Заметки по внешним делам, Майков Аполлон Александрович, Год: 1882

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Замтки по вншнимъ дламъ.

11 октября, когда король Милан, по возвращеніи своемъ изъ поздки въ Болгарію и Румынію, входилъ въ соборную церковь въ Блград, вдова Елена Марковичъ выстрлила въ него изъ револьвера, но пуля счастливо миновала короля. Всякое умышленное смертоубійство или попытка на смертоубійство, хотя бы и бъ политическою цлью, есть безусловное преступленіе, но обстоятельства, вызывающія преступленіе, обстановка, предрасполагающая къ преступленію, придаютъ ему каждый разъ съ исторической стороны особую окраску. Христіанская нравственность осуждаетъ его, исторія подыскиваетъ ему объясненіе. Юдифь обманомъ пробралась въ лагерь Олоферна, осаждавшаго Бетулію, посл пира, насыщенный виномъ и любовными ласками, Одофернъ заснулъ, и сонному ему Юдифь отрубила голову. Она дйствовала для спасенія своего родного города, измореннаго голодомъ и жаждою я готоваго сдаться ассирійскому военачальнику. Ветхозавтное іудейство превознесло ея подвигъ благодарностію, похвалами и славою, но съ христіанской точки зрнія подвигъ Юдифи есть преступленіе. Въ конц прошлаго столтія, во время французской революціи, жирондисты и монтаньяры составляли два враждебные лагеря. Среди кровавыхъ ужасовъ и казней, совершаемыхъ конвентомъ и его главнымъ руководителемъ Маратомъ, молодая двушка, Шарлота Корде, проникла въ жилище Марата и на просьбу о помилованіи захваченнымъ жирондистовъ получила въ отвть, что на другой день вс они будутъ казнены. Она зарзала Марата, сидвшаго въ это время въ ванн. Нервно-впечатлительная, горячо къ сердцу принимавшая мучительное положеніе общества, она, по собственному признанію, хотла освободить родную страну отъ кровожаднаго и безпощаднаго насилія террористовъ. Конвентъ казнилъ ее. Съ безотносительно нравственной точки зрнія преступленіе получило возмездіе. Исторія же, съ своей стороны, освтила и причины, и побужденія, и обстоятельства, приведшія Шарлоту Корде подъ ножъ гильотины. Исторія, какъ зеркало живой дйствительности, со всми ея сокровенными изгибами и могущественными двигателями, дйствующими на умъ и волю человка, представила на судъ человчества эту самую дйствительность независимо отъ безъ исключительнаго высшаго закона нравственности, предъ которымъ никакое преступленіе не можетъ быть оправдано никакими побудительными причинами.
Какъ об эти женщины дйствовали по единоличному побужденію, такъ и Елена Марковичъ слдовала только собственному движенію безъ всякаго участія въ какомъ-либо заговор, котораго не было и быть не могло въ это время. Но нельзя сказать, чтобы на нее не вліяло то тягостное, невыносимое положеніе, въ которомъ она видла родную ей Сербію. Какъ женщина развитая, выработавшая среди народа и въ бесдахъ съ покойнымъ мужемъ своимъ, Ефремомъ, и деверемъ, Свтозаромъ Марсовичами, самостоятельный взглядъ на политическое и экономическое состояніе Сербіи, она не могла не подчиниться тому роковому впечатлнію, которое производило на нее паденіе Сербіи,— той самой Сербіи, которая при Карагеоргіи и Милош поборола турецкую власть, добилась, кровью и мужествомъ своихъ сыновъ, свободы, при простот быта ^и чистот нравовъ пользовалась высокою степенью благосостоянія, не знала, даже и не понимала, что такое внутренніе и вншніе долги, была чужда смущенія совсти въ дл церкви, не была связана никакими договорами съ иностранными державами и не раболпствовала передъ Австріею. Елена, безъ сомннія, читала книгу Свтозара Марковича — ‘Сербія на Восток’, въ которой доказывается полная непригодность внутренней и вншней политики Сербіи, руководимой ея правительствомъ, не разъ смнявшимся u все-таки неисправимымъ.
Что же представляла Елен современная Сербія при ныншнемъ министерств?— Наглое попраніе народныхъ правъ, освященныхъ державнымъ уставомъ. Всенародный, явный обманъ министровъ, которые, захвативъ въ свои руки власть, приняли иное направленіе, иной образъ дйствій, иные взгляды, чмъ т, какіе они проводили, льстя народу, когда еще не стояли у длъ. Нарушеніе выборнаго начала и давленіе на избирателей черезъ чиновниковъ, доходившее до того, что въ двухъ или трехъ мстностяхъ избиратели, выведенные изъ терпнія назойливостію полиціи, побили правительственныхъ агитаторовъ. Подставное и подкупное большинство въ скупщин, принимающее договоры, клонящіеся къ очевидному вреду Сербіи, самъ князь, а потомъ король, нисходящій до узкаго сторонничества и лично агитирующій въ пользу противныхъ народу договоровъ. Подкупы со стороны иностранныхъ желзнодорожныхъ предпринимателей въ высшей правительственной сред. Неудачная сдлка со банкомъ Union Gnrale и неоплатный долгъ, въ который чрезъ это впала Сербія. Долгъ этотъ и непосильные для народа внутренніе расходы, несообразная роскошь двора, учрежденіе какихъ-то охранителей общественной безопасности въ числ тысячи человку на которыхъ тратится до полутора милліона франковъ — боле, чмъ на все вдомство народнаго просвщенія, монополія соли, гербовыя пошлины и многое множество другихъ вновь изобртенныхъ тягостей, невдомыхъ прежде народу и удручающихъ его теперь до изнеможенія. Нарушеніе нрава скупщины отказомъ министерства отъ объясненій по финансовымъ ддамъ и состоянію государственнаго долга. Замщеніе выбывшихъ изъ скупщины оскорбленныхъ министерствомъ народныхъ представителей не чрезъ новые выборы, какъ бы слдовало, а чрезъ приглашеніе на ихъ мсто тхъ лицъ, которыя получили на выборахъ не боле двухъ-трехъ голосовъ и, слдовательно, считались забаллотированными,— двуголосыхъ, какъ прозвалъ ихъ народъ. Разладъ и глубокій раздоръ въ самомъ обществ вслдствіе искаженнаго представительства въ скупщин и подтасовки голосовъ. Вражда противъ отступниковъ народнаго дла, утверждающихъ на скупщин такія правительственныя предложенія, которыя клонятся къ очевидному вреду для государства, преслдованіе ихъ, доходившее до сожженія домовъ, отвращеніе общественной среды отъ нихъ и двуголосыхъ членовъ, а съ другой стороны преслдованіе правительствомъ такихъ служащихъ, которыхъ оно подозрваетъ въ сочувствіи къ прежнему министерству. Поздка министра народнаго просвщенія и духовныхъ длъ Новаковича по окружьямъ и его глумленія надъ священниками и учителями. Всеобщее обднніе, застой торговли, грозящая одному изъ главныхъ источниковъ народнаго богатства-винодлію, филоксера, завезенная изъ Франціи въ виноградники самого короля въ Смедеревскомъ округ и оттуда распространившаяся уже въ сосдній Пожаревацкій. Смута, водворенная въ церковныхъ длахъ низверженіемъ митрополита Михаила. Путешествіе короля по нкоторымъ округамъ, во время котораго король разыгрывалъ изъ себя приверженца и пособника своихъ ныншнихъ министровъ, ненавистныхъ народу, агитировалъ въ пользу выбора правительственныхъ кандидатовъ, бранилъ огуломъ священниковъ и народныхъ учителей, оскорбляя въ ихъ лиц самый народъ. Частыя поздки въ Австрію и явное подчиненіе государственныхъ интересовъ Сербіи австро-венгерскимъ домогательствамъ, дошедшее до того, что австрійскіе жандармы распоряжаются самоуправно въ Блград — столиц независимой Сербіи. Унизительное и оскорбительное для народнаго чувства и вовсе ненужное угодничество передъ Австріей, вдобавокъ недобросовстно называемое патріотическимъ. Возведеніе этой лжи въ какое-то основное правило ныншняго министерства, такъ что когда Пирочанацъ получилъ за свое угодничество отъ австрійскаго императора орденъ Леопольда, то Миланъ поздравилъ своего перваго министра съ успхомъ его ‘патріотической’ политики. Вообще правительственная нечестность, соблазнъ совсти, политическій развратъ и какое-то давящее своею наглостію посмяніе надъ народною святыней, отечественною исторіей, врованіями, стремленіями и здравымъ смысломъ народа. Вотъ краткое и далеко не полное изображеніе теперешней Сербіи,— изображеніе, которое, будучи сознаваемо каждымъ разумнымъ и преданнымъ своему отечеству сербомъ, не можетъ не произвести на него тягостнаго впечатлнія и возбудить въ немъ боле или мене острое неудовольствіе. Безчисленныя мелкія черты того же рода, прорзывающія эту мрачную картину, какъ, напримръ, подачка десяти дукатовъ своимъ студентамъ Великой Школы и пожертвованіе тысячи гульденовъ на сгорвшій Рингъ-театръ въ Вн, еще боле придаютъ мрачности общему колориту картины. Безпримрный въ исторіи добровольный политическій позоръ, творимый собственными предательскими руками, долженъ былъ дйствовать раздражительно на чуткую и воспріимчивую натуру, открытую для пониманія общественныхъ длъ.
Но изъ-за этой картины выдвигается другая картина временъ предшествовавшихъ министерствъ. Хотя она и не испещрена такимъ подборомъ многочисленныхъ противународныхъ дяній, какъ теперешнее время, однако и по ней проходятъ черты, которыя густотою своихъ мрачныхъ красокъ наводятъ отвращеніе и ужасъ. Прежде всего отмчу, что уже въ продолженіе многихъ лтъ сербское духовенство восполнялось людьми недостойными священническаго и монашескаго сана. Неоспоримо, что въ былыя времена духовенство въ Сербіи составляло крпкую опору народнаго духа, оно всегда участвовало въ лучшихъ сторонахъ народной жизни, поддерживало силою православной вры чувство свободы, шло во глав освобожденія, питало въ народ набожность и доблесть. Народъ любилъ его, шелъ за нимъ и охотно избиралъ его своимъ представителемъ въ скупщинахъ. Но мало-по-малу стали приниматься въ среду духовную люди всякаго сорта безъ разбора. Изъ неудачниковъ житейскихъ появились молодые ставленики и еще боле молодые монахи, вносившіе съ собою въ духовную среду всякіе пороки. Благочестіе и уваженіе, которымъ крпко было сербское духовенство, стали ослабвать. У монаховъ отнято было право быть народными представителями въ скупщин, это порознило ихъ съ народомъ, а порочная жизнь и алчность нкоторыхъ уронили ихъ въ глазахъ народа, который стадъ называть ихъ тунеядцами. Порочность разрослась и достигла даже жилищъ нкоторыхъ высшихъ духовныхъ сановниковъ. Поколебленная въ самой основ, сила уваженія къ духовенству не могла уже противодйствовать разрушительному для народнаго религіознаго чувства напору западныхъ идей. Въ образованномъ обществ, преимущественно между молодежью, поселилось пренебреженіе къ духовенству и безвріе. Въ самой сред народной, тогда какъ одна часть духовенства продолжала пользоваться уваженіемъ и довріемъ, честно служа церкви и народнымъ интересамъ, другая своимъ непристойнымъ поведеніемъ роняла достоинство своего званія, теряла всякое значеніе и вредила общему длу церкви. Изъ равныхъ мстъ молва доносила о неприличныхъ и противунравственныхъ поступкахъ духовныхъ лицъ. Если митрополія въ распущенности духовенства и неразборчивомъ увеличеніи числа духовныхъ лицъ и пріобртала себ приверженцевъ и слугъ, то въ народ, наоборотъ, возникалъ соблазнъ совсти вслдствіе видимаго разлада между уставами церкви и служителями ея. Храмы мало-по-малу стали пустть, число молящихся уменьшилось, такъ что когда пріхалъ въ Блградъ епископъ Штроссмайеръ, то его поразило запустніе храмовъ Божіихъ. Ему говорили, что духъ времени ужь таковъ, но онъ справедливо отвчалъ, что отъ самого духовенства зависитъ поддержать набожность въ народ. Дло дошло до того, что уже на скупщинахъ послышались скандальные анекдоты про духовенство, а затмъ поднятъ былъ вопросъ и объ уничтоженіи монастырей. Можно справедливо замтить, что попущеніе порочности въ нкоторой части сербскаго духовенства было причиною удара, нанесеннаго церкви при теперешнемъ министерств, и еслибы церковное управленіе бодрствовало на страж благочестія и нравственной чистоты, то никогда ни правительство, ни скупщина не ршились-бы затронуть духовенство и церковь.
Затмъ укажу на другую черту того времени. Ее можно назвать печальнымъ наслдіемъ посл князя Милоша, остаткомъ турецкихъ нравовъ. Это — ревность властолюбія и неразборчивость въ средствахъ къ охраненію своей власти, это — нетерпливость ко всякой самостоятельности, подозрительность, опасливость и затмъ устраненіе людей прямымъ насиліемъ или подпольными путями. Кто не сторонникъ господствующей власти, тотъ уже опасенъ для нея. Отсюда подборъ чиновничества, возвышеніе однихъ и гоненіе на другихъ, давленіе на выборахъ и подтасовка на скупщинахъ — явленія, впрочемъ, обычныя, отсюда также жандармерія, шпіонство, подличанье и вс другіе общественные пороки, которые порождаетъ сама власть, когда, не имя въ самой себ силы стать выше общественнаго уровня, она, какъ привилегія одной партіи, спускается въ общественную среду и здсь ищетъ себ опоры съ помощію располагаемыхъ ею средствъ, создавая себ приверженцевъ, преслдуя противниковъ и, для упроченія себя, прибгая безразборчиво ко всякаго рода способамъ. Такая низменность власти, ея заискиванія я происки расплодили общественные пороки, особенно въ чиновничеств. Порча проникала все, что выдлялось изъ здоровой народной среды. Когда же выступали личности съ громкимъ протестомъ противъ зла, когда личности эти смло стояли за правду и обличали неправильный образъ дйствій правительства, и народное сочувствіе упрочивало за ними видное мсто,— тогда господствующая власть видла въ нихъ какъ бы личныхъ своихъ враговъ u старалась отдлаться отъ нихъ, или просто убивая ихъ по-турецки, или же изводя медленно по-австрійски. Это тяжелое, черное пятно не сходятъ съ внутренней исторіи Сербіи отъ давняго и до позднйшаго времени, только при ныншнемъ министерств,— надо отдать ему справедливость,— этого пятна уже не замтно. Много людей честныхъ, прямыхъ, смлыхъ погибло таинственною смертію при прежнихъ министерствахъ. Другіе подъ ничтожными предлогами подверглись несоразмрно суровой кар — долголтнему заточенію. Кто стоялъ поперекъ дороги, того министры и ихъ клевреты спускали куда-нибудь подальше. Не такъ высоко стояла власть, чтобы бороться съ своими противниками на открытомъ ‘юл силою права, слова и убжденія, дйствовала старая привычка личнаго властолюбія прибгать въ подобныхъ случаяхъ къ недобросовстному обвиненію и насильственмой расправ.
Чтобы не быть голословнымъ, укажу на нкоторыя имена изъ позднйшаго времени. Грековичъ, народный депутатъ на скупщин, отличавшійся смлыми и правдивыми рчами, былъ убитъ ночью, какъ говорятъ, подосланными чиновниками. Свтозаръ Марковичъ, жившій нкоторое время въ Россіи, умный, образованный и одинъ изъ вліятельныхъ людей въ Сербіи, былъ несправедливо обвиненъ за свободу мысли и слова, содержался девять мсяцевъ въ крпости и выпущенъ на свободу только уже тогда, когда горловая чахотка обезпечивала скорую его смерть. Онъ лчился и умеръ въ Тріест. Ягодинская община, откуда онъ былъ родомъ, перевезла его тло и похоронила съ почестями. Священникъ Беричъ, въ первую сербско-турецкую войну 1876 года, за то, что позволилъ себ противорчить Ранку Алимпичу, былъ разстрлянъ въ тотъ же день безъ суда и слдствія. Ранко Алимпичъ, какъ извстно, держался съ своимъ отрядомъ на Дрин, ничего не длая. Только разъ попытался онъ взять приступомъ укрпленный городъ Блину, но когда войско его уже ворвалось въ городъ и заняло нсколько улицъ, а непріятель уже начиналъ отступать, ему показалось, что городомъ нельзя овладть, и онъ веллъ бить отбой. Напрасно увряли его, что городъ уже сдается, его помощникъ, командовавшій добровольцами, полковникъ Влайковичъ собственноручно застрлилъ нсколькихъ передовыхъ солдатъ, не хотвшихъ вернуться назадъ. Произошло нчто странное: два войска бжали другъ отъ друга, но вскор турки опомнились, нагрянули за отступавшихъ сербовъ и нанесли ямъ жестокій уронъ. Беричъ стремился стать въ ряды войска, но Ранко Алимпичъ не позволилъ ему этого, какъ священнику. Беричъ доказывалъ, что во всхъ войнахъ за независимость священники не съ ч’данмъ только крестомъ, но и съ мечомъ шли впереди войска, не отдляясь отъ народа и воодушевляя его своимъ примромъ. Такія слова показались главнокомандующему дринскою арміей дерзкими, и онъ приказалъ разстрлять Берича. Замчательно, что церковная власть безучастно отнеслась къ этому постыдному дянію, нарушавшему права церкви. Адамъ Богославлевічъ, любимйшій народный депутатъ, многосторонне образованный, знавшій нсколько языковъ, глубокій мыслитель и скромный труженикъ, посл государственныхъ длъ возвращавшійся къ своимъ воламъ и плугу. Онъ самъ работалъ, пахалъ, косилъ, а досужее отъ сельскихъ работъ время посвящалъ изученію общественнаго устройства въ европейскихъ государствахъ. Его смлая, простая, умная рчь на скупщинахъ производила сильное впечатлніе, не нравившееся министерству. Посл второй сербо-турецкой войны на него взведи обвиненіе, что будто бы онъ расхитилъ хлбные запасы, между тмъ какъ онъ роздалъ хлбъ разореннымъ войною сельчанамъ. Нужно было только къ чему-нибудь придраться, посадили его въ тюрьму, а на третій день онъ уже былъ мертвъ. Правительственное сообщеніе гласило, что онъ умеръ-де отъ тифа. Джуро Якшичъ — одинъ изъ лучшихъ сербскихъ поэтовъ и писателей. Нкоторыя его стихотворенія и разсказы проникнуты острымъ юморомъ, который былъ не по сердцу правительству. Особенно замчательна поэма Якшича, въ которой онъ осмиваетъ сербскихъ военачальниковъ и Ранка Алимпича въ особенности. Чтобъ отдлаться отъ него, привели его съ жандармами въ министерство внутреннихъ длъ и тамъ били его такъ жестоко, что онъ зачахъ и вскор умеръ.
Я указалъ только на немногія личности, смерть которыхъ производила потрясающее дйствіе на всю Сербію, а сколько было изведено другихъ, которыхъ постигла таинственная смерть отъ руки подкупленныхъ убійцъ, какъ, напримръ, Лазарь Ценичъ, разстрлянный въ 1876 г. въ Боварацкой Планин, въ Босніи, но секретному распоряженію изъ Блграда.
Довольно привести эти дв черты недавняго времени, предшествовавшаго образованію ныншняго министерства, чтобъ уразумть, какое вредное вліяніе должно было оно производить на общественные нравы, подрывая гражданскую честность, порождая соблазнъ совсти, однихъ оно растлвало, другихъ ожесточало.
Въ этому времени относится и убіеніе Ефрема Марковича.
Ноябрь, декабрь 1877 г. и январь 1878 г. Ефремъ провелъ съ войскомъ на восточной границ Сербіи, участвуя въ военныхъ дйствіяхъ, отличился храбростію и въ особенности стяжалъ себ громкую извстность при взятіи Нирота. За свои блестящія боевыя заслуги онъ получилъ русскій орденъ Св. Георгія. Въ его отсутствіе въ самомъ центр Сербіи близъ Брагуевца, въ ноябр мсяц, собрались на Лепеницкомъ пол лепеницкіе и гружанскіе батальоны, числомъ пять, и заявили отказъ идти на войну. Впрочемъ большая часть людей разбрелась по домамъ, а около двухсотъ человкъ ушли въ Тополу, пригласили къ себ ополченцевъ изъ сосднихъ деревень съ тмъ, чтобы не приносить новой присяги, требовавшейся тогда отъ войска по случаю второй сербо-турецкой войны. Вроятно, они были недовольны распоряженіями правительства, которое дйствительно выказало много оплошности и несправедливости въ снаряженіи войска, въ перевозочной и продовольственной частяхъ, въ вещественныхъ поборахъ и проч., а также въ распредленіи щедрыхъ пособій, притекавшихъ изъ Россіи во время предыдущей войны, свжо еще было впечатлніе понесеннаго подъ Дюнишемъ погрома и безпорядковъ, господствовавшихъ въ устройств сербской арміи. По крайней мр, громче всего слышались возгласы, что сражаться надо съ внутренними врагами и защищать населеніе отъ полиціи. Это происшествіе извстно подъ именемъ топольскаго бунта. Слдствіе о немъ тянулось очень долго. Военно-судная коммиссія, производившая разслдованіе причинъ бунта, всячески старалась подвести подкладку династическую и доказать, что бунтъ этотъ былъ возбужденъ сторонниками изгнанныхъ изъ Сербіи Карагеоргіевичей — собственно внука Георгія Чернаго, Петра. Но изъ напечатанныхъ слдственныхъ протоколовъ можно вывести, что такое толкованіе было предумышленное и составляло видимую натяжку, чтобы придать боле опасное значеніе бунту въ глазахъ князя Милана и всхъ обреновцевъ, а съ тмъ вмст поддержать и министерство. Положительныхъ данныхъ въ пользу такого толкованія слдственной коммиссіи нтъ, а тмъ мене могли найтись какія бы то ни было улики противъ Ефрема Марковича, который къ тому же во все это время отсутствовалъ, еслибы были улики, его не замедлили бы арестовать своевременно. Между тмъ война кончилась, прошло еще два мсяца: февраль и мартъ, въ апрл Марковичъ возвратился въ Блградъ и только теперь былъ арестованъ въ гостиниц, гд остановился. Отсюда онъ былъ препровожденъ въ Аранжеловацъ, гд и содержался цлый мсяцъ. Какъ будто нарочно, тянули дло, чтобы дать возможность созрть интриг и установиться предубжденію, что Марковичъ принадлежитъ къ партіи карагеоргіевцевъ. Слдствіе однако ничего противъ него не открыло. Но такъ какъ въ то время, какъ я выше сказалъ, еще держался въ правительственныхъ лицахъ обычай отдлываться отъ своихъ враговъ и опасныхъ людей турецкимъ способомъ, то Марковичъ и выставленъ былъ какъ главный участникъ топольскаго бунта и приверженецъ Карагеоргія.
16-го мая 1878 года по Блграду разнеслась всть, что осужденіе замшанныхъ въ бунт состоялось. Указывали въ числ другихъ на Чумича и Боларца, приговоренныхъ къ смертной казни. Про Ефрема же никто наврное не могъ ничего сказать, его участь держалась въ большой тайн. 17-го мая видные граждане Блграда, около 60 человкъ и въ томъ числ многіе профессора Великой Школы и богатые купцы посавляне подали правительству просьбу о помилованіи отъ смертной казни Чумича и Боларца, но о Маркович умолчали именно потому, что не знали и не думали, чтобъ онъ присужденъ былъ къ разстрлянію. 18-го мая совершилась въ Аранжеловц казнь: были разстрляны Ефремъ Марковичъ, два батальонныхъ командира, одинъ попъ и трое вліятельныхъ гражданъ. Чумичъ и Боларацъ осуждены на заключеніе. 160 человкъ отправлено по крпостямъ. Двое изъ послднихъ, Георгій Деметровичъ, смедеревскій купецъ и бывшій депутатъ, и Живота Маркичевъ, тоже купецъ, бжали изъ Смедерева въ Австрію и впослдствіи разсказывали, макъ въ тюрьм выпытывалось отъ заключенныхъ признаніе: для этого на горячія уголья насыпался красный перецъ, отъ дыма заключенные впадали въ нервное оцпенніе и безсознательно высказывали то, что знали.
Елена Марковичъ, проживавшая въ Блград, слыша о состоявшемся: военно-судномъ приговор и не зная наврное о муж своемъ, бросилась къ князю Милану, прося на колняхъ о помилованія. Князь отвчалъ, что сдлаетъ все, что будетъ возможно. Но въ это время приказъ о разстрляніи, подписанный княземъ по представленію министерства, безъ вдома однако военнаго министра, Саввы Груича, уже летлъ по телеграфу въ Аранжеловацъ. Прибывшая туда черезъ два дня Елена застала одну лишь могилу своего мужа въ пол, на мст казни, выровненную съ поверхностію земли, но посыпанную цвтами, которые принесли ночью жители сосднихъ селеній.
До сихъ поръ въ Сербіи не знаютъ, за что собственно былъ разстрлянъ Ефремъ Марковичъ, такъ какъ никто не вритъ тому, въ чемъ правительство открыто обвиняло его и притомъ бездоказательно. Извстна только, что онъ былъ человкъ сильной воли, храбрый офицеръ, хорошій боевой товарищъ, любилъ хорошо похить, пользовался общимъ расположеніемъ и въ скупщин держалъ оппозицію министерству. При его выдающихся способностяхъ и видномъ положеніи, онъ дйствительно являлся опаснымъ для министерства, тмъ боле, что смерть брата его Свтозара не могла быть имъ забыта. Имущество Ефрема, около 12 тысячъ рублей, посл его казни было конфисковано. Елена съ тремя дтьми осталась безъ средствъ къ жизни, проживала на родин своего мужа, въ город Ягодин, и доходила до такой бдности, что иногда занималась стиркою блья. Мысль о горячо любимомъ муж не покидала ея, года полтора тому назадъ она вырыла изъ позорной могилы останки своего мужа и перенесла ихъ въ родовой склепъ въ Ягодин. Несомннно, что бдственная жизнь ея протекала подъ непрестаннымъ давленіемъ скорбной памяти о муж, о томъ, что, по ея убжденію, князь не сдержалъ своего слова, общая помилованіе, о скрытныхъ побужденіяхъ министерства, настаивавшаго передъ княземъ на смерти ея мужа, и вообще о всей той недостойной продлк личнаго властолюбія, въ жертву которому не затруднились принести человческую жизнь. Постоянно замчали въ ней возбужденіе и раздраженность. Когда, при вступленіи ныншняго министерства въ управленіе, объявлено-было всепрощеніе за политическія преступленія, Елена переселилась въ Блградъ и здсь привела въ исполненіе задуманную ею месть. Въ сербскихъ церквахъ обыкновенно женщины становятся на возвышеніи у задней стны, особо отъ мущинъ. Король, одтый въ гражданское платье по-дорожному, проходилъ мимо этого возвышенія, чтобы приложиться къ икон, и въ эту-то минуту раздался выстрлъ. Королевская чета поспшила вернуться во дворецъ, откуда, черезъ нсколько минутъ, король, уже въ парадной форм, пробылъ опять въ соборъ на молитву. Между тмъ толпа окружила Елену, рвала на ней волосы, платье, наносила ей удары по лицу, жандармы съ трудомъ могли защитить ее отъ народа. Министръ внутреннихъ длъ Гарашанинъ казался растеряннымъ и какъ будто даже не слыхалъ, что тутъ же рядомъ съ нимъ стоявшіе граждане громко ругали его и все министерство. Единственное лицо, поддержавшее въ эту суматоху какой-нибудь порядокъ, былъ военный министръ Теша Николичъ. Онъ распорядился отвести Елену въ полицію. Провожаемая криками и побоями толпы, Елена увидла короля. ‘Такъ онъ живъ?— воскликнула она.— Будь же проклята и изрублена на куски моя рука за то, что промахнулась!’
Вмст съ Еленою арестовали и ея близкихъ знакомыхъ и родныхъ: Кничанку, вдову сына знаменитаго воеводы Минчанина, прославившагося въ 1849 году защитою славянскаго дла противъ возставшихъ мадьяръ, Майвнерку, жену библіотекаря, сестру Елены, Витновичку, жену профессора, съ мужемъ ея. Задержаны были также Николай Николичъ, редакторъ газеты Борьба, Божидаръ Вучковичъ, сотрудникъ этой газеты, художникъ Марковичъ и купецъ Петръ Мохачанинъ. Въ настоящее время Елена Марковичъ и три другія женщины переведены въ блградскую крпостъ, гд еще цлы, построенные при Блазнавц, казематы, о которыхъ сами стражники отзываются съ отвращеніемъ, утверждая, что они такъ тсны, что обнимаютъ вплотную заключеннаго, который лишенъ всякаго движенія и долженъ постоянно находиться въ стоячемъ положеніи, какъ бы замуравленный, имя подъ ногами зловонную слякоть.
Человческій судъ и исторія произнесутъ свой приговоръ по существу совершеннаго Еленою Марковичъ преступленія. Настоящая замтка посвящена лишь исторической обрисовк того нравственнаго положенія, въ которомъ находилась Елена подъ двойственнымъ вліяніемъ — семейнаго несчастія u политико-экономической жизни, дйствовавшей на общественную среду подъ управленіемъ предшествующаго и теперешняго министерствъ.
Это уже пятое по счету покушеніе на жизнь Милана Обреновича.
Первое было въ Смедерев во время его малолтства при регентств Мидивая Блазнавца. 10-го іюня 1868 г. были убиты въ Топчидер князь Михаилъ и тетка его Анна. Дочь послдней, Екатерина, раненная нсколькими пулями, успла избжать смерти, перепрыгнувъ черезъ высокій дубовый частоколъ звринца (кошутняка), гд совершено было убійство. Одинъ изъ заговорщиковъ, Радовановичъ, бросился тотчасъ въ городъ, чтобы захватить сенаторовъ, но Илья Гарашанинъ, предсдатель сената, бывшій также въ Топчядер, обогналъ его, благодаря быстрот лошадей и, вошедши въ сенатъ, первый сообщилъ присутствующимъ, что князи погибъ. Вслдъ за нимъ явился военный министръ Блазнавацъ съ войскомъ и окружилъ зданіе сената. Пришелъ и русскій генеральный консулъ Шишкинъ и, вроятно по забывчивости, слъ на кресло, занимаемое всегда княземъ. Блазнавацъ, увидавши его на княжескомъ кресл, быстро подошелъ къ нему и съ словами: ‘не твое здсь мсто’ — почти-что вытолкалъ его изъ сената. Потомъ, вынувши изъ кармана запечатанный конвертъ, сломалъ печать и предложилъ сенаторамъ немедленно подписать заключавшійся въ конверт актъ избранія на княжескій престолъ малолтняго Милана, сына Маріи Обреновичъ, по матери внука Ефрема Обреновича, брата стараго князя Милоша. Гарашанинъ и нкоторые сенаторы хотли было возражать, но, по знаку Блазнавца, вооруженные солдаты заняли помщеніе сената, и съ револьверомъ въ рук Блазнавацъ заставилъ всхъ присутствовавшихъ подписать актъ. Немедленно было объявлено осадное положеніе въ Блград, заперта со стороны Австріи сербская граница и начато слдствіе.
Заговоръ созрвалъ шесть мсяцевъ. О немъ многіе знали, зналъ и Блазнавацъ, а потому впередъ подготовился къ тому, чтобы воспользоваться послдствіями убіенія князя. Можетъ-быть и самъ Гарашанинъ мечталъ быть княземъ, но Блазнавацъ предупредилъ его. Честолюбивый временщикъ, вышедшій изъ селяковъ деревни Блазпаве, создалъ въ своемъ ум широкій и отважный замыселъ достигнуть княжескаго престола Сербіи и прочно ссть на немъ. Для этого нужно было устранить навсегда цлый рядъ препятствій, чтобы уже посл не встрчаться съ ними. Вся дятельность его клонилась къ этой цли. Первый сошелъ съ пути кназь Михаилъ. Съ его смертію не оставалось никого въ виду изъ взрослыхъ и извстныхъ народу Обреновичей. Малолтній и дотол невдомый въ Сербіи Миланъ, проживавшій съ матерью въ Париж, казался ему не страшнымъ и долженъ былъ пока до времени служить ему прикрытіемъ.
Посл князя Михаила могъ быть претендентомъ на княжескій престолъ Сербіи черногорскій князь Николай, между которымъ и Михаиломъ былъ заключенъ тайный договоръ, въ силу котораго, въ случа бездтной смерти князя Михаила, правленіе Сербскимъ княжествомъ должно было перейти къ князю Николаю. Провозглашеніе Милана упраздняло этотъ договоръ и для Блазнавца однимъ препятствіемъ становилось меньше.
Прежде всего нужно было избавиться отъ ближайшихъ опасныхъ людей, которые кое-что знали о попустительств съ его стороны заговорщикамъ, а слдовательно могли огласить или разоблачить его замыслы. Посл совершившагося переворота разстрляно было по приказанію Блазнавца до тридцати человкъ. Въ первый же день былъ разстрлянъ капитанъ Мерцайловичъ, учившійся военнымъ наукамъ въ Россіи, одинъ изъ честнйшихъ и даровитйшихъ людей въ Сербіи. Онъ пришелъ, вооруженный револьверомъ, въ канцелярію военнаго штаба, но съ какою цлью — осталось неизвстнымъ. По приказанію Блазнавца, онъ былъ схваченъ и немедленно разстрлянъ. Близъ берега Дуная, подъ стною крпости, была вырыта для его трупа могила, ставъ на краю своей могилы, Мерцайловичъ сказалъ собравшемуся народу краткую прощальную рчь, которую закончилъ словами: ‘за васъ, братія, умираю, не ждите добра отъ Обреновича и тхъ, которые призываютъ его’, потомъ попросилъ закурить папироску и, докуривъ до половины, отбросилъ въ сторону, соскочилъ въ могилу, досягавшую ему только до пояса, и попросилъ солдатъ цлить прямо въ сердце. Раздался залпъ и грудь его была вся пронизана пулями. Тогда же разстрляны были на Карабурм Младенъ и Сима Ненадовичи, родные братья княжны Персиды, жены князя Александра Карагеоргіевича, лишеннаго престола Святоандреевскою скупщиною въ 1858 году. Самъ Карагеоргіевичъ съ семействомъ проживалъ за границею, но его родственники въ Сербіи могли быть помхою Блазнавцу, ихъ-то и поспшилъ онъ устранить съ нкоторыми изъ ихъ сторонниковъ. Вскор разстрлянъ былъ и третій Ненадовичъ, Свтозаръ, бывшій смотрителемъ Топчидерской тюрьмы въ то время, какъ оттуда бжалъ Радовановичъ, принявшій участіе въ убійств князя Михаила. Итакъ, на первыхъ же порахъ ближайшій путь былъ очищенъ для дальнйшихъ шаговъ Блазнавца.
Нужно было подумать, какъ взять управленіе въ свои руки. Въ виду малолтства князя Милана, провозглашено было регентство изъ трехъ лицъ. Во глав регентства и войска и предсдателемъ сената сталъ самъ Блазнавацъ. Помощниками себ онъ взялъ Іована Гавриловича — почтеннаго, добраго, но слабодушнаго старика, который могъ бы привлекать къ правительству расположеніе народное, и Іована Ристича, проживавшаго въ Петербург въ качеств представителя Сербіи,— человка, который по своему уму, образованію и дипломатической опытности могъ быть полезнымъ въ сношеніяхъ съ иностранными державами. Но въ Блград жилъ тогда Илья Гарашанинъ, человкъ народный, пользовавшійся общимъ уваженіемъ и выше другихъ стоявшій по своему общественному значенію. Главный участникъ всхъ важнйшихъ переворотовъ въ Сербіи, не разъ занимавшій высшія государственныя должности: министра, предсдателя министерства, предсдателя сената,— не разъ оставлявшій ихъ для скромной частной жизни и опять возвращавшійся на государственную службу, онъ не задолго передъ тмъ былъ уволенъ княземъ Михаиломъ отъ должности предсдателя министерскаго совта, но продолжалъ оставаться лицомъ наиболе сильнымъ какъ по своей долголтней государственной дятельности, такъ и по заслугамъ, оказаннымъ отечеству, я по любви къ нему народной. Блазнавацъ не желалъ уступить ему первое мсто въ регентств, а на второе самъ Гарашанинъ не пошелъ. Итакъ, Блазнавцу и съ этой стороны была обезпечена свобода дйствій. Уже устарлый и наскучивъ ддами, Гарашанинъ удалился на свою мельницу въ Гродцк. Но видно было, что его все-таки опасались: сначала регентство предлагало ему пенсію,— онъ отказался, говоря, что не хочетъ подать даромъ трудовыя народныя деньги. Потомъ стали его тснить, предлагали хать за границу,— онъ отвчалъ, что его могутъ убить, но что онъ ни за что не оставитъ родной земли. Итакъ, онъ оставался въ Сербіи до конца жизни, не будучи уже помхою регентству.
Оставалось заручиться скупщиною. Для этого Блазнавацъ придумалъ измнить державный уставъ, польстивши народу нкоторыми правами, которыхъ въ этомъ устав, данномъ Портою совмстно съ Россіею въ 1838 году, не было. На 11 іюля 1869 года созвана была въ Крагуевц великая скупщина, которая и утвердила новый государственный уставъ, несмотря на то, что во время малолтства князя никакія перемны въ систем правленія не могли быть допущены. Главное, что нужно было Блазнавцу провести въ новомъ устав, это — правило, по которому въ малую или ежегодную скупщину на 90 народныхъ представителей, избираемыхъ на три года, назначалось отъ правительства 30 членовъ, составлявшихъ такимъ образомъ четвертую часть всего состава скупщины. Это было могущественное орудіе въ рукахъ регентства, чтобы руководитъ народною волею. Оно осталось таковымъ и до сихъ поръ, какъ показала послднія скупщины, утверждавшія согласно съ правительствомъ все, что только ему было угодно.
Наконецъ необходимо было предупредить опасность со стороны Александра Карагеоргіевича и его дтей, которые могли предъявить свои права на сербскій престолъ и, оспаривая его у Милана, преградить путъ къ нему и самому Блавнавцу. Съ этою цлью Блазнавацъ настойчиво, хотя и несправедливо, выставлялъ убійство князи Михаила дломъ карагеоргіевцевъ и усплъ ввести въ новый государственный уставъ параграфъ, въ силу котораго домъ Карагеоргія навсегда лишался сербскаго престола и изгонялся изъ Сербіи.
Такимъ образомъ все, что грозило опасностію, помхою или соперничествомъ вблизи и вдали, было устранено. Но Блазнавацъ не ограничился этимъ, онъ хотлъ закрпить за собою какое-нибудь положительное право на сербскій престолъ. Чрезвычайно красивый собою, хотя u нсколько суровой наружности, высокаго и стройнаго роста, съ большими выразительными глазами и правильными чертами лица, Блазнавацъ вскор снискалъ расположеніе Екатерины, приходившейся двоюродною сестрою князю Михаилу. Потерявши мать, сама чудеснымъ образомъ спасшись отъ смерти, она охотно отдала ему руку и сердце — послднее, впрочемъ, не надолго. Когда сдлалась она беременною, то Блазнавацъ уже воображалъ себя княземъ по выбору народному, или но меньшей мр несмннымъ и полновластнымъ правителемъ государства въ качеств опекуна будущаго своего дтища, которое, какъ происходящее по матери изъ рода Обреновичей, имло право княжить въ Сербіи. Предвидя такой благопріятный исходъ, Блазнавацъ, на случай рожденія дочери, ввелъ въ новомъ государственномъ устав право на княженіе и лицамъ женскаго пола изъ дома Обреновичей.
Теперь уже самъ Милашъ оказался препятствіемъ. Наступила нора отстранять и это послднее препятствіе. Приходило къ концу его прежнее назначеніе — служить прикрытіемъ честолюбивымъ замысламъ регента. И вотъ въ 1870 году Блазнавацъ приглашаетъ его прохаться по ближайшимъ округамъ. Прізжаютъ въ Смедерево, останавливаются въ гостиниц Льва. Къ этому времени въ одномъ изъ отдаленныхъ помщеній гостиницы, куда, предполагалось, непремнно зайдетъ Миланъ, были подпилены дв или три половицы,— и когда вошелъ туда Миланъ, доски обрушились подъ его ногами. По разсказамъ однихъ, падая въ яму, онъ удержался на перекладинахъ, а такъ какъ носилъ при себ всегда револьверъ, то выстрломъ далъ о себ знать. По словамъ же другихъ, когда подъ нимъ провалился полъ, сопутствовавшій ему слуга усплъ ухватить его и не далъ упасть въ яму.
Второе покушеніе на жизнь Милана происходило вскор затмъ на охот. Были подкуплены два селяка и посажены въ лсу, въ засаду, съ тмъ, кто когда на ближайшей полян покажется князь Миланъ, то чтобы стрляли въ него. Дйствительно, случилось такъ, что Миланъ, отдлясь отъ охоты, одинъ вышелъ на поляну, но такъ какъ шумъ охоты слышался еще вдалек и притомъ на княз было надто весьма простое платье, то селяки сочли его за служителя и, выйдя изъ засады, стали спрашивать, скоро ли направится въ эту сторону охота и въ какомъ мст находится князь. Этого было достаточно, чтобы Миланъ прекратилъ охоту и поспшилъ воротиться домой.
Третье покушеніе противъ него было устроено на улиц, по которой онъ долженъ былъ возвращаться изъ театра. На мостовой зарыта была бомба съ длиннымъ фитилемъ, который долженъ былъ воспламенить бомбу по разсчету времени. До бомба разорвалась нсколькими минутами позже. Взрывъ былъ такъ силенъ, что ближайшія каштановыя деревья были поломаны. Отыскался виновный, какой-то чиновникъ, кажется, Цукичъ. Когда на слдствіи онъ уже готовъ былъ произнести имя подкупившаго его Блазнавца, ему зажали ротъ я тотчасъ увели его, а потомъ на казенный счетъ выслали за границу. Этотъ чиновникъ впослдствіи говорилъ, что ему жаль было князя и что онъ нарочно взорвалъ бомбу не во время, но что это не помшало ему пожить весело на чужой счетъ.
Четвертое покушеніе готовилось въ дом самого Блазнавца. Посл совершеннолтія князя Милана и упраздненія регентства, Блазвавацъ оставался главою министерства. Однажды онъ пригласилъ князя къ себ вечеромъ на чашку кофе. Екатерина, сблизившаяся до того времени съ княземъ Миланомъ, предупредила его, чтобъ онъ не пилъ кофе. Въ назначенный часъ Миланъ пришелъ къ Блазнавцу, взявши съ собою нсколькихъ гвардейцевъ, которые остановилась у крыльца. Подали кофе. Князь спрашиваетъ Блазнавца: ‘на короткій или долгій срокъ ты разсчелъ мн этотъ напитокъ?’ Вида, что все уже извстно князю, Блазнавацъ отвчалъ: ‘на долгій’.— ‘Ну, такъ выпей санъ,— сказалъ князь,— но только передлай для себя на короткій’. Блазнавацъ хотлъ было сопротивляться, но Миланъ, направляя противъ него дуло револьвера, объяснилъ, что сопротивленіе его будетъ безполезно, потому что за дверями стоятъ гвардейцы. Когда Блазнавацъ выпилъ кофе, князь удалился, а на другой день утровъ, 5 апрля 1873 года, было объявлено, что Блазнавацъ умеръ отъ дифтерита. По разсказамъ другихъ, Екатерина извстила Милана, что на стол у мужа своего она замтила стклянку съ подозрительною жидкостію и что предвидитъ недоброе. Миланъ, въ сопровожденіи гвардейцевъ, пришелъ неожиданно къ Блазнавцу и спросилъ его, какого рода жидкость и для чего бережетъ онъ у себя. Блазнавацъ заперся. Тогда Миланъ самъ сдлалъ обыскъ и нашелъ стклянку. На вопросъ: ‘что въ ней?’ — Блазнавацъ отвчалъ, что это безвредное лкарство. Принужденный выпить, онъ умеръ въ ту же ночь.
Покушеніе Елены Марковичъ, какъ каждый можетъ видть, имло совсмъ иной источникъ. Что тутъ не могло быть никакого заговора и участія политическихъ партій, на которыя распадается сербское общество,— въ этомъ нтъ никакого сомннія. Самъ король, при пріем поздравленій, выразился въ этомъ смысл. Здсь дйствовала ея единичная воля. Принимая иностранныхъ представителей, король Миланъ говорилъ, что онъ понимаетъ душевное возбужденіе Елены Марковичъ, потерявшей мужа и повергнутой въ нищету, но что поправить дло теперь было уже невозможно. Сама Елена, по ея словамъ, мстила не одному королю, но въ лиц его и тмъ, кто несправедливо погубили ея мужа, прикрываясь особою короля. Вотъ гд урокъ министрамъ, которые не щадили человческой жизни изъ узкаго властолюбія и прибгали къ недозволительному въ благоустроенномъ и развитомъ обществ способу борьбы и устраненія неугодныхъ имъ людей изъ-за личныхъ видовъ.
Но не такое ли же возбужденіе умовъ производитъ и ныншнее министерство, добиваясь выполненія своихъ политическихъ цлей, идущихъ въ разрзъ съ государственными выгодами и пользами сербскаго народа и даже положеніемъ самого короля? Уже не разъ въ печати прозвучало слово ‘государственный переворотъ’. Австрійскія газеты, въ сочиняемыхъ ими, по указаніямъ правительства, корреспонденціяхъ, готовы въ покушеніи Елены Марковичъ видть заговоръ цлой партіи,— слдовательно, дйствіе современныхъ причинъ. Замчательно, что при постоянной конфискаціи сербскимъ правительствомъ тхъ нумеровъ русскихъ газетъ, гд помщены неблагопріятные о немъ отзывы, нумера двухъ русскихъ газетъ, въ которыхъ говорилось о возможности государственнаго переворота въ Сербіи, пропущены и свободно обращаются въ народ. А эти тысяча человкъ охраны, настолько ненавистные народу, что двое изъ нихъ уже убиты,— къ чему они? Не къ тому ли, чтобы въ случа переворота послужить надежнымъ орудіемъ въ рукахъ министерства или одного Гарашанина исключительно? Если справедливы приписываемыя королю Милану слова, что настоящее положеніе длъ не можетъ продолжаться, то нельзя не признать, что они безусловно врны. Король Миланъ стоитъ на распутій: или онъ долженъ воротиться къ своему народу, минуя вс партіи — и либераловъ, и прогрессистовъ, и радикаловъ,— какъ порознившіяся съ народомъ, и прибгнуть къ другимъ людямъ, которые сохранили въ себ тсную нравственную связь съ народомъ,— или окончательно отдаться въ руки Австріи, управлять Сербіей при содйствіи графа Кевенгюлера и подъ охраною австрійскаго войска. Но, благодаря своей политик съ 1878 года, слишкомъ далеко завлеченный въ австрійскія сти, если онъ повернется теперь къ народу, то не избгнетъ переворота, который устроитъ ему Австрія, столь искусная на всякія козни, если же онъ окончательно отдастся Австріи, то не вытерпитъ того сербскій народъ, нисколько не расположенный вступить въ косвенное подданство Австріи и уже готовый мысленно къ борьб въ ожиданіи событій. Въ томъ и другомъ случа Австрія давно заручилась готовымъ претендентомъ на сербскій престолъ — Петромъ Карагеоргіевичемъ.
Было бы ошибкой предполагать о непремнной склонности князя Петра къ Австріи. Ни его чувствъ, ни его мыслей угадать нельзя, можно думать, что, наученный опытомъ, онъ съуметъ удержаться на середин. Въ послднее боснійское возстаніе онъ издержалъ все свое состояніе на народное дло, онъ писалъ князю Милану примирительное посланіе, въ которомъ навсегда отдавалъ себя въ его подчиненіе, лишь бы общими усиліями достигнуть освобожденія и возсоединенія Босніи съ Сербіей. Князь Миланъ оставилъ его письмо безъ отвта. Неизвстно, съ какою цлью пробирался онъ въ Крагуевацъ во время скупщины, но во всякомъ случа переворотъ, сдланный имъ тогда тайно отъ Австріи, былъ бы лучше будущаго переворота съ ея участіемъ. За то австрійское правительство и интернировало его въ Вн, гд онъ теперь существуетъ, при недостатк средствъ, личнымъ трудомъ. Если въ случа переворота въ Сербіи Австрія поддержитъ его кандидатуру, то можно быть впередъ увреннымъ, что она продастъ ему свое содйствіе за дорогую цну и, конечно, въ ущербъ политической и торгово-промышленной самостоятельности Сербіи. Она не выпуститъ его даромъ изъ своихъ рукъ, грозя имъ и теперь издали королю Милану и обреновцамъ.
Нельзя не пожалть, что прежняя русская дипломатія, которая обязана была знать все, что относилось до Карагеоргіевичей, не обратила должнаго вниманія на князя Петра. Если Несторы дипломатіи признавали по своимъ соображеніямъ, что Россія должна, вопреки своей исторіи и прежней политики, отказаться отъ нравственной связи съ Сербіей и предоставить ее самой барахтаться однми своими силами въ сфер австрійскаго вліянія, то цлая Россія и ея новйшая дипломатія не обязаны слдовать личному усмотрнію Несторовъ. Привлеченіе во-время въ Россію семейства Карагеоргіевича или хотя бы одного князя Петра отняло бы у Австріи одно изъ орудій, которымъ она такъ недобросовстно оказываетъ давленіе на Сербію, и дало бы послдней возможность свободне жить, думать и дйствовать.

А. Майковъ.

‘Русская Мысль’, No 12, 1882

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека