Записки педагога, Великопольский Аркадий Александрович, Год: 1909 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 129 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Аркадій Велскій.

ЗАПИСКИ ПЕДАГОГА

СЪ ВСТУПИТЕЛЬНЫМЪ письмомъ проф. П. Ф. ЛЕСГАФТЪ.

ИЗДАНІЕ
т-ва ‘ОБЩЕСТВЕННАЯ ПОЛЬЗА’

ОГЛАВЛЕНІЕ

Вмсто предисловія

I. Кошмары

II. Послдствія ‘толстовщины’. Очищеніе

III. ‘Сердечное попеченіе’. ‘Новая школа’

IV. Школьное торжество буржуазіи

V. Первые шаги

VI. Первыя столкновенія

VII. Реальная политика

VIII. Борьба. Наблюденія

IX. Педагогическій эгоизмъ

X. Новые опыты

XI. Исторія съ ‘волосянкой’

XII. Торжество истины

XIII. Попытка къ созданію новой школы

XIV. 1905 годъ

XV. Отцы и дти

XVI. Свободная школа

XVII. Начало реакціи

XVIII. Средства успокоенія молодежи

XIX. Настроенія молодежи. Причины и слдствія

XX. Опять попытка, опять разочарованіе

XXI. Несостоятельность буржуазной школы

XXII. ‘Педагоги’. Жертвы вечернія

XXIII. ‘Либеральные педагоги’

XXIV. Нашъ позоръ

XXV. Педагогическая этика

XXVI. ‘Нестрашное’. Педагогика — искусство

XXVII. Истинные учителя. Заключеніе

Книгу Аркадія Велскаго ‘Записки Педагога‘ я прочиталъ и нахожу, что въ ней непосредственно, ярко и правдиво передается состояніе нашей школы въ настоящее время, а также обрисовывается дйствующій въ школ педагогическій персоналъ.

Книга произвела на меня очень тяжелое впечатлніе… ‘Записки‘, повидимому, должны привлечь къ себ общественный интересъ, хотя и вызовутъ много неудовольствія у педагоговъ.

Но необходимо говорить правду, необходимо прямо указать, что школы у насъ нтъ, а существуютъ только одни пенитенціарныя учрежденія.

П. Лесгафтъ.

28 февраля 1909 г.

Вмсто предисловія.

Около пятнадцати лтъ прошло съ тхъ поръ какъ я окончилъ классическую гимназію, и, хотя дальнйшія событія, имвшія мсто въ моей жизни, казалось, должны были совершенно стереть воспоминанія о школьныхъ годахъ, однако, эти воспоминанія до сихъ поръ не покидаютъ меня. Иногда во сн мн привидится, что я воспитанникъ гимназіи, и я просыпаюсь съ тяжелымъ, непріятнымъ чувствомъ… Даже ужасы русской тюрьмы и ссылки, имющія столь много общаго съ русской школой, не могутъ ослабить кошмарныхъ впечатлній, отравившихъ юную душу на порог сознательной жизни.

Вмст съ тмъ эти неизгладимыя тяжелыя воспоминанія дали мн возможность полне выяснить положеніе нашей средней школы и имли огромное значеніе и вліяніе на мою педагогическую дятельность.

Въ отечественной литератур, какъ въ художественной, такъ и публицистической, не говоря уже о профессіональной, отводилось и отводится много мста учебно-воспитательному вопросу. Читающей публик извстны интересныя воспоминанія объ ученическихъ годахъ Гарина, Яблоновскаго, Никонова, художественныя характеристики педагоговъ и школы въ произведеніяхъ Короленко, Чехова, Чирикова. Однако, большинство этихъ писателей, за исключеніемъ Короленко и Чехова, почему-то останавливаютъ, главнымъ образомъ, вниманіе читателя на юмористической сторон школьной жизни. Потому ли, что человческому организму свойственно забывать тяжелыя минуты, пережитыя въ дтств, потому ли, что вообще мы склонны изъ минувшаго въ настоящемъ пользоваться только тмъ, что не можетъ испортить наше хорошее настроеніе и… такимъ образомъ, прошлое, часто весьма тяжелое, длается даже милымъ а трагическое — смшнымъ…

По существу же вся жизнь русской школы крайне трагична: съ одной стороны, глубокое внутреннее противорчіе между прямымъ назначеніемъ школы и цлями, которыя навязываетъ ей правительственная власть, съ другой стороны — постоянное несоотвтствіе между желаніями и требованіями, предъявляемыми къ школ какъ бюрократіей, такъ и обществомъ и результатами школьнаго воспитанія и обученія. Отсюда вчное недовольство положеніемъ школы не только общества, но и самого правительства.

И вотъ за послднія 25 лтъ многочисленными различными дятелями, правительственными и общественными, предпринимались разнообразныя безчисленныя попытки для упорядоченія школьнаго дла: печатались и разсыпались министерскіе циркуляры, организовывались просвтительныя общества, собирались профессіональные създы, создавались различныя системы, отмнялись и вновь вводились одни и т же правила, наконецъ, въ послднее десятилтіе почти ежегодно мнялись министры народнаго просвщенія, но, увы, возу все нтъ ходу, и положеніе учебно-воспитательнаго дла въ средней школ, особенно въ правительственной, сдлалось во всякомъ случа не лучше, если не хуже, ибо не г. г. Шварцамъ, этимъ ремесленникамъ педагогики, сдвинуть возъ: при ихъ помощи онъ все боле и боле погрязаетъ въ болот…

Начиная свои записки, я не могу слегка не коснуться печальнаго періода своихъ гимназическихь переживаній и вызвать въ памяти кошмарные призраки школьной жизни. Мн думается, что это дастъ возможность читателю лучше понять и выяснить мои ‘непедагогичныя’ отношенія къ учащимся, мои убжденія и поступки, какъ преподавателя и воспитателя дтей и юношей.

Въ начал 1900 года директоръ П—ой гимназіи, Яковъ Ивановичъ Альбіоновъ, торжественно праздновалъ двадцати-пятилтній юбилей своей педагогической дятельности. На парадномъ обд присутствовали представители различныхъ правительственныхъ учрежденій города П—и. Здсь былъ и жандармскій полковникъ, большой другъ юбиляра, и мстный архіерей, и много другихъ не мене почетныхъ и важныхъ лицъ, только, конечно, не было ни гимназистовъ, ни ихъ родителей. Говорилось много рчей, провозглашались тосты, торжество достигало своей кульминаціонной точки… Вдругъ среди обширнаго круга гостей появилось трое новыхъ лицъ, и одинъ изъ нихъ, попросивъ у собравшихся вниманія, отчетливымъ голосомъ прочелъ текстъ адреса, подносимаго юбиляру его бывшими воспитанниками, посл чего вновь прибывшіе, оставивъ адресъ, удалились… А черезъ нсколько дней въ газет ‘Уральская Жизнь’ адресъ этотъ былъ опубликованъ, а затмъ былъ перепечатанъ многими столичными газетами и толстыми журналами {Текстъ этого адреса слдующій:

‘Милостивый Государь, Яковъ Ивановичъ! Въ настоящій моментъ, когда господствующая система классическаго образованія подвергается уничтожающей критик и претерпваетъ рзкія нападки всхъ общественныхъ направленій,— въ Вашемъ лиц чествуется одинъ изъ крпкихъ столповъ современной средней школы, подъ непосредственнымъ вліяніемъ которой возрасли вс мы.

Въ день юбилея Вашего Превосходительства мы долгомъ своимъ считаемъ засвидтельствовать, что, видя въ средней школ учрежденіе совершенное, Вы не упускали ни одного случая, чтобы вндрить въ наши умы твердое убжденіе въ излишеств для васъ высшаго университетскаго образованія, которое, поглотивъ наши матеріальныя и физическія силы, приведетъ насъ къ озлобленію противъ окружающей насъ жизни, поставитъ лицомъ къ лицу съ пучиной превратныхъ толкованій. Въ теченіе ¹/₄ вка Вы оберегали подрастающія поколнія отъ этихъ превратныхъ толкованій, отъ вредныхъ идей и, искореняя ихъ среди учениковъ ввренныхъ Вамъ заведеній, Вы, въ служеніи нравственной и умственной благонадежности, въ жертву порядку и школьной дисциплин не задумывались приносить судьбу и будущность тхъ изъ вашихъ учениковъ, въ комъ слишкомъ глубокіе корни пущены были свободой мысли и желаніемъ разобраться въ явленіяхъ окружающей жизни. Стойкое и спокойное отношеніе Вашего Превосходительства къ этому явленію школьной жизни особенно обнаружилось въ 1894 году.

Но и независимо отъ сего, совершенно правильно усматривая источникъ непокорности ученической мысли преподаваемымъ въ гимназіи идеямъ во вншкольномъ чтеніи гимназическато юношества, Вы неуклонно всми зависящими отъ Васъ мрами отвлекали учащихся отъ такового, не исключая и того случая, когда предметомъ чтенія были книги гимназическое библіотеки. Своимъ примромъ Вы всегда учили насъ почтительности къ лицамъ, облеченнымъ властью, и благоговйному преклоненію передъ лицами выдающагося служебнаго положенія. Хотя подъ вліяніемъ реформъ Императора Александра II въ обществ уже достаточно укоренилось понятіе о равноправности, Вы были хранителемъ традицій старины и въ своихъ отношеніяхъ съ учениками всегда дорожили общественнымъ положеніемъ ихъ родителей, зная по житейскому опыту, что только черезъ старшихъ и чиновныхъ особъ можно выйти въ люди. Неослабимо памятуя о величіи того поста, на которомъ Вы были поставлены, Вы въ мельчайшихъ проявленіяхъ Вашего отношенія къ учащимся сумли поставить себя такъ, что вс мы привыкли видть въ Васъ не простого гражданина Россійской Имперіи, а начальника заведенія и лицо, удостоенное высокаго чина дйствительнаго статскаго совтника. Не беря на себя смлость отмтить Ваши заслуги какъ преподавателя, мы просимъ принять увреніе въ томъ, что воспоминаніе о васъ никогда насъ не оставитъ. Въ день юбилея Вашего Превосходительства мы считаемъ пріятнымъ долгомъ пожелать Вамъ, чтобы Вы, неустанно потрудившись цлую четверть вка, получили возможность вкусить заслуженный покой, даруемый высшимъ начальствомъ’.}. Дло въ томъ, что этотъ адресъ, съ виду вполн корректный и соотвтствующій юбилейному торжеству, содержалъ въ себ рзкое и смлое осужденіе учебно-воспитательной системы сословно-бюрократической школы, яркимъ представителемъ которой по всей справедливости былъ чествуемый юбиляръ Яковъ Ивановичъ Альбіоновъ.

‘Съ одной стороны’, комментировалъ въ журнал ‘Жизнь’ этотъ адресъ Чириковъ, ‘какъ бы признаніе неоцнимыхъ заслугъ, съ другой стороны, однако, хочется послать и за полиціей…’.

Таково было приблизительно настроеніе юбиляра и его гостей по выслушаніи адреса…

Я не сталъ бы останавливаться на этомъ инцидент, если бы онъ по существу, даже по форм, не являлся столь характернымъ для переживаемаго въ то время момента школьной жизни. Кром того это былъ первый случай, когда люди, давно уже окончившіе гимназію, успвшіе прослушать университетскій курсъ, семейные и солидные, не могли забыть и простить того зла, какое причинила имъ гимназія. Что прошло, то не сдлалось милымъ для лицъ (въ числ, кажется, 20), подписавшихъ адресъ и слишкомъ много, должно быть, горечи и обиды сохранилось въ душ ихъ…

Подобно тому, какъ солнце отражается ‘въ малой капл водъ’, такъ въ различныхъ, хотя бы самыхъ маленькихъ, правительственныхъ учрежденіяхъ отражается господствующее направленіе правительственныхъ верховъ. Казенная школа есть своего рода оптическій фокусъ, гд концентрируются вс лучи вплоть до ультра-фіолетовыхъ нашего сословно-бюрократическаго режима.

П—я гимназія, считавшаяся образцовой въ О—мъ Округ, была наиболе типична въ этомъ отношеніи, и въ ней только ярче, благодаря нкоторымъ обстоятельствамъ, отразились вс отрицательныя стороны учебно-воспитательной системы въ тсной и непосредственной связи съ существующимъ государственнымъ строемъ.

Школа рабовъ. Иначе я не умю назвать ту школу, гд получилъ я свое образованіе.

Создатель ея — Дмитрій Толстой, бывшій оберъ-прокуроръ святйшаго синода, министръ внутреннихъ длъ и, наконецъ, министръ народнаго просвщенія (довольно рдкое сочетаніе разнообразныхъ административныхъ способностей!) воздвигнулъ ее на фундамент православія, самодержавія и народности. Цлью поставилъ выпускать изъ нея политическихъ скопцовъ, умственныхъ и нравственныхъ калкъ, людей робкихъ, совершенно обезличенныхъ, годныхъ только для мелкаго разврата и безпрекословнаго исполненія приказаній начальства, безвольныхъ чиновниковъ, рабовъ.

Средствами для этого послужили, такъ называемая, классическая система, терроръ и произволъ. При помощи этихъ средствъ чистые и нжные организмы дтей развращались, надламывались и отливались въ грубыя формы чиновничьихъ болванокъ, не имющихъ собственнаго ‘я’, силы и умнья бороться съ природой за свое существованіе. Вытравлялось все смлое, свободное, талантливое. Наоборотъ, все мелкое, посредственное, низкое находило себ врный и надежный пріютъ въ стнахъ казенныхъ учебныхъ заведеній.

I.
Кошмары.

На углу двухъ главныхъ улицъ города П—и, находится большое двухэтажное зданіе, окрашенное въ блый казенный цвтъ, подъ зеленой крышей. Это помщеніе гимназіи и пансіона съ квартирами для директора и инспектора. Внизу помщается, прямо въ коридор, раздвальня, канцелярія, квартира директора и нсколько классовъ. Въ верхнемъ этаж — громадный актовый залъ, окнами на улицу, и раздленные коридоромъ классы. Къ главному фасаду примыкало зданіе, въ которомъ находился пансіонъ, церковь, квартира инспектора. При гимназіи — загрязненный дворъ и небольшой запущенный садъ съ поломанной деревянной гимнастикой. Въ садъ и во дворъ учениковъ не пускаютъ, равно какъ и въ актовый залъ, и дти принуждены въ перемны оставаться въ душныхъ классахъ или чинно ходить по пыльнымъ, узкимъ коридорамъ.

Зданіе старое, сырое, холодное.

Девятый часъ утра. Со всхъ сторонъ тянутся къ гимназіи срыя фигурки съ ранцами за плечами. Он исчезаютъ въ дверяхъ еле замтнаго бокового входа, такъ какъ въ главный, парадный входъ пускаютъ только начальство и постороннихъ постителей.

Въ нижнемъ коридор срыя фигурки встрчаетъ помощникъ класснаго наставника, рыжій нмецъ Тинке, по прозвищу гимназистовъ ‘Кобель’.

— Ивановъ!— кричитъ онъ ломаннымъ русскимъ языкомъ,— ты, оселъ, опять несешь ранецъ подъ мышкой. Безъ обда! А ты, болванъ, опять не постригся!

Странное дло,— Тинке родился и воспитался въ Россіи, въ продолженіе долгихъ лтъ былъ воспитателемъ русскаго юношества, а такъ до конца своей жизни не научился правильно говорить по-русски, не искажая словъ и ихъ смысла…

Уже, безъ четверти девять! Раздается оглушительный звонокъ къ утренней молитв. Ученики съ крикомъ и шумомъ выстраиваются въ пары около дверей классовъ.

Въ конц коридора появляется рослая фигура инспектора Груздова и вслдъ за этимъ раздается его грубый окликъ на все зданіе:

— Молчать!..

Бабье лицо инспектора лишено всякой растительности и все изрыто слдами оспы. Безцвтные волосы гладко зачесаны назадъ, какъ у женщины. Сквозь стекла очковъ смотрятъ холодные свтло-срые, немигающіе глаза.

— Опять съ похмелья,— шепчетъ какой-то гимназистъ,— будетъ гроза.

— Я вамъ говорилъ на молитву надо идти съ ‘благовоніемъ’,— говоритъ ученикамъ Тинке.

Кто-то изъ гимназистовъ не выдерживаетъ и фыркаетъ.

— Кто тамъ смется? Я-те научу смяться,— инспекторъ, какъ бшеный, крича на весь коридоръ, бросается по направленію къ одному изъ старшихъ классовъ.

— Вотъ я теб ужо, негодяй! Сторожъ, въ карцеръ!— И злополучный гимназистъ при гробовомъ молчаніи всей гимназіи отправляется въ карцеръ.

Карцеромъ служитъ большая, холодная умывальная пансіонеровъ, вчно сырая и грязная. Въ умывальной находится только одна табуретка, заплеванная и запачканная въ вакс: на ней обыкновенно пансіонеры и сидящіе въ карцер чистятъ обувь.

Молитва совершается въ актовомъ зал и продолжается около пятнадцати минутъ. Чтеніе молитвословій чередуется съ пніемъ ученическаго хора, и вся процедура завершается чтеніемъ священникомъ евангелія и его толкованіемъ. Обыкновенно молитва для многихъ учениковъ является причиной различнаго рода наказаній за ихъ недостаточно благоговйное поведеніе во время ея.

Въ конц религіозной церемоніи показывается тучная, упитанная фигура самого директора, Якова Ивановича Альбіонова. Онъ, минуя учениковъ и группу учителей, проходитъ впередъ и останавливается какъ разъ противъ иконы. Толстая короткая шея, подъ машинку обстриженные волосы, широкое румяное лицо съ темнорусой бородой лопатой, толстое брюхо, исподлобья сумрачно глядящіе, заплывшіе жиромъ глаза длаютъ Альбіонова боле похожимъ на купца, чмъ на начальника учебнаго заведенія. По виду онъ довольно флегматиченъ и какъ бы равнодушенъ ко всему. Говоритъ не много, больше междометіями. Въ гимназіи его замтно мало. Онъ рдко появляется въ коридор, часто пропускаетъ свои уроки по исторіи. Однако его боятся и трепещутъ вс учителя и учащіеся. Говорятъ, что у него громадныя связи и что онъ состоитъ родственникомъ какой-то важной особы изъ Синода. Въ город его не любятъ и опасаются. Онъ въ хорошихъ отношеніяхъ съ жандармскимъ полковникомъ, съ архіереемъ. Явно и цинично покровительствуетъ дтямъ богатыхъ и власть имущихъ въ губерніи людей, но зато дти бдныхъ и простыхъ родителей терпятъ настойчивыя гоненія и рдко доходятъ до старшихъ классовъ, а тмъ боле кончаютъ гимназію.

Ежегодно въ четвертомъ, шестомъ и восьмомъ классахъ въ середин года выходятъ или исключается нсколько человкъ, которые затмъ, доставляя преподавателямъ доходъ, беря у нихъ частные уроки, держатъ весенніе экзамены въ качеств, такъ называемыхъ, экстерновъ. Бывали случаи, когда цифра такихъ несчастливцевъ въ класс доходила до десяти. Въ 1894 году Альбіоновымъ было исключено изъ гимназіи около восьми лучшихъ учениковъ трехъ старшихъ классовъ за то, что они вмст собирались и читали русскихъ писателей. Узнало объ этомъ гимназическое начальство по доносу начальницы женской гимназіи, конфисковавшей у одной гимназистки полученное ею письмо, въ которомъ упоминалось объ этихъ чтеніяхъ.

Чтенія эти были настолько невинны, что даже жандармскій полковникъ ходатайствовалъ передъ директоромъ о смягченіи участи юношей, но Альбіоновъ остался неумолимъ и настоялъ въ педагогическомъ совт на исключеніи любителей отечественной литературы.

— Что стоятъ вс эти ваши новыя книжонки, Короленки, Помяловскіе, Михайловскіе!— заявилъ самодовольно Яковъ Ивановичъ гимназистамъ VIII класса.— Любая ода Державина выше ихъ всхъ вмст!

Альбіоновъ очень любилъ доносы и обыски и часто откомандировывалъ классныхъ наставниковъ или ихъ помощниковъ на квартиры къ ученикамъ старшихъ классовъ. Иногда обыски производились въ то время, когда ученики находились или на молитв или на урок гимнастики.

Съ особой строгостью Альбіоновъ относился къ ученикамъ, обучавшимся безплатно, а тмъ боле живущимъ еще въ пансіон. Встртя такого ученика, онъ останавливалъ его и, не обращая вниманія на окружающую публику, кричалъ жидкимъ теноркомъ.

— Ты что, а? Начальникъ заведенія тебя, прохвоста, кормитъ, одваетъ, обучаетъ, а ты, шалопай, безобразничаешь, не учишься!…

До сихъ поръ я не могу забыть одной сцены.

На кресл, важно развалившись, сидитъ Альбіоновъ. Румяное лицо его самодовольно надуто, жирные пальцы небрежно играютъ золотой массивной цпью, а передъ нимъ, опустясь на колни, плачетъ старая и, увы, интеллигентная женщина, умоляя не исключать ея сына, провинившагося только въ томъ, что онъ дольше, чмъ ‘слдовало на то назначенное начальствомъ время’ катался на конькахъ на городскомъ катк. Тутъ же стоитъ одиннадцатилтній преступникъ, судорожно глотая слезы, дергаетъ мать за рукавъ и шепчетъ:

‘Мама, мама, уйдемъ!..!’.

Яковъ Ивановичъ охотно даетъ деньги подъ приличный процентъ, нажилъ порядочный капиталъ и уже пріобрлъ въ собственность доходный домъ и дачу. Онъ большой семьянинъ, очень любитъ своихъ двухъ дтей. Къ несчастью, ихъ мать, жена Якова Ивановича, душевнобольная и находится въ одной изъ психіатрическихъ лечебницъ въ Казани. Маленькія дти безъ призора, такъ какъ бонны и гувернантки почему-то не хотятъ жить въ дом Якова Ивановича, а одна изъ нихъ даже предъявила ему искъ на содержаніе родившейся у нея дочери. Много стоило хлопотъ и денегъ Якову Ивановичу, чтобы замять эту непріятную исторію…

Среди гимназистовъ и учителей ходитъ очень много разсказовъ насчетъ любовныхъ похожденій директора. Всмъ извстно, что директоръ еле спасся, заскочивъ въ свою квартиру и заперевъ за собою дверь въ то время, какъ обезумвшій отъ ревности сторожъ съ ножомъ въ рук бгалъ по зданію гимназіи…

Альбіоновъ преподавалъ въ старшихъ классахъ исторію. Онъ никогда ничего не разсказывалъ, не объяснялъ, а только прочитывалъ гимназистамъ новый урокъ по книжк,— ‘отъ сихъ до сихъ’, ученики ему тоже обыкновенно отвчали урокъ по книжк, вкладывая вырванные листки изъ Иловайскаго въ историческій атласъ и держа его въ рукахъ передъ собой.

Я не думаю, чтобы Альбіоновъ не зналъ про этотъ обманъ, иначе трудно объяснить его поведеніе передъ экзаменомъ исторіи на аттестатъ зрлости. Не обращая вниманія на ‘блестящіе успхи’ класса по своему предмету, онъ самъ предлагалъ абитуріентамъ составить программу, отводя на каждый билетъ по листу. Такимъ образомъ каждый ученикъ составлялъ подробный конспектъ отдльнаго билета, вставляя въ текстъ и собственныя имена и хронологическія данныя. На экзамен вс отвчали, держа въ рукахъ, соотвтствующій вынутому билету листъ обширной программы…

Каковъ попъ, таковъ и приходъ.

Альбіоновъ около пятнадцати лтъ пробылъ директоромъ П—ой гимназіи и, конечно, за это время усплъ подобрать подходящій для себя педагогическій персоналъ. Онъ въ своемъ заведеніи продлывалъ то, что продлывало министерство со всми тми, кто не подходилъ по образу мыслей и поведенію къ опредленно выработанной систем обученія и воспитанія подростающаго поколнія. Изъ высшей школы изгонялись Лесгафты, Мечниковы, Эрисманы, Гамбаровы, гордость и слава нашихъ университетовъ, а ихъ мста замняли бездарныя тупицы, льстивые лакеи…

Теперь, когда я самъ въ продолженіе нсколькихъ лтъ былъ учителемъ средней школы, вспоминая педагоговъ гимназіи, я пожалуй не сумю назвать ни одного, который бы по своимъ качествамъ и отношенію къ учащимся дйствительно имлъ бы право назваться учителемъ. Мн могутъ возразить, что были исключенія, но, во-первыхъ, исключенія только подтверждаютъ правило, а во-вторыхъ, если и встрчались такіе единичные учителя, то они только годъ, maximum два оставались въ одномъ и томъ же учебномъ заведеніи, а затмъ или переводились въ другія, странствуя какъ Вчный Жидъ, или совершенно оставляли педагогическую дятельность.

Инспекторъ П—ой гимназіи Сергй Яковлевичъ Груздовъ былъ очень грубый человкъ. Недаромъ гимназисты прозвали его ‘Сипакомъ’. Сипакъ, если я не ошибаюсь, слово пермяцкое и означаетъ крайне грубаго, невжественнаго человка.

Инспекторъ страдалъ запоемъ, который случался съ нимъ довольно часто, и дни его запоя, особенно похмелья, были въ высшей степени тяжелыми днями дли всхъ гимназистовъ. Карцеръ переполнялся учениками, въ корридор и классахъ громомъ раскатывался хриплый басъ, слышались бранныя слова, часто матерныя ругательства. Болзнь отняла у Груздова чувство стыда, и онъ могъ лгать и давать какія-угодно общанія, не исполняя ихъ. Если въ класс случалась какая-нибудь шалость, и виновника ея надзиратели не могли отыскать, въ классъ являлся инспекторъ.

— Это ты сдлалъ?— обращался онъ по-очереди къ каждому ученику, и получивъ отрицательные отвты, онъ употреблялъ обычный свой пріемъ:

— Ну, сознайся, кто это сдлалъ. Ей-богу, ничего не будетъ, не накажу! Вотъ-те крестъ, икону сниму! Ужо не сознаешься, хуже будетъ…

Случалось, что какой-нибудь наивный ученикъ сознавался, Тотчасъ-же картина мнялась. Инспекторъ съ налившимися кровью глазами подбгалъ къ ученику и, страшно ругаясь и брызжа слюной, стучалъ по лбу виновнаго суставомъ костляваго пальца, а затмъ отправлялъ ученика со сторожемъ въ карцеръ или домой, смотря по степени виновности…

Странная вещь, мы гимназисты, почему-то не считали инспектора особенно злымъ и относились къ нему гораздо лучше, чмъ ко многимъ другимъ. Быть можетъ, это объясняется тмъ, что въ немъ была нкоторая доля добродушія и часто, когда у него проходилъ порывъ бшенства, съ нимъ можно было столковаться. Кром того, по натур онъ былъ относительно демократиченъ и не допускалъ такого рзкаго различія, какъ Альбіоновъ, въ своихъ отношеніяхъ къ гимназистамъ, въ зависимости отъ положенія ихъ родителей.

Преподавалъ онъ греческій языкъ и, какъ учитель, былъ очень строгъ и педантиченъ. Форма для него значила все, и онъ готовъ былъ рычать отъ ярости, если ученикъ ставилъ неврное удареніе въ греческомъ слов.

За фигурами директора и инспектора, этими крпкими столпами гимназіи, которая въ 0-мъ округ считалась образцовой, грязными и безцвтными пятнами вырисовываются въ моей памяти остальные педагоги.

Вотъ А. С. Хохлачъ, математикъ и воспитатель пансіона, переведенный изъ какой-то женской гимназіи за любовныя похожденія среди гимназистокъ, человкъ развратный, нахальный и циничный. Давая на экзамен какой-нибудь гимназистк задачу, которую она ршала на обратной сторон доски, онъ съ наглой откровенностью заявлялъ:

— Все равно ничего не знаете, а поцлуйте меня — пять поставлю.— И дйствительно ставилъ удовлетворительныя отмтки нкоторымъ слабымъ, запуганнымъ двочкамъ.

Во время своего дежурства въ пансіон, посл ужина, онъ собиралъ вокругъ себя гимназистовъ, разсказывалъ имъ скабрезные анекдоты и велъ циничные разговоры о женщинахъ… Утромъ на занятія пансіонеры являлись вялые, съ мутными глазами…

Хотя этотъ педагогъ и воспитатель юношества пользовался особымъ покровительствомъ со стороны Альбіонова, однако трагическая исторія съ одной гимназисткой, заставила его прекратить свою ‘плодотворную’ педагогическую дятельность и перейти на службу, кажется, въ акцизъ…

Были учителя, которые на урокъ являлись пьяные. Были абсолютно не знавшіе своего предмета. Напримръ, учителю географіи Зврькову, когда онъ что-нибудь показывалъ на карт, ученики кричали:

— Выше, Александръ Васильевичъ, ниже!

А. С. Поповичъ, золотушный господинъ съ развинченными манерами, входя въ классъ, обыкновенно начиналъ издваться надъ учениками. Онъ передразнивалъ ихъ, вышучивалъ манеры и наружность, обзывалъ обидными кличками. Въ своихъ издвательствахъ онъ ни съ чмъ не считался, затрагивалъ національность и религію ученика, его родныхъ и знакомыхъ.

Вотъ онъ сидитъ небрежно развалившись въ стул. Передъ нимъ ученикъ стоя переводитъ Ксенофонта. Ученикъ-заика, отъ волненія этотъ недостатокъ выступаетъ ярче.

— В-вотъ г-грек-кн и-перешли ч-черезъ ммостъ…

— Н-ну-съ,— передразниваетъ учитель,— ч-черезъ м-мостъ!.. А ч-что, твоя м-мамаша т-тоже и-переходитъ ч-черезъ м-остъ?..

Мн трудно теперь объяснить, откуда у юношей являлось такое адское терпніе, выносливость, что они могли довольно хладнокровно переносить вс эти униженія и истязанія. Правда, случалось, что у такого учителя, какъ Поповичъ, ночью кмъ-то были перебиты окна. Какой-нибудь воспитатель, врод Хохлача, внезапно получалъ хромоту ноги, но эти странные случаи скоро забывались, и разв только шопотомъ говорили о нихъ трое-четверо гимназистовъ старшихъ классовъ.

Поголовно вс учителя брали взятки. Иначе никакъ нельзя назвать т частные уроки, которые давали они ученикамъ своего класса за довольно высокую плату: не меньше трехъ-пяти рублей за урокъ. Мене выгодные уроки предоставлялись учителями своимъ любимчикамъ-гимназистамъ.

Репетиторство, это крайнее зло школы, въ конецъ отнимающее способность самостоятельно заниматься всячески поощрялось педагогами и даже многіе хорошіе ученики, въ угоду начальству, приглашали себ репетиторовъ.

Методы преподаванія ограничивались исключительно зубреніемъ скверныхъ учебниковъ. Какія-либо объясненія преподавателя, наглядныя пособія — отсутствовали. Во время урока вызывались къ отвту часто одного и того же вопроса столько-то учениковъ, и въ классный журналъ заносилось соотвтственное количество отмтокъ.

Естественныя науки, этотъ красный призракъ толстовщины, отсутствовали. Преподаваніе математики и физики было сведено на нтъ. Одинъ мой товарищъ при окончаніи гимназіи получилъ серебряную медаль, хотя сокращалъ въ числител и знаменател слагаемыя въ экзаменаціонной задач на аттестатъ зрлости. Ученики кончали гимназію и не умли читать по французски и по-нмецки, не говоря уже о правильномъ правописаніи въ этихъ языкахъ. Отечественная литература заканчивалась вступленіемъ въ пушкинскій періодъ. Въ школ, намъ не давали никакого понятія о Лермонтов, Тургенев, Гончаров. Темы для сочиненій, задаваемыя въ VIII класс, были такія: ‘Почему русскіе могутъ гордиться своимъ именемъ?’ ‘Ломоносовъ, какъ отецъ литературы’, ‘Трудъ расширяетъ кругъ наслажденій’ и т. п. Въ качеств источника убжденно рекомендовался Смайльсъ и ему подобные авторы. Все сводилось только къ одному зубренію мертвыхъ языковъ. Латинскій и греческій языкъ поглощали все время гимназиста, и только нужно удивляться тому, что и ихъ, какъ слдуетъ, не знали ни сами преподаватели ни тмъ боле ученики. Безсознательное заучиваніе мертвыхъ формъ грамматики и синтаксиса отвлекало вниманіе не только отъ красотъ стиля классическихъ писателей, но и отъ настоящаго смысла текста.

Кончая гимназію я съ трудомъ переводилъ Тита Ливія, совершенно его не понимая и слдя только за формой и за согласованіемъ. Четыре года спустя мн надо было готовить по латинскому языку для поступленія въ медицинскій институтъ одну окончившую гимназистку. Въ яти четыре года мн пришлось очень мало упражняться въ латинскомъ язык, а между тмъ я приготовилъ двушку въ нсколько мсяцевъ, причемъ Тита Ливія переводилъ довольно свободно. Объясняю я это тмъ, что за четыре года я усплъ отвыкнуть обращать исключительно вниманіе на форму латинскаго текста, а старался уяснить мысль автора.

Стремясь преподать учащимся какъ можно больше въ количественномъ отношеніи матеріала, преподаватели вовсе не слдили за качественнымъ его усвоеніемъ. Въ такомъ-то класс надо пройти столько-то, не меньше, иначе обратное будетъ отнесено насчетъ нераднія преподавателя. Но этому учителя гнали и гнали впередъ, выпуская нердко весьма существенныя части курса. Конечно, при такой постановк учебнаго дла экзамены являлись какъ бы необходимостью. Они должны были дать возможность преподавателю повторить весь пройденный курсъ, проврить знанія учениковъ и профильтровать ихъ для слдующаго класса. Въ это время экзамены были для всхъ, и даже лучшіе ученики не освобождались отъ нихъ, хотя бы по болзни. Въ четвертомъ, шестомъ и восьмомъ классахъ было около семнадцати экзаменовъ письменныхъ и устныхъ. Въ продолженіе цлаго мсяца, а иногда и боле, дти и юноши находились въ крайне нервномъ, напряженномъ состояніи, и не даромъ наше поколніе страдаетъ различными нервными заболваніями, малокровіемъ и худосочіемъ: физическія и нравственныя силы были подорваны еще въ юные годы.

Я помню съ какимъ трудомъ мн дались экзамены въ четвертомъ класс.

Казалось природа, люди и мой собственный молодой организмъ,— все ополчилось противъ меня. Весна была прекрасная. Неудержимо тянуло ссть въ лодку и отправиться на рыбалку за Каму или убжать въ лсъ, почти со всхъ сторонъ окружавшій И — ь. Разговоры родныхъ и знакомыхъ — имъ не нужно было держать экзамены — раздражали меня своей восторженностью передъ обновившейся посл сверной суровой зимы природой. Солнце ярко свтило. Ароматъ расцвтшей черемухи и рябины туманилъ голову. Хотлъ смяться, пть, бгать, рвать цвты, лежать въ душистой трав и смотрть въ небо…

Авторъ книги о ‘долг’, столь любезный сердцу педагоговъ-рептилій, Смайльсъ былъ бы очень доволенъ усердіемъ четырнадцатилтняго здороваго мальчугана: я на чердак устроилъ себ временное помщеніе и здсь среди пыли и грязи, пользуясь скуднымъ освщеніемъ слухового окна или стеариноваго огарка, отчаянно вслухъ зубрилъ и зубрилъ латинскую грамматику.

Семнадцать экзаменовъ! Причемъ вс эти экзамены устраивались въ самой торжественной, пугающей душу ребенка, обстановк. Не мудрено, что во время ихъ случались трагическіе инциденты.

Такъ однажды десятилтній мальчикъ, сынъ начальницы мстной прогимназіи, получивши на латинскомъ устномъ двойку, кинулся въ пролетъ каменной лстницы. Сломавъ нсколько реберъ, бдняжка заболлъ сотрясеніемъ мозга, и умирая, бредилъ латинскими предлогами:

ante, apud, ad, adversus,

circum, circa, citra, cis…

Что думалъ въ это время инспекторъ, постившій больного, сидя съ бабьимъ лицомъ и ничего не выражающими глазами у изголовья умирающаго? Снилась-ли ему потомъ по ночамъ эта маленькая, напрасная жертва латинской грамматики?..

Естественно, что преподаватели и ученики раздлялись на два враждующихъ вчно лагеря. Съ обихъ сторонъ въ этой неравной борьб между дтьми и вооруженными всми средствами казеннаго формализма и многочисленныхъ регламентацій педагогами допускались всевозможные пріемы. Девизъ: ‘a la guerre comme a la guerre’ дйствовалъ во всю…

Родители, разумется, держали сторону своихъ дтей и, когда нужно было, снабжали ихъ деньгами для подкупа чиновниковъ канцеляріи попечителя округа, доставлявшихъ гимназистамъ экзаменаціонныя темы.

Про мелкіе случаи лжи и подлоговъ говорить не приходится — они достаточно хорошо извстны всмъ…

Какъ-то студентомъ мн пришлось сидть въ тюрьм. Конечно, въ первое мгновеніе она меня испугала. Но вдругъ я замтилъ, что вызванныя ею ощущенія для меня не новы, и я въ первый разъ, кажется, и въ послдній вспомнилъ съ благодарностью свои гимназическіе годы: тюрьма и гимназія оказались весьма сходны между собой. То же насиліе и произволъ со стороны начальства, та же ложь и изворотливость со стороны заключенныхъ, та же мелкая, опошляющая душу, борьба…

Тюрьма и школа! Какое глубокое разногласіе въ самой сущности этихъ понятій, и какое печальное сходство въ современномъ ихъ положеніи и въ ихъ назначеніи. Невольно вспоминаются торжественно сказанныя съ думской трибуны слова министра народнаго просвщенія: ‘Основная задача педагогики обуздывать дикіе инстинкты природы человка!..

Всякіе коментаріи къ этой ‘дикой’ фраз совершенно излишни..

Гимназія не давала возможности развиваться отдльнымъ способностямъ, Особое увлеченіе какимъ-нибудь предметомъ считалось недопустимымъ. Всякое проявленіе самостоятельности, оригинальности, влеченія къ какому нибудь искусству не находили, положительно, никакой поддержки. Одного ученика, напримръ, который въ настоящее время состоитъ приватъ-доцентомъ казанскаго университета, едва не исключили изъ VIII класса за увлеченіе естественными науками. Насмшки и издвательства учителей надъ другимъ мальчикомъ, увлекавшимся вырзываніемъ изъ мла фигурокъ и бюстовъ, довели бднягу до крайняго нервнаго разстройства. Проявленіе индивидуальности начальствомъ подавлялось. Учащіеся обезличивались.

Всякіе виды спорта: катанье на лодкахъ, купанье, охота, верховая зда жестоко преслдовались и считались большимъ проступкомъ, тмъ не мене несчастные случаи въ этихъ областяхъ спорта были очень часты.

Ученіе кончалось обыкновенно въ начал іюня и начиналось 16 августа. За исключеніемъ ваката, когда учащимся разршалось ходить по улицамъ до десяти часовъ, въ остальное время они уже съ шести часовъ должны были быть дома.

Посщеніе гимназической церкви было обязательно. Посл всенощной и обдни учащихся собирали въ классы и длали имъ перекличку, строго наказывая уклонявшихся отъ посщенія церковной службы.

Одинъ законоучитель гимназіи, нкто Г—ій, страшно нервировалъ учащихся за обдней, читая евангеліе съ истерическими выкриками и слезами. Между прочимъ этотъ іерей, окончившій духовную академію, былъ причастенъ нсколько къ литератур. Онъ выпустилъ какую-то богословскую брошюру, на одной страниц которой такъ-таки и напечатана, чернымъ по блому, слдующая курьезная фраза: ‘Нашъ извстный русскій соціалъ-демократъ Л. Н. Толстой’. Кстати, этотъ академикъ очень любилъ скабрезные анекдоты и частенько разсказывалъ ихъ во время урока ученикамъ старшихъ классовъ…

Гимназическое начальство слдило въ высшей степени строго за исполненіемъ религіозныхъ обязанностей учащимися. Вс гимназисты на Страстной недл обязаны были говть и именно въ гимназической церкви, какъ бы далеко не жили они отъ зданія гимназіи. Назойливый контроль, холодъ казенной обстановки, присутствіе нелюбимыхъ педагоговъ и возможность ежеминутныхъ съ ними столкновеній, неуваженіе и даже презрніе къ своему законоучителю-духовнику — все это, конечно, не могло создать хотя бы самый слабый намекъ на религіозное настроеніе говющихъ. Молиться и каяться изъ-подъ палки не хотлось даже самимъ врующимъ… и религіозность постепенно терялась.

Нсколько моихъ товарищей, вмст съ ними и я, пользуясь тмъ, что въ день, назначенный для причастія, вслдствіе наплыва постороннихъ постителей, контроль со стороны администраціи былъ очень слабъ, съ V класса прекратили совершать таинства причащенія…

Воспитываясь въ подобныхъ условіяхъ, дти и юноши, естественно, ненавидли свою школу, и эта ненависть къ общему врагу заставляла ихъ сплачиваться и, несмотря на вс усилія начальства изгнать духъ товарищества и внести въ среду учащихся духъ розни національной и сословной, въ большинств случаевъ царило единодушіе и стойкость въ борьб съ педагогическимъ персоналомъ.

Въ стнахъ школы гимназисты были чистенькіе воспитанные юноши, приличные и сдержанные. Въ свободное же время, несмотря на усиленный вншкольный надзоръ, которому могли бы позавидовать самые ретивые полицейскіе чиновники, гимназисты пьянствовали, развратничали, играли въ карты, пріучаясь къ этому чуть ли не съ младшихъ классовъ. Что касается пьянства и ухаживанія за женщинами, то это иногда даже поощрялось начальствомъ, особенно, когда замчался въ студенчеств или обществ хотя бы слабый признакъ политическаго движенія.

Тяжелое положеніе въ школ и заглушенное протестующее негодованіе противъ ея режима, естественно, искали себ выходъ особенно у боле сильныхъ натуръ и, Боже, въ какія уродливыя формы все это выливалось!

Кружки самообразованія, въ которыхъ юноши могли бы находить удовлетвореніе своимъ умственнымъ запросамъ, или совсмъ не существовали или были крайне рдки и замкнуты. Мстныхъ газетъ не было. Общественныя библіотеки и читальни подъ страхомъ самаго тяжелаго наказанія запрещалось посщать,— и гимназисты, за рдкимъ исключеніемъ, были неразвиты и невжественны.

Поступилъ я въ первый классъ въ числ другихъ пятидесяти мальчиковъ. Изъ нихъ, нигд не оставаясь, дошли до VIII класса только трое, весь же выпускъ состоялъ изъ двадцати человкъ.

Заканчивая свои печальныя воспоминанія о П—ой гимназіи, я долженъ указать на то, что вс приведенныя мною отрицательныя явленія присущи въ большей или меньшей степени вообще всякой казенной школ и сохраняются почти въ трогательной чистот, разв только нсколько варьируя и мняя вншнюю форму, до настоящаго времени, въ чемъ я убдился, будучи самъ преподавателемъ средне-учебныхъ заведеній.

II.
Послдствія ‘толстовщины’. Очищеніе.

Посл окончанія гимназіи я поступилъ въ петербургскій университетъ на естественное отдленіе физико-математическаго факультета.

Наблюдая своихъ товарищей и провряя т данныя, съ которыми мы приступили къ слушанію университетскихъ лекцій и къ изученію различнаго рода наукъ, я поражался скудостью умственнаго и нравственнаго багажа окончившихъ гимназистовъ. Исковеркавъ духовныя и физическія силы юношей, гимназія не дала ни знаній, ни умнья ихъ самостоятельно пріобртать. Въ затуманенныхъ грамматическими формами мертвыхъ языковъ головахъ юношей безсвязно мелькали какіе-то отрывки математическихъ формулъ, историческіе анекдоты, тексты катехизиса… Разбираться въ университетскихъ курсахъ было страшно трудно. Работоспособности — никакой, методовъ — нтъ.

Происходили часто печальные случаи. Молодые люди, не зная совершенно своихъ способностей, не умя критически отнестись ни къ жизни ни къ самимъ себ, судя по случайнымъ отмткамъ своего аттестата, избирали для изученія ту или другую отрасль наукъ.

Нкто М.. считавшійся лучшимъ математикомъ въ П—ой гимназіи и окончившій ее съ серебряной медалью, провалившись на конкурсныхъ экзаменахъ въ спеціальные институты, поступилъ на математическій факультетъ. Пробывъ четыре года на первыхъ двухъ курсахъ и не сдавъ полукурсовой экзаменъ, онъ перевелся на юридическій.

И не одинъ М., многіе другіе теряли время, переводясь съ факультета на факультетъ..

Помню, какъ я приступилъ къ изученію курса химіи Менделева. Я ршительно ничего не понималъ, какъ ни тяжело мн было въ этомъ сознаться. Въ голов стоялъ какой-то туманъ, химическія формулы и реакціи казались мн чмъ-то недосягаемымъ для пониманія. Я заставлялъ себя работать спокойно, но не могъ, нервничалъ и, наконецъ, отбросивъ книгу, заплакалъ горькими, обидными слезами. Подлое безсиліе — проклятое наслдство гимназическаго образованія!

Кое какъ съ грхомъ пополамъ перейдя на второй курсъ, я, проздомъ черезъ П—ь, зашелъ къ Николаю Александровичу Р-ву, бывшему въ то время преподавателемъ П—ой гимназіи. Съ глубокой благодарностію я вспоминаю этого прекраснаго педагога и человка. Онъ мн оказалъ большую моральную поддержку, когда мн пришлось выйти изъ гимназіи и держать экзамены въ качеств экстерна. Н. А. встртилъ меня привтливо и подробно разспросилъ о моихъ университетскихъ занятіяхъ. Я откровенно сознался, что чувствую полнйшую несостоятельность и съ громаднымъ усиліемъ заставляю себя заниматься, часто не понимая того, что учу. Н. А. посовтовалъ мн воспользоваться методомъ конспектированія при прохожденіи курса и привелъ въ подтвержденіе слова Тэна:

‘Нтъ ни одной книжки, содержанія которой нельзя было бы изложить на одной страниц, и нтъ такой страницы, смыслъ которой нельзя было бы передать въ одной фраз’.

Совтъ Н. А., которымъ я не преминулъ воспользоваться, много помогъ мн въ моихъ университетскихъ занятіяхъ. Будучи преподавателемъ, я пропагандировалъ методъ конспектовъ среди своихъ учениковъ, и результаты получались всегда благопріятные.

На мой вопросъ, какъ можетъ Н. А. состоять преподавателемъ П—ой гимназіи подъ непосредственнымъ начальствомъ Альбіонова, онъ съ нескрываемой радостью сообщилъ, что узжаетъ совсмъ въ Москву, гд будетъ работать при университет.

— Теперь я совершенно не боюсь жизни и людей,— сказалъ онъ мн на прощанье,— если сумлъ выйти цлымъ посл двухлтняго соприкосновенія съ Альбіоновымъ… Вотъ возьмите-ка, да напишите свои воспоминанія о гимназіи и Яков Иванович…

——

Шли года… Студенческая жизнь, пробудившаяся посл долгой политической спячки, реакціи восьмидесятыхъ годовъ, смыла до нкоторой степени ту грязь, которой такъ старательно пачкали насъ въ гимназіи.

Изученіе біологическихъ наукъ, знакомство съ русской и иностранной литературой, борьба марксизма съ народничествомъ, исканіе новыхъ путей и выработка опредленнаго міровоззрнія, а также первые шаги въ борьб за освобожденіе угнетеннаго народа,— все это цликомъ захватило меня и обновило мои духовныя и матеріальныя силы…

Не имя опредленныхъ средствъ къ существованію, я еще гимназистомъ давалъ частные уроки. Во время моего студенчества мн пришлось познакомиться со многими видами интеллигентнаго труда, больше всего меня привлекало учительство.

Однажды мн пришлось заниматься въ воскресной школ. Не имя никакого понятія о дидактическихъ пріемахъ и методахъ преподаванія, я съ восторгомъ, доступнымъ только въ молодые годы, весь отдался работ. Мои бородатые ученики слушали меня внимательно, а я въ занятіяхъ съ ними получалъ глубокое нравственное наслажденіе. Приходилось мн заниматься съ маленькими дтьми,— то же наслажденіе, никакого насилія надъ собой.

Неспособность учениковъ, ихъ лность, неинтересъ къ преподаваемому предмету причиняли мн вначал страданія. Но вскор я нашелъ разгадку этимъ явленіямъ. Отложивъ въ сторону сухой учебникъ, я начиналъ говорить съ дтьми о природ, разсказывалъ о жизни какого нибудь интереснаго человка, показывалъ простйшіе физическіе опыты… Тупыя дти оживлялись, лнивыя,начинали работать.

Теперь только стала мн понятна вся та страшная трагедія, которая скрывается въ каменныхъ стнахъ казенной школы. Надо быть или автоматомъ, или негодяемъ, или психически больнымъ, чтобы не любя дтей, не зная предмета и не обладая способностями, не уважая своего труда и не понимая его значенія и той великой отвтственности, какую этотъ трудъ налагаетъ на человка, идти въ классъ къ маленькимъ дтямъ, юношамъ, и вызывая съ ихъ стороны къ себ ненависть и отвращеніе, пытаться учить и воспитывать…

Перенеся на себ весь ужасъ и гнетъ учебно-воспитательной системы ‘толстовщины’, провривъ нкоторыя положенія и выводы на жизни и судьб своихъ товарищей и знакомыхъ, постаравшись, сколько было у меня силъ и возможности, критически и объективно отнестись къ особенностямъ своего характера, привычкамъ и способностямъ, я, посл долгихъ сомнній и колебаній, ршилъ сдлаться учителемъ.

Мн казалось, что такіе люди, какъ я, прошедшіе суровую школу жизни, пережившіе, подъ вліяніемъ ненормальныхъ условій гимназіи и антипедагогическаго поведенія учителей, всевозможныя душевныя состоянія и настроенія, могутъ принести нкоторую пользу въ своемъ общественномъ служеніи.

Въ это время меня мало смущало отсутствіе профессіональной подготовки и полное незнакомство съ теоріей педагогическаго искусства. (Кстати сказать, таковой у насъ и не существуетъ, ибо педагогическое искусство сведено на роль ремесла, и даже педагогика, какъ ремесло, теоретически совсмъ мало и скверно разработана).

Достаточно любить свой трудъ и дтей, думалось мн, не насиловать ихъ, предоставляя имъ больше свободы, наконецъ, совершенно не походить на своихъ бывшихъ учителей, вчно помня тяжелыя минуты, проведенныя въ гимназіи, и можно быть не только посредственнымъ учителемъ, но даже хорошимъ.

Моя религіозность, вра въ Бога были разрушены еще въ дтств. Педагогическое начальство очень много посодйствовало въ этомъ, правда, причинивъ въ свое время немало горечи и тоски. Однако, Христосъ, съ его ореоломъ борца и мученика за лучшую человческую долю, вызывалъ во мн восторженное поклоненіе.

Христосъ былъ для меня символомъ самаго прекраснаго въ жизни, самаго великаго, символомъ — свободы, правды и любви.

Вспоминая великихъ учителей человчества, моя мысль невольно останавливалась передъ величіемъ Христа и Сократа, особенно перваго.

Въ безсонныя ночи, когда я предавался мечтамъ о своей педагогической дятельности, въ моемъ воображеніи вставала картина, которую я, если бы былъ художникъ, перенесъ на полотно:

Далекая пустынная страна. Огненное солнце высоко стоитъ въ неб. Раскаленный песокъ жжетъ голыя ноги. Томительно душно.

Подъ высокимъ кипарисомъ на камн сидитъ Іисусъ. Вокругъ него столпились люди. Тутъ я рабъ, изможденный работою, и сборщикъ податей, и рыбакъ съ ближняго озера, и мняла, забывшій свою лавку, и землепашецъ, оставившій ниву. Въ сторон виднется жирная фигура купца, возл него, пряча хитрую улыбку, фарисей, опершись тяжело на мечъ, стоитъ воинъ.

Іисусъ говоритъ. Его слова звучатъ мягко и нжно и будятъ въ душ что-то неясное, томительно-сладкое. Забытъ только что брошенный коварный вопросъ фарисея. Это не диспутъ, а рчь великаго учителя жизни, зовущая впередъ къ чему то высокому, свтлому…

Вс напряженно слушаютъ. Дневныя заботы отошли далеко… Тихо, такъ тихо, что, кажется, все застыло въ глубокомъ вниманіи: и люди, и знойный воздухъ, и далекія горы, голубое небо, солнце — вся природа…

Вдругъ эту великую тишину жаднаго вниманія смло нарушилъ громкій дтскій крикъ. Послышались голоса, плачъ грудного младенца, беззаботный ребяческій смхъ… Слушавшіе досадливо обернулись, и даже фарисей недовольно передернулъ плечами.

По дорог изъ города шла толпа женщинъ. Молодыя матери несли на рукахъ малютокъ, другія вели за руку. Впереди бжало нсколько ребятишекъ, звонко крича и смясь…

Женщины подошли и робко стали вдали, а дти начали смло пробираться черезъ толпу мужчинъ.

— Зачмъ вы пришли? Не мшайте намъ слушать Учителя. Уходите!— И кто-то даже грубо оттолкнулъ мальчика, близко подошедшаго къ Іисусу.— Уходите!

Но Іисусъ обнявъ рукою ребенка, громко сказалъ:

— Пустите дтей и не препятствуйте имъ приходить ко мн.

Скоро Іисусъ былъ весь окруженъ ребятишками. Одинъ, совсмъ маленькій, забрался къ нему на колни, другой нетерпливо теребилъ его одежду, о чемъ то спрашивая.

Іисусъ ласкалъ дтей, тихо смялся и говорилъ съ ними объ ихъ маленькихъ дтскихъ длахъ… Радостныя матери скромно стояли вокругъ. Недовольно молчали мужчины, а фарисей что-то горячо нашептывалъ толстому купцу…

Передавъ осторожно зардвшейся отъ счастья матери заснувшаго на его колняхъ ребенка и благословивъ остальныхъ дтей, Іисусъ всталъ и пошелъ…

——

Идеалъ учителя былъ найденъ. Цль образованія, по моему мннію заключалась въ развитіи духовныхъ и физическихъ силъ человка для боле успшной борьбы съ природой. Дло не въ количеств пройденнаго матеріала, а въ качеств его усвоенія. Учитель долженъ дать методы и пріучить дтей къ самостоятельной работ. Никакихъ наказаній, ни физическихъ, ни нравственныхъ. Учитель всегда долженъ говорить правду и личнымъ примромъ подтверждать свои слова. Меньше запрещеній, больше свободы и любви. Вотъ т педагогическіе принципы, съ которыми готовился я приступить къ педагогической дятельности.

III.
‘Сердечное попеченіе’. ‘Новая школа’.

Назначеніе министромъ народнаго просвщенія Ванновскаго, посл внезапной смерти Боголпова, и крылатыя слова этого простодушнаго генерала о сердечномъ попеченіи учащихся, какъ громомъ разразились надъ нашей казенной школой. Началась крутая ломка ‘толстовщины’.

Какъ изъ рога изобилія посыпались одинъ за другимъ министерскіе циркуляры,— полная отмна преподаванія греческаго языка, изученіе латинскаго въ меньшемъ объем, начиная съ третьяго класса. Отмнены были переходные экзамены и даже, horribile dictu, обязательное ношеніе ранцевъ на плечахъ.

Впечатлніе было громадное. Преподаватели мертвыхъ языковъ, эти досел первыя скрипки въ педагогическомъ оркестр, стушевались. Они злобно острили: ‘Фельдфебель въ Вольтеры данъ’ и пошло иронизировали надъ сердечнымъ попеченіемъ. Нкоторые не въ силахъ были мириться съ новшествами и подали въ отставку. Въ волжскомъ город Р. старичекъ — инспекторъ тридцать пять лтъ пробывшій педагогомъ и ни разу, по его собственнымъ словамъ, не пропустившій ни одного учебнаго дня, умеръ внезапно отъ разрыва сердца, посл полученія одного изъ циркуляровъ Ванновскаго.

Находились прозорливцы, которые успокаивали коллегъ, увряя, что такая полоса не долго продлится, и все пойдетъ по-старому.

Ванновскій дйствовалъ ршительно и круто. Быстрота и натискъ, какъ и подобаетъ старому боевому генералу.

Директоръ П—ой гимназіи Альбіоновъ, успвшій уже получить къ этому времени чинъ дйствительнаго статскаго совтника, былъ неожиданно вызванъ министромъ въ Петербургъ. Возвратился онъ обратно растерянный и жалкій. Въ город разнееся преждевременно радостный слухъ о выход его въ отставку.

Общество, досел покорно и терпливо сносившее вс безобразія и ужасы школьной системы, воспрянуло духомъ. Стали организовываться семейно-педагогическіе кружки, начались собранія родителей, громко заговорила столичная и провинціальная пресса.

Вмст съ поднявшейся открытой борьбой общества со старымъ школьнымъ режимомъ началась подпольная. Педагоги толстовской формаціи въ союз съ нкоторыми представителями духовенства и министерства внутреннихъ длъ, не желая уступать своей засиженной позиціи, вели грязную интригу противъ Ванновскаго…

Посл окончанія университета я не сразу взялъ должность преподавателя. Занимаясь въ одномъ изъ частныхъ учрежденій Петербурга, я вмст съ тмъ знакомился съ существующими типами среднихъ учебныхъ заведеній въ Россіи. Ихъ было три — казенныя гимназіи и реальныя училища, частныя, находящіяся въ вдніи м-ства народ. просвщ. и, такъ называемыя, коммерческія учебныя заведенія, учреждающіяся на средства общественныхъ и коммерческихъ предпріятій, подлежащія вдомству учебнаго отдла м-ства финансовъ {Впослдствіи учебный отдлъ перешелъ въ вдніе м-ства торговли и промышленности.}.

До распространенія въ Россіи коммерческихъ учебныхъ заведеній образовательные интересы торгово-промышленнаго класса обслуживались по преимуществу реальными училищами и небольшимъ числомъ профессіональныхъ. Реальныя училища или, какъ они одно время назывались, реальныя гимназіи въ старшихъ классахъ имли два отдленія, изъ которыхъ одно носило названіе коммерческаго, и на немъ преподавались бухгалтерія, счетоводство и нкоторыя другія, необходимыя для коммерческаго дла, знанія. Хотя реальныя училища возникали иногда всецло на средства торгово-промышленнаго населенія городовъ, они, какъ и классическія гимназіи, находились исключительно въ вдомств м-ства народ. просвщ., и положеніе учебно-воспитательнаго дла было также плохо, какъ и въ классическихъ гимназіяхъ, что, конечно, давало одни и т же плачевные результаты.

Молодые люди выпускались невжественными, малопригодными къ жизни, къ самостоятельной работ. А между тмъ большинство оканчивающихъ, дти коммерсантовъ и финансистовъ, не шли въ спеціальные институты, а тотчасъ-же по окончаніи училища должны были заниматься своимъ коммерческимъ дломъ, требующимъ отъ нихъ знанія жизни и людей, энергіи и иниціативы въ работ. Такимъ образомъ въ торгово-промышленномъ сословіи явилась опредленная потребность имть такія учебныя заведенія, которыя, не подрывая духовныхъ и физическихъ силъ, давали бы возможность получать общее образованіе и нкоторыя профессіональныя знанія.

И вотъ русская буржуазія, воспользовавшись услугами Витте, стала открывать коммерческія училища по типу лучшихъ европейскихъ буржуазныхъ школъ. Въ нихъ съ перваго дня открытія было обращено особое вниманіе на физическое воспитаніе дтей. Въ то время какъ въ казенныхъ школахъ м-ства народнаго просвщенія врачебный надзоръ выражается лишь въ томъ, что докторъ одинъ или два раза въ недлю заглянетъ на полчаса, въ коммерческихъ училищахъ есть свой врачъ, который нсколько часовъ въ день проводитъ въ училищ и нсколько разъ въ годъ длаетъ медицинскій осмотръ всхъ учениковъ, ведя подробную статистику.

Вмсто шведской гимнастики, фронта и маршировки, которые практиковались въ казенной школ при помощи сторожей изъ унтеровъ или, въ лучшемъ случа, офицера, коммерческія училища ввели въ программу, какъ обязательный предметъ, подъ руководствомъ педагоговъ-спеціалистовъ, дтскія игры и физическія упражненія. Сокращена была продолжительность класснаго урока до 45 минутъ, и увеличено время перемнъ. Во всхъ училищахъ были введены для дтей, на средства родителей, горячіе завтраки.

Отведя много вниманія здоровью и физическому воспитанію учащихся, коммерческія училища значительно расширили, сравнительно съ казенной школой, свою учебную программу, особенно въ отношеніи преподаванія иностранныхъ языковъ и естественныхъ наукъ. Въ старшихъ классахъ введены спеціальные предметы, каковыми считаются: политическая экономія, статистика, торговое право, коммерческая географія, химія, товаровдніе, бухгалтерія, счетоводство и коммерческая корреспонденція. Кром того обращено много вниманія на изученіе изящныхъ искусствъ: преподаватели-спеціалисты обучали дтей лпк, рисованію, танцамъ, пнію и музык.

Для того, чтобы привлечь лучшихъ учителей, жалованье преподавателямъ было значительно повышено, сравнительно съ гимназіей. Такъ, общеобразовательные предметы оплачивались по 75 рублей и боле за урокъ, а спеціальные — 150 рублей {Годовымъ урокомъ считается одинъ урокъ въ недлю. Преподаватель получаетъ жалованье сообразно съ количествомъ годовыхъ уроковъ.}. Имя въ распоряженіи громадныя средства, коммерческія учебныя заведенія обзавелись прекрасными зданіями, отвчающими самымъ строгимъ требованіямъ школьной архитектуры и гигіены учебно-воспитательнаго дла, организовали богатые кабинеты по естествознанію, физик, химіи и товаровднію, пріобрли большія цнныя библіотеки и обставили преподаваніе всевозможными лучшими наглядными пособіями и руководствами.

Обыкновенно программы и объемъ преподаваемыхъ наукъ, основные принципы учебно-воспитательной системы вырабатывались попечительнымъ совтомъ, состоящимъ изъ представителей общественныхъ и промышленныхъ учрежденій. Директоръ избирался попечительнымъ совтомъ и лично подыскивалъ для училища педагогическій персоналъ.

Находясь въ лучшихъ и боле свободныхъ условіяхъ, чмъ казенныя учебныя заведенія, пользуясь новйшими методами, коммерческія училища съ гордостью называли себя новой школой и въ первые годы своего существованія привлекали къ себ симпатію общества и возбуждали интересъ лучшихъ педагоговъ. Общее вниманіе къ этому новому типу школъ увеличивалось еще и отъ того, что родителямъ, заинтересованнымъ въ учебно-воспитательныхъ вопросахъ, былъ открытъ свободный доступъ къ участію въ школьныхъ длахъ.

Вс эти положительныя данныя веденія учебно-воспитательнаго дла въ коммерческихъ училищахъ, конечно, должны были заинтересовать меня, и я сталъ мечтать о полученіи мста преподавателя въ какомъ-либо изъ коммерческихъ учебныхъ заведеній.

Случайно узнавъ, что въ одномъ изъ волжскихъ городовъ открывается коммерческое училище я, не имя никакихъ связей и знакомствъ, долго не раздумывая, отправился къ товарищу министра финансовъ В. И. К-му.

Я нсколько разъ добивался его видть, но мн все не удавалось. Наконецъ, однажды во время разговора съ секретаремъ въ пріемномъ зал изъ дверей кабинета вышелъ К-ій. Секретарь объяснилъ ему, что вотъ, дескать, молодой человкъ нсколько разъ приходитъ и желаетъ его видть. К-ій подошелъ ко мн, извинился, что не можетъ меня сейчасъ принять, но что, если я ничего не имю противъ, мы вмст подемъ на извозчик до Государственнаго Совта, куда надо было ему поспшить…

Уже сидя на извозчик, К-ій выслушалъ меня и сдлалъ на моемъ прошеніи какую-то помтку.

— А что,— обратился онъ ко мн,— въ самомъ дл вашъ директоръ Альбіоновъ такой ужасный, какимъ изобразили его въ печати?

И посл моего отвта, уже прощаясь у зданія Совта Министровъ, добавилъ.

— Однако, очень странно, что Альбіоновъ и гимназія не вызвали въ васъ отвращенія къ педагогической работ.

Черезъ нсколько дней посл свиданія съ К-имъ я сидлъ въ кабинет у своего будущаго директора Михаила Ивановича Чернухина, бывшаго до этого времени преподавателемъ гд-то на Кавказ, а въ послдніе годы въ одной изъ Петербургскихъ гимназій.

Освдомленный уже кмъ-то о моемъ приход Чернухинъ принялъ меня въ высшей степени любезно, спросивъ мимоходомъ, не родственникъ ли я товарищу министра В. И. К ему.

Въ разговор со мною онъ развилъ подробно свой взглядъ на учебно-воспитательное дло. Высказанныя имъ основныя положенія близко сходились съ моими. Я не могъ не выразить ему своего удовольствія въ томъ, что мн придется начать свою работу подъ руководствомъ такого опытнаго и вмст съ тмъ гуманнаго педагога.

Разстались мы, очевидно, вполн довольные другъ другомъ, а черезъ дв недли я уже выхалъ изъ Петербурга на мсто своего новаго служенія.

IV.
Школьное торжество буржуазіи.

Городъ Р., расположенный на Волг, является однимъ изъ важныхъ промышленныхъ пунктовъ по торговл хлбомъ. Есть въ немъ биржа, нсколько иностранныхъ и русскихъ хлбныхъ фирмъ, правительственные и частные банки. Городъ по преимуществу торговый, и мстное купечество является господствующимъ элементомъ населенія. Много старообрядцевъ. Но близость къ обимъ столицамъ — около 12 часовъ зды и въ Петербургъ и въ Москву — наложила на городъ свой отпечатокъ. Мстная жизнь до нкоторой степени лишена была той косности, которая такъ обычна въ нашихъ провинціальныхъ городахъ. Правда, пили, играли въ карты, сплетничали, по вмст съ тмъ выписывали газеты, основали литературно-драматическій кружокъ, и общественная библіотека мстнаго земства была богата и содержательна. Въ город имлись мужская гимназія, женская и техническое училище. Вс они, по постановк учебнаго дла и по своему педагогическому составу, заставляли желать лучшаго.

Открытіе въ город коммерческаго училища производило нкоторое, вполн понятное волненіе въ обществ. Слухи и разговоры о новомъ веденіи учебно-воспитательнаго дла съ методами и пріемами, иногда совершенно противоположными тмъ, которые практиковались въ казенныхъ школахъ, не могли, конечно, не заинтересовать мстныхъ обывателей, тмъ боле родителей и весь учительскій персоналъ города.

Вс съ нетерпніемъ ожидали дня открытія.

Небольшой актовый залъ временнаго зданія коммерческаго училища былъ полонъ представителями общественныхъ и казенныхъ учрежденій города, родителями и дтьми, поступившими въ приготовительный и первый классъ.

Посл торжественнаго молебна, совершеннаго соборнымъ причтомъ, начали говориться рчи. Первымъ взошелъ на каедру предсдатель попечительнаго совта, онъ же предсдатель биржи, милліонеръ Ж—въ и прочелъ историческую записку возникновенія капитала, на средства котораго открывалось училище. Изъ полупроцентнаго отчисленія Волжско-Камскаго банка съ перваго дня его существованія образовался огромный капиталъ, имющій спеціальное назначеніе обслуживать нужды торгово-промышленнаго сословія Поволжья…

Затмъ предсдателемъ были прочитаны полученныя привтственныя телеграммы и вмст съ тмъ вкратц указаны цль и значеніе коммерческаго образованія вообще для страны, въ частности для промышленнаго класса, и сообщенъ выработанный попечительнымъ совтомъ уставъ училища.

Вторымъ говорилъ директоръ. Онъ нарисовалъ подробную, яркую картину новаго типа школъ съ ихъ системами и методами, провелъ аналогію съ учебными заведеніями министерства народнаго просвщенія, въ трогательныхъ выраженіяхъ изобразилъ важность тснаго общенія родителей и педагоговъ и, обращаясь къ дтямъ, съ паосомъ закончилъ свою рчь:

— Милыя дти! Здсь васъ никто не будетъ ни наказывать, ни давать бранныхъ кличекъ. Вы не услышите ни одного грубаго выраженія. Всегда во мн и моихъ сотрудникахъ вы найдете сердечное отношеніе къ вашимъ запросамъ, отеческое благожелательное. Къ вашимъ ошибкамъ и шалостямъ мы будемъ относиться снисходительно безъ строгости и формализма.

Учитесь, дти, работайте! Берите примръ съ вашихъ отцовъ, врныхъ сыновъ родины, этихъ честныхъ тружениковъ, составляющихъ оплотъ и гордость Россіи…

Сейчасъ вамъ, дти, въ честь этого радостнаго для всхъ насъ дня, дадутъ конфекты и фрукты. Будетъ время, когда вы сумете разсказать намъ, какъ и изъ чего изготовляются эти конфекты, гд и какъ произрастаютъ эти плоды…

Представительная фигура директора, мягкій тонъ его рчи, энергія и паосъ произвели въ высшей степени благопріятное впечатлніе на родителей. Его тотчасъ окружили матери, жали руки, говорили комплименты, выставляя впередъ и показывая своихъ сыновей.

Михаилъ Ивановичъ сіялъ, разглаживая свои великолпныя баки. Онъ улыбался, кланялся, гладилъ по головк дтей и даже нжно поцловалъ одного мальчика.

Въ смежныхъ комнатахъ были накрыты столы съ винами и закусками. Именитое купечество и почетные гости спшили занять мста, оживленно обмниваясь полученными впечатлніями. Много смялись надъ уходомъ изъ зала во время рчи Михаила Ивановича инспектора гимназіи.

— Какъ чортъ отъ ладана,— говорилъ одинъ изъ купцовъ, одтый въ старомодный сюртукъ.— Будетъ имъ съ нашего брата деньги тянуть. У насъ свое училище есть, вотъ какъ!

— Однако, выше Бога хотятъ быть,— гнусавилъ желчный и худой священникъ, законоучитель мужской гимназіи,— какъ ребятъ не наказывать? Богъ-отъ самъ наказалъ Адама и Еву, въ священномъ писаніи примровъ много…

— Виноватъ, батюшка,— перебилъ чей-то молодой голосъ,— очевидно, боги разные бываютъ. У васъ, напримръ, богъ грозный, карающій, богъ Адопай, а у другихъ богъ кроткій, любящій и прощающій — Іисусъ Христосъ…

Публика одобрительно зашумла.

— Вотъ такъ здорово… Боги разные!

Священникъ хотлъ возражать, но его не слушали. Лакеи разносили шампанское…

— Позвольте, господа, слово сказать,— и плотный мужчина съ энергичнымъ и умнымъ лицомъ поднялся со своего стула.

— Мы, господа, почти вс помнимъ то время, когда къ намъ, купцамъ и торговцамъ, относились съ презрніемъ. Насъ называли аршинниками, алтынниками. Намъ не довряли. Оно и правда. Многіе изъ насъ, чего грха таить примняли въ торговл правило: ‘Не обманешь, не продашь’. И что же изъ этого? Заграницей бракуютъ нашъ хлбъ, прежде Волга-Матушка одна ставила цны на заграничномъ рынк, а теперь съ нами конкурируетъ Аргентина. Хлбъ-то у ней и хуже нашего по качеству, да зато безъ обману…

Но жива душа у человка русскаго. Поняли мы, что торговля и промышленность можетъ процвтать только при помощи образованія, что необходима купцу наука, и позвали мы къ себ эту самую науку и сказали мы ей: ‘Учи дтей нашихъ и вмст съ ними и насъ!..’ Предлагаю, господа, выпить за просвщеніе, за науку…

Въ крайне смшанномъ настроеніи ушелъ я съ этого торжества домой, чтобы со слдующаго дня приступить къ своимъ обязанностямъ воспитателя и преподавателя двухъ младшихъ классовъ.

V.
Первые шаги.

Прошло немало времени съ тхъ поръ, какъ я началъ учительствовать, но все еще мн памятны эти первые дни моей практической дятельности на педагогическомъ поприщ.

Я испытывалъ сильное волненіе, даже нкоторый страхъ передъ этой большой толпой дтей. Мн очень труднымъ казалось запомнить ихъ лица, имена.

Правда, основныя убжденія, которыми я долженъ былъ руководствоваться, у меня имлись: я прочелъ Песталоцци. Яна Каменскаго, конечно, Пирогова, Стоюнина, Лесгафта, Льва Толстого, но все это мн казалось мало и не разршало моихъ сомнній и страховъ передъ дйствительностью. Настроеніе было крайне подавленное, оно усиливалось еще тмъ, что мн приходилось выступать въ первый разъ въ качеств преподавателя географіи. Сохраняя еще въ гимназіи крайне непріязненное отношеніе къ этому предмету, я, по правд сказать, не имлъ яснаго представленія, какъ приступить къ его преподаванію. Дло въ томъ, что только при свиданіи съ директоромъ въ Петербург, за дв недли до открытія училища, я узналъ, что буду преподавать географію, а не естествознаніе, которое директоръ почему-то не хотлъ вводить съ перваго класса. За это время я еле усплъ просмотрть методики по географіи Петри и Соколова и выбрать мало-мальски приличный учебникъ для учениковъ.

Со страхомъ и трепетомъ вошелъ я въ классъ на свой первый урокъ. Хорошо, что я еще усплъ нсколько познакомиться со своими учениками во время пріемныхъ экзаменовъ и на молебн, иначе чувствовалъ бы я себя совсмъ скверно, тмъ боле, что одинъ преподаватель гимназіи предупреждалъ меня относительно нкоторыхъ мальчиковъ, бывшихъ гимназистовъ, говоря, что съ ними трудно поладить, если не дйствовать на нихъ страхомъ наказанія. Онъ особенно рекомендовалъ обратить вниманіе на Сеню Чудакова, не поддававшагося никакимъ воздйствіямъ педагогическаго начальства.

— Трудно вамъ будетъ, трудно,— говорилъ этотъ педагогъ,— черезчуръ ужъ много вы наобщали. Поете хорошо — какъ-то сядете. Да и рекламы много, впрочемъ, дло коммерческое…

Не разъ впослдствіи вспоминалъ я эти слова: они оказались пророческими…

Первый урокъ я посвятилъ боле близкому знакомству съ учениками. Дти живо интересовались вопросомъ отсутствія отмтокъ и наказанія. Разговоръ нашъ принялъ интимный характеръ, и я многое разсказалъ имъ изъ своей гимназической жизни. Мои ли разсказы, или что-либо иное было причиной, но только отношенія наши съ перваго урока стали близкими, явилась взаимная симпатія, и я, хотя уже давно оставилъ это училище, до сихъ поръ не теряю связи съ нкоторыми воспитанниками моего перваго класса.

Конечно, и у меня бывали недоразумнія съ отдльными учениками, но обыкновенно они мирно заканчивались къ нашему взаимному удовольствію.

Такъ, напримръ, однажды во время моихъ объясненій, когда вниманіе класса было напряжено, одинъ изъ учениковъ, принадлежавшій къ разряду, такъ называемыхъ, перестарковъ, громкимъ шепотомъ сталъ читать какую-то книгу и, несмотря на мои неоднократныя просьбы, не прекращалъ своего занятія. Тогда я предложилъ ему ссть на мой стулъ за учительскій столикъ, въ надежд, что ему сдлается стыдно, и онъ перестанетъ.

— Я не пойду.

Классъ насторожился и вопросительно смотрлъ на меня. Это было въ первый разъ, когда ученикъ отказывался исполнить мою просьбу. Если бы это случилось теперь, я сумлъ бы найти иной выходъ изъ этого труднаго положенія, но тогда я ршительнымъ тономъ заявилъ:

— Нтъ, ты сядешь на мой стулъ.

— Не хочу,— упрямо повторилъ мальчикъ.

Что было длать? Я всталъ, подошелъ къ нему, взялъ упрямаго мальчугана на руки и, пронеся черезъ всю комнату, при общемъ смх учениковъ, посадилъ его на свое мсто. Хохоталъ весь классъ, хохоталъ этотъ ученикъ, а вмст съ нимъ и я.

Инцидентъ былъ исчерпанъ. Мн казалось, что я поступилъ остроумно, спасая свой педагогическій авторитетъ. Однако мои коллеги были другого мннія на этотъ счетъ, и очень часто я вызывалъ ихъ неодобреніе своими непедагогичными пріемами.

Въ другой разъ произошелъ случай еще боле серьезный. Сеня Чудаковъ показалъ одному учителю, когда тотъ выходилъ изъ класса, сзади кулакъ, да и нарвался прямо на меня.

— Какъ теб не стыдно показывать кулакъ, да еще сзади… Если это нужно, пойди и покажи сейчасъ кулакъ въ лицо Антону Антоновичу.

Сеня растерянно топтался на мст. Остальные ученики озадаченные молчали…

Конечно, учитель, который, по правд сказать, самъ возстановлялъ противъ себя учениковъ, не былъ поставленъ мною въ неловкое положеніе. Дло обошлось, но съ тхъ поръ ученики воздерживались отъ подобныхъ трусливыхъ выходокъ…

Случайно зайдя во время уроковъ въ ретирадное мсто, я засталъ тамъ одного мальчугана приготовительнаго класса, курящаго какой-то грязный окурокъ. Позвавъ его съ собой въ кабинетъ, я предложилъ ему ссть, вынулъ изъ кармана портъ-сигаръ и поднесъ ему, сказавъ:

— Курите, Иванъ Ивановичъ!

Приготовишка сидлъ, вытаращивъ глаза, красный, какъ кумачъ.

— Что же ты не куришь? Табакъ хорошій, здсь чисто, скипидаромъ не воняетъ и во всякомъ случа здсь курить не такъ вредно, какъ тамъ. Кури.

— Мн нельзя…

— Почему?

— Я маленькій…

Тогда я разсказалъ ему, что такое табакъ, какое дйствіе производитъ онъ на организмъ и, поговоривъ съ мальчикомъ, отпустилъ его…

Около моей квартиры жилъ одинъ ученикъ крайне проказливый и бойкій мальчикъ. Онъ цлыми днями, въ компаніи уличныхъ ребятъ, бгалъ по улиц и тмъ или инымъ способомъ безпокоилъ обывателей. Особенно любилъ звонить въ чужія квартиры. Нсколько разъ ‘таинственный поститель’ звонилъ и у меня. Убдившись, что дло не обходится безъ участія Дегтева,— такъ звали шалуна,— я какъ-то мимоходомъ сказалъ ему.

— У меня есть къ теб просьба. Понимаешь, какіе-то озорные ребята постоянно звонятъ въ квартиру ко мн. Ты, кажется, знаешь всхъ мальчиковъ нашей улицы, скажи, пожалуйста, имъ, чтобы перестали баловаться.

Дегтевъ, вскинувъ на меня плутоватыми глазами, предупредительнымъ тономъ сказалъ:

— Хорошо, скажу.

Больше меня звонки не безпокоили.

Разскажу еще одинъ случай, который со мной произошелъ уже въ другомъ город. Я давалъ первый урокъ въ класс, считавшемся самымъ распущеннымъ въ училищ. Во время моего знакомства по списку съ фамиліями учениковъ, кто-то съ задней парты бросилъ въ меня тряпкой. Но счастью, будучи заране готовъ ко всякимъ выходкамъ, я перехватилъ въ воздух тряпку, отшвырнулъ ее въ уголъ и хладнокровно сказалъ:

— Не умешь бросать. Вотъ будемъ играть въ мячикъ, тогда я научу тебя, какъ попадать…

— Разв вы играете въ мячъ?— хоромъ спросили меня нсколько учениковъ.

— Играю.

Дальнйшія мирныя отношенія, такимъ образомъ, были упрочены. Кстати сказать, вообще сближенію съ учениками мн много помогало умніе, пріобртенное еще въ дтскіе годы, играть въ бабки, городки и лапту. Изъ своего педагогическаго опыта я вынесъ заключеніе, что въ сближеніи съ дтьми, въ пріобртеніи ихъ доврія и послушанія немалую роль играетъ физическое превосходство ихъ учителя, ловкость и находчивость въ спорт и играхъ, знаніе какого-нибудь искусства. Мн приходилось замчать, что учителя гимнастики или капельмейстеры военнаго оркестра, обучающіе учениковъ музык, въ большинств случаевъ пользуются симпатіей и авторитетомъ среди учащихся, если, конечно, они настолько тактичны, что не выходятъ изъ предловъ своей компетенціи.

Въ первые свои уроки я длалъ много дидактическихъ ошибокъ. Избавиться отъ нихъ помогъ директоръ. Михаилъ Ивановичъ преподавалъ русскій языкъ. Онъ прекрасно зналъ методику и дидактическіе пріемы, и я рдко встрчалъ такого умлаго преподавателя, какимъ былъ онъ. Присутствуя иногда на моихъ урокахъ, онъ потомъ въ бесд указывалъ замченные имъ недостатки и въ отношеніи веденія класснаго урока принесъ мн очень много пользы.

Человкъ онъ былъ способный и энергичный, и самъ много работалъ, и насъ, преподавателей, заставлялъ работать усиленно. Къ сожалнію, онъ былъ крайне деспотиченъ и очень тщеславенъ. Легко оскорбляя чужое самолюбіе, онъ всей своей фигурой, словами, поступками, опредленно заявлялъ:

— Училище — это я.

Въ своей работ онъ былъ настолько самолюбивъ, такъ много придавалъ значенія своимъ словамъ и дйствіямъ, что засданія педагогическаго комитета, секретаремъ котораго я состоялъ, были для меня пыткою.

‘По иниціатив директора введено въ училищ то-то, по предложенію директора педагогическій комитетъ постановилъ.., господинъ директоръ произнесъ слдующую рчь.., господиномъ директоромъ обращено вниманіе…’ и т. д. и т. д.

Такимъ образомъ протоколы педагогическаго комитета были очень длинный пестрли постоянно именемъ директора, такъ что дятельность самого комитета въ нихъ совершенно не была замтна.

Не довольствуясь протоколами, онъ завелъ особый школьный дневникъ, куда ежедневно посл занятій, въ особыя рубрики, заносилъ свднія о своей дятельности: ‘господинъ директоръ постилъ уроки такихъ-то преподавателей, господинъ директоръ пришелъ въ училище въ такомъ-то часу, ушелъ въ столько-то, господинъ директоръ принялъ такихъ-то лицъ’ и т. под. Между прочимъ въ этотъ дневникъ заносились свднія о пропущенныхъ учителями урокахъ, о посщеніяхъ врача и другія событія школьнаго дня.

Благодаря властолюбію съ директоромъ случались иногда курьезныя вещи. Такъ, напримръ, полагая, что онъ можетъ воспользоваться безвозмездно для объявленій объ училищ страницами ‘Встника Р-ской биржи’, онъ въ отсутствіи предсдателя попечительнаго совта, въ продолженіе нсколькихъ мсяцевъ, печаталъ длиннйшія объявленія на первой страниц, пока изъ конторы газеты училище не получило счетъ на дв тысячи слишкомъ рублей, а вскор и выговоръ отъ попечительнаго совта, въ составъ котораго биржевой комитетъ входилъ почти цликомъ. Конечно, биржевой комитетъ ничего бы противъ этого не имлъ, если бы директоръ заране обратился къ нему съ просьбой безплатно печатать объявленія объ училищ.

VI.
Первыя столкновенія.

Наши хорошія отношенія съ Михаиломъ Ивановичемъ продолжались недолго. Начало недоразумній имло мсто на одномъ изъ засданій педагогическаго комитета черезъ полгода посл открытія училища.

Дло въ томъ, что, не смотря на постановленіе попечительнаго совта и педагогическаго комитета обходиться безъ балльной системы и оцнивать познанія и поведеніе учащихся при помощи подробныхъ характеристикъ, мы въ середин года получили изъ учебнаго отдла министерства финансовъ циркуляръ, предлагавшій оцнивать успхи и поведеніе учащихся цифрами, пользуясь пятибалльной системой, нсколько разъ въ годъ въ зависимости отъ усмотрнія педагогическаго комитета.

Мн извстно, что многія коммерческія училища вовсе не обратили вниманія на этотъ циркуляръ, тмъ боле, что пріемъ, рекомендуемый имъ, былъ совершенно непедагогиченъ. Въ самомъ дл многіе ученики поступили къ намъ прямо изъ дома и не имли ни малйшаго представленія объ единицахъ, двойкахъ и пятеркахъ, другіе, перешедшіе изъ разныхъ школъ, гд царитъ балльная система, успли отъ нея отвыкнуть.

На первомъ педагогическомъ засданіи, если я не ошибаюсь, вмст съ родителями учениковъ мы вс преподаватели, во глав съ директоромъ, ршительнымъ образомъ высказались противъ отмтокъ, подробно и опредленно указывая на развращающее вліяніе и на абсолютный вредъ балльной системы, тмъ боле, что она, еще быть можетъ терпимая въ казенныхъ учебныхъ заведеніяхъ при общихъ условіяхъ веденія тамъ дла, въ нашей школ не имла никакого смысла и кореннымъ образомъ противорчила всмъ основнымъ принципамъ.

Однако, у директора не хватило гражданскаго мужества послдовать примру другихъ коммерческихъ училищъ, и онъ въ угоду высшему начальству поступился интересами дтей и школьнаго дла. Педагогическій комитетъ, подъ давленіемъ своего предсдателя, постановилъ ставить отмтки два раза въ годъ, избраны наименьшее изъ золъ.

На одномъ изъ послдующихъ педагогическихъ засданій мы должны уже были реализировать наше постановленіе, выдавая полугодовыя свднія. Продлать это было крайне трудно. Обычно отношеніе учащагося къ предмету разбивалось на нсколько рубрикъ. Напримръ, математика: усвоеніе предмета, знаніе теоріи, умнье ршать задачи, сообразительность и т. д. Противъ каждой изъ этихъ рубрикъ преподаватель длалъ словами замтку, соотвтствующую его наблюденіямъ надъ ученикомъ. Конечно, было нелегко свести подобный матеріалъ къ одному, да еще къ выраженному посредствомъ цифры.

Наконецъ, кое-какъ преподаватели справились со своей работой, и педагогическій комитетъ принялся выставлять отмтки за поведеніе. Все шло гладко, всмъ выставлялось пять, пока не дошли до Сени Чудакова, о которомъ я упоминалъ выше.

Это былъ мальчикъ высокаго роста, съ нескладными манерами, нсколько испорченный гимназіей и домашнимъ воспитаніемъ. Впечатлніе онъ производилъ запуганнаго, задерганнаго, но вмст съ тмъ и проказливаго ребенка.

Съ нимъ случилось какъ-то, по моему мннію, большое несчастье. Возясь съ однимъ ученикомъ, онъ не соразмрилъ свои силы, уронилъ его и вывихнулъ ему руку. Надо было видть растерянный видъ Сени, блдное лицо и слезы на глазахъ, чтобы сразу понять отсутствіе злого умысла.

Кром того, мн, какъ воспитателю, особенно посл разговора съ отцомъ мальчика, котораго я уговорилъ не примнять физическаго наказанія къ сыну, пришлое^ убдиться, что Сеня, не встрчая ни со стороны преподавателей, ни съ моей никакого недоброжелательства, замтно сталъ исправляться, длался серьезне, меньше шалилъ и оказался мальчикомъ остроумнымъ и способнымъ…

И вотъ на засданіи, дойдя до фамиліи Сени директоръ заявилъ:

— Ну, ужъ этому, во всякомъ случа, слдуетъ поставить четыре.

Я, какъ воспитатель, естественно выступилъ на защиту ученика, подробно изложивъ педагогическому комитету свои соображенія, причемъ высказалъ мнніе, что четверка ни въ коемъ случа не улучшитъ, скоре, наоборотъ, ожесточитъ мальчика.

— Начались пренія, принявшія довольно острый характеръ, наконецъ, вопросъ объ отмтк былъ поставленъ на голосованіе. Восторжествовало мнніе директора…

Есть вещи, о которыхъ хотлось бы умолчать, слишкомъ ужъ он сами по себ пошлы. Но… изъ псни слова не выкинешь, и мои записки были бы неполны и даже неточны, если бы я не сумлъ подавить чувства нравственной брезгливости къ нкоторымъ моментамъ пережитого.

На слдующій день, во время большой перемны, въ училище пришла супруга директора.

Отведя меня въ сторону, она материнскимъ тономъ заговорила со мной:

— Что вы, что вы длаете, молодой человкъ? Какъ вы разстроили вчера Михаила Ивановича! Онъ, конечно, не знаетъ и не долженъ знать объ этомъ разговор. Я говорю съ вами, желая только добра вамъ.

Ахъ, молодой человкъ, что вы длаете? Вы должны быть alter ego своего начальника, а вы ему противорчите, да еще на совт, въ присутствіи другихъ.

Вдь, по уставу, черезъ годъ училищу понадобится инспекторъ. Михаилъ Ивановичъ думаетъ представить васъ. Но, если вы будете такъ себя вести, врядъ ли это возможно…

Къ несчастью, я ничмъ не могъ утшить почтенную даму, а впослдствіи еще сильне огорчалъ ее.

Супруга директора вела себя боле чмъ _странно. Не имя никакого прямого отношенія къ училищу, она почти ежедневно посщала его, ходила на уроки къ преподавательницамъ иностранныхъ языковъ, давала совты, длала замчанія учителямъ и очень любила, когда нкоторые ученики подходили къ ней къ ручк, что мн категорически, конечно, пришлось имъ запретить.

Однажды, когда директоръ на нсколько дней ухалъ по дламъ въ Петербургъ, она замнила его на урокахъ русскаго языка во второмъ класс. Я получилъ распоряженіе отъ Михаила Ивановича присутствовать на этихъ урокахъ, въ случа могущихъ возникнуть какихъ либо недоразумній.

Замстительница читала дтямъ съ объясненіями ‘Шинель’ Гоголя. Дойдя до мста, гд описываются невинныя развлеченія мелкихъ чиновниковъ, между прочимъ играющихъ въ вистъ по маленькой, она спросила дтей:

— Почему мелкіе чиновники не могутъ бывать въ большомъ свт?— и сама же отвтила:

— Да разв какіе-нибудь титулярные совтники могутъ бывать тамъ.

— А что такое вистъ по маленькой?

Дале встрчается выраженіе — смазливое личико. Опять вопросъ:

— Что такое смазливое личико? Ленинъ, скажи ты.

— Это значитъ красивое.

— Нтъ, неправда. Такъ себ, хорошенькое… А ты, Митинъ, чего улыбаешься? У тебя дурно направленное воображеніе…

VII.
Реальная политика.

Какъ-то во время урока географіи, когда я съ учениками повторялъ пройденный курсъ, директоръ, присутствовавшій на урок, спросилъ меня, умютъ ли дти изобразить на классной доск Большую Медвдицу и Полярную Звзду.

Вызванный ученикъ нарисовалъ предложенное, и на мой вопросъ, какъ опредляются страны свта ночью, сказалъ, стоя противъ доски:

— Найдя на неб при помощи Большой Медвдицы Полярную Звзду, надо стать къ ней лицомъ: сзади будетъ югъ, справа востокъ, слва западъ, а передъ глазами сверъ.

— Ну, хорошо,— сказалъ директоръ,— а стань-ка ты съ правой стороны доски. Гд теперь у тебя будутъ страны свта?

Ученикъ молчалъ, смущенно смотря на меня.

— Ну, а теперь съ другой стороны стань… Вотъ, дти, вамъ солнце въ зенит,— продолжалъ онъ, указывая ученикамъ на висящую въ класс лампу.— Ты стань здсь, ты здсь, а ты здсь. Гд и какія страны свта?

Ученики молчали.

— Продолжайте вашъ урокъ,— обратился директоръ ко мн, сдлалъ рукой эффектный жестъ и грузно опустился на стулъ.

Признаться сказать, я въ первую минуту растерялся.

Что это такое, въ чемъ дло? Зачмъ онъ сбиваетъ дтей? Испытываетъ ли онъ мою находчивость, или находчивость учениковъ? Хочетъ ли подорвать мой авторитетъ, какъ преподавателя?

Сдлавъ паузу, я обратился къ классу приблизительно съ такими словами:

— Въ такое положеніе, дти, въ какое поставилъ васъ господинъ директоръ къ изображенной на доск Полярной Звзд и висячей на потолк ламп вы никогда не попадете въ дйствительности по отношенію къ Полярной Звзд и солнцу потому-то, потому-то, и потому-то…

Въ тотъ же день посл занятій я былъ приглашенъ въ директорскій кабинетъ, гд мн было указано, что я преподаю ненаучно, что для опредленія странъ свта лучше всего пользоваться приборомъ компасомъ. А черезъ нсколько дней, посл засданія педагогическаго комитета, на которомъ я безрезультатно аппеллировалъ къ сослуживцамъ по вопросу о компетентности директора во всхъ преподаваемыхъ въ училищ наукахъ, я получилъ отъ директора оффиціальную бумагу приблизительно слдующаго содержанія.

‘Бумага No такой-то. Господину преподавателю географіи. Поставляю вамъ на видъ, милостивый государь, что вы ненаучно ведете преподаваніе ввреннаго вамъ предмета географіи. Предмета своего не знаете. Въ моемъ присутствіи, говоря о проливахъ Скагеррак и Каттегат, вы исказили эти наименованія, назвавъ первый Скатегатомъ, а второй Кагеракомъ’…

Что-то еще было въ этой бумаг, но по вопросу о нахожденіи странъ свта предусмотрительно ничего не упоминалось.

Эта бумага была первая ласточка. Посл нея я получилъ еще нсколько подобныхъ документовъ, адресованныхъ мн, то какъ секретарю педагогическаго комитета, то какъ воспитателю, то какъ преподавателю, которые я и храню до сихъ поръ ради курьеза.

Приведу содержаніе еще одной бумаги, чтобы показать, какія абсурдныя требованія можетъ предъявлять начальникъ своему подчиненному.

Съ перваго дня занятій у насъ былъ заведенъ слдующій порядокъ для отправленія утренней молитвы. Въ извстное время дти, подъ моимъ наблюденіемъ, строились для молитвы въ актовомъ зал. Изъ кабинета выходилъ директоръ, молитва начиналась. Иногда онъ запаздывалъ, и за нимъ ходилъ кто-нибудь изъ мальчиковъ.

Въ одинъ прекрасный день я получилъ словесное приказаніе отъ директора каждое утро являться къ нему въ кабинетъ и сообщать, что дти стали на молитву. Не придавъ значенію этому предложенію директора, я счелъ боле, удобнымъ для себя дйствовать попрежнему. Въ результат — бумага изъ-директорскаго кабинета за No такимъ-то:

‘Милостивый государь, вы не только не исполнили моего распоряженія ежедневно докладывать мн о томъ, что ученики готовы приступить къ утренней молитвы, но еще позволили неб вступить со мною по этому поводу въ неумстныя пререканія. Поставляю вамъ на видъ, милостивый государь, что воспитатель, не исполняющій приказаній своего непосредственнаго начальства, не можетъ воспитывать дтей въ послушаніи родителямъ и старшимъ’.

Между прочимъ, аналогичныя бумаги получалъ не я одинъ, но и нкоторые другіе члены педагогическаго комитета.

Кром меня, штатнаго воспитателя, штатнымъ еще былъ только одинъ учитель рисованія, чистописанія и гимнастики. Остальные же преподаватели вс были по вольному найму, что, конечно, ставило ихъ еще въ большую зависимость отъ директора. Дв молоденькіе двушки, только что окончившіе институтъ, преподавали иностранные языки. Два учителя математики и законоучитель были приглашены изъ гимназіи. Кром того, имлся еще училищный врачъ. Такимъ образомъ директору не трудно было подчинить себ всецло педагогическій комитетъ…

Новые принципы, положенные въ основаніе учебно-воспитательнаго дла, требовали очень много труда со стороны преподавателей, ясныхъ и опредленныхъ педагогическихъ убжденій, терпнія и настойчивости. Каждому преподавателю необходимо было серьезно подготавливаться къ каждому уроку, чтобы имть возможность обстоятельно и подробно разрабатывать нужный матеріалъ въ класс.

Знанія класса и его успхи по данному предмету находятся въ непосредственной и прямой зависимости отъ способностей и умнья самого учителя за интересовать учащихся и заставить ихъ работать. Короче говоря, въ незнаніи какого-нибудь предмета виновенъ не классъ, а учитель.

Эти вполн справедливыя положенія, конечно, не могли быть не приняты въ ‘новой школ’. Но къ какимъ ненормальнымъ явленіямъ въ конц концовъ привели они.

Балльной системы не было, но у учениковъ имлись классные дневники, куда они записывали задаваемые на домъ уроки. Между прочимъ въ этихъ дневникахъ была рубрика подъ названіемъ ‘замчанія’. Попала она въ дневникъ случайнымъ образомъ и чуть ли не была типографской ошибкой.

Когда прошелъ медовый мсяцъ увлеченія новыми пріемами, т изъ преподавателей, которые не умли заинтересовать своимъ предметомъ учениковъ, пріобрсти ихъ расположеніе и послушаніе, въ случа незнанія ученикомъ урока или дурного поведенія въ класс, стали писать въ рубрик замчаній различныя замтки категорическаго содержанія: урокъ не приготовленъ, ученикъ лнится, въ класс шалитъ и т. п., требуя на другой день подписи родителей подъ замчаніями.

Собственно говоря, этотъ пріемъ еще похуже пресловутыхъ единицъ и двоекъ, это откровенное признаніе въ своей педагогической несостоятельности, неумнье и нежеланье отнестись серьезно къ своимъ учительскимъ обязанностямъ.

Нужно сказать, что подобное явленіе распространяется почти что на вс коммерческія училища, которыя такъ гордо называютъ себя новыми школами. Это есть частный случай лицемрія и лжи школы буржуазной — на словахъ одно, на дл другое.

Точно также благое намреніе педагоговъ перенести всецло центръ тяжести занятій съ маленькими дтьми на время классныхъ уроковъ и не задавать никакихъ самостоятельныхъ работъ на домъ такъ и осталось въ большинств случаевъ благимъ намреніемъ.

По нормальному уставу коммерческихъ учебныхъ заведеній воспитатель или, какъ онъ офиціально называется, наблюдатель получаетъ за свою работу 720 рублей въ годъ, имя въ своемъ наблюденіи не боле двухъ классовъ. Въ силу того же устава, онъ непремнно долженъ преподавать какой-нибудь предметъ въ количеств не боле 20 уроковъ въ недлю, что составляетъ еще 1.500 въ годъ, считая по 75 рублей за урокъ. Остальные же свободные десять часовъ въ недлю, при шестичасовомъ рабочемъ дн, онъ долженъ отдавать своимъ воспитательскимъ обязанностямъ: вызывать родителей и бесдовать съ ними объ ихъ дтяхъ, посщать въ своемъ класс уроки другихъ преподавателей, помогать неуспвающимъ ученикамъ, вести подробныя свднія объ успхахъ и поведеніи своего класса.

Содержаніе въ 2.220 рублей въ годъ, почти при четырехмсячпомъ вакат, сравнительно съ жалованьемъ преподавателей другихъ учебныхъ заведеній и заработкомъ представителей другихъ интеллигентныхъ профессій, является вполн приличными. Однако, извстно много случаевъ, когда воспитатели имютъ боле 20 уроковъ въ недлю, доводя ихъ до maximum’а, т. е. до 30—36 часовъ. Такимъ образомъ практически не остается времени ‘воспитывать и наблюдать’ своихъ учениковъ. Мсто воспитателя является для такихъ педагоговъ синекурой, и весь трудъ сводится къ одному писанію короткихъ замчаній въ дневникъ ученика и спшному разговору съ родителями во время перемнъ.

Я знаю не одинъ случай еще боле рзкаго злоупотребленія въ области педагогической синекуры. Напримръ, штатнымъ воспитателемъ коммерческаго училища состоитъ содержатель и директоръ частной мужской гимназіи, которому, очевидно, въ данномъ случа, не столь важно жалованье, какъ чины. Объ исполненіи воспитательскихъ обязанностей, конечно, здсь не можетъ быть и рчи.

Подобныя явленія возможны только при явномъ попустительств директора или, что гораздо печальне, педагогическаго комитета, гд онъ пользуется значеніемъ.

Такъ было въ Е—омъ коммерческомъ училищ, гд большинство педагогическаго комитета стало якобы на точку зрнія классовой борьбы. Признавая себя пролетаріями, эти педагоги заявляли гордо: они ведутъ борьбу на экономической почв съ буржуазіей. Но странное дло, дальше лишнихъ уроковъ и незаслуженнаго жалованья за воспитательство, что естественно не увеличивало смты, ихъ борьба съ буржуазіей ничмъ не выражалась. А настоящіе борцы за интересы рабочаго класса почему-то воздерживались отъ знакомства съ этими самозванными пролетаріями…

Можетъ быть для многихъ будетъ непонятно, почему замчанія въ дневникахъ учащихся являются, если не зломъ, то мрой во всякомъ случа непедагогичной.

Во-первыхъ, эти замчанія, какъ и неудовлетворительныя отмтки цыфрами, создаютъ для ребенка въ высшей степени гнетущее психическое состояніе, во-вторыхъ, пріучаютъ его лгать изъ боязни огорчить родителей или изъ страха наказанія,— я могу указать массу примровъ, когда дти поддлывали подъ замчаніями подпись родныхъ или вырывали листки изъ дневника.

Когда учитель или воспитатель, написавъ въ дневник ученика обличающее его замчаніе, строго говоритъ:

‘Покажи родителямъ, пусть прочтутъ и подпишутъ мн вспоминается баринъ, отсылающій своего крпостного на конюшню:

‘Поди къ кучеру и скажи, что я веллъ тебя выдрать’, или древній тиранъ, самовластный деспотъ, врод Тиверія, отсылающій своего раба къ палачу съ дощечкой на которой написано:

‘Казнить’.

Конечно, я отнюдь не желаю назвать гг. родителей палачами или кучерами, а легкомысленныхъ педагоговъ тиранами, но все же душевное состояніе ребятишекъ, несущихъ дневникъ съ роковымъ замчаніемъ, близко къ гнетущему настроенію приговореннаго къ наказанію…

Наконецъ, въ-третьихъ, неосмотрительно или несправедливо написанное замчаніе, съ одной стороны, вызываетъ у ученика острое чувство незаслуженной обиды, съ другой — приводитъ родителей часто въ недоумніе. Чтобы это было понятно, приведу слдующій случай нелишенный курьеза.

Начальница одной частной гимназіи любила рекомендовать учительницамъ писать замчанія въ дневникахъ ученицъ. Какъ она была удивлена и даже обижена, когда у двочки, съ которой она сама ежедневно занималась самымъ серьезнымъ образомъ, прочла въ дневник категорическую надпись:

‘Ничего не знаетъ, очевидно, дома совершенно не занимается’.

Помимо замчаній, этого непедагогическаго способа для поднятія успшности учащихся, въ большинств коммерческихъ училищъ привилось и старое зло казенной школы — репетиторство. А между тмъ на первыхъ засданіяхъ педагогическихъ комитетовъ и на собраніяхъ родителей оно было признано крайне вреднымъ явленіемъ, съ которымъ школа должна бороться всми силами.

Однако въ томъ же Р-омъ училищ, уже во второй половин учебнаго года, около 30% дтей занимались съ репетиторами, между прочимъ нкоторые даже со своими учителями. Директоръ, какъ это ни странно, самъ предлагалъ родителямъ приглашать репетиторовъ, рекомендуя въ качеств таковыхъ то или другое лицо.

Слдуетъ отмтить, что въ публикуемыхъ отчетахъ коммерческихъ училищъ ни о замчаніяхъ въ дневникахъ, ни о репетиторств нтъ ни слова. Такъ, напримръ, въ отчет Р—аго коммерческаго училища за 1903/4 учебный годъ, изданномъ на очень красивой дорогой бумаг, въ рубрик, озаглавленной: мры, предпринятыя педагогическимъ комитетомъ для поднятія успшности учениковъ, значится слдующее: ‘директоръ, такой-то учитель, такая-то учительница оставались съ неуспвающими учениками столько-то разъ для безвозмездныхъ сверхурочныхъ занятій’, больше ничего, о репетиторств ни слова.

Когда на одномъ изъ педагогическихъ совщаній, въ присутствіи постившаго ревизора М—на, одинъ изъ учителей поднялъ вопросъ о слишкомъ большомъ % учениковъ, занимающихся съ репетиторами, директоръ передъ удивленнымъ ревизоромъ пытался оправдаться тмъ, что принятые въ училище ученики оказались плохо подготовленными.

— Явленіе это ненормальное и нежелательное,— сказалъ ревизоръ,— еще нежелательне скрывать его въ отчетахъ. Намъ вы представляете другой отчетъ, а этотъ печатается исключительно для родителей, для общества, которыхъ не обманешь. Подобный отчетъ, какъ реклама, для дла вреденъ.

Въ самомъ дл, большинство отчетовъ коммерческихъ учебныхъ заведеній, дйствительно, печатается только для рекламы. Это вполн очевидно для человка, мало-мальски знакомаго съ положеніемъ вещей.

Почти въ каждомъ отчет, помимо не всегда точныхъ статистическихъ данныхъ, есть очень много трогательныхъ словъ объ отсутствіи всякихъ наказаній, о нравственномъ воздйствіи на учащихся, о вжливомъ, гуманномъ отношеніи….. а между тмъ на дл существуютъ и обычное оставленіе ‘безъ обда’, изгнаніе учениковъ изъ класса во время уроковъ и прочее. Такъ и въ Р-мъ училищ самъ директоръ, вообще крайне неровно относившійся къ ученикамъ, позволялъ себ грубо кричать на дтей, обзывать ихъ бранными словами, и подобное поведеніе появилось довольно скоро, посл его знаменитой рчи въ день открытія училища.

Ученикъ приготовительнаго класса И. Д-евъ что-то напроказилъ. Директоръ вызвалъ мать и припугнулъ ее исключеніемъ сына. Черезъ нсколько дней Д-евъ опять въ чемъ-то провинился.

— Собери свои книги, негодяй, и убирайся вонъ! Мать твоя у меня въ ногахъ валялась, чтобы я тебя не исключалъ, а ты опять безобразничать… Вонъ!

Трепещущій мальчуганъ съ громкими рыданіями упалъ на колни и сталъ обнимать ноги директора… Сцена по своему безобразію была достойна П—й гимназіи!

Однажды, когда директоръ во второмъ класс обозвалъ какого-то ученика браннымъ словомъ, съ парты поднялся одинъ очень славный, честный мальчикъ Л. К-въ.

— Вы, Михаилъ Ивановичъ, въ своей рчи при открытіи училища общали, что насъ никто ругать не будетъ, а сами ругаетесь… Какъ же такъ?

Директоръ былъ сильно озадаченъ. Онъ постарался замять этотъ вопросъ, отдлавшись какой-то шуткой,

Родители, въ силу укоренившійся издавна привычки, молчали и не протестовали. Педагогическій комитетъ тоже замалчивалъ подобные факты и своимъ молчаніемъ санкціонировалъ ложь отчетовъ. Попечительный совтъ, собиравшійся три-четыре раза въ годъ для составленія смты и денежной отчетности, былъ слишкомъ далекъ, отъ внутренней жизни училища, да и не имлъ ршительно никакой охоты вмшиваться. Онъ сдлалъ свое дло: далъ деньги, пригласилъ директора и отошелъ въ сторону {Въ настоящее время личность этого педагога и администратора М. И. Ч-а уже разгадана всми,— родителями, учениками и учителями. Общій протестъ вызвалъ министерскую ревизію, и дни Ч., какъ педагога, сочтены, (А. В.).}.

VIII.
Борьба. Наблюденія.

Два года я пробылъ преподавателемъ Р-аго училища. Тяжелы были первые шаги моей дятельности на педагогическомъ поприщ. Мн пришлось выдержать долгую и упорную борьбу за т принципы и убжденія, съ которыми я вступилъ въ стны школы.

Нсколько разъ, когда длалось ужъ очень тяжело, я готовъ былъ бросить свою работу, и только теплое, любовное отношеніе дтей, эта высшая награда въ трудной работ учителя, давало мн силу продолжать борьбу…

Директоръ желая меня изгнать и не имя на то никакихъ фактическихъ данныхъ, предпринималъ различныя мры, чтобы заставить меня уйти добровольно. Средствъ и возможности, какъ у всякаго начальника, для этого было у него боле чмъ достаточно. Не хочется даже и говорить,— все это было такъ лично, пошло, мелко и, что хуже всего, конечно, не могло не отразиться на настроеніи дтей…

Въ конц концовъ, на слдующій годъ моей службы онъ отнялъ у меня часть уроковъ географіи и передалъ ихъ преподавательниц французскаго языка, чмъ создалъ для меня крайне двусмысленное положеніе. Ученики, по образовавшейся съ перваго дня привычк, часто обращались ко мн за выясненіемъ различныхъ вопросовъ. Новая преподавательница географіи, будучи мало знакома съ предметомъ, и взявшая его, кажется, только въ угоду директору, очень неудачно выбрала учебникъ чуть-ли не Смирнова.

Однажды ко мн на перемн подошелъ одинъ изъ лучшихъ учениковъ второго класса Л. К-въ:

— Учительница сегодня намъ говорила, что въ Сахар такой климатъ: днемъ можно испечь яйцо въ песк, а ночью замерзаетъ вода. А я у нея спрашиваю, ‘А какъ же тамъ растутъ пальмы?’ А она говоритъ: ‘Сиди и не мшай!’ Какъ же такъ?

Подобные вопросы учениковъ повторялись много разъ. Вскор эта преподавательница отказалась отъ уроковъ географіи, и мсто ея занялъ преподаватель гимназіи, окончившій духовную академію. Задалъ онъ какъ-то ученикамъ начертить карту по готовой географической стк. Ученики начертили, но получилось что-то странное. Долго учитель разсматривалъ ученическую работу, не понимая въ чемъ дло и, наконецъ, обратился за помощью ко мн, какъ къ спеціалисту {Въ сентябр этого года въ комиссіи при министерств финансовъ я сдалъ экзаменъ на преподаватели коммерческой (экономической) географіи. Общій же курсъ географіи я имлъ право преподавать, какъ окончившій естественный факультетъ.}.

Оказалось слдующее. Въ прошломъ году я ввелъ для учениковъ географическій атласъ Петри, пользующійся гринвическимъ меридіаномъ, а географическія стки, предложенныя учителемъ, были Ильина съ главнымъ меридіаномъ черезъ Ферро…

Результатомъ всего этого явилось замчаніе директора, сказанное мн угрожающимъ тономъ:

— Вы, кажется, позволяете себ возбуждать учениковъ противъ преподавателей географіи. Смотрите, берегитесь!

Во избжаніе могущихъ быть серьезныхъ недоразумній, я обратился въ учебный отдлъ съ офиціальнымъ запросомъ, въ которомъ, опираясь на отсутствіе подробной и точной инструкціи, невыработанной до сихъ поръ для воспитателя педагогическимъ комитетомъ, какъ то слдовало по уставу, несмотря на мои просьбы,— ходатайствовалъ, въ виду возникшихъ затрудненій, указать мн мои права и обязанности воспитателя.

Увы, результатъ получался для меня совсмъ неожиданный.

На одномъ изъ педагогическихъ засданій директоръ, явно торжествуя, прочелъ бумагу изъ учебнаго отдла, въ которой предлагалось ему сдлать мн замчаніе за обращеніе къ учебному отдлу не по форм, т.-е. не черезъ своего непосредственнаго начальника директора…

Въ декабр 1903 года въ Петербург состоялся създъ дятелей по техническому и профессіональному образованію. Подъ предсдательствомъ Н. А. Г-за шли засданія и работы секціи по коммерческому образованію. Много было различныхъ докладовъ, преній, резолюцій, говорилось очень много хорошихъ словъ о сближеніи школы съ родителями, расширеніи дятельности педагогическихъ комитетовъ… Крылатыя слова Ковалевскаго: ‘Школа по жизни, а не жизнь по школ’ варьировались на всевозможные лады. Вырабатывались программы и объемы различныхъ курсовъ. Все было очень мило и крайне либерально. Нкоторые изъ преподавателей, правда, пытались испортить настроеніе аудиторіи, неоднократно подымая вопросъ о правовомъ положеніи учителя и объ автономіи педагогическихъ комитетовъ. Но опытные руководители засданій легко сглаживали подобныя ‘нетактичности’.

На этомъ създ я получилъ приглашеніе на слдующій годъ перейти учителемъ въ коммерческое училище большого волжскаго города С-ы. Въ виду многихъ причинъ я принялъ это предложеніе.

Не безъ сожалнія разставался я со своими первыми учениками и ихъ родителями. За два года мы успли сойтись, узнать и привыкнуть другъ къ другу. Не разъ въ моей маленькой квартир собирались ученики, неся жалобы и огорченія своей школьной жизни. Приходили и ихъ родители совтоваться со мною по поводу дтей…

Еще въ первый годъ своего учительства я обратилъ вниманіе на два ненормальныя, но легко устранимыя, явленія въ жизни дтей.

Начиная обучать ребенка грамот, родители, часто весьма состоятельные, приглашаетъ для занятій большею частью невжественныхъ и неопытныхъ учителей, тогда какъ первоначальное обученіе грамот въ высшей степени важно для всей послдующей жизни ребенка. Изъ экономическаго разсчета или просто по недомыслію родители приносятъ серьезный вредъ дтямъ и значительный ущербъ своему карману, такъ какъ съ перваго же года ученія въ школ ребенка родители бываютъ вынуждены или сами или по предложенію начальства пригласить репетитора, который въ конецъ испортитъ ребенка, лишивъ его всякой самостоятельности въ работ. Такимъ образомъ полезне и выгодне вначал затратить деньги, пригласивъ опытнаго въ первоначальномъ обученіи преподавателя, чмъ впослдствіи тратить совершенно даромъ деньги на репетиторовъ. Истина, кажется вполн простая, но чуждая сплошь и рядомъ и интеллигентнымъ родителямъ.

Какое важное значеніе иметъ то обстоятельство, если съ перваго дня занятій, учитель суметъ заинтересовать ребенка, разовьетъ его любознательность, а дти вс любознательны, пріучитъ, его къ исполненію маленькихъ самостоятельныхъ работъ, вызоветъ любовь къ природ и книг. Къ несчастью, въ большинств случаевъ дти попадаютъ въ руки невжественныхъ людей, которые едва ли не съ перваго урока заставляютъ ихъ заучивать какіе-то скучные значки и писать палочки и нулики. Естественно, что дтскій организмъ не можетъ переносить надъ собою подобныхъ операцій и начинаетъ протестовать всякими правдами и неправдами, пока ‘дюжее трепало’ папеньки или слезливое ворчанье маменьки не принудятъ смириться протестующее маленькое существо.

Большинство нашихъ дтей и юношей обоего пола, обучающихся въ школахъ, страдаетъ малокровіемъ и нервностью. Дти, какъ мы обыкновенно выражаемся, переутомлены.

Наблюдая одного мальчика, я былъ очень удивленъ, видя, что онъ, начавъ заниматься при помощи опытнаго учителя, сталъ худть и блднть, между тмъ какъ его классные успхи не повышались.

Приглашенный родителями, я однажды зашелъ къ нимъ во время занятій мальчика. Разспрашивая ребенка о его жизни, я узналъ, что онъ садится за занятія сейчасъ же посл обда, чтобы сдлать нкоторую черновую работу до прихода репетитора. А надо сказать, что семья была купеческая, обдъ былъ обильный и состоялъ изъ жирныхъ и мучнистыхъ блюдъ. Я посовтовалъ репетитору приходить попозже, а мальчика освободить отъ всякихъ занятій часа на полтора посл обда. Совтъ былъ исполненъ. Здоровье и успхи рзко измнились къ лучшему.

Этотъ случай заставилъ меня внимательне отнестись къ домашнимъ занятіямъ учениковъ. Я произвелъ нкоторыя наблюденія. Оказалось, что почти вс двочки и большинство мальчиковъ младшихъ классовъ начинаютъ заниматься сейчасъ же посл обильнаго принятія пищи. Такимъ образомъ только часть той крови, которая необходима для процесса перевариванія пищи, притекаетъ къ желудку и кишечнику, остальная часть крови идетъ на усиленную работу мозга. Въ результат — испорченный желудокъ, малокровіе и переутомленіе.

Во многихъ семьяхъ отцы посл обда ложатся спать. Матери, чтобы не шумли дти, засаживаютъ ихъ за занятіе. Обыкновенно лучшіе ученики и большинство двочекъ, наскоро пообдавъ, торопятся исполнить заданныя работы и выучить уроки. Имъ, бдняжкамъ, все кажется, что они не успютъ. Только покончивъ съ уроками, эти добросовстные маленькіе труженики предаются отдыху и играмъ.

Рдкіе родители слдятъ за правильностью занятій своихъ дтей. Есть многія весьма образованныя семьи, гд надъ этимъ вопросомъ родители не думали, а когда кто либо объяснитъ имъ его значеніе, эти ‘дикари культуры’ или скептически улыбаются или, что чаще, охотно соглашаются, но не измняютъ разъ заведеннаго порядка, пока болзненное состояніе дтей не вызоветъ серьезнаго опасенія.

Конечно, въ общемъ ход вещей и событій нашей русской печальной дйствительности, имются боле значительные факторы, оказывающіе пагубное вліяніе на физическое и нравственное здоровье подрастающаго поколнія. Однако небрежное отношеніе къ воспитанію и судьбамъ ребенка, когда со стороны родителей не требуется какихъ-нибудь особенныхъ усилій и жертвъ, является по крайней мр легкомысленнымъ и недобросовстнымъ. Слишкомъ еще мало обезпечить матеріальную будущность дтей и только въ этомъ видть главное исполненіе родительскихъ обязанностей.

IX.
Педагогическій эгоизмъ.

Прощаясь со своими первыми воспитанниками, я съ грустью думалъ, что ихъ дальнйшая школьная жизнь будетъ не легка. Многія соображенія давали мн право такъ думать. Нсколько лтъ спустя я получилъ письмо отъ одного изъ своихъ бывшихъ учениковъ. Въ немъ онъ жалуется на несправедливое отношеніе директора и пишетъ, что въ ихъ класс въ настоящее время осталось 25 человкъ изъ 42, поступившихъ въ первый классъ. Иначе говоря, за пять лтъ отставшихъ, выбывшихъ и исключенныхъ около 40%. Цифра эта говоритъ сама за себя, и она значительно увеличится, если мы примемъ во вниманіе, что въ продолженіе этихъ лтъ классъ пополнялся вновь поступающими. Такимъ образомъ нтъ почти никакой разницы въ процент кончавшихъ старую школу, каковой была та же П—я гимназія, и оканчивающихъ новую.

Въ отношеніи количества учащихся вс учебныя заведенія рзко длятся на дв группы. Въ однихъ очень много учениковъ, классы переполнены, въ другихъ наоборотъ, мало, особенно въ старшихъ классахъ. Это странное, ненормальное съ перваго взгляда, явленіе объясняется очень просто: во-первыхъ, матеріальнымъ положеніемъ школы, а во-вторыхъ педагогическимъ эгоизмомъ.

Если школа содержится главнымъ образомъ на деньги, получаемыя со сбора за право ученія, то учащимися естественно дорожатъ, какъ плательщиками, и педагогическій персоналъ, въ силу матеріальныхъ соображеній, легко мирится съ недостатками въ ихъ знаніяхъ и поведеніи. Это наблюдается во многихъ частныхъ гимназіяхъ и въ нкоторыхъ коммерческихъ училищахъ, гд пособія промышленныхъ и общественныхъ учрежденій недостаточно велики. Р-ое коммерческое училище, обладая значительнымъ капиталомъ, матеріально не особенно заинтересовано въ количеств учениковъ. Педагогическое тщеславіе директора и учителей, врне, педагогическій эгоизмъ, могъ быть вполн удовлетворенъ. Классы возможно было выравнивать, оставляя въ нихъ только желательный для начальства элементъ, постепенно удаляя неспособныхъ дтей или вообще почему либо неподходящихъ. Такимъ образомъ, съ одной стороны, съ уменьшеніемъ класса значительно облегчается работа педагогическаго персонала, съ другой стороны, искусственно повышается качественный составъ класса и его успшность,— и школа длается ‘образцовой’, къ тому же достигается излюбленное многими педагогами, еще со временъ Дмитрія Толстого положеніе: давать возможно меньшее число молодыхъ людей, оканчивающихъ среднюю школу.

Кстати заговоривъ о педагогическомъ эгоизм, я приведу еще одинъ примръ, довольно картинно иллюстрирующій лицемріе и эгоизмъ педагоговъ, къ тому же либеральныхъ.

Въ великіе дни освободительнаго движенія, когда все старое, гнилое отдльныхъ частей сложнаго соціальнаго механизма подвергалось коренной и всесторонней критик, когда намчались новые пути, по которымъ долженъ пойти освободившійся народъ, всероссійскій союзъ учителей при громкомъ сочувствіи либеральнаго общества и педагоговъ призналъ боле цлесообразнымъ и полезнымъ для страны реформировать школьное дло слдующимъ образомъ: помимо демократичности, школа должна длиться на три части, органически связанныя между собою, низшую, среднюю и высшую, школьныя программы, содержа въ каждой части относительно законченный курсъ знаній, вмст съ тмъ даютъ возможность свободнаго перехода всмъ желающимъ продолжать дальнйшее образованіе.

Во многихъ городахъ, гд есть коммерческія училища, существуютъ и, такъ называемыя, торговыя школы. Торговыя школы трехклассныя и четырехклассныя, при низкой плат за право ученія, имютъ цлью дать общее и отчасти профессіональное образованіе дтямъ низшихъ служащихъ промышленныхъ и торговыхъ предпріятій. Такимъ образомъ въ самомъ факт своего существованія он указываютъ на классовое различіе: коммерческія училища даютъ образованіе дтямъ капиталистовъ и коммерсантовъ, торговыя школы подготовляютъ для нихъ грамотныхъ служащихъ.

Вполн легко и возможно учебный планъ и программу торговой школы, оставляя за ней и самостоятельное значеніе, сдлать соотвтствующими четыремъ классамъ коммерческаго училища, т. е. дать возможность кончающимъ торговую школу продолжать свое образованіе въ училищ.

Можно предположить, что учебный отдлъ ничего не имлъ бы противъ подобнаго сближенія, ввиду того, что торговыя школы, какъ чисто искусственное и нежизнеспособное предпріятіе буржуазіи, начали падать и въ большинств случаевъ если не закрываются за недостаткомъ средствъ и малочисленностью учениковъ, еле-еле влачатъ свое существованіе.

Педагогическій комитетъ Е—ой торговой школы, согласуясь съ желаніями и требованіями попечительнаго совта и родителей учениковъ, вошелъ въ педагогическій комитетъ коммерческаго училища съ предложеніемъ о пріем учениковъ кончающихъ школу въ соотвтствующій ихъ познаніямъ классъ училища.

Назначено было совмстное засданіе педагогическихъ комитетовъ того и другого учебнаго заведенія. Инспекторъ торговой школы В. В. Я—въ сдлалъ собранію докладъ, въ которомъ, указавъ на существующее уже соотвтствіе въ программахъ, просилъ дать право ученикамъ свободнаго перехода. Докладчикъ предлагалъ назначить особую коммисію изъ педагогическаго персонала училища, которая присутствовала бы на выпускныхъ экзаменахъ торговой школы и удостоврялась бы въ познаніяхъ юношей. Въ случа недостатка свободныхъ мстъ, предлагалось открыть параллельный классъ, который всегда себя окупилъ бы, ввиду большого наплыва желающихъ.

Преподаватели коммерческаго училища высказались противъ этого проэкта, не давъ ни одного возраженія по существу и даже ничмъ не мотивируя свое отрицательное отношеніе. Только одинъ наивный педагогъ проговорился:

— Со своими учениками-то мы не знаемъ, какъ справиться, а тутъ явятся еще чужіе…

Когда однимъ изъ ораторовъ, защищающихъ проэктъ, было указано, что принять его является въ высшей степени важнымъ не только съ практической стороны въ интересахъ учащихся, но и съ принципіальной, что еще недавно находящіеся Здсь педагоги сами горячо привтствовали на митингахъ учительскаго союза, засданіяхъ семейно-педагогическаго кружка подобные планы соотвтствія школъ, что же они теперь отказываются при наличности всхъ данныхъ и полной возможности осуществить желаемое,— учителя коммерческаго училища стойко и самоотверженно, безъ боязни показаться лицемрными эгоистами, хранили гробовое молчаніе.

Проэктъ былъ проваленъ,— торговая школа прекратила свое существованіе.

X.
Новые опыты.

Перехавъ въ С—у, я получилъ воспитательство и уроки природовднія въ третьемъ и четвертомъ семестрахъ (первомъ класс) коммерческаго училища, а также уроки естествознанія и географіи въ торговой школ.

Училище, за неимніемъ собственнаго зданія, которое строилось, помщалось въ трехъ различныхъ домахъ. Я со своими воспитанниками занималъ совершенно отдльное помщеніе, кое-какъ приспособленное къ класснымъ занятіямъ, очень сырое, съ холодной лстницей, соединяющей раздвальную и воспитательскую комнату съ заломъ, куда выходили двери двухъ классовъ.

Ученики произвели на меня впечатлніе сильно распущенныхъ дтей, что и было въ дйствительности, такъ какъ въ продолженіе года у нихъ перемнилось три воспитателя.

Предоставленный вполн самому себ со своими учениками, не желая прибгать ни къ какимъ репрессіямъ — ибо считалъ ихъ безусловно вредными — я долго не зналъ какимъ способомъ подчинить себ эту шаловливую и непокорную ватагу дтей. А шалости и проступки иногда бывали очень скверные: воровство у товарищей калошъ и классныхъ принадлежностей, безпричинный гвалтъ и вой въ перемны, постоянныя драки съ членовредительствами, опаздываніе къ урокамъ и самовольный уходъ съ нихъ. Нкоторые учителя, не сумвшіе привлечь любовь и уваженіе учениковъ, часто не могли довести свой урокъ до конца, а иногда, какъ безумные, выскакивали изъ класса, а имъ вслдъ летли млъ, тряпка, шарики изъ мастики…

Директоръ Пичугинъ, съ виду скромный и уклончивый человкъ, недостаточно энергичный, слабохарактерный и нершительный, самъ не преподавалъ ни въ одномъ изъ классовъ, имя въ распоряженіи все время свободнымъ, вчно куда-то торопился, спшилъ, забгая на нсколько минутъ въ одно изъ трехъ помщеній училища, или цлыми часами сидлъ въ учительской центральнаго зданія и печаталъ на ремингтон училищные бланки и бумаги,— это было его излюбленное занятіе.

Человкъ онъ былъ еще молодой, не старше 35 лтъ, сынъ одного изъ дворцовыхъ священниковъ въ Петербург, попалъ онъ въ директора, благодаря случаю. Попечительный совтъ избралъ директоромъ извстнаго педагогическаго дятеля Г—ва, котораго, въ силу какихъ-то причинъ, учебный отдлъ въ этой должности не утвердилъ. Изъ трехъ лицъ, выставившихъ свою кандидатуру въ директора, двое оказались нежелательными по наведеннымъ о нихъ попечительнымъ совтомъ справкамъ, а о третьемъ, настоящемъ директор, не было никакихъ данныхъ, кром того, что онъ временно исполнялъ обязанности директора въ одномъ изъ закрывшихся коммерческихъ училищъ Западнаго Края. Но за его избраніе передъ купечествомъ хлопоталъ мстный архіерей. Время было горячее, начинались пріемные экзамены, и попечительный совтъ избралъ въ директора Пичугина.

Видя, что мн нечего разсчитывать на чью-либо помощь въ исправленіи поведенія своихъ воспитанниковъ, я сталъ дйствовать вполн самостоятельно, за свой страхъ и рискъ.

Познакомившись по нкоторымъ источникамъ съ постановкой учебно-воспитательнаго дла въ Америк, я попробовалъ повліять на дтей при помощи тхъ средствъ, которыя практиковались въ народной американской, школ. Сначала я имлъ нсколько бесдъ съ дтьми, въ которыхъ они откровенно признали, что поведеніе ихъ изъ-рукъ вонъ скверно, и что дальше такъ вестись дло не можетъ. Они сочли крайне полезнымъ для себя собственными мрами бороться съ класснымъ воровствомъ.

Въ продолженіе нсколькихъ засданій подъ предсдательствомъ одного изъ уважаемыхъ товарищей, дти учредили товарищескій судъ и выработали рядъ мропріятій для искорененія различныхъ золъ ихъ школьной жизни.

Съ своей стороны, я долженъ былъ дать дтямъ торжественное общаніе, что буду ихъ защитникомъ и ходатаемъ на педагогическихъ засданіяхъ и посредникомъ между ними и учителями и, вообще, какъ формулировалъ одинъ мальчикъ, ‘не дамъ ихъ въ обиду’.

Требуя отъ меня подобное общаніе, дти были вполн правы, такъ какъ нкоторые учителя часто съ ними поступали несправедливо.

Желая узнать мнніе большинства мальчиковъ по какому-нибудь вопросу, я предлагалъ дтямъ давать отвты письменно, и затмъ группировалъ эти отвты.

Такъ, однажды я предложилъ имъ отвтить на вопросъ, поставленный также въ одной американской школ: для чего мы должны пріобртать знанія? Большинство американскихъ мальчиковъ опредленно высказались съ матеріалистической точки зрнія: для того, чтобы легче было бороться за существованіе. Подобная формулировка была и среди моихъ воспитанниковъ, но ее дали очень немногіе. Громадное большинство подошло къ разршенію вопроса съ этической точки зрнія, и отвтъ получился безусловно искусственнаго характера: для того, чтобы лучше помогать другимъ.

Когда я имъ разсказалъ объ отвт ихъ американскихъ товарищей, они сначала поспшили было примкнуть къ ихъ мннію, но вскор разгорлся споръ, и большинство вновь стало на этическую точку зрнія.

Подобныя анкеты, какъ и собесдованія очень нравились ученикамъ, и я сталъ замчать у нихъ серьезное желаніе исправиться и освободиться отъ прежнихъ скверныхъ привычекъ.

Желая подкрпить дтей въ ихъ добромъ намреніи, я пользовался малйшимъ случаемъ, врод отсутствія кого-либо изъ преподавателей, и читалъ имъ доступныя ихъ возрасту произведенія лучшихъ русскихъ писателей, часто оставаясь по просьб дтей оканчивать книжку посл уроковъ.

Особой симпатіей моей юной аудиторіи пользовались Некрасовъ, Короленко, Толстой, Гаршинъ.

Некрасовскіе стихи чрезвычайно правились дтямъ. Его ‘Ддушка’ вызывалъ восторженный интересъ, и они, прослушавъ стихотвореніе, выражали такое же страстное желаніе узнать и сами, какъ маленькій Саша ‘печальную быль’. Фраза

‘Выростешъ, Саша, узнаешь‘,

скоро приняла въ класс право гражданство. Бывало обратится ко мн ученикъ съ какимъ-нибудь вопросомъ, а другой, боле старшій товарищъ уже говоритъ: ‘Выростешь, Саша, узнаешь’…

Крайне сильное впечатлніе производитъ разказъ Гаршина ‘Четыре дня’. Я его читалъ какъ разъ во время Японской войны, и это послужило лучшимъ средствомъ для смягченья воинственнаго пыла, который такъ обуревалъ маленькихъ патріотовъ.

Любили слушать дти произведенія Л. Н. Толстого, и какъ поражало ихъ и заставляло работать юные умы добытое отъ кого-либо свдніе, что великій писатель земли русской былъ отлученъ отъ церкви…

Развитіе чувства товарищества, чтеніе лучшихъ произведеній отечественной литературы, классныя собесдованія о прочитанномъ, коллективныя обсужденія злободневныхъ школьныхъ вопросовъ,— все это въ высшей степени благотворно дйствовало на дтей.

Оставаясь смлыми, свободолюбивыми и бойкими, дти вмст съ тмъ сдлались боле сдержанными и серьезными. Къ несчастью только, они не могли никоимъ образомъ побороть свою непріязнь къ учителю французскаго языка, уроки котораго, по выраженію одного отца на родительскомъ собраніи, ‘походили скоре на столпотвореніе вавилонское, чмъ на занятія’.

Дйствительно, дти продлывали съ этимъ несчастнымъ педагогомъ, чортъ знаетъ что, а онъ не обладалъ ни малйшими способностями къ педагогик, къ тому же совсмъ не умлъ говорить по русски…

Теперь я долженъ разсказать объ одной крупной своей педагогической ошибк, явившейся, быть можетъ, результатомъ излишняго увлеченія американской воспитательной системой.

Въ одинъ несчастный день я вмст съ учениками обнаружилъ пропажу изъ своего письменнаго стола принадлежащихъ дтямъ денегъ въ размр около пятидесяти копеекъ. Столъ я не считалъ нужнымъ запирать, а въ моемъ кабинет постоянно толпились ученики. Давно уже не случалось никакихъ кражъ, и это исчезновеніе денегъ страшно возмутило и дтей и меня. Ученики начали высказывать подозрніе на нкоторыхъ изъ товарищей, но я поспшилъ прекратить подобныя догадки, указавъ, какъ не хорошо, не имя данныхъ, подозрвать кого-либо. Тогда классъ обратился ко мн съ предложеніемъ произвести разслдованіе и, если нужно, обыскать всхъ поголовно.

Я не полицейскій и не жандармъ,— заявилъ я дтямъ и взволнованный ушелъ изъ класса.

Немного спустя, ко мн въ кабинетъ пришли нсколько учениковъ и сообщили, что въ класс заперты двери, и, при помощи выборныхъ товарищей судей, производится взаимный обыскъ…

Деньги найдены не были.. Я собралъ всхъ учениковъ въ зал, успокоилъ ихъ и, отпуская, сказалъ:

— Теперь, дти, можете итти домой спокойно. Вора среди насъ нтъ, а весь этотъ печальный случай лучше предать забвенію.

Однако этотъ инцидентъ имлъ свои дальнйшія послдствія. Нкоторые родители и другія лица, большинство которыхъ, конечно, искренно возмущались обыскомъ въ стнахъ учебнаго заведенія, обвинили меня въ насиліи надъ дтьми. Педагогическій комитетъ счелъ необходимымъ, сдлавъ мн замчаніе, огласить въ мстной газет свое отрицательное отношеніе къ подобному явленію.

Я, съ своей стороны, желая выяснить инцидентъ такъ, какъ онъ произошелъ, и вмст съ тмъ принести свои извиненія родителямъ, напечаталъ въ той же газет письмо, въ которомъ, къ большому неудовольствію директора, упомянулъ также и о частомъ воровств въ училищ.

На ближайшемъ родительскомъ собраніи я вновь выяснилъ случай съ обыскомъ. Мое искреннее признаніе своей ошибки только упрочило добрыя отношенія съ родителями воспитанниковъ, однако нкоторые сослуживцы еще долго пытались повредить мн, злорадно вышучивая ‘американскую систему воспитанья’.

Дло въ томъ, что, считая одной изъ обязанностей воспитателя естественное посредничество между своими воспитанниками и учительскимъ персоналомъ, я давно уже навлекъ на себя неудовольствіе нсколькихъ преподавателей.

Напримръ, съ однимъ у меня вышелъ такой казусъ. Однажды, когда я отпускалъ учениковъ домой посл его послдняго урока ариметики, онъ мн сообщилъ, что шесть учениковъ оставляются имъ въ училищ для исправленія домашней работы, выполненной ими очень скверно.

Отводя его въ сторону, чтобы не слышали ученики, я спросилъ, практикуется ли подобный пріемъ въ училищ, согласно постановленія педагогическаго комитета, такъ какъ я лично не считаю полезнымъ и педагогичнымъ задерживать усталыхъ учениковъ, хотя бы для исправленія работъ, посл занятій, въ душномъ и къ тому же сыромъ помщеніи.

— Поступайте, какъ знаете — отвтилъ преподаватель,— а работу они должны мн сдлать.

Дти просили меня отпустить ихъ, а классъ поручился, что работа будетъ исполнена аккуратно. Вмст съ тмъ ученики показали мн свои тетради по ариметик, жалуясь, что учитель очень долго задерживаетъ работы, а иногда возвращаетъ ихъ неисправленными.

Просматривая тетради учениковъ, я увидлъ, что учителемъ было пропущено много ошибокъ, а въ нкоторыхъ случаяхъ подчеркнуты совершенно правильныя ршенія. Встртивъ его на другой день, я, стараясь быть какъ можно мягче и деликатне, указалъ ему на то, что нельзя строго относиться къ дтямъ, когда и самъ длаешь ошибки. Самолюбіе учителя оказалось затронутымъ, и я нажилъ себ врага.

Отмчу кстати, что на экзамен въ VIII семестр, гд сдавалась вся ариметика, ученики отказались экзаменоваться у этого преподавателя, сдлавъ заявленіе педагогическому комитету о своемъ незнаніи предмета.

Съ другимъ у меня вышло недоразумніе по поводу его педагогическаго пріема выгонять за малйшую провинность дтей съ урока, между тмъ этотъ преподаватель-эгоистъ почему-то считался директоромъ и нкоторыми сослуживцами однимъ изъ лучшихъ.

Будучи совершенно несогласенъ съ практикуемыми этими педагогами пріемами и считая ихъ недопустимыми въ новой школ, я нсколько разъ обращался къ педагогическому комитету за указаніями. Педагогическій комитетъ принципіально былъ со мной согласенъ и даже длалъ соотвтствующія постановленія, но за исполненіемъ ихъ никто не слдилъ, и каждый учитель продолжалъ поступать такъ, какъ считалъ для себя боле удобнымъ.

Обратилъ я также вниманіе педагогическаго комитета на непригодность зданія, въ которомъ находились мои ученики, и просилъ произвести врачебно-санитарный осмотръ. Начались осенніе дожди, сырость въ помщеніи увеличилась, со стнъ текло, въ классахъ и зал стоялъ паръ, конечно, сырость сильно нервировала учениковъ а простудныя заболванія стали принимать уже эпидемическій характеръ. Однако директоръ почему-то не хотлъ безпокоить попечительный совтъ, а училищный врачъ уклонялся отъ офиціальнаго осмотра помщенія. Наконецъ, неожиданно пріхалъ къ намъ ревизоръ и, зайдя въ зданіе, гд помщались мои классы, освободилъ учениковъ отъ занятій до тхъ поръ, пока не будетъ найдено новое помщеніе или высушено это.

— Напрасно вы,— сказалъ ревизоръ директору,— церемонитесь съ попечительнымъ совтомъ. Если купечество захотло имть училище, то и должно дать приличное помщеніе.

Замчу мимоходомъ, что большинство ревизоровъ коммерческихъ учебныхъ заведеній довольно серьезно слдили за постановкой учебно-воспитательнаго дла, указывая при случа достаточно рзко на имющіеся дефекты. Въ своемъ отношеніи къ попечительнымъ совтамъ, къ этимъ, собственно говоря, фактическимъ хозяевамъ училищъ, они были сдержаны и весьма осторожны, но требовательны и взыскательны къ принятымъ ими на себя обязанностямъ. Эти ревизоры очень напоминали англійскихъ фабричныхъ инспекторовъ, извстныхъ своимъ корректнымъ отношеніемъ къ исполненію служебнаго долга, что, конечно, не особенно правится англійскимъ капиталистамъ… Подобное отношеніе, но гораздо боле строгое и взыскательное, замчается и у ревизоровъ министерства народнаго просвщенія къ частнымъ учебнымъ заведеніямъ, но отнюдь не къ своимъ, казеннымъ. Тамъ дло иное…

Среди преподавателей было нсколько лицъ, которыя, опираясь на постановленія бывшаго профессіональнаго союза, пытались провести ихъ въ жизнь нашего училища. Такъ какъ эти постановленія, врод желательности автономіи педагогическаго комитета, ограничивали значеніе директора, онъ, естественно, тормозилъ ихъ осуществленіе, разсматривая всякую подобную попытку, какъ недовріе и недоброжелательсто къ нему лично.

Такихъ преподавателей, которые пробовали отстаивать права учителя, было очень мало. Оппозиція въ педагогическомъ комитет состояла всего изъ четырехъ человкъ, но въ этомъ числ былъ представитель попечительнаго совта, нкто А. С. М-въ, человкъ дловой и энергичный. Директора же поддерживало сплоченое большинство въ числ семи человкъ. Остальные преподаватели представляли инертную колеблющуюся группу и, смотря по обстоятельствамъ, примыкали то къ той, то къ другой изъ крайнихъ сторонъ.

XI.
Исторія съ ‘волосянкой’.

Однажды, придя изъ торговой школы въ свое зданіе, я былъ удивленъ страшнымъ шумомъ и гамомъ, несшимся изъ зала.

— Ну, ужъ сегодня ученики раздлываютъ директора, хуже, чмъ француза,— сказалъ сторожъ Арсеній, помогая мн раздваться.

Я быстро взбжалъ по лстниц и, войдя въ залъ, засталъ слдующую картину.

Директоръ, злой и растерянный, кидался изъ стороны въ сторону, а ученики, стоя около стнъ, громко кричали, стучали ногами и хлопали въ ладоши всякій разъ, какъ директоръ поворачивался спиной. Увидя меня, дти притихли. Директоръ подошелъ ко мн, взялъ подъ руку, и мы стали съ нимъ ходить по залу.

— Однако, они у васъ распущены,— говорилъ директоръ и вскор ушелъ изъ зданія.

Тогда ко мн подошли два лучшихъ ученика, Габленъ и Крючковъ, остальные, видимо еще взволнованные, столпились около насъ.

— Что такое произошло, дти?

— Директоръ отодралъ Иванова за волосы,— отвчалъ Габленъ.

— Возможно ли это? Быть можетъ это просто шутка.

— Хороша шутка — возразилъ Крючковъ,— Ивановъ заплакалъ!

— Мн-съ больно было,— звонкимъ голосомъ сообщилъ Ивановъ, онъ плакалъ и улыбался въ одно время.

— Вы сами говорили, что всякое физическое наказаніе унижаетъ человка, поэтому ученики разсердились и шумли,— резюмировалъ Габленъ настроеніе товарищей…

Спустя нсколько дней въ мстной газет появилось письмо, въ которомъ авторъ, со словъ одного изъ родителей, описывалъ расправу директора съ ученикомъ Ивановымъ.

Придя посл занятій въ главное зданіе училища, я засталъ группу учителей, возбужденно разговаривающихъ. На стол лежала повстка отъ имени нсколькихъ преподавателей, приглашавшая остальныхъ на засданіе педагогическаго комитета по вопросу объ оскорбленіи директора въ мстной газет и объ его реабилитаціи.

Къ сожалнію, нтъ у меня красокъ, чтобы достойнымъ образомъ изобразить картину засданія педагогическаго комитета.

Большой столъ стоялъ по-середин актоваго зала, въ одномъ конц его, съ лицомъ невинно оскорбленнаго человка, сидлъ директоръ, около него его любимые сотрудники: заплывшій жиромъ, похожій на кота, учитель русскаго языка, мечтающій о мст инспектора, неразлучная пара — преподаватели новыхъ языковъ, оба вертлявые, оба нелюбимые дтьми за свою придирчивость и надменность, школьный врачъ, къ которому ученики боялись обращаться за помощью, законоучитель и другіе. На противоположномъ конц сидла оппозиція, а въ середин стола, какъ и подобаетъ, размстились колеблющіеся.

Учителя были торжественно-печальны. Одинъ, изъ близко сидящихъ къ директору, заговорилъ тихимъ и грустнымъ голосомъ. Секретарь, принадлежавшій къ оппозиціи, внимательно прислушиваясь, поспшно заносилъ слова говорившаго въ протоколъ.

— Вы, наврно, господа, вс прочли глубоко возмутительное по форм и лживо-наглое по содержанію письмо какого-то неизвстнаго, напечатанное въ одной изъ мстныхъ газетъ. Оскорбленіе, нанесенное уважаемому господину директору, нанесено, конечно, и всмъ намъ. Но это не важно. Главное, чтобы мы сумли вс единодушно стать на защиту нашего невинно оскорбленнаго представителя педагогическаго персонала. Какимъ образомъ лучше всего сдлать это и является цлью нашего засданія.

Благородное негодованіе овладло членами совта. Каждый спшилъ высказать свое сочувствіе директору.

— Надо написать опроверженіе и хорошенько выругать этого писаку,— предложилъ кто-то.

— Прискорбно, очень прискорбно,— отозвался батюшка.

— Опроверженіе, непременно опроверженіе. Такъ оставить нельзя,— горячился докторъ.— Дай имъ только возможность, совсмъ заклюютъ. Со мной однажды былъ случай…

— Высказываю вамъ горячее соболзнованіе,— обратился къ директору воспитатель приготовительнаго класса,— и надюсь отъ всего педагогическаго комитета…

Директора окружили, жали ему руки, съ нкоторыми онъ расцловался.

— Но почему это письмо было напечатано?— спросилъ кто-то изъ оппозиціи, когда посл высказаннаго директору сочувствія, вс вновь услись по мстамъ.— Не было ли чего-нибудь такого, что могло бы дать хоть малйшій поводъ къ такимъ инсинуаціямъ?

— Когда я прочиталъ это письмо,— сказалъ директоръ небрежнымъ тономъ,— я долго недоумвалъ, глубоко возмущенный его содержаніемъ. Сталъ вспоминать — учениковъ Ивановыхъ у насъ нсколько — оказалось, что, какъ-то выводя изъ класса посл урока ученика IV-го семестра Иванова, я шутя потрепалъ его за волосенки: ‘Иди, дескать, поросенокъ, изъ класса!’

— Ну, вотъ видите, можетъ ли нашъ добрйшій директоръ причинить ребенку боль!— Докторъ демонстративно задвигалъ стуломъ.

— Охъ-хо-хо!— вздохнулъ батюшка.

— Но, главное, кто это могъ разсказать?— воскликнулъ воспитатель приготовительнаго класса.

— Да, да,— энергично поддержалъ его учитель русскаго языка.— Въ которомъ это случилось семестр, въ четвертомъ? У васъ?— обратился онъ ко мн.

Я, до этого времени сохранявшій молчаніе и съ любопытствомъ наблюдавшій своихъ сослуживцевъ, счелъ невозможнымъ дале молчать и сообщилъ педагогическому комитету подробно все, что зналъ объ этомъ инцидент. Не усплъ еще я кончить, какъ воспитатель приготовительнаго класса предложилъ выслушать составленный имъ проэктъ письма въ газету.

— Глубоко возмущенные,— такъ начиналось это опроверженіе — оскорбленіемъ, нанесеннымъ нашему уважаемому директору, мы преподаватели… и т. д.

Затмъ и другіе стали предлагать свои редакціи. Оппозиція слабо пыталась было протестовать, указывая на то, что важне всего выяснить фактъ, но большинствомъ голосовъ принято было ршеніе напечатать въ газет письмо, въ которомъ педагогическій комитетъ высказываетъ свое негодованіе и возмущеніе автору замтки.

На слдующій день это опроверженіе было помщено въ газет, и кром того нсколько учениковъ старшаго класса, очевидно, подъ давленіемъ кого-то изъ учителей также напечатали письмо съ выраженіемъ сочувствія директору. Такимъ образомъ въ эту грязную исторію были замшаны и дти.

Однако авторъ обличительной замтки, оказавшійся довольно извстнымъ въ город лицомъ, продолжалъ настаивать на дйствительности факта. Его поддерживала мстная газета, въ фельетонахъ которой очень остроумно вышучивался директоръ и педагогическій персоналъ.

Исторія ‘съ волосянкой’ заинтересовала весь городъ. Общество и родители учащихся раздлились на дв партіи. Страсти разгорались. Попечительный совтъ тщетно пытался замять скандальную исторію. Директоръ продолжалъ лгать, педагогическій персоналъ тоже. Ложь наростала, какъ снжный комъ, катящійся съ горы…

Въ это время я не состоялъ уже преподавателемъ коммерческаго училища, такъ какъ на послдующемъ засданіи педагогическаго комитета, когда нкоторые сослуживцы съ директоромъ во глав, очевидно считая меня виновникомъ всего происшедшаго, начали травлю, я, глубоко возмущенный всей этой ложью, подлостью и трусостью, назвалъ директора подлецомъ, а остальныхъ трусами, ушелъ изъ засданія и на слдующій день подалъ прошеніе объ отставк.

Посл моего демонстративнаго ухода съ совта, ко мн на квартиру, хотя уже было около двухъ часовъ ночи, пришли товарищи и вмст съ ними членъ попечительнаго совта А. С. М—въ. Они разсказали мн, что, когда я ушелъ, директоръ и его любимчики отъ радости даже цловались, а затмъ долго спорили, оскорбилъ ли я весь педагогическій комитетъ или только директора…

Итакъ, мн опять пришлось разставаться съ дтьми, съ которыми я такъ тсно и хорошо сошелся. Мои воспитанники протестовали. Они требовали моего возвращенія. Написали мн крайне курьезное, но вмст съ тмъ трогательное заявленіе, съ просьбой вернуться и различнымъ образомъ вмст съ родителями высказывали мн свое сочувствіе.

Я остался преподавателемъ торговой школы. А черезъ нкоторое время былъ избранъ ея инспекторомъ товарищами учителями и попечительнымъ совтомъ.

XII.
Торжество истины.

Необходимъ былъ ужасъ и вс т страшныя бдствія, которыя принесла Россіи Японская война, чтобы общество вышло, наконецъ, изъ спячки, прозрло и поняло весь позоръ своего долголтняго молчанія. Конецъ 1904 года и начало 1905 были періодомъ первыхъ шаговъ общества на пути къ объединенію отдльныхъ разрозненныхъ группъ и элементовъ для борьбы съ общимъ врагомъ…

Длались первыя, вначал робкія, попытки, а затмъ боле смлыя и рзкія, чтобы разбить старые идолы, сорвать завсу безобразій правительственной системы и дискредитировать власть во всхъ ея проявленіяхъ, учесть свои силы и силы врага. Все, что можно было использовать для этого, было использовано.

Невинныя собранія различныхъ просвтительныхъ, научныхъ и благотворительныхъ обществъ, врод семейно-педагогическаго кружка, народнаго здравія, учительскаго, мало по малу превращались въ политическіе митинги, на которыхъ, какъ ни боролось училищное начальство, всегда присутствовала многочисленная учащаяся молодежь. Выступали до тхъ поръ никому неизвстные ораторы, столь пугавшіе вначал публику своими рзкими фразами и опредленными требованіями.

Общество сразу вспомнило вс обиды и притсненія, въ продолженіе многихъ лтъ наносимыя ему правительствомъ. Исчезъ страхъ и терпимость къ произволу. Высшая бюрократія и ея провинціальные агенты развнчивались и порицались при всякомъ удобномъ случа въ печати и на общественныхъ собраніяхъ…

Какъ ни лгали педагоги коммерческаго училища, какъ ни изворачивался попечительный совтъ, желая замять скандальную исторію директорской расправы, мстныя газеты и общество въ конц концовъ все-таки настояли, чтобъ для выясненія этого наболвшаго вопроса было назначено особое собраніе родителей, учителей, членовъ попечительнаго совта и представителей общественныхъ организацій.

Газеты указывали, что коммерческое училище, учрежденное на общественныя средства, усиленно рекламировало новую постановку учебно-воспитательнаго дла, должно же наконецъ успокоить взволнованную общественную совсть и выяснить правду. Въ одномъ изъ фельетоновъ чуть ли не цликомъ цитировался протоколъ засданія педагогическаго комитета, видннаго яко бы авторомъ во сн.

Попечительный совтъ былъ смущенъ и, будучи не въ силахъ боле сопротивляться, лгать и оттягивать, назначилъ день долгожданнаго собранія.

Огромный залъ биржи былъ переполненъ. На хорахъ прятались учащіеся. Группа лицъ, сочувствующихъ директору, пыталась было сорвать собраніе, но ихъ крики: ‘не желаемъ, не желаемъ!’ потонули въ хор голосовъ, требующихъ во что бы то ни стало разоблаченія правды.

Предсдатель попечительнаго совта откровенно признался, что онъ самъ находится въ недоумніи, тмъ боле, что отецъ мальчика, торговецъ Ивановъ, отрицаетъ физическое воздйствіе директора на его сына. Удивленное собраніе потребовало отъ Иванова объясненія.

— Пустяки-съ,— сообщилъ этотъ чадолюбивый родитель.— Мальчишка у меня горчишникъ порядочный. Мы къ господину директору относимся съ нашимъ полнымъ почтеніемъ и претензій никакихъ не заявляемъ-съ.

— Вотъ видите,— крикнулъ кто-то.— Самъ отецъ не претендуетъ, а мы то чего шумимъ!

Изъ рядовъ поднимается круглая фигура съ лишеннымъ всякой растительности лунообразнымъ лицомъ извстнаго чудака и оригинала купца С—ва.

— Недоумваю,— говоритъ онъ разводя толстыми ручками,— недли три тому назадъ въ трактир за чаемъ господинъ Ивановъ самъ мн жалобился, что господинъ директоръ оттаскалъ его сынишку за волосья, а теперь господинъ Ивановъ отрицаетъ. Когда онъ лгалъ: мн ли тогда или теперь, не знаю. Но, господинъ директоръ, никто не держитъ зажженый свтильникъ подъ спудомъ, чтобы освтить комнату. Объявите намъ, пожалуйста правду. Сознайтесь! Успокойте насъ, а то не хорошо. Вс сомнваются, господа педагоги молчатъ, ребята что-то несуразное путаютъ — какое ужъ тутъ ученіе! Не хорошо. Господа газетчики сны видятъ, а мы родители ничего не знаемъ. Прочтите, господинъ директоръ, протоколъ.

По зал словно вихрь зашумлъ: про-то-ко-о-лъ, про-то-ко-олъ!

Выскочилъ одинъ изъ учителей:

— Что вы? Нельзя оглашать офиціальные документы. Это профессіональная тайна!

— Дло Дрейфуса!— взвизгнулъ чей-то женскій голосъ.

— Не желаемъ! Не желаемъ!— гудли сторонники директора, но отовсюду неслось:

— Про-то-колъ! Про-то-колъ!

Шумъ и гамъ стоялъ невообразимый. Предсдатель энергично звонилъ. Блдный дрожащій директоръ поднялся изъ-за стола.

— Не врите мн? Ну, какъ хотите. Мн что, пусть секретарь читаетъ протоколъ.

И вотъ при напряженномъ молчаніи и абсолютной тишин — слышно, какъ муха пролетитъ,— секретарь отчетливымъ голосомъ сталъ читать знаменитый протоколъ столь позорнаго для педагоговъ новой школы засданія…

Съ хоръ свсились учащіеся въ различныхъ формахъ. Сидящіе въ заднихъ рядахъ взлзли на стулья. Директоръ съ кривой улыбкой смотрлъ на публику. Кучка педагоговъ, смущенная и растерянная, жалась къ дверямъ выхода и къ концу чтенія незамтно скрылась.

Секретарь что-то хотлъ пропустить.

— Нтъ, все, все читайте — закричалъ залъ,— Ничего не надо пропускать.

Посл оглашенія извстнаго уже читателю протокола засданія педагогическаго комитета, наступила неловкая, непріятная пауза. Всмъ было какъ будто стыдно, стыдно за школу, за директора, за педагоговъ, за всю эту безполезную мелкую ложь…

Всмъ было ясно, что директору и нкоторымъ учителямъ нельзя было уже посл этого собранія оставаться въ училищ…

Однако дло этимъ не окончилось. Небольшая группа родителей во глав съ нкіимъ Е-мъ, будущимъ предсдателемъ партіи правоваго порядка, составила адресъ директору и насильно вымогала подписи у родителей, пугая исключеніемъ ихъ дтей изъ училища.

Попечительный совтъ, видя, что директоръ самъ уходить не желаетъ, предложилъ ему подать въ отставку.

Директоръ съ поднесеннымъ ему адресомъ ухалъ въ Петербургъ и черезъ нкоторое время вернулся обратно, имя въ рукахъ личный приказъ министра вступить немедленно въ исполненіе своихъ обязанностей.

Хозяйское самолюбіе попечительнаго совта было задто. Его предсдатель, долго не думая, послалъ министру слдующую телеграмму:

‘Если директоръ Пичугинъ не будетъ устраненъ, пріостановливаю постройку зданія училища и предъявляю имющіеся у меня по постройк векселя ко взысканію.’

Пичугинъ былъ отозванъ въ Петербургъ, а его приверженцы учителя перевелись въ другіе города.

XIII.
Попытка къ созданію новой школы.

Работа моя въ торговой школ носила вполн самостоятельный характеръ и доставляла мн громадное нравственное удовлетвореніе. Сплоченный кружокъ преподавателей работалъ дружно безъ личныхъ недоразумній. Все, что мы находили желательнымъ и полезнымъ для школы, было нами принято и проводилось въ жизнь. Для дтей была организована, насколько позволяли средства, приличная библіотека съ читальней. Съ учениками мы старались обходиться вжливо, не оскорбляя ихъ юнаго самолюбія, по возможности стараясь развить въ нихъ чувство собственнаго достоинства и уваженія къ личности.

Преподаватели старались ближе познакомиться съ учениками, ихъ родителями, и условіями домашней обстановки, чтобы правильне вести общее воспитаніе и обученіе класса, считаясь вмст съ тмъ съ индивидуальностью учениковъ.

Кром обычныхъ занятій съ дтьми устраивались собесдованія на различныя темы, при чемъ нердко затрагивались и подробно обсуждались вопросы, вызванные современными событіями въ Россіи.

Среди извстной части общества существуетъ взглядъ, что школа должна быть чужда всякой ‘политики’. Иначе говоря, какихъ бы взглядовъ на современное положеніе государственной и общественной жизни не держался преподаватель, онъ не долженъ проводить ихъ въ сред учащихся. Такой взглядъ довольно распространенъ и его придерживаются многіе представители ‘культурнаго общества’, хотя бы т же господа Анрепы и Капустины. Не трудно доказать, что взглядъ этотъ крайне наивенъ и непримнимъ въ условіяхъ русской дйствительности. Не говоря уже о томъ, что ‘политикой’ въ школ занимаются прежде всего сами правительственные агенты,— директора, попечители учебныхъ округовъ, министры народнаго просвщенія, ибо школа для нихъ есть средство ‘обуздывать дикіе инстинкты природы человка’, т. е. воспитывать подростающее поколніе въ дух индивидуальнаго и соціальнаго рабства, необходимаго для абсолютизма.

Уже одно преподаваніе закона Божьяго, крайне тенденціозное, противорчащее основнымъ истинамъ ученія Христа и часто расходящееся со здравымъ смысломъ, является достаточно яснымъ доказательствомъ того, какъ само правительство избгаетъ ‘политики’ въ школ.

Какая же ‘политика’ не должна имть мста въ школ? Быть можетъ тутъ дло идетъ о дйствительной жизни, которую въ данную минуту переживаетъ страна и о тхъ требованіяхъ, которыя предъявляетъ къ правительству угнетаемый народъ? Но вдь это сама жизнь, реальная дйствительность. Отъ нея не спрячешься за каменными стнами, не заколотишь наглухо двери и окна, не уйдешь никуда. Вдь у всхъ этихъ дтей и юношей есть глаза и уши, сердце и умъ. У нихъ есть отцы и матери, братья и сестры. Они живутъ, а не только ‘учатся’. Думаютъ, любятъ и страдаютъ…

Ежедневно реальная дйствительность возбуждаетъ въ юныхъ умахъ сотни вопросовъ, отвты на которые такъ или иначе должны быть найдены, если не въ школ, такъ въ другомъ мст…

— Позвольте мн нсколько дней не ходить въ школу.

Передо мной стоитъ десятилтній мальчикъ и грустными, заплаканными глазами смотритъ на меня.

— Хорошо, но по какой причин?

— У меня ночью увезли маму. Пришли, арестовали и увезли,— голосъ у бдняжки дрожитъ, долго сдерживаемыя слезы катятся по блдному личику.— Мама взяла съ собой маленькаго Колю, а сестра осталась со мной, я долженъ за ней смотрть.

Мать этого мальчика была корректоршей въ мстной газет. У нея было трое дтей, изъ которыхъ мой воспитанникъ былъ старшимъ.

Мальчикъ ушелъ. Ученики обступаютъ меня и, высказывая различныя догадки и предположенія, задаютъ мн вопросы: что случилось, почему и кто виноватъ? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— А папа забастовалъ!— радостно сообщаетъ мн бойкій юноша, сынъ одного приказчика.—

Долго сомнвался, не хотлъ было, а все-таки забастовалъ…

Въ город въ то время какъ разъ происходила грандіозная забастовка приказчиковъ, около семи тысячъ служащихъ торгово-промышленныхъ предпріятій, какъ одинъ человкъ, не вышли въ извстный день на работу.

— Почему это купцы не хотятъ сократить время торговли? Вдь покупатель-то свое купитъ. Правда?— юношескіе глаза пытливо смотрятъ на меня и ждутъ отвта…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Японская война, результатъ безстыдной авантюры кучки вліятельныхъ хищниковъ, обнажившая всю несостоятельность бюрократическаго ‘благополучія’, дала и учащимся достаточно матеріала для ‘политическихъ’ разсужденій и увлеченій. Съ театра войны получились письма, полныя негодованія и возмущенія своимъ начальствомъ и порядками. Письма эти читались съ жаднымъ любопытствомъ и въ убогой крестьянской изб, и въ рабочей казарм, въ чиновничьей квартир, въ сытой купеческой семь и въ гостиныхъ богатыхъ людей, и везд они вызывали проклятія, слезы, боль и стыдъ за несчастную родину…

Когда не было такихъ острыхъ моментовъ въ жизни страны, ‘политика’ въ школы проникала въ вид книжки толстаго журнала или сочиненій неодобряемыхъ начальствомъ авторовъ. Увлеченіе русскаго общества Горькимъ дало цлую эпоху школьной ‘политики’. Учащіеся преслдовались за чтеніе этого писателя ‘разнузданныхъ страстей’, какъ характеризовали его творчество нкоторые педагоги. Но однако эти преслдованія отнюдь не помшали учащимся стремиться ‘къ свобод, къ свту’, ‘впередъ и выше’ и знать почти наизусть многія страницы произведеній пвца смлой и красивой жизни.

Такую же ‘политику’ когда-то длали другіе русскіе писатели: Писаревъ, Добролюбовъ, Блинскій, Михайловскій, Короленко, Успенскій — вс т, кому за ихъ неблагонадежность не было мста въ школьныхъ библіотекахъ…

Мечтая о созданіи новой школы мы, учителя, по возможности старались устранить изъ нея все старое, рутинное. Такъ, вмсто обычныхъ покатыхъ партъ, мы ввели для учениковъ отдльные небольшіе столики съ внскимъ стуломъ, исходя изъ того, что ребенку да и взрослому человку, въ обычной жизни въ очень рдкихъ случаяхъ приходится писать на наклонной плоскости. Между прочимъ, если сравнить почеркъ дтей въ домашнихъ работахъ и классныхъ, то наблюдается нкоторое различіе не въ пользу послднихъ. Къ тому же, столикъ и внскій стулъ по своей подвижности даютъ возможность ученику сидть свободно и принимать то положеніе тла, которое требуетъ въ данную минуту дтскій организмъ.

Само собою разумется, что педагогическій комитетъ школы пользовался полной автономіей. Инспекторъ избирался на совмстномъ засданіи комитета съ попечительнымъ совтомъ и долженъ былъ являться истиннымъ выразителемъ желаній педагогической корпораціи. Приглашеніе и устраненіе учителей всецло составляло право педагогическаго комитета.

Идя навстрчу желаніямъ учениковъ, и считая въ высшей степени полезнымъ при обсужденіи вопросовъ, близко касающихся жизни учащихся, узнать желанія, взгляды непосредственно отъ нихъ самихъ педагогическій комитетъ находилъ возможнымъ допустить представителей старшихъ классовъ на свои засданія, конечно, какъ и родителей учащихся.

Кстати сказать, не вс, хотя бы и самые либеральные, педагогу считаютъ подобное новшество цлесообразнымъ и педагогичнымъ. Однако есть другое мнніе, котораго придерживались и мы. Школьное дло есть дло общественное, крайне важное, необходимое и интересное для всхъ. Если людьми, въ данномъ случа, учителями исполняется это дло честно, сообразно съ истинными интересами обучающихся въ школ дтей и общества, то нтъ совершенно никакихъ причинъ производить засданія педагогическаго персонала для разсмотрнія и ршенія всхъ вопросовъ, касающихся школы, конспиративнымъ образомъ, при Закрытыхъ дверяхъ, а не въ присутствіи всхъ желающихъ видть, какъ люди длаютъ хорошее, полезное дло. И нечего вовсе опасаться, что родители и учащіеся могутъ мшать работ педагоговъ, такъ какъ справедливое ршеніе всегда останется таковымъ и доступнымъ пониманію не только взрослыхъ, но и маленькихъ дтей. Кром того, чмъ важне дло, тмъ боле необходимъ и полезенъ общественный контроль, не даромъ закрытые дореформенные суды, въ которыхъ царили взяточничество, вымогательство и произволъ, смнились гласными судами и, такимъ образомъ, различныя злоупотребленія тайнаго суда и судебной волокиты были значительно уменьшены.

Какая громадная польза была бы для школы, еслибы засданія педагогическихъ совтовъ производились гласно или хотя бы на нихъ, съ правомъ только совщательнаго голоса, присутство. вали представители учащихся и ихъ родителей.

Посщеніе классныхъ уроковъ родителями мы считали тоже весьма желательнымъ и полезнымъ. Но, конечно, эти посщенія не должны были нарушать правильность занятій, т. е. поститель входитъ въ классъ вмст съ учителемъ и уходитъ по окончаніи урока. Всякія замчанія и вмшательство во время урока безусловно недопустимы. Опытъ показалъ, что учащіеся скоро привыкаютъ къ посщенію уроковъ посторонними лицами и совершенно на нихъ не обращаютъ вниманія.

XIV.
1905 годъ.

Подъемъ общественнаго самосознанія и начавшееся въ стран политическое движеніе, конечно, должны были отразиться на жизни учащихся. Широко распространились кружки самообразованія, появились ученическія организаціи, производились первыя попытки для объединенія учащихся въ одинъ общій союзъ.

Наблюдая дтей и юношей, я съ удивленіемъ, къ которому, не скрою, иногда примшивалась и доза восхищенія, замчалъ у молодежи быстрое развитіе политическаго самосознанія, чувства солидарности съ интересами трудящихся массъ страна.

Я не могу сказать, какъ говорили и говорятъ многіе, чтобы это было что-то навянное, скоропреходящее, напускное, неискреннее. Просто юность вс впечатлнія бытія воспринимаетъ непосредственно, и ей не приходится, какъ взрослымъ, тратить время и силы для внутренней борьбы съ предразсудками, и привычками, такъ какъ эти предразсудки и привычки, если даже и имются въ наличности, не успли еще пустить глубоко корни въ юныхъ душахъ.

Трудное это было время для учителей. Учащіеся ставили рзко и опредленно ‘проклятые вопросы’ и настойчиво требовали ‘отвты прямые’. Но къ несчастью, большинство педагоговъ, среди которыхъ были даже искренно желающіе отвтить, не могли отвтить, да и не умли, ибо жизнь самихъ ихъ захватила врасплохъ, неготовыми къ ршенію выдвинутыхъ рзко ею вопросовъ.

Другіе, равнодушные не могли понять настроенія учащихся, и стна взаимнаго непониманія даже по отношенію къ любимымъ прежде учителямъ, выростала все выше и выше. Школьныя репрессіи стали терять свое значеніе.

Поведеніе учащихся длалось загадочнымъ. Не было обычныхъ мелкихъ школьныхъ исторій, но молодежь стала держать себя независиме и смле. Озадаченные школьные администраторы смутно чувствовали приближеніе чего-то необыкновеннаго и, теряя все больше и больше подъ собою почву, искали виновниковъ небывалаго поведенія учащихся, писали доносы на популярныхъ учителей и своими глупыми поступками еще боле возбуждали дтей и юношей.

Приведу здсь одинъ инцидентъ, въ высшей степени ярко характеризующій растерянность и неэтичность, мягко выражаясь, поведенія педагогической администраціи.

Одна учительница женской гимназіи, стоящая вдали отъ всякой активной политической дятельности, лтомъ 1905 года неожиданно получила отъ предсдателя педагогическаго совта слдующаго содержанія бумагу.

‘Милостивая государыня, пользуясь случаемъ высказать вамъ глубокую благодарность за умлое и серьезное преподаваніе математики, сообщаю, что, вслдствіе новаго распредленія уроковъ господиномъ попечителемъ въ текущемъ году, вы освобождаетесь {Курсивъ во всхъ приводимыхъ документахъ мой.} отъ занимаемой вами должности’.

Въ высшей степени удивленная этой бумагой, г-жа О. похала въ Казань къ попечителю учебнаго округа С—ву. Тотъ видимо озадаченный вопросомъ учительницы и содержаніемъ бумаги, полученной ею отъ предсдателя, позвалъ для выясненія этого казуса правителя канцеляріи, такъ какъ самъ лично ничего не зналъ. Правитель канцеляріи, посл нкоторыхъ догадокъ и поисковъ, принесъ попечителю бумагу, полученную въ его отсутствіе и еще ему неизвстную. Хотя эта бумага и была конфиденціальная и какъ это ни странно, попечитель прочелъ ее вслухъ нсколько разъ г-ж О.

Содержаніе ея было приблизительно слдующее: ‘Вслдствіе отъзда на войну преподавателя математики X—а, его должность была предоставлена г-ж О. окончившей С.-Петербургскіе Высшіе женскіе курсы. Мужъ г-жи О. весной сего года принималъ участіе въ забастовк приказчиковъ и рабочихъ безпорядкахъ, что вызвало наблюденіе за г-жею О. со стороны гимназической администраціи. Классная дама IV класса сообщила начальниц, что у госпожи О. на квартир часто бываютъ ученицы ея класса. Между прочимъ въ разговор съ одною ученицей, дочерью мстнаго жандармскаго офицера, г-жа О. сказала, что ‘самодержавіе никуда не годится, а нуженъ другой строй’. Начальница донесла мн объ этомъ, не считая возможнымъ, чтобы г-жа О. оставалась учительницей, а я въ свою очередь имю честь все вышеизложенное довести до свднія Вашего Превосходительства.

Предсдатель педагогическаго совта женской гимназіи П—въ.

— Не безпокойтесь,— сказалъ попечитель г-ж О.— ‘Это бабьи сплетни’. Позжайте обратно и переговорите съ начальницей. Знаете, время такое — ‘пуганая ворона куста боится’.

Однако г-жа О. не сочла возможнымъ для себя вступать въ переговоры съ начальствомъ, а предала этотъ инцидентъ общественному мннію посредствомъ печати. Начальница обвинила ее въ диффамаціи, и судебное дло, кажется, до сихъ поръ не окончено.

Конечно, подобное поведеніе начальницы и уходъ изъ гимназіи г-жи О., очень любимой своими ученицами, возмутили учащихся, и гимназистки впослдствіи, во время ученическихъ волненій, требовали устраненія изъ гимназіи начальницы и классной дамы и возврата г-жи 0.

‘Въ каждомъ дом есть свой скелетъ’ — говорятъ англичане, и почти въ каждомъ учебномъ заведеніи, помимо общихъ причинъ, возбуждавшихъ недовольство учащихся, были и свои мстныя: несправедливое исключеніе кого-либо изъ товарищей, доносы, чиновничій формализмъ, внклассный надзоръ, переходящій въ полицейскій сыскъ, грубость и издвательство кого-либо изъ начальства и тому подобныя, обычныя для казенной школы явленія.

Обстоятельства дали мн возможность близко стать къ жизни учащихся казенныхъ учебныхъ заведеній и, такимъ образомъ подробно ознакомиться съ положеніемъ учащихся. Оказалось, что учебно-воспитательное дло и положеніе учащихся не далеко ушли отъ того, какими были десять лтъ тому назадъ. Оказалось, что вс благія начинанія добродушнаго генерала Ванновскаго частью были искажены, частью остались въ области проэктовъ. Самый же духъ ‘толстовщины’ продолжалъ существовать….

Время шло. Ученическое движеніе разросталось по всей Россіи, но еще не выходило изъ предловъ сходокъ, собраній, первоначальной агитаціи. Но уже то тамъ, то здсь вспыхивали острые конфликты учащихся съ администраціей. А она, жалкая и растеренная, бросалась отъ одного средства къ другому, переходя отъ угрозъ къ просьбамъ, отъ репрессій къ попустительству, и старалась по привычк всми силами показать высшему начальству, что во ввреномъ ей учебномъ заведеніи все обстоитъ благополучно. Но высшее начальство въ свою очередь тоже растерялось и, не посылая обычныхъ циркуляровъ и указаній, предоставляло директорамъ и начальницамъ дйствовать по своему усмотрнію.

Избіеніе учащихся въ нкоторыхъ городахъ Россіи полиціей и казаками, событія въ Курск и Саратов, гд нашелся негодяй-педагогъ, давшій на чай казакамъ, чтобы они лучше били дтей, рабочее движеніе, перешедшее во всеобщую политическую забастовку,— дали послдній толчокъ учащимся для открытаго выступленія, выражавшаго съ одной стороны сочувствіе возставшему народу, съ другой — протестъ противъ современнаго положенія школы.

Почти одновременно во всхъ городахъ Россіи началась забастовка учащихся низшихъ и среднихъ учебныхъ заведеній. Юноши и маленькія дти, бросивъ учебники, смло, вдохновенно и самоотверженно высказывали свою солидарность и протестъ. Явленіе небывалое въ лтописяхъ политическихъ движеній Европы. Это былъ своего рода крестовый походъ дтей, часто кровавый…

14-го октября ученики и ученицы учебныхъ заведеній города С-ы почти въ одинъ часъ прекратили занятія. Конечно, дло не обошлось безъ нкоторыхъ курьезовъ.

Въ одной изъ женскихъ гимназій начальство заперло гимназистокъ и пыталось продолжать занятія. Двочки, вскакивая съ партъ, то и дло подбгали къ окошкамъ и съ нетерпніемъ ждали прихода товарищей-забастовщиковъ, которые бы ихъ ‘сняли’.

Группа гимназистовъ и реалистовъ силою проникла въ гимназію и, несмотря на отчаянные крики и визги классныхъ дамъ, освободила ученицъ.

Какая-то не въ мру ретивая учительница, ругая непрошенныхъ гостей, на ходу торопилась выставить отмтки въ классномъ журнал. Къ ней подошелъ гимназистъ и, вжливо взявъ у нея изъ рукъ зловщую книгу, изорвалъ ее въ клочки.

— Что вы сдлали?— въ священномъ ужас воскликнула учительница.— Какъ же я выставлю четвертныя отмтки?

— Никакихъ отмтокъ больше не будетъ,— любезно поклонившись, отвтилъ ей гимназистъ.

Начальница другой женской гимназіи встртила забастовщиковъ въ дверяхъ зданія съ класными дамами и законоучителемъ. Дло въ томъ, что приглашенная ею полиція, за недостаткомъ времени и силъ, не могла явиться на помощь, и начальница попыталась посредствомъ священныхъ текстовъ и кроткихъ увщаній остановить враждебное нашествіе. Когда же эта попытка оказалась недйствительной, почтенная директрисса сла на полъ и самоотверженно заявила, что забастовщики могутъ проникнуть внутрь зданія только черезъ ея трупъ, классныя дамы не замедлили послдовать ея примру…

Въ реальномъ училищ произошла драка. Классные надзиратели и сторожа во глав съ директоромъ силою хотли удержать своихъ учениковъ и выгнать зашедшихъ товарищей…

Огромная толпа учащихся разнаго возраста и пола стройной массой отправилась ‘снимать’ своихъ отцовъ въ различныя общественныя, правительственныя и частныя учрежденія города. Нсколько человкъ родителей и учителей, боясь дтскаго избіенія полиціей и казаками, кинулось къ губернатору и вырвало у него общаніе не трогать учащихся.

Главная улица города и прилегающія къ ней другія были запружены народомъ. Большинство явно сочувстовало дтямъ и громко выражало свое одобреніе, а дти ходили изъ учрежденія въ учрежденіе, и съ ними уже шли ихъ отцы и старшіе братья.

Педагоговъ среди толпы учащихся не было видно, они куда-то изчезли, и только нсколько человкъ шло вмст съ дтьми. При вид этихъ единственныхъ учителей-гражданъ дти шумно выражали свой восторгъ, жали имъ руки и, не стсняясь ихъ присутствіемъ, разсказывали учащимся другихъ учебныхъ заведеній, какіе они хорошіе…

Вотъ толпа останавливается около зданія Государственнаго банка, у дверей котораго стоитъ полицейскій нарядъ съ околодочнымъ во глав Человкъ двадцать юношей и двушекъ хотятъ проникнуть въ зданіе.

— Ни въ коемъ случа нельзя всмъ — говорить околодочный.— Пусть пожалуютъ барышни,— и онъ любезно пропускаетъ въ двери нсколько гимназистокъ.

Въ открытыя окна смотрятъ обыватели. На всхъ балконахъ столпились люди.

— Куда лзешь?— отчаянно оретъ городовой на случайно захавшаго въ толпу ломового извозчика.— Не видишь разв не до тебя тутъ!

Гд-то раздаются первые неувренные звуки марсельезы. Юные голоса постепенно растутъ, хоръ крпнетъ и, наконецъ, могучіе аккорды боевого гимна повисаютъ надъ толпой, окутываютъ ее, спаивая вс сердца страстнымъ и жгучимъ волненіемъ.

Дти-манифестанты вмст съ присоединившимися рабочими отправились къ мстной тюрьм…

XV.
Отцы и дти.

Вечеромъ слдующаго дня правленіе мстной группы учительскаго союза назначило общее собраніе.

Разсматривался вопросъ, какъ учителя должны отнестись къ прекращенію занятій учащихся, такъ неожиданно и смло присоединившихся къ общему политическому движенію страны.

На это собраніе явились делегаты различныхъ учебныхъ заведеній. Залъ былъ полонъ. Присутствовало много родителей, обоего пола учащихся, рабочихъ, меньше всего — педагоговъ.

Ученики и ученицы по-очереди разсказывали собравшимся о тхъ тяжелыхъ несправедливостяхъ и гоненіяхъ, которыя они терпятъ въ своей школ. Ими предъявлялись рзкія обвиненія учителямъ и администраціи, высказывались тяжелые упреки родителямъ и обществу за нежеланіе защищать интересы дтей.

Я думаю, что многимъ взрослымъ въ это время вспомнились свои дтскіе годы, годы безполезнаго страданія, дикаго произвола…

‘Люди порядка’, люди двадцатаго числа были возмущены:

Какъ! Эти мальчики и двочки, которымъ они еще вчера ставили единицы и заставляли трепетать, сегодня такъ дерзко бросаютъ имъ, педагогамъ, въ глаза рзкія обвиненія, смютъ оскорблять почтенныхъ директоровъ и начальницъ.

Другіе преподаватели, всю жизнь добросовстно исполнявшіе возложенныя на нихъ обязанности, ограниченные и робкіе, были выбиты изъ колеи. Они искренно думали, что самое важное въ жизни — ихъ занятія съ дтьми, и что бы ни длалось въ стран, дти ежедневно должны приходить въ классъ, а они, исполняя свой служебный долгъ, должны учить дтей. Ихъ чиновничьи головы никакъ не могли понять той простой истины, что мало быть старательнымъ учителемъ, но надо еще быть и гражданиномъ…

— Гд были вы,— бросалъ съ кафедры юноша ораторъ,— когда ваши сослуживцы, директора, инспектора, начальницы издвались надъ нами, притсняли насъ, обращая школу въ канцелярію, казарму, тюрьму? Гд были вы, когда исключали нашихъ лучшихъ товарищей за малйшее нарушеніе дисциплины, за смло сказанное слово, за книгу, не рекомендованную начальствомъ? Гд были вы въ то время, когда начальство преслдовало и изгоняло лучшихъ учителей, горячо любимыхъ нами? Гд были вы?— спрошу я васъ. А теперь вы возмущаетесь, негодуете, что мы не хотимъ учиться въ вашей мертвой школ, что мы не боимся дать вамъ настоящую оцнку и открыто называемъ директоровъ и начальницъ, которыхъ вы боитесь и передъ которыми, какъ лакеи, подличаете и заискиваете, негодяями и провокаторами…

Въ зал было жуткое молчаніе. Какой-то преподаватель гимназіи — лучше бы онъ не совался — сдлалъ жалкую попытку къ защит:

— Мы всегда,— сказалъ онъ между прочимъ — старались сближаться съ родителями, приглашали ихъ въ гимназію совтываться о дтяхъ…

— Неправда!— раздался рзкій женскій голосъ,— Ложь!

Около предсдательскаго стола старая худощавая женщина. Она, очевидно, сильно волнуется, длаетъ непроизвольные жесты. Пряди сдыхъ волосъ выбились изъ-подъ наколки.

— Ложь! Въ продолженіе семи лтъ я только разъ была вызвана въ гимназію и то только для того, чтобы услышать отъ директора, что мой сынъ, мой любимый мальчикъ, котораго я, старуха, привыкла уважать какъ чистаго и честнаго юношу, что онъ-то мой сынъ, моя гордость и опора, негодяй — по мннію директора. Эхъ вы… педагоги, съ позволенія сказать!…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Посл 17-го октября ученики коммерческаго училища, одной частной женской гимназіи и торговой школы приступили къ занятіямъ. Мужская гимназія, реальное училище, духовная семинарія, дв казенныя женскія гимназіи и женская учительская семинарія — бастовали. Правильныя занятія не могли быть возстановлены, и большинство изъ нихъ было закрыто уже офиціально до 10-го января.

Въ виду подобнаго ненормальнаго положенія дла, организовался родительскій союзъ. Избрано было правленіе, куда попалъ и я въ качеств представителя отъ учащихся города С—ы.

Правленіе родительскаго союза являлось учрежденіемъ, въ которое воспитанники различныхъ учебныхъ заведеній приносили свои жалобы на школьное начальство и предъявляли на разсмотрніе свои петиціи и требованія.

Извстно, что подобныя родительскія организаціи возникали и въ другихъ городахъ Имперіи. Впослдствіи он видоизмнились въ родительскіе комитеты при учебныхъ заведеніяхъ. Въ начал своего возникновенія родительскій союзъ поставилъ довольно широкія задачи и дйствовалъ энергично въ защиту интересовъ учащихся. Казалось, дти своимъ протестомъ пристыдили родителей и заставили ихъ серьезно подумать о реорганизаціи школьнаго дла. Однако приподнятое настроеніе родителей продолжалось очень недолго, и скоро они выпустили иниціативу изъ своихъ рукъ и предались вол школьной администраціи…

Требованія, повсемстно выставляемыя учащимися въ петиціяхъ, сводились главнымъ образомъ къ слдующимъ положеніямъ:

Расширеніе программъ,

свободный доступъ въ высшія учебныя заведенія для лицъ обоего пола,

безпроцентный пріемъ евреевъ,

уменьшеніе платы за право ученія,

уваженіе къ личности учащагося,

уничтоженіе внкласснаго надзора,

уничтоженіе института надзирателей и классныхъ дамъ,

отмна наградъ и балльной системы,

отмна физическихъ наказаній (оставленіе безъ обда, карцеръ и пр.),

право собраній и введеніе института классныхъ старостъ,

допущеніе депутатовъ старшихъ классовъ съ правомъ голоса въ педагогическіе совты,

устройство кассы взаимопомощи, организація ученической библіотеки и читальни,

отмна обязательнаго ношенія формы вн школы и, наконецъ,

чтобы никто не пострадалъ за участіе въ ученическомъ движеніи.

Къ этимъ общимъ положеніямъ присоединились требованія частнаго характера, сообразно съ условіями и обстоятельствами отдльнаго учебнаго заведенія. Нкоторыя требовали отмны обязательнаго посщенія церкви, кореннаго измненія программы и преподаванія закона Божьяго, устраненія отъ должности директоровъ и начальницъ или кого-либо изъ преподавателей, а также возврата популярныхъ учителей, удаленныхъ за свои политическія убжденія и т. п.

Кстати слдуетъ упомянуть, что въ обществ ходила масса нелпыхъ слуховъ, очевидно, распускаемыхъ школьной администраціей съ опредленной цлью дискредитировать и извратить истинныя требованія учащихся.

Я лично слышалъ отъ одной почтенной классной дамы, что гимназистки требовали права выхода замужъ до окончанія гимназіи. Подобныя сплетни распространялись по всей Россіи, но носили настолько явный клеветническій характеръ, что даже не возмущали молодежь, а вызывали у нея чувство нравственной брезгливости и презрнія…

Родительскій союзъ разсматривалъ петиціи и являлся посредникомъ учащихся со школьной администраціей. Родители здили къ попечителямъ учебныхъ округовъ, посылали телеграммы въ Петербургъ, убждали мстное начальство открыть учебныя заведенія и согласиться на нкоторыя требованія учащихся.

Молодежь уже выражала желаніе приступить къ занятіямъ, если минимальныя требованія, зависящія отъ власти мстной администраціи, будутъ удовлетворены.

Однако училищныя начальства ровно ничего не предпринимали для открытія учебныхъ заведеній и успокоенія учащихся. Наоборотъ, своимъ упорствомъ и мелочными выходками осложняли дло и еще боле провоцировали учащихся. Въ это время, боле чмъ когда-либо, ясно обнаружилась та глубокая пропасть, которая отдляла учащихся отъ педагоговъ. Всмъ было очевидно, что въ представленіи педагогической администраціи школа существовала для удовлетворенія только ихъ личныхъ мелкихъ интересовъ, а не интересовъ дтей и страны. Главное было получать жалованье 20-го числа, а тамъ, хоть цлый годъ, пусть будетъ закрыта школа…

Положеніе получалось крайне неопредленное, тягостное для дтей и родителей.

Учащіеся старшихъ классовъ еще могли цлесообразно заполнить свое свободное время, посщая собранія различныхъ обществъ, митинги и публичныя лекціи, отдаваясь чтенію и саморазвитію, тмъ боле, что книжный рынокъ былъ сразу наводненъ идейной и научной литературой, долгое время находившейся подъ запретомъ отечественной цензуры. Тяжеле всего приходилось учащимся средняго, переходнаго возраста. Ихъ неокрпшіе организмы не могли приспособиться къ ненормальному положенію вещей. Острота и яркость впечатлній отъ происходящихъ событій ошеломляли неустойчивые умы и не давали возможности установить нарушенное равновсіе. Подростки нервничали, волновались и тосковали.

Такимъ образомъ подготовлялась почва для послдующихъ отрицательныхъ явленій въ жизни учащейся молодежи.

XVI.
Свободная школа.

Въ нкоторыхъ городахъ, какъ напримръ въ той же С—, родительскими союзами были произведены попытки учрежденія Свободной школы.

Въ виду яснаго и опредленнаго заявленія гимназистокъ старшихъ классовъ правленію родительскаго союза о своемъ желаніи учиться, мы попробовали открыть V, VI и VII классы въ любезно предоставленномъ намъ помщеніи общества приказчиковъ.

Большинство преподавателей даже изъ тхъ, которые не сочувствовали движенію учащихся, вначал предложили было свои услуги. Такихъ преподавателей было около двадцати трехъ, но, когда начались занятія въ Свободной школ, ихъ оказалось не боле шести, исполнившихъ свое слово, а остальныхъ удержала боязнь отвтственности передъ начальствомъ и сознаніе своего педагогическаго безсилія преподавать передъ аудиторіей свободныхъ слушательницъ.

Ученицъ въ трехъ классахъ набралось очень много. Большой наплывъ желающихъ объяснялся тмъ, что въ город было нсколько гимназій и женская учительская семинарія.

Интересно отмтить поступленіе восьмиклассницъ въ VII классъ Свободной школы, такъ какъ, по ихъ искреннему заявленію, ‘он все равно ничего не знали’. Приходило много маленькихъ двочекъ съ трогательной просьбой открыть младшіе классы, при чемъ нкоторыя изъ нихъ энергично высказывали намреніе никогда не возвращаться въ старую школу,— ‘гд все такъ гадко и скверно, а классныя дамы похожи на жандармовъ’…

Семиклассницы, готовясь быть народными учительницами и воспитательницами подростающаго поколнія, просили открыть лекціи по педагогик.

Для этихъ лекцій былъ приглашенъ нкто А. Р. Д—гъ.

Я позволю себ остановиться на этой въ высшей степени интересной личности, какъ педагога, такъ и человка.

Еще въ шестидесятыхъ годахъ, будучи студентомъ старшаго курса Военно-Хирургической Академіи, Д—гъ увлекся педагогической работой. Онъ вышелъ изъ Академіи и поступилъ воспитателемъ въ колонію для малолтнихъ преступниковъ. Эти колоніи были тогда новшествомъ и привлекали симпатію и вниманіе общества гуманной и раціональной постановкой учебно-воспитательнаго дла. Затмъ въ продолженіе многихъ лтъ Д—гъ былъ народнымъ учителемъ. Получивъ небольшое наслдство посл смерти отца, онъ открылъ въ своемъ родномъ город первоначальную школу грамотности, на которую и затратилъ вс свои средства. Эта школа была скоро закрыта по распоряженію начальства, такъ какъ воспитательные пріемы, употребляемыя Д—омъ, крайне не понравились захавшему какъ-то въ его школу ревизору. Онъ не употреблялъ никакихъ наказаній, съ дтьми обращался любовно и мягко….

Много пришлось выстрадать, потратить силъ и энергіи въ борьб со школьной, правительственной рутиной. Его преслдовали, гоняли съ мста на мсто, закрывали школу, запрещали преподавать, издвались въ офиціальныхъ бумагахъ и педагогическихъ журналахъ надъ его теоріей и методами первоначальнаго обученія. Однако Д—гъ оставался твердымъ, и ничто не могло сломить это стойкости, заставить измнить его педагогическимъ убжденіямъ.

Когда я познакомился съ нимъ на курсахъ Воскресной школы, ему было боле 60 лтъ, но онъ, несмотря на вс невзгоды и лишенія жизни, сохранялъ поразительную физическую бодрость и энергію, соединенную съ ясной чистотой ума и душевнаго благородства. Я былъ очень радъ случаю, который свелъ меня съ этимъ педагогомъ. Въ первый разъ въ жизни я встртилъ человка, безкорыстно отдавшагося учительской работ…

Многіе считали его за страннаго чудака, даже боле, но Д—гъ просто былъ оригиналомъ въ своихъ педагогическихъ воззрніяхъ и ршительно не подходилъ ни своими отношеніями къ дтямъ, ни пріемами и методами къ обычному типу педагога. Дтей онъ любилъ страстно и могъ проводить среди нихъ цлые дни. Они его не утомляли, не раздражали, наоборотъ, въ общеніи съ ними онъ находилъ громадное наслажденіе. Конечно, онъ пользовался со стороны дтей взаимной любовью и, не смотря на всю его снисходительность и мягкость, самыя взбалмошныя и непокорныя дти его любили, уважали и слушались.

Учить ребенка Д—гъ считалъ возможнымъ только тогда, когда ребенку это было желательно и пріятно, а въ виду этого онъ всячески разнообразилъ свои уроки, стараясь возбудить въ ребенк интересъ къ предмету и чувство удовольствія. Пріемы его были крайне оригинальны и быть можетъ даже смшны въ глазахъ сухихъ спеціалистовъ, но зато эти пріемы въ большинств случаевъ достигали своей цли {Д—гъ выпустилъ нсколько методикъ и руководствъ по вопросу первоначальнаго обученія грамот, очень цнныхъ, но мало извстныхъ въ педагогическомъ мір.}.

Въ то время, когда была открыта Свободная школа, Д—гъ былъ очень занятъ, бгая по грошевымъ частнымъ урокамъ изъ одного конца города въ другой, однако съ радостью согласился безвозмездно читать въ Свободной школ лекціи по педагогик.

Его вступительная лекція была крайне оригинальна и интересна. Выражаясь своеобразно, живо и картинно, но крайне просто, онъ сразу заинтересовалъ аудиторію и заручился симпатіей молодыхъ двушекъ.

— Еще можно понять,— говорилъ онъ, характеризуя методы старой школы,— вс эти пріемы нужны были въ мужскихъ училищахъ, чтобы воспитать безсловесныхъ Молчалиныхъ, исполнительныхъ чиновниковъ, вообще рабовъ. Для чего же въ вашей школ, женской, та же самая рутина, т же правила, формализмъ? Вдь женщины не идутъ ни въ солдаты, ни въ полицейскіе, не готовятся быть чиновниками, бить имъ, по приказанію начальства, никого не приходится, съ какой же цлью и двушекъ правительство воспитываетъ рабами? Можетъ быть кто-нибудь и скажетъ изъ васъ?

Лекторъ замолчалъ, ожидая отвта. Удивленныя его способомъ выраженія и смущенныя вопросомъ гимназистки молчали. Наконецъ одна, лучшая ученица Своей гимназіи, робко поднялась и нершительно сказала:

— Я думаю потому, что управленіе страной находится въ рукахъ мужчинъ, мужчины же исторически привыкли смотрть на женщинъ, какъ на рабынь…

— Нтъ, не потому, гражданка,— мягко перебилъ ее лекторъ.— Вдь вы вс будущія жены, будущія матери, если вы будете воспитаны свободными, то свободно воспитаете и своихъ дтей. Съ материнскимъ молокомъ всосутъ они эту свободу, и много будетъ труда для правительства ломать ее въ своей школ.

Посмотрите, что у насъ длается. Ребятишки поступаютъ въ школу уже запуганные, задерганные, они боятся часто родныхъ, а тмъ боле учителей. И вотъ учителя вмсто того, чтобы приласкать ихъ, прогнать страхъ изъ дтской души, разгладить эти сморщенныя личики и вызвать на нихъ улыбку радости, еще боле ихъ запугиваютъ и приводятъ въ состояніе душевнаго оцпеннія.

Какой-нибудь полуграмотный болванъ, ничего не знающій, кром приказаній начальства, говорить малышамъ: ‘Слово яма состоитъ изъ трехъ звуковъ: я, ы, а’, и обращаясь къ ребенку, спрашиваетъ: ‘Какой первый звукъ?’ Ребенокъ говоритъ: м.— ‘Не й, а я’, дерзко кричитъ на него учитель.

Такимъ образомъ съ перваго урока пріучаютъ дтей не доврять своимъ чувствамъ, отнимаютъ способность критически мыслить, длаютъ ихъ рабами…

Кончилась лекція. Аудиторія посл минутнаго молчанія разразилась долго несмолкаемыми аплодисментами. Лектора окружили, задавали ему десятки вопросовъ.

— Мн показалось что я уже въ университет,— говорила одна двушка, мечтательно улыбаясь.

— Какъ хорошо! какъ хорошо!— повторяли другія.

Въ этой школ, помимо исполненія административныхъ обязанностей, я всмъ классамъ, соединеннымъ вмст, читалъ лекціи особо составленнаго мною курса природовднія. Тутъ я впервые, уже какъ учитель, воочію убдился насколько плохо въ женскихъ гимназіяхъ поставлено изученіе физики, естествознанія и географіи.

Желая предварительно ознакомиться съ познаніями моей аудиторіи, я, прежде чмъ приступить къ чтенію лекцій, произвелъ нкоторый опросъ среди слушательницъ. Результаты были весьма плачевные. Никто не могъ мн сказать, даже ученицы VII, VIII-го класса, почему вода расширяется ниже 4C, и является ли это исключеніемъ изъ общаго закона о расширеніи тлъ или нтъ, о значеніи ледниковъ, объ удльномъ вс и т. п.

Конечно, учащіеся не виноваты въ своемъ незнаніи, если, помимо основныхъ причинъ, мы примемъ еще во вниманіе, что они учились и учатся по учебникамъ Краевича, Смирнова, Износкова, Ярошенко и другихъ, одобренныхъ ученымъ комитетомъ м—ства народ. просв., неучей.

Впослдствіи мн много разъ приходилось наталкиваться на еще боле печальные результаты обученія въ нашей казенной школ.

Какъ сейчасъ помню. Экзаменую я за четыре класса одного юношу гимназиста:

— По какому учебнику проходили вы зоологію?

— По Ярошенко. Я знаю о кошк, о собак, о коров…

— Прекрасно. Если вы знаете о кошк, не можете ли вы разсказать о тигр?

— Нтъ. Я о тигр еще не проходилъ…

Другой ученикъ, отвчая по Износкову, категорически заявляетъ:

— Сердце у рыбъ находится въ голов, напримръ, у окуня.

— Что вы говорите? Этого не можетъ быть.

— Такъ въ книжк сказано.— Ученикъ даетъ мн книгу я и читаю:

‘Сердце у окуня находится въ голов’.

Перевертываю страницы, смотрю: — одобрено ученымъ комитетомъ и цензурой даже разршено…

А знаменитый Краевичъ, по которому изучали физику цлыя поколнія?! Совершенно не врится, что онъ былъ русскимъ и профессоромъ къ тому-же. Настолько языкъ его учебника тяжелъ и неудобопонятенъ, не говоря уже о тхъ неточностяхъ и ошибкахъ, чисто научныхъ, которыя встрчаются въ этомъ учебник.

Впрочемъ, нужно отмтить, что большинство нашихъ учебниковъ написаны такимъ тяжелымъ дубовымъ языкомъ, что невольно кажется, не нарочно ли это сдлано, въ расчет громоздкостью періодовъ и неясностью изложенія прикрыть недостаточно ясное пониманіе трактуемыхъ истинъ самими составителями…

А учебники по географіи? Вс эти Янчины, Смирновы, Раевскіе! Право, даже и говорить о нихъ не хочется, только длается стыдно за тхъ педагоговъ, которые ими пользуются, и больно за дтей, которыя должны но нимъ учиться…

Недолго просуществовала наша Свободная школа. Несмотря на интересъ, который возбудила она въ обществ, на веденіе дла не было денежныхъ средствъ, а кром того, что еще хуже, начиналась реакція…

XVII.
Начало реакціи.

Революція была подавлена. Московскія баррикады разгромлены. Тюрьмы переполнены. Большинство городовъ и цлыя губерніи были объявлены на военномъ положеніи или на положеніи усиленной охраны. По деревнямъ рыскали карательныя экспедиціи. Смолкла либеральная шумиха. Обыватели притаились. Опять ушли въ подполье революціонеры. Въ подавленной тишин реакція сводила свои страшные счеты. Страна замерла въ томительномъ ожиданіи первой Думы…

Несмотря на ходатайство попечительнаго совта и просьбу родителей воспитанниковъ торговой школы, я не только учебнымъ отдломъ не былъ утвержденъ въ должности инспектора, но и совершенно устраненъ отъ преподаванія. Оказалось, что мстный губернаторъ сообщилъ учебному отдлу м-ства торговли и промышленности о моей ‘политической неблагонадежности’, выражавшейся, по его мннію, въ томъ, что я близко стоялъ къ обществу приказчиковъ, учительскому и др. На мое мсто въ торговую школу былъ рекомендованъ новый инспекторъ, который, изгоняя духъ новшествъ и вольности, введенный нами, такъ возстановилъ противъ себя учениковъ, учителей и родителей, что ученики, нанеся ему физическое оскорбленіе, прекратили занятія, учителя ушли, а родители безрезультатно требовали у министра устраненія отъ должности новаго инспектора. Школа была закрыта на восемь мсяцевъ, а осенью произведенъ новый пріемъ учащихся…

Я, какъ и многіе другіе, былъ арестованъ и высланъ въ одну изъ Сверныхъ губерній въ порядк усиленной охраны.

Еще, сидя въ тюрьм, на основаніи извстнаго распоряженія {Циркуляръ Дурново, гласящій о предъявленіи арестуемому обвиненія въ теченіе 24 часовъ съ момента его ареста.} Дурново, я энергично добивался предъявленія мн обвиненія, и только семь мсяцевъ спустя, уже находясь въ ссылк, черезъ мстное полицейское управленіе получилъ предложеніе отъ Департамента Полиціи отвтить по существу на слдующую инкриминирующую меня бумагу

Копія.

‘Краткая записка.

О противоправительственной дятельности преподавателя С—аго коммерческаго училища и торговой школы А. А. В—аго.

Весною прошлаго года наблюдался среди лицъ, причастныхъ къ С—ой соціалъ-демократической организаціи. По свдніямъ Управленія, отличаясь крайнимъ либерализмомъ, старался войти въ составъ разнаго рода уставныхъ обществъ, стремясь внести въ ихъ жизнь начало свободы, объединенія и уклоненія отъ уставовъ. Во время бывшихъ въ С— забастовокъ В—ій ходилъ во глав забастовавшихъ по торгово-промышленнымъ заведеніямъ, требуя прекращенія торговли и работъ.

Послднее время состоялъ членомъ Союза родителей и собранія учителей города С—ы. Во всхъ собраніяхъ Сота онъ старался возбуждать собраніе противъ учительскаго персонала, отличающагося преданностью правительству и составляющаго противовсъ освободительному движенію. (Курсивъ мой. А. В.). Главныя же основы программы собраній учителей среднихъ и низшихъ школъ города С—ы, членомъ котораго состоялъ В—ій, построены на желаніи собранія активнымъ образомъ содйствовать политическому воспитанію учащихся, вводя политическое развитіе юношества въ школьную жизнь…’

‘Подлинную подписалъ: Начальникъ С—аго Губернскаго Жандармскаго Управленія геяералъ-маіоръ (подпись неразборчива)’

‘Съ подлиннымъ врно вр. и. д. Начальникъ С—аго Губернскаго Жандармскаго Управленія подполковникъ (подпись неразборчива)’.

Не говоря уже о безграмотности этой бумаги, она содержала въ себ неврные факты, какъ, напримръ, мое хожденіе во глав забастовщиковъ по торгово-промышленнымъ заведеніямъ. Но не въ этомъ дло.

А вотъ, любопытна аттестація, сдланная въ этой бумаг педагогическому персоналу! Особенно мило звучитъ это словечко противовсъ!

Господа педагоги могутъ быть довольны — ихъ неоцнимыя заслуги передъ родиной признаны… жандармами…

10-го января 1900 года нершительно открылись двери казенной школы.

Учащіеся вошли въ нихъ, ‘если не побдителями, то во всякомъ случа не побжденными. Правда, было что-то двойственное въ положеніи вещей. Большая часть требованій учащихся, конечно, не была удовлетворена, но кое-что все таки было отвоевано. Отношенія между учащимися и учащими были новы. Исчезла у юношей ненависть къ школ и замнилась презрніемъ. Страхъ пропалъ. Явилось сознаніе собственнаго достоинства.

‘Мы васъ не боимся и презираемъ, но намъ нужны права, чтобы проникнуть въ университетъ, и потому мы здсь’ — съ такимъ настроеніемъ приступили къ занятіямъ учащіеся. Они, казалось, выросли, развились, сдлались сильне.

Съ своей стороны учителя и школьная администрація стали сдержанне и осторожне въ своихъ отношеніяхъ къ учащимся. Передъ ними уже не были отдльные — Ивановы, Петровы, ученикъ или ученица такого-то класса, которыхъ можно безнаказанно третировать, а сплоченная въ своихъ интересахъ группа молодежи, готовая каждую минуту дать своему начальству энергичный и единодушный отпоръ. Какъ будто коллективное самосознаніе пролетаріата проникло въ дтскія и юношескія души и нашло тамъ согласный отзвукъ. Учащіеся теперь не были одиноки, за ними стояло нчто сильное, таинственное, въ чемъ они могли найти помощь и сочувствіе.

Это понималось большинствомъ педагогическаго персонала, и учителя, хотя и сознавали, что ихъ авторитетъ и престижъ подорваны въ корн, однако боялись прибгать къ репрессіямъ, чтобы не раздражать молодежи, этого, крпнущаго въ страданіяхъ и борьб родины, львенка…

Сравнивая настоящую молодежь съ молодежью того времени, когда я учился въ гимназіи и даже въ университет, я удивлялся широт ея запросовъ и быстрому ходу ея развитія.

Ученики IV и V класса читали газеты, интересовались общественной и политической жизнью страны. Боле старшіе серьезно изучали соціальныя и экономическія науки.

Чувство потери дорогихъ людей, спокойствіе передъ неизвстнымъ, часто страшнымъ будущимъ, стойкость исповданія убжденій, равнодушіе передъ личными благами,— со всми этими гражданскими доблестями мое поколніе встртилось впервые только въ университетскіе годы, а теперь дти и юноши воспитываются на нихъ. Т идеи, которыя мы усваивали студентами по прочтеніи многихъ толстыхъ томовъ, воспринимались ныншней молодежью непосредственно изъ жизни. Я не ошибусь, если скажу, что современная молодежь боле политически воспитана, чмъ мы, ея старшіе братья, а тмъ боле ея отцы. Юныя души и молодые умы. не затуманенные годами безвременья и долголтней привычкой молчаливаго трепета передъ произволомъ, легче и свободне разбираются въ вопросахъ, выдвигаемыхъ минутой и въ многочисленныхъ противорчіяхъ дйствительной жизни…

Въ самомъ дл, представимъ себ ребенка, юношу, котораго, съ одной стороны, обезличивала школа, отнимая духовныя силы и способность къ критическому мышленію, съ другой,— отецъ и мать вчно твердившіе: ‘ты еще малъ, погоди, кончи сначала гимназію, университетъ, сдлайся самостоятельнымъ, создай обстановку, тогда только ты можешь реагировать на добро и зло, рисковать собой…’.

И вотъ выростаетъ ребенокъ, юноша, взрослый человкъ. Быть можетъ онъ и хотлъ бы узнать, гд черное, гд блое, да нтъ умнья, а способность раегировать на добро и зло постепенно изчезала съ дтства. Такой, ‘къ добру и злу постыдно равнодушный’ человкъ, скопецъ душой, или еще хуже, ‘узко-лобый моралистъ’ только на короткое время можетъ увлечься борьбой за свободу народа и то только подъ вліяніемъ какихъ-нибудь особенно рзкихъ толчковъ, въ род позора Японской войны или самовластія ІІлеве. Скоро онъ устанетъ и возвратится въ состояніе постыднаго равнодушія, стыдясь и не понимая своего увлеченія, въ лучшемъ случа внесетъ членскій взносъ въ какую-нибудь партію…

‘Такимъ отцамъ’, конечно, трудно понять своихъ дтей — ныншнюю молодежь, такъ какъ имъ не пришлось даже въ университет, подобно моимъ современникамъ, переживать свтлыя мгновенья идейной борьбы…

Съ момента реакціи въ семьяхъ, гд были учащіеся, въ большинств случаевъ создалась тяжелая атмосфера…

Отцы и матери, не раздляя стремленій и желаній своихъ дтей, не понимая ихъ психологіи, чувствовали, что дти духовно отошли отъ нихъ Къ этому непріятному сознанію духовной розни примшивался чисто животный страхъ за ихъ будущность, а иногда позорное опасеніе, что и они, отцы, могутъ быть скомпрометированы въ глазахъ начальства поведеніемъ дтей.

Особенно тяжело положеніе юношей, по тмъ или инымъ причинамъ оставившимъ учебное заведеніе. Поистин оно трагично.

Плохо чувствуетъ себя студентъ, котораго, хотя бы временно, удаляютъ изъ университета или высылаютъ изъ столицы на мсто жительства. Скверно и непріятно сидть на ше родителей, если средства ихъ недостаточно обезпечены, и если, что еще хуже, отецъ и мать не раздляютъ его политическихъ воззрній. Но студентъ — человкъ относительно взрослый, у него есть кой-какія знанія, онъ можетъ работать, хотя бы самую скудно оплачиваемую работу, и быть независимымъ, къ тому же у него есть отдльный видъ на жительство, что очень важно.

А представьте себ юношу или молодую двушку, все существо которыхъ рвется къ свту, къ правд, которые своими свжими устами прикоснулись къ великой чаш братства. Ихъ глаза раскрыты, они ясно видятъ, гд добро, гд зло. Добро увлекаетъ ихъ своими могучими чарами, зоветъ ихъ къ свтлымъ подвигамъ, самоотверженію, любви. Зло вызываетъ въ юношахъ физическое отвращеніе, гнетущее состояніе тоски и страданіе. Они знакомы уже съ людьми идеи, съ борцами за правду. Они читали и слышали великія слова. Пережили ужасъ гнета, насилія и произвола, испытали радость и счастье свободныхъ дней…

И вотъ дома, въ семь, они каждую минуту, слышатъ отъ отца сужденія, сложившіяся въ атмосфер рабскаго страха и пошлой борьбы за личное благо, глухую ненависть и озлобленіе противъ всего смлаго, свободнаго, съ чмъ не мирится мщанская мораль, мелкое себялюбіе, оправдываются погромы, смертныя казни, щедро сыплются обвиненія противъ евреевъ и другихъ инородцевъ. И всему одинъ аргументъ, ‘я старше тебя, я знаю’, и при слабыхъ попыткахъ со стороны юноши возражать, раздаются попреки, брань, издвательства, угрозы, матери или робко совтуютъ смириться, не перечить отцу или безъ устали ворчатъ и отравляютъ душу сына, дочери мелкими укорами, жалобами, нудными слезами…

Пока ждали еще первой Думы, пока она еще не была разогнана, положеніе вещей было относительно сносно. Вс чего-то ждали, смутно надялись. Но посл разгона Думы правительственная реакція широко разлилась по всей стран и коснулась всхъ сторонъ русской жизни… Школьныя рептиліи подняли свои головы:

— А что? Наша взяла,— глумились педагоги надъ учащимися.

Педагогическая администрація вначал было сдлала попытку круто повернуть къ старому. Начались репрессіи. Стали исключать, шпіонить. Въ Оренбург былъ произведенъ, подъ непосредственнымъ руководствомъ попечителя округа З-аго, поголовный обыскъ старшаго возраста учащихся. Въ нкоторыхъ учебныхъ заведеніяхъ со стороны педагоговъ началась черносотенная пропаганда. Жандармскія и полицейскія власти, въ трогательномъ союз со школьной администраціей, арестовывали и сажали въ тюрьмы чуть ли не малолтнихъ дтей…

Всякое дйствіе вызываетъ противодйствіе — таковъ законъ природы. Педагоги начали получать физическія оскорбленія отъ своихъ учениковъ. Были покушенія со смертными исходами на лицъ школьной администраціи. Въ стнахъ школы разрывались неизвстно кмъ подложенныя бомбы и адскія машины. Въ отдльныхъ учебныхъ заведеніяхъ происходила забастовка съ примненіемъ химической обструкціи…

Снова въ жизни школы наступили смутныя времена.

XVIIІ.
Средства успокоенія молодежи.

Видя, что школьная администрація не въ силахъ успокоительно дйствовать на молодежь, министерство народнаго просвщенія сдлало позднюю и довольно неудачную попытку обратиться къ содйствію общества и родителей. Были выработаны основныя положенія родительскихъ организацій, каковыя имли право учреждаться при каждомъ учебномъ заведеніи. Организаціямъ этимъ присвоено названіе родительскихъ комитетовъ, въ составъ ихъ отъ каждаго класса входитъ не боле трехъ избранныхъ родителями представителей. Комитетомъ было предоставлено право слдить вмст со школьной администраціей за учебно-воспитательнымъ дломъ, предсдателю комитета — посщать классные уроки и присутствовать на засданіяхъ педагогическаго совта съ правомъ ршающаго голоса.

За трехлтнее существованіе эти комитеты обнаружили за рдкимъ исключеніемъ полную свою несостоятельность.

Стсненные рамками офиціальныхъ циркуляровъ, встрчая постоянное противодйствіе со стороны школьнаго начальства, родительскіе комитеты могли работать только на почв благотворительности. Вс ихъ предпріятія сталкивались съ каменной стной формализма и, хотя комитеты были признаны офиціально, съ ними ршительно не считались…

Достаточно одного примра.

Переходные экзамены не такъ еще давно были сочтены министерствомъ вредными и безполезными, почему и были отмнены. Въ 1906 году была сдлана слабая попытка вернуть обратно экзаменаціонную систему. Большинство педагогическихъ совтовъ и вс родительскіе комитеты высказались противъ. Осенью 1907 года родительскіе комитеты, уже одни, вновь высказались противъ переходныхъ экзаменовъ и послали куда слдуетъ соотвтствующія, подробно обоснованныя ходатайства, а между тмъ въ начал 1908 года министерство разослало циркуляры о введеніи повсемстно экзаменаціонной системы. Результатами этого педагогическаго мропріятія явились сотни различныхъ случаевъ недоразумній и десятки самоубійствъ среди учащихся.

Едва терпимые высшимъ начальствомъ родительскіе комитеты очень часто по составу не отвчаютъ своему назначенію. Энергичные и способные люди, естественно, воздерживаются отъ участія въ комитетахъ, такъ какъ вовсе не желаютъ играть роль ширмы, за которую, въ случа надобности, можетъ прятаться педагогическое начальство. Большинство же родителей все еще чувствуютъ какой-то священный трепетъ передъ школьными богами и не хотятъ сознать свое законное право активно вмшиваться въ школьную жизнь.

Всякій разъ, когда мн приходилось присутствовать на родительскихъ собраніяхъ, меня крайне поражала эта непростительная робость родителей передъ педагогами, отсутствіе иниціативы, желанія и смлости защищать интересы своихъ собственныхъ дтей.

А иногда дйствія членовъ родительскаго комитета прямо противорчатъ ихъ обязанностямъ. Я знаю случай, когда члены родительскаго комитета предлагали учителямъ взятку, прося ихъ частнымъ образомъ заниматься съ ихъ дтьми.

Мой товарищъ, которому однажды было сдлано подобное, предложеніе, крайне возмущенный, сказалъ такому родителю:

— Какъ это вы можете длать такое предложеніе? Вы знаете, что частные уроки преподавателя со своими учениками являются страшнымъ злоупотребленіемъ, съ которымъ даже министерство считаетъ нужнымъ бороться. А вы, членъ родительскаго комитета, избранный для защиты интересовъ дтей и родителей, сами предлагаете мн вступить въ такую некрасивую сдлку. Стыдитесь…

За послднее время въ родительскіе комитеты попадаетъ не мало черносотеннаго элемента, который даже школьное начальство приводитъ въ немалое смущеніе своимъ энергичнымъ стремленіемъ къ сыску и расправ.

Наконецъ, родительскіе комитеты, при тхъ частныхъ и общественныхъ учебныхъ заведеніяхъ, гд учебно-воспитательное дло сравнительно поставлено прилично, очень слабо проявляютъ свою дятельность и чаще всего существуютъ номинально.

Бываютъ и такіе случаи, когда члены родительскаго комитета, увлекаясь благотворительностью, не могутъ дать отчетъ въ собранныхъ суммахъ, уплатить по счетамъ, за что и привлекаются къ судебной отвтственности. Такъ случилось съ родительскимъ комитетомъ одной частной женской гимназіи въ Е—. Не смотря на нежеланіе педагогическаго персонала, родительскій комитетъ поручилъ избранной комиссіи, среди которой была даже одна баронесса, устроить въ пользу нуждающихся гимназистокъ костюмированный вечеръ. Вечеръ вышелъ крайне неприличный, а нкоторые члены комиссіи были уличены, если не въ воровств, то во всякомъ случа въ недобросовстномъ легкомысліи, а поведеніе родительскаго комитета сдлалось предметомъ обсужденія и порицанія въ мстныхъ газетахъ.

Можно было бы привести еще много фактовъ и основаній, свидтельствующихъ о полной безполезности офиціальныхъ родительскихъ комитетовъ, этихъ искуственныхъ институтовъ бюрократическаго измышленія. Они не только не принесли никакой пользы школ, не сумли отстоять отвоеванныя въ дни свободъ улучшенія, но даже не оправдали тхъ надеждъ и упованій въ дл успокоенія учащихся, которыя возлагало на комитеты министерство.

Конечно, въ высшей степени желательно и полезно близкое и непосредственное участіе родителей въ длахъ школы. Даже боле — школа всецло должна находиться въ рукахъ родителей. Родители, т е. общество иметъ на это не только нравственное право, но и фактическое, оплачивая образованіе и воспитаніе своихъ дтей.

Учителя состоятъ на служб у общества,— оно вправ предъявлять къ нимъ свои требованія и контролировать ихъ дйствія. Въ конц концовъ такъ и будетъ. Педагогическое искусство будетъ выполняться истинными выразителями назрвшихъ потребностей и желаній народа…

Въ поискахъ за средствами успокоить юношество и отвлечь его отъ увлеченія революціонными идеями, помимо введенія экзаменаціонной системы, начальство стало поощрять и развивать любовь учащихся къ различнаго рода спорту и увеселеніямъ.

И вотъ заплясали даже семинаристы, натянувъ рейтузы и сюртуки съ высокими воротниками.

Начали устраиваться спектакли, маскарады, танцовальные вечера. Еще недавно въ нкоторыхъ городахъ гимназисты гуляли по одной сторон улицы, а гимназистки по другой по приказанію строго-нравственнаго начальства, и вдругъ господа педагоги стали смотрть сквозь пальцы на посщеніе учащихся кафе-шантановъ, танцъ-классовъ, фарса и клубовъ.

Сближенію учащихся обоего пола на почв любовныхъ отношеній начальство не сочло нужнымъ препятствовать.

— Пусть лучше занимаются амурами, чмъ революціей,— снисходительно говорили педагоги, иногда не прочь поухаживать и сами за своими ученицами.

Однако, очевидно, и это мропріятіе остроумнаго начальства не принесло ожидаемыхъ результатовъ, наоборотъ, вызвало массу скандальныхъ осложненій, вплоть до офиціальнаго министерскаго разслдованія по вопросу о существованіи ‘лигъ свободной любви’, ‘общества пива и воли’, ‘огарковъ’ и прочихъ организацій въ честь Венеры и Бахуса…

Что оставалось длать? Пришлось обратиться къ ‘квартальному’, къ давно испытанному средству ‘тащить и не пущать’, и потащили…

Министерство народ. просвщ. вошло въ соглашеніе съ министерствомъ внутр. длъ по вопросу о вн-школьномъ надзор за учащимися. М-ство внут. длъ согласилось оказать свое ‘просвщенное’ содйствіе и разослало губернаторамъ и градоначальникамъ циркуляръ съ предложеніемъ обсудить совмстно съ учебнымъ начальствомъ вопросъ о паденіи нравственнаго уровня учащихся въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ и выработать мры для поднятія этого уровня. Такимъ образомъ, офиціальная падагогика вновь признала себя несостоятельной.

Во всхъ городахъ Россійской Имперіи начались засданія директоровъ и начальницъ съ губернаторами и полицеймейстерами по вопросу о вн-школьномъ надзор за учащимися.

Мропріятія, судя по газетнымъ сообщеніямъ, выработаны довольно энергичныя, вплоть до закрытія тхъ частныхъ учебныхъ заведеній, гд администраторы будутъ недостаточно взыскательны къ проступкамъ своихъ воспитанниковъ. Въ нкоторыхъ городахъ чинами полиціи вмнено въ обязанность задерживать и доставлять въ гимназію воспитанниковъ, оказавшихся посл установленнаго часа на улиц, и даже заходитъ въ квартиры учащихся, живущихъ не у родителей.

Надзоръ за учащимися со стороны школьной администраціи разныхъ надзирателей и классныхъ дамъ усиленъ городовыми — широкій просторъ для конкуррепціи! Трогательное единеніе!

Однако довольно! Дальше идти некуда, если мы изъ школы прямо попали въ участокъ…

Не надо быть вовсе пророкомъ, чтобы предугадать т печальныя послдствія и многочисленныя недоразумнія, которыя неизбжно дастъ сотрудничество полиціи и педагоговъ.

XIX.
Настроенія молодежи. Причины и слдствія.

Если мы будемъ слдить за настроеніемъ учащейся молодежи и сумемъ разобраться въ крайне разнообразныхъ, сложныхъ и часто довольно ненормальныхъ проявленіяхъ ея духовной жизни, мы найдемъ нчто общее, прочно объединяющее учащихся разныхъ школъ, пола и возраста. Это есть недовольство современнымъ положеніемъ школы.

Недовольство школой, конечно, существовало и раньше, но никогда у молодежи не были такъ развиты требованія, какъ въ настоящее время. Молодежь хочетъ учиться, знать, пользоваться свободой.

Оставаясь при старыхъ программахъ, учебникахъ и педагогахъ, школа естественно не можетъ удовлетворить вс эти многочисленные запросы и требованія, имющіеся у молодежи къ жизни, наук, литератур. Наоборотъ, боле чмъ когда-либо школа въ настоящее время даетъ камень вмсто хлба.

Такимъ образомъ молодежь, не находя удовлетворенія и необходимой ей помощи въ школ, а также часто и въ семь, сплошь и рядомъ тратитъ непроизводительно свои силы и время въ поискахъ за отвтами на волнующіе ее вопросы. Со свойственной ея возрасту пылкостью, молодежь кидается изъ одной крайности въ другую. Она проникаетъ всюду, гд только надется найти хотя крупицу истины, слабый намекъ на свободу мысли и дйствій. Главный контингентъ слушателей какихъ-либо лекцій и рефератовъ составляютъ учащіеся. Большинство подписчиковъ частныхъ и общественныхъ библіотекъ — учащіеся {Такъ, напр. изъ отчета Городской Московской Управы видно, что изъ 123,718 лицъ, постившихъ за 1908 годъ Тургеневскую библіотеку, 49,768 человкъ были учащіеся.}. Театры полны молодежью.

Лучшая часть учащейся молодежи всецло отдалась саморазвитію, изучаетъ художественную литературу, біологію, соціальныя и экономическія науки. Многіе изъ нея активно примкнули къ революціоннымъ организаціямъ, находя тамъ друзей и поддержку въ борьб со школьной и семейной обстановкой. Нкоторые увлекаются религіозными и философскими вопросами, другіе изучаютъ языкъ эсперанто и занимаются его пропагандой. Существуютъ кружки, въ которыхъ читаются рефераты о Пшебышевскомъ, и много отводится времени половому вопросу.

Между прочимъ половой вопросъ въ соединеніи съ вопросомъ религіознымъ захватилъ вниманіе очень многихъ, нисколько не повышая нравственнаго уровня молодежи, наоборотъ, значительно его понижая.

Не будучи въ состояніи осмыслить болзненный анархизмъ Пшебышевскаго, не имя достаточно данныхъ для того, чтобы разобраться въ чемъ заключается разница между свободной любовью и половымъ развратомъ, учащаяся молодежь стала, по виду, терять ту свтлую чистоту товарищескихъ отношеній, которая до настоящаго времени существовала среди юношей и двушекъ. Дло дошло до того, что въ обществ стали циркулировать слухи, охотно раздуваемые уличной прессой, о существованіи среди учащихся какихъ-то таинственныхъ организацій, посвященныхъ культу Венеры. Указываютъ на города — Кіевъ, Орелъ, Минскъ, Екатеринославъ, гд будто-бы существовали подобныя организаціи, эти ‘лиги свободной любви’.

Располагая достаточнымъ матеріаломъ, я боле, чмъ скептически, отношусь къ справедливости подобныхъ слуховъ. Быть можетъ нчто подобное существуетъ, но здсь во всякомъ случа замшаны непосредственно не учащіеся, а боле солидные люди.

Однако все же нкоторые признаки ‘падепія нравовъ’ среди молодежи наблюдаются. Относящіяся сюда печальныя явленія въ сред учащейся молодежи, конечно, нельзя всецло объяснить вліяніемъ и условіями школы. Въ поведеніи и настроеніяхъ учащихся отражается общая картина переживаемаго страной момента, момента реакціи и общей растерянности.

Отсутствіе опредленныхъ убжденій, политическая невоспитанность, страхъ передъ борьбой и сознаніе своего безсилія — вотъ основныя причины этой великой растерянности. Он толкаютъ взрослыхъ въ развратъ, создаютъ порнографическую литературу, порождаютъ анархію, заставляютъ выдумывать боговъ и искать спасенія въ религіяхъ.

Молодежь, слишкомъ чуткая ко всему, живущая непосредственными впечатлніями, склонная къ увлеченіямъ и подражаніямъ, какъ зеркало, отражаетъ все происходящее вокругъ.

Современный книжный рынокъ наполненъ всевозможной рухлядью, подъ тмъ или инымъ соусомъ трактующей о половыхъ отправленіяхъ.

Писатели-безстыдники, писатели-психопаты, писатели юродствующіе проникли даже въ толстые почтенные журналы и своими произведеніями наносятъ не мало вреда учащейся молодежи, развращая ея мозгъ, душу и тло.

Молодые люди ‘хорошихъ фамилій’, скучающіе и ничего не длающіе жуиры Волошины, развращенные и одурманенные своей средой Зарудины и Нагурскіе, на притупленныя чувства которыхъ уже не могутъ дйствовать прелести салонныхъ Мессалинъ и хищныхъ госпожъ Эстеръ, пользуясь реакціей и общественной растерянностью, стремятся найти удовлетвореніе своимъ разнузданнымъ страстямъ въ кругу подростковъ.

Многіе изъ нихъ говорятъ красивыя слова о свобод личности, не только духовной, но и тлесной, о ‘власти тла’, и тутъ же предупредительно заявляютъ, что ‘обязанность мужчины, конечно, гарантировать двушекъ отъ беременности’.

‘Цль половыхъ сношеній’, говорятъ они, ‘только физическое наслажденіе’, естественная же цль — рожденіе ребенка, ‘это-нчто зоологическое, недостойное тонко чувствующаго человка’…

‘Мое тло — мое дло’ — гордо заявляютъ Мессалины, современныя Леды, похотливо оглядывая юношей — подростковъ…

По словамъ самихъ учащихся количество занимающихся онанизмомъ за послдніе два года значительно увеличилось. Отношенія между юношами и двушками сдлались замтно непринужденне, юношеская скромность замнилась наглостью героевъ Каменскаго и Арцыбашева. Среди учащихся повысился процентъ венерическихъ заболваній и беременности…

Все чаще и чаще попадаются на страницахъ газетъ въ хроник самоубійствъ сообщенія о добровольной смерти учащихся, вслдствіе предстоящихъ родовъ или несчастной любви.

Я приведу здсь только дв наиболе характерныя замтки изъ большого числа газетныхъ сообщеній такого рода. Одна — примръ развращающаго вліянія взрослыхъ, другая — самоубійства учащихся.

Въ Русскихъ Вдомостяхъ отъ 15 іюля 1908 г. было перепечатано изъ ‘Новаго Времени’ слдующее письмо присяжнаго повреннаго Алексева:

‘8 іюля, въ 5 часу дня, въ имніи Холмъ, у станціи Любань въ то время, какъ мстныя дачницы собирались купаться въ рчк, и одна находилась уже въ вод, близъ мста купанья появилось общество изъ четырехъ мужчинъ и нсколькихъ кадетовъ Александровскаго кадетскаго корпуса и четырехъ дамъ, съ биноклями и фотографическими аппаратами. Бинокль былъ немедленно направленъ однимъ изъ мужчинъ, оказавшимся впослдствіи, несмотря на штатское платье, воспитателемъ {Курсивъ мой.} того же корпуса полковникомъ Ф., на дачницу, бывшую въ вод, а затмъ съ той же цлью перебывалъ въ рукахъ кадетовъ. На просьбы и протесты дачницъ и землевладлицы, просившихъ удалиться отъ купальни, прибывшіе отвчали въ крайне грубой и рзкой форм, причемъ все время ссылались на свое воинское званіе и не только не исполнили просьбу удалиться, но, глумясь надъ ними, общали возвратиться на слдующій день и помститься противъ купальни съ биноклями и фотографическими аппаратами…’ ‘Кіевская Мысль’ въ одномъ изъ апрльскихъ номеровъ передаетъ о кровавой драм, разыгравшейся въ ночь на 9-е апрля въ одномъ изъ номеровъ гост. Голосевскаго монастыря. Жертвами этой тяжелой драмы явились ученикъ 4-й кіевской гимназіи, Петръ Августовичъ Меффертъ, 19-лтній юноша, и воспитанница частной женской гимназіи г-жи Клуссиншъ, 18-лтняя Феликса Семеновна Младецкая, покончившіе жизнь самоубійствомъ. Молодые люди проживали въ Саперной слободк, въ дом замужней сестры Младецкой, А. Станевичъ. Утромъ 8 числа Феликса Младецкая, оставивъ на комод записку: ‘Я застрлюсь’, скрылась изъ дому и, какъ выяснилось дознаніемъ, вмст съ ожидавшимъ ее Меффертомъ отправились въ Голосевскій монастырь, гд, подъ предлогомъ желанія говть въ монастыр, они заняли въ монастырской гостиниц номеръ, въ которомъ и заперлись. Между тмъ, г-жа Станевичъ, найдя оставленную сестрой записку, бросилась искать ее въ сопровожденіи одного знакомаго и полицейскихъ стражниковъ. Поиски свои они направили въ Голосевскій лсъ, подозрвая, что Младецкая ушла именно туда. Около 2 час. ночи г-жа Станевичъ добралась до Голосевскаго монастыря и здсь, въ гостиниц, узнала, что наканун днемъ одинъ изъ номеровъ заняли пріхавшіе изъ города гимназистъ и гимназистка. Догадавшись, что гимназистка — разыскиваемая ею сестра, а сопровождавшій ее гимназистъ — Меффертъ, г-жа Станевичъ, подойдя къ занятому ими номеру, начала стучать въ дверь, съ просьбой отворить ее. Сначала въ номер было все тихо, но затмъ почти одновременно за запертыми дверями раздались два выстрла. Посл этого сопровождавшіе г-жу Станевичъ полицейскіе стражники и прислужникъ гостиницы начали ломать, дверь, и, когда затмъ вошли въ номеръ, глазамъ ихъ представилась тяжелая картина. На кровати ничкомъ лежалъ Меффертъ съ зіяющей у него на лвомъ виск огнестрльной раной, изъ которой вытекала струя крови. Около него на кровати валялся пятизарядный револьверъ системы ‘Смитъ и Вессонъ’ съ выпущенной изъ него одной пулей. На полу лежала съ револьверомъ ‘Бульдогъ’ въ рук — Феликса Младецкая, то же съ раной на лвомъ виск. Оба были уже мертвы. При осмотр номера на стол найдены были три записки, написанныя карандашемъ, фотографическая карточка и три письма въ конвертахъ. Въ запискахъ юные самоубійцы просили ни кого не винить въ ихъ смерти, о случившемся сообщить по указанному въ записк адресу, а лежавшую тутъ же карточку и револьверъ доставить на Деміевку, Слободская ул., д. No 19, Августу Мефферту. Одно изъ писемъ было адресовано на имя мужа сестры Младецкой, Станевича, было подписано ‘Феней’ и содержало въ себ просьбу похоронить ее съ ‘Петромъ’. Въ письм, написанномъ Меффертомъ и адресованномъ его отцу, покойный сообщаетъ отцу, что онъ ‘любилъ Феню больше всего на свт и покончилъ жизнь самоубійствомъ’. При допрос сестры покойной, г-жи Станевичъ, она показала, что Феликса находилась въ связи съ Меффертомъ и была беременна’…

Анархическое движеніе, терроръ и экспропріаціи нашли также свое отраженіе въ школ. Не ссылаясь даже на многочисленныя газетныя сообщенія, я разскажу случай, лично мн извстный.

Мальчики 15 — 16 лтняго возраста, обучающіеся въ различныхъ учебныхъ заведеніяхъ, основали союзъ подъ названіемъ ‘Лига свободныхъ стрлковъ’. Случилось имъ произвести одну счастливую, кажется, экспропріацію, при совершеніи другой они чуть-чуть не попались. Боязнь, что ихъ откроютъ, сильно расшатала и безъ того некрпкую нервную систему. Они стали подозрвать другъ друга въ измн. Особенно имъ сдлался подозрителенъ одинъ товарищъ по фамиліи Ч—ко, и вотъ они заманили его при помощи письма, написаннаго ‘товарищемъ Марусей’, въ одно уединенное мсто и тамъ двумя выстрлами изъ револьвера его убили. Убитый былъ ученикомъ III класса той гимназіи, гд я одно время былъ преподавателемъ, а его товарищъ, то же ученикъ III класса, соучастникъ убійства, въ продолженіе нсколькихъ недль, не вызывая никакого подозрнія, посщалъ классные уроки, пока судебное слдствіе не открыло его участія въ этомъ дл. Интересно отмтить, что двое участниковъ убійства были дти полковника, а третій — сынъ инспектора городского училища.

Всмъ извстно, что въ экспропріаціяхъ анархистовъ сплошь и рядомъ участвуютъ ученики.

Къ аномаліямъ школьной жизни нужно отнести появленіе черносотеннаго движенія среди учащихся. Извстны случаи, когда дти подъ вліяніемъ отцовъ и начальства, принимали активное участіе въ предвыборной агитаціи, разнося по домамъ и раздавая прохожимъ на улиц списки кандидатовъ реакціонныхъ партій.

Однажды въ город Е— я былъ въ первый разъ въ жизни свидтелемъ невиданной до тхъ поръ картины.

Группа учащихся въ различныхъ формахъ, со значками союза истинно-русскихъ людей на груди, шла во глав какой-то процессіи въ то время, какъ еврейское населеніе пряталось по разнымъ закоулкамъ, боясь погрома, запирало окна и двери.

Юныя дтскія лица были надменно надуты. Они самодовольно и нагло посматривали по сторонамъ. Подъ охраной полиціи и хулигановъ, эти несчастныя дти и юноши, очевидно, чувствовали себя господами положенія, и имъ правился тотъ страхъ, который манифестація вызывала въ еврейскомъ населеніи…

Бдныя дти, жалкіе отцы!…

Многія соображенія позволяютъ полагать, что къ разряду увлекающихся половымъ вопросомъ, религіозными исканіями въ дух Мережковскаго, развратомъ и черносотеннымъ теченіемъ принадлежатъ по преимуществу учащіеся, дти обезпеченныхъ классовъ, дворянъ, купцовъ и крупныхъ чиновниковъ, т. е. тхъ общественныхъ группъ, которыя въ себ самихъ содержатъ элементы дегенераціи, физическаго и нравственнаго извращенія. Это вполн понятно. Дтямъ бдняковъ не до того — они бгаютъ по грошовымъ урокамъ, помогаютъ дома въ хозяйств старшимъ, занимаются со своими маленькими братьями и сестрами.

XX.
Опять попытка, опять разочарованіе.

Почти въ продолженіе года, въ силу независящихъ отъ меня обстоятельствъ, я не могъ заниматься учительской дятельностью.

Судьба закинула меня въ одинъ изъ большихъ южныхъ городовъ Россіи. Здсь я получилъ предложеніе отъ одного молодого преподавателя помочь ему организовать частную гимназію. Переговоривъ съ нимъ подробно о его планахъ и педагогическихъ принципахъ, изложивъ ему свои взгляды на учительскую дятельность, я, не безъ нкотораго колебанія, согласился принять на себя обязанности инспектора гимназіи и главнаго руководителя воспитательной части.

Въ это время я былъ также приглашенъ на уроки естествознанія въ одну изъ частныхъ женскихъ гимназій. Передъ этимъ я началъ преподаваніе природовднія въ младшихъ классахъ женскаго коммерческаго училища и нсколько разъ въ недлю читалъ лекціи на вечернихъ торговыхъ курсахъ. Работы было, хоть отбавляй, и я былъ занятъ цлый день, но отказаться было нельзя, такъ какъ въ средин года трудно было найти себ замстителя и, кром того, меня очень интересовало положеніе дла въ женской школ, съ которой я до сихъ поръ былъ знакомъ не особенно близко.

Такимъ образомъ, мн вновь пришлось встртиться съ широкимъ кругомъ учащихся, а также получше познакомиться съ педагогами различнаго вида.

Частныя учебныя заведенія длятся на дв группы: одни, имющія полныя правительственныя права какъ для учащихъ, такъ и для учащихся, за рдкимъ счастливымъ исключеніемъ, похожи на казенныя школы, другія, безъ правъ, носятъ крайне смшанный характеръ.

Частная гимназія, въ которую я былъ приглашенъ инспекторомъ, была безъ правительственныхъ правъ. Не смотря на то, что она открылась въ январ, въ два отдленія приготовительнаго класса и въ четыре основныхъ поступило около 360 мальчиковъ, большинство которыхъ были евреи. Ввиду многихъ соображеній, педагогическій персоналъ нашелъ возможнымъ быть не особенно строгимъ при пріем учениковъ и мало обращалъ вниманія на возрастъ поступающихъ. Явленіе съ виду непедагогичное, но вполн допустимое при тхъ условіяхъ, въ какихъ существуетъ еврейское населеніе по отношенію къ вопросу образованія. Стсненные процентомъ для поступленія въ казенныя учебныя заведенія, дти и еврейскіе юноши изъ года въ годъ держатъ экзамены, тщетно пытаясь попасть въ конкурсъ на имющіяся для евреевъ свободныя вакансіи. Эти несчастные ‘мученики науки’ носятъ и въ общежитіи названіе ‘экстерновъ’, и на вопросъ, чмъ они занимаются, отвчаютъ: ‘экстерничаемъ’.

Въ южныхъ городахъ Россіи такихъ ‘экстерновъ’ имется очень большое количество, и они не мало доставляютъ доходу преподавателямъ казенныхъ учебныхъ заведеній…

Въ погон за образованіемъ и дипломомъ, этими пасынками Россіи много и часто тратятся безполезно энергія, здоровье и деньги. Нужно только удивляться настойчивости и терпнію еврейскихъ юношей…

Узнавъ, что открывается новая гимназія, экстерны понахали къ намъ со всхъ сторонъ, и многіе изъ нихъ поступили въ IV классъ даже съ казеннымъ свидтельствомъ за пять классовъ. Въ IV классъ поступили также окончившіе городскія училища, съ отсрочкой до весны экзаменовъ по латинскому языку и одному изъ новыхъ. Не мало учениковъ перешло изъ торговыхъ школъ и коммерческихъ училищъ. Такимъ образомъ, составъ учениковъ былъ крайне разнообразенъ по возрасту и по своимъ познаніямъ. Въ виду громаднаго наплыва пришлось открыть параллельные классы, но и то въ одномъ IV-омъ было боле пятидесяти, въ другомъ боле сорока.

Первое засданіе педагогическаго совта было посвящено выработк системы учебно-воспитательнаго дла. Я не буду о ней распространяться, скажу только, что она была близка къ той, какая практиковалась въ С—ой торговой школ.

Небольшая сплоченная группа преподавателей, въ которую между прочимъ вошли мои С—іе товарищи А. Р. Д—гъ и В. А. В—ій, вмст со мной мечтали осуществить попытку созданія новой школы Къ несчастью, мы не расчитали своихъ силъ, и не приняли во вниманіе всхъ тхъ условій, въ какихъ существуютъ частныя учебныя заведенія. Помимо бюрократическаго давленія сверху, которое олицетворялось въ директор народныхъ училищъ, крайнемъ реакціонер и юдофоб, намъ пришлось столкнуться съ безпринципностью большинства нашихъ сослуживцевъ, по виду только принявшихъ выработанную нами учебно-воспитательную систему. Кром того, и нашъ молодой директоръ, хотя и былъ преисполненъ благихъ намреній, особенно въ первое время, не имлъ опредленныхъ педагогическихъ убжденій и держался крайне неустойчиво и непослдовательно, легко подпадая подъ вліяніе отдльныхъ лицъ. Въ отношеніи къ ученикамъ нкоторые преподаватели вели себя очень неровно и были очень непослдовательны въ своихъ дйствіяхъ, а иногда допускали крупныя ошибки, рзко противорчащія принципамъ новой школы. Такъ какъ такихъ преподавателей было большинство, то, конечно, создалась крайне ненормальная и неопредленная атмосфера. Учениками это чувствовалось, они нервничали и иногда въ рзкой форм выражали свое недовольство. Начались различныя недоразумнія, произошло нсколько столкновеній съ учителями. Наша сплоченная группа, заслужившая довріе и уваженіе учащихся, съ трудомъ сдерживала все развивающееся протестующее настроеніе учащихся. Наконецъ, чтобы выяснить положеніе вещей, мы нашли полезнымъ переговорить съ учениками старшаго класса, назначивъ особое на то засданіе.

На этомъ засданіи ученики IV класса опредленно заявили намъ слдующее:

— Нкоторые изъ васъ, господа преподаватели, пытаются осуществить созданіе новой школы. Но, къ несчастью, это невозможно, принимая во вниманіе многія обстоятельства и причины, а какія — вы сами знаете. А поэтому, чтобы не создавать ложнаго положенія для насъ, не обманывая ни себя ни другихъ, вернитесь къ порядку, который практикуется въ старыхъ школахъ. Выработайте опредленныя правила школьной дисциплины, регламентируйте наказанія, которыя полагаются за ихъ нарушеніе, и мы будемъ знать, что намъ длать…

Тяжело и трудно было признать справедливость словъ учащихся, однако они оказались вполн правы, какъ выяснилось изъ дальнйшихъ событій.

Вскор посл этого собранія, на репетиціи по латинскому языку разыгралась сцена, крайне непріятная по форм и глубоко возмутительная по существу.

Предсдательствуя въ репетиціонной комиссіи, въ виду отъзда изъ города директора, я замтилъ, что преподаватель относится весьма неровно къ ученикамъ, давая однимъ легкіе вопросы, а другимъ самые трудные, особенно строго и придирчиво спрашивалъ онъ одного юношу, который и безъ того нервничалъ и волновался. Наконецъ ученикъ со слезами заявилъ:

— Вы потому меня такъ строго спрашиваете, что я отказался съ вами заниматься частнымъ образомъ.

Учитель заторопился отослать его на мсто. Вмшались другіе ученики и опредленно обвинили учителя въ вымогательств, подтверждая свое обвиненіе примрами. Растерявшійся учитель былъ не въ состояніи опровергнуть взводимыя на него обвиненія. Продолженіе репетиціи пришлось прекратить. Вслдствіе этого скандала собралась наша сплоченная группа, и мы ршили, что этотъ учитель, конечно, не можетъ оставаться въ гимназіи. Когда пріхалъ директоръ, онъ согласился съ нашимъ ршеніемъ, но потомъ… потомъ этотъ учитель остался.

Частныя учебныя заведенія безъ правительственныхъ правъ производятъ только выпускные экзамены на аттестатъ зрлости, въ присутствіи назначеннаго отъ министерства депутата. Незадолго до окончанія учебнаго года отъ попечителя округа была получена бумага, предоставлявшая право держать экзамены также за 4 и за 6 классовъ всмъ желающимъ, въ присутствіи правительственнаго депутата. Подобное предложеніе являлось въ высшей степени желательнымъ, такъ какъ многимъ учащимся было очень важно имть офиціальное свидтельство за 4 класса, что даетъ льготу по отбыванію воинской повинности и нкоторыя другія.

Вслдствіе того, что бумага пришла слишкомъ поздно, кажется, не боле десяти юношей заявили желаніе подвергнуться экзамену за 4 класса.

Депутатомъ по всмъ предметамъ былъ назначенъ учитель городского училища, человкъ со среднимъ образованіемъ. Его положеніе было крайне неловко и неестественно. Случалось, что ученики знали больше его, такъ какъ многіе преподаватели, съ университетскимъ образованіемъ, очень широко вели курсъ своего предмета. Экзаменующіеся ученики прекрасно сдали вс экзамены. Вышло только небольшое недоразумніе по поводу нетвердаго знанія учениками церковно-славянскаго языка.

Многіе взрослые ученики, познакомившись, по правд сказать, довольно поверхностно, при помощи популярно-написанныхъ брошюрокъ, съ экономически-соціальными и философскими вопросами, съ юношеской самоувренностью считали себя вполн ‘сознательными личностями’ и позволяли себ довольно рзко третировать мене развитыхъ, съ ихъ точки зрнія, товарищей. Особенно отъ нихъ доставалось ученикамъ, перешедшимъ изъ городского училища. Это были трудолюбивые, усидчивые юноши, серьезно относящіеся къ занятіямъ, простодушные и вдумчивые, но нсколько наивные въ вопросахъ ‘политики’.

Не мало труда мн пришлось употребить, доказывая ‘сознательнымъ’ ихъ глубокую неправоту по отношенію къ ихъ мене сознательнымъ товарищамъ. Наконецъ, помогла мн репетиція по географіи Россіи. На этой репетиціи выяснилось, что третируемые ученики оказались находчиве, глубже въ своихъ знаніяхъ и даже начитанне, чмъ ихъ товарищи, знакомые съ экономическими и философскими ученіями. Дло дошло даже до того, что, когда я предложилъ вопросъ, какое значеніе имло бы для страны, если бы Волга впадала въ Балтійское море, а не въ Каспійское озеро, одинъ изъ ‘лидеровъ’ заявилъ мн, что я ставлю слишкомъ трудные вопросы, которыхъ нтъ въ учебник.

Подобныя положенія дали возможность самимъ ученикамъ убдиться въсвоей неправот и серьезне взглянуть на вещи. И вотъ въ одинъ прекрасный день боле умные и развитые юноши, въ ихъ числ и ‘сознательные’, собравшись вмст, посл долгой и вполн искренней бесды, пришли къ слдующему заключенію, единодушно принятому всми:— ‘Отсутствіе настоящихъ знаній, имющіяся же по нкоторымъ вопросамъ крайне поверхностныя, отнюдь не даютъ права считать себя близкими къ той или другой политической партіи. Необходимы знанія и общее развитіе. Боле сознательные товарищи должны помогать мене сознательнымъ, не возстановляя ихъ противъ себя’.

Присутствуя, по приглашенію учениковъ, на этомъ собраніи, но не принимая въ немъ никакого активнаго участія, я былъ глубоко пораженъ искренностью и серьезностью юношей. Мн было ясно, что не безъ нравственной борьбы и нкоторыхъ усилій воли далось моимъ воспитанникамъ подобное ршеніе. Они стали на правильный путь и, вмсто поверхностнаго чтенія, принялись за серьезное изученіе политической экономіи, соціологіи и біологіи.

Я не буду передавать дальнйшихъ своихъ воспоминаній, связанныхъ съ моей педагогической дятельностью въ этой частной гимназіи. Здсь, какъ и раньше, я получалъ громадное наслажденіе въ единеніи съ учащимися и много непріятностей со стороны той педагогической среды, въ которой волей-неволей приходилось пребывать.

XXI.
Несостоятельность буржуазной школы.

Теперь я позволю себ остановиться на выясненіи вообще положенія частныхъ учебныхъ заведеній и близкихъ къ нимъ по духу коммерческихъ училищъ.

Частныя учебныя заведенія въ большинств случаевъ носятъ чисто предпринимательскій характеръ, а потому по существу не могутъ быть не буржуазны. Съ коммерческими училищами ихъ роднитъ высокая плата за право ученія, реклама и погоня за популярностью, обстановочность и несоотвтствіе между словомъ и дломъ. Къ этимъ обычнымъ недостаткамъ буржуазной школы присоединяется еще эксплоатація учительскаго труда. Предприниматели, они-ж директора и начальницы, обыкновенно ради рекламы приглашаютъ на небольшое количество уроковъ за высокую плату одного-двухъ популярныхъ въ город педагоговъ {Въ школьномъ общежитіи эти педагоги носятъ названіе ‘гастролеровъ’.}, остальнымъ же предподавателямъ платятъ ничтожное вознагражденіе, часто въ размр 25 рублей за годовой урокъ.

А между тмъ доходъ, получаемый предпринимателями съ гимназій, довольно значительный. Чтобы не быть голословнымъ, я позволю себ представить слдующія данныя.

Средняя минимальная годовая плата за каждаго ученика равна 110 рублямъ {Во многихъ частныхъ учебныхъ заведеніяхъ эта цифра значительно выше, достигаетъ 200 и боле рублей, напр. въ столицахъ, въ Одесс, Кіев и другихъ большихъ городахъ.}. слдовательно съ каждаго класса, считая нормально по сорока учениковъ, получается 4400 рублей валового доходу. Максимальное количество уроковъ въ недлю 30, оплачивая ихъ въ среднемъ по 60 рублей, получимъ расходъ на преподаваніе въ каждомъ класс въ 1800 рублей, 1200 рублей на каждый классъ — будемъ считать прочіе расходы: по зданію, оборудованію мебелью, канцеляріи, администраціи и т. под. Итого мы получимъ 3000 рублей расходу на классъ при самой высокой расцнк. Такимъ образомъ, съ каждаго класса въ годъ получается чистаго дохода около 1400 руб.

Въ первые годы своего существованія, частныя учебныя заведенія, въ цляхъ привлеченія большаго количества потребителей-плательщиковъ, т. е. учащихся, окутываютъ свои меркантильные расчеты туманнымъ флеромъ идейности, для чего расширяютъ, напримръ, учебныя программы, вводятъ новые методы, приглашаютъ популярныхъ педагоговъ и т. под. Но, когда комплектъ учащихся длается полнымъ, и есть даже въ запас кандидаты, картина рзко мняется,— идейность куда-то исчезаетъ, а на божій свтъ появляется ничмъ не прикрытое хищное лицо предпринимателя, одна забота котораго какъ бы побольше поживиться и не разгнвать высшаго начальства…

Теперь перейдемъ къ положенію коммерческихъ учебныхъ заведеній, столь любезныхъ одно время либеральному сердцу обывателя.

Въ свое время была указала широта замысла при созданіи коммерческихъ училищъ въ отношеніи постановки учебно-воспитательнаго дла. Оставалось только правильно воспитывать и учить дтей. Казалось, для этого имются въ распоряженіи вс средства и данныя. Буржуазія не поскупилась для своихъ школъ, размахнулась вовсю, чисто по-купечески…

Однако на дл вышло совсмъ иное. Упованія, возлагаемыя на коммерческія училища, совершенно не оправдались. Фактическіе хозяева коммерческихъ училищъ, торгово-промышленное сословіе все боле и боле длается недовольнымъ своими школами. Уже первые выпуски учениковъ обнаруживаютъ отсутствіе серьезныхъ практическихъ и профессіональныхъ знаній, а имющіяся общія теоретическія знанія носятъ крайне дилетантскій характеръ.

Несостоятельность буржуазной школы замчается и въ Западной Европ. Молодые люди, какъ свидтельствуетъ о томъ французская и нмецкая спеціальная литература, въ большинств случаевъ не отличаются ни физическимъ здоровьемъ, ни твердыми познаніями, ни особеннымъ умніемъ работъ энергично и самостоятельно. Но въ Западной Европ, гд буржуазія вполн самоопредлилась, гд господствуетъ ея идеологія, причины упадка и несостоятельности школы всецло зависятъ отъ тхъ узко-классовыхъ требованій, которыя предъявляетъ буржуазія вообще къ жизни и къ школ въ частности. Конечно, отчасти т же причины имются и у насъ. Но къ нимъ присоединяются еще нкоторыя своеобразныя условія. Постараемся въ нихъ разобраться.

Требованія къ своей школ со стороны торгово-промышленнаго сословія вполн опредленны: ему нужно здоровыхъ физически помощниковъ-сыновей, обладающихъ практическими и профессіональными знаніями на основ общаго образованія для улучшенія и расширенія торгово-промышленныхъ предпріятій и усиленія вліянія своего сословія. Къ несчастью русской буржуазіи, она не могла обойтись своими силами — для этого она слишкомъ малограмотна и несвдуща въ дл образованія. Ей пришлось обратиться за помощью къ интеллигенціи, мечтающей отнюдь не о профессіональномъ образованіи, но объ общемъ и, главнымъ образомъ, о распространеніи гуманитарныхъ наукъ. Результатомъ такого положенія вещей получилось, такъ сказать, вредная для основательныхъ знаній учащихся ‘многопредметность’. Въ самомъ дл, какихъ только наукъ нтъ въ коммерческихъ училищахъ! И біологическія, и математическія, и экономическія, и гуманитарныя, и профессіональныя (коммерческія знанія), и даже латинскій языкъ! И на все это только семь лтъ…

Помимо многопредметности, есть еще второе условіе, вредно отражающееся на положеніи дла. Коммерческія учебныя заведенія не принадлежатъ всецло буржуазіи. Бюрократія въ лиц м-ства финансовъ, а теперь торговли и промышленности, не желая нарушать общую правительственную политику, оставила за собою право вдать и контролировать учебно-воспитательную сторону училищъ. Утвержденіе членовъ попечительнаго совта, а также директора и учителей производится учебнымъ отдломъ. Такимъ образомъ, служебный персоналъ заведеній, обладая правами и преимуществами государственной службы, зависитъ и отъ торгово-промышленнаго общества, которое платитъ ему жалованіе и даетъ денежныя награды, и отъ министерства, вдающаго правоспособность своихъ чиновниковъ, ихъ чинопроизводство и присужденіе къ орденамъ. Положеніе получается крайне двойственное, что, конечно, не можетъ не отражаться на внутренней жизни школы. Съ одной стороны, желанія и требованія буржуазіи, часто либеральныя, съ другой — бюрократическія тенденціи и самовластіе. Происходятъ нердко конфликты между попечительными совтами и учебнымъ отдломъ, и директорамъ надо быть большими дипломатами, чтобы, безъ ущерба для себя, ловко лавировать между этими Сциллой и Харибдой, хозяйскаго желанія и бюрократическаго формализма. Скверно, говорятъ, сидть между двумя стульями, положеніе же директоровъ коммерческихъ училищъ еще трагичне — они сидятъ между четырмя — какъ это ни кажется физически невозможнымъ: къ двумъ прежнимъ добавляются еще педагогическій комитетъ и родители.

Педагогическій комитетъ мечтаетъ объ автономіи и ведетъ борьбу съ директорами за свои права. Почти въ каждомъ училищ происходятъ нелады между директоромъ и учителями, что не мшаетъ однако имъ вмст дружно кушать буржуазный пирожокъ. Родители требуютъ исполненія тхъ многочисленныхъ и хорошихъ общаній, которыя имъ посулила при открытіи новая школа. Попечительный совтъ, затративъ вначал слишкомъ много денегъ, длается экономне, все меньше и меньше даетъ средствъ на расширеніе дла. А бюрократія продолжаетъ бомбардировать школу новыми и новыми циркулярами, ‘запрещающими и отмняющими’.

При Витте положеніе вещей еще было сносно. Но въ послднее время у коммерческихъ училищъ постепенно отнимаются прежнія вольности, и они все боле и боле начинаютъ приближаться къ казеннымъ учебнымъ заведеніямъ.

Однако названіе ‘буржуазная школа’, примняемое къ коммерческимъ училищамъ, пока является вполн умстнымъ и характернымъ въ отличіе отъ феодально-бюрократической школы, каковы господствующія правительственныя среднеучебныя заведенія.

Организованныя на средство буржуазіи для удовлетворенія ея образовательныхъ потребностей, коммерческія училища, при очень высокой плат за право ученія, въ силу устава даютъ право и возможность главнымъ образомъ обучаться дтямъ торгово-промышленнаго сословія. Тогда какъ въ казенныя гимназіи по преимуществу принимаются дти дворянъ и чиновниковъ.

Очень типично для коммерческихъ училищъ, когда, вслдствіе большого наплыва поступающихъ, училищная администрація отдаетъ предпочтеніе при пріем тмъ дтямъ, родители которыхъ вносятъ крупныя пожертвованія на постройку₎напримръ, церкви, организацію училищной библіотеки и т. под. Явленіе настолько обычное, какъ обычно для гимназіи длать предпочтеніе дворянскому сыну передъ разночинцемъ, что даже никого не удивляетъ и отнюдь не считается предосудительнымъ.

Буржуазія привыкла покупать блага жизни, не задаваясь совершенно вопросами справедливости.

XXII.
‘Педагоги’. Жертвы вечернія.

Существуетъ одинъ анекдотъ. Какой-то очень толстый господинъ сидлъ въ гостиной, ожидая выхода хозяйки дома. Маленькая двочка стояла въ дверяхъ и внимательно смотрла на него. Наконецъ, очевидно, глубоко пораженная его неестественной полнотой, не выдержала и спросила:

— Скажите, вы — человкъ или нарочно?

Когда мн приходится говорить о русскихъ педагогахъ, мн всегда вспоминается этотъ апухтинскій анекдотъ, и я невольно ставлю вопросъ:

— Что наши педагоги — дйствительно педагоги или нарочно?

Спшу оговориться. Это относится всецло къ преподавателямъ средне-учебныхъ заведеній. Къ народнымъ учителямъ я чувствую глубокое уваженіе и только удивляюсь тому, какимъ образомъ они сохраняютъ свою идейность и стойкость, работая въ атмосфер тяжелаго гнета и дикаго произвола. Вообще употребляя слово педагогъ, я исключительно отношу его къ чиновникамъ сословно-бюрократической или буржуазной школы…

Въ одномъ мст своихъ сочиненій Пироговъ говоритъ:

‘Чтобы сдлать школу хорошей, нужно дйствовать не врозь и не порознь, а общими силами, а чтобы дйствовать общими силами, нужно имть и общія убжденія. А гд ихъ взять? Словъ, сколько угодно, а убжденій — дло иное’!

Давно это было сказано, а между тмъ большинство педагоговъ, даже засдающіе въ одномъ педагогическомъ совт, не только не объединены общими педагогическими убжденіями, но и вообще не имютъ никакихъ убжденій. Они легче, чмъ какіе-либо иные профессіоналы, примняются къ мсту и моменту. Они служатъ, и служатъ не длу, а лицамъ.

Сплошь и рядомъ преподаватель, занимающійся одновременно въ нсколькихъ учебныхъ заведеніяхъ съ различными учебно-воспитательными системами, въ одномъ ставитъ единицы и двойки и оставляетъ дтей ‘безъ обда’, въ другомъ либеральничаетъ съ учащимися и въ томъ и въ иномъ случа только старается угодить начальству. Этихъ хамелемоновъ чрезвычайно много, и они въ высшей степени развращающе дйствуютъ на дтей и на свою среду. Въ самомъ дл, нтъ ничего вредне, когда человкъ берется учить другихъ, самъ не зная, какъ учить и чему учить, а тмъ боле, когда осмливается еще и воспитывать. Я не отдляю обязанности учителя отъ воспитателя, да мн кажется, что этого и нельзя сдлать. Слдовательно вліяніе такихъ педагоговъ-хамелеоновъ пагубно на дтей и въ моральномъ и умственномъ отношеніи.

Кто идетъ въ учителя? Что побуждаетъ нкоторыхъ людей длаться педагогами?

Чрезвычайно трудно дать точные и опредленные отвты на эти вопросы. Я позволю себ высказать только нкоторыя соображенія, вынесенныя мною изъ личнаго опыта и на основаніи наблюденій. Однако постараюсь, чтобы производимый анализъ по возможности былъ объективне.

Экономическій факторъ, который еще по мннію Писарева заставлялъ итти въ учителя самыхъ бдныхъ и самыхъ бездарныхъ, вообще играетъ большую роль въ выбор той или иной профессіи, въ частности въ выбор карьеры педагога иметъ доминирующее значеніе.

О какомъ-либо призваніи не можетъ быть и рчи.

Педагоги, избравшіе свою дятельность изъ экономическихъ расчетовъ, носятъ крайне опредленный характеръ. Это службисты-чиновники, ремесленники педагогическаго дла, люди 20-го числа, точные и ретивые исполнители воли своего начальства, приказанія котораго и являются, собственно говоря, ихъ педагогическими убжденіями. Боле умные и честолюбивые изъ нихъ — черствые карьеристы, будущіе-инспектора, директора, ревизоры, съ ‘Аннами’ на ше и капиталами въ банк. Школа для нихъ является средствомъ личнаго благополучія. Сегодня сердечное попеченіе — прекрасно. Завтра прикажутъ драть — великолпно. ‘Нанялся — продался’…

Мене честолюбивые — добросовстные, но бездарные труженики, вся сренькая жизнь которыхъ проходитъ въ исправленіи тетрадей и выставленіи отмтокъ. Они мало замтны, а потому мене вредны. Это что-то врод добавочной мебели къ школьной обстановк.

Помимо экономическаго фактора въ выбор службы часто иметъ мсто случай. Это особенно характерно для Россіи. Наблюдательный Чеховъ удачно подмтилъ это явленіе, которое часто служитъ причиной обывательскаго трагизма. Этотъ факторъ чаще играетъ роль въ жизни людей легкомысленныхъ и слабохарактерныхъ, которыхъ впослдствіи ‘задаетъ среда’.

Я знаю учителя, сына жандармскаго полковника, которому по окончанію университета не хотлось отбывать воинскую повинность. Директоръ гимназіи любезно предложилъ ему зачислиться въ училищный штатъ класснымъ надзирателемъ, а затмъ далъ ему и уроки. Не имя никакой склонности къ учительству, этотъ господинъ тянетъ свою лямку изъ года въ годъ, и можно легко представить какой онъ педагогъ, принявъ въ соображеніе условія наслдственности и выбора карьеры.

Молодые люди, окончившіе университетъ, иногда совершенно не думая быть педагогами и сохраняя къ этой дятельности отвращеніе еще съ дтскихъ лтъ, часто неожиданно для самихъ себя становятся ими. Случайно въ томъ город, куда пріхали они къ роднымъ на отдыхъ посл государственныхъ экзаменовъ, въ какомъ-либо училищ открылась свободная вакансія преподавателя. Родные и знакомые убждаютъ молодого человка, у котораго, по правд сказать, нтъ пока никакихъ опредленныхъ желаній, сдлаться учителемъ. И онъ длается такъ, знаете, вдругъ, какъ бываетъ съ Хлестаковыми.

О какомъ-либо призваніи и педагогическихъ убжденіяхъ у этихъ легкомысленныхъ людей, конечно, тоже не можетъ быть рчи. И вотъ создается педагогическая поговорка: ‘пять лтъ учимся, пять лтъ учимъ, пять лтъ мучимся, пять лтъ мучимъ’.

Врне, одна сплошная мука для бдныхъ учащихся!..

Въ отличіе отъ первой категоріи педагоги послучаю, или педагоги легкомысленные не трудно опредляются своими дйствіями. Они правда, не формалисты, какъ первые, педантизма у нихъ нтъ, къ своимъ обязанностямъ они относятся спустя рукава, часто манкируютъ уроками, не возвращаютъ ученическихъ работъ, взятыхъ на домъ, съ учащимися держится очень неровно — то снисходительны и добры, то взыскательны и придирчивы. При случа они бросаютъ учительство и переходятъ на другую боле выгодную въ матеріальномъ отношеніи службу, если съ ихъ стороны на то не требуется ни усилій ни хлопотъ. Съ учрежденіемъ винной монополіи и института земскихъ начальниковъ, многіе педагоги перешли въ акцизъ и въ ‘земскіе’…

Есть и такіе педагоги, которые, при отсутствіи какихъ-либо способностей и талантовъ, по характеру своему крайне тщеславны, властолюбивы, деспотичны. Они избираютъ себ педагогическую дятельность, потому что она боле другихъ даетъ имъ возможность проявлять безнаказанно свою мелкую натуру и удовлетворять низкимъ потребностямъ себялюбія. Такіе еще хуже другихъ.

Если первые вредны вслдствіе отсутствія убжденій, то эти послдніе опасны безсмысленной жестокостью полусумасшедшихъ палачей и тюремщиковъ. Т длаются педагогами изъ расчета или по легкомыслію, а эти какъ бы по призванію, съ опредленной цлью властвовать хотя бы среди маленькихъ дтей и беззащитныхъ юношей. Они то и являются авторами громаднаго количества различныхъ правилъ и параграфовъ, запрещающихъ одно, не разршающихъ другое, крпкими цпями формализма сковывающихъ самое незначительное проявленіе самостоятельности ребенка.

Извстное педагогическое положеніе, ‘что не разршено, то запрещено’, является результатомъ ‘творчества’ этихъ злостныхъ людишекъ.

Вся ихъ ничтожная жизнь посвящена притсненію и угнетенію слабыхъ: въ школ — учащихся, дома — членовъ семьи и вообще всхъ, кто отъ нихъ зависитъ. Типъ этотъ въ высшей степени противенъ и подлъ. Они нелюбимы даже своими сослуживцами, ихъ избгаютъ и боятся, такъ какъ они способны доносить, шпіонить и длать всякую мерзость, когда имютъ на то возможность. И какъ они трусливо гадки, когда имъ приходится наталкиваться на противодйствіе.

Однажды я халъ со своимъ товарищемъ, военнымъ врачемъ, по Финляндской желзной дорог. У окна на одномстной скамейк сидла немолодая, печальная женщина, съ двочкой лтъ шести. Противъ нея — господинъ въ фуражк министерства народнаго просвщенія, желчнаго вида, съ колючими, надменными глазками. Щека у него была подвязана, очевидно, болли зубы. Маленькая двочка, какъ и подобаетъ ребенку, все время вскакивала, смотрла въ окошко, обращалась къ матери съ вопросами. Господинъ то-и-дло шиплъ на нее и даже, незамтно для другихъ, нсколько разъ ущипнулъ. Двочка стихала, прижимаясь къ матери, но ребяческое любопытство брало верхъ, и она опять вскакивала и подбгала къ окну. Господинъ на нсколько минутъ вышелъ изъ вагона. Женщина обратилась къ намъ:

— Братецъ мой, учитель гимназіи. Ужъ извините, тяжелый человкъ!

Педагогъ возвратился. Не прошло и нсколько минутъ, какъ онъ вдругъ, странно взвизгнувъ, съ розмаху ударилъ двочку по щек. Двочка пошатнулась, стукнулась головкой о стнку вагона и заплакала горькими слезами, прижавшись къ матери.

— Какое безобразіе!— сорвалось у меня.

Мой товарищъ молча плюнулъ на полъ.

— Чмъ ругаться,— обратился къ намъ педагогъ,— вы бы лучше посовтовали мн что-нибудь отъ зубной боли. Вы, кажется, врачъ?— спросилъ онъ моего товарища.

— Пойдемте на площадку, я васъ полчу,— хмуро бросилъ докторъ и поднялся со скамейки.

Почти сейчасъ же товарищъ возвратился. Лицо его было красное, но веселое. Вслдъ за нимъ, какъ побитая собаченка, съежившись, бочкомъ на свое мсто пробрался педагогъ.

Вскор мы сошли съ позда на станцію.

— Что ты сдлалъ этому ‘препод’?— спросилъ я товарища.

— А вотъ угадай!— отвтилъ онъ и широко улыбнулся…

Конечно, есть люди желчные, раздражительные, нервные, но странное дло, они обыкновенно раздражаются, бываютъ не сдержанны и деспотичны съ людьми подчиненными, отъ нихъ какимъ-либо образомъ зависящими, всегда съ дтьми, домашними, прислугой, рдко съ равными и почти никогда съ тми, отъ которыхъ зависятъ сами. Явленіе это крайне распространенное, и мы легко привыкаемъ къ нему, а между тмъ это явленіе само по себ страшно возмутительное, оскорбляющее и унижающее человческую личность. Чаще всего съ нимъ приходится сталкиваться бднымъ дтямъ въ школ, вслдствіе своей безпомощности и беззащитности.

На этой почв разыгрывается очень много кровавыхъ драмъ. Я знаю случай, когда ученикъ II класса, мальчикъ одиннадцати лтъ, очень кроткій и добрый, доведенный придирками и гоненіями одного педагога до бшенства, кинулся на него съ перочиннымъ ножомъ, а другой мальчикъ-еврей не вынесъ притсненій и повсился на чердак.

Вотъ нсколько случайныхъ газетныхъ сообщеній:

’11-го мая прошлаго года повсился {Курсивъ везд мой.— А. В.} воспитанникъ V класса урюпинскаго реальнаго училища Алексй Масленниковъ. Покойный оставилъ записку, въ которой виновникомъ его смерти называетъ директора.

‘Въ г. Азов 29 августа прошлаго года отравилась карболовой кислотой ученица Ш кл. мстной гимназіи Жолткевичъ, которой были назначены посл каникулъ переэкзаменовки по русскому яз. и закону Божію. По первому предмету двочка экзаменъ выдержала, отвтомъ же по закону божію законоучитель о. Петръ Павловъ не удовлетворился и поставилъ ей двойку. Покойной грозила неизбжность оставленія въ третьемъ класс на второй годъ и неосвобожденіе отъ платы, а дома у нея была мать вдова и семь душъ братьевъ и сестеръ почти безъ всякихъ средствъ къ существованію’.

‘Изъ Устюжипы сообщаютъ, что тамъ въ начал ноября прошлаго года утопилась въ рк гимназистка 7-го класса Мясникова изъ-за двойки по исторіи. Конечно роковой двойк предшествовали другія мелочи, въ общемъ сложившіяся въ драму неустойчивой едва расцвтающей молодой души. Не надо забывать, въ какое тревожное и нервное время мы живемъ. Сухое формальное отношеніе начальства къ учащимся въ томъ возраст, когда душа въ особенности становится воспріимчивой къ обиднымъ мелочамъ, сыграла не малую ноль въ смерти Мясниковой’.

‘Пансіонерка Новочеркасскаго института Марія Денисова выбросилась изъ форточки четвертаго этажа вслдствіе грубаго обращенія. Она была напрасно обвинена начальницей и классной дамой въ краж 5 рублей’.

’26-го октября 1908 года въ город Оренбург выстрломъ изъ ружья картечью покончилъ съ собой ученикъ 6-го класса мстной гимназіи Блавинъ. Послдними словами умирающаго мальчика были: ‘Вотъ вамъ двойка за поведеніе’.

‘Въ декабр застрлился гимназистъ з-то класса Екатеринбургской гимназіи Гудимовъ. Онъ оставилъ записку: ‘Жизнь слишкомъ тяжела’.

’28-го октября въ таганрогской женской гимназіи на урок закона Божія отравилась ученица 5-го класса Савельева’.

‘Въ Керчи застрлился гимназистъ 8-го класса Станиславскій. Нсколько дней тому назадъ гимназисты на бульвар своевременно спасли другого ученика 8-го кл., пытавшагося отравиться’.

‘Въ первыхъ числахъ ноября въ Харьков выстрломъ изъ револьвера покончилъ самоубійствомъ ученикъ реальнаго училища С. Парфеновъ’.

‘Въ Екатеринодар въ городскомъ саду застрлился гимназистъ 6-го класса Соколовъ, не выдержавшій переэкзаменовки’.

‘Въ Кіев застрлился сынъ коменданта мстной крпости гимназистъ Б. Медеръ’.

‘Въ Полтав покончила самоубійствомъ гимназистка Вольковичъ’.

‘Въ Новгород во время молитвы застрлился ученикъ 4-го класса Горбачекъ’.

‘Въ ма 1908 года въ Саратов покончилъ жизнь самоубійствомъ ученикъ 5-го кл. гимназіи Розановъ’.

Мы могли бы привести еще не одинъ десятокъ подобныхъ трагическихъ случаевъ, извстныхъ каждому изъ насъ. А сколько ихъ скрыто въ каменныхъ стнахъ учебныхъ заведеній, трудно сказать! Будущій историкъ школьнаго дла въ Россіи отведетъ имъ не одну страницу, залитую дтской невинной кровью…

А посмотримъ теперь, какъ реагируетъ высшее начальство на эти школьныя драмы, Производитъ ли оно разслдованіе, устраняетъ ли истинныхъ виновниковъ ‘добровольной’ смерти дтей и юношей? Нтъ. Въ большинств случаевъ дло ограничивается циркулярами.

Вотъ прекрасный образчикъ начальнической заботливости для устраненія причинъ самоубійствъ: ‘Весной текущаго года произошелъ слдующій случай. Ученикъ одного изъ городскихъ училищъ, имвшій нсколько неудовлетворительныхъ годовыхъ отмтокъ, но надявшійся на допущеніе его къ испытаніямъ, узнавъ наканун экзаменовъ, что онъ къ нимъ не допущенъ по постановленію педагогическаго совта, покончилъ жизнь самоубійствомъ. Объясняя случай этотъ главнымъ образомъ неожиданностью извстія о недопущеніи къ экзамену, попечитель одесскаго учебнаго округа циркуляромъ отъ 3 іюля предложилъ учебному начальству принять мры къ тому, чтобы ученикамъ заране сообщалось о томъ, что, при извстномъ низкомъ уровн успховъ, они могутъ быть не допущены къ экзаменамъ’ {‘Одесскіе Новости’ 8 іюня 1908 г.}.

Неужели такъ трудно понять, что дло здсь вовсе не въ томъ, когда ученикъ узналъ тяжелую всть и даже, пожалуй, не въ экзаменаціонной систем, а въ той общей атмосфер черстваго формализма, гнета и произвола, въ той атмосфер казенщины, какая господствуетъ въ нашихъ школахъ.

Почему исключительно рдки самоубійства дтей, теряющихъ мать, отца, любимаго брата, сестру? Да потому, что они въ семь, ихъ окружаетъ любовная обстановка, и какое бы несчастье съ ними ни случилось, надъ ними не злорадствуютъ, не травятъ, не мучаютъ.

Сколько разъ мн приходилось видть оставляемыхъ на второй годъ учениковъ, видть ихъ слезы и слышать отъ нихъ, что они хотятъ умереть, но слава Богу, вс они остались живы, ибо во-время было оказано сочувствіе, моральная поддержка. Достаточно двухъ-трехъ ласковыхъ словъ — дтское сердце отходчиво, молодое горе забывчиво…

XXIII.
‘Либеральные педагоги’.

Въ послднее время сталъ широко распространяться особый типъ, такъ сказать, ‘либеральныхъ педагоговъ’.

Большинство ихъ состоятъ преподавателями буржуазной школы, коммерческихъ училищъ, а также близкихъ къ нимъ по духу, частныхъ учебныхъ заведеній.

Эгоизмъ и педагогическое лицемріе, погоня за популярностью и рекламой, сантиментальность и цинизмъ являются характерными признаками и неотъемлемыми качествами, ‘либеральныхъ педагоговъ’.

Я знаю одну изъ лучшихъ частныхъ женскихъ гимназій въ Россіи, какъ по составу преподавателей, такъ и по принципамъ, положеннымъ въ основу дла. И что же? Тамъ преподаватели увлекаются, такъ называемыми, групповыми занятіями не въ вид выбора отдльныхъ ученицъ для занятія съ ними на дому въ свободное время, а въ урочные часы, при чемъ изъ всего класса, т. е. въ среднемъ изъ 40 ученицъ, исключительное вниманіе преподавателя обращено на небольшую группу, человкъ въ 8—10. Выражается это, напримръ, такъ. Преподаватель словесности говоритъ съ группой объ Ибсеновскомъ Брандт, тогда какъ большинство класса плохо знакомо даже съ Гоголемъ. Учитель исторіи ведетъ занятія съ нсколькими ученицами по Ключевскому, крайне опрометчиво гордясь ихъ знаніями и интересомъ къ предмету, вмст съ тмъ совершенно не обращаетъ вниманія на весь остальной классъ.

Между прочимъ на экзамен географіи въ VII класс произошелъ такой эпизодъ, о немъ мн разсказывала сама начальница этой гимназіи. Ученица на вопросъ экзаменатора, что мшаетъ судоходству на Волг, отвтила:

— Громадное обиліе рыбы.

А на репетиціи по словесности въ той же гимназіи одн ученицы свободно говорили объ Ибсен, другія не могли связно изложить содержаніе ‘Ревизора’.

Въ одномъ коммерческомъ училищ въ V класс есть ученики, которые прекрасно препарируютъ нервную систему лягушки, а большинство ихъ товарищей не знаютъ даже къ какому типу лягушка относится.

Въ погон за открытіемъ среди учащихся талантовъ и для ихъ развитія, что даетъ возможность учителю или администраціи при случа похвастаться,— вотъ, дескать, какіе у насъ есть ученики,— забываются интересы всего класса. Сплошь и рядомъ бываетъ, что училище пріобртаетъ цнныя руководства и пособія для развитія способности отдльнаго ученика, а необходимыя пособія по какому-нибудь предмету для всего класса часто совершенно отсутствуютъ. На учебныя выставки и въ педагогическіе музеи посылаются работы такихъ избранниковъ, и он ни въ коемъ случа не могутъ дать правильное понятіе объ успшности класса.

Сколько разъ мн приходилось слышать иногда даже отъ весьма ‘идейныхъ’ педагоговъ такую фразу:

— Не хотятъ учиться, что же я съ ними возиться буду. Да и скучно все время сидть на азбук.

Такіе педагоги совершенно забываютъ, что не для собственнаго удовольствія и развлеченія приходятъ они на уроки, что важне научить тхъ, которые не знаютъ, чмъ съ небольшой группой увлекаться Брандтомъ или препарировать лягушку. Подобное выдленіе и развитіе способностей однихъ въ ущербъ большинства крайне вредно отражается на психологіи учащихся, нарушая единство интересовъ класса, внося разладъ въ товарищескую среду.

Казенная школа, стирая индивидуальность, стре мится къ обезличиванію своихъ воспитанниковъ, такъ какъ сословно-бюрократическому правительству исключительно нужны послушные, исполнительные чиновники. Буржуазіи же выгодны таланты. Въ ея интересахъ поддерживать и развивать индивидуализмъ.

Буржуазія органически не переноситъ развитія коллективнаго самосознанія, а идеаломъ свободной школы именно и должно быть всестороннее развитіе личности учащихся въ гармонической связи съ развитіемъ коллектива.

‘Либеральные педагоги’ крайне самолюбивы. Выдвигая чужую личность, они свою, конечно, ставятъ очень высоко.

Въ одной частной женской гимназіи въ VII класс произошелъ такой случай.

Учителю, поклоннику Ибсеновскаго Брандта, показалось, что одна ученица слишкомъ небрежно поздоровалась при его вход въ классъ. Онъ предложилъ ей снова его привтствовать. Ученица, естественно, отказалась, классъ ее поддержалъ. Разсерженный педагогъ сейчасъ же ушелъ и заявилъ начальниц, что если ученицы не принесутъ ему свои извиненія, то онъ совсмъ прекратитъ свои уроки въ гимназіи. Къ несчастью, начальница ничмъ не могла успокоить оскорбленное педагогическое самолюбіе и ей пришлось пойти въ классъ, чтобы убдить ученицъ въ необходимости извиненія, такъ какъ, говорила она, ‘трудно сейчасъ найти замстителя Леонтію Николаевичу, а нашъ Леонтій Николаевичъ, хотя и бываетъ несправедливъ, зато талантливый преподаватель’.

Подобные случаи не единичны, и часто учащимся приходится мириться съ безобразнымъ поведеніемъ своихъ педагоговъ. Періодъ ученическихъ движеній и забастовокъ, а затмъ послдовавшая за этимъ періодомъ школьная жизнь дали молодежи возможность произвести должную и справедливую оцнку своимъ учителямъ. ‘Либеральные педагоги’ за это короткое время прекрасно обрисовались во всемъ своемъ непривлекательномъ и жалкомъ вид.

Въ губернской групп учительскаго союза города С-ы до 17-го октября состояло членами не боле 10 преподавателей среднихъ учебныхъ заведеній. Посл 17 октября цифра сразу поднялась до 50, уже въ средин декабря она опять понизилась до 10.

Одинъ директоръ коммерческаго училища, нсколько разъ мняя свою политическую физіономію, сообразно съ духомъ времени, въ дни свободъ былъ арестованъ. Выпущенный изъ тюрьмы, онъ продолжалъ либеральничать, какъ вдругъ былъ привлеченъ къ судебной отвтственности, якобы за принадлежность къ крестьянскому союзу. Однако ‘либеральный педагогъ’ не растерялся, онъ выстроилъ церковь при коммерческомъ училищ, которое можетъ считаться по своему возникновенію и составу учениковъ еврейскимъ, и выхлопоталъ Высочайшую Милость училищу называться училищемъ имени Николая II. Конечно, на суд онъ былъ оправданъ и, хотя оправданіе, по всмъ вроятіямъ, не явилось для него неожиданностью, почтенный либералъ набожно сталъ креститься при публик и читать молитву ‘Спаси, Господи, люди Твоя…’

Одинъ популярный въ свое время среди учащихся преподаватель исторіи сразу потерялъ довріе и уваженіе молодежи, когда она узнала, что онъ на одномъ изъ педагогическихъ засданій рекомендовалъ обратиться къ содйствію полиціи, въ случа возникновенія ученическихъ безпорядковъ.

Въ дни свободъ ‘либеральные педагоги’, правда, принимали нкоторое участіе въ общественномъ движеніи, но оно было очень слабо и незамтно. Это доказывается небольшимъ числомъ педагоговъ средне-учебныхъ заведеній, пострадавшихъ за свои политическія убжденія — такихъ не больше ста на всю Россію. И если мы сравнимъ это число съ количествомъ пострадавшихъ лицъ другихъ профессій, то оно будетъ еще ничтожне. Я не говорю уже о народныхъ учителяхъ, которыхъ 20.000 изъ общаго числа 46.000 потеряли возможность продолжать свою педагогическую дятельность за участіе въ политическомъ движеніи. Эта цыфра должна заставить краснть гг. ‘либеральныхъ педагоговъ’, и хочется крикнуть имъ словами французскаго поэта Рембо:

‘Шапки долой, буржуа, вотъ это Люди стоятъ передъ вами!’

Я не буду говорить о земскихъ врачахъ, адвокатахъ, журналистахъ, которые были арестованы и высылаемы въ очень большомъ количеств. Я хочу сравнить этотъ яркій показатель гражданственности педагоговъ съ дятельностью такихъ же, какъ они, чиновниковъ, а именно служащихъ почтово-телеграфнаго вдомства. Они оказались боле мужественны и гражданственны, чмъ воспитатели подростающаго поколнія…

Снимите шапку и передъ ними, господа педагоги!

Созданіемъ ‘либеральныхъ педагоговъ’ вкуп съ нкоторыми друзьями просвщенія во многихъ городахъ Россіи являются семейно-педагогическіе кружки и педагогическія общества.

Эти просвтительныя организаціи влачатъ довольно жалкое существованіе и на свои засданія привлекаютъ очень мало публики. Такъ, напримръ, въ г. Е—, при 150 тысячномъ населеніи и при существованіи почти 20 среднихъ учебныхъ заведеній, не считая городскихъ и низшихъ, на собраніи семейно-педагогическаго кружка въ продолженіе послднихъ двухъ лтъ ни разу не было боле ста человкъ, а между тмъ этотъ кружокъ считается однимъ изъ лучшихъ и энергичныхъ кружковъ Россіи. То же самое явленіе замчается и въ другихъ городахъ. Семейно-педагогическіе кружки очень слабо привлекаютъ къ себ вниманіе общества. Это было и прежде, и только въ краткій періодъ свободъ засданія кружковъ были боле многочисленны и оживленны.

При современномъ положеніи школы вс просвтительныя общества могутъ имть только тогда успхъ, когда будутъ являться средствомъ въ борьб за ея свободу. Т же цли, которыя преслдуютъ различныя общества настолько узки и ничтожны на-ряду съ общимъ зломъ, что, конечно, скоре должны отталкивать, чмъ привлекать массы. Вся ихъ дятельность выражается только въ чтеніи различныхъ рефератовъ, позволяющихъ ‘либеральнымъ педагогамъ’ лишній разъ блеснуть своимъ дешевымъ либерализмомъ и опорожнить фонтанъ своего безполезнаго краснорчія. И говорятъ же — много и долго, говорятъ, говорятъ…

Конечно, никому и не хочется терять время для толченія воды въ ступ, а многочисленные рефераты о различныхъ Элленъ Кей и трогательныя воспоминанія о великихъ могилахъ (когда нтъ величія въ живыхъ), помимо того что вызываютъ отвращеніе своей буржуазной сантиментальностью, еще и раздражаютъ абсолютной непригодностью и безполезностью въ условіяхъ переживаемаго нами историческаго момента.

Что тутъ мечтать о ‘свободномъ вк ребенка’, говорить слюнявыя и жалкія слова о томъ, чего нтъ и быть пока не можетъ, когда ежедневно, ежечасно школьная дйствительность преподноситъ намъ самые уродливые, самые ужасные факты.

Вотъ застрлился юноша, ученикъ коммерческаго училища, другой кинулся въ Днпръ, нашли гд-то на остров исчезнувшую за нсколько дней до того самоубійцу-гимназистку съ прострленной грудью, изъ окна верхняго этажа епархіальнаго училища на камни бросилась двочка {Вс приведенные въ этомъ мст случаи самоубійствъ произошли въ город Е— въ продолженіе 1907 года.},— а въ семейно-педагогическомъ кружк длается сообщеніе о французской буржуазной школ.

Директоръ народныхъ училищъ, въ вдніи котораго находятся частныя гимназіи, въ черносотенномъ азарт преслдуетъ и изгоняетъ лучшихъ учителей. Гимназія попадаетъ въ руки трусливыхъ безпринципныхъ педагоговъ, которые въ угоду начальства, ломая прежнюю систему, завдомо портятъ учениковъ,— а въ семейно-педагогическомъ кружк читается рефератъ о Ведекинд въ связи съ половымъ вопросомъ…

Какое мн дло до Элленъ Ней, до Ведекинда, до воспоминаній о покойной начальниц казенной гимназіи, когда мой младшій братъ, моя дочь, мой сынъ нравственно и умственно коверкаются педагогами-палачами…

Протестуютъ ли семейно-педагогическія общества противъ введенія экзаменаціонной системы? Раскрываютъ ли они таинственныя причины частаго самоубійства учащихся и пригвождаютъ ли къ позорному столбу современныхъ иродовъ?

Нтъ! Страшная дйствительность школьной жизни проходитъ мимо нихъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

XXIV.
Нашъ позоръ.

Въ Одесс на вокзал воспитанница одного учебнаго заведенія, молодая двушка, оставила четырехмсячнаго ребенка со слдующей запиской:

‘Я совершенно впала въ немилость передъ Богомъ. Мое крайне-критическое положеніе заставило меня ршиться на сей поступокъ. Кормила я его 4 мсяца до исхода послдней копейки. Зовутъ его Колей, родился онъ 16 февраля 1908 г. Прошу не винить его несчастную мать. Впрочемъ, упомяну нсколько словъ еще и о томъ, что я обманута учителемъ {Курсивъ везд мой.}, который впослдствіи отказался отъ меня. Вообще свойственно учителямъ обманывать своихъ же ученицъ, причемъ и я была жертвой его… Прошу хранить записочку, спустя нсколько мсяцевъ, когда уже устроюсь, приду за ребенкомъ. Умоляю 1000 разъ добрыхъ людей слдить за моимъ несчастнымъ ребенкомъ. Онъ кормится рожкомъ, выпиваетъ одну кварту молока въ сутки, два раза въ день манной каши и утромъ и вечеромъ по два столченныхъ бисквитика. Сама я уже второй день ничего не ла. Видть же моего ребенка голоднымъ, испытывающимъ т же муки голода, какія испытываю я въ данный моментъ, было бы слишкомъ жестоко, хотя видитъ Богъ, что разлука съ нимъ во сто разъ хуже всякой муки… Оставляю ребенка въ надежд, что добрые люди его сохранятъ: вдь ему нужно такъ мало. Спустя нсколько мсяцевъ приду и возьму моего милаго ребенка.

Буду работать, накоплю необходимыя деньги и выкуплю тебя, мой милый, дорогой Коля. Прости твою маму, поврь — она не такая безсердечная, какъ твой отецъ. Коля, сынъ мой, прости, прости’…

Что еще можно прибавить къ этому письму къ этимъ двумъ ‘столченнымъ бисквитикамъ?’ Каждому должна быть понятна та ужасная драма, которую подъ грохотъ поздовъ, подъ шумъ многолюднаго вокзала, залитаго электричествомъ, переживала эта полудвушка, полуребенокъ, оставляя своего Колю на милость неизвстныхъ добрыхъ людей…

‘Я обманута учителемъ’ — пишетъ ученицамать,— ‘вообще это свойственно учителямъ обманывать своихъ же ученицъ’ — съ грустью прибавляетъ она.

Однако, что это за страшное обвиненіе, брошенное педагогамъ? Можетъ ли это быть, чтобы ‘вообще учителямъ свойственно было обманывать своихъ же ученицъ?..’ Не единичный ли это случай, врод возмутительнаго судебнаго процесса Дюлю, врод дла Путвинскаго, или той драмы, которая произошла не такъ еще давно въ Ростов на-Дону, гд учитель соблазнилъ пятиклассницу-гимназистку и, узнавъ, что она беременна, помогъ ей отравиться, или, наконецъ, врод тхъ, которыми располагаю я, а можетъ быть, и многіе другіе?

Правда, въ газетахъ подобныя сообщенія бываютъ нечасто, какъ вообще нечасто появляется что-нибудь о внутренней жизни нашей школы. Слишкомъ толсты стны, окружающія ее, и не одинъ заборъ циркуляровъ ограждаетъ школу отъ гласности. Однако, это вовсе не является доказательствомъ того, что учителямъ вообще не свойственно обманывать своихъ же ученицъ, скоре, наоборотъ…

Однажды, еще студентомъ, прозжалъ я черезъ Нижній-Новгородъ. Въ ожиданіи парохода я сидлъ въ сквер на откос. Подошла какая-то нарядно одтая молодая женщина и сла рядомъ со мной. По вншности въ ней легко было узнать проститутку. Лицо ея мн показалось знакомымъ, но все же я не безъ труда узналъ въ ней подругу дтскихъ лтъ, гимназистку Надю.

Наша встрча была тяжела… Отъ Нади я услышалъ печальную повсть. Она была сирота и жила у тетки въ томъ город, гд мы съ ней учились. Учитель словесности, увлекавшій молодежь своимъ краснорчіемъ и интересной вншностью, обратилъ вниманіе на шестиклассницу-гимназистку. Онъ былъ съ нею ласковъ, снабжалъ ее учебниками и книгами… И вотъ въ одинъ печальный день, когда Надя зашла къ нему на квартиру за какой-то книжкой, онъ, оставивъ ее у себя пить чай, овладлъ ею… Потомъ… потомъ Надя забеременла, педагогъ исчезъ, переведясь куда-то въ другой городъ. Над съ позоромъ пришлось уйти изъ гимназіи, у тетки жизнь стала невыносимой, она поступила въ какой-то модный магазинъ, а затмъ сдлалась проституткой…

— И не одна я такая, насъ много бывшихъ ученицъ, обманутыхъ своими учителями,— эту фразу, сказанную мн при прощаніи Надей, я помню до сихъ поръ…

Да, къ сожалнію, такіе случаи не единичны. Только невсегда они принимаютъ трагическій оборотъ и длаются достояніемъ гласности.

Положеніе нашихъ двушекъ, тмъ боле ученицъ, таково, что он, въ большинств случаевъ, готовы перенести какія-угодно страданія и лишенія, только бы скрыть результаты своего печальнаго увлеченія. Педагоги-развратники это прекрасно знаютъ и съ легкимъ сердцемъ пользуются беззащитностью своихъ юныхъ воспитанницъ.

Почти въ каждой женской гимназіи есть такіе учителя, которые позволяютъ себ держаться съ ученицами въ высшей степени непедагогично. Они явно благоволятъ къ красивымъ ученицамъ, не стсняясь въ класс говорятъ имъ пошлые комплименты, пристрастны въ оцнк познаній, и, такимъ образомъ, развращающе дйствуютъ на весь классъ.

Я знаю, что многіе готовы въ такихъ случаяхъ обвинять самихъ же ученицъ. Эти обвинители-пуритане забываютъ слишкомъ многое. Они забываютъ т условія, въ какихъ стоятъ учащіеся по отношенію къ своимъ учителямъ. Каждый учитель, если захочетъ, можетъ своими придирками, притсненіями сдлать положеніе любой ученицы невыносимымъ въ школ и, наоборотъ, своимъ покровительствомъ можетъ его улучшить. Юному самолюбію всегда льститъ, когда взрослые тмъ боле учителя, оказываютъ особое вниманіе. Разобраться же въ истинныхъ причинахъ такого предпочтенія нтъ еще достаточно данныхъ, ни знанія людей, ни критическаго къ нимъ отношенія. Половое чувство или совсмъ молчитъ или еще не осознается. Первые этапы физической близости — пожатія рукъ, поцлуи, принимаются за выраженіе товарищескихъ или отеческихъ чувствъ, пока грубая дйствительность не откроетъ всей жизненной правды…

А тогда часто бываетъ уже поздно.

‘Праздникъ чувства оконченъ… погасли огни.

Сняты маски и смыты румяна,

И томительно тянутся скучные дни

Пошлой прозы, тоски и обмана!..’

И юная душа на порог жизни отравлена разочарованіемъ, грубо обманута, и кмъ же? Человкомъ, который долженъ былъ научить правд и любви…

‘Вообще это свойственно учителямъ обманывать своихъ же ученицъ‘. Неужели на ближайшемъ засданіи какого-нибудь педагогическаго общества ни у кого не явилось желанія громко повторить эти тяжелыя, какъ камень, слова! Или ждали г.г. педагоги новаго на сей предметъ отъ высшаго начальства распоряженія? Или быть можетъ оно уже получено? Интересно, упоминается ли въ немъ о ‘двухъ столченныхъ бисквитикахъ’, или же дло ограничилось указаніемъ средствъ, какъ избгать заране {См. стр. 190.} непріятныхъ послдствій?!..

Съ нетерпніемъ я просматривалъ газеты. Я ждалъ въ нихъ найти сообщеніе, что одно изъ россійскихъ семейно-педагогическихъ обществъ сочло себя обязаннымъ взять маленькаго Колю на воспитаніе, пока его ученица-мать закончитъ свое образованіе. Но я напрасно ждалъ. И только отчетами засданій педагоговъ съ полицейскими чиновниками по вопросу о вншкольномъ надзор за учащимися пестрли страницы газетъ…

Да скажите же, наконецъ: вы дйствительно педагоги или нарочно?

XXV.
Педагогическая этика.

Зная безобразное поведеніе педагоговъ, слыша и читая о ихъ жестокости и нечеловчномъ отношеніи къ учащимся, невольно задаешься вопросомъ: почему педагогическая профессія называется либеральной, какіе признаки въ ней позволяютъ ставить ее наравн съ другими свободными профессіями, напримръ, съ врачебной, съ адвокатской? Я полагаю, что здсь происходитъ ошибка: то, что должно быть, ставятъ на мсто того, что есть. Въ сущности происходитъ такая же путаница, какая произошла нкогда съ корпусомъ жандармовъ. Извстно, что при учрежденіи этого института Николай I далъ Бенкендорфу, шефу жандармовъ, такъ сказать символически, свой носовой платокъ, для того, чтобы имъ утирались слезы обездоленныхъ и угнетаемыхъ, защитникомъ которыхъ долженъ былъ явиться этотъ новый правительственный органъ… Мы знаемъ, какъ жандармы утираютъ чужія слезы!

Почти то же самое произошло и съ господами педагогами. Они были призваны воспитывать въ правд и любви и учить истин подростающее поколніе. Вмсто этого они калчатъ его физически и морально.

Во всхъ либеральныхъ профессіяхъ существуетъ нкотораго рода корпоративное начало, связывающее членовъ профессіи традиціями и общими для всхъ правилами въ одно цлое. Существуетъ такимъ образомъ корпорація адвокатовъ, врачей, инженеровъ, съ опредленной для каждой изъ нихъ этикой.

Педагогическій же корпораціи нтъ, какъ нтъ и педагогической этики.

Однажды мн пришлось длать докладъ въ засданіи семейно-педагогическаго кружка большого волжскаго города. Въ своемъ доклад я коснулся вопроса о необходимости педагогической этики. Одинъ изъ моихъ оппонентовъ педагогъ, соціалъ-демократъ горячо доказывалъ, что никакой педагогической этики, какъ вообще всякой профессіональной, существовать не можетъ. Существуетъ только этика пролетарская или общечеловческая.

Это было четыре года тому назадъ. Много воды утекло съ тхъ поръ въ Волг. Я остался при своемъ убжденіи. Счастливый случай свелъ меня съ двумя наиболе талантливыми выразителями марксизма — философомъ А. А. Богдановымъ и публицистомъ А. В. Луначарскимъ. Оба они высказали мнніе за возможность и необходимость существованія профессіональной этики.

Да и въ самомъ дл, каждый членъ какой-либо профессіи производитъ свою работу во времени и въ пространств, и она принимаетъ опредленный колоритъ. Цль же и сущность работы налагаетъ на исполнителя особый отпечатокъ, и вс его дйствія ими координируются въ нчто одно вполн опредленное.

Врачъ, призванный облегчать физическія страданія, поступаетъ противъ врачебныхъ правилъ, или поступаетъ неэтично, если отказывается лчить больного, когда онъ можетъ это сдлать. Въ случа неэтичныхъ поступковъ со стороны какого-либо врача, врачебная корпорація можетъ подвергнуть его осужденію или исключенію изъ врачебнаго общества.

Адвокатъ на томъ же основаніи можетъ быть лишенъ своими товарищами практики. Подобные случаи товарищескаго осужденія въ сред адвокатовъ, врачей, инженеровъ извстны каждому. Но слышалъ ли кто-нибудь, чтобы педагоги среднеучебныхъ заведеній вынесли бы гласное осужденіе, напримръ, какому-нибудь директору за доносъ, товарищу — за взятки, начальниц — за неприличное поведеніе, унижающее ея педагогическое достоинство,— или всхъ ихъ устранили бы отъ дятельности за антипедагогичное отношеніе къ учащимся.

Нтъ, этого никто не слыхалъ, да и не услышитъ, потому что педагоговъ, въ настоящемъ значеніи этого слова, почти нтъ, есть чиновники, директора, инспектора, начальницы, а при нихъ цлый штатъ какихъ-то служителей.

Правда, близорукому наблюдателю можетъ показаться, что и среди этого чиновничества имются нкоторые намеки, что то похожее на педагоги ческу ю этику. Напримръ, существуетъ въ ихъ обиход выраженіе ‘педагогическій авторитетъ’. Что это значитъ? А вотъ что. Какую бы ошибку ни сдлалъ педагогъ, онъ не долженъ сознаваться въ ней, какъ бы онъ ни былъ виноватъ передъ ученикомъ, онъ не иметъ права признаться въ своей вин. Если его товарищъ сдлалъ гадость, онъ не можетъ сказать этого громко передъ учениками.

Страхъ подорвать свой ‘педагогическій авторитетъ’ заставляетъ педагоговъ длаться римскими папами. И хотя этотъ пресловутый ‘авторитетъ’ давно треснулъ и расползся по швамъ, какъ никуда негодная шуба, все-таки пытаются всми силами педагоги натянуть его на свои плечи.

Помню, еще въ начал моего учительства, какой то ученикъ въ присутствіи директора попросилъ меня разсказать о жизни Эдиссона. Къ несчастью, я самъ очень мало о немъ зналъ и сказалъ объ этомъ ученику.

— Такъ вы прочтите дома и потомъ намъ разскажите.

— Хорошо.

Во время этихъ переговоровъ я замтилъ, что директоръ длаетъ мн глазами какіе-то знаки. Оказалось, онъ обезпокоился за цлость моего ‘педагогическаго авторитета’.

— Что вы длаете?— говорилъ онъ мн потомъ наедин.— Такъ нельзя. Это непедагогично. Ну, сказали бы что ‘завтра’ или ‘не мшай’, ‘сиди’, ‘молчи’ — да мало ли какъ можно найтись, а то — ‘не знаю’…

‘Педагогическій авторитетъ’, часто ставитъ молодыхъ еще не искусившихся педагоговъ въ двусмысленное, неловкое положеніе. Сплошь и рядомъ при нихъ кто либо изъ сослуживцевъ длаетъ грубую ошибку, или ведетъ себя возмутительнымъ образомъ, или допускаетъ въ отношеніи учениковъ завдомую несправедливость. Ученики обращаются за сочувствіемъ и поддержкой къ молодому человку. Положеніе получается хуже губернаторскаго, или просто дурацкое для нершительнаго и безпринципнаго человка.

И до какой виртуозности въ своихъ отвтахъ въ такихъ случаяхъ доходятъ нкоторые лишенные гражданскаго мужества педагоги, почему либо не желающіе опредленно отвтить.

— Двухъ ршеній быть не можетъ,— говаривалъ часто и на совтахъ и въ класс одинъ мой знакомый преподаватель: — этотъ вопросъ можно ршить такъ или эдакъ, (т. е. какъ пожелаетъ г. директоръ).

Тотъ же ‘педагогическій авторитетъ’ не позволяетъ преподавателю отмнять разъ данное ученикамъ распоряженіе, брать назадъ угрозу, хотя бы распоряженіе и угроза были бы безсмысленны и глупы и вырвались, быть можетъ, у педагога опрометчиво.

Я помню такой случай. Учитель, идя по корридору, обронилъ золотой брелокъ. Одинъ ученикъ нашелъ его и по совту надзирателя понесъ его къ потерявшему. Разыскивая учителя по зданію, ученикъ по дорог остановился поговорить съ товарищами. Въ это время какъ разъ подошелъ учитель, уже замтившій свою пропажу. Увидя брелокъ въ рукахъ ученика, онъ грубо выхватилъ его и заявилъ:

— А-а, это ты укралъ его у меня?!

Естественно, ученикъ возмутился.

— Что вы за гадости говорите…

— Какъ дерзитъ?! Я тебя запру въ карцеръ…

И какъ ни странно, какъ ни дико, ученикъ былъ наказанъ, хотя для всхъ было очевидно легкомысленное поведеніе педагога.

Ясно, что ‘педагогическій авторитетъ’ то же по существу, что и ‘престижъ власти’, конечно, никоимъ образомъ не можетъ явиться признакомъ педагогической этики.

Этика возможна лишь тамъ, гд есть нравственная отвтственность передъ своей совстью и передъ обществомъ за т дянія, которыя человкъ совершаетъ.

У педагоговъ же есть только чиновничья отвтственность передъ начальствомъ, но отвтственности передъ самимъ собой, передъ дтьми, и ихъ родителями, наконецъ, передъ обществомъ — нтъ. И вотъ это то отсутствіе отвтственности рождаетъ широкій произволъ. Явленіе довольно обычное въ нашей жизни, но страшное и трагическое по своимъ результатамъ. Доктора, легкомысленно употребляющаго сильно дйствующія средства съ рискомъ для жизни паціента, можно привлечь къ судебной отвтственности. Присяжный повренный, не использовавшій всхъ законныхъ средствъ для защиты интересовъ своего кліента, также можетъ быть привлеченъ къ отвтственности, или во всякомъ случа не получаетъ гонорара. А педагогъ, завдомо коверкая дтей, благодушествуетъ, наживаетъ чины, капиталъ и одобреніе начальства. А вдь тутъ дло то идетъ не о физическомъ здоровь, не о потери имущества, а о всей жизни, о здоровь души и ума, о всей будущности молодого организма.

XXVI.
‘Нестрашное’. Педагогика — искусство.

У Вл. Г. Короленко есть разсказъ подъ названіемъ ‘Нестрашное’. Въ этомъ произведеніи художникъ даетъ рядъ обычныхъ, простыхъ, нестрашныхъ явленій обывательской жизни, но слдотвія, вытекающія изъ этихъ явленій, страшны и трагичны.

Между прочимъ, одно изъ дйствующихъ лицъ разсказа, молодой учитель словесности, на первыхъ порахъ своей педагогической дятельности увлекается преподаваніемъ и увлекаетъ учениковъ. Онъ собираетъ ихъ у себя по вечерамъ и читаетъ вмст съ ними русскихъ писателей. Случайно узнаетъ объ этихъ чтеніяхъ директоръ. Онъ предлагаетъ учителю ихъ прекратить во избжаніе какихъ-либо недоразумній.

Въ обычный день вечеромъ къ учителю пришли ученики. Растерянный и смущенный, онъ заявляетъ имъ о необходимости прекратить чтенія. Опечаленные ученики уходятъ, а черезъ нсколько лтъ учитель гд-то на улиц встрчаетъ одного изъ нихъ, пьянаго, оборваннаго босяка. Бывшій ученикъ, когда-то подававшій блестящія надежды, обвиняетъ въ своемъ положеніи учителя. Онъ пробудилъ въ немъ чувство добра, справедливости, вызвалъ къ себ любовь и довріе, и вдругъ первое предупрежденіе начальства — и все исчезло… Жестокое разочарованіе сломило юношескія силы…

Конечно, здсь, какъ и во многихъ другихъ случаяхъ вся причина въ самомъ педагог, въ его трусости и безпринципности.

Врядъ ли возможно указать боле трудное и отвтственное дло, какъ воспитаніе подростаю щаго поколнія, воспитаніе будущихъ гражданъ, надежду и силы страны. А между тмъ, что же мы видимъ? Въ рукахъ кого находится это почетное дло? Стыдно сказать.

У чителями-воспитателями являются или легкомысленные, или автоматы-чиновники, или тщеславные негодяи, или, хотя способные, но слабые люди безъ убжденій и опредленнаго міровоззрнія. Послдняя группа настолько мала и незначительна, что не иметъ никакого вліянія на общее положеніе школы, даже наоборотъ, вредна своей неустойчивостью.

Если глубже вдуматься во все это, то страшная, безотрадная картина раскрывается передъ нашими глазами. Прямо какое-то заклятіе виситъ надъ русской школой. Словно ужасная сказка…

Дти, юныя двушки и юноши въ мрачной пещер Дракона… Душно, темно… ни яркаго луча, ни свжаго воздуха! Низкіе своды заглушаютъ стоны жертвъ…

Скоро ли явится мощный витязь и, разрушивъ злыя чары, освободитъ молодыя силы на радость и счастье матери-родины?! ..

Педагогическая работа является одной изъ самыхъ важныхъ и отвтственныхъ и безусловно требуетъ способныхъ, талантливыхъ и знающихъ людей.

Педагогика не есть ремесло. Это — искусство. Подобно тому, какъ художникъ беретъ сырой матеріалъ съ присущими ему природными качествами и при. помощи рзца или кисти создаетъ чудный образъ, воплощающій въ себ идею творца, подобно тому, какъ художникъ силой своего творчества учитъ людей осознавать красоту, и восчувствовать идею,— такъ и педагогъ, имя въ своемъ распоряженіи умъ и чувства дтей, долженъ посредствомъ рзца своихъ знаній и красокъ своихъ способностей создавать чудныя формы Человка.

Нельзя требовать, конечно, чтобы каждый педагогъ былъ геніальнымъ. Здсь, какъ и въ искусств, геніи рдки, но, являясь выразителями человческихъ желаній, смутныхъ стремленій, накопившихся за извстный періодъ времени въ массахъ, еще не опознанныхъ, не прочувствованныхъ, геніи собираютъ вс эти накопленныя богатства воедино, творятъ свое величайшее произведеніе и создаютъ такимъ образомъ школу, объединивъ вокругъ себя талантливыхъ послдователей, художниковъ-учениковъ. Каждый послдователь-ученикъ великаго генія, въ свою очередь, является учителемъ современнаго ему поколнія. Учить же съ успхомъ онъ можетъ только тому, что доступно массамъ и въ данное время необходимо.

Такимъ образомъ, педагогу, какъ и художнику, необходимо имть ясное опредленное призванье, заключающее въ себ любовь къ дтямъ и сознаніе высокой отвтственности. Нтъ этого — нтъ педагога, а есть только посредственный ремесленникъ.

Но одного призванія еще мало. Необходимо присоединить къ нему твердыя ясныя знанія, которыя и дадутъ умніе и возможность проявить въ полнот свое призваніе.

Къ этимъ двумъ необходимымъ даннымъ сама жизнь заставляетъ прибавить широко развитое чувство гражданственности.

Ибо нельзя изгнать жизнь изъ школы, нельзя загородиться отъ нея каменными стнами. Все, что происходитъ въ стран, естественно отражается въ психической дятельности ребенка и юноши и воплощается въ ихъ поступкахъ, но только въ значительно боле острыхъ и яркихъ формахъ, чмъ у взрослыхъ. Каждый день приноситъ ребенку новыя и новыя впечатлнія. Воображеніе его работаетъ, умъ ищетъ объясненій. Ребенокъ — это чужестранецъ, попавшій въ иную, незнакомую страну. Передъ нимъ лежитъ цлый міръ открытій, часто пугающихъ, неожиданныхъ, но интересныхъ…

Психологія юноши та же самая, по въ боле широкомъ масштаб. Его волнуютъ вопросы религіи, человческихъ отношеній. Умъ пытливо ищетъ знаній. Несправедливость и насиліе заставляютъ мучительно страдать.

Дтство и юность требовательны и эгоистичны. И человкъ, который захочетъ быть учителемъ, настоящимъ учителемъ, а не только по названію, долженъ всего себя отдать этой юности, онъ долженъ слиться съ нею.

Недавно ко мн пришелъ одинъ молодой человкъ, только что получившій мсто учителя. Волнуясь и смущаясь, онъ испросилъ у меня совта, какъ ему поступать въ отношеніи учениковъ. Долженъ ли онъ скрывать свое міросозерцаніе и убжденія и сообразовать свои слова съ идеологіей той общественной группы, къ которой принадлежитъ большинство его воспитанниковъ, или же онъ долженъ быть искреннимъ, самимъ собой.

— Если вы дйствительно хотите быть учителемъ не ради только заработка, если вы хотите, чтобы ваши ученики любили васъ и воспринимали то, чему вы ихъ учите, если хотите, наконецъ, найти удовлетвореніе въ своей трудной работ, то въ общеніи съ дтьми и юношами оставайтесь самимъ собой, будьте искренни и говорите только правду,— такъ я отвтилъ молодому товарищу, высказавъ свое искреннее убжденіе, и смю надяться, что оно справедливо.

Какія бы убжденія у учителя ни были, онъ долженъ быть правдивъ, такъ какъ всякая ложь развращающимъ образомъ дйствуетъ на дтскую душу.

Учитель Короленковской повсти, не желая даже самъ того, обманулъ учениковъ, разочаровалъ ихъ въ себ, чмъ и принесъ много зла. Гораздо было бы лучше, если бы съ перваго дня встрчи съ учениками онъ не скрывалъ своей трусости.

Мы привыкли думать, что дтскія огорченія и юношескія разочарованія не имютъ вредныхъ послдствій. Безусловно это ошибочно и глубоко неврно.

Когда воспринимаются первыя впечатлнія бытія, когда развивается и формируется характеръ будущаго взрослаго человка, въ высшей степени важно оградить юное существо отъ насилія, лжи и разочарованія. Правда, современемъ образы ненужныхъ страданій потускнютъ, быть можетъ, сотрутся совсмъ, но внутри организма, гд-нибудь въ мозговыхъ или нервныхъ клточкахъ непремнно останется слдъ, вліяніе котораго скажется на психик взрослаго.

Долгіе годы, проведенные въ атмосфер лицемрія и лжи, произвола и трусости, безусловно налагаютъ на человческую личность трудно смываемую печать, и человку, чтобы очиститься отъ проклятаго наслдства, необходимо пережить или долгіе годы страданій или такія душевныя потрясенія, какія только могутъ возникать въ моментъ борьбы протестующаго духа съ историческими пережитками и условностями мщанской жизни.

Таковымъ моментомъ душевныхъ потрясеній моего поколнія явились студенческіе безпорядки, когда желанія, стремленія и дйствія отдльныхъ личностей растворились въ общемъ протест молодежи противъ насилія и произвола и вылились въ небывалое досел университетское движеніе 1899 года. Для моего поколнія это былъ первый пробный камень.

Учащіеся среднихъ учебныхъ заведеній пережили аналогичный психологическій моментъ осенью 1905 года и, хотя въ настоящее время, благодаря общей реакціи, школьнымъ, семейнымъ и общественнымъ условіямъ, положеніе дтей и юношей трагично и ужасно, однако наша молодежь, несмотря даже на вс т аномаліи, которыя существуютъ въ ея сред, иметъ ключъ къ свтлому будущему, такъ какъ еще въ юные годы узнала, что сила въ единеніи, право — въ борьб …

XXVII.
Истинные учителя. Заключеніе.

Не смотря на вс недостатки русской школы, не смотря на отсутствіе настоящихъ учителей, не смотря, наконецъ, на вс многочисленныя попытки самовластной бюрократіи сдлать нашу школу фабрикой политическихъ недоумковъ и заглушить въ молодомъ поколніи всякую способность къ критическому мышленію, наша русская молодежь даже въ самыя тяжелыя минуты реакціи отличалась идейностью настроеній, и ея отношеніе къ существующему порядку вещей всегда было протестующее и носило боле или мене оппозиціонный характеръ.

Студенческія волненія, періодически возникавшія въ каждое пятилтіе за послднія пятьдесятъ лтъ и продолжающіяся до настоящаго времени, громадный контингентъ молодежи, пополняющей изъ года въ годъ различныя оппозиціонныя организаціи, наконецъ, сливки русской интеллигенціи, всегда прогрессивный, такъ называемый, третій элементъ, состоящій въ большинств случаевъ изъ ‘недоучекъ’ и ‘бывшихъ студентовъ’,— прекрасно подтверждаютъ высказанное мною положеніе.

По своему политическому развитію, сознательности и идейному настроенію русская учащаяся молодежь выше на цлую голову своихъ заграничныхъ собратій. Это констатируется всми, изучавшими бытъ русскаго и заграничнаго студенчества, и подтверждается многочисленными фактами. Одно только отношеніе русской молодежи къ женскому вопросу говоритъ достаточно само за себя.

Русская средняя школа или сословно-бюрократична или буржуазна, а между тмъ учащаяся молодежь въ масс носитъ опредленный революціонно-демократическій характеръ.

Чмъ же объясняется подобное явленіе, столь противорчащее школьнымъ условіямъ и государственному устройству страны? Какая причина даетъ возможность молодежи въ самыя тяжелыя ея минуты жизни, не смотря на гнетъ, сохранять чистоту души и святое стремленіе къ правд и свобод?

Отвтъ можетъ быть только одинъ,— идейность русской литературы и ея демократичность.

Почти съ перваго дня своего возникновенія русская литература подняла на свои плечи тяжелый крестъ страданій безправнаго народа и въ лиц лучшихъ своихъ представителей выступила на защиту угнетенныхъ и обездоленныхъ, на борьбу съ насиліемъ и произволомъ.

Исторія литературы и жизнь передовыхъ русскихъ писателей представляетъ сплошное подвижничество и мученичество въ служеніи высокимъ идеямъ. Ни въ одной стран нтъ ничего подобнаго.

Ни въ одномъ государств Западной Европы гоненія и преслдованія борцовъ слова никогда не принимали такихъ грандіозныхъ размровъ, не длились такъ долго и не захватывали такого большого числа жертвъ, какъ у насъ въ Россіи.

Русская литература — плоть отъ плоти, кость отъ костей своего — народа не могла не быть демократичной и переживала вмст съ народомъ вс его муки и страданія.

Русскій писатель вмст съ тмъ былъ и политическій дятель и гражданинъ въ лучшемъ смысл этого слова. Личная жизнь большинства писателей была тсно спаяна съ ихъ литературнымъ и народнымъ служеніемъ

Они испытали изгнаніе, тюрьму и ссылку, лишенія и нищету…

‘И безъ терноваго внца

Что слава русскаго пвца!’

Вотъ они-то граждане-писатели, граждане-пвцы съ терновыми внками на голов, ‘съ крестомъ въ груди’, являлись и являются настоящими учителями, истинными воспитателями подростающихъ поколній. Имъ-то всецло и обязана родина идейнымъ содержаніемъ дтей своихъ…

Лихорадочно и безпокойно работала творческая мысль… Во мгл соціальнаго неустройства, гнета и насилія торжествующихъ, муки и стона угнетенныхъ она искала пути къ человческому счастью.

Тяжелы были поиски. Мщанское болото грозило засосать въ своей вязкой тин. Зловще каркали черные вороны. Зло предательской рукой разставляло на пути искателямъ истины тысячи капкановъ и, пряча наглое лицо свое, выставляло приманки личнаго довольства, пошлаго счастья, узкаго обывательскаго благополучія…

Но впереди, впереди горли огни человческаго счастья и всеобщаго сотрудничества.

Мысль ковала слова, острыя, сверкающія, какъ сталь рапиры, тяжелыя и крпкія, какъ молотъ кузнеца. Красками словъ и волшебныхъ созвучій мысль рисовала дивные плнительные образы, полные радостной грусти передъ неизвданнымъ еще, но уже грядущимъ человческимъ счастьемъ.

Огненнымъ знакомъ запечатлвались вщія слова и могучіе образы въ умахъ и сердцахъ всхъ свободныхъ духомъ. И они, внемля страстному призыву, спшили бросить гнетущую среду купающагося въ золот и крови ликующаго зла, и уходили для великаго дла любви въ станъ страдающихъ и угнетенныхъ…

Гнетъ нарасталъ. Давя и эксплоатируя человчеокія существа, онъ вмст съ тмъ сближалъ ихъ, роднилъ, готовилъ почву для своей же гибели. Поколнія воспитывались…

Молодежь, этотъ нжный цвтокъ, чуткій къ темнот и свту, остро чувствующій всякое грубое прикосновеніе,— съ перваго дня въ школ начинаетъ испытывать насиліе, смутно сознавать чье-то жадное посягательство на свой умъ, волю и чувства. Это заставляетъ молодежь сплачиваться, искать объясненій и вншней поддержки.

Школа мертвитъ и давитъ, а хочется жизни, знаній, свободы.

И вотъ тогда-то приходитъ на помощь русская литература, великая литература! Писатели-граждане начинаютъ совершать свое великое дло, начинаютъ учить и воспитывать.

Обаяніе ихъ настолько велико, что никакія угрозы и наказанія, предпринимаемыя врагами народа, даже по отношенію къ совсмъ маленькимъ, не останавливаютъ дтей и юношей читать своихъ великихъ учителей, изучать ихъ, покланяться имъ, слдовать за ними. Вліяніе ихъ на дтскія и юношескія души огромно.

Не будемъ говорить о высокомъ воспитательномъ значеніи Гоголя, Тургенева и другихъ нашихъ классиковъ — это понятно всмъ Укажемъ на то, какъ цлыя поколнія воспитывались на Чернышевскомъ, Писарев, Добролюбов, Блинскомъ, Лавров-Миртов… Некрасова знали наизусть. Тщательно переписывали Герцена. Романы ‘Что длать’ и ‘Шагъ за шагомъ’ давали программу жизни. Ихъ смнила проповдь Толстого, съ одной стороны, съ другой — произведенія Степняка-Кравчинскаго и его товарищей…

Трепетно слдила молодежь за борьбой стараго народничества съ марксизмомъ, внимательно читались толстые журналы. Михайловскій и Плехановъ волновали умы…

Но вотъ раздалась могучая псня, громкій призывъ къ смлой, красивой жизни,— пвецъ безумства храбрыхъ овладлъ вниманіемъ молодежи. Онъ создалъ школу послдователей…

Послднія произведенія — ‘Мать’ ‘Исповдь’ жадно читаются молодежью, врачуя раны, наносимыя школой…

Обновляющая душу и умъ, высокая идея коллективизма и всечеловческаго сотрудничества властно покоряетъ себ, привлекаетъ чистыхъ юношей и двушекъ и радостно заставляетъ биться ихъ сердца въ предчувствіи свтлаго человческаго будущаго Коллективизмъ становится религіей… Человчество — богомъ…

Человкъ, уже не жалкая, безсильная песчинка въ стихіи золъ, не рабъ, не механическій исполнитель чего то непреложнаго, а богостроитель, кузнецъ грядущаго счастья и человческаго могущества…

Человкъ уже не одинокъ, онъ можетъ слиться съ народными массами, съ пролетаріатомъ всмъ своимъ существомъ, отдать имъ всего себя, и въ этомъ сліяніи обрсти новыя силы, боле крпкія, и новую жизнь, боле полную…

Велика заслуга русскихъ писателей передъ родиной. Они сохраняютъ ей молодежь, воспитывая подростающее поколніе въ стремленіи къ правд и свобод, указывая пути къ человческому счастью . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

——

Я кончаю свои записки. Он далеко не использовали того матеріала, который имется у меня въ наличности. Но я боялся съ одной стороны — утомить вниманіе читателя, съ другой — впасть въ труизмы…

Остается одинъ вопросъ: возможна ли при настоящихъ условіяхъ русской дйствительности прочно поставленная хотя бы относительно нормальная школа, которая, не насилуя дтскіе и юношескіе организмы, была бы въ силахъ отчасти удовлетворять запросамъ и требованіямъ, существующимъ въ массахъ?

Можетъ ли быть въ настоящее время школа, которая, отвчая своему назначенію, стала бы воспитывать подростающее поколніе въ дух правды, любви и свободы?

Безусловно такой школы сейчасъ быть не можетъ, и вс попытки создать такую школу или нчто на нее похожее являются только попытками, ибо производятся отдльными лицами и небольшими группами въ атмосфер случайностей и произвола…

Свободную школу можетъ создать только свободный народъ, и только тогда она для дтей и юношей будетъ доброй любящей матерью, а не злой мачехой. Найдутся тогда и педагоги, истинные учителя, художники своего высокаго дла…

Въ какія формы выльется педагогическое искусство, какими методами будутъ руководиться воспитатели,— трудно сейчасъ сказать, длая догадки и рисуя какія-либо утопіи, но безъ сомннія въ основаніе свободной школы строителемъ-народомъ будетъ заложена творческая идея всеобщаго человческаго сотрудничества и счастья…

А пока… пока пусть нашихъ дтей по-прежнему воспитываетъ суровая жизнь и учитъ любви, правд и свобод, этимъ великимъ основамъ всхъ другихъ человческихъ знаній, родная литература…

Аркадій Велскій.

Островъ Капри.

1908—1909 г.г.

Аркадій Велскій.

ЗАПИСКИ ПЕДАГОГА

Вмсто предисловія.

I.Кошмары.

II.Послдствія ‘толстовщины’. Очищеніе.

III.‘Сердечное попеченіе’. ‘Новая школа’.

IV.Школьное торжество буржуазіи.

V.Первые шаги.

VI.Первыя столкновенія.

VII.Реальная политика.

VIII.Борьба. Наблюденія.

IX.Педагогическій эгоизмъ.

X.Новые опыты.

XI.Исторія съ ‘волосянкой’.

XII.Торжество истины.

XIII.Попытка къ созданію новой школы.

XIV.1905 годъ.

XV.Отцы и дти.

XVI.Свободная школа.

XVII.Начало реакціи.

XVIIІ.Средства успокоенія молодежи.

XIX.Настроенія молодежи. Причины и слдствія.

XX.Опять попытка, опять разочарованіе.

XXI.Несостоятельность буржуазной школы.

XXII.‘Педагоги’. Жертвы вечернія.

XXIII.‘Либеральные педагоги’.

XXIV.Нашъ позоръ.

XXV.Педагогическая этика.

XXVI.‘Нестрашное’. Педагогика — искусство.

XXVII.Истинные учителя. Заключеніе.

Читайте также: