Записки, Мартынов Иван Иванович, Год: 1821

Время на прочтение: 127 минут(ы)

ПАМЯТНИКИ ИСТОРИЧЕСКИХЪ СТАТЕЙ И МАТЕРІАЛОВЪ,
ТОМЪ II.

С.-Петербургъ.
1872.

ЗАПИСКИ И. И. МАРТЫНОВА *).

*) Печатаются съ рукописи, обязательно доставленной внукою И. И. Мартынова. Нсколько отрывковъ напечатано въ сочиненіи г. Колбасина: ‘Литературные дятели прежняго времени.’ Спб., 1859. Подстрочныя примчанія принадлежатъ самому автору.

I.
Автобіографія.

Уже минуло мн отъ роду 50 лтъ. Благодарю Тебя, Всевышній, за сохраненіе дарованной Тобою жизни моей, въ продолженіе толикаго времени. Благодарю, Всемогущій, за силы душевныя и тлесныя, содлавшія меня способнымъ къ прохожденію разныхъ должностей и не лишившія меня счастія быть не вовсе безполезнымъ въ семъ мір. Благодарю, Премилосердый, за щедроты, невидимою десницею Твоею на меня изліянныя, за самыя бдствія, премудростію Твоею мн въ наставленіе служившія.
Но промыслу Твоему, можетъ быть, угодно будетъ вскор и меня воззвать съ лица земли, да предстану предъ судъ Твой праведный, а я готовъ ли дать Теб отчетъ въ длахъ своихъ?
И такъ, молю Тебя, обнови въ памяти моей дла мой съ самаго рожденія моего, да за добрыя прославлю имя Твое святое, а въ худыхъ принесу предъ лицемъ Твоимъ и людей Твоихъ раскаяніе.
Я родился въ 1771 году, въ Полтавской губерніи, въ м. Переволочн. Отецъ мой былъ священникъ Николаевской церкви, — котораго лишась въ малолтств, вовсе не помню. Мать моя, кажется, на пятомъ году отъ роду моего. отдала меня учиться русской грамот къ писарю коменданта тамошней крпости, у котораго научился я порядочно читать и писать, пройдя букварь, часословъ и псалтырь. Не имя никакихъ средствъ къ дальнйшему ученію, я оставался дома, до прибытія въ Переволочну епархіальнаго архіепископа Никифора. Въ это время мать моя подала ему просьбу и онъ веллъ привезти меня, съ старшимъ братомъ, въ Полтавскую семинарію. И такъ, на девятомъ году отъ моего рожденія. отвезли меня въ Полтавскую семинарію, незадолго передъ тмъ учрежденную заменитйшимъ ученостію архіепископомъ Евгеніемъ Булгаромъ, который тогда былъ уже, по желанію его, уволенъ отъ всхъ длъ по управленію епархіею. Пріхавъ въ Полтаву, мы явились къ ректору соборному протоіерею Іоакиму Яновскому, который черезъ день объявилъ намъ ршеніе преосвященнаго, что мы приняты на казенное содержаніе въ такъ называемую бурсу, при семинаріи учрежденную для бдныхъ сиротъ.
Обезпеченный въ содержаніи, я обучался охотно всмъ предметамъ, которые въ то время были преподаваемы въ семъ училищ. Проходя ординарные классы отъ фары до богословія, но обыкновенному тогда въ семинаріяхъ порядку, сверхъ главныхъ предметовъ ученія, коими почитаются латинская и россійская грамматика, поэзія, риторика, философія и богословія, я научился тутъ греческому, нсколько нмецкому языку и ариметик, другимъ наукамъ и языкамъ въ сей семинаріи тогда не обучали. Учители мои были вс почти люди достойные мстъ, которыя они занимали. Наименую, по крайней мр, одного изъ нихъ, іеромонаха Гавріила, который въ семъ сан обучалъ философіи и греческому языку, а потомъ, въ сан архимандрита и званіи ректора, обучалъ одному греческому языку. Сей почтеннйшій учитель мой возведенъ посл на первую степень іерарха, и былъ экзархомъ — митрополитомъ Кишеневскимъ и Хотинскимъ. Проходя ученіе, я неоднократно въ публичныхъ собраніяхъ, изъ рукъ преосвященнаго Никифора, получалъ за успхи, прилежаніе и благонравіе. награды, а особливо незабвененъ для меня тотъ день, въ который я, въ присутствіи молдавскаго господаря Маврокордато и знаменитой публики, получилъ отъ преосвященнаго нсколько серебренныхъ рублевиковъ и дв книги: Новый Завтъ, на греческомъ и латинскомъ языкахъ, за успхи въ греческомъ язык, и Баумейстерову физику, на русскомъ язык, за успхи въ философіи. Какое тогда было торжество для меня и нжно любившаго меня брата, впрочемъ, отстававшаго отъ меня, къ сожалнію, въ наукахъ, во радовавшагося моимъ успхамъ отъ всего сердца! Съ какимъ, бывало, удовольствіемъ везу подарки сіи, во время вакацій, къ моей матери и бабушк! Изъ наградъ сихъ, Физика и теперь хранится въ моей библіотек, не пышнымъ переплетомъ, но воспоминаніемъ золотой юности, драгоцнная. Новый Завтъ выпросилъ у меня братъ для себя, при моемъ отъзд въ Петербургъ.
Между тмъ, какъ я обучался самъ, еще будучи въ риторическомъ класс, благодаря Бога, могъ уже обучать другихъ русской и латинской грамматик, а потомъ поэзіи и риторик. Состоя на казенномъ содержаніи и живучи вмст со многими другими сиротами низшихъ классовъ, я преважно обучалъ ихъ всему, что самъ зналъ, безъ всякой платы. Потомъ, вышелъ на кондицію т. е. на квартиру, нанимаемую изъ платы, получаемой съ учениковъ моихъ, которые, или жили вмст со много, или приходили ко мн съ другихъ квартиръ. Изъ таковыхъ учениковъ моихъ, извстнйшими посл сдлались: 1) Исидоръ Моисеевъ, который, пріхавъ въ Петербургъ, для усовершенствованія себя въ врачебныхъ наукахъ, перевелъ съ латинскаго на русскій языкъ Пленковы Начальныя основанія ботаническаго словоизъясненія и брачной системы растеній, которыя, за моею поправкою и переводомъ техническихъ терминовъ, заимствованныхъ имъ греческаго языка, по одобренію Медицинской коллегіи, напечатаны въ 1798 году. Этотъ молодой человкъ. во окончаніи курса медицинскаго, посланъ былъ врачемъ въ армію, во время итальянскаго похода, писалъ ко мн изъ чужихъ краевъ и присылалъ своеручныя письма Пленка, на латинскомъ язык писанныя, въ которыхъ сей ученый отдавалъ всю справедливость его дарованіямъ и свдніямъ, но съ тхъ поръ я не могъ получить объ немъ ни отъ кого свднія, куда онъ двался. 2) Гавріилъ Петровичъ Поповъ, коллежскій совтникъ, докторъ медицины, при Московскомъ отдленіи Медико-хирургической академіи, ординарный профессоръ повивальнаго искусства, судебной медицины и медицины полиціи, Московскій городовой акушеръ и членъ Общества врачебныхъ и физическихъ наукъ, учрежденнаго при Московскомъ университет и 3) Семенъ Федоровичъ Гаевскій, докторъ, лейбъ-медикъ, статскій совтникъ и ученый секретарь медицанскаго совта, при министерств внутреннихъ длъ. Не спорно, что не моими наставленіями достигли они столь почтенныхъ мстъ и званій, но мн пріятно вспоминать, что я положилъ краеугольной камень ихъ ученію.
Содержа себя кондиціею, я кончилъ курсъ философіи т. е. логики, метафизики, физики и нравоученія и переведенъ въ классъ богословскій. Въ это время епархіею, въ которой состояла Полтавская семинарія, управлялъ, уже знаменитый, архіепископъ Амвросій, подъ именемъ Екатеринославскаго и Херсонеса-Таврическаго. Архипастырю сему сдлался и лично извстнымъ, по случаю посвященія ему, въ день его тезоименитства, сочиненной мной оды. Стихи мои, какъ я самъ впослдствіи времени чувствовалъ были плохи, но преосвященный, по свойству великихъ душъ принялъ ихъ благосклонно, пожаловалъ мн 25 рублей, что тогда составляло большую сумму, по моему состоянію и Риторику на русскомъ язык, имъ сочиненную, въ бытность его въ Москв примолвивъ: ‘Вотъ и я въ свое время занимался сочиненіями. Продолжай. Богъ благословитъ твои труды’. Ободренный таковымъ снисхожденіемъ, я не щадилъ силъ, чтобъ успхами своими обратить на себя еще большее вниманіе архипастыря. Вскор представился къ тому случай. Ректоръ семинаріи архимандритъ Гавріилъ, но болзненнымъ припадкамъ, отказался отъ преподаванія греческаго языка и на мсто свое представилъ меня. Преосвященный призвалъ меня къ себ, объявилъ о томъ, и, благословя, вслдъ вступить въ должность, не оставляя продолжать и слушаніе богословія.— ‘Я радъ, сказалъ онъ, что такой ученый мужъ нашелъ тебя достойнымъ замнить его’. Это случилось въ начал 1788 года. Но въ семъ же году, въ сентябр мсяц, онъ опять присылаетъ за мною, сказываетъ, что онъ получилъ высочайшее повелніе отправить въ Петербургскую Александро-Невскую семинарію трехъ, или четырехъ студентовъ, для образованія въ учители и спрашиваетъ меня, желаю ли я туда хать. Вопросъ сей произвелъ во мн такое восхищеніе, что не только слова мои, но и вся наружность моя показывала желаніе мое хать въ столицу. Преосвященный, замтивъ это, сказалъ съ улыбкою: ‘Очень хорошо, но ты мн здсь нуженъ: ты занимаешь греческій классъ’. Неожиданное сіе возраженіе посл столь лестнаго предложенія исторгло у меня слезы, я плакалъ и просилъ не лишить меня сего счастія. Убдясь моею усильною просьбою, преосвященный согласился послать меня и спросилъ, кого бы я считалъ еще достойнымъ такого назначенія. ‘Товарищи, — сказалъ онъ — лучше могутъ знать другъ друга, какъ по дарованіямъ, такъ и по поведенію’. Я осмлился наименовать троихъ: Стефановскаго, Котляревскаго {Иванъ Петровичъ Котляревскій посл сдлался извстнымъ ‘Энеидою,’ перелицованною на малороссійское нарчіе. О другихъ товарищахъ своихъ скажу въ своемъ мст.} и Илличевскаго. Преосвященный веллъ мн придти съ ними на другой день. Я, съ Стефановскимъ и Илличевскимъ, явился въ назначенное время, а Котляревскаго отыскать не могли, потому что его, на тотъ разъ, въ город не было.
‘Чтожь вы не вс? спросилъ меня архипастырь. Я сказалъ причину и онъ, распрося, кто знаетъ какіе языки, кром латинскаго, веллъ намъ собраться въ дорогу черезъ два дня и когда будемъ готовы, прямо пріхать въ монастырь, оттуда же и будемъ отправлены. .
— ‘Не берите съ собою — сказалъ онъ — ничего лишняго, тамъ для васъ будетъ все готово. Между тмъ, я велю префекту выдать вамъ денегъ’.
Получивъ деньги и искупивши нужное на дорогу, мы наняли извощиковъ, простились съ учителями, съ префектомъ, съ пріятелями, товарищами, а я и съ братомъ, который передъ тмъ лишь женился, — пріхали въ монастырь ввечеру, на третій день, но объявленіи намъ приказанія. Вскор позвалъ насъ преосвященный къ себ. Первое слово его было:
Со всми ли вы простились’? Мы отвчаемъ, что простились.
— ‘Были у ректора’?
Мы остолбенли.— ‘Нтъ, говоритъ одинъ изъ насъ.
— ‘Какъ! У перваго своего начальниуа не были’?
— ‘Мы не смли его безпокоить, отвчаетъ другой изъ насъ потому что онъ очень болнъ’.— А я не смлъ сказать ни слова, потому что находилъ насъ кругомъ виноватыми.
— ‘Тмъ боле обязаны вы были проститься съ нимъ, для того, что, можетъ быть, въ послдній разъ его видите’.
Мы бросились въ ноги архипастырю, просить прощенія.
— ‘Нтъ! это поступокъ не простительный, съ гнвомъ сказалъ онъ.— Сейчасъ позжайте въ моей карет къ нему, велите доложить ему, что я васъ послалъ, признайтесь ему въ своемъ поступк противъ него, просите у него прощенія и привезите мн письменное удостовреніе, что онъ простилъ васъ, если же онъ не проститъ, то не надйтесь и на мое прощеніе’.
Каково было наше положеніе, всякій можетъ себ представить, у кого не притупилось чувство стыда, благодарности, подчиненности и благоговнія къ начальническому мннію. Не болзнь ректора была причиною тому, что мы не ходили къ нему проститься, но свойственная молодымъ людямъ расчетливость, уважать только тхъ, кто больше иметъ на нихъ вліянія и терять изъ виду тхъ, которые онаго не имютъ. Ректоръ вовсе не мшался въ дла семинарскія, это настоящая причина нашей постыдной вины, которой, можетъ быть, мы и не подвергли бы себя, если бы имли боле времени для своихъ сборовъ. Мы уже отчаявались быть посланными въ Петербургъ, зная крутой правъ ректора и гнусность нашего поступка.
Но длать было нечего. Мы пустились къ ректору въ городъ, упрекая дорогою одинъ другаго, что никому это въ голову не пришло. Явившись къ ректору, мы исполнили все, что намъ было приказано.— ‘Богъ васъ проститъ, сказалъ онъ, я бы васъ и не принялъ, по болзни своей, хотя бы вы пришли ко мн’. Посл сего вручилъ намъ записку къ преосвященному. Какъ камень свалился съ насъ, при сихъ словахъ, надежда на прощеніе архипастыря и на отправленіе въ столицу вновь вошла въ сердца наши и мы отправились въ монастырь. Преосвященный, прочитавъ записку, сказалъ:
‘Благодарите великодушіе ректора, безъ него не бывать бы вамъ въ Петербург. Теперь и я прощаю’. Мы бросились къ нему въ ноги.
— ‘Удивляюсь, какъ вы могли забыть перваго своего начальника, продолжалъ онъ. А ты,— обращаясь ко мн — боле всхъ виноватъ. Онъ былъ твой учитель, онъ рекомендовалъ тебя на свое мсто, онъ благодтель твой — и ты забылъ его. Если вы благодтелей своихъ забываете, Богъ васъ забудетъ’.
При сихъ наставленіяхъ, я рыдалъ какъ ребенокъ, плачу всякой разъ, когда вспомню о семъ поступк и нын пишу о томъ со слезами. Святитель могъ бы еще присовокупить къ своему ко мн обращенію, что онъ, но случаю назначенія насъ для отправленія въ столицу, удостоилъ меня особеннаго своего доврія, а я оказался столько недостойнымъ онаго! Но слезы мой, вроятно, убдили его отъ словъ сихъ удержаться.
Посл сего преосвященный вынесъ изъ кабинета письма къ разнымъ особамъ, живущимъ въ Петербург и въ городахъ, чрезъ которые мы должны прозжать, благословилъ насъ въ путь, сдлавъ намъ послднее наставленіе, чтобы жили честно, чтобы не всему слдовали въ столиц, гд увидимъ много, и хорошихъ, и худыхъ примровъ, а старались бы избирать, для подражаніи нравственности, образцы отличные добродтелями, къ чему присовокупилъ, чтобы въ мы нуждахъ своихъ прямо относились къ нему. И такъ, строгій, за нсколько предъ тмъ минутъ, начальникъ, перемнился въ отца чадолюбиваго и простился съ нами, какъ съ дтьми своими.
Мы пустились въ дорогу ночью, на долгихъ. Дорога была такъ дурна, что въ иныя сутки мы не могли перехать и 30-ти верстъ. Кое-какъ, однакожъ, добрались до Москвы. Поздка наша отъ Полтавы до Москвы описана мною въ сочиненіи: Филонъ, напечатанномъ въ Муз, которую издавалъ я въ 1796 году.
Въ Москв мы пристали въ Крестовоздвиженскомъ монастыр, у игумена Меодія, который посл былъ архіепископомъ Псковскимъ. Въ столиц сей намъ позволено было пробить до двухъ недль, чтобъ могли осмотрть ея достопамятности и исправить нкоторыя порученія своего архипастыря. О семъ объявилъ намъ шуменъ, по прочтеніи письма, писаннаго къ нему нашимъ преосвященнымъ.
На другой день, первымъ долгомъ нашимъ было — отправиться съ гостинцемъ къ митрополиту Платону, Съ нетерпливостію ожидали мы минуты видть россійскаго Златоуста. Увидли его и съ какою жадностію ловили вс черты лица его, вс движенія, каждое слово его! Онъ уже былъ сдъ и сдина умножала сановитость наружнаго вида его. Благословя насъ и принявъ письмо, немедленно прочелъ его при насъ, потомъ, спрося о здоровь преосвященнаго, къ каждому изъ насъ обратилъ по нскольку словъ и заключилъ пріемъ свой, пожелавъ намъ хорошихъ успховъ въ наукахъ и поведеніи.
Мы имли письмо и къ извстному познаніями своими, въ греческой и латинской словесности, Николаю Николаевичу Бантышъ-Каменскому. Почтенный мужъ сей принялъ насъ весьма ласково и сказалъ намъ, чтобы мы писали къ нему о своихъ занятіяхъ, особливо, когда будемъ имть надобность въ книгахъ, изданныхъ въ Москв и въ чужихъ краяхъ, чмъ я не замедлилъ воспользоваться впослдствіи времени, выписавъ чрезъ него извстное сочиненіе Лонгина О высокомъ, изданное Полліемъ и Гедерикомъ
У игумена Меодій познакомились мы съ роднымъ братомъ его — Гавриломъ Смирновымъ, бывшимъ тогда учителемъ философіи въ тамошней Духовной академіи, извстнымъ переводами своими сочиненій г-на Каракчіоли. Онъ ходилъ съ нами въ Московскій университетъ и два раза въ театръ. Не знаю, имли-ль мои товарищи какое удовольствіе при разыгрываніи піесъ, но я никакого не имвъ тогда на малаго понятія о семъ род искусства.
Платона слышали мы проповдующаго два раза: одинъ разъ въ Благовщенскомъ, а другой — въ Архангельскомъ соборахъ. Для проповданія слова Божія выходилъ онъ на средину церкви и, не взирая на толпу, тснившагося около него народа, виднъ былъ съ амвона и слышенъ въ дальнемъ разстояніи. Содержанія проповдей его не помню, только помню, что его произношеніе много походило на произношеніе французскихъ трагическихъ актеровъ. Сказываютъ, что онъ учился сему у знаменитаго нашего актера Дмитревскаго.
Исправивъ порученія своего архипастыря и за краткостію времени познакомясь только съ тнью Москвы, мы отправились въ дальнйшій путь. Въ Петербургъ пріхали мы въ послднихъ числахъ октября. Здсь сперва пристали мы у архимандрита Иринея, бывшаго впослдствіи архіепископомъ Псковскимъ, жившаго тогда въ Невскомъ монастыр, по Черной рчк, противъ кладбища. Когда мы явились къ нему, то, по прочтеніи письма отъ нашего владыки, первое слово его было:
— ‘Кто изъ васъ знаетъ по гречески?— Кто Мартыновъ?’ Ясно, что великодушный іерархъ писалъ въ мою пользу къ архимандриту. По отклик моемъ, онъ спросилъ меня:— ‘и апла вы говорите? (т. е. ныншнимъ простымъ греческимъ языкомъ).
— Могу объясняться, отвчалъ я.
Видно, что тогда знаніе греческаго языка. а особливо употребляемаго нын греками, было здсь въ диковинку. Отецъ архимандритъ поговорилъ со мною нсколько на древнемъ греческомъ, но на новомъ не сказалъ ни слова.
— ‘О, вы здсь будете очень нужны! примолвилъ онъ съ пріятною улыбкою и отпустилъ насъ.
Посл сего явились эти къ ректору семинаріи, архимандриту Иннокентію Дубравецкому. Мы удивились молодости и быстрот своего новаго начальника. Дарованія необыкновенныя и суетность выказать оныя вдругъ сверкали въ маленькихъ, полузакрытыхъ очахъ его. Кажется, при первомъ свиданіи мы уже узнали его въ половину и радовались внутренно, что будемъ имть такого любезнаго начальника. Я и отъ него встрченъ былъ почти такимъ же вопросомъ, въ разсужденіи греческаго языка, какъ и отъ архимандрита Иринея. Ректоръ приказалъ намъ перебраться въ семинарію и явиться къ нему ли другой день, для представленія преосвященному митрополиту Гавріилу.
Мы увидли новаго своего мецената въ девять часовъ по утру. Мудрость и добродтель начертаны были на чел сего первосвятителя. Когда великій старецъ читалъ письмо, поданное нами отъ нашего архипастыря, я воображалъ, что мы предстоимъ Наставнику міра, столь достойнымъ образомъ представлялъ онъ лице Его. Се тотъ свтильникъ, думалъ я, отъ коего премудрйшая монархиня повелла возжечь свтъ для проліянія его въ отдаленнйшихъ предлахъ владычества своего! По прочтеніи письма, онъ напомнилъ намъ о цли, для которой мы призваны.— ‘Оправдайте добрымъ своимъ поведеніемъ и успхами въ наукахъ выборъ, котораго вы удостоены вашимъ владыкою.’ Съ сими словами благословилъ насъ и отпустилъ на дланіе.
Не успли мы возвратиться въ семинарію, какъ въ отведенную намъ комнату пришелъ греческаго языка учитель Жуковъ. Отрекомендовавшись въ наше знакомство, тотчасъ спросилъ онъ, кто изъ насъ знаетъ по гречески. Товарищи мои указали на меня и онъ, посл краткой нашей съ нимъ бесды, пошелъ къ себ за греческою книгою. Притворясь, или дйствительно не понимая въ ней нкоторыхъ мстъ, онъ спросилъ у меня, что он значатъ, потомъ, узнавъ, что я разумю и ромейскій (т. е. ныншній греческій) языкъ, котораго онъ не зналъ, спросилъ о значеніи нсколькихъ словъ на немъ. Къ счастію, он были мн извстны. Оставшись, какъ казалось, довольнымъ моими отвтами, онъ тутъ же сказалъ, что мн не для чего ходить въ его классъ, а напротивъ, онъ долженъ будетъ учиться у меня. И дйствительно, въ скоромъ времени онъ отказался отъ сего класса и на мсто свое рекомендовалъ меня.
До прізда нашего почти уже изъ всхъ семинарій прибыли студенты, вызванные для одной съ нами цли, кром сибирскихъ. По духовному вдомству это былъ первый опытъ, — собрать изо всхъ духовныхъ училищъ по два, по три студента (философскихъ, или богословскихъ классовъ) въ одну, здшнюю семинарію, преподать имъ, по одинаковой метод, курсъ наукъ и языковъ, приличныхъ духовному воспитанію, потомъ отправить ихъ обратно въ т же семинаріи для занятія учительскихъ мстъ, какихъ они признаны будутъ достойными. По свтскому вдомству таковая премудрая мысль императрицы Екатерины Великой приведена была въ дйствіе нсколько прежде, для учрежденія народныхъ училищъ. Насъ было боле тридцати студентовъ. Наименую тхъ изъ нихъ, кои посл занимали въ государственной служб блистательнйшія мста, или отличились важными какими услугами отечеству. Простительная слабость, находить удовольствіе въ воспоминанія, съ кмъ мы въ молодыхъ лтахъ дышали однимъ воздухомъ, длились одною пищею, образовались одними наставленіями и сливались въ одно чувство, въ одну душу.
Первое мсто, по всмъ отношеніямъ, занимаетъ Михаилъ Михайловичъ Сперанскій, присланный изъ Владимірской семинаріи. Его дарованія, свднія въ наукахъ, свднія въ государственныхъ длахъ, заслуги отечеству по занимаемымъ имъ мстахъ, столь извстны каждому, что мн, можетъ быть, не прилично было бы здсь распространяться о томъ. Пустъ другой, кто будетъ его историкомъ панегиристомъ, а я только скажу, что если бы нашъ курсъ и никого, кром его, не образовалъ, то не нужно было бы другихъ доказательствъ въ полезности онаго.— Петръ Андреевичъ Словцовъ, присланный изъ Тобольской семинаріи, нын съ отличною похвалою занимаетъ мсто визитатора училищъ сибирскихъ губерній, въ чин статскаго совтника, а до сего былъ директоромъ Иркутской гимназіи. Онъ, въ кругу словесности сдлался извстнымъ прежде стихотвореніями своими: Къ Сибири и Китайцемъ въ Петербургъ. Оба сіи сочиненія, и еще его же стихи: Матерія напечатаны въ моихъ періодическихъ изданіяхъ. Потомъ, будучи уже на служб, издалъ онъ два, сочиненныя имъ, похвальныя слова: Царю Іоанну Васильевичу и Пожарскому.— Николай Ильичъ Анненскій, присланный изъ Рязанской семинаріи, нын въ чин дйствительнаго статскаго совтника, служитъ при департамент министерства юстиціи юрисконсультомъ. Онъ извстенъ переводами съ французскаго языка: О уединеніи, соч. Циммермана и романа: Лодоикъ.— Михаилъ Степановичъ Сахаровъ, присланный изъ Ярославской семинаріи, на служб своей учителемъ въ Ярослав, постригся въ монахи, былъ посл Оренбургскимъ епископомъ, а нын живетъ на поко въ Ростов. Въ монашеств нареченъ онъ Августиномъ.— Иванъ Дмитріевичъ Павинскій, присланный изъ Олонецкой семинаріи, нын Іона, архіепископъ Тверскій.— едоръ Ивановичъ Русановъ, бывшій потомъ митрополитомъ и экзархомъ Грузіи, хотя не для одной съ нами цли, но съ нами слушалъ курсъ наукъ. Въ монашеств принялъ онъ имя еофилакта, которое толико прославилъ не токмо проповдями, но и длами по управленію епархіями, въ коихъ былъ архіереемъ.
Преподаваніе намъ ученія начато съ философскаго курса. Сперва преподавалъ его, по Винклеру, архимандритъ Николай, котораго потомъ смнилъ, вызванный изъ Ярославской семинаріи іеромонахъ Павелъ, который былъ и префектомъ Невской семинаріи. Первый изъ нихъ былъ большой схоластикъ и принадлежалъ къ числу тхъ ученыхъ, которые прикрываютъ незнаніе главнаго своего предмета знаніемъ латинскаго языка и важностію сана, послдній, по крайней мр сначала, усердно передавалъ намъ свднія, каковыя пріобрлъ въ Ярославской семинаріи. Вроятно, предполагаемо было, что въ другихъ семинаріяхъ нтъ и такихъ учителей. По другимъ учебнымъ предметамъ мы были въ учителяхъ счастливе. Учителемъ краснорчія россійскаго, а боле латинскаго, сперва былъ у насъ Иванъ Никитичъ Голубевъ, бывшій потомъ у Владимірской церкви священникомъ, мсто его заступилъ Иванъ Семеновичъ Державинъ, нын оберъ-священникъ, а его мсто занялъ Николай Ивановичъ Знаменскій, въ монашеств переименованный Антоніемъ, бывшій потомъ архіепископомъ Ярославскимъ. Для преподаванія физики приглашенъ былъ, первоначально, адъюнктъ Академіи наукъ Алексй Кононовичъ Кононовъ, но въ скоромъ времени заступилъ его мсто учитель Гаррахъ. Для математики взятъ былъ изъ учительской семинаріи, недавно тамъ окончившій курсъ наукъ, Никита Дмитріевичъ Максимовъ, который тамъ былъ протоіереемъ въ здшнемъ Воспитательномъ дом и законоучителемъ въ здшней гимназіи. Для нмецкаго и французскаго языка имли мы также учителей.
Проходя науки, преподаванныя намъ въ семинаріи, мы не упустили изъ виду пользоваться и другими средствами, каковыя столица представляетъ въ изобиліи. Для большаго усовершенствованія себя въ греческомъ язык, мн представился прекраснйшій случай съ самаго прізда нашего сюда. Нывшій архіепископъ Славейскій и Херсонскій Евгеній, еще до насъ вызванъ былъ изъ Херсона въ столицу оканчивать въ ней ученую и добродтельную жизнь свою. По праву воспитанниковъ, основанной имъ семинаріи, мы осмлились, или лучше, обязанностію поставили, явиться къ нему. Ветхій деньми перелагатель Виргилія и ученйшій мужъ, не отринулъ нашего благоговнія къ великимъ талантамъ, познаніямъ и заслугамъ его. Мы были приняты имъ благосклонно. Съ тхъ поръ я не оставлялъ уже ходить къ нему и пользовался какъ его, такъ и окружавшихъ его грековъ, разговоромъ на ихъ язык, но что несравненно того важне, я нердко наслаждался краснорчивйшею бесдою умнйшаго старца и имлъ всегда въ глазахъ живой примръ исполненнаго добродтелей и трудолюбивйшаго мужа.
При Академіи наукъ въ лтнее время открываемы были публичные курсы: математики, химіи и зоологіи. Первую преподавалъ знаменитый академикъ Семенъ Кириловичъ Котельниковъ, вторую — академикъ Никита Петровичъ Соколовъ, а послднюю — академикъ Николай Яковлевичъ Озерецковскій. Какъ за отдаленностію Невскаго монастыря отъ мстъ, гд сіи курсы были читаны, равно и за малымъ временемъ, остававшимся отъ ученія въ семинаріи, не можно было мн ходить на вс означенные курсы, то я выбралъ для себя химію , которую никогда не пропускалъ, несмотря на то, что она преподаваема была во 2-й линіи, на Васильевскомъ Острову, въ Боновомъ, нын Озерецковскаго, дом, притомъ въ двнадцатомъ часу утра, между тмъ, какъ у насъ ученіе по тмъ днямъ оканчивалось въ десять часовъ. Такое рвеніе, впрочемъ, стоило мн двухмсячной горячки. Нердко также хаживалъ я и на лекціи г-на Озерецковскаго. Физику ходилъ слушать въ бывшій тогда Медицинскій институтъ, къ г-му профессору Василію Владиміровичу Петрову и въ Казанское народное училище къ г-му Тумскому. Чтоже касается до математическихъ наукъ, мы весьма довольны были и своимъ учителемъ.
Въ это время славился краснорчивымъ преподаваніемъ ботаники профессоръ Медицинскаго института Мартынъ Матвевичъ Тереховскій. Но, къ сожалнію, я не могъ, за дальнымъ разстояніемъ отъ Невскаго монастыря, пользоваться его наставленіями, онъ читалъ на Аптекарскомъ Острову. Я сберегалъ время и силы для наукъ, кои входили въ курсъ нашъ и откладывалъ слушаніе ботаники до свободнйшаго времени, между тмъ, какъ сей знаменитый мужъ скончался.
По окончаніи философскаго курса, мы вступили въ классъ богословскій. Сторонніе, или экстраординарные, предметы продолжались своимъ порядкомъ. Богословіе преподавалъ намъ ректоръ Иннокентій, по Турретину. Въ Полтав обучались мы по Богословію еофана Прокоповича, состоящей въ трехъ большихъ томахъ, на латинскомъ язык. Турретинъ избранъ ректоромъ, по краткости его, а о Богословіи еофана однажды сказалъ онъ: ‘сіе море великое и пространное, но тамо и гады, имъ же нсть числа.’ Однако и Турретина не прошелъ онъ съ нами какъ слдовало, бывъ во весь двухгодичный курсъ въ класс не боле десяти разъ. Къ счастію, мы могли пользоваться богатою, особливо по наукамъ богословскимъ, Александроневскою библіотекою, а нкоторые изъ насъ слушали уже богословію въ своихъ семинаріяхъ. Между тмъ, учреждена была очередь для насъ, по которой черезъ нсколько недль каждому студенту должно было сказать проповдь своего сочиненія въ какой либо церкви, не только изъ находящихся въ Невскомъ монастыр, но нердко и въ городскихъ церквахъ. Учрежденіе сіе весьма поощряло насъ отличиться передъ слушателями, какъ въ сочиненіи, такъ и въ сказываніи поученій. Въ сочиненіяхъ нашихъ замтны были два главные тона: одни старались писать цвтно, плодовито, блистательно, другіе — просто, коротко, глубокомысленно. Въ произношеніи также господствовали два тона: одни подражали театральному, слдуя Яковлеву, другіе — ближе подходили въ произношеніи къ обыкновенному разговору. Я держался послднихъ тоновъ и не безъ успха. Два наипаче случая для меня были весьма лестны. Когда сказалъ я первую свою проповдь, то, по выход изъ церкви, пришли ко мн въ покой вс студенты поздравить меня. Сперанскій былъ впереди ихъ, онъ поцловалъ меня въ голову и отдалъ мн полную справедливость. Похвала уважаемаго всми товарища превосходитъ похвалу малочтимаго учителя. Другой несравненно пріятнйшій для моего самолюбія случай былъ, когда я сказалъ проповдь, начинавшуюся сини словами: ‘Тако отличенный жребіемъ порокъ зачинаетъ гибель’ и т. д. Проповдь написана была довольно глубокомысленно, но отрывисто и нсколько темно. Не смотря на то, ее тотчасъ посл обдни выпросили у меня. Она пошла въ город по рукамъ, я остался безъ рукописи. Скоро ей стали подражать, не только студенты, священники, но и архимандритъ Анастасій, бывшій потомъ архимандритомъ и прославившійся, въ послдствіи, своими проповдями. Однажды былъ я у него въ 1-мъ кадетскомъ корпус, гд онъ былъ законоучителемъ. Тутъ-то было торжество мое! При гостяхъ онъ сказалъ мн, что у него есть списокъ съ этой моей проповди, что онъ помнитъ ее почти всю наизусть, въ доказательство чего тотчасъ прочелъ нсколько періодовъ изъ оной и что не стыдится подражать ей. И дйствительно, я нашелъ посл въ печатныхъ проповдяхъ его, подобные моимъ, обороты и выраженія. Можно ли было малозначущему студенту ожидать такой признательности отъ проповдника, котораго слава уже утвердилась?
Въ продолженіе ученія нашего, въ 1798 году, поручено было мн обучать греческому языку, вмсто учителя Жукова, о которомъ выше много сказано. Въ классъ мой ходили не только ученики низшихъ классовъ, но и товарищи мои. Сіе заставило меня перевести на русскій языкъ греческую грамматику Катифора, писанную на еллинскомъ язык и привезенную мною изъ Полтавы. Переводъ свой я представилъ ректору, но онъ не сдлалъ изъ него никакого употребленія и трудъ мой былъ по пустому.
Посредствомъ греческаго языка вскор представился мн весьма важный случай сдлаться короче извстнымъ митрополиту Гавріилу. О семъ случа во всю жизнь я никому не сказывалъ, кром одного изъ врнйшихъ друзей моихъ, и то спустя уже лтъ двадцать посл того. Я считалъ, что порученное намъ за тайну и должно быть оставлено въ тайн, ежели не навсегда, то, по крайней мр, на необходимое и сколько можно долгое время. Изъ Аонскихъ горъ пріхалъ въ столицу греческій монахъ, простой, неграмотный и имвшій лтъ семдесятъ отъ роду, если не боле. Онъ привезъ съ собою мощи тридцати семи угодниковъ Божіихъ. По его объявленію, мощи сіи выставлены были у него въ кельи въ Невскомъ монастыр, а народъ началъ приходить къ нимъ на поклоненіе и ставилъ имъ свчи. Монахъ привезъ сіи мощи для посвященія императриц и написалъ ей на простомъ греческомъ язык родъ акаиста. Митрополитъ, худо зная по гречески, а простаго греческаго языка и вовсе не зная, спросилъ ректора, не знаетъ ли кто изъ пріхавшихъ студентовъ сего послдняго. Онъ отозвался обо мн. Митрополитъ призываетъ меня къ себ и за тайну отдаетъ мн тетрадку въ 12-ю долю, довольно толстую, въ которой сей акаисть былъ написанъ, приказываетъ мн идти къ монаху въ келью и при немъ, безъ стороннихъ свидтелей, перевести сіе сочиненіе на русскій языкъ, а посл представить ему. Въ акаист, начинавшемся словомъ Радуйся потомъ продолжающимся предсказаніемъ, что отъ императрицы родится сынъ, по имени Константинъ {Его высочеству тогда было уже, помнится, семь лтъ и притомъ, не сыну, но внуку императрицы.}, который освободитъ грековъ отъ ига агарянъ и пр. Другое пророчество касалось самихъ мощей, что ея величество созиждетъ храмъ о 37 престолахъ, во имя святыхъ, коихъ мощи привезены симъ монахомъ и пр. Переводъ сей, съ подлинникомъ, представилъ я митрополиту. Его высокопреосвященство, поблагодаря меня за трудъ, изволилъ еще разъ наказать, чтобъ я о семъ дл никому не сказывалъ и примолвилъ, что онъ меня не забудетъ. Посл сего черезъ сутки монаха не стало.
Черезъ нсколько мсяцевъ митрополитъ опять призвалъ меня къ себ и поручилъ мн заняться сокращеннымъ переводомъ Византійской Исторіи, писанной на простомъ греческомъ язык, выбранной изъ древнихъ византійскихъ писателей. Книги сей перевелъ я три части и представилъ переводъ свой его высокопреосвященству.
Около сего же времени преосвященный архіепископъ Евгеній поручивъ мн перенести на русскій языкъ свое сочиненіе: О вротерпимости, писанное на простомъ греческомъ язык, приближенномъ къ еллинскому. Не зная по русски, его высокопреосвященство посылалъ переводъ мой на разсмотрніе къ преосвященному Иринею, который одобрилъ оный. Какое сдлано изъ него употребленіе, мн неизвстно.
Начавъ въ здшней семинаріи учиться французскому языку, и, по причин поздняго времени и недостатка случаевъ, не надясь быть на немъ хорошимъ говоруномъ, и старался, по крайней мр, грамматически узнать оный, дабы свободно понимать французскій разговоръ и книги, на немъ писанныя. Къ сему способствовало мн не столько школьное ученіе, сколько упражненіе въ переводахъ съ сего языка. Я зналъ, что книгопродавцы и издатели книгъ не пренебрегаютъ студентскими переводами, потому что они всякихъ другихъ дешевле. Я обратился къ Петру Ивановичу Богдановичу, занимавшемуся тогда боле всхъ изданіемъ книгъ на своемъ иждивеніи, и къ книгопродавцу Миллеру. Для перваго перевелъ я Опытъ объ эпическомъ стихотворств, господина Вольтера и Англійскія письма. Для послдняго: Разговоры въ царств мертвыхъ, г-на Литтлстона. Хотя я получилъ отъ нихъ плату не важную, но она послужила мн пособіемъ къ запасу полезныхъ для себя книгъ. Это поощрило меня боле заниматься переводами съ французскаго языка.
Между тмъ, какъ курсъ ученія нашего приближался къ концу, въ одинъ день митрополитъ присылаетъ за мною и объявляетъ мн, что императриц угодно послать въ Голландію священника, который бы зналъ греческій языкъ, ибо тамъ есть греческое купеческое общество.
— ‘Хочешь ли ты хать туда? спросилъ онъ меня.— Жалованья будетъ теб полторы тысячи рублей, мсто почетное а въ чужихъ краяхъ побывать теб не безполезно’.
Счастливое сіе предложеніе принялъ я съ несказанною благодарностью. Митрополитъ приказалъ мн придти къ себ на другой день за письмомъ, съ которымъ я долженъ буду явиться къ оберъ-прокурору святйшаго снода Алексю Ивановичу Муссину-Пушкину {Графство пожаловано ему посл.}. Съ нетерпніемъ ожидалъ я сего дня. Я напередъ уже воображалъ себ вс выгоды отъ путешествія въ чужіе края, отъ занятія столь важнаго поста. На другой день поутру явился я къ его высокопреосвященству я, получивъ письмо, отправился къ оберъ-прокурору. Алексй Ивановичъ, прочитавъ, письмо принялъ меня очень ласково, вошелъ со мною въ ученый разговоръ и отпустилъ съ отвтомъ на письмо митрополита. Не знаю, что было писано въ отвт, но митрополитъ, прочитавъ его, веллъ мн пріискивать себ невсту и, по пріисканіи, явяться къ нему. Имя весьма мало знакомыхъ, у себя а особливо для такого случая, я бросился къ учителю Владимірскаго народнаго училища Зубареву, какъ женатому изъ моихъ знакомыхъ я мы, въ тотъ же день, ночью пустилось въ Петергофъ смотрть невсту у знакомаго ему священника. Вотъ начало романа моей жизни!
Мы пріхали въ священнику въ часъ за полночь. Разумется, что вс спали. Зубаревъ, конечно, весьма былъ знакомъ, что осмлился такъ безпокоить духовную особу. Безъ дальныхъ околичностей, онъ объявилъ хозяину о причин нашего прізда. Невста надобно знать, была не дочь, но родственница священника. Зубаревъ, расхваливъ меня, какъ должно жениха, сказалъ о моемъ назначеніи, о жаловань. Священникъ все это принялъ очень хорошо, только сказалъ, что невста уже сосватана.
— ‘За кого’?
— За назначеннаго изъ семинаристовъ же въ Дрезденъ, Чудовскаго.
Зубаревъ спрашиваетъ меня, кто такой Чудовскиій? Я, или лучше, самъ священникъ сказалъ, что онъ изъ пвчихъ.
— ‘Сколько ему назначается жалованья’?
— Пятьсотъ рублей.
— ‘А ему, смотря на меня, полторы тысячи рублей! Вы сами теперь видите, сказалъ Зубаревъ, разницу между достоинствами жениховъ. Сими и подобными симъ словами мой сватъ уговорилъ священника выдать родственницу свою за меня, хотя я еще и не видалъ ее. Священникъ, извинясь, что невста была больна горячкою, что не совсмъ еще выздоровла, и что теперь спитъ, разбудилъ однакожъ ее и невста вышла къ намъ. Я смотрлъ на нее глазами моего свата, и слды, оставшіеся посл горячки, для меня были непримтны. Мн нужна была невста, ее мн хвалятъ. Священникъ преклонился на мою сторону, или на мои полторы тысячи рублей, самъ я молодъ, неопытенъ, — какъ не быть невст для меня красавицей! Она мн понравилась, и а ей не былъ противенъ. И такъ, невста найдена! Съ сею мыслію я возвратился въ Петербургъ.
Поутру, на другой день, являюсь къ митрополиту: Чудовскій уже тутъ. Вскор выходитъ къ намъ его высокопреосвященство и обращаетъ рчь ко мн:— ‘Нашелъ ли невсту?’
— Нашелъ, ваше преосвященство!
— ‘Гд?’
— Въ Петергоф — у священника…
Чудовскій, при сихъ словахъ, бросается митрополиту въ ноги, плачетъ и говоритъ, что это его невста, что она дала ему слово, и что онъ не отстанетъ отъ нея.— Достопочтеннйшій старецъ, разсмявшись, веллъ мн разсказать, какъ я вздумалъ свататься на невст, уже сосватанной. Я разсказалъ и старецъ, насмявшись вдоволь сказалъ мн.
— ‘Ну, уступи ему, а теб самъ найду невсту: въ Кронштадт есть молодая двица, прекрасная. Я пошлю тебя посмотрть ее съ Маркомъ Аиногеновымъ (это былъ дворецкій митрополита), а не понравится она, найдемъ другую.’
Слова сіи примирили насъ, соперниковъ. Я не сталъ домогаться поединкомъ ршить спорное наше дло, какъ потому, что въ семинаріяхъ, благодаря Бога, поединки не водятся, такъ и потому, что мн некогда было и влюбиться въ смотрнную двицу. Митрополитъ благословилъ Чудовскаго на вступленіе съ нею въ бракъ, а мн сказалъ, что пришлетъ за мною въ тотъ день, когда можно будетъ дворецкому хать со мною.
Проходитъ день — владыка не присылаетъ за мною, проходитъ другой — такимъ же образомъ. На третій день зовутъ меня. Я полетлъ къ его высокплреосвященству, въ близкой надежд увидть мою кронштадтскую невсту, но встрченъ былъ отъ него сими сливами:
— Знаешь ли что? Императрица перемнила свое намреніе въ посылк бльца въ Голландію и велла назначить іеромонаха, по причин мстнаго неудобства жить въ дом греческаго купеческаго общества семейному человку. Хочешь ли въ монахи? такъ подешь въ Голландію?’
Предоставляю всякому представать себя въ моемъ положеніи при таковомъ неожиданномъ вопрос. Извлечь молодаго человка изъ уединенныхъ его занятій, при которыхъ ни о чмъ онъ боле не думалъ, кром усовершенствованія себя въ наукахъ, предложить ему прекрасное мсто, прекрасный случай для распространенія своихъ познаній, познакомить его съ впечатлніями и чувствованіями, которыхъ онъ дотол старался избгать, приготовить его къ выходу въ свтъ и потомъ предложить отказаться отъ него… Долго не могъ я ничего отвчать на это предложеніе, не находя словъ для выраженія боровшихся во мн чувствованій. Митрополитъ, видя мое смущеніе, сказалъ:
— ‘Я тебя не неволю. Подумай хорошенько’.
— Ваше высокопреосвященство! въ слезахъ отвчалъ я, это дло такъ важно, что я въ лтахъ своихъ никакъ не могу на то ршиться.— Тогда мн былъ всего двадцатый годъ отъ роду.
— ‘Очень хорошо, такъ оставайся здсь. Я тебя не отдамъ вашему преосвященному, послужи у меня, а посл получишь въ Петербург лучшее священническое мсто, если не захочешь идти въ монахи.’
И такъ, лестныя мечты мои разрушились, надежды мои получить важное мсто, быть въ чужихъ краяхъ, исчезли какъ сновидніе. Не знаю, дйствительно-ли послдовала такая перемна въ назначеніи вмсто бльца монаха, или были другія какія причины оставить меня здсь, только въ скоромъ времени туда былъ посланъ іеромонахъ природный грекъ, находившійся при преосвященномъ Евгені.
Погрустивъ нсколько времени объ улетвшемъ, по тогдашнему моему мннію, счастіи, я принялся опять за свои упражненія, предавшись промыслу Божію, устроивающему судьбу нашу неисповдимо. Впослдствіи открылось, что счастіе мое было бы кратковременно. Не боле, какъ черезъ три года, въ Голландіи возникла революція, іеромонаха, посланнаго туда, чернь чуть было не убила. Онъ принужденъ былъ оттуда возвратиться. И невста моя прожила въ Дрезден съ моимъ соперникомъ не боле трехъ лтъ, прожила ли бы она доле на свт со мной не извстно. Только два, эти обстоятельства для меня были весьма наставительны, чтобъ никогда не предаваться отчаянію, при самыхъ великихъ потеряхъ.
Наступило время разставанія съ пріхавшими со мною, изъ Полтавы, товарищами. Нашъ преосвященный писалъ къ митрополиту, что въ его семинаріи настоитъ нужда въ учителяхъ и чтобы мы возвратились. И такъ, товарищи мои отправлены, {Изъ нихъ Дмирій Степановичъ Стефановскій былъ протоіереемъ въ Полтав и умеръ, а Демьянъ Васильевичъ Илличевскій, вышедши въ статскую службу, дослужился до чина дйствительнаго статскаго совтника и нын находится въ Томск гражданскимъ губернаторомъ.} а я оставленъ здсь. Минута прощанія съ ними весьма памятна для меня однимъ обстоятельствомъ. Товарищей моихъ провожалъ со мною, до Знаменскаго моста и Михаилъ Михайловичъ Сперанскій. Прощаясь съ ними, онъ сказалъ, что удивляется моей къ нему холодности, что вс товарищи любятъ его и къ нему привязаны, а обо мн одномъ онъ сомнвается и просилъ ихъ, чтобы хотя они его со мною сдружили. Эти слова удивили меня не мало. Я не думалъ, чтобы товарищъ, котораго и внутренно уважалъ, такъ занимался наружными знаками моего чувствованія къ нему. Я склоненъ былъ къ простот и сопряженной съ нею искренности, естественности и откровенности и равнодушенъ былъ ко всему противному. Съ сими свойствами неразлучна чувствительность, которая, какъ извстно, питается уединеніемъ. Можетъ быть, тутъ надобью искать причины моего равнодушія не къ Сперанскому одному, но вообще ко всмъ, казавшимся мн не любящими простоты, не теряя, впрочемъ, нимало должнаго къ ихъ талантамъ и ко всмъ достоинствамъ уваженія. Таковая расчетливость въ незрломъ ум и молодомъ сердц могла быть погршительна, но, признаюсь, она была во мн. Симъ то чувствованіемъ увлекаемый, я привязался больше всхъ имъ товарищей къ М. С. Сахарову, какъ ни страннымъ, впрочемъ, казался онъ въ своемъ обращеніи. На семъ-го расчет, по одному отзыву сего друга моего, немедленно списался я съ Дмитріемъ Федоровичемъ Смирновымъ, нын статскимъ совтникомъ, бывшимъ тогда въ Ярославл учителемъ, и съ тхъ поръ остались мы друзьями на всю жизнь. Да проститъ, Михаилъ Михайловичъ, сей почтенный мужъ, и настоящимъ откровеннымъ строкамъ моимъ. Онъ лучше меня знаетъ, сколь чувствованія и склонности наши удобоперемнны, сколько одинъ и тотъ же человкъ не походитъ на себя въ разныхъ возрастахъ своихъ и сколько я самъ впослдствіи сдлался къ нему приверженнымъ, не ослпляясь, впрочемъ, ни мало лучами славы, его окружавшими. Посредничество моихъ товарищей, для сдруженія насъ, оказалось излишнимъ: довольно было одной искры откровенности, чтобъ возжечь во мн пламень сего священнаго чувства.
Оставленъ будучи здсь навсегда, я продолжалъ обучать греческому языку. Вскор, сверхъ сей должности, порученъ былъ мн надзоръ за поведеніемъ семинаристовъ, потомъ данъ классъ ординарной латинской грамматики, за симъ поэзіи и наконецъ риторики. Изъ учениковъ моихъ многіе и нын находятся при церквахъ въ здшней столиц и при другихъ мстахъ. Такъ напримръ, ныншній С.-Петербургскій викарный преосвященный епископъ Владиміръ обучался у меня грамматик, придворный протоіерей Григорій Мансветовъ былъ первымъ ученикомъ моимъ въ поэзіи, риторик и въ греческомъ язык. Онъ съ отличною похвалою занимаетъ мсто и законоучителя при здшней гимназіи, также сочинилъ и издалъ одну назидательную книгу въ нсколькихъ частяхъ. Протоіерей Яковъ Вознесенскій обучался у меня тмъ же предметамъ. Онъ прежде былъ законоучителемъ въ Обществ благородныхъ двицъ и Екатерининскомъ институт, а нын находится при церкви Богоматери всхъ скорбящихъ. Онъ также сочинилъ и издалъ одну книгу. Протоіерей Алексй Менгошскій обучался у меня тому же, находится при Благовщенской церкви, на Васильевскомъ Острову и пр. и пр.
Въ продолженіе сего времени, угодно было митрополиту поручить мн перевести на еллинскій языкъ свое сочиненіе напечатанное въ лист О церковныхъ обрядахъ. Всю эту книгу я перевелъ и представилъ Его Высокопреосвященству. Въ продолженіе перевода моего, тетради онаго разсматриваны были, но соизволенію Гавріила, преосвященнымъ Евгеніемъ, который, кажется, былъ имъ доволенъ, Намреніе митрополита было то, чтобъ его книга переведена была и издана въ свтъ на еллинскомъ и на латинскимъ языкахъ. О послдствіи сего мн ничего не извстно, но отрывки черныхъ листовъ моего перевода остаются у меня и понын. Обучая риторик, я вздумалъ перевести на русскій языкъ сочиненіе греческаго ритора Димитрія Фалерія О словосложеніи и переводъ свой представилъ ректору.
Въ 1793 году Александръ Ивановичъ Клушинъ и Иванъ Андреевичъ Крыловъ издавали здсь журналъ, подъ названіемъ: Санктпетербуріскй меркурій. Желая узнать, заслуживаетъ ли мои сочиненія вниманія издателей, я послалъ къ г-ну Клушину пару своихъ стиховъ: 1) Къ бардамъ и 2) Взоръ на протекшія лта, при письм, въ которомъ просилъ его разсмотрть стихи мои со всею строгостію безпристрастнаго критика, и если стоютъ быть изданными въ свтъ, напечатать ихъ въ своемъ журнал, въ противномъ случа, предать забвенію. Въ март мсяц этого же года, я, къ несказанному своему удовольствію, увидлъ напечатанными, оба сіи стихотворенія, вмст съ примчаніями издателей. Большая часть замчаній клонилась въ мою похвалу. Справедливы ли он, или нтъ, довольно того, что он весьма ободрили меня къ продолженію таковыхъ занятіи. Похвала ихъ была для меня тмъ лестне, что я первый изъ товарищей отважился выдти на поприще, такъ сказать, читающей публики въ печатномъ наряд и не билъ посрамленъ. Около половины сего года, Клушинъ, по желанію его, уволенъ въ чужіе края. Императрица Екатерина Великая пожаловала ему на сіе путешествіе жалованье за пять лтъ впередъ, по 300 рублей, всего 1500 рублей, и съ тхъ поръ онъ, неизвстно мн, куда ухалъ, а Крыловъ также ухалъ къ какому-то помщику въ деревню. Такимъ образомъ, изданіе Меркурія легло на мн. Хорошіе и дурные переводы и сочиненія свои началъ я помщать въ немъ, по своему произволенію. Изъ числа первыхъ, кажется, достойно только вниманія сочиненіе г-на Пone О человческой жизни,а изъ сочиненій прозаическихъ и стихотворческихъ почти ни одни не нравится мн. Впрочемъ, предоставляю судить объ нихъ другимъ.
Это появленіе мое въ свтъ издателей доставило мн знакомство съ нкоторыми стихотворцами, прозаиками и всми книгопродавцами. По окончаніи Меркурія, перевелъ я съ французскаго языка поэму г-на Дахарія: Четыре части дня и продалъ В. А. Плавильщикову.
Между тмъ, знакомство мое увеличивалось. Одинъ изъ товарищей моихъ, Д. С. Стефановскій, обучалъ дтей у штабъ-лекаря конно-гвардейскаго X. П. Киппера. Отъзжая въ Полтаву, онъ кондицію свою передалъ мн. Хотя она не такъ была завидна по плат, но полезна была для молодаго человка, вступающаго въ свтъ. У него могъ я видть свтскую компанію и знакомиться съ людьми хорошаго тона. Тутъ-то я познакомился и съ семействомъ почтеннаго И. И. Сазанова, который впослдствіи любилъ меня, какъ роднаго своего сына. Онъ нсколько разъ приглашалъ меня къ себ, потомъ просилъ учить русской грамот лифляндскую дворянку, двицу, оставшуюся въ сиротств, безъ отца и безъ матери, жившую у него по дружб съ управлявшею его домомъ женщиной, также лифляндкою. Въ непродолжительномъ времени присланное отъ Д. С. Стефановскаго къ сему старику письмо, заставило меня войдти въ сей домъ, въ который былъ столько разъ и прежде приглашаемъ, но войдти въ оный удерживала меня стыдливость, ибо я видлъ эту двицу у X. П. Книпера и думалъ, что мн надобно нсколько поостеречься, чтобъ изъ учителя не сдлаться любовникомъ, женихомъ, а потомъ и мужемъ ея. Но такъ Богу было угодно, все это сбылось со мною. Я училъ ее русской грамот, читалъ съ нею русскія книги, и вмст учился любить ее и читать въ ея глазахъ и обращеніи со мною взаимное ко мн чувствованіе. Чмъ боле занимался я съ своею ученицею, тмъ любовь моя, но какая-то почтительная любовь, усиливалась во мн. Я нашелъ въ ней вс достоинства я качества, которыя считалъ необходимыми для сдланія мужа счастливымъ, и, не смотря на бдность ея и свою, ршился объясниться съ нею: желаетъ ли она выдти за меня, если я выйду въ статскую службу и пристроюсь къ мсту. Получивъ на то ея согласіе, я получилъ, какъ бы, крылья, или исполинскія силы преодолть вс препятствія, предлежавшія мн къ переходу изъ Невскаго училища въ другую службу. Будучи увренъ, что митрополитъ никакъ меня не выпуститъ изъ подъ своего начальства, я не смлъ объясниться ему о своемъ положеніи и прибгнулъ къ другому средству, открылся во всемъ преосвященному Евгенію, который, войдя въ мою участь, какъ отецъ, похалъ къ митрополиту просить, чтобы онъ позволилъ мн избрать родъ службы, какой пожелаю, а не принуждать идти въ монахи или въ попы. Гавріилъ чрезвычайно уважалъ преосвященнаго Евгенія и не могъ отказать ему въ ходатайствуемомъ, почему призвавъ меня на другой день къ себ, далъ мн благословеніе вступить въ свтскую службу, впрочемъ, не безъ предостереженія, чтобы я посл не раскаявался. Онъ приводилъ мн нсколько примровъ вышедшимъ въ свтское званіе и служившимъ не слишкомъ счастливо, а мн представлялъ блистательные виды въ случа, когда бы я вошелъ въ монахи. Тогда опоздало уже для меня наставленіе сего почтеннйшаго мужа. Я восхищался тмъ, что хотя не охотно, но позволяетъ онъ перемнить мн службу свою и бросился съ благодарностію къ преосвященному Евгенію за его о мн ходатайство.
Но какъ найдти мсто безъ покровительства, безъ случая, безъ денегъ? Не имя ничего этого, я ршился самъ прокладывать себ дорогу въ статской служб.
Услышавъ, что въ Заемномъ банк есть ваканція по бухгалтерской части и пріобрвъ порядочныя свднія въ чистой математик, я считалъ, что могу быть способнымъ къ занятію сего мста и ршился искать его.
Въ то время управлялъ симъ банкомъ графъ Петръ Васильевичъ Завадовскій, который слылъ вельможею ученымъ, достойнымъ и благосклоннымъ. Я написалъ къ нему просительное письмо, объ опредленіи меня въ банкъ и въ одно утро явился къ нему. Подалъ ему письмо, которое онъ прочитавъ, обратился къ секретарю своему М. Ковалеву и веллъ ему справиться, есть ли тамъ ваканція, а мн навдаться къ нему. Г. Ковалевъ приказалъ побывать, себ черезъ нсколько дней, что я не замедлилъ исполнить, взявъ съ собою журналъ: С.-Петербургскій Меркурій, въ которомъ довольно помщено моихъ переводовъ и сочиненій въ стихахъ и проз, — въ подарокъ секретарю и между тмъ чтобъ зарекомендовать ему себя, — обыкновенной способъ, къ которому наша братья прибгаетъ. Книга и я приняты были имъ благосклонно, но о мст сказано мн, что свднія еще изъ банка не доставлено и велно навдаться въ другой разъ. Второй пріемъ не походилъ уже на первой, я принятъ былъ не какъ мужъ, коего сочиненія и переводы существуютъ въ печати, не какъ стихотворцъ и прозаикъ, не какъ знающій нсколько и древнихъ и новыхъ языковъ, — обо всемъ этомъ, думалъ я, секретарь могъ удостовриться изъ моего Меркурія, — но какъ обыкновенный, ничего не значущій, ни кмъ не представленный, бдный проситель. Посл стоянія, почти двухчасоваго, въ прихожей, мн сказано только, чтобы я навдывался.— Нтъ ваканціи, отвтствовано мн, когда я пришедши въ третій разъ къ секретарю, просилъ его сказать мн что нибудь ршительно. Съ сокрушеннымъ сердцемъ и я отнесъ сіе извстіе къ своей невст и пролилъ нсколько слезъ на жертвенникъ любви невинной. Не винилъ я секрестаря за отказъ, можетъ быть, и въ самомъ дл, не было ваканціи, или и была, но вскор занята. Можетъ быть, разочтено, что мсто не по мн, т. е. не по моимъ свдніямъ, которыя были у меня только теоретическія, или не по моему званію, ибо я былъ только простой учитель, безъ всякаго чина. Хорошо, по крайней мр, и то, что не питали меня пустою надеждою.
Посл сего неудачнаго опыта, думая, куда бы мн приличне опредлиться по свдніямъ, пріобртеннымъ мною въ училищ, я разчелъ, что въ Коллегіи иностранныхъ длъ не безполезенъ бы я былъ для переводовъ съ греческаго языка. Мысль счастливая! Въ одинъ день, сажусь за столъ и пишу новое просительное письмо къ вице-канцлеру графу Ивану Андреевичу Остерману. Вельможа сей жилъ тогда на дач, что на седьмой верст по Петергофской дорог, нын принадлежащей князю Щербатову. Хотя шелъ изрядный дождь, однако я изъ Невскаго монастыря пустился съ нему въ башмакахъ и пшкомъ. Кое-какъ добрелъ я до дачи графской, явился къ секретарю его Николаю Игнатьевичу Калинину и объявилъ ему причину своего прихода. Этотъ любезный человкъ принялъ меня весьма ласково и тотчасъ пошелъ доложить обо мн вице-канцлеру, который въ скоромъ времени и вышелъ ко мн, въ залъ. Я подалъ ему просьбу, съ приложеніемъ собственноручнаго, на латинскомъ язык писаннаго аттестата, даннаго мн архіепископомъ Евгеніемъ, въ знаніи греческаго языка. При подлинник аттестата приложенъ былъ и россійскій переводъ. Графъ, прочитавши прошеніе и переводъ съ аттестата, сказалъ:
— ‘Вы знакомы съ преосвященнымъ Евгеніемъ? Онъ рекомендуетъ васъ въ знаніи греческаго языка, на его рекомендацію можно положиться. Вы будете приняты’.
Будете приняты! внутренно повторилъ я съ восхищеніемъ, которое обнаруживалось во всхъ моихъ чертахъ и движеніяхъ.
— ‘Отошлите его съ этими бумагами, сказалъ онъ Николаю Игнатьевичу, къ Ивану Андреевичу Вендемейеру, но прежде велите накормить обдомъ’.
Вотъ что значитъ аттестатъ знаменитаго мужа!
Но какъ я получилъ аттестатъ отъ преосвященнаго Евгенія? Виноватъ, объ этомъ слдовало бы мн сказать до описанія похода моего къ вице-канцлеру. Какъ скоро пришло мн на мысль опредлиться въ Коллегію иностранныхъ длъ, а тотчасъ открылся въ томъ его преосвященству и просилъ дать мн аттестатъ въ знаніи греческаго языка. Преосвященный отвчалъ, что онъ, по моему съ нимъ разговору, по переводамъ съ греческаго на русскій и съ русскаго на греческій языкъ, коихъ опыты были ему извстны, какъ я выше имлъ случай говорить о томъ, можетъ судить о моихъ свдніяхъ въ греческомъ язык, но не знаетъ могу ли я писать на греческимъ язык, почему и веллъ мн написать на ономъ небольшое разсужденіе, о томъ, что во всякое состояніе бываетъ Божіе призваніе, а призваніе сіе познается по внутреннему влеченію къ такому, а не къ другому состоянію. На другой день я принесъ преосвященному свое сочиненіе, которымъ, къ счастію моему, онъ такъ былъ доволенъ, что къ ободренію ли моему, или по другой какой причин, отозвался, будто не могимъ и природнымъ грекамъ удастся такъ написать и находилъ только дв, простительныя впрочемъ, погршности противъ свойства (идіотизма) сего языка. Почему тогда-же написалъ и отдалъ мн аттестатъ, благословивъ меня на успхъ въ томъ предпріятіи.
Аттестатъ дйствительно былъ для меня выгоденъ и притомъ извстно было всмъ, что преосвященный Евгеній по русски не зналъ и имвшимъ съ нимъ знакомство не иначе можно было съ нимъ объясняться, какъ на французскомъ, латинскомъ, греческомъ древнемъ, или новомъ и турецкомъ языкахъ, слдовательно, это служило другимъ одобреніемъ въ знаніи моемъ котораго нибудь изъ сихъ языковъ. Не говорю уже объ отличной слав и уваженіи, каковое отъ всхъ пріобрлъ сей ученйшій и добродтельнйшій архипастырь.
Между тмъ, какъ я сидлъ за вице-канцлерскимъ супомъ, соусами и жаркими, Николай Игнатьевичъ заготовилъ письмо съ И. А. Вейдемейеру, который былъ тогда правителемъ канцеляріи при вице-канцлер.
Конвертъ, въ которомъ была запечатана и просьба моя съ аттестатомъ, отданъ мн и я полетлъ съ радостною встію — куда? Не трудно отгадать: къ невст. Разсказалъ ей о своемъ поход на вице-канцлерскую дачу, о благосклонномъ его пріем и мы напередъ уже поздравляли себя съ счастіемъ, ожидающимъ меня въ Коллегіи иностранныхъ длъ.
На другой день, поутру, явился я съ конвертомъ къ Ивану Андреевичу Вейдемейеру и вручилъ ему оный. Иванъ Андреевичъ прочитавъ бумаги, которыя были въ немъ запечатаны, объявилъ мн, что графъ приказалъ принять меня въ Коллегію иностранныхъ длъ, для переводовъ съ греческаго языка, и приказалъ мн явиться къ оберъ-секретарю коллегіи Ник. В. Яблонскому, къ которому далъ мн записку. Н. В., съ своей стороны, приказалъ идти въ коллегію и спросить тамъ секретаря Арх. М. Иванова, который написалъ бы мн просьбу, по форм, о принятіи меня въ оную. Этотъ добродушный секретарь совтовалъ мн проситься прямо въ переводчики т. е. съ чиномъ коллежскаго секретаря. Онъ сказалъ мн, что у нихъ нтъ дловыхъ переводчиковъ съ сего языка и засвидтельствованіе преосвященнаго Евгенія почиталъ, какъ бы, дипломомъ, или патентомъ на сіе званіе. Въ такой сил онъ и начернилъ мн просьбу, которую переписавъ на бло, въ тотъ же день подалъ я оберъ-секретарю. Николай Васильевичъ, принявъ ее отъ меня и прочитавъ, приказалъ навдываться къ себ, какъ только часто мн можно будетъ, смотря по занимаемой мною должности въ Александро-Невской семинаріи. Я навдывался раза два, три въ недлю, стоя у него въ прихожей, что продолжалось нсколько мсяцевъ и слышалъ отъ него разные отзывы: или что еще не всми членами подписано опредленіе, потому что они жили по дачамъ, или что остается опредленіе у такого-то члена. Между тмъ, велно было мн явиться на экзаменъ къ статскому совтнику Дуз, греку простому, неученому, знающему только ныншній греческій языкъ и по русски разумющему плохо. Этотъ добрый человкъ сказалъ мн на новомъ греческомъ язык, что посл аттестата, какой далъ мн преосвященный Евгеній, онъ экзаменовать меня не сметъ и что, притомъ, онъ знаетъ только по роменски. Не знаю, какъ онъ посл отозвался обо мн Николаю Васильевичу, только черезъ нсколько дней получилъ и отъ сего послдняго въ Коллегіи рукописную купеческую книгу на простомъ греческомъ язык, въ которой показано было мн перевести нсколько листовъ. Греческое нарчіе сей книги было, самое грубое, какое только могутъ употреблять корабельщики. По окончаніи перевода, я представилъ оный оберъ-секретарю, который объявилъ мн, чтобъ я былъ спокоенъ, что буду опредленъ и что когда опредленіе подписано будетъ всми членами, прислана будетъ мн повстка. Положась на слова его, я пересталъ навдываться къ нему, дожидаясь роковой повстки. Проходитъ мсяцъ, другой, повстки нтъ. Это привело меня въ крайнее уныніе. Я не зналъ, чему приписать это и ршился наконецъ сходить къ Ивану Андреевичу, чтобъ узнать о своей участи.
— ‘Что скажешь, любезной другъ?’ былъ его вопросъ, какъ скоро я пришелъ къ нему.
Я разсказалъ ему о своемъ гор.
— ‘Какъ! съ удивленіемъ вскрикнулъ онъ:— ты давно опредленъ, а за то, что не кланялся оберъ-секретарю, опредленъ не съ чиномъ переводчика, какъ ты просилъ, а съ чиномъ актуаріуса и, притомъ, на 135-рублевое жалованье, не боле’.
Я отвчалъ ему, что я почти всякій день навдывался къ Николаю Васильевичу и наконецъ онъ уволилъ меня отъ этого.
— ‘Какъ-бы то ни было, сказалъ Иванъ Андреевичъ, дло уже сдлано. Онъ веллъ мн явиться къ оберъ-секрстарю и утшалъ меня въ маломъ чин и жаловань тмъ, что онъ самъ поступилъ въ Коллегію студентомъ — всего на сто рублей и что, притомъ, въ Коллегіи есть и теперь переводчики, получающіе меньше моего оклада. Отъ Ивана Андреевича пошелъ я къ оберъ-секретарю, который мн и объявилъ, что я опредленъ въ Коллегію, января 1 дня 1795 года, съ вышеупомянутымъ чиномъ и жалованьемъ и приказалъ мн принести увольнительный аттестатъ изъ Невской семинаріи и являться къ должности. Аттестатъ мн выданъ, за подписаніемъ митрополита Гавріила. Простясь съ своими начальниками, товарищами и учениками, я не замедлилъ перебраться изъ монастыря на квартиру, въ домъ куп. Жадимировскаго, у Конюшеннаго моста. Въ этомъ дом жилъ тогда придворный мундкохъ И. Ю. Бальзеръ, у него былъ лишній покой, который онъ уступилъ мн за пять рублей въ мсяцъ. Этотъ добрый старикъ и все семейство его полюбили меня и я приглашенъ былъ къ ихъ столу, при самомъ переход моемъ на квартиру. Не могу здсь пройти молчаніемъ того пріятйшаго и вмст печальнаго для меня дня, въ который вс ученики мои, обучавшіеся тогда у меня риторик, пришли прощаться со мною, и съ плачемъ поднесли мн рчи и стихи на этотъ случай. Первый изъ нихъ по успхахъ, Григорій Маневешовъ (нын въ должности оберъ-священника) написалъ блые стихи, коихъ пышныя, мало заслуживаемыя, но усердныя выраженія и теперь помню. Вотъ ихъ начало:
Удалился Аполлонъ!
Музы Невскія рыдайте,
Втръ унылый тихо вя,
Разнеси печальный гласъ! и пр.
Но какъ я слабъ! Воспоминая о семъ, я я теперь обливаюсь слезами. Ахъ! я въ первый разъ почувствовалъ тогда, сколь пріятно оставить по себ добрую память у тхъ, съ которыми проводишь жизнь и коихъ образованіе ввряется нашему попеченію!
И такъ, я въ статской служб я имю чинъ, слдовательно, первыя и важнйшія препятствія къ женитьб преодолны. Но чмъ жить намъ? У невсты моей нтъ никакого приданаго. У меня жалованья сто тридцать рублей, изъ которыхъ я долженъ платить и за квартиру. Обстоятельства умножили мои доходы. Но ту сторону Конюшеннаго моста, по Мойк, есть и теперь домъ покойнаго придворнаго метрдотеля Франца Ивановича Гебеля, который, вмст съ супругою своею Анаст. Семеновной, извстенъ былъ всмъ, а особливо Полтавскимъ дворянамъ, своимъ хлбосольствомъ. Какъ Полтавскій выходецъ, и я нашелъ случай бывать въ семъ дом, гд видался съ своими земляками, и познакомился съ ддушкою фельдмаршала князя Паскевича-Эриванскаго, воспитывавшемся тогда въ Пажескомъ корпус, находившемся недалеко отъ моей квартиры. Въ Пажескомъ корпус ученье было плоховато, да и надзоръ за поведеніемъ не лучше. Любя весьма нжно своего внука, почтенный старикъ просилъ меня, взять его, вмст со старшимъ его братомъ, подъ свой надзоръ и занимать науками, какія самъ знаю. Вотъ и прибавка доходовъ! Я съ удовольствіемъ принялъ на себя обучать ихъ переводамъ съ французскаго языка, сочиненію на русскомъ язык, исторіи, географіи и ариметик. Въ Пажескомъ корпус вскор стало извстно, что я живу въ сосдств и что Паскевичи ходятъ ко мн учиться. Почему къ моимъ ученикамъ не замедлили присоединиться пажи: Русановъ и Бурнашевъ. Первый изъ нихъ нын въ отставк генералъ-маіоромъ, а гд послдній, мн неизвстно.
По моимъ расчетамъ показалось, что уже можно приступить къ свадьб и, какъ моя квартира состояла только въ одномъ поко, впрочемъ, довольно большомъ, то я, занявъ у сына Гебеля десять рублей, заказалъ сдлать въ ней перегородку. Приготовясь такимъ образомъ жить не одинъ, я просилъ невсту и ея хозяевъ назначить день для обвнчанія насъ. Это послдовало мая 8 дня 1705 года. Отъ внца старики проводили насъ на мою квартиру, гд насъ встртили съ хлбомъ и солью мои хозяева, уставивъ сталъ конфектами и винами, а полъ — окороками и другими състными припасами въ корзинахъ.
Вступивъ въ новый родъ жизни, умножившій мои нужды, и на другой же годъ (1796) приступилъ къ изданію журнала, подъ названіемъ: Муза. Въ журналъ мой сообщали сочиненія свои въ проз и стихахъ: Державинъ, Сперанскій, Львовы, Николай Александровичъ и Федоръ Петровичъ, Словцовъ и другіе. Журналъ пошелъ не дурно, судя по тогдашнему времени. И такъ, моя служба, учительство и изданіе журнала доставили намъ изрядныя средства къ содержанію.
Изданіе Музы познакомило меня, не только съ отличными писателями и публикою, но сдлало извстнымъ даже при двор. Великая княжна Александра Павловна сдлала мн честь, помщеніемъ въ оной двухъ своихъ переводовъ: 1) Бодрость и благодяніе одного крестьянина и 2) Долгъ человчества. Императрица Марія еодоровна вскор изволила повелть предложить мн мсто учителя русской словесности, исторіи и географіи, въ Воспитательномъ обществ благородныхъ двицъ, куда я и поступилъ, по увольненіи меня изъ Коллегіи иностранныхъ длъ съ чиномъ переводчика, 5 іюля 1797 года. По открытіи Училища ордена св. Екатерины, Императриц угодно было, чтобы я обучалъ тмъ же предметамъ и въ ономъ, куда и опредленъ былъ 25 мая 1798 года.
Во время службы моей при сихъ заведеніяхъ, по высочайшимъ повеленіямъ, въ 1799 г. февраля 8 дня, произведенъ въ коллежскіе асессоры, а въ 1800 г., — въ надворные совтники.
Теперь я въ той эпох моей жизни, которой не было очаровательне во все ея продолженіе. Остановимся же въ ней нсколько подоле. На меня возложено было обучать въ третьемъ отдленіи класса благо т. е. въ слабйшемъ старшаго, въ первомъ, второмъ, и третьемъ отдленіяхъ голубаго, или средняго и первомъ и второмъ отдленіяхъ кофейнаго, или меньшаго. По вліянію на нкоторыхъ особъ учителя, преподававшаго мои предметы въ первыхъ высшихъ отдленіяхъ благо класса, я не былъ допущенъ въ раздленію съ нимъ чести ихъ преподаванія. Даже предположенія учредить курсъ логики, съ порученіемъ мн обучать оной, по его проискамъ, не состоялось. Я нимало этимъ не трогался и обработывалъ ниву, мн ввренную. Императрица изволила посщать вс классы и отдленія, что меня утшало. Я съ нетерпніемъ ожидалъ перваго ея посщенія моего обученія. Время настало. Ея величество изволила присутствовать въ ономъ довольно значительное время и оставила классъ, сказавъ, что она за удовольствіе поставитъ почаще бывать у меня. И дйствительно, я нердко былъ удостоиваемъ сего счастія. Вскор я пріобрлъ уваженіе къ себ начальницы и привязанность дтей, что не мало способствовали успхамъ ихъ въ моихъ предметахъ. Успхи ихъ одушевляли меня къ услиіямъ пріобрсти новыя познанія, для переданія имъ. Чувствованія мои становились чище и чище, казалось наконецъ, что я не въ здшнемъ мір обитаю. Но ревностному моему наставленію вскор измнила грудь моя: я часто началъ страдать ею и принужденнымъ нашелся облегчить себя, оставшись только при Училищ (институт) ордена св. Екатерины, а на учительское мсто Общества благородныхъ двицъ обмнялъ мсто въ Государственномъ совт, куда я опредленъ письмоводителемъ по духовному и гражданскому отдленію, 1801 года 6 мая. Наступилъ день прощальный. Откланявшись начальниц, я пошелъ проститься съ моими ученицами. Никогда не забуду сихъ минутъ. Сколько пролито слезъ при совокупномъ ихъ провожаніи меня по коррдору. Сколько просьбъ, чтобъ я хотя изрдка посщалъ ихъ! И какъ эти проводы шли мимо комнатъ начальницы, то она на вопль ихъ вышла къ нимъ. Я остановился, дти тоже. Начальница сказала мн: Вотъ что вы надлали! Эти слова еще боле растрогали меня и я далъ полную свободу теченію слезъ моихъ.
Въ бытность мою учителемъ въ Обществ благородныхъ двицъ, я выискивалъ время и для переводовъ. Блаженныя памяти государь императоръ Александръ I, бывъ тогда наслдникомъ, тайный совтникъ Павелъ Александровичъ Строгановъ и дйствительный камергеръ Новосильцовъ положили было издать на русскомъ язык нсколькихъ политическихъ иностранныхъ писателей. По препорученію ихъ, впрочемъ, заочному, за извстную плату, я перевелъ три части Стюарта: Recherches sur l’Economie politique, коего разборъ, написанный мною, по ихъ же порученію, напечатанъ въ Санктпетербургскомъ Встник, шесть частей Biblioth&egrave,quede de l’hоmmеpubіque, par Condorcet, и Ecоnomie politique, par C. Verri, который, также почти весь, по частямъ, напечатанъ въ упомянутомъ журнал. Стюартъ и Кондорсе остаются ненапечатанными.
Получивъ боле свободнаго времени, я напечаталъ, переведеннаго мною блыми стихами, Анакреона, Лонгена, поэму Шатобріана: Аталу, Прогулки — Ж. Ж. Руссо, Духъ — Руссо. Письма объ Италіи г. дю-Пати, Приданое Сюзетты, Сенъ-Жульена, романъ Авг. Лафонтена, Переписку Екатерины съ Вольтеромъ, выправилъ Юстія по порученію книгопродавца.
Когда нибудь, можетъ быть, сдлаютъ вопросъ, почему я больше занимался переводами и составленіемъ словарей, нежели сочиненіями. Конечно, что нибудь и я могъ бы написать. Но, во первыхъ, я никогда не любилъ своихъ сочиненій, не почиталъ ихъ полезными столько, сколько переводы извстныхъ иностранныхъ писателей, во вторыхъ, занимаясь длами по должности, не находилъ столько свободнаго времени, чтобъ произвести что нибудь важное, а для произведенія важнаго, сколько требуется еще свдній, для пріобртенія свдній, сколько досуга, средствъ, терпнія!
На престолъ взошелъ Александръ. Въ 1862 году, сентября 8 дня, послдовалъ манифестъ объ учрежденіи министерствъ. Начали думать о назначеніи министровъ, ихъ товарищей, директоровъ департаментовъ и канцелярій. Александръ тогда изволилъ присутствовать въ комитет гг. министровъ и длалъ ихъ участниками въ образованіи новыхъ учрежденій. Дошло дло до назначенія директора по министерству просвщенія, и положено было предложить это мсто мн, что исполнить возложено было на товарища министра просвщенія, тайнаго совтника Муравьева. Съ Михаиломъ Никитичемъ и не былъ знакомъ, но въ канцеляріи его, по званію статсъ-секретаря, служили товарищъ мой по ученію въ Невской семинаріи Николай Анненскій и ученикъ мой, обучавшійся у меня греческому языку, Зиновьевъ. Михаилъ Никитичъ спрашиваетъ у нихъ, знаютъ ли они меня? отвтствовано утвердительно.
— ‘Гд онъ живетъ’?
На этотъ вопросъ, ни тотъ, ни другой не могли ничего сказать, ибо свиданіе наше, по разнымъ причинамъ, было весьма рдко.
Поручено было узнать о семъ Анненскому и объявить мн, что если и хочу занять мсто директора департамента министерства просвщенія, то явился онъ къ Михаилу Никитичу. Анненскій, сверхъ должности у Михаила Никитича, служилъ еще во 2-мъ кадетскомъ корпус секретаремъ, гд въ то время былъ законоучителемъ, пріхавшій на череду, архимандритъ Августинъ, о коемъ я говорилъ выше, и жилъ въ корпус. Архимандритъ бывалъ у меня, по прізд своемъ сюда, нсколько разъ. Я жилъ тогда на наемной квартир, на которую, по случаю перестройки дома Екатерининскаго института и тамошней моей квартиры, государыня императрица Марія еодоровна изволила, какъ сама выразилась, жаловать изъ своего кармана пятьсотъ рублей въ годъ. Архимандритъ Августинъ увдомилъ меня запискою, объ открывающемся для меня поприщ, и я на другой день явился къ Михаилу Никитичу.
Онъ объявилъ мн волю государя и спросилъ, желаю ли я принять на себя сію должность. Я сказалъ, что за счастіе поставляю таковое меня взысканіе, но, можетъ быть, я не имю нужныхъ для того познаній. Я знаю нкоторыя науки, греческій, латинскій и французскій языки, впрочемъ, на послднемъ, говорю худо, научась оному самоучкою и поздно. ‘Государю и комитету — сказалъ Михаилъ Никитичъ — извстно, что такое вы знаете, и чего не знаете. Намъ нужно то, что вы знаете, для того, чего не знаете, у васъ будутъ помощники. Правительство надется имть въ васъ хорошаго начальника. И такъ, согласны ли вы?— промолвилъ онъ смотря мн въ глаза, которые, были уже наполнены доказательствами согласія, я только поклонился. Сказавъ мн еще нсколько привтовъ, онъ вслдъ мн на другой день привезти къ нему вс мои изданія и переводы напечатанные. ‘Мы подемъ съ ними — сказалъ онъ — къ министру просвщенія, которому я долженъ васъ представить. Въ этотъ же день, какъ я былъ у Михаила Никитяча, посл обда пошелъ я увдомить о семъ происшествіи Сперанскаго, бывшаго тогда начальникомъ (или экспедиторомъ) экспедиціи духовныхъ и гражданскихъ длъ. Всегда принимая участіе въ моемъ состояніи, онъ весьма сему обрадовался и сказалъ, что онъ завтра же подетъ къ Михаилу Никитичу еще рекомендовать меня.
Въ назначенный день, я притащился къ Михаилу Никитичу съ своею ношею. Первое слово его было, что сегодня былъ у него Михаилъ Михайловичъ Сперанскій и рекомендовалъ ему меня.
— ‘Рекомендація не лишнее дло, продолжалъ онъ, но ваши достоинства вамъ всмъ извстны и безъ того’. При этомъ онъ взялъ у меня книги и веллъ закладывать карету.
Карета подана, книги положены въ нее и мы похали къ графу Петру Васильевичу Завадовскому. Представляя меня министру, Михаилъ Никитичъ, указавъ на книги мои, на полъ сложенныя сказалъ:
— ‘Это все его труды’.
Графъ приказалъ мн на другой день явиться къ нему. По приход моемъ, далъ мн работу: написать письмо къ одной знатной особ, кажется не для испытанія, а потому, что нужно было но служб. Съ сего времени я получилъ отъ него приказаніе всякій день являться къ нему для принятія поступающихъ бумагъ и пріискивать низшихъ чиновниковъ для составленія канцеляріи. Не зная канцелярскаго длопроизводства, я въ необходимости былъ искать чиновника знающаго оное и прибгнулъ къ старинному моему другу Дмитрію Федоровичу Смирнову, прося его рекомендовать таковаго. Онъ рекомендовалъ служившаго въ канцеляріи св. снода, и управлявшаго оберъ-прокурорскими длами титул. совт. Александра Балемана, отъ котораго узналъ я канцелярское длопроизводство и который былъ хорошій помощникъ. Мало по малу начали ко мн являться чиновники сами и, какъ не было еще штатовъ, то я ограничился самымъ малымъ числомъ оныхъ. Наконецъ штаты министерствамъ вышли. Графъ Петръ Васильевичъ, получивъ въ комитет гг. министровъ штатъ своего министерства, отдалъ мн, сказавъ: ‘Теперь по штату сему помстите чиновниковъ наличныхъ и пріищите недостающихъ’. Я, не зная еще ничего ршительнаго о себ, спросилъ его, кто назначается директоромъ, ибо по малому чину своему, когда по другимъ министерствамъ назначены уже были директорами дйствительные статскіе и тайные совтники, не думалъ, чтобы меня назначили. ‘Какъ кто?— отвчалъ графъ.— Вы директоръ. Теперь изберите чиновника, достойнаго заступить одно изъ двухъ мстъ начальниковъ отдленій, на дргое я имю въ виду чиновника’. За симъ, вскор, послдовалъ Высочайшій указъ о бытіи мн директоромъ (1803, янв. 24), опредлены начальники отдленій выбраны другіе чиновники и департаментъ образовался. 16 янв. 1804 года, по именному высочайшему повелнію, произведенъ я въ коллежскіе совтники. По высочайше утвержденнымъ предварительнымъ правиламъ народнаго просвщенія, надлежало приступить къ образованію здсь университета. Ршились прежде учредить отдленіе университета, подъ названіемъ С.-Петербургскаго педагогическаго института, которыя были бы разсадникомъ для профессоровъ будущаго университета, для учителей гимназій и другихъ училищъ. Для сего, во высочайшему повелнію, истребовано изъ разныхъ семинаріи сто студентовъ, приглашены для преподаванія, положенныхъ въ семъ новомъ заведеніи предметовъ профессора. Я обремененъ былъ длами во званію директора, но бывшій тогда попечителемъ, дйствительный камергеръ Николай Николаевичъ Новосильцовъ, непремнно хотлъ чтобы я принялъ на себя преподавать эстетику хотя два часа въ недлю. Наука сія въ русскихъ университетахъ начала преподаваться только съ учрежденія министерства просвщенія. Руководствъ для оной на русскомъ язык не было’. И такъ, надлежало самому составлять записки для своихъ лекцій. Дло было довольно важное, тмъ боле, что слушать курсы наукъ въ семъ заведеніи позволено было, кому угодно. Приготовясь на нсколько чтеній, я открылъ преподаваніе эстетики и къ удивленію моему, съ трудомъ пробрался до каедры сквозь толпу, сидвшихъ и стоявшихъ, не только въ класс, но и въ переднемъ поко, и на лстниц, ожидавшихъ меня постителей всякаго состоянія, возраста и чиновъ. Новость предмета, думалъ я, привела на первый урокъ, столько слушателей, время ихъ поубавитъ. Но я ошибся въ заключеніи: почти вс они постоянно посщали мои лекціи. Доказательство, какъ охотно у насъ пользуются случаями для своего образованія. Въ справедливости моего показанія могутъ удостовриться изъ журнала, издаваемаго въ то время академикомъ Шторхомъ, подъ заглавіемъ: Kusslaud unter Alexander dem 1-ten (стран. 140, кн. V. 1804 года). Тамъ между прочимъ, сказано, что такъ много посщало мои чтенія военныхъ и гражданскихъ чиновниковъ, что прежній учебный залъ сталъ уже слишкомъ тсенъ для помщенія. Это заставило начальство Института устроить залъ съ хорами въ зданія Коллегіи.
Въ 1804 и 1805 годахъ издавалъ я журналъ: Сверный Встникъ, получая для сего, отъ монаршихъ щедротъ, по три тысячи р. въ оба года.
Съ 8 іюня 1804 года, къ прежнимъ моимъ занятіямъ прибавилась должность ученаго секретаря конференціи Педагогическаго института.
Въ 1803 году, октября 9 дня, послдовало высочайшее повелніе, составить коммисію для разсмотрнія проэкта князя Зубова, объ учрежденіе губернскихъ военныхъ училищъ, въ которой я былъ длопроизводителемъ, впродолженіи сего и 1804 года Для меня тмъ боле было лестно сіе порученіе, чти въ сей коммисіи изволилъ присутствовать блаженныя памяти государь цесаревичъ и великій князь Константинъ Павловичъ, къ которому, по длахъ коммисіи, я имлъ счастіе относиться непосредственно. На основаніи проэкта князя Зубова, коммисія начертала планъ военнаго воспитанія и поднесла на высочайшее усмотрніе. Планъ удостоенъ утвержденія и, на основаніи онаго, открыть совтъ о военныхъ училищахъ, въ которыхъ предсдательствующихъ назначенъ былъ его императорское высочество цесаревичъ, а вн высочайше повелно было быть правителемъ канцеляріи совта, съ оставленіемъ при прежнихъ должностяхъ, апрля 8 дня 1803 года.
Въ 1804 же году, 9 сентября, именнымъ высочайшимъ указомъ повелно мн быть правителемъ длъ Главнаго правленія училищъ, съ оставленіемъ при прежнихъ должностяхъ.
8 февраля 1806 года я всемилостивйше пожалованъ кавалеромъ ордена св. Анны 2 класса. Сей знакъ отличія тмъ для меня драгоцнне, что графъ Петръ Васильевичъ самъ сочинялъ червовую записку, которую храню, какъ великодушный залогъ его ко мн признательности. Она заключается въ слдующихъ словахъ: ‘Коллежскій Совтникъ Мартыновъ, правитель длъ ввреннаго мн Департамента и вмст Канцеляріи главнаго училища правленія, и Совта военныхъ училищъ, неся также должность ученаго Секретаря Конференціи Педагогическаго Института, отличается пространнымъ и неусыпнымъ своимъ трудомъ, участвуя въ начертаніи уставовъ всмъ вновь устроеннымъ учебнымъ заведеніямъ. Во вниманіе на его необыкновенные труды и заслугу, убждаюсь ходатайствовать о всемилостивйшемъ награжденіи его знакомъ ордена Святыя Анны’. Записка списана мною съ правописаніемъ сочиненьица. Подлинность и сила слога гр. Петра Васильевича видна изъ сего краткаго сочиненьица.
Уставы, въ начертаніи коихъ я во 1806 годъ участвовалъ, суть: уставы Дерптскаго, Московскаго, Казанскаго и Харьковскаго университетовъ, уставъ Демидовскаго высшихъ наукъ училища. Но первоначально они написаны были: первый — Дерптскимъ университетомъ, съ которымъ, для совокупнаго разсмотрнія онаго съ Главнымъ правленіемъ училищъ, присланы были депутатами профессора Парротъ и Глинка, второй, третій и четвертый — попечителями сихъ университетовъ, а пятый жертвователемъ имущества своего дйствительнымъ статскимъ совтником Павломъ Григорьевичемъ Демидовымъ. Правила для С.-Петербургскаго педагогическаго института написаны мною съ мнній по ученымъ предметамъ профессоровъ сего института, уставъ для гимназій, уздныхъ и приходскихъ училищъ составленъ мною, кром росписанія учебныхъ предметовъ, что поручено было члену главнаго правленія училищъ Н. Н. Фусу. Уставъ для цензуры книгъ написанъ весь мною и подписанъ министромъ и членами правленія училищъ почти безъ всякой перемны {Въ 1806 году издалъ я Лицей, въ четырехъ частяхъ.}.
Въ 1807 году, октября 17 д., я назначенъ членомъ въ хозяйственный комитетъ, учрежденный при Главномъ правленій училищъ.
Въ семъ же году, государын императриц Маріи еодоровн угодно было, чтобы я принялъ надзоръ за учебною частію въ С.-Петербургскомъ императорскомъ воспитательномъ дом и учредилъ бы въ немъ латинскіе классы, для приготовленія нсколькихъ воспитанниковъ къ обученію медицинскимъ наукамъ. Статсъ-секретарь Вилламовъ, въ письм своемъ ко мн, изобразилъ волю ея величества самымъ лестнымъ для меня образомъ. Онъ писалъ, что я никого не буду имть начальникомъ, кром ея величества, къ коей относиться буду непосредственно, что ея величеству, извстно сколько я занятъ по министерству просвщенія, но ея величество уврена, что часть сія будетъ въ цвтущемъ состояніи, если я только взгляну хотя два, или одинъ разъ въ недлю, Письмо сіе показалъ я графу Петру Васильевичу, который, прочитавъ оное, сказалъ: ‘Нечего длать, отказаться нельзя: отвчайте, что, при вашихъ занятіяхъ, вы не можете посщать Воспитательный домъ боле одного раза въ недлю’.
Я занимался въ немъ 1807 и 1808 годы. Въ послднемъ просилъ тамошнее начальство, что я не могу быть такъ полезенъ, какъ бы того желалъ, что одного раза въ недлю недостаточно для обозрнія и поврки успховъ во всхъ классахъ, что полезне несравненно, чтобы надзиратель за ученіемъ жилъ въ дом, не былъ занятъ другими должностями и могъ бы посщать классы, сколько можно чаще. Это было доведено до свднія ея величества, вслдствіе чего полученъ мною всемилостивйшій рескриптъ слдующаго содержанія:
‘Господинъ Статскій Совтникъ Мартыновъ. При учиненіи нын, какъ вамъ уже извстно, новаго распоряженія въ разсужденіи классовъ въ Воспитательномъ Дом, понуждающаго къ опредленію особеннаго Инспектора, для безотлучнаго почти за ними присмотра, Я пріятною поставила себ обязанностію изъявить вамъ совершенную Мою признательность за труды ваши до нын по сей части понесенные и справедливость Мною всегда отличному усердію вашему отдаваемую. Прилагая при семъ особенный знакъ {Брильянтовый перстень.} таковыхъ Моихъ къ вамъ расположеній, Я пребываю въ прочемъ вамъ всегда благосклонною.

На подл. подписано: Марія.

Въ 1807 году, сентября 7 дня, всемилостивйше произведенъ я въ статскіе совтники, со старшинствомъ съ 1800 декабря 31 дня. 15 сентября, сего же года, пожалованъ мн государемъ императоромъ брильянтовый перстень за четырехлтнее образованіе студентовъ Педагогическаго института.
Въ 1809 году, 12 августа, всемилостивйше пожалована мн, въ 12-ти лтнее содержаніе, аренда. Въ семъ году употребленъ былъ длопроизводителемъ въ комитет, составленномъ для начертанія правилъ испытанія медицинскихъ чиновъ. Октября 7 сего-же года назначенъ предсдателемъ комитета испытаній гражданскихъ чиновниковъ, учрежденнаго при С.-Петербургскомъ педагогическомъ институт и надзирателемъ курсовъ, предписанныхъ указомъ, августа 6 дня 1809 г. Въ конц этого и въ начал 1810 года былъ длопроизводителемъ въ комитет, учрежденномъ для уменьшенія расходовъ по всмъ министерствамъ и вдомствамъ на 1810 г.
Августа 11 дня, 1811 года, всемилостивйше произведенъ въ дйствительные статскіе совтники.
Въ 1812 и 1813 былъ употребленъ длопроизводителемъ въ комитет для начертанія правилъ испытанія гражданскихъ чиновниковъ. Правила сіи по представленіи мною, комитетомъ были приняты безъ всякой перемны. подписаны членами я представлены въ комитетъ гг. министровъ.
Между тмъ, какъ я проходилъ службу гражданскую, учебныя общества и университеты не лишали меня своего вниманія, 18 декабря 1804 г. Московскій университетъ, почтилъ меня званіемъ почетнаго своего члена, 23 февраля 1807 года, императорская россійская Академія избрала въ свои члены, октября 7 д. 1809 г., бывшій Виленскій университетъ избралъ своимъ почетнымъ членомъ, 20 сентября 1810 — въ таковые же члены избралъ Харьковскій университетъ, 21 октября 1814 въ такіе же члены — университетъ Казанскій, 18 февраля 1814, С.-Петербургское вольное экономическое общество приняло меня въ дйствительные члены, 24 марта 1816, императорская Медико-хирургическая академія удостоила меня званія почетнаго своего члена. Учреждавшимся въ Россіи, въ разныя времена, частнымъ ученымъ обществамъ также не противно было считать меня въ числ своихъ членовъ. Изъ сихъ сословій приносилъ своими трудами пользу частную только Академіи россійской своими присутствіями, почти никогда не оставляемыми и преимущественнымъ, предъ другими членами, доставленіемъ въ ея Словарь словъ во разнымъ наукамъ, искусствамъ, ремесламъ и общеупотреблтельныхъ, а также Вольно-экономическому обществу: своими мнніями, какихъ оно отъ меня требовало и нсколькими сочиненіями по часто ботаники, за которыя получены мною въ разное время золотыя медали.
25 августа 1816 всемилостивйше пожалованъ я кавалеромъ ордена св. Владиміра 3-й степени. Съ окончаніемъ сего года, окончилась моя блистательная служба.
Будутъ ли говорить обо мн посл моей смерти, кому знать. Но что говорили и писали обо мн во время моего директорства, о томъ мн пріятно для дтей моихъ и родственниковъ сохранить слдующее происшествіе. Въ 1812 году, до вторженія въ Россію Наполеона, въ одинъ день приходитъ ко мн дйствительный статскій совтникъ Александръ Ивановичъ Тургеневъ и спрашиваетъ меня:
— ‘Читалъ ли я, недавно вышедшую въ чужихъ краяхъ, книгу Tableau de Petersbourg ou lettres sur la Russie, crites en 1810, 1811 et 1812 par D. Cretien Muller et traduites de l’Allemand par: C. Leger, professeur de Rhйtorique au Lyce de Mayence. Она здсь есть, но не больше двухъ экземпляровъ’?
— Не только не читалъ, во и не слыхалъ объ ней.
— ‘Вы съ сочинителемъ должны быть знакомы. Онъ жилъ здсь нсколько лтъ, служилъ въ Екатерининскомъ институт учителемъ нмецкаго языка, гд и вы служили и хаживалъ къ вамъ въ департаментъ’?
— При мн учителя Миллера не было и ходилъ ли онъ въ департаментъ, мн не извстно. Впрочемъ, если бы то и было, что въ томъ?
— ‘Онъ описалъ всхъ министровъ, директоровъ, и другихъ начальниковъ и коснулся даже царской фамилій’.
— Что же?
— ‘А то, что онъ почти обо всхъ отзывается худо. Одного тебя хвалитъ’!
Эти слова нимало не польстили моему самолюбію. Такая исключительная похвала не можетъ быть справедлива, а въ тогдашнее время должна быть подозрительна и для меня опасна, что и было главною, кажется, причиною прихода ко мн г-на Тургенева. Въ этотъ же день ввечеру приходитъ ко мн секретарь президента Медико-хирургической академіи Якова Виллье съ тмъ же извстіемъ. ‘Яковъ Васильевичъ — сказалъ мн Михаилъ Дмитріевичъ Костогоровъ, — приказалъ мн сказать вамъ, что онъ видлъ у государя книгу на французскомъ язык, въ которой сочинитель всхъ бранитъ, кром васъ’, и наименовалъ мн нкоторыя лица. Эта посылка имла совсмъ другой источникъ, нежели посщеніе Тургенева: она произошла отъ давняго благорасположенія ко мн Якова Васильевича. Я просилъ Михаила Дмитріевича попросить эту книгу прислать со мн на нсколько только часовъ и она была мн доставлена. Мн хотлось видть, до какой степени долженъ я опасаться подозрній людей злонамренныхъ и вотъ что въ ней прочелъ.
Le Conseillier d’tat Martinow, connu comme Philologue dans l’histoire littraire de Russie, dirige les bureaux de ce Departement, et le peu de bien solide qui s’y op&egrave,re e’est lui surtout qu’on le doit, quoique sans contredit il ne fasse pas dans sa spher&egrave, tr&egrave,s-tendue tout ce qu’on y pourroit faire avec une volont ardente et une conscience pure.— Преувеличеніе самое невжественное, no немъ судять можно и о справедливости прочаго, что сказано о другихъ.
6 генваря 1817 я уволенъ изъ Педагогическаго института, съ оставленіемъ при мн жалованья, какое получалъ я оттуда. Февраля 17, тогожъ года, уволенъ отъ должности директора департамента просвщенія и правителя длъ Главнаго правленія училищъ, съ высочайшимъ повелніемъ быть мн членомъ сего правленія и оставленіемъ при мн жалованья директора, правителя длъ, казенной квартиры, дровъ и свчей. Сверхъ того, 8 ноября 1819 высочайше повелно быть мн членомъ комитета для учрежденія училища взаимнаго обученія. Между тмъ, именно въ 1817 году, подалъ я мысль учредить здсь Минералогическое общество и, составивъ, вмст съ коллежскимъ совтникомъ Панснеромъ и барономъ Фотингофомъ, постановленіе оному, представилъ министру, просвщенія, который и исходатайствовалъ оному высочайшее утвержденіе.
12 марта 1820, всемилостивйше пожалованъ мн, за службу по Совту о военныхъ училищахъ, орденъ св. Анны 2-й степени съ алмазными украшеніями.
22 февраля 1822, высочайше повелно составить комитетъ изъ главнаго директора Пажескаго и кадетскихъ корпусовъ генерала отъ инфантеріи графа Коновницына, Оренбургскаго военнаго губернатора (нын графа) генерала отъ инф. Эссена и меня для разсмотрнія проэкта устава Оренбургскаго Неплюевскаго военнаго училища и штата онаго, которые, но разсмотрніи, были представлены государю императору и удостоены высочайшаго утвержденія. Въ семъ же году, октября 2 д., повелно было мн быть предсдателемъ въ комитет, высочайше учрежденномъ для разсмотрнія отчетовъ по Благородному пансіону, при Царскосельскомъ лице находившемуся.
2 октября 1826 года, министръ народнаго просвщенія назначилъ меня членомъ во временный комитетъ для составленія проэкта новаго устава учебныхъ заведеній.
9 сентября 1885, онъ же назначилъ меня предсдателемъ въ комитетъ для изслдованія изтовъ и поступковъ бывшихъ профессоровъ Казанскаго университета: Жобара и Пальмина.
Въ семъ же году сдланъ я членомъ въ ученый комитетъ, высочайше утвержденный при Главномъ правленіи училищъ, съ оставленіемъ меня и членомъ хозяйственнаго комитета.
22 августа 1828 года всемилостивйше пожалованъ мн знакъ отличія безпорочной службы въ классныхъ чинахъ 30-ти лтъ.
17 января 1829, государь императоръ всемилостивйше пожаловалъ мн, за выслугу по министерству просвщенія, брильянтовый перстень, съ вензелевымъ его величества именемъ.
10 іюля 1829, Санктпетербургскій университетъ избралъ меня въ свои почетные члены.
31 августа 1832, всемилостивйше пожалованъ мн знакъ отличія безпорочной службы въ классныхъ чинахъ 35-ти лтъ.
4 апрля 1833, по ходатайству его императорскаго высочества главнаго начальника Пажескаго , всхъ сухопутныхъ кадетскихъ корпусовъ и Дворянскаго полка, всемилостивйше пожалованъ я кавалеромъ ордена святаго Станислава первой степени.
По увольненіи меня отъ директорства и должностей правителя длъ Главнаго правленія училищъ, ученаго секретаря конференціи Педагогическаго института и отъ преподаванія эстетики, я много получилъ времени къ занятіямъ по моему произволенію и не замедлилъ тмъ воспользоваться. Купивъ на часть денегъ, полученныхъ мною за пожалованную мн аренду, домъ съ садомъ и оранжереями, на Васильевскомъ Острову, еще въ 1811 году, я посвятилъ себя садоводству и ботаник. Я старался, сколько можно, при моихъ средствахъ, все узнать на дл. Видя, что существующіе по ботаник техническіе словари на иностранныхъ языкахъ устарли, а на русскомъ язык и вовсе нтъ, я составилъ Техно-ботаническій алфавитный словарь, съ объясненіемъ каждаго латинскаго слова на русскомъ язык и, при пособіи россійской Академіи, напечаталъ его въ 1820 году.
Между тмъ, поручено мн было для училищъ министерства просвщенія издать Sinopsis plantarum Personii, который былъ напечатанъ подъ именемъ: Species plantarum. Это мн весьма много способствовало къ составленію другаго Словаря родовъ растеній, пo систем Персона. Въ семъ Словар. начинающемся также съ латинскаго, я перевелъ на русскій языкъ каждое латинское названіе растенія, показалъ изъ какого языка взято, какъ составлено, отъ чего названо, какъ переведено на русскій языкъ, сколько породъ каждаго растенія извстно по синопсису Персонову и къ которому классу относится.
Въ одно почти время съ послднимъ словаремъ, издалъ я сокращеніе трехъ ботаническихъ системъ: Линнея, Турнефорта и Жюсье, подъ названіемъ: Три Ботаника.
Оканчивая ботаническую работу, я приступилъ къ труду огромнйшему, въ надежд на помощь россійской Академіи, которой отпускается на то значительная сумма. Я предпринялъ издать свой переводъ, съ примчаніями, съ оригиналомъ на сторон и безъ оригинала Греческихъ Классиковъ: 1) Басни Езопа, 2) Гимны Каллимаха, 3) Трагедіи Софокла: Эдипа — царя, Эдипа въ Колон, Антигону, Трахинянки, Аякса Неистоваго, Филоктета и Электру. 4) Омирову Иліаду, въ 4 частяхъ, его же Одиссею, въ 4 ч. 5) Иродопюву исторію, въ 5 частяхъ, съ картою. 6) Пиндаровы Оды, въ 2 ч. 7) Лонгина: О высокомъ! втор. изд., Анакреона, вторымъ изданіемъ. Представилъ первую трагедію въ Академію, читалъ, кажется, вс трудомъ симъ были довольны, желали видть оный напечатавшимъ на счетъ Академія, но не тмъ кончилось. Я принужденъ былъ прибгнуть къ министерству просвщенія, не подпишется ли оно на сколько нибудь экземпляровъ для училищъ. Оно подписалось на 100 экземпляровъ, для духовныхъ училищъ. Подписка сдлана по числу оныхъ. Академія взяла у меня только восемь экземпляровъ. Какъ ни сомнителенъ былъ сбытъ сихъ книгъ, я ршился издать оныя, что и исполнилъ въ 1823, 1824, 1825, 1826, 1827, 1828 и 1829 г. г. Мн казалось, что я неблагодаренъ буду противъ отечества, если, пріобрвъ въ немъ свднія въ еллинскомъ язык и зная свой основательно, не воздамъ за его о мн попеченія. Между тмъ, издалъ дв небольшія книжки, Плутарха: О слушаніи и добродтельныя женщины въ древности.
Я не могъ сносить равнодушно, что профессоръ С-Петербургскаго университета Грефе вводитъ въ Россію произношеніе нкоторыхъ греческихъ буквъ Эразмово, между тмъ, какъ у насъ издавна принято соотвтственное древнему и новому, и потому написалъ небольшое о семъ разсужденіе, которое напечатано въ 1818 г. на счетъ департамента народнаго просвщенія и разослано до училищамъ гражданскимъ. Оно разослано и во училищамъ духовнымъ.
Въ 1828 году экономъ вселенскаго патріаршескаго престола и проповдникъ Константинопольскій пресвитеръ Константинъ Экономидъ предпринялъ издать книгу свою, въ 3 частяхъ, на греческомъ язык съ русскимъ переводомъ: Опытъ о ближайшемъ сродств языка славяно-роскійскаго съ греческимъ. Онъ просилъ меня, чтобы я имлъ надзоръ за изданіемъ сей книги я за исправленіемъ русскаго перевода, какъ то онъ самъ говоритъ въ предисловіи къ 1-й части сего сочиненія, стр. CLXXV. Изданіе сіе подало мн поводъ сдлать изъ него краткое извлеченіе, подъ именемъ: Наставленіе объ истинномъ произношеніи нкоторыхъ греческихъ буквъ. Я все хлопоталъ, не успю ли, чтобы начальство убдилось къ введенію правильнаго произношенія, не тщетно.
Въ 1832 году въ совт о военно-учебныхъ заведеніяхъ возникло недоумніе, Гречеву ли Грамматику ввести въ сіи заведенія. въ коихъ она уже и преподавалась, или Востокову, принятую министерствомъ просвщенія. Это заставило меня сдлать имъ сводъ, дабы всякій могъ видть, что у кого лучше предложено, что надобно исправить, что излишне и чего недостаетъ. По напечатаніи своей рукописи, я имлъ счастіе, чрезъ его императорское высочество главнаго начальника Пажескаго, всхъ сухопутныхъ кадетскихъ корпусовъ и Дворянскаго полка, поднести печатный экземпляръ оной государю императору, съ представленіемъ экземпляра и его высочеству. Его величество, принявъ книгу съ благосклонностію, всемилостивйше пожаловать мн соизволилъ брильянтовый перстень по чину (въ 2000 p.), а его высочество предложить изволилъ совту разсмотрть, можетъ ли сія книга съ пользою быть употребляема при преподаваніи русскаго языка въ военно-учебныхъ заведеніяхъ. Совтъ предложилъ главному директору Пажескаго, и сухопутныхъ кадетскихъ корпусовъ составить для сего комитетъ изъ инспекторовъ и учителей, который бы и представилъ о томъ свое мнніе. Комитетъ далъ мнніе утвердительное, по представленій коего великому князю, его высочество предписалъ совту ввести книгу мою въ военно-учебныя заведенія. Министръ же народнаго просвщенія по записк, при коей препроводилъ я къ нему экземпляръ оной, никакого распоряженія не сдлалъ, а сдлали попечители, т. е. предписали начальникамъ подвдомыхъ имъ училищъ пріобрсти для нихъ потребное число экземпляровъ.

II.
Наводненіе 7 ноября 1824 года, или письма въ Иркутскъ *).

*) Къ Петру Андреев. Словцову.

И не увдша, дондеже пріиде вода, и взять вся.
Мат., гл. 24, ст. 39.

ПИСЬМО I.

Вскор надясь, пишете вы, любезнйшій П. А., получить общанную часть Иліады, ни посылаете мн деньги для будущаго года. Тамъ, я общалъ, но ‘l’homme propose, Dieu dispose.’ Думаю что посл ноября 7-го, въ здшней столиц, нсколько тысячъ, вмст со мною, не сдержали своего слова. Я уже объявилъ въ періодическихъ листкахъ неотвратимую причину моего слова. Не можно имть важнйшей опоры къ оправданію. Въ сибирскихъ степяхъ, безъ сомннія, уже раздались слухи объ ужаснйшемъ наводненіи, постигшемъ наибольшую и наилучшую часть Петербурга съ его предмстьями и островами. Въ сіе наводненіе затопило все напечатанное въ типографіи департамента просвщенія и въ ней хранящееся. Той-же участи подпалъ и мой Омиръ. Типографія помщается въ нижнемъ этаж дома, въ которомъ находится и департаментъ, т. е. въ Чернышевомъ переулк, на Щукиномъ двор. Въ ней вода стояла на аршинъ и 9 вершковъ. Изъ сего заключить можно, какъ высока была вода въ другихъ низкихъ мстахъ: на Петербургской сторон, въ Коломн, на Васильевскомъ острову, въ Гавани. Въ послдней она стояла на дв сажени выше обыкновеннаго. О! другъ мой, и я въ домик сроемъ, съ семействомъ, находился въ чрезвычайной опасности. Обращаюсь къ себ, при всеобщемъ несчастіи, не по самолюбію, нтъ! Я не эгоистъ. Но потому, что мое горе первое занимало меня во время общаго бдствія и первое, о коемъ могу что нибудь связное сказать вамъ. Ужасовъ же и страданій общихъ никакое перо описать не можетъ. Изображеніе бдствій каждаго семейства могло бы составить особую драму, или трагедію, — одного, главнаго содержанія, но съ разнообразнйшими отличіями.
Вотъ моя. Изъ частныхъ объявленій о моихъ книгахъ, вамъ извстно мсто, гд происходило сіе страшное дйствіе. Надобно только дать вамъ нкоторое понятіе о прикосновенныхъ къ моему домику обстоятельствахъ. Онъ объ одномъ этаж, деревянный. До ныншняго года я помщался въ двухъ небольшихъ флигеляхъ. Какъ они были весьма тсны, сыры и холодны, отъ чего, или я, или кто либо изъ моего семейства почти безпрерывно были больны, то я, на послднія крохи, собранныя мною отъ изданія книгъ, въ минувшее лто, флигеля соединилъ, застроивъ пустое между ними мсто, надстроилъ надъ ними мезонинъ и все почти передлалъ во флигеляхъ, изъ чего вышелъ изрядныя, красивый, а, что всего важне, удобный къ помщенію моего семейства и теплый домикъ. Я напередъ уже радовался, какъ спокойно буду жить въ семъ новомъ убжищ. И дйствительно, меблировавъ оное новыми мебелями и освятивъ въ день воздвиженія Креста Господня, перебрался въ него. Тутъ-то, часто думалъ я, въ мир и тишин бесдовать буду съ греческими классиками и знакомить не знакомыхъ съ ними, доколь провиднію Всевышняго будетъ угодно. Но, сочтите сколько времени протекло съ 14 сентября по 7 ноября, сочтите и пожалйте о тщетныхъ моихъ расчетахъ, пожалйте о семейств, приведенномъ въ ужаснйшее положеніе. Уже наканун сего грознаго дня можно было ожидать необыкновеннаго наводненія, но кто могъ ожидать такого, какое случилось, и притомъ съ такою внезапностію? Къ счастію, при величайшемъ несчастія, — что съ бдствіемъ симъ сражались мы при дневномъ свт.
На Маломъ проспект и смежныхъ съ нимъ мстахъ, при сильномъ сверо-западномъ втр, вода показалась съ восьми часовъ утра и возрастала, сливаясь съ двухъ противуположныхъ сторонъ. Привыкнувъ къ подобнымъ явленіямъ, я спокойно сидлъ въ кабинет и переводилъ пятую книгу Геродота. Вскор, однакожъ, равнодушіе мое поколебалось. Я увидлъ уже воду, разлившуюся въ 11-й линіи, у стнъ своего дома, и пробирающуюся ко мн на дворъ. Гостью сію видлъ я два года тому назадъ и думалъ, что она погоститъ, да и уйдетъ въ свое время, безъ дальняго безпокойства и вреда хозяину. Впрочемъ, первымъ стараніемъ моимъ было собрать около себя всхъ своихъ домашнихъ. Но, къ крайнему огорченію моему, услышалъ я, что одинъ изъ моихъ сыновей, не смотря на бурю, пошелъ къ должности. Два инвалида, служащіе при канцеляріи совта о военныхъ училищахъ, остались, какъ мы догадывались и какъ посл вышло надл, — въ людской, находящейся при оранжере, а двое изъ людей, поймавъ, въ виду насъ, лодку, частію вобуждаемые человколюбіемъ, а больше корыстолюбіемъ, пустились перевозить на ней застигнутыхъ на дорог водою. Сперва мы безпокоились какъ бы только нашъ сынъ воротился домой и въ скоромъ времени увидли его бгущимъ по мосткамъ, но уже было поздно. Съ мостковъ нельзя уже было попасть къ намъ на дворъ. Мы изъ окошекъ махали своимъ людямъ, плавающимъ на лодк, чтобъ они перевезли сына, но они, или не видали нашихъ заботливыхъ маханій, или не хотли понять, увлекаясь свойственною имъ страстію. И такъ, я принужденъ былъ кричать сыну изъ форточки, чтобы онъ бжалъ по мосточкамъ туда, гд выше мстоположеніе острова и спасался бы, гд можно. Увидвши сына, мы нсколько успокоились и смотрли изъ оконъ на жалкія, но еще не опасныя приключенія. Одна женщина, желая пробраться по мосткамъ, къ Черной рчк, но бывъ упреждена водою, потомъ окружена ею, спасается на рукахъ добраго какого-то крестьянина и перебродитъ къ намъ на дворъ. Мужикъ везетъ на роспускахъ изъ сахарнаго завода пустую бочку, за нею сидитъ мальчикъ. Перекрестные мостки уже сплыли, мужикъ, не замтивъ того, детъ впередъ и попадаетъ съ лошадью въ канаву. Бдную лошадь насилу вытащили и поставили ее въ мою конюшню. Подобныя симъ происшествія занимали насъ, а между тмъ мы не забывали поминутно навдываться, какъ вода высока на двор. На минуту я пошелъ въ кабинетъ, чтобъ закрыть книгу Геродота и прибрать тетрадь, какъ прибгаетъ ко мн блдная, трепещущая отъ страха жена и говоритъ, что вода уже пробирается въ кухню. Это ничего, говорю хладнокровно, тамъ гораздо ниже мсто, чмъ здсь, врно, скоро перестанетъ прибывать, а самъ бгу въ кухню. Вода уже была въ сняхъ и я струсилъ, но не показавъ того наружу, возвращаюсь въ комнаты. Вдругъ, средній сынъ мой подбгаетъ ко мн и, чтобы не услышала мать, тихонько говоритъ мн: ‘Папенька! въ маленькой гостинной уже выступаетъ вода изъ подъ полу.’ Бгу посмотрть: вижу въ углу, на полу, пятно. О! это пятно, говорю ему, отъ пролитаго масла. ‘Вотъ, вотъ, говорятъ сынъ, сквозь щели пола фонтаномъ бьетъ.’ Не усплъ я осмотрть сіи фонтанчики, какъ вдругъ по полу разлилась вода. Я побжалъ къ жен: На верхъ, на верхъ поскоре! кричу ей. Спасайтесь! Вс на верхъ! И жену понесли полумертвую на мезонинъ, идучи уже въ вод, разлившейся во всхъ комнатахъ. За ней, вслдъ, побжала дочь, племянница и дв старушки, у насъ ночевавшія. Плачь и вопль раздались во всмъ покоямъ. Оставивъ въ мезонин жену съ плачущею свитою, я побжалъ въ кабинетъ, чтобъ захватить что можно. Взялъ Геродота, рукописный его переводъ, переводъ двухъ ненапечатанныхъ еще трагедій Софокла, шесть послднихъ псней Иліады, четыре печатныя книги перевода Геродота и лексиконъ Гедериковъ, который обыкновенно называю моимъ кормильцемъ, выписаннымъ мн изъ Лейпцига, покойнымъ H. H. Бантышъ-Каменскимъ, когда я еще учился въ Невской семинаріи, схватилъ первую часть библіи, прекраснйшаго Кіевскаго изданія въ листъ, богато переплетенную, изъ которой я, на досуг, выбиралъ слова и примры для дополненія Словаря Россійской Академіи, и со всею этой ношею побжалъ въ мезонинъ. Вспомнивъ о второй части библіи, оставшейся въ футляр на конторк, о библіи греческой, о Софокл и другихъ, на стол лежавшихъ, книгахъ, я побжалъ было и за ними, но уже вода была на полфута, и я воротился назадъ, чтобъ не промочить ногъ. Между тмъ, старшій сынъ, оказавшій въ семъ несчастіи присутствіе духа боле всхъ, спасалъ съ однимъ, оставшимся пр’и насъ, старымъ слугою и съ двками, нужнйшую одежду и мебели, кои подороже и кои можно было стащить въ мезонинъ. Прочее же, что можно было, поднимали на мст по выше, или оставляли на волю Божію, какъ стояло. Вода прибывала въ комнатахъ весьма скоро. Въ десять часовъ нельзя уже было ничего спасать, и сынъ мой, и вс люди собрались на мезонинъ.
У одной изъ старушекъ, пріхавшей изъ Кронштадта, были въ запас шерстяные чулки. Взошедши на мезонинъ, я тотчась потребовалъ чулокъ. Другихъ не было и мн дали чулки старушкины. Надвши ихъ и перемнивъ сапоги, я принялъ на себя лицо неустрашимаго героя и разными способами старался ободрять и утшать, особливо жену, пораженную двумя страхами: собственной предстоящей гибели и неизвстности, о положеніи меньшаго сына, Богъ всть, куда попавшаго.
Вскор усмотрли мы новое явленіе. На дворъ къ намъ приплылъ на лошади мужикъ, держа ее за уши, онъ, какъ сказывалъ пустился вплавь, на удачу, изъ домишка, снесеннаго водою подъ Смоленской. Лошадь свою привязалъ онъ у кухонныхъ сней, а самому велли мы прибрести къ намъ. Мы узнали отъ него, что онъ работникъ огородника и что лошадь у него хозяйская, хвалили его за усердіе къ хозяину и хотя при начал опасности вспоминали о своихъ двухъ лошадяхъ и коров, коихъ некому было вывести изъ конюшни, однако, посл сего еще боле стали о нихъ заботиться, сравнивая поступкомъ нашего кучера, ухавшаго на лодк, съ поступкомъ работника, также наемнаго, какъ и нашъ кучеръ.
Находясь среди кучи платья и мебелей въ мезонин, одни въ комнатахъ, другіе на верхнихъ ступенькахъ лстницы, каждый выражалъ горесть свою и отчаяніе различнымъ образомъ, замчая положеніе воды. Одни сидли на мст неподвижно, но не плакали, другіе безпрестанно стенали и плакали и вс молили, чтобъ вода стала убывать. Я только не могъ, ни стоять, ни сидть, безпрестанно перебгалъ отъ одной стороны мезонина на другую, къ окошкамъ на 11-ю линію, или на дворъ обращеннымъ, смотрлъ на ужасныя дйствія бури. О незамченныхъ моими сострадальцами умалчивалъ, нердко къ утшенію повторялъ чье-то замчаніе, что вода обыкновенно прибываетъ два часа, потомъ начинаетъ убывать. И мнимый лучь надежды пригоденъ въ крайности! Но два часа миновало, вода не убывала, а уже поднялась до оконъ нашего домика. Все подвижное въ дом и на двор плавало. На двор развалились складенныя въ полнницы дрова и поплыли, въ покояхъ коммоды, столы, стулья, клавикорды, диваны и все, что по физическимъ законамъ плавать можетъ, пустилось въ одну ролю съ дровами.
Уже прошло гораздо боле двухъ часовъ, прошло за три, но вода все прибываетъ, казалось, втеръ свиститъ и свирпствуетъ сильне, волны, на очищенныхъ ими отъ заборовъ и всякаго лсу огородахъ, вздымаются какъ на мор, брызги и какъ бы дымъ воды отрываются отъ валовъ, часто пошатывается нашъ мезонинъ, и сердце замираетъ. Безъ сомннія, сорвало бы его и съ нимъ унесло бы насъ, если бы съ той стороны откуда дулъ втеръ, не было довольно высокаго сарая. По крайней мр, такъ мы думали. Вотъ мимо моего дома плыветъ связка потесей. Вдругъ затрещали въ зал и въ другихъ комнатахъ стекла. Это былъ знакъ, данный поворотившимъ къ намъ на дворъ нежданнымъ симъ гостемъ. Дале, несетъ водою сорванный парникъ, сарай, хлвъ, или домикъ, съ живыми или съ мертвыми, придавленными людьми, или животными, тамъ плывутъ на бревнахъ, влзаютъ на попадающіяся на дорог деревья. Между тмъ, какъ на поверхности воды представляется такое зрлище, въ воздух страшный исполинъ собираетъ своя побды: съ домовъ срываетъ желзные листы, свертываетъ ихъ и несетъ по воздушному пространству, срываетъ цлыя крыши и бросаетъ ихъ въ пучину. Таковые виды представлялись съ горизонта моего мезонина, но въ моемъ ли положеніи было заниматься ими, чтобъ описать сколько нибудь связне?
Бдное животное, привязанное у конныхъ сней, служившее намъ также указателемъ прибывающей воды, уже не могло стоять на земл, борется съ водою. Работникъ, пріхавшій на ней, воетъ и обливается слезами, хочетъ пуститься вплавь, чтобъ спасти. Но, какъ спасти? Куда хать на ней? Мы работника удерживаемъ, утшаемъ. Но, лошадь хозяйская! говоритъ онъ, что онъ скажетъ, какъ узнаетъ, что я не сберегъ ее? Мы засвидтельствуемъ, что не можно было спасти ее, говоримъ ему, но это не унимаетъ его слезъ. Вотъ привязанность къ хозяину, заслуживающая подражанія! Къ сожалнію, однакожъ, этотъ мужичекъ, по минованіи горя, оказался не такъ-то благодарнымъ и чувствительнымъ къ бд, давшихъ ему пристанище, вроятно, потому, что я баринъ. Барская трата не заслуживаетъ сожалнія. Мягкія сердца для своей корысти, каменныя — для господской! Наконецъ сорванная волною дверь служитъ голов лошади подпорою и она становится вн опасности.
А съ нашими бдными лошадками и съ коровою въ конюшн что длается? Двери были отворены, но, не видать было, ни нашихъ, ни чужой. Бдная корова неминуемо должна потонуть, но и о лошадяхъ какая надежда? Уже конюшяя и сарай были въ вод до просвтовъ, а также половина третьей верхней пары стеколъ въ кухонныхъ окнахъ. Это значитъ, что вода была выше сажени, а отъ полу мезонина, по глазомру, не боле полусажени. Жена и дти пристаютъ ко мн, чтобъ я позволилъ разбирать печную трубу, дабы выбраться на чердакъ: другаго выхода не было. Хотя я считалъ эту мру излишнею, однако, на что не ршишься въ опасности? Но чмъ разбирать? Ни топора, ни лома не было, начали разбирать руками. Едва разобрали десятокъ, другой верхнихъ изразцовъ, какъ я замтилъ, вода остановилась въ одномъ положеніи. Повряемъ наблюденіе сіе вс между собою и истина его подтверждается. Я совтую пріостановиться разбирать печь, вода посл этого должна сбывать. Между тмъ, было уже два часа по полудни. По нашему замчанію, вода стояла въ одномъ положеніи около получаса. Вдругъ слышимъ съ лстницы радостный крикъ: Вода убываетъ! Ясно, что въ комнатахъ она не такъ волновалась, какъ на открытомъ мст, и потому скоре можно было примтить сіе отрадное явленіе. Смотримъ на сосдніе домы, на свои службы я, мило но малу, видимъ показывающимися изъ воды, то т, то другія примты. Чрезъ нсколько времени уже стало видно отверстіе конюшенныхъ воротъ и, какая радость! видимъ языки и морды нашихъ лошадей. На нсколько минутъ мы забыли свою бду! Это нашъ умный, заслуженный пганъ, это, кажется, гндая лошадка и вс одинъ у другаго оспоривали, сомнваясь, впрочемъ, не чужая ли то лошадь, поставленная въ конюшн. Чтоже чужой не видать? Знать потонула, говорили иные.
Слава Богу! Слава Богу! говорилъ то тотъ, то другой. О! какъ легко стало сердцу моему! Съ какимъ удовольствіемъ смотрлъ я на прояснившіяся лица моихъ сострадальцевъ! Вскор мы вспомнили, что оставшимся въ живыхъ потребна пища. Начали искать чего нибудь перекусить и не нашли ничего, однакожь, по претерпніи толикихъ ужасовъ, никто не ропталъ на такую оплошность. Вс ршились терпть, ибо принуждены были, дожидаться того времени, когда можно будетъ ходить въ кладовую.
Вода сбывала медленно. Къ вечеру втеръ сталъ нсколько сверне, но все дулъ съ чрезвычайною силою. Опасаясь, чтобы вновь не стала прибывать вода, потомъ, желая скоре узнать, что сдлалось съ нашимъ обновленнымъ домикомъ, съ нашими новыми мебелями, съ моею библіотекою и проч., мы не переставали наблюдать убыль воды, не смотря на темноту ночи. Наконецъ, одинъ за другимъ, улеглись и заснули, ничего не вши. Бывши безпрестанно на ногахъ, съ восьми часовъ утра до одинадцати часовъ по полудни, и я прилетъ, нимало, впрочемъ, не чувствуя тогда усталости.
Такъ кончился для насъ 7-й день ноября! И подивись другу своему, изъ глазъ коего несравненно маловажнйшія несчастія легко извлекали слезы, — во все это время даже не навернулись он ни на одномъ глаз. Такъ Богъ укрпилъ меня въ день лютый!
Но я уже слишкомъ много занялъ васъ разсказомъ общаго и своего злополучія. О послдствіяхъ наводненія напишу съ слдующею почтою.
При семъ посылаю вамъ моего Лонгина, котораго вы желаете имть, на лишнія копйки вами присланныя. Мн помнится, я вамъ подарилъ экземпляръ сего творенія, какъ скоро оно вышло въ свтъ.
‘За переводъ Иліады, пишете вы, русскіе много должны быть мн обязаны, равно какъ и за Каллимаховы Псни.’ Дай Богъ, чтобъ это было справедливо. Похвалы друзей сомнительны. О семъ предмет много могъ бы я сказать, но рана моя такъ глубока, такъ еще свжа, что я не могу ни чмъ заниматься. Все еще представляются мн ужасы 7-го ноября и его послдствія!…….. прощайте.
Ноября 30-го дня,
1824 года.

ПИСЬМО II.

Въ два часа по полуночи я проснулся. Втеръ уже гораздо стихъ. Я подошелъ къ окну и увидлъ, что привязанная у кухня лошадь, кухня и смежныя съ нею службы оставались еще въ вод, но очень мало. Не желая никого безпокоить, я опять легъ въ постель и хотлъ предаться размышленію, что мн предпринять въ настоящемъ моемъ положеніи. Слезы, не мысли, потекли у меня ркою и ими, какъ Давыдъ, омочилъ я мое ложе… Наедин, въ ночной темнот, я пролежалъ боле двухъ часовъ. Въ пятомъ часу, увидвши въ кухн огонь, я надлъ калоши и поскользкому, отъ оставшагося ила, полу пробрался въ кухню. Огородникъ усплъ уже лошадь свою привязать къ другому мсту и былъ въ кухн. Посл него увидлъ я плотника, котораго еще съ другимъ плотникомъ вчерашнимъ утромъ, договорили, мы до наводненія, для нкоторыхъ въ дом подлокъ. А! поэтому можно уже ходить?— спрашивалъ я его.
— Можно, вода ушла совсмъ.
— Гд ты спасся?
— На чердак на оранжере.
— А товарищъ твой гд?
— Тамъ остался!
— Не видалъ ли ты инвалидовъ?
— Они съ нами же были.
Я обрадовался и веллъ ихъ позвать оттуда. Одинъ изъ нихъ пришелъ, а другой не смлъ итти, боясь, что еще есть вода. И дйствительно, она еще не совсмъ сошла у оранжереи. Но, какъ мн сказали, что онъ очень прозябъ, то я веллъ непремнно привести его. Онъ пришелъ и дрожалъ чрезвычайно. Я приказалъ ему идти въ мезонинъ, перемнить платье, чулки и сапоги, дали ему вина, окутали его и онъ уснулъ. Потомъ послалъ посмотрть, живы ли лошади и корова. Первыя остались живы, противъ всякаго чаянія, ибо, посл того, какъ во время наводненія, мы видли ихъ морды на нсколько минутъ, он уже не показывались, а корова и чужая лошадь, поставленная въ конюшни, потонули. Вотъ первая отъ моего быту жертва наводненію! Инвалиды разсказали мн, что они захвачены были водою въ людской, гд она такъ скоро поднялася высоко, что они никакъ не могли уже оттуда выдти. Сперва они взлзли на печь, но, какъ не было уже на ней спасенія, то постучались въ потолокъ и кричали плотникамъ на чердакъ, чтобъ прорубили потолокъ. Плотники это сдлали и инвалиды спаслись. Два плававшіе на лодк человка изъ моего дома не замедлили также придти домой. Не доставало только сына, чтобъ успокоиться о разбредшихся съ начала наводненія моихъ домашнихъ. Пришедши въ мезонинъ, я разсказалъ жен все, что узналъ, которая уже не спала. ‘А С… нашъ?— Спросила неутшная мать. Нельзя ли послать искать его въ тхъ домахъ, куда онъ вхожъ?’ Утшая, я уговорилъ ее дождаться разсвта. Теперь вс оставшіеся въ живыхъ спятъ еще, сказалъ я, да когда и проснутся, то врно, не отпустятъ его съ тощимъ желудкомъ…
Посл сего мы заботились, какъ бы узнать объ участи нашего бднаго жильца, живущаго въ маленькомъ флигел по 12-ой линіи съ шестью дтьми, кои вс малъ — мала меньше, одинъ грудной и съ женою, которая, къ пущему несчастію, была больна. Послали къ нимъ двку, которая принесла намъ радостную всть, что они вс живы. Она, притомъ, первая принесла намъ всть, что палисадники наши, заборы по 11-й и по 12-й линіямъ и по Малому проспекту вс снесло, что весь огородъ заваленъ всякимъ хламомъ, а дворъ дровами, такъ, что она по причин темноты, насилу могла пробраться къ жильцамъ и отъ нихъ. Жилецъ просилъ прислать во что нибудь одться для отогрнія себя, жены и дтей, и чего нибудь горячаго. Мы послали имъ одяло, шинель старшаго сына, сапоги, нсколько рубашекъ, сколько могли найти сухихъ, горячей воды, чаю и размокшаго сахару, хлбы наши вс были въ вод и также раскисли, посему мы хлбомъ не могли имъ служить. Между тмъ, мы и сами собрались погрться чаемъ, послали къ добрымъ нашимъ сосдямъ Солод…….ымъ попросить хлба, и получили нсколько порядочныхъ ломтей, коими подлились и съ жильцами.
А сына все таки нтъ. Видя крайнее безпокойство объ немъ матери, не дожидаясь разсвта, я послалъ, наконецъ, человка искать его везд, гд онъ бываетъ и гд можно было предполагать, что онъ остался. Между тмъ пришедшій, нсколько прежде, изъ 4-й линіи, нашъ внучекъ пошелъ навдаться о сын моемъ къ Энт…. Лишь только человкъ нашъ вышелъ со двора, какъ внучекъ возвратился съ отрадною встію, что сынъ нашъ ночевалъ у Энт…, что онъ одвается и скоро будетъ сюда. И дйствительно, вскор мы увидли его. Слава Богу! сказалъ я, теперь вс дома и вс живы.
Успокоясь въ семъ отношеніи, какъ скоро разсвло, я пошелъ осматривать свое имущество. Чему доброму быть, когда вода была у меня на сажень и десять вершковъ отъ земли, а въ комнатахъ на два аршина съ половиною! Вс печки размыло водою: иныя обрушились, другія готовы были разрушиться, прекрасные, совсмъ новые, диваны, столы, кресла, зеркала, клавикорды, шкапы и прочія мебели, или опрокинуты и переломаны, или, размокши, сдлались негодными къ употребленію, платье и блье въ сундукахъ перепорчено, вс състные припасы, помсячно нами закупаемые и на зиму заготовленные, сдлались безполезными. А библіотека, которую собиралъ я боле тридцати лтъ, составленная большею частію изъ рдкихъ, дорогихъ и необходимыхъ для меня книгъ, занимавшая порядочной величины комнату отъ полу до потолка, библіотека моя почти вся разстроена. Самые дорогіе и нужнйшіе для меня фоліанты, стоявшіе на нижнихъ полкахъ и въ четвертую долю книги, изъ коихъ довольно печатанныхъ на веленевой и пергаментной бумаг, прекраснйшаго изданія, въ парижскомъ сафьянномъ переплет, также хотя и не блестящее наружностію собраніе греческихъ и латинскихъ классиковъ, пострадали всхъ боле. Какое представилось мн зрлище, когда я вошелъ въ эту комнату. Надобно знать, что книги мои, до отстройки сего домика, помщались въ другомъ флигел, что не вс еще он поставлены были во полкамъ и многочастныя не собраны вмст, многія изъ нихъ лежали, то на полу, то на стульяхъ, то на лсенкахъ. Это еще боле способствовало къ разоренію библіотеки: стулья и лсенки силою воды опрокинуло. Книги, лежавшія на нихъ и на полу, и нкоторая часть стоявшихъ на полкахъ, всплыли на верхъ и, какъ я узналъ посл, нсколько ихъ унесло изъ окна, разбитаго плывшимъ мимо лсомъ, оставшіяся же на полу, упавши, большею частію листами внизъ, раздавлены, растрепаны, проникнуты масленистымъ иломъ, а находившіяся на полкахъ стояли въ вод. Глобусы мой, большіе и малые, опрокинутые внизъ, служили эмблемою преставленія свта, оттиски и слпки медалей, картины, географическія карты и другіе чертежи, Травныкъ, словомъ, все тлнное и сокрушимое приближено къ истлнію, или сокрушено…
Осмотрвъ развалины и остатки имущества своего внутри занимаемаго мною дома, я уныло побрелъ осмотрть принадлежащее къ нему мсто, съ его строеніями и заведеніями.
Боюсь, какъ бы не наскучить вамъ, любезный другъ, подробностями о моемъ имуществ, но считаю необходимымъ описаніе онаго, чтобъ видть важность моей утраты и мру гнва Божія. Мсто, пріобртенное мною, милостями монарха, въ бытность мою директоромъ департамента просвщенія и моими трудами, занимаетъ около трехъ тысячъ восьми сотъ пятидесяти квадратныхъ саженъ. У меня есть садъ, огородъ и нсколько оранжерей и парниковъ, довольно фруктовыхъ деревъ и кустарниковъ, много растеній ботаническихъ. Любя, какъ вамъ извстно, съ самихъ молодыхъ лтъ природу и сдлавшись въ состояніи пріобрсть такое мсто, въ коемъ могъ бы ближе познавать ея таинства, я купилъ мсто, нын мною владемое, устроилъ свое по своимъ видамъ и десять лтъ поврялъ въ немъ умозрительныя свои познанія въ ботаник и садоводств наблюденіями практическими. Нтъ почти ни одного растенія въ оранжереяхъ, котораго бы не самъ я взрастилъ, или черенками, или посадкою корешковъ и луковицъ, или смянами. На открытомъ воздух, также большая часть ихъ существованіемъ своимъ обязана моимъ собственнымъ рукамъ и заботамъ. По симъ то растеніямъ длалъ я поврку и легкія поправки въ изданной мною на иждивеніе департамента просвщенія Линнеевой систем царства растеній, исправленной и умноженной Нерсономъ, подъ названіемъ ‘Species plantarum’. Книга эта состоитъ въ восьми частяхъ и вамъ, какъ почтенному визитатору училищъ, должна быть извстна. Неизвстно, можетъ быть, вамъ было только, кто потлъ въ терпніи и тупилъ зрніе надъ изданіемъ оной. Въ семъ то саду составилъ я Техно-Ботаническій Словарь, сколько извстно мн, первое въ семъ род произведеніе въ нашемъ отечеств, частію самъ сократилъ, частію выбралъ изъ иностранныхъ писателей три главнйшія ботаническія системы: Турнефортову, Линнееву и Жюсьеву и издалъ подъ заглавіемъ: Три Ботаника, сврилъ съ природою, какъ съ подлинникомъ, переводъ техническихъ словъ, употребляемыхъ въ наук прозябаемыхъ, и въ названіяхъ растеній, длалъ описанія растеніямъ недавно открытымъ, или малоизвстнымъ у насъ и полезнымъ въ какомъ либо отношеніи, описанія сіи одобрены вольнымъ экономическимъ обществомъ и въ Трудахъ его напечатаны. Полезны ли мои книги и сочиненія, судить о томъ другимъ, по крайней мр, я совершенствовалъ себя въ сей пріятнйшей и преполезной наук. Судите же посл сего, сколь ужасный для меня долженъ быть ударъ,— вдругъ лишиться почти всего сего заведенія! Пробираюсь по разбросаннымъ дровамъ и бревнамъ въ виноградную, стны ея стоятъ на мст, но стекла перебиты, рамы переломаны, печки и борова размыты водою и обрушились. Оранжерея сія наполнена была рдкими и обыкновенными нашего и теплыхъ климатовъ растеніями, кром виноградныхъ лозъ. Все сіе сдлалось жертвою бури, наводненія и морозовъ. Иду въ теплицу и другія смежныя съ нею оранжереи, представляется позорище еще ужаснйшее. Кром виднныхъ мною въ виноградной опустошеніи, тутъ во всхъ оранжереяхъ вырвало южныя стны, рамы и ставни переломало, придавило ими растенія, размыло трубы печныя, а одной оранжереи, по ветхости ея разобранной, разметало лсъ, частію по огороду, частію унесло неизвстно куда. Вмст съ симъ, открылось другое зрлище: весь заборъ, до ста шестидесяти сажень простиравшійся и мостки, какъ вовсе не бывало. Внутренніе палисады также почти вс снесены, одинъ сарай унесло водою, другой до половины разломало, ледникъ сдвинуло съ основанія, въ яблонной алле, идущей посреди огорода, каждое дерево лишилось большаго, или меньшаго числа втвей, а нсколько вовсе переломано. Вс гряды забросаны ящиками стекольными, кулями съ огородною зеленью, простнками, косяками, воротами, деревянными крышами, фашинниками, бревнами, досками и всякимъ хламомъ, нанесеннымъ изъ другихъ мстъ. Перебравшись черезъ такую новаго рода мостовую въ садъ, нахожу такое же разрушеніе. Крыльца и корридоры двухъ флигелей на 12-ю линію снесены, полы въ нихъ подняты, стулья и креслы опрокинуты, а нсколько изъ нихъ остались подъ полами, шкапы опрокинуты, печи обрушились, въ самомъ саду парники сдвинуло съ основаніи своихъ и своего на кусты, снесло кегольную на лужокъ, бесдки переломало, мостики иные переломало, другіе снесло на дорожки и на пруды. На расколотыхъ или изломанныхъ фруктовыхъ деревьяхъ висятъ… ужасные плоды: то обрубки лса, то оконныя рамы, то капустныя головы и пр.
Вотъ, другъ мой сердечный! что сталось съ моимъ прекраснымъ садомъ, который, лтомъ ныншняго года, какъ оно ни было дурно, протуливаясь въ ономъ, одинъ изъ достопочтеннйшихъ архіереевъ назвалъ земнымъ раемъ! Вотъ во что обратились вс мои заведенія и мой красивый домикъ, коимъ, останавливаясь, вс любовались! Наружность его осталась почти по прежнему, но внутри!..
Погоревавъ и отдохнувши нсколько на развалинахъ одного изъ мостиковъ, изнуренный вчерашними заботами и ужасами, пораженный видами, сегодня мн представившимися, — я, нога за ногою, побрелъ по Малому проспекту къ Смоленской — посмотрть и чужаго горя. Сравненіе собственнаго несчастія съ чужимъ, конечно, не приводитъ перваго въ забвеніе, но по крайней мр нсколько утшаетъ. Такой-то пострадалъ столько-же, говоримъ мы тогда, такой-то гораздо боле насъ и общности бдствія служитъ первою, такъ сказать, кожицею въ затягивающейся ран.
Везд, какъ и у меня, снесены по линіямъ и по Малому проспекту мостки и почти нигд не осталось заборовъ. Останавливаюсь у дома сосда своего Гофшт., увидвъ заглядывающихъ въ подвалъ его дома. Что тамъ?— Дв женщины потонули! Иду дале, узнаю о другой трагедіи: въ домик Герак. потонуло семь человкъ! Одна изъ сихъ желтвъ подноситъ ко лбу своему руку съ тремя сложенными перстами, чтобъ перекреститься, другая держитъ въ рук двадцатипятирублевую бумажку… Я не могъ ршиться посмотрть на нихъ… Столько покойниковъ на разстояніи не боле полуверсты, въ двухъ рядахъ домовъ! Чтожъ посл откроется? думалъ я, какъ вдругъ, услышалъ по лвую сторону въ послднемъ, къ Смоленскому полю, ветхомъ домик голосъ женщины, стоящей между оконныхъ косяковъ. Она просила со слезами у проходящихъ подъхать къ дому, окруженному еще водою, на лодк и снасти утопающую ея хозяйку. Собравшіяся противъ сего мста, на мосткахъ, женщины и я искали глазами лодки везд, или какого мужика, ни того, ни другаго на тотъ разъ не случилось. Я воротился къ будк, но не нашелъ, ни будки, ни будочника. Наконецъ, издали увидлъ, что кто-то пустился къ тому дому въ бродъ, и я, насилу влача ноги, пошелъ осматривать другія сцены. Хотлъ было пройти къ Смоленскому кладбищу, но снесенные съ мстъ своихъ домики, сараи, множество лсу, нанесеннаго на дорогу, заставило меня отложить удовлетвореніе любопытства до другого времени.
Возвращаясь назадъ, то между ограбленныхъ наводненіемъ мстъ, то заваленныхъ остатками разныхъ строеній, я поворотилъ въ 12-ю линію, дошелъ до Средняго проспекта и на перекрестк увидлъ разломанный домикъ и въ немъ — о! ужасъ! — трупъ лежащеи подъ бревиный женщины. Отсюда побрелъ я по Среднему проспекту вверхъ. Между разнообразныхъ развалинъ, по обимъ сторонамъ проспекта, то стояли экипажи, оставленные спасавшимися отъ воды, то лежали лошади, коровы, свиньи, собаки. Между 7-ю и 8-ю линіями, по тому же проспекту, поворотилъ я во дворъ — туда, куда за два дни передъ симъ званы мы были въ сей день праздновать имянины Косточ…. любезнаго нашего пріятеля и кума. Не поздравить его со днемъ ангела зашелъ я, но навдаться о состояніи его и семейства его. Я заботился узнать о семъ тмъ боле, что жена его беременна, на снос. Первое зрлище на двор представили мн пара мертвыхъ лошадей, запряженныхъ въ дрожкахъ. Мн разсказали, что он никакъ не хотли идти изъ воды и, борясь со смертію, грызли одна другую, пока об не утонули! Не безпокоя моихъ пріятелей, которые, какъ само собою разумлось, не оставались въ своей квартир, находящейся въ нижнемъ этаж, я смотрлъ ихъ комнаты одинъ и увидлъ такія же картины, какъ и въ моемъ дом, спросилъ встртившуюся со мною служанку ихъ о здоровь господъ ея и, узнавъ, что вс живы и здоровы, пошелъ со двора. Между 4-ю и 5-ю линіями Малаго проспекта представилась мн экономка, похищенная Посидономъ у человка. Боле пятидесяти черкасскихъ быковъ боролись съ свирпствующею стихіею и, не могши плаваніемъ спасти себя въ долговременное наводненіе, выбились изъ силъ и потонули, часть изъ нихъ лежала подъ мостками и заборами, большая часть на открытыхъ мстахъ, нкоторые еще въ глазахъ моихъ умирали, до восьми — мычаніемъ просили помощи въ обвалившемся сара.
Возвращаясь по Малому проспекту домой, я увидлъ часть каменной Благовщенской ограды обрушившейся, на самомъ проспект множество хламу и между прочимъ нсколько звньевъ своего забора. Тутъ остановился и домикъ, въ которомъ жилъ работникъ огородника, вчерашній день у насъ приставшій, тутъ увидлъ часть хлва, съ нсколькими живыми свиньями и одною убитую бревномъ, подъ коимъ она лежала.
Возвратясь домой съ головою, исполненною ужаснйшихъ видовъ и мыслей, я почувствовалъ чрезвычайную усталость и разслабленіе. Надлежало укрпиться, но хлба ни крохи, кром моченаго, котораго нельзя было сть. Послали къ булочникамъ, но безъ пользы: печи везд размыло. Наконецъ, спустя нсколько времени, вижу, внучекъ нашъ несетъ намъ блый и теплый еще хлбъ, испеченный у него на квартир. Какъ мы обрадовались этому хлбу! Мы позавтракали и я нсколько укрпился. Начали посщать меня пріятели наши. Первый явился ко мн инспекторъ Тульскаго александровскаго дворянскаго военнаго училища, подполковникъ Броневскій. Онъ привозилъ сюда изъ Тульскаго училища кадетъ, переведенныхъ во 2-й кадетскій корпусъ, для усовершенствованія въ фронтовой служб. Я уже простился было съ нимъ до наводненія за нсколько дней, но онъ оставался еще въ столиц, какъ бы для того, чтобъ быть свидтелемъ постигшаго оную злополучія и, видній, меня прежде въ благоустроенномъ пріют, спокойнаго и веселаго, увидть потомъ въ раззоренномъ убжищ, тснящагося со всмъ своимъ семействомъ въ мезонин, между кучей столовъ, стульевъ, шкаповъ, сундуковъ и проч. Я не могъ передъ нимъ удержаться отъ слезъ, какъ ни старался. ‘Счастье, сказалъ онъ, что Богъ послалъ вамъ мысль, выстроить этотъ мезонинъ!’ И дйствительно, удивительное стеченіе обстоятельствъ! До ныншняго года не имлъ я никакихъ средствъ предпринять какое либо строеніе, требующее значительныхъ издержекъ, во въ начал сего года я расчелъ, что мн можно предпринять перестройку дома, необходимую для сбереженія здоровья, и моего собственнаго, и моего семейства. Лишь только я приготовился встртить общее бдствіе. какъ оно постило насъ. Неисповдимы судьбы Всевышняго! И среди наказанія онъ милуетъ насъ.
Г. Броневскій, квартировавшій у Таврическаго сада, принесъ мн извстіе, что на Литейной воды не было. Вскор потомъ постило насъ любезное семейство Гал. Каждый изъ нихъ разсказалъ нсколько сценъ изъ общей, ужаснйшей трагедіи. Каждый принималъ живйшее участіе и въ нашей. Прибрелъ и бдный жилецъ нашъ, какъ тнь съ того свта и разсказалъ намъ, какъ онъ страдалъ и спасался съ малолтними дтьми своими и женою, какъ онъ сберегъ свою врную собачку и курицу. Бдные! они находились еще въ большей чмъ мы опасности. Послднимъ прибжищемъ ихъ была дверь, на которой просидли они, до половины въ вод, нсколько часовъ. Нсколько часовъ дрожали они отъ холодной стихіи и отъ зіяющей смерти. Отецъ и мать уже распростились между собою и съ дтьми и приготовились умереть, какъ вдругъ вода начала убывать и страждущее семейство ободряется. По уход воды, добрый сосдъ мой взялъ къ себ на нсколько дней его жену и малютокъ, а ему предложилъ я тсниться вмст съ нами, или гд найдетъ онъ лучшее для себя пристанище.
Между тмъ сказали мн, что старые мои сослуживцы, любезные чиновники департамента, присылали ко мн изъ департамента узнать о моемъ и семейства моего положеніи, что почтеннйшій докторъ нашъ В. М. Крестовскій усплъ уже навдаться объ насъ, а съ докторомъ 1-го кадетскаго корпуса, Б. Зейлиндомъ, встртился я на дорог, онъ халъ также ко мн.
Когда постители разошлись. дти сказали мн, что въ то время, какъ меня не было дома, приходилъ городовой съ подпискою, чтобы мы показали, на томъ же листк, на какую сумму потерпли мы отъ вчерашняго наводненія. Одинъ изъ молодыхъ моихъ помощниковъ въ хозяйств сказалъ, что не зная безъ меня, какъ отвчать на сей вопросъ, написалъ подъ номеромъ нашего дома, что подробное свдніе объ убыткахъ доставлено будетъ въ непродолжительномъ времени.
Вотъ первая мра правительства о призрніи раззоренныхъ! Ибо, безъ сомннія, это длается не для холодной статистики. Если сидящій на трон не дремлетъ объ участи народа, если онъ счастіе и бдствіе подданныхъ почитаетъ счастіемъ и бдствіемъ собственнымъ, то быстрота въ исполненія утшительной воли его есть необходимое оной слдствіе. Сколько уже въ этотъ первый день разсказывали трогательнйшихъ чертъ его чувствительности, соболзнованія, отеческой заботливости о поданіи помощи погибающимъ, объ утшеніи пострадавшихъ! Я сообщилъ бы вамъ множество таковыхъ чертъ, если бы не сомнвался, со всего ли точностію могу разсказать то, что должно быть передано позднйшимъ вкамъ во всей чистот истины. Вышедшія изъ рукъ правительства извстія о благотворныхъ мрахъ нашего ангела-утшителя, безъ сомннія, уже дошли до васъ. Довольно уже разсказано анекдотовъ нашими журналистами и я не отрекаюсь отъ того, когда домашнія заботы мои нсколько поубавятся.
Въ вечеру я занялся составленіемъ описи моимъ убыткамъ. Безъ сомннія, правительство не оставитъ и насъ безъ призрнія, вознаградитъ, по мр способовъ своихъ, хотя нкоторую часть убытковъ. Но теперь предстоитъ важнйшая забота. Внизу жить нтъ никакой возможности, на мезонин, по многолюдству, ужасная тснота, холодъ и сырость угрожаютъ неминуемыми болзнями. Квартиры, особливо по моему семейству, и до сего несчастія были дороги, а посл онаго, когда всякому жившему внизу нужно перейти въ высшій этажъ, — сдлаются несравненно дороже, и едва ли можно найти ихъ въ скоромъ времени. Остается одно средство, прибгнуть къ великодушію новаго г. министра. Онъ издавна изволилъ знать меня по россійской академіи и врно, не откажетъ во временномъ помщеніи меня въ какихъ нибудь подвдомыхъ ему заведеніяхъ.
Таковою надеждою утшалъ я себя и ршился завтра-же идти къ его высокопревосходительству.
Вотъ вамъ частная исторія перваго дня по наводненіи 7-го ноября.
Декабря 4-го дня,
1824 года.

ПИСЬМО III.

Ноября 9-го числа, вставши по утру, по обыкновенію своему въ шестомъ часу, написалъ я записку къ г. министру, въ которой изъяснилъ мое бдственное положеніе и просилъ дать мн гд нибудь на время казенную квартиру. Къ сей записк приложилъ я и копію съ описи убыткамъ, мною понесеннымъ, посланной въ съзжій дворъ.
Легкій экипажъ мой, еще до сего несчастія, сдлался неспособнымъ къ употребленію и, за неимніемъ у меня лишнихъ денегъ, отдыхалъ нсколько мсяцевъ, почему я пустился въ дорогу пшкомъ, хотя ноги мои очень худо мн служили. Впрочемъ, съ одной стороны, это было не безполезно: я могъ продолженіе слдовъ, оставленныхъ грознымъ 7-мъ днемъ ноября, осматривать не на лету, такъ сказать. Напримръ, дучи я не могъ бы узнать нсколько звньевъ моего забора, принесенныхъ водою на Андреевскій рынокъ. Вамъ памятно разстояніе отъ сего мста къ моему жилищу. Полиція приняла уже мры къ очищенію Острова, и множество солдатъ складывали по Среднему проспекту всякій хламъ въ сторону, въ это утро начали вывозить утонувшій скотъ на Смоленское поле и Голодаевъ островъ, гд тучнйшая жертва курится Посидону-истребителю. Корову свою и также, до выхода моего изъ дома, отправилъ на мсто всесожженія. Эти утопленники безпрестанно попадались мн на встрчу, а, что еще трогательне, пока дошелъ я до перевоза, мимо меня пронесли и провезли по одному и по два вмст, человкъ, покрайней мр, до десяти!!!
Не забыть бы мн при этомъ случа сказать вамъ, о человколюбивйшемъ поступк одного чиновника Иванова, который, будучи самъ недостаточнаго состоянія и разоренъ наводненіемъ, принялъ на себя собирать тла утопшихъ, одваетъ ихъ пристойнымъ образомъ, покупаетъ для нихъ гробы и хоронитъ ихъ на свой счетъ. Это сынъ того Иванова (д. с. с), который былъ въ родств съ покойнымъ Гавріилонъ митрополитомъ, незабвеннымъ покровителемъ вашимъ и который, въ память сего мудраго архипастыря, содержалъ училище для дтей бдныхъ родителей за самую умренную плату. Отецъ уже умеръ, по немъ остался этотъ достойнйшій преемникъ его добродтелей. Недли за полторы до сего дня, въ который пишу къ вамъ, сказывали мн, что г. Ивановъ усплъ похоронить на свой счетъ до трехъ сотъ человкъ я въ дом своемъ, въ которомъ прежде было училище, далъ убжище оставшимся посл наводненія безъ пріюта. На дорог къ перевозу увидлъ я еще одинъ предметъ, отличный предъ прочими: дв соединенныя барки, наводненныя свомъ, стояли поперегъ дороги между 1-мъ кадетскимъ корпусомъ и берегомъ Невы, такъ что можно было мимо проходить только пшкомъ.
Я слъ на катеръ не столько для безопасности, ибо на Нев было довольно тихо, сколько желая послушать разсказовъ о послдствіяхъ наводненія. Тутъ-то услышалъ я, что Новую деревню г. Собакина почти всю снесло и много крестьянъ потонуло, что во Петергофской дорог буря причинила ужасное опустошеніе, на Чугунномъ завод потонуло множество рабочаго народа, Тентерева деревня и Емельяновка истреблены, что въ Гавань изъ Кронштадта пригнало нсколько кораблей, а домовъ въ Гавани осталось не боле семидесяти. Это катерная газета, но къ несчастію, посл почти все это подтвердилось!
Перезжая черезъ Неву, я увидлъ плашкотъ отъ разорваннаго Исакіевскаго моста, втиснутый въ канаву подл домиковъ, изъ коихъ Царская фамилія изволитъ смотрть спускъ кораблей въ Адмиралтейств.
Переправившись за Неву, я пришелъ къ г. министру въ одиннадцатомъ часу. Онъ живетъ въ дом, нкогда принадлежавшемъ князю Безбородк, въ коемъ посл жили министры: князь А. Б. Куракинъ, потомъ О. П. Козодавлевъ. Домъ этотъ мн весьма давно извстенъ, ибо супротивъ его жилъ преосвященный архіерей Евгеній. Когда мы съ вами были еще въ Невской семинаріи. Вамъ памятно, думаю, что я почти жилъ у него.
Достопочтенный старецъ немедленно веллъ впустить меня, онъ, по обыкновенію, занимался бумагами въ кабинет. И прежде случалось мн бывать нердко у сего знаменитаго любовію къ отечеству мужа и бесдовать съ нимъ свободно. Но на сей разъ, вошедши къ нему, не могъ я произнести ни одного слова, безмолвно подалъ ему записку и, между тмъ какъ онъ читалъ ее, я не въ силахъ будучи держаться на ногахъ, не помню обо что оперся и рыдалъ какъ ребенокъ.— ‘Что длать? Сказалъ министръ, — общая участь!’ и просилъ, чтобы я пришелъ къ нему подробне объясниться завтрашній день. Я сказалъ, что мое положеніе не терпитъ отсрочки и что единственное къ спасенію меня и семейства моего средство — помстить насъ на время въ которой либо изъ академій. Сострадательный начальникъ, не взирая на свой недосугъ — онъ готовился къ докладу государю императору, какъ я посл узналъ, — написалъ записку, которая незабвеннымъ памятникомъ навсегда пребудетъ въ моемъ семейств. Вотъ она отъ слова до слова:
‘Нтъ ли какой возможности, въ которой нибудь изъ академій дать, на время, пристанище Ивану Ивановичу Мартынову, который о семъ проситъ, сказывая, что наводненіемъ доведенъ до того, что не иметъ никакого жилища. Прошу сдлать ему помощь , какую токмо возможно.

Александрь Шишковъ.

9-го ноября 1824 года’.
Отдавая мн записку, онъ сказалъ, что нависалъ общую записку, которую могъ бы я представить начальникамъ всхъ академій и прочелъ ее. Съ какою благодарностію принялъ я изъ благодтельныхъ рукъ его этотъ залогъ утшенія! Отпуская меня, г., министрь присовокупилъ, что онъ лично будетъ просить президентовъ по моему длу.
Отъ г. министра прежде вошелъ я съ сею запискою къ г. президенту академій наукъ С. С. Уварову, у котораго нсколько лтъ былъ я подъ начальствомъ, по званію конференцъ-секретаря бывшаго педагогическаго института, а потомъ былъ его товарищемъ, какъ членъ главнаго правленія училищъ и какъ членъ хозяйственнаго комитета. Я надялся, что давнее и короткое знакомство не мало пособитъ мн въ этомъ случа. И дйствительно, прочитавъ записку и выслушавъ мое объясненіе, онъ тотчасъ принялся писать записку, чтобъ отвести мн квартиру Ап. Ф., но примолвилъ, что эту квартиру можетъ онъ дать мн не доле, какъ на дв недли и что въ квартир этой не боле двухъ комнатъ. Два сіи обстоятельства не соотвтствовали положенію моего семейства, почему я просилъ, нельзя ли отвести другую. Президентъ отозвался, что объ этомъ справится, ибо не можетъ самъ ничего общать, принужденъ будучи жившихъ до наводненія въ нижнемъ этаж людей размщать въ верхнихъ этажахъ я веллъ мн навдаться у него завтра. Вотъ первая задача почти ршена.
Отъ президента академіи наукъ пошелъ я къ президенту академіи художествъ. Алек. Ник. Оленинъ также давно знаетъ меня по служб моей въ канцеляріи государственнаго совта, въ самомъ начал учрежденія министерствъ и по бытности моей директоромъ департамента просвщенія, да и нын не рдко видимся мы въ собраніяхъ Россійской академіи, на экзаменахъ въ университет и другихъ мстахъ. Все это весьма не худо въ горькомъ положеніи, а воля министра всего лучше. Прихожу къ его пр—ву, показываю ему записку министра, разсказываю обстоятельства моей участи. А. Н. тронутъ былъ ими и общалъ въ тотъ же день, такъ какъ онъ собирался хать въ академію, узнать, нельзя ли помочь мн. Между тмъ, сказалъ, что въ академіи жилыхъ покоевъ мало, судя по множеству людей, тамъ помщающихся, а въ залахъ, какъ мн самому извстно, не топится. Впрочемъ, совтовалъ просить квартиры въ Россійской академіи, гд какъ онъ полагалъ, должны быть пустыя комнаты. Это походило на учтивые отказъ, но надежда моя висла еще на слов, узнать.
Отъ президента академіи художествъ побрелъ я усталыми ногами къ секретарю Россійской академіи д. с. с., Петру Ив. Соколову. Тутъ не могъ я ничего надяться, ибо г. министръ, какъ президентъ сей академіи, непремнно сказалъ бы мн, если бы въ ней были незанятые покои. Однакожъ, думая, что секретарю ближе извстна возможность помщенія меня, не оставилъ я и тутъ сдлать попытку. П. Д. объяснилъ мн совершенную въ томъ невозможность. И такъ, заслушано мое дло во всхъ трехъ мстахъ, въ записк г. министра подразумваемыхъ. Завтрашній день надобно только выслушать отъ двухъ мстъ справки, мало Добра общающія, и приняться за другія мры, въ случа отказа.
Я пришелъ домой въ четвертомъ часу по полудни, разсказалъ, гд а былъ, показалъ записку г. министра и веллъ дтямъ хранить ее въ семейныхъ бумагахъ, какъ драгоцнный памятникъ ко мн благоволенія сего великодушнйшаго старца.
Вотъ вамъ въ первоначальномъ смысл похожденіе мое 9-го ноября! Но кстати прочтите нсколько строкъ, касающихся до общаго дла.
У президента академіи наукъ узналъ я, что лошади его во время наводненія стояли въ бель-этаж и такимъ образомъ спасены. Это длали и многіе, какъ я посл слышалъ, но удивительно, какъ мои спаслись въ конюшн.
У Пет. Ив., который живетъ въ дом академіи наукъ, услышалъ, что изъ людей, служащихъ при академіи наукъ, утонуло пять человкъ и П. И., живучи въ верхнемъ этаж, спасъ пятнадцать человкъ, подавая имъ веревки.
Возвращаясь отъ П. П., увидлъ я у корпуса старыхъ коллегій такую барку съ свомъ, какую видлъ у 1-го кадетскаго корпуса. По дорог попадались мн солдаты, мужики и женщины съ полными ведрами жидкости, похожей на деревянное масло.
— Что это? спросилъ я.
— Натока, отвчали.
— Откуда?
— А вотъ на бирж размыло сахарный песокъ.
Я посмотрлъ на доказанное мсто и увидлъ множество простаго народа съ ведрами и другою посудою, собирающихъ патоку у забора, за коимъ навалены горы сахарнаго песку.
Нтъ худа безъ добра. Одни плачутъ, другіе веселятся, одни раззоряются, другіе пользуются ихъ раззореніемъ. Этого мало: едва успла сойти вода, какъ начались грабежи. Я самъ на своемъ мст засталъ въ первое же утро посл наводненія добраго человка съ хворостяной, каковою Крылова мужикъ гонитъ гусей, собирающаго, что ему угодно.
— Что ты длаешь? спросилъ я его.
— Ищу вчерашняго дня, отвчалъ онъ и врно попотчивалъ бы меня своимъ оружіемъ, если бы тогда было потемне.
Инвалиды сказывали мн, что они до моего прихода прогнали уже человкъ до десяти. Но въ разсужденіи таковыхъ претендентовъ правительство взяло свои мры.
Въ вечеру понабралось у меня довольно пріятелей и каждый принесъ кучу новостей. Разсказывали какъ отецъ народа, на предложеніе ему хать изъ дворца во время наводненія и спасаться, съ твердостію отвчалъ: ‘Какъ! народъ погибаетъ, а я оставлю его. Я вмст съ нимъ умру!’ Какъ онъ заботился о спасеніи каждаго, кого только увидть могъ изъ дворца погибающимъ, какъ бывшій тогда на дежурств генералъ-адьютантъ А. X. Бенкендорфъ съ самоотверженіемъ исполнялъ благотворную волю его, бродя въ вод по плечи, какъ на томъ же страшномъ поприщ отличился полковникъ Германъ и мичманъ Бляевъ! Вдовствуюшая императрица, чадолюбивйшая матерь, говорили, многократно во время наводненія изволила выходить на балконъ и, то ломая, то поднимая къ небу руки, рыдала неутшно! Еще и нын почти ни о чемъ боле не говорятъ, какъ объ ужасахъ наводненія 7-го ноября и безчисленныхъ во время онаго приключеніяхъ. О! долго, долго еще не перестанутъ говорить о нихъ! Къ пущему несчастію, и посл сего наводненія нсколько разъ жители столицы угрожаемы были высокою водою. Теперь только нсколько поуспокоились. Николай чудотворецъ принесъ къ намъ морозы и сковалъ Неву!
При семъ посылаю вамъ копію съ офиціальнаго донесенія о дйствіяхъ незабвеннаго наводненія въ Кронштадт. Можетъ быть вы еще его не читали.
Симъ хотлъ я кончить письмо сіе, какъ вдругъ слышу, — палятъ изъ пушекъ, въ обличеніе меня во лжи, будто мы теперь поуспокоились. И скованная Нева грозитъ наводненіемъ и поднимается на новые ужасы! Что будетъ съ нами? Помолитесь о насъ, сибирякъ счастливый!
Декабря 9-го дня,
1824 года.

Копія.

Буря свирпствовавшая 7-го числа сего мсяца, оставила здсь слды ужаснаго разрушенія. Она, по наводненію, ею причиненному, наиглавнйше стала быть чувствуемою часовъ съ 10 утра, потомъ усиливаясь постепенно, почти до 2 часовъ за полдень, и поднявъ заливъ сверхъ крпостныхъ укрпленій, покрыла. исключая нкоторыхъ возвышенныхъ мстъ, составляющихъ малйшее пространство, весь Кронштадтъ водою. Загородныя строенія почти вс смыты, цлые домы унесены по направленію втра, къ выборгскому берегу, много людей погибло, стоявшіе въ военной и средней гаваняхъ, военные корабли оторвало съ укрпленій и бросило на мель, а мелкія военныя палубныя суда унесло изъ гаваней къ С.-Петербургу. Отшедшіе въ море купеческіе корабли: англійскій-Интрепидъ и шведскій-Оскаръ принесло обратно къ порту и у крпостныхъ стнъ разбило. Въ Кронштадтской крпости земляной валъ, съ сверной стороны, на большое пространство смыло и сравняло съ землею. Деревянные бастіоны, окружавшіе Кронштадтъ съ южной и западной сторонъ, вс разрушены и большею частію сорваны до основанія, вмст съ покрывавшими ихъ тяжелыми орудіями. Крпости Ризбазская и Цитадельская, а также находившіся на сверномъ форватер претерпли общее и сильнйшее поврежденіе, бывшія же при Ризбанк и Цитадели на южномъ форватер батареи и одна на сверномъ, сорваны до основанія и унесены въ море. Сила втра и волненіе такъ были ужасны, что опрокидывало на крпостныхъ стнахъ и бросало въ воду съ лафетами орудія, имющія по 170 пудъ всу. Возвышенность воды при семъ случа была здсь 11 1/2 футъ сверхъ ординарной {11 1/2 футъ состав. 1 саж. 1 ар. 15 4/7 вер.}.
О чемъ д-ту вншней торговли Кронштадтская таможня долгомъ поставляетъ донести.

Подписалъ: Управляющій Волковъ.

ПИСЬМО IV.

Мы живы посл 9-го декабря. Вода была ночью на 10 число только въ низкихъ мстахъ, гд сняты были съ карауловъ будочники для предосторожности. Пуганая ворона куста боится. Впрочемъ, не доставало только втра, бывшаго 7-го ноября, чтобы быть таковому, и можетъ быть, сильнйшему наводненію. Но вы, безъ сомннія, желаете знать, чмъ кончились мои хлопоты о квартир.
10-го числа ноября ходилъ я къ обоимъ гг. президентамъ академій Наукъ и Художествъ. И тотъ и другой съ сожалніемъ объявили мн, что не нашлось въ сихъ заведеніяхъ квартиръ, въ коихъ могъ бы я помститься съ своимъ семействомъ. Съ печальнымъ донесеніемъ о семъ пошелъ я опять къ г. министру. Благодтельный старецъ попался мн уже на дорог, не далеко отъ дома, имъ занимаемаго. Я доложилъ ему о неимніи для меня квартиры, ни въ одной академіи и просилъ, не можно ли помстить меня въ зданіяхъ, принадлежащихъ университету.— ‘Очень хорошо! съ торопливостію сказалъ онъ. Чтожь? Записку написать, или что?’ Не желая безпокоить его, чтобъ онъ воротился домой, я сказалъ: не прикажете ли, именемъ вашего высокопревосходительства просить о томъ исправляющаго должность попечителя? — ‘Очень хорошо’ отвчалъ онъ я я, поблагодаря его, пошелъ къ Дмитрію Павловичу Руничу услышать послдній голосъ надежды. Явясь въ прихожую съ видомъ раззореннаго и будучи незнакомъ людямъ его, сперва я встрченъ былъ словами: сегодня баринъ никого не принимаетъ. Я принужденъ былъ сказать свой чинъ и фамилію и сказать, что я присланъ отъ министра. Послднее слово привязало крылья встртившему меня и онъ полетлъ съ докладомъ. Любезный Дмитрій Павловичь немедленно выбжалъ ко мн на встрчу и разговоръ нашъ начался объ общемъ несчастіи, отъ общаго перешелъ къ моему. Я разсказалъ ему сколько могъ въ короткое время. Онъ былъ весьма тронутъ моимь положеніемъ и утшалъ меня надеждою, что правительство вознаградитъ убытки, что по вол государя императора учрежденъ комитетъ для вспоможенія раззореннымъ и пр. Когда я объявилъ волю министра, не можно ли помстить меня въ университетскомъ дом въ 6-й линіи, Д. И. отозвался, что тамъ только и было удобныхъ къ тому комнатъ, гд собирается университетское правленіе, но онъ приказалъ, бывшему за нсколько минутъ до меня, исправляющему должность ректора перевести туда чиновниковъ, жившихъ въ нижнемъ этаж, а надется, что можно будетъ помстить меня въ корпусъ коллегій, въ связи, занимаемой университетскими профессорами. Онъ сказалъ, что теперь же детъ туда и сегодня же, или завтра пришлетъ мн отвтъ непремнно. Поблагодаря его за искреннее участіе въ моихъ обстоятельствахъ, я пошелъ въ департаментскую типографію провдать о моемъ изданіи Иліады. Тогда-то узналъ я, что вс экземпляры 1-й и 2-й части Иліады, лежавшіе въ кипахъ, насквозь промочены водою и что весьма сомнительно, чтобы можно было высушить ихъ, безъ важнаго поврежденія и убытка. Третьей части Иліады, еще не изданной, третья доля листовъ всего завода только мокла. Это было для меня новымъ ударомъ. Я вообразилъ себ всю тяжесть долговременнаго труда моего и скоропостижность его истребленія. Меня приводило въ отчаяніе не только то, что лишаюсь съ сей утратою важнйшаго источника пропитанія, но и возможности продолжать свое изданіе. Не мало безпокоило меня и то, что въ типографіи, по необходимости, пріостановилось печатаніе, что поставило меня въ невозможность исполнить данное мною публик слово, выдать III-ю часть Иліады къ концу ныншняго года.
Съ симъ дополненіемъ моего раззоренія, пошелъ я домой и лишь только усплъ взойти на дворъ, какъ увидлъ чиновника, присланнаго отъ Д. П. съ извстіемъ, что квартира для меня готова и что я могу теперь же перебираться. Какая благодтельная поспшность! Ботъ что называется: сказано — сдлано! Вотъ подвигъ истиннаго христіанина! Чиновникъ, принесшій сіе извстіе’ сказалъ мн, что пустыхъ комнатъ въ корпус, занимаемомъ университетскими профессорами, нтъ, но на предложеніе Д. П., охотно согласился уступить свою квартиру знаменитый своимъ краснорчивымъ преподаваніемъ физики профессоръ Соловьевъ, котораго принять въ свою квартиру согласился также отличный своими дарованіями и глубокими знаніями профессоръ математики Чижовъ. Мои ученики! вскричалъ я. О благодарные ученики мои! Не на камень пали смена, мною сянныя! Не достойно ли воздали они своему наставнику? И. Теряевъ, присланный чиновникъ — сынъ давно извстнаго профессора А. Теряева, присовокупилъ къ радостной сей всти, что г. Соловьевъ оставляетъ въ пользу мою и мебели, если мн угодно. Все это произвело въ сердц моемъ особеннаго рода чувствованіе — пріятнйшее умиленіе. Надобно вамъ знать, что сіи профессора изъ студентовъ перваго курса бывшаго въ С.-Петербург педагогическаго института и на ряду со всми сотоварищами своими слушали у меня эстетику, для преподаванія которой пригласилъ меня, довольно уже занятаго должностію директора департамента, незабвенный благодтель мой тогдашній попечитель С.-Петербургскаго учебнаго округа Н. И. Новосильцовъ, извстнйшій патріотъ и любитель всего изящнаго и полезнаго. Но окончаніи курса, они, въ числ двнадцати студентовъ, посланы были въ чужіе краи, въ чемъ я не мало участвовалъ, будучи также конференцъ-секретаремъ въ семъ институт и долго занимая мсто директора сего заведенія. По возвращеніи изъ чужихъ краевъ, они произведены въ адьюнкты и оставлены при томъ же институт, нын они, и уже давно, ординарные профессоры, длающіе отличную честь сему заведенію.
При отход присланнаго чиновника, и поручилъ ему принести чувствительную благодарность мою Д—ю П—чу, до личнаго моего засвидтельствованія оной. Домашніе мои тотчасъ начали перебираться на новую квартиру и, перенеся нужнйшія вещи, расположились въ ней и ночевать. Въ вечеру и я пришедъ къ нимъ, но не съ тмъ еще чтобъ совсмъ остаться въ ней и чтожъ нашелъ? Кабинетъ, гостиная и спальня устроены въ томъ самомъ зал, въ коемъ читалъ я свои наставленія. Въ свод зала сдланъ потолокъ, который въ верхнемъ этаж составляетъ полъ для другихъ комнатъ, въ коихъ помщается профессоръ восточныхъ языковъ. Вотъ здсь, сказалъ я домашнимъ, было сдлано небольшое возвышеніе, на коемъ у стнъ, на правой и лвой сторонахъ, стояли обитыя зеленымъ сукномъ скамейки для стороннихъ постителей и сверхъ того нсколько стульевъ, у этой стны стояла профессорская каедра, у противоположной — скамейки, на которыхъ студенты слушали преподаваемыя имъ наставленія, вотъ дверь, изъ которой они входили въ этотъ залъ, вотъ другая. большая дверь, изъ коей собирались въ залъ сторонніе слушатели, вверху, гд нын потолокъ, кругомъ были хоры, которые — пріятное воспоминаніе! всегда почти были наполнены сторонники слушателями. Къ большему удовольствію моему, при указаніи мною мстъ, меньшій сынъ мой сказалъ: ‘Папепька! я недавно читалъ въ одномъ нмецкомъ журнал, что стеченіе слушателей на ваши лекціи такъ было велико, что начальство должно было устроить новый залъ и конечно это тотъ самый залъ и есть.’ О таковомъ отзыв иностранныхъ журналистовъ, прежде никогда я не слыхалъ. Въ семъ-то зал, продолжалъ я, отличный студентъ Александровскій, читаннымъ при выпуск студентовъ 1-го курса похвальнымъ словомъ своимъ Пожарскому, извлекъ слезы изъ очей чувствительнйшаго монарха! Какъ все это кстати для моего очарованія!
Ужели, любезный другъ, вся жизнь моя должна быть не иное что, какъ романъ и, правду сказать, боле печальнаго, нежели веселаго содержанія? Этотъ романъ примтне становится съ отправленія меня изъ Полтавской семинаріи въ С.-Петербургскую Александроневскую семинарію. Не мсто здсь приводить приключенія со мною, оправдывающія сіе названіе, но нкоторыя изъ нихъ и вашъ не безъ извстны.
И такъ, я на время успокоенъ въ разсужденіи квартиры, благодаря министру, исправляющему должность попечителя и бывшимъ моимъ ученикомъ. Всмъ имъ обязанъ я. Достопочтенннный старецъ могъ употребить власть свою въ оказаніи мн сего благотворенія, но ему угодно было взять кротчайшую мру, проситъ о томъ подвдомыхъ ему начальниковъ. Онъ многолтними опытами искушенъ въ мудрости управлять сердцами людей.
Увлекаясь, однакожъ, описаніемъ собственныхъ моихъ приключеній, могу ли я лишить васъ извстія о событіяхъ общихъ!
Чадолюбивйшій отецъ нашъ, утшитель нашъ великій, принявъ мры къ облегченію участи пострадавшихъ отъ наводненія, лично осматривалъ мста раззоренныя. У насъ на острову его величество изволилъ ходить по развалинамъ домовъ и другихъ строеній 10-го ноября. Ангелъ — утшитель, безъ сомннія, и скоре постилъ бы насъ, если бы переправа черезъ Неву была не столь опасна. Для чего бы сему умирителю Европы, укротителю сильнйшаго врага, возмущавшаго толико лтъ человчество, не имть чудодйствія: попрать и сихъ лютйшихъ истребителей всего тлннаго, укротить бурныя воды и обуздать втры сокрушительные? Нтъ! Богъ славы своея иному не дастъ. Не во власти намстниковъ Его повелвать стихіями.
Теперь въ Столиц ломаютъ вс головы свои вопросомъ: отъ чего бы происходило столь ужасное наводненіе и столь бурные втры, не у насъ однихъ, не въ одной Европ, но и въ другихъ частяхъ земнаго шара? Одни приписываютъ это необыкновенному давленію луны, другіе — землетрясенію: дамы, какъ свидтельствуетъ одинъ изъ нашихъ почтенныхъ литераторовъ, украшавшій истину, или правдоподобіе, поэзіею, — соединенію Марса съ Венерою: простолюдины тому, что китъ-рыба, которая держитъ на себ шаръ земной, перевернулась на другой бокъ. Вс занимаются изслдованіемъ причины, и никто не знаетъ настоящей. Многіе повторяютъ изреченіе евангелиста Матея (гл. 24 ст. 29), весьма разительно изображающее наше положеніе: И не увдша дондеже пріиде вода и взятъ вся.
Еще одинъ вопросъ здсь теперь повторяется: вода ли, или огонь опасне? Въ разршеніе онаго, нкоторые приводятъ малороссійскую пословицу: Вода возме, отдастъ другому, огонь все съистъ.
На случай тотъ, что, можетъ быть, ускользнуло отъ вашего замчанія помщенное въ разныхъ журналахъ сравненіе ныншняго наводненія съ бывшими въ Петербург прежде, скажу вамъ только, что по длаемымъ въ Петропавловской крпости замчаніямъ, нын была вода, противъ бывшей въ 1777 году, выше на аршинъ и 7 вершковъ, не взирая на то, что теперь во многихъ мстахъ земля поднята на сажень и что теперь Нева наша и каналы ограждены каменными берегами. а въ 1777 году, ничего этого не было. Старожилы говорятъ еще, что тогда не было и столько утопшихъ, хотя тогда наводненіе случилось не днемъ, а ночью.
Прізжайте къ намъ на своихъ собакахъ шестерней {Слова изъ одного стихотворенія Словцова.}, посмотрть какъ высока была вода 7-го ноября къ каждомъ дон. Это замчено съ наружной стороны на стн каждаго дома красною краскою, горизонтальною полосою въ пол-аршина т боле.
Декабря 11-го дня, 1824 г.

ПИСЬМО V.

Переночевавши съ сыновьями въ послдній разъ въ своемъ ковчег, ноября 11-го числа, часу въ 10-мъ, пошелъ я къ Смоленскому кладбищу. Въ послднихъ ведущихъ къ оному линіяхъ хламъ былъ уже довольно поубранъ, но оставались еще печальнйшіе знаки наводненія. Почти у каждаго изъ уцлвшихъ домовъ кучами лежали деревянные разноцвтные кресты, сорванные и снесенные сюда съ мирныхъ могилъ. Они были памятниками скудости и нищеты, сокрытыхъ подъ землею, но буря отняла у нихъ и послднее имущество.
Гд я? Не на гробахъ ли Пальмиры, Персеполя, или другаго разрушеннаго города древности? Не трофеи ли вижу ожесточеннаго варварства? Такъ я вопрошалъ самъ себя, пришедши на Смоленское кладбище. Какъ изобразить страшное позорище, разваленными, разбитыми, обрушенными, гипсовыми, гранитными, мраморными памятниками представляемое! Какъ выразить чувствованія, ими производимыя! Отторженныя головы, цлыя или раздробленныя туловища статуй, низринутыя урны, размытые піедесталы, перебитыя плиты — покрывали всю правую сторону кладбища. Чмъ памятникъ былъ возвышенне, тмъ боле потерплъ отъ бури и наводненія, здсь он дйствовали, кажется въ обратномъ содержаніи съ домами. Низшіе одноэтажные, бдные домики и жители ихъ наиболе потерпли! Рдко, рдко гд стоитъ памятникъ невредимо! Уже ли такой памятникъ знаменуетъ, что лежащій подъ нимъ паче прочихъ отличился богоугодною жизнію? Судьбы Всевышняго непоcтижимы!
Съ растерзаннымъ сердцемъ, промежду сихъ каменныхъ кучъ различной величины и вида, пробираюсь къ церкви: множество стеколъ въ окнахъ перебито, въ паперти вся наружная стна, открыто боровшаяся съ бурею, обрушилась!
Перехожу на лвую сторону кладбища: ни на одной почти могил креста не осталось! Уединенныя ели прилегли вершинами къ сырой земл и корни ихъ исторглись изъ ндра земнаго, какъ бы желая занять мсто вершинъ втвенныхъ! Послднія убжища странниковъ и страдальцевъ сего міра промыты до нижней доски ихъ, и желтющія, ржаныя кости, нсколько десятилтій покоившіяся незримо, открываются взору наземнаго ихъ сострадальца.
Отсюда хотлъ было я итти въ Гавань, но слабыя ноги мои, какъ бы прикованныя въ могил Ксеніи, остановились. Кто эта Ксенія? спрашиваете вы. Жена, многимъ здшнимъ старожиламъ извстная своею добродтельною жизнію, долголтнимъ странствованіемъ по разнымъ городамъ Россіи, жена, которая, какъ сказываютъ, имла какую-то необыкновенную силу повелвать мнніемъ простодушнаго народа, которой присутствіе или посщеніе, принятіе дара отъ кого нибудь доставляло яко бы счастіе удостоившемуся таковаго ея благоволенія. Извстный вамъ академикъ Н. Я. Озерецковскій разсказываетъ о ней довольно любопытнаго. Жена сія уже боле сорока лтъ какъ преставилась, но въ прошломъ, 1823 году, какой-то случай воскресилъ ее въ памяти народной и добрые люди стали во множеств стекаться вокругъ ея могилы и поминать ее. Нердко и нын продолжаютъ служить ей панихиды, но въ этотъ день у могилы ея никого не было. По сему я свободне могъ осматривать каменную лоску на дерновомъ ея убжищ и надпись на сей доск. Въ простой сей надписи сказано, что она была въ замужеств за придворнымъ пвчимъ 6-го класса по имени Андреемъ едоровичемъ, вскор лишилась его (года не упомню), потомъ провела въ странствованіи, помнится, сорокъ три года и умерла на семьдесятъ какомъ-то году. отъ рожденія. Если бы я могъ предвидть, что, по какому-то побужденію, долженъ буду писать вамъ о сей угодниц Божіей, если могу такъ назвать ее, судя по преданію о ея добродтеляхъ, то надгробіе списалъ бы для васъ отъ слова до слова. Теперь же могила занесена снгомъ и потому исполнить сего не могу. Помню только, дышущій христіанскимъ простосердечіемъ, конецъ сей надписи: Кто меня знаетъ, тотъ помянетъ душу мою. Ксенія! и незнающій тебя поклоняется твоимъ остаткамъ. У твоей-то могилы, которую и прежде многократно и посщалъ. Въ ныншній день простоялъ я около часа, какъ вкопанный. Мрачныя мысли объяли душу мою. Я завидовалъ покою твоему! Я завидовалъ праху, не причастному бдствіямъ, насъ постигшимъ. Миръ праху твоему, Ксенія! сказалъ я и пошелъ домой.
Между тмъ, началъ я думать о средствахъ вознагражденія моихъ убыгковъ и произведеніи самыхъ нужнйшихъ починокъ, ибо кром харчевыхъ, т, е. жалованья, которое все выходитъ на содержаніе моего семейства, у меня не только не было другихъ денегъ, но я оставался еще должнымъ по перестройк моего дома тысячи полторы, да за бумагу для печатанія классиковъ — до пяти сотъ и въ типографію департаментскую — боле двухъ тысячъ. Хотя я и подалъ записку о своихъ убыткахъ господину министру и послалъ таковую же въ съзжій домъ, но не смлъ безпокоить перваго, получа недавно отъ него убжище временное, и надясь получить и постоянное, а отъ полиціи не могъ ожидать скораго и значущаго вспоможенія. Раззоренныхъ такъ много, а знающихъ мое прежнее состояніе, мою службу изъ лицъ дйствующихъ на В. О., по вспоможенію разореннымъ такъ мало, или вовсе никого. Но сей причин я ршился прибгнуть къ покровительству высокаго начальника моего, государя цесаревича, коему боле двадцати лтъ имю счастіе быть извстнымъ, какъ предсдательствующему въ совт о военныхъ училищахъ. Надобно вамъ знать, что, по пребыванію его императорскаго высочества въ Варшав, я каждую недлю отправляю дла къ его высочеству чрезъ военно-походную его канцелярію, съ эстафетою, по средамъ.
Среда (ноября 12) наступила. Приготовивъ прочія бумаги къ отсылк, я написалъ къ его императорскому высочеству докладную записку, въ коей кратко изложилъ весь ужасъ моею состоянія. О! еслибы его высочество на сей разъ изволилъ быть въ Санкт-Петербург, я немедленно получилъ бы вспоможеніе, но благодушіе и состраданіе его высочества къ несчастиямъ, безъ сомннія, обратитъ на меня вниманіе и по записк моей. Не ползаніе у ногъ убждаетъ великія души, но истина.
Paroe liber, сказалъ я, sine me ibis inurbem и, запечатавши записку, съ прочими бумагами, въ пакетъ, отослалъ въ военно-походную канцелярію. Лети, хартія, омоченная моими и семейства моего слезами! Лети и повдай о горестнйшемъ положеніи того, который до нын, при всхъ непріятностяхъ, подъ сильною защитою высокаго покровителя своего, спокойно въ уединеніи наслаждался бесдою музъ, изучалъ таинства природы и благословлялъ десницу, доставившую мн пріютъ — нын разоренный.
Такою поэзіею, можетъ быть и вялою, сопровождалъ я посредницу моихъ чувствованій. Я увренъ былъ, что его высочество не оставитъ меня безъ призрнія, но, какъ по причин дальняго разстоянія, а можетъ быть и отбытія въ чужіе края государя цесаревича, ходъ дла моего долженствовалъ быть медлителенъ, то я принялъ и другую мру. Знаменитйшій преданностію къ государю императору и къ пользамъ отечества вельможа, графъ Алексй Андреевичъ Аракчеевъ — первый по великомъ княз цесаревич членъ въ совт о военныхъ училищахъ и также членъ въ главномъ комитет, учрежденномъ для вспоможенія разореннымъ. Почему я разсудилъ прибгнуть съ просьбою къ его сіятельству и тмъ съ большею смлостію, что всегда пользовался его ко мн благорасположеніемъ. Опасаясь по слабости здоровья, весьма трудной переправы чрезъ Неву, я послалъ просьбу, надписавъ на пакет: въ собственныя руки его сіятельства, — спустя нсколько дней по отправленіи записки къ его высочеству.
Поручивъ себя посл сего вол Божіей и великодушію начальниковъ своихъ. на новой квартир я опять принялся продолжать переводъ Геродота, а ходя въ разоренный домикъ, началъ длать небольшія починки, нетерпящія отсрочки, и пересматривать библіотеку, нельзя ли что нибудь изъ нея сберечь.
Переводъ исторіи Геродотовой есть у насъ, но онъ сдланъ съ нмецкаго языка, котораго впрочемъ я не вдалъ, а мой будетъ съ греческаго подлинника, съ примчаніями и притомъ, для имющихъ нужду въ греческомъ текст, будетъ напечатанъ и съ нимъ, по примру прочихъ книгъ и его изданія греческихъ классиковъ. По этому думаю, что вы почтете оный неизлишнимъ и небезполезнымъ. Переводъ сей предпринятъ мною по совту любителей древней исторіи, а особливо русской, для которой въ Геродотовой исторіи новйшими учеными найдены достоврнйшія свднія. Вотъ что пишетъ ко мн о семъ историк знаменитый нашъ антикварій, историкъ и литераторъ, достопочтеннйшій іерархъ Евгеній, митрополитъ Кіевскій: ‘Да будетъ воля ваша въ порядк изданія греческихъ классиковъ. Я предлагалъ вамъ Иродота потому, что въ семъ отц исторіи самыя древнйшія свднія и о нашихъ русскихъ краяхъ. Въ проздъ мой къ Кіеву, бывши у канцлера въ Гомел, я видлъ у него въ листахъ французскую не допечатанную еще въ Париж книгу (не припомню автора), заключающую въ себ прелюбопытныя толкованія на Иродотово повствованіе о сверныхъ краяхъ. Авторъ весьма хорошо доказываетъ, что Иродотъ самымъ врнйшимъ образомъ описалъ сіи края, поправляетъ Ив. Потоцкаго и другихъ нашихъ писцовъ, заимствовавшихъ изъ Иродота сверныя повствованія, но не понявшихъ его текста. Съ такими-то примчаніями надобно быть и на русскомъ язык Иродоту. Нартова нмецкій Иродотъ никуда не годится.’ Авторъ, коего архипастырь не припомнилъ, пишучи ко мн, есть ныншній французскій эллинистъ Гель (Gail). Я читалъ эту книгу по препорученію графа Николая Петровича Румянцова, чтобъ сказать мнніе свое, заслуживаетъ ли она быть переведенною на русскій языкъ. Донын вышло ея дв части порядочной толщины in-octavo. По отзыв моемъ, что весьма полезно было бы сіе твореніе на русскомъ язык, его сіятельство предлагалъ мн перенести его, такъ какъ въ ономъ весьма много греческаго текста, но, къ сожалнію, я не могъ взять на себя трудъ сей, неся уже на себ довольно тяжелое бремя. Впрочемъ, не премину воспользоваться симъ, какъ и другими иностранными толковниками, когда буду писать примчанія на Геродота. Историка сего перевожу я съ изданія Швейгаейзера, почитаемаго наилучшимъ. Я получилъ его отъ Михаила Михайловича Сперанскаго.
Какъ часть, содержащая въ себ примчанія на ту часть Геродота, которую я переводилъ до наводненія, лежала съ прочими книгами въ библіотек и слдовательно, подвержена была общей ихъ участи, то первымъ моимъ стараніемъ было отыскать ее, равно и другія книги его, чтобъ увдомить хозяина о состояніи оныхъ. Нашлось, что другія изъ его книгъ, хотя были въ вод, но легко можно было посберечь ихъ просушкою. Что же касается до упомянутой части примчаній, она совершенно испорчена. Я поспшилъ отписать о томъ М. М-чу, вмст съ изложеніемъ моего разореннаго состоянія, о коемъ, по чрезвычайнымъ моимъ работамъ по наводненіи, не могъ еще дать ему знать, наипаче же въ сей медленности участвовало то, что я хотлъ лично пересказать ему обо всемъ.
Вы увидите, какихъ слдствій была причиною моя записка къ нему. На другой день по отправленіи ея, какъ ни слабъ я былъ здоровьемъ, пошелъ къ нему и засталъ его, за чмъ? думали бы вы.— Онъ писалъ подробную записку о горестной моей участи графу Алексго Андреевичу. Я сказалъ ему, что я послалъ къ его сіятельству просительное письмо, объ исходатайствованіи всемилостивйшаго воззрнія на мое бдственное состояніе. М. М. сказалъ мн, что о томъ же пишетъ, но какъ мн нужно, между тмъ, скоре вспоможеніе, то онъ проситъ графа исходатайствовать оное отъ главнаго комитета, учрежденнаго для вспоможенія разореннымъ и для того, спрося меня, подробно ли я въ своей просьб наложилъ убытки свои и на отвтъ мой, что не совсмъ подробно, совтовалъ мн подать его сіятельству подробную опись всему, съ показаніемъ цни потери. М. М., притомъ, сказалъ, что онъ сегодня же будетъ говорить и предсдателю комитета кн. А. Б. Куракину. О книгахъ же его я не безпокоился бы: он ему не нужны. Когда симъ подалъ онъ мн случай вспомнить и о порч и важнйшихъ изъ моихъ книгъ, въ томъ числ и объ Энциклопедіи, то онъ предложилъ мн свою и вообще всячески старался утшить меня. При разставаніи со мною, присовокупилъ онъ, чтобы я навдывался у него о ход моего дла, какъ можно чаще и если когда не застану его но утрамъ, приходилъ бы къ обду, такъ какъ онъ обдаетъ всегда дома, равнымъ образомъ, увдомлялъ бы его n o томъ, что мною будетъ сдлано. Столь искреннйшее, дятельнйшее участіе чрезвычайно растрогало меня.
Таковъ-то, любезный другъ, плодъ общественнаго воспитанія! Кто можетъ лучше знать, заслуживаемъ ли мы какое уваженіе и любовь въ счастіи, а состраданіе, во время несчастія, какъ не т, коихъ душевныя чувствованія и силы цвли юностію, зрли вмст съ нашими? Кто можетъ искренне сожалть о насъ, усердне заботиться о поданіи намъ помощи, какъ не т, къ кому приверженность изъ дома воспитанія вынесли мы въ свтъ и при всхъ возвышеніяхъ, или пониженіяхъ, при всхъ переворотахъ въ жизни хранимъ оную свято, подобно якорю драгоцнному по своей польз, и въ тихое, а въ бурное время.
Пришедши отъ М. М. домой, я тотчасъ занялся поставленіемъ подробной описи истребленному и испорченному имуществу моему, чтобъ представить ее, при записк, графу Алексю Андреевичу.
Этого довольно на сей разъ о собственныхъ моихъ обстоятельствахъ, прочтите нсколько того, что не до меня относится, — видннаго мною, или слышаннаго. Но слышанное мною заслуживаетъ такую же вру, какъ и виднное, не такую, каковую большая часть слышаннаго Геродотомъ.
Между хлопотами своими, выбралъ и время побывать и въ Галерной гавани. Это мсто и при посредственныхъ наводненіяхъ довольно терпитъ, чтожъ сказать о бдствіяхъ, причиненныхъ въ ономъ 7-го ноября? Домики, стоявшіе въ нсколькихъ линіяхъ, по краямъ Смоленскаго поля, остались на мст, только заборы, мостки я службы снесены водою, и одинъ домикъ остановился на самомъ пол. Но чмъ ближе идетъ ко взморью, тмъ боле раскрывается плачевнйшее позорище. Какія горы разного лсу, отовсюду нанесеннаго! и между ними-же видишь группу строеній, отторгнутыхъ отъ своихъ основаній и свшихъ на земл какъ попало: бокомъ, или торчмя, у оставшихся на мст домовъ, то сорвана крыша, то оторвана половина, или уголъ дома, и между ними остановились Кронштадскія и другія разной величины суда, одно изъ большихъ судовь стоитъ у самой церкви, въ коей окны и стны переломаны! А бдные жители! бдные жители!…… Нтъ въ человк столько терпнія, нтъ столько способностей, чтобы каждую черту страданія и ужаса означитъ съ надлежащею точностію, но нтъ столько и терпнія, чтобы читать изображенія, подобнаго злополучія!! Въ этотъ день привезли при мн нсколько возовъ ржанаго хлба, и привезшій раздавалъ каждому, кто только могъ достать, по цлому хлбу. Видъ, раздирающій на части сердце зрителя! хлбъ сей есть даръ отъ военнаго генералъ-губернатора, такъ мн сказали.
Кстати сказать вамъ, о мр другаго рода, принятой состраданіемъ, о коей едва не забылъ было я написать вамъ, хотя теперь я всякой день свидтель оной. Въ главномъ биржевомъ зданія, почти съ перваго дня наводненія, нсколько сотъ (400) раззоренныхъ ежедневно кормятся обдомъ, на счетъ купечества, въ семъ же зал живетъ сихъ несчастныхъ столько, сколько дозволяетъ мсто. Многіе помщены въ казенныхъ домахъ, казармахъ въ домахъ обывательскихъ, многимъ раздаются шубы и другая одежда. Вс мры принимаются для облегченія участи несчастныхъ. Нельзя надивиться любви къ ближнему въ добромъ русскомъ народ. Ежедневно слышишь множество анекдотовъ, достойныхъ памяти человчества. Мать, лишась пріюта, въ Колонн, бжитъ въ вод съ малолтнею, едва начавшею лепетать дочерью, быстро прибываетъ вода по улицамъ, мать не находитъ возможности къ спасенію жизни дочери, а о своей уже не мыслитъ, вдругъ видитъ позади себя солдатъ. Она бросаетъ къ нимъ черезъ голову свое дтище и сама утопаетъ. Одинъ изъ служивыхъ подхватываетъ ребенка и, не видя уже матери, не знаетъ, что длать съ нимъ. Другой служивый беретъ двочку къ себ и принимаетъ вмсто дочери. Изумленное дитя, сказываютъ, недли дв дико вокругъ себя посматривало, не произнося ни слова и безъ всякаго крику. Къ одному обывателю Выборгской стороны принесло водою въ пустомъ сахарномъ ящик груднаго младенца. Въ первое утро посл наводненія услышали подъ окошкомъ дтскій крикъ, идутъ къ мсту, откуда слышится крикъ и находятъ дитя — оно улыбается! Хозяинъ дома принимаетъ на себя воспитаніе дитяти. Купечество и другихъ званій, достаточные люди, ходятъ по улицамъ я раздаютъ деньги, не копйками, но рублями, десятками рублей и пр.
Много могъ бы я вамъ передать событіи для вашего любопытства, но надобно поберечь вашу чувствительность: вс они не забавнаго содержанія. Даже и сигъ, заплывшій въ подвалъ императорской публичной библіотеки не можетъ потшить при общемъ бдствіи. Какому сердцу должно быть въ груди того, кто въ воображеніи своемъ рисуетъ каррикатуру изъ спасающихъ жизнь свою, плывучи въ чан, или ухватясь въ домшик своемъ за гвоздь, или другое что и вися въ вод во все время наводненія, или привязавъ себя въ церкви къ стн веревкою {Это сдлалъ съ собою армянскій священникъ на армянскомъ кладбищ.} , дабы, когда должно будетъ ему утонуть, то, по крайней мр, не унесло бы его трупа безъ всти, такъ какъ это и дйствительно съ другими случилось. Къ одному англичанину принесло водою гробъ. изъ земли даже вырытый, его пріятеля, котораго похоронилъ онъ за два дня до наводненія. Еще недавно была отъ полиціи подписка, кто изъ обывателей, или жильцовъ ихъ нашелъ гробь съ непогребеннымъ еще покойникомъ, унесенный со Смоленскаго кладбища и представить его, тому дано будетъ 500 рублей.
Я хотлъ поберечь вашу чувствительность, но опять раздражаю ее. Прощайте.
Декабря 17 дня.
1824 года.

ПИСЬМО VI.

Недавно прибылъ сюда изъ Лондона иностранецъ А. Лемапъ съ большимъ звринцемъ, состоящимъ изъ самыхъ рдкихъ животныхъ: дикихъ зврей, достойнйшихъ примчанія птицъ и даже пресмыкающихся, собранныхъ изъ пяти частей свта. Звринецъ этотъ составляютъ, зври четвероногіе: 1) молодой левъ изъ Африки и изъ степей Сары, имющій отъ роду полтора года, 2) Американскій тигръ, или пантеръ, 3) леопардъ изъ Цейлона: 4) полосатая гіена изъ Варваріи, 5) блый морской медвдь изъ Шпицбергена, 6) антилопа изъ Сиріи, подъ именемъ гацели, 7) шакала, 8) черный цибетъ изъ Мадагаскара, 9) ямайскій медвдь, или янотъ изъ Сверной Америки. Обезьяны: 10) павіанъ изъ Мыса Доброй Надежды, 11) маготъ изъ Тартаріи, 12) эгретъ изъ морскихъ береговъ Алжира, 13) квайма, или плачущій дьяволъ, эмго весьма рдкая и красивая порода страуса. Она заслуживаетъ особенное внипманіе, какъ по тому, что вмсто перьевъ покрыта нкотораго рода волосами, такъ и потому, что отъ природы не иметъ крыльевъ. Я слышалъ голосъ ея: онъ нсколько походить на хрюканье свиней и раздается надъ зобомъ ея, безъ раскрытія, впрочемъ, рта Хозяинъ сказывалъ, что лапы у нея имютъ такую же силу, какъ лошадиныя ноги. Одинъ изъ прекрасныхъ попугаевъ, слзши съ шестка своего на полъ, подошелъ ко мн и удостоилъ меня своимъ разговоромъ, котораго я не понималъ. Кажется, онъ изволилъ гнать меня прочь, ибо, растопыривъ нсколько крылья, сталъ клювомъ дергать за подолъ шубы моей, вроятно, потому, что я въ птичьей комнат оставался долго и притомъ одинъ. Другія птицы также что-то поговаривали. Но всхъ животныхъ любопытне змя удавъ. Ужаснйшая сія гадина есть единственная, которая была когда либо видна въ Европ. Длиною онъ — двадцать футовъ. Сила ея столь велика, что въ отечеств своемъ, безъ малйшей трудности, умерщвляетъ барсовъ, буйволовъ, даже самихъ тигровъ, съ корнемъ вырываетъ высочайшія деревья и все ломаетъ въ дребезги, что ей встртится упорнаго. Но она такъ ручна, что не только дамы, но и дти безъ опасности подойти и обнять ее могутъ. Такъ объявилъ хозяинъ ея. Не смотря на то, страшный и отвратительный видъ ея такъ испугалъ меня, что я не вдругъ ршился подойти къ ней. Хозяинъ пошелъ впередъ, а и за нимъ. Она лежитъ сверху длиннаго четыреугольнаго, желзнаго, на подобіе стола сдланнаго и покрытаго сосуда, наполненнаго теплою водою, — вся закрытая одяломъ, выключая головы, Когда я подходилъ къ ней, одяло сняли, а по отход мнемъ, опять закрыли ее. Она пестра и цвтомъ много походитъ на щуку, лежитъ брюхомъ къ сосуду плотно и плоско, ширины, въ пространнйшемъ мст ея тла, мене полуфута, не шевелится почти нисколько, изрдка только показываетъ жало. Кормить ее черезъ полгода одинъ разъ, а иногда и доле она бываетъ безъ корму. По накормленіи, она длается толщиною съ человка, съдая въ одно мгновеніе чрезвычайно много. Подл удава лежитъ анаконда также большая змя, одинакого цвта съ первою и также при ужасности своей, столь ручна, что хозяинъ безопасно можетъ обвить ее около головы тла и рукъ своихъ, Въ этомъ надобно поврить хозяину, а видть это стороннему не легко согласиться. Сихъ змй купаютъ въ день два раза. Съ крокодилами длаютъ тоже. Хозяинъ при мн бралъ всхъ ихъ въ руки. Большій изъ нихъ величиною около аршина, а маленькія — съ футъ каждый.
А продолженіе повсти о послдствіяхъ наводненія? А записка приготовленная къ графу Алексю Андреевичу, съ описью раззореннаго имущества моего? Хорошо, если ни дйствительно такъ спрашиваете. Это значитъ, что я не наскучилъ еще вамъ своими разсказами. Но если напротивъ? Въ такомъ недоумніи, лучше бы дождаться вашего отзыва на первыя письма мои и, узнавши, что вамъ не противно будетъ продолженіе и окончаніе моей исторіи, опять приняться на нее. Но семь тысячъ верстъ скоро-ли перелетятъ мои письма и ваши отвты? Между тмъ, время дорого, пора приняться за классиковъ прилежне. И такъ, хотя и нехотя, читайте продолженіе моей повсти.
Написавъ записку для представленія гр. Ал. А-чу описи истребленному и испорченному имуществу моему, отправился я къ его сіят — ву. Адьютантъ сказалъ мн, что графъ занимается длами, почему, не угодно-ли мн записаться. дабы его сіят — во назначилъ день и часъ: для принятія меня, или если великую нужду имю къ нему, объясниться съ статсъ-секретаремъ. Какъ дло мое не терпло отсрочки, то я предпочелъ послднее предложеніе адьютанта, тмъ боле, что г. статсъ-секретарь Ник. Назар. Муравьевъ издавна знакомъ со мною и весьма расположенъ ко мн. Онъ былъ начальникомъ отдленія въ департамент просвщенія, въ бытность мою директоромъ онаго. Какъ хорошо, на черный день, при сильныхъ вельможахъ имть посредниками давнихъ пріятелей.
Ник. Наз—чу разсказалъ я все мое горе и онъ принялъ отъ меня пакетъ съ запискою о моихъ убыткахъ, сказавъ, что онъ завтра же (тогда было воскресенье и H. H. былъ дома, а не у графа) представить его графу.
Вамъ извстно, что А. А. живетъ на Литейной. дучи къ нему и отъ него я видлъ, между прочимъ, два отличнйшіе трофея бури и наводненія, свирпствовавшихъ 7-го ноября: гальютъ остановившійся поперегъ набережной, недалеко отъ Лтняго Сада. Носомъ онъ былъ обращенъ къ саду, а кормою къ Петербургской сторон. Другой трофей бури: столтнія деревья, насаженныя рукою великаго преобразователя Россіи, въ Лтнемъ Саду, лежащія рядомъ съ обнаженными корнями. Перваго рода трофеевъ довольно и на В. О., на разстояніи отъ Тучкова моста до биржи, по берегу Большой Невки, тутъ нсколько гальютовъ стояло у стнъ домовъ и одинъ изъ нихъ такъ близко, что только пшему и то съ трудомъ, было пройти между имъ и стною дома. Послдняго рода картины въ обширнйшемъ вид представляются на Пегергофской дорог. Въ Царскомъ Сел прекраснйшій садъ, безперестанно украшаемый самимъ государемъ императоромъ, также обезображенъ бурею.
Я не могъ не сдлать этой вставки въ разсказ своего дла. Она такъ достопамятна ужасами своими, что всякая риторика должна простить мн нарушеніе правилъ ея.
Мн слдовало бы, по нашему условію съ М. М., навдаться не видлся-ли онъ съ графомъ, по нсколько дней трудная переправа черезъ Неву тому препятствовала.
22 ноября, не знавши, что въ этотъ день назначено быть панихид по утопшимъ 7-го ноября, пошелъ я къ М. М. У Казанской церкви увидлъ я чрезвычайный създъ и узналъ, что уже въ собор государь императоръ, вся царская фамилія и вся знать. Заключая изъ сего, что М. М., долженъ быть также въ собор, я не заходилъ къ нему. Но въ этотъ же день, посл обда, получилъ отъ него записку въ слдующихъ словахъ: ‘Я исполнилъ, люб. И. И. долгъ мой и ваше порученіе.— Вамъ должно написать къ Государю въ собственныя руки изложить въ немъ въ самыхъ короткихъ словахъ ваше разореніе, не входя въ подробности. Письмо сіе, по всей вроятности, придетъ къ графу А. А., который уже предупрежденъ и радъ душевно дйствовать въ вашу пользу’.
23-го ноября М. М. сказалъ мн, что вчерашній день въ собор говорилъ онъ съ гр. А. А. о моемъ дл. Его сіят—во находитъ нужнымъ, чтобы я подалъ просительное письмо государю императору, надписавъ на пакет: ‘въ собственныя руки, и какъ, по всей вроятности, письмо мое сойдетъ къ графу, то ему тогда удобне будетъ доложить обо мн. Письмо должно быть самое короткое, такъ какъ у графа вс справки есть уже о моемъ раззореніи. А какъ, между тмъ, нужно мн скорое пособіе, то явился бы я къ военному губернатору А. X. Бенкендорфу и просилъ бы его, чтобы онъ сдлалъ мн вспоможеніе изъ суммы, находящейся въ его распоряженіи, если же не можетъ сдлать, представилъ-бы въ главный комитетъ, гд его сіят—во будетъ за меня ходатайствовать.
Отъ М. М. я тотчасъ пошелъ къ г. Бенкендорфу. Не заставши его дома по утру, явился я къ нему посл обда. На просьбу мою, г. военный губернаторъ отозвался, что у него сумма въ распоряженіи только для неслужащихъ чиновниковъ и разночинцевъ, входить въ комитетъ съ представленіемъ обо мн, превышаетъ его власть. Вы сами можете просить комитетъ, сказалъ онъ мн и изъявилъ сожалніе, что не можетъ быть мн полезнымъ.
На другой день, опасаясь перезжать черезъ Неву, о неудач своей просьбы у А. X., я отписалъ къ М. М. На записку мою отвчалъ онъ, чтобы я написалъ просьбу въ главный комитетъ, учрежденный для вспоможенія раззореннымъ и прислалъ бы ее къ нему. Написавши просьбу, въ тоже время я послалъ ее немедленно къ М. М. Это было ноября 21-го, въ этотъ-же день ходилъ я съ оросительнымъ письмомъ, на высочайшее имя государя императора, написаннымъ къ г. статсъ-секретарю Петру Андреевичу Кикину и подалъ ему оное. Письмо заключалось въ слдующихъ словахъ: ‘Общее несчастіе, постигшее Васильевскій островъ, раззорило мой домикъ, устроенный милостями вашего императорскаго величества, изданіемъ книгъ и трудами моими. Лишась всхъ способовъ сколько нибудь исправить оный, прибгаю къ щедротамъ вашего величества’.
П. А., зная меня по вольно экономическому обществу, въ коемъ, какъ членъ, я познакомился съ нимъ, за нсколько лтъ предъ симъ, не могъ не желать мн добра, не только какъ раззоренному, но и какъ довольно извстному ему лицу. Посмотрвши на пакетъ, онъ сказалъ мн, что напрасно надписалъ я: въ собственныя руки. Безъ этой надписи онъ могъ бы тотчасъ отправить мою просьбу въ главный комитетъ. Я сказалъ ему причину сей надписи, и онъ объявилъ, что пакетъ немедленно дойдетъ до рукъ его величества, но куда повелно будетъ препроводить его, напередъ отгадать не можно.
Вотъ сколько закинулъ мрежей! Посмотримъ, что выдетъ изъ этого.
За неудобною переправою черезъ Неву, нсколько дней не могъ я видться съ М. М., но лишь только представилась съ тому возможность, пошелъ къ нему, и услышалъ отъ него, что въ комитет было разсужденіе по моей просьб и найдено, что я, какъ чиновникъ, состоящій въ служб, не подхожу подъ правила комитета. По сему гр. А. А. изволилъ отозваться, что онъ о вознагражденіи моихъ убытковъ доложитъ государю императору, а графъ Михаилъ Андреевичъ Милорадовичъ принялъ на себя сдлать въ моемъ дом вс починки. Надежда зарумянилась! Много общаетъ хорошаго. М. Ы, сказалъ ма, чтобы я тотчасъ сходилъ къ гр. М. А. и, поблагодаря за принятое имъ въ дл моемъ участіе. просилъ бы о дальнйшемъ распоряженіи по его общанію, а отъ графа опять зашелъ-бы къ нему сказать, какія мры его сіят—во принимаетъ. Это было 30-го ноября, въ воскресенье. Явясь въ домъ графа, я встрченъ былъ словами, что е. с. сегодня никого не принимаетъ. Несмотря на то, я остался въ пріемной зал и просилъ указать мн правителя канцеляріи. Мн сказали, что его тутъ нтъ, а скоро будетъ. Я дождался правителя канцеляріи, подхожу къ нему, объявляю свой чинъ и фамилію. Любезный Дмитрій Прокофьевичъ Познякъ, д. с. совтникъ, коего не имлъ я чести знать лично, принимаетъ меня со всею вжливостію и ласкою, приличными благовоспитанному человку, выслушиваетъ меня и ведетъ въ канцелярію, чтобъ съ большею точностію дать мн знать о мрахъ, принятыхъ графомъ въ мою пользу. Открылось, что е. с. уже третій день какъ писалъ къ г-му военному губернатору Bac. Oc—ва, чтобы онъ поручилъ архитектору освидтельствовать мой домъ и представить смту, что будутъ стоить починки. Д. П. совтовалъ мн навдаться у А. X—ча, что такое длается по отношенію графа. Благодарить же его с—во находилъ онъ приличнйшимъ тогда, когда дло ршится, впрочемъ, моей вол предоставилъ, тогда-ли, или сегодня исполнить это. Ршась на первое, я отправился къ М. М., увдомилъ его о случившемся у графа и пошелъ домой. Лишь только пришелъ я въ новую свою квартиру, мн оказали, что приходилъ какой-то архитекторъ, который былъ и вчера въ моемъ дом, но люди мн о томъ не сказали и что завтрашній день по утру онъ будетъ опять въ мой домъ. Я не могъ иначе представить себ, какъ что архитекторъ присланъ отъ военнаго губернатора. Несмотря на то, пошелъ, посл обда, къ А. X—чу, онъ былъ болнъ. Справляюсь у адьютанта, получено-ли отношеніе о моемъ дл. Начали искать по регистратур: нашли и сказали мн, что уже велно архитектору исполнить по предписанію гр. М. А—ча.
Въ этотъ же день получилъ я изъ Варшавы, отъ дежурнаго генерала его императорскаго высочества генералъ-маіора Александра Ивановича Кривцова, письмо слдующаго содержанія: ‘Съ большимъ соболзнованіемъ увидвъ изъ записки вашего пр—ва, о постигшемъ васъ несчастіи, имю честь васъ увдомить, что оная отъ государя цессаревича препровождена въ оригинал къ его с—ву графу Алексю Андреевичу. Дабы послдовалъ по оной желаемый успхъ, душевно желаетъ и пр.— Какое утшительное стеченіе обстоятельствъ! Все идетъ хорошо до нын.
На другой день пошелъ я въ свой домъ, въ ожиданіи архитектора, а М. М. увдомилъ обо всемъ запискою. Архитекторъ не замедлилъ придти, осмотрлъ вмст со мною домъ, оранжереи и другія строенія, и общалъ представить смту г-ну военному губернатору В. О—ва, въ непродолжительномъ времени.
Между тмъ, съ первыхъ дней декабря переправа черезъ Неву сдлалась весьма неудобною, потомъ невозможною, пока наконецъ Нева на 6-е декабря ночью совершенно искрилась льдомъ, и, какъ говорятъ, стала. Лишь только открылась возможность переходить черезъ Неву, получилъ я изъ Варшавы другое извстіе въ слдствіе записки, посланной мною къ государю цесаревичу. Почтеннйшій начальникъ главнаго штаба его императорскаго высочества генералъ-лейтенантъ Дмитрій Дмитріевичъ Курута увдомилъ меня о томъ же, о чемъ писалъ ко мн и дежурный генералъ, съ извиненіемъ, при томъ, что съ послднею эстафетою, за скорымъ отправленіемъ ея, не усплъ онъ сего исполнить, — извиненіе, доказывающее искреннее участіе сего достойнйшаго генерала въ моемъ состояніи, каковое принимаетъ онъ и во всхъ моихъ длахъ. Особливо я обязанъ ему распространеніемъ свднія объ изданіи греческихъ классиковъ въ Царств Польскомъ.
Не зная, куда поступило письмо, поданное мною на высочайшее имя государя императора и, полагая, что могло быть оно отправлено, или прямо въ главный комитетъ, или внесено въ оный, по высочайшему повелнію, чрезъ графа А. А.. 9-го декабря, когда уже положены были черезъ Неву досчатыя мостки, я пошелъ въ комитетъ. Спрашиваю, что въ комитет управляетъ письменными длами. Д. с. с. едоръ Петровичъ Львовъ. Я этому обрадовался потому, что мы съ . П. служили въ одно время въ канцеляріи государственнаго совта. Не смя спрашивать, поступило ли въ комитетъ письмо, поданное мимо на высочайшее имя, упомянулъ я только о просьб, поданной мною въ комитетъ. . П. не узналъ меня и спросилъ, кто я. Лишь только услышалъ онъ мое имя, началъ извиняться, что не узналъ меня и сказалъ: ‘Мы много здсь о васъ безпокоились. А особливо М. М. весьма заботился по моей просьб и объявилъ, что мн опредлено выдать изъ комитета пять тысячъ рублей, которыя тотчасъ и получу.
Немедленно доложено было обо мн кн. А. Б—чу и меня позвали получить деньги. Я просилъ доложить князю, чтобы позволилъ мн лично благодарить его сіятельство и симъ случаемъ воспользовался припомнить ему, что, при покойномъ министр просвщенія гр. Петр Васильевич Завадовскомъ, я имлъ честь заниматься съ нимъ дломъ о Малороссійскихъ училищахъ и бывалъ у его с—ва по дламъ комитета, бывшаго въ конц 1809 и въ начал 1810 года объ уменьшеніи расходовъ по всмъ министерствамъ и другимъ вдомствамъ. Его сіятельство изволилъ отозваться, что онъ помнитъ мою физіономію.
Получа деньги, тотчасъ полетлъ и съ этой ношею и радостною встію къ М. М., принесть ему искреннйшую благодарность за искреннйшіее его стараніе обо мн. Отъ М. М. похалъ я къ гр. А. А. записаться, что прізжалъ благодарить. Но прежде желалъ было я увидться съ Н. Н., не узнаю ли чего-либо о моей просьб на высочайшее имя поданной и о записк моей, препровожденной отъ его высочества цесаревича къ гр. А. А—чу. Вмсто того, выбжалъ ко мн адьютантъ и объяснилъ мн, что его сіятельство желаетъ меня видть и приказалъ ему доложить о назначеніи мн дня. Не зная, что такое думать о семъ желаніи: угодно ли его с—ву объявить мн ршеніе комитета, или говорить со мною о другомъ чемъ, я не просилъ уже записать меня, тмъ боле, что адьютантъ примолвилъ тогда же, что завтрашній день онъ увдомилъ меня о вол графа запискою. Завтрашній день, т. е. 10 декабря, приходитъ и проходитъ, но записки я не получилъ. Приведенный симъ въ недоумніе, я опять похалъ къ его с—ву 11-го декабря. Графа дома не было. Я сказалъ адьютанту, впрочемъ, не прежнему, ибо и его не было у графа, что я прізжалъ благодарить, а между тмъ объявилъ, что такое сказано мн третьяго дня отъ имени графа, но записки не получивши, я ршился опять явиться къ его с—ву. Адьютантъ отвчалъ, что графъ возвратится изъ дворца часу въ 1-мъ, почему не угодно ли мн къ тому времени пожаловать. Въ этотъ день и въ эти часы назначено было у министра собраніе главнаго правленія училищъ. Я сказалъ адьютанту о семъ неудобств, на это отвчалъ онъ, что можно пріхать во второмъ, или въ третьемъ часу. Отпросясь у г-на министра отлучиться изъ собранія, я опять пустился къ графу къ сказанному времени. Адьютантъ объявилъ мн, что онъ докладывалъ о прежнемъ прізд моемъ и графъ приказалъ сказать мн, чтобы я не безпокоился: онъ назначитъ день для моего пріема.
Въ полномъ увреніи, что графъ, или назначитъ день только для принятія моей благодарности, или, на недосугами своими, вовсе это отложитъ, я считалъ дло о вспоможеніи мн оконченнымъ, но ошибся.
12-го дня декабря, поутру, прізжаетъ ко мн фельдъегеръ съ запискою, что графъ проситъ меня къ себ сего же дня въ шесть часовъ по полудни. Бывъ принятъ въ назначенное время, началъ я благодарностію его с—ву, за исходатайствованіе мн денежнаго вспоможенія отъ комитета. Между тмъ, адьютантъ подалъ ему бумаги.
‘Я очень радъ, отвчалъ графъ на мое благодареніе. Но я хотлъ видть тебя вотъ для чего. Я получилъ отъ его высочества рескриптъ, въ которомъ пишетъ онъ, чтобы я доложилъ о вознагражденіи твоихъ убытковъ государю императору. И такъ, скажи мн откровенно, чего ты желаешь?’.
Я отвчалъ, что совершенно полагаюсь на волю его с—ва.
‘Нтъ, скажи мн самъ, чтобы знать мру, чего просить. Я прямой человкъ’.
Я отвчалъ, что стыдно и гршно было бы просить о вознагражденіи всхъ убытковъ (они простираются за пятьдесятъ тысячъ), при множеств потерпвшихъ оные, — разумю я, — коимъ сердобольнйшій государь вознамрился сдлать вспоможеніе, и сказалъ, что доволенъ буду, если пожаловано будетъ мн еще столько же, сколько выдано изъ комитета.
‘Пять тысячъ? спросилъ графъ. Получилъ ли ты ихъ?’
Получилъ, ваше с—во, и съ симъ словомъ я опять поблагодарилъ его.
‘Можно и побольше этого. Постараюсь’.
Слова эти, произнесенныя съ великодушіемъ истинно прямаго вельможи, растрогали меня чрезмрно. Я не могъ удержаться отъ слезъ и хотлъ было поцловать у него, какъ у отца своего, руку, но онъ не допустилъ до того и, сказавъ: ‘Полно, безъ церемоніи, поцловалъ меня. Видя мои слезы, опятъ нсколько разъ повторилъ: Полно, а при выход моемъ изъ его кабинета: ‘Будь спокоенъ, сказалъ, я постараюсь сдлать, что могу. Вспомни меня, какъ умру’.
Такая неожиданность заставила меня прямо пуститься домой, никуда не зазжая. Жена и дти мои первые должны были раздлить со мною чувствованія, произведенныя во мн пріемомъ графа и участіемъ его въ нашемъ состояніи.
Къ М. М. расположился я захать на другой день (декабря 13), потому, что нужно было узнать въ канцеляріи г-на военнаго генералъ-губернатора о ход дла по починкамъ моего дома. Весь вечеръ провелъ я, благословляя, съ семействомъ своимъ, высокое имя государя цесаревича, потомъ имя его сіятельства. Особливо послднія слова графа: ‘Вспомни меня, какъ умру’, весьма долго занимали меня. Сердце мое исполнилось умиленія.
На другой день похалъ я къ М. М., но мн сказали, что онъ болнъ и велль никого не принимать. Отъ него захалъ къ Д. П. и узналъ, что смта починкамъ въ моемъ дом, отъ А. X—ча, получена и что гр. Мих. Ан. сегодня хотлъ взять ее съ собою въ главный Комитетъ о вспоможеніи раззореннымъ.
Но давно пора уже проститься съ вами. Чмъ кончится это дло, также и дло о казенной квартир, увдомлю васъ въ свое время.
Декабря 22 дня,
1824 года.

ПИСЬМО VII.

Моя драма приближается къ концу. 17-го декабря я имлъ счастіе получить отъ гр. А. А. слдующее отношеніе:
‘Государь Императоръ, по уваженіи претеррннаго вашимъ Превосходительствомъ раззоренія отъ бывшаго въ С.-Петербург наводненія, Всемилостивйше пожаловать соизволилъ вамъ въ единовременное пособіе шесть тысячъ рублей, объ отпуск коихъ изъ Кабинета Его Величества и объявлено Высочайшее повелніе господину Управляющему Кабинетомъ графу Гурьеву сего же числа. О сей Монаршей милости извщая Васъ, милостивый государь мой, имю честь быть съ истиннымъ почтеніемъ, вашего Превосходительства,

покорный слуга,
Графъ Аракчеевъ’.

С.-Петербургъ
16 декабря 1824.
Такъ благословенный монархъ нашъ утшилъ меня и семейство мое! Такъ утшаетъ онъ и всхъ раззоренныхъ, соразмрно понесеннымъ ими убыткамъ! Нтъ въ исторіи примра сліянію въ единомъ государ толикихъ воинскихъ и гражданскихъ добродтелей! Чмъ не жертвовалъ онъ къ водворенію въ Европ благоденствія, по низложеніи исполина, коего одинъ онъ только въ силахъ былъ низринуть? Чего не длаетъ онъ къ утшенію подданныхъ своихъ, по претерпніи ими бдствій отъ исполина, съ коимъ бороться и преодолть его не зависитъ отъ владыкъ земныхъ?
Въ этотъ же день похалъ и посл обда къ графу благодарить его и просилъ адьютанта записать меня, но его сіятельство посл не назначалъ уже дня для принесенія моей благодарности. Онъ недавно видлъ уже ее въ слезахъ моихъ, во всхъ моихъ чувствахъ, и, безъ сомннія, не желалъ видть новыхъ доказательствъ оной. Души великихъ мужей боле чувствительны. нежели сколько мы иногда воображаемъ.
Отъ гр. А. А. захалъ я къ М. М., разсказалъ ему о призыв его сіятельства, о пріем меня, показалъ его ко мн отношеніе. М. М. поздравлялъ меня съ монаршею милостію и радовался моей радости отъ всего сердца.
Теперь я ожидаю, чмъ ршится дло мое у гр. М. А—ча и министра. Разныя препятствія тому донын встрчались. О починкахъ дома, гр. М. А. хочетъ поговорить прежде съ гp. А. А., увидясь съ нимъ въ главномъ комитет, но комитетъ, по случаю праздниковъ, закрытъ и гр. А. А., по обыкновенію своему, на праздники ухалъ въ Грузино и возвратится не прежде Крещенія. О квартир министръ не докладывалъ еще государю императору, сперва потому, что веллъ въ докладной записк сдлать нкоторыя перемны, а въ послдній докладной день не былъ онъ у государя потому, что его величество, въ минувшее воскресеніе, изволилъ быть въ Царскомъ Сел, гд оставался до середы.
Начались праздники и добрый русскіе народъ веселится по прежнему. Самые раззоренные забыли свое горе, отчасти, или совершенно утшенные отцемъ своимъ, въ выстроенныхъ имъ домикахъ, или вселенные въ теплыя, безопасныя, казенныя, огромныя жилища. До праздниковъ, почти вс важнйшія нужды несчастныхъ удовлетворены. Въ Гавани, подъ Смоленском, на всемъ Васильевскомъ остров, на Выборгской сторон, везд почти опять стоятъ красивыя зданія и заборы, суда разобраны, деревья стоятъ на корняхъ своихъ, мосты починены, или вновь сдланы, на кладбищ памятники исправлены, даже заливъ нашъ къ праздникамъ сталъ спокойне. Государь императоръ, сказываютъ, получилъ донесеніе, что въ немъ вода упала на шесть футовъ, посл многократно повторяемыхъ возвышеній, отъ чего и въ Нев стало гораздо ниже. Перемнился втеръ, морозы продолжаются съ ряду уже нсколько дней.
Но и на святкахъ всё еще говорятъ о грозномъ наводненіи, о предшествовавшихъ ему наблюденіяхъ, явленіяхъ и разныхъ приключеніяхъ. Напримръ, вчерашній день (26 декабря) почтенный врачъ и давній пріятель мой, В. М. Крест., о коемъ прежде писалъ я къ вамъ, бывъ самовидцемъ происшествія, разсказывалъ мн, что на Чугунномъ завод ужасъ опустошенія, причиненнаго наводненіемъ 7-го ноября, превосходилъ ужасы Галерной гавани, что онъ видлъ, какъ государь императоръ открывалъ трупы семействъ, потонувшихъ на семъ завод, какими потоками слезъ орошалъ ихъ ангелъ нашъ, при вопл и рыданіи окружившихъ его несчастливцевъ, пережившихъ наводненіе, какъ онъ утшалъ ихъ — самъ неутшный… Р. М. разсказывалъ, что сіе зрлище было тмъ трогательне, что трупы не походили на обыкновенныхъ утопленныхъ, были какъ живые, особливо на щекахъ двочекъ, казалось, игралъ еще румянецъ… Онъ разсказывалъ также, что какой-то недавно пріхавшій живописецъ (имя его не припомнилъ), срисовалъ сей ужаснйшій видъ завода самымъ искуснымъ и поразительнйшимъ образомъ. Можетъ ли поэтическій, живопишущій геній не воспламениться при таковыхъ позорищахъ, а потому, можетъ ли произвести посредственное твореніе? Вамъ боле, нежели многимъ изъ нашихъ стихокропателей, извстно дйствіе краснорчивой природы на творческое дарованіе. Въ мозгу ограниченномъ, худо устроенномъ, самое счастливое броженіе крови производитъ странныя химеры, но зеркало генія врно ему, изобиліе теплоты въ жилахъ его, жарь воображенія не устраняетъ его отъ истины: списки, снимаемые имъ съ природы, одушевленны говорятъ. Но къ чему эта эстетика, спрашиваете вы? Правда ваша. Извините, это значитъ, что я уже опять въ состоянія разсуждать — не чувствовать только. Обратимся къ своему предмету.
Вы конечно желаете знать, что я разумю подъ предшествовавшими наблюденіями, явленіями.
Славный здшній физико-механикъ Росинни, за нсколько дней до наводненія, увидлъ, что барометръ его упалъ такъ низко, какъ никогда не видалъ онъ и не слыхалъ. Это явленіе до того встревожило его, что онъ едва не лишился здраваго разсудка.
Аптекарь Имсенъ, замтивъ на своемъ барометр такое же явленіе за два дни (въ среду) до наводненія, перебрался изъ нижняго этажа въ верхній. Пріятели спрашивали его, зачмъ онъ это длаетъ? Онъ отвчалъ, что должно ожидать необыкновенной бури. Пріятели не врили словамъ его и смялись. ‘Я буду, сказалъ онъ, смяться тогда, когда вы будете плакать’.
Въ одномъ дом, окотившаяся до наводненія, за нсколько дней, кошка, въ день наводненія перенесла котятъ своихъ именно на ту ступеньку лстницы, до которой вода возвысясь, остановилась.
Предчувствіе собакъ кому не извстно? Поутру, до наводненія, за часъ не боле, дворовая собака моя начала выть ужасно, остановясь среди двора и смотря въ ту сторону, откуда дулъ втеръ. Когда вода взошла на дворъ, собака прибжала въ кухню и избжала съ ними на лстницу мезонина, гд визжали до тхъ поръ, пока ее не уняли.
Одна почтенная дама разсказывала мн, что въ август мсяц ныншняго года, прогуливаясь на Петровскомъ остров, замтила она, что муравьи необыкновенно высоко сдлали свои запасные магазины — именно, на верхней перекладин воротъ фруктоваго сада. Это ее удивило, такъ какъ явленіе необыкновенное.
Что эти значитъ, спросила она прогуливавшагося съ нею пожилаго начальника брантвахты Лебедева?
‘О! сударыня, отвчалъ ей старикъ, это весьма дурной знакъ. Въ тотъ годъ, когда быть наводненію, муравьи всегда длаютъ гнзда свои на мстахъ возвышенныхъ всегда почти такъ высоко, чтобъ только не дошла до нихъ вода. Это не одинъ разъ замтилъ я въ жизнь свою предъ наводненіями. Въ ниншнемъ году быть большой вод.’
Дама вспомнила сіе предсказаніе въ день самаго наводненія.
Сегодня здилъ я къ митрополиту Серафиму, въ женскій монастырь. Предмстіе мирной этой обители и самая обитель не были поняты водою. Но домъ митрополита Сестренцевича, находящійся за морскимъ рынкомъ и церковь, отстроивающаяся при дом сего достопочтеннйшаго, ветхаго старца, къ коему также зазжалъ я сегодня, были въ вод довольно высоко. Иной проказникъ, пожалуй, выведетъ изъ сего заключеніе, что греко-россійская церковь и тутъ торжествовала надъ римско-католическою, но сколько было въ вод и нашихъ церквей! Старецъ сей разсказывалъ мн, какъ онъ съ людьми своими заботился о сбереженіи своего имущества и лошадей, изъ коихъ одна потонула, какъ полковникъ Германъ объзжалъ на судн около квартала, въ коемъ находится домъ сего старца, и спасалъ людей, какъ остановилась возл дома паровая машина, употребляемая для углубленія и чищенія каналовъ, изъ Бертова завода и какъ нсколько сотъ человкъ стащили ее съ мста, для нее не назначеннаго. Подивитесь, любезный другъ, мимоходомъ, сему Маусаилу нашихъ временъ. Ему теперь девяносто-шестой годъ, и онъ, хотя тощъ, сухъ, одни, какъ говорятъ, кости да кожа, однако бодръ, здоровъ, веселъ, трудолюбивъ и донын почти никогда не употребляетъ очковъ. Таковы плоды умренной жизни!
Каково здоровье ваше? М. М. сказывалъ мн, что вы часто прихварываете. Хорошо, какъ бы и намъ пожить около столько лтъ, сколько живетъ митрополитъ Сестренцевичъ, но при добромъ здоровь, безъ бурь и наводненій, подобныхъ бывшимъ 7-го нояоря.
Декабря 27 дня, 1824.

ПИСЬМО VIII.

Ну, любезный другъ! Наводнилъ и я вамъ письмами. Теперь только одумался, что если вы захотите по нскольку словъ отвчать на каждое изъ нихъ, то не мало унесу у васъ драгоцннаго времени. Ради Бога, извините моей болтливости и принимайте истину, можетъ быть, не новую, что не одна радость многорчива. Впрочемъ, я увольняю васъ отъ всякихъ отвтовъ, дайте мн только опростить свое сердце, преисполненное многоразличныхъ чувствованій.
Кстати, пока дло мое по раззоренію отъ наводненья не кончено, поговоримъ о стороннемъ.
Въ послднемъ письм вы изъявили сожалніе, что у меня на изданіе греческихъ классиковъ мало подписчиковъ, правда, но я предвидлъ эту бду, а предвиднная бда, не какъ внезапное наводненіе. Можетъ быть, еще рано, какъ нкоторые говорятъ, издавать для русскихъ подобныя книги. Когда же наступитъ для того настоящая пора? Вкъ Александра, кажется мн, всмъ благовременне для предпріятій — могу ли, отнеся съ своему, сказать?— немалолважныхъ. Можетъ быть, имя перевода не такъ счастливо, какъ слово: сочиненія, а особливо перевода, который не простительно было бы почитать совершеннымъ. Не всмъ припомнишь слова г. Баттё: ‘Когда надобно на другомъ язык представить вещи, мысли, выраженія, обороты, тоны сочиненія, вещи, такими, каковы он есть, ничего не прибавляя, не убавляя и не перемщая неприлично, мысли въ ихъ краскахъ, степеняхъ, оттнкахъ, обороты, дающіе слову огонь, духъ, жизнь, выраженія естественныя фигурныя, сильныя, богатыя, прелестыя, нжныя и пр. и все, по образцу, сурово повелвающему и желающему, чтобъ ему охотно повиновались, — то надобно имть, если не столько же генія, по крайней мр, столько же вкуса для хорошаго перевода, какъ и для сочиненія, можетъ быть, потребно онаго даже боле. Сочинитель водимый только нкоторымъ инстинктомъ, всегда свободнымъ, и матеріею, представляющею ему мысли, кои можетъ онъ по своему произволенію принять и отринуть, бываетъ полнымъ властелиномъ своихъ мыслей и выраженій, если какая мысль не годится, или выраженіе не прилично мысли, онъ можетъ отвергнуть то и другое.
Quae desperat tiactata nitescere posse, relinquit.
Horat.
Напротивъ, переводчикъ не властенъ ни въ чемъ: онъ обязанъ везд слдовать за своимъ авторомъ и при всхъ его измненіяхъ гнуться съ безконечною гибкостью. Судите же по сему о разнообразіи тоновъ, по необходимости находящихся въ одномъ и томъ же предмет, а что еще боле, въ одномъ и томъ же род. Дабы вс сіи степени выразить, надобно прежде хорошо ихъ чувствовать, потомъ необыкновеннымъ образомъ владть языкомъ, который желаетъ обогатить добычею иностранною. И такъ, что такое должно думать о перевод удачномъ?
Можетъ быть, многимъ не нравится и то, что я поэтовъ перевожу прозою.— ‘Извстно, говоритъ Вольтеръ, что поэтовъ должно переводить только стихами. Противное сему утверждали только т, кои неимя таланта, стараются его поносить, тщетная и несчастная уловка безсильной горести. По моему мннію, одинъ только великій поэтъ способенъ къ такому подвигу, а его мы еще не нашли. Но этотъ недостатокъ въ великихъ поэтахъ и заставляетъ насъ терпть переводы стиховъ въ проз. Еще можно было бы что нибудь сказать въ оправданіе соихъ прозаическихъ переводовъ, но это значитъ защищать свое дло предъ тмъ, кто можетъ самъ видть, справедливо оно, или нтъ.
Государь императоръ и прошлое воскресеніе (28 декабря) изволилъ отлучаться въ Царское село. Заключаютъ, что его величество удаляется въ любимое свое уединеніе, чтобъ свободно, такъ сказать, вздохнутъ посл всхъ бдствій, претерпнныхъ его подданными въ столиц, которыя раздлялъ онъ съ ними и посл личныхъ горестей, если можно назвать личными горестями добрйшаго, чувствительнйшаго, великодушнйшаго монарха. Вотъ что хотлъ я сказать подъ словомъ: личныхъ горестей. Государыня императрица Елисавета Алексевна нсколько мсяцевъ была опасно больна. Теперь, благодаря Всевышняго. ея величество изволила выздоровть. Для чего бы симъ двумъ ангеламъ — хранителямъ нашего благоденствія не быть непричастными всякихъ горестей и болзней? Не видимъ ли мы въ низкомъ состояніи проживающихъ всю жизнь въ здравіи невредимомъ? Но нтъ! Давно ли мы — вся Россія, въ страх были o жизни государя?
Не знаю, почему журналисты наши мало говорятъ о бд, причиненной наводненіемъ, о разныхъ приключеніяхъ, о подвигахъ человколюбія, при семъ случа оказанныхъ. Если боятся они напугать жителей другихъ городовъ, то весьма ошибаются. Очевидцы сего событія, особливо простолюдины, выхавшіе по своимъ надобностямъ въ другіе города, уже гораздо прежде ихъ распространили слухи съ невроятнымъ преувеличеніемъ. Г. Г. сказывалъ мн, что въ Москв пронесся слухъ, будто вода у насъ была ровна съ вершиною адмиралтейскаго шпица!!! Если Г. сказалъ это не въ шутку, то посмотрите, какое легкомысліе распространять таковые слухи и врить имъ. Мн кажется, долгъ писателя говорить истину, обличать ложь, не длая выкладокъ въ дл, отъ нашей власти не зависящемъ. Худо, пугливая публика замтитъ, что происшествія разсказываются по разсчетамъ. Далеко ли отъ Петербурга Нарва, Ладога? Но пріхавшіе оттуда мои родственники и пріятели разсказывали такія странности, которыхъ никто изъ насъ не видалъ, не слыхалъ, да и сами они въ странности слуховъ, до нихъ дошедшихъ, убдились, по прізд въ столицу. Чтожь скажутъ о семъ событіи, спустя нсколько лтъ посл? Къ счастію, нашлись охотники собирать все, что только можно, относительно къ сему происшествію. Докторъ Штейнъ, изстный недавнимъ путешествіемъ своимъ вокругъ свта, даже подвергался опасности, чтобъ быть очевидцемъ ужасовъ бури и наводненія въ самый день онаго и въ послдующіе дни, и довольно подробное описаніе причиненныхъ онымъ бдствій, равно и мръ, принятыхъ правительствомъ, къ вспоможенію разореннымъ, читалъ въ минералогическомъ обществ. Я не былъ тогда въ собраніи, но сочлены мои сказываютъ, что сіе описаніе заслуживаетъ благодарность. Что-то скажетъ намъ г. Измайловъ. Я слышалъ, что онъ также собираетъ анекдоты по сему происшествію.
Странно! между тмъ, какъ я пишу къ вамъ, принесли мн NoNo 21 и 22 Свернаго Архива (1824 года), въ которомъ г. Булгаринъ прекрасно и довольно подробно описалъ сіе наводненіе, — какъ въ улику мн, что я напрасно укоряю журналистовъ въ ихъ молчаніи о семъ бдствіи.
Вотъ вамъ новость совсмъ другаго рода. Г. президентъ императорской медико-хирургической академіи, тайный совтникъ баронетъ Яковъ Васильевичъ Виллье, не столько какъ почетному члену сей академіи, сколько изъ давняго своего ко мн благорасположенія, прислалъ мн билетъ на латинскій спектакль, назначенный 29 декабря, въ 6 часовъ по полудни, въ дом академическомъ. Я. В., любя древнюю словесность, и имя самъ глубокія свднія въ оной, старается, чтобы и студенты сей академіи пріобрли, навыкъ въ латинской словесности, столь необходимый для врачей. На этотъ конецъ онъ завелъ, чтобъ студенты на святкахъ играли комедіи Теренція, или Плавта, что началось въ 1824 году. Тогда играна была Андріевна комедія Теренціева, въ ныншнемъ году — комедія Плавтова Амфитріонъ. Для васъ не нужно разсказывать содержаніе этой піесы. Прекрасная сія комедія и разыграна прекрасно. За нею послдовала русская, или лучше польско-руская опера: Жидовская корчма, въ которой студенты игрою также очень много потшили публику. Въ опер не понравились мн только нкоторыя выраженія, выдаваемыя за малороссійскія. Напр., малороссіянецъ не говоритъ: я люблю ее богато, а говоритъ: дуже, сильно люблю. О польскомъ язык въ этой піес судить не могу. Что вы скажете о семъ род занятіи, которое, по временамъ, боле или мене употребляемо были въ нашихъ училищахъ? Позволеніе и запрещеніе представлять театральныя піесы въ учебныхъ заведеніяхъ можетъ служить нкоторою повркою духа ихъ начальства. Объ этомъ предмет много писано и говорено въ защищеніе и въ охужденіе. Я держусь стороны умренности. Изрдка играть піесы съ благоразумнымъ выборомъ, по нравственному ихъ содержанію, равно какъ и читать ихъ, почитаю дломъ полезнымъ. Молодой человкъ длается чрезъ то развязнымъ и сближается со свтомъ, въ коемъ долженъ прожить остальную часть своей жизни. Вамъ, безъ сомннія, извстно, что св. Іеронимъ часто занимался чтеніемъ Плавта, не увлекаясь прелестями его комической музы, не отрекаясь отъ строгой непорочности нравовъ. Св. Іоаннъ Златоустъ, краснорчивйшій отецъ церкви, находилъ удовольствіе заниматься Аристофаномъ, безъ вреда для своихъ добродтелей. И въ нашихъ духовныхъ училищахъ, въ старину, представленія театральныя даваемы были въ присутствіи духовенства и архіереевъ. Но этого довольно о стороннемъ предмет.
Послушайте, какой забавный анекдотъ разсказываетъ вице-адмиралъ Г. А. С. Одна женщина приходитъ къ нашему военному генералъ-губернатору по какому то длу. Графъ, полагая, что она изъ числа раззоренныхъ, которыя обыкновенно приходятъ къ нему жаловаться, справедливо или несправедливо сдланы имъ малыя вспоможенія, или что вовсе ихъ не получали, — встрчаетъ ее вопросомъ: врно, вы не получили вспоможенія? Нтъ! На насъ Богъ прогнвался. У насъ воли не было, отвчаетъ ему женщина… Конечно шутя сказала она? спросилъ я Г. А.— Нтъ, серьезно она сожалла, что вс сколько нибудь потерпнные отъ наводненія получили, всевозможное пособіе, а она не могла имть сего счастія. Таковое простосердечіе не доказываетъ ли, сколь благодтельныя мры предприняты нашимъ любезнйшимъ государемъ для вспоможенія разореннымъ? Но это доказываетъ вмст и добрую совсть женщины, не солгавшей, подобно весьма многимъ, и не смотря на то, безъ всякаго стыда. получившимъ вспоможеніе.
Поздравляю васъ съ окончаніемъ стараго, бурнаго, и съ наступленіемъ новаго, неизвстно какого года, но не дай Богъ подобнаго минувшему.
Генваря 12 дня,
1825.

ПИСЬМО IX.

Читайте:
‘Господину дйствительному Статскому Совтнику и Кавалеру Мартынову.
‘По письму ко мн Вашего Превосходительства о потерпнномъ вами раззореніи отъ бывшаго въ С.-Петербург наводненія, я относился къ Г-ну Генералу отъ Артиллеріи Графу Аракчееву и нын, получилъ отъ него увдомленіе, что Его Императорское Величество Всемилостивйше пожаловать вамъ соизволилъ изъ Кабинета шесть тысячъ рублей, объ отпуск коихъ и объявлено имъ Генераломъ Графомъ Аракчеевымъ, Высочайшее повелніе Министру удловъ, дйствительному тайному совтнику графу Гурьеву, и что сверхъ того, Комитетъ, учрежденный о пособіи разореннымъ наводненіемъ С.-Петербурга, по уваженію значительныхъ убытковъ вашихъ, выдалъ вамъ въ пособіе пять тысячъ рублей, а всего и составляетъ 11 тыс. рублей. О чемъ вашему превосходительству даю знать. Варшава, декабря 27-го дня 1824 г.
Генералъ-инспекторъ всей кавалеріи Константинъ Цесаревичъ.’
Читайте еще:
‘Александръ Семеновичъ! Во уваженіе долговременной службы по Министерству Народнаго Просвщенія члена главнаго правленія училищъ, дйствительнаго статскаго совтника Мартынова и во уваженіе того, что по перевод въ 1818 году Департамента Народнаго Просвщенія изъ наемнаго въ казенный домъ, не могъ онъ пользоваться квартирою, которую имлъ до того вмст съ Департаментомъ, повелваю производить ему на наемъ квартиры, на дрова и свчи по дв тысячи рублей въ годъ изъ хозяйственныхъ суммъ Департамента. Пребываю вамъ благосклоннымъ.

Александръ.’

Санктпетербургъ. Генваря 4-го дня 1825 года.
Знаніе при томъ, что 4-го же генваря получилъ я вышеписанное увдомленіе Его Императорскаго Высочества. Содержаніе онаго, конечно, было уже мн извстно, и я, по полученіи отношенія о томъ графа Алекся Андреевича, поблагодарилъ его высочество за милостивйшее вниманіе ко мн, но увдомленіе за собственноручнымъ подписаніемъ государя цесаревича привело меня въ умиленіе, я вновь излилъ на бумагу свои чувствованія и отправилъ ее къ высокому покровителю моему.
А рескриптъ на имя г-на министра? О, любезнйшій П. А.! Съ какимъ восхищеніемъ читалъ я копію съ онаго въ кругу моего семейства! Какъ радовались жена, вс дти мой, вс сродники, вс мой, сослуживцы, особливо старые, вс ученики мой, коихъ, слава Богу, во всхъ состояніяхъ: въ духовномъ, военномъ и гражданскомъ, здсь не мало! Вс знакомые мои! Ибо всмъ извстно было право мое на квартиру, по прежнему высочайшему рескрипту. Вотъ сколько новый министръ сдлалъ для меня добра въ короткое время! Благодяніе сіе тмъ важне, что прежнее министерство столько лтъ питало меня надеждою исходатайствовать, вмсто квартиры, деньги на наемъ оной и наконецъ, въ конц 1823 года, совершенно отказало. Бывшаго министра въ томъ не виню я нимало, ему вывели неправильную справку, и то кажется, не съ худымъ намреніемъ, но по незнанію всхъ обстоятельствъ сего дла. Богъ съ ними! Кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ. О, старецъ правдивый, какъ мн благодарить тебя? Какъ заслужить твое, истинно отеческое, о мн попеченіе! О государь несравненный! Можетъ ли вся ревность моя служить престолу твоему, отечеству — врою и правдою, все пожертвованіе силъ и способностей моихъ, хотя нсколько быть достойною щедротъ твоихъ данію?
Генваря 5-го дня, 1825 г.

ПИСЬМО X.

Славословіе ваше тронуло меня до глубины сердца. И я соединилъ голосъ мой съ вашимъ, благодаря Всевышняго за спасеніе меня и семейства моего и въ особенности, за дарованіе мн благодтелей и друзей, не оставившихъ меня и въ дни скорбные.
Вы просите меня не заводить уже сада на В. О., убждаете, чтобы я продалъ мсто съ домомъ и поселился бы выше Невской лавры. Послднее изъ вашихъ желаній отчасти исполнилось. Я поселился хотя не выше Невской лавры, но вдвое выше прежняго моего жилища: въ большомъ, каменномъ, сухомъ, по всему выгодномъ дом, въ третьемъ этаж, по Нев, на В. О., и, кажется, буду спокоенъ и тогда, когда вода будетъ выше прошлогодней, отъ чего Боже избави насъ. По второму желанію вашему давно уже хлопочу, но купить домъ и мсто мало охотниковъ находилось, посл наводненія, вроятно, вовсе ихъ не будетъ. И такъ, я по невол долженъ буду не исполнять третьяго вашего желанія — въ нкоторой степени. Садъ у меня старинный, много въ немъ повреждено, но довольно осталось и невредимымъ или удобнымъ для поправки. Большую часть оранжерей не возобновляю, оставляю одну теплицу, парникъ и, такъ называемую въ моемъ быту, виноградную. Длаю это, какъ для того, что систему Линееву не почитаю дтскою, такъ и для того, что садъ и оранжереи доставляли мн небольшую прибавку на содержаніе моего семейства.
Счастливо странствовать вамъ по степямъ киргизскимъ и якутскимъ и познавать долготу, глубину и высоту мстъ, если въ томъ находите удовольствіе. Я же, по приговору, видно, судебъ, долженъ сидть на одномъ мст.
По желанію вашему, посылаю вамъ окончаніе исторіи моей бды отъ наводненія. Она была написана сряду посл отправленныхъ мною къ вамъ листковъ, но мн показалось, что я слишкомъ уже обременилъ васъ плаксивыми своими разсказами, а потому не послалъ къ вамъ послднихъ моихъ донесеній.
За записку въ волонтеры на Геродота приношу искреннюю благодарность. На лишніе гроши, пришлю, по желанію вашему, другихъ книгъ, теперь не могу еще назначить цны Геродоту.
Странная современность! Между тмъ, какъ я въ ковчег своемъ защищаю садикъ мой противъ вашего нападенія, приходитъ ко мн сынъ Глазунова съ толстою рукописью in-folio подъ заглавіемъ: ‘Сады сверные или способы воспитанія плодовитыхъ деревьевъ въ климат нашемъ, писанные изъ опытовъ, содержащіе въ себ подробное и ясное наставленіе о садоводств. Сочиненіе Іосифа Струмилля, дйствительнаго члена императорскаго Московскаго общества сельскаго хозяйства’. Глазуновъ проситъ, чтобы я положилъ ршеніе: заслуживаетъ ли рукопись быть изданною въ свтъ, т. е, чтобъ заплатить за нее ста два — три рублей! Вотъ видите, каковымъ знатокомь я прослылъ въ садоводств. Даже Глазуновъ меня уважаетъ! И такъ, можно ли обойтись мн безъ сада? Что безъ практики я буду отвчать въ подобныхъ случаяхъ Глазуновымъ? Если не убдительны для васъ прежніе мои доводы, то, по крайней мр, этотъ приведетъ васъ въ тупикъ, и принудитъ оставить садъ за мною.
Прощайте, любезный, почтенный сибирякъ и другъ безцнный!
С.-Петербургъ, марта 22-го дня, 1825 года, въ день крещенія великой княжны Маріи Михайловны.
Ни полслова не сказалъ я вамъ до сихъ поръ на послднюю вашу грамотку, потому что откладывалъ это до отпечатанія моего Филоктета. Посылая вамъ его теперь, доношу, что я, благодаря государя императора и добрыхъ моихъ начальниковъ, кончилъ уже вс починки въ разоренномъ моемъ замк, излишнее уничтожилъ, оставилъ почти одно нужное и могущее приносить нкоторый доходъ. Конечно, не сталь бы я длать издержекъ для пожертвованія будущему потопу, но пріятно ли всегда смотрть на слды разрушенія? Что сказали бы обо мн другіе? да и можно ли надяться, чтобы кто купилъ мсто, покрытое памятниками ужаснйшаго событія?
Какъ мн жаль вашихъ зубовъ! Только правду ли вы говорите? Вы всегда любили взвести на себя небылицу. Впрочемъ, я и не говорю, чтобы запрещенный плодъ имлъ свойство лишать зубовъ его вкушающихъ. Посл того, какъ Адамъ вкусилъ онаго, люди стали кусать и другъ друга, чего безъ зубовъ имъ бы не сдлать.
Оставьте, любезный другъ, мрачныя свои мысли, если вашъ адъ, какъ я думаю, въ однихъ только мысляхъ вашихъ, въ однихъ временныхъ огорченіяхъ. Когда вамъ бываетъ скучно между окружающими васъ людьми, поговорите нсколько съ отдаленными отъ васъ друзьями своими. Не знаю, какъ вамъ, а мн всегда легче бываетъ посл этого лкарства. Простите, любезнйшій П. А. Пора разсаживать цвты.
С.-Петербургъ, іюня 22 дня, 1825 г. *).
*) Послднія два письма не были посланы къ П. А.

III.
Поздка въ Царское село и въ Павловскъ 27-го іюня 1829 года.

Отъ сидячей ли жизни, или отъ преклонныхъ лтъ, съ нкотораго времени я началъ чувствовать припадки въ здоровь. Пріятели мои считаютъ маловажнымъ ежедневныя мои прогулки по нскольку часовъ, и для освженія себя совтовали мн сдлать поздку за городъ, я ршился воспользоваться ихъ совтами.
Посл продолжавшихся нсколько дней сряду дождей съ молніей и громомъ, воздухъ сдлался прохладне, сегодняшнее утро, ясное, тихое, общало день бездождный и благопріятствовало моему намренію. Нанимаю дрожки и ду въ Царское Село и въ Павловскъ. Въ сихъ мстахъ не бывалъ я съ тхъ поръ, какъ имлъ плачевный жребій по наряду быть дежурнымъ у гроба благословеннаго Александра. Времени прошло довольно, посему должно быть тамъ и многимъ перемнамъ.
Въ восемь часовъ я очутился у заставы: солдатъ остановилъ лошадей и, подойдя ко мн съ аспидною дощечкой, спросилъ, куда ду, кто я, посл отвта моего, извощикъ ударилъ по лошадямъ, и он быстро помчались по гладкой, терпливымъ искусствомъ устроенной, прекрасной дорог. По обимъ сторонамъ ея мелькали знакомые и незнакомые предметы. Прямыя, кудрявыя, молодыя липки по обимъ сторонамъ дороги замнили прежнія устарлыя березы: вс он принялись и блистаютъ нжною, темною зеленью листьевъ, за ними развиваются тучные луга, душистая, высокая трава ростетъ тамъ, гд за нсколько лтъ предъ симъ были зыбуны, кочками и корнями деревъ усянные, за лугами и промежь ихъ возвышаются здсь новозасажденные кустарники, тамъ старыя рощи, лски, въ коихъ, мстами, свтлются красивые домики. Вотъ дача умершаго тломъ, но безсмертнаго покровительствомъ просвщенію графа Николая Петровича Румянцова. Она устроена не задолго до кончины его: почтенный вельможа почти вовсе не пользовался прохладными тнями деревъ, велніемъ его здсь растущихъ. Мсто сіе пробудило во мн воспоминанія объ извстныхъ всмъ подвигахъ его любви къ отечеству и наукамъ и привело на мысль обстоятельства, собственно до меня касающіяся. Государственный канцлеръ и меня не оставлялъ какъ письмами изъ Гомеля, такъ и личною бесдою, во время пребыванія своего въ здшней столиц, поощрять къ продолженію тяжкаго изданія ‘Греческихъ классиковъ’. Нердко я жаловался ему на скудное число читателей сихъ стариковъ, но онъ внушалъ мн, что мы должны трудиться не для однихъ современниковъ. Графъ Николай Петровичъ хотлъ было на свой счетъ издать мой переводъ исторіи Иродотовой, но я отозвался, что онъ уже печатается по подписк, въ числ другихъ классиковъ, посл чего онъ ограничился только тмъ, чтобъ къ моему переводу приложить карты французскаго издателя сей исторіи г. Геля, которыя хотлъ выгравировать съ русскимъ переводомъ географическихъ названіи на свой счетъ, но вскор послдовавшая затмъ кончина его остановила исполненіе сего благодтельнаго намренія, и я принужденнымъ нашелся выгравировать на свой счетъ одну только общую карту Иродотовой географіи, заимствованную мною изъ атласа Мальтъ-Брюнова.
Въ подобныхъ симъ воспоминаніяхъ я погружался, какъ вскор увидлъ по лвую сторону дороги Чесменскій дворецъ. Я не заходилъ въ него, поспшая къ главному мсту своей поздки и не надясь найдти въ немъ для себ ничего новаго, а старое можетъ быть новымъ для однихъ путешественниковъ, только въ первый разъ видящихъ предметы.
Отъ Чесменскаго дворца до Пулкова почти сряду по обимъ сторонамъ дороги прекрасная, высокая, колосистая рожь представляла зеленое море, которое въ этотъ день нисколько втромъ не волновалось, зрлище сіе восхищало меня, какъ давно невиднное мною: я безпрестанно поворачивалъ голову то на ту, то на другую сторону дороги.
Въ Нижнемъ Пулковомъ увидлъ я новые домики на томъ мст, гд за годъ съ лишнимъ передъ симъ сгорло отъ пожара двадцать домовъ. Это также не мало порадовало меня, ибо я не мало, хотя не собственными деньгами, способствовалъ къ поправленію состоянія погорвшихъ крестьянъ. Можетъ быть, и эти домики, если только не выстроены отъ казни, отчасти обязаны созданіемъ своимъ моей помоши. Вотъ въ чемъ она состояла: услышавъ, что въ Пулковомъ погорли крестьяне, я на третій день посл пожара отправился къ нимъ инкогнито, отыскалъ домъ выборнаго, попросилъ его, собрать всхъ крестьянъ, у коихъ сгорли домы, и при немъ, при многихъ другихъ крестьянахъ, въ его дом роздалъ девятнадцати главамъ семейства домовъ, вовсе погорвшихъ, по двсти рублей, а двумъ, которыхъ домы отстояны и мало вреда потерпли, по сту рублей, съ запискою ихъ именъ въ шнуровой книг, которую взялъ я съ собой, и съ роспискою въ ней трехъ грамотныхъ крестьянъ въ полученіи ими сихъ денегъ. Если бы я въ состояніи былъ изъ своего имущества сдлать имъ сіе пособіе, — то можетъ быть, скрылъ бы или бы долженъ былъ скрыть дло сіе въ душ своей, но они отнюдь не принадлежитъ мн. Я былъ только исполнителемъ и орудіемъ благодтельнаго завщанія, доставившаго мн средства облегчать участь несчастныхъ. Какое трогательное было для меня зрлище при раздач денегъ симъ крестьянамъ! Подходя ко мн но одиночк для пріема денегъ, они падали въ ноги и не смотря на мои сопротивленія, цловали руки и ноги, и со слезами, стоя на колняхъ, молились Богу, а но окончаніи раздачи, вс, какъ снопы, повалились передо мною и просили объявить имъ, кто такой ихъ благодтель, за кого они должны молиться Ногу. Я объявилъ имъ имя завщательницы: они вс начали креститься, поминать душу ея и сказали, что въ тотъ же день отслужатъ по ней панихиду. Потомъ опять бросились къ моимъ ногамъ и упрашивали, чтобъ я сказалъ имъ и свое имя. ‘На что вамъ это?’ ‘Чтобъ молиться Богу и за тебя и отпть за здравіе твое молебенъ: ‘когда бы эти деньги достались въ другія руки’, говорили они, ‘то бы можетъ быть, не увидли мы ихъ никогда’. Я благодарилъ ихъ за усердіе, но все не сказалъ, кто я, и просилъ, если они хотятъ за меня молиться, молились бы за того, кто роздалъ имъ въ тотъ день деньги. Они, думая, что я пришелъ къ нимъ пшкомъ. приготовили для меня дрожки, но я, желая принять вс мры, чтобы они не узнали обо мн онъ извощика, отъ услуги ихъ отказался и, распростясь, пошелъ въ другую сторону, не туда, гд остановились мои дрожки
Извощикъ мoй поворотилъ въ Нижнемъ Пулковомъ налво и похалъ по новой дорог, по старой, то есть, прямо на гору, мимо лса, теперь уже не здятъ, потому что большое пространство земли передъ прежнимъ въздомъ въ Царское Село занято подъ садъ, а здятъ чрезъ слободу Кузьмино. Итакъ, я не увижу васъ, милыя мои золотыя купальницы {Trollius europaeus.}, и васъ, серебристые колокольчики {Campanule tracbelium.}, любящіе рости въ глубокой ложбин на гор Пулковской.
Но эта новая дорога для меня весьма кстати. По ней здилъ я въ Царское Село только одинъ разъ, и когда? Въ царствованіе Екатерины Великой. По сему для меня новы были виды этихъ подгорныхъ и нагорныхъ садиковъ, въ которыхъ вишневыя деревья, молодыя, чистыя, нетронутыя, сколько можно было видть съ дороги, червями яблони, не какъ ныншнее лто въ столиц, общаютъ хозяевамъ обильный урожай.
Слобода Пулково довольно велика, въ ней есть изрядные новые, красивые домики, передъ домиками во многихъ мстахъ есть колодцы. Каменная церковь, на косогор возвышающаяся, длаетъ прекрасный видъ. дучи по этой дорог, долго не теряешь изъ виду столицы съ ея окрестностями и вмст видишь Царское Село, каковой выгоды прежняя дорога не представляетъ. Другая выгода новой дороги состоитъ въ томъ, что она нсколько сокращаетъ зду отъ столицы къ Царскому Селу.
Между Нагорнымъ Пулковомъ и Кузминымъ, къ сожалнію, многія нивы какъ бы нарочно засяны рзухой (raphanus raphanjstrum), которой желтые цвтки однихъ только дтей забавляютъ, а хозяевъ приводятъ въ уныніе. Гд сего растенія немного, тамъ его выпалываютъ, а гд не оставило оно почти мста для льву или ржи, тамъ выполоть (то нтъ никакой возможности.
Вотъ и Кузмино со своими большею частію ветхими, маленькими, бдными домиками. Передъ въздомъ въ слободу, по правую сторону дороги, въ довольномъ отъ нея разстояніи, между нивъ весьма замтно растущее однимъ одно ольховое, казалось съ дороги, дерево, оно растетъ бдно, уединенно и трогательно представляетъ собою сироту, всми покинутаго въ мір.
Въ конц сей слободы, по лвую сторону также возвышается на косогор каменная церковь. Кузьмино соединяется съ Царскимъ Селомъ двумя рядами молодыхъ рябинъ, посаженныхъ по обимъ сторонамъ дороги. Ворота, чрезъ которыя възжаютъ въ Царское Село, или лучше, въ царскій садъ, еще не отстроены. Въхавши въ этотъ садъ, невольно поражаешься противуположностію простоты природы, только лишь виднной въ Кузминомъ и его окрестностяхъ, съ блестящимъ искусствомъ, одушевляющимъ вс предметы въ саду новоустроенномъ, противуположностію бдности крестьянскихъ хижинъ съ великолпіемъ Александровскаго дворца и другихъ зданій.
Я веллъ остановиться извощику у входа въ садъ передъ самымъ дворцомъ. Сколько перемнъ я какихъ перемнъ въ столь короткое время! Нтъ, я не берусь описывать сего волшебнаго произведенія архитектуры и садоводства. Пусть Делиль какой изобразитъ все богатство, все разнообразіе затй искусства. видовъ, извитіе дорожекъ и дорогъ, эти густыя куртины, эти рощицы и рощи, съ ихъ тнями и зеленью, эти цвтники, луга и лужайки и проч.
Войдя въ садъ, первое мое желаніе было встртиться съ кмъ-либо, чтобъ узнать, гд та капелла, въ которой стоитъ изваяніе Христа Спасителя, и какъ никто мн не попадался на встрчу, то я прошелъ до прекрасной огромной башни, весьма прилично названной солитеромъ: она дйствительно одинокая по своей высот и въ удаленіи отъ прочихъ зданій. Тутъ нашелъ я истопника, который указалъ мн спицъ капеллы.
На дорог къ капелл попались мн два стала мериносовъ, пасущіяся въ саду въ нкоторомъ отдаленіи одно отъ другаго. Одно изъ нихъ состояло изъ барановъ, другое изъ овецъ, и у каждаго стала былъ особливый пастухъ. Я остановился, полюбовался этими прекрасными колонистами, кажется, они не могутъ пожаловаться на пажить, которую Александровскій садъ имъ предлагаетъ, если не лучше, то безъ сомннія, не хуже она пажитей ихъ родины. Притомъ же невинныя, кроткія сіи животныя никогда не походили на тхъ иноземцевъ, которые, живучи въ Россіи но всемъ довольств и не рдко даже въ предпочтеніи предъ природными Русскими. ни чмъ не довольны и за ея хлбъ-соль ее же злословятъ. Пастухъ стала барановъ вскор погналъ ихъ съ лужка, прикрикивая повременно какое-то извстное имъ слово, и они чинно пошли впередъ. Вскор потомъ другой пастухъ погналъ и стадо овецъ.
Я поспшилъ къ капелл и въ скоромъ времени увидлъ по правую сторону дороги впереди оранжерей прекрасные цвтники. Опять остановился, чтобъ разсмотрть, какія растенія ныншнимъ лтомъ играютъ ролю на семъ позорищ Флоры, въ клумбахъ сидли роскошныя махровыя георгины: впрочемъ еще немногія изъ нихъ распустились, въ рабаткахъ, около клумбъ, цлыя полосы засажены были красными зонтичными растеніями, въ которыхъ узналъ я перечники зонтичные (iberis umbellata), въ другомъ отдленіи увидлъ блые перечники (iberis amara), тутъ блистаютъ также золотистыя скерды (crepis barbatal, блыя и красныя лаватеры трехмсячныя (lavatera trimestris), короставики (scabiosa), чудоцвты (mirabilis palappa), китайскія астры (aster chinensis), жабреи большіе (antirr hinum majus) еще не распустились. Но ужели именовать вс цвты, здсь мною виднные? Конечно, породъ ихъ немного и не рдкіе, но сановникъ для своей цли выбираетъ такіе, которые наиболе украшали бы его цвтники. Кто желаетъ видть рдкія растенія, тотъ долженъ искать ихъ въ Петербургскихъ оранжереяхъ Аптекарскаго и Елагинскаго острововъ.
Капелла возвышается непосредственно за сими цвтниками и оранжереями. Полюбовавшись цвтами, я пошелъ къ ней. Зданіе сіе построено въ готическомъ вкус, въ главномъ корпус онаго, то есть, въ самой капелл. Стны уже растрескались, какъ бы отъ древности, въ окнахъ синія стекла: пристроенная къ главному корпусу часть представляетъ полуобрушившіяся стны, въ иныхъ мстахъ выдавшіяся въ сторону и угрожающія паденіемъ, на сверной сторон капеллы примыкаютъ къ ней стны, также обрушившіяся и нсколько колоннъ или остатковъ отъ нихъ, поросшихъ сверху мохомъ. Осмотрвъ капеллу снаружи и не видя никого при ней, а двери видя запертыми, я хотлъ было уже воротиться назадъ, сожаля о напрасной моей поздк, ибо увидть изваяніе Спасителя было важнйшимъ предметомъ оной. Къ счастью, я посмотрлъ въ главную стеклянную дверь и увидлъ солдата, шьющаго на полу сапоги. ‘Можно ли видть Христа Спасителя’? спросилъ я. ‘Какъ не можно’, отвчалъ онъ, и тотчасъ взялъ съ собою ключь отъ храмины, гд стоитъ изваяніе, повелъ меня между мнимо развалившихся стнъ, по узкой лстниц въ средній ярусъ, передъ храминою находится площадка, съ которой и входъ въ храмину. Солдатъ отперъ двери и впустилъ меня въ нее. Храмина небольшая, четырехугольная, съ коническимъ куполомъ, въ каждомъ изъ четырехъ угловъ, при основанія восходящаго вверхъ конуса, ангелы держатъ раскрытое Евангеліе. Изваяніе Спасителя, на четырехугольномъ пьедестал краснаго зернистаго гранита, поставлено у стны южной по средин, лицемъ къ сверу. Спаситель высченъ изъ одного куска чистйшаго благо мрамора, впрочемъ не безъ темноватыхъ двухъ или трехъ полосъ вдоль одежды. Очи Спасителя устремлены на зрителя, которому правою рукою, концами перстовъ касающеюся къ груди, а лвою нсколько поднятою вверхъ, какъ бы говоритъ: ‘Мною ко Отцу’. Слова сіи на латинскомъ язык написаны подъ стопами Спасителя на сверной сторон: ‘Per me atl Patrero’. На восточной сторон написано: Dannecker f. 1824. Изваяніе вышиною, кажется, въ сажень безъ пьедестала. Объ искусственной отдлк сего творенія основательно судить я не могу, но художникъ въ возбужденіи благоговнія къ Спасителю, въ преданіи Его вол взирающихъ на Него, совершенно достичь своей цли. Долго смотрлъ я безмолвно на сего небеснаго Посредника между Отцемъ Его и смертными съ невольнымъ вниманіемъ и глубокимъ чувствомъ самоотверженія. Наконецъ, оборотясь къ сторожу, спросилъ: ‘Давно ли выставлено здсь это изваяніе?’ Но слова мои такъ раздались въ храмин, что едва можно было разслышатъ ихъ, притворивъ дверь. ‘Въ прошломъ году’, отвчалъ онъ, ‘какъ скоро отстроена была капелла, а прежде стояло въ Александровскомъ дворц’.
Сказываютъ, что Даннекерь предпринялъ сію работу по слдуюшему случаю: Ваятелю сему въ одну ночь представился во сн Спаситель точно въ такомъ вид, какъ онъ представленъ въ семъ мрамор, но художникъ обстоятельство сіе оставилъ безъ дальняго вниманія, спустя нсколько времени, онъ опять увидлъ Спасителя во сн, точно въ такомъ же вид, какъ и прежде. Изъ сего заключилъ онъ, что на дло сіе призываетъ его вдохновеніе свыше. Посему онъ ршился непремнно изваять Спасителя въ такомъ вид, какъ Онъ двукратно ему представлялся. Пріобрвъ прекраснйшій кусокъ благо мрамора, онъ принялся за работу и окончилъ ее не прежде десяти лтъ. Благословенный Александръ узнавъ о семъ рдкомъ произведеніи искусства, купилъ его за весьма значительную сумму и повеллъ воздвигнуть для него сіе зданіе, но Провиднію угодно было прекратить дни незабвеннаго монарха прежде окончанія сего памятника преславнаго его царствованія.
Съ растроганнымъ сердцемъ, съ неизъяснимымъ чувствомъ кающагося гршника, предающаго себя ходатайству Спасителя, медленно вышелъ я изъ капеллы и медленно пошелъ въ обратный путь, потерявъ охоту доле разсматривать новыя прибавленія и украшенія сада. Въ такой задумчивости добрлъ я до скамейки, слъ и хотлъ было развлечь себя чтеніемъ Скоттова ‘Аббата’, котораго взялъ съ собою въ дорогу. Но голова моя такъ была занята разнообразными мыслями, что не давала мста никакимъ стороннимъ впечатлніямъ: я ничего не понималъ, что читалъ, или лучше, ничего не читалъ, и книгу спряталъ.— По чьему чертежу, мыслилъ я, раздвинуты границы необозримаго сего вертограда? Чьимъ соображеніемъ въ бывшемъ здсь дремучемъ лсу одни мста возвышены, другія перевиты излучистыми дорогами и тропинками? Чьимъ велніемъ текутъ воды, журчатъ каскады, тснятся въ куртинахъ туземные и иноземные кустарники и деревья, высятся башни, и надъ всмъ тмъ господствуетъ зданіе, достойное вмщать въ себ надежду Россіи? Увы! Генія своего давно уже мста ни лишились. О, Александръ! Во всхъ длахъ твоихъ отразилась прекрасная душа твоя. Ты вчно пребудешь въ нихъ и въ сердцахъ обожавшихъ тебя Россіянъ!
Отдохнувъ нсколько, а поворотилъ къ островку любезнйшаго наслдника престола, осмотрлъ маленькую яхту его, видлъ подвижной мостикъ, на которомъ перезжаютъ на сей островокъ, и домикъ его, остававшіеся еще въ гирляндахъ цвтовъ, коими августйшія сестры встртили Его Высочество по возвращеніи изъ чужихъ краевъ, видлъ также на островк нсколько небольшихъ грядокъ, засаженныхъ салатомъ, огурцами и другою огородною овощью. Прекрасная мысль — съ воздлываніемъ, рощеніемъ предметовъ первой нашей потребности съ малолтства познакомить того, кому нкогда можно будетъ взвшивать труды и подвиги не однихъ царедворцевъ и героевъ, кому небомъ предоставлено будетъ цнить потъ и земледльца и отдавать ей должную справедливость. Да украсятъ тебя, надежда наша драгоцнная, вс познанія, какія только могутъ быть полезны для тебя и народа, коимъ нкогда управлять будешь! Да оградятъ августйшіе, мудрые твой родители сердце твое отъ всего, что не достоино Божества, которое на земл ты представлять долженъ! Но зная природу съ юныхъ лтъ своихъ, углубляйся въ ея таинства и возлюби красоты ея: то суть таинства и красоты первой Безконечной Причины, раскрывающія въ смертномъ чистйшія чувствованія, добродтельнйшія наклонности, каковыхъ желаетъ теб каждый истинный сынъ отечества.
Съ таковыми мыслями виходилъ я изъ сада, какъ вдругъ увидлъ у подъзда дворца самаго наслдника. Его Высочество изволилъ пойдти по саду пшкомъ, а коляска похала за нимъ.
Извощикъ повезъ меня дорогою, по которой лицей остался въ правой сторон. Я хотлъ было побывать въ немъ, но отдался на волю извощика, ибо хотлъ скоре дохать до Павловска.
Старики живутъ въ воспоминаніяхъ: воинъ любитъ разсказывать о походахъ своихъ, гражданинъ о мирныхъ дяніяхъ. По сему живущіе въ настоящемъ должны быть къ старикамъ снисходительны, если они бываютъ скучны своими разсказами.
Завидвъ зданіе лицея, я тотчасъ привелъ себ на мысль вс хлопоты мои по сему заведенію, въ бытность мою директоромъ департамента народнаго просвщенія. Благоволеніе безсмертнаго Александра, довренность ко мн дятельнйшаго и просвщеннаго министра графа Алекся Кирилловича Разумовскаго давали мн крылья успвать во всхъ должностяхъ и дланныхъ мн препорученіяхъ. Государю императору благоугодно было на мст своего воспитанія оставить памятникъ, приличный сему предмету. Что могло быть приличне, какъ не учрежденіе воспитательнаго же заведенія? Его Величеству желательно было образовать въ лице дтей знатнйшихъ дворянъ для военной и гражданской службы, смотря по склонностямъ и способностямъ воспитанниковъ, для сего Его Величество изволилъ начертать главнйшія статьи постановленія сего заведенія и возложить на графа Алекся Кирилловича Разумовскаго разсмотрть первоначальныя сіи черты, сообразить съ существующими уже по части просвщенія постановленіями и сдлать въ нихъ перемны и пополненія, для начертанія постановленія лицею. Графъ Алексй Кирилловичь дло сіе поручилъ мн, и существующее нын постановленіе, разсмотрнное министромъ, вскор поднесено было государю императору и удостоено высочайшаго его утвержденія въ 19-е августа 1810 года. Немедленно за симъ постановленіе включено въ грамоту, дарованную лицею, переписано на великолпно по полямъ листовъ разрисованномъ пергамент, переплетено въ золотой глазетъ съ серебряными кистями и позолоченнымъ ковчегомъ для государственной печати, приготовленная такимъ образомъ грамота поднесена къ высочайшему подписанію, коего она удостоена въ 22-й день сентября 1811 года. Между тмъ какъ приготовлялась сія грамота и строеніе, принимаемы были воспитанники и со всею строгостію испытываны въ познаніяхъ, требуемыхъ для вступленія въ сіе заведеніе, въ присутствія министра, директора лицея статскаго совтника Василія Малиновскаго и моемъ, по предварительномъ собраніи самимъ же министромъ свдній о нравственныхъ качествахъ кандидатовъ. По приготовленіи такимъ образомъ всего съ открытію лицея, оно совершалось октября 20-го дня 1811 года въ присутствіи государя императора, государынь императрицъ, государя цесаревича и великаго князя Константина Павловича, великой княжны Анны Павловны, первыхъ чиновъ императорскаго двора, господъ министровъ, членовъ государственнаго совта и многихъ другихъ знаменитыхъ особъ. Ихъ Высочества Николай Павловичь и Михаилъ Павловичь изволили тогда путешествовать въ чужихъ краяхъ.
Открытіе лицея происходило слдующимъ образомъ: По совершеніи, въ присутствіи августйшей императорской фамиліи, въ придворной церкви божественной литургіи, духовенство, въ предшествіи придворныхъ пвчихъ, шло изъ церкви для освященія зданія лицея въ сопровожденіи императорской фамиліи и всхъ вышеупомянутыхъ особъ, также чиновниковъ и воспитанниковъ лицея. По окончаніи сего обряда, когда Ихъ Величества и Ихъ Высочества изволили занять мста въ зал собранія, я имлъ счастіе изъ грамоты, которую по об стороны меня держали два адьюнктъ-профессора, прочесть вступленіе, главы объ устройств и нравахъ лицея и заключеніе грамоты. Потомъ министръ народнаго просвщенія, принявъ отъ меня грамоту, вручилъ оную директору лицея, для оставленія навсегда въ семъ заведеніи. Но принятіи грамоты директоръ Малиновскій произнесъ сочиненную мною, приличную сему случаю, рчь {Я помщаю оную здсь, какъ свою собственность:
‘Всемилостивйшій государь! Въ семъ град премудрйшая изъ монархинь, среди весеннихъ и лтнихъ красотъ природы, нкогда назидала благоденствіе Россіи. Въ обиталищ семъ Ваше Императорское Величество поучались управлять судьбою народовъ, нын подвластенъ скипетру Вашему. И въ столь знаменитомъ обиталищ, отверзаете храмъ наукъ для отличнйшаго юношества Вашей державы. Сколько убжденій въ превосходств будущихъ успховъ сего единственнаго учрежденія! Малое число дтей, въ дарованіяхъ и благонравіи испытанныхъ, какъ единое семейство, не представляетъ неудобствъ въ совершенномъ надзор за ихъ ученіемъ и поступками, благорастворенный воздухъ, укрепляя силы ихъ тлесныя, укрпитъ и душевный въ величіи чувствованій и дяній, безмолвное уединеніе соберетъ и направитъ вс мысленныя способности ихъ къ единой цли: къ познанію нравственнаго и физическаго міра, а воспоминаніе о великой въ женахъ и о воспитаніи въ семъ мст августйшаго внука ея, пріосненіе сего храма наукъ его покровительствомъ воскрылятъ младые таланты къ пріобртенію славы истинныхъ сыновъ отечества и врныхъ служителей престола монаршаго.
‘Такъ, всемилостивйшій государь, попеченіемъ Вашего Величества здсь все соединено къ образованію юношества для важнйшихъ государственныхъ должностей. Нтъ счастливе настоящей участи его, нтъ лестне будущаго его назначенія.
‘Но не мене того счастливы и мы, избранные къ руководству онаго и воспитанію. Мы чувствуемъ важность правъ и преимуществъ, дарованныхъ Вашимъ Величествомъ сему заведенію и лицамъ, къ нему принадлежащимъ. Чувствуемъ, но чмъ содлаться можемъ достойными оныхъ? Единое избраніе васъ въ подвигу образованія сего юношества не служитъ еще въ томъ порукою. Мы потщимся каждую минуту жизни нашей вс силы и способности ваши принести на пользу сего новаго вертограда, да Ваше Императорское Величество и все отечество возрадуется о плодахъ его’.}. За симъ секретарь конференціи профессоръ Кошанскій прочелъ списокъ учебнымъ и гражданскимъ чиновникамъ, опредленнымъ въ лицей, потомъ списокъ воспитанникамъ, принятымъ въ оное, каждый изъ чиновниковъ и воспитанниковъ, по наименованіи его, представленъ былъ государю императору г. министромъ. По прочтеніи списковъ, адьюнктъ-профессоръ нравственныхъ наукъ Куницынъ читалъ воспитанникамъ наставленіе о цли и польз ихъ воспитанія. Посл сего государь императоръ со всею императорсвою фамиліею и прочими знаменитыми особами изволили осматривать вс покой и присутствія своего удостоили обденный столъ воспитанниковъ. Въ это время, именно, когда Ихъ Величества пошли осматривать покой, государь цесаревичъ, идучи позади императорской фамиліи и неся на одной рук шаль великой княжны Анны Павловны, другою взявъ меня подъ руку, удостоилъ счастія идти со мною. Я уже сказалъ, что старики живутъ въ воспоминаніяхъ, и потону и здсь надюсь заслужилъ извиненіе въ приведеніи части лестнйшаго для меня разговора съ Его императорскимъ Высочествомъ. Разговоръ сей доказываетъ, сколь пріятно было ему видть при открытіи лицея дйствующимъ лицемъ и меня, подчиненнаго Его Высочеству по совту о военныхъ училищахъ. Взявъ меня подъ руку, Его Высочество изволилъ съ особеннымъ удовольствіемъ сказать: ‘Ты везд!’ Посл молчаливаго моего на сіе поклона, онъ изволилъ спросить: ‘Что ты здсь значишь?’ Я отвчалъ, что министру угодно было, чтобы я, какъ директоръ департамента, прочелъ грамоту. ‘А эти профессора откуда?’ ‘Вс изъ педагогическаго института’. ‘Вс твои!’ Я опять отвчалъ благодарнымъ поклономъ. ‘Какъ зовутъ того, который читалъ разсужденія?’ ‘Куницынъ’. ‘Хорошо читалъ’. ‘Онъ былъ первый студентъ въ педагогическомъ институт’. ‘И мой Талызинъ хорошъ’. ‘И онъ Ваше Высочество, былъ изъ отличныхъ студентовъ!’.
Изъ столовой Ихъ Императорскія Величества и Ихъ Императорскія Высочества, г. министромъ препровождены были въ ту комнату, гд приготовленъ дл)і нихъ завтракъ, ибо государь императоръ по утру, до открытія лицея, изволилъ прислать съ отказомъ, что Ихъ Величества и Ихъ Высочества обдать не будутъ, потому что въ тотъ день былъ у Ихъ Величествъ фамильный столъ. Прочіе же вс постители угощены были богатйшимъ столомъ, стоившимъ г. министру одинадцать тысячъ рублей! Таковы угощенія русскихъ бояръ! Ученіе въ семъ заведеніи началось на другой же день. Какъ, по постановленію онаго, положепо чрезъ каждые полгода производить воспитанникамъ испытанія и притомъ сторонними лицами, то министръ, исполныя сіе правило во всей точности и вообще прилагая о семъ заведеніи особенное попеченіе, посылалъ меня около того времени, не предувдомляя о томъ воспитанниковъ, для произведенія испытаній, на сей конецъ, съ позволенія его, я бралъ съ собою профессоровъ педагогическаго института по тмъ наукамъ, кой преподавались въ семъ заведенія. Сверхъ того, по вол же г. министра, я часто и неожиданно здилъ для сего въ лицей одинъ и испытывалъ воспитанниковъ, въ чемъ былъ въ состояніи, большею же частію занималъ ихъ россійскою и латинскою словесностью, длая съ ними разборы сочиненій и заставляя сочинять при мн, въ классахъ и безъ меня, назначая каждому особый предметъ, а иногда и одинъ для всхъ. Это былъ для меня вовсе сторонній трудъ, но я не только не скучалъ имъ, а еще занимался съ особливою охотою, имя въ виду только одну пользу воспитанниковъ. Дйствительность сихъ моихъ занятій подтвердить могутъ какъ вс профессора, выбывшіе, такъ и сами воспитанники перваго курса, напримръ, гг. баронъ Корфъ, Масловъ, Ломоносовъ, Пушкинъ, Пущинъ, Илличевскій, Малиновскій и проч. Но къ чему ведутъ сія воспоминанія, доказывающія одинъ только эгоизмъ? О, неужели не позволительно быть и эгоистомъ тому, кому давно уже отказано въ другихъ преимуществахъ? Покрайней мр, того, что нами сдлано, никто у насъ отнять не можетъ.
На крыльяхъ воспоминаній я мгновенно пролетлъ разстояніе отъ Царскаго Села до Павловска, никто предаваться имъ не препятствовалъ, даже ни одинъ путникъ не встртился со мною, ни одинъ не прохалъ мимо меня: какая противуположность съ движеніемъ, оживлявшимъ сію дорогу въ протекшіе годы, когда придорожные кустарники, деревья и травы сдли отъ пыли, столбомъ подымавшейся за экипажами, въ коихъ вельможи поспшали насладиться лицезрніемъ и бесдою кроткой богини сихъ нстъ!
Подъзжаю къ застав: уже нтъ при ней стражи, которая доспхами своими напоминала, чье обиталище она охраняетъ. Спускаюсь подъ гору, усматриваю скромный дворецъ, подъзжаю къ нему: одинъ только часовой стоитъ на своемъ мст. Вхожу въ садъ: кое-гд видны работники. Все пусто, все уныло! Дорожки не чисты, рабатки заросли травою не прополоты. Иду въ цвтной паркъ, грядки, прежде блиставшія роскошными, благовонными, всякихъ красокъ цвтами, чернются сырою землею, только изъ немногихъ мстахъ, гд флора для сбереженія растеній отъ зимней стужи не требовала руки садовника, только тамъ раскинули малиновые жирные лепестки своя піоны, оставленные самимъ себ, безъ подпоры склоня свои внцы къ земл: точное изображеніе вдовы, лишившейся врнаго друга. Отсюда пошелъ я въ глубь сада, тутъ нашелъ убранства боле и довольно высаженныхъ въ грунтъ оранжерейныхъ цвтовъ, но что значитъ убранство сіе противъ прежняго? Все напоминаетъ, что не стало здсь августйшей хозяйки. Кажется, садовникъ не нашелъ приличія украшать то мсто, которое на вки лишилось своего божества, въ которомъ все скорбитъ и стуетъ о сиротств своемъ. И для кого теперь украшенія? Вмсто того, что прежде аллеи, бесдки, павильоны одушевлялись семействами веселыхъ гостей, теперь вс они пусты. О, какъ пустота сія наполняетъ душу самыми мрачными чувствованіями! Какъ безмолвіе сіе много вщаетъ сердцу!
Гд ты, душа сихъ мстъ, душа вдовицъ, сиротъ,
Сердецъ владычица, святилище красотъ,
Источникъ благости, ограда угнетенныхъ,
Пріютъ безродныхъ, свтъ на вки омраченныхъ?
Гд ты, великая великихъ мать сыновъ,
Наукъ, художествъ жизнь, невинности закровъ?
Гд ты? Сложивъ съ себя здсь красоту тлесну,
Смняла ты ее на красоту небесну, —
И въ лик ангеловъ и Божіихъ святыхъ
Вкушаешь радости, утхи дней златыхъ!
Но мы, лишась тебя, досел неутшны,
Досел слезы льемъ, то будетъ долгъ вашъ вчный
Ту горьку истину, что смертны и цари,
На дл Россъ позналъ, мы зрли алтари,
Чертоги царскіе покрыты чернымъ крепомъ!
Въ ожесточеньи насъ судьбы своемъ свирпомъ
Тремя ударами сразили въ краткій срокъ!
Среди побдъ, торжествъ намъ грозный данъ урокъ
Урокъ, чтобъ славой мы всемірной не гордились,
Но провиднію смиренно бъ покорились.
Покорствуемъ! Но какъ забыть царя-отца,
Нжнйшихъ матерей, въ блистаніи внца!
Нтъ! не стыжусь я слезъ, въ твоемъ саду текущихъ,
Марія, твой привтъ на память мн зовущихъ!
Коль значу нын что, теб я долженъ тмъ,
Ты первая меня величія лучемъ
Согрла въ храм томъ, гд подъ твоимъ покровомъ
Цвтъ юности взрасталъ твоимъ всенощнымъ словомъ,
Ты первая о мн замолвила царямъ *).
Свела ихъ взоръ ко мн, дала моимъ свтъ днямъ.
Сколь счастливъ былъ я, зря вблизи твои заботы,
Какъ ты живила трудъ и дтскія работы,
Какъ въ милыхъ крошекъ сихъ, сихъ будущихъ супругъ,
Переливала ты свой кроткій, мудрый духъ!
Иная посл мн представилась судьбина:
По вол твоего богоподобна сына,
На путь другой я сталъ вн храма твоего,
Но ты не презрла счастливца своего:
Ты вспомнила о мн и вновь стезю открыла
Твой образъ созерцати которымъ свтъ дивила **).
Далекъ ли, близокъ былъ я отъ тебя когда,
Ко мн гулъ доходилъ рчей твоихъ всегда,
И вдалек твоимъ я мнньемъ былъ блаженнымъ:
Сколь лестно было мн тобой быть незабвеннымъ!
Теперь кто у царя замолвитъ обо мн?
Ахъ, умерли мои надежды вс въ теб!
*) Государыня императрица Марія еодоровна изволила представлять меня государю Павлу Петровичу, когда Его Величество удостоилъ присутствія своего мое преподаваніе исторіи воспитанницамъ въ Екатерининскомъ Институт. Графъ П. В. Завадовскій, въ бытность мою директоромъ департамента просвщенія, не одинъ разъ сказывалъ мн: ‘Вчера за столомъ у государя императора, или въ другое время, государыня Марія еодоровна говорила объ васъ’, и тому подобное. Однажды къ таковымъ словамъ графъ прибавилъ: ‘Императрица гнвается на меня, что и васъ у нея отнялъ? ‘Я хотла’, говорила она, ‘сдлать его инспекторомъ въ Екатерининскомъ институт’. Знаки особеннаго благоволенія Ея Величества ко мн слдующіе: зная меня по изданію журналовъ, государыня императрица, въ непродолжительномъ времени по принятіи въ свое управленіе общества благородныхъ двицъ, изволила повелть предложить мн, не пожелаю ли я обучать въ ономъ русской словесности, исторіи и географіи. Вскор по опредленіи моемъ туда, и имлъ счастіе получить отъ Ея Величества золотую табакерку, въ короткое время произведенъ въ коллежскіе ассессоры и потомъ въ надворные совтники. По открытіи Екатерининскаго института Ея Величеству благоугодно было, чтобы и въ семъ заведеніи обучалъ тмъ же предметамъ. Въ одно время я былъ болнъ, Ея Величество, узнавъ о семъ, изволила поручить графу Л. И. Васильеву, члену совта сего института, самому навдаться о моемъ здоровь и принять на себя попеченіе о моемъ выздоровленіи, что его сіятельство и исполнилъ. По случаю передлки моей квартиры въ институт, государыня императрица изволила изъ собственныхъ своихъ денегъ платить за наемъ для меня квартиры пятьсотъ рублей. Въ послдствіи времени, я имлъ счастіе получить отъ Ея Величества два перстня: первый, за надзоръ мой за ученіемъ въ воспитательномъ дом, послдній за экземпляръ поднесеннаго ей моего изданія греческихъ классиковъ.
**) Разумю высочайшее Ея Императорскаго Величества предложеніе, сообщенное мн въ письм г-на статсъ-секретаря Вилламова въ іюн мсяц 1807 года, въ бытность мою уже директоромъ-департамента, чтобы я принялъ на себя надзоръ за ученіемъ въ воспитательномъ дом. Письмо сіе преисполнено было лестнйшихъ для меня выраженій, объявленныхъ мн отъ высочайшаго имени государыня императрицы. Г. Вилламовъ писалъ ко мн, что Ея Величество, зная мои занятія по другимъ должностямъ, желаетъ, чтобы я по крайней мр одинъ изъ два раза въ недлю посмотрлъ за ученіемъ, что я не буду имть никакого другаго начальства, кром Ея Величества, и чтобы я по дламъ, до сей части касающимся, непосредственно представлялъ Ея Величеству. Сколь не обремененъ я былъ длами по служб, однако не могъ отказаться отъ столь благоволительнаго призыва, но какъ мн весьма рдко можно было навдываться объ ученіи воспитанниковъ въ положенные для того часы, то въ послдствіи времени совтовалъ начальству дома внушить государын императрицы, что гораздо полезне было бы опредлить для надзора за ученіемъ такого человка, который ежедневно и когда вздумаетъ могъ бы посщать классы во время ученія. По сему и сдлано было таковое распоряженіе, посл котораго я имлъ счастіе получить слдующій высочайшій рескриптъ отъ Ея Величества:
‘Г-нъ статскій совтникъ Мартыновъ, при учиненіи нын, какъ вамъ уже извстно, новаго распоряженія въ разсужденіи классовъ въ воспитательномъ дом, не нуждающаго къ опредленію особливаго инспектора для безотлучнаго почти за нимъ присмотра, я пріятною поставила себ обязанностію изъявить вамъ совершенную мою признательность за труды ваши, до нын по сей части понесенные, я справедливость мною всегда отличному усердію вашему отдаваемую. Прилагая при семъ особенный знакъ таковыхъ моихъ къ вамъ расположеній, я пребываю впрочемъ вамъ всегда благосклонною.

Марія.’

Въ Гатчин
Октября 26-го дня 1808 года
Но для того ли я предпринялъ поздку, чтобъ предаваться мрачнымъ мыслямъ, чтобъ плакать и стовать? Сказавъ это самъ въ себ, я пошелъ дале, не найду ли какихъ не виднныхъ прежде мною предметовъ, я съ покатовъ зеленыхъ возвышенностей, на коихъ косари косили прекрасную, бархатную траву, спустился къ храму дружбы, осмотрлъ его кругомъ, любовался величественною его простотою, потомъ хотлъ войдти въ него, но онъ былъ запертъ. Я хотлъ видть то божество, которому, какъ говоритъ надпись надъ дверьми сего храма, любовь, почтеніе и благодарность его посвятили. Не видя никого, кто бы могъ удовлетворить моему любопытству, и слъ на ступенькахъ храма. Вблизи его въ числ прочихъ деревъ увидлъ я высокую, дебелую, величественную сребролистую тополь (populus argentea), пустившую отъ корней много молодыхъ побговъ, которые, думалъ я, хорошо было бы перенести въ мой садъ для развода, вмсто большихъ, купленныхъ мною на бирж, изъ коихъ хотя одна и принялась было, но минувшею зимою весьма много пострадала и едва ли уцлетъ. Между тмъ какъ мое корыстолюбіе, безъ дальнихъ впрочемъ послдствій, симъ занималось, нсколько дале увидлъ я огромный сибирскій кедръ (pinus cembra), съ привязанною къ толстому кряжу его дощечкою. Любопытство заставило меня подойти къ сему дереву, и на дощечк увидлъ я слова: ‘No 1. Его Императорскаго Высочества цесаревича и великаго князя Павла Петровича, родившагося сентября 21-го дня 1754 года’. Какъ я обрадовался этой находк: врно, есть еще и другіе номера, подумалъ я, потому что на этой дощечк означенъ No 1, и тотчасъ началъ ихъ отыскивать. Но къ сожалнію, не нашелъ ни одного и возвратился опять къ храму дружбы. Въ это время подошелъ ко мн одинъ изъ инвалидовъ, который смотритъ за садомъ и находящимяся въ немъ зданіями, и спросилъ меня: не угодно-ли мн посмотрть храма. ‘А разв у тебя ключь?’ спросилъ я. ‘У меня’. Я просилъ его отпереть, что немедленно онъ и сдлалъ. Съ отверстіемъ дверіи, тотчасъ у сверной стны представилась колоссальная статуя Кивелы со своимъ ключемъ, въ вид коей изображена Екатерина Великая. Съ благоговніемъ поклонился я изваянію, представляющему монархиню, коея уму не престаютъ донын и не престанутъ удивляться въ позднйшія времена. По обимъ сторонамъ статуи стоятъ столики: на одномъ изъ нихъ опрокинутъ былъ стаканъ, а подъ другимъ стоялъ кувшинъ. ‘Для чего этотъ стаканъ здсь?’ спросилъ я инвалида. ‘А изъ него я потчую господъ, кто пожелаетъ, ключевою водою, для прохлажденія отъ жаровъ». ‘Разв у тебя она здсь есть?’ ‘Есть’. Я попросилъ налить мн стаканъ и съ большою жадностію выпилъ. Выходя изъ храма, я поблагодарилъ инвалида, какъ обыкновенно благодарятъ за подобныя услуги, и спрсилъ его: ‘Вотъ на этой дощечк написанъ No 1, по этому есть и другіе нумера? я искалъ ихъ здсь, но не нашелъ’.— ‘Есть’, отвчалъ онъ, но не здсь. Угодно вамъ, я проведу васъ туда?’ По изъявленіи мною желанія, онъ немедленно пошелъ впередъ и привелъ меня въ фамильную рощу. Объ этой рощ имлъ я понятіе по стихамъ г. Жуковскаго, но понятіе, какое только долженъ давать поэтъ, которые природу описываетъ не исторически, а какъ геній, пользуясь только главнйшими чертами ея, кои мгновенно переносятъ его въ міръ идеальный, и онъ изображаетъ предметы по вдохновенію. Вотъ сіи стихи:
Я на брегу одинъ… Окрестность вся молчитъ!
Какъ привидніе, въ туман предо мною
Семья младыхъ березъ недвижимо стоитъ
Надъ усыпленною водою!
Вхожу съ волненіемъ подъ ихъ священный кровъ,
Мой слухъ въ сей тишин привтный голосъ слышитъ:
Какъ бы эирное тамъ ветъ межъ листовъ,
Какъ бы невидимое дышитъ,
Какъ бы сокрытая подъ юныхъ древъ корой,
Съ сей очарованной мшаясь тишиною,
Душа незримая подъемлетъ голосъ свой!
Съ моей бесдовать душой!
Историческое описаніе сей рощи въ короткихъ словахъ слдующее: Недалеко отъ дворца, подъ скатомъ горы, на западной сторон, въ небольшой рощ, особою купою, возвышаются березы и березки, посаженныя при рожденіи каждаго великаго князя и великой княгини императорскаго дома. Есть и на другіе случаи, какъ-то на миропомазаніе великой княгини Елены Павловны въ греко-россійскую вру. Къ каждому изъ сихъ деревъ прившена четверо-угольная, продолговатая желзная дощечка, на которой написанъ годъ, мсяцъ и число событія. Въ семъ собраніи деревъ находятся и дерево съ дощечкою, на коей написано время рожденія великаго князя цесаревича Павла Петровича, расколотое, но потомъ сросшееся. Провожатый мой сказалъ мн, что оно расколото громомъ. Когда расколото, спрашивать о томъ я не разсудилъ. Въ семъ убжищ стоятъ нын дв скамейки. ‘Сюда’, сказалъ мн инвалидъ, ‘матушка государыня изволила по утрамъ выходить кушать чай’.
Посл сего провожатый предложилъ, не угодно ли мн видть домикъ, въ которомъ спасался монахъ. ‘Хорошо’. Инвалидъ дорогою разсказалъ мн, что императрица Екатерина II отыскала этого монаха въ хижин, когда еще тутъ былъ дикій лсъ, и одни только зври въ немъ жили. Государын угодно было въ скоромъ времени постить монаха вмст съ придворными господами, но онъ уже скрылся и оставилъ въ хижин своей только три ложки, три тарелки деревянныя и кувшинъ. По дорог мимоходомъ инвалидъ показалъ мн также купальню Ея Величества. Мы дошли до монашеской хижины: я увидлъ изъ одного окошка на столик стоящій кувшинъ, а изъ другаго ложки и тарелки, потомъ у сей хижины увидлъ небольшой четвероугольный, продолговатый огородъ, въ которомъ, по словамъ инвалида, работалъ монахъ…..
Вотъ какое преданіе идетъ въ простомъ народ о семъ убжищ, между тмъ, какъ всякому видно, что это обыкновенная, но искусная поддлка подъ уединенное, отшельническое жилище.
Отсюда провожатый предложилъ мн идти въ убжище, въ которомъ Марія, оставя царскую пышность, приходила съ фрейлинами прясть. Я, предавшись совершенно на его волю, послдовалъ за нимъ, и мы вскор очутились въ прекрасномъ павильон. Здсь увидлъ я лопатки желзныя, которыми въ малолтств императоръ Александръ и цесаревичъ Константинъ копали землю. Такъ-то великіе воспитатели сближали ихъ съ природою. Провожатый посл провелъ меня въ готическую башню, называемую Пилемъ, гд въ самые большіе жары, сказалъ онъ, государыня изволила кушать чай.
Я уже довольно усталъ, но не могъ отказать усердію инвалида, который по сему труду, безъ сомннія, измрялъ будущую отъ меня награду. Онъ предложилъ свести меня къ монументу, воздвигнутому императриц Елисавет. При сихъ словахъ я забылъ свою усталость, думая дйствительно увидть новый для себя предметъ, но это была ошибка моего проводника. Онъ привелъ меня къ монументу, не одинъ разъ мною виднному, воздвигнутому императрицею Маріею еодоровною въ память ея родителей, также сестр и брату. Отсюда побрелъ я усталыми ногами за провожатымъ къ двнадцати бронзовымъ музамъ, Аполлону и другимъ миологическимъ лицамъ, и просилъ его сократить дорогу для выхода изъ сада. Онъ вывелъ меня къ театру, и я распростился съ нимъ, поблагодаривъ его утроеніемъ награды, сдланной прежде. Усталость принудила меня поскоре доплестись до скамейки, чтобъ, подкрпясь въ силахъ, пуститься въ обратный путь.
Въ шесть часовъ я отправился изъ Павловска и уже ни на какіе предметы не обращалъ вниманія. Во всю дорогу мечтались мн сіи осиротлые луга и долины зеленыя, сіи густыя рощи и лса, сіи каскады, павильоны, гроты, храмы, обелиски и другіе печальные памятники, напоминающіе неизъяснимую утрату великой обладательницы оныхъ, нжнйшей матери и покровительницы вдовъ, сиротъ и всхъ несчастныхъ, прибгавшихъ къ ея защит, монархини, соединявшей въ себ вс кроткія добродтели.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека