Замтки по вншнимъ дламъ.
Замтки по вншнимъ дламъ.
.
II.
А. Майковъ.
‘Русская Мысль’, No 4, 1882
Заметки по внешним делам, Майков Аполлон Александрович, Год: 1882
Время на прочтение: 24 минут(ы)
22 февраля министры и малая скупщина въ Блград провозгласила князя Милана сербскимъ королемъ. При этихъ торжественныхъ крестинахъ воспремниками были, какъ оказывается, внскй и берлинскй дворы. Ихъ сподручные органы поспшили прочесть должное наставлене новому королю, по ихъ словамъ, Сербя уже такъ много облагодетельствована Австро-Венгрей, отнын она должна продолжать ту же ‘благоразумную’ политику, какой слдовала до сихъ поръ относительно сосдней съ нею Австро-Венгри. И благодарный крестникъ отвчалъ, что онъ и впредь будетъ держаться той же правильной и честной политики.
Справедливо однако замчаютъ, что спшное провозглашене князя Милана королемъ сдлано съ цлью поддержать значительно пошатнувшееся положене какъ его самого, такъ и ныншнихъ его министровъ. Въ самомъ дл, разорительная для народа уступка желзныхъ дорогъ Бонгу, невыгодный торговый договоръ съ Австро-Венгрей, вмшательство свтской власти въ церковные каноны, насиле надъ митрополитомъ Михаиломъ, ссора со всми остальными сербскими епископами, подтасовка личнаго состава скупщины, взяточничество, придворное скоморошество и многое тому подобное, на что такъ падки бываютъ невжественные себялюбцы, не достигше еще ни пониманя общественнаго долга, ни народнаго самосознаня и все свое человческое достоинство поставляюще въ заимствованной западно-европейской вншности и въ презрни къ существеннымъ потребностямъ народнаго саморазвитя — все это возбудило глубокое неудовольстве въ сербскомъ народ, который съ ужасомъ видитъ, какъ его правительство порабощаетъ весь его хозяйственный бытъ, вс его прибытки, все его состояне сосдней Австро-Венгри, даже земельную собственность переводитъ въ чужя руки и вмст съ тмъ нарушаетъ государственное полноправе, выдавая сербскихъ подданныхъ австрйскимъ властямъ на казнь. Но едва ли новый титулъ поможетъ въ этомъ случа. Онъ не заключаетъ въ себ ничего такого, что могло бы заглушить народный ропотъ, успокоить общее раздражене. Если въ конституцонной стран, какова Сербя, появилась подпольная печать, то значитъ, что произволъ и насиле достигли уже крайнихъ предловъ.
Напротивъ, провозглашене Серби королевствомъ дастъ народу почувствовать, что завтная мысль его о возсоединени всхъ сербовъ окончательно упразднена, а это еще боле возбудитъ въ немъ отвращене къ своему правительству. Если установлене независимой сербской церкви было громадною ошибкой, то въ этой ошибк присоединена теперь и другая. Сербское королевство съ независимою церковью — это то же, что отрывокъ Сербской земли, уже навсегда отгороженный непреодолимою стной отъ прочихъ сербскихъ земель, это — отрзанный ломоть, духовенство и правительство котораго навсегда отреклись отъ народнаго единства. Теперь приличне чмъ когда-либо назвать и церковь, и корону королевскую — шумадйскими, а не сербскими, потому что предлами своими, за исключенемъ небольшой части Старой Серби, он совпадаютъ съ тою частицею прежней цльной Сербя, которая и до сихъ поръ зовется въ народ Шумадею (отъ шума — лсъ). Было бы просто смшно, еслибы король шумадйскй Миланъ надлъ на себя корону сербскаго царя Дувана, выкупивши ее изъ внскаго древнехранилища и забывая, что Дуванъ Сильный обладалъ, кром собственной Серби, еще Македоней до Солуна, значительнымъ пространствомъ Болгари, Босней, Герцеговиною, Зетею, Поморьемъ и отчасти Албаней и носилъ титулъ царя сербовъ, болгаръ и грековъ. Несомннно, что Турця и въ особенности Австро-Венгря довольна тмъ, что шумадйская клточка, равняющаяся по величин своей и по числу жителей одной русской губерня, возвела себя въ санъ королевства и отгородилась отъ остальной Серби, предоставленной на волю всякаго хищника.
Для Австро-Венгря разсчетъ состоитъ въ тонъ, что если король Миланъ уцлетъ на своемъ королевств, то онъ пребудетъ вчнымъ послушникомъ ея, если же, чего добраго, онъ не усидитъ, то новосозданный имъ королевскй престолъ будетъ приличне, чмъ прежнй княжескй, дня это преемника изъ многочисленнаго рода Габсбургомъ.
Упоенный самодовольствомъ, король Миланъ, на привтстве предсдателя скупщины, отвчалъ: ‘Я съ особеннымъ удовольствемъ могу сообщить народу, что, уже въ первыя сутки посл возведеня Серби на степень королевства, дв великя державы, которыя всегда выражали вамъ свои благорасположеня, извстили о своемъ признани совершившагося факта. Полагаю, что я только исполню свой долгъ и долгъ Серби, если громко выражу признательность императору Францу-осифу ‘и императору Вильгельму’. Почему же еще и не султану Абдулъ-Гамиду, представитель котораго поздравилъ его одновременно съ предыдущими?
Одна петербургская газета, изображающая собою дипломатическаго Санхо-Пансо, обидлась, почему король. Миланъ не подождалъ еще однихъ сутокъ, чтобы къ именамъ двухъ упомянутыхъ имъ императоровъ присоединять и имя государя, правящаго тою страною, которой Сербя обязана всмъ своимъ политическимъ бытемъ. Гагата замчаетъ, что признане Сербскаго королевства Россею послдовало всего только однимъ днемъ позже, и это замедлене зависло, вроятно, отъ разности разстоянй. Газета ужасно какъ простодушествуеть и притомъ ошибается во времени. Если Австро-Венгря и Германя признали Сербское королевство въ первыя сутки, то, значитъ, не позже 23 февраля, а русскй представитель поздравилъ короля Милана 25 февраля. Для телеграфа разстояне между Блградомъ, Берлиномъ и Петербургомъ не составляетъ почти никакой разницы. Санхо-Пансо хочетъ только прикрыть своего дипломата-барина и его въ самомъ дл неловкое положене. Какъ это такъ опоздала Росся и не поспла за сосдями-друзьями, за которыми она такъ гоняется! Но если не дипломатствующему публицисту, то всякому другому понятно, что король Миланъ намренно избралъ такой предметъ для своей отвтной рчи, которымъ косвенно задвалъ Россю, а это въ свою очередь служитъ яснымъ доказательствомъ того, какъ низко дипломатя уронила значене Росси въ Серби. Разгадка, слдовательно, не въ запоздани телеграфа, а въ долголтней дипломатической ошибк, создавшей для Росси ложное, противуисторическое положене относительно Серби, включая сюда и непозволительную постановку сербскаго дла русскими уполномоченными на Берлинскомъ конгресс. Если же приписывать соль королевской рчи лишь телеграфному замедленю, то опять дипломатя останется не въ авантаж: стало-быть, г. Персани мене зналъ того, что знали Кевенгюллеръ, Брай, или Али-бей, и не былъ заблаговременно снабженъ инструкцей на случай провозглашеня Серби королевствомъ. Ребячествомъ или смлою шуткой надъ обществомъ слдуетъ назвать эту выходку дипломатической прислужницы, которая плачется, что король не подождалъ однихъ сутокъ и не оторочилъ для своей рчи на одни сутки поздравленя скупщины, Иначе онъ я объ насъ бы упомянулъ съ признательностю?… Какъ же газета не примтила тутъ умысла, которому поясненемъ служитъ отвтъ короля Милана австро-венгерскому представителю съ общанемъ продолжать ту же ‘разумную’ политику, т.-о. сторониться Росси и подчиниться во всемъ указанямъ и требованямъ союзныхъ дворовъ — внскаго и берлинскаго!
Мн кажется, что съ русской точки зрня, еслибъ ее имла наша дипломатя, было бы гораздо лучше обождать оффицальнымъ призванемъ Сербскаго королевства. Русскимъ дипломатамъ должно быть извстно, что провозглашене князя Милана королемъ произошло незаконнымъ порядкомъ, вопреки государственному уставу Серби. По 10 этого устава, въ силу народныхъ постановленй, состоявшихся до 1839 года, и въ силу постановлене святоандреевской скупщины 1858 года и великой народной скупщины 1868 г., въ Серби установлено княжеское достоинство въ наслдственномъ род князя Макана Обреновкча IV. По 89 п. 3. только великая народная скупщина разршаетъ всякое измнене въ государственномъ устав. Слдовательно, измнене въ устав 1, 10 и другихъ, признающихъ Сербю княжествомъ, и возвышене государственнаго титула изъ княжескаго въ королевскй не было во власти малой скупщины, но принадлежало всецло полномочю только одной великой скупщины, которую, однако, правительство сербское не отважилось созвать въ виду многихъ злоупотребленй, имъ допущенныхъ. Воздержность Росся отъ преждевременнаго признаня князя Милана королемъ имла бы весьма важныя въ пользу ея послдствя. Во-первыхъ, она показала бы, что Росся всегда иметъ самостоятельное значене для Серби и стоитъ на законной почв государственнаго права, во-вторыхъ, она отвчала бы прежней и единственно врной политик, которой Росся должна безусловно держаться на Балканскомъ полуостров,— политик народной, состоящей въ поддержани народа помимо какихъ бы то ни было отношенй къ правителямъ, въ-третьихъ, она побудила бы къ скорйшему сознаню великой скупщины, а эта скупщина, по всему вроятю, многое повернула бы въ сторону Росси. Но чтобы такъ поступить, нужно сначала въ самихъ себ сознать необходимость дйствовать самостоятельно, а для этого требуется быть кореннымъ русскимъ человкомъ, проникнутымъ духомъ родной истори, требуется также и знане, и искусство, и дятельность,— словомъ, извстное напряжене силъ ума и воли при внутреннемъ влечени трудиться на пользу родной по духу и крови страны.
Росся всегда защищала въ Серби государственный уставъ, котораго первыя начала созданы были ею же. Уставъ, хотя впослдстви и видоизмненный сербскимъ правительствомъ и искаженный тмъ, что въ составъ обыкновенной или малой скупщины введена была четвертая часть членовъ, назначаемыхъ отъ правительства, все. же представлялъ обезпечене за народомъ его права на участе въ законодательств своей страны. Уклоняясь опять отъ устава, Росся обнаружила лишь слпое шестве по пятамъ сосднихъ державъ, постаравшихся, впрочемъ, съ ея же предварительнаго соглася, лишить ее, чрезъ давлене на сербское правительство, законно-историческаго и наслдственнаго вляня на сербскй народъ. Ложь и насиле, поддержанныя изъ Вны и Берлина, замнили народное независимое самоуправлене, которое въ прежня, лучшя времена было цлью русской политики. Въ рчахъ новаго короля слышатся громкя слова: право, свобода. Но какое же это право, когда исключительно церковные каноны нарушены вторженемъ въ нихъ свтской власти? Какое же это право, когда народъ лишенъ возможности высказаться о важнйшихъ государственныхъ длахъ чрезъ великую скупщину, которую правительство не созываетъ вопреки $ 89 п. 4? Какое же это право, когда титулъ княжества измняется неправоспособною для этого малою скупщиной въ противность тому же 89 государственнаго устава? Какая это свобода, когда народные представители, не согласные съ предложенями правительства, подвергаются выговору и угрозамъ въ княжескомъ дворц за неподписане отвтнаго адреса на княжеское послане? Какая это свобода, когда во дворецъ призываютъ по одиночк влятельныхъ народныхъ представителей и стараются разными способами склонить ихъ на сторону правительства? Какая же это свобода, когда чиновники открыто вмшиваются въ выборы, а правительство прибгаетъ къ временному увольненю отъ службы и пенсонированю своихъ чиновниковъ, чтобы посадить ихъ въ скупщину? Какая же это свобода, когда газеты конфискуются и запрещаются не за какя-либо преступленя, наказуемыя по закону, я единственно потому, что не угодны правительству? Какое же это право и какая это свобода, когда, по наущеню министра, предсдатель скупщины не даетъ слова народному представителю, а отвтственное министерство отказывается отвчать на предложенные въ скупщин вопросы по важнйшимъ государственнымъ дламъ?
Не много посл этого довря и чувства правды возбуждаетъ прокламаця короля Милана I къ сербскому народу. ‘Любезный мой народъ! Сегодня я провозглашенъ королемъ по единогласному и единодушному постановленю, которое есть выражене твоей воли, твоей души, твоихъ мыслей, твоихъ желанй. Сегодня я принимаю наслдственную корону, которую ты мн подалъ черезъ своихъ представителей, съ твердымъ намренемъ посвятить всю мою жизнь теб, твоему счастю, твоему будущему, съ твердою волей вести тебя постоянно по пути чести и справедливости, на которомъ ты, съ твоею мудростю и любовю къ отечеству, обезпечишь и утвердишь свою свободу и независимость,— по пути, на которомъ ты всегда будешь стоять передъ Европой, какъ дятель прогресса, порядка и мира, а самому себ пробртешь новую славу… Пускай новое имя освятится боле мощнымъ развитемъ гражданскихъ добродтелей, любви къ законности, прогрессу, свобод и порядку! Въ нихъ, и только къ нимъ, найдетъ себ защиту молодое королевство, которое он поведутъ къ великой будущности…’ Все, что здсь ни провозглашено, стоитъ, къ сожалню, въ полномъ противорчи съ дйствительностью., Въ первомъ же своемъ слов, обращенномъ къ народу, новый король сказалъ не то, что есть на самомъ дл. ‘Та вдохновенная сила, которая черезъ пятьсотъ почти лтъ сохранила предане о сербскомъ королевскомъ достоинств,— та сила вщала сегодня устами нацональнаго собраня. Сегодня радостные крики раздаются отъ Тимока до Дрины, отъ Блграда до Враньи. И въ этой радости привтствуетъ тебя, любезный народъ, твой первый король новой Серби!’ Такъ заканчиваетъ новый король новой Серби свое обращене къ народу. Но, увы, народъ вовсе не думаетъ радоваться. По извстямъ изъ Серби, народъ отнесся совершенно равнодушно къ своему королевству, а въ прокламаци короля усматриваетъ скоре ироню, чмъ нчто положительное. Одно только кажется ему врнымъ — это то, что новое королевство есть дйствительно ‘новая Сербя’, а не та прежняя Сербя, которая не знака указывавшихъ въ прокламаци предловъ, а совмщала въ титул сбояхъ старыхъ королей и царей вс сербскя земли и весь сербскй народъ, это даже не та недавняя Сербя, которую впервые призвалъ въ свобод Георгй Черный. Недосягаемый для сербскихъ правителей первообразъ честнаго, самоотверженнаго служеня народному длу, строгаго соблюденя нравственности, уваженя къ народнымъ обычаямъ и обычному праву, Георгй Черный не ршался назваться даже княземъ сербскимъ, а просто именовалъ себя вождемъ сербовъ, но этотъ титулъ всегда останется почетне всякаго королевскаго, потому что вождь сербовъ приглашалъ на брань за свободу не однихъ только шумадйцевъ, но велъ съ собою также и старосербовъ, и босняковъ, и герцеговинцевъ.
А теперешнее королевское шумадйское правительство не только отрекается отъ единокровныхъ герцеговинцевъ и босняковъ, не допуская даже и частной помощи имъ, но и цлое свое королевство держитъ подъ швабо-мадьярскимъ ярмомъ.
Къ чему же было русской дипломати спшить преждевременнымъ, ране великой народной скупщины, признанемъ Шумадйскаго королевства?
Въ Серби затраченъ русскй капиталъ — многолтнй и весьма цнный. Во-первыхъ, это напиталъ духовнаго образованя. Возрождене сербскаго народа совершалось подъ воздйствемъ школъ, заведенныхъ въ австрйскихъ владняхъ русскими людьми, и потомъ въ домашнихъ школахъ, учрежденныхъ при посредств Росси, книжный языкъ и правописане возникли на почв русской письменности, Кевъ и Москва служили для многихъ и лучшихъ сербовъ разсадникомъ духовнаго и научнаго воспитаня. Во-вторыхъ, это капиталъ крови. Съ 1806 года русскя войска сражались о-бокъ съ сербами за ихъ освобождене. Послдующя русско-турецкя войны и договоры Букарештскй, Аккерманскй и Адранопольскй имли однимъ изъ прямыхъ своихъ итоговъ упрочене политической самостоятельности Серби, послдняя русско-сербско-турецкая война завершилась возстановленемъ полной независимости Сербскаго княжества. Присоединимъ сюда и кровь русскихъ добровольцевъ. Въ-третьихъ, это капиталъ денежный. Росся много пожертвовала денегъ въ пособе Серби, много издержала ихъ на военныя дйствя, много принесла даровъ Серби въ дв послдня ея войны съ Турцею. Наконецъ, въ-четвертыхъ, это капиталъ, равняющйся полному состояню, если только не всему существованю Серби: это — слово Императора Александра II, спасшее Сербю отъ турецкаго нашествя посл погрома подъ Дюпишенъ.
Все это составляетъ такой капиталъ, въ которомъ вкладчиками было нсколько поколнй и царствованй. Это — капиталъ наслдственный, расточать который никто не иметъ права. Онъ долженъ быть сбереженъ во всей неприкосновенности и переданъ потомству. Хранене его лежитъ на обязанности русскаго канцлера и министерства иностранныхъ длъ. Въ этомъ-то и состоитъ живое историческое предане, вырабатываемое всею сущностю народнаго развитя и состоящее въ преемственности основныхъ руководящихъ началъ вншней политики.
Со времени Берлинскаго конгресса Австря наложила свою хищническую руку на этотъ русскй капиталъ.
Нашъ долгъ передъ самими собою, передъ нашла предками и потомками — охранить этотъ нашъ столь цнный капиталъ. Горсть людей, обманомъ и всми неправдами ставшая во глав управленя. Сербей, не есть еще сербскй народъ. Но если во время своего господства, подчиняясь австрйскимъ притязанямъ, она наноситъ неисправимый ущербъ своей стран, то долгъ русской политики, исполнительнымъ орудемъ которой есть дипломатя, противустать такому направленю и спасти Сербю для самой же Серби. Мы въ прав предполагать, что дерзкй вызовъ хищниковъ будетъ принятъ и что русское представительство будетъ вврено лицу, которое совмститъ въ себ достаточно умнья, убдительности и нравственной силы, чтобъ отстоять то, что Росся пробрла на свои средства и безкорыстно вручила сербскому народу — его право свободно располагать самимъ собою безъ посторонняго давленя я внутренняго насиля.
При такой политик разв одна только бездарность выпустила бы изъ рукъ первенство. Это не хищническая политика Астро-Венгри. Росся уже доказала свою непритязательность и на Черногоря, и на Румыни, и на Болгари, и на самой Серби. За то на ея сторож — вся честная народная сила. Нашей дипломати было бы легко дйствовать, какъ и прежде при императорахъ Павл и Никола, еслибы только въ ея словар значилось слово е самостоятельно’. Къ сожалню, этого слова оная не знаетъ. Ея органъ Journal de. St.-Ptrsbourg не преминулъ помстить въ передовой стать извсте (ы притомъ ложное), что ныншнее сербское правительство получаетъ отовсюду изъ Серби одобрительные отзывы. Газет, хлопочущей объ интересахъ Австро-Венгря и не понимающей, что такое русская самостоятельная политика, это извсте должно было показаться очень прятнымъ.
Между тмъ народная сторона, оттсненная отъ длъ искусственнымъ подборомъ скупщины, съ изумленемъ смотрла на небывалое предательство и положительно со дня на день ждала изъ Петербурга ‘царскаго указа’, который остановилъ бы Сербю на пути самоизмны ршительнымъ ‘стой!’… Однако такого указа не послдовало.
Напротивъ, Journal de St.-Ptrsbourg съ глумленемъ восклицаетъ: ‘если Сербя получила независимость, то пусть она сама и отстаиваетъ свои интересы’. Безстыдство и дерзость отрицаня дошли до того, что для этой газеты какъ бы уже не существовало ни прежней русской истори, ни наслдя отцовъ нашихъ, ни чести и достоинства Росси. Прислужница Австро-Венгри давала этимъ разумть жому слдуетъ, чтобы, не опасаясь преграды со стороны Росси, хищники длали бы свое дло. Такое же восклицане относилось и къ Черногори. Газет желательно выставить на видъ, что Росся отреклась отъ всего сербскаго народа, который, однако, за исключенемъ полуобразованныхъ личностей, остается по-прежнему приверженъ Росси и ея Царю.
Въ силу несомнннаго историческаго преданя, Сербя должна была всегда оставаться въ сфер русскаго вляня, сущность котораго — не порабощене русскимъ политико-торговымъ интересамъ, не корыстное давлене, не посягательство на церковь, на власть, на духовное и вещественное достояне народа, а безпрепятственное развите народности чрезъ ея самодятельность въ дух ей прирожденномъ и чрезъ свободное всенародное сознане единства интересовъ съ другими восточными православными государствами. Но тлетворное вяне съ свера, поддерживая противонародную стачку въ ущербъ честной народной сторон, толкало Серби въ кругъ вляня Австро-Венгри.
Когда изъ Блграда дано было знать, что подтасованная скупщина дйствуетъ предательски, то изъ Петербурга телеграфировали: ‘предоставьте Сербю самой себ’.
Когда въ Блград сознавали необходимость имть при русскомъ представител драгомана, который дйствительно былъ нуженъ, потому что такой помощникъ удобне всякаго другаго могъ бы служить проводниковъ въ сред народа русской политики и поддержкою народной стороны, тогда сообщено было, что ожидаются новые штаты, а потомъ вмсто драгомана присланъ былъ для г. Персани второй секретарь. Но оказалось, что и при двухъ секретаряхъ: г. Гирс, сын управляющаго министерствомъ иностранныхъ длъ, и г. Богданов — сербское правительство продолжало вести дла противно народнымъ пользамъ, умаляя послдовательно всякое значене Росси. Да и что было, длать двумъ секретарямъ, когда я одному нечего длать въ стран, предоставленной самой себ? Можно разв только пожалть о напрасныхъ расходахъ государственнаго казначейства на содержане русскихъ дипломатическихъ агентовъ, которые какъ будто для того только и назначены, чтобы быть очевидцами пренебреженя, съ которымъ ныншнее сербское правительство относится къ преданямъ прошлаго.
Та ли это теперь Росся, которая въ 1853 году имла достаточно силы, чтобы въ 24 часа смстить въ Блград министра внутреннихъ и иностранныхъ длъ Илью Гарашанина, отца ныншняго министра Милутина Гарашанина, за то, что шелъ противъ народныхъ стремленй во вншней политик, склоняясь на сторону Англи и Франци?
Въ Presse было напечатано, что когда по поводу низверженя митрополита Михаила вс ожидали ршительнаго слова изъ Росси, то статсъ-секретарь Гирсъ будто бы сказалъ: ‘мы не любимъ охотиться на чужихъ земляхъ’. Слова эти, насколько извстно, не были опровергнуты, но еслибы даже они не были произнесены, то смыслъ событй отвчаетъ имъ. Но позволительно спросить: была ли Сербя прежде чужою землею для Росси и съ котораго времени стала таковою? Вдь Росся не испытала ничего такого, что заставило бы ее отступиться отъ своего законнаго и историческаго права на этотъ всъ своего вншняго вляня, которымъ она пользовалась въ прежнее время и что составляетъ ея прямое государственное наслде, о которомъ упоминается въ депеш 4 марта 1881 года. Но если событя свидтельствуютъ противное, то приходится думать, что или она передана въ сферу австро-венгерскаго вляня по соглашеню канцлеровъ, предшествовавшему послдней русско-турецкой войн, на что намекнулъ какъ-то графъ Дерби, или же нашей дипломати не подъ силу бороться съ иностранною дипломатей.
Но борьба безкровная есть удлъ дипломати: это — ея служебная обязанность. Весь Востокъ представляется поприщемъ этой неизбжной борьбы. Неуспхъ ея ложится густою тнью на политическую состоятельность великой державы. Здсь не мсто ни попустительству, ни уступкамъ. Кто длаетъ ихъ, тотъ обнаруживаетъ лишь собственное безсиле. Миротвор-чество во вредъ себ есть только предлогъ самоуспокоеня, возможнаго для людей, внутри которыхъ нтъ ни созвучя съ народомъ, нтъ ни голоса народной чести…
Дло, однако, дошло въ Серби до того, что по Блграду ходятъ австрйске жандармы и хватаютъ тхъ сербовъ, которые переселились сюда изъ сербскихъ земель, занятыхъ австрйцами, и несмотря на то, что они уже приняли здшнее подданство, ихъ тащутъ на австрйске пароходы, которые перевозятъ ихъ на мсто казни.
Вмсто того, чтобы, воспользовавшись банкротствомъ Union Gnrale, освободиться отъ желзныхъ путъ, наложенныхъ на Сербю желзнодорожною конвенцей, и вновь обсудить съ настоящимъ народнымъ представительствомъ дло о желзныхъ дорогахъ, ныншнее сербское министерство, вопреки уставу, не спросясь даже какой ни-на-есть скупщины, вошло въ новые переговоры съ иностранными предпринимателями по личному усмотрню министра Мятовича.
Можно предполагать, къ чему окончательно приведетъ Сербю вншнй заемъ, заключенный чрезъ Бонту, или по крайней мр куда клонятъ Сербю т невидимыя силы, которыя стояли за спиною Бонту. Заемъ этотъ, обезпеченный таможенными сборами, косвенными налогами и всмъ государственнымъ достоянемъ, ставитъ Сербю въ необходимость платить проценты и погашене кредиторамъ, купившимъ у Бонту боле чмъ на сорокъ миллоновъ франковъ облигацй. Деньги эти исчезли въ лопнувшемъ банк. Затмъ эти облигаци будутъ скуплены австрйскими агентами, на оплату ихъ потребуется новый заемъ, а такъ какъ первый обезпеченъ государствомъ, то тутъ-то австро-венгерское правительство въ виду затруднительнаго положеня сербскихъ финансовъ, и потребуетъ, чтобы къ государственнымъ доходамъ Сербя были приставлены ея контролеры. Примръ Египта съ англо-французскимъ контролемъ — на лицо. Тогда можно будетъ поздравитъ новаго короля и его ныншнихъ министровъ съ окончательнымъ исполненемъ ихъ желаня, а объ народ сербскомъ придется потужить, что на его имущество будетъ наложена австро-венгерская опека.
Но и этого еще мало для Австро-Венгри. Какъ бы предвидя такую добычу въ сербскомъ народномъ хозяйств, она заблаговременно позаботилась и о прямомъ присвоени сербскихъ земель. Ужь если брать, такъ брать все, благо даютъ, ужь если продавать, такъ продавать огуломъ… Ныншнее сербское правительство постаралось провести законъ, по которому всякй иностранный подданный, не перемняя подданства, можетъ пробрсти въ Серби недвижимую собственность. Этимъ отмненъ дйствовавшй досел и вполн предусмотрительный законъ, воспрещавшй иностраннымъ подданнымъ владть въ Серби земельною собственностю и даже имвшй отдльный параграфъ, въ силу котораго если австрйскй подданный получилъ въ Серби по наслдству недвижимую собственность, то правительство сербское обязано было продать это наслдство и вырученными деньгами удовлетворить наслдника. При незначительномъ пространств Серби, легко предугадать, что австро-венгерске капиталисты, при пособи разныхъ Lnderbank, Landesbaiik. не замедлятъ скупить вс лучшя сербскя земли съ ихъ обильными непочатыми богатствами. На этихъ земляхъ будутъ поселены колонисты —тоже иностранные подданные.
Состоявшйся посл того договоръ съ Австро-Венгрей о плавани по Дунаю предоставилъ во власть этой послдней и дунайскя воды, и пристани, принадлежащя Серби.
Такимъ образомъ въ Серби образуется государство въ государств, и король сербскй рискуетъ остаться базъ собственныхъ подданныхъ. Въ конц концовъ, если только народная сторона не воспреобладаетъ въ скоромъ времени, Сербя явится предметомъ продажи-купли, и Европа увидитъ диковинный и небывалый еще скандалъ съ независимымъ королевствомъ, которое сначала разоряется, а потомъ покупается его опекунами.
Когда король Сандвичевыхъ острововъ, желая вкусить отъ плодовъ цивилизаци, прхалъ въ Европу, тогда разнеслась молва, будто онъ желаетъ продать свое королевство и ищетъ между европейскими дворами наиболе подходящаго покупателя. Какъ ни смшна казалась эта мысль,— по, всей вроятности, и самъ король Калакауа смялся ей,— однако,какъ оказывается, она нашла себ послдователей въ Серби.
Рчи М. Д. Скобелева произвели въ нашей печати нчто въ род химическаго разложеня. Вмст съ рзкимъ выдленемъ той части печати, которая по поводу этихъ рчей назвала себя голосомъ ‘парти мира’, всплыло наружу много любопытныхъ самообличенй и признанй. Такъ и буду называть ее мирною, хотя другая часть русской печати вовсе не стоитъ за войну. Только эта послдняя отнеслась трезво, съ приличнымъ вниманемъ и спокойствемъ къ словамъ М. Д. Скобелева, тогда какъ мирная печать накинулась на заслуженнаго генерала съ непозволительною беззастнчивостю, доходившею даже до противорчя съ собственными началами.
Когда шумъ, произведенный этими рчами, позатихъ, можно уже датьсеб отчетъ въ тхъ итогахъ, къ которымъ привелъ весь этотъ говоръ, поднятый мирною печатью.
Оказывается, что и другая часть русской печати, которой тоже досталось, какъ и М. Д. Скобелеву, отъ мирной печати, одинаково съ этою послднею не желаетъ войны, но разница между тою и другою состоитъ именно въ способ избжаня войны, а это, въ свою очередь, наводитъ на способъ нашихъ отношенй къ сосднимъ съ нами державамъ. Мирная печать обозвала своихъ противниковъ войнолюбцами, между тмъ вся воинственность ихъ состояла лишь въ томъ, что они заступились за право русскаго человка быть равноправнымъ съ западно-европейскими людьми въ выражени своего самостоятельнаго мння и доказали, что тогда какъ русскй человкъ еще только однимъ словомъ, произнесеннымъ вслухъ, указалъ на возможность столкновеня съ нмцами, сосди наши уже .давно на дл приготовились къ этой возможности и первые вызываютъ насъ на это столкновене. Кажется, здсь не много воинственнаго азарта. Не боле его и въ слдующихъ словахъ:
‘Не войной желала бы Росся испытать крпость и прочность своего духовнаго освобожденя, п полагаемъ, что вс тревожныя ожиданя европейской печати, .если только основываются на русскомъ почин, должны быть отнесены къ области больнаго воображеня и крайняго незнаня. Но если тревога основывается на причинахъ, заключающихся въ западныхъ державахъ, и ожиданя ея на дл оправдаются, то несомннно, что Росся, преклонившись велню Провидня, посылающаго испытане духовной ея крпости огнемъ и мечомъ, докажетъ, что она достаточно могущественна, чтобы навсегда охладить завоевательныя поползновеня насчетъ ея земель’. Слдовательно, все войнолюбе людей, которыхъ мирная печать называетъ то консерваторами, то народниками, то славянофилами и шовинистами, сводится къ тому, что они желали бы, чтобы Росся въ своихъ отношеняхъ къ этимъ державамъ стояла на соотвтствующей высот своего значеня и сознаня своихъ народныхъ силъ, охраняя свое достоинство и не отрицаясь отъ самостоятельности своихъ дйствй, не жертвуя своимъ политическимъ положенемъ въ угоду этихъ державъ.
Замчательно, что рчи М. Д. Скобелева не произвели никакого возбужденя, ни переполоха въ той части общества, къ которой принадлежатъ эти люди. Для нея он не представлялись ни неожиданными, ни тревожными. Напротивъ, мирная печать вмст съ заграничною увидала въ. нихъ нчто чрезвычайное, и если общество заговорило о войн, то единственно благодаря толкамъ, созданнымъ не кмъ другимъ, какъ этою-самою печатью. Она забила тревогу, она смутилась на первыхъ же порахъ, и если еще только не позволила себ дерзостей, подобно иностранной печати, то неприличныхъ выходокъ и насмшливости противъ виновника ея смущеня достало довольно и у нея.
Очевидно, мирныя печать взводитъ небылицу на своихъ противниковъ и сама, создавая втреныя мельницы, изо всхъ силъ сражается съ-этими мельницами. Но для чего нужно ей это?— Нужно для того, чтобъ еще рзче оттнить свое единомысле съ тою не русскою частю общества, которая теперь начинаетъ чувствовать, что почва колеблется подъ нею,, нужно поддержать эту часть общества, облекая и себя и ее въ мерцане возвышенныхъ будто бы идей цивилизаци, которыя въ сущности суть не что иное, какъ отрицане началъ народности, какъ ея собственное изобртене, разсчитанное на обманъ чувствъ. За то другой отголосокъ этой части общества, Journal de St.-Ptrsbourg, называетъ эту печать ‘здоровою’ стороною русской публицистики. Оно и понятно.
Явлене весьма знаменательное: рчи М. Д. Скобелева произвели совершенно одинаковое дйстве какъ на’ эту печать, такъ и на нмецкую: та и другая обнаружила чрезмрную раздражительность. Нмцы кричатъ: какъ смлъ грозить намъ русскй генералъ!… Русская мирная печать кричитъ: какъ смлъ русскй генералъ грозить нмцамъ!…
Раздражене свидтельствуетъ, что человкъ или застигнутъ въ рас-плохъ, или разоблаченъ противъ его воли. Нмецкая австрйская печать въ послднемъ своемъ вывод обнаружила, что въ Вн боятся войны съ Россею: германская печать высказала напротивъ, что въ Германи не прочь бы повоевать, и что вообще воинственный задоръ идетъ отсюда. Особенно не понравилось нмцамъ то, что сознана и громко высказана русскимъ народнымъ героемъ та выработка, которой они подчинили вс отрасли русской жизни.
Молчать, угождать имъ, покорствовать предъ ними — вотъ чего бы имъ желалось отъ русскихъ.
А русская мирная печать, очень хорошо понимая, что нмецкая стихя для своего водвореня и распространеня въ Росси всего боле нуждается въ тишин, негласности и такъ сказать непримтности ея постепеннаго усиленя, старается еще боле прикрыть ея присутстве и вляне увренями, что не Германя преобладаетъ надъ Россею, а Росся надъ Германею. Это будто доказывается тмъ, что Росся спасла Австрю, помогла возникнуть и объединиться Германской импери, вступила безъ помхи въ войну съ Турцей). Таке жалке доводы не стоятъ и возраженя, потому что тутъ были или прямыя ошибки со стороны Росси, шедшя на руку тому или другому ея сосду и потому охотно имъ принимаемыя, или хитрыя ловушки, разставленныя Росси съ послдствями, которыя только еще начались приговоромъ надъ нею берлинскаго ареопага, а разовьются и обозначатся во всей своей сил въ будущемъ, если только вншня дла поведутся тою же колеей. Недобросовстность этой натяжки уже тмъ обличается, что еслибы Росся взаправду преобладала за своею границею, то не зачмъ бы было и поднимать такой шумъ изъ-за опасеня, какъ бы не разсердились на насъ наши сосди за слова М. Д. Скобелева.
Въ самомъ дл, благодаря нашему поведеню, намъ есть чего опасаться въ случа если сосди захотятъ воспользоваться нашею неготовностю къ войн. На западной нашей границ крпостей мало, он отстоятъ далеко одна отъ другой и отъ границы, он не могутъ поддерживать себя взаимно, и самое устройство ихъ едва ли отвчаетъ современнымъ требованямъ и условямъ обороны: по крайней мр, одинъ изъ главнйшихъ ихъ недостатковъ, это — отсутстве передовой окружной лини укрпленй. Прусся, напротивъ, обладаетъ вблизи отъ нашей границы четырьмя первоклассными и нсколькими мелкими крпостями, которыя она постоянно продолжаетъ усиливать, въ прошломъ году самъ фельдмаршалъ Мольтке инкогнито осматривалъ новыя крпостныя работы въ Торун. Крпости прусскя связаны между собою общею системой обороны и силы ихъ поддерживаются желзными дорогами, которыя могутъ одновременно снабжать ихъ всмъ нужнымъ какъ вдоль по ихъ лини, такъ и изъ центральныхъ резервовъ. Въ ныншнемъ году усиливается вторая оборонительная линя по Одеру и преимущественно Кюстринъ. Заходила рчь и о сухопутномъ укрплени Киля. Достаточно бглаго взгляда на число и расположене прусскихъ крпостей, образующихъ сплошные ряды четвероугольниковъ, чтобы понять, что Прусся въ этомъ отношени почти неуязвима. Но въ то же время эти крпости могутъ служить ей твердою опорой для наступательныхъ дйствй.
Ну, а мы во все продолжительное время министерства графа Д. А. Милютина и при столь высоко поставленной военно-инженерной части, обезпечили ли себя столько же, сколько Прусся, для самообороны? Чтобы имть на то средства, взвшивали ли мы строжайшимъ образомъ въ нашемъ военномъ, или даже въ цломъ государственномъ бюджет статьи по степени ихъ важности и имли ли въ виду, что вншняя безопасность есть существеннйшее услове для успшной внутренней работы? Еслибы, напримръ, чрезмрно усилившйся при нашей помощи сосдъ вздумалъ вдругъ требовать отъ насъ выгоднаго для его наживы, а для насъ разорительнаго, таможеннаго тарифа, или еслибъ онъ предложилъ намъ исправить для него наши границы, да и мало ли чего другаго потребовалъ бы онъ отъ насъ,— были ли бы мы въ состояни сказать ему: ‘приди и возьми самъ’,— зная, что войти въ наши предлы съ оружемъ въ рукахъ онъ не посмлъ бы, потому что на первомъ же шагу встртилъ бы твердыни такя же, какими самъ отгородился отъ насъ? Еслибы, при всемъ томъ, строить дорого стоющя крпости не достало у насъ средствъ, то избрали ли мы по всему протяженю западной границы мстности для возведеня земляныхъ укрпленй на подобе Плевны и подготовили ли ихъ оборону при устройств такихъ приспособленй, которыя требуютъ боле капитальныхъ работъ, чмъ скороспшныя солдатскя, изготовляемыя во время уже начавшихся военныхъ дйствй? Устроили ли мы для желзнодорожныхъ питательныхъ втвей къ этимъ мстностямъ заблаговременно земляное полотно? Сдлали ли мы вообще что-нибудь такое, что представляло бы, хотя въ подготовк, двойную и тройную оборонительную лини по нашей западной границ? Наоборотъ, мы приступили къ осушеню Пинскихъ болотъ, считавшихся самымъ главнымъ препятствемъ для взаимно согласованнаго дйствя двухъ непрятельскихъ армй, наступающихъ съ юго-запада и сверо-запада. А въ виду нашемъ и австро-венгерское правительство укрпляетъ Карпатске проходы и впереди ихъ ближе къ нашей границ возводитъ крпости. Въ октябр 1880 года былъ внесенъ въ соединенныя делегаци въ Пешт чрезвычайный расходъ на военныя надобности, ‘не терпящя отлагательства’, а именно: на постоянныя укрпленя и устройство укрпленнаго лагеря въ Краков — три миллона флориновъ п на крпостныя работы въ Перемышл — пять съ половиною милл. На ныншнй, годъ въ австровенгерскомъ бюджет назначено еще 1.600.000 на усилене крпостей по восточной, т.-е. русской, границ. Поспшно строится желзная дорога изъ внутрености Венгри къ русской границ, составляющая линю долины рки Ваага отъ Тренчина до Силлейна, и въ австрйскую палату внесенъ законопроектъ о постройк на казенный счетъ боковыхъ желзнодорожныхъ линй, примыкающихъ къ лини Кошица — Обербергъ, необходимыхъ для военныхъ дйствй подъ Карпатами.
Голосъ ‘парти мира’ въ общихъ разсужденяхъ, когда нужно оправдать дйствя нашихъ сосдей, явно намъ враждебныя, разумно замчаетъ, что во вншней политик не должно и не можетъ быть чувства, нужно руководствоваться только разсчетомъ и пользами своего государства. Но та же мирная печать, когда дло касается нашихъ отношенй къ Германи, выставляетъ главнымъ основанемъ къ поддержаню мира — чувство дружбы. Германя крпко держится русской пословицы: ‘дружба-дружбой, а служба службой’. Русская же мирная печать и ея вдохновители ограничиваются относительно нашего самоохраненя только одною излюбленною въ нашей дипломати первою половиной этой пословицы, а о второй умалчиваютъ, такъ какъ вообще, по установившимся въ этой сред понятямъ, то, что мы должны бы были длать по долгу службы и патротизма, можетъ разсердить щепетильнаго нмца и обезпокоить пасъ въ сладкой дремот податливаго на вс уступки дружелюбя. Между тмъ въ этомъ-то ложномъ способ отношенй и кроется всего боле войнолюбивый порывъ нашихъ сосдей и опасность для насъ вынужденной войны.
Какъ въ обществ, при однихъ и тхъ же условяхъ, человкъ, который держитъ себя ласкательно п унизительно, подвергается презрню и можетъ быть безнаказанно оскорбляемъ и даже награждаемъ пощечинами, тогда какъ тотъ, кто уметъ держать себя съ достоинствомъ, согласно его внутреннему самолюбю и чувству чести, не только не рискуетъ быть оскорбленнымъ, но даже относительно его не можетъ возникнуть и мысли объ оскорблени,— такъ и въ международныхъ отношеняхъ умнье дипломати держать себя съ достоинствомъ и ни въ какомъ случа не допускать ни на волосъ чего-либо неправильнаго или обиднаго относительно государства, которому она служитъ, и отдльныхъ его подданныхъ всегда отвратитъ возможность того, что называется ‘ссть на шею’. Мелочи никогда не доведутъ до войны, нужно только отражать ихъ на первыхъ же порахъ. А для этого дипломатя должна носить въ себ достаточно чувства государственнаго достоинства, которое внушается лишь голосомъ народной чести, но всегда ли таковъ бываетъ составъ дипломатическаго вдомства? Только самородный человкъ своей страны проникнутъ бываетъ отъ природы чувствомъ народной чести и духовною крпостю, когда притомъ онъ не зараженъ мертвящимъ безстрастемъ всесвтнаго гражданства. Только такой дипломатъ найдетъ внутри себя достаточно силы слова, чтобъ отнять у противника охоту осуществлять свои наступательные замыслы.
Мы не знаемъ всхъ сношенй, которыя ведутся нашею дипломатей, но мелочи и отдльные случаи, доходяще до общественнаго слуха, оскорбительные для народнаго чувства, остаются безъ всякаго отзыва со стороны печатнаго органа нашей дипломати, съ которымъ солидарны и голоса ‘парти мира’. Не говоря уже о томъ, что молчане на этотъ разъ есть какъ бы пренебрежене къ обществу,— оно оставляетъ общество въ недоумни относительно удовлетвореня оскорбленной народной чести. Сдлано ли было представлене внскому кабинету, когда императорско-королевское намстничество въ Чехи безсовстно преслдовало административно и чрезъ судебную власть тхъ изъ чеховъ, которые побывали въ Москв на этнографической выставк, то-есть за то только, что они были въ гостяхъ у русскихъ и между прочимъ имли счасте представляться русскому императору? Чмъ кончились прискорбные аресты и высылки съ жандармами русскихъ ученыхъ и офицеровъ, задержанныхъ австрйскими властями въ Галици? Что значило, что Австро-Венгря воспрепятствовала русскимъ войскамъ пройти черезъ Сербю къ Плевн, какъ еще недавно удостоврилъ первенствующй венгерскй министръ Тисса въ засдани палаты депутатовъ 21 минувшаго февраля? Оставляю безъ вопроса т многочисленныя оскорбленя, которыя намъ наносила нейтральная Англя при Биконсфильд во время турецкой войны. Достаточно спросить, почему Египетъ помогалъ противъ насъ Турци, тогда какъ за наши предварительныя дипломатическя уступки Англя поручилась, что онъ не приметъ участя въ войн? Какъ легко проглотила наша дипломатя наступлене флота нейтральной Англи въ Галипольскй заливъ, когда мы стояли на одномъ мст и раздумывали по старой австрйской систем — идти или нейти! Чмъ кончилось дло объ умерщвлени въ Константинопол русскаго военнаго агента полковника Куммерау? Неужели справедливо, какъ пишутъ въ Politische Correspondenz, что нашъ посланникъ г. Новиковъ, вслдстве уклончивости Порты, общалъ сдлать еще новыя уступки относительно суммы вознагражденя за военныя издержки Росси и подвергнуть размры этой ничтожной суммы новому обсужденю? И что сей сонъ означаетъ? За происки Германи въ Константинопол противъ Росси неужели г. Новиковъ считалъ удобнымъ дать обдъ въ честь германскаго представителя и, какъ объясняютъ, въ пику М. Д. Скобелеву? Чмъ кончилось дло объ убйств русскаго офицера, кажется, жандармскаго, на прусской границ? Чмъ кончилось столкновене русскихъ офицеровъ съ прусскими на той же границ? Какой исходъ получило дло о плавани русскихъ судовъ по нижнему теченю Немана? Объ этомъ дл ковенскй торговецъ г. Брамсонъ доносилъ въ 1880 году въ комитетъ Общества для содйствя русской торговл и промышленности, что по Неману въ русскихъ предлахъ плаваетъ боле сотни прусскихъ судовъ, а прусское .правительство въ томъ году запретило русскимъ пассажирскимъ пароходамъ плаване по Неману въ прусскихъ предлахъ даже за плату. Ршено ли это дло и въ чью пользу? Всхъ случаевъ и не перечтешь. И однако органъ нашей дипломати постоянно безмолвствовалъ и безмолвствуетъ… За то во время Берлинскаго конгреса онъ одинъ изъ всхъ издающихся въ Росси газетъ потщился сообщить по адресу Англи радостное извсте, что казацке отряды, посланные въ Афганистанъ, возвращены назадъ, а вскор потомъ п то, что посольство Столтова оставило Кабулъ и возвращается въ Россю. Недавно еще прусскй генералъ Шилле держалъ воинственную рчь къ польскимъ офицерамъ о маневрахъ на русской границ. Органъ ‘парти мира’ постарался елико возможно истолковать этотъ случай въ оправдательномъ смысл для прусскаго генерала, тогда какъ тотъ же органъ не пощадилъ раздувательной брани противъ рчей русскаго генерала Скобелева. Можно было ожидать, что сама нмецкая печать постарается смягчить рчь своего генерала, а вышло, что эту сосдскую обязанность исполнила русская мирная газета. Таковъ ужь ныншй дипломатическй пошибъ!…
Обхождене русскихъ посольствъ съ русскими подданными за границею вызываетъ жалобы въ нашей печати. Говорятъ, что наши посольства обходятся съ русскими грубо, пренебрежительно. Достаточно не имть титула, свтскости и состояня, чтобы подвергнуться обидному обхожденю въ посольств и невниманю къ предъявленной просьб или жалоб. Если это справедливо хотя относительно нкоторыхъ русскихъ посольствъ,— а объ этомъ въ разное время и изъ разныхъ источниковъ сообщалось въ печати,— то надо сознаться, что такая повадка обращеня нашихъ дипломатическихъ агентовъ съ своими соотечественниками за границею роняетъ достоинство Росси въ глазахъ иностранцевъ.
Въ Вн произошелъ прискорбный случай съ нашимъ посланникомъ т. Убри. Чехъ ремесленникъ, по прозваню Цихъ разбилъ стекло въ карет посланника, возвращавшагося домой изъ церкви. Оказалось, что Цихъ неоднократно обращался за пособемъ въ русское посольство, но получалъ отказъ и, конечно, не иначе, какъ въ грубой форм, потому что онъ славянинъ, простой человкъ и притомъ просилъ помощи. Но вслдъ за тмъ дознано, что Цихъ служилъ добровольцемъ въ нашихъ войскахъ, участвовалъ въ оборон Шибки и лишился отъ полученной здсь раны владня одною рукой. Какъ же наше посольство могло обойтись такъ небрежно съ человкомъ, который, каковъ бы онъ ни былъ, во всякомъ случа стоилъ вниманя за добровольную службу въ рядахъ русской арми и за русское дло? Гд же русское чувство самолюбя, которое побуждало бы, на глазахъ иностранцевъ, поддержать человка за его добровольную и посильную услугу, которая стоила руки бдняку, а теперь, но жалоб посольства, привела его въ тюрьму? Не столько этотъ случай самъ по себ, сколько общй характеръ нашего дипломатическаго пошиба, въ немъ отразившйся, унизителенъ для достоинства Росси. Въ такомъ поступк не видно ни русскаго человка, ни русскаго народнаго чувства.
Въ Дрезден было основано православное братство для пособя православнымъ церквамъ въ Босни и Герцеговин. Что сталось съ дятельностю этого братства? Ужь не прекращена ли она въ угоду австро-венгерскимъ властямъ, вводящимъ католицизмъ въ двухъ занятыхъ турецкихъ областяхъ? Какъ слышно, объ этомъ братств сдлано было представлене изъ Вны. Конечно, не русскому и не православному,— зачмъ такое братство?… Но не оскорблено ли самолюбе Росси уступкою даже въ дл чисто религозномъ? Не мудрено, что австрйское правительство набросилось съ такимъ остервеннемъ и полнымъ нарушенемъ справедливости и всякаго права на тхъ русскихъ галичанъ, которые въ двухъ селеняхъ Гниличахъ заявили желане перейти изъ уни въ православе, оно раздуло это дло въ цлый заговоръ государственной измны, направленный будто бы въ пользу Росси. Въ прошломъ столти нашъ дворъ заступался за нарушенныя права австрйскихъ славянъ, а теперь мы, хотя косвенно оскорбленные, не посмемъ на это ршиться, даже хотя бы съ напоминанемъ, что Збаражскй уздъ, гд это случилось, вмст съ Тарнопольскимъ былъ великодушно подаренъ Австри императоромъ Александромъ I. И мало ли что длалось и длается въ Австро-Венгри оскорбительнаго для насъ въ отвтъ на нашу предупредительную готовность устранять все непрятное для утонченныхъ интересовъ этой архи-католической и по самому существу своей политики враждебной намъ державы. Мало ли что оффицально въ палатахъ и оффицозно въ печати говорится для насъ насмшливаго и оскорбительнаго у нашихъ сосдей въ отвтъ на настойчиво соблюдаемую нами скромность публичнаго слова!
Journal de St.-Ptrsbourg не ощущаетъ въ себ настолько сознаня чести и собственнаго достоинства, чтобъ отвчать на все это спокойно, свободно н ршительно, какъ вообще принято въ порядочномъ обществ. Онъ или отмалчивается, показывая видъ, будто не замчаетъ обиды, или даже прятно расшаркивается, какъ ни въ чемъ ни бывало.
Но обязанъ ли каждый русскй человкъ слдовать примру дипломатическаго оффицоза?
Печать парти мира также желала бы, чтобы русскй человкъ молчалъ. Это на руку и нмецкому преобладаню, п самоуспокоеню безотвтственной дипломати.
Но, накидываясь на генерала Скобелева, эта печать измняетъ своимъ либеральнымъ началамъ. Она отнимаетъ свободу слова у частнаго человка, какимъ Journal de St.-Ptrsbourg и непремнный членъ совта министерства иностранныхъ длъ, г. Мартенсъ, въ своемъ письм къ Люису Епльтону, секретарю международнаго третейскаго суда и Общества мира въ Лондон, поспшили выставить М. Д. Скобелева. Она желала бы на этотъ разъ замкнуть человческое существо въ мундирную форму, чтобы только оно молчало. Мало того, эта либеральная печать высказала свое негодоване противъ лицъ, собравшихся на станци желзной дороги привтствовать М. Д. Скобелева по возвращени его въ Петербургъ. Откуда взялась у этой печати такая не либеральная нетерпимость, о которой даже друзья ея, одного съ нею лагеря, высказались, что она ужо хватила черезъ край? Генералу Скобелеву поставлено было въ упрекъ, зачмъ онъ въ своей петербургской рчи не ограничился военною частю, а вдался въ политику. Но можно спросить партю мира: разв только газетные сотрудники, пишуще передовыя статьи, имютъ право говорить о политик, или только имъ однимъ дался даръ понимать ее? Генералъ Скобелевъ, какъ непосредственный участникъ военныхъ дйствй, своими глазами видлъ и собственною душою прочувствовалъ на пол битвъ вс ужасы кровавыхъ жертвъ, приносимыхъ на пользу родины, за честь народа. Какъ боевой генералъ, какъ вообще военный, обстрлеиный непрятельскими ядрами и пулями и, наконецъ, какъ русскй, онъ могъ, безъ сомння, лучше кабинетныхъ дипломатовъ знать цну человческой крови, цну человческихъ мученй, принимаемыхъ въ искуплене народной обиды. И когда онъ видлъ и зналъ, что боле ста тысячъ человческихъ жизней съ такимъ одушевленемъ принесено было въ эту искупительную жертву, и когда та часть интеллигенци, чуждая русскому народу, которую одну только онъ и имлъ въ виду въ своей рчи, такъ легкомысленно, такъ безсердечно, безъ всякихъ усилй, даже хотя бы для вида, распорядилась этою жертвою, отдавши всю ея дорогую цнность въ руки и пользоване другихъ державъ,— то неужели этотъ сердечный вопль патротическаго негодованя не долженъ былъ вырываться изъ груди русскаго генерала ради одного только дипломатическаго самоуспокоеня?
На завтрак въ Кронштадт 2 марта генералъ-адъютантъ Казакевичъ высказалъ между прочимъ надежду, что военные клики, вроятно, скоро утишатся, когда истощится военный матералъ, и пожелалъ Росси идти впередъ мирнымъ развитемъ. Генералъ-адъютантъ Скобелевъ далъ единственно врный отвтъ на эти мирныя пожеланя военнаго человка. Онъ своими рчами хотлъ сказать, что мирныя отношеня только тогда прочно установится, когда мы прямо будемъ смотрть въ глаза нашему противнику, когда смло увримъ его, что понимаемъ образъ и цль его дйствй, и когда заявимъ ему, что будемъ отстаивать свое право на взаимное уважене къ тмъ международнымъ обязательствамъ, которыя какъ нами, такъ не мене того и другими державами должны быть выполняемы.
Еще одинъ вопросъ. Долго мы хранили попустительное молчане, много потеряли мы существенныхъ для Росси задатковъ нашей безусловно миролюбивой политики. Но къ чему все это привело? Не къ большей ли дерзости и наглости относительно насъ западно-европейекаго общества?
Въ 1868 году прусскй посланникъ Узедомъ передалъ Жадзини меморандумъ, въ которомъ говорится, что Германя должна образовать одно могущественное государство отъ Балтики до Альповъ и отъ Рейна до Вислы (Politica segreta italiana). Въ продолжительную нору нашего дипломатическаго безмолвствованя Германя уже стала объединенною, могущественною державою, вопросъ о Рейн, какъ границ, уже ршенъ въ ея пользу. Теперь заговорили въ Германи и о Висл… Что же? Мы все будемъ молчать, и партя мра, выдающая себя за патротическую, все еще будетъ требовать, чтобы русскй человкъ, даже въ качеств частнаго лица, не смлъ высказывать во всеуслышане своей сокровенной думы, которою наболла его народная душа?…