Заметки по внешним делам, Майков Аполлон Александрович, Год: 1885

Время на прочтение: 40 минут(ы)

Замтки по вншнимъ дламъ.

1.

Въ этотъ разъ считаю нужнымъ вернуться назадъ къ моимъ предъ идущимъ замткамъ. Он обратили на себя вниманіе оффиціозной нмецкое газеты Norddeutsche Allgemeine Zeitung и вызвали отголосокъ въ русской печати. Органъ кн. Бисмарка видимо разсердился. Но есть поговорка: кто сердится, тотъ не правъ. И дйствительно, нмецкая газета ни на одну іоту не опровергаетъ меня, а только сердится. Опровергнуть меня трудно, потому что мои статьи суть не боле, какъ силлогизмы, построенные на историческомъ основаніи — на фактахъ, на оффиціальныхъ идя оффиціозныхъ заявленіяхъ, на достоврныхъ сообщеніяхъ, запискахъ или документахъ, изъ этихъ данныхъ, служащихъ мн посылками, я вывожу прямое логическое заключеніе. А даже ничего собственно себ не присвоиваю въ своихъ статьяхъ, потому что выводы, къ которымъ меня приводятъ посылки, способенъ сдлать каждый, кто обладаетъ правильнымъ мышленіемъ. Слдовательно, тутъ не на кого обижаться, разв можно только стовать, что событія нашей современной исторіи приводятъ къ заключеніямъ для однихъ невыгоднымъ, для другихъ обличительнымъ. Историческая правда, также какъ и правда житейская, колетъ глаза. Нмецкая газета не касается вовсе существа моихъ замтокъ, а только просто сердится: это значитъ, что я сказалъ правду. Вмсто того, чтобы отвчать или возражать мн, она удостоиваетъ меня сравненіемъ со Скобелевымъ. Благодарю хотя и за ироническое сравненіе. Впрочемъ, оно совершенно неумстно и неудачно. Кто осмысливаетъ совершающіяся событія, освщая ихъ историческимъ свтомъ, имющимъ ту особенность, что при этомъ свт настоящее связуется съ прошедшимъ и предршаетъ будущее, тотъ еще не есть Скобелевъ, ни большой, ни маленькій, ни даже каррикатурный. Вроятно, нмецкая газета вспомнила, что русская дипломатія чрезъ свой Journal de St.-Petersbourg отреклась отъ русскаго Скобелева, а прислуживавшія тогда этой послдней нкоторыя другія газеты съ насмшкой отнеслись къ ‘блому’ генералу, называя его агитаторомъ, ничего не смыслящимъ въ политик,— и, вспомнивши это, она употребила сравненіе въ вид намека цензурнаго свойства. Это не новость для нмецкой печати. Русскія газеты не забыли еще того недавняго времени, когда нмецкіе оффиціозы старались наложить на нихъ печать молчанія и употребляли для этого не совсмъ даже чистые пріемы. Вообще подтасовать подъ печатное слово, которое почему-либо не нравится, чувствительную сторону международной политики и этимъ затронуть дипломатическую щепетильность,— таковъ не разъ уже употребленный пріемъ зазнавшейся нмецкой печати, воображающей за собою нкоторымъ образомъ цензурныя права надъ русской печатью.
Хотъ же неблаговидный пріемъ замтенъ и въ дальнйшихъ словахъ нмецкой газеты, приписывающей Русской Мысли польскія наклонности. С.-Петербургскія Вдомости, перепечатавшія у себя безъ всякой его ворки и безъ всякаго замчанія выходку бисмарковскаго органа, еще прежде того ставили въ вину мн то, что я не признаю существованія польскаго вопроса въ Россіи. Обимъ газетамъ, какъ видно, желательно, чтобы въ Россіи существовалъ польскій вопросъ. Такое желаніе понятно въ нмецкой газет, но чего добивается русская газета? Первая умышленно, а вторая, можетъ быть, вслдствіе недостаточныхъ познаній, смшиваютъ національный вопросъ съ вопросомъ политической благонадежности. Кн. Бисмаркъ смотритъ на польскую народность огуломъ со стороны политической благонадежности, такъ смотрлъ онъ на нее и прежде, въ шестидесятыхъ годахъ, какъ видно изъ недавней его рчи въ германскомъ рейхстаг и изъ оффиціальной статьи въ lieichsanzeiger. Конечно, ему хотлось бы, чтобы и въ Россіи смотрли на поляковъ именно съ этой одной стороны. Но не думаю, чтобы для Россіи былъ выгоденъ такой полицейскій взглядъ: онъ можетъ искусственно создать въ Россіи множество національныхъ вопросовъ. Уже готовъ въ воображеніи нкоторыхъ напускныхъ патріотовъ малороссійскій вопросъ, теперь начинаютъ шригивать Финляндію и, пожалуй, скоро создадутъ національный финскій вопросъ, потомъ можетъ возникнуть нмецкій вопросъ, затмъ татарскій, грузинскій, армянскій и т. д. Что же выйдетъ изъ Россіи, когда она распадется на разные искусственно возбужденные вопросы? Не будутъ ли наши западные сосди первые радоваться нашему внутреннему разложенію, какъ прежде они радовались нашему нигилизму, утверждая, что Россія потрясена, безсильна?
Припомню то, что сказано было мною въ стать объ отношеніяхъ Пруссіи и Австріи къ польской народности: ‘Русское правительство въ русской Польш заботится только о сохраненіи государственнаго единства. Поэтому польская народность въ Польш подъ русскимъ управленіемъ ‘охраняется цло и невредимо. Русское правительство ничего не имло и не иметъ противъ процвтанія польскаго языка, польской науки и литературы и вообще противъ польской народности и католической вры лишь бы русскіе поляки не стремились Къ произвольному выдленію себя изъ общаго государственнаго строя имперіи… Въ Россіи возможно и желательно спокойное и безопасное существованіе и развитіе каждой народности въ ея естественныхъ предлахъ, разумется, безъ пожиранія чужой народности и безъ происковъ вроисповдныхъ). Разв это не правда? И что же такого нашла тутъ газета, чтобы позволить себ возставать противъ національной точки зрнія на отношенія Россіи къ польскому народу? А совтовалъ бы газет внимательне прочесть мою статью и вникнуть въ мою основную мысль. О польскомъ политическомъ вопрос, съ полицейской точки зрнія, какъ смотрятъ на него нкоторыя газеты, а вовсе ничего не говорилъ и не желалъ говорить за неимніемъ относящихся къ нему данныхъ, которыя обыкновенно добываются административнымъ путемъ, и потому С.-Петербургскія Вдомости вовсе не могли знать, допускаю ли я въ Россіи польскій вопросъ съ этой стороны, или не допускаю. Рчь моя шла вообще о польской народности, какъ орудіе политической игры Пруссіи и Австріи, но именно потому, чтобы игра эта не имла вреднаго дйствія для Россіи, и нужно, чтобы въ Россіи не было національнаго польскаго вопроса. Все прошлое, которое для Россіи въ ея отношеніяхъ къ польскому народу безмрно выгодне, чмъ для Пруссіи и Австріи, подтверждаетъ, что русское правительство всегда строго различало эти дв точки зрнія. Для польскаго народа она создала Польское Царство съ извстными политическими правами и, вмст съ тмъ, не допускала, чтобы поляки посягали на отдленіе этого царства отъ Россійской имперіи. Она не истребляла польскую народность, какъ Пруссія, я не возбуждала искусственно и обманно въ политическихъ видахъ, какъ Австрія. Задачею русской политики было, чтобы Польша оставалась спокойною и безмятежною составною частью имперіи, сохраняя свою народность невредимою въ религіи, язык, наук, искусств, обычаяхъ и пр. Не могу не обратить вниманія на появленіе въ январской книжк Русскаго Архива писемъ гр. Бенкендорфа къ великому князю Константу Павловичу. Писанныя лицомъ, приближеннымъ къ Императору Николаю, письма эти, безъ веякаго сомннія, выражаютъ взглядъ русскаго правительства на отношенія Россіи къ Польш, въ одномъ изъ нихъ мы читаемъ: ‘Если бы властитель Польши былъ не боле, какъ ея государь, находившійся въ отсутствіи изъ своей столицы во время революціоннаго взрыва, то онъ постарался бы снова вступить въ эту столицу при помощи контръ-революціи или во глав той части своей арміи и своего народа, которая, безъ сомннія, осталась бы врна своему государю въ боле іи мене значительномъ числ. Тогда борьба была бы просто борьбой нему двумя партіями. Король или снова вступилъ бы на престолъ, или лишился бы его. Съ обихъ сторонъ были бы предложены сдлки и уступки. Ограничивающаяся предлами одной Польши державная власть или укрпилась бы, или была бы обезображена, но она отвчала бы за то, что мучилось, только передъ самой собою: это были бы дв силы и два интереса, сливающіеся въ одной національности. Но такъ какъ этотъ польскій государь, въ то же время, императоръ необъятной Россіи, то его роль совершенно измняется, мятежъ Польши принимаетъ иной видъ, онъ вспыхнулъ не противъ ея государя, котораго она обвиняетъ въ нкоторыхъ несправедливостяхъ и отъ котораго желаетъ получить нкоторыя привилегіи и облегченія, а противъ императора всей Россіи, противъ его могущества, противъ его владычества. Этотъ мятежъ съ первыхъ же дней требуетъ, чтобы его войска очистили польскую землю, срываетъ императорскіе гербы, задерживаетъ въ плну русскихъ генераловъ и офицеровъ и въ заключеніе всего объявляетъ престолъ вакантнымъ. Стало быть, война объявлена не царю, а императору, и Польша вызвала на бой Россію. Польша выступаетъ врагомъ императора и этимъ даетъ ему право войны и завоеванія, которое признается всми вками, всми народами и само собою уничтожаетъ и отмняетъ прежніе договоры и обязательства’. Ботъ взглядъ русскаго правительства на мятежную Польшу, но только на Польшу мятежную, ставшую въ чрезвычайное, исключительное положеніе къ Россіи. здсь вопросъ политическій, требующій отвта: какъ должна поступить Россія съ отпадающею отъ нея Польшею? Достаточно ли будетъ однхъ полицейскихъ мръ или требуется поднять оружіе — дло не въ этомъ, главное, нужно привести Польшу въ спокойное состояніе, усмирить ее и оставить за Россіею, ‘ибо,— объясняете гр. Бенкендорфъ,— если бы Россія пошла на уступки, она уронила бы себя въ мнніи другихъ народовъ и, что еще боле важно, въ своемъ собственномъ. Тогда императора стали бы считать слабымъ монархомъ, а это было бы врнымъ предзнаменованіемъ общественныхъ бдствій, и этотъ первый ударъ, нанесенный народной гордости и доврію, съ которымъ она относится къ глав государства, былъ бы предвстникомъ упадка и, можетъ быть, разрушенія имперіи’. Нельзя не видть во всхъ этихъ словахъ глубокаго государственнаго ума. Въ нихъ высказано какъ бы предостереженіе для далекаго будущаго. По тутъ же вслдъ за этими словами высказывается въ письм и другой взглядъ на отношенія Россіи къ Польш — къ Польш уже спокойной и въ нормальномъ положеніи въ Россіи стоящей. ‘Ваше высочество,— продолжаетъ гр. Бенкендорфъ,— конечно, раздлите, въ силу приведенныхъ выше соображеній, мое убжденіе, что война была неизбжна и что мы должны употребить вс наши усилія на то, чтобы одолть (не Польшу, которая играетъ въ этомъ случа лишь второстепенную роль), а мятежниковъ. Польша должна существовать, такъ какъ она есть твореніе одного изъ нашихъ государей. Царство Польское будетъ жить въ силу именно этого соображенія, а не въ силу внскихъ трактатовъ, которые разорваны мятежемъ и низложеніемъ царствующей династіи. Польша должна быть хорошо управляема, такъ какъ она принадлежитъ вашему государю. Еще разъ ей заплатятъ добромъ за зло. По урокъ такъ силенъ, что онъ заставить принять вс нужныя предосторожности, чтобы предохранить имперію отъ третьяго клятвопреступленія со стороны націи, которая нами создана и которая была такъ легкомысленна, что, положившись на совты и общанія парижскихъ клубовъ, поставила на карту свое существованіе, ни заботясь ни о своихъ клятвахъ, ни о своей будущности’. Кто не знаетъ непреклонной воли Императора Николая, его силы характера, его чувства законности и крутыхъ мръ, которыя онъ принималъ, когда требовали того обстоятельства! И, однако, въ самый разгаръ польскаго возстанія, не свою 1831 года, приближенное къ императору лицо, быть можетъ, даже по его указанію, сообщаетъ его брату, что Польша, какъ нація, должна существовать, ибо она создана Россіею. Этотъ основной и національный взглядъ на Польшу выраженъ въ письм, какъ постоянно и нормально дйствующій. Несмотря на войну, на упраздненіе договоровъ и обязательствъ, несмотря на то, что возставшая Польша, при неуспх, всецло отдавалась на волю побдителя, польская нація, по воззрніямъ русскаго правительства, должна была оставаться цлою и невредимою, потому что Россія ее ‘создала’, т.-е. при длеж Польши дала ей форму, въ которой она могла правильно существовать. Стало быть, даже въ то время, когда силою оружія разршался относительно Польши политическій вопросъ,— другое вопросъ, національный, вовсе даже не существовалъ. Съ національной точки зрнія польская народность пользовалась въ Россіи полнымъ и положительнымъ признаніемъ. Это вовсе не было отрицательное положеніе, какъ въ Пруссіи, или перемнчивое, какъ въ Австріи. Изъ писемъ гр. Бенкендорфа видно, что русскій государственный смыслъ умлъ сопоставить и примирить оба взгляда — и политическій, и національный, не исключая второй первымъ.
Въ этихъ письмахъ, появившихся въ печати посл моей статьи, я нахожу полное подтвержденіе моего взгляда на отношенія Россіи къ польской народности. А признаю, что положеніе, въ которое историческимъ путемъ Россія стала къ польской народности, даетъ ей громадный перевсъ надъ сосдями, который, однако, обнаружится только тогда, когда вникнутъ въ него хорошенько и пожелаютъ имъ воспользоваться. Повторяю, что національный польскій вопросъ въ Россіи едва ли существуетъ: его стараются создать нкоторыя газеты, подмнивая вопросомъ политическимъ, Такое неясное пониманіе польскаго дла всего больше на руку Пруссіи. Еще очень недавно Norddeutsche Allgemeine, въ трогательной забот объ интересахъ Россіи, совтовала русскому правительству держать поляковъ въ ‘ежовыхъ рукавицахъ’. Нашему сосду выгодно отождествлять понятіе польской народности съ понятіемъ политической неблагонадежности. Онъ и теперь въ своей выходк употребилъ тотъ же подвохъ.
Скобелевъ и поляки! Вдь, въ этихъ двухъ словахъ цлая груда динамита, способная озадачить любаго дипломата. Но, перепечатывая сочувственно у себя выходку нмецкой газеты, какъ же не поняла русская газета, что это простая нмецкая уловка, разсчитанная на то, что авось удастся съ помощью этихъ неудобоваримыхъ словъ стснить сколько-нибудь свободу русскаго слова?
У кн. Бисмарка въ созданной имъ Германіи есть больныя мста, дотрогиваться до которыхъ онъ не любитъ, а коль скоро дотронутся — онъ сердится и ворчитъ. Онъ взлелялъ мысль о тройномъ союз Германіи, Австро-Венгріи и Италіи,— и вдругъ теперь по дламъ Египта Италія уклоняется отъ однообразнаго противъ Англіи дйствія другихъ державъ, слдующихъ указаніямъ германскаго канцлера. За это Klnische Zeitung, которою кн. Бисмаркъ пользуется для своихъ наиболе смлыхъ вылазокъ, разразилась рзкою и досадливою статьею противъ Италіи, припомнила ей ея прошлое, какъ она примазывалась къ воюющимъ сторонамъ, и обозвала ее чмъ-то врод кондотьера. Испанская газета El Impartial высказалась о неудобствахъ, которыя могутъ возникнуть для Испаніи, если она станетъ на сторон, Германіи въ столкновеніи послдней съ Англіею, и вотъ Norddeutsche Allgemeine Zeitung спшитъ уврить ее, что никакой бды оттого не будетъ. Относительно Россіи, кн. Бисмаркъ теперь дорожитъ союзомъ съ нею, во-первыхъ, по торговымъ сношеніямъ и выгоднымъ для Германіи нашимъ желзно-дорожному и таможенному тарифамъ, во-вторыхъ, по безпрепятственному дозволенію Австріи укрпляться на Балканскомъ полуостров, въ-третьихъ, потому, что Германіи теперь нужна сильная поддержка противъ Англіи въ упроченіи своей колоніальной политики, и, въ-четвертыхъ, ради безопасности самой Германской имперіи, которая въ продолженіе двнадцати лтъ все еще не можетъ сплотиться по причин глубоко коренящейся въ ней политической, вроисповдной, соціальной, исторической и отчасти національной розни. Вотъ почему всякое правдиво высказанное мнніе, всякое фактическое указаніе, затрагивающее это больное мсто, возстаетъ передъ нимъ въ образ или Скобелева, или политически неблагонадежнаго поляка.
Другое больное мсто въ германской политик кн. Бисмарма есть Сверный Шлезвигъ. Еще не такъ давно Times затронула этотъ вопросъ, и Norddeutsche Allgemeine Zeitung, какъ бы ужаленная, накинулась за это на органъ лондонскаго Сити, въ свою очередь, попрекая его Ирландіею. Легко было примтить, что германскому канцлеру становится весьма непріятно, когда напоминаютъ ему о Сверномъ Шлезвиг. Хотя между Пруссіею и Австріею и послдовало соглашеніе объ отмн 5-й статьи пражскаго мирнаго договора, которою требовалось, чтобы жители Свернаго Шлезвига были спрошены свободною подачею голосовъ, кому хотятъ они принадлежать — Пруссіи или Даніи, однако, прежде отмны этой статьи dе jure, она уже была нарушена кн. Бисмаркомъ de facto чрезъ самое неисполненіе ея въ свое время. Притомъ, обоюдное соглашеніе Пруссіи и Австріи не могло состояться въ законной сил безъ согласія на то Даніи, потому что 5-я статья пражскаго договора предоставляла Даніи право обратнаго полученія Свернаго Шлезвига въ случа благопріятнаго для нея народнаго голосованія, а разъ признанное за Даніею право не могло быть отнято у нея безъ ея на то согласія. Такимъ образомъ, сверошлезвигскій вопросъ остается открытымъ, какъ наглядное выраженіе господства въ современной европейской международной политик права сильнйшаго. Такъ точно и брауншвейгскій вопросъ о престолонаслдіи остается открытымъ. Кн. Бисмарку, какъ я уже писалъ, нежелательно допустить герцога Кумберландскаго на этотъ престолъ по политической неблагонадежности. Печатные органы, стоящіе на сторон правительства, открыто обвиняли герцога во вражд къ имперіи. Отказъ императора Вильгельма принять письмо отъ герцога развивалъ имъ языкъ до грубыхъ обвиненій. Когда же вождь парламентскаго центра, Виндтгорстъ, герой Kulturkmpfe, принялъ участіе, по предложенію королевы Викторіи, въ разсмотрніи дла о наслдственныхъ правахъ герцога Кумберландскаго, то лейбъ-органъ кн. Бисмарка — Norddeutsche Allgemeine Zeitung — поспшилъ и этотъ вопросъ обрзать, заявляя, что коль скоро въ вопрос этомъ замшался Виндтгорстъ, противникъ императора и имперіи, то герцогу Кумберландскому никогда не бывать на брауншвейгскомъ престол. Такъ послушная германскому канцлеру печать постоянно занята разностороннимъ отраженіемъ всего, что только затрагиваетъ чувствительныя мста германской политики. Тмъ не мене, посл личнаго участія, выраженнаго лондонскимъ и копенгагенскимъ дворами, въ герцогу Кумберландскому, женатому, какъ извстно, на принцес Тир, дочери короля датскаго, и посл посщенія его датскимъ наслдниковъ принцемъ и великимъ герцогомъ ольденбургскимъ, пришло извстіе, напечатанное въ Vossische Zeitung, что король саксонскій, великій герцогъ баденскій и нкоторые другіе германскіе владтельныя лица представили императору Вильгельму меморію въ пользу правъ герцога Кумберландскаго на брауншвейгскій престолъ. Вопросъ этотъ, какъ видно, снова поднимается, ставя кн. Бисмарка въ довольно щекотливое положеніе. Канцлеру, конечно, непріятно, если иноземная печать, не имющая побужденій угождать ему, касается этого вопроса самостоятельно, усматривая въ дйствіяхъ германской политики уклоненіе отъ началъ европейскаго политическаго права я выводя отсюда заключеніе, что тамъ, гд для Германіи существующія обязательства или правовыя начала оказываются невыгодными, тамъ она пользуется правомъ сильнйшаго, примняя къ себ изрченіе: force prime droit. Безпокойство и раздраженіе сказываются въ нмецкихъ оффиціозахъ всякій разъ, какъ иноземная печать затрогиваетъ такіе вопросы, которые канцлеру хотлось бы держать въ своихъ рукахъ закутанными, недоступными для посторонняго анализа. Если такой голосъ раздается изъ среды русской печати, то ему уже чудится, что Скобелевъ встаетъ изъ могилы.
Третье больное мсто есть католическая церковная іерархія, за права которой давно уже ведется борьба римскою куріею съ имперскимъ правительствомъ, такъ называемая Kulturkampf. Это такое наболлое, давно извстное мсто, что распространяться о немъ не для чего.
Четвертое больное мсто — Эльзасъ и Лотарингія, въ которыхъ до сихъ поръ намстникъ Мантейфель пользуется чрезвычайными правами, оставленными за нимъ послднимъ рейхстагомъ, такъ какъ, по свидтельству даже наиболе склонныхъ къ примиренію депутатовъ, народная вражда въ Эльзас и Лотарингіи къ имперіи не только не ослабваетъ, но еще съ большею силою возрастаетъ.
Пятое больное мсто у кн. Бисмарка есть прусская Польша. Мы думали, что если Пруссія не поддерживала возставшихъ русскихъ поляковъ въ 1863 году, то она поступала такъ по своей дружб къ Россіи, оказывается, что мы ошибались. Пруссія изъ собственныхъ разсчетовъ не присоединилась тогда къ Англіи, Франціи и Австріи, заступавшимся за поляковъ. Недавно въ рейхстаг кн. Бисмаркъ объяснилъ, что онъ дйствовалъ въ этомъ случа вовсе не для Россіи, а собственно потому, что поддержка русски^.поляковъ возбудила бы и прусскихъ поляковъ, которые постоянно проникнуты стремленіемъ къ отпаденію. Понятно посл этого, что польскій вопросъ въ Пруссіи, предршенный тамъ въ пользу конечнаго истребленія польской народности, побуждаетъ кн. Бисмарка держаться политики строгости въ польскихъ областяхъ и такую же политику рекомендовать и Россіи. Законъ 4 мая 1874 г., направленный противъ католической іерархіи, примненъ былъ больше всего къ Польш, изъ парламентскихъ преній мы узнаемъ, что въ силу этого закона подверглись экспатріаціи, т.-е. высылк за политическую агитацію, всего 23 священника, въ числ коихъ только 1 изъ Кобленца, а вс остальные изъ Познани. Посл смщенія архіепископа Ледоховскаго, познанская каедра около десяти лтъ остается незанятою, потому что имперское правительство опасается политической агитаціи отъ каждаго епископа, который будетъ присланъ сюда папою. Потому-то кн. Бисмаркъ пригналъ удобнымъ напечатать въ правительственной газет Reichsanzeiger строго обличительную статью противъ польскаго журнала Przeglad Powszechny издаваемаго іезуитомъ Моравскимъ въ Краков. Имперское правительство само выступило обвинителемъ этого журнала въ томъ, что онъ не признаетъ ни политическихъ границъ государствъ, ни правительствъ и стремится подъ объединяющею властію римской куріи сплотить всхъ поляковъ, какъ прусскихъ, такъ и русскихъ и австрійскихъ, въ возстановленной Рчи Посполитой.
Шестое больное мсто, наиболе чувствительное для кн. Бисмарка, это — вся созданная имъ Германская имперія. Да, въ парламенскомъ засданіи 3 (15) декабря прошлаго года съ поразительною неожиданностью обнаружилось, что посл двнадцатилтняго существованія своего Германская имперія скрипитъ и развинчивается въ своихъ связяхъ. Разлагающія начала кроются не въ ея рейхстаг, что было бы еще не опасно, а глубоко коренятся въ самомъ существ народномъ, откуда они выступаютъ, отражаясь въ рейхстаг. Это не парламентскія партіи, которыя могутъ поколебать правительство, даже государственный строй, но никогда не доводятъ до государственнаго разложенія, это, напротивъ, изъ самаго духа народнаго, изъ убжденія совсти, изъ самой жизни истекающія различія, постоянно дйствующія и неумирающія. Эти начала будутъ всегда разъдать цльность государственнаго тла и никогда не дадутъ частямъ его срастись органически, какъ бы желалось подражателямъ средневковыхъ нмецкихъ императоровъ. Таковы: 1) различіе народностей на окраинахъ имперіи, эт народности, польская, датская, эльзасская, проникнутыя самосознаніемъ и помнящія, свое порабощеніе нмцами, всегда будутъ стремиться къ отпаденію, составляя противуправительственный элементъ въ самомъ существ имперіи, 2) различіе вроисповданій. Католическое вроисповданіе, имющее свою особую церковную дисциплину, всегда будетъ домогаться самостоятельности въ ущербъ государственной власти. Если послдняя не уступитъ римской церкви, то потянутся нескончаемыя внутреннія смуты, если уступить, то ослабитъ свое объединяющее дйствіе: въ обоихъ случаяхъ два равносильныя вроисповданія — одно господствующее, другое съ притязаніями на независимость отъ государства всегда будутъ держать нмцевъ въ расторженномъ состояніи, 3) соціализмъ, который, несмотря на палліативныя мры кн. Бисмарка, придумавшаго государственный соціализмъ, всегда будетъ подтачивать общественный и государственной строй имперіи. Самъ кн. Бисмаркъ, несмотря на желаніе сблизиться съ нимъ и сдлать изъ него разумную и умренную политическую силу, вынужденъ разочароваться въ этомъ, какъ видно изъ его рчи 3 декабря, въ которой онъ презрительно осмиваетъ соціалистовъ, какъ разрушителей, но не созидателей, 4) собственно такъ называемый нмецкій либерализмъ, который враждебенъ по принципу не только военщин, безъ которой немыслима единая сильная имперія, но и всякой самостоятельно дйствующей центральной правительственной власти, которая одна въ состояніи еще сдерживать искусственно связанныя-составныя части имперіи, и 5) историческія преданія, живущія въ отдльныхъ государственныхъ областяхъ, вошедшихъ принудительно въ составъ имперіи, и поддерживающія, особенно въ южной половин имперіи, затаенную неистребимую рознь. Хотя побужденія, двигающія всми этими элементами, различны, но они сходятся въ общемъ всмъ имъ стремленіи къ высвобожденію себя изъ-подъ тяжелой однообразной политической формы, которая требуетъ отъ всхъ нихъ значительной доли самопожертвованія, покорности, приниженія. Взаимный союзъ этихъ разнородныхъ началъ неожиданно выступилъ съ преобладающею силою въ засданіи рейхстага 3 декабря. Впечатлніе, произведенное имъ на кн. Бисмарка, было удручающее. Желзный канцлеръ постигъ всю непрочность зданія, надъ которымъ онъ трудился двнадцать лтъ, придумывая цементъ для замазыванія въ немъ всякихъ щелей и трещинъ, и еще незадолго передъ тмъ признавшій существованіе старыхъ вольныхъ городовъ тоже необходимымъ цементомъ для скрпленія имперіи. Кто озлобленныя, отчаянныя рчи, вырывавшіяся прямо изъ сердца и непехожія на его обычныя хладнокровныя, иногда саркастическія и всегда свысока парламентскія объясненія, показываютъ, что онъ былъ задтъ за живое. Потрясенный, оскорбленный въ самыхъ завтныхъ своихъ надеждахъ, прозрвшій всю тщету своихъ долголтнихъ усилій и возможность распаденія зданія, надъ которымъ онъ трудился съ такою любовью и для котораго совершилъ столько прегршеній,— онъ уже не щадилъ себя и своихъ силъ въ словесной борьб съ противниками, въ своихъ рчахъ онъ былъ нетерпливъ, раздражителенъ и безпощадно откровененъ. Своихъ противниковъ,— а они составляли большинство въ рейхстаг,— онъ прямо называлъ революціонерами, врагами императора и имперіи. Возбужденный, хватаясь за первую попавшуюся мысль, онъ то стращалъ собою, говоря, что если цлая Европа не посмла импонировать ему, то что же значитъ передъ нимъ парламентъ, то выставлялъ себя, какъ солдата и подданнаго своего императора, то выводилъ заключеніе о своей будто бы неспособности въ длахъ управленія, то сваливалъ съ себя всякую отвтственность за будущее. Это не былъ уже ораторъ, какимъ мы привыкли его видть на парламентской трибун, а скоре игрокъ, который ставилъ послднюю азартную ставку, чтобы сорвать банкъ, и, все-таки, на этотъ разъ онъ проигралъ. По свидтельству нмецкихъ газетъ, National Zeitung и другихъ, засданіе 3 декабря было самое плачевное, какого еще никогда не бывало со времени учрежденія имперіи. Это было для кн. Бисмарка знаменательнымъ предостереженіемъ. Быть можетъ, внутренній голосъ, смутный, какъ предчувствіе, внушаетъ кн. Бисмарку опасенія за устойчивость созданной имъ имперіи и крпости связующаго ее цемента. Быть можетъ, ему приходить когда-нибудь на мысль, что разлагающія начала, коренящіяся въ въ самомъ существ Германской имперіи, могутъ послужить хорошими козырями въ рукахъ одной или нсколькихъ державъ, которыя ршились бы когда-нибудь уравновсить себя съ нею, чтобы поставить предлъ ея преобладанію. Оттого органы печати, которые къ услугамъ кн. Бисмарка всегда имютъ готовыя страницы, тамъ чутко прислушиваются ко всему, что касается зиждительной политики Германской имперіи, спша ‘заградить уста’, говорящія хотя и правдивое, но неблагопріятное для ея канцлера.
Отсюда слдуетъ, что не всякую выходку нмецкихъ газетъ противъ русской печати можно повторять голословно. Простительно любоваться совпаденіемъ чужаго взгляда съ своимъ, но не должно забывать, что цли при этомъ могутъ быть различны. Если не хорошо прислуживаться къ чужой гавот, то еще хуже пользоваться чужою выходкою въ своемъ домашнемъ обиход. Это роняетъ достоинство русской печати въ глазахъ иностранцевъ и даетъ поводъ заключать объ ея близорукости.

II.

Внезапно появилось и у насъ больное мсто. Прежнія мои статьи не вызывали отголоска въ печати, по статья въ декабрской книжк Русской Мысли была счастливе предыдущихъ. Она вызвала письмо въ редакцію Новаго Времени, подписанное буквами Гр. Д. В. Сколько помнится, эта подпись уже появлялась, хотя очень рдко, и прежде на страницахъ этой газеты въ такія минуты, когда общественное мнніе останавливалось въ недоумніи передъ труднйшими вопросами, которые разршались во вншней политик. Письма съ этою подписью отличаются знаніемъ дла, спокойствіемъ, достоинствомъ и видимымъ безпристрастіемъ. Гр. Д. В. всегда является какъ бы посредникомъ между дипломатіею и недоумвающимъ обществомъ. Нельзя не примтить въ немъ желанія говорить внушительно. Къ сожалнію, на этотъ разъ онъ слилъ статьи г. Аксакова и мои въ одинъ объектъ своихъ поученій, такъ что отвчать ему, ставшему подъ это прикрытіе, не вполн удобно ни той, ни другой сторон. Читателю, впрочемъ, было бы скучно присутствовать при разбирательств кто что сказалъ, кону за что отвчать и къ которому изъ двухъ относится поучительная рчь автора письма. Но мн кажется, что такой разборъ былъ бы напраснымъ трудомъ, если только можно разгадать загадку, почему теперь, когда наша вншняя политика направилась туда далеко, въ степи африканскія, и занялась колоніальными интересами Западной Европы, вдругъ раздался, какъ рдкій гость печати, голосъ Гр. Д. В.?
Сомнваюсь, чтобы одно политиканство нкоторыхъ газетъ заставило автора письма взяться за перо. Конечно, онъ нравъ, что дипломатіи не стоитъ отвчать и раскрывать свои карты на такіе смшные совты, какъ взять сегодня Корею, завтра принять подъ свое покровительство Абиссинію, посл завтра предпринять походъ въ Индію. Судить и рядить направо и налво о томъ, что должно длать, вдаваться въ предположеніи о томъ, что сбудется или не сбудется, подавать легкомысленно совты цлымъ государствамъ, съ развязностью распоряжаться ходами державъ какъ на шахматной доск, выражать имъ свое одобреніе или порицаніе, заправлять всемірной политикой, не имя ни малйшихъ достоврныхъ свдній о томъ, что творится въ таинственномъ мір дипломатіи, предугадывать такія послдствія, которыхъ даже не могутъ предвидть лица, посвященныя въ сокровенныя дла архивовъ и министерскихъ портфелей,— на это безплодное занятіе политикой справедливо могли бы дипломаты отвтить словами Гр. Д. В.: ‘вамъ подавай сейчасъ всякія благополучіи, а если замшкаются, то вы кричите караулъ и обзываете насъ бездарными, забывая, конечно, что такія событія, какъ объединеніе Германіи или Италіи, совершаются не по щучьему велнію’.
Соглашаясь вполн въ этомъ отношеніи съ авторомъ письма и не приписывая своимъ статьямъ повода къ возбужденію въ немъ этихъ мыслей, я попрошу его согласиться со мною, что между политиканствомъ и приведеніемъ къ ясному сознанію совершившихся и совершающихся событій съ помощью достоврныхъ данныхъ есть значительная разница, по меньшей мр, такая же, какая есть между поэтическою фантазіею и исторіею. Со свточемъ исторіи можно достаточно распознаться въ полусумрачномъ лабиринт совершающихся событій, и коль скоро событіе совершилось и отодвинулось нсколько назадъ, оно уже длается свободнымъ достояніемъ исторіи и вносится въ кругъ историческаго разумнія, о немъ произносится приговоръ согласно съ тмъ значеніемъ, которое оно получаетъ въ связи съ прошедшимъ, уже осмысленнымъ исторіею, и изъ него длается заключеніе, также на основаніи исторической послдовательности, о томъ, что изъ него должно произойти дале. Естественно при этомъ освящаются и качества дйствующихъ лицъ въ мр, доставляемой самыми событіями. Оттого исторію и называютъ magistra vitae.
Въ наше время, прц быстромъ теченіи политической жизни европейскихъ государствъ, при широкомъ развитіи общественныхъ интересовъ, при гласности парламентскихъ преній и печати, писать современную исторію оказалось возможнымъ, какъ мы и видимъ это въ заграничной ученой литератур. Съ такимъ характеромъ могутъ появляться и журнальныя статьи. На эт статьи, посвященныя предметамъ, уже доступнымъ для публициста, который съ добросовстною основательностью относится къ своему длу, дипломаты, по словамъ Гр. Д. В., могли бы возражать, смло принявъ вызовъ печати и не раскрывая никакихъ тайнъ. Прибавлю, что дипломатическія тайны, соблюденію которыхъ дипломаты придаютъ особенно важное значеніе, возвышающее ихъ въ ихъ собственныхъ глазахъ надъ прочими смертными, въ ушахъ которыхъ раздается грозное: procul, о procul, profani!— тайны эт могутъ спокойно оставаться при дипломатахъ, потому что совершившіяся событія раскрываютъ ихъ содержаніе, даже даютъ возможность судить о достоинств тайныхъ уговоровъ и соглашеній. Такъ, напр., русско-турецкая война съ ея послдствіями достаточно обнаружила смыслъ и качества обязательствъ, въ которыя была втянута Россія предварительнымъ тайнымъ договоромъ, положеннымъ въ основу тройственнаго союза. Достаточно бы было, если бы дипломаты стали отвчать на факты фактами же, или если бы они только опровергли т данныя, на которыхъ основываются публицисты, но да избавятъ насъ отъ принципіальныхъ отвтовъ, которые рекомендуетъ дипломатамъ авторъ письма. На голословіе, на словопренія, на пустую діалектику у дловыхъ людей нтъ времени.
И такъ, если политиканство не заслуживало бы того, чтобы Гр. Д. В. тратилъ на него свои заряды, то что же заставило его возвысить свой голосъ? Наша минувшая скорбная дипломатическая кампанія? Но онъ самъ соглашается, что посл крымской войны Россія ‘постепенно пришла въ такое униженіе передъ диктаторскою ролью германскаго канцлера. что имъ должны быть оскорблены до глубины души русскіе люди, вспоминая времени Екатерины, Александра I и Николая’. Мнніе насчетъ этого времени до австро-германскаго союза 1879 года включительно настолько сходно со взглядами, высказанными въ статьяхъ, вызвавшихъ его письмо, что я позволю себ сдлать изъ него нсколько выдержекъ. ‘Благодаря пассивной политик нашей дипломатіи,— говоритъ онъ,— Россія потеряла даже т позиціи, которыми еще обладала посл крымской войны. Тамъ, гд царило прежде вліяніе Россіи — въ Сербіи, въ Румыніи, въ Босніи и Герцеговин, въ Греціи, въ Болгаріи и даже въ Черногоріи, тамъ теперь явился опасные конкуррентъ въ лиц Австріи, которая неуклонно шагъ за шагомъ идетъ къ своей цди и пожинаетъ плоды нашихъ усилій… Это положеніе создалось постепенно посл крымской кампаніи… Скрестивъ руки на груди, мы присутствовали при совершающихся событіяхъ въ качеств безучастныхъ зрителей и пропустили случай, когда мы могли сдлать что-нибудь для себя и для славянства. Такой случай, который едва ли скоро повторится, представился намъ въ 1866 и 1870 гг., когда Европа раздлилась на два враждебныхъ лагеря, когда славяне взирали съ надеждою на Россію. Передъ нами была не теперешняя, окрпшая и живучая Австрія, а имперія, обезсиленная войною, внутреннею неурядицею, разстроенными финансами, враждою національностей. Что мы длали тогда? Наша сосредоточенность обратилась въ какое-то безучастное глазніе, а между тмъ, благодаря нашему союзу, окрпла и объединилась Германія. Когда началось герцеговинское возстаніе, возгорлась сербская война, мы были уже связаны разными обязательствами и съ тревогою должны были посматривать на созданную нами Германію. Эта нершительность, эта политика безъ системы, безъ опредленной цли должна была фатально привести насъ къ катастроф… Берлинскій конгресъ является только финальнымъ аккордомъ нашихъ прежнихъ ошибокъ… А затмъ все разршается точно въ математической задач — союзомъ Германія и Австріи… Если во время берлинскаго конгреса мы позорно предоставили Боснію и Герцеговину Австріи, отреклись отъ Сербіи, сказавъ ей: adressez vu us d’Autriche, отняли у Румыніи клочекъ земли и тмъ возстановили противъ себя нашихъ недавнихъ союзниковъ, то въ этомъ виновата прежняя дипломатія, которая довольствовалась красивыми фразами и забывала объ интересахъ Россіи’, Трудно было ожидать найти со стороны лица, какъ видно, достаточно компетентнаго въ дйствіяхъ дипломатіи, такое дипломатически точное, ясное, сильное подтвержденіе того, что высказывалось въ лучшей части русской печати о международномъ положеніи Россіи посл крымской войны и до австро-германскаго союза включительно.
Но для того, чтобы повторить то, что уже было высказано другими, конечно, не стоило прерывать своего молчанія. Впрочемъ, повторяя общій приговоръ о событіяхъ и поведеніи дипломатіи за время, которое уже стало боле или мене достояніемъ исторіи, Гр. Д. В. тщательно выдляетъ ныншнюю дипломатію отъ прежней. По его мннію, ныншняя дипломатія неповинна въ ошибкахъ прежней: она тутъ не при чемъ. Само собою разумется, что если подъ дипломатіею разумть дипломатовъ, то кто же станетъ обвинять однихъ за ошибки другихъ? Объ этомъ опять не стоило и заводить рчи. Однако, авторъ письма какъ бы старается отвратить всякую возможность обвиненія отъ ныншней дипломатіи и для этого вступаетъ въ разсмотрніе настоящаго положенія длъ по наиболе выдающимся вопросамъ. Хотя эти вопросы еще не созрли и не обозначились настолько, чтобы можно было судитъ о нихъ людямъ непосвященнымъ, хотя они еще не подлежатъ историческому анализу, однако, не желая оставаться въ долгу у Гр. Д. В., я позволю себ въ нкоторой степени ина короткое время заняться политиканствомъ для того, чтобы попытать, не окажутся ли и современные незрлые вопросы съ невыгодной изнанкой.
Гр. Д. В. полагаетъ, что въ виду австро-германскаго союза, безучастія Франціи и интригъ противъ насъ Англіи, союзъ съ Германіею, съ которою намъ въ настоящее время нечего длать, былъ для насъ выгодне всего. Отвчу на это коротко. Австро-германскій союзъ былъ, очевидно, противъ насъ, это подтверждается словами кн. Бисмарка о штыкахъ, направленныхъ съ двухъ сторонъ на Германію, его письмомъ изъ Hotel Imperial въ Вн, вооруженіями Австріи и Германіи, воинственнымъ азартомъ тогдашней австро-германской печати, доходившей до чмы готовы’ и требованія предупредить Россію объявленіемъ ей войны, заявленіемъ русскаго заграничнаго органа к Nord, что союзъ этотъ имлъ ‘острый’ характеръ, направленный противъ Россіи, и множествомъ другихъ указаній. Самое присоединеніе къ нему Италіи, какъ бы тамъ ни уврялъ Манчини въ его мирныхъ цляхъ, изобличало, что союзъ этотъ былъ разсчитанъ на такія крупныя усложненія, при которыхъ Италія могла и на свою долю ухватить кусокъ добычи, какъ прежде получила она Ломбардію подъ Севастополемъ и Венецію подъ Кениггрецомъ. Доказательствомъ этому служитъ то, что какъ скоро Россія окончательно вошла въ этотъ союзъ въ Скерневицахъ, такъ Италія, не чуя боле никакой добычи, отпала отъ союза, а кн. Бисмаркъ вымстилъ свою досаду на Чирмени, кореспондент газеты и другихъ итальянскихъ корреспондентахъ, приказавши изгнать ихъ изъ Берлина. Возможно ли при такихъ условіяхъ вступленіе въ этотъ союзъ Россіи? Второе обстоятельство — безучастіе Франціи къ европейскимъ дламъ — не могло бы служить отговоркою, если бы мы сами не усыпляли Францію и не отворачивались отъ нея. Усиленіе нашей дружбы съ Франціею дало бы намъ возможность, не страшась союза, направленнаго противъ насъ, оставаться вн этого союза, сохраняя наше государственное достоинство. Третье обстоятельство — интриги Англіи въ Турціи, Персіи, Средней Азіи и Кита — тоже очень неубдительно. Въ Турціи ея интриги уже не такъ сильны, какъ прежде, и намъ не опасны. Съ Персіей подавно, потому что Персія со временъ Ермолова до сихъ поръ проникнута убжденіемъ, что съ Россіею, какъ съ ближайшимъ могущественнымъ сосдомъ, она должна постоянно находиться въ добрыхъ отношеніяхъ. Конечно, если мы будемъ держать хорошихъ дипломатовъ не у длъ или замнять хорошихъ и опытныхъ заурядными министерскими чиновниками, если, напримръ, вмсто того, чтобы отъ несостоятельной Порты потребовать взамнъ военной контрибуціи отдачи двукратно бывшаго у насъ въ рукахъ Баязета, который, всс-таки, для насъ, ведшихъ войну, дешевле, чмъ Тунисъ для Франціи и Египетъ для Англіи, мы раскладываемъ уплату контрибуціи по сотенной части безъ процентовъ на сотню лтъ,— то, конечно, въ Тегеран, какъ и въ Константинопол, на насъ посмотрятъ пренебрежительно, и мы должны искать себ прибжища подъ мощнымъ крыломъ Германій. Интриги Англія въ Средней Азіи для насъ не опасны, а о Кита лучше не упоминать, это отдльная часть міра, будущая громадная политическая сила, съ которой еще придется считаться Россіи: здсь, въ Пекин, никакіе союзы съ Германіей’ не остановятъ ни германскихъ, ни англійскихъ интригъ, потому что здсь виды разсчитаны за сотню лтъ впередъ, тогда какъ европейскія отношенія всегда кратковременны, поэтому изъ-за послднихъ никакая умная и дальновидная политика не откажется отъ первыхъ, для которыхъ требуется продолжительная созидательная работа дипломатіи. О Кита нечего и думать: тамъ неизмнно будутъ дйствовать противъ насъ организаторскія миссіи тхъ европейскихъ державъ, которыя соревнуютъ намъ въ восточныхъ ддахъ или сами имютъ виды на преобладающее вліяніе въ водахъ Великаго Океана. Оставляя въ сторон Китай, мы не должны страшиться англійскихъ интригъ въ Средней Азіи потому, во-первыхъ, что ни туркменская, ни афганская почва для европейской интриги не воспріимчива, во-вторыхъ, мы становимся здсь открыто лицомъ къ лицу съ англичанами, которымъ мы уступили нейтральный прежде Афганистанъ. Вопросъ здсь можетъ быть только о границахъ. Но если Англія ршилась предоставить Италіи часть прибрежной мстности по Красному морю съ нсколькими городами за то, что Италія вышла изъ стачки другихъ державъ, устроенной кн. Бисмаркомъ противъ Англіи, то позволительно думать, что Англіи не пожалла бы отдать намъ Гератъ или вообще установить наилучшую для насъ въ географическомъ отношеніи границу съ Афганистаномъ (безъ выгодъ наступательной войны на Индію, о которой и мечтать намъ не приходится), если бы мы воздержались отъ вмшательства въ колоніальныя дла, выговоривши только обезпеченіе свободнаго прохода судовъ чрезъ Суэзекій каналъ и Красное море, о чемъ, впрочемъ, Англія и не споритъ. Изъ всего сейчасъ мною высказаннаго вытекаетъ то заключеніе, что указываемыя въ письм Гр. Д. В. обстоятельства нисколько не обусловливали для насъ необходимости вступленія въ австро-германскій союзъ. Это было и унизительно для насъ, и безполезно. При боле искусной дипломатіи, Франція, несмотря на Тунисъ и Тонкинъ, стала бы охотно въ самыя тсныя и прочныя дружескія къ нахъ отношенія. Мнніе, что будто бы республиканская политика неустойчива, а динюматія болтлива, такъ неосновательно, что, вмсто того, чтобы опровергать его, достаточно прямо сказать, что оно внушено бисмарковскою партіею. Равнымъ образомъ боле искусная дипломатія могла бы успшно бороться въ Константинопол съ интригами англійскими, для которыхъ счастливыя имена Статфордовъ Каннинговъ и Деярдовъ уже миновали, въ Тегеран русская дипломатія самою силою вещей должна бы имть постоянный перевсъ надъ англійскими интригами.
А самостоятельное, вполн независимое и исключительно въ собственныхъ интересахъ поведеніе Россіи въ египетскомъ вопрос дало бы намъ возможность войти въ выгодную сдлку съ Англіею, и уже во всякомъ случа Англія не представила бы намъ никакихъ затрудненій въ нашей скромной, миролюбивой, чуждой всякихъ завоевательныхъ замысловъ политик, какою она изображена въ циркуляр 4 марта 1881 года и въ высочайшемъ рескрипт министру иностранныхъ длъ H. К. Гирсу 15 мая 1883 года. При такихъ обстоятельствахъ намъ нечего было опасаться даже остраго характера австро-германскаго союза, мы съ полною увренностью въ наши силы, въ нашъ народный духъ могли бы оставаться вн этого союза, не домогаясь, какъ нкоей спасительной милости, чтобы насъ приняли въ него и наложили на насъ несовсмъ лестныя обязательства. Независимое положеніе и полная свобода дйствія въ виду грозящаго намъ союза,— вотъ что было бы согласно съ достоинствомъ Россіи, а дружескія отношенія къ Франціи, Англіи и Италіи были бы слишкомъ достаточны для того, чтобы обезпечить наши вншніе интересы. Оттого я не могу согласиться съ Гр. Д. В., что при выставляемыхъ имъ условіяхъ союзъ съ Германіею былъ для насъ выгодне всего. При этихъ условіяхъ, союзъ этотъ, по меньшей мр, не долженъ бы имть мста.
Посл разсужденія о выгод для насъ союза съ Германіей, Гр. Д. В. обращается къ г. Аксакову, высказавшему мысль, что, ‘благодаря этому союзу, завоеваніе Австріею Балканскаго полуострова творится настойчиво а неутомимо,— завоеваніе, конечно, не формальное, но отчасти культурное — черезъ умноженіе чадъ латинской церкви, отчасти дипломатическое — черезъ привлеченіе государствъ въ область своего политическаго вліянія, и, поверхъ всего, завоеваніе экономическое’. Эти безусловно справедливыя слова, которыя всего лучше подтверждаются на мст личными наблюденіями и отзывами очевидцевъ, Гр. Д. В. старается опровергнуть отвлеченными соображеніями или несовсмъ удачными историческими ссылками. Онъ замчаетъ, что г. Аксаковъ посвящаетъ экономическому завоеванію Австріи только нсколько строкъ, не подтверждая своихъ доводовъ цифровыми данными. Такое замчаніе совершенно неудачно въ данномъ случа. Сдлаю маленькое отступленіе. Въ прошломъ году г. Леже, извстный французскій славистъ, издалъ описаніе своего путешествія но южно-славянскимъ землямъ. Отдавая отчетъ объ его книг, органъ русской дипломатіи — Journal de St.-Petershourg выразился такимъ наивнымъ признаніемъ: ‘Voyage entrepris par lui (Mr. Lger) l’anne derni&egrave,re chez les peuples slaves du midi ou comme il l’indique dans son titre dans les pays traverss par la Save, le Danube inferieur et le. Balkau. Les peuples visits par. Mr. Lger sont gnralement peu connus. En nous les faisant connatre il les fait aimer‘ (No 62). Выходитъ, что, несмотря на наше знакомство еще со временъ Петра Великаго съ австрійскими славянами, посавскими и придунайскими, у которыхъ во Фрушкой Гор хранился и портретъ Петра Великаго, какъ завтная святыня, до недавняго перенесенія его въ Петербургъ, несмотря на турецкія войны и кучукъ-кайнарджійскій миръ при Екатерин II, русско-сербскія военныя дйствія противъ турокъ и блградскій миръ при Александр I, забалканскій походъ и адріанопольскій миръ при Никола I, наконецъ, послднюю русско-турецкую войну и санъ-стефанскій договоръ при Александр II, несмотря, наконецъ, на содержаніе нашей миссіи въ Константинопол и русскихъ консульствъ въ разныхъ городахъ Европейской Турціи, оффиціальный голосъ нашей дипломатіи въ 1884 году объявляетъ во всеуслышаніе, что южно-славянскіе народы по Сав, Дунаю и Балканамъ намъ вообще (даже не съ одной какой-нибудь спеціальной стороны) мало знакомы и что г. Леже только теперь знакомитъ насъ съ ними. Если. Гр. Д. В. лучше знакомъ съ этими славянами, чмъ отголосокъ нашей дипломатіи, то онъ, конечно, согласится, что къ свдніямъ о нихъ нельзя примнять такихъ же требованій, какія, напр., примняются къ свдніямъ о средне-африканскихъ странахъ по Конго и Нигеру. А если это такъ, то онъ, безъ сомннія, знаетъ, что вся Боснія, Герцеговина и Сербія наполнены положительно одними австрійскими мануфактурными и заводскими произведеніями, такъ что цифровыхъ данныхъ, при исключительномъ владніе австрійскою торговлею всми туземными рыиками для ввозныхъ товаровъ, вовсе и не надобно. Болгарія получаетъ теперь товаръ изъ Англіи, но въ ближайшихъ мстностяхъ къ Сербіи австрійскіе товары уже начинаютъ вытснять англійскіе, съ проведеніемъ желзныхъ дорогъ побда окончательно останется за австрійскими товарами и вчными ихъ спутниками — жидами. Для свдущихъ людей, къ каковымъ я отношу Гр. Д. В., нсколькихъ строкъ, написаныхъ г. Аксаковымъ, объ экономическомъ завоеваніи Австріи, было вполн достаточно, чтобы съ довріемъ усвоить себ представленіе того положенія, которое рисуетъ г. Аксаковъ.
Для Гр. Д. В. ‘все равно, кто бы ни получилъ концессію на сербскія, болгарскія желзныя дороги — Гиршъ, Варшавскій или даже самъ Губонинъ: ему не хотлось бы видть въ русскихъ людяхъ эксплуататоровъ славянъ. Роль Россіи возвышенная, благородная и ей не нужно идти по стопамъ Австріи и извлекать изъ своего родства съ славянствомъ матеріальныя выгоды. Потому, чмъ поздне мы явимся среди славянъ въ роли эксплуататоровъ, тмъ лучше’. Гр. Д. В. проговорился: онъ высказалъ именно то, чмъ такъ недугуетъ наша восточная политика. Онъ за идеальную сторону этой политики. Мы знаемъ, что дипломатія наша, руководительница этой политики въ дни покоя народнаго духа, держится именно такого взгляда. Но неужели Гр. Д. В. полагаетъ, что австрійцы глупе насъ, если домогаются въ Болгаріи и Турціи, а въ Сербіи они уже успли, взять на себя постройку желзныхъ дорогъ? Безспорно, что желзныя дороги имютъ политическое значеніе: кто строитъ ихъ на свои деньги, кто вводитъ на нихъ свой служебный составъ, кто устанавливаетъ тарифъ и входитъ въ сношенія съ пассажирами и грузоотправителями, тотъ и держитъ въ своихъ рукахъ могучую политическую силу. Не даромъ австрійское правительство оказало полное содйствіе желзно-дорожнымъ строителямъ, не даромъ его дипломатическіе агенты всми силами поддерживали австрійскихъ предпринимателей. Объяснять это чмъ-нибудь другимъ, кром главнйшаго здсь двигателя — политики, значило бы не признавать за австрійскимъ правительствомъ безспорно ему принадлежащаго политическаго смысла. Впрочемъ, вопросъ о политическомъ значеніи желзныхъ дорогъ давно уже ршенъ въ утвердительномъ смысл. Намъ остается только пожалть, что состояніе нашихъ финансовъ не дозволило намъ поддержать нашихъ русскихъ желзнодорожныхъ предпринимателей въ Сербіи и не дозволяетъ того же въ Болгаріи. Мн кажется, что если бы финансы наши были въ лучшемъ положеніи, то комитетъ министровъ большинствомъ голосовъ призналъ бы полезнымъ дать гарантію желзно-дорожнымъ предпринимателямъ въ славянскихъ земляхъ на Балканскомъ полуостров, разумется, если эти предприниматели заслуживали бы доврія, даже правительство наше могло бы само вызвать надежнаго строителя и дать ему гарантію. Не слышно, чтобы наше правительство оказало какую-нибудь, хотя нравственную, поддержку русскимъ желзно-дорожнымъ предпринимателямъ въ Сербіи. Напротивъ, года два съ небольшимъ тому назадъ въ Новомъ Времени нкто г. Коссецкій жаловался, что русскихъ заграничныхъ предпринимателей дискредиторцвали русскіе же чиновные господа. Зачмъ нашихъ желзно-дорожниковъ въ славянскихъ земляхъ называть a priori эксплуататорами народными? Желзныя дороги имютъ свой кругь необходимой эксплуатаціи, безъ которой он. не могутъ существовать, какъ предпріятіе безусловно полезное, но это — честная, добросовстная эксплуатація, которая названа только такимъ терминомъ, а, въ сущности, не иметъ никакого сходства съ эксплуатаціею, напр., ростовщическою, шинкарною, торговою, арендною и т. д., для которой берлинскій конгрессъ, подъ вліяніемъ англійскаго дома Ротшильдовъ чрезъ Биконсфильда, далъ такой свободный доступъ жидамъ. Явятся ли когда русскіе люди въ славянскихъ земляхъ народными эксплуататорами врод послднихъ, это еще вопросъ, но врно то, что чмъ поздне они появились бы, тмъ меньше оставалось бы здсь мста для русскихъ капиталовъ и русскаго труда. Стало быть, Гр. Д. В. вмст съ нашими дипломатами можетъ быть совершенно покоенъ въ своихъ опасеніяхъ насчетъ матеріальной ‘эксплуатаціи’ славянъ русскими людьми. Опасеніе, чтобы русскія производительныя силы, перенесенныя когда-либо въ славянскія земли, не стали бы здсь политическимъ двигателемъ, никогда не сбудется и, слдовательно, наша дипломатія можетъ быть уврена, что никакія отсюда могущія возникнуть усложненія не потревожатъ ея мирнаго покоя. Ко вотъ что возмутительно: безучастіе, безстрастіе, хладнокровіе, безсердечность, какъ признакъ отсутствія народолюбивой душевной струны, не перестаютъ отзываться въ нашихъ русскихъ, по крайней мр, по мсту служенія, людяхъ, которые, однако, прикрываютъ пустыню своего внутренняго міра высокопарными разсужденіями и будто бы въ самомъ дл умными, дльными и благонамренными рчами. Не сами ли мы печатно признали насмшку надъ собою австрійскихъ газетъ, которыя предоставляютъ намъ, роль идеалистовъ на Балканскомъ полуостров, тогда какъ, въ то же время, австрійцы реально завоевываютъ себ полуостровъ? Также и англійскія газеты въ египетскомъ вопрос приписываютъ намъ сентиментальность и одни сердечные интересы, которымъ мы будто бы слдуемъ, принимая здсь участіе, совмстное съ Германіею. Невольно приходитъ на мысль басня о повар и кот. Идеальность, сентиментальность! Чмъ позже, тмъ, лучше! Какъ мало эти возгласы гармонируютъ съ нашимъ хищническимъ временемъ, въ которое нужны полное напряженіе силъ, горячее сознаніе долга, глубокое пониманіе своихъ обязанностей, кипучая дятельность, чтобы даже только сохранитъ за собою то, что получили отъ отцовъ и ддовъ, и не прозвать собственнаго достоянія, сидя у моря и ожидая погоды. Еще разъ подтверждается признаніемъ Гр. Д. В., что мы признали за лучшее бездйствовать въ идеальномъ самоуспокоеніи и не желаемъ трудиться реально, чтобы упрочить за собою хотя какое-нибудь положеніе на Балканскомъ полуостров, политомъ обильно русскою кровью. Съ тонкимъ юморомъ Constitutionnel замтила, что на берлинской конференціи по африканскимъ дламъ русскій уполномоченный гр. Капнистъ, мало заинтересованный существомъ этихъ длъ, обращалъ всего боле свое вниманіе на то, чтобы редакція протоколовъ конференціи не нарушала ни буквы, ни духа существующихъ трактатовъ. Принявши эти слова за чистую монету, Journal de St.-Petersbourg въ восторг отъ похвалы французской газеты съ благородною гордостью превознесъ услугу, оказаваемую Россіею въ лиц ея уполномоченнаго договорамъ и преданіямъ вообще и международному нраву въ частности. Почему бы въ самомъ дл и не заняться корректурой въ упроченіе старыхъ трактатовъ, изъ которыхъ даже самый младшій, берлинскій, и тотъ давно уже не соблюдается ни Турціею, ни Австріею купно съ Германіею.
Продолжая возражать г. Аксакову, Гр. Д. Б. не придаетъ большаго значенія дипломатическому завоеванію, о которомъ, по его мннію, можно сказать только одно, что оно измнчиво. Въ примръ онъ приводитъ Румынію и Грецію, гд прежде царило французское вліяніе, а теперь вс взоры обращены на Берлинъ. На это я замчу, что на примры ссылаться нельзя, потому что условія и средства вліянія бываютъ различныя, а потому и послдствія оттого бываютъ не одинаковыя. Зачмъ прибгать къ примрамъ, когда самый предметъ вліянія на лицо? Это пока Сербія и Черногорія. Здсь австрійское дипломатическое вліяніе не ограничивается сношеніями представителя Австріи съ правительствомъ страны, но оно поддержано угрозами и давленіемъ. Занятіе Босніи и Герцеговины отрзало для Сербіи единственный свободный прежде, помимо австрійскихъ владній, торговый путь къ приморскимъ городамъ Далмаціи, теперь Сербіи некуда отправлять свои естественныя произведенія, какъ только въ австро венгерскія владнія. Угроза запереть отпускъ сербскихъ товаровъ послужила для Ристича причиною выхода его изъ министерства, когда онъ не хотлъ длать Австріи дальнйшихъ уступокъ. Политика Австріи затянула Сербію въ непосильное для ея финансовъ желзно-дорожное предпріятіе, долги и самыя желзныя дороги, вызвавшія со стороны Сербіи различныя обязательства, вмст съ торговыми расчетами, даютъ австрійской дипломатіи такое могущественное орудіе давленія, что Сербія не можетъ высвободиться изъ него даже въ далекомъ будущемъ. Посл этого личныя склонности короля Милана и его правительства и чиновничества, перемна главы церкви но вол Австріи составляютъ обстоятельство гораздо меньшей важности, потому что и династіи, и люди могутъ смняться, но экономическія, торговыя, финансовыя условія глубоко вкореняются въ ндра народной жизни, и для измненія ихъ къ лучшему въ смысл освобожденія изъ-подъ гнета Австріи едва ли даже когда и настанетъ удобная пора. Если мы сопоставимъ съ этимъ могучимъ, рычагомъ австрійской дипломатіи, сношенія русскаго министра-резидента, ограничивающіяся академическими бесдами и взаимными посщеніями, то легко убдимся, что Россіи, при нын установленномъ теченіи длъ, никогда не дождаться, чтобы дипломатическое завоеваніе Австріею Сербіи вдругъ улетучилось по теоріи измняемости, существующей только въ туманныхъ вожделніяхъ Гр. Д. В. Такъ точно Черногорія давно уже завоевана, и совершенно прочно, Австріею. Не приходится повторять здсь всмъ извстнаго дипломатическаго давленія, которое оказывалъ на князя Николая прежній австрійскій уполномоченный Тммель. Во время послдней войны Черногоріи съ Турціею Тммель запретилъ князю Николаю двигаться съ своимъ побдоноснымъ войскомъ дале назначеннаго Австріею предла. По требованію того же Тммеля, князь Николай установилъ кордонъ на границ возставшей Герцеговины и даже, вопреки международному праву, запретилъ пропускать въ Черногорію бглецовъ, не снабженныхъ законными видами. Благодаря дорогамъ, разработаннымъ руками самихъ черногорцевъ, по указанію австрійскихъ инженеровъ, путь австрійскимъ войскамъ и даже артиллеріи въ глубь неприступной дотол Черногоріи сталъ открытымъ. Торговля Черногоріи чрезъ Которъ всегда находилась въ полной зависимости отъ Австріи, дали ей доступъ къ морю, но за то въ прибрежныхъ водахъ вдоль всхъ черногорскихъ владній поставили австрійскую полицію. По требованію Австріи, князь Николай утишилъ возстаніе въ Герцеговин, заманивъ къ себ розными общаніями вожаковъ возстанія, а потомъ остальныхъ перебжчиковъ препроводилъ, обратно въ Герцеговину и выдалъ австрійцамъ. Теверь, смнившій Хаммеля, Малинковичъ — второй правитель Черногоріи. Скерневйцкое свиданіе довершило подчиненіе Черногоріи австрійскому вліянію, которое получило себ недавно новую опору въ крпостяхъ, которыми Австрія обнесла со стороны Черногоріи герцеговинскую границу. Гласъ Черногорца заговорилъ о благосклонностяхъ Австріи, о цивилизаціи, торговл, мирномъ развитіи народа. Кто же не понимаетъ, что это обманъ словъ, что какъ въ Сербіи, такъ и въ Черногоріи подъ этими громкими фразами разумется спокойное со связанными руками пребываніе подъ дипломатическимъ владычествомъ Австріи, которая вдобавокъ кормить своихъ плнниковъ ядомъ своей растлвающей цивилизаціи? Этотъ ядъ, быстро всасываемый свжимъ организмомъ прозелитовъ австрійской цивилизаціи, состоитъ въ безбожіи, утрат доблести, оскудніи народнаго духа, ‘упадк нравственности, продажности, матеріализм, неприличной роскоши и пр. т. п. При такомъ всестороннемъ охват австрійскимъ дипломатическимъ вліяніемъ съ его осязательною внушительностью, Черногорія, конечно, должна признать себя завоеванною страною. Относительно этихъ двухъ государствъ и прочности, съ какою австрійская дипломатія поработила ихъ себ, не можетъ быть и рчи объ измнчивости дипломатическаго завоеванія. О Болгаріи пришлось бы сказать или очень много, или очень мало, но во всякомъ случа вліяніе Россіи здсь непродолжительно, тогда какъ дипломатическое завоеваніе Австріею идетъ, хотя и медленно и мало примтно, Но за то такими способами, которые даютъ ему прочную устойчивость. Ограничусь выдержками изъ письма, только что полученнаго изъ Софіи: ‘Партіи раздлились: одна стоитъ за тырновскую конституцію, другая за измненіе ея и главнйше за учрежденіе двухъ палатъ. Послдняя партія надется, что власть и законодательство перейдутъ тогда къ лицамъ, изъ которыхъ часть будетъ назначена княземъ, а часть народомъ, тогда, съ помощью верхней палаты, разсчитываютъ подчинить Болгарію австро-венгерскому вліянію и принять направленіе западно европейское. Первую партію поддерживаетъ русская дипломатія, но прискорбно видть, что русское вліяніе не оказывается достаточно сильнымъ, чтобы господствовать надъ общимъ положеніемъ страны, а нисходитъ до односторонней партійной борьбы, подвергая себя опасности потерпть пораженіе вмст съ своею партіею и затмъ уступить мсто австрійскому вліянію. Тырновская конституція возстановлена въ вид опыта на три года. Теперь остается два года: по истеченіи этого срока, а, можетъ быть, и ране, настанетъ ршительный моментъ борьбы, къ которому готовятся об партіи. Князь, съ своей стороны, старается окружить себя молодыми болгарскими офицерами, которые враждебно настроены противъ русскихъ военныхъ, они ршились защищать князя противъ всхъ и каждаго, но, главное, противъ русскаго вліянія. Заводятся сношенія и съ иностранцами, падкими на власть и деньги. Нмцы преобладаютъ при двор князя. Въ ожиданіи урочнаго часа, который долженъ ршить, какое изъ двухъ вліяній,— сверное или западное,— восторжествуетъ, готовятся строить желзную дорогу на Нишъ-Блградъ-Пештъ-Вну. Она тсне сблизить Болгарію съ Западомъ, который тогда явится для Болгаріи главнымъ покупателемъ и потребителемъ и единственнымъ источникомъ поддержанія желзно-дорожной эксплуатаціи. Послдовательность приведетъ къ тому, что Австро-Венгрія войдетъ въ тснйшія и выгоднйшія торговыя сношенія съ Болгаріею и явится въ ней преобладающею силою. Вліяніе Западной Европы не можетъ же, въ самомъ дл, остановиться на границ Сербіи. Какая тутъ ему препона? Никакой! Вс т признаки, какіе мы видли въ Сербіи, исподволь подчинявшейся Австро-Венгріи, нъчинаютъ показываться и въ Болгаріи. Та всепокоряющая сила знанія и капитала, которая шла въ Сербіи предтечею дипломатическаго завоеванія, совершоннаго Австріею, тихо, спокойно, незамтно прокрадывается и въ Болгарію. Скажу боле: готовы и т самыя личности, и т самые посредники, которые въ Блград оторвали Сербію отъ славянства и православія. Я не замчаю, чтобы русская дипломатія обращала вниманіе на эту подпольную подготовку къ ршительной и открытой борьб Запада противъ Свера. По крайней мр, ея дйствія такъ слабы и узко-мелочны, такъ вялы, что не общаютъ успха Ей нельзя бороться съ противникомъ, подвигающимся со всми орудіями новйшей циливизаціи. Въ Западной Европ деньги всесильны, проводники этой цивилизаціи, въ Болгаріи обольщаютъ призракомъ легкой наживы и торговца, и спекулянта, и ремесленника, и поселянина, и чиновника, измышляютъ разныя средства обогащенія и показываютъ ихъ на видъ, какъ приманку, нахали сюда капиталисты, банкиры, разные промышленники, ищутъ я находятъ себ сподручныхъ болгаръ и вмст съ ними заводитъ различныя финансовыя и промышленныя предпріятія, научая ихъ какъ изъ ничего длать милліоны. Незамтно вс эти посланцы Запада ткутъ паутину, въ которую надются поймать Болгарію, чтобы Западная Европа или собственно Австро-Венгрія могла держать ее въ своемъ подчиненіи и высасывать изъ нея соки. То же самое было въ Сербіи и привело, какъ извстно, Сербію въ безвыходную политико-экономическую зависимость отъ Австро-Венгріи. Къ этой завоевательной сил, захватывающей въ свои руки народное хозяйство и богатство Болгаріи и подготовляющей прочныя основы иноземному господству, присоединилась и религіозная пропаганда. Щегольство европеизмомъ полуобразованной болгарской интеллигенціи и религіозная распря болгаръ съ греками оказываютъ большую услугу иноврной пропаганд, которая въ Болгаріи длаетъ быстрые успхи, она соединена и съ политическимъ оттнкомъ, потому что каждый новообращеный уже становится подъ защиту иностраннаго консула’. Таково содержаніе письма, достоврности котораго нтъ основанія не врить, оно подтверждается множествомъ свдній, идущихъ изъ другихъ источниковъ. Писанное лицомъ, которое было свидтелемъ того, что совершалось въ Сербіи, оно удостовряетъ, что австро-венгерское правительство примняетъ и къ Болгаріи т же пріемы и средства, какъ и въ Сербіи, для упроченія здсь въ будущемъ своего дипломатическаго завоеванія. У русской дипломатіи нтъ въ рукахъ такихъ двигателей, которые захватывали бы подъ корень всю народную жизнь,, этими самыми сильными двигателями старается теперь завладть Австрія, и такъ какъ со стороны Россіи нтъ и не можетъ быть выставлено противодйствія въ вид широкой и многосторонней частной предпріимчивости и правительственнаго ей содйствія, то побда, безъ всякаго сомннія, останется за Австріею.
Гр. Д. В. убдится, что дипломатическое вліяніе бываетъ не всегда измнчиво. При старой ч кабинетной школ, которой, какъ видно, и онъ не чуждъ, можно утшать себя и другимъ, что вліяніе одного кабинета можетъ быть смнено другимъ, но коль скоро вмсто кабинетной политики дйствуетъ народная, то она и въ другомъ государств хватается за народное существо, и тогда, при оплошности другихъ, она можетъ свое дипломатическое вліяніе превратить въ долговчное и прочное завоеваніе. Зная, какими путями Австрія утвердилась въ Сербіи и Черногоріи, и теперь утверждается понемногу въ Болгаріи, г. Аксаковъ былъ совершенно правъ, называя дипломатическое воздйствіе ея на эти страны завоеваніемъ, которое — прибавлю я отъ себя — будетъ тмъ прочне и долговчне, чмъ дольше не совершится какого-либо неожиданнаго переворот въ международной политик.
Остается отвтить автору письма, Гр. Д. В., на его послднее возраженіе г. Аксакову, что будто бы культурное завоеваніе чрезъ умноженіе чадъ латинской церкви Не имло успха въ Австріи. Гр. Д. В. говорить, что Австрія потратила на это дло не мало усилій въ царствованіе Маріи-Терезіи. осифа II, въ такія времена, когда о національномъ вопрос не было и помину, и что же вышло въ результат? Въ Австріи, попрежнему. національности сохранили свою индивидуальность, и тамъ, гд германизація казалась совершившимся фактомъ, тамъ теперь славяне подняли голову и громко заявляютъ о своихъ правахъ на самобытность, независимость и свободу. Ему кажется это поразительнымъ фактомъ, надъ которымъ слдуетъ призадуматься тмъ политикамъ, которые полагаютъ, что ассимилированіе другой національности совершается въ одно или два десятилтія. На это отвчу, что никто и не думаетъ утверждать, чтобы перерожденіе народности изъ одной въ другую могло совершиться въ такой срокъ, но поручится ли Гр. Д. В., что оно вовсе не совершится и въ боле продолжительный срокъ, если со стороны третьей сильной народности не будетъ поставлено препоны ассимиляціи? Нельзя такъ легко обращаться съ исторіею. Я спрошу: гд вс славяне прибалтійскіе, населявшіе нкогда всю ныншнюю сверную Германію? Уже въ XVI вк отъ нихъ не оставалось и слда. А кровь ихъ, между тмъ, течетъ въ ныншнихъ нмцахъ. Кстати припомню замчаніе покойнаго профессора Бодянскаго. Разсматривая дйствія Бисмарка въ связи съ его характеромъ, Бодянскій говорилъ что онъ убжденъ, что въ Бисмарк течетъ кровь какого-нибудь древняго поморскаго славянскаго племени изъ числа тхъ, которыя наводили ужасъ на нмцевъ и датчанъ. Укажу на Чехію. Съ XVI столтія началось ея постоянное онмеченіе, и теперь Чехія по своему населенію распадается на дв половины: славянскую и нмецкую. Еще надняхъ былъ возбужденъ вопросъ объ оффиціальномъ раздленіи Чехіи на дв половины. Борьба чеховъ у себя дома съ нмцами чрезвычайно трудна: такъ глубоко вълись нмецкіе корни въ славянскую почву. Въ Моравіи то же самое. Въ Чехіи и Моравіи нмцы составляютъ боле трети всего населенія. Об эти земли съ XIV столтія приняли гусситство, но съ XVII столтія, посл несчастной битвы при Блой Гор, католичество было такъ сильно распространено въ нихъ, что теперь въ Чехіи на-4.600,000 католиковъ считается только 90,000 протестантовъ, въ Моравіи на 1.785,000 католиковъ 51,800 протестантовъ. Въ католическихъ и нкогда славянскихъ: Хорутаніи — уже почти нтъ славянъ, въ Штиріи — на половину нмцевъ и славянъ, въ Краин — нмцы составляютъ десятую долю населенія. Въ Хорватіи часть интеллигенціи ассимилировалась въ мадьяръ и получила названіе ‘мадьяроновъ’. Даже между православными австрійскими сербами, отличающимися своею стойкостью въ дл вры, католическая пропаганда успла ввести унію, такъ что теперь считается между ними до 6-ти тысячъ уніатовъ съ своимъ особымъ епископомъ. Но насиліе, оказываемое православной вр въ Австрійской имперіи, умрялось привилегіями и слдовавшими посл осифа II политическими событіями, а также всегдашнею преданностью австрійскихъ сербовъ Габсбургамъ, такъ что для правительства ее представлялось особенной надобности въ введеніи между ними уніи. Не такъ взглянуло австрійское правительство на культурную пропаганду, когда въ руки ему достались Боспія и Герцеговина. Политическія соображенія заставляли его отршить эти дв области отъ общей во всей сверо-западной половин полуострова сербской народности и общаго на Восток православія, и оно съ лихорадочною дятельностью принялось здсь истреблять все сербское: языкъ, правописаніе, школы, книги, газеты, даже самыя названія, православные подверглись притсненіямъ въ ихъ общественномъ быту, въ судахъ и администраціи. Католицизмъ вводится волей-неволей между ними, какъ я уже писалъ объ этомъ въ стать Православіе на Восток {Русская Мысль 1884 г., кн. III.}. Не стану повторять того, что уже тамъ сказано, по не могу не замтить, что если и впредь не прекратится такая усиленная пропаганда, то и двадцатилтія достаточно будетъ для того, чтобы области эти сдлались изъ чисто сербскихъ и православныхъ полунмецкими, полукатолическими. Въ Босніи и Герцеговин на 1.200,000 жителей считалось въ 1855 году 160,000 католиковъ, въ 1870 г. ихъ насчитывалось уже 185,000. Если тогда въ 15 лтъ число католиковъ увеличилось на 25,000, то теперь, при усиленной культурной дятельности, число ихъ должно быстро возрастать. А что вмст съ перемною вры сербы-католики или. какъ ихъ называютъ, ‘шокцы’ уже утрачиваютъ и чувство народности, объ этомъ такъ много писано, что повторять было бы излишне. Достаточно сказать, что шокцы уже перестаютъ называть самихъ себя сербами, что въ какомъ бы подданств они ни были, они уже признаютъ своимъ цесаремъ австрійскаго императора, и въ послднее возстаніе австрійцы набирали изъ нихъ батальоны для дйствія противъ ихъ же православныхъ собратій.
Прежде чмъ съ такою смлою развязностью ршать двумя словами важнйшій въ исторіи всхъ славянъ культурный вопросъ, имвшій неотразимое вліяніе на превратность ихъ судьбы, Гр. Д. В. лучше бы сдлалъ, если бы поближе къ мсту этой борьбы познакомился со всми ея средствами, пріемами и успхами. Тогда онъ, можетъ быть, убдился бы, чти Австрія не такъ неразумна и необезпечена нужными задатками, чтобы стада безцльно и напрасно предпринимать культурную борьбу. Она знаетъ, чего хочетъ, и знаетъ также, что владетъ достаточными средствами, чтобы добиться своего. Неужели же мы, въ нашемъ неподвижномъ созерцаніи ея культурной дятельности на Балканскомъ полуостров, перехитримъ ее? Гр. Д. В. надется перехитрить. Онъ повторяетъ избитый афоризмъ, что ‘Австрія, расширяясь къ югу и захватывая все больше и больше славянскихъ земель, только ослабляетъ себя и готовитъ себ въ будущемъ не союзниковъ, а враговъ, которые съ восторгомъ будутъ привтствовать Россію, если (?) она возьметъ въ свои руки освобожденіе и объединеніе славянъ’. Такого ребяческаго самоутшенія нельзя было ожидать отъ Гр. Д. В. Это только отводъ глазъ, даже вовсе и неловкій, придуманный для оправданія нашего политическаго бездйствія, нашей дипломатической безплодности. Въ томъ-то и дло, что Австрія, пользуясь временемъ, съумегь такъ хорошо переработать славянскую народность, что въ рукахъ ея эта народность не будетъ уже нуждаться ни въ освобожденіи, ни въ обезпеченіи. Желзныя дороги, крпости, рекрутскіе наборы, угнетеніе и обднніе православныхъ, чтобы лишить ихъ силы и возможности сопротивленія, обращеніе въ иновріе, вытсненіе изъ страны магометанъ-землевладльцевъ и захватъ ихъ земель, колонизація нмцами и рьяными католиками, неутомимо-жестокая администрація въ тсной связи съ католицизмомъ, невозможныя притсненія сербской народности во всхъ ея проявленіяхъ,— разв всей этой системы съ ея многосторонними орудіями мало для того, чтобы сломить малочисленный народъ, растворить его національность чуждыми элементами, отнять у нею внутреннее единство, лишить самодятельности, обезсилить и сдлать безцвтнымъ, послушнымъ матеріаломъ для упражненія въ искусств управленія, которымъ издавна занимаются Габсбурги? Да и кого бы стали мы освобождать? Разв мы не освободили всхъ балканскихъ славянъ отъ турецкаго деспотизма? Объединеніе же славянъ — неизвстно, которыхъ и съ кмъ — это пустой звукъ, мечта, жалкое слово, которое и произносить-то серьезно не слдуетъ. Такъ отъ кого же придется намъ освобождать славянъ? Отъ Австріи? По мннію Гр. Д. В., мы должны одно дло длать два раза: сначала освобождать славянъ отъ турокъ, а потомъ, отдавши ихъ Австріи,— отъ австрійцевъ. Но не сами ли же мы своимъ словомъ и дломъ участвовали въ подчиненіи Босніи, Герцеговины, Сербіи и Черногоріи господствующему воздйствію Австріи? Это значило бы: сначала испортить, а потомъ поправлять. Это показывало бы, что русская политика не руководствуется историческимъ разумомъ, народнымъ чувствомъ, а живетъ изо дня въ день безъ всякой послдовательности и цли подъ вліяніемъ личныхъ усмотрна и чувствъ. Напротивъ, намъ предстояло и предстоитъ, пока еще не все потеряно, отстоять и охранить политическую и національную самостоятельность освобожденныхъ нами славянъ, устранить ихъ изъ-подъ насильственнаго гнета Австро-Венгріи, заставить Норту исполнить постановленія берлинскаго конгреса о преобразованіи управленія въ оставшихся за Турціею славянскихъ областяхъ: Старой Сербіи и Македоніи. Вотъ наша непосредственная задача, которую мы должны бы были неуклонно исполнять съ окончаніемъ войны,— задача, достойная Россіи и принесенныхъ ея народомъ жертвъ, задача благодарная и своевременная, какъ прямо истекающая изъ берлинскаго договора и противудйствуюшая на первыхъ же порахъ систематическому нарушенію буквы и Духа этого договора союзными Австро-Венгріею и Германіею. Для этого не потребовалось бы войны, а нужна бы была только нкоторая доля твердости и свободы дйствія, не связанная дальнйшими союзами и обязательствами. Въ этомъ случа поддержка Англіи была бы безусловно на нашей сторон.
Гр. Д. В. не такъ думаетъ. Но его мннію, никакія клятвенныя общанія дипломатовъ не могутъ сбить насъ съ нашего историческаго пути, не помшаютъ намъ рано или поздно совершить объединеніе (!) славянъ. Онъ врить, что, сохраняя status quo, мы не отреклись отъ нашей миссіи. Увы! съ каждымъ днемъ это status quo развивается не въ пользу, а во вредъ славянамъ, внося подъ гнетомъ австро-германской дипломатіи, какъ я выше сказалъ, внутреннюю коренную порчу національнаго существа славянскихъ народовъ. Съ каждымъ днемъ освобожденіе славянъ отъ этого гнета и искаженія становится трудне, и пока мы дождемся того часа, когда, по мысли Гр. Д. В., будемъ въ состояніи приступить къ этому освобожденію, тогда, пожалуй, некого уже будетъ и освобождать. А пока мы не въ силахъ выполнить это трудное дло, замышляемое Гр. Д. В. въ будущемъ, мы, по его же наставленію, не должны тратить пустыхъ словъ и стовать на нашу дипломатію за то, что въ ея сред нтъ Бисмарка. Очевидно, Гр. Д. В. рекомендуетъ выжидательное положеніе при status quo., неподвижное смотрніе, какъ это status quo двигается все дальше и дальше впередъ и въ глубь политической, общественной и экокомической національной жизни балканскихъ славянъ, подчиняя ихъ господству Австро-Венгріи и отрывая изъ-подъ нашихъ ногъ клочки почвы, которою мы были сильны на Восток. ‘Освобожденіе, объединеніе славянъ’,— это не боле, какъ пыль, бросаемая имъ въ глаза политическимъ мечтателямъ, а, въ сущности, защитникъ ныншней дипломатіи рекомендуетъ русской политик безмолвное созерцаніе совершающихся не по нашей вол событій и умренность, скромность, золотую посредственность, при которыхъ русскій Бисмаркъ намъ не нуженъ. Этотъ апоозъ нашей настоящей политики напоминаетъ мн то, что петербургскій корреспондентъ, вроятно, знакомый съ Гр. Д. В., писалъ въ Politische Correspondenz 23 іюня 1883 года: ‘Россія,— пишетъ онъ,— дйствительно ршилась оставаться въ выжидательномъ положеніи, которое ей удалось занять не безъ значительныхъ трудностей (?!), но которому она въ настоящую минуту обязана неоспоримыми выгодами. Благодаря систем полной неподвижности, она, какъ съ удовольствіемъ указывается въ нашихъ (петербургскихъ) дипломатическихъ кругахъ, является осью (!) международныхъ отношеній, и этому обстоятельству она обязана своимъ теперешнимъ привилегированнымъ (?) положеніемъ, которое служить залогомъ большихъ успховъ въ будущемъ. Но, чтобы плоды этой политики не подверглись опасности, необходимо ни на минуту не прерывать этой пассивной дятельности. А именно г. Гирсъ и можетъ лучше всего исполнить эту роль, такъ какъ онъ, подобно князю Горчакову по окончаніи крымской войны,— посл разочарованія 1878 года считаетъ эру внутренняго возрожденія безусловно необходимымъ лкарствомъ для Россіи’.
Пусть Гр. Д. В. самъ опровергаетъ этого петербургскаго корреспондента въ томъ, что ныншняя русская дипломатія не похожа на прежнюю: что слова самого Гр. Д. В. о прежней дипломатіи, задавшейся необходимостью для Россіи внутренняго возрожденія, или, по выраженію кн. Горчакова, необходимостью se recueillir, не относятся до ныншней дипломатіи, что она не смотритъ, скрестивъ на груди руки, на совершающіяся событія, не обращаетъ нашу сосредоточенность въ безучастное глазнье. Мн кажется, что, опровергая этого корреспондента, Гр. Д. В. будетъ опровергать самого себя и свои собственныя воззрнія по поводу рекомендуемаго имъ выжидательнаго положенія, необходимаго, будто бы, въ настоящее время для вншней русской политики. И петербургскій корреспондентъ внской газеты, близко стоящей къ придворнымъ сферамъ, и Гр. Д. В., имющій хорошія связи съ дипломатами, предлагаютъ русской вншней политик одно и то же: она, по ихъ мннію, должна успокоиться на мысли, что Россіи нужно теперь внутреннее возрожденіе и потому нашей дипломатіи слдуетъ оставаться въ выжидательномъ бездйствіи, нтъ нужды, что тмъ временемъ другіе во вредъ намъ приберутъ къ своимъ рукамъ весь Балканскій полуостровъ, а потомъ по своему отблагодарятъ Россію за освободительную въ ихъ пользу войну.
Подводя итоги всему, что наговорилъ Гр. Д. В. по поводу статей г. Аксакова и моихъ, я прихожу къ слдующему заключенію. Гр. Д. В. признаетъ крупныя и роковыя ошибки за прежнею русскою дипломатіей временъ кн. Горчакова, ныншняя дипломатія, по его увренію, тутъ не при чемъ. Такъ какъ рчь идетъ не о дипломатахъ, а о дипломатіи, то значитъ, что ныншняя вншняя политика Россіи отдлилась отъ прежней, не неся на себ отвтственности за прошлое и не имя потому ничего общаго съ прежнею тамъ, гд эта послдняя дйствовала съ такою непростительною ошибочностью. Обстановка, въ которой находится ныншняя дипломатія, не заслуживаетъ тхъ опасеній, которыя высказаны г. Аксаковымъ, а, слдовательно, ныншняя дипломатія стоитъ вн всякаго подозрнія и упрека. Если же это такъ, если существенное въ письм Гр. Д. В. состоитъ въ томъ, чтобы отдлить ныншнюю дипломатію отъ прежней, то читатель уже самъ можетъ догадаться,— дипломаты, вдь, не говорятъ напрямикъ,— что мысль, которою я закончилъ мою декабрскую замтку, въ вид вопроса: не полезно ли бы было подкрпить нашу дипломатію свжими, чисто русскими силами, или же отдломъ государственнаго совта,— мысль эта оказывается излишнею для ныншней дипломатіи, какъ непричастной погубному образу дйствій прежней дипломатіи. Мн кажется, что я нашелъ настоящую разгадку цли письма Гр. Д. В. Inde irae! Не нужно-де для ныншней дипломатіи указываемаго мною цлебнаго средства!
Но я уже доказалъ, насколько позволяли предлы настоящей замтки, что обстановка ныншней нашей дипломатіи не такова, какою представляетъ ее Гр. Д. В. На его взглядъ, союзъ нашъ съ Германіею выгодне всего. Но союзъ нашъ съ Германіею есть вмст и союзъ съ Австро-Венгріею, а это не все равно. Условія австро-германскаго союза направлены противъ насъ, они продолжаютъ оставаться въ сил и только утратили свой острый характеръ со вступленіемъ Россіи въ этотъ союзъ. Слдовательно, развитіе господства Австріи на Балканскомъ полуостров, въ неизбжный ущербъ Россіи, будетъ совершаться своимъ чередомъ, а въ другихъ отношеніяхъ, при настоящей группировк европейскихъ державъ, вступленіе наше въ австро-германскій союзъ лишаетъ насъ выгодной свободы дйствія, мы ослабляемъ наши существенные интересы на Балкан ради сомнительныхъ интересовъ въ Африк. Затмъ, по мннію Гр. Д. В., безразлично, кто бы ни строилъ на Балканскомъ полуостров желзныя дороги: русскіе ли предприниматели, или иностраиные — австрійскіе, какъ, напр., баронъ Гиршъ. Я доказалъ, что строить желзныя дороги не есть еще эксплуатировать безчестно и своекорыстно народъ, и что желзныя дороги имютъ политическое значеніе, пренебрегать которымъ Россія не должна. Дале: дипломатическое завоеваніе, какъ толкуетъ Гр. Д. В., измнчиво, а культурное не скоро удается Я доказалъ, что при извстныхъ условіяхъ дипломатическое завоеваніе становится прочнымъ, а культурное удается, какъ свидтельствуютъ исторія и статистика. Кмъ же и сильно было и есть правительство Габсбурговъ, какъ не онмеченными славянами, которые отреклись отъ своей народности, отъ православія, отъ интересовъ своего племени и служили и служатъ Габсбургамъ, какъ отъявленные враги славянства? Никакое государство такъ не способно къ политическому растлнію, какъ Австрія. Въ комъ мадьяры находятъ себ лучшую поддержку въ спор съ хорватами, какъ не въ хорватахъ-мадьйронахь? Неужели. спрошу, и Штросмайеръ ведетъ безплодную дятельность по обращенію православныхъ въ унію и католичество? Неужели бывшій папскій секретарь, кардиналъ Нина, въ письм къ Штросмайеру, безъ основанія называлъ его, отъ имени папы Льва XIII, ‘ревнителемъ и распространителемъ католичества между славянами’? Неужели ошибался покойный папа Пій IX, когда, при вход Штросмайера въ конклавъ, онъ всталъ съ своего мста и, сдлавъ нсколько шаговъ ему на встрчу, воскликнулъ: ‘вотъ апостолъ!’
Съ чмъ же посл этого останется наша ныншняя дипломатія-съ какими упованіями, съ какими политическими идеалами? Все, чмъ окружилъ ее Гр. Д. В., какъ раздломъ отъ прежней дипломатіи, разлетается дымомъ. Остается одна иллюзія въ отдаленномъ туман будущаго — освобожденіе и объединеніе славянъ, это для отвода глазъ. Но въ наличной дйствительности дипломатія наша, по ученію Гр. Д. В., должна спокойно оставаться при status quo, въ созерцаніи нашей внутренней работы надъ самими собою. Но такъ какъ внутренняя политика всякаго живаго государства никогда не прекращается, то дипломатіи нашей придется сидть сиднемъ все безконечное время нашего самосовершенствованія, а, между тмъ, за ширмами status quo наши союзпики-соперники поработятъ окончательно своему господству весь славянскій Востокъ и примутся потомъ за насъ самихъ, такъ какъ наше мсто, по указанію кн. Бисмарка, въ Азіи.
Вотъ это то признаніе въ каждую данную минуту вредно дйствующаго для насъ status quo и служитъ связующимъ звеномъ ныншней дипломатіи съ прежнею. Это непріятно для Гр. Д. В. Ему хотлось бы непремнно, чтобы была раздльная грань между прежнею и ныншнею дипломатіею. Но этой грани, все-таки, нтъ. докажу ему свидтельствомъ самой же ныншней дипломатіи. Вотъ, что сказано въ орган нашей дипломатіи, Journal de St.-Petersbourg, отъ 29—30 марта 1882 года (No 82). Упомянувши, что статсъ-секретарь Гирсъ уже нсколько лтъ управлялъ министерствомъ иностранныхъ длъ, такъ какъ болзнь князя Горчакова съ 1878 года дозволяла ему только на короткое время прізжать въ Петербургъ, газета продолжаетъ: ‘Если мы указываемъ на это обстоятельство, впрочемъ, хорошо всмъ извстное, то для того только, чтобы заявить, что назначеніе новаго министра иностранныхъ длъ не произведетъ никакого измненія во вншней политик Россіи… Мало найдется людей настоящаго поколнія, которые могли бы похвалиться, что знавали боле двухъ министровъ иностранныхъ длъ въ Россіи: графа Нессельроде и князя Горчакова, которые одинъ за другимъ занимали этотъ постъ въ теченіе трехъ четвертей столтія. Если мы напоминаемъ объ этомъ факт, то для того, чтобы вывести изъ него заключеніе, что вншняя политика имперіи иметъ существенное постоянство и что Начала, которыя ею руководятъ, всегда оставались одни и т же. Этотъ фактъ уже самъ по себ не представляетъ ли достаточнаго залога будущаго’. (Ce fait lui seul n’implique-t-il pas un gage d’avenir?). Дипломатическая газета, всегда отличающая въ русской печати статьи, соотвтствующія ея взглядамъ и направленію, и на этотъ разъ привела in extenso статью, съ своей стороны ссылающагося на сочувственные отзывы двухъ петербургскихъ нмецкихъ газетъ: St.Petersburger Zeitung и St.-Petersburger Herold. Кром того, приведено мнніе и С.-Петербургскихъ Вдомостей, гд сказано: ‘Многолтній совмстный трудъ князя-канцлера и г. Гирса на дипломатическомъ поприщ свидтельствуетъ о солидарности ихъ мнній и ручается за продолженіе при новомъ министр политики предшественника’ (No 85). Кажется, достаточно такихъ торжественныхъ заявленій со стороны органа ныншней русской дипломатіи, чтобы убдить Гр. Д. В., что перерыва въ нашей дипломатіи съ удаленіемъ кн. Горчакова отъ длъ не произошло: то же направленіе, какое было при немъ, осталось и посл него. Какъ же теперь распорядится Гр. Д. В. съ своимъ дленіемъ русской дипломатіи на прежнюю и ныншнюю и строгимъ осужденіемъ дипломатіи кн. Горчакова въ виду столь положительнаго заявленія, что дипломатія ныншняя есть продолженіе прежней дипломатіи покойнаго канцлера?
Посл всего сказаннаго я еще больше убждаюсь въ необходимости для Россіи имть такое высшее правительственное учрежденіе, которое стояло бы вн тсной и зараженной старыми повтріями дипломатической атмосферы, дышало бы на простор свжимъ, животворящимъ воздухомъ родины, оживляло бы и воспитывало бы наши историческія преданія и разумъ нашей исторіи. Еаду надлежало бы установить основы нашей вншней политики и ея главныя цли съ утвержденія верховной власти и блюсти за ихъ ненарушимостью. Ему же принадлежалъ бы и починъ съ одобренія верховной власти въ опредленіи нашего образа дйствій, ligne de conduite, въ каждомъ данномъ случа, такъ, чтобы, при всхъ видоизмненіяхъ во взаимномъ положеніи европейскихъ державъ и во всхъ разнообразныхъ вопросахъ европейской политики, наша основная политика, однажды установленная, прокладывала бы себ, при удобномъ случа, дальнйшій путь, или же, временно пріостановленная, не терпла бы этого ущерба, а при новыхъ обстоятельствахъ вновь продолжала бы свое нормальное теченіе. Какъ учрежденіе коллегіальное, снабженное лучшими государственными умами, и съ постояннымъ составомъ, въ которомъ рдкія и частичныя измненія не могутъ имть вліянія на общее его значеніе, оно оставалось бы хранилищемъ началъ нашей народной самостоятельной политики, согласной съ достоинствомъ государства, съ его истинными интересами, съ его ясно сознаннымъ историческимъ назначеніемъ и съ его обязанностями относительно прежнихъ поколній, потрудившихся не мало для славы и могущества Россіи, и грядущихъ поколній, ожидающихъ не умаленнаго, но преумноженнаго наслдства. Во всхъ государствахъ Европы, даже въ Турціи, гд есть Порта съ великимъ визиремъ, въ основу высшаго государственнаго управленія по всмъ его отраслямъ положено коллегіальное начало. Оно выражается въ кабинет, въ которомъ участвуютъ вс министерства съ первенствующимъ министромъ во глав. Единоличное же начало признается за верховною властью, подчиненные и исполнительные органы или министерства во всхъ длахъ, требующихъ почина, установленія Пли измненія образа дйствій, руководятся общимъ взаимнымъ соглашеніемъ посл совмстнаго между собою обсужденія. У насъ, въ Россіи, единоличная самодержавная верховная власть признаетъ для внутренняго государственнаго управленія также коллегіальное начало, присущее высшимъ учрежденіямъ: синоду и государственному совту, а потомъ комитету министровъ. Только вншняя политика наша остается изъятою отъ этого начала. Хотя въ учрежденіи государственнаго совта и есть статья, предоставляющая обсужденію государственнаго совта важнйшія вниманія мры, Когда по усмотрнію обстоятельствъ он могутъ подлежать предварительному общему соображенію (ст. 23, п. 6, т. I св. з), однако, повидимому, этотъ законъ не примняется на практик. Между тмъ, департаментъ государственнаго совта по вншнимъ дламъ могъ бы служить лучшимъ предохраненіемъ отъ возможности ошибокъ, уклоненій и личныхъ симпатій и антипатій, почти неизбжныхъ тамъ, гд во глав дла стоитъ одно лицо, хотя бы снабженное непосредственно ему подвдомственнымъ спеціальнымъ совтомъ. Гр. Д. В. можетъ быть недоволенъ моею мыслью, но его собственный отзывъ о политик кн. Горчакова, продолжающейся, по удостовренію дипломатической газеты, и поднесь, служить лучшимъ подтвержденіемъ полезности и необходимости того учрежденія, которое, смю думать, каждый истинный русскій патріотъ желалъ бы видть существующимъ и дйствующимъ для блага отечества.

А. Майковъ.

‘Русская Мысль’, кн. II, 1885

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека