Жена и дети, Вентцель Николай Николаевич, Год: 1899 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ПУШКИНСКІЙ СБОРНИКЪ
(въ память столтія дня рожденія поэта)

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., Д. 13
1899

Н. Н. Юрьинъ.

ЖЕНА И ДТИ.

(разсказъ).

Жена и дти, другъ, поврь — большое зло:
Отъ нихъ все скверное у насъ произошло.
А. Пушкинъ.

Не въ характер Андрея Захаровича было откровенничать и плакаться на свою судьбу передъ каждымъ встрчнымъ. Даже люди, которыхъ онъ считалъ близкими,— и т едва ли знали, что, несмотря на кажущееся благополучіе, которое окружало Андрея Захаровича, душу его грызъ тайный червь.

По наружности дйствительно все обстояло какъ нельзя лучше. Андрей Захаровичъ занималъ вполн приличное мсто, пользовался уваженіемъ какъ на служб, такъ и среди знакомыхъ. Относительно прочности его семейнаго счастія не могло быть никакихъ сомнній, такъ какъ онъ, не замчая самъ, какъ мелькали годъ за годомъ, безъ всякихъ непріятныхъ приключеній, дожилъ до дня серебряной свадьбы, и не даромъ рчи, которыя произносились на бывшемъ по этому поводу торжеств, единодушно восхваляли мирную и согласную жизнь Андрея Захаровича и Варвары Ивановны. На дтей также Андрею Захаровичу пожаловаться было бы гршно. Съ обоими — и Сережей и Аней — онъ былъ въ самыхъ лучшихъ, можно даже сказать дружескихъ, отношеніяхъ. И безъ ложнаго самообольщенія, не какъ отецъ только, а даже глядя на нихъ глазами посторонняго человка, онъ готовъ былъ признать, что оба они талантливы и много общаютъ въ будущемъ. У Сережи — призваніе къ научнымъ занятіямъ: онъ вс вечера проводитъ въ лабораторіи за химическими опытами, и при его широкой способности къ обобщеніямъ, Богъ знаетъ, какъ далеко онъ шагнетъ я какое можетъ себ составить имя въ той спеціальности, которую онъ избралъ. Ну, а Аня, несмотря на свою молодость, успла уже настолько заявить себя въ качеств хорошей пвицы, что и теперь ее охотно приглашаютъ къ участію въ разныхъ благотворительныхъ концертахъ и уже нсколько разъ о ея исполненіи съ похвалой отзывались въ газетахъ. Нтъ, на дтей Андрей Захаровичъ не можетъ пожаловаться.

При такихъ условіяхъ, онъ могъ бы, пожалуй, чувствовать себя и счастливымъ, и спокойнымъ душою… но на свою бду онъ принадлежалъ къ числу людей, вниманіе которыхъ направляется не въ ту сторону, гд все мирно, свтло и безоблачно, а туда, гд есть хотя бы одна черная точка. Это темное пятнышко въ ихъ глазахъ растетъ, растетъ, заслоняетъ, наконецъ все остальное и не даетъ имъ наслаждаться тми благами жизни, которыя ниспосланы на ихъ долю. Такимъ пятномъ въ своей жизни Андрей Захаровичъ считалъ нкоторыя стороны своей служебной дятельности. Поступая на службу въ вдомство, пользовавшееся несовсмъ хорошей славой, Андрей Захаровичъ былъ увренъ, что суметъ поставить себя среди своихъ сослуживцевъ совершенно самостоятельно и не только не отдастъ себя на произволъ тхъ теченій, которыя господствуютъ въ ихъ сред, но найдетъ возможность оказать и на нихъ благотворное вліяніе. Андрей Захаровичъ и въ молодости былъ человкъ осторожный и потому круто поступать не хотлъ, а ршилъ сначала приглядываться, или, какъ онъ выражался, ‘изучить среду, въ которой ему придется дйствовать’. Ошибкою было съ его стороны, пожалуй, одно,— что онъ не назначилъ себ срока для такого изученія. А такъ какъ на жизненной сцен барьеръ, отдляющій зрителей отъ дйствующихъ лицъ, до такой степени подвиженъ и неуловимъ, что очутиться по другую его сторону не составляетъ никакого труда, то и Андрей Захаровичъ, который первое время, говоря о своихъ сотоварищахъ, выражался всегда: ‘они’, ‘у нихъ’ и т. п., — съ теченіемъ времени совершенно незамтно для себя сталъ говорить, вмсто этого, ‘мы’ и ‘у насъ’.

Видя, какъ вс вокругъ него рвутъ куски, какъ каждый суетится и хлопочетъ о томъ, чтобы, оттолкнувъ другого, самому пробраться хотя на ступеньку выше, Андрей Захаровичъ сначала улыбался презрительно, потомъ сталъ улыбаться снисходительно, а потомъ… потомъ вовсе пересталъ замчать во всемъ этомъ что нибудь смшное. Правда, никто не могъ бы его упрекнуть въ чемъ либо дурномъ,— напротивъ, если бы собрать голоса, то вроятно вс, знающіе его, довольно единодушно отозвались бы, что онъ держится въ сторон отъ свалки, никому не подставляетъ ножку и старается выдвинуться только своими знаніями и работою. Поставили бы, вроятно, ему въ заслугу и то, что когда ему приходилось возиться съ длами, отъ которыхъ пахнетъ сотнями тысячъ, а иногда и милліонами,— съ тми длами, вертясь около которыхъ, люди ‘не звающіе’ сами начинаютъ понемногу обзаводиться сначала выигрышными билетами, а потомъ домами и имньицами, — онъ постоянно находился въ стсненныхъ обстоятельствахъ. Но самъ Андрей Захаровичъ держался о себ другого мннія и считалъ, что онъ разв только немногимъ лучше, чмъ остальные. Правда, передъ тми, отъ кого такъ или иначе зависла его участь, онъ, особенно не пресмыкался, но все же одинъ разъ немножко ниже поклонился, другой разъ слишкомъ поторопился схватить и пожать руку, когда можетъ быть и вовсе руки подавать не слдовало, тутъ промолчалъ, тамъ сказалъ съ глазу на глазъ нсколько фразъ — до такой степени, впрочемъ, невинныхъ, что онъ и самъ не сумлъ бы объяснить, почему ему было бы непріятно, если бы сказанное имъ повторили въ обществ. Все это, можетъ быть, были мелочи, — но когда намять услужливо нанизывала безконечный рядъ такихъ мелочей, накопившихся, годъ за годомъ, то Андрею Захаровичу начинало казаться, что ничего, кром этой цпи мелкихъ униженій, въ его жизни и не было.

Также и въ длахъ. Онъ не можетъ обвинить себя въ томъ, чтобы при разсмотрніи ихъ онъ когда либо покривилъ душою. Все длается ‘по закону’, или, врне, ‘по бывшимъ примрамъ’, такъ какъ каждый разъ справляться съ закономъ слишкомъ хлопотливо, да и времени не хватаетъ. Вроятно когда-то предшественники всю эту процедуру продлали и оставили въ наслдство безукоризненные образцы. Отклонить движеніе длъ отъ естественнаго русла, по которому они текутъ, онъ не можетъ. Немножко ускорить, немножко попридержать,— вотъ предлы, въ которыхъ вращается его власть. Но и это по большей части очень важно. У него дло такое, что каждый охотно дастъ, и дастъ много, только бы ускорить его разршеніе на полгода, даже на два-три мсяца. Разумется, онъ не ‘беретъ’, онъ даже держитъ себя до такой степени безукоризненно, что ни разу не было случая, чтобы кто нибудь предложилъ ему денежную мзду за боле быстрое движеніе дла. Но зато онъ уже знаетъ, что чуть въ дл замшаны не простые просители, а лица съ громкимъ именемъ, со связями и положеніемъ, то такое дло нужно выдлить изъ очереди и разршить, не откладывая въ долгій ящикъ. У этихъ господъ выработана цлая система ‘ускоренія’. Дождемъ сыплются разныя памятныя записки, письма на французскомъ язык отъ тетки одного высокопоставленнаго лица къ кузин другого, генералъ одного вдомства самолично является въ пріемный день къ генералу другого вдомства и съ удрученнымъ видомъ выражаетъ прискорбіе по поводу того, что такой почтенный человкъ, какъ NN, столько времени не можетъ добиться удовлетворенія своего законнаго ходатайства. Иногда можно подумать, что весь городъ тмъ только и интересуется, скоро ли разршится дло господина NN. Тотъ, другой, третій знакомый, въ разговор о совершенно постороннихъ предметахъ, вдругъ вставитъ: ‘А дло NN у васъ еще не ршено?’ И въ конц концовъ дло NN становится какимъ-то кошмаромъ, и чтобы избавиться отъ него, Андрею Захаровичу ничего не оставалось, какъ откладывать въ сторону дло кого нибудь другого, какого нибудь ZZ, который, вроятно, съ неменьшимъ нетерпніемъ ожидаетъ его разршенія, но у кого нтъ въ запас ни тетушки, ни кузинъ, ни вліятельныхъ генераловъ, ни полъ-Петербурга знакомыхъ.

Андрей Захаровичъ сокрушался впрочемъ не объ этомъ невдомомъ ZZ, который, можетъ быть, и привыкъ ждать, — его тяготило сознаніе, что онъ, Андрей Захаровичъ, который считалъ себя поборникомъ правды и справедливости, завдомо поступаетъ несправедливо. Сначала длалъ онъ это безъ всякихъ личныхъ видовъ, просто потому, что не въ силахъ былъ оказать сопротивленіе передъ натискомъ просьбъ, требованій и напоминаній, но время шло — и Андрей Захаровичъ научился понимать, что и его успхи по служб могутъ во многомъ зависть отъ быстраго исполненія просьбы такого-то или предупрежденія желанія такого-то. Тутъ, какъ говорится, рука руку моетъ. Услуга, оказанная генералу другого вдомства, не пройдетъ безслдно. Андрей Захаровичъ всю бухгалтерію взаимныхъ услугъ изучилъ, въ конц концовъ, до тонкости. Онъ зналъ, что какъ разными извилистыми ходами производится ускореніе длъ, точно также подобными же путями и благосклонность какой нибудь особы можетъ реализироваться въ вид тхъ или иныхъ вещественныхъ благъ. Тутъ своего рода ‘превращеніе энергіи’. Особа проронитъ вскользь пару теплыхъ словъ своей тетушк, тетушка перенесетъ ихъ своему высокопоставленному крестнику, тотъ скажетъ жен, а она бабушк. А бабушка дирала за уши ‘самого’,— того, отъ котораго можетъ изливаться дождь щедротъ и милостей на голову Андрея Захаровича,— когда тотъ еще въ блыхъ штанишкахъ бгалъ, не суконныхъ, какъ теперь, а просто коленкоровыхъ, такъ что ей-то онъ уже ни въ чемъ отказать не можетъ. Конечно, подвести точный учетъ тому, насколько, благодаря всмъ этимъ постороннимъ вліяніямъ, Андрей Захаровичъ подвинулся на служб, довольно трудно, но приблизительно все-таки можно. Если бы онъ не пускалъ ихъ въ ходъ, то, можетъ быть, вмсто ‘дйствительнаго’ имлъ бы теперь просто ‘статскаго’, не получалъ бы полуторы тысячъ добавочныхъ и ужъ наврное не могъ бы такъ часто пользоваться щедрыми пособіями на лченіе жены и на воспитаніе дтей.

Жена, дти!.. Въ мысляхъ Андрея Захаровича они гораздо тсне сплетались съ его служебной дятельностью, чмъ кто нибудь могъ себ это представить. Сколько разъ повторялъ онъ себ, что онъ давно бы ушелъ съ мста своего служенія, ушелъ бы, еще тогда, когда замтилъ первые признаки того, что онъ началъ ‘поддаваться’ и ‘ослабвать’ — если бы не жена и дти. Въ его глазахъ они одни были настоящими виновниками всего того длиннаго ряда поступковъ, которые онъ могъ поставить себ въ упрекъ. Какъ завидовалъ Андрей Захаровичъ въ иныхъ случаяхъ свобод дйствій своего лакея или кухарки. Вдь они, если находятъ, что къ нимъ предъявляются требованія, исполнять которыя не обязаны, то они прямо приходятъ и говорятъ: ‘Пожалуйте расчетъ’. А онъ, Андрей Захаровичъ, человкъ, у котораго должно бы быть больше развито чувство самоуваженія и собственнаго достоинства, чмъ у лакея или кухарки, — онъ долженъ выносить всякое униженіе, долженъ иногда кривить душою, потому только, что у него за спиною стоятъ жена и дти.

Сознаніе, что жена и дти заставляютъ его отклоняться отъ того пути, по которому онъ долженъ бы былъ итти, что, благодаря имъ, онъ понемногу вовсе почти пересталъ раздлять свои поступки на хорошіе и худые, добрые и злые, а интересовался только тмъ, можно ли отъ нихъ ‘чего нибудь’ ожидать для себя, или нельзя, — не мшало Андрею Захаровичу питать самую нжную привязанность къ семь. Впрочемъ, нтъ такой вещи, на которую нельзя было бы посмотрть съ двухъ различныхъ сторонъ,— а потому и въ этомъ случа, если жена и дти были виновниками того превращенія, которое, по наблюденіямъ самого Андрея Захаровича, съ нимъ произошло,— то они же служили ему передъ судомъ своей совсти такимъ оправданіемъ, лучше котораго ничего нельзя было придумать. ‘Это длается для нихъ’, ‘если этого не сдлать, то на ихъ головы обрушится цлый градъ лишеній, огорченій, непріятностей, мелочныхъ заботъ’,— этимъ было все сказано. Посл этого Андрей Захаровичъ, какъ бы ни было для него иногда непріятно то, что ему предстояло сдлать, говорилъ себ: ‘Такъ надо’, — и длалъ это уже съ сознаніемъ, что онъ не своей волей поступаетъ такъ, а не иначе,— а что его ведетъ посторонняя сила, бороться съ которою онъ не въ состояніи.

До сихъ поръ Андрею Захаровичу все же оставалось утшеніе, что есть границы, которыхъ эта сила ни разу еще не заставила его переступить. То, въ чемъ онъ проявлялъ уступчивость, длали вс почти безъ исключенія вокругъ него, нисколько по смущаясь этимъ. И если онъ не можетъ въ душ съ этимъ примириться, то, безъ сомннія, потому только, что, какъ онъ ни плохъ, но все же нсколько лучше остальныхъ.

Однако, такъ ли это? Андрей Захаровичъ покраснлъ, вспомнивъ, какъ еще недавно онъ, занимаясь дломъ, въ которомъ заинтересована была одна солидная торговая фирма,— въ мысляхъ заполучилъ весьма крупную сумму, какъ мысленно же онъ създилъ на эти деньги заграницу, накупилъ цлый ворохъ обновъ жен и дочери, оставилъ сына на два года въ нмецкихъ университетахъ для подготовки къ магистерской диссертаціи, а дочь въ Италіи усовершенствоваться въ пніи. Правда, все это было въ мечтахъ, въ дйствительности же получило то, что было можно, другое лицо, отъ котораго даже и ршеніе дла въ сущности не зависло… Однако, хотя и въ мечтахъ,— а все-таки было.

Да, но и тутъ все то же оправданіе. Вдь не для себя, не для своего удовольствія мечталъ онъ о заграничной поздк, а потому, что это необходимо для дтей, особенно Сереж. Разбить его надежды на будущую профессуру — разв хватитъ у него на это духу? Но какъ сдлать почти невозможное? Содержать его два года заграницей на свой счетъ, когда и безъ этого еле-еле удается сводить концы съ концами, — немыслимо. А разсчитывать на то, что его отправятъ на казенный счетъ, также невозможно. Сережа и самъ не разъ говорилъ, что гораздо больше шансовъ иметъ его товарищъ Бльскій. Конечно, Андрей Захаровичъ отъ себя сдлалъ все, что могъ, чтобы устроить это дло. Онъ настолько уже изловчился въ изысканіи разныхъ ‘комбинацій’ и ‘ходовъ’, что очень быстро сообразилъ, къ кому ему нужно обратиться, чтобы повліять на профессора, отъ котораго, главнымъ образомъ, будетъ зависть выборъ лица, отправляемаго заграницу. Андрею Захаровичу удалось получить письмо къ этому профессору отъ очень, очень сильной особы. Правда, нужно было дйствовать въ высшей степени осторожно, чтобы Сережа ни о чемъ не догадался — иначе ничего не вышло бы, кром непріятностей. Но Андрей Захаровичъ сумлъ обставить дло вполн прилично. Онъ явился къ профессору, будто бы, для того только, чтобы узнать его мнніе, дйствительно ли сыну его стоитъ подготовлять себя къ ученой дятельности. При этомъ, однако, онъ очень ловко ввернулъ нсколько фразъ о томъ, что ‘нкоторыя лица’ будутъ очень довольны, если выборъ факультета остановится на его сын. Но старый профессоръ принялъ Андрея Захаровича очень сухо и рзко замтилъ, что удовольствіе или неудовольствіе какихъ бы то ни было лицъ не иметъ въ этомъ дл никакого значенія и что предпочтеніе отдано будетъ тому, кто будетъ признанъ достойнйшимъ. Андрей Захаровичъ настолько понималъ толкъ въ длахъ, чтобы сообразить, что такой отвтъ значилъ: ‘Оставьте всякую надежду’. И теперь онъ перебиралъ въ ум всевозможныя комбинаціи, посредствомъ которыхъ можно было бы устроить свои дла такъ, чтобы поздка Сережи на свой счетъ изъ области фантазіи могла перейти въ дйствительность.

Это было нелегко. Для этого нужно было настолько улучшить свое матеріальное положеніе, чтобы получать, по крайней мр, рублей тысячи на дв боле, чмъ до сихъ поръ. Необходимо добиться этого, тмъ боле, что, вслдъ за Сережей, поднимется вопросъ и объ Ан, а ее отправлять заграницу одну нельзя, — придется хать съ нею также жен и нкоторое время жить надо будетъ на два дома.

Да, безъ сомннія, это нелегко, — однако, не вполн невозможно. Комбинація являлась очень соблазнительная, какъ будто нарочно для того, чтобы поддразнить Андрея Захаровича. Въ рукахъ у него находилось въ настоящее время дло, въ которомъ принималъ большое участіе нкто Фалькъ. Этого Фалька можно было бы просто считать темною личностью, если бы онъ не былъ женатъ на дочери Теренина. А Теренинъ стоялъ во глав одного учрежденія, въ которомъ былъ какой-то мудреный ‘совтъ’ или ‘комитетъ’, съ представителями разныхъ вдомствъ, въ томъ числ и того, гд служилъ Андрей Захаровичъ. Его, наврное, безъ всякаго затрудненія, назначили бы туда, — нужно было только, чтобы Теренинъ выразилъ желаніе видть его въ числ членовъ совта. Если бы для этого требовалось только позаботиться о скорйшемъ движеніи дла Фалька, то для Андрея Захаровича никакихъ затрудненій не существовало бы. Но дло было посложне. Предпріятіе, по поводу котораго хлопоталъ Фалькъ, было затяно въ весьма широкихъ размрахъ, но для того, чтобы оно могло осуществиться. нужно было получить разршеніе соорудить плотину на рк, и пользоваться, такимъ образомъ, дешевымъ водянымъ двигателемъ. Это должно было однако совершенно разорить множество хозяйствъ крестьянъ и мелкихъ землевладльцевъ, земли которыхъ прилегали къ рк, такъ какъ, благодаря запруд, вода стала бы разливаться на большое пространство и засорять пескомъ и иломъ ихъ поля. Они это отлично понимали и отправили въ Петербургъ особыхъ ходатаевъ — хлопотать о запрещеніи устройства плотины. Ходоки побывали въ разныхъ мстахъ, добрались, между прочимъ, и до Андрея Захаровича. Прошеніе, которое они подали, было написано довольно темно и запутанно, но на словахъ они объяснили все очень толково, такъ что Андреи Захаровичъ сразу понялъ, какое значеніе имлъ для нихъ этотъ вопросъ. Но и Фалькъ не дремалъ. Онъ толкался всюду, куда было можно, и усплъ кой-кого расположить въ свою пользу. Однако, онъ понималъ очень хорошо, что тутъ все почти зависитъ отъ того, какъ будетъ изложено въ доклад ходатайство противной стороны. Можно было смять, скомкать его, словомъ, выставить дломъ вздорнымъ, которое раздувается умышленно для того только, чтобы сорвать что нибудь съ учредителей предпріятія, — но можно было представить все дло въ такой ясности, что разршить его въ желательномъ для Фалька смысл, явилось бы прямо немыслимымъ. И Фалькъ не разъ уже принимался по своему ‘обработывать’ Андрея Захаровича, разсчитывая сначала, что тотъ не станетъ очень упираться. Андрей Захаровичъ, какъ бы въ вид шутки, однажды ввернулъ въ разговор, что, вотъ, молъ, какъ бы хорошо устроиться въ совт, гд предсдательствуетъ уважаемый Иванъ Филипповичъ, — и по тому, какъ блеснули черные глаза Фалька, онъ понялъ, что этотъ намекъ не прошелъ незамченнымъ. Андрей Захаровичъ испыталъ при этомъ даже какое-то чувство облегченія — отъ сознанія того, что онъ сдлалъ все-таки первый, казавшійся ему самымъ труднымъ, шагъ. Но все же ничего ршительнаго до сихъ поръ между ними не было сказано. И только сегодня, утромъ, онъ получилъ отъ Фалька записочку, что, посл обда, онъ зайдетъ къ нему на полчасика ‘потолковать’. Никакихъ сомнній не могло быть по поводу того, что подъ этимъ подразумевалось, и Андрей Захаровичъ съ лихорадочнымъ нетерпніемъ ожидалъ вечера. Онъ уже ршилъ, что дешевле, чмъ онъ назначилъ, онъ не продастъ себя.

Фалькъ пріхалъ аккуратно въ указанный въ его письм часъ. И вотъ они сидятъ, запершись вдвоемъ въ кабинет Андрея Захаровича. Никто имъ не помшаетъ. Жена мучается мигренью и лежитъ съ обвязанною теплыми платками головой. Аня занялась своими ‘вокализами’ и часа на два прикована къ роялю. Сережи нтъ дома — онъ въ лабораторіи.

Разговоръ, сначала туманный и неопредленный, начинаетъ все ближе и ближе подходить къ цли. Чего добивается Фалькъ? Чтобы показана была вся нелпость — онъ такъ и сказалъ ‘нелпость’ — претензій этихъ господъ. Андрей Захаровичъ конечно понимаетъ, что они кругомъ неправы, и суметъ выставить дло въ настоящемъ свт.

Андрей Захаровичъ морщится, какъ отъ пріема непріятнаго лкарства, но, преодолвая чувство брезгливости, голосомъ, которому онъ старается придать умышленную беззаботность, какъ бы вскользь, спрашиваетъ:

— А что, скажите, вы случайно не слыхали — это мсто въ совт еще не замщено?

Фалькъ смотритъ на него ласковымъ и ободряющимъ взглядомъ и говоритъ:

— Нтъ еще. Иванъ Филипповичъ хочетъ хлопотать о назначеніи лица вполн надежнаго, отъ котораго нельзя было бы ожидать разныхъ непріятностей. А то, покойный Хрулевъ,— не тмъ будь помянутъ!— своимъ неуживчивымъ характеромъ надлалъ ему множество хлопотъ.

Продолжая ласково смотрть на Андрея Захаровича, Фалькъ взялъ об его руки въ свои и выразительно проговорилъ:

— Такъ какъ же, дорогой другъ? Можемъ мы разсчитывать на васъ? Вы знаете, что Иванъ Филипповичь весьма и весьма этимъ дломъ интересуется.

Андрей Захаровичъ всталъ, какъ и Фалькъ, съ своего мста. Онъ дышалъ тяжело и съ усиліемъ. Необходимо теперь, сейчасъ же принять ршеніе — такое ршеніе, которое уже навсегда, на всю жизнь наложить на него извстный, отпечатокъ. Онъ не скрывалъ отъ себя, что то, что онъ собирается совершить, равносильно подлогу. Благодаря ему, будутъ пущены по міру десятки семей. Вроятно, все это пройдетъ для него безнаказанно, но, въ конц концовъ, все можетъ и раскрыться, и тогда… Его не выгонятъ, конечно, со службы, если даже будетъ обнаружено, что онъ изъ корыстныхъ видовъ совершилъ свой поступокъ. Въ уваженіе къ его прежней дятельности, ему предоставятъ самому подать прошеніе объ отставк. Но онъ будетъ въ глазахъ всхъ ‘замаранный’.

И вдругъ передъ нимъ, съ особенною яркостью, нарисовалась картина. Вотъ его зовутъ въ кабинетъ ‘генерала’ и тотъ, съ офиціально прискорбнымъ выраженіемъ лица, объявляетъ, что ему неудобно продолжать службу и надо подать прошеніе. Непріятная минута, — но если бы можно было говорить съ генераломъ на чистоту, онъ нашелъ бы, что сказать. О, онъ много что нашелъ бы… Но вотъ онъ пришелъ домой и ему надо объявить о постигшей его бд жен и дтямъ. Что онъ имъ скажетъ, этимъ судьямъ, готовымъ въ иныхъ случаяхъ, къ всевозможной снисходительности, и которые, однако, иногда могутъ оказаться безжалостно-жестокими? Да, что онъ имъ скажетъ?..

Но что это? Обманъ слуха, порожденный его напряженнымъ состояніемъ? Вотъ слышны голоса жены и Сережи… Вотъ Аня что-то громко говоритъ… Вс они какъ будто о чемъ-то спорятъ… Голоса ихъ раздаются все ближе, очевидно, это они идутъ зачмъ-то къ нему. Минута — и они войдутъ, увидятъ его вмст съ Фалькомъ — и все поймутъ. Андрей Захаровичъ былъ убжденъ, что онъ стоитъ теперь, точно насквозь освщенный какимъ-то таинственнымъ свтомъ, и что достаточно взглянуть на него, чтобы разглядть, какой отвратительный, уродливый гадъ копошится на дн его души. И неожиданно для самого себя, удивляясь самъ той твердости, которая звучала у него въ голос, онъ произнесъ:

— Простите, но я долженъ вамъ сказать, что я ничего не могу сдлать для удовлетворенія вашего желанія. Дло слишкомъ говоритъ само за себя.

Онъ сухо поклонился Фальку, показывая этимъ, что разговоръ конченъ. Не ожидавшій такой развязки, Фалькъ не нашелся, что ему отвтятъ. Притомъ же, по самому тону Андрея Захаровича, онъ понялъ, что настаивать было бы безполезно. И едва онъ усплъ, съ озлобленнымъ и смущеннымъ лицомъ, выйти изъ кабинета Андрея Захаровича, какъ на порог показались и жена, и Аня, и Сережа.

— Радость! Радость! кричала Аня, прыгая какъ сумасшедшая и бросаясь на шею къ отцу.— Папа! можешь поздравить Сережу, — будущаго профессора. Онъ детъ заграницу, на казенный счетъ — и тру-ля-ля, и тру-ля-ля!..

И Аня взяла такую высокую ноту, какой она до сихъ поръ и не подозрвала у себя въ голос.

Н. Н. Юрьинъ.

ЖЕНА И ДТИ.

Читайте также: