Желательно ли введене русскаго языка въ латинское богослужене?
Желательно ли введене русскаго языка въ латинское богослужене?
Москва, 12-го сентября 1867 г.
Желательно ли введение русского языка в латинское богослужение?, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1867
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Сочиненя И. С. Аксакова. Томъ третй.
Польскй вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскй Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографя М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскй переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Возвращаемся въ возбужденному нами вопросу. Мы сказали, въ передовой стать послдняго No, {См. пред. статью.} что не видимъ никакой возможности упразднить въ Западномъ кра Росси историческое значене католицизма, какъ орудя ополяченя. Такимъ онъ былъ три вка сряду, таковъ онъ и теперь, какъ на практик, такъ и въ народномъ сознани. Что такое упразднене не можетъ совершиться посредствомъ одного изгнаня польскаго языка изъ католическихъ храмовъ,— это, думаемъ мы, достаточно доказывается историческимъ примромъ — унею, и примромъ современнымъ — Жмудью. Затмъ самая надобность въ такомъ упразднени представляется намъ боле чмъ сомнительною. Трудно предполагать, чтобы со введенемъ русскаго ленка, вмсто польскаго, въ латинскихъ костелахъ, люди, признаваемые теперь за Поляковъ, превратились отъ того въ Русскихъ. Между тмъ, признавъ ихъ Русскими, узаконяя, навязывая русскому населеню поняте о совмстимости русской нацональности съ латинствомъ,— другими словами: установляя русскй католицизмъ,— правительство, кажется намъ, лишило бы себя права и возможности устранять въ Западномъ кра отъ служебныхъ должностей или отъ землевладня — лицъ католическаго вроисповданя. Оно само связало бы себя такимъ призванемъ и поставило бы себя въ противорче какъ съ дйствительностью, такъ и съ народными понятями о русской и польской нацональности. Дале: предположимъ, что польскй языкъ изгнанъ изъ католическихъ храмовъ и замненъ русскимъ. Такое видоизмнене не было ли бы, въ глазахъ всего населеня Западнаго края, тождественно съ возобновленемъ уни — язвы, отъ которой едва-едва успли мы избавиться и которая далеко еще не совсмъ зажила? Не былъ ли бы въ настоящемъ случа вредъ еще сильне отъ того, что, исходя отъ русской власти, такая мра представилась ба народу какимъ-то съ ея сторона поощренемъ, санкцею католицизму, чуть не желанемъ правительства, чтобы народъ оставался въ католической вр? Если и теперь слышатся жалобы, что православные крестьяне, только что 25 лтъ тому назадъ вышедше изъ уни, продолжаютъ посщать костелы и слушать проповди ксендзовъ, то восколько же разъ боле получатъ костелы этой притягательной силы, когда нкоторая часть богослуженя и проповдь будутъ происходить на русскомъ язык? Не думаемъ, чтобы православные священники въ томъ кра пожелали имть въ своемъ сосдств такой латинскй костелъ съ русскимъ языкомъ.
Мы не знаемъ, какими способами поборники русскаго языка въ латинскихъ храмахъ предполагали бы осуществить свое предположене. На этотъ счетъ они высказываются не ясно. Если эта замна языка польскаго русскимъ должна совершиться мрами принудительными, то нельзя не сказать, что правительство въ такомъ случа перешло бы предлы своихъ правъ и своего призваня, принявъ на себя обязанность регулировать самое богослужене и опредлять языкъ для молитвы. Не можетъ же быть установлено такого правила, что вс русске подданные должны и молиться Богу на русскомъ, государственномъ язык. Не въ этомъ, съ точки зрня государства, заключается единство политической нацональности. Но, кром того, какую обуву взвалило бы на себя правительство, еслибы взялось католическую терминологю польскаго языка, вырабатывавшуюся вками, свободно, всею народною жизнью — перевести на русскй языкъ, вовсе для нея, не подготовленный и едвали способный. Намъ могутъ указать на преподаване ‘латинскаго Закона Божя’ въ казенныхъ учебныхъ заведеняхъ, съ недавняго времени исполняющееся по-русски. Но мы должны признаться, что не очень довряемъ такому преподаваню и думаемъ, что оно совершается только для формы, а настоящее преподаване производится дома или въ костел, на исповди или въ частныхъ бесдахъ.
Если же предполагается употреблене русскаго языка въ латинскихъ храмахъ не вводить насильно, а только дозволять безпрепятственно всмъ ‘желающимъ’, то конечно противъ этого возражать мы не станемъ, хотя не мшаетъ между желающими распознавать и такихъ, которые считаютъ боле для себя выгоднымъ — проповди о Кунцевич и иныхъ святыхъ патронахъ Польши произносить именно на язык русскомъ, а не на польскомъ, не подвергаясь притомъ никакому преслдованю ее стороны русскаго правительства…
Измрить и взвсить, съ надлежащею точностю, современное значене я силу латинства и православя для простонародныхъ массъ въ Западномъ кра, конечно, трудно, намъ кажется однако, что, не прибгая ни къ какимъ насильственнымъ вншнимъ мрамъ для обращеня въ православе, слдуетъ желать и имть въ виду только одно: именно присоединене всхъ католиковъ русскаго происхожденя къ православной церкви. Вотъ къ чему надо стремиться и чего достигнуть несравненно легче чмъ думаютъ, безъ всякихъ принудительныхъ способовъ, а благодаря именно связи католицизма съ такъ-называемой польщизной, благодаря именно его польскому политическому клейму. Пусть это клеймо не стирается, не замазывается разными искусственными мрами, а горитъ и сяетъ во всемъ своемъ истинномъ блеск. Пусть крестьянинъ-католикъ пользуется свободно всми юридическими правами, не подвергаясь никакому гоненю за свою вру, но пусть же онъ и чувствуетъ на себ то клеймо, которое наложили въ томъ кра на католицизмъ исторя и русское народное сознане. Пусть онъ знаетъ и ощущаетъ, что пока онъ католикъ — онъ не Русскй, а Полякъ въ глазахъ всего русскаго населеня, и пусть испытываетъ на себ всю тяжесть той нравственной, хотя бы и не юридической, опалы, которая соединена съ этимъ именемъ. Пусть только правительство воздержится отъ всякаго вмшательства въ этотъ свободный историческй процессъ, который клонится къ исходу для католицизма пагубному, отъ сочиненя всякихъ компромисовъ и сдлокъ, предохраняющихъ его отъ самоубйства, снимающихъ съ него то политическое клеймо, которое составляло нкогда его славу и силу, а теперь безславе, слабость и гибель, пусть не заботится о томъ, чтобы создать для католицизма удобное и ловкое общественное положене. Въ отношени къ католицизму, какъ и въ отношени къ еврейскому вроисповданю, правительство, по нашему мнню, должно ограничиваться чисто отрицательными мрами,— т. е. терпть ихъ, предоставить имъ всю полноту внутренней жизни, не дозволяя, конечно, вторженя ихъ въ область политическую,— во должно избгать всякихъ мръ положительныхъ’: напримръ благоустроить латинство и мозаизмъ, давать имъ боле правильное развите, спасать ихъ отъ внутренней порчи и разложеня, и вообще оказывать имъ спецальное покровительство Католицизмъ самъ, добровольно, сталъ политическимъ знаменемъ, символомъ ополяченя: пусть же это знамя его и губитъ, пусть этотъ символъ, ставшй, посл послднихъ мятежей, очевиднымъ самому близорукому зрню, доступнымъ самому тупому сознаню, отвратитъ отъ него народныя массы, вовсе не расположенныя сочувствовать его облачившимся политическимъ тенденцямъ. При такихъ условяхъ, при такой обстановк не трудно было бы православнымъ священникамъ или особымъ миссонерамъ, высланнымъ мстною православною церковью, довершить вразумлене народныхъ массъ до конца и возвратить ихъ къ вр ихъ предковъ, а слдовательно и къ русской народности.
Принято обыкновенно говорить, что православная церковь чужда духа прозелитизма, но это слдуетъ понимать въ томъ смысл, что она чужда того духовнаго властолюбя, которымъ отличается латинская церковь, что* она не ищетъ распространеня вншнихъ духовныхъ завоеванй, распространеня своей власти. Но странно было бы ставить ей въ заслугу недостатокъ апостольской ревности къ распространеню истины, къ проповди слова Божа! Къ тому же здсь дло идетъ даже не о новомъ обращени, а о возвращеня заблудшихся чадъ. Всего было бы правильне, еслибы правительство оставалось въ сторон и ограничилось только наблюденемъ за политическими интригами латинскихъ ксендзовъ и прелатовъ, предоставляя полный просторъ дятельности православнаго духовенства. Для этого нужно, конечно, чтобы послднее вышло изъ того состояня нмоты и бездйствя, въ которомъ оно пребываетъ, страха ради консисторскаго, чтобъ оно стало смле и дерзновенне въ исполнени своего призваня и долга. Проповдь православя, возвращене къ православной церкви ея отпадшихъ русскихъ дтей должны быть поставлены явною и главною за дачей и Виленскаго Свято-Духовскаго и всхъ церковныхъ братствъ Сверозападнаго и Югозападнаго края,— вн всякого иного участя и содйствя государственной власти.
Таковъ кажется намъ самый правильный образъ дйствй относительно католиковъ-Блоруссовъ. Что касается до католиковъ-Поляковъ, равно и до католической Литвы и Жмуди, то въ отношени къ нимъ, вмсто введеня русскаго языка въ католическихъ храмахъ, мы бы присовтовали употребить мру совершенно обратную: ввести польскй, жмудскй или литовскй языкъ въ православное богослужене. Почему бы не перевести, напримръ, на жмудское нарче православную литургю, вообще весь служебникъ русской церкви, равно какъ и Новый Завтъ (который едвали допущенъ ксендзами въ жмудскомъ перевод: они не очень любятъ прохочивать народъ къ чтеню Евангеля и вообще Библи)? Почему бы не устроить въ равныхъ мстахъ Жмуди православныя церкви, гд священники совершали бы православное богослужене и произносили бы проповди по-жмудски? Пусть бы годъ-два эти церкви стояли безъ прихода,— мы убждены, что потомъ у нихъ образовалась бы обширная паства: возможность слышать обдню на родномъ, не на латинскомъ нарчи, понимать все богослужене сполна, была бы самою лучшею пропагандою православя,— а этого только и нужно. Мы полагаемъ даже, что и въ Царств Польскомъ, въ коренныхъ польскихъ мстностяхъ, православная обдня, православное богослужене на польскомъ язык и десятокъ другой женатыхъ православныхъ священниковъ польской нацональности, изъ обращенныхъ Поляковъ (а таковые найдутся) будутъ имть благотворное дйстве на умы польскихъ сельчанъ и представятся имъ едвали не въ привлекательнйшемъ вид, чмъ обдня латинская, съ холостяками ксендзами. Такой способъ распространеня православя былъ бы всего согласне съ духомъ православной церкви, которая не знаетъ ни централизаци, ни вншняго политическаго единства, не замыкаетъ слова Божя въ формы лишь одного языка, не исключаетъ нигд народнаго элемента, напротивъ призываетъ вс народности и вс нарчя къ равноправному служеню истин. Только этимъ путемъ могло бы совершиться дйствительное разобщене католицизма съ польскою нацональностью, но въ настоящемъ случа это было бы не очищене католицизма отъ польскаго элемента, а очищене польскаго народнаго элемента отъ растлившаго его латинства. Мы вовсе не предаемся дерзкимъ надеждамъ, чтобы предлагаемая нами попытка могла произвести цлую религозную революцю, чтобы все польское племя духовно преобразилось и отреклось отъ своей тысячелтней истори. Мы давно перестали врить въ политическое возрождене польскаго племени и считаемъ его историческую роль поконченною. Но есть значительныя массы польскаго простонародья, которыя физически и этнографически составляютъ особую польскую народность и которыя, при открывшейся теперь для нихъ, благодаря Росси, возможности развитя, сдлаются неминуемо причастницами польской католической е культуры’, обречены заране въ жертву польскому католицизму: для нихъ одно спасене, чтобъ окончательно не погибнуть,— православе. И нтъ сомння, что православное племя, хотя бы и польское по происхожденю, будетъ не только не враждебно Росси, но напротивъ войдетъ съ нею въ союзъ духовный, боле тсный и прочный, чмъ союзъ чисто вншнй, административный. Между тмъ, при всей признательности и преданности Росси современнаго польскаго сельскаго населеня, мы не можемъ не опасаться, что придетъ пора, когда поземельныя отношеня между имъ и помщиками окончательно устроятся, и когда съ каждымъ шагомъ впередъ по пути къ образованю оно будетъ входить въ плотную духовную среду, созданную польско-латинскою цивилизацей и Росси положительно враждебную. Если надлене польскихъ крестьянъ землею и правами, внесло новую струю, новую историческую идею въ гражданскую и бытовую жизнь такъ-называемой Польши, то и православная церковь могла бы попытаться влить новую струю, новый элементъ въ духовную и бытовую жизнь польскаго племени.
Вотъ что существенно желательно, какъ для блага самихъ поврежденныхъ латинствомъ племенъ, такъ и для блага Росси. Мы ршительно не видимъ и не понимаемъ, почему бы, совершенно независимо отъ правительства, собственною иницативою православнаго духовенства и русскаго общества, не могли быть сдланы попытки въ этомъ смысл и направлени и въ стран заселенной литовскимъ и жмудскимъ племенемъ, и даже въ самомъ Царств Польскомъ?
Мы были бы рады, еслибъ на нашъ призывъ отозвались голоса съ мста: мы готовы подвергнуть этотъ вопросъ всестороннему обсужденю на страницахъ ‘Москвы’.