кром женщинъ нтъ никого, чтобы восхищаться ею?
Сама Цинція, повидимому, оставалась къ этому вполн равнодушной и едва замчала толки матери объ удовольствіяхъ, какими можно было пользоваться въ Голлингфорд и о тхъ, которыя были недоступны маленькому городку. Она точно столько же старалась очаровать обихъ мисъ Броунингъ, какъ еслибъ он были Осборнъ Гамлей или всякій другой молодой наслдникъ. Впрочемъ, она не старалась, а только слдовала врожденной наклонности, возбуждавшей въ ней желаніе нравиться всякому, кто къ ней приближался. Ей, напротивъ, пришлось бы стараться, еслибъ она вздумала на кого либо произвести неблагопріятное для себя впечатлніе. За то она рзкими рчами и выразительными взглядами часто протестовала противъ словъ и желаній матери — противъ ея глупостей столько же, сколько противъ ласкъ. Молли нердко становилось жалко мистрисъ Гибсонъ, видя ея тщетныя усилія пріобрсти вліяніе надъ дочерью. Однажды Цинція, угадавъ невысказанную мысль Молли, сказала ей:
— Я недобра и говорила вамъ это. Я никакъ не могу простить ей того, что она такъ мало заботилась обо мн въ дтств, когда я непремнно привязалась бы къ ней. Въ пансіон я очень рдко получала о ней извстія и знаю, что она не допустила меня присутствовать на своей свадьб. Я видла письмо, которое она писала къ мадамъ Лефебръ. Родители должны воспитывать своихъ дтей на глазахъ, если хотятъ, чтобъ они, прійдя въ возрастъ, считали ихъ непогршимыми.
— Но дти, сознавая недостатки родителей, обязаны покрывать ихъ и, по возможности, стараться забывать ихъ, отвчала Молли.
— Обязаны, я съ этимъ согласна. Но разв вы не видите, что я выросла вн всякихъ обязанносіей. Любите меня, моя голубушка, такою, какъ я есть: лучшею — я никогда не буду.

Конецъ первой части.

Часть вторая.

I.
Постители мистрисъ Гибсонъ.

Въ одинъ прекрасный день, къ великому удивленію Молли, къ нимъ явился, въ качеств гостя, не кто иной, какъ мистеръ Престонъ. Мистрисъ Гибсонъ и она сидли въ гостиной — Цинціи не было дома: она отправилась длать покупки — когда имъ доложили о приход молодого человка, а вслдъ затмъ вошелъ и онъ самъ. Появленіе его произвело въ гостиной смущеніе, которое Молли ршительно не знала, чему приписать. Онъ же имлъ тотъ самый самоувренный видъ, съ какимъ оказывалъ ей и ея отцу гостепріимство въ Ашкомбскомъ Манор-гауз. Къ нему очень шелъ его костюмъ для верховой зды, а движеніе на открытомъ воздух придало лицу особенную свжесть. Тмъ не мене, при вид его, гладкій лобъ мистрисъ Гибсонъ слегка нахмурился, и пріемъ ея на этотъ разъ не отличался той привтливостью, съ какой она, обыкновенно, встрчала своихъ гостей, въ манерахъ ея проглядывало безпокойство, нсколько удивившее Молли. Мистрисъ Гибсонъ сидла за своими вчными пяльцами и, вставая, чтобъ принять мистера Престона, какъ-то умудрилась опрокинуть корзинку съ клубками шерсти. Отклонивъ предложеніе Молли помочь ей, она сама принялась подбирать ихъ прежде, чмъ пригласила гостя ссть. Онъ стоялъ со шляпою въ рукахъ, повидимому, принимая живое участіе въ подбираньи шерсти, но Молли была убждена, что участіе это было притворное, такъ-какъ онъ все время разсматривалъ убранство комнаты, какъ-бы стараясь замтить вс малйшія ея подробности.
Наконецъ, они сли и между ними начался разговоръ.
— Это первый мой пріздъ въ Голлингфордъ со времени вашей свадьбы, мистрисъ Гибсонъ, а не то я навстилъ бы васъ гораздо ране.
— Да, я знаю, вы очень заняты въ Ашкомб, и не ожидала вашего посщенія. А что, лордъ Комноръ въ Тоуэрс? Я уже цлую недлю не имла извстій отъ ея сіятельства!
— Нтъ! его, кажется, задержали въ Бат, но на дняхъ я получилъ отъ него письмо съ порученіемъ для Шипшенкса. Мистера Гибсона нтъ дома?
— Нтъ. Онъ рдко бываетъ дома, почти никогда, можно сказать. Я и не воображала, что мн прійдется такъ мало видть его. Жоны докторовъ обречены вести очень уединенную жизнь, мистеръ Престонъ!
— Едва-ли вы можете назвать вашу жизнь уединенной, имя подъ рукой такую собесдницу, какъ мисъ Гибсонъ, сказалъ онъ, кланяясь Молли.
— О, я называю уединеніемъ для жены отсутствіе ея мужа. Бдный мистеръ Киркпатрикъ только и былъ счастливъ, когда имлъ меня при себ, гуляя, длая визиты, онъ всегда бралъ меня съ собой. Но мистеръ Гибсонъ почему-то полагаетъ, что я была бы ему помхой.
— Не думаю, мама, чтобъ вы могли помститься за нимъ на его черной Бесс, сказала Молли: — а иначе вы едва-ли была бы въ состояніи слдовать за нимъ по всмъ узкимъ переулкамъ и дурно или совсмъ не вымощеннымъ аллеямъ.
— Да, но онъ могъ бы держать экипажъ, какъ я уже не разъ говорила ему. А кстати, я по вечерамъ здила бы въ немъ въ гости. Одною изъ причинъ, почему я не похала на голлингфордскій благотворительный балъ, именно и было то, что у меня нтъ экипажа. Я никакъ не могла ршиться похать въ грязной карет, взятой изъ гостиницы ‘Ангелъ’. На слдующую зиму мы непремнно заставимъ папа обзавестись экипажемъ, Молли. Ни чуть не годится ни вамъ, ни…
Она вдругъ остановилась и искоса взглянула на мистера Престона, съ цлью удостовриться, замтилъ онъ или нтъ, какъ она внезапно прервала свою рчь. Онъ, безъ сомннія, замтилъ, но не показалъ виду, и, обратясь къ Молли, спросилъ:
— Были вы когда-нибудь на благотворительномъ балу, мисъ Гибсонъ?
— Нтъ! отвчала Молли.
— Тмъ больше будете вы имть удовольствія въ первый разъ, какъ подете.
— Я не уврена въ этомъ. Мн захочется много танцовать, а у меня такъ мало знакомыхъ.
— А вы полагаете, молодые люди не умютъ находить способовъ быть представленными хорошенькимъ двушкамъ?
Это были именно такого рода слова, за которыя Молли съ самаго начала не взлюбила его. И произнесъ онъ ихъ съ особеннымъ, нсколько нахальнымъ выраженіемъ, которое должно было показать, что въ нихъ заключался лично ей адресованный комплиментъ. Молли осталась очень довольна собой за равнодушный видъ, съ какимъ продолжала разговоръ, какъ будто бы ей не было сказано ничего непріятнаго.
— Смю надяться, что вы позволите мн быть однимъ изъ вашихъ кавалеровъ на первомъ балу, на который вы подете. Сдлайте мн честь и не забудьте моей заблаговременной просьбы, когда будете со всхъ сторонъ засыпаны приглашеніями.
— Я не хочу заране связывать себя общаніями, отвчала Молли, замтя изъ-подъ опущенныхъ рсницъ, что онъ наклонился къ ней и смотрлъ на нее съ видомъ человка, ршившагося добиться отвта.
— Молодыя леди всегда очень осторожны на дл, еще боле, чмъ на словахъ, отвчалъ онъ небрежно, обращаясь къ мистрисъ Гибсонъ: — вопреки своимъ опасеніямъ остаться безъ кавалеровъ, мисъ Гибсонъ отказывается отъ возможности имть хоть одного наврное. Я полагаю, мисъ Киркпатрикъ къ тому времени возвратится изъ Франціи?
Онъ произнесъ послднія слова тмъ же тономъ, какъ и предыдущія, но инстинктъ Молли сказалъ ей, что онъ сдлалъ это не безъ усилія. Она взглянула на него. Онъ игралъ шляпой, какъ будто бы ему было совершенно все равно, какой отвтъ воспослдуетъ на его вопросъ. Однако, онъ ожидалъ его съ напряженнымъ вниманіемъ и съ полуулыбкой на губахъ.
Мистрисъ Гибсонъ слегка покраснла и нершительно проговорила:
— Да, конечно, моя дочь проведетъ будущую зиму съ нами, по крайней-мр я такъ думаю, и конечно, будетъ и вызжать съ нами.
‘Отчего она не можетъ ему съ разу сказать, что Цинція пріхала?’ подумала Молли, хотя и была рада, что любопытство мистера Престона осталось неудовлетвореннымъ.
Онъ все улыбался и, взглянувъ на мистрисъ Гибсонъ, опять спросилъ:
— Вы имете отъ нея хорошія извстія, я надюсь?
— О, да, очень хорошія. Кстати, какъ поживаютъ наши старые друзья Робинзоны? Часто, очень часто вспоминаю я о ихъ доброт ко мн, когда я жила въ Ашкомб! Добрые, милые люди, какъ бы я желала снова увидть ихъ!
— Я непремнно передамъ имъ ваши любезныя слова. На сколько мн извстно, они здоровы.
Въ эту самую минуту Молли услышала знакомый стукъ открывающейся парадной двери: то возвращалась домой Цинція. Не безъ основанія нолагая, что мистрисъ Гибсонъ иметъ какую-то тайную причину скрывать отъ мистера Престона пріздъ своей дочери и, желая досадить послднему, она встала, съ намреніемъ выйдти изъ комнаты, встртить Цинцію на лстниц и предупредить ее. Но одинъ изъ уроненныхъ клубковъ шерсти запутался въ ея ногахъ и плать, и прежде чмъ она успла отъ него освободиться, Цинція отворила дверь гостиной, и, стоя на порог, смотрла на мать, на Молли, на мистера Престона, но не двигалась съ мста. Яркій румянецъ, покрывавшій ея щоки въ первую минуту ея появленія, теперь совсмъ сбжалъ съ лица, но за то глаза — прекрасные, всегда мягкіе, серьзные глаза ея — сверкали и, казалось, готовы были метать молнію, лобъ ея нахмурился, и она медленной, но твердой поступью вошла въ комнату и присоединилась къ тремъ особамъ, изъ которыхъ каждая смотрла на нее съ совершенно различнымъ ощущеніемъ. Мистеръ Престонъ сдлалъ шагъ или два ей на встрчу съ протянутой рукой, съ лицомъ сіяющимъ радостью.
Она не не обратила вниманія ни на протянутую руку, ни на поданный ей стулъ, но сла на маленькій диванчикъ у окна и позвала къ себ Молли.
— Посмотрите на мои покупки, сказала она: — эта зеленая лента стоитъ четырнадцать пенсовъ за ярдъ, а эта шелковая матерія три шиллинга, и она продолжала говорить объ этихъ бездлушкахъ, какъ будто он имли для нея необыкновенную важность и, поглощая все ея вниманіе, не позволяли ей заняться ни матерью, ни ея постителемъ.
Мистеръ Престонъ настроилъ себя на тотъ же ладъ. Онъ тоже заговорилъ о событіяхъ дня, о мстныхъ новостяхъ, но Молли, время отъ времени на него посматривавшая, была почти испугана выраженіемъ подавленной злобы, которая совершенно исказила его прекрасныя черты. Она избгала смотрть на него безъ нужды и усердно поддерживала старанія Цинціи нести съ ней отдльный разговоръ. Мистрисъ Гибсонъ, наоборотъ, сдлалась гораздо любезне, какъ-бы усиливаясь загладить рзкое, неучтивое обращеніе Цинціи, и по возможности смягчить его гнвъ. Она теперь безъ умолку говорила, точно желая его всячески удержать, тогда какъ до прихода Цинціи нердко позволяла разговору упадать, вроятно, чтобъ дать мистеру Престону возможность распроститься и уйдти.
Между прочимъ, рчь зашла о Гамлеяхъ. Мистрисъ Гибсонъ всегда охотно распространялась о дружб, связывавшей Молли съ этимъ знатнымъ семействомъ. И теперь, когда слуха послдней коснулось ея собственное имя, мачиха ея говорила:
— Бдная мистрисъ Гамлей не могла обходиться безъ Молли. Она смотрла на нее, какъ на свою дочь, особенно подъ конецъ, когда у нея, къ сожалнію, было не мало причинъ къ безпокойству. Мистеръ Осборнъ Гамлей — конечно, вы о немъ слышали — не такъ успшно окончилъ курсъ своихъ наукъ, какъ того ожидали его родители. Но что же? Вдь ему не прійдется самому работать, чтобъ обезпечивать свое существованіе. Я считаю образованіе весьма пустымъ тщеславіемъ, когда молодому человку не предстоитъ вступить въ какую-либо професію.
— Во всякомъ случа, сквайръ долженъ быть вполн доволенъ теперь. Я видлъ сегодня въ Таймс отчетъ о кембриджскихъ экзаменахъ. Вдь второго сына зовутъ по отцу Роджеромъ, не правда ли?
— Да, сказала Молли, вставая и подходя ближе.
— Онъ получилъ высшую ученую степень, я хотлъ сказать только это, отвчалъ мистеръ Престонъ, точно недовольный тмъ, что можетъ сообщать ей нчто пріятное. Молли возвратилась на свое мсто возл Цинціи.
— Бдная мистрисъ Гамлей, сказала она мягко, какъ-бы сама себ. Цинція взяла ее за руку, скоре сочувствуя грустному взгляду Молли, нежели понимая все то, что происходило въ ея сердц. Да и сама Молли не вполн давала себ въ томъ отчетъ. Сожалніе о преждевременной смерти, вопросъ о томъ, знаютъ ли умершіе, что длается на земл, мысль о неудач, постигшей блестящаго Осборна, объ успх Роджера и о тщет человческихъ желаній и предположеній — все это тснилось въ ея голов, и на минуту совсмъ отуманило ее. Черезъ минуту, однако, она пришла въ себя. Мистеръ Престонъ говорилъ о Гамлеяхъ все, что только могъ сказать непріятнаго, но тономъ, исполненнымъ фальшиваго сочувствія.
— Бдный старикъ сквайръ не особеннаго ума человкъ, будь сказано между нами — своимъ дурнымъ управленіемъ страшно разстроилъ имніе. А Осборнъ Гамлей слишкомъ большой аристократъ для того, чтобъ понять, какими средствами можно увеличить цнность земли, даже еслибъ онъ и имлъ въ рукахъ необходимый для того капиталъ. Человкъ съ практическимъ знаніемъ агрономіи и съ нсколькими тысячами наличныхъ денегъ могъ бы довести доходъ съ имнія тысячъ до восьми фунтовъ, или около того. Осборнъ, конечно, постарается жениться на двушк съ деньгами, онъ хоть и древняго рода, но, вроятно, не прочь породниться съ купцами — разв только его батюшка тому воспротивится, впрочемъ, онъ малый не пригодный къ длу. Нтъ! семейство это быстро клонится къ упадку. Жаль, право, смотрть, какъ эти старинные саксонскіе дома, мало-по-малу, исчезаютъ съ лица земли. Что касается до Гамлеевъ, то они совершенно отптые. Даже и получившій высшую ученую степень Роджеръ Гамлей, и тотъ ничего не сдлаетъ. Онъ въ одномъ усиліи придумать что-либо полезное истратитъ весь свой запасъ мозга. Рдко слышно, чтобъ блистательно окончившіе курсъ наукъ молодые люди посл отличались чмъ-нибудь необыкновеннымъ. Онъ, конечно, сдлается современемъ членомъ своего университета, и этимъ будетъ существовать.
— Я врю въ молодыхъ людей, блистательно оканчивающихъ курсъ наукъ, сказала Цинція, и ея звонкій, свжій голосъ громко раздался въ комнат.— А все, что я слышала о мистер Роджер Гамле, заставляетъ меня предполагать, что онъ непремнно удержится на высот, которой теперь достигнулъ. И я ни чуть не думаю, чтобъ Гамлейскій родъ былъ такъ близокъ къ утрат богатства, славы и чести.
— Онъ весьма счастливъ, имя въ особ мисъ Киркпатрикъ такую краснорчивую защитницу, сказалъ мистеръ Престонъ, вставая.
— Милая Молли, шепнула ей на ухо Цинція: — я ничего не знаю о вашихъ друзьяхъ, Гамлеяхъ, исключая того, что они ваши друзья, и что вы сами мн о нихъ сказали. Но я не хочу допустить этого человка дурно о нихъ отзываться и вызывать слезы на ваши глазки. Я скорй поклянусь въ томъ, что они обладаютъ несметными богатствами и всевозможными дарованіями и способностями.
Единственный человкъ, котораго Цинція боялась, и при которомъ нсколько сдерживалась, былъ мистеръ Гибсонъ. Въ его присутствіи она говорила осторожне и почтительне обращалась съ матерью. Явное уваженіе, какое ей внушалъ мистеръ Гибсонъ, возбуждало въ ней желаніе пріобрсти его расположеніе, и она передъ нимъ, такъ-сказать, преклонялась. Онъ дйствительно возъимлъ о ней хорошее мнніе и считалъ ее умной, доброй двушкой, знавшей свтъ именно на столько, на сколько то было желательно для подруги Молли. И подобное впечатлніе она производила почти на всхъ мужчинъ безъ исключенія. Сначала, ихъ поражала ея красота, а потомъ трогало милое, простодушное обращеніе, какъ бы говорившее: ‘Вы умны, а я глупа: будьте же снисходительны къ моей слабости’. Въ сущности это наружное смиреніе ровно ничего не означало, и Цинція принимала его на себя совершенно безсознательно — тмъ не мене оно всхъ и каждаго очаровывало. Даже старый садовникъ Уильямсъ, и тотъ испытывалъ на себ его неотразимое дйствіе. Онъ говорилъ своей повренной Молли:
— О, мисъ, это рдкая молодая леди! У нея такія прелестныя, ласковыя манеры. Я современемъ начну учить ее, какъ прививать розы, и увренъ, что она скорхонько научится, хотя и говоритъ сама о себ, что очень непонятлива.
Еслибъ Молли не обладала самымъ милымъ и независтливымъ нравомъ, ей нердко приходилось бы ревновать Цинцію за любовь и восторгъ, какіе ей оказывали со всхъ сторонъ. Впрочемъ, однажды, и она даже почувствовала, что Цинція забралась въ ея владнія и какъ будто отняла у нея то, что принадлежало ей по праву. Осборну Гамлею было послано приглашеніе на обдъ. Онъ отказался, но счелъ нужнымъ въ скоромъ времени сдлать визитъ. Молли въ первый разъ со смерти мистрисъ Гамлей встртилась съ однимъ изъ обитателей замка, и ей о многомъ хотлось поразспросить его. Она терпливо выжидала, пока мистрисъ Гибсонъ истощала свой безконечный запасъ общихъ мстъ и затмъ робко приступила къ Осборну съ своими скромными вопросами. Что длаетъ сквайръ? Возвратился ли онъ къ своимъ старымъ привычкамъ? Какъ его здоровье? И каждый изъ этихъ вопросовъ она произносила такъ мягко и нжно, какъ бы прикасаясь къ еще живой ран. Она съ маленькой нершимостью произнесла имя Роджера: въ ум ея промелькнула мысль, что Осборну, можетъ быть, непріятно всякое слово, напоминающее ему его собственное пораженіе и успхъ Роджера. Вслдъ затмъ, однако, она вспомнила, какая нжная, искренняя дружба связывала обоихъ братьевъ, это придало ей мужество, но только что она коснулась занимавшаго ее предмета, какъ въ комнату вошла Цинція, и сла у окна съ работой въ рукахъ. Она держала себя очень тихо и едва произнесла нсколько словъ, а Осборнъ, между тмъ, немедленно поддался очарованію, какое она разливала вокругъ себя. Вниманіе его уже не было исключительно посвящено Молли. Онъ очень коротко отвчалъ на ея вопросы и вскор — Молли не могла сказать, какъ это случилось — обратился къ Цинціи и заговорилъ съ ней. Молли видла, какъ при этомъ по лицу мистрисъ Гибсонъ скользнулъ лучъ радости. Недовольная тмъ, что ей не удалось узнать все, что она хотла о Роджер, она принялась наблюдать и, подстрекаемая своей досадой, внезапно открыла мысль мистрисъ Гибсонъ на счетъ возможности брака между Осборномъ и Цинціей. Она поняла, что настоящій случай казался ея мачих весьма хорошимъ началомъ. Но, помня тайну, которая такъ нечаянно сдлалась ея достояніемъ въ замк, Молли внимательно наблюдала за Осборномъ, какъ бы намреваясь, въ случа нужды, защищать право его отсутствующей жены. Въ то же время она думала о возможности съ его стороны внушить къ себ расположеніе Цинціи. Въ манерахъ его проглядывало глубокое уваженіе къ прелестной двушк, съ которой онъ разговаривалъ. Онъ былъ въ траур, что еще боле возвышало утонченную красоту его лица. Но ни во взгляд его, ни въ словахъ не проглядывало ни малйшаго желанія произвести эффектъ. Цинція, со своей стороны, тоже была очень спокойна, вообще она всегда бывала сдержанне съ мужчинами, чмъ съ женщинами, и одну изъ главныхъ ея прелестей именно и составляла эта нкотораго рода безстрастность и ровность обращенія. Они разговаривали о Франціи. Мистрисъ Гибсонъ сама, въ ранней молодости, провела тамъ два или три года, а недавній пріздъ Цинціи изъ Булони совершенно естественно навелъ ихъ на этотъ предметъ разговора! Но Молли не могла принимать въ немъ участія, и когда Осборнъ всталъ и началъ прощаться, она все попрежнему оставалась неудовлетворенной въ своемъ сердечномъ желаніи узнать поболе подробностей о Роджер и его успхахъ. Прощаніе молодого человка съ ней едвали было продолжительне и дружелюбне, чмъ то привтствіе, съ какимъ онъ обратился къ Цинціи. Лишь только онъ вышелъ изъ комнаты, мистрисъ Гибсонъ принялась восхвалять его.
— Право, я начинаю врить въ неотъемлемыя преимущества знатнаго происхожденія. Какой онъ истый джентльменъ! Такой пріятный и учтивый — совсмъ не похожъ на этого навязчиваго мистера Престона, продолжала она, украдкой бросивъ взглядъ на Цинцію, которая прехладнокровно отвчала:
— Мистеръ Престонъ много теряетъ при близкомъ съ нимъ знакомств. Было время, мама, когда мы об, и вы и я, находили его очень пріятнымъ.
— Я этого не помню. У тебя врно память лучше моей. Но мы говорили объ очаровательномъ мистер Осборн Гамле. Не понимаю, Молли, какъ это вы могли, такъ часто упоминая о его брат — Роджеръ у васъ постоянно вертлся на язык — почти никогда не говорить объ этомъ молодомъ человк.
— Я не знала, что такъ часто говорила о мистер Роджер Гамле, сказала Молли, слегка покраснвъ.— Но я видла его гораздо больше — онъ чаще бывалъ дома.
— Хорошо, хорошо, моя милая! Я полагаю, онъ больше къ вамъ подходитъ. Но когда я вижу Осборна Гамлея возл моей Цинціи, то невольно думаю… нтъ, я лучше не скажу вамъ, о чемъ я думаю. Только они оба своей наружностью выходятъ изъ ряда обыкновенныхъ людей, и это совершенно естественно наводитъ на разныя мысли.
— Я очень хорошо понимаю, о чемъ вы думаете — и Молли тоже, безъ сомннія,
— Такъ, что жь, въ этомъ нтъ ничего дурнаго, я полагаю. Вы слышали, какъ онъ сказалъ, что теперь не желаетъ оставлять отца одного, но когда его братъ, Роджеръ, прідетъ домой изъ Кембриджа, онъ будетъ гораздо свободне. Это равняется тому, какъ еслибъ онъ сказалъ: — Если вы меня тогда пригласите къ обду, я съ радостью приму ваше приглашеніе. А къ тому времени и цыплята сдлаются гораздо дешевле, наша кухарка такъ хорошо уметъ очищать ихъ отъ костей и начинять фаршемъ! Однимъ словомъ, все устроивается какъ нельзя лучше. Васъ я тоже не забуду, моя милочка, Молли. Мы, современемъ, и Роджера Гамлея позовемъ обдать.
Молли не вдругъ поняла смыслъ этихъ словъ, но когда добралась до него, то вся вспыхнула. Ей было тмъ боле досадно, что Цинція, повидимому, очень забавлялась ея смущеніемъ и негодованіемъ.
— Я боюсь, что Молли не чувствуетъ къ вамъ должной благодарности, мама. На вашемъ мст я и не трудилась бы задавать обды въ видахъ ея пользы. Лучше обратите всю вашу доброту и заботливость на меня одну.
Молли нердко ставилъ въ недоумніе тонъ, съ какимъ Цинція говорила съ матерью, и это былъ одинъ изъ подобныхъ случаевъ. Но, на этотъ разъ, она обратила на него мало вниманія, потому что сильно увлеклась желаніемъ сказать что нибудь въ свою защиту. Ее сильно раздосадывали послднія слова мистрисъ Гибсонъ.
— Мистеръ Роджеръ Гамлей былъ ко мн очень добръ и жилъ въ замк почти все время, пока я тамъ гостила, тогда какъ мистеръ Осборнъ Гамлей прізжалъ туда лишь на нсколько дней: вотъ почему я такъ много говорила объ одномъ и такъ мало о другомъ. Еслибъ я… еслибъ онъ… продолжала она, затрудняясь выразить свою мысль, я не думаю, чтобъ я могла… О, Цинція, вамъ слдовало бы не смяться, а помочь мн объясниться.
Но Цинція вмсто того дала разговору другой оборотъ.
— Любимецъ мама возбуждаетъ во мн мысль о безсиліи. Чмъ онъ слабъ, Молли — тломъ или духомъ?
— Онъ не силенъ — это правда, но очень уменъ и образованъ. Вс говорятъ это, даже папа, который вообще не расточителенъ на похвалы молодымъ людямъ. Тмъ не понятне становится его неудача въ университет.
— Въ такомъ случа, онъ слабъ характеромъ. Ужь гд нибудь да сидитъ въ немъ слабость: я въ этомъ убждена, что, конечно, не мшаетъ ему быть очень пріятнымъ. Я думаю, вамъ было весело гостить въ замк?
— Да, но теперь все это прошло.
— Какой вздоръ! воскликнула мистрисъ Гибсонъ, которая молчала, потому что считала стежки на узор, а теперь снова вмшалась въ разговоръ.— Вы увидите, молодые люди будутъ часто у насъ обдать. Вашъ отецъ любитъ ихъ, а я считаю своей обязанностью оказывать гостепріимство его друзьямъ. Не могутъ же они вчно оплакивать свою мать. Нтъ, я уврена, что мы съ ними часто будемъ видться и наши семейства непремнно сблизятся и сдружатся. Сказать правду, весь этотъ голлингфордскій людъ такой отсталый и необразованный!

II.
Сводныя сестры.

Предсказанія мистрисъ Гибсонъ, какъ будто бы, начали сбываться: Осборнъ Гамлей не замедлилъ сдлаться весьма частымъ постителемъ ея гостиной. Пророки, говорятъ, иногда сами содйствуютъ осуществленію своихъ пророчествъ — какъ бы то ни было, мистрисъ Гибсонъ далеко не оставалась пассивной.
Но слова и поступки Осборна нердко приводили въ изумленіе Молли. Онъ, повременамъ, упоминалъ о своихъ отлучкахъ изъ замка, никогда, однако, не говоря опредлительно, гд былъ. Все это нисколько не соотвтствовало ея иде о женатомъ человк, которому, по ея мннію, надлежало имть домъ, держать слугъ, платить подати и жить вмст съ женой. Вопросъ о томъ, кто была эта таинственная жена, занималъ ее даже мене того, гд она могла находиться? Лондонъ, Кембриджъ, Дувръ, даже Франція упоминались имъ въ разговор какъ мстности, которыя онъ посщалъ, но это выходило всегда точно случайно, будто онъ проговаривался, самъ того не замчая. Иногда у него вырывались подобныя слдующимъ фразы: ‘А, да, это было въ тотъ день, когда я переправлялся черезъ каналъ! Погода, дйствительно, стояла бурная. Мы плыли, вмсто двухъ, пять часовъ’, или: ‘На прошлой недл я встртилъ въ Дувр лорда Голлингфорда, который мн говорилъ’… и т. д. ‘Сегодняшній холодъ не можетъ сравниться съ тмъ, какой былъ въ четвергъ въ Лондон: термометръ стоялъ ниже 15’. Въ быстромъ теченіи разговора, вроятно, никто, кром Молли, не обращалъ вниманія на эти бглыя замчанія. Но любопытство, сколько она ни старалась сдерживать его и отвращать свои мысли отъ запрещеннаго предмета, безпрестанно подстрекало ее искать разршенія тайны, которая случайно сдлалась ея достояніемъ.
Молли, между прочимъ, ясно видла, что Осборнъ не былъ счастливъ дома. Въ его манерахъ исчезъ тотъ легкій оттнокъ цинизма, которымъ онъ отличался во дни, когда отъ него ожидали большихъ успховъ по университетскимъ занятіямъ и, въ этомъ отношеніи, его пораженіе пошло ему въ прокъ. Хотя онъ попрежнему и не бралъ на себя труда врно оцнивать и одобрять по заслугамъ поступки другихъ людей, но разговоръ его все-таки былъ мене пропитанъ критической остротой. Онъ сдлался немного разсянъ и вообще не такъ пріятенъ, думала, но не говорила, мистрисъ Гибсонъ. Онъ имлъ болзненный видъ, но это могло быть слдствіемъ унылаго расположенія духа, которое Молли нердко подмчала подъ блестящей поверхностью наружно веселаго разговора. Иногда, обращаясь исключительно къ ней, онъ говорилъ: ‘о безвозвратно минувшихъ счастливыхъ дняхъ’, ‘о томъ времени, когда была жива матушка’, и при этомъ голосъ его всегда понижался, а лицо его подергивалось облакомъ печали. Въ такихъ случаяхъ, Молли сильно желала высказать ему свое сочувствіе и сказать что нибудь утшительное. Онъ рдко упоминалъ объ отц, и по тому, какъ онъ обыкновенно произносилъ имя сквайра, Молли заключала, что между ними продолжаютъ существовать все т же натянутыя, не совсмъ дружелюбныя отношенія, которыя возникли еще во время пребыванія ея въ замк. Она не знала, на сколько ея отцу были извстны семейныя тайны, въ которыя посвятила ее мистрисъ Гамлей, и потому не хотла слишкомъ настойчиво разспрашивать его, да и самъ докторъ, къ тому же, былъ не такой человкъ, чтобъ, ради кого бы то ни было, пускаться въ подробные разсказы о домашнихъ длахъ своихъ паціентовъ. Иногда Молли спрашивала себя: не приснились ли ей просто на просто эти полчаса, проведенные въ библіотек гамлейскаго замка, когда она узнала о событіи, столь важномъ для Осборна, но которое такъ мало измнило его образъ жизни, такъ слабо отразилось на его словахъ и поступкахъ? Въ остальные двнадцать, четырнадцать часовъ, проведенные ею въ замк посл открытія тайны, ни Роджеръ, ни самъ Осборнъ ни разу не возвращались боле къ вопросу о женитьб послдняго. Все это, дйствительно, сильно смахивало на сонъ. Еслибъ ухаживанье Осборна за Цинціей имло боле серьзный характеръ, тайна Молли, конечно, тяготила бы ее еще сильне. Но забавляя и привлекая къ себ молодого человка, Цинція не возбудила однако въ немъ никакого страстнаго или особенно нжнаго чувства. Онъ восхищался ея красотой, охотно поддавался обаянію ея прелести, но лишь только что либо напоминало Осборну его мать, онъ немедленно оставлялъ ее и садился возл Молли, съ которой съ одной могъ говорить о дорогой для него покойниц. Но посщенія его во всякомъ случа были такъ часты, что мистрисъ Гибсонъ совершенно естественно забрала себ въ голову, будто онъ приходитъ къ нимъ въ домъ единственно для Цинціи. Ему просто нравилось дружеское общество двухъ милыхъ, благовоспитанныхъ двушекъ, красота и умъ которыхъ выходили изъ ряда обыкновенныхъ. Къ тому же одна изъ нихъ была ему особенно близка: онъ искренно чтилъ память матери и помнилъ, что Молли нкогда была ею очень любима. Зная самъ про себя, что не принадлежитъ боле къ разряду жениховъ, онъ, можетъ быть, оставался слишкомъ равнодушенъ къ невденію, въ какомъ пребывали на этотъ счетъ другіе, и въ послдствіямъ, какія могли изъ этого выдти.
Молли почему-то избгала первая приводить въ разговор имя Роджера и, поэтому, не разъ упускала случай узнать о немъ поболе подробностей. Осборнъ, повременамъ, бывалъ такъ утомленъ и разсянъ, что разв могъ слдовать только за питью чужого разговора, а никакъ не самъ давать ему тонъ и направленіе. Мистрисъ Гибсонъ не долюбливала Роджера, потому что тотъ не оказывалъ ей особеннаго вниманія, и она смотрла на него, какъ на младшаго сына, и вдобавокъ еще нелюбезнаго и неотсаннаго молодого человка. Цинція никогда не видла его и потому не ощущала потребности говорить о немъ. Онъ не прізжалъ домой съ тхъ поръ, какъ занялъ свое высокое мсто по математическимъ наукамъ: это Молли знала, равно какъ и то, что онъ усиленно работалъ — для полученія новой ученой степени, полагала она — но вотъ и все. Тонъ, съ какимъ Осборнъ говорилъ о немъ, былъ всегда одинаковъ: въ каждомъ слов, въ каждомъ звук его голоса звучали безграничная любовь и уваженіе — нтъ, боле того, удивленіе и восторгъ! И это со стороны nil admirari брата, который никогда, ни отъ чего не приходилъ въ паосъ!
— А, Роджеръ! воскликнулъ онъ однажды — и имя это мгновенно коснулось слуха Молли, хотя она и не слышала, о чемъ говорилось прежде: — онъ одинъ изъ тысячи — да, изъ тысячи! Не думаю, чтобъ нашелся это либо равный ему по доброт, соединенной съ настоящей, положительной силой.
— Молли, сказала Цинція, когда ушелъ мистеръ Осборнъ Галлей: — что за человкъ этотъ Роджеръ Гамлей? Я не знаю, на сколько можно доврять похваламъ, воздаваемымъ ему его братомъ: это единственная личность, къ которой онъ относится съ такой горячностью. Я уже и прежде раза два это замтила.
Пока Молли колебалась, съ чего ей начать свое описаніе Роджера, мистрисъ Гибсонъ вмшалась:
— Похвалы, съ какими Осборнъ Гамлей относится къ своему брату, только доказываютъ, что у него самого прекрасный нравъ. Роджеръ, безъ сомннія, очень ученъ: я этого не опровергаю, но разговоръ его такъ непріятенъ, такъ тяжолъ! Онъ высокій, неуклюжій малый, съ видомъ, по которому можно заключить, что онъ, несмотря на свои геніальныя математическія способности, не знаетъ, сколько составляютъ дважды два. Увидвъ его, ты не захочешь врить, чтобъ онъ былъ братъ Осборна! У него, право, кажется, совсмъ нтъ профиля.
— Какого вы о немъ мннія, Молли? настаивала Цинція.
— Мн онъ нравится, отвчала Молли. Онъ былъ очень добръ ко мн, но, конечно, онъ не такъ красивъ, какъ Осборнъ.
Нелегко было сказать все это спокойно, однако Молли удалось превозмочь трудность.— Она видла, что Цинція отъ нея не отстанетъ, пока не вытянетъ изъ нея отвта.
— Я полагаю, онъ прідетъ домой на пасху, сказала Цинція:— и тогда я сама увижу его.
— Какая жалость, что они по случаю траура не будутъ на благотворительномъ бал, который дается на пасх! печально произнесла мистрисъ Гибсонъ.— Не хотлось бы мн брать васъ съ собой, если у васъ не будетъ кавалеровъ: это поставитъ меня въ очень неловкое положеніе. Желательно было бы намъ присоединиться къ тоуэрскому обществу. Тогда у васъ непремнно были бы кавалеры: комнорскія дамы всегда привозятъ съ собой танцоровъ, которые, протанцовавъ съ ними, могли бы потомъ заняться и вами. Но съ тхъ поръ, какъ милая леди Комноръ хвораетъ, все такъ измнилось, и он, чего добраго, пожалуй, совсмъ не подутъ на балъ.
Балъ во время пасхи составлялъ важный предметъ разговора для мистрисъ Гибсонъ. Она иногда говорила о немъ, какъ о своемъ первомъ появленіи въ свтъ въ качеств молодой супруги, хотя бъ теченіе всей зимы постоянно вызжала на вечера, разъ или два въ недлю. Иной же разъ она вдругъ перемняла тонъ и увряла, будто балъ такъ сильно интересуетъ ее единственно потому, что ей тогда предстоитъ впервые вывезти въ свтъ дочь мистера Гибсона и свою собственную, забывая при этомъ, что вс будущіе постители бала уже прежде не разъ видли обихъ молодыхъ двушекъ, но не ихъ бальныя платья, конечно. Увлекаемая желаніемъ подражать аристократическимъ нравамъ и обычаямъ, насколько они были ей извстны, она намревалась устроить ‘первый выздъ’ Молли и Цинціи по случаю благотворительнаго бала, и смотрла на это обстоятельство, какъ на нчто въ род представленія ко двору.
— Он еще не вызжаютъ, было любимымъ ея отвтомъ, когда ихъ звали въ домъ, куда она не хотла ихъ пускать, или куда ихъ приглашали безъ нея.
Она прибгла къ этому извиненію даже въ отношеніи къ стариннйшимъ изъ друзей Гибсонова семейства — въ отношеніи къ мисъ Броунингъ, которыя явились въ одно прекрасное утро приглрсить молодыхъ двушекъ на чай и дружескую вечеринку, устроивавшуюся въ честь трехъ внучатъ мистрисъ Руденофъ, двухъ молоденькихъ леди и ихъ маленькаго брата, гостившихъ у своей бабушки.
— Вы очень добры, мисъ Броунингъ, по, видите ли, мн не хочется отпустить ихъ, такъ-какъ он еще не вызжаютъ и не будутъ вызжать до бала на пасх.
— А до тхъ поръ намъ предстоитъ оставаться невидимками, сказала Цинція, всегда готовая поднять на смхъ претензіи своей матери.— Мы занимаемъ такое высокое положеніе въ свт, что, не получивъ на то предварительнаго разршенія отъ нашей всемилостивйшей королевы, не можемъ даже поиграть въ фанты въ вашемъ дом.
Цинцію забавляло сравненіе, какое она мысленно длала между своей особой съ высокимъ, роскошнымъ станомъ и плавной, величественной поступью, и бдной фигуркой застнчивой, недоразвившейся двочки, еще невыпіедшей изъ классной комнаты. Но мисъ Броунингъ была озадачена, и поэтому самому готовилась оскорбиться.
— Я ничего тутъ не понимаю. Въ мое время молодыя двушки ходили въ гости, когда ихъ приглашали, и это безъ всякихъ затй, въ род того, чтобъ первоначально являться въ пухъ и прахъ разряженными въ накое нибудь общественное мсто. Я ничего не говорю объ аристократіи. Она и тогда имла обыкновеніе доставлять развлеченіе взрослымъ дочерямъ, возя ихъ въ Йоркъ, Матлокъ, Батъ и, наконецъ, въ Лондонъ, гд представляла ихъ королев Шарлот. Но мы, маленькіе голлингфордскіе люди, знаемъ всхъ дтей въ город со дня ихъ рожденія, не разъ случалось мн видть на вечерахъ, гд играютъ въ карты, двочекъ двнадцати-четырнадцати лтъ, которыя сидли за своей работой и вели себя очень мило и прилично, какъ истыя леди. Тогда ни одна двушка, но положенію въ свт ниже дочери сквайра, и не думала о ‘выздахъ’.
— Посл пасхи, но никакъ не прежде, и мы, то-есть Молли и я, будемъ умть прилично вести себя на вечерахъ, гд играютъ въ карты, сказала Цинція серьзно.
— Ну, вы слишкомъ большая охотница до шалостей и насмшекъ, моя милая, сказала мисъ Броунингъ: — и поэтому я за васъ не поручусь. Но въ Молли я уврена: она есть и всегда будетъ тмъ, чмъ была съ самой колыбели, то-есть настоящей леди.
Мистрисъ Гибсонъ подняла оружіе на защиту дочери, или, лучше сказать, противъ похвалы, сдланной Молли.
— Не думаю, чтобъ вы назвали Молли леди, мисъ Броунингъ, еслибъ увидли ее, какъ я на дняхъ, сидящую въ дупл вишневаго дерева на разстояніи, по крайней-мр, шести футовъ отъ земли.
— Ну, ужь это совсмъ нехорошо, сказала мисъ Броунингъ, неодобрительно качая головой и съ укоромъ смотря на Молли.— Я думала, что вы давно оставили вс эти мальчишечьи замашки.
— Ей вообще не достаетъ утонченности, которую можетъ развить въ людяхъ только порядочное общество, продолжала мистрисъ Гибсонъ.— Она, между прочимъ, очень любитъ всходить на лстницу черезъ дв ступеньки разомъ.
— Только черезъ дв, Молли! воскликнула Цинція.— Не дале, какъ сегодня, я убдилась, что могу за разъ перешагнуть черезъ четыре широкія ступени нашей лстницы.
— Что ты говоришь, мое дитя?
— Ничего, мама. Я только сознаюсь въ томъ, что такъ же, какъ и Молли, не имю утонченности, которую можетъ доставить человку порядочное общество, вслдствіе чего и прошу васъ отпустить насъ на вечеръ къ мисъ Броунингъ. Я поручусь вамъ за Молли, что она не будетъ сидть въ дупл вишневаго дерева, а Молли присмотритъ за мной и не допуститъ меня взойдти на лстницу какимъ либо неприличнымъ способомъ. Я поднимусь на ступеньки такъ спокойно и плавно, какъ любая леди, уже вызжающая въ свтъ и танцовавшая на балу о пасх.
И такъ было ршено, что он примутъ приглашеніе мисъ Броунингъ. Еслибъ въ числ ожидаемыхъ гостей было упомянуто имя мистера Осборна Гамлея, то, безъ сомннія, все устроилось бы гораздо легче и скоре.
Но онъ не пришелъ, а вмсто него явился Роджеръ. Фактъ этотъ сдлался извстенъ Молли, лишь только она вошла въ маленькую гостиную, но Цинція ничего не замтила.
— А вотъ, мои милыя, заговорила мисъ Фбе Броунингъ, обращаясь въ ту сторону, гд стоялъ Роджеръ, ожидавшій, чтобъ ему было позволено подойти къ Молли: — а вотъ намъ удалось достать вамъ и кавалера! Неправда ли, какъ это счастливо? Сестра все боялась, что вы соскучитесь, то-есть вы, Цинція, такъ-какъ вы пріхали изъ Франціи. А тутъ, какъ нельзя боле кстати, подвернулся съ визитомъ мистеръ Роджеръ. Не скажу, чтобъ намъ стоило особенныхъ усилій удержать его: онъ для этого слишкомъ добръ, но знаю также, что, въ противномъ случа, мы не задумались бы употребить въ дло насильственныя мры.
Дружески поздоровавшись съ Молли, Роджеръ пожелалъ быть представленнымъ Цинціи.
— Я хочу познакомиться съ ней, съ вашей новой сестрой, прибавилъ онъ съ ласковой улыбкой, которую Молли такъ хорошо помнила съ того самаго дня, когда она впервые была обращена къ ней съ желаніемъ утшить ее и осушить ея слезы. Цинція стояла немного позади Молли и, по обыкновенію, была одта съ небрежной граціей. Молли, отличавшаяся необыкновенной акуратностью, нердко удивлялась, какъ измятыя, поношенныя платья на Цинціи принимали всегда совершенно свжій видъ и падали вокругъ ея стана самыми изящными, роскошными складками. Такъ и на этотъ разъ: ея блдно-лиловое, старое, кисейное платье казалось совсмъ негоднымъ для употребленія, пока оно не было надто на Цинцію. Тогда же оно совсмъ преобразилось, и самая потертость его и измятость приняли характеръ прозрачности и мягкости. Молли, акуратно одтая въ чистую, свжую, розовую кисею, и на половину не имла того изряднаго вида, какъ Ципція. Прекрасные глаза послдней, поднятые на Роджера, когда тотъ былъ ей представленъ, приняли дтски-невинное, изумленное выраженіе, которое плохо гармонировало съ характеромъ Цинціи. Но въ этотъ вечеръ она, какъ въ броню, облеклась въ свое очарованіе, впрочемъ, какъ всегда, безсознательно, хотя, съ другой стороны, и любила испытывать свою силу надъ новыми личностями. Молли полагала, что имла право на продолжительный разговоръ съ Роджеромъ, въ течеченіе котораго надялась, наконецъ, узнать вс подробности, какія только желала, о сквайр, о замк, объ Осборн и о немъ самомъ. Онъ былъ съ ней, по обыкновенію, дружественъ, а, еслибъ не Цинція, все пошло бы согласно ея ожиданіямъ и желаніямъ, но Роджеръ оказался самой беззащитной и податливой изъ всхъ жертвъ, когда либо испытывавшихъ на себ вліяніе прелестей Цинціи. Молли видла все это, когда, сидя возл мисъ Фбе за чайнымъ столомъ, помогала послдней въ раздаваньи сахара, сливокъ и сладкаго печенія. И она исполняла это такъ мило и усердно, что никто, кром нея самой, не сомнвался въ томъ, что заботы объ угощеніи гостей вполн поглощали ея вниманіе. Она сочла также нужнымъ занять разговоромъ двухъ очень робкихъ, молоденькихъ двушекъ, сестеръ-близнецовъ, видя въ этомъ прямую свою обязанность, такъ-какъ он были двумя годами моложе ея. Близнецы обрадовались, совсмъ ею завладли и потащили ее наверхъ, гд готовы были произнести торжественную клятву въ вчной дружб. Затмъ, когда начали играть въ карты, он не успокоились, пока не помстились около Молли, совтами которой непремнно хотли пользоваться. Слдовательно, ей нечего было думать принять участіе въ оживленномъ разговор Роджера и Цинціи. Впрочемъ, справедливость требуетъ сказать, что съ оживленіемъ говорилъ одинъ Роджеръ, а Цинція внимательно слушала его, устремивъ на него пристальный взоръ, и только изрдка, тихимъ голосомъ вставляла свое слово въ вид коротенькаго отвта или вопроса. Повременамъ — когда на мгновеніе умолкалъ говоръ сидвшихъ около нея близнецовъ — до Молли доходили отрывочныя фразы разговора, въ которомъ ей такъ хотлось бы самой участвовать.
— У дяди мы всегда играемъ въ три пенса ставку. Вамъ, конечно, знакомы трехпенсовыя серебряныя монеты, милая мисъ Гибсонъ?
— Въ пятницу, утромъ, въ главномъ зданіи провозглашаются вс три разряда, и вы себ представить не можете…
— Я полагаю, намъ неудобно будетъ играть мене, чмъ по шести пенсовъ ставку. Этотъ джентльменъ (шопотомъ) — изъ Кембриджа, а тамъ — извстное дло — молодые люди любятъ играть въ большую и нердко разоряются. Неправда ли, милая мисъ Гибсонъ?
— При этомъ магистръ, стоящій во глав кандидатовъ на почести при вступленіи ихъ въ главное зданіе, называется ‘отцомъ коллегіи’, къ которой принадлежитъ. Я, кажется, уже говорилъ это и прежде.
И такъ на долю Цинціи выпало слушать разсказы о Кембридж, и объ экзамен, которымъ Молли такъ интересовалась, но о которомъ, до сихъ поръ, никакъ не могла собрать врныхъ свдній. А теперь, когда Роджеръ могъ бы наконецъ удовлетворить ея желаніе, она не могла его слушать. Много терпнія надо было бдняжк, чтобъ спокойно сидть и длать приготовленія къ карточной игр. Когда все было кончено и вс заняли мста вокругъ круглаго стола, Роджера и Цинцію надо было позвать два раза, прежде чмъ они присоединились къ другимъ. Они, правда, встали, лишь только услышали свои громко произнесенныя имена, но оставались стоять на мст, Роджеръ разсказывая, Цинція слушая, пока ихъ не позвали вторично. Тогда они поспшно подошли къ столу и, повидимому, оба немедленно заинтересовались игрой. Мисъ Броунингъ колотила по столу колодой картъ и приготовлялась сдавать.
— Мы играемъ, сказала она: — шесть пенсовъ ставка, платите скорй, что слдуетъ, и начнемъ игру.
Цинція сидла между Роджеромъ и Уильямомъ Осборномъ, очень юнымъ джентльменомъ, который изъ себя выходилъ отъ того, что сестра, по привычк, звала его уменьшительнымъ именемъ Уилли. Въ этомъ дтскомъ наименованіи онъ видлъ единственную причину того, что Цинція обращала на него гораздо мене вниманія, чмъ на мистера Роджера Гамлея. Онъ тоже находился подъ вліяніемъ очаровательницы, которая выбрала свободную минутку и подарила его восхитительнйшей изъ улыбокъ. Возвратясь домой къ бабушк, юноша ршительнымъ тономъ изрекъ два замчательныя сужденія, которыя, какъ то и слдовало ожидать, находились въ совершенной противоположности съ мнніями его сестры. Богъ одно изъ нихъ:
— Экое чудо молодой человкъ, получившій высшую ученую степень! Всякій можетъ этого достигнуть: стоитъ только захотть, но мн знакомъ не одинъ молодецъ, который очень опечалился бы, еслибъ ему пришлось удовольствоваться только этимъ.
Молли думала, что игра никогда не кончится. Она, вообще, имла мало наклонности къ картамъ и постоянно ставила себ ремизы, мало заботясь о томъ, въ выигрыш она или проигрыш. Цинція, наоборотъ, играла съ увлеченіемъ, сначала очень счастливо, а потомъ кончила тмъ, что задолжала Молли около шести шиллинговъ. Она забыла дома свой кошелекъ, говорила она, и была принуждена прибгнуть къ боле предусмотрительной Молли, которая изъ словъ мисъ Броунингъ заключила, что игра будетъ не на шутку и потребуются деньги. Если, въ сущности, дло и оказалось не для всхъ одинаково веселымъ, то оно, во всякомъ случа, было очень шумно, и Молли думала, что оно не кончится прежде полуночи. Но, ровно въ девять часовъ, въ комнату явилась маленькая служанка съ тяжелымъ подносомъ, нагруженнымъ сандвичами, сладкими пирожками и разнаго рода желе. Это произвело нкоторую суматоху, которой поспшилъ воспользоваться Роджеръ, повидимому, выжидавшій удобной минуты, чтобъ встать и приблизиться къ Молли. Теперь онъ слъ возл нея.
— Я такъ радъ снова видть васъ, съ рождества прошло столько времени! сказалъ онъ, понизивъ голосъ и явно намекая на день ея отъзда изъ Гамлея.
— Да, много, отвчала она: — скоро и святая! Мн такъ хотлось вамъ выразить мою радость при извстіи о вашихъ успхахъ въ Кембридж! Разъ, мн даже пришло въ голову послать вамъ мои поздравленія черезъ вашего брата, но потомъ я подумала, что это лишнее, такъ-какъ я ничего не смыслю въ математик и въ ученыхъ степеняхъ, къ тому же у васъ и безъ меня было отъ кого получать поздравленія.
— Но мн недоставало вашихъ, Молли, сказалъ онъ ласково.— Тмъ не мене я былъ увренъ, что вы за меня порадуетесь.
— Я радовалась и гордилась, возразила она.— Но мн такъ хотлось бы побольше узнать обо всемъ этомъ. Я слышала, вы говорили Цинціи…
— Да… Что за прелестное существо! Я думаю, вы теперь счастливе, чмъ мы съ вами надялись нсколько времени тому назадъ.
— Но разскажите мн, прошу васъ, что-нибудь объ экзаменахъ, просила Молли.
— Это длинная исторія, а мн слдуетъ оказать свое содйствіе мисъ Броунингъ въ раздач сандвичей. Къ тому же это не должно васъ интересовать: тугъ такъ много техинческихъ выраженій и подробностей.
— Однако Цинцію интересовало, возразила Молли.
— Въ такомъ случа обратитесь къ ней, а мн надо идти. Не годится сидть здсь, сложа руки, тогда какъ наши добрыя хозяйки суетятся и хлопочутъ. Но, я скоро пріиду навстить мистрисъ Гибсонъ. Вы отправитесь отсюда домой пшкомъ?
— Да, я думаю, отвчала Молли, съ нетерпніемъ и безпокойствомъ, ожидая, что затмъ послдуетъ.
— Такъ я васъ провожу. Лошадь моя осталась на пол-дорог отсюда, въ гостинниц ‘Ангелъ’. Я полагаю, старая Бетти позволитъ мн пойдти съ вами и съ вашей сестрой? Вы мн всегда описывали ее такой страшной.
— Бетти не у насъ боле, печально проговорила Молли.— Она въ Ашкомб, на новомъ мст.
Онъ сдлалъ испуганное лицо, а затмъ поспшилъ на выручку къ мисъ Броунингъ. Какъ ни коротокъ былъ этотъ разговоръ, однако Молли была и ему рада. Роджеръ обошелся съ ней по обыкновенію дружески, побратски, но обращеніе его съ Цинціей имло совершенно иной характеръ, и Молли казалось, что она предпочла бы послднее. Теперь Роджеръ снова увивался около Цинціи и подчивалъ ее сластями, которыя она только что отказалась принять изъ рукъ Уилли Осборна. Роджеръ шутливо уговаривалъ ее взять что-нибудь отъ него. Каждое слово изъ того, что они говорили, могло быть произнесено во всеуслышаніе, но въ то же время, каждое слово, по крайней-мр, въ устахъ Роджера, звучало какъ-то особенно, не такъ, какъ въ разговор съ другими личностями. Наконецъ, боле изъ желанія положить конецъ упрашиваніямъ, чмъ удовлетворить своему апнетиту, Цинція взяла пирожокъ и Роджеръ принялъ такой довольный видъ, какъ еслибъ она увнчала его цвтами. Все это въ сущности было не боле какъ шутка, пустяки, не стоющія вниманія, но тмъ не мене оно какъ-то непріятно отозвалось на Молли, почему — она сама не могла бы сказать. Подъ конецъ вечера пошелъ дождь и мистрисъ Гибсонъ прислала за молодыми двушками экипажъ. Имъ обимъ пришла въ голову мысль отвезти домой, къ ихъ бабушк, двухъ мисъ Осборнъ, и такимъ образомъ избавить ихъ отъ прогулки подъ дождемъ. Но Цинція первая заговорила объ этомъ, и благодарность и похвалы за любезность и вниманіе достались ей одной.
Возвратясь домой он застали мистера и мистрисъ Гибсонъ въ гостиной, весьма расположенныхъ слушать подробный разсказъ о проведенномъ въ гостяхъ вечер.
Цинція начала:
— Ничего не было веселаго. Да, впрочемъ, никто и не разсчитывалъ на веселье, и она звнула.
— Кто тамъ былъ? спросилъ мистеръ Гибсонъ: — все молоджь?
— Он пригласили только Лиззи и Фанни Осборнъ съ братомъ, но къ нимъ случайно зашелъ мистеръ Роджеръ Гамлей, котораго он и удержали на чай. Больше никого не было.
— Роджеръ Гамлей былъ тамъ! сказалъ мистеръ Гибсонъ:— слдовательно — онъ возвратился домой. Надняхъ непремнно заду навстить его.
— Вы бы лучше пригласили его сюда, замтила мистрисъ Гибсонъ.— А что, не позвать ли намъ его съ братомъ отобдать у насъ въ пятницу?… Я полагаю — это было бы очень любезно съ нашей стороны.
— Моя милая! Эти юные Кембриджцы большіе знатоки въ вин, которое не очень-то любятъ щадить. Мой запасъ, я боюсь, не устоитъ противъ ихъ нападеній.
— Я считала васъ гораздо гостепріимне, мистеръ Гибсонъ.
— Я и есть очень гостепріименъ. Еслибъ вы согласились выставить на уголк вашихъ пригласительныхъ билетовъ ‘горькое пиво’ — подобно тому, какъ въ большомъ свт выставляютъ слово ‘кадриль’ для того, чтобъ всякій зналъ, какого рода веселье его ожидаетъ — то я охотно приглашалъ бы Осборна и Роджера, хоть каждый день, къ своему столу… А какъ вамъ понравился мой фаворитъ, Цинція? Вдь вы его видли въ первый разъ еще?
— Онъ совсмъ не такъ хорошъ и не такой утонченный, какъ его братъ, да и разговаривать съ нимъ гораздо трудне. Онъ больше часу занималъ меня разсказомъ о разныхъ экзаменахъ… тмъ не мене, въ немъ есть что-то такое, что нравится.
— Ну, а вы, Молли, сказала мистрисъ Гибсонъ, любившая играть роль безпристрастной мачихи и всегда старавшаяся, заставить Молли говорить столько же, сколько Цинція:— а вы какъ провели вечеръ?
— Очень пріятно, благодарю васъ. Но сердце ея говорило иное. Она была равнодушна къ игр въ карты, но за то придавала большую цну разговору съ Роджеромъ. Въ этотъ вечеръ она имла то, что не возбуждало въ ней никакого сочувствія, и была лишена того, чего всего сильне желала.
— У насъ тоже былъ неожиданный гость, сказалъ мистеръ Гибсонъ.— Тотчасъ посл обда вдругъ явился не кто иной, какъ мистеръ Престонъ. Онъ, кажется, теперь гораздо боле прежняго участвуетъ въ управленіи голлингфордскимъ помстьемъ. Шипшенксъ сильно старетъ и — я ожидаю — что мы часто будемъ имть удовольствіе видть мистера Престона… А онъ-таки не робкаго десятка, нечего сказать. Еслибы я только заикнулся, чтобы попросить его остаться и хоть немножко меньше звалъ, то онъ, безъ сомннія, и теперь бы еще сидлъ здсь… Но желалъ бы я знать, есть ли на свт человкъ, который въ силахъ устоять передъ моей звотой и не убраться поскорй во свояси…
— Вамъ нравится мистеръ Престонъ, папа? спросила Молли.
— Столько же, сколько половина людей, съ которыми мн приходится встрчаться. Онъ человкъ бывалый и говоритъ хорошо. А затмъ, я о немъ ничего не знаю, кром того, что онъ управляетъ имніемъ милорда: это, конечно, не мало говоритъ въ его пользу.
— Леди Гарріета, въ тотъ день, что я провела съ ней въ Манор-гауз, не очень-то хорошо о немъ отзывалась.
— Леди Гарріета весьма капризна въ своихъ сужденіяхъ о людяхъ: сегодня она васъ любитъ, а завтра нтъ, сказала мистрисъ Гибсонъ, которая ршительно не могла равнодушно слышать, когда Молли въ чемъ либо ссылалась на леди Гарріету или говорила что нибудь такое, изъ чего можно было бы заключить, что он находятся въ довольно близкихъ отношеніяхъ.
— Вы должны хорошо знать мистера Престона, моя милая. Я полагаю — вамъ приходилось часто съ нимъ встрчаться въ Ашкомб?
Мистрисъ Гибсонъ покраснла и взглянула на Цинцію. На лиц той выражалась твердая ршимость не говорить, какъ бы сильно того ни желала ея мать.
— Да, мы часто съ нимъ видлись… то-есть, одно время. Онъ долженъ быть очень измнчивъ, впрочемъ, онъ постоянно снабжалъ насъ дичью и плодами. О немъ ходили кое-какіе слухи… но, я никогда имъ не врила.
— Какого рода слухи? быстро спросилъ мистеръ Гибсонъ.
— О, самые неопредленные: скандалезные, конечно. Но имъ, повторяю, никто никогда не врилъ. Онъ, когда захочетъ, уметъ быть очень пріятнымъ, а милордъ, который въ высшей степени щепетиленъ, безъ сомннія, не держалъ бы его, еслибы тутъ была хоть доля правды. Впрочемъ, я сама ничего не знаю, такъ-какъ терпть не могу сплетней и скандалезныхъ исторіи.
— Я очень радъ, что такъ усердно звалъ ему прямо въ лицо, замтилъ мистеръ Гибсонъ.— Надюсь, онъ пойметъ намкъ.
— Ну, папа, если то былъ одинъ изъ вашихъ гигантскихъ звковъ, то его слдуетъ назвать какъ нибудь посильне намека, сказала — Молли. А если вы, въ слдующій визитъ мистера Престона, захотите устроить цлый хоръ званья, то я къ вашимъ услугамъ, а вы, Цинція?
— Не знаю, отвчала та сухо, зажигая свчу и приготовляясь идти спать. Каждый вечеръ молодыя двушки имли обыкновеніе сходиться въ одной изъ своихъ комнатъ и разговаривать, но на этотъ разъ Цинція, ссылаясь на усталость, быстро захлопнула свою дверь.
Роджеръ явился съ визитомъ не дале, какъ на слдующій день. Молли была въ саду съ Уильямсомъ. Она выбирала мсто для новыхъ куртинокъ и обозначала каждую изъ нихъ маленькими колышками. Оторвавшись на минуту отъ занятія, чтобы взглянуть на общій видъ своего новаго, предполагаемаго цвтника, она приподняась съ земли и взоръ ея случайно упалъ на окно гостиной, гд она увидла фигуру джентльмена, сидящаго спиной къ свту. Онъ наклонился впередъ, какъ-бы внимательно что-то слушая или самъ говоря. Молли немедленно узнала форму головы Роджера и быстро начала развязывать холщевой коричневый передникъ. Вытряхивая карманы, она сказала Уильямсу:
— Теперь вы можете и безъ меня кончить. Вы знаете, гд слдуетъ посадить яркіе цвты и какъ обвести ихъ зеленью, а также — гд должна находиться новая куртинка съ розами.
— Не совсмъ, отвчалъ онъ.— Но если вы, мисъ Молли, будете такъ добры и еще разъ мн повторите ваши распоряженія, то я, можетъ быть, и запомню ихъ. Я, видите ли, старъ становлюсь и память мн измняетъ, а между тмъ я не хотлъ бы надлать ошибокъ, особенно тамъ, гд, я вижу, вы желали бы, чтобы я не отступалъ отъ вашихъ плановъ.
Молли остановилась. Она видла, что садовникъ дйствительно былъ озадаченъ и въ то же время хотлъ ей угодить. Она принялась снова ему объяснять, толковать и вколачивать въ землю колышки, пока морщины не разгладились на лиц старика и онъ сказалъ: — вижу, вижу, мисъ Молли, и понимаю! Теперь у меня весь узоръ ясенъ въ голов.
Наконецъ, она могла оставить его и уйдти. Но, въ ту самую минуту, какъ она подходила къ садовой калитк, изъ дому вышелъ Роджеръ. Это было настоящей наградой ей за ея терпніе: несравненно пріятне оказывалась встрча съ нимъ наедин, хоть и на нсколько минутъ, чмъ въ стснительномъ присутствіи мистрисъ Гибсонъ и Цинціи.
— Я только сейчасъ узналъ, гд вы, Молли. Мистрисъ Гибсонъ говорила, что вы вышли, но не умла сказать, куда. На счастье для меня, я обернулся и увидлъ васъ.
— Я видла васъ уже нсколько времени тому назадъ, но не могла оставить Уильямса. Онъ сегодня какъ-то особенно непонятливъ и никакъ не могъ сообразить, чего я хотла для новыхъ куртинокъ.
— Это планъ у васъ въ рукахъ? Дайте взглянуть. А, я вижу: вы кое-что позаимствовали изъ нашего гамлейскаго сада. Мысль объ этой куртинк изъ пунцовой герани, окаймленной темной зеленью, принадлежала матушк.
Оба на минуту замолчали, потомъ Молди сказала:
— Какъ здоровье сквайра? Я его съ тхъ поръ не видла.
— Онъ не разъ говорилъ, что очень, очень желалъ бы видть васъ, но у него не хватаетъ мужества явиться сюда съ визитомъ. А вамъ, я полагаю, теперь не удобно пріхать погостить въ замокъ. Отца это несказанно обрадовало бы: онъ смотритъ на васъ, какъ на дочь, а Осборнъ и я, конечно, никогда не перестанемъ видть въ васъ сестру. Мы не можемъ забыть, какъ матушка нжно любила васъ, и съ какой заботливостью вы за ней ухаживали до конца. Но, я думаю, это невозможно устроить.
— Нтъ, конечно, нтъ, поспшно отвчала Молли.
— Мн все кажется, что еслибъ вы пріхали въ замокъ, вы много бы тамъ поправили и измнили. Вы знаете, я вамъ когда-то говорилъ — Осборнъ поступилъ противно моему мннію — впрочемъ, онъ не сдлалъ ничего дурнаго: это не боле какъ ошибка и неправильный взглядъ на вещи. Но отецъ все понялъ иначе и — конецъ концовъ тотъ, что онъ сердитъ на Осборна и отъ того самаго чувствуетъ себя очень несчастнымъ. Осборнъ, съ своей стороны, сильно огорченъ, считаетъ себя оскорбленнымъ и чуждается отца. Матушка, будь она жива, мигомъ разъяснила бы вс недоразумнія и — я полагаю — вы тоже могли бы это сдлать, хотя и безсознательно. Несчастная таинственность, какой себя окружаетъ Осборнъ, всему причиной. Но съ нимъ безполезно спорить, и я не знаю, къ чему и вамъ-то теперь все это говорю. Затмъ, съ усиліемъ перемнивъ предметъ разговора, онъ сказалъ Молли, которая все еще думала о только что слышанномъ ею: — Не могу вамъ сказать, какъ мн нравится мисъ Киркпатрикъ, Молли. Вамъ, должно быть, очень пріятно имть такую подругу.
— Да, отвчала Молли съ легкой улыбкой.— Я очень полюбила ее съ самаго начала и съ каждымъ днемъ все боле и боле къ ней привязываюсь. Но, какъ быстро открыли вы въ ней вс ея добродтели!
— Разв я сказалъ ‘добродтели’? спросилъ онъ, покраснвъ.— Впрочемъ, я не думаю, чтобы лицо это могло обманывать. А мистрисъ Гибсонъ кажется мн очень привтливой особой. Она пригласила меня и Осборна обдать въ пятницу.
— Горькое пиво, вспомнила Молли.— Вы будете? спросила она.
— Непремнно, если только не буду нуженъ отцу. Я далъ слово мистрисъ Гибсонъ и за Осборна также. Итакъ, мы скоро снова увидимся, а теперь — мн надо идти: черезъ полчаса я долженъ поспть въ одно мсто за семь миль отсюда. Желаю вамъ удачи съ вашимъ новымъ цвтникомъ, Молли.

III.
Заботы стараго сквайра.

Дла въ Гамле шли гораздо хуже, чмъ даже говорилъ Роджеръ. Въ чемъ состояло водворившееся тамъ зло, трудно было опредлить, но присутствіе его, тмъ не мене, сильно ощущалось. Какъ ни была по наружности кротка и пассивна мистрисъ Гамлей, она, пока жила, всмъ распоряжалась и управляла въ дом. Приказанія слугамъ, до самыхъ послднихъ мелочей, постоянно исходили изъ ея гостиной и съ дивана, на которомъ она лежала. Дти всегда имли къ ней свободный доступъ и находили у нея любовь и сочувствіе, котораго искали. Мужъ ея, подверженный припадкамъ гнва и раздражительности, неизмнно являлся къ ней за успокоеніемъ и утшеніемъ. Онъ вполн сознавалъ ея вліяніе надъ собой, охотно подчинялся ему, и — только въ ея присутствіи — примирялся самъ съ собой, подобно ребнку, который чувствуетъ себя хорошо съ человкомъ, обращающимся съ нимъ, въ одно и то же время, твердо и нжно. Но теперь, примиряющій духъ семьи исчезъ и спокойствіе ея начинало распадаться. Всегда грустно бываетъ видть, когда печаль по умершимъ раздражительно дйствуетъ на характеръ остающихся. Правда, раздражительность эта иногда бываетъ только временная или поверхностная, но всегда встрчаетъ строгое порицаніе со стороны постороннихъ лицъ, которыя съ какой-то непонятной жестокостью любятъ судить и рядить о томъ, кто какъ переноситъ потерю близкихъ ему и дорогихъ существъ. Равнодушному зрителю, дйствительно, могло бы показаться, что сквайръ со смертью жены сдлался еще вспыльчиве и требовательне прежняго. Въ сущности же — смерть эта постигла его въ такое время, когда у него и безъ того было много заботъ, неудовольствій и горькихъ разочарованій. А ея боле не было, чтобъ цлительнымъ бальзамомъ нжныхъ словъ и кроткихъ увщаній залечивать раны наболвшаго сердца, не у кого было ему искать утшенія и совта. Весьма часто, самъ видя, какъ оскорбляло другихъ его крутое и рзкое обращеніе, онъ внутренно укорялъ себя за него и съ тоской готовъ былъ воскликнуть: ‘Пожалйте лучше меня, я такъ несчастливъ!’ Замчая, какъ слуги начинаютъ его бояться, а старшій сынъ избгать, сквайръ и не думалъ порицать ихъ. Онъ зналъ, что становился домашнимъ тираномъ. Казалось, вс обстоятельства обратились противъ него, а онъ — не имлъ достаточно силы, чтобы бороться съ ними. Какъ нарочно, все въ дом и въ имніи шло какъ нельзя хуже, и именно въ такое время, когда даже при полномъ спокойствіи и всевозможныхъ удобствахъ, онъ и то врядъ ли бы могъ кротко и спокойно переносить потерю своей жены. Онъ нуждался въ наличныхъ деньгахъ для того, чтобъ удовлетворить Осборновыхъ кредиторовъ, а тутъ, какъ на зло, урожай хлба былъ замчательно хорошъ и цна на зерно сильно понизилась. Сквайръ, когда женился, застраховалъ свою жизнь на значительную сумму денегъ, которая должна бы была достаться его жен, еслибъ та пережила его, и ея младшимъ дтямъ. Роджеръ одинъ теперь имлъ права на эту сумму, и сквайру очень не хотлось лишить его, переставъ вносить проценты. Не нравилось ему также и мысль о продаж даже самаго незначительнаго клочка земли, наслдованной имъ отъ отца. Правда, иногда ему приходило въ голову, что подобный шагъ, въ конц концовъ, оказался бы самымъ благоразумнымъ, такъ-какъ вырученныя деньги могли бы пойдти на осушку и приведеніе въ порядокъ остальной части имнія. Нсколько времени тому назадъ, разнесся слухъ, что правительство, за небольшіе проценты, предлагаетъ въ займы деньги — для произведенія работъ по осушк — съ тмъ, чтобъ она совершилась въ означенный срокъ, по истеченіи котораго должна быть выплачена и вся сумма, полученная въ займы. Мистрисъ Гамлей уговорила мужа воспользоваться выгоднымъ предложеніемъ правительства. Но теперь, когда некому было ободрять его и съ интересомъ слдить за успхомъ дла, сквайръ самъ охладлъ къ нему. Его не занимало боле вызжать въ поле на чалой, коренастой своей лошадк, наблюдать за движеніями работниковъ по болотистой, поросшей тростникомъ почв и разговаривать съ ними на ихъ сильномъ, выразительномъ, простонародномъ нарчіи. А между тмъ, проценты правительству надлежало выплачивать безразлично: хорошо ли, дурно ли производились работы. Весной, при таяніи снговъ, въ крыш замка появилась течь и, по освидтельствованіи зданія, оказалось, что оно требуетъ значительныхъ поправокъ. Подозрительнаго вида люди, подосланные для осмотра имнія заимодавцами Осборна, неодобрительно отозвались о лс. ‘Прекрасныя деревья’ — говорили они — ‘толстыя, полувковыя, но, къ сожалнію, они начинаютъ гнить, за ними, безъ сомннія, былъ дурной уходъ, ихъ не подстригали и не очищали… Разв при лс не было никого, кто бы за нимъ наблюдалъ и оберегалъ его? Онъ далеко не соотвтствуетъ той цнности, какую ему придавалъ молодой мистеръ Гамлей’. Замчанія эти доходили до ушей сквайра. Онъ любилъ деревья, подъ тнью которыхъ провелъ свое дтство, да и съ матеріальной точки зрнія онъ считалъ ихъ весьма драгоцнными и — до сихъ поръ — не встрчалъ ни въ комъ противорчія собственному мннію. Слова цновщиковъ, совершенно естественно, задли его за живое, хотя онъ и длалъ видъ, будто не вритъ имъ и старался убдить въ томъ самого себя. Но вс эти заботы и обманутыя надежды были ничто въ сравненіи съ негодованіемъ, какое возбуждалъ въ немъ Осборнъ. Извстное дло, что ничто такъ не разжигаетъ гнвъ, какъ оскорбленное чувство любви. Сквайръ вообразилъ себ, что Осборнъ и его совтники вели между собой дла, разсчитывая на его смерть. Мысль эта была ему невыносима — она терзала его и до такой степени волновала, что онъ не ршался взглянуть ей прямо въ лицо, выяснить ее и добиться, на сколько она справедлива. Онъ предпочиталъ лучше весь отдаться печальнымъ мыслямъ о своей безполезности, о томъ, что онъ родился подъ несчастной звздой и портилъ все, къ чему ни прикасался. Но это ни чуть не развивало въ немъ смиренія — нтъ, онъ во всемъ обвинялъ судьбу, думалъ, что Осборнъ замчаетъ и его неспособность и ошибки, и потому съ нетерпніемъ ожидаетъ его смерти. Мысли эти, внушенныя болзненно-настроеннымъ воображеніемъ, мгновенно разсялись бы, еслибъ онъ могъ поврить ихъ жен и — даже въ томъ случа, еслибъ онъ имлъ боле сношеній съ людьми, которыхъ могъ бы считать себ равными. Но, какъ мы уже говорили, недостатокъ образованія развилъ въ немъ ложный стыдъ, заставлявшій его избгать всхъ, занимавшихъ одинаковое съ нимъ положеніе въ свт. Можетъ быть, это сознаніе собственнаго невжества отчасти заставляло его также недоврчиво смотрть и на сыновей — на Роджера мене, чмъ на Осборна, хотя первый и оказался на дл гораздо состоятельне послдняго. Но Роджеръ былъ практичне и проще, онъ принималъ участіе во всемъ, что занимало отца, и всегда съ интересомъ выслушивалъ его замчанія и наблюденія, сдланныя имъ въ теченіе дня въ лсу и въ поляхъ. Осборнъ, напротивъ, былъ слишкомъ утонченъ во вкусахъ, въ одежд и разборчивъ въ рчахъ. Въ былое время, когда онъ ожидалъ, что сынъ его отличится въ Кембридж, сквайръ всмъ этимъ гордился. Онъ смотрлъ на красоту и изящныя манеры Осборна, какъ на залогъ, еще боле обезпечивавшій осуществленіе его завтной мечты на счетъ блестящаго брака, которому надлежало возстановить во всемъ его прежнемъ величіи древній гамлейскій родъ. Но теперь, Осборнъ съ грхомъ пополамъ окончилъ курсъ наукъ, надежды отца были разбиты въ прахъ, утонченные вкусы молодого человка вовлекли его въ непредвиднные расходы (давая долгамъ Осборна самое невинное истолкованіе), и его изящество отнын сдлалось для сквайра только источникомъ досады и раздраженія. Осборнъ, попрежнему, много читалъ и писалъ, и эти занятія представляли ему весьма мало предметовъ для разговора съ отцомъ, когда они встрчались за обдомъ или сходились по вечерамъ. Еслибъ Осборнъ могъ проводить боле времени на открытомъ воздух, это было бы для обоихъ лучше, но, страдая близорукостью, онъ вообще мало интересовался занятіями и наблюденіями брата. Онъ имлъ мало знакомыхъ однихъ лтъ съ нимъ и одинаковаго положенія въ свт. Страстно любя охоту, онъ въ настоящій сезонъ не могъ и ею вполн пользоваться, потому что изъ двухъ охотничьихъ лошадей, которыя, до сихъ поръ, всегда бывали въ его полномъ распоряженіи, отецъ оставилъ ему только одну. Вообще, расходы на конюшн были очень сокращены. Эта экономическая мра, боле прочихъ, отзывалась на удовольствіяхъ какъ сквайра, такъ и Осборна, и потому самому первый съ какой-то дикой радостью особенно на нее напиралъ. Старая, фамильная карета, купленная во время сравнительнаго благосостоянія, по смерти мистрисъ Гамлей боле не употреблялась, е отправили на покой въ сарай, гд она вскор покрылась паутиной и окончательно заржавла. Лучшая изъ пары ходившихъ въ упряжи лошадей была взята подъ одноколку, въ которой теперь разъзжалъ сквайръ, повторяя всмъ и каждому, что въ теченіе уже многихъ вковъ Гамлей изъ Вандея не доходили до такого упадка, чтобы не быть въ состояніи держать экипажа. Другая лошадь, на поко, паслась по лугамъ, такъ-какъ за старостію не могла быть употреблена въ дло. Побдитель — такъ звали эту лошадь — радостно ржалъ и подходилъ къ ршетк парка, всякія разъ, какъ тамъ появлялся сквайръ, который всегда приносилъ своему любимцу кусокъ хлба, сахара или яблоко. Не разъ обращался онъ къ безсловесному животному за сочувствіемъ, поврялъ ему свои печали и разсказывалъ, какъ все измнилось съ тхъ поръ, какъ они оба были во цвт силъ и молодости. Онъ никогда не поощрялъ своихъ сыновей приглашать въ замокъ ихъ товарищей и друзей. Въ этомъ, безъ сомннія, имъ отчасти руководилъ тотъ же ложный стыдъ, а отчасти и преувеличенное сознаніе недостаточности средствъ, отчего его хозяйственное устройство казалось ему непохожимъ на то, что школьные товарищи его сыновей привыкли видть у себя дома. Разъ, онъ даже счелъ нужнымъ объяснить это Осборну и Роджеру, когда т были въ Регби.
— Вы, школьники, говорилъ онъ: — имете свой особенный взглядъ на вещи и смотрите на всхъ, непринадлежащихъ къ вашему обществу, какъ, напримръ, я смотрю на кроликовъ и на все, что не составляетъ красную дичь. Смйтесь, смйтесь, сколько хотите, тмъ не мене, это сущая правда. Не могу же я захотть, чтобъ ваши друзья поглядывали на меня искоса, на меня, чья родословная поспоритъ съ любой родословной въ королевств, если не разобьетъ ее въ пухъ и прахъ. Нтъ, я никакъ не допущу, чтобъ кто-либо изъ постителей замка съ презрніемъ взглянулъ на одного изъ Гамлеевъ гамлейскихъ, хотя бы тотъ не умлъ написать своего собственнаго имени, а изображалъ его просто крестомъ.
Изъ этого, конечно, слдовало то, что и сыновья его не должны были посщать молодыхъ людей, которыхъ сквайръ не хотлъ принимать у себя. Напрасно мистрисъ Гамлей старалась всей силой своего вліянія преодолть это предубжденіе своего мужа: онъ не сдавался ни на какіе доводы и не отступалъ отъ однажды принятой ршимости. Смотря на себя съ точки зрнія главы древнйшей фамиліи въ трехъ графствахъ, онъ не зналъ мры своей гордости. Съ другой стороны, доведенное до какой-то болзненной чуткости сознаніе недостаточности собственнаго образованія побуждало его слишкомъ тщательно избгать общества себ равныхъ и доставляло ему слишкомъ много страданія, чтобы единственнымъ его источникомъ могло быть смиреніе.
Вотъ, для примра, одна изъ ежедневно повторявшихся сценъ и ясно обрисовывающая отношенія, установившіяся между сквайромъ и его старшимъ сыномъ, которые находились, если не въ открытой вражд, то въ какомъ-то пассивномъ отчужденіи одинъ отъ другого.
Былъ мартъ мсяцъ, первый, наступившій посл смерти мистрисъ Гамлей. Роджеръ еще не возвращался изъ Кембриджа. Осборнъ только-что пріхалъ домой изъ путешествія, въ которомъ, но обыкновенію, никому не далъ отчета. Сквайръ полагалъ, что онъ былъ или въ Кембридж, у брата, или въ Лондон. Ему очень хотлось знать въ точности, гд провелъ это время его сынъ, что онъ длалъ и видлъ, съ кмъ встрчался? Разсказъ о всемъ этомъ былъ бы ему пріятенъ уже и потому, что отвлекъ бы его нсколько отъ мысли о домашней неурядиц и тяготвшихъ на немъ заботахъ. Но онъ изъ гордости не хотлъ длать вопросовъ, а Осборнъ, съ своей стороны, ни слова не говорилъ о путешествіи. Молчаніе его все боле и боле усиливало внутреннее недовольство сквайра. Дня два спустя, посл возвращенія Осборна, онъ вернулся домой особенно не въ дух и разстроенный. Было шесть часовъ, и онъ быстро прошелъ въ свою комнату въ первомъ этаж, вымылъ руки и поспшилъ въ гостиную, какъ-бы сознавая, что опоздалъ и заставилъ себя ждать къ обду. Но гостиная была пуста. Онъ взглянулъ на часы и принялся грть руки у камина. Огонь плохо горлъ: во весь день никто не позаботился хорошенько развести его, и теперь сырыя дрова вмсто того, чтобъ ярко пылать и нагрвать комнату, едва тллись и трещали, наполняя гостиную не тепломъ, а дымомъ. Часы стояли: никто въ этотъ день не вздумалъ завести ихъ, но, судя по карманнымъ часамъ сквайра, обденное время уже прошло. Старый дворецкій сунулся-было въ двери, но, увидя сквайра одного, поспшилъ скрыться, намреваясь еще подождать съ обдомъ, до прихода Осборна. Онъ надялся, что маневръ его останется незамченнымъ, но сквайръ поймалъ его на дл.
— Отчего не подаютъ обдать? спросилъ онъ рзко: — уже десять минутъ седьмого. И къ чему вы жжете такія дурныя дрова: съ ними нтъ возможности согрться.
— Я думалъ, сэръ, что Томасъ…
— Не говорите мн о Томас. Пусть подаютъ обдать.
Прошло еще пять минутъ. Голодный сквайръ провелъ ихъ самымъ нетерпливымъ образомъ, Онъ яростно колотилъ щипцами по полньямъ, расправлялъ свтильни свчей, которыя, казалось ему, плохо освщали большую, холодную комнату, и наконецъ, сердито набросился на Томаса, явившагося растопить каминъ. Между тмъ, въ гостиную вошелъ Осборнъ, въ полномъ вечернемъ костюм. Онъ всегда медленно двигался, и это обыкновенно раздражало сквайра. На этотъ разъ, видъ изящно-одтаго сына возбудилъ въ немъ особенно непріятное ощущеніе, когда онъ сравнилъ его костюмъ съ своимъ чернымъ, потертымъ сюртукомъ, срыми панталонами, бумажнымъ, клтчатымъ галстухомъ и грязными сапогами. Онъ счелъ это за жеманство со стороны Осборна и у него готово было вырваться рзкое замчаніе, когда дворецкій, поджидавшій внизу молодого мистера Гамлея, безъ котораго не ршался подавать обдъ, вошелъ въ комнату и объявилъ, что кушанье на стол.
— Неужели ужь шесть часовъ? спросилъ Осборнъ, вытаскивая изъ жилета свои маленькіе, красивые часики. Онъ и не подозрвалъ, что надъ нимъ готова была разразиться гроза.
— Шесть часовъ!… Ужь боле четверти седьмого, проворчалъ его отецъ.
— Ваши часы, должно быть, неврны, сэръ. Я всего два дня тому назадъ, какъ поврялъ свои съ казарменными.
Усумниться въ врности старинныхъ, луковицо-образныхъ часовъ сквайра было настоящимъ оскорбленіемъ, которое нельзя было пропустить даромъ. Они достались ему отъ отца и по нимъ, обыкновенно, ставились вс часы въ дом, на конюшн и въ кухн, а въ былое время такъ даже поврялись и церковные гамлейскіе часы. И неужто теперь, въ почтенной старости, имъ суждено понести пораженіе отъ игрушечныхъ, французскихъ часиковъ, которые вс помщались въ жилетномъ карман, вмсто того, чтобъ при случа быть съ трудомъ вытаскиваемыми изъ-за широкаго пояса. Нтъ, это невозможно, хотя бы за французскую игрушку стояли всевозможныя казармы съ ихъ полками. Бдный Осборнъ! Ему слдовало бы знать, какъ глубоко уязвилъ онъ отца, выразивъ сомнніе насчетъ его часовъ.
— Мои часы, сэръ, сказалъ сквайръ сурово: — похожи на меня. Они просты, некрасивы, но врны. Во всякомъ случа, въ моемъ дом время распредляется по нимъ.
— Прошу извинить меня, сэръ, возразилъ Осборнъ, искренно желая не нарушать мира: — мои часы поставлены по лондонскимъ, и я не зналъ, что вы меня ждете, иначе — одлся бы гораздо скоре.
— Такъ слдовало бы, по крайней-мр, отвчалъ сквайръ, насмшливо оглядывая сына съ головы до ногъ:— въ молодые мои годы, я постыдился бы проводить передъ зеркаломъ такъ же много времени, какъ какая-нибудь кокетка. Конечно, я не прочь былъ пріодться, отправляясь на балъ и въ общество дамъ, но никакъ не позволилъ бы себ, ради собственнаго удовольствія, вертться передъ зеркаломъ, какъ кукла, и гримасничать.
Осборнъ сильно покраснлъ. Колкое замчаніе на счетъ небрежной одежды отца готово было сорваться у него съ языка, но онъ во время удержался и только сказалъ, понизивъ голосъ:
— Матушка любила, чтобъ мы одвались къ обду. Я привыкъ это длать изъ угожденія ей и теперь не хочу отставать отъ однажды принятой привычки. Осборнъ, дйствительно, съ какимъ-то особеннымъ уваженіемъ, исполненнымъ благоговйнаго чувства къ ея памяти, придерживался всхъ обычаевъ и постановленій, когда либо введенныхъ мистрисъ Гамлей въ ихъ семейную жизнь и домашнюю обстановку. Но упрекъ, который, по мннію сквайра, заключался въ словахъ сына, вывелъ его изъ себя.
— Я тоже стараюсь не отступать отъ того, что она любила, только длаю это въ боле важныхъ вещахъ. Я при жизни ея уважалъ вс ея желанія и теперь продолжаю поступать сообразно съ ними.
— Я никогда не говорилъ противнаго, защищался Осборнъ, изумленный гнвными словами и запальчивымъ тономъ отца.
— Если вы не говорили этого, то, все равно, думали, сэръ. Я это видлъ по вашимъ глазамъ и по взгляду, который вы бросили на мое утреннее одяніе. Во всякомъ случа, я при жизни моей жены никогда не поступалъ вопреки ея желаніямъ. Еслибъ, она захотла, я, не прекословя, снова слъ бы за азбуку и изъ одной боязни опечалить ее не сталъ бы тратить время на игру и лность. Тогда какъ нкоторые молодые люди, уже давно вышедшіе изъ дтства…
Сквайръ буквально задыхался, но если голосъ пересталъ ему повиноваться, за то гнвъ его насколько не уменьшался.
— Я не позволю вамъ, съ трудомъ проговорилъ онъ наконецъ:— бросать мн въ лицо упреки и напоминать мн о желаніяхъ вашей матери. И вы осмливаетесь на это, вы, который почти разбили ей сердце!
Осборну очень хотлось уйдти прочь и, еслибъ онъ повиновался своему влеченію, можетъ быть, дла приняли бы лучшій оборотъ. Это могло бы вызвать отца на объясненіе съ нимъ и въ заключеніе привести обоихъ къ примиренію. Но онъ полагалъ, что длаетъ хорошо, оставаясь неподвижно сидть съ самымъ безстрастнымъ видомъ. Это наружное равнодушіе, казалось, еще боле раздражало сквайра, который продолжалъ ворчать и горячиться, пока Осборнъ, выведенный изъ терпнія, не сказалъ очень спокойно, но съ невыразимой горечью въ тон:
— Мое присутствіе только раздражаетъ васъ, сэръ, а для меня пребываніе въ родительскомъ дом утратило всякую прелесть съ тхъ поръ, какъ въ немъ начали придираться ко мн за каждую мелочь и обращаться со мной, какъ съ малымъ ребнкомъ. Дайте мн возможность вступить въ какую либо профессію: этого въ прав у васъ просить вашъ старшій сынъ, и я оставлю этотъ домъ, гд вамъ боле не будутъ колоть глаза, ни моя одежда, ни отсутствіе во мн точности.
— Вы обращаетесь ко мн съ вашимъ требованіемъ, какъ въ былое время нкій извстный сынъ, пожелавшій получить отъ отца своего часть имнія. Но то, какъ онъ распорядился съ своими деньгами, не слишкомъ поощряетъ меня… Но сквайръ вспомнилъ, какъ мало могъ онъ дать своему сыну и остановился.
Осборнъ сказалъ:
— Я готовъ заработывать свой хлбъ, но вступленіе въ какую либо профессію требуетъ денегъ, а у меня ихъ нтъ.
— И у меня тоже, рзко возразилъ сквайръ.
— Что же длать въ такомъ случа? спросилъ Осборнъ, только на половину вря словамъ отца.
— Вы должны привыкнуть къ домашней жизни и не предпринимать безпрестанно дорогихъ путешествій, затмъ вамъ слдуетъ сократить ваши издержки на туалетъ. Я не прошу васъ помогать мн въ управленіи имніемъ: вы для этого слишкомъ важный баринъ, но если вы не можете заработывать деньги, то и не должны тратить ихъ.
— Повторяю вамъ, я готовъ работать! гнвно воскликнулъ Осборнъ, наконецъ, потерявъ терпніе.— Но какъ мн это сдлать? Право, вы очень неблагоразумны, сэръ.
— Въ самомъ дл? спросилъ сквайръ, становясь хладнокровне, по мр того, какъ Осборнъ горячился.— Да я и не имю ни малйшей претензіи на благоразуміе. Люди, которые поставлены въ необходимость платить за сыновей деньги, которыхъ они не имютъ, ни въ какомъ случа не могутъ быть названы благоразумными. Но есть дв вещи, сэръ, которыя вы сдлали, и которыя меня сводятъ съума, когда я о нихъ думаю. Первое — это то, что вы оказались совершенной невждой, тогда какъ мать ваша возлагала на васъ такія блестящія надежды, и когда вамъ стоило только захотть, чтобъ осчастливить ее. О второмъ же я лучше не стану и говорить.
— Скажите, скажите, что это такое, сэръ, проговорилъ Осборнъ въ ужас, при мысли, что отецъ узналъ тайну его брака, но сквайръ думалъ о заимодавцахъ, которые разсчитывали, какъ скоро Осборнъ вступитъ во владніе помстьемъ.
— Нтъ! отвчалъ онъ.— Я знаю то, что знаю, и не намренъ говорить, какъ это до меня дошло. Скажу только одно: ваши друзья столько же смыслятъ въ хорошемъ лс, сколько вы или я допускаемъ возможность заработать вашимъ трудомъ хоть пятифунтовый билетъ, даже еслибы вы умирали съ голоду. А вотъ Роджеръ, о которомъ мы вс такъ мало думали, тотъ далеко пойдетъ и, право слово, сдлается епископомъ, канцлеромъ или чмъ нибудь въ этомъ род, прежде нежели мы догадаемся, что онъ уменъ. Не знаю, что заставляетъ меня говорить такимъ образомъ мы, мы, сказалъ онъ, и голосъ его внезапно порвался.— Отнын я только я, навки я, а не мы, и пора мн къ этому привыкнуть.
Онъ быстро всталъ, причемъ уронилъ стулъ и, не останавливаясь, чтобы поднять его, вышелъ изъ комнаты. Осборнъ сидлъ, понуря голову, шумъ падающаго стула заставилъ его взглянуть въ ту сторону, откуда онъ раздался. Не мене быстро сквайра вскочилъ онъ съ мста и послдовалъ за отцомъ, который, однако, прежде, чмъ сынъ усплъ догнать его, скрылся въ кабинет и заперъ двери на ключъ.
Осборнъ возвратился въ столовую, глубоко опечаленный. Обыкновенно, всякое малйшее отступленіе отъ принятаго порядка непремнно останавливало на себ его вниманіе. Такъ и теперь, онъ замтилъ опрокинутый стулъ, поднялъ его и поставилъ на мсто у стола, затмъ онъ позаботился о томъ, чтобы привести въ безпорядокъ кушанья, которыя оставались нетронутыми, а потомъ уже позвонилъ Робинзона. Когда послдній явился въ сопровожденія Томаса, Осборнъ счелъ нужнымъ объявить, что отецъ его нездоровъ, и потому удалился въ кабинетъ, самъ онъ отказывался отъ десерта, и только просилъ подать ему чашку кофе въ гостиную. Старый дворецкій, выславъ изъ комнаты Томаса, тихо сказалъ Осборну:
— Я еще до обда, мистеръ Осборнъ, замтилъ, что барину не по себ, и счелъ долгомъ за него извиниться, да, сэръ, я извинился за него! Онъ вдругъ самъ отдалъ приказаніе Томасу объ огн, а это, сэръ, можетъ быть объяснено разв только болзнью, которой, конечно, я всегда расположенъ многое спускать и прощать.
— Почему же мой отецъ не могъ самъ отдать приказаніе Томасу? спросилъ Осборнъ.— Онъ, можетъ быть, говорилъ съ нимъ сердито?— но это, дйствительно, потому, что онъ нездоровъ.
— Нтъ, мистеръ Осборнъ, это не то. Я самъ вспыльчивъ и часто сержусь, хотя и пользуюсь прекраснымъ здоровьемъ. Къ тому же, гнвъ — хорошая вещь для Томаса, и онъ нуждается въ упрекахъ, только слдуетъ, чтобъ они ему длались настоящимъ человкомъ, то-есть много, мистеръ Осборнъ. Я знаю свое мсто, сэръ, свои права и обязанности не хуже любого дворецкаго въ королевств. Бранить Томаса слдуетъ мн, а не барину. Барину только надлежало мн сказать: ‘Робинзонъ, отдайте приказаніе Томасу, чтобъ огонь не тухъ въ камин’, а ужь я распорядился бы посвоему, я не спустилъ бы его небрежности. Теперь же, мн пришлось извиняться передъ нимъ за барина и все сложить на его нравственное разстройство и тлесное нездоровье. И только убжденіе въ томъ, что баринъ, дйствительно, боленъ, удерживаетъ меня на мст. При боле счастливыхъ обстоятельствахъ — я не задумался бы отойти.
— Право, Робинзонъ, все это чистый вздоръ, возразилъ Осборнъ, утомленный длинной рчью дворецкаго, которую онъ слышалъ только на половину!— Не все ли равно, кому отецъ сказалъ объ огн: вамъ, или Томасу? Принесите мн кофе въ гостиную и не трудитесь боле выговаривать Томасу.
Робинзонъ ушелъ оскорбленный тмъ, что его обиду назвали вздоромъ. Въ промежуткахъ между упреками, которыми онъ преслдовалъ Томаса, дворецкій не переставалъ ворчать: ‘Нечего сказать, многое измнилось со смерти госпожи. Не мудрено, если баринъ такъ печалится, когда и я даже глубоко о ней скорблю. Она была дама, которая понимала значеніе и цну званія дворецкаго, она знала, что и какъ можетъ оскорбить его. Она никогда не назвала бы всего этого вздоромъ — нтъ никогда, ни она, ни мистеръ Роджеръ. Онъ веселый молодой джентльменъ и ужь черезчуръ любитъ наполнять домъ всякой грязью и дрянью, но за то у него всегда найдется ласковое слово для человка, который чувствуетъ себя обиженнымъ. Онъ развеселилъ бы сквайра и помшалъ ему быть такимъ сердитымъ и капризнымъ. Очень желалъ бы я, чтобъ мистеръ Роджеръ поскорй вернулся домой!’
Бдный сквайръ, между тмъ, заперся одинъ въ своемъ холодномъ, неуютномъ кабинет, гд съ каждымъ днемъ привыкалъ проводить все боле и боле времени. Печаль томила его и онъ думалъ, думалъ о своемъ безвыходномъ положеніи, пока у него не помутилось въ голов. Онъ сидлъ за расходною книгой, стараясь привести въ порядокъ счеты, но всякій разъ, какъ онъ съизнова начиналъ подводить итогъ, непремнно выходила разница съ предъидущимъ. Старикъ готовъ былъ плакать, какъ дитя надъ ариметической задачей, ему было и больно и досадно, и онъ, наконецъ, съ шумомъ закрылъ и отодвинулъ отъ себя раскрытую книгу.
— Я становлюсь старъ, сказалъ онъ:— и голова моя не такъ свжа, какъ въ былое время. Горе отуманило ее. Я и никогда не могъ похвастаться ею, но голубушка моя была высокаго о мн мннія. Она никогда и неподумала бы назвать меня дуракомъ, а между тмъ, я совершенный дуракъ. Осборну слдовало бы помочь мн. Не мало денегъ потрачено на его ученье! Но, вмсто того, онъ является расфранченный, ни мало не заботясь, изъ какихъ денегъ я выплачу его долги. Жаль, что я не посовтовалъ ему заработывать свой хлбъ въ качеств танцовальнаго учителя, продолжалъ сквайръ, грустно улыбаясь своему собственному остроумію.— Съ виду, по крайней мр, онъ настоящій танцоръ. А куда онъ двалъ столько денегъ — одному Богу извстно. Можетъ быть, современемъ, и Роджеръ явится съ толпой кредиторовъ по пятамъ. Нтъ, нтъ, Роджеръ не такъ остеръ, можетъ быть: онъ мшковатъ, но добръ и на него можно положиться. Нтъ, Роджеръ добрый малый и какъ бы я хотлъ, чтобъ онъ былъ здсь! Онъ хоть и не старшій сынъ, а интересуется имніемъ и помогъ бы мн свести эти несчастные счеты. Ахъ, еслибъ Роджеръ былъ дома!

IV.
Осборнъ Гамлей обдумываетъ свое положеніе.

Осборнъ въ одиночеств пилъ принесенную ему въ гостиную чашку кофе. Онъ тоже, п о своему, былъ несчастливъ, когда, стоя у камина, длалъ обзоръ печальнымъ обстоятельствамъ, въ которыхъ находился. Ему не было вполн извстно, до какой степени его отецъ терплъ недостатокъ въ наличныхъ деньгахъ. Сквайръ никогда не говорилъ съ нимъ объ этомъ спокойно, и сынъ, совершенно естественно, большую часть его рчей, нердко противорчившихъ одн другимъ, во всегда основанныхъ на истин, считалъ гнвными преувеличеніями. Конечно, молодому человку, въ положеніи и лтахъ Осборна, тяжело было переносить лишенія, за неимніемъ часто пятифунтового билета. Обильный Гамлейскій столъ всегда преимущественно снабжался ирипасами съ имнія, и потому съ этой стороны не было замтно никакого упадка или измненія. Пока Осборнъ оставался дома, онъ имлъ все необходимое, но у него была жена, которую онъ постоянно стремился видть, а этого можно было достигнуть только посредствомъ путешествій. Къ тому же надо было содержать ее, бдняжку, а денегъ не имлось ни на путешествія, ни на удовлетвореніе скромныхъ нуждъ Эме. Вотъ что въ настоящую минуту боле всего терзало Осборна. Въ бытность свою въ университет, онъ, въ качеств Гамлейскаго наслдника, получалъ на свое содержаніе триста фунтовъ въ годъ, тогда какъ Роджеръ долженъ былъ довольствоваться одной сотней меньше. Ежегодное выплачиваніе этихъ суммъ стоило сквайру всегда большихъ хлопотъ, но онъ смотрлъ на это только какъ на временное затрудненіе. Отъ Осборна ожидали такъ многаго: онъ отличится въ наукахъ, получитъ высокую ученую степень, женится на знатной, богатой наслдниц, станетъ жить въ замк и помогать отцу въ управленіи имніемъ, которое современемъ будетъ принадлежать ему. Роджера прочили въ духовное званіе, находя, что со своимъ спокойнымъ, ровнымъ, но твердымъ характеромъ, онъ какъ-бы нарочно созданъ для церкви. Когда же молодой человкъ объявилъ, что предпочитаетъ боле дятельную жизнь, его никто не стснялъ: онъ могъ идти по любой дорог. Роджеръ былъ практиченъ и склоненъ ко всмъ занятіямъ, отъ которыхъ Осборна отвращали его изысканный вкусъ и псевдо-геніальныя способности. Счастіе его, что онъ былъ старшій сынъ: онъ никогда не съумлъ бы проложить себ дороги въ жизни, а о выбор професіи и думать было нечего. И вотъ теперь Осборнъ жилъ дома, всей душой стремясь въ иное мсто. Содержаніе ему боле не полагалось, впрочемъ, и въ послдніе два года аккуратнымъ выплачиваніемъ его, онъ былъ обязанъ единственно стараніямъ матери. Теперь о прекращеніи его ни слова не было сказано между отцомъ и сыномъ, которые избгали касаться денежнаго вопроса, какъ больнаго мста. Время отъ времени сквайръ давалъ ему что-то въ род десятифунтового билета, но эти милости всегда сопровождались глухимъ ворчаніемъ, да и промежутки между ними бывали такъ неопредленны, что Осборнъ никогда не могъ съ точностью на нихъ разсчитывать.
‘Чмъ я могу обезпечить себ ежегодный доходъ?’ думалъ онъ, стоя у пылающаго камина съ недопитымъ кофе въ чашк изъ стариннаго, дорогого фарфора и изящно одтый по послдней мод. Кому бы, при вид этого красиваго юноши посреди исполненной удобствъ, если не роскоши — обстановки, могло прійдти на умъ, что онъ занятъ разршеніемъ подобнаго рода задачи? Но такъ было на дл. ‘Чмъ я могу себ обезпечить ежегодный доходъ? Вещи не могутъ доле оставаться въ томъ положеніи, въ какомъ он теперь находятся. Но мн понадобится содержаніе еще на два, на три года, даже если я и ршусь поступить въ Темпль или въ Линкольнс-Инъ. Съ офицерскимъ жалованьемъ нтъ возможности существовать въ арміи, да къ тому же я ненавижу военное ремесло. Въ сущности, нтъ хорошихъ професій, и я не знаю ни одной, членомъ которой я добровольно согласился бы сдлаться. Можетъ быть, я боле всего способенъ къ духовному званію, но я не могу себ представить необходимости каждую недлю писать проповди, имете вы что нибудь сказать или нтъ. Кром того, я былъ бы осужденъ на постоянныя сношенія съ людьми гораздо ниже меня по образованію и съ грубыми, неразвитыми вкусами. А между тмъ бдная Эме нуждается въ деньгахъ! У меня сердце сжимается, когда я сравниваю нашъ здшній обильный столъ, обремененный различными мясами и сластями, съ бднымъ обдомъ Эме, состоящимъ всего изъ двухъ кусочковъ баранины. А что сказалъ бы отецъ, еслибъ узналъ, что я женатъ на француженк? Въ настоящемъ своемъ настроеніи духа, онъ постарался бы лишить меня наслдства и, пожалуй, заговорилъ бы о ней въ тон, котораго я никакъ не могъ бы допустить. Да еще католичка, вдобавокъ! Но, будь что будетъ, я не раскаяваюсь и готовъ былъ бы и теперь сдлать то же. Еслибъ матушка въ то время была здорова — еслибъ она выслушала мой разсказъ и увидала Эме! Теперь же я долженъ держать все въ тайн — но откуда взять денегъ? Откуда взять денегъ?’
Тутъ онъ вспомнилъ о своихъ стихотвореніяхъ, и ему пришло на умъ, нельзя ли продать ихъ и, такимъ образомъ, извлечь изъ нихъ пользу. Вопреки примру Мильтона, онъ надялся на успхъ и пошелъ въ свою комнату за рукописью. Возвратясь, онъ слъ у огня и принялся за чтеніе, стараясь взглянуть на свои произведенія чисто-критическимъ взглядомъ и по возможности забыть, что онъ ихъ авторъ. Манера его и тонъ сочиненій измнились съ тхъ поръ, какъ онъ писалъ стихотворенія въ дух мистрисъ Гименсъ. Талантъ его былъ преимущественно подражательный и въ послднее время онъ увлекся примромъ одного поэта, прославившагося своими популярными сонетами. Онъ медленно переворачивалъ листы тетради, каждая страница которой была, такъ-сказать, отраженіемъ его жизни. Вотъ названіе стихотвореній въ ихъ хронологическомъ порядк:
‘Эме, гуляющая съ ребнкомъ’.
‘Эме, ноющая за работой’.
‘Эме отворачивается отъ меня, когда я говорю ей о любви’*
‘Признаніе Эме’.
‘Отчаяніе Эме’.
‘Далекая страна, гд живетъ моя Эме’.
‘Обручальное кольцо’.
‘Жена’.
Дойдя до заглавія этого послдняго сонета, Осборнъ выронилъ изъ рукъ тетрадь и погрузился въ размышленіе. ‘Жена’. Да, жена, француженка, католичка, которая, можно почти сказать, была въ услуженіи. А отецъ его съ такимъ унорствомъ ненавидлъ французовъ и въ масс, и какъ отдльныхъ личностей! Въ масс онъ считалъ ихъ за толпу негодяевъ, убившихъ своего короля и совершившихъ несчетное число злодяній и кровавыхъ длъ. Отдльныя же охъ личности представлялись ему не иначе, какъ въ вид каррикатурныхъ изображеній, лтъ за двадцать-пять передъ тмъ появлявшихся на листкахъ ‘Boney’ и ‘Johnny Crapaud’, когда сквайръ былъ молодъ и способенъ принимать впечатлнія. Что касается до мннія сквайра о религіи, въ которой была воспитана мистрисъ Осборнъ Гамлей, то, чтобъ вполн ознакомиться съ нимъ, достаточно будетъ упомянуть о томъ, съ какимъ негодованіемъ большинство англичанъ незадолго передъ тмъ встртило предложеніе нкоторыхъ политико-экономистовъ объ уравненіи правъ католиковъ съ протестантами. Осборнъ зналъ, что одинъ намекъ на что либо подобное производилъ на сквайра дйствіе краснаго сукна на быка.
Но, имй Эме несказанное и ни съ чмъ несравнимое счастіе родиться отъ англійскихъ родителей, въ самомъ сердц Англіи — въ Варвикшир, напримръ, не знай она ничего о католическихъ священникахъ, обдняхъ, объ исповди и о пан, будь она рождена, окрещена и воспитана въ лон англиканской церкви, въ полномъ невденіи диссидентскихъ митинговъ и папистскихъ капелъ — то и тогда врядъ-ли бы можно было ожидать чего добраго отъ того несомнннаго факта, что она была чмъ-то въ род няньки, получала четыре раза въ годъ жалованье съ извстной порціей сахара и чаю, и могла быть всегда по произволу отставлена отъ мста. Ужь одно это нанесло бы сквайру жестокій ударъ, отъ котораго онъ врядъ-ли бы когда нибудь оправился.
‘Еслибъ онъ только видлъ ее!’ думалъ Осборнъ. ‘Да, но въ такомъ случа онъ, конечно, услышалъ бы ея ломанный англійскій языкъ, дорогой для мужа, которому на немъ впервые были сказаны слова любви, но едва-ли пріятный для слуха сквайра, славившагося своей ненавистью ко всему французскому. А какой кроткой, нжной, любящей дочерью была бы она для отца! Она скоре всякой другой могла бы занять и наполнить опуствшее мсто въ нашемъ дом. Но онъ этого не захочетъ, не донуститъ и ей никогда не представится случай выказать себя. А что, если я напечатаю эти сонеты, перемнивъ въ нихъ только имя Эме на Люси! Они могутъ понравиться, ихъ похвалятъ въ ‘Blackwoode Magazin’ или въ ‘Quarterly Rewiew’, въ публик поднимется говоръ, вс захотятъ узнать имя автора. Тогда я откроюсь отцу, онъ спроситъ: кто такая эта Люси, и я ему все, все скажу! Еслибы… о, какъ я ненавижу эти если! Вся моя жизнь была основана на когда и еслибы. Сначала твердили: ‘Когда Осборнъ получитъ ученую степень’, потомъ стали говорить: ‘еслибы Осборнъ…’ пока совсмъ не замолчали. Я самъ утшалъ Эме: ‘Когда матушка васъ увидитъ…’, теперь повторяю себ: ‘еслибъ отецъ ее увидлъ’, и это безъ всякой надежды на осуществленіе чего либо подобнаго’! И въ мечтахъ такого рода прошелъ для Осборна вечеръ. Въ заключеніе онъ окончательно ршился попытать счастія и послать свои произведенія какому нибудь издателю. Онъ ожидалъ отъ нихъ чудесъ, надясь, вопервыхъ, получить за нихъ деньги, а вовторыхъ, посредствомъ нихъ примириться съ отцомъ.
Лишь только Роджеръ явился въ Гамлей, Осборнъ тотчасъ же поврилъ ему свои планы и надежды. Онъ вообще никогда ничего не могъ долго скрывать отъ Роджера. Одной изъ особенностей его слабаго характера и было именно то, что онъ всегда искалъ съ кмъ нибудь подлиться своими мыслями и чувствованіями и получить въ замнъ какъ можно боле сочувствія. Но мннія Роджера, несмотря на это, не имли ни малйшаго вліянія на поступки Осборна, что Роджеръ какъ нельзя лучше зналъ. И потому, когда въ настоящемъ случа Осборнъ встртилъ его словами: ‘Братъ, мн нужно съ тобой посовтоваться объ одномъ дл’, Роджеръ отвчалъ:
— Не помню, кто мн говорилъ, что герцогъ Веллингтонъ всегда воздерживался давать совты, когда не былъ увренъ, что имъ съ точностью послдуютъ. Я не въ состояніи этого длать, но, братъ, ты самъ знаешь, что мои совты никогда тобою не принимаются.
— Да, я не всегда имъ слдую, я это знаю. Они иногда не сходятся съ моими собственными мнніями. Ты теперь, конечно, думаешь о тайн, которую я длаю изъ моего брака, но ты упускаешь изъ виду кое-какія соображенія. Теб извстно, какъ охотно я открылъ бы все, еслибъ не весь этотъ шумъ, поднятый изъ-за моихъ долговъ, а тамъ вскор заболла и умерла матушка. А теперь, ты не знаешь, до какой степени измнился отецъ, какой онъ сдлался раздражительный! Поживи здсь съ недльку, и ты увидишь! Робинзонъ, Морганъ и вс остальные это знаютъ но опыту, но никто такъ, какъ я.
— Бдный отецъ! сказалъ Рожеръ.— Онъ ужасно постарлъ, весь сморщился и лицо его потеряло свой прежній здоровый румянецъ.
— Немудрено: онъ теперь на половину мене бываетъ на открытомъ воздух. Онъ веллъ прекратить вс работы, которыя въ былое время такъ занимали его, а съ тхъ поръ, какъ чалая лошадь споткнулась и чуть не сбросила его, онъ не хочетъ ни боле здить на ней, ни продать ее, что было бы самое лучшее. И вотъ теперь у насъ дв старыя лошади, которыя дятъ, ничего не длая, а отецъ, между тмъ, то и дло жалуется на недостатокъ въ деньгахъ. Вотъ именно объ этомъ-то я и хотлъ съ тобой поговорить. Мн до зарзу нужны деньги, и вотъ я ршился собрать свои стихотворенія, сдлать имъ строгій, критическій обзоръ, выбрать изъ нихъ лучшія и напечатать ихъ. Какъ ты думаешь, согласится Дейтонъ взять на себя ихъ изданіе? Ты пользуешься извстностью въ Кембридж и потому, я полагаю, ихъ охотне примутъ изъ твоихъ рукъ, чмъ изъ всякихъ другихъ.
— Все, что я могу сдлать, отвчалъ Роджеръ:— это попробовать, но, я боюсь, теб за нихъ немного дадутъ.
— Я и не ожидаю многаго. Я начинаю, и мн еще предстоитъ составить себ имя. Одна сотня удовлетворила бы меня: я съ ней могъ бы что-либо предпринять, на что-либо ршиться. Я сталъ бы тогда готовиться въ адвокаты, а пока жилъ бы самъ и содержалъ Эме литературными трудами. А наконецъ, въ самомъ худшемъ случа, сто фунтовъ дали бы мн возможность отправиться въ Австралію.
— Въ Австралію! Богъ съ тобой, Осборнъ! Да что сталъ бы ты тамъ длать? И ты ршился бы покинуть отца? Если дйствительно таково твое намреніе, то я отъ всего сердца надюсь, что ты никогда не будешь имть въ рукахъ ста фунтовъ. Это окончательно убило бы сквайра.
— Въ былое время, можетъ быть, угрюмо отвчалъ Осборнъ:— но не теперь. Онъ неблагосклонно смотритъ на меня и избгаетъ вступать со мной въ разговоръ. Ужь предоставь мн знать это и чувствовать! Въ моей впечатлительности именно и заключаются вс способности, какими я владю, а отъ нихъ теперь зависятъ моя жизнь и существованіе моей жены. гГы вскор собственными глазами увидишь, въ какихъ отношеніяхъ мы съ отцомъ.
И дйствительно, Роджеръ не замедлилъ увидть это. Сквайръ въ послднее время привыкъ молчать за обдомъ. Осборнъ, самъ погруженный въ свои мысли, мало заботился о томъ, чтобы не дать этой привычк въ немъ укорениться. Отецъ и сынъ, сидя вмст за столомъ, обмнивались только необходимыми фразами, правда, самымъ учтивымъ образомъ, но оба чувствовали облегченіе, когда наставала минута разстаться. Сквайръ уходилъ къ себ размышлять о своемъ гор, о своихъ дйствительныхъ затрудненіяхъ, и о воображаемомъ оскорбленіи, будто бы нанесенномъ ему сыномъ. Онъ вполн ошибался на счетъ причинъ, побудившихъ Осборна войдти въ долги. Если кредиторы, вступая съ нимъ въ сдлку, и разсчитывали на скорую смерть сквайра, то самъ Осборнъ не имлъ ничего подобнаго въ виду. Имъ руководило единственно желаніе достать сумму, достаточную для уплаты необходимйшихъ долговъ въ Кембридж, и для поздки въ Альзасъ, гд находилась Эме и гд надлежало совершиться ихъ свадьб. До сихъ поръ Роджеръ еще не видалъ жены своего брата, да и Осборнъ открылъ ему вполн свои намренія только тогда, когда всякій совтъ оказывался уже излишнимъ и несвоевременнымъ. Теперь же, въ своей невольной разлук съ женой, Осборнъ всми силами своей души стремился къ ней, на уединенную ферму, служившую ей скромнымъ жилищемъ, гд она съ нетерпніемъ ожидала прізда своего молодого супруга. Немудрено, если занятый подобнаго рода мыслями, онъ до нкоторой степени упускалъ изъ виду заботы о благосостояніи отца. Но послднему отъ этого было не легче.
— Могу я войдти и выкурить съ вами трубку, сэръ? спросилъ Роджеръ вечеромъ въ день своего прізда, осторожно толкая дверь кабинета, которую сквайръ еще не усплъ совсмъ затворить.
— Врядъ ли это придется теб по вкусу, возразилъ сквайръ, не выпуская изъ рукъ замка отъ двери, но уже боле мягкимъ тономъ.— Мой табакъ не похожъ на тотъ, который теперь употребляютъ молодые люди. Поди лучше выкури сигару съ Осборномъ.
— Нтъ. Я хочу посидть съ вами, а крпкій табакъ меня ни мало не безпокоитъ.
Роджеръ сильне толкнулъ дверь, которая съ легкимъ сопротивленіемъ, однако, уступила напору его твердой руки.
— Твое платье пропитается запахомъ моего табака и теб придется посл просить духовъ у Осборна, угрюмо произнесъ сквайръ, подавая сыну коротенькую янтарную трубочку.
— Нтъ, одолжите-ка мн настоящую, длинную трубку. Вы, кажется, батюшка, принимаете меня за ребнка, что суете мн въ руку кукольную головку, сказалъ Роджеръ, указывая на рзную фигурку, украшавшую янтарную трубку.
Сквайру слова эти пришлись по сердцу, но онъ ничмъ не выразилъ своего удовольствія, а только сказалъ:
— Осборнъ привезъ мн ее изъ Германіи, три года тому назадъ.
Затмъ они нсколько времени курили молча, но присутствіе сына, хотя бы то и безмолвное, уже само по себ успокоительно дйствовало на сквайра.
Слдующія его слова показали, что мысли его не измнили своего теченія:
— Да, многое въ жизни человка можетъ измниться въ три года: я самъ испыталъ это, сказалъ онъ, и снова началъ пускать клубы дыма.
Пока Роджеръ искалъ отвта на столь неопровержимую истину, сквайръ снова вынулъ изо рта трубку и заговорилъ:
— Въ то время, когда назначеніе въ регенты принца Уэльскаго надлало столько шуму, я гд-то — кажется, въ какой-то газет — читалъ, что между королями и ихъ предполагаемыми наслдниками, отношенія никогда не бываютъ дружескими. Осборнъ тогда былъ крошечный мальчикъ: онъ часто здилъ со мной верхомъ на Бломъ Срре, ты врно забылъ пони, котораго мы называли: Блый Сррей?
— Нтъ, я какъ нельзя лучше помню его, только въ т дни онъ мн казался очень рослой лошадью.
— Ага! Это оттого, что ты самъ былъ очень малъ. У меня тогда стояло на конюшн семь лошадей, кром рабочихъ. Въ то время я не зналъ никакихъ заботъ, исключая о ея здоровьи: она всегда отличалась слабымъ сложеніемъ. И что за прелестный ребнокъ былъ Осборнъ! Его всегда одвали въ черный бархатъ, немного слишкомъ нарядно, я полагаю, но это было ея желаніе и, вроятно, такъ слдовало. Онъ и теперь красивый малый, только лицо его утратило тотъ лучъ счастія, которое нкогда освщало его.
— Его озабочиваютъ теперь денежныя дла, да кром того, онъ печалится еще тмъ, что доставилъ вамъ столько хлопотъ и безпокойства, сказалъ Роджеръ.
— Ничуть не бывало, не таковскій онъ! воскликнулъ сквайръ и, вынувъ изо рта трубку, такъ сильно стукнулъ ею о каминъ, что она разлетлась въ дребезги.— Не таковскій онъ, говорю я теб, Роджеръ. Нисколько не думаетъ онъ заботиться и о деньгахъ: старшему сыну и наслднику всегда легко добыть ихъ у жидовъ. Они только спросятъ: ‘Какъ старъ вашъ отецъ? Былъ съ нимъ ударъ? Не страдаетъ ли онъ какими либо припадками?’ а затмъ все готово, и они являются къ вамъ осматривать вашъ лсъ и вашу землю… Не будемъ лучше говорить о немъ, Роджеръ: мы съ нимъ не въ ладахъ, и одинъ Богъ можетъ еще все снова привести въ порядокъ. Я больше всего негодую на него за то, что онъ доставилъ ей столько горя подъ конецъ ея жизни. А между тмъ, въ немъ есть много и хорошаго. Онъ уменъ и способенъ, и еслибъ только захотлъ приняться за дло, то, безъ сомннія, имлъ бы успхъ. Вотъ тебя, Роджеръ, всегда считали непонятливымъ, такъ, по крапней-мр, о теб отзывались твои учителя.
Роджеръ добродушно засмялся.
— Да, немало прозвищъ получалъ я въ школ за свою мшковатость и непонятливость, сказалъ онъ.
— Не стоитъ объ этомъ и думать! возразилъ сквайръ, въ вид утшенія.— Я, по крайней-мр, совершенно къ этому равнодушенъ. Еслибъ ты былъ такъ уменъ, какъ Осборнъ, ты тоже все сидлъ бы за книгами, да за бумагами и, можетъ быть, скучалъ бы въ обществ такого неотесаннаго, стараго брюзги, каковъ я. А, впрочемъ, прибавилъ онъ посл минутнаго молчанія:— они въ Кембридж высокаго о теб мннія съ тхъ поръ, какъ ты получилъ эту ученую степень. Я едва не забылъ о твоихъ успхахъ: извстіе о нихъ пришло въ такое тяжелое время!
— А, да! Они тамъ всегда высокаго мннія о студент, получившемъ высшую ученую степень. Въ слдующемъ году я долженъ буду уступить мсто другому.
Сквайръ сидлъ и задумчиво глядлъ на потухающую золу въ камин съ обломкомъ разбитой трубки въ рук. Наконецъ, онъ тихо проговорилъ, какъ-бы самому себ:
— Я имлъ обыкновеніе писать ей, когда она узжала въ Лондонъ, обо всхъ домашнихъ длахъ. Теперь до нея не можетъ дойти ни одно письмо! Да и ничто боле не доходитъ до нея!
Роджеръ вскочилъ съ своего мста.
— Гд ящикъ съ табакомъ, батюшка? Дайте, я набью вамъ другую трубку!
А затмъ онъ наклонился надъ отцомъ и нжно погладилъ ему щеку. Сквайръ покачалъ головой.
— Ты только что возвратился домой, и еще не знаешь, какой я сдлался злой. Спроси у Робинзона, я не говорю, чтобъ ты обратился за свдніями къ Осборну: нтъ, онъ долженъ держать ихъ про себя, но, повторяю, спроси у любого изъ слугъ, и они теб поразскажутъ кое-что о моей вспыльчивости и раздражительности. Въ былое время я слылъ за добраго господина, но это прошло безвозвратно. Тогда Осборнъ былъ маленькій мальчикъ, она была жива, и я былъ добрымъ господиномъ, да, добрымъ господиномъ! Все прошло, все миновало!
Онъ взялъ трубку, и снова принялся курить, а Роджеръ, посл нсколькихъ минутъ молчанія, завелъ рчь о Кембридж и разсказалъ какую-то исторію о заблудившемся охотник такъ живо и забавно, что заставилъ сквайра громко и весело разсмяться.
Когда они прощались, отправляясь спать, старикъ сказалъ Роджеру:
— Мы провели славный вечеръ — по крайней-мр, я. Но теб, можетъ быть, было скучно, я плохой собесдникъ, я это знаю.
— Я не запомню другого, боле счастливаго вечера, батюшка, сказалъ Роджеръ.
И онъ говорилъ правду, хотя и не старался доискиваться, почему именно было ему такъ легко на душ.

V.
Обдъ мистрисъ Гибсонъ.

Все это произошло до первой встрчи Роджера съ Молли и Цинціей у мисъ Броунингъ, а слдовательно и до обда, устроеннаго мистрисъ Гибсонъ, преимущественно въ честь Осборна, и назначеннаго въ пятницу.
Мистрисъ Гибсонъ очень желала сдлать обдъ пріятнымъ для Гамлеевъ, и вполн достигла этого. Мистеръ Гибсонъ былъ дружески расположенъ къ братьямъ — вопервыхъ, ради ихъ родителей, вовторыхъ — ради ихъ самихъ, такъ-какъ зналъ ихъ съ самого дтства, а въ своихъ сношеніяхъ съ тми, кто приходился ему по сердцу, докторъ умлъ быть просто очарователенъ. Мистрисъ Гибсонъ, съ своей стороны, приняла гостей очень любезно, а привтливость въ хозяйк, какъ извстно, заставляетъ забывать и охотно прощать всякаго рода недостатки и упущенія. Цинція и Молли были прелестны, и это все, чего отъ нихъ, въ настоящемъ случа, требовала мистрисъ Гибсонъ, намревавшаяся сама принять дятельное участіе въ разговор. Осборнъ выпалъ на ея долю, и она долго съ нимъ болтала о томъ, о семъ, весьма ловко поддерживая пустой, свтскій разговоръ. Роджеру, по всмъ правиламъ приличія, слдовало бы заняться той или другой изъ молодыхъ леди, но все вниманіе его было поглощено словами мистера Гибсона объ одной стать но предмету сравнительной остеологіи, которую тотъ недавно прочелъ въ иностранномъ журнал, доставляемомъ ему лордомъ Голлингфордомъ. Впрочемъ, время отъ времени взоръ Роджера какъ-бы невольно обращался въ ту сторону, гд сидла Цинція между его братомъ и мистеромъ Гибсономъ, и подолгу останавливался на ея прелестномъ лиц. Ее, казалось, весьма мало интересовало то, что происходило и говорилось вокругъ нея. Она сидла съ опущенными глазами и, доложивъ руку на скатерть, играла крошками хлба. Длинныя рсницы ея отчетливо рисовались на нжномъ овал ея щеки, она думала о чемъ-то другомъ. Зато Молли вся обратилась въ слухъ и всми силами старалась вникнуть въ смыслъ того, что говорилъ ея отецъ. Вдругъ Цинція подняла глаза и поймала взоръ Роджера, устремленный на нее съ такимъ восхищеніемъ, что не замтить его не было возможности. Она слегка покраснла, но когда прошла первая минута смущенія, вызванная его явнымъ восторгомъ, она поспшила дать другое истолкованіе и его взгляду и своему смущенію.
— Это правда! сказала она Роджеру,— Я не слушала васъ, но это потому, что я ршительно ничего не смыслю въ дл науки. Однако, прошу васъ, не смотрите на меня такъ строго, хотя я въ сущности ничего боле, какъ совершенная невжда.
— Я не думалъ… я не хотлъ на васъ строго смотрть, я въ этомъ увренъ, отвчалъ онъ, не зная, что ему сказать въ свою защиту.
— Къ тому же Цинція совсмъ не невжда, вмшалась мистрисъ Гибсонъ, боясь, чтобъ дочери ея не поврили на слово.— Но я не разъ замчала, что у однихъ людей способности къ одному, а у другихъ къ другому. Цинція талантлива, но иметъ мало склонности къ серьзнымъ наукамъ. Помнишь ли, моя милая, какого труда мн стоило выучить тебя употребленію глобуса?
— Да, я и теперь не умю отличить долготу отъ широты и всегда въ затрудненіи, когда надо ршить, какая линія горизонтальная и какая паралелльная.
— За то, продолжала мать, преимущественно обращаясь къ Осборну:— у нея необыкновенная память на стихи. Я слышала, какъ она говорила наизусть съ начала до конца всего ‘Шильонскаго узника’.
— Не думаю, чтобъ слушать ее было особенно пріятно, возразилъ мистеръ Гибсонъ, улыбаясь Цинціи, которая отвчала ему однимъ изъ самыхъ ясныхъ своихъ взглядовъ.
— О, мистеръ Гибсонъ, я прежде знала, что вы лишены вкуса къ поэзіи, и Молли ваша истинная дочь. Она читаетъ все какія-то мудреныя, серьзныя книги съ разными знаками и фигурами: она скоро совсмъ превратится въ синій чулокъ.
— Мама, воскликнула Молли, вся вспыхнувъ: — вы сочли эту книгу серьзной, потому что въ ней есть рисунки восковыхъ ячеекъ, которыя длаютъ пчелы, но, увряю васъ, она нисколько не серьзная, а очень интересная.
— Ничего, Молли, сказалъ Осборнъ.— Я, съ своей стороны, стою за синіе чулки.
— А я имю нчто сказать противъ различія, на которое намекаютъ ваши слова, замтилъ въ свою очередь Роджеръ.— Вы говорите: она не серьзна, ergo, очень интересна. Точно книга, въ одно и то же время, не можетъ быть и серьзна и интересна.
— О, если дло дошло до логическихъ выводовъ и до латыни, то, я думаю, намъ время встать изъ-за стола и удалиться, сказала мистрисъ Гибсонъ.
— Неужто мы оставимъ поле сраженія, и обратимся въ бгство, мама? возразила Цинція,— Пусть то, что сейчасъ сказалъ мистеръ Роджеръ Гамлей, логическій выводъ, я, тмънемене, поняла его. Я сама читала нкоторыя изъ книгъ Молли: не берусь судить, на сколько он серьзны, но знаю, что он очень интересны — гораздо интересне дня меня въ настоящее время ‘Шильонскаго узника’. Я даже спрятала ‘Узника’ и поставила на его мсто Джонни Гильпина, мою любимую поэму.
— Какъ можешь ты говорить такой вздоръ, Цинція! сказала мистрисъ Гибсонъ, идя наверхъ въ сопровожденіи обихъ молодыхъ двушекъ.— Ну, какая ты невжда? Очень хорошо не быть синимъ чулкомъ: въ большомъ свт это не принято, но зачмъ также унижать себя и противорчить каждому моему слову? Я говорю, что ты любишь Байрона, поэтовъ и поэзію, а ты опровергаешь это, да еще въ присутствіи Осборна Гамлея!
Мистрисъ Гибсонъ видимо сердилась.
— Но, мама, отвчала Цинція: — я или невжда, или нтъ. Если я невжда, то хорошо сдлала, что сама созналась въ томъ, если же я не невжда, то онъ сущій дуракъ, если не пойметъ въ моихъ словахъ шутки.
— Какъ такъ? спросила мистрисъ Гибсонъ, нсколько озадаченная и желая дальнйшаго разъясненія.
— А если онъ дуракъ, то мнніе его не иметъ никакой цны, продолжала Цинція: — слдовательно, мое замчаніе ни въ какомъ случа не можетъ сдлать мн вреда.
— Я совсмъ путаюсь въ пустякахъ, которыя ты городишь, дитя. Молли въ тысячу разъ лучше тебя.
— И я совершенно съ вами согласна, мама, сказала Цинція, взявъ Молли за руку.
— Но этому не слдовало бы быть, возразила мистрисъ Гибсонъ, раздраженіе которой еще не улеглось.— Не забывай, какими преимуществами ты пользовалась!
— А я, право, предпочитаю быть невждой, чмъ синимъ чулкомъ, замтила Молли, которую нсколько обидлъ этотъ эпитетъ.
— Тише, они идутъ: я слышу стукъ столовой двери. Я ни чуть не считаю васъ синимъ чулкомъ, моя милочка, и потому не обижайтесь. Цинція, откуда ты достала эти прелестные цвты — анемоны, кажется? Они, какъ нельзя боле, идутъ къ твоему цвту лица.
— Ну, Молли, оставьте вашъ серьзный, задумчивый видъ! воскликнула Цинція.— Разв вы не видите? Мама желаетъ, чтобъ мы улыбались и были любезны?
Мистеру Гибсону надлежало хать съ вечерними визитами къ больнымъ, а молодые люди были очень рады присоединиться къ дамамъ въ хорошенькой гостиной. Тамъ ихъ ожидали яркій огонь въ камин, мягкія кресла, привтливая хозяйка и дв милыя двушки. Роджеръ направился въ уголокъ, гд стояла Цинція, играя веромъ.
— Въ Голлингфорд скоро будетъ данъ балъ съ благотворительною цлью? спросилъ онъ,
— Да, въ четвергъ на Пасх, отвчала она.
— Я полагаю, вы подете?
— Да, мама хочетъ взять съ собой меня и Молли.
— Я думаю, замъ будет, очень весело, особенно хать вдвоемъ?
Въ первый разъ въ теченіе этого коротенькаго разговора она взглянула на него и въ глазахъ ея блеснуло искреннее удовольствіе.
— Да, все веселье въ томъ именно и заключается, что мы демъ вмст. Безъ нея мн было бы скучно.
— Вы, слдовательно, съ ней большіе друзья?
— Я никогда не думала, что могу такъ полюбить кого нибудь, то-есть другую женщину, хочу я сказать.
Послднія слова были ею сказаны въ простот души, и онъ точно такъ же принялъ ихъ. Онъ подошелъ ближе и нсколько понизилъ голосъ.
— Я такъ этому радъ! Меня нердко тревожилъ вопросъ о томъ, какъ вы об сойдетесь?
— Въ самомъ дл? спросила она, и снова взглянула на него.— Даже въ Кембридж? Вы должны очень любить Молли!
— Да, я очень люблю ее. Вы знаете, она долго у насъ жила, и еще въ какое время! Я смотрю на нее почти какъ на родную сестру.
— И она, съ своей стороны, тоже очень любитъ всю вашу семью. Я какъ будто всхъ васъ знаю: такъ часто она о васъ говоритъ.
Она сдлала особенное удареніе на слов ‘всхъ’, какъ-бы желая показать, что включаетъ сюда и живыхъ и умершую. Роджеръ съ минуту помолчалъ.
— Я не зналъ васъ, даже по слухамъ, сказалъ онъ потомъ, и оттого неудивительно, если немного боялся васъ. Но лишь только я увидлъ васъ, вс мои опасенія разсялись, и это было для меня большимъ облегченіемъ!
— Цинція! позвала мистрисъ Гибсонъ, находя, что младшій сынъ уже достаточно долго разговаривалъ наедин съ ея дочерью.
— Пойди сюда и свои — знаешь, ту французскую балладу, мистеру Осборну Гамлею.
— Какую, мама? ‘Tu t’en repentiras, Colin?’
— Да, она очень миленькая, живая и заключаетъ въ себ хорошее предостереженіе молодымъ людямъ, сказала мистрисъ Гибсонъ, лукаво улыбаясь Осборну.— Припвъ ея слдующій:
Tu t’en repentiras, Colin,
Tu t’en repentiras,
Car si tu prends une femme, Colin,
Tu t’en repentiras *.
* Ты раскаешься, Колинъ, раскаешься, если женишься, то раскаешься.
Совтъ вполн у мста, когда дло идетъ о французской жен, во я уврена, не иметъ ничего общаго съ англичаниномъ, который намренъ жениться на англичанк.
Еслибъ мистрисъ Гибсонъ могла только знать, какъ неудаченъ былъ выборъ ея псни! Осборнъ и Роджеръ, оба знавшіе, что жена перваго француженка, почувствовали себя очень неловко, а Молли пришла въ такое смущеніе, какъ будто бы она сама тайно обвнчана. Цинція, между тмъ, распвала задорную псенку, а мать ея улыбалась въ совершенномъ невдкіи того, какое примненіе можно было сдлать изъ припва. Осборнъ машинально сталъ за стуломъ Цинціи, когда она сла за фортепіано, какъ-бы для того, чтобъ переворачивать ей листки нотъ. Но руки его были засунуты въ карманы, а глаза неподвижно устремлены на ея пальцы. Лицо его оставалось печально и задумчиво, несмотря на вс остроумныя шутки, и веселый тонъ псни. Роджеръ тоже сохранялъ серьзный видъ, хотя и не ощущалъ такого сильнаго смущенія, какъ братъ. Его даже до нкоторой степени забавляла нсколько комическая неловкость ихъ положенія. Онъ взглянулъ на Молли и по краск, разлившейся по ея лицу, и по глазамъ, подернутымъ туманомъ, увидлъ, что она придавала всему этому боле значенія, чмъ слдовало. Онъ слъ возл нея и шепнулъ ей:
— Слишкомъ позднее предостереженіе — неправда ли?
Молли взглянула на него, когда онъ наклонился къ ней и такъ же тихо отвчала ему: — Мн такъ, такъ жаль!
— Не тревожьтесь понапрасну. Онъ скоро позабудетъ. Когда человкъ ставитъ себя въ фальшивое положеніе, онъ совершенно естественно долженъ выносить послдствія его.
Молли не нашлась, что отвчать на это, и молча опустила голову. Но она чувствовала, что Роджеръ не измнялъ своего положенія и, въ то же время, не продолжалъ разговора. Движимая любопытствомъ узнать причину этой странной неподвижности, она взглянула на него и увидла, что взоръ его былъ пристально устремленъ на группу за фортепіано. Осборнъ что-то съ одушевленіемъ говорилъ Цинціи, а та смотрла на него, поднявъ кверху свои прекрасные глаза, и сидла съ полуоткрытыми розовыми губками, съ выраженіемъ нетерпнія во всей фигур, какъ-бы желая, чтобъ онъ скоре замолчалъ и она могла возражать ему.
— Они говорятъ о Франціи, сказалъ Роджеръ въ отвтъ на невысказанный вопросъ Молли.— Осборнъ хорошо ее знаетъ, а мисъ Киркпатрикъ, какъ извстно, была тамъ въ пансіон. У нихъ, кажется, завязался интересный споръ. Не подойти ли намъ поближе и послушать, о чемъ они толкуютъ.
Все это было сказано очень учтиво, но Молли полагала, что было бы еще учтиве подождать ея согласія на сдланное ей предложеніе. Вмсто того, Роджеръ немедленно направился къ фортепіано, облокотился на него, вмшался въ легкій, веселый разговоръ брата съ Цинціей, почти не спуская глазъ съ послдней. Молли вдругъ почувствовала, что у нея сжалось горло, а къ глазамъ подступили слезы. За минуту предъ тмъ онъ былъ возл нея и говорилъ съ ней такъ дружески и откровенно, а теперь, кажется, совсмъ забылъ о ея существованіи. Но въ слдующее за тмъ мгновеніе ей стало стыдно за самое себя и она усердно принялась укорять свою особу за низость, эгоизмъ и дурной нравъ, допускавшій ее завидовать Цинціи. Однако, ничто не помогало и оскорбленное чувство попрежнему упорно щемило сердце.
Мистрисъ Гибсонъ внезапно дала другой оборотъ тягостному положенію, которому, думала Молли, не будетъ конца. Въ работ ея произошла какая-то путаница, и для приведенія въ порядокъ вышивки, потребовалась усиленная доза вниманія — вотъ почему она на нсколько времени забыла о своихъ обязанностяхъ хозяйки и матери. Она особенно любила вызжать на безпристрастіи и справедливости, которыя будто бы побуждали ее всегда одинаково относиться къ падчериц и къ своей родной дочери. Цинція играла и цла, теперь надлежало выказать таланты Молли. Игра и пніе Цинціи были легки и граціозны, но не отличались особенной врностью. За то сама она была такъ прелестна, что надо было быть не мене, какъ музыкальнымъ фанатикомъ для того, чтобъ замчать ея фальшивыя ноты и неправильный размръ. У Молли, напротивъ, былъ тонкій слухъ, хотя она никогда не имла хорошаго учителя. Изъ любви къ длу столько же, сколько по чувству совстливости, вообще въ ней сильно развитому, она останавливалась на трудныхъ мстахъ и твердила ихъ, пока не овладвала ими вполн. И она была очень робка, не любила играть въ обществ, когда же ее къ тому принуждали, то садилась за фортепьяно неохотно и выполняла свою партію тяжело и безъ малйшаго оживленія.
— Ну, Молли, сказала мистрисъ Гибсонъ: — теперь за вами очередь: сыграйте намъ, душенька, прекрасную пьесу Калькбреннера.
Молли съ умоляющимъ видомъ взглянула на мачиху, но это только повело ко вторичному и боле настоятельному приказанію.
— Идите и сейчасъ же садитесь за фортепьяно, моя милая. Вы можете сыграть пьесу не совсмъ правильно, я знаю, вы очень нервны, но теперь вы въ обществ однихъ друзей.
Маленькая группа у фортепьяно разступилась, и Молли сла за него съ видомъ жертвы.
— Пожалуйста, отойдите подальше! сказала она Осборну, который стоялъ за ней и готовился переворачивать листы.— Я и одна справлюсь. Ахъ, еслибы вы хоть говорили по крайней мр!
Осборнъ, несмотря на ея просьбу, остался возл нея и отъ него же одного, по окончаніи игры, получила она благодарность и похвалу. Мистрисъ Гибсонъ, утомившись считать стежки, задремала въ уголку дивана близь камина, а Роджеръ, начавшій сначала говорить изъ угожденія Молли, вскор весь отдался удовольствію бесды съ Цинціей. Молли не разъ путалась въ своей игр, бросая взгляды на Цинцію, сидвшую за работой, и на Роджера, который, стоя возл нея, жадно вслушивался въ ея тихіе, односложные отвты на его рчи.
— Ну, я кончила! воскликнула Молли, быстро вставая изъ-за фортепьяно, лишь только дошла до конца послдней изъ осьмнадцати скучныхъ страницъ.— Никогда въ жизнь не стану боле играть!
Осборнъ засмялся ея пылкости, Цинція присоединилась къ нему, а Роджеръ незамедлилъ послдовать ея примру. Мистрисъ Гибсонъ съ обычной своей граціей пробудилась отъ дремоты и такъ ловко вмшалась въ общій разговоръ, что ей почти совсмъ удалось разсять подозрнія гостей на счетъ ея сна.

VI.
Голлингфордъ въ хлопотахъ.

Съ приближеніемъ Пасхи Голлингфордъ всегда замтно оживлялся. Всякій, желая принарядиться къ празднику, спшилъ заказывать себ обновки, и мисъ Роза въ это время обыкновенно бывала буквально завалена работой. Но въ этомъ году маленькій городокъ особенно суетился и хлопоталъ по случаю предстоящаго благотворительнаго бала. Аткомбъ, Голлингфордъ и Корегамъ были три сосдніе города, составлявшіе нчто въ род треугольника и заключавшіе въ себ одинаковое число жителей, Въ подражаніе празднествамъ, какія устроиваютъ у себя столицы, три маленькіе городка согласились ежегодно, но очереди, давать балъ въ пользу госпиталя своего графства. Въ этомъ году очередь была за Голлингфордомъ.
Время бала считалось самымъ удобнымъ для оказыванія гостепріимства, и всякій сколько нибудь значительный домъ бывалъ тогда сверху до низу наполненъ гостями, а наемные экипажи подряжались за нсколько мсяцевъ впередъ.
Еслибъ мистрисъ Гибсонъ могла пригласить Осборна или хоть Роджера Гамлея хать съ ними на балъ и потомъ провести ночь въ ея дом, еслибъ она могла надяться гд нибудь поймать всякаго другого юношу одной изъ знатныхъ фамилій графства, она, безъ сомннія, весьма охотно уступила бы таковому свой будуаръ. Но она не считала нужнымъ стснять себя ради какихъ нибудь скучныхъ, дурно одтыхъ женщинъ, своихъ бывшихъ ашкомбскихъ пріятельницъ. Еще для мистера Престона, пожалуй, стоило бы потревожиться: онъ былъ въ цвтущихъ обстоятельствахъ и отличался красотой и ловкостью въ танцахъ, но и тутъ встрчались своего рода, неудобства. Мистеръ Гибсонъ очень желалъ бы не оставаться въ долгу и отплатить мистеру Престону за гостепріимство, которое тотъ оказалъ ему во время его свадьбы, по честный докторъ питалъ какое-то инстинктивное и совершенно непреодолимое отвращеніе къ изящному молодому человку. Мистрисъ Гибсонъ, со своей стороны, имла съ нимъ кое-какіе счеты, впрочемъ, она была незлопамятна и не могла долго питать въ сердц мстительныхъ чувствъ. Вдобавокъ, она нсколько боялась мистера Престона и въ то же время восхищалась его наружностью. ‘Такъ неловко — говорила она — войдти въ бальную залу дамамъ однмъ, безъ кавалера. На мистера Гибсона плохая надежда’! Какъ бы то ни было, частью но этой причин, а частью потому, что поддержаніе миролюбивыхъ отношеній считала наилучшей политикой въ мір, мистрисъ Гибсонъ слегка склонялась въ пользу приглашенія мистера Престона быть ихъ гостемъ. Но лишь только намреніе это сдлалось извстно Цинціи, она, выбравъ удобную минуту, въ отсутствіе мистера Гибсона, объявила, что если мистеръ Престонъ на это время водворится у нихъ въ дом, она совсмъ не подетъ на балъ. Она высказала свое ршеніе спокойно, безъ гнва, но съ такой твердостью въ тон, что Молли съ удивленіемъ посмотрла на нее. Цинція сидла съ глазами, опущенными на работу, съ явнымъ желаніемъ не встрчаться ни съ чьимъ взоромъ и не вступать въ дальнйшія объясненія. Мистрисъ Гибсонъ казалась слегка смущенной, она раза два порывалась сдлать вопросъ, но удерживалась, не высказывая однако ни малйшей досады, взрыва которой Молли ожидала. Она украдкой, молча, взглянула на Цинцію, и потомъ сказала, что подумавъ хорошенько, она пришла къ тому убжденію, что не можетъ обойтись безъ своей комнаты, а потому объ этомъ нечего боле и говорить. Итакъ, никто изъ постороннихъ не былъ приглашенъ въ домъ мистера Гибсона на время бала. Мистрисъ Гибсонъ громко выражала свои сожалнія по этому поводу и, ссылаясь на недостаточность своего помщенія, изъявляла надежду, что когда черезъ три года снова настанетъ очередь Голлингфорда давать балъ, домъ ея не преминетъ увеличиться пристройкой.
Но Голлингфордское населеніе имло еще одну причину волноваться съ приближеніемъ Пасхи: въ Тоуэрс ожидали возвращенія Комноровъ посл ихъ необыкновенно продолжительнаго отсутствія. Мистеръ Шипшенксъ то и дло трясся на своей старой, но еще бодрой, лошадк и зорко наблюдалъ за работами плотниковъ, каменьщиковъ и стекольщиковъ, приводившихъ въ порядокъ — снаружи по крайней-мр, если невнутри — коттеджи, принадлежавшіе ‘милорду графу’. Лордъ Комноръ былъ владльцемъ большей части городскихъ зданій, понятно, что и вс другіе домохозяева, приведенные въ соревнованіе усердіемъ Шипшенкса, тоже принялись красить и штукатурить свои жилища. По улицамъ на каждомъ шагу возвышались лстницы и лса, такъ что люди, ежедневно отправлявшіеся за покупками, виднлись не иначе, какъ съ подобранными сзади въ пучекъ платьями по мод, которая нын совсмъ вышла изъ употребленія. Тоуэрскіе ключница и дворецкій тоже безпрестанно сновали взадъ и впередъ но дорог въ Голлингфордъ, заходили въ лавки, гд отдавали приказанія и длали заказы, а въ иныхъ такъ и принимали радушно предлагаемое угощеніе.
На другой день посл прізда семейства Комноровъ въ ихъ фамильный зймонъ, леди Гарріета явилась въ домъ мистера Гибсона, навстить свою бывшую наставницу. Молли и Цинція были въ отлучк, исполняя порученіе, данное имъ мистрисъ Гибсонъ, которая, по какимъ-то соображеніямъ, именно въ это время, ожидала визита леди Гарріеты. А ей очень хотлось поговорить съ ея сіятельствомъ наедин, безъ стснительнаго присутствія дочерей.
Мистрисъ Гибсонъ не передала Молли поклона, который ей оставила леди Гарріета, но за то съ большимъ одушевленіемъ разсказывала разныя новости о Тоуэрс и его обитателяхъ. Въ замк ожидали герцогиню Ментейтъ съ леди Алисой, ея дочерью, он прідутъ къ балу и будутъ на немъ присутствовать, а ментейтскіе брильянты пользуются большой извстностью. Это было извстіе первой важности. Затмъ, въ Тоуэрсъ должны были пріхать многіе джентльмены англійскаго и французскаго происхожденія. Послднее событіе могло бы имть гораздо большее значеніе, еслибы эти джентльмены были танцоры, но леди Гарріета говорила о нихъ, какъ о друзьяхъ лорда Голлингфорда, слдовательно, какъ о людяхъ ученыхъ, и въ качеств таковыхъ совершенно безполезныхъ. Въ заключеніе, мистрисъ Гибсонъ предстояло на слдующій день завтракать въ Тоуэрс. Леди Комноръ прислала ей съ леди Гарріетой записочку, въ которой приглашала ее къ себ, общаясь доставить назадъ въ одномъ изъ графскихъ экипажей.
— Милая графиня! нжно проговорила мистрисъ Гибсонъ, минуту спустя посл того, какъ передала своей семь вс эти новости.
Всю остальную часть дня, разговоръ ея вертлся около аристократическихъ предметовъ. Въ числ немногихъ книгъ, привезенныхъ ею съ собой въ домъ мистера Гибсона, находилась одна, въ красномъ переплет, въ которой она принялась съ особеннымъ тщаніемъ изучать страницу, гд значилось: ‘Ментейтъ, герцогъ, Адольфусъ-Георгъ’ и ир., изученіе это она продолжала до тхъ поръ, пока вполн не просвтилась насчетъ родственныхъ связей и обширности владній герцогини. Мистеръ Гибсонъ многозначительно свистнулъ и сдлалъ насмшливую гримасу, когда, возвратясь домой, внезапно очутился въ атмосфер, пропитанной аристократизмомъ и Тоуэрсомъ. Но Молли подъ шутливымъ видомъ уловила выраженіе недовольства, которое въ послднее время стала часто замчать въ отц. Не стараясь вполн дать себ отчетъ, откуда оно происходило, она однако чувствовала, какъ при этомъ сердце ея всякій разъ болзненно сжималось.
Мистрисъ Гибсонъ, конечно, заказала экипажъ для своего визита. Но, возвратясь домой къ обду, она никому не повряла непріятностей, какими сопровождалась ея поздка въ Тоуэрсъ. Уже одно то, что явясь туда, она боле часу прождала леди Комноръ въ одной изъ ея комнатъ, наслаждаясь обществомъ своей старой знакомки, мистрисъ Брадлей, пока случайно не заглянула въ дверь леди Гарріета. ‘Какъ, Клеръ, вы тутъ! и совсмъ одна! А гд же мама? Знаетъ ли она, что вы пріхали?’ И сказавъ еще нсколько привтливыхъ словъ, она бросилась къ ея сіятельству. Графиня очень хорошо знала, что ее ждутъ въ гостиной, но ей не хотлось прерывать бесды съ герцогиней, которую она посвящала въ таинство заготовленія приданаго. А за завтракомъ мистрисъ Гибсонъ было нанесено новое оскорбленіе предположеніемъ лорда Комнора, что это часъ ея обда. Движимый желаніемъ выполнить обязанности гостепріимнаго хозяина, онъ, съ другого конца стола, во всеуслышаніе уговаривалъ ее побольше сть, помня, что этотъ завтракъ замняетъ ей обдъ. ‘О милордъ! Я никогда не мъ мяса въ половин дня, да и вообще рдко прикасаюсь къ чему-либо за завтракомъ’. Но говоръ другихъ гостей заглушилъ ея голосъ, и герцогин, такимъ образомъ, суждено было ухать изъ замка, въ убжденіи, что жена Голлингфордскаго доктора обдаетъ рано. Это, конечно, въ томъ случа, еслибы герцогиня вообще снизошла до того, чтобы согласиться имть какое-либо понятіе о вещахъ подобнаго рода. Но и тутъ до свднія ея предварительно пришлось бы довести, что въ Голлингфорд имется докторъ и что у этого доктора есть жена, та самая красивая, уже нсколько поблекшая, изящнаго вида женщина, которая отдавала слугамъ тарелки съ нетронутымъ на нихъ кушаньемъ. А между тмъ, бдняжк куда какъ хотлось сть, посл продолжительной зды и еще боле продолжительнаго, одинокого пребыванія въ графининой комнат!
Наконецъ, посл завтрака настало желанное tte—tte съ леди Комноръ, въ теченіе котораго велся разговоръ слдующаго содержанія:
— А, Клеръ! Я очень рада васъ видть. Одно время я думала, что мн ужь никогда боле не суждено возвратиться въ Тоуэрсъ, но вотъ я снова здсь! Въ Бат нашелся очень искусный врачъ — докторъ Снепъ — онъ вылечилъ меня и опять поставилъ на ноги. Въ случа новаго припадка со мной, я намрена послать за нимъ: такое рдкое счастіе напасть, наконецъ, на хорошаго медика! Кстати, я все забываю, что вы замужемъ за мистеромъ Гибсономъ, онъ, конечно, очень уменъ и искусенъ… Браунъ, прикажите подавать Барету черезъ десять минутъ, и пусть Брадлей принесетъ мн сюда шляпу и бурнусъ… О чемъ мы говорили? Ахъ, да: какъ вы справляетесь съ вашей падчерицей? Она мн показалась молоденькой леди, надленной значительной дозой упрямства… Я приготовила письмо, чтобъ отправить его на почту, и не знаю, куда его засунула. Помогите мн найдти его, моя милая. Пожалуйста, сбгайте въ мою комнату, не тамъ ли оно, спросите у Браунъ. Письмо это очень важное.
Весьма неохотно отправилась мистрисъ Гибсонъ исполнить приказаніе леди Комноръ. Ей многое хотлось самой сказать графин, и услышать отъ нея разныя подробности о ея длахъ и семейств. Но случай къ тому если и былъ, то уже миновалъ. Возвратясь съ своего безплоднаго посольства, она застала у леди Комноръ герцогиню, которая слушала, какъ хозяйка замка, почему-то съ ужасомъ повторяла, постукивая найденнымъ письмомъ по столу, какъ-бы для того, чтобы придать еще боле силы своимъ словамъ:
— Каждая іота изъ Парижа! Каждая і-о-та!
Леди Комноръ, конечно, была слишкомъ благовоспитапа для того, чтобъ не извиниться за безполезно-доставленный ею трудъ, но этомъ все и ограничилось. Затмъ, она ухала кататься съ герцотпей. Вслдъ за каретой графини былъ тотчасъ поданъ и для ‘Клеръ’ (леди Комноръ упорно продолжала звать ее этимъ именемъ) экипажъ, которому надлежало отвезти ее назадъ въ Голлингфордъ. Леди Гарріета отдлилась отъ толпы молодыхъ леди и джентльменовъ, собиравшихся идти гулять, и подошла къ мистрисъ Гибсонъ, чтобъ проститься съ ней.
— Мы увидимся на балу, сказала она: — вы, конечно, тамъ будете съ вашими двицами, и я надюсь тогда поболтать съ вами. Со всми этими гостями я сегодня почти совсмъ васъ не видла.
Таковы были факты въ настоящемъ ихъ свт, но мистрисъ Гибсонъ, передавая ихъ своимъ домашнимъ, постаралась окрасить ихъ въ розовый цвтъ.
— Въ Тоуэрс столько гостей! говорила она: — тамъ герцогиня и леди Алиса, мистеръ и мистрисъ Грей, лордъ Альбертъ Монсонъ съ сестрой, мой старый пріятель, капитанъ Джонсъ и еще много-много другихъ. Я, конечно, предпочла уйдти въ комнату леди Комноръ, гд могла на простор поговорить съ ней и съ леди Гарріетой, и гд намъ не мшали шумъ и бготня, происходившіе внизу. Къ завтраку мы сошли въ столовую, и тамъ я нашла много старыхъ друзей, съ которыми возобновила знакомство. Но я почти ни съ кмъ не могла говорить. Лордъ Комноръ былъ такъ радъ меня видть, что не давалъ мн ни минуты покою. Между нимъ и мною сидло шестеро другихъ лицъ, а онъ то и дло черезъ весь столъ обращался ко мн съ той или другой любезностью. Посл завтрака, леди Комноръ закидала меня вопросами о моей новой жизни, входила въ малйшія ея подробности и интересовалась ими, какъ будто бы я была ея дочерью. Съ приходомъ герцогини, конечно, мы перемнили разговоръ и долго толковали о приданомъ, которое готовятъ леди Алис. Леди Гарріета въ восхищеніи отъ надежды встртиться со мной на балу. Что за милое, доброе, любящее существо эта леди Гарріета!
Утромъ, въ день бала, изъ Гамлея явился слуга съ двумя прелестными букетами и ‘съ поклономъ отъ мистера Гамлея мисъ Гибсонъ и масъ Киркпатрикъ’. Цинція первая получила ихъ. Она, танцуя, влетла въ гостиную и, махая букетами надъ головой, приблизилась къ Молли, которая взялась-было за кипгу, чтобъ какъ-нибудь сократить время до вечера.
— Смотрите, Молли, смотрите. Намъ присланы букеты! Да здравствуютъ податели ихъ!
— Кмъ присланы? спросила Молли, беря одинъ изъ нихъ и съ восхищеніемъ разглядывая его.
— Кмъ? Конечно, совершеннйшими изъ молодыхъ людей, двумя гамлейскими братцами! Неправда-ли, какое милое вниманіе?
— Какъ они добры! сказала Молли.
— Я уврена, что первую мысль объ этомъ возъимлъ Осборнъ. Онъ долго былъ за границей, а тамъ въ большомъ обыкновеніи посылать дамамъ букеты.
— Я, право, не знаю, почему вы такъ думаете, сказала Молли, слегка покраснвъ: — мистеръ Роджеръ Гамлей постоянно составлялъ букеты для своей матери, а иногда и для меня.
— Ну, все равно! Мы получили букеты — это главное, а до того, кто ихъ составлялъ, намъ нтъ дла. Смотрите, Молли, эти красные цвты, какъ нельзя лучше, подойдутъ къ вашимъ кораловымъ браслетамъ и ожерелью, сказала Цинція, вытаскивая изъ букета нсколько камелій, очень рдкихъ въ то время года цвтовъ.
— Ахъ, не трогайте! воскликнула Молли: — разв вы не видите, съ какимъ вкусомъ подобраны цвта: это, конечно, стоило имъ не мало труда! Пожалуйста, не трогайте!
— Вздоръ! сказала Цинція, продолжая перебирать букетъ: — ихъ еще довольно остается. Я сдлаю вамъ изъ нихъ внокъ, который нашью на черный бархатъ: во Франціи это въ большомъ употребленіи!
— Какая жалость! Букетъ совсмъ испорченъ! продолжала сокрушаться Молли.
— Не безпокойтесь! Я его возьму себ и поправлю такъ, что онъ будетъ не хуже прежняго, а вамъ останется этотъ, нетронутый. И Цинція принялась складывать цвты и бутоны по своему вкусу. Молли молчала, но не спускала глазъ съ ловкихъ пальцевъ Цинціи, быстро свивавшихъ внокъ.
— Готово! сказала, наконецъ, Цинція.— Мы нашьемъ его на черный бархатъ, чтобъ онъ не такъ скоро завялъ, и вы увидите, какъ это будетъ красиво. А нетронутый букетъ какъ нельзя боле подойдетъ къ внку.
— Благодарю васъ, очень медленно проговорила Молли.— А разв съ васъ довольно будетъ остальныхъ цвтовъ?
— Совершенно. Къ тому же красныя камеліи не годятся для моего розоваго платья.
— Но… они такъ старательно составили эти букеты!
— Можетъ быть Все же я не могу допустить чувство вмшиваться въ выборъ цвтовъ для моего туалета: розовое съ краснымъ нейдетъ, говорю я вамъ. Вы же, какъ маргаритка, вся въ бломъ съ легкимъ оттнкомъ пунцоваго, можете надть какіе угодно цвты.
Цинція сильно хлопотала надъ туалетомъ Молли, оставивъ ловкую горничную въ исключительномъ распоряженіи матери. Мистрисъ Гибсонъ заботилась о своемъ наряд гораздо боле молодыхъ двушекъ. Онъ былъ для нея причиной многихъ размышленій, въ теченіе которыхъ не одинъ вздохъ вырвался изъ ея груди. Наконецъ, она ршилась надть свое свтлосрое подвнечное платье, отдлавъ его множествомъ кружевъ и убравъ цвтами блой и лиловой сирени. Цинція меньше всхъ думала о своемъ туалет. Молли въ первый разъ хала на балъ, и потому смотрла на церемонію одванія, какъ на дло не послдней важности. Цинція вполн ей сочувствовала. Но Молли желала быть только прилично одтой, такъ чтобы не обращать на себя вниманія. Цинція же, напротивъ, старалась какъ можно боле выказать нсколько оригинальную красоту Молли: ея смуглый цвтъ лица, роскошныя волны черныхъ, кудрявыхъ волосъ и прекрасные, продолговатой формы глаза съ ихъ нжнымъ, ласкающимъ выраженіемъ. Цинція такъ долго одвала Молли, что когда дло дошло до ея собственнаго туалета, то ей пришлось кончать его впопыхахъ. Молли, уже совсмъ готовая, сидла на низенькомъ стул въ комнат Цинціи и любовалась граціозными движеніями красавицы, которая, стоя въ юбк передъ зеркаломъ, быстро сказала волосы и складывала ихъ въ изящныя кольца. Наконецъ Молли вздохнула и сказала:
— Какъ бы я желала быть хорошенькой!
— Что вы, Молли, возразила Цинція, поворачиваясь къ ней и готовясь выразить ей свое удивленіе. Но невинный, задумчивый видъ личика Молли заставилъ ее удера,аться и, улыбаясь собственному отраженію въ зеркал, она только сказала: — французскія молодыя двушки возразили бы вамъ на это слдующее: чтобъ быть хорошенькой, достаточно считать себя таковой.
Молли не вдругъ отвчала.
— Я полагаю, он думаютъ, что двушка, сознающая себя хорошенькой, не заботится о своей наружности, потому что уврена въ своей способности нравиться. А желаніе…
— Слышите: бьетъ восемь часовъ! Бросьте допытываться смысла рчей француженокъ, а лучше помогите мн надть платье. Вотъ такъ!
Об двушки были готовы и въ ожиданіи кареты стояли у камина въ комнат Цинціи, въ которую внезапно вошла Марія (преемница Бетти). Марія помогала одваться мистрисъ Гибсонъ, но время отъ времени успвала заглядывать и наверхъ подъ предлогомъ помочь молодымъ леди, въ сущности же для того, чтобы полюбоваться на ихъ платья. Видъ трехъ различныхъ нарядовъ привелъ ее въ такое восхищеніе, что она не чувствовала ни малйшей усталости, когда теперь, въ двадцатый разъ взбжавъ на лстницу, явилась на порог комнаты Цинціи съ великолпнымъ букетомъ цвтовъ.
— Мисъ Киркпатрикъ!… Нтъ, это не вамъ мисъ… сказала она Молли, которая, будучи ближе къ дверямъ, хотла взять букетъ, чтобы передать его Цинціи.— Это для мисъ Киркпатрикъ. А вотъ и записка.
Цинція молча взяла записку и цвты. Читая записку, она держала ее такъ, что Молли тоже могла видть ея содержаніе.
‘Посылаю вамъ цвты и прошу позволенія танцовать съ вами первый танецъ посл девяти часовъ: ране я не могу пріхать.’

‘К. П.’

— Отъ кого это? спросила Молли.
Цинція имла гнвный, оскорбленный видъ. Щеки ея поблднли, а глаза сверкали.
— Отъ мистера Престона, сказала она въ отвтъ Молли.— Танцовать я съ нимъ не буду, а что касается до его цвтовъ, то…
И она бросила букетъ въ каминъ, щипцами пихая его какъ можно дале въ огонь, точно желая поскорй уничтожить блестящіе, красивые цвты его. Но голосъ ея оставался тихъ, а движенія, несмотря на ихъ быстроту, не имли ничего рзкаго или непріятнаго.
— Ахъ! вскрикнула Молли.— Такіе прекрасные цвты! Мы могли бы поставить ихъ въ воду.
— Нтъ, сказала Цинція:— лучше уничтожить ихъ. Они намъ не нужны, а мн ненавистно все, что напоминаетъ этого человка.
— Какую дерзкую записку онъ написалъ, замтила Молли: — безъ начала, безъ конца и начальныя буквы своего имени вмсто подписи! Какое право иметъ онъ обращаться къ вамъ такъ фамильярно? Вы были съ нимъ близко знакомы, когда жили въ Ашкомб, Цинція?
— Не будемъ боле говорить о немъ, отвчала та.— Одна мысль, что онъ будетъ на бал, можетъ испортить все удовольствіе. Но я надюсь, что къ его прізду буду уже приглашена и мн не придется съ нимъ танцовать — и вамъ также?
— Насъ зовутъ! воскликнула Молли и быстрыми, но осторижными шагами, молодыя двушки сошли внизъ, гд ихъ ожидали мистеръ и мистрисъ Гибсонъ. Да, мистеръ Гибсонъ тоже халъ, даже подъ опасеніемъ быть вскор отозваннымъ къ какому либо больному. Молли, увида оща въ бальномъ костюм, была поражена его красивой фигурой. Мистрисъ Гибсонъ, съ своей стороны, сіяла изяществомъ манеръ и наряда. Однимъ словомъ, въ этотъ вечеръ на голлингфордскомъ балу не было боле красиваго общества, какъ то, которое теперь туда отправилось.

VII.
Благотворительный балъ.

Въ настоящее время общественные балы посщаются исключительно танцующей молоджью, да тми изъ старшихъ, на чью долю выпадаетъ обязанность сопровождать кого либо изъ своихъ молоденькихъ родственницъ или знакомокъ. Но во дни юности Молли и Цинціи, когда еще не существовали желзныя дороги съ экстренными поздами, такъ легко всхъ и каждаго доставляющими въ Лондонъ и ввергающими скромныхъ провинціаловъ въ водоворотъ его шумной, оживленной празднествами жизни — ежегодные благотворительные балы составляли любимое развлеченіе добродушныхъ старыхъ двъ, населявшихъ провинціальные города Англіи. Он при этомъ случа провтривали свои старинныя кружева и лучшія платья, взирали на великихъ міра сего въ лиц магнатовъ-помщиковъ, болтали со своими сверстницами и составляли романическія предположенія насчетъ окружавшей ихъ молоджи. Об мисъ Броунингъ сочли бы себя лишенными самаго пріятнаго событія въ году, еслибъ имъ не удалось участвовать въ благотворительномъ бал. Старшая изъ нихъ пришла бы въ негодованіе, а мисъ Фбе — въ неописанное горе, еслибъ он въ свою очередь не были приглашены на подобныя же торжества въ Ашкомбъ и Корегамъ пріятельницами, которыя, подобно имъ, лтъ двадцать-пять тому назадъ уже перестали танцовать, но тмъ не мене еще любили посщать сцену своего прежняго веселья и любоваться молодымъ, счастливымъ въ своей беззаботности поколніемъ. Он прибыли на балъ въ носилкахъ, каковыя существовала еще въ Голлингфорд, и въ случаяхъ, подобныхъ настоящему, всегда доставляли богатую поживу двумъ старикамъ, одтымъ въ то, что называли ‘городской ливреей’, и безъ устали сновавшимъ взадъ и впередъ съ своимъ грузомъ въ пухъ и прахъ расфранченныхъ леди. Въ город были и наемныя кареты, но, по зрломъ размышленіи, мисъ Броунингъ ршилась не измнять старому и боле комфортабельному обычаю употребленія носилокъ.
— Носилки, говорила она мисъ Пайперъ, одной изъ своихъ постительницъ:— являются къ вамъ на домъ, гд наполняются теплымъ воздухомъ, а затмъ переносятъ васъ укутанныхъ изъ одной теплой комнаты прямо въ другую, избавляя васъ, такимъ образомъ, отъ необходимости подниматься и спускаться по лстниц и выставлять на показъ свои ноги.
Въ носилкахъ, правда, могла помститься только одна леди за разъ, но и тутъ, ‘благодаря умной распорядительности мисъ Броунингъ’, говорила мисъ Горнблоуеръ, ея другая постительница: ‘все устроилось, какъ нельзя лучше’. Мисъ Горнблоуеръ отправили на балъ первую, прибывъ въ теплую комнату, назначенную для салоповъ, она подождала тамъ мисъ Броупингъ, затмъ об дамы подъ руку вошли въ залу и помстились на стульяхъ, недалеко отъ входа, откуда он могли наблюдать за вновь прибывающими и обмниваться привтствіями съ своими знакомыми. Вслдъ за ними незамедлили явиться, поочередно, и мисъ Фбе съ мисъ Пайперъ, которыя заняли мста, приготовленныя для нихъ заботливой мисъ Броунингъ. Эти боле юныя леди вошли въ залу тоже подъ руку, но съ смущеннымъ видомъ и съ застнчивой робостью въ движеніяхъ, совершенно противоположныхъ той важной сдержанности, какою отличались ихъ старшія (двумя или тремя годами) подруги. Соединясь вмст и отдохнувъ немного, он принялись разговаривать.
— Право слово, здшняя зала гораздо лучше ашкомбской!
— Какъ она мило убрана! пропла мисъ Пайнеръ:— какія прекрасныя розы! Но у васъ, голлингфордскихъ обитателей, столько вкуса!
— А вотъ и мистрисъ Демистеръ! воскликнула мисъ Горнблоуеръ.— Она говорила, что приглашена съ дочерьми къ мистеру Шипшенксу. Мистеръ Престонъ тоже долженъ быть тамъ, но я полагаю, они не могли вс за разъ пріхать. Смотрите, вонъ молодой мистеръ Роской, нашъ новый докторъ! Право, калюется, весь Ашкомбъ сюда съхался!… Мистеръ Роской, мистеръ Роской! пожалуйте сюда, и позвольте мн васъ представить мисъ Броунингъ, пріятельниц, у которой мы теперь гостимъ. Мы очень высокаго мннія о нашемъ молодомъ доктор, увряю васъ, мисъ Броунингъ.
Мистеръ Роской поклонился, скромно ухмыляясь, но для мисъ Броунингъ было невыносимо слышать похвалы, расточаемыя доктору, поселившемуся въ столь близкомъ сосдств съ кругомъ практики мистера Гибсона, и она отвчала мисъ Гороблоуеръ:
— Вы, конечно, должны быть рады, что имете теперь по близости къ кому обратиться за совтомъ въ неважныхъ случаяхъ, когда не стоитъ тревожить мистера Гибсона. А съ другой стороны, мистеръ Роской, я уврена, не преминетъ воспользоваться поучительнымъ и, во всхъ отношеніяхъ, полезнымъ для него сосдствомъ такого искуснаго врача, какъ мистеръ Гибсонъ.
Мистеръ Роской, вроятно, гораздо сильне почувствовалъ бы обиду, заключавшуюся въ этихъ словахъ, еслибъ вниманіе его не было отвлечено появленіемъ того самаго мистера Гибсона, о которомъ шла рчь. Не успла мисъ Броунингъ окончить своего строгаго, неблагосклоннаго замчанія, какъ онъ спросилъ у своей знакомки, мисъ Горнблоуеръ:
— Кто эта только что вошедшая въ залу прелестная двушка, вся въ розовомъ?
— Да это Цинція Киркпатрикъ! воскликнула мисъ Горнблоуеръ, хватаясь за массивный золотой лорнетъ и спша удостовриться въ томъ, что глаза не обманываютъ ее.— Какъ она выросла! Впрочемъ, тому уже два года, какъ она ухала изъ Ашкомба. Она была тогда очень хорошенькая, и вс говорили, что за ней пріударяетъ мистеръ Престонъ, только она была еще слишкомъ молода.
— Представьте меня ей — можете вы это сдлать? спросилъ пылкій молодой докторъ.— Я очень желалъ бы съ ней танцовать.
Исполнивъ просьбу мистера Роскоя и обмнявшись нсколькими словами съ своей прежней знакомкой, теперешней мистрисъ Гибсонъ, мисъ Горнблоуеръ возвратясь, на свое мсто, сказала мисъ Броунингъ:
— Какъ мы сдлались снисходительны и важны! А мн помнится, было время, когда мистрисъ Киркпатрикъ носила одни потертыя, черныя платья и отличалась предупредительностью и учтивостью, свойственными содержательниц школы, трудомъ зарабатывающей свой хлбъ. А теперь она вся въ атлас, и встрчаетъ меня не какъ старую, хорошую знакомую, а какъ особу, едва извстную ей по виду. Еще очень недавно мистрисъ Демистеръ приходила ко мн совтоваться и спрашивала, не покажется ли обиднымъ мистрисъ Киркпатрикъ, если она пошлетъ ей новое полотнище для ея лиловаго, шелковаго платья въ замнъ того, которое наканун испортила служанка мистрисъ Демистеръ, опрокинувъ на него чашку кофе. Она взяла подарокъ и еще осталась очень довольна и благодарна, хотя теперь и чванится своимъ наряднымъ срымъ атласомъ. Въ т дни она была бы рада-радхонька выдти за мистера Престона.
— Мн показалось, будто вы сказали, что онъ ухаживалъ за ея дочерью?
— Можетъ быть, я это и сказала, и, можетъ быть, это и было такъ въ дйствительности: я не знаю наврное, но онъ былъ частымъ постителемъ въ ихъ дом. Теперь тамъ содержитъ школу мисъ Диксонъ, и, право, несравненно лучше ведетъ дла.
— Графъ и графиня очень любятъ мистрисъ Гибсонъ, сказала мисъ Броунингъ.— Я это знаю отъ самой леди Гарріеты, которая мн говорила о ней, когда, прошлой осенью, пила у насъ чай. Они-то и поручили мистеру Престону заботиться о ней, пока она жила въ Ашкомб.
— Ради-бога, не повторяйте ея сіятельству того, что я вамъ передала о мистер Престон и о мистрисъ Киркпатрикъ! Все это, можетъ быть, вздоръ, котораго я не выдаю за истину, а только повторяю то, что говорили другіе.
Мисъ Горнблоуеръ была видимо испугана, чтобъ слова ея не дошли до леди Гарріеты, которая, повидимому, находилась въ такихъ интимныхъ отношеніяхъ съ ея голлингфордскими друзьями. Мисъ Броунингъ, съ своей стороны, и не думала разуврять ее. Леди Гарріета пила у нихъ чай и могла снова пить, а испугъ, въ который она повергла свою пріятельницу, во всякомъ случа, былъ ей подломъ за похвалы мистеру Рискою, которыя оскорбили чувство преданности мисъ Броунингъ къ мистеру Гибсону.
Между тмъ, мисъ Пайперъ и мисъ Фбе, которымъ не надо было поддерживать за собой репутацію esprit-forts, толковали о нарядахъ и длали другъ другу комплименты.
— Какой у васъ прелестный тюрбанъ, мисъ Пайперъ! Онъ такъ присталъ къ вашему цвту лица!
— Вы находите? спросила мисъ Пайперъ съ дурно скрытымъ удовольствіемъ: — не шутка слышать въ эти лта, что у васъ еще есть цвтъ лица! Я купила его у Броуна въ Сомертон, нарочно для этого бала. Мн казалось, что необходимо чмъ нибудь скрасить это платье, которое уже не такъ свжо, какъ было нкогда. У меня нтъ драгоцнныхъ каменьевъ и украшеній, какъ у васъ, прибавила она, съ восторгомъ смотря на большую миніатюру въ жемчужной оправ, служившую щитомъ для груди мисъ Фбе.
— Она хороша, неправда ли? отвчала эта леди.— Это портретъ милой маменьки, а у Доротеи — портретъ отца. Об миніатюры сдланы въ одно время, вскор посл смерти нашего дяди, оставившаго намъ по пятидесяти фунтовъ наслдства, которое мы и ршились употребить на эту оправу. Но именно потому, что миніатюры такъ цнны, Доротея запираетъ ихъ въ ящикъ съ серебромъ и куда-то прячетъ — куда, не знаю. Она никакъ не хочетъ сказать мн этого, потому, говоритъ она, что у меня слабые нервы, и если придетъ воръ и, направивъ мн въ голову заряженный пистолетъ, спроситъ, гд мы держимъ наше серебро и драгоцнности, то я непремнно скажу ему, тогда какъ она сама ни подъ какимъ видомъ ничего ему не откроетъ. Надюсь, однако, ей никогда не придется подвергнуться подобному испытанію. И вотъ одна изъ причинъ, почему я такъ рдко ношу этотъ уборъ, я надваю его всего во второй разъ, мн даже почти никогда не удается и посмотрть на него, а между тмъ, я иной разъ не прочь была бы полюбоваться имъ. Я и сегодня врядъ ли надла бы его, да Доротея сама мн дала его, говоря, что приличіе требуетъ одться нарядне, изъ уваженія къ герцогин Ментейтъ, которая прідетъ въ своихъ брильянтахъ.
— Что вы! Неужто! Каково? Я во всю свою жизнь не видла ни одной герцогини.
И мисъ Пайперъ выпрямилась, откинувъ голову назадъ, точно собиралась въ присутствіи такой знатной особы ‘вести себя добропорядочно’, какъ ее учили тому въ пансіон, за тридцать лтъ назадъ. Но черезъ минуту она снова опустилась и почти закричала:
— Смотрите, смотрите: нашъ судья, мистеръ Голмлей (судья считался самымъ значительнымъ лицомъ въ Корегам), а съ нимъ и мистрисъ Голмлей въ пунцовомъ атлас, и мистеръ Джоржъ и мистеръ Гарри, пріхавшіе изъ Оксфорда, и мисъ Голмлей и хорошенькая мисъ Софи. Хотлось бы мн подойти къ нимъ, да какъ-то страшно одной, безъ кавалера, идти черезъ залу. А вотъ и Коксъ, мясникъ, съ женой! Браво, кажется, весь Корегамъ здсь! Не понимаю, какимъ образомъ мистрисъ Коксъ добыла себ такое платье! Я знаю, дла Кокса не совсмъ хорошо идутъ: онъ затруднялся заплатить за послднюю овцу, которую купилъ у моего брата.
Въ эту самую минуту оркестръ, состоявшій изъ двухъ скрипокъ, арфы и кларнета, переставъ настропвать инструменты, по возможности дружно заигралъ живой контрдансъ, и пары танцующихъ быстро размстились но зал. Мистрисъ Гибсонъ была очень недовольна тмъ, что Цинція участвовала въ этомъ первомъ танц, такъ-какъ онъ преимущественно исполнялся голлингфордскими плебеями, которые, попавъ разъ на балъ и заплативъ деньги за входъ, не любили понапрасну терять время. Если балъ назначался въ восемь часовъ, имъ и въ голову не приходило являться позже. Мистрисъ Гибсонъ вздумала подлиться своимъ неудовольствіемъ съ Молли, которой самой очень хотлось танцовать. Сидя около мачихи, она своей маленькой, хорошенькой ножкой била тактъ веселой, оживленной музык.
— Вашъ дорогой папа такъ любитъ точность! Сегодня я почти объ этомъ сожалю: здсь еще нтъ никого изъ нашихъ знакомыхъ.
— Какъ нтъ? Я вижу многихъ. Вонъ мистеръ и мистрисъ Смитонъ, и ихъ миленькая, добрая дочка.
— О, это все книгопродавцы, да мясники!
— Папа нашелъ много друзей, съ которыми разговариваетъ.
— Паціентовъ, моя милая, а не друзей. Вонъ тамъ сидятъ дйствительно порядочные люди, продолжала мистрисъ Гибсонъ, указывая глазами на Голмлеевъ:— но они, безъ сомннія, пріхали или изъ Ашкомба или изъ Корегама и не могли хорошенько разсчитать, сколько времени пробудутъ въ дорог. Желала бы я знать, скоро ли явится тоуэрское семейство? А, вотъ мистеръ Аштонъ и мистеръ Престонъ! Зала начинаетъ быстро наполняться.
Дйствительно, публики было много, такъ-какъ вс ожидали особеннаго удовольствія отъ этого бала. Изъ Тоуэрса надлежало явиться большому обществу и, между прочимъ, герцогин въ брильянтахъ. Вс окрестные замки были переполнены гостями, но въ этотъ ранній часъ зала оставалась въ исключительномъ распоряженіи коренныхъ голлингфордскихъ горожанъ. Окрестная знать, съ тоуэрскимъ семействомъ во глав, съзжалась гораздо позже. Но въ этотъ вечеръ Комноры какъ-то особенно запоздали, и отсутствіе аристократическаго элемента въ атмосфер бальной залы дтало то, что вс, считавшіе себя нсколько выше плебейскаго купеческаго класса публики, танцовали мало, вяло и неохотно. За то юные члены семействъ, неимвшихъ претензіи на аристократизмъ, вполн наслаждались, прыгали и вертлись до того, что у нихъ отъ движенія и удовольствія разгорлись щеки и заблистали глаза. Нкоторые наиболе благоразумные родители, неупускавшіе изъ виду завтрашнихъ обязанностей, начинали уже помышлять о возвращеніи домой, по почти всхъ удерживало желаніе видть герцогиню и ея брильянты. Ментейтскіе брильянты славились въ кругу боле избранномъ, чмъ тотъ, въ которомъ вращалось большинство голлингфордцевъ. Слухи о нихъ дошли до этого большинства черезъ горничныхъ и ключницъ. Мистеру Гибсону, какъ онъ и ожидалъ, пришлось на время удалиться изъ бальной залы, но онъ общался, навстивъ больного, къ которому его призывали, возвратиться снова къ жен. Въ его отсутствіе мистрисъ Гибсонъ ловко держалась въ сторон отъ мисъ Броунингъ и отъ тхъ изъ знакомыхъ, которыя сильно желали примкнуть къ ней теперь, съ цлью очутиться потомъ въ свит тоуэрскаго семейства. Ее сильно возмущала Цинція, она такъ охотно принимала вс приглашенія на танцы, что лишилась всякой возможности танцовать съ молодыми людьми, которые, безъ сомннія, явятся съ Комнорами и захотятъ танцовать съ хорошенькими двушками: а между тмъ, мало ли къ чему можетъ повести простой танецъ? Молли тоже, хотя не столь неутомимая, какъ Цинція, и вслдствіе своей застнчивости, мене свободная и граціозная въ своихъ движеніяхъ, тоже уже получила значительное число приглашеній. Ей, сказать правду, очень хотлось не пропускать ни одного танца и при этомъ было ршительно все равно съ кмъ танцовать, такъ что мистрисъ Гибсонъ теряла надежду сохранить даже и ее для аристократическихъ партнровъ, прибытія которыхъ ожидала. Вообще, въ этотъ вечеръ все какъ-то шло противъ ея желаній. Вдругъ ей показалось, что кто-то около нея остановился. Она обернулась и увидла мистера Престона, повидимому оберегавшаго стулья, только что оставленные Цинціей и Молли. Онъ имлъ такой сердитый видъ, что мистрисъ Гибсонъ, еслибъ взоры ихъ не встртились, предпочла бы не вступать съ нимъ въ разговоръ. Но теперь это оказывалось неизбжнымъ и она сказала:
— Какъ зала дурно освщена сегодня, неправда ли, мистеръ Престонъ?
— Да, отвчалъ онъ.— Но есть ли какая нибудь возможность освтить эти грязныя стны, заставленныя такой густой зеленью, которая одна поглощаетъ всю массу свта?
— А что за общество тоже! Я того мннія, что свжесть и богатство нарядовъ много содйствуютъ къ тому, чтобъ бальная зала имла веселый видъ. Посмотрите, что за люди тамъ сидятъ! Большинство женщинъ одто въ темныя шолковыя платья, годныя разв только для утренняго наряда. Но балъ, конечно, не замедлитъ оживиться съ прибытіемъ знатныхъ семействъ.
Мистеръ Престонъ не отвчалъ. Онъ вставилъ въ глазъ стеклышко, какъ-бы съ намреніемъ смотрть на танцующихъ, но, въ сущности, взоръ его пристально и съ выраженіемъ гнва слдилъ только за быстро кружившейся по зал фигурой, въ облак розовой кисеи: многіе, кром него, не сводили глазъ съ Цинціи, но никто не смотрлъ на нее со злобой или неудовольствіемъ. Мистрисъ Гибсонъ, съ своей стороны, не довольно проницательная, чтобъ до выраженію лица и по манерамъ своихъ собесдниковъ замчать, что происходитъ у нихъ въ сердц, была очень рада случаю завязать разговоръ съ молодымъ, изящной наружности джентльменомъ: это избавляло ее отъ необходимости или присоединиться къ публик низшаго разряда, или сидть совершенно одной до прибытія тоуэрскаго общества. Она продолжала свои замчанія.
— Вы не танцуете, мистеръ Престонъ?
— Нтъ! Дама, которую я пригласилъ, вроятно не такъ поняла меня и я жду, чтобъ объясниться съ ней.
Мистрисъ Гибсонъ замолчала. Въ ней, казалось, пробудились непріятныя воспоминанія. Она тоже наблюдала за Цинціей, танецъ окончился и молодая двушка проходила по зал совершенно спокойно, какъ-бы не зная, что ее ожидаетъ, можетъ быть, непріятное объясненіе. Ея партнръ, мистеръ Гарри Голмлей, провелъ ее къ ея мсту. Она сла на стулъ, ближайшій къ мистеру Престону, оставивъ другой, возл матери, для Молли, которая тоже вернулась минуту спустя. Цинція, повидимому, совсмъ не замчала близкаго сосдства мистера Престона. Мистрисъ Гибсонъ наклонилась къ дочери и сказала:
— Твой послдній партнръ — джентльменъ, моя милая. Къ моему великому удовольствію я вижу, что ты длаешься разборчиве въ выбор своихъ кавалеровъ. Передъ этимъ я просто горла со стыда, глядя, какъ ты вертишься съ какимъ-то писаремъ, А вы, Молли, знаете ли, съ кмъ вы сейчасъ танцовали?— Съ книгопродавцемъ изъ Корегама!
— Это вполн объясняетъ его огромныя свднія, быстро и не безъ ироніи отвчала Молли.— Онъ, право, очень пріятный молодой человкъ, мамй, прибавила она: — настоящій джентльменъ съ виду и къ тому же превосходно танцуетъ!
— Очень хорошо. Только не забывайте, что если вы будете продолжать, то вамъ завтра утромъ придется подавать черезъ прилавокъ руку многимъ изъ вашихъ сегодняшнихъ партнровъ, возразила мистрисъ Гибсонъ сухо.
— Я, право, не знаю, какъ отказывать кавалерамъ, которыхъ мн представляютъ, тмъ боле, что самой страшно хочется танцовать. Вдь сегодня благотворительный балъ, и nan говорилъ, что вс будутъ танцовагь другъ съ другомъ безъ разбора, сказала Молли мягко и примирительнымъ тономъ. Для нея пропала бы часть удовольствія, еслибъ она знала, что находится съ кмъ-нибудь не въ ладахъ. Неизвстно, какой отвтъ готовилась сдлать мустрисъ Гибсонъ: прежде, чмъ она успла вымолвить слово, мистеръ Престонъ выступилъ впередъ и проговорилъ голосомъ, дрожавшимъ отъ гнва, несмотря на вс усилія придать ему твердости:
— Если мисъ Гибсонъ не уметъ отказывать своимъ партнрамъ, то, чтобъ научиться этому, ей стоитъ только обратиться за совтомъ къ мисъ Киркпатрикъ.
Цинція подняла свои прекрасные глаза, взглянула прямо въ лицо мистеру Престону и отвчала совершенно спокойно:
— Вы, кажется, упустили изъ виду одно, мистеръ Престонъ: мисъ Гибсонъ говоритъ, что желаетъ танцовать съ тми, кто ее приглашаетъ — и въ этомъ вся разница. Въ подобномъ случа я ей не могу быть полезна совтомъ.
Конецъ этого разговора былъ оставленъ Цинціей безъ всякаго вниманія, а вскор ее снова увлекли въ танцы. Мистеръ Престонъ, къ неудовольствію Молли, занялъ опуствшій около нея стулъ. Сначала она боялась, чтобъ онъ не пригласилъ ее танцовать, но онъ, вмсто того, протянулъ руку къ букету, который Цинція, уходя, оставила на сбереженіе Молли. Букетъ пострадалъ отъ жаркой атмосферы бальной комнаты, и гораздо боле, чмъ букетъ Молли, который съ самаго начала не былъ терзаемъ для того, чтобъ достать изъ него пунцовые цвты, теперь украшавшіе волосы Молли, и съ которымъ вообще обходились гораздо бережне и внимательне. Тмъ не мене мистеръ Престонъ могъ ясно видть, что то былъ не имъ присланный букетъ, и вроятно съ цлью удостовриться въ этомъ, онъ рзко потребовалъ его отъ Молли. Нота, полагая сообразоваться съ желаніемъ Цинціи, не выпускала его изъ рукъ, а только приблизила его къ нему.
— Мисъ Киркпатрикъ не удостоила меня чести взять съ собой букетъ, который я ей прислалъ. Я полагаю, однако, что она получила его, равно какъ и мою записку?
— Да, отвчала Молли, нсколько испуганная тономъ, какимъ былъ произнесенъ вопросъ.— Но мы уже до того получили эти два букета.
Мистрисъ Гибсонъ поспшила къ ней на выручку. Она явно боялась мистера Престона и желала оставаться съ нимъ въ дружелюбныхъ отношеніяхъ.
— Ахъ, да, намъ было такъ жаль! Но изъ гамлейскаго замка намъ прислали два букета, но тому, который Молли держитъ въ рукахъ, вы еще можете судить, какъ они были прекрасны, и мы получили ихъ гораздо прежде вашего, мистеръ Престонъ.
— Я счелъ бы себя счастливымъ, еслибъ хоть вы приняли мой букетъ, такъ-какъ молодыя леди были уже снабжены цвтами. Я не безъ труда выбралъ его у Грина и, кажется, могу сказать по справедливости, что цвты его были изящне тхъ, которые предпочла мисъ Киркпатрикъ и которые мисъ Гибсонъ держитъ съ такой нжной заботливостью.
— Онъ кажется вамъ не такимъ красивымъ потому, что Цинція испортила его. Она вынула изъ него вс лучшіе цвты, чтобы убрать мн ими голову! воскликнула Молли.
— Въ самомъ дл? сказалъ мистеръ Престонъ, и въ голос его прозвучало удовольствіе, точно онъ обрадовался тому, что Цинція придавала такъ мало цны своему букету. Онъ всталъ и подошелъ къ Цинціи, танцевавшей кадриль, и заговорилъ съ нею. Молли видла, какъ та неохотно ему отвчала, но это, повидимому, не конфузило мистера Престона, по манерамъ котораго можно было заключить, что онъ иметъ надъ ней какую-то власть. Она смотрла серьзно, холодно, гнвно, почти съ вызывающимъ видомъ. По окончаніи танца, онъ еще сказалъ Цинціи нсколько словъ шопотомъ, и та рзко, противъ воли, какъ будто дала ему на что согласіе, посл чего онъ отошелъ отъ нея съ непріятной самодовольной улыбкой на красивомъ лиц.
Между тмъ, въ публик подпялся ропотъ на тоуэрское общество, которое заставляло такъ долго ждать себя. Одна особа за другой подходила къ мистрисъ Гибсонъ съ разспросами насчетъ столь страннаго замедленія, какъ будто та непремнно должна была знать все, что касалось графа и графини. Съ одной стороны это было очень лестно, но съ другой — весьма затруднительно, такъ-какъ полное невдніе, въ которомъ пребывала мистрисъ Гибсонъ на счетъ намреній и плановъ лорда и леди Комноръ, ставило ее на равную ногу съ ея допросчиками. Мистрисъ Гуденофъ чувствовала себя особенно оскорбленной. Въ послдніе полтора часа она не снимала очковъ, ежеминутно ожидая появленія общества изъ Тоуэрса.
— У меня голова болитъ, жаловалась она: — и я хотла, заплативъ за входъ, преспокойно остаться дома: я видла ужь столько этихъ баловъ, да и на графа съ графиней насмотрлась въ то время, когда на нихъ было пріятне смотрть, чмъ теперь. Но вс толковали о герцогин и ея брильянтахъ, я не желала отстать отъ другихъ и пропустить случай взглянуть на такую знатную леди. И вотъ я пріхала, а дома между тмъ выходитъ лишнее количество угля и свчей, такъ-какъ я приказала Салли не ложиться спать до моего возвращенія. Для меня нтъ ничего хуже непредвиднныхъ издержекъ. Я это наслдовала отъ матушки, отличавшейся такой бережливостью, что подобной въ настоящее время не существуетъ. Она была хозяйка, какихъ мало, и воспитала девятерыхъ дтей на сумму гораздо меньшую, чмъ то могъ бы сдлать кто нибудь другой — ей-богу правда! Она ни въ чемъ не позволяла намъ быть расточительными, даже въ болзняхъ. Если кто-нибудь изъ насъ простуживался. она пользовалась этимъ и стригла намъ волосы. Ничего не значитъ, говорила она, схватить вторую простуду, когда уже страдаешь отъ одной — а стрижка волосъ у насъ всегда сопровождалась простудой… Да, что же это, право, герцогиня не детъ!
— Можете себ представить, каково это для меня, со вздохомъ произнесла мистрисъ Гибсонъ.— Я такъ давно не видла милаго для меня семейства Комноровъ! Тотъ разъ, какъ я была въ Тоуэрс, мн едва удалось взглянуть на нихъ. Герцогиня совсмъ замучила меня, совтуясь со мной на счетъ приданаго леди Алисы. Леди Гарріета только и утшалась мыслью, что вскор увидитъ меня на балу. Теперь ужь скоро полночь.
Вс, имвшіе хоть малйшую претензію на аристократизмъ, были не въ дух, по случаю отсутствія на балу графскаго семейства. Музыканты не чувствовали никакого расположенія начинать танецъ, который имъ, можетъ быть, пришлось бы прервать на половин. Мисъ Фбе Броунингъ извинялась за Комноровъ, старшая мисъ Броунингъ съ достоинствомъ порицала ихъ. За то булочники и мясники продолжали попрежнему веселиться, пользуясь отсутствіемъ въ зал стснительнаго элемента.
Наконецъ послышался шумъ, въ публик пронесся шопотъ и музыка остановилась, а вмст съ ней и танцоры. Въ дверяхъ показался лордъ Комноръ въ парадномъ костюм. Съ нимъ подъ руку шла полная, среднихъ лтъ женщина, одтая точно молоденькая двушка, въ кисею съ мушками и съ живыми цвтами въ волосахъ, безъ всякаго намека на брильянты. А между тмъ, то несомннно должна была быть герцогиня, но что такое герцогиня безъ брильянтовъ, да еще въ плать, какое могла бы надть дочь фермера Годсона? Неужели это въ самомъ дл герцогиня? Да возможная ли это вещь? Маленькая толпа вокругъ мистрисъ Гибсонъ сгустилась и обратилась къ ней за разршеніемъ своихъ сомнній. За герцогиней величественно выступала леди Комноръ, вся въ черномъ бархат и очень похожая на леди Макбетъ: суровое выраженіе ея прекраснаго лица приняло еще боле рзкій характеръ, вслдствіе появившихся на немъ морщинъ. Дале шли леди Гарріета и другія леди, а въ числ ихъ одна, одтая совершенно одинаково съ герцогиней, такъ что ее можно было гораздо скоре принять за сестру, нежели за дочь послдней, разумется, если судить только по наряду. Тутъ были лордъ Голлингфордъ, некрасивый, нсколько неуклюжій, но джентльменъ съ головы до ногъ, и лордъ Альбертъ Миксонъ, и капитанъ Джемсъ, и съ полдюжины другихъ молодыхъ людей, явившихся на балъ съ цлью позабавиться и покритиковать все, что ни увидятъ. Общество, котораго съ такимъ нетерпніемъ и любопытствомъ ожидали добрые Голлингфордци, заняло мста, приготовленныя для него въ лучшемъ углу залы, съ полнымъ равнодушіемъ къ суматох, какую произвело оно между танцующими. Многія пары возвратились къ своимъ стульямъ, и когда музыка опять заиграла, то едва-ли и половина изъ нихъ приняла участіе въ новомъ танц.
Леди Гарріета не боялась, подобно мисъ Пайперъ, идти одна черезъ залу. Для нея вс зрители и присутствующіе имли не боле значенія, какъ еслибъ то были коченья капусты. Завидвъ Гибсоновъ, она быстро къ нимъ подошла.
— Вотъ и mfj, наконецъ. Какъ вы поживаете? А, вы, малютка, (обращаясь къ Молли) прелесть какъ милы! Неправда ли, мы безсовстно запоздали?
— О, теперь всего немного за полночь, отвчала мистрисъ Гибсонъ: — и вы, вроятно, очень поздно обдали.
— Нтъ, во всемъ виновата эта противная женщина, которая, какъ только мы встали изъ-за стола, ушла въ свою комнату и заперлась тамъ съ леди Алисой. Мы полагали, что он не всть какъ наряжаются, и, право, имъ слдовало бы сдлать это изъ уваженія ко всмъ намъ, но когда, въ половин одинадцатаго, мама послала имъ сказать, что экипажи у подъзда, герцогиня потребовала себ чашку бульона, а затмъ сошла внизъ, одтая l’enfant. Мама страшно негодуетъ на нее, многіе изъ нашего общества досадуютъ, что такъ запоздали, хотя двое или трое прикидываются вовсе недовольными тмъ, что похало съ нами. Одинъ папа въ хорошемъ расположеніи духа.
Затмъ, обращаясь къ Молли, леди Гарріета спросила:
— Много вы танцовали, мисъ Гибсонъ?
— Да, почти каждый.
То былъ довольно простой вопросъ, но мистрисъ Гибсонъ не могла равнодушно слышать, когда леди Гарріета заговаривала съ Молли: это, просто на просто, выводило ее изъ себя. Однако она ни за что на свт не ршилась бы высказать своего неудовольствія леди Гарріет, и только всячески старалась не допустить дальнйшаго разговора между двумя молодыми двушками. Съ этой цлью она помстилась между ними на стулъ Цинціи, на который, за отсутствіемъ послдней, леди Гарріета приглашала ссть Молли.
— Я не пойду назадъ къ нашимъ: они мн до смерти надоли. Къ тому же, я васъ почти совсмъ не видла, когда вы были у насъ, а мн сильно хочется съ вами поболтать.
И она сла возл мистрисъ Гибсонъ, ‘какъ бы то могла сдлать всякая другая’, разсказывала посл мистрисъ Гуденофъ, стараясь извинить себя за неловкость, въ которой было-провинилась. Добрая старушка, сдлавъ черезъ свои очки обзоръ всему тоуэрскому обществу, начала очень громко разспрашивать мистера Шипшенкса объ именахъ и особенностяхъ знатныхъ постителей. Управляющій милорда и добрый сосдъ мистрисъ Гуденофъ напрасно усиливался дать ей понять неумстность ея громогласныхъ вопросовъ, самъ отвчая ей едва слышнымъ шопотомъ. Глухая и подслповатая старушка, не слыша его словъ, только сильне къ нему приставала. Наконецъ любопытство ея было удовлетворено и она собралась домой тушить свчи и огонь въ камин. На пути къ выходу изъ залы, она остановилась противъ мистрисъ Гибсонъ и, въ вид продолженія предыдущаго разговора, сказала ей:
— Во всю мою жизнь не видла я ничего подобнаго этой ободранной герцогин! На ней ни одного брильянтика! Да, по правд сказать, и ни на кого-то изъ нихъ не стоитъ смотрть, кром графини: та все еще очень представительная женщина, хотя и не такъ бодра, какъ въ былое время. Не стоило, право, такъ долго ожидать ихъ!
Настала минута неловкаго молчанія. Но леди Гарріета поспшила протянуть старух руку и сказала:
— Вы не помните меня, но я васъ знаю, потому что видла васъ въ Тоуэрс. Ваша правда, леди Комноръ очень похудла, но, мы надемся, она не замедлитъ оправиться.
— Это леди Гарріета, съ упрекомъ и съ ужасомъ въ голос проговорила мистрисъ Гибсонъ.
— Господи Боже мой! Это ваше сіятельство! Надюсь, я не сказала ничего обиднаго. Видите ли… то-есть ваше сіятельство должно знать, какъ вредны для насъ, старухъ, поздніе часы. Я оставалась здсь только для герцогини, которую думала увидть въ корон и въ брильянтахъ. Куда какъ досадно въ мои лта обмануться въ единственномъ выпавшемъ на мою долю случа полюбоваться подобнымъ зрлищемъ!
— Я сама страшно раздосадована, возразила леди Гарріета.— Мн очень хотлось пріхать на балъ пораньше, а вмсто того мы запоздали до нельзя. Говорю вамъ, я такъ зла, такъ зла, что хотла бы послдовать вашему примру и поскорй улечься спать.
Она сказала это такъ мило, что морщины разгладились на лиц мистрисъ Гуденофъ, она улыбнулась, и, вопреки своей обычной рзкости, даже ршилась на комплиментъ.
— Не думаю, чтобъ, обладая такимъ прелестнымъ личикомъ, ваше сіятельство умли злиться. Я старая женщина, и потому вы должны позволить мн сказать вамъ это.
Леди Гарріета встала и, отвсивъ низкій поклонъ, снова подала ей руку, говоря:
— Я не стану боле удерживать васъ теперь, но въ благодарность за ваши любезныя слова даю вамъ торжественное общаніе, что если когда-нибудь сдлаюсь герцогиней, то непремнно явлюсь къ вамъ въ полномъ парад и со всми брильянтами, какими буду владть. Прощайте, доброй ночи!
— Такъ я и знала, продолжала она, стоя.— Я предвидла всеобщее неудовольствіе: какъ это кстати почти наканун выборовъ! Нечего сказать!
— О, мистрисъ Гуденофъ составляетъ исключеніе, милая леди Гарріета. Она всегда на все и на всхъ ворчитъ. Никто другой и не подумаетъ оскорбляться вашимъ позднимъ появленіемъ на балу, точно вы не вправ запаздывать, сколько хотите! утшала мистрисъ Гибсонъ.
— Что вы на это скажете, Молли? спросила леди Гарріета, глядя прямо въ милое личико Молли: — не думаете ли вы, что мы уже лишились частицы нашей популярности? Въ настоящую минуту это важно, такъ-какъ можетъ повлечь за собой потерю нсколькихъ голосовъ. Ну, говорите, милочка! Вы имли привычку высказывать отличныя истицы.
— Я ничего не знаю ни о популярности, ни о выборахъ, ни о голосахъ, отвчала Молли неохотно: — но, мн кажется, многіе, дйствительно, сожалли о томъ, что вы такъ долго не хали — а это разв не доказательство популярности? прибавила она.
— Какой милый и тонкій отвтъ, улыбаясь проговорила леди Гарріета, и ласково ударила Молли веромъ по щек.
— Молли ничего тутъ не смыслитъ, нсколько неосторожно вмшалась мистрисъ Гибсонъ: — было бы черезчуръ дерзко, еслибъ она или кто другой вздумалъ осуждать леди Комноръ за ея позднее появленіе.
— Хорошо, хорошо, а теперь мн надо идти къ мама. Но въ скоромъ времени я опять сюда прійду, и потому сохраните мн возл себя мсто. А, вотъ мисъ Броунингъ! Вы видите, я не забыла вашего урока, мисъ Гибсонъ!
— Молли, я не могу вамъ позволить такъ говорить съ леди Гарріетой, сказала мистрисъ Гибсонъ, лишь только осталась одна съ падчерицей: — еслибъ не я, вы вовсе бы не знали ея, потому вамъ нзачмъ безпрестанно соваться въ разговоръ.
— Но мн же слдуетъ отвчать, когда ко мн обращаются съ вопросами, извинялась Молли.
— Что слдуетъ, то слдуетъ, и съ этимъ я не стану спорить. Во всякомъ случа, я искренна и откровенна. Но въ ваши лта совсмъ не годится имть свое мнніе.
— Я, право, не знаю, какъ помочь этому злу, возразила Молли.
— Она такая измнчивая и капризная! Вонъ, смотрите, она теперь разговариваетъ съ мисъ Фбе, которая такъ слабоумна, что способна себ вообразить, будто находится въ самыхъ близкихъ отношеніяхъ съ леди Гарріетой. Ничто въ мір мн ненавистно такъ, какъ претензіи на дружбу съ людьми высшаго круга.
Молли, чувствуя себя совершенно неповинной въ подобнаго рода претензіи, не оправдывалась и молчала. Къ тому же, все ея вниманіе было въ настоящую минуту поглощено Цинціей, въ которой произошла какая-то странная перемна. Она, правда, танцовала такъ же свободно и граціозно, какъ прежде, но уже въ ней не видно было того увлеченія, тои легкости, съ какими она прежде носилась по зал, какъ пухъ, гонимый втромъ. Она разговаривала съ своимъ партнромъ довольно живо, но лицо ея будто утратило свою обычную подвижность. Когда она возвратилась на свое мсто, Молли была поражена ея блдностью и нсколько блуждающимъ, безпокойнымъ выраженіемъ глазъ.
— Что случилось, Цинція? спросила она шопотомъ.
— Ничего, отвчала та, быстро на нее взглядывая и съ значительной рзкостью въ своемъ Есегда мягкомъ голос: — да и что могло бы случиться со мной?
— Я не знаю, но вы не та, какою были нсколько минутъ тому назадъ. Вы устали, или что съ вами?
— Ршительно ничего, а если во мн и произошла перемна, то не будемъ говорить о ней. Это все въ вашемъ воображеніи.
Трудно было изъ такого противорчащаго отвта вывести какое-либо логическое заключеніе, но Молли поняла, что Цинція не желаетъ подлиться съ ней причиной своего безпокойства, и оставила ее въ поко. Каково же было ея изумленіе, когда черезъ минуту къ Цинціи подошелъ мистеръ Престонъ и, не говоря ни слова, подалъ ей руку. Та, точно забывъ свое отвращеніе къ нему и слова, которыми незадолго передъ тмъ обмнялась съ нимъ, немедленно встала и пошла съ нимъ занять мсто въ кругу танцующихъ. Мистрисъ Гибсонъ, казалось, тоже была не мало удивлена, она внезапно прервала упреки Молли насчетъ ея неприличнаго обращенія съ леди Гарріетой, и точно, не довряя собственнымъ глазамъ, спросила:
— Что это, Цинція пошла танцовать съ мистеромъ Престономъ?
Молли едва успла отвтить ей, и въ свою очередь ушла съ пригласившимъ ее кавалеромъ. Она танцовала разсянно, едва внимая рчамъ своего партнера, но за то не спускала глазъ съ Цинціи.
Разъ ея взоръ упалъ на сестру, когда та стояла неподвижно, устремивъ глаза въ землю и молча слушала мистера Престона, который что-то говорилъ ей съ необыкновеннымъ оживленіемъ. Затмъ, она медленно, какъ-бы нехотя, вмшалась въ танцующія пары. Когда об молодыя двушки возвратились на свои мста, Молли замтила, что лицо Цинціи еще боле омрачилось. Въ немъ выражались и гнвъ, и недоумніе, и смлый вызовъ и легкое смущеніе.
Между тмъ, леди Гарріета говорила со своимъ братомъ.
— Голлингфордъ! позвала она его, и взявъ за руку, отвела въ сторону отъ маленькой кучки лордовъ и леди, посреди которыхъ онъ стоялъ молчаливый и задумчивый.— Ты себ представить не можешь, какъ наше позднее появленіе на балу и до нелпости простой нарядъ герцогини оскорбили этихъ добрыхъ людей.
— А что имъ до того за дло? спросилъ онъ, пользуясь минутой, когда она остановилась, чтобъ перевести духъ, такъ-какъ говорила очень поспшно.
— Пожалуйста, не будь въ одно и то же время такъ уменъ и такъ глупъ! Разв ты не видишь, что мы составляемъ длл этихъ людей зрлище. Это для нихъ все равно, что пантомима съ Арлекиномъ и Колумбиной въ обыкновенныхъ платьяхъ.
— Я не понимаю, какимъ образомъ, началъ онъ.
— Такъ врь же мн на слово. Они, дйствительно, недовольны — логично это или нтъ — не въ томъ дло, но намъ слдуетъ загладить нашу вину и задобрить ихъ. Вопервыхъ, для меня невыносимъ видъ нашихъ васаловъ, съ вытянутыми лицами, а вовторыхъ, въ іюн будутъ выборы.
— Мн, право, ршительно все равно, въ парламент я или нтъ.
— Вздоръ, твоя неудача сильно опечалила бы папа. Но теперь не время толковать. Ты долженъ непремнно идти и танцовать съ кмъ-нибудь изъ городскихъ дамъ, а я, съ своей стороны, попрошу Шипшенкса отрекомендовать меня какому-нибудь приличному юному фермеру. Не можешь ли ты уговорить капитана Джемса тоже быть полезнымъ? Вонъ онъ идетъ съ леди Алисой! Я не я буду, если не заставлю его слдующій же танецъ танцовать съ самой безобразной дочерью портного! И она взяла подъ руку брата, съ цлью представить его одной изъ дамъ.
— Не надо, прошу тебя, Гарріета. Ты знаешь, я не умю и терпть не могу танцовать. Я никогда не могъ справиться съ фигурами кадрили.
— Это контрдансъ, а не кадриль, отвчала та ршительнымъ тономъ.
— Для меня все одно и то же. И о чемъ я стану говорить съ своей дамой? Я не знаю, какъ и приступить къ разговору съ ней. Ты толкуешь о ихъ неудовольствіи противъ насъ — да они въ тысячу разъ больше будутъ недовольны, когда узнаютъ, что я не умю ни танцовать, ни говорить!
— Я намрена поступить съ тобой милостиво, и потому не будь такимъ трусомъ. Въ ихъ глазахъ лордъ всегда останется граціознымъ, хотя бы онъ танцовалъ, какъ медвдь — зврь, на котораго очень смахиваетъ одинъ весьма мн близкій лордъ. Для начала, я тебя представлю Молли Гибсонъ, дочери твоего друга, доктора. Она добрая, простая, милая, умная двочка, и это въ твоемъ мнніи, я полагаю, будетъ имть гораздо больше всу, чмъ если я теб скажу, что она къ тому же очень хорошенькая.— Клеръ! позвольте мн представить мисъ Гибсонъ, моего брата. Онъ надется, она не откажется танцовать съ нимъ слдующій танецъ. Лордъ Голдингфордъ, мисъ Гибсонъ!
Бдный лордъ Голлингфордъ! Ему ничего боле не оставалось, какъ повиноваться своей ршительной сестр. Онъ и Молли отправились занять свои мста посреди танцующихъ, оба одинаково проникнутые желаніемъ поскорй отдлаться другъ отъ друга. Леди Гарріета отправилась къ мистеру Шипшенксу за приличнымъ юнымъ фермеромъ, а мистрисъ Гибсонъ осталась одна, томимая желаніемъ, чтобъ леди Комноръ прислала за ней одного изъ окружавшихъ ея сіятельство джентльменовъ. Во всякомъ случа, гораздо пріятне сидть, если не совсмъ съ знатью, такъ около нея, чмъ занимать мсто на скамь со всми. Она надялась, что вс присутствующіе замтятъ, какъ Молли танцуетъ съ лордомъ, и въ то же время чувствовала себя оскорбленной тмъ, что честь эта выпала на долю ея падчерицы, а не родной дочери. Ужь не вошла ливъ моду крайняя простота наряда, спрашивала она себя, смотря на герцогиню, и принялась придумывать способъ заставить леди Гарріету представить Цинціи лорда Альберта Монсона.
Молли нашла лорда Голлингфорда — умнаго, ученаго лорда Голлингфорда — весьма тупымъ въ пониманіи тайнъ контрданса. Онъ всякій разъ подавалъ не ту руку, которую слдовало, и постоянно, возвращаясь на свое мсто, останавливался тамъ, находясь въ полномъ невдніи законовъ танцовальной залы, предписывавшихъ припрыгивать и прискакивать, пока человкъ не очутится совсмъ въ конц комнаты. Онъ сознавалъ, что выполнялъ свою роль въ высшей степени неудовлетворительно и, когда настала минута сравнительнаго спокойствія, извинился въ томъ передъ Молли. При этомъ онъ чистосердечно высказалъ ей свое отвращеніе къ танцамъ и то, что согласился пригласить ее только но настоятельному требованію своей сестры. Простота обращенія лорда пришлась какъ нельзя боле по сердцу молоденькой двушк, застнчивость которой мгновенно исчезла. Для нея онъ былъ пожилымъ вдовцомъ, почти однихъ лтъ съ ея отцомъ, и мало по малу между ними завязался пріятный разговоръ. Она узнала отъ него, что Роджеръ Гамлей напечаталъ въ одномъ изъ ученыхъ періодическихъ изданій статью, которая имла цлью опровергнуть теоретическія воззрнія одного извстнаго французскаго физіолога, и была написана такъ умно и съ такимъ знаніемъ дла, что возбудила всеобщее вниманіе и сразу сдлала извстнымъ имя молодого автора. Молли было очень пріятно слышать это. Она, съ своей стороны, сдлала по этому поводу нсколько вопросовъ, выказывавшихъ значительный запасъ свдній, и умъ способный и хорошо подготовленный къ принятію новыхъ познаній. ЛордъГоллингфордъ вдругъ почувствовалъ, что задача его объ исканіи популярности оказалась бы очень легкой, еслибъ для этого ему надлежало только провести остатокъ вечера въ бесд съ Молли. Проводивъ ее назадъ къ ея стулу, онъ нашелъ тамъ мистера Гибсона и остался съ нимъ разговаривать, пока леди Гарріета не увлекла его на новые подвиги. Однако, онъ вскор снова возвратился къ мистеру Гибсону и началъ ему говорить о стать Роджера Гамлея, которая еще не была извстна доктору. Они стояли неподалеку отъ мистрисъ Гибсонъ, лордъ Голлингфордъ, завидя Молли, вдругъ прервалъ свою рчь и сказалъ:
— Какая прелестная маленькая леди, ваша дочь! Съ большей частью молодыхъ двушекъ ея лтъ трудно вести разговоръ, но она такъ умна и развита, что интересуется серьзными предметами. Къ тому же она много читала и, по всему видно, съ большимъ смысломъ. Она премило разсуящала со мной о книг: Le r&egrave,gne animal!
Мистеръ Гибсонъ поклонился, весьма довольный похвалой, произнесенной человкомъ такимъ серьзнымъ и правдивымъ — все равно былъ онъ лордъ или кто иной. Весьма вроятно, что еслибъ Молли оказалась тупой и несвдущей, лордъ Голлингфордъ никогда не замтилъ бы ея миловидности, или, можетъ быть, наоборотъ, не будь она молода и хороша собой, онъ не постарался бы говорить съ ней объ ученыхъ предметахъ удобопонятнымъ для нея языкомъ. Какъ бы то ни было, Молли заслужила его одобреніе и тмъ или другимъ способомъ произвела на него пріятное впечатлніе. Это побудило мистрисъ Гибсонъ обратиться къ ней тотчасъ же съ лаской, какъ только она посл того вернулась на свое мсто. Вдь немного мыслительной способности требовалось для того, чтобы сообразить, какъ выгодно было бы находиться въ хорошихъ отношеніяхъ съ падчерицей, супругой нкоего трехбунчужнаго паши. А мистрисъ Гибсонъ была надлена значительной дозой проницательности, длавшей ее вполн способной на столько заглянуть впередъ. Ее только печалила мысль, что подобное счастіе можетъ выпасть на долю Молли, а не Цинціи. Но Молли была кроткое, доброе, очень хорошенькое, замчательно умное существо, какъ только что замтилъ милордъ. Какая жалость, что Цинція шитье нарядовъ предпочитаетъ серьзному чтенію! Но, можетъ быть, еще можно вразумить ее. Тутъ къ мистрисъ Гибсонъ подошелъ лордъ Комноръ, а леди Комноръ, въ то же время, кивала ей съ своего мста головой, указывая на стулъ около себя.
Въ конц концовъ мистрисъ Гибсонъ осталась довольна баломъ, хотя и поплатилась нсколько за безсонную ночь, проведенную въ душной, ярко-освщенной зал. Она встала на другое утро усталая и раздражительная. Цинція и Молли тоже какъ-то не совсмъ хорошо себя чувствовали. Первая сидла у окна съ старой газетой въ рукахъ, и длала видъ, будто читаетъ ее. Вдругъ мать обратилась къ ней съ слдующими словами.
— Цинція! Отчего ты никогда не читаешь ничего дльнаго — такого, что могло бы способствовать къ твоему развитію? Ты никогда не будешь въ состояніи вести серьзный разговоръ, покуда не перестанешь читать одн только газеты. Почему бы теб не заняться, напримръ, французскими книгами? Вотъ Молли читала что-то хорошее — кажется: Le r&egrave,gne animal!
— Нтъ! Я никогда не читала этой книги! вся вспыхнувъ, воскликнула Молли.— Но мистеръ Роджеръ Гамлей читалъ мн изъ нея отрывки, когда я въ первый разъ гостила въ замк.
— Очень хорошо, я, можетъ быть, и ошиблась, но это ршительно все равно. Цинція, ты непремнно должна каждое утро посвящать нсколько времени серьзному чтенію.
Къ удивленію Молли, Цинція не возражала, но покорно отправилась наверхъ и возвратилась съ одной изъ своихъ пансіонскихъ книгъ, привезенныхъ изъ Булони и озаглавленной: Le si&egrave,cle de Louis XIV. Но вскор Молли убдилась, что и это ‘серьзное чтеніе’, равно какъ прежде газета, служило Цинціи только предлогомъ для того, чтобъ свободне отдаться теченію собственныхъ мыслей.

XI.
Старые нравы и новые обычаи.

Мистеръ Престонъ поселился въ своемъ новомъ дом въ Голлингфорд, а мистеръ Шипшенксъ отправился доживать свой вкъ у замужней дочери, въ главномъ город графства. Его преемникъ съ энергіей принялся за разнаго рода улучшенія и нововведенія и, между прочимъ, за осушку небольшого болота, прилегавшаго къ гамлейскому помстью. Это былъ тотъ самый клочокъ земли, для обработки котораго сквайръ получилъ вспоможеніе отъ правительства, но который теперь лежалъ покинутый. Изрытая въ различныхъ направленіяхъ почва и сложенныя въ кучи и поросшія мохомъ черепицы свидтельствовали о неудавшихся планахъ. Сквайръ теперь рдко посщалъ эту мстность, но по направленію къ ней лежалъ коттеджъ одного человка, который былъ у сквайра лсничимъ въ т счастливые дни, когда Гамлеи еще имли средства и могли заботиться о сохраненіи дичи на своей земл. Этотъ старый слуга и арендаторъ опасно занемогъ и послалъ въ замокъ просить къ себ сквайра — не для открытія ему какой либо тайны, не для передачи своей послдней воли, а чисто побуждаемый чувствомъ феодальной преданности. Умирающему казалось, что онъ найдетъ утшеніе въ пожатіи руки своего стараго господина и въ послднемъ взгляд, брошенномъ на того, чьимъ предкамъ его отцы и дды служили въ теченіе многихъ поколній. Сквайръ не мене старика Сайласа придавалъ цну соединявшей ихъ связи. Какъ ни ненавистна была ему мысль о земл, близь которой возвышался коттеджъ арендатора, какъ ни тщательно избгалъ онъ до сихъ поръ направлять въ ту сторону свои прогулки, теперь онъ безъ малйшаго колебанія приказалъ осдлать лошадь и, полчаса спустя, уже халъ по дорог къ умирающему. Вдругъ слухъ его былъ пораженъ звукомъ орудій и смшаннымъ гуломъ голосовъ, точь въ точь, какъ за годъ передъ тмъ. Онъ въ изумленіи остановился и началъ прислушиваться. Да. Вмсто невозмутимой тишины, какую онъ ожидалъ здсь найдти, до него явственно доносились — стукъ желзныхъ лопатъ, тяжелое паденіе земли, вываливаемой изъ тачекъ, крики и возгласы работниковъ. Но все это происходило не въ его помстьи, почва котораго гораздо боле заслуживала, чтобъ на нее положить труды и капиталъ чмъ та, на которой производились работы. Онъ зналъ, что тамъ начиналось владніе лорда Комнора, а также и то, что лордъ Конноръ и его семейство пріобртали все большія и большія богатства и росли въ уваженіи свта (эти бездльники виги!), между тмъ, какъ Гамлеи быстро клонились къ упадку. Тмъ не мене, вопреки хорошо извстнымъ фактамъ и вопреки здравому смыслу, вспыльчивый сквайръ готовъ былъ разразиться сильнымъ гнвомъ при вид того, какъ сосдъ его, да еще вигъ, семейство котораго водворилось въ графств всего только со временъ королевы Анны, приводилъ въ исполненіе то, чего онъ не былъ въ состояніи сдлать. Ему пришло на умъ, что работники лорда Комнора еще, пожалуй чего добраго, воспользуются его черепицей, такъ удобно находившейся у нихъ подъ рукой. Волнуемый этими мыслями, сожалніями и сомнніями, онъ подъхалъ къ коттеджу арендатора и отдалъ лошадь на попеченія маленькаго мальчика, который до той самой минуты занимался съ своей крошечной сестрой постройкой домиковъ изъ черепицы сквайра. Но то былъ внукъ Сайласа, и еслибъ онъ, штуку за штукой, перебилъ весь запасъ черепицы, врядъ-ли бы и тогда сквайръ счелъ нужнымъ сдлать ему за то выговоръ. Онъ хотлъ только, чтобъ работники лорда Комнора не взяли у него ни одной черепицы. Да, ни одной! ни одной!
Старый Сайласъ лежалъ въ чулан, смежномъ съ единственной комнатой, гд помщалась вся его семья. Маленькое окно, пропускавшее въ него свтъ, открывало видъ на то, что вс привыкли называть ‘болотомъ’. На день отъ окна отдергивалась занавска изъ клтчатаго полотна, и больной старикъ могъ такимъ образомъ наблюдать за работами. Все вокругъ него отличалось крайней чистотой. Смерть, этотъ уравнитель всхъ существующихъ въ мір различій, уже стояла у изголовья больного, и онъ первый протянулъ сквайру свою грубую, мозольную руку.
— Я былъ увренъ, что вы придете, сказалъ онъ.— Вашъ батюшка тоже приходилъ прощаться съ моимъ отцомъ передъ его смертью.
— Полно, полно! возразилъ тронутый сквайръ.— Зачмъ говорить о смерти? вы скоро оправитесь. Присылали они вамъ бульону изъ замка, какъ я имъ приказывалъ?
— Да, да, у меня было все, что нужно для ды и питья. Молодой сквайръ и мистеръ Роджеръ навстили меня вчера.
— Да, я это знаю.
— Но сегодня я уже гораздо ближе къ могил. Меня очень успокоило бы, еслибъ вы присмотрли за тмъ, что длается въ Уэст-Спине, сквайръ, тамъ, гд растетъ дикій терновникъ, въ которомъ мы когда-то открыли лисью пору. Не мало намъ было хлопотъ съ укрывавшимся въ ней звремъ! Вы, конечно, помните, сквайръ, хотя были тогда еще мальчикомъ. Я и теперь не могу безъ смху вспомнить о всхъ его продлкахъ. И онъ сдлалъ слабую попытку засмяться, которая окончилась жестокимъ припадкомъ кашля, не нашутку перепугавшимъ сквайра. Невстка больного подошла къ нему и сказала, что припадки эти съ нимъ часто повторяются и что, безъ сомннія, онъ при одномъ изъ нихъ не замедлитъ отдать Богу душу. Мнніе это было высказано, не стсняясь, въ присутствіи умирающаго, который лежалъ съ трудомъ переводя духъ. Бдные простолюдины часто гораздо спокойне и проще ожидаютъ неизбжнаго событія, чмъ ихъ боле образованные и развитые братья. Сквайръ былъ непріятно пораженъ этимъ, какъ онъ мысленно называлъ, жестокосердіемъ со стороны молодой женщины. Но на дл старикъ Сайласъ принялъ отъ своей невстки не мало заботливыхъ попеченій, высказанное же ею предположеніе было для него такой же новостью, какъ еслибъ она объявила, что завтра взойдетъ солнце. Его гораздо боле занимало въ настоящую минуту желаніе продолжать свой разсказъ.
— Эти люди — они большей частью вс не здшніе, хотя многіе изъ нихъ и прежде работали у васъ, сквайръ — вырываютъ съ корнями терновникъ на вашей земл, разводятъ огонь и варятъ себ кушанья. Жилища большей части изъ нихъ далеко отсюда, и они обдаютъ на мст, гд производятъ свои работы. Если вы не обратите на это должнаго вниманія, сквайръ, ваша земля въ скоромъ времени будетъ совсмъ обнажена. Мн хотлось васъ предупредить объ этомъ передъ смертью. У меня былъ пасторъ, но я не сказалъ ему ни слова. Онъ душой и тломъ преданъ графу, который, кажется, доставилъ ему мсто при здшней церкви. Онъ то и дло восхваляетъ его теперь за то, что онъ, будто бы, даетъ возможность многимъ бднымъ людямъ заработывать себ хлбъ. Но почему же онъ молчалъ, когда вы предпринимали т же самыя работы, сквайръ?
Эта длинная рчь была не разъ прерываема боле или мене продолжительнымъ кашлемъ, за которымъ слдовали промежутки, когда больной впадалъ въ совершенное изнеможеніе. Высказавъ то, что у него было на душ, онъ повернулся къ стн и, повидимому, намревался заснуть. Вдругъ онъ сильно вздрогнулъ и приподнялся на постели.
— Я, дйствительно, сильно прибилъ его, но онъ воровалъ яйца фазановъ, а я не зналъ, что онъ сирота. Господи, прости меня!
— Онъ говоритъ о Давид Мортон, о калк, который часто воровалъ дичь, сказала шепотомъ молодая женщина.
— Но онъ давно умеръ, лтъ двадцать тому назадъ, возразилъ сквайръ.
— Да. Когда ддушка поговоритъ и потомъ заснетъ, онъ всегда бредитъ о давно прошедшемъ времени. Онъ теперь нескоро проснется, сэръ, вы бы лучше сли, если намрены еще остаться, продолжала она, передникомъ омахивая пыль со стула.— Онъ настоятельно требовалъ, чтобъ я разбудила его, если вы или мистеръ Роджеръ зайдете во время его сна. Мистеръ Роджеръ общался навстить его еще сегодня утромъ. Но если ддушку оставить въ поко, онъ проспитъ теперь съ часъ и даже боле.
— Мн жаль, что я съ нимъ не простился.
— Онъ быстро слабетъ, продолжала женщина.— Но если вы желаете съ нимъ проститься, сквайръ, то я разбужу его.
— Нтъ, нтъ! воскликнулъ сквайръ, останавливая женщину, которая намревалась привести въ исполненіе свое предложеніе: — я лучше опять зайду, можетъ быть, завтра. А пока скажите ему, что я очень сожаллъ о томъ, что не простился съ нимъ. Если вамъ что нибудь понадобится, то пришлите въ замокъ. Мистеръ Роджеръ, говорите вы, хотлъ зайдти сегодня: онъ принесеть мн о Сайлас извстіе. Право, я очень желалъ бы проститься съ нимъ.
Наградивъ шестипенсовой монетой мальчика, который держалъ его лошадь, сквайръ вскочилъ въ сдло. Съ минуту сидлъ онъ, не двигаясь съ мста, внимательно слдя за движеніемъ работниковъ и печально поглядывая на собственную землю, осушка которой была начата и брошена. Сердце его болзненно сжалось. Сначала сквайръ противился сдлать заемъ у правительства, но потомъ жена мало по малу склонила его къ этому шагу. Тогда онъ ревностно принялся за дло и сильно гордился этой первой въ его жизни уступкой прогресу. Находясь подъ вліяніемъ жены, онъ медленно, но усердно читалъ и изучалъ книги, написанныя по этому предмету. Онъ вообще былъ довольно свдущъ въ агрономіи, и когда только что начались работы по осушк, онъ занялъ по нимъ первое мсто между сосдними землевладльцами. Въ т дни вс говорили, что осушка была конькомъ сквайра Гамлея, и на обдахъ и въ собраніяхъ избгали заводить съ нимъ рчь объ этомъ предмет, опасаясь его безконечныхъ разговоровъ. А теперь вокругъ него всюду производилась осушка. Ему попрежнему приходилось платить проценты правительству, а работы между тмъ были прекращены и земля понижалась въ цн. Все это, конечно, наводило его на печальныя размышленія, и сквайръ готовъ былъ затять ссору съ собственной тнью. Ему необходимо было на комъ нибудь или на чемъ нибудь сорвать свое сердце. Вдругъ онъ вспомнилъ объ опустошеніи, производимомъ въ терновник на его земл и о которомъ его увдомили всего за четверть часа передъ тмъ. Онъ быстро похалъ по направленію къ тому мсту, гд производились работы лорда Комнора, но на полдорог встртилъ мистера Престона, тоже верхомъ и хавшаго туда же. Сквайръ не зналъ его въ лицо, но по тону, съ какимъ онъ обращался къ работникамъ, и по уваженію, которое т ему оказывали, онъ узналъ въ немъ лицо, уполномоченное отъ милорда, и сказалъ ему:
— Прошу извинить меня, если я не ошибаюсь, вы надзиратель надъ этими работами?
Мистеръ Престонъ отвчалъ:
— Точно такъ и еще многое другое къ вашимъ услугамъ. Я замнилъ мистера Шипшенкса въ управленіи имніемъ милорда. Мистеръ Гамлей изъ Гамлея, я полагаю?
Сквайръ сухо поклонился. Ему не понравилось, что къ нему обратились съ вопросомъ подобнаго рода. Равный, конечно, имлъ право догадаться — кто онъ такой, и затмъ освдомиться о справедливости своего предположенія, но низшему надлежало держать свою догадку про себя и почтительно называть его ‘сэръ’. Такъ слдовало по правиламъ этикета сквайра.
— Я мистеръ Гамлей изъ Гамлея. Мн кажется, вамъ еще не въ точности извстны границы владній лорда Комнора, и потому предупреждаю васъ, что моя земля начинается вонъ за тмъ прудомъ, на томъ самомъ мст, гд вы видите небольшое возвышеніе.
— Мн это какъ нельзя лучше извстно, мистеръ Гамлей, сказалъ мистеръ Престонъ, нсколько недовольный тмъ, что его подозрвали въ подобномъ незнаніи: — но могу я освдомиться, почему вы именно теперь обращаете мое вниманіе на этотъ фактъ?
Сквайръ начиналъ горячиться, но еще старался сдерживать свой гнвъ, что было ему очень нелегко. Въ манерахъ и въ тон красиваго, изящно одтаго управляющаго было что-то такое, что дйствовало на сквайра въ высшей степени раздражительно. Къ тому же сравненіе между великолпнымъ конемъ, на которомъ сидлъ мистеръ Престонъ, и его собственной, старой и плохо содержимой лошадью, непріятно щекотало его самолюбіе.
— Мн сказали, что ваши люди не уважаютъ моихъ границъ, но забираются на мою землю и истребляютъ на ней мой терновникъ, которымъ разводятъ для себя огонь.
— Это весьма возможная вещь! отвчалъ мистеръ Престонъ, приподнимая брови и въ высшей степени небрежнымъ тономъ: — они не думаютъ сдлать этимъ большой вредъ вамъ. А впрочемъ, я справлюсь.
— Вы сомнваетесь въ моихъ словахъ, сэръ? воскликнулъ сквайръ, дергая за поводья лошадь, которая принялась въ безпокойств прыгать и вертться: — говорю вамъ, я слышалъ объ этомъ не дале, какъ полчаса тому назадъ.
— Я ни чуть не думаю сомнваться въ вашихъ словахъ, мистеръ Гамлей:— это послдняя вещь,на которую я ршился бы. Но извините меня, если я скажу, что доводъ, дважды приведенный вами въ подтвержденіе вашихъ словъ, а именно что вы услышали объ этомъ не дале, какъ полчаса тому назадъ, не можетъ еще служить достаточнымъ обезпеченіемъ безошибочности вашего мннія.
— Хотлось бы мн, чтобъ вы просто на-просто сказали, что я лгу, проговорилъ сквайръ, крпко сжимая и приподымая свой хлыстъ: — я не могу добраться до смысла вашихъ рчей: вы употребляете такъ много словъ.
— Прошу васъ, сэръ, не горячитесь. Я общаю вамъ справиться. Вы сами вдь не видли, какъ они вырывали вашъ терновникъ, иначе не преминули бы объ этомъ упомянуть. Я совершенно естественно могу сомнваться въ справедливости сдланнаго вамъ донесенія, пока не наведу справокъ. Во всякомъ случа, я намренъ такъ поступить: если это васъ оскорбляетъ, мн очень жаль, но я, тмъ не мене, не измню своего намренія. Лишь только я узнаю, что вашимъ владніямъ дйствительно нанесенъ ущербъ, я тотчасъ приму мры къ тому, чтобъ воспрепятствовать этому на будущее время, и отъ имени милорда выплачу вознагражденіе за нанесенный вамъ убытокъ: оно, безъ сомннія, достигнетъ до полукроны. Эти послднія слова были сказаны боле тихимъ голосомъ и сопровождались презрительной улыбкой.
— Тише, стой смирно! закричалъ сквайръ на лошадь, не подозрвая, что, постоянно дергая ее за поводья, онъ самъ былъ причиной ея порывистыхъ движеній. А можетъ быть, онъ безсознательно обращалъ это восклицаніе и къ самому себ.
Ни тотъ, ни другой не замтили, какъ къ нимъ быстрымъ и твердымъ шагомъ приближался Роджеръ. Онъ завидлъ отца съ порога коттеджа стараго Сайласа, который все еще спалъ. Подходя, онъ слышалъ, какъ сквайръ произносилъ слдующія слова:
— Я не знаю, кто вы такой, но мн, намоемъ вку, приходилось имть дло съ управляющими, изъ которыхъ одни были джентльмены, а другіе нтъ. Вы принадлежите къ разряду послднихъ, молодой человкъ. Меня такъ и подмываетъ испробовать на васъ крпость моего хлыста въ награду вамъ за вашу дерзость.
— Прошу васъ, мистеръ Гамлей, отвчалъ мистеръ Престонъ хладнокровно: — умрьте вашъ пылъ и подумайте хорошенько. Право, грустно видть человка вашихъ лтъ въ подобномъ припадк гнва. И съ этими словами онъ отошелъ въ сторону, не столько изъ опасенія за свою личность, сколько изъ искренняго желанія не допустить сквайра до поступка, который, конечно, повлекъ бы за собой много непріятностей и толковъ, и послужилъ бы поводомъ къ скандалу. Въ эту самую минуту къ нимъ подошелъ Роджеръ Гамлей. Онъ немного запыхался и глаза его мрачно и сурово выглядывали изъ-подъ нахмуренныхъ бровей, однако онъ заговорилъ довольно спокойнымъ голосомъ.
— Мистеръ Престонъ, мн ршительно непонятенъ смыслъ вашихъ послднихъ словъ. Но, прошу васъ помнить, что мой отецъ джентльменъ извстныхъ лтъ и извстнаго положенія въ свт. Онъ не привыкъ выслушивать нравоученія отъ людей, подобныхъ вамъ.
— Я просилъ его не пускать работниковъ на мою землю, сказалъ сквайръ сыну.— Желаніе сохранить за собой доброе мнніе Роджера придало ему силу нсколько сдерживать свой гнвъ. Но если слова его и тонъ были спокойны, за то лицо его покрылось смертельной блдностью, руки дрожали, а въ глазахъ сверкалъ зловщій огонь.— Онъ отказалъ мн и выразилъ сомнніе въ правдивости моихъ словъ.
Мистеръ Престонъ обратился къ Роджеру съ объясненіемъ, которое произносилъ примирительнымъ, спокойнымъ, но дерзкимъ и въ высшей степени раздражающимъ тономъ:
— Вашъ отецъ не такъ понялъ меня, что, можетъ быть, нисколько не удивительно, и онъ лукаво подмигнулъ сыну, какъ-бы желая дать ему понять, что сквайръ не въ состояніи былъ въ настоящую минуту оцнить по достоинству благоразумную рчь: — я не думалъ отказываться сдлать все, что законно и справедливо, я только требовалъ дальнйшихъ доказательствъ въ подтвержденіе жалобы вашего батюшки, а онъ оскорбился этимъ. И мистеръ Престонъ пожалъ плечами и снова приподнялъ брови — привычка, которую онъ пріобрлъ во Франціи.
— Во всякомъ случа, сэръ, я никакъ не могу примирить тонъ ваінихъ рчей съ уваженіемъ, какого вправ требовать человкъ, находящійся въ положеніи и въ лтахъ моего отца. Что же касается…
— Они уничтожаютъ терновникъ, Роджеръ. Дичи вскор негд будетъ укрываться, жаловался сквайръ.
Роджеръ поклонился въ сторону отца, но продолжалъ рчь на томъ мст, гд былъ прерванъ.
— Что касается до злоупотребленія, производимаго вашими работниками на нашей земл, то я самъ займусь этимъ дломъ, и если найду, что дошедшіе до батюшки слухи справедливы, то я потребую отъ васъ, чтобъ вы впередъ были внимательне къ поступкамъ вашихъ людей. Пойдемте, батюшка! Я иду навстить старика Сайласа: вамъ, можетъ быть, неизвстно, что онъ опасно боленъ. Онъ такимъ образомъ старался отвлечь отца отъ дальнйшаго обмна рчей съ мистеромъ Престономъ, но это ему не вполн удалось.
Мистеръ Престонъ былъ взбшенъ спокойствіемъ и исполненными достоинства манерами Роджера и, въ вид отмщенія, пустилъ имъ вслдъ замчаніе слдующаго содержанія:
— Положеніе! Нечего сказать, хорошаго можно быть мннія о положеніи человка, который предпринимаетъ подобныя этимъ работы, не разсчитавъ, во что он ему обойдутся, и затмъ бросаетъ ихъ и отказываетъ работникамъ въ начал зимы, не заботясь…
Они отошли слишкомъ далеко, чтобъ слышать заключеніе этой любезной рчи, но для сквайра было и того достаточно. Онъ хотлъ вернуться. Роджеръ быстрымъ движеніемъ руки схватилъ старую лошадь за поводья, какъ-бы намреваясь провести ее по кочкамъ, но въ сущности съ цлью помшать возобновленію спора. Хорошо, что лошадь знала его и была слишкомъ стара для дятельнаго сопротивленія, потому что сквайръ, съ своей стороны, сильно затянулъ поводья и наконецъ разразился проклятіемъ:
— Чортъ знаетъ, что это такое, Роджеръ! Я не ребенокъ и не хочу, чтобъ мною такъ распоряжались! Пусти лошадь, говорятъ теб!
Роджеръ оставилъ узду. Подъ ногами ихъ боле не было кочекъ и онъ не хотлъ, чтобъ посторонніе могли подумать, будто онъ употребляетъ съ отцомъ насиліе. Это спокойное повиновеніе его сердитому требованію внезапно успокоило сквайра.
— Я самъ знаю, что отказалъ работникамъ, но какъ я могъ поступить иначе? У меня не было денегъ для выплачиванія имъ еженедльнаго жалованья. Вся потеря на моей сторон. Онъ не знаетъ, да и никто не зналъ, кром твоей матери, чего мн стоило ихъ отослать при самомъ начал зимнихъ холодовъ. Не одну ночь пролежалъ я тогда въ постели, безъ сна, и отдалъ имъ послднее, что у меня было, ей-богу такъ! Денегъ я не имлъ, но у меня еще оставались три откормленныя коровы. Кром того, я позволилъ имъ бродить по лсу и подбирать тамъ все, что имъ попадется подъ руку. Каждый ударъ ихъ топора по втвямъ старыхъ деревъ болзненно отзывался у меня въ сердц, а теперь я принужденъ выслушивать упреки отъ этого пса… этого слуги… Но я снова начну работы, клянусь въ томъ, и начну на зло ему! Гамлею изъ Гамлея приличествуетъ занимать мсто повыше его господина. Непремнно возобновлю работы, во что бы то ни стало возобновлю! Я ежегодно выплачиваю правительству отъ ста до двухсотъ фунтовъ процентовъ. Я могу добыть еще столько же у жидовъ. Осборнъ указалъ мн къ нимъ дорогу, и онъ поплатился за это. Я не намренъ доле выносить оскорбленіи. Теб не слдовало меня удерживать Роджеръ! Жаль мн, что я не отстегалъ хлыстомъ этого молодца
И онъ снова предался необузданному порыву безсильнаго гнва, видъ котораго былъ въ высшей степени тягостенъ для сына. Но въ эту самую минуту къ нимъ подбжалъ внукъ стараго Сайласа, который незадолго передъ тмъ держалъ лошадь сквайра. Едва переводя духъ отъ быстраго движенія и отъ волненія, мальчикъ сказалъ:
— Прошу васъ, сэръ, прошу васъ, сквайръ, пойдемте со мной. Меня послала мамми сказать вамъ, что ддушка отходитъ. Она полагаетъ, для него будетъ большимъ утшеніемъ еще разъ взглянуть на васъ.
Она быстро направились къ коттеджу. Во всю дорогу сквайръ не проронилъ ни слова, но ему казалось, будто сильный порывъ втра внезапно поднялъ его съ земли и перенесъ въ какой-то исполненный торжественнаго спокойствія міръ, гд его объяло чувство безграничнаго смиренія и трогательнаго благоговнія.

XII.
Безсознательная кокетка.

Вышеописанная встрча между мистеромъ Престономъ и Роджеромъ Гамлеемъ, какъ и слдовало ожидать, нисколько не содйствовала къ сближенію молодыхъ людей. До той же поры они рдко встрчались и никогда не вступали друіъ съ другомъ въ разговоръ. Занятія управляющаго требовали его постояннаго присутствія въ Ашкомб, который на шестнадцать или семнадцать миль отстоитъ отъ Гамлея. Онъ всего нсколькими годами былъ старше Роджера и сначала жилъ ближе къ замку, но тогда сыновья сквайра находились въ школ и въ университет. Мистеръ Престонъ имлъ нсколько причинъ питать отвращеніе къ Гамлеямъ. Цинція и Молли, об отзывались о братьяхъ съ уваженіемъ и въ то же время какъ объ очень близкихъ и короткихъ друзьяхъ. Он предпочли ихъ букеты цвтамъ управляющаго. Кром того, о Гамлеяхъ вообще шла хорошая слава, а въ душ мистера Престона таилась зависть и инстинктивная ненависть ко всмъ молодымъ людямъ, пользовавшимся нкоторой популярностью.
‘Положеніе’ Гамлеевъ, какъ бы они ни были бдны, упрочивало за ними въ обществ графства мсто, несравненно выше того, какое онъ занималъ. Вдобавокъ мистеръ Престонъ управлялъ длами знатнаго вига, политическіе интересы котораго расходились съ интересами стараго сквайра, бывшаго жаркимъ приверженцемъ партіи тори. Въ сущности лордъ комноръ очень мало заботился о своихъ политическихъ интересахъ. Его семейство пріобрло богатство и титулъ съ помощью виговъ во время вступленія на престолъ ганноверской династіи, а онъ по преданію оставался вигомъ и былъ въ молодости членомъ разныхъ клубовъ, гд собирались виги и гд онъ проигрывалъ большія деньги игрокамъ изъ виговъ. Все это было въ высшей степени послдовательно и совершенно въ порядк вещей. Еслибъ лордъ Голлингфордъ не былъ (по примру своего отца, пока тотъ не вступилъ во владніе имніемъ и титуломъ) избранъ въ представители интересовъ графства, то онъ, конечно, счелъ бы британскую конституцію въ опасности, а патріотизмъ своихъ предковъ глубоко оскорбленнымъ. Но исключая время выборовъ, графъ никогда не брался защищать мнній ни тори, ни виговъ. Онъ не даромъ долго жилъ въ Лондон и отличался въ высшей степени общительнымъ нравомъ. Ему и въ голову не приходило исключать изъ своего общества какого либо пріятнаго собесдника, будь онъ вигъ, тори или радикалъ. Вс и каждый находили у него совершенно одинаковый и радушный пріемъ. Но въ графств, въ которомъ нашъ Комноръ былъ намстникомъ, еще существовало различіе партій и люди принимались или не допускались въ высшій кругъ общества, смотря по ихъ политическимъ врованіямъ. Если вигъ случайно попадалъ на обдъ къ тори или наоборотъ, то пища непремнно оказывалась неудобоваримой и самыя тонкія яства и вина утрачивали свой пріятный вкусъ. Бракъ между молодыми людьми различныхъ партій слылъ чмъ-то столь же неслыханнымъ и непозволительнымъ, какъ между Ромео и Джульетой. Мистеръ Престонъ, конечно, не принадлежалъ къ числу тхъ людей, которые могли слегка смотрть на подобнаго рода предразсудки. Они дйствовали на него какъ-то раздражительно и пробуждали въ немъ духъ интриги, который онъ направлялъ на служеніе партіи, политическихъ мнній которой онъ придерживался. Къ тому же онъ считалъ себя обязаннымъ всячески ‘разить враговъ’ своего господина. Онъ не любилъ и презиралъ торіевъ въ масс, а посл стычки на болотистой почв близь коттеджа Сайласа въ особенности возненавидлъ Роджера Гамлея.
— Эта дрянь (такъ онъ впослдствіи всегда величалъ Роджера) еще поплатится мн за свою дерзость, утшалъ себя мистеръ Престонъ, смотря вслдъ за удалявшимися отцомъ и сыномъ.— Что за олухи! Молодецъ-то взялъ старую кобылу подъ уздцы: лихо, братъ, нечего сказать! Жаль только, что я вижу твою продлку насквозь! Не въ кочкахъ дло, а въ томъ, чтобъ недопустить старикашку до новаго припадка бшенства. Нищіе, а туда же толкуютъ о своемъ положеніи! Сквайръ не постыдился передъ самымъ началомъ зимы отослать отъ себя работниковъ, и тмъ самымъ обречь ихъ на голодную и холодную смерть. Но чего можно ожидать отъ стараго скряги тори? И прикрываясь сочувствіемъ къ страданіямъ меньшей братіи, мистеръ Престонъ долго еще продолжалъ мысленно бранить Гамлеевъ.
У мистера Престона было немало причинъ къ тому, чтобы радоваться, а между тмъ онъ предпочиталъ питать въ себ чувство оскорбленнаго самолюбія. Доходы его только что значительно увеличились и онъ пользовался большой популярностью въ новомъ мст своего пребыванія. Вс голлингфордцы наперерывъ спшили оказать самый любезный пріемъ новому управляющему графа. Мистеръ Шипшенксъ былъ старый, брюзгливый холостякъ, посщавшій трактиры въ рыночные дни и время отъ времени охотно задававшій обды тремъ, четыремъ близкимъ друзьямъ. Т, въ свою очередь, приглашали его, и онъ соперничалъ съ ними въ выбор своихъ винъ. Но онъ ‘не умлъ цнить женское общество’, какъ объясняла мисъ Броунингъ постоянные отказы, какими онъ отвчалъ на приглашенія голлингфордскихъ дамъ. Онъ даже простиралъ свою нелюбезность до того, что говоря объ этихъ приглашеніяхъ со своими друзьями, называлъ ихъ ‘докучливой навязчивостью старухъ’, но до ихъ слуха, конечно, ничего подобнаго никогда не доходило. Маленькія записочки, написанныя на четверти листа почтовой бумаги и запечатанныя, безъ конверта, сургучомъ, а не такъ, какъ въ наши дни клеемъ, время отъ времени посылались къ мистеру Шипшенксу двуми сестрами Броунингъ, мистрисъ Гуденофъ и другими дамами. Первыя изъ этихъ леди обыкновенно употребляли для своихъ приглашеній слдующую формулу: ‘мисъ Броунингъ и ея сестра, мисъ Фбе Броунингъ, свидтельствуютъ свое нижайшее почтеніе мистеру Шипшенксу и увдомляютъ его, что нкоторые изъ ихъ друзей согласились ихъ осчастливить своимъ посщеніемъ въ слдующій четвергъ и выкушать у нихъ чашку чаю. Мисъ Броунингъ и мисъ Фбе сочтутъ себя обязанными мистеру Шипшенксу, если онъ соблаговолитъ присоединиться къ ихъ обществу’.
Редакція записокъ мистрисъ Гуденофъ была слдующая:
‘Мистрисъ Гуденофъ посылаетъ свое почтеніе мистеру Шипшенксу и изъявляетъ надежду на то, что онъ пребываетъ въ добромъ здоровьи. Онъ доставилъ бы ей большое удовольствіе, еслибъ пожаловалъ къ ней въ понедльникъ на чашку чая. Моя дочь, проживающая въ Комбермир, прислала мн пару цесарокъ, и мистрисъ Гуденофъ надется, что мистеръ Шипшенксъ не откажется у нея отужинать’.
Число дна и названіе мсяца въ этихъ запискахъ обыкновенно не выставлялись. Добрыя леди подумали бы, что настало преставленіе свта, еслибъ подобнаго рода приглашеніе было послано за недлю до собранія, о которомъ въ немъ шла рчь. Но никакія цесарки не могли соблазнить мистера Шипшенкса. Онъ хорошо помнилъ домашняго издлія вина, которыя ему приходилось въ прежнее время вкушать въ голлингфордскихъ собраніяхъ, и содрогался отъ одного воспоминанія. Хлбъ съ сыромъ и стаканъ горькаго пива, которое онъ могъ на свобод прихлебывать въ поношенномъ, пропитанномъ табачнымъ дымомъ сюртук, имли для него несравненно боле прелести, чмъ жареныя цесарки и питье изъ березовыхъ почекъ, не говоря уже объ узкомъ фрак, еще боле узкихъ башмакахъ и крпко накрахмаленномъ галстух. Вслдствіе этого, бывшій управляющій весьма рдко посщалъ голлингфордскія вечернія собранія. Его отказъ на любезныя приглашенія дамъ всегда былъ одинъ и тотъ же
‘Мистеръ Шипшенксъ свидтельствуетъ свое нижайшее почтеніе мисъ Броунингъ и ея сестр (или мистрисъ Гуденофъ или какой нибудь другой леди). Важныя, нетерпящія отлагательства дла не позволяютъ ему воспользоваться ихъ любезнымъ приглашеніемъ, за которое онъ проситъ принять его искреннюю благодарность’.
Но съ переселеніемъ мистера Престона въ Голлингфордъ, дла приняли иной оборотъ.
Онъ учтиво принималъ приглашенія, сыпавшіяся на него справа и слва, и тмъ самымъ быстро составлялъ себ самую лестную репутацію. Собранія устроивались въ честь его, ‘какъ будто бы онъ былъ женихомъ’, говорила мисъ Фбе Броунингъ, и онъ посщалъ ихъ вс безъ исключенія.
— За чмъ или за кмъ онъ тамъ голлется? задавалъ себ вопросъ мистеръ Шипшенксъ, когда остававшіеся еще у него въ Голлингфорд друзья передавали ему объ успхахъ новаго управляющаго.— Престонъ ничего не длаетъ спроста. Онъ непремнно метитъ на что нибудь попрочне простой популярности.
Проницательный старый холостякъ былъ правъ. Мистеръ Престонъ дйствительно имлъ въ виду не одну только популярность. Онъ бывалъ всюду, гд имлъ хоть малйшую надежду встртиться съ Цинціей Киркпатрикъ.
Молли въ послднее время была что-то очень уныла. Цинція, наоборотъ, постоянно находилась въ какомъ-то восторженномъ настроеніи, въ которое ее совершенно безсознательно повергало поклоненіе, оказываемое ей въ теченіе дня Роджеромъ, а по вечерамъ мистеромъ Престономъ. Вслдствіе ли этого различія въ ихъ расположеніи духа или по какой другой причин, но молодыя двушки гораздо мене искали общества одна другой. Молли была попрежнему мила и ласкова, но очень серьзна и молчалива. Цинція, напротивъ, сіяла радостью, безъ умолку болтала и сыпала остротами. Когда она впервые появилась въ Голлингфорд, одной изъ ея главныхъ прелестей было именно то, что она умла слушать рчи другихъ. Теперь же ея возбужденное состояніе, какая бы ни была его причина, не позволяло ей сдерживать себя. Но все, что она говорила, было такъ мило и остроумно, что вс съ удовольствіемъ ее слушали и охотно позволяли ей прерывать себя. Мистеръ Гибсонъ одинъ замтилъ перемну. Она въ какой-то нравственной лихорадк, думалъ онъ. Она очаровательна, по я не вполн понимаю ее.
Еслибъ Молли не была такъ искренно предана своему другу, она, можетъ быть, нашла бы этотъ постоянный блескъ и эту неизмнную веселость нсколько утомительными для ежедневной жизни. То было не тихое сіяніе спокойнаго озера, мирно покоящагося подъ солнечными лучами, а сверканіе обломковъ разбитаго зеркала, которое ослпляетъ и поражаетъ. Цинція ршительно ни о чемъ не могла говорить спокойно, серьзные, отвлеченные предметы разговора для нея, казалось, потеряли свою относительную цпу. Иногда же, впрочемъ не часто, на нее находили припадки молчаливости, она длалась задумчива, можно было бы сказать даже угрюма, еслибъ она вообще не отличалась большой мягкостью нрава. Всякій разъ, когда мистеръ Гибсонъ или Молли нуждались въ какой либо услуг, Цинція съ радостью оказывала ее. Матери она тоже никогда ни въ чемъ не отказывала, какъ бы ни были прихотливы ея желанія. Только въ послднемъ случа лицо Цинціи ясно говорило, что сердце ея въ этомъ нисколько не участвовало.
Молли грустила, сама не зная о чемъ. Цинція отъ нея какъ будто нсколько отдалилась, но не это тревожило ее. Мачиха иногда преслдовала ее своими капризами, или почему либо недовольная Цинціей, надодала Молли своими натянутыми ласками и приторными нжностями. Повременимъ мистрисъ Гибсонъ казалось, что вокругъ нея все какъ-то неладно: точно міръ соскочилъ со своей колеи, Молли не была въ состояніи поправить бды и подлежала за то строгой отвтственности. Но у Молли въ характер было слишкомъ много твердости, для того, чтобы смущаться капризами и требовательностью неблагоразумной особы. Это могло ей надодать, раздражать ее, но никакъ не огорчать. Причину ея печальнаго настроенія духа, слдовательно, надо было искать въ другомъ источник, а именно въ странной перемн, происшедшей въ обращеніи мистрисъ Гибсонъ съ Роджеромъ. Пока Роджеръ самъ по себ чувствовалъ влеченіе къ Цинціи, его вниманіе къ ней болзненно отзывалось въ сердц Молли, но тмъ не мене, она сознавала законность воодушевлявшаго его чувства, и въ своемъ смиреніи и безграничной преданности къ любимому человку, покорялась тяжкой неизбжности. Съ одной стороны, красота и обаятельная прелесть Цинціи казались ей неотразимыми. Съ другой — видя, какимъ нжнымъ вниманіемъ и почтительнымъ поклоненіемъ окружалъ ее Роджеръ, она съ тоскою спрашивала себя, была ли возможность противостоять ему и не отвчать взаимностью на столь прекрасное, благородное чувство? Молли готова была дать на отсченіе правую руку, еслибъ могла тмъ быть полезна любви Роджера, Она съ негодованіемъ смотрла на упорство, съ какимъ мистрисъ Гибсонъ отказывалась признавать качества и достоинства, молодого человка, и когда ея мачих случалось называть его ‘деревенскимъ певждой и дуракомъ’, Молли всегда щипала самое себя, чтобъ смолчать и нагрубить ей. Но то время, въ сравненіи съ настоящимъ, можно было назвать счастливымъ. Теперь она съ недоумніемъ и недоврчивостью смотрла на внезапную перемну въ обращеніи мистрисъ Гибсонъ съ Роджеромъ и мучилась разнаго рода подозрніями.
Роджеръ между тмъ оставался все тотъ же ‘неизмнный, какъ время’, съ обычной своей оригинальностью говорила мистрисъ Гибсонъ: ‘твердый, какъ скала, подъ тнью которой находишь успокоеніе’, какъ однажды поэтически выразилась мистрисъ Гамлей. Слдовательно, перемна въ обращеніи съ нимъ мистрисъ Гибсонъ была вызвана не имъ самимъ. Теперь въ какое бы время онъ ни явился, ему всегда оказывали самый радушный пріемъ. Мистрисъ Гибсонъ игриво упрекала его за то, что онъ слишкомъ буквально понялъ ея выговоръ и съ тхъ поръ никогда не приходилъ передъ завтракомъ. Но онъ отвчалъ, что находитъ справедливыми причины, побудившія ее тогда отказать ему въ ранпихъ посщеніяхъ, и вполн уважаетъ ихъ. И Роджеръ говорилъ это совершенно чистосердечно, безъ малйшей ироніи или задней мысли. Мистрисъ Гибсонъ то и дло составляла планы, какъ бы почаще оставлять Цинцію наедин съ Роджеромъ. Желаніе ея довести дло до помолвки было такъ явно, что Молли выходила изъ себя, видя, какъ наивно и безъ малйшей борьбы Роджеръ все боле и боле запутывался въ разставленныхъ ему стяхъ. Она забыла о его прежнемъ и совершенно свободно возникшемъ расположеніи къ Цинціи и видла только заговоръ, котораго онъ былъ жертвой, а прекрасная Цинція сознательной, хотя и пассивной приманкой. Молли думала, что она сама никогда не была бы въ состояніи поступать такъ, какъ Цинція, даже еслибъ отъ этого зависла любовь Роджера Цинція очень хорошо знала оборотную сторону медали всхъ любезностей мистрисъ Гибсонъ, и тмъ не мене добровольно выполняла роль, которую та назначала ей. Она длала это, правда, безсознательно. То, чего отъ нея требовали. было ей вполн свойственно, но именно потому, что этого отъ нея требовали, хотя и не высказывали открыто своего желанія, Молли думала, что она, на мст Цинціи, непремнно возмутилась бы, то-есть уходила бы изъ дому, когда ожидали отъ нея, что она останется дома, или мшкала бы въ саду, когда намревались предпринять длинную прогулку. Но такъ-какъ, несмотря ни на что, она, однако, не могла не любить Цинцію, Молли старалась убдить себя въ совершенной безсознательности ея поступковъ. Это удалось ей, хотя и не безъ труда.
У Роджера, кром его любви къ Цинціи, были еще и другія заботы. Онъ получилъ ученую стенень въ Trinity College, и это, какъ могло показаться со стороны, вполн обезпечивало его существованіе, до тхъ поръ, по крайней-мр, пока онъ не женится. Но Роджеръ былъ не такого нрава человкъ, чтобъ впасть въ бездйствіе, даже еслибы исключительно одинъ пользовался стипендіей, добрая часть которой уходила на содержаніе жены Осборна. Его привлекала дятельная жизнь, но какого рода, онъ еще самъ не ршилъ. Онъ хорошо зналъ, какими способностями и вкусами былъ надленъ, и не хотлъ ни оставлять безъ употребленія первыя, ни идти наперекоръ вторымъ. Онъ выжидалъ удобнаго случая для примненія тхъ и другихъ, увренный въ томъ, что когда ясно увидитъ свой путь, у него хватитъ энергіи неуклонно идти но немъ. Онъ отдлялъ небольшую сумму изъ стипендіи для удовлетворенія своихъ весьма скромныхъ потребностей, а остальныя деньги отдавалъ въ полное распоряженіе Осборна. Подарокъ отдавался и принимался съ той простотой чувства и съ тмъ довріемъ, которыя длали связь между братьями такой тсной. Одна только мысль, а именно мысль о Цинціи, была въ состояніи нарушить спокойствіе души Роджера. Твердый и ршительный во всемъ остальномъ, онъ былъ совершеннымъ ребнкомъ тамъ, гд дло касалось ея. Онъ зналъ, что, женясь, лишится стипендіи. Вступить въ какую-нибудь профессію ему не хотлось, пока онъ не найдетъ себ занятія по душ. Все это отдаляло возможность брака, по крайней-мр, на нсколько лтъ. Тмъ не мене онъ продолжалъ искать общества Цинціи, упивался звуками ея голоса, наслаждался теплотой и свтомъ, которые она разливала вокругъ себя, и, какъ неразумное дитя, не упускалъ случая доставлять пищу своей страсти. Онъ зналъ, что это безуміе, и все-таки не измнялъ своего образа дйствій. Можетъ быть, сознаніе своей слабости и заставляло его такъ глубоко и искренно сочувствовать Осборну. Вообще, на поврку выходило, что Роджеръ заботился о длахъ Осборна гораздо больше, чмъ самъ Осборнъ, который въ послднее время сдлался еще болзненне прежняго. Даже сквайръ замтилъ его блдность и постоянное утомленіе, и уже не противился боле сыну, когда тотъ изъявлялъ желаніе на перемну воздуха и мста, хотя прежде всегда ворчалъ на издержки, какихъ это стоило.
— Сказать правду, его путешествія недорого обходятся, замтилъ однажды сквайръ Роджеру.— Не знаю, какъ это ему удается совершать ихъ такъ дешево. Теперь онъ довольствуется пятью фунтами тамъ, гд прежде едва-едва справлялся съ двадцатью. Но мы ршительно перестали понимать другъ друга, вслдствіе этихъ проклятыхъ долговъ, тайну которыхъ онъ упорно отказывается открыть мн. Лишь только я заведу о нихъ рчь, онъ тотчасъ, тмъ или другимъ образомъ, закроетъ мн ротъ — мн, Роджеръ, своему старому отцу, котораго, будучи крошечнымъ мальчуганомъ, онъ любилъ боле всхъ!
Сдержанное обращеніе Осборна несказанно огорчало сквайра. Постоянное размышленіе объ этомъ предмет еще усиливало его раздражительность и длало его все угрюме и нетерпиме въ сношеніяхъ съ старшимъ сыномъ. Негодуя на недостатокъ въ немъ доврія и нжности, онъ, какъ-бы нарочно, не упускалъ случая, чтобъ возстановить его противъ себя. Роджеру нердко приходилось выслушивать жалобы сквайра на Осборна, во избжаніе чего онъ почти всегда, чтобы дать другое направленіе мыслямъ отца, заводилъ рчь о работахъ по осушк болота. Сквайръ сильно оскорбился замчаніемъ мистера Престона на счетъ рабочихъ, которыхъ онъ принужденъ былъ отослать въ начал зимы. Замчаніе это какъ нельзя боле сходилось съ упреками его собственной совсти и тмъ сильне терзало его. Онъ снова и снова повторялъ Роджеру:
— Что я могъ сдлать? Какъ было помочь бд? У меня не хватало денегъ… Да ну же, говори, Роджеръ, что мн оставалось длать, какъ не отослать ихъ? Я знаю, что былъ тогда просто взбшенъ и, можетъ быть, недостаточно взвсилъ послдствія сдланнаго мною шага, но говорю теб: я могъ бы самымъ хладнокровнымъ образомъ раздумывать и разсуждать цлый годъ, и все-таки не придумалъ бы ничего лучшаго. Послдствія! Ненавижу я вс эти послдствія: они всегда обращались противъ меня. Я связанъ по рукамъ и но ногамъ до того, что не имю права срубать у себя сухой палки, и это ‘послдствія’ того, что имніе такъ чертовски укрплено за нашей фамиліей. Желалъ бы я вовсе не имть предковъ! Смйся, смйся, а я говорю правду! Но твой смхъ, посл вытянутой физіономіи Осборна, отрадно на меня дйствуетъ.
— Батюшка! внезапно воскликнулъ Роджеръ:— даю вамъ слово, что у васъ скоро будутъ деньги для возобновленія работъ. Доврьтесь мн и дайте два мсяца сроку, а затмъ вы получите сумму, которая во всякомъ случа дастъ вамъ возможность снова приняться за дло.
Сквайръ пристально взглянулъ на него. Лицо его просіяло, какъ у ребнка, при общаніи ему удовольствія отъ особы, на которую онъ’ вполн полагается. Но черезъ минуту онъ сдлался серьзне и проговорилъ:
— Но откуда ты достанешь денегъ? Это не легкая задача.
— Объ этомъ не заботьтесь. Я достану — первоначально хоть фунтовъ сто. Какимъ образомъ, я еще и самъ не знаю хорошенько. Но, батюшка, вамъ не слдуетъ забывать, что я весьма много общающій молодой писатель. О, вы еще не знаете, какой у васъ молодецъ сынъ! Чтобы ознакомиться со всми моими необыкновенными качествами, вамъ слдуетъ прочесть критическій разборъ моей статьи.
— Я читалъ его, Роджеръ. Мн говорилъ о немъ Гибсонъ и я попросилъ его доставить мн нумеръ журнала, въ которомъ онъ помщенъ. Я лучше бы понялъ, въ чемъ дло, еслибъ они называли зврей ихъ англійскими названіями и не употребляли такъ много французскихъ словъ.
— Но это отвтъ на статью одного французскаго писателя, заступился Роджеръ.
— Я бы оставилъ его въ поко серьзно возразилъ сквайръ.— Мы били французовъ при Ватерлоо, и на твоемъ мст я и не подумалъ бы отвчать на всякую ихъ ложь. Тмъ не мене я прочелъ разборъ, несмотря на французскія и латинскія слова, какими онъ наполненъ. Право, прочелъ, и если ты не вришь, то я покажу теб тетрадь, въ которую выписалъ вс лестныя для тебя выраженія, въ род слдующихъ: ‘врный взглядъ’, ‘сильный, выразительный языкъ’, ‘выступающій на сцену философъ’. О, я почти все заучилъ на память! Всякій разъ, какъ мн становится тошно отъ долговъ Осборна, я беру эту тетрадь и съ трубкой во рту читаю похвалы, воздаваемыя теб журналомъ!

XIII.
Событія идутъ впередъ.

Немало думалъ Роджеръ о томъ, какъ бы ему достать денегъ для цли, которую имлъ въ виду. Его ддъ, купецъ въ Сити, оставляя своей дочери наслдство изъ нсколькихъ тысячъ фунтовъ, распорядился такъ, что въ случа, если она умретъ прежде мужа, то послдній могъ въ теченіе остальной жизни пользоваться только процентами съ капитала. Въ случа смерти обоихъ, деньги переходили къ ихъ второму сыну, но не прежде, какъ когда тотъ достигнетъ двадцатипятилтняго возраста. Если же онъ умретъ раньше, то наслдство переходило къ одному изъ кузеновъ съ материнской стороны. Однимъ словомъ, старый купецъ, составляя завщаніе, принялъ такія предосторожности, какъ будто бы дло шло о цлыхъ сотняхъ тысячъ. Роджеръ могъ бы выдты изъ затруднительнаго положенія, застраховавъ свою жизнь до тхъ поръ, пока ему не минетъ двадцать пять лтъ, и еслибъ онъ обратился къ какому-либо законовду, то безъ сомннія тотъ посовтовалъ бы ему это. Но Роджеру не хотлось толковать съ посторонними о стснительныхъ обстоятельствахъ отца. Онъ взялъ копію съ завщанія дда, надясь, что съ помощью здраваго смысла ему удастся превозмочь вс трудности и распутать вс узлы. Онъ ошибся, но тмъ не мене пришелъ къ твердой ршимости, какимъ бы то ни было образомъ добыть денегъ и исполнить общаніе, данное отцу, которому необходимо было постоянное занятіе, могущее отвлечь его мысли отъ заботъ и сожалній, разрушительно дйствовавшихъ на его нравственныя и умственныя силы.
Кром этого, Роджера еще сильно занимало и тревожило другого рода обстоятельство. Осборнъ, наслдникъ имнія, долженъ былъ въ скоромъ времени сдлаться отцомъ. Гамлейское помстье было укрплено за ‘наслдниками мужского пола, рожденными въ законномъ брак’. Былъ ли его бракъ законный? Осборнъ, повидимому, въ томъ не сомнвался, да, но правд сказать, никогда объ этомъ и не думалъ. Если онъ, мужъ, разъ женившись, не возвращался боле къ вопросу о законности совершеннаго надъ нимъ обряда, то чего же было ожидать отъ Эме, вполн и во всемъ ему доврявшей жены? А между тмъ, кто могъ сказать, какія бды ожидали ее въ будущемъ, еслибъ явились охотники оспоривать ея права? Однажды вечеромъ Роджеръ, сидя наедин съ легкомысленнымъ, слабонервнымъ, изящнымъ Осборномъ, началъ его разспрашивать о подробностяхъ его женитьбы. Осборнъ инстинктивно зналъ, куда метилъ Роджеръ, Онъ, конечно, желалъ поступить въ отношеніи къ жен, какъ можно справедливе, но въ настоящую минуту ему такъ нездоровилось, что всякое умственное или физическое напряженіе казалось ему невыносимымъ,
— Постарайся разсказать мн вс подробности дла.
— Какъ ты несносенъ, Роджеръ! возразилъ Осборнъ.
— Весьма вроятно, а ты все-таки продолжай.
— Я говорилъ теб, что насъ внчалъ Моррисонъ. Ты помнишь Моррисона изъ Trinity College?
— Добрый, но пустоголовый малый, какихъ немного!
— Онъ вступилъ въ духовное званіе и такъ усталъ отъ экзамена, который ему пришлось но этому случаю выдержать, что счелъ нужнымъ дать себ отдыхъ. Онъ выпросилъ у отца сотнягу — другую, и отправился на континентъ. Ему непремнно хотлось провести зиму въ Рим, и поэтому онъ въ август мсяц очутился въ Метц.
— Это зачмъ?
— Онъ никогда не былъ силенъ въ географіи, если ты помнишь. Почему то ему вообразилось, что Метцъ, произносимый на французскій ладъ, лежитъ на пути въ Римъ. Кто-то сказалъ ему это, желая надъ нимъ подшутить. Для меня это оказалось какъ нельзя боле удобнымъ: я тогда уже ршился, не теряя времени, жениться.
— Но Эме католичка.
— Это правда, но я англиканскаго вроисповданія. Ты думаешь, я способенъ ей причинить зло, Роджеръ? спросилъ Осборнъ, приподымаясь на кушетк. Лицо его покрылось яркой краской и въ голос слышалось негодованіе.
— Нтъ! Я знаю, ты на это неспособенъ. Но, какъ теб извстно, помстье укрплено за ‘наслдниками мужского пола’, а у тебя скоро будетъ ребнокъ. Я хочу знать, законенъ ли твой бракъ, потому что вопросъ этотъ мн кажется весьма щекотливымъ.
— О! воскликнулъ Осборнъ, и снова откинулся на спинку кушетки.— Только-то? Но вдь ты слдующій за моимъ сыномъ наслдникъ, а теб я врю, какъ самому себ. Ты знаешь, что мой бракъ bona fide по намренію, и, я полагаю, законенъ на дл. Онъ былъ совершенъ въ Страсбург. Эме нашла какую-то подругу, добрую, среднихъ лтъ француженку, которая сопровождала ее къ меру… нтъ, къ префекту, или какъ его тамъ зовутъ? Моррисону, повидимому, нравилась вся эта штука. Я подписалъ множество бумагъ въ префектур, не читая ихъ предварительно изъ боязни, что, пожалуй, совсть не допуститъ меня до того, если я узнаю, въ чемъ ихъ содержаніе. Мн это показалось самымъ врнымъ средствомъ. Эме все время дрожала и я боялся, что она упадетъ въ обморокъ. Затмъ мы отправились въ ближайшее англійское капелянство, то-есть, въ Карлсруэ. Тамошній капеланъ былъ въ отсутствіи, Моррисонъ безъ труда получилъ разршеніе повнчать насъ, что и было исполнено на слдующій же день.
— Но вдь для этого, безъ сомннія, потребовались какія-нибудь бумаги?
— Моррисонъ взялъ на себя вс формальности: долженъ же онъ знать свое дло. Мн извстно только то, что я порядочно набилъ его кошелекъ.
— Вы должны снова внчаться, сказалъ Роджеръ посл минутнаго размышленія: — и это до рожденія вашего ребнка. Есть у тебя свидтельство твоего брака?
— Оно, безъ сомннія, у Моррисона. Но я убжденъ, что бракъ мой совершенъ по всмъ правиламъ, предписываемымъ англійскими и французскими законами. Могу тебя въ томъ уврить, старый дружище. У меня гд-то есть бумаги отъ префекта.
— Все равно: теб необходимо еще разъ внчаться въ Англіи. Эме, конечно, посщаетъ католическую церковь въ Престгам?
— Да. Я не хочу мшать ей въ выполненіи ея религіозныхъ обрядовъ.
— Въ такомъ случа вы обвнчаетесь тамъ, а затмъ и въ англиканской церкви того прихода, въ которомъ она живетъ, ршительно произнесъ Роджеръ.
— Это вовлечетъ меня въ лишнюю и совершенно ненужную издержку и доставитъ много безполезныхъ хлопотъ, сказалъ Осборнъ.— Неужели ты не можешь оставить меня въ поко? Ни Эме, ни я, мы ни чуть не намрены опровергать законности нашего брака. Если же ребнокъ окажется мальчикомъ, а мой отецъ и я умремъ, то я ничуть не сомнваюсь въ томъ, что ты его не обидишь. Полно, старый дружище: я врю теб, какъ самому себ!
— Но если и я умру вдобавокъ, и не останется никого изъ нашей семьи, кто тогда наслдуетъ имніе?
Осборнъ съ минуту подумалъ:
— Одинъ изъ ирландскихъ Гамлеевъ, я полагаю. Они, кажется, очень бдны. Ты, можетъ быть и правъ, но къ чему предаваться такимъ мрачнымъ мыслямъ?
— Законъ таковъ, что. непремнно требуетъ предусмотрительности въ подобнаго рода длахъ, возразилъ Роджеръ.— На слдующей недл я буду въ Лондон и заду къ Эме, чтобъ сдлать вс нужныя распоряженія и приготовленія. У тебя у самого станетъ легче на душ, когда все будетъ окончено.
— У меня дйствительно станетъ легче на душ, только не отъ этого, а отъ того, что я увижу мою милую маленькую жену. Но что призываетъ тебя въ Лойдовъ? Желалъ бы я такъ, какъ ты, постоянно разъзжать туда и сюда, вмсто того, чтобъ сиднемъ сидть въ этомъ скучномъ, старомъ дом.
Осборнъ любилъ сравнивать свое положеніе съ положеніемъ Роджера и жаловаться на судьбу. Онъ забывалъ, что успхи брата и его собственныя невзгоды были только результатомъ ихъ характеровъ, а также и то, что большая часть дохода Роджера шла на содержаніе мистрисъ Осборнъ Гамлей. Еслибъ кто либо взялъ на себя трудъ представить Осборну его невеликодушную мысль въ ея настоящемъ свт, онъ въ раскаяніи воскликнулъ бы, ударяя себя въ грудь: ‘Меа culpa!’ По онъ былъ слишкомъ лнивъ для того, чтобъ совсть его могла дйствовать сама по себ безъ посторонней помощи.
— Я и не подумалъ бы хать, еслибъ не важное дло, отвчалъ Роджеръ, сильно покраснвъ, точно его упрекали въ томъ, что онъ тратилъ, вмсто своихъ собственныхъ, чужія деньги.— Я получилъ письмо отъ лорда Голлингфорда. Ему извстно, что я ищу занятія, и онъ слышалъ о какомъ-то, которое, по его мннію, годится для меня. Вотъ его письмо: если хочешь, прочти. Только онъ не говоритъ ничего опредлительнаго.
Осборнъ прочелъ письмо и отдалъ его Роджеру. Посл минутнаго молчанія онъ сказалъ:
— На что теб нужны деньги? Можетъ быть, мы слишкомъ много беремъ у тебя? Это мой стыдъ, но что я могу сдлать? Укажи мн на какое-нибудь средство заработывать деньги, и я завтра же примусь за дло. Онъ говорилъ такъ, какъ будто бы Роджеръ упрекалъ его.
— Выкинь изъ своей головы подобный вздоръ, мой милый! Долженъ же я когда-нибудь начать свою карьеру, поэтому я присматривался, не навернется ли какое-нибудь занятіе мн по душ? Кром того, я хочу, чтобъ батюшка снова принялся за осушку своихъ земель: это будетъ ему полезно, и нравственно и физически. Если мн удастся дать ему денегъ, онъ и вы станете платить мн проценты, пока не будете въ состояніи возвратить капитала.
— Роджеръ, ты провидніе нашей семьи! воскликнулъ Осборнъ, глубоко тронутый поступкомъ брата и забывая на этотъ разъ сравнивать его дйствія съ своими собственными.
Итакъ, Роджеръ отправился въ Лондонъ, а Осборнъ вскор послдовалъ за нимъ. Въ теченіе трехъ недль Гибсоны не видли братьевъ. Но какъ одна волна бжитъ за другой, такъ одно событіе смняется другимъ, одинъ интересъ слдуетъ за другимъ. ‘Семейство’, какъ его называли въ Голлингфорд, пріхало въ Тоуэрсъ на осень. Замокъ снова наполнился постителями. Тоуэрскіе слуги въ ливреяхъ и экипажи съ гербами, по примру предъидущихъ осеней, безпрестанно появлялись на двухъ голлингфордскихъ улицахъ.
Для мистрисъ Гибсонъ лично, ея посщенія въ Тоуэрс имли гораздо боле прелести, чмъ визиты Роджера и даже Осборна Гамлеевъ. Цинція издавна питала антипатію къ знатному семейству, которое оказывало такое благоволеніе ея матери и такъ мало обращало вниманія на нее. Она, между прочимъ, считала Комноровъ виновными въ томъ, что рдко видла мать въ дтств, когда ея маленькое сердечко жаждало и нигд не находило любви. Въ настоящее время Цинція скучала также безъ Роджера, хотя не питала къ нему и сотой части той привязанности, какую онъ выказывалъ къ ней. Но ей пріятно было имть около себя человка, котораго она, какъ и всякій, кто его зналъ, глубоко уважала и сознавала, что этотъ человкъ ей безгранично преданъ, что каждое его желаніе для него — законъ, каждое слово — драгоцнный перлъ, каждый поступокъ — небесная благодать. Она не отличалась скромной безсознательностью, но въ то же время и не была тщеславна. Она знала о поклоненіи, котораго была предметомъ, и когда, въ силу обстоятельствъ, лишилась его, то нсколько тосковала по немъ. Графъ и графиня, лордъ Голлингфордъ и леди Гарріета, лорды и леди вообще, ливреи, богатые наряды и кавалькады казались ей очень ничтожными въ сравненіи съ отсутствіемъ Роджера. А между тмъ она не любила его, нтъ, нисколько не любила. Молли знала это и нердко приходила въ негодованіе отъ равнодушія Цинціи. Въ своихъ собственныхъ чувствахъ Молли не давала себ отчета: Роджеръ не интересовался гши, тогда какъ каждая мысль, каждое ощущеніе Цинціи имли для него огромное значеніе. Вслдствіе этого Молли старалась изучать сердце своей ‘сестры’, и пришла къ тому убжденію, что Цинція не любила Роджера. Молли готова была плакать отъ страстнаго сожалнія и гнва при мысли о неоцненномъ сокровищ, которое полагалось къ ногамъ Цинціи. Ея сожалнія въ этомъ случа были въ высшей степени безкорыстны, и ей нердко приходилъ на умъ старый, исполненный нжности припвъ: ‘не желай лупы, мое дитятко: я не могу теб дать ее!’ Любовь Цинціи была луной, которой Роджеръ стремился овладть. Молли видла, что она не дается ему, и глубоко скорбла.
— ‘Я его сестра’, думала она. ‘Эта старая связь между нами еще существуетъ, хотя онъ теперь слишкомъ поглощенъ Цинціею, и ему не до того, чтобъ заниматься мною. Его мать называла меня ‘Фанни’ и считала меня своею дочерью. Я буду наблюдать и выжидать случая, когда мои услуги, можетъ быть, понадобятся моему брату’.
Въ одинъ прекрасный день леди Гарріета явилась съ визитомъ къ Гибсонамъ или, лучше сказать, къ мистрисъ Гибсонъ, такъ-какъ послдняя не переставала ревновать ко всякому, въ Голлингфорд, кого считала въ близкихъ сношеніяхъ съ знатнымъ семействомъ. Мистеръ Гибсонъ, конечно, зналъ о Комнорахъ не меньше своей жены, но онъ былъ ихъ докторомъ и, потому самому, былъ обязанъ хранить втайн все, что доходило до его свднія. Затмъ, вн своего дома, она имла соперника въ мистер Престон. Тотъ зналъ это и любилъ дразнить ее, притворяясь, что ему извстны такіе планы и намренія тоуэрскаго семейства, которыхъ она не знала. Но боле всего безпокоило мистрисъ Гибсонъ то расположеніе, какое леди Гарріета внезапно восчувствовала къ ея падчериц, и она всячески старалась положить границы сближенію молодыхъ двушекъ. Измышляемыя ею для того средства сильно смахивали на щитъ одного рыцаря въ старинномъ разсказ. Только изъ двухъ противоположныхъ сторонъ, которыя тотъ имлъ обыкновеніе подставлять двумъ приближающимся съ разныхъ сторонъ странникамъ, одна была золотая, а другая серебряная. У мистрисъ Гибсонъ выходило иначе: леди Гарріета видла постоянно блестящую, гладкую поверхность дорогого металла, а бдняжка Молли — срую, непріятную для глазъ свинцовую массу. Леди Гарріет обыкновенно говорилось:
— Молли нтъ дома. Она будетъ очень сожалть, что не видла васъ, но ей было необходимо пойдти навстить одну старую подругу своей матери. Я только и знаю, что твержу ей о постоянств и о томъ, что не слдуетъ пренебрегать давнишними связями. Стернъ, кажется, сказалъ: ‘Не забывай друзей, а также и друзей твоей матери’. Но, милая леди Гарріета, вы подождете ее, неправда ли? Я знаю, вы полюбили ее и, право, мн иногда приходитъ на умъ, что вы ее предпочитаете вашей бдной, старой Клеръ.
Но къ Молли обращались съ слдующей рчью:
— Сегодня ко мн пріидетъ леди Гарріета и я никого боле не хочу принимать. Я приказала Маріи говорить всмъ, что меня нтъ дома. Леди Гарріета иметъ всегда такъ многое сообщить мн… милая леди Гарріета! Она съ двнадцатилтняго возраста привыкла поврять мн вс свои секреты. Конечно, она изъ учтивости освдомится о васъ, но если вы явитесь, то только помшаете намъ, какъ тотъ разъ. Какъ мн это ни непріятно, а я должна сказать вамъ, что вы тогда поступили очень необдуманно и неприлично.
— Марія мн передала желаніе леди Гарріеты видть меня, спокойно замтила Молли.
— Да, это было въ высшей степени неприлично и смло, продолжала мистрисъ Гибсонъ пропуская мимо ушей замчаніе Молли:— на этотъ разъ я хочу избавить ея сіятельство отъ всякой случайной помхи, и потому считаю нужнымъ удалить васъ изъ дому, Молли. Вы хорошо сдлаете, если прогуляетесь на ферму Голли и напомните тамъ о сливахъ, которыя я заказала, но которыя мн не были присланы.
— Я схожу туда, вмшалась Цинція.— Это слишкомъ дальная прогулка для Молли: она еще не совсмъ оправилась отъ простуды и не довольно сильна. Я же люблю движеніе на открытомъ воздух. Если ужь вы непремнно желаете на сегодня избавиться отъ Молли, мама, то пошлите ее къ мисъ Броунингъ: он всегда бываютъ ей рады.
— Я и не думала говорить, что желаю избавиться отъ Молли, возразила мистрисъ Гибсонъ: — ты всегда даешь моимъ словамъ такой преувеличенный, почти грубый смыслъ. Я уврена, душечка Молли, что вы не вывели изъ нихъ подобнаго заключеніи. Я хлопочу единственно изъ желаніи угодить леди Гарріет.
— Не думаю, чтобъ я была въ силахъ дойти до фермы Голли. Но папа можетъ отвести туда ваше порученіе, такъ что и Цинціи нтъ надобности идти такъ далеко.
— Очень хорошо! Я никого не хочу принуждать и предпочитаю лучше остаться безъ сливъ. Въ такомъ случа, отчего бы вамъ дйствительно не сходить къ мисъ Броунингъ и не посидть тамъ подоле? Он васъ такъ любятъ! А кстати, вы можете освдомиться отъ моего имени о здоровьи мисъ Фбе и узнать, оправилась ли она отъ своей простуды. Он были друзьями вашей матери, и я ни за что въ мір не желала бы, чтобъ вы разрывали старыя связи. Постоянство прежде всего — вотъ мой девизъ, какъ вамъ хорошо извстно, и память умершихъ должна быть всегда уважаема.
— Ну, мама, а мн куда прикажете идти? спросила Цинція.— Хотя леди Гарріета и не питаетъ ко мн такой нжной привязанности, какъ къ Молли, а все-таки она можетъ спросить обо мн, и тогда лучше мн не быть дома.
— Совершенно справедливо! задумчиво произнесла мистрисъ Гибсонъ, не замчая ироніи, заключавшейся въ словахъ дочери:— она, по всей вроятности, спроситъ о теб, моя милая. Но я почти думаю, что ты можешь остаться дома, а не то сходи на ферму Голли: мн дйствительно нужны сливы. Или нтъ, лучше останься дома и посиди въ столовой: можетъ быть, леди Гарріета спроситъ позавтракать, такъ чтобы было кому приготовить. Она такая прихотливая, эта милая леди Гарріета! Я не хочу, чтобы она подумала, будто мы для нея длаемъ измненія въ нашемъ образ жизни. ‘Изящная простота’, говорю я ей всегда, ‘вотъ къ чему мы стремимся’. Но все-таки ты достань изъ шкафа лучшій сервизъ, и убери столъ цвтами. Спроси у кухарки, что изъ обденныхъ кушаньевъ можетъ она подать къ завтраку, и устрой такъ, чтобъ все было просто, естественно и въ то же время мило. Итакъ, ршено, Цинція: ты останешься дома, а потомъ можешь заидти за Молли къ мисъ Броунингъ, и вы вмст сдлаете маленькую прогулку.
— Да, но не прежде, какъ леди Гарріета удетъ! Понимаю, мама. Ну, Молли, убирайтесь съ глазъ долой, да поскорй, а то леди Гарріета явится и спроситъ о васъ. Я постараюсь позабыть, куда вы отправились, такъ что отъ меня никто не узнаетъ этого. А что касается до мама, то я поручусь за ея дурную память.
— Дитя, какой вздоръ ты болтаешь. Мн, право, стыдно за тебя, сказала сконфуженная и разсерженная мистрисъ Гибсонъ и, по обыкновенію, спшила оказать какую-нибудь милость Молли, но это нисколько не оскорбляло Цинцію.
— Молли, сегодня хотя и ясно, но очень втрено. Возьмите, душенька, мою индійскую шаль: она какъ нельзя боле подходитъ къ вашему платью: срое съ краснымъ такъ красиво! Я не всякому бы дала надть ее, но на васъ можно положиться: вы такая акуратная и осторожная
— Благодарю васъ, коротко отвчала Молли, и вышла изъ комнаты, оставивъ мистрисъ Гибсонъ въ недоумніи насчетъ того, воспользуется она или нтъ ея предложеніемъ насчетъ шали.
Леди Гарріета очень сожалла, что не застала Молли дома, молодая двушка, дйствительно, пришлась ей по сердцу. Но такъ-какъ на избитыя истины мистрисъ Гибсонъ о ‘постоянств’ и о ‘старыхъ друзьяхъ’ нечего было возражать, то она перемнила предметъ разговора, и сла на низенькій стулъ, положивъ ноги на каминную ршотку. Эта ршотка изъ полированной стали блистала чистототой. Всмъ домашнимъ и плебейскимъ ногамъ было запрещено къ ней приближаться, не только что на ней покоиться: это считалось неприличнымъ и неизящнымъ.
— Вотъ такъ милая леди Гарріета! Вы не можете себ представить, какъ я счастлива, что могу принять васъ у моего собственнаго очага, въ моемъ смиренномъ дом.
— Смиренномъ! Ну, Клеръ, извините меня, но это сущій вздоръ, Такая прелестная гостиная никакъ не можетъ быть названа смиренной. Она очень уютна и наполнена такимъ множествомъ красивой мебели, какое только въ состояніи вмстить въ себя комната подобной величины.
— Какой маленькой должна она вамъ казаться! Даже я не безъ труда къ ней привыкла.
— Ваша классная зала въ школ, конечно, была обширне, за то ея пустой и печальный видъ… Вдь тамъ ничего не было, кром столовъ, скамеекъ, да половиковъ. Право, Клеръ, я вполн согласна съ мама, которая говоритъ, что на вашу долю выпало рдкое счастіе. Мистеръ Гибсонъ такой пріятный и образованный человкъ!
— О, да, медленно произнесла его жена, неохотно разставаясь съ своей ролью жертвы.— Онъ очень-очень пріятный мужчина, только мы очень мало его видимъ. Онъ возвращается домой всегда усталый и голодный, расположенный гораздо боле ко сну, чмъ къ бесд съ своимъ семействомъ.
— Полно, полно, Клеръ! перебила леди Гарріета.— Настала моя очередь. Мы выслушали жалобы жены доктора, извольте-ка теперь вы послушать стованія дочери нера. Домъ нашъ переполненъ гостями, и и буквально пріхала къ вамъ искать уединенія.
— Уединенія! воскликнула мистрисъ Гибсонъ, и прибавила нсколько обиженнымъ тономъ: — вы, можетъ быть, желаете остаться одн?
— Нтъ, нтъ, успокойтесь! Мое уединеніе должно непремнно заключать въ себ слушателя, которому бы я могла говорить: ‘сколько прелести въ уединеніи!’ Но я устала отъ обязанности забавлять гостей. Папа такой простодушный и гостепріимный, что приглашаетъ въ замокъ всхъ знакомыхъ, съ которыми встрчается. Здоровье мама совсмъ не то, что было прежде, во она всегда смотрла на болзни, какъ на слдствіе недостака въ человк самообладанія, и теперь никакъ не хочетъ разстаться со своей репутаціей крпкаго сложенія. Толпа гостей, ищущихъ какъ бы повеселиться да поразвлечься, страшно утомляетъ ее. Они ищутъ удовольствій, кт къ юные птенцы корму Мн приходится разъигрывать роль матки и пихать въ ихъ желтые, крпкіе клювы куски пищи, которые они съ радостью проглатываютъ прежде, чмъ я успваю даже додумать и томъ, гд искать слдующаго куска. Однимъ словомъ, я буквально распинаюсь, чтобъ ‘занимать’ гостей. Сегодня я не выдержала, что-то солгала имъ, и пріхала сюда за спокойствіемъ и за тмъ, чтобъ облегчить себя жалобами.
Леди Гарріета откинулась на спинку кресла и звнула. Мистрисъ Гибсонъ, съ цлью высказать свое сочувствіе, нжно пожала руку ея сіятельству и прошептала:
— Бдная леди Гарріета!
Посл минутнаго молчанія, леди Гарріета встрепенулась и сказала:
— Въ то время, когда я была маленькой двочкой, я обращалась къ вамъ за разршеніемъ разныхъ нравственныхъ вопросовъ. Скажите мн теперь, какъ вы думаете, очень дурно лгать?
— О, милая леди Гарріета! Какъ вы можете длать такіе вопросы? Конечно, дурно, даже очень, очень дурно. Но я знаю, вы шутили, когда сказали, что солгали.
— Нисколько. Любо было послушать, какъ я имъ лгала. Мн необходимо хать въ Голлингфордъ но дламъ, сказала я, тогда какъ въ сущности не было никакой необходимости, исключая непреодолимаго желанія на часъ или на два избавиться отъ докучливыхъ гостей. А вс дла мои заключались въ томъ, чтобъ пріхать сюда жаловаться, звать и на досуг ничего не длать. Но теперь мной начинаетъ овладвать раскаяніе.
— Однако, милая леди Гарріета, сказала мистрисъ Гибсонъ, въ недоумніи насчетъ того, что ей сказать: — я уврена, вы въ ту минуту, дйствительно, думали то, что говорили!
— Ни чуть небывало, перебила леди Гарріета.
— Въ такомъ случа, виноваты несносные люди, которые поставили васъ въ безвыходное положеніе, заставившее прибгнуть ко лжи. Конечно, это ихъ вина, а не ваша… къ тому же, общественныя приличія… ахъ, эти приличія, такой камень преткновенія!
Леди Гарріета минуты дв помолчала, потомъ спросила:
— Скажите мн, Клеръ, вамъ случалось лгать?
— Леди Гарріета! Я думала, вы меня лучше знаете, но я уврена, вы шутите.
— Нтъ, я не шучу. Не можетъ быть, чтобъ вы никогда не произносили лжи, то-есть певинной лжи, хочу я сказать. Что вы посл того чувствовали?
— Еслибъ я когда нибудь провинилась въ чемъ-либо столь ужасномъ, то, кажется, умерла бы отъ угрызеній совсти. Истина, истина, всегда и во всемъ одна истина — вотъ мой девизъ. Но въ моей натур такъ много упорства, да и образъ жизни, который мы ведемъ, представляетъ гораздо меньше соблазна! Если мы не знатны, то въ то же время и простодушны и не связаны этикетами.
— Такъ вы меня очень порицаете? Если кто-нибудь другой еще найдетъ мой поступокъ дурнымъ, я буду очень о немъ сожалть.
— Милая, милая леди Гарріета, я никогда, даже въ глубин сердца не думала порицать васъ! Это было бы непростительной дерзостью съ моей стороны.
— Я намрена обзавестись исповдникомъ, но, предупреждаю васъ, Клеръ, что выборъ мой никакимъ образомъ не падетъ на васъ. Вы всегда были слишкомъ снисходительны ко мн.
Посл минутнаго молчанія, она прибавила:
— Дайте мн позавтракать, Клеръ, если только это васъ не стснитъ. Я не намрена возвращаться домой прежде трехъ часовъ. Мое дло не можетъ быть окончено ране, какъ я постаралась всхъ уврить въ Тоуэрс.
— О, какъ я рада! Только, вдь вы знаете, у насъ все такъ просто!
— Дайте мн хлба съ масломъ, да если есть, кусокъ холодной говядины. Не хлопочите много, Клеръ. Можетъ быть, это часъ вашего обда? Въ такомъ случа, позвольте ма ссть съ вами за столъ за просто, какъ еслибъ я была членомъ вашей семьи.
— Не безпокойтесь: я не сдлаю ради васъ никакихъ измненій въ нашихъ ежедневныхъ привычкахъ. Такъ пріятно будетъ имть васъ за нашимъ столомъ! Но мы обдаемъ поздно, а въ эту пору только завтракаемъ… Какъ дурно горитъ огонь! Въ пріятной бесд съ вами, я совсмъ о немъ позабыла.
Она два раза позвонила очень громко, и съ большими промежутками между каждымъ звонкомъ. Немедленно явилась Марія и принесла уголья.
Звонокъ послужилъ также сигналомъ для Цинціи. Дв куропатки, первоначально предназначавшіяся для поздняго обда, тотчасъ же были поставлены въ огонь. Цинція вынула изъ шкафа самый лучшій фарфоръ, и съ обычной граціей и вкусомъ убрала столъ плодами и цвтами. Когда завтракъ былъ поданъ и леди Гарріета вышла въ столовую, она нашла, что извиненія хозяйки были совершенно излишними, и боле, нежели когда-либо, убдилась въ томъ, что Клеръ ‘посчастливилось’. Цинція не замедлила присоединиться къ нимъ, какъ всегда, хорошенькая и изящно-одтая. Но почему-то она не понравилась леди Гарріет, которая обратила на нее на столько вниманія, на сколько того требовала простая учтивость. Ея присутствіе сдлало разговоръ мене интимнымъ. Леди Гарріета передала нсколько извстій и новостей, которыя сами по себ были неважны, но о которыхъ говорили въ ея кругу, хотя она сама лично придавала имъ мало значенія.
— Лорду Голлингфорду тоже надлежало быть съ нами, сказала она между прочимъ:— но онъ принужденъ, или лучше сказать воображаетъ себ, что принужденъ — а это, какъ извстно, ршительно одно и то же — оставаться въ Лондон, по случаю наслдства, доставшагося ему посл Крелитона.
— Наслдство? Лорду Голлингфорду? Какъ я рада!
— Не торопитесь радоваться! Это ему принесло одни хлопоты Вы вроятно слышали о смерти мистера Крелитона? Онъ былъ очень эксцентрическій человкъ и, умирая, оставилъ, по примру лорда Бриджуатера, значительную сумму денегъ въ рукахъ довренныхъ лицъ, въ числ которыхъ находится и мой братъ. Онъ завщалъ отправить на эти деньги какого нибудь ученаго, обладающаго несметнымъ количествомъ разныхъ качествъ, въ отдаленныя страны, для того, чтобъ привезти оттуда образчики фауны. Ихъ помстятъ въ отдльное зданіе, которое будетъ называться: Крелитоновъ музей. Какія разнообразныя формы принимаетъ людское тщеславіе! Иногда оно выражается въ вид филантропіи, иногда въ вид любви къ наук.
— Любовь къ наук, мн кажется, весьма похвальнымъ и полезнымъ чувствомъ, осторожно замтила мистрисъ Гибсонъ.
— Безъ сомннія, если смотрть на нее съ точки зрнія общественной пользы. Но для насъ, какъ отдльныхъ личностей, все это немножко скучновато. Голлингфордъ принужденъ сидть въ Лондон, или въ Кембридж — не помню наврно — и это въ такое время, когда мы особено въ немъ нуждаемся въ Тоуэрс. Дло уже давно должно быть ршено, а теперь есть опасность, что наслдство можетъ ускользнуть. Два другія довренныя лица ухали на континентъ, вполн, какъ они говорятъ, полагаясь на лорда Голлингфорда, но въ сущности съ цлью избгнуть отвтственности. Но братъ, кажется, доволенъ возложенной на него обязанностью, поэтому и мн не слдуетъ ворчать. Онъ особенно радуется тому, что напалъ на молодого человка, который подаетъ большія надежды. Это молодой Гамлей изъ Гамлея, если только его отпустятъ изъ Trinity College, гд онъ недавно получилъ ученую степень. Члены университета на столько благоразумны, я надюсь, что не захотятъ отправить столь рдкаго юношу на съденіе львамъ и тиграмъ.
— Это долженъ быть Роджеръ Гамлей! воскликнула Цинція съ пылающими щеками и радостнымъ блескомъ въ глазахъ.
— Онъ не старшій сынъ и его нельзя называть Гамлеемъ изъ Гамлея, замтила мистрисъ Гибсонъ.
— Молодой человкъ, о которомъ говоритъ лордъ Голлингфордъ, недавно получилъ ученую степень въ Trinity College, какъ я уже, кажется, сказала.
— Въ такомъ случа, это наврное мистеръ Роджеръ Гамлей, утверждала Цинція.— Онъ теперь тоже въ Лондон. Какая новость для Молли!
— Для Молли? Почему? Что ей до этого за дло? спросила леди Гарріета. Или онъ?… и она вопросительно взглянула на мистрисъ Гибсонъ.
Та въ отвтъ бросила весьма выразительный взглядъ на дочь, которая, однако, ничего не замтила.
— О, нтъ, совсмъ нтъ, и мистрисъ Гибсонъ значительно кивнула головой на Цинцію, какъ-бы желая сказать: ‘Ужь въ такомъ случа, гораздо скоре — эта’.
Леди Гарріета съ новымъ интересомъ начала смотрть на прелестную мисъ Киркпатрикъ. Ея братъ съ такой похвалой отзывался о молодомъ мистер Гамле, что всякій, сколько нибудь находившійся въ связи съ этимъ фениксомъ, заслуживалъ особеннаго вниманія. Но затмъ, снова вспомнивъ о Молли, леди Гарріета сказала:
— Но гд же Молли такъ долго остается? Я такъ желала бы увидть моего маленькаго Ментора! Я слышала, она очень выросла.
— Но обыкновенію, если она попадетъ къ мисъ Броунингъ, то всегда тамъ такъ заболтается, что забываетъ о времени и не знаетъ, когда пора возвращаться домой, отвчала мистрисъ Гибсонъ.
— Мисъ Броунингъ? О, какъ я рада, что вы о нихъ упомянули! Я очень люблю ихъ. Некси и Фланси: въ отсутствіе Молли я позволяю себ ихъ такъ называть. Непремнно зайду къ нимъ сегодня, и, можетъ быть, еще застану тамъ мою дорогую маленькую Молли. Знаете ли, Клеръ, я сильно полюбила эту милую двушку.
Итакъ, вс планы мистрисъ Гибсонъ рушились. Нечего было длать, ей пришлось покориться и получасомъ раньше разстаться съ леди Гарріетой, которая непремнно хотла ‘унижать свое достоинство’, посщая ‘этихъ мисъ Броунингъ’.
Но Молли ушла за нсколько времени до прихода леди Гарріеты къ ея старымъ друзьямъ.
Молли отправилась за сливами на ферму Голли, въ вид искупленія за тотъ гнвъ, который ощущала, пока мистрисъ Гибсонъ придумывала, какъ бы удалить ее изъ дому. Она не встртилась съ Цинціей, преспокойно остававшейся въ своей комнат, и пошла одна по красивой аллейк, окаймленной бархатистыми лужайками и высокой изгородью. Она старалась разршить вопросъ, насколько требовала справедливость не замчать всхъ неправильностей въ дйствіяхъ и словахъ мачихы. Отступленія мистрисъ Гибсонъ отъ истины всегда сильно волновали Молли, которая чувствовала почти непреодолимое желаніе протестовать противъ нея. Но она сдерживала себя, ради отца. Нердко замчала она по его лицу, что отъ него тоже не ускользало нкоторыя вещи, непріятно поражавшія его, потому что доказывали нравственное и умственное ничтожество его жены. Молли иногда сомнвалась въ томъ, чтобы его снисходительность и ея собственное молчаніе могли быть полезны и всегда умстны Съ нетерпимостью, свойственной ея молодымъ и неопытнымъ лтамъ, она часто готова была высказывать мачих въ высшей степени рзкія истины. Но примръ отца, а также какой нибудь добрый поступокъ мистрисъ Гибсонъ въ отношеніи къ падчериц (она, посвОему, когда ничто не нарушало ея хорошаго расположенія духа, дйствительно, бывала добра къ Молли) всегда во время удерживали ея языкъ.
Въ настоящій день мистрисъ Гибсонъ за обдомъ повторила весь свой разговоръ съ леди Гарріетой, придавая ему только совершенно другой колоритъ. Кром того, она всегда разсказывала такъ, что заставляла предполагать гораздо больше, чмъ было на дл. Ея три собесдника слушали молча и, говоря правду, не очень-то внимательно, пока она не упомянула о лорд Голлизгфорд и о причин, задерживавшей его въ Лондон.
— Роджеръ Гамлеи отправляется въ ученую экспедицію! воскликнулъ мистеръ Гибсонъ съ внезапно пробудившимся интересомъ.
— Да, впрочемъ, это еще не совсмъ ршено. Но лордъ Годлингфордъ одинъ распоряжается этимъ, и можно надяться, что сыну лорда Комнора непремнно удастся исполнить то, за что онъ принялся.
— Я полагаю, что тоже могу замолвить тутъ слово, сказалъ мистеръ Гибсонъ, и снова замолчалъ, но уже гораздо внимательне сталъ слдить за нитью разговора.
— Какъ долго можетъ онъ быть въ отсутствіи? спросила Цинція.— Намъ будетъ очень скучно безъ него.
Губы Молли сложились такъ, какъ будто она хотла сказать ‘да’, но не произнесли ни малйшаго звука. Въ глазахъ у не потемнло, а голоса присутствующихъ слились въ какой-то неопредленный, безсмысленный гулъ, странно звучавшій въ ея ушахъ. Ее мало интересовало продолженіе разговора: онъ весь заключался въ предположеніяхъ и не доставлялъ ей никакихъ опредленныхъ свдній. Всмъ другимъ казалось, что она ла, по обыкновенію, а молчаливость ея никого не удивляла, такъ-какъ была принята за внимательное слушаніе неумолкаемой болтовни мистрисъ Гибсонъ и случайныхъ замчаній мистера Гибсона и Цинціи.

XIV.
Свтлыя надежды.

Дня два спустя, мистеръ Гибсонъ отправился въ Гамлеи, побуждаемый желаніемъ узнать нчто боле опредленное о намреніяхъ и планахъ Роджера. Изъ постороннихъ источниковъ онъ не могъ добиться ничего точнаго, и былъ въ нершимости насчетъ того, слдовало ему или нтъ вмшиваться въ это дло. Его сильно смущало слдующее обстоятельство. Симптомы болзни, которою страдалъ Осборнъ, заставляли его предполагать, что жизнь молодого человка находится въ опасности. Докторъ Никольсъ, правда, расходился съ нимъ въ этомъ мнніи, а мистеръ Гибсонъ считалъ его за весьма искуснаго и опытнаго врача. Тмъ не мене онъ чувствовалъ свои опасенія нелишенными основанія, и предполагалъ въ Осборн болзнь, которая могла длиться годы или пресчь его жизнь въ одинъ часъ, въ одно мгновеніе. Допуская, что послднее предположеніе было справедливо, слдовало ли дозволить Роджеру ухать на два года, да еще въ такое отдаленное мсто, откуда его никакъ нельзя было скоро вызвать? Съ другой стороны, если дло уже пришло къ полному окончанію, то вмшательство въ него доктора могло только ускорить зло, котораго онъ боялся. Да и докторъ Никольсъ, наконецъ, можетъ быть, правъ. Можетъ? Да. Наврное? Нтъ. Мистеръ Гибсонъ не былъ въ состояніи отвчать утвердительно на послдній вопросъ. Онъ халъ медленно, погруженный въ размышленіе, опустивъ поводья и склонивъ голову на грудь. Вылъ прекрасный осенній день, въ воздух стояла невозмутимая тишина, на красныхъ и желтыхъ листьяхъ деревъ висли блестящія нити паутины, изгороди изъ ежевики были покрыты сплыми черными ягодами, въ рощахъ раздавался прощальный свистъ птицъ, рзкій, отчетливый, совсмъ не похожій на звонкія псни, какія оглашаютъ, обыкновенно, мягкій, весенній воздухъ. Надъ обнаженными отъ золотистой жатвы полями носились куропатки, и каждый взмахъ ихъ крыла ясно доносился до слуха, а звукъ лошадиныхъ копытъ, ударяющихъ о камни мощенныхъ аллей, оглашалъ мстность на далекое разстояніе. Повременамъ, несмотря на совершенное отсутствіе втра, вдругъ затрепещетъ и обвалится листокъ, а тамъ другой-третій. Докторъ, можетъ быть, боле многихъ сознавалъ разнообразную красоту различныхъ временъ года. Ему удавалось видть природу во всевозможныхъ уборахъ: днемъ, ночью, въ бурю и непогоду, при солнечномъ сіяніи и при тихомъ пасмурномъ неб. Онъ никогда не выражалъ своихъ ощущеній словами, даже самому себ. Однако, невольно, въ погоду, подобную настоящей, чувствовалъ склонность къ мечтательности. Мистеръ Гибсонъ въхалъ во дворъ, отдалъ лошадь находившемуся тамъ слуг, и вошелъ въ домъ черезъ боковую дверь. Въ прихожей онъ столкнулся съ самимъ сквайромъ.
— Вотъ это хорошо, Гибсонъ! Какой добрый втеръ загналъ васъ сюда? Хотите позавтракать? Кушанья еще на стол: я сію минуту изъ столовой.
И онъ крпко пожималъ руку мистера Гибсона, пока тотъ не безъ удовольствія усаживался за столъ, нагруженный разнаго рода яствами.
— Что это я слышалъ о Роджер? спросилъ докторъ, прямо приступая къ длу.
— Ага! Такъ и до васъ дошли слухи? А вдь хорошо, неправда ли? Этимъ мальчикомъ можно гордиться. Мы, обыкновенно, считали Роджера мшковатымъ и не очень-то быстрымъ, а на поврку выходитъ, что кто тише детъ, тотъ дале будетъ. Но скажите мн, что вы слышали?… Нтъ, нтъ, вы должны выпить полный стаканъ, Это старый эль, какого боле не варятъ въ настоящее время: онъ однихъ лтъ съ Осборномъ. Мы сварили его въ первую осень посл рожденія мальчика, и потому онъ у насъ называется элемъ молодого сквайра. Я надялся впервые отвдать его въ день свадьбы Осборна, но такъ-какъ это событіе еще не предвидится, то мы откупорили его сегодня въ честь Роджера.
Старый сквайръ, отвдывая эль, явно переступилъ заграницы благоразумія. Напитокъ, дйствительно, былъ ‘крпокъ, какъ водка’, и мистеръ Гибсонъ его потягивалъ маленькими глотками весьма осторожно и не вдругъ, а запивая куски холоднаго ростбифа.
— Ну, что же вы слышали? А вдь, говоря правду, есть что и послушать: все хорошія извстія, хотя мн будетъ очень скучно безъ Роджера.
— Я не зналъ, что уже все кончено, а только слышалъ, что дло принимаетъ благопріятный оборотъ.
— Оно такъ и было до прошлаго четверга. Роджеръ все время, нока шли переговоры, держалъ ихъ отъ меня втайн. Онъ боялся, что я стану тревожиться. Итакъ, я ничего не зналъ, пока не получилъ письма отъ лорда Голлингфорда… гд же оно?
Сквайръ вытащилъ изъ кармана большой, черный, кожаный бумажникъ — хранилище разнаго рода бумагъ. Онъ надлъ очки и началъ перебирать бумаги.
— Измреніе лса. Новыя желзныя дороги… Пойло для коровъ отъ фермера Гайеса. Счетъ Добсона… гм… гм… а, вотъ оно, наконецъ! Нате, прочтите это письмо, заключилъ онъ, передавая его мистеру Гибсону.
То было простое, доброе письмо, изъяснявшее отцу сущность завщанія, котораго лордъ Голлингфордъ былъ однимъ изъ выполни гелей. Онъ говорилъ о качествахъ и достоинствахъ, какія требовались отъ того, кто возьметъ на себя предлагаемую обязанность. Многіе уже извстные ученые, соблазнясь значительной суммой, какая, по завщанію, назначалась для путешествія, предлагали себя въ кандидаты. Но, продолжалъ лордъ Голлингфордъ, все, что онъ узналъ о Роджер посл его статьи, написанной въ отвтъ французскому остеологу, заставило его предполагать, что въ немъ именно онъ найдетъ вс качества, необходимыя для успха предпріятія. Роджеръ далеко превосходилъ всхъ другихъ кандидатовъ. Онъ искренно любилъ науку, имлъ обширныя познанія и былъ отъ природы надленъ большой наблюдательностью и способностью сравнивать и мтко опредлять предметы, подвергавшіеся его анализу. Къ тому же, онъ былъ молодъ, крпкаго здоровья, и не имлъ никакихъ семейныхъ обязанностей и связей. На этомъ послднемъ пункт мистеръ Гибсонъ остановился съ особеннымъ вниманіемъ. Онъ взглянулъ на цифру предлагаемаго вознагражденія: она была очень значительна. Затмъ, онъ вторично прочелъ похвалы, воздаваемыя сыну въ письм къ отцу. Сквайръ все время не спускалъ глазъ съ мистера Гибсона, и когда тотъ дошелъ до этого мста, онъ самодовольно потеръ руки и сказалъ:
— Наконецъ-то, вы добрались до этого мста! Оно самое лучшее изъ всего письма. Господь да благословитъ мальчика! и не забудьте: это говоритъ вигъ, что придаетъ похваламъ еще больше значенія. Но это не все. Право, Гибсонъ, мн кажется, что счастье вздумало напослдокъ постить меня, и онъ подалъ ему другое письмо.— Это я получилъ только сегодня утромъ, но уже усплъ приняться за дло. Я послалъ за главнымъ распорядителемъ по работамъ для осушки болотъ, и завтра надюсь, съ божьей помощью, снова взяться за нихъ.
Мистеръ Гибсонъ прочелъ второе письмо. Оно было отъ Роджера и заключало въ себ скромное повтореніе того, что уже писалъ лордъ Голлингфордъ. Затмъ Роджеръ объяснялъ причины, побудившія его принять столь важное ршеніе, не посовтовавшись предварительно съ отцомъ. Вонерьыхъ, онъ боялся доставить ему безпокойство, пока шли еще переговоры. Вовторыхъ, онъ чувствовалъ, что, принимая сдланное ему предложеніе, вступалъ на тотъ путь, къ которому чувствовалъ наибольшее расположеніе. Въ заключеніе, онъ пускался въ дловыя объясненія. Онъ упоминалъ о томъ, что ему было извстно, на сколько страдалъ отецъ, когда принужденъ былъ, за недостаткомъ денегъ, прекратить работы по осушк. Настоящій случай доставлялъ ему, Роджеру, возможность немедленно получить сумму, нужную для отца, подъ залогъ вознагражденія, которое онъ будетъ получать въ теченіе двухъ лтъ. Для полнаго обезпеченія своего кредитора, онъ застраховалъ свою жизнь, съ тмъ, чтобъ въ случа его смерти, занятая имъ сумма была немедленно уплачена. Онъ прибавлялъ, что деньги будутъ немедленно доставлены отцу.
Мистеръ Гибсонъ возвратилъ письмо молча, потомъ сказалъ:
— Ему прійдется заплатить порядочную сумму, чтобъ застраховать жизнь, отправляясь въ дальнее морское путешествіе.
— У него есть деньги изъ университета, отвчалъ сквайръ, нсколько опечаленный замчаніемъ мистера Гибсона.
— Это правда. Къ тому же онъ молодъ и очень крпкаго сложенія.
— Какъ бы мн хотлось подлиться этой новостью съ его матерью!
— Теперь, повидимому, дло совсмъ ршено, возразилъ мистеръ Гибсонъ въ отвтъ гораздо боле на свои собственныя мысли, чмъ на слова сквайра.
— Да, отвчалъ тотъ.— И они не станутъ терять время. Онъ отправится въ путь, лишь только будетъ достаточно для того снаряженъ Но я почти желаю, чтобъ онъ не узжалъ. Это дло, кажется, вамъ не совсмъ-то по душ, докторъ?
— Напротивъ, оно мн нравится, отвчалъ мистеръ Гибсонъ, боле веселымъ тономъ.— Теперь слишкомъ поздно и ничего нельзя измнить, не надлавъ вреда, подумала, онъ про себя, а затмъ прибавилъ громко: — а хорошо имть такого сына, сквайръ. Я вамъ завидую. Молодой человкъ двадцати-трехъчетырехъ лтъ отличается такимъ образомъ, и между тмъ нисколько не тщеславится и не измняетъ своихъ простыхъ, любимыхъ привычекъ.
— Да, да. Онъ вдвое лучшій сынъ, чмъ Осборнъ, который во всю свою жизнь не сдлалъ ничего, чмъ бы стоило гордиться.
— Полно, полно, сквайръ! Я вамъ Ее позволю обижать Осборна. Можно хвалить одного, не порицая другого. Осборнъ гораздо слабе здоровьемъ и не можетъ такъ работать, какъ Роджеръ. Я недавно встртился съ однимъ человкомъ, знакомымъ съ его репетиторомъ въ Trinity College. У насъ, конечно, зашелъ разговоръ о Годжер. Не всякій можетъ похвастаться тмъ, что иметъ въ числ своихъ знакомыхъ молодого человка, удостоившагося высшихъ университетскихъ почестей, и я горжусь вашимъ сыномъ, сквайръ, почти столько же, какъ и вы. Этотъ мистеръ Мазонъ мн разсказывалъ, что слышалъ отъ репетитора, будто Роджеръ своимъ успхомъ былъ только на половину обязанъ умственнымъ способностямъ. Многое у него надо приписать его превосходному здоровью, которое позволяло ему работать безъ усталости, гораздо боле, чмъ способно большинство людей его возраста. Онъ говорилъ, что еще никогда не встрчалъ никого, столь способнаго къ умственнымъ занятіямъ. Я, какъ докторъ, во многомъ приписываю его нравственное превосходство матеріальнымъ причинамъ, и именно его удивительно крпкому сложенію, въ чемъ у Осборна, напротивъ, чувствуется сильный недостатокъ.
— Осборнъ былъ бы гораздо здорове, еслибъ побольше жилъ на открытомъ воздух, угрюмо возразилъ сквайръ.— Онъ только и здитъ, что въ Голлингфордъ, а то все сидитъ дома. Надюсь, продолжалъ онъ, съ внезапнымъ подозрніемъ: — надюсь, что онъ не ухаживаетъ за вашими двицами? Не въ обиду вамъ будь сказано, но вдь онъ наслдникъ имнія, не совсмъ свободнаго отъ долговъ, и потому долженъ жениться на деньгахъ. Роджера я не допустилъ бы до этого, но Осборнъ старшій сынъ.
Мистеръ Гибсонъ покраснлъ, и въ первую минуту обидлся. Но потомъ онъ разсудилъ, что слова сквайра отчасти справедливы, вспомнилъ свою давнишнюю съ нимъ дружбу, и отвчалъ ему коротко, но совершенно свободно:
— Не думаю, чтобъ между ними что-нибудь было. Вы знаете, я мало живу дома, но до сихъ поръ ничего не замчалъ. Лишь только что-нибудь услышу или увижу, немедленно увдомлю васъ.
— Выслушайте меня, Гибсонъ, и не оскорбляйтесь моими словами. Я очень радъ, что сыновья мои имютъ хорошихъ знакомыхъ, и въ высшей степени благодаренъ вамъ и мистрисъ Гибсонъ за ваше радушіе къ нимъ и гостепріимство. Но только держитесь подальше отъ любви: она не можетъ никому принести пользы. Вотъ и все. Я не думаю, чтобъ Осборнъ могъ заработать хоть фартингъ для того, чтобъ при жизни моей содержать жену. По смерти же моей, ему нужны будутъ деньги для приведенія въ порядокъ имнія. Если же я говорю слишкомъ рзко, такъ, какъ никогда не позволилъ бы себ говорить прежде, то не слдуетъ забывать всего, что я за это время вынесъ.
— Я и не думаю обижаться, возразилъ мистеръ Гибсонъ: — но нахожу, что намъ слдуетъ вполн объясниться. Если вы не довольны ихъ частыми посщеніями моего дома, скажите имъ это сами. Я люблю вашихъ сыновей и всегда радъ ихъ видть. Но разъ дозволивъ имъ бывать у меня, вы должны принять и послдствія, какія могутъ возникнуть отъ частыхъ сношеній двухъ молодыхъ людей съ двумя молодыми двушками. Повторяю: до сихъ поръ я ничего не замтилъ, но лишь только замчу, немедленно предупрежу васъ — большаго же отъ меня не ждите. Если впослдствіи между ними возникнетъ привязанность, я умываю руки.
— Я былъ бы не прочь, чтобъ Роджеръ влюбился въ вашу Молли. Онъ съуметъ проложить себ дорогу, а она необыкновенно милая двушка. Моя бдная жена такъ любила ее, отвчалъ сквайръ.— Но я боюсь за Осборна и думаю объ имньи.
— Въ такомъ случа, скажите ему, чтобъ онъ у насъ пересталъ бывать. Мн это будетъ очень прискорбно, но вы избавитесь отъ опасности.
— Я подумаю еще объ этомъ. Съ нимъ такъ трудно справдяться! Прежде чмъ ему высказать мое желаніе, я всегда долго собираюсь съ духомъ,
Мистеръ Гибсонъ хотлъ уйдти, но при этихъ словахъ остановился и, взявъ сквайра за руку, сказалъ:
— Послушайтесь моего совта, сквайръ. До сихъ поръ, на сколько мн извстно, еще ничего нтъ, но предупредить болзнь всегда легче, чмъ вылечить. Поговорите съ Осборномъ, только не горячась и не откладывая. Если онъ перестанетъ навщать насъ, я пойму въ чемъ дло. Онъ, безъ сомннія, охотно приметъ отъ васъ дружескій, ласково высказанный совтъ, и послушается его. Если же онъ можетъ уврить васъ, что не подвергается ни малйшей опасности, то пусть ходитъ ко мн въ домъ попрежнему.
Совтъ самъ по себ былъ хорошъ, но такъ-какъ Осборнъ уже заключилъ именно такой бракъ, какого для него опасались, то дло обошлось совсмъ не такъ благополучно, какъ надялся мистеръ Гибсонъ. Сквайръ началъ разговоръ съ необыкновенной для него сдержанностью, но приходилъ все въ большее и большее раздраженіе, по мр того, какъ Осборнъ доказывалъ ему, что отецъ не иметъ права вмшиваться въ дло о брак сына. Его небрежный тонъ и заносчивость еще боле, чмъ самыя слова, возбуждали негодованіе сквайра, который подъ конецъ потерялъ всякое самообладаніе. Осборнъ, правда, далъ торжественное общаніе никогда не думать ни о Цинціи, ни о Молли, какъ о своей жен, тмъ не мене отецъ и сынъ обмнялись такими гнвными и рзкими фразами, которыя на всегда оставляютъ по себ горькое воспоминаніе. Еслибъ братья не были связаны такой тсной дружбой и такимъ безграничнымъ другъ къ другу довріемъ, то сквайръ могъ бы и между ними поселить непріязнь своими безразсудными нападками на Осборна и преувеличенными похвалами Годжеру. Но если въ дтств Годжеръ настолько любилъ Осборна, что не завидовалъ его красот, блестящимъ способностямъ и преимуществамъ, какими онъ пользовался въ качеств старшаго сына, за то теперь Осборнъ всячески старался сохранить подобную же врность и безкорыстіе въ своей привязанности къ младшему брату. Вся разница состояла только въ томъ, что у Осборна старанія эти были сознательны, тогда какъ простота отношеній Роджера проистекала прямо изъ его сердца. Немудрено, если Осборнъ зналъ въ мрачное настроеніе духа, которое сильно отзывалось и на его здоровьи. Но отецъ и сынъ одинаково старались скрыть свою взаимную непріязнь отъ Роджера. Когда тотъ, передъ самымъ отъздомъ изъ Англіи, вернулся домой, счастливый, хотя и озабоченный приготовленіями къ дальнему путешествію, сквайръ тоже заразился его энергіей, а Осборнъ какъ-бы встрепенулся и повеселлъ.
Роджеру не приходилось терять время. Онъ отправлялся въ жаркій климатъ и спшилъ извлечь наибольшую пользу изъ зимнихъ мсяцевъ. Сначала онъ халъ въ Парижъ, гд ему предстояло свиданіе съ нсколькими учеными. Часть его поклажи, различные инструменты, слдовала за нимъ до Гавра, откуда онъ, кончивъ свои дла въ Париж, долженъ былъ отправиться на корабл въ дальнйшее путешествіе. Сквайръ узналъ вс эти планы и распоряженія, и въ своихъ послобденныхъ разговорахъ, нердко заводилъ рчь о занятіяхъ, какія ожидали его сына. Но Роджеръ могъ пробыть дома всего только два дня.
На второй и послдній день онъ отправился въ Голлингфордъ гораздо ране, чмъ слдовало для того, чтобы поспть ко времени отъзда дилижанса въ Лондонъ Онъ намревался сдлать прощальный визитъ Гибсонамъ. Въ послднее время Роджеръ былъ слишкомъ занятъ чтобы много думать о Цищіи, да ему и нечего было вновь разсуждать объ этомъ предмет. Онъ смотрлъ на нее, какъ на драгоцнный призъ, для завладнія которымъ стоило поработать семь лтъ и, пожалуй, еще другихъ семь, лишь бы достигнуть желанной цли. Тяжело было разставаться съ мей на два года. На всемъ протяженіи пути отъ Гамлея до Голлингфорда, Роджеръ не переставалъ спрашивать себя: дозволено ли ему открыться въ своихъ чувствахъ ея матери или самой Цйыціи, не требуя отъ нихъ взамнъ никакого ршительнаго отвта? Ему хотлось, чтобы она по крайней-мр знала, какъ глубоко былъ преданъ ей отсутствующій странникъ, для котораго она во всхъ его трудахъ и опасностяхъ постоянно будетъ путеводной Бвздой. Съ свойственной любовникамъ живостью воображенія и вычурностью фантазіи, онъ мысленно называлъ ее звздой, цвткомъ, нимфой, волшебницей, ангеломъ, русалкой, соловьемъ, сиреной, по мр того, какъ перебиралъ въ ум ея особенности и качества.

XV.
Ошибки влюбленнаго.

Былъ полдень. Молли ушла гулять. Мистрисъ Гибсонъ отправилась длать визиты. Лнивая Цинція отказалась сопровождать какъ ту, такъ и другую. Для нея ежедневная прогулка не была необходимостью, какъ для Молли. Въ прекрасную погоду, имя въ виду пріятную цль или просто повинуясь желанію минуты, она могла ходить не меньше другихъ, но это только въ вид исключенія. Вообще же она не любила отрываться отъ своихъ домашнихъ занятій. Но, конечно, ни одна изъ дамъ Гибсонова семейства не ушла бы въ этотъ день изъ дому, еслибы знала, что Роджеръ находится въ Голлингфорд. Он полагали, что онъ прідетъ въ замокъ не прежде, какъ наслдующей недл, и потому не стснялись ожиданіемъ его посщенія.
Молли пошла по дорог, которая съ дтства составляла ея любимую прогулку. Вередъ самымъ уходомъ ея изъ дому, у ней произошла небольшая стычка съ мачихой, и она снова принялась разсуждать о томъ, справедливо ли, ради домашняго мира и спокойствія, оставлять безъ вниманія отступленія отъ истины людей, съ которыми живешь? Ей казалось, что такая снисходительность должна понижать нравственное достоинство людей. Она спрашивала себя: зналъ ли отецъ, какъ часто ея мачиха гршила противъ правды, и не была ли слпота его, въ этомъ отношеніи, добровольная? Она чувствовала также, и съ большой горечью, что хотя между ней и отцомъ не произошло полнаго отчужденія, однако, въ сношеніяхъ ихъ безпрестанно встрчались разнаго рода препятствія. Она со вздохомъ подумала, что еслибы онъ только захотлъ выказать побольше твердости, то между нимъ и дочерью все могло бы пойдти по старому. Они попрежнему бы вмст гуляли, шутили и повряли другъ другу свои мысли и чувствованія. Все эти мачиха ея нисколько не цнила, но въ то же время, какъ собака на сн, не позволяла и Молли пользоваться тмъ, что было ей такъ дорого. Но какъ бы то ни было, Молли еще недалеко ушла отъ ребяческаго возраста. Посреди всхъ этихъ сожалній и размышленій взоръ ея упалъ на крупныя сплыя ягоды ежевики, отчетливо рисовавъ шіяся на красныхъ и золотистыхъ листьяхъ высокой изгороди. Сама Молли не была охотница до ежевики, но вспомнила, что Цинція очень любила ее. Къ тому же ей улыбался процесъ собиранья ягодъ посреди густого кустарника. Забывъ свои горести и сомннія, она вскарабкалась на высокій плетень и принялась общипывать самыя крупныя и сплыя ягоды, которыя укладывала, вмсто корзинки, на большомъ лист. Она попробовала дв изъ нихъ, но он но обыкновенію показались ей приторными. Подолъ ея платья зацнился за колючки шиповника и порвался на сборкахъ, а хорошенькія губки, несмотря на малое количество съденныхъ ею ягодъ, запачкались и сдлались совсмъ черными. Наполнивъ листъ ежевикой, она направилась домой, надясь незамченной пробраться въ свою комнату и зашить платье, прежде чмъ явиться на глаза къ любившей въ высшей степени опрятность мистрисъ Гибсонъ Парадная дверь легко отворялась снаружи. Молли, очутясь въ полумрак передней, внезапно примтила чье-то лицо, выглядывавшее изъ столовой, а затмъ высунулась и вся голова мистрисъ Гибсонъ, которая знаками приглашала ее войдти въ комнату. Лишь только Молли успла войти, мистрисъ Гибсонъ тотчасъ же бережно затворила дверь. Бдная двушка ожидала выговора за свой разстроенный туалетъ, но вскор почувствовала облегченіе, увидя торжественное и радостное выраженіе лица мачихи.
— Я ожидала васъ, душенька. Не ходите наверхъ въ гостиную, моя милочка. Вы можете помшать длу. Роджеръ Гамлей тамъ съ Цинціей. Я имю причины думать…. говоря правду, я неожиданно отворила дверь и опять поскорй заперла ее: кажется, они не замтили меня Не правда ли, какъ это мило? Молодая любовь, что за прелесть!
— Вы хотите сказать, что Роджеръ сдлалъ предложеніе Цинціи? спросила Молли.
— Нтъ, не совсмъ… то-есть, я не знаю. Я только слышала, какъ онъ говорилъ, что намревался ухать изъ Англіи, ни слова не сказавъ о своей любви и что, безъ сомннія, не отступилъ бы отъ этой ршимости, еслибъ не засталъ ея сегодня одну. Такія значительныя слова не произносятся даромъ, душенька не правдали? Я хотла только довести кризисъ до конца, безъ перерыва, и потому поджидала васъ, чтобъ предупредить.
— Но я могу идти въ мою комнату? спросила Молли.
— Конечно, отвчала мистрисъ Гибсонъ съ неудовольствіемъ въ голос:— но я разсчитывала на ваше сочувствіе въ такой интересный моментъ.
Молли не слышала послднихъ словъ. Она взбжала на лстницу и затворила за собой дверь своей комнаты. Инстинктивно она захватила съ собой и листъ съ ежевикой. До ежевики ли теперь Цинціи? Ей казалось, что она не вполн понимала, въ чемъ было дло. Въ теченіе нсколькихъ минутъ мозгъ ея точно лишился способности дйствовать, а затмъ ей стало душно въ комнат. Она подошла къ открытому окну и съ жадностью впивала въ себя прохладный воздухъ. Мало но малу волненіе ея улеглось, и она въ состоянія была обратить вниманіе на окружавшіе ее предметы. Передъ ней разстилался облитый лучами осенняго солнца, съ самаго дтства хорошо знакомый ей ландшафтъ, спокойный, кроткій, наполненный безчисленнымъ множествомъ воспоминаніи. Осенніе цвты роскошно пестрли въ саду, коровы съ лнивыми движеніями паслись вдали на лугахъ, во всхъ коттеджахъ зажглись вечерніе огни, а изъ трубъ вылетали легкіе клубы синеватаго дыма. Дти выходили изъ школы и оглашали воздухъ громкими веселыми криками. Вдругъ по близости Молли послышался шумъ, отворилась дверь, лстница заскрипла подъ чьпми-то шагами. Не можетъ быть, чтобъ онъ ушелъ, не простившись съ ней! Нтъ, то было бы слишкомъ жестоко! Какъ бы онъ ни чувствовалъ себя счастливымъ, а все-таки не могъ забыть бдную, маленькую Молли. Нтъ! Раздались новые шаги и голоса, и дверь гостиной опять открылась и заперлась. Она положила руки на подоконникъ и. опустивъ на нихъ голову, горько заплакала. Какъ могла она допустить мысль, что онъ уйдетъ, не простившись съ ней, съ Молли, которую такъ любила его мать, которой самъ онъ давалъ нжное названіе сестры. Вспомнивъ о привязанности, какую къ ней питала мистрисъ Гамлей, она еще горче заплакала. Вдругъ дверь гостиной опять растворилась и кто-то сталъ подниматься на лстницу. То были шаги Цинціи. Молли быстро отерла глаза, встала и старалась принять спокойный видъ. Цинція остановилась у двери и постучалась, а затмъ, не входя въ комнату, сказала: ‘Молли, мистеръ Роджеръ Гамлей здсь. Онъ желаетъ съ вами проститься’. И она поспшно ушла, какъ-бы избгая даже самаго короткаго tte—tte съ Молли. Съ подавленнымъ рыданіемъ и съ усиліемъ, съ какимъ ребенокъ ршается проглотить отвратительное лекарство, Моллы немедленно отправилась въ гостиную.
Когда она вошла, Роджеръ серьзно что-то говорилъ мистрисъ Гибсонъ. Цинція стояла возл и слушала, но не принимала участія въ разговор. Глаза ея были опущены и она не подняла ихъ даже съ приближеніемъ Молли.
Роджеръ говорилъ:
— Я никогда не простилъ бы себ, еслибъ связалъ ее общаніемъ. Нтъ, пусть она будетъ свободна до моего возвращенія! Ея доброта, снисходительность, надежда, которую она мн подала, все это длаетъ меня въ высшей степени счастливымъ… О, Молли! воскликнулъ онъ, внезапно примтивъ ее и взявъ за об руки:— я думаю, вы давно угадали мою тайну, неправда ли? Я намревался поговорить съ вами передъ отъздомъ и сдлать васъ своимъ повреннымъ. Но соблазнъ былъ слишкомъ великъ, и я сказалъ Цинціи, что люблю ее сильне, чмъ то могутъ выразить самыя краснорчивыя слова. А она мн отвчала… И онъ взглянулъ на нее съ страстнымъ восторгомъ и, повидимому, позабылъ, что не кончилъ начатую фразу.
Цинція тоже не намревалась повторить своего отвта, но мать ея сказала:
— Моя милая дочь, конечно, вполн цнитъ вашу любовь. Я думаю — и она лукаво взглянула на Роджера и на Цинцію: — что я могла бы назвать причину ея весенняго нездоровья.
— Маменька, быстро перебила ее Цинція: — вы очень хорошо знаете, что это неправда. Я дала слово мистеру Роджеру Гамлею и, полагаю, этого достаточно.
— Достаточно? Гораздо боле, чмъ достаточно! воскликнулъ Роджеръ.— Но я не беру вашего слова. Я связанъ общаніемъ, вы же остаетесь свободны. Мн нравится лишиться свободы: это длаетъ меня счастливымъ и успокоиваетъ меня. Но вамъ не слдуетъ связывать себя никакими общаніями на эти два года.
Цинція не вдругъ отвчала. Было ясно, что она мысленно ршала какой-то вопросъ. Мистрисъ Гибсонъ заговорила:
— Я знаю, вы очень великодушны. Право, я думаю, намъ лучше хранить все дло втайн.
— Я тоже предпочла бы это, перебила ее Цинція.
— Совершенно справедливо, моя милочка. Я знала одну молоденькую двушку, которая, услышавъ о смерти одного молодого человка, ухавшаго въ Америку, объявила, что она была съ нимъ помолвлена и надла трауръ. Слухъ оказался ложнымъ: онъ возвратился здравъ и невредимъ и во всеуслышаніе говорилъ, что никогда и не думалъ длать предложеніе этой молодой двушк. Положеніе бдняжки было очень неловкое. Нтъ, нтъ, подобнаго рода вещи гораздо лучше до поры до времени хранить втайн.
Даже и тутъ Цинція не могла удержаться, чтобъ не сказать:
— Мама, даю вамъ слово, что не надну траура, какіе бы до меня ни дошли слухи на счетъ мистера Роджера Гамлея.
— Роджера, прошу васъ, нжно прошепталъ онъ.
— А вы вс свидтельницы того, что онъ дйствительно сдлалъ мн предложеніе, и еслибъ вздумалъ впослдствіи отъ этого отрекаться, вы можете уличить его. Но я сама желаю, чтобъ наша помолвка осталась тайной до его возвращенія. Я надюсь, вы будете такъ добры и исполните мою просьбу. Прошу васъ, Роджеръ! Прошу васъ, Молли, и въ особенности васъ, мама!
Роджеръ не былъ въ состояніи ни въ чемъ отказать ей, когда она просила его такимъ образомъ и называла просто по имени. Онъ молча взялъ ее за руку, въ знакъ своего согласія. Молли чувствовала, что она и безъ того никогда не будетъ въ силахъ говорить о помолвк Цинціи, какъ о простои новости. Одна мистрисъ Гибсонъ отвчала:
— Мое милое дитя, отчего же ты находишь нужнымъ меня въ особенности просить объ этомъ? Ты знаешь, что на меня боле, чмъ на кого бы то ни было, всякій можетъ положиться.
Часы на камин пробили половину.
— Мн пора идти! воскликнулъ Роджеръ съ испугомъ — Я не думалъ, чтобъ было такъ поздно. Я вамъ напишу изъ Парижа. Дилижансъ ужь долженъ быть теперь у гостиницы ‘Георга’, а онъ тамъ останавливается всего на пять минутъ. Дорогая Цинція… и онъ взялъ ее за руку, и потомъ, какъ-бы не въ силахъ совладать съ собой, привлекъ ее къ себ и поцаловалъ.— Но помните: вы свободны, сказалъ онъ и, отпустивъ ее, обратился къ мистрисъ Гибсонъ.
— Еслибъ я считала себя свободной, замтила Цинція, слегка покраснвъ, но всегда готовая возражать:— еслибъ я считала себя свободной, то, неужто, вы думаете, позволила бы вамъ со мной такъ обращаться?
Настала очередь Молли, и взоръ Роджера оживился тихой, братской нжностью.
— Молли, я знаю, что вы меня не забудете. Я тоже никогда не забуду ни васъ самихъ, ни вашей доброты къ ней. Голосъ его задрожалъ: лучше было поскорй идти. Мистрисъ Гибсонъ, никмъ неслушаемая, продолжала напутствовать его разными любезностями. Цинція безсознательно поправляла цвты въ ваз. Молли стояла совершенно окаменлая: она не чувствовала ни печали, ни радости, въ ней вс ощущенія точно замерли. Когда рука его посл крпкаго, жаркаго пожатія, выпустила ея маленькую ручку, она впервые подняла глаза. До тхъ поръ она держала ихъ опущенными, какъ будто на вкахъ ея лежала свинцовая тяжесть. Роджера уже не было въ комнат. Его поспшный шагъ раздавался по лстниц, затмъ отворилась и затворилась парадная дверь. Молли съ быстротой молніи взбжала наверхъ на чердакъ, слуховое окно котораго выходило на улицу, гд ему надлежало идти. Задвижки и петли у окна заржавли, и она съ усиліемъ отодвигала его, боясь опоздать.
— Я должна, непремнно должна еще разъ на него взглянуть! со стономъ вырвалось у ней. Наконецъ, ей удалось открыть окно. Онъ шелъ быстрымъ шагомъ, чтобы не опоздать къ отходу дилижанса. Багажъ его, пока онъ прощался съ Гибсонами, оставался въ гостиниц ‘Георга’. Молли видла, какъ онъ остановился и, защищая рукой глаза отъ солнца, взглянулъ на домъ въ надежд, вроятно, еще разъ увидть Цинцію. Но, повидимому, это ему не удалось. Молли нсколько отодвинулась въ сторону съ горькимъ сознаніемъ того, что она не иметъ права смотрть ему вслдъ и ожидать отъ него прощальныхъ знаковъ. Черезъ минуту онъ повернулъ за уголъ и скрылся… на нсколько лтъ!
Она осторожно затворила окно. Ее била лихорадка. Она сошла съ чердака въ свою комнату и сла тамъ, забывъ, что еще не раздвалась посл прогулки. Послышались шаги Цинціи. Тогда только Молли быстро вскочила и, бросившись къ зеркалу, начала развязывать шляпу. Но ленты у нея запутались узломъ, съ которымъ никакъ не могли справиться ея дрожащіе пальцы. Цинція остановилась и, чуть-чуть отворивъ дверь, спросила:
— Могу я войдти, Молли?
— Конечно, отвчала та, хотя бдняжк сильно хотлось сказать: нтъ! Молли не обернулась, чтобъ встртить ее. Дикція подошла къ ней сзади, обими руками обняла ее за талію и, наклонивъ голову черезъ ея плечо, потянулась за поцалуемъ. Молли не могла противиться этой нмой просьб о ласк. Но передъ тмъ взоръ ея усплъ уловить отраженіе въ зеркал ихъ обоихъ лицъ. Ея собственное личико было блдно, съ покраснвшими глазами, съ губами выпачканными ежевикой, локоны ея спутались, шляпа на голов сбилась, а платье было разорвано. Цинція сіяла счастьемъ, цвтъ лица ея былъ ослпителенъ, а нарядъ въ полномъ смысл слова безукоризненъ. Что жь мудренаго? подумала Молли. Она обняла Цинцію и положила ей на плечо свою бдную больную головку, которая, въ эту торжественную минуту, какъ-бы искала тамъ успокоенія и любви. Черезъ минуту она выпрямилась, взяла Цинцію за об руки и, отодвинувъ ее нсколько отъ себя, устремила на нее пристальный взглядъ.
— Цинція! Вы его очень любите? Онъ вамъ очень дорогъ?
Пытливый, проницательный взоръ нсколько смутилъ Цинцію.
— Съ какимъ торжественнымъ видомъ вы это у меня спрашиваете, Молли?! сказала она и засмялась, чтобы скрыть свое смущеніе! Потомъ, взглянувъ на Молли, она продолжала:— разв я еще недостаточно доказала это? Впрочемъ, я не разъ говорила, что не одарена способностью любить. Я и ему сказала нчто подобное. Но я могу уважать человка, онъ мн можетъ нравиться, я въ состояніи восхищаться имъ, только никакая любовь — ни даже моя любовь къ вамъ, маленькая Молли — не въ силахъ сбить меня съ ногъ.
— Нтъ, нтъ, не говорите мн! вскричала Модли почти съ страстнымъ порывомъ, и закрыла ей ротъ рукой — Не говорите. Я не стану васъ слушать. Мн не слдовало васъ спрашивать… это только заставляетъ васъ говорить ложь!
— Что съ вами, Молли?
И Цинція, въ свою очередь, старалась прочесть по лицу Молли значеніе и смыслъ ея словъ.— Что съ вами? Точно вы сами любили его!
— Я? сказала Молли, и вся кровь ея прихлынула, къ сердцу. Но черезъ мгновеніе румянецъ возвратился на ея щеки, и она мужественно отвчала, полагая, что говоритъ правду, но въ сущности, скрывая часть ея.
— Конечно, я его люблю, и нахожу, что вы въ его любви пріобрли неоцненное сокровище. Я горжусь тмъ, что онъ былъ мн братомъ, и сама люблю его, какъ сестра, а васъ люблю вдвое больше прежняго, потому что онъ почтилъ васъ своей любовью.
— Нельзя сказать, чтобъ это было очень лестно! возразила Цинція, смясь, но довольная тмъ, что слышала похвалы своему жениху. Она даже была не прочь съ небрежностью отозваться о немъ, лишь бы вызвать новый потокъ лестныхъ для него рчей.
— Да, онъ хорошій человкъ и слишкомъ ученъ и уменъ для такой дурочки, какъ я. Но и вы не можете не согласиться съ тмъ, что онъ дуренъ собой и неуклюжъ. А я люблю красоту и изящество.
— Цинція, я при васъ не стану боле упоминать о немъ! Вы сами знаете, что говорите противъ собственнаго убжденія, только изъ противорчія мн, потому что я хвалю его. Но вамъ не слдуетъ, даже въ шутку о немъ легкомысленно отзываться.
— Въ гакомъ случа не будемъ вовсе говорить о немъ. Я такъ удивилась, когда онъ началъ говорить… такъ… Цинція была очаровательна съ раскраснвшимся лицомъ, съ ямочками на щекахъ, съ блестящими глазами. Она на мгновеніе погрузилась въ воспоминаніе словъ и страстныхъ взглядовъ Роджера. Внезапно она увидла листъ съ ежевикой. Свжій и яркій, когда Молли только что принесла его домой, онъ теперь поблднлъ и увялъ. Молли тоже замтила это, и ей стало жаль бднаго, умирающаго листка.
— Какая славная ежевика! Вы ее для меня собрали! воскликнула Цинція. Она сла и принялась сть ягоды, бережно беря каждую изъ нихъ кончиками пальцевъ и роняя ее въ открытый ротъ, не касаясь до нея губами. Съвъ половину, она вдругъ остановилась.
— Какъ бы мн хотлось проводить его до Парижа! воскликнула она: но это было бы неприлично, я полагаю, хотя въ высшей степени пріятно. Помню, съ какой завистью я всегда смотрла въ Булони, и она съла еще одну ягодку:— на англичанъ, отправлявшихся въ Парижъ! Мн казалось, что въ Булони никто не останавливался, кром скучныхъ и глупенькихъ пансіонерокъ.
— Когда онъ будетъ тамъ? спросила Молли.
— Въ среду, отвчала Цинція: — я ему буду писать туда, то-есть, онъ наврное мн оттуда напишетъ.
Молли внимательно занялась починкой платья и мало говорила. Цинція, хотя и сидла на мст, показалась въ тревожномъ состояніи. Какъ сильно желала Молли, чтобъ она ушла и оставила ее одну!
— А въ конц-концовъ, сказала Цинція, какъ-бы посл минутнаго размышленія: — мы, можетъ быть, никогда не будемъ мужемъ и женой.
— Къ чему вы это говорите? почти съ горечью произнесла Молли: — вы не имете причинъ такъ думать, и я не понимаю, какъ вы только можете вынести подобную мысль!
— О, возразила Цинція: — вы не должны такъ серьзно принимать мои слова. Я многое говорю безъ основанія, въ настоящую минуту мн все кажется сномъ. Два года — это такъ долго! Мало ли что можетъ случиться! Онъ, пожалуй, измнитъ свое намреніе, или я пожелаю прервать съ нимъ сношенія. Наконецъ, подвернется кто нибудь другой, кому я дамъ слово. А что бы вы сказали, Молли, въ послднемъ случа? Что касается до смерти, то я отстраняю всякую мысль о ней. Но, повторяю: мало ли что можетъ случиться?
— Не говорите такъ, Цинція, прошу васъ, умоляла Молли:— можно подумать, что вы къ нему совсмъ равнодушны, тогда какъ онъ вамъ всей душой преданъ.
— Разв я говорю, что равнодушна къ нему? Я только разсматривала случайности. Конечно, я надюсь, что до нашей свадьбы ничего не случится. Вс мудрые и добродтельные люди говорятъ, что отъ будущаго необходимо ожидать всегда худшаго. Но вы, какъ я вижу, не склонны быть сегодня ни мудрой, ни добродтельной, и потому я ухожу отъ васъ позаботиться объ обд, а васъ предоставляю суетному занятію вашимъ туалетомъ.
Она обими руками взяла Молли за голову, весело поцаловала ее и прежде, чмъ та успла опомниться, исчезла изъ комнаты.

XVI.
Материнскій маневръ.

Мистеръ Гибсонъ не возвратился домой къ обденному часу своей семьи: его задержалъ какой-то больной. Въ этомъ, впрочемъ, не было ничего необыкновеннаго, но удивительно то, что мистрисъ Гибсонъ сошла въ столовую и сидла тамъ все время, пока ея мужъ, спустя два часа, лъ оставленный для него обдъ. Вообще она предпочитала свое кресло или уголокъ дивана, и только очень рдко дозволяла Молли пользоваться привилегіей, которой пренебрегала сама. Молли очень охотно сидла бы съ отцомъ за его уединеннымъ обдомъ всякій разъ, когда ему случалось опаздывать, но, ради домашняго мирка и спокойствія, отказывала себ въ этомъ удовольствіи.
Мистрисъ Гибсонъ сла на стулъ около огня и терпливо выжидала той минуты, когда мистеръ Гибсонъ, удовлетворивъ свой здоровый аппетитъ, отойдетъ отъ стола и тоже приблизится къ камину. Она встала, и съ непривычной ей внимательностью, подвинула къ нему вино и стаканы такъ, чтобы онъ могъ доставать ихъ, не двигаясь съ мста.
— Ну, теперь ты какъ нельзя уютне расположился у огня и я могу приступить къ важной новости, которую имю сообщить теб, сказала она, когда все было готово.
— Я такъ и думалъ, что тутъ что-нибудь кроется, замтилъ онъ, улыбаясь.— Говори скорй.
— Роджеръ Гамлей приходилъ сюда утромъ прощаться.
— Прощатьса! Онъ ухалъ! Я не ожидалъ этого такъ скоро! воскликнулъ мистеръ Гибсонъ.
— Да, но не въ этомъ дло.
— Однако, скажи: онъ наврное ужь ухалъ? Мн очень хотлось бы еще повидаться съ нимъ.
— Онъ ухалъ, а теб веллъ передать свои сожалнія и поклонъ. Но дай же мн продолжать: онъ засталъ Цинцію одну и сдлалъ ей предложеніе, которое было принято.
— Цинція? Роджеръ сдлалъ ей предложеніе, и она его приняла? медленно повторилъ мистеръ Гибсонъ.
— Да, что жь тутъ удивительнаго? Ты говоришь такъ, точно случилось что нибудь совершенно необыкновенное.
— Будто бы? Но я, конечно, изумленъ. Онъ славный малый, и я желаю Цинціи всякаго счастья. А ты довольна этимъ? Вдь имъ прійдется долго ждать.
— Можетъ быть, сказала она значительнымъ тономъ.
— Во всякомъ случа, онъ два года будетъ въ отсутствіи, замтилъ Гибсонъ.
— Мало ли что можетъ случиться въ два года, отвчала она.
— Да! Онъ будетъ подвергаться не малымъ опасностямъ, а по возвращеніи, не боле, чмъ теперь, будетъ въ состояніи содержать жену.
— Не знаю, возразила она — все съ видомъ особы, у которой есть собственное имніе.— Таинственная птичка сказала мн, что жизнь Осборна не изъ продолжительныхъ, а тогда… что будетъ Роджеръ? Наслдникъ помстья.
— Кто теб сказалъ это объ Осборн? спросилъ онъ, смотря ей прямо въ лицо и такимъ рзкимъ, строгимъ голосомъ, что она испугалась. Его черные глаза, въ полномъ смысл слова, метали молніи.— Кто теб сказалъ это? повторилъ онъ.
Она сдлала попытку возвратиться къ прежнему шутливому тону.
— Зачмъ теб знать? Разв ты можешь отрицать это? Разв это неправда?
— Я спрашиваю тебя, Гіацинта, кто теб сказалъ, что жизнь Осборна Гамлея находится въ большей опасности, чмъ моя или твоя?
— Прошу тебя, не говори такихъ страшныхъ вещей. Моя жизнь ни чуть не въ опасности, я въ томъ убждена, надюсь, и твоя также, мой милый.
Онъ сдлалъ нетерпливое движеніе и сбросилъ со стола рюмку. Она кинулась поднимать обломки, думая отвлечь его вниманіе.
— Куски стекла очень опасная вещь, сказала она. Но онъ обратился къ ней съ такимъ повелительнымъ тономъ, какого она еще никогда отъ него не слыхала.
— Оставь стекло. Я опять спрашиваю тебя, Гіацинта, кто говорилъ съ тобой о здоровьи! Осборна Гамлея?
— Я никому не желаю зла, и надюсь, что здоровье его въ наилучшемъ состояній, проговорила она наконецъ.
— Кто сказалъ… началъ онъ еще сурове.
— Если ужь ты непремнно желаешь знать это и длаешь такъ много шуму изъ-за пустяковъ, отвчала она, видя, что ничего больше не остается, какъ сознаться:— то знай же, что сказалъ это ты самъ — ты, или докторъ Никольсъ, я не помню наврное.
— Я никогда не говорилъ съ тобой ни о чемъ подобномъ и не думаю, чтобъ Никольсъ сдлалъ это. Лучше скажи мн прямо, на что ты намекаешь, я ршился не выходить отсюда, пока не добьюсь истины.
— Къ чему я только вышла опять замужъ? сказала она чуть не плача и осматривая комнату, какъ-бы надясь найти въ ней щель, въ которую могла бы скрыться. Потомъ, точно видъ двери въ кладовую придалъ ей мужества, она обернулась къ мужу и сказала:
— Ты не долженъ такъ громко говорить о своихъ медицинскихъ тайнахъ, если не желаешь разглашать ихъ. Въ тотъ день, когда у насъ былъ докторъ Никольсъ, мн понадобилось сходить въ кладовую: кухарка спросила у меня банку съ вареньемъ въ ту самую минуту, какъ я собралась выдти изъ дому. Я очень неохотно вернулась, тмъ боле, что боялась запачкать перчатки — и все это для тебя, чтобъ приготовить теб обдъ повкусне.
И она снова приготовилась заплакать, но онъ серьзно сдлалъ ей знакъ продолжать и сказалъ:
— Ну! и ты подслушала нашъ разговоръ?
— Не весь, быстро она перебила его, почти съ облегченіемъ, что онъ самъ помогъ ей сознаться.— Я слышала только дв-три фразы.
— Какія? спросилъ онъ.
— Когда ты кончилъ говорить, то докторъ Никольсъ замтилъ: ‘если у него аневризмъ въ главной артеріи, то дни его сочтены’.
— А дальше?
— Ты отвчалъ: ‘дай Богъ, чтобы я ошибся, но, по моему мннію, симптомы слишкомъ ясно говорятъ, въ чемъ дло’.
— Почемъ ты знаешь, что мы говорили объ Осборн Гамле? спросилъ онъ, можетъ быть, надясь сбить ее съ толку. Но лишь только она замтила, что онъ становится на одну съ ней ногу и снисходитъ до лукавства, она ободрилась и сказала совершенно другимъ уже томомъ, а не тмъ испуганнымъ, которымъ говорила до тхъ поръ.
— О, я знаю! Вы оба называли его по имени прежде, чмъ я начала слушать.
— Такъ ты сознаешься въ томъ, что слушала?
— Да, отвчала она, опять нершительно.
— А какъ теб удалось съ такой точностью запомнить названіе болзни?
— Я пошла… пожалуйста, не сердись, я, право, не вижу вреда въ томъ, что сдлала…
— Прошу тебя, не старайся меня умилостивить. Ты пошла…
— Въ твой кабинетъ, посмотрть, что означаетъ это слово.
— А почему бы я и не могла этого сдлать?
Мистеръ Гибсонъ не отвчалъ ей и не смотрлъ на нее. Лицо его было блдно, губы сжаты, брови грозно сдвинуты. Наконецъ, онъ глубоко вздохнулъ и сказалъ:
— Нечего длать: что посешь, то и пожнешь.
— Я тебя не понимаю, сказала она, и надулась.
— Весьма вроятно, отвчалъ онъ.— И я полагаю, эти подслушанныя слова заставили тебя измнить твое обращеніе съ Роджеромъ Гамлеемъ? Ты прежде была съ нимъ гораздо холодне.
— Если ты хочешь этимъ сказать, что я полюбила его больше Осборна, то ты очень ошибаешься. Нтъ, я его гораздо меньше люблю, хотя онъ сдлалъ предложеніе Цинціи и долженъ быть моимъ зятемъ.
— Скажи мн, какъ все было. Ты подслушала… я не отнкиваюсь: мы говорили объ Осборн, но, погоди, я имю еще кое-что сказать объ этомъ. Ты подслушала и, сколько я могу понять, измнила свое обращеніе съ Роджеромъ, стала принимать его гораздо привтливе прежняго, видя въ немъ непосредственнаго наслдника Гамлейскаго помстья.
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать словомъ: непосредственный.
— Пойди въ кабинетъ и поищи въ словар, сказалъ онъ, теряя наконецъ всякое терпніе и совсмъ выходя изъ себя.
— Я знала, заговорила она сквозь слезы и безпрестанно всхлипывая: — я знала, что Роджеру нравилась Цинція. Всякій могъ легко видть это. Пока онъ былъ только младшій сынъ, безъ всякой професіи и не имлъ никакихъ средствъ, кром стипендіи, я считала нужнымъ держать его на приличномъ разстояніи. И я полагаю, всякій, въ комъ есть хоть капля здраваго смысла, на моемъ мст поступалъ бы такъ же, тмъ боле, что трудно найдти другого такого неуклюжаго, неловкаго и простоватаго молодого человка, какъ онъ.
— Берегись, чтобы посл не пришлось раскаиваться въ своихъ словахъ.
— Никогда! воскликнула она, не вполн понимая, куда онъ метилъ.— Но я теперь вижу, въ чемъ дло. Теб просто-на-просто завидно, что онъ влюбленъ не въ Молли. Это очень-очень нехорошо и несправедливо въ отношеніи къ моей бдной сиротк — дочери. Я всегда такъ стараюсь выставлять на видъ достоинства Молли и длаю для нее все, что могу.
Мистеръ Гибсонъ былъ слишкомъ равнодушенъ къ подобнаго рода обвиненію, чтобы возражать на него. Онъ возвратился къ предмету, который гораздо боле занималъ его.
— Я хочу вполн разъяснить слдующій пунктъ. Перемнила ты или нтъ свое обращеніе съ Роджеромъ, вслдствіе подслушаннаго разговора моего съ докторомъ Никольсомъ? И не надежда ли на то, что онъ совремееемъ сдлается гамлейскимъ наслдникомъ, побудила тебя смотрть благопріятно на его ухаживанье за Цинціей?
— Я полагаю такъ, отвтила она угрюмо:— и, повторяю, не вижу въ этомъ ничего дурного, что оправдывало бы съ твоей стороны подобнаго рода допросъ. Онъ былъ влюбленъ въ Цинцію задолго до этого разговора, и нравился ей. Не мн же было воздвигать препятствія на пути этой искренней, чистой любви. Въ чемъ же посл того заключается материнская любовь, если отнять у нея право обращать въ пользу дочери разныя, могущія представиться обстоятельства. Цинція могла бы умереть, еслибы я вздумала ей перечить: отецъ ея былъ боленъ чахоткой.
— Разв ты не знаешь, что вс медицинскіе разговоры считаются тайной? Самый безчестный поступокъ, какой я могъ бы сдлать, это пойдти и разглашать секреты, которые мн длаются извстными во время отправленія моихъ обязанностей.
— Да, но это ты?
— Какъ будто ты и я, мы не одно и то же въ подобнаго рода вещахъ! Ты не можешь сдлать безчестнаго поступка безъ того, чтобы я не былъ обвиненъ въ соучастничеств съ тобой. Если безчестно разглашать медицинскія тайны, то подумай, что же было бы, еслибы я вздумалъ торговать ими или извлекать изъ нихъ личныя выгоды?
Онъ старался сдерживаться, но оскорбленіе было слишкомъ велико.
— Я не понимаю, что ты въ этомъ случа называешь торгомъ. Я никогда не ршилась бы торговать любовью моей дочери. Но я думала, ты скорй порадуешься тому, что Цинціи представляется хорошая партія и что ты можешь ее сбыть съ рукъ.
Мистеръ Гибсонъ началъ ходить по комнат, засунувъ руки въ карманы. Раза два онъ принимался говорить, но опять останавливался.
— Я не знаю, что теб на все это отвчать, сказалъ онъ наконецъ.— Ты или не хочешь или не можешь понять моихъ словъ. Я очень радъ имть у себя Цинцію. Я ее съ удовольствіемъ принялъ и надюсь, искренно надюсь, что пребываніе въ моемъ дом ей такъ же пріятно, какъ моей собственной дочери. Но въ будущемъ я долженъ быть осторожне. Что прошло, того не воротишь, вся забота моя теперь должна быть устремлена на то, чтобы не допустить повторенія чего либо подобнаго. Однако, разскажи мн, въ какомъ положеніи находится дло.
— Не думаю, чтобы я была вправ съ тобой объ этомъ говорить. Вдь и это секретъ, точно такой, какъ твои вс тайны,
— Очень хорошо. Того, что я знаю, для меня достаточно:— я теперь съумю распорядиться. Всего нсколько дней тому назадъ я общался сквайру предупредить его, если замчу что нибудь только похожее на любовь — о помолвк мы и не думали между которымъ нибудь изъ его сыновей и нашими двицами.
— Но это не помолвка. Онъ не хотлъ брать съ нея слова. Еслибы ты согласился выслушать меня, я бы теб все сказала. Только, надюсь, ты не пойдешь пересказывать моихъ словъ сквайру и другимъ. Цинція такъ просила, чтобы все оставалось тайной! Моя несчастная откровенность ставитъ меня въ весьма затруднительное положеніе. Я никогда ничего не умла скрыть отъ тхъ, кого люблю.
— Но я долженъ объясниться съ сквайромъ. Кром него, я никому ни слова не скажу. Но куда двалась твоя откровенность, когда ты, подслушавъ чужой разговоръ, ршилась о томъ умолчать? Я бы теб тогда же отвтилъ, что мнніе доктора Никольса вполн расходилось съ моимъ. Онъ утверждалъ, что болзнь Осборна чисто временная. Докторъ Никольсъ самъ объявилъ бы теб, что считаетъ Осборна вн всякой опасности и весьма способнымъ жениться и имть дтей.
Если мистеръ Гибсонъ прибгнулъ къ маленькой уловк, чтобы скрыть свои собственныя опасенія, то у мистрисъ Гибсонъ не хватило проницательности замтить это. Она просто пришла въ ужасъ отъ словъ мужа, который до того наслаждался ея смущеніемъ, что къ нему почти возвратилось его обычное настроеніе духа.
— Однако, слдуетъ подумать объ этомъ, сказалъ онъ: — вдь теперь все событіе принимаетъ въ твоихъ глазахъ совершенно иной характеръ: оно теб кажется настоящимъ несчастіемъ.
— Ну, несчастіемъ хоть не несчастіемъ, возразила она: — но, конечно, еслибы я ране знала мнніе доктора Никольса… Она остановилась въ нершимости…
— Видишь, какъ опасно со мной не совтоваться, продолжалъ онъ серьзно.— Вотъ Цинція помолвлена…
— Ни чуть не помолвлена, говорю я теб. Онъ никакъ не хотлъ взять съ нея слова…
— Ну, хорошо, замшана въ любовное дло съ двадцатитрехлтнимъ молодымъ человкомъ, неимющимъ ничего кром своей стипендіи и весьма шаткой надежды наслдовать имніе, обремененное долгами. У него нтъ никакой професіи, онъ ухалъ за границу на два года, а я завтра обязанъ идти къ отцу его и все разсказать ему.
— О, если онъ хоть сколько нибудь недоволенъ этимъ, то ему стоитъ только сказать слово.
— Не думаю, чтобы ты могла тутъ произвольно дйствовать, безъ согласія Цинціи. А мн сдается, что Цинція въ подобнаго рода дл съуметъ постоять за себя.
— Я почти уврена, что она къ нему равнодушна. Она не влюбчива и ничего не принимаетъ близко къ сердцу. Конечно, во всемъ слдуетъ избгать рзкости, но въ два года времени мало ли что можно сдлать.
— А давно ли ты увряла меня, что Цинціи угрожаетъ чахотка, если начать препятствовать ея любви?
— Какъ ты хорошо запоминаешь вс мои глупыя рчи! Однако, мои опасенія не лишены основанія. Ты знаешь, бдный, милый Киркпатрикъ умеръ отъ чахотки. Цинція, пожалуй, чего добраго, наслдовала болзнь, которая легко можетъ развиться отъ сильнаго горя. Иногда мн просто становится страшно и меня только утшаетъ мысль, что она ничего не принимаетъ близко къ сердцу.
— Въ такомъ случа, ты даешь мн свободу дйствовать по усмотрнію и, еслибы сквайръ выказалъ сильное неудовольствіе, даже отъ всего отказаться отъ имени Цинціи?
Бдная мистрисъ Гибсонъ совсмъ растерялась.
— Нтъ! сказала она наконецъ,— Мы не можемъ отказаться. Я уврена, что Цинція не захочетъ этого, особенно если вообразитъ себ, что другіе ршаютъ за нее. Къ тому же онъ очень сильно привязанъ къ ней. Ахъ, еслибы онъ былъ на мст Осборна!
— Сказать ли теб мое мнніе? спросилъ мистеръ Гибсонъ уже совсмъ серьзно.— Передъ нами двое влюбленныхъ молодыхъ людей. Одинъ изъ нихъ честнйшее, благороднйшее существо въ мір, другая — прелестная, живая, милая двушка. Отецъ молодаго человка непремнно долженъ быть увдомленъ, онъ, безъ сомннія, разсердится и станетъ сопротивляться, такъ-какъ въ денежномъ отношеніи дло это дйствительно въ высшей степени неблагоразумно. Но пусть они потерпятъ и подождутъ, и все пріидетъ къ хорошему концу. Лучшей участи не дождется ни одна женщина. Желалъ бы я, чтобы на долю Молли выпало тоже нчто подобное.
— Я постараюсь устроить ея судьбу, право, постараюсь, сказала мистрисъ Гибсонъ, обрадованная перемной его тона и обращенія.
— Вотъ этого-то я и не допущу. Это единственная вещь, которую я запрещаю. Я не хочу, чтобы для Молли ‘старались’.
— Хорошо, хорошо, только не сердись, мой милый! Я одну минуту думала, что ты не на шутку разсердился и страшно перепугалась.
— Это ни къ чему бы не повело! сказалъ онъ угрюмо и всталъ, какъ-бы съ цлью положить конецъ разговору. Его жена была рада поскорй уйдти. Супружеская бесда оказалась далеко неудовлетворительной. Мистеръ Гибсонъ принужденъ былъ прігдти къ тому убжденію, что понятія о чести избранной имъ жены далеко не соотвтствовало его собственнымъ правиламъ, но которымъ онъ поступалъ всю свою жизнь и которыя надялся внушить дочери. Онъ былъ раздраженъ боле, чмъ то выражалъ. Въ сердц его возникло чувство недовольства самимъ собою и недоврія къ жен, недовріе это распространилось даже на невинную Цинцію, вслдствіе чего обращеніе его съ матерію и съ дочерью сдлалось гораздо рзче и холодне обыкновеннаго. Онъ послдовалъ въ гостиную за мисірисъ Гибсонъ и серьзно поздравилъ изумленною Цинцію.
— Разв мама вамъ сказала? спросила она, бросая на мать взглядъ, исполненный упрека.— Едва-ли то, что произошло между нами, можно назвать помолвкой. Мы вс, не исключая мама, поршили держать это втайн.
— Но, моя милая Цинція, не могла же ты ожидать, чтобы я стала что-нибудь скрывать отъ моего мужа, извинялась мистрисъ Гибсонъ.
— Вы, можетъ быть, и правы. Во всякомъ случа, сэръ, сказала Цинція, обращаясь къ нему съ очаровательной откровенностью: — я рада, что вамъ это извстно. Вы всегда были ко мни добры и я, безъ сомннія, сама вамъ все разсказала бы. Только я не хочу, чтобы объ этомъ толковали, и потому, прошу васъ, сэръ, не измняйте моей тайн. Да притомъ, это совсмъ не помолвка: онъ (она покраснла, произнося коротенькое мстоименіе, которое выражало, что для нея теперь существуетъ только одинъ онъ на свт) не хотлъ связывать меня никакимъ общаніемъ до своего возвращенія.
Мистеръ Гибсонъ пристально посмотрлъ на нее, повидимому, нисколько не тронутый ея миловидностью и граціей, которыя въ настоящую минуту ему слишкомъ непріятно напоминали обращеніе ея матери. Потомъ онъ взялъ ее за руку и серьзно замтилъ:
— Надюсь, что вы окажетесь достойной его, Цинція. На вашу долю выпадаетъ большое счастіе. Трудно найдти другое столь же честное и теплое сердце, какъ сердце Годжера. Я знаю его съ самаго дтства, и потому говорю такъ смло.
Молли готова была броситься къ отцу на шею и громко поблагодарить его за эту похвалу отсутствующему. Но Цинція слегка надулась, прежде чмъ ршилась взглянуть ему въ лицо съ улыбкой.
— Нельзя сказать, чтобъ вы были любезны, мистеръ Гибсонъ, замтила она.— Онъ считаетъ меня достойной себя, а его мнніе, какъ мнніе человка глубоко вами уважаемаго, должно имть нкоторую дну въ вашихъ глазахъ.
Если она надялась вызвать его на комплиментъ, то ошиблась въ своемъ ожиданіи. Мистеръ Гибсонъ разсянно выпустилъ ея руку изъ своей, слъ въ кресло близь камина и устремилъ задумчивый взоръ на яркое иламя, точно надясь прочесть тамъ сокрытое отъ него будущее. Молли видла, какъ глаза Цинцщ наполнились слезами, и послдовала за ней на другой конецъ комнаты, гд та принялась рыться въ рабочемъ ящик.
— Милая Цинція, сказала она ей, и пожала руку, помогая ей что-то отыскивать.
— О, Молли, я такъ люблю вашего отца! Что заставляетъ его такъ сурово говорить со мной?
— Не знаю, отвчала Молли.— Онъ, можетъ быть, усталъ.
Мистеръ Гибсонъ прервалъ ихъ разговоръ. Онъ стряхнулъ съ себя задумчивость и, обращаясь къ Цинціи, сказалъ:
— Издюсь, вы не сочтете это за нарушеніе даннаго слова, Цинція, если я передамъ сквайру то… что произошло сегодня между вами и его сыномъ. Меня связываетъ общаніе. Онъ боялся — лучше вамъ сразу сказать правду — онъ боялся (Гибсонъ сдлалъ особенное удареніе на послднемъ слов), чтобы между его сыновьями и вами двумя не произошло чего либо подобнаго, и я еще на дняхъ уврялъ его, что ему ршительно нечего опасаться. Но въ то же время я далъ ему слово увдомить его, лишь только что-нибудь замчу.
Цинція казалась очень недовольной.
— Единственнымъ условіемъ съ моей стороны было молчаніе.
— Но почему? спросилъ мистеръ Гибсонъ.— Я понимаю ваше нежеланіе огласить дло при настоящемъ положеніи вещей, но не вижу причины скрывать его отъ ближайшихъ друзей съ обихъ сторонъ. Я увренъ, вы ничего не имете противъ этого.
— Нтъ, имю, отвчала Цинція: — и еслибъ могла, то скрыла бы все отъ всхъ.
— Я почти увренъ, что Роджеръ напишетъ отцу.
— Нтъ, не напишетъ, возразила Цинція.— Онъ далъ мн слово молчать и, конечно, сдержитъ свое общаніе. На него можно слпо положиться, и она съ упрекомъ взглянула на мать, которая, чувствуя, что и мужъ и дочь имютъ причины быть ею недовольными, хранила благоразумное молчаніе.
— А между тмъ, было бы гораздо лучше, еслибъ извстіе дошло до отца черезъ него. Во всякомъ случа, я дамъ ему время и поду въ замокъ только въ конц недли. До тхъ поръ онъ успетъ, если захочетъ, написать сквайру.
Цинція съ минуту помолчала, потомъ проговорила со слезами:
— Итакъ, общаніе мужчины должно одержать верхъ надъ желаніемъ женщины?
— А почему бы и нтъ? возразилъ онъ.
— Неужто у васъ не хватитъ на столько доврія ко мн, чтобы удовлетвориться, если я скажу, что огласка можетъ доставить мн много горя?
Она произнесла эти слова такимъ мягкимъ, умоляющимъ голосомъ, что мистеръ Гибсонъ непремнно сдался бы на ея просьбу, еслибъ не былъ слишкомъ сильно раздраженъ предъидущимъ разговоромъ съ ея матерью. Теперь же онъ холодно отвчалъ:
— Объявить объ этомъ отцу Роджера не значитъ еще огласить дло. Ма не нравится ваше преувеличенное желаніе хранить его втайн, Цинція. Это даетъ поводъ подозрвать, что тутъ кроется нчто боле серьзное, чмъ вы хотите дать понять.
— Пойдемте, Молли, вдругъ перебила ее Цинція: — споемте тотъ дуэтъ, которому я васъ учила. Пть лучше, чмъ вести подобнаго рода бесду.
То былъ небольшой, веселый французскій дуэтъ. Молли пропла его вяло и неохотно, но Цинція съ большимъ воодушевленіемъ, только на послднихъ нотахъ голосъ ея внезапно порвался, и она съ рыданіемъ убжала наверхъ въ свою комнату. Молли, несмотря на возраженія отца и мистрисъ Гибсонъ, послдовала за ней, но нашла дверь запертой. Вс ея просьбы впустить ее получали въ отвтъ только рыданія и громкія всхлипыванія Цинціи.
Прошло боле недли прежде, чмъ мистеръ Гибсонъ нашелъ свободную минуту для поздки въ Гамлей. Онъ отъ всего сердца желалъ и надялся, что Роджеръ уже обо всемъ увдомилъ отца письмомъ изъ Парижа. Но при первомъ взгляд на сквайра, докторъ убдился, что до свднія его не дошло никакого непріятнаго извстія. Онъ имлъ гораздо боле здоровый видъ, чмъ въ послдніе мсяцы, въ глазахъ его свтилась надежда, а лицо покрылось прежнимъ румянцемъ, который возвратился къ нему, частью отъ постояннаго пребыванія на открытомъ воздух, гд онъ наблюдалъ за работами но осушк, частью отъ счастливаго оборота, какой, благодаря Роджеру, приняли дла его. Кровь быстре и правильне текла въ его жилахъ. Онъ, правда, глубоко чувствовалъ разлуку съ Роджеромъ. Но, когда печаль слишкомъ сильно овладвала имъ, онъ тотчасъ набивалъ трубку и выкуривалъ ее, читая и перечитывая письмо лорда Голлингфорда. Онъ зналъ его наизусть, но искуственно возбуждалъ въ себ сомнніе на счетъ того или другаго выраженія, для того, чтобъ имть причину еще и еще разъ бросить взглядъ на похвалы сыну. Посл первыхъ привтствій, мистеръ Гибсонъ прямо приступилъ къ длу.
— Имете вы извстія отъ Роджера?
— О, да, вотъ его письмо, сказалъ сквайръ, вытаскивая свой черный кожаный бумажникъ, гд письма Роджера хранились между другими бумагами.
Мистеръ Гибсонъ прочелъ его довольно разсянно, увидвъ посл перваго бглаго взгляда, что въ немъ ни слова не упоминалось о Цинціи.
— Гм! Я вижу, онъ вамъ ничего не говоритъ объ одномъ важномъ событіи, случившемся съ намъ посл того, какъ онъ съ вами разстался, сказалъ мистеръ Гибсонъ, недолго думая.— Съ одной стороны, я поступаю измннически, обманывая оказанное мн довріе, но съ другой, держу слово, которое далъ вамъ въ послднее наше свиданіе. Я узналъ, что… то, чего вы боялись… понимаете?… произошло между нимъ и моей падчерицей, Цинціей Киркпатрикъ. Онъ пришелъ къ намъ проститься передъ самымъ отходомъ лондонскаго дилижанса, засталъ ее одну и признался ей въ любви. Они не называютъ это помолвкой, но, тмъ не мене, это нчто весьма похожее на нее.
— Дайте мн письмо, сказалъ сквайръ измнившимся голосомъ. Онъ перечелъ его, какъ-бы надясь найдти тамъ незамченныя прежде слова и выраженія.
— Нтъ! произнесъ онъ наконецъ со вздохомъ.— Онъ мн ничего объ этомъ не пишетъ. Молодые люди умютъ хорошо играть въ откровенность съ отцами, но въ сущности многое отъ нихъ утаиваютъ. Сквайръ, повидимому, былъ гораздо мене недоволенъ самимъ фактомъ, чмъ молчаніемъ о немъ Роджера. По крайней-мр, такъ показалось мистеру Гибсону. Онъ не возражалъ, съ цлью дать ему время опомниться.
— Онъ не старшій сынъ, продолжалъ сквайръ, какъ-бы разсуждая самъ съ собой.— Но все-таки, не о такомъ брак мечталъ я для него. Какъ могли вы, сэръ, гнвно воскликнулъ онъ, обращаясь къ мистеру Гибсону: — какъ могли вы въ послдній разъ, когда здсь были, уврять меня, что ничего нтъ между моими сыновьями и вашими двицами? Все это не могло же случиться вдругъ, и, безъ сомннія, тянулось много дней!
— Къ сожалнію, вы правы. Но я находился въ совершенномъ невденіи и узналъ объ этомъ только вечеромъ въ день отъзда Роджера.
— Недлю тому назадъ, сэръ! Чего же вы до сихъ поръ молчали?
— Я думалъ, что Роджеръ самъ все скажетъ вамъ.
— Это доказываетъ, что у васъ нтъ сыновей. Большая половина ихъ жизни неизвстна ихъ отцамъ. Вотъ, напримръ, Осборнъ: мы живемъ съ нимъ вмст, то-есть обдаемъ за однимъ столомъ и спимъ подъ одной кровлей, и что же… Но лучше объ этомъ не говорить: живи не такъ хочется, а какъ Богъ велитъ! Вы говорите, они не помолвлены? Я, право, не знаю, что мн длать? Надяться на разрывъ, слдовательно, разсчитывать на горе сына, и въ ту самую минуту, когда онъ мн такъ много помогъ!… Это безуміе, не правда ли? Скажите, Гибсонъ, вдь вы должны знать молодую двушку: есть у нея деньги?
— Около тридцати фунтовъ въ годъ, и то по моей милости и пока жива ея мать.
— Немного. Счастье еще, что онъ не Осборнъ. Имъ придется ждать. Изъ какого она семейства? Надюсь, никто изъ ея родственниковъ не занимается торговлей? Вроятно, нтъ, иначе она не была бы такъ бдна.
— Ея отецъ, если я не ошибаюсь, былъ внукомъ нкоего сэра Джеральда Киркпатрика. Мать ея говоритъ, что это старинная баронская фамилія. Я самъ ничего не смыслю въ подобнаго рода вещахъ.
— Это уже что нибудь да значитъ. Я-то, видите ли, кое-что смыслю въ подобнаго рода вещахъ, какъ вамъ угодно ихъ называть. Я люблю чистую аристократическую кровь.
Мистеръ Гибсонъ не могъ удержаться и не сказать:
— Но я боюсь, что только одна восьмая часть крови Цинціи благородная. Я ничего не знаю о ея родственникахъ, исключая того, что отецъ ея былъ пасторомъ.
— Человкъ професіи — это все-таки лучше купца. Сколько ей лтъ?
— Осьмнадцать или девятнадцать.
— Она хороша собой?
— Да, кажется. Многіе находятъ ее красавицей, но вдь это дло вкуса. Я бы вамъ совтовалъ, сквайръ, самому на нее взглянуть. Знаете что? Прізжайте къ намъ завтракать въ какой день вамъ вздумается. Меня вы можете и не застать, но мать ея непремнно будетъ дома, и вы, такимъ образомъ, познакомитесь съ будущей женой вашего сына.
Это было немного неосторожно: мистеръ Гибсонъ слишкомъ положился на спокойный тонъ вопросовъ сквайра. Мистеръ Гамлей ушелъ въ себя и заговорилъ угрюмо:
— Будущая жена Роджера! Какъ бы не такъ! Надюсь, онъ образумится ко времени своего возвращенія. Два года, проведенные посреди черномазыхъ людей, отрезвятъ его и придадутъ ему здраваго смысла.
— Это, можетъ быть, и возможно, но во всякомъ случа невроятно, возразилъ мистеръ Гибсонъ.— Черномазые люди не славятся мыслительными способностями и умньемъ убждать. Слдовательно, плохая надежда на то, чтобъ имъ удалось измнить его образъ мыслей, даже еслибъ они и говорили на понятномъ ему язык. А если Роджеръ раздляетъ мой вкусъ, то пребываніе между чернокожими должно сдлать его еще боле чувствительнымъ къ красот лицъ, отличающихся своей близной.
— Но вы говорите, они не помолвлены, проворчалъ сквайръ.— Если онъ измнитъ свое намреніе, вы не будете настаивать?
— Если онъ захочетъ взять назадъ свое слово, я, конечно, посовтую Цинціи возвратить его Роджеру — вотъ все, что я могу вамъ общать. А теперь, я полагаю, намъ пора прекратить нашъ разговоръ. Я предупредилъ васъ, потому что общался, но при настоящемъ положеніи вещей, мы не можемъ ни поправить, ни испортить дла, мы можемъ только ждать. И онъ взялся за шляпу, собираясь уйти. Но сквайръ не былъ удовлетворенъ.
— Не узжайте, Гибсонъ. Не сердитесь на мои слова, хотя, сказать правду, я не вижу въ нихъ ничего оскорбительнаго. Подождите и отвтьте на мой вопросъ: что она за двушка?
— Я васъ не понимаю, сказалъ мистеръ Гибсонъ. Онъ очень хорошо зналъ, чего добивался сквайръ, только не хотлъ показать виду, потому что досадовалъ на него.
— Что она… похожа на Молли? Добрая ли, чувствительная и кроткая? Любитъ ли она порядокъ? хорошо ли обувается и не носитъ ли дырявыхъ перчатокъ? А если къ ней обратятся за услугой, охотно ли она ее длаетъ, и съ такимъ ли видомъ, какъ будто бы сама именно этого и желала?
Лицо мистера Гибсона приняло свое обычное благосклонное выраженіе. Онъ очень хорошо понималъ смыслъ отрывочныхъ и не совсмъ ясныхъ вопросовъ сквайра.
— Надо начать съ того, что она гораздо красиве Молли, а въ обращеніи очень мила и граціозна. Она всегда бываетъ хорошо, даже изящно одта, хотя не можетъ много тратить на свой туалетъ. Разговоръ ея оживленъ и остроуменъ. Мн ни разу не случалось видть ее въ дурномъ расположеніи духа. Однако, я не поручусь за глубину и постоянство ея чувствованій, а нкоторая холодность сердца, какъ мн не разъ случалось замчать, очень много способствуетъ къ тому, чтобъ упрочить за людьми репутацію хорошаго нрава. Тмъ не мене, я полагаю, такихъ двушекъ, какъ Цинція, найдется разв одна изъ сотни.
Сквайръ размышлялъ.
— Ваша Молли одна изъ тысячи, сказалъ онъ: — но она не можетъ похвастаться ни происхожденіемъ, ни — я полагаю — богатствомъ. Онъ говорилъ, точно думалъ вслухъ, повидимому, забывъ о присутствіи мистера Гибсона. Но тотъ оскорбился и отвчалъ нетерпливо:
— Рчь не о Молли: это дло нисколько не касается ея, и потому совершенно излишне упоминать здсь ея имя и разсуждать о ея происхожденіи и средствахъ.
— Конечно, конечно, согласился сквайръ, точно пробуждаясь отъ сна.— Мысли мои носились далеко отсюда, и я сожаллъ о томъ, что она не годится для Осборна. Но не въ этомъ дло, не въ этомъ дло!
— Совершенно справедливо, подтвердилъ мистеръ Гибсонъ:— а мн, съ вашего позволенія, сквайръ, право, нора домой. Да и вашимъ мыслямъ наедин удобне будетъ уноситься вдаль. И онъ очутился уже у дверей прежде, чмъ сквайръ усплъ удержать его. Онъ стоялъ и нетерпливо ударялъ хлыстомъ по сапогамъ, ожидая конца длинной рчи сквайра.
— Послушайте, Гибсонъ, говорилъ онъ: — мы съ вами старые друзья и стыдно вамъ обижаться моими словами. Мы не сошлись съ вашею женою, въ тотъ единственный разъ, когда я съ ней видлся. Я не хочу сказать, чтобы это была ея вина, но одинъ изъ насъ былъ неправъ, и это не я. Однако, мы оставимъ это безъ вниманія. Вотъ въ чемъ дло. Прізжайте сюда съ ней и съ этой Цинціей (кстати, какое необыкновенное христіанское имя: мн никогда не приводилось слышать подобнаго), а также и съ маленькой Молли, сюда, ко мн завтракать. Дома я буду свободне, и потому самому, любезне. Намъ незачмъ говорить о Роджер, ни мн, ни молодой двушк, а вы, если можете, удержите языкъ вашей жены. Это будетъ имть видъ любезности, оказанной вамъ но случаю вашей женитьбы, и ничего боле. Помните, ни слова не должно быть произнесено о Роджер и его безумной выходк. Я, между тмъ, увижу двушку и выведу свое заключеніе. Это, какъ вы справедливо замтили, самый лучшій планъ. Осборнъ къ тому времени будетъ здсь, а онъ всегда въ своей стихіи, когда находится въ обществ женщинъ. Мн, право, кажется иногда, что онъ самъ на половину женщина: онъ такъ неблагоразуменъ и такъ много тратитъ денегъ!
Сквайръ остался очень доволенъ своей рчью и, въ заключеніе, улыбнулся. Мистеръ Гибсонъ нашелъ ее удовлетворительной и до того забавной, что, несмотря на нетерпніе, съ которымъ желалъ поскорй уйти, тоже улыбнулся. Четвергъ былъ назначенъ днемт^, когда доктору надлежало явиться въ замокъ со всей своей семьей. Въ сущности свиданіе окончилось гораздо лучше, чмъ онъ надялся. Онъ былъ доволенъ полученнымъ приглашеніемъ и нсколько разсердился на мистрисъ Гибсонъ, когда та приняла его не слишкомъ-то благосклонно. Со дня отъзда Роджера она считала себя оскорбленной: очень нужно было мистеру Гибсону говорить о возможности выздоровленія Осборна и тмъ самымъ придавать всему длу въ высшей степени неопредленный характеръ. Осборнъ ей очень нравился, гораздо боле Роджера, и она охотно пустила бы въ ходъ всю свою хитрость, чтобъ поймать его для Цинціи, но ее пугала мысль, что дочь ея можетъ остаться, вдовой. Единственное горе, которое дйствительно болзненно отозвалось на мистрисъ Гибсонъ, была именно смерть мистера Киркпатрика, и несмотря на всю свою прикрытую наружной мягкостью черствость сердца, она не хотла подвергать Цинцію страданію, которое сама испытала. Еслибъ она ране знала мнніе доктора Никольса, она и не подумала бы оказывать покровительство любви Роджера, нтъ, никогда! А мистеръ Гибсонъ, почему онъ сдлался такъ холоденъ и сдержанъ въ своемъ обращеніи съ ней посл того вечера, когда они имли это объясненіе? Она не чувствовала за собой никакой вины, а между тмъ, ей выказывали неудовольствіе и явно не одобряли ея поступокъ. Да и все въ дом съ тхъ поръ шло какъ-то неладно. Она точно скучала безъ частыхъ посщеній Роджера, и не знала, на что ей употребить время, которое посвящала наблюденію за развитіемъ его склонности къ Цинціи. Сама Цинція тоже сдлалась какъ-то молчалива, а Молли была изъ рукъ вонъ печальна. Послднее особенно раздражало мистрисъ Гибсонъ въ ея настоящемъ расположеніи духа, и она добрую часть своего неудовольствія вымещала на бдной двушк, со стороны которой не опасалась ни возраженій, ни жалобъ.

XVII.
Домашняя дипломація.

Вечеромъ того самаго дня, когда мистеръ Гибсонъ здилъ въ гамлейскій замокъ, его жена, дочь и падчерица сидли въ гостиной одн, такъ-какъ самъ докторъ запоздалъ, вслдствіе большаго количества больныхъ, требовавшихъ его попеченій. Для него былъ приготовленъ особый обдъ, и въ первые полчаса, посл его возвращенія, разговоръ вертлся исключительно на предметахъ, относящихся къ д. Мистеръ Гибсонъ былъ очень доволенъ своимъ днемъ: визитъ къ сквайру тяжелымъ камнемъ лежалъ у него на душ съ той самой минуты, какъ онъ узналъ объ отношеніяхъ Роджера къ Цинціи. Ему было въ высшей степени непріятно хать объясняться по длу, существованіе котораго онъ еще такъ недавно съ увренностью отвергалъ. Ему приходилось сознаться въ несостоятельности, а это, какъ извстно, весьма непріятная обязанность. Еслибъ сквайръ былъ мене простодушенъ и доврчивъ, онъ легко могъ бы вывести изъ этой мнимой утайки фактовъ заключеніе, не совсмъ-то благопріятное для мистера Гибсона, и усомниться въ честности его помысловъ. Но онъ былъ такъ мало склоненъ къ подозрительности, что въ этомъ отношеніи доктору нечего было опасаться. Тмъ не мене, хорошо зная вспыльчивый нравъ сквайра, мистеръ Гибсонъ ожидалъ гораздо большей рзкости въ его упрекахъ и рчахъ. Но дло обошлось довольно мирно, а приглашеніе въ замокъ Цинціи, ея матери и Молли, казалось ему даже весьма важнымъ обстоятельствомъ. Вообще благополучный исходъ свиданія съ сквайромъ онъ во многомъ приписывалъ лично самому себ, а на присутствіе Молли при первомъ свиданіи сквайра съ предполагаемой невстой его сына онъ возлагалъ большія надежды. Онъ зналъ, что она всячески постарается поддержать миръ и сгладить жесткость въ обращеніи той или другой стороны. Все это длало его боле веселымъ и кроткимъ, чмъ онъ былъ въ теченіе уже многихъ дней. Посл обда, передъ тмъ, какъ снова отправиться по больнымъ, онъ пришелъ на нсколько минутъ въ гостиную. Стоя у камина, онъ вполголоса посвистывалъ и, смотря на Цинцію, думалъ, что въ недостаточно яркихъ краскахъ описалъ ее сквайру. Этотъ тихій, едва слышный свистъ былъ для мистера Гибсона то же, что мурлыканье для кошки. Чмъ нибудь озабоченный, недовольный или голодный, онъ никогда не свисталъ. Молли примтила за нимъ эту особенность и почти безсознательно чувствовала себя счастливой всякій разъ, какъ слышала этотъ, впрочемъ, далеко не музыкальный свистъ. Но за то мистрисъ Гибсонъ терпть его не могла. Она находила эту привычку недостаточно утонченной, даже ‘не артистической’. Еслибъ она могла назвать ее послднимъ именемъ, то примирилась бы съ отсутствіемъ въ ней утонченности. Въ настоящій вечеръ свистъ мистера Гибсона особенно раздражительно дйствовалъ на ея нервы, но со времени своего послдняго разговора съ нимъ, по случаю помолвки Цинціи, она не ршалась жаловаться и заявлять свои требованія.
Мистеръ Гибсонъ началъ:
— Ну, Цинція, я сегодня видлъ сквайра и объяснился съ нимъ.
Цинція быстро взглянула на него съ вопросительнымъ видомъ. Молли перестала работать, чтобъ лучше слышать, но никто не говорилъ.
— Вы вс отправляетесь туда завтракать въ четвергъ. Онъ пригласилъ, и я за васъ общался.
Опять молчаніе, можетъ быть, весьма естественное, но тмъ не мене раздражительно подйствовавшее на нервы человка, ожидавшаго совершенно инаго.
— Это должно быть вамъ пріятно, Цинція, хотя немножко страшно, неправда ли? спросилъ мистеръ Гибсонъ.— Надюсь, между вами тотчасъ же установятся хорошія отношенія.
— Благодарю васъ! сказала она съ усиліемъ.— Но не сдлаетъ ли это гласной мою помолвку? Я такъ желала бы сохранить ее втайн до его возвращенія или даже до самой свадьбы.
— Я не вижу, какимъ образомъ это могло бы послужить оглаской, возразилъ мистеръ Гибсонъ.— Моя жена отправляется завтракать къ моему другу и беретъ съ собой дочерей — что тутъ необыкновеннаго?
— Я еще не знаю, поду ли я, замтила мистрисъ Гибсонъ, сама не давая себ отчета, къ чему она это сказала, такъ-какъ, напротивъ, съ самаго начала ршилась хать. Но слова были сказаны, и ихъ поневол приходилось поддерживать. Къ тому же, съ мужемъ, подобнымъ мистеру Гибсону, угрожала необходимость привести причину своей ршимости, какая бы она ни была. И, дйствительно, онъ не замедлилъ спросить:
— А почему бы ты не похала?
— О, потому… потому что ему слдуетъ прежде навстить Цинцію. Я очень чувствительна къ обидамъ и не желаю, чтобъ мою дочь оскорбляли потому только, что она бдна.
— Какой вздоръ! возразилъ мистеръ Гибсонъ.— Могу тебя уврить, что тутъ нтъ никакого преднамреннаго оскорбленія. Онъ ни чуть не желаетъ длать гласной помолвку, онъ даже не скажетъ о ней Осборну, вдь и вы этого желаете, Цинція, не правда ли? Онъ надется также, что никто изъ васъ не станетъ упоминать о ней, во время пребыванія въ замк. Онъ совершенно естественно хочетъ познакомиться со своей будущей невсткой. Еслибъ онъ вздумалъ до такой степени измнить своимъ привычками, что пришелъ бы сюда…
— Я ни чуть не желаю его посщенія, перебила мистрисъ Гибсонъ своего мужа.— Онъ былъ черезчуръ нелюбезенъ въ тотъ единственный разъ, когда навстилъ насъ. Но у меня ужь такой характеръ, что я не могу видть, какъ оскорбляютъ близкихъ мн людей потому только, что имъ не улыбается фортуна. И, въ заключеніе, она вздохнула.
— Хорошо, въ такомъ случа не зди, сказалъ мистеръ Гибсонъ, сильно раздосадованный и желавшій поскорй прекратить споръ, тмъ боле, что чувствовалъ, какъ терпніе начинало измнять ему.
— А ты желаешь хать, Цинція? спросила мистрисъ Гибсонъ, съ цлью найти поводъ съ честью отступиться отъ прежде высказанной ршимости.
Но дочь хорошо поняла, въ чемъ дло, и равнодушно отвчала:
— Не очень, мама. Я охотно отказалась бы отъ приглашенія.
— Но оно уже принято, сказалъ мистеръ Гибсонъ, готовый поклясться, что никогда больше не станетъ вмшиваться въ дла, касающіяся женщинъ и любви. Его тронула неожиданная кротость сквайра, онъ думалъ доставить удовольствіе другимъ, а между тмъ, вотъ къ чему привели вс его хлопоты и чмъ окончились его надежды.
— О, Цинція, позжайте! съ мольбой въ голос и во взор произнесла Молли.— Позжайте! Я уврена, что сквайръ вамъ понравится. И какъ у нихъ хорошо въ замк! А если вы откажетесь, онъ, конечно, оскорбится.
— Я не хочу ронять своего достоинства, серьзно возразила Цинція.— А вы слышали, что говоритъ мама?
Это было очень зло съ ея стороны. Она сама намревалась хать и знала, что мать уже думала о томъ, какое ей при этомъ случа надть платье. Но мистеръ Гибсонъ, хотя и хирургъ, никогда не анатомировалъ женскаго сердца, а потому принималъ вс рчи Цинціи и ея матери за чистую монету и сильно досадовалъ какъ на ту, такъ и на другую. Гнвъ до того начиналъ овладвать имъ, что онъ счелъ лучшимъ уйти и быстро направился къ двери, но былъ остановленъ голосомъ жены, говорившей:
— Другъ мой, если ты желаешь, чтобъ я похала, я. поду и постараюсь забыть свои собственныя чувствованія.
— Да, я желаю, рзко сказалъ онъ, и вышелъ изъ комнаты.
— Въ такомъ случа, я поду, произнесла она голосомъ жертвы. Слова эти предназначались для мужа, но врядъ ли до него дошли.— Мы возьмемъ экипажъ въ гостиниц ‘Георга’ и достанемъ ливрею для Томаса. Я уже давно хлопочу о ливре, но дорогой мистеръ Гибсонъ находилъ ее излишней. Теперь же представляется такой случай, который, безъ сомннія, заставитъ его согласиться на мою просьбу. Томасъ подетъ на козлахъ и…
— Но, мама, у меня тоже есть свои чувства… начала Цинція.
— Пустяки, дитя! Ты видишь, какъ все хорошо устроивается.
Итакъ, въ назначенный день он отправились въ Гамлей. Мистеръ Гибсонъ былъ въ свое время увдомленъ о перемн въ ихъ намреніяхъ. Его сильно раздосадовалъ первоначальный отказъ его жены отъ приглашенія, котораго онъ, зная сквайра и его мысли насчетъ женитьбы сыновей, никакъ не ожидалъ. Неудовольствіе заставило его воздержаться отъ разспросовъ насчетъ оказаннаго имъ пріема въ Гамле. Равнодушіе Цинціи къ тому, будетъ или нтъ принято приглашеніе, тоже не понравилось ему. Онъ не зналъ особенностей ея обращенія съ матерью и не понялъ, что равнодушіе это было чисто притворное, взятое ею на себя съ цлью досадить матери. Но, несмотря на все свое неудовольствіе, мистеру Гибсону очень хотлось узнать нкоторыя подробности визита въ Гамлей и въ первую же удобную минуту онъ обратился за свдніями къ Молли.
— Итакъ, вы вчера были въ Гамле?
— Да, я думала, и вы прідете туда. Сквайръ васъ ожидалъ.
— Я сначала намревался хать, но потомъ, по примру другихъ, перемнилъ свое намреніе. Я не вижу, почему за женщинами должно исключительно оставаться право быть измнчивыми? Ну, а какъ вы провели время? Я полагаю, хорошо, судя потому, что Цинція и ея мать возвратились оттуда очень веселыя.
— Да. Милый, старый сквайръ принарядился, прибрался и былъ въ своемъ наилучшемъ настроеніи духа. Онъ очень любезно и внимательно ухаживалъ за Цинціей, которая, съ своей стороны, была очень мила. Она гуляла съ нимъ и слушала его разсказы о сад и о ферм. Мама устала и предпочла сидть въ комнат. Они же, мн кажется, какъ нельзя лучше сошлись и много были вмст.
— А моя маленькая дочка ходила за ними слдомъ на почтительномъ разстояніи?
— Да. Но вдь я тамъ почти какъ дома, и къ тому же… конечно… Молли покраснла и не докончила своей фразы.
— Какъ ты думаешь, стоитъ она его? спросилъ ее отецъ, какъ-бы не замчая ея смущенія.
— Роджера, папа? Кто можетъ его вполн стоить? Но у нея очень милый нравъ и такое прелестное обращеніе.
— Прелестное, это — правда, но я не совсмъ-то хорошо ее понимаю. Отчего она такъ боится огласки, и почему такъ равнодушно приняла приглашеніе отца Роджера? Она мн отвчала такъ хладнокровно, какъ будто бы я звалъ ее идти со мной въ церковь.
— Я не думаю, чтобъ она, дйствительно, приняла это такъ равнодушно. Я тоже не совсмъ-то ее понимаю, но тмъ не мене горячо люблю ее.
— Что до меня касается, то я предпочитаю людей, которыхъ вполн понимаю, но для женщинъ это, конечно, не есть необходимость. Такъ ты, дйствительно, считаешь ее достойной Роджера?
— О, папа… начала Молли и остановилась.
Ей хотлось сказать что нибудь въ пользу Цинціи, но она никакъ не могла справиться съ своимъ отвтомъ. Мистеръ Гибсонъ, повидимому, не очень-то о немъ заботился, его занимали собственныя мысли, результатомъ которыхъ былъ вопросъ о томъ, иметъ ли Цинція извстія отъ Роджера?
— Да. Она получила отъ него письмо въ среду утромъ.
— Показала она теб его? Вроятно, нтъ. Впрочемъ, я читалъ письмо Роджера къ отцу, и потому знаю все, что до него касается.
Однако Цинція, къ немалому удивленію Молли, сказала ей, что если она желаетъ, то можетъ прочесть письмо, но Молли, ради Роджера, не захотла воспользоваться позволеніемъ. Она думала, что онъ писалъ его только для одной особы, и потому было бы нечестно, такъ-сказать, подслушать его сердечныя изліянія.
— А Осборнъ былъ дома? спросилъ мистеръ Гибсонъ.— Сквайръ ожидалъ его возвращенія, но еще не зналъ ничего врнаго…
— Нтъ, его не было дома.
Говоря это, Молли вся вспыхнула. Ей внезапно пришло на мысль, что Осборнъ, безъ сомннія, въ то время находился у своей жены, этой таинственной супруги, существованіе которой было для всхъ тайной, и о которой она сама такъ мало знала. Мистеръ Гибсонъ замтилъ краску на лиц дочери и испугался. Что могла она означать? Ужь достаточно было того, что одинъ изъ сыновей сквайра влюбился въ двушку, низшую его по состоянію и по положенію. Въ какомъ новомъ затрудненіи очутились бы вс они, еслибъ еще нчто подобное завязалось между Осборномъ и Молли! Онъ ршился разомъ разъяснить свои сомннія.
— Молли, сказалъ онъ: — помолвка Цинціи съ Роджеромъ Гамлеемъ застигла меня совершенно врасплохъ, если въ нашемъ дом кроется еще нчто подобное, скажи мн это прямо и откровенно, Я знаю, что вопросъ, который я теб длаю, весьма щекотливаго свойства, но я имю на то весьма важныя причины.
Онъ взялъ ее за руку. Она взглянула на него своими ясными, правдивыми глазами, на которыхъ навернулись слезы. Она сама не знала, что ихъ вызвало — вроятно, то было слдствіемъ ея нсколько разстроеннаго здоровья.
— Если вы полагаете, что Осборнъ думаетъ обо мн такъ, какъ Роджеръ о Цинціи, то, папа, вы совершенно ошибаетесь. Осборнъ и я, мы большіе друзья, но ничего боле и никогда ничмъ инымъ не можемъ быть другъ для друга. Вотъ все, что я могу сказать вамъ.
— И этого совершенно достаточно, дитя мое. Я чувствую большое облегченіе. Ничуть не желаю я, чтобъ кто-нибудь взялъ и увезъ отъ меня мою Молли. Мн было бы очень грустно безъ нея.
Онъ сказалъ это отъ полноты души, но никакъ не ожидалъ, чтобъ слова его произвели столь сильное дйствіе. Молли обвила его шею руками и, положивъ голову на плечо ему, горько заплакала.
— Полно, полно! сказалъ онъ, гладя ее по спин и осторожно опуская на диванъ.— Не плачь: довольно вижу я слезъ въ чужихъ домахъ, гд ихъ проливаютъ вслдствіе дйствительнаго горя. Не хочу я, чтобъ плакали у меня въ семь, гд, надюсь, нтъ къ тому никакихъ причинъ. Вдь съ тобой ничего не случилось дурнаго, неправда ли, дитя? продолжилъ онъ, отодвигая ее отъ себя, чтобы лучше заглянуть ей въ лицо.
Она улыбнулась ему сквозь слезы, и онъ не видлъ печали, снова отуманившей ея личико, когда онъ оставилъ ее одну.
— Ничего, милый, милый папа, ничего нтъ дурнаго со мной въ настоящую минуту. Для меня такое утшеніе имть васъ хоть на самое короткое время въ моемъ исключительномъ распоряженіи — это для меня такое счастіе.
Мистеръ Гибсонъ хорошо понялъ смыслъ этихъ словъ, но въ то же время зналъ, что ничмъ не можетъ измнить положенія вещей, созданнаго его собственнымъ произволомъ. Лучше имя, никогда объ этомъ не говорить. Онъ поцаловалъ ее и сказалъ:
— Вотъ такъ хорошо, дитя! Теперь я спокойно тебя оставлю. Мн давно нора: я совсмъ заболтался съ тобой. Пойди прогуляйся, и возьми съ собой Цинцію, если теб пріятно ея общество. Я ухожу. Прощай, малютка!
Его спокойная манера и слова хорошо подйствовали на Молли, заставивъ ее сдлать надъ собой усиліе и побороть овладвшее ею волненіе. Онъ это и имлъ въ виду. Но у самаго у него болзненно сжалось сердце, и онъ постарался заглушить его боль тмъ, что съ особеннымъ тщаніемъ занялся облегченіемъ чужихъ заботъ и печалей.

XVIII.
Послдствія безсознательнаго кокетства.

На долю Молли тоже не замедлила выпасть честь имть претендента на ея сердце и руку. Только чести этой суждено было недолго длиться, такъ-какъ человкъ, явившійся съ твердой ршимостью сдлать ей предложеніе, кончилъ тмъ, что сдлалъ его Цинціи. То былъ не кто иной, какъ мистеръ Коксъ, возвратившійся въ Голлингфордъ съ цлью привести въ исполненіе намреніе, о которомъ объявилъ мистеру Гибсону еще два года тому назадъ. Онъ надялся убдить Молли сдлаться его женой, какъ только онъ встунитъ во владніе имніемъ своего дяди. Теперь онъ былъ богатый, хотя все попрежнему рыжеволосый молодой человкъ. Онъ остановился въ гостиниц Георга, съ нимъ были его собственныя лошади и при нихъ грумъ. Этихъ лошадей онъ привелъ съ собой ни чуть не для зды, а единственно потому, что думалъ, будто бы столь осязательное доказательство его богатства непремнно окажется полезнымъ ему при сватовств. Длая очень скромную оцнку самому себ, онъ полагалъ, что для благополучнаго окончанія дла, за которымъ пріхалъ, нуждается въ разнаго рода вспомогательныхъ средствахъ. Онъ очень гордился своимъ постоянствомъ. И дйствительно, если принять въ соображеніе то, какъ онъ, вслдствіе обязанностей, приковавшихъ его къ постели больного дяди, отъ котораго ему надлежало получить богатое наслдство, рдко бывалъ въ обществ, а въ особенности въ женскомъ, то его врность къ Молли должна казаться вполн достойной похвалы, по крайней мр въ его собственныхъ глазахъ. Мистеръ Гибсонъ былъ тоже тронутъ ею и счелъ себя обязаннымъ не стснять мистера Кокса въ его ухаживаніи за Молли, но, конечно, отъ всего сердца надялся, что дочь его не поддастся на нжныя нашептыванія юноши, который никогда не умлъ запомнить различія между самыми обыкновенными названіями медицинской номенклатуры. Своей жен онъ ничего не сказалъ о мистер Кокс, кром того, что онъ нкогда былъ его ученикомъ, теперь покинувшимъ медицину (или то немногое, что изъ нея зналъ), вслдствіе полученнаго имъ наслдства, дозволявшаго ему проводить жизнь въ праздности. Мистрисъ Гибсонъ, даже сознавшая, что тмъ или другимъ способомъ она впала въ немилость у своего мужа, вообразила себ, что можетъ стать на прежнюю съ нимъ ногу, если найдетъ хорошаго жениха для его дочери, Молли. Онъ, правда, положительно запретилъ ей хлопотать объ этомъ, но ея собственныя слова такъ часто находились въ разногласіи съ ея тайными мыслями и желаніями, что она совершенно естественно и въ другихъ предполагала то же самое. Все это побудило ее оказать мистеру Коксу самый радушный пріемъ.
— Для меня такое удовольствіе знакомиться съ прежними учениками моего мужа! Онъ мн такъ много говорилъ о васъ, что я, право, считаю васъ членомъ нашей семьи, какъ, безъ сомннія, считаетъ васъ и самъ мистеръ Гибсонъ.
Мистеръ Коксъ чувствовалъ себя въ высшей степени польщеннымъ и принялъ слова эти за хорошее предзнаменованіе. ‘Мисъ Гибсонъ дома? спросилъ онъ, сильно покраснвъ.— Я зналъ ее прежде, то-есть, я жилъ съ ней подъ одной кровлей боле двухъ лтъ и былъ бы очень радъ, еслибъ… когда бы…
— Конечно, и она будетъ рада васъ видть. Я послала ее и Цинцію — вы незнакомы съ моей дочерью Цинціей, мистеръ Коксъ, не правда ли? Она и Молли такіе друзья! Я послала ихъ прогуляться. Сегодня славный морозный день, я думаю, он скоро возвратятся.
Она продолжала говорить разный любезный вздоръ, который пріятно щекоталъ слухъ молодого человка, въ то же время неперестававшаго ни на минуту прислушиваться къ хорошо знакомому стуку парадныхъ дверей, въ ожиданіи что вотъ-вотъ раздастся легкій шорохъ и быстрые шаги молодыхъ двушекъ. Наконецъ, он пришли. Первая въ дверяхъ показалась Цинція, цвтущая, свжая, съ яркимъ румянцемъ на щекахъ и блескомъ въ глазахъ. При вид посторонняго лица, она, какъ-бы пораженная неожиданностью, на мгновеніе остановилась на порог. За ней вошла Молли боле тихой поступью, улыбающаяся, веселая, съ ямочками на щекахъ, но не сіяющая такой ослпительной красотой, какъ Цинція.
— Неужели это вы, мистеръ Коксъ? сказала она, подходя къ нему съ протянутой рукой и привтствуя его съ большой простотой и дружелюбіемъ.
— Да, я васъ очень давно не видлъ. Вы такъ выросли, такъ… но, я полагаю, этого не слдуетъ говорить, пробормоталъ онъ съ застнчивой поспшностью, все время держа ее за руку, къ немалому ея удивленію и неудовольствію. Затмъ мистрисъ Гибсонъ представила ему свою дочь, и об молодыя двушки заговорили объ удовольствіи, доставленномъ имъ прогулкой. Если для мистера Кокса и была когда нибудь возможность успха, то въ это первое свиданіе онъ испортилъ все дло упорствомъ, съ какимъ старался выказатъ свою любовь, а мистрисъ Гибсонъ усердно ему въ томъ помогала. Простота и дружелюбіе въ обращеніи Молли замнились сдержанностью, которую онъ нашелъ весьма дурной отплатой за двухлтнее съ его стороны постоянство. Къ тому же, она совсмъ не была такой необыкновенной красавицей, какою ему рисовали ее воображеніе и любовь. Мисъ Киркпатрикъ отличалась гораздо большей красотой, да и доступъ къ ней оказывался несравненно легче, Цинція, дйствительно, явилась передъ нимъ въ полномъ своемъ вооруженіи: она, о чемъ бы онъ ни говорилъ, съ напряженнымъ вниманіемъ слушала его рчи, какъ будто бы он въ высшей степени интересовали ее, выказывала полное уваженіе ко всмъ его мнніямъ и сужденіямъ, однимъ словомъ, по обыкновенію — безсознательно, пустила въ ходъ все свое инстинктивное искуство пріятно щекотать самолюбіе мужчинъ. Такимъ образомъ, пока Молли такъ спокойно отталкивала его отъ себя, Цинція привлекала его къ себ, и постоянство его не замедлило пасть передъ неотразимой силой ея очарованія. Онъ внутренно радовался тому, что не усплъ еще слишкомъ далеко зайдти въ своемъ ухаживаніи за Молли, и мысленно благодарилъ мистера Гибсона, два года тому назадъ запретившаго ему всякія изъявленія своей привязанности. Теперь онъ ясно видлъ, что Цинція, и одна только Цинція, могла сдлать его счастливымъ. По истеченіи двухъ недль, произведшихъ окончательный переворотъ въ его чувствованіяхъ, онъ счелъ нужнымъ поговорить съ мистеромъ Гибсономъ. Онъ сдлалъ это съ нкоторымъ самодовольнымъ ощущеніемъ, возбужденнымъ въ немъ увренностью въ томъ, что поступокъ его, въ настоящемъ случа, именно такой, какого слдовало ожидать отъ всякаго порядочнаго человка, находящагося въ одинаковыхъ съ нимъ обстоятельствахъ. Но, въ то же время, онъ не могъ отдлаться отъ чувства стыда, которое невольно овладвало имъ при мысли о предстоящемъ признаніи въ измнчивости своего сердца. Онъ могъ не выражать словами этого признанія, но оно само собой подразумвалось. Случилось, что въ дв недли, которыя мистеръ Коксъ почти безвыходно провелъ въ семь мистера Гибсона, хозяинъ очень мало былъ дома. Только изрдка, видя на короткое время своего бывшаго ученика, онъ нашелъ его измнившимся къ лучшему, особенно съ тхъ поръ, какъ обращеніе съ нимъ Молли убдило его, что молодому человку нечего надяться на ея расположеніе. Но мистеръ Гибсонъ даже не подозрвалъ впечатлнія, какое произвела на мистера Кокса Цинція, не то, конечно, онъ не далъ бы развиться въ немъ этой новой склонности. Вообще, докторъ не допускалъ возможности, чтобъ молодая двушка, хотя бы только отчасти связанная общаніемъ въ отношеніи къ одному человку, могла принимать ухаживаніе другого и не поспшить объясниться съ нимъ.
Мистеръ Коксъ пожелалъ видть мистера Гибсона наедин. Оба джентльмена сидли въ комнат, служившей нкогда мстомъ занятій для учениковъ доктора, а теперь предназначавшейся для пріема больныхъ, приходившихъ къ мистеру Гибсону на домъ, за совтомъ и медицинскимъ пособіемъ. Но комната эта еще на столько сохранила свой прежній видъ, что невольно внушала мистеру Коксу нкоторый страхъ и смущеніе. Онъ былъ красенъ до корня своихъ красныхъ волосъ и безпокойно вертлъ въ рукахъ новенькую, лоснящуюся шляпу. Наконецъ, онъ съ отчаяніемъ прямо приступилъ къ длу, мало заботясь о связности и ясности своихъ словъ.
— Мистеръ Гибсонъ, вы, безъ сомннія, будете крайне удивлены… во всякомъ случа, я самъ не могу придти въ себя отъ изумленія… отъ того, что намренъ объявить вамъ. Но я считаю прямой обязанностью всякаго честнаго человка, какъ и вы сами это говорили, сэръ, два года тому назадъ, обратиться сначала къ отцу, а вы, сэръ, замняете мисъ Киркпатрикъ отца. Я желалъ бы выразить мои чувства, мои надежды, или, лучше сказать, мои желанія, однимъ словомъ…
— Мисъ Киркпатрикъ? съ изумленіемъ произнесъ мистеръ Гибсонъ.
— Да, сэръ! продолжалъ мистеръ Коксъ съ мужествомъ отчаянія.— Я знаю, это можетъ показаться вамъ непостоянствомъ, измнчивостью, но увряю васъ, я пріхалъ сюда съ сердцемъ, вполн преданнымъ вашей дочери. Я былъ твердо намренъ сдлать ей предложеніе. Но, сэръ, еслибъ вы видли, какъ она со мной обращалась всякій разъ, какъ я ршался оказывать ей нкоторое вниманіе! Это была не робость, а просто отвращеніе, увряю васъ, я не ошибаюсь, тогда какъ мисъ Киркпатрикъ… онъ скромно опустилъ глаза и слегка улыбнулся, приглаживая ворсъ на своей шляп.
— Тогда какъ мисъ Киркпатрикъ?… повторилъ мистеръ Гибсонъ такъ грозно, что мистеръ Коксъ, эсквайръ и богатый землевладлецъ, почувствовалъ себя смущеннымъ и испуганнымъ, какъ будто бы онъ попрежнему былъ ученикомъ, а мистеръ Гибсонъ его учителемъ.
— Я только хотлъ сказать, сэръ, что, на сколько можно судить по манерамъ, по благосклонности, съ какой меня слушали, но привтливости, съ какой принимали… я… я могу вывести заключеніе… я могу выразить надежду на то, что мисъ Киркпатрикъ не совсмъ ко мн равнодушна. Я готовъ ждать. Если вы только ничего противъ этого не имете, сэръ, то я желалъ бы переговорить съ ней, добавилъ мистеръ Коксъ, чувствуя нкоторую неловкость при вид выраженія, появившагося на лиц мистера Гибсона.— Увряю васъ, я не имю никакой надежды на успхъ съ мисъ Гибсонъ, продолжалъ онъ опять, думая, что мистеръ Гибсонъ оскорбился его непостоянствомъ.
— И впрямь не имете! Но вы напрасно себ воображаете, что это сердитъ меня. Что касается до мисъ Киркпатрикъ, то вы ошибаетесь на ея счетъ. Не можетъ быть, чтобъ она захотла поощрять ваше ухаживаніе!
Мистеръ Коксъ замтно поблднлъ. Если его чувствованія не отличались постоянствомъ, то они, во всякомъ случа, было очень сильны.
— Я думаю, сэръ, что еслибъ вы ее видли… Я не самонадянъ и, право, трудно объяснить, что именно въ ея обращеніи возбудило во мн… Во всякомъ случа, сэръ, вы мн позволите попытать счастія и поговорить съ ней?
— Конечно, если ничто другое не въ состояніи убдить васъ. Мой совтъ вамъ, лучше не подвергаться непріятности получить отказъ. Можетъ быть, я и дурно длаю, но предупреждаю васъ, что ея сердце несвободно.
— Нтъ! воскликнулъ мистеръ Коксъ.— Тутъ должна быть ошибка. Мистеръ Гибсонъ, я, на сколько смлъ, выказывалъ ей любовь свою, и она всегда, какъ нельзя благосклонне принимала выраженіе ея. Она не могла не понять меня и, можетъ быть, перемнила намреніе. Это даже весьма вроятно: она подумала, разсудила, и предпочла другого.
— Подъ ‘другимъ’ вы, конечно, подразумваете самого себя. Я, пожалуй, могу допустить возможность подобнаго непостоянства (онъ не могъ удержаться отъ легкой усмшки), но былъ бы очень огорченъ, еслибъ въ ней провинилась мисъ Киркпатрикъ.
— Но вдь это могло случиться, и я все-таки желалъ бы поговорить съ ней. Не позволите ли вы мн повидаться съ ней?
— Конечно, позволю, мой бдный другъ.— Вмст съ презрніемъ, мистеръ Гибсонъ не могъ не чувствовать сожалнія и даже нкотораго уваженія къ простосердечію и искренности молодого человка.— Я сейчасъ пришлю ее сюда.
— Благодарю васъ, сэръ. Да благословитъ васъ Богъ за вашу доброту!
Мистеръ Гибсонъ пошелъ наверхъ въ гостиную, гд надялся застать Цинцію. И дйствительно, она была тамъ, прекрасная и безпечная, какъ всегда. Она длала шляпку для матери и болтала съ Молли.
— Цинція, сдлайте мн одолженіе, пойдите сейчасъ же въ мою пріемную. Мистеръ Коксъ желаетъ поговорить съ вами.
— Мистеръ Коксъ? спросила Цинція.— Что ему надо?
Она, безъ сомннія, сама нашла отвтъ на свой вопросъ, потому что вдругъ вся вспыхнула и опустила глаза, чтобъ не встртиться со взглядомъ мистера Гибсона. Лишь только она вышла изъ комнаты, мистеръ Гибсонъ слъ и взялъ газету, чтобъ имть предлогъ къ молчанію. Прочелъ ли онъ тамъ что-нибудь такое, или его къ тому побудили собственныя размышленія, только минуты черезъ дв онъ сказалъ Молли, которая не могла придти въ себя отъ удивленія:
— Молли, никогда не играй любовью честнаго человка. Ты и не подозрваешь, какую боль можешь этимъ причинить.
Вскор Цинція вернулась въ гостиную. Она казалась очень смущенной, и еслибъ могла предвидть, что еще застанетъ тамъ мистера Гибсона, то, безъ сомннія, прошла бы прямо въ свою комнату. Видть его, сидящаго въ гостиной посреди благо дня и читающаго, было въ высшей степени необыкновенно. Онъ взглянулъ на нее, только что она показалась въ дверяхъ. Ничего боле не оставалось, какъ смло выдержать грозу.
— Мистеръ Коксъ еще внизу? спросилъ мистеръ Гибсонъ.
— Нтъ. Онъ ушелъ и просилъ меня передать вамъ свой поклонъ. Онъ, кажется, сегодня же отсюда узжаетъ.
Цинція старалась говорить спокойно, но голосъ ея слегка дрожалъ и она не поднимала глазъ.
Мистеръ Гибсонъ еще нсколько минутъ продолжалъ смотрть въ газету. Цинція чувствовала приближеніе грозы и только желала, чтобъ она скорй разразилась. Суровое молчаніе невыносимо тяготило ее. Наконецъ, оно было прервано.
— Я надюсь, это боле никогда не повторится, Цинція! сказалъ мистеръ Гибсонъ очень серьзно.— Я нашелъ бы предосудительнымъ поведеніе всякой свободной молодой двушки, еслибъ она вздумала благосклонно принимать ухаживаніе молодого человка и заставила бы его тмъ самымъ сдлать себ предложеніе, котораго не намрена принять. Но что сказать о молодой двушк въ вашемъ положеніи, помолвленной, и все-таки ‘какъ нельзя благосклонне’ — это слова самого Кокса — принимающей выраженія любви другого мужчины? Подумали ли вы о совершенно безполезной печали, которую причинили ему вашимъ необдуманнымъ поведеніемъ? Теперь я говорю только ‘необдуманнымъ’, но, прошу васъ, не длайте впередъ ничего подобнаго, не то я принужденъ буду дать всему этому боле строгое и сильное названіе.
Молли не могла себ представить, что бы также ея отецъ могъ сказать еще боле строгаго и сильнаго? Манеры и тонъ мистера Гибсона были суровы до жестокости. Цинція сначала вся вспыхнула, потомъ поблднла и, наконецъ, подняла на него глаза, полные слезъ, и бросила на него такой умоляющій взглядъ, что гнвъ его немедленно улегся. Но онъ ршился не поддаваться вліянію ея выразительной красоты и продолжалъ смотрть на нее съ прежней строгостью.
— Прежде, чмъ произносить такой рзкій приговоръ, мистеръ Гибсонъ, я попросила бы васъ выслушать мое оправданіе. Я ничуть не намревалась… кокетничать. Я только хотла быть пріятной, удержаться отъ этого я не въ силахъ. Но глупецъ, мистеръ Коксъ, кажется, вообразилъ себ, что я поощряю его за мной ухаживать?
— Вы хотите сказать, что не замчали его склонности къ вамъ?
Мистеръ Гибсонъ готовъ былъ дать убдить себя этому нжному голосу и прекрасному лицу, обращенному къ нему съ выраженіемъ мольбы и раскаянія.
— Я полагаю, мн слдуетъ сказать вамъ всю правду.
Цинція покраснла и едва замтно улыбнулась, но этого было достаточно, чтобъ снова ожесточить къ ней сердце мистера Гибсона.
— Газа два-три я нашла, что онъ становится ужь черезчуръ внимателенъ. Но я ненавижу обрывать людей, да къ тому же, никакъ не могла себ вообразить, что онъ вздумаетъ серьзно влюбиться въ меня и надлать столько хлопотъ, всего посл двухнедльнаго знакомства со мной.
— Вы, повидимому, все время отлично видли, въ чемъ дло. Но не кажется ли вамъ, что вамъ слдовало бы подумать о послдствіяхъ вашей игры съ нимъ?
— Можетъ быть, не знаю. Но я вижу, я во всемъ виновата, а онъ во всемъ правъ, сказала Цинція, обидвшись и немного надувшись.— Мы во Франціи имли обыкновеніе говорить: les absents ont toujours tort, но здсь кажется… она остановилась. Ей не хотлось сказать дерзости человку, котораго она очень уважала и любила. Она избрала другой способъ защиты и совсмъ испортила дло:— кром того — добавила она — Роджеръ не хотлъ, чтобъ я считала себя связанной общаніемъ. Я желала дать ему слово, но онъ отказался взять его.
— Пустяки! Не станемъ говорить боле объ этомъ, Цинція. Я сказалъ все, что имлъ сказать. Бовторяю, я считаю вашъ поступокъ только необдуманнымъ и совтую вамъ никогда впередъ не приниматься за то же.
И онъ быстро вышелъ изъ комнаты, чтобъ разомъ положить конецъ разговору, продолженіе котораго ни къ чему другому не повело бы, какъ только къ тому, чтобъ усилить его раздраженіе.
— Не виновна, но мы все-таки совтуемъ подсудимой больше не провиняться. Не правда ли, это такъ, Молли? сказала Цинція, улыбаясь сквозь слезы.— Я думаю, вашъ отецъ еще могъ бы сдлать изъ меня хорошую женщину, еслибъ захотлъ за это взяться и не былъ бы такъ неумолимо строгъ. И какъ подумаешь, что всему виной этотъ рыжеволосый дуракъ! Онъ прикинулся огорченнымъ, какъ будто бы зналъ меня въ теченіе многихъ лта, а не нсколькихъ только дней, или, врне, даже часовъ.
— Я боялась, чтобъ онъ очень не полюбилъ васъ, замтила Молли.— Раза два я была поражена выраженіемъ его лица, и если ничего не сказала, то изъ боязни васъ опечалить, да къ тому же, и надялась на его скорый отъздъ. Теперь я очень сожалю объ этомъ!
— Вы ни чуть не поправили бы дла, отвчала Цинція.— Я знала, что нравлюсь ему, а мн очень по сердцу вравиться. Во мн врожденное желаніе производить пріятное впечатлніе на всякаго, кто ко мн приближается, только со мной слдуетъ быть осторожнымъ и не заходить слишкомъ далеко, а не то я начинаю тревожиться. Я теперь до конца моей жизни буду ненавидть рыжеволосыхъ мужчинъ. И какъ подумаешь, что такой молодецъ навлекъ на меня неудовольствіе вашего отца!
У Молли на язык вертлся вопросъ, она сознавала неловкость сдлать его, но онъ совсмъ невольно вырвался у нея.
— Скажете вы объ этомъ Роджеру?
Цинція отвчала:
— Я еще не подумала… нтъ! По крайней мр, я полагаю, что нтъ… разв только въ случа, если я за него выйду…
— Если выйду! съ негодованіемъ воскликнула Молли. Но Цинція не обратила вниманія на ея восклицаніе, пока не кончила начатую фразу: — и увижу по его обращенію и лицу, что ему можно сказать это. Но писать о подобныхъ вещахъ неудобно: онъ можетъ встревожиться.
— Я уврена, что онъ встревожится, просто замтила Молли.— Но, я полагаю, должно быть такъ пріятно говорить съ нимъ свободно обо всхъ своихъ затрудненіяхъ и печаляхъ!
Да, но я не хочу тревожить его. Гораздо лучше писать ему веселыя письма, которыя могли бы развлекать его и поддерживать въ немъ бодрость. Ему должно быть скучно посреди чорныхъ людей. Вы повторили, Молли, мои слова: ‘если я за него выйду’. Знаете ли, мн, право, кажется, что намъ никогда не бывать мужемъ и женой. Я не знаю — почему, по не могу отдлаться. отъ этого предчувствія. А, въ такомъ случа, лучше не поврять ему всхъ моихъ секретовъ, иначе, если мое предчувствіе сбудется, онъ очутится въ весьма неловкомъ положеніи.
Молли опустила работу и сидла молча, устремивъ глаза въ пустое пространство. Наконецъ она сказала:
— Я боюсь, это разобьетъ его сердце, Цинція!
— Пустяки! Вонъ мистеръ Коксъ пріхалъ сюда съ намреніемъ влюбиться въ васъ… да, нечего такъ сильно краснть. Вы и сами это видли не хуже меня и сочли нужнымъ оттолкнуть его отъ себя. Я сжалилась надъ нимъ и поспшила залечить его уязвленное самолюбіе.
— Какъ вы можете, какъ вы смете сравнивать Роджера Гамлея съ мистеромъ Коксомъ! вспылила Молли.
— Нтъ, нтъ, я ихъ и не думаю сравнивать. Они такъ различны, какъ только могутъ быть различны мужчины. Не принимайте такъ къ сердцу всякой бездлицы, Молли. Вы смотрите на меня съ такимъ упрекомъ, какъ будто я обидла васъ такъ же сильно, какъ меня обидлъ вашъ отецъ.
— Ме кажется, что вы недостаточно цните Роджера, смло возразила Молли. Ей потребовалось немало мужества, чтобъ сказать эти слова, хотя она сама не могла бы опредлить чувства, заставлявшаго ее стыдиться ихъ.
— Неправда, я цню его. Но не въ моемъ характер приходить въ восторгъ и, я полагаю, мн никогда не удастся быть тмъ, что называютъ ‘влюбленной’. Тмъ не мене, мн очень пріятно знать о его любви ко мн. Я съ удовольствіемъ помышляю о томъ, чтобъ сдлать его счастливымъ, и считаю его самимъ лучшимъ и пріятнымъ изъ всхъ знакомыхъ мн мужчинъ, исключая, впрочемъ, вашего отца, когда онъ на меня не сердится. Чего же вы еще отъ меня хотите, Молли? Или мн непремнно слдуетъ признать его красивымъ?
— Я знаю, многіе говорятъ, что онъ дуренъ собой, но…
— Я одного мннія съ этими многими. Тмъ не мене, мн правится его лицо, несравненно, въ тысячу разъ боле изящной физіогноміи мистера Престона. Во все время, пока длился этотъ разговоръ, Цинція, казалось, въ первый разъ говорила серьзно. ни Молли, ни она сама не знали, какимъ образомъ подвернулся сюда мистеръ Престонъ. Она упомянула о немъ по внезапному побужденію, но въ глазахъ ея блеснулъ зловщій огонь, а губы презрительно сжались. Молли не разъ и прежде замчала у ней этотъ взглядъ, когда произносилось имя мистера Престона.
— Цинція, что заставляетъ васъ такъ ненавидть мистера Престона?
— А разв вы его любите? Къ чему вы мн длаете этотъ вопросъ? А между тмъ, Молли, сказала она, мгновенно впадая въ уныніе, выразившееся нетолько въ ея голос и взгляд, но во всей фигур, которая внезапно какъ-то опустилась и точно умалилась: — Молли, что бы вы подумали обо мн, еслибъ я въ конц-концовъ вышла за него замужъ?
— Вышли за него? Разв онъ длалъ вамъ предложеніе?
Но Цинція, вмсто отвта, продолжала, разсуждая вслухъ:
— И боле странныя вещи случаются. Слышали ли вы когда-нибудь о томъ, какъ люди съ сильной волей подчиняютъ себ другихъ, боле слабыхъ, и заставляютъ ихъ длать все, что имъ вздумается? Одна изъ воспитанинцъ мадамъ Лефебръ поступила въ гувернантки въ одно русское семейство, которое живетъ гд-то около Москвы. Я иногда намревалась написать ей и попросить ее найдти мн мсто въ Россіи только для того, чтобъ избавиться отъ возможности ежедневной встрчи съ этимъ человкомъ!
— Но иногда вы кажетесь съ нимъ въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ, вы разговариваете съ нимъ…
— Я не могу избжать этого, нетерпливо возразила Цинція. Потомъ, какъ-бы спохватясь, продолжала: — мы были съ нимъ знакомы въ Ашкомб, и это не такой человкъ, отъ котораго можно легко отдлаться. Я должна быть съ нимъ учтива, но ни чуть не изъ любви къ нему, и онъ это знаетъ изъ того, что я ему сказала. Но перестанемъ говорить о немъ. Я совсмъ не знаю, какъ у насъ и теперь о немъ рчь зашла: довольно того, что онъ живетъ на свт, да еще вдобавокъ всего въ полмили разстоянія отъ насъ. О, какъ я желала бы, чтобъ Роджеръ былъ богатъ, чтобъ онъ никогда не узжалъ, немедленно могъ бы на мн жениться и увезти меня прочь отъ этого человка! Еслибъ я тогда обо всемъ подумала, то, право, кажется, приняла бы предложеніе рыжеволосаго мистера Кокса.
— Я ршительно ничего тутъ не понимаю, сказала Молли.— Мн тоже не нравится мистеръ Престонъ, но я никогда и не подумала бы бжать изъ окрестностей, гд онъ живетъ.
— Нтъ, потому что вы благоразумная маленькая милочка, сказала Цинція уже съ обычной своей манерой и, подойдя къ Молли, поцаловала ее.— Во всякомъ случа, вы должны согласиться съ тмъ, что я умю ненавидть.
— Да. Но я все-таки ничего не понимаю.
— И не старайтесь понять. Это старое, сложное дло, которое началось еще въ Ашкомб, Въ основаніи всего лежатъ деньги. О, ужасная бдность! Будемъ говорить о чемъ нибудь другомъ, или я, всего лучше, пойду кончать письмо къ Роджеру, а не то опоздаю къ отходу почты въ Африку!
— Но вы уже опоздали. О, мн слдовало напомнить вамъ! Разв вы не видли въ почтовой контор объявленія о томъ, что письмамъ слдуетъ быть въ Лондон десятаго числа утромъ, а не вечеромъ, какъ сначала предполагалось. О, какъ мн жаль!
— И мн тоже, но вдь этимъ длу не поможешь. Будемъ утшаться мыслію, что чмъ поздне до него дойдутъ извстія о насъ, тмъ больше удовольствія они доставятъ ему. Меня гораздо сильне тревожитъ то, что вашъ отецъ на меня сердится. Я люблю его, и онъ изъ меня длаетъ настоящую трусиху. Видите ли, Молли, продолжала она жалобно: — мн до сихъ поръ не случалось жить съ людьми, у которыхъ были бы такія высокія понятія о чести, и я совсмъ не знаю, какъ мн держать себя съ вами.
— Но вамъ слдуетъ научиться, нжно возразила Молли.— Роджеръ не мене насъ строгъ въ своихъ понятіяхъ о добр и зл.
— Да, но онъ влюбленъ въ меня! сказала Цинція съ сознаніемъ собственной силы. Молли отвернулась и замолчала. Она знала, что Цинція говорила истину, а съ истиной безполезно, да и опасно вступать въ борьбу. Она старалась всячески заглушить опасенія, которыя мучили ее, и даже избгала анализировать ихъ. Во всю эту зиму ей казалось, будто солнце ея жизни все боле и боле подергивалось туманомъ, и она думала, что оно уже никогда снова не засіяетъ для нея ярко и весело. Она каждое утро просыпалась съ тяжелымъ сознаніемъ, что вокругъ нея все какъ-то не ладится, и она ничмъ не въ состояніи измнить установившагося порядка вещей. Какъ ни старалась она, а не могла не видть, что отецъ ея тяготился своей женой. Сначала она долго удивлялась его наружному довольству и была до того эгоистична, что даже мало радовалась его спокойствію. Но повременамъ природа брала свое, и тогда она сердилась и негодовала на то, что называла его слпотой. Теперь же въ немъ произошла какая-то перемна, и это со времени помолвки Цинціи. Онъ сдлался крайне чувствителенъ къ недостаткамъ своей жены, обращеніе его приняло рзкій, саркастическій оттнокъ, и нетолько въ отношеніи къ жен, но и въ отношеніи къ Цинціи, и даже — хотя, правда, очень рдко — въ отношеніи къ собственной дочери. Еслибы онъ былъ подверженъ гнвнымъ припадкамъ или вообще привыкъ выражать то, что тревожило или сердило его, то это, безъ сомннія, облегчило бы его, хотя, можетъ быть, и унизило бы въ собственныхъ глазахъ. Въ настоящемъ случа, обычная сдержанность не измнила ему, но онъ сталъ жестокъ въ обращеніи, а рчи его отличались какой-то горечью. Молли качала сожалть о ‘слпот’, въ которой, по ея мннію, мистеръ Гибсонъ пребывалъ въ первый годъ посл своей женитьбы. Собственно говоря, домашній миръ ничмъ не нарушался, многіе сказали бы, что мистеръ Гибсонъ подчиняется тому, что неизбжно. Онъ самъ выражался гораздо картинне, утверждая, что ‘нечего плакать о пролитомъ молок’. Онъ но принципу избгалъ всякой ссоры съ женой, предпочитая въ крайнихъ случаяхъ или уходить изъ комнаты, или зажимать ей ротъ насмшкой. Къ тому же, и мистрисъ Гибсонъ сама отличалась довольно спокойнымъ характеромъ и любила тишину и согласіе. Она нелегко понимала сарказмы своего мужа, они, правда, смущали ее, по она никогда не старалась добираться до ихъ смысла, ей было непріятно о нихъ думать, и она спшила забывать ихъ. Тмъ не мене она чувствовала, что находится въ опал, и тревожилась. Въ этомъ отношеніи она походила на Цинцію: ей нравилось производить пріятное впечатлніе и очень хотлось возвратить къ себ уваженіе, которое, хотя она этого и не подозрвала, потеряла навсегда. Иногда Молли втайн брала сторону мачихи. Ей казалось, что сама она не могла бы такъ кротко выносить рзкія выходки отца. Он поражали бы ее до глубины души, и она или потребовала бы отъ него объясненія и доискалась бы до причины его неудовольствія, или же впала бы въ отчаянное и мрачное настроеніе духа. А мистрисъ Гибсонъ, вмсто того, всякій разъ, какъ мужъ ея выходилъ изъ комнаты посл непріятнаго разговора, произносила съ боле изумленнымъ, чмъ оскорбленнымъ видомъ:
— Дорогой папа сегодня, кажется, не въ дух. Надо приготовить ему обдъ по вкусу. Я не разъ замчала, что все въ домашнемъ быту зависитъ отъ умнья доставлять мужчин какъ можно боле удобствъ.
Итакъ она продолжала отыскивать способъ, который возвратилъ бы ей расположеніе мужа. Она даже усиленно объ этомъ заботилась и, по крайнему своему разумнію, прибгала къ тому или другому средству. Молли невольно сожалла ее, видя ея безполезныя и неудачныя попытки, хотя вполн сознавала, что мачиха ея была причиной овладвшей ея отцомъ раздражительности. Онъ до нкоторой степени даже началъ преувеличивать недостатки своей жены. Они производили на него дйствіе, похожее на то непріятное ощущеніе, какое производитъ на нервныхъ людей безпрестанно повторяющійся около нихъ одинъ и тотъ же шумъ: замтивъ его разъ, они постоянно съ напряженнымъ вниманіемъ ожидаютъ его возобновленія.
Итакъ, Молли вообще провела не очень-то веселую зиму, не говоря уже о личныхъ тревогахъ и печаляхъ, какія у нея могли быть. Самое здоровье начинало измнять ей. Она не хворала, но жизненныя силы ея точно упали. Сердце ея билось медленне и слабе. Она ни на что не надялась, ничего не ожидала впереди. Во всемъ мір, казалось ей, не было средства, которое могло бы уничтожить разладъ, возникшій между ея отцомъ и его женой. Пройдутъ дни, мсяцы, годы, а Молли постоянно будетъ сочувствовать отцу, соболзновать мачих, страдать за обоихъ, и гораздо боле, чмъ мистрисъ Гибсонъ страдала за самое себя. Молли не могла себ представить, какъ это она прежде желала, чтобы глаза ея отца открылись насчетъ недостатковъ его жены, и надялась на то, что онъ съуметъ исправить ихъ. Нтъ, въ ихъ положеніи все было безнадежно, и единственное лекарство противъ терзавшаго ихъ зла заключалось въ томъ, чтобы какъ можно меньше о немъ думать. Затмъ, отношенія Цинціи къ Роджеру тоже не мало тревожили Молли. Она не врила въ любовь Цинціи къ нему, по крайней-мр она казалась ей гораздо мене сильной., чмъ та, которую она, Молли, принесла бы ему въ даръ, еслибы была такъ счастлива — нтъ, не то, еслибы она находилась на мст Цинціи. Она пошла бы къ нему съ протянутыми руками, съ сердцемъ, преисполненнымъ любви и признательности за каждую ласку, за каждое слово доврія. Цинція же, вмсто того, получала его письма съ какой-то беззаботностью, и читала ихъ съ страннымъ равнодушіемъ, между тмъ, какъ Молли сидла у ея ногъ и смотрла ей въ глаза съ тмъ тоскливымъ видомъ, съ которымъ собака ожидаетъ крошекъ, случайно падающихъ со стола ея хозяина.
Въ подобныхъ случаяхъ она всегда старалась быть терпливой, пока, наконецъ, не наставала удобная минута, когда она могла спросить: ‘Гд онъ, Цинція? Что онъ пишетъ?’ Цинція клала письмо на столъ я улыбалась, вспоминая нжныя выраженія, въ немъ заключавшіяся.
— Гд? О, я не могу сказать въ точности. Я не обратила на это вниманіе. Гд-то въ Абиссиніи, кажется, въ Гуон. Я не могу разобрать названія, да это ни къ чему бы и не повело, такъ-какъ не могло бы дать мн ни малйшаго понятія о мстности.
— Здоровъ онъ? заботливо спрашивала Молли.
— Да, теперь. У него былъ легкій припадокъ лихорадки, говоритъ онъ, который, однако, благополучно прошелъ, и онъ теперь надется, чти совсмъ аклиматизировался.
— Лихорадки!… Но кто же за нимъ ходилъ, кто о немъ заботился?… и въ такой дали отъ дома!… О, Цинціи!
— Я не думаю чтобы за нимъ кто нибудь ухаживалъ, за бдненькимъ. Какой уходъ въ Абиссиніи? Тамъ и понятія не имютъ о госпиталяхъ. Но у него былъ съ собой порядочный запасъ хинины, которая, кажется, составляетъ лучшее специфическое средство.
Молли минуту или дв сидла въ раздумь.
— Отъ какого числа это письмо, Цинція?
— Я не посмотрла… Оно писано въ декабр — 10-го декабря.
— Почти два мсяца тому назадъ, замчала Молли.
— Да, но когда онъ узжалъ, я ршилась не терзать себя безполезными опасеніями. Еслибъ съ нимъ случилось… что-нибудь дурное, сказала Цинція, избгая произнести слово ‘смерть’, все кончилось бы гораздо скоре, чмъ до меня успло бы дойдти извстіе о его болзни. Какую пользу могла бы я ему принести, скажите сами, Молла?
— Никакой. Все это совершенно справедливо, только я полагаю, сквайръ не такъ благоразуменъ, какъ вы.
— Я всякій разъ, какъ получаю письма отъ Роджера, нишу ему маленькую записочку. Какъ вы думаете, Молли, сказать ему о лихорадк?
— Право, не знаю, отвчала Молли.— Нкоторые посовтовали бы вамъ сказать, но я почти предпочла бы остаться въ неизвстности на этотъ счетъ. Не пишетъ ли онъ еще чего-нибудь такого, что я могла бы узнать?
— Письма влюбленныхъ всегда очень нжны, а это въ особенности, отвчала Цинція, еще разъ просматривая письмо.— Вотъ вы можете прочесть отсюда и до сихъ поръ, продолжала она, отмчая нсколько строчекъ.— Сама я пропустила это мсто: оно показалось мн скучнымъ. Онъ толкуетъ объ Аристотел, да о Плиніи, а я спшу докончить мою шляпку ко времени, когда мы отправимся длать визиты.
Молли брала письмо. у ней мелькало въ голов, что онъ касался его, держалъ его въ своихъ рукахъ, въ такой отдаленной стран, гд онъ могъ погибнуть, и никто бы о томъ и не зналъ. Ея тонкіе, смуглые пальчики нжно обхватили бумагу. Она начала читать. Въ отмченныхъ строкахъ, рчь, между прочимъ, шла о нсколькихъ книгахъ, которыя, она подумала, можно достать въ Голлингфорд. Ученыя подробности и ссылки на извстныя сочиненія, дйствительно, могли бы инымъ показаться скучными, по никакъ не ей, благодаря его прежнимъ урокамъ и назидательнымъ разговорамъ, возбудившимъ въ ней интересъ къ естествознанію. Въ заключеніе, онъ извинялся въ этихъ сухихъ подробностяхъ, говоря, что о чемъ иномъ могъ бы онъ писать изъ этой дикой страны, какъ не о своей любви, своихъ странствованіяхъ и развлеченіяхъ. Въ абиссинской пустын нтъ ни общества, ни легкой литературы, ни произведеніи искуства.
Молли давно не чувствовала себя здоровой, и воображеніе ея, поэтому, вообще было болзненно настроено. Мысли ея днемъ и ночью, на яву и во сн, постоянно обращались къ Роджеру. Ей казалось, что онълежитъ больной, и некому о немъ позаботиться. Она то я дло молилась: ‘Господи, сохрани ему жизнь, хотя бы мн боле никогда не пришлось увидть его! Будь милостивъ къ его отцу! Дай ему возвратиться домой невредимымъ и жить счастливо съ той, которую онъ такъ нжно — о Боже, какъ нжно любитъ!’ И бдняжка горько рыдала, пока не засыпала, со слезами на глазахъ, съ горячей молитвой на устахъ.

XIX.
Мистеръ Киркпатрикъ.

Цинція нисколько не измнилась къ Молли. Она была попрежнему къ ней добра, внимательна, всегда съ удовольствіемъ оказывала ей услуги, увряла ее въ своей къ ней привязанности и, кажется, дйствительно любила ее боле всхъ на свт. Но Молли заняла это мсто въ сердц Цинціи почти съ первыхъ же дней, какъ та поселилась въ дом ея отца. Еслибъ она чувствовала хоть малйшую склонность анализировать характеръ людей, къ которымъ сама была привязана, то непремнно замтила бы, что, при всей своей наружной откровенности, Цинція не переступала за извстныя границы доврія. Была черта, за которой она начинала себя сдерживать и окружать какой-то таинственностью. Напримръ, ея отношенія къ мистеру Престону составляли настоящую загадку для Молли. Она видла, что между ними въ былое время въ Ашкомб непремнно должна была существовать гораздо большая интимность, воспоминаніе о которой волновало и раздражало Цинцію, явно стремившуюся забыть то, что онъ, напротивъ, всячески старался ей напоминать. Но что положило конецъ этой интимности, почему Цинція такъ не взлюбила его теперь, и еще многія другія связанныя съ этимъ обстоятельства оставались неразъясненными для Молли. Цинція очень ловко отражала невинныя усилія Молли, въ первое время ихъ знакомства, узнать подробности прошедшаго существованія своей подруги. Не разъ случалось Молли внезапно встрчать на своемъ пути высокую стну, которую не было возможности пробить, но крайней-мр, тми деликатными орудіями, какія для того избирала милая двушка. Можетъ быть, Цинція и открыла бы вс свои тайны, еслибы, для удовлетворенія своего любопытства, къ ней приступили съ большей настойчивостью или хитростью. Но Молли но изъ любопытства, а изъ участія, желала проникнуть въ тайну Цинціи, и потому, лишь только замтила, что та предпочитаетъ молчать о ней, перестала ее разспрашивать.
Молли была единственная особа, къ которой Цинція продолжала относиться съ неизмнной лаской и привтливостью. Вліяніе мистера Гибсона на своенравную красавицу только до тхъ поръ и было дйствительно, покуда она видла, что нравится ему. Она старалась поддержать въ немъ хорошее о себ мнніе, и ради этого, не разъ удерживалась при немъ отъ саркастической выходки противъ матери или отъ соблазна сдлать маленькое отступленіе отъ той или другой истины. Теперь же ею овладла какая-то трусость въ ея сношеніяхъ съ мистеромъ Гибсономъ, и даже Молли, ея постоянная защитница, не могла не замтить, какъ она увертывалась, и не всегда съ безукоризненной правдивостью отвчала на его нападки и замчанія. Ея остроумныя, насмшливыя возраженія матери сдлались рже, но ихъ замнила какая-то нетерпливость, и точно раздражительность, въ обращеніи съ ней. Вс эти измненія въ настроеніи духа Цинціи совершились не вдругъ, а постепенно въ теченіе многихъ зимнихъ мсяцевъ, длинныхъ вечеровъ и ненастныхъ дней, которые какъ-то имютъ способность съ особенной отчетливостью выставлять мрачныя стороны характеровъ людей и ихъ непріязненныя расположенія другъ къ другу.
Большую часть этого времени мистеръ Престонъ провелъ въ Ашкомб, такъ-какъ лордъ Комноръ не могъ найдти другого управляющаго, который былъ бы въ состояніи замнить мистера Престона. Пока его мсто оставалось незамщеннымъ, мистеръ Престонъ взялся исполнять обязанности своего прежняго и новаго положенія. Мистрисъ Гудепофъ подверглась серьзной болзни, и все время, что она хворала, маленькое голлингфордское общество, желая высказать сочувствіе къ страданіямъ одного изъ своихъ членовъ, не давало вечеровъ и не устроивало ннеакого рода собраній. Мисъ Броунингъ находила, что отсутствіе шумныхъ удовольствій весьма пріятно для развитыхъ умовъ, особенно посл разсяннаго образа жизни, какой вели голлингфордцы прошлую осень, но случаю вступленія въ среду ихъ мистера Престона. Но мисъ Фбе какъ-то разъ въ принадк откровенности проговорилась, что она и сестра ея взяли привычку ложиться спать въ девять часовъ вечера, такъ-какъ ежедневно повторяемая игра въ карты, начиная съ пяти и до десяти часовъ, имъ сильно наскучала. Говоря правду, настоящая зима прошла для голлингфордскихъ обитателей очень мирно и спокойно, по за то въ высшей степени однообразно. Наконецъ, въ март все общество было пріятно поражено извстіемъ, что мистрисъ Гибсонъ ожидала прізда своего деверя, мистера Киркпатрика, недавно возведеннаго въ званіе королевскаго совтника. Комната мистрисъ Гуденофъ сдлалась центромъ, гд обсуживалось это важное событіе. Сплетни въ теченіе всей ея жизни были для нея насущнымъ хлбомъ, теперь же он составляли для нея настоящее угощеніе.
— Господи, помилуй! воскликнула старая леди, приподымаясь въ кресл и спираясь локтями о его ручки: — кто бы подумалъ, что она иметъ такихъ важныхъ родственниковъ! Мистеръ Аштонъ однажды мн сказывалъ, что королевскій совтникъ почти такъ же неизбжно современемъ превращается въ судью, какъ котенокъ въ кошку или кота. И какъ подумаешь, что она, пожалуй, скоро будетъ сестрой судьи! Мн въ мою жизнь разъ только привелось видть судью, и я тогда же подумала, какъ пріятно было бы имть шубу, въ род той мантіи, которая была на немъ. Я охотно купила бы подобную, еслибъ могла достать ее изъ вторыхъ рукъ. А между тмъ, когда она жила въ Ашкомб, то, то и дло, перешивала, выворачивала, чистила и красила свой старыя шелковыя платья. Мн это извстно изъ врнаго источника. Содержательница пансіона въ такомъ близкомъ родств съ королевскимъ совтникомъ! Впрочемъ, это почти нельзя назвать пансіономъ: число ея воспитанницъ едвали простиралось до десяти, и онъ врядъ-ли когда нибудь объ этомъ слышалъ.
— Желала бы я знать, какой они ему приготовятъ обдъ, сказала мисъ Броунингъ.— Настоящая минута весьма неудобна для пріема и угощенія постителей. Дичи не достанешь теперь но за какія деньги, цыплятъ тоже, а для баранины еще не настало время.
— Ему придется удовольствоваться телячьей головкой, торжественно произнесла мистрисъ Гуденофъ.— Еслибъ я была здорова, то списала бы рецептъ, по которому моя бабушка приготовляла телячью головку подъ соусомъ, и послала бы его мистрисъ Гибсонъ. Докторъ былъ такъ ко мн добръ въ теченіе всей моей болзни, что я и сказать вамъ не умю. Очень желала бы я, чтобъ дочь моя, проживающая въ Комбермир, прислала мн осеннихъ цыплятъ, я тотчасъ же препроводила бы ихъ къ мистеру Гибсону, Но, къ сожалнію, она уже всхъ ихъ попереубивала и попересылала ко мн, и въ послднемъ своемъ письм увдомила меня, что у нея боле ни одного изъ нихъ не осталось.
— Какъ вы думаете, дадутъ они по случаю его прізда вечеръ? спросила мисъ Фбе.— Мн хотлось бы хоть разъ въ жизни посмотрть на королевскаго совтника. Однажды только я видла копьеносца, и это самый высшій сановникъ, какого мн привелось видть по части правосудія.
— Они, конечно, пригласятъ мистера Аштона, замтила мисъ Броунингъ.— Тогда у нихъ собрались бы представители трехъ важныхъ отраслей науки: законовднія, медицины и богословія. Приходскаго священника каждое благородное семейство считаетъ долгомъ приглашать при всякомъ мало-мальски удобномъ случа.
— Женатъ ли онъ? спросила мистрисъ Гуденофъ, къ великому удовольствію мисъ Фбе, жаждавшей разршенія этого вопроса, но изъ двической стыдливости нершавшейся обратиться съ нимъ даже къ своей сестр, которая была главнымъ источникомъ всхъ свдній. Она, идя къ мистрисъ Гуденофъ, встртилась на дорог съ мистрисъ Гибсонъ и отъ нея узнала коекакія подробности о посщеніи королевскаго совтника.
— Да, онъ женатъ и, должно быть, иметъ нсколькихъ дтей, такъ-какъ мистрисъ Гибсонъ сообщила мн, что Цинція Киркпатрикъ одно время шила у него въ Лондон и брала уроки вмст съ своими кузинами. Она очень хвалитъ его жену, которая, говоритъ она, превосходно образована и происходитъ изъ хорошей фамиліи, хотя и не принесла за собой мужу никакого приданаго.
— Да, это очень пріятное родство, глубокомысленно замтила мистрисъ Гуденофъ.— Странно только, что мы прежде ничего о немъ не слышали. Признаюсь, я не считала мистрисъ Гибсонъ способной скрыть свое родство съ такой значительной особой. Да, сказать правду, кто изъ насъ не любитъ вставлять напереди лучшее полотнище въ плать? Кстати о полотнищахъ, я вспомнила, какъ часто перешивала платья, стараясь помстить запачканное мсто по ту сторону, которая приходилась ближе къ мистеру Гудепофу, когда мы шли съ нимъ подъ руку. У него было доброе, нжное сердце. Это было тотчасъ посл нашей свадьбы, при нашемъ возвращеніи изъ церкви, когда мн сказалъ: ‘Патти, проднь твою правую руку въ мою лвую, ты, такимъ образомъ, будешь ближе къ моему сердцу’. И съ тхъ поръ это у насъ вошло въ привычку, которой мы не покидали даже и тогда, когда моему бдному голубчику было уже не до того, чтобъ нжничать и разыскивать, въ какомъ боку у него находится сердце. Итакъ, творю я, всякій разъ, какъ въ моемъ плать бывало запачканное полотнище, я его вставляла въ правую сторону, и пятна его, когда мы шли подъ руку, оставались ни для кого невидимыми.
— Я нисколько не буду удивлена, если онъ опять пригласитъ Цинцію провести нсколько времени у него въ Лондон, сказала мисъ Браунингъ.— Онъ сдлалъ это, когда былъ бденъ, теперь же, достигнувъ званія королевскаго совтника, весьма вроятно, повторитъ свое приглашеніе.
— Это почти несомннно. Надюсь только, что случай побывать въ Лондон въ ея лта не вскружитъ ей голову. Я въ первый разъ попала въ Лондонъ пятидесяти лтъ!
— Но она была во Франціи, и привыкла путешествовать, замтила мисъ Фбе.
Мистрисъ Гуденофъ цлую минуту качала головой, пока, наконецъ, ршилась высказать свое мнніе.
— Это большой рискъ, многозначительно произнесла она: — большой рискъ! Я не хочу объ этомъ говорить съ докторомъ, но, на его мст, не стала бы воспитывать свою дочь въ обществ съ молодой двушкой, которая жила въ стран, гд родились Робеспьеръ и Бонапартъ.
— Но Буонапарте былъ корсиканецъ, возразила мисъ Броунингъ, которая отличалась гораздо большей начитанностью и либеральностью мнній, чмъ мистрисъ Гуденофъ.— И, право, посщеніе чужихъ краевъ очень развиваетъ людей и даетъ имъ какой-то особенный лоскъ. Я всегда восхищаюсь граціозными манерами Цинціи. Она никогда не бываетъ ни слишкомъ застнчива, ни слишкомъ смла въ обращеніи. Въ обществ она настоящее сокровище. Вс ея маленькія мины и привычки, какъ нельзя боле къ ней идутъ и очень натуральны въ ея лта! Совсмъ иное дло наша дорогая Молли. Въ ней есть какая-то неловкость. Въ послдній разъ, какъ мы давали вечеръ, она разбила нашу лучшую фарфоровую чашку и пролила кофе на новый коверъ. А посл этого совсмъ растерялась, сконфуженная услась въ уголъ, и во весь вечеръ не выговорила ни слова.
— Она такъ сожалла о своей неловкости, сестра, съ кроткимъ упрекомъ въ голос замтила мисъ Фбе, всегда остававшаяся врной своей привязанности къ Молли.
— А разв я говорю противное? Но тмъ не мене, ей незачмъ было остатокъ вечера просидть совершенно безгласной дурочкой.
— Но ты была очень рзка, сестра — ты разсердилась…
— Я считаю своей обязанностью быть рзкой, и сердиться также, когда вижу, какъ молодые люди провиняются въ невнимательности и неловкости. А когда передо мной ясно лежитъ какая нибудь обязанность, я никогда не пренебрегаю ею, а прямо пду къ цли. Мн кажется, молоджь должна бы была благодарить меня за это. Не каждый день встрчаются люда, которые возьмутъ на себя трудъ упрекать ее и наставлять на путь истинный. Не правда ли, мистрисъ Гуденофъ? Я очень люблю Молли Гибсонъ, ради нея самой столько же, сколько ради ея матери. Я предпочитаю ее полдюжин Цанцій, но все-таки нахожу, что ей не слдовало разбивать моей лучшей фарфоровой чашки, а затмъ’ цлый вечеръ сидть въ углу и не говорить мы слова.
Между тмъ, мистрисъ Гуденофъ начала высказывать явные признаки усталости. Неловкость Молли и разбитая чашка мисъ Броунингъ представляли для нея гораздо мене интереса, чмъ извстіе о прізд въ Голлингфордъ вновь открытаго родственника мистрисъ Гибсонъ и заслуженнаго законовда.
Мистеру Киркпатрику, подобно многимъ другимъ мужчинамъ, пришлось самому прокладывать себ путь въ жизни. Обремененный многочисленнымъ семействомъ, онъ, однако, не былъ прочь оказать услугу своимъ родственникамъ, если только эта услуга не требовала большой потери времени, а главное, если онъ помнилъ объ ихъ существованіи. Появленіе Цинціи въ Дофти-стритъ, девять или десять лтъ тому назадъ, не произвело на него большаго впечатлнія. Онъ поговорилъ съ добродушной своей супругой о возможности пригласить ее къ себ, пригласилъ, и позабылъ все дло. Онъ иногда даже не вдругъ могъ сообразить, кто была эта маленькая, хорошенькая двочка въ числ его собственныхъ дтей, приходившая въ столовую къ десерту. Посл обда онъ сейчасъ же удалялся въ кабинетъ и оставался тамъ, погруженный въ бумаги, до конца вечера: гд же ему было замчать и помнить, что происходило вокругъ него? Онъ, по всей вроятности, опять вспомнилъ о существованіи Цинціи не прежде, какъ когда получилъ отъ мистрисъ Киркпатрикъ письмо, въ которомъ та просила его принять у себя ея дочь, отправлявшуюся въ Булонь оканчивать воспитаніе. То же самое повторилось при ея возвращеніи въ Англію. Случилось, что онъ не видлъ ея ни въ тотъ, ни въ другой разъ, и только смутно помнилъ замчанія по этому поводу своей жены, находившей немного страннымъ, что такую молоденькую двушку посылали одну въ далекое путешествіе, не принявъ почти никакихъ мръ для обезпеченія ея безопасности. Онъ зналъ, что жена его позаботится о Цинціи, какъ о собственной дочери, и позабылъ о ней, пока не получилъ приглашенія присутствовать при бракосочетаніи мистрисъ Киркпатрикъ съ мистеромъ Гибсономъ, многоуважаемымъ голлингфордскимъ врачомъ и проч. и проч. Такого рода вниманіе гораздо боле раздосадовало его, чмъ доставило ему удовольствія… Эта госпожа, кажется, думаетъ, что мн нечего больше длать, какъ рыскать по свту и отыскивать жениховъ съ невстами, въ особенности теперь, когда у меня на рукахъ огромное дло Гоутона противъ Гоутона и я не имю ни минуты свободной, сказалъ онъ своей жен.
— Можетъ быть, она никогда не слыхала объ этомъ дл.
— Пустяки! Вс газеты, въ послднее время, о немъ только и толковали.
— Но она можетъ не знать, что ты имъ занимаешься.
— Это правда, согласился онъ, допуская возможность подобнаго рода невденія.
Но теперь дло Гоутона противъ Гоутона было кончено, борьба за существованіе прекратилась, мистеръ Киркпатрикъ достигъ почетнаго званія королевскаго совтника и могъ безъ ущерба своимъ занятіямъ посвятить нсколько времени семейнымъ привязанностямъ и воспоминаніямъ. Однажды, находясь по сосдству съ Голлингфордомъ, онъ написалъ Гибсонамъ письмо, въ которомъ спрашивалъ, согласятся ли они принять его, если онъ прідетъ къ нимъ въ качеств гостя провести у нихъ два или три дня, выражая при этомъ свое желаніе (въ сущности, впрочемъ, весьма умренное) познакомиться съ мистеромъ Гибсономъ. Докторъ, хотя очень занятый, всегда охотно оказывалъ гостепріимство всякому желавшему имъ воспользоваться. Къ тому же, ему пріятно было повременамъ выходить изъ тсной атмосферы маленькаго городка, въ который судьба заключила его, и хоть изрдка вдыхать въ себя вншній воздухъ и бросать взглядъ за границы своихъ ежедневныхъ мыслей и будничныхъ занятій. Онъ, вслдствіе этого, готовъ былъ оказать самый дружескій пріемъ своему незнакомому родственнику. Мистрисъ Гибсонъ пришла въ неописанный восторгъ, и то и дло произносила сентиментальныя общія мста о семейныхъ привязанностяхъ. Но выраженія ея удовольствія врядъ-ли были бы такъ же горячи, еслибъ мистеръ Киркпатрикъ продолжалъ занимать скромное мсто усердно трудящагося законовда, обремененнаго семью Дтьми и проживающаго въ Дофти-стритъ.
Когда оба джентльмена встртились, они немедленно почувствовали сильное другъ къ другу влеченіе, основанное на сходств характеровъ и на различіи мнній, достаточномъ для того, чтобъ сдлать ихъ сношенія въ высшей степени пріятными и полезными для того и другого. Что касается до мистрисъ Гибсонъ, то мистеръ Киркпатрикъ, хотя и не придавалъ почти никакого значенія соединявшему ихъ родству, однако, оказывалъ ей большое вниманіе и радовался за нее, видя какъ хорошо успла она устроиться, выйдя замужъ за добраго, умнаго, честнаго человка, который могъ содержать ее въ довольств и который такъ великодушно поступалъ въ отношеніи къ Цинціи. Молли показалась ему нсколько болзненной двушкой. ‘Она была бы очень хороша собой’, думалъ онъ: ‘еслибъ имла боле здоровый и оживленный видъ’. Дйствительно, лицо Молли представляло прекрасныя особенности: продолговатые, срые съ глубокимъ взглядомъ глаза, черныя, длинныя, загнутыя къ верху рсницы, изрдка показывающіяся на щекахъ ямочки, безукоризненной формы и близны зубы, все это длало изъ нея необыкновенно хорошенькую двушку. Но въ обращеніи ея была какая-то вялость, въ движеніяхъ проглядывала томность, которая составляла рзкую противоположность съ блестящей, живой, подвижной, граціозной, остроумной Цинціей. Мистеръ Киркпатрикъ впослдствіи разсказывалъ жен, Что совсмъ влюбился въ молодую двушку. Цинція, всегда готовая очаровывать новыя личности, встрепенулась, отложила въ сторону свои заботы и печали, перестала на время сокрушаться объ охлажденіи къ ней мистера Гибсона и приложила все свое стараніе къ тому, чтобъ понравиться гостю. Она внимательно слушала его, скромно вмшивалась въ разговоръ, и повременамъ, самымъ наивнымъ образомъ, длала забавныя возраженія и произносила остроумныя шутки. Мистеръ Киркпатрикъ былъ въ полномъ смысл слова очарованъ. Узжая изъ Голлингфорда, онъ не безъ удивленія замтилъ, что нашелъ удовольствіе тамъ, гд думалъ только выполнить обязанность. Къ мистрисъ Гибсонъ и къ Молли онъ возъимлъ дружеское расположеніе, хотя нисколько не заботился о томъ, увидитъ ли онъ ихъ еще когда нибудь или нтъ. О мистер Гибсон онъ составилъ себ высокое мнніе, почувствовалъ къ нему истинную симпатію и уваженіе и радъ бы былъ сойдтись съ намъ поближе. Но что касается до Цинціи, то онъ твердо ршился вскор опять увидться съ ней. Онъ хотлъ познакомить ее съ женой и, пригласивъ къ себ въ Лондонъ, показать ей нсколько, Какъ люди живутъ и вращаются въ боле обширномъ столичномъ мір. Но, возвратясь домой, мистеръ Киркпатрикъ нашелъ такую массу занятій, что принужденъ былъ запереть въ тайник своего сердца вс свои дружескіе намренія и планы и весь отдаться дламъ. Затмъ въ ма мсяц онъ отправился съ женой на академическую выставку и увидлъ тамъ портретъ, напомнившій ему Цинцію. Это побудило его разсказать жен нкоторыя подробности своего посщенія въ Голлингфорд, а на другой же день было отправлено къ мистрисъ Гибсонъ письмо съ приглашеніемъ Цинціи провести нсколько времени въ Лондон и возобновить знакомство съ ея кузинами. Въ письм, между прочимъ, упоминалось о нкоторыхъ событіяхъ изъ дтства Цинціи, какъ-бы съ цлью показать ей, что дружба къ ней семейства мистера Киркпатрика началась еще въ т отдаленныя времена.
Письмо, достигнувъ мста своего назначенія, было совершенно различно встрчено четырьмя особами, въ то время сидвшими за завтракомъ. Мистрисъ Гибсонъ сначала прочитала его про себя. Затмъ, не говоря, въ чемъ заключалось его содержаніе, такъ что слушатели ея оставались въ полномъ невдніи. къ чему относились ея замчанія, сказала:
— Они, кажется, могли бы вспомнить, что я на цлое колно къ нимъ ближе, чмъ она, но въ теперешнія времена никто не думаетъ о семейныхъ привязанностяхъ. А я-то его такъ полюбила, купила новую кухонную книгу, съ цлью сдлать ему пріятнымъ его пребываніе здсь!— Она произнесла все это жалобнымъ голосомъ и съ обиженнымъ видомъ, но такъ-какъ никто не зналъ, къ чему и къ кому относились ея упреки, то никто и не могъ утшить ее. Ея мужъ заговорилъ первый:
— Если ты желаешь, чтобъ мы оказали теб сочувствіе, то скажи намъ, въ чемъ состоитъ твое горе.
— Конечно, онъ очень любезенъ и добръ, только, я полагаю, ему слдовало прежде пригласить меня, а потомъ ужь Цинцію, отвчала она, снова перечитывая письмо.
— Кто это онъ? И въ чемъ заключается его доброта и любезность?
— Мистеръ Кирпатрикъ. Это письмо отъ него. Онъ приглашаетъ Цинцію къ себ погостить, и ни слова не говоритъ обо мн. Какъ теб кажется это, мой милый? А мы-то чего-чего не длали, чтобъ угодить ему! Ему, безъ сомннія, слдовало насъ прежде пригласить,
— Я, вроятно, во всякомъ случа, не могъ бы похать, слдовательно, что до меня касается, то это ршительно ничего не значитъ.
— Но я могла бы похать, а кром того, ему слдовало бы пригласить насъ изъ учтивости, и тмъ самымъ доказать свое уваженіе къ намъ. Какъ хочешь, это въ высшей степени неблагодарно, особенно посл того, какъ я ему уступила мою уборную!
— Ужь коли дло пошло на воспоминаніе всхъ жертвъ, какія мы ради него принесли, то и я долженъ сказать, что каждый день, пока онъ здсь былъ, я одвался къ обду. Но, несмотря на это, я нисколько не разсчитывалъ на то, что онъ меня пригласитъ въ свой домъ. За то я буду очень радъ, если онъ когда-нибудь вздумаетъ снова постить мой домъ.
— Я почти намрена не пустить Цинцію, въ раздумьи сказала мистрисъ Гибсонъ,
— Я и безъ того не могу хать, мама, замтила Цинція, сильно покраснвъ.— Вс мои платья ужь очень поношены, и у меня нтъ новой шляпки къ лту.
— Но ты можешь купить ее, а также и шелковое платье, въ которомъ, сказать правду, ты давно нуждаешься. У тебя врно отложена порядочная сумма денегъ: я и не запомню, когда ты покупала себ обновки.
Цинція начала что-то говорить, и вдругъ остановилась. Она продолжала намазывать масло на кусокъ хлба, который держала въ рук, но, повидимому, забыла сть его. Не поднимая глазъ, она минуты черезъ дв сказала:
— Я не могу хать, хотя бы очень желала принять приглашеніе мистера Киркпатрика. Но, право, это невозможно. Прошу васъ, мама, напишите ему поскорй отказъ.
— Вздоръ, дитя! Когда человкъ въ положеніи мистера Киркпатрика оказываетъ намъ свое вниманіе, мы не должны безъ достаточныхъ на то причинъ отвчать ему отказомъ.
— Не можете ли вы похать вмсто меня? предложила Цинція.
— Нтъ, нтъ, это не годится, вмшался мистеръ Гибсонъ.— Приглашенія не передаются такимъ образомъ. Но ваше извиненіе на счетъ бдности вашего туалета, право, ужь очень тривіально, Цинція.
— Это истинная и весьма важная для меня причина не принять приглашеніе, отвчала Цинція, взглянувъ ему прямо въ глаза.— Я въ этомъ дл лучшій судья. Мн не пристало хать туда въ старомъ, изношенномъ плать. Я помню, какъ даже въ Дофти-стритъ ттушка была взыскательна насчетъ туалета. А теперь, когда Еленъ и Маргарита выросли, и такъ много вызжаютъ… Нтъ, нтъ, лучше оставимъ этотъ разговоръ, который ршительно ни къ чему не приведетъ.
— Не могу себ представить, куда ты двала свои деньги? сказала мистрисъ Гибсонъ.— Ты имешь двадцать фунтовъ въ годъ, благодаря Мистеру Гибсону и мн. Ты никакъ не могла истратить больше десяти.
— У меня было очень мало вещей, когда я возвратилась изъ Франціи, сказала Цинція вполголоса, и видимо-смущенная этими разспросами.— Прошу васъ, ршимъ это дло разомъ. Я не могу хать, и все кончено. Она встала и быстро вышла изъ комнаты.
— Я ничего тутъ не разберу, сказала мистрисъ Гибсонъ.— А вы, Молли?
— И я тоже. Но мн извстно, что она очень бережлива, и не любитъ много тратить на свой туалетъ. Молли сказала это и сама испугалась, чтобъ слова ея не повредили Цинціи.
— Но куда же нибудь должна она была двать свои деньги? Я постоянно была того мннія, что кто не иметъ слишкомъ роскошныхъ привычекъ и не тратитъ всего свого дохода, тотъ непремнно къ концу года что-нибудь да откладываетъ. Не говорила я теб этого много разъ, мистеръ Гибсонъ?
— Весьма вроятно.
— Приложимъ это самое разсужденіе къ Цинціи, и что мы получимъ въ результат? Остается только опять и опять повторить вопросъ: куда могли дваться деньги?
— Я не знаю, отвчала Молли, видя что вопросъ относится къ ней.— Она могла отдать ихъ кому-нибудь нуждающемуся.
Мистеръ Гибсовъ положилъ газету.
— Ясно, сказалъ онъ:— что у нея нтъ’ ни платьевъ, ни денегъ, на которыя она могла бы купить ихъ для предстоящей поздки въ Лондонъ. Ясно также и то, что она не хочетъ отвчать на наши разспросы. Она, нечего сказать, любитъ-таки таинственность, а я отъ всего сердца ненавижу секреты. Тмъ не мене, я нахожу, что ей необходимо поддержать сношенія, дружбу, или что бы тамъ ни было, съ семействомъ брата ея отца. Я охотно дамъ ей десять фунтовъ, если этого мало, то, или ты пополни сумму, или пусть она обойдется безъ какой-нибудь наимене необходимой туалетной принадлежности.
— Во всемъ мір не найдется другого такого милаго, добраго, великодушнаго существа, какъ ты, мистеръ Гибсонъ! воскликнула его жена.— И какъ подумаешь, что ты для нея не боле, какъ отчимъ! Кто другой могъ бы быть такъ добръ къ бдной сиротк? Но Молли, моя милая, за то и вы должны сознаться, что очень счастливы вашей мачихой, не правда ли, моя голубушка? Какія пріятныя tte—tte будемъ мы проводить съ вами посл отъзда Цинціи! Мн, право, даже кажется, что я съ вами боле схожусь, чмъ съ ней, хотя она мн и родная дочь, но, какъ говоритъ вашъ дорогой папа, она любитъ таинственность. Для меня же нтъ ничего ненавистне сдержанности и утайки.— Десять фунтовъ! Да это совсмъ освжитъ ея гардеробъ! Она можетъ на нихъ сшить себ два платья и купить новую шляпку. Дорогой мистеръ Гибсонъ, какъ ты великодушенъ!
Изъ-за газеты послышалось нчто въ род презрительнаго ворчанья.
— Могу я пойдти и сказать ей? спросила Молли, вставая.
— Конечно, душенька. Да убдите ее въ томъ, что было бы въ высшей степени неблагодарно отказаться отъ подарка вашего отца, который очень желаетъ, чтобъ она похала въ Лондонъ. Скажите ей еще, что было бы очень нехорошо съ ея стороны не принять приглашенія, которое современемъ можетъ распространиться и на другихъ членовъ семьп. Пусть теперь детъ Цинція: я никогда не думаю о себ, и къ тому же, очень незлопамятна, вслдствіе чего охотно прощаю имъ нанесенную мн обиду. Если же они потомъ пригласятъ меня — что они даже обязаны сдлать — то я не успокоюсь, пока не дамъ имъ понять, что не лишнее было бы и вамъ прислать приглашеніе. Мсяцъ, другой, проведенные въ Лондон, принесли бы вамъ, Молли, большую пользу.
Молли вышла изъ комнаты задолго до конца этой рчи. Мистеръ Гибсонъ былъ весь погруженъ въ газету. Но мистрисъ Гибсонъ, не смущаясь, продолжала говорить. Она была очень довольна, что хоть кто-нибудь изъ семьи подетъ въ Лондонъ, находя это гораздо лучшимъ, чмъ отвчать на приглашеніе мистера Киркпатрика отказомъ, и никогда потомъ не быть въ состояніи даже поговорить о его вниманіи къ ней и къ ея дочери. Въ благодарность мистеру Гибсону за его доброту къ Цинціи, она ршилась быть тоже доброй къ Молли. Она станетъ нарядно одвать ее, пригласитъ къ себ въ домъ молодыхъ людей, однимъ словомъ, она будетъ длать все, чего не желаютъ ни Молли, ни ея отецъ, но ни за что не сдлаетъ для нихъ того, чего они хотятъ. Отецъ и дочь желали одного: свободно, безъ опасеній возбудить ея ревность, сноситься другъ съ другомъ, но въ этомъ случа, мистрисъ Гибсонъ то и дло воздвигала на пути ихъ непреодолимыя препятствія.

XX.
Тайныя мысли выходятъ наружу.

Молли нашла Цинцію въ гостиной. Она стояла у окна, выходившаго въ садъ, и вздрогнула, когда Молли подошла къ ней.
— О, Молли! воскликнула она, протягивая къ ней руки: — какъ я всегда бываю рада, когда вы около меня!
Подобные порывы нжности постоянно оказывали свое дйствіе на Молли, оживляя въ ней дружеское расположеніе къ Цинціи всякій разъ, когда оно безсознательно начинало въ ней колебаться. Внизу она немножко досадовала на Цинцію за ея скрытность, теперь же ей казалось измной противъ нея желать, чтобъ она была опою. Никто никогда не обладалъ въ большей степени, чмъ Цинція, силой, о которой говоритъ Гольдсмитъ:
He threw off bis friends like а huntsman his pack,
For he knew when he liked he could whistle them back.
(Онъ покидалъ своихъ друзей, какъ охотникъ своихъ собакъ, потому что зналъ, что стоитъ ему захотть, и он прибгутъ на его свистъ).
— Я вамъ принесла извстіе, которое, полагаю, доставитъ вамъ удовольствіе, сказала Молли: — вдь вы желали бы похать въ Лондонъ, не правда ли?
— Да, но желаніе это совершенно безполезное, отвчала Цинція:— не начинайте съизнова, Молли, дло уже ршено. Я не могу сказать вамъ причины, по которой не должна хать, но повторяю, хать мн никакъ нельзя.
— Единственное затрудненіе заключалось въ деньгахъ, моя дорогая, но папа такъ добръ, что устранилъ это затрудненіе. Онъ желаетъ, чтобъ вы хали и не прерывали сношеній съ вашими родственниками. Онъ даетъ вамъ десять фунтовъ.
— Какъ онъ добръ! воскликнула Цинція: — но я не должна брать отъ него денегъ. О, еслибъ я знала васъ много лтъ тому назадъ! Я была бы совсмъ не та, что теперь.
— Полноте, полноте! Мы любимъ васъ такою, какъ вы есть, и не желаемъ васъ иной. Вы оскорбите папа, если откажетесь взять отъ него деньги. Отчего вы колеблетесь? Или вы думаете, это можетъ не поправиться Роджеру?
— Роджеру? Нтъ, я не о немъ теперь думала! Что ему до этого за дло? Я съзжу въ Лондонъ и возвращусь прежде, чмъ до него успетъ дойдти извстіе о моемъ намреніи побывать у моихъ родственниковъ.
— Такъ вы подете? спросила Молли.
Цинція немного подумала, потомъ отвчала:
— Да, я поду. Это, конечно, неблагоразумно, но доставитъ мн много удовольствія. Гд мистеръ Гибсонъ? Я хочу поблагодарить его. О, какъ онъ добръ! Молли, вы счастливая двушка!
— Я? сказала Молли, почти испуганная такого рода увреніемъ. Бдняжка находила, что многое идетъ не такъ, какъ бы ей хотлось, а хуже всего то, что и не надялась ни на какое измненіе къ лучшему.
— Онъ тамъ! воскликнула Цинція: — я слышу его голосъ въ прихожей! И она бросилась внизъ, схватила мистера Гибсона за руку и начала его благодарить съ такой горячностью, такъ мило и въ то же время нжно, что онъ снова почувствовалъ къ ней нчто въ род своего прежняго расположенія. Онъ на минуту забылъ и свое неудовольствіе противъ нея, и причины, его возбудившія.
— Хорошо, хорошо, моя милая, сказалъ онъ: — довольно, перестаньте! Вамъ слдуетъ поддерживать сношенія съ вашими родственниками. Не стоитъ объ этомъ больше и говорить.
— Вашъ отецъ самый милый изъ мужчинъ, какихъ я знаю, сказала Цинція, возвратясь къ Молли: — это-то и заставляетъ меня такъ дорожить его добрымъ мнніемъ и такъ безпокоиться, когда онъ бываетъ недоволенъ мною. Ну, а теперь, подумаемъ-ка о поздк въ Лондонъ. Она будетъ очень пріятна, не правда-ли? Десять фунтовъ — большая сумма! А какое удовольствіе, хоть на короткое время, выбраться изъ Голлингфорда!
— Въ самомъ дл? задумчиво проговорила Молли.
— О, да. Конечно, вы понимаете, что я говорю не объ удовольствіи разстаться съ вами: это, напротивъ, печалитъ меня. Но какъ бы то ни было, провинціальный городокъ все-таки не то, что Лондонъ. Вамъ нечего улыбаться истинамъ, которыя я изрекаю. Я всегда питала большую симпатію къ Monsieur de la Police:
M. de la Police est mort
En perdant ca vie,
Un quart d’heure avant за mort
Il tait en vie —
(Г. полицейскій умеръ, потерявъ жизнь. За четверть часа до своей смерти, онъ еще былъ живъ), весело запла она, между тмъ, какъ Молли не могла надивиться этому быстрому переходу къ самому игривому расположенію духа отъ угрюмой ршимости, съ которою она за полчаса тому назадъ отказывалась хать въ Лондонъ. Цинція обхватила Молли вокругъ таліи и принялась вальсировать съ ней вокругъ комнаты, угрожая гибелью многочисленнымъ маленькимъ столикамъ, уставленнымъ ‘произведеніями искусства’, какъ любила мистрисъ Гибсонъ называть разныя бездлушки, наполнявшія ея гостиную. Но Цинція носилась между ними съ обычной своей ловкостью, ничего не задвая, ни о что не спотыкаясь. Вдругъ об молодыя двушки остановились при вид мистрисъ Гибсонъ, стоявшей въ дверяхъ и съ изумленіемъ смотрвшей на ихъ импровизированный танецъ.
— Надюсь, что вы еще не совсмъ сошли съ-ума, сказала она: — чему вы обрадовались?
— Я радуюсь тому, что ду въ Лондонъ, мама, серьзно отвчала Цинція.
— По моему мннію, молодой леди, невст, совсмъ не пристало до такой степени выходить изъ себя оттого, что ей представляется случай повеселиться. Въ мое время, въ отсутствіе нашихъ жениховъ все наше удовольствіе заключалось въ томъ, чтобы о нихъ думать.
— Значитъ, вамъ никогда не бывало весело, потому что воспоминаніе о нихъ, безъ сомннія, возбуждало въ васъ сожалніе объ ихъ отсутствіи, и слдовательно, длало васъ несчастными. А я, сказать правду, въ настоящую минуту совсмъ позабыла о Роджер. Надюсь, однако, что вина моя ужь не очень велика. Моя доля сожалній и безпокойства насчетъ Роджера, кажется, перешла къ Осборну. Какой у него вчера былъ болзненный видъ!
— Да, сказала Молли.— Я думала, что никто кром меня этого не замтилъ. Я была просто поражена.
— Я боюсь, этотъ молодой человкъ недолго проживетъ, замтила мистрисъ Гибсонъ, съ зловщимъ видомъ, качая головой.
— Боже мой, что будетъ, если онъ умретъ! воскликнула Молли, думая о его странной, неизвстной жен, которой никто не видалъ и о существованіи которой никто не зналъ. Да и Роджеръ, вдобавокъ, находился въ отсутствіи.
— Это будетъ очень печальное событіе, которое, конечно, сильно огорчитъ насъ. Я всегда питала большую слабость къ Осборну, и пока Роджеръ не сдлался мн почти роднымъ, я предпочитала ему его брата. Но намъ не слдуетъ забывать остающихся въ живыхъ, милая Молли, продолжала она, видя, какъ глаза милой двушки наполнились слезами: — нашъ дорогой добрый Роджеръ сдлаетъ всевозможное, чтобъ замнить Осборна во всхъ отношеніяхъ. Да и свадьбу тогда незачмъ будетъ долго откладывать.
— Мама, прошу васъ, не говорите одновременно о моей свадьб и о смерти Осборна, поспшно сказала Цинція.
— Все это, какъ нельзя боле въ порядк вещей, моя милая. Ради самого Роджера надо желать, чтобы ваша помолвка не слишкомъ долго длилась. Да къ тому же, я только отвчала на вопросъ Молли. Никто не въ состояніи положить преграду теченію собственныхъ мыслей. Вс люди должны умереть, какъ старые, такъ и молодые.
— Еслибы я только могла допустить, что мысли Роджера способны принять подобное направленіе, сказала Цинція:— я во всю мою остальную жизнь не вымолвила бы съ нимъ слова.
— Какъ будто это возможно! съ жаромъ заступилась Молли.— Вы знаете, подобныя соображенія ему никогда и въ голову не пріидутъ. Какъ у васъ хватаетъ духу даже предполагать въ немъ чтолшбудь столь ужасное, хотя бы то было на одну минуту.
— Что до меня касается, то я, право, не вижу въ этомъ ничего дурнаго, жалобно заговорила мистрисъ Гибсонъ.— Мы вс находимъ, что у молодого человка болзненный водъ. Я, съ своеи стороны, очень объ этомъ сожалю. Всякій знаетъ, что за болзнію часто слдуетъ смерть, что же въ томъ особеннаго, если кто-нибудь скажетъ это во всеуслышаніе? Я сама не боле другихъ люблю думать и говорить о смерти. Но я сочла бы себя въ высшей степени малодушной, еслибы не могла съ спокойнымъ духомъ взирать на послдствія смерти. Мн кажется, объ этомъ даже гд-то говорится — въ библіи или въ молитвенник, не помню.
— Съ какимъ духомъ взираете вы на послдствія моей смерти, мама? спросила Цинція.
— Ты самое безчувственное созданіе, съ какимъ мн когда либо случалось встрчаться! воскликнула мистрисъ Гибсонъ, дйствительно испуганная и оскорбленная.— Хотлось бы мн передать теб частицу моей собственной чувствительности, которой у меня, на мое несчастіе, слишкомъ много. Довольно толковать о болзненномъ вид Осборна: все это, можетъ быть, только слдствіе временной усталости или безпокойства насчетъ Роджера, или, наконецъ, просто разстройства желудка, а я съ дуру приписала его блдность и худобу боле серьзнымъ причинамъ. Не говорите объ этомъ ничего дорогому iiau: доктора очень не любятъ, когда люди, непосвященные въ таинства науки, толкуютъ о медицинскихъ вопросахъ. Они считаютъ это посягательствомъ на ихъ права — и не безъ основанія, скажу я. Теперь поговоримъ лучше о твоемъ плать, Цинція. Не понимаю, какъ могла ты втихомолку истратить столько денегъ.
— Мам! Можетъ быть, это очень дурно съ моей стороны, но я должна разъ навсегда сказать вамъ, Молли и всмъ остальнымъ, что такъ-какъ я не требую денегъ сверхъ тхъ, которыя мн назначены на содержаніе, то и не намрена никому отдавать отчета въ своихъ издержкахъ.
Слова эти были произнесены довольно почтительнымъ тономъ, но въ то же время съ такимъ ршительнымъ видомъ, что заставили мистрисъ Гибсонъ замолчать. Это не мшало ей, однако, впослдствіи, оставаясь наедин съ Молли, снова пускаться въ разсужденія и догадки насчетъ того, куда двала Цинція свои деньги? Она, такимъ образомъ, совершала длинныя прогулки по лсамъ и долинамъ сомннія, пока, утомленная, не ршалась, наконецъ, отложить работу до слдующаго дня. Но въ настоящую минуту она вся предалась боле практическимъ заботамъ о наряд Цинціи. И мать и дочь приложили все свое стараніе и весь врожденный въ нихъ къ подобнаго рода вещамъ талантъ для разршенія многихъ щекотливыхъ вопросовъ вкуса. А затмъ он об съ помощью Молли принялись передлывать старыя вещи на новый ладъ,
Отношенія Цинціи къ сквайру оставались все въ одномъ и томъ же положеніи со времени ея посщенія Гамлейскаго замка. Тогда сквайръ принялъ ее очень гостепріимно и привтливо и, съ своей стороны, былъ очарованъ Цмнціей боле, чмъ хотлъ въ томъ сознаться даже самому себ.
‘Она очень хорошенькая двушка’, думалъ онъ потомъ не разъ. ‘У нея премилыя манеры, и она охотно слушаетъ рчи старыхъ людей. Это хорошій знакъ. Правда, мн очень не нравится ея мать, по, тмъ не мене, она ей мать, и молодой двушк не слдовало бы съ ней говорить такъ, какъ она говорила. Во всякомъ случа, я не желалъ бы слышать ничего подобнаго отъ нашей маленькой Фанни, еслибъ Богу угодно было сохранить ее въ живыхъ. Нтъ, это нехорошо и, можетъ быть, я слишкомъ старъ, но это мн не пришлось по сердцу. Затмъ она совершенно овладла мной, такъ что маленькая Молли принуждена была бгать за нами по дорожкамъ, слишкомъ узкимъ для троихъ, точь въ точь маленькая четвероногая собачка. Та, другая, такъ занялась мной, что ни разу не обернулась къ ней и не сказала ей ни слова. Впрочемъ, нельзя сказать, чтобы он не любили другъ друга, и это, конечно, говоритъ въ пользу возлюбленной Роджера. Да и говоря правду, очень неблагодарно съ моей стороны находить недостатки въ молодой двушк, которая была такъ со мной любезна и такъ мило слушала все, что я ей говорилъ. А все-таки, многое можетъ измниться въ два года времени! Роджеръ мн ни слова не сказалъ объ этомъ, хорошо же, и я буду молчать, пока онъ, возвратясь домой, не прійдетъ ко мн самъ и не разскажетъ всего.
Итакъ, хотя сквайръ всегда съ удовольствіемъ получалъ записочки, которыя Цинція писала къ нему всякій разъ, какъ получала извстія отъ Роджера, хотя это вниманіе съ ея стороны очень льстило ему, тмъ не мене онъ воздерживался отъ всякаго изъявленія своего къ ней расположенія, и писалъ ей только самые коротенькіе отвты. Избираемыя имъ при этомъ слова отличались лаской и выразительностью, но изъ нихъ составлялись фразы въ высшей степени формальныя. Цинція мало обращала вниманія на эти отвты, но мать ея критиковала ихъ и тщательно разбирала. Наконецъ она поршила, что слогъ въ нихъ устарлый и что самъ сквайръ, его домъ и мебель требовали обновленія, полировки, которую они и получатъ, когда… Мистрисъ Гибсонъ не любила вполн оканчивать свою мысль, хотя и твердила постоянно, что въ ней нтъ ничего предосудительнаго.
Но возвратимся къ сквайру. Благодаря занятію, требовавшему частаго пребыванія на открытомъ воздух, здоровье его, а вмст съ тмъ, и прежняя веселость почти вполн къ нему возвратились. Еслибъ Осборнъ захотлъ сдлать первый шагъ, то старинная дружеская связь между отцомъ и сыномъ незамедлила бы возобновиться съ новой силой. Но Осборнъ или дйствительно былъ боленъ, или просто опустился безъ всякой физической на то причины, и не длалъ надъ собой ни малйшаго усилія, чтобъ стряхнуть съ себя овладвшее имъ уныніе. Раза два отецъ его превозмогъ свою гордость и приглашалъ его сходить съ нимъ въ поле. Осборнъ подходилъ къ окну, находилъ какое-то пятнышко на неб или недостатокъ въ погод и предпочиталъ остаться дома за своими книгами. Онъ бродилъ по солнечной сторон сада такимъ медленнымъ шагомъ и съ такимъ томнымъ видомъ, что сквайръ, смотря на него, приходилъ въ негодованіе и упрекалъ его въ лни и недостатк мужества. Если же ему представлялся случай отлучиться изъ дому — а случаи эти теперь особенно часто повторялись — онъ мгновенно оживалъ и имъ овладвала какая-то лихорадочная дятельность. Ни грозныя тучи, ни восточный втеръ, ни сырой воздухъ — ничто тогда не могло остановить его. Сквайръ, находясь въ полномъ невденіи настоящей причины этой неусидчивости, воображалъ себ, что она проистекаетъ изъ нелюбви Осборна къ Гамлею и къ однообразію общества его отца.
‘То была ошибка съ моей стороны’, думалъ сквайръ. ‘Я теперь это ясно вижу. Мн все казалось, что оксфордскіе и кембриджскіе молодцы воротятъ отъ меня носъ, какъ отъ невжественнаго провинціала. Но когда мальчики поступили въ Регби и въ Кембриджъ, мн слдовало позволить имъ принимать у себя ихъ товарищей, хотя бы т и въ самомъ дл оказывали мн нкоторое пренебреженіе. Это худшее, что они могли бы сдлать въ отношеніи меня Теперь же, когда т немногіе друзья, которыхъ я имлъ, или умерли, или отстали отъ меня, молодому человку, совершенно естественно, должно быть скучно со мной. Я вполн это допускаю, только нахожу, что онъ могъ бы ужь не такъ ясно выказывать мн свою скуку. Я начинаю закаляться противъ непріятностей, но его обращеніе со мной иногда поражаетъ меня въ самое сердце. А между тмъ, какъ онъ въ былое время любилъ своего отца! Если мн удастся дло по осушк земли, я назначу ему содержаніе и отпущу его на вс четыре стороны. Можетъ быть, это сдлаетъ его лучше, а можетъ быть, и окончательно погубитъ. За то онъ тогда, вдали отъ своего стараго отца, пожалуй, вспомнитъ о немъ съ нкоторой нжностью. Видитъ Богъ, какъ я этого желаю!
Весьма вроятно, что Осборнъ, наконецъ, и ршился бы сказать отцу о своей женитьб, еслибъ тотъ въ несчастную минуту не вздумалъ поврить ему тайну помолвки Роджера съ Цинціеп. Это произошло въ одно дождливое воскресенье, когда отецъ и сынъ оба сидли въ большой, пустой гостиной. Осборнъ не ходилъ утромъ въ церковь, а сквайръ ходилъ, и теперь сильно трудился надъ чтеніемъ Блеровыхъ проповдей. Въ тотъ день въ Гамле обдали рано, какъ всегда по воскресеньямъ. Это ли обстоятельство, или проповдь, или дождливая погода длали то, что сквайру казалось, будто время шло очень медленно. У него были правила, по которымъ онъ считалъ нужнымъ проводить воскресные и праздничные дни. Въ число этихъ правилъ входили: яденіе холодной говядины, чтеніе проповдей, воздержаніе отъ куренія до вечерней молитвы и отъ мыслей, касательно земли и урожая, сидніе дома въ лучшемъ плать, двоекратное хожденіе въ церковь: утромъ и посл обда. Въ настоящее воскресенье шелъ проливной дождь, который воспрепятствовалъ ему пойти въ церковь посл обда. Онъ скучалъ и даже дремота, въ которую онъ было-впалъ, не могла ему сократить времени. Онъ съ нетерпніемъ ждалъ возвращенія изъ церкви слугъ, которые шли черезъ поля съ распущенными зонтиками. Въ послдніе полчаса сквайръ не отходилъ отъ окна. Онъ стоялъ съ руками въ карманахъ, а губы его безпрестанно складывались для свистанія, но онъ всячески воздерживался отъ столь грховнаго побужденія, принималъ серьзную мину и усердно звалъ. Онъ искоса посматривалъ на Осборна, сидвшаго у огня и погруженнаго въ чтеніе. Бдный сквайръ очень походилъ на маленькаго мальчика въ дтскомъ разсказ, который обращается къ нтицамъ и зврямъ съ просьбой придти съ нимъ поиграть, а т ему отвчаютъ, что они очень заняты и не имютъ времени для пустыхъ забавъ. Отцу очень хотлось, чтобъ сынъ отложилъ въ сторону книгу и поговорилъ съ нимъ: было такъ сыро и скучно, а оживленный разговоръ могъ бьт немало сократить время. Но Осборнъ, сидя спиной къ окну, у котораго стоялъ его отецъ, ничего не видлъ и не подозрвалъ. Онъ утвердительно отвтилъ на замчаніе отца насчетъ дурной погоды, но не повелъ бесды дале, въ область общихъ мстъ, неразлучно связанныхъ съ разговоромъ о погод,
Сквайръ сознавалъ необходимость завести рчь о чемъ нибудь боле интересномъ и внезапно вспомнилъ о дл Роджера съ Цинціей. Не думая долго, онъ началъ:
— Осборнъ! Теб извстно что нибудь объ этой привязанности Роджера?
Полный успхъ. Осборнъ въ ту же минуту положилъ на столъ книгу и повернулся къ отцу.
— Роджеръ! Привязанность! Нтъ! Я никогда не слыхалъ… Я съ трудомъ могу поврить, то-есть я полагаю…
И онъ остановился, считая нечестнымъ высказать свою догадку насчетъ Цинціи Киркпатрикъ.
— Тмъ не мене, онъ влюбленъ. Угадай, въ кого? Двушка мн не особенно нравится, родство ея не изъ важныхъ, но она очень хороша собой и, я полагаю, я первый подалъ ко всему поводъ.
— Ужь это не…
— Высказавъ теб такъ много, я, конечно, могу назвать теб по имени и молодую двушку. Это мисъ Киркпатрикъ, падчерица Гибсона. Впрочемъ, дло еще не дошло до окончательной помолвки…
— Я очень радъ. Надюсь, и она въ свою очередь любитъ Роджера…
— Еще бы! Это для нея необыкновенно хорошая партія. Если Роджеръ, возвратясь, не измнитъ своего намренія, она будетъ вполн счастлива.
— Странно, что Роджеръ не сказалъ мн объ этомъ ни слова, замтилъ Осборнъ, нсколько обиженный и въ раздумьи.
— Онъ и мн ничего не сказалъ, возразилъ сквайръ.— Гибсонъ однажды захалъ сюда и, какъ честный человкъ, открылъ мн все. Я незадолго передъ тмъ говорилъ ему, что не желалъ бы и не могъ бы допустить васъ, моихъ сыновей, жениться на его двицахъ. Признаюсь, я преимущественно боялся за тебя. Нельзя сказать, чтобъ и для Роджера это было хорошо, но еще все можетъ разстроиться. Если же съ тобой случилось бы нчто подобное, то я скоре, чмъ дозволить это, прервалъ бы всякія сношенія съ Гибсономъ. Я такъ ему и говорилъ.
— Извините, если я перебью васъ. Но позвольте мн сказать вамъ разъ на всегда, что я не признаю ничьего вмшательства въ дл выбора себ жены, съ жаромъ произнесъ Осборнъ.
— Въ такомъ случа, никто не станетъ вмшиваться и въ дло содержанія твоей жены. Предупреждаю тебя, мой милый, что ты не получишь отъ меня ни пенни, если не женишься такъ, чтобы, удовлетворяя своему желанію, въ то же время исполнить отчасти и мое. Я отъ тебя не требую ничего боле. Я не требую ни красоты, ни ума, ни игры на фортепіано, ничего такого, чего уже достаточно будетъ въ нашей семь, если Роджеръ женится, никъ предполагаетъ. Я ничего не имю и противъ того, если она окажется крошечку постарше тебя, пусть только она будетъ хорошаго происхожденія, и чмъ больше принесетъ нашему имнію денегъ, тмъ лучше.
— Я опять и опять повторяю, батюшка, что не потерплю ничьего вмшательства въ дл выбора себ жены.
— Хорошо, хорошо! сказалъ сквайръ, начиная горячиться, въ свою очередь.— Если мн въ этомъ дл не придется играть роль отца, то и ты не будешь въ немъ играть роль сына. Пойди только противъ меня въ томъ, на что я возлагаю вс свои надежды, и ты увидишь, что теб не такъ-то легко будетъ справиться. А теперь перестанемъ сердиться: сегодня воскресенье, и это особенно гршно. Къ тому же, я еще и не кончилъ своего разсказа.
Осборнъ взялся-было за книгу, стараясь скрыть свое волненіе, и, по желанію отца, теперь только слегка отодвинулъ ее отъ себя.
— Итакъ, Гибсонъ сначала утверждалъ, что между вами четырьмя ршительно ничего нтъ. Но въ то же время, онъ общался немедленно увдомить меня, если что-нибудь замтитъ. Онъ такъ и сдлалъ: пріхалъ и разсказалъ мн объ этомъ.
— О чемъ? Я не понимаю хорошенько, какъ далеко зашло дло.
Въ топ голоса Осборна звучало что-то такое, что не понравилось сквайру, и онъ продолжалъ уже въ сердцахъ:
— Конечно, о томъ… о чемъ я теб говорилъ: о любви Роджера къ этой двушк и о признаніи, которое онъ ей сдлалъ въ день своего отъзда, пока дожидался въ Голлингфорд отхода дилижанса. Право, Осборнъ, тебя иногда можно принять за совершеннаго глупца!
— Вс эти подробности для меня такъ новы: вы прежде ни разу не упоминали о нихъ.
— Все равно, упоминалъ или нтъ. Я говорилъ теб, что Роджеръ влюбленъ въ мисъ Киркпатрикъ и объяснился съ ней, обо всемъ остальномъ ты могъ бы и самъ догадаться.
— Весьма вроятно, учтиво согласился Осборнъ.— Могу ли я спросить: отвчаетъ ли мисъ Киркпатрикъ взаимностью на любовь Роджера? Она мн казалась очень милой двушкой.
— Отвчаетъ ли? угрюмо возразилъ сквайръ.— Какъ будто Гамлеи изъ Гамлея такъ легко достаются! Теперь, Осборнъ, ты одинъ остался свободный, и я разсчитываю на тебя, чтобъ поднять нашу старинную фамилію. Не воспротивься мн въ этомъ, не то я, кажется, право умру съ печали.
— Батюшка, не говорите такъ, сказалъ Осборнъ.— Я готовъ для васъ сдлать все, исключая…
— Единственной вещи, которой я желаю отъ тебя и требую?
— Ну, оставимъ это пока. Вдь мн не предвидится еще надобности жениться сію минуту. Я нездоровъ, не посщаю общества, не встрчаюсь съ молодыми леди.
— Но все это скоро можетъ устроиться. Черезъ годъ или черезъ два- у насъ, съ божіей помощью, будетъ больше денегъ. А что касается до твоего здоровья, то гд ему поправиться, когда ты цлые дни сидишь у огня, дрожишь при малйшемъ дуновеньи втерка и избгаешь дождя, какъ какого-нибудь яда.
— Онъ для меня ядъ, томно проговорилъ Осборнъ, перелистывая книгу, какъ-бы желая дать понять, что ждетъ конца разговора. Сквайръ видлъ движеніе и понялъ намекъ.
— Хорошо, сказалъ онъ.— Я пойду къ Уиллю и поговорю съ нимъ о бдной, старой Чорной Бесъ. Надюсь, освдомленіе о болзняхъ безсловеснаго животнаго составляетъ приличное занятіе для воскреснаго дня.
Но когда отецъ вышелъ изъ комнаты, у Осборна пропала охота къ чтенію. Онъ положилъ книгу на столъ, откинулся на спинку кресла и закрылъ глаза рукой. Дурное состояніе здоровья заставляло его на многое смотрть съ мрачной точки зрнія, хотя онъ, въ то же время, не придавалъ достаточно значенія самому худшему изъ своихъ затрудненій. Столь продолжительная утайка женитьбы длала открытіе ея отцу гораздо боле труднымъ, чмъ вначал. Какъ ему безъ помощи Родя:едва приступить къ объясненію съ человкомъ, столь вспыльчивымъ и раздражительнымъ, какъ сквайръ? Какъ завести съ нимъ рчь о своей любви, о тайномъ брак, о счастіи, какое онъ вкусилъ, и, увы!— о страданіи, какое онъ теперыіспытывалъ? Да, Осборнъ, дйствительно, много страдалъ вслдствіе безвыходнаго положенія, въ которое самъ поставилъ себя. Онъ чувствовалъ, что единственный для него исходъ заключался именно въ поступк, на который у него не хватало ни силы, ни ршимости. Съ глубокимъ вздохомъ онъ снова взялся за книгу. Все, казалось, шло противъ него, а между тмъ онъ не имлъ достаточно характера, чтобы бороться съ препятствіями. Единственный открытый шагъ, какой онъ сдлалъ вслдствіе услышаннаго имъ отъ отца извстія, заключался въ поздк въ Голлингфордъ съ визитомъ къ Гибсонамъ. Онъ давно у нихъ не былъ: дурная погода и плохое состояніе здоровья мшали ему. Онъ засталъ все семейство въ хлопотахъ по случаю поздки Цинціи въ Лондонъ, а ее самое весьма дурно расположенную къ принятію его поздравленій. Для Цинціи дло это было уже далеко не новостью, и потому она могла только съ трудомъ оцнить его волненіе и дружескія пожеланія. Съ головой, склоненной на бокъ, она любовалась эфектомъ банта изъ лентъ, когда Осборнъ, подойдя къ ней, заговорилъ шопотомъ.
— Цинція — теперь я могу называть васъ просто Цинціей — я такъ обрадовался этому извстію, о которомъ только недавно услышалъ! Не могу вамъ выразить, какъ оно мн было пріятно!
— О какомъ извстіи говорите вы? Она очень хорошо знала, на что онъ намекалъ, но ей было непріятно, что всть о ея помолвк мало по малу переходила отъ одного къ другому, и наконецъ переставала быть тайной. Но Цинція, когда хотла, всегда умла скрыть свою досаду.— Отчего это вы именно теперь можете начать называть меня Цинціей? продолжала она, улыбаясь.— Это страшное слово и прежде не разъ срывалось съ вашихъ устъ.
Отсутствіе всякой серьзности въ манер, съ какой она приняла его нжное поздравленіе, непріятно поразило Осборна, который находился въ нсколько сентиментальномъ настроеніи духа. Онъ замолчалъ. Цинція окончила свой бантъ, и тогда только обратилась къ нему и, спша воспользоваться tte—tte своей матери съ Молли, заговорила быстро и очень тихо:
— Я понимаю, къ чему относились ваши слова, но извстно ли вамъ, что это должно было оставаться для васъ тайной? Да и все дло-то еще не дошло до торжественной… до торжественнаго акта помолвки. Онъ этого не хотлъ. Боле вы ничего отъ меня не услышите и сами постараетесь сохранить тайну. Помните: вамъ не слдовало ничего знать. То былъ мой секретъ, и я не желала разглашать его. Это очень похоже на воду, вытекающую сквозь крошечную дырочку!
И она вмшалась въ разговоръ съ другими двумя. Осборнъ былъ нсколько смущенъ неудачей своихъ поздравленій. Онъ воображалъ себ найдти двушку, преисполненную восторженной любви, которая будетъ тронута его участію и сдлаетъ его своимъ повреннымъ. Онъ мало зналъ Цинцію. Чмъ боле она подозрвала, что отъ нея ожидаютъ изліянія чувствъ, тмъ становилась сдержанне. Да и вообще чувства ея всегда находились въ полномъ повиновеніи у ея воли. Осборнъ же утомился отъ усилія, которое долженъ былъ надъ собой сдлать, чтобъ навстить ее. Онъ облокотился о спинку кресла, и казался очень усталымъ и печальнымъ!
— Бдный молодой человкъ! подходя къ нему, сказала мистрисъ Гибсонъ, самымъ нжнымъ и мягкимъ своимъ голосомъ.— Какъ вы устали! Хотите eau de Cologne? Смочите себ немного виски и голову. Весенняя погода и на меня также иметъ сильное вліяніе. La primavera — такъ кажется зовутъ ее итальянцы — всегда болзненно отзывается на слабые организмы, частью отъ того, что сильно дйствуетъ на воображеніе, частью отъ измнчивости своей температуры. Весной я то и дло вздыхаю, но за то я такъ чувствительна! Дорогая леди Комноръ всегда сравнивала меня съ термометромъ. Слышали вы, какъ она была больна?
— Нтъ, отвчалъ Осборнъ, въ сущности весьма мало этимъ интересуясь.
— Да, она была очень-очень больна, но теперь ей лучше. Я такъ о ней безпокоилась! Обязанности удерживали меня здсь вдали отъ нея. Съ какимъ страхомъ и трепетомъ ожидала я каждый разъ прихода почты!
— Гд же она была? спросилъ Осборнъ съ нсколько большимъ участіемъ.
— Въ Спа, на такомъ огромномъ разстояніи отсюда! Письма доходили до меня только черезъ три дня. Можете себ представить, какъ это было ужасно! Я вдь прожила съ ней нсколько лтъ и нахожусь въ большой дружб со всмъ семействомъ.
— Но леди Гарріета писала въ послднемъ письм, что она, какъ они надятся, теперь будетъ гораздо здорове, чмъ въ теченіе многихъ послднихъ лтъ, наивно замтила Молли.
— Да, леди Гарріета… конечно… Вс, хоть сколько-нибудь знакомые съ леди Гарріетой, знаютъ, что она въ высшей степени сангвиническаго темперамента, и потому на ея мннія не всегда можно полагаться. Къ тому же мало привыкшіе къ обращенію леди Гарріеты, часто ошибаются въ ней, увлекаясь откровеннымъ тономъ ея рчей. Но она и половины не думаетъ изъ того, что говоритъ.
— Будемъ надяться, что она въ настоящемъ случа сказала совершенную истину, сухо замтила Цинція.— Теперь они въ Лондон, и леди Комноръ нисколько не пострадала отъ перезда.
— Они утверждаютъ это, начала съизнова мистрисъ Гибсонъ, качая головой и ударяя на слов ‘утверждаютъ’.— Можетъ быть, я излишне тревожусь, но, во всякомъ случа, желала бы, да, очень желала бы сама взглянуть на нее, чтобы составить себ о ней собственное мнніе. Этимъ способомъ я только и могла бы успокоиться. Я почти ршилась хать съ тобой, Цинція, дня на два, и хоть на минутку побывать у нея. Къ тому же, мн не хочется отпускать тебя одну. Мы еще подумаемъ объ этомъ, и когда окончательно на что-нибудь ршимся, то ты напишешь мистеру Киркпатрику и предложишь ему принять и меня съ тобой на самое короткое время. Ты можешь сказать ему о моемъ безпокойств, да и все дло-то ограничится тмъ, что я ночь-другую посплю съ тобой на постели.

XXI.
Молли Гибсонъ свободно дышетъ.

Это былъ способъ, какимъ мистрисъ Гибсонъ впервые заявила своей семь о своемъ намреніи сопровождать Цинцію въ Лондонъ. Она имла обыкновеніе, какъ-бы случайно, невзначай касаться при постороннихъ всякаго новаго плана, который желала привести въ исполненіе. Такимъ образомъ неодобреніе другихъ, если этотъ планъ не приходился имъ по сердцу, не высказывалось въ первую минуту, а потомъ они мало по малу свыкались съ непріятной для нихъ мыслью. Для Молли настоящее намреніе мачихи было даже слишкомъ пріятно. Она никогда не позволяла себ сознаваться въ томъ, что присутствіе мистрисъ Гибсонъ было для нея въ высшей степени стснительно. Но теперь сердечко ея радостно забилось при одной мысли о возможности цлыхъ три дня провести въ полной свобод и наедин съ отцомъ. Точно будто бы возвращалось милое, старое время, когда они обдали, не заботясь ни о какихъ утонченныхъ приличіяхъ въ сервировк стола и въ подаваніи кушаньевъ.
— Мы велимъ подать за обдомъ сыръ съ хлбомъ и станемъ сть его безъ тарелокъ. Жидкіе пуддинги мы будемъ сть вилками, безъ ложекъ, съ помощью ножей, которые до того засунемъ въ ротъ, что поржимся ими. Папа, если ему окажется необходимость спшить, станетъ преспокойно хлебать чай съ блюдечка, а я, если меня будетъ мучить жажда, вооружусь полоскательной чашкой вмсто обыкновенной маленькой чайной чашки. Ахъ, еслибъ я могла гд нибудь достать, купить, занять или украсть лошадь или хоть нчто похожее на лошадь! Моя срая амазопка, конечно, не можетъ похвастаться новизной, но все же еще въ состояніи служить мн… О, какъ это было бы восхитительно! Право, мн кажется, я еще не утратила способности наслаждаться жизнью, хотя въ теченіе многихъ мсяцевъ чувствовала, какъ старю и длаюсь равнодушна ко всмъ удовольствіямъ.
Такъ думала Молли. И какъ она сильно покраснла, когда Цинція, угадавъ ея мысли, однажды сказала ей:
— Молли, вы очень рады отъ насъ избавиться, не правда ли?
— Во всякомъ случа не отъ васъ, Цинція. Но еслибъ вы знали, какъ я люблю папа, какъ мы были съ нимъ счастливы, какъ много времени мы проводили вмст…
— Я нердко думаю, что мы должны быть вамъ въ тягость, и дйствительно…
— Нтъ, я не нахожу этого. Вы, напротивъ, даже доставили мн много счастія. До вашего прізда я не знала, какое наслажденіе имть сестру.
— Но мамй? спросила Цинція полуподозрительно, полупечально.
— Она жена моего отца, спокойно отвчала Молли.— Я не хочу отрицать, чтобъ мн часто не было очень грустно при мысли, что онъ уже не такъ исключительно принадлежитъ мн, какъ прежде. Но первый… она почти до слезъ покраснла, и съ трудомъ удержала готовое вырваться изъ ея груди рыданіе. И плакучая ива въ гамлейскомъ саду, и то чувство отчаянія, какое она подъ ней испытала, и медленно проникнувшее въ ея сердце утшеніе, и образъ самаго утшителя — все это съ необыкновенной ясностью и живостью мгновенно промелькнуло у нея въ памяти.— Роджеръ! она взглянула на Цинціюи, успвъ побороть овладвшее ею волненіе, продолжала, не спуская съ нея глазъ: — Роджеръ — научилъ меня первый, какими глазами я должна смотрть на женитьбу папа. Онъ былъ свидтелемъ отчаянія, которому я предалась въ первую минуту. О, Цинція! Какое счастіе, какая честь быть любимой имъ!
Цинція покраснла: она казалась тронутой и довольной.
— Да, это дйствительно большое счастіе. Но, Молли, мн въ то же время становится страшно, когда я подумаю, что онъ, безъ сомннія, ожидаетъ видть меня постоянно такой совершенной, какою воображаетъ теперь. Меня пугаетъ мысль, что мн прійдется остальную часть моей жизни ходить неиначе, какъ на цыпочкахъ.
— Но вы хорошая, Цинція, перебила ее Молли.
— Нтъ, я нехорошая. Вы ошибаетесь точно такъ же, какъ и онъ. И когда-нибудь я вдругъ упаду въ вашемъ мнніи, какъ на дняхъ гиря у часовъ въ передней, когда тамъ порвалась пружина.
— Я думаю, онъ никогда не перестанетъ любить васъ, сказала Молли.
— А вы не перестали бы, еслибъ даже узнали, что я оказалась виновной въ очень дурномъ проступк? Вспомнили ли бы вы тогда, какъ мн часто приходилось жутко и почти невозможно воздерживаться отъ соблазна? Она взяла Молли за руку.— Мы не будемъ боле говорить о мама, столько же ради васъ, сколько ради меня, только вы не можете не согласиться съ тмъ, что она плохая опора для молодой двушки, которой не въ состояніи помочь ни совтомъ, ни… О, Молли, еслибъ вы знали, какъ я была одинока въ такое время, когда наиболе нуждалась въ друзьяхъ! Мама не понимала этого и не воображаетъ, что изъ меня могло бы выдти, попадись я въ руки умныхъ, добрыхъ людей. Но мн это хорошо извстно, продолжала она, какъ-бы устыдясь своей откровенности: — ни стараюсь всячески забыть это. Я полагаю, послднее хуже всего, но что же длать? Постоянная мысль о подобномъ предмет свела бы меня въ могилу.
— Желала бы я быть въ состояніи помочь вамъ, или по крайнеймр понять васъ, задумчиво проговорила Молли посл минутнаго молчанія.
— Вы можете мн помочь, быстро сказала Цинція, съ внезапной перемной въ голос и манерахъ.— Я умю длать шляпы и головные уборы, но за то мои пальцы совершенно отказываются складывать платья и воротнички, тогда какъ ваши тоненькіе пальчики превосходно съ этимъ справляются. Прошу васъ, помогите мн уложиться. Это будетъ настоящая, осязательная помощь, боле полезная, чмъ сентиментальное утшеніе въ сентиментальномъ гор, которое, въ конц-концовъ, можетъ быть просто на просто воображаемое.
Обыкновенно, остающіеся на мст друзья наиболе ощущаютъ печаль при разлук. Путешественники, какъ-бы они ни были глубоко огорчены разставаніемъ съ близкими, находятъ большое утшеніе въ движеніи и въ разнообразіи новыхъ предметовъ, представляющихся ихъ взорамъ. Не такъ было съ Молли. Возвращаясь съ отцомъ изъ конторы дилижансовъ, посл того какъ они проводили въ Лондонъ мистрисъ Гибсонъ и Цинцію, она чуть не плясала отъ радости.
— Ну, папа! сказала она, — теперь вы мой на цлую недлю. Вы должны быть очень кротки и послушны.
— А ты общайся не слишкомъ тиранить меня. Ты такъ бжишь, что я не въ силахъ за тобой слдовать, и мы чуть чуть было не промчались мимо мистрисъ Гуденофъ.
И они перешли на другую сторону улицы поздороваться съ мистрисъ Гуденофъ.
— Мы только-что проводили въ Лондонъ мою жену съ ея дочерью. Мистрисъ Гибсонъ ухала на цлую недлю.
— Вотъ какъ, на цлую недлю! Вамъ будетъ очень скучно безъ вашей подруги, мысъ Молли!
— Да! отвчала Молли, которая внезапно почувствовала, что ей именно съ этой точки зрнія и слдовало бы взглянуть на отъздъ Цинціи.— Конечно, ея отъздъ огорчаетъ меня.
— А вы, мистеръ Гибсонъ, точно вторично овдовли! Вы непремнно должны въ одинъ изъ этихъ вечеровъ прійдти ко мн пить чай. Намъ слдуетъ развлекать васъ. Что, если я назначу четвергъ?
Несмотря на сильную боль, какую мистеръ Гибсонъ почувствовалъ въ рук, оттого, что Молли, въ вид предупрежденія, поспшила ущипнуть его, онъ, къ великому удовольствію старой леди, принялъ ея приглашеніе.
— Папа, какъ это вы могли ршиться отдать одинъ изъ нашихъ вечеровъ? У насъ всего ихъ было, только шесть, теперь осталось пять. А я разсчитывала, что мы такъ многое за это время сдлали бы съ вами!
— А что именно?
— Я и сама не знаю: все, что есть самаго не изящнаго и не аристократическаго, прибавила она, лукаво заглядывая отцу въ лицо.
Глаза его весело заблистали, но остальная часть физіономіи оставалась невозмутимо серьзной.
— Однако, я не желаю быть до конца тобой испорченъ. Посредствомъ усиленныхъ трудовъ, мн наконецъ удалось достигнуть крайней степени утонченности. Я не намренъ идти назадъ, и впадать въ прежнее невжество.
— А я намрена васъ въ него вовлечь, папа. Сегодня же мы позавтракаемъ не чмъ инымъ, какъ сыромъ съ хлбомъ. Вы каждый вечеръ будете возсдать въ гостиной въ туфляхъ. А какъ вы думаете, папа, не могла ли бы я поздить верхомъ на Нор Крейн? Я разсматривала мою старую амазонку, и нашла, что она еще можетъ быть употреблена въ дло.
— А гд мы возьмемъ дамское сдло?
— Мое старое, конечно, не годится для большой ирландской лошади. Но я неприхотлива, пана, и думаю, что мы какъ-нибудь могли бы устроить это.
— Благодарю. Повторяю: я не желаю возвращаться ко временамъ варварства. У меня можетъ быть очень цурной вкусъ, но я хочу, чтобъ дочь моя здила верхомъ въ приличномъ вид и на покойномъ сдл.
— Подумайте: мы могли бы съ вами прохаться по аллеямъ! Теперь розы и жимолость въ цвту, на поляхъ снокосы!… О, какъ я хотла бы побывать на ферм Мерримена! Папа, голубчикъ, милый, дорогой папа, дайте мн хоть разъ съ вами поздить! Не откажите мн. Право, это можно легко устроить!
И тмъ или другимъ способомъ ‘это’ было устроено, равно какъ и многое другое изъ того, что желала Молли. То была счастливая, праздничная недля для молодой двушки. Ничто не мшало ея сношеніямъ съ отцомъ, исключая одного обстоятельства. Ихъ вс считали нужнымъ приглашать по вечерамъ на чай. Они точно были молодые супруги, которыхъ вс спшили чествовать. Дло въ томъ, что поздніе обды мистрисъ Гибсонъ оказывались весьма неудобными для маленькихъ Голлингфордскихъ собраній. Какъ приглашать людей на чай къ шести часамъ, когда они въ это самое время садились за обденный столъ? Какъ могли другіе ршаться удовлетворять своему аппетиту передъ изумленнымъ презрительнымъ взглядомъ особъ, которыя въ половин девятаго отказывались отъ сандвичей и сладкихъ пирожковъ? Такимъ образомъ, Гибсоны рдко приглашались на чай. Мистрисъ Гибсонъ, которая стремилась попасть въ аристократическое общество богатыхъ сосднихъ землевладльцевъ, очень терпливо и даже равнодушно переносила свое исключеніе изъ боле скромныхъ вечернихъ собраній маленькаго городка. Но для Молли это было настоящимъ лишеніемъ: она съ дтства привыкла время отъ времени принимать участіе въ простыхъ увеселеніяхъ добродушныхъ голлингфордцевъ. Даже теперь, хотя она и ворчала при появленіи каждой, сложенной трехъугольникомъ, пригласительной записки, и жаловалась на то, что ее лишаютъ еще одного изъ тхъ вечеровъ, которые она надялась провести наедин съ отцомъ, въ сущности она была довольна снова находиться въ обществ своихъ старинныхъ друзей. Мисъ Броунингъ и мисъ Фбе особенно старались развлекать ее въ ея одиночеств. Еслибъ она только захотла, она могла бы каждый день обдать тамъ, по она не длала этого, и ей приходилось очень часто навщать ихъ, чтобъ он необидлись ея отказами на счетъ обдовъ. Мистрисъ Гибсонъ написала своему мужу два письма въ теченіе недли, которую провела въ Лондон. Этотъ фактъ показался вполн удовлетворительнымъ обимъ мисъ Броунингъ. Он въ послднее время держались нсколько въ сторон отъ дома, гд, он чувствовали, ихъ присутствіе было скоре лишнимъ, чмъ иначе. Въ зимніе вечера он часто толковали объ отношеніяхъ другъ къ другу различныхъ членовъ Гибсонова семейства. Он выводили, по этому поводу, свои заключенія, и находили подобный предметъ разговора неистощимымъ, такъ-какъ могли каждый день разнообразить свои догадки. Боле всего он трудились надъ разршеніемъ вопроса о томъ, какъ уживаются вмст мистеръ и мистрисъ Гибсонъ? Два письма въ теченіе одной недли разлуки, казалось имъ, свидтельствовали о хорошихъ отношеніяхъ между супругами. Въ то же время это и не было слиткомъ много. Когда Молли объявила имъ о полученіи ея отцомъ втораго письма, пришедшаго въ Голлингфордъ наканун возвращенія мистрисъ Гибсонъ, об сестры многозначительно переглянулись и одобрительно кивнули головой. Он между собой поршили, что два письма послужатъ доказательствомъ того, что въ семейств Гибсона все обстоитъ благополучно: третье он намревались найдти страннымъ, а одно, полагали он, было бы выполненіемъ простой формальности. Между мисъ Броунингъ и мисъ Фбе происходилъ длинный разговоръ о томъ, кому мистрисъ Гибсонъ должна адресовать свое второе письмо, если она напишетъ таковое. Было бы недурно, еслибъ она адресовала его мистеру Гибсону, но и Молли слдовало бы также оказать знакъ вниманія.
— Вы получили другое письмо, моя милая? спросила мисъ Броунингъ.— Я полагаю, на этотъ разъ мистрисъ Гибсонъ писала къ вамъ.
— Письмо состоитъ изъ большого листа, на которомъ Цинція написала мн цлую страницу. Остальное все относится къ папа.
— Это превосходное распоряженіе. Но что пишетъ вамъ Цинція? Весело ли она проводитъ время?
— О, да! У нихъ былъ большой парадный обдъ, а въ тотъ вечеръ, что мама провела у леди Комноръ, Цинція здила въ театръ съ своими кузинами.
— Вотъ какъ! И все это въ одну недлю? Да он, какъ посмотришь, ведутъ тамъ въ полномъ смысл слова разсянный образъ жизни, четвергъ он провели въ дорог, въ пятницу, конечно, отдыхали, воскресенье везд проводится одинаково, а письмо написано во вторникъ… Отъ всей души надюсь, что Цинція по возвращеніи не будетъ скучать въ Голлингфорд.
— Не думаю, чтобъ она скучала, сказала мисъ Фбе, улыбаясь и бросая на сестру лукавый взглядъ, который какъ-то странно не присталъ къ ея добродушному, наивному лицу.— Вы очень часто видите мистера Престона, не правда ли, Молли?
— Мистера Престона, повторила Молли, вспыхнувъ отъ неожиданнаго вопроса.— Нтъ, не очень часто. Онъ большую часть зимы, какъ вамъ извстно, провелъ въ Ашкомб. Онъ только недавно сюда возвратился, чтобъ ужь окончательно здсь поселиться. Почему вы это думаете?
— О, намъ сказала маленькая птичка, отвчала мисъ Броунингъ.
Молли съ самаго дтства была знакома съ этой птичкой, которую всегда ненавидла и которой постоянно стремилась свернуть шею. Отчего это, думала она, люди не могутъ говорить просто, и безъ увертокъ сказать, что не намрены указывать на источникъ, изъ котораго почерпнули свои свднія? Но мисъ Броунингъ питала большую слабость къ подобнаго рода оборотамъ рчи, а мисъ Фбе находила ихъ очень остроумными.
— Маленькая птичка въ одинъ прекрасный день летала въ Вересковой Алле и видла тамъ мистера Престона съ молодой леди, которую мы не назовемъ по имени. Они прогуливались очень дружески, то-есть мистеръ Престонъ былъ верхомъ на лошади. Но аллея, какъ извстно, у деревяннаго мостика, перекинутаго черезъ ручеекъ, проложена на возвышеніи, тогда какъ большая дорога идетъ нсколько ниже…
— Но, можетъ быть, Молли посвящена въ тайны Цинціи, и намъ не слдуетъ разспрашивать ее, сказала мисъ Фбе, замтивъ смущенный и недовольный видъ Молли.
— Это не можетъ быть тайной, возразила мисъ Броунингъ, забывъ о птичк и съ достоинствомъ бросая исполненный упрека взглядъ на мисъ Фбе.— Мисъ Горнблоуеръ утверждаетъ, что мистеръ Престонъ сознается въ своей помолвк…
— Во всякомъ случа не съ Цинціей, это мн съ достоврностью извстно, горячо заступилась Молли.— Прошу васъ, не повторяйте подобныхъ слуховъ: вы не знаете, сколько они могутъ надлать вреда. Я ненавижу всякаго рода сплетни!
Молли выражалась съ не совсмъ-то похвальной рзкостью, но она думала о Роджер, о томъ, какъ подобные слухи, если они дойдутъ до него (въ самую середину Африки!) его встревожатъ и опечалятъ. Одна эта мысль вызвала на ея лицо краску стыда и негодованія.
— Та, та, та! Мисъ Молли! Не забывайте, что я могла бы быть вашей матерью, и вамъ совсмъ не пристало говорить такъ съ нами… со мной. Сплетни! Право, Молли…
— Извините меня, проговорила Молли, только на половину раскаяваясь.
— Я уврена, что вы не подумали, когда такъ отвчали сестр, сказала мисъ Фбе съ цлью примирить ихъ.
Молли минуты съ дв помолчала. Ей хотлось доказать вредъ, какой могъ произойти, если подобные слухи будутъ всми повторяться.
— Но разв вы не видите, заговорила она, наконецъ, все еще пылая негодованіемъ:— какъ дурно такъ легкомысленно отзываться о людяхъ? Положимъ, что кто-нибудь изъ нихъ любитъ кого нибудь другого — а это весьма возможная вещь — мистеръ Престонъ, напримръ, можетъ быть чьимъ нибудь женихомъ…
— Молли! что вы? Въ такомъ случа мн только остается жалть бдную женщину, его невсту. Я весьма невыгоднаго мннія о мистер Престон, сказала мисъ Броунингъ, и въ голос ея слышалось предостереженіе.
У ней въ голов внезапно мелькнула новая мысль.
— Ну, этой женщин, или молодой леди было бы очень непріятно слышать подобные разсказы о мистер Престон.
— Можетъ быть, и нтъ. Во всякомъ случа, онъ страшный волокита, и я совтовала бы молодымъ двушкамъ его остерегаться.
— Но ихъ встрча въ Вересковой Алле могла быть чисто-случайная, замтила мисъ Фбе.
— Я ничего о томъ не знаю, сказала Молли.— Простите меня за мою дерзость, но, прошу васъ, не говорите боле объ этомъ. У меня есть важныя причины для того, чтобъ не желать повторенія подобныхъ толковъ.
Она встала, услыша, какъ били церковные часы. Было позже, чмъ она полагала, и отецъ ея, безъ сомннія, уже возвратился домой.
Она наклонилась и поцаловала серьзное лицо мисъ Броунингъ.
— Какъ вы ростете, Молли! воскликнула мисъ Фбе.— Вы высоки и стройны, какъ тополь — такъ, кажется, поется въ старинной псн?
— Ростите въ мудрости тжъ же, какъ въ красот, Молли, сказала ей вслдъ мисъ Броунингъ.
Лишь только Молли ушла, мисъ Броунингъ встала, затворила покрпче дверь, сла поближе къ сестр, и почти шопотомъ сказала!
— Фбе, съ мистеромъ Престономъ въ тотъ день, когда его встртила въ Вересковой Алле мистрисъ Гуденофъ, была не Цинція, а сама Молли.
— Господи, помилуй! воскликнула мисъ Фбе, ни минуты не сомнваясь въ справедливости словъ своей сестры.— Какъ ты это узнала?
— Сложивъ вмст два и два. Разв ты не замтила, какъ Молли то краснла, то блднла, и съ такой увренностью утверждала, что между мистеромъ Престономъ и Цинціей Киркпатрикъ не существуетъ помолвки?
— Можетъ быть, они и не помолвлены. Но мистрисъ Гуденофъ видла ихъ вмст…
— Мистрисъ Гуденофъ только прохала мимо Вересковой Аллеи въ своемъ фаэтон, важно произнесла мисъ Броунингъ: — но всмъ намъ извстно, какъ она боится здить въ экипаж, и потому со страху легко могла ошибиться. У Молли и Цинціи есть одинакія клтчатыя шали и шляпки. А Молли съ рождества очень выросла, и совсмъ сравнялась съ Цинціей. Я всегда опасалась, чтобъ она не была маленькой и толстенькой, но она теперь выровнялась и сдлалась очень стройна. Я готова поручиться въ томъ, что мистрисъ Гуденофъ видла Молли, но приняла ее за Цинцію.
Когда мисъ Броунингъ готова была ‘поручиться’ въ справедливости своей догадки, мисъ Фбе ничего боле не оставалось, какъ поврить ей. Она сидла молча, погруженная въ собственныя мысли, потомъ сказала:
— Такъ что жь, сестра: это была бы недурная партія.
Она говорила очень нершительно, ожидая, чтобъ сестра одобрила ея мнніе.
— Фбе, это никуда негодная партія для дочери Мери Парсонъ. Еслибъ я знала о немъ въ сентябр то, что знаю теперь, мы не пригласили бы его тогда къ себ пить чай.
— А что ты знаешь, сестра? спросила мисъ Фбе.
— Мисъ Горнблауеръ мн кое-что поразсказала. Не знаю, прилично ли теб слушать это, Фбе? Онъ былъ женихомъ очень хорошенькой мисъ Грегсонъ въ Генвик. Ея отецъ началъ наводить о немъ справки, и узналъ такія за нимъ продлки, что принудилъ дочь взять у него назадъ слово. Бдняжка съ тоски умерла.
— Какіе ужасы! воскликнула мисъ Фбе.
— Кром того, онъ играетъ въ билліардъ, держитъ пари на лошадиныхъ скачкахъ, а нкоторые увряютъ даже, будто онъ содержитъ лошадей для скачекъ.
— Не странно ли посл этого, что графъ избралъ его въ управители своего имнія?
— Нисколько. Онъ хорошій и ловкій длецъ, а милордъ не обязанъ знать вздоръ, какой говоритъ его управляющій, когда выпьетъ слишкомъ много вина.
— Когда выпьетъ слишкомъ много вина? О, сестра, неужели онъ пьяница? А мы-то приглашали его къ себ на чай!
— Я не говорю, чтобъ онъ былъ пьяницей, съ неудовольствіемъ замтила мисъ Броунингъ.— Мужчина можетъ время отъ времени выпивать боле вина, чмъ сколько слдуетъ, но изъ этого еще не слдуетъ, чтобъ онъ былъ пьяницей. Не произноси никогда такихъ грубыхъ словъ, прошу тебя, Фбе.
Мисъ Фбе нсколько времени посл этого упрека молчала.
— Я все-таки надюсь еще, заговорила она, наконецъ: — что не Молли гуляла съ нимъ въ Вересковой Алле.
— Ты можешь надяться, сколько твоей душ угодно, а я почти уврена въ противномъ. Тмъ не мене, я полагаю, намъ лучше ни слова не говорить объ этомъ мистрисъ Гуденофъ. Она вообразила себ, что видла Цинцію, ну, и пусть будетъ такъ, пока мы не удостовримся въ справедливости нашей догадки насчетъ Молли. Мистеръ Престонъ, пожалуй, годится для Цинціи, которая воспитана во Франціи, что, однако, не мшаетъ ей имть прелестныя манеры. Она можетъ и не быть слишкомъ разборчивой. Но онъ не долженъ имть, и не получитъ Молли, хотя бы мн пришлось для того идти самой въ церковь и не допустить оглашенія ихъ свадьбы. Все, что я знаю, заставляетъ меня сильно бояться, чтобы между ними чего нибудь не было. Намъ слдуетъ за ней наблюдать, Фбе. Я намрена, вопреки ей самой, быть ея ангеломъ-хранителемъ.

Конецъ второй части.

Часть третья.

I.
Собираются тучи.

Мистрисъ Гибсонъ возвратилась изъ Лондона преисполненная воспоминаніями о прелестяхъ столицы. Леди Комноръ была къ ней милостива и ласкова, ‘такъ была тронута тмъ, что я похала повидаться съ нею тотчасъ по возвращеніи ея въ Англію’, леди Гарріета была крайне мила и ухаживала за своей прежней гувернанткой, лордъ Комноръ добръ и радушенъ, какъ всегда, что же касается до Киркпатриковъ, то въ дом лорда-канцлера не могло бы быть большаго великолпія, нежели у нихъ, и шелковое платье жены главнаго судьи королевской скамьи облакомъ проносилось въ ея воображеніи надъ образами служанокъ и лакеевъ. Да и Цинціей такъ много восхищались: а мистрисъ Киркпатрикъ совсмъ задарила ее бальными платьями и внками, хорошенькими шляпками и мантильками, словно благодтельная фея, въ волшебной сказк, такъ что подаренные ей мистеромъ Гибсономъ бдные 10 фунтовъ казались ужь очень жалкими на ряду съ такою щедростью.
— И такъ они ее полюбили! ужь не знаю, когда отпустятъ обратно къ намъ. (Этими словами мистрисъ Гибсонъ оканчивала вс свои разсказы). А вы, Молли, что-то вы подлывали съ вашимъ папа? Судя по вашему письму, вамъ было очень весело. Мн некогда было прочитать его въ Лондон, поэтому я положила его въ карманъ, и прочла въ дилижанс, возвращаясь домой. Однако, мое милое дитя, какой же у васъ старомодный видъ, съ вашимъ обтянутымъ платьемъ и спутанными локонами! Локоны совсмъ вышли изъ моды. Надо вамъ придумать другую прическу, продолжала она, усиливаясь пригладить черныя, волнистыя кудри Молли.
— Я послала къ Цинціи письмо, полученное на ея имя изъ Африки, робко сказала Молли: — говорила она вамъ, что въ немъ было написано?
— О, да, бдная двочка! она сильно встревожилась имъ, какъ мн показалось, объявила, что не расположена хать на балъ, который давался въ тотъ вечеръ у мистера Росона, и для котораго мистрисъ Киркпатрикъ подарила ей бальное платье. Между тмъ ршительно не изъ-за чего было ей такъ себя мучить. Роджеръ писалъ только, что съ нимъ опять былъ легкій припадокъ лихорадки, по что ему уже лучше. Онъ говоритъ, что каждому европейцу приходится вынести лихорадку, прежде чмъ свыкнуться съ климатомъ той части Абиссиніи, гд онъ находится.
— А похала она, все-таки, на балъ? опросила Молли.
— Разумется. Вдь это не помолвка, а если и помолвка, то она никому неизвстна. И вдругъ бы она объявила: одинъ знакомый мн молодой человкъ, два мсяца назадъ, прохворалъ нсколько дней гд-то въ Африк, поэтому я не хочу сегодня хать на балъ. Это показалось бы напускной сантиментальностью, что я ненавижу больше всего на свт.
— Едва-ли она, однако, могла веселиться, замтила Молли.
— О, напротивъ, она очень веселилась. Платье на ней было изъ благо газа, убрано сиренью, и въ самомъ дл, она была очаровательна, ужь матери-то можно позволить себ маленькое пристрастіе. Она все время танцовала, хотя почти ни съ кмъ не была знакома. Я уврена, что она веселилась, уврена по тому, какъ она говорила о бал на слдующее утро.
— Желала бы я знать, извстно ли про это сквайру?
— Про что это? Ахъ да, понимаю: про болзнь Роджера? я полагаю, что неизвстно, да и нтъ надобности говорить ему, теперь уже онъ врно совсмъ поправился.
Съ этими словами, мистрисъ Гибсонъ вышла изъ комнаты, разбирать чемоданъ. Молли выронила изъ рукъ работу и вздохнула. ‘Посл-завтра годъ’, подумала она: ‘какъ онъ приходилъ сюда и звалъ насъ въ лсъ, а мама еще такъ досадовала, зачмъ онъ пришелъ передъ завтракомъ. Помнитъ ли все это Цинція такъ же живо, какъ я? А теперь, быть можетъ… о, Роджеръ, Роджеръ!… какъ я желаю, какъ я молюсь, чтобы он благополучно возвратился домой. Какъ бы мы перенесли извстіе, еслибы’…
Она закрыла лицо руками и старалась не давать себ думать. Вдругъ она встала, какъ-бы ужаленная язвительною мыслью:
— Я не врю, чтобы она любила его, какъ бы должна, иначе она не могла бы… не могла бы хать на балъ и танцовать. Что я стану длать, если она его недостаточно любитъ? что тогда будетъ со мною? Я могу перенести все, только не это!
Но она скоро убдилась, что довольно трудно переносить и долгую неизвстность о состояніи его здоровья. Не было вроятности, чтобы пришло письмо отъ него, до истеченія, по крайней мр, мсяца, а до тхъ поръ и Цинція должна была возвратиться домой. Молли начала тосковать по ней еще прежде, чмъ прошли дв недли посл ея отъзда. Ей и не воображалось, чтобы постоянныя ‘tte—tte’ съ мистрисъ Гибсонъ могли быть до такой степени скучны, несносны, какъ это оказалось на самомъ дл. Быть можетъ, Молли стала раздражительна вслдствіе болзненнаго состоянія, въ которомъ она находилась по случаю быстраго роста. Какъ бы то ни было, ей нердко приходилось вставать и выходить изъ комнаты, чтобы успокоиться, выслушавъ нескончаемую вереницу словъ, по большей части брюзгливыхъ и жалобныхъ, которыя, въ цломъ, все-таки не давали яснаго понятія о мысляхъ и чувствахъ особы, произносившей ихъ. Каждый разъ, какъ что нибудь было не по нраву этой особ, каждый разъ, какъ мистеръ Гибсонъ хладнокровно настаивалъ на томъ, что ей не нравилось или, когда кухарка перепутывала что нибудь на счетъ обда, или служанка разбивала какую нибудь хрупкую бездлицу, или Молли была причесана не по ея вкусу, или платье было ей не къ лицу, или по дому распространялся запахъ кушанья, или прізжали съ визитами лица, которыхъ ей не хотлось видть, или не являлись т, которыхъ она желала бы видть — словомъ, каждый разъ, какъ она чмъ нибудь была недовольна, начиналось оплакиваніе ‘бднаго мистера Киркпатрика’, и даже почти стованіе на него, какъ будто онъ пособилъ бы всему этому горю, еслибы только потрудился не умирать.
— Когда я вспоминаю т счастливые дни, говаривала она въ такихъ случаяхъ: — мн Кажется, что я въ то время не придавала имъ должной цны. Въ самомъ дл, у насъ были молодость, любовь — какое намъ было дло до бдности! Помню я, какъ милый мистеръ Киркпатрикъ однажды пшкомъ прошелъ пять миль въ Стратфорд, чтобы купить мн какого-то пирожнаго, котораго мн захотлось, спустя мсяцъ посл рожденія Цинціи. Я нисколько не жалуюсь на вашего дорогого папа, но я не думаю… впрочемъ, мн не слдовало бы говорить этого вамъ. Еслибы только мистеръ Киркпатрикъ въ самомъ начал обратилъ вниманіе на свой кашель — но онъ былъ такъ упрямъ! впрочемъ, вс мужчины, кажется, упрямы. Да и наконецъ, это было просто эгоизмомъ съ его стороны. Я уврена, что онъ даже никогда не подумалъ, въ какомъ безпомощномъ состояніи я останусь безъ него. Мн же, притомъ, тяжеле переносить всякую непріятность, нежели кому-либо, потому что натура у меня всегда была такая привязчивая и чувствительная. Помню я одно маленькое стихотвореніе мистера Киркпатрика, въ которомъ онъ сравнивалъ сердце мое съ струною арфы, звучащею отъ прикосновенія малйшаго втерка.
— Я всегда полагала, что нужна порядочная сила въ пальцахъ, чтобы извлекать звуки изъ струны арфы, замтила Молли.
— Милое мое дитя, въ васъ такъ же мало поэзіи, какъ и въ отц вашемъ. А ужь волосы ваши! они еще хуже стали. Хоть бы вы намочили ихъ водою, что ли, чтобы сгладить эти неопрятныя волны и завитушки.
— Они отъ воды еще хуже вьются, какъ высохнутъ, отвчала Молли, и вдругъ глаза ея наполнились слезами: передъ нею промелькнули воспоминанія дтства, точно картина, давно виднная и въ теченіе многихъ лтъ забытая. Ей представилась молодая мать, умывающая и причесывающая свою маленькую двочку, какъ она сажаетъ полунагую крошку къ себ на колни, и обвивая мокрые темные локоны кругомъ пальца, въ неизреченномъ порыв нжности цалуетъ кудрявую головку…
Полученіе письма отъ Цинціи всегда бывало очень пріятнымъ событіемъ: она не часто писала, за то письма ея были довольно длинны и чрезвычайно занимательны, жаль только, что въ нихъ безпрестанно упоминались незнакомыя имена, съ которыми не соединялись никакія мысли въ ум Молли, хотя мистрисъ Гибсонъ и старалась просвтить ее коментаріями, въ род слдующихъ:
— Мистрисъ Гринъ! а, это та хорошенькая родственница мистрисъ Джонсъ, что живетъ на Россель-сквер съ толстымъ мужемъ, у нихъ еще свой экипажъ. Впрочемъ, не знаю наврно, не мистеръ ли Гринъ приходится родственникомъ мистрисъ Джонсъ? Надо спросить Цинцію, когда она прідетъ домой.— Мистеръ Гендерсонъ! ахъ, да, помню, помню: молодой человкъ съ черными усами, бывшій ученикъ мистера Киркпатрика, или мистера Муррея, ужь не знаю, знаю только, что мн говорили, что онъ съ кмъ-то проходилъ курсъ законовднія.— Ахъ, да, это т, что прізжали съ визитомъ на другой день посл бала у мистера Росона, и еще такъ восторгались Цинціеи, не зная, что я ея мать. Она была прекрасно одта, въ черномъ атласномъ плать, а у сына было стеклышко въ глазу, впрочемъ, онъ молодой человкъ съ хорошимъ состояніемъ. Кольманъ! ну, да, они и есть.
О Роджер не было боле извстія до возвращенія Цинціи изъ Лондона, и даже еще нсколько времени посл того, она вернулась свже и миле, чмъ когда либо, изящно одтая, благодаря собственному вкусу и щедрости дядиной жены, и разсказывала бездну занимательныхъ подробностей о своемъ жить-быть въ столиц, гд она отъ души веселилась, хотя по возвращеніи нисколько не скучала но ней. Она привезла съ собою множество хорошенькихъ туалетныхъ бездлушекъ для Молли: бархатку на шею по послдней мод, выкройку пелеринки, пару изящныхъ вышитыхъ перчатокъ, какихъ еще Молли никогда не видала, и еще разныхъ другихъ вещицъ, доказывавшихъ, что она о ней не забывала. Однако, несмотря на то, Молли почему-то чувствовала, что Цинція измнилась въ отношеніи къ ней. Молли сознавала, что никогда не пользовалась полнымъ довріемъ Цинціи, которая, при всей своей кажущейся откровенности и почти наивности въ обращеніи, въ сущности была крайне сдержана и даже скрытна. Цинція сама знала за собою эту черту и часто по этому поводу подтрунивала надъ собою въ разговор съ Молли, которая, со своей стороны, успла вполн убдиться въ этой особенности характера своей подруги. Но это не очень ее безпокоило, она знала, что и въ собственномъ ея ум мелькало много такихъ мыслей и чувствъ, которыхъ она никогда и не подумала бы поврить кому бы то ни было, разв только отцу своему, еслибы имъ довелось побольше бывать вмст. Но она знала, что Цинція утаивала отъ нея не одни мысли и чувства, а нердко и факты. Впрочемъ, и тутъ она разсуждала, что факты эти могли быть сопряжены съ душевной борьбою и страданіемъ, могли относиться, напримръ, къ небреженію къ ней матери, и вообще быть на столько тяжелаго свойства, что всего лучше было бы для Цинціи, еслибы она могла совсмъ забыть о нихъ, забыть свое дтство, а не врзывать его еще боле въ своей памяти разсказами о претерпнныхъ непріятностяхъ и огорченіяхъ. Итакъ то, что въ настоящее время такъ отдаляло Молли отъ нея, было не недостатокъ доврія со стороны Цинціи, а то, что Цинція какъ будто скоре избгала, чмъ искала ея общества, то, что глаза ея уклонялись отъ прямого, серьзнаго, полнаго любви взора Молли, то, что были нкоторые предметы, о которыхъ ей, очевидно, было крайне непріятно говорить. Между тмъ, Молли находила какъ-бы грустную отраду въ измненіи тона, которымъ Цинція теперь говорила о Роджер: она съ недавнихъ поръ стала относиться къ нему съ нжностью, называя его ‘бднымъ Роджеромъ’, вроятно, какъ полагала Молли, по случаю болзни, о которой онъ упоминалъ въ своемъ послднемъ письм. Однажды утромъ, на первой недл по возвращеніи Цинціи, мистеръ Гибсонъ, въ ту самую минуту, какъ онъ собирался ухать по больнымъ, вдругъ вбжалъ наверхъ въ гостиную, какъ былъ въ высокихъ сапогахъ и шпорахъ, торопливо положилъ на столъ передъ нею раскрытую брошюру, и указавъ пальцемъ на одно мсто въ ней, не произнеся при этомъ ни одного слова, быстро вышелъ изъ комнаты. Глаза его сверкали какимъ-то особеннымъ выраженіемъ, точно ему что-то было и смшно и пріятно. Молли все это замтила, также какъ и румянецъ, заигравшій на лиц Цинціи, когда она прочитала указанное ей мсто, посл чего она отодвинула брошюру немного въ сторону, не закрывая ея однако, и продолжала работать.
— Что тамъ такое? можно мн посмотрть? спросила Молли, протягивая руку къ брошюр, но не касаясь ея, пока Цинція не отвчала:
— Конечно, можно: не думаю, чтобы заключались особенные секреты въ ученомъ журнал, наполненномъ отчетами о разныхъ митингахъ и засданіяхъ, и она слегка толкнула брошюру въ сторону Молли.
— О, Цинція, вскрикнула Молли, съ трудомъ переводя дыханіе, когда она прочла отмченное мсто.— Какъ вамъ не гордиться имъ?— Это былъ отчетъ о годичномъ засданіи ‘географическаго общества’, на которомъ лордъ Голлингфордъ прочелъ собранію письмо, полученное имъ отъ Роджера Гамлея изъ Аракуоба, селенія въ Африк, до тхъ поръ еще непосщеннаго ни однимъ ученымъ европейскимъ путешественникомъ, и о которомъ мистеръ Гамлей сообщалъ много занимательныхъ подробностей. Письмо это было выслушано съ величайшимъ интересомъ, и многіе изъ говорившихъ посл того членовъ отзывались объ автор его съ высокой похвалою. Но зная Цинцію, Молли не слдовало ожидать отъ нея горячаго отзыва на чувства, внушившія ей ея восклицаніе. Какъ бы сильно ни говорили въ душ ея гордость или радость или благодарность или даже негодованіе, раскаяніе, печаль — одного факта, что кто-нибудь разсчитываетъ на изліяніе одного изъ этихъ чувствъ съ ея стороны, достаточно было бы, чтобы помшать ей выразить его.
— Я не могу всмъ этимъ такъ восторгаться, какъ вы, Молли. Къ тому же, это для меня не новость, по крайней-мр, не совсмъ новость. Я слыхала объ этомъ митинг еще передъ отъздомъ моимъ изъ Лондона. О немъ много было говорено въ дядиномъ кружку. Конечно, я не слыхала тамъ такихъ похвалъ, какія расточаются ему здсь, но вдь это все условная манера говорить, ничего неозначающая. Нельзя же не похвалить, когда такая важная особа, какъ лордъ, беретъ на себя трудъ вслухъ прочитать одно изъ его писемъ!
— Вздоръ какой! возразила Молли:— вы сами знаете, что не то вы думаете, что вы говорите, Цинція.
Цинція съ премилой ужимочкой передернула плечами, но не подняла головы отъ шитья. Молли принялась перечитывать отчетъ.
— Ахъ, Цинція! вдругъ сказала она: — вдь и вы могли бы тамъ быть, тамъ были дамы, тутъ такъ и сказано, что ‘присутствовало множество дамъ’. О, неужели вамъ нельзя было устроить такъ, чтобы похать? Если кружокъ вашего дяди интересовался такими вещами, разв вы не могли похать съ кмъ-нибудь изъ его знакомыхъ?
— Можетъ быть, еслибы попросилась, по я бы, мн кажется, значительно удивила ихъ такой внезапной страстью къ наук.
— Вы могли бы объяснить вашему дяд все дло, какъ оно есть въ дйствительности, онъ бы ужь врно никому не разсказалъ, еслибы вы попросили его, и помогъ бы вамъ.
— Послушайте, Молли, разъ навсегда, сказала Цинція, кладя на столъ работу и говоря рзкимъ, повелительнымъ тономъ: — поймите вы пожалуйста, что я желаю и всегда желала, чтобы отношенія, въ которыхъ я нахожусь къ Роджеру, никогда не упоминались и не служили предметомъ разговора. Когда настанетъ время, я скажу дяд и всмъ, до кого это касается, но я не намрена длать глупости и еще попасться въ бду, даже изъ желанія слышать ему похвалы, проболтавшись до поры, до времени. А еслибы меня стали принуждать, то я бы скоре согласилась прекратить всякія сношенія съ нимъ и избавиться за одинъ разъ отъ всякихъ непріятностей. Мн не можетъ быть хуже, чмъ теперь.
Она начала свою рчь въ сердцахъ, но подъ конецъ перешла въ унылый, жалобный тонъ. Молли въ испуг взглянула на нее.
— Я васъ не понимаю, Цинція, сказала она наконецъ.
— Я въ этомъ уврена, возразила Цинція, глядя на нее со слезами на глазахъ и съ такою нжностію, какъ-бы стараясь загладить свою вспышку: — я боюсь… я надюсь, что вы никогда не поймете меня.
Въ ту же минуту об руки Молли ужь обвили ея шею.
— О, Цинція! тихо проговорила она:— я васъ мучаю? я васъ огорчила? да? только не говорите, будто вы боитесь, чтобы я понимала васъ. Конечно, у васъ есть недостатки — у кого же ихъ нтъ? Но мн кажется, что я еще боле люблю васъ за нихъ.
— Не думаю, чтобы я была бы ужь черезчуръ гадкой, сказала Цинція, слегка улыбаясь сквозь слезы, вызванныя словами и ласками Молли:— но я попала въ бду. Право, мн иногда кажется, что я вкъ буду попадаться въ разныя исторіи, а если он обнаружатся, то я буду казаться хуже, чмъ есть на самомъ дл, и отецъ вашъ не захочетъ знаться со мною, и вы тоже. Впрочемъ, нтъ, не хочу и думать, чтобы вы могли бросить меня!
— Я уврена, что этого никогда не будетъ. Но какія же это исторіи? Какъ вы думаете, какъ бы Роджеръ посмотрлъ на нихъ? спросила Молли очень робко.
— Не знаю. Надюсь, что онъ никогда не узнаетъ, да и случая ему не будетъ, потому что въ самомъ непродолжительномъ времени я опять приду въ надлежащее состояніе. Все это случилось какъ-то само собою, такъ что мн и въ голову не приходило, чтобы я поступила нехорошо. Ужь не разсказать ли вамъ все, Молли?
Молли не хотлось напрашиваться на довріе подруги, хотя она очень желала узнать обо всемъ и посмотрть, не можетъ ли она помочь ей, но пока Цинція еще раздумывала, и по правд сказать, отчасти уже сожалла, что сдлала даже такой незначительный шагъ къ откровенному признанію, въ комнату вошла мистрисъ Гибсонъ, погруженная въ заботу о томъ, какъ бы передлать одно изъ своихъ платьевъ по новому фасону, виднному ей во время пребыванія ея въ Лондон. Цинція мгновенно какъ будто забыла свои слезы и горе, и всей душою отдалась работ.
Цинція вела довольно оживленную переписку съ своими лондонскими кузинами. Мистрисъ Гибсонъ даже иногда готова была жаловаться на частыя письма отъ Еленъ Киркпатрикъ. Въ то время еще не была введена система франкировки писемъ, такъ что каждый разъ приходилось платить одинадцать пенсовъ съ половиною, а такъ-какъ это повторялось по три раза въ недлю, то и составляло, какъ разсчитывала мистрисъ Гибсонъ, въ минуты досады, ‘сумму отъ трехъ до четырехъ шилинговъ’. Впрочемъ, эти жалобы длались только домашнимъ образомъ, извстное дло: домашніе всегда видли одну изнанку вышиванія. Голлингфордское же общество вообще, и въ особенности об мисъ Броунингъ, только и слышали отъ нея, что о восторженной дружб милой Еленъ къ Цинціи, о томъ, какъ пріятно такъ правильно получать такія обстоятельныя извстія изъ Лондона, ‘почти все равно, что самимъ тамъ жить.’
— По моему мннію, еще гораздо лучше, возразила мисъ Броунингъ съ нкоторою строгостью. Большую часть своихъ понятій о Лондон она почерпнула изъ сочиненій Аддисона и современныхъ ему писателей, въ которыхъ столица почти всегда изображается въ вид вертепа всякаго разврата, губящаго провинціальныхъ жонъ и двицъ, и длающая ихъ неспособными къ исполненію ихъ обязанностей, вовлекая ихъ въ одуряющій вихрь не всегда невинныхъ увеселеній. Однимъ словомъ, она смотрла на Лондонъ, какъ на нчто въ род нравственнаго дегтя, къ которому нельзя прикоснуться и остаться незапятнаннымъ. Мисъ Броунингъ, съ самаго возвращенія Цинціи домой, подкарауливала въ ней признака нравственной порчи, по за исключеніемъ прибавленія къ ея гардеробу множества хорошенькихъ и изящныхъ вещицъ, ничего не замчала худаго противъ прежняго. Цинція побывала ‘въ свт’, ‘узрла блескъ и пышность и ослпительное великолпіе Лондона’, однакожь, возвратившись въ Голлингфордъ, она съ тою же готовностію, какъ прежде, подавала мисъ Броунингъ стулъ, или рвала цвты на букетъ для мисъ Фбе, такъ же псправно чинила свое блье и платье. Но все это ставилось въ личную заслугу Цинціи, и никакъ не колебало убжденія мисъ Броунингъ въ порочности столицы.
— На сколько я могу судить о Лондон, объявила она, продолжая свою нравоучительную тираду о беззаконіяхъ этого города:— онъ ничмъ не лучше карманнаго вора и разбойника, равряженнаго въ украденное у порядочныхъ людей платье. Желала бы я знать, гд воспитывался лордъ Голлингфордъ, или мистеръ Роджеръ Гамлей? Вашъ добрый мужъ одолжилъ мн отчетъ о митинг, въ которомъ написано такъ много лестнаго о нихъ обоихъ, онъ такъ гордился этими похвалами, какъ будто они ему родные, мн Фбе прочитала этотъ отчетъ, потому что печать мелка по моимъ глазамъ. Ее значительно затрудняли незнакомыя названія мстъ, такъ что я сказала ей, чтобы она лучше пропускала ихъ, и въ самомъ дл мы никогда не слыхали ихъ до сихъ поръ и, вроятно, никогда больше не услышимъ. Но она вычитала все, что тамъ сказано о его сіятельств и о мистер Роджер. Ну, такъ я васъ спрашиваю, гд они воспитывались? Въ какихъ-нибудь восьми миляхъ отъ Голлингфорда, ни дать, ни взять, какъ Молли или я. Это все случай, а они тамъ толкуютъ о пріятности развитаго общества въ Лондон, да о разныхъ тамъ замчательныхъ людяхъ, да о томъ, какъ лестно и полезно знакомство съ ними. Я очень хорошо знаю, что только магазины да театры и тянутъ туда. Впрочемъ, не о томъ рчь. Мы вс любимъ наряжаться въ лучшее платье, и если можемъ объяснить свои поступки чмъ-нибудь, что похоже на разумное побужденіе, то конечно, стараемся показать себя съ хорошей стороны и умалчиваемъ о всхъ глупостяхъ, которыя лелемъ въ душ. Но я васъ спрашиваю еще разъ: откуда берутся все это блестящее общество, вс эти умные люди, вс эти замчательные путешественники? Вдь все же изъ такихъ сельскихъ приходовъ, какъ, напримръ, нашъ, Лондонъ только подбираетъ ихъ, да наряжается въ нихъ, да потомъ и сзываетъ тхъ же, кого онъ ограбилъ: ‘ступайте, молъ, полюбуйтесь, какъ я хорошъ!’ Очень хорошъ, нечего сказать! Терпть я не могу этого Лондона, гораздо лучше, что Цинція живеть не тамъ, и будь я на вашемъ мст, мистрисъ Гибсонъ, не знаю, не прекратила ли бы я эту лондонскую ея переписку: только волнуетъ ее, больше ничего:
— Но, можетъ быть, ей рано или поздно самой придется жить въ Лондон, мисъ Броунингъ, съ лукавою улыбкою замтила мистрисъ Гибсонъ.
— Тогда и время будетъ думать о Лондон. Я съ своей стороны желаю ей честнаго провинціальнаго мужа, съ достаточнымъ состояніемъ, чтобъ жить безбдно и кое-что откладывать, да пользующагося доброю репутаціею. Замтьте слова мои, Молли, сказала она, съ неожиданной горячностію обращаясь къ удивленной двушк:— я желаю Цинціи мужа съ хорошею репутаціею, но у нея есть кому присмотрть за нею: у нея есть мать. У васъ же ея нтъ. Когда мать ваша была жива, она была моимъ лучшимъ другомъ, потому я не намрена допустить васъ броситься на шею человку, котораго жизнь не вся извстна намъ, какъ на ладони, можете быть въ томъ уврены.
Эта рчь произвела такое же дйствіе, какъ еслибы вдругъ бомба упала посреди маленькой уютной гостиной — съ такимъ жаромъ была произнесена она. Мисъ Броунингъ имла въ виду предостеречь Молли противъ короткости, которая, какъ ей казалось, устанавливалась между молодою двушкой и мистеромъ Престономъ, но такъ-какъ Молли и во сн не снилась такая короткость, то она никакъ не могла сообразить, чему обязана такимъ строгимъ выговоромъ. Мистрисъ Гибсонъ, съ другой стороны, которая всегда придиралась ко всему, что могла отнести къ себ въ рчахъ и поступкахъ другихъ, и называла это ‘чувствительностію’, прервала молчаніе, послдовавшее за словами мисъ Броунингъ, жалобнымъ протестомъ:
— Право, мисъ Броунингъ, вы очень ошибаетесь, если полагаете, что родная мать могла бы боле меня заботиться о Молли. Я не думаю, не могу допустить, чтобы нужно было кому-нибудь заступаться за нее, и ршительно не понимаю, что заставляетъ васъ говорить такимъ образомъ, какъ будто вс мы въ чемъ-то провинились, а вы одн правы и безукоризненны. Мн это больно и обидно: сама Молли скажетъ вамъ, что у Цинціи нтъ ни одной вещи, ни одного удовольствія, которыхъ бы я не доставляла и ей. Что же касается до присмотра за ней, то, еслибы она завтра похала въ Лондонъ, и я бы поставила себ долгомъ хать съ ней, и не отходить отъ нея. А этого я не длала даже для Цинціи, когда она жила во Франціи, въ пансіон, и спальня у Молли убрана такъ же, какъ спальня Цинціи, и красную шаль свою я даю ей надвать, когда только она захочетъ, я бы и чаще давала, да сама не беретъ.
— Я вовсе не желала оскорблять васъ, а думала только дать Молли легкое предостереженіе. Она очень хорошо понимаетъ, что я хочу сказать.
— Вотъ ужь нисколько, смло отвтила Молли:— я не имю ни малйшаго понятія о томъ, что вы хотли сказать, если вы намекали на что-нибудь кром того, что выразили вашими словами, а именно, что вы не желаете, чтобы я выходила замужъ за человка, непользующагося хорошей репутаціею, и что, какъ другъ моей покойной матери, вы всми средствами стали бы препятствовать выходу моему замужъ за человка, имющаго дурную репутацію. Но я вовсе не думаю о замужств, а еслибы думала, да избранный мною человкъ былъ бы нехорошій, то я вамъ была бы душевно благодарна, еслибы вы меня о томъ предупредили.
— Не стану съ вами толковать, Молли, по просто, если ужь на то пойдетъ, я не допущу оглашенія въ церкви, возразила мисъ Броунингъ, почти убжденная въ истин прямыхъ, простыхъ словъ, сказанныхъ съ такою смлостью Молли, которая, хотя лицо ея покрылось яркимъ румянцемъ, твердо и открыто смотрло въ глаза мисъ Броунингъ, возражая на ея нападеніе.
— Что же, такъ и сдлайте, сказала Молли.
— Хорошо, хорошо, не буду больше говорить. Можетъ быть, я и ошиблась. Не станемъ больше говорить объ этомъ, но помните то, что я вамъ сказала, въ этомъ во всякомъ случа не мои,етъ быть никакого вреда. Я очень жалю, что огорчила васъ, мистрисъ Гибсонъ. Если сравнить васъ съ другими мачихами, вы, кажется, дйствительно стараетесь исполнить вашу обязанность. Прощайте, желаю вамъ обимъ добраго утра и всего хорошаго.
Если мисъ Броунингъ полагала, что это прощальное пожеланіе возвратитъ миръ въ оставляемую ею комнату, она сильно ошибалась. Едва она вышла за порогъ, какъ мистрисъ Гибсонъ разразилась:
— Стараюсь исполнять свою обязанность! Скажите на милость! Очень бы я вамъ была обязана, Молли, еслибы вы потрудились такъ вести себя, чтобы не подвергать меня такому дерзкому обращенію, какое я только что перенесла отъ мисъ Броунингъ.
— Но вдь я не знаю, мама, что заставило ее говорить такимъ образомъ.
— Я и подавно не знаю, да и знать-то не хочу. Но я знаю, что никто никогда не говорилъ мн, чтобы я старалась исполнять свои обязанности. Старалась! Каково? Каждый знаетъ и всегда зналъ, что я просто исполняла ихъ, и никто не говорилъ мн въ лицо такихъ грубостей. Я питаю такое глубокое благоговніе къ долгу, что, по моему мннію, объ обязанностяхъ слдуетъ говорить не иначе, какъ въ церкви да тому подобныхъ священныхъ мстахъ, а не позволять всякой встрчной, которая прідетъ къ вамъ съ визитомъ, напускаться на васъ съ нравоученіями — хоть будь она даже другъ вашей покойной матери. Какъ будто я не смотрю за вами точно такъ же, какъ и за Цинціею! Не дале какъ вчера я вошла въ комнату Цинціи и застала ее за чтеніемъ письма, которое она тотчасъ спрятала, но я даже и не спросила ее, откуда оно, тогда какъ васъ я непремнно бы заставила сказать мн.
Это была совершенная правда. Мистрисъ Гибсонъ избгала столкновеній съ Цинціею, зная почти наврное, что ей не сладить съ дочерью, тогда какъ Молли вообще предпочитала лучше покориться, чмъ выдержать борьбу за свою волю.
Въ эту минуту вошла Цинція.
— Что у васъ такое? быстро спросила она, сразу понявъ, что что-нибудь произошло.
— Да вотъ Молли что-то такое сдлала, что заставило эту дерзкую мисъ Броунингъ читать мн наставленіе о томъ, чтобы я старалась исполнять свои обязанности. Еслибы былъ живъ твой бдный отецъ, Цинція, никто бы не посмла, такъ говорить со мною. ‘Мачиха должна стараться исполнять свои обязанности.’ — Это были подлинныя слова мисъ Броунингъ.
Каждый разъ, какъ упоминалось имя отца ея, у Цинціи пропадала всякая охота къ насмшк. Она подошла къ Молли и опять спросила ее, что такое произошло. Молли, сама нсколько разсерженная, отвчала:
— Мисъ Броунингъ вообразила, будто я собираюсь выходить замужъ за какую-то предосудительную личность…
— Вы, Молли?
— Да. Она и прежде какъ-то намекала мн объ этомъ. Я подозрваю, что она забрала себ въ голову что-то такое про мистера Престона.
Цинція быстро сла, Молли продолжала:
— И она говорила такимъ образомъ, какъ будто мама не довольно за мною присматриваетъ. Это было дйствительно немного странно съ ея стороны.
— Не немного странно, а очень, очень дерзко, сказала мистрисъ Гибсонъ, нсколько успокоенная тмъ, что Молли признавала ее обиженною и принимала ея сторону.
— Что бы могло заставить ее вообразить такую чушь? весьма спокойно проговорила Цинція, принимаясь за шитье.
— Право, не знаю, возразила мать ея, по своему отвчая на вопросъ:— я далеко не всегда рада мистеру Престону, но если она думала о немъ, то онъ, во всякомъ случа, гораздо боле пріятный гость, нежели она, мисъ Броунингъ, и я, конечно, всегда предпочту его посщеніе посщенію такой старой двы, какъ она.
— Я не знаю наврное, думала ли она именно о мистер Престон, я только такъ догадываюсь. Когда вы об были въ Лондон, она что-то о немъ заговаривала. Насколько я тогда поняла, она что-то слыхала про васъ съ нимъ, цинція…
Цинція изъ-за спины матери быстро взглянула на Молли, въ глазахъ ея ясно выражалось запрещеніе продолжать, щоки ея пылали, Молли такъ и остановилась на полслов. Посл этого взгляда ей показалось непонятнымъ спокойствіе, съ которымъ Цинція почти сейчасъ же сказала:
— Но вдь это вы, можетъ быть, только воображаете, будто она думала именно о мистер Престон, поэтому не лучше-ли намъ будетъ боле не говорить о немъ. Что же касается совта ея, чтобы мама лучше за вами присматривала, мисъ Молли, то я поручусь за васъ, такъ-какъ я и мама об знаемъ, что вы мене чмъ кто бы то ни было, способны сотворить подобнуюглупость, а теперь не станемъ больше разсуждать объ этомъ. Я пришла затмъ, чтобы сказать вамъ, что маленькій сынъ Анны Брандъ сильно обжогся, и сестра его ждетъ внизу, проситъ стараго трянья на корпію.
Мистрисъ Гибсонъ всегда была добра къ бднымъ. Она немедленно встала и пошла въ свою комнату, за требуемымъ тряпьемъ.
Цинція спокойно обратилась къ Молли:
— Молли, прошу васъ, не говорите никогда ни о чемъ, что будто бы происходило между мною и мистеромъ Престономъ, ни съ мама, ни съ кмъ бы то ни было — никогда! У меня есть на то свои причины, никогда боле не говорите ничего подобнаго.
Въ эту минуту мистрисъ Гибсонъ возвратилась, и Молли опять не пришлось дослушать признаніе Цинціи. На этотъ разъ, впрочемъ, она не была уврена, собиралась ли Цинція сказать ей еще что-нибудь, а знала только одно, что она сильно раздосадовала ее.
Но приближалось время, когда ей предстояло все узнать.

II.
Разражается буря.

Прошла осень чрезъ вс различные свои виды и степени: сперва золотистая жатва, потомъ прогулки по жнив и по оршникамъ за орхами, обиранье яблокъ, при радостныхъ крикахъ дтей, природа одлась въ пышный, багряный уборъ, который придаетъ такую красу послднимъ, уже становящимся короткими, осеннимъ днямъ. Надъ всмъ краемъ водворилась сравнительная тишина. Только изрдка раздавался гд нибудь въ отдаленіи выстрлъ, да шорохъ крыльевъ куропатокъ, поднимающихся съ поля.
Съ самаго дня неумстной выходки мисъ Броунингъ, все шло какъ-то неладно у Гибсоновъ. Цинція всхъ и каждаго, казалось, удаляла отъ себя, и въ особенности старалась не оставаться наедин съ Молли. Мистрисъ Гибсонъ, которая все еще не могла простить мисъ Броунингъ ея полувысказаннаго обвиненія, будто она недостаточно смотритъ за Молли, принялась надодать бдной двушк безустаннымъ надзоромъ. То и дло она допрашивала ее: ‘гд вы были, дитя?’, или, ‘кого вы видли?’ — ‘отъ кого это письмо?’ — ‘почему вы такъ долго пробыли, тогда какъ вамъ нужно было сходить только туда, да туда?’ Точно какъ будто Молли въ самомъ дл была поймана на тайныхъ сношеніяхъ съ кмъ нибудь. Она отвчала на каждый вопросъ съ простотою и правдивостью, свойственными полнйшей невинности. Но это приставаніе (хотя она понимала причину его, и знала, что оно происходитъ не отъ какого нибудь подозрнія на нее, но только отъ желанія мистрисъ Гибсонъ имть право похвастаться, что она заботливо присматриваетъ за падчерицею) невыразимо докучало ей. Часто она вовсе не выходила изъ дома, чтобы только не отдавать отчета въ своихъ планахъ, когда у нея по настоящему и не было никакихъ плановъ, а только хотлось погулять на простор безъ всякой цли, да полюбоваться на торжественную красоту увядающей природы. То было очень тяжелое время для Молли: жизнь словно опостыла ей, словно осталась отъ нея одна пустая скорлупа. Она простодушно полагала, что это уходила ея молодость, а ей было девятнадцать лтъ! Цинція какъ-то была уже не тою, что прежде, а охлажденіе къ ней Цинціи могло повредить ей въ мнніи далекаго Роджера. Сама мачиха казалась ей доброй и внимательной въ сравненіи съ Цинціею — такъ отчудилась она отъ нея въ послднее время, конечно, мистрисъ Гибсонъ пилила ее, по обыкновенію, и надодала ей своимъ новоизобртеннымъ надзоромъ, но во всемъ прочемъ она оставалась все такою же, какою была. Въ то же время Цинція и сама казалась озабоченною и встревоженною, хотя и не длилась своею заботою съ Молли. Бдная двушка, по доброт своей, иногда самое себя упрекала за отчужденіе Цинціи. ‘Если мн такъ трудно не тосковать постоянно по Роджеру’, думала она: ‘да не мучить себя мыслями о томъ, гд онъ, да здоровъ ли онъ, то каково же у нея должно быть на душ!’
Однажды мистеръ Гибсонъ вошелъ въ гостиную свтлый и веселый.
— Молли, спросилъ онъ: — гд Цинція?
— Вышла по какимъ-то порученіямъ.
— Жаль. Ну, да ничего. Надвай скоре шляпку и бурнусъ. Мн пришлось попросить у старика Симсона кабріолетъ, въ немъ было бы мсто для тебя и для Цинціи, но такъ-какъ ея нтъ, то теб придется возвратиться пшкомъ одной. Я довезу тебя по дорог въ Барфордъ, сколько можно будетъ дальше, а тамъ ужь ты должна будешь сойти: я не могу взять тебя съ собою къ Бродгорсту, потому что тамъ меня, можетъ быть, продержатъ нсколько часовъ.
Мистрисъ Гибсонъ не было въ комнат, а, можетъ быть, и къ дом, но это нисколько не безпокоило Молли, такъ-какъ она дйствовала по разршенію и приказанію отца. Въ дв минуты облачилась она въ шляпку и бурнусъ, и уже сидла рядомъ съ отцомъ, въ легкомъ экипаж, который быстро и весело катился, подпрыгивая по узкимъ, неровно вымощеннымъ улицамъ.
— Какъ это весело! сказала Молли, посл такого толчка, отъ котораго ее подбросило съ сиднія.
— Для молодыхъ, пожалуй, но не для такихъ стариковъ, какъ я, отвчалъ мастеръ Гибсонъ: — до костей моихъ начинаетъ уже добираться ревматизмъ, и я бы предпочелъ хать по гладкимъ, выложеннымъ макадамомъ улицамъ.
— Не стыдно вамъ такъ говорить, папа, когда кругомъ васъ такой прелестный видъ, и вы дышете такимъ славнымъ, чистымъ воздухомъ? Впрочемъ, я вамъ и не врю.
— Очень хорошо. Такъ-какъ ты мн начинаешь говорить дерзости, то я тебя тутъ и спущу у подъема на гору. Мы ужь прохали вторую милю отъ Голлингфорда.
— О, папа, довезите меня до верху: я знаю, что оттуда видны Мальверпскія горы, и усадьба Доример-Голль, окружонная лсной чащей. Тамъ лошади надо же будетъ дать минутку отдохнуть, я и сойду, безъ отговорокъ.
Отецъ довезъ ее до вершины горы. Тамъ просидли они минуты дв молча, наслаждаясь видомъ: лса были точно залиты золотомъ, старинная усадьба изъ ярко-краснаго кирпича съ витыми трубами возвышалась между зеленью, а передъ нею простирались зеленый лугъ и тихое озеро. На заднемъ план вдали виднлись горы.
— Ну, теперь слзай, малютка, и добирайся домой, пока не стемнло. Ступай проселкомъ черезъ Кростонскій выгонъ: тамъ короче будетъ.
Чтобы идти Кростонскимъ выгономъ, Молли приходилось сойти съ горы по узкой дорожк, отненной деревьями, съ живописными домиками, выстроенными кое-гд по крутымъ песчанымъ краямъ ея. Затмъ надо было пройти небольшой лсокъ, а за нимъ — переправиться черезъ ручей по досчатому мостику, и потомъ уже взобраться на противоположный, довольно крутой берегъ по ступенькамъ, вырубленнымъ въ поросшей травой тропинк, и ведущимъ на самый Кростонскій выгонъ, какъ называлось обширное поле, окаймленное крестьянскими домиками, но которому шла кратчайшая дорога въ Голлингфордъ.
Первая часть дороги была очень уединенная, а именно — узкій спускъ съ горы, лсокъ, мостикъ, крутой подъемъ въ поле. Но Молли не боялась уединенія, она сошла съ горы подъ тнью нависшихъ надъ дорогою втвей вязовъ, съ которыхъ время отъ времени ножелтлый листъ, крутясь, падалъ къ ея ногамъ или на самое ея платье. Въ то время, какъ она выходила за крайній домикъ, крошечная двочка свалилась съ обрыва и подняла громкій, испуганный крикъ. Молли подняла ее съ земли, взяла малютку на руки съ такою нжностью, отъ которой глубокое удивленіе наполнило ея маленькое сердечко и замстило недавній испугъ, и понесла ея вверхъ по грубымъ каменнымъ ступенямъ, къ домику, сообразивъ, что онъ принадлежитъ ея роднымъ. Дйствительно, мать двочки выбжала изъ сада, находившагося позади дома, придерживая передникъ съ только что нарванными сливами. Завидвъ мать, малютка протянула къ ней ручонки, такъ что той пришлось опустить передникъ и разронять вс сливы, чтобы взять ее на руки. Она опять расплакалась, а мать начала ласкать и успокоивать ее, въ то же время выражая благодарность свою Молли. Она назвала ее по имени, а когда Молли спросила ее, какимъ образомъ она знаетъ ее, та отвчала, что была въ услуженіи у мистрисъ Гуденофъ до замужества, слдовательно, ‘обязана знать въ лицо дочь доктора Гибсона’. Обмнявшись съ нею еще нсколькими словами, Молли побжала обратно на дорогу и продолжала свою прогулку, собирая по пути и связывая въ букетъ листья, особенно поражавшіе ее своимъ яркимъ колоритомъ. Она вошла въ лсъ. У самаго поворота на уединенную тропинку, она услыхала по близости голосъ, въ которомъ выражалось страстное горе, и въ ту же минуту узнала его: это былъ голосъ Цинціи. Она остановилась посмотрлась кругомъ. Посреди золотистой и пурпуровой листвы выдавался своею темною, блестящею зеленью густой оршникъ. Если по сосдству былъ кто-нибудь, то непремнно за этими кустами. Молли сошла съ тропинки и направилась прямо въ ту сторону, черезъ густой, пожелтвшій папоротникъ и втвистый подлсокъ, и зашла за кусты. Тутъ стояли мистеръ Престонъ и Цинція. Онъ крпко держалъ ее за об руки и оба они имли такой видъ, какъ будто только что были прерваны шорохомъ шаговъ Молли среди оживленнаго разговора.
Впродолженіе нсколькихъ мгновеній никто не ршался заговорить. Наконецъ Цинція воскликнула:
— О, Молли, Молли! Ступайте сюда, будьте судьею между нами!
Мистеръ Престонъ медленно выпустилъ руки Цинціи, съ выраженіемъ лица, гораздо боле похожимъ на злобную усмшку, нежели на улыбку. Однако, видно было, что и онъ находился въ сильномъ волненіи, о чемъ бы ни происходилъ у нихъ споръ. Молли подошла, взяла Цинцію подъ руку и твердо устремила взоръ свой въ лицо мистера Престона, съ безстрашнымъ, благороднымъ выраженіемъ полной невинности. Онъ не могъ вынести ея взгляда и сказалъ Цинціи:
— Предметъ нашего разговора не совсмъ-то допускаетъ вмшательство третьяго лица. Такъ-какъ мисъ Гибсонъ, повидимому, желаетъ остаться съ вами, то я долженъ просить васъ назначить мн другое мсто и другой часъ для окончанія нашего спора.
— Я уйду, если Цинція желаетъ этого, сказала Молли.
— Нтъ, нтъ, останьтесь, я хочу, чтобы вы оставались — хочу, чтобы вы все услышали. Ахъ, зачмъ а вамъ раньше не сказала всего!
— Вы хотите сказать, что вы сожалете, зачмъ она не знала о нашей помолвк — о томъ, что вы давно общали быть моей женою? Прошу васъ, помните, что вы взяли съ меня слово сохранить это втайн, а не я съ васъ.
— Я не врю ему, Цинція, ради-Бога, не плачьте, вдь я же не врю ему.
— Цинція! сказалъ онъ, внезапно измнившимся голосомъ, въ которомъ слышалась горячая нжность: — прошу васъ, умоляю — не плачьте такъ! Вы не можете себ представить, какъ это меня убиваетъ.
Онъ подошелъ ближе, какъ-бы желая взять ея руку и успокоить ее, но она отъ него отшатнулась, и зарыдала съ еще боле неудержимой силой. Присутствіе Молли было для нея такою опорою, что она уже не боялась ослабить себя, давая волю своему волненію.
— Пойдите прочь! сказала Молли: — разв вы не видите, что ей отъ этого только хуже?
Но онъ не сходилъ съ мста, онъ смотрлъ на Цинцію такъ пристально, что, казалось, даже не слыхалъ словъ Молли.
— Да идите же! повторила она съ нетерпніемъ:— если вамъ, въ самомъ дл, тяжело видть ея слезы.. Разв вы не видите, что вы же заставляете ее плакать?
— Я пойду, если мн велитъ Цинція, отвчалъ онъ наконецъ.
— О, Молли, я не знаю, что мн длать! воскликнула Цинція, отнимая руки отъ своего мокраго отъ слезъ лица, но рыдая еще пуще прежняго, она начинала приходить въ истерическое состояніе, и хотя старалась говорить связно, но не могла произнести внятнаго слова.
— Сбгайте въ тотъ вонъ домикъ, что между деревьями, и принесите ей стаканъ воды, сказала Молли.
Онъ не ршался.
— Что же вы не идете? съ нетерпніемъ повторила Молли.
— Я не все еще сказалъ ей. Вы не уйдете до моего возвращенія?
— Да нтъ же! Разв вы не видите, что она не можетъ тронуться съ мста въ такомъ состояніи?
Онъ удалился скорыми шагами, хотя и неохотно.
Цинція долго не могла на столько совладать съ собою, чтобы заговорить понятно. Наконецъ она сказала:
— Молли, какъ я его ненавижу!
— Что это онъ толковалъ, будто вы съ нимъ помолвлены? Не плачьте, милая, лучше скажите мн. Если я могу помочь вамъ, то я все сдлаю, только я ума не приложу, что бы все это значило.
— Это длинная исторія. Теперь некогда говорить, да я и не въ силахъ. Смотрите, вонъ ужь онъ идетъ. Какъ только я буду въ состояніи, пойдемте домой.
— Съ большимъ удовольствіемъ, согласилась Молли.
Онъ принесъ воду. Цинція отхлебнула нсколько глотковъ и успокоилась.
— А теперь, сказала Молли:— лучше бы намъ отправиться домой, какъ только можно скорй. Посмотрите-ка, совсмъ темно стало.
Если она надялась такъ легко увести Цинцію, то ошибалась. Мистеръ Престонъ стоялъ на своемъ.
— Я полагаю, сказалъ онъ: — что такъ-какъ мисъ Гибсонъ уже узнала часть этой исторіи, то лучше бы ей сказать всю правду, то-есть, что вы дали слово выдти за меня замужъ, лишь только минетъ вамъ двадцать лтъ, иначе ей должно показаться страннымъ, и даже не совсмъ приличнымъ, что вы находитесь здсь со мною, да еще по уговору.
— Такъ-какъ мн извстно, что Цинція помолвлена за другого, то вы едва-ли можете ожидать, чтобы я поврила вашимъ словамъ, мистеръ Престонъ.
— О, Молли, Молли! перебила ее Цинція, дрожа всмъ тломъ, но стараясь казаться спокойною: — я не помолвлена ни за того человка, о которомъ выдумаете, ни за мистера Престона.
Мистеръ Престонъ принужденно улыбнулся.
— У меня, кажется, хранятся кое-какія письма, которыя удостоврили бы мисъ Гибсонъ въ истин моихъ словъ, и въ случа надобности, убдятъ и мистера Осборна Гамлея — я полагаю, что она о немъ говоритъ.
— Вы меня оба совсмъ съ толку сбили, сказала Молли: — я знаю только одно, что намъ не слдуетъ стоять здсь въ такой поздній часъ, и что мы съ Цинціею сейчасъ отправимся домой. Если вы желаете говорить съ мисъ Киркпатрикъ, мистеръ Престонъ, то почему вы не придете въ домъ отца моего и открыто не повидаетесь съ нею, какъ прилично джентльмену?
— Съ величайшимъ удовольствіемъ, отвчалъ онъ: — я ничего такъ не желаю, какъ возможности объяснить мистеру Гибсону, въ какихъ отношеніяхъ я нахожусь къ ней. Если я не сдлалъ этого ране, то единственно изъ уваженія къ ея желанію.
— Прошу васъ, Молли, перестаньте. Вы не знаете всего — вы ничего не знаете, у васъ прекрасныя намренія, но вы только портите дло. Я теперь совершенно въ силахъ идти. Пойдемте же! Я все скажу вамъ дома.
Она взяла Молли подъ руку и старалась увлечь ее за собою. Но мистеръ Престонъ пошелъ рядомъ съ ними и продолжалъ разговаривать.
— Не знаю, что вы ей скажете дома, но можете ли вы отпереться въ томъ, что вы моя нареченная жена? Можете ли вы отпереться, что только по вашей же настоятельной просьб я такъ долго сохранялъ помолвку нашу втайн?
Настаивая такимъ образомъ, онъ поступалъ неумно. Цинція обернулась къ нему съ ожесточеніемъ.
— Если ужь вы хотите заставить меня говорить и принуждаете говорить именно здсь, то я признаю, что слова ваши въ буквальномъ смысл справедливы, что, когда я была заброшеннымъ шестнадцатилтнимъ ребнкомъ, вы, котораго я считала другомъ, дали мн взаймы денегъ въ минуту нужды и вынудили у меня общаніе выдти за васъ замужъ.
— Вынудилъ? проговорилъ онъ, съ особеннымъ удареніемъ. Цинція вся покраснла.
— Ваша правда: слово это неврно. Я сознаюсь, что вы мн тогда нравились, вы были почти единственнымъ моимъ другомъ, и еслибы тогда дло шло о немедленномъ брак, то я, вроятно, согласилась бы. Но теперь я лучше знаю васъ, и вы до такой степени преслдовали меня въ послднее время, что говорю вамъ разъ навсегда, какъ говорила уже столько разъ, что даже надоло повторять, что ничто въ мір никогда не заставитъ меня выдти за васъ замужъ. Ничто въ мір! Хотя я вижу, что мн не остается никакой надежды избгнуть огласки, лишиться, по всей вроятности, моего добраго имени и, ужь конечно, тхъ немногихъ друзей, которые есть у меня.
— Только не меня, сказала Молли, тронутая жалобнымъ, безнадежнымъ тономъ, которымъ Цинція произнесла послднюю часть своей рчи.
— Это однако ужасно, сказалъ мистеръ Престонъ: — вы можете имть обо мн самое дурное мнніе, Цинція, но я не думаю, чтобы вы могли сомнваться въ моей страстной, безкорыстной любви къ вамъ.
— Нтъ, сомнваюсь, съ удвоенною энергіею снова прервала его Цинція: — ахъ, когда я вспомню о самоотверженной привязанности, которую довелось мн видть въ другихъ, о любви, думающей прежде о другихъ, нежели о самой себ!…
Мистеръ Престонъ воспользовался ея молчаніемъ. Она боялась высказать лишнее.
— Вы не называете любовью чувство человка, который безропотно переносилъ годы ожиданія, соглашаясь молчать по вашему требованію, мучиться ревностію и переносить небреженіе, полагаясь на торжественное общаніе шестнадцатилтней двочка! Цинція, я васъ любилъ, я люблю васъ и не могу отказаться отъ васъ. Если вы только сдержите слово и выйдете за меня замужь, клянусь вамъ, я заставлю васъ любить меня!
— О, Господи! хоть бы я никогда не занимала этихъ несчастныхъ денегъ! Съ нихъ все началось. О, Молли, Молли, я ужь скребла, скребла, копила, копила, чтобы расплатиться съ нимъ, а онъ теперь не беретъ. Я думала, что если только я отдамъ ему деньги, то онъ возвратитъ мн свободу.
— Вы въ такомъ вид представляете дло, какъ будто вы продали себя за двадцать фунтовъ, сказалъ онъ.
Между тмъ, они вышли почти на самый выгонъ, близь жилья. Если другіе о томъ не вспомнили, то Молли замтила и ршила въ ум зайти въ который нибудь изъ домиковъ и просить хозяина проводить ихъ до дома. Во всякомъ случа, разсуждала она, присутствіе посторонняго человка должно было прекратить этотъ тяжелый разговоръ.
— Я не продавала себя, вы въ то время нравились мн, но теперь, о, Боже, какъ я ненавижу васъ! воскликнула Цинція, не находя силъ сдержать себя.
Онъ поклонился и повернулъ назадъ, и затмъ быстро исчезъ, спускаясь по уступчатому обрыву. Хотя это было для нихъ облегченіемъ, однако молодыя двушки шли такимъ быстрымъ шагомъ, какъ будто онъ еще преслдовалъ ихъ. Разъ было Молли начала что-то говорить, но Цинція перебила ее.
— Молли, если вы жалете меня, если сколько нибудь любите, то ничего не говорите теперь, вдь намъ нужно показать такой видъ дома, какъ будто съ нами ничего не случилось. Приходите въ мою комнату, когда мы пойдемъ наверхъ ложиться, а вамъ все скажу. Я знаю, вы будете меня ужасно бранить, но я все-таки скажу вамъ.
Молли не произнесла ни одного слова до самаго возвращенія домой, и тутъ уже, отчасти успокоенныя тмъ, что никто, повидимому, не замтилъ ихъ поздняго возвращенія, молодыя двушки удалились каждая въ свою комнату отдохнуть и успокоиться передъ тмъ, какъ одться къ неизбжному семейному обряду — обду. Молли была такъ разстроена, что едва-ли была бы въ состояніи сойти въ столовую, еслибы дло касалось ея одной. Она долго сидла у своего уборнаго столика, поддерживая голову обими руками, не зажигая свчей, какъ будто для того, чтобы дать тихимъ сумеркамъ, закравшимся въ комнату, утишить ея бурно бьющееся сердце, и старалась припомнить все, что она слышала, осмыслить, какое вліяніе все это должно имть на жизнь столькихъ любимыхъ существъ. Роджеръ! Бдный Роджеръ! ничего неподозрвающій въ той таинственной дали, куда занесла его судьба,— любящій такъ горячо (да, вотъ это любовь! Объ этой-то любви упоминала Цинція какъ о чувств, достойномъ этого имени). А надъ предметомъ его любви другой предъявляетъ права, и одному изъ двухъ она неизбжно должна измнить. Какъ же тутъ быть? Что подумаетъ онъ, что почувствуетъ, если когда нибудь узнаетъ? Впрочемъ, къ чему стараться представить себ его горе — это ничему не поможетъ. Прямая задача, которою надлежало Молли заняться, заключалась въ томъ, чтобы какъ-нибудь выпутать Цинцію, если только возможно, помочь ей дломъ и словомъ, и для этого не слдовало ослаблять себя, дозволяя своему воображенію забгать впередъ и представлять себ картину возможныхъ, вроятныхъ, но еще несуществующихъ бдствій.
Когда она сошла въ гостиную передъ обдомъ, она застала тамъ Цинцію съ матерью вдвоемъ. Въ комнат были свчи, но он не были зажжены, потому что огонь весело и порывисто пылалъ въ камин, он ожидали возвращенія мистера Гибсона, которое могло послдовать всякую минуту. Цинція сидла въ тни, такъ что Молли только по чуткому своему слуху могла судить о степени ея спокойствія. Мистрисъ Гибсонъ разсказывала ей про свои дневныя похожденія: кого застала дома, длая визиты, кого нтъ, и разныя мелкія новости, слышанныя ею. На изощренный сочувствіемъ слухъ Молли, голосъ Цинціи показался томнымъ и усталымъ, однако, она отвчала впопадъ, везд, гд слдовало, выражала подобающее участіе, наконецъ и Молли помогла ей, вмшавшись въ разговоръ, правда, съ нкоторымъ усиліемъ. Но не такова была мистрисъ Гибсонъ, чтобы замтить тонкіе оттнки въ тон и манерахъ окружающихъ. Когда возвратился мистеръ Гибсонъ, положеніе дйствующихъ лицъ, относительно другъ друга, измнилось. Теперь уже Цинція сама оживилась и вступила въ веселый разговоръ, отчасти отъ сознанія, что отчимъ ея непремнно обратилъ бы вниманіе на ея утомленный видъ, отчасти же оттого, что Цинція была одною изъ тхъ природныхъ, кровныхъ кокетокъ, которыя: съ колыбели до могилы инстинктивно пускаютъ въ ходъ все свое очарованіе, чтобы нравиться всякому мужчин, все равно, молодому или старому, съ которыми сведетъ ихъ даже случай. Она выслушивала его замчанія и разсказы съ тою же милою внимательностью, какъ и въ боле счастливые дни, такъ что наконецъ Молли терялась въ изумленіи, и едва врила глазамъ своимъ, спрашивая себя, неужели передъ нею та же самая Цинція, которая не дале какъ два часа передъ тмъ плакала и рыдала, словно у нея надрывалось сердце. Она, правда, была блдна, и глаза у нея были тяжелы, но этимъ и ограничивались слды ея недавняго горя, котораго не могла же она за это время забыть, въ недоумніи разсуждала Молли. Посл обда мистеръ Гибсонъ отправился къ больнымъ, мистрисъ Гибсонъ уютно услась въ свое кресло и развернула передъ собою нумеръ ‘Таймса’, за которымъ она тихо и прилично вздремнула. Цинція въ одной рук держала книгу, другою заслоняла себ глаза отъ свта, одна только Молли не могла ни читать, ни спать, ни работать. Она сла въ оконное углубленіе. Стора не была спущена, потому что снаружи нельзя было заглядывать въ комнату. Она устремила взоръ въ мягкій нолумракъ, и какъ-то безсознательно принялась разглядывать очертанія предметовъ — коттэджа, стоявшаго въ конц сада, большой березы съ круглой скамейкой вокругъ ствола, арокъ изъ проволоки, по которымъ лтомъ взбирались розы — но все это неясно и слабо рисовалось на темномъ бархат ночного воздуха. Наконецъ, подали чай и началась обыкновенная вечерняя возня. Накрыли на столъ, мистрисъ Гибсонъ очнулась и сдлала то же замчаніе насчетъ дорогого папа, которое она каждый день длала въ тотъ же часъ. И въ Цинціи не было замтно ничего необычайнаго. А между тмъ какую ужасную тайну скрываетъ это спокойствіе, думала Молли. Наконецъ пришло время ложиться, и вс обмнялись обыкновенными при этомъ случа рчами. Молли и Цинція пошли въ свои комнаты, не говоря ни слова. Когда Молли очутилась у себя, она никакъ не могла вспомнить, ей ли надо идти къ Цинціи, или Цинція хотла придти въ ней. Она сняла илатье, надла блузу и постояла въ нершимости, даже присла минуты на дв, но Цинція не являлась, и Молли постучалась въ дверь подруги, которую, къ удивленію своему, нашла запертою. Когда она вошла въ комнату Цинціи, она застала ее сидящею у уборнаго столика, въ томъ же вид, въ какомъ она пришла изъ гостиной. Голова ея была опущена на об положенныя на столъ руки и она какъ будто забыла о томъ, что звала къ себ Молли, потому что при вход ея вздрогнула и подняла голову, съ удивленнымъ видомъ, на лиц ея изображались усталость и огорченіе: въ одиночеств она уже не длала надъ собою усилія и вся отдалась своей тяжолой дум.

III.
Признаніе Цинціи.

— Вы мн сказали, чтобы я зашла къ вамъ, начала Молли:— вы общались мн все разсказать.
— Да вы, кажется, все знаете, нехотя проговорила Цинція: — то-есть вы, можетъ быть, не знаете обстоятельствъ, могущихъ служить мн извиненіемъ, но знаете, въ какомъ я ужасномъ положеніи.
— Я уже много передумала, сказала Молли робко и нершительно: — и мн кажется, что еслибы вы все сказали папа…
Но Цинція перебила ее на первомъ слов.
— Нтъ, сказала она:— ни за что, разв только, еслибы мн пришлось уйти отсюда, а вы знаете, что мн некуда идти, то-есть, не предупредивъ никого. Я полагаю, что дядя бы меня принялъ, вдь онъ мн близкій родственникъ, и боле или мене обязанъ былъ бы держать мою сторону, какъ бы я ни была осрамлена передъ свтомъ. А можетъ быть, мн бы удалось получить мсто въ гувернанткахъ — отличная была бы гувернантка, нечего сказать!
— Пожалуйста, прошу васъ, Цинція, не говорите такъ дико, я не врю, чтобы вы поступили до такой степени дурно. Вы же говорите, что все это вышло какъ-то само собой, а я вамъ врю. Этотъ противный человкъ какъ-нибудь ухитрился оплести васъ и запутать. Но я уврена, что папа все дло могъ бы нсправать, еслибы вы только обратились къ нему, какъ къ другу, и при знались ему во всемъ.
— Нтъ, Молли, возразила Цинція: — не могу, и конецъ. Скажите сами, коли хотите, только дайте мн сперва уйти изъ дома. Повремените хоть на столько.
— Вы знаете, что я неспособна ничего сказать, чего вы не желаете, Цинція, сказала Молли, глубоко огорченная.
— Такъ не скажете, милочка? спросила Цинція, взявъ Молли за руку: — общаете ли вы мн это? Даете ли мн честное слово. Потому что для меня было бы такимъ утшеніемъ сказать вамъ все теперь, когда вы ужь такъ много знаете.
— Да, я вамъ общаю не говорить, вамъ не слдовало сомнваться во мн, отвчала Молли, все еще немного грустно.
— Хорошо же, я вамъ доврюсь. Я знаю, что вамъ можно поврить.
— А все-таки, подумайте хорошенько, не лучше ли сказать папа, и упросить его помочь вамъ, настаивала Молли.
— Никогда, сказала Цинція ршительно, но уже спокойне прежняго: — неужели вы думаете, что я забыла все, что онъ говорилъ, когда этотъ несчастный мистеръ Коксъ вздумалъ за мною ухаживать, и какъ долго я посл того была у него въ немилости — если только онъ и теперь помирился со мною. Я принадлежу къ числу тхъ людей, какъ иногда говоритъ мама, которые не могутъ жить съ лицами, имющими о нихъ невыгодное мнніе. Это, можетъ быть, и слабость, или даже грхъ — право, не знаю, да и не думаю объ этомъ. А только я, въ самомъ дл, не могу быть счастлива, живя въ одномъ дом съ человкомъ, который знаетъ мои недостатки, и считаетъ ихъ превышающими мои хорошія качества. Ну, а вы сами знаете, что отецъ вашъ именно такъ и сталъ бы смотрть на меня. Я вамъ часто говорила, что у него (и у васъ тоже, Молли) боле возвышенныя, нравственныя понятія, нежели какія когда-либо внушались мн. О, я бы не вынесла, еслибы онъ все узналъ, онъ бы такъ былъ недоволенъ мною, что никогда не простилъ бы мн. А я его такъ любила! такъ люблю его и теперь!
— Ну, полноте, не тревожьтесь, милая, вдь я не скажу, успокоивала ее Молли, потому что Цинція опять приходила въ истерическое состояніе: — по крайней-мр, не станемъ говорить объ этомъ теперь.
— Да и никогда, никогда! Дайте мн слово, добивалась Цинція, въ волненіи схвативъ ея руку.
— Никогда, пока вы сами не разршите мн. А теперь дайте мн пообсудить, не могу ли я помочь вамъ. Лягте на постель, а я сяду около васъ, и поговоримъ.
Но Цинція опять сла на стулъ передъ уборнымъ столикомъ.
— Когда все это случилось? спросила Молли посл долгаго молчанія.
— Давно, года четыре назадъ. Молода я была, чтобы быть предоставленной совсмъ самой себ. Были праздники, мама гостила гд-то, а Дональдсоны пригласили меня създить съ ними на празднество въ Уорстеръ. Вы не можете себ представить, какъ все это было заманчиво, особенно для меня: я такъ долго просидла взаперти, въ этомъ большомъ, скучномъ дом, въ Ашкомб, куда мама забралась со своею школою, онъ принадлежалъ лорду Комнору, а мистеръ Престонъ, въ качеств его управляющаго, долженъ былъ позаботиться, чтобы его выкрасили и оклеили новыми обоями, да и кром того, онъ очень сблизился съ нами. Кажется, мама думала… впрочемъ, нтъ, я въ этомъ не уврена, и я безъ того имю ужь такъ много основательныхъ поводовъ пнять ей, что не стану говорить вамъ ничего, основаннаго на однихъ предположеніяхъ.
Она умолкла, и нсколько мгновеній припоминала прошедшее. Молли поразило старообразное и глубоко озабоченное выраженіе, изобразившееся на этомъ прекрасномъ, обыкновенно сіяющемъ лиц. Она поняла изъ него, сколько Цинція выстрадала втайн, благодаря своему сокровенному горю.
— Однимъ словомъ, мы съ нимъ сблизились, продолжала она наконецъ: — онъ сталъ приходить очень часто, и лучше кого бы то ни было зналъ вс дла мама, и вс обстоятельства ея жизни. Я говорю вамъ это для того, чтобы вы поняли, какъ естественно для меня было отвчать на его вопросы, когда онъ однажды засталъ меня, не то, чтобы въ слезахъ, потому что я, какъ вы знаете, не очень-то легко плачу, несмотря на мою сегодняшнюю глупость, но въ сильныхъ хлопотахъ и сердцахъ: это было со мною потому, что мама въ это время написала мн, что позволяетъ мн хать съ Дональдсонами, однако, не сказала ни слова о томъ, откуда мн взять деньги на дорогу, нетолько что на туалетъ, а между тмъ, я выросла изъ всхъ прошлогоднихъ своихъ платьевъ, что же касается перчатокъ и ботинокъ… ну, однимъ словомъ, у меня едва былъ на столько приличный нарядъ, чтобы явиться въ немъ въ церковь.
— Почему же вы ей не написали и не объяснили всего этого? спросила Молли нершительно, какъ-бы опасаясь, чтобы этотъ весьма естественный вопросъ не показался Цинціи чмъ-нибудь въ род порицанія.
— Жаль, что нтъ у меня ея письма, я бы вамъ показала его. Впрочемъ, вамъ, вроятно, случалось же читать какія-нибудь ея письма. Вамъ неизвстна ея манера всегда пропускать именно самое важное? Въ этомъ случа, она много распространялась о томъ, какъ ей хорошо и весело, какъ къ ней вс добры и внимательны, и какъ бы она желала имть меня при себ, наконецъ, выразила свою радость, что и мн предстоитъ кое-какое удовольствіе. Но единственное, что мн дйствительно нужно было знать, о томъ она не упомянула: не написала, куда отправляется дальше. Она замтила только, что узжаетъ изъ того дома, гд въ то время гостила, на слдующій же день, посл отправленія своего письма, и возвратится домой къ такому-то числу. Но я получила ея письмо въ воскресенье, а празднество начиналось во вторникъ.
— Бдная Цинція, сказала Молли:— а все же, еслибы вы написали, письмо ваше вроятно было бы доставлено къ ней. Я не хочу васъ огорчать, только мн такъ не по сердцу, что вы доврились этому человку.
— Ахъ! вздохнула Цинція:— какъ легко правильно разсудить дло, когда имешь уже предъ глазами наличное зло, которое произошло отъ ошибочнаго сужденія! Я была въ то время совсмъ молоденькая двочка, почти еще ребенокъ, а онъ бывалъ у насъ на правахъ друга. За исключеніемъ мамй, онъ былъ моимъ единственнымъ другомъ, Дональдсоны были только хорошими знакомыми.
— Простите меня, смиренно сказала Молли: — я была такъ счастлива съ папа, что едва могу себ представить, какъ тяжело вамъ было при столь различныхъ условіяхъ.
— Различныхъ! Я думаю! Изъ за денежныхъ дрязгъ мн просто жизнь опротивла. Нельзя было говорить, что мы бдны, это повредило бы школ, но я бы съ радостью терпла всякія лишенія и даже голодъ, еслибы только мы съ мама жили такъ дружно, какъ слдовало, какъ, напримръ, вы съ мистеромъ Гибсономъ. Не бдность смущала меня, а то, что она какъ будто всегда тяготилась мною и старалась не имть меня при себ. Лишь только наступали праздника, она отправлялась куда нибудь гостить, а я теперь понимаю, что въ мои года не совсмъ прилично было возсдать хозяйкой въ гостиной и принимать визиты. Молодыя двушки того возраста, въ которомъ я была тогда, удивительно какъ любопытствуютъ узнавать побужденія, руководящія близкими ими людьми, и удивительно какъ неловко выдаютъ себя въ разговор, не имя врнаго понятія ни объ истинахъ, ни о неправдахъ свтской жизни. Во всякомъ случа, я сильно мшала мама и сознавала это. Мистеръ Престонъ какъ будто тоже это видлъ и жаллъ обо мн, а я была ему очень признательна за его добрыя слова и сочувственные взгляды, хотя это такія крохи, которыя упали бы незамченными съ вашего стола. Въ тотъ день онъ пришелъ посмотрть, что подлываютъ рабочіе, и засталъ меня въ пустой классной, гд я осматривала мою полинялую лтнюю шляпку, какія-то старыя ленты, которыя я только что вымыла губкою, да полуизношенныя перчатки, однимъ словомъ цлый тряпичный базаръ, разложенный на сосновомъ стол передо мною. Я была совершенно взбшена отъ одного вида всей этой дряни. Онъ началъ говорить, какъ онъ радъ, что я поду на празднество съ Дональдсонами, ему, кажется, сказала служанка наша, старуха Сэлли, но я была въ такомъ гор насчетъ денегъ, а самолюбіе мое такъ страдало отъ неимнія порядочнаго платья, что я въ сердцахъ объявила, что не поду. Онъ слъ на столъ и мало-по-малу заставилъ меня разсказать ему вс мои затрудненія. Мн и теперь иногда кажется, что онъ въ то время былъ очень милъ. Мн почему-то и въ голову не пришло, что будетъ неблагоразумно и даже неприлично принять отъ него деньги. Онъ объявилъ мн, что у него какъ разъ въ карман двадцать фунтовъ, которые онъ ршительно не знаетъ куда двать, такъ-какъ они ему богъ-знаетъ когда понадобятся, я же могу ихъ отдать, или врне, мам можетъ отдать ихъ ему, когда ей это будетъ удобно. Она, конечно, знала, что мн понадобятся деньги, уврялъ онъ меня, и по всей вроятности такъ и сообразила, что я обращусь къ нему. Двадцати фунтовъ немного будетъ на экипировку — толковалъ онъ — заставляя меня взять у него вс деньги. Я знала или, по крайней-мр, воображала,, что никакъ не издержу всхъ двадцати фунтовъ, но подумала, что могу отдать ему, что у меня останется, и такимъ образомъ… вотъ такъ-то оно и началось. Вдь а еще не богъ-знаетъ, какъ тутъ виновата, какъ вы скажете, Молли?
— Н… нтъ, нершительно отвчала Молли. Ей не хотлось принять на себя роль строгаго судьи, а между тмъ она чувствовала глубокое отвращеніе къ мистеру Престону.
Цинція продолжала.
— Ну, а какъ купила ботинки, да перчатки, шляпку, да мантильку, да блое кисейное платье, которое я себ сшила до моего отъзда, наконецъ шолковое платье, которое должны были переслать мн къ Дональдсонамъ, изъ двадцати фунтовъ осталось очень немного, тмъ боле, что въ Уорстер мн приходилось купить себ еще бальное платье, такъ-какъ мы вс собирались на балъ, и къ тому же мистрисъ Дональдсонъ хотя и подарила мн билетъ, но сдлала очень недовольную мину, когда я сказала ей о моемъ намреніи хать въ бломъ кисейномъ плать, которое уа,ь два раза было надто на мн у нихъ въ дом. Господи, какъ должно быть пріятно быть богатой! Вы знаете — продолжала Цинція, немного улыбаясь, несмотря на свое горе: — что вдь не могу же я не знать, что я хорошенькая, и не замчать, что вс почти мною восхищаются. Въ первый разъ я въ этомъ убдилась у Дональдсоновъ. Я стала думать, что, должно быть, я хороша въ моихъ изящныхъ, новенькихъ нарядахъ, и видла, что другіе тоже такъ думаютъ. Я, безспорно, была общимъ баловнемъ въ дом, и мн пріятно было сознавать мою власть. Подъ конецъ этой веселой недли, къ нашему обществу присоединился и мистеръ Престонъ. Въ послдній разъ онъ меня видлъ въ старомъ плать, слишкомъ короткомъ и узкомъ для меня, доведенною почти до слезъ одиночествомъ и безденежьемъ, у Дональдсоновъ же я была маленькой царицею. Отъ красивыхъ перьевъ — какъ я уже говорила вамъ — и вся птица красива, вс домашніе и гости носили меня на рукахъ, а на балу, бывшемъ въ первый вечеръ посл его прізда, у меня было столько кавалеровъ, что я не знала, куда дваться съ ними. Я такъ думаю, что въ этотъ-то вечеръ онъ по настоящему и влюбился въ меня. Мн кажется, до тхъ поръ онъ не былъ собственно влюбленъ. Тутъ я съ своей стороны начала чувствовать, какъ неловко мн быть у него въ долгу, съ нимъ я не могла задавать такого тона, какъ съ другими, и это ужасно мн было непріятно и неловко. Но онъ мн нравился, и все время я смотрла на него, какъ на друга. Въ послдній день я гуляла въ саду вмст съ другими и все собиралась сказать ему, какъ мн было весело, благодаря его двадцати фунтамъ (я начинала ощущать нчто въ род того, что должна была чувствовать Циндерелла, когда на часахъ било полночь), и объявить ему, что они будутъ уплачены ему, какъ только можно будетъ скоре, хотя у меня сердце замирало при одной мысли, что придется сказать о нихъ мама, притомъ я настолько знала положеніе нашихъ длъ, что вполн предвидла, какъ трудно будетъ ей собрать такую сумму. Но этотъ разговоръ, когда я улучила время начать его, пришелъ къ неожиданному концу: мистеръ Престонъ вдругъ, почти къ ужасу моему, началъ въ самыхъ горячихъ выраженіяхъ объясняться мн въ любви и просить меня, чтобы я общалась выдти за него замужъ. Я такъ испугалась, что убжала къ другимъ, но въ тотъ же вечеръ я получила отъ него письмо, въ которомъ онъ извинялся за неожиданность своего объясненія, возобновлялъ свое предложеніе и снова умолялъ меня дать ему слово выдти за него, предоставляя мн исполнить его, когда сама назначу, однимъ словомъ, это было самое пылкое любовное посланіе, въ которомъ онъ, между прочимъ, упоминалъ и о моемъ несчастномъ долг, и говорилъ, что это будетъ считаться не долгомъ, а задаткомъ изъ денегъ, имющихъ принадлежать мн впослдствіи, если только… да вы сами, Молли, лучше можете вообразить все это, нежели я могу припомнить и разсказать вамъ.
— Что же вы отвчали? напряженно спросила Молли.
— Я совсмъ не отвчала, пока не получила еще письма, умоляющаго объ отвт. Но на этотъ разъ мамй ужь возвратилась домой, а вмст съ нею снова водворился обычный гнетъ постоянныхъ жалобъ и безденежья. Мери Дональдсонъ часто ко мн писала, восхваляя мистера Престона такъ восторженно, какъ будто была подкуплена имъ. Я видла, что онъ былъ очень любимъ въ ихъ кружку, онъ мн нравился, и я была ему благодарна. Итакъ, я написала ему и дала требуемое слово, съ тмъ что выйду за него, когда мн минетъ двадцать лтъ, не прежде, и чтобы все это до тхъ поръ оставалось тайною. Затмъ я старалась забыть, что занимала у него деньги, но, странно, лишь только я почувствовала себя связанною съ нимъ, онъ мн сталъ противенъ. Мн была невыносима его пылкая манера обращаться со мною, когда онъ заставалъ меня наедин, и кажется, что мама начала о чемъ-то догадываться. Я не въ состояніи описать, какъ это все было, я, по правд, и сама въ то время хорошенько не понимала, и теперь не помню, какъ оно случилось. Но я знаю, что леди Коксгевенъ прислала мама сколько-то денегъ ‘на мое воспитаніе’, какъ она выражалась, мама все это время была особенно не въ дух, и мы совсмъ съ нею не ладили. При такихъ условіяхъ, я, разумется, не ршилась говорить ей объ этихъ ненавистныхъ двадцати фунтахъ, а только старалась убдить себя, что если выйду замужъ за мистера Престона, то мн никогда не нужно будетъ отдавать ихъ. Конечно, это былъ очень гадкій разсчетъ, но, Молли, я страшно наказана за него — я теперь ненавижу этого человка.
— Но, за что же? Съ чего онъ началъ длаться вамъ противнымъ? Вы все это время какъ будто весьма терпливо сносили свое положеніе.
— Не знаю, это чувство возникло и начало усиливаться во мн еще прежде, чмъ я отправилась въ Булонь, въ этотъ пансіонъ. Онъ мн давалъ чувствовать, какъ будто я въ его власти, и слишкомъ частыми напоминаніями о моей помолвк съ нимъ такъ надолъ мн, что я стала невольно придираться къ его словамъ и пріемамъ. Къ тому же, онъ какъ-то дерзко обращался съ мам. Конечно, вы при этомъ думаете въ душ, что я и сама-то не очень почтительная дочь. Можетъ быть, и такъ, но я не выносила его скрытныхъ насмшекъ надъ нею, а главное, мн былъ ненавистенъ способъ, которымъ онъ изъявлялъ мн то, что называлъ своею любовью ко мн. Наконецъ, когда я пробыла съ полгода у мадамъ Лефебръ, пріхала новая воспитанница, англичанка, какая-то его родственница, знавшая весьма немного обо мн. Она… только, Молли, вы должны забыть какъ можно скоре то, что я вамъ сейчасъ скажу: она то и дло толковала о своемъ кузен Роберт — онъ очевидно былъ главнымъ лицомъ въ семейств: и о томъ, какъ онъ хорошъ собою, и какъ въ него влюбляются вс дамы, въ томъ числ одна аристократка…
— Ужь не леди ли Гарріета? съ негодованіемъ перебила ее Молли.
— Не знаю, отвчала Цинція усталымъ голосомъ: — меня въ то время это не интересовало, а теперь и подавно:— еще говорила она объ одной… хорошенькой вдовушк, длавшей будто бы отчаянныя усилія, чтобы влюбить его въ себя. Онъ, какъ оказывалось, часто съ родными поднималъ на смхъ ея маленькія вниманія къ нему, тогда какъ она воображала, что онъ ихъ и не замчаетъ. Господи, и за этого-то человка я общалась выдти замужъ, и была у него въ долгу, и писала къ нему любовныя письма! Ну, вотъ теперь вы все понимаете, Молли.
— Нтъ, еще не совсмъ. Что вы сдлали, когда узнали, какъ онъ говорилъ о вашей матери?
— Одно только и оставалось, что я и сдлала: написала ему, что ненавижу его, и никогда, ни за что не выйду за него замужъ, а заплачу ему занятыя деньги съ процентами, лишь только буду имть къ тому возможность.
— Ну, и что же?
— А вотъ что: мадамъ Лефебръ принесла мн мое письмо назадъ, правда, нераспечатанное, и объявила мн, что она не позволяетъ своимъ воспитанницамъ посылать письма къ мужчинамъ иначе, какъ лично удостоврившись въ ихъ содержаніи.
Я ей объяснила, что онъ другъ нашего семейства, управляетъ длами мама…. поневол ужь пришлось нсколько отступить отъ истины. Но все это не помогло: она при мн же сожгла письмо, и я должна была дать ей слово, что не стану больше писать, лишь бы она согласилась не говорить мама. Итакъ, мн пришлось успокоиться на время и дождаться моего возвращенія домой.
— Но вы же его не видали, когда пріхали сюда, по крайней-мр, первое время.
— Нтъ, но я могла написать къ нему, и начала копить деньги, чтобы расплатиться съ нимъ.
— Какъ онъ принялъ ваше письмо?
— Сначала онъ показалъ видъ, какъ будто не вритъ, что я говорю серьзно, а считаетъ все это ребячествомъ, пикою, или временнымъ неудовольствіемъ, посл котораго можно помириться съ помощью объясненій, извиненій и страстныхъ увреній, а потомъ… потомъ онъ изволилъ прибгнуть къ угрозамъ, и что всего хуже, я струсила. Мн была невыносима мысль, что все это будетъ извстно и сдлается предметомъ толковъ и пересудъ, и что будутъ показываться мои глупыя письма. Ахъ, Молли, еслибы вы знали, какія это инсьма! Я и подумать не могу о нихъ, какъ вспомню, что они начинаются словами: ‘мой дорогой Робертъ!’
— Но, Цинція, какъ же вы посл этого могли ршиться помолвиться съ Роджеромъ? спросила Молли.
— Почему бы и нтъ? рзко обернулась бъ ней Цинція: — я была свободна, я и теперь свободна, я себ этимъ какъ будто доказывала, что я вполн свободна, да притомъ же я въ самомъ дл полюбила Роджера: мн такъ отрадно было придти въ сношенія съ людьми, на которыхъ можно положиться. Не дерево же я была, не камень, чтобы остаться нетронутой его нжною, самоотверженной любовью, столь различной отъ любви мистера Престона. Я знаю, что вы не считаете меня достойной его, и конечно, когда все это выйдетъ наружу, онъ будетъ того же мннія (эти слова Цинція произнесла особеннымъ жалобнымъ тономъ), мн иногда кажется, что я сама отъ него откажусь, и пойду искать себ новой жизни въ чужихъ людяхъ, а иной разъ я даже думала, не выдти ли мн замужъ за мистера Престона изъ одной мести, чтобы потомъ всю жизнь держать его въ своей власти. Только мн же будетъ хуже, потому что онъ жестокъ до глубины души, онъ похожъ на тигра съ его красивымъ бархатнымъ мхомъ и безжалостнымъ сердцемъ. Я ужь такъ просила его, такъ просила развязать меня безъ скандала!
— Не бойтесь вы скандала, сказали Молли: — онъ скоре обрушится на его же голову, нежели повредитъ вамъ.
Цинція нсколько поблднла.
— Но вдь я въ этихъ письмахъ кое-что говорила о мама. Я была на столько зорка, что замчала вс ея недостатки, но не понимала того, сколько ей представляется искушеній, а онъ говоритъ, что покажетъ эти письма вашему отцу, если я не соглашусь открыто признать нашу помолвку.
— Онъ не посметъ! воскликнула Молли, вскочивъ со стула въ сильномъ негодованіи и ставъ передъ Цинціею съ такимъ же видомъ суровой ршимости, какъ будто передъ нею самъ мистеръ Престонъ: — я не боюсь его, мн, по крайней мр, онъ не посметъ нанести оскорбленія, а если и осмлится, то мн ршительно все равно. Я потребую отъ него эти письма, и посмотрите, осмлится ли онъ отказать мн въ нихъ!
— Вы его не знаете, возразила Цинція, качая головой: — онъ нсколько разъ соглашался встртиться со мною, какъ будто намреваясь взять деньги, которыя уже четыре мсяца лежатъ у меня готовыя, или возвратить мн мои письма. Бдный, бдный Роджеръ! Не подозрваетъ онъ всего этого! Когда мн хочется написать ему ласковое слово, я себя удерживаю, потому что такія же слова писала другому, а еслибы мистеръ Престонъ узналъ, что мы съ Роджеромъ помолвлены, онъ бы непремнно отмстилъ и мн и ему, отдавъ ему эти несчастныя письма, написанныя, когда мн не было еще шестнадцати лтъ, Молли! и всего-то ихъ только семь. Они составляютъ точно мину подъ моими ногами, которая можетъ каждый день взорваться, а тогда — прощайся съ отцомъ, съ матерью, со всмъ!
Въ послднихъ словахъ ея звучало столько горечи, хотя она и произнесла ихъ какъ будто небрежно.
— Какъ бы мн достать ихъ? вслухъ раздумывала Молли: — достану я ихъ непремнно. Еслибы папа взялся помочь мн, тогда онъ не посмлъ бы отказать въ нихъ.
— Да вдь въ томъ-то и дло, что онъ знаетъ, что я пуще всего боюсь, какъ бы отецъ вашъ не узналъ обо всемъ.
— И при этомъ онъ сметъ говорить, что любитъ васъ?
— Такая ужь у него манера любить. Онъ мн сколько разъ говорилъ, что ни надъ чмъ не задумается, только бы заставить меня сдлаться его а:еною, а тамъ ужь онъ увренъ, что заставитъ меня полюбить его.
Цинція заплакала отъ тлеснаго и душевнаго изнеможенія. Молли крпко обвила ее обими руками, прижимала хорошенькую головку ея къ груди своей, прикладывалась къ волосамъ ея щекой и успокоивала ее самыми нжными словами, точно маленькаго ребнка.
— О, я такъ рада, что все сказала вамъ, тихо промолвила Цинція, на что Молли отвчала:
— Я убждена, что право на нашей сторон, а это даетъ мн увренность, что такъ или иначе, но онъ возвратитъ намъ письма.
— И деньги возьметъ? прибавила Цинція, вопросительно глядя Молли въ лицо.
— Надо непремнно, чтобы онъ и деньги взялъ.
— О, Молли, никогда вамъ не устроить всего этого такъ, чтобы ничего не дошло до вашего отца. А я бы скоре согласилась хать въ Россію гувернанткою, даже… но нтъ! все, только не это! заключила она, какъ-бы содрогнувшись отъ мысли, которую собиралась высказать.— Только, пожалуйста, Молли, не говорите вы отцу, я положительно не вынесу. Не знаю, на что бы я тогда не ршилась. Вы общаете мн, что никогда не скажете ни ему, ни мама?
— Не скажу, не скажу, вы сами знаете, что не скажу, разв только ради…
Она хотла докончить ‘разв только ради того, чтобы спасти васъ и Роджера отъ огорченія’, но Цинція перебила ее:
— Никогда, и ни ради чего! Ничто не должно заставить васъ сказать вашему отцу. Если вамъ не удастся нечего длать, во всякомъ случа, я всіб жизнь буду любить васъ за то, что вы взялись за это дло, и мн не будетъ хуже прежняго. Напротивъ, лучше, потому что теперь я всегда могу искать отрады въ вашемъ сочувствіи. Только общайте мн не говорить мистеру Гибсону.
— Я уже дала вамъ слово, сказала Молли:— и не беру его назадъ:— а теперь ложитесь-ка и постарайтесь заснуть. Вы блдны, какъ полотно, еще заболете, если не отдохнете. Ужь боле двухъ часовъ, и вы вся дрожите отъ холода.
Он простились, пожелали другъ другу доброй ночи, но когда Молли возвратилась въ свою комнату, вся ея бодрость вдругъ покинула ее, и она бросилась на кровать какъ была, одтая, потому что не въ силахъ была заняться чмъ бы то ни было. Еслибы Роджеръ когда нибудь услыхалъ обо всемъ этомъ случайно, она знала, какъ это смутило бы любовь его къ Цинціи, а между тмъ, хорошо ли было бы утаить отъ него подобную вещь? Она ршилась употребить вс старанія, чтобы уговорить Цинцію прямо разсказать ему все, лишь только онъ возвратится въ Англію. Полное, откровенное признаніе съ ея стороны непремнно бы значительно облегчило ему непріятное впечатлніе, какое, во всякомъ случа, должно было произвести на него въ первую минуту подобное открытіе. Она терялась въ мысляхъ о Роджер: что онъ почувствуетъ, что онъ скажетъ, да какъ пройдетъ первое свиданіе, да гд онъ въ настоящее время и т. д., пока вдругъ не встрепенулась и не вспомнила своего общанія Цинціи. Теперь, когда усплъ пройти первый пылъ ея негодованія, она ясно сознала всю трудность предстоявшаго ей предпріятія, и прежде всего представлялся ей вопросъ, какъ устроить ей свиданіе съ мистеромъ Престономъ? Какъ распоряжалась въ подобномъ случа Цинція, и какимъ образомъ могла происходить между ними переписка? Противъ воли своей, Молли должна была сознаться, что подъ кажущейся откровенностью Цинціи таилась большая скрытность и умніе обманывать, и начала опасаться, какъ бы и ей не очутиться въ необходимости прибгать къ такимъ же мрамъ. Она утшила себя мыслью, что, во всякомъ случа, будетъ стараться идти прямой дорогою, а если и уклонится отъ нея, то только ради того, чтобы спасти отъ огорченія дорогія ей существа.

IV.
Молли Гибсонъ выручаетъ подругу.

Посл такой бурной ночи, какъ-то странно было обимъ молодымъ двушкамъ встртиться за завтракомъ, какъ ни въ чемъ не бывало. Цинція была блдна, но говорила такъ же спокойно, какъ и всегда, о всевозможныхъ предметахъ, между тмъ, какъ Молли молча наблюдала за нею, невольно удивлялась ея власти надъ собою, и все боле убждалась, что она должна была пройти долгій курсъ искуства скрывать свои настоящія мысли и тайныя заботы, прежде, нежели пріобрла способность принимать по желанію такую невозмутимую наружность. Въ числ писемъ, полученныхъ въ это утро, было одно изъ Лондона отъ Киркпатриковъ, но не отъ Еленъ, личной кореспондентки Цинціи. Вмсто нея писала сестра ея, извиняясь за Еленъ и объясняя, что у нея былъ сильный гринъ, посл котораго она все еще слаба и хвораетъ.
— Пусть она прідетъ сюда для перемны воздуха, сказалъ мистеръ Гибсонъ: — въ это время года въ деревн лучше, чмъ въ Лондон, если только не жить въ дом, окруженномъ деревьями. Нашъ же домъ сухъ, выстроенъ на высокомъ мст, на песчаномъ грунт, а я возьмусь лечить ее даромъ.
— Ахъ, это будетъ прелесть какъ хорошо, отвчала мистрисъ Гибсонъ, быстро соображая между тмъ въ ум своемъ, какія понадобятся хозяйственныя измненія, чтобы достойнымъ образомъ принять молодую лэди, привыкшую къ такому утонченному образу жизни, какой ведется у мистера Киркпатрика, она взвсила неудобства и сличила ихъ съ вроятными выгодами, и все это въ то самое время, какъ произносила свой немногословный отвтъ.
— Вдь ты бы рада была, Цинція? И Молли тоже? Вамъ, милая моя, тоже не мшало бы познакомиться хотя съ одной изъ этихъ двицъ, я уврена, что он, въ свою очередь, пригласили бы васъ къ себ, а это было бы такъ пріятно!
— А я бы не отпустилъ ее, отвчалъ мистеръ Гибсонъ, который пріобрлъ несчастную способность съ удивительною легкостію читать въ мысляхъ моей супруги.
— Милая Еленъ! продолжала мистрисъ Гибсонъ: — какъ бы мн было пріятно ухаживать за нею! Мы бы отдали ей ту комнату, въ которой ты принимаешь больныхъ, мой милый (едва-ли нужно прибавлять, что всы перетянуло неудобство имть у себя въ дом, такъ-сказать, за кулисами постороннее лицо на нсколько недль), вдь больному человку главное дло — спокойствіе. Въ гостиной, напримръ, ее безпрестанно безпокоили бы приходящіе, изъ столовой ничмъ не выкурить запаха кушанья, конечно, этого бы не было, еслибы дорогой папа позволилъ мн пробить еще окно, но…
— Почему бы не положить ее спать въ твоей уборной, а на день не отдать ей маленькую комнатку, что выходитъ въ гостиную?
— Библіотеку-то? (этимъ именемъ мистрисъ Гибсонъ угодно было величать крошечную комнатку, которая прежде именовалась ‘книжной каморкой’) вдь тамъ едва умстится диванъ, въ добавокъ къ письменному столу и шкафу съ книгами. Нтъ, мой другъ, тогда лучше совсмъ не приглашать ее. Дома она, но крайней-мр, иметъ вс удобства.
— Хорошо, пожалуй! отвчалъ мистеръ Гибсонъ, видя, что ему предстоитъ остаться побжденнымъ, и не принимая достаточнаго участія въ обсуждаемомъ предмет, чтобы ршиться выдержать изъ-за него борьбу: — можетъ быть, ты и права: тутъ представляется выборъ между роскошью и свжимъ воздухомъ, а нкоторые люди больше страдаютъ отъ недостатка роскоши, нежели воздуха. Ты знаешь, что я буду ей очень радъ, если она надумаетъ пріхать, но мою пріемную я не могу никому уступить: она мн такъ же нужна, какъ хлбъ насущный.
— Я напишу имъ о любезномъ предложеніи мистера Гибсона, сказала жена его въ большомъ удовольствіи, погда мужъ ея вышелъ изъ комнаты:— и они будутъ такъ же благодарны ему, какъ будто она воспользовалась имъ.
Отъ извстія ли о болзни Еленъ или другой какой причины, только Цинція цлый день была какъ-то разсянна и безжизненна. Молли теперь понимала, почему характеръ ея въ послдніе мсяцы сталъ такъ неровенъ, и извиняла ей все, слдя за нею съ нжнымъ участіемъ. Къ вечеру, когда он остались вдвоемъ, Цинція подошла къ Молли и стала за ея плечо, такъ, чтобы лица ея не было видно.
— Молли, сказала она:— такъ вы это въ самомъ дл сдлаете, то-есть то, что вы мн ночью общали? Я думала объ этомъ цлый день, и мн иногда кажется, что вамъ онъ бы въ самомъ дл отдалъ письма, еслибы вы потребовали ихъ у него. Онъ бы, можетъ быть, вообразилъ, что… во всякомъ случа стоитъ попытаться, если только это не слишкомъ вамъ непріятно.
Между тмъ, чмъ боле Молли думала о предполагаемомъ свиданіи съ мистеромъ Престономъ, тмъ боле оно ей не нравилось. Но такъ-какъ она сама вызвалась повидаться съ нимъ, то не могла уже отступиться отъ своего предложенія. Притомъ, это свиданіе могло принести пользу, повредить же длу, какъ ей казались, не могло никакимъ образомъ. Итакъ, она согласилась и усердно старалась скрыть, какъ непріятно ей пускаться на такое дло, хотя чувство это еще усиливалось въ ней, по мр того, какъ Цинція на скоро составляла планъ дйствія.
— Вы увидитесь съ нимъ въ алле, что ведетъ къ дому привратника Тоуэрскаго парка. Онъ можетъ пройти туда изъ Тоуэрса, гд у него часто бываютъ дла, у него есть ключи ко всмъ замкамъ, и вы можете войти въ наркъ вмст съ нимъ, какъ мы ужь длали не разъ — далеко заходить вамъ нтъ надобности.
У Молли опять невольно промелькнула въ голов мысль, что Цинція только долгимъ опытомъ могла такъ освоиться со всми этими подробностями, и она робко спросила ее, какимъ образомъ он ей извстны?
— Ужь вы объ этомъ не безпокойтесь, отвчала Цинція покраснвъ: — онъ слишкомъ будетъ радъ явиться, вы сами слышали, какъ онъ сказалъ, что желалъ бы еще переговорить объ этомъ дл, а это первый разъ, что приглашеніе на свиданіе длается съ моей стороны. Если только я буду свободна, Молли! я всю жизнь буду любить васъ и чувствовать себя благодарной вамъ.
Молли вспомнила о Роджер, и это заставило ее сказать:
— Но это должно быть ужасно, мн кажется, что я вообще довольно храбрая, но едва-ли бы я ршилась принять предложеніе даже отъ Роджера, будучи связана еще невозвращеннымъ мн словомъ другому.
Говоря это, она покраснла.
— Ахъ, Молли, не забывайте, какъ я ненавижу этого человка, сказала Цинція:— благодаря этому-то чувству, можетъ быть еще боле, нежели любви къ Роджеру, я такъ обрадовалась возможности крпко связать себя съ другимъ. Роджеръ не хотлъ называть наши отношенія настоящею помолвкою, а я хотла, потому что это давало мн какъ-бы увренность, что я избавилась отъ мистера Престона. Я и дйствительно отъ него избавлена, только вотъ эти письма… О, еслибы вы только могли заставить его взять свои противныя деньги и отдать мн мои письма! Тогда бы онъ все это ‘предалъ забвенію’, какъ говорится въ романахъ, женился бы на комъ-нибудь, и я бы вышла за Роджера. Вдь наконецъ это было не боле того, что называютъ ‘дтской шалостью’. Можете сказать мистеру Престону, что лишь только онъ разгласитъ свои письма, и покажетъ ихъ вашему отцу, или сдлаетъ что-нибудь въ этомъ род, я въ ту же минуту уйду изъ Голлингфорда и никогда боле не вернусь.
Напутствуемая еще многими подобными наставленіями, хотя и зная, что никогда ей не исполнить ихъ, и, въ сущности даже не придумавъ, что именно ей говорить, полная отвращенія къ предпринимаемому длу, недовольная тмъ, какъ Цинція говорила о своихъ отношеніяхъ къ Роджеру, удрученная стыдомъ за свое соучастничество въ образ дйствій, казавшемся ей положительно нечестнымъ, но твердо ршившись все перенести и на все пойти, лишь бы только удалось ей возвратить Цинцію на прямую дорогу, и чувствуя скоре безконечную жалость къ великому горю своей подруги, нежели ту полную любовь, которая обусловливается совершеннымъ уваженіемъ и сочувствіемъ — Молли отправилась къ назначенному ею для свиданія мсту. День былъ мрачный, ненастный, и шумъ втра въ обнаженныхъ почти втвяхъ большихъ деревьевъ наполнялъ ея слухъ въ ту минуту, какъ она прошла черезъ ворота парка и вступила въ аллею. Она шла быстро, инстинктивно стараясь привести кровь свою въ усиленное движеніе, чтобы поменьше думать. Въ алле былъ поворотъ, на разстояніи четверти мили отъ привратной, посл чего она шла прямою линіею къ большому дому, теперь необитаемому. Молли не хотлось потерять совсмъ изъ виду привратную, поэтому она остановилась лицомъ къ небольшому домику, прислонясь спиною къ стволу одного изъ деревьевъ. Немного погодя, она услышала шаги по трав. Это былъ мистеръ Престонъ. Увидвъ женскую фигуру, на половину скрытую древеснымъ стволомъ, онъ направился къ ней въ полной увренности, что это была Цинція. Но когда онъ подошелъ совсмъ близко, фигура обернулась къ нему, и вмсто покрытаго яркимъ румянцемъ лица Цинціи, взорамъ его представились блдныя черты Молли, полныя сосредоточенной ршимости. Она не поздоровалась съ нимъ, и хотя по ея блдности и очевидной робости онъ былъ увренъ, что она боится его, но ея твердые, срые глаза смотрли съ выраженіемъ неустрашимости, свойственной сознательной невинности.
— Разв Цинція не можетъ придти? спросилъ онъ, убдившись, что Молли ожидала, чтобы онъ заговорилъ,
— Я не-знала, что вы думали съ нею встртиться, отвчала Молли, нсколько удивленная.
Въ своемъ простодушіи она воображала, что Цинція такъ и писала мистеру Престону, что она, Молли Гибсонъ, въ извстный часъ и на извстномъ мст, будетъ ожидать его. Но Цинція была слишкомъ для того опытна и осторожна, и заманила его на свиданіе съ подругой посредствомъ записки, составленной въ неопредленныхъ выраженіяхъ, которая, хотя, и не содержала прямой лжи, однако, заставила его вообразить, будто она лично повидается съ нимъ.
— Она, однако, писала мн, что сама здсь будетъ, сказалъ мистеръ Престонъ, въ высшей степени недовольный тмъ, что поддался на эту уловку, и далъ себя вовлечь въ свиданіе съ мисъ Гибсонъ.
Молли не сейчасъ заговорила. Онъ же, съ своей стороны, ршился не прерывать молчанія, такъ, чтобы дать ей вполн почувствовать всю неловкость своего положенія, въ наказаніе за то, что она ршилась вступиться въ чужое дло.
— Во всякомъ случа, наконецъ начала Молли: — она прислала меня сюда переговорить съ вами. Она мн въ точности объяснила все, что есть и было между вами.
— Будто бы? съ нахальной усмшкой проговорилъ онъ: — она, однако, не всегда отличается особенною откровенностью и правдивостью.
Молли вспыхнула. Ее поразила дерзость тона, которымъ были сказаны эти слова, а она не могла похвастать хладнокровнымъ характеромъ. Она, однако, совладала съ собою, и черезъ это самое ободрилась.
— Вамъ бы не слдовало говорить такимъ образомъ о женщин, которую, по собственному увренію, вы желали бы имть женою. Но не о томъ рчь, а о томъ, что у васъ есть нкоторыя ея письма, которыя она желаетъ получить отъ васъ обратно.
— Очень врю.
— И которыхъ вы не имете права удерживать.
— То-есть, какъ это — права? въ легальномъ, или въ нравственномъ смысл?
— Не знаю. Знаю только, что вы никакого права не имете, какъ джентльменъ, удерживать письма двицы, когда она проситъ васъ возвратить ихъ ей, и еще мене обращать ихъ противъ нея въ постоянную угрозу.
— Я вижу, вы дйствительно все знаете, мисъ Гибсонъ, сказалъ онъ измнившимся и боле почтительнымъ тономъ: — по крайней-мр, она разсказала вамъ всю исторію по своему, съ своей точки зрнія. Теперь вы должны выслушать и меня. Она мн общала такъ торжественно, какъ только можетъ общать женщина…
— Она была не женщиной, а ребнкомъ: ей едва минуло шестнадцать лтъ.
— Довольно и этихъ лтъ, чтобы дйствовать сознательно. Но я, пожалуй, буду называть ее ребнкомъ, если вамъ это пріятне. Она мн торжественно общала быть моей женою, съ единственнымъ условіемъ молчанія съ моей стороны, и ожиданія, на извстный срокъ. Потомъ она писала мн письма, и въ нихъ повторяла то же общаніе, такія задушевныя письма, которыя доказывали, что она считала себя связанной со мною неразрывно. Я не склоненъ къ пустому сантимептальничанью, не выдаю себя за святого, и вообще умю-таки позаботиться о собственныхъ выгодахъ, вамъ же достаточно извстно ея положеніе какъ двушки, неимющей никакого состоянія, а въ то время неимвшей и никакихъ вліятельныхъ связей, которыя бы могли замнить ей богатство, и изъ этого вы можете понять, что она ничмъ не могла помочь мн въ моей карьер. Страсть моя къ ней была вполн искренна и безкорыстна, она сама должна сказать вамъ это. Я бы могъ жениться на двухъ или трехъ двушкахъ съ деньгами, одна изъ нихъ была притомъ и хорошенькая, и вовсе не прочь выдти за меня.
Молли прервала его. Ее сердила его самоувренность.
— Извините, но я не затмъ сюда пришла, чтобы слушать разсказы ваши о томъ, на какихъ двицахъ вы могли бы жениться. Я пришла единственно затмъ, чтобы объявить вамъ отъ имени Цинціи, что она васъ не любитъ и не желаетъ выходить за васъ замужъ.
— Въ такомъ случа, я долженъ какъ-нибудь заставить ее полюбить себя. Любила же она меня когда-то, и дала мн такія общанія, которыя, какъ ей придется убдиться, могутъ быть нарушены только съ обоюднаго согласія. Я вовсе не отчаяваюсь въ томъ, что, когда мы будемъ мужемъ и женою, я заставлю ее полюбить себя, по крайней-мр, столько же, сколько она любила меня прежде, судя по ея письмамъ.
— Она никогда не выйдетъ за васъ замужъ, сказала Молли съ твердостью.
— Въ такомъ случа, если она когда-нибудь удостоитъ другого человка своего предпочтенія, онъ будетъ имть удовольствіе прочитать ея письма ко мн.
Молли чуть не засмялась — такъ она была уврена, что никогда Роджеръ не станетъ читать писемъ, предлагаемыхъ ему при такихъ условіяхъ, но тотчасъ затмъ подумала, что, во всякомъ случа, вся эта исторія будетъ ему крайне тяжела, также какъ и столкновеніе съ мистеромъ Престономъ, особенно если не Цинція, сама первая, ему все разскажетъ, и тутъ же ршила, что она, Молли, устранитъ отъ него это огорченіе, если только это въ ея власти. Прежде, чмъ она обдумала, что ей отвтить, мистеръ Престонъ снова заговорилъ:
— Вы въ тотъ разъ сказали, что Цинція за кого-то помолвлена. Можно спросить, за кого?
— Нтъ, нельзя, отвчала Молли.— Она же вамъ говорила, что это вовсе не помолвка. И въ самомъ дл, этого нельзя назвать помолвкою, а еслибы и можно было, то неужели вы думаете, что, посл вашихъ послднихъ словъ, я бы стала говорить вамъ, съ кмъ она помолвлена? Въ одномъ только вы можете быть уврены, что никогда тотъ человкъ не прочтетъ ни одной строки изъ вашихъ писемъ. Онъ слишкомъ… впрочемъ, нтъ, не стану говорить о немъ съ вами: вы песпособны были бы понять его.
— Мн кажется, что этотъ таинственный ‘онъ’ весьма счастливъ, имя такую горячую защитницу въ лиц мисъ Гибсонъ, хотя онъ съ нею вовсе не помолвленъ, замтилъ мистеръ Престонъ съ такимъ непріятнымъ выраженіемъ лица, что Молли вдругъ едва не расплакалась. Но она собралась съ силами и продолжала дйствовать, вопервыхъ, ради Цинціи, а вовторыхъ, и ради Роджера.
— Ни одинъ честный человкъ, все равно мужчина или женщина, не станетъ читать этихъ писемъ, а если кто и прочтетъ, то будетъ настолько стыдиться такого поступка, что не посметъ говорить о нихъ. Какой же вамъ отъ нихъ прокъ?
— Въ нихъ заключается многократно-подтвержденное общаніе Цинціи выйти за меня замужъ, отвчалъ онъ.
— Она говоритъ, что скоре уйдетъ изъ Голлингфорда навки, и станетъ трудомъ добывать себ кусокъ хлба, нежели выйдетъ за васъ.
Лицо его нсколько вытянулось. Въ чертахъ его изобразилось такое горькое чувство, что Молли стало почти жалко его.
— Неужели она говорила вамъ это хладнокровно? Знаете, мисъ Гибсонъ, вдь вы говорите мн ужасныя истины, то-есть если это только истина, поправился онъ, нсколько ободрившись: — молодыя двицы очень любятъ употреблять слово ‘ненавидть’, и мн нсколько разъ случалось слышать, какъ он говорили такимъ образомъ о людяхъ, за которыхъ желали и надялись выйти замужъ.
— Не знаю, какъ насчетъ другихъ, сказала Молли: — знаю только, что Цинція, дйствительно… Она на мгновеніе запнулась: ей было жаль его въ эту минуту. Наконецъ, она, однако выговорила:— дйствительно, иметъ къ вамъ чувство, на столько похожее на ненависть, на сколько способно питать подобное чувство такое существо, какъ она.
— Такое существо, какъ она! повторилъ онъ почта безсознательно, какъ-бы стараясь хоть чмъ нибудь прикрыть тяжелое чувство, овладвшее имъ.
— Я этимъ хочу сказать, что я способна сильне ея ненавидть, пояснила Молли вполголоса.
Но онъ не обратилъ большаго вниманія на ея отвтъ. Онъ рылся въ трав концомъ своей трости, и глаза его были устремлены туда же.
— Ну, такъ не пошлете ли вы ей ея писемъ черезъ меня? Увряю васъ, что ничто не заставитъ ее выйти за васъ замужъ.
— Какія же вы простодушныя, мисъ Гибсонъ! сказалъ онъ, вдругъ поднимая голову: — вы, какъ я вижу, не полагаете, чтобы, можно было желать удовлетворить и другому чувству, кром любви. Разв вы не слыхали, напримръ, о чувств мести? Цинція обошла меня общаніемъ, и какъ ни мало вы и она врите моимъ словамъ… впрочемъ, объ этомъ нечего и толковать. Я не намренъ оставлять ее безнаказанной. Можете ей сказать это: письма ея я оставлю у себя, и сдлаю изъ нихъ такое употребленіе, какое мн заблагоразсудится, когда представится къ тому случай.
Молли было на себя ужасно досадно за то, что она не съумла лучше повести дло. Она надялась все уладить, а вмсто того, какъ будто еще хуже напортила. Какъ ей было еще уговаривать его? А онъ, между тмъ, продолжалъ, еще боле раздражая себя мыслью о томъ, какимъ пересудамъ об молодыя двушки, должно быть, подвергали его личность, и усиливая чувство обманутой любви чувстомъ оскорбленнаго тщеславія.
— Мистеръ Осборнъ Гамлей можетъ услыхать о содержаніи этихъ писемъ, если онъ даже слишкомъ честенъ для того, чтобы самому прочесть ихъ. Да и до вашего отца можетъ кое-что дойти, въ нихъ, если не ошибаюсь, мисъ Цинція Киркпатрикъ не всегда говоритъ въ самыхъ почтительныхъ выраженіяхъ о нкоторой дам, носящей нын имя мистрисъ Гибсонъ. Тамъ, между прочимъ, есть…
— Перестаньте! прервала его Молли:— я ничего не желаю знать изъ содержанія этихъ писемъ, написанныхъ, когда она не имла ни друзей, ни защитниковъ, кром васъ, на котораго она смотрла, какъ на самаго близкаго человка. Но я уже придумала, какъ мн дале поступить, и честно предупреждаю васъ: еслибы я была умне, то мн слдовало сказать отцу моему, по Цппція вынудила у меня общаніе, что я не стану говорить ему. Итакъ, я все сначала до конца разскажу леди Гарріет, и попрошу ее обратиться къ ея отцу. Я убждена, что она на это согласится, и не думаю, чтобы вы отказались исполнить желаніе лорда Комнора.
Онъ самъ сейчасъ же понялъ, что, дйствительно, не посметъ отказать такому ходатаю, разсудивъ, что, при всхъ его достоинствахъ, какъ умнаго управляющаго, и при всемъ располояіеніи за то къ нему графа, поведеніе его, относительно этихъ писемъ, и угрозы, на которыя онъ употреблялъ ихъ, были именно такими чертами, какихъ ни одинъ порядочный, честный человкъ не могъ потерпть въ приближенномъ къ себ лиц. Онъ зналъ это очень хорошо, и только удивлялся, какъ она, эта двочка, съумла все это сообразить. Она стояла передъ нимъ испуганная, но храбрая, не отступая передъ своею задачею даже въ ту минуту, когда все, казалось, было противъ нея, и, кром того, въ обращеніи ея былъ оттнокъ, всего боле поразившій его, и всего лучше показывавшій, что она была за человкъ: онъ замтилъ, что Молли такъ же мало, повидимому, иметъ сознанія въ томъ, что онъ молодой человкъ, а она — молодая женщина, какъ будто она не земное существо, а чистый ангелъ, слетвшій съ неба. Хотя онъ теперь уже въ душ сознавалъ, что ему придется уступить и возвратить письма, но онъ никакъ не хотлъ сдлать это сейчасъ же, а пока онъ раздумывалъ, что ему сказать, такъ чтобы не подавать вида на счетъ перемны своихъ мыслей, его чутко-пастороягеиное ухо уловило звуки лошадиныхъ копытъ, скорой рысью приближавшихся по крупному песку аллеи. Мгновенье спустя, и Молли услыхала этотъ же звукъ. Онъ видлъ, какъ по всему лицу ея разлилось тревожное выраженіе. Въ ту же секунду она собралась бжать, но прежде, чмъ успла сдлать одинъ шагъ отъ него, мистеръ Престонъ крпко схватилъ ее за руку.
— Стойте смирно! Нужно, чтобы васъ видли. Вы, во всякомъ случа, не сдлали ничего такого, чего бы вамъ слдовало стыдиться.
Пока онъ еще говорилъ, мистеръ Шипшенксъ загнулъ за поворотъ аллеи и чуть не нахалъ на нихъ. Мистеръ Престонъ увидлъ выраженіе, внезапно озарившее умное, румяное лицо стараго джентльмена, но не обратилъ на него особеннаго вниманія. Молли же ничего не замтила. Онъ подошелъ къ лошади и заговорилъ съ мистеромъ Шипшенксомъ, который остановился прямо передъ нимъ.
— Мисъ Гибсонъ! Вашъ покорный слуга! Довольно ненастный день для прогулки, и нсколько холодный, особенно если долго стоять на одномъ мст. Не такъ ли, Престонъ? обратился онъ къ своему молодому преемнику, шутливо тыкая въ него хлыстомъ.
— Да, немножко, отвчалъ мистеръ Престонъ:— я же, кажется, слишкомъ долго продержалъ мисъ Гибсонъ.
Молли не знала, что ей говорить и длать. Наконецъ, она молча поклонилась и пошла домой, сильно огорченная своею неудачею. Она не знала, что въ сущности побда была за нею, хотя мистеръ Престонъ не сознавался въ этомъ еще даже самому себ. Прежде, чмъ она успла отойти подальше, она слышала, какъ мистеръ Шипшенксъ сказалъ:
— Очень сожалю, что прервалъ вашъ tte—tte, Престонъ. Но хотя она и разслышала слова, ихъ настоящій смыслъ не проникъ въ ея умъ: она только чувствовала, что возвращается къ Цинціи побжденная, тогда какъ ушла отъ нея самоувренная, съ полною надеждою на успхъ.
Цинція караулила ее и, сбжавъ съ лстницы къ ней на встрчу, потащила ее въ столовую.
— Ну, что, Молли? О, я вижу, что вы не принесли ихъ. Я такъ и знала.
Она сла, какъ будто ей легче было перенести тяжкое разочарованіе въ этомъ положеніи. Молли стояла передъ нею, точно виноватая.
— Мн такъ жаль! Я сдлала все, что могла, да насъ подъ конецъ прервали: мистеръ Шишпенксъ подъхалъ.
— Несносный старикъ! А какъ вы думаете, уговорили ли бы вы его отдать письма, еслибы имли больше времени?
— Не знаю. Ужасно досадно, что тутъ какъ разъ подосплъ мистеръ Шишпенксъ. Мн непріятно было, что онъ меня засталъ стоящею съ мистеромъ Престономъ.
— Э, полноте, ничего ему по этому случаю не придетъ въ голову. Но что же онъ говорилъ, то-есть мистеръ Престонъ?
— Онъ казался вполн убжденнымъ, что вы съ нимъ связаны окончательно, и что эти письма составляютъ единственное въ томъ доказательство. Мн кажется, онъ васъ по своему любитъ.
— По своему! презрительно повторила Цинція.
— Чмъ боле я объ этомъ думаю, тмъ боле убждаюсь, что лучше всего было бы просить папа переговорить съ нимъ. Я хотя ему и объявила, что все разскажу леди Гарріет и устрою такъ, что лордъ Комноръ потребуетъ отъ него эти письма, но все-таки это будетъ рисковано.
— Ужасно, мрачно подтвердила Цинція: — онъ и такъ знаетъ, что это одна угроза!
— Но я исполню ее сію же минуту, если ни хотите: я сказала ему не въ вид угрозы, а потому, что дйствительно думала такъ сдлать, только, конечно, папа лучше всего устроилъ бы это дло, и ужь безъ всякой огласки!
— Послушайте, Молли, вы связаны общаніемъ, и не можете сказать мистеру Гибсону, не нарушивъ торжественно даннаго слова. Повторяю вамъ: я уйду изъ Голлингфорда, и никогда не возвращусь, если отецъ вашъ узнаетъ объ этой исторіи — вотъ что!
Цппція встала и съ нервной суетливостью начала складывать платокъ Молли.
— О, Цинція, Роджеръ! только могла проговорить Молли.
— Да, я знаю: вамъ нтъ надобности напоминать мн о немъ. Но я не намрена жить въ одномъ дом ни съ кмъ, кто бы сталъ постоянно ворочать въ голов своей все дурное, слышанное обо мн — мои недостатки, пожалуй, и ошибки, даже проступки, которые во всякомъ случа, таковы, что они гораздо хуже на видъ, чмъ въ дйствительности. Я была такъ счастлива, когда перехала сюда: вы меня вс любили, восхищались мною, были обо мн хорошаго мннія, а теперь… хоть бы вы, Молли: мн ужь и теперь замтна перемна въ васъ. Мысли ваши написаны на вашемъ лиц. Я ихъ ясно читала во вс эти два дня. Вы все время думаете: ‘Какъ, однако, Цинція меня обманывала! Все это время у нея шла тайная переписка, и она на половину помолвлена съ двумя женихами’. Въ васъ это чувство говоритъ сильне, нежели даже жалость къ бдной двушк, которой всегда приходилось самой о себ заботиться, не имя никого, кто бы ей помогъ и посовтовалъ.
Молли промолчала. Въ словахъ Цинціи было много правды, но они въ то же время были и крайне несправедливы. Во вс эти безконечныя двое сутокъ Молли была преисполнена любви къ Цинціи, и тяготилась за нея ея положеніемъ боле, нежели сама Цинція. Кром того, Цинція не могла не вспомнить — но эта мысль явилась только вслдъ за первою — какъ много Молли перестрадала вовремя свиданія своего съ мистеромъ Престономъ. Все это окончательно превышало ея силы, и крупныя слезы, постепенно наполнявшія глаза ея, покатились но ея щекамъ.
— Ахъ, какая я гадкая! вскричала она, бросаясь къ Молли цаловать ее: — я сама вижу, сама знаю, что оно такъ и есть, что я это заслуживаю, да васъ же еще и упрекаю!
— Да вы меня и не упрекали, сказала Молли, стараясь улыбнуться: — я, дйствительно, думала кое-что изъ того, что вы сейчасъ сказали. Но я люблю васъ, Цинція, отъ всей души. Я сама бы такъ же поступила на вашемъ мст.
— Нтъ, никогда: вы какъ-то на такія вещи неспособны, натура у васъ не та.

V.
Еще признаніе.

Весь остальной день Молли была грустна и не совсмъ здорова. Необходимость скрывать что нибудь была для нея такимъ необыкновеннымъ, почти небывалымъ обстоятельствомъ, которое тяжело сказывалось на ней нравственно и физически.
Все происходившее въ эти два дня давило ее, точно кошмаръ, котораго она не могла стряхнуть съ себя. Ей такъ хотлось забыть обо всемъ, а между тмъ каждое, самое маловажное обстоятельство какъ-будто напоминало ей о томъ же. На слдующее утро пришло нсколько писемъ, въ томъ числ одно отъ Роджера къ Цинціи. Молли, сама небывшая ни съ кмъ въ переписк, грустно слдила за подругой, пока она читала его. Ей казалось, что Цинціи не слдовало бы находить удовольствія въ этихъ письмахъ, пока она не объяснитъ Роджеру своего положенія относительно мистера Престона, а между тмъ Цинція улыбалась и краснла, какъ это всегда бывало, при каждомъ обращенномъ къ ней слов, выражавшемъ любовь, похвалу, восторгъ. Но мысли какъ той, такъ и другой, были прерваны торжественнымъ восклицаніемъ, съ которымъ мистрисъ Гибсонъ подвинула къ мужу своему только-что прочитанное ею письмо.
— Ну, вотъ! я такъ этого и ожидала, затмъ, обращаясь къ Цинціи, она продолжала: — это письмо отъ дяди Киркпатрика, моя милочка. Такой онъ добрый! проситъ, чтобы ты похала къ нимъ погостить и помогла имъ всмъ развеселить Елену. Бдняжка! здоровье ея, кажется, далеко неудовлетворительно, но намъ никакъ нельзя было помстить ее здсь, не отнимая у дорогого папа его пріемной, и хотя я могла бы уступить ей свою уборную, однако онъ… ну, однимъ словомъ, я въ своемъ письм сказала, какъ ты сожалешь, что ей нельзя пріхать, и — въ особенности, потому что ты такъ дружна съ Еленъ, и какъ бы ты желала быть ей полезной чмъ-нибудь — вдь я уврена, что это дйствительно правда. Такъ они просятъ, чтобъ ты сейчасъ же собралась къ нимъ, потому что Еленъ ужасно хочется, чтобы ты поскоре пріхала къ ней.
У Цинціи глаза засверкали.
— Я съ удовольствіемъ поду, сказала она.— Одно только грустно: съ вами разставаться, Молли, прибавила она, понизивъ голосъ, какъ-будто совсть внезапно кольнула ее.
— Можете ли вы собраться такъ, чтобъ хать сегодня же? спросилъ мистеръ Гибсонъ: — надо вамъ сказать, что, къ моему великому удивленію, посл двадцатилтней безвыздной практики въ провинціи, меня сегодня вдругъ требуютъ на консультацію въ Лондонъ, на завтрашній день. Леди Комноръ, кажется, стало хуже, моя милая.
— Неужели? Бдная, милая леди Комноръ! Какой это для меня ударъ! Хорошо, что я позавтракала, а то и аппетитъ бы пропалъ.
— Да вдь я только говорю, что ей хуже, при ея болзни обыкновенно бываетъ хуже предъ началомъ выздоровленія. Не придавай словамъ моимъ другого значенія, кром настоящаго.
— Благодарю тебя. Какой вы милый и добрый, и какъ вы всегда умете успокоить! А какъ насчетъ твоихъ платьевъ, Цинція?
— Благодарю васъ, мама, гардеробъ у меня въ порядк. Буду непремнно готова къ четыремъ часамъ. Молли, не поможете ли вы мн уложиться? мн хотлось бы еще поговорить съ вами, моя милочка, сказала она, какъ только он ушли къ себ.— Такъ пріятно ухать изъ такого мста, гд живетъ этотъ человкъ! Но мн кажется, вы подумали, будто я рада ухать отъ васъ? Право же, нтъ.
Въ этихъ словахъ какъ будто слышалось нсколько ужь натянутое желаніе уврить Молли въ своей дружб. Но Молли не замтила этого, а только сказала:
— Нисколько я этого не подумала. Я по собственнымъ своимъ чувствамъ знаю, какъ тяжело должно быть вамъ встрчаться съ человкомъ при людяхъ не такъ, какъ вы встрчались съ нимъ наедин. Я постараюсь какъ можно доле не видться съ мистеромъ Престономъ. Но, Цинція, вы мн ни слова не сообщили изъ письма Роджера. Скажите хоть, здоровъ ли онъ? Совсмъ ли онъ оправился отъ лихорадки?
— Да, совсмъ. Онъ, судя по письму, въ отличномъ расположеніи духа. Много толкуетъ о разныхъ звряхъ и птицахъ, по своему обыкновенію, объ обычаяхъ туземцевъ и т. п. Можете прочесть отсюда вотъ (и она указала на одно мсто въ письм) и до сихъ поръ. И знаете, что я вамъ скажу: я вамъ доврю письмо, пока стану укладываться. Это доказываетъ вамъ, какъ я полагаюсь на вашу честь. Конечно, тутъ ничего нтъ такого, чего бы вы не могли прочесть, но, пожалуй, любовныя изліянія его показались бы вамъ скучными. Такъ вы прочтите и составьте небольшой отчотецъ о томъ, гд онъ теперь, что длаетъ, и пошлите къ его отцу.
Молли безъ возраженія взяла письмо, ушла съ нимъ внизъ и стала списывать его у письменнаго стола, по нскольку разъ перечитывая то, что ей было дозволено читать, часто останавливаясь, подперевъ щеку рукою, съ глазами, устремленными на письмо, и давая воображенію своему волю уноситься вдаль къ писавшему его и представлять себ разныя обстановки, среди которыхъ она или сама видла его, или воображала. Вдругъ ее пробудилъ изъ этой задумчивости приходъ Цинціи, которая вбжала въ гостиную, сіяющая, какъ живое олицетвореніе восторга.
— Никого тутъ нтъ? Вотъ хорошо! А, мисъ Молли, вы краснорчиве, чмъ сами думаете. Посмотрите-ка сюда!
И она показала ей большой, толстый конвертъ, который сейчасъ же опять спрятала въ карманъ, какъ-бы опасаясь, чтобы ее съ нимъ не увидли.
— Надъ чмъ задумались, моя голубка? продолжила она, подойдя къ Молли и лаская ее:— это она все возится съ письмомъ! Да разв вы не видите, что тутъ вотъ у меня мои собственныя отвратительныя письма, которыя я сейчасъ сожгу, и которыя мистеръ Престонъ имлъ-таки любезность возвратить мн, и все это благодаря вамъ, малютка Молли, радость вы моя! Письма, которыя вотъ уже два года висли надъ головой моей, словно… какъ бишь его? чей-то тамъ мечъ.
— Ахъ, какъ я рада! проговорила Молли, нсколько оживляясь:— я никакъ не думала, чтобы онъ возвратилъ ихъ. Онъ все-таки лучше, нежели я полагала. Значитъ, теперь все кончено. Я такъ рада! Вы вполн уврены, что онъ не можетъ уже предъявлять никакихъ правъ на васъ посл этого? вдь такъ, Цинція?
— Пусть себ предъявляетъ, коли хочетъ, да мн теперь ужь горя мало. У него нтъ боле доказательствъ. Прелесть, какъ теперь отлегло отъ души, и всмъ этимъ я обязана вамъ, драгоцнная вы моя куколка! Теперь остается еще одно маленькое дльцо, и еслибы вы только взялись ужь и это для меня устроить… Говоря это, Цинція ластилась и ласкалась къ Молли.
— О, Цинція, не просите! Я больше ничего не могу сдлать. Вы не знаете, какъ мн тошно, когда только подумаю о вчерашнемъ свиданіи и о томъ, какъ поглядлъ на меня мистеръ Шипшенксъ.
— Теперь ужь такая малость! Не стану смущать вашей совсти объясненіемъ о томъ, черезъ кого я получила письма, только это не такой человкъ, которому бы я могла доврить деньги, а надо же заставить его взять обратно свои двадцатьтри фунта съ сколькими-то тамъ шиллингами — разсчетъ у меня сдланъ по пяти процентовъ. Деньги вложены въ конвертъ и запечатаны. О, Молли, я бы такъ спокойно ухала, еслибы вы только общали мн, что постараетесь препроводить ихъ къ нему. Это уже послднее, о чемъ я васъ буду просить. Притомъ вдь не къ спху. Вы можете съ нимъ случайно встртиться гд-нибудь въ лавк, или на улиц, или наконецъ гд-нибудь на вечер, и если только вы будете всегда имть конвертъ при себ, то ничего не можетъ быть легче, какъ отдать при случа.
Молли молчала.
— Отчего бы вамъ не попросить папа отдать ему? наконецъ, сказала она: — въ этомъ бы не было ничего дурнаго. Я бы сказала ему, чтобы онъ не допрашивалъ, что это такое, и откуда.
— Очень хорошо, сказала Цинція:— длайте по своему. Только мн кажется, что лучше было бы такъ, какъ я придумала, потому что, если это дло хоть сколько нибудь обнаружится… впрочемъ, вы уже и такъ сдлали черезчуръ много для меня, и я не стану бранить васъ, если вы теперь отказываетесь сослужить мн еще службу.
— Мн такъ противно все это секретничанье! отговаривалась Молли.
— Что за секретничанье? Все равно, что отдать письмо отъ меня, вотъ и все. Еслибы я оставила, напримръ, записку для мисъ Броунингъ, разв вамъ было бы непріятно отдать ее?
— Вы сами знаете, что это совершенно другое дло: тамъ я могла бы отдать открыто.
— А между тмъ тамъ было бы что-нибудь написано, тогда какъ при деньгахъ не будетъ ни одной строки. Это будетъ только развязкой — честной, благородной развязкой исторіи, мучившей меня впродолженіе нсколькихъ лтъ. А впрочемъ, длайте, какъ знаете.
— Ну, давайте, что ли, сказала Молли: — попытаюсь.
— Вотъ это мило! попробуйте. Если вамъ не удастся отдать ему наедин, такъ, чтобы самимъ не попасться, то нечего длать: оставьте у себя до моего возвращенія. Тогда, хочетъ не хочетъ, а ужь долженъ будетъ взять.
Молли готовилась къ предстоящему ей двухдневному tte—tte съ мистрисъ Гибсонъ съ совершенно другими чувствами, нежели съ какими оставалась вдвоемъ съ отцомъ своимъ. Вопервыхъ, не приходилось провожать путешественниковъ въ гостиницу, изъ которой отходилъ дилижансъ: прощаніе на рыночной площади было совершенно несовмстно съ понятіями мистера Гибсона о приличіяхъ. Кром того, вечеръ былъ пасмурный, дождливый, и пришлось зажигать свчи гораздо ране обыкновеннаго. Не имлось въ виду ни малйшаго измненія впродолженіе цлыхъ шести часовъ: мачиха съ падчерицей должны были просидть все это время за вышиваніемъ, пробавляясь пустою болтовнею, безъ всякаго перерыва, такъ-какъ даже не предстояло обда, потому что для удобства узжающихъ все семейство отобдало рано.
Но мистрисъ Гибсонъ, въ самомъ дл, искренно желала длать Молли счастливой, и старалась быть пріятной собесдницей. Только Молли какъ-то нездоровилось и она тайно тревожилась, предчувствуя много заботъ и горя впереди, а въ такіе часы физическаго и нравственнаго разстройства, какіе она переживала, малйшее опасеніе принимаетъ видъ грозной дйствительности, подкарауливающей насъ изъ-за угла на жизненномъ пути. Молли дорого дала бы, чтобы стряхнуть съ себя всякія подобныя ощущенія, вовсе ей непривычныя, но самый домъ и мебель, затуманенный дождемъ видъ изъ оконъ, почему-то нагоняли на нее тоску, непріятныя мысли и воспоминанія, относившіяся по большей части въ послднимъ, немногимъ днямъ.
— Слдующій разъ, я думаю, и намъ съ вами надо будетъ прокатиться, моя милочка, сказала мистрисъ Гибсонъ, безсознательно вторя невысказанному желанію Молли: — выбраться изъ Голлингфорда куда-нибудь на новое мсто, отвдать новой жизни хоть на недлю или на дв, засидлись мы дома, а перемна обстановки такъ полезна молоденькимъ особамъ! Но все-таки я думаю, что наши путешественники въ настоящую минуту предпочли бы сидть дома, въ этомъ уютномъ, свтломъ уголк у теплаго очага. Въ гостяхъ хорошо, а дома лучше, говоритъ пословица, а одно стихотвореніе начинается: ‘хотя скитаюсь я среди веселья и дворцовъ’… дальше не помню, только знаю, что очень нило и врно сказано. Большое счастіе имть такой хорошенькій удобный родной уголокъ, какой мы имемъ. Не такъ ли, Молли?
— Да, немного разсянно отвчала Молли, у которой именно въ это время душа ныла отъ глухаго чувства тоски и скуки. Еслибы ей можно было ухать съ отцомъ, хотя только на эти два дня, какъ это было бы весело!
— Неправда ли, моя душечка, очень было бы пріятно, еслибы намъ съ вами предпринять маленькое путешествіе, совсмъ однмъ — вы да я, больше никого. Мн уже нсколько недль все хочется устроить что-нибудь въ этомъ род. Но мы здсь ведемъ такой стсненный образъ жизни! Право, мн иногда положительно тошно становится смотрть на вс эти столы и стулья, которые мн такъ знакомы. Да и безъ другихъ какъ-то скучно: такъ пусто и мертво безъ нихъ!
— Да, ужасная сегодня тоска, но это, я полагаю, отчасти вслдствіе погоды.
— Пустяки, моя милая, я не могу дозволить вамъ поддаваться глупой фантазіи, будто на васъ иметъ вліяніе погода. Бдный, дорогой мистеръ Киркпатрикъ всегда говаривалъ, что ‘довольное сердце само себ замняетъ солнце’. Онъ говорилъ это мн такъ мило и ласково каждый разъ, какъ я бывала немного не въ дух, потому что вдь я сущій барометръ, до такой степени, что вы всегда можете судить о погод по моему настроенію духа, я всегда была такимъ чувствительнымъ созданіемъ! Счастіе для Цинціи, что она не унаслдовала моей чувствительности. Я не думаю, чтобы ее что нибудь легко трогало, а вамъ какъ кажется?
Молли на мгновенье задумалась, потомъ отвтила:
— Нтъ, чувства ея нелегко возбуждаются, или, можетъ быть, врне было бы сказать, что она ничего глубоко не чувствуетъ.
— Многія молодыя двицы, напримръ, были бы тронуты такимъ восторгомъ, какой она возбуждала, я могу даже сказать — такимъ ухаживаньемъ, какому она подвергалась, когда гостила у дяди, прошлымъ лтомъ.
— У мистера Киркпатрика?
— Да. Былъ тамъ, напримръ, мистеръ Гендерсонъ, молодой юристъ, то-есть онъ учится юриспруденція, но у него хорошее состояніе, которое, вроятно, еще увеличится, такъ что онъ, я полагаю, только для забавы занимается законовдніемъ. Мистеръ Гендерсонъ былъ по уши влюбленъ въ нее. Это у меня не воображеніе, хотя я и сознаю, что матери вообще пристрастны: мистеръ и мистрисъ Киркпатрикъ оба замтили это, а въ одномъ изъ своихъ писемъ мистрисъ Киркпатрикъ даже говорила, что бдный мистеръ Гендерсонъ отправляется въ Швейцарію на каникулы, безъ сомннія, какъ она думала, чтобы постараться забыть Цинцію, но что она почти уврена, что это ему не удастся, и что ‘ему только предстоитъ влачить за собою съ каждымъ шагомъ боле тяжкую цпь’. Я еще нашла эту цитату такою изящною, и вообще все это было сказано такъ мило. Надо вамъ когда нибудь познакомиться съ мистрисъ Киркпатрикъ, Молли, душка моя: это одна изъ тхъ женщинъ, которыхъ я называю изящными существами, въ полномъ смысл слова.
— Мн кажется, что было бы лучше, еслибы Цинція сказала имъ о своей помолвк.
— Да поймите же, что это не помолвка, сколько разъ мн вамъ говорить это, моя милая?
— Да какъ же мн называть это?
— Не вижу никакой надобности даже вовсе называть, такъ или иначе. Я даже не понимаю, что вы собственно разумете подъ этимъ. Вамъ бы слдовало всегда выражаться понятно: это вдь одно изъ первыхъ правилъ англійскаго языка. Да и вообще мыслитель могъ бы задать себ вопросъ: зачмъ дана намъ рчь, какъ не за тмъ, чтобы излагать понятнымъ образомъ наши мысли?
— Да вдь есть же что-то такое между Цинціею и Роджеромъ: они боле близки другъ къ другу, нежели, напримръ, Осборнъ и я. Какъ же мн называть это?
— Вы никогда не должны называть своего имени рядомъ съ именемъ молодого, холостого мужчины… Неужели, дитя, вы никогда не привыкнете къ деликатности въ разговор? Можно, пожалуй, сказать, что существуютъ особаго рода отношенія между милою Цинціею и Роджеромъ, но опредлить ихъ весьма трудно. Я уврена, что отъ этого-то она и избгаетъ говорить о нихъ. Сказать вамъ по правд, Молли, мн почему-то часто кажется, что ничего изъ этого не выйдетъ, онъ такъ долго пробудетъ въ отсутствіи, а Цинція, между нами будь сказано, не отличается постоянствомъ. Я знаю, что она одно время была сильно влюблена… впрочемъ, это маленькое дльцо давно покончено. Потомъ, она была по своему очень внимательна къ мистеру Гендерсону. Мн кажется, это ужь у нея въ крови: когда я была молоденькой двушкой, я всегда была осаждаема поклонниками, и никогда не имла духа отваживать ихъ. Вы ничего не слыхали отъ дорогого папа насчетъ стараго сквайра или милаго Осборна? Мы что-то ужь очень давно не видали Осборна и не слыхали о немъ. Но онъ, я полагаю, совершенно здоровъ, иначе мы бы узнали.
— Кажется, онъ здоровъ. Кто-то говорилъ на дняхъ, что встртили его верхомъ, ахъ, да, теперь помню — это говорила мистрисъ Гуденофъ, и что онъ казался бодре, нежели какимъ видли его вс эти мсяцы.
— Въ самомъ дл? душевно рада это слышать: я всегда любила Осборна, и знаете? я какъ-то никогда не могла совсмъ расположиться къ Роджеру. Разумется, я уважаю его и проч. и проч., но какъ же, напримръ, сравнить его съ мистеромъ Гендерсономъ? Мистеръ Гендерсонъ такой красивый и благовоспитанный молодой человкъ, и перчатки покупаетъ, только у Губигана.
Дйствительно, Осборнъ Гамлей давно не приходилъ, но, какъ это часто случается, онъ явился какъ разъ посл того, какъ о немъ говорили. На слдующій день посл отъзда мистера Гибсона, мистрисъ Гибсонъ получила записку отъ семейства лорда Комнора, съ просьбою създить въ Тоуерсъ и отыскать тамъ какую-то книгу или рукопись, однимъ словомъ, что-то такое, чего леди Комноръ требовала со всмъ нетерпніемъ, свойственнымъ большемъ. Это было какъ разъ такое порученіе, которое могло представить ей пріятное занятіе на пасмурный день, и тотчасъ же развеселило ее. Съ нимъ было сопряжено нчто въ род конфиденціально препорученной власти, притомъ это составляло пріятное разнообразіе въ ея жизни и доставило ей случай прокатиться въ карет по великолпной алле и почувствовать себя какъ-бы временной хозяйкою богатыхъ покоевъ, нкогда столь знакомыхъ ей. Въ припадк добродушія, она предложила падчериц сопровождать, хотя вовсе не осталась недовольною, когда Молли объявила, что предпочитаетъ остаться дома. Въ одинадцать часовъ мистрисъ Гибсонъ ухала ‘разряженная по воскресному’ (по выраженію служанки, которое возбудило бы ея негодованіе и полнйшее презрніе), вроятно, съ цлью внушить должное уваженіе къ себ слугамъ въ Томерс, потому что боле некому было смотрть на нее.
— Я не возвращусь домой до обда, моя милая, но надюсь, что вы не соскучитесь. Не думаю, потому что вы, душка моя, нсколько похожи на меня, и ‘никогда мене не чувствуете себя въ одиночеств, какъ будучи одна’, по прекрасному и врному выраженію одного изъ нашихъ великихъ писателей.
Молли не мене доставляло удовольствія то, что домъ остался въ исключительномъ ея распоряженіи, нежели мистрисъ Гибсонъ — ея временное полновластіе въ Тоуерс. Она даже распорядилась, чтобы ей принесли завтракъ на поднос въ гостиную, такъ, чтобы она могла не прерывать чтенія и сть сандвичи. Въ это самое время ей доложили о мистер Осборн Гамле. Видъ у него былъ совсмъ больной, несмотря на разсказы близорукой мистрисъ Гуденофъ о его здоровой наружности.
— Я пришелъ собственно не къ вамъ, Молли, сказалъ онъ посл первыхъ привтствій: — я надялся застать вашего отца дома, полагая, что въ этотъ часъ всего врне можно его застать.
Говоря это, онъ опустился на кресло, съ такимъ изнуреннымъ видомъ, какъ-будто истинно нуждался въ отдых, причемъ принялъ томную, нсколько согбенную позу, которая, повидимому, сдлалась до того привычною для него, что теперь уже даже чувство такъ-называемыхъ свтскихъ приличій не могло заставить его измнить ей.
— Я надюсь, что вы не желали видть его какъ доктора? спросила Молли, не совсмъ увренная, слдовало ли ей упоминать о его здоровьи, а между тмъ побуждаемая къ тому искреннимъ участіемъ.
— Напротивъ, мн нуженъ былъ именно его докторскій совтъ. Можно взять бисквитъ и рюмку вина? Нтъ, не звоните, больше ничего не надо: еслибы и подали, я не могъ бы сть. Мн нуженъ всего одинъ глотокъ и кусочекъ чего нибудь, этого совершенно достаточно, благодарю васъ. Когда возвратится вашъ отецъ?
— Его потребовали въ Лондонъ, леди Комноръ стало хуже, кажется, ей длаютъ какую-то операцію, а впрочемъ не знаю. Онъ возвратится завтра вечеромъ.
— Очень хорошо. Значитъ, мн придется подождать. Можетъ быть, мн и такъ лучше станетъ къ тому времени. Я и то думаю, что все это на половину воображеніе, но я желалъ бы, чтобы это сказалъ мн вашъ отецъ. Онъ вроятно будетъ надо мною трунить, но я не думаю, чтобы это мн было въ настоящее время очень непріятно. Онъ, кажется, всегда очень строгъ къ мнительнымъ больнымъ, не такъ ли, Молли?
Молли подумала, что, еслибы отецъ ея видлъ Осборна въ эту минуту, то наврядъ-ли причислилъ бы его къ разряду мнительныхъ больныхъ, и ужь, конечно, не почувствовалъ бы ни малйшаго желанія обойтись съ нимъ строго. Но она только сказала:
— Папа, вы знаете, надъ всмъ любитъ пошутить, онъ видитъ такъ много горя, что это ему служитъ какъ-бы развлеченіемъ.
— Совершенно справедливо: на свт много горя. И вовсе, по моему, не хорошо на немъ жить… Итакъ, Цинція ухала въ Лондонъ? сказалъ онъ посл нкотораго молчанія: — а мн бы пріятно было взглянуть на нее еще разъ. Бдный мой Роджеръ! Онъ горячо любитъ ее, Молли.
Молли почти и не знала, что ей отвчать на все это: такъ она была поражена его измненнымъ голосомъ и пріемами.
— Мама похала въ Тоуерсъ, наконецъ, начала она:— леди Комноръ понадобились какія-то вещи, которыя она одна можетъ отыскать. Она будетъ очень сожалть, что вы не застали ея. Мы говорили о васъ не дале, какъ вчера, и она жаловалась, что давно не видно васъ.
— Да, я совсмъ облнился, мн такъ нездоровилось, что насилу могъ выдержать себя даже передъ отцомъ.
— Почему вы ране не пришли посовтоваться съ папа? сказала Молли: — или не написали къ нему?
— Я и самъ хорошенько не знаю. Такъ и пробавлялся кое-какъ со дня на день: то лучше было, то опять хуже, наконецъ-таки собрался духомъ, пришелъ навдаться, что-то мн скажетъ вашъ отецъ, да и то, какъ видно, напрасно.
— Мн очень жаль, но вдь это всего одинъ день разницы: онъ навститъ васъ, какъ только возвратится.
— Только помните, Молли, что онъ не долженъ пугать отца моего, сказалъ Осборнъ, приподнимаясь и выпрямляясь съ помощью ручекъ креселъ, и на одну минуту, говоря съ необыкновенной энергіею: — Господи, еслибы только Роджеръ былъ дома! воскликнулъ онъ, снова опускаясь по прежнему.
— Я не понимаю вашихъ словъ, сказала Молли: — вы, я вижу, считаете себя очень больнымъ, но не просто ли вы теперь устали?
Она не знала наврное, слдуетъ ли ей подать видъ, что она понимаетъ, что такое происходитъ въ его въ ум, но такъ-какъ она, дйствительно, читала въ его мысляхъ, то не могла отвтить неправдиво.
— Да, подчасъ мн кажется, что я очень боленъ, а потомъ опять думается, что только отъ бездятельной, скучной жизни у меня разыгрывается воображеніе, и я себ все преувеличиваю.
Нсколько времени онъ молчалъ, потомъ, какъ-бы принявъ внезапное ршеніе, снова заговорилъ:
— Вотъ видите ли, есть другія существа, которыя зависятъ отъ меня, отъ моего здоровья. Вы не забыли того, что вы тогда нечаянно услыхали у насъ въ библіотек? Нтъ, вы не забыли — я знаю: я часто посл того по глазамъ вашимъ видлъ, что вы думаете объ этомъ. Я въ то время не зналъ васъ, но теперь, кажется, узналъ.
— Не говорите такъ быстро, остановила его Молли: — отдохните. Насъ никто не можетъ прервать. Я буду работать, и когда вы захотите сказать еще что-нибудь, я буду слушать васъ.
Она говорила такимъ образомъ потому, что испугалась неестественной блдности, вдругъ подернувшей лицо его.
— Благодарю васъ.
Нсколько погодя, онъ собрался съ силами и началъ говорить уже совершенно спокойно, какъ будто о постороннемъ, обыденномъ предмет.
— Жену мою зовутъ Эм-Эм Гамлей, разумется. Она живетъ въ Бишопсфильд, недалеко отъ Уинчестера, запишите это, только никому не говорите. Она француженка, католичка, и прежде жила въ услуженіи — въ нянькахъ. Она въ полномъ смысл хорошая женщина. Я не стану говорить вамъ, какъ она мн дорога — не смю. Я когда-то хотлъ сказать объ этомъ Цинціи, но она какъ-будто смотрла на меня не совсмъ какъ на брата. Можетъ быть, она только дичилась новаго родства, во всякомъ случа, передайте ей мой теплый привтъ. Мн отрадна мысль, что кто-нибудь знаетъ мою тайну, а вы, Молли, для насъ все равно, что своя. Я могу довриться вамъ почти такъ же, какъ Роджеру, и уже теперь чувствую облегченіе, когда знаю, что кому-нибудь извстно, гд находятся жена моя и ребнокъ.
— Ребнокъ? съ удивленіемъ воскликнула Молли, но прежде, чмъ онъ усплъ отвтить, Марія доложила:
— Мисъ Фбе Броунингъ.
— Спрячьте эту бумагу, сказалъ онъ быстро, кладя ей что-то въ руку: — это для васъ одной.

VI.
Голлингфордскія кумушки.

— Милая моя Молли, почему вы не пришли къ намъ обдать? Я сказала сестр, что зайду къ вамъ и хорошенько побраню васъ. Ахъ, мистеръ Осборнъ Гамлей, это вы?
И на лиц мисъ Фбе такъ замтно изобразилась совершенно ошибочная мгновенно-мелькнувшая въ ум ея догадка, что Молли невольно переглянулась съ Осборномъ и оба улыбнулись.
— Право, я… иной разъ приходится… я вижу, что вамъ не до… путала мисъ Фбе въ замшательств, наконецъ, однако, на столько оправилась, что заговорила нсколько связне: — мы только-что узнали, что мистрисъ Гибсонъ взяла карету въ гостиниц ‘Георга’, потому что сестра посылала нашу Бетти заплатить за пару кроликовъ, которыхъ конюхъ Томъ поймалъ ловушкою (надюсь, что противъ насъ не будетъ поданъ искъ за браконьерство, мистеръ Осборнъ? Вдь на ловленіе кроликовъ, такимъ способомъ, не требуется, кажется, особаго разршенія). Такъ отъ нея-то мы и узнали, что Томъ ухалъ съ каретою — повезъ вашу дорогую мама въ Тоуерсъ, потому что Коксъ, который обыкновенно здитъ, вывихнулъ себ ногу. Мы какъ разъ кончили обдать, когда Бетти сказала намъ, что Томъ не возвратится до ночи, я и говорю сестр: ‘значитъ, бдная двочка остается совсмъ одна на цлый день, а мы еще съ матерью ея были дружны!’ Очень рада однако, что ошиблась.
Тутъ вмшался Осборнъ.
— Я пришелъ повидаться съ мистеромъ Гибсономъ, не зная, что онъ ухалъ въ Лондонъ, и мисъ Гибсонъ любезно подлилась со мною своимъ завтракомъ. Теперь мн пора отправиться.
— Ахъ, Боже мой, какъ мн жаль! опять засуетилась мисъ Фбе: — я помшала вамъ, но это было сдлано съ наилучшими намреніями. Я уже съ дтства такая — все длаю невпопадъ.
Но Осборнъ ушелъ еще прежде, нежели она кончала извиняться. Передъ уходомъ глаза его остановились на Молли съ такимъ страннымъ, тоскливымъ, какъ-бы прощальнымъ взоромъ, что выраженіе его и тогда уже поразило ее, но впослдствіи еще съ большей силою припоминалось ей.
— Такъ, это хорошее, подходящее дло, а я тутъ явилась и все разстроила. Право, удивляюсь вашей кротости, моя милая, принимая во вниманіе…
— Принимая во вниманіе — что, милая мисъ Фбе? Если вы воображаете, что между мною и мистеромъ Осборномъ Гамлеемъ идетъ хоть сколько нибудь рчь о любви, то вы въ жизнь свою такъ не ошибались. Мн кажется, я вамъ говорила это ужь когда-то, сдлайте же одолженіе, поврьте моимъ словамъ.
— О, да, я помню, а сестра еще почему-то забрала себ въ голову что-то насчетъ мистера Престона.
— Ни та ни другая догадка одинаково не иметъ никакого основанія, сказала Молли, улыбаясь и стараясь придать себ вполн равнодушный видъ, однако, вся раскраснвшись при имени мистера Престона.
Ей было очень трудно поддерживать разговоръ, потому что сердце ея было переполнено мыслью объ Осборн, его измнившейся наружности, его грустныхъ словахъ, выражавшихъ такое печальное предчувствіе, о его признаніи насчетъ жены-француженки, католички-няньки, Молли не могла удержаться, чтобы безпрестанно не ворочать въ голов вс эти странные факты, и только съ большимъ трудомъ могла слдить за неустанной болтовней добрйшей мы съ Фебе. Она, однако, удачно улавливала послднія слова ея, когда голосъ ея замолкалъ, и хотя машинально, однако впопадъ отвчала на нихъ, отгадывая, отчасти но выраженію лица мисъ Фбе, отчасти по тону ея, что въ нихъ заключался вопросъ. Мисъ Фбе спросила ее, не пойдетъ ли она вмст съ нею со двора, такъ-какъ она отправлялась къ Гринстеду, голлингфордскому книгопродавцу, который, вдобавокъ къ своей постоянной торговл, еще исполнялъ должность агента голлингфордскаго ‘общества чтенія’, принималъ подписку членовъ, велъ ихъ счеты, выписывалъ для нихъ книги изъ Лондона, и за небольшое вознагражденіе дозволялъ обществу держать свои книги на особыхъ полкахъ въ его магазин, который служилъ центромъ всякихъ новостей и какъ-бы клубомъ для маленькаго городка. Каждый, кто хоть сколько нибудь имлъ притязаніе на аристократизмъ, непремнно принадлежалъ къ обществу. Можно даже сказать, что это было скоре признакомъ аристократизма, нежели образованности или любви къ литератур. Ни одинъ лавочникъ не подумалъ записаться въ члены, какъ бы ни былъ онъ образованъ и какъ бы ни любилъ читать, тогда какъ въ списк подписчиковъ красовались имена большей части знатныхъ семействъ изъ всего околодка, изъ нихъ нкоторыя подписывались именно какъ-бы въ пополненіе обязанности, налагаемой на нихъ ихъ званіемъ и положеніемъ въ свт, весьма рдко пользуясь правомъ своимъ читать выписываемыя книги. Съ другой стороны, между обывательницъ маленькаго городка были многія, которыя, подобно, напримръ, мистрисъ Гуденофъ, въ глубин души своей считали чтеніе весьма пустымъ занятіемъ и тратою времени, предназначеннаго для шитья, вязанья и стряпанья, но которыя принадлежали, однако, къ обществу, чтобы поддержать свое общественное положеніе, точно такъ-же, эти добрыя домовитыя женщины сочли бы страшнымъ упадкомъ своего общественнаго значенія, еслибы каждая изъ нихъ не имла хорошенькой молодой служанки, которая бы приходила за нею провожать ее домой съ вечеринокъ. Во всякомъ случа, къ Гринстеду удобно было заходить посидть и поболтать. Въ этомъ отношеніи польза ‘общества чтенія’ признавалась всми.
Молли пошла наверхъ одваться, и вдругъ, отворивъ одинъ изъ ящиковъ комода, увидла конвертъ, данный ей Цинціею, въ которомъ лежали деньги, назначавшіяся мистеру Престону, тщательно запечатанныя въ вид письма — тотъ самый конвертъ, который Молли такъ неохотно взялась доставить по принадлежности, чтобы этимъ окончательно развязать подругу. Молли взяла его въ руки съ сильнымъ отвращеніемъ. Она совсмъ было-забыла о немъ, и вдругъ онъ явился передъ нею и напомнилъ ей о необходимости еще заниматься этимъ противнымъ дломъ. Она положила его въ карманъ на всякій случай, и судьба опять благопріятствовала ей: когда он вошли въ магазинъ Гринстеда, въ немъ, по обыкновенію, находились два-три человка, разсматривавшіе книги или вписывавшіе заглавія новыхъ сочиненій въ книгу заказовъ, тутъ же стоялъ и мистеръ Престонъ. Онъ поклонился имъ: нельзя же ему было поступить иначе, по при вид Молли, лицо его приняло выраженіе крайней досады и злобы. Въ его ум она вызывала воспоминанія о претерпнномъ имъ пораженіи, да кром того, видъ ея расшевеливалъ въ немъ именно то, что всего боле хотлось ему забыть, то-есть глубокое убжденіе, сообщенное ему простыми, но энергическими словами Молли, въ положительной ненависти къ нему Цинціи. Еслибы мисъ Фбе увидала злобное выраженіе его красиваго лица, она могла бы вполн успокоить сестру свою насчетъ отношеній, существующихъ между нимъ и Молли, но, считая неприличнымъ и несовмстнымъ съ двической скромностью помститься рядомъ съ мистеромъ Престоном то и разсматривать книги въ такомъ близкомъ сосдств съ джентльменомъ, она нашла себ занятіе на противоположномъ конц магазина, гд потребовала почтовой бумаги. Молли перебирала пальцами въ карман драгоцнный конвертъ и раздумывала, ршиться ли ей подойти къ мистеру Престону и отдать ему, или нтъ. Пока она еще находилась въ нершительности, отступаясь отъ своей задачи каждый разъ, какъ ей казалось, что она собралась духомъ исполнить ее, мисъ Фбе, покончивъ съ покупкою, обернулась и, взглянувъ съ нкоторымъ чувствомъ на обращенную къ ней спину мистера Престона, шопотомъ сказала Молли: ‘Я думаю, не пойти ли намъ теперь къ Джонсону, а за книгами зайдемъ немного погодя’.
Он, дйствительно, прошли черезъ улицу въ магазинъ суконщика, но едва вошли въ него, какъ совсть кольнула Молли за ея трусость, заставившую ее пропустить такой удобный случай. ‘Я сейчасъ возвращусь’, поспшно сказала она, какъ только мисъ Фбе занялась покупкою, и побжала обратно въ Гринстеду, не оглядываясь ни вправо ни влво, она все время не теряла двери изъ вида, и знала, что мистеръ Престонъ не выходилъ изъ магазина. Когда она вбжала туда, онъ стоялъ у прилавка и разговаривалъ съ самимъ Гринстедомъ. Молли, къ великому его удивленію и почти противъ его воли, положила ему въ руку письмо и тотчасъ же повернулась къ двери, собираясь догнать мисъ Фбе, но на порог стояла мистрисъ Гуденофъ, остановившаяся въ крайнемъ изумленіи, съ. широко раскрытыми круглыми глазами, которые казались еще кругле и очень походили на совиные, вслдствіе надтыхъ на нихъ очковъ, она видла, какъ Молли Гибсонъ отдала мистеру Престону конвертъ, и какъ тотъ, чувствуя, что за нимъ слдятъ, да и по природной склонности къ секретничанію, поспшно положилъ его въ карманъ, не распечатавъ. Быть можетъ, еслибы онъ имлъ время одуматься, то не постыдился открыто сконфузить Молли, отказавшись принять то, что она такъ настойчиво вручила ему.
Молли пришлось провести еще одинъ безконечный вечеръ вдвоемъ съ мистрисъ Гибсонъ, но на этотъ разъ однообразіе нарушилось хотя пріятнымъ процесомъ обда, который занялъ, но крайней-мр, добрый часъ времени, такъ-какъ одною изъ прихотей мистрисъ Гибсонъ, всегда ждавшей Молли, было непремнное желаніе, чтобы вс обденныя церемоніи исполнялись точно такъ же торжественно для двухъ, какъ и для двадцати обдающихъ. Итакъ, хотя Молли отлично знала, и хотя и мачиха ея тоже отлично знала, и Марія также отлично знала, что ни Молли, ни мистрисъ Гибсонъ никогда не касались десерта, однако десертъ былъ поданъ на столъ съ такимъ же церемоніаломъ, какъ будто дома были и Цинція, до страсти любившая миндаль и изюмъ, и самъ мистеръ Гибсонъ, который постоянно соблазнялся финиками, хотя всегда замчалъ, что для людей, занимающихъ такое скромное положеніе въ свт, неумстно каждый день позволять себ полный десертъ. На этотъ разъ и мистрисъ Гибсонъ какъ будто извинилась передъ Молли въ тхъ же самыхъ выраженіяхъ, въ которыхъ она часто оправдывала свою настойчивость передъ мистеромъ Гибсономъ.
— Это не изъ расточительности, потому что никто вдь не велитъ намъ сть десертъ — я никогда и не трогаю его, но оно какъ-то красиво и внушаетъ Маріи правильное понятіе о томъ, какъ долженъ быть сервированъ столъ въ каждомъ порядочномъ семейств.
Впродолженіе всего вечера мысли Молли скитались во вс стороны, какъ она ни усиливалась поддержать хотя наружное вниманіе къ тому, что говорила мистрисъ Гибсовъ. Она думала объ Осборн, о его порывистомъ, прерванномъ на половину признаніи, о его болзигиномъ вид, спрашивала себя, когда прідетъ Роджеръ, и всею душою желала его возвращенія, столько же ради Осборна, какъ и ради самой себя (такъ, по крайней-мр, она увряла себя), но тутъ она старалась не давать воли своимъ мыслямъ: какое ей было дло до Роджера? Зачмъ ей такъ сильно желать возвращенія его? Право на это принадлежало Цинціи. Но онъ всегда былъ такимъ врнымъ другомъ Молли, что она не могла думать о немъ иначе, какъ о помощник и опор въ предстоящее, какъ ей въ этотъ вечеръ казалось, тяжолое время. Потомъ ей живо припомнились мистеръ Престонъ и ея маленькое приключеніе съ нимъ. Какимъ злымъ онъ смотрлъ въ это утро! И какъ могла Цинція на столько увлечься имъ, чтобы попасться въ эту отвратительную исторію, къ счастію теперь, однако, оконченную? Такъ-то уносили ее воспоминанія и воображеніе, и не подозрвала она, что въ этотъ самый вечеръ она составляла предметъ оживленнаго разговора, происходившаго въ нсколькихъ домахъ отъ того мста, на которомъ она сидла за своей работою, и что исторія, по ея полудтскому выраженію, въ которую она противъ воли была замшана, еще далеко для нея не кончилась.
Сплетничество сравнительно дремлетъ лтомъ. Оно иметъ свойство, противоположное свойству сурка. Теплый воздухъ, долгія прогулки, занятія въ саду, варка варенья, все это усыпляло злого бсенка въ голлингфордскомъ приход, но когда наступали длинные вечера, и знакомые начинали собираться вокругъ каминовъ, съ ногами, расположенными кружкомъ передъ огнемъ, но отнюдь не на ршетк камина, это не позволялось — тогда наступало и время для интимныхъ разговоровъ. А то и въ промежутки между разноскою подносовъ съ чаемъ по ломбернымъ столамъ сообщались отрывочныя свднія и дневныя новости, въ род того, что ‘Мартиндэль повысилъ цну на первый сортъ говядины на цлый полпенни съ фунта’, или, ‘это ни на что не похоже, что сэръ Гарри выписалъ еще книгу о ветеринарномъ искусств, Фбе и я попробовали было читать, ршительно никакого общаго интереса нтъ’, или ‘желала бы я знать, что станетъ длать мистеръ Аштонъ теперь, когда Нанси выходитъ замужъ: вдь она жила у него цлыхъ семнадцать лтъ. Ужасно глуно женщин въ ея года думать о замужеств! Я такъ и сказала ей сегодня, встртившись съ нею на рынк’.
Такъ разсуждала мисъ Броунингъ въ упоминаемый вечеръ съ колодою картъ, положенной подл нея на ломберномъ стол, и подая вкусный сдобный пирогъ, произведеніе хозяйки мистрисъ Дауесъ, недавно поселившейся на житье въ Голлингфорд.
— Замужство не такая дурная вещь, какъ вы полагаете, мисъ Броунингъ, сказала мистрисъ Гуденофъ, заступаясь за почтенное знаніе, въ которое она дважды на своемъ вку вступала: — еслибы я увидла Нанси, то, напротивъ, поздравила бы ее, и то ужь много значатъ, когда вы знаете, что можете изготовить обдъ по вашему вкусу, и никто не вмшивается.
— Вотъ важность! возразила мисъ Броунингъ, выпрямляясь: — это и я могу, и еще, можетъ быть, посвободне, чмъ многія женщины, которымъ приходится угождать мужьямъ.
— Никто не можетъ сказать, чтобы я когда нибудь не угодила моимъ мужьямъ — не одному, а двумъ, хотя Джереми былъ прихотливе во вкусахъ, нежели бдный Гарри Гзиверъ, но я имъ всегда говорила: ‘състную часть предоставьте мн: это гораздо пріятне, нежели заране знать, что подадутъ. Желудокъ любитъ пріятную неожиданность’, и вы тотъ, ни другой никогда не раскаивались въ своемъ довріи. Поврьте моему слову, бобы на свиномъ сал покажутся Нанси вкусне въ собственномъ дом, нежели не и цыплята и сдобныя булки, которыми она семнадцать лтъ кормитъ мистера Аштона. Но еслибы я хотла, я могла бы разсказать вамъ нчто поинтересне, нежели выходъ Нанси замуя,ъ за вдовца съ девятерыми дтьми, но такъ-какъ молодые люди предпочитаютъ видться наедин и тайномъ, то, мн, можетъ и быть, не слдуетъ разглашать ихъ секретовъ.
— Могу васъ уврить, что не имю никакого желанія слушать разсказы о тайныхъ свиданіяхъ между молодыми людьми и молодыми женщинами, возразила мисъ Броунингъ, встряхивая головою: — довольно и того, по моему мннію, что есть такіе, которые не стыдятся вступать въ любовныя отношенія безъ надлежащаго родительскаго одобренія. Я знаю, что общественное мнніе измнилось на этотъ счетъ, по когда бдная Грація обратила на себя вниманіе мистера Байерлея, онъ написалъ къ отцу моему, никогда не сдлавъ ей ни одного комплимента, ни разу не поговоривъ съ ней ни о чемъ, кром самыхъ простыхъ, обыденныхъ предметовъ, ее потребовали въ кабинетъ отца — она потомъ разсказывала, что въ жизнь свою никогда такъ не трусила, стали родители ей говорить, что предложеніе это весьма хорошее, что мистеръ Байерлей очень достойный человкъ, и что они падятся, что она будетъ прилично держать себя съ нимъ, когда онъ вечеромъ придетъ ужинать. Посл того ему было дозволено приходить но два раза въ недлю до самой свадьбы. Мать моя и я обыкновенно сидли за работою у окна въ гостиной, Грація съ мистеромъ Байерлеемъ — на другомъ конц комнаты, и мать моя всегда обращала вниманіе мое на какой-нибудь цвтокъ или растеніе въ саду, когда наступало девять часовъ, потому что въ это время ему было полол,ено уходить. Не въ обиду будь сказано этому почтенному обществу, а смотрю на бракъ, какъ на слабость, которой подлежатъ многіе, впрочемъ, весьма достойные люди, но ужь если приходитъ непремнная охота жениться и замужъ выходить, то пусть по крайней-мр, совершаютъ это дло степенно, съ достоинствомъ и со всми приличіями, если же наконецъ случаются такія непристойныя вещи, какъ тайныя свиданія и тому подобныя злоупотребленія, то пусть, по крайней-мр, мн о нихъ никогда не разсказываютъ. Вамъ, кажется, ходить, мистрисъ Дауесъ, извините мою откровенность насчотъ замужества! Мистрисъ Гуденофъ можетъ засвидтельствовать вамъ, что я вообще очень откровенная, и люблю говорить на прямоту.
— Не откровенность ваша возмущаетъ меня, а то, что вы говорите, мисъ Броунингъ, отвчала мистрисъ Гуденофъ обидвшись, что, однако, не мшало ей пойти лишь только до нея дошла очередь. Что же касается до мистрисъ Дауесъ, то ей слишкомъ хотлось забраться въ высшій голлингфордскій кружокъ, главною представительницею котораго отчасти считалась мисъ Броунингъ, какъ дочь покойнаго приходскаго священника, потому она и не думала возражать противъ чего бы то ни было, за что заблагоразсудилось бы заступиться этой почтенной двиц, все равно, было ли бы то безбрачіе, бракъ, двуженство или многоженство.
Итакъ, остальной вечеръ прошелъ безъ дальнйшаго упоминанія о тайн, которую мистрисъ Гуденофъ страсть какъ хотлось открыть, за исключеніемъ впрочемъ одного замчанія, сдланнаго ни съ того, ни съ сего мисъ Броунингъ, во время общаго молчанія, которымъ сопровождалось перетасовываніе картъ, и имвшаго, какъ будто, нкоторое отношеніе къ прежнему предмету разговора. Она вдругъ совсмъ неожиданно объявила.
— Не знаю, за какія прегршенія я позволила бы какому-нибудь мужчин сдлать изъ меня свою рабу!
Если она намекала этимъ на возможность какой-нибудь опасности по части брачной кабалы, представлявшейся ея воображенію, то совершенно напрасно тревожилась. Никто, однако, не обратилъ вниманія на ея замчаніе, такъ-какъ вс были слишкомъ заняты роберомъ. Только когда мисъ Броунингъ ране обыкновеннаго поднялась и распростилась (потому что у мисъ Фбе была сильная простуда, и она больная сидла дома), мистрисъ Гуденофъ не вытерпла боле:
— Ну, наконецъ-то я могу высказать то, что у меня на душ, и заявить, что если при жизни Гуденофа кто-нибудь изъ насъ двухъ былъ рабомъ другого, то ужь никакъ не я, и, по моему мннію, мисъ Броунингъ вовсе не пристало такъ чванно кичиться своимъ двичествомъ, когда въ одной комнат съ нею сидятъ четыре вдовы, перебывавшія замужемъ въ общемъ итог за шестью честными людьми. Пожалуйста, не оскорбляйтесь, мисъ Эри, продолжала она, обращаясь къ злополучной худощавой двственниц среднихъ лтъ, оставшейся посл ухода мисъ Броунингъ единственною представительницею безбрачнаго сословія:— я бы могла ей разсказать о молодой двиц, которую она очень любить и которая, несмотря на то, быстрыми шагами стремится къ замужеству, да еще такъ хитро и ловко, какъ вы себ представить не можете: выходитъ но вечерамъ на свиданіе съ милымъ, ни дать ни взять, какъ моя Бетти или ваша Дженни, да и имя-то у нея такое — Молли, я всегда говорила, что оно доказываетъ недостатокъ вкуса въ тхъ, которые ее такъ назвали. Ужь такъ бы и быть ей судомойкой съ подобнымъ именемъ. Нельзя, однако, сказать, чтобъ она выбрала какую-нибудь дрянь, нтъ, она себ на ум: высмотрла себ прекраснаго и преумнаго женишка.
Вс дамы, сидвшія вокругъ стола, смотрли на мистрисъ Гуденофъ съ напряжоннымъ любопытствомъ, ожидая дальнйшихъ сообщеній. Одна только хозяйка, мистрисъ Дауесъ, улыбалась особеннымъ образомъ, и давъ мистрисъ Гуденофъ окончить свой разсказъ, замтила самымъ невиннымъ тономъ:
— Я полагаю, вы говорите о мистер Престон и мисъ Гибсонъ.
— Кто вамъ сказалъ? спросила мистрисъ Гуденофъ, оборачиваясь къ ней въ большомъ удивленіи: — вы никакъ не можете сказать, что слышали это отъ меня: въ Голлингфорд много Молли и безъ нея, хотя, быть можетъ, не въ томъ кругу, въ которомъ она живетъ. Я знаю наврное, что не назвала ея.
— Нтъ, но я сама знаю: я, съ своей стороны, могла бы тоже кое-что разсказать.
— Вотъ какъ! неужели? сказала мистрисъ Гуденофъ съ большимъ любопытствомъ, но и съ нкоторою завистью.
— Да, мой дядя Шипшенксъ нахалъ на нихъ въ главной але парка, и разсказывалъ, какъ они сильно смутились. Онъ шутя поздравилъ мистера Престона съ возлюбленной, и тотъ не отнкивался.
— Ну, если ужь дло вамъ на столько извстно, то я, съ своей стороны, могу сказать вамъ все, что знаю, только заявляю, что никакъ не желаю повредить этой двушк. Поэтому то, что я вамъ скажу, должно остаться секретомъ.
Конечно, вс общали молчать — вдь это такъ легко!
— Моя Анна, что вышла замужъ за Тома Окса и живетъ въ Пирсонскомъ Переулк, не дале недли назадъ, собирала сливы у себя въ саду, глядь — Молли Гибсонъ спускается съ горы по дорог, такимъ шагомъ, какъ будто спшитъ куда-то. Вдругъ маленькая дочка Анны свалилась съ обрыва, и Молли, у которой предоброе сердце, подняла ее, такъ что если Анна прежде не совсмъ узнала ее, то теперь уже не могла сомнваться.
— Но вдь съ нею никого же не было въ то время? спросила одна изъ дамъ въ нкоторомъ волненіи, потому что мистрисъ Гуденофъ, какъ разъ на этомъ критическомъ мст своего разсказа, принялась додать кусокъ пирога.
— Да, не было, но вдь я уже говорила вамъ, что она шла такимъ шагомъ, какъ будто куда-то спшила. Только немного погодя, изъ лса, что начинается за самымъ домомъ Анны, выбгаетъ мистеръ Престонъ и говоритъ: ‘стаканъ воды пожалуйста: тамъ дам дурно’, или ‘съ нею истерика’, или что-то въ этомъ род. Хотя онъ незналъ Анны, но Анна-то знала его въ лицо. ‘Мало ли кто знаетъ Тома дурачка, хотя Томъ-дурачокъ никого не знаетъ’, говоритъ пословица, не въ обиду будь сказано мистеру Престону, потому что онъ, во всякомъ случа, ужь никакъ недурачокъ. И я бы могла разсказать вамъ еще, что я сама видла, своими глазами видла, какъ она отдала ему письмо изъ рукъ въ руки, въ магазин Гримстеда не дале, какъ вчера, причемъ онъ такъ сердито посмотрлъ на нее, потому что видлъ меня, а она-то не замтила, что я вошла.
— Да вдь это весьма подходящее дло, замтила мисъ Эри:— зачмъ бы имъ, кажется, и скрываться?
— Многіе ужь такъ любятъ: это увеличиваетъ прелесть сватовства, отвчала мистрисъ Дауесъ.
— Ну да, это все равно, что соль въ кушань, подтвердила мистрисъ Гуденофъ:— но я никакъ не думала, чтобы Молли Гибсонъ была изъ такихъ — никакъ.
— Гибсоны, кажется, держатъ себя высоко, вставила мистрисъ Дауесъ, скоре вопросительнымъ, нежели утвердительнымъ тономъ:— мистрисъ Гибсонъ сдлала мн визитъ.
— Да, вамъ, вроятно, придется лечиться у ея мужа, отвчала мистрисъ Гуденофъ.
— Она мн показалась весьма милою, любезной особою, хотя она находится въ такихъ короткихъ отношеніяхъ съ графиней и всмъ тоуерскимъ семействомъ, и сама, кажется, совершенная леди: обдаетъ поздно, какъ я слышала, и все у нея такъ важно, на аристократическую ногу.
— Да, я думаю, теперь немножко поважне у нихъ, чмъ было у Боба Гибсона, ея мужа, когда онъ здсь поселился: радехонекъ, бывало, състь барапью котлетку у себя въ аптек, потому что я очень сомнваюсь, топился ли у него и каминъ-то гд нибудь кром аптеки. Мы тогда звали его просто ‘Бобъ Гибсонъ’, а теперь посмотрла бы я, кто бы посмлъ назвать его Бобомъ! Мн, по крайней-мр, это такъ же легко пріидетъ въ голову, какъ назвать его трубочистомъ.
— Мн кажется, все это не общаетъ мисъ Гибсонъ ничего хорошаго, замтила одна пзъ дамъ, желая снова обратить разговоръ на боле интересную тэму современныхъ событій, но лишь только мистрисъ Гуденофъ услыхала это весьма естественное замчаніе на сдланный ею разсказъ, она гнвно обратилась къ говорившей.
— Ничего дурного тутъ нтъ, и я васъ попрошу не говорить такимъ тономъ о Молли Гибсонъ, которую я знала съ самаго ея рожденія: оно немного странно, если хотите, вотъ и все. Я сама была странна, когда была двушкой: никогда не могла видть тарелки съ набраннымъ кружовникомъ, безъ того, чтобы у меня не явилось желаніе самой отправиться въ кусты и потихоньку нарвать себ. Такой ужь у нкоторыхъ людей вкусъ, хотя это и не по сердцу мисъ Броунингъ, которая хотла бы, чтобы ухаживаніе и сватовство производились подъ носомъ у всхъ домашнихъ. Одно только я говорила, и теперь повторяю, что это меня въ Молли Гибсонъ удивляетъ, и что я скоре ожидала бы чего нибудь въ этомъ род отъ красотки Цинціи, какъ ее называютъ. Одно время я даже готова была присягнуть, что мистеръ Престонъ именно ею и занятъ. А теперь пожелаю вамъ всмъ доброй ночи. Я терпть не могу расточительности, а моя Бетти непремнно дастъ всей свчк растопиться въ фонар, если ей придется дожидаться меня, вмсто того, чтобы потушить, какъ я ее тысячу разъ учила.
Затмъ, съ соблюденіемъ всхъ церемоній прощанія, дамы разошлись, не забывъ, конечно, поблагодарить мистрисъ Дауесъ за пріятно проведенный у нея вечеръ: это вниманіе въ т времена непремнно оказывалось хозяйк дома.

VII.
Скандалъ и его жертвы.

По возвращеніи своемъ въ Голлингфордъ, мистеръ Гибсонъ нашелъ, что у него набралось большое количество работы. Онъ почти началъ сожалть о двухъ, сравнительно свободно проведенныхъ дняхъ, за которыми настали усиленные труды въ теченіе всей слдующей недли. Онъ едва усплъ поздороваться съ семействомъ, какъ уже принужденъ былъ отправиться къ больнымъ, требовавшимъ его немедленныхъ попеченій. Молли, однако, успла на минуту остановить его въ прихожей. Она стояла тамъ съ его теплымъ пальто въ рукахъ, подавая ему которое, шепнула:
— Папа! мистеръ Осборнъ Гамлей былъ вчера здсь. Онъ прізжалъ нарочно для того, чтобъ съ вами посовтоваться. У него очень болзненный видъ, и онъ самъ сильно тревожится насчетъ своего здоровья.
Мистеръ Гибсонъ быстро къ ней обернулся.
— Я сегодня же его навщу, сказалъ онъ.— Не говори матери, куда я отправляюсь: надюсь, она еще ничего не знаетъ?
— Нтъ, отвчала Молли. Она, дйствительно, сказала мистрисъ Гибсонъ только то, что Осборнъ былъ, но умолчала о причин его посщенія.
— Въ такомъ случа пусть и не знаетъ: это совсмъ ненужно. Однако я не знаю, какъ мн устроиться, чтобъ сегодня же попасть въ Гамлей? Тмъ или другимъ способомъ, а надо туда създить, и поскоре.
Что-то въ тон и въ манер отца встревожило Молли. Она было-уврила себя, что уныніе Осборна и явные признаки нездоровья на его лиц происходили единственно отъ нервическаго разстройства. Ее не мало успокоивало воспоминаніе о веселомъ взгляд, какимъ онъ съ ней обмнялся при вид смущенія и недоумнія мисъ Фебе. Человкъ, дйствительно считающій себя въ опасности, думала она, не былъ бы въ состояніи смяться и шутить. Теперь же серьзный тонъ отца опять пробудилъ въ ней сомннія и то смутное ощущеніе страха, какое сжало ея сердце, когда она въ первый разъ замтила происшедшую въ Осборн перемну.
Мистрисъ Гибсонъ, между тмъ, была занята чтеніемъ письма отъ Цинціи, которое мистеръ Гибсонъ привезъ изъ Лондона. Въ то время почта стоила очень дорого и вс старались, по возможности, посылать свои письма частнымъ образомъ. Цинція, при свеемъ поспшномъ отъзд изъ Голлингфорда, забыла взять съ собой много нуяіныхъ вещей, и теперь присылала длинный резстръ разныхъ туалетныхъ принадлежностей, въ которыхъ нуждалась. Молли удивилась, что письмо это было не ей адресовано. Она ршительно не понимала причины той сдержанности, какая внезапно появилась въ обращеніи съ ней Цинціи. Сама Цинція сильно боролась противъ возникшаго въ ея сердц ощущенія, которое, съ цлью пристыдить само себя, нарочно называла ‘неблагодарностью’. Дло въ томъ, что она полагала, будто понизилась во вниманіи Молли и невольно удалялась отъ особы, которая знала о ней кое-что, пеговорящее въ ея пользу. Цинція знала, съ какой твердостью Молли готова будетъ принять мры, необходимыя для ея успокоенія, она была уврена въ томъ, что Молли никогда не станетъ укорять ее за прошедшіе проступки, но, тмъ не мене, уже одинъ тотъ Фактъ, что доброй, прямодушной двушк извстны хитрыя уловки и отступленія отъ истины, въ какихъ она, Цинція, провинилась, охлаждалъ до нкоторой степени ея расположеніе къ Молли и возбуждалъ въ ней желаніе держаться въ сторон отъ своей подруги. Какъ ни упрекала она себя въ неблагодарности, а все-таки не могла не радоваться тому, что была въ разлук съ Молли. Ей казалось неловкимъ говорить съ ней теперь о постороннихъ предметахъ и писать о забытыхъ кружевахъ и лентахъ, тогда какъ ихъ послдній разговоръ былъ такого серьзнаго свойства и вызвалъ такое порывистое изліяніе чувствъ.
Мистрисъ Гибсонъ читала вслухъ отрывки изъ письма дочери.
— Еленъ не можетъ быть серьзно больна, сказала Молчи наконецъ: — иначе Цинція не заботилась бы такъ о своемъ розовомъ плать и внк изъ маргаритокъ.
— А почему бы и нтъ? нсколько рзко спросила мистрисъ Гибсонъ.— Еленъ, безъ сомннія, не такъ эгопстична, чтобы держать Цинцію прикованной къ своей постели. Еслибъ я могла ожидать, что Цинціи придется постоянно сидть въ душной атмосфер комнаты больной кузины, то я сочла бы себя обязанной не отпускать ея въ Лондонъ. Да и Еленъ, должно быть, очень пріятно слушать живые, веселые разсказы Цинціи, когда та возвращается домой. Даже, еслибъ дочь моя не любила вызжать и веселиться, то я и тогда посовтовала бы ей принести себя въ жертву и посщать балы и вечера, ради бдной Еленъ. Уходъ за больными въ томъ именно и состоитъ, чтобы мы какъ можно меньше думали о своихъ собственныхъ чувствованіяхъ и желаніяхъ, а по возможности длали все, что въ нашихъ силахъ, для развлеченія страждущихъ. Таково, по крайнеймр, мое мнніе, но и то правда, немногіе такъ глубоко, какъ я, разсматривали этотъ вопросъ.
Здсь мистрисъ Гибсонъ сочла нужнымъ испустить глубокій вздохъ, и потомъ снова принялась за чтеніе письма отъ Цинціи. На сколько Молли могла заключить изъ небольшихъ отрывковъ, какіе ей читались изъ нсколько безсвязно написаннаго посланія, Цинція съ любовью готова была ухаживать за Еленъ и по возможности облегчать ея страданія, но въ то же время она не отказывалась и принимать дятельное участіе въ увеселеніяхъ, какими изобиловалъ домъ ея дяди даже въ эту неблагопріятную для развлеченій пору года. Мистрисъ Гибсонъ внезапно наткнулась на имя мистера Гендерсона. Она тотчасъ же приняла таинственный видъ и начала читать про себя. Въ сущности Цинція ничего особеннаго о немъ не говорила. ‘Мать мистера Гендерсона, писала она, совтуетъ ттушк обратиться къ доктору Дональдсону, очень опытному въ болзняхъ, подобныхъ той, отъ какой страдаетъ бдная Еленъ. Но дядюшка не соглашается…. и т. д.’ Затмъ слдовалъ нжный поклонъ Молли и выраженія горячей благодарности ей за хлопоты при снаряженіи Цинціи въ дорогу — вотъ и все. Молли почему-то осталась неудовлетворенной, и ею овладло какое-то безотчетное уныніе.
Операція надъ леди Комноръ вполн удалась, и семейство ея намревалось черезъ нсколько дней перевезти ее въ Тоуэрсъ для окончательнаго возстановленія силъ на свжемъ воздух. Болзнь графини, какъ весьма рдкое явленіе, въ высшей степени интересовала мистера Гибсона. Съ другой стороны, такъ-какъ мнніе его, наперекоръ двумъ лондонскимъ знаменитостямъ, оказалось справедливымъ, то къ нему, пока длилось выздоровленіе миледи, безпрестанно обращались за совтами. Частые отвты, которые ему такимъ образомъ приходилось писать въ Лондонъ и которые требовали серьзнаго обдумыванія, въ соединеніи съ голлингфордской практикой, до такой степени поглощали все его время, что онъ никакъ не мота, въ теченіе нсколькихъ дней, найти трехъ-четырехъ свободаыхъ часовъ, необходимыхъ для визита въ Гамлей. Мистеръ Гибсонъ, правда, написалъ Осборну записку, прося его немедленно и какъ можно точне описать симптомы его болзни. Отвта вскор пришелъ и показался мистеру Гибсону весьма успокоительнаго свойства. Осборнъ утверждалъ, что желаніе посовтоваться съ докторомъ насчетъ своего здоровья ни чуть не было исключительной цлью его послдней поздки въ Голлингфордъ. Все это побудило мистера Гибсона отложить свой визитъ въ Гамлей до боле удобнаго времени, которое, увы! часто настаетъ уже слишкомъ поздно.
Между тмъ, толки о встрчахъ Молли съ мистеромъ Престономъ, о ея тайной съ нимъ переписк, о свиданіяхъ въ уединенныхъ мстахъ, принимали все боле и боле серьзный характеръ и, наконецъ, произвели въ полномъ смысл слова скандалъ. Простодушная, невинная двушка, проходя по тихимъ улицамъ маленькаго городка, и не подозрвала, что была предметомъ всеобщаго вниманія и сдлалась на время черной овцой въ стад любившихъ посплетничать голлингфордскихъ обитателей. Слуги слышали, что говорилось въ гостиныхъ, переносили это въ кухню, и толковали тамъ объ этомъ съ преувеличеніями и замчаніями, свойственными этому классу людей. До свднія мистера Престона дошло, что имя ея произносится въ соединеніи съ его, онъ втайн посмивался надъ ошибкой, по ничего не предпринималъ для разъясненія ея. Подломъ ей, говорилъ онъ самому себ: зачмъ она вмшивается въ то, что до нея не касается. И онъ чувствовалъ себя отмщеннымъ за то смущеніе, какое она ему причинила угрозой обратиться съ жалобой на него къ леди Гарріег. Вдобавокъ, она не пощадила же его самолюбія и съ неумолимой откровенностью передала ему сущность своихъ разговоровъ о немъ съ Цппціей, разговоровъ, выражавшихъ, съ одной стороны, личное къ нему отвращеніе, а съ другой — явное презрніе. Еще одна важная причина побуждала мистера Престона къ молчанію: онъ боялся, чтобы въ случа, если онъ начнетъ опровергать возникшіе толки, не сдлалось кое-что извстно объ его тщетныхъ усиліяхъ принудить Цинцію сдержать данное ему нкогда слово. Онъ самъ на себя сильно досадовалъ за то, что продолжалъ любить Цинцію, къ которой дйствительно питалъ извстнаго рода страсть. Онъ не разъ самъ себ говаривалъ, что многія женщины, тоже красивыя и, вдобавокъ, гораздо богаче и лучшаго происхожденія, чмъ она, съ радостью приняли бы его предложеніе. И снова онъ задавалъ себ вопросъ, что заставляло его бгать за двушкой, непостоянной, какъ втеръ, и у которой не было ни гроша за душой? Отвтъ являлся самъ собой, логически слабый, хотя фактически вполн основательный. Цинція была Цинціей и замнить ее не могла бы сама даже Венера. Въ этомъ отношеніи мистеръ Престонъ оказывался честне многихъ другихъ, боле достойныхъ людей, съ беззаботной легкостью переходящихъ отъ недосягаемаго къ досягаемому, отъ одной женщины къ другой, до тхъ поръ, пока не найдутъ такую, которая согласится сдлаться ихъ женою. Не такъ было съ мистеромъ Престономъ: для него никакая другая женщина не могла быть тмъ, чмъ была Цинція, а между тмъ, онъ въ иныя минуты охотно бы убилъ ее. Молли, ставъ между нимъ и предметомъ его страсти, совершенно естественно не возбуждала въ немъ никакого пріятнаго къ себ чувства и не могла ожидать отъ него дружескихъ услугъ.
Наконецъ, настало время, вскор посл вечеринки мистрисъ Дамесъ, когда Молли пришлось замтить, что въ город начинаютъ на нее смотрть искоса. Мистрисъ Гуденофъ безъ церемоніи отвела въ сторону свою внучку, когда та, встртясь съ Молли на улиц, остановилась съ ней поговорить. Кром того, она подъ самымъ неловкимъ предлогомъ не пустила ту же внучку гулять съ Молли, посл того, какъ молодыя двушки было-сговорились вмст совершить какую-то отдаленную прогулку. Мистрисъ Гуденофъ слдующимъ образомъ изъясняла свой поступокъ нкоторымъ пріятельницамъ:
— Я, видите ли, ни чуть не становлюсь худшаго мннія о молодой двушк, которая тамъ и сямъ встрчается со своимъ возлюбленнымъ. Пусть она это длаетъ, только не слдуетъ заходить слишкомъ далеко и давать поводъ къ толкамъ. Имя Молли Гибсонъ ходитъ по всему городу… Я считаю себя обязанной въ отношеніи Бесси, доврившей мн свою Аннабеллу, не позволять ея дочери гулять съ двушкой, которая такъ дурно вела свои дла, что сдлалась предметомъ городскаго любопытства. Я строго придерживаюсь правила — и могу васъ уврить, это очень мудрое правило, что женщины должны быть осторожны и никогда не подавать повода къ толкамъ. Когда же такой грхъ случится, друзьямъ и пріятельницамъ подобной женщины лучше держаться въ сторон отъ нея, пока не замолкнутъ слухи и не прекратятся суды и пересуды. Поэтому Аннабелла до поры до времени не должна имть ничего общего съ Молли Гибсонъ.
Въ теченіе довольно долгаго времени мисъ Броунингъ оставалась въ полномъ невденіи того, что злые языки говорили о Молли. Старшая изъ сестеръ пользовалась репутаціей женщины ‘съ характеромъ’, и вс, находившіеся съ ней въ боле или мене близкомъ столкновеніи, инстинктивно остерегались затрогивать въ ея присутствіи кого нибудь изъ тхъ людей, на которыхъ она распространяла свою любовь и покровительство. Сама она могла упрекать ихъ и порицать, она даже хвасталась тмъ, что не щадитъ ихъ: но никто другой не долженъ былъ позволять себ ни малйшаго намека противъ нихъ. Но мисъ Фбе никому не внушала подобнаго страха, и если до нея еще не дошли ходившія по городу сплетни насчетъ Молли, то это единственно потому, что не будучи сама розой, она все-таки жила возл розы. Къ тому же она отличалась такимъ нжнымъ, кроткимъ нравомъ, что даже сама, неспособная ни къ какимъ тонкостямъ и деликатностямъ, мистрисъ Гуденофъ не ршалась огорчать ее. Но мистрисъ Дауесъ, еще только недавно поселившаяся въ город и потому незнавшая, что въ присутствіи мисъ Фбе слдуетъ осторожно говорить о Молли, первая заговорила при ней объ этомъ предмет. Мисъ Фбе со слезами начала утверждать, что ничему не вритъ, но тмъ не мене не преминула вывдать вс подробности дла. Въ теченіе четырехъ или пяти дней она все слышанное ею хранила въ тайн отъ своей сестры. Доротеи, и это былъ для нея настоящій подвигъ. Наконецъ, въ одинъ прекрасный вечеръ, мисъ Броунингъ приступила къ ней съ слдующей рчью:
— Фбе! Или у тебя есть причина отъ меня прятаться, или у тебя ея нтъ. Если у тебя есть такая причина, то твоя прямая обязанность немедленно открыть мн ее. Если же такой причины не существуетъ, то теб слдуетъ теперь же отдлаться отъ дурной привычки, въ которую ты пачинаешь втягиваться.
— О, сестра, ты въ самомъ дл полагаешь, что моя обязанность все разсказать теб? Это было бы для меня большимъ облегченіемъ! Но я думала, что мн лучше молчать и не тревожить тебя.
— Вздоръ. Я частыми размышленіями о разнаго рода несчастіяхъ такъ къ нимъ приготовлена, что извстіе ни объ одномъ изъ нихъ не можетъ быть выслушано мною иначе, какъ съ наружнымъ спокойствіемъ и дйствительною покорностью. Къ тому же, когда ты вчера за завтракомъ объявила, что не намрена, по обыкновенію, приступить къ очищенію и уборк ящиковъ, я уже получила увренность, что намъ угрожаетъ опасность, хотя, конечно, не могла опредлить ея важности и значенія. Скажи, ужь не обанкрутился ли Гайчестерскій банкъ?
— О, нтъ, сестра! воскликнула мисъ Фбе, пересаживаясь со стула на диванъ около сестры.— Неужели ты это думала? Въ такомъ случа, я очепй сожалю, что съ разу всего не сказала теб.
— Пусть это теб послужитъ урокомъ, Фбе, впередъ отъ меня ничего не скрывать. По твоему лицу и манерамъ я думала, мы разорились: ты не ла мяса за обдомъ и то и дло вздыхала. Но, говори же, что случилось?
— Я право не знаю, какъ теб сказать это, Доротея. Я въ большомъ затрудненіи.
Мисъ Фбе начала плакать, а мисъ Броунингъ взяла ее за руку и слегка потрясла.
— Ты можешь сколько душ угодно плакать, когда мн все разскажешь. Теперь же утри слезы, дитя, и не держи меня доле на горячихъ угольяхъ.
— Молли Гибсонъ лишилась добраго имени, сестра.
— Молли Гибсонъ не сдлала ничего подобнаго, съ негодованіемъ воскликнула мисъ Броунингъ.— Какъ ты смешь произносить такую клевету на бдную дочь Мери? Никогда, никогда не повторяй этого боле.
— Но чмъ же я виновата? Я слышала это отъ мистрисъ Дауесъ, которая утверждаетъ, что весь городъ толкуетъ о Молли. Я сказала ей, что ничему не врю, но отъ тебя все скрыла. Мн кажется, я, право, захворала бы, еслибъ еще нсколько времени промолчала. О, сестра! Что ты намрена сдлать?
Эти послднія слова были вызваны величавымъ движеніемъ, съ какимъ мисъ Броунингъ встала съ мста и направилась къ двери твердой, ршительной поступью.
— Я иду надть шляпу и салопъ, а затмъ отправлюсь къ мистрисъ Дауесъ обличить ее во лжи.
— О, сестра! Не называй этого ложью, не употребляй такихъ рзкихъ, некрасивыхъ выраженій! Прошу тебя, назови все это какимъ-нибудь боле мягкимъ именемъ: я могу уврить тебя, что она не имла никакого дурнаго намренія. А если… если… слухи окажутся справедливыми? Вотъ что лежитъ бременемъ на моей душ, сестра! Многое изъ того, что говорятъ, очень похоже на истину.
— Что говорятъ? спросила мисъ Броунингъ, все еще стоя посреди комнаты съ величавымъ видомъ судьи, готоваго произнести приговоръ.
— Да что… Напримръ, разсказываютъ, будто Молли передала ему письмо.
— Кому ему? Какъ я могу что-нибудь понять, когда ты такъ глупо говоришь? И мисъ Броунингъ опустилась на ближайшій стулъ, съ ршимостью быть терпливой, если только это окажется не свыше ея силъ.
— Ему, то-есть, мистеру Престону. И это должно быть правда. Когда я обернулась къ ней въ магазин, чтобъ спросить у нея совта на счетъ голубой матеріи, которая, я боялась, будетъ казаться зеленой при огн, ея не было около меня. Она вышла изъ лавки и переходила на противоположную сторону улицы, а мистрисъ Гуденофъ въ эту самую минуту входила въ дверь.
Негодованіе мисъ Броунингъ уступило мсто тревог. Она только могла сказать:
— Фбе, ты сведешь меня съ ума. Постарайся хоть разъ въ жизни говорить связпо. Что ты слышала отъ мистрисъ Дауесъ?
— Я стараюсь, сестра, съ точностью передать теб все, какъ случилось.
— Что ты слышала отъ мистрисъ Дауесъ?
— Молли и мистеръ Престопъ ведутъ себя, какъ будто бы онъ былъ садовникъ, а она простая служанка. Они назначаютъ другъ другу свиданія въ самые неприличные часы, встрчаются въ уединенныхъ мстахъ, она падаетъ въ обморокъ къ нему на руки. Кром того, они въ переписк, и тайкомъ, гд ни попало, суютъ другъ другу въ руки письма. Послдняго я сама чуть-чуть что не была свидтельницей, сестра. Я собственными глазами видла, какъ она перебжала отъ меня на ту сторону улицы, гд находится магазинъ Гринстеда, откуда мы только что ушли, а онъ вошелъ. Она держала письмо, но возвратилась назадъ съ пустыми руками, вся дрожа и красня. Тогда я не обратила на это почти никакого вниманія, но теперь весь городъ толкуетъ объ этомъ и порицаетъ ее и говоритъ, что онъ непремнно долженъ жениться на ней.
Мисъ Фбе опустила на столъ голову и начала громко всхлипывать. Вдругъ она почувствовала сильный толчокъ около самаго уха. Мисъ Броунингъ стояла надъ ней, буквально трясясь отъ гнва.
— Фбе, если ты осмлишься еще когда-нибудь произносить подобныя рчи, то я тебя выгоню изъ дому.
— Я только повторяю слова мистрисъ Дауесъ, и ты сама требовала, чтобы я передала теб все мною слышанное, кротко и покорно возразила мисъ Фбе.— Доротея, теб не слдовало этого длать.
— Слдовало или нтъ — не въ томъ дло. Я теперь думаю единственно о способ прекратить вс эти лживые слухи.
— Но они не лживые, Доротея, хотя ты и упорствуешь такъ называть ихъ. Нкоторые изъ нихъ, по крайней-мр, мн кажутся справедливыми, несмотря на то, что я утверждала, будто не врю имъ, когда мн передавала ихъ мистрисъ Дауесъ.
— Если я пойду къ мистрисъ Дауесъ и она повторитъ мн то же самое, то я способна надавать ей пощочинъ: я не въ силахъ слушать, какъ клевещутъ на дочь бдной Мери и толкуютъ о ея длахъ, какъ будто они служатъ новостью въ род извстія о рожденіи у Джемса Гаррока поросенка о двухъ головахъ, сказала мисъ Броунингъ, размышляя вслухъ.— Это надлало бы больше вреда, чмъ пользы. Фбе, мн очень жаль, что я ударила тебя, только я, право, повторила бы то же самое, еслибы ты вздумала съпзнова уврять меня въ томъ, что сейчасъ говорила.
Фбе сла поближе къ сестр, взяла ея морщинистую руку въ свою и начала ее нжно гладить въ зпакъ того, что принимаетъ изъявленія сожалнія своей сестры.— Завести объ этомъ рчь съ самой Молли, безполезно: двочка отъ всего отречется, если она на половину такъ дурна, какъ о ней говорятъ. Въ противномъ же случа, она будетъ мучиться и тосковать. Нтъ, это не годится. Мистрисъ Гуденофъ… но мистрисъ Гуденофъ сущій оселъ. Еслибы мн и удалось убдить ее, то она не съумла бы убдить никого другого. Нтъ, надо обратиться къ мистрисъ Дауесъ. Она разскажетъ мн все, что уже разсказала теб. А я свяжу себ руки въ муфт и какъ-нибудь постараюсь заставить себя молчать. Когда же мн все сдлается извстно, я передамъ дло въ руки мистера Гибсона. Да, я такъ поступлю, а не иначе. Поэтому теб безполезно мн противорчить, Фбе: я не стану слушать тебя.
Мисъ Броунингъ отправилась къ мистрисъ Дауесъ, и тамъ довольно учтиво приступила къ разспросамъ насчетъ ходившихъ въ Голлингфорд слуховъ о Молли и о мистер Престон. Мистрисъ Дауесъ вдалась въ обманъ и разсказала вс дйствительныя и вымышленныя подробности дла, которое привело въ волненіе жителей мирнаго городка. Добрая леди и не подозрвала, какая гроза собиралась разразиться надъ ней, лишь только она окончитъ говорить. Но въ качеств еще недавней жительницы Голлипгфорда, мистрисъ Дауесъ не была проникнута чувствомъ уваженія къ мисъ Броунингъ, которое вошло въ привычку у всхъ другихъ дамъ и не допустило бы ихъ передъ ней оправдываться. Мистрисъ Дауесъ, напротивъ, начала энергически защищаться и, въ подтвержденіе правдивости своихъ словъ, привела еще новый скандалъ, которому, однако, поспшила она прибавить, она не вритъ, хотя многія другія и не раздляютъ ея мннія по этому поводу. Мисъ Броунингъ была почти побждена, и когда мистрисъ Дауесъ прекратила свой разсказъ и свои оправданія, она нсколько времени сидла молча и сознавая себя вполн несчастной.
— Хорошо! проговорила она наконецъ, поднимаясь со стула, на которомъ сидла.— Мн остается только сожалть, что я дожила до настоящаго дня. Это все равно, какъ еслибъ я услышала о дурномъ поведеніи кого побудь изъ своихъ родственницъ. Я полагаю, мн слдуетъ передъ вами извиниться за мои рзкости, мистрисъ Дауесъ, но сегодня я не въ состояніи этого сдлать. Мн, конечно, не слдовало бы съ вами говорить такъ грубо, но вдь это не иметъ ничего общаго съ настоящимъ дломъ.
— Надюсь, вы отдадите мн полную справедливость въ томъ, что я передаю вамъ только слышанное мною изъ весьма врнаго источника, отвчала мистрисъ Дауесъ.
— Милая моя, никогда не повторяйте зла, изъ какого бы врнаго источника вы его ни слышали, исключая разв тхъ случаевъ, когда вы этимъ можете принести пользу, возразила мисъ Броунингъ, положивъ руку на плечо къ мистрисъ Дауесъ.— Сама я далеко не добрая женщина, но знаю толкъ въ добр, и потому ршаюсь дать вамъ совтъ. А теперь повторяю: прошу у васъ извиненія за то, что такъ накинулась на васъ, но одному Богу извстно, какую вы мн причинили боль. Вы простили меня, не правда ли, моя милая?
Мистрисъ Дауесъ почувствовала, какъ лежавшая у нея на плеч рука задрожала, она видла, какъ глубоко и искренно была опечалена мисъ Броунингъ, и потому безъ труда простила ее. Затмъ мисъ Броунингъ возвратилась домой и была очень молчалива съ мисъ Фбе, которая, впрочемъ, ясно видла, что сестра ея встртила подтверяіденіе неблагопріятныхъ для Молли слуховъ. Это достаточно объясняло ея односложные отвты, печальный видъ и дурной аппетитъ за обдомъ. Вечеромъ мисъ Броунпигъ сла къ письменному столу и написала коротенькую записочку, потомъ позвонила и приказала маленькой служанк, явившейся на ея зовъ, отнести письмо къ мистеру Гибсону и вручить ему въ собственныя руки. Если же доктора не оказалось бы дома, то записку надлежало отдать ему немедленно по его возвращеніи. Сдлавъ вс эти распоряженія, она удалилась въ свою комнату и облеклась тамъ въ праздничный чепецъ. Мисъ Фбе поняла, что сестра ея послала мистеру Гибсону приглашеніе съ цлью увдомить его о толкахъ, предметомъ которыхъ была его дочь. Мисъ Броунингъ казалась весьма пораженной дошедшими до нея слухами, а обязанность, которую она считала своимъ долгомъ выполнить, ее сильно смущала. Она чувствовала себя поставленной въ неловкое положеніе и была очень раздражительна съ сестрой. Спицы вязанья ея то и дло задвали одна о другую и издавали металлическій звукъ отъ дрожи, пробгавшей по пальцамъ, которые ихъ держали. Вдругъ раздался стукъ въ дверь, знакомый стукъ, какимъ обыкновенно возвщалъ свое прибытіе докторъ. Мисъ Броунингъ сняла очки, они выпали у нея изъ рукъ, и, падая на полъ, разбились. Она съ досадой обратилась къ мисъ Фбе, какъ будто бы та была виновницей этого несчастія, и выслала ее изъ комнаты. Вс усилія ея казаться спокойной ни къ чему не вели, она даже не помнила, какъ имла обыкновеніе принимать мистера Гибсона, стоя или сидя?
— Ну! весело проговорилъ онъ, подходя прямо къ огню и потирая озябшія руки:— что у васъ такое случилось? Фбе нездорова? Врно, ея обычныя спазмы? Ничего, одинъ, другой пріемъ лекарства, и все пойдетъ снова гладко, какъ по маслу!
— О, мистеръ Гибсонъ! Желала бы я, чтобъ дло шло о Фебе или о мн! сказала мисъ Броунингъ, и еще сильне задрожала.
Онъ слъ около нея и, видя ея волненіе, дружески взялъ ее за руки.
— Не торопитесь и постарайтесь оправиться. Я увренъ, что нтъ ничего очень дурнаго или опаснаго и все можетъ еще поправиться. Помните: какъ мы ни злоупотребляемъ нашими силами, а все-таки на свт есть немало средствъ возстановлять ихъ.
— Мистеръ Гибсонъ, сказала она:— я печалюсь за вашу Молли. Теперь я высказала, что было у меня на сердц, и да поможетъ Богъ намъ обоимъ, а также и ей, бдненькой. Я уврена, ее вовлекли во зло и она недобровольно поддалась ему.
— Молли! воскликнулъ онъ, непріятно пораженный.— Что такое сдлала или сказала моя маленькая Молли?
— О, мистеръ Гибсонъ! Я право не знаю, какъ вамъ сказать! Поврьте, я никогда не начала бы, еслибъ не была убждена противъ собственной воли.
— Во всякомъ случа вы можете мн повторить то, что слышали, сказалъ онъ, поставивъ локти на столъ и защищая рукой глаза отъ свта.— Я ничуть не боюсь за дочь мою, продолжалъ онъ:— но въ этомъ гнзд сплетенъ мало ли что могутъ выдумать, и всегда лучше знать, что о васъ говорятъ.
— Говорятъ… О! какъ я вамъ передамъ это?…
— Продолжайте, нетерпливо воскликнулъ онъ, отнимая руку отъ глазъ, въ которыхъ точно сверкнула молнія:— я ничему не поврю, и потому не бойтесь!
— Но вы должны будете поврить. Я сама охотно не врила бы, еслибъ могла. Она вела тайную переписку съ мистеромъ Престономъ.
— Съ мистеромъ Престономъ! воскликнулъ онъ.
— Она встрчалась съ нимъ въ уединенныхъ мстахъ и въ самые неприличные часы, въ сумерки. Разъ она даже упала въ обморокъ къ нему… въ объятія, нечего длать, надо все сказать. Весь городъ толкуетъ объ этомъ. Рука мистера Гибсона снова заслонила его глаза, но онъ сидлъ неподвижно. Мисъ Броунингъ продолжала:— мистеръ Шипшенксъ видлъ ихъ вмст. Они обмнивались записками въ магазин Гринстеда, куда она за нимъ бгала.
— Замолчите, или вы не можете этого сдлать? проговорилъ мистеръ Гибсонъ, отнимая руку отъ глазъ и показывая блдное, суровое лицо.— Довольно я слышалъ. Молчите. Я сказалъ, что не поврю, и ничему не врю. Мн слдовало бы, конечно, поблагодарить васъ, но теперь я еще не могу.
— Мн не нужно благодарности, почти со слезами возразила мисъ Броунингъ,— Я полагала, вамъ слдовало это знать, и поспшила предупредить васъ. Хотя вы и женились вторично, но я не могу забыть, что вы нкогда были мужемъ бдной, дорогой Мери, а Молли ея дочь.
— Я предпочелъ бы въ настоящую минуту объ этомъ боле не говорить, сказалъ онъ, оставляя безъ вниманія послднія слова мисъ Броунингъ.— Я не въ силахъ владть собой и мог.у наговорить такихъ вещей, о которыхъ посл буду сожалть. Желалъ бы я встртиться съ Престономъ! Я до полусмерти избилъ бы его. Хотлось бы мн также полечить отъ клеветы вс эти злые языки. Я заставилъ бы ихъ молчать! Мое бдное дитя, моя милая двочка! Что она имъ сдлала, что они ршились пятнать ея доброе имя?
— Къ сожалнію, мистеръ Гибсонъ, я боюсь, что во всемъ этомъ есть доля правды. Иначе я не ршилась бы послать за вами. Прежде чмъ приступать къ такимъ жестокимъ мрамъ, какъ побои и отрава, вамъ слдовало бы разобрать хорошенько, въ чемъ дло.
Съ непослдовательностью человка, который находится подъ вліяніемъ сильнаго гнва, мистеръ Гибсонъ разсмялся ей въ лицо:
— Что я сказалъ о побояхъ и объ отрав? Вы думаете, что я какимъ нибудь неосторожнымъ поступкомъ ршусь сдлать Молли предметомъ уличныхъ толковъ и сплетень? Ни чуть не бывало. Пусть слухи прекратятся сами собой. Время докажетъ ихъ несправедливость.
— Я на это не надюсь, и потому особенно печалюсь, сказала мисъ Броунингъ: — вамъ необходимо что нибудь сдлать, но что именно — я не знаю.
— Я пойду домой и спрошу объясненія всего этого у самой Молли. Вотъ все, что я сдлаю. Это совершенная нелпость для всякаго, кто знаетъ Молли такъ, какъ я ее знаю, совершенная нелпость! Онъ всталъ и быстро зашагалъ по комнат. Повременамъ онъ какъ-то неестественно, отрывисто смялся: — интересно знать, о чемъ еще он посл этого заговорятъ? Чортъ, безъ сомннія, найдетъ новую работу ихъ языкамъ.
— Прошу васъ, не упоминайте о чорт въ моемъ дом! Кто знаетъ, что можетъ случиться, если о немъ такъ легкомысленно отзываться, съ испугомъ проговорила мисъ Броунингъ.
Но онъ, не обращая на нее вниманіе, продолжалъ говорить съ самимъ собой:
— Хотлось бы мн отсюда немедленно ухать… То-то бы пошли толки! Нтъ, это былъ бы безразсудный поступокъ, который только доставилъ бы новую пищу скандалу. Онъ съ минуту помолчалъ, продолжая ходить по комнат съ опущенными глазами и съ засунутыми въ карманы руками. Вдругъ онъ остановился очень близко отъ мисъ Броунингъ и сказалъ: — я оказался виновнымъ въ непростительной неблагодарности въ отношеніи васъ: вы сдлали мн самую дружескую услугу. Справедливы или ложны эти слухи, мн, во всякомъ случа, слдуетъ знать ихъ, а вамъ, конечно, нелегко было довести ихъ до моего свднія. Отъ всего сердца благодарю васъ.
— Еслибъ они были ложны, я, право, никогда не передала бы вамъ ихъ, мистеръ Гибсонъ, я оставила бы ихъ безъ вниманія.
— Говорю вамъ, что все это вздоръ и ложь! угрюмо проговорилъ онъ, выпуская ея руку, которую было-взялъ въ порыв благодарности.
Она покачала головой.
— Я всегда буду любить Молли, ради ея матери, сказала она, и это было большой уступкой со стороны строгой мисъ Броунингъ. Но отца Молли не такъ-то легко было удовлетворить.
— Вамъ слдуетъ любить ее ради ея самой. Она не сдлала ничего дурного. Я теперь пойду домой, и тотчасъ же узнаю всю истину.
— Какъ будто бдная двочка, уже вовлеченная однажды въ ложь, посовстится сказать еще одну лишнюю неправду! было послднимъ замчаніемъ мисъ Броунингъ. Однако, у нея хватило на столько такта, что она произнесла его не прежде, какъ посл ухода мистера Гибсона.

VIII.
Невинная преступница.

Мистеръ Гибсонъ быстро шелъ домой, такъ низко поникнувъ головою, какъ будто ему приходилось бороться съ сольнымъ втромъ. А между тмъ въ воздух не чувствовалось ни малйшаго дуновенія. Онъ громко позвонилъ у дверей, что совсмъ не входило въ его привычки. Марія его встртила: — скажите мисъ Молли, что ее зовутъ въ столовую, но не говорите, кто желаетъ видть ее. Въ манер мистера Гибсона было нчто такое, что заставило Марію буквально повиноваться ему, несмотря на изумленный вопросъ Молли:
— Меня зовутъ? Кто это, Марія?
Мистеръ Гибсонъ, между тмъ, вошелъ въ столовую и заперъ двери, чтобъ никто не потревожилъ его. Желая собраться съ мыслями, онъ приблизился къ камину, облокотился на него, опустилъ голову на руки и старался утишить біенія своего сердца.
Дверь отворилась. Онъ зналъ, что Молли была въ комнат, прежде чмъ услышалъ ея восклицаніе:
— Папа!
— Тс! сказалъ онъ шопотомъ и быстро обернулся къ ней:— запри дверь и пойди сюда.
Она подошла съ изумленіемъ. Мысли ея мгновенно перенеслись въ Гамлей. ‘Осборнъ!!’ внезапно вырвалось у нея. Еслибъ мистеръ Гибсонъ былъ мене взволнованъ и могъ разсуждать, этотъ быстрый вопросъ послужилъ бы ему немалымъ утшеніемъ.
Но, погруженный въ свои собственныя мысли, терзаемый сомнніями, онъ не обратилъ вниманія на восклицаніе Молли, и прямо приступилъ къ объясненію:
— Молли, что я слышу? Ты находишься въ тайныхъ сношеніяхъ съ мистеромъ Престономъ, назначаешь ему свиданія, украдкой обмниваешься съ нимъ письмами?
Несмотря на то, что онъ еще такъ недавно утверждалъ, будто ничему не вритъ, и хотя дйствительно въ глубин души считалъ вс эти слухи ложными, тмъ не мене голосъ его былъ строгъ, лицо блдно и сурово, а глаза какъ-то особенно проницательно смотрли на Молли. Бдняжка вся дрожала, но не избгала его взгляда. Она молчала, перебирая въ ум отношенія Цинціи ко всему этому длу. То была минутная пауза, которая, однако, показалась безконечно длинной тому, кто жаждалъ быстраго и исполненнаго негодованія опроверженія того, что онъ мысленно съ упорствомъ продолжалъ называть клеветой. Когда Молли подошла къ нему, онъ безсознательно взялъ ее за об руки, теперь же, не получая желаемаго отвта, онъ такъ сильно сжалъ ихъ, что молодая двушка невольно вскрикнула отъ боли. Онъ освободилъ ее. Она посмотрла на покраснвшія руки, и глаза ея быстро наполнились слезами. То, что отецъ ея могъ причинить ей физическую боль, въ настоящую минуту показалось ей странне и горче даже того, что онъ могъ поврить дурной молв о ней. Съ дтскимъ движеніемъ она протянула ему руки, по если она надялась на его состраданіе, то жестоко ошиблась.
— Вздоръ! сказалъ онъ, едва взглянувъ на пятно: — это ничего, чистые пустяки! Отвчай на мои вопросъ. Видлась ты съ нимъ украдкой или нтъ?
— Да, папа, видлась. Но я не думаю, чтобъ это было дурно.
Онъ опустился на стулъ.
— Дурно! съ горечью повторилъ онъ: — ты не думаешь, чтобъ это было дурно? Такъ или иначе, я долженъ это перенести, но отъ глубины души говорю: слава Богу, что твоя мать умерла. Такъ все мною слышанное правда? А я ничему не врилъ и смялся надъ ихъ легковріемъ, тогда какъ въ сущности смшонъ былъ я самъ!
— Папа, я не могу вамъ сказать всего. Это не моя тайна, а то вы давно бы уже знали ее. Когда нибудь вы пожалете… Я васъ до сихъ поръ никогда не обманывала… говорила она, стараясь взять его за руки, но онъ крпко держалъ ихъ въ карманахъ, устремивъ глаза въ землю.— Папа, продолжала она: — скажите, разв я васъ когда нибудь обманывала?
— Какъ я могу знать? Вс въ город толкуютъ объ этомъ. Богу одному извстно, что еще современемъ выдетъ наружу.
— Въ город толкуютъ! съ ужасомъ воскликнула Молли: — но кому какое до этого дло?
— Всякій считаетъ своимъ дломъ пятнать доброе имя молодой двушки, которая пренебрегаетъ самыми простыми правилами приличія и скромности.
— Папа, вы очень жестоки. Кто пренебрегаетъ скромностью? Послушайте, я вамъ съ точностью передамъ все, что сдлала. Я разъ, случайно, встртила мистера Престона, въ тотъ вечеръ, когда, разставшись съ вами, отправилась Кростоновой поляной, и при этомъ было еще третье лицо. Въ другой разъ я назначила ему свиданіе въ Тоуэрскомъ парк и мы были съ нимъ одни. Боле я ничего не могу сказать вамъ, но вы должны мн поврить, папа.
И онъ дйствительно не могъ не поврить: слова ея звучали такой истиной! Но онъ минуты дв продолжалъ сидть неподвижно. Потомъ поднялъ глаза и взглянулъ на нее въ первый разъ посл того, какъ она подтвердила истину вншней стороны его обвиненія. Личико ея было очень блдно, но сіяло совершенно торжественной и трогательной искренностью.
— А письма?… началъ онъ и остановился, какъ-бы стыдясь допрашивать доле эти правдивые и честные глаза, устремленные на него съ нжной мольбой.
— Я передала ему одно письмо, въ которомъ ни одного слова не было написано мной. Впрочемъ, это даже нельзя назвать письмомъ. На сколько мн извстно, это былъ конвертъ, незаключавшій въ себ ни одной написанной строки. Передача этого письма и два свиданія, о которыхъ я уже говорила — вотъ все, въ чемъ состояли мои тайныя сношенія съ мистеромъ Престономъ. О, папа! Что могли они сказать вамъ, чтобъ до такой степени васъ встревожить и огорчать?
— Все равно, но того, что ты мн разсказала, достаточно, чтобъ подать поводъ и не къ такимъ сплетнямъ. Ты должна мн все доврить, Молли: я обязанъ опровергнуть эти глупые слухи.
— Какъ вы ихъ опровергнете, когда сами находите, что сдланнаго мною достаточно для поддержанія злыхъ толковъ?
— Ты говоришь, что дйствовала не отъ себя, а по порученію другой особы. Если ты мн назовешь ее и вполн объяснишь дло, то, оправдывая тебя, я всячески постараюсь защитить ее… Я угадываю: то должна быть Цинція.
— Нтъ, папа! отвчала Молли посл минутнаго раздумья:— я сказала вамъ все, что могла и что касается меня лично. Я дала слово хранить тайну.
— Въ такомъ случа твое доброе имя пострадаетъ. Полное объясненіе причины, побуждавшей тебя къ тайнымъ свиданіямъ, одно можетъ положить конецъ клевет. Меня сильно подмываетъ обратиться къ самому Престону и принудить его сказать мн всю правду!
— Папа! Опять и опять прошу васъ, не сомнвайтесь во мн. Если вы обратитесь къ мистеру Престону, то, безъ сомннія, узнаете отъ него всю истину. Но ее-то именно я и старалась всячески скрыть. Теперь, благодаря Бога, все покончено, а если поднять вопросъ съпзнова, онъ можетъ доставить много гора нсколькимъ лицамъ.
— Но твоя роль во всемъ этомъ еще далеко не кончена. Мисъ Броунингъ сегодня присылала за мной и передала мн вс слухи, которые ходятъ по городу. Она утверждаетъ, что твое доброе имя въ конецъ погибло. Ты не знаешь, Молли, какъ мало надо, чтобъ запятнать репутацію молодой двушки. Я съ трудомъ себя сдерживалъ, слушая ее, хотя ни минуты не врилъ тому, что она говорила мн. А теперь ты сама многое изъ того подтверждаешь.
— Но я считаю васъ храбрымъ человкомъ, папа. Вдь вы мн врите, не правда ли? А что касается до слуховъ, то они сами собой улягутся.
— Ты не знаешь, дитя, какъ много вреда могутъ надлать злые языки, сказалъ онъ.
— О, вы меня снова назвали ‘дитя’, и я ни о чемъ больше не забочусь. Милый, дорогой папа, самое лучшее, не обращать вниманія на эти толки. Къ тому же ихъ, можетъ быть, распускаютъ и не съ дурнымъ умысломъ, по крайней-мр — я поручусь за мисъ Броунингъ. Мало-по-малу он позабудутъ исторію, которую вывели изъ-за такихъ пустяковъ, а если и не забудутъ, такъ изъ этого не слдуетъ, что я должна нарушить свое общаніе. Вы и сами не дадите мн подобнаго совта.
— Можетъ быть, и не дамъ. Но я не могу простить особ, которая, пользуясь твоимъ великодушіемъ, поставила тебя въ такое непріятное положеніе. Ты очень молода, и потому легко смотришь на зло, кажущееся теб только временнымъ. У меня же нсколько побольше опытности.
— Я ршительно не вижу, папа, что бы другое я могла сдлать въ настоящемъ случа. Можетъ быть, я поступила глупо, но дйствія мои были совершенно произвольныя: никто мн не внушалъ ихъ. Я уврена также, что несмотря на всю ихъ неразсудительность, они ни сколько не гршатъ противъ нравственности. Говорю вамъ: теперь все миновало. То, что я сдлала, положило конецъ длу, и мн остается только быть благодарной. Если же обо мн хотятъ дурно говорить, я покоряюсь грустной необходимости, и вы должны покориться, милый папа.
— Твоя мать… мистрисъ Гибсонъ знаетъ это? спросилъ онъ съ внезапнымъ страхомъ, охватившимъ его при этомъ новомъ подозрніи.
— Ни слова не знаетъ и, прошу васъ, не говорите ей ничего. Ея вмшательство боле, нежели что-либо, можетъ надлать вреда. Вамъ же я сказала все, что была вправ сказать.
Для мистера Гибсона было большимъ облегченіемъ узнать, что внезапно овладвшее имъ подозрніе насчетъ жены оказалось вполн лишеннымъ основанія. Его испугала мысль, что все это могло быть длано съ вдома той, которую онъ избралъ въ покровительницы и руководительницы своей дочери. Онъ боялся, ужь не она ли вовлекла Молли въ непріятную исторію, ради того, чтобъ спасти собственную дочь. Онъ ни минуты не сомнвался, что Цинція во всемъ этомъ играла главную роль. Теперь же онъ удостоврился въ невинности и полномъ невденіи мистрисъ Гибсонъ, и это было единственное утшеніе, какое ему принесли слова Молли, утверждавшей, что много вреда можетъ произоидти изъ того, если до свднія мистрисъ Гибсонъ дойдетъ извстіе о таииствеиныхъ встрчахъ ея съ мистеромъ Престономъ.
— Но какъ же быть! сказалъ онъ: — сплетни ходятъ по городу, и я не долженъ ничего предпринимать для ихъ опроверженія? Мн слдуетъ, какъ ни въ чемъ не бывало, заниматься своимъ дломъ и улыбаться на вс нелпые толки, которые злымъ языкамъ вздумается распускать о теб?
— Я боюсь, что вамъ ничего боле не остается. Мн очень жаль: я никакъ не разсчитывала на то, что все это дойдетъ до васъ, и вы будете такъ тревожиться. Но если ничего боле не случится и ничего не выйдетъ изъ того, что уже случилось, слухи сами собой поневол прекратится. Вы не сомнваетесь во мн, папа, и этого съ меня достаточно. Ради меня, прошу васъ, будьте терпливы и не возмущайтесь слишкомъ всми этими сплетнями.
— Я постараюсь, Молли, но это нелегко, сказалъ онъ.
— Ради меня, папа!
— Я не вижу никакого другого исхода, угрюмо возразилъ онъ: — разв пойдти, да объясниться съ Престономъ.
— Это самое худшее, что вы можете сдлать, папа. Ваше объясненіе съ мистеромъ Престономъ подало бы поводъ къ новымъ толкамъ. Къ тому же, онъ, можетъ быть, и не такъ ужь виноватъ… впрочемъ, нтъ, онъ дурно поступилъ. Но что касается до меня, то онъ въ отношеніи ко мн велъ себя очень хорошо, прибавила она, внезапно вспомнивъ слова, которыя онъ произнесъ въ Тоуэрс-Парк, когда тамъ засталъ ихъ мистеръ Шипшенксъ: — не двигайтесь съ мста: вы не сдлали ничего такого, чего бы вамъ слдовало стыдиться.
— Твоя правда. Всегда лучше избгать ссоры, которая должна привлечь всеобщее вниманіе на женщину, подавшую къ ней поводъ. Но рано или поздно, а мн все-таки прійдется объясниться съ Престономъ, чтобъ показать ему, каково ставить мою дочь въ двусмысленное положеніе.
— Онъ не ставилъ меня въ такое положеніе, папа! Онъ оба раза не ожидалъ меня встртить и предпочелъ бы не брать письма, которое я передала ему.
— Все это тайны, и мн въ высшей степени непріятно видть тебя въ нихъ замшанной.
— Оно и мн непріятно, папа. Но что же мн длать? У меня на душ есть еще другая тайна, которую я дала слово не открывать. Это не отъ меня зависитъ.
— Я могу дать теб только одинъ совтъ: если ужь теб суждено принимать участіе въ чужихъ секретахъ, то, по крайней-мр, постарайся никогда не быть сама героиней какой бы то ни было тайны. Итакъ, мн остается уступить теб и оставить скандалъ безъ всякаго вниманія.
— Я не вижу, что другое могли бы вы предпринять въ настоящемъ случа.
— Но какъ ты перенесешь это?
Къ глазамъ ея мгновенно подступили горячія слезы. Молодой двушк, никогда ни о комъ не думавшей и не говорившей дурно, стало страшно при мысли, что всеобщее мнніе обратилось противъ нея. Но она поспшила улыбнуться отцу и сказала:
— Это похоже на дерганіе зубовъ: боль когда нибудь да должна же прекратиться. Было бы гораздо хуже, еслибъ я дйствительно сдлала что нибудь предосудительное.
— Пусть Цинція бережется… началъ онъ, но Молли закрыла ему ротъ рукой.
— Папа, вы не должны ни обвинять, ни подозрвать Циннію: въ противномъ случа, вы выгоните ее изъ вашего дома. Она очень горда и ne иметъ другого покровителя, кром васъ. А. Роджеръ… Ради Роджера вы не сдлаете и не скажете ничего такого, что заставило бы Цинцію отъ насъ ухать. Онъ поручилъ ее нашей заботливости, и надется, что мы въ отсутствіе его будемъ любить ее. Еслибъ даже она дйствительно была дурна и я нисколько бы не любила ея, то и тогда я считала бы себя обязанной ограждать ее отъ всякаго зла: онъ такъ нжно ее любитъ! Но у нея доброе сердце и я ее очень люблю. Вы не должны ни огорчать, ни оскорблять Цинцію, папа. Помните, она въ зависимости отъ васъ!
— Я полагаю, все на свт шло бы гораздо лучше, еслибъ совсмъ не было женщинъ. Он составляютъ отраву нашей жизни. Я тутъ съ тобой совсмъ позабылъ о бдномъ Джоб Гоутон, у котораго мн слдовало бы быть ужьсъ часъ назадъ.
Молли подняла къ пему свою головку и подставила губы, прося поцалуя.
— Вы не сердитесь на меня, папа, ne правда ли?
— Пойди прочь съ дороги, сказалъ онъ, но все-таки поцаловалъ ее.— Если я не сержусь на тебя, то очень дурно длаю. Ты подняла суматоху, которая нескоро уляжется.
Несмотря на мужество, какое Молли выказала въ теченіе этого разговора, бдняжк пришлось страдать гораздо боле, чмъ отцу. Онъ могъ держаться въ сторон отъ городскихъ толковъ и сплетенъ: она же должна была постоянно вращаться въ маленькомъ, недоброжелательно-расположенномъ къ ней обществ. Мистрисъ Гибсонъ схватила простуду и была больна, да къ тому же она и не чувствовала особеннаго расположенія принять участіе въ вечеринкахъ, для которыхъ именно настало время, по случаю прізда въ Голлингфордъ двухъ весьма-плохо воспитанныхъ племянницъ мистрисъ Доуесъ, любившихъ посмяться, поболтать, пость и весьма склонныхъ пококетничать съ мистеромъ Аштономъ, еслибъ послдній выказалъ хоть малйшую способность съ своей стороны прилично выполнить назначаемую ему при этомъ роль. Мистеръ Престонъ уже не такъ охотно, какъ годъ тому назадъ, принималъ приглашенія участвовать въ голлингфордскихъ собраніяхъ: тнь, павшая на Молли, не распространялась на него, ея соучастника въ тайныхъ свиданіяхъ, возбудившихъ такое негодованіе въ добродтельныхъ кружкахъ маленькаго городка. Само Молли попрежнему всюду приглашали: было бы очень неудобно оказать не, учтивость доктору или мистрисъ Гибсонъ. Но ее вс встрчали съ какимъ-то молчаливымъ протестомъ. Правда, ее принимали учтиво, но никто не оказывалъ ей дружеской ласки. Въ обращеніи съ ней всего общества произошла какая-то перемна, которую трудно было бы опредлить словами, но которая тмъ не мене сильно чувствовалась. Молли, несмотря на сознаніе своей невинности и на мужество, какимъ вооружалась, очень страдала. Она видла, что ее везд только терпятъ, а ничуть не радуются ея присутствію. До слуха ея доходилъ неосторожный шопотъ двухъ мисъ Оаксъ, которыя, впервые встртившись съ героиней скандала, поглядывали на нее искоса, и критиковало ея претензію на порядочность, весьма-мало заботясь о томъ, слышитъ она или нтъ ихъ замчанія. Молли старалась благодарить судьбу, что отцу ея некогда было посщать голлингфордскія собранія. Видя себя предметомъ всеобщаго порицанія, ежеминутно подвергась оскорбленіямъ, она радоваась нездоровью мистрисъ Гибсонъ, недозволявшему ей выходить изъ комнаты. Даже мисъ Броунингъ, этотъ врный, испытанный другъ, и та говорила съ ней неиначе, какъ съ большой сдержанностью и съ леденящимъ достоинствомъ. Это, безъ сомннія, происходило оттого, что мистеръ Гибсонъ не далъ ей никакихъ объясненій насчетъ тхъ свдній, которыя она съ такимъ трудомъ сообщила ему.
Одна мисъ Фбе сдлалась какъ-бы еще нжне къ Молли, и это смущало бдняжку больше, чмъ вс оскорбленія, взятыя вмст. Нжныя пожатія руки подъ столомъ, частыя обращенія къ ней съ цлью втянуть ее въ общій разговоръ, трогали Молли почти до слезъ. Иногда бдная двушка спрашивала себя, не въ воображеніи ли ея только существуетъ эта перемна въ обращеніи съ ней ея старыхъ знакомыхъ? Еслибъ у нея не было разговора съ отцомъ, въ теченіе котораго она вела себя такъ твердо и мужественно, замтила ли бы она различіе между прежними и настоящими ея отношеніями къ голлингфордскому обществу? Она никогда, не жаловалась отцу на оказываемое ей всюду пренебреженіе. Она сама добровольно взяла на себя эту тяжесть, даже настояла на томъ, чтобъ ей позволили поступить по собственному произволу, и теперь избгала тревожить отца, и выставлять ему на видъ послдствія своей ршимости. Поэтому, она никогда не отказывалась принимать участіе въ маленькихъ увеселеніяхъ голлингфордскаго кружка. Однажды только она почувствовала большое облегченіе, когда отецъ ея объявилъ ей, что его серьзно безпокоитъ положеніе здоровья мистрисъ Гибсонъ, и просилъ ее, по этому случаю, отказаться отъ вечеринки, на которую они были приглашены вс трое, но на которую Молли надлежало отправиться одной. Сердце Молли радостно забилось отъ одной мысли о возможности остаться дома, но въ слдующую же затмъ минуту она горько упрекала себя въ эгоизм. Между тмъ лекарства, прописанныя мистеромъ Гибсономъ, принесли пользу больной, которая выказывала свою благодарность, расточая ласки Молли.
— Право, милочка, сказала она, гладя Молли по голов: — ваши волосы сдлались гораздо мягче и день это дня теряютъ свою непріятную курчавость.
Молли знала, что мачиха ея находится въ прекрасномъ настроеніи духа. Большія или меньшія нападки мистрисъ Гибсонъ на жесткость ея волосъ всегда служили врнымъ мриломъ ея къ ней расположенія.
— Мн такъ жаль, что вы изъ-за меня не дете на эту вечеринку! Право, дорогой папа ужь черезчуръ тревожится о моемъ здоровьи. Впрочемъ, меня всегда баловали мужчины. Бдный мистеръ Киркпатрикъ ршительно не зналъ, чмъ мн угодить. Но мистеръ Гибсонъ, кажется, меня еще больше нжитъ и голубитъ. Сегодня уходя, онъ мн сказалъ: ‘Смотри же, береги себя, Гіацинта!’ И потомъ еще возвратился и прибавилъ: ‘`Если ты не будешь съ точностью слдовать моимъ предписаніямъ, я не поручусь за послдствія’. Я погрозила ему пальцемъ и сказала: ‘Ну, чего ты такъ тревожишься, глупый ты человкъ! ‘
— Надюсь, мы выполняете вс его совты, замтила Молли.
— О, да! Я чувствую себя гораздо лучше. Знаете ли, какъ ни поздно, а мн кажется, вы могли бы еще отправиться къ мистрисъ Гуденофъ. Марія проводитъ васъ, а мн доставитъ развлеченіе видть вашъ туалетъ. Посл того, какъ въ теченіе нсколькихъ дней поносишь одни теплыя и темныя платья, пріятно взглянуть на яркій, вечерній нарядъ. Пойдите же, душечка, и одньтесь скорй. Къ тому же, возвратясь изъ гостей, вы мн разскажете, кого тамъ видли и. что длали. За эти дв недли, что я принуждена была провести единственно въ обществ вашего папа и васъ, я совсмъ соскучилась и мной овладла нестерпимая хандра, да и не въ моихъ правилахъ мшать молодымъ людямъ пользоваться удовольствіями, свойственными ихъ возрасту.
— О, мам, прошу васъ, позвольте мн остаться! Я предпочитаю не хать.
— Очень хорошо, очень хорошо! Только это весьма эгоистично съ вашей стороны, когда вы видите, что я такъ охотно, ради васъ, приношу себя въ жертву.
— Вы говорите, что отпустить меня для васъ жертва, а я совсмъ не желаю хать.
— Очень хорошо, разв я ужь не сказала, что вы можете остаться? Только, прошу васъ, оставьте въ сторон вс ваши логическіе выводы и доказательства: ничего нтъ несносне для больныхъ, какъ слушать ихъ.
Въ комнат на нсколько минутъ водворилось молчаніе, которое было прервано словами мистрисъ Гибсонъ:
— Не можете ли вы сказать чего нибудь забавнаго и интереснаго, Молли?
Молли съ большимъ усиліемъ удалось вызвать изъ памяти два-три незначительныя и на половину забытыя событія, которыя ей самой ни чуть не казались интересными. Мистрисъ Гибсонъ на этотъ разъ, повидимому, была одного съ ней мннія, она вздохнула и сказала:
— Какъ бы я желала, чтобъ Цинція была дома!
Молли поняла, что то былъ упрекъ ей за ея неумнье вести оживленный разговоръ.
— Не написать ли ей, чтобы она пріхала?
— Я и сама не знаю. Мн многое хотлось бы узнать отъ нея. Вы ничего не слышали о бдномъ, дорогомъ Осборн Гамле?
Вспомнивъ приказаніе отца не говорить съ мачихой о плохомъ состояніи здоровья Осборна, Молли не отвчала, да въ этомъ и не было никакой надобности, такъ-какъ мистрисъ Гибсонъ продолжала, думая вслухъ:
— Если мистеръ Гендерсонъ и теперь къ ней такъ же внимателенъ, какъ весной… Надежды на Роджера плохія… Какъ ни грубъ и неотесанъ этотъ молодой человкъ, мн, тмъ не мене, было бы очень жаль, еслибъ съ нимъ случилось что нибудь дурное. Однако, нельзя же не сознаться, что Африка нетолько обладаетъ вреднымъ для здоровья климатомъ, но еще можетъ быть названа вполн дикой страной. Въ ней даже мстами обитаютъ канибалы. Нердко, особенно по ночамъ, когда я не сплю, мн приходитъ на память все, что я читала о ней въ географическихъ учебникахъ. А между тмъ мистеръ Гендерсонъ можетъ дйствительно привязаться къ Цинціи. Вышняя мудрость сокрыла отъ насъ будущее, Молли, еслибъ не то, я очень желала бы знать, что ожидаетъ насъ впереди. Мы тогда гораздо лучше могли бы распорядиться своими поступками. Но, я полагаю, во всякомъ случа, намъ лучше не тревожить Цинцію. Еслибъ это было нсколько ране, мы могли бы устроить такъ, чтобъ она возвратилась сюда съ лордомъ Комноромъ и съ миледи.
— Разв ихъ ожидаютъ? Леди Комноръ уже въ состояніи путешествовать?
— Да. Иначе нечего было бы и толковать о возможности Цинціи возвратиться домой съ ними. Это произвело бы хорошее впечатлніе и тотчасъ возвысило бы ее во мнніи лондонскаго общества.
— Такъ здоровье леди поправилось?
— Конечно. Я думала, папа говорилъ вамъ объ этомъ, но онъ всегда такъ тщательно избгаетъ даже упоминать о своихъ паціентахъ. Онъ правъ, совершенно правъ, будучи до такой степени деликатенъ. Онъ и мн едва-едва ршается говорить о положеніи, въ какомъ находятся его больные. Да! Графъ и графиня, леди Гарріета, лордъ и леди Коксгевенъ, леди Агнеса, вс дутъ сюда. А я заказала себ новую шляпку и черный атласный салопъ!

IX.
Молли Гибсонъ находитъ защитницу.

Леди Комноръ на столько оправилась отъ своего припадка и послдовавшей за нимъ операціи, что нашли возможнымъ перевести ее въ Тоуэрсъ для перемны воздуха. Ее сопровождало все семейство и окружало почетомъ и заботливостью, приличными больной, занимавшей столь высокое положеніе въ свт. Комноры на этотъ разъ намревались продлить свое пребываніе въ Тоуэрс на гораздо большій періодъ времени, чмъ въ теченіе многихъ лтъ, проведенныхъ ими въ странствованіяхъ и въ погон за здоровьемъ. Пріятно было, наконецъ, возвратиться въ старинный фамильный замокъ и вкусить тамъ отдыхъ, котораго такъ давно было лишено знатное семейство. Вс члены его, каждый по своему, испытывали на себ это отрадное ощущеніе, но больше всхъ наслаждался лордъ Комноръ. Его болтливыя наклонности и любовь къ мелкимъ подробностмъ жизни находили мало пищи въ большомъ лондонскомъ свт, и особенно во время его пребыванія на континент, такъ-какъ онъ затруднялся говорить и плохо понималъ пофранцузски. Кром того, онъ, въ качеств богатаго землевладльца, любилъ знать, что длается въ его помстьи, и какъ живутъ его арендаторы. Его занимали извстія о рожденіяхъ, бракахъ и смертяхъ, происходившихъ въ его владніяхъ, и онъ могъ похвалиться чисто царской памятью на лица. Однимъ словомъ, если перу случалось когда нибудь походить на старую бабу, то этотъ перъ былъ лордъ Комноръ. Но онъ отличался большимъ добродушіемъ и разъзжалъ на своей старой кобыл всегда съ карманами, полными полупенсами для дтей и маленькими сверточками табаку для стариковъ. Онъ любилъ вечеромъ поболтать за чашкой чаю въ комнат своей жены, при чемъ разсказывалъ все, что видлъ и слышалъ въ теченіе дня. Леди Комноръ находилась именно въ томъ період выздоравливанія, когда подобнаго рода разговоръ особенно былъ ей пріятенъ. Но она впродолженіе всей своей жизни такъ строго преслдовала сплетни, что и теперь, не безъ удовольствія выслушивая ихъ, все-таки считала своей обязанностью порицать ихъ. Вскор для всего семейства сдлалось привычкой, по возвращеніи съ прогулокъ и поздокъ по окрестностямъ, являться къ ней въ комнату, когда она посл своего ранняго обда пила чай, и тамъ, сидя у пылающаго камина, передавать ей мстныя новости, какія каждому привелось слышать въ теченіе утра. По окончаніи разсказовъ (но никакъ не прежде) всмъ приходилось, въ свою очередь, выслушивать отъ ея сіятельства коротенькую проповдь на хорошо извстные тексты, каковы: о томъ, какой мелочностью отзываются разговоры о длахъ постороннихъ людей, о вроятной ложности собираемыхъ о нихъ свдній и о томъ, какъ дурно повторять ихъ.
Въ одинъ ноябрскій вечеръ все семейство, по обыкновенію, собралось въ комнат леди Комноръ. Сама она, одтая въ блый пеньюаръ и окутанная въ богатую индійскую шаль, лежала на соф близь огня. Леди Гарріета сидла около самаго камина и маленькими щипцами подбирала уголья, слагая ихъ по средин очага въ одну пылающую массу, которая распространяла въ комнат пріятный запахъ. Леди Коксгевенъ вязала стку для прикрыванія плодовъ — занятіе, негребовавшее ни особеннаго вниманія, ни слишкомъ яркаго освщенія. На заднемъ план служанка леди Комноръ разливала чай при слабомъ свт одной восковой свчи. Глаза леди Комноръ были еще очень слабы и имъ нравился мягкій полумракъ, въ которомъ она покоилась. Высокія, обнаженныя деревья но ту сторону окна важно кивали верхушками и подъ дуновеніемъ внезапно поднявшагося втра, повременамъ, стучали втвями о стекла.
Леди Комноръ имла обыкновеніе обрывать тхъ людей, къ которымъ была наиболе расположена. Мужъ ея постоянно подвергался ея нападкамъ, но это не мшало ей въ настоящій вечеръ, когда онъ боле обыкновеннаго запоздалъ, ожидать его съ нкоторымъ нетерпніемъ. Она упорно отказывалась отъ чаю, но вс знали, что аппетитъ ея пропалъ единственно по той причин, что не было графа, который всегда подавалъ ей чашку. При этомъ она ежедневно должна была напоминать ему, что любитъ сначала положить въ чай сахаръ, и потомъ уже подбавить въ него сливокъ, а онъ съ необыкновеннымъ постоянствомъ забывалъ ея привычку и ежедневно впадалъ въ одну и ту же ошибку. Наконецъ, онъ явился.
— Прошу прощенія, миледи… Я опоздалъ… Какъ, вы еще не пили чаю? воскликнулъ онъ и засуетился, спша скорй поднести жен ея чашку.
— Вдь вы знаете, что я никогда не наливаю сливокъ, не подсластивъ прежде чай, сказала она, длая особенное удареніе на слов: ‘никогда’.
— Ахъ, да! Какой я, право, глупецъ! Пора бы ужь, кажется, было запомнить мн это! Но видите ли, я встртился съ Шипшенксомъ, и онъ всему виной.
— Даже тому, что вы подаете сливки прежде сахару? спросила его жена.
— Нтъ, нтъ! Ха, ха, ха! Вамъ, кажется, сегодня лучше, моя милая. Но, какъ я уже замтилъ, Шипшенксъ такой говорунъ, отъ него такъ трудно бываетъ отдлаться, что поневол опоздаешь, когда съ нимъ встртишься. Я не думалъ, что уже такъ поздно.
— Самое лучшее, что теперь, оторвавшись отъ него, вы можете сдлать, для того, чтобъ хоть сколько нибудь загладить свою вину — это передать намъ вашъ разговоръ съ нимъ.
— Разговоръ! Разв я говорилъ о разговор? Нтъ, я все молчалъ и только слушалъ его. У него всегда найдется, что разсказать, гораздо боле, чмъ у Престона, напримръ. Кстати, старикъ Шипшенксъ полагаетъ, что Престонъ скоро женится. Въ город ходятъ толки о немъ и о дочери Гибсона. Ихъ встртили вдвоемъ въ парк, видли, какъ они переписываются, однимъ словомъ, дло такого рода, что необходимо должно кончиться свадьбой.
— Это очень огорчило бы меня, замтила леди Гарріета.— Молли Гибсонъ мн всегда нравилась, а образцоваго управляющаго, папа, я терпть не могу.
— Но во всемъ этомъ должно быть весьма мало правды, громкимъ шопотомъ произнесла леди Комноръ, обращаясь къ леди Гарріет.— Папа одинъ день собираетъ слухи, а на другой опровергаетъ ихъ.
— Да, но слышанное мною сегодня сильно смахиваетъ на истину. Шипшенксъ говоритъ, что вс старыя леди въ Голлингфорд толкуютъ объ этомъ и очень скандализируются!
— Такого рода исторія, по моему мннію, очень неблаговидна. Удивляюсь я, чего смотритъ Клеръ? сказала леди Коксгевенъ.
— А я полагаю, что настоящей героиней исторіи гораздо скорй можетъ быть собственная дочь Клеръ — этотъ красивый котенокъ, мисъ Киркпатрикъ, возразила, леди Гарріета.— Она очень похожа на героиню въ комедіи, а тамъ, сколько мн помнится, юныя леди всегда отличаются большой ловкостью въ ведепіи невинныхъ интригъ. Что же касается до Молли Гибсонъ, то въ ней есть какая-то неловкость, то, что французы называютъ gaucherie, которая длаетъ ее совершенно неспособной къ такого рода таинственнымъ продлкамъ. Дитя это — олицетворенная правдивость и искренность. Папа, уврены ли вы въ томъ, что мистеръ Шипшенксъ, говоря о событіяхъ, возбудившихъ толки въ Голлингфорд, назвалъ мисъ Гибсонъ, а не мисъ Киркпатрикъ? Послдняя, пожалуй, годится для мистера Престона, но если дло идетъ дйствительно о моемъ маленькомъ друг Молли, то я отправлюсь въ церковь и не позволю совершиться ихъ свадьб.
— Мн совершенно непонятно, Гарріета, что заставляешь тебя всегда принимать такое участіе въ длахъ голлингфордскаго мелкаго люда.
— Мама, я только плачу имъ тою же монетой. Они, съ своей стороны, какъ нельзя живе интересуются всми нашими поступками и словами. Еслибъ я выходила замужъ, они, конечно, постарались бы узнать вс малйшія подробности, хоть сколько-нибудь касающіяся столь важнаго событія: когда и гд мы впервые встртились, что другъ другу сказали, въ чемъ я была одта и какъ онъ сдлалъ мн предложеніе, лично или письменно? Добрйшія мисъ Броунингъ, безъ сомннія, досканально изучили способъ ухода за дтьми и воспитанія, которому слдуетъ Мери. Самая простая учтивость требуетъ, чтобъ мы, съ нашей стороны, интересовались тмъ, что у нихъ длается. Я принадлежу къ одной пород людей съ папа и люблю знать вс мстныя новости.
— Особенно, когда он приправлены скандаломъ и неприличіемъ, какъ въ настоящемъ случа, сказала леди Комноръ съ язвительностью больной, еще не совсмъ оправившейся отъ раздражительности, неразлучной почти съ физическими страданіями. Леди Гарріета покраснла, но успла побороть свое неудовольствіе и отвчала боле серьзнымъ тономъ:
— Я дйствительно интересуюсь Молли Гибсонъ, и не скрываю этого. Я и люблю и уважаю ее, и мн очень не нравится, что ея имя соединяютъ съ именемъ мистера Престона. Я почти уврена, что папа или ошибся, или ослышался.
— Нтъ, моя милая. Я съ точностью повторилъ то, что слышалъ. Если это не нравится теб и миледи, то я сожалю, зачмъ вамъ сказалъ это. Но Шипшенксъ назвалъ мисъ Гибсонъ и порицалъ ее за способъ, какимъ она вела дло. Престонъ, по его мннію, хорошая для нея партія, и никто бы, безъ сомннія, не сталъ противиться ихъ соединенію. Но я постараюсь найдти для васъ боле пріятныя новости. Старый Марджери, жившій въ сторожовскомъ домик, умеръ. Въ вашей школ не могутъ найдти никого, кто училъ бы стирк тонкаго блья. Робертъ Галь въ прошломъ году продалъ яблокъ на сорокъ фунтовъ.
Такимъ образомъ, вниманіе всхъ было отвлечено отъ Молли. Одна леди Гарріета, заинтересованная и удивленная, не переставала думать о томъ, что слышала.
— Я предостерегала ее на его счетъ въ день свадьбы ея отца. И какъ она прямо и откровенно объяснялась тогда со мной. Нтъ, я не врю ничему дурному о ней. Все это выдумка стараго Шипшенкса или слдствіе его глухоты: онъ чего не дослышитъ, то самъ присочинитъ.
На слдующій день леди Гарріета похала въ Голлингфордъ и, съ цлью удовлетворить своему любопытству, извстила мисъ Броунингъ. Она никогда не завела бы рчь о столь щекотливомъ предмет ни съ кмъ изъ тхъ, кого не считала истинными друзьями Молли. Еслибъ мистеръ Шипшенксъ только заикнулся при ней объ этомъ, въ то время, когда она здила верхомъ съ отцомъ, она не замедлила бы остановить его откровенность однимъ изъ тхъ горделивыхъ взглядовъ, которые, на случай нужды, всегда находились у нея въ распоряженіи. Но теперь она во что бы то ни стало желала добиться истины, и безъ приготовленій, прямо приступила къ длу.
— Что это за толки ходятъ о моемъ маленькомъ друг Молли Гибсонъ и о мистер Престон? спросила она у мисъ Броунингъ.
— О, леди Гарріета! Вы слышали? Какъ намъ это жаль!
— Что жаль?
— Прошу извиненія у вашего сіятельства, но, я полагаю, намъ лучше молчать, пока мы не узнаемъ, что изъ всего этого вамъ извстно, сказала мисъ Броунингъ.
— Нтъ, съ легкимъ смхомъ возразила леди Гарріета.— Я не скажу вамъ ничего, пока не уврюсь, что вы боле меня знаете. Тогда мы помняемся нашими свдніями.
— Я боюсь, что бдной Молли тутъ не до смху, сказала мисъ Броунингъ, качая головой.— Въ город ходятъ очень дурные слухи о ней!
— Но я имъ не врю, ни на волосъ не врю! воскликнула мисъ Фбе, съ трудомъ удерживая слезы.
— И я также, сказала леди Гарріета, беря за руку добрую старую двушку.
— Прекрасно говорить, что ты не вришь, Фбе, но желала бы я знать, кто первый, вопреки моему желанію, заставилъ меня всему поврить?
— Я только передала теб факты, которые сама слышала отъ мистрисъ Гуденофъ, сестра. Но еслибъ ты видла такъ, какъ я, бдную, кроткую Молли, сидящую въ углу комнаты, одинокую и съ тоскливымъ видомъ перелистывающую томъ: Красавицъ Англіи и Уэльса! До конца вечера оставалась она терпливой и спокойной, хотя была очень блдна… нтъ, нтъ, какіе бы факты ни приводились въ подтвержденіе ея дурнаго поведенія, я ничему не поврю.
И мисъ Фбе, со слезами на глазахъ, сидла, какъ олицетворенное недовріе къ самымъ неопровержимымъ доказательствамъ виновности Молли.
— А я опять повторяю, что вполн раздляю ваше мнніе, сказала леди Гарріета.
— Но какъ вы, ваше сіятельство, объясните ея свиданія съ мистеромъ Престономъ на открытомъ воздух, въ разныхъ мстахъ и въ неприличные часы? спросила мисъ Броунингъ, которая, надо ей отдать справедливость, охотно присоединилась бы къ защитникамъ Молли, еслибъ въ то же время могла сохранить свою репутацію женщины, всегда выводящей изъ фактовъ самыя логическія сужденія.— Я даже посылала за ея отцомъ и имла съ нимъ объясненіе. Мн казалось, что онъ по меньшей мр поколотитъ мистера Престона, но онъ, повидимому, не обратилъ на это никакого вниманія.
— Въ такомъ случа мы можемъ быть уврены, что ему извстны обстоятельства, вполн объясняющія дло, ршительно произнесла леди Гарріетъ.— Могутъ существовать цлыя сотни оправданій ея поступкамъ.
— Мистеръ Гибсонъ не зналъ ни одного, когда я сочла своей обязанностью обо всемъ увдомить его, сказала мисъ Броунингъ.
— Можетъ быть, мистеръ Престонъ женихъ мисъ Киркпатрикъ, и Молли служитъ имъ посредницей.
— Я не вижу, чтобъ предположеніе вашего сіятельства во многомъ измняло дло и оправдывало Молли. Если онъ честнымъ образомъ помолвленъ съ Цинціей Киркпатрикъ, то почему бы ему открыто не навщать ее въ дом мистера Гибсона? И къ чему стала бы вмшиваться Молли въ ихъ тайныя сношенія?
— На все вдругъ не найдешь объясненія, нсколько нетерпливо замтила леди Гарріета. Здравый смыслъ былъ, очевидно, противъ нея.— Но вра моя въ Молли Гибсонъ остается непоколебима. Я уврена, что она не могла сдлать ничего очень дурнаго. Мн очень хочется зайдти за ней, мистрисъ Гибсонъ больна воспаленіемъ и не выходитъ изъ своей комнаты, я могу, взявъ поэтому Молли съ собой, отправиться съ визитами ко всмъ голлингфордскимъ жительницамъ, начиная съ мистрисъ Гуденофъ, которая первая распустила о ней вс эти слухи. Но сегодня мн нтъ времени. Я дала слово папа встртиться съ нимъ въ три часа, а теперь уже скоро три. Помните, мисъ Фбе, вы и я, мы об вступаемъ въ бой со свтомъ, ради защиты оскорбляемой двушки.
— Донъ-Кихотъ и Санчо-Панса? сказала она самой себ, быстро спускаясь съ лстницы домика мисъ Броунингъ.
— Право, это нехорошо съ твоей стороны, Фбе, упрекнула мисъ Броунингъ сестру, лишь только осталась съ ней наедин.— Сначала ты, противъ моей воли, убждаешь меня въ справедливости дурныхъ слуховъ и, тмъ самымъ, заставляешь длать весьма непріятныя вещи. Потомъ вдругъ обращаешься противъ меня, кричишь и утверждаешь, что ничему не вришь и, такимъ образомъ, длаешь изъ меня какую-то людодку. Нтъ! Что ни говори въ свое оправданіе, я не стану и слушать тебя!
Леди Гарріета, между тмъ, хала верхомъ домой въ сопровожденіи отца. Она, повидимому, слушала то, что онъ говирилъ ей, въ сущности же, мало обращала вниманія на его слова, нысленно стараясь объяснить себ странныя свиданія Молли съ мистеромъ Престономъ. Но, какъ говорятъ французы, quand on parle de l’ne on en voit les oreilles: лишь только завернули они за одинъ изъ поворотовъ дороги, какъ взорамъ ихъ представился не кто иной, какъ самъ мистеръ Престонъ. Онъ халъ къ нимъ на встрчу на своей красивой лошади и одтый въ изящный, безукоризненно сшитый, только что съ иголочки костюмъ для верховой зды.
Графъ въ своей поношенной одежд, трясясь на старой кляч, весело окликнулъ его.
— А, Престонъ! Здравствуйте! Какъ поживаете? Я только что думалъ о томъ, какъ бы не забыть спросить васъ насчетъ луга близь фермы Томъ. Джонъ Бриккиль хочетъ вснахать его и засять. Весь-то лугъ едва-ли занимаетъ два акра земли.
Пока они толковали о Джон Бриккил, леди Гарріета поршила въ своемъ ум обратиться къ самому Престону за разъясненіемъ тайны, которая такъ неотступно преслдовала ее. Лишь только ея отецъ замолчалъ, она сказала:
— Мистеръ Престонъ, позволите ли вы мн сдлать вамъ два-три вопроса, съ цлью разсять сомннія, которыя меня тревожатъ?
— Безъ сомннія. Я почту себя счастливымъ сообщить вамъ вс свднія, какія только въ моей власти.
Вслдъ за тмъ онъ вспомнилъ угрозу Молли — обратиться съ жалобой на него къ леди Гарріет. Но отступать было уже поздно: она являлась побдительницей, и ему ничего боле не оставалось, какъ признать себя побжденнымъ. Конечно, она будетъ на столько великодушна, что посл этого оставитъ его въ поко.
— Въ Голлингфорд ходятъ слухи о васъ въ связи съ именемъ мисъ Гибсонъ. Можемъ мы поздравить васъ, какъ жениха этой молодой особы?
— Кстати, Престонъ, намъ слдовало бы ужь давно это сдлать, поспшно перебилъ добродушный лордъ Комноръ, съ цлью сгладить что было рзкаго въ словахъ дочери. Но та спокойно продолжала:
— Мистеръ Престонъ еще не сказалъ намъ, папа, справедливы ли эти слухи.
Она смотрла на него съ видомъ особы, ожидавшей отвта, и непремнно правдиваго.
— Я не на столько счастливъ, отвчалъ онъ, стараясь незамтно заставить лошадь скакать и безпокоиться.
— Въ такомъ случа я могу опровергнуть слухъ? живо проговорила леди Гарріета.— Или вы имете причины надяться, что онъ современемъ окажется справедливымъ? Я спрашиваю потому, что подобнаго рода слухи, если они не имютъ основанія, всегда вредятъ молодымъ двушкамъ.
— Удаляютъ отъ нихъ другихъ жениховъ, вмшался лордъ Комноръ, повидимому, весьма довольный своей догадливостью. Леди Гарріета продолжала:
— А я очень интересуюсь мисъ Гибсонъ.
Мистеръ Престонъ видлъ, что ‘попался’. Вопросъ теперь заключался въ томъ, какъ много она изъ всего этого знала.
— Я не ожидаю и не надюсь, чтобы мои отношенія къ мисъ Гибсонъ когда либо измнились и сдлались боле интимными. Я буду очень радъ, если этотъ прямой отвтъ разсетъ сомннія вашего сіятельства.
Онъ не могъ удержаться и не придать послднимъ словамъ значительнаго оттнка дерзости. Не столько самая рчь его, сколько тонъ, какимъ онъ произнесъ ее, и взглядъ, которымъ ее сопровождалъ, имли вызывающій характеръ. Въ нихъ точно заключался вопросъ: по какому праву леди Гарріета пристаетъ къ нему? Этотъ оттнокъ дерзости возбудилъ въ ней негодованіе, котораго она и не думала сдерживать въ отношеніи къ лицу, незанимавшему одинаковаго съ ней положенія въ свт.
— Извстно ли вамъ, сэръ, какой вредъ вы можете нанести репутаціи молодой двушки, встрчаясь съ ней въ уединенныхъ мстахъ и задерживая ее въ продолжительныхъ разговорахъ? Вы можете подать поводъ — вы уже подали поводъ къ различнымъ толкамъ.
— Милая Гарріета, ужь не слишкомъ ли далеко ты зашла? Ты не знаешь… Мистеръ Престонъ, можетъ быть, иметъ намренія…
— Нтъ, милордъ. Я не имю никакого намренія насчетъ мисъ Гибсонъ. Она, безъ всякаго сомннія, весьма достойная молодая особа.. Леди Гарріета, повидимому, ршилась довести меня до крайности, и мн ничего боле не остается, какъ сознаться… что весьма непріятно въ подобнаго рода вещахъ… сознаться, что а обманутый человкъ. Мисъ Киркпатрикъ довольно давно тому назадъ, дала мн слово, которое теперь взяла назадъ. Мои свиданія съ мисъ Гибсонъ далеко не были пріятнаго свойства. Вы легко этому поврите, если я скажу вамъ, что она внушила мисъ Киркпатрикъ этотъ ршительный шагъ, во всякомъ случа, она играла тутъ важную роль. Удовлетворено ли теперь любопытство — заключилъ онъ съ особеннымъ удареніемъ на послднемъ слов — вашего сіятельства этимъ нсколько унизительнымъ для меня признаніемъ?
— Милая Гарріета, ты зашла слишкомъ далеко. Мы не имли никакого права проникать въ тайны мистера Престона.
— Никакого, подтвердила леди Гарріета съ очаровательной, по своей простот и искренности, улыбкой. То была первая улыбка, какой она наградила мистера Престона съ тхъ поръ, какъ тотъ, надясь на свою красоту, принялъ съ леди Гарріетой тонъ любезной фамильярности и вздумалъ ухаживать за ней, какъ-бы равный ей.
— Но я надюсь, онъ меня извинитъ, продолжала она все съ тмъ же благосклоннымъ видомъ, по которому онъ заключалъ, что теперь занялъ въ ея мнніи гораздо высшее мнніе, чмъ при начал этого разговора: — надюсь, онъ извинитъ меня, когда узнаетъ, что злые языки подняли въ Голлингфорд самые неблагопріятные для мисъ Гибсонъ толки. А поводомъ къ нимъ послужили именно эти сношенія ея съ мистеромъ Престономъ, объяснивъ которыя, онъ оказалъ мн истинную услугу.
— Я полагаю излишнимъ просить леди Гарріету смотрть на мое признаніе, какъ на довренную ей тайну, сказалъ мистеръ Престонъ.
— Конечно, конечно! отвчалъ графъ.— Это само собой разумется. И онъ похалъ домой, гд немедленно разсказалъ, безъ сомннія, по секрету, своей жен и леди Коксгевенъ весь разговоръ между леди Гарріетой и мистеромъ Престономъ. Леди Гарріет въ теченіе нсколькихъ дней посл того пришлось выслушивать нравоученія насчетъ соблюденія приличій и хорошихъ манеръ. Она вознаградила себя за нихъ тмъ, что отправилась съ визитомъ къ Гибсонамъ. Мистрисъ Гибсонъ, все еще больная, спала, и потому леди Гарріета безъ труда увела гулять съ собой Молли, которая ничего не подозрвала. Леди Гарріета медленно прошлась съ ней раза два по главнымъ улицамъ городка, съ полчаса провела въ магазин Гринстеда и, въ заключеніе, зашла къ мисъ Броунингъ, но, къ сожалнію, не застала сестеръ дома.
— А можетъ быть, это и къ лучшему, сказала она посл минутнаго размышленія.— Я оставлю свою карточку и припишу на ней и ваше имя, Молли.
Молли, нсколько удивленная тмъ, что ею такъ безцеремонно завладли на цлое утро, воскликнула:
— Не надо, прошу васъ, леди Гарріета! Я никогда не оставляю нигд карточки — да у меня ихъ и нтъ, а тмъ боле у мисъ Броунингъ, которыхъ я могу навщать безъ всякихъ церемоній, когда мн только вздумается.
— Перестаньте, малютка, и не мшайте мн. Сегодня мы будемъ поступать во всемъ, какъ слдуетъ, по всмъ правиламъ этикета.
— А теперь передайте мистрисъ Гибсонъ мое приглашеніе пріхать къ намъ на цлый день въ Тоуэрсъ. Мы пришлемъ за ней карету, лишь только она насъ увдомитъ, что достаточно оправилась. Нтъ, пусть она лучше проведетъ у насъ нсколько дней: въ настоящее время года выздоравливающимъ отъ серьзныхъ болзней не годится вызжать по вечерамъ, даже въ карет. Такъ говорила леди Гарріета, стоя на крыльц домика мисъ Броунингъ и держа Молли за руку.— Скажите ей, душенька, что я отчасти прізжала и на ея счетъ, но, заставъ ее спящей, увела васъ гулять. Не забудьте также уговорить ее провести у насъ нсколько дней: перемна воздуха принесетъ ей пользу, а мама будетъ очень рада видть ее… скажите также и о карет и о всемъ остальномъ… А теперь прощайте. Мы не потеряли даромъ сегодняшній день, но извлекли изъ него больше пользы, нежели вы думаете, продолжала она вслдъ Молли, которая уже не могла слышать ея словъ.
— Голлингфордъ не будетъ тмъ мстечкомъ, за какое я его приппмаю, если онъ посл сегодняшняго дня не возвратитъ своего расположенія этому милому ребнку.

X.
Цинція въ крайности.

Мистрисъ Гибсонъ очень медленно оправлялась отъ своего воспаленія, и прежде чмъ она успла на столько собраться съ силами, чтобъ воспользоваться приглашеніемъ леди Гарріеты и побывать въ Тоуэрс, Цинція возвратилась изъ Лондона. Если при отъзд Цинціи, Молли на минуту и показалось, что прощаніе ея съ ней могло бы быть нжне и не столь поспшно, то теперь, когда Цинція снова очутилась въ Голлингфорд, она раскаявалась въ этой мгновенной мысли, почти безсознательно тогда промелькнувшей у нея въ голов. Молодыя двушки встртились съ прежнимъ дружелюбіемъ, обнявшись, отправились он наверхъ въ гостиную, и тамъ, сидя рука въ руку, вели живой, интимный разговоръ. Теперь, когда Цинція чувствовала, что съ души ея была снята тяжесть непріятной тайны, обращеніе изъ перемнчиваго и нсколько порывистаго сдлалось гораздо спокойне и ровне.
— Какой пріятный, уготный видъ имютъ наши комнаты! сказала она.— Одного только желала бы я, мама: застать васъ посильне и поздорове, ваша болзнь доставляетъ мн единственное печальное ощущеніе при возвращеніи моемъ домой. Молли, отчего вы не послали за мной?
— Я хотла… начала Молли.
— Но я ей не позволила, перебила мистрисъ Гибсонъ.— Теб въ Лондон было гораздо лучше, чмъ здсь, а пользы ты мн никакой не могла бы оказать. Къ тому же, твои письма доставляли мн весьма пріятное развлеченіе. Но теперь, Еленъ поправляется, я почти совсмъ здорова, и ты пріхала, какъ нельзя боле во время: къ самому благотворительному балу.
— Мы этотъ годъ не подемъ на балъ, мама, ршительно произнесла Цинція.— Если я не ошибаюсь, онъ назначенъ двадцать-пятаго числа: вы къ тому времени еще не будете въ состояніи сопровождать насъ.
— Вы, кажется, вс сговорились длать меня больне, чмъ есть, съ неудовольствіемъ сказала мистрисъ Гибсонъ. Она принадлежала къ числу тхъ людей, которые, слегка больные, любятъ преувеличивать свои страданія, и напротивъ, если ихъ поститъ серьзная болзнь, неохотно признаютъ надъ собой ея власть, и неохотно отказываются, ради нея, отъ удовольствій и выздовъ. Но на этотъ разъ мистеръ Гибсонъ настоялъ на своемъ и не пустилъ ее на балъ, въ которомъ она такъ желала принять участіе, вслдствіе чего во всемъ дом распространилось уныніе, коснувшееся даже всегда веселой и живой Цинціи. Немалаго труда стоило Молли поддерживать бодрость духа, какъ въ самой себ, такъ и въ своихъ двухъ компаньонкахъ. Дурное состояніе здоровья, конечно, объясняло печальный видъ мистрисъ Гибсонъ, но почему Цинція была такъ задумчива и молчалива? Молли тщетно старалась найдти тому причину. Ее особенно смущали похвалы, которыя Цинція повременамъ сама себ воздавала за какой-то таинственный, будто бы совершенный ею подвигъ. Молли, благодаря своей молодости и неопытности, врила, что всякое доброе дло, всякое исполненіе долга неизбжно влечетъ за собой довольство духа и веселость, порождаемыя спокойной совстью. Съ Цинціей, она видла, было не такъ. Въ случаяхъ, когда на ту находили припадки, особенно унынія, она имла обыкновеніе обращаться къ Молли съ рчами въ род слдующихъ:
— Ну, Молли, вы должны дать отдыхъ моей добродтели. Она этотъ годъ принесла такую богатую жатву! Я такъ хорошо вела себя — еслибъ вы все знали!— Или: Право, Молли, моей добродтели пора спуститься съ облаковъ! Ей немало было работы въ Лондон. Она похожа на коршуна, который нсколько времени высоко паритъ надъ землей, а потомъ вдругъ опускается на землю и запутывается въ терновник и разнаго рода колючихъ растеніяхъ. Все это аллегорія, вы понимаете. Мн хочется, чтобъ вы поврили въ мою необыкновенную добродтель, пока я была въ отсутствіи, и такимъ образомъ признали за мной право упасть наконецъ въ терновникъ, который садитъ и раститъ на моемъ пути мама.
Но Молли уже знала по опыту, какъ Цинція любила намекать на какія-то тайны, которыхъ ни чуть не намревалась открывать, и потому, хотя слова Цинціи и подстрекали иногда ея любопытство, однако, не производили на нее особенно сильнаго впечатлнія. Въ одинъ прекрасный день, впрочемъ, тайна сама собой раскрылась. Оказалось, что мистеръ Гендерсонъ длалъ Цинціи предложеніе, во время ея пребыванія въ Лондон, и получилъ отказъ. Взвсивъ вс обстоятельства, Молли никакъ не могла согласиться съ тмъ, что поступокъ этотъ заслуживалъ такихъ необыкновенныхъ похвалъ, какія Цинція сама себ расточала. Открытіе тайны совершилось слдующимъ образомъ. Со времени своей болзни, мистрисъ Гибсонъ завтракала по утрамъ въ постели, вслдствіе чего, вс письма, адресованныя на ея имя, приносились къ ней въ спальню на поднос, вмст съ завтракомъ. Въ одно утро, она явилась въ гостиную ране обыкновеннаго съ раскрытымъ письмомъ въ рукахъ.
— Я получила письмо отъ ттушки Киркпатрикъ, Цинція. Она присылаетъ мн мои дивиденды, такъ-какъ самъ дядя очень занятъ. Но что это значитъ, Цинція? И она указала ей пальцемъ на одно мсто письма. Цинція отложила въ сторону свое вязанье и начала читать. Вдругъ лицо ея вспыхнуло, и потомъ быстро покрылось смертельной блдностью. Она взглянула на Молли, какъ-бы ища почерпнуть мужество въ ясномъ выраженіи ея прекрасныхъ глазъ.
— Это значитъ, мама… я ужь лучше вамъ прямо скажу… это значитъ, что мистеръ Гендерсонъ сдлалъ мн предложеніе, а я отказала ему.
— Отказала, и безъ моего вдома, предоставляя случаю довести это до моего свднія! Право, Цинція, это очень, очень нехорошо съ твоей стороны! И что могло тебя заставить отказать мистеру Гендерсону? Онъ такой прекрасный молодой человкъ, настоящій джентльменъ. Къ тому же, дядя мн говорилъ, что у него очень порядочное и совершенно независимое состояніе.
— Мама, вы забываете, что я дала слово Роджеру Гамлею? спокойно возразила Цинція.
— Нтъ, я не забываю: какъ бы я могла забыть это, когда Молли то и дло твердитъ о твоей ‘помолвк’. Но, право, если принять въ соображеніе вс обстоятельства, вс случайности, какія могутъ встртиться… да, къ тому же ты и не давала ему ршительнаго слова, и Гендерсонъ самъ какъ будто предвидлъ возможность чего-либо подобнаго.
— Чего именно, мама? рзко спросила Цинція.
— Боле выгоднаго предложенія. Ему слдовало знать, что ты, пожалуй, современенъ измнишь свое намреніе и встртишься съ кмъ-нибудь, кто теб боле прійдется по сердцу: ты еще такъ мало видла людей! Цинція сдлала нетерпливое движеніе, какъ-бы аіелая остановить мать.
— Я никогда не говорила, что онъ мн больше нравится. Какъ вы можете утверждать такія вещи, мама? Я выхожу замужъ за Роджера, и это мое послднее слово. Впередъ я не желаю боле возвращаться къ этому предмету. Она встала и вышла изъ комнаты.
— Она выходитъ замужъ за Роджера! Прекрасно! Но кто поручится, что онъ вернется назадъ живой? А если и вернется, то на какія деньги они его женятъ, желала бы я знать? Я не говорю, что ей слдовало принять предложеніе мистера Гендерсона, хотя я уврена, что онъ ей нравятся, и по моему мннію на пути истинной любви никогда не должно воздвигать препятствій, во ей не надо было отказывать ему ршительно, пока… пока мы не увидимъ, какой оборотъ примутъ дла. И здоровье мое въ такомъ еще дурномъ состояніи! У меня отъ волненія сдлалось сильное біеніе сердца. Право, это просто жестоко со стороны Цинціи!
— Конечно… начала Молли и внезапно остановилась, вспомнивъ, что мачиха ея еще слишкомъ слаба и не въ состояніи выносить никакого противорчія безъ сильнаго раздраженія. Она поспшила перенести разговоръ на другой предметъ, заговорила о лекарствахъ противъ біенія сердца и воздержалась отъ всякаго выраженія негодованія, которое овладло ею при мысли, объ измн, какую готовили Роджеру. Но оставшись наедин съ Цинціей, Молли выказала гораздо мене терпимости и состраданія, Цинція сказала ей:
— Ну, Молли, теперь вамъ все извстно. Мн давно хотлось съ вами объ этомъ поговорить, но я почему-то не могла собраться съ духомъ.
— Я полагаю, это было повтореніе исторіи съ мистеромъ Коксомъ, серьзно замтила Молли.— Вы желали быть только пріятной, а онъ принялъ дло за серьзное.
— Не знаю, со вздохомъ отвчала Цинція.— То-есть я не знаю, была я или нтъ пріятна, но онъ оказывалъ мн большое вниманіе. Тмъ не, мене, я никакъ не ожидала, что все это окончится такимъ образомъ. А впрочемъ, объ этомъ безполезно думать.
— Совершенно безполезно, подтвердила Молли. Въ ея глазахъ самый добрый и пріятный человкъ въ мір, не могъ выдержать сравненія съ Роджеромъ, который, казалось ей, стоялъ совершенно отдльно, на какой-то недосягаемой высот. Молодыя двушки посл того довольно долго молчали, и когда Цинція снова заговорила, въ голос ея слышалось нкоторое раздраженіе, хотя слова ея и относились къ совершенно постороннему предмету. Она уже боле не длала полу-шутливыхъ, полу-серьзныхъ намековъ на свои недавнія геройскія усилія устоять въ добр.
Черезъ нсколько времени мистрисъ Гибсонъ наконецъ почувствовала себя въ состояніи воспользоваться неоднократно повторявшимся приглашеніемъ побывать въ Тоуэрс и ршилась похать туда дня на два. Леди Гарріета говорила ей, что она этимъ окажетъ имъ настоящую услугу, доставивъ развлеченіе леди Комноръ, которая, вслдствіе плохаго состоянія здоровья, продолжала вести уединенную и однообразную жизнь. Мистрисъ Гибсонъ чувствовала себя значительно польщенной тмъ, что въ ней наконецъ какъ будто дйствительно нуждались, тогда какъ обыкновенно она только тшила себя мыслью, будто необходима для полнаго благосостоянія знатнаго семейства. Леди Комноръ вступила въ тотъ фазисъ выздоровленія, какой свойственъ многимъ больнымъ. Жизненный источникъ въ ней снова началъ течь быстро и свободно, а вмст съ тмъ и опять выдвинулись на первый планъ желанія, цли и стремленія, которыя въ тяжкій періодъ ея болзни стушевались-было и замолкли. Но физическія ея силы еще не настолько возвратились, чтобъ ни въ чемъ не отставать отъ внушеній ея энергической воли. Этотъ разладъ между тломъ слабымъ и неспособнымъ выносить усталость, и духомъ суровымъ, повергалъ ея сіятельство въ уныніе и длалъ ее иногда очень раздражительной. Мистрисъ Гибсонъ, съ своей стороны, еще недостаточно окрпла для роли souffre douleur. Вслдствіе этого визитъ ея въ Тоуэрсъ оказался далеко не столь пріятнымъ, какъ она ожидала. Леди Коксгевенъ и леди Гарріета, хорошо знавшія, въ какомъ состояніи находились здоровье и расположеніе духа ихъ матери, но весьма мало и рдко говорившія о томъ и другомъ между собой, старались не оставлять Клеръ слишкомъ долго наедин съ леди Комноръ. Но не разъ приходилось заставать Клеръ въ слезахъ, а леди Комноръ разглагольствующую о какомъ-нибудь предмет, о которомъ она много размышляла въ теченіе своей болзни. Мистрисъ Гибсонъ всегда была склонна принимать на свой счетъ замчанія и нападки строгой леди на тотъ или другой порокъ или недостатокъ, которые та считала себя призванной искоренить въ мір. Въ этихъ случаяхъ она защищала ихъ съ упорствомъ, какъ будто они составляли ея неотъемлемую принадлежность. На второй и послдній день ея пребыванія въ Тоуэрс леди Гарріета, войдя въ комнату матери, услышала, какъ та громко и горячо о чемъ-то разсуждала. Клеръ покорно слушала ее, но, въ то же время, имла самый несчастный и въ высшей степени огорченный видъ.
— Что случилось, милая мама? Не слишкомъ ли вы себя утомляете разговоромъ?
— Нисколько! Я только доказывала безуміе нкоторыхъ людей, стремящихся одваться свыше своего состоянія. Я начала съ того, что заговорила съ Клеръ о нравахъ и обычаяхътхъ дней, когда еще жила моя бабушка. Тогда каждый классъ общества носилъ свой особенный костюмъ: слуги не подражали купцамъ, купцы дворянамъ. А эта глупая женщина ничего лучшаго не придумала, какъ защищать свое собственное платье, точно я обвиняла ее или думала только о ней! Этакій вздоръ! Право, Клеръ, вашъ мужъ совсмъ избаловалъ васъ. Вы ничего не можете слышать, о чемъ бы ни говорили, не принимая этого на свой счетъ. Какъ это люди могутъ думать, что ихъ ошибки и недостатки составляютъ предметъ постоянныхъ размышленій ихъ ближнихъ, какъ будто на свт только и дла, что заниматься созерцаніемъ ихъ личныхъ качествъ и добродтелей.
— Леди Комноръ утверждала сейчасъ, что эта матерія понизилась въ цн. Я купила ее по окончаніи сезона, сказала мистрисъ Гибсонъ, дотрогиваясь до своего дйствительно прекраснаго платья и впадая снова въ ошибку, которая и была главной причиной настоящаго неудовольствія миледи.
— Опять, Клеръ! Сколько еще разъ должна я вамъ повторить, что не думала ни о васъ, ни о вашихъ платьяхъ, ни о томъ, дорого или дешево они стоятъ. За нихъ платитъ вашъ мужъ, и это его, а не мое дло, если вы на вашъ туалетъ тратите больше, чмъ слдуетъ.
— Все платье обошлось мн въ пять гиней, несмотря ни на что, продолжала защищаться мистрисъ Гибсонъ.
— Оно очень красиво, сказала леди Гарріета, наклоняясь, чтобы поближе разсмотрть его и надясь тмъ утшить бдную, обиженную женщину.
Но леди Комноръ продолжала.
— Нтъ! Вамъ слдовало бы о сю пору знать меня получше. Я люблю откровенно высказывать свою мысль и никогда не говорю обиняками. Слова мои всегда идутъ прямо къ цли. Я вамъ безъ церемоніи скажу, въ чемъ васъ нахожу виноватой, Клеръ, если вы желаете знать это. Вы до того избаловали вашу дочь, что она сама, кажется, не знаетъ, чего хочетъ. Она безсовстно поступила съ мистеромъ Престономъ, и это вслдствіе дурнаго воспитанія, которое получила. Вся отвтственность ея поступка падаетъ на васъ.
— Мама, мама, сказала леди Гарріета: — мистеръ Престонъ не желалъ, чтобы объ этомъ говорили.
Мистрисъ Гибсонъ въ то же самое время воскликнула:
— Цинція, мистеръ Престонъ! И въ тон ея выражалось такое изумленіе, что леди Комноръ, еслибъ она хоть сколько нибудь привыкла наблюдать надъ своими собесдниками и собесдницами, непремнно убдилась бы въ томъ, что мистрисъ Гибсонъ находится въ полномъ невдніи того факта, на который она намекала.
— Что касается до желаній мистера Престона, то мн нтъ до нихъ дла, когда я считаю своей обязанностію указывать людямъ на ихъ ошибки, надменно возразила леди Комноръ, въ отвтъ на замчаніе леди Гарріеты.— Неужели, Клеръ, вы станете утверждать, что ничего не знали о помолвк вашей дочери съ мистеромъ Престономъ? Она нсколько времени… нтъ, кажется, нсколько лтъ тому назадъ, дала ему слово, а теперь взяла его назадъ, и впутала въ эту гадкую исторію дочь Гибсона… которую… я забыла, какъ зовутъ. Она вздумала ея руками жаръ загребать, и сдлала ее и себя предметомъ городскихъ толковъ и сплетенъ. Я помню, въ молодости моей одну молодую двушку звали: Джесси Кокетка. Если вы не станете получше смотрть за вашей дочерью, то и ей, пожалуй, дадутъ прозваніе въ такомъ же род. Я говорю вамъ, какъ другъ, Клеръ, когда утверждаю, что эта молодая двушка еще дастъ себя знать прежде, чмъ выйдетъ замужъ. Не подумайте, чтобъ я заботилась о чувствованіяхъ мистера Престона: ни чуть не бывало! Я даже не знаю, есть ли у него сердце, но за то мн хорошо извстно, что прилично и что нтъ — молодой двушк, кокетство, говорю вамъ, къ добру не ведетъ. Теперь вы об можете уйти. Пришлите ко мн Даусонъ, я устала и хочу немножко соснуть.
— Право, леди Комноръ… Неужели вы мн не врите? Я не думаю, чтобъ Цинція давала слово мистеру Престону. Онъ когда-то за ней ухаживалъ и я боялась…
— Позвоните Даусонъ, съ утомленіемъ произнесла леди Комноръ и закрыла глаза. Леди Гарріета слишкомъ хорошо знала мать, и потому, поспшила почти силою увести мистрисъ Гибсонъ, которая все время не переставала оправдываться и отвергать справедливость слуховъ, переданныхъ ей леди Комноръ.
Прійдя въ свою комнату, леди Гарріета сказала:
— Послушайте, Клеръ, я вамъ все разскажу, какъ слдуетъ, и тогда вы должны будете поврить, такъ-какъ я получила вс эти свднія отъ самого мистера Престона. Я слышала, что въ Голлингфорд ходили о немъ исторіи и, встртясь съ нимъ, спросила, насколько он справедливы. Онъ видимо предпочелъ бы не говорить объ этомъ: кому пріятно разсказывать о своихъ неудачахъ въ любви? Онъ взялъ съ меня и съ папа слово, что мы будемъ молчать, но папа не сдержалъ его, и вотъ на чемъ мама основала свои предположенія. Изо всего этого вы должны заключить, что они справедливы.
— Но Цинція помолвлена за другого человка — поврьте мн въ этомъ. Она отказалась еще отъ другой, очень хорошей партіи, которая представлялась ей въ Лондон. Мистеръ Престонъ лежитъ въ основаніи всего зла.
— Нтъ! Въ этомъ случа я полагаю, прелестная мисъ Цинція сама виновата въ томъ, что, давъ слово одному — нтъ, двумъ человкамъ, заставила еще третьяго сдлать себ предложеніе. Я терпть не могу мистера Престона, но тмъ не мене нахожу, что его нельзя упрекнуть въ томъ, что онъ будто бы самъ создалъ себ соперниковъ, которые сдлали изъ него жертву.
— Не знаю, но я всегда чувствовала въ немъ врага, а мужчины имютъ такъ много способовъ вредить и мстить. Вы должны сознаться въ томъ, что не встрться онъ съ вами, мн не пришлось бы подвергнуться гнву леди Комноръ.
— Она только хотла предостеречь васъ насчетъ Цинціи. Мама всегда была очень строга къ своимъ дочерямъ, и не терпла въ нихъ ни малйшаго кокетства. Мери въ этомъ отношенія очень похожа на нее.
— Но Цинція кокетничаетъ, и я не могу запретить ей этого. Она, впрочемъ, скромна и сдержанна, и всегда и во всхъ случаяхъ остается настоящей леди — съ этимъ никто не можетъ не согласиться. Но у нея въ высшей степени привлекательное обращеніе, вліяніе котораго неотразимо дйствуетъ на мужчинъ и которое она, должно быть, отчасти наслдовала отъ меня.
И она слабо улыбнулась, какъ-бы ожидая подтвержденія послднихъ словъ, но леди Гарріета молчала.
— Во всякомъ случа, я поговорю съ ней и добьюсь, въ чемъ дло. Прошу васъ, скажите леди Комноръ, что меня до крайности взволновали ея упреки насчетъ платья и всего остальнаго. А оно стоило мн всего пять гиней, тогда какъ настоящая его цна простирается до восьми!
— Не думайте боле объ этомъ. Посмотрите, какъ вы разгорлись! Вы точно въ лихорадочномъ состояніи. Я васъ слишкомъ долго оставила въ комнат мама, гд такъ жарко. Но еслибъ вы знали, какъ она довольна имть васъ у себя!
И дйствительно, леди Комноръ была довольна, несмотря на постоянныя нравоученія, которыя читала Клеръ и которыя такъ огорчали бдную мистрисъ Гибсонъ. Но все-таки что-нибудь да значитъ быть бранимой графиней. Непріятное ощущеніе пройдетъ, и останется воспоминаніе, нелишенное нкоторой доли удовольствія. А леди Гарріета ласкала ее боле обыкновеннаго, какъ-бы стараясь вознаградить за то, что она претерпла въ комнат больной. Леди Коксгевенъ говорила ей умныя рчи, приправленныя учеными и глубокомысленными разсужденіями: это было весьма лестно, хотя и не всегда понятно. Добрый, тихій и либеральный лордъ Комноръ не зналъ, какъ выразить ей свою благодарность за то, что она пріхала навстить леди Комноръ, и, наконецъ, чувствованія его приняли весьма осязательную форму лакомаго куска оленины, не говоря уже о боле мелкой дичи. Когда, возвращаясь домой въ тоуэрской карет, мистрисъ Гибсонъ перебирала въ ум событія только что окончившагося визита, она видла въ немъ только одну непріятную сторону, а именно: дурное расположеніе духа ея сіятельства. Она приписывала его Цинціи, вмсто того, чтобъ согласиться съ членами семейства леди Комноръ, которые неоднократно ссылались при ней на плохое состояніе здоровья миледи и въ немъ видли единственную причину ея раздражительности. Мистрисъ Гибсонъ не намревалась упрекать дочь за поведеніе, которое еще не было вполн разъяснено, и могло быть въ конц-концовъ совершенно оправдано. Но, заставъ Цинцію одну въ гостиной, она томно опустилась въ кресло, и не совсмъ-то ласково отвчала на привтствіе молодой двушки.
— А, мама! Какъ вы себя чувствуете? Мы не ожидали васъ такъ рано! Позвольте я сниму съ васъ шляпку и шаль.
— Мой визитъ совсмъ не былъ такъ пріятенъ, чтобъ я желала еще продлить его, жалобно проговорила мистрисъ Гибсонъ, устремивъ глаза въ коверъ и придавъ своему лицу по возможности строгое выраженіе.
— Въ чемъ дло, мама? спросила Цинція.— Кто огорчилъ васъ?
— Ты, Цинція — ты! Могла ли я думать, когда ты родилась, что услышу о теб такія рчи и должна буду выносить такія оскорбленія!
Цинція откинула назадъ голову, и глаза ея засверкали гнвомъ.
— Какое имъ дло до меня, и что имъ вздумалось завести обо мн какія бы то ни было рчи?
— Вс о теб говорятъ, не мудрено, что и они заговорили. Лордъ Комноръ всегда знаетъ вс сплетни. Теб слдуетъ быть осмотрительне въ своихъ поступкахъ, Цинція, если ты не желаешь быть предметомъ городскихъ толковъ.
— Это зависитъ отъ того, что обо мн говорятъ, отвчала Цинція, притворяясь спокойной, тогда какъ сердце ея сильно било тревогу. Она угадывала, въ чемъ дло.
— Для меня это, во всякомъ случа, непріятно. Удивительно, какъ весело впервые узнавать отъ леди Комноръ о дурномъ поведеніи своей дочери, а потомъ выслушивать ея нравоученія насчетъ кокетства, непостоянства и прочаго, какъ будто я тутъ была отвтственное лицо! Могу тебя уврить, что мой визитъ на этотъ разъ былъ совсмъ испорченъ. Нтъ! Не трогай моей шали, я потомъ сама отнесу ее въ свою комнату.
Цинціи ничего боле не оставалось, какъ ссть. Мать ея время отъ времени глубоко вздыхала.
— Можете вы мн передать, что они обо мн говорятъ? Если меня въ чемъ нибудь обвиняютъ, то я полагаю, мн лучше знать, въ чемъ именно. А вотъ кстати и Молли. Дйствительно, въ эту самую минуту въ комнату вошла Молли, розовая и свжая посл утренней прогулки.— Молли, мама возвратилась изъ Тоуэрса, гд милордъ и миледи сдлали мн честь и толковали о моихъ проступкахъ и преступленіяхъ, и я спрашиваю мама, въ чемъ именно они обвиняютъ меня. Я ничуть не намрена казаться добродтельне другихъ людей, но не понимаю, какое дло графу и графин до такого ничтожнаго существа, какъ я.
— Имъ до тебя и нтъ дла, но они сожалютъ обо мн, возразила мистрисъ Гибсонъ.— Кому пріятно знать, что имя его дтища во всхъ устахъ?
— Повторяю: все зависитъ отъ того, что именно произносятъ эти уста. Еслибъ я выходила замужъ за лорда Голлингфорда, то объ этомъ тоже вс толковали бы, но ни вы, ни я, мы и не подумали бы обижаться.
— Но дло не въ брак съ лордомъ Голлингфордомъ, и потому нечего говорить вздоръ. Слухи ходятъ о томъ, что ты, будто бы, когда-то дала слово мистеру Престону выдти за него замужъ, а теперь отказываешься выполнить свое общаніе. Она называетъ это кокетствомъ и разными другими нехорошими словами.
— Вы желаете, чтобъ я за него вышла, мама? спросила Циннія съ пылающими щеками и опущенными глазами. Молли стояла около нея, тоже сильно взволнованная, но не вполн понимая, въ чемъ дло. Она оставалась тутъ только потому, что думала, Цинціи понадобится ея помощь или защита.
— Нтъ, отвчала мистрисъ Гибсонъ, видимо смущенная вопросомъ.— Конечно, не желаю. Ты уже связана съ Роджеромъ Гамлеемъ… весьма достойнымъ молодымъ человкомъ, въ томъ нтъ спору, только кто знаетъ, гд онъ, живъ ли онъ, или умеръ? Къ тому же, у него нтъ ни гроша за душой.
— Извините. Мн извстно, что мать оставила ему небольшое наслдство, такъ что онъ ни въ какомъ случа не безъ гроша за душой. Кром того, онъ, безъ сомннія, составитъ себ имя, пріобртетъ славу, а вмст съ ней явятся и деньги, возразила Циннія.
— Ты связана съ нимъ, но связана и съ мистеромъ Престономъ, и такъ запуталась въ своихъ длахъ (у мистрисъ Гибсонъ вертлось на язык: ‘и заварила такую кашу’, но она не ршилась произнести столь не изящное выраженіе), что теперь, когда является съ предложеніемъ красивый, пріятный молодой человкъ, въ полномъ смысл слова джентльменъ, и вдобавокъ, еще богатый, ты принуждена отвчать ему отказомъ. Ты кончишь тмъ, что останешься старой двушкой и разобьешь тмъ самымъ мое сердце.
— Я сама того же мннія, спокойно отвчала Цинція.— Мн иногда кажется, что я именно принадлежу къ тому разряду женщинъ, изъ которыхъ впослдствіи выходятъ старыя двы. Она говорила серьзно и съ оттнкомъ грусти.
Мистрисъ Гибсонъ продолжала:
— Я не имю претензій на твои секреты, но когда весь городъ о нихъ толкуетъ, я полагаю, мн слдуетъ знать ихъ.
— Но, мама, я и не подозрвала, что служу предметомъ всеобщаго разговора, да и теперь не понимаю, какъ могло это случиться.
— И я ничего тутъ не разберу. Говорятъ, что ты дала мистеру Престону общаніе выдти за него замужъ, и теперь должна была бы сдержать свое слово. Что я могу сдлать? Я въ этомъ случа такъ же безсильна, какъ въ дл твоего отказа мистеру Гендерсону, а между тмъ меня обвиняютъ въ твоемъ дурномъ поведеніи. Я нахожу это просто жестокимъ! Мистрисъ Гибсонъ заплакала, и въ ту же самую минуту въ комнату вошелъ ея мужъ.
— Ты дома, моя милая! Очень радъ тебя видть, сказалъ онъ, подходя къ ней и цалуя ее въ щеку.— Но что это? Слезы? И онъ отъ всей души пожелалъ снова очутиться гд нибудь въ другомъ мст.
— Да, сказала она, вставая и стараясь во что бы то ни стало возбудить участіе къ себ.— Я возвратилась домой и разсказываю Цинціи, какъ леди Комноръ изъ-за нея была жестока ко мн. Извстно ли вамъ, что она дала слово мистеру Престону выдти за него замужъ, а потомъ взяла его назадъ? Вс объ этомъ толкуютъ и слухи проникли даже въ Тоуэрсъ.
Глаза его мгновенно встртились съ глазами Молли, и для него все стало ясно. Губы его невольно сложились для свистка и онъ съ трудомъ удержался отъ этого выраженія своихъ мыслей.
— Цинція, сказалъ онъ очень серьзно.
— Что? тихо откликнулась она.
— Правда ли это? Кое-что, немногое, впрочемъ, уже успло и до меня доидти. Но скандалъ принимаетъ размры, которые заставляютъ желать, чтобъ у васъ былъ покровитель, другъ, кому вы ршились бы открыть всю правду.
Цинція молчала, наконецъ, едва внятно произнесла:
— Молли все знаетъ.
Серьзный тонъ мистера Гибсона произвелъ также свое дйствіе и на его жену. Она смутилась и не осмлилась дать волю ревнивому чувству, овладвшему ею, когда она услышала, что Молли была открыта тайна, на счетъ которой она находилась въ невденіи. Мистеръ Гибсонъ отвчалъ Цинціи довольно сурово.
— Да! Мн извстно, что Молли все знала, а также и то, что ей за васъ пришлось выносить оскорбленія и упреки, Цинція. Боле она ничего не хотла сказать мн.
— Но она уже сказала вамъ очень многое, съ огорченіемъ произнесла Цинція.
— Я не могла поступить иначе, защищалась Молли.
— Она не назвала васъ по имени, сказалъ мистеръ Гибсонъ: — она даже думала, что успла все скрыть, но я ни минуты не сомнвался въ томъ, кто тутъ игралъ главную роль.
— Зачмъ она вообще объ этомъ говорила? не безъ горечи спросила Цинція. Ея тонъ, ея вопросъ возбудили негодованіе мистера Гибсона.
— Ей надо было оправдаться передо мной. До меня дошли слухи о томъ, что репутація моей дочери пострадала, вслдствіе ея тайныхъ свиданій съ мистеромъ Престономъ, и я потребовалъ у нея объясненія. Вы были кокеткой, Цинція, вы обманули человка и хотли еще выказать себя на столько невеликодушной, чтобъ увлечь за собой Молли въ ту же грязь, въ которую упали сами.
Цинція подняла голову и взглянула ему прямо въ глаза.
— Вы говорите это обо мн, мистеръ Гибсонъ, не зная даже, въ чемъ дло?
Онъ употребилъ слишкомъ рзкое выраженіе, и самъ это чувствовалъ. Но онъ былъ слишкомъ взволнованъ и не могъ удержаться въ границахъ строгой справедливости. Мысль о томъ, что ни въ чемъ неповинная, кроткая Молли такъ много вынесла за это время, не допустила его отказаться отъ сказанныхъ словъ.
— Да! подтвердилъ онъ:— я это говорю. Вы сами не знаете, какое злое истолкованіе можно дать поступкамъ, хоть сколько нибудь противорчащимъ приличію и скромности, свойственной молодымъ двушкамъ. Я сказалъ и повторяю, что Молли пришлось много вынести, вслдствіе вашей тайной помолвки, Цинція. Безъ сомннія, тутъ есть и смягчительныя обстоятельства, и вамъ они очень понадобятся для того, чтобъ сдлать вашъ поступокъ извинительнымъ въ глазахъ Роджера Гамлея, когда тотъ воротится. Я просилъ васъ говорить мн всю правду, для того, чтобъ до его возвращенія я былъ въ состояніи законнымъ образомъ защищать васъ.— Она молчала.— Все это требуетъ объясненія, продолжалъ онъ: — оказывается, что вы въ настоящую минуту помолвлены разомъ за двухъ человкъ.— Она все молчала.— Въ город еще ничего неизвстно о Роджер Гамле, а вс остальные предосудительные слухи были обращены противъ Молли, тогда какъ всему виною одна вы и ваша секретная помолвка, требовавшая тайныхъ свиданій съ мистеромъ Престономъ.
— Папа, сказала Молли: — еслибъ вы знали все, то не говорили бы такъ съ Цинціей. Я желала бы, чтобъ она сама разсказала вамъ то, что уже передала мн.
— Я готовъ выслушать ее, отвчалъ онъ, но Цинція возразила:
— Нтъ! Вы преждевременно осудили меня и произнесли такія слова, какихъ вамъ не слдовало произносить. Я отказываю вамъ въ моемъ довріи и не принимаю вашей помощи. Люди очень жестоки ко мн — и голосъ ея слегка задрожалъ — но отъ васъ я не ожидала ничего подобнаго.
И вопреки Молли, которая старалась силой удержать ее, она быстро вышла изъ комнаты.
— О, папа! воскликнула Молли со слезами на глазахъ и обнимая его.— Позвольте мн разсказать вамъ все! Но вспомнивъ вдругъ, какъ не кстати было бы упоминать о нкоторыхъ подробностяхъ этого дла въ присутствіи мистрисъ Гибсонъ, она внезапно остановилась и замолчала.
— Я нахожу, мистеръ Гибсонъ, что вы очень жестоки къ моей бдной сиротк дочери, сказала мистрисъ Гибсонъ, отнимая отъ глазъ носовой платокъ.— Еслибъ ея отецъ былъ живъ, ничего подобнаго не могло бы случиться.
— Весьма вроятно. Тмъ не мене, я не вижу, на что ты или она, можете пожаловаться. Я принялъ ее въ свой домъ. Я любилъ ее и люблю почти какъ родную дочь, конечно столько, какъ Молли, но на это я и не имю претензіи.
— Да, мистеръ Гибсонъ! Потому-то вы и обращаетесь съ ней не такъ, какъ съ родной дочерью. Посреди этой стычки Молли исчезла. Она отправилась отыскивать Цинцію, думая, что несетъ ей оликовковую втвь примиренія и утшенія въ форм только что произнесенныхъ отцомъ ея словъ: ‘Я люблю ее почти какъ родную дочь’. Но Цинція удалилась въ свою комнату и заперлась тамъ.
— Впустите меня, прошу васъ, умоляла Молли.— Мн надо вамъ что-то сказать… мн надо васъ видть, пожалуйста отоприте!
— Нтъ! отвчала Цинція.— Не теперь. Я занята. Оставьте меня въ поко. Я не хочу ничего слышать, я не хочу васъ видть. Немного погодя мы встртимся, и тогда… Молли стояла очень тихо, придумывая, какъ бы ей поубдительне обратиться къ Цинціи съ новой просьбой отворить ей дверь. Минуты черезъ дв, Цинція спросила:— вы еще здсь, Молли?
— Да, отвчала та въ надежд, что подруга ея наконецъ смягчится. Но тотъ же самый рзкій, металлическій голосъ, выражавшій твердую ршимость и сдержанный гнвъ, произнесъ: ‘Пойдите прочь. Мн невыносима мысль, что вы тамъ стоите, ожидаете и слушаете. Пойдите внизъ, вонъ изъ дому, всюду, куда хотите, только не оставайтесь здсь. Это единственная услуга, которую вы можете теперь оказать мн’.

XI.
Горе никогда не приходитъ одно.

Молли надла шляпу и шаль и вышла изъ дому, какъ отъ нея того требовали. Она сдерживала свою печаль, пока не очутилась на небольшой полян, куда съ дтства привыкла приходить въ тяжелыя минуты жизни. Тамъ она сла около изгороди, и закрывъ лицо руками, вся дрожа отъ волненія, погрузилась въ размышленія о Цинціи, о ея печали и о томъ, какъ она отвергала всякое утшеніе. Молли сама не знала, какъ долго тутъ просидла, но когда она вернулась домой, время завтрака давно прошло. Дверь напротивъ ея комнаты была широко раскрыта — знакъ, что Цинція ршилась выдти изъ своего уединенія. Молли причесалась, поправила платье и сошла внизъ въ гостиную, гд нашла Цинцію и ея мать, сидвшихъ въ суровомъ молчаніи. Лицо Цинціи точно окаменло: краска и обычная подвижность его совсмъ исчезли, но она прилежно вязала, какъ будто не произошло ничего необыкновеннаго. За то на лиц мистрисъ Гибсонъ виднлись явные слды слезъ, и она привтствовала Молли блдной, печальной улыбкой. Цинція продолжала работать, точно не замтивъ, какъ отворилась дверь, и не слыша ни шаговъ Молли, ни шелеста ея платья. Молли взяла книгу, но не съ цлью читать ее, а только для того, чтобъ имть предлогъ къ молчанію.
Трудно опредлить, какъ долго он такимъ образомъ сидли. Молли начало казаться, что надъ ними тяготетъ какое-то очарованіе, которое не допускаетъ ихъ прервать водворившееся въ комнат безмолвіе. Наконецъ, Цинція заговорила, но голосъ ея порвался на первомъ слов, и ей пришлось съизнова начать свою фразу.
— Объявляю вамъ обимъ, что отнын все кончено между мной и Роджеромъ Гамлеемъ.
Книга выпала изъ рукъ Молли на ея колни. Широко раскрывъ глаза и тяжело переводя дыханіе, она старалась вникнуть въ смыслъ словъ Цинціи. Мистрисъ Гибсонъ отвчала на замчаніе дочери съ оттнкомъ раздражительности въ голос, точно ей нанесли жестокое оскорбленіе.
— Такая ршимость съ твоей стороны была бы мн вполн понятна, еслибъ она явилась у тебя мсяца три тому назадъ, во время твоего пребыванія въ Лондон. Но теперь это чисто безуміе, Цинція, и ты, врно, сама не думаешь того, что говоришь.
Цинція не отвчала, но вся фигура ея выражала твердую ршимость, которая не измнила ей даже при трогательномъ возглас Молли:
— Цинція! подумайте о немъ! Это разобьетъ его сердце!
— Не бойтесь, отвчала Цинція: — сердце его останется цло, по и въ противномъ случа я не могла бы поступить иначе.
— Вс эти толки не замедлятъ прекратиться, продолжала Молли.— А когда онъ, по возвращеніи, отъ васъ самихъ узнаетъ правду?
— Отъ меня самой онъ никогда ничего не узнаетъ, поспшно перебила Цинція.— Я его не довольно сильно люблю для того, чтобъ добровольно подвергнуть себя стыду просить у него прощенія и возстановленія меня въ добромъ мнніи. Признаніе въ проступкахъ, хотя оно никогда не бываетъ пріятно, однако, я допускаю, иногда можетъ приносить облегченіе, но это только къ отношеніи нкоторыхъ лицъ. Даже мольбы о прощеніи въ иныхъ случаяхъ не заключаютъ въ себ ничего унизительнаго, все это возможно, но не для меня. Я знаю только одно, и будучи въ томъ убждена, никогда не измню своего ршенія… Она вдругъ замолчала.
— Что же дальше? спросила мать посл пяти, шести минутъ безплоднаго ожиданія.
— Я ни за какія блага въ мір не соглашусь оправдываться передъ Роджеромъ Гамлеемъ. Онъ составилъ себ высокое мнніе о моей особ, и какъ я не считаю это съ его стороны безразсуднымъ, однако ни чуть не желаю упасть въ его глазахъ. Я скоре предпочту никогда больше съ нимъ не видться. Да наконецъ, если говорить всю правду, то я и не особенно люблю его. Я не слпа къ его достоинствамъ, искренно цню и уважаю его, но замужъ за него не пойду. Богъ знаетъ, когда до него дойдетъ мое письмо, но я, тмъ не мене, облегчила свою душу, написавъ ему это. Стараго сквайра я тоже уже увдомила. Возможность снова чувствовать себя свободной доставляетъ мн невыразимое счастіе. Я такъ устала отъ постоянныхъ усилій держаться на извстной степени нравственной высоты… Объяснить ему мое поведеніе!— съ негодованіемъ воскликнула она въ заключеніе, вспомнивъ слова мистера Гибсона. Но это не помшало ей, когда тотъ вернулся и засталъ ихъ въ конц обда, попросить у него свиданія наедин. Удалясь съ нимъ въ пріемную, она передала ему все, что нсколько недль тому назадъ разсказывала Молли. Затмъ она прибавила:
— А теперь, мистеръ Гибсонъ, обращаюсь къ вамъ попрежнему, какъ къ другу, и прошу васъ, доставьте мн возможность переселиться куда нибудь въ другое мсто, гд меня не тревожили бы сплетни и толки, на которые намекаетъ мама. Я полагаю, не годится придавать такъ много значенія хорошему о насъ мннію людей, но это составляетъ часть моего характера и я не могу измниться. Вы, Молли, вс въ город… нтъ, нтъ, такое положеніе для меня невыносимо! Я должна ухать отсюда, и для этого намрена искать мста гувернантки.
— Но, милая Цинція, съ возвращеніемъ Роджера у васъ будетъ защитникъ.
— Разв мама вамъ не сказала, что у меня все кончено съ Роджеромъ? Я ему сегодня утромъ написала отказъ и отправила также письмо къ его отцу. Сквайру не дале, какъ завтра, все будетъ извстно. Да, я написала Роджеру, и когда до него дойдетъ мое письмо, я надюсь быть уже далеко отсюда — гд нибудь въ Россіи.
— Пустяки! Помолвка, подобная вашей, не можетъ быть разорвана иначе, какъ по взаимному согласію. Вы вашими письмами доставите много горя другимъ, а себ все-таки не пріобртете свободы. Да черезъ мсяцъ времени вы и сами перестанете желать этого. Когда вы успокоитесь и будете въ состояніи разсуждать, вы не мало утшенія найдете въ мысли, что у васъ есть другъ и покровитель, подобный Роджеру. Вы сдлали одинъ ложный шагъ и потомъ продолжали впадать изъ одной ошибки въ другую, но не ожидаете же вы отъ вашего мужа, чтобъ онъ считалъ васъ безгршной?
— Ожидаю и желаю этого, возразила Цинція: — во всякомъ случа, женихъ мой долженъ считать меня совершенной. Я не люблю Роджера даже на столько, на сколько способно любить существо столь легкомысленное, какъ я, и потому, вроятно, мн невыносима мысль сознаться передъ нимъ въ канолъ либо проступк. Я не намрена стоять передъ намъ, какъ ребнокъ, котораго бранятъ, наставляютъ, и въ заключеніе прощаютъ.
— Но вы теперь стоите точно въ такомъ положеніи передо мной, Цинція!
— Да! Но я васъ люблю больше, чмъ Роджера. Я не разъ говорила это Молли, и вотъ почему еще желаю разстаться съ вами. Я но вашимъ глазамъ узнавала бы всякій разъ, когда вы вспоминали бы о моихъ проступкахъ. У меня удивительно развитъ инстинктъ, съ помощью котораго я безошибочно угадываю, что думаютъ обо мн другіе. Я не въ состояніи примириться съ мыслью, что Роджеръ, сначала измрявшій мои достоинства совершенно неподходящей ко мн мркою, теперь вдругъ сочтетъ нужнымъ даровать мн великодушное прощеніе.
— Въ такомъ случа, вамъ дйствительно лучше съ нимъ разстаться, задумчиво произнесъ мистеръ Гибсонъ: — бдный Роджеръ! Но это для его же пользы, и онъ, конечно, съуыетъ справиться съ своимъ горемъ. У него нжное сердце, но въ то же время и твердый характеръ.
На мгновеніе своенравное воображеніе Цинціи возбудило въ ней страстное, почти непреодолимое желаніе получить обратно то, отъ чего она сама за минуту передъ тмъ добровольно отказывалась. Любовь Роджера внезапно показалась ей неоцненнымъ благомъ, и она съ горечью сознавала, что любовь эта отнын не можетъ боле принадлежать ей во всей гармонической полнот и нераздльности самаго теплаго чувства съ безграничнымъ довріемъ и уваженіемъ. Она сама сдлала въ ней проблъ, за который теперь отвергала ее. Но часто, впослдствіи, когда уже было слишкомъ поздно возвращаться назадъ, она впадала въ глубокое раздумье и старалась проникнуть тайну того, что было бы, еслибъ она поступила иначе?
— Во всякомъ случа, подождите до завтра, прежде чмъ принять какое нибудь окончательное ршеніе, медленно проговорилъ мистеръ Гибсонъ: — ваша первоначальная ошибка произошла чисто отъ легкомыслія, свойственнаго вашему возрасту, но она поставила васъ на ложную дорогу и вовлекла въ обманъ…
— Пожалуйста, не трудитесь опредлять различные оттнки черноты моихъ поступковъ, съ горечью возразила Цинція: — я не на столько слпа къ самой себ, чтобъ не быть въ состояніи лучше другихъ найдти названіе своей вин. Что же касается до окончательнаго ршенія, то я уже приняла его, повинуясь первому побужденію. Роджеръ, конечно, не скоро получитъ мое письмо, но когда нибудь да узнаетъ же его содержаніе. Стараго сквайра я тоже предупредила, но тотъ, безъ сомннія, не станетъ объ этомъ печалиться. О, сэръ! Будь я иначе воспитана, изъ меня, можетъ быть, и не вышло бы такое испорченное, холодное созданье… Нтъ, не надо: прошу васъ, не утшайте меня и не приводите мн въ оправданіе никакихъ разсужденій, отъ которыхъ пахнетъ великодушнымъ желаніемъ меня успокоить. Не утшенія мн нужны, а восторгъ, поклоненіе и безусловное довріе. О, эти злые, злые языки! Какъ хватило у нихъ духу клеветать на Молли и оскорблять ее! Теперь я понимаю, что жизнь подъ часъ можетъ казаться тяжелымъ бременемъ!
Утомленная физически столько же, сколько и нравственно, она въ изнеможеніи опустила голову на руки. Мистеръ Гибсонъ, полагая, что дальнйшій разговоръ его съ нею только еще боле возбудитъ ея нервы, тихонько вышелъ изъ комнаты и позвалъ Молли, печально притаившуюся гд-то въ уголку: — пойди къ Цинціи! шепнулъ онъ ей мимоходомъ, и она немедленно ему повиновалась. Молли быстрыми, но осторожными шагами подошла къ опечаленной двушк, нжно обняла ее и положила ея голову къ себ на плечо, съ безграничной лаской матери, которая утшаетъ и успокоиваетъ своего ребнка.
— Дорогая моя, какъ я горячо, сильно люблю васъ! И она цаловала ей глаза и гладила волосы. Цинція долго пассивно принимала, ея ласки, потомъ быстро вскочила съ мста, какъ-бы пораженная внезапной мыслью и воскликнула:
— Молли! Роджеръ непремнно на васъ женится — вспомните мое слово! Вы оба одинаково добры…
Но Молли рзкимъ движеніемъ руки оттолкнула ее отъ себя:
— Молчите! съ сдержаннымъ негодованіемъ, едва владя собой, произнесла она, между тмъ, какъ по лицу ея разлился стыдливый румянецъ: — сегодня утромъ вашъ мужъ, а вечеромъ мой! За кого вы его принимаете?
— За человка, съ улыбкой отвчала Цинція: — а потому самому и считаю его — если не измнчивымъ, чего вы, конечно, не допустите, то по крайней-мр, способнымъ современемъ утшиться! Но Молли продолжала смотрть на нее серьзно, даже почти сурово.
Вдругъ въ комнату, гд находились молодыя двушки, вошла Марія и съ испуганнымъ видомъ, какъ-бы не довряя собственнымъ глазамъ, спросила:
— Здсь нтъ барина?
— Нтъ, отвчала Цинція.— Онъ вышелъ изъ дому всего минутъ пять тому назадъ. Я слышала, какъ онъ стукнулъ парадной дверью.
— Какая жалость! воскликнула Марія.— Изъ Гамлейскаго замка прискакалъ верховой: мистеръ Осборнъ умеръ, и барина немедленно требуютъ къ старому сквайру.
— Осборнъ Гамлей умеръ! съ испугомъ и изумленіемъ проговорила Цинція, между тмъ какъ Молли выбжала надворъ отыскивать верхового, котораго нашла неподвижно сидящимъ на ворономъ кон, покрытомъ пной и потомъ. На него падалъ свтъ отъ фонаря, забытаго въ нсколькихъ шагахъ отъ него на ступенькахъ слугами, пораженными извстіемъ о смерти молодого красиваго юноши, такъ часто посщавшаго ихъ господъ. Молли быстро подошла къ человку, который не замтилъ ея приближенія: мысли его, вроятно, носились тамъ, откуда онъ пріхалъ и гд только-что былъ свидтелемъ потрясающаго зрлища.
Она положила руку на горячую, сырую шерсть лошади. Онъ вздрогнулъ, и узнавъ Молли, спросилъ:
— Идетъ докторъ, мисъ?
— Онъ умеръ? едва слышно проговорила молодая двушка.
— Да, по крайней-мр они того мннія. Но я такъ быстро ухалъ: можетъ быть, еще окажется возможность спасти его. Идетъ докторъ, мисъ?
— Его нтъ дома, но его ищутъ. Я сама за нимъ пойду. Бдный, бдный старый сквайръ!
Она возвратилась въ домъ, и прошла на кухню освдомиться объ отц. Но слуги не боле ея знали, куда онъ отправился. Никто изъ нихъ не слышалъ, какъ онъ вышелъ изъ дому. Только тонкому слуху Цинціи удалось уловить звукъ затворявшейся за нимъ двери. Молли побжала наверхъ въ гостиную, гд сидла мистрисъ Гибсонъ. Необыкновенное движеніе въ дом достигло и до ея убжища, и она тревожно къ нему прислушивалась.
— Что случилось, Молли? На васъ лица нтъ, дитя!
— Гд папа?
— Онъ ушелъ. Зачмъ вамъ его?
— Куда онъ ушелъ?
— Почемъ я знаю? Я спала, а Дженни сейчасъ отправилась наверхъ. Эта двушка совсмъ не уметъ справляться съ своимъ дломъ.
— Дженни, Дженни! закричала Молли вн себя отъ всхъ этихъ замедленій.
— Не кричите такъ, моя милая. Позвоните лучше. Что случилось?
— Дженни! продолжала Молли, идя на встрчу къ служанк.— Отъ кого приходили звать папа?
Въ эту минуту къ нимъ присоединилась Цинція, которая тоже собирала свднія о мистер Гибсон.
— Да въ чемъ же, наконецъ, дло? съ нетерпніемъ спросила мистрисъ Гибсонъ.— Могу я узнать или нтъ?
— Осборнъ Гамлей умеръ! серьзно и печально проговорила Цинція.
— Умеръ, Осборнъ! Бдный молодой человкъ! Я знала… я ожидала… нтъ, я даже была уврена въ томъ, что это не замедлитъ случиться. Но если онъ умеръ, мистеръ Гибсонъ не можетъ ему ничмъ помочь. Бдный, бдный молодой человкъ! А гд-то теперь Роджеръ? Ему слдовало бы возвратиться домой.
Дженни получила выговоръ за то, что явилась въ гостиную вмсто Маріи, окончательно растерялась и не съумла удовлетворительно отвчать на торопливые разспросы Молли. Съ черной лстницы приходилъ какой-то мужчина… она, Дженни, не могла въ темнот разсмотрть его лица, а объ имени позабыла спросить. Онъ потребовалъ доктора, который немедленно за нимъ послдовалъ.
‘Онъ скоро вернется домой’, подумала Молли: ‘иначе онъ сказалъ бы, куда пошелъ. Но, между тмъ, бдный старый отецъ остается одинъ!’ Внезапно свтлая мысль блеснула у ней въ голов и она, ни минуты не теряя, начала приводить ее въ исполненіе.
— Бгите къ Джемсу, быстро заговорила она:— и прикажите ему осдлать Нору-Кренну. Пусть онъ наднетъ на нее дамское сдло, на которомъ я здила въ прошломъ ноябр. Перестаньте плакать, Дженни. На это теперь нтъ времени. На васъ никто не сердится, только идите скорй, куда я васъ посылаю.
И черезъ минуту посреди группы собравшихся на площадк лстницы женщинъ, Молли явилась одтая въ амазонку. Губы ея дрожали, но въ глазахъ виднлась твердая ршимость.
— Что это, Молли? къ чему все это? спросила озадаченная мистрисъ Гибсонъ. Но Цинція мгновенно поняла намреніе Молли и оправляла на ней платье.
— Я поду въ Гамлей. Я должна хать. Мн невыносима мысль объ его одиночеств. Когда папа возвратится, онъ, безъ сомннія, тоже подетъ туда и, если я окажусь тамъ безполези й, то вернусь съ нимъ.
Она слышала, какъ мистрисъ Гибсонъ начала какое-то возраженіе, но не остановилась, чтобъ отвчать ей. На двор ей пришлось дожидаться, и она съ удивленіемъ спрашивала себя, какъ у посланнаго хватаетъ духу сть мясо и пить пиво, которое ему вынесли слуги. Приходъ ея прервалъ оживленный разговоръ, какой они вели между собой, однако, до слуха ея успли долетть слдующія отрывочныя фразы… ‘его нашли въ кустарникахъ… Сквайръ никому изъ насъ не позволилъ до него дотронуться, но самъ взялъ его на руки, какъ крошечнаго ребнка… Онъ неоднократно останавливался на дорог, а разъ даже принужденъ былъ опустить его на землю, но все-таки не выпускалъ его изъ рукъ. Мы думали, они никогда не встанутъ, то-есть онъ вмст съ тломъ’.
— Тло!
Пока Молли не услышала этого слова, она какъ-то не вполн отдавала себ отчетъ въ извстіи о смерти Осборна. Они быстро хали подъ снью высокихъ деревъ и всякій разъ, какъ замедляли зду, съ цлью дать перевести духъ лошадямъ, въ ушахъ Молли снова и снова раздавалось страшное слово и она мысленно твердила его, стараясь проникнуться ужасной истиной, на которую оно наводило ее. Но когда они очутились въ виду безмолвной массы строенія, облитаго кроткимъ сіяніемъ луны, у Молли захватило духъ и на мгновеніе ей показалось, что у нея никогда не хватитъ смлости переступить за порогъ этого жилища. Изъ одного только окна выходилъ желтоватый свтъ, который, ложась на зелень широкой полосой, слегка нарушалъ однообразіе серебристаго отблеска луны. Провожатый Молли указалъ ей на это окно и произнесъ первыя слова, которыми они обмнялись по вызд ихъ изъ Голлингфорда.
— Это бывшая дтская. Они снесли его туда. Сквайръ совсмъ обезсиллъ и не могъ подняться на лстницу, они и положили его въ ближайшую комнату. Я увренъ, что сквайръ тамъ вмст съ старикомъ Робиномъ. За нимъ послали, какъ за человкомъ знающимъ, который, пока не прідетъ докторъ, все-таки хоть что-нибудь да можетъ сказать.
Молли соскочила на землю прежде, чмъ ея спутникъ усплъ ей помочь. Приподнявъ амазонку, она тотчасъ направилась къ дому, избгая думать о томъ, какое зрлище тамъ ожидало ее. Быстро прошла она по знакомой тропинк, взбжала на лстницу, миновала нсколько комнатъ и съ сильно бьющимся сердцемъ остановилась у затворенныхъ дверей одной изъ нихъ. Тамъ все было тихо: не слышалось ни малйшаго звука, ни шороха. Она осторожно отворила дверь. Сквайръ сидлъ около постели, крпко сжавъ между пальцами уже безжизненную руку сына. Онъ не шевельнулся, даже не моргнулъ при вход въ комнату Молли. Ужасная истина уже была ему извстна, и онъ зналъ, что никакой докторъ, никакія человческія усилія не возвратятъ жизнь дорогому существу. Молли тихо, осторожно, сдерживая дыханіе, подошла къ нему. Она не произнесла ни слова, чувствуя, что тамъ, гд не оставалось боле надежды, безполезно было говорить о доктор и о причинахъ, замедлившихъ его прибытіе. Съ минуту простояла она около удрученнаго горемъ старика, потомъ опустилась на полъ и сла у его ногъ. Присутствіе ея могло служить ему нкоторымъ утшеніемъ, по даже самая нжная рчь, она сознавала, была бы тутъ неумстной. Долго сидли они такъ въ молчаніи и неподвижно: онъ на стул, она на полу, а около нихъ лежало распростертое на постели и покрытое простыней безжизненное тло молодого человка. Она думала, что нсколько отвлекала отца отъ созерцанія спокойнаго лица, боле чмъ на половину, но не вполн скрытаго отъ взоровъ. Никогда время не казалось ей такимъ длиннымъ, тишина такой безмолвной, какъ въ т минуты, что она здсь провела. Крайнее напряженіе нервовъ придало необыкновенную чуткость ея слуху, и она черезъ нсколько времени услышала звукъ медленно приближающихся шаговъ. Она знала, что то не были шаги ея отца и оставила ихъ безъ вниманія. Но вотъ они раздаются все ближе и ближе, замолкли около самой двери, въ которую кто-то слегка постучался. Массивная, но въ безсиліи осунувшаяся, мрачная фигура старика возл нея слегка вздрогнула. Молли встала и подошла къ двери: на порог стоялъ сдой дворецкій Робинзонъ и держалъ въ рукахъ чашку съ бульономъ.
— Господь да благословитъ васъ, мисъ! сказалъ онъ.— Заставьте его проглотить нсколько капель этого: онъ со вчерашняго завтрака ничего не лъ, а теперь ужь второй часъ утра.
Молли взяла чашку и возвратилась на свое мсто. Она не находила приличнаго выраженія, съ которымъ могла бы предложить человку, до такой степени убитому горемъ, столь простое удовлетвореніе одной изъ самыхъ обыденныхъ житейскихъ потребностей. Не говоря ни слова, она поднесла ему ко рту ложку бульону, и онъ инстинктивно, какъ больное дитя, повинующееся приказанію сидлки, не сопротивляясь, проглотилъ его. Но черезъ минуту у него вырвался изъ груди отчаянный крикъ, онъ рзкимъ движеніемъ чуть не выбилъ чашку изъ рукъ Молли, и, указывая на кровать, раздирающимъ душу голосомъ произнесъ:
— Онъ боле никогда не будетъ сть — никогда!
И, бросившись на тло, онъ такъ горько зарыдалъ, что Молли опасалась, что онъ не вынесетъ своего горя и тоже умретъ. Тщетно старалась она остановить его слезы и рыданія: онъ ничего не видлъ и не слышалъ, и присутствіе ея въ этой комнат, казалось, имло для него не боле смысла, чмъ присутствіе луны, безстрастно смотрвшей на нихъ сквозь раскрытое окно. Прежде, чмъ они оба успли опомниться, мистеръ Гибсонъ стлалъ между шгаи.
— Пойди внизъ, Молли, сказалъ онъ повелительно, но въ то же время нжно гладя ее по голов.— Пойди въ столовую.
Самообладаніе внезапно покинуло молодую двушку, и она съ нервнымъ трепетомъ, съ трудомъ пробиралась по освщеннымъ луной коридорамъ. Ей казалось, что вотъ сейчасъ передъ ней явится Осборнъ и самъ начнетъ разсказывать ей, какъ онъ умеръ, что теперь чувствуетъ и чего отъ нея желаетъ. Подъ вліяніемъ безотчетнаго страха, не смя обернуться назадъ, она, наконецъ, достигла столовой. Тамъ былъ накрытъ ужинъ, на стол сверкали зажжеппыя свчи, а Робинзонъ суетился, откупоривая вино. Она чувствовала непреодолимое желаніе удалиться въ какой нибудь тихой уголокъ, тамъ выплакаться на простор и оправиться нсколько отъ возбужденнаго состоянія, въ которомъ находилась. Но въ ярко-освщенной комнат это оказывалось невозможнымъ, и ею вдругъ овладло какое-то тупое равнодушіе ко всему въ мір. Она инстинктивно опустилась въ большое кожаное кресло, по сознаніе и жизненная теплота незамедлили къ ней возвратиться, когда Робинзонъ подошелъ къ ней и, поднося ей ко рту стаканъ съ виномъ, сказалъ:
— Выпейте, мисъ, хоть нсколько глотковъ. Это — отличная старая мадера. Вамъ батюшка приказалъ, чтобъ вы непремнно что-нибудь скушали. ‘Моей дочери, можетъ быть, придется здсь остаться, Робинзонъ — сказалъ онъ мн — а она молода, и не должна изнурять себя. Уговорите ее что-нибудь състь, иначе она не выдержитъ’. Это его собственныя слова, мисъ.
Молли ничего не отвчала. У нея не хватило энергіи на сопротивленіе, и она съла и выпила все, что подалъ ей старый слуга. Затмъ она попросила его оставить ее одну и, откинувшись на спинку кресла, дала волю слезамъ, немало облегчившимъ ея бдное сердечко.

XII.
Печаль стараго сквайра.

Мистеръ Гибсонъ очень долго оставался наверху Сойдя въ столовую, онъ подошелъ къ камину и простоялъ тамъ нсколько минутъ, погруаіенный въ глубокое раздумье.
— Онъ легъ въ постель, сказалъ онъ, наконецъ.— Мы уложили его вмст съ Робинзономъ. Когда я выходилъ изъ его комнаты, онъ позвалъ меня назадъ и попросилъ оставить тебя въ замк. Я въ нершимости: отказать ему въ такое время не хочется, а…
— Я желаю остаться, сказала Молли.
— Желаешь? Это хорошо съ твоей стороны, Молли, но какъ ты устроишься?
— Объ этомъ не заботьтесь, я какъ ни будь ужь устроюсь. Папа… она пріостановилась, чтобъ перевести духъ: — отчего умеръ Осборнъ? спросила она едва слышно.
— У него было разстройство въ сердц. Ты не поймешь, если я вдамся въ подробности. Уже съ нкоторыхъ поръ я начиналъ за него бояться, но дома теб незачмъ объ этомъ говорить. Я видлъ его на прошлой недли въ четвергъ, и нашелъ его гораздо сильне и лучше, чмъ за нсколько времени передъ тмъ. Я и доктору Никольсу такъ сказалъ, но въ этого рода болзняхъ никогда нельзя ни за что поручиться.
— Вы видли его на прошлой недли въ четвергъ? Но вы даже и не упоминали объ этомъ! воскликнула Молли.
— Нтъ. Я никогда не говорю дома о моихъ больныхъ. Къ тому же, я хотлъ, чтобъ онъ смотрлъ на меня, какъ на друга, а не какъ на доктора. Безпокойство насчетъ его здоровья только ускорило бы катастрофу.
— Такъ онъ и не зналъ, что боленъ — то-есть не подозрвалъ, что находится въ опасности?
— Конечно, нтъ. Это заставило бы его только постоянно думать о своей болзни, наблюдать за ея малйшими симптомами, и тмъ самымъ только ускорило бы его конецъ.
— О, папа! съ упрекомъ произнесла Молли.
— Теперь не время пускаться въ разсужденія, продолжалъ мистеръ Гибсонъ.— А пока ты не услышишь всего, что можно сказать за и противъ этого дла, ты не можешь быть въ немъ и судьей. Въ настоящую минуту все наше вниманіе слдуетъ обратить на боле близкія обязанности. Ты остатокъ ночи проведешь здсь?
— Да.
— Общайся мн, что ты разднешься и ляжешь въ постель, какъ обыкновенно. Хотя теб и кажется это невроятнымъ, но ты непремнно заснешь. Въ твои лта всегда такъ бываетъ.
— Папа, мн надо вамъ что-то сказать. Мн извстна одна тайна Осборна, которую я дала ему слово никому не открывать. Но въ послдній разъ, когда я его видла, онъ, кажется, опасался того, что случилось теперь.
И она вдругъ зарыдала. Отецъ ея сталъ бояться истерическаго припадка, но она сдлала надъ собой усиліе и съ улыбкой взглянула ему въ озабоченное лицо.
— Я не въ силахъ была удержаться, папа.
— Я знаю. Это ничего — продолжай свой разсказъ. Теб слдовало бы немедленно отправиться въ постель, но я боюсь, ты не заснешь съ тайной на сердц.
— Осборнъ былъ женатъ, сказала она, устремивъ на него пристальный взоръ.— Вотъ и вся тайна.
— Женатъ! Какой вздоръ! Что заставляетъ тебя это думать?
— Онъ самъ мн это сказалъ. То-есть, я сидла въ библіотек и читала, какъ вдругъ пришелъ Роджеръ и заговорилъ съ Осборномъ о его жен. Роджеръ не видалъ меня, но Осборнъ зналъ, что я тамъ была. Они взяли съ меня слово никому не открывать ихъ тайны. Не думаю, чтобъ я дурно поступила, давъ общаніе молчать.
— Не тревожься теперь мыслью о томъ, хорошо или дурно ты поступила, но скажи мн разомъ все, что знаешь.
— Я боле ничего не слышала до прошлаго ноября, когда вы здили въ Лондонъ къ леди Комноръ — тому назадъ шесть мсяцевъ. Онъ зашелъ тогда къ намъ и далъ мн адресъ своей жены, но снова взялъ съ меня общаніе, что я буду хранить объ этомъ молчаніе. Исключая этихъ двухъ разъ, мы боле никогда не говорили о его женитьб. Я полагаю, онъ въ послдній разъ открылъ бы мн еще кое-какія подробности своего дла, но намъ помшала мисъ Фбе.
— Гд находится его жена?
— На юг, близь Уинчестера, кажется. Она француженка, римско-католическаго вроисповданія, и, сколько мн помнится, онъ говорилъ, что она когда-то была въ услуженіи.
Отецъ ея испустилъ продолжительный свистъ.
— Онъ упоминалъ также о ребнк, продолжала Молли.— Теперь, папа, исключая адреса, который у меня записанъ и спрятанъ дома, вы знаете столько же, сколько и я.
Забывъ, повидимому, позднюю ночную пору, мистеръ Гибсонъ слъ, протянувъ ноги и засунувъ руки въ карманы, и задумался. Молли сидла тоже молча: бдняжка слишкомъ устала для всякой роли, кром пассивной.
— Хорошо! воскликнулъ онъ наконецъ, быстро вскакивая съ мста: — теперь ночь и все равно ничего нельзя сдлать, а завтра утромъ я, можетъ быть, что нибудь и придумаю. Мое бдное, дорогое, маленькое, блдное личико! продолжалъ онъ, беря ее за голову и нжно цалуя. Потомъ онъ позвонилъ Робинзона и веллъ ему позвать служанку, которая проводила бы мисъ Гибсонъ въ ея комнату.
— Онъ поздно встанетъ, сказалъ докторъ, уходя: — горе до того утомило его, что онъ лишился всякой энергіи. Пошли ему завтракъ въ его комнату, а я постараюсь быть здсь къ десяти часамъ.
И онъ сдержалъ свое слово.
— Ну, Молли, сказалъ онъ, поздоровавшись съ ней: — теперь намъ съ тобой предстоитъ открыть ему истину. Не знаю, какъ онъ приметъ ее. Можетъ быть, онъ и найдетъ въ ней утшеніе, но я имю на это мало надежды. Во всякомъ случа, онъ долженъ немедленно все узнать.
— Робинзонъ говоритъ, что онъ снова ушелъ въ комнату, гд лежитъ тло, и онъ боится, что сквайръ заперся изнутри.
— Это ничего. Я позвоню и пошлю къ нему Робинзона сказать, что желаю съ нимъ говорить.
Посланный вернулся съ поклономъ отъ сквайра, который извинялся и отвчалъ, что не можетъ въ настоящую минуту принять мистера Гибсона. ‘Онъ долго не откликался на мой зовъ, сэръ’, прибавилъ Робинзонъ.
— Сходите къ нему еще разъ и скажите, что я могу подождать. Это не правда, продолжалъ мистеръ Гибсонъ, по уход слуги обращаясь къ Молли: — въ двнадцать часовъ мн необходимо быть уже въ другомъ мст. Но, если я не ошибаюсь, его обычная учтивость не позволитъ ему заставить меня долго ждать и приведетъ его сюда скоре всхъ нашихъ просьбъ и увщаній. Однако, мистеръ Гибсонъ уже начиналъ терять терпніе, когда, наконецъ, на лстниц послышались тяжелые шаги сквайра. Онъ шелъ медленно и неохотно, и войдя въ комнату, точно слпой, хватался за стулья и столы, встрчавшіеся ему на пути. Съ поникшей головой, онъ протянулъ руку мистеру Гибсону и привтствовалъ его слабымъ пожатіемъ.
— Я очень ослаблъ, сэръ. На все воля божія, конечно, но ударъ этотъ жестоко поразилъ меня. Онъ былъ мой старшій сынъ.— Онъ говорилъ точно съ чужимъ, которому сообщалъ неизвстные ему факты.
— Вотъ Молли, сказалъ мистеръ Гибсонъ съ дрожью въ голос и подвигая къ нему молодую двушку.
— Прошу извиненія, я сначала не замтилъ ее. Такъ много мыслей толпится у меня въ голов!— Онъ тяжело опустился на стулъ и, казалось, забылъ о присутствіи и отца и дочери. Молли ожидала, что затмъ послдуетъ? Вдругъ мистеръ Гибсонъ заговорилъ.
— Гд Роджеръ? спросилъ онъ: — кажется, ему скоро надлежитъ быть въ Капштадт? И онъ выразительно посмотрлъ на два нераспечатанныя письма, прибывшія съ утренней почтой. Одно изъ нихъ было отъ Цинціи. Молли тоже узнала ея почеркъ и переглянулась съ отцомъ. Событія вчерашняго дня казались такими отдаленными! Но сквайръ ничего не замчалъ.
— Я полагаю, сэръ, вы рады будете свидться съ Роджеромъ. Конечно, это можетъ случиться не прежде, какъ черезъ нсколько мсяцевъ, но онъ, безъ сомннія, теперь поспшитъ своимъ возвращеніемъ.
Сквайръ что-то отвчалъ, но такъ тихо, что отецъ и дочь, несмотря на вс ихъ усилія, не могли съ точностью разслышать его словъ. Однако, обоимъ показалось, что онъ сказалъ: ‘Роджеръ не Осборнъ!’ И мистеръ Гибсонъ отвчалъ какъ-бы на это восклицаніе. Молли никогда не слышала, чтобъ отецъ ея говорилъ такимъ тихимъ, спокойнымъ голосомъ.
— Нтъ! Мы знаемъ это. Но я отъ всей души желаю, чтобъ Роджеръ, или я, или кто либо другой могли принести вамъ хоть малйшее утшеніе. Боюсь только, что это свыше человческихъ силъ.
— Я стараюсь, сэръ, говорить: да будетъ воля Божія! возразилъ сквайръ, въ первый разъ взглядывая на мистера Гибсона, и въ тон его слышалось нсколько больше оживленія: — но покорность совсмъ не такая легкая добродтель, какъ думаютъ счастливые люди.— Они вс съ минуту помолчали, потомъ сквайръ снова заговорилъ: — онъ былъ мое первое дитя, сэръ, мой старшій сынъ. Въ послднее время мы не были… голосъ его порвался, но онъ сдлалъ надъ собой усиліе и продолжалъ: — мы не были такими хорошими друзьями, какъ того слдовало бы желать. И я почти увренъ, онъ не зналъ, какъ горячо я любилъ его.— И онъ громко зарыдалъ.
— Такъ лучше! шепнулъ мистеръ Гибсонъ Молли: — когда онъ успокоится, не бойся съ нимъ заговорить и разскажи ему все, что теб извстно.
Молли начала. Звуки ея собственнаго голоса казались ей какими-то чужими, точно говорила не она, а кто нибудь другой. Однако она съ отчетливостью произносила каждое слово. Сначала сквайръ и не думалъ слушать ее.
— Когда я гостила здсь во время болзни мистрисъ Гамлей… сквайръ притихъ: — мн случилось однажды быть въ библіотек, куда черезъ нсколько времени пришелъ и Осборнъ за какой-то книгой. Онъ просилъ меня не безпокоиться и не уходить, говоря, что недолго здсь останется. Вслдъ за нимъ явился и Роджеръ, который, не видя меня въ темномъ уголку, гд я сидла, сказалъ Осборну: — вотъ письмо отъ твоей жены!
Сквайръ весь превратился въ слухъ. Съ тревожнымъ вопросомъ въ опухшихъ отъ слезъ глазахъ, онъ взглянулъ на Молли и проговорилъ: — письмо отъ его жены! Осборнъ былъ женатъ! Молли продолжала:
— Осборнъ очень разсердился на Роджера за то, что тотъ высказалъ его тайну въ моемъ присутствіи. Они взяли съ меня слово, что я никогда никому не выдамъ ее, и даже въ разговор съ ними буду избгать намковъ на нее. Я до вчерашняго вечера ни слова не говорила объ этомъ папа!
— Продолжай, сказалъ мистеръ Гибсонъ: — разскажи сквайру о посщеніи Осборна! Сквайръ смотрлъ на нее съ сознательнымъ взглядомъ въ широко раскрытыхъ глазахъ.
— Нсколько мсяцевъ спустя, Осборнъ какъ-то зашелъ къ намъ, имъ чувствовалъ себя нездоровымъ и хотлъ посовтоваться съ папа. Я одна была дома: папа вышелъ незадолго передъ тмъ. Не помню, какъ это случилось, только онъ вдругъ заговорилъ со мной о своей жен, въ первый и въ послдній разъ посл сцены въ библіотек.— Она взглянула на отца, какъ-бы спрашивая совта на счетъ тхъ немногихъ подробностей, какія ей еще оставалось досказать. Засохшія губы сквайра съ трудомъ произнесли:
— Скажите мн все, все.
— Онъ говорилъ, что жена его очень милая и добрая женщина и что онъ къ ней сильно привязанъ. Но она римско-католическаго вроисповданія и… Молли снова взглянула на отца… и когда-то была въ услуженіи. Вотъ и все. Дома у меня хранится ея адресъ, который онъ тогда же написалъ и далъ мн.
— Теперь все кончено, простоналъ сквайръ: — все прошло и не возвратится боле! Я не хочу упрекать его, нтъ, но чувствую, что ему не слдовало такъ долго жить съ подобной тайной между нами. Никогда боле ничему не стану я удивляться въ жизни: кто можетъ съ достоврностью сказать, что таится въ сердц человческомъ? Женатъ — и такъ давно! А мы все это время жили подъ одной кровлей, садились, за одинъ столъ! Я не стснялся съ нимъ, выказывалъ ему свое дурное расположеніе духа, не скрывалъ своего гнва!… Женатъ! О, Осборнъ, Осборнъ — теб давно бы слдовало сказать мн это!
— Конечно, слдовало бы! замтилъ мистеръ Гибсонъ: — но онъ зналъ, какъ вамъ не понравился бы его выборъ, и не осмливался съ ваий о немъ говорить. Тмъ не мене, онъ нехорошо сдлалъ, скрывъ его отъ васъ.
— Что вы въ этомъ смыслите, сэръ? рзко возразилъ сквайръ:— вы не знаете, въ какихъ отношеніяхъ мы съ нимъ находились. Между нами не было ни дружбы, ни доврія. Я часто на него сердился, преслдовалъ его за печальное настроеніе духа, а онъ, бдный мальчикъ, все это время жилъ съ страшной тяжестью на сердц!… Я не хочу, чтобъ посторонніе вмшивались въ мои дла съ сыновьями!… И Роджеръ тоже! Онъ все это зналъ и могъ скрывать отъ меня!
— Осборнъ обязалъ его молчаніемъ, точно такъ же, какъ и меня, сказала Молли:— Роджеръ ничего тутъ не могъ сдлать.
— Да, Осборнъ всегда умлъ привлекать къ себ людей и заставлять ихъ поступать по своему, задумчиво проговорилъ сквайръ.— Я помню разъ… но какая польза въ воспоминаніяхъ? Все прошло, и Осборнъ умеръ, не раскрывъ мн своего сердца! Я съумлъ бы быть съ нимъ ласковъ и нженъ, но онъ теперь ужь никогда боле въ этомъ не убдится!
— Однако, изъ того, что намъ стало извстно о его жизни, мы можемъ догадываться, какія желанія наполняли его сердце.
— Какія, сэръ? подозрительно спросилъ сквайръ.
— Послднія его мысли, безъ сомннія, были посвящены его жен.
— Почемъ я знаю, что она была его жена? Вы полагаете, что онъ дйствительно могъ жениться на нищей француженк-служанк? Все это должны быть одн сказки.
— Тише, сквайръ. Я ни чуть не намренъ защищать правдивость моей дочери, но тамъ, наверху лежитъ тло вашего сына, душа котораго теперь у Бога, подумайте дважды прежде, чмъ оскорбите память его какимъ либо неосторожнымъ словомъ. Если не жена его, то кто же она была ему?
— Прошу прощенія. Я едва сознаю смыслъ произносимыхъ мной словъ. Разв я обвинялъ Осборна? О, мой сынъ, мой сынъ, зачмъ ты не доврился своему старому отцу?… Я и не думалъ бросать тнь на его намять, я не хочу имть ни одной мысли, которую онъ не желалъ бы, чтобъ я имлъ о немъ… душа его съ Богомъ, какъ вы справедливо замтили…
— Но, сквайръ, сказалъ мистеръ Гибсонъ, стараясь прервать безпорядочную рчь старика: — возвратимся къ его жен…
— И ребнку, шепнула Молли отцу. Но какъ ни тихо произнесла она это слово, оно было услышано сквайромъ.
— Что? воскликнулъ онъ, быстро оборачиваясь къ ней… ребнокъ? Вы о немъ еще не упоминали. У него есть ребнокъ? Мужъ и отецъ, а я ничего о томъ не зналъ! Богъ да благословитъ ребнка Осборна! Повторяю, да благословитъ его Богъ! Онъ съ благоговніемъ приподнялся съ мста, и другіе невольно послдовали его примру. Онъ сложилъ руки, и губы его шевелились, какъ-бы произнося молитву. Потомъ онъ въ изнеможеніи опустился на стулъ и протянулъ Молли руку.
— Вы добрая двушка. Благодарю васъ. Скажите, что мн длать, и я послдую вашему совту.— И онъ взглянулъ на мистера Гибсона.
— Я не мене васъ нахожусь въ недоумніи, сквайръ, отвчалъ тотъ.— Я вполн врю всей этой исторіи, но, въ то же время, прежде чмъ на что либо ршиться, считаю нужнымъ имть въ рукахъ письменное доказательство женитьбы Осборна. Въ бумагахъ его врно найдется что-нибудь подобное. Не приступите ли вы немедленно къ ихъ пересмотру? Молли я возьму съ собой: она достанетъ адресъ, данный ей Осборномъ, а вы пока будете заняты…
— Она вернется сюда? быстро перебилъ его сквайръ.— Вы… она не оставитъ меня одного?
— Нтъ! Она вернется сегодня же вечеромъ. Я найду способъ доставить ее къ вамъ, сюда. У нея нтъ съ собой достаточно одежды, да и лошадь, на которой она пріхала, мн нужна.
— Возьмите карету, возразилъ сквайръ.— Распоряжайтесь здсь полнымъ хозяиномъ. Я сейчасъ отдамъ приказаніе. Вы тоже вернетесь?
— Нтъ! На сегодня это невозможно, но завтра я пріду, какъ можно раньше. А Молли возвратится лишь только вы пришлете за ней карету.
— Карета ровно въ три часа будетъ у подъзда вашего дома. Я не смю приняться за пересмотръ осборновыхъ бумагъ, не имя около себя кого нибудь изъ васъ. А между тмъ, я не успокоюсь, пока не пересмотрю ихъ.
— Я пришлю вамъ сюда съ Робинзономъ его пюпитръ.— А теперь не дадите ли вы мн позавтракать?
Мало-по-малу доктору удалось заставить сквайра проглотить немного пищи. Онъ старался укрпить его физически и ободрить нравственно, въ надежд, что это дастъ ему силы въ отсутствіе Молли заняться необходимыми розысканіями въ бумагахъ сына.
Было что-то въ высшей степени трогательное въ тоскливомъ взор, съ какимъ сквайръ слдилъ за малйшими движеніми Молли, пока она приготовлялась къ отъзду. Посторонній зритель неиремнно принялъ бы его за отца молодой двушки. Тихая скорбь, овладвшая теперь бднымъ отцомъ, кроткое настроеніе духа, въ которомъ онъ находился, ласково расположили его въ отношеніи всхъ къ нему близкихъ. Не въ силахъ приподняться съ кресла, онъ окликнулъ удалявшуюся Молли и сказалъ ей:
— Передайте мой поклонъ мисъ Киркпатрикъ. Уврьте ее, что я считаю ее уже членомъ своего семейства и очень радъ буду видть ее посл… посл похоронъ. До тхъ поръ я не въ состояніи никого принимать.
— Онъ еще ничего не знаетъ объ отказ Цинціи Роджеру, замтилъ мистеръ Гибсонъ, когда они хали домой.— Я вчера вечеромъ имлъ съ ней длинный разговоръ, и она казалась боле нежели когда либо непоколебимой въ своей ршимости. Изъ словъ твоей матери я заключилъ, что у ней въ Лондон есть еще третій женихъ, которому она уже прежде отказала. Какъ я радъ, Молли, что у тебя никогда не было поклонниковъ, исключая, впрочемъ, неудавшейся попытки въ тебя влюбиться мистера Кокса.
— Я объ этомъ ничего не знала, папа, сказала Молли.
— Не знала — я и забылъ. Какимъ я тогда выказалъ себя дуракомъ! Разв ты не помнишь, съ какой поспшностью я тебя, вдругъ, ни съ того ни съ сего спровадилъ въ гамлейскій замокъ? Все это произошло вслдствіе отчаяннаго письма, въ которомъ мистеръ Коксъ признавался теб въ любви.
Но Молли была слишкомъ утомлена для того, чтобы забавляться или просто даже интересоваться словами отца. Ее неотступно преслдовало воспоминаніе о неподвижномъ тл, прикрытомъ простыней, подъ которой отчетливо обрисовывались безжизненныя формы того, кто нкогда былъ блестящимъ, красивымъ Осборномъ. Мистеръ Гибсонъ слишкомъ понадялся на движеніе на открытомъ воздух и на перемну сцены. Теперь онъ видлъ свою ошибку.
— Кто нибудь непремнно долженъ написать обо всемъ случившемся мистрисъ Осборнъ Гамлей, сказалъ онъ.— Я полагаю, она иметъ законное право на это имя, но, во всякомъ случа, ее слдуетъ увдомить о смерти отца ея ребнка. Ты это сдлаешь, или я?
— О, пожалуйста вы, папа!
— Хорошо, если ты этого желаешь. Но она могла о теб слышать, какъ о добромъ друг своего покойнаго мужа, тогда какъ обо мн — скромномъ провинціальномъ доктор — она, безъ сомннія, не иметъ ни малйшаго понятія.
— Въ такомъ случа, я напишу ей.— Мистеръ Гибсонъ остался не совсмъ-то доволенъ столь быстрымъ и кратко выраженнымъ согласіемъ.
— А вотъ и Голлингфордская церковь, сказала она, когда изъ-за деревьевъ мелькнулъ хорошо-знакомый шпицъ.— Мн кажется, что я никогда боле не почувствую желанія потерять ее изъ виду.
— Пустяки! возразилъ онъ.— Теб еще предстоитъ впереди путешествовать. А если всюду, какъ предполагается, распространится сть желзныхъ дорогъ, то и вс мы примемся разъзжать по свту, сидя на самоварахъ, какъ выражается Фбе Броуннигъ. Мисъ Броунингъ написала по этому случаю мисъ Горнблоуеръ письмо, наполненное весьма мудрыми совтами. Мн объ этомъ говорили Милерсы. Мисъ Горнблоуеръ собиралась въ первый разъ хать по желзной дорог. Доротея всполошилась за нее и поспшила кое въ чемъ предостеречь. Между прочимъ, она увщевала ее не садиться на котелъ.
Молли, какъ того ожидалъ и желалъ ея отецъ, слегка засмялась.
— Вотъ мы и дома, наконецъ! сказала она.
Мистрисъ Гибсонъ встртила ее очень ласково и привтливо. Вопервыхъ, Цинція находилась въ опал, вовторыхъ, Молли возвращалась изъ центра новостей и интересныхъ событій, втретьихъ, мистрисъ Гибсонъ, дйствительно, по своему была расположена къ молодой двушк, утомленный и грустный видъ которой ее печалилъ.
— И какъ подумаешь, что все это совершилось такъ быстро! Для меня, впрочемъ, въ его смерти не было ничего неожиданнаго. Но какъ не кстати. Тотчасъ посл отказа Цинціи Роджеру! Еслибъ она подождала всего только одинъ день! Какъ принялъ это сквайръ?
— Онъ совершенно убитъ горемъ, отвчала Молли.
— Право? Я не думала, чтобъ помолвка приходилась ему слишкомъ по сердцу.
— Какая помолвка?
— Какъ какая? Помолвка Роджера съ Цинціей, конечно. Я спрашивала у васъ, какое впечатлніе произвелъ на сквайра отказъ Цинціи?
— О, я не поняла васъ. Онъ не распечатывалъ еще своихъ писемъ сегодня. Я въ числ ихъ видла на стол и письмо Цинціи.
— Ну, ужь это нельзя назвать иначе, какъ крайнимъ невжествомъ.
— Не знаю, но думаю, что онъ никого не хотлъ этимъ обидть. Гд Цинція?
— Она пошла въ садъ и сейчасъ вернется. Я посылала ее съ порученіемъ въ городъ, но она наотрзъ отказалась туда идти. Я боюсь, что она дурно ведетъ свои дла, но что же мн съ этимъ длать? Она не допускаетъ меня въ нихъ вмшиваться. Я ненавижу все, что хоть сколько-нибудь отзывается корыстолюбіемъ и разсчетомъ, но все же не могу равнодушно смотрть на то, какъ она отказываетъ двумъ выгоднымъ женихамъ — сначала мистеру Гендерсону, а потомъ Роджеру Гамлею. Когда сквайръ ожидаетъ Роджера? Не думаютъ ли, что онъ возвратится раньше, по случаю смерти бднаго, дорогого Осборна?
— Не знаю. Сквайръ теперь ни о чемъ и ни о комъ не думаетъ, кром Осборна. Все остальное даже точно исчезло изъ его памяти. Но, можетъ быть, извстіе о женитьб Осборна и о его ребнк заставятъ бднаго старика немного придти въ себя.
Молли ни минуты не сомнвалась въ томъ, что Осборнъ дйствительно былъ женатъ. Она не знала также, что отецъ ея не сообщилъ еще ни жен своей, ни Цинціи фактовъ, которые она сама разсказала ему въ предъидущую ночь. Но мистеръ Гибсонъ нсколько сомнвался въ законности брака и не хотлъ говорить о немъ жен, пока все дло не разъяснится и не приметъ боле опредленный характеръ. Поэтому, мистрисъ Гибсонъ въ крайнемъ изумленіи воскликнула:
— Что вы говорите, дитя? Женатъ! Осборнъ женатъ? Кто это сказалъ?
— О, какая неосторожность съ моей стороны! Я думаю, мн слдовало объ этомъ умолчать, но я сама не знаю, что говорю. Да! Осборнъ уже давно женатъ, но сквайру это сдлалось извстно только сегодня утромъ. Извстіе, повидимому, принесло ему пользу, по крайней-мр, я такъ думаю, хотя и не знаю наврное.
— На комъ же онъ женатъ? Какъ недобросовстно со стороны женатаго человка выдавать себя за холостого! Ничто въ мір не возмущаетъ такъ, какъ ложь и притворство! На комъ онъ женатъ? Разскажите же мн все, что вамъ объ этомъ извстно, моя милая.
— Она француженка и римско-католическаго исповданія, отвчала Молли.
— Француженка! И то правда, эти французскія женщины такъ искусно умютъ прельщать, а онъ долго жилъ за границей! Вы говорили, у нихъ есть и ребнокъ — мальчикъ или двочка?
— Не знаю. Я объ этомъ не спрашивала.
Молли не считала нужнымъ пускаться въ подробности. Бдняжка была очень недовольна собой за то, что проговорилась и сдлала извстнымъ фактъ, который отецъ ея, повидимому, находилъ нужнымъ до поры до времени хранить въ тайн. Въ эту минуту въ комнату вошла Цинція. Она еще не слышала о прізд Молли и никакъ не ожидала найдти ее въ гостиной.
— Молли, голубушка моя! Вы ли это? Я обрадовалась вамъ, какъ первому весеннему цвтку, хотя вы и были въ отсутствіи всего какихъ-нибудь двадцать-четыре часа.
— А какія новости она привезла! сказала мистрисъ Гибсонъ.— Знаешь ли, я почти рада тому, что ты вчера же написала сквайру, а не подождала до сегодня. Вчера мн казалось, что ты слишкомъ поторопилась, но сегодня сквайръ, пожалуй, приписалъ бы твой отказъ какой-нибудь корыстолюбивой причин. Осборнъ былъ втайн отъ всхъ женатъ, и у него есть ребнокъ.
— Осборнъ былъ женатъ! воскликнула Цинція.— Никогда никто мене его не походилъ на женатаго человка. Бдный Осборнъ! Со всей его утонченностью, со всмъ изяществомъ, онъ имлъ такой моложавый, совсмъ юношескій видъ!
— Да, это былъ искусный съ его стороны обманъ, который я не могу ему легко простить. Подумайте только! Еслибъ онъ оказывалъ одной изъ васъ особенное вниманіе и вы влюбились бы въ него! Онъ могъ бы разбить твое сердце или сдлать Молли на вкъ несчастной. Нтъ, нтъ, я не могу ему этого простить, хотя онъ, бдный, уже умеръ!
— Да, но такъ-какъ онъ ни одной изъ насъ не оказывалъ особеннаго вниманія и такъ-какъ ни Молли, ни я въ него не влюбились, то я сожалю его только за то горе, какое ему, безъ сомннія, причинила его неискренность, замтила Цинція съ горькимъ сознаніемъ хлопотъ и непріятностей, которыя она на себя навлекла собственной скрытностью.
— Ребнокъ его, безъ сомннія, мальчикъ. Онъ наслдуетъ имніе, а Роджеръ, попрежнему. останется бднякомъ. Надюсь, Молли, вы объясните сквайру, что когда Цинція писала Роджеру отказъ, она ршительно ничего не знала объ этомъ. Я ни чуть не желаю, чтобы на близкихъ мн людей падало хоть малйшее подозрніе въ корыстолюбіи.
— Онъ еще не читалъ письма Цинціи. Позвольте мн его взять назадъ нераспечатаннымъ, съ живостью произнесла Молли.— Пошлите другое письмо Роджеру, сейчасъ же, немедленно, и онъ ихъ получитъ оба въ одно и то же время. Подумайте только, до него разомъ дойдутъ два такія ужасныя извстія: смерть Осборна и вашъ отказъ! О, Цинція, сдлайте, какъ я вамъ говорю.
— Нтъ, моя милая, сказала мистрисъ Гибсонъ.— Даже, еслибы Цинція и захотла исполнить вашъ совтъ, я не могла бы ей этого позволить. Просить его о возобновленіи помолвки! То-то было бы хорошо! Нтъ, ей, во всякомъ случа, слдуетъ ждать, чтобы онъ повторилъ предложеніе и тогда отвчать ему сообразно съ обстоятельствами.
Но Молли не сводила съ Цинціи умоляющаго взгляда.
— Нтъ! ршительно произнесла та.— Это невозможно. Я въ прошлый вечеръ почувствовала себя гораздо счастливе, чмъ въ теченіе многихъ недль. Я такъ рада снова быть свободной. Превосходство Роджера и его ученость пугали меня. Даже еслибы и не было всхъ этихъ сплетней и я не находилась бы въ необходимости съ нимъ объясняться и просить у него извиненія, то врядъ-ли я и тогда бы вышла за него. Онъ не могъ бы быть счастливъ со мной и, въ свою очередь, не составилъ бы моего счастія. Пусть же все останется такъ, какъ есть. Я охотне пойду въ гувернантки, чмъ сдлаюсь его женой, Я скучала бы съ нимъ, и больше ничего.
— Скучать съ Роджеромъ! подумала Молли.— Вы правы, я и сама теперь это вижу, сказала она громко:— только мн невыразимо жаль его. Онъ васъ такъ сильно любитъ, какъ никто другой никогда не полюбитъ васъ.
— Прекрасно, но я готова подвергнуться этому риску. Слишкомъ сильная и исключительная любовь, я боюсь, дйствуетъ на меня утомительно. Мн нравится, когда большое количество любви распространяется на многіе предметы, а не сосредоточивается на одной личности.
— Я вамъ не врю, сказала Молли.— Но довольно объ этомъ. Пусть все останется такъ, какъ есть. Я думала — я была почти уврена, что сегодня утромъ вы пожалете о своей вчерашней поспшности. Но теперь все кончено, и мы не станемъ боле къ этому возвращаться.
Она сидла молча и смотрла въ окно. Сердце ея обливалось кровью, она сама не знала хорошенько почему. Говорить она не могла, чувствуя, что при малйшемъ усиліи произнести слово, у нея хлынутъ изъ глазъ слезы. Черезъ нсколько времени къ ней тихо подкралась Цинція.
— Вы недовольны мной, Молли, начала она. Но Молли съ рзкимъ движеніемъ обратилась къ ней.
— Я, недовольна вами? Да разв это мое дло? Вы сами здсь лучшій судья. Сдлайте то, что вамъ кажется справедливымъ, а меня не заставляйте больше объ этомъ говорить. Я очень устала, милая Цинція, прибавила она гораздо мягче: — и сама не знаю, что говорю. Простите меня, если я сказала что-нибудь непріятное. Цинція немного помолчала, а потомъ, вмсто отвта, спросила:
— Какъ вы думаете, могу я съ вами похать и вамъ помочь? Вчера еще это было бы совершенно въ порядк вещей и какъ нельзя боле кстати. Вы говорите, онъ не распечатывалъ моего письма, слдовательно, ничего не знаетъ о перемн, происшедшей въ нашихъ отношеніяхъ. Къ тому же я всегда любила бднаго Осборна, конечно, по своему и на сколько способна любить.
— Не знаю, что вамъ на это сказать. Мн кажется, я не имю права ршать здсь за васъ, отвчала Молли, не вполн понимая причины, побудившія Цинцію сдлать ей это предложеніе. Въ сущности и сама Цинція не давала себ отчета въ своихъ словахъ, а произносила ихъ только подъ впечатлніемъ минуты.— Папа могъ бы вамъ дать хорошій совтъ, но, мн кажется, лучше будетъ, если вы останетесь дома. Впрочемъ, вы не обязаны сообразоваться съ моимъ мнніемъ. Я вамъ говорю только, какъ поступила бы на вашемъ мст.
— Я хотла хать ради васъ, Молли, гораздо боле чмъ ради кого бы то ни было другого.
— Въ такомъ случа, не надо. Я сегодня устала отъ безсонной ночи, но къ завтрему совсмъ оправлюсь. Мн не хотлось бы, чтобъ вы только ради меня переступили за порогъ этого дома въ такую торжественную минуту.
— Очень хорошо! сказала Цинція, на половину довольная тмъ, что ея предложеніе не было принято.— Это было бы очень неловко, думала она впослдствіи.
Итакъ, Молли похала въ Гамлей одна. Во всю дорогу она не переставала думать о томъ, въ какомъ положеніи застанетъ сквайра, какія открытія сдлалъ онъ въ бумагахъ Осборна, и какъ ршился онъ дйствовать въ отношеніи къ его жен и ребнку.

XIII.
Нежданные постители.

Робинзонъ открылъ Молли дверь почти прежде, чмъ экипажъ усплъ подъхать къ подъзду. Онъ объявилъ ей, что сквайръ съ нетерпніемъ оятдаетъ ея возвращенія и не разъ уже посылалъ его въ верхній этажъ замка посмотрть, не детъ ли она. Молли вошла въ гостиную. Сквайръ стоялъ посреди комнаты. Ему хотлось броситься къ ней на встрчу, но его удерживало чувство приличія, непозволявшее теперь, когда домъ былъ погруженъ въ трауръ, двигаться и дйствовать съ обычной непринужденностью и быстротой. Руки его дрожали отъ волненія и онъ съ трудомъ удерживалъ въ нихъ какую-то бумагу. На ближайшемъ стол было разбросано пять или шесть распечатанныхъ писемъ.
— Все это правда, началъ онъ: — она его жена, онъ ея мужъ… то-есть былъ ея мужемъ, такъ слдуетъ теперь говорить. Бдный, бдный мальчикъ! Это не дешево ему обошлось! Многое далъ бы я, чтобъ не считать себя тутъ ни въ чемъ виноватымъ! Прочтите эту бумагу, моя милая. Это свидтельство его брака: онъ вполн законенъ и былъ совершонъ по всмъ гражданскимъ и церковнымъ правиламъ. Вотъ ихъ имена: Осборнъ Ганлей и Марія-Эме Шереръ, названіе церкви и подписи свидтелей. О, Господи! О, Господи. И онъ со стономъ опустился на стулъ. Молли сла около него и прочла свидтельство, что, впрочемъ, для нея было совершенно излишне, такъ-какъ она ни минуты не сомнвалась въ законности брака. Окончивъ чтеніе, она не выпускала изъ рукъ свидтельства, ожидая, чтобъ сквайръ снова заговорилъ связно и спокойно. Бдный старикъ прерывающимся отъ слезъ голосомъ произносилъ отрывочныя фразы: — Да, да, вотъ послдствія вспыльчивости и дурного нрава… Она одна умла укрощать меня, со смертью ея все пошло дурно и, наконецъ, вотъ къ чему привело. Онъ боялся меня… да, боялся, это сущая правда. Страхъ заставилъ его скрываться отъ меня, а печаль и заботы убили его, что бы тамъ ни толковали о болзни сердца. О, мой сынъ, мой сынъ! Теперь мн все извстно, все понятно, но уже слишкомъ поздно! И закрывъ лицо руками, сквайръ съ тоской вертлся на стул. Не въ силахъ доле выносить подобное зрлище, Молли сказала:
— Могу я прочесть нкоторыя изъ этихъ писемъ?— Во всякое другое время она никогда не ршилась бы обратиться къ нему съ подобнымъ вопросомъ, но теперь ухватилась за первый предлогъ, чтобъ положить конецъ безмолвному отчаянію старика.
— Да, да, прочтите ихъ, сказалъ онъ.— Можетъ быть, вамъ это и удастся. Я съ трудомъ могу разбирать черезъ слово, но почти ничего не понимаю и нарочно оставилъ письма здсь, чтобъ вы прочли ихъ и сказали мн, что въ нихъ заключается.
Молли сама не слишкомъ-то бойко читала пофранцузски писанное, хотя печатное хорошо понимала. Къ тому же, почеркъ писемъ былъ не изъ разборчивыхъ, а правописаніе не отличалось особенной врностью. Однако, ей удалось довольно хорошо перевести на англійскій языкъ нсколько милыхъ, наивныхъ фразъ, которыя дышали любовью къ Осборну и были проникнуты безграничной покорностью его вол. Еслибъ Молли могла свободне читать пофранцузски, ей, можетъ быть, и не удалось бы дать своимъ англійскимъ фразамъ такой простой оборотъ, который былъ вполн понятенъ сквайру и трогалъ его до глубины души. Мстами встрчались и англійскія выраженія: ихъ сквайръ уже съ жадностью прочелъ во время отсутствія Молли. Всякій разъ, какъ молодая двушка останавливалась, онъ говорилъ: ‘продолжайте, прошу васъ’, и слушалъ ее, закрывъ лицо руками.
Она встала, чтобъ взять еще нкоторыя изъ писемъ Эме, и случайно напала на одну бумагу.
— Видли ли вы это, сэръ? спросила она, и прочла громко: — ‘метрическое свидтельство Роджера-Стефена Осборна, родившагося: юня 21-го 183* — отъ Осборна Гамлея и его супруги, Маріи-Эме…
— Дайте мн его сюда, надорваннымъ голосомъ проговорилъ сквайръ, быстро протягивая руки… Роджеръ — это я. Стефенъ — это мой старикъ-отецъ: онъ умеръ моложе, чмъ я теперь, но почему-то я всегда считалъ его очень старымъ. Онъ былъ сильно привязанъ къ Осборну, когда тотъ еще едва начиналъ бгать. Это хорошо съ его стороны, что онъ вспомнилъ о моемъ отц, Стефен. А Осборнъ — Осборнъ Гамлей!… Одинъ Осборнъ лежитъ мертвый, а другого… другого, я еще никогда не видлъ и до сегодняшняго дня даже не зналъ о его существованіи. Мы будемъ его звать Осборномъ, Молли. Роджеръ у насъ есть — ихъ даже двое, хотя одинъ изъ нихъ уже ни на что негодный старикъ. А Осборна больше нтъ на свт, разв только отнын мы станемъ такъ называть этого ребнка. Мы вызовемъ его сюда и отдадимъ его на руки хорошей няньк, а матери его назначимъ приличное содержаніе и отправимъ ее на родину. Я оставлю у себя эту бумагу, Молли. Благодарю васъ за то, что вы ее отыскали. Осборнъ Гамлей!… Съ божьей помощью, онъ никогда не услышитъ отъ меня жесткаго слова — никогда, никогда! Онъ не будетъ меня бояться. О, мой Осборнъ, мой Осборнъ, и онъ снова разразился плачемъ: — знаешь ли ты, какою тяжестью лежатъ теперь на моемъ сердц вс неласковыя, суровыя рчи, которыя я когда-либо говорилъ теб? Знаешь ли ты, какъ я тебя любилъ, сынъ мой — дорогой сынъ?
Основываясь на общемъ тон писемъ, Молли сильно сомнвалась въ томъ, чтобъ молодая мать согласилась разстаться со своимъ ребнкомъ. Письма могли не отличаться особеннымъ умомъ, хотя Молли это и въ голову не приходило, но каждая строка ихъ говорила. о нжной любви и безграничной предайности. Бо Молли чувствовала, что не ея дло выражать подобнаго рода сомннія, и не переставала говорить старику о возможныхъ физическихъ и вравственныхъ качествахъ маленькаго Роджера-Стефена-Осборна Гамлея. Она внимательно слушала толки сквайра о ребнк и прилежно ему помогала въ его соображеніяхъ. А такъ-какъ ни тотъ ни другая ничего не знали достоврнаго, то они и приходили въ своихъ догадкахъ къ самымъ страннымъ, фантастическимъ и неправдоподобнымъ результатамъ. Такъ прошелъ день и настала ночь.
Нкоторыя лица имли право быть приглашенными на похороны Осборна, и мистеръ Гибсонъ вмст съ повреннымъ въ длахъ сквайра взяли на себя трудъ увдомить ихъ о предстоящемъ печальномъ событіи. Но когда мистеръ Гибсонъ явился на слдующее утро въ замокъ, Молли обратилась къ нему за совтомъ на счетъ того, какого рода увдомленіе слдуетъ послать бдной вдов, уединенно-проживающей близь Уинчестера, и со дня на день, съ часу на часъ тревожно ожидающей, если не самаго мужа, то по крайней-мр писемъ отъ него. Въ голлингфордской почтовой контор въ это самое время лежалъ пакетъ на имя Осборна съ надписью, сдланной иностраннымъ тонкимъ почеркомъ, съ которымъ Молли такъ близко познакомилась наканун, но въ замк никто этого не зналъ.
— Ее надо увдомить, задумчиво проговорилъ мистеръ Гибсонъ.
— Да, надо, подтвердила его дочь: — но какъ?
— День или два отсрочки не сдлаютъ вреда, сказалъ онъ, какъ-бы желая на время отложить разршеніе трудной задачи.— Продолжительное молчаніе совершенно естественно пробудитъ въ ней опасенія и нагонитъ на нее страхъ, она станетъ раздумывать, тревожиться и истина сама собой представится ея воображенію. Это послужитъ ей нкотораго рода приготовленіемъ.
— Къ чему? возразила Молли: — наконецъ, что-нибудь да прійдется же ей сказать.
— Твоя правда. Лучше всего напиши ей завтра же, что онъ боленъ. Они, я полагаю, ежедневно переписывались и три дня молчанія съ его стороны, безъ сомннія, покажутся ей дломъ въ высшей степени необыкновеннымъ. Разскажи ей, какъ ты узнала о ея брак съ Осборномъ и прибавь, что онъ очень, даже опасно боленъ. А на слдующій день ты можешь открыть ей и всю истину. Я на твоемъ мст не безпокоилъ бы этимъ сквайра. Намъ и безъ того нрійдется немедленно посл похоронъ позаботиться, вмст съ нимъ, о ребнк.
— Она ни за что не согласится съ нимъ разстаться, замтила Молли.
— Ну, объ этомъ, не видавъ ее, ничего нельзя сказать, возразилъ ея отецъ: — нкоторыя женщины согласились бы. Ей назначутъ содержаніе, она иностранка и, пожалуй, чего добраго, еще рада будетъ возвратиться на родину къ своимъ соотечественникамъ. Однимъ словомъ, можно многое сказать и за и противъ намренія сквайра.
— Вы всегда такъ говорите, папа, но въ этомъ случа непремнно останусь права я. Мое сужденіе основано на ея письмахъ, и вы увидите, что оно справедливо.
— Ты всегда такъ говоришь, дочь моя. Время все покажетъ. Итакъ, ребнокъ мальчикъ. Это обстоятельство не мало поможетъ мистрисъ Гибсонъ примириться съ отказомъ Цинціи Реджеру. Она мн особенно поручила освдомиться о томъ, какого пола ребнокъ. Что до меня касается, то я полагаю, имъ дйствительно лучше разстаться, хотя пройдетъ много времени прежде, чмъ Роджеръ съ этимъ согласится. Они совсмъ не подходятъ другъ другу. Бдный Роджеръ! Не легко мн было ему вчера писать, да и кто знаетъ, гд онъ и что съ нимъ? Но тмъ или другимъ способомъ, а надо прожить свой вкъ. Во всякомъ случа, я радъ, что этотъ маленькій мальчикъ сдлается наслдникомъ. Жаль было бы, еслибъ имніе перешло къ ирландскимъ Гамлеямъ, которые, какъ мн однажды сказывалъ Осборнъ, посл него и Роджера ближайшіе наслдники. Итакъ, Молли, ты займешься письмомъ къ француженк. Ради Осборна мы должны постараться по возможности облегчить ей ударъ.
Составленіе такого рода письма было трудной задачей для Молли, и она разорвала нсколько листковъ, прежде чмъ ршилась отправить его. На слдующій день дло обошлось гораздо легче: Молли просто, но нжно и ласково сообщила ей о смерти Осборна, а затмъ принялась глубоко скорбть о бдной одинокой женщин, лишившейся мужа на чужой сторон и непмвгаей даже утшенія закрыть ему глаза. Съ мыслями, наполненными Эме, Молли въ этотъ день безпрестанно заговаривала о ней со сквайромъ. Но какъ ни охотно слушалъ тотъ самыя странныя и ни съ чмъ несообразныя догадки о своемъ внук, онъ избгалъ разговоровъ о ‘француженк’, какъ онъ называлъ ее. Впрочемъ, старикъ относился къ ней безъ негодованія, но она представлялась его воображенію въ вид болтливой черноглазой и даже нарумяненной, бойкой женщины. Изъ уваженія къ памяти сына, онъ готовъ былъ оказывать ей всякаго рода вниманіе и назначить ей приличное содержаніе. Но въ то же время онъ надялся, что будетъ избавленъ отъ необходимости видться съ ней и намревался просить своего повреннаго или мистера Гибсона взять на себя роль посредника между имъ и ею.
А между тмъ, въ это самое время молоденькая, блдная женщина торопилась на свиданіе, не съ нимъ, а съ его умершимъ сыномъ, своимъ возлюбленнымъ супругомъ, котораго считала еще живымъ. Она знала, что поступаетъ вопреки его желанію. Онъ никогда не жаловался на свое здоровье, никогда не пугалъ ее опасеніями на счетъ своей недолговчности, и бдняжка, сама полная жизни, никогда не допускала мысли о возможности близкой кончины столь любимаго ею существа. Онъ былъ боленъ, очень боленъ, гласило письмо отъ незнакомой молодой двушки. Эме привыкла ухаживать за больными родственниками, и французскій докторъ когда-то не могъ нахвалиться ловкостью и умньемъ, съ какими она справляла должность сидлки. Но хотя бы даже она и не обладала этимъ умніемъ и этой ловкостью, разв Осборнъ не былъ ея мужемъ, разв мсто у его изголовья не принадлежало ей по праву? Итакъ, не долго думая, Эме, глотая слезы, принялась укладывать вещи въ свой небольшой чемоданчикъ, въ то время, какъ около нея на полу сидлъ двухлтній ребнокъ, къ которому она безпрестанно обращалась съ нжной улыбкой и ласковымъ словомъ на устахъ. Ея служанка любила ее и находилась въ возраст, когда человку приходится пріобрсти уже не малую долю опытности и житейской мудрости. Эме сказала ей о болзни мужа. Служанка знала, что она еще не признана семействомъ Осборна за его жену, но, тмъ не мене одобрила намреніе молодой женщины отправиться къ нему и только уговорила ее не брать съ собой ребнка.— ‘Онъ будетъ для меня отличнымъ товарищемъ, говорила она Эме, а васъ только утомитъ въ путешествіи. Къ тому же и отецъ его, можетъ быть, такъ сильно боленъ, что не будетъ въ состояніи видть его’. На это Эме отвчала: ‘Для меня онъ еще лучшій товарищъ, чмъ для васъ. Какая женщина когда-либо уставала нести своего ребнка (что хотя и не совсмъ справедливо, однако составляло неопровержимую истину, какъ для служанки, такъ и для ея госпожи), а что касается до отца его, то ничто въ мір не доставитъ ему такого удовольствія, какъ возможность слушать болтовню своего сына’. И въ тотъ-же вечеръ Эме стояла на перекрестк большой дороги, въ ожиданіи лондонскаго дилижанса. Марта сопровождала ее сюда и, когда молодая женщина услась на свое мсто, подала ей въ карету тяжелаго ребнка, который весело болталъ, смотря на лошадей. Въ Лондон у Эме была одна знакомая, содержательница магазина, гд продавалось блье, и у ней-то, избгая многолюдныхъ отелей, она и ршилась остановиться въ ожиданіи дилижанса, отправлявшагося въ Бирмингамъ. За неимніемъ свободной постели, Эме спала на диван въ гостиной, на слдующій день, рано утромъ, въ комнату явилась мадамъ Полина съ чашкой крпкаго кофе для матери и тарелкой молочной кашицы для ребнка. Затмъ, бдняжка отправилась въ дальнйшее странствіе. Эме помнила названіе деревни, въ которой, по словамъ Осборна, дущимъ въ Гамлей надлежало выходить изъ дилижанса. Написать это названіе она, конечно, не съумла бы, но ей удалось ясно произнести его, справляясь у кондуктора, въ какое время дня они туда прідутъ?
— Въ четыре часа, отвчалъ тотъ. Увы! Еще долго приходилось ждать свиданія. Какъ скоро она будетъ съ мужемъ, вс опасенія ея исчезнутъ: заботы ея и нжныя попеченія непремнно возвратятъ ему здоровье, но до тхъ поръ мало ли что можетъ случиться? Совершенный ребнокъ во многихъ житейскихъ длахъ, она въ иныхъ случаяхъ, однако, не лишена была ни опытности, ни способностей, и разсчитывала на свои силы. Выйдя изъ дилижанса близь Фивершама, она обратилась къ одному человку съ просьбой снести ея чемоданъ и указать ей дорогу въ гамлейскій замокъ.
— Въ гамлейскій замокъ! повторилъ содержатель гостиницы, гд останавливался дилижансъ.— Тамъ теперь много хлопотъ и горя!
— Знаю, знаю, отвчала она, и съ спящимъ ребнкомъ на рукахъ поспшила за тачкой, на которую взвалили ея чемоданъ. Она вся дрожала, пульсъ ея учащенно бился, а глаза съ трудомъ могли различать предметы. Когда она очутилась въ виду замка, опущенныя сторы и закрытыя ставнями окна ничего не сказали ей, мало знакомой, съ англійскими обычаями и привычками.
— Къ какому крыльцу прикажете подвезти вещи? спросилъ сопровояідавшій ее человкъ: — къ парадному или къ чорному?
— Къ ближайшему, отвчала она. Парадный ходъ оказался ближайшимъ, и они остановились около него.
Молли сидла съ сквайромъ въ гостиной, и читала ему отрывки изъ писемъ Эме къ ея мужу. Сквайръ никогда не уставалъ ихъ слушать. Нжные, тихіе звуки голоса Молли всегда утшали и успокоивали его. Если ей случалось при вторичномъ перевод одного и того же мста употреблять не то слово, какое она употребила въ первый разъ, онъ какъ ребнокъ останавливалъ ее и требовалъ, чтобъ она поправилась. Въ дом царствовала невозмутимая тишина. Слуги ходили на цыпочкахъ, говорили шопотомъ и какъ можно осторожне затворяли двери. Единственный звукъ, доходившій въ комнаты извн, заключался въ чириканьи птицъ, начинавшихъ свои весеннія занятія и хлопоты около гнздъ. Вдругъ посреди всеобщей тишины раздался оглушительный звонъ у парадной двери. Молли остановилась на половин слова и въ какомъ-то безотчетномъ ужас переглянулась съ сквайромъ. Мысль о возвращеніи Роджера, какъ она ни была нелпа, мелькнула въ мысляхъ обоихъ, но ни тотъ, ни другая не высказали ее. Они слышали, какъ Робинзонъ поспшилъ на непривычный призывъ, но больше никакой звукъ не достигъ до ихъ слуха, какъ они ни прислушивались.
Между тмъ старый слуга отворилъ дверь. На порог стояла молодая женщина съ ребнкомъ на рукахъ. Едва переводя духъ, она поспшно произнесла давно приготовленную ею англійскую фразу.
— Могу я видть мистера Осборна Гамлея? Онъ боленъ — мн это извстно, но я его жена.
Робинзонъ зналъ, что въ семь существовала какая-то тайна, которая, наконецъ, открылась его господину. Онъ подозрвалъ, что въ ней замшана была женщина, но не ожидалъ подобной развязки. Увидя передъ собой Эме, освдомляющуюся о своемъ умершемъ муж, какъ о живомъ, Робинзонъ совсмъ растерялся и, не желая сказать ей горькую правду, пробормоталъ:
— Подождите минутку, я сейчасъ вернусь.
Онъ пошелъ въ гостиную къ Молли и, дрожа отъ волненія, что-то прошепталъ ей на ухо, отчего она страшно поблднла.
— Что тамъ такое? воскликнулъ сквайръ.— Что случилось? Не скрывайте отъ меня, я на все готовъ, все въ состояніи перенести. Роджеръ…
Они боялись, что онъ упадетъ въ обморокъ. Блдный, взволнованный, дрожащій подошелъ онъ къ Молли, которая поняла, что лучше разомъ сказать ему правду и положить конецъ овладвшимъ имъ сомнніямъ.
— Мистрисъ Осборнъ Гамлей здсь, тихо произнесла она.— Я ей писала, что мужъ ея очень боленъ, и она пріхала сюда.
— Ей, повидимому, неизвстно, что онъ умеръ, сказалъ Робинзонъ.
— Я не могу видть ее, право не могу! съ ужасомъ произнесъ сквайръ, отступая въ уголъ. — Пойдите къ ней, Молли, прошу васъ, и пріймите ее.
Молли стояла въ нершимости. Она тоже рада была бы избжать свиданія.
— Она, повидимому, очень слаба и устала и, кажется, пришла издалека пшкомъ съ большимъ ребнкомъ на рукахъ.
Въ эту самую минуту дверь тихо отворилась и въ комнату вошла миніатюрная женщина, одтая въ срое, и повидимому, готовая упасть подъ тяжестью своего ребнка.
— Вы, Молли? сказала она, не видя сквайра.— Вы мн писали письмо: онъ иногда о васъ говорилъ. Пустите меня къ нему.
Молли не отвчала, но глаза ея говорили краснорчиве словъ. Эме мгновенно поняла значеніе устремленнаго на нее взгляда.
— Его ужь нтъ! Мужъ мой, мужъ мой! воскликнула она и опустилась на полъ. Ребнокъ выскользнулъ у нея изъ рукъ и чуть не упалъ, но ддъ его кинулся къ нему на помощь и схватилъ его на лету.
— Maman, maman! кричалъ малютка, барахтаясь и протягивая ручонки къ тому мсту, гд лежала его мать. И съ такой силой отпихивался онъ отъ сквайра, что тотъ принужденъ былъ опустить его на полъ. Мальчикъ тотчасъ же подползъ къ Эме, которая безъ чувствъ покоилась головой на плеч Молли. Робинзонъ побжалъ за водой, за виномъ и за служанками.
— Бдняжка, бдняжка! проговорилъ сквайръ, склоняясь надъ ней съ глазами, полными слезъ.— Какъ она молода, Молли, и какъ нжно, повидимому, его любитъ!
— Еще бы! воскликнула Молли, снимая съ нея шляпу и поношенныя, но тщательно заштопанныя перчатки. Пышные, черные волосы разсыпались по плечамъ и обнажились маленькія смуглыя ручки, единственное украшеніе которыхъ составляло обручальное кольцо. Ребнокъ охватилъ ея пальцы своими ручонками и, прижимаясь къ ней, не переставалъ жалобно кричать: ‘Maman, maman!’ На мгновеніе губы ея задрожали, она шевельнула рукой: къ ней на половину возвратилось сознаніе. Она не открывала глазъ, но изъ-подъ рсницъ выкатились дв крупныя слезы. Молли нжне прижала ее къ сердцу. Они попробовали дать ей вина, но она отъ него отказалась, подали воды, и она выпила нсколько глотковъ, затмъ едва слышно произнесла:
— Уведите меня куда нибудь въ темное мсто и оставьте одну.
Молли съ помощью служанокъ подняла ее и перенесла въ лучшую спальню въ дом, гд тщательно завсила окна. Эме оставалась неподвижной въ ихъ рукахъ, и только, когда Молли уходила, едва слышно проговорила:
— Хлба и молока моему сыну. Когда же они принесли ей самой пищи, она молча отвернулась къ стн и не сдавалась ни на какія убжденія. Ребнокъ, между тмъ, оставался съ Робинзономъ и съ сквайромъ. По какой-то непонятной, но счастливой случайности, онъ почувствовалъ отвращеніе къ красному лицу и грубому голосу Робинзона, и оказывалъ явное предпочтеніе своему дду. Возвратясь въ гостиную, Молли застала сквайра съ ребнкомъ на рукахъ. Онъ кормилъ внука, а на лиц его лежалъ оттнокъ спокойствія, котораго она уже давно на немъ не видла. Ребнокъ повременамъ оставлялъ пищу и, обращаясь къ Робинзону, словомъ или жестомъ выражалъ свое нерасположеніе къ нему. Старый слуга забавлялся этимъ, а сквайръ былъ въ восторг отъ оказываемаго ему предпочтенія.
— Она лежитъ очень спокойно, но ничего не говоритъ и отказывается сть, сказала Молли, но сквайръ былъ такъ занятъ, что обратилъ мало вниманія на ея слова.
— Дикъ Гайвардъ изъ гостиницы Гамлейскій гербъ, сказывалъ, что она пріхала въ дилижанс, который отходитъ изъ Лондона въ пять часовъ утра. Пассажиры видли, какъ она всю дорогу украдкой проплакала и ни разу не выходила, чтобъ пость, а только кормила ребнка.
— Она врно очень устала, пусть теперь отдохнетъ, сказалъ сквайръ.— А малютка, кажется, собирается заснуть у меня на рукахъ. Господь съ нимъ!
Молли тихонько вышла изъ гостиной и отправила въ Голлингфордъ верхового съ запиской къ отцу. Бдная иностранка привлекла ее къ себ, но она не знала, какъ лучше съ ней обращаться и какими попеченіями окружить ее.
Она время отъ времени проникала въ ея комнату и съ умиленіемъ смотрла на бдную вдову, которая была почти однихъ лтъ съ ней и теперь лежала безъ движенія, пораженная глубокимъ горемъ. Молли всячески старалась дать ей почувствовать свое участіе и симпатію. Сквайръ былъ поглощонъ ребенкомъ, но Молли всю свою нжность обратила на мать, хотя и не могла не любоваться цвтущимъ мальчикомъ, здоровый и опрятный видъ котораго явно свидтельствовалъ о той заботливости, какой онъ былъ окруженъ съ самаго дня своего рожденія. Вдругъ сквайръ сказалъ:
— Она не похожа на француженку, Молли?
— Не знаю, я не имю никакого понятія о француженкахъ. Многіе находятъ, что Цинція похожа на француженку.
— Въ ней ничто не напоминаетъ служанку. А что касается до Цинціи, то мы лучше не будемъ о ней говорить. Нечего сказать, хорошо поступила она съ Роджеромъ! Я уже начиналъ мечтать, какъ составлю ихъ счастіе, и какъ немедленно устрою ихъ свадьбу, а тутъ вдругъ пришло отъ нея письмо! Мн она никогда не нравилась, но Роджеръ любилъ ее. Теперь же все кончено, и мы лучше оставимъ ее въ поко. Вы правы, говоря, что въ ней больше французскаго, чмъ англійскаго. А эта бдняжка иметъ видъ настоящей леди. Надюсь, что у ней есть друзья, которые позаботятся о ней. Я почему-то воображалъ себ, что она должна быть старше моего бднаго сына, а между тмъ, ей едва-ли есть двадцать лтъ.
— Она милое, кроткое созданіе, отвчала Молли.— Я боюсь, что это убило ее. Она лежитъ неподвижно, точно безъ чувствъ. И Молли сама съ трудомъ удерживалась отъ слезъ.
— Нтъ, нтъ! возразилъ сквайръ.— Сердце человческое много можетъ вынести. Желалъ бы я, чтобъ оно легче разбивалось и избавляло насъ отъ необходимости жить изо дня въ день, безъ радости и свта. Но мы сдлаемъ для нея все, что можно, и не отпустимъ ее отсюда, пока она совсмъ не оправится.
Молли съ безпокойствомъ думала о ршимости сквайра отправить мать и оставить у себя ребнка. Можетъ быть, онъ и имлъ на это законное право, но согласится ли молодая женщина разстаться съ сыномъ? Молли надялась, что отецъ ея разршитъ эту трудную задачу. Она считала его такимъ опытнымъ и разсудительнымъ!
Февральскій вечеръ подходилъ къ концу. Ребнокъ заснулъ на рукахъ у сквайра, который, наконецъ, уставъ его держать, опустилъ его на софу — на ту самую желтую, широкую софу, гд такъ часто въ былое время сиживала мистрисъ Гамлей. Со смерти ея, диванъ этотъ никмъ не употреблялся и стоялъ въ углу гостиной. Но вотъ на немъ снова покоилось живое существо въ образ миленькаго ребнка, походившаго на херувима на картинахъ итальянскихъ мастеровъ. Сквайръ, укладывая впука, вспомнилъ о жен, и сказалъ Молли:
— Какъ бы она радовалась, смотря на него! Но мысли Молли были неразлучно съ молодой вдовой, наверху. Вдругъ, однако, спустя довольно много времени — она услышала въ корридор быстрые, твердые шаги, возвщавшіе прибытіе ея отца. И дйствительно, черезъ минуту, онъ входилъ въ комнату, освщенную прихотливымъ свтомъ пламени горвшихъ въ камин угольевъ.

XIV.
Молли Гибсонъ узнаютъ цну.

Мистеръ Гибсонъ вошелъ, потирая руки, на двор морозило и онъ озябъ. Взглянувъ на него, Молли тотчасъ же узнала, что ему вполн извстно настоящее положеніе длъ въ замк. Но онъ просто подошелъ къ сквайру, ожидая, чтобъ тотъ заговорилъ первый. Сквайръ суетился у огня, зажигая свчу, а потомъ, сдлавъ знакъ своему другу, на цыпочкахъ, направился къ дивану, и остерегаясь малйшаго шума, указалъ на спящаго ребнка.
— Да, это хорошій образчикъ юнаго джентльмена, сказалъ мистеръ Гибсонъ, возвращаясь къ камниному свту споре, чмъ ожидалъ сквайръ.— Я слышалъ, и мать его здісь — мистрисъ Гибсонъ Гамлей, какъ теперь слдуетъ пазнвать ее. Бдняжка! говорятъ, она тутъ только вперпые узнала о смерти мужа.— Онъ ни къ кому въ особенности не обращался, такъ что Молли или сивайръ могли по произволу отвчать ему. Сввайръ взялъ на себя этотъ трудъ.
— Да! сказалъ онъ.— Она была сильно поражепа. Мы ее снесли паверхъ и уложили на лучшую постель въ дом. Я желалъ бы, чтобъ вы на нее взглянули, Гибсонъ, если только она васъ допуститъ къ себ. Ради Осборна, мы выполнимъ нашъ долгъ въ отношеніи къ ней. Еслибъ онъ могъ видть своего малютку, лежащаго здсы Я увренъ, что тайна, которую онъ скрывалъ отъ меня, сильно тяготила его. Да, да, но ему слдовало бы лучше знать меня! Онъ могъ бы, кажется, убдиться въ томъ что я лаю, но не кусаюсь. Теперь же все кончено и а молю Бога, да проститъ онъ мн мою суровость въ сыну. Я жестоко за нее наказанъ!
Молли начинала терять терпніе.
— Папа, сказала она:— я боюсь, что мистрисъ Осборнъ очень больна — можетъ быть, опасне, чмъ мы полагаемъ. Не пойдти ли намъ къ ней сейчасъ же?
Мистеръ Гибсонъ послдовалъ за дочерью наверхъ. Сквайръ также за ними поплелся, думая, что тмъ самымъ исполняетъ свою обязанность. Онъ даже чувствовалъ нкоторое довольство собой за то, что превозмогъ свое желаніе остаться съ ребнкомъ. Они пришли въ комнату, куда ее отнесли. Она лежала все въ томъ же положеніи и совершенно неподвижно. Глаза ея были открыты, но сухи и пристально устремлены на одну точку въ стн. Мистеръ Гибсонъ заговорилъ съ ней, но не получилъ никакого отвта. Онъ взялъ ее за руку и пощупалъ пульсъ, по она, повидимому, не замтила этого.
— Принеси мн поскоре вина и закажи бульйону, сказалъ онъ Молли.
Но когда вино было поднесено къ ея рту, она не сдлала ни малйшаго усилія, чтобъ проглотить его, и оно потекло по подушк. Мистеръ Гибсонъ быстро вышелъ изъ комнаты, Молли старалась согрть ея маленькую холодную ручку, сквайръ стоялъ неподвижно, пораженный страхомъ и, вопреки самому себ, тронутый безпомощностью молодой женщины, которая, но всему было видно, была горячо любима.
Мистеръ Гибсонъ возвратился, шагая черезъ дв ступеньки и неся на рукахъ на половину проснувшагося ребнка. Онъ не пожаллъ разбудить его и не постарался унять его крика, когда тотъ въ испуг началъ плакать — но все время не спускалъ глазъ съ постели, гд лежала молодая женщина. Услышавъ плачъ малютки, она вся вздрогнула, а когда мальчикъ, положенный около нея, сталъ къ ней прижиматься и ласкаться, Эме обернулась, взяла его на руки и начала укачивать и утшать, но длала это совершенно машинально, скоре по привычк, чмъ по сознанію.
Но мистеръ Гибсонъ скоре поспшилъ воспользоваться и этимъ слабымъ признакомъ въ ней оживленія и заговорилъ пофранцузски. Его навело на это безпрестанно повторяемое ребнкомъ слово: ‘maman’. Родной языкъ, конечно, скоре долженъ былъ прояснить ея отуманенное состояніе: то былъ языкъ, на которомъ она привыкла слышать приказанія и выражать свою покорность.
Сначала мистеръ Гибсонъ съ трудомъ произносилъ французскія слова, но мало по малу рчь его потекла свободне и быстре. Эме давала ему прежде односложные, а потомъ боле длинные отвты. Онъ время отъ времени заставлялъ ея проглатывать нсколько капель вина. Молли съ живымъ интересомъ слдила за его движеніями и была поражена нжностью и мягкостью, звучавшими въ его голос и проглядывавшими въ каждомъ его дйствіи.
Когда для бдной женщины было сдлано все, что требовало ея состояніе, они снова вс сошли внизъ.
Мистеръ Гибсонъ сказалъ, что поспшность, съ какой она совершила свое путешествіе, безпокойство, усталость, безсонная ночь и день, проведенный безъ пищи, плохо приготовили ее къ окончательному удару, за послдствія котораго докторъ серьзно опасался. Она давала ему странные отвты на его вопросы, говорила какъ въ бреду и длала страшныя усилія, чтобъ прійдти въ себя и припомнить все, что съ ней случилось. Мистеръ Гибсонъ ожидалъ опасной и продолжительной болзни и въ этотъ вечеръ сильно запоздалъ въ замк, подавая совты и длая предписанія Молли. Единственное утшеніе, какое можно было извлечь изъ положенія молодой женщины, заключалось въ томъ, что она весь слдующій день — день похоронъ — безъ сомннія проведетъ въ совершенномъ отсутствіи сознанія. Сквайръ, утомленный всми этими событіями и волненіями, снова впалъ въ какое-то тупое отчаяніе, не хотлъ ложиться спать, и даже отказывался заботиться о ребнк, которому еще за три часа тому назадъ оказывалъ такое явное расположеніе. Мистеръ Гибсонъ приказалъ одной служанк остаться на ночь въ комнат мистрисъ Осборнъ Гамлей, далъ ей необходимыя наставленія, а отъ Молли требовалъ, чтобъ она непремнно легла въ постель. Молли возражала и настаивала не покидать больную, но онъ ей сказалъ:
— Послушайся меня, Молли, прошу тебя. Посмотри, какъ намъ всмъ было бы легче, еслибъ бдный, дорогой сквайръ не капризничалъ, а подчинялся моимъ распоряженіямъ. Своимъ безразсуднымъ сопротивленіемъ онъ прибавляетъ только новое безпокойство ко всмъ нашимъ хлопотамъ и тревогамъ — но чего не простишь человку, который обезумлъ отъ горя? Ты же находишься въ совершенно иныхъ условіяхъ и тебя ожидаетъ впереди еще много заботъ и трудовъ. Побереги свои силы, пойди и лягъ, какъ я говорю. Желалъ бы я свои собственныя обязанности всегда такъ же ясно видть, какъ теперь вижу твои. Не слдовало мн отпускать Роджера въ его далекое странствіе: онъ также, вроятно, пожалетъ, что ухалъ, бдный малый! Говорилъ ли я теб, что Цинція снова сгоряча собирается къ своему дяд Киркпатрику? Я подозрваю, что эта поздка въ Лондонъ замнитъ путешествіе въ Россію, гд она намревалась взять мсто гувернантки.
— Папа, она серьзно хотла туда хать?
— Да, да, въ ту минуту, когда впервые заговорила объ этомъ. Конечно, она сама была уврена въ своей искренности. Ей прежде всего хочется выбраться изъ ея настоящаго мстопребыванія. Посщеніе дяди Киркпатрика приведетъ къ тому же результату, съ тою только разницею, что представляетъ гораздо боле удовольствія, чмъ путешествіе въ Нижній-Новгородъ и пребываніе тамъ въ ледяномъ дворц.
Онъ, такомъ образомъ, далъ мыслямъ Молли именно такой оборотъ, какой хотлъ. Ей невольно припомнился мистеръ Гендерсонъ, его предложеніе и частые толки о немъ мистрисъ Гибсонъ. Она вдругъ пожелала… но сама не успла уяснить себ, чего именно, какъ уже крпко заснула.
Затмъ послдовалъ длинный рядъ дней, проведенныхъ въ постоянныхъ заботахъ и однообразныхъ хлопотахъ о благосостояніи больной. Казалось, никто и не думалъ о возможности отъзда Молли изъ замка, пока длилось опасное положеніе, въ какое впала мистрисъ Осборнъ Гамлей. Отецъ ея, правда, не допускалъ ее до непосредственнаго ухода за больной, для которой онъ, съ согласія сквайра, пригласилъ двухъ опытныхъ сидлокъ изъ больницы, но на Молли лежала обязанность присмотра какъ за ними, такъ и за точнымъ выполненіемъ докторскихъ предписаній. Маленькій мальчикъ не особенно нуждался въ ея попеченіяхъ, такъ-какъ сквайръ, ревнуя на исключительную любовь ребнка, почти никого къ нему не допускалъ. Но бдный старикъ нуждался въ слушательниц, которой могъ бы постоянно поврять свои сожалнія объ умершемъ сын и съ которой могъ бы толковать о прелестяхъ и качествахъ, какія то и дло открывалъ въ своемъ внук. Затмъ его сильно тревожила продолжительная болзнь Эме, и его часто приходилось поэтому ободрять и утшать. При обыкновенномъ, спокойномъ положеніи вещей, Молли не производила на окружающихъ того обаятельнаго дйствія, какое, повидимому, составляло неотъемлемое достояніе Цинціи, но за то она была неоцнима тамъ, гд требовалось искреннее участіе и неутомимая бдительность. Въ настоящемъ случа ее сильно тревожило то, что сквайръ все продолжалъ смотрть на Эме, какъ на помху, какъ на лицо, совершенно лишнее въ его дом. Это длалось у него вполн безсознательно, и упрекни его кто-нибудь въ этомъ, онъ съ негодованіемъ отвергъ бы обвиненіе и сталъ бы горячо защищаться. Тмъ не мене, предубжденіе его противъ Эме еще не улеглось въ немъ, и онъ то и дло толковалъ о терпніи, въ которомъ никто, кром его, не чувствовалъ недостатка. Когда Эме начала поправляться, онъ не разъ говорилъ, что ее не надо отпускать изъ Гамлея, пока силы не возвратятся къ ней окончательно, а между тмъ, никому и въ голову не приходила мысль о возможности разлучить мать съ сыномъ. Разъ или два Молли спрашивала отца: не можетъ ли она поговорить съ сквайромъ и постараться доказать ему, какъ было бы жестоко отослать изъ замка молодую женщину и лишить ее ребнка, къ которому она, повидимому, питала страстную любовь. Но мистеръ Гибсонъ на это только отвчалъ:
— Подожди: все, можетъ-быть, само собой устроится, если же обстоятельства и голосъ крови окажутся безсильными, тогда настанетъ наша очередь, и мы будемъ вправ замолвить наше слово.
Счастье для Молли, что она пользовалась всеобщимъ расположеніемъ слугъ въ замк, такъ-какъ ей не разъ приходилось употреблять надъ ними свою власть. Впрочемъ, она длала это исключительно въ тхъ случаяхъ, тогда отъ ея твердости и распорядительности зависло благосостояніе другихъ, тамъ же, гд дло шло о ней самой, она оставалась совершенно пассивной. Еслибъ сквайръ зналъ, какъ многихъ удобствъ она была лишена, и какъ кротко переносила недостатокъ за собой ухода, онъ просто пришелъ бы въ ярость. Но Молли и не думала о собственныхъ лишеніяхъ, и все свое вниманіе устремляла на то, чтобъ другимъ было хорошо, и чтобъ съ точностью выполнялись предписанія ея отца. Видя ея всегдашнюю готовность быть полезной и никогда не слыша отъ нея жалобъ, мистеръ Гибсонъ, можетъ быть, недостаточно берегъ ее. И вотъ въ одинъ прекрасный день, когда болзнь мистрисъ Осборнъ Гамлей уже ‘повернула къ лучшему’, какъ говорили сидлки, и она лежала слабая, но въ полномъ сознаніи и безъ малйшаго признака лихорадки, когда въ воздух появилась весенняя мягкость, деревья покрылись ночками, а въ ихъ втвяхъ зачирикали и засвистали птицы, мистеръ Гибсонъ внезапно примтилъ въ Молли какую-то перемну. На его быстрые разспросы молодая двушка отвчала, что чувствуетъ себя крайне утомленной, что голова у нея сильно болитъ, а мысли какъ-то странно путаются, и она съ трудомъ только можетъ превозмочь оцпенніе, которое все сильне и сильне ею овладваетъ.
— Довольно, вдругъ прервалъ ее мистеръ Гибсонъ, и въ глубин души его шевельнулось нчто въ род горькаго упрека самому себя.— Лагъ здсь на диванъ, спиной къ свту. Я черезъ минуту опять прійду сюда. И онъ отправился отыскивать сквайра, котораго не безъ труда, наконецъ, нашелъ въ пол, гд онъ стоялъ со своимъ внукомъ и смотрлъ, какъ женщины пололи гряды. Мальчикъ вислъ у него на рук, что не мшало ему время отъ времени, переваливаясь на толстенькихъ ножкахъ, забгать впередъ и заглядывать въ самые грязные уголки между грядъ.
— А, Гибсонъ, какъ поживаете? Что наша больная? Лучше? Желалъ бы я вытащить ее въ садъ: сегодня такая чудная погода! Свжій воздухъ скоре всего укрнилъ бы ее. Я, бывало, то и дло уговаривалъ Осборна побольше гулять, и даже нердко надодалъ ему этимъ. Но, право, по моему никакое лекарство не можетъ сравниться съ движеніемъ на открытомъ воздух. Впрочемъ, она иностранка, и для нея нашъ англійскій воздухъ, пожалуй, и не будетъ имть такого цлебнаго свойства, какъ для насъ. Врядъ-ли она вполн оправится прежде, чмъ возвратится на родину.
— Не знаю. Я начинаю думать, что мы и здсь ее вполн вылечимъ, а ей нигд не будетъ такъ хорошо, какъ здсь. Но теперь не въ ней дло. Могу я велть заложить экипажъ для моей Молли?
Въ голос мистера Гибсона точно порвалось что-то, когда онъ произносилъ послднія слова.
— Конечно, отвчалъ сквайръ, опуская на землю малютку, котораго за минуту передъ тмъ взялъ на руки. Но теперь онъ все свое вниманіе обратилъ на мистера Гибсона.— Что съ вами? воскликнулъ онъ, хватая его за руку.— Что случилось? Да говорите же скорй, а не стойте тутъ гримасничая и пугая меня!
— Ничего, поспшно отвчалъ мистеръ Гибсонъ: — только я хочу имть ее при себ дома подъ моимъ неусыпнымъ надзоромъ — и онъ пошелъ обратно къ дому.
Сквайръ послдовалъ за нимъ и старался не отставать отъ него. Ему хотлось говорить, но сердце его было переполнено и онъ не находилъ словъ.
— Гибсонъ, вырвалось у него, наконецъ:— вы знаете, я люблю Молли, какъ дочь. Я боюсь, что вс мы безсовстно пользовались ею и слишкомъ мало о ней заботились. Скажите, что ей угрожаетъ?
— Какъ я могу знать? рзво, почти грубо отвчалъ докторъ.
Но сквайръ инстинктивно понималъ всякую вспышку, всякое движеніе гнва и всегда давалъ имъ настоящее истолкованіе. Такъ и теперь онъ не обидлся, хотя всю остальную дорогу хранилъ молчаніе. Прійдя домой, онъ немедленно приказалъ закладывать экипажъ, а самъ съ поникшей головой стоялъ и смотрлъ, какъ выводили и впрягали лошадей. Онъ былъ въ недоумніи, что онъ станетъ длать безъ Молли? Ему казалось, что до этой минуты онъ недостаточно цнилъ ея присутствіе. Однако, онъ никому не изъявлялъ своихъ сожалніи, а это была немалая заслуга со стороны человка, привыкшаго всмъ и каждому поврять все, что происходило у него въ душ. Онъ стоялъ около кареты, пока мистеръ Гибсонъ усаживалъ въ нее Молли, у которой изъ глазъ текли слеза, а на губахъ играла легкая улыбка. Затмъ сквайръ сталъ на подножку, поцаловалъ ей руку и, не выдержавъ, горько заплакалъ. Лишь только онъ сошелъ на землю, мистеръ Гибсонъ нетерпливо закричалъ кучеру: ‘пошелъ!’ Такимъ образомъ, Молли оставила гамлейскій замокъ. Мистеръ Гибсонъ повременимъ подъзжалъ къ открытому окну кареты и длалъ дочери какое нибудь веселое и, повидимому, совершенво беззаботное замчаніе. За дв мили отъ Голлингфорда. онъ пришпорилъ лошадь и пустился вскачъ, предварительно пославъ Молли нжный поцалуй рукой. Онъ хотлъ приготовить все для ея пріема. Когда Молли подъхала, мистрисъ Гибсонъ уже была предупреждена и ласково привтствовала ее. Мистеръ Гибсонъ усплъ отдать нсколько приказаній, а мистрисъ Гибсонъ рада была видть Молли, такъ-какъ скучала безъ ‘своихъ двухъ милыхъ дочерей’.
— Это совершенно неожиданная для меня радость, моя милая Молли. Еще сегодня утромъ я спрашивала у папа: — когда думаетъ наша Молли вернуться домой? Но отъ него, какъ вы знаете, никогда ничего не добьешься, а на этотъ разъ, я думаю, онъ хотлъ мн сдлать сюрпризъ. Вы немножко измнились, у васъ… какъ бы это сказать? Я помню прелестное стихотвореніе, которое начинается: ‘о, не называй ее блдной, но томной!’ такъ я скажу, что у васъ томный видъ.
— Вмсто того, чтобъ припоминать стихи, отведи-ка ее наверхъ, да дай ей хорошенько отдохнуть. Нтъ ли у насъ въ дом какого-нибудь глупаго романа? Это самое лучшее средство, чтобъ заставить ее заснуть.
Онъ не оставилъ ее, пока не увидлъ, что она, съ книгой въ рукахъ, удобно расположилась на диван комнаты, въ которой опустили сторы. Тогда онъ ушелъ самъ и увелъ жену. Послдняя, остановись на порог, послала Молли летучій поцалуи, и сдлала видъ, будто уходитъ противъ своего желанія.
— Слушай, Гіацинта, сказалъ мистеръ Гибсонъ, когда они пришли въ гостиную.— Она въ теченіе нкотораго времени потребуетъ самаго тщательнаго за собой ухода. Мы ей задали слишкомъ много работы — не знаю, куда у меня только двался разсудокъ? Я поступилъ, какъ совершенный дуракъ. Теперь намъ слдуетъ отдалять отъ нея всякія тревоги и безпокойство, но я все-таки очень и очень боюсь, чтобъ ее не постигла серьзная болзнь.
— Бдненькая! У нея такой измученный видъ. Она въ нкоторыхъ отношеніяхъ похожа на меня и такъ же сильно чувствуетъ, какъ я. Но теперь, когда она дома, мы постараемся развеселить ее. За себя я поручусь: она не увидитъ меня иначе, какъ съ улыбкой на губахъ. Но теб, мой другъ, необходимо нсколько встряхнуться и разгладить морщины на твоемъ лиц. Нтъ ничего хуже для больныхъ, какъ видть около себя печальныя физіономіи. Я сегодня получила пріятныя извстія отъ Цинціи. Дядя Киркпатрикъ къ ней очень расположенъ и обращается съ ней, какъ съ родной дочерью. Онъ, между прочимъ, подарилъ ей билетъ на концерты музыкальнаго общества, а на дняхъ какъ-то вавстилъ ее мистеръ Гендерсонъ — какъ будто между ними ничего и не было.
На мгновеніе у мистера Гибсона мелькнуло въ голов, что жен его легко было улыбаться, когда мысли ея вертлись около пріятной надежды на осуществленіе одного изъ задушевнйшихъ ея желаній. Для него же, дочь котораго лежала больная, удрученная тоской и слабостью, непредвщавшими ничего добраго, не такъ-то легко было вызвать улыбку на своемъ лиц. Но онъ недолго предавался своимъ размышленіямъ, а по обыкновенію съ усиленной дятельностью принялся за отправленіе своихъ обязанностей. Къ тому же, онъ былъ проникнутъ истиной, что все такъ идетъ въ мір, везд круговая порука: одни спятъ, а другіе за нихъ бодрствуютъ.
Болзнь, которой онъ страшился для Молли, дйствительно, постила ее. Она разразилась не вдругъ, но овладвала ею постепенно, безъ особенныхъ страданій, не подвергая ее никакой немедленной опасности, но до такой степени истощая ее, что отецъ ея началъ терять всякую надежду на возможность скораго выздоровленія и полнаго возстановленія силъ. Мистрисъ Гибсонъ въ своихъ письмахъ къ Цинціи только слегка упоминала о болзни Молли, и не писала ей ничего такого, что могло бы испугать ее и встревожить. ‘На Молли отзывается весенняя погода’, или ‘Молли очень утомлена своимъ пребываніемъ въ гамлейскомъ замк и теперь отдыхаетъ’, повторяла она на разные лады, и ничего боле. Жаль было бы, убждала мистрисъ Гибсонъ самое себя, нарушить безмятежное спокойствіе, какимъ наслаждалась Цинція, подробнымъ отчетомъ о состояніи здоровья Молли. А впрочемъ, и нтъ ничего особеннаго, что стоило бы труда передавать: одинъ день совершенно походитъ на другой. Но случилось, что Гибсоновъ постила леди Гарріета. Она время отъ время навщала Молли и просиживала у нея иногда цлые часы, сначала противъ воли мистрисъ Гибсонъ, а потомъ съ ея полнаго согласія. Побуждаемая ей одной извстными причинами и соображеніями, леди Гарріета написала Цинціи письмо, первую мысль о которомъ ей подала сама мистрисъ Гибсонъ. Просидвъ нсколько времени въ комнат Молли, леди Гарріета сошла въ гостиную къ мистрисъ Гибсонъ и, усаживаясь около нея, сказала:
— Я такъ много времени провожу въ вашемъ дом, Клеръ, что намрена завести себ работу и заниматься ею въ т часы, когда бываю здсь. Мери заразила меня своимъ прилежаніемъ, и я возымла желаніе вышить мама скамейку. Это долженъ быть сюрпризъ, и потому я нахожу весьма удобнымъ заняться его приготовленіемъ у васъ. Только вотъ въ чемъ бда: я не могу найдти въ нашемъ миломъ городк золотого бисера, который мн нуженъ. Голлингфордъ, еслибъ я его попросила, не задумался бы прислать мн коллекцію звздъ и планетъ, но выбрать хорошій бисеръ онъ такъ же способенъ, какъ…
— Милая леди Гарріета! Вы забыли Цинцію! Подумайте только, какое удовольствіе доставила бы ей возможность оказать вамъ услугу!
— Въ самомъ дл? Въ такомъ случа я поспшу доставить ей въ изобиліи этого удовольствія, только помните, вся отвтственность въ моей навязчивости падетъ на вашу голову. Ей придется выслать мн кром бисера еще и шерсти. Какая необыкновенная доброта съ моей стороны доставлять ближнему такъ много удовольствія! Однако, серьзно, вы думаете, что я, дйствительно, могу написать ей и обратиться къ ней съ просьбой исполнить мои порученія? Ни Агнесы, ни Мери въ настоящую минуту нтъ въ Лондон и…
— Она будетъ въ восторг! воскликнула мистрисъ Гибсонъ, мгновенно сообразившая, какой оттнокъ аристократизма броситъ на Цинцію, если она во время пребыванія своего у мистера Киркпатрика удостоится чести получить письмо отъ леди Гарріеты. Она дала адресъ, которымъ леди Гарріета незамедлила воспользоваться. Первая половина ея письма была наполнена извиненіями и порученіями, а затмъ, нисколько не сомнваясь въ томъ, что Цинціи было извстно, въ какомъ положеніи находилась Молли, она продолжала:
— Я сегодня утромъ видла Молли. Меня два раза къ ней совсмъ не допустили, такъ-какъ она была слишкомъ больна, чтобъ принять меня. Желала бы я замтить въ ней хоть малйшую перемну къ лучшему, но всякій разъ, какъ я ее вижу, я нахожу ее все слабе и слабе. Мистеръ Гибсонъ, повидимому, сильно тревожится и считаетъ ея положеніе весьма серьзнымъ.
День спустя посл отправленія этого письма, Цинція входила въ гостиную своей матери такъ спокойно, какъ будто она оставила ее всего за часъ передъ тмъ. Мистрисъ Гибсонъ воображала себ, что занимается чтеніемъ, но въ сущности сладко дремала, угнздившись въ уголку дивана. Большую часть утра она провела въ комнат Молли, а теперь, посл своего завтрака и ранняго обда больной, она считала себя вправ предаться отдохновенію. При вход Цинціи, она проснулась.
— Цинція! Голубушка моя, откуда это ты вдругъ явилась? Къ чему ты пріхала? О, мои бдные нервы! А еслибы ты знала, какъ бьется у меня сердце, впрочемъ, это неудивительно, посл всхъ заботъ, какія въ послднее время выпали на мою долю. Ну, скажи на милость, зачмъ ты только возвратилась?
— Именно вслдствіе этихъ заботъ, о которыхъ вы только что упомянули, мама. Я и не подозрвала, вы ни разу мн не писали, что Молли серьзно больна.
— Еще бы я стала объ этомъ писать! Извини, мои милая, но ты говоришь чистый вздоръ. Молли просто-на-просто страдаетъ нервами, такъ сказалъ самъ мистеръ Гибсонъ. У нея открылась нервная горячка, а ты сама знаешь, что нервы существуютъ только въ воображеніи, къ тому же, ей теперь гораздо лучше. Какая жалость, что ты ухала отъ дяди! Кто теб разсказалъ о болзни Молли?
— Леди Гарріета. Она мн писала о какой-то шерсти…
— Знаю, знаю! Но теб, кажется, извстна привычка леди Гарріеты все преувеличивать. Конечно, мн немало труда стоило ухаживать за Молли и, въ конц концовъ, можетъ быть, къ лучшему, что ты пріхала. А теперь пойдемъ внизъ, въ столовую. Ты чего нибудь закусишь и передашь мн вс лондонскія новости. Только не ходи въ свою комнату пока: Молли такъ чувствительна къ малйшему шуму!
Цинція завтракала, а мистрисъ Гибсонъ не переставала ее разспрашивать:
— А что твоя ттка, оправилась ли она отъ своей простуды? А Еленъ теперь совсмъ здорова? Маргарита все по прежнему хороша собой? Мальчики, я полагаю, находятся въ Гарроу? А что подлываетъ мой любимецъ, мистеръ Гендерсонъ?
Несмотря на вс усилія сдлать послдній вопросъ непринужденнымъ голосомъ, въ тон ея послышалась совершенно невольная поспшность. Цинція не вдругъ отвчала. Она очень спокойно налила себ стаканъ воды, и потомъ сказала:
— Ттушка совсмъ оправилась отъ своей простуды, Еленъ здорова, а Маргарита попрежнему хороша. Мальчики находятся въ Гарроу, а мистеръ Гендерсонъ, я полагаю, пребываетъ въ вожделнномъ здравіи, такъ-какъ сегодня приглашенъ обдать У дяди.
— Осторожне, Цинція. Смотри, какъ ты ржешь пирогъ! рзко воскликнула мистрисъ Гибсонъ, въ сущности разсерженная совсмъ не этимъ дйствіемъ Цинціи, которое послужило только предлогомъ къ изъявленію овладвшаго ею неудовольствія.— Не понимаю, какъ это ты ршилась такъ внезапно отъ нихъ ухать! Я уврена, что твой дядя и ттка обидлись и никогда боле не пригласятъ тебя къ себ.
— Напротивъ, ршено, что я возвращусь къ нимъ, лишь только буду въ состояніи оставить Молли.
— Лишь только будешь въ состояніи оставить Молли! Ну, ужь это сущій вздоръ, моя милая, изъ котораго однако можно вывести весьма нелестное заключеніе для меня. А я-то старалась, выбивалась изъ силъ, ухаживала за ней цлые дни и даже, можно сказать, ночи, потому что просыпалась всякій разъ, какъ мистеръ Гибсонъ вставалъ, чтобъ давать ей лекарства.
— Такъ она была очень больна? спросила Цинція.
— Да, въ одномъ отношеніи. Болзнь ея скоре была скучная и тяжелая, чмъ интересная. Ей не угрожала немедленная опасность, но она день изо дня лежала все въ одномъ и томъ же положеніи.
— О, какъ мн жаль, что я этого не знала раньше! со вздохомъ произнесла Цинція.— Какъ вы думаете, могу я къ ней теперь пойдти?
— Да, только я ее сначала приготовлю. Впрочемъ, ты найдешь ее гораздо въ лучшемъ состояніи, чмъ она была. А, вотъ и мистеръ Гибсонъ. Онъ вошелъ въ столовую, услыша въ ней голоса. Цинціи показалось, что онъ очень постарлъ.
— Вы здсь! воскликнулъ онъ, подходя и протягивая ей руку.— Какими судьбами, какъ вы пріхали?
— Въ дилижанс. Я ничего не знала о болзни Молли, а то возвратилась бы гораздо раньше.
И глаза ея наполнились слезами, Мистеръ Гибсонъ былъ видимо тронутъ. Онъ еще разъ пожалъ ей руку и прошепталъ:
— Вы добрая двушка, Цинція.
— Она получила отъ леди Гарріеты преувеличенный разсказъ о болзни Молли и тотчасъ отправилась въ путь, сказала мистрисъ Гибсонъ.— Я говорю ей, что это очень глупо съ ея стороны, тмъ боле, что Молли теперь гораздо лучше.
— Очень глупо, подтвердилъ мистеръ Гибсонъ, ласково улыбаясь Цинціи.— Но мы часто любимъ глупыхъ людей за ихъ глупости больше, чмъ умныхъ людей за ихъ мудрость.
— Что до меня касается, то глупость всегда меня раздражаетъ, замтила его жена.— Но Цинція здсь, и что сдлано, того не передлаешь.
— Совершенно справедливо, моя милая. А теперь я пойду провдать мою маленькую Молли и обрадую ее пріятнымъ извстіемъ. Минуты черезъ дв, вы можете за мной послдовать, прибавилъ онъ, обращаясь къ Цинціи.
Радость Молли выразилась сначала слезами, а потомъ нжными ласками и отрывочными восклицаніями. ‘Я такъ рада’, начинала она нсколько разъ и останавливалась, не въ силахъ продолжать. Но тонъ, какимъ она произносила эти три слова, былъ краснорчиве самыхъ пышныхъ фразъ и трогалъ Цинцію до глубины души. Цинція возвратилась какъ нельзя боле кстати, именно въ то время, когда Молли начинала ощущать потребность въ оживляющемъ обществ новаго, но близкаго и дорогого лица. Цинція съ удивительнымъ тактомъ умла быть разговорчивой или молчаливой, веселой или серьзной, согласно съ различными настроеніями духа Молли. Она слушала, если не всегда съ искреннимъ, то и ‘крайней-мр съ неизмннымъ наружнымъ интересомъ частые разсказы Молли о несчастіи, постившемъ гамлейскій замокъ, о сценахъ, которыхъ та была свидтельницей и которыя произвели такое сильное впечатлніе на ея воспріимчивую натуру. Цинція инстинктивно понимала, что эти безпрестанно повторяемые разсказы о печальныхъ событіяхъ должны облегчать сильно пораженное воображеніе, которое отказывалось принимать новыя впечатлнія и упорно устремлялось на то, что совершалось передъ глазами молодой двушки во время лихорадочнаго разстройства ея здоровья. И потому она никогда не прерывала Молли, тогда какъ мистрисъ Гибсонъ, напротивъ, то и дло останавливала ее фразами, въ род слдующихъ: ‘Вы уже мн это разсказывали, душенька, будемъ говорить о чемъ-нибудь другомъ’ или: ‘Я, право, не могу вамъ позволить постоянно думать о такихъ грустныхъ предметахъ. Постарайтесь, милочка, развеселиться. Молодости прилично быть веселой. Вы молоды, слдовательно должны быть весели. Эта истина включена въ какую-то знаменитую проповдь, только я забила, въ какую именно’.
И такъ, съ возвращеніемъ Цинціи, здоровье Молли начало быстро поправляться. Хотя она въ теченіе лта еще продолжала сохранять привычки, пріобртенныя ею во время болзни, и требовать тщательнаго ухода, однако могла уже кататься въ открытомъ экипаж и наслаждаться хорошей, теплой погодой. Вс голлингфордскіе жители, повидимому, забыли и думать, что она у нихъ находилась въ опал, и наперерывъ старались, всякій на свой ладъ, выказывать ей свое расположеніе. Мисъ Броунингъ и мисъ Фбе сильно гордились тмъ, что ихъ допустили въ комнату больной двумя-тремя недлями ране прочихъ постительницъ. Мистрисъ Гуденофъ, съ очками на носу, собственноручно приготовляла для нея въ серебряной кострюльк вкусныя яства и разнаго рода лакомства. Изъ Тоуэрса то и дло присылались книги, оранжерейные плоды, новыя каррикатуры, рдкіе цвты и самая отборная дичь. Боле скромные паціенты ‘доктора’, какъ вс въ окрестности звали мистера Гибсона, приносили первую цвтную капусту, какую имъ удавалось выростить въ своихъ палисадникахъ, и ‘покорно просили мисъ принять ее и скушать на здоровье’. Послднимъ былъ допущенъ къ Молли сквайръ Гамлей. Бдный старикъ въ самый худшій періодъ ея болзни прізжалъ каждый день освдомляться о ней. Съ величайшимъ вниманіемъ и съ тоскливымъ участіемъ вникалъ онъ въ малйшія подробности положенія Молли. Если ему случалось не заставать дома ея отца, онъ даже являлся съ поклономъ къ мистрисъ Гибсонъ (его отвращеніе), разспрашивалъ ее и выслушивалъ, выслушивалъ и разспрашивалъ и нердко выходилъ изъ ея гостиной, не замчая, какъ слезы одна за другой медленно катились по его щекамъ. Изъ всего, чмъ только владлъ сквайръ, старался онъ извлечь что-нибудь для нея пріятное, и всякій подарокъ, всякое вниманіе съ его стороны непремнно вызывали слабую улыбку на ея блдныхъ губахъ и радостный, хотя и мгновенный блескъ въ ея глазахъ.

XV.
Возвращеніе Роджера.

Настала вторая половина іюня. Подстрекаемая Молли и ея отцомъ, Цинція ршилась наконецъ сдаться на убдительные доводы дяди Кирипатрика, неперестававшаго приглашать ее къ себ, и похала въ Лондонъ доканчивать свой прерванный визитъ. Однако, слухъ о ея внезапномъ возвращеніи домой для того, чтобъ ухаживать за больной Молли, уже усплъ распространиться въ Голлингфорд и произвелъ весьма благопріятное для нея впечатлніе на умы обывателей маленькаго городка, неотличавшагося особенной стойкостью въ своихъ мнніяхъ. Ея поступокъ съ мистеромъ Престономъ былъ отодвинутъ на задній планъ, и вс превозносили ее за ея доброе сердце. Подъ вліяніемъ радостнаго событія, заключавшагося въ выздоровленіи Молли, все принимало розовый оттнокъ, пока наконецъ мало по малу не настало время, когда цвтутъ настоящія розы.
Въ одно прекрасное утро, мистрисъ Гибсонъ принесла Молли корзину съ цвтами, присланную изъ Гамлея. Молли еще обыкновенно завтракала въ постели, и только что успла сойдти внизъ. Чувствуя себя довольно хорошо, она принялась составлять букеты для украшенія гостиной и, перебирая цвты, длала на нихъ свои замчанія.
— Блыя гвоздики — любимые цвты мистрисъ Гамлей! Они очень на нее похожи. А вотъ и душистый шиповникъ, какъ онъ прекрасно пахнетъ! Я уколола имъ себ палецъ, да это ничего. О, мама, посмотрите, какая великолпная роза. Я забыла ея названіе, но это очень рдкій сортъ. Онъ растетъ въ Гамлейскомъ парк, у самой стны, около шелковичнаго дерева. Роджеръ купилъ кустъ этихъ розъ въ подарокъ матери, когда былъ еще маленькимъ мальчикомъ. Онъ показывалъ его мн и заставлялъ особенно имъ любоваться.
— Я уврена, что и теперь вамъ Роджеръ прислалъ эту розу. Вы слышали, папа говорилъ, что видлъ его вчера.,
— Нтъ! Роджеръ! Папа видлъ Роджера! Роджеръ вернулся домой! воскликнула Молли, сначала вся вспыхнувъ, а потомъ страшно поблднвъ.
— Да. Теперь я вспомнила, вы ушли къ себ въ комнату, до прихода папа, а его вскор опять отозвали къ этой несносной мистрисъ Биль. Да, Роджеръ возвратился домой третьяго дня.
Молли откинулась на спинку кресла, и въ теченіе нсколькихъ минутъ не могла заниматься цвтами, и съ трудомъ переводила духъ. Неожиданное извстіе поразило ее и испугало.
— Роджеръ вернулся домой!
Случилось, что въ этотъ день мистеръ Гибсонъ былъ особенно занятъ и пришелъ домой поздне обыкновеннаго. Но Молли все время оставалась въ гостиной, даже не пошла но обикновевію посл полудня отдохнуть въ свою комнату, боясь пропустить случай узнать кое-какія подробности о возвращеніи Роджера, которое ей казалось просто неправдоподобнымъ. А между тмъ событіе это нисколько не выходило изъ ряда самыхъ естественныхъ явленій. Однообразіе ея жизни за послдніе мсяцы, когда она лежала больная, сдлало то, что она потеряла всякую мру времени. Роджеръ, покидая Англію, имлъ въ виду обогнуть весь восточный берегъ Африки, пока не достигнетъ Капштадта, откуда намревался предпринять свои дальнйшія ученыя изслдованія. Въ Капштадтъ ему въ послднее время адресовали письма, и тамъ, два мсяца тому назадъ, застигло его извстіе о смерти Осборна, а также и внезапный отказъ Цинціи. Роджеръ обратился къ обществу, снарядившему его въ экспедицію, съ полнымъ изъясненіемъ фактовъ, требовавшихъ его немедленнаго возвращенія на родину, но въ то же время обязывался, по первому же заявленію общества, снова отправиться въ странствіе на срокъ, равняющійся пяти мсяцамъ, которые ему по первоначальному условію еще оставалось провести въ Африк. Джентльмены, члены общества, приняли въ соображеніе тайный бракъ Осборна и его внезапную смерть и согласились на предложеніе Роджера. Вс они сами были землевладльцами и хорошо понимали необходимость доказать законность брака старшаго сына и утвердить права наслдства за юнымъ потомкомъ столь древняго рода, какъ гамлейскій. Все это мистеръ Гибсонъ передалъ Молли въ нсколькихъ словахъ. Она слушала его въ полулежачемъ, нолусидячемъ положеніи на диван. Щоки ея горли очаровательнымъ румянцемъ, а глаза сіяли радостнымъ блескомъ.
— Ну! воскликнула она, когда отецъ ея замолчалъ.
— Ну! Что ну? поддразнилъ онъ ее.
— Какъ, что? Вамъ еще многое остается мн разсказать. Не даромъ же я съ такимъ нетерпніемъ сегодня цлый день васъ ждали. Перемнился онъ?
— Еслибъ въ его года молодые люди еще росли, я сказалъ бы, что онъ выросъ. Во всякомъ случа, онъ возмужалъ, окрпъ и сдлался шире въ плечахъ.
— Значитъ, перемнился, замтила Молли, нсколько смущенная этимъ описаніемъ.
— Нтъ, не очень, хотя въ немъ и есть что-то, чего прежде не было. Онъ очень загорлъ, самъ превратился въ настоящаго негра и носитъ бороду, такую же длинную и густую, какъ хвостъ моей рыжей кобылы.
— У него борода! Но продолжайте, папа. Но прежнему ли онъ говоритъ? Я, кажется, везд узнала бы его голосъ.
— Если ты думаешь, что онъ заразился готтентотскимъ произношеніемъ, то я долженъ тебя разуврить.
Въ эту минуту въ комнату вошла мистрисъ Гибсонъ, къ величайшему неудовольствію Молли, которой хотлось еще о многомъ поразспросить отца. Но она знала, что когда жена его вмшивалась въ разговоръ, мистеръ Гибсонъ всегда находилъ предлогъ сократить его и поскорй уйдти.
— А какъ у нихъ тамъ идутъ дла? однако ршилась она. спросить. Во всякое другое время она ни за что не обратилась бы къ нему съ подобнаго рода вопросомъ. Молли и отецъ ея точно сговорились никогда въ присутствіи мистрисъ Гибсонъ не упоминать о гамлейскомъ семейств и не передавать другъ другу при ней своихъ замчаній и наблюденій.
— Роджеръ съ своей обычной твердостью и спокойствіемъ все приводитъ въ порядокъ, отвчалъ мистеръ Гибсонъ.
— Приводитъ въ порядокъ! Значитъ, есть что приводить въ порядокъ? съ любопытствомъ освдомилась мистрисъ Гибсонъ.— Врно сквайръ и его француженка-невстка не ладятъ? Какъ я рада, что Цинція тогда съ такой быстротой повернула все дло. Ихъ семейныя обстоятельства такъ усложнились, что положеніе ея между ними было бы въ высшей степени затруднительно. Бдный Роджеръ! Тяжело ему, я думаю, было, возвратясь, найдти свое мсто, занятое ребнкомъ.
— Еслибъ ты пришла сюда ране, моя милая, то ты слышала бы, какъ я разсказывалъ Молли о причинахъ, ускорившихъ возвращеніе Роджера. Онъ пріхалъ именно съ цлью заставить признать права сына его брата на гамлейское наслдство. Найдя это дло уже на половину сдланнымъ, онъ остался очень доволенъ.
— Такъ онъ не слишкомъ огорченъ отказомъ Цинціи? спросила мистрисъ Гибсонъ.— Впрочемъ, я никогда не считала его слишкомъ нжнымъ и постояннымъ.
— Напротивъ, онъ глубоко огорченъ. Мы съ нимъ вчера объ этомъ долго толковали.
Молли и мистрисъ Гибсонъ об желали бы узнать нчто боле объ этомъ предмет, но мистеръ Гибсонъ не счелъ нужнымъ распространяться. Онъ только прибавилъ, что Роджеръ настаивалъ на своемъ прав еще разъ лично переговорить съ Цинціей. Узнавъ, что она въ настоящую минуту находится въ Лондон, онъ, не желая вести переговоры письменно, отложилъ объясненіе до боле удобнаго времени, то-есть до ея возвращенія.
Молли продолжала свои разспросы.
— А что длаетъ мистрисъ Осборнъ Гамлей?— Съ пріздомъ Роджера она повеселла. Я не запомню, чтобъ она прежде когда-нибудь улыбалась, а теперь часто награждаетъ его самыми свтлыми улыбками и съ лица ея почти совсмъ исчезло испуганное и напряженное выраженіе. Мн сдается, что она знала о намреніи сквайра отослать ее во Францію и мысль о возможной разлук съ сыномъ ее невыразимо пугала. Подозрніе это впервые вкралось къ ней въ душу во время ея болзни и просто сводило ее съ ума, тмъ боле, что ей до прізда Роджера не съ кмъ было посовтоваться и подлиться своимъ горемъ. Онъ самъ мн все это разсказалъ.
— Вы, повидимому, имли съ нимъ продолжительный разговоръ, папа.
— Да. Я былъ на пути къ старому Абрагаму я прозжалъ мимо гамлейскаго парка. Вдругъ сквайръ окликнулъ меня изъ-за кустовъ, передалъ мн извстіе о возвращеніи Роджера и такъ убдительно просилъ съ ними позавтракать, что я не имлъ духу отказать. Кром того, Роджеръ уметъ въ немногихъ словахъ выражать весьма многое.
— Я полагаю, что онъ незамедлитъ навстить насъ, сказала мистрисъ Гибсонъ: — и тогда мы сами его кое о чемъ разспросимъ.
— Какъ вы думаете, онъ придетъ къ намъ, папа? съ сомнніемъ въ голос спросила Молли. Она помнила о событіи, ознаменовавшемъ его послднее посщеніе, и о томъ, съ какими онъ надеждами тогда вышелъ изъ этой самой комнаты. Ей показалось по тни, мелькнувшей въ глазахъ ея отца, что такое же точно воспоминаніе постило и его.
— Не знаю, моя милая. Пока онъ не убдится вполн въ неизмнности ршенія Цинціи насчетъ ихъ помолвки, врядъ-ли ему будетъ пріятно явиться съ простымъ, церемоннымъ визитомъ въ домъ, гд онъ съ ней такъ часто видался. Но онъ принадлежитъ къ числу людей, которые всегда исполняютъ то, что имъ кажется справедливымъ, и никогда не отступаютъ ни передъ какими трудностями.
Мистрисъ Гибсонъ съ трудомъ дождалась конца рчи своего мужа.
— Онъ еще сомнвается въ неизмнности ршенія Цинціи насчетъ ихъ помолвки! Я думала, что она довольно ясно выразила свое намреніе разорвать ее. Чего еще требуетъ этотъ человкъ?
— Онъ еще не убжденъ въ томъ, что письмо ея не было написано подъ впечатлніемъ минуты, когда она находилась подъ вліяніемъ непріятныхъ мыслей и ощущеній. Онъ надется уговорить ее стать съ нимъ на прежнюю ногу. Я не раздляю его надеждъ, и я такъ и сказалъ ему. Но онъ, конечно, не успокоится, пока не услышитъ этого отъ нея самой.
— Бдная Цинція! Мое бдное дитя! жалобно воскликнула мистрисъ Гибсонъ.— Въ какое непріятное положеніе поставила она себя, позволивъ этому человку убдить себя!
Глаза мистера Гибсона метнули молнію, но онъ крпко стиснулъ зубы и только съ презрніемъ повторилъ: ‘этотъ человкъ — дйствительно такъ!’
Молли въ свою очередь была разочарована и уколота однимъ или двумя выраженіями отца. ‘Простой, церемонный визитъ, сказалъ онъ. Неужели это въ самомъ дл было такъ? Простой, церемонный визитъ!’
Но что бы въ дйствительности ни думалъ и ни чувствовалъ Роджеръ, онъ черезъ нсколько дней все-таки явился сдлать этотъ визитъ. Что онъ вполн сознавалъ неловкость своего изложеніи въ отношеніи къ мистрисъ Гибсонъ и страдалъ отъ этого, было слишкомъ ясно для Молли. Но мистрисъ Гибсонъ, конечно, ничего не замтила и осталась вполн довольна вниманіемъ, оказаннымъ ей человкомъ, имя котораго красовалось на столбцахъ газетъ и о которомъ у нея уже освдомлялись ея тоуэрскіе друзья.
Молли сидла у открытаго окна въ своей изящной блой блуз и держала въ рукахъ книгу. Но іюньскій воздухъ былъ такъ душистъ и прозраченъ, садъ пестрлъ такимъ изобиліемъ цвтовъ, а деревья такъ роскошно раскинули свои пушистыя втви, что читать не было возможности, и Молли, устремивъ взоръ въ даль, казалось, вполн наслаждалась яркой картиной передъ ея глазами. Къ тому же и мистрисъ Гибсонъ безпрестанно отвлекала ее отъ книги замчаніями объ узор своей вышивки. Время завтрака уже прошло и насталъ часъ, самый приличный для визита. Вдругъ Марія отворила дверь и доложила о прибытіи мистера Роджера Гамлея. Молли вздрогнула, но тотчасъ же оправилась и спокойно, хотя застнчиво осталась стоять около своего стула, пока въ комнату входилъ серьзный молодой человкъ съ сильно загорлымъ лицомъ, окаймлеинымъ густой бородой и съ перваго взгляда совсмъ непохожимъ на юношескую, веселую физіономію, которую она въ послдній разъ видла всего два года тому назадъ. Но въ жаркихъ странахъ, въ которыхъ странствовалъ Роджеръ, мсяцы ровняются годамъ въ боле умренныхъ климатахъ, а опасности, какимъ онъ ежедневно подвергался, невольно кладутъ свою печать на лицо человка и придаютъ ему видъ преждевременной опытности и точно строгости. Къ тому же его семейныя и сердечныя дла были далеко не такого свойства, чтобъ веселить или радовать его. Но голосъ его нисколько не измнился и первый напомнилъ Молли ея стараго друга, когда онъ заговорилъ съ ней совершенно инымъ тономъ, чмъ тотъ, съ какимъ произнесъ церемонное привтствіе ея мачих.
— Не могу вамъ выразить, какъ меня опечалило извстіе о вашей болзни! Да вы и теперь еще, повидимому, не совсмъ оправились! сказалъ онъ, устремивъ на нее мягкій, дружескій взглядъ. Молли чувствовала, какъ румянецъ разлился по ея лицу, и въ замшательств, желая скрыть овладвшее ею волненіе, подняла на него свои прекрасные, задумчивые глаза, которые, ему показалось, будто онъ видитъ въ первый разъ. Она улыбнулась ему и, еще сильне покраснвъ, сказала:
— О, теперь я очень поправилась въ сравненіи съ тмъ, какою была. Я нахожу, что стыдно хворать въ такую пору года, когда все вокругъ радуется и цвтетъ.
— Я слышалъ, какъ много мы… какъ много я обязанъ вамъ… Батюшка не можетъ равнодушно о васъ говорить…
— Перестаньте, прошу васъ, перебила его Молли, и слезы готовы были у нея брызнуть изъ глазъ. Онъ, казалось, тотчасъ же понялъ ее и продолжалъ, какъ-бы обращаясь къ мистрисъ Гибсонъ:
— А моя невстка то и дло, что толкуетъ о ‘Monsieur le docteur’, какъ она называетъ вашего супруга!
— Я еще не имла удовольствія познакомиться съ мистрисъ Осборнъ Гамлей, возразила мистрисъ Гибсонъ, какъ-бы внезапно спохватись, что этого могли отъ нея ожидать.— Но Молли доставила мн столько хлопотъ и заботъ… вы знаете, я вдь смотрю на нее совсмъ какъ на родную дочь… что я до сихъ поръ нигд не была, исключая Тоуэрса, впрочемъ, который для меня все равно, что второй домъ. Къ тому же, я слышала, что мистрисъ Осборнъ Гамлей незамедлитъ возвратиться во Францію. Но, во всякомъ случа, это непростительно съ моей стороны.
Закинутая такимъ образомъ сть для поимки новостей, касательно того, что происходило въ гамлейскомъ замк, Какъ нельзя лучше выполнила свое дло. Роджеръ отвчалъ:
— Я увренъ, что мистрисъ Осбернъ Гамлей рада будетъ познакомиться со всми друзьями нашего семейства, лишь только немного оправится отъ своей болзни. Что касается до Франціи, то я надюсь, она никогда боле туда не подетъ. У ней нтъ тамъ ни родныхъ, ни связей, и мы употребимъ вс наши усилія на то, чтобъ уговорить ее остаться съ нами. Впрочемъ, пока еще ничего не ршено. Затмъ, какъ-бы желая по возможности сократить свои церемонный визитъ, онъ всталъ и простился. У самыхъ дверей онъ остановился и обернулся, точно намреваясь сказать еще одно послднее слово, по встртилъ пристально на него устремленный взглядъ Молли, замтилъ ея смущеніе при этомъ неожиданномъ съ его стороны движеніи, и поспшилъ какъ можно скорй уйти.
‘Бдный Осборнъ былъ правъ!’ подумалъ онъ. ‘Она сдлалась, какъ онъ предсказывалъ, настоящей красавицей,— или это отраженіе ея характера придаетъ такой блескъ и такую тонкую грацію чертамъ ея лица? Теперь я не переступлю за порогъ этого дома иначе какъ затмъ, чтобъ окончательно узнать свою судьбу.’
Мистеръ Гибсонъ передалъ жен желаніе Роджера имть съ Цинціей личное объясненіе, съ цлью, чтобъ она въ свою очередь передала это дочери. Не то, чтобъ онъ ожидалъ отъ этого хорошихъ послдствій, но просто потому, что находилъ нужнымъ не скрывать отъ нея настоящаго положенія вещей и даже сказалъ это мистрисъ Гибсонъ. Та, не противорча ему, однако поступила по своему и скрыла отъ Цинціи желаніе и требованіе Роджера. Вотъ все, что она объ этомъ написала дочери:
‘Твой старый поклонникъ, Роджеръ Гамлей, впопыхахъ возвратился сюда, лишь только узналъ о смерти Осборна. Я полагаю, онъ не мало удивился, найдя въ замк его вдову и сына. На дняхъ онъ былъ у насъ съ визитомъ и держалъ себя довольно прилично и любезно, хотя путешествіе нисколько не улучшило его манеръ. Тмъ не мене, я предсказываю, что онъ въ скоромъ времени сдлается настоящимъ львомъ. Самая грубость его, которая такъ возмущаетъ во мн чувство изящнаго, будетъ вмнена ему въ заслугу, какъ нчто весьма приличное ученому путешественнику, постившему такъ много пустынныхъ мстъ и вкусившему такъ много необыкновенныхъ и странныхъ яствъ. Онъ, повидимому, совсмъ отказался отъ своихъ правъ на наслдство и поговариваетъ о новой экспедиціи въ Африку. О теб не было сказано ни слова, но сколько мн извстно, онъ освдомлялся о моей милой дочери у мистера Гибсона.’
— Такъ лучше! сказала она самой себ, складывая письмо и надписывая на немъ адресъ.— Все здсь сказанное правда — правда, или почти правда, и не можетъ встревожить ее. Конечно, онъ захочетъ съ ней повидаться, когда она возвратится, но къ тому времени, я надюсь, мистеръ Гендерсонъ возобновитъ свое предложеніе и все уладятся къ лучшему.
Но Цинція возвратилась въ Голлингфордъ въ одинъ изъ вторниковъ и объявила матери, что мистеръ Гендерсонъ не возобновлялъ своего предложенія. Да и къ чему бы онъ повторилъ его? Онъ получилъ отъ нея отказъ, не зная главной причины, побудившей ее дать ему неблагопріятный отвтъ. А она, съ своей стороны, совсмъ не была уврена въ томъ, что приняла бы его предложеніе, еслибъ не была уже связана словомъ съ Роджеромъ Гамлеемъ. Нтъ! Дядя и ттка Киркпатрикъ ничего не знали о ея помолвк съ Роджеромъ, о которой она ни слова не говорила и кузинамъ, врная своему первоначальному желанію хранить все дло въ тайн. Но подъ этой беззаботной и легкомысленной болтовней крылись другого рода чувства, недоступныя пониманію мистрисъ Гибсонъ, которая съ самаго начала возъимла непреодолимое желаніе выдать Цинцію за мистера Гендерсона. Помолвка съ Роджеромъ была первымъ къ тому препятствіемъ, а то обстоятельство, что теперь, когда съ нимъ было все кончено, Цинція не умла заставить мистера Гендерсона возобновить предложеніе, выводило изъ себя ея мать. Въ теченіе всего перваго дня посл возвращенія Цинціи, она преслдовала ее упреками и называла не иначе, какъ неблагодарной дочерью. Молли, ничего не понимая, печалилась за Цинцію, пока та наконецъ не сказала ей съ горечью: ‘Успокойтесь, Милли! Мама сердится на меня за то, что мистеръ…. зато, что я возвратилась изъ Лондона попрежнему свободной молодой леди.’
— Да, и въ этомъ, конечно, твоя вина, и именно поэтому я называю тебя неблагодарной. Не до такой же я степени безразсудна, чтобъ требовать отъ тебя невозможнаго! сердито проговорила мистрисъ Гибсонъ.
— Но въ чемъ же заключается моя неблагодарность, мама? Вроятно усталость отшибла у меня послдній умъ, такъ-какъ я ршительно не могу понять, почему вы называете меня неблагодарной. Цинція говорила вяло и неохотно, откинувшись на спинку кресла и, повидимому, нимало не заботясь о томъ, получитъ она на свой вопросъ отвтъ или нтъ.
— Какъ, ты не понимаешь, что мы длали для тебя все, что только было въ нашихъ силахъ, одвали тебя и посылали въ Лондонъ, а когда настало время вознаградить насъ за наши хлопоты и издержки, ты отказываешься.
— Нтъ ужь, Цинція, пожалуйста, не удерживай меня! воскликнула Молли, вся вспыхнувъ отъ негодованія и отталкивая руку Цинціи, протянутую къ ней съ цлью остановить ее.— Я уврена, что папа не раздляетъ вашего мннія, продолжала она, обращаясь къ мачих: — и не жалетъ издержекъ для своихъ дочерей. Я знаю также, что онъ ничуть не желаетъ видть насъ замужемъ, разв только… она запнулась.
— Разв что? насмшливо спросила мистрисъ Гибсонъ.
— Разв только мы кого-нибудь искренно полюбимъ, тихо, но твердо докончила Молли.
— Посл подобной тирады, которую я не могу назвать иначе, какъ весьма нескромной, мн, конечно, ничего боле не остается, какъ замолчать. Я ничуть не намрена ни помогать, ни мшать вашимъ любовнымъ дламъ, молодыя леди. Въ мое время мы всегда спрашивали совта у старшихъ. И она вышла изъ комнаты, спша выполнить идею, внезапно блеснувшую у нея въ ум, а именно написать мистрисъ Киркпатрикъ письмо и по своему объяснить ей ‘несчастную помолвку Цинціи’ и ‘ея необыкновенно чуткое пониманіе законовъ чести и приличій’. При этомъ она не забыла намекнуть о совершенномъ равнодушіи ея дочери ко всему мужскому полу, ловко исключая изъ общаго числа одного только мистера Гендерсона.
— О, Господи! со вздохомъ облегченія воскликнула Молли, опускаясь на стулъ, когда за мистрисъ Гибсонъ затворилась дверь.— Какая я становлюсь злая! Но, право, я не могла позволить ей говорить о папа, какъ будто онъ для васъ что нибудь жалетъ.
— Я уврена въ противномъ, Молли, и потому вамъ не зачмъ защищать его. Но мн очень грустно, что мама продолжаетъ на меня смотрть, какъ на ‘бремя’ — такъ въ Таймс постоянно называютъ дтей. Въ теченіе всей моей жизни я не была для нея ничмъ, кром бремени. Знаете, Молли, мною начинаетъ овладвать какое-то отчаяніе, и я боле нежели когда-либо номышляю объ удаленіи въ Россію. Я недавно слышала, что въ Москву требуется гувернантка-англичанка въ семейство, которое владетъ огромнымъ количествомъ земли и крестьянъ. На дняхъ я напишу туда письмо съ предложеніемъ своихъ услугъ и избавлю отъ себя мама. Какъ я устала! Ночь, проведенная въ дилижанс, невольно заставляетъ видть все въ чорномъ свт. Что слышно о мистер Престон?
— Онъ поселился въ Комнор-Грандж, за три мили отсюда, о никогда боле не показывается на голлингфордскихъ вечеринкахъ. Я разъ встртилась съ нимъ на улиц и трудно ршить, кто изъ насъ больше старался избжать др5гъ друга.
— Вы мн еще ничего не сказали о Роджер.
— Нтъ, потому что думала, онъ васъ мало интересуетъ. Роджеръ очень возмужалъ, а папа находитъ, что онъ сдлался гораздо серьзне. Я же видла его всего только одинъ разъ.
— Я надялась, что онъ къ этому времени уже удетъ отсюда. Мама мн писала, что онъ собирается въ новую экспедицію.
— Право, не знаю, отвчала Молли.— Но вамъ, безъ сомннія, извстно его желаніе съ вами повидаться и лично объясниться, робко прибавила она.
— Нисколько! Я слышу это въ первый разъ. Желала бы я, чтобы онъ удовлетворился моимъ письмомъ! Если а ему откажу въ свиданіи, какъ вы думаете, кто изъ насъ двухъ одержитъ верхъ — я или онъ?
— Онъ, поршила Молли.— Вы должны повидаться съ нимъ: онъ вправ отъ васъ этого требовать и не успокоится, пока вы его не удовлетворите.
— А если ему удастся меня уговорить возобновить нашу помолвку? Это ни къ чему не поведетъ, потому что я снова нарушу свое общаніе.
— Надюсь, что васъ не такъ легко заставить измнить разъ принятое намреніе, возразила Молли.— Но, можетъ быть, вы тогда не серьзно ршились ему отказать, Цинція? И она не безъ страха заглянула еи въ лицо.
— Нтъ, я твердо ршилась, какъ можно скорй ухать въ Россію, заняться тамъ воспитаніемъ маленькихъ двочекъ и никогда не выходить замужъ.
— Вы шутите, Цинція, а между тмъ это очень серьзный вопросъ.
Но на Цинцію напалъ одинъ изъ ея припадковъ веселости, и отъ нея боле нельзя было добиться ничего путнаго.

XVI.
Конецъ старой и начало новой любви.

Слдующее утрое застало мистрисъ Гибсонъ въ гораздо лучшемъ настроеніи духа. Она написала и отправила письмо къ ттушк Киркпатрикъ и теперь намревалась тмъ или другимъ способомъ уластить Цинцію и склонить ее ‘къ повиновенію и благоразумію’. Но вс эти труды оказались совершенно излишними. Цинція еще передъ выходомъ изъ своей комнаты получила оіъ мистера Гендерсона письмо, въ которомъ тотъ изъяснялся въ любви и вторично предлагалъ ей руку и сердце. Кром того, онъ увдомлялъ ее, что не имя терпнія ожидать отъ нея письменнаго отвта, онъ самъ за ней слдуетъ въ Голлингфордъ, куда и долженъ былъ пріхать вечеромъ того же дня, какъ и Цинція. Но Цинція никому ни слова не сказала объ этомъ письм. Она сошла къ завтраку, когда мистеръ и мистрисъ Гибсонъ уже встали изъ-за стола, но ея позннее появленіе было приписано тому, что она предъидущую ночь провела въ дилижанс и не спала. Молли еще попрежнему завтракала у себя въ комнат. Мистеръ Гибсонъ вскор ушелъ по больнымъ, и Цинція осталась наедин съ матерью.
— Какъ ты сегодня мало кушаешь, моя милая, сказала мистрисъ Гибсонъ.— Я боюсь, что теб наши кушанья кажутся очень простыми и невкусными посл тхъ, какія ты ла въ Гайд-Паркской улиц.
— Нисколько, отвчала Цпиція.— Я, просто на просто, сыта.
— Еслибъ мы были такъ богаты, какъ твой дядя, я считала бы своей обязанностью держать роскошный столъ, по съ нашими ограниченными средствами мы должны накидывать уздечку на наши желанія. Не думаю, чтобъ мистеръ Гибсонъ, какъ бы онъ ни трудился, могъ когда-нибудь заработывать больше, чмъ теперь, между тмъ, какъ законовдамъ открыто такое обширное поприще. Лордъ канцлеръ! Знатность и богатство — все въ ихъ власти.
Цинція была погружена въ собственныя размышленія, однако, все-таки отвчала:
— Но взгляните на оборотную сторону медали, мама. Сколько есть адвокатовъ безъ дла.
— Да, но у таковыхъ всегда бываютъ собственныя средства.
— Можетъ быть, и такъ. Мама, сегодня утромъ къ намъ прійдетъ мистеръ Гендерсонъ.
— О, мое дорогое дитя! Но какъ ты это узнала? Могу я тебя поздравить?
— Нтъ! А впрочемъ, я думаю, лучше вамъ все сказать. Я получила отъ него сегодня утромъ письмо, въ которомъ онъ меня увдомляетъ о своемъ прізд.
— Онъ сдлалъ теб предложеніе? Во всякомъ случа, должно полагать, что онъ намревается его повторить.
Цинція вертла въ рукахъ чайную ложечку. Она вздрогнула, какъ-бы внезапно пробужденная вопросомъ матери, и отвчала:.
— Сдлалъ предложеніе? Да.
— Ты намрена принять его? Скажи: да, Цинція, и осчастливь меня.
— Я не намрена говорить ‘да’, чтобъ осчастливить кого бы то ни было, исключая самой себя, да и поздка въ Россію мн очень улыбается.— Она сказала это единственно для того только, чтобъ подразнить мать и умрить ея восторгъ, тогда какъ въ сущности давно уже ршила, что ей длать. Но мистрисъ Гибсонъ не признавала за словами дочери даже и той части правды, какая въ нихъ заключалась. Жизнь въ незнакомой стран, посреди новыхъ людей и предметовъ, дйствительно, имла для Цинціи свою долю прелести.
— Ты всегда очень мила, душенька, но все же я теб совтовала бы надть твое шолковое лиловое платье.
— Я ни одной нитки, ни одной складки не измню въ моемъ теперешнемъ наряд.
— Этакое своевольное, упрямое созданіе! шутливо воскликнула мистрисъ Гибсонъ: — ты знаешь, что во всемъ бываешь хороша, что бы ты ни надла.— И поцаловавъ дочь, она вышла изъ комнаты хлопотать о завтрак, сервировкой котораго надялась блеснуть въ глазахъ мистера Гендерсона.
Цинція отправилась наверхъ къ Молли. Ей очень хотлось разсказать своей подруг о мистер Гендерсон, но она никакъ не могла придумать, съ чего бы удобне начать свой разсказъ, и наконецъ ршила предоставить все времени. Молли провела дурную ночь, и отецъ ея, навстивъ ее передъ уходомъ, посовтовалъ ей большую часть текущаго дня провести въ тишин и уединеніи своей комнаты. Мистрисъ Гибсонъ велла извиниться передъ Молли, что не пришла, по обыкновенію, провдать ее, и просила Цинцію объяснить ей причину, помшавшую ей подняться. Но Цинція и не подумала исполнить возложенное на нее порученіе. Она поцаловала Молли, и держа ее за руку, молча, просидла около нея нсколько минутъ, Потомъ она быстро поднялась съ мста и сказала:
— Теперь я оставлю васъ одну, моя крошка. Я желаю сегодня посл обда видть васъ особенно свжей и веселой: потому, прошу васъ, отдохните хорошенько.
И Цинція ушла въ свою комнату, заперлась на ключъ и погрузилась въ серьзную думу.
Въ это самое время она была предметомъ размышленія для одного человка, который не имлъ ничего общаго съ мистеромъ Гендерсономъ. Роджеръ узналъ отъ мистера Гибсона о возвращеніи Цинціи, и ршился немедленно переговорить съ ней, окончательно вывдать у нея причины, побудившія ее взять назадъ свое слово, я постараться превозмочь вс препятствія къ ихъ дальнйшему сближенію. Онъ въ этотъ день съ утра оставилъ отца и удалился въ лсъ въ ожиданіи минуты, когда настанетъ время ссть на лошадь и отправиться въ Голлингфордъ. Онъ не хотлъ явиться туда слишкомъ рано, помня, какъ утренніе часы были ему нкогда запрещены, хотя дожидаться ему было нелегко. Наконецъ, настала желанная минута. Но, несмотря на все свое нетерпніе, онъ халъ медленнымъ шагомъ, стараясь не волноваться и собраться съ духомъ.
— Дома мистрисъ Гибсонъ и мисъ Киркпатрикъ? спросилъ онъ у Маріи, отворившей ему дверь. Она была смущена, по онъ ничего не замтилъ.
— Кажется, дома, но я не уврена. Пожалуйте въ гостиную, сэръ, мисъ Гибсонъ тамъ.
Онъ пошелъ наверхъ. Нервы его, въ ожиданіи свиданія съ Цинціей, было въ напряженномъ состояніи. Онъ самъ не зналъ, радоваться ему или печалиться тому, что засталъ Молли одну. Она полулежала на кушетк, придвинутой къ большому окну, выходившему въ садъ. Бдняжка была очень блдна: личико ея мало отличалось отъ ея благо платья и кружевного платочка, повязаннаго на голов, чтобъ защитить ее отъ втра, повременамъ врывавшагося въ открытое окно. Мысли Роджера были такъ полны Цинціей, что онъ едва нашелся что сказать Молли.
— Вы, кажется, нехорошо себя чувствуете, замтилъ онъ, когда та встала, чтобъ поклониться съ нимъ. Въ первую минуту она не могла совладать съ собой и руки ея сильно дрожали.
— Я немного устала — вотъ и все, сказала она и замолчала, надясь, что онъ уйдетъ, но въ то же время, желая, чтобъ онъ остался подольше. Онъ взялъ стулъ и слъ около нея, прямо противъ окна. Онъ полагалъ, что Марія предупредитъ Цинцію о его приход и ежеминутно ожидалъ услышать ея быстрые и легкіе шаги на лстниц. Онъ чувствовалъ, что ему слдуетъ говорить, но мысли какъ-то плохо ему повиновались. Личико Молли покрылось яркимъ румянцемъ, раза два она собиралась что-то сказать, но потомъ раздумывала и ограничивалась односложными отвтами на его коротенькія замчанія. Вдругъ въ саду послышались веселые голоса. По мр ихъ приближенія, безпокойство Молли усиливалось, и она все съ большей и большей тревогой слдила за выраженіемъ лица Роджера. Онъ могъ съ своего мста видть все, что происходило въ саду. Внезапно по лицу его выступили красныя пятна. На поворот одной изъ алеекъ показались Цинція и мистеръ Гендерсонъ. Онъ что-то съ жаромъ говорилъ ей, наклонвишись впередъ и нжно заглядывая ей въ глаза. Она шла, немного отвернувшись отъ него, и въ легкомъ смущеніи играла съ цвтами, которые не то не давала ему, не то не хотла взять. Въ эту самую минуту къ нимъ подошла Марія. Она съ женскимъ тактомъ отвела Цинцію въ сторону, шопотомъ сказала ей о приход мистера Роджера Гамлея и передала ей его желаніе съ ней переговорить. Роджеръ могъ видть, какъ Цинція при этомъ извстіи слегка вздрогнула, бистро обернулась къ мистеру Гендерсону, что-то сказала ему и тотчасъ направилась къ дому.
— Молли, произнесъ Роджеръ глухимъ голосомъ: — скажите мн правду, не слишкомъ ли поздно говорить съ Цинціей? Я нарочно затмъ пришелъ. Кто этотъ человкъ?
— Мистеръ Гендерсонъ. Онъ только сегодня сюда пріхалъ и принятъ ею уже въ качеств жениха., О, Роджеръ, простите меня за боль, которую я вамъ причиняю!
— Скажите ей, что я былъ и ушелъ. Пошлите кого-нибудь поскорй увдомить ее о моемъ уход. Пусть она не прерываетъ своей бесды.
И Роджеръ бгомъ пустился внизъ по лстниц. Молли слышала, какъ за нимъ затворилась парадная дверь. Едва усплъ онъ выдти изъ дому, какъ въ гостиную явилась Цинція блдная, но ршительная.
— Гд онъ? спросила она, будто ожидая, что онъ куда нибудь спрятался.
— Ушелъ! едва слышно проговорила Молли.
— Ушелъ! слава-Богу! Кажется, самой судьбой назначено, чтобъ я никогда не могла вполн раздлаться съ однимъ поклонникомъ, прежде чмъ сойдусь съ другимъ. А между тмъ я ему написала такое ршительное письмо! Но что съ вами, Молли? Молли!
И было чего испугаться: Молли совсмъ лишилась чувствъ. Цинція бросилась къ звонку, позвала Марію, велла принести воды, солей, вина. Лишь только Молли пришла въ себя, но еще лежала блдная, съ трудомъ переводя духъ, Цинція написала карандашомъ записку мистеру Гендерсону, приказывая ему немедленно возвратиться въ гостиницу Георга, гд онъ остановился. Она прибавляла, что если онъ безпрекословно повинуется ея приказанію, то она ему позволитъ опять навстить ее вечеромъ, въ противномъ же случа онъ не увидитъ ея до слдующаго дня. Получивъ эту записку черезъ Марію, мистеръ Гендерсонъ былъ вполн увренъ, что только внезапное нездоровье мисъ Гибсонъ лишило его общества его очаровательницы. Въ утшеніе себ онъ принялся писать о своемъ счастіи многочисленнымъ своимъ друзьямъ, и въ томъ числ дядюшк и ттушк Киркпатрикъ, которые получили его письмо въ одно время съ посланіемъ мистрисъ Гибсонъ, гд она съ такой ловкостью и съ такимъ тактомъ говорила о томъ, что считала нужнымъ открыть, и умалчивала о томъ, что предпочитала сохранить въ тайн.
— Какой онъ имлъ видъ? спросила Цинція у Молли, когда он об сидли въ уютной уборной мистрисъ Гибсонъ.
— О, Цинція! На него жалко было смотрть. Онъ такъ страдалъ!
— Я не люблю людей, которые слишкомъ сильно чувствуютъ, съ недовольной миной произнесла Цинція.— Они не по мн. Ну что ему стоило разстаться со мной безо всякихъ хлопотъ? Я, право, не стою его любви.
— Вы обладаете счастливымъ даромъ возбуждать къ себ любовь. Вспомните мистера Престона: онъ тоже не хотлъ отказаться отъ васъ и долго не терялъ надежды.
— Ну, ужь извините, я никакъ не могу позволить, чтобъ Роджера Гамлея сравнивали съ мистеромъ Престономъ. Одинъ слишкомъ хорошъ для меня, тогда какъ другой слишкомъ дуренъ. Тотъ человкъ, въ саду, занимаетъ середину между ними, и потому боле всхъ подходитъ ко мн. Я сама такая: во мн нтъ, кажется, никакихъ пороковъ, но за то я и не отличаюсь особенною добродтелью.
— Вы его, дйствительно, на столько любите, чтобъ ршиться за него идти? серьзно спросила Молли.— Подумайте, Цинція. Вдь не годится такъ переходить отъ одного жениха къ другому. Вы причиняете страданіе, которое вы врядъ-ли въ состояніи измрить и понять.
— Можетъ быть, и такъ. Я не обижаюсь. Вамъ извстно, я никогда не выдаю себя за лучшую, чмъ я есть, и очень хорошо знаю, что не могу похвастаться постоянствомъ. Я и мистеру Гендерсону такъ сказала… Она остановилась, покраснла и улыбнулась.
— Сказали! А онъ что же?
— Онъ отвчалъ, что любитъ меня такою, какъ я есть. Вы видите, онъ предупрежденъ. Только ему, кажется, стало немножко страшно и онъ настаиваетъ, чтобъ наша свадьба совершилась какъ можно поскорй, почти немедленно. Но я еще не ршила, уступить ли ма его желанію, или нтъ? Вы его почти совсмъ не видли, Молли, но онъ опять прійдетъ сегодня вечеромъ. Смотрите, вы непремнно должны найдти его очаровательнымъ, иначе я вамъ никогда не прощу. Мн кажется, что онъ мн нравился уже и тогда, когда нсколько мсяцевъ тому назадъ сдлалъ мн первое предложеніе, но въ то время я старалась объ этомъ не думать. Мн иногда бывало такъ тяжело, такъ грустно, и я ужь подумывала надть на свое сердце желзный обручъ, чтобъ не дать ему разбиться. Помните, Молли, мы читали съ вами нмецкую повсть о врномъ оганн? Когда его господинъ, посл многихъ тревогъ и испытаніи, наконецъ получилъ обратно корону и богатства, и въ карет, запряженной шестерней, отъзжалъ отъ церкви, гд только что обвнчался съ дамой своего сердца, вдругъ раздались, одинъ за друпшъ, три странныхъ, металлическихъ звука. То врный оганнъ ломалъ желзные обручи, которые во время бдствій своего господина носилъ вокругъ сердца, чтобъ не дать ему разбиться.
Вечеромъ незамедлилъ явиться мистеръ Гендереонъ. Молли, съ нетерпніемъ ожидавшая его прихода, сама не знала, какъ опредлить впечатлніе, которое онъ произвелъ на нее. Онъ не то ей нравился, не то нтъ. Повидимому, нисколько не тщеславясь своей красивой наружностью, въ которой, впрочемъ, ничего не было приторнаго, онъ имлъ видъ настоящаго джентльмена. Обращеніе его было просто и естественно, а рчь текла плавно и свободно. Онъ никогда не говорилъ глупостей. Костюмъ его отличался изяществомъ, но въ немъ не виднлось ничего изысканнаго. Онъ былъ добръ и веселаго нрава, любилъ шутить и острить, какъ это вообще любятъ молодые люди его лтъ и званія. Но въ глазахъ Молли ему чего-то недоставало, такъ, но крайней-мр, ей показалось посл перваго свиданія. Точно въ немъ не хватало благородства или сознанія собственнаго достоинства. Конечно, Молли ничего не сказала объ этомъ Цинціи, которая была, повидимому, такъ счастлива, какъ только могла. Мистрисъ Гибсонъ млла отъ восторга. Она говорила мало, но каждое ея слово носило на себ отпечатокъ несомнннаго изящества и возвышенныхъ чувствъ. Мистеръ Гибсонъ недолго оставался въ гостиной и все время не спускалъ своихъ черныхъ проницательныхъ глазъ съ мистера Гендерсона, который и не подозрвалъ, какого тщательнаго наблюденія онъ былъ предметомъ. Вообще должно сказать, что мистеръ Гендерсонъ отлично держалъ себя: именно такъ, какъ того слдовало ожидать отъ благовоспитаннаго молодого человка. Почтительный къ мистеру Гибсону, внимательный къ мистрисъ Гибсонъ, дружественный съ Молли, онъ былъ нженъ и покоренъ съ Цинціей.
Въ первый разъ, какъ только мистеру Гибсону удалось посл этого вечера застать Молли одну, онъ сказалъ:
— Ну! Какъ теб нравится нашъ будущій родственникъ?
— Трудно сказать. Въ частностяхъ онъ очень пріятенъ, но въ общемъ нсколько скученъ.
— Я считаю его совершенствомъ, сказалъ мистеръ Гибсонъ, къ немалому изумленію Молли, но черезъ минуту она убдилась. что онъ говорилъ иронически. Докторъ продолжалъ:— я ничуть не удивляюсь тому, что она его предпочла Роджеру Гамлею. Какіе духи! Какіе перчатки! А волосы, а галстухъ!
— Папа, вы несправедливы. Въ немъ гораздо боле содержанія, чмъ вы говорите. По всему видно, что онъ человкъ хорошій. Къ тому же, у него очень красивая наружность и онъ сильно привязанъ къ Цинціи.
— А разв Роджеръ мене любилъ ее? Во всякомъ случа, я долженъ сознаться, что почувствую большое облегченіе, когда увижу ее замужемъ. Эта двушка постоянно будетъ замшана въ томъ или другомъ любовномъ дл, и только не поостерегись съ ней, такъ она непремнно выскользнетъ у тебя изъ рукъ. Я говорилъ Роджеру…
— Вы видли его посл того, какъ онъ былъ здсь?
— Да, я встртилъ его на улиц.
— Какъ вы его нашли?
— Похожимъ на человка, который, нельзя сказать, чтобъ переживалъ пріятнйшій моментъ своей жизни. Но онъ не замедлитъ оправиться — я въ томъ увренъ. Онъ говорилъ немного, но разумно и довольно спокойно, хотя было видно, что на душ у него нелегко. Впрочемъ, все это уже не новость для него: онъ въ теченіе трехъ мсяцевъ, конечно, имлъ время обдумать свое положеніе. Сквайръ, какъ кажется, гораздо больше волнуется. Онъ не можетъ пріидти въ себя отъ гнва при мысли, что сынъ его получилъ отказъ. Громадностъ преступленія нпервые поразила его, когда онъ увидлъ, какъ горячо принялъ это къ сердцу Роджеръ. Право, за исключеніемъ самого себя, я не знаю ни одного благоразумнаго отца. Что ты на это скажешь, Молли, а?
Мистеръ Гендерсонъ оказался весьма нетерпливымъ женихомъ. Онъ желалъ немедленно жениться на Цинціи, на слдующей же недл, черезъ дв недли — во всякомъ случа, какъ можно скоре, и затмъ намревался тотчасъ же увезти ее заграницу. О приданомъ и обычныхъ приготовленіяхъ онъ и слушать не хотлъ. Мистеръ Гибсонъ, дня два спустя посл помоливи, отозвалъ въ сторону Цинцію, и съ обычной своей добротой и предусмотрительностью, вручилъ ей билетъ въ сто фунтовъ.
— Это валъ на проздъ въ Россію и обратно, сказалъ онъ:— я надюсь, что ваши воспитанницы окажутся милыми и послушними дтьми.
Къ великому его изумленію и даже смущенію, Цинція вдругъ обвила его шею руками и поцаловала его.
— Вы — добрйшее существо въ мір, проговорила она, сильно тронутая: — я не нахожу словъ, чтобъ достаточно благодарить васъ.
— Если вамъ когда нибудь случится еще разъ измять мои воротнички, то я заставлю васъ заплатить за ихъ стирку. Да еще въ какое время вы это сдлали, именно тогда, какъ я изъ силъ выбиваюсь, чтобъ быть аккуратнымъ и наряднымъ, подобно вашему мистеру Гендерсону.
— Но онъ вамъ нравится, не правда ли? съ мольбой въ голос спросила Цинція: — онъ, съ своей стороны, васъ такъ полюбилъ.
— Еще бы. Мы вс теперь въ его глазахъ ангелы, а вы архангелъ. Надюсь, что онъ окажется не хуже Роджера.
Цинція сдлалась очень серьзна.
— Это было въ высшей степени глупое дло, сказала она:— мы такъ не похожи одинъ на другого, какъ…
— Но теперь все кончено, и этого достаточно. Мн некогда терять тутъ съ вами время. А вонъ и вашъ молодой человкъ мчится сюда на всхъ парусахъ.
Мистеръ и мистрисъ Киркпатрикъ прислали самыя жаркія поздравленія, мистрисъ Гибсонъ съ своей стороны, въ новомъ письм къ родственниц, просила ее сохранить втайн то, что она ей такъ некстати написала о Роджер. Она тогда была очень разстроена, извинялась она, и сама не знала хорошенько, что говорила, вслдствіе чего, безъ сомннія, одно преувеличила, а другому дала превратный смыслъ. Теперь же все разъяснилось: мистеръ Гендерсонъ сдлалъ предложеніе Цинціи, та его благосклонно приняла, оба они очень счастливы и (‘простите материнское тщеславіе’) составятъ прелестную парочку. Мистеръ и мистрисъ Киркпатрикъ отвчали снова очень любезнымъ письмомъ: хвалили мистера Гендерсона, восхищались Цинціей и всхъ поздравляли. Кром того, они неотступно просили, чтобъ свадьба была сиграна въ ихъ дом на Гайд-Паркской улиц, и по этому случаю приглашали къ себ мистера и мистрисъ Гибсонъ и Молли. Въ конц находилась маленькая приписка: ‘Вы, безъ сомннія, говорите не о знаменитомъ путешественник Гамле, открытія котораго надлали такъ много шуму въ ученомъ мір. Вы называете его молодымъ Гамлеемъ, странствовавшимъ въ Африк. Отвтьте на этотъ вопросъ, прошу васъ. Эленъ очень интересуется узнать истину’. Приписка была сдлана рукою Эленъ. Въ восторг отъ успха, какимъ, наконецъ, увнчался ея замыселъ, мистрисъ Гибсонъ прочла часть письма своей падчериц, а въ томъ числ и приписку, которая произвела на Молли гораздо большее впечатлніе, чмъ приглашеніе въ Лондонъ.
Посл продолжительнаго семейнаго совщанія было ршено исполнить желаніе мистера Киркпатрика и всмъ отправиться въ Лондонъ. Къ тому побуждали Гибсоновъ многія незначительныя причины, и одна важная. О первыхъ вс свободно разсуждали и спорили, о второй же единодушно умалчивали. Дло въ томъ, что они желали отпраздновать свадьбу подальше отъ мстопребыванія двухъ жениховъ, которымъ Цинція предварительно отказала. Молли умоляла беречь себя, чтобъ она была въ состояніи присутствовать на свадьб. Самъ мистеръ Гибсонъ хотя и считалъ нужнымъ нсколько умрять восторги своей жены и ея дочери, не безъ удовольствія помышлялъ о поздк въ Лондонъ и о возможности повидаться тамъ съ друзьями и побывать на разнаго рода выставкахъ, не говоря уже о томъ, что онъ питалъ истинное расположеніе къ мистеру Киркпатрику, котораго незадолго передъ тмъ принималъ въ своемъ дом.

XVII.
Поздравленія и отъздъ.

Весь Голлингфордъ перебывалъ въ дом мистера Гибсона съ поздравленіями. Многіе при этомъ, конечно, были движимы любопытствомъ и желаніемъ узнать вс малйшія подробности помолвки, а нкоторыя дамы, и во глав ихъ мистрисчі Гуденофъ, считали за личное себ оскорбленіе то обстоятельство, что Цинцію будутъ внчать въ Лондон. Даже леди Комноръ спизошла съ высоты своего величія и пріхала поздравить Клеръ, тогда какъ обыкновенно она никогда не длала визитовъ ‘вн своей сферы’, ‘до сихъ поръ всего только разъ была у мистрисъ Гибсонъ въ гостяхъ въ ея собственномъ дом.
Однажды утромъ Марія впопыхахъ вбжала въ гостиную и торжественно объявила:
— Тоуэрскій экипажъ подъзжаетъ къ воротамъ, сударыня, и въ немъ сидитъ сама графиня.
Было всего одинадцать часовъ, и мистрисъ Гибсонъ, конечно, пришла бы въ сильное негодованіе, еслибъ кто либо изъ простыхъ смертныхъ осмлился явиться къ ней съ визитомъ въ такую раннюю нору дня. Но изъ уваженія къ знатному положенію въ свт Комноровъ, можно было сдлать отступленіе отъ правилъ домашней дисциплины.
Когда леди Комноръ вошла въ гостиную, вся семья, такъ-сказать: ‘стояла подъ оружіемъ’. Графиню усадили въ лучшее кресло, опустили стору, такъ, чтобъ свтъ не мшалъ ея сіятельству, а затмъ уже начался разговоръ. Она первая заговорила. Леди Гарріета, которая-было съ дружескомъ привтствіемъ обратилась къ Молли, мгновенно замолчала.
— Я отвозила Мери, леди Коксгевенъ, на станцію новой линіи желзной дороги между Бирмингамомъ и Лондономъ, и вздумала захать къ вамъ, васъ поздравить. Клеръ, которая изъ этихъ двухъ молодыхъ леди невста? И, воорул:ась лорнетомъ, она осматривала Цинцію и Молли, которыя были почти одинаково одты.— Я считаю нелишнимъ дать вамъ маленькій совтъ, моя милая, продолжала она, когда Цинція была ей представлена въ качеств нареченной невсты.— Я много о васъ слышала, и радуюсь за вашу мать — ваша мать очень достойная женщина и добросовстно выполняла свои обязанности въ моемъ семейств, и такъ я отъ души радуюсь за вашу мать, что ея дочь длаетъ такую приличную партію. Я надюсь, вы вашимъ будущимъ поведеніемъ вполн загладите свои прошедшія ошибки и будете жить на радость и утшеніе вашей матери, которую мы, я и лордъ Комноръ, искренно уважаемъ. Но въ какое бы положеніе Богу ни угодно было васъ поставить — вы всегда должны держать себя скромно и съ достоинствомъ. Почитайте вашего мужа и въ каждомъ вашемъ шаг соображайтесь съ его желаніями. На забывайте, что онъ вашъ глава, и никогда ничего не предпринимайте безъ его совта.— Хорошо, что въ числ слушателей не было лорда Комнора, а то онъ могъ бы сдлать не совсмъ благопріятное для ея сіятельства сравненіе между ея теоріей и практикой.— Будьте бережливы, держите всегда въ порядк счетныя книги и не ищите жить сверхъ вашихъ средствъ. Я слышала, что мистеръ… и она ожидала, чтобъ ей помогли вспомнить забытое имя: — Гендерсонъ… Гендерсонъ законовдъ. Хотя вообще существуетъ предубжденіе противъ стряпчихъ, я, однако, знаю двухъ-трехъ изъ нихъ, весьма почтенныхъ людей. Я уврена, что мистеръ Гендерсонъ тоже хорошій человкъ, иначе ваша добрая мать и нашъ старый другъ Гибсонъ не дали бы своего согласія на вашъ бракъ съ нимъ.
— Онъ адвокатъ, сказала Цинція, которая была не въ силахъ доле сдерживаться.— Онъ адвокатъ, а не стряпчій.
— А, да. Стряпчій, адвокатъ — разница невелика. Но вамъ незачмъ говорить такъ громко, моя милая. Я хорошо слышу, и понимаю вещи. Что я собиралась сказать? Когда вы поживете въ свт, вы узнаете, что перебивать никогда никого не слдуетъ: это очень неучтиво и неблаговоспитанно. Я еще многое хотла вамъ сказать, но вы заставили меня все позабыть. Было еще что-то… Гарріета, о чемъ твой отецъ поручилъ мн спросить?
— Вроятно, о мистер Гамле, мама?
— Именно. Въ слдующемъ мсяц у насъ будутъ гостить многіе изъ друзей лорда Голлингфорда, и лордъ Комноръ сильно заботится о томъ, чтобъ въ числ ихъ непремнно былъ мистеръ Гамлей.
— Сквайръ? въ изумленіи спросила мистрисъ Гибсонъ.
Леди Комноръ слегка наклонилась впередъ, какъ-бы желая сказать: ‘еслибъ вы меня не перебили, то узнали бы, въ чемъ дло’.
— Я говорю о знаменитомъ путешественник, объ ученомъ мистер Гамле. Онъ, кажется, сынъ сквайра. Лордъ Голлингфордъ его очень хорошо знаетъ, и уже разъ приглашалъ его къ себ, но тотъ отказался быть у насъ, мы не знаемъ, по какой причин.
Неужели, въ самомъ дл, Роджера приглашали въ Тоуэрсъ и онъ отказался? Мистрисъ Гибсонъ была въ недоумніи. Леди Комноръ продолжала:
— Но на этотъ разъ мы особенно желаемъ его видть у себя. Мой сынъ, лордъ Голлингфордъ, возвратится въ Англію на той самой недл, когда мы ожидаемъ въ замокъ герцога Атертона, и боится, что не успетъ лично пригласить мистера Гамлея. Я слышала, мистеръ Гибсонъ очень друженъ съ нимъ. Не возьметъ ли онъ на себя трудъ уговорить его сдлать намъ честь своимъ посщеніемъ?
И это со стороны гордой леди Комноръ въ отношеніи къ Роджеру Гамлею, котораго мистрисъ Гибсонь два года тому назадъ почти выгнала изъ своей гостиной, и котораго Цинція лишила своей любви! Мистрисъ Гибсонъ не могла иріидти въ себя отъ изумленія, но отвчала, что мистеръ Гибсонъ исполнитъ желаніе ея сіятельства.
— Благодарю насъ. Вамъ извстно, что я не такого рода особа, чтобъ собирать гостей и умолять ихъ осчастливить Тоуэрсъ своимъ присутствіемъ. Но въ этомъ случа я преклоняю голову. Люди, занимающіе высокое положеніе въ свт, первые должны воздавать почести тмъ, которые отличаются на поприщ науки или искуства.
— Къ тому же, мама, вмшалась леди Гарріэта: — папа говорилъ, что Гамлеи владли своей землей еще до завоеванія Англіи норманами, тогда какъ мы поселились въ графств всего въ прошломъ столтіи. Даже существуетъ преданіе, что первый Комноръ составилъ себ состояніе, продавая табакъ въ царствованіе короля акова.
Можно себ представить, какое дйствіе эти слова произвели на леди Комноръ! Она поспшила заговорить съ Клеръ вполголоса, но въ тон ея слышалось сильное раздраженіе. Когда же, по ея мннію, настало время отъзда, она безцеремонно заставила леди Гаррісту прервать описаніе удовольствій Спа, который Цинція, между прочимъ, намревалась постить посл свадьбы.
Тмъ не мене, графиня приготовила для невсты прекрасный подарокъ: Библію и молитвенникъ въ великолпныхъ бархатныхъ переплетахъ съ серебряными застежками, а также собраніе счетныхъ книгъ, на первыхъ страницахъ которыхъ собственной рукой ея сіятельства было выписано количество хлба, масла, яицъ, мяса и всякой другой провизіи, необходимыхъ для содержанія одного лица въ теченіе одной недли. Тутъ же были выставлены и цны вышеозначенныхъ предметовъ, такъ что самая неопытная хозяйка могла мгновенно сообразить, не превзойдутъ ли расходы ея средства. То же самое гласила и записка, которую графиня прислала вмст съ прекраснымъ, но, по правд, сказать, нсколько скучноватымъ подаркомъ.
— Если ты дешь въ Голлингфордъ, Гарріета, то не возьмешь ли на себя трудъ вручить эти книги мисъ Киркпатрикъ? сказала леди Комноръ, запечатывая записку съ аккуратностью, приличной графин съ ея незапятнанной репутаціей.— Я слышала, что они вс отправляются завтра въ Лондонъ на свадьбу, вопреки моимъ стараніямъ растолковать Клеръ, что всякій обязанъ внчать всякаго въ церкви своего прихода. Она тогда увряла меня, что вполн со мной согласна, но должна въ этомъ случа уступить мужу, который очень желаетъ създить въ Лондонъ, а она не находитъ достаточныхъ причинъ ему противиться, не нарушая своихъ обязанностей въ повиновеніи его вол. Я совтовала передать ему мое мнніе объ этомъ, но я полагаю, ей не удалось убдить его. Главнымъ ея недостаткомъ всегда была крайняя уступчивость. Когда она у насъ жила, она никогда не умла говорить: ‘нтъ’.
— Мама! возразила леди Гарріета нсколько лукаво: — вы полагаете, что любили бы ее такъ же, какъ любите теперь, еслибъ она говорила: ‘нтъ’, когда вы желали бы, чтобъ она сказала: да?
— Безъ всякаго сомннія, моя милая. Я люблю, чтобъ у людей было ихъ собственное мнніе, хотя въ то же время нахожу справедливымъ, чтобъ они убждались моими доводами, когда они основаны на долговременномъ опыт и здравомъ смысл. Немногіе имли возможность и случай пріобрсти опытность, подобную моей и, право, только упрямство не допускаетъ людей сознаваться въ своихъ заблужденіяхъ. Надюсь, что я не деспотка? спросила она не безъ нкотораго безпокойства.
— Если вы и деспотка, мама, отвчала леди Гарріета, нжно цалуя обращенное къ ней строгое лицо: — то я, во всякомъ случа, предпочитаю деспотизмъ республик. А сама-то я разв не деспотически поступаю съ моими пони, которыя давно ожидаютъ, чтобъ отвезти меня сначала въ Голлингфордъ, а потомъ въ Ашгольтъ?
Но леди Гарріета была такъ долго задержана въ дом Гибсоновъ возникшими тамъ новыми затрудненіями, что принуждена была отложить свою поздку въ Ашгольтъ.
Она застала Молли одну въ гостиной, блдную, дрожащую, съ трудомъ удерживающуюся отъ слезъ. Комната была въ безпорядк: на стульяхъ и столахъ, всюду лежали кучи нарядовъ, на полу валялись бумаги и стояли мшки и до половины уложенные чемоданы,
— Вы похожи на Марія, сидящаго посреди развалинъ Карагена, сказала леди Гарріета.— Но что съ вами, моя милочка? Откуда у васъ такое печальное личико? Ужь не разстроился ли и этотъ бракъ? Впрочемъ, меня ничто не удивитъ тамъ, гд дло идетъ о прелестной Цинціи.
— О, нтъ! Въ этомъ отношеніи все въ порядк. Только я опять простудилась и папа говоритъ, что мн лучше не хать на свадьбу.
— Бдняжка! А это должна была быть ваша первая поздка въ Лондонъ?
— Да. Но мч больне всего то, что я не могу до конца остаться съ Цинціей, а папа… она остановилась, потому что слезы душили ее, а ей не хотлось плакать при свидтеляхъ. Она сдлала надъ собой усиліе и продолжала:— папа ожидалъ поздки въ Лондонъ, какъ праздника. Онъ надялся видть… онъ думалъ навстить… не умю вамъ сказать кого и что, только вообще ему предстояло много удовольствія. А теперь онъ говоритъ, что не можетъ спокойно оставить меня одну, даже и на три дня, изъ которыхъ два уйдутъ на путешествіе, а одинъ на свадьбу. Въ ту минуту въ комнату влетла мистрисъ Гибсонъ, по обыкновенію — суетливая, несмотря на успокоительное присутствіе леди Гарріеты.
— Какъ это мило съ вашей стороны, дорогая леди Гарріета! А, я вижу, бдное дитя разсказало вамъ о своей печали. Она простудилась очень не кстати, именно въ ту минуту, какъ все устроивалось къ лучшему. Я уврена, Молли, что виной вашего нездоровья открытое окно, у котораго вы сидли. Вы увряли, что свжій воздухъ вамъ невреденъ, и вотъ послдствія вашего упрямства. А мн то каково? Я не буду въ состояніи безмятежно наслаждаться счастіемъ моей единственной дочери, зная, что вы дома одн съ Маріей, нездоровы и скучаете. Нтъ, нтъ, я готова на всевозможныя жертвы, лишь бы вамъ было хорошо.
— Я уврена, что Молли не мене другихъ сожалетъ о своемъ гор, заступилась за нее леди Гарріэта.
— Нисколько, возразила мистрисъ Гибсонъ, не обращая ни малйшаго вниманія на порядокъ событій:— иначе она не сидла бы третьяго-дня у открытаго окна, когда я ей говорила отойти отъ него. Но теперь ничмъ не поправишь дла. Папа съ своей стороны… тмъ не мене я считаю своей обязанностью не печалиться и смотрть на все съ хорошей точки зрнія. Желала бы я и ей внушить то же самое. Но вы сами знаете, леди Гарріета, какъ прискорбно молодой двушк ея лтъ отказаться отъ первой поздки въ Лондонъ.
— Не въ томъ дло… начала Молли, но леди Гарріэта знакомъ заставила ее молчать и сказала:
— Мн кажется, Клэръ, что мы можемъ помочь бд, если только вы не откажете мн въ вашей помощи. У меня есть въ голов планъ, который позволитъ мистеру Гибсону остаться въ Лондон столько времени, сколько онъ заблагоразсудитъ. Молли будетъ имть самый тщательный за собою уходъ, а главное — мы ей доставимъ перемну воздуха, что, но моему крайнему разумнію, ей всего нужне. Я не могу вылечить ее, и тмъ самимъ доставить ей возможность присутствовать на свадьб и побывать въ Лондон, но я могу увезти ее въ Тоуэрсъ и посылать оттуда въ Лондонъ ежедневные бюллетени о ея здоровьи. Мистеру Гибсону тогда нечего будетъ безпокоиться и торопиться своимъ возвращеніемъ въ Голлингфордъ. Что вы на это скажете, Клеръ?
— О, я не могу хать въ Тоуэрсъ! воскликнула Молли.— Я доставила бы вамъ всмъ столько хлопотъ!
— Никто не спрашиваетъ вашего мннія, малютка. Если мы, старшія, поршимъ, что вамъ надо хать, вамъ останется только въ молчаніи повиноваться.
Между тмъ мистрисъ Гибсонъ быстро взвшивала въ своемъ ум вс выгоды и невыгоды предложенія леди Гарріэты. Въ числ послднихъ первое мсто занимала ревность. За то, съ другой стороны, пребываніе Молли въ Тоуэрс должно было несказанно возвысить всю ея семью въ глазахъ голлингфордскаго общества. Марію тогда можно будетъ взять съ собою въ качеств горничной, и мистеру Гибсону незачмъ будетъ торопиться своимъ возвращеніемъ домой, а въ Лондон всегда пріятно имть при себ мужчину, особенно такого изящнаго и всми уважаемаго, какъ докторъ. И такъ, выгоды одержали перевсъ.
— Какой великолпный планъ! Право, не знаю, что бы еще могло бытъ пріятне и удобне для моей бдной больной милочки. Но… что скажетъ леди Комноръ? Я скромна въ отношеніи своей семьи столько же, сколько и въ отношеніи самой себя, продолжала она.
— Вамъ извстно, что чувство гостепріимства мама только тогда и удовлетворяется, когда домъ ея полонъ гостей, а папа въ этомъ совершенно на нее похожъ. Къ тому же мама васъ любитъ и очень многимъ обязана мистеру Гибсону. Она и васъ полюбитъ, моя малютка, когда узнаетъ васъ такъ, какъ я знаю.
Сердце Молли болзненно сжалось при мысли объ этой поздк. Исключая того дня, который она провела въ Тоуэрс посл помолвки своего отца, она даже издали не видала замка съ тхъ поръ, какъ въ дтств заснула тамъ, на постели Клэръ.
Она боялась графини и не любила самаго дома. Но въ то же время она сознавала, что планъ леди Гарріэты одинъ могъ разршить вопросъ о поздк ея отца въ Линдонъ — вопросъ, такъ сильно безпокоившій ее и другихъ въ теченіе всего утра. Она молчала, но губы ея дрожали. О, еслибъ об мисъ Броунингъ не выбрали именно этого самаго времени для посщенія своего друга, мисъ Горнблоуэръ! Еслибъ она могла отправиться къ нимъ пожить у нихъ той тихой, простой, первобытной жизнью, которая приходилась ей такъ по вкусу! А теперь бдняжка должна была въ молчаніи выслушивать, какъ располагали ея судьбой, будто она неодушевлеиный предметъ, неимющій ни своего мннія, ни голоса въ ршеніи собственной участи.
— Я ее помщу въ розовой комнат, которая соединяется дверью съ моей, а уборную превращу въ маленькую гостиную для ея исключительнаго употребленія, еслибъ ей когда нибудь захотлось остаться одной. Маркесъ будетъ за ней ухаживать, а мистеру Гибсону хорошо извстно, какъ Маркесъ уметъ присматривать за больными. У насъ домъ будетъ полонъ гостей, такъ что въ развлеченіи ей тоже не будетъ недостатка. А когда пройдетъ ея простуда, мы съ ней станемъ здить кататься и я, какъ уже общалась, буду посылать въ Лондонъ ежедневные бюлетени. Прошу васъ, передайте все это мистеру Гибсону и пусть онъ также, какъ и мы, считаетъ дло ршеннымъ. Завтра въ одинадцать часовъ я сама за ней пріду въ закрытомъ экипаж. А теперь нельзя ли мн взглянуть на нашу нареченную невсту и передать ей мои поздравленія и подарокъ отъ мама?
Цинція явилась на призывъ, и съ важнымъ видомъ приняла подарокъ и поздравленія, не выказывая при этомъ ни особенной благодарности, ни удивленія. Но когда ея мать передала ей вс подробности плана леди Гарріэты насчетъ пребыванія Молли въ Тоуэрс, въ глазахъ Цинціи сверкнула неподдльная радость, и къ удивленію леди Гарріэты, она такъ горячо принялась ее благодарить, какъ будто та оказала ей личную и весьма важную услугу. Отъ вниманія леди Гарріэты не ускользнуло также и нжное движеніе, съ которымъ Цинція взяла за руку Молли и долго держала ее, какъ-бы мысль о предстоящей разлук была для ней очень тяжела. Однимъ словомъ, это движеніе и благодарный взглядъ Цинціи боле, нежели что-либо, привлекла къ ней сердце леди Гарріэты.
Молли надялась, что отецъ ея найдетъ какія-нибудь затрудненія для ея переселенія въ Тоуэрсъ, но она ошиблась въ своемъ ожиданіи. За то она незамедлила почувствовать нкотораго рода удовлетвореніе, видя, какъ успокоивала его та мысль, что онъ оставляетъ ее на попеченіи леди Гарріэты и Парнесъ. Кром того, онъ говорилъ, что перемна воздуха и мста ей будетъ въ настоящую минуту весьма полезна, и что даже онъ самъ уже подумывалъ отправить ее въ Гамлей, но боялся тяжелыхъ воспоминаній о грустныхъ событіяхъ, которыя и были главной причиной ея настоящей болзни.
Итакъ, Молли на другой день ухала въ Тоуэрсъ, оставляя за собой домъ въ состояніи страшнаго безпорядка и суматохи. Цинція все утро провела въ комнат Молли, укладывая ея гардеробъ и радуясь, что наряды, приготовленные ей къ свадьб, не пропадутъ даромъ, а послужатъ къ украшенію ея во время пребыванія въ замк посреди столькихъ знатныхъ гостей. Об двушки толковали о нарядахъ, какъ о весьма важномъ предмет: и та и другая боялись завести рчь о предстоящей разлук, и Цинція даже больше, чмъ Молли. Но когда за послдней пріхала карета и она сходила внизъ, Цинція сказала:
— Молли, я не буду ни благодарить васъ, ни уврять въ своей любви.
— И не надо, прошу васъ, отвчала та.— Я не вынесла бы этого.
— Не забудьте, что вы должны быть моей первой гостьей, только если вы явитесь ко мн въ коричневомъ плать съ зелеными лентами, я выгоню васъ изъ дому! Он такимъ образомъ разстались. Въ прихожей мистеръ Гибсонъ уже ждалъ Молли. Онъ нарочно возвратился домой къ этому времени, и сажая ее въ карету, еще и еще повторялъ совты насчетъ ея здоровья.
— Вспомни о насъ въ четвергъ, сказалъ онъ въ заключеніе.— Я и теперь не увренъ, которому изъ своихъ трехъ поклонниковъ она отдастъ предпочтеніе въ послднюю минуту. Но кто бы изъ нихъ ни явился тогда въ качеств жениха, я, во всякомъ случа, съ достоинствомъ и граціей подведу ее къ нему.
Карета двинулась, и Молли немалаго труда стоило, пока она не завернула за уголъ, отвчать на летучіе поцалуи, которые ей безъ числа посылала мачиха изъ окна гостиной. Но послдній взглядъ молодой двушки былъ на слуховое окно чердака, гд разввался блый платокъ, и откуда она сама, два года тому назадъ, съ тоской въ сердц слдила за удаляющимся Роджеромъ. Сколько перемнъ случилось съ тхъ поръ!
Первымъ дломъ Молли, но прізд въ Тоуэрсъ, было отправиться въ сопровожденіи леди Гарріэты на поклонъ къ леди Комноръ. Это былъ знакъ уваженія къ хозяйк дома, котораго, какъ леди Гарріэт хорошо было извстно, та вправ ожидать отъ, своей постительницы. Желая поскорй сбыть съ рукъ эту обязанность, она поторопилась отвести Молли на страшное для нея лицезрніе графини. Однако, леди Конноръ была очень милостива и даже довольно ласкова.
— Вы гостья леди Гарріэты, моя милая, сказала она.— Надюсь, что она будетъ хорошо заботиться о васъ, въ противномъ случа, пріидите ко мн и пожалуйтесь на нее. Слова, столь близко подходившія къ шутк, въ устахъ всегда серьзной леди Комноръ, были хорошимъ знакомъ, и леди Гарріэта изъ нихъ заключила, что наружность и манеры Молли произвели на ея мать благопріятное для молодой двушки впечатлніе.
— Ну, теперь вы въ вашемъ царств, и даже я не осмлюсь переступить за порогъ этой комнаты безъ особеннаго на то позволенія. Вотъ послдній нумеръ Quarterly Review, послдній новый романъ, и послднія критическія статьи. Если вы не захотите, то можете сегодня цлый день не сходить внизъ. Парнесъ принесетъ вамъ все, что вамъ понадобится. Постарайтесь какъ можно скорй отдохнуть и оправиться. Завтра къ намъ прідетъ много разнаго рода знаменитостей и, я полагаю, вамъ интересно будетъ ихъ видть. Сегодня я посовтовала бы вамъ, однако, сойдти внизъ къ завтраку, и вечеромъ. Что касается до обда, то это такой скучный и тяжелый для не совсмъ здоровыхъ людей обрядъ, что я васъ не приглашаю къ нему. Къ тому же, вы ничего и не потеряете: у насъ теперь еще никого нтъ чужихъ въ дом, исключая двоюроднаго братца Чарльза, который есть олицетвореніе мудраго молчанія.
Молли рада была предоставить леди Гарріэт ршеніе всего, что до нея касалось. На двор стояла сырая августовская погода, и въ ея комнатк несело трещалъ и пылалъ яркій огонь въ камин. Изъ окна разстилался красивый и обширный видъ на паркъ, а вдали виднлся шпицъ Голлингфордской церкви, что пріятно напоминало Молли о близости дома. Ее оставили одну. Она лежала на диван, возл нея были разбросаны книги, въ комнат распространялась живительная теплота отъ ярко пылавшихъ въ камин дровъ, а въ окно то и дло стучалъ втеръ и билъ дождь, что еще боле придавало цну удобствамъ, которыми она была окружена. Парнесъ разбирала ея вещи. Леди Гарріэта слдующимъ образомъ представила Парнесъ Молли: ‘вотъ эта особа, Молли, и есть мистрисъ Парнесъ, единственный человкъ въ мір, котораго я боюсь. Она бранитъ меня, точно маленькаго ребнка, всякій разъ, какъ я выпачкаюсь сама въ краскахъ или запачкаю свое платье. Она укладываетъ меня спать, тогда какъ мн хотлось бы еще посидть’… Парнесъ все время слушала, мрачно улыбаясь: — я ршилась избавиться отъ ея тираніи, почему и отдаю васъ ей на жертву. Парнесъ, поступайте съ мисъ Гибсонъ по своему усмотрнію, да будьте съ ней построже. Заставляйте ее сть, пить, отдыхать, спать и одваться какъ и когда вамъ это покажется удобне и лучше.
Парнесъ начала съ того, что уложила Молли на диванъ и сказала:
— Если вы мн дадите ключи отъ вашего чемодана, мисъ, то я разберу ваши вещи и предупрежу васъ, когда настанетъ время одваться къ завтраку.
Сойдя внизъ къ завтраку, Молли застала въ столовой ‘двоюроднаго братца Чарльза’, съ тткой его, леди Комноръ. Это былъ нкто сэръ Чарльзъ Мортонъ, сынъ единственной сестры леди Комноръ, некрасивый блокурый мужчина лтъ тридцати-пяти, очень богатый, очень чувствительный, неуклюжій и молчаливый. Онъ въ теченіе многихъ лтъ страдалъ хронической любовью къ леди Гарріэт, которая была къ нему совершенно равнодушна, хотя бракъ ея съ нимъ составлялъ одно изъ самыхъ сильныхъ желаній ея матери. Но леди Гарріэта обращалась съ нимъ очень дружелюбно, давала ему разныя порученія, говорила что длать и что оставлять не сдланнымъ, и никогда не сомнвалась въ его готовности безпрекословно повиноваться ея вол Ему же она, между прочимъ, поручила и заботу о Молли.
— Эту двушку, Чарльзъ, надо забавлять, не утомляя ея, и не только длать за нее все, но по возможности даже угадывать то, что можетъ ей быть пріятно, не давая ей времени пожелать этого. Она очень слаба и потому не въ состояніи переносить ни физической, ни нравственной усталости. Когда соберутся наши гости, вы не отходите отъ нея и выбирайте для нея мсто, откуда она могла бы все видть и слышать, сама не будучи на виду.
Сэръ Чарльзъ немедленно вошелъ въ свою роль, и это самымъ спокойнымъ и естественнымъ образомъ. Онъ говорилъ мало, по слова его дышали добротой и были въ высшей степени симпатичны. Молли незамедлила возчувствовать къ нему то довріе, какое леди Гарріэта именно желала въ ней возбудить. Вечеромъ, когда все семейство сидло за обденнымъ столомъ, а Молли уже напилась чаю и успла съ часокъ отдохнуть, явилась Парнесъ, одла ее въ одно и:іъ новыхъ, нарядныхъ платьевъ, сшитыхъ для поздки въ Лондонъ, и причесала ей волосы по послдней мод. Молли поглядла на себя въ зеркало и въ первую минуту сама не узнала граціознаго образа, который въ немъ отразился. Леди Гарріэта пришла за ней и повела въ большую залу, которая, со времени ея дтства, представлялась ея напуганному воображенію какой-то неизмримой степью. На конц комнаты сидла леди Комноръ и занималась вышиваніемъ. Весь свтъ отъ свчей и отъ огня, пылавшаго въ камин, казался сосредоточеннымъ въ этомъ углу громадной комнаты. Леди Гарріэта принялась заваривать и разливать чай, лордъ Комноръ дремалъ, а сэръ Чарльзъ вслухъ читалъ дамамъ отрывки изъ ‘Edinburgh Review’.
Когда Молли въ этотъ вечеръ ложилась спать, она не могла скрыть отъ самой себя, что пребываніе въ Тоуэрс скорй пріятно, чмъ иначе. Засыпая, она старалась согласить старыя впечатлнія съ новыми. Слдующій день прошелъ, такъ же какъ и предъидущій, очень спокойно, а вечеромъ начали съзжаться ожидаемые гости. Молли здила кататься съ леди Гарріэтой въ ея фаэтон, запряженномъ парой маленькихъ пони, и впервые, посл многихъ тяжкихъ недль, почувствовала ту бодрость тла и духа, которая предвщаетъ окончательное выздоровленіе.

XVIII.
Горизонтъ проясняется и возникаютъ новыя надежды.

— Если это васъ не слишкомъ утомитъ, малютка, то приходите сегодня обдать внизъ. Вы такимъ образомъ увидите всхъ гостей поодиночк, по мр того, какъ они будутъ приходить въ столовую, а не разомъ, какъ это будетъ, если вы явитесь въ гостиную вечеромъ. Голлингфордъ пріхалъ, и я надюсь, вамъ не будетъ скучно.
Итакъ, Молли въ этотъ день сошла внизъ къ обду и познакомилась, по крайней-мр съ виду, съ большей частью тоуэрскихъ гостей. Слдующій день былъ четвергъ, день свадьбы Цинціи. Какова бы ни была погода въ Лондон, въ Голлингфорд и его окрестностяхъ солнце ярко сіяло. Прійдя въ столовую въ завтраку, Молли нашла тамъ нсколько писемъ отъ своихъ.
Силы Молли теперь быстро возвращались и она не хотла доле, чмъ то было необходимо, оставаться на положеніи больной. Блдность ея почти совсмъ исчезла и сэръ Чарльзъ замтилъ леди Гарріэт, что у нея гораздо боле оживленный и бодрый видъ. Многіе изъ гостей спрашивали, кто эта хорошенькая двушка съ такой благородной осанкой и такими граціозными манерами? Это было въ четвергъ, а въ пятницу ожидали въ замокъ нсколько ближайшихъ сосдей, которымъ надлежало провести тамъ и суботу. Предупреждая объ этомъ Молли, леди Гарріэта, однако, не назвала еи именъ ожидаемыхъ гостей, и потому Молли, войдя въ гостиную передъ обдомъ, не безъ смущенія увидала тамъ Роджера. Онъ стоялъ въ тсномъ кружк мужчинъ, между которыми шелъ оживленный разговоръ, но Роджеръ внезапно прервалъ его, отвчалъ невпопадъ на сдланный ему вопросъ и быстрыми шагами направился къ тому мсту, гд сидла Молли, нсколько позади леди Гарріэты. Онъ зналъ, что она гостила въ Тоуэрс, но тмъ не мене былъ сильно удивленъ ея неожиданнымъ появленіемъ, такъ-какъ со времени возвращенія своего изъ Африки видлъ ее всего только два раза, да и то въ качеств больной. Теперь же, когда она внезапно предстала его взорамъ въ вечернемъ наряд, съ волосами, заплетенными въ роскошныя косы, съ румянцемъ застнчивости на щекахъ, хотя съ выраженіемъ самообладанія во взор, онъ едва узналъ ее. Онъ началъ чувствовать тотъ исполненный уваженія восторгъ, какой молодые люди обыкновенно ощущаютъ, разговаривая съ очень хорошенькой двушкой. Въ немъ пробудилось желаніе ей понравиться, пріобрсти ея доброе мнніе, и его къ тому побуждало чувство, вовсе не похожее на его прежнее дружеское къ ней расположеніе. Его что-то кольнуло, когда къ Молли подошелъ сэръ Чарльзъ, ни попеченіи котораго она находилась, и повелъ ее къ обду. Ему былъ непонятенъ смыслъ улыбки, какой они обмнялись. И тотъ и другая знали о план леди Гарріэты избавить Молли отъ необходимости разговаривать съ незнакомыми ей людьми и оба дйствовали сообразно предписанію молодой графини и согласно собственному желанію. Роджеръ во время обда не переставалъ съ безпокойствомъ наблюдать за ними. Вечеромъ онъ снова старался подойдти къ Молли, но нашелъ мсто около нея занятымъ. Возл нея сидлъ одинъ молодой человкъ, уже два дня гостившій въ замк и потому нсколько съ нею знакомый Молли очень хотлось прервать его пустую болтовню и дать около себя мсто Роджеру: ей такъ о многомъ надо было разспросить его, она такъ мало видала его въ теченіе двухъ мсяцевъ и даже боле, которые онъ уже провелъ въ Гамле. Но, несмотря на ихъ взаимное желаніе поговорить другъ съ другомъ, имъ это не удалось. Казалось, все вступило въ заговоръ противъ нихъ. Лордъ Голлингфордъ увелъ Роджера въ кружокъ мужчинъ среднихъ лтъ которые желали знать его мнніе на счетъ какого-то ученаго вопроса. Мистеръ Эрнестъ Уатсонъ, вышеупомянутый молодой человкъ, продолжалъ сидть около Молли единственно потому, что она была самая хорошенькая двушка въ комнат, и почти совсмъ отуманилъ ее блескомъ своего мелкаго остроумія Молли сдлалась очень блдна и имбла такой утомленный видъ, но леди Гарріэта незамедлила послать къ ней на помощь сэра Чарльза, и Роджеръ видлъ, какъ вскор затмъ она встала и удалилась изъ гостиной. До его слуха дошли дв-три фразы, которыми обмнялись леди Гарріэта и сэръ Чарльзъ и изъ которыхъ онъ узналъ, что Молли остальную часть вечера проведетъ въ своей комнат. Настоящій смыслъ этихъ фразъ могъ быть истолкованъ совершенно иначе.
— Право, Чарльзъ, сказала между прочимъ леди Гарріэта:— если она уже находится на вашемъ попеченіи, вамъ слдовало бы избавить ее отъ нескончаемой болтовни мистера Уатсона. Я выношу его только въ тхъ случаяхъ, когда бываю совершенно здорова.
Почему Молли находитась на попеченіи сэра Чарльза? Да, почему? И Роджеръ припоминалъ разныя бездлицы, могущія утвердить его въ мнніи, которое онъ забралъ себ въ голову. Имъ овладло какое-то тревожное недоумніе. Подобнаго рода помолвка казалась ему ужь черезчуръ поспшной и неблагоразумной, впрочемъ, онъ не былъ увренъ въ томъ, состоялась ли уже между ними помолвка, или еще нтъ. Въ субботу однако онъ былъ счастливе: на долю его выпало наконецъ желанное tte—tte съ Молли. Это произошло въ самомъ многолюдномъ мст въ дом, на соф въ передней, гд Молли, возвратясь съ прогулки, отдыхала по приказанію леди Гарріэты. Роджеръ, проходя мимо, увидалъ ее и подошелъ къ ней. Онъ остановился около большого мраморнаго бассейна и, длая видъ будто забавляется золотыми рыбками, проговорилъ точно вскользь:
— Мн вчера не посчастливилось: я желалъ поговорить съ вами, но это оказалось невозможнымъ. Вы сначала были поглощены разговоромъ съ мистеромъ Уатсономъ, а потомъ сэръ Чарльзъ Миртонъ увелъ васъ съ такимъ… такимъ повелительнымъ видомъ… Давно вы съ нимъ знакомы?
Роджеръ совсмъ не такъ намревался завести рчь о сэр Чарльз, но слова, какъ-то сами собой, невольно сорвались у него съ языка.
— Нтъ, недавно. Я никогда не видала его до моего прізда сюда, во вторникъ. Но леди Гарріэта поручала ему заботиться обо мн и не давать мн уставать. Вдь, вы знаете, я была больна и теперь еще чувствую повременимъ маленькую слабость. Онъ двоюродный братъ леди Гарріэты и во всемъ слушается ея.
— Онъ нехорошъ собой, но кажется очень неглупый человкъ.
— Да! Впрочемъ, онъ такъ мало говоритъ, что я не могу сказать ничего положительнаго объ его ум.
— Онъ пользуется большимъ уваженіемъ въ графств, замтилъ Роджеръ, желавшій теперь воздать ему должное.
Молли встала.
— Мн надо идти наверхъ, сказала она: — я здсь только на минутку присла, потому что этого желала леди Гарріэта.
— Подождите немножко, попросилъ онъ: — здсь очень пріятно отдыхать. Этотъ бассейнъ съ водяными лиліями, если не возбуждаетъ самаго ощущенія прохлады, то по крайней-мр напоминаетъ о ней. Къ тому же, я васъ такъ давно не видалъ и у меня есть къ вамъ порученіе отъ батюшки. Онъ на васъ очень сердитъ.
— Сердитъ на меня! въ изумленіи воскликнула Молли.
— Да! Онъ узналъ, что вы пріхали сюда для перемны воздуха и обидлся, зачмъ вы не выбрали для этого Гамлея. Онъ говоритъ, что вамъ не слдовало бы забывать старыхъ друзей.
Молли приняла все это очень серьзно и не замтила улыбки на его лиц.— Какъ мн жаль! воскликнула она: — будьте такъ добры, передайте ему, какъ это случилось. Леди Гарріэта захала къ намъ въ тотъ самый день, когда было ршено, что я не поду на… свадьбу Цинціи, хотла она сказать, но вдругъ спохватилась, вся вспыхнула и продолжала: — что я не поду въ Лондонъ. Она вздумала пригласить меыя сюда и уговорила папа и мама отпустить меня. Ей, право, нельзя было противиться.
— Вамъ лучше всего будетъ самой объяснить это батюшк, тогда онъ, можетъ быть, и номирится съ вами. Отчего бы вамъ не побывать у насъ посл того, какъ вы удете изъ Тоуэрса?
Перезжать такимъ образомъ изъ одного замка въ другой на подобіе коронованныхъ особъ, какъ-то плохо согласовалось съ скромными привычками Молли.
— Я очень желала бы этого, отвчала она: — по прежде мн надо побывать дома. Теперь я боле нежели когда-либо буду тамъ нужна…
И опять коснувшись того, что она считала больнымъ мстомъ у Роджера, Молли остановилась. Ему стало досадно, что она такъ тщательно избгаетъ упоминать о Цинціи. Молли съ свойственной ей тонкостью чувства поняла, что всякій намекъ на свадьбу его бывшей невсты долженъ его огорчать, но въ то же время не имла достаточно присутствія духа, чтобъ съ ловкостью обходить этотъ предметъ. Ея осторожность почему-то непріятно дйвствовала на Роджера и онъ ршился положить этому конецъ. Иначе его отношенія съ Молли навсегда останутся натянутыми и неестественными, какъ это всегда бываетъ между двумя друзьями, взаимно избгающими предмета, къ которому безпрестанно обращаются ихъ мысли.
— Ахъ, да! сказалъ онъ: — вы теперь, съ удаленіемъ мисъ Киркпатрикъ, боле нежели когда либо нужны дома. Я вчера видлъ объявленіе объ ея свадьб въ ‘Таймс’.
Говоря о ней, голосъ его дрогнулъ, но все же имя ея было между ними произнесено и цль Роджера достигнута.
— Тмъ не мене, продолжалъ онъ: — я, отъ имени батюшки, считаю себя вправ настаивать на нашемъ желаніи видть васъ у себя. Меня къ тому еще побуждаетъ то, что я вижу, какъ быстро на свжемъ воздух возобновляются ваши силы. Кром того, Молли — и при этомъ съ ней заговорилъ прежній, такъ хорошо знакомый ей Роджеръ: — вы можете намъ быть очень полезны. Эм робка и дичится батюшки, а онъ, какъ вамъ извстно, былъ съ самого начала дурно расположенъ къ ней. Между тмъ, они непремнно сошлись бы, еслибъ только покороче узнали другъ друга или еслибъ кто нибудь съумлъ ихъ сблизить. Я такъ желалъ бы, чтобъ это сдлалось до моего отъзда.
— До вашего отъзда? Вы опять собираетесь путешествовать?
— Да. Разв вы не слышали? Я въ первую поздку не выполнилъ всхъ своихъ условій и въ сентябр снова отправляюсь въ Африку на погода.
— Теперь я вспомнила. Но мн почему-то казалось, что вы попрежнему совсмъ и навсегда поселились въ Гамле.
— И батюшка такъ думаетъ, но врядъ-ли я снова изберу Гамлей своимъ постояннымъ мстопребываніемъ. Вотъ почему особенно я и хлопочу о томъ, чтобъ онъ окончательно примирился съ мыслью о необходимости жить вмст съ Эм. А, вотъ и все общество возвращается съ прогулки, но я надюсь еще съ вами сегодня увидться. Можетъ быть, посл обда намъ опять удастся поговорить. Я обо многомъ желаю съ вами посовтываться.
Они разстались. Молли ушла наверхъ счастливая, съ радостно бьющимся сердцемъ. Ей такъ пріятно было возобновить съ Роджеромъ дружескія отношенія и стать съ-нимъ на прежнюю ногу. Ей въ начал казалось, что она никогда не будетъ въ. состояніи смотрть на этого высокаго, смуглаго, обросшаго бородой знаменитаго ученаго, какъ на близкаго друга, а между тмъ это случилось, да еще такъ просто и леіко. Но въ этотъ день имъ не пришлось боле говорить. Молли увезли кататься съ двумя нрсстарлыми вдовами и одной старой двушкой, и она всю дорогу утшала себя мыслью, что завтра опять увидитъ Роджера. Въ суботу передъ обдомъ они вдвоемъ гуляли по лугу и Роджеръ объяснялъ ей положеніе Эм въ дом его отца. Ребнокъ составлялъ естественную связь между сквайромъ и молодой женщиной, но въ то же время и возбуждалъ между ними ревность и былъ, такъ-сказать, яблокомъ раздора. Роджеръ счелъ нужнымъ коснуться многихъ мелкихъ подробностей, чтобъ лучше объяснить Молли положеніе вещей въ Гамле, и они оба до такой степени увлеклись разговоромъ, что не замтили, какъ сошли съ лужайки и удалились въ длинную, тнистую аллею. Леди Гарріэта отдлилась отъ груины дамъ и подошла къ лорду Голлингфорду, который тутъ же стоялъ но близости. Съ фамильярностью любимой сестры, она взяла его подъ руку, и сказала:
— Не думаешь ли ты, что твой образцовый молодой человкъ и моя любимая молодая двушка начинаютъ открывать другъ въ друг достоинства, которыхъ прежде не замчали?
Но онъ не наблюдалъ за ними подобно ей.
— Что ты хочешь этимъ сказать? спросилъ онъ.
— Посмотри-ка туда, въ аллею. Кого ты тамъ видишь?
— Мистера Гамлея и, кажется, мисъ Гибсонъ. Но если ты позволишь твоему воображенію унести тебя въ эту сторону, то, могу тебя уврить, твои труды пропадутъ даромъ. Роджеръ Гамлей скоро пріобртетъ европейскую извстность.
— Это весьма возможно и нисколько не противоречитъ моему мннію. Молли Гибсонъ въ состояніи оцнить его.
— Она очень хорошенькая, добрая провинціалка. Я ничего не имю сказать противъ нея, но…
— Вспомни благотворительный балъ. Ты тогда танцовалъ съ ней и потомъ назвалъ ее необыкновенно умной и развитой двушкой. Мы съ тобой похожи на геніевъ въ арабской сказк, изъ которыхъ каждый восхвалялъ качества и достоинства принца Карамальзамана и принцесы Бадуры.
— Гамлей не женится.
— Почему ты знаешь?
— Онъ бденъ, а наука немного даетъ.
— О, если только за этимъ дло, то мало ли что можетъ случиться. Ему кто нибудь оставитъ наслдство, или этотъ несносный маленькій наслдникъ умретъ.
— Те, Гарріэта. Никогда не надо строить плановъ на будущее. Волей-неволей, а къ такимъ случа всегда приходится разсчитывать на чью нибудь смерть и на необычайныя столкновенія обстоятельствъ.
— Какъ будто законовды не то же самое постоянно длаютъ.
— Предоставь это тмъ, кому оно нужно. Я же терпть не могу устроивать свадьбы и заглядывать впередъ.
— Ты длаешься изъ рукъ вонъ несносенъ и прозаиченъ, Голлингфордъ!
— Только длаюсь! съ улыбкой возразилъ онъ: — я думалъ, что ты меня всегда такомъ считала.
— Если ты ожидаешь отъ меня комплимента, то ты его не получишь, а когда мое пророчество исполнится, вспомни мои слова. Или лучше побьемся объ закладъ, и кто выиграетъ, тотъ поднесетъ подарокъ принцу Карамальзаману или принцес Бадур.
Лордъ Голлингфордъ вспомнилъ слова сестры, когда услышалъ на слдующій день, какъ Роджеръ, узжая изъ Тоуэрса, сказалъ Молли на прощаньи:
— Такъ я могу передать батюшк, что вы прідете къ намъ погостить на слдующей недл? Вы себ представить не можете, какъ это его обрадуетъ. Онъ чуть-чуть не сказалъ: какъ это насъ обрадуетъ, но воздержался, полагая, что лучше визитъ Молли отвести исключительно насчетъ отца.
На другое утро Молли ухала домой. Она сама удивлялась тому, какъ ей было грустно разставаться съ Тоуэрсомъ, и никакъ не могла примирить впечатлнія, полученнаго ею въ настоящее время, съ идеею, какую составила себ въ дтств на основаніи испытаннаго страха и чувства одиночества. Молли за эту недлю поздоровла, повеселла, и на нее повяло благоуханіемъ какой-то новой надежды, въ чемъ однако она не отдавала себ ни малйшаго отчета. Не мудрено, если мистеръ Гибсонъ былъ пріятно пораженъ происшедшей въ ней перемной, а м.стрисъ Гибсонъ то и дло восхищалась ея красотой и граціей.
— Ахъ Молли, говорила она: — какія чудеса производитъ столкновеніе съ высшимъ обществомъ. Одна недля, проведенная съ людьми, подобными тмъ, какіе посщаютъ Тоуэрсъ, составляетъ цлый курсъ свтскаго образованія. Въ васъ есть что-то совершенно новое, какое-то je ne sais quoi, которое сразу говоритъ, что вы вращались въ большомъ свт. Моей милой Цинціи со всей ея красотой не доставало этого. Не подумайте, однако, что я говорю со словъ мистера Гендерсона, нтъ, ему ничего подобнаго и въ голову не приходило. Я въ жизнь ее видывала боле внимательнаго и влюбленнаго молодого мужа. Онъ купилъ ей цлый брильянтовый уборъ, такъ что я нринуждена была просить его не окружать ее слишкомъ большой роскошью и не уничтожать въ ней скромныхъ вкусовъ и наклонностей, которые я всячески старалась развить въ ней. Однако, напослдокъ, меня встртило маленькое разочарованіе: представьте себ, они ухали одни, безъ прислуги. Это была большая ошибка — настоящее пятно въ солнц. Милая Цинція! Когда я думаю объ ея счастіи, Молли, то только и прошу у Бога одного: дать мн возможность найдти вамъ точно такого же мужа. Но вы мн еще не говорили, кого встртили въ Тоуэрс?
Молли назвала многихъ гостей, а въ заключеніе и Роджера Гамлея.
— Вотъ чудеса! Право, этотъ молодой человкъ идетъ быстро въ гору.
— Гамлей гораздо древне Комноровъ, вспыхнувъ, возразила Молли.
— Я никакъ не могу вамъ позволить быть такой демократкой, Молли. Высокое положеніе въ свт — весьма важная вещь. Довольно ужь и того, что у нашего дорогого папа демократическія наклонности. Однако, я не хочу съ вами ссориться. Теперь, когда мы остались одн, намъ надлежитъ сдлаться самыми искренними друзьями, и я надюсь, что это такъ и будетъ. Роджеръ Гамлей ничего не говорилъ о несчастномъ маленькомъ Осборн Гамле?
— Напротивъ, говорилъ и очень много. Сквайръ души не слышитъ въ ребнк, и самъ Роджеръ, повидимому, имъ очень гордится.
— Да, да, старому сквайру необходимо имть какую нибудь игрушку, а французская маменька, что и говорить, съуметъ поймать его на удочку. Помните, какъ онъ одно время любилъ васъ, а теперь ужь боле мсяца и глазъ сюда не кажетъ.
Помолвка Цивціи съ мистеромъ Гендерсономъ сдлалась извстна около шести недль тому назадъ, и Молли не безъ основанія думала, что это, а не что другое было причиной мнимаго охлажденія къ ней сквайра.
— Сквайръ приглашаетъ меня погостить у нихъ на слдующей недл, если вы не найдете ничего противъ этого, мама, они, кажется, желаютъ, чтобъ я познакомилась поближе съ мистрисъ Осборнъ Гамлей, которая все еще не можетъ вполн оправиться отъ своей болзни.
— Право, не знаю, что и сказать на это. Мн сильно не нравится для васъ общество француженки сомнительнаго происхожденія, и мысль снова лишиться васъ, хотя бы то было на самое короткое время, мн просто невыносима. Вдь вы теперь у меня единственная дочь. Я приглашала къ себ погостить Эленъ Киркпатрикъ, но она въ настоящее время не можетъ пріхать, а потомъ у насъ въ дом начнутся передлки. Папа, наконецъ, согласился пристроить для меня еще одну комнату на случай прізда Цинціи и мистера Гендерсона. Но кром ихъ, я ожидаю еще другихъ постителей, да и Марія просится на недлю отдохнуть, а во мн желаніе никого не лишать удовольствія доходитъ до слабости. Принявъ все это въ соображеніе, я дйствительно думаю, что вамъ лучше на нсколько дней ухать изъ дому. Я пожертвую своимъ собственнымъ удовольствіемъ и попрошу папа отпустить васъ.
Мисъ Броунингъ незамедлила явиться съ визитомъ. Въ тотъ самый день, какъ он возвратились отъ мисъ Горнблауеръ, къ нимъ зашла мистрисъ Гуденофъ объявить о томъ, что Молли похала въ Тоуэрсъ и не на одинъ день, а на цлую недлю, точно знатная молодая леди. Вслдствіе этого, мисъ Броунингъ поспшила навстить Гибсоновъ и разспросить мистрисъ Гибсонъ о подробностяхъ свадьбы Цинціи, а Молли о подробностяхъ ея пребыванія въ Тоуэре. Мистрисъ Гибсонъ осталась недовольна тмъ, что вниманіе гостей было раздлено между нею и ея падчерицей, и въ ней снова, пробудилась ревность къ Молли по случаю сближеніи послдней съ тоуэрскимъ семействомъ
— Ну, Молли, сказала мисъ Броунингъ:— разскажите-ка намъ, Какъ вы себя вели между всей этой знатью. Замчу кстати, что вамъ не слдъ гордиться ихъ расположеніемъ: они добры къ вамъ ради вашего отца.
— Молли очень хорошо извстно, возразила мистрисъ Гибсонъ самымъ нжнымъ и пвучимъ голосомъ:— что она обязана своимъ пребываніемъ у леди Комноръ единственно моему желанію быть спокойной на ея счетъ во время свадьбы Цинціи. Лишь только я пріхала домой, и Молли возвратилась изъ Тоуэрса. Я вообще не люблю употреблять во зло оказываемую мн доброту и пользоваться чужими услугами боле, чмъ то ршительно необходимо.
Хотя Молли и сознавала всю неточность подобнаго заявленія со стороны мачихи, тмъ не мене ей стало очень неловко.
— Ну, Молли, снова начала мисъ Броунингъ:— все равно, почему бы вы туда ни попали: по вашимъ ли собственнымъ заслугамъ, по заслугамъ ли вашего отца, или по заслугамъ мистрисъ Гибсонъ, только разскажите намъ, что вы тамъ длали?
Молли начала разсказъ, который могла бы сдлать гораздо боле занимательнымъ для мисъ Броунингъ и для мисъ Фбе, еслибъ ее не смущало присутствіе мачихи, которая безпрестанно перебивала ее поправками и разнаго рода замчаніями. Но Молли особенно раздосадовали слова, съ которыми мистрисъ Гибсонъ обратилась на прощаньи къ мисъ Броунингъ.
— Пребываніе въ Тоуэрс совсмъ вскружило голову Молли: точно до нея ужь никто и не бывалъ въ знатныхъ домахъ. Она получила вкусъ къ расяпному образу жизни и на слдующей недл опять узжаетъ въ гамлейскіи замокъ.
Совершенно въ иномъ тон поддерживала мистрисъ Гибсонъ разговоръ съ своей слдующей постительницей, мистрисъ Гуденофъ. Между двумя дамами всегда существовало чувство скрытаго антагонизма. Мистрисъ Гуденофъ первая заговорила:
— Я полагаю, мистрисъ Гибсонъ, мн слдуетъ поздравить васъ съ свадьбой мисъ Цинціи. Со всякой другой матерью я постовала бы о томъ, что ей пришлось разстаться съ дочерью, но съ вами другое дло: вы не принадлежите къ числу такихъ матерей.
Мистрисъ Гибсонъ сомнвалась, которыя изъ этихъ матерей наиболе заслуживаютъ уваженія, и потому нсколько затруднялась отвтомъ.
— Милая Цинція! томно произнесла она.— Нельзя не радоваться ея счастью! А между тмъ… и она заключила свою рчь глубокомъ вздохомъ.
— Да. Она была такого рода двушка, что за ней всегда ходила бы толпа поклонниковъ. Я въ жизнь не видала боле красиваго личика. Но она сильно нуждалась въ хорошемъ присмотр. Что до меня касается, то я отъ души радуюсь выпавшему на ея долю счастью. Говорятъ, у мистера Гендерсона порядочное состояніе, кром того, что ему приноситъ его профессія.
— Я нисколько не сомнваюсь въ томъ, что Цинція будетъ наслаждаться всми благами земли, съ достоинствомъ произнесла мистрисъ Гибсонъ.
— Да, да, она всегда была моей любимицей, и я еще сегодня говорила внучк (мистрисъ Гуденофъ сопровождала молоденькая леди, съ нетерпніемъ ожидавшая появленія свадебнаго пирога), что никогда не была заодно съ тми, которые осуждали ее и называли кокеткой. Повторяю: я искренно радуюсь тому, что она сдлала такую выгодную и приличную партію. А вы теперь, безъ сомннія, приметесь устроивать мисъ Молли?
— Если вы подъ этимъ подразумваете усилія съ моей стороны избавиться отъ общества двушки, на которую я смотрю какъ на собственную дочь, то вы очень ошибаетесь, мистрисъ Гуденофъ. Прошу васъ также помнить, что я не имю ни малйшаго поползновенія быть чьей бы то ни было свахой. Цинція познакомилась съ мистеромъ Гендерсономъ въ дом своего дяди въ Лондон.
— Да, да, я всегда думала, что кузина ея ужь черезчуръ часто хвораетъ и нуждается въ ея обществ. Но не думайте, чтобъ я хотла упрекать васъ за то, что нахожу весьма естественнымъ и даже законнымъ въ матери. Я только хотла замолвить словечко за мисъ Молли.
— Благодарю васъ, мистрисъ Гуденофъ, не безъ досады, хотя со смхомъ, отвчала Молли.— Когда я захочу выдти замужъ, то не стану безпокоить мама, а сама поищу себ жениха.
— Молли сдлалась такой всеобщей любимицей, что я совершенно теряю надежду видть ее постоянно дома, сказала мистрисъ Гибсонъ.— Я очень скучаю безъ нея, но, какъ я говорила мистеру Гибсону, молодымъ людямъ надо доставлять развлеченіе, пока они молоды. Ея пребываніе къ Тоуэрс, въ обществ умныхъ и знатныхъ людей, принесло ей большую пользу. Въ манерахъ ея произошла значительная перемна, а для разговора она теперь всегда выбираетъ только возвышенные предметы. На дняхъ она опять узжаетъ въ гамлейскій замокъ. Я начинаю не на шутку гордиться моей дочерью, вида, какъ везд дорожатъ ея обществомъ. А какія очаровательныя письма мн пишетъ изъ Парижа моя другая дочь, моя милая Цинція!
— Нравы и обычаи за послднее время очень измнились, сказала мистрисъ Гуденофъ:— и потому я, конечно, плохой судья въ подобнаго рода вещахъ. Но посл моей первой свадьбы я съ мужемъ ухала на почтовыхъ лошадяхъ всего за двадцать миль отъ мста, гд насъ внчали. Мы прибыли прямо въ домъ моего свкра, тамъ насъ ожидали родные, друзья и превосходный ужинъ. Во вторую мою свадебную прогулку я была уже постарше и мной овладло убжденіе, что теперь или никогда настала для меня минута взглянуть на Лондонъ. И какъ же вс меня упрекали за неблагоразуміе и излишнюю трату денегъ! А между тмъ, у меня посл перваго мужа осталось препорядочное еостояньпце. Теперь же, какъ посмотришь, все пошло на выворотъ: молодые здятъ справлять медовой мсяцъ въ Парижъ, а до издержекъ имъ и горя мало. Счастливы они, если расточительность не приведетъ ихъ къ дурному концу. Но, какъ оы то ни было, я все-таки рада, что теперь принимаются хлопотать и о мисъ Молли. Конечно, это не то, чего я могла бы пожелать для моей Анны-Маріи, но, повторяю, времена перемнились….

XIX.
Молли Гибсонъ въ гамлейскомъ замк.

На этомъ пока остановился разговоръ. Подали свадебный пирогъ и Молли принялась подчовать гостей. Послднія слова мистрисъ Гуденофъ неотвязчиво звучали у нея въ ушахъ, и она тщетно старалась пріискать для нихъ какой-нибудь другой смыслъ кром того, который самъ собой невольно представлялся ея уму и незамедлилъ еще боле подтвердиться. Мистрисъ Гуденофъ простилась и ушла. Мистрисъ Гибсонъ приказала Молли, въ ожиданіи новыхъ постителей, переставить подносъ съ пирогомъ и виномъ на маленькій столикъ у открытаго угловаго окна. Подъ этимъ самымъ окномъ извивалась дорожка, пролегавшая между подъздомъ и большой дорогой. Молли, исполняя порученіе мачихи, услышала, какъ мистрисъ Гуденофъ, проходя мимо, говорила внучк:
— А нечего сказать, хитрая штука эта мистрисъ Гибсонъ! Роджеръ Гамлей теперь въ замк у отца. Онъ еще легко можетъ сдлаться наслдникомъ имнія, и вотъ она посылаетъ туда Молли… больше ничего нельзя было разслышать. Молли чуть не заплакала отъ стыда и досады. Она поняла, что мистрисъ Гуденофъ не одобряетъ ея поздки въ Гамлей, и сильно встревожилась. ‘Конечно’ — старалась она утшить себя — ‘мистрисъ Гуденофъ плохой судья въ подобнаго рода вещахъ: ина такая необразованная и такъ мало знакома съ обычаями свта’. Мистрисъ Гибсонъ не обратила на ея замчанія ни малйшаго вниманія. Мистеръ Гибсонъ смотрлъ на предстоящій визитъ Молли сквайру, съ той же точки зрнія, какъ и на предъидущія ея посщенія гамлейскаго замка. Роджеръ пригласилъ ее такъ просто и дружески и сама Молли находила весьма естественнымъ дломъ поздку отъ которой ожидала много пріятныхъ минутъ. Теперь же, когда спокойствіе ея было возмущено, она не допускала и мысли о возможности первой заговорить о намекахъ, которые она только что слышала и которые вызвали на ея лицо краску стыда и негодованія. Бдняжка старалась всячески урезонить себя. Еслибъ ея поздка въ Гамлей заключала въ себ хоть тнь неприличія, то неужели бы ея отецъ не поспшилъ наложить на нее свое veto? Разсужденія однако не приводили къ желаемому результату, и чмъ боле Молли старалась не думать о словахъ мистрисъ Гуденофъ, тмъ съ большимъ упорствомъ они преслдовали ее. Такого рода тревоги и сомннія, пожалуй, у многихъ вызовутъ улыбку, а между тмъ они были весьма горьки для юнаго, чистаго сердца молодой двушки. Наконецъ, Молли ршилась на слдующее: она подетъ въ Гамлей, но исключительно займется намъ сквайромъ и его сближеніемъ съ Эме. Что же касается до Роджера, то она, по возможности, будетъ избгать его. Милый Роджеръ! Добрый Роджеръ! Хорошій Роджеръ! Нелегкая задача предстояла Молли, когда она задумала ограничиться въ своихъ сношеніяхъ съ нимъ одной только учтивостью. Но ей это предписывало чувство скромности, и она не отступитъ ни передъ какой трудностью. При всемъ томъ, она сознавала необходимость быть въ его присутствіи какъ можно натуральне, такъ, чтобъ имъ не замтилъ перемны въ ея обращеніи. Но въ чемъ должна состоять эта натуральность? На сколько слдуетъ ей избгать его общества? Поразитъ ли Роджера ея сдержанность или пройдетъ для него незамеченной? Увы! Отнын дружба ихъ навсегда лишилась той простоты отношеній, которая составляла главную ея прелесть. Молли предписала себ правила, ршилась ни на шагъ отъ нихъ не отступать, и затмъ дала себ слово забыть глупыя рчи мистрисъ Гуденофъ. Слдствіемъ всего этого было то, что въ манерахъ ея и словахъ появилась какая-то натянутость, которая на всякую постороннюю личность непремнно произвела бы невыгодное для Молли впечатлніе Но Роджеръ, такъ хорошо знавшій ее, тотчасъ же замтилъ, что съ ней что-то неладно. Для своего пребыванія въ Гамле она назначила ровно столько же дней, сколько провела въ Тоуэрс, боясь, что боле короткій визитъ вызоветъ неудовольствіе сквайра и даже обидитъ его. А между тмъ какой заманчивой красотой блисталъ паркъ и все мстечко въ своемъ золотистомъ осеннемъ наряд! Роджеръ стоялъ на крыльц, поджидая Молли, и первый встртилъ ее. Затмъ онъ отправился за Эме, которая незамедлила явиться въ глубокомъ траур съ ребнкомъ на рукахъ, какъ-бы ища въ немъ защиты отъ робости, явно виднвшейся въ каждомъ ея движеніи. Но мальчикъ вырвался у нея и побжалъ къ синему другу кучеру, требуя, чтобъ тотъ покатать его. Роджеръ говорилъ мало и вообще держался на второмъ план, желая дать почувствовать Эме, что она настоящая хозяйка дома. Но та, до крайности застнчивая, не находила словъ, чтобъ приличнымъ образомъ привтствовать свою гостью. Она взяла ее за руку и повела въ гостиную, но тамъ, ни внезапному побужденію, вдругъ бросилась къ Молли на шею и со слезами начала благодарить ее за нжныя попеченія, которыхъ была предметомъ во время своеи болзни. Съ это и минуты он сдлались друзьями.
Сквайръ всегда приходилъ въ столовую къ завтраку не столько для удовлетворенія собственнаго аппетита, сколько изъ желанія присутствовать при обд (завтракъ для другихъ, для мальчика былъ обдомъ) своего внука. Молли быстро увидла, въ какомъ положеніи находились семейныя дла въ замк. Даже, еслибъ Роджеръ ничего о томъ не сказалъ ей въ Тоуэрс, она теперь не могла бы не замтить сама, что сквайръ и его невстка, хотя и прожили вмст уже нсколько мсяцевъ, еще не нашли ключа къ взаимному пониманію. Эме отъ робости забывала и то немногое, что знала изъ англійскаго языка. Къ тому же, она недовольными глазами ревнивой матери съ безпокойствомъ слдила за обращеніемъ сквайра съ ея ребнкомъ. Нельзя сказать, чтобъ обращеніе это огличалось особеннымъ благоразуміемъ. Мальчикъ съ наслажденіемъ потягивалъ крпкій эль и требовалъ всхъ кушаньевъ, какія только видлъ на стол. Эме, тревожно наблюдая за сыномъ, не могла какъ слдуетъ заняться Молли. Роджеръ сидлъ на другомъ конц стола, противъ того мста, гд помщались внукъ съ ддомъ. Когда первыя требованія мальчика были удовлетворены, сквайръ обратился къ Молли.
— Такъ вотъ какъ! Вы все-таки пожаловали къ намъ, хотя и побывали между знатными людьми. А я, мисъ Молли, узнавъ о вашей поздк въ Тоуэрсъ, думалъ, что вы насъ ужь больше и знать не захотите. Вы не нашли другаго мста, гд бы пріютиться въ отсутствіе отца и матери, кром графскаго дома?
— Они пригласили меня, и я похала къ нимъ, отвчала Молли.— Теперь вы пригласили меня, и я пріхала къ вамъ.
— Я полагаю, вы могли бы, не дожидаясь приглашенія, знать, что мы всегда рады видть васъ у себя. Да что толковать, Молли! Я считаю васъ своей дочерью боле, нежели вонъ ту госпожу! На послднихъ словахъ онъ понизилъ голосъ, надясь также, что болтовня ребнка заглушитъ ихъ.
— Нечего вамъ такъ жалостно смотрть на меня, прибавилъ онъ.— Она плохо понимаетъ поанглійски.
— Мн кажется, она на этотъ разъ поняла, шопотомъ произнесла Молли, опустивъ глаза, изъ боязни еще разъ увидать вспыхнувшій на щекахъ Эме румянецъ и отчаянное выраженіе всей ея физіономія. Она почувствовала немалое облегченіе, когда, минуту спустя, Роджеръ заговорилъ съ Эме самымъ дружескимъ, братскимъ тономъ. Между ними завязался довольно оживленный разговоръ, которымъ сквайръ поспшилъ воспользоваться для своего а parte съ Молли.
— Онъ у меня славный малый — здоровякъ, не правда ли? сказалъ онъ, гладя кудрявую головку маленькаго Роджера.— Онъ можетъ раза четыре затянуться изъ трубки своего ддушки и его притомъ нисколько не стошнитъ — такъ что ли, малый?
— Я больше не стану затягиваться, ршительнымъ тономъ произнесъ мальчикъ.—Мама сказала нтъ, и я не буду.
— Похоже на нее! понизивъ голосъ, замтилъ сквайръ.— Какъ будто это можетъ ему повредить!
Молли поспшила перемнить предметъ разговора и завела рчь о работахъ по осушк болота. Сквайръ предложилъ ей посл завтрака пойдти взглянуть на нихъ, и Молли подумала, какъ напрасны были ея опасенія насчетъ слишкомъ частыхъ и интимныхъ столкновеній съ Роджеромъ, который, повидимому, совершенно посвятилъ себя невстк. Но вечеромъ, когда Эме ушла наверхъ укладывать спать своего ребнка, а сквайръ дремалъ въ креслахъ, ей невольно пришли на память слова мистрисъ Гуденофъ. Она была, такъ-сказать, наедин съ Роджеромъ, это и прежде не разъ случалось, но теперь она не могла преодолть овладвшаго ею смущенія. Глаза ея избгали встрчи съ его взглядомъ, и при первой же ост ановк въ разговор, она взяла книгу, оставивъ его въ недоумніи насчетъ происшедшей въ ней перемны. И такъ продолжалось въ теченіе всего ея пребыванія въ замк. Иногда еи случалось забываться, и тогда обращеніе ея принимало оттнокъ прежняго дружелюбія и непринужденности, но не на долго, и она вслдъ затмъ становилась еще холодне и сдержанне. Все это очень печалило Роджера и день это дня все боле и боле тревожило его, возбуждая въ немъ непреодолимое желаніе узнать причину такой перемны. Эме тоже замтила, что Молли длалась въ присутствіи Роджера совершенно иной. Разъ она не удержалась и сказала:
— Вамъ не нравится Роджеръ? Еслибъ вы знали, какъ онъ добръ. Онъ ученъ и серьзенъ, но это ршительно ничего не значитъ: его невольно любишь и удивляешься ему за его доброту.
— Онъ очень добръ, отвчала Молли.— Мн это давно извстно.
— Въ такомъ случа, вы не находите его пріятнымъ? Конечно, онъ не похожъ на моего бднаго мужа, котораго вы тоже хорошо знали. О, пожалуйста, разскажите мн еще разъ о томъ, какъ вы съ нимъ познакомились. Вдь это было еще при жизни его матери?
Молли искренно полюбила Эме. Когда послдняя, освободясь, отъ стснительнаго для нея присутствія сквайра, оправлялась отъ своей робости, она умла быть очень мила и привлекательна. Но сознавая всю неловкость своего положенія въ дом свкра, она при немъ являлась до крайности застнчивой и неловкой, что сердило его, и онъ, въ свою очередь, показывалъ ей только самыя невыгодныя стороны своего характера. Роджеръ всячески старался сблизить ихъ и имлъ по этому поводу нсколько совщаніи съ Молли. Пока они толковали о сквайр, да объ Эме, Молли говорила спокойнымъ, разсудительнымъ тономъ, который наслдовала отъ отца, но лишь только разговоръ переходилъ на другіе предметы, она уходила въ себя и принимала видъ, исполненный достоинства и сдержанности. Нелегко ей было постоянно держаться въ границахъ ею самою созданныхъ правилъ, особенно посл того, какъ ей раза два показалось, будто холодность ея огорчаетъ Роджера. Она въ этихъ случаяхъ удалялась въ свою комнату, горько плакала и тоскливо стремилась поскорй возвратиться домой къ своей тихой, однообразной жизни. Но подъ конецъ ею овладло совершенно иное чувство, и она, напротивъ, готова была бы всячески продлить свое пребываніе въ замк. Роджеръ усердно хлопоталъ о томъ, чтобъ ей было хорошо и пріятно, хотя избгалъ показывать свою заботливость о ней, думая, что по той или другой причин лишился ея расположенія. Разъ Эме предложила идти въ сосдній лсокъ собирать орхи. Въ другой разъ, подъ предлогомъ доставить удовольствіе маленькому Роджеру, они пили чай на открытомъ воздух. Роджеръ все это придумывалъ и устраивалъ, зная, что тмъ угодитъ Молли, но она не принимала этого на свой счетъ и приписывала его старанія единственно желанію доставить удовольствіе Эме. Недля быстро подходила къ концу. Въ одно утро сквайръ вошелъ въ библіотеку и засталъ тамъ Роджера. Передъ нимъ лежала раскрытая книга, но онъ былъ до такой степени погруженъ въ собственныя мысли, что не замтилъ приближенія отца и вздрогнулъ, внезапно услышавъ его голосъ.
— Я надялся найдти тебя здсь, мой милый! Мы къ зим отдлаемъ вновь эту комнату для тебя. Ты ее любишь, а въ ней сильно пахнетъ плесенью. Пойдемъ со мною, пожалуйста, въ поле. Пора теб прогуляться на свжемъ воздух. Посмотри, какой У тебя утомленный видъ. Теб бы все сидть надъ книгами, а между тмъ, ничто такъ не точитъ здоровья человка какъ книги.
Роджеръ послдовалъ за отцомъ. Они долго шли молча, вдругъ Роджеръ такъ неожиданно и громко окликнулъ отца, что тотъ, въ свою очередь, вздрогнулъ.
— Батюшка, вы забыли, что я черезъ мсяцъ опять уду въ Капштадтъ. Вы сейчасъ говорили о вашемъ намреніи перестроить библіотеку, но если это для меня, то совершенно напрасно, такъ-какъ я всю зиму пробуду въ отсутствіи.
— Разв теб нельзя остаться? спросилъ отецъ.— Я надялся, что ты къ тому времени позабудешь и думать объ Африк.
— Не похоже на то! съ улыбкой возразилъ Роджеръ.
— Но они могли бы пріискать другого человка, который похалъ бы вмсто тебя и кончилъ твое дло.
— Никто не можетъ его кончить, исключая меня самаго. Къ тому же, я долженъ выполнить свое обязательство. Когда я писалъ лорду Голлингфорду, что мн необходимо возвратиться домой, я въ то же время далъ слово опять похать въ Африку на другіе полгода.
— Да, я знаю. Но разлука съ тобой никогда не можетъ быть для меня легка, хотя для тебя, я полагаю, это будетъ небезполезно.
Роджеръ покраснлъ.
— Вы, безъ сомннія, намекаете на мисъ Киркпатрикъ, то-есть мистрисъ Гендерсонъ, хочу я сказать. Батюшка, позвольте мн разъ на всегда уврить васъ, что я считаю мою помолвку съ ней дломъ нсколько поспшнымъ и не вполн разсудительнымъ. Теперь я, какъ нельзя ясне, вижу, что мы не годились другъ для друга. Мн очень горько было, когда я получилъ ея письмо въ Капштадт, но въ настоящее время я чувствую, что все устроилось къ лучшему.
— Что дло, такъ дло. Ты меня несказанно этимъ радуешь! воскликнулъ сквайръ и крпко пожалъ сыну руку.— А я надняхъ слышалъ, что она, кром тебя, провела еще и Престона.
— Я не хочу знать о ней ничего дурного. У нея могутъ быть слабости, она могла ошибаться, но я не долженъ забывать, что нкогда любилъ ее.
— Ну, ну, пусть будетъ по твоему! А согласись, что я не дурно съ тобой постунилъ, Роджеръ. Бдному Осборну нечею было такъ секретничать со мной. Я пригласилъ сюда твою мисъ Цинцію и мать, и всхъ остальныхъ — право, я громко лаю, но не кусаюсь. Ничего на свт не желалъ я такъ, какъ видть Осборна женатымъ на знатной двушк, какъ то прилично члену нашею древняго рода, а онъ, между тмъ, взялъ да женился на француженк низкаго происхожденія, которая была…
— Вы забудьте, чмъ она была, а лучше взгляните на то, что она есть теперь. Право, я не понимаю, батюшка какъ васъ не трогаютъ ея кротость и смиреніе!
— Я даже не могу назвать ее хорошенькой, сказалъ сквайръ съ безпокойствомъ. Онъ боялся, чтобъ Роджеръ не принялся снова доказывать права Эме на его любовь и уваженіе.— Твоя мисъ Цинція, по крайней-мр, была красавица — я отдамъ ей эту справедливость. Но не странно ли, что вы оба, мои сыновья, вопреки моему желанію, полюбили двушекъ, гораздо ниже васъ по происхожденію, и ни одинъ изъ васъ не остановилъ своего вниманія на моей маленькой Молли! Конечно, я въ свое время и за это бы немало посердился, но она нашла бы путь къ моему сердцу гораздо скоре, чмъ эта французская леди, или чмъ твоя мисъ Киркпатрикъ.
Роджеръ молчалъ.
— Я не вижу, почему бы этому еще не случиться теперь. Я сталъ очень смирененъ, и ты, къ тому же, не наслдникъ, какъ былъ Осборнъ, который женился на служанк. А что, въ самомъ-дл, Роджеръ, ты не могъ бы сблизиться съ Молли Гибсонъ?
— Нтъ! коротко отвчалъ Роджеръ.— Это уже поздно — слишкомъ поздно! Но не будемъ больше говорить о моей женитьб. Вонъ, кажется, и лугъ, куда мы шли.
И онъ принялся разсуждать о достоинствахъ пахатной земли, какъ будто бы никогда не знавалъ Молли и не любилъ Цинціи. Но сквайръ слушалъ его неохотно, уныло отвчалъ на его вопросы, и вдругъ, какъ говорится, ни къ селу, ни къ городу, замтилъ:
— Но не думаешь ли ты, что можешь еще полюбить ее, Роджеръ, если постараешься?
Роджеръ очень хорошо зналъ, на что намекалъ его отецъ, но въ первую минуту хотлъ сдлать видъ, будто не понялъ, къ чему относились слова его. Но потомъ онъ одумался и сказалъ:
— Никогда не стану стараться, батюшка. Перестанемъ объ этомъ говорить. Я уже сказалъ и повторяю: слишкомъ поздно.
Сквайръ походилъ на ребнка, которому отказали въ игрушк. Всякій разъ, какъ онъ вспоминалъ о причин своего настоящаго неудовольствія, онъ принимался бранить Цинцію, какъ главную причину равнодушія Роджера къ женщинамъ вообще.
Въ послднее утро своего пребыванія въ замк, Молли получила первое письмо отъ Цинціи — то-есть мистрисъ Гендерсонъ. Время приближалось къ завтраку. Роджеръ былъ гд-то въ парк, Эме еще не сходила внизъ, Молли сидла одна въ столовой, гд уже былъ накрытъ столъ. Она только что кончила читать письмо, когда въ комнату вошелъ сквайръ, и съ радостью поспшила подлиться съ нимъ пріятной новостью. Но, взглянувъ въ лицо сквайру, она не знала, пуда дваться отъ смущенія и досады на самое себя. У него былъ въ высшей степени недовольный и унылый видъ.
— Желалъ бы я никогда боле не слышать ея имени, право, желалъ бы! Она составила несчастіе моего Роджера, и изъ-за нея я нын почти всю ночь не смыкалъ глазъ. Подумайте только: мой сынъ говоритъ, что потерялъ охоту къ женитьб. Какая жалость, Молли, что ни одинъ изъ нихъ не полюбилъ васъ! Я вчера и Роджеру сказалъ это, хотя въ былое время метилъ для моихъ сыновей гораздо выше… по что объ этомъ говорить… теперь ужь слишкомъ поздно, какъ справедливо замтилъ онъ. Прошу васъ только объ одномъ: не упоминайте боле при мн этого ненавистпаго для меня имени, не въ обиду будь вамъ это сказано, моя дорогая. Я знаю, вы любите ее, но поврьте мн, старику, вы стоите сотни такихъ, какъ она. Желалъ бы я, чтобъ и молоджь была одного со мной мннія, пробормоталъ онъ въ заключеніе, направляясь къ столу и принимаясь рзать ветчину, между тмъ, какъ Молли наливала чай.
Бдняжка съ трудомъ удерживала слезы, сердце ея било тревогу, и она съ горестью сознавала всю неловкость положенія, въ которомъ теперь находилась въ дом, гд до сихъ поръ чувствовала себя такъ хорошо и привольно. Намеки мистрисъ Гуденофъ, въ соединеніи съ словами сквайра, изъ которыхъ она заключила, что старикъ предлагалъ ее въ жоны Роджеру, а тотъ ее отвергнулъ, заставляли ее несказанно радоваться тому, что, наконецъ, насталъ день ея отъзда домой. Она еще не успла оправиться отъ смущенія, когда Роджеръ возвратился съ прогулки, и тотчасъ же увидалъ, что съ Молли что-то неладно. Имъ овладло страстное желаніе узнать причину ея печали и утшить ее. Но она въ послднее время держала его на такомъ разстояніи отъ себя, что онъ не ршался говорить съ ней съ свободой прежнихъ дней, особенно въ настоящую минуту, когда видлъ, какъ тщательно старалась она скрыть свое волненіе, съ какой лихорадочной торопливостью пила чай, и какъ безсознательно брала хлбъ и крошила его. Нелегко ему было при подобныхъ обстоятельствахъ поддерживать разговоръ о простыхъ, будничныхъ предметахъ. Вскор въ столовую явилась Эме, сильно встревоженная: ея сынъ дурно провелъ ночь, онъ метался въ жару, и только сію минуту погрузился въ безпокойный сонъ, что и дало ей возможность сойти внизъ. Мгновенно вс за столомъ пришли въ смятеніе. Сквайръ оттолкнулъ тарелку, и потерялъ всякую охоту къ пищ. Роджеръ разспрашивалъ о симптомахъ болзни мальчика бдную Эме, которая была не въ силахъ доле удерживать слезы. Молли предложила немедленно отправиться домой. Вещи ея уже были уложены, и потому за ней не могло быть остановки. Та самая карета, которая теперь отвезетъ ее, говорила она, можетъ привезти въ замокъ ея отца. Если не терять много времени, его еще успютъ застать дома, когда онъ, передъ отъздомъ въ боле отдаленныя мстности, возвратится посл обычныхъ утреннихъ визитовъ въ городъ. Предложеніе ея было принято, и она пошла наверхъ одваться. Сходя въ гостиную, уже совсмъ готовая, она думала найти тамъ Эме и сквайра, но въ ея отсутствіе служанка пришла сказать, что ребнокъ проснулся въ страшномъ испуг, и мать вмст съ ддушкой бросилась къ малютк. За то въ гостиной ожидалъ Молли Роджеръ съ огромнымъ букетомъ отборныхъ цвтовъ въ рукахъ.
— Посмотрите, Молли, сказалъ онъ, когда она, увидя, что застала его одного, собиралась снова уйти: — посмотрите, я передъ завтракомъ занялся составленіемъ этого букета для васъ. И онъ пошелъ къ ней на встрчу, между тмъ, какъ она медленно, точно нехотя, сдлала шагъ впередъ.
— Благодарю васъ! отвчала она.— Вы очень добры. Я, право, не знаю, какъ вамъ выразить мою признательность.
— Въ такомъ случа, вы должны исполнить мое желаніе, сказалъ онъ, ршась не обращать вниманія на ея сдержанность и поправляя цвты въ букет, который она держала, и который, такимъ образомъ, составлялъ между ними связь.— Скажите мн честно и правдиво… впрочемъ, вы не умете говорить иначе… не оскорбилъ ли я васъ чмъ нибудь посл того, какъ мы были такъ счастливы въ Тоуэрс?
Голосъ его звучалъ добротой и искренностью, лицо его выражало безпокойство и мольбу. Молли съ радостью бы разсказала ему все, что въ настоящую минуту тревожило ее. Ей припомнилось, какъ въ былое время онъ не разъ помогалъ ей разршать сомннія и научалъ, какъ поступать въ томъ или другомъ случа. Но теперь онъ самъ былъ причиной всхъ ея затрудненій — центромъ, вокругъ котораго вертлись ея сомннія. Могла ли она сказать ему, до какой степени намки мистрисъ Гуденофъ смутили ея двическую скромность? Могла ли она повторить ему слова, которыми сквайръ озадачилъ ее въ это самое утро, и начать уврять, что она, съ своей стороны, тоже ничуть не желаетъ замнять ихъ прежнюю дружбу боле тсными, родственными отношеніями?
— Нтъ, вы во всю мою жизнь ни разу, ничмъ меня не оскорбили, отвчала она впервые посл многихъ дней, смотря ему прямо въ лицо.
— Я врю вамъ потому, что вы это говорите. Разспрашивать васъ боле, я не имю права, Молли. Не дадите ли вы мн, въ подтвержденіе только что вами сказаннаго, одинъ изъ этихъ цвтковъ?
— Возьмите, какой хотите, сказала она, быстро протягивая ему весь букетъ.
— Нтъ, выберите вы сами и дайте мн.
Въ эту минуту вошелъ сквайръ. Роджеръ предпочелъ бы, чтобъ Молли не съ такой готовностью принялась въ присутствіи его отца теребить букетъ.
— Мистеръ Гамлей! воскликнула она, обращаясь къ сквайру.— Не знаете ли вы, какой любимый цвтокъ Роджера?
— Не знаю. Роза, я полагаю. Карета подана, Молли. Я не желаю васъ торопить, моя милая, но…
— Иду, иду. Возьмите, Роджеръ, вотъ роза! Я отыщу папа, лишь только пріду домой. Каково малютк?
— Я боюсь, что у него начинается горячка.
Сквайръ повелъ Молли къ карет, и все время толковалъ о маленькомъ мальчик. Роджеръ, слдуя за ними, не переставалъ задавать себ вопросъ: ‘Слишкомъ поздно, или еще нтъ? Можетъ ли она когда нибудь забыть, что моя первая любовь принадлежала другой, такъ мало на нее похожей?’
А она, между тмъ, думала: ‘Итакъ, мы снова друзья. Надюсь, онъ недолго будетъ помнить неблагоразумныя слова милаго сквайра. Такъ пріятно знать, что опять стоишь съ нимъ на прежней дружеской ног, и какіе прелестные цвты!’

XX.
Признанія Роджера Гамлея.

Роджеръ долго слдилъ взоромъ за удалявшейся каретой, а возвратясь домой, погрузился въ размышленіе. Наканун ему показалось, что Молли уловила въ немъ симптомы возраставшей къ ней любви, симптомы, которые онъ считалъ такими явными, и почувствовала отвращеніе къ его непостоянству въ отношеніи къ непостоянной Цинціи. Своей холодностью она хотла дать ему это понять и уничтожить его новую любовь въ самомъ зародыш. Но въ настоящее утро къ ней возвратилось, по крайней-мр, на прощаньи, ея милое, открытое обращеніе. Роджеру сильно хотлось узнать, что встревожило ее за завтракомъ, и онъ даже спрашивалъ у Робинзона, не было ли въ это утро писемъ на имя мисъ Гибсонъ? Получивъ утвердительный отвтъ, одъ старался убдить себя, что письмо-то и было причиной подмченнаго имъ въ Молли волненія. До сихъ поръ размышленіе привело его къ утшительному результату. Они снова были друзьями, ихъ кратковременное и невысказанное словами отчужденіе миновало, но Роджеру этого было мало. Онъ съ каждымъ днемъ все боле и боле чувствовалъ, что она, и она одна, можетъ составить его счастіе. Онъ чувствовалъ это и въ то время, когда отецъ побуждалъ его въ шагу, къ которому онъ самъ стремился всми силами души. Ему нечего было ‘стараться’ полюбить Молли: онъ уже и безъ того любилъ ее и томился безнадежностью. Можетъ ли быть достойна ея, спрашивалъ онъ самаго себя, та любовь, которая уже однажды была отдана Цинціи? Не походило ли бы то на смшную пародію, еслибъ онъ теперь, передъ отъздомъ изъ Англіи, послдовалъ за ней въ ея домъ и просилъ у нея ея руки въ той самой гостиной, гд признавался въ любви Цинціи? Что оставалось ему длать въ подобныхъ обстоятельствахъ? Онъ подумалъ еще и ршился на слдующее. Они разстались друзьями и онъ цаловалъ розу, данную ему въ знакъ возобновленной дружбы. Отправляясь въ Африку, онъ зналъ, что подвергается большимъ опасностямъ, о которыхъ не имлъ ни малйшаго понятія, когда собирался въ путь въ первый разъ. До своего отъзда онъ положилъ ничего не предпринимать, но по возвращеніи домой ршился не давать волю сомннію, а прямо и смло взглянуть въ глаза дйствительности и постараться завоевать сердце любимой женщины. Онъ не принадлежалъ къ числу тхъ слабодушныхъ, самолюбивыхъ людей, которые пуще всего боятся получить отказъ. Нтъ, если Богъ сохранитъ ему жизнь, онъ черезъ полгода готовъ будетъ подвергнуться всевозможнымъ случайностямъ, лишь бы достигнуть желаемаго конца. А до тхъ поръ онъ вооружится терпніемъ. Теперь онъ уже не мальчикъ, который необдуманно кидается на прельстившій его взоры блестящій предметъ, но зрлый мужчина, способный разсуждать и выжидать.
Молли незамедлила послать отца въ гамлейскій замокъ, а затмъ услась въ гостиной, которая показалась ей очень опустлой безъ оживляющаго присутствія Цинціи. Мистрисъ Гибсонъ была не въ дух и начала придираться къ тому, что письмо Цинціи было адресовано къ Молли, а не къ ней, ея матери.
— Принявъ въ соображеніе вс хлопоты, какія мн доставило приготовленіе ея приданаго, право, она могла бы написать мн прежде, чмъ вамъ.
— Но она такъ и сдлала. Ея первое письмо было адресовано вамъ, мама, сказала Молли, мысли которой еще не могли оторваться отъ замка, отъ больного ребнка и Роджера, когда тотъ просилъ у нея цвтокъ.
— Да. самое первое письмо въ три страницы длины съ коротенькимъ описаніемъ путешествія. А вамъ она, вроятно, пишетъ о модахъ, о новыхъ шляпкахъ, какія носятъ теперь въ Париж, и о разныхъ другихъ интересныхъ вещахъ. Но бдныя матери никогда не должны ожидать дружескихъ посланій отъ своихъ дочерей, я узнала это на опыт.
— Прочтите мое письмо, мама, сказала Молли: — право, въ немъ нтъ ничего такого.
— Для васъ она кругомъ исписала листокъ, а вы, между тмъ, не придаете этому ни малйшей цны, тогда какъ мое бдное сердце такъ и рвется къ ней. Нечего сказать, нелегко иногда бываетъ жить на свт.
Въ теченіе нсколькихъ минутъ длилось молчаніе.
— Разскажите мн что нибудь о вашемъ пребываніи въ Гамле, Молли. Что Роджеръ? Очень ли онъ тоскуетъ? Часто ли вспоминаетъ о Цинціи?
— Нтъ. При мн онъ даже, кажется, ни разу о ней не говорилъ,
— Я никогда не считала его очень чувствительнымъ. Еслибъ въ немъ было хоть сколько нибудь сердца, онъ не согласился бы такъ легко разстаться съ Цинціей.
— Я не вижу, къ чему бы это повело. Когда онъ пріхалъ къ намъ, чтобъ повидаться съ ней посл ея возвращенія изъ Лондона, она ужь была помолвлена за мистера Гендерсона, сказала Молли съ жаромъ большимъ, чмъ того, повидимому, требовалъ настоящій случай.
— О, моя бдная голова! сказала мистрисъ Гибсонъ, хватаясь руками за виски.— Такъ и видно, что вы все время провели съ людьми, которые пользуются хорошимъ здоровьемъ и не отличаются особенной утонченностью въ нравахъ и вкусахъ. Извините меня, что я такимъ образомъ отзываюсь о вашихъ друзьяхъ, Молли, но вы взяли привычку очень громко говорить. Пожалуйста, не забывайте, что моя голова не выноситъ шуму. И такъ, Роджеръ совершенно позабылъ Цинцію? Что за непостоянныя существа эти мужчины! Помяните мое слово: онъ черезъ нсколько времени непремнно влюбится въ какую-нибудь знатную даму. Его везд такъ ласкаютъ, длаютъ изъ него настоящаго льва, а онъ именно такого рода молодой человкъ, которому легко вскружить голову, Вы увидите, онъ незамедлитъ сунуться съ предложеніемъ къ леди высокаго происхожденія, которая такъ же скоро согласится выдти за него, какъ за своего лакея.
— Не думаю, съ твердостью возразила Молли: — онъ для этого слишкомъ благоразуменъ.
— Именно за это я всегда упрекала его: благоразуменъ и холоденъ! Подобнаго рода характеръ, можетъ быть, заслушиваетъ полнаго уваженія, но для меня онъ въ высшей степени ненавсстенъ. Дайте мн нобольше сердечной теплоты, даже излишней чувствительности, которая затмваетъ разсудокъ и даже иногда заставляетъ длать ошибки. Бдный мистеръ Киркпатрикъ! У него былъ именно такой характеръ. Я ему не разъ говорила, что любовь его ко мн имла романическій оттнокъ. Кажется, я вамъ уже разсказывала, какъ онъ однажды прошелъ пять миль подъ проливнымъ дождемъ, чтобъ принести мн пирожекъ, когда я была больна?
— Да! сказала Молли.— Это доказываетъ его доброту.
— И неосторожность въ то же время! Ни одинъ изъ вашихъ благоразумныхъ, холодныхъ молодыхъ людей никогда не сдлалъ бы ничего подобнаго. А онъ еще въ то время кашлялъ.
— Надюсь, ему отъ этого не стало хуже? освдомилась Молли, которой во что бы то ни стало хотлось отклонить разговоръ отъ Гамлеевъ. Она съ мачихой не сходилась въ мнніи на счетъ ихъ и всегда съ трудомъ сдерживала свою досаду, когда та съ небрежностью отзывалась о нихъ.
— Въ томъ-то и дло, что онъ еще больше простудился и здоровье его съ этого дня уже никогда не приходило въ нормальное состояніе. Желала бы я, чтобъ вы знали его, Молли. Нердко задаю я себ вопросъ, какой бы оборотъ приняли дла, еслибъ вы были моей родной дочерью, а Цинція дочерью дорогого папа, и еслибъ ни мистеръ Киркпатрикъ ни ваша дорогая мать никогда не умирали? Люди такъ много размышляютъ объ естественномъ влеченіи. Это составило бы интересный предметъ для изученія философа. И она погрузилась въ думу о невозможныхъ сближеніяхъ, которыя ей пришли на умъ.
— Что-то длается съ бднымъ мальчикомъ? внезапно высказала свою мысль Молли.
— Да, бдный ребнокъ! Его жизнь такъ многимъ въ тягость, что поневол пожелаешь ему смерти.
— Мама! Откуда вы это взяли, что его жизнь кому-нибудь въ тягость? Напротивъ, вс окружающіе его дорожатъ ею, какъ неоцненнымъ благомъ, съ испугомъ проговорила Молли.— Вы никогда не видли мальчика и потому не знаете, какой это милый, прелестный ребнокъ.
— Я думала, что сквайръ, который такъ чванится древностью своего рода, предпочелъ бы имть другого наслдника вмсто ребнка, рожденнаго отъ простой служанки. Да и Роджеру, я полагаю, не совсмъ то пріятно было найдти, что его мсто занято мальчикомъ полуфранцузскаго, полуанглійскаго происхожденія. Онъ совершенно естественно долженъ былъ считать себя прямымъ наслдникомъ гамлейскаго помстья посл брата.
— Bu себ и представить не можете, какъ они вс любятъ этого мальчика. Сквайръ бережетъ его, какъ зеницу своего ока.
— Молли! Молли! Возможно ли употреблять такія тривіальные выраженія! Когда научу я васъ быть приличной и привью вамъ ту утонченность, которая не допускаетъ даже мысли о тривіальныхъ, неблагородныхъ предметахъ! Никто изъ благовоспитанныхъ людей не позволитъ себ произносить пословицъ и поговорокъ ‘Зеница ока!’ Я просто поражена!
— Мн очень жаль, мама, но я только хотла какъ можно сильне выразить ту мысль, что сквайръ любитъ маленькаго мальчика, какъ собственнаго сына. А Роджеръ, о, какой стыдъ предполагать, что Роджеръ способенъ… и она внезапно остановилась, точно чмъ нибудь захлебнулась.
— Ваше негодованіе меня нисколько не удивляетъ, душенька, отвчала мистрисъ Гибсонъ — Въ ваши годы я бы чувствовата то же самое, но съ лтами невольно становишься опытне и еосчто узнаешь о низости человческой природы. Тмъ не мене мн не слдовало бы такъ рано разочаровывать васъ. Однако, будьте уврены, что мысль, подобная той, на какую я намекала, въ свое время представлялась уму Роджера Гамлея.
— Мало ли какія мысли представляются нашему уму! Все дло въ томъ, чтобы не давать имъ пищи и не лелять ихъ въ себ, возразила Молли.
— Если за вами ужь непремнно должно остаться послднее слово, моя милая, то постарайтесь сказать что-нибудь мене избитое… А лучше всего перейдемъ къ боле интересному предмету разговора. Я просила Цинцію купить мн въ Париж шелковое платье и общалась написать ей, когда окончательно поршу, какого оно должно быть цвта. Я полагаю, что синее всего больше пойдетъ ко мн. А вы какъ думаете?
Молли поспшила отвчать утвердительно, лишь бы ее оставили въ поко. Она погрузилась въ разсмотрніе особенностей характера Роджера и пришла къ тому убжденію, что предположенія ея мачихи ршительно вы на чемъ не основаны. Внизу послышались шаги мистера Гибсона, но прошло довольно долгое время, прежде чмъ онъ явился въ гостиную.
— Что маленькій Роджеръ? съ безпокойствомъ спросила Молли.
— У него начинается скарлатина. У тебя ея никогда не было и потому ты хорошо сдлала, что заблаговременно оттуда убрались. Теб придется на нкоторое время прекратить всякія сношенія съ замкомъ. Если есть на свт болзнь, которой я бьюсь больше другихъ, такъ это именно скарлатина.
— Но вдь вы же будете туда здить, а потомъ возвращаться къ намъ, папа?
— Конечно, Но я въ такихъ случаяхъ всегда принимаю большія предосторожности. О тхъ опасностяхъ, какимъ мы подвергаемся, исполняя нашу обязанность, и говорить нечего, за то не слдуетъ безполезно рисковать собою.
— А какой характеръ, думаете вы, приметъ болзнь? спросила Молли.
— Я еще и самъ не знаю, но, во всякомъ случа, я сдлаю для бднаго крошки все, что въ моей власти.
Въ теченіе нсколькихъ дней ребенокъ находился между жизнью и смертью, а затмъ насталъ длинный періодъ не столь опаснаго, но все еще тяжелаго состоянія для больного и его окружающихъ. Когда миновало самое тревожное время, Молли впервые сообразила, что, вслдствіе строгаго карантина, установленнаго докторомъ въ сношеніяхъ между обоими семействами, ей не придется больше видться съ Роджеромъ передъ его отъздомъ въ Африку. Какъ она себя упрекала за то, что не умла воспользоваться тми днями, которые провела въ замк! Хуже того: она нетолько не воспользовалась ими, но даже употребила ихъ во зло, избгая Роджера, отказываясь вступать съ нимъ въ разговоръ и тмъ самымъ огорчая его, да, сильно огорчая: она это прочла въ выраженіе его глазъ, слышала въ звукахъ его голоса, и теперь воображеніе ея съ упорствомъ останавливалось на признакахъ его неудовольствія, преувеличивало ихъ и наполняло ея сердце невыразимою тоскою
Въ одинъ вечеръ, посл обда, мистеръ Гибсонъ сказалъ:
— Сегодня мы съ Роджеромъ Гамлеемъ состряпали славное дльце. Мы составили съ нимъ планъ, вслдствіе котораго мистрисъ Осборнъ Гамлей и ея сынъ покидаютъ замокъ.
— Что я вамъ недавно говорила, Молли? перебила мужа мистрисъ Гибсонъ, бросая на Молли многозначительный взглядъ.
— Они переселяются на ферму Дженнингса, отстоящую всего на четыреста ярдовъ отъ воротъ парка, продолжалъ мистеръ Гибсонъ.— Сквайръ и его невстка въ послднее время очень сблизились, ухаживая вмст за больнымъ мальчикомъ. Онъ теперь вполн убдился, что разлука съ сыномъ для нея невозможна и отказался отъ намренія отправить ее на житье во Францію. Онъ долго думалъ, что ему удастся откупиться отъ нея. Но въ ту ночь, когда я самъ началъ терять надежду на выздоровленіе малютки, они много плакали вдвоемъ и утшали другъ друга. Точно завса вдругъ упала между ними, и съ тхъ поръ они сдлались друзьями. Однако, Роджеръ (глаза Молли заискрились, а щоки вспыхнули яркимъ румянцемъ), да и я тоже, мы находимъ, что мать лучше знаетъ, какъ обращаться съ ребенкомъ, нежели его ддъ. Видно, что она очень свдуща въ дл воспитанія дтей, и это, кажется, единственная хорошая вещь, вынесепная ею изъ ея прежней трудовой жизни. Она не можетъ равнодушно видть, какъ сквайръ безумно балуетъ ребенка, пичкаетъ его орхами, даетъ ему пить эль и позволяетъ много вредныхъ шалостей. Это волнуетъ ее, тревожитъ, раздражаетъ, но въ то же время у нея не хватаетъ духу смло высказать свое мнніе. Мы и поршили, что ей будетъ гораздо лучше на отдльной квартир и съ своей собственной прислугой. Комнаты, въ которыхъ мы думаемъ помстить ее, очень чистенькія и веселенькія, а хозяйка ихъ, мистрисъ Дженнингсъ, общается всячески ухаживать за мистрисъ Осборнъ Галмей. Къ тому же, она пользуется прекрасной репутаціей и ферма ея отстоитъ всего на десять минутъ ходьбы отъ замка. Такимъ образомъ, маленькій мальчикъ можетъ безпрестанно бгать взадъ и впередъ, отъ ддушки къ матери, но въ то же время послдняя будетъ въ состояніи по своему устроить его образъ жизни. Однимъ словомъ, сегодняшній день не пропалъ для меня даромъ, сказалъ въ заключеніе мистеръ Гибсонъ, слегка потянулся, а потомъ быстро вскочилъ и началъ собираться къ одному больному, присылавшему за нимъ въ его отсутствіи.
— Да, сегодняшній день не пропалъ для меня даромъ! повторилъ онъ, сбгая съ лстницы.— Я, право, не запомню, когда я бывалъ такъ счастливъ, какъ сегодня!
Онъ передалъ Молли только половину изъ того, что произошло между нимъ и Роджеромъ Гамлеемъ. Устроивъ судьбу Эме и ея ребенка, мистеръ Гибсонъ спшилъ ухать изъ замка, когда былъ остановленъ Роджеромъ, который сказалъ:
— Вамъ извстно, мистеръ Гибсонъ, что я узжаю въ слдующій вторникъ?
— Конечно. Надюсь, что вы такъ же успшно, какъ и въ первый разъ, выполните ваше ученое порученіе и возвратясь къ намъ, найдете все въ порядк дома.
— Благодарю васъ. Да. Я надюсь. Какъ вы думаете, теперь миновала опасность заразы?
— Я полагаю, а не то признаки ея уже давно появились бы въ вашемъ дом. Впрочемъ, съ такого рода болзнію, какъ скарлатина, никогда ни въ чемъ нельзя быть увреннымъ.
Роджеръ задумался.
— Вы побоялись бы видть меня теперь у себя? спросилъ онъ потомъ.
— Благодарю васъ. Я въ настоящую минуту предпочелъ бы отказаться отъ чести вашего посщенія. Прошло всего три недли съ того дня, какъ мальчикъ захворалъ. Да къ тому же и передъ вашимъ отъздомъ еще побываю здсь. Я посл скарлатины всегда опасаюсь водяной и стараюсь принять противъ нея мры.
— Такъ я боле не увижу Молли! печально произнесъ Роджеръ, и лицо его подернулось облакомъ грусти.
Мистеръ Гибсонъ устремилъ на него долгій, проницательный взглядъ, какъ-бы отыскивая въ молодомъ человк первые признаки невдомой болзни, а затмъ громко и многозначительно свистнулъ.
Смуглыя щоки Роджера покрылись густымъ румянцемъ.
— Но вы передадите ей отъ меня порученіе — прощальный поклонъ? спросилъ онъ.
— Нтъ, ужь избавьте отъ этого. Я не намренъ передавать молодымъ двушкамъ порученія отъ молодыхъ людей. Я скажу моимъ дамамъ, что запретилъ вамъ входъ въ свой домъ и что вы очень сожалете о необходимости ухать, не простясь съ ними. Вотъ все, что я сдлаю.
— Но вы не порицаете… вы угадываете, о чемъ я говорю? О, мистеръ Гибсонъ! Скажите мн хоть одно слово, изъ котораго я могъ бы узнать ваше мнніе, хотя вы и длаете видъ, будто не понимаете, почему я такъ страстно желалъ бы еще разъ передъ отъздомъ повидаться съ Молли.
— Мой милый другъ! ласково произнесъ мистеръ Гибсонъ, положивъ руку на плечо молодого человка. Онъ былъ тронутъ боле, нежели то хотлъ показать, и серьзно прибавилъ:
— Но помните, Молли не Цинція. Если она васъ полюбитъ, то уже никогда боле не отдастъ своей любви другому.
— Съ такою легкостью какъ я, хотите вы сказать, отвчалъ Роджеръ.— Желалъ бы я, чтобъ вы поняли, на сколько мое настоящее чувство разнится отъ той дтской привязанности, какую я питалъ къ Цинціи.
— Я вовсе не васъ имлъ въ виду. Но, чтобъ мн потомъ не вздумалось упрекнуть васъ въ непостоянств, скажите теперь все, что можете, въ свое оправданіе.
— Немногое могу я сказать. Цинція была мн очень дорога. Ея красота и грація очаровали меня, по письма ея, всегда короткія, торопливыя, нердко отвчавшія невнопадь на мни вопросы, глубоко огорчали меня. Двнадцать мсяцевъ уединенія въ стран, гд жизнь подвергается почти постоянной опасности, длаютъ человка опытне, чмъ цлые года жизни, проводимой въ мене исключительныхъ обстоятельствахъ. Тмъ не мене, я съ нетерпніемъ ожидалъ времени, когда снова увижу ее. А тутъ въ Капштадтъ пришло письмо… но я все еще продолжалъ надяться. Вамъ извстно, что я нашелъ, когда явился въ вашъ домъ съ цлью склонить ее къ возобновленію помолвки. Я засталъ ее уже невстой мистера Гендерсона. Она гуляла съ нимъ по саду, играя цвтами и кокетничая съ нимъ, какъ нкогда со мною. Я и теперь еще вижу взглядъ состраданія, брошенный на меня Молли… О, какъ я могъ быть до такой степени слпъ? Что должна она обо мн думать? Какъ глубоко должна она презирать меня за мое пристрастіе къ этой фальшивой…
— Тише, тише! Цинція совсмъ не такъ дурна. Она очаровательное, хотя и исполненное недостатковъ, созданье.
— Знаю, знаю! Я никому не позволяю про нее слова сказать, и теперь только увлекся желаніемъ посильне выразить мою мысль на счетъ различія, существующаго между ней и Молли. Вы должны простить преувеличеніе влюбленнаго. Къ тому же, я хотлъ только узнать: согласится ли Молли благосклонно меня выслушать, меня, который любилъ особу, такъ мало на нее похожую?
— Не знаю, а еслибъ и зналъ, то скрылъ бы отъ васъ.
Однако, въ утшеніе вамъ, скажу слдующее: женщины — престранныя и въ высшей степени неразумныя существа. Он очень склонны любшь мужчинъ, которые бросаютъ на втеръ свод чувства.
— Отъ всей души благодарю васъ, сэръ! быстро перебилъ его Роджеръ.— Я вижу, что вы хотите меня ободрить. Я ршился теперь ни слова не говорить Молли и моей любви, но. но возвращенія, во всемъ ей откроюсь и постараюсь пріобрсти ея взаимность. Во всякомъ случа, каковъ бы ни былъ соблазнъ, я ни за что въ мір не повторилъ бы прежней сцены въ вашей гостиной. Когда она у насъ въ послдній разъ гостила, мн все казалось, что она меня избгаетъ.
— Ну, Роджеръ, я васъ, право, уже довольно долго слушалъ. Если вамъ больше нечего длать, какъ толковать о моей дочери, то у меня за то много дла на рукахъ. По вашемъ возвращеніи еще будетъ время узнать мнніе вашего отца.
— Онъ самъ еще недавно старался побудить меня къ тому же, но я тогда былъ въ отчаяніи и думалъ, что уже слишкомъ поздно.
— А какими средствами будете вы располагать для содержанія вашей жены? Мн казалось, что во время вашей помолвки съ Цинціей, на этотъ вопросъ было обращено слишкомъ мало вниманія. Я некорыстолюбивъ, у Молли, независимо отъ меня, есть деньги, о которыхъ она, между прочимъ, ничего не знаетъ. Я, съ моей стороны, тоже ей кое-что дамъ. Но обо всемъ этомъ мы поговоримъ посл вашего возвращенія.
— Значитъ, вы одобряете мою привязанность?
— Я не знаю, что вы подразумваете подъ одобреніемъ. Я только вижу, что сопротивленіе безполезно. Отецъ теряетъ, дочь — это неизбжное зло. Впрочемъ, прибавилъ онъ, тронутый умоляющимъ выраженіемъ глазъ Роджера:— справедливость требуетъ сказать, что я вамъ охотне, нежели кому-либо, отдаю мою дочь, а она мое единственное дитя.
— Благодарю васъ! воскликнулъ Роджеръ, пожимая мистеру Гибсону руку, почти вопреки его желанію.— И мн можно будетъ одинъ единственный разъ повидаться съ ней передъ отъздомъ?
— Ни подъ какимъ видомъ Я это запрещаю, какъ отецъ и какъ докторъ. Нтъ!
— Но вы передадите ей мой поклонъ?
— Да. вмст съ женой. Я не стану ихъ отдлять и никогда не буду между вами посредникомъ.
— Хорошо, сказалъ Роджеръ.— Въ такомъ случа передайте имъ обимъ, и какъ можно сильне, мои сожалнія на счетъ того, что я принужденъ ухать, не простясь съ ними. Но если мн не суждено возвратиться, я приду съ того свта упрекать васъ за вашу жестокость.
— Безподобно! Что можетъ быть забавне серьзнаго мужа науки, которому вздумалось влюбиться? Никто не надлаетъ и не наговоритъ столько дурачествъ, какъ онъ. Прощайте.
— Прощайте. Вы сегодня за обдомъ увидите Молли!
— Безъ всякаго сомннія. А вы вашего отца, по я отъ этого ни чуть не испускаю такихъ глубокихъ вздоховъ.
Мистеръ Гибсонъ въ этотъ же вечеръ за обдомъ передалъ жен и Молли прощальный привтъ Роджера. Молли, зная мысли отца на счетъ заразительной скарлатины, и не ожидала ничего большаго, но тмъ не мене она была сильно огорчена и потеряла всякій аппетитъ. Она молча покорилась необходимости, но наблюдательный взоръ мистера Гибсона замтилъ, что она посл того только вилкой перебирала кушанья на тарелк и затмъ оставляла ихъ нетронутыми.
‘Любовникъ противъ отца!’ подумалъ онъ съ оттнкомъ грусти.— ‘Любовникъ одерживаетъ верхъ’. И онъ тоже сдлался равнодушенъ ко всему, находившемуся на стол. Мистрисъ Гибсонъ одна болтала, по ея никто не слушалъ.
Насталъ день отъзда Роджера. Молли тщательно старалась забыть это, усиленно работая надъ шитьемъ подушки для Цинціи. Въ то время шитье шерстью было въ большой мод. Одинъ, два, три, считала она крестики — нтъ, не такъ. Одинъ, два, три, четыре, пять, шесть, семь — опять не такъ. Она думала о чемъ-то другомъ, и присуждена была все распарывать и начинать съизнова. Шелъ дождь, и мистрисъ Гибсонъ, сначала располагавшая куда-то идти, тоже сидла въ гостиной, недовольная и до крайности раздражительная. Она переходила отъ одного окна къ другому, безпрестанно взглядывала на небо, точно ожидая, что если въ одномъ окн она видитъ дождь, то въ другомъ непремнно увидитъ солнечное сіяніе.
— Молли! вдругъ закричала она: — пойдите сюда. Что это за человкъ стоитъ тамъ, закутанный въ плащъ? Вонъ тамъ, тамъ, возл садовой стны, подъ березой. Онъ уже съ полчаса стоитъ, не двигаясь, и все время не спускаетъ глазъ съ нашего дома. Это очень подозрительно.
Молли взглянула, и въ то же мгновеніе узнала Роджера. Ея первымъ движеніемъ было спрятаться, но затмъ она снова приблизилась къ окну и сказала:
— Это Роджеръ Гамлей, мама. Вонъ онъ длаетъ знакъ рукой и прощается съ нами. И она отвчала на его знакъ, но сомнвалась, видлъ ли онъ ея скромное, спокойное движеніе, потому что мистрисъ Гибсонъ тотчасъ же принялась за самую разнообразную и эксцентрическую мимику.
— Вотъ это мило, любезно съ его стороны, говорила она, посылая одинъ за другимъ цлый залпъ летучихъ поцалуевъ.— Это въ высшей степени романично и напоминаетъ мн дни моей юности. Однако, онъ опоздаетъ! Надо его отослать прочь. Уже половина двнадцатаго, И она вынула изъ-за пояса часы, одной рукой высоко подняла ихъ надъ головой, а указательнымъ пальцемъ другой энергически ни нимъ хлопала. Она занимала середину окна и Молли принуждена была то присдать, то становиться на цыпочки и наклоняться въ ту или другую сторону, чтобы хоть изрдка взглянуть на Роджера. Наконецъ, онъ началъ медленно удаляться. Мистрисъ Гибсонъ отошла отъ окна, Молли встала на ея мсто и слдила взоромъ за тихо, точно нехотя удалявшейся фигурой въ плащ. Дойдя до поворота, за которымъ отъ него долженъ былъ скрыться домъ мистера Гибсона, онъ еще разъ остановился, обернулся и замахалъ платкомъ. Молли отвчала ему тмъ же, страстно желая, чтобъ онъ увидлъ ея прощальный знакъ. Затмъ онъ скрылся, а Молли вернулась къ своей работ счастливая, раскраснвшаяся, печальная, но довольная и думала про себя: ‘какая сладость заключается въ дружб!’
Когда въ ней возвратилось сознаніе настоящаго, мистрисъ Гибсонъ говорила:
— Роджеръ Гамлей никогда не былъ моимъ любимцемъ, но его сегодняшній поступокъ мн живо напомнилъ одного очаровательнаго молодого человка — моего воздыхателя, какъ ихъ называютъ французы — лейтенанта Гарпера. Вы, вроятно, уже объ немъ слышали отъ меня, Молли?
— Кажется! разсянно отвчала Молли.
— Въ такомъ случа вы знаете, что онъ ухаживалъ за мной, когда я жила у мистрисъ Демкомбъ. Мн тогда было всего семнадцать лтъ. Вдругъ полкъ получилъ приказаніе перейдти въ другой городъ. Бдный мистеръ Гарперъ цлый часъ простоялъ противъ окна классной комнаты, гд я занималась съ дтьми, а музыканты, выступая, по его приказанію, играли:

Я оставляю за собой дву.

Бдный мистеръ Гарперъ! Это было еще до моего знакомства съ мистеромъ Киркпатрикомъ. Боже мой, какъ много пришлось мн вынести въ жизни! Конечно, вашъ дорогой папа весьма достойный человкъ и длаетъ все, что можетъ для моего счастія. Еслибъ я ему позволила, онъ меня совсмъ бы избаловалъ. Но, къ сожалнію, онъ не такъ богатъ, какъ мистеръ Гендерсонъ.
Въ послднихъ словахъ мистрисъ Гибсонъ заключалось зерно ея настоящаго горя. Выдавъ замужъ Цинцію и приписывая исключительно себ успхъ этого дла, она начала немного завидовать дочери и ея положенію жены молодого, красиваго, богатаго и нелишеннаго связей человка, проживающаго въ Лондон. Однажды она самымъ наивнымъ образомъ выразила мужу свои сожалнія по этому поводу. Она была не совсмъ здорова, и потому боле расположена чувствовать свои лишенія, нежели сознавать свое счастіе.
— Какъ жаль, сказала она: — что я не поздне родилась. Я такъ желала бы принадлежать къ ныншнему поколнію.
— Я самъ иногда того же желаю, отвчалъ онъ.— За послднее время въ наук открылось много новыхъ путей: интересно было бы прожить до тхъ поръ, пока не сдлается ясно, куда они ведутъ. Но въ теб, моя милая, вроятно, не эта, а какая-нибудь другая причина возбуждаетъ желаніе быть двадцатью, тридцатью годами моложе.
— Конечно, но ты придаешь моимъ мыслямъ всегда такой грубый оборотъ. Я только замтила, что желала бы принадлежать къ ныншнему поколнію и, говоря это, думала о Цинціи. Безъ хвастовства скажу, что въ двушкахъ я не меньше ея славилась красотой. У меня не было такихъ темныхъ рсницъ, какъ у нея, но за то мой носъ пряме. А между тмъ, какая разница въ нашихъ судьбахъ! Я принуждена жить въ провинціальномъ городк, у меня всего три служанки и нтъ экипажа. Она, не столь красивая какъ я, живетъ на Суссекской площади, держитъ лакея и разъзжаетъ въ карет. Дло въ томъ, что въ настоящемъ поколніи гораздо больше богатыхъ молодыхъ людей, чмъ въ мое время.
— Ого! Такъ вотъ причина, возбуждающая въ теб желаніе быть моложе. Ты полагаешь, что могла бы выдти замужъ за кого-нибудь, столь же богатаго, какъ Вальтеръ?
— Да! отвчала она.— Я именно это хотла сказать. Конечно, я предпочла бы, чтобъ этотъ кто-нибудь — былъ ты. Я всегда думаю, что ты имлъ бы гораздо большій успхъ, еслибъ, вмсто медицины, занялся адвокатурой, и мы тогда, безъ сомннія, могли бы жить въ Лондон. Цинціи ршительно все равно, гд ни жить, а между тмъ, счастіе само къ ней пришло.
— Въ вид Лондона, пошутилъ онъ.
— Ахъ ты, мой милый забавникъ! Ну, не права ли я? Ты своимъ остроуміемъ подкупилъ бы всхъ присяжныхъ. Гд до тебя Вальтеру! Онъ далеко не такъ уменъ, какъ ты, а между тмъ, въ состояніи показать Цинціи Парижъ и другія мста. Надюсь, однако, что его баловство не разовьетъ въ Цинціи дурныхъ наклонностей. Мы уже цлую недлю не имемъ отъ нея писемъ, а я такъ усердно просила ее описать мн осеннія моды въ Париж, чтобъ по нимъ заказать себ новую шляпу! Ни богатство такъ быстро портитъ людей.
— Благодари судьбу, моя душа, что ты избавлена отъ соблазна.
— Нисколько: подвергаться соблазну весьма пріятно, а противостоять ему очень легко, стоитъ только захотть.
— Я не нахожу, чтобъ это было такъ легко, моя милая, возразилъ ея мужъ.
— Вотъ вамъ лекарство, мама, сказала Молли, входя въ комнату съ письмомъ въ рукахъ.— Письмо отъ Цинніи.
— О, вы милая, дорогая возвстительница пріятныхъ событій! Письмо изъ Кале. Они возвращаются въ Англію! Она мн везетъ шаль и шляпку! Дорогое мое дитя! Она всегда прежде думаетъ о другихъ, чмъ о себ: счастіе не можетъ испортить ее. У нихъ остается въ распоряженіи еще дв недли свободнаго времени, квартира ихъ еще неготова и они дутъ къ намъ. О, мистеръ Гибсонъ, мы непремнно должны купить новый столовый сервизъ, который мн такъ давно приглянулся у Уатса! Цинціи говоритъ, что возвращается ‘домой’. Она, моя голубушка, дйствительно, была здсь совершенно какъ дома. Я уврена что во всемъ мір не существуетъ другого такого вотчима, какъ нашъ дорогой папа. А вамъ. Молли, я непремнно куплю новое платье.
— Полно, полно, моя милая! Ты забываешь, что я не принадлежу къ ныншнему поколнію, сказалъ мистеръ Гибсонъ.
— Цинція, я полагаю, не обратитъ никакого вниманія на мои нарядъ, замтила Молли, обрадованная встью о скоромъ прізд Цинціи.
— Она нтъ, но Вальтеръ другое дло. У него очень много вкуса и онъ знаетъ толкъ въ женскомъ туалет, а я ни въ чемъ не хочу уступать папа: если онъ хорошій вотчимъ, то и я, въ свою очередь, недурная мачиха. Я не желаю, чтобъ Молли имла видъ замарашки, и готова все сдлать, лишь бы выставить ее въ наилучшемъ свт. Да и мн самой нужно новое платье. Нехорошо намъ показываться все въ однихъ и тхъ же платьяхъ.
Но Молли ршительно возстала противъ новаго платья для себя, говоря, что если Цинція и Вальтеръ намрены въ будущемъ часто навщать ихъ, то лучше имъ съ перваго же раза узнать, въ чемъ состоятъ привычки и особенности ихъ образа жизни. Когда мистеръ Гибсонъ вышелъ изъ комнаты, мистрисъ Гибсонъ начала громко упрекать Молли за ея упрямство.
— Вамъ слдовало молчать, Молли, когда я просила для васъ новаго платья. Вы очень хорошо знаете, какъ мн нравится та шолковая матерія, которую мы съ вами на дняхъ видли у Броуна, и какъ мн хочется имть ее. Но если вы отказались отъ обновки, то и я не могу, не выказавшись эгоисткой, ничего для себя сдлать. Вамъ непремнно надо пріобрсти способность угадывать желанія другихъ и сообразоваться съ ними. Тмъ не мене, вы все-таки милая, добрая двушка и я только одного желаю… ну, ужь я знаю чего желаю, только вашъ дорогой папа не любитъ, чтобы объ этомъ говорили. А теперь, душенька, прикройте меня потепле: я намрена заснуть и видть во сн мою милую Цинцію и мою новую шаль!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

На этомъ прерывается разсказъ, которому не суждено быть оконченнымъ. Еще нсколько дней, и передъ нами воздвиглась бы тріумфальная арка изъ роскошной зелени и цвтовъ, а теперь, вмсто того, мы видимъ хотя и стройное, но не вполн оконченное зданіе, напоминающее собой т блыя, легкія колонны, которыя нердко встрчаются надломленныя на кладбищахъ {Мистрисъ Гаскель умерла 15-го ноября 1865 г.}.
Но если этотъ трудъ не совсмъ доведенъ до конца, для насъ тмъ не мене вполн понятенъ его смыслъ и ясно то, чему надлежало быть развитымъ въ дальнйшемъ ход событій. Мы знаемъ, что Роджеръ женится на Молли, а въ этомъ и заключается главный интересъ. Вообще немногое оставалось досказать. Авторъ вторично отправилъ своего героя въ Африку, гд тотъ, посреди безконечныхъ степей, за тысячу миль отъ своего счастія, вдали отъ всего, что ему дорого и близко, съ тоской ожидалъ минуты возвращенія ма родину. Время тянулось для него невыразимо долго. Роджеру казалось, что съ той минуты, какъ Молли дала ему цвтокъ, прошла цлая вчность. Образъ Цинціи все боле и боле блднлъ въ его воспоминаніи, а образъ Молли сильне и сильне напечатлвался въ его сердц.
Роджеръ возвратился и снова началъ терзаться сомнніями насчетъ взаимности къ нему Молли. Молодой человкъ, столь ршительный и проницательный во всемъ, что касалось предмета его ученыхъ изысканій, находилъ весьма труднымъ открыться Молли въ своей любви и удостовриться въ томъ, что и она со своей стороны любитъ его.
Посл долгихъ колебаній, онъ началъ съ того, что показалъ ей цвтокъ, передъ отъздомъ взятый изъ ея букета. Можно себ представить, какъ прелестно и тонко была бы очерчена эта сцена, еслибъ мистрисъ Гаскель успла изобразить ее. Особенной граціей, мы полагаемъ, дышали бы слова и дйствія Молли.
Наконецъ Молли и Роджеръ счастливы: они мужъ и жена. Роджеру нтъ надобности жить насчетъ отца и тмъ самымъ уменьшать наслдство сына бднаго Осборна. Онъ получаетъ мсто професора въ одномъ изъ большихъ ученыхъ учрежденій и быстро прокладываетъ себ путь, если не къ богатству, то къ довольству. Сквайръ почти не меньше сына счастливъ его женитьбой, отъ которой страдаетъ разв только одинъ мистеръ Гибсонъ. Но и тотъ беретъ себ партнра и время отъ времени здитъ въ Лондонъ, погостить у Молли и ‘нсколько отдохнуть отъ мистрисъ Гибсонъ’. О дальнйшей судьб Цинціи авторъ умалчиваетъ, впрочемъ, она на столько опредлилась, что не требуетъ больше никакихъ пополненій или объясненій. Извстно только, что мистрисъ Гаскель намревалась еще разсказалъ о ней весьма характеристичный анекдотъ. Однажды, когда Цинція вмст съ мужемъ находилась въ Голлингфорд, мистеръ Гендерсонъ впервые узналъ изъ случайнаго замчанія мистера Гибсона, что знаменитый путешественникъ Роджеръ Гамлей былъ знакомъ его семейству. Цинція о немъ ни разу даже не упомянула своему мужу. Этотъ маленькій эпизодъ, безъ сомннія, былъ бы тоже прекрасно разсказанъ.
Но безполезно разсуждать о томъ, что еще могло бы быть сдлано той сильной, искусной и, въ то же время, въ высшей степени нжной рукой, которой не суждено боле создавать ни новыхъ Роджеровъ Гамлеевъ, ни другихъ Молли Гибсонъ. Мы привели здсь все, что извстно о план мистрисъ Гаскель насчетъ настоящаго труда: еще одна, дв главы, и онъ былъ бы совершенно оконченъ. Романъ: Жены и Дочери и предшествовавшіе ему два прелестные разсказа Кузина Филлисъ и Поклонники, явно свидтельствуютъ о томъ, что въ послднее пятилтіе своей литературной дятельности, мистрисъ Гаскель вступила на новую дорогу и пошла по ней въ высшей степени успшно. Талантъ ея точно обновился и очистился. Читая каждое изъ трехъ вышепоименованныхъ произведеній, вамъ кажется, будто вы оставляете злой, преисполненный эгоизма и низкихъ страстей міръ и вступаете въ какой-то новый свтъ, гд много слабостей и ошибокъ, много горькихъ, продолжительныхъ страданіи, но гд въ то же время вы чувствуете возможность достигнуть счастія и жить спокойной, здоровой жизнью. Кром того, вами овладваетъ полная увренность, что такого рода міръ не есть только вымыселъ художника, но существуетъ въ дйствительности и доступенъ всмъ и каждому. Вообще послднія произведенія мистрисъ Гаскель, вслдствіе этихъ и многихъ другихъ качествъ, могутъ быть поставлены наряду съ лучшими романами нашего времени Въ ‘Кузин Филлисъ’ есть, между прочимъ, одна сцена, та, гд Гольманъ и его работники грабятъ сно и заканчиваютъ день торжественнымъ пніемъ гимновъ — которой немного найдется подобныхъ во всей англійской литератур. То же самое можно сказать и о той глав въ Женахъ и Дочеряхъ, гд Роджеръ куритъ со сквайромъ трубку въ его кабинет, посл того, какъ тотъ поссорился съ Осборномъ. Въ обихъ сценахъ, да и во многихъ другихъ, которыя слдуютъ одна за другой, какъ тсно нанизанный на одну нитку драгоцнный жемчугъ, весьма мало того, на что обыкновенно бьютъ дюжинные романисты. Дйствительно, что интереснаго съ ихъ точки зрнія въ полдюжин работниковъ, поющихъ въ пол гимнъ, въ разгнванномъ старик, курящемъ трубку вмст съ сыномъ, или въ страданіяхъ маленькой двочки, которую отправили забавляться въ знатный домъ? Но именно въ такого рода тонкихъ и простыхъ изображеніяхъ истинный талантъ и проявляется съ особенной силой, которая никакъ не поддается подражанію. То же самое видимъ мы и въ дйствующихъ лицахъ романа мистрисъ Гаскелъ, и всякій тонкій цнитель искуства, безъ сомннія, согласится съ нами, когда мы скажемъ, что характеръ Цинціи принадлежитъ къ числу самыхъ трудныхъ изъ тхъ, къ изображенію которыхъ когда либо приступалъ художникъ. Въ настоящемъ произведеніи вс трудности, неразлучныя съ его созданіемъ, какъ-бы исчезаютъ и становятся незамтными для простого глаза. Необходимо прослдить весь процесъ созданія этого характера, чтобъ убдиться въ томъ, какого труда, ч сколькихъ заботъ и тревогъ стоилъ онъ художнику. Характеръ, подобный Цинціи, могъ быть задуманъ только сильнымъ, яснымъ, въ высшей степени тонкимъ и наблюдательнымъ умомъ, а выполненъ съ такимъ совершенствомъ только рукой, послушной малйшимъ движеніямъ души. Если смотрть на Цинцію съ этой точки зрнія, то невольно придашь ея изображенію еще больше значенія, нежели изображенію Молли, несмотря на отчетливость и неподражаемую грацію, какимъ отличается воспроизведеніе послдняго характера. Почти то же, что о Цинціи, можно сказать и объ Осборн Гамле. Мистрисъ Гаскель, съ появленія въ свтъ Мери Бартонъ, изобразила съ дюжину боле поразительныхъ характеровъ, но ни одинъ изъ нихъ не превосходитъ Осборна, ни въ законченности, ни въ тонкости обработки.
Еще одна особенность въ произведеніи мистрисъ Гаскель сама собой бросается въ глаза. Передъ нами Осборнъ и Роджеръ, два существа съ перваго взгляда совершенно несхожіе одинъ съ другимъ. У нихъ различная наружность и различные вкусы, они идутъ по различнымъ дорогамъ, а между тмъ тотъ фактъ, что въ жилахъ ихъ течетъ одна и та же кровь, ежеминутно дастъ себя чувствовать. Достигнувъ этого поразительнаго сходства въ тхъ именно чертахъ, которыя, казалось бы, находятся въ наибольшемъ противорчіи другъ съ другомъ, и достигнувъ этого такъ просто и естественно, ужъ будто бы это ей не стоило ни малйшего усилія, мистрисъ Гаскель побдила почти непреодолимую трудность. Мене талантливые и даже нкоторые весьма уважаемые публикой писатели постарались бы, напротивъ, какъ можно рзче выставить контрастъ между этими характерами, полагая, что они такимъ образомъ произведутъ на читателя боле сильное и опредленное впечатлніе. Совершенно иного мннія былъ авторъ Женъ и Дочерей. Мистрисъ Гаскель начала съ того, что главныя дйствующія лица ея романа родятся на свтъ самымъ обыкновеннымъ и естественнымъ образомъ, а не какъ какіе-нибудь миическіе герои. Отъ союза сквайра Гамлея съ женщиной въ высшей степени утонченной и чувствительной неизбжно должны были родиться дти, подобные Осборну и Роджеру. А дружба молодыхъ людей, ихъ качества и недостатки, ихъ фамильное сходство, все это есть не что иное, какъ совершенно естественное послдствіе любви, соединявшей ихъ отца и мать, въ свою очередь отличавшихся столь различными наклонностями.
Въ заключеніе мы выразимъ надежду, что вс истинные цнители литературы заодно съ нами признаютъ за мистрисъ Гаскель одинъ изъ счастливйшихъ и прекраснйшихъ талантовъ, какіе достались въ удлъ человчеству. Онъ росъ и укрплялся до конца ея жизни, а сама она была именно такою, какой намъ ее показываютъ ея сочиненія: очень умной и весьма хорошей женщиной.

(Cornhill Magazine).

‘Отечественныя Записки’, NoNo 4—12, 1867

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека