Скачки, Толстой Лев Львович, Год: 1901

Время на прочтение: 7 минут(ы)

 []

Скачки.

(Правдивые разсказы).

Мы были на скачкахъ съ Викторомъ Оленскимъ и его маленькимъ сыномъ Володей.
Оленскій служилъ въ Москв и я жилъ у него тогда въ семь весной, когда моя семья уже ухала въ деревню. Оленскій былъ женатъ на моей двоюродной сестр и былъ вдвое, если не втрое, старше меня. Но разница нашихъ лтъ не мшала намъ быть съ нимъ большими друзьями. Мн было лтъ 15, ему лтъ 40. Я былъ въ гимназіи двумя классами выше Володи, которому было лтъ 12.
Это было въ одно майское воскресенье. Скачки, на громадномъ Ходынскомъ пол, были уже во всемъ разгар.
Скаковой павильонъ былъ весь загроможденъ публикой, чернвшей и въ нижнихъ и въ верхнихъ мстахъ густой толпой. Погода стояла ясная и теплая и скачки были особенно интересныя въ тотъ день. Шли четвертыя скачки теперь, такъ называемый стипль-чезъ, т. е. скачка съ препятствіями, и вниманіе зрителей было особенно напряжено. Больше половины публики, кром того, играла на тотализатор и потому слдила за скачкой не только со вниманіемъ, но и съ волненіемъ.
Знаете, что такое тотализаторъ? Это — очень плохое учрежденіе, но оно все еще держится въ мір, и, не только у насъ въ Россіи, но и въ другихъ странахъ. Просто на просто, это вредная игорная лавочка. Публика, смотря на скачки, загадываетъ на какую-нибудь лошадь, что она первая придетъ къ столбу, одинъ загадываетъ на одну лошадь, другой на другую и вотъ люди ставятъ на этихъ лошадей деньги. Положимъ, скачутъ только дв лошади и десять человкъ загадали, что первая лошадь выиграетъ призъ, а двое загадали, что выиграетъ вторая. Десять человкъ поставили по рублю на первую лошадь, а двое поставили по рублю на вторую. Приходитъ первой вторая лошадь. Тогда выигрываютъ на тотализатор т двое, которые поставили по рублю на вторую лошадь. Они выигрываютъ т десять рублей, что были поставлены на первую лошадь, за вычетомъ только процента, который беретъ уже для себя та лавочка, которая называется тотализаторомъ.
Вотъ что такое этотъ тотализаторъ, чтобы было ясно то, о чемъ я буду говорить дальше. Съ каждымъ годомъ, теперь, все большей больше людей возмущаются этой азартной открытой игрой, и надо надяться, что она когда нибудь будетъ запрещена.
Итакъ, скачки ‘стипль-чезъ’ были во всемъ разгар. Скакали четыре лошади. Первая — графа Пиродьера вторая — князя Палицына, третья — барона Шликунбаха, четвертая — купца Пузанова. На первой халъ жокей Порковъ. Камзолъ, т. е. рубашка, на немъ былъ блый, рукава голубые, фуражка — красная, на второй — Бойкинъ,— рубашка красная, картузъ синій, рукава — зеленые, на третьей халъ Райдонъ,— рукава, рубашка и картузъ — желтые, на четвертой Синицынъ,— рубашка полосатая, рукава и картузъ — черные.
Лошади скакали два круга: одинъ внутренній — поменьше, второй вншній,— больше. Меньшій кругъ теперь уже былъ пройденъ всми лошадьми благополучно и оставалась только половина втораго, большаго круга, на которомъ^ препятствіями стояли плетневые заборы. Кажется, ихъ оставалось не больше шести.
Публика съ напряяшніемъ слдила за скачками, взволнованно длая громкія замчанія.
— Ахъ! Ай! Райдонъ, Райдонъ впереди,— говорили голоса,— Райдонъ какъ хочетъ, такъ и возьметъ!
— Врешь, братъ, нтъ! не возьметъ! Бойкинъ! Бойкинъ! Ну-ка! Поддай маленько! Да и поддавать не нужно! Держитъ все…
Бойкинъ шелъ на хвост у Райдона, сдерживая свою крупную, золотистой масти, гндую кобылу, и вс были уврены, что онъ придетъ первымъ къ столбу. Его ‘Немезида’ такъ легко брала вс, самыя трудныя препятствія, что, съ каждымъ прыжкомъ, вызывала дружный восторгъ зрителей. И ровъ, и голландскую канавку она взяла ни по чемъ, точно шутя. Большинство публики играло на тотализатор именно на ‘Немезиду’ и Бойкина.
Викторъ тоже игралъ. Онъ взялъ билетъ въ три рубля, но не на ‘Немезиду’, а почему то на Синицына, который шелъ теперь позади всхъ. Онъ скакалъ на ворономъ жеребц купца Пузанова ‘Вампир’, крупномъ, и довольно тяжеломъ, который неуклюже и нелегко бралъ препятствія. На эту лошадь почти никто не игралъ въ тотализатор и за все время этихъ скачекъ, съ самаго ихъ начала, публика только подтрунивала надъ Синицынымъ, его лошадью и хозяиномъ. Но Викторъ не имлъ понятія о лошадяхъ. На скачкахъ онъ бывалъ рдко и, кажется, на тотализатор-то игралъ въ первый разъ въ жизни. Помню, какъ онъ сказалъ передъ началомъ этихъ скачекъ съ препятствіями: ‘а ну-ка и я возьму себ билетикъ на какую-нибудь лошадку, попытаю счастья’, и вотъ онъ взялъ дйствительно -уже на ‘какую нибудь’ лошадь, то есть на самую плохую.
Лошади подходили къ новому препятствію. Райдонъ первый легко перелетлъ черезъ него, за нимъ еще легче, съ размаха, перелетла ‘Немезида’ и тутъ же обогнала райдоновскую ‘Финъ-Мушъ’, при громкихъ апплодисментахъ публики. Теперь Бойкинъ пошелъ впереди ‘Финъ-Мушъ’ на цлый корпусъ. Въ публик послышались громкія облегченныя восклицанія и одобренія.
Нашъ Синицынъ продолжалъ итти послднимъ. Впереди его скакалъ на срой лошади графа Пиродьера жокей Порковъ. Оставалось еще четыре плетневыхъ забора. На первомъ изъ нихъ случилась неожиданная перемна въ разстановк лошадей.— Лошадь Поркова, не помню ужъ, какъ ее звали, задла за заборъ передними ногами, споткнулась и ее легко, тутъ же обогналъ нашъ Синицынъ, вдругъ очутившись рядомъ съ Райдономъ. Финъ-Мушъ тоже что-то стала отставать теперь и, на разстояніи между послднимъ и слдующимъ препятствіемъ, Синицынъ обогналъ ее на цлую голову. Перейдя новое препятствіе, нашъ Синицынъ уже шелъ вторымъ къ большому удивленію всхъ зрителей.
Публика вопила недовольно и точно обиженно:
— Смотрите, смотрите!— Синицынъ хочетъ Бойкина обставить… Райдона обошелъ! Ой! ой! Вотъ чудеса въ ршет! Чудеса! Плачутъ наши денежки!
Конечно, мы съ Викторомъ и Володей страшно заволновались. Полосатая рубашка Синицина, съ черными рукавами и фуражкой, виднлась сейчасъ-же за красной рубашкой Бойкина, который уже оглядывался назадъ на своего соперника. Райдонъ сильно отсталъ отъ Синицына и, казалось, даже не надялся больше обогнать его.’Вампиръ’ шелъ ровно, растягиваясь во все свое крупное, мускулистое тло и низко нагнувъ красивую сухую голову.
Подошли къ предпослднему препятствію… Бойкинъ легко взялъ его и опять сталъ на корпусъ впереди ‘Вампира’. Оставался послдній плетень. Въ публик кричали и аплодировали и слышно было ясне всего:
— Бойкинъ! Бойкинъ! Бойкинъ! Какъ хочетъ, такъ и возьметъ! Ну что тамъ толковать. Браво, Бойкинъ! Эхъ, лошадь! Браво, Немезида!
И вотъ лошади подошли къ послднему плетню. ‘Немезида’ взмахнула головой, приподнялась вся на заднія ноги и вдругъ, сильно задвъ ногами за плетень, всей своей тяжестью повалилась на землю, Бойкинъ черезъ ея голову пролетлъ далеко впередъ и ударился о твердый грунтъ скакового круга, нсколько разъ перевернувшись въ пыли. Синицынъ перескочилъ препятствіе за ‘Немезидой’, и первый пошелъ къ призовому столбу. За нимъ скакалъ Райдонъ за Райдономъ — Порковъ. Но кто изъ нихъ выигралъ, я не видалъ. Въ публик произошло смятеніе. Вс закричали, многіе бросились впередъ къ тому мсту, гд свалился Бойкинъ, такъ что въ первыя минуты ничего нельзя было разобрать. Викторъ, взявъ меня и Володю за руки, тоже перескочилъ заборъ, отдлявшій насъ отъ скакового круга, и побжалъ вмст съ другими туда, гд валялся Бойкинъ. Это было отъ насъ недалеко, потому что мы были какъ разъ противъ того забора, на которомъ свалилась ‘Немезида’. Она сама давно вскочила теперь и невредимая скакала одна, безъ сдока, къ призовому столбу. Только стремена отъ маленькаго англійскаго сдла болтались по ея бокамъ.
Я смотрлъ напряженно въ сторону Бойкина. Онъ корчился, валяясь въ пыли, въ своемъ, точно шутовскомъ красномъ шелковомъ камзол, и видно было, что онъ не могъ встать. Синяя фуражка его валялась далеко въ сторон отъ него. Мы были уже совсмъ близко отъ него. Какая то женщина, держа на рукахъ ребенка, съ воплемъ одна изъ первыхъ, подбжала къ нему и съ отчаяніемъ бросилась поднимать его. Ребенокъ ея испуганно плакалъ. Подбжали еще люди и подняли Бойкина на руки. Изо рта его и изъ носа текла густая кровь и вся земля на томъ мст, гд онъ лежалъ, была смочена ею. Глаза его были закрыты и руки безпомощно повисли, когда его подняли. Женщина съ ребенкомъ растерянно суетилась подл него и отчаянно молила о помощи. Бойкина понесли въ ближайшія скаковыя конюшни. Мы съ Викторомъ и Володей пошли за нимъ. Цлая толпа любопытныхъ двинулась за нами. По дорог, женщина съ ребенкомъ разсказала, что она жена Бойкина и что она смотрла на него изъ публики. И она начала рыдать идя за обезображеннымъ тломъ мужа, то нагибаясь къ его лицу, то утирая слезы, то вскрикивая въ отчаяніи и причитая что-то.
— Живъ онъ? Живъ еще?— спрашивала она поминутно у тхъ, кто несъ тло. Но никто не могъ отвтить ей на этотъ вопросъ.
Но вотъ подошли къ конюшнямъ и тутъ же подбжалъ докторъ съ фельдшеромъ, лекарствами и водой.
Бойкина положили на траву и докторъ занялся имъ… Но онъ не долго слушалъ его и всталъ на ноги — Готовъ,— сказалъ онъ, безнадежно махнувъ рукой — лечить нечего…
Жена Бойкина дико вскрикнула, бросила ребенка на траву и кинулась на землю, на трупъ мужа.
Докторъ распорядился унести тло и просилъ толпу разойтись. Пришли городовые и стали разгонять насъ. Мы вернулись въ трибуны, на наши мста.
Никогда не забуду тхъ тяжелыхъ и грустныхъ чувствъ, которыя тогда овладли моей душой.
Въ трибунахъ, между тмъ, готовились къ слдующимъ скачкамъ, какъ ни въ чемъ не бывало, и публика брала новые билеты въ тотализатор.
— Вы слышали — раздавались голоса,— на ‘Вампира’ даютъ на рубль шестьдесятъ!— Вотъ это ловко! Счастливы т, которые играли на него!
Викторъ прислушался къ этимъ возгласамъ и спросилъ, обратившись къ стоявшему рядомъ съ нимъ:
— А что разв ‘Вампиръ’ пришелъ первый?
— Какже-съ,— отвчалъ приказчикъ.— Райдонъ отсталъ на цльныхъ на два корпуса. Неожиданность, главное! Бойкинъ расшибся… А вы на Синицына изволили играть-съ?
— Да, вообразите,— отвчалъ Викторъ.
— Могу васъ поздравить-съ,— сказалъ многозначительно приказчикъ.— Сто восемьдесятъ рубликовъ пожалуйте получить-съ на зелененькую бумажку-съ!
Викторъ ничего не отвтилъ на это и отошелъ отъ насъ куда-то. Черезъ нсколько минутъ онъ вернулся, держа въ рук кучу денегъ. Доброе, простое лицо его было печально и сосредоточенно.
— Мн такъ непріятно,— сказалъ онъ намъ искренно, эти деньги мн достались точно смертью и кровью несчастнаго Бойкина… Я не знаю, что съ ними длать… Они мн просто противны.
— Папа, а я знаю,— вдругъ радостно сказалъ ему Володя.
— Что-же?
— Отдай ты ихъ этой бдной женщин, которая такъ плакала тамъ…
— Врно,— бодро сказалъ Викторъ, взявъ Володю за руку,— пойдемте-же, розыщемъ ее скорй.
Мы вышли изъ скакового павильона и прошли по улиц налво до входа въ скаковыя конюшни. Тутъ стояло нсколько человкъ, вроятно, жокеевъ или конюховъ, которые о чемъ-то разговаривали. Викторъ подошелъ къ нимъ и спросилъ, ушла-ли Бойкина. Намъ отвтили, что нтъ еще, что она тутъ въ контор. Викторъ попросилъ на минуту вызвать ее къ намъ Бойкина, вся заплаканная, вышла на крыльцо, она, какъ прежде, держала своего ребенка на рукахъ, но какое-то тупое равнодушіе теперь сковало ея лицо. Викторъ передалъ ей выигранныя на тотализатор деньги и быстро отошелъ отъ нея…
Мы вышли на улицу и похали домой, втроемъ на извощик.
Викторъ былъ мраченъ и молчалъ. Володя болталъ говоря, что скачки это гадость, что на нихъ играютъ за деньги, на тотализатор и что на нихъ, убиваются люди и, что онъ никогда больше въ жизни не пойдетъ на скачки.
Я былъ съ нимъ совершенно согласенъ, и когда мы прозжали мимо большого Драгомиловскаго кладбища, я косился на его кресты и могилы и мн было жутко и нехорошо на душ, несмотря на то, что сверху смотрло на насъ весеннее, свтлое небо.

Л. Л. Толстой.

‘Юный Читатель’, No 14, 1902

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека