Что может ответить наша Церковь на духовные запросы западного человечества, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1868

Время на прочтение: 9 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886

Что можетъ отвтить наша Церковь на духовные запросы западнаго человчества (по поводу пражскаго изданія богословскихъ сочиненій Хомякова)

‘Москва’, 22 октября 1868 г.

Одинъ за другимъ ломятся своды, падаютъ столбы, разрываются основы и связи древняго, пышнаго, величаваго храма… Неудержимо, со всхъ сторонъ, рушится твердыня латинской церкви,— свалился наконецъ и послдній, самый надежный, коренной столбъ: грохнула на земь испанская, пятнадцативковая католическая монархія. На обломкахъ католическаго міра почти одиноко высится Ватиканъ, вознося надъ ревомъ бушующихъ стихій свое роковое non possumus. Въ ослпленіи гордыни, презирая явныя знаменія исторіи, онъ мещетъ въ ангела-разрушителя безсильные, стародавніе громы своихъ заклинаній,— онъ скликаетъ, со всхъ концовъ вселенной, всхъ разсянныхъ сыновъ своихъ, всхъ исповдующихъ его божеское свойство и власть — на вселенскую духовную трапезу, на вселенскій новый соборъ… Не на предсмертный ли пиръ? Не на новый ли, послдній заговоръ противъ свободы человческаго духа?…
Но пріобщимся ли къ кликамъ торжества, раздающимся на Запад, въ стан побдителей? Не невріе ли побдитель? Не топоръ ли матеріализма подрубаетъ зданіе Римской церкви? Паденіе папства — не есть ли въ то же время и паденіе вры Христовой?… Прислушаемся къ возгласамъ революціи, объявшей Испанію, къ прокламаціямъ любимыхъ вождей Италіи, къ рчамъ и протестамъ всхъ народныхъ представительствъ, свергающихъ съ себя иго конкордатовъ, всхъ ратующихъ за права человческой мысли и совсти. Сочувственъ ихъ кличъ свободы — духовной и гражданской,— но одновременно съ нимъ, изъ тхъ же устъ, поднимаются вопли: долой христіанство! долой вра и церковь!… Это не нашъ кличъ: знамя безврія не наше знамя.
Но не наше знамя,— ибо не знамя истинной вры,— и знамя Рима, главенства свтской власти и непогршимости папы,— знамя духовной тиранніи и рабства. Намъ, православнымъ, до очевидности ясно, что не однимъ напоромъ враговъ сокрушается владычество Ватикана: его не держатъ боле его собственныя, историческія основы. Сооруженіе времени осуждается временемъ, царство отъ міра отслужило міру. Не столько отъ безврія извн, сколько отъ собственнаго неврія извнутри падаетъ Латинская церковь, врне сказать: обожествленіе папы породило безбожіе, — невріе смнилось безвріемъ, и Римъ казнится собственнымъ дтищемъ…
Печальное и поучительное зрлище представляетъ намъ европейскій Западъ,— зрлище лютой брани между христіанскою церковью и человчествомъ! Понятіе свободы съ отрицаніемъ вры (въ томъ ея вид, въ какомъ она повдана тамъ массамъ народа) отождествляется съ понятіемъ тиранніи,— понятіе свободы съ отрицаніемъ вры: бунтомъ и насиліемъ добывается признаніе самыхъ святыхъ прирожденныхъ человческихъ правъ…
А между тмъ на Восток разввается иное церковное знамя, и цлая половина христіанскаго человчества остается непричастною судьбамъ латинскаго церковнаго міра — пребывая въ то же время неизмнно врною девятнадцативковому преданію вры и исповдуя единую святую соборную и апостольскую церковь съ единымъ главою — исусомъ Христомъ…
Что же безмолвствуетъ міръ православный? Отчего остается онъ по прежнему невдомъ Западу, теперь, когда уже сдвинулся Западъ съ своихъ историческихъ вроисповдныхъ основъ и, не обртая кругомъ себя истины вры, приходитъ по необходимости къ отрицанію истины, къ вр въ безвріе?… Ожидаютъ ли, чтобъ сама Западная Европа обратилась къ намъ, православнымъ, съ формальнымъ запросомъ? Но разв этотъ запросъ не поставленъ для православнаго міра самой современной исторіей? Разв не вразумителенъ вщій языкъ событій? Гласъ исторіи — гласъ Божій, и горе намъ, если не внимемъ Божьему гласу. Къ тому же въ настоящую пору есть и формальный поводъ для отвта. Какъ извстно, Пій IX обратился въ православнымъ патріархамъ и русскому Синоду съ приглашеніемъ принять участіе въ созываемомъ имъ собор. Вруя, что истина вры только въ православіи, что въ ней одной разршеніе всхъ сомнній и недоумній, волнующихъ западноевропейское человчество, не обязанъ ли православный Востокъ, пользуясь настоящимъ случаемъ, повдать ему эту истину,— раскрыть ему сокровище истинной вры?…
Но кто повдаетъ? кто раскроетъ? Мы разумемъ не догматическій только отвтъ, который вроятно и послдуетъ, вполн согласный съ православными догматами, на посланіе римскаго папы. Не изъ-за отвлеченныхъ только догматовъ, мало доступныхъ постиженію народныхъ массъ, отршается Западъ отъ церкви, а изъ-за тхъ жизненныхъ послдствій, къ которымъ приводитъ и привело латинскій міръ латинское вроученіе. А потому, говоря объ отвт, мы разумемъ — живой отвтъ духу жизни, такой отвтъ, который бы опредлялъ отношеніе православія къ латинству не на основаніи только различія догматовъ выясняемаго катехизисомъ, но на основаніи невыясняемаго катехизисомъ (хотя конечно состоящаго съ нимъ въ логической, неразрывной связи) различія внутренняго духа и идеаловъ. Отъ кого же услышимъ мы этотъ отвтъ — хоть бы у насъ въ Россіи,— этой первенствующей православной стран, стоящей во глав православнаго міра? Отъ оффиціальныхъ ли представителей богословскаго знанія, которымъ присвоивается не только обязанность, но и исключительное право учить? Мы не сомнваемся въ искренности ихъ вры, но невольно спрашиваемъ себя: довольно ли у нихъ елея, чтобъ возжечь свтильникъ православія тмъ яркимъ свтомъ, который бы озарилъ путь къ истин всмъ блуждающимъ и ищущимъ во тьм, тамъ на Запад? Врующіе,— достаточно ли вооружены они сами знаніемъ о вр и разумніемъ истины, для того чтобы не уклониться отъ боя, но сразиться побдоносно съ пытливостью западнаго раціонализма, чтобъ освободить изъ его плна души алчущія живой вры, чтобы указать исходъ изъ того повидимому безъисходнаго противорчія, въ которомъ вращается западноевропейское христіанство,— противорчія между религіей, съ одной стороны, съ ея тснотой, неволей, мракомъ, съ ея насиліемъ и рабствомъ, съ ея отрицаніемъ самыхъ священныхъ правъ человка, съ ея неудовлетворенными, или, врне сказать, непризнанными и отвергнутыми запросами духа,— между извстной Западу религіей, однимъ словомъ, и между безвріемъ, съ его свободой мысли и совсти, съ его просторомъ духовнымъ и жизненнымъ, съ неограниченностью науки и знанія, съ его прогрессомъ, съ его возстановленіемъ попранныхъ правъ человка — и также съ его отрицаніемъ и бунтомъ, съ его неудовлетворенными запросами духа.
Этотъ миръ, этотъ вожделнный и невдомый Европ миръ между свободой личнаго духа и церковью, между разумомъ и врой, между движущимся и тмъ, что пребываетъ непреложнымъ,— въ состояніи ли повдать его наши оффиціальные представители богословскаго знанія? Что отвтятъ они на запросъ всей западной половины человчества — хоть бы, напримръ, о свобод совсти? Не проповдуютъ ли они и устно и дломъ угнетеніе совсти? не прибгаютъ ли они, за помощью въ длахъ вры, къ вншней вещественной сил, къ мечу государственному, обличая тмъ самымъ невріе въ дйственность единаго орудія, свойственнаго церкви, орудія духовнаго,— слова? Не помощью ли полиціи, не страхомъ ли уголовныхъ каръ загоняютъ они свое словесное стадо въ церковную ограду, завдомо удерживая неврующихъ подъ видомъ врующихъ? Какъ приняты были большинствомъ духовенства наши посильные призывы къ расширенію свободы совсти, знакомые нашимъ читателямъ? Не такъ же ли, какъ принимаетъ подобные призывы и латинское духовенство, т. е. какъ оскорбленіе правъ церкви, какъ посягательство на ея цлость,— хотя мы призывали къ свобод не во имя безврія, какъ на Запад, а во имя вры. Не точно ли такъ же, какъ рижскій клиръ, думаетъ и большинство русскаго клира (или заставляетъ думать своими рчами, статьями и поступками), что вра есть какое-то вншнее состояніе, а не явленіе внутренняго міра, что церковь — есть чисто-вншнее учрежденіе, оффиціальное вдомство, надленное вншнею властью надъ подчиненными ему и числящимися въ его штат человческими душами?… Догадываются ли они, наши оффиціальные богословы, что уголовныя преслдованія за отпаденіе отъ истинной вры, ‘гораздо по существу своему противне духу церкви, чмъ даже такъ-называемому гуманизму или либерализму’, какъ выражается одна книга, которую мы назовемъ ниже? Или же скажутъ вмст съ папой, что свобода совсти несовмстна съ Христовой врой? Въ чемъ же будетъ тогда ихъ отличіе отъ папскаго вроученія? и не обрекаютъ ли они сами себя и церковь логическимъ послдствіямъ этого вроученія, явленнымъ намъ исторіей Латинскаго міра?
Что отвтятъ они на запросъ о свобод мысли — они, преграждающіе всякое движеніе религіозной мысли помощью извстнаго учрежденія, называемаго духовной цензурой,— они, налагающіе на личную мысль и ея выраженіе старый оффиціальный штемпель установленнаго ими разъ навсегда богословскаго школьнаго правомыслія и православія (если можно такъ выразиться),— они, лишающіе православіе тхъ средствъ защиты, которыхъ требуетъ новое время, противъ натиска новыхъ враговъ, выставленныхъ современною наукою и философіей? Гд найдемъ мы у нихъ, въ ихъ книгахъ и ‘Догматическихъ богословіяхъ, хоть бы даже то понятіе о церкви, совершенно противоположное римско-католическому пониманію, какое повдано намъ въ отвт восточныхъ патріарховъ на посланіе Пія IX въ 1848 году? Въ этомъ посланіи, какъ извстно, сказано, что ‘если бы даже и вс патріархи и весь клиръ согласились принять римскіе догматы, то и тогда бы это не было согласіемъ всей церкви, ибо тло церкви не въ клир только, но и въ народ’.
И не былъ ли этотъ отвтъ оффиціальными представителями нашей церкви долго прикрываемъ отъ вднія всей Россіи, какъ заключающій въ себ понятіе невполн совмстное съ общимъ втроемъ нашего оффиціальнаго церковнаго управленія и учительства? Что возразятъ они, наконецъ, на упрекъ въ зависимости православной церкви отъ государства,— въ виду высшаго церковнаго правительственнаго учрежденія, вполн зависимаго отъ свтской власти,— учрежденія центральнаго, обратившаго епархіи въ административныя единицы и построившаго все управленіе церкви на началахъ бюрократіи и нмецкаго канцеляризма? Чмъ опровергнутъ они,— не на основаніи теоріи, а на основаніи очевидной практики,— чмъ опровергнутъ они обвиненіе, будто церковь у насъ въ Россіи есть только одна изъ функцій государственной власти, и иметъ своею преимущественною задачею — служить цлямъ и видамъ государственнымъ? Кто виноватъ въ томъ, что ‘невріе (выписываемъ нсколько строкъ изъ упомянутой нами книги), принявъ риторику за ученіе, лесть за исповданіе, успло убдить многихъ, что церковь не только благословляетъ идею государства, то есть народный союзъ подъ общепризнанною властью, но освящаетъ будто бы именно одну изъ формъ государственнаго союза за исключеніемъ всхъ другихъ, опредляетъ будто бы эту власть какъ непосредственный даръ Божій, какъ частную собственность лица или рода, и тмъ становится поперекъ всякому политическому прогрессу, заране осуждая его какъ посягательство на божественную заповдь’?… Чмъ, въ самомъ дл, отличаются отъ римской богословской школы мннія нашихъ оффиціальныхъ богослововъ по всмъ важнйшимъ, жизненнымъ вопросамъ, подъявшимъ бунтъ въ сред западнаго христіанства и уготовившимъ гибель римскому престолу, а вмст съ тмъ и путь къ безврію? Если можно по аналогіи послдствій заключать объ аналогіи причинъ, то чмъ инымъ можемъ мы объяснить,— при той противоположности, какую привыкли мы предполагать (и какая дйствительно существуетъ) между вроученіемъ православнымъ и латинскимъ,— такія общія Западу и намъ завоеванія матеріализма или нигилизма въ сфер сознанія, и особенно въ сред молодежи? Что торжество матеріализма въ мір латинскомъ есть неизбжно-логическій выводъ изъ всей сущности латинской вроисповдной доктрины и изъ ея исторической практики, эта истина ясна до осязательности и почти не подлежитъ спору, мы безъ труда можемъ прослдить въ исторіи христіанскаго Запада всю довольно короткую генеалогію матеріализма. Если точно также будемъ мы отъ нашего нигилизма подниматься вверхъ по восходящей линіи, то мы точно также упремся, но не въ вроученіе нашей церкви, а въ ученіе и въ практику господствующей у насъ богословской школы. По крайней мр относительно большей части нигилистическихъ явленій нашей современной эпохи въ Россіи, можно по справедливости утверждать, что они не боле какъ протесты, выраженные, такъ же какъ и на Запад, въ форм безврія, протесты вызванные маловріемъ и грубымъ насиліемъ оффиціальныхъ представителей и наставниковъ церковныхъ, посягательствами на свободу человческаго духа, неподвижностью мысли, презрніемъ къ новйшимъ запросамъ человческаго разума…
Такимъ образомъ, принимая ученіе богословской школы за самое содержаніе православія, не мало развелось у насъ на Руси людей или совершенно отрицающихъ вру, или же ‘сохранившихъ въ себ чуткость неповрежденнаго религіознаго смысла, но запутавшихся въ противорчіяхъ и раздвоившихся душою’. Кто же явится для нихъ ‘своего рода эмансипаторомъ, выведетъ ихъ на просторъ, на свтъ Божій, возвратитъ имъ цльность религіознаго сознанія’ и, съ другой стороны, дастъ отвтъ и отпоръ западному раціонализму, ‘выяснитъ идею православной церкви’?…
Мсяца два тому назадъ вышелъ въ Праг, изданный подъ редакціею Ю. . Самарина, II томъ полнаго собранія сочиненій Хомякова, заключающій въ себ ‘Сочиненія богословскія’. Приведенныя нами строки, поставленныя въ значкахъ, относятся къ Хомякову и взяты изъ предисловія къ этому тому, написаннаго г. Самаринымъ. На эту-то книгу ссылались мы выше, и на этой-то книг должно обозначиться — на какой степени истиннаго богословскаго развитія и уваженія къ свобод человческой мысли стоятъ оффиціальные представители нашего богословія. Было бы чрезвычайно интересно и важно знать, допуститъ ли духовная цензура свободную продажу въ Россіи этого тома…
Въ своемъ предисловіи, которое само но себ представляется самостоятельнымъ богословскимъ трудомъ, разъясняетъ Ю. . Самаринъ все богатство содержанія богословскихъ сочиненій Хомякова, все значеніе ‘новой эры, которую Хомяковъ открылъ собою въ исторіи православной школы’ и то мсто, которое онъ занимаетъ среди ‘учителей церкви’. Мы впрочемъ нисколько не удивимся, если эти сочиненія Хомякова, несмотря на разъясненіе его достойнаго ученика, не найдутъ себ надлежащей оцнки между нашими современниками. Эти сочиненія — свточъ, обращенный къ будущему поприщу богословской мысли, озаряющій даль новыхъ предлежащихъ ей путей…
Изъ сближенія съ Хомяковымъ — говоритъ г. Самаринъ, характеризуя его проповдническую личную дятельность, тему и смыслъ его полемическихъ бесдъ (и изъ знакомства съ его сочиненіями, прибавимъ мы) — всякій выносилъ (и вынесетъ) то убжденіе, что ‘нтъ такой истины научной, которая бы не согласовалась или не должна была окончательно совпасть съ истиною повданною, что нтъ такого чувства или стремленія, въ нравственномъ отношеніи безукоризненнаго, нтъ такой разумной потребности, какого бы рода она ни была, отъ которыхъ бы мы должны были отказаться, вопреки нашему сознанію и нашей совсти, чтобы купить успокоеніе въ лон церкви,— словомъ: что можно врить честно, добросовстно и свободно, что иначе, какъ честно, добросовстно и свободно нельзя и врить. Вотъ уяснялъ, развивалъ, доказывалъ Хомяковъ своимъ могучимъ, неотразимымъ словомъ, и слову своему онъ самъ, всмъ существомъ своимъ, служилъ живымъ подтвержденіемъ и свидтельствомъ. Вотъ въ какомъ смысл мы назвали его эмансипаторомъ людей расположенныхъ врить, но запуганныхъ и смущенныхъ встрчею съ противорчіями повидимому неразршимыми. Узнавъ его, они начинали дышать полною грудью, чувствуя себя какъ бы освобожденными въ своемъ религіозномъ сознаніи и какъ бы оправданными въ своемъ внутреннемъ протест противъ всхъ двуличныхъ и незаконныхъ, хотя подчасъ и соблазнительныхъ. сдлокъ съ тою примсью лжи, неправды и условности, которою застилается въ нашихъ понятіяхъ образъ церкви’… Мы могли бы съ своей стороны подтвердить вс эти слова собственными личными воспоминаніями, но дло не въ личныхъ нашихъ отношеніяхъ къ Хомякову и не въ личныхъ впечатлніяхъ, которыя когда-то производила его бесда, а въ томъ содержаніи его сочиненій, которое теперь предлежитъ всмъ и каждому. ‘Хомяковъ выяснилъ идею церкви’ — говоритъ въ другомъ мст г. Самаринъ — выяснилъ ея атмосферу и на ней само-собою выступило лжеученіе, какъ ‘отрицаніе свта, какъ темное пятно на неб. Границы лжеученія стали явны, оно опредлилось. Мы говоримъ о лжеученіи въ единственномъ, а не во множественномъ числ, хотя подразумваемъ латинство и протестантство, именно потому, что отнын оба вроисповданія представляются намъ какъ одно, единое заблужденіе, и что это единство могло быть высмотрно только съ той точки зрнія, на которую поставилъ насъ Хомяковъ, то-есть церкви. До него, въ нашей православной школ, латинство и протестантство всегда принимались за дв взаимно исключающіяся противоположности, за два полюса’, какими они дйствительно представляются на Запад. Но Хомяковъ поставилъ вопросъ между церковью и западными вроисповданіями на новую почву, онъ повелъ борьбу не съ ними, а съ раціонализмомъ, т. е. ‘съ логическимъ знаніемъ, отршеннымъ отъ нравственнаго начала’, который онъ ‘первый опозналъ въ начальныхъ его формахъ, латинской и протестантской’. Обличивъ всю негодность оружія досел употреблявшагося православною школою въ борьб съ западными вроученіями, оружія отъ нихъ же заимствованнаго и съ успхомъ обращаемаго раціонализмомъ противъ самой же школы,— Хомяковъ выковалъ для борьбы съ раціонализмомъ ‘оружіе единственно годное для этой борьбы, для нея же указалъ онъ и почву, на которой борьба возможна, а успхъ несомнненъ, потому несомнненъ, что эта почва не досчатый помостъ, поставленный на козлахъ, а твердый материкъ церкви… И не новая эта почва, не чужая для васъ’ — продолжаетъ дале г. Самаринъ, обращаясь къ нашему ученому духовенству,— ‘это та самая почва, на которой и вы, наставники, и мы, ученики, стоимъ теперь, стояли всегда какъ члены церкви, но съ которой, къ сожалнію, вы дали сманить себя какъ ученые, какъ школа. Пора уразумть это. Когда крпость готовится встртить осаду, гарнизонъ начинаетъ съ того, что самъ налагаетъ руку на предмстья, не задумываясь и не давая мста неразумной пощад, онъ сноситъ и выжигаетъ вс деревянныя хижины, всю соломенную гниль, все ненадежное и неустойчивое, все, что снаружи пристроилось къ кремлевской стн и чмъ бы непремнно воспользовался непріятель для подступа. Пора и намъ, такою же добровольною жертвою, очистить и спасти на поприщ духовнаго боя ввренную намъ твердыню’…
Впрочемъ мы считаемъ своею обязанностью познакомить ближе нашихъ читателей съ предисловіемъ г. Самарина. Тогда самая мысль, содержащаяся въ приведенныхъ нами строкахъ, станетъ для нихъ ясне я явится имъ во всей сил своего логическаго развитія. За пространныя выписки — мы знаемъ заране — они на насъ не постуютъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека