Крэнфорд, Гаскелл Элизабет, Год: 1853 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 188 минут(ы)

КРЭНФОРДЪ.
РОМАНЪ.
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО.

Часть первая.

I.
Наше общество.

Вопервыхъ, Крэнфордъ находится во владніи амазонокъ, вс, нанимающіе квартиру выше извстной платы — женщины. Если новобрачная парочка прізжаетъ поселиться въ городъ, мужчина какимъ бы то ни было образомъ исчезаетъ, или онъ перепугается до смерти, что, кром него нтъ никого изъ мужчинъ на крэнфордскихъ вечеринкахъ, или отсутствіе его изъясняется тмъ, что онъ долженъ находиться при своемъ полку, на своемъ корабл или заниматься всю недлю длами въ большомъ, сосднемъ торговомъ город Дрёмбл, отстоящемъ отъ Крэнфорда только на двадцать миль по желзной дорог. Словомъ, что бы ни случалось съ мужчинами, только ихъ нтъ въ Крэнфорд. Да что имъ тамъ и длать? Докторъ объзжаетъ своихъ больныхъ на тридцать миль въ окружности и ночуетъ въ Крэнфорд, но не всякій же мужчина можетъ быть докторомъ. Чтобъ содержать красивые сады, наполненные отборными цвтами, безъ малйшей дурной травки, чтобъ отгонять мальчишекъ пристально-смотрящихъ на эти цвты сквозь заборъ, чтобъ спугнуть гусей, пробирающихся въ садъ, если калитка отворена, чтобъ ршать вс вопросы литературные и политическіе, не смущая себя ненужными причинами или аргументами, чтобъ узнавать ясно и правильно дло всхъ и каждаго въ провинціи, чтобъ содержать своихъ опрятныхъ служанокъ въ удивительномъ повиновеніи, чтобъ быть добрыми (нсколько-повелительно) къ бднымъ и оказывать другъ другу нжныя услуги въ несчастіи, слишкомъ-достаточно однхъ женщинъ для Крэнфорда.

— Мужчина, какъ одна изъ нихъ замтила мн однажды, всегда такая помха въ дом.

Хотя крэнфордскимъ дамамъ извстны поступки другъ друга, он, однакожь чрезвычайно-равнодушны къ мннію другъ друга. Дйствительно, такъ-какъ каждая обладаетъ своей собственной индивидуальностью, чтобъ не сказать эксцентричностью, порядочно-сильно-развитою, то ничего не можетъ быть легче, какъ платить колкостью за колкость, но какая-то благосклонность царствуетъ между ними въ весьмазначительной степени.

Крэнфордскія дамы имли только одну случайную ссору, разразившуюся нсколькими язвительными словами и колкими киваньями головой, именно на столько, чтобъ не допустить ровный ходъ жизни сдлаться слишкомъ-однобразнымъ. Одежда ихъ совершенно независима отъ моды. Он говорятъ:

— Что за бда, какъ бы ни одвались мы въ Крэнфорд? вдь здсь всякій насъ знаетъ.

А если он вызжаютъ изъ Крэнфорда, то причина ихъ равносильно-убдительна:

— Что за бда, какъ бы мы ни одвались тамъ, гд никто насъ не знаетъ.

Матеріалы, изъ которыхъ сдлана ихъ одежда, вообще хороши и просты, но я отвчаю, что послдніе огромные рукава на китовыхъ усахъ и послдняя узкая натянутая юбка, въ Англіи, были видимы въ Крэнфорд и видимы безъ улыбки.

Я могу указать въ одномъ великолпномъ семейств на красный шелковый зонтикъ, подъ которымъ премиленькая двица, оставшаяся одна отъ многочисленныхъ братцевъ и сестрицъ, обыкновенно отправлялась въ церковь въ дождливую погоду. Есть ли хоть одинъ красный шелковый зонтикъ въ вашемъ город? У насъ сохранилось преданіе о первомъ такомъ зонтик, виднномъ въ Крэнфорд, мальчишки съ громкими криками указывали на него пальцами и называли: ‘палкой въ юбк’. Можетъ-быть, это былъ тотъ самый красный шелковый зонтикъ, описанный мною, который нкогда держалъ сильный отецъ надъ толпой дточекъ, бдненькая двушка, пережившая всхъ, насилу можетъ съ нимъ сладить.

Здсь есть правила и постановленія для церемоніальныхъ визитовъ и визитовъ запросто, и они объявляются всмъ молодымъ людямъ, прізжающимъ въ Крэнфордъ, со всей той торжественностью, съ какою старинные мэнскіе законы читались разъ въ годъ на Тинвальдской Гор {Островъ ‘Мэнъ’ между Англіей и Ирландіей, гд жители нкогда собирались разъ въ годъ слушать публичное чтеніе законовъ. Примч. перев.}.

— Друзья наши прислали освдомиться, какъ вы себя чувствуете посл путешествія, душенька (пятнадцать миль въ покойной коляск), он дадутъ вамъ отдохнуть завтрашній день, а послзавтра, я уврена, он прідутъ, такъ будьте же свободны посл двнадцати часовъ, отъ двнадцати до трехъ ваши пріемные часы.

Потомъ посл посщеній:

— Сегодня третій день, вроятно, ваша маменька вамъ говорила, душенька, что никогда ненадо пропускать боле трехъ дней между визитомъ и контрвизитомъ и также, что вамъ ненадо оставаться боле четверти часа съ визитомъ.

— Но разв я могу смотрть на часы? Какимъ-образомъ я узнаю, что прошло четверть часа?

— Вы должны помнить время, душенька, и не позволить себ забыть его въ разговор.

Такъ-какъ каждая держитъ въ памяти это правило, принимая или длая визиты, то, разумется, никогда не говорится о какомъ-нибудь серьёзномъ предмет. Мы держимся краткихъ фразъ отрывистаго разговора и пунктуально наблюдаемъ время.

Я думаю, что многія изъ крэнфордской знати бдны и не безъ труда сводятъ концы съ концами, но он похожи на спартанцевъ: он скрываютъ горе подъ улыбающимся лицомъ. Никто изъ насъ не говоритъ о деньгахъ, потому-что этотъ предметъ отзывается торговлей и ремесломъ, и хотя между нами есть бдныя, однако мы вс аристократки. Крэнфордіанки имютъ этотъ дружественный esprit de corps, заставляющій ихъ не обращать вниманія на неуспхъ нкоторыхъ старающихся скрывать свою бдность. Когда мистриссъ Форрестеръ, напримръ, давала вечеръ въ своемъ жилищ крошечномъ, какъ игрушечный домикъ, и маленькая служанка безпокоила дамъ, сидвшихъ на диван, просьбой позволить ей достать подносъ изъ-подъ дивана, вс приняли этотъ новый образъ дйствія за самую натуральную вещь на свт и говорили о домашнихъ формахъ и церемоніяхъ, какъ-будто мы вс врили, что у нашей хозяйки есть настоящая людская, второй столъ {Въ Англіи въ знатныхъ домахъ есть обыкновенно нсколько столовъ съ разными подраздленіями. Первый для господъ, второй для ключницы и дворецкаго, третій для слугъ низшаго разряда и т. д. Примч. перев.}, ключница и дворецкій, вмсто небольшой двчонки для прислуги. Маленькія красныя ручонки этой двочки не сладили бы отнести подносъ наверхъ, еслибъ ей не помогала сама хозяйка, которая теперь чинно сидла, притворяясь будто не знаетъ какое пирожное ей прислали изъ кухни, хотя она знала и мы знали, и она знала, что мы знали, а мы знали, что она знаетъ, что мы знаемъ, какъ она цлое утро была занята стряпаньемъ пирожковъ къ чаю.

Отъ этой всеобщей, но непризнаваемой бдности, и этого весьма-признаваемаго аристократизма происходятъ нсколько послдствій, которыя недурно бы ввести въ многіе круги общества къ ихъ великому улучшенію. Напримръ: жительницы Крэнфорда уходятъ изъ гостей рано, стучатъ калошами по улиц, въ-сопровожденіи служанки съ фонаремъ около девяти часовъ вечера, и цлый городъ лежитъ въ постели и спитъ въ половин одиннадцатаго. Кром-того, считается ‘пошлымъ’ (слово ужасное въ Крэнфорд) подавать что-нибудь дорогое на вечернихъ угощеніяхъ. Вэфли, хлбъ съ масломъ и сухари — вотъ все, что подавала ея сіятельство мистрисъ Джемисонъ, а она невстка покойнаго графа Гленмайръ, хотя отличается такой ‘изящной экономіей’.

‘Изящная экономія!’ Какъ естественно впадаешь въ крэнфордскую фразеологію! Здсь экономія всегда была ‘изящной’, и расточительность всегда ‘пошлостью и чванствомъ’ — что-то въ род зеленаго винограда, длающаго насъ спокойными и довольными. Я никогда не забуду всеобщаго смущенія, когда нкій капитанъ Броунъ пріхалъ жить въ Крэнфордъ и открыто говорилъ о своей бдности — не шопотомъ, не короткому пріятелю, старательно заперевъ окна и двери — но на улиц, громкимъ воинскимъ голосомъ, ссылаясь на свою бдность какъ на причину, что онъ не можетъ нанять такого-то дома. Крэнфордскія дамы уже нсколько тужили о вторженіи въ ихъ владнія мужчины, да еще джентльмэна. Онъ былъ капитанъ на половинномъ жалованьи и получилъ мсто на сосдней желзной дорог, противъ которой было подано прошеніе въ парламентъ отъ маленькаго городка, а если еще въ-добавокъ къ своему мужскому роду и соотношенію къ противной желзной дорог, онъ былъ такъ безстыденъ, что говорилъ о своей бдности — ну, тогда, точно, его ненадо принимать нигд. Смерть такъ же истинна и такъ же обыкновенна какъ бдность, однако о ней никогда не говорилось громко на улицахъ. Это было слово непроизносимое для благовоспитанныхъ ушей. Мы безмолвно согласились не знать, что тхъ, съ которыми мы соединены общественными связями, не допускала бдность длать то, что они желали. Если мы шли пшкомъ съ вечера или на вечеръ, это потому, что ночь была такъ прекрасна или воздухъ такой освжительный, а не потому, что портшезы стоили дорого. Если мы носили ситцевыя, а не шелковыя платья, это потому, что мы предпочитали вещи, которыя моются, и все такимъ-образомъ, покуда не ослпили самихъ себя насчетъ того пошлаго обстоятельства, что вс мы люди съ весьма-умренными средствами. Стало-быть, мы не знали, что намъ длать съ мужчиной, который могъ говорить о бдности такъ, какъ-будто она не была для него бдствіемъ. Однако, какимъ бы то ни было образомъ капитанъ Броунъ заставилъ уважать себя въ Крэнфорд, и вс сдлали ему визиты, несмотря на намреніе не длать ихъ. Я удивилась, услышавъ, что его мннія приводятся какъ авторитетъ, пріхавъ въ Крэнфордъ годъ спустя посл того, какъ онъ поселился въ город. Друзья мои были самыми горькими опонентами противъ всякаго предложенія постить капитана и его дочерей, только за двнадцать мсяцевъ передъ тмъ, а теперь его принимали даже въ возбраненные часы, до двнадцати. Конечно, это было затмъ, чтобъ узнать, почему дымится каминъ прежде чмъ его затопятъ, но все-таки капитанъ Броунъ ходилъ по дому неустрашимо, говорилъ голосомъ слишкомъ-громкимъ для комнаты и шутилъ совершенно какъ домашній человкъ. Онъ былъ слпъ ко всмъ маленькимъ пренебреженіямъ и упущеніямъ тривіальныхъ церемоній, съ которыми его приняли. Онъ былъ исполненъ дружества, хотя крэнфордскія дамы были холодны, отвчалъ на саркастическіе комплименты добродушно и своей мужской откровенностью пересилилъ всю непріязнь, встрченную имъ какъ человкомъ, который не стыдится своей бдности. Наконецъ, его превосходный мужской здравый смыслъ и способность придумывать способы къ ршенію домашнихъ затрудненій, пріобрли ему авторитетъ между крэнфордскими дамами. Самъ онъ продолжалъ идти своей дорогой, также не замчая своей популярности, какъ прежде не замчалъ противнаго, и я уврена, что онъ изумился однажды, найдя совтъ свой такъ высоко-цнимымъ, совтъ, данный въ шутку и принятый чрезвычайно-серьёзнымъ образомъ.

Вотъ въ чемъ было дло: у одной старой дамы, была альдернейская {Съ острова Альдерней привозятся коровы, пользующіяся такою же извстностью, какъ у насъ холмогорскія. Прим. перев.} корова, которую она любила какъ дочь. Вы не могли сдлать ей самаго короткаго визпта, чтобъ вамъ не разсказали объ удивительномъ молок или объ удивительной понятливости этого животнаго. Цлый городъ зналъ и ласково смотрлъ на любимицу миссъ Бетти Баркеръ, слдовательно, велики были симпатія и сожалнія, когда, въ неосторожную минуту, бдная корова провалилась въ яму съ негашеной известью. Она застонала такъ громко, что ее скоро услыхали и спасли, но всетаки бдная потеряла много шерсти и была вытащена почти голою, холодною, въ самомъ бдственномъ положеніи, съ обнаженной кожей. Вс жалли о коров, хотя немногіе могли удержать улыбку при ея смшной наружности. Миссъ Бетти Баркеръ ршительно заплакала отъ горя и безпокойства и говорила, что она думала попробовать сдлать коров ванну изъ деревяннаго масла. Можетъ-быть, это средство посовтовалъ кто-нибудь изъ тхъ, къ кому она прибгала за совтомъ, но предложеніе это было совершенно убито ршительными словами капитана Броуна:

‘Надньте на нее фланелевую фуфайку, если хотите сохранить въ живыхъ. Но мой совтъ: тотчасъ убить бдняжку’.

Миссъ Бетти Баркеръ отерла глаза, съ чувствомъ поблагодарила капитана, принялась за работу и черезъ нсколько времени весь городъ толпился на улиц, чтобъ видть альдернейскую корову, кротко-идущую на пастбище въ темносрой фланели. Я сама видла ее нсколько разъ… Видали ли вы когда-нибудь коровъ, одтыхъ въ срую фланель?

Капптапъ Броунъ нанялъ небольшой домикъ въ предмстьи города, гд жилъ съ двумя дочерьми. Ему, должно быть, было боле шестидесяти въ то время, когда я въ первый разъ постила Крэнфордъ посл моего переселенія изъ него. Но у него былъ мощный, мускулистый, упругій станъ, голову онъ держалъ прямо, ходилъ живо и все заставляло его казаться моложе своихъ лтъ. Старшая дочь его на видъ была такъ же стара, какъ и онъ, и открывала тайну: онъ былъ старше чмъ казался. Миссъ Броунъ, должно-быть, было лтъ пятьдесятъ, она имла болзненное, мучительное, озабоченное выраженіе въ лиц, казалось, что веселость молодости давно исчезла у ней съ лица. Но даже и въ молодости она должна была имть безобразныя и грубыя черты. Миссъ Джесси Броунъ была десятью годами моложе сестры и лучше ея въ двадцать разъ. Лицо ея кругло, съ ямочками. Миссъ Дженкинсъ сказала однажды, разсердившись на капитана Броуна (а за что, я сейчасъ вамъ разскажу), что она полагаетъ, миссъ Джесси ужь пора оставить свои ямочки и не пытаться цлый вкъ казаться похожей на ребенка. Это правда, въ лиц ея было что-то дтское и будетъ, я полагаю, до самой ея смерти, проживи она хотя сто лтъ. Глаза ея огромны, вчно чему-то удивляются, голубые, прямо-смотрящіе на васъ, носъ некрасивый, вздернутый, губы красны и влажны, она носитъ волосы небольшими рядами буклей, подкрпляющихъ эту дтскую наружность. Не знаю, была ли она хороша, но ея лицо нравилось и мн и всмъ, и не думаю, чтобъ она была виновата въ своихъ ямочкахъ. У ней было что-то отцовское въ привлекательности походки и пріемовъ, и каждый наблюдатель женскаго рода мигъ открыть легкое различіе въ одежд двухъ сестеръ, нарядъ миссъ Джесси стоилъ двумя фунтами въ годъ дороже наряда миссъ Броунъ. Два фунта были огромной суммой въ годовыхъ расходахъ капитана Броуна.

Таково было впечатлніе, сдланное на меня семействомъ Броуновъ, когда я въ первый разъ увидла ихъ въ крэнфордской церкви. Капитана я встрчала прежде, по случаю дымящагося камина, который онъ исправилъ простымъ измненіемъ въ труб. Въ церкви онъ держалъ у глазъ двойной лорнетъ во время утренняго гимна, а потомъ прямо поднялъ голову и плъ громко и внятно. Онъ читалъ отповди громче дьячка, старика съ пискливымъ, слабымъ голосомъ, который, я полагаю, обижался звучнымъ басомъ капитана и поэтому затягивалъ все выше-и-выше.

При выход изъ церкви, бодрый капитанъ оказалъ самое любезное вниманіе двумъ дочерямъ своимъ. Онъ кивалъ и улыбался знакомымъ, но не подавалъ руки никому до-тхъ-поръ, покуда не помогъ миссъ Броунъ распустить зонтикъ, не освободилъ ея отъ молитвенника и терпливо не подождалъ покуда она дрожащими, нервными руками, приподниметъ платье, чтобъ пройдти по мокрой дорог.

Я желала знать, что крэнфордскія дамы длали съ капитаномъ Броуномъ на своихъ вечеринкахъ? Мы часто радовались въ прежнее время что не было мужчинъ, за которыми надо ухаживать и придумывать разговоръ за карточными партіями. Мы поздравляли себя съ интимностью нашихъ вечеровъ и съ нашей любовью къ аристократизму, и съ несочувствіемъ къ мужскому роду, мы почти уврили себя, что быть мужчиной значитъ быть ‘пошлымъ’, такъ-что, когда я узнала, что моя пріятельница и хозяйка миссъ Дженкинсъ собиралась дать для меня вечеръ и капитанъ съ дочерьми былъ приглашенъ, я ломала голову, желая знать, что можетъ происходить на этомъ вечер? Ломберные столы, покрытые зеленымъ сукномъ были поставлены еще до сумерекъ, по обыкновенію, ноябрь былъ въ исход, начинало смеркаться около четырехъ часовъ. Свчи и новенькія колоды картъ были приготовлены на каждомъ стол. Каминъ разведенъ, опрятная служанка получила послднія наставленія, и вотъ мы, нарядившись какъ можно лучше, и каждая съ зажигательной спичкой въ рукахъ, стояли наготов разомъ зажечь свчи, какъ только послышится первый стукъ. Крэнфордскія вечеринки были торжественными празднествами, дамы чванно сидли въ лучшихъ своихъ нарядахъ. Какъ только пріхали трое, мы сли за преферансъ, я была, по несчастью, четвертая. Пріхавшихъ вслдъ за тмъ четверыхъ немедленно усадили за другой столъ и тотчасъ чайные подносы, которые я видла выставленными въ кладовой, проходя мимо утромъ, были поставлены въ средин каждаго карточнаго стола. Фарфоръ былъ превосходный и тончайшій, старомодное серебро сіяло чистотою, но съдомое было весьма-легкаго свойства. Пока подносы были еще на столахъ, явплись капитанъ и об миссъ Броунъ, и я могла примтить, что капитанъ былъ любимцемъ всхъ присутствовавшихъ тутъ дамъ. Нахмуренные лбы разгладились, колкіе голоса понизились при его приближеніи. Миссъ Броунъ казалась нездорова и уныла почти до мрачности. Миссъ Джесси улыбалась, какъ обыкновенно, и казалась почти столько же любима какъ и ея отецъ. Онъ немедленно и преспокойно присвоилъ себ мужское мсто въ комнат, услуживалъ каждому, избавлялъ отъ труда хорошенькую служанку, наблюдая за опорожненными чашками и дамами безъ бутербродовъ, и длалъ все это такъ свободно, такъ благородно, показывая, что сильному ухаживать за слабымъ дло обыкновенное, что былъ истиннымъ мужчиной во всемъ. Онъ игралъ по три пенни поэнъ съ такимъ же сильнымъ интересомъ, какъ-будто это были не пенни, а фунты, и между-тмъ, при всемъ своемъ вниманіи къ постороннимъ, наблюдалъ за больною дочерью, потому-что она была больна — я въ томъ уврена, хотя многимъ могла показаться только раздражительной. Миссъ Джесси не играла въ карты, но разговаривала съ той дамой, которая ожидала своей очереди въ игр, и до ея прихода была нсколько-наклонна къ брюзгливости. Она также пла, аккомпанируя себ на старомъ разстроенномъ фортепьяно, бывшемъ, я полагаю, клавикордами во время своей юности. Миссъ Джесси пла шотландскую псню несовсмъ-согласно, но изъ насъ никто не былъ музыкантшей, хотя миссъ Дженкинсъ била тактъ несовсмъ впопадъ, чтобъ показать будто она знаетъ толкъ въ музык.

Со стороны миссъ Дженкинсъ это было очень-хорошо, потому-что я видла, какъ за нсколько времени передъ тмъ, она была оскорблена неосторожнымъ признаніемъ миссъ Джесси Броунъ (по случаю шотландской шерсти), что ея дядя, братъ матери — лавочникъ въ Эдинбург. Миссъ Дженкинсъ пробовала замять это признаніе сильнымъ кашлемъ, потому-что ея сіятельство мистриссъ Джемисонъ сидла за карточнымъ столомъ ближе всхъ къ миссъ Джесси — и что бы она сказала или подумала, узнавъ, что находилась въ одной комнат съ племянницей лавочника! Но миссъ Джесси Броунъ (у которой не было такта, какъ мы вс согласились на слдующее утро) все-таки упорно повторила миссъ Поль, что она можетъ легко достать сй точно такую же шотландскую шерсть, какую ей было нужно: ‘черезъ моего дядю, у котораго самый лучшій выборъ шотландскихъ товаровъ въ Эдинбург’. Для того-то, чтобъ заставить насъ засть эту горькую пилюлю и изгладить звукъ этихъ словъ въ нашемъ слух миссъ Дженкинсъ и предложила заняться музыкой, поэтому, и говорю опять, очень-хорошо было съ ея стороны бить тактъ пнію.

Когда подносы явилась снова съ бисквитами и виномъ, аккуратно безъ четверти въ девять начался разговоръ объ игр и взяткахъ, но вскор капитанъ Броунъ вставилъ словечко о литератур.

— Видли вы выпуски ‘Записокъ Пиквикскаго Клуба?’ сказалъ онъ. (Он тогда издавались выпусками).— Капитальная вещь!

Миссъ Дженкинсъ была дочерью умершаго крэнфордскаго пастора и, основываясь на нсколькихъ рукописныхъ проповдяхъ и порядочной библіотек изъ духовныхъ книгъ, считала себя почти ученой и смотрла на всякій разговоръ о книгахъ, какъ на лично къ ней обращенный вызовъ. Поэтому она и отвчала:

— Да, видла, даже могу сказать, читала.

— А что вы о нихъ думаете? спросилъ капитанъ Броунъ: — не отличнйшая ли это вещь?

Понуждаемая такимъ образомъ миссъ Дженкинсъ не могла не отвчать:

— Могу сказать, не думаю, чтобъ он могли сравняться съ сочиненіями доктора Джонсона. Можетъ-быть, еще авторъ молодъ. Пусть его продолжаетъ, кто знаетъ, что изъ него выйдетъ, если онъ возьметъ себ за образецъ великаго доктора.

Это очевидно было ужь слишкомъ для капитана Броуна. Онъ не могъ перенести спокойно, и я видла, какъ слова вертлись у него на язык, прежде чмъ миссъ Дженкинсъ окончила свою фразу.

— Это вещь совершенно — другаго рода-съ! началъ онъ.

— Я очень это знаю, отвчала она: — и поэтому-то не слишкомъ взыскательна, капитанъ Броунъ.

— Позвольте мн прочесть вамъ сцену изъ ныншняго нумера, упрашивалъ онъ: — и получилъ его только сегодня утромъ, и не думаю, чтобъ здшнее общество успло уже его прочесть.

— Если вамъ угодно, сказала она, садясь съ видомъ покорности.

Онъ прочелъ описаніе ‘вечера’, который Сэмъ Уэллеръ давалъ въ Бат. Нкоторыя изъ насъ смялись отъ души. Я не смла, потому-что жила у миссъ Дженкинсъ, которая сидла съ терпливой важностью. Когда капитанъ кончилъ, она обернулась ко мн и сказала съ кроткимъ спокойствіемъ:

— Принесите мн ‘Расселаса’, душенька, изъ библіотеки.

Когда я принесла, она обернулась къ капитану Броуну:

— Теперь позвольте мн прочесть вамъ сцену, и тогда пусть общество судитъ между вашимъ любимцемъ, мистеромъ Боцемъ, и докторомъ Джонсономъ.

Она прочла величественнымъ пискливымъ голосомъ разговоръ между Расселасомъ и Имелакомъ и, кончивъ, сказала:

— Полагаю, что теперь предпочтеніе, отдаваемое мною доктору Джонсону, какъ романическому писателю, оправдано.

Капитанъ закусилъ губы и забарабанилъ по столу, но не сказалъ ничего. Она подумала, что можетъ нанести окончательный ударъ.

— Я считаю пошлостью и совсмъ не литературнымъ достоинствомъ издавать сочиненія выпусками.

— А какъ былъ изданъ ‘Странникъ?’ спросилъ капитанъ Броунъ тихимъ голосомъ, который, я полагаю, миссъ Дженкинсъ слышать не могла.

— Слогъ доктора Джонсона долженъ служить образцомъ для начинающихъ писателей. Отецъ мой веллъ мн ему подражать, когда я начала писать письма. Я образовала по немъ свой собственный слогъ, совтую сдлать то же вашему любимцу.

— Мн было бы очень жаль, еслибъ онъ перемнилъ свой слогъ на такой напыщенный, сказалъ капитанъ Броунъ.

Миссъ Дженкинсъ сочла это личной обидой въ такомъ смысл, о которомъ капитанъ и не воображалъ. Въ эпистолярномъ слог она сама и друзья ея считали ее весьма-сильной. Множество копій съ множества писемъ видла я написанными и поправленными на аспидной доск прежде, чмъ она ‘воспользовалась остававшимся до почты получасомъ’, чтобъ уврить своихъ друзей въ томъ-то или въ этомъ-то, и докторъ Джонсонъ былъ, какъ она сказала, ея образцомъ въ этихъ сочиненіяхъ. Она выпрямилась съ достоинствомъ и отвчала только на послднія замчанія капитана Броуна, но съ замтной выразительностью на каждомъ слов:

— Я предпочитаю доктора Джонсона мистеру Боцу.

Говорятъ (не ручаюсь за справедливость), будто капитанъ Броунъ сказалъ sotto voce:

— Чортъ побери доктора Джонсона!

Если онъ сказалъ это, то раскаялся впослдствіи. Онъ сталъ возл креселъ миссъ Дженкинсъ и пытался обольстить ее разговоромъ о нкоторыхъ пріятныхъ предметахъ, но она была неумолима. На слдующій день ока сдлала, упомянутое мною выше замчаніе, о ямочкахъ миссъ Джесси.

II.
Капитанъ.

Невозможно было прожить мсяцъ въ Крэнфорд и не знать ежедневныхъ привычекъ каждаго обитателя, задолго до окончанія моего посщенія, я знала многое относительно броуновскаго тріо. Ничего новаго нельзя было открыть касательно ихъ бдности, потому-что они говорили объ этомъ просто и открыто съ самаго начала. Они не длали тайны изъ своей необходимости быть экономными. Оставалось только открыть безконечную доброту сердца капитана и разнообразные способы, которыми онъ, безсознательно для себя самого, обнаруживалъ ее. Разсказывались маленькіе анекдоты объ этомъ вскор посл того, какъ случались. Такъ-какъ мы читали немного и такъ-какъ вс дамы были довольны своими служанками, то въ предметахъ къ разговору былъ недостатокъ страшный. Мы, вслдствіе этого, разбирали обстоятельство о капитан, взявшемъ изъ рукъ бдной старухи ея ношу въ одно ненастное воскресенье. Онъ встртилъ ее возвращающуюся съ рынка, когда шелъ изъ церкви, и примтилъ ея неврную походку, съ важнымъ достоинствомъ, съ которымъ онъ длалъ все, освободилъ ее отъ ноши и отправился вдоль по улиц съ нею рядомъ, донеся ея овощи бережно домой. Это сочли очень-экцентричнымъ и надялись, что въ понедльникъ утромъ онъ сдлаетъ визиты, чтобъ изъяснить и извиниться въ преступленіи противъ крэнфордскаго приличія, но онъ этого не сдлалъ, и тогда было ршено, что ему стыдно и онъ прячется. Въ ласковой жалости къ нему мы начали говорить:

— Впрочемъ, этотъ случай въ воскресенье утромъ показываетъ большую доброту сердца, и ршили, что капитана должно успокоить при первомъ его къ намъ появленіи. Но, увы! онъ явился къ намъ безъ малйшаго чувства стыда, говоря, какъ обыкновенно, громкимъ басомъ, закинувъ голову назадъ, съ парикомъ такимъ же миловиднымъ и завитымъ, какъ обыкновенно, и мы принуждены были заключить, что онъ забылъ все относительно воскресенья.

Миссъ Поль и миссъ Джесси Броунъ заключили родъ короткости по случаю шотландской шерсти и новаго вязанья. Такъ случилось, что когда я ходила посщать миссъ Поль, я больше видла Броуновъ, чмъ во все то время, когда я гостила у миссъ Дженкинсъ, которая никогда не могла прійдти въ себя отъ того, что она называла унизительными замчаніями капитана Броуна о доктор Джонсон, какъ писател легкихъ и пріятныхъ романовъ. Я узнала, что миссъ Броунъ была серьёзно-нездорова какой-то медлительной, неизлечимой болзнью, и мучительное ощущеніе этой болзни придавало чертамъ ея то безпокойное выраженіе, которое я принимала за неутомимую брюзгливость. Она точно была брюзглива въ то время, когда первая раздражительность причиняемая ея недугомъ, превосходила ея терпніе. Миссъ Джесси переносила эту брюзгливость даже гораздо-терпливе, нежели горькіе упреки, которые больная длала себ всегда посл этого. Миссъ Броунъ привыкла обвинять себя не только въ вспыльчивомъ и раздражительномъ характер, но также и въ томъ, зачмъ отецъ и сестра были принуждены экономничать, чтобъ доставить ей небольшую роскошь, необходимую въ ея положеніи. Она такъ охотно приносила бы имъ жертвы и облегчила бы ихъ заботы, что врожденное благородство ея характера прибавляло раздражительности къ расположенію ея духа. Все это переносилось миссъ Джесси и отцомъ боле чмъ съ кротостью, съ совершенной нжностью. Я простила миссъ Джесси ея пніе безъ такта, моложавость ея одежды, когда увидла ее дома. Я примтила, что темный парикъ капитана Броуна и ватный сюртукъ (увы! черезчуръ поношенный) были остатками военнаго щегольства въ его юности, которые онъ носилъ теперь безсознательно. Онъ былъ человкъ безконечныхъ рессурсовъ, пріобртенныхъ въ его казарменной опытности. Какъ онъ самъ признавался, никто не могъ вычистить сапоги по его вкусу, кром его самого, но, на-самомъ-дл онъ не считалъ унизительнымъ избавлять служанку отъ трудовъ разнаго рода, зная, вроятно, что болзнь его дочери длала труднымъ это мсто.

Онъ пытался помириться съ миссъ Дженкинсъ вскор посл достопамятнаго спора, упомянутаго мною, подаривъ ей деревянную лопаточку для камина собственной работы, онъ слышалъ, что она говорила, какъ ей непріятенъ скрипъ желзной. Она приняла подарокъ съ холодной благодарностью и поблагодарила его формальнымъ образомъ. Когда онъ ушелъ, она велла мн отнести лопатку въ чуланъ, можетъ-быть, чувствуя, что подарокъ отъ человка, предпочитающаго мистера Боца доктору Джонсону, не можетъ быть пріятне для уха скрипа желзной лопатки.

Таково было положеніе вещей, когда я ухала изъ Крэнфорда въ Дрёмбль, у меня было, однако, нсколько корреспондентокъ, которыя разсказывали мн все, что происходило въ миломъ городк. Миссъ Поль начала такъ же прилежно заниматься тамбурнымъ вязаньемъ, какъ нкогда занималась вязаньемъ на иглахъ, и въ конц каждаго разсказа о новостяхъ являлось новое порученіе относительно тамбурной работы, которое я должна была исполнить для нея. Миссъ Матильда Дженкинсъ, которая не обижалась, если ее называли миссъ Мэтти, когда миссъ Дженкинсъ тутъ не было, писала милыя, ласковыя, безсвязныя письма, время-отъ-времени отваживалась высказывать свое собственное мнніе, но вдругъ останавливалась и просила меня не разсказывать того, что она сказала, потому-что Дебора думаетъ не такъ, а она знаетъ лучше, или же, прибавляла въ постскриптум, что съ- тхъ-поръ, какъ она написала это, она говорила о томъ съ Деборой и была совершенно убждена, что, и прочее… (тутъ, по всей вроятности, должно было слдовать отреченіе отъ всякаго мннія, высказаннаго ею въ письм). Потомъ писала ко мн миссъ Дженкинсъ, Дебора, какъ она любила, чтобъ миссъ Мэтти называла ее, отецъ ея сказалъ однажды, что еврейское имя должно такъ произноситься {Англичане обыкновенно произносятъ Дебора, съ удареніемъ на первомъ слог. Примч. перев.}. Миссъ Дженкинсъ носила галстухъ и небольшую шляпку, похожую на жокейскую шапочку, и вообще имла наружность женщины съ сильнымъ характеромъ, хотя она презирала новйшія идеи о томъ, что женщины равны мужчинамъ. Равны, какъ бы не такъ! Она знала, что он гораздо-выше. Но воротимся къ ея письмамъ. Все въ нихъ было величественно и грандіозно, подобно ей самой. Я только-что пересматривала ихъ (милая миссъ Дженкинсъ, какъ я ее уважала!) и сдлаю выписку боле потому, что она относится къ нашему другу капитану Броуну.

‘Ея сіятельство миссъ Джемисонъ только-что меня оставила и во время разговора сообщила мн извстіе, что бывшій другъ ея супруга, достопочтенный лордъ Маулевереръ вчера сдлалъ ей визитъ. Вы не легко отгадаете, что привело милорда въ предлы нашего небольшаго городка. Желаніе видться съ капитаномъ Броуномъ, съ которымъ, какъ кажется, милордъ былъ знакомъ во время войны и который имлъ счастіе отвратить погибель отъ головы милорда, когда какая-то великая опасность висла надъ нею на ложно-называемомъ Мыс Доброй Надежды. Вы знаете недостатокъ нашей сіятельной пріятельницы мистриссъ Джемисонъ относительно невиннаго любопытства и, слдовательно, не будете очень-удивлены, когда я скажу вамъ, что она была совершенно-неспособна объяснить мн настоящее свойство сказанной опасности. Я безпокоилась, признаюсь, удостовриться, какимъ образомъ капитанъ Броунъ въ своемъ маленькомъ жилищ могъ принять такого знатнаго гостя, и я узнала, что милордъ отправился почивать, и будемъ надяться, освжительнымъ сномъ, въ гостинницу Ангела, но раздлялъ броуновскую трапезу впродолженіе двухъ дней, въ которые удостаивалъ Крэнфордъ своимъ присутствіемъ. Мистриссъ Джонсонъ, жена нашего учтиваго мясника, увдомила меня, что миссъ Джесси купила четверть ягненка, но, кром этого, я не слыхала ни о какихъ приготовленіяхъ, для приличнаго пріема такому знатному гостю. Можетъ-быть, они угощали его пиршествомъ разума и ‘ликованіемъ души’, но для насъ, знакомыхъ съ печальнымъ недостаткомъ вкуса капитана Броуна къ ‘чистымъ источникамъ изящнаго англійскаго языка’, это можетъ послужить поводомъ порадоваться, что онъ иметъ случай улучшить свой вкусъ, имя сношенія съ изящнымъ и утонченнымъ членомъ британской аристократіи. Но кто свободенъ отъ нкоторыхъ мірскихъ чувствъ?’

Миссъ Поль и миссъ Мэтти писали ко мн съ этою же самою почтою. Такая новость, какъ посщеніе лорда Маулеверера, не могла быть потеряна для крэнфордскихъ корреспондентокъ, это было сущей находкой для ихъ писемъ. Миссъ Мэтти смиренно извинялась, что пишетъ въ одно время съ сестрой, которая была гораздо-способне ея описать честь, сдланную Крэнфорду, но, несмотря на нсколько-дурное правописаніе, разсказъ миссъ Мэтти далъ мн лучшее понятіе о волненіи, причиненномъ посщеніемъ милорда, потому-что, исключая людей въ гостинниц Броуновъ, мистриссъ Джемисонъ и мальчишки, котораго милордъ разбранилъ за то, что онъ подкатилъ грязный обручъ подъ его аристократическія ноги, я не слыхала ни о комъ, съ кмъ бы милордъ разговаривалъ.

Слдующее мое посщеніе въ Крэнфордъ случилось лтомъ. Съ-тхъ-поръ, какъ я тамъ была, никто не родился, никто не умеръ, никто не женился. Вс жили въ тхъ же самыхъ домахъ и носили почти все т же самыя старательно-сберегаемыя старомодныя платья. Самое важное происшествіе было то, что миссъ Дженкинсъ купила новый коверъ для гостиной. О, какъ трудились мы съ миссъ Мэтти, чтобъ отстранить солнечные лучи, когда въ одно послобда упали они прямо на этотъ коверъ въ открытое окно! Мы разложили на него газеты и сли за книгу или за работу, и вотъ, черезъ четверть часа, солнце передвинулось и лучи его ударяли на другое мсто, мы опять стали на колни, чтобъ переложить газеты. Мы тоже очень трудились цлое утро передъ тмъ, какъ миссъ Дженкинсъ давала вечеръ, слдуя ея наставленіямъ, разрзывая и сшивая вмст куски газетной бумаги, чтобъ сдлать маленькія дорожки къ каждому креслу для ожидаемыхъ гостей, чтобъ башмаки ихъ не запачкали или не загрязнили чистоту ковра. Длаете ли вы бумажныя дорожки для каждаго гостя?

Капитанъ Броунъ и миссъ Дженкинсъ были неочень-дружественны между собою. Литературный споръ, котораго начало я видла, былъ чувствительной струною, малйшее прикосновеніе къ которой заставляло ихъ вздрагивать. Это было единственное мнніе, въ которомъ они не сходились, но этого было довольно. Миссъ Дженкинсъ не могла удержаться, чтобъ не длать намековъ о капитан Броун, и хотя онъ не отвчалъ, однако барабанилъ пальцами, что она чувствовала и принимала за истинное униженіе доктора Джонсона. Онъ нсколько хвастался своимъ предпочтеніемъ къ сочиненіямъ мистера Боца, ходилъ по улицамъ до-того погруженный въ эти сочиненія, что однажды наткнулся прямо на миссъ Дженкинсъ, и хотя его извиненія были усердны и искренни, хотя онъ на самомъ дл ничего не сдлалъ, кром того, что испугалъ ее и самъ испугался: она признавалась мн, что лучше желала бы, чтобъ онъ сбилъ ее съ ногъ, только бы занимался чтеніемъ высшаго литературнаго слога. Бдный, добрый капитанъ! онъ казался старше, утомленне, и платья его были такъ изношены. Но онъ былъ веселъ какъ прежде, пока его не спросили о здоровь дочери.

— Она очень страдаетъ и будетъ страдать еще больше, мы длаемъ все, что можемъ, для облегченія ея мученій, да будетъ воля Божія!

Онъ взялъ шляпу при этихъ послднихъ словахъ. Я узнала отъ миссъ Мэтти, что дйствительно все было сдлано. Призывали доктора, пользовавшагося большой извстностью въ нашихъ окрестностяхъ, и каждое его предписаніе было исполнено, несмотря на издержки. Миссъ Мэтти была уврена, что они отказывали себ во многомъ для удобства больной, но никогда о томъ не говорила, а что касается до миссъ Джесси: ‘Я точно думаю, что она настоящій ангелъ’, сказала бдная миссъ Мэтти, совершенно-взволнованная. ‘Видть, какимъ образомъ она переноситъ брюзгливость миссъ Броунъ и съ какимъ веселымъ лицомъ встаетъ утромъ посл цлой ночи, во время которой переносила брань, просто восхитительно. Она такъ мило принимаетъ капитана за завтракомъ, какъ-будто спала цлую ночь въ постели королевы. Душенька! вы никогда уже не стали бы смяться надъ ея жеманными локончиками или ея розовыми бантиками, еслибъ видли ее такъ, какъ я.’ Я могла только чувствовать сильне раскаяніе и смотрть на миссъ Джесси съ удвоеннымъ уваженіемъ, когда встртилась съ нею потомъ. Она казалась поблекшей и изнуренной, а губы ея начали дрожать, какъ-будто-бы она была очень-слаба, когда она говорила о своей сестр, но она просвтлла и проглотила слезы, блиставшія въ ея милыхъ глазахъ, когда сказала:

— Но, право, что за городъ Крэнфордъ въ-отношеніи доброты! Я думаю, что если у кого-нибудь бываетъ обдъ получше обыкновеннаго, то самое лучшее блюдо отправляется въ покрытой миск для моей сестры. Бдные люди оставляютъ самые ранніе овощи у нашей двери для нея. Они говорятъ рзко и сурово, какъ-будто стыдятся этого, но, право, ихъ озабоченность часто проникаетъ мн прямо въ сердце.

Слезы воротились и потекли градомъ, но черезъ нсколько минутъ она начала бранить себя и ушла такою же веселенькой миссъ Джесси, какъ всегда.

— Зачмъ, однако, этотъ лордъ Маулевереръ не сдлаетъ чего-нибудь для человка, который спасъ ему жизнь? сказала я.

— Ну, видите, можетъ-быть, у капитана Броуна есть на то какая-нибудь причина, онъ никогда не говорилъ ему о своей бдности и прогуливался съ милордомъ съ такимъ же счастливымъ и веселымъ видомъ, какъ принцъ, а какъ они никогда не привлекали вниманія на свой обдъ извиненіями, и какъ миссъ Броунъ было въ тотъ день лучше и все казалось весело, смю сказать, милордъ не зналъ ничего о томъ, какъ много заботъ у нихъ на заднемъ план. Онъ присылалъ довольно часто дичь прошлой зимой, но теперь онъ ухалъ за границу.

Я часто имла случай примтить пользу, которая извлекалась изъ ничтожныхъ предметовъ въ Крэнфорд, розовые листья собирались прежде, чмъ упадали, чтобъ сдлать душистое куренье для тхъ, у кого не было сада, небольшіе пучки лавенды посылались, чтобъ усыпать ящики какого-нибудь городского обитателя, или зажигаться въ комнат какого-нибудь больнаго. Вещи, которыми многіе презрли бы, и дла, которыя едва-ли показались бы достойными исполненія, вс наблюдались въ Крэнфорд. Миссъ Дженкинсъ утыкала сухой гвоздикой яблоко, чтобъ надушить пріятнымъ образомъ комнату миссъ Броунъ, и по мр того, какъ втыкала каждую гвоздику, она произносила фразу въ джонсоновскомъ вкус. Точно она никогда не могла думать о Броунахъ, не говоря о Джонсон, а такъ-какъ теперь они безпрестанно были у ней въ мысляхъ, то мн приходилось слышать порядочное количество длинныхъ, высокопарныхъ фразъ.

Капитанъ Броунъ пришелъ однажды поблагодарить миссъ Дженкинсъ за множество небольшихъ одолженій, о которыхъ я ничего не знала до-тхъ-поръ. Онъ вдругъ состарлся, громкій басъ его дрожалъ, глаза потускнли и морщины на лиц сдлались глубоки. Онъ не могъ говорить весело о положеніи своей дочери, но разговаривалъ съ мужественной, благочестивой покорностью и немного. Раза два онъ сказалъ:

— Чмъ Джесси была для насъ, одному Богу извстно!

И во второй разъ торопливо вскочилъ, пожалъ всмъ руки, не говоря ни слова, и ушелъ.

Въ этотъ день мы примтили небольшія толпы на улиц, слушающія съ ужасомъ на лиц какіе-то разсказы. Миссъ Дженкинсъ удивлялась, что бы это могло быть, прежде чмъ ршилась на несовсмъ-приличный поступокъ, то-есть послать Дженни разузнать.

Дженни воротилась съ лицомъ, поблднвшимъ отъ ужаса.

— О, ма’амъ! о, миссъ Дженкинсъ! капитанъ Броунъ убитъ на этой гадкой, ужасной желзной дорог, и она залилась слезами.

Она также со многими другими испытала доброту бднаго капитана.

— Какъ?… гд… гд? Великій Боже! Дженни, не теряй времени на слезы, разсказывай намъ скоре.

Миссъ Мэтти тотчасъ выбжала на улицу и схватила за воротъ человка, разсказывавшаго эту исторію.

— Пойдемъ… пойдемъ сейчасъ къ моей сестр… миссъ Дженкинсъ, дочери пастора. О! скажи, что это неправда, кричала она, притащивъ испуганнаго извощика въ гостиную, гд онъ сталъ съ мокрыми сапогами на новый коверъ и никто не обращалъ на это вниманія.

— Эвто, сударыня, правда-съ. Я самъ эвто видлъ, и онъ задрожалъ при воспоминаніи.— Капитанъ вишь читалъ какую-то новую книгу и глазъ съ ней не сводилъ, ожидая машины изъ Лондона, и вотъ маленькая двчоночка вздумала отправиться къ своей мамыньк, вырвалась отъ сестры да прямёшенько маршъ черезъ рельсы. Онъ вдругъ поднялъ голову при звук подъзжавшей машины, увидлъ ребенка, бросился на рельсы и схватилъ его, нога поскользнулась и машина какъ-разъ прохала черезъ него. О, Господи, Господи! Это истинная правда, ваше благородіе, и сейчасъ послали сказать дочерямъ. Ребенокъ невредимъ, только ушибся плечомъ въ то время, какъ онъ бросилъ его къ матери. Бдный капитанъ былъ бы эвтому радъ-радёшенекъ, вдь былъ бы? Господь съ нимъ!

Высокій грубый извощикъ сморщилъ свое суровое лицо и отвернулся, чтобъ скрыть слезы. Я обернулась къ миссъ Дженкинсъ. Она казалась блдна, какъ-будто готова упасть въ обморокъ, и сдлала мн знакъ открыть окно.

— Матильда, принеси мн шляпку. Я должна идти къ этимъ двушкамъ. Да проститъ мн Господь, если я когда-нибудь говорила презрительно о капитан!

Миссъ Дженкинсъ одлась, чтобъ выйдти, приказавъ миссъ Матильд дать извощику стаканъ вина. Пока ея не было, мы съ миссъ Мэтти жались около камина, разговаривая тихимъ, пораженнымъ испугомъ голосомъ, и плакали почти все время.

Мистеръ Дженкинсъ воротилась домой въ молчаливомъ расположеніи и мы не смли длать ей много разспросовъ. Она разсказала намъ, что миссъ Джесси упала въ обморокъ и он съ миссъ Поль съ нкоторымъ трудомъ привели ее въ себя, но, опомнившись, она попросила, чтобъ которая-нибудь изъ нихъ пошла къ ея сестр.

— Мистеръ Гоггинсъ говоритъ, что она проживетъ недолго и отъ нея должно скрыть этотъ ударъ, сказала миссъ Джесси, затрепетавъ отъ чувствъ, которымъ она не смла дать волю.

— Но какъ же вы сдлаете, душенька? спросила миссъ Дженкинсъ: — вы не будете въ-состояніи выдержать, она увидитъ ваши слезы.

— Богъ мн поможетъ… я буду крпиться… она спала, когда мы получили извстіе, она врно спитъ и теперь. Она будетъ такъ несчастна не только потому, что батюшка умеръ, но при мысли, что будетъ со мною, она такъ добра ко мн.

Она смотрла пристально имъ въ лицо своими нжными, правдивыми глазами и миссъ Поль посл сказала миссъ Дженкинсъ, что она съ трудомъ могла это вынести, зная, какъ миссъ Броунъ обходилась съ сестрой.

Однако все было исполнено согласно желанію миссъ Джесси. Миссъ Броунъ сказали, будто отца ея послали на короткое время по дламъ желзной дороги. Он какъ-то это устроили, миссъ Дженкинсъ не могла именно сказать какъ. Миссъ Поль осталась съ миссъ Джесси. Мистриссъ Джемисонъ присылала освдомиться. Вотъ все, что услыхали мы въ ту ночь, и печальна была эта ночь. На слдующій день въ городской газет было подробное описаніе роковаго происшествія. Глаза миссъ Дженкинсъ были очень-слабы, какъ она говорила, и она просила меня прочитать. Когда я дошла до словъ: ‘Достопочтенный джентльмэнъ былъ глубоко погруженъ въ чтеніе ‘Записокъ Пиквикскаго Клуба’, выпуска, только-что имъ полученнаго’, миссъ Дженкинсъ продолжительно и торжественно покачала головой, а потомъ сказала со вздохомъ:

— Бдный, милый ослпленный человкъ!

Тло со станціи желзной дороги должны были отнести въ приходскую церковь и похоронить тамъ. Миссъ Джесси непремнно хотла проводить гробь до могилы, и никакія уговариванія не могли измнить ея намренія {Въ Англіи женщины высшаго класса никогда не бываютъ на похоронахъ. Прим. пер.}. Принужденіе, которое она наложила на себя, сдлало ее почти упрямой, она устояла противъ всхъ просьбъ миссъ Поль, противъ всхъ совтовъ миссъ Дженкинсъ. Наконецъ миссъ Дженкинсъ уступила, и посл молчанія, которое, какъ я опасалась, скрывало какое-нибудь глубокое неудовольствіе противъ миссъ Джесси, миссъ Дженкинсъ сказала, что она проводитъ ее на похороны.

— Вамъ неприлично идти одной. Если я допущу, то это будетъ и противъ благопристойности и противъ человчества.

Миссъ Джесси, казалось, несовсмъ понравилось это распоряженіе, но ея упорство, если только оно въ ней было, истощилось въ ршимости отправиться на похороны. Она жаждала, бдняжка, поплакать одна на могил дорогаго отца, которому она замняла все и во всемъ, жаждала дать себ волю, хоть на полчасика, непрерываемая сочувствіемъ и ненаблюдаемая дружбой. Но этому не суждено было случиться. Въ этотъ день миссъ Дженкинсъ послала за аршиномъ чернаго крепа и сама сшила себ черную шляпку. Окончивъ, она надла ее и смотрла на насъ, ожидая одобренія… восторги она презирала. Я была исполнена горести, но, вслдствіе одной изъ тхъ причудливыхъ мыслей, которыя невольно приходятъ намъ въ голову, во время самой глубокой скорби, я, какъ-только взглянула на шляпку, тотчасъ вспомнила о шлем, и въ этой-то помсной шляпк, полу-шлем, полу-жокейской шапочк, присутствовала миссъ Дженкинсъ на похоронахъ капитана Броуна, и я полагаю, поддерживала миссъ Джесси съ нжной снисходительной твердостью, истинно-неоцненной, позволивъ ей наплакаться до-сыта прежде, чмъ он разстались.

Миссъ Поль, миссъ Мэтти и я между-тмъ ухаживали за миссъ Броунъ, и тяжело намъ показалось облегчать ея сварливыя и безконечныя жалобы. Но мы были такъ утомлены и унылы, думая, что тамъ длается съ миссъ Джесси! Она воротилась почти спокойною, какъ-будто-бы пріобрла новыя силы, сняла свое траурное платье и вошла, блдная и кроткая, поблагодаривъ каждую изъ насъ нжнымъ, долгимъ пожатіемъ руки. Она могла даже улыбнуться слабой, нжной, поблекшей улыбкой, какъ-бы затмъ, чтобъ уврить насъ въ своей твердости, но взглядъ ея заставилъ наши глаза вдругъ наполниться слезами, боле, нежели, еслибъ она плакала на-взрыдъ.

Было ршено, что миссъ Поль останется съ нею на всю ночь, а мы, съ миссъ Мэтти, воротимся утромъ ее смнить, чтобъ дать миссъ Джесси возможность заснуть на нсколько часовъ. Но когда наступило утро, миссъ Дженкинсъ явилась за чаемъ, въ своей шляпк-шлем и приказала миссъ Мэтти остаться дома, такъ-какъ она намревалась идти сама. Она очевидно находилась въ состояніи высокаго дружескаго возбужденія, которое выказала, завтракая стоя и разбранивъ весь домъ на чемъ свтъ стоитъ.

Никакое ухаживанье, никакая энергичная женщина съ сильнымъ характеромъ не могли теперь помочь миссъ Броунъ. Въ комнат ея, когда мы вошли, было что-то могущественне насъ всхъ, заставившее насъ задрожать отъ торжественной, исполненной ужаса сознательности въ нашемъ безсиліи. Миссъ Броунъ умирала. Мы съ трудомъ узнали ея голосъ: онъ былъ такъ не похожъ на жалобный тонъ, который мы всегда съ нимъ соединяли. Миссъ Джесси говорила мн посл, что и въ лиц ея было именно то, что бывало прежде, когда смерть матери оставила ее юною, исполненною безпокойства, главою семьи, которую пережила только миссъ Джесси.

Она сознавала присутствіе сестры, но не наше, кажется. Мы стояли нсколько позади занавса: миссъ Джесси на колняхъ, склонивъ лицо къ сестр, чтобъ уловить послдній, тихій, страшный шопотъ.

— О, Джесси, Джесси! какъ я была себялюбива! Да проститъ мн Господь, что я позволяла теб жертвовать собою для меня. Я такъ тебя любила… а теперь думала только о себ самой. Да проститъ меня Господь!

— Полно, моя дорогая, полно! сказала миссъ Джесси, рыдая.

— Отецъ мой! мой дорогой, дорогой отецъ! Я не стану теперь жаловаться, если Господь дастъ мн силу быть терпливой. Но, о Джесси! скажи моему отцу, какъ я желала и жаждала увидть его при конц, чтобъ выпросить его прощеніе. Онъ не можетъ знать теперь, какъ я его любила… О! еслибъ я могла сказать ему прежде, чмъ умру, какъ горька была его жизнь и какъ я сдлала такъ мало, чтобъ облегчить ее!

Лицо миссъ Джесси просвтлло.

— Успокоитъ ли тебя, моя дорогая, мысль, что онъ знаетъ… успокоишься ли ты, моя милая, когда узнаешь, что его заботы, его горести…

Голосъ ея задрожалъ, но она принудила себя сдлаться спокойне.

— Мэри! онъ прежде тебя отправился туда, гд кончаются вс горести. Онъ теперь знаетъ, какъ ты его любила.

Странное, но не скорбное выраженіе мелькнуло на лиц миссъ Броунъ. Она не говорила нсколько времени, но потомъ мы скоре увидли, что губы ея произносятъ слова, нежели услыхали ихъ звукъ:

— Батюшка, матушка, Гарри, Арни! Потомъ какъ-будто новая мысль набросила тнь на ея помрачающійся разсудокъ и она прибавила: — но ты будешь одна, Джесси!

Миссъ Джесси это чувствовала впродолженіе безмолвія, я полагаю, потому-что слезы лились дождемъ по щекамъ ея при этихъ словахъ, и она сначала не могла отвчать. Потомъ она сложила руки, подняла ихъ къ небу и сказала, но не намъ:

— Да будетъ воля Твоя!

Черезъ нсколько минутъ миссъ Броунъ лежала безмолвно и спокойно, и скорбь и жалобы прекратились навсегда.

Посл этихъ вторыхъ похоронъ, миссъ Дженкинсъ настояла, чтобъ миссъ Джесси перехала къ ней, а не возвращалась въ этотъ печальный домъ, который, какъ мы узнали отъ миссъ Джесси, она должна была теперь оставить, потому-что ей нечмъ было платить за наемъ. У ней было двадцать фунтовъ въ годъ, кром процентовъ съ тхъ денегъ, которыя она могла выручить за мебель, но она не могла этимъ жить, и мы начали разсуждать, какими способами могла бы она добывать деньги.

— Я могу чисто шить, сказала она: — и люблю ухаживать за больными. Думаю также, что могу хозяйничать, если кто-нибудь захочетъ попытаться взять меня въ домоправительницы, или пойду въ лавку, въ прикащицы, если захотятъ сначала имть со мной терпніе.

Миссъ Дженкинсъ объявила колкимъ голосомъ, что она не сдлала бы ничего подобнаго и бормотала про-себя: ‘какъ нкоторыя особы не имютъ никакого понятія о своемъ званіи капитанской дочери’, а черезъ часъ посл того принесла миссъ Джесси чашку съ арорутомъ и стояла надъ нею, какъ драгунъ, до-тхъ-поръ, пока та не кончила послдней ложки, потомъ она исчезла. Миссъ Джесси начала разсказывать мн о планахъ, приходившихъ ей въ голову, и нечувствительно перешла къ разговору о дняхъ протекшихъ и прошедшихъ, заинтересовавъ меня до-того, что я не знала и не примчала, какъ проходило время. Мы об испугались, когда миссъ Дженкинсъ появилась снова и застала насъ въ слезахъ. Я боялась, что она разсердится, такъ-какъ она часто говорила, что слезы вредятъ пищеваренію, и я знала, что она желаетъ видть миссъ Джесси, исполненною твердости, но вмсто того, она казалась какъ-то странной, взволнованной и ходила около насъ не говоря ни слова. Наконецъ заговорила:

— Я такъ испугалась… нтъ, я вовсе не испугалась… не обращайте на меня вниманія, моя милая миссъ Джесси… я очень удивилась… у меня гость, который зналъ васъ прежде, моя милая миссъ Джесси…

Миссъ Джесси очень поблднла, потомъ ужасно покраснла и пристально взглянула на миссъ Дженкинсъ.

— Одинъ господинъ, душенька, который желаетъ знать, угодно ли вамъ его видть…

— Это?… это не… вырвалось только у миссъ Джесси.

— Вотъ его карточка, сказала миссъ Дженкинсъ, подавая ее миссъ Джесси, и пока Джесси склонилась надъ ней головою, миссъ Дженкинсъ длала мн странные знаки, мигала и шевелила губами какую-то длинную фразу, изъ которой я, конечно, не могла понять ни одного слова.— Можетъ онъ прійдти сюда? спросила наконецъ миссъ Дженкинсъ.

— О, да, конечно! сказала миссъ Джесси, какъ-будто, хотла сказать: — вы здсь хозяйка и можете привести гостя, куда вамъ угодно.

Она взяла какое-то шитье миссъ Мэтти и прилежно занялась имъ, но я могла видть, какъ она дрожитъ.

Миссъ Дженкинсъ позвонила и приказала вошедшей служанк просить сюда майора Гордона. Вошелъ высокій, красивый мужчина, съ открытымъ лицомъ, лтъ пятидесяти или боле. Онъ подалъ руку миссъ Джесси, но не могъ взглянуть ей въ глаза: она такъ пристально смотрла въ землю. Миссъ Дженкинсъ спросила меня, не хочу ли я пойдти помочь ей завязать банки съ вареньемъ въ кладовой, и хотя миссъ Джесси дергала меня за платье и смотрла на меня умоляющими глазами, я не смла не пойдти съ миссъ Дженкинсъ, куда она звала меня. Вмсто-того, чтобъ завязывать банки въ кладовой, мы пошли говорить въ столовую и тамъ миссъ Дженкинсъ разсказала мн то, что разсказалъ ей майоръ Гордонъ: какъ онъ служилъ въ одномъ полку съ капитаномъ Броуномъ и познакомился съ миссъ Джесси, въ то время миленькой, цвтущей, семнадцатилтней двушкой, какъ знакомство перешло въ любовь, съ его стороны, хотя прошло много лтъ прежде, чмъ онъ объяснился, какъ, получивъ во владніе, по завщанію дяди, хорошее имнье въ Шотландіи, онъ сдлалъ предложеніе и получилъ отказъ, хотя съ такимъ волненіемъ, съ такой очевидной горестью, что не могъ не увриться въ ея къ нему неравнодушіи, и какъ онъ узналъ потомъ, препятствіемъ была ужасная болзнь, уже тогда угрожавшая жизни ея сестры. Она упомянула, что докторъ предсказывалъ сильныя страданія, а кром ея кто могъ ухаживать за бдной Мэри, или ободрять и успокоивать отца во время его болзни. Они долго спорили и когда она отказала въ общаніи отдать ему руку тогда, какъ все кончится, онъ разсердился, ршился на окончательный разрывъ и ухалъ за границу, сочтя ее женщиной холодной, которую слдуетъ ему забыть. Онъ путешествовалъ по Востоку и на возвратномъ пути, въ Рим, увидлъ въ ‘Галиньяни’ {Англійская газета, издаваемая въ Париж. Прим. перев.} извстіе о смерти капитана Броуна.

Именно въ эту минуту миссъ Мэтти, которой не было дома цлое утро, вбжала съ лицомъ, выражавшимъ ужасъ оскорбленнаго величія.

— О, Господи! сказала она:— Дебора, въ гостиной какой-то мужчина обнялъ рукою талію миссъ Джесси!

Глаза миссъ Мэтти расширились отъ ужаса. Миссъ Дженкинсъ тотчасъ остановила ее словами:

— Это самое приличное мсто для руки этого господина. Ступай, Матильда, и не мшайся не въ свои дла.

Слышать это отъ сестры, которая до-сихъ-поръ была образцомъ женской скромности, было ударомъ для бдной миссъ Мэтти, и съ двойнымъ оскорбленіемъ вышла она изъ комнаты.

Въ послдній разъ, когда я увидла бдную миссъ Дженкинсъ, было уже много лтъ спустя. Мистриссъ Гордонъ поддерживала самыя дружескія сношенія со всмъ Крэнфордомъ. Миссъ Дженкинсъ, миссъ Мэтти и миссъ Поль, вс здили посщать ее и возвратились съ удивительными разсказами о ея дом, муж, нарядахъ, наружности, потому-что съ счастіемъ воротилось нчто изъ ея ранней юности, она была моложе, нежели какъ мы предполагали. Глаза ея были попрежнему милы, а ямочки не казались неумстны на щекахъ мистриссъ Гордонъ. Въ то время, о которомъ я говорю, когда я въ послдній разъ видла миссъ Дженкинсъ, она была уже стара и слаба и лишилась нсколько своей твердости. Маленькая Флора Гордонъ гостила у миссъ Дженкинсъ, и когда я вошла къ нимъ, читала вслухъ для миссъ Дженкинсъ, которая лежала на диван, слабая и измнившаяся. Флора отложила въ сторону ‘Странника’, когда я вошла.

— А! сказала миссъ Дженкинсъ:— вы найдете во мн перемну, душенька. Я не могу видть, какъ прежде. Когда Флоры здсь нтъ, чтобъ читать мн, я не знаю, какъ провести день. Читали вы когда-нибудь ‘Странника?’ Это удивительная книга… удивительная! и самое поучительное чтеніе для Флоры… (въ чемъ я совершенно согласилась бы, еслибъ она могла читать хоть половину безъ складовъ и понимала бы хоть третью часть)… лучше чмъ та странная книга съ дикимъ названіемъ, которая была причиной смерти бднаго капитапа Броуна, то сочиненіе Мистера Боца, знаете… Стараго Поца. Когда я была молоденькой двушкой, я съиграла Лучію въ старомъ Поц… {Миссъ Дженкинсъ смшиваетъ Боца псевдонимъ Диккенса съ ‘Старымъ Поцомъ’, комедіей миссъ Эджевортъ. Прим. перев.} Она болтала такъ долго, что Флора имла время прочесть почти всю ‘Ночь предъ Рождествомъ’, которую миссъ Мэтти оставила на стол.

III.
Старинная любовь.

Я думала, что, вроятно, мое сношепіе съ Крэнкомомъ прекратится посл смерти миссъ Дженкинсъ, или по-крайней-мр ограничится перепиской, которая иметъ такое же сходство съ личными сношеніями, какъ книги съ сухими растеніями (‘гербарій’, кажется, ихъ называютъ), съ живыми и свжими цвтами въ долинахъ и на лужкахъ. Я была пріятно удивлена, однако, получивъ письмо отъ миссъ Поль, у которой я всегда оставалась одну лишнюю недлю посл ежегоднаго пребыванія у миссъ Дженкинсъ. Миссъ Поль предлагала мн погостить у ней и потомъ, спустя дня два посл моего согласія, я получила только отъ миссъ Мэтти, въ которомъ съ нкоторыми околичностями и очень-смиренно она говорила мн, какое большое удовольствіе я ей сдлаю, если могу провести съ ней недльку или дв прежде или посл того, какъ я буду у миссъ Поль. Она говорила: ‘посл смерти моей милой сестры, я очень-хорошо знаю, что не могу предложить никакой привлекательности, я обязана обществомъ моихъ друзей только ихъ доброт.’

Разумется, я общала пріхать къ милой миссъ Мэтти, тотчасъ посл окончанія моего посщенія къ миссъ Поль, и черезъ день посл моего прізда въ Крэнфордъ пошла съ ней повидаться, сильно желая знать, каково у нихъ въ дом безъ миссъ Дженкинсъ, и нсколько опасаясь измненнаго положенія вещей. Миссъ Мэтти заплакала, увидвъ меня. Она очевидно находилась въ сильномъ волненіи, потому-что предвидла мой визитъ. Я успокоивала ее сколько могла, и мн казалось, что самое лучшее утшеніе, которое я могу предложить ей, была чистосердечная похвала, вырвавшаяся изъ моего сердца, когда я говорила объ умершей. Миссъ Мэтти медленно качала головой при каждой добродтели, называемой и приписываемой ея сестр, наконецъ, не могла удержать слезъ, которыя долго лились безмолвно, закрыла лицо носовымъ платкомъ и громко зарыдала.

— Милая миссъ Мэтти! сказала я, взявъ ее за руку: — я, право, не знала какимъ образомъ выразить ей, какъ мн прискорбно за нее, что она осталась на свт одна. Она спрятала носовой платокъ и сказала:

— Душенька, я бы лучше хотла, чтобъ вы не называли меня Мэтти: она этого не любила, я боюсь, что я много длала того, чего она не любила… а теперь ея ужь нтъ! Пожалуйста, моя дорогая, называйте меня Матильдой!

Я общала искренно и начала называть ее новымъ именемъ съ миссъ Поль въ этотъ же самый день, мало-по-малу чувства миссъ Матильды объ этомъ предмет сдлались извстны всему Крэнфорду и мы вс пытались покинуть дружеское имя, но такъ неуспшно, что мало-по-малу оставили покушепіе.

Посщеніе мое миссъ Поль произошло очень-спокойно. Миссъ Дженкинсъ такъ долго предводительствовала въ Крэнфорд, что теперь, когда ея ужь не было, никто не зналъ, какъ дать вечеръ. Ея сіятельство, мистриссъ Джемисонъ, которой сама миссъ Дженкинсъ всегда уступала почетное мсто, была тупоумна, вяла и совершенно во власти своихъ старыхъ слугъ. Если имъ заблагоразсудится, чтобъ она дала вечеръ, они напоминали ей, если нтъ, она его не давала. Мы проводили время — я, слушая стародавнія исторіи миссъ Поль и работая надъ манишками для отца моего, а она за вязаньемъ. Я всегда брала съ собою множество домашняго шитья въ Крэнфордъ, такъ-какъ мы немного читали, мало прогуливались, я находила это удобнымъ временемъ оканчивать мои работы. Одна изъ исторій миссъ Поль относилась къ любовнымъ обстоятельствамъ, смутно-примченнымъ или, заподозрннымъ много лтъ назадъ.

Наконецъ наступило время, когда я должна была переселиться въ домъ миссъ Матильды. Я нашла ее въ робости и безпокойств насчетъ распоряженій для моего удобства. Сколько разъ, пока я развязывала свои вещи, ходила она взадъ и впередъ поправлять огонь, который горлъ тмъ хуже, что его мшали безпрестанно.

— Довольно ли вамъ шкаповъ, душенька? спросила она.— Я не знаю хорошенько, какъ сестрица умла все это укладывать. У ней была удивительная метода. Я уврена, что она пріучила бы служанку въ одну недлю разводить огонь, а Фанни у меня уже четыре мсяца.

Служанки были постояннымъ предметомъ ея горестей, и я этому не удивлялась, если мужчины показывались рдко, если о нихъ почти не было слыхать въ ‘высшемъ обществ’ Крэнфорда, то дубликатовъ ихъ красивыхъ молодыхъ людей было множество въ низшихъ классахъ. Хорошенькимъ служанкамъ было изъ чего выбирать поклонниковъ, а госпожамъ ихъ, хоть бы он и не чувствовали такой таинственной боязни къ мужчинамъ и супружеству, какъ миссъ Матильда, было отчего нсколько бояться: головы пригожихъ служанокъ легко могли быть вскружены какимъ-нибудь столяромъ или мясникомъ, или садовникомъ, которые были принуждены, по своему ремеслу, приходить въ домъ и которые, по-несчастью, были вообще красивы и неженаты. Поклонники Фанни (если только они у нея были, а миссъ Матильда подозрвала ее въ такомъ многочисленномъ кокетств, что не будь она очень-хорошенькой, я сомнвалась бы, есть ли у ней хоть одинъ) были постояннымъ предметомъ безпокойства для госпожи. Служанк запрещалось, одною изъ статей контракта, имть ‘поклонниковъ’, и хотя она отвчала довольно-невинно, переминая въ рукахъ кончикъ передника: ‘У меня, сударыня, никогда не было больше одного въ одно время’, миссъ Мэтти запретила даже и этого одного. Но какая-то мужская тнь, казалось, посщала кухню. Фанни увряла меня, что все это только воображеніе, а то я и сама сказала бы, будто видла фалды мужскаго сюртука, мелькнувшіе въ чуланъ, однажды, когда меня послали вечеромъ въ кладовую. Въ другой разъ, когда остановились наши карманные часы и я пошла посмотрть на стнные, мн мелькнуло странное явленіе, чрезвычайно-похожее на молодого человка, прижавшагося между часами и половинкой открытой кухонной двери, мн показалось, что Фанни схватила свчу очень-поспшно, такъ, чтобъ бросить тнь на часы, и положительно сказала мн время получасомъ раньше, какъ мы посл узнали по церковнымъ часамъ. Но я не хотла увеличивать безпокойства миссъ Мэтти, разсказами о моихъ подозрніяхъ, особенно, когда Фанни сказала мн на слдующій день, что въ этой странной кухн являются какія-то странныя тни и ей почти страшно оставаться одной.

— Вдь вы знаете, миссъ, прибавила она: — я не вижу ни души съ шести часовъ посл чаю, до-тхъ-поръ, пока барышня не зазвонитъ къ молитв въ десять. Однако случилось, что Фанни отошла и миссъ Матильда просила меня остаться и ‘устроить ее’ съ новой служанкой, на что я согласилась, освдомившись прежде у батюшки, что дома я ему не нужна. Новая служанка была суровая, честная съ виду деревенская двушка, которая жила прежде только на мыз, но мн понравилась ея наружность, когда она пришла наниматься и я общалась миссъ Матильд пріучить ее къ домашнимъ обычаямъ. Эти обычаи исполнялись благоговйно, именно такъ, какъ миссъ Матильда думала, что одобритъ сестра. Множество домашнихъ правилъ и постановленій были предметомъ къ тихимъ жалобамъ, сказанныхъ мн шопотомъ во время жизни миссъ Дженкинсъ, но теперь, когда она умерла, я не думаю, чтобъ даже я, любимица, осмлилась посовтовать какое-нибудь измненіе. Напримръ, мы постоянно соображались съ формами, соблюдаемыми во время обда и ужина въ ‘дом моего отца-пастора’. У насъ всегда было вино и дессертъ, но графины наполнялись только, когда были званые гости, а до того, что оставалось, дотрогивались рдко, хотя у насъ было по дв рюмки на каждаго всякій день за обдомъ до-тхъ-поръ, пока наступалъ званый вечеръ и состояніе оставшагося вина обсуживалось въ семейномъ совт. Подонки часто отдавались бднымъ, но когда остатковъ было много отъ послдняго вечера (хоть бы это случалось мсяцевъ за пять), они прибавлялись къ свжей бутылк, приносимой изъ погреба. Мн кажется, что бдный капитанъ Броунъ не очень любилъ вино, я примчала, что онъ никогда не кончалъ перваго стакана, а многіе военные пьютъ по нскольку. Также, за нашимъ дессертомъ миссъ Дженкинсъ обыкновенно собирала смородину и крыжовникъ сама, а мн иногда казалось, что они были бы вкусне, еслибъ гости срывали ихъ сами прямо съ деревъ, но тогда, какъ замчала миссъ Дженкинсъ, ничего бы не осталось для дессерта. Какъ бы то ни было, намъ было хорошо съ нашими двумя стаканами вина, съ блюдомъ крыжовника спереди, съ смородиной и бисквитами по бокамъ и съ двумя графинами сзади. Когда появлялись апельсины, съ ними обращались прелюбопытнымъ образомъ. Миссъ Дженкинсъ не любила ихъ рзать, потому-что, замчала она, сокъ брызнетъ неизвстно куда, единственный способъ наслаждаться апельсинами — сосать ихъ (только мн кажется она употребляла нсколько-боле отвлеченное слово), но тутъ было непріятное воспоминаніе о церемоніи, повторяемой грудными малютками, потому, посл дессерта, въ то время, какъ начинались апельсины, миссъ Дженкинсъ и миссъ Мэтти вставали, безмолвно брали каждая по апельсину и удалялись въ уединеніе своихъ спалень наслаждаться сосаньемъ апельсиновъ.

Я пробовала нсколько разъ уговорить миссъ Мэтти остаться, и уснвала при жизни сестры. Я удерживала улыбку и не смотрла, а она старалась не длать слишкомъ-непрпличнаго шуму, но теперь, оставшись одна, она почти пришла въ ужасъ, когда я просила ее остаться со мною въ темной столовой и насладиться своимъ апельсиномъ, какъ только ей хотлось. Точно такъ было во всемъ. Порядокъ, заведенный миссъ Дженкинсъ, сдлался строже, чмъ прежде, потому-что учредительница отправилась туда, гд не могло быть никакой аппелляціи. Во всемъ другомъ миссъ Матильда была слаба и нершительна до чрезмрности. Я слышала, какъ Фанни, разъ двадцать въ утро заставляла ее перемнять распоряженіе объ обд: этого хотлось плутовк и мн иногда казалось, что она пользовалась слабостью миссъ Матильды, чтобъ запутать ее и заставить почувствовать себя боле во власти своей хитрой служанки. Я ршилась не оставлять ея до-тхъ-поръ, покуда не увижу какого рода женщина Марта, и еслибъ я нашла, что можно на нее положиться, я хотла сказать ей, чтобъ она не безпокоила госпожи своей, а сама ршала все.

Марта была груба и рзка на словахъ до чрезмрности, во всемъ другомъ она была проворная, благонамренная, но очень-несвдующая двушка. Она не была съ нами и недли, какъ мы были изумлены полученіемъ письма отъ кузена миссъ Матильды, который былъ двадцать, или тридцать лтъ въ Индіи и недавно, какъ мы видли изъ военнаго списка, воротился въ Англію, привезя съ собою больную жену незнакомую ея англійской родн. Майоръ Дженкинсъ писалъ, что онъ съ женою проведетъ ночь въ Крэнфорд по дорог въ Шотландію, въ гостинниц, если миссъ Матильд нельзя принять ихъ въ своемъ дом, въ послднемъ случа они надются пробыть съ ней какъ можно доле днемъ. Разумется, ей должно принять ихъ, какъ она говорила, потому-что всему Крэнфорду извстно, что у ней свободна спальня сестры, но я уврена, что ей хотлось бы, чтобъ майоръ оставался въ Индіи и забылъ вовсе своихъ кузеновъ и кузинъ.

— Что я теперь буду длать? спросила она въ отчаяніи.— Будь жива Дебора, она знала бы, какъ принять гостя джетльмена. Надо ли мн положить ему бритвы въ уборную? Ахъ, Господи! у меня нтъ ни одной. У Деборы были бы. А туфли, а щетки чистить платье?

Я сказала, что, вроятно, онъ привезетъ вс эти вещи съ собой.

— А посл обда, какъ мн знать, когда встать и оставить его пить вино? Дебора сдлала бы это такъ хорошо, она была бы совершенно въ своей стихіи. Надо ли ему подавать кофе, какъ вы думаете?

Я приняла на себя сладить съ кофе и сказала, что научу Марту, какъ служить, въ чемъ, надо признаться, она была ужасно неискусна, и прибавила, что, я не сомнваюсь, наврно майоръ и мистриссъ Дженкинсъ поймутъ тихій образъ жизни, который дама, живущая одна, ведетъ въ провинціальномъ городк. Но мисъ Мэтти была сильно встревожена. Я уговорила ее опорожнить графины и принести дв свжія бутылки вина. Мн хотлось бы, чтобъ она не присутствовала при моихъ наставленіяхъ Март, потому-что Мэтти безпрестанно прерывала ихъ какимъ-нибудь новымъ приказаніемъ, сбивая съ толку бдную двушку, которая стояла разинувъ ротъ и не знала, кого изъ насъ слушать.

— Обноси овощи кругомъ, сказала я (глупо, какъ я теперь вижу, потому-что это только доказало притязаніе на то, что безъ этого мы могли бы сдлать спокойно и просто) и увидвъ, какъ она изумилась, я прибавила: — подавай овощи кругомъ стола и пусть каждый самъ беретъ ихъ.

— И прежде начинай съ дамъ, вмшалась миссъ Матильда.— Всегда, когда подаешь что-нибудь, подходи прежде къ дамамъ, а не къ мужчинамъ.

— Я исполню, какъ вы приказываете, сказала Марта: — только я парней люблю лучше.

Намъ сдлалось очень-неловко и оскорбительно отъ этихъ словъ Марты, однако я не думаю, чтобъ она считала ихъ неприличными. Вообще она очень-хорошо исполнила наши наставленія, кром-того, что толкнула майора, когда онъ не такъ скоро, какъ ей хотлось, взялъ съ блюда картофель, который она обносила кругомъ.

Майоръ съ женою были люди тихіе, безъ претензій, томные, какъ вс восточные индійцы, я полагаю. Насъ нсколько смутило, что они привезли съ собою двухъ слугъ, индійца камердинера для майора и степенную пожилую двушку для его жены, но они ночевали въ гостинниц и сняли съ насъ большую часть отвтственности, заботясь объ удобствахъ господина и госпожи. Удивленію Марты блому тюрбану восточнаго индійца и его смуглой кож не было конца, и я видла, что миссъ Матильда попятилась, когда онъ подалъ ей что-то за столомъ, а когда они ухали, она спросила меня: не напоминаетъ ли онъ мн Синюю Бороду? Впрочемъ, посщеніе окончилось очень удовлетворительно и даже теперь служитъ предметомъ къ разговору съ миссъ Матильдой, въ то время оно очень взволновало Крэнфордъ и даже возбудило ея сіятельство, апатическую мистриссъ Джемисонъ, къ нкоторому выраженію участія, когда я пошла поблагодарить ее за ласковые отвты, которые она соблаговолила сдлать на разспросы миссъ Матильды объ устройств мужской уборной, отвты, которые, я должна признаться, она дала съ утомленнымъ видомъ скандинавской жрицы:

Leave me, leave me to repose.

Оставьте меня въ поко.

А теперь я перехожу къ любовной исторіи.

Кажется, что у миссъ Поль есть кузенъ, во второмъ или третьемъ колн, который предлагалъ руку миссъ Мэтти очень, очень-давно.

Теперь этотъ кузенъ жилъ за четыре, или пять миль отъ Крэнфорда, въ своемъ собственномъ имніи, но его состояніе было недовольно-велико, чтобъ доставить ему званіе выше однодворца, или, скоре, отъ гордости, подражающей смиренію, онъ отказался, какъ многіе изъ его класса сдлали это, стать въ ряды сквайровъ (помщиковъ). Онъ не позволялъ себ называться Томасомъ Голбрукомъ эсквайромъ, даже отсылалъ назадъ письма съ этимъ адресомъ, говоря крэнфордской почмейстерш, что его зовутъ мистеръ Томасъ Голбрукъ, однодворецъ. Онъ отвергалъ всякія домашнія нововведенія, хотлъ, чтобъ дверь его дома была открыта лтомъ и заперта зимой, безъ молотка и колокольчика, чтобъ позвать слугу. Кулакъ или набалдашникъ трости служилъ ему вмсто молотка и колокольчика, когда онъ находилъ дверь запертой. Онъ презиралъ всякую утонченность, которая не почерпала свои корни въ человколюбіи. Если люди не были больны, онъ не видлъ необходимости смягчать свой голосъ, говорилъ мстнымъ нарчіемъ въ совершенств и постоянно употреблялъ его въ разговор, хотя миссъ Поль, которая разсказала мн эти подробности, прибавила, что онъ читалъ вслухъ лучше и съ большимъ чувствомъ, нежели вс т, кого она слышала, исключая покойнаго пастора.

— Какъ же это миссъ Матильда не вышла за него? спросила я.

— Не знаю, кажется, ей порядочно хотлось, но, знаете, кузенъ Томасъ былъ недовольно-порядочнымъ джентльменомъ для пастора и миссъ Дженкинсъ.

— Да вдь не имъ же надо было выходить за него, сказала я нетерпливо.

— Нтъ, но они не хотли, чтобъ миссъ Мэтти вышла ниже своего званія. Вы знаете, она дочь пастора и какъ-то съ-родни сэру Петеру Арлею: миссъ Дженкинсъ очень этимъ чванилась.

— Бдная миссъ Мэтти! сказала я.

— Я не знаю ничего больше, кром того, что онъ сдлалъ предложеніе и ему отказали. Миссъ Мэтти могъ онъ не нравиться, а миссъ Дженкинсъ, можетъ-быть, не сказала ни слова, это такъ только мое предположеніе.

— А съ-тхъ-поръ она его не видала никогда? спросила я.

— Нтъ не думаю. Видите, Уддлей, имніе кузена Томаса, лежитъ на половин дороги между Крэнфордомъ и Миссельтономъ, я знаю, что онъ производилъ распродажу въ Миссельтон вскор посл того, какъ сдлалъ предложеніе миссъ Мэтти, и не думаю, чтобъ онъ былъ въ Крэнфорд съ-тхъ-поръ больше двухъ разъ. Однажды, когда я прогуливалась съ миссъ Мэтти по Большой Улиц, она вдругъ отъ меня отскочила и пошла по Графскому Переулку. Черезъ нсколько минутъ я встртила кузена Томаса.

— Какихъ онъ лтъ? спросила я посл нсколькихъ минутъ тайныхъ соображеній.

— Долженъ быть около семидесяти, какъ мн кажется, душенька, сказала миссъ Поль, разрушивъ въ прахъ мой воздушный замокъ.

Вскор посл того, во время моего продолжительнаго визига къ миссъ Матильд, мн случилось увидть мистера Голбрука, увидть тоже первую его встрчу съ предметомъ первой любви посл тридцати или сорока лтъ разлуки. Я помогала ршить, который изъ новыхъ только-что полученныхъ мотковъ извстнаго шелку будетъ лучше идти къ платью муслинъ-де-ленъ, къ которому нужно было сдлать новое полотнище, когда высокій, худощавый, похожій на Донъ-Кихота старикъ вошелъ въ лавку и спросилъ шерстяныя перчатки. Я никогда не видла прежде этого человка, котораго наружность была довольно-поразительна, и разсматривала его нсколько-внимательно между-тмъ, какъ миссъ Мэтги разговаривала съ лавочникомъ. На незнакомц былъ синій сюртукъ съ мдными пуговицами, срые панталоны и штиблеты, онъ барабанилъ пальцами по прилавку, ожидая своей очереди, и когда наконецъ произнесъ что-то на вопросъ прикащика: ‘что прикажете подать вамъ, сэръ?’ я видла, какъ миссъ Матильда вздрогнула и вдругъ опустилась на стулъ, я тотчасъ угадала кто это. Она спросила что-то, что надо было принести изъ другой лавки.

— Миссъ Дженкинсъ спрашиваетъ черную тафту по два шиллинга и два пенса ярдъ…

Мистеръ Голбрукъ услыхалъ имя и въ два шага перешелъ черезъ всю лавку.

— Мэтти… миссъ Матильда… миссъ Дженкинсъ. Господи помилуй! Я васъ не узналъ бы. Какъ ваше здоровье? какъ ваше здоровье?

Онъ пожималъ ея руку съ жаромъ, и доказывавшимъ его дружбу, повторялъ такъ часто какъ бы говоря самъ съ собою: ‘я бы васъ не узналъ!’ что всякій сантиментальный романъ, который мн вздумалось бы сочинить, совершенно опровергался этимъ обращеніемъ.

Однако онъ разговаривалъ съ нами все время, пока мы были въ лавк, и потомъ, отодвинувъ лавочнику купленныя перчатки съ словами: ‘въ другой разъ, сэръ! въ другой разъ!’ отправился съ нами домой. Мн пріятно сказать, что миссъ Матильда также вышла изъ лавки въ равномрно-изумленномъ состояніи, не купивъ ни зеленаго, ни краснаго шелку. Мистеръ Голбрукъ очевидно былъ полонъ благородной, шумной радости, встртивъ предметъ своей старинной любви, онъ коснулся происшедшихъ перемнъ, даже называлъ миссъ Дженкинсъ: ‘ваша бдная сестра!’ прибавивъ: ‘ну чтожь длать! у всякаго изъ насъ свои недостатки’. Онъ простился съ нами, выразивъ надежду вскор опять увидться съ миссъ Мэтти. Она прямо пошла въ свою комнату и не выходила до чаю, мн показалось будто она плакала.

IV.
Визитъ старому холостяку.

Черезъ нсколько дней явилось посланіе отъ мистера Голбрука, просившаго насъ, безпристрастно просившаго насъ обихъ церемоннымъ, стариннымъ слогомъ, провести день въ его дом, длинный іюньскій день, тогда былъ іюнь. Онъ упоминалъ, что пригласилъ также свою кузину миссъ Поль, такъ-что мы могли пріхать вс вмст въ наемной карет, которая могла оставаться въ его дом.

Я надялась, что миссъ Мэтти обрадуется этому приглашенію — не тутъ-то было! Какого труда стоило намъ съ миссъ Поль уговорить ее хать. Она считала это неприличнымъ и даже выразила нкоторую досаду, что мы совершенно не понимали, какъ неприлично ей хать съ двумя другими дамами къ ея бывшему жениху. Явилось еще боле-серьёзное затрудненіе. Ей пришло въ голову, что Дебор это не понравилось бы. Это отняло у насъ цлые полдня на уговариваніе, но, воспользовавшись первой уступчивой фразой, я написала и отправила согласіе отъ ея имени, назначивъ день и часъ, чтобъ все было ршено и съ рукъ долой.

На слдующее утро она просила меня пойдти съ ней въ лавку, и тамъ, посл многихъ колебаній, мы выбрали три чепчика, которые велно было отнести къ намъ домой, чтобъ примрить и выбрать одинъ для четверка.

Она находилась въ состояніи безмолвнаго волненія во всю дорогу до Уддлея. Она никогда тамъ не бывала, и хотя вовсе не воображала, чтобъ мн могло быть извстно что-нибудь объ исторіи ея ранней юности, я могла примтить, что она страшилась мысли увидть мсто, которое могло быть ея домомъ и около котораго, вроятно, носились ея невинныя двическія мечты. Дорога туда вела черезъ длинную тряскую мостовую. Миссъ Матильда сидла прямо, пристально смотрла изъ оконъ, когда мы приблизились къ концу нашего путешествія. Видъ мстоположенія былъ спокоенъ и живописенъ. Уддлей стоялъ посреди поля, окруженный старомоднымъ садомъ, гд розовые и смородинные кусты переплетались другъ съ другомъ и мохнатая спаржа образовывала хорошенькій грунтъ для гвоздикъ и фіалокъ. Къ дверямъ нельзя было подъхать въ экипаж: мы вышли у маленькой калитки и пошли пшкомъ по прямой дорожк, обсаженной зелепью.

— Кузенъ могъ бы, кажется, проложить экипажную дорогу, сказала миссъ Поль, которая боялась стрльбы въ ушахъ и у которой ничего не было на голов кром чепчика.

— Какъ это красиво! сказала миссъ Мэтти нсколько-жалобнымъ голосомъ и почти шопотомъ, потому-что именно тогда мистеръ Гольбрукъ явился у двери, потирая руки въ избытк довольства. Онъ боле чмъ когда-нибудь подходилъ къ понятію, составленному мною о Дон-Кихот, и, однако, сходство было только наружное. Почтенная домоправительница его скромно встртила насъ у двери, и между тмъ, какъ она повела старыхъ дамъ въ спальню, я попросила позволенія погулять въ саду. Просьба моя очевидно понравилась старому джентльмену, который обвелъ меня везд и показалъ мн свои двадцать шесть коровъ, названныхъ различными буквами азбуки. Дорогой онъ удивилъ меня прекрасными изреченіями изъ поэтовъ, легко перебгая отъ Шекспира и Джорджа Герберта до новйшихъ. Онъ длалъ это такъ естественно, какъ-будто думалъ вслухъ, что ихъ истинныя и прекрасныя слова были лучшими выраженіями, какія только онъ могъ найдти для своихъ мыслей и чувствъ. Конечно, онъ называлъ Байрона ‘милордомъ Бирономъ’ и произносилъ имя Гёте согласно произношенію англійскаго звука буквъ, но я никогда не встрчала человка ни прежде ни посл, который проводилъ бы такую продолжительную жизнь въ уединенной и невпечатлительной стран съ вчно-увеличивающимся наслажденіемъ отъ ежедневныхъ и годовыхъ перемнъ во временахъ года и красотъ природы.

Воротясь, мы нашли, что обдъ былъ почти готовъ въ кухн — такъ я полагаю должно бы назвать эту комнату, потому-что въ ней были дубовыя лавки и шкапы кругомъ камина, и только небольшой турецкій коверъ посреди каменнаго поля измнялъ обстановк. Комнату эту легко можно было превратить въ прекрасную темно-дубовую столовую, перенеся печку и другія кухонныя принадлежности, которыя очевидно никогда не употреблялись, потому-что стряпанье происходило въ другомъ мст. Комната, которая назначена была хозяиномъ для гостиной, была некрасиво и чопорно меблирована, но та въ которой мы сидли, называлась мистеромъ Голбрукомъ конторой, съ большимъ бюро возл двери, тутъ онъ платилъ работникамъ ихъ недльное жалованье. Остальная часть хорошенькой комнаты, выдававшаяся въ фруктовый садъ и вся покрытая дрожащими тнями деревъ, была наполнена книгами, он лежали на полу, покрывали стны, были разбросаны на стол. Онъ очевидно и стыдился и тщеславился своей расточительностью въ этомъ отношеніи. Тутъ были книги всхъ возможныхъ родовъ, но боле всего сочиненія поэтическія и дикія волшебныя сказки. Онъ очевидно выбиралъ себ книги сообразно съ своимъ вкусомъ, а не потому, что такая-то и такая считались классическими и имли успхъ.

— Ахъ! сказалъ онъ: — намъ, фермерамъ, ненадо бы терять много времени на чтеніе, но иногда нельзя удержаться.

— Какая хорошенькая комната! сказала миссъ Мэтти sotto voce.

— Какое пріятное мсто! сказала я громко, почти вмст съ нею.

— Нтъ… если она вамъ нравится, возразилъ онъ:— но можете ли вы сидть на этихъ большихъ черныхъ кожаныхъ стульяхъ? Мн эта комната нравится больше гостиной, но я думалъ, что дамамъ та покажется боле-нарядной.

Это точно было нарядное мсто, но, какъ многія нарядныя вещи, совсмъ некрасиво, не весело, не уютно, и потому, пока мы были за столомъ, служанка стерла пыль и обмела стулья въ контор, и мы сидли тутъ во все остальное время.

Намъ подали пуддингъ прежде мяса, и я думала, что мистеръ Голбрукъ станетъ извиняться въ своихъ стародавнихъ обычаяхъ, потому-что онъ началъ:

— Не знаю, любите ли вы вновь-выдуманные обычаи…

— О, совсмъ нтъ! сказала миссъ Мэтти.

— И я также, сказалъ онъ.— Домоправительница непремнно хочетъ длать по-своему, но я говорю ей, что когда я былъ молодымъ человкомъ, мы привыкли держаться строго правилъ моего отца: ‘нтъ бульйона — нтъ пуддинга, нтъ пуддинга — нтъ и мяса’, и всегда начинали обдъ бульйономъ, потомъ намъ подавали жирные пуддинги, свареные въ бульйон съ говядиной, а потомъ мясо. Если мы не съдали бульйона, то намъ не давали пуддинга, что мы любили гораздо-больше, говядина давалась посл всего и только тмъ, которые съдали бульйонъ и пуддингъ. Теперь начинаютъ сладкими вещами и перевертываютъ обдъ вверхъ дномъ.

Когда явились утка и зеленый горошекъ, мы съ смущеніемъ посмотрли другъ на друга, у насъ были только одн вилки, правда, сталь сіяла, какъ серебро, но что намъ было длать? Миссъ Мэтти подбирала горошенки одну по одной, зубцами своей вилки, точно такъ, какъ Амине ла зернышки риса посл своего предварительнаго пира съ Гулемъ. (Намекъ на Тысячу и Одну Ночь.) Миссъ Поль вздохнула надъ нжными горошенками, оставляя ихъ нетронутыми на одной сторон своего блюда, потому-что они выскользнули бы между зубцовъ вилки. Я взглянула на хозяина: горохъ летлъ цликомъ въ его огромный ротъ, пихаемый широкимъ круглымъ ножичкомъ. Я увидла, подражала, пережила! Друзья мои, несмотря на мой примръ, не могли собраться съ достаточнымъ мужествомъ, чтобъ сдлать несовсмъ-приличное дло, и еслибъ мистеръ Голбрукъ не былъ такъ сильно голоденъ, онъ, вроятно, увидлъ бы, что его славный горошекъ былъ унесенъ нетронутымъ

Посл обда принесли глиняную трубку и плевальницу, попросивъ насъ удалиться въ другую комнату, куда скоро общалъ прійдти къ намъ, если намъ не нравится табачный дымъ, онъ подалъ трубку миссъ Мэтти, прося набить ее табакомъ. Это считалось комплиментомъ дам въ его молодости, но казалось несовсмъ-приличной честью для миссъ Мэтти, которую сестра пріучила смотрть съ страшнымъ отвращеніемъ на всякій родъ куренія. Но если это и было оскорбленіемъ для ея утонченнаго вкуса, то было также лестно для ея чувства, и потому она томно набила крпкимъ табакомъ трубку, а потомъ мы удалились.

— Какой это пріятный обдъ у холостяка! сказала тихо миссъ Мэтти, когда мы услись въ контор. Надюсь только, что это не неприлично, какъ столько другихъ пріятныхъ вещей.

— Какое множество у него книгъ! сказала миссъ Поль, осматриваясь кругомъ: — и въ какой он пыли!

— Мн кажется, это должно быть похоже на одну изъ комнатъ великаго доктора Джонсона, сказала миссъ Мэтти.— Какой долженъ быть ученый человкъ вашъ кузенъ!

— Да! сказала миссъ Поль:— онъ много читаетъ, но я боюсь, что онъ принялъ весьма-грубыя привычки, живя одинъ.

— О! грубыя — слишкомъ жесткое слово. Я назвала бы его эксцентрическимъ, вс умные люди таковы! отвчала миссъ Мэтти.

Когда мистеръ Голбрукъ вернулся, онъ предложилъ прогуляться по полямъ, но дв старшія дамы боялись сырости и грязи, притомъ у нихъ только были невесьма-красивые капоры, чтобъ накинуть на чепчики: поэтому он отказались, я опять была спутницей мистера Голбрука въ прогулк, которую, какъ онъ говорилъ, былъ принужденъ сдлать, чтобъ присмотрть за работниками. Онъ шагалъ прямо, или совершенно забывъ о моемъ присутствіи, или принужденный молчать, потому-что курилъ трубку, однако, это было не совершенное молчаніе. Онъ шелъ передо мною нсколько согнувшись, заложивъ руки за спину, и когда какое-нибудь дерево или облако или проблескъ дальняго надгорнаго пастбища поражали его, онъ говорилъ вслухъ стихи громкимъ, звучнымъ голосомъ, именно съ тмъ самымъ выраженіемъ, которое придаетъ истинное чувство и умнье цнить. Мы подошли къ старому кедру, который стоялъ на другомъ конц дома:

The cedar spreads his dark-greem layers of shade.

(Кедръ разстилаетъ свои темнозеленые слои тни).

— Удивительное выраженіе — слои!.. Удивительный человкъ!

Я не знала со мной ли говорилъ онъ, или нтъ, но я согласилась, что ‘удивительно’, хотя ничего не поняла. Мн, наконецъ, наскучило, что обо мн забыли, и вслдствіе этого я принуждена молчать.

Онъ вдругъ обернулся.

— Да! вы можете говорить ‘удивительно’. Когда я увидалъ обзоръ его поэмъ въ ‘Blakewood’, я отправился сейчасъ и прошелъ пшкомъ семь миль до Миссельтона, потому-что лошади не были готовы и выписалъ эти поэмы. А какого цвта почки ясеневаго дерева въ март?

‘Что онъ, сошелъ съ ума? подумала я. Онъ очень похожъ на Дон-Кихота’.

— Я спрашиваю, какого он цвта? повторилъ онъ съ пылкостью.

— Право я не знаю, сэръ, сказала я съ кротостью невднія.

— Я зналъ, что вы не знаете. И я также не зналъ, старый дуракъ! до-тхъ-поръ, пока этотъ молодой поэтъ не явился и не сказалъ мн: ‘черны, какъ ясеневыя почки въ март’. А я жилъ цлую жизнь въ деревн и тмъ для меня стыдне не знать. Черны, он черны, какъ гагатъ, сударыня.

И онъ опять пошелъ дальше, качаясь подъ музыку какихъ-то стиховъ, которые пришли ему на память. Когда мы воротились назадъ, онъ захотлъ непремнно прочесть намъ поэмы, о которыхъ говорилъ и миссъ Поль ободрила его въ этомъ предположеніи, мн показалось затмъ, чтобъ заставить меня послушать его прекрасное чтеніе, которое она такъ хвалила, но она сказала, будто потому, что дошла до труднаго узора въ тамбурномъ вязаньи и хотла счесть петли, не будучи принуждена говорить. Что бы онъ ни предложилъ, все было пріятно для миссъ Мэтти, хотя она заснула черезъ пять минутъ посл того, какъ онъ началъ длинную поэму, называющуюся ‘Locksley Hall’, и преспокойно проспала-себ, пока онъ не кончилъ такъ, что этого никто не замтилъ, когда внезапное его молчаніе вдругъ ее пробудило и она сказала:

— Какая хорошенькая книга!

— Хорошенькая! чудесная, сударыня! Хорошенькая, какъ бы не такъ!

— О, да! я хотла сказать: чудесная, прибавила она, встревоженная его неодобреніемъ.— Это такъ похоже на чудесную поэму доктора Джонсона, которую часто читала моя сестра… я забыла какъ она называется… что это было, душенька? сказала она, обернувшись ко мн.

— О чемъ вы говорите, миссъ Матильда? Что это такое?

— Не помню, право, содержанія и совсмъ забыла какъ называется, но написана она докторомъ Джонсономъ и такая прекрасная, очень-похожа на то, что сейчасъ читалъ мистеръ Голбрукъ.

— Не помню, сказалъ онъ, размышляя: — но я не хорошо знаю поэмы доктора Джонсона. Надо ихъ прочесть.

Когда мы садились на возвратномъ пути въ коляску, я услышала, что мистеръ Голбрукъ общалъ скоро извстить дамъ, чтобъ узнать, какъ он дохали, это, очевидно, и понравилось и испугало миссъ Мэтти въ то время, какъ онъ это сказалъ, но посл того, когда мы уже потеряли изъ виду старый домъ между деревьями, чувства ея постепенно переходили въ тревожное желаніе узнать, не нарушила ли Марта слово и не воспользовалась ли отсутствіемъ своей госпожи, чтобъ взять ‘поклонника’. Марта степенно и спокойно помогла намъ выйдти изъ коляски, она всегда заботилась о миссъ Мэтти, но сегодня сказала эти несчастныя слова:

— Ахъ, сударыня, какъ подумаешь, что вы выхали вечеромъ въ такой тонкой шали! Вдь это ничмъ не лучше кисеи. Въ ваши лта вы должны быть осторожны.

— Въ мои лта! сказала миссъ Мэгги, почти сердито, тогда-какъ обыкновенно говорила она очень-кротко: — въ мои лта! Ну почему ты знаешь сколько мн лтъ?

— Я дала бы вамъ около шестидесяти, конечно, многіе часто кажутся старше на видъ, я вдь не хотла васъ обидть.

— Марта, мн еще нтъ и пятидесяти-двухъ, сказала миссъ Мэтти съ чрезвычайной выразительностью. Вроятно, воспоминаніе о юности живо предстало передъ нею въ этотъ день, и ей было досадно, что это золотое время такъ давно уже прошло.

Но она никогда не говорила о прошломъ и боле-короткомъ знакомств съ мистеромъ Голбрукомъ. Она, вроятно, встртила такъ мало симпатіи въ своей юной любви, что скрыла ее глубоко въ сердц, и только вслдствіе наблюденія, котораго я не могла избгнуть посл откровенности миссъ Поль, могла я примтить, какъ врно было ея бдное сердце въ своей печали и въ своемъ безмолвіи.

Она сослалась на какія-то убдительныя причины, зачмъ стала надвать каждый день самый лучшій свой чепчикъ и сидть у окна, несмотря на ревматизмъ, чтобъ видть, не будучи видимой, все, что длалось на улиц.

Онъ пріхалъ, уткнулъ руки въ колни, склонилъ голову и засвистлъ посл того, какъ мы отвтили на его вопросы о нашемъ благополучномъ возвращеніи. Вдругъ онъ вскочилъ.

— Ну, сударыня! нтъ ли у васъ порученій въ Парижъ? Я ду туда недли черезъ дв.

— Въ Парижъ! вскричали мы об.

— Да-съ! Я никогда тамъ не былъ, всегда желалъ побывать и думаю, что если не поду скоро, то могу не похать вовсе, поэтому, какъ только кончатся снокосы, я ду, чтобъ успть воротиться до жатвы.

Мы такъ были удивлены, что не придумали порученій.

Выходя изъ комнаты, онъ вдругъ обернулся съ своимъ любимымъ восклицаніемъ:

— Господь да помилуетъ мою душу! Я чуть-было не забылъ, что привезъ для васъ поэму, которою вы такъ восхищались у меня.

Онъ вынулъ пакетъ изъ своего кармана.

— Прощайте, миссъ, сказалъ онъ: — прощайте, Мэтти! поберегите себя.

И онъ ушелъ. Но онъ далъ ей книгу, назвалъ Мэтти точь-въ-точь, какъ длалъ тридцать лтъ назадъ.

— Я желала бы, чтобъ онъ не здилъ въ Парижъ, сказала миссъ Матильда съ безпокойствомъ.— Я не думаю, чтобъ ему было здорово сть лягушекъ, онъ привыкъ быть очень-осторожнымъ въ д, что было престранно въ такомъ здоровомъ съ виду молодомъ человк.

Вскор посл того я ухала, давъ множество наставленій Март, какъ присматривать за госпожей, и дать мн знать, если ей покажется, что миссъ Мэтти несовсмъ-здорова, въ таковомъ случа я пріду извстить своего стараго друга, не сказавъ ей объ увдомленіи Марты.

Вслдствіе этого я получала нсколько строчекъ отъ Марты время-отъ-времени, а около ноября явилось извстіе, что госпожа ея ‘очень опустилась и не хочетъ корму’. Это извстіе такъ меня обезпокоило, что хотя Марта и не звала меня непремнно, я собралась и похала.

Меня приняли съ горячимъ дружелюбіемъ, несмотря на небольшую тревогу, произведенную моимъ неожиданнымъ визитомъ, потому-что я могла дать увдомленіе только наканун. Миссъ Матильда показалась мн весьма-болзненной и я приготовилась успокоивать и приголубливать ее.

Я пошла внизъ поговорить тихонько съ Мартой.

— Съ которыхъ поръ барыня твоя такъ плоха? спросила я, стоя въ кухн у огня.

— Ей вотъ теперь лучше недльки съ дв, да, я знаю, что лучше, она вдругъ стала корчиться въ четверкъ посл того, какъ миссъ Поль побывала. Я подумала: врно она устала, пройдетъ, когда уснетъ хорошенько, а нтъ. Съ-тхъ-поръ все хуже да хуже, дай-ка я, молъ, напишу къ вамъ, сударыня.

— Ты поступила прекрасно, Марта. Пріятно думать, что при ней такая врная служанка, и я надюсь, что и ты довольна своимъ мстомъ.

— Конечно, сударыня, барыня очень-добрая, ды и питья вдоволь и дла неслишкомъ-много, только…

— Только что, Марта?

— Зачмъ барыня не позволяетъ мн водить компанію съ парнями?.. У насъ, въ город, ихъ такая куча, и сколько рады бы радёхоньки навстить меня и, можетъ-быть, мн никогда не прійдется имть мсто такое способное для этого, и оно кажись мн, какъ бы пропускать случай. Многія двушки, мои знакомыя, сдлали бы такъ, что барыня и не узнала, а я, видите, дала слово и сдержу, хоть домъ нашъ такой, что лучше нельзя желать для этого, и такая способная кухня, съ такими славными уголками, я поручилась бы, что могу утаить что угодно. Прошедшее воскресенье, не отопрусь, я плакала, что должна была захлопнуть дверь подъ носъ Джиму Гэрну, а онъ такой степенный парень, годный для какой-угодпо двушки. Только я общалась барышн…

Марта чуть не плакала, мн нечмъ было ее успокоить. Я знала изъ прежней опытности, съ какимъ ужасомъ об миссъ Дженкинсъ глядли на ‘поклонниковъ’, а въ настоящемъ нервномъ состояніи миссъ Мэтти нельзя было и думать уменьшить этотъ страхъ.

Я пошла повидаться съ миссъ Поль на слдующій день, что было для нея совершеннымъ сюрпризомъ, потому-что она не видалась съ миссъ Матильдой уже два дня.

— А теперь я должна идти съ вами, душенька, я общала дать ей знать каково Томасу Голбруку, и мн ужасно жаль сказать ей… что его домоправительница прислала мн извстіе, что ему не долго осталось жить. Бдный Томасъ! Этого путешествія въ Парижъ онъ не могъ выдержать. Домоправительница говоритъ, что съ-тхъ-поръ онъ почти совсмъ не обходилъ полей, а сидлъ все уткнувъ руки въ колни въ контор, ничего не читалъ, а только все твердилъ: ‘какой удивительный городъ Парижъ!’ Большую отвтственность возьметъ на себя Парижъ, если будетъ причиной смерти кузена Томаса, потому-что лучшаго человка не было на свт.

— А миссъ Матильда знаетъ о его болзни? спросила я:— новый свтъ промелькнулъ у меня насчетъ причины ея нездоровья.

— Разумется, душенька! Разв она вамъ не сказала? Я увдомила ее, недли дв назадъ или больше, когда въ первый разъ объ этомъ услыхала. Какъ странно, что она вамъ не сказала!

‘Вовсе нтъ’, подумала я, но не сказала ничего. Я почти чувствовала себя виноватой, заглядывая слишкомъ-любопытно въ это нжное сердце, и зачмъ мн было говорить о ея тайнахъ, скрытыхъ, какъ миссъ Мэтти полагала, отъ цлаго свта. Я провела миссъ Поль въ маленькую гостиную миссъ Матильды, и потомъ оставила ихъ однхъ, но я нисколько не удивилась, когда Марта пришла ко мн въ спальню сказать, чтобъ я шла обдать одна, потому-что у барыни сильно разболлась голова. Миссъ Мэтти пришла въ гостиную къ чаю, но это, очевидно, было для нея усиліемъ. Какъ-бы желая загладить нкоторое чувство упрека, которое питала къ своей покойной сестр, которое волновало ее цлый день и въ которомъ она теперь раскаивалась, она стала мн разсказывать, какъ добра и умна была въ юности Дебора, какъ она умла ршать, какія платья надо было надвать на вс вечера (слабая, призрачная идея о веселыхъ вечерахъ такъ давно прошедшихъ, когда миссъ Мэтти и миссъ Поль были молоды) и какъ Дебора съ ихъ матерью завели благотворительное общество для бдныхъ и учили двушекъ стряпать и шить, какъ Дебора однажды танцовала съ лордомъ, и какъ она здила къ сэру Питеру Арлею и хотла преобразовать простой пасторскій домъ по планамъ Арлея Галля, гд содержалось тридцать слугъ, какъ она ухаживала за миссъ Мэтти во время продолжительной болзни, о которой я никогда прежде не слыхала, но которую я теперь сообразила въ ум, какъ слдствіе отказа на предложеніе мистера Голбрука. Такъ мы толковали тихо и спокойно о старыхъ временахъ въ длинный ноябрскій вечеръ.

На слдующій день миссъ Поль принесла намъ всть, что мистеръ Голбрукъ умеръ. Миссъ Мэтти выслушала ее безмолвно, впрочемъ, по вчерашнимъ извстіямъ только этого и надо было ожидать. Миссъ Поль вызывала насъ на выраженіе сожалнія, спросивъ не грустно ли, что онъ скончался, и сказавъ:

— Какъ подумаешь объ этомъ пріятномъ іюньскомъ дн, когда онъ казался такъ здоровъ! И онъ могъ бы прожить еще лтъ двнадцать, не позжай онъ въ этотъ нечестивый Парижъ, гд у нихъ всегда такая кутерьма!

Она остановилась, ожидая отъ насъ какихъ-нибудь доказательствъ сожалнія. Я видла, что миссъ Мэтти не можетъ говорить: съ ней была такая нервическая дрожь, я, съ своей стороны, сказала, что чувствовала дйствительно. Посидвъ нсколько и думая, какъ я не сомнваюсь, что миссъ Мэтти приняла извстіе очень-спокойно, наша гостья простилась, но миссъ Мэтти усиливалась удержать свои чувства. Она никогда не упоминала боле о мистер Голбрук, хотя книга, подаренная имъ, лежала вмст съ Библіей на столик возл ея постели, она не думала, что я слышала, какъ она просила крэнфордскую модистку сдлать ей чепчики, похожіе на т, которые носитъ ея сіятельство мистриссъ Джемисонъ, она не думала, что я обратила вниманіе на отвтъ модистки: ‘но вдь она носитъ вдовьи чепчики, сударыня.

‘О! я хочу сказать… только что-нибудь въ этомъ род, не вдовьи, разумется, а нсколько-похожіе на чепчики мистриссъ Джемисонъ’. Это усиліе обуздать себя было началомъ трепетныхъ движеній головы и рукъ, которыя я съ-тхъ-поръ видла постоянно у миссъ Мэтти.

Вечеромъ въ тотъ день, когда мы услышали о смерти мистера Голбрука, миссъ Матильда была очень-молчалива и задумчива, посл молитвы она призвала Марту и потомъ не ршалась сказать, что хотла.

— Марта! сказала она наконецъ: — ты молода… и потомъ замолчала. Марта, чтобъ напомнить ей о ея недоконченной рчи, сдлала поклонъ и сказала:

— Да-съ, точно-такъ, двадцать-два года съ прошлаго октября.

— А, можетъ-быть, Марта, ты когда-нибудь встртишь молодаго человка, который теб понравится и которому понравишься ты. Я сказала, чтобъ у тебя не было поклонниковъ, но если ты встртишь такого молодаго человка и скажешь мн, а я найду, что онъ человкъ достойный, я не буду препятствовать, чтобъ онъ приходилъ видться съ тобою разъ въ недлю. Сохрани Боже! сказала она тихо:— чтобъ я причинила скорбь юнымъ сердцамъ.

Она говорила объ этомъ какъ о весьма-отдаленномъ случа, и нсколько удивилась, когда Марта отпустила ей торопливый отвтъ:

— Вотъ сударыня Джимъ Гэрпъ, столяръ, выработываетъ три съ половиной шиллинга въ день, и росту шесть футовъ одинъ дюймъ, женихъ хоть куда, если вы разспросите о немъ завтра утромъ, всякій скажетъ, какой у него степенный нравъ, онъ будетъ радъ-радёхонекъ прійдти завтра вечеромъ — вотъ право слово.

Хотя миссъ Мэтти была испугана, однако она покорилась судьб и любви.

V.
Старыя письма.

Я часто примчала, что почти каждый иметъ свою особенную, лично-принадлежащую ему, экономію, заботливую привычку сберегать мелкіе пенни въ какомъ-нибудь особенномъ предмет, пенни, которыхъ малйшая растрата непріятна ему боле нежели трата шиллинговъ или фунтовъ, издержанныхъ для какого-нибудь дйствительнаго мотовства. Одинъ старый джентльменъ знакомый мн, узнавъ съ стоической кротостью о банкрутств одного коммерческаго банка, въ которомъ находилась часть его денегъ, мучилъ свое семейство цлый день за то, что кто-то оторвалъ, а не отрзалъ исписанные листки вовсе-ненужной счетной книги, разумется, соотвтственныя страницы на другомъ конц могли пригодиться, и эта небольшая, ненужная трата бумаги (его особенная экономія) разсердила его больше, чмъ потеря денегъ. Конверты страшно терзали его душу, когда появились въ первый разъ, онъ только и могъ помириться съ такой тратой его любимой бумаги, что терпливо перевертывалъ на другую сторону вс конверты, которые ему присылались, чтобъ они такимъ образомъ пригодились опять. Даже теперь, хотя время измнило его, я вижу, какъ онъ бросаетъ пристальные взгляды на дочерей, когда он напишутъ записки на цломъ лист вмсто полулиста, не боле трехъ строчекъ на одной страниц. Я не могу не признаться, что также обладаю этой общечеловческой слабостью. Снурочки составляютъ мою слабую сторону. Карманы мои наполнены небольшими моточками, подобранными везд, гд ни попало и связанными вмст для употребленія, никогда непредставляющагося. Мн длается серьёзно-досадно, если кто-нибудь обрзываетъ затянувшійся узелъ вмсто того, чтобъ терпливо и добросовстно распутать его. Какимъ образомъ люди могутъ употреблять новоизобртенные резинковые снурочки — я не могу вообразить. Для меня резинковый снурочекъ драгоцнное сокровище. У меня есть одинъ уже не новый, поднятый мною на полу лтъ шесть назадъ. Я точно пробовала употреблять его, но у меня не достало силъ, и я не могла ршиться на такое мотовство.

Кусочки масла сердятъ другихъ. Они не могутъ обращать вниманія на разговоръ отъ досады, которую причиняетъ имъ привычка нкоторыхъ людей непремнно брать больше масла, нежели имъ нужно. Не случалось ли вамъ видть безпокойные взгляды (почти-месмерическіе), которые такіе люди устремляютъ на масло? Они почувствовали бы облегченіе, еслибъ могли спрятать масло отъ глазъ, всунувъ въ свой собственный ротъ и проглотивъ, и дйствительно становятся счастливы, если та особа, на чьей тарелк оно лежитъ нетронутымъ, вдругъ отрзываетъ кусокъ поджареннаго хлба (котораго ей совсмъ не хочется) и съдаетъ масло. Они думаютъ, что это не расточительность.

Миссъ Мэтти Дженкинсъ жалла свчей. Она придумывала множество причинъ, чтобъ жечь ихъ какъ-можно-меньше. Въ зимнее послобденное время она могла вязать два или три часа въ потемкахъ, или при свт камина, и когда я ее спрашивала: могу ли позвонить и влть подать свчи, чтобъ окончить мои нарукавники, она отвчала мн всегда ‘работайте безъ свчъ’. Свчи обыкновенно приносили съ чаемъ, но зажигалась всегда только одна. Такъ-какъ мы жили въ постоянномъ ожиданіи гостей, которые могли прійдти вечеромъ (но которые, однако, никогда не приходили), то и придумано было нкоторое обстоятельство, чтобъ имть свчи одинаковой вышины, всегда готовыя быть зажженными, и показывать будто мы всегда употребляемъ дв. Свчи зажигались по-очереди, и какъ бы мы ни работали, о чемъ бы мы ни говорили, глаза миссъ Мэтти постоянно были устремлены на свчу, чтобъ вдругъ вскочить, затушить и зажечь другую: тогда он могли сравняться впродолженіе вечера, прежде чмъ сдлаются слишкомъ-неровны въ вышин.

Въ одинъ вечеръ, я помню, эта свчная экономія особенно мн надола. Я очень устала отъ моего принужденія, особенно, когда миссъ Мэтти заснула и мн не хотлось поправлять огонь, чтобъ не разбудить ея, я не была также въ-состояніи жариться на ковр передъ каминомъ и шить при его свт, какъ длала это обыкновенію. Я думала, что миссъ Мэтти снилась ея молодость, потому-что она сказала два или три слова во время своего безпокойнаго сна, которыя относились къ людямъ давно-умершимъ. Когда Марта принесла зажженную свчку и чай, миссъ Мэтти вдругъ проснулась и вскочила, обводя страннымъ, изумленнымъ взглядомъ вокругъ, какъ-будто мы были не т, кого она надялась видть возл себя. На лиц ея мелькнула тнь грустнаго выраженія, когда она меня узнала, но тотчасъ же она сдлала усиліе мн улыбнуться по обыкновенію. Во все время, какъ мы пили чай, она говорила о дняхъ своего дтства и юности. Можетъ-быть, это навело на нее желаніе пересмотрть старинныя семейныя письма и уничтожить такія, которымъ не слдовало попасть въ руки постороннихъ, она часто говорила и о необходимости сдлать это, но всегда уклонялась съ робкимъ опасеніемъ чего-то мучительнаго. Въ этотъ вечеръ, однако, она встала посл чая и пошла за ними въ потемкахъ, она хвалилась аккуратнымъ порядкомъ во всхъ своихъ комнатахъ и всегда безпокойно на меня взглядывала, когда я зажигала свчу, чтобъ пойдти зачмъ-нибудь въ другую комнату. Когда она воротилась, по комнат распространился пріятный запахъ, я часто примчала этотъ запахъ во всхъ вещахъ, принадлежавшихъ ея матери, а многія изъ писемъ были адресованы къ ней, то были жолтыя связки любовныхъ посланій, написанныхъ за шестьдесятъ или семьдесятъ лтъ назадъ.

Миссъ Мэтти со вздохомъ развязала пакетъ, но тотчасъ же заглушила этотъ вздохъ, какъ-будто не слдовало жалть о полет времени, или даже о жизни. Мы сговорились пересматривать корреспондецію каждая особенно, взявъ по письму изъ той же самой связки и описывая его содержаніе другъ другу прежде чмъ его уничтожимъ. До этого вечера я совсмъ не знала, какъ грустно читать старыя письма, хотя не могу сказать почему. Письма были такъ счастливы, какъ только письма могутъ быть, по-крайней-мр эти первыя письма. Въ нихъ было живое и сильное ощущеніе настоящаго, казавшееся до-того сильнымъ и полнымъ, какъ-будто никогда не могло оно пройдти, и какъ-будто горячія, живыя сердца, такъ выражавшіяся, никогда не могли умереть и не имть боле сношенія съ прекрасною землею. Я чувствовала бы себя мене грустной, я полагаю, ежели бы письма были боле-грустны. Я видла, какъ слезы тихо прокрадывались по глубокимъ морщинамъ миссъ Мэтти, и очки ея часто требовалось вытирать. Я надялась по-крайней-мр, что она зажжетъ другую свчку, потому-что и мои глаза были нсколько-тусклы и мн нужно было побольше свта, чтобъ видть блдныя, поблвшія чернила, но нтъ, даже сквозь слезы она видла и помнила свою маленькую экономію.

Первый разрядъ писемъ составляли дв связки, сложенныя вмст и надписанныя рукою миссъ Дженкинсъ: ‘Письма моего много-уважаемаго отца и нжно-любимой матери до ихъ брака въ іюн 1774.’. Я отгадала, что крэнфордскому пастору было около двадцати-семи лтъ, когда онъ писалъ эти письма, а миссъ Мэтти сказала мн, что матери ея было семнадцать въ то время, какъ она вышла замужъ. Съ моими понятіями о пастор, навянными портретомъ въ столовой, принужденнымъ и величественнымъ въ огромномъ, широкомъ парик, въ ряс, кафтан и воротничк, съ рукою положенною на копію единственной изданной имъ проповди, странно было читать эти письма. Они были исполнены горячаго, страстнаго пыла, краткими простыми выраженіями прямо и свжо-вырвавшимися изъ сердца, совсмъ непохожими на величественный латинизированный джонсоновскій слогъ напечатанной проповди, говоренной предъ какимъ-го судьей въ ассизное время. Письма его составляли любопытный контрастъ съ письмами его невсты. Ей, казалось, нсколько надоли его требованія о выраженіяхъ любви, и она не могла понять, что онъ подразумвалъ, повторяя одно и то же такимъ различнымъ образомъ, она совершенно понимала только свое собственное желаніе имть блую шелковую матерію, и шесть или семь писемъ были наполнены просьбою къ жениху употребить свое вліяніе надъ ея родителями (которые очевидно держали ее въ большомъ повиновеніи) выпросить для нея ту или другую статью наряда и, боле всего, блую шелковую матерію. Онъ не заботился, какъ она одта, она всегда была для него довольно-мила, какъ онъ старался ее уврить, когда она просила его выразить въ своихъ отвтахъ какой нарядъ онъ предпочитаетъ, затмъ, чтобъ она могла показать родителямъ то, что онъ говоритъ. Но наконецъ онъ, казалось, догадался, что она не согласится выйдти замужъ до тхъ-поръ, пока не ‘получитъ приданого’ по своему вкусу, тогда онъ послалъ къ ней письмо, какъ видно, сопровождаемое цлымъ ящикомъ нарядовъ, и въ которомъ просилъ ее одваться во все, что только она пожелаетъ. Это было первое письмо надписанное слабою, нжною рукой: ‘Отъ моего дорогаго Джона.’ Вскор посл этого они обвнчались, я такъ полагаю, по прекращенію ихъ переписки.

— Мы должны сжечь ихъ, я думаю, сказала миссъ Мэтти, посмотрвъ на меня съ сомнніемъ:— никому они не будутъ нужны, когда меня не станетъ.

И одно за однимъ побросала она ихъ въ огонь, наблюдая, какъ каждое вспыхивало, погасало, опять загоралось слабымъ, блымъ, призрачнымъ подобіемъ въ камин, прежде чмъ она предавала другое такой же участи. Теперь комната была довольно-свтла, но я, подобно миссъ Мэтти, была погружена въ разсматриваніе тлющихъ писемъ, въ которыхъ вылился благородный жаръ мужскаго сердца.

Слдующее письмо, точно также было надписано миссъ Дженкинсъ: ‘Письмо благочестиваго поздравленія и увщанія отъ моего почтеннаго дда къ моей матери по случаю моего рожденія. Также нкоторыя дльныя замчанія моей превосходной бабушки о желаніи содержать въ тепл оконечности ребенка’.

Первая половина точно была строгимъ и сильнымъ изображеніемъ материнской отвтственности и предостереженіемъ противъ золъ, ожидающихъ крошечнаго двухдневнаго ребенка. Жена его не писала, говорилъ старикъ, онъ запретилъ ей, потому-что она вывихнула ладыжку, что (говорилъ онъ) совсмъ не позволяетъ ей держать перо. Однако на конц страницы стояли буквы ‘Г. О.’, (переверни) и на оборот было письмо къ ‘моей любезной, любезнйшей Молли’, умолявшее ее, когда она выйдетъ первый разъ изъ комнаты зачмъ бы то ни было, пойдти на верхъ, а не внизъ, и обвертывать ноги ребенка фланелью, нагртой у огня, хотя это было лтомъ, потому-что малютки такъ деликатны’.

Пріятно было видть изъ писемъ, довольно-частыхъ между молодою матерью и бабушкой, какъ двическое тщеславіе искоренялось изъ ея сердца любовью къ ребенку. Блая шелковая матерія опять явилась на сцену въ письмахъ. Въ одномъ изъ нея собирались сдлать платьице для крестинъ. Оно украшало ребенка, когда родители взяли его съ собою провести дня два въ Арле Галл. Оно увеличивало прелести прелестнйшаго ребенка, какой когда-либо былъ на свт. ‘Любезная матушка, какъ бы я желала, чтобъ вы его увидли! Безъ всякаго пристрастія мн кажется, что малютка будетъ совершенной красавицей!’ Я подумала о миссъ Дженкинсъ сдой, сморщенной и поблекшей.

Тутъ былъ большой пропускъ въ письмахъ пастора. Жена его надписывала уже не такъ, уже не отъ ‘Моего любезнйшаго Джона’, а отъ ‘Моего уважаемаго супруга’. Письма были по случаю изданія той самой проповди, которая была изображена на портрет. Чтеніе передъ ‘милордомъ судьею’ и ‘изданіе по просьб’ были главнымъ предметомъ, событіемъ въ жизни пастора. Ему необходимо было хать въ Лондонъ надзирать за печатаніемъ. Сколькихъ друзей постилъ онъ, чтобъ посовтоваться и ршить, какую выбрать типографію для такого важнаго труда, наконецъ ршило, что Дж. и Дж. Рипингтонамъ будетъ поручена такая лестная отвтственность. Достойный пасторъ, казалось, настроился по этому случаю на высокій литературный тонъ, потому-что онъ не могъ написать письма жен, не вдавшись въ латинь. Я помню, что въ конц одного изъ его писемъ стояло: ‘Я всегда буду держать въ памяти добродтельныя качества моей Молли, dum memor ipse mei, dum Spiritus regit artus’, а взявъ въ соображеніе, что англійскій языкъ его корреспондентки иногда гршилъ противъ грамматики и часто противъ правописанія, могло быть принято за доказательство, до какой степени онъ ‘идеализировалъ’ свою Молли. Миссъ Дженкинсъ обыкновенно говорила: ‘въ ныншнее время много толкуютъ объ идеализированіи, Богъ знаетъ, что это значитъ’. Однакожь такое настроеніе пастора ничего не значитъ въ-сравненіи съ внезапнымъ припадкомъ писать классическія стихотворенія, который скоро овладлъ имъ, и гд его Молли являлась ‘Маріей’. Письмо, содержащее carmen, было надписано ею: ‘Еврейскія стихотворенія, присланныя ко мн моимъ уважаемымъ супругомъ. Я думала, что получу письмо объ убіеніи поросенка, но должна подождать. Зам. послать стихотворенія сэру Питеру Арлею, по желанію моего супруга’. А въ постскриптум его почеркомъ было прибавлено, что ода явилась въ ‘Gentleman’s Magazine’, декабрь, 1782.

Письма ея къ мужу такъ нжно цнимыя имъ, какъ-будто они были М. T. Ciceronis Epistolae, были гораздо-удовлетворительне для отсутствующаго мужа и отца, нежели его письма къ жен. Она говорила ему, какъ Дебора чисто шила каждый день и читала ей по книгамъ, которыя онъ для нея выбралъ, какъ она была очень-прилежнымъ, добрымъ ребенкомъ, но длаетъ вопросы, на которые мать не можетъ ей отвчать: мать не хочетъ унизиться, сказавъ, что не знаетъ, и принуждена мшать огонь или послать ребенка съ какимъ-нибудь порученіемъ. Мэтти была теперь любимицей матери и общала (точно такъ какъ, сестра въ эти лта) сдлаться большой красавицей. Я прочла это вслухъ миссъ Мэтти, которая улыбнулась и вздохнула при надежд, такъ нжно выраженной, что ‘маленькая Мэтти не будетъ тщеславной, если даже сдлается красавицей’.

— У меня были славные волосы, душенька, сказала миссъ Матильда: — и не дурной ротъ.

И я видла потомъ, какъ она поправила свой чепчикъ и выпрямилась.

Но воротимся къ письмамъ мистриссъ Дженкинсъ. Она говорила мужу о бдныхъ въ ихъ приход, какія простыя домашнія лекарства давала она, какія средства и кушанья посылала, спрашивала наставленія о коровахъ и поросятахъ и невсегда ихъ получала, какъ я сказала уже прежде. Добрая старуха-бабушка умерла, когда родился мальчикъ — это было вскор посл изданія проповди, но отъ дда тутъ было другое увщательное письмо, еще сильне, убдительне прежнихъ, такъ-какъ теперь отъ западни свта нужно было предохранить мальчика. Ддъ описывалъ вс разнообразные грхи, въ которые человкъ можетъ впасть, и я удивлялась, какъ люди могутъ посл этого умирать естественной смертью. Вислица, казалось, была окончаніемъ жизни многихъ изъ знакомыхъ дда, и я не удивилась тому, что жизнь его была ‘долиной слезъ’.

Мн казалось странно, что я никогда не слыхала прежде объ этомъ брат, но я заключила, что онъ врно умеръ въ дтств, а то, иначе, сестры упомянули бы о немъ.

Мало-по-помалу мы добрались до писемъ миссъ Дженкинсъ. Миссъ Мэтти было жаль сжечь ихъ. Она говорила, что вс другія письма были интересны только для тхъ, кто любилъ писавшихъ, казалось, ей было бы больно, еслибъ они попали въ руки постороннихъ, незнавшихъ ея любезной матери, неоцнившихъ, какъ она была добра, хотя не всегда совершенно выражалась новйшимъ слогомъ. Письма Деборы… другое дло: они были такъ превосходны! Каждому прочитать ихъ было полезно. Давно уже миссъ Мэтти читала мистриссъ Шапонъ, но знала, что Дебора могла сказать то же самое также хорошо, а что касается до мистриссъ Картеръ — вс ужасно много думаютъ о ея письмахъ именно потому, что она написала Эпиктета, но миссъ Мэтти была совершенно уврена, что Дебора никогда не употребила бы такихъ пошлыхъ выраженій.

Было ясно, что миссъ Мэтти жаль сжечь эти письма. Она не хотла допустить, чтобъ я небрежно перебрала ихъ, или пробжала тихо и съ пропусками. Она взяла ихъ отъ меня и даже зажгла другую свчку, чтобъ прочесть съ приличной выразительностью, не спотыкаясь на важныхъ словахъ. О! какъ мн хотлось фактовъ вмсто размышленій, прежде чмъ эти письма будутъ окончены! Они длились два вечера, и я не стану отпираться, что въ это время думала о многихъ другихъ вещахъ, а все-таки я была на своемъ посту при конц каждаго изреченія.

Письма пастора, его жены и тещи вс были изрядно-коротки и важны, писаны прямымъ почеркомъ, очень-сжатыми строчками. Иногда цлое письмо заключалось на простомъ лоскутк бумажки. Бумага была очень-желта, а чернила очень-темны, нкоторые изъ листовъ были (какъ миссъ Мэтти дала мн замтить) старомодной почтовой бумагой со штемпелемъ, представляющимъ на углу скачущаго во весь духъ почтальйона, трубящаго въ рожокъ. Письма мистриссъ Дженкинсъ и ея матери были запечатаны большой круглой красной облаткой, потому-что это было прежде чмъ ‘Покровительство’ миссъ Эджвортъ изгнало оплатки изъ порядочнаго общества. Было очевидно изъ содержанія того о чемъ говорилось, что письма, съ адресами членовъ парламента были въ большомъ употребленіи и даже служили средствомъ къ платежу долговъ нуждающихся членовъ парламента {Въ прежнее время каждый членъ нижняго парламента имлъ право посылать на почту каждый день извстное число писемъ безплатно, и этимъ пользовались его знакомые, предоставляя ему писать адресы на конвертахъ. Прим. перев.}. Пасторъ запечатывалъ свои посланія огромной гербовой печатью. Онъ надялся, что такъ хорошо-запечатанныя письма будутъ подрзаны, а не разорваны какой-нибудь беззаботною или нетерпливою рукой. Письма миссъ Дженкинсъ были позднйшаго времени по форм и почерку. Она писала на квадратномъ листк, который мы теперь называемъ старомоднымъ. Почеркъ ея былъ удивительно расчитанъ, чтобъ наполнить листокъ, а потомъ съ гордостью и восторгомъ начать перекрестныя строчки. Бдную миссъ Мэтти это приводило въ грустное замшательство, потому-что длинныя слова накоплялись въ объем подобно снжнымъ глыбамъ и къ концу письма миссъ Дженкинсъ обыкновенно становилась неудопонятной.

Я не могу въ-точности вспомнитъ времени, но думаю, что миссъ Дженкинсъ написала особенно много писемъ въ 1805 году, по случаю своего путешетствія къ какимъ-то друзьямъ близь Ньюкэстля на Тайн. Эти друзья были коротко-знакомы съ начальникомъ тамошняго гарнизона и слышали отъ него о всхъ приготовленіяхъ, чтобъ отразить вторженіе Бонапарта, которое многіе предполагали при усть Тайна. Миссъ Дженкинсъ, какъ видно, была очень-испугана, и первая часть ея писемъ была часто писана хорошимъ, понятнымъ англійскимъ языкомъ, сообщавшимъ подробности о приготовленіяхъ, длаемыхъ въ томъ семейств, у котораго она гостила, противъ ужаснаго событія: объ узлахъ платьевъ, уложенныхъ, чтобъ все было наготов на случай бгства въ Альстонъ Муръ (дикое нагорное мсто между Нортумберлендомъ и Кумберландомъ), о сигнал, который долженъ быть поданъ для побга и объ одновременномъ явленіи подъ знамена волонтеровъ — сигналъ долженъ былъ состоять (какъ мн помнится) въ звон колоколовъ особеннымъ, зловщимъ образомъ. Въ одинъ день, когда миссъ Дженкинсъ съ своими хозяевами была на обд въ Ньюкэстл, этотъ предостерегательный сигналъ былъ точно поданъ (поступокъ невесьма-благоразумный, если только есть какая-нибудь правда въ нравоученіи, заключающемся въ басн о Мальчик и Волк), и миссъ Дженкинсъ, едва-оправившаяся отъ страха, описала на слдующій день ужасный испугъ, суматоху и тревогу и потомъ, нсколько оправившись прибавила: ‘Какъ пошлы, любезнйшій батюшка, кажутся наши вчерашнія опасенія въ настоящую минуту спокойнымъ и прозорливымъ умамъ!’ Здсь миссъ Мэтти прервала чтеніе словами.

— Но, душенька, они совсмъ не были ни пошлы, ни ничтожны въ то время. Я знаю, что сама я часто просыпалась нсколько разъ ночью, воображая, будто слышу топотъ французовъ, входящихъ въ Крэнфордъ. Многіе поговаривали, что хотятъ спрятаться въ солекопни: тамъ говядина сохранилась бы прекрасно и только мы пострадали бы отъ жажды. Отецъ мой говорилъ цлый рядъ проповдей на этотъ случай, одн утромъ, о Давид и Голіа, чтобъ побудить народъ сражаться заступами или кирпичами, еслибъ это было нужно, а другія вечеромъ, въ доказательство, что Наполеонъ былъ все-равно, что Аполліонъ и Аббадона. Я помню, батюшка полагалъ, что его будутъ просить напечатать эти послднія, но приходъ былъ, можетъ-быть, доволенъ и тмъ, что слышалъ ихъ.

Питеръ Мармадукъ Арлей Дженкинсъ (‘бдный Питеръ!’, такъ миссъ Мэтти начала называть его), былъ въ Шрюсбюрійской Школ въ то время. Пасторъ принялся за перо и еще разъ обратился къ своей латыни, чтобъ переписываться съ этимъ мальчикомъ. Ясно, что письма мальчика были, что называется письмами на-показъ. Они были наполнены превыспренними описаніями, дававшими отчетъ о его ученіи и умственныхъ надеждахъ разнаго рода съ изреченіями изъ классиковъ, лишь время отъ времени животныя побужденія вырывались такими выраженіями, напримръ, написанными съ дрожащей торопливостью, посл того, какъ письмо было осмотрно: ‘Милая матушка, пришлите мн пирожнаго и положите туда побольше лимоновъ’. Милая матушка, вроятно, отвчала сынку только пирожнымъ и сластями, потому-что писемъ ея тутъ не было, но за-то была цлая коллекція пасторовыхъ писемъ, на котораго латинь въ письмахъ сына дйствовала подобно труб на старую военную лошадь. Я немного понимаю въ латини, конечно, и этотъ слогъ, служащій къ украшенію, невесьма-полезенъ, какъ мн кажется, по-крайней-мр, судя по отрывкамъ, которые я припоминаю изъ писемъ пастора, одинъ былъ такого рода: ‘этотъ городъ не находится на твоей ирландской ландкарт, но Bonus Bernardus non videl omnia, какъ говорятъ proverbia’. Теперь становилось очень-ясно, что ‘бдный Питеръ попадался во многія бды’. Тутъ были письма высокопарнаго раскаянія къ отцу въ какомъ-нибудь нехорошемъ поступк, и между ними дурно-написанная, дурно-запечатанная, дурно-адресованная, запачканная записка: ‘Милая, милая, милая, милйшая матушка, я исправлюсь непремнно, только пожалуйста не сердитесь на меня, я этого не стою, но я сдлаюсь добрымъ, дорогая матушка’.

Миссъ Мэтти не могла говорить отъ слезъ, когда прочитала эту записку. Она подала мн ее въ молчаніи, потомъ встала и отнесла въ самые сокровенные ящики своей спальни, боясь, чтобъ, какъ-нибудь случайно, не была она сожжена.

— Бдный Питеръ! сказала она: — онъ всегда попадался въ бды, онъ былъ слишкомъ-легковренъ. Завлекутъ его въ дурное, а потомъ и поставятъ въ-тупикъ, но онъ былъ слишкомъ-большой охотникъ до проказъ, никакъ не могъ удержаться, чтобъ не подшутить. Бдный Питеръ!

Часть вторая.

I.
Бдный Питеръ.

Карьера бднаго Питера развертывалась передъ нимъ очень-пріятно, устроенная добрыми друзьями, но Bonus Bernardus non videt omnia тоже въ этомъ начертаніи. Онъ долженъ былъ пріобрсть почести въ Шрюсбюрійской Школ, увезти ихъ съ собою въ Кембриджскій Университетъ, а посл его ожидало пасторское мсто — подарокъ крестнаго отца сэра Питера Арлея. Бдный Питеръ! доля его въ жизни была весьма-различна отъ того, чего надялись и чего ожидали его друзья. Миссъ Мэтти все мн разсказала и я думаю, что это было для нея большимъ облегченіемъ.

Онъ былъ любимцемъ матери, которая хвалила до безумія всхъ своихъ дтей, хотя, можетъ-быть, нсколько страшилась высокихъ свдній Деборы. Дебора была любимицей отца, и когда онъ разочаровался въ Питер, она сдлалась его гордостью. Единственная почесть, привезенная Питеромъ изъ Шрюсбюри, была репутація самаго добраго мальчика на свт и школьнаго зачинщика въ шалостяхъ. Отецъ разочаровался, но ршился поправить дло по-мужски. У него не было средствъ отдать Питера къ особому учителю, но онъ могъ учить его самъ, и миссъ Мэтти много мн говорила о страшныхъ приготовленіяхъ насчетъ словарей и лексиконовъ, сдланныхъ въ кабинет отца въ то утро, когда Питеръ началъ курсъ.

— Бдная матушка! сказала она.— Я помню, что она обыкновенно оставалась въ зал такъ близко отъ кабинетной двери, чтобъ уловить звуки батюшкинаго голоса. Я могла угадать въ минуту по ея лицу, если все шло хорошо. И долго все шло хорошо.

— Что наконецъ пошло дурно? сказала я: — врно эта скучная лагинь.

— Нтъ, не латинь. Питеръ былъ въ большой милости у батюшки, потому-что работалъ хорошо. Но ему вдругъ вздумалось подшутить надъ Крэнфордцами и настроить разныхъ проказъ, а имъ это не понравилось, не понравилось никому. Онъ всегда надувалъ ихъ, ‘надувалъ’ несовсмъ-приличное слово, душенька, и я надюсь, вы не скажете вашему батюшк, что я его употребила, мн не хочется, чтобъ онъ думалъ, будто я не разборчива въ выраженіяхъ, проведя жизнь съ такой женщиной, какъ Дебора. И наврно вы никогда не употребляете такого слова сами. Не знаю, какъ оно сорвалось у меня съ языка, разв только потому, что я думаю о добромъ Питер, а онъ всегда такъ выражался. Онъ былъ преблагороднымъ мальчикомъ во многихъ отношеніяхъ. Онъ походилъ на любезнаго капитана Броуна во всегдашней готовности помочь старику или ребенку, однако любилъ подшутить и надлать проказъ, онъ думалъ, что старыя крэнфордскія дамы поврятъ всему. Тогда здсь жило много старыхъ дамъ, и теперь, побольшей-части, мы все дамы, но мы не такъ стары, какъ т дамы, которыя жили здсь, когда я была двочкой. Мн смшно, когда я подумаю о шалостяхъ Питера.

— Миссъ Дженкинсъ знала объ этихъ шалостяхъ? спросила я.

— О, нтъ! это показалось бы слишкомъ-оскорбительно для Деборы. Нтъ! никто не зналъ кром меня. Мн бы хотлось всегда знать о намреніяхъ Питера, но иногда онъ мн не говорилъ ихъ. Онъ обыкновенно говорилъ, что старымъ дамамъ въ город всегда нужно о чемъ-нибудь болтать, но я этого не думаю. Он получали сен-джемскую газету три раза въ недлю, точно такъ, какъ мы получаемъ теперь, и у насъ есть о чемъ поговорить, я помню, какой всегда начинался страшный шумъ, когда дамы собирались вмст, но врно школьные мальчишки болтаютъ больше дамъ. Наконецъ, случилось ужасно-прискорбное обстоятельство.

Миссъ Мэтти встала, подошла къ двери, отворила ее — тамъ никого не было. Она позвонила въ колокольчикъ, и когда пришла Марта, приказала ей сходить за яицами на мызу, на другой конецъ города.

— Я запру за тобою дверь, Марта. Теб не страшно идти — нтъ?

— Совсмъ-нтъ, сударыня, Джимъ Гэрнъ будетъ такъ радъ проводить меня.

Миссъ Мэтти выпрямилась и какъ только мы остались одн, пожелала, чтобъ у Марты было побольше двической скромности.

— Затушите свчку, душенька. Мы можемъ говорить также хорошо и при каминномъ огн.

Ну вотъ видите, Дебора ухала недльки за дв, день былъ очень-тихій и спокойный, какъ я помню, сирени были вс въ цвту, стало-быть это было весной. Батюшка вышелъ навстить какихъ-то больныхъ, я помню, что видла, какъ онъ вышелъ изъ дому въ своемъ парик, шляп и съ тростью. Что сдлалось съ нашимъ бднымъ Питеромъ — не знаго, у него былъ предобрйшій характеръ, а между-тмъ, онъ любилъ досаждать Дебор. Она никогда не смялась надъ его шалостями, считала его ne comme il faut, недовольно-заботящимся объ улучшеніи своего разума, и это ему было досадно. Ну, вотъ, пошелъ онъ въ ея комцату, одлся въ ея старое платье, шаль и шляпку: именно въ т вещи, которыя она обыкновенно носила въ Крэнфорд и которыя везд были извстны, изъ подушки сдлалъ куклу… Вы точно знаете, что заперли дверь, душенька, я не хотла бы, чтобъ кто-нибудь это слышалъ… Сдлалъ… крошечнаго ребенка въ бломъ длинномъ плать. Это только затмъ, какъ онъ сказалъ мн посл, чтобъ заставить поговорить о чемъ-нибудь въ город: онъ никогда не думалъ оскорбить этимъ Дебору. Вотъ и пошелъ онъ прогуливаться взадъ и впередъ по Фильбертской алле… полуприкрытой ршоткой и почти-невидной, и обнималъ свою подушку, точь-въ-точъ какъ ребенка, и говорилъ ей разныя глупости. Ахъ душенька! а батюшка-то и шолъ въ это время по улиц своимъ всегдашнимъ величественнымъ шагомъ и увидалъ толпу людей, человкъ этакъ двадцать, уставившихся на что-то сквозь ршотку. Онъ сначала подумалъ, что они смотрятъ на новый рододендронъ, бывшій тогда въ полномъ цвт и которымъ онъ очень гордился, и пошелъ медленне, чтобъ дать имъ время налюбоваться, думалъ даже не написать ли ему диссертацію по этому случаю, предполагая, можетъ-быть, что между рододендрами и полевыми лиліями было какое-нибудь соотношеніе. Бдный батюшка! Подойдя ближе, онъ началъ удивляться, что никто не видитъ, но головы всхъ были такъ тсно прижаты другъ къ другу и они такъ пристально глядли! Батюшка вошелъ въ середину толпы, намреваясь, говорилъ онъ, сказать, чтобъ они пошли въ садъ вмст съ ш,мъ налюбоваться вдоволь прелестнымъ растительнымъ произведеніемъ, когда… о, душенька! я дрожу, когда подумаю объ этомъ… онъ самъ посмотрлъ сквозь ршотку и увидлъ… Не знаю право, что онъ подумалъ, но старый Клеръ говорилъ мн, что лицо его позеленло отъ гнва, а глаза такъ и засверкали изъ-подъ нахмуренныхъ черныхъ бровей. Онъ заговорилъ… да, какъ страшно!.. приказалъ имъ всмъ оставаться тамъ, гд они стояли… ни одному не уходить, ни одному не двинуться съ мста, и быстре молніи очутился у садовой калитки, въ тилбертской алле, схватилъ бднаго Питера, сорвалъ съ него шляпку, шаль, платье и бросилъ подушку къ народу черезъ ршотку, да такъ разсердился, такъ разсердился, что при всемъ народ поднялъ трость да и приколотилъ Питера! Душенька, эта шалость, въ такой солнечный день, когда все было тихо и хорошо, разбила сердце матушки и измнила батюшку на всю жизнь, да, измнила. Старый Клеръ говорилъ, что Питеръ былъ такъ же блденъ, какъ батюшка, и принималъ удары безмолвно, какъ статуя. Когда батюшка остановился, чтобъ перевести духъ, Питеръ сказалъ: ‘Довольны ли вы, сэръ?’ совершенно-хриплымъ голосомъ, и все стоя совершенно-спокойно. Не знаю, что сказалъ батюшка… и сказалъ ли онъ, что-нибудь, но старый Клеръ говоритъ, что Питеръ обернулся къ народу и сдлалъ низкій поклонъ величественно и важно, какъ дворянинъ, и потомъ медленно пошелъ къ дому. Я помогала матушк въ кладовой длать настойку изъ скоросплокъ. Я не могу теперь терпть ни настойки, ни запаха цвтовъ: мн длается отъ нихъ дурно, какъ въ тотъ день, когда Питеръ вошелъ съ такимъ высокомрнымъ видомъ, какъ мужчина… право какъ мужчина, а не какъ мальчикъ. ‘Матушка!’ сказалъ онъ, ‘я пришелъ вамъ сказать, Богъ да благословитъ васъ навсегда’. Я видла, какъ губы его дрожали при этихъ словахъ и мн кажется, онъ не осмлился сказать ничего боле-нжнаго, по причин намренія, которое было на его сердц. Она посмотрла на него съ испугомъ и удивленіемъ и спросила, что это значитъ? Онъ не улыбнулся, не сказалъ ни слова, но обвилъ ее руками и поцаловалъ такъ, какъ-будто не зналъ, какъ ее оставить, и прежде, чмъ она успла спросить его опять, онъ ушелъ. Мы толковали объ этомъ и не могли понять, она приказала мн пойдти спросить батюшку, что такое случилось. Онъ ходилъ взадъ и впередъ съ видомъ величайшаго неудовольствія. ‘Скажи матери, что я прибилъ Питера и что онъ совершенно это заслужилъ’. Я не смла длать никакихъ разспросовъ. Когда я сказала матушк, она опустилась на стулъ, и съ минуту ей было дурно. Я помню, что черезъ нсколько дней, я видла, какъ бдные, увядшіе цвты были выброшены въ навозъ, завяли и поблекли тамъ. Въ этотъ годъ не длалось у насъ этой настойки… да и посл никогда, Тотчасъ матушка пошла къ батюшк. Я подумала о королев Эсири и корол Ассур, потому-что матушка была очень-хороша собой и пренжнаго сложенія, а батюшка казался тогда такъ страшенъ, какъ король Ассуръ. Спустя нсколько времени, они пришли вмст и тогда матушка сказала мн, что случилось и какъ она ходила въ комнату Питера, по желанію батюшки — хотя не должна была сказывать Питеру объ этомъ — чтобъ съ нимъ переговорить. Но Питера не было тамъ. Мы искали по всему дому, нтъ Питера, да и только! Даже батюшка, который не хотлъ сначала самъ искать, вскор началъ намъ помогать. Домъ пасторскій былъ очень-старый, весь въ лстницахъ и вверхъ, и внизъ. Сначала матушка звала тихо и кротко, затмъ, чтобъ успокоить бднаго мальчика: ‘Питеръ! милый Питеръ! это только я’, но, мало-по-малу, когда слуги воротились, батюшка разослалъ ихъ въ разныя стороны, чтобъ узнать, гд Питеръ. Когда мы не нашли его ни въ саду, ни на снник и нигд, крики матушки становились все громче и сильне: ‘Питеръ! Питеръ мой дорогой! гд ты?’ Она чувствовала и понимала, что его долгій поцалуй означалъ грустное ‘прости’. День проходилъ… матушка все искала и искала безъ отдыха во всхъ возможныхъ мстахъ, которыя осматривали уже разъ двадцать прежде. Батюшка сидлъ закрывъ лицо руками и не говорилъ ни слова, только когда посланные возвращались, не принося извстія, онъ поднималъ голову съ грустнымъ выраженіемъ и приказывалъ идти опять по какому-нибудь новому направленію. Матушка все ходила изъ комнаты въ комнату изъ дому и въ домъ, тихо и неслышно, но все не переставая. Ни она, ни батюшка не могли оставить дома, бывшаго сборнымъ мстомъ для всхъ посланныхъ. Наконецъ (было уже темно) батюшка всталъ и взялъ матушку за руку, когда она ходила дикими, грустными шагами отъ одной двери къ другой. Она вздрогнула отъ прикосновенія руки его, потому-что забыла все на свт, исключая Питера. ‘Молли!’ сказалъ онъ ‘а я не думалъ, что все это можетъ случиться’. Онъ посмотрлъ ей въ лицо для успокоенія, въ ея бдное, разстроенное, блдное лицо, ни она, ни батюшка не смли признаться, какой ужасъ былъ въ ихъ сердц, не наложилъ ли Питеръ руки на себя? Батюшка не видлъ сознательнаго взгляда въ горячихъ, сухихъ глазахъ жены, онъ не встртилъ сочувствія, которое всегда встрчалъ, и этотъ твердый человкъ, видя нмое отчаяніе на лиц ея, заплакалъ горько, но, когда она это увидла, кроткая печаль блеснула въ ея глазахъ и она сказала: ‘Милый Джонъ! не плачь, пойдемъ со мной, мы найдемъ его’, почти также весело какъ-будто знала, гд онъ. Она взяла огромную руку батюшки своей нжной ручкой и повела его — а слезы такъ и капали — безъ отдыха изъ комнаты въ комнату, по дому и по саду. О! какъ я желала, чтобъ пріхала Дебора! Я не имла времени плакать, потому-что теперь все лежало на мн. Я написала къ Дебор, чтобъ она воротилась, тайно послала человка въ домъ того самаго мистера Голбрука, и бднаго мистера Гольбрука!.. Вы знаете о комъ я говорю. Я не хочу сказать, чтобъ я послала прямо къ нему, но я отправила человка, на котораго могла положиться, узнать не тамъ ли Питеръ. Въ то время мистеръ Голбрукъ бывалъ у насъ часто… вы знаете, что онъ былъ кузенъ миссъ Поль, онъ обращался такъ ласково съ Питеромъ, училъ его удить рыбу, онъ былъ ласковъ ко всмъ и я подумала, что Питеръ, можетъ-быть, у него, но мистера Гольбрука не было дома, а Питера никто не видалъ. Наступила уже ночь, но двери были открыты настежь и батюшка съ матушкой ходили взадъ и впередъ, прошло ужь больше часу, какъ онъ сталъ искать Питера съ нею вмст, и не думаю, чтобъ они говорили другъ съ другомъ во все это время. Я развела въ столовой огонь и служанка приготовила чай: мн хотлось, чтобъ они согрлись, когда старый Клеръ попросилъ позволенія говорить со мной. ‘Я взялъ неводъ отъ мельника, миссъ Мэтти. Закинуть ли намъ въ прудъ сегодня или подождать до завтра?’ Помню, что я уставилась ему въ лицо и не понимала, что онъ хочетъ сказать, а когда поняла, я громко захохотала. Ужасъ этой новой мысли… нашъ милый дорогой Питеръ, холодный, окоченлый и мертвый! Помню еще теперь звукъ моего собственнаго смха. На слдующій день Дебора была дома, прежде чмъ я пришла въ себя. Она была не такъ слаба, какъ я, мои крики (мой страшный смхъ кончился рыданіями) пробудили мою нжную, милую мать, растроенныя мысли которой пришли въ порядокъ, какъ только ея дитя почувствовало необходимость въ попеченіяхъ. Они съ Деборой сидли у моей кровати, я узнала по ихъ лицу, что извстій о Питер не было и никакой ужасной страшной всти, чего я больше всего боялась въ моемъ смутномъ состояніи между сномъ и бодрствованіемъ. Тотъ же самый результатъ всхъ розъисковъ такимъ же точно образомъ облегчилъ матушку, которую, я уврена, мысль, что Питеръ, можетъ-быть, виситъ гд-нибудь мертвый, заставляла вчера безъ устали искать его. Ея кроткіе глаза сдлались совсмъ-другими посл этого, въ нихъ навсегда осталось безпокойное, алчущее выраженіе, какъ-будто они отъискивали того, чего не могли найдти. О! это было страшное время, вдругъ разразившееся громовымъ ударомъ въ спокойный ясный день, когда сирени были въ полномъ цвт.

— Гд мистеръ Питеръ? сиросила я.

— Онъ отправился въ Ливерпуль, тогда была тамъ война, королевскіе корабли стояли въ мерсейскомъ усть, тамъ обрадовались, что такой славный малый (пяти футовъ и девяти дюймовъ онъ былъ) самъ предложилъ вступить въ службу. Капитанъ написалъ къ батюшк, а Питеръ написалъ къ матушк. Постойте! эти письма должны быть гд-нибудь здсь.

Мы зажгли свчу и нашли письма капитана и Питера. Нашли также умоляющее письмецо отъ мистриссъ Дженкинсъ къ Питеру, адресованное въ домъ стараго школьнаго товарища, куда, она вздумала, можетъ-быть онъ пошелъ. Они возвратили письмо нераспечатаннымъ, нераспечатаннымъ оно оставалось съ-тхъ-поръ, положенное невзначай вмст съ другими письмами того времени. Вотъ оно:

‘Любезнйшій Питеръ,

‘Ты, врно, не думаешь, какъ мы огорчены, а то, конечно, не оставилъ бы насъ. Отецъ твой сидитъ и вздыхаетъ, такъ-что сердце больно сжимается. Онъ не можетъ съ горя поднять головы, однако, онъ сдлалъ только то, что считалъ справедливымъ. Можетъ-быть, онъ былъ слишкомъ-строгъ, можетъ-быть, и я не была довольно-ласкова, но Богу извстно, какъ мы тебя любимъ, нашъ милый, единственный мальчикъ. Старый Донъ (собака) такъ печалится о теб: воротись и осчастливь насъ, мы такъ много тебя любимъ. Я знаю, что ты воротишься’.

Но Питеръ не воротился. Весенній день былъ послднимъ, въ который онъ видлъ свою мать. Та, которая написала письмо, послдняя, единственная особа, видвшая, что тамъ было написано, умерла давно, а я, посторонняя, даже неродившаяся въ то время, когда случилось это происшествіе, только одна распечатала его.

Письмо капитана призывало отца и мать въ Ливерпуль немедленно, если они хотятъ видть сына. По какой-то странной и частой случайности въ жизни, письмо капитана было задержано гд-то, какъ-то.

Миссъ Мэтти продолжала:

— Это было время скачекъ, и вс почтовыя лошади въ Крэнфорд отправились на скачки, но батюшка съ матушкой сли въ свою собственную одноколку… Ахъ! душенька, они пріхали слишкомъ-поздно… корабль ушелъ! А теперь, прочтите письмо Питера къ матушк.

Оно было исполнено любви, грусти и гордости. Гордился онъ своимъ новымъ званіемъ. Въ письм замтно было болзненное чувство отъ посрамленія въ глазахъ крэнфордскаго народа, но кончалось оно горячей мольбой, чтобъ мать пріхала и повидалась съ нимъ прежде, нмъ онъ удетъ изъ Марсея: ‘Матушка! мы, можетъ-быть, пойдемъ въ сраженіе. Я надюсь, что мы пойдемъ колотить французовъ, но я долженъ васъ увидть до-тхъ-поръ’.

— А она пріхала слишкомъ-поздно! сказала миссъ Мэтти: — слишкомъ-поздно!

Мы сидли безмолвно, обдумывая полное значеніе этихъ грустныхъ, грустныхъ словъ. Наконецъ я просила миссъ Мэтти разсказать мн, какъ мать это перенесла.

— О! сказала она: — она была олицетворенное терпніе. Она никогда не была слишкомъ-крпка, а это ослабило ее страшно. Батюшка часто сидлъ, пристально смотря на нее, гораздо-грустне, нежели она. Казалось, что онъ не можетъ смотрть ни на что другое, когда она тутъ… (затушите свчку, душенька, я лучше могу говорить въ темнот) матушка была женщина слабая, неспособная перенести такой страхъ и потрясеніе, однако она улыбалась ему и успокоивала его не словами, но взглядами и голосомъ, которые были всегда веселы, когда онъ былъ тутъ. И она говорила, что Питеръ можетъ сдлаться скоро адмираломъ, онъ такой храбрый и умный, она думаетъ, что увидитъ его въ флотскомъ мундир и желаетъ знать, какого рода шляпы носятъ адмиралы, и какъ ему гораздо-скоре пристало быть морякомъ, нежели пасторомъ, и все такимъ-образомъ, только затмъ, чтобъ заставить батюшку думать, будто она совершенно-рада, что такъ кончилось несчастное утреннее происшествіе. Но, ахъ, душенька! какъ она горько плакала, когда оставалась одна, и наконецъ, длаясь все слабе, она не могла уже удерживать слезъ ни при Дебор, ни при мн, и давала намъ порученія за порученіями къ Питеру (корабль его ушелъ въ Средиземное Море, или куда-то туда, а потомъ велно ему было плыть въ Индію: тогда не было еще туда сухаго пути). Но она все говорила, что никто не зналъ, гд ожидаетъ насъ смерть и что мы не должны думать, что ея смерть близка. Мы этого не думали, но знали, потому-что видли, какъ она таяла. Ну, душенька, какъ это глупо съ моей стороны, когда, по всей вроятности, я такъ скоро ее увижу. Только подумайте, душенька, на другой день посл ея смерти — она прожила не больше года посл отъзда Питера — на другой день пришла ей посылка изъ Индіи отъ ея бднаго мальчика. Это была большая, мягкая, блая индійская шаль, съ узенькимъ бордюрчикомъ кругомъ, совершенно по вкусу матушки. Мы думали, что это пробудитъ батюшку, онъ сидлъ цлую ночь, держа покойницу за руку. Дебора принесла къ нему и шаль и письмо Питера и все. Сначала онъ не обратилъ на это вниманія, и мы вздумали начать маленькій разговоръ о шали, развернули ее и начали восхищаться. Онъ вдругъ вскочилъ: ‘Ее надо похоронить съ ней’ сказалъ онъ:— ‘Питеру это будетъ утшеніемъ, а ей было бы пріятно’. Ну, можетъ-быть, это было безразсудно, но что мы могли сдлать или сказать? Огорченнымъ всегда предоставляешь волю поступить по-своему. Онъ взялъ шаль въ руки и ощупалъ ее. ‘Точно такая, какую она желала имть, когда выходила замужъ, и какой мать ей не дала. Я узналъ это посл, а то купилъ бы ей, но все-равно, она получитъ ее теперь’. Матушка была такъ мила мертвая! Она была всегда хороша, а теперь казалась прелестной, блой, какъ воскъ, и молодой… моложе Деборы, когда та стояла дрожа и трепеща возл нея. Мы завернули ее въ длинныя, мягкія складки шали, она лежала съ улыбкой, будто это было ей пріятно, и люди приходили… весь Крэнфордъ приходилъ… попросить на нее взглянуть, потому-что они очень ее любили и по-справедливости, а деревенскія женщины принесли цвтовъ, жена стараго Клера принесла блыхъ фіалокъ и просила положить къ ней на грудь. Дебора сказала мн въ день похоронъ матушки, что еслибъ у нея было сто жениховъ, она никогда не выйдетъ замужъ и не оставитъ батюшки. Невроятно, чтобъ у ней было ихъ такъ много, не знаю даже, былъ ли хоть одинъ, но тмъ не мене эти слова длаютъ ей честь. Она была такою дочерью для батюшки, что не думаю, была ли другая такая прежде или посл. Глаза стали у него слабы, она читала ему книгу за книгой и писала и переписывала и всегда была къ его услугамъ по всякому приходскому длу. Она могла длать гораздо-больше, чмъ длала бдная матушка, она даже одинъ разъ написала за батюшку письмо къ епископу. Но онъ больно тосковалъ по матушк, весь приходъ это замчалъ. Не то, чтобъ онъ сталъ меньше дятеленъ: я думаю, напротивъ, больше и терпливе помогалъ каждому. Я длала все, что могла, чтобъ дать Дебор свободу оставаться съ нимъ, я знала, что не на многое гожусь и могу только услуживать другимъ и оставлять ихъ на свобод. Но батюшка совершенно измнился.

— А мистеръ Питеръ возвращался ли когда-нибудь домой?

— Да, одинъ разъ. Воротился къ намъ лейтенантомъ, въ адмиралы-то не вышелъ. И какъ они были дружны съ батюшкой! Батюшка возилъ его ко всмъ — такъ имъ гордился. Мы всегда гуляли подъ-руку съ Питеромъ. Дебора стала улыбаться (не думаю, чтобъ мы когда-нибудь смялись посл матушкиной смерти) и говорила, что она теперь въ отставк, однако батюшк всегда она была нужна: писать письма, читать или распоряжаться.

— А потомъ? сказала я посл нкотораго молчанія.

— Потомъ, Питеръ опять ушелъ въ море, а батюшка умеръ, благословивъ насъ обихъ и поблагодаривъ Дебору за все, чмъ она была для него, Разумется, наши обстоятельства перемнились, вмсто-того, чтобъ жить въ пасторскомъ дом и держать трехъ служанокъ и слугу, намъ надо было перехать въ этотъ маленькій домикъ и довольствоваться одной чернорабочей женщиной, но такъ-какъ Дебора обыкновенно говорила, мы всегда жили порядочно, даже когда обстоятельства понудили насъ жить просто. Бдная Дебора!

— А мистеръ Питеръ? спросила я.

— О, въ Индіи была какая-то большая война, я забыла, какъ ее называютъ, и потомъ мы никогда уже не слышали о Питер. Я сама полагаю, что онъ умеръ и меня иногда безпокоитъ, что мы не носили по немъ траура. И потомъ опять, когда я сижу одна и все въ дом тихо, мн кажется, будто я слышу его шаги но улиц и сердце начинаетъ биться и трепетать, но шумъ перестаетъ… а Питера все нтъ. Не воротилась ли Марта? Нтъ! Постойте я сама пойду, душенька, я всегда могу найдти дорогу въ потемкахъ. А свжій воздухъ у двери освжитъ мн голову, она у меня немного разболлась.

Она поплелась. Я зажгла свчу, чтобъ придать комнат веселый видъ, когда миссъ Мэтти воротится.

— Это пришла Марта? спросила я.

— Да. А я чувствую маленькое безпокойство: я слышала такой странный шумъ, когда отворяла дверь.

— Гд? спросила я, потому-что глаза ея были полны ужаса.

— На улиц… за дверью… мн послышалось, что-то похожее на…

— Шопотъ? подсказала я, видя, что она нсколько колеблется.

— Нтъ! на поцалуй…

II.
Вечеръ въ гостяхъ.

Въ одно утро, когда миссъ Мэтти и я сидли за работой — это было часовъ въ двнадцать, и миссъ Мэтти еще не перемнила своего чепчика съ желтыми лентами, который былъ самымъ наряднымъ у миссъ Дженкинсъ и который миссъ Мэтти носила теперь запросто, надвая другой, что былъ сдланъ по образцу чепчика мистриссъ Джемисонъ всякій разъ, когда она думала, что ее увидятъ — вошла Марта и спросила: можетъ ли миссъ Бетти Баркеръ поговорить съ ея госпожей. Миссъ Мэтти дала согласіе и быстро исчезла перемнить чепчикъ съ жолтыми лентами, покуда входила миссъ Баркеръ, но такъ-какъ она забыла очки и была нсколько-смущена посщеніемъ въ такое необыкновенное время, я не удивилась, что она воротилась съ двумя чепчиками, надтыми одинъ на другой. Она сама этого не знала и смотрла на насъ съ умильнымъ удовольствіемъ. Думаю даже, что и миссъ Баркеръ этого не примтила, потому-что, отложивъ въ сторону то небольшое обстоятельство, что она была ужь не такъ молода, какъ прежде и, слдовательно, не обращала большаго вниманія на наряды: она была слишкомъ-погружена въ предметъ своего визита, объясненный ею съ скромностью и съ безконечными извиненіями.

Миссъ Бетти Баркеръ была дочь стараго крэнфордскаго клерка, служившаго при мистер Дженкинс. Он съ сестрою служили горничными въ хорошихъ домахъ и накопили довольно денегъ, чтобъ завести модный магазинъ, принятый подъ покровительство сосднихъ дамъ. Леди Арлей, напримръ, часто давала миссъ Баркеръ свои старые чепчики на фасонъ, который он немедленно снимали и распространяли между крэнфордскимъ избраннымъ обществомъ. Я говорю избраннымъ, потому-что об миссъ Баркеръ усвоили себ тонъ Крэнфорда, и очень тщеславились своими ‘аристократическими связями’. Он не продавали своихъ чепчиковъ и лентъ людямъ безъ родословной. Не одна жена, или дочь фермера, вышла въ-сердцахъ изъ избраннаго магазина миссъ Баркеръ и отправлялась ко всеобщей лавк, гд барышъ отъ желтаго мыла и сахарнаго песку давалъ, возможность содержателю здить прямо въ Парижъ, какъ онъ говорилъ до-тхъ-поръ, пока не нашелъ, что его покупатели слишкомъ-большіе патріоты, чтобъ носить то, чти носятъ мусьё. Онъ, теперь, здилъ въ Лондонъ, гд, какъ онъ часто разсказывалъ своимъ покупателямъ, королева Аделаида явилась, только за недлю передъ тмъ, въ чепчик совершенно-похожемъ на тотъ, который онъ показывалъ имъ, убранный желтыми и голубыми лентами, и получила комплиментъ отъ короля Уильяма насчетъ красоты ея головной уборки.

Миссъ Баркеръ, державшіяся всегда истины и неодобрявшія кое-какихъ покупателей, все-таки наживались. Это были безкорыстные добрые люди. Сколько разъ видла я, какъстаршая (она была гориичной у мистриссъ Джемисонъ) несла какое-нибудь деликатное блюдо къ бдному! Он только обезьяничали знатныхъ, не желая имть никакого дла съ классомъ непосредственно ниже ихъ. Когда умерла старшая миссъ Баркеръ, барышъ ихъ и доходъ оказались такими, что миссъ Бетти могла запереть лавку и удалиться отъ длъ. Но также (кажется, я объ этомъ говорила) завела свою корову — знакъ важности въ Крэнфорд, почти такой же, какъ завести одноколку гд-нибудь въ другомъ мст. Она одвалась лучше иной дамы въ Крэнфорд, и мы этому не удивлялись, понимая, что она донашивала вс шляпки, чепчики и ленты, оставшіеся нераспроданными Она закрыла лавку лтъ пять или шесть назадъ, и во всякомъ другомъ мст, а не въ Крэнфорд, нарядъ ея сочли бы вышедшимъ изъ моды.

Теперь миссъ Бетти Баркеръ пришла пригласить миссъ Мэтти къ себ на чай въ слдующій вторникъ. Она и меня также пригласила, такъ-какъ я случилась тутъ же, хотя я могла видть, что она нсколько боится, не занимался ли отецъ мой торговлей съ-тхъ-поръ, какъ перехалъ въ Дрёмбль, и такимъ образомъ не изгналъ ли своего семейства изъ ‘аристократическаго общества’. Она длала столько предварительныхъ извиненій прежде этого приглашенія, что совершенно возбудила мое любопытство. Пусть извинятъ ея ‘смлость’. Что она длаетъ? Она казалась такъ этимъ взволнована, что мн могло только придти въ голову, ужь не писала ли она къ королев Аделаид, какъ мыть кружева, но обстоятельство, которое она такъ изображала, было, просто, приглашеніе къ бывшей госпож ея сестры. ‘Принявъ въ соображеніе ея первыя занятія, извинитъ ли миссъ Мэтти ея смлость?’

‘Ахъ!’ подумала я, ‘она примтила двойной чепецъ и хочетъ поправить головной уборъ миссъ Мэтти…’ Нтъ! она просто пригласить миссъ Мэтти и меня. Миссъ Мэтти поклонилась, въ знакъ согласія, и я удивлялась, какъ при этомъ граціозномъ движеніи она не почувствовала необыкновенную тяжесть и чрезмрную высоту своей головной уборки. Но, кажется, не почувствовала, потому-что она сохранила равновсіе и продолжала разговаривать съ миссъ Бэтти ласковымъ, снисходительнымъ образомъ, совсмъ непохожимъ на то смущеніе, которое овладло бы ею, еслибъ она подозрвала какой странный у нея видъ.

— Мистриссъ Джемисонъ будетъ, вы, кажется, сказали? спросила миссъ Метти.

— Да-съ, мистриссъ Джемисонъ, какъ нельзя ласкове и снисходительне сказала, что она очень-рада быть у меня. Она сдлала только одно маленькое условіе: она привезетъ Карлика. Я сказала ей, что если у меня есть слабости, такъ къ собакамъ.

— А миссъ Поль? разспрашивала миссъ Мэтти, которая думала о своей пульк въ преферансъ, для которой Карликъ негодится въ партнёры.

— Я иду просить миссъ Поль. Какъ я могла подумать просить ее прежде, чмъ попросила васъ, мадамъ… дочь пастора, мадамъ. Поврьте, я никогда не забываю, какое мсто занималъ мой отецъ у вашего.

— И мистриссъ Форрестеръ, разумется?

— И мистриссъ Форрестеръ. Я думала было идти къ ней прежде чмъ къ миссъ Поль. Хотя ея обстоятельства перемнились, однако, она вдь урожденная Тиррелль и мы не можемъ забыть, что она въ родств съ Биггами изъ Бигглау-Голль.

Для миссъ Мэтти гораздо-важне было то небольшое обстоятельство, что она прекрасно играла въ карты.

— Мистриссъ Фиц-Адамъ… я полагаю.

— Нтъ, мадамъ. Я должна сдлать разницу. Мистриссъ Джемисонъ, я думаю, несовсмъ будетъ пріятно встртиться съ мистрисъ Фиц-Адамъ. Я имю величайшее уваженіе къ мистриссъ Фиц-Адамъ… но не полагаю, чтобъ ея общество было прилично для такихъ дамъ, какъ мистриссъ Джемисонъ и миссъ Матильда Дженкинсъ.

Миссъ Бэтти Баркеръ низко поклонилась миссъ Мэтти и сжала рогъ. Она съ достоинствомъ взглянула на меня сбоку, какъ-бы говоря, что хотя она бывшая модистка, однако вовсе не демократка и понимаетъ различіе званій.

— Могу я просить васъ пожаловать въ мое маленькое жилище не позже половины седьмого), миссъ Матильда? Мистриссъ Джемисонъ обдаетъ въ пять, но была такъ добра, общала не откладывать своего визита дольше этого времени… въ половин седьмаго.

И съ низкимъ поклономъ миссъ Бэтти Баркеръ простилась.

Моя догадливая душа предсказала въ этотъ день визитъ миссъ Поль, которая обыкновенно приходила къ миссъ Матильд посл какого-нибудь происшествія, или передъ какимъ-нибудь происшествіемъ, потолковать съ ней.

— Миссъ Бетти сказала мн, что она сдлала выборъ и пригласила немногихъ, сказала миссъ Поль, сличивъ извстія съ миссъ Мэтти.

— Да, она это говорила. Даже мистриссъ Фиц-Адамъ не будетъ.

Мистриссъ Фиц-Адамъ была вдова и сестра крэнфордскаго доктора, о которомъ я прежде говорила. Родители ихъ, почтенные мызники были довольны своимъ положеніемъ. Назывались эти добрые люди Гоггинсъ. Мистеръ Гоггинсъ былъ теперь крэнфордскимъ докторомъ, намъ эта фамилія не нравилась и казалась ужасно-грубой, но, какъ говорила миссъ Дженкинсъ, еслибъ онъ перемнилъ ее въ Пегнгисъ, было бы немногимъ-лучше {Гогъ — свинья, а пегъ — поросенокъ. Прим. перевод.}. Мы надялись открыть родство между нимъ и той маркизой Эксетеръ, которая называлась Молли Гоггинсъ, но докторъ, беззаботный къ своимъ собственнымъ интересамъ, совершенно не зналъ и отвергалъ это родство, хотя, какъ говорила милая миссъ Дженкинсъ, у него была сестра, которую звали Мэри, а т же самыя имена весьма-часто употребляются въ нкоторыхъ семействахъ.

Вскоро миссъ Мэри Гоггинсъ вышла за мистера Фиц-Адама и исчезла изъ нашего сосдства намного лтъ. Она не двигалась въ сфер крэнфордскаго общества на столько высокой, чтобъ заставить насъ позаботиться узнать, что такое былъ мистеръ Фиц-Адамъ. Онъ умеръ и убрался къ своимъ праддамъ, а мы никогда и не думали о немъ. Потомъ мистриссъ Фиц-Адамъ появилась снова въ Крэнфорд ‘смлая какъ львица’, говорила миссъ Поль, зажиточной вдовою, одтою въ черное шелковое платье, такъ скоро посл смерти мужа, что бдная миссъ Дженкинсъ справедливо замчала: ‘бумазея показала бы боле, какъ она чувствуетъ свою потерю’.

Я помню совщаніе дамъ, собравшихся ршить вопросъ: посщать ли мистриссъ Фиц-Адамъ старымъ крэнфордскимъ жителямъ чистой дворянской крови? Она наняла большой домъ, который обыкновенно считался какъ-бы дающимъ патентъ на дворянство своимъ обитателямъ, потому-что во время оно, за семьдесятъ или восемьдесятъ лтъ передъ тмъ, дочь какого-то графа жила въ томъ же дом. Я не знаю наврно, не считалось ли проживаніе въ этомъ дом сообщающимъ необычайную силу разума, потому-что у графской дочери, леди Джэнъ, была сестра леди Анна, вышедшая за генерала во время американской войны, и этотъ генералъ написалъ одну или дв комедіи, которыя еще игрались на лондонской сцен и которыя, когда мы видли ихъ на объявленіяхъ, заставляли насъ выпрямляться и чувствовать, что Дрюри-Лэнъ длалъ славный комплиментъ Крэнфорду. Впрочемъ, еще не было ршено хать ли къ мистриссъ Фиц-Адамъ, когда умерла милая миссъ Дженкинсъ, а съ нею ясное знаніе строгаго уложенія о приличіи тоже исчезло.

Миссъ Поль замтила:

— Такъ-какъ большая часть дамъ изъ хорошей фамиліи въ Крэнфорд — старыя двицы, или бездтныя вдовы, то если мы не дадимъ нкоторое послабленіе и не сдлаемся мене-исключительны, то мало-по-малу у насъ вовсе не станетъ общества.

Мистриссъ Форрестеръ продолжала въ томъ же смысл:

— Она всегда думала, что Фицъ значитъ нчто аристократическое. Есть Фиц-Рои: она думала, что нкоторыя изъ королевскихъ дтей были названы Фиц-Роями, были также Фиц-Клэренсы, дти добраго короля Уильяма Четвертаго, Фиц-Адамъ — это премилая фамилія, и она думаетъ, что это, вроятно, значитъ: ‘дитя Адама’. Никто, неимющій хорошей крови въ жилахъ, не осмлится называться Фицъ: фэлилія много значитъ. У ней былъ кузенъ, писавшій свою фамилію двумя маленькими фф — ffoulks, и всегда смотрлъ съ презрніемъ на прописныя буквы, онъ говорилъ, что такія имена принадлежатъ къ поздно-вымышленнымъ фамиліямъ. Она боялась, чтобъ онъ не умеръ холостякомъ: онъ былъ такъ разборчивъ. Когда встртился съ мистриссъ ффарингдонъ на водахъ, она тотчасъ ему понравилась, это была прехорошенькая женщина, вдова, съ очень-хорошимъ состояніемъ и ‘мой кузенъ’, мистеръ ффулксъ женился на ней только по милости ея двухъ маленькихъ фф.

Мистриссъ Фиц-Адамъ не предстоялъ случай встртиться съ какимъ-нибудь мистеромъ Фицомъ въ Крэнфорд, стало-быть, не эта причина заставила ее поселиться въ Крэнфорд. Миссъ Мэтти думала, что можетъ быть надежда быть принятой въ общество, что конечно было бы весьма-пріятнымъ возвышеніемъ для ci-devant миссъ Гоггинсъ, но если такова была ея надежда, то было бы жестоко разочаровать ее.

Итакъ, вс похали къ мистриссъ Фиц-Адамъ, вс, кром мистриссъ Джемисонъ, которая показывала, какого благороднаго происхожденія была она, потому-что никогда не примчала мистриссъ Фиц-Адамъ, когда он встрчались на крэнфордскихъ вечеринкахъ. Въ комнат бывало по восьми или по десяти дамъ, а мистриссъ Фиц-Адамъ, самая объемистая изъ всхъ, и она непремнно вставала, когда входила мистриссъ Джемисонъ, и кланялась ей очень-низко, когда бы ни обернулась та въ ея сторону, такъ низко въ-самомъ-дл, что, я думаю, должно-быть, мистриссъ Джемисонъ смотрла на стну, потому-что никогда не шевелила ни однимъ мускуломъ въ лиц, какъ-будто ея не видала. А все-таки мистриссъ Фиц-Адамъ продолжала свои поклоны.

Весенніе вечера сдлались свтлы и длинны, когда три или четыре дамы, въ коляскахъ (calash), встртились у двери миссъ Баркеръ. Знаете ли вы, что такое коляска? Это родъ капюшона, носимаго на чепчикахъ, довольно-похожій на кузовъ старомодныхъ экипажей, но иногда не такой огромный. Этотъ родъ головного убора всегда длалъ ужасное впечатлніе на крэнфордскихъ ребятишекъ, даже и теперь двое или трое перестали играть на улиц и собрались въ изумленномъ безмолвіи вокругъ миссъ Поль, миссъ Мэтти и меня, мы тоже были безмолвны и могли слышать сдерживаемый шопотъ за дверью миссъ Баркеръ.

— Постой, Пегги! покуда я побгу наверхъ и вымою руки. Когда я закашляю отвори дверь, я ворочусь черезъ минуту.

И точно, не боле, какъ черезъ минуту, мы услышали шумъ, чиханье и покашливанье, при которомъ дверь отворилась. За дверью стояла служанка, вытаращивъ свои круглые глаза на почтенную компанію, входившую въ молчаніи. Она сохранила настолько присутствіе духа, что ввела насъ въ небольшую комнатку, прежде бывшую лавкой, а теперь превращенную во временную уборную. Тутъ мы оправили свои платья и самихъ себя передъ зеркаломъ, приняли сладостныя и граціозныя лица и потомъ, отступая назадъ съ словами: ‘Посл васъ, ме’мъ’, мы пустили мистриссъ Форрестеръ идти первой по узкой лстниц, которая вела въ гостиную миссъ Баркеръ. Она сидла такъ величественно и чинно, какъ-будто мы не слыхали страннаго кашля, посл котораго горло ея и теперь, должно-быть, еще болло и хрипло. Ласковая, милая, бдно-одтая мистриссъ Форрестеръ тотчасъ была приведена на второе почетное мсто. Первенство, разумется, сохранялось для ея сіятельства мистриссъ Джемисонъ, которая, пыхтя, входила на лстницу. Карликъ вертлся около нея, какъ-будто намревался сбить ее съ ногъ.

Теперь-то миссъ Бетти Баркеръ была гордая, счастливая женщина! Она поправила огонь, заперла дверь и сла къ ней такъ близко, какъ только было возможно: сла совсмъ на кончик кресла. Когда вошла Пегги, шатаясь подъ тяжестью чайнаго подноса, я примтила, что миссъ Баркеръ боялась, что Пегги не станетъ держаться на приличномъ разстояніи. Он съ своей госпожей были весьма-фамильярны въ своихъ ежедневныхъ отношеніяхъ, и Пегги теперь надо было сказать ей нчто по секрету, что миссъ Баркеръ ужасно хотлось слышать, но что она считала своей обязанностью не допустить ее сказать. И потому она отвернулась отъ подмигиванья и знаковъ, которые ей длала Пегги, сдлала два или три отвта весьма-некстати на то, что было сказано и, наконецъ, охваченная свтлой идеей, воскликнула:

— Бдняжка, Карликъ! я совсмъ о немъ забыла. Пойдемъ со мною внизъ, милая собачка, я дамъ теб чайку!

Черезъ нсколько минутъ она воротилась, ласковая и кроткая, какъ прежде, но я подумала, что она забыла дать ‘милой собачк’ что-нибудь пость, судя по жадности, съ которой та глотала куски пирожнаго. Чайный подносъ былъ изобильно нагруженъ, мн было пріятно это видть: я была очень-голодна, но боялась, чтобъ присутствующія дамы не сочли это невжливостью. Я знаю, что он говорили бы это въ своихъ собственныхъ домахъ, но здсь какъ-то все исчезало. Я видла, какъ мистриссъ Джемисонъ кушала тминную каврижку, медленно, такъ, какъ она длала все, я нсколько удивилась этому, потому-что она намъ говорила на своемъ послднемъ вечер, что этой каврижки никогда не будетъ у ней въ дом, что каврижка напоминаетъ ей душистое мыло. Она всегда угощала насъ савойскими сухариками. Однако мистриссъ Джемисонъ была снисходительна къ незнанію миссъ Баркеръ обычаевъ высшей жизни, и чтобъ пощадить ея щекотливость, съла три большіе куска тминной каврижки, съ покойнымъ выраженіемъ, очень-похожимъ на коровье.

Посл чаю настало нкоторое недоумніе и затрудненіе. Насъ было шестеро, четверо могли играть въ преферансъ, а для двухъ оставалась криббиджъ {Въ род нашихъ дурачковъ. Прим. перевод.}, но вс, исключая меня (я нсколько боялась крэнфордскихъ дамъ за картами, потому-что такое занятіе казалось для нихъ самымъ важнымъ, серьёзнымъ дломъ), сгарали желаніемъ участвовать въ пульк, даже миссъ Баркеръ, хотя объявляла, что не уметъ отличить пиковаго туза отъ червоннаго валета, тоже раздляла это желаніе. Дилемма скоро была приведена къ концу страннымъ шумомъ. Еслибъ невстку баронета можно было подозрвать въ храпніи, я сказала бы это о мистриссъ Джемисонъ, потому-что, пересиленная жаромъ комнаты и наклонная къ дремот отъ природы, мистриссъ Джемисонъ не могла устоять отъ искушенія такого покойнаго кресла и дремала. Разъ или два она съ усиліемъ открывала глаза и спокойно, но безсознательно намъ улыбнулась, мало-по-малу, однакожь, даже ея благосклонность не могла устоять противъ этого напряженія, и она заснула глубоко.

— Какъ для меня пріятно, шептала миссъ Баркеръ за карточнымъ столомъ тремъ оппоненткамъ, которыхъ, несмотря будто-бы на свое незнаніе игры, она объигривала немилосердно:— очень-пріятно, право, видть, что мистриссъ Джемисонъ чувствуетъ себя какъ дома въ моемъ маленькомъ жилищ, она не могла сдлать мн большаго комплимента.

Миссъ Баркеръ снабдила меня литературными произведеніями, въ форм трехъ или четырехъ красиво-переплетенныхъ книжечекъ, изданныхъ лтъ десять или двнадцать назадъ, замтивъ, когда она придвинула столикъ и свчку для моего личнаго употребленія, что знаетъ, какъ молодежь любитъ разсматривать картинки. Карликъ лежалъ, фыркалъ и вздрагивалъ у ногъ своей госпожи: онъ тоже чувствовалъ себя какъ дома.

Сцену за карточнымъ столомъ было преинтересно наблюдать: четыре дамскія головы кивали другъ другу и сталкивались посреди стола съ желаніемъ пошептать проворно и громко, но время отъ времени миссъ Баркеръ проговаривала: ‘Тише! сдлайте милость, тише! мистриссъ Джемисонъ почиваетъ’.

Было чрезвычайно-трудно справиться съ глухотой мистриссъ Форрестеръ и сномъ мистриссъ Джемисонъ. Но миссъ Баркеръ хорошо исполняла свою ревностную обязанность. Она шептала мистриссъ Форрестеръ, выразительно кривляясь, чтобъ показать движеніемъ губъ, что говорилось, и потомъ ласково улыбалась всмъ намъ, бормоча про-себя: ‘Право, очень-пріятно, я желала бы, чтобъ моя бдная сестра дожила до этого дня’.

Вдругъ дверь отворилась настежь, Карликъ вскочилъ съ кроткимъ лаемъ и мистриссъ Джемисонъ проснулась, или, можетъ-быть, она вовсе не спала, какъ сказала она почти тотчасъ, въ комнат было такъ свтло, что она была рада зажмурить глаза, но слышала съ величайшимъ удовольствіемъ весь нашъ веселый и пріятный разговоръ. Пегги еще разъ явилась, раскраснвшись отъ важности. Другой подносъ! ‘О знатность!’ подумала я, ‘можешь ли ты перенести этотъ послдній ударъ?’ Миссъ Баркеръ заказала (я не сомнваюсь, что и приготовила, хотя она сказала: ‘ну! Пегги, что ты намъ принесла?’ и казалось пріятно удивлена при этомъ неожиданномъ удовольствіи) всякаго рода пріятныхъ вещей для ужина: поджаренныхъ устрицъ, морскихъ раковъ, студень, блюдо, называемое ‘litlle cupids’ (очень-любимое крэнфордскими дамами, хотя слишкомъ-дорогое для угощенія, исключая торжественныхъ случаевъ — макароны, намоченныя въ вин, назвала бы я это блюдо, еслибъ не знала боле-утонченнаго и классическаго названія). Короче, насъ хотли угостить всмъ, что только было самаго лучшаго и деликатнаго, и мы думали, что лучше благосклонно покориться, даже на счетъ нашей знатности, которая никогда вообще не ужинаетъ, но которая, подобно многимъ неужинающимъ, чрезвычайно бываетъ голодна при всхъ особенныхъ случаяхъ.

Миссъ Баркеръ въ своей прежней сфер была, смю сказать, знакома съ напиткомъ, называемымъ вишнёвкой. Никто изъ насъ не видалъ ничего подобнаго, и вс мы попятились, когда она предложила ‘маленькую, крошечную рюмочку — знаете, посл устрицъ и раковъ. Думаютъ, что устрицы и раки не-очень-здоровы’. Мы вс покачали головой подобно китайскимъ кукламъ, но, наконецъ, мистриссъ Джэмисонъ допустила себя уговорить, и мы послдовали ея примру. Это питье было довольно-вкусно, но такъ горячо и крпко, что мы принуждены были высказать нашу непривычку къ такимъ вещамъ страшнымъ кашлемъ, почти такимъ же страшнымъ, какъ кашель миссъ Баркеръ, прежде чмъ насъ впустила Пегги.

— Очень-крпко, сказала миссъ Поль, поставивъ опорожненную рюмку.— Я полагаю, что тутъ есть спиртъ.

— Только крошечная капелька… именно сколько нужно, чтобъ не испортилось, сказала миссъ Баркеръ.— Вы знаете, мы завязываемъ бумагою, намоченною въ водк, банки съ вареньемъ, чтобъ оно не портилось. Я часто чувствую себя подхмлькомъ, повъ торту изъ дамасскихъ сливъ.

Не знаю, открылъ ли бы такъ сердце мистриссъ Джемисонъ тортъ изъ дамасскихъ сливъ, какъ вишнёвка, но мистриссъ Джемисонъ сказала намъ о предстоящемъ событіи, относительно котораго сохраняла до-тхъ-поръ молчаніе.

— Моя невстка, леди Гленмайръ детъ ко мн въ гости.

— Вс воскликнули хоромъ: ‘неужели!’ потомъ замолчали. Каждая мысленно сдлала осмотръ своему гардеробу, то-есть приличенъ ли онъ для появленія въ присутствіи вдовы баронета. Вдь въ Крэнфорд всегда начинаются празднества, когда къ нашимъ друзьямъ прідетъ какая-нибудь гостья. Мы весьма-пріятно оживились при надежд предстоящаго случая.

Вскор посл этого доложили о прибытіи служанокъ съ фонарями. У мистриссъ Джэмисонъ былъ портшезъ, прошедшій съ нкоторымъ трудомъ въ тсныя сни миссъ Баркеръ и, въ буквальномъ смысл, загородившій дорогу.

Требовался нкоторый искусный манёвръ со стороны старыхъ носильщиковъ (башмачниковъ, которые, когда ихъ призывали нести портшезъ, одвались въ чудную старую ливрею, длинные сюртуки съ маленькими воротниками, современную портшезу и похожую на одежду этого же рода въ картинахъ Богарта), чтобъ пробраться впередъ и вынести назадъ эту ношу изъ парадной двери миссъ Баркеръ. Потомъ мы услышали топотъ разнощиковъ по спокойной улиц, надвая наши коляски и натягивая перчатки, миссъ Баркеръ вертлась около насъ съ предложеніемъ услугъ, которыя были бы гораздо-убдительне, еслибъ она не помнила своего прежняго занятія и не желала, чтобъ мы о немъ забыли.

III.
Ваше сіятельство.

На другой день рано утромъ, тотчасъ посл двнадцати, миссъ Поль явилась къ миссъ Мэтти, подъ предлогомъ какого-то ничтожнаго дла. Тутъ очевидно что-то скрывалось, наконецъ это обнаружилось.

— Кстати вы меня сочтете ужасной невждой, но знаете ли, я наложусь въ недоумніи, какъ надо говорить съ леди Гленмайръ, надо ли прибавлять ‘ваше сіятельство’ тамъ, гд вообще всмъ говорится ‘вы’? Я ломала голову цлое утро также надъ тмъ, какъ говорить ‘миледи’ или ‘мэ’мъ’? Вы, вдь, знали леди Арлей… будьте такъ добры, скажите мн, какъ должно говорить съ и ерами?

Бдная миссъ Мэтти! она сняла очки, надла ихъ опять, но какъ говорили съ леди Арлей, не могла припомнить.

— Это было такъ давно, сказала она.— Господи! Господи! какъ я глупа! Не думаю, чтобъ я ее видла больше двухъ разъ. Я знаю, что мы обыкновенно звали сэра Питера, ‘сэръ Питеръ’, но онъ гораздо-чаще бывалъ у насъ, чмъ леди Арлей. Дебора сейчасъ бы сказала, миледи — ваше сіятельство звучитъ какъ-то странно и какъ-будто ненатурально. Я никогда не думала^— объ этомъ прежде, но теперь нахожусь въ совершенномъ затрудненіи.

Врно одно, что миссъ Поль не добьется благоразумнаго ршенія отъ миссъ Мэтти, которая каждую минуту приходила все въ большее-и-большее изумленіе и замшательство относительно этикета въ названіи.

— Я, право, думаю, сказала миссъ Поль:— что мн лучше пойдти и сказать мистриссъ Форрестеръ о нашемъ маленькомъ затрудненіи. Нкоторые люди такъ щекотливы, а вдь никто не захочетъ заставить леди Гленмайръ думать, что мы, въ Крэнфорд, совсмъ не знаемъ этикета высшаго общества.

— А нельзя ли вамъ будетъ зайдти сюда, милая миссъ Поль, на возвратномъ пути и сказать мн, какъ вы поршите? Что бы вы ни придумали съ мистриссъ Форрестеръ, буду я уврена, что хорошо. ‘Леди Арлей, сэръ Питеръ’, говорила про-себя миссъ Мэтти, стараясь припомнить прежній образъ выраженія.

— Кто такая леди Гленмайръ? спросила я.

— Вдова мистера Джемисона… то-есть покойнаго супруга мистриссъ Джемисонъ… вдова его старшаго брата. Мистриссъ Джемисонъ, урожденная миссъ Уокеръ, дочь губернатора Уокера. Ваше сіятельство… душенька, если они ршатся на такой образъ выраженія, вы позволите мн привыкнуть сначала говорить такъ съ вами, а то я совершенно сконфужусь, если заговорю въ первый разъ съ леди Гленмайръ.

Для миссъ Мэтти было большимъ облегченіемъ, когда мистриссъ Джемисонъ явилась къ ней за весьма-невжливымъ дломъ. Я примчаю, что апатическіе люди гораздо-боле другихъ дерзки. Мистриссъ Джемисонъ изволила объявить просто-на-просто, что она совсмъ не желаетъ, чтобъ крэнфордскія дамы прізжали къ ея невстк. Не могу сказать въ-точности, какъ она это объяснила, потому-что я пришла въ негодованіе и разгорячилась, когда она медленно, обдуманно, изъясняла свое желаніе миссъ Мэтти, миссъ Мэтти, сама настоящая леди, не могла понять тхъ чувствъ, которыя заставляли мистриссъ Джемисонъ показать своей благородной невстк, будто она посщаетъ только графскія фамиліи. Миссъ Мэтти оставалась въ замшательств и недоумніи долго посл того, какъ я догадалась, о причин посщенія мистриссъ Джемисонъ.

Когда она поняла предметъ визита сіятельной леди, пріятно было видть, съ какимъ спокойнымъ достоинствомъ приняла она извщеніе, сдланное такъ невжливо. Она не оскорбилась, она была слишкомъ для этого кротка, даже хорошенько не сознавала своей аптипатіи къ поведенію мистриссъ Джемисонъ: но въ ея мысляхъ было что-то похожее на это чувство, оно заставило ее переходить отъ одного предмета къ другому съ меньшимъ смущеніемъ и съ большимъ спокойствіемъ, чмъ обыкновенно. Мистриссъ Джемисонъ была смущена гораздо-боле ея, и я видла, что она торопилась ухать.

Вскор посл этого возвратилась миссъ Поль, красня отъ негодованія.

— Ну, прекрасно! у васъ была мистриссъ Джемисонъ, мн сказала Марта, и мы не должны бывать у леди Гленмайръ. Да, я встртилась съ мистриссъ Джемисонъ на половин дороги отсюда къ мистриссъ Форрестеръ, и она мн сказала, да такъ удивила, что я не нашлась ничего отвтить. Жаль, что мн не пришло на мысль что-нибудь колкое и саркастическое, я придумаю сегодня. Вдь леди-то Гленмайръ больше ничего какъ вдова шотландскаго баронета! Я справлялась въ ‘Книг Перовъ’ у мистриссъ Форрестеръ, чтобъ посмотрть, кто такая эта дама, которая должна сохраняться подъ стекляннымъ колпакомъ?— вдова шотландскаго пера, никогда незасдавшаго въ Палат Лордовъ и совершеннаго нищаго, смю сказать, а сама она пятая дочь какого-то Кембля. Вы дочь пастора, по-крайней-мр, въ родств съ Арлеями: вдь сэръ Питеръ могъ быть виконтомъ Арлеемъ — всякій это знаетъ.

Миссъ Мэтти пыталась успокоить миссъ Поль, но напрасно: эта дама, обыкновенно такая ласковая и добродушная, находилась теперь въ полномъ разгар ярости.

— А я сегодня утромъ заказала чепчикъ, проговорила она наконецъ, высказавъ секретъ, который былъ причиною главной обиды.— Мистриссъ Джемисонъ увидитъ, легко ли заставить меня быть четвертой въ преферанс, когда у ней не будетъ никого изъ ея знатной шотландской родни.

Выходя изъ церкви, въ первое воскресенье, когда леди Гленмайръ появилась въ Крэнфорд, мы усердно разговаривали между собою и повернулись спиной къ мистриссъ Джемисонъ и ея гость. Если мы не могли къ ней здить, то не хотли даже и смотрть на нее, хотя умирали отъ любопытства узнать, какова она. Намъ оставалось удовольствіе разспросить вечеромъ Марту. Марта не принадлежала къ той сфер общества, похвалы котораго могли почесться комплиментомъ для леди Гленмайръ, и Марта смотрла во вс глаза.

— Это вы говорите про ту низенькую барыню, что была съ мистриссъ Джемисонъ? А я думала, что вамъ любопытне будетъ узнать, какъ была одта мистриссъ Смитъ, новобрачная (мистриссъ Смитъ была жена мясника).

Миссъ Поль сказала:

— Господи помилуй! какъ-будто мы заботимся о какой-нибудь мистриссъ Смитъ, но тотчасъ замолчала, какъ только Марта продолжала:

— Низенькая барыня на церковной скамейк мистриссъ Джемисонъ была въ черномъ, порядочно-поношенномъ шелковомъ плать и въ шотландскомъ простомъ салоп, а глаза у ней черные и очень — блестящіе, сударыня, а лицо этакое пріятное и востренькое, ужь немолода, сударыня, а все-таки помоложе самой мистриссъ Джемисонъ. Она, словно птица, вертла глазами во вс стороны, а выходя препроворно, подобрала свое платье. Я скажу вамъ вотъ что, сударыня: она очень-похожа на мистриссъ Диконъ, содержательницу гостинницы, подъ вывскою ‘Дилижансовъ’.

— Шшъ, Марта! сказала миссъ Мэтти, это непочтительно.

— Не-уже-ли, сударыня? Прошу прощенія, да Джимъ Гэрнъ это говоритъ. Онъ говоритъ, что это точь-въ-точь такая востренькая, живая баба.

— Леди, сказала миссъ Поль.

— Леди… какъ мистриссъ Диконъ….

Прошло и другое воскресенье, а мы все отворачивались отъ мистриссъ Джемисонъ и ея гостьи, и длали замчанія, которыя казались намъ очень-саркастическмми, почти даже слишкомъ. Миссъ Мэтти, очевидно, было неловко отъ нашей саркастической манеры выражаться, можетъ-быть, въ это время леди Гленмайръ нашла, что домъ мистриссъ Джемисонъ былъ не самый веселый и не самый пріятный домъ въ мір, можетъ-быть мистриссъ Джемисонъ нашла, что большая часть графскихъ фамилій была въ Лондон, и что т, которыя оставались въ вашей провинціи, не такъ чувствительны, какъ бы слдовало къ пребыванію леди Гленмайръ въ ихъ сосдств. Великія событія происходятъ отъ ничтожныхъ причинъ, и я не беру на себя сказать, что заставило мистриссъ Джемисонъ измнить свое намреніе относительно изгнанія крэнфордскихъ дамъ и послать ко всмъ пригласительныя записки на вечеръ въ слдующій вторникъ. Самъ мистеръ Мёллинеръ разносилъ ихъ. Онъ, кажется, не зналъ, что во всякомъ дом есть черный ходъ, и длалъ всегда больше шуму, чмъ госпожа его, мистриссъ Джемисонъ. У него было три записочки, которыя онъ понесъ въ большой сумк, чтобъ заставить госпожу свою думать, будто он ужасно-тяжелы, хотя он легко могли помститься въ его карман.

Мы съ миссъ Мэтти спокойно ршили отвчать, что намъ нужно остаться дома. Это было именно въ тотъ вечеръ, когда миссъ Мэтти обыкновенно длала фитили изъ всхъ писемъ и ненужныхъ бумагъ, накопившихся въ недлю, по понедльникамъ счеты ея уплачивались аккуратно, ни одного пенни не оставалась она должна за прошлую недлю, такимъ-образомъ мы устроились, чтобъ сожиганіе происходило во вторникъ и оно подало законный поводъ къ отказу на приглашеніе мистриссъ Джемисонъ. Но прежде, чмъ мы написали отвтъ, явилась миссъ Поль съ распечатанной запиской въ рукахъ.

— Такъ! сказала она.— А! я вижу и вы тоже получили приглашеніе. Лучше поздно, чмъ никогда. Я готова была сказать заране, что пожелаетъ леди Гленмайръ нашего общества прежде, чмъ пройдутъ недльки дв.

— Да, сказала миссъ Мэтти: — просятъ вечеромъ, во вторникъ. Можетъ-быть, не потрудитесь ли вы принести вашу работу и откушать съ нами чаю во вторникъ. Я обыкновенно въ этотъ день пересматриваю недльныя бумаги, счеты, письма и сожигаю ихъ, но это недостаточная причина для отговорки, хотя я и намревалась такъ поступить. Теперь, если вы прійдете, то совсть моя будетъ соворшенно-спокойна и, къ-счастью, записка еще не написана.

Я видла какъ миссъ Поль перемнилась въ лиц.

— Стало-быть вы не намрены туда? спросила она.

— О, нтъ! сказала спокойно миссъ Мэтти.— Да и вы тоже, я полагаю?

— Не знаю, отвчала миссъ Поль.— Да, я думаю идти, сказала она вдругъ нсколько-рзко, и видя, что миссъ Мэтти глядитъ на нее съ удивленіемъ, прибавила:— видите несовсмъ-пріятно заставить думать мистриссъ Джемисонъ, будто мы обижаемся всмъ тмъ, что она ни скажетъ, или ни сдлаетъ, будто мы всему этому придаемъ важность. Это значитъ унизиться передъ нею, и я по-крайней-мр на это несогласна. Для мистриссъ Джемисонъ будетъ очень-лестно, если мы позволимъ ей предполагать, что слова ея могутъ казаться намъ оскорбительными недлю, или даже десять дней спустя.

— Я полагаю, что дурно оскорбляться и досадовать такъ долго на что бы то ни было. Можетъ-быть, впрочемъ, она и не думала оскорблять насъ. Но я должна признаться не допустила бы себя сказать то, что сказала мистриссъ Джемисонъ: она ясно выразилась, чтобъ мы не прізжали. Я, право, думаю, не поду.

— О, подемте! миссъ Мэтти, вамъ надо хать, вы знаете, пріятельница наша мистриссъ Джемисонъ гораздо-флегматичне многихъ другихъ и не входитъ въ тонкія деликатности, которыми вы обладаете въ такой замчательной степени.

— Я думала, что и вы обладали ими тоже въ тотъ день, когда мистриссъ Джемисонъ приходила сказать, чтобъ мы у ней не бывали, сказала простодушно миссъ Мэтти.

Но миссъ Поль, въ-добавокъ къ тонкимъ деликатностямъ своихъ чувствъ, обладала также щегольскимъ чепчикомъ, который ей ужасно хотлось показать изумленному міру, и потому она, казалось, забыла вс колкія слова, произнесенныя дв недли назадъ, и убдила миссъ Мэтти, какъ дочь покойнаго пастора, купить новый чепчикъ и идти на вечеръ къ мистриссъ Джемисонъ. Такимъ-образомъ было написано, что ‘мы съ величайшимъ удовольствіемъ принимаемъ приглашеніе’, вмсто ‘сожалемъ, что принуждены отказаться’.

Трата на наряды въ Крэнфорд заключалась въ одной этой стать, о которой я упоминала. Если на головахъ были щегольскіе новые чепчики, дамы походили на страусовъ и не заботились нисколько объ остальной части своего тла. Старыя платья, блые достопочтенные воротнички, множество брошекъ везд (на нкоторыхъ были нарисованы собачьи глаза, нкоторыя походили на рамочку картины съ мавзолеями и плакучими ивами, другія были съ миньятюрными портретами дамъ и кавалеровъ, нжно-улыбавшихся), старыя брошки были постояннымъ украшеніемъ, а новые чепчики, чтобъ слдовать новйшей мод, крэпфордскія дамы всегда одвались съ цломудреннымъ изяществомъ и пристойностью, какъ миссъ Баркеръ премило выразилась однажды.

И въ трехъ новыхъ чепчикахъ, съ большимъ количествомъ брошекъ, чмъ видали когда-нибудь, съ-тхъ-поръ, какъ Крэнфордъ сдлался городомъ, явились мистриссъ Форрестеръ, миссъ Мэтти и миссъ Поль на достопамятный вечеръ во вторникъ. Я сама сосчитала семь брошекъ на миссъ Поль. Дв были небрежно пришпилены на чепчикъ (на одной была бабочка, сдланная изъ шотландскихъ топазовъ, которую живое воображеніе могло принять за живую, третья брошка прикрпляла филейный платочекъ, четвертая воротникъ, пятая украшала лифъ платья, какъ-разъ средину между грудью и поясомъ, а шестая кончикъ мыска. Гд была седьмая — я забыла, но наврно знаю, что она гд-то была.

Но я забгаю впередъ слишкомъ-скоро, описывая наряды достопочтеннаго общества. Я должна прежде описать, какъ собирались къ мистриссъ Джемисонъ. Дама эта жила въ большомъ дом за городомъ. Дорога, бывшая прежде улицей, шла передъ домомъ безъ промежуточнаго сада или двора. Откуда ни свтило солнце, оно никогда не сіяло на переднюю часть этого дома. Жилые покои были назади и выходили въ хорошенькій садикъ, а окна на улицу принадлежали кухн, комнатамъ слугъ и кладовымъ, въ одной изъ этихъ комнатъ — такая носилась молва — сидитъ мистеръ Мёллинеръ. Точно, смотря наискось, мы часто видли его затылокъ, покрытый пудрой, которая также покрывала и воротникъ, и сюртукъ, этотъ важный затылокъ всегда былъ погруженъ въ чтеніе газеты ‘Сен-джемской Хроники’, широко-раскрытой, что до извстной степени изъясняло, почему газета такъ долго не доходила до насъ, хотя мы были такія же подписчицы, какъ и мистриссъ Джемисонъ, но которая, по праву своей сіятельности, всегда первая ихъ читала. Въ этотъ вторникъ остановка послдняго нумера была особенно-досадна: и миссъ Поль, и миссъ Мэтти, об, особенно первая, желали просмотрть его, чтобъ зазубрить придворныя новости и быть въ-состояніи говорить о нихъ на вечернемъ свиданіи съ аристократками. Миссъ Поль сказала намъ, что она воспользовалась временемъ и одлась въ пять часовъ, чтобъ быть готовой, если газеты прибудутъ въ послднюю минуту, т самыя газеты, которыя напудренная голова преспокойно читала, когда мы проходили мимо окна.

— Дерзкій! сказала миссъ Поль тихимъ негодующимъ шопотомъ.— Мн бы хотлось спросить, платитъ ли его госпожа за то, что онъ читаетъ ихъ.

Мы посмотрли на нее съ восторгомъ, восхищаясь мужествомъ этой мысли, потому-что мистеръ Мёллинеръ былъ предметомъ величайшаго страха для всхъ насъ. Онъ, казалось, никогда не забывалъ, какое снисхожденіе оказалъ онъ Крэнфорду, согласившись въ немъ жить. Миссъ Дженкинсъ, бывало, являлась неустрашимой защитницей своего пола и говорила съ нимъ какъ съ ровней, но и миссъ Дженкинсъ не могла идти выше. Даже въ самомъ веселомъ и любезномъ расположеніи, онъ походилъ на сердитаго какаду. Онъ говорилъ только угрюмыми, односложными словами. Онъ непремнно оставался въ передней, когда просили его не оставаться, а потомъ обижался, зачмъ мы держали его тамъ, пока трепещущими, торопливыми руками мы охорашивались передъ входомъ въ гостиную.

Миссъ Поль осмлилась пошутить, когда мы шли наверхъ, съ намреніемъ, хотя она обращалась къ намъ, развеселить нсколько мистера Мёллинера. Мы вс улыбнулись, чтобъ показать, будто мы нисколько не были женированы, и робко взглянули на мистера Мёллинера, ожидая его сочувствія. На этомъ деревянномъ лиц ни одинъ мускулъ не смягчился, и мы въ минуту сдлались серьёзны.

Гостиная мистриссъ Джэмисонъ казалась веселенькой комнатой, вечернее солнце струилось въ нее, а широкое четвероугольное окно было уставлено цвтами. Мебель была блая съ золотомъ, не въ послднемъ вкус, не то, что называется, кажется, во вкус Лудовика XIV-го, все раковины и кружки — нтъ, на креслахъ и столахъ мистриссъ Джемисонъ не было ни одного кружка или изгиба. Ножки креселъ и столовъ съуживались къ полу, а по угламъ были прямы и четвероугольны. Кресла стояли вдоль стны врядъ, за исключеніемъ четырехъ или пяти, поставленныхъ полукругомъ около камина. Они были обиты блыми полосами поперекъ спинокъ и приколочены золотыми пуговками, ни полосы, ни пуговки не общали удобства. Еще былъ лакированный столикъ, посвященный литератур, на которомъ лежали Библія, книга о Перахъ и молитвенникъ, былъ другой четвероугольный столъ, посвященный изящнымъ искусствамъ, на немъ лежали калейдоскопъ, увеселительныя карты (завязанныя необыкновенной длины полинялыми лентами, розовыми атласными) и ящичекъ, разрисованный наподобіе чайныхъ. Карликъ лежалъ на вышитомъ гарусомъ ковр и весьма-нелюбезно залаялъ, когда мы вошли. Мистриссъ Джемисонъ встала, привтствовала каждую изъ насъ сонливой улыбкой и съ отчаяніемъ взглянула на мистера Мёллинера, который стоялъ за нами, какъ-будто надялась, что онъ усадитъ насъ по мстамъ, потому-что, еслибъ онъ не усадилъ, она ни за что не съумла бы этого сдлать. Я полагаю, онъ думалъ, что мы сами можемъ найдти дорогу къ кресламъ, стоявшимъ полукругомъ около камина, что напомнило мн друидическій храмъ, не знаю почему. Леди Гленмайръ поспшила на помощь хозяйк и, не знаю какъ, мы въ первый разъ помстились пріятно, а не церемоніально, въ дом мистриссъ Джемисонъ. Леди Гленмайръ (теперь мы могли вдоволь на нее насмотрться) оказалась веселенькой, низенькой женщиной среднихъ лтъ, которая, должно-быть, была очень-хороша собой въ молодости и даже до-сихъ-поръ сохранила препріятную наружность. Я видла, какъ миссъ Поль оцнила ея нарядъ въ первыя пять минутъ, и я врю ея словамъ, когда она сказала на слдующій день:

— Душенька! все-то на ней стоило не больше десяти фунтовъ и съ кружевами.

Пріятно было подозрвать, что жена пера бдна, это частью помирило насъ съ тмъ, что мужъ ея никогда не засдалъ въ Палат Лордовъ. Но, когда мы въ первый разъ объ этомъ услыхали, это казалось намъ самозванствомъ.

Мы сначала вс были очень-молчаливы. Мы думали, какой начать разговоръ, который могъ бы заинтересовать миледи. Сахаръ поднялся въ цн, а такъ-какъ близилось время варить варенье и предметъ этотъ былъ очень-близокъ къ нашимъ хозяйственнымъ сердцамъ, то онъ, натурально, подалъ бы поводъ къ разговору, не будь тутъ леди Гленмайръ, но мы не были уврены, дятъ ли жены перовъ варенье и, тмъ боле, знаютъ ли, какъ оно длается. Наконецъ миссъ Поль, у которой всегда былъ большой запасъ мужества и savoir faire, заговорила съ леди Гленмайръ, которая, съ своей стороны, находилась точно въ такомъ же замшательств, какимъ образомъ прервать молчаніе, какъ и мы.

— Ваше сіятельство были недавно при двор? спросила она, бросая на всхъ насъ полуробкій, полуторжественный взглядъ, какъ-бы говоря: ‘видите, какъ благоразумно выбрала я предметъ, приличный для званія незнакомой намъ женщипы’.

— Я никогда тамъ не бывала, сказала леди Гленмайръ съ сильнымъ шотландскимъ произношеніемъ, но очень-пріятнымъ голосомъ. Потомъ, чувствуя, что выразилась слишкомъ-рзко, прибавила: — мы рдко здили въ Лондонъ, всего только два раза были въ немъ во все время моего замужства, а прежде чмъ я вышла замужъ, у батюшки было слишкомъ-большое семейство (я уврена, что пять дочерей мистера Кембля были у всхъ насъ въ памяти): онъ не могъ часто вывозить насъ даже въ Эдинбургъ. Не бывали ли вы въ Эдинбург, можетъ-быть? сказала она, вдругъ просіявъ отъ надежды общаго интереса.

Никто изъ насъ не бывалъ тамъ, но у миссъ Поль былъ дядя, который однажды провелъ тамъ ночь весьма-пріятно. Мистриссъ Джемисонъ между-тмъ погружена была въ удивленіе, почему мистеръ Мёллинеръ не приноситъ чай, и наконецъ удивленіе истекло изъ ея устъ.

— Не позвонить ли лучше, душенька? сказала живо леди Гленмайръ.

— Нтъ… не думаю… Мёллинеръ не любитъ, чтобъ его торопили.

Намъ очень хотлось чаю, потому-что мы обдали раньше мистриссъ Джемисонъ. Я подозрваю, что мистеръ Мёллинеръ ршился дочитать газету, прежде чмъ заблагоразсудилъ побезпокоиться о ча. Госпожа его безпокоилась, безпокоилась и все говорила:

— Не понимаю, почему Мёллинеръ не приноситъ чаю. Не понимаю, что онъ тамъ длаетъ.

А леди Гленмайръ наконецъ совсмъ вышла изъ терпнія. Но это было нетерпніе премилое, впрочемъ, она позвонила въ колокольчикъ довольно-громко, получивъ позволеніе отъ невстки. Мистеръ Мёллинеръ явился съ удивленіемъ оскорбленнаго достоинства.

— Леди Гленмайръ позвонила, сказала мистриссъ Джемисонъ: — полагаю, затмъ, чтобъ подавали чай.

Черезъ нсколько минутъ чай принесли. Очень-хрупокъ былъ фарфоръ, очень-старо серебро, очень-тонки ломтики хлба съ масломъ и очень-малы куски сахара. Сахаръ, очевидно, былъ любимымъ предметомъ экономіи мистриссъ Джемисонъ. Я сомнваюсь, могли ли маленькіе филигранные щипчики, сдланные наподобіе ножницъ, раскрыться на столько, чтобъ взять хорошій, обыкновенный крупный кусокъ, и когда я попробовала взять въ одно время два крошечные кусочка, чтобъ не замтили мое частое возвращеніе къ сахарниц, щипчики ршительно выронили другой кусокъ съ рзкимъ брянчаніемъ, совершенно-коварнымъ и неестественнымъ образомъ. Но прежде чмъ это случилось, насъ постигло небольшое разочарованіе. Въ маленькомъ серебряномъ молочник были сливки, а въ томъ, что побольше, молоко. Какъ только вошелъ мистеръ Мёллинеръ, Карликъ началъ просить подачки, бросить ему что-нибудь, запрещало намъ приличіе, хотя мы были точно такъ же голодны, какъ и онъ. Мистриссъ Джемисонъ сказала, что, она уврена, мы извинимъ ее, если она прежде дастъ чаю своему бдному Карлику. Вслдствіе этого она налила ему полное блюдечко, и потомъ сказала намъ, какъ понятно и умно это маленькое животное, онъ распознавалъ сливки очень-хорошо и никогда не хотлъ пить чай съ молокомъ. Поэтому молоко было оставлено для насъ. Намъ оставалось безмолвно думать, что и мы такъ же понятливы и умны, какъ Карликъ, мы даже почувствовали нкоторое оскорбленіе: насъ заставляли любоваться признательностью Карлика, когда онъ махалъ хвостомъ, благодаря за наши сливки.

Посл чая мы пустились съ обыкновенный разговоръ. Мы были благодарны леди Гленмайръ за то, что она предложила еще хлба съ масломъ, и эта взаимная потребность познакомила насъ съ нею гораздо-лучше, нежели разговоры о двор, хотя миссъ Поль сказала, что она надялась узнать, здорова ли королева, отъ кого-нибудь, кто лично ее видлъ.

Дружба, начатая за хлбомъ съ масломъ, увеличилась за картами. Леди Гленмайръ удивительно играла въ преферансъ и была совершеннымъ авторитетомъ въ ломбер и бостон. Даже миссъ Поль забыла, что нужно говорить: ‘миледи’ и ‘ваше сіятельство’ и сказала: ‘баста мэ’мъ, у васъ былъ, кажется, червонный валетъ’, такъ же спокойно, какъ-будто никогда не собиралось крэнфордскаго парламента по случаю приличнаго способа выражаться съ женою пера.

Къ доказательство, какъ совершенно мы забыли, что находились въ присутствіи той, которая могла сидть за чаемъ съ баронетской короной на голов вмсто чепчика, мистриссъ Форрестеръ разсказала любопытное происшествіе леди Гленмайръ, анекдотъ, извстный только ея короткимъ друзьямъ, который даже не былъ извстенъ мистриссъ Джемисонъ. Онъ относился къ прекраснымъ старымъ кружевамъ, единственному остатку лучшаго времени, которыми леди Гленмайръ любовалась на воротничк мистриссъ Форрестеръ.

— Да, говорила эта дама:— такихъ кружевъ теперь не достанешь ни за какія деньги, ихъ длали монахини за границей. Теперь говорятъ, что нельзя сдлать ихъ и тамъ, но, можетъ — быть, теперь могутъ, посл изданія закона объ эманципціи католиковъ. Я не удивляюсь, но между-тмъ очень цню мое кружево. Я не довряю мыть его даже моей горничной (та бдная двочка, о которой я говорила прежде, но которую госпож какъ-то приличне казалось назвать громкимъ именемъ горничной), я всегда мою его сама. Вотъ одинъ разъ кружева чуть-чуть не пропали. Разумется, вашему сіятельству извстно, что такія кружева никогда не должно ни крахмалить, ни гладить. Нкоторыя моютъ въ сахарной вод, а нкоторыя въ кофе, чтобъ придать настоящій желтый цвтъ, но у меня есть очень — хорошій рецептъ какъ мыть кружева въ молок, это длаетъ ихъ жесткими и придаетъ имъ очень-хорошій сливочный цвтъ. Ну, вотъ, мэ’мъ, я сшила весь кусокъ вмст (а красота прекраснаго кружева именно и заключается въ томъ, что, когда оно мокро, то занимаетъ очень-мало мста) и намочила его въ молок, по-несчастью, я вышла изъ комнаты и, воротившись, нашла кошку на стол, которая такъ и смотрла воровкой и облизывалась какъ-то неловко, какъ-будто она хотла что-то проглотить, да не могла. Поврите ли вы? сначала мн было ее жаль и я говорила: ‘бдная кисочка, бдная кисочка!’, но когда, наконецъ, вдругъ взглянула и увидла чашку съ молокомъ пустую до-чиста, я воскликнула: ‘ахъ, ты, негодная кошка!’ и, кажется, я такъ разсердилась, что ударила ее, а это помогло ей проглотить кружева совсмъ. Я чуть не заплакала — такъ мн было досадно, но ршила, что не разстанусь съ кружевомъ, не постаравшись его достать. Я надялась, что кружева по-крайней-мр стошнятъ ее, но это вывело бы хоть кого изъ терпнія, когда кошка пришла совершенно-спокойно и, мурлыкая черезъ четверть часа посл того и почти надясь, что я ее приласкаю. ‘Нтъ, кисочка!’ сказала я: ‘если у тебя есть какая-нибудь совсть, ты не должна этого ожидать!’ Вдругъ меня поразила одна мысль. Я позвонила и послала горничную къ мистеру Гоггинсу, велла ему кланяться и попросить дать мн сапогъ на одинъ часъ. Не думаю, чтобъ въ этой просьб было что-нибудь странное, но Дженни сказала, что молодые люди въ аптек хохотали до упада при этой моей просьб. Мы съ Дженни посадили туда кошку, растопыривъ ей переднія ноги, чтобъ она не могла насъ оцарапать и дали ей чайную ложку смородиннаго сирона, въ которую (ваше сіятельство, извините меня) я примшала немного рвотнаго. Никогда не забуду, какъ безпокоилась я цлые полчаса. Я взяла кошку въ свою спальню и разостлала чистое полотенце на полу. Я чуть-было ее не поцаловала, когда она воротила кружева въ томъ же состояніи, въ какомъ они были прежде. Дженни приготовила кипятку и мы намачивали кружево, намачивали, разложили на кустокъ на солиц, прежде чмъ я могла до него дотронуться, чтобъ обмокнуть его въ молоко. А теперь ваше сіятельство никогда не отгадали бы, что оно было въ горл у кошки.

Мы узнали впродолженіе этого вечера, что леди Гленмайръ пріхала надолго къ мистриссъ Джемисонъ, она отказала въ квартир своей въ Эдинбург и не имла никакихъ причинъ спшить воротиться туда. Мы обрадовались, услыша это, она сдлала на насъ пріятное впечатлніе. Пріятно также было узнать изъ словъ, вырвавшихся впродолженіе вечера, что, въ-добавокъ ко многимъ привлекательнымъ качествамъ, она отдалена отъ пошлости быть богатой.

— Не-уже-ли вамъ не кажется непріятно идти пшкомъ? спросила мистриссъ Джемисонъ, когда доложили о приход нашихъ служанокъ.

Это былъ всегдашній вопросъ мистриссъ Джемисонъ, у которой стоялъ свой экипажъ въ сара и которая даже на самыя короткія разстоянія иначе не отправлялась, какъ въ портшез. Отвты были таковы, какъ бывали всегда:

— О нтъ! какая пріятная и спокойная ночь!

— Такъ хорошо освжиться посл комнатнаго жара!

— Звзды такъ прекрасны!

Эти послднія слова сказала миссъ Мэтти.

— Вы любите астрономію? спросила леди Гленмайръ.

— Не-очень, возразила миссъ Мэтти нсколько смутившись, потому-что въ эту минуту не могла вдругъ припомнить, что такое астрономія и что астрологія, но отвтъ былъ справедливъ и въ томъ и въ другомъ обстоятельств, потому-что она читала и нсколько страшилась астрологическихъ предсказаній Френсиса Мура, а что касается до астрономіи, то въ тайномъ откровенномъ разговор она сказала мн, что никогда не можетъ поврить, будто земля постоянно вертится и даже не хочетъ врить, еслибъ и могла, и утомляется до головокруженія, когда думаетъ объ этомъ.

Надвъ калоши добрались мы до дому съ необыкновенной осторожностью. Такъ утонченны и деликатны были наши ощущенія посл того, какъ мы пили чай съ миледи.

IV.
Синьйоръ Брунони.

Вскор посл происшествія, которое я описала въ прошедшей глав, я была отозвана домой болзнью отца, и на нкоторое время забыла о томъ, что длается съ моими любезными крэнфордскими друзьями, и какъ леди Гленмайръ могла помириться съ скукой своего долгаго пребыванія у невстки своей, мистриссъ Джемисонъ. Когда батюшк сдлалось легче, я провожала его въ одинъ приморской городъ, такъ-что казалась изгнанною изъ Крэнфорда и лишенною случая узнать что-нибудь о миломъ городк большую часть этого года.

Въ конц ноября, когда мы вернулись домой и батюшка опять находился въ добромъ здоровь, я получила письмо отъ миссъ Мэтти и письмо претаинственное. Она начинала и не оканчивала множества фразъ, смшивая ихъ одну съ другою. Я могла только понять, что если батюшк лучше (она надялась, что ему лучше), то ему необходимо будетъ беречься и носить теплую бекешь отъ дня св. архангела Михаила до Успенія. Она писала также, могу ли я сказать: въ мод ли тюрбаны? Одно веселое празднество должно случиться, какого никогда не видли и не знали съ-тхъ-поръ, какъ были уомбмельскіе львы {Уомбмелль — содержатель звринца.}, и одинъ изъ нихъ сълъ руку ребенка, она, можетъ-быть, слишкомъ-стара, чтобъ заботиться о нарядахъ, но новый чепчикъ ей непремнно нуженъ, а слыша, что тюрбаны въ мод и многіе изъ графскихъ фамилій собираются пріхать, ей хотлось бы быть прплично-одтой, и она проситъ меня привезти ей чепчикъ отъ той модистки, у которой я покупаю. Ахъ, Боже мой! какая небрежность съ ея стороны: она забыла, что пишетъ мн именно затмъ, чтобъ просить меня, пріхать къ ней въ слдующій вторникъ, она надется тогда предложить мн нчто для увеселенія, она теперь не будетъ подробно описывать увеселеніе, а только прибавляетъ, что свтло-зеленый цвтъ ея любимый. Такимъ-образомъ кончила она свое письмо, но въ P. S. прибавила, что можетъ увдомить меня объ особенной привлекательности Крэнфорда въ настоящее время, синьйоръ Брунони будетъ показывать удивительные фокусы въ залахъ крэнфордскаго собранія въ среду или въ пятницу вечеромъ на слдующей недл.

Я была очень-рада принять приглашеніе отъ моей милой миссъ Мэтти, независимо отъ фокусника, и мн очень хотлось не допустить ее обезобразить свое крошечное, кроткое личико огромнымъ турецкимъ тюрбаномъ. Согласно этому желанію, я купила ей хорошенькій чепчикъ, приличный для пожилой женщины, который однако сильно разочаровалъ ее, когда, при моемъ прізд, она пошла за мною въ мою спальню, какъ-будто затмъ, чтобъ помшать огонь въ камин, но на самомъ дл для того, я полагаю, чтобъ посмотрть, не находится ли въ моемъ чемодан свтло-зеленый тюрбанъ. Напрасно повертывала я чепчикъ со всхъ сторонъ и сзади и сбоку: сердце ея жаждало тюрбана, и она могла только сказать съ покорностью судьб и въ голос и взгляд:

— Я уврена, что вы исполнили все, какъ только можно лучше, душенька. Это совершенно такой чепчикъ, какъ носятъ вс крэнфордскія дамы, а он, позвольте сказать, покупали ихъ уже годъ назадъ. Мн хотлось бы, признаюсь, что-нибудь понове, что-нибудь боле похожее на тюрбаны, которые, какъ говоритъ миссъ Бетти Баркеръ, носитъ королева Аделаида, но чепчикъ прехорошенькій, душенька. И, признаться сказать, этотъ цвтъ прочне свтло-зеленаго. Да впрочемъ, зачмъ заботиться о парадахъ? Вы скажите мн, не нужно ли вамъ чего-нибудь, душенька. Вотъ здсь колокольчикъ. Я полагаю, тюрбаны не дошли еще до Дрёмоля?

Говоря такимъ-образомъ, милая старушка съ тихой горестью вышла изъ комнаты, оставивъ меня одваться къ вечеру, она ожидала миссъ Поль и мистриссъ Форрестеръ и надялась, что усталость не помшаетъ мн присоединиться къ нимъ. Разумется, я поспшила, разобраться и одться, но, несмотря на всю мою торопливость, я слышала пріздъ и шептанье въ сосдней комнат прежде, чмъ была готова. Когда я отворила дверь, до меня долетли слова: ‘Я имла глупость ожидать чего-нибудь порядочнаго изъ дрёмбльскихъ лавокъ… бдная двушка! она сдлала все, что только могла, я не сомнваюсь,’ но, несмотря на все это, мн было пріятне, чтобъ она бранила и Дрёмбль и меня, чмъ обезобразила себя тюрбаномъ.

Миссъ Поль изъ трехъ собравшихся теперь крэнфордскихъ дамъ были боле всего извстны вс городскія новости. Она имла привычку проводить утро бродя изъ лавки въ лавку не затмъ, чтобъ купить что-нибудь (исключая разв катушки бумаги или куска тесемки), но чтобъ посмотрть на новые товары, разсказать о нихъ и собрать вс городскія всти. Она умла такъ прилично соваться куда ни попало, гд только могла удовлетворять свое любопытство, умла такимъ-образомъ, что еслибъ не казалась аристократкою по своему званію, могла бы показаться дерзкою. Теперь, по той выразительности, съ которой она прокашливалась и ждала, когда прекратится разговоръ о всхъ ничтожныхъ предметахъ (такихъ, напримръ, какъ чепчики и тюрбаны), мы знали, что она хочетъ разсказать что-нибудь особенное. Наконецъ наступила продолжительная пауза. Я надюсь, что нтъ человка, обладающаго приличной скромностью, который могъ бы поддерживать длинный разговоръ, когда кто-нибудь сидитъ рядомъ съ вами, молча, смотря свысока на все, что говорятъ, какъ пошлое и достойное презрнія въ сравненіи съ тмъ, что онъ можетъ разсказать, если только его хорошенько попросятъ. Миссъ Поль начала:

— Когда я выходила сегодня изъ лавки Гордона, мн вздумалось пойдти въ гостинницу Сен-Джорджа (у моей Бетти тамъ родственница горничной, и я подумала, что Бетти будетъ пріятно узнать о ея здоровь). Не встртивъ никого, я взобралась на лстницу и очутилась въ сняхъ, ведущихъ въ залу собранія (мы съ вами, конечно, помнимъ залу собранія, миссъ Мэтти, и придворные минуэты). Вотъ я иду, не думая о томъ, гд я, какъ вдругъ примчаю приготовленія къ завтрашнему вечеру, комната раздлена большой перегородкой, которую три обойщика Кросби обивали красной фланелью, это казалось, что-то темно и странно и такъ меня изумило, что я, въ своей разсянности, пошла за ширмы, когда какой-то джентльменъ (настоящій джентльменъ, могу васъ уврить) подошелъ ко мн и спросилъ, что мн угодно приказать ему. Онъ говорилъ такимъ милымъ, неправильнымъ англійскимъ языкомъ, что мн представилось не Таддеусъ ли это, или венгерскій братъ или Санто-Себастіани, покуда я воображала себ его прошедшую жизнь, онъ съ поклономъ вывелъ меня изъ комнаты. Но погодите-ка! Вы еще половины моей исторіи не знаете. Я сходила съ лстницы, когда встртилась съ родственницей Бетти. Разумется, я остановилась поговорить съ нею о Бетти, и она сказала мн, что я точно видла фокусника. Джентльменъ, который неправильно говорилъ по-англійски, былъ самъ синьйоръ Брунони. Именно въ эту минуту проходилъ онъ мимо насъ по лстниц и сдлалъ преграціозный поклонъ, въ отвтъ на который я тоже сдлала ему книксенъ: у всхъ иностранцевъ такія учтивыя манеры, что поневол заимствуешься отъ нихъ. Когда онъ сошелъ внизъ, я вспомнила, что уронила перчатку въ зал собранія (она была въ моей муфт все это время, и я нашла ее ужь посл). Я воротилась назадъ и, прокрадываясь въ проход, оставленномъ большой перегородкой, которая раздляетъ почти всю залу, кого увидала я тамъ? Того самаго джентльмена, котораго я встртила только-что передъ этимъ, который прошелъ мимо меня по лстниц, а теперь являлся изъ внутренней части комнаты, куда совсмъ нтъ хода — помните миссъ Мэтти! и повторилъ тмъ же самымъ милымъ, неправильнымъ англійскимъ языкомъ: что мн угодно, только совсмъ не такъ грубо. Казалось онъ не хотлъ пропускать меня за перегородку. Я объяснила ему, что пришла за перчаткой, которую, довольно впрочемъ странно, я нашла именно въ эту минуту.

Миссъ Поль, стало-быть, видла колдуна, настоящаго живаго колдуна! Какъ многочисленны были вопросы, сдланные ей всми нами:

— Носитъ онъ бороду?

— Молодъ или старъ?

— Блондинъ или брюнетъ?

— Какой наружности?

Короче, миссъ Поль была героиней вечера, благодаря своей утренней встрч.

Колдовство, фокусы, волшебство, чародйство составляли главные предметы разговора во весь вечеръ. Миссъ Поль была немного скептикомъ и наклонна думать, что даже поступки каждаго чародя можно ршить ученымъ образомъ. Мистриссъ Форрестеръ врила всему, начиная отъ привидній до домовыхъ. Миссъ Метти держала середину между обими, всегда склоняясь на убжденія послдней. Думаю, что она внутренно склонялась боле на сторону мистриссъ Форрестеръ, но желаніе показаться достойною сестрою миссъ Дженкинсъ заставляло ее удерживать равновсіе. Миссъ Дженкинсъ, никогда не позволяла служанк называть сальные кружочки, образующіеся вокругъ свчекъ, ‘саваномъ’, но приказывала говорить просто кружочки. И ея сестра будетъ суеврной! Нтъ это невозможно.

Посл чаю меня отправили внизъ за тмъ томомъ старой энциклопедіи, въ которомъ находятся существительныя имена, начинающіяся съ буквы С. длятого, чтобъ миссъ Поль могла почерпнуть оттуда ученыя объясненія къ фокусамъ слдующаго вечера. Это помшало партіи преферанса, которую миссъ Мэтти и мистриссъ Форрестеръ имли въ виду, потому-что миссъ Поль погрузилась въ свой предметъ и въ гравюры, которыми книга была иллюстрирована, а намъ показалось жестокимъ мшать ей. Только двумя или тремя звками, которыхъ я не могла удержать, старалась выразить я скуку, потому-что дйствительно была тронута той кротостью, съ какою об дамы переносили свое обманутое ожиданіе, но миссъ Поль читала отъ этого только усердне, и не сообщала намъ интересныхъ свдній, какъ урывками:

— А, вижу, совершенно-понимаю. А представляетъ шарикъ. Поставьте А между Б и Д… Нтъ! между Е и И и поверните второй суставъ третьяго пальца вашей лвой руки надъ кистью вашей правой И. Точно, очень-ясно. Милая мистриссъ Форрестеръ колдовство и волшебство дло простой азбуки. Позволите прочесть вамъ одно это мсто?

Мистриссъ Форрестеръ умоляла миссъ Поль избавить ее, говоря, что съ дтства она не могла понимать, когда читаютъ вслухъ, а я выронила изъ рукъ карты, которыя тасовала очень-громко, и этимъ скромнымъ движеніемъ принудила миссъ Поль примтить, что ныншній вечеръ назначено было состояться преферансу, и предложить нсколько неохотно не начать ли пульку — какая пріятная веселость засіяла при этомъ на лицахъ двухъ дамъ! Миссъ Мэгги почувствовала нкоторое угрызеніе совсти, зачмъ прервала ученое занятіе миссъ Поль, и не помнила хорошо картъ, не обращала полнаго вниманія на игру до-тхъ-поръ, пока не успокоила своей совсти. Она предложила миссъ Поль взять домой этотъ томъ энциклопедіи, и миссъ Поль приняла его съ признательностью и сказала, чтобъ Бетти взяла его домой, когда та пришла за нею съ фонаремъ,

На слдующій вечеръ мы вс находились въ нкоторомъ смятеніи при мысли объ ожидающей насъ веселости. Миссъ Мэтти ушла одваться заблаговременно, торопила меня, и намъ пришлось дожидаться полтора часа, потому-что двери открывались ровно въ семь, а намъ предстояло идти лишь нсколько саженъ! Однако, какъ говорила миссъ Мэтти, не слдуетъ слишкомъ погружаться во что бы то ни было и забывать время, поэтому она думаетъ, что мы сдлаемъ лучше, если просидимъ спокойно, не зажигая свчъ до семи часовъ безъ пяти пишутъ. Миссъ Метти дремала, а я вязала.

Наконецъ мы отправились и у подъзда встртили мистриссъ Форрестеръ и миссъ Поль. Миссъ Поль разсуждала все о томъ же предмет, только съ большимъ жаромъ, чмъ прежде, и закидала насъ азами и буками, какъ градомъ. Она даже списала нсколько рецептовъ, какъ она выражалась, различныхъ фокусовъ. Эти рецепты были записаны на оборот конвертовъ, чтобъ быть наготов уличить синьйора Брунони.

Мы вошли въ переднюю, смежную съ залой собранія, миссъ Мэтти нсколько разъ вздохнула о своей минувшей юности, вспомнивъ послдній разъ, когда она была здсь, и поправила свой хорошенькій новый чепчикъ передъ страннымъ старомоднымъ зеркаломъ, въ передней. Зала собранія была пристроена къ гостиниц, около ста лтъ тому, нсколькими графскими фамиліями, собиравшимися въ этой самой комнат разъ въ мсяцъ зимою потанцовать и поиграть въ карты. Не одна знатная красавица отличалась здсь въ минуэт, который она танцовала посл передъ королевой Шарлоттой. Говорили, что одна дама, изъ фамиліи Генингсъ, украшала эту комнату красотой своей, а всмъ было извстно, что богатая и прелестная вдова, леди Уильямсъ прельстилась здсь благородной фигурой юнаго артиста, жившаго учителемъ въ какомъ-то семейств по сосдству и сопровождавшаго своихъ хозяевъ въ крэнфордское собраніе. И славное сокровище достала себ леди Уильямсъ въ особ своего красиваго супруга, если вс разсказы справедливы. А теперь никакая красавица не зарумянивалась и не улыбалась въ зал крэнфордскаго собранія, никакой красивый артистъ не прельщалъ сердца своимъ поклономъ съ chapeau bras въ рукахъ: старая комната была темна, палевая краска стнъ превратилась въ дикую, большіе куски штукатурки отвалились отъ блыхъ панелей и фестоновъ стнъ, но еще заплсневлый запахъ обиталъ въ этомъ мст и смутное воспоминаніе объ исчезнувшихъ дняхъ заставило миссъ Метти и мистриссъ Форрестеръ выпрямиться при вход и жеманно пройдтись по комнат, какъ-будто бы тутъ было множество благородныхъ зрителей вмсто двухъ маленькихъ мальчиковъ съ пряниками въ рукахъ для препровожденія времени.

Мы остановились у втораго ряда, я не могла хорошенько понять зачмъ, до-тхъ-поръ, пока не услыхала, какъ миссъ Поль спрашиваетъ проходящаго слугу: ждутъ ли кого-нибудь изъ графскихъ фамилій? Когда слуга покачалъ головою, говоря этикъ, что нтъ, мистриссъ Форрестеръ и миссъ Мэтти подвинулись впередъ. Передній рядъ скоро увеличился и обогатился леди Гленмайръ и мистриссъ Джэмисонъ. Мы вшестеромъ занимали два передніе ряда и наше аристократическое а parte было уважено толпами лавочниковъ, входившихъ въ залу время-отъ-времени, и тснившихся на заднихъ скамейкахъ. По-крайней-мр я такъ заключила по шуму, съ которымъ они опускались на свои мста. Но когда мн надоло смотрть на упрямую старую занавсь, которая не хотла подниматься, и вмсто того уставилась на меня парой двухъ странныхъ глазъ, выглядывавшихъ сквозь щель, я чуть-было не обернулась назадъ на весело-болтавшій народъ. Въ это время миссъ Поль схватила меня за руку и просила не оборачиваться, потому-что это неприлично, что было ‘прилично’, я ни какъ не могла узнать, но должно быть что-нибудь необыкновенно-скучное и утомительное. Мы вс, однако, сидли вытянувшись въ струнку, уставивъ глаза впередъ на мучительную занавсь и говоря чуть-слышно: до-того мы боялись быть уличенными въ неблагопристойности. Мистриссъ Джемисонъ была счастливе всхъ, потому-что она заснула.

Наконецъ глаза исчезли, занавсъ зашевелился, одна сторона его поднялась выше другой, которая стояла упорно, и потомъ вдругъ упалъ, потомъ опять поднялся и съ новымъ усиліемъ, и отъ мощнаго взмаха невидимой руки взлетлъ наверхъ, представивъ нашимъ взорамъ величественнаго джентльмена въ турецкомъ костюм, сидящаго передъ небольшимъ столикомъ и смотрящаго на насъ (я побожилась бы, что тми же самыми глазами, которые я видла сквозь дырку занавса). Онъ смотрлъ спокойно и съ снисходительнымъ достоинствомъ ‘подобно существу изъ другой сферы’, какъ чей-то сантиментальный голосъ, произнесъ позади меня.

— Это не синьйоръ Брунони! сказала ршительно миссъ Поль, и такъ громко, что, я уврена, онъ слышалъ непремнно, потому-что взглянулъ черезъ свою разввающуюся бороду на нашъ кружокъ съ видомъ нмаго упрека.— У синьйора Брунони бороды не было, но, можетъ-быть, онъ явится скоро.

И она принудила себя къ терпнію. Между-тмъ, миссъ Мэтти длала рекогносцировку сквозь зрительную трубку, вытерла ее и опять начала глядть, потомъ обернулась и сказала мн ласковымъ, кроткимъ, но грустнымъ тономъ:

— Видите, душенька, тюрбаны еще носятъ.

Для дальнйшаго разговора мы не имли времени. Турецкій султанъ, какъ миссъ Поль заблагоразсудилось назвать его, всталъ и отрекомендовался синьйоромъ Брунони.

— Я ему не врю! воскликнула миссъ Поль, недоврчивымъ тономъ.

Онъ взглянулъ на нее опять съ тмъ же самымъ упрекомъ оскорбленнаго достоинства.

— Не врю! повторила она, еще положительне, чмъ прежде.— У синьнора Брупони не было этой мохнатой вещи около подбородка, онъ былъ выбритъ чисто, какъ настоящій джентльменъ.

Энергическая рчь миссъ Поль произвела спасительное дйствіе на мистриссъ Джемисонъ, которая широко раскрыла глаза въ знакъ глубочайшаго уваженія, что заставило замолчать миссъ Поль, а турецкаго султана заговорить. Онъ заговорилъ на самомъ несвязномъ англійскомъ язык, такомъ несвязномъ, что не было никакого смысла между отдльными частями его рчи — обстоятельство, которое онъ самъ замтилъ наконецъ, и потому, оставивъ разговоръ, началъ дйствовать.

Теперь мы были удивлены. Какъ онъ длалъ свои фокусы, я не могла понять, даже когда миссъ Поль вытащила лоскутки бумажки и начала читать громко, или по-крайней-мр очень-слышнымъ шопотомъ отдльные рецепты для самыхъ обыкновенныхъ фокусовъ. Я никогда не видала такихъ нахмуренныхъ бровей и такого яростнаго взгляда, съ какимъ турецкій султанъ уставился на миссъ Поль, но, какъ она говорила, можно ли было ожидать порядочныхъ взглядовъ отъ мусульманина? Если миссъ Поль оставалась скептикомъ и больше занималась своими рецептами и чертежами, чмъ его фокусами, миссъ Метти и мистриссъ Форрестеръ находились въ величайшемъ недоумніи и мистификаціи. Мистриссъ Джемисонъ то-и-дло снимала и вытирала очки, какъ-будто предполагала въ нихъ какой-нибудь недостатокъ, который былъ причиною фокуса, а леди Гленмайръ, которая видла много любопытныхъ вещей въ Эдинбург, была очень-изумлена фокусами, она никакъ не хотла согласиться съ миссъ Поль, которая объявляла, что всякій можетъ сдлать то же самое съ небольшимъ навыкомъ, и что даже она сама успла бы сдлать все, что онъ длалъ, почитавъ часа два энциклопедію и постаравшись сдлать гибкимъ свой средній палецъ.

Наконецъ миссъ Мэтти и мистриссъ Форрестеръ были приведены въ совершенный ужасъ, начали шептаться между собой, и такъ-какъ я сидла позади ихъ, то и не могла не слышать о чемъ он говорили. Миссъ Мэтти спрашивала мистриссъ Форрестеръ: ‘какъ она думаетъ: хорошо ли прізжать смотрть на такія вещи? Она боится, не одобряютъ ли он то, что несовсмъ…’ Легкое качанье головой дополнило остальное. Мистриссъ Форрестеръ отвчала, что та же мысль поразила ея умъ, что она чувствуетъ себя очень-неловко: ‘все это такъ странно’. Она была совершенно-уврена, что въ этомъ хлб именно ея носовой платокъ, а онъ былъ въ собственныхъ ея рукахъ не дале, какъ за пять минутъ передъ этимъ. Она желала бы знать, у кого взятъ этотъ хлбъ? Она уврена, что не у Декина, который вдь церковный староста! Вдругъ миссъ Мэтти обернулась ко мн:

— Пожалуйста посмотрите, душенька: — вы въ здшнемъ город прізжая, и это не возбудитъ непріятныхъ толковъ — пожалуйста посмотрите, не здсь ли мистеръ Гейтеръ? Если онъ здсь, я думаю, мы можемъ заключить, что въ этомъ удивительномъ человк нтъ ничего опаснаго и меня это очень облегчитъ.

Я посмотрла и увидла высокаго, худощаваго, сухаго, запыленнаго учителя, окруженнаго учениками изъ узднаго училища и стрегомаго толпой мужчинъ отъ приближенія крэнфордскихъ двицъ. Доброе лицо его сіяло улыбкой, а мальчишки, окружавшіе его, заливались хохотомъ. Я сказала миссъ Мэтти, что учитель улыбается одобрительно, и это сняло тяжесть съ ея совсти.

Я ничего не упоминала о мистер Гейтер, потому-что я, счастливая молодая женщина, никогда не имла съ нимъ никакого дла. Онъ былъ старый холостякъ и боялся разныхъ толковъ, какъ семнадцатилтняя двушка, скоре готовъ былъ броситься въ лавку или прокрасться въ какую-нибудь дверь, нежели встртиться съ крэнфордской дамой на улиц, а что касается до вечеринокъ, то я не удивляюсь, что онъ не принималъ на нихъ приглашенія. Сказать по правд, я всегда подозрвала, что миссъ Поль весьма-сильно гонялась за мистеромъ Гейтеромъ, когда онъ сначала пріхалъ въ Крэнфордъ, а теперь она, казалось, раздляла такъ живо его боязнь, чтобъ ея имя не произносилось вмст съ его именемъ. Его интересовали только бдные и несчастные, онъ угостилъ школьныхъ мальчиковъ въ этотъ вечеръ представленіемъ фокусника, и какъ доброе дло не остается безъ вознагражденія, то они и охраняли его направо, налво, кругомъ, какъ-будто онъ пчелиная матка, а они — рой пчелъ. Гейтеръ чувствовалъ себя до-того безопаснымъ, окруженный такимъ-образомъ, что могъ даже быть въ-состояніи сдлать нашему обществу поклонъ, когда мы выходили. Миссъ Поль не знала о его присутствіи и длала видъ, будто совершенно занята разговоромъ съ нами, будто она убждаетъ насъ, что мы были обмануты и видли совсмъ не синьйора Брунони.

V.
Страхъ.

Мн кажется, что цлый рядъ происшествій начался съ прізда синьйора Брунони въ Крэнфордъ, происшествій, которыя въ то время соединялись съ нимъ въ нашихъ мысляхъ, хотя я не знаю, какое отношеніе онъ могъ имть къ этимъ происшествіямъ. Вдругъ разные безпокойные слухи начали разноситься но городу. Было два или три воровства, настоящихъ воровства bona fide, воровъ поймали, привели къ судьямъ, допросили и посадили въ тюрьму: это такъ напугало насъ, что мы вс стали бояться, чтобъ насъ не обокрали. Долгое время у миссъ Мэтти мы длали регулярный обходъ кругомъ кухни и въ чуланы, каждый вечеръ миссъ Мэтти предводительствовала отрядомъ, сама вооруженная кочергой, я шла за нею съ чумичкой, а Марта съ лопатой и кочергой, чтобъ забить тревогу. Нечаянно ударивъ кочергу о лопату, она часто пугала насъ до-того, что мы запирались подъ замкомъ вс трое или въ кухню, или въ чуланъ, или куда бы ни попало, и сидли тамъ до-тхъ-поръ, пока испугъ нашъ не проходилъ и мы, опамятовшись, не выходили вооруженныя снова двойнымъ мужествомъ. Днемъ мы слышали странныя исторіи отъ лавочниковъ и мызниковъ о повозкахъ, запряженныхъ лошадьми, подкованными войлокомъ, и провожаемыхъ въ глухой тишин ночи, людьми въ черномъ плать, шатавшихся по городу, безъ-сомннія, затмъ, чтобъ подсмотрть какой-нибудь домъ безъ сторожа или незапертую дверь.

Миссъ Поль, выставлявшая себя необыкновенно-храброй, первая собирала и пересказывала эти слухи, придавая имъ самый страшный характеръ. Но мы узнали, что она выпросила у мистера Гоггинса старую шляпу, повсила ее въ сняхъ и мы (по-крайней-мр я) сомнвались, будетъ ли такъ весело, какъ она сказала, если домъ ея разломаютъ. Миссъ Мэтти не скрывала, что она страшная трусиха, аккуратно производила свой осмотръ по дому, и только время для этого выбирала все раньше-и-раньше, пока, наконецъ, мы начали ходить рундомъ въ половин седьмаго, а миссъ Мэтги ложилась въ постель вскор ужь посл семи, ‘чтобъ ночь прошла скоре’.

Крэнфордъ такъ долго хвалился своей репутаціей честнаго и нравственнаго города, воображалъ себя до-того благороднымъ и аристократическимъ, что не понималъ, какъ можно сдлаться другимъ, и потому въ это время вдвойн почувствовалъ пятно на своемъ характер. Но мы успокоивали себя, что эти воровства производились не крэнфордскими жителями, должно-быть, это какіе-нибудь прізжіе навлекли бду на нашъ городъ и заставили принимать такія предосторожности, какъ-будто мы жили между краснокожими индійцами, или французами.

Это послднее сравненіе было сдлано мистриссъ Форрестеръ, которой отецъ служилъ подъ начальствомъ генерала Бургоэня въ американской войн и которой мужъ убивалъ французовъ въ Испаніи. Она дйствительно наклонна была къ той мысли, что нкоторымъ образомъ французы были замшаны въ небольшихъ покражахъ, и въ грабежахъ, о которыхъ только носились слухи. Въ одно время ея жизни, на нее сдлала глубокое впечатлніе мысль о французскихъ шпіонахъ, и эта мысль никогда не искоренялась изъ нея, но проявлялась время-отъ-времени. А теперь ея мнніе было вотъ какое: крэнфордскій народъ слишкомъ уважалъ себя и былъ слишкомъ-благодаренъ аристократамъ, которые удостоивали жить такъ близко отъ города, чтобъ унизить себя безчестіемъ и безнравственностью, слдовательно мы должны врить, что воры были не здшніе жители, а чужіе, если же чужіе, то почему не иностранцы? Если иностранцы, кто же боле, какъ не французы? Синьйоръ Брунони говорилъ по-англійски неправильно, какъ французъ, и хотя онъ носилъ тюрбанъ, какъ турокъ, но мистриссъ Форрестеръ видла на портрет мадамъ де-Сталь въ тюрбан, а на другомъ портрет мистера Денонъ въ такой точно одежд, въ какой явился нашъ колдунъ. Это доказываетъ ясно, что французы также, какъ и турки, носятъ тюрбаны: стало-быть нечего сомнваться, синьйоръ Брунони французъ и шпіонъ, пріхавшій разузнать слабыя и безащитныя мста въ Англіи. Съ своей стороны, она, мистриссъ Форрестеръ, была себ на ум насчетъ приключенія миссъ Поль въ дом собранія, гд та видла двухъ человкъ, когда могъ быть только одинъ: французы всегда употребляютъ такіе способы и средства, о которыхъ, слава Богу, англичане и понятія не имютъ, и ей всегда такъ тяжело было на сердц, зачмъ она похала смотрть этого колдуна. Короче, мистриссъ Форрестеръ была такъ взволнована, какъ мы никогда ея не видали, и разумется, мы держались ея мннія, какъ дочери и вдовы офицера.

Право я не знаю насколько были справедливы или ложны разсказы, носившіеся въ это время, какъ блуждающіе огни, но мн казалось тогда, что невозможно не врить такимъ слухамъ, напримръ: въ Мэрдон (маленькомъ городк около восьми миль отъ Крэнфорда) въ домы и лавки влзали въ дыры, сдланныя въ стнахъ, камни безмолвно вынимались въ тишин глухой ночи и все длалось такъ спокойно, что ни одного звука не было слышно ни внутри, ни вн дома. Миссъ Мэтги махнула рукой, услыхавъ объ этомъ.

— Какая польза, говорила она, запирать двери на запоръ, прившивать колокольчики къ ставнямъ и обходить домъ каждую ночь? Эта послдняя штука воровъ была достойна фокусника. Теперь она вритъ, что синьойръ Брунони главный зачинщикъ всему.

Въ одинъ вечеръ, часовъ около пяти, мы были испуганы торопливымъ ударомъ въ дверь. Миссъ Мэтти просила меня сбгать и сказать Март ни подъ какимъ видомъ не отворять двери до-тхъ-поръ, покуда она (миссъ Мэтти) не разузнаетъ въ окно, кто это такой, вооружившись скамейкой, чтобъ бросить ее на голову гостю, въ случа, если онъ покажетъ лицо, покрытое чорнымъ крепомъ, она не получила въ отвтъ на свой вопросъ: ‘кто тамъ?’ ничего, кром поднятой головы! Это были никто другія, какъ миссъ Поль и Бэтти. Первая вошла наверхъ, съ маленькой корзинкой въ рукахъ, и очевидно находилась въ состояніи величайшаго волненія:

— Осторожне! сказала она мн, когда я предложила ей освободить ее отъ корзинки: — это мое серебро. Я уврена, что на мой домъ нападутъ воры сегодня ночью. Я пришла просить вашего гостепріимства, миссъ Мэтти. Бэтти идетъ ночевать у своей родственницы въ гостинниц Сен-Джоржа. Я могу просидть здсь всю ночь, если только вы мн позволите, мой домъ такъ далекъ отъ всякаго сосдства, что насъ не услышатъ оттуда, еслибъ мы кричали во все горло.

— Что васъ напугало такъ? сказала Миссъ Мэтти.— Разв вы видли, что кто-нибудь шатался около вашего дома?

— Да! да! отвчала миссъ Поль.— Два преподозрительные человка три раза прошли тихонько мимо дома, а одна нищая ирландка, только за полчаса передъ этимъ чуть-чуть не ворвалась насильно помимо Бэтти, говоря, что дти ея умираютъ съ голода и она должна поговорить съ госпожей. Видите, она сказала ‘госпожей,’ хотя въ передней виситъ мужская шляпа и гораздо-естественне было бы сказать съ господиномъ. Но Бэтти захлопнула дверь ей подъ носомъ, и пришла ко мн, мы собрали ложки и сли поджидать у окна въ гостиной, покуда не увидали Томаса Джонса, возвращавшагося съ работы, подозвали его и просили проводить насъ въ городъ.

Мы могли бы торжествовать надъ мисъ Поль, которая показывала такую храбрость до-тхъ-поръ, покуда сама не перепугалась, но были такъ рады, примтивъ, что она раздляетъ человческія слабости, что не имли духу высказать свое торжество надъ ней. Я отдала ей мою комнату весьма-охотно и раздлила постель миссъ Метти на эту ночь. Но прежде, чмъ мы удалились, об дамы вытащили изъ архивовъ своей памяти такія страшныя исторіи о грабежахъ и убійствахъ, что я тряслась съ головы до ногъ. Миссъ Поль очевидно заботилась доказать, что такія страшныя приключенія случились на ея глазахъ, и она была права въ своемъ внезапномъ настоящемъ страх, а миссъ Мэтти не хотла позволить превзойти себя и придумывала одну исторію страшне другой. Это напомнило мн довольно странно одну старую исторію, которую я гд-то читала ‘о соловь и музыкант’, которые старались доказать другъ другу, кто изъ нихъ споетъ лучше, до-тхъ-поръ, пока бдный соловей не повалился мертвый.

Одна изъ исторій, недававшая мн покоя, долгое время спустя, разсказывалась о двушк, оставленной для присмотра въ одномъ большомъ дом въ Кумберланд, въ какой-то ярмарочный день, когда другіе слуги вс ушли на гулянье. Хозяева находились въ Лондон. Пришелъ разнощикъ и попросилъ оставить свой огромный и тяжелый тюкъ въ кухн, говоря, что онъ прійдетъ за нимъ опять вечеромъ, а двушка (дочь лсовщика), искавшая чмъ-нибудь позабавиться, случайно какъ-то наткнулась на ружье, висвшее въ передней, и сняла его, чтобъ посмотрть поближе. Ружье выстрлило въ открытую дверь кухни, попало въ тюкъ и струя темной крови медленно просочилась оттуда. (Съ какимъ наслажденіемъ миссъ Поль разсказывала эти подробности, останавливаясь на каждомъ слов, какъ-будто ей это нравилось!) Она нсколько-торопливо досказала конецъ о храбрости двушки и во мн осталось только смутное воспоминаніе, какъ дочь лсовщика побдила воровъ утюгами, раскаленными до-красна, которые потомъ почернли поутюживъ сало на тл воровъ.

Мы разстались на ночь со страхомъ, желая узнать, что мы услышимъ утромъ, и съ моей стороны съ сильнйшимъ желаніемъ провести скорй ночь: я боялась, чтобъ воры вдругъ не появились изъ какого-нибудь темнаго потайнаго уголка, потому-что миссъ Поль принесла къ намъ свое серебро, и это было двойнымъ поводомъ къ нападенію на нашъ домъ.

Но до прихода леди Гленмайръ на слдующій день, мы не слыхали ничего необыкновеннаго. Кухонныя кочерги находились точно въ томъ же положеніи, какъ мы съ Мартой искусно поставили ихъ вечеромъ, то-есть мы приставили ихъ къ двери такъ, что он готовы были упасть съ страшнымъ брянчаньемъ, хоть бы только кошка дотронулась до наружной стороны двери. Мн сильно хотлось знать, что бы мы длали, еслибъ это разбудило и испугало насъ. Я предложила миссъ Мэтти прятать наши головы подъ простыни такъ, чтобъ воры не могли подумать, что мы узнаемъ ихъ посл въ лицо, но миссъ Мэтти, сильно дрожавшая, отвергла эту мысль, говоря, что нашъ долгъ, въ-отношеніи къ обществу, поймать ихъ и что она, конечно, употребитъ вс силы ихъ захватить и запереть на чердак до утра.

Когда пришла леди Гленмайръ, мы почувствовали зависть къ ней. На домъ мистриссъ Джемисонъ дйствительно было сдлано нападеніе, по-крайней-мр на цвточныхъ грядахъ, подъ кухонными окнами остались мужскіе слды, гд имъ не слдовало быть, и Карликъ лаялъ цлую ночь, какъ-будто чужіе были на двор. Мистриссъ Джемисонъ разбудила леди Гленмайръ и он позвонили въ колокольчикъ, проведенный въ комнату мистера Мёллинера, въ третьемъ этаж, и когда голова его явилась въ ночномъ колпак изъ-за перилъ въ отвтъ на призывъ, он сказали ему о своемъ испуг и его причин. Вслдствіе этого мистеръ Меллинеръ удалился въ свою спальню и заперъ дверь (боясь сквознаго втра, какъ онъ объяснилъ утромъ), за-то онъ отворилъ окно и началъ храбро вызывать воровъ, говоря, что если они подойдутъ къ нему, то онъ убьетъ ихъ. Но, справедливо замтила леди Гленмайръ, это было слабымъ успокоеніемъ для женщинъ, такъ-какъ воры должны были сперва проходить черезъ комнаты мистриссъ Джемисонъ и ея, чтобъ добраться до него, и должны были находиться въ весьма драчливомъ расположеніи, чтобъ, не обративъ вниманія на неохраняемые нижніе этажи, пробраться въ чердакъ, а оттуда, проломивъ дверь, пройдти въ комнату главнаго храбреца въ дом. Леди Гленмайръ, подождавъ и прислушиваясь нсколько времени въ гостиной, предложила мистриссъ Джемисонъ опять лечь въ постель, но дама эта сказала, что не можетъ быть спокойна, если не посидитъ и не послушаетъ еще, вслдствіе чего она прилегла, закутавшись, на диванъ, гд и нашла ее горничная въ глубокомъ сн, войдя въ комнату въ шесть часовъ утра, а леди Гленмайръ легла въ постель и не спала всю ночь.

Выслушавъ это, миссъ Поль покачала головой съ великимъ удовольствіемъ. Она была уврена, что мы услышимъ о какомъ-нибудь происшествіи въ Крэнфорд въ эту ночь, и мы услышали. Было ясно, что воры сначала намревались напасть на ея домъ, но когда увидли, что миссъ Поль съ Бетти приняли предосторожности и вынесли серебро, воры перемнили планъ и отправились къ мистриссъ Джемисонъ, и неизвстно, что могло бы случиться, еслибъ не залаялъ Карликъ, какъ и слдуетъ врной собак!

Бдный Карликъ! прекратился скоро его лай. Испугалась ли его шайка, тревожившая наши окрестности, или они, отомстивъ ему за то, что онъ разстроилъ ихъ планы въ эту ночь, отравили его, или, какъ многіе необразованные люди думали, онъ околлъ отъ апоплексическаго удара, причиненнаго слишкомъ-сильнымъ обжорствомъ и слишкомъ-малымъ движеніемъ, по-крайней-мр врно то, что черезъ два дня посл этой, исполненной приключеніями ночи, Карлика нашли мертвымъ.

Ножки его были вытянуты прямо, какъ-будто онъ приготовлялся бжать, чтобъ этимъ необыкновеннымъ усиліемъ уйдти отъ неизбжнаго преслдователя — смерти.

Мы вс жалли о Карлик, старомъ друг, лаявшемъ на насъ впродолженіе столькихъ лтъ, и таинственная причина его смерти очень насъ безпокоила. Не синьйоръ ли Брунони былъ виновникомъ этого? Онъ убивалъ канарейку однимъ словомъ, воля его была силой страшной, кто знаетъ, не оставался ли онъ въ нашихъ окрестностяхъ затмъ, чтобъ замышлять разнаго рода ужасы!

Мы перешептывались по вечерамъ другъ съ другомъ объ этихъ предположеніяхъ, но мужество наше возвращалось съ разсвтомъ, и черезъ недлю мы совершенно оправились отъ удара, причиненнаго смертью Карлика, вс, кром мистриссъ Джемисонъ. Ей, бдняжк, казалось, что она не чувствовала большаго огорченія съ самой смерти ея мужа, а миссъ Поль говорила даже, что такъ-какъ его сіятельство, мистеръ Джемисонъ, сильно попивалъ и причинялъ своей супруг не мало непріятностей, то очень можетъ быть, что смерть Карлика была для нея прискорбне. Но замчанія миссъ Поль отзывались всегда нкоторымъ цинизмомъ. Однако, было ясно и врно одно: мистриссъ Джемисонъ нуждалась въ какой бы то ни было перемн, мистеръ Мёллинеръ выражался весьма-торжественно на этотъ счетъ, качалъ головой, когда мы освдомлялись о госпож его, и говорилъ съ зловщимъ видомъ, что она потеряла апетитъ и страждетъ безсонницей. И несправедливости, въ ея естественномъ состояніи здоровья были дв отличительныя черты: способность сть и спать. Если она не могла ни спать ни сть, то дйствительно должна была находиться и въ разстроенномъ дух и въ разстроенномъ здоровь.

Леди Гленмайръ, которой, казалось, очень нравилось въ Крэнфорд, не понравилась мысль объ отъзд мистриссъ Джемисонъ въ Чельтенгэмъ, и она нсколько разъ выражалась довольно-ясно, что причиной всему этому мистеръ Мёллинеръ, который перепугался во время нападенія воровъ и съ-тхъ-поръ говорилъ не разъ, что онъ считаетъ большой отвтственностью взять на себя защиту такого множества женщинъ. Какъ бы то ни было, мистриссъ Джемисонъ отправилась въ Чельтенгэмъ въ-сопровожденіи мистера Мёллинера, а леди Гленмайръ осталась распоряжаться въ дом, ей поручена была забота о томъ, чтобъ служанки не обзавелись поклонниками. Она была препріятной надсмотрщицей, и какъ только ршено было ей остаться въ Крэнфорд, она нашла, что лучше отъзда мистриссъ Джемисонъ въ Чельтенгэмъ ничего нельзя было вообразить. Она оставила домъ свой въ Эдинбург, покамстъ у ней не было квартиры и присмотръ за комфортэбльнымъ жилищемъ невстки былъ для нея очень-удобенъ и пріятенъ.

Миссъ Поль очень хотлось самой сдлаться героиней по случаю ршительнаго поступка, предпринятаго ею, когда она убжала отъ двухъ мужчинъ и одной женщины, названныхъ ею: ‘смертоубійственною шайкою’. Она описывала ихъ появленіе яркими красками, и я примтила, что каждый разъ, начиная съизнова разсказъ, она прибавляла новую ужасную черту. Одинъ былъ высокій и очутился наконецъ гигантомъ, прежде чмъ мы съ нимъ раздлались, у него, разумется, были черные волосы и черезъ нсколько времени волосы его висли ужь косматыми прядями по лбу и по снин. Другой былъ низенькій и толстенькій, и на спин его выросъ горбъ прежде, чмъ мы перестали о немъ говорить, волосы у него были рыжіе, превратившіеся мало-по-малу въ красные, къ-тому же миссъ Поль почти была уврена, что онъ былъ косъ на одинъ глазъ, ршительно косъ. Что касается до женщины, то глаза ея сверкали и видъ у ней былъ совершенно мужской, вроятно, это былъ мужчина, переодтый въ женское платье: впослдствіи мы слышали уже о бород, мужскомъ голос и мужской походк бородатой женщины.

Если миссъ Поль съ наслажденіемъ разсказывала приключеніе всмъ, кто ее разспрашивалъ, за-то другіе не такъ гордились своими приключеніями по части воровства. На мистера Гоггинса, доктора, напали у собственной его двери два разбойника и такъ сильно зажали ему ротъ, что обобрали его, покуда онъ усплъ дернуть за колокольчикъ, а служанка отворить дверь. Миссъ Поль была уврена, что это воровство совершили именно т люди, которыхъ она видла, она отправилась въ этотъ же самый день сначала показать свои зубы, а посл разспросить мистера Гоггинса о воровств. Затмъ она пришла къ намъ и мы услышали то, что она знала изъ врнаго источника. Мы не оправились еще отъ смятенія, причиненнаго намъ происшествіемъ прошлаго вечера.

— Ну, вотъ! сказала миссъ Поль, садясь съ ршимостью особы, которая привела въ порядокъ свои мысли о природ, жизни и свт (а такіе люди никогда не ходятъ тихой походкой и никогда не садятся безъ шуму). Ну, миссъ Мэтти, мужчины всегда будутъ мужчинами. Каждый желаетъ прослыть Самсономъ и Соломономъ вмст, слишкомъ-сильнымъ, чтобъ быть побжденнымъ, слишкомъ-мудрымъ, чтобъ быть перехитреннымъ. Если вы примтили, то они всегда предвидятъ происшествія, хотя никогда не предостерегутъ прежде, отецъ мой былъ мужчина и я знаю этотъ полъ очень-хорошо.

Она едва переводила духъ, говоря эту рчь, и мы рады были дополнить послдовавшую затмъ паузу, но не знали наврно, что сказать и какой мужчина внушилъ это разглагольствованіе, поэтому мы только согласились вообще, важно покачавъ головою и тихо прошептавъ:

— Конечно, понять ихъ весьма-трудно.

— Теперь подумайте только, сказала она: — я подвергалась опасности потерять одинъ изъ своихъ послднихъ зубовъ, потому-что всегда зависишь отъ зубнаго врача, и я по-крайней-мр всегда льщу имъ, пока не освобожу свой ротъ изъ ихъ лапъ. А мистеръ Гоггинсъ на этотъ счетъ совершенный мужчина и не признается, что его обокрали въ прошлую ночь.

— Не обокрали! воскликнули мы хоромъ.

— Ужь не говорите! вскричала миссъ Поль, досадуя, что мы могли быть обмануты хоть одну минуту.— Я врю, что его обокрали, именно, какъ мн разсказывала Бетти, а ему стыдно признаться: разумется, вдь глупо позволить себа обокрасть у собственной своей двери, смю сказать, онъ чувствуетъ, что обстоятельство такого рода не можетъ возвысить его въ глазахъ крэнфордскаго общества и ему хочется это скрыть, но не слдовало бы обманывать меня и говорить, что я врно слышала преувеличенный разсказъ о покраж четверти баранины, которую, кажется, украли у него на прошлой недл. Онъ имлъ дерзость прибавить, что полагаетъ, будто баранину утащила кошка. Я не сомнваюсь, что это смастерилъ тотъ ирландецъ, переодтый женщиной, что шпіонилъ вокругъ моего дома, разсказывая исторію о дтяхъ, умирающихъ съ голода.

Осудивъ надлежащимъ образомъ недостатокъ искренности, доказанной мистеромъ Гоггинсомъ и побранивъ мужчинъ вообще, взявъ Гоггинса за ихъ представителя и типъ, мы воротились къ предмету, о которомъ говорили передъ приходомъ миссъ Поль, а именно, возможно ли, въ настоящемъ положеніи разстройства нашего края, отважиться принять приглашеніе, полученное миссъ Мэтти отъ мистриссъ Форрестеръ пожаловать, по обыкновенію, отпраздновать день ея свадьбы, откушавъ у ней чай въ пять часовъ и поигравъ посл въ преферансъ. Мистриссъ Форрестеръ говорила, что проситъ насъ съ нкоторой робостью, потому-что дороги были, какъ она опасалась, несовсмъ-безопасны. Но она намекала, что, можетъ-быть, кто-нибудь изъ насъ возьметъ портшезъ, а другія, идя шибко, могли бы идти наровн съ носильщиками и такимъ образомъ мы можемъ вс безопасно прибыть на Верхнюю Площадь въ предмстьи города. (Нтъ, это слишкомъ-громкое выраженіе: это не предмстье, а небольшая груда домовъ, раздленныхъ отъ Крэнфорда темнымъ, уединеннымъ переулкомъ, длиною въ добрую сотню саженъ). Не было сомннія, что подобное же посланіе ожидало миссъ Поль дома, поэтому посщеніе ея было очень-кстати и дало намъ возможность посовтоваться. Намъ всмъ скоре хотлось отказаться отъ приглашенія, но мы чувствовали, что это будетъ невесьма-вжливо въ-отношеніи мистриссъ Форрестеръ, которая будетъ предоставлена уединенному размышленію о своей невесьма-счастливой и благополучной жизни. Миссъ Мэтти и миссъ Поль много уже лтъ посщали ее въ этотъ день, и теперь храбро ршились прибить знамя къ мачт, презрть опасностями Мрачнаго Переулка скоре, нежели измнить своему другу.

Но когда наступилъ вечеръ, миссъ Мэтти — въ портшез присуждено было отправиться ей, такъ-какъ у ней былъ насморкъ — прежде чмъ тамъ скрылась, умоляла носильщиковъ, что бъ ни случилось, не убгать и не бросать ея, заключенную въ портшез, на убійство, но и посл ихъ общаній я видла, какъ черты ея приняли суровое выраженіе и какъ сквозь стекло она меланхолически и зловщимъ образомъ кивнула мн головой. Однако мы прибыли благополучно, только немного-запыхавшись, потому-что каждая изъ насъ старалась наперерывъ пройдти скоре мрачный переулокъ, и я боюсь, что бдную миссъ Мэтти порядочно перетрясли.

Мистриссъ Форрестеръ сдлала необыкновенныя приготовленія въ признательность за то, что мы явились къ ней, несмотря на такія опасности. Обычныя формы аристократическаго невднія касательно того, что пришлетъ ей служанка, были исполнены, и гармонія, и преферансъ, казалось, должны были составлять программу вечера, еслибъ не начался интересный разговоръ, который, не знаю какимъ образомъ, но, разумется, имлъ отношеніе къ ворамъ, тревожившимъ крэнфордскія окрестности.

Преодолвъ опасность мрачнаго переулка и, слдовательно, имя репутацію храбрости и также, смю сказать, желая выказать себя выше мужчинъ (то-есть мистера Гоггинса) по части искренности, мы начали разсказывать наши личныя опасенія и особенныя предосторожности, принятыя каждой изъ насъ. Я призналась, что особенно опасалась глазъ, обращенныхъ на меня и, сверкавшихъ изъ какой-то тусклой плоской поверхности, и еслибъ я осмлилась подойдти къ зеркалу, когда я пугаюсь, я непремнно перевернула бы его, изъ опасенія увидть глаза, устремленные на меня изъ мрака. Я видла, какъ миссъ Мэтти усиливалась сдлать признаніе, наконецъ оно явилось. Она призналась, что съ тхъ еще поръ, когда была двочкой, ей всегда было страшно, чтобъ ее не поймалъ за ногу, когда она ложилась въ постель, кто-нибудь спрятанный подъ кроватью. Она сказала, что, когда была моложе и проворне, обыкновенно прыгала въ постель вдругъ обими ногами, но это было непріятно Дебор, которая, тщеславилась тмъ, что граціозно ложилась на постель, и вслдствіе этого миссъ Мэтти перестала прыгать. Но теперь прежній страхъ часто къ ней возвращался, особенно съ-тхъ-поръ, какъ на домъ миссъ Поль было сдлано нападеніе (мы наконецъ уврили себя, что нападеніе было сдлано). Однакожь невесьма-пріятно смотрть подъ постель и, пожалуй, еще увидть спрятаннаго мужчину, уставившаго на васъ огромное, свирпое лицо. Поэтому миссъ Мэтти придумала вотъ что. Я уже примтила, что она приказала Март купить мячикъ, точно такой, какимъ играютъ дти, и каждый вечеръ подкатывала этотъ мячикъ подъ постель, если онъ перекатывался на другую сторону, то все было благополучно, если нтъ, она старалась всегда держать руку на снурк колокольчика и быть готовой кликнуть Джона и Гэрри, какъ-будто надясь, что на зовъ ея прибгутъ мужчины.

Мы вс одобрили эту замысловатую выдумку и миссъ Мэтти погрузилась въ безмолвное удовольствіе, бросивъ взглядъ на мистриссъ Форрестеръ и какъ-бы спрашивая, какая у васъ особенная слабость?

Мистриссъ Форрестеръ смотрла искоса на миссъ Поль и пыталась перемнить разговоръ. Она разсказывала, что наняла мальчика изъ сосдней избушки, и общалась давать его родителямъ сто-двнадцать пудовъ угля на Рождество, а ему ужинъ каждый вечеръ за то, чтобъ онъ приходилъ къ ней на ночь. Она дала ему наставленіе насчетъ его обязанности, когда онъ пришелъ въ первый разъ, и найдя его понятливымъ, вручила ему шпагу майора (ея покойнаго супруга) и научила класть ее бережно подъ подушку на ночь, обернувъ остріемъ къ изголовью. Онъ былъ мальчикъ преострый, она была уврена, потому-что, увидвъ треугольную шляпу майора, сказалъ, что еслибъ могъ носить ее, то наврно былъ бы въ-состояніи каждый день перепугать двухъ англичанъ или четырехъ французовъ. Но она снова растолковала ему, что нечего терять время, надвая шляпу, или что бъ тамъ ни было, но что, если онъ услышитъ шумъ, то долженъ броситься туда съ обнаженной шпагой. На мое замчаніе, что не случилось бы чего изъ такихъ убійственныхъ и неразборчивыхъ наставленій и какъ бы онъ не кинулся на Дженни, когда она вставала рано для стирки, и не убилъ ее прежде, чмъ увидитъ, что это не французъ, мистриссъ Форрестеръ сказала, что она не полагаетъ этого возможнымъ, потому-что мальчикъ спитъ очень-крпко и вообще его надо хорошенько растолкать или облить водой, прежде чмъ могутъ разбудить утромъ. Она иногда думаетъ, что такой глубокій сонъ происходитъ отъ сытнаго ужина, дома онъ почти умиралъ съ голода, а она приказываетъ Дженни хорошенько кормить его на ночь.

Все-таки это не было признаніемъ особенной робости мистриссъ Форрестеръ и мы упрашивали ее разсказать намъ, чего она боится боле всего. Она помолчала, помшала огонь, сняла со свчекъ и потомъ сказала звучнымъ шопотомъ:

— Привидній!

Она взглянула на миссъ Поль, какъ-бы говоря: да я объявила это и не отступлюсь. Такой взглядъ былъ самъ-по-себ вызовомъ. Миссъ Поль напала на нее и старалась объяснить привиднія несвареніемъ желудка, призраками воображенія, обманами зрнія, приводя примры изъ сочиненій доктора Феррьера и доктора Гибберта. Миссъ Мэтти чувствовала нкоторую наклонность къ привидніямъ, какъ я говорила прежде, и нсколько словъ, сказанныхъ ею, вс клонились на сторону мистриссъ Форрестеръ, которая, ободрившись сочувствіемъ, увряла, что глубоко вритъ въ привиднія, что, конечно, она, вдова майора, знала чего бояться и чего нтъ. Короче, я никогда не видала ни прежде ни посл того, чтобъ мистриссъ Форрестеръ такъ горячилась, она вообще была преласковая, прекроткая, претерпливая старушка. Даже и настойка, подслащенная сахаромъ, не могла въ этотъ вечеръ смыть воспоминаніе объ этомъ несогласіи между миссъ Поль и хозяйкою. Напротивъ, когда было принесено старое вино, оно возбудило новый взрывъ спора, потому-что Дженни, двочка, шатавшаяся подъ подносомъ, объявила, что видла привидніе собственными своими глазами, незадолго передъ этимъ, въ Мрачномъ Переулк, въ томъ самомъ переулк, черезъ который мы должны были проходить на возвратномъ пути домой.

Несмотря на безпокойныя чувства, внушенныя мн этой послдней причиной, я не могла не позабавиться положеніемъ Дженни, чрезвычайно-похожимъ на положеніе свидтеля, допрашиваемаго и переспрашиваемаго двумя адвокатами. Я пришла къ тому заключенію, что Дженни, конечно, видла что-нибудь такое, чему было причиною не одно несвареніе желудка. Женщину, всю въ бломъ и безъ головы — вотъ что она видла и что утверждала, поддерживаемая тайнымъ сочувствіемъ госпожи, несмотря на презрительную, насмшку съ которой миссъ Поль на нее смотрла. И не только она, но многія другія видли безголовую даму, которая сидла на краю дорога, ломая руки въ сильной горести. Мистриссъ Форрестеръ взглядывала на насъ время-отъ-времени съ видомъ торжества, но ей ненужно было проходить чрезъ Мрачный Переулокъ, прежде чмъ она преспокойно укутается въ свое одяло.

Мы сохраняли скромное молчаніе относительно безголовой дамы, одваясь идти домой, мы вдь не знали близко ли далеко ли находились отъ насъ голова ея и уши, и какое духовное соотношеніе могли они имть съ несчастнымъ тломъ въ Мрачномъ Переулк, и того ради даже миссъ Поль почувствовала, что нехорошо говорить легкомысленно о такихъ предметахъ, изъ опасенія досадить или оскорбить это удрученное горестью туловище. По-крайней-мр я такъ предполагаю, потому-что вмсто шума, съ которымъ мы обыкновенно исполняли это дло, мы завязали наши салопы такъ грустно, какъ на похоронахъ. Миссъ Мэтти задернула занавсъ у окошекъ портшеза, чтобъ скрыть непріятный предметъ, а носильщики (или потому, что они рады были поскоре кончить свое дло, или потому, что теперь спускались съ горы) шли такимъ быстрымъ и живымъ шагомъ, что мы съ миссъ Поль насилу могли поспвать за ними. Она только и твердила: ‘не оставляйте меня!’ цпляясь за мою руку такъ крпко, что я не могла ее оставить, будь тутъ привидніе или нтъ. Какое это было облегченіе, когда носильщики, уставъ отъ ноши и отъ скорой ходьбы, остановились именно тамъ, гд геддинглейская дорога сворачивала отъ Мрачнаго Переулка. Миссъ Поль выпустила меня и прицпилась къ одному изъ носильщиковъ.

— Не можете ли вы… не можете ли нести миссъ Мэтти кругомъ по геддинглейскому шоссе. Мостовая въ Мрачномъ Переулк такая тряская, а она такого слабаго здоровья?

Слабый голосъ послышался изъ портшеза.

— О, пожалуйста ступайте! Что случилось? что случилось? Я прибавлю вамъ полшиллинга, если вы пойдете поскоре, пожалуйста не останавливайтесь здсь.

— А я дамъ вамъ шиллингъ, сказала миссъ Поль съ трепетнымъ достоинствомъ,— если вы пройдете по геддинглейскому шоссе.

Оба носильщика проворчали, что согласны, подняли опять портшезъ и пошли по шоссе, что, конечно, соотвтствовало доброму намренію миссъ Поль, спасти кости миссъ Мэтти, потому-что шоссе было покрыто мягкой густой грязью и даже упасть тутъ было бы невредно, по-крайней-мр до-тхъ-поръ, пока не пришлось вставать, а тогда было бы немного-затруднительно, какъ выкарабкаться.

VI.
Самюль Броунъ.

На слдующее утро я встртила леди Гленмайръ и миссъ Поль, отправлявшихся на далекую прогулку, чтобъ найдти какую-то старуху, которая славилась въ окрестности своимъ искусствомъ вязать шерстяные чулки. Миссъ Поль сказала мн съ улыбкой полуласковой и полупрезрительной:

— Я только-что разсказывала леди Гленмайръ, какъ наша бдная пріятельница, мистриссъ Форрестеръ, боится привидній. Это происходитъ оттого, что она живетъ совсмъ одна и слушаетъ дурацкія исторіи этой своей Дженни.

Она была такъ спокойна и настолько выше суеврныхъ опасеній, что мн сдлалось стыдно сказать, какъ я была рада ея вчерашнему предложенію пройдти по шоссе, и потому свернула разговоръ на другое.

Посл обда миссъ Поль пришла къ миссъ Мэтти разсказать ей о своемъ приключеніи, настоящемъ приключеніи, случившемся съ ними на утренней прогулк. Он не знали, по какой дорожк пойдти, проходя полями, чтобъ отъискать старуху, и остановились освдомиться въ гостинниц, у столбовой дороги въ Лондонъ, миль около трехъ отъ Крэнфорда. Добрая женщина просила ихъ приссть и отдохнуть, пока она съищетъ мужа, который растолкуетъ имъ дло лучше, чмъ она, пока он сидли въ усыпанной пескомъ столовой, пришла двочка. Он подумали, что она хозяйкина и начали съ ней какой-то пустой разговоръ, но мистриссъ Робертсъ, воротившись, сказала имъ, что это единственная дочь мужа и жены, проживавшихъ въ ея дом. И она начала длинную исторію, изъ которой леди Гленмайръ и миссъ Поль могли только понять, что, недль шесть назадъ, легкая тележка сломалась прямо противъ ихъ двери, а въ этой тележк были двое мужчинъ, одна женщина и это дитя. Одинъ изъ мужчинъ серьёзно ушибся, костей не переломалъ, а только повредился, какъ выразилась хозяйка, но онъ, вроятно, подвергся какому-нибудь внутреннему поврежденію, потому-что съ-тхъ-поръ хворалъ въ ея дом, за нимъ присматривала его жена, мать этой двочки. Миссъ Поль спросила, кто онъ такой, на что онъ похожъ. Мистриссъ Робертсъ отвчала, что онъ не былъ похожъ ни на джентльмена, ни на простаго человка, не будь они съ женою такіе скромные и тихіе люди, она сочла бы ихъ фиглярами, или чмъ-нибудь въ этомъ род, потому-что у нихъ въ тележк былъ преогромный ящикъ, наполненный неизвстно чмъ. Она помогала развязывать его и вынуть оттуда блье и платье, а другой мужчина, его братъ, какъ она полагала, ушелъ съ лошадью и тележкой. Миссъ Поль начала тутъ нчто подозрвать и выразила свою мысль, что нсколько-странно, какъ это, и ящикъ, и тележка, и лошадь, все вдругъ исчезло, но добрая мистриссъ Робертсъ пришла въ совершенное негодованіе при этихъ намекахъ миссъ Поль, и такъ разсердилась, какъ-будто миссъ Поль назвала ее самое плутовкой. Какъ самый лучшій способъ разуврить дамъ, она придумала попросить ихъ посмотрть на жену, и миссъ Поль сказала, что нельзя было сомнваться въ честномъ, утомленномъ и смугломъ лиц женщины, которая при первомъ нжномъ слов леди Гленмайръ залилась слезами, но перестала рыдать по слову хозяйки, которая нросила ея засвидтельствовать о христіанскомъ милосердіи мистера и мистриссъ Робертсъ. Миссъ Поль перешла къ другой крайности и поврила грустному разсказу также, какъ прежде сомнвалась. Какъ доказательство ея пристрастія въ пользу бднаго страдальца можетъ служить то, что она нисколько не устрашилась, когда нашла, что страдалецъ этотъ былъ никто другой, какъ нашъ синьйоръ Брунони, которому весь Крэнфордъ приписывалъ вс бдствія въ эти шесть недль. Да! жена его сказала, что настоящее его имя Самуэль Броунъ, ‘Сэмъ’, она называла его, но мы до конца предпочитали называть его ‘синьйоръ’: это звучало гораздо-лучше.

Разговоръ съ синьйорой Брунони кончился тмъ, что было ршено посовтоваться съ докторомъ, а вс издержки по этому предмету леди Гленмайръ общала взять на себя, вслдствіе чего она отправилась къ мистеру Гоггинсу просить его побывать въ тотъ же день въ Восходящемъ Солнц и удостовриться, въ какомъ состояніи находится синьйоръ Брунони, миссъ Поль изъявила желаніе перевести его въ Крэнфордъ, чтобъ онъ могъ находиться на глазахъ у мистера Гоггинса, и взялась отъискать квартиру и уговориться насчетъ платежа. Мистриссъ Робертсъ была добра сколько возможно, но нельзя было не примтить, что долгое пребываніе синьйоровъ имло нкоторое неудобство.

До ухода миссъ Поль мы съ миссъ Мэтти были столько же заняты утреннимъ приключеніемъ, сколько и она. Мы говорили о немъ цлый вечеръ, разсматривали его со всхъ возможныхъ сторонъ и легли спать безпокоясь, узнаемъ ли утромъ отъ кого-нибудь что думалъ и предписалъ мистеръ Гоггинсъ. Хотя мистеръ Гоггинсъ, какъ миссъ Мэтти замчала, говорилъ ‘краля’, вмсто дамы и называлъ преферансъ ‘прешъ’, однакожь она врила, что это былъ предостойный человкъ и преискусный докторъ. Точно, мы немножко гордились нашимъ крэнфордскимъ докторомъ и часто желали, слыша о болзни королевы Аделаиды, или герцога Веллингтона, чтобъ они послали за мистеромъ Гоггинсомъ, но, разсудивъ хорошенько, были даже рады, что они не посылали за Гоггинсомъ, заболвши, что бъ мы длали, еслибъ мистеръ Гоггинсъ былъ пожалованъ въ лейбмедики? Какъ докторомъ, мы имъ гордились, но какъ мужчиной, или, лучше, какъ джентльменомъ — нтъ, мы только могли качать головой надъ нимъ и его фамиліею и желать, чтобъ онъ прочиталъ письма лорда Честерфильда въ т дни, когда его манеры требовали улучшенія. Совсмъ тмъ мы считали его приговоръ въ дл синьйора непогршительнымъ, и когда онъ сказалъ, что, при попеченіяхъ и вниманіи, онъ можетъ поправиться, мы уже за него не боялись.

Хотя мы уже были вн всякой опасности, однакожь вс поступали такъ, какъ-будто существовала важная причина для безпокойства, оно дйствительно и было такъ, когда мистеръ Гоггинсъ не взялъ синьйора на свое попеченіе. Миссъ Поль отъискала чистую и удобную, хотя и простую квартиру, миссъ Мэтти послала ему портшезъ, а мы съ Мартой поставили въ портшезъ нагрвальникъ съ горячими угольями и заперли вмст съ дымомъ наглухо до-тхъ-поръ, пока синьйоръ долженъ былъ войдти въ портшезъ изъ Восходящаго Солнца. Леди Гленмайръ взяла на себя медицинскую часть, подъ руководствомъ мистера Гоггинса, и перешарила вс медицинскіе стаканы, ложки, столики мистриссъ Джемисонъ такъ свободно и безцеремонно, что заставила миссъ Мэтти нсколько обезпокоиться. Что бъ сказали миледи и мистеръ Мёллинеръ, еслибъ они это знали? Мистриссъ Форрестеръ приготовила хлбное желе, которымъ она такъ славилась, и отослала на квартиру синьйора, къ тому времени, когда онъ прідетъ. Подарокъ этого хлбнаго желе былъ высочайшимъ знакомъ милости со стороны мистриссъ Форрестеръ. Миссъ Поль однажды попросила у ней рецепта, но встртила самый ршительный отказъ, мистриссъ Форрестеръ сказала ей, что она не можетъ дать рецепта никому, пока жива, а посл смерти она завщала рецептъ, какъ увидятъ ея душеприкащики, миссъ Мэтти. Что миссъ Мэтти, или, какъ мистриссъ Форрестеръ назвала ее (припомнивъ статью въ своемъ завщаніи и важность, приличествующую случаю), миссъ Матильда Дженкинсъ, сдлаетъ съ рецептомъ, когда онъ перейдетъ къ ней въ руки, обнародуетъ ли его, или передастъ, какъ наслдство — она не знаетъ и не станетъ предписывать для этого условія. И форма съ этимъ удивительнымъ желе, такимъ полезнымъ для желудка, единственнымъ хлбнымъ желе, была отослана отъ мистриссъ Форрестеръ къ нашему бдному больному колдуну. Кто говоритъ, что аристократы горды? Вотъ дама, урожденная Тиррель и происходящая отъ великаго сэра Уальтера, который убилъ Вильгельма-Рыжаго, эта самая дама отправляется каждый день посмотрть, какія лакомыя блюда можетъ она приготовить для Самуэля Броуна, фигляра! Дйствительно, трогательно было видть какія добрыя чувства возбудилъ пріздъ къ намъ этого бднаго человка. И такъ же поучительно было видть, какъ великій крэнфордскій страхъ, причиненный первымъ пріздомъ и турецкимъ костюмомъ синьйора, исчезъ при вид худощаваго лица во время его вторичнаго прізда, лица блднаго и слабаго отъ отяжелвшихъ, тусклыхъ глазъ, которые только тогда блистали, когда устремлялись на лицо его врной жены, или на ихъ блдную, печальную двочку.

Не знаю какъ, но мы перестали трусить. Смю сказать, наше открытіе, что тотъ, который сначала возбудилъ въ насъ любовь къ чудесному своимъ безпримрнымъ искусствомъ, не имлъ достаточно дарованія управить робкою лошадью, заставлялъ насъ чувствовать, что мы сдлались попрежнему тмъ же, чмъ были. Миссъ Поль приходила во всякое время по вечерамъ съ своей корзиночкой, какъ-будто бы ея одинокій домъ и уединенная дорога къ нему никогда не были тревожимы этой ‘убійственной шайкой’. Мистриссъ Форрестеръ сказала, она полагаетъ, что ни она, ни Дженни, не должны бояться безголовой дамы, плакавшей и стовавшей въ Мрачномъ Переулк. Наврно такимъ существамъ никогда не дается власть длать вредъ тмъ, которые стараются длать хоть немного добра, сколько отъ нихъ зависитъ, съ чмъ Дженни соглашалась дрожа, но умозрніе барыни имло мало дйствія на служанку до-тхъ-поръ, пока она не нашила два куска красной фланели въ вид креста, на свою рубашку.

Я застала, какъ миссъ Мэтти покрывала свой мячикъ, тотъ самый, который она подкатывала подъ постель, гарусными, яркими радужными полосами.

— Душенька, сказала она: — мн такъ грустно на сердц за эту бдную двочку! Хотя отецъ ея колдунъ, но она иметъ такой видъ, какъ-будто никогда не имла порядочной игрушки во всю свою жизнь. Я длала въ молодости прехорошенькіе мячики и хочу попробовать, не удастся ли сдлать изъ этого мячика щегольской и отнести его сегодня къ Феб. Думаю, что ‘шайка’, должно быть, оставила наши окрестности, теперь ужь ничего не слышно ни о грабежахъ, ни о воровств.

Мы вс были слишкомъ-заняты безнадежнымъ положеніемъ синьйора, и намъ было не до разсужденій о ворахъ и привидніяхъ. Леди Гленмайръ сказала, что она никогда не слыхала ни о какомъ воровств, слышала, что двое мальчишекъ украли яблоки изъ сада мызника Бенсона и на рынк оказались недостатки въ нсколькихъ яицахъ у вдовы Гэуардъ, но больше ничего не знаетъ. Это значило ожидать слишкомъ-многаго отъ насъ, мы не могли сознаться, что для нашего страха имли такое ничтожное основаніе. Миссъ Поль выпрямилась при этомъ замчаніи леди Глеимайръ и сказала: она желала бы согласиться съ нею, что мы имли весьма-ничтожную причину для нашего страха, но вспоминая о мужчин, переодтомъ въ женщину, который осмлился пробраться въ ея домъ, между-тмъ, какъ его сообщники ожидали на двор, припоминая извстіе, слышанное отъ самой леди Глеимайръ, о слдахъ, примченныхъ на цвточныхъ грядахъ мистриссъ Джемисонъ, припоминая обстоятельство доказаннаго грабежа, совершеннаго надъ мистеромъ Гоггинсомъ у собственной его двери… Но тутъ леди Гленмайръ перебила ее, весьма-сильными выраженіями сомннія: не выдумка ли эта послдняя исторія, выдумка, основанная на краж кошки, и леди Глеимайръ такъ покраснла, говоря это, что я нисколько не была удивлена воздержанію миссъ Поль, и уврена, что не будь леди Гленмайръ, ‘ея сіятельство’, мы выслушали бы боле-выразительное противорчіе нежели: ‘ну, какъ бы не такъ!’ и подобныя отрывочныя фразы, единственныя, на которыя она осмлилась въ присутствіи миледи. Но когда она ушла, миссъ Поль начала длинное поздравленіе миссъ Мэтти, что он, до-сихъ-поръ по-крайней-мр, избгнули замужства, которое длаетъ, какъ всегда она замчала, женщинъ легковрными въ самой высшей степени. Точно, она думаетъ, что если женщина не можетъ удержаться отъ замужства, то это доказываетъ въ ней большое природное легковріе, а въ томъ, что леди Гленмайръ сказала о грабеж мистера Гоггинса, мы видли обращикъ, до чего могутъ доходить люди, если дадутъ волю подобной слабости. Очевидно, что леди Гленмайръ можетъ поврить всему, если вритъ жалкому разсказу о бараньей ше и кошк, которымъ мистеръ Гоггинсъ старался обмануть миссъ Поль, но миссъ Поль всегда остерегалась врить тому, что говорятъ мужчины.

Мы радовались, какъ этого желала миссъ Поль, что не были замужемъ, но я думаю, мы радовались еще больше, что воры оставили Крэнфордъ, по-крайней-мр я такъ сужу по словамъ миссъ Мэтти. Въ тотъ вечеръ, когда мы сидли у камина, она сказала, что считаетъ мужа сильнымъ защитникомъ противъ воровъ, разбойниковъ и привидній, она прибавила, что не осмлится всегда предостерегать молодыхъ двицъ отъ замужства, какъ длаетъ это миссъ Поль. Конечно, замужсгво — рискъ, какъ она видитъ это теперь, сдлавшись поопытне, но она помнитъ время, когда желала выйдти замужъ столько же, какъ и вс.

— Ни за кого особено, душенька, сказала она, торопливо перебивая себя, какъ-будто боялась, что слишкомъ высказалась: — это, знаете, старая исторія. Женщины всегда говорятъ: ‘когда я выйду замужъ’, а мужчины: ‘если я женюсь’.

То была шутка, сказанная нсколько-грустнымъ тономъ и, я сомнваюсь, улыбнулся ли кто-нибудь изъ насъ, но я не могла видть лица миссъ Мэтти при трепетавшемъ свт камина. Черезъ нсколько времени она продолжала:

— Впрочемъ, я не всю правду вамъ сказала. Это такъ давно было, и никто никогда не зналъ, какъ много я тогда думала о замужств, разв только отгадывала матушка. Но я могу сказать, что было время, когда я не думала, что останусь на всю жизнь миссъ Мэтти Дженкинсъ, даже теперь, еслибъ я встртилась съ кмъ-нибудь, кто пожелалъ бы на мн жениться (а какъ говоритъ миссъ Поль, предосторожности никогда не мшаютъ), я бы не могла за него выйдти, надюсь, что онъ не слишкомъ принялъ бы это къ сердцу, но я не могла бы за него выйдти, и ни за кого, кром одного, за котораго я нкогда надялась выйдти, но онъ умеръ и исчезъ, и никогда не зналъ, какимъ образомъ случилось, что я сказала ‘нтъ’, когда я думала столько разъ… впрочемъ, какая нужда до того, что я думала. Господь все устроиваетъ къ-лучшему, и я очень-счастлива, душенька. Ни у кого нтъ такихъ добрыхъ друзей, какъ у меня, продолжала она, взявъ меня за руку.

Еслибъ я ничего не знала о мистер Голбрук, я могла бы сказать что-нибудь на это, но я знала и не могла придумать ничего, что показалось бы естественнымъ, и такимъ-образомъ мы об молчали нсколько времени.

— Батюшка пріучилъ насъ, начала она: — вести дневникъ въ два столбца на одной сторон, мы должны были писать утромъ, что мы предполагали должно было случиться въ наступающій день, а вечеромъ записывали на другой сторон, что дйствительно случилось. Нкоторымъ людямъ было бы грустно разсказать свою жизнь (при этихъ словахъ слеза упала на мою руку), я не хочу сказать, чтобъ моя жизнь была грустна, только она была такъ непохожа на то, чего я ожидала. Я помню, въ одинъ зимній вечеръ, сидли мы съ Деборой об въ спальн у камина — помню какъ-будто это случилось вчера — сидли и строили планы о нашей будущей жизни, об строили мы планы, хотя говорила только она одна. Она говорила, что желала бы выйдти за пастора и писать за него проповди, а вы знаете, душенька, она никогда не была замужемъ и, сколько я знаю, она во всю свою жизнь никогда не говорила съ холостымъ пасторомъ. Я не была честолюбива и не могла писать проповди, но думаю, что могла бы управлять домомъ (матушка называла меня своей правой рукой), я всегда такъ любила дтей, что самыя застнчивыя малютки протягивали ко мн свои ручонки. Когда я была молоденькая, я проводила половину времени, няньчась съ дтьми въ сосднихъ избушкахъ, но я не знаю, какъ это случилось, только я стала печальна и серьёзна, а это произошло года два спустя, и малютки стали отъ меня отвертываться. Поэтому я боюсь, что отвыкла отъ нихъ, хотя люблю дтей попрежнему и сердце мое какъ-то странно затоскуетъ, когда я увижу мать съ ребенкомъ на рукахъ. Вотъ, душенька (внезапно вспыхнувшее пламя въ камин показало мн, что глаза ея были полны слезъ и пристально устремлены какъ-будто на то, что могло бы случиться), знаете ли, я иногда вижу во сн, что у меня есть ребенокъ, всегда тотъ же самый — двочка лтъ двухъ, никогда не старше, хотя я вижу ее во сн ужь нсколько лтъ. Я никогда не вижу, что она говоритъ и что она длаетъ, она очень-спокойна и тиха, но приходитъ ко мн, когда ей очень-грустно или очень-весело, и я просыпаюсь, чувствуя, какъ ея ручонки обвиваютъ мою шею. Только въ прошлую ночь, можетъ-быть, потому, что я заснула, думая объ этомъ мячик для Фебы, моя маленькая любимица явилась ко мн во сн и подставила свой ротикъ, чтобъ я его поцаловала, точно такъ, какъ, я видла, длаютъ настоящія малютки съ настоящими матерями, когда идутъ ложиться спать. Но все это глупости, душенька! только не пугайтесь предостереженій миссъ Поль о замужств. Я полагаю, что оно можетъ быть очень-счастливымъ состояніемъ, небольшое легковріе пріятно услаждаетъ жизнь и лучше всегдашнихъ сомнній, подозрній и непріятностей во всемъ.

Еслибъ я расположена была пугаться замужства, то, конечно, не по милости миссъ Поль, а вслдствіе участи бднаго синьйора Брунони и его жены, а все-таки поощрительно было видть, какъ, несмотря на вс свои заботы и печаль, они думали другъ о друг, а не о себ, и какъ сильны были ихъ радости, если они касались котораго-нибудь изъ супруговъ или маленькой Фебы!

Синьйора разсказала мн однажды очень-много о ихъ прежней жизни. Этому подалъ поводъ мой вопросъ: справедливъ ли разсказъ миссъ Поль о близнецахъ. Но синьйора, или (какъ мы узнали, она предпочитала, чтобъ ее называли мистриссъ Броунъ), сказала, что это совершенно-справедливо, что ея деверя многіе принимали за ея мужа, что весьма было имъ полезно въ ихъ занятіяхъ.

— Хотя, продолжала она:— я не могу понять, какъ могутъ принимать Томаса за настоящаго синьйора Брунони, но онъ говоритъ, его принимаютъ за синьйора, и я полагаю, надо ему врить. Я не говорю, чтобъ онъ не былъ добрый человкъ, я не знаю, какъ мы бы расплатились по счету въ Восходящемъ Солнц, еслибъ онъ не прислалъ денегъ, но люди врно мало понимаютъ въ искусств, если могутъ принимать его за моего мужа. Вотъ, напримръ, миссъ, въ штук съ шарикомъ, когда мужъ мой широко растопыритъ пальцы и повертываетъ мизинцемъ съ такимъ граціознымъ видомъ, Томасъ сжимаетъ руку кулакомъ, какъ-будто у него въ ней спрятано много шариковъ. Кром-того, онъ никогда не бывалъ въ Индіи и не понимаетъ, какъ надо надвать тюрбаны.

— А вы разв были въ Индіи? спросила я, нсколько-удивленная.

— О, да! и оставались тамъ нсколько лтъ. Сэмъ былъ сержантомъ въ 31-мъ полку, и когда полкъ послали въ Индію, мн тоже достался жребій {Въ Англіи не позволяется женамъ солдатъ отправляться въ походъ за мужьями, исключая извстнаго числа, для котораго бросается жребій.} и я была такъ рада, разлука съ моимъ мужемъ была бы для меня медленной смертью. Но, право, миссъ, еслибъ я знала все, не лучше ли мн было умереть на мст, нежели претерпть все, что я вынесла съ-тхъ-поръ. Конечно, я успокоивала Сэма и была съ нимъ, но, миссъ, я лишилась шестерыхъ дтей, сказала она, смотря на меня тмъ же страннымъ взоромъ, который я примчала только въ глазахъ матерей, у которыхъ дти умерли, она взглянула съ какимъ-то дикимъ выраженіемъ глазъ, какъ бы отъискивая то, чего они никогда не могутъ найдти.— Да! шестеро умерли въ этой ужасной Индіи. Я думала, что не буду въ-состояніи никогда больше любить дтей, а когда рождался новый ребенокъ, я не только любила его, но въ немъ и всхъ умершихъ прежде его братьевъ и сестеръ. Передъ рожденіемъ Фебы я сказала мужу: ‘Сэмъ, когда родится ребенокъ и я буду здорова, я оставлю тебя, это жестоко подржетъ мое сердце, но вдь если и это дитя тоже умретъ — я помшаюсь. Помшательство есть уже во мн и теперь, когда же ты отпустишь меня въ Калькутту съ ребенкомъ на рукахъ, я пойду пшкомъ, стану копить и экономничать и просить только, чтобъ получить проздъ въ Англію, гд нашъ ребенокъ будетъ живъ.’ Господь да благословитъ его! Онъ позволилъ мн идти, откладывалъ жалованье, а я сберегала каждую копейку, которую получала за стирку, или за что-нибудь другое. Когда родилась Феба и здоровье мое поправилось, я отправилась. Путь былъ уединенный, чрезъ густые лса, темные отъ огромныхъ деревьевъ, вдоль по рк (но я выросла близь Авона въ Варвикшайр, и мн въ этомъ шумномъ теченіи было что-то знакомое), отъ мста до мста, отъ деревни до деревни шла я одна, съ ребенкомъ на рукахъ. Туземцы были очень-ласковы. Мы не могли понимать друга друга, но они видли ребенка у моей груди, подходили ко мн, приносили рису и молока, а иногда цвтовъ, у меня есть еще сухіе цвты. Наутро я такъ устала! Они хотли, чтобъ я осталась съ ними, это я поняла, старались испугать меня густымъ лсомъ, который, точно, казался очень-теменъ и страшенъ, но мн чудилось, будто смерть гонится за мною и хочетъ отпять у меня ребенка, что я должна идти, идти… Я думала: Господь заботится о матеряхъ съ-тхъ-поръ, какъ созданъ міръ. Онъ позаботится и обо мн. Я простилась съ ними и пустилась снова въ путь. Одинъ разъ, когда двочка моя захворала и намъ обимъ нужно было отдохнуть, онъ привелъ меня къ мсту, гд я нашла добраго англичанина, проживавшаго между туземцевъ.

— И вы наконецъ дошли благополучно до Калькутты?

— Да-съ, благополучно. О! когда я узнала, что мн остается только два дня пути, я поблагодарила Бога за Его великое милосердіе. И поступила служанкой къ больной дам, которая очень полюбила мою малютку на корабл. Черезъ два года Сэмъ получилъ отставку и воротился къ намъ. Тутъ онъ вздумалъ заняться чмъ-нибудь, но онъ не зналъ ничего, только какъ-то давно, давно выучился онъ штукамъ у индійскаго фокусника, вотъ онъ и началъ давать представленія. Пошло такъ хорошо, что онъ просилъ Томаса помочь ему, пригласилъ его, какъ помощника, знаете, а не какъ другаго фокусника, хотя Томасъ теперь занимается этимъ самъ. Но для насъ сходство между близнецами было большой подмогой, и много штукъ славно сошли съ рукъ. А Томасъ, братъ добрый, только не такъ хорошъ, какъ мой мужъ, и я не знаю, какъ могутъ принимать его за синьйора Брунони.

— Бдная Феба! сказала я, вернувшись мысленно къ ребенку, котораго она несла на рукахъ цлыя сотни миль.

— Ахъ, вы говорите справедливо! Я никогда не думала, что взрощу ее, когда она занемогла въ Чундерабад, но этотъ добрый, ласковый Ага Дженкинсъ принялъ насъ къ себ въ домъ, что, конечно, спасло се.

— Дженкинсъ! сказала я.

— Да, Дженкинсъ. Врно, вс изъ этой фамиліи добры, вотъ хоть эта добрая старая дама, которая приходитъ каждый день брать Фебу гулять…

Но въ голов моей мелькнула мысль: не пропавшій ли Питеръ этотъ Ага Дженкинсъ? Правда, многіе увдомляли о его смерти, но и то правда, что нкоторые разсказывали, будто онъ возвысился до степени великаго тибетскаго ламы. Миссъ Мэтти думала, что онъ живъ. Я хотла освдомиться.

Частъ третья и послдняя.

I.
Помолвлены.

Былъ ли Ага Дженкинсъ въ Чундерабаддад ‘бднымъ Питеромъ’ изъ Крэнфорда, или нтъ? какъ сказалъ кто-то — вотъ въ чемъ вопросъ.

У меня дома, когда людямъ нечего больше длать, меня осуждаютъ за недостатокъ скромности. Нескромность — это мой главнйшій недостатокъ. У каждаго есть свой главнйшій недостатокъ, нчто въ род отличительной черты характера, pice de resistance для нападокъ друзей, на который они обыкновенно и нападаютъ съ усердіемъ. Мн надоло получать упреки въ нескромности и въ неосторожности, и я ршилась, по-крайней-мр на этотъ разъ, выказать себя образцомъ благоразумія и мудрости. Я даже и не намекнула о моихъ подозрніяхъ относительно Аги. Я хотла собрать доказательства и изложить ихъ дома передъ батюшкой, семейнымъ другомъ обихъ миссъ Дженкинсъ.

Отъискивая факты, я часто припоминала выраженія, которыми батюшка описывалъ одинъ дамскій комитетъ, въ которомъ онъ былъ президентомъ. Онъ говорилъ, что не могъ не припоминать одно мсто изъ Диккенса, описывавшее хоръ, въ которомъ каждый плъ на свой ладъ и къ своему собственному удовольствію. Такъ и въ этомъ человколюбивомъ комитет каждая дама выбирала свой любимый предметъ и говорила о немъ къ своему собственному удовольствію, что, впрочемъ, неслишкомъ подвигало впередъ предметъ, о которомъ он собрались разсуждать. Но даже этотъ комитетъ не могъ сравниться съ разсужденіями крэнфордскихъ дамъ, когда я пыталась собрать ясныя и опредленныя свднія о рост и наружности бднаго Питера, и о томъ, когда и гд видли и слышали его въ послдній разъ. Напримръ, я помню, что спросила миссъ Поль (и думала, что вопросъ былъ очень-кстати, потому-что я сдлала его, встртившись съ нею у мистриссъ Форрестеръ, об дамы знали Питера и я вообразила, что он могутъ взаимно напоминать другъ другу), какія послднія извстія она о немъ имла, и она начала глупйшій разсказъ, о которомъ я упоминала, будто онъ выбранъ тибетскимъ ламой, и это послужило поводомъ для каждой изъ этихъ дамъ развить собственную свою идею.

Мистриссъ Форрестеръ начала съ закрытаго покрываломъ предвщателя въ ‘Лалла Рук’, спрашивая, думаю ли я, что этотъ предвщатель то же самое, что Далай Лама, хотя Питеръ былъ не такъ безобразенъ, даже скоре красивъ, еслибъ у него не было веснушекъ. Я была рада, видя, что она распространяется о Питер, но, черезъ минуту обманчивая дама перешла къ Калидору Роуланда и къ достоинству косметическихъ средствъ и мазей для волосъ вообще, и разсуждала такъ плодовито, что я обернулась слушать миссъ Поль, которая отъ ламъ (вьючнаго скота) перешла къ перувіанскимъ акціямъ и къ ея жалкому мннію о коммерческихъ банкахъ вообще и о томъ въ-особенности, въ которомъ находились деньги миссъ Мэтти. Напрасно я вмшивалась съ: ‘когда это было? въ которомъ году слышали вы, что мистеръ Питеръ сдлался великимъ Ламой?’ Он только продолжали спорить: мясодныя ли животныя ламы или нтъ, въ каковомъ спор он оказались не совершенно-равносильны: мистриссъ Форрестеръ (посл того, какъ он погорячились и потомъ опять охладли) призналась, что она всегда смшивала мясоядныхъ и травоядныхъ, точно такъ же, какъ горизонтальный и перпендикулярный, но она извинялась въ этомъ очень-мило, говоря, что въ ея время четырехсложныя слова употреблялись только затмъ, чтобъ научиться, какъ читать по складамъ.

Я узнала изъ этого разговора только одно: послднее извстіе о Питер было изъ Индіи или ‘изъ окрестныхъ съ нею странъ’, и это недостаточное свдніе достигло Крэнфорда въ томъ году, когда миссъ Поль купила себ платье изъ индійской кисеи, давно уже изношенное (мы его вымыли и починили и слдили за его упадкомъ до-тхъ-поръ, пока изъ него были сдланы сторы, прежде-чмъ разговоръ пошелъ дале), и въ тотъ годъ, когда Уомбуелль прибылъ въ Крэнфордъ, потому-что миссъ Мэтти желала видть слона, чтобъ лучше представить себ, какъ Питеръ на нихъ здилъ, и видла тоже удава, котораго она даже не хотла и воображать въ своихъ мысляхъ о мст жительства Питера, и въ тотъ годъ, когда миссъ Дженкинсъ выучила наизустъ какое-то стихотвореніе и говорила безпрестанно на всхъ крэнфордскихъ вечеринкахъ, какъ ‘Питеръ обозрвалъ области отъ Китая до Перу’ — выраженіе, которое вс считали очень-великолпнымъ и очень-ученымъ, потому-что Индія находится между Китаемъ и Перу, если вы позаботитесь перевернуть глобусъ налво, а не направо.

Я полагаю, что вс эти мои разспросы и любопытство, возбужденное ими въ друзьяхъ моихъ, сдлало насъ слпыми и глухими ко всему, что происходило вокругъ насъ. Мн казалось, что солнце восходило и заходило, что дождь шелъ въ Крэнфорд точно такъ, какъ обыкновенно, и я не примчала признаковъ, которые могли бы почесться предвстниками необыкновеннаго происшествія. И сколько мн извстно, не только миссъ Мэтти и мистриссъ Форрестеръ, но даже сама миссъ Поль — которую мы считали чмъ-то въ род жрицы, за искусство ея предвидть обстоятельства прежде, чмъ они случались, хотя она не любила безпокоить своихъ друзей, сообщая имъ свои предвднія — даже сама миссъ Поль едва переводила духъ отъ изумленія, когда явилась разсказать намъ удивительное извстіе. Но я должна прійдти въ себя, воспоминаніе объ этомъ, даже посл столькихъ лтъ, захватило мн духъ и сбило съ толку, и покуда я не укрощу свое волненіе, не сладить мн и съ моимъ правописаніемъ.

Мы сидли, миссъ Мэтти и я, какъ обыкновенно, она въ синемъ ситцевомъ спокойномъ кресл, задомъ къ свту, съ чулкомъ въ рукахъ, а я читала громко газеты. Еще нсколько минутъ и мы отправились бы сдлать нкоторую перемну въ туалет при наступленіи визитнаго часа (двнадцати) въ Крэнфорд, я помню хорошо и сцену и день. Мы говорили о быстромъ выздоровленіи синьйора съ-тхъ-поръ, какъ настала теплая погода, хвалили искусство мистера Гоггинса, жалли о недостатк утонченности въ его обращеніи (странно, что именно это составляло предметъ нашего разговора, но оно было такъ), когда послышался стукъ, стукъ гостя, три ясные удара, и мы побжали (то-есть миссъ Мэтти не могла уйдти слишкомъ-скоро, съ ней былъ припадокъ ревматизма) въ наши комнаты перемнить чепчики и воротнички, когда миссъ Поль остановила насъ, всходя на лстницу.

— Не уходите… мн некогда ждать… я знаю, что еще нтъ двнадцати… но нужды нтъ какъ вы одты… мн надо поговорить съ вами.

Мы употребили вс силы сдлать видъ, какъ-будто вовсе не производили торопливаго движенія, котораго шумъ она услыхала, потому-что, разумется, намъ непріятно было заставить предполагать, будто у насъ есть старыя платья, въ которыхъ прилично быть только въ ‘домашнемъ пріют’ — какъ миссъ Дженкинсъ однажды мило назвала заднюю комнату, гд она завязывала банки съ вареньемъ. Поэтому мы съ двойной силой предались аристократическому нашему обращенію и казались настоящими аристократками впродолженіе двухъ минутъ, пока миссъ Поль переводила духъ и сильно возбудила наше любопытство, съ изумленіемъ поднявъ кверху руки и молча опустивъ ихъ, какъ-будто то, что она хотла сказать, было слишкомъ-изумительно для словесныхъ выраженій и могло только быть выражено пантомимой.

— Что вы думаете, миссъ Мэтти? что вы думаете? леди Гленмайръ выходитъ замужъ… помолвлена, я хочу сказать… леди Гленмайръ… мистеръ Гоггинсъ… мистеръ Гоггинсъ женится на леди Гленмайръ!

— Женится! сказали мы: — женится! Какое сумасшествіе!

— Женится! сказала миссъ Поль съ ршительностью, свойственною ея характеру.— Я говорю точно такъ же, какъ и вы, не-уже-ли онъ женится? и я также сказала: ‘какую глупость длаетъ миледи!’ Я могла бы сказать: ‘безуміе’, но я удержалась, потому-что услыхала объ этомъ въ лавк. Куда исчезла женская деликатность? Я не знаю, мы съ вами, миссъ Мэтти, сгорли бы отъ стыда, узнавъ, что о нашемъ замужств толкуютъ въ мелочной лавк, да еще при лавочник!

— Но, сказала миссъ Мэтти, вздыхая, какъ человкъ, оправляющійся отъ удара: — можетъ-быть, это неправда, можетъ-быть, мы къ ней несправедливы.

— Нтъ, сказала миссъ Поль: — я позаботилась въ этомъ удостовриться: пошла прямо къ мистриссъ Фиц-Адамъ попросить у ней поваренную книгу и вставила мои поздравленія propos, къ разговору о затруднительности для мужчинъ вести хозяйство, мистриссъ Фиц-Адамъ встрепенулась и сказала: она полагаетъ, что это правда, хотя она не знаетъ, гд и какъ я объ этомъ услыхала. Она сказала, что, наконецъ, братъ ея и леди Гленмайръ объяснились. ‘Объяснились!’ какое варварское слово! Но миледи прійдется покориться разнымъ слдствіямъ недостатка свтскости. Я имю причину полагать, что у мистера Гоггинса каждый вечеръ за ужиномъ бываетъ только хлбъ, сыръ, да пиво.

— Женится! сказала миссъ Мэтти еще разъ.— Ну! я никогда этого не думала. Двое изъ нашихъ знакомыхъ внчаются. Скоро дойдетъ очередь и до насъ.

— Такъ скоро, что мое сердце перестало биться, когда я объ этомъ услыхала, и вы могли бы сосчитать до двнадцати, пока я оправилась, сказала миссъ Поль.

— Никто не знаетъ, чья очередь прійдетъ прежде. Здсь, въ Крэнфорд, бдная леди Гленмайръ могла бы считать себя въ безопасности, сказала миссъ Мэтти съ кроткимъ состраданіемъ въ голос.

— О! сказала миссъ Поль, покачавъ головою:— разв вы не помните псню бднаго капитана Броуна: ‘Тибби Фоулеръ’:

Set her on the Tintock Tap,

The wind vill blaw а man’til her (*).

(*) Поставь ее на вершину Тинтокской Горы, втеръ принесетъ ей мужчину.

— Это потому, что Тибби Фоулеръ былъ богатъ, я полагаю.

— Ну, для леди Гленмайръ это нкоторый родъ разсчета, который мн, признаюсь, стыдно было бы имть.

Я выразила мое удивленіе.

— По какъ она могла прельститься мистеромъ Гоггинсомъ? Мн неудивительно, что мистеру Гоггинсу она понравилась.

— О! я не знаю. Мистеръ Гоггинсъ богатъ, хорошъ собой, сказала миссъ Мэтти: — онъ прекраснаго характера и предобрый.

— Она выходитъ затмъ, чтобъ пристроиться. Полагаю, что она беретъ за нимъ и аптеку, сказала миссъ Поль, сухо засмявшись своей собственной шутк.

Го какъ многіе люди, думающіе, что уже высказали много колкаго, насмшливаго и вмст остроумнаго, она начала смягчать свою угрюмость съ той минуты, какъ сдлала намекъ на аптеку, и мы стали разсуждатъ о томъ, какъ мистриссъ Джемисонъ прійметъ это извстіе. Особа, которой она поручила управлять домомъ и не допускать поклонниковъ до служанокъ, завела поклонника для самой себя! И поклонника такого, котораго мисстриссъ Джемисонъ провозгласила пошлымъ и недостойнымъ крэнфордскаго общества, не только по причин его фамиліи, но и за его голосъ, за цвтъ лица, за сапоги, пахнувшіе конюшней, за всю его особу, пахнувшую лекарствами. здилъ ли онъ къ леди Гленмайръ въ домъ мистриссъ Джемисонъ? Известковый хлоръ не очиститъ въ такомъ случа дома въ мнніи его владтельницы. Или свиданія ихъ ограничивались случайными встрчами въ комнат бднаго больнаго фигляра, къ которому они оба были такъ необыкновенно-добры, въ чемъ мы не могли не сознаться, несмотря на вс наши понятія о msalliance? Теперь открылось, что у мистриссъ Джемисонъ была больна служанка и мистеръ Гоггинсъ лечилъ ее нсколько недль. Стало-быть волкъ былъ въ самомъ стад и унесъ пастушку. Что скажетъ мистриссъ Джемисонъ? Мы заглядывали въ мракъ будущаго, какъ ребенокъ смотритъ на ракету, поднимающуюся въ темномъ неб, исполненный ожиданія трескотни, взрыва и блестящаго дождя искръ. Потомъ мы опускались на землю и къ настоящему времени, разспрашивая одна другую (мы вс были равно, не имли ни малйшей данной, чтобъ вывести какое-нибудь заключеніе), когда это случится? гд? Сколько лтъ мистеру Гоггинсу? Разстанется ли она съ своимъ титуломъ? Какъ Марта и другія служанки въ Крэнфорд будутъ докладывать о такихъ новобрачныхъ, какъ леди Гленмайръ и мистеръ Гоггинсъ? Но подутъ ли съ визитами? Прійметъ ли ихъ мистриссъ Джемисонъ? или мы должны будемъ выбирать между знатной мистриссъ Джемисонъ и разжалованной леди Гленмайръ? Мы вс любили больше леди Гленмайръ. Она была весела, ласкова, обходительна и пріятна, а мистриссъ Джемисонъ угрюма, вяла, напыщена и скучна. Но мы такъ долго признавали власть послдней, что намъ казалось какъ бы вроломствомъ даже помышлять о неповиновеніи запрещенію, которое мы предвидли.

Мистриссъ Форрестеръ застала насъ въ-расплохъ, въ заштопанныхъ чепцахъ и воротничкахъ, и мы совершенно объ этомъ забыли, торопясь узнать, какъ она перенесетъ извстіе, передачу котораго мы благородно предоставили миссъ Поль, хотя, еслибъ мы были расположены несправедливо воспользоваться преимуществомъ, мы могли бы сами разсказать его, потому-что съ ней сдлался весьма некстати сильный припадокъ кашля впродолженіе цлыхъ пяти минутъ посл того, какъ мистриссъ Форрестеръ вошла въ комнату. Я никогда не забуду умоляющее выраженіе ея глазъ, когда она смотрла на насъ черезъ свой носовой платокъ. Они говорили такъ ясно, какъ только краснорчивйшія слова могутъ выразить: ‘Не пользуйтесь случаемъ, чтобъ лишить меня принадлежащаго мн сокровища, хотя на нкоторое время я не могу имъ воспользоваться’. И мы не воспользовались.

Удивленіе мистриссъ Форрестеръ равнялось нашему, а чувство оскорбленія было еще сильне, потому-что она обижалась также за свое званіе и понимала гораздо-лучше насъ, до какой степени подобное поведеніе пятнало аристократію. Когда он ушли съ миссъ Поль, мы старались успокоиться, но миссъ Мэтти была просто вн себя отъ ужаснаго извстія. Она считала и пересчитывала, и вышло, что боле пятнадцати лтъ не приводилось ей слышать ни о какой знакомой свадьб, исключая одной миссъ Джесси Броунъ, и это, какъ она говорила, совершенно ее поразило и заставляло чувствовать, какъ-будто она не можетъ ручаться за будущее.

Не знаю, мечта ли только, воображеніе ли съ нашей стороны, или оно дйствительно такъ, но я примтила, что, тотчасъ посл того, какъ разнесется всть о помолвк въ какомъ-нибудь обществ, вс незамужнія въ этомъ обществ встрепенутся необыкновенной суетливостью, вздумаютъ наряжаться, какъ-будто говоря безмолвно и безсознательно: ‘вдь мы также двицы’. Миссъ Мэтти и миссъ Поль говорили и думали о шляпкахъ, платьяхъ, чепцахъ и шаляхъ впродолженіе послдовавшей за тмъ недли боле, чмъ впродолженіе предшествовавшихъ этому многихъ лтъ. Но, можетъ-быть, это происходило вслдствіе весенней погоды: мартъ былъ такой теплый и пріятный, а мериносъ, пухъ и всякіе разные шерстяные матеріалы были невесьма-приличны для яркихъ блестящихъ солнечныхъ лучей. Не нарядъ леди Гленмайръ завоевалъ сердце мистера Гоггинса, она, совершая свои добрыя дла, ходила въ платьяхъ, еще боле поношенныхъ, чмъ прежде. Хотя при торопливыхъ взглядахъ, бросаемыхъ на нее и въ церкви и въ другихъ мстахъ, она, казалось, какъ-будто избгала встрчи съ своими друзьями, на лиц ея почти расцвла свжесть юности, губы казались красне и полне, чмъ въ ихъ прежнемъ сжатомъ положеніи, а глаза покоились на всхъ предметахъ съ медлительнымъ блескомъ, какъ-будто она научилась любить Крэнфордъ и его обитателей. Мистеръ Гоггинсъ сіялъ радостью и полъ въ церкви скриплъ подъ его совершенно-новыми сапогами — шумный и вмст очевидный признакъ предполагаемой перемны положенія, потому-что ходило преданіе будто онъ до-тхъ-поръ носилъ все т же самые сапоги, въ которыхъ пріхалъ въ Крэнфордъ двадцать пять лтъ назадъ, только они были починяемы за-ново вверху и внизу, въ носкахъ и голенищахъ, въ каблукахъ и подошв, черной кожей и рыжей столько разъ, что и не перечтешь.

Ни одна изъ крэнфордскихъ дамъ не заблагоразсудила одобрить этотъ бракъ поздравленіемъ жениха или невсты. Мы не хотли принимать участія въ этомъ дл до возвращенія нашей законной начальницы, мистриссъ Джемисонъ. Покуда она не воротится предписать намъ нашу роль, мы думали, что будетъ лучше смотрть на помолвку какъ на фактъ, конечно, существующій, но о которомъ чмъ меньше говорить, тмъ лучше. Это воздержаніе, наложенное на наши языки (потому-что разсудите: если мы не говорили объ этомъ никому изъ дйствующихъ лицъ, то какъ же могли мы получить отвты на вопросы, которые такъ нетерпливо желали предложить), начинало длаться ужасно-скучнымъ, наши понятія о достоинств молчанія начинало блднть передъ силою любопытства, когда мыслямъ нашимъ вдругъ дано было другое направленіе, объявленіемъ отъ главнаго крэнфордскаго лавочника, который занимался всякой торговлей, отъ самой мелочной до модныхъ нарядовъ, что весеннія моды прибыли и будутъ выставлены въ слдующій вторникъ въ его магазин, на главной улиц. Миссъ Мэтти только этого и ожидала, чтобъ купить себ новое шелковое платье. Я предполагала, правда, послать за выкройками въ Дрёмбль, но она отказалась отъ моего предположенія, кротко намекнувъ, что не забыла о своемъ разочарованіи касательно свтло-зеленаго тюрбана. Я была рада, что находилась теперь съ нею и могла противиться ослпительному очарованію желтыхъ и красныхъ матерій.

Здсь я должна сказать нсколько словъ о себ самой. Я говорила о старинной дружб отца моего съ семействомъ Дженкинсъ, и, право, не знаю, не были ли мы съ ними даже въ дальнемъ родств. Онъ охотно позволилъ мн остаться на цлую зиму въ Крэнфорд, въ уваженіе письма миссъ Мэтти, которое она написала къ нему во время общаго крэнфордскаго страха и въ которомъ, я подозрваю, она преувеличила мою силу и мою храбрость, какъ защитницы ея дома. Но теперь, когда дни стали и длинне и свтле, онъ началъ торопить мое возвращеніе, а я откладывала его только вслдствіе странной, отчаянной надежды, что если получу боле-ясныя свднія, то могу найдти связь того, что мн разсказала синьйора объ Аг Дженкинс, съ тмъ, что я вывдала изъ разговора миссъ Поль и мистриссъ Форрестеръ о появленіи и исчезновеніи ‘бднаго Питера’.

II.
Банкротство.

Въ тотъ самый четверкъ, когда мистеръ Джонсонъ долженъ былъ показывать свои модные товары, почтальйонша принесла къ намъ два письма. Я сказала: ‘почтальйонша’, но должна бы сказать: жена почтальйона. Онъ былъ храмой башмачникъ, очень-опрятный, честный человкъ, весьма-уважаемый въ город, но никогда самъ не разносилъ писемъ, кром чрезвычайныхъ случаевъ, какъ, напримръ, въ день Рождества или въ великую пятницу, и въ эти дни письма, которыя должны бы получиться въ восемь часовъ утра, не являлись прежде двухъ или трехъ часовъ пополудни, вс любили бднаго Томаса и ласково принимали его въ этихъ торжественныхъ случаяхъ. Онъ обыкновепно говорилъ, что сытъ по горло, потому-что въ трехъ или четырехъ домахъ непремнно хотли накормить его завтракомъ, и едва окончивъ послдній завтракъ, онъ приходилъ къ какому-нибудь другому пріятелю, который ужь начиналъ обдъ, но какъ ни сильны были искушенія, Томасъ всегда былъ трезвъ, вжливъ и съ улыбкой на лиц, и какъ миссъ Дженкинсъ обыкновенно говорила, это былъ олицетворенный урокъ терпнія, который, она не сомнвалась, долженъ вызвать это драгоцнное качество во многихъ людяхъ, у которыхъ, не будь Томаса, оно дремало бы. Конечно, терпніе находилось въ состояніи весьма-сильной дремоты у миссъ Дженкинсъ. Она вчно ожидала писемъ, и всегда барабанила по столу, покуда не приходила или не проходила почтальйонша. Въ Рождество и въ великую пятницу она барабанила отъ чая до обдни, отъ обдни до двухъ часовъ, до-тхъ-поръ, пока не нужно было помшать въ камин, и непремнно роняла кочергу и бранила за это миссъ Мэтти. Но также непремненъ былъ ласковый пріемъ и хорошій обдъ для Томаса, миссъ Дженкинсъ разспрашивала про его дтей, что они длаютъ, въ какую школу ходятъ, длая ему упреки, если неравно еще новое чадо должно было появиться на свтъ, но всегда посылая ребятишкамъ шиллингъ и сладкій пирожокъ, съ полкроной прибавки для отца и матери. Почта совсмъ не составляла особенной важности для милой миссъ Мэтти, но ни за что на свт не уменьшила бы она ни привтствій, ни подарковъ Томасу, хотя я примчала, что она нсколько стыдилась этой церемоніи, на которую миссъ Дженкинсъ смотрла какъ на торжественный случай для поданія совтовъ и благодяній своимъ ближнимъ. Миссъ Мэтти совала деньги разомъ въ его руку, какъ-будто стыдясь себя самой. Миссъ Дженкинсъ отдавала каждую монету особенно, съ словами: ‘Вотъ! это для тебя… это для Дженни’, и такъ дале. Миссъ Мэтти всегда манила Марту изъ кухни, покуда онъ лъ свой обдъ, и однажды, какъ мн извстно, она отвернулась, когда онъ быстро сунулъ свой завтракъ въ синій бумажный носовой платокъ. Миссъ Дженкинсъ журила его, если онъ не до-чиста съдалъ съ блюда, какъ бы полно оно ни было наложено, и давала ему наставленія съ каждымъ кускомъ.

Я далеко уклонилась отъ разсказа о двухъ письмамъ, ожидавшихъ насъ на стол въ этотъ четверкъ. Письмо ко мн было отъ батюшки, къ миссъ Мэтти печатное. Письмо батюшки было совершенно мужское письмо, я хочу сказать, что оно было очень-скучно и говорило только о томъ, что онъ здоровъ, что у нихъ были сильные дожди, что торговля почти совсмъ остановилась и что ходятъ слухи весьма-непріятные. Онъ также спрашивалъ, знаю ли я, есть ли еще у миссъ Мэтти акціи въ городскомъ купеческомъ банк, такъ-какъ о немъ ходили весьма-непріятные слухи, которые, впрочемъ, онъ всегда предвидлъ и давно уже предсказывалъ миссъ Дженкинсъ, когда она отдавала туда все свое достояніе — единственный, сколько ему извстно, неблагоразумный шагъ, сдланный во всю жизнь этой умной женщиной (единственный поступокъ, на который она ршилась, вопреки его совтамъ, какъ мн было извстно). Однако, если что-нибудь пойдетъ дурно, разумется, я не должна покидать миссъ Мэтти, если могу ей сколько-нибудь быть полезной, и проч.

— Отъ кого ваше письмо, душенька? А ко мн очень-вжливое приглашеніе, подписанное Эдвинъ Уильсонъ, явиться на очень-важное собраніе акціонеровъ городского купеческаго банка въ Дрёмбль, въ четверкъ 25-го числа. Это съ ихъ стороны весьма-любезно, что они вспомнили обо мн.

Мн не понравилось извстіе объ этомъ ‘очень-важномъ собраніи’, хотя я мало понимала дла, я опасалась, что это подтверждало слова батюшки, однако я подумала: дурныя всти приходятъ всегда слишкомъ-рано, и потому ршилась не говорить ничего о моемъ опасеніи, а сказала только, что батюшка здоровъ и посылаетъ ей поклонъ. Она долго восхищалась своимъ письмомъ. Наконецъ сказала:

— Я помню, что они прислали Дебор точно такое, но я этому не удивлялась, потому-что вс знали, какъ она была умна. Я боюсь, что мало буду имъ полезна, право, если они начнутъ считать, я совсмъ смшаюсь, потому-что никогда не въ-состояніи сдлать счетъ въ ум. Дебора, я знаю, желала хать и даже заказала себ новую шляпку, но когда настало время, она сильно простудилась и они прислали ей очень-вжливый отчетъ о томъ, что было сдлано. Кажется, выбирали директора. Какъ вы думаете, они приглашаютъ меня, чтобъ помочь имъ выбрать директора? Я тотчасъ выбрала бы вашего отца.

— У батюшки нтъ акцій въ этомъ банк, сказала я.

— Такъ, нтъ! я это помню. Онъ очень отсовтывалъ Дебор, когда она ихъ покупала, но она была совершенно-дловая женщина и всегда сама все ршала, а вдь вы знаете, они вс эти года платили по восьми процентовъ.

Для меня это былъ предметъ весьма-непріятный: я ждала недобраго, потому я перемнила разговоръ, спросивъ, въ какое время, она думаетъ, лучше намъ идти смотрть модныя матеріи.

— Ну, душенька, сказала она: — вотъ въ чемъ дло: этикетъ не позволяетъ идти до двнадцати, но тогда весь Крэнтордъ будетъ тамъ и не каждому пріятно разспрашивать при всхъ о нарядахъ, уборахъ, чепцахъ. Показывать любопытство въ такихъ случаяхъ неприлично людямъ благовоспитанымъ. У Деборы была привычка всегда смотрть такъ, какъ-будто бы послднія моды ничего не значатъ для нея, это она переняла отъ леди Арлей, которая, знаете, видала всегда вс новыя моды въ Лондон. Поэтому, я думаю, мы сегодня утромъ выйдемъ вскор посл завтрака — мн нужно полфунта чаю, а потомъ можемъ пойдти и разсмотрть вс вещи на свобод и посмотрть, какъ нужно сдлать мое новое шелковое платье, а потомъ, посл двнадцати, можемъ итти снова, уже нисколько не думая о нарядахъ.

Мы начали говорить о новомъ шелковомъ плать миссъ Мэтти. Я узнала, что она выбираетъ въ первый разъ въ жизни что-нибудь важное для себя самой, миссъ Дженкинсъ, каковъ бы ни былъ ея вкусъ, была всегда боле-ршительнаго характера, и удивительно, какъ такіе люди овладваютъ другими простой силою воли. Миссъ Мэтти заране такъ восхищалась видомъ шелковистыхъ складокъ, какъ-будто бы на пять совереновъ, отложенныхъ для покупки, могла скупить вс шелковыя матеріи изъ лавки, и (припоминая, какъ я потеряла два часа въ игрушечной лавк прежде, чмъ ршила, на что издержать три пенса) я была рада, что мы пойдемъ рано, чтобъ милая миссъ Мэтти могла на свобод насладиться нершимостью.

Если попадется матерія голубоватая, платье будетъ голубоватое, если нтъ, она ршилась на синее, а я на срое, и мы разсуждали о количеств полотнищъ, покуда не дошли до лавки. Мы должны были купить чай, выбрать матерію, а потомъ вскарабкаться на витую желзную лстницу, ведущую туда, что было нкогда чердакомъ, а теперь превратилось въ выставку модъ.

Молодые прикащики мистера Джонсона, нарядные, въ лучшихъ галстухахъ, вертлись у прилавка съ изумительною дятельностью. Они предложили тотчасъ провести насъ наверхъ, но, придерживаясь правила, что дла прежде, а удовольствіе посл, мы остановились купить чай. Тутъ разсянность миссъ Мэтти измнила ей. Если она знала, что пила зеленый чай въ какое бы то ни было время, то считала обязанностью не спать потомъ цлую ночь (я знаю, что она нсколько разъ пила зеленый чай, не зная того, и не чувствовала подобныхъ послдствій), слдовательно зеленый чай былъ запрещенъ въ ея дом, а сегодня она сама спросила этотъ зловредный предметъ, воображая, что говоритъ о шелковой матеріи. Однако ошибка скоро была поправлена и потомъ матеріи въ-самомъ-дл были развернуты. Въ это время лавка наполнилась, былъ рыночный день въ Крэнфорд, и многіе изъ мызниковъ и окрестныхъ крестьянъ пришли, поглаживая волосы и робко поглядывая изъ-подъ опущенныхъ рсницъ, желая нетерпливо разсказать объ этомъ необыкновенномъ зрлищ дома, своей хозяйк или двушкамъ, и чувствуя, что они тутъ не на мст между щегольскими прикащиками, красивыми шалями и лтними ситцами. Одинъ изъ нихъ однако пробрался до прилавка, у котораго мы стояли, и смло попросилъ взглянуть на шали. Вс другіе деревенскіе жители ограничились бакалейнымъ товаромъ, но нашъ сосдъ очевидно былъ слишкомъ-исполненъ доброжелательныхъ намреній относительно хозяйки, жены или дочери, чтобъ быть робкимъ, и я скоро предложила себ вопросъ: кто, миссъ Мэтти или онъ, дольше продержитъ прикащика. Каждая вновь-подаваемая шаль казалась ему лучше прежней, а миссъ Мэтти улыбалась и вздыхала надъ каждой приносимой новой кипой, одинъ цвтъ служилъ прекраснымъ оттнкомъ другому и вся кипа вмст, какъ она говорила, пристыдила бы самую радугу.

— Я боюсь, сказала она, колеблясь: — что бы я ни выбрала, я буду жалть, зачмъ не взяла другое. Посмотрите на эту хорошенькую малиновую: какъ это было бы тепло зимою. Но наступаетъ весна… знаете, мн хотлось бы имть по платью для всякаго времени года, сказала она понизивъ голосъ: — какъ длали вс мы въ Крэнфорд, когда говорили о чемъ-нибудь такомъ, чего желали, да не могли себ позволить. Впрочемъ, продолжала она громче и веселе: — было бы съ ними много хлопотъ, поэтому я думаю купить себ только одно… но которое же, душенька?

Она имла виды на лиловое съ желтыми крапинками, а я указывала на темно-зеленое, совершенно-пропадавшее между боле-яркими цвтами, но между-тмъ бывшее все-таки въ своемъ смиренномъ вид очень-хорошей матеріей. Вниманіе наше было привлечено на нашего сосда. Онъ выбралъ шаль въ тридцать шиллинговъ, лицо его просіяло отъ надежды пріятнаго сюрприза, который онъ сдлаетъ Молли или Дженни, онъ вытащилъ кожаный кошелекъ изъ кармана панталонъ и подалъ двадцати-пяти-фунтовой билетъ за шаль и за какой-то узелъ, который принесли ему съ бакалейнаго прилавка, именно въ эту-то минуту привлекъ онъ наше вниманіе. Прикащикъ разсматривалъ билетъ съ смущеннымъ, сомнительнымъ видомъ.

— Городской банкъ! Я не знаю наврное, сэръ, но, кажется, мы получили только сегодня утромъ предостереженіе противъ билетовъ этого банка. Я сейчасъ спрошу мистера Джонсона, сэръ, но я боюсь, мн прійдется побезпокоить васъ просьбой: заплатить монетой или билетомъ другаго банка.

Я никогда не видла боле внезапнаго смущенія и изумленія. Почти жаль было видть такую быструю перемну.

— Чтобъ ихъ тутъ!… сказалъ онъ, ударивъ кулакомъ по столу, какъ бы затмъ, чтобъ попробовать, который крпче.— Парень говоритъ, какъ-будто бумажки и золото валяются по полу.

Миссъ Мэтти забыла свое шелковое платье изъ-за участія къ этому человку. Не думаю, чтобъ она разслышала имя банка, въ моей слабонервной трусости я дрожала, чтобъ она не услыхала его, и начала любоваться лиловымъ платьемъ, которое осуждала за минуту передъ тмъ. Но это нисколько не помогло.

— Какой это банкъ?… Я хочу сказать, изъ какого банка вашъ билетъ?

— Городскаго.

— Покажите мн, сказала она спокойно прикащику, тихо взявъ у него изъ рукъ, когда онъ принесъ билетъ назадъ къ мызнику.

Мистеру Джонсону было очень-прискорбно, но, по полученному имъ увдомленію, билеты этого банка были ни чмъ не лучше простой бумаги.

— Не понимаю, сказала мн миссъ Мэтти:— вдь это нашъ банкъ? городской?

— Да, сказала я: — эта лиловая матерія какъ-разъ идетъ къ лентамъ на вашемъ новомъ чепц. Мн кажется, продолжала я, развертывая складки, чтобъ заслонить свтъ и желая, чтобъ мызникъ ушелъ поскоре… но вдругъ новая мысль мелькнула у меня въ голов: благоразумно ли и справедливо ли допустить миссъ Мэтти сдлать такую значительную покупку, если дла банка до такой степени дурны, какъ показывалъ отказъ взять билетъ?

Миссъ Мэтти приняла кроткій и благородный видъ, ей свойственный, и, ласково взявъ меня за руку, сказала:

— На нсколько минутъ оставимъ матеріи, душенька. Я не понимаю васъ, сэръ, сказала она, обращаясь къ прикащику, ожидавшему отъ мызника денегъ:— разв это билетъ фальшивый?

— О нтъ-съ! билетъ настоящій, но видите ли-съ, носятся слухи, что банкъ этотъ скоро рушится. Мистеръ Джонсонъ только исполняетъ свою обязанность, какъ, врно, извстно мистеру Добсону.

Но мистеръ Добсонъ не могъ отвчать на вопросительный поклонъ улыбкой согласія. Онъ разсянно вертлъ въ рукахъ билетъ, мрачно смотря на свертокъ, содержащій выбранную шаль.

— Это тяжело для бднаго человка, который добываетъ каждую копейку въ пот лица, сказалъ онъ.— Впрочемъ, чмъ тутъ поможешь? Возьмите назадъ вашу шаль, Лидзи обойдется покамстъ и плащемъ. А винныя ягоды для ребятишекъ, я имъ общалъ… и возьму ихъ, но табакъ и другія вещи…

— Я дамъ вамъ пять совереновъ за вашъ билетъ, мой милый, сказала миссъ Мэтти.— Я полагаю, что тутъ есть какая-нибудь ошибка, я вдь одна изъ акціонеровъ, и наврно они увдомили бы меня, еслибъ дла не были въ порядк.

Прикащикъ прошепталъ черезъ прилавокъ нсколько словъ миссъ Мэтти. Она взглянула на него съ недоумніемъ.

— Можетъ-быть, сказала она:— но я не имю притязанія знать толкъ въ длахъ, я только знаю, что если банкъ обанкрутится и честные люди должны лишиться своихъ денегъ, потому-что принимали наши билеты… Я не ясно выражаю мою мысль, прибавила она, вдругъ примтивъ, что пустилась въ длинную рчь и что ее слушаютъ четверо:— только я размняю на золото этотъ билетъ, если хотите, заключила она, обращаясь къ мызнику:— и вы можете отнести шаль вашей жен. Только съ платьемъ мн надо повременить нсколько дней, сказала она мн: — тогда, я не сомнваюсь, все разъяснится.

— Но если разъяснится въ худую сторону? сказала я.

— Ну, что жь? я только, значитъ, поступила честно, какъ акціонерка, отдавъ деньги этому доброму человку. Я совершенно понимаю это въ моихъ мысляхъ, но, вы знаете, я никогда не могу говорить такъ понятно, какъ другіе, вы должны отдать мн вашъ билетъ, мистеръ Добсонъ, если хотите сдлать покупки на эти соверены.

Мызникъ посмотрлъ на нее съ безмолвной признательностью, не умя выразить ее словами, но попятился назадъ, комкая свой билетъ.

— Мн не хочется заставить другаго потерять вмсто себя, если надо потерять, только видите: пять фунтовъ — деньги большія для человка семейнаго, а какъ вы говорите, можно побиться объ закладъ, что черезъ два-три дня билетъ будетъ приниматься по той же цн, какъ золото…

— Не надйтесь, мистриссъ, сказалъ прикащикъ.

— Тмъ больше причины мн взять его, сказала спокойно миссъ Мэтти.

Она подвинула свои соверены къ мызнику, который нершительно вручилъ еи билетъ.

— Благодарствуйте. Я подожду дня два покупкой шелковой матеріи, можетъ-быть, у васъ будетъ тогда большой выборъ. Душенька, пойдемте наверхъ.

Мы разсматривали модные фасоны съ такимъ мелочнымъ и любопытнымъ участіемъ, какъ-будто бы платье, которое должно было сшиться по нихъ, было куплено. Я не примтила, чтобъ маленькое происшествіе въ лавк хоть сколько-нибудь уменьшило любопытство миссъ Мэтти насчетъ того, какъ длаются рукава и юбки. Она нсколько разъ выражала мн свое удовольствіе о томъ, что мы такъ свободно и уединенно можемъ разсматривать шляпки и шали, но я все время не была уврена, чтобъ наше посщеніе было совершенно уединенно, потому-что мн мелькнула фигура, выглядывавшая изъ плащей и мантилій и, торопливо обернувшись, очутилась лицомъ къ лицу съ миссъ Поль, которая, тоже въ утреннемъ костюм (главная черта котораго состояла въ томъ, что она была безъ зубовъ и въ вуал, чтобъ скрыть ихъ недостатокъ), пришла съ тмъ же намреніемъ, какъ и мы. Но она тихо отправилась домой, потому-что, какъ говорила, страдала сильной головною болью и чувствовала себя не въ-состояніи поддерживать разговоръ.

Возвращаясь назадъ черезъ лавку, мы нашли вжливаго мистера Джонсона, ожидавшаго насъ, онъ узналъ о размн билета на золото и съ большимъ чувствомъ и съ истинной добротою, но съ маленькимъ недостаткомъ такта, пожелалъ выразить свое участіе къ миссъ Мэтти и разсказать ей настоящее положеніе дла. Я могла только надяться, что до него дошли преувеличенные слухи, потому-что онъ сказалъ, будто ея акціи стали хуже, чмъ ничего, и что банкъ не можетъ заплатить даже шиллинга за фунтъ. Я была рада, что миссъ Мэтти, казалось, несовсмъ этому врила, но я не могла сказать, дйствительно ли она не врила, или притворялась, съ тмъ умньемъ владть собою, которое было свойственно дамамъ въ положеніи миссъ Мэтти въ Крэнфорд, дамамъ, полагавшимъ, что он компрометируютъ свое достоинство малйшимъ выраженіемъ удивленія, смущенія или тому подобнаго чувства, въ присутствіи низшаго имъ по званію, или въ публичномъ мст. Однако домой шли мы молча. Стыдно сказать, что мн было и непріятно и досадно, зачмъ миссъ Мэтти такъ ршительно взяла себ билетъ. Мн такъ хотлось, чтобъ у ней было новое шелковое платье, которое, къ-сожалнію, такъ было ей нужно, вообще она была такъ нершительна, что всякій могъ переуврить ее во всемъ, но тутъ я чувствовала, что напрасно будетъ покушаться на это и тмъ немене была раздосадована.

Какъ бы то ни было, посл двнадцати мы об признались, что насмотрлись до-сыта на моды, что чувствовали нкоторую усталость (которая въ дйствительности была уныніемъ) и ршились не идти туда опять. Но все-таки мы ничего не говорили о билет, какъ вдругъ что-то побудило меня спросить миссъ Мэтти: не-уже-ли она считаетъ обязанностью давать соверены за вс билеты городскаго банка, которые ей попадутся? Я хотла бы прикусить себ языкъ, только-что успла это выговорить. Она взглянула на меня нсколько-грустно, какъ-будто я бросила новое недоумніе въ ея уже измученное сердце и нсколько минутъ не говорила ничего. Потомъ сказала: — о моя милая миссъ Мэтти — безъ тни упрека въ голос:

— Душенька! я никогда не находила въ своемъ ум большой, какъ говорится, остроты, и часто мн довольно-трудно ршить, что я должна длать. Я была очень-рада, очень-рада, что сегодня утромъ увидла прямую свою обязанность, когда этотъ бдный человкъ стоялъ передо мною, но для меня очень-тяжело все думать-и-думать о томъ, что я должна длать, когда случится то-то или то-то, и я полагаю, мн лучше ждать и посмотрть что будетъ, я не сомнваюсь, что мн тогда помогутъ, если я не стану тревожиться и безпокоиться заране. Вы знаете, милочка, я не похожа на Дебору. Будь жива Дебора, я не сомнваюсь, она не допустила бы ихъ дойдти до такого положенія.

Никто изъ насъ не имлъ большаго апетита за обдомъ, хотя мы старались весело разговаривать о постороннихъ предметахъ. Воротясь въ гостиную, миссъ Мэтти открыла бюро и начала пересматривать свои счетныя книги. Я такъ раскаявалась въ томъ, что сказала утромъ, что не хотла взять на себя смлости предположить, будто могу ей пособить, я предоставила ей заниматься одной, съ нахмуренными бровями слдовала она взоромъ за перомъ, бгавшимъ взадъ и впередъ по страниц. Потомъ она закрыла книгу, заперла бюро и придвинула ко мн свое кресло, я сидла въ угрюмой печали передъ каминомъ. Я протянула ей руку, она сжала ее, но не сказала ни слова. Наконецъ, проговорила съ принужденнымъ спокойствіемъ въ голос:

— Если дла этого банка кончатся дурно, я потеряю сто сорокъ девять фунтовъ тринадцать шиллинговъ и четыре пенса въ годъ, у меня останется только тринадцать фунтовъ годоваго дохода.

Я сжала крпко ея руку, но не знала что сказать. Я почувствовала (было темно, я не могла видть ея лица), какъ ея пальцы судорожно зашевелились въ моей рук, и угадала, что она сбирается съ духомъ, чтобъ продолжать. Мн слышались рыданія въ ея голос, когда она сказала:

— Надюсь, что это не грхъ, если скажу, но я… но, о, я такъ рада, что бдная Дебора избавилась отъ этого: она никогда не могла бы перенести униженія… у ней была такая благородная, высокая душа.

Вотъ все, что она сказала о сестр, настоявшей на томъ, чтобъ отдать ихъ маленькое состояніе въ этотъ несчастный банкъ. Въ тотъ вечеръ мы еще позже, чмъ обыкновенно, зажгли свчи и сидли безмолвныя и грустныя.

Однако мы принялись за работу посл чая съ какой-то принуждеиной веселостью (которая скоро сдлалась искреннею), разговаривая о помолвк леди Гленмайръ. Миссъ Мэтти почти начала находить это дломъ хорошимъ.

— Я не намрена отрицать, чтобъ мужчины не были помхой въ дом. Я не могу судить о неисчерпаемой новости по собственному-опыту, потому-что отецъ мой былъ олицетворенной опрятностью и всегда, возвращаясь домой, вытиралъ башмаки такъ же старательно, какъ женщины, но все-таки мужчина понимаетъ, какъ должно поступать въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, и очень-пріятно имть человка подъ-рукою, на котораго можно положиться. Вотъ хоть бы леди Гленмайръ, вмсто того, чтобъ колебаться и не знать, гд ей поселиться, будетъ имть домъ среди общества пріятныхъ и добрыхъ людей, каковы, напримръ, наши добрыя миссъ Поль и мистриссъ Форрестеръ. А мистеръ Гоггинсъ вдь, право, видный собой мужчина, ну, а что касается до его обращенія, то если оно неслишкомъ-изящно, я скажу, что знала людей съ прекраснымъ сердцемъ и преумныхъ, которые хотя не могли похвалиться тмъ, что нкоторые считаютъ свтскостью, но отличались и благородствомъ и добротою.

Она предалась нжной мечтательности о мистер Гольбрук и я не прерывала ее, будучи занята соображеніемъ одного плана, который занималъ мои мысли уже нсколько дней, но который угрожающее банкротство привелъ къ кризису. Въ этотъ вечеръ, когда миссъ Мэгги улеглась спать, я вроломно опять зажгла свчу и сла въ гостиной сочинять письмо къ Аг Джонкинсу, письмо, которое должно было тронуть его, если онъ былъ Питеръ, и показаться простымъ изложеніемъ сухихъ фактовъ, если это человкъ посторонній. Церковные часы пробили два прежде, чмъ я кончила.

На слдующее утро явились извстія и офиціальное и частное, что городской банкъ прекратилъ платежи. Миссъ Мэтти была разорена.

Она пыталась говорить со мной спокойно, но когда дошла до обстоятельства, что должна жить только пятью шиллингами въ недлю, не могла удержать нсколькихъ слезъ.

— Я плачу не о себ, душенька, сказала она, отпрая ихъ: — я полагаю, что плачу о той глупой мысли, какъ огорчилась бы матушка, еслибъ это знала, она заботилась о насъ гораздо-больше, чмъ о себ самой. Но сколько бдныхъ людей имютъ еще меньше, а я, слава Богу, неочень расточительна: когда выдамъ Март жалованье, расплачусь за баранину и за наемъ квартиры, то не останусь должна un одной копейки. Бдная Марта! думаю, ей будетъ жаль меня оставить.

Миссъ Мэтти улыбнулась мн сквозь слезы и какъ-будто хотла показать мн только улыбку, а не слезы.

III.
Истинные друзья.

Видть, какъ миссъ Мэтти тотчасъ принялась за сокращенія, которыя она считала необходимыми при своихъ измнившихся обстоятельствахъ, было для меня примромъ и, думаю, могло бы быть примромъ и для другихъ. Пока она пошла поговорить съ Мартой и увдомить ее обо всемъ, я, съ моимъ письмомъ къ Аг Дженкинсу, ускользнула къ синьйорамъ, чтобъ узнать врный адресъ. Я обязала синьйору соблюдать молчаніе, и дйствительно, ея военные пріемы имли нкоторую стенень рзкости и осторожности, заставлявшую ее говорить какъ-можно-меньше, кром тхъ случаевъ, когда она находилась подъ вліяніемъ сильнаго волненія. Къ-тому же (что длало мою тайну вдвое-надежне) синьйоръ до того теперь оправился отъ своей болзни, что помышлялъ хать дальше, показывать aокусы и черезъ нсколько дней съ своей женою, маленькой Фебой, оставлялъ Крэнфордъ. Я нашла его разсматривающимъ огромное черное съ краснымъ объявленіе, гд разсказывались вс совершенства синьйора Брунони и гд недоставало только имени города, въ которомъ онъ намревался играть. Они съ женою были такъ погружены въ ршеніе того, гд красныя буквы будутъ эффектне, что я насилу могла вставить свой вопросъ, и то уже подавъ предварительно различныя мннія, въ основательности которыхъ сама усомнилась, когда синьйоръ возобновилъ свои сомннія и размышленія объ этомъ важномъ предмет. Наконецъ я достала адресъ, и какъ казался онъ страненъ! Я бросила письмо на почту, возвращаясь домой, и съ минуту стояла смотря на деревянный ящикъ съ раскрытой щелью, отдлявшей меня отъ письма, за секунду передъ тмъ находившагося въ моихъ рукахъ. Оно ускользнуло отъ меня, какъ жизнь, безвозвратно. Оно будетъ качаться по морю, можетъ-быть, забрызжется волнами, унесется къ пальмамъ, пропитается всми тропическими благоуханіями, клочокъ бумажки, только часъ назадъ такой обыкновенный и знакомый и пошлый, отправится въ свой путь къ дикимъ странамъ за Гангъ. Но я не могла терять много времени на эти размышленія. Я поторопилась домой: можетъ-быть, я нужна миссъ Мэтти. Марта отворила мн дверь съ лицомъ, распухшимъ отъ слезъ. Увидвъ меня, она залилась снова, схватила меня крпко за руку, притащила въ переднюю и захлопнула дверь, спрашивая, справедливо ли то, что сказала миссъ Мэтти.

— Я никогда ее не брошу, нтъ, не брошу — такъ я ей сказала, не знаю, говорю, какъ у васъ хватило духу отпускать меня. На ея мст я бы этого не сдлала. Я вдь не такая мерзавка, какъ Розка у мистриссъ Фнц-Адамъ, что готова отойдти, если не прибавятъ жалованья, прожимши семь съ половиной лтъ у однихъ хозяевъ. Я сказала, что не хочу служить дьяволу такимъ манеромъ, что я, дескать, понимаю, что значитъ добрая барыня, коли она не понимаетъ, что значитъ хорошая служанка…

— Но, Марта… сказала я, перебивая ее, покуда она вытирала себ глаза.

— Не говорите мн этого, отвчала она на мой умоляющій голосъ.

— Выслушай причины…

— Не хочу слушать вашихъ причинъ, сказала она теперь твердымъ голосомъ, который прежде прерывался отъ рыданій.— Всякій можетъ приводить причины по-своему. У меня тоже есть хорошія причины. Ужь причина тамъ или нтъ, а я все буду это говорить, вотъ хоть меня убейте. У меня есть деньги въ Сохранной Казн, есть-таки довольно изъ одёжи и не уйду я отъ миссъ Мэгти, нтъ, не уйду, хоть отпускай она меня каждый часъ и каждый день!

Она сложила руки фертомъ, какъ-бы вызывая меня на бой, и точно, я не знала бы какъ начать ее уговаривать — такъ сильно я чувствовала, что миссъ Мэтти, при своемъ увеличивающемся нездоровьи, нуждалась въ попеченіи этой доброй и врной женщины.

— Хорошо, сказала я наконецъ.

— Я рада, что вы начали съ ‘хорошо’! Еслибъ вы сказали ‘но’, какъ прежде, я бы васъ не стала слушать. Теперь вы можете продолжать

— Я знаю, что миссъ Мэтти много потеряла бы въ теб, Марта…

— Я такъ ей и сказала. Потеряла да вчно бы жалла, перебила Марта съ торжествомъ.

— Однако у ней будетъ такъ мало… такъ мало… средствъ къ жизни, что я не знаю, чмъ будетъ она тебя кормить… она и себя-то прокормитъ съ трудомъ. Я говорю это теб, Марта, потому, что считаю тебя другомъ миссъ Мэтти, но, знаешь, можетъ-быть, ей будетъ непріятно, чтобъ говорили объ этомъ.

Вроятно, это былъ предметъ боле печальный, нежели какъ хотла говорить о немъ миссъ Мэтти, потому-что Марта бросилась на первый стулъ, который случился у ней подъ-рукой, и зарыдала громко (мы стояли въ кухн). Наконецъ она опустила передникъ и, посмотрвъ мн пристально въ лицо, сказала:

— Не по этой ли причин миссъ Мэтти не заказала пуддинга сегодня? Она сказала, что ей не хочется сладкаго и что вы съ нею будете кушать просто баранью котлетку, но я перехитрю. Не говорите ей, а я сдлаю славный пуддингъ на свои деньги. Смотрите же, чтобъ она его скушала непремнно. Многимъ становится легче на сердц, когда хорошее блюдо на стол.

Я была рада, что энергія Марты приняла немедленное и практическое направленіе къ дланію пуддинга и прекратила споръ, останется ли она или не останется въ услуженіи у миссъ Мэтти. Она надла чистый передникъ и приготовилась идти въ лавку за масломъ, за лицами и всмъ, что было нужно, она не хотла взять для своей стряпни ни крошки изъ того, что находилось въ дом, но отправилась къ старой чайниц, въ которой хранились ея деньги, и взяла сколько ей было нужно. Я нашла миссъ Мэтти очень-спокойной и порядочно-грустной, мало-по-малу она начала улыбаться для меня. Было ршено, что я напишу къ батюшк и попрошу его пріхать, чтобъ посовтоваться, какъ-только отправилось письмо, мы начали говорить о будущихъ планахъ. Миссъ Мэтти намревалась нанять одну комнатку, оставивъ только ту мебель, какая была ей необходима, продать остальное, и тихо жить тмъ, что останется ей отъ найма за квартиру. Я была боле честолюбива и мене довольна. Я думала о томъ, сколько можетъ женщина, старе средняго возраста и съ воспитаніемъ, какое получали женщины за пятьдесятъ лтъ назадъ, добывать для жизни, не выходя изъ своего сословія, но, наконецъ, я отложила въ сторону этотъ послдній пунктъ и желала узнать, что хочетъ длать миссъ Мэтти.

Уроки, разумется, прежде всего приходили на мысль: еслибъ миссъ Мэтти могла чему-нибудь учить дтей, то жила бы, окруженная маленькими созданіями, которыми восхищалась ея душа. Я перебрала въ ум ея дарованія. Какъ-то разъ она сказала, что можетъ съиграть: ‘Ah! vous dirai-je, maman?’ на фортепьяно, но это было давно, очень-давно, и слабая тнь музыкальнаго дарованія исчезла, много лтъ назадъ. Она умла также когда-то рисовать очень-милые узоры для кисейныхъ вышивокъ, наложивъ сквозную бумагу на узоръ, приложивъ стекло, проводя карандашомъ по зубцамъ и кружечкамъ.

Но это были самые искусные подвиги въ рисованьи, и не думаю, чтобъ съ ними можно было уйдти далеко. Что касается до отрасли серьёзнаго англійскаго образованія — женскаго рукодлья и географіи съ ариметикою — чему бралась учить начальница женскаго пансіона, въ который вс крэнфордскіе купцы посылали своихъ дочерей, глаза миссъ Мэтти измняли, и я сомнваюсь, могла ли она счесть нитки въ гарусномъ шить, или достодолжно оцнить различныя тни, требуемыя для лица королевы Аделаиды въ вышиваньи шерстями, теперь самомъ модномъ рукодль въ Крэнфорд. Что касается до употребленія глобусовъ, съ которыми я никакъ не могла сладить сама и потому, можетъ-быть, была несовсмъ-хорошей судьею о способностяхъ миссъ Мэтти къ обученію этой отрасли воспитанія, но мн казалось, что экваторъ, тропики и тому подобные мистическіе круги были для нея истинно-мнимыми линіями, и что она смотрла на знаки зодіака какъ на остатки чернокнижія.

Въ дл искусствъ она гордилась только умньемъ длать фитили, чтобъ зажигать свчи, или, какъ она ихъ называетъ, fidibus, изъ разноцвтной бумаги, вырзанной наподобіе перьевъ, и вязаньемъ подвязокъ самыхъ превосходныхъ узоровъ. Я сказала однажды, получивъ въ подарокъ такую вязаную пару, что очень желала бы потерять одну на улиц, чтобъ заставить ею полюбоваться, но нашла, что эта шуточка, кажется, очень-невинная, до такой степени оскорбила ея чувство приличія и была принята съ такимъ серьёзнымъ испугомъ, какъ бы искушеніе не увлекло меня на-самомъ-дл, что я сожалла, зачмъ сказала это. Эти нжно-сработанныя подвязки, сотня разноцвтныхъ свчныхъ фитилей, подмотки, намотанные шелкомъ по фантастическому способу, были врными признаками благосклонности миссъ Мэтти. Но захочетъ ли кто платить за то, чтобъ дти выучились такимъ искусствамъ? и захочетъ ли миссъ Мэтти продавать, изъ-за прибыли, искусства и свднія, изъ которыхъ она длаетъ вещи цнныя для тхъ, кто ее любитъ?

Я возратилась къ чтенію, письму и ариметик, читая главу изъ Библіи каждое утро, она всегда кашляла, когда дло доходило до длинныхъ словъ. Я сомнвалась, въ-состояніи ли она докончить главу даже при помощи всего своего кашля. Писала она хорошо и четко, но правописаніе!… Она думала, что чмъ странне будетъ ея слогъ, чмъ боле она будетъ въ немъ затрудняться, тмъ большую любезность окажетъ она своему корреспонденту, и слова, которыя она ставила почти правильно въ своихъ письмахъ ко мн, становились сущими загадками, когда она писала къ моему отцу.

Нтъ! ничему она не могла научить возростающее поколніе Крэнфорда, оно могло учиться у нея разв только подражать ея терпнію, смиренію, кротости, умнью не завидовать тому, чего она не умла длать. Я обдумывала объ этомъ, покуда Марта не доложила объ обд съ лицомъ, раздувшимся и распухшимъ отъ слезъ.

У миссъ Мэтти были нкоторыя особенности, которыя Марта считала причудами, нестоющими вниманія, и дтскими фантазіями, отъ которыхъ старая, пятидесяти-восьми-лтняя дама должна постараться отстать. Но въ этотъ день на все обращалось самое заботливое попеченіе. Хлбъ былъ разрзанъ съ совершенствомъ, доведеннымъ до идеала въ воображеніи миссъ Мэтти, такъ, какъ любила ея мать, занавсы были задернуты такъ, чтобъ закрыть голую кирпичную стну сосдней конюшни, и чтобъ показать нжные листки тополя, находившагося тогда во всей своей весенней красот. Тонъ Марты съ миссъ Мэтти былъ точь-въ-точь такой, какой эта добрая, грубая служанка сохраняла для маленькихъ дтей и какимъ она никогда не говорила съ взрослыми.

Я забыла сказать миссъ Мэтти о пуддинг и боялась, что она станетъ кушать его, какъ должно, у ней въ этотъ день было очень-мало апетита, я воспользовалась тмъ временемъ, когда Марта унесла блюдо, чтобъ ввести ее въ секретъ. Глаза миссъ Мэтти наполнились слезами, она не могла даже выговорить ни слова, чтобъ выразить удивленіе или восхищеніе, когда Марта воротилась, неся торжественно пуддингъ, сдланный удивительно, въ вид лежачаго льва. Лицо Марты сіяло торжествомъ, она поставила его передъ миссъ Мэтти съ ликующимъ: ‘вотъ!’ Миссъ Мэтти хотла изъявить благодарность, но не могла, она взяла руку Марты и съ жаромъ ее пожала, отчего Марта расплакалась и я сама съ трудомъ могла сохранить приличное спокойствіе. Марта бросилась вонъ изъ комнаты, а миссъ Мэтти должна была прокашляться разъ или два прежде, чмъ могла заговорить. Наконецъ она сказала:

— Я хотла бы сохранить этотъ пуддингъ подъ стекломъ, душенька!

Мысль о возлежащемъ льв съ его изюмными глазами, на почетномъ мст надъ каминомъ, разсмшила меня до истерики и я начала хохотать, что нсколько удивило миссъ Мэтти.

— Я уврена, душенька, что видла подъ стекломъ вещи гораздо-мене достойныя вниманія, сказала она.

И я также, да еще какъ часто. Я постаралась успокоиться, но съ трудомъ могла удержаться отъ слезъ, и мы об напали на пуддингъ, который былъ тонко превосходенъ, только каждый кусокъ, казалось, давилъ насъ — такъ наши сердца были переполнены.

Мы были такъ заняты мыслями, что не могли много разговаривать въ этотъ день. Онъ прошелъ очень-молчаливо. Но когда принесла Марта чайный приборъ, новая мысль пришла мн въ голову. Почему бы миссъ Мэтти не продавать чаю, не быть агентомъ Чайнаго Общества Восточной Индіи, тогда существовавшаго? Я не видла препятствія къ исполненію этого плана, между-тмъ, какъ выгодъ было много, предположивъ, впрочемъ, что миссъ Мэтти можетъ спуститься до униженія заниматься чмъ-нибудь въ род торговли. Чай не былъ ни липокъ: ни жиренъ, этихъ двухъ вещей миссъ Мэтти не могла терпть. Выставлять въ окошк небольшое аристократическое увдомленіе о полученномъ ею позволеніи продавать чай, правда, будетъ необходимо, но я надялась, что оно помстится тамъ, гд его никто не увидитъ. Чай былъ веществомъ нетяжелымъ и не могъ обременить слабыя силы миссъ Мэтти, единственная вещь, представлявшая затрудненіе, была покупка и продажа.

Между-тмъ, какъ я давала разсянные отвты на вопросы миссъ Мэтти, почти такіе же разсянные, мы услышали на лстниц шумъ, дверь отворилась и затворилась какъ-будто какой-то невидимой силой. Вскор явилась Марта, таща за собою высокаго молодаго парня, раскраснвшагося, какъ рака, отъ робости, и находящаго единственное спасеніе въ приглаживаньи своихъ волосъ.

— Извините, это Джимъ Гэрнъ, сказала Марта вмсто рекомендаціи, она такъ запыхалась, что мн представилось, не выдержала ли она драку, прежде чмъ побдила его сопротивленіе быть представлену въ аристократическую гостиную миссъ Матильды Дженкинсъ.

— Онъ желаетъ на мн жениться. Онъ иметъ желаніе также взять жильца, тихаго жильца, и мы возьмемъ очень-покойный домъ. Ахъ, милая миссъ Мэтти, если смю предложить, не будете ли вы согласны жить у насъ? Джимъ тоже этого желаемъ. (Джиму) Ну ты, болванъ! разв ты не можешь подтвердить что я говорю, но ему все-таки больно хочется — не такъ ли Джимъ?— только изволите видть, онъ потерялся, потому-что не привыкъ говорить съ барыней.

— Совсмъ не то, вмшался Джимъ.— Ты вдругъ на меня напала, я совсмъ не думалъ жениться такъ скоро, а такое торопливое дло совсмъ ошеломитъ человка. Не то, чтобъ я былъ противъ этого, сударыня (обращаясь къ миссъ Мэтти), только Марта ужь такая проворная, коли заберетъ что себ въ голову, а женитьба, сударыня, женитьба вдь на вкъ связываетъ человка. Осмлюсь сказать, какъ обвнчаюсь, такъ тогда ужь мн будетъ все-равно.

— Извините, сударыня, сказала Марта, которая дергала его за рукавъ, толкала подъ локоть и всячески старалась перебить его во все время, какъ онъ говорилъ:— не слушайте его, онъ образумится. Вотъ прошлый вечеръ онъ приставалъ ко мн — да, приставалъ, зачмъ я говорила, что не бывать этому еще много лтъ, а теперь это онъ свихнулся отъ радости. Только ты вдь, Джимъ, также, какъ я, желаешь имть жильца? (Опять толканье подъ локоть).

— Ну если миссъ Мэтти будетъ у насъ жить, пожалуй, а то я не хочу напичкать домъ чужими, сказалъ Джимъ съ недогадливостью, взбсившею Марту, которая старалась представить, будто они ужасно желаютъ имть жильца и будто миссъ Мэтти окажетъ имъ большую милость, если согласится съ ними жить.

Миссъ Мэтти была сбита съ толку этой четой: внезапное ршеніе несогласной пары, или, скоре, одной Марты, въ пользу брака изумило ее и помшало ей согласиться на планъ, принятый Мартой къ сердцу. Миссъ Мэтти начала:

— Бракъ дло весьма-важное, Марта.

— Точно такъ, сударыня, молвилъ Джимъ.— Не то, чтобъ я имлъ что-нибудь противъ Марты…

— Ты приставалъ ко мн съ ножомъ къ горлу, чтобъ я назначила день нашей свадьбы, сказала Марта съ лицомъ въ огн и готовая заплакать отъ досады: — а теперь стыдишь меня передъ барыней.

— И, нтъ Марта, право нтъ! право нтъ! только вдь надо же перевести духъ, сказалъ Джимъ, стараясь поймать ее за руку, но напрасно. Видя, что она серьёзне обижена, нежели онъ предполагалъ, онъ старался собрать свои разсыпавшіяся мысли и съ большимъ успхомъ, нежели за десять минутъ передъ тмъ я ожидала отъ него. Онъ обернулся къ миссъ Мэтти и сказалъ: — Надюсь, сударыня, вамъ извстно, что я питаю почтеніе ко всмъ, кто былъ милостивъ къ Март. Я давно считалъ, что она будетъ моей женой. Она зачастую говорила объ васъ, какъ о добрйшей барын на свт, и хотя, по правд сказать, мн нежелательно имть жильцовъ простыхъ, а если вамъ, сударыня, угодно сдлать намъ честь жить съ нами, я знаю наврнякъ, что Марта все сдлаетъ, чтобъ васъ успокоить, а я постараюсь всегда какъ можно меньше попадаться вамъ на глаза, что, какъ мн сдается, самое лучшее дло, какое только можетъ сдлать такой неуклюжій парень, какъ я.

Миссъ Мэтти весьма старательно снимала свои очки, вытирала ихъ и надвала, но могла только сказать:

— Пожалуйста не примшивайте мысль обо мн къ вашей женитьб, пожалуйста не примшивайте! Бракъ дло весьма-важное.

— Миссъ Матильда подумаетъ о твоемъ предположеніи, Марта, сказала я, пораженная выгодами, которыя оно представляло, и не желая потерять случай обдумать его.— И, будьте уврены, ни она, ни я, мы никогда не забудемъ твоего добраго расположенія, ни твоего также, Джимъ.

— Ну точно такъ, сударыня. Я, право, говорилъ по сердечному расположенію, хоть немножко одурлъ, что мн такъ вдругъ вбили въ голову женитьбу, и не могу выразиться по приличеству. А право, охоты у меня довольно и, дай срокъ, привыкну. Ну, двка, полно хныкать, къ-чему дуешься, коли я подхожу?

Послднее было сказано sotto voce и имло слдствіемъ заставить Марту броситься стремглавъ изъ комнаты, женихъ побжалъ за нею успокоивать ее. Миссъ Мэтти заплакала отъ чистаго сердца и объяснила это тмъ, что мысль о скоромъ замужств Марты совершенно ее поразила, и что она никогда не проститъ себ, что заставила бдняжку поспшить. Я кажется, больше сожалла о Джим, но об мы съ миссъ Мэтти оцнили добрыя расположенія доброй четы, хотя говорили объ этомъ мало, а напротивъ того, очень-много о выгодахъ, невыгодахъ и опасностяхъ брака.

На слдующее утро, очень-рано, я получила записку отъ миссъ Поль, такъ таинственно-сложенную и столькими печатьми запечатанную, что не могла распечатать и должна была разорвать бумагу. Что же касается до содержанія, я съ трудомъ могла понять его — до-того оно было запутано и загадочно. Я успла, однако, понять, что миссъ Поль проситъ меня къ себ въ одиннадцать часовъ, одиннадцать было написано и прописью и числами, а утромъ два раза подчеркнуто, какъ-будто я могла вздумать прійдти въ одиннадцать часовъ ночи, между-тмъ, какъ весь Кренфордъ обыкновенно лежитъ въ постели и спитъ глубокимъ сномъ въ десять часовъ. Подписи не было, исключая начальныхъ буквъ имени и фамиліи миссъ Поль, но такъ-какъ Марта, подавая мн записку, сказала: ‘миссъ Поль приказала кланяться’, то не требовалось колдовства, чтобъ узнать, кто прислалъ ее, а такъ-какъ имя особы, написавшей записку должно было оставаться въ-тайн, то хорошо случилось, что я была одна, когда Марта подала ее.

Я отправилась къ миссъ Поль. Дверь отворила мн ея маленькая служанка, Лидзи, въ праздничномъ наряд, какъ-будто какое-нибудь важное происшествіе предстояло въ этотъ будничный день. Гостиная была убрана сообразно съ этой мыслью. Столъ былъ накрытъ лучшею скатертью съ нужными матеріалами для письма. На небольшомъ столик стоялъ подносъ съ только-что откупоренной бутылкой настойки изъ скоросплокъ и нсколькими бисквитами. Сама миссъ Поль была въ торжественномъ убор, какъ-будто для пріема гостей, хотя было только одиннадцать часовъ. Мистриссъ Форрестеръ, которая была тутъ, плакала тихо и грустно, и мой приходъ вызвалъ новыя слезы. Прежде чмъ мы кончили обычныя привтствія, произнесенныя съ плачевной таинственностью, раздался новый стукъ и явилась мистриссъ Фиц-Адамъ, раскраснвшаяся отъ ходьбы и волненія. Казалось, что все это были гостьи приглашенныя, потому-что миссъ Поль сдлала разныя приготовленія, чтобъ приступить къ открытію митинга, поправила огонь, растворила и затворила дверь, прокашлялась и высморкала носъ. Потомъ посадила насъ всхъ вокругъ стола, позаботившись помстить меня напротивъ себя, и напослдокъ освдомилась у меня, справедливо ли, какъ она того опасалась, грустное извстіе, что миссъ Мэтти лишилась всего своего состоянія?

Разумется, я могла отвчатъ только ‘да’, и никогда не приводилось мн видть боле неподдльной печали, какъ та, которая выразилась теперь на лицахъ трехъ женщинъ, сидвшихъ передо мной.

— Я желала бы, чтобъ мистриссъ Джемисонъ была здсь, сказала наконецъ мистриссъ Форрестеръ, но, судя по лицу мистриссъ Фиц-Адамъ не раздляла этого желанія.

— Но и безъ мистриссъ Джемисонъ, сказала миссъ Поль, съ выраженіемъ оскорбленнаго достоинства въ голос: — мы, кренфордскія дамы, собравшіяся въ моей гостиной, можемъ ршить что-нибудь. Я полагаю, что ни которая изъ насъ не можетъ назваться богатой, хотя вс мы обладаемъ приличнымъ состояніемъ, достаточнымъ для особъ со вкусомъ изящнымъ и утонченнымъ, которыя, еслибъ даже имли возможность, не предались бы пошлому чванству.

Тутъ я примтила, что миссъ Поль взглядываетъ на небольшую бумажку, скрытую въ рук ея, на которой, я полагаю, она сдлала нкоторыя отмтки.

— Миссъ Смитъ, продолжала она, обращаясь ко мн (боле извстную предстоящему собранію, какъ ‘Мэри’, но это былъ торжественный случай, я совщалась съ этими дамами), я сочла нужнымъ сдлать это вчера, узнавъ о несчастіи, приключившемся съ нашей пріятельницей, и вс мы согласились, что если у насъ есть излишекъ, то это не только обязанность, но и удовольствіе, истинное удовольствіе, Мэри… голосъ ея нсколько тутъ прервался и она должна была вытереть свои очки прежде, чмъ стала продолжать: — сдлать все, что мы можемъ, чтобъ помочь миссъ Матильд Дженкинсъ. Но въ уваженіе чувствъ деликатной независимости, существующей въ мысляхъ каждой благовоспитанной персоны изъ числа дамъ (я примтила, что она опять обратилась къ своей бумажк) мы желаемъ помочь ей нашими крохами тайнымъ и скрытнымъ образомъ, чтобъ не оскорбить чувствъ, о которыхъ я упоминала. Предметъ нашей просьбы къ вамъ, пожаловать ко мн сегодня утромъ, состоитъ въ томъ, что, считая васъ дочерью… что вашъ отецъ, ея довренный совтникъ во всхъ финансовыхъ случаяхъ, мы полагали, что, посовтовавшись съ нимъ, мы можемъ придумать какой-нибудь способъ, по которому наше содйствіе можетъ показаться законнымъ правомъ, получаемымъ миссъ Матильдой Дженкинсъ отъ… вроятно, отецъ вашъ, зная, гд вложены ея деньги, можетъ дополнить пропускъ.

Миссъ Поль заключила свой адресъ и осмотрлась кругомъ, ища одобренія и согласія.

— Я выразила ваши мысли, милостивыя государыни, не такъ ли? и пока миссъ Смитъ обдумываетъ отвтъ свой, позвольте мн предложить вамъ небольшую закусочку.

Мн нечего было придумывать отвтъ, я чувствовала въ сердц слишкомъ-много благодарности за ихъ добрую мысль, чтобъ выразить ее громкими словами, поэтому я только пробормотала что-то въ род, что ‘я увдомлю батюшку о томъ, что сказала миссъ Поль и, если можно, что-нибудь устроить для милой миссъ Мэтти…’ Здсь я должна была совершенно остановиться и освжиться стаканомъ воды прежде, чмъ могла скрыть слезы, накопившіяся въ эти послдніе два или три дня. Хуже всего было то, что вс мы плакали. Плакала даже миссъ Поль, говорившая разъ сто, что выказывать волненіе передъ кмъ бы то ни было она считаетъ знакомъ слабости и недостаткомъ самообладанія. Она пришла въ себя съ нкотораго рода досадою, направленною противъ меня, какъ зачинщицы, и, кром-того, я думаю, ей было прискорбно, что я не могла отплатить ей рчью такою блистательною какъ ея рчь, еслибъ я знала напередъ, что будетъ сказано, и еслибъ у меня была бумажка съ приготовленными выраженіями насчетъ чувствъ, которыя должны были возбудиться въ моемъ сердц, я попробовала бы сдлать ей удовольствіе. Какъ бы то ни было, мистриссъ Форрестеръ заговорила первая, когда мы пришли въ себя.

— Я не затрудняюсь сказать между друзьями, что я… нтъ! я собственно не бдна, но не думаю, чтобъ могла считаться тмъ, что называется богатая женщина. Я желала бы быть богатой ради миссъ Мэтти… но позвольте, я напишу въ запечатанной бумажк, что могу дать. Я желала бы большаго, право желала бы, милая Мерп.

Теперь я увидла, зачмъ были приготовлены перья, бумага и чернила. Каждая дама написала сумму, которую могла давать ежегодно, подписала бумагу и запечатала ее таинственно. Въ случа принятія ихъ предложенія, отецъ мой долженъ былъ распечатать бумажки подъ обязательствомъ хранить тайну. Если нтъ, он должны быть возвращены по принадлежности.

Когда эта церемонія окончилась, я стала прощаться, но каждая дама, казалось, желала имть со мною тайное совщаніе. Миссъ Поль задержала меня въ гостиной, изъясняя, какъ въ отсутствіе мистриссъ Дмемисонъ она взяла на себя управлять ‘ходомъ этого дла’ (какъ ей было угодно это называть) и такъ же увдомить меня, что она слышала изъ врнаго источника, что мистриссъ Джемисонъ возвращается домой въ состояніи величайшаго неудовольствія противъ своей невстки, которая немедленно вызжаетъ изъ ея дома и, какъ кажется, детъ въ Эдинбургъ сегодня же. Разумется, это извстіе не могло быть передано мн при мистриссъ Фицъ-Адамъ, особенно потому, какъ предполагала миссъ Поль, что бракъ леди Гленмайръ съ мистеромъ Гоггинсомъ не могъ состояться теперь, по причин негодованія мистриссъ Джемисонъ. Дружескіе разспросы о здоровь миссъ Мэтти заключили свиданіе мое съ миссъ Поль.

Спускаясь съ лстницы, я нашла мистриссъ Форрестеръ, ожидающую меня при вход въ столовую, она отвела меня въ сторону и, заперевъ дверь, пробовала нсколько разъ начать разговоръ, до-того далекій отъ настоящаго предмета, что я стала отчаяваться, поймемъ ли мы наконецъ другъ друга. Наконецъ она объяснилась, бдная старушка дрожала все время, какъ-будто объявляла о великомъ преступленіи, увдомляя меня, какъ мало, ужасно-мало имла она средствъ къ жизни, она сдлала это признаніе изъ опасенія, чтобъ мы не подумали, будто небольшое приношеніе, написанное на ея бумажк, соразмрялось съ ея любовью и уваженіемъ къ миссъ Мэтти. И однако, эта сумма, которую она съ такимъ жаромъ уступала, была на самомъ-дл боле, чмъ двадцатая часть изъ того, чмъ она должна была жить, содержать домъ, двочку для прислуги — все, что было прилично для урожденной Тиррелль. А когда весь доходъ не простирается до ста фунтовъ, то для-того, чтобъ отдавать изъ него двадцатую часть, сколько потребуется заботливой экономіи, сколько самоотверженія, героизма, ничтожнаго и незначительнаго въ разсчетахъ свта, но имющаго огромную цну въ другой счетной книг, о которой я слыхала. Она такъ хотла бы теперь быть богатой и повторяла безпрестанно это желаніе безъ всякой мысли о самой себ, а единственно съ сильнйшимъ, горячимъ расположеніемъ быть въ-состояніи увеличить мру удобствъ миссъ Мэтти.

Нескоро я могла на столько ее утшить, чтобъ ршиться ее оставить, и, выходя изъ дому, нашла подстерегавшую меня мистриссъ Фицъ-Адамъ, которая также хотла сообщить мн по секрету нчто совершенно-противоположное. Ей не хотлось написать все то, что она можетъ и готова предложить: ей казалось, что она не будетъ въ-состояніи взглянуть въ лицо миссъ Мэтти, если она осмлится дать ей столько, сколько бы ей хотлось.

— Миссъ Мэтти, продолжала она: — такая была благородная барышня, когда я была ничто иное, какъ деревенская двушка, ходившая на рынокъ съ яицами и масломъ и тому подобными принадлежностями. Батюшка, хотя зажиточный человкъ, всегда заставлялъ меня ходить на рынокъ, какъ до меня ходила матушка, я отправлялась въ Крэнфордъ каждую субботу прицниваться, и такъ дале. Разъ я, помню, встртилась съ миссъ Мэтти въ переулк, который ведетъ въ Кумгёрстъ, она шла по тропинк, которая, вы знаете, гораздо-выше большой дороги, а за нею шелъ какой-то господинъ и говорилъ ей что-то, а она глядла на цвты, только-что ею сорванные и ощипывала ихъ, и мн показалось, будто она плакала, а потомъ, пройдя мимо, она вернулась и подбжала ко мн спросить, да какъ ласково, о моей бдной матери, лежавшей на смертномъ одр, а когда я заплакала, она взяла меня за руку, чтобъ успокоить, а господинъ ждалъ ее все время. Ея бдное сердечко было полно чмъ-то. Для меня казалось такой честью, что дочь пастора, бывшая въ Арлей-Галл, разговариваетъ со мною такъ ласково. Я полюбила ее съ-тхъ-поръ, хотя, можетъ-быть, не имю на это права, но если вы можете придумать, какимъ бы образомъ я могла дать ей побольше и чтобъ этого никто не зналъ, я буду вамъ очень обязана, моя душечка, а братъ мой будетъ такъ радъ лечить ее даромъ, доставлять лекарства и піявки, и все. Я знаю, что онъ и ея сіятельство… (душечка! я ужь никакъ не думала въ то время, о которомъ я вамъ говорила, что буду когда-нибудь свояченицей сіятельной дамы)… и ея сіятельство будетъ рада сдлать что-нибудь для нея. Вс мы будемъ рады.

Я сказала ей, что совершенно въ этомъ уврена и согласилась на все, чего ей хотлось, чтобъ воротиться скоре домой къ миссъ Мэтти, которая могла удивиться, что сдлалось со мною, уходившею изъ дома на два часа, однако она не примтила, сколько прошло времени, потому-что занималась безчисленными приготовленіями къ великому шагу — перемн квартиры. Въ сокращеніи своихъ расходовъ она находила очевидное облегченіе, потому-что, говорила она, когда воспоминаніе о бдномъ мызник съ его пропавшимъ пятифунтовымъ билетомъ приходило ей на умъ, она чувствовала себя лишенною чести: если это такъ ее безпокоило, то какъ же должны были безпокоиться директоры банка, которымъ гораздо-боле извстны бдственныя послдствія этого банкротства? Она почти разсердила меня, раздляя свое сочувствіе между этими директорами (которые, какъ она воображала, врно поражены упреками совсти за дурное управленіе чужими длами) и тми, кто пострадалъ подобно ей. Дйствительно, изъ двухъ этихъ золъ, она считала бдность ношей не столь тяжелой, какъ упреки совсти, но я тайно сомнвалась, чтобъ директоры были согласны съ нею.

Старыя вещи были пересмотрны и оцнены, къ-счастью, цнность ихъ оказалась не велика, такъ-что и продавать ихъ было безполезно, иначе миссъ Мэтти горько было бы разстаться съ такими вещами, какъ, напримръ, обручальное кольцо матери, или странная грубая пряжка, которой отецъ ея обезображивалъ свою манишку и проч. Однако мы привели вещи въ порядокъ, сообразно ихъ цнности, и были совершенно готовы къ прізду батюшки на слдующее утро.

Я не буду утомлять васъ подробностями нашихъ дловыхъ занятій, и одна изъ причинъ, по которымъ я этого не разсказываю, состоитъ въ томъ, что я тогда не понимала, что мы длали, и теперь не могу припомнить. Мы съ миссъ Мэтти сидли погруженныя въ счеты, проекты, доклады и документы, въ которыхъ ни одна изъ насъ не понимала ни слова. Батюшка мой былъ проницателенъ и ршителенъ, какъ необыкновенно-дловой человкъ, и если мы длали какіе-нибудь вопросы или выражали малйшее желаніе понять въ чемъ дло, онъ всегда рзко отвчалъ:

— Э, это ясно, какъ Божій день. Что вы хотите возразить?

А такъ-какъ мы не понимали ничего изъ того, что онъ предлагалъ, то намъ казалось нсколько-затруднительно излагать наши возраженія, сказать по правд, мы сами не знали, есть ли тутъ что возражать. Поэтому миссъ Мэтти пришла въ нкоторое нервное состояніе соглашенія и говорила: ‘да’ и ‘конечно’, при каждой пауз, кстати или нтъ, но когда я разъ присоединила и свое согласіе къ ‘ршительно’ произнесенному миссъ Мэтти дрожащимъ, сомнвающимъ тономъ, батюшка накинулся на меня съ вопросомъ:

— Что тутъ ты ршаешь?

Я и до-сихъ-поръ не знаю, что… Но я должна отдать ему справедливость, что онъ пріхалъ изъ Дрёмбля помочь миссъ Мэтти, хотя не могъ терять времени и хотя собственныя его дла находились въ весьма-плачевномъ состояніи.

Пока миссъ Мэтти вышла изъ комнаты отдать приказанія для завтрака въ грустномъ недоумніи между желаніемъ почтить батюшку какимъ-нибудь деликатнымъ блюдомъ и убжденіемъ, что теперь, потерявъ все свое состояніе, она не иметъ права предаваться этому желанію, я разсказала ему о собраніи крэнфордскихъ дамъ у миссъ Поль. Онъ все потиралъ глаза рукою, пока я говорила, а когда я дошла до предложенія Марты взять миссъ Мэтти въ жилицы, онъ отошелъ отъ меня къ окну и началъ барабанить пальцами по стеклу. Потомъ вдругъ обернулся и сказалъ:

— Видишь, Мэри, какъ добродтельная, невинная жизнь пріобртаетъ друзей. Эхъ, чортъ побери! будь я пасторъ, вывелъ бы изъ этого прекраснйшее нравоученіе, жаль, что не хочу сказать, только путаюсь всегда, но я увренъ, ты чувствуешь, что я хочу сказать. Мы пойдемъ съ тобою прогуляться посл завтрака и поговоримъ побольше объ этихъ планахъ.

Завтракъ состоялъ изъ горячей сочной бараньей котлетки и остатка отъ холоднаго льва. Отъ этого послдняго блюда не осталось ни одного кусочка, къ великому удовольствію Марты. Потомъ батюшка сказалъ прямо миссъ Мэтти, что желаетъ поговорить со мной одной и что онъ побродитъ немножко и посмотритъ на старыя знакомыя мста, а я потомъ разскажу ей, что мы придумали. Когда мы уходили, она воротила меня, говоря:

— Помните, душенька, я осталась одна… я хочу сказать, что никто не осрамится отъ моихъ поступковъ. Я желаю сдлать все, чего требуетъ справедливость и честность, и не думаю, что если Дебора узнаетъ о моихъ поступкахъ тамъ, гд она теперь, то будетъ стыдиться меня за поступки, несовсмъ-приличныя благовоспитанной дам, потому-что, видите, она будетъ все знать, душенька. Только дайте мн посмотрть, что я могу сдлать, дайте заплатить бднымъ людямъ сколько я могу.

Я съ чувствомъ ее поцаловала и побжала за батюшкой. Слдствія нашего разговора были таковы: если вс будутъ согласны, Марта и Джимъ женятся какъ-можно скоре и будутъ жить въ теперешней квартир миссъ Мэтти, сумма, которую ежегодно жертвуютъ крэнфордскія дамы, будетъ достаточна, чтобъ заплатить за квартиру, давая Март возможность употребить часть денегъ, получаемыхъ отъ миссъ Мэтти на доставленіе ей нкотораго комфорта.

Что касается продажи вещей, то сначала батюшка нсколько сомнвался. Онъ сказалъ, что старая пасторская мебель, хотя старательно сбереженная, весьма-немного доставитъ денегъ и что это немногое будетъ какъ капля въ мор въ долгахъ городскаго банка. Но когда я представила, какъ деликатная совсть миссъ Мэтти успокоится чувствомъ, что она сдлала все, что могла, онъ уступилъ, особенно посл того, какъ я ему сказала о происшествіи съ пятифунтовымъ билетомъ, хотя порядкомъ побранилъ меня, зачмъ я это допустила. Потомъ я намекнула на мою идею о томъ, что она могла бы увеличить свои доходъ, продавая чай, и, къ великому моему удивленію (потому-что я почти отказалась отъ этого плана), батюшка схватился за него со всей энергіей торговца. Я полагаю, что онъ сталъ считать цыплятъ прежде, чмъ они вывелись, потому-что тотчасъ насчиталъ выгоду, которую она можетъ получить отъ продажи боле чмъ въ двадцать фунтовъ въ годъ. Небольшая столовая должна превратиться въ лавку, безъ всякихъ унизительныхъ ея принадлежностей, столъ будетъ прилавкомъ, одно окно останется въ своемъ вид, а изъ другаго сдлается стеклянная дверь. Я очевидно поднялась въ его уваженіи за то, что придумала такой великолпный планъ. Я только боялась, что намъ не удастся уговорить миссъ Мэтти.

Но она была послушна и довольна всми нашими распоряженіями. Она знала, говорила она, что мы устроимъ для нея все какъ-можно-лучше, и только надялась, только полагала непремннымъ условіемъ, что она заплатитъ до послдняго фартинга все, что она должна, для чести памяти своего отца, который былъ такъ уважаемъ въ Крэнфорд. Мы съ батюшкой условились какъ можно меньше говорить о банк, даже вовсе не упоминать о немъ, если только это возможно. Нкоторые изъ плановъ очевидно приводили ее въ недоумніе, но она видла, какой выговоръ я получила утромъ за недостатокъ пониманія, и не отваживалась теперь на слишкомъ-многочисленные разспросы. Все кончилось прекрасно, съ изъявленіемъ надежды съ ея стороны, что никто не поторопится заключить бракъ ради ея. Когда мы дошли до предложенія, чтобъ она продавала чай, это нсколько ее поразило, не по причин униженія личнаго достоинства, но единственно потому, что она не довряла своимъ силамъ въ дятельности на новомъ поприщ жизни, и робко предпочитала лишенія всякому занятію, къ которому считала себя неспособной. Однако, когда она увидла, что батюшка хочетъ этого непремнно, то сказала, что попробуетъ, и если не пойдетъ хорошо, то, разумется, оставитъ это дло. Одно было для нея пріятно: она не думала, чтобъ мужчины когда-нибудь покупали чай, она боялась особенно мужчинъ: они всегда такъ шумятъ и пересчитываютъ сдачу такъ скоро! Еслибъ она только могла продавать конфекты дтямъ, она была уврена, что дти остались бы ею довольны!

IV.
Счастливое возвращеніе.

Прежде, чмъ я оставила миссъ Мэтти въ Крэнфорд, все было устроено для нея самымъ комфортэбльнымъ образомъ, даже одобреніе мистриссъ Джемисонъ на продажу чая было получено. Этотъ оракулъ затруднялся нсколько дней ршеніемъ: потеряетъ ли миссъ Мэтти этимъ поступкомъ права свои на преимущества въ крэнфордскомъ обществ. Думаю, что мистриссъ Джемисонъ отчасти намревалась досадить леди Гленмайръ даннымъ наконецъ ею ршеніемъ, то-есть ‘между-тмъ, какъ замужняя женщина принимаетъ званіе мужа по строгимъ законамъ этикета, незамужняя удерживаетъ положеніе, которое занималъ ея отецъ’. Итакъ Крэнфорду дано было позволеніе здить къ миссъ Мэтти, а онъ и безъ позволенія намревался здить къ леди Гленмайръ.

Но каково было наше удивленіе, наше смущеніе, когда мы узнали, что мистеръ и мистриссъ Гоггинсъ возвращаются въ слдующій четверкъ. Мистриссъ Гоггинсъ! Итакъ она ршительно отказалась отъ своего титула и изъ хвастовства отршилась отъ аристократіи, чтобъ сдлаться Гоггинсъ — она, которая до самой своей смерти могла называться леди Гленмайръ! Мистриссъ Джемисонъ радовалась. Она сказала, что это окончательно убдило ее въ томъ, что она знала съ самаго начала: у этой женщины были самые низкіе вкусы. Но ‘эта женщина’ казалась такою счастливою въ воскресенье въ церкви! Мы не сочли нужнымъ опустить наши вуали съ той стороны нашихъ шляпокъ, съ которой сидли мистеръ и мистриссъ Гоггинсъ, какъ сдлала это мистриссъ Джемисонъ, лишившаяся черезъ это случая видть улыбку блаженства на его лиц и милый румянецъ на ея щекахъ. Я не уврена, казались ли боле счастливы даже Марта и Джимъ, когда посл обда они также явились глазамъ нашимъ въ первый разъ. Мистриссъ Джемисонъ утишила волненіе своей души, спустивъ стору у оконъ, какъ-будто для похоронъ, въ тотъ день, когда мистеръ и мистриссъ Гоггинсъ принимали посщеніе, и съ нкоторымъ затрудненіемъ ршилась продолжать подписываться на ‘Сен-Джемскую Хронику’ — въ такомъ была она негодованіи за то, что въ этой газет было напечатано извщеніе о брак Гоггинсовъ.

Распродажа вещей миссъ Мэтти шла безподобно. Она оставила мебель въ гостиной и въ спальн, первую она должна была занимать до-тхъ-поръ, пока Марта найдетъ жильца, который можетъ пожелать купить ее, и эту гостиную и спальню она должна была набить разными вещами, которыя (какъ уврилъ ее аукціонистъ), были куплены для нея при распродаж неизвстнымъ другомъ. Я всегда подозрвала въ этомъ мистриссъ Фиц-Адамъ, но у ней, должно быть, былъ помощникъ, знавшій, какіе предметы особенно были дороги для миссъ Мэтти по воспоминаніямъ юности. Остальная часть дома казалась нсколько-пуста, разумется, исключая одной крошечной спальни, которой мебель батюшка позволилъ мн купить для моего собственнаго употребленія, въ случа болзни миссъ Мэтти.

Я издержала свой небольшой запасъ денегъ, накупивъ всякаго рода конфектъ и лепешечекъ, чтобъ привлечь малютокъ, которыхъ миссъ Мэтти такъ любила, приходить къ ней. Чай красовался въ яркихъ зеленыхъ цыбикахъ, а конфекты въ банкахъ, мы съ миссъ Мэтти почти возгордились, осматривая все вечеромъ наканун открытія лавки. Марта вымыла досчатый полъ до необыкновенной чистоты, онъ украсился блестящимъ кускомъ клеенки, на которомъ должны были становиться покупатели передъ прилавкомъ. Свжій запахъ штукатурки и извести проникъ всю комнату. Мелкія буквы вывски: ‘Матильда Дженкинсъ иметъ позволеніе продавать чай’ были скрыты подъ косякомъ новой двери и два ящика чаю съ кабалистическими надписями стояли, готовые опорожнить свою внутренность въ чайники покупательницъ.

Миссъ Мэтти, какъ бы мн должно было упомянуть прежде, чувствовала нкоторое угрызеніе совсти продавать чай, потому-что въ город былъ уже мистеръ Джонсонъ, включавшій и этотъ предметъ въ списокъ своихъ безчисленныхъ товаровъ, и прежде чмъ она могла совершенно примириться съ своимъ новымъ занятіемъ, отправилась она въ его лавку, ничего мн не сказавъ, поразсказать ему о замышляемомъ проект и узнать, не можетъ ли это повредить его торговл. Батюшка назвалъ этотъ поступокъ ея ‘великой глупостью’ и пожелалъ узнать, что сталось бы съ торговцами, еслибъ они безпрестанно совщались объ интересахъ другъ друга, не остановило ли бы это всякое конкуренцію? Можетъ-быть, это не годилось бы въ Дрёмбл, но въ Крэнфорд имло прекрасныя слдствія, потому-что не только мистеръ Джонсонъ ласково уничтожилъ всякое сомнніе у миссъ Мэтти о возможности повредить его торговл, но, какъ я знаю наврно, постоянно посылалъ къ ней покупателей, говоря, что чай, который онъ держитъ, самаго простаго сорта, а у миссъ Дженкинсъ находятся всевозможные отборные сорты. Дорогой чай составляетъ любимую роскошь торговцовъ и женъ богатыхъ мызниковъ, пренебрегающихъ обыкновеннымъ фамильнымъ чаемъ, который водится у многихъ порядочныхъ людей, и берутъ непремнно только цвточный и желтый.

Но воротимся къ миссъ Мэтти. Истинно-пріятно было видть, какъ ея безкорыстіе и простой здравый смыслъ пробуждали т же самыя качества и въ другихъ. Она никогда не предполагала, чтобъ кто-нибудь вздумалъ обмануть ее, потому-что ей самой было бы такъ прискорбно обмануть другихъ. Я слышала, какъ она остановила клятвенное увреніе человка, принесшаго ей уголья, сказавъ спокойно:

— Я уврена, что теб будетъ жаль, если ты принесъ мн не полную мру.

И если въ угольяхъ была утайка на этотъ разъ, я не думаю, чтобъ она случилась въ другой разъ. Всякій стыдился обмануть ея довріе, какъ бы стыдился сдлать это съ ребенкомъ. Но батюшка говорилъ: ‘такая простота можетъ существовать въ Крэнфорд, но въ свт никуда негодится’. И я воображаю, какъ долженъ быть дуренъ свтъ, когда, при всемъ подозрніи батюшки къ каждому, съ кмъ онъ иметъ дло, и несмотря на его многочисленныя предосторожности, онъ потерялъ боле тысячи фунтовъ вслдствіе чужаго плутовства, не дале, какъ въ прошломъ году.

Я оставалась на столько, чтобъ утвердить миссъ Мэтти въ ея новомъ образ жизни и уложить библіотеку, купленную пасторомъ. Онъ написалъ любезное письмо къ миссъ Мэтти, говоря о томъ, ‘какъ онъ радъ имть библіотеку, составленную съ такимъ прекраснымъ выборомъ, какая была у покойнаго мистера Дженкинса, за какую бы то ни было цну’. И когда она согласилась, съ чувствомъ грустной радости, чтобы эти книги опять воротились въ пасторскій домъ и снова стояли на знакомыхъ стнахъ, онъ прислалъ сказать, что боится, достанетъ ли у него для нихъ мста, и что, можетъ-быть, миссъ Мэтти будетъ такъ добра, оставитъ у себя нсколько томовъ. Но миссъ Мэтти сказала, что у ней есть Библія и лексиконъ Джонсона, и что она опасается имть мало времени для чтенія. Однако я оставила нсколько книгъ, изъ уваженія къ любезности пастора.

Деньги, заплаченныя имъ и вырученныя отъ продажи мебели, частью были издержаны на покупку чая, а частью отложены на черный день, то-есть старость или болзнь. Сумма, правда была небольшая и послужила причиною нсколькихъ уклоненій отъ правды и невинныхъ обмановъ (которые я считала всегда очень-дурными въ теоріи, и желала бы не употреблять на практик), потому-что мы знали, въ какое миссъ Мэтти прійдетъ недоумніе относительно своей обязанности, если узнаетъ, что для нея отложена небольшая сумма, между-тмъ какъ долги банка не заплачены. Кром-того, ей никогда не говорили о томъ, что друзья ея платили за наемъ. Мн хотлось бы сказать ей объ этомъ, но таинственность придавала интересъ ихъ доброму длу, и дамы не хотли бы отъ нея отказаться, сначала Марта должна была уклоняться отъ многихъ вопросовъ относительно ея способовъ и средствъ жить въ такомъ дом, но мало-по-малу благоразумное безпокойство миссъ Мэтти перешло въ уступчивость существующему устройству длъ.

Я оставила миссъ Мэтти въ хорошемъ расположеніи духа. Продажа чая въ первые два дня превзошла самыя ревностныя мои ожиданія. Цлому городу, казалось, вдругъ показалась нужда въ ча. Я желала бы измнить въ миссъ Мэтти только то, чтобъ она не умоляла такъ жалобно нкоторыхъ покупателей не брать зеленаго чаю, называя его медленнымъ ядомъ, разстроивающимъ нервы и производящимъ всякаго рода бдствія. Упорство ихъ въ покупк его, несмотря на вс предостереженія, такъ ее огорчало, что я, право, думала не броситъ ли она продавать его и лишится такимъ-образомъ половины своихъ покупщиковъ, я ломала голову, придумывая примры долголтія происходившаго отъ постояннаго употребленія зеленаго чаю. Но окончательный аргументъ, ршившій вопросъ, была удачная моя ссылка на ворвань и сальныя свчи, которыя эскимосы не только любятъ сть, но даже дятъ съ пользой для здоровья. Посл этого она созналась, что ‘пища одного человка можетъ быть для другаго ядомъ’, и довольствовалась только случайными нравоученіями, когда считала покупателя слишкомъ-молодымъ и невиннымъ, не знакомымъ съ вредными дйствіями зеленаго чая на нкоторыя организаціи, или привычнымъ вздохомъ, когда люди довольно-пожилые, которые должны бы поступать благоразумне, предпочитали этотъ чай.

Я узжала изъ Дрёмбля разъ въ три мсяца, чтобъ пересмотрть счеты и дловыя письма. Когда я говорю о письмахъ, мн становится очень-стыдно при воспоминаніи о моемъ письм къ Аг Дженкинсу, и я рада, что никогда не упоминала никому о моемъ посланіи. Я надялась, что письмо затерялось. Отвта не являлось, никакихъ признаковъ, что оно дошло по назначенію, не было.

Около года посл того, какъ миссъ Мэтти открыла лавку, я получила одно изъ іероглифическихъ посланій Марты, просившей меня пріхать въ Крэнфордъ какъ-можно-скоре. Я боялась, не занемогла ли миссъ Мэтти, отправилась въ тотъ же день и чрезвычайно удивила своею поспшностью Марту, отворившую мн дверь. Мы пошли въ кухню, по обыкновенію, для тайныхъ совщаній, и тамъ Марта сказала мн, что она ожидаетъ въ скоромъ времени своихъ родовъ, черезъ недлю или дв, и не думаетъ, чтобъ миссъ Мэтти это знала и желаетъ, чтобъ я увдомила ее объ этомъ.

— Право, миссъ, продолжала Марта съ истерическими слезами: — я боюсь, что ей это не понравится, и не знаю, кто будетъ ухаживать за нею такъ, какъ слдуетъ, когда я слягу въ постель.

Я успокоила Марту, сказавъ, что я останусь пока она оправится, и жалю только, зачмъ она прежде не объяснила мн причины своего внезапнаго вызова, потому-что тогда я привезла бы необходимый запасъ одежды, но Марта была такъ слезлива, чувствительна и непохожа на самоё себя, что я какъ-можно-меньше говорила о себ, и старалась только разуврить Марту во всхъ вроятныхъ и возможныхъ несчастіяхъ, которыя толпились въ ея воображеніи.

Я потомъ проскользнула въ главную дверь и явилась, какъ покупательница, въ лавку, чтобъ сдлать миссъ Мэтти сюрпризъ и посмотрть, какова она въ своемъ новомъ положеніи. Былъ теплый майскій день и потому затворена была только половинка двери, миссъ Мэтти, сидя за прилавкомъ, вязала затйливую пару подвязокъ, затйливы показались он мн, но трудный узоръ не отягощалъ ея голову, погому-что она тихо пла, быстро шевеля спицы. Я назвала это пніемъ, но смю сказать, что музыкантъ не употребилъ бы такого выраженія для нескладнаго, хотя нжнаго жужжанья чуть-слышнаго избитаго голоса. Я поняла скоре изъ словъ, нежели изъ покушенія на тонъ, что она пла про-себя церковный псаломъ, но спокойный звукъ говорилъ объ удовольствіи и внушилъ мн пріятное чувство, совершенно-гармонировавшее съ этимъ нжнымъ майскимъ утромъ. Я вошла. Сначала она не узнала кто это, и встала спросить, что мн нужно, но черезъ минуту бдительная кошка схватила вязанье, выпавшее изъ ея рукъ, отъ радости при моемъ вид. Я нашла посл небольшаго разговора, что Марта сказала правду: миссъ Мэтти вовсе не подозрвала о приближающемся домашнемъ событіи. Я подумала, что лучше предоставить дла идти своимъ чередомъ, будучи уврена, что когда я прійду къ ней съ малюткой на рукахъ, то легко получу Март прощеніе, въ которомъ напрасно она сомнвалась, полагая, что миссъ Мэтти подумаетъ, будто новорожденный потребуетъ отъ матери попеченіе, которыя будутъ измной служб миссъ Мэтти.

Но я была права. Думаю, что это качество наслдственное, потому-что батюшка говоритъ, что онъ рдко ошибается. Въ одно утро, черезъ недлю посл моего прізда, я явилась къ миссъ Мэтти съ сверткомъ фланели въ рукахъ. Она чрезвычайно была поражена, когда я показала ей, что это, съискала очки на уборномъ столик и разсматривала съ любопытствомъ, съ какимъ-то нжнымъ удивленіемъ его крошечные члены его тла.

Она не могла опомниться отъ изумленія цлый день, но ходила на цыпочкахъ и была очень-молчалива. Она отправилась къ Март и об заплакали отъ радости. Она начала поздравительную рчь Джиму, не-знала, какъ изъ нея выпутаться и освободилась отъ своего затрудненія только звукомъ колокольчика, облегчившимъ также застнчиваго, и гордаго Джима, который такъ сильно сжалъ мн руку, когда я поздравляла его, что, кажется, будто мн еще больно и теперь.

Я была ужасно занята, пока Марта лежала. Я ухаживала за миссъ Мэтти, приготовляла ей кушанье, повряла счеты и разсматривала состояніе ея цыбиковъ и ящиковъ. Иногда помогала ей въ лавк, и наблюденіе за-тмъ, такъ она тамъ поступаетъ, забавляло меня, а иногда и нсколько тревожило. Если ребенокъ приходилъ спрашивать унцію миндальныхъ конфектъ — а четыре такія конфекты всили нсколько больше — она всегда прибавляла одну лишнюю, чтобъ ‘дополнить всы’, какъ она это называла, хотя всъ и безъ того перетягивалъ. Когда я возражала противъ этого, она отвчала:

— Малютки такъ любятъ конфекты!

Говорить ей, что пятая конфекта всила четверть унціи и составляла въ каждой продаже убытокъ для ея кармана — не было никакой пользы. Я припомнила зеленый чай и хотла поразить миссъ Мэтти ея собственнымъ оружіемъ. Я сказала ей, какъ нездоровы миндальныя конфекты и какъ вредны он для маленькихъ дтей. Этотъ аргументъ произвелъ нкоторое дйствіе: съ-тхъ-поръ, вмсто пятой конфскты она всегда заставляла протягивать ихъ крошечныя ручонки и всыпала въ нихъ или имбирныя или мятныя лепешки, какъ предохранительное средство отъ опасностей, могущихъ произойдти отъ проданнаго вреднаго товара. Торгъ, производимый на этихъ основаніяхъ, не общалъ большаго вознагражденія, но я рада была узнать, что она получила боле двадцати фунтовъ въ прошлый годъ отъ продажи чая, и, сверхъ-того, привыкнувъ, полюбила свое занятіе, которое ставило ее въ дружескія сношенія съ многими изъ окрестныхъ жителей. Если она прибавляла имъ всу, они, въ свою очередь, приносили разные сельскіе подарочки старой пасторской дочери: сыръ, свжія яица, пучокъ цвтовъ. ‘Прилавокъ бываетъ иногда совершенно покрытъ этими подарками’, говорила она мн.

Что касается до Крэнфорда вообще, то все въ немъ шло какъ обыкновенно. Вражда Джемисоновъ и Гоггинсовъ все еще продолжалась, если можно назвать враждою, когда только одна сторона поддерживаетъ ссору. Мистеръ и мистриссъ Гоггинсъ были очень счастливы вмст, и, какъ многіе очень-счастливые люди, были совершенно расположены жить въ мир со всми, и дйствительно, мистриссъ Гоггинсъ желала войдти снова въ милость къ мистриссъ Джемисонъ, возстановить съ нею прежнюю короткость, но мистриссъ Джемисонъ считала ихъ счастіе оскорбленіемъ для гленмайрской фамиліи, къ которой она имла еще честь принадлежать, и упорно отвергала всякій шагъ къ сближенію. Мистеръ Мёллинеръ, какъ врный вассалъ, принялъ сторону своей госпожи. Если онъ встрчалъ мистера или мистриссъ Гоггинсъ, то переходилъ на другую сторону улицы и казался погруженъ въ созерцаніе жизни вообще и своего пути въ-особенности, покуда не проходилъ мимо нихъ. Миссъ Поль забавлялась желаніемъ узнать, что будетъ длать мистриссъ Джемисонъ, если она, или мистеръ Мёллинеръ, или кто-нибудь изъ домашнихъ, заболютъ, какъ она ршится призвать мистера Гоггинса посл выраженій своего презрнія къ нимъ. Миссъ Поль почти съ нетерпніемъ ожидала нездоровья, или какого-нибудь приключенія съ мистриссъ Джемисонъ, или съ ея слугами, чтобъ Крэнфордъ могъ видть, какъ она будетъ дйствовать въ такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ.

Марта начала оправляться и я уже назначила срокъ, не-очень-отдаленный, моему отъзду, когда, въ одинъ день, сидя въ лавк съ миссъ Мэтти (я помню, что погода была теперь холодне чмъ въ ма, за три недли передъ тмъ, каминъ былъ разведенъ и дверь плотно притворена), мы увидли мужчину медленно-прошедшаго мимо окна и потомъ остановившагося прямо противъ двери, какъ-бы отъискивая имя, такъ старательно-скрытое. Онъ взялъ лорнетъ и нсколько времени отъискивалъ его, наконецъ отъискалъ. Вдругъ меня, какъ молнія, поразила мысль, что это самъ Ага! Одежда его была страннаго, чужеземнаго покроя, а лицо чрезвычайно-смугло, какъ-будто загорло и перегорло отъ солнца. Цвтъ лица его составлялъ странную противоположность съ густыми, блыми, какъ снгъ, волосами, глаза его были темны и проницательны, онъ какъ-то странно щурилъ ихъ, какъ-то странно съёживалъ щеку въ безчисленныя морщины, когда пристально присматривался къ предметамъ. Онъ посмотрлъ такъ на миссъ Мэтти, когда вошелъ. Взглядъ его сначала остановился на мн, потомъ обратился съ особеннымъ испытующимъ выраженіемъ на миссъ Мэтти. Она нсколько смутилась, но не боле того, какъ случалось съ нею всегда, когда какой-нибудь мужчина входилъ въ лавку. Она подумала, что у него, врно, билетъ или по-крайней-мр соверенъ, съ котораго ей прійдется давать сдачи, чего она весьма не жаловала. Но покупатель стоялъ прямо противъ нея, не спрашивая ничего, только смотря на нее пристально и барабаня пальцами по столу, точь-въ-точь, какъ длывала это миссъ Дженкинсъ. Миссъ Мэгти собиралась спросить его, что ему нужно (какъ она сказывала мн посл), когда онъ вдругъ обернулся ко мн съ вопросомъ:

— Васъ зовутъ Мэри Смитъ?

— Да, отвчала я.

Вс мои сомннія касательно его личности разсялись и я только желала знать, что онъ скажетъ или сдлаетъ, и какъ миссъ Мэтти перенесетъ радостное волненіе при извстіи, которое онъ долженъ ей сообщить. Очевидно онъ не зналъ, какъ объявить о себ, потому-что осмотрлся кругомъ, какъ-бы отъискивая, что купить ему, чтобъ выиграть время, случилось, что глаза его упали на миндальныя конфекты и онъ смло спросилъ фунтъ ‘этихъ вещей’. Я сомнваюсь, чтобъ у миссъ Мэтти былъ цлый фунтъ въ лавк, и кром необычайной огромности требованія, ее смутила мысль о разстройств желудка, какое произведутъ он, употребляемыя въ такомъ неограниченномъ количеств, и подняла голову, чтобъ сдлать возраженіе. Что-то нжное въ его лиц поразило ее въ самое сердце. Она сказала:

— Это… о, сэръ! не Питеръ ли вы? и задрожала съ головы до ногъ. Въ минуту онъ обжалъ кругомъ стола и схватилъ ее въ объятія, съ безслезными рыданіями старости. Я принесла ей стаканъ вина, потому-что она поблднла такъ, что и я и мистеръ Питеръ испугались. Онъ повторялъ:

— Я испугалъ тебя, Мэтти, испугалъ, моя крошка!

Я предложила, чтобъ она сейчасъ прилегла въ гостиной на диванъ, она пристально взглянула на брата, котораго крпко держала за руку, хотя была готова упасть въ обморокъ, но, при его увреніяхъ, что онъ ее не оставитъ, она позволила ему повести ее наверхъ.

Я подумала, что ничего лучше не могу сдлать, какъ побжать приготовить чаю и потомъ заняться лавкой, оставивъ брага и сестру размниваться другъ съ другомъ безчисленными разсказами. Я поспшила также разсказать новость Март, которая приняла ее съ потокомъ слезъ, почти заразившимъ меня. Опомнившись, она спросила меня, точно ли я уврена, что это братъ миссъ Мэтти? Вдь я говорю, что у него сдые волосы, а она всегда слышала, что онъ былъ красивый молодой человкъ. Это приводило и миссъ Мэтти въ недоумніе за чаемъ, когда она сидла въ большомъ покойномъ кресл противъ мистера Дженкинса, чтобъ до-сыта на него наглядться. Она съ трудомъ могла пить, все смотря на него, а что касается до ды, то о ней не было и рчи.

— Я полагаю, что жаркіе климаты очень-скоро старютъ людей, сказала она, какъ-бы сама-себ.— Когда ты ухалъ изъ Крэнфорда, у тебя не было ни одного сдаго волоса на голов.

— А сколько этому лтъ? спросилъ мистеръ Питеръ, улыбаясь.

— Ахъ, да! правда! Я знаю, что мы съ тобой состарлись, но я все-таки не думала, чтобъ мы были такъ ужь стары! Блые волосы очень къ теб идутъ, Питеръ, продолжала она, нсколько испугавшись, не оскорбила ли его замчаніемъ, какъ его наружность поразила ее.

— Кажется, что и я тоже забываю время, Мэтти. Что, ты думаешь, я привезъ теб изъ Индіи? Въ моемъ чемодан, въ Портсмут, есть для тебя платье изъ индійской кисеи и жемчужное ожерелье.

Онъ улыбнулся, забавляясь несообразностью подарка съ наружностью сестры, но это сначала не такъ ее поразило, какъ изящество привезенныхъ ей вещей. Я видла, что съ минуту ея воображеніе самодовольно покоилось на мысли видть себя въ такомъ наряд, инстинктивно поднесла она руку къ ше, къ этой нжной ше, которая (какъ миссъ Поль мн говорила) составляла въ юности одну изъ ея лучшихъ прелестей, но рука встртилась съ складками мягкой кисеи, закрывавшими ее всегда до самаго подбородка, и это ощущеніе возвратило ее къ чувству несовмстности жемчужнаго ожерелья съ ея возрастомъ.

— Я боюсь, что я ужь слишкомъ-стара, сказала она: — но какъ ты добръ, что подумалъ объ этомъ. Какъ бы мн это понравилось прежде… когда я была молода!

— Я такъ и думалъ, моя милая Мэтти. Я вспомнилъ твой вкусъ, онъ былъ такъ похожъ на матушкинъ.

При этомъ имени братъ и сестра еще нжне пожали другъ другу руки, и хотя они хранили совершенное молчаніе, я подумала, что, можетъ-быть, они найдутъ что сказать, когда мое присутствіе не будетъ стснять ихъ, и собиралась пойдти приготовить мою комнату для мистера Питера, намреваясь сама раздлить постель съ миссъ Мэтти. При моемъ движеніи онъ вскочилъ.

— Я долженъ пойдти занять комнату въ гостинниц Сен-Джорджа. Мой дорожный мшокъ уже тамъ.

— Нтъ! сказала миссъ Матти, въ сильномъ безпокойств: — не уходи, пожалуйста, милый Питеръ… пожалуйста, Мери, не уходи!

Она была такъ взволнована, что мы оба общали исполнить все, чего она желаетъ. Питеръ опять слъ и протянулъ ей руку, которую, для большей врности, она схватила обими руками, а я вышла изъ комнаты, чтобъ сдлать распоряженія по хозяйству.

Долго, долго ночью, поздно, поздно утромъ разговаривали мы съ миссъ Мэтти. Ей такъ много надобно было разсказать мн о жизни брата и приключеніяхъ, которыя онъ сообщилъ ей, когда они оставались одни. Она сказала, что все было для нея совершенно-ясно, но я ничего не могла понять изъ всей исторіи, и когда, въ слдующіе дни, перестала бояться мистера Питера и ршилась разспросить его сама, онъ засмялся моему любопытству и разсказалъ мн исторіи до-того похожія на ‘не любо не слушай, а лгать не мшай’, что я была уврена, что онъ насмхается надо мною. То, что я слышала отъ миссъ Мэтти, состояло въ томъ, что онъ служилъ волонтеромъ при осад Рангуна, былъ взятъ въ плнъ, вошелъ въ милость и получилъ наконецъ свободу, пустивъ кровь начальнику небольшаго племени въ какой-то опасной болзни, что, освободившись посл нсколькихъ лтъ рабства, онъ получилъ назадъ письма свои изъ Англіи съ зловщей подписью: ‘Возвращается за смертью’, и, считая себя послднимъ въ род, поселился плантаторомъ индиго и располагалъ провести остатокъ жизни въ стран, къ образу жизни и къ обитателямъ которой онъ началъ привыкать. Получивъ мое письмо, онъ съ странной пылкостью, отличавшей его и въ старости, какъ въ юности, продалъ свою землю и вс свои владнія первому покупателю и вернулся домой къ бдной старух-сестр, которая считала себя счастливе и богаче всякой принцессы, когда глядла на него. Она говорила до-тхъ-поръ, покуда я не заснула. Я вскор была пробуждена легкимъ стукомъ въ дверь, въ чемъ она попросила у меня прощенія, съ раскаяніемъ, добравшись до постели, но когда я перестала утверждать ее въ мысли, что пропавшій любимецъ былъ дйствительно тутъ, подъ одной кровлей съ нею, она начала бояться, не вообразила ли она себ все это: можетъ-бьггь Питеръ вовсе не сидлъ съ нею въ этотъ благословенный вечеръ, онъ, можетъ-быть, лежалъ мертвый далеко подъ морскими волнами, или какимъ-нибудь страннымъ восточнымъ деревомъ. И такъ было сильно ея опасеніе, что ей захотлось встать и пойдти убдиться, дйствительно ли онъ тутъ, прислушиваться сквозь дверь къ его правильному дыханію (мн не хочется назвать это храпньемъ, но я сама слышала его дыханіе сквозь дв запертыя двери), наконецъ мало-по-малу миссъ Матти успокоилась и заснула.

Не думаю, чтобъ мистеръ Питеръ воротился изъ Индіи мильйонеромъ-Набобомъ, онъ даже считалъ себя бднымъ, но ни онъ, ни миссъ Мэтти не-очень заботились объ этомъ. По-крайней-мр онъ имлъ довольно, чтобъ жить ‘очень-прилично’ въ Крэнфорд вмст съ миссъ Мэтти. Черезъ нсколько дней посл его прізда, лавка была заперта и группы маленькихъ мальчишекъ радостно ждали дождя конфетъ и лепешекъ, падавшаго на нихъ время-отъ-времени, когда они стояли, глазя на окошки миссъ Мэтти. Иногда миссъ Мэтти говорила имъ, полузакрытая занавсами: ‘милыя дточки, не заболйте’, но сильная рука тянула ее назадъ и начинался еще сильнйшій дождь. Часть чаю была подарена крэнфордскимъ дамамъ, а остальное роздано старикамъ, помнившимъ мистера Питера въ дни его шаловливой юности. Платье изъ индійской кисеи было оставлено для милой Флоры Гордонъ (дочери миссъ Джесси Броунъ). Гордоны были за границей эти послдніе годы, но ихъ вскор ожидали, и миссъ Мэтти, въ своей сестринской гордости, заране восхищалась, какъ она покажетъ имъ мистера Питера. Жемчужное ожерелье исчезло и вскор посл того множество красивыхъ и полезныхъ подарковъ явилось въ жилищахъ миссъ Поль и мистриссъ Форрестеръ, нкоторыя рдкія и деликатныя индійскія вещицы украсили гостиныя мистриссъ Джемисонъ и мистриссъ Фицъ-Адамъ, и я не была забыта. Между прочимъ, я получила въ красивйшемъ переплет лучшее изданіе сочиненія доктора Джонсона, и милая миссъ Мэтти, со слезами на глазахъ, просила меня считать это подаркомъ отъ ея сестры столько же, какъ отъ нея. Словомъ, никто не былъ забытъ, и скажу боле, каждый, какъ бы ни ничтоженъ ни былъ, кто только показалъ дружбу къ миссъ Мэтти, могъ быть увренъ въ дружескомъ уваженіи мистера Питера.

V.
Миръ Крэнфорду.

Неудивительно, что мистеръ Питеръ сдлался любимцемъ Крэнфорда. Дамы соперничали другъ съ другомъ, кто больше будетъ имъ восхищаться, и неудивительно: ихъ спокойная жизнь была такъ оживлена прізжимъ изъ Индіи, особенно потому, что прізжій разсказывалъ боле удивительныхъ исторій, чмъ Синдбадъ мореходецъ, и, какъ миссъ Поль говорила, точь-въ-точь, какъ изъ ‘Тысяча Одной Ночи’. Что касается меня, я странствовала всю свою жизнь между Дрёмблемъ и Крэнфордомъ, и почитала весьма возможнымъ, что исторіи мистера Питера были справедливы, хотя удивительны, но потомъ я открыла, что если мы проглотили анекдотъ довольно-порядочнаго размра на одной недл, то на слдующей чудеса значительно увеличивались, и начала сомнваться, особенно, когда примтила, что въ присутствіи сестры разсказы объ индійской жизни значительно смягчались не потому, чтобъ она знала больше насъ, напротивъ, можетъ-быть, потому именно, что она была слишкомъ-простодушна. Я примтила также, что когда приходилъ пасторъ, мистеръ Питеръ гораздо-скромне говорилъ о тхъ мстахъ, въ которыхъ былъ. И я не думаю, чтобъ крэнфордскія дамы считали его удивительнымъ путешественникомъ, еслибъ слышали только его спокойные разговоры съ пасторомъ. Он любили его больше всего за то, что онъ былъ, какъ он называли, настоящимъ жителемъ Востока.

Однажды на избранной вечеринк въ честь его, которую давала миссъ Поль и изъ которой, такъ-какъ мистрисъ Джемисонъ почтила ее своимъ присутствіемъ и прислала даже мистера Мёллинера служить, мистеръ и мистрисъ Гоггинсъ и мистриссъ Фпц-Адамъ, разумется, были исключены — на этой вечеринк у миссъ Поль мистеръ Питеръ сказалъ, что онъ усталъ сидть на безпокойныхъ жесткихъ стульяхъ, и спросилъ не можетъ ли ссть положивъ ноги крестъ-на-крестъ. Согласіе миссъ Поль было дано съ жаромъ и онъ воспользовался имъ съ величайшею важностью. Но миссъ Поль спросила меня внятнымъ шопотомъ: ‘не напоминаетъ ли онъ мн азіатскаго муллу’, и между-тмъ, какъ мистриссъ Джемисонъ пространно разсуждала объ изяществ и удобств этой позы, я припоминала, какъ мы вс слдовали примру этой дамы, осуждая мистера Гоггинса за пошлость, потому-что онъ просто клалъ ноги крестъ-на-крестъ, когда сидлъ на своемъ стул. Многія изъ привычекъ мистера Питера въ д были нсколько-странны при такихъ свтскихъ дамахъ, какъ миссъ Поль, миссъ Мэтти и мистриссъ Джемисонъ, особенно, когда я припоминала неотвданный зеленый горошекъ и двухзубцовыя вилки на обд бднаго мистера Гольбрука.

Имя этого господина напоминаетъ мн разговоръ между мистеромъ Питеромъ и миссъ Мэтти въ одинъ лтній вечеръ. День былъ очень-жарокъ, миссъ Мэтти было очень-душно отъ жару, которымъ братъ ея наслаждался. Я помню, что она была не въ-состояніи няньчить ребенка Марты, что сдлалось ея любимымъ занятіемъ въ послднее время, и которому было гакъ же ловко у ней на рукахъ, какъ у матери. Въ тотъ день, о которомъ я говорю, миссъ Мэтти казалась боле обыкновеннаго слаба и томна, и оживилась только, когда солнце закатилось и диванъ ея подвинулся къ открытому окну, сквозь которое, хотя оно выходило на главную крэнфордскую улицу, вылеталъ, время-отъ-времени, душистый запахъ, приносимый съ сосдняго снокоса нжнымъ втеркомъ, волновавшимъ душный воздухъ лтнихъ сумерекъ и замиравшимъ вдали. Безмолвіе знойной атмосферы терялось въ глухомъ шум, выходившемъ изъ открытыхъ оконъ и дверей, даже дти возились на улиц, несмотря на позднее время, одиннадцатый часъ вечера, наслаждаясь игрою, къ которой не были расположены во время дневного жара. Для миссъ Мэтти было источникомъ наслажденія видть, какъ немного свчей было зажжено даже въ тхъ домахъ, изъ которыхъ выходили самые веселые признаки жизни. Мы вс, мистеръ Питеръ, миссъ Мэтти и я, сидли тихо, задумавшись каждый о своемъ, вдругъ мистеръ Питеръ сказалъ:

— Знаешь ли ты, Мэтти, я готовъ бы поклясться, что ты была на дорог выйдти замужъ, когда я узжалъ изъ Англіи! Еслибъ кто-нибудь сказалъ мн тогда, что ты проживешь и умрешь старой двой, я засмялся бы ему въ лицо.

Миссъ Мэтти не отвчала. Я напрасно придумывала, какъ бы дать другой оборотъ разговору, по я какъ-будто оглупла и не успла ничего изобрсти, онъ продолжалъ:

— Я думалъ, что мою Мэтти возьметъ Гольбрукъ, тотъ прекрасный юноша, что жилъ въ Уддле. Вы не поврите теперь, Мери, по моя сестрица была нкогда прехорошенькой двушкой, по-крайней-мр я такъ думалъ и знаю, что думалъ такъ и бдный Гольбрукъ. Очень-нужно было ему умереть прежде, чмъ я вернулся домой поблагодарить его за вс его ласки къ такому негодному мальчишк, какимъ я былъ тогда! Вотъ что заставляло меня думать, что онъ занятъ тобою: на всхъ нашихъ рыбныхъ ловляхъ мы говорили только о Мэтти и о Мэтти. Бдная Дебора! Какое нравоученіе она прочитала мн, когда я привелъ его къ намъ завтракать однажды, а она увидала экипажъ мистриссъ Арлей и думала, что миледи задетъ къ намъ. Ну, съ того времени прошло много лтъ, прошло боле, чмъ полжизни, а кажется, будто все было только вчера! Я не знаю человка, котораго боле желалъ бы имть зятемъ. Ты, врно, дурно повела свою игру, Мэтти — вотъ и жаль, что не было братца сватомъ. Э! прибавилъ онъ, протянувъ руку, чтобъ взять ея руку, лежавшую на соф: — что жь ты дрожишь, Мэтти? Врно, отъ этого проклятаго окна. Закройте его, Мери, сію минуту!

Я такъ и сдлала, и потомъ, нагнувшись, чтобъ поцаловать миссъ Мэтти, увидла, что дйствительно она была холодна. Она схватила мою руку и крпко ее сжала, но думаю, сжала безсознательно, минуту или дв она говорила потомъ съ нами совершенно-обыкновеннымъ голосомъ и разъсяла наше безпокойство, однако терпливо покорилась нашимъ требованіямъ: легла въ постель и выпила стаканъ слабаго нигуса {Вино съ водой, приправленное лимономъ, сахаромъ и мушкетнымъ орхомъ.}. Я узжала изъ Крэнфорда на слдующій день и до отъзда удостоврилась, что все вредное вліяніе дйствія открытаго окна совершенно миновалось. Я надзирала за перемнами въ дом и по хозяйству впродолженіи нсколькихъ послднихъ недль. Лавка опять превратилась въ гостиную, пустыя комнаты снова наполнились мебелью до самаго чердака.

Были предположенія помстить Марту съ Джимомъ въ другой домъ, но миссъ Мэтти не хотла объ этомъ и слышать. Точно, я никогда не видала ее въ такомъ волненіи, какъ въ то время, когда миссъ Поль увряла ее, что это будетъ прекрасное распоряженіе. Пока сама Марта захочетъ остаться съ миссъ Мэтти, миссъ Мэтти будетъ слишкомъ-рада имть ее возл себя, и Джима тоже, потому-что онъ очень-пріятный мужчина въ дом, потому-что она не видла его по цлымъ недлямъ. А что касается до дтей, если они вс будутъ такъ милы, какъ крестница ея, Матильда, то миссъ Мэтти очень-рада, если ихъ будетъ и много, лишь бы Марта была тому рада. Кром-того, слдующая дочь должна называться Деборой, миссъ Мэтти съ трудомъ уступила упорной ршимости Марты, чтобъ и первая непремнно называлась Матильдой. Итакъ миссъ Поль надо было уступить, и она сказала мн, что такъ-какъ мистеръ и мистриссъ Горнъ будутъ попрежнему жить съ миссъ Матильдой, то мы, конечно, поступили благоразумно, нанявъ въ помощницы имъ племянницу Марты.

Я оставила миссъ Мэтти и мистера Питера спокойными и довольными, единственный предметъ сожалнія для нжнаго сердца одной и для кроткой натуры другаго была несчастная ссора между мистриссъ Джемисонъ и плебеями Гоггинсами и ихъ послдователями. Шутя, я предсказала однажды, что это продолжится только до первой болзни мистриссъ Джемисонъ, или мистера Мёллинера, потому-что тогда они сами будутъ рады сдлаться друзьями мистера Гоггинса, но миссъ Мэтти непріятно было видть, что я ожидаю чьей-нибудь болзни такимъ легкомысленнымъ образомъ, и прежде, чмъ прошелъ годъ, все устроилось самымъ удовлетворительнымъ образомъ.

Я получила изъ Крэнфорда два письма въ одно прекрасное октябрское утро. Миссъ Поль и миссъ Мэтти приглашали меня пріхать повидаться съ Гордонами, которые воротились въ Англію живы и здоровы, съ двумя дтьми, теперь уже почти-взрослыми. Милая Джесси Броунъ сохранила свой милый характеръ, хотя перемнила имя и званіе, и написала, что она съ майоромъ Гордономъ надется быть въ Крэнфорд четырнадцатаго, и просятъ напомнить о себ мистриссъ Джемисонъ (упомянутую прежде всхъ, какъ требовало ея сіятельное званіе), миссъ Поль и миссъ Мэтти… можетъ ли она когда-нибудь забыть ихъ доброе расположеніе къ ея бдному отцу и сестр?… также мистриссъ Форрестеръ, мистеръ Гоггинсъ (тутъ опять слдовалъ намекъ на доброту, оказанную покойнымъ ея родственникомъ), его супруг, которая должна позволить мистриссъ Гордонъ съ ней познакомиться, и которая, кром-того, была знакома еще по Шотландіи ея мужу. Словомъ, было упомянуто о всхъ, начиная отъ пастора, поселившагося въ Крэнфорд въ промежутокъ времени между смертью капитана Броуна и замужствомъ миссъ Джесси, до миссъ Бетти Баркеръ, вс были приглашены къ завтраку, въ гостинницу Сен-Джорджа, вс, исключая мистриссъ Фиц-Адамъ, пріхавшей въ Крэнфордъ посл отъзда миссъ Джесси Броунъ, которая была приведена въ нкоторое уныніе этимъ исключеніемъ. Вс удивлялись, какъ миссъ Бетти Баркеръ включена въ почетный листъ, но миссъ Поль сказала, что мы должны припомнить незнаніе приличій жизни, въ какомъ бдный капитанъ воспиталъ дочерей своихъ, и ради этого измнить наши сомннія, а мистриссъ Джемисонъ сочла даже комплиментомъ себ, что миссъ Бетти ея бывшую служанку поставила наравн ‘съ этими Гоггинсами’.

Но когда я пріхала въ Крэнфордъ, намренія мистриссъ Джемисонъ еще не были извстны: подетъ ли эта сіятельная дама, или не подетъ? Мистеръ Питеръ объявилъ, что подетъ непремнно, миссъ Поль покачала головой и не надялась. Но мистеръ Питеръ былъ человкъ находчивый. Во-первыхъ, онъ уговорилъ миссъ Мэтти написать къ мистриссъ Гордонъ, увдомить ее о существованіи мистриссъ Фиц-Адамъ и попросить, чтобъ особа такая добрая, такая радушная, такая великодушная, была включена въ пріятное приглашеніе. Отвтъ пришелъ по первой почт, съ премиленькой записочкой къ мистриссъ Фицъ-Адамъ и просьбой къ миссъ Мэтти, чтобъ она сама ее вручила и изъяснила причину прежняго опущенія. Мистриссъ Фиц-Адамъ была ужасно-рада и безконечно благодарила миссъ Мэтти. Мистеръ Питеръ сказалъ: ‘предоставьте мн уговорить мистриссъ Джемисонъ’, и мы согласились, тмъ боле, что не знали, какъ измнить ршеніе, однажды ею принятое.

Ни миссъ Мэтти, ни мы не знали, о положенія длъ, когда миссъ Поль спросила меня наканун прізда мистриссъ Гордонъ: какъ мн кажется, нтъ ли между Питеромъ и мистриссъ Джемисонъ чего-то похожаго на брачное предположеніе, потому-что мистриссъ Джемисонъ детъ завтракать въ гостинницу Сен-Джорджа. Она послала туда мистера Мёллинера изъявить желаніе, чтобъ была приготовлена скамеечка на самомъ тепломъ мст въ комнат, такъ-какъ она намревалась быть и знала, что тамъ кресла очень-высоки. Миссъ Поль узнала эту новость и выводила изъ нея разныя заключенія и тужила еще больше:

— Если Питеръ женится, что станется съ бдной миссъ Мэтти? а мистриссъ Джемисонъ…

Миссъ Поль, казалось, думала, что въ Крэнфорд были другія дамы, которыя сдлали бы больше чести его выбору, и мн кажется, она имла въ предмет какую-то двицу, потому-что повторяла безпрестанно: ‘Какой недостатокъ деликатности въ женщин вдовой думать о такихъ вещахъ!’

Воротившись къ миссъ Мэтти, я точно начала думать, что Питеръ располагаетъ жениться на мистриссъ Джемисонъ, и была такъ же озабочена этимъ предположеніемъ, какъ и миссъ Поль. Когда я вошла, Питеръ держалъ въ рук корректуру огромной афиши. Синьйоръ Брунони, чародй Великаго Могола делійскаго, Раджи удскаго и великаго тибетскаго Далай ламы, и проч. и проч. дастъ въ Крэнфорд одно только представленіе въ слдующій вечеръ’, миссъ Мэтти въ восторг показала мн письмо Гордоновъ, общавшихъ остаться въ Крэнфорд для этого представленія, которымъ, какъ миссъ Мэтти говорила, обязаны мы Питеру. Онъ написалъ, чтобъ синьйоръ пріхалъ и бралъ на себя вс издержки. Билеты будутъ даромъ розданы всмъ, и публики будетъ столько, сколько можетъ помститься въ комнат. Словомъ, миссъ Мэтти была въ восхищеніи и говорила, что завтра Крэнфордъ напомнитъ ей праздникъ, на которомъ она была въ молодости, завтракъ въ гостинниц Сен-Джорджа, съ милыми Гордонами и представленіе синьйора въ зал собранія вечеромъ. Но я… я только смотрла на роковыя слова:

‘Подъ покровительствомъ ея сіятельства мистриссъ Джемисонъ.’

Итакъ она была выбрана покровительницей увеселеній, которыя даетъ городу мистеръ Питеръ, можетъ-быть, она замнитъ милую миссъ Мэтти въ его сердц и сдлаетъ жизнь ея снова одинокой! Я не могла ожидать съ удовольствіемъ завтрашняго дня, и невинная преждевременная радость миссъ Мэтти только увеличивала мою досаду.

Въ-сердцахъ, въ раздраженіи, преувеличивая каждое маловажное обстоятельство, которое могло дйствовать на мою раздражительность, я безпокоилась и тосковала до-тхъ-поръ, какъ мы вс собрались въ гостинницу: мистеръ и мистриссъ Гордонъ, и хорошенькая Флора, и мистеръ Лудовикъ — вс сіяли и красотой и хорошимъ расположеніемъ духа, но я почти не обращала на нихъ вниманія, наблюдая за мистеромъ Питеромъ, я примтила, что миссъ Поль также была занята праздникомъ. Я никогда не видала мистриссъ Джемисонъ прежде въ такомъ восторг: лицо ея было исполнено участія къ тому, что говорилъ мистеръ Питеръ. Я подвинулась ближе, чтобъ послушать. Велика была моя радость, когда я услышала не слова любви, несмотря на его серьёзное лицо, онъ разсказывалъ ей о своихъ путешествіяхъ въ Индіи и описывалъ удивительную высоту Гималайскихъ Горъ, каждое новое слово увеличивало ихъ вышину и каждая новая фраза превосходила предъидущую неправдоподобіемъ, но мистриссъ Джемисонъ врила всему чрезвычайно-искренно. Я полагаю, что она нуждалась въ сильныхъ ощущеніяхъ, чтобъ выйдти изъ своей апатіи. Мистеръ Питеръ довершилъ разсказъ свой, говоря, что, разумется, на такой высот не находится животныхъ, какія существуютъ въ нижнихъ областяхъ, дичь… и все совершенно тамъ въ другомъ род. Выстрливъ однажды въ какое-то улетающее существо, въ какое пришелъ онъ смущеніе, увидвъ, когда оно упало, что онъ застрлилъ Пери! Мистеръ Питеръ встртился глазами со мной въ эту минуту и такъ лукаво мн подмигнулъ, что я удостоврилась съ этой секунды, что онъ не думаетъ жениться на мистриссъ Джемисонъ. Она, казалось, была непріятно изумлена.

— Но, мистеръ Питеръ… убить Пери… какъ вы думаете… это не-совсмъ-хорошо!

Мистеръ Питеръ тотчасъ же состроилъ новую гримасу и выразилъ сожалніе. Этотъ выстрлъ представился ему въ новомъ свт въ первый разъ, но мистриссъ Джемисонъ должна припомнить, что онъ такъ долго жилъ между дикарями. Увидвъ, что подходитъ миссъ Мэтти, онъ торопливо перемнилъ разговоръ и, немного погодя, обернувшись ко мн, сказалъ:

— Не оскорбляйтесь, моя миленькая, скромная Мери, моими удивительными исторіями, я смотрю на мистриссъ Джемисонъ, какъ на хорошую добычу и, кром того, расположенъ умилостивить ее, а первый шагъ къ этому — разбудить ее хорошенько. Я приманилъ ее сюда, попросивъ принять подъ свое покровительство моего бднаго фокусника, и не желаю оставлять ей ни минуты свободнаго времени помнить о нерасположеніи къ Гоггинсамъ, которые входятъ теперь сюда. Я желаю, чтобъ вс были друзьями: Мэтти не можетъ безъ огорченія слышать объ этихъ ссорахъ. Я буду продолжать свои продлки съ этой цлью, и потому вы не должны оскорбляться. Я намренъ войдти въ залу собранія сегодня вечеромъ съ мистриссъ Джемисонъ подъ одну руку, а съ мистриссъ Гоггинсъ подъ другую. Вотъ посмотрите, исполню ли я это.

Ужь не знаю, какъ онъ это сдлалъ, только ввелъ ихъ въ разговоръ между собою. Мистеръ и мистриссъ Гордонъ помогали доброму длу съ совершеннымъ невдніемъ о существовавшей когда-то холодности между обитателями Крэнфорда.

Съ-этихъ-поръ въ крэнфордскомъ обществ наступило прежнее общее дружелюбіе, которому я очень-рада, по любви милой миссъ Мэтти къ миру и дружб. Мы вс любимъ миссъ Мэтти и мн кажется, что вс мы становимся добре, когда она съ нами.

‘Отечественныя Записки’, NoNo 7—9, 1855

КРЭНФОРДЪ.РОМАНЪ.ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО.

Часть первая.

I.Наше общество.

II.Капитанъ.

III.Старинная любовь.

IV.Визитъ старому холостяку.

V.Старыя письма.

Часть вторая.

I.Бдный Питеръ.

II.Вечеръ въ гостяхъ.

III.Ваше сіятельство.

IV.Синьйоръ Брунони.

V.Страхъ.

VI.Самюль Броунъ.