Два джентльмена занимали со мною вагонъ, въ которомъ я отправился, въ одинъ ненастный декабрьскій день, по блекуальской желзной дорог, въ Гревесендъ. Одинъ, въ очкахъ, читалъ маленькое карманное изданіе своего любимаго автора. Ни одного звука не слетало съ его губъ, однако его нижняя скула и его свободная рука шевелились съ торжественностью оратора, произносящаго поразительно-благозвучные періоды. Внезапно его восторгъ разразился шумнымъ закрытіемъ книги и восторженнымъ обращеніемъ къ намъ съ похвалою сочиненій доктора Самуеля Джонсона.
— Что, напримръ, можетъ быть лучше, господа, его разсказа о начал стекольнаго производства, въ которомъ даже я, торговецъ солонины, нахожу особенный интересъ. Позвольте мн прочесть вамъ этотъ отрывокъ!
— Но шумъ машины?
— Сэръ, я въ состояніи заглушить его!
Голосъ, какимъ были сказаны эти слова, убдили насъ въ справедливости ихъ. У Джентльмена былъ, дйствительно, оглушительный голосъ, несмотря на весьма умренный ростъ его. Когда онъ снова открылъ книгу и началъ читать, слова раздирали уши, какъ-будто ими стрляли изъ пушки. Чтобы добавить эффектъ округленныхъ періодовъ своего автора, онъ размахивалъ рукою, при каждомъ предложеніи бшено разская воздухъ.
— Кто, читалъ онъ,— увидвъ въ первый разъ песокъ и золу, слитые случайною силою огня въ массу грубую, неровную и нечистую, кто могъ вообразить, что въ этомъ безобразномъ куск было сокрыто столько удобствъ жизни, которыя въ-послдствіи составили значительную часть благополучія міра? Такое случайное соединеніе научило человчество получать вещество твердое и вмст прозрачное, которое можетъ пропускать солнечный свтъ и преграждать силу втра, которое можетъ простирать взоръ философа до новыхъ міровъ и очаровывать его въ одно время безпредльнымъ протяженіемъ матеріяльнаго созданія, а въ другое безконечною зависимостью животной жизни, и что еще важне, можетъ исправлять недостатки природы я доставлять старости вспомогательное зрніе. Первый изобртатель стекла сдлался безсознательно благодтелемъ рода человческаго! Онъ облегчилъ и продолжилъ пользованіе свтомъ, расширилъ область науки…. съ помощію стекла человкъ достигаетъ взоромъ до громаднйшихъ и отдаленнйшихъ міровъ, съ помощію стекла мельчайшая былинка принимаетъ значеніе въ глазахъ его…. Стекло….
Намъ, безъ сомннія, пришлось бы выслушать конецъ девятаго нумера ‘Прогуливающагося’ (въ которомъ помщенъ предъидущій отрывокъ), еслибы не это возвщеніе.
— Одного тутъ я не понимаю, однако, сказалъ маленькій джентльменъ громовымъ голосомъ, когда мы шли съ платформы къ плотин, что хочетъ сказать знаменитый писатель словами случайное соединеніе песка съ золою? Разв случай открылъ стекло?
Къ-счастію, лучъ школьныхъ классиковъ озарилъ уголъ нашей памяти, и мы разсказали извстную исторію Плинія, какъ одни финикійскіе купцы, везшіе селитру къ устью рки Белы, вышли на берегъ, и положили нсколько кусковъ своею груза подъ котлы, чтобы варить себ пищу, какъ жаръ огня расплавилъ селитру, которая разлилась по песку на берегу. Повара, найдя, что это соединеніе произвело прозрачное вещество, открыли искусство дланія стекла.
— Это, сказалъ намъ другой спутникъ, придерживая свою шляпу, чтобы не унесъ со втеръ съ гревесендскаго парохода (который долженъ былъ отправиться черезъ десять минутъ), было главною сказкою всхъ писавшихъ объ этомъ предмет, отъ Плинія до Юра, но серъ Гардинеръ Вилкинсонъ сдлалъ невозможнымъ для будущихъ писателей ея повтореніе. Этотъ неутомимый поститель египетскихъ катакомбъ открылъ подробныя представленія раздуванія стекла, нарисованныя на гробницахъ времени Орсиртазина перваго, почти за тысячу-шестьсотъ лтъ до событія, разсказаннаго Плиніемъ. Дйствительно, стеклянное ожерелье съ именемъ короля, жившаго за тысячу пятьсотъ лта’ до Рождества Христа, было найдено въ другой гробниц капитаномъ Гепвесмъ, удльная тяжесть того стекла совершенно одинакова съ тяжестью англійскаго благо стекла.
— Вамъ, кажется, все извстію о стекл! вскричалъ громкогласный человкъ.
— Будучи директоромъ компаніи выдлки зеркальныхъ стеколъ, я поставилъ себ обязанностію изучить вс т книги, которыя могли меня наставить въ этомъ предмет.
— Я желалъ бы видть, какъ приготовляютъ стекло! сказалъ чтитель д-ра Джонсона, и преимущественно зеркальныя стекла.
На это другой отвчалъ съ любезною вжливостію:
— Если вы имете сильное желаніе и свободное время, я готовъ показать вамъ работы, — къ которымъ я отправляюсь,— Темзинской компаніи выдлки зеркальныхъ стеколъ. Это отсюда недалеко.
— Дло въ томъ, былъ отвтъ, что мистрисъ Боссль (я съ сожалніемъ говорю, Мистрисъ Боссль больная женщина) ожидаетъ меня въ Грсвесендъ къ чаю, но одинъ часъ немного значитъ.
— А вы, серъ? сказалъ услужливый джентльменъ, обращаясь ко мн.
Мое желаніе было одинаково сильно, и я имлъ свободное время, такъ какъ мой пріятель, котораго я провожалъ, отправлялся лишь на слдующее утро, то мн было все-равно, прощусь ли я съ нимъ въ Гревесенд часомъ ране или позже.
Слдуя за нашимъ путеводителемъ чрезъ ворота доковъ, по узкимъ подъемнымъ мостамъ, вдоль набережныхъ, то пробираясь межъ корабельныхъ снастей, то спотыкаясь за1 канаты, то перелзая чрезъ оставленныя бревна, то обходя разбросанные боченки, то лавируя между странными развалинами разснащенныхъ пароходовъ, для которыхъ, повидимому, была устроена правильная больница въ этой плачевной стран нечистотъ и водъ, потомъ, войдя въ грязные закоулки и повернувъ за уголъ домовъ безъ крышъ, мы пришли наконецъ къ двумъ высокимъ воротамъ. Одни изъ нихъ ввели насъ въ предлы самаго южнаго изъ шести заводовъ зеркальныхъ стеколъ, находящихся въ этомъ мст.
Первый матеріалъ для выдлки стекла заключался въ порядочномъ числ боченковъ съ извстнымъ клеймомъ ‘Трумана, Генбюри, Бюкотона и Ко.’ Это общеупотребительный экстрактъ изъ солода и хмля, который, повидимому, почти такъ-же необходимъ для производства хорошихъ зеркальныхъ стеколъ, какъ кремень и сода. Плавить послдніе матеріалы посредствомъ огня, правда, сухая работа, и нашъ cicerone объяснилъ, что, посл многолтней опытности, признаны необходимыми семь никтовъ въ день на человка отъ г. г. Трумана, Генбюри, Бюкстона и компаніи, для орошенія глины, ежечасно запекаемой въ жерлахъ пылающихъ печей. Эти печи даютъ страшный жаръ, котораго не можетъ опредлить самый сильный термометръ. Однажды была сдлана попытка измрить степень жара: вложили пирометръ (термометръ высшей степени, или ‘мритель огня’) въ жерло печи, ибо каждая печь иметъ свой звъ, свое жерло (жирло — гирло — горло) и свои пламенные языки, но, злополучный инструментъ, посл нсколькихъ минутъ коробленія, сдлавъ послднее усиліе показать тысячу триста градусовъ надъ точкою кипяченія, лопнулъ, былъ разбитъ въ куски, и наконецъ поглощенъ ненасытнымъ элементомъ, дйствія котораго онъ пытался высчитать.
Перейдя, между-тмъ, дворъ, мы явились на краю грязной набережной Темзы, дотого отвратительно нечистой, что, казалось, скоре можно было встртить въ такомъ сосдств крокодила, или аллигатора, или какого-нибудь чешуйчатаго чудовища, чмъ прекрасное вещество, длающее наши комнаты столь свтлыми и блестящими, наши улицы столь ослпительными, и наши окна столь яркими и вмст столь прочными.
— Чтобы совершенно понять нашу процедуру, сказалъ услужливый директоръ семи акровъ факторіи и четырехъ сотъ работниковъ, которыхъ мы пришли смотрть, — мы должны начать сначала. Это, — взявъ пригоршню тончайшаго песку блестящаго сандарака, которымъ паши дды посыпали свои письма — это составляетъ основаніе всякаго стекла. Это самый блый, самый мелкій кремневый песокъ, какой только можно достать. Его привозятъ изъ Линна, съ береговъ Порфолька. Его соединеніе съ другими матеріалами остается секретомъ даже для насъ. Мы даемъ владльцу этого секрета славное жалованье за пользованіе его тайною.
— Секретъ! вскричалъ мистеръ Боссль. Каждый, я думаю, знаетъ, по-крайней-мр, каждый торговецъ солониной пожелаетъ узнать, изъ чего длается стекло. Я могу повторить на память рецептъ, данный д-ромъ Юромъ.
На каждыя сто частей матеріаловъ приходится чистаго песку сорокъ-три части, соды двадцать-пять съ половиною, погашенной извести четыре, селитры одна съ половиною, битаго стекла двадцать-шесть. Докторъ исчисляетъ, если я не ошибаюсь, что тридцать частей всего этого состава сгораютъ при плавленіи, такъ-что семьдесятъ частей становятся стекломъ.
— Это все очень справедливо, былъ отвтъ: но наше стекло, какъ мы надемся, гораздо лучшаго цвта и выдерживаетъ лучше накаливаніе, чмъ сдланное изъ простаго состава, отъ котораго, впрочемъ, нашъ отличается немного, я думаю только относительнымъ количествомъ матеріаловъ. Въ этомъ-то и заключается секретъ.
Мистеръ Боссль выразилъ сильное желаніе посмотрть на человка, владвшаго секретомъ, стоившимъ нсколько тысячъ въ годъ, выплачиваемыхъ еженедльно. Занимательность неизмнно соединяется съ таинственностью, и мы уврены, судя по уважительному виду, съ какимъ мистеръ Боссель понизилъ свой голосъ до тихаго шопота, что онъ, входя въ комнату предъ плавильнею, ожидалъ найти человка, одтаго какъ отшельникъ въ ‘Расселас’, или соединяющаго свои ‘элементы’ магическимъ прутикомъ Гермеса Трисмегиста. Онъ смотрлъ, какъ-будто едва доврялъ своимъ очкамъ, когда увидлъ добродушнаго, почтеннаго вида человка, нисколько невнушающаго страха, человка, запыленнаго боле мельника въ торговый день.
Мы не хотимъ сказать, чтобъ мистеръ Боссль старался ‘похитить самое сердце тайны’, хотя ничто, казалось, не избгало фокуса сто очковъ. Здсь лежали, въ отдльныхъ кучахъ, песокъ, сода, селитра, известь и битое стекло, а тамъ, въ огромной куч, эти матеріялы были перемшаны и ожидали открытія трапа, чтобы наполнить шахту или животъ печи. Но несмотря на хитрыя изслдованія и громкіе вопросы мистера Босселя, онъ оставилъ залу ‘элементовъ’ съ такимъ же знаніемъ, съ какимъ въ нее вошелъ.
Переходя чрезъ различныя мста, въ которыхъ происходило толченіе, растираніе и очищеніе матеріаловъ, мы поднялись въ верхній этажъ. Онъ былъ наполненъ рядами глиняныхъ кувшиновъ, похожихъ на боченки. Каждый, вмсто ручки, имлъ ушко посредин для вклада желза, посредствомъ котораго, въ должное время, ихъ опускали и поднимали изъ палящихъ печей. О ни были двоякой величины, одни четырехъ футовъ глубины и трехъ съ шестью дюймами въ діаметр, технически называемые горшками и назначенные для принятія матеріаловъ при ихъ первомъ плавленіи. Меньшіе сосуды (curettes) были такой же формы, по только двухъ футовъ шести дюймовъ глубины и двухъ футовъ въ діаметр. Въ нихъ стеклянный составъ подвергался огню во второй разъ, для отлитія въ форму. Эти сосуды строятся — ибо таковъ дйствительно процессъ, и требуется двнадцать мсяцевъ, чтобы выстроить одинъ, такъ постепенно долженъ онъ твердть и такъ медленно должно его складывать, иначе печь немедленно разрушитъ его. Его строятъ изъ стоурбриджской глины, которая самая чистая и иметъ мене кремнезема изъ извстныхъ родовъ глины.
— Теперь мы видли, сказалъ мистеръ Боссль, протирая свои очки и собираясь съ духомъ для громкаго джонсонскаго періода, видли сырые матеріялы, приготовленные къ принятію дйствія огня, мы видли также сосуды, въ которыхъ должно произойти стеклообразованіе. Покажите намъ теперь настоящій и лавъ….
Это было поразительное зрлище. Высокая и пространная зала, съ окнами въ верхнихъ частяхъ стнъ, открытыхъ въ дождливую ночь. Въ центр рядъ страшныхъ печей, накаленныхъ добла, и смотрть на которыя, даже сквозь отверзтія мдныхъ ширмъ, даже въ маск, кажется, значило бы ослпнуть. Въ прямой линіи съ этою залою, другая, огромное зданіе само-по-себ, со страшными инструментами, развшенными по стнамъ и разбросанными около нихъ, какъ-будто для какой адской стряпни. Въ темныхъ углахъ, куда печки бросали красное зарево, группы загорлыхъ, мускулистыхъ людей, съ стями, спущенными на лица, въ безпорядк расположенныя, дико одтыя, едва слышно разговаривающія посреди треска пламени, таинственно двигающіяся, подобно живописнымъ тнямъ, отражаемымъ ужаснымъ огнемъ.
Мы были пробуждены ощущеніемъ какъ-бы внезапнаго прикосновенія къ лицу горячей маски. Когда мы инстинктивно подносили руку къ нашему лицу, чтобы удостовриться, сколько снято съ него кожи, нашъ хладнокровный толкователь объявилъ, что передъ нами была открыта печь, для литья бульона, жидкости изъ широкихъ горшковъ въ меньшіе.
— Я долженъ предувдомить, сказалъ онъ, что сначала кладется одна треть сырыхъ матеріаловъ, соединенныхъ нашимъ таинственнымъ другомъ, а когда она расплавится, кладется еще треть, по расплавленіи и этой трети, прибавляется послдняя. Тогда затворяютъ жерло печи, и кочегаръ поддерживаетъ огромный жаръ цлые шестнадцать часовъ. Такъ-какъ время это уже прошло для пылающаго горшка, то печь и открыли. Человкъ съ длинною ложкою пробуетъ, вы видите, составъ въ горшк, почерпнувъ полную ложку, и съ помощію двухъ товарищей выливаетъ стекловитое тсто на желзную наковальню. Два другіе работника переворачиваютъ его, разстилаютъ на гладкомъ желз и вытаскиваютъ щипцами каждую соринку, оно снова кладется на ложку и бросается въ меньшій горшокъ въ другой печи. Когда эти горшки бываютъ наполнены, печь закрывается для поддержанія жара на другіе восемь часовъ, церемонія кончена, какъ говорятъ работники.
Въ это мгновеніе раздался шумъ послдовательныхъ ударовъ, выходившій изъ закрытаго мста, такой сильный, что онъ даже заглушилъ громовые вопросы, которыми мистеръ Боссли мшалъ одному изъ ‘мшателей’. Въ одну минуту, работники поспшили къ очагу, и не слышно было ни малйшаго шопота.
Кухня, въ которой Людодъ угрожалъ состряпать Жака и его пять братьевъ, не могла быть вполовину такъ страшна, какъ та огромная поварня, куда насъ ввели. Одинъ конецъ былъ занять рядимъ грозныхъ печей, посредин стоялъ чудесный желзный столъ, а на немъ лежала скалка, столь большая, что ее можно было только сравнить съ полдюжиной садовыхъ цилиндровъ, соединенныхъ концами. Наверху былъ желзный кранъ для поднятія огромныхъ котловъ съ горячею кашею, густою и липкою, ихъ теперь приносили изъ печей.
— Берегитесь! Приближается огромная чаша, блая отъ жара, на желзномъ катк, на одномъ конц котораго сидитъ торжествующая саламандра, въ человческомъ образ, для уравновшенія плутоновой массы, играя съ ней въ игру — кто кого перевситъ. Она останавливается у крана. Мистеръ Боссль подходитъ посмотрть, что это такое, и находитъ кувшинъ, наполненный растопленнымъ стекломъ, блестящимъ изъ огнеметной печи.
— Что это за человкъ съ глянцовитою маскою на лиц?
— Если вы мн врите, восклицаетъ мистеръ Боссль, съ громомъ рупора (мы находимся въ благоразумномъ разстояніи), онъ снимаетъ ложкою пну такъ спокойно, какъ-будто это былъ супъ изъ черепахи!
Мистеръ Боссль становится отважне и подходитъ немного ближе. Смльчакъ! Наврно онъ обжегъ себ носъ, онъ отскакиваетъ назадъ и снимаетъ свои очки, чтобы удостовриться, сколько распустилось минерала. Ужасный горшокъ поднятъ на кран, и немедленно опущень на столъ, работника’ опрокидываетъ его, и льется водопадъ расплавленнаго опала, который растилается равномрно, подобно адской скатерти, но желзному столу, который течетъ въ толп людей, и никого не ожигаетъ. Никого не ожигаетъ съ прошедшаго года, посл того какъ одному бдняку залилось въ широкіе башмаки добла раскаленное стекло. Затмъ большая желзная скалка начинаетъ его раскатывать.
— Но у этихъ двухъ работниковъ, пристально разсматривающихъ каждый дюймъ докрасна раскаленнаго листа помр приближенія скалки, разв кожа саламандры?— глаза несгараемы?
— Они смотрятъ, намъ сказали, не попалась-ли случайно соринка во-время стеклообразованія, и если имъ удастся вытащить ее своими длинными щипцами, они получаютъ награду. По форм, которую эти соринки принимаютъ, будучи вынуты, ихъ называютъ слезами.
Когда скалка прошла по всему столу, она оставляетъ листъ докрасна раскаленнаго стекла.
Этотъ прозрачный листъ кладется на плоскую деревянную платформу на колесахъ, онъ мечетъ искры, прикасаясь къ дереву, подобныя безчисленнымъ брилліантамъ, и быстро отвозится къ печи, для закалки или уничтоженія. Ложе или подошва этой обжигательной печи разгорячено до совершенно одинаковой температуры съ температурою стекла, которое еще не простыло дотого, чтобы вы могли стать отъ него въ разстояніи сажени, не опасаясь сжечь свои рсницы. Горшокъ, вынутый изъ ночи, лежалъ около, разбитый на тысячи кусковъ. Хорошій былъ это горшокъ, онъ выдержалъ семидесяти-дневный огонь.
Такъ проворно совершается весь описанный процессъ, съ того времени какъ мистеръ Боссль вообразилъ, что у него на носу расплавились очки, до того, когда стеклянный листъ былъ запертъ въ обжигательной печи, прошло около пяти минутъ.
Когда восемь досокъ положены въ обжигательную печь, она запирается герметически, ибо тончайшій токъ холоднаго воздуха раскалитъ стекло. Огню даютъ потухнуть, а охлажденіе происходитъ такъ постепенно, что не оканчивается ране восьми дней. Когда стекло бываетъ вынуто, оно является тою ‘грубою доской’, которую мы видимъ въ дверяхъ станцій желзной дороги и въ полахъ мануфактуръ. Чтобы сдлать его совершенно прозрачнымъ для оконъ и зеркалъ, необходимо полированіе. Оно иметъ три степени: — скобленіе, сглаживаніе и полированіе.
— Я замчаю, сказалъ мистеръ Боссль, когда онъ пришелъ въ комнату скобленія, гд паровая машина сильно приводила въ движеніе многочисленныя доски стекла, положенныя одна на другую,— замчаю что здсь принято правило: брилліантъ гранитъ брилліантъ.
— Такъ-точно: нижняя доска прикрпляется къ столу парижскимъ цементомъ, а верхняя, совершенно грубая, подвергается сильному тренію воды съ осевомъ посредствомъ машины. Потомъ прикрпляютъ къ столу верхнюю доску, и трутъ другою первую доску, ибо нижняя всегда ровне.
Затмъ слдуетъ сглаживаніе. Для этого употребляется наждакъ различныхъ степеней тонкости. До послдняго мсяца процесъ сглаживанія могъ производиться только человческимъ трудомъ. Человческая рука одна была способна для потребной стойкости тереть скользкую поверхность одну другою, сверхъ того, необходимо при этомъ такое тонкое чувство осязанія, что даже рука мужчины рдко иметъ чувствительность, достаточную для этой работы, оттого ею занимаются до-сихъ-поръ одн женщины.
Когда нашъ путеводитель кончилъ говорить, онъ отворилъ одн двери, и мы увидли зрлище, которое заставило мистера Боссля протереть очки, а насъ вообразить на минуту, что вередъ нами открылась сцена восточнаго сказочника, такъ изящны и граціозны были положенія, принимаемыя непрестанно собраніемъ около пятидесяти женщинъ, изъ коихъ многія прекрасно сложены и красивы лицомъ. То протянувъ руки, растягиваясь во всю длину своего тла, он пихали доски къ противуположному краю низенькихъ столовъ, отбрасываясь назадъ, он выпрямлялись, притягивая доски къ себ, потомъ снова принимали чуть не горизонтальное положеніе. Свободная красота ихъ движеніи, блескъ стекла, свтъ газовыхъ рожковъ, яркіе цвта большей части одеждъ, составляли coup-d’oeil, которымъ наслаждался мистеръ Боссль гораздо боле, чмъ бы это одобрила мистрисъ Боссль, еслибы она была тутъ.
Сцена эта однако скоро исчезнетъ. Мистеръ Блекъ, опытный надзиратель работъ, выдумалъ искусственную женскую руку, посредствомъ которой, при особенной машин, можно будетъ сглаживать стекло паромъ.
Послдній процессъ есть полированіе. Оно происходитъ въ пространной комнат, совершенно красной. Каждый уголокъ этой дятельной залы такъ красенъ, какъ голландская маслобойня. Полъ красный, стны красныя, потолокъ красный, столбы красные, машины красныя. Красное стекло прикрпляется краснымъ парижскимъ пластыремъ къ краснымъ подвижнымъ столамъ, суконки краснаго войлока, подъ краснымъ свинцомъ, быстро двигаются по красной поверхности. Маленькіе красные мальчики,красне самыхъ красныхъ изъ красныхъ Индйцевъ, постоянно брызгаютъ на покраснлое стекло краскою (размоченнымъ сафраномъ въ желзной окиси).
Посл полировки, стекло подвергается осмотру. Корпусъ бдительныхъ осмотрщиковъ ставитъ каждый листа, на свтъ, гд открывается царапина или неровность, гамъ длаютъ знака, мломъ. Эти неровности, если возможно, полируютъ отъ руки. Стекло посл этого готово для отдлки, дающей возможность ‘красавиц любоваться собою’. Натираніе ртутью однако составляетъ отдльный процессъ, производимый въ другомъ мст и совершенно другимъ классомъ работниковъ. Это весьма простое искусство.
Производство зеркальныхъ стеколъ представляетъ одно изъ тысячи доказательствъ выгодъ торговли. Большое требованіе имло такое вліяніе на Темзинскіе стеклянные заводы, что они теперь выработывають въ недлю столько зеркальныхъ стеколъ сколько выработывалось прежде всми заводами, вмст взятыми.
Поблагодаривъ услужливаго джентльмена, показавшаго намъ работы, мы оставили мистера Боссля въ совщаніи съ директоромъ. Такъ-какъ, проходя дворъ, мы слышали слово ‘сода’, часто повторяемое, то заключили, что джонсоновскій торговецъ солониною старался покончить сдлку объ этомъ матеріал, предложенную имъ прежде директору. Но мы не въ состояніи сказать ничего положительнаго на этотъ счетъ, ибо наше вниманіе было развлечено двумя другими предметами.
Во-первыхъ, рядами работниковъ, тхъ самыхъ, которыхъ мы только-что видли между огнемъ и расплавленнымъ стекломъ, весело сидящихъ, съ совершеннымъ спокойствіемъ, на бревнахъ, смотрящихъ на грязную набережную и распивающихъ свое пиво, какъ-будто для нихъ не существовало температуры. Во-вторыхъ, наше вниманіе было развлечено узкими проходами, или погребами подъ печками, куда падали горящіе уголья сквозь ршетку. Они походили на длинныя египетскія улицы въ темную ночь, съ огненнымъ, падающимъ въ нихъ дождемъ.