Заметки для будущих издателей Пушкина, Бессонов И. А., Год: 1846

Время на прочтение: 16 минут(ы)

ЗАМТКИ ДЛЯ БУДУЩИХЪ ИЗДАТЕЛЕЙ ПУШКИНА.

Письма къ С. Д. П—му.

Вмсто вступленія.

…Занимающіеся нашею литературою съ убжденіемъ о важности ея для общественнаго образованія, не переставали изъявлять своихъ стованій, что изданія сочиненій писателей нашихъ, вс, боле или мене, длаются у насъ на-скоро, кое-какъ, не по обдуманному плану и безъ надлежащей системы. Сожалнія эти, явственне, нежели когда-нибудь, слышались при появленіи въ свтъ ‘Сочиненіи А. Пушкина’ (изд. 1838—1841 г.). Въ Пушкин, каждый, даже мало-образованный и рдко заглядывающій въ наши книги, привыкъ видть любимаго представителя нашей образованности и нашего роднаго слова. При изданіи его сочиненій, наблюденіе за нимъ приняли на себя по собственному вызову извстнйшіе наши литераторы, связанные съ поэтомъ чувствами дружбы и родствомъ талантовъ. Публика въ прав была ожидать изданія достойнаго и имени сочинителя и именъ тхъ, въ которыхъ, посл Пушкина, она видла даровитйшихъ и любимйшихъ своихъ писателей. Ожиданіе не было, къ-сожалнію, оправдано по причинамъ, — вроятно, уважительнымъ — независвшимъ отъ гг. попечителей, но тмъ не мене огорчительнымъ для всхъ почитателей поэта, рано похищеннаго смертію для отечественной славы. Недостатки и небрежность этого изданія были замчены въ разное время нашими періодическими изданіями. Но сколько мн кажется, вс замчанія эти не имли той подробности, послдовательности и опредленности, которыхъ требовали какъ самый предметъ, такъ особенно цль подобныхъ замчаній. Между-тмъ, время идетъ. Отъ появленія послднихъ трехъ томовъ ‘Сочиненій Пушкина’ (IX, X и XI) прошло около пяти лтъ,—а ничего еще не предпринято,— по-крайней-мр гласнымъ образомъ,— къ исправленію замченныхъ, вкравшихся въ изданіе ошибокъ и упущеній. Они даже не оговорены, какъ бы то слдовало, ни при послднемъ том сочиненій, ни въ вид особыхъ замчаній или прибавленій.
Пользуюсь свободнымъ временемъ и постараюсь привести въ порядокъ замчанія, которыя вызвали у меня недостатки, встрченные въ изданіи Сочиненіи Пушкина. Не требуйте отъ этого перваго опыта человка мало-письменнаго — строгой системы и изящества изложенія. Не долгъ ли, не обязанность ли каждаго изъ насъ стараться, по мр своихъ силъ и способностей,— замчаніями своими и указаніями, добросовстными и усердными, содйствовать длу справедливости и тмъ отклонять отъ себя упрекъ въ равнодушіи и нерадніи объ общественной польз? Въ кругу жиэни и дятельности человческой такъ все тсно связано одно съ другимъ, что отъ малаго зависитъ почти всегда большое.

И. Б.

‘Всякая строчка великаго писателя
становится драгоцнной для потомства.’
Пушкинъ.
(Современникъ, Т. III. стр. 158).

Письмо I.

Современникъ (1836) и Сочиненія А. Пушкина (изд. 1838—1841 г.). Сочиненіе текстовъ того и другаго. Hесходства. Пропуски. Добавленія. Ошибки. Пиръ Петра Перваго. Скупой Рыцарь. Путешествіе въ Арзрумъ. Разборъ Сочиненій Конисскаго.

Современникъ. T. I. 1856. Въ этомъ том помщены были самимъ Пушкинымъ: Пиръ Петра Перваго, Скупой Рыцарь (оба безъ подписи имени {Подъ Скупымъ Рыцаремъ была поставлена буква Р., ненаходящаяся въ изданіи сочиненій и о которой ничего не сказано. Замтить также не лишнимъ будетъ, что, сколько извстно Ченстоновой траги-комедіи The Caveteous Knigth, изъ которой, будто-бы, Пушкинъ заимствовалъ свои сцены ‘Скупаго Рыцаря’,— вовсе не существуетъ.}), и Путешествіе въ Арзрумъ. Эти произведенія вошли въ полное собраніе сочиненій и находятся: первое въ т. III, стр. 30—32, второе въ т. I, стр. 415 —439, и третье въ т. VIII, стр. 135—207.
1) Пиръ перепечатанъ безъ измненія текста, но съ нкоторыми орографическими отличіями. На-прим., въ стих ‘и раздался въ честь Науки’ ‘Современникъ’ напечаталъ заглавную, а издатели полныхъ сочиненіи, строчную букву Н, въ слов Науки, въ стих и въ чело его цалуетъ издатели напечатали вмсто ца—ц, что не маловажно въ слов, о которомъ идетъ споръ у нашихъ составителей грамматикъ и когда еще не такъ давно воспрещено было именно писать: цаловать (См. Справоч. Мсто Русскаго Слова 184-3 г. изд. второе). Любопытно знать, что сказалъ бы на это воспрещеніе Пушкинъ, такъ глубоко проникавшій тайные изгибы языка нашего! Я ршительно того мннія, что въ такой пьес, какъ Пиръ Петра, гд поэтъ проникнутъ духомъ того времени и заимствуетъ изъ тогдашнихъ письменныхъ памятниковъ слова Питербургъ-городокъ,— не могъ онъ иначе сказать, какъ цалуетъ,— языкомъ старой, до-петровской Руси, въ противоположность нововведеніямъ, зашедшимъ въ ея языкъ вмст съ ея учрежденіями {Это не совсмъ-справедливо: Пушкинъ всегда и везд писалъ: цаловать , вм. цловать. По-крайней-мр, такъ это слово попадается во всхъ его рукописяхъ. Ред.}. Въ слов ‘науки’, Пушкинымъ поставлена заглавная буква Н, очевидно по той причин, что онъ, какъ поэтъ, олицетворялъ въ своей мысли это слово и придавалъ осязаемость и форму выраженію, безъ того слишкомъ сухому и отвлеченному.
2) Подобныя словоизмненія приняли на себя издатели, замнивъ въ стихотвореніи Скупой Рыцарь начальныя буквы словъ: Нимфы, Музы, Геній (стр. 428) вмсто заглавныхъ строчными. Они также вмсто гндова напечатали гндаго (стр. 419), и вмсто заклада — закладу. Опять не хотли вникнуть, что Пушкинъ, желая придать языку дйствующихъ лицъ колоритъ прошедшихъ временъ, заставляетъ Альбера говорить гндова. Еслибъ Пушкинъ писалъ это стихотвореніе на нмецкомъ язык, то, я увренъ, онъ выразился бы стариннымъ, а не современнымъ словомъ. Что же касается до закладу, то издатели навязываютъ поэту несовсмъ еще и въ наше время установившійся образъ словосочиненія, и о которомъ длится споръ неразршенный. Въ другой пьес Пушкина: Галубъ (т. IX, Сочинеп. стр. 117), правда, есть стихъ: ‘когда съ домашняго порогу’, но въ томъ же стихотвореніи (стр. 112) въ стих: ‘и не прыгнулъ къ нему’, сказано съ утеса, а не съ утесу, какъ бы слдовало по примру стиха вышеприведеннаго. Не принимая на себя ршенія вопроса, не разршеннаго людьми боле меня знающими, замчу, что издателямъ слдовало руководствоваться текстомъ Современника кром видимыхъ ошибокъ и опечатокъ уже потому, что помянутыя стихотворенія взяты изъ этого журнала, редакція первыхъ четырехъ томовъ котораго производилась при жизни и подъ наблюденіемъ самого автора.
3) Путешествіе въ Арзрумъ напечатано (въ Ш том сочиненій стр. 135 —207) согласно съ текстомъ Современника, но здсь слдуетъ сказать нсколько словъ о стихотворномъ отрывк изъ сатирической поэмы, сочиненной будто-бы янычаромъ Аминомъ-Оглу, и котораго только переводчикомъ или перелагателемъ выставлялъ себя Пушкинъ. Оба текста, согласные между собою, представляютъ замчательныя различія и несогласности съ третьимъ, именно стихотвореніемъ Начало поэмы, помщеннымъ въ томъ же изданіи Пушкина (т. IX, стр. 212—214). Издатели сочиненій Пушкина, помщая въ IX том вышеприведенное стихотвореніе подъ названіемъ Начало поэмы, не сочли нужнымъ оговорить въ примчаніи, что отрывокъ изъ нея, съ тми отмнами, которыя мы увидимъ ниже, былъ ими помщенъ уже въ VIII том въ стать Путешествіе въ Арзрумъ, а также гд отъисканы ими, и у кого, включенные цлая строфа и варіянты текста. Представимъ здсь оба текста и попросимъ гг. издателей объяснить намъ, который изъ нихъ долженъ почесться согласнйшимъ съ рукописнымъ сочиненіемъ покойнаго поэта, и кому именно принадлежатъ т поправки, прибавки и измненія, которыми изобилуетъ послдній? Что касается до меня, я въ настоящемъ случа не считаю себя въ прав врить иному тексту, какъ тексту Современника, кром того разв, когда объяснено будетъ , что въ него вкрались небрежности и пропуски безъ вдома автора, и рукопись доказываетъ то ясно и положительно. Я соглашусь лучше принять въ первомъ его вид сочиненіе Пушкина съ пропусками , нежели видть его дополненнымъ неизвстно кмъ, по какому праву и на какомъ основаніи. Самые недостатки знаменитаго писателя могутъ быть поучительны во многихъ отношеніяхъ. Добавленія же и поправки, длаемыя въ послдствіи времени, безъ призванія и права,— всегда остаются сомнительными и подаютъ поводъ къ толкамъ. Вотъ оба текста. Пусть каждый читатель обсудитъ ихъ собственнымъ умомъ и чувствомъ:
Текстъ Современника (т. I, стр. 76 и 77) и Сочиненія Пушкина (т. VIII, стр. 198 и 199) согласныхъ между собою:
Стамбулъ Гяуры нынче славятъ,
А завтра кованной пятой,
Какъ змія спящаго раздавятъ,
И прочь пойдутъ — и такъ оставятъ:
Стамбулъ заснулъ передъ бдой.
Стамбулъ отрекся отъ Пророка,
Въ немъ правду древняго Восток
Лукавый Западъ омрачилъ.
Стамбулъ для сладостей порока
Мольб и сабл измнилъ.
Стамбулъ отвыкъ отъ поту битвы
И пьетъ вино въ часы молитвы.
Въ немъ вры чистой жаръ потухъ,
Въ немъ жены по кладбищамъ ходятъ,
На перекрестки шлютъ старухъ,
А т мужчинъ въ харемы вводятъ
И спитъ подкупленный евнухъ.
Но не таковъ Арзрумъ нагорный
Многодорожный нашъ Арзрумъ,
Не спимъ мы въ роскоши позорной,
Не черплемъ чашей непокорной
Въ вин развратъ, огонь и шумъ.
Постимся мы: струею трезвой
Святыя воды насъ поятъ,
Толпой безтрепетной и рзвой
Джигиты наши въ бой летятъ,
Харемы наши недоступны
Евнухи строги, не подкупны,
И смирно жены тамъ сидятъ.
Текстъ стихотворенія: Начало Поэмы, напечатаннаго въ Сочиненіяхъ Пушкина (т. IX стр. 212—213):
Стамбулъ Гяуры нынче славятъ
А завтра кованной пятой
Какъ змія спящаго раздавятъ,
И прочь пойдутъ, и такъ оставятъ:
Стамбулъ заснулъ передъ бдой.
Стамбулъ отрекся отъ Пророка
Въ немъ правду древняго Востока
Лукавый Западъ омрачилъ.
Стамбулъ для сладостей порока (,)
Мольб и сабл измнилъ (,)
Стамбулъ отвыкъ отъ поту битвы (,)
И пьетъ вино въ часы молитвы.
Въ немъ вры чистой лучъ потухъ (:)
Въ немъ жены по базару ходятъ,
На перекрестки шлютъ старухъ,
А т мужчинъ въ гаремы вводятъ
И спитъ подкупленный евнухъ.
Но не таковъ Арзрумъ нагорной,
Многодорожный нашъ Арзрумъ (:)
Не спимъ мы въ роскоши позорной,
Не черплемъ чашей непокорной
Въ вин развратъ, огонь и шумъ.
Постимся мы (,) струею трезвой
Одни фонтаны насъ поятъ,
Толпой неистовой и рзвой
Джигиты наши въ бой летятъ,
Мы къ женамъ какъ орлы ревнивы,
Гаремы наши молчаливы
Евнухи наши въ нихъ не спятъ.
Алла великъ! Къ намъ отъ Стамбула
Пришелъ гонимый Янычаръ.
И буря долу насъ погнула
И палъ неслыханный ударъ
Отъ Рушука до старой Смирны,
Отъ Трапезунда до Тульчи,
Скликая псовъ на праздникъ жирный,
Толпой ходили палачи:
Треща въ объятіяхъ пожаровъ,
Валились домы Янычаровъ,
Окровавленные зубцы
Везд торчали, угли тлли,
На кольяхъ, скорчась, мертвецы
Окоченлые чернли.
Алла великъ! тогда султанъ
Былъ духомъ гнва обуянъ.
Принося издателямъ благодарность за дополненіе прекраснаго стихотворенія Пушкина лишнею и прежде ненапечатанною строфою, — не могу, впрочемъ, не замтить, что измненія, послдовавшія въ предпослдней строф и состоящія въ перемн словъ: гаремъ, вмсто харемъ, одни фонтаны, вмсто святыя воды, толпой неистовой, вмсто безтрепетной, гаремы наши молчаливы, вмсто харемы наши недоступны, Евнухи наши въ нихъ не спятъ, вмсто Евнухи строги, неподкупны,— еслибъ они сдланы были и самимъ авторомъ при его жизни — мн кажутся не только не усиливающими поэтическихъ достоинствъ, но напротивъ, своимъ неологизмомъ и какою-то натянутостью много-вредящими сжатости и цвтистому, пахнущему Востокомъ содержанію первоначальнаго текста. Въ немъ можно было замтить одну неточность, въ-отношеніи нравовъ азіатскихъ. Стихъ ‘въ немъ жены по кладбищамъ ходятъ’ не могъ, какъ кажется, быть написанъ мусульманиномъ, который, родясь и живя на Восток, знаетъ, что ни одной изъ женщинъ мусульманскихъ не вмняется въ предосужденіе посщеніе кладбищъ, могилъ предковъ. То, что не воспрещено обычаями, а напротивъ, увковчено и освящено ими, въ глазахъ восточнаго человка есть свято и неприкосновенно, и не можетъ сдлаться для него предметомъ насмшекъ и сатиры. Другое дло на Запад, гд мы часто не щадимъ обычаевъ самыхъ древнихъ и вовсе невинныхъ, потому только, что они намъ кажутся смшными и незаключающими съ себ идеи. Женамъ ходить по базару, — вотъ что можетъ казаться соблазнительнымъ и страшнымъ для восточнаго человка, хотя бы то длалось женами съ намреніемъ вовсе невиннымъ.
Здсь снова повторяю, что издателямъ Пушкина слдовало ненапечатанную въ Современник строфу, включивъ въ статью Путешествіе въ Арзрумъ, оговорить гд она отъискана и на какомъ основаніи сдланы вообще измненія, замченныя мною выше, а не помщать отдльно всего стихотворнаго отрывка, взятаго изъ Путешествія и приписаннаго самимъ Пушкинымъ восточному поэту, подъ названіемъ Начало поэмы, какъ-бы имъ самимъ задуманной и написанной. Безъ этого объясненія, историкъ литературы, который на этотъ разъ забылъ бы Путешествіе въ Арзрумъ, тщетно сталъ бы ломать голову по какому случаю, гд и когда была сочинена Пушкинымъ поэма въ восточномъ вкус, и по этому случаю вдался бы въ догадки и предположенія на-счетъ способностей поэтовъ предугадывать чувствомъ, инстинктомъ, такія вещи,— которыя узнаются другими только лишь однимъ долгимъ и тщательнымъ изученіемъ. Я думаю, что безъ поздки Пушкина на Востокъ, какъ приведенное выше, стихотвореніе, такъ и другія, какъ на-примръ: Галубъ, — не носили бы на себ такого яркаго колорита мстности. Онъ былъ и прежде на Восток, скажутъ мн. Да, на Восток Европейскомъ… и потому, можетъ-быть, его поэмы, избравшія мстомъ дйствія Кавказъ и Тавриду, не смотря на огромность поэтическаго таланта, представляютъ очерки, правда мастерскіе, но довольно-блдные, безъ запаха и теплоты Востока. И какъ обвинить его въ томъ! Онъ видлъ полинявшій, поблекшій, выдохшійся Востокъ. Можно сказать, думаю безошибочно, что посл построенія одной христіанской церкви въ какомъ-либо восточномъ государств, посл первой книги, прочтенной народу не муллою, и посл перваго бокала вина, выпитаго мусульманиномъ,— Востока и человка восточнаго искать было бы трудомъ тщетнымъ. Можно найдти на этомъ Восток борьбу прежняго съ настоящимъ, развалины, но не прочныя стны. Крестъ, вознесясь однажды надъ луною, поглощаетъ ея слабый и холодный свтъ въ другомъ яркомъ и животворномъ свт, — называемомъ цивилизаціею.
Разборъ сочиненій Георгія Конисскаго, перепечатанъ изъ ‘Современника’ въ VIII томъ ‘Сочиненій Пушкина’ (стр. 208 — 236) безъ прибавокъ и выпусковъ. Можно только замтить, что слова Езуиты и Уніяты замнены словами езуиты и Уніаты, можетъ-быть и правильнйшими, но не соотвтствующими духу статьи Пушкина, въ которую онъ переносилъ не только выраженія, но и орографію той эпохи, въ которой жилъ и писалъ Конисскій. Не-уже-ли сомнвались издатели въ знаніи Пушкинымъ вещей столь обыкновенныхъ? Кажущееся имъ ошибкою не было ошибкою въ глазахъ Пушкина. Она повторяется не одинъ разъ. Надобно было напечатать какъ есть — и предоставить ему отвтственность. То же самое скажу и о замн заглавныхъ буквъ во многихъ словахъ — строчными.
Здсь не неумстно, можетъ-быть, напомнить читателямъ объ изданной Пушкинымъ повсти въ стихахъ Виланда: Вастола, или желанія (С. Петербургъ, 1836 г., въ 8-ю долю), и подавшей поводъ, какъ сама редакція ‘Современника’ (т. I, стр. 303) объяснила, одному изъ журналовъ подозрвать, что издатель ‘Вастолы’ хотлъ присвоить себ чужое произведеніе. Въ этомъ объявленіи, Пушкинъ ршительно и категорически очистилъ себя отъ такого страннаго обвиненія. Кажется, дло тмъ и кончилось. Издатели сочиненій Пушкина не сочли себя, какъ видно, въ прав входить въ дальнйшія изъисканія, которыя, можетъ-быть, объяснили бы темное и загадочное объясненіе. Я хочу этимъ сказать, что фантазія и причуды ея у поэтовъ неистощимы, и что, можетъ-быть, участіе Пушкина при изданіи означенной повсти ограничивалось не однимъ изданіемъ. Кто разршитъ подобныя сомннія? А между-тмъ, Повсти Блкина, изданныя Пушкинымъ, всмъ памятны…

Письмо II.

Современникъ. Сочиненія А. Пушкина. Сличеніе текстовъ того и другаго. Записки Дуровой. Родословная моего героя. Отвтъ на критику Исторіи Пугачевскаго Бунта. Несходство. Пропуски. Опечатки. Критическія статьи Пушкина.

Современникъ 1856 года, томъ II. Во второмъ том Современника статей, подписанныхъ именемъ Пушкина, не было. Тмъ не мене, книжка эта замчательна для всхъ почитателей его разнообразнаго таланта. Въ ней явственне, нежели гд-нибудь, обозначенъ образъ воззрнія издателя на русскую литературу, примчательнйшія ея произведенія и на другіе важнйшіе вопросы современной русской и европейской гражданственности. Любопытно, конечно, было бы знать, какую степень участія принималъ самъ покойный Пушкинъ въ редакціи критическихъ разборовъ и академическихъ отчетовъ, вошедшихъ въ составъ втораго тома. Для поученія же, въ которомъ нуждались всегда многіе, впрочемъ, достаточно примра, какъ должны быть составляемы и писаны критики, уважающія самихъ-себя и уважающія тхъ, которые подлежатъ ихъ разбору и сужденію. Если критики первыхъ двухъ книжекъ ‘Современника’ не удовлетворяютъ, можетъ-быть, въ наше время (мы такъ шагаемъ проворно!) врностью своихъ взглядовъ и выводовъ, что составляетъ сторону условную, — то со стороны остроумія, вкуса, приличія и языка общежительности, они не оставляютъ желать, кажется, ничего большаго. Прочтите разборы поэмы Э. Кине (князя Вяземскаго), Ревизора Гоголя (князя Вяземскаго), статью О вражд къ просвщенію, замчаемой въ новйшей литератур (князя В. . Одоевскаго). Считаю нужнымъ также обратить вниманіе будущихъ издателей Пушкина на статью ‘Вступленіе къ Запискамъ Н. А. Дуровой’ и увдомленіе отъ редакціи, касающееся Хроники Русскаго, печатавшейся въ ‘Современник’ модъ псевдонимомъ Э. А. (Эолова Арфа, Александръ Ивановичъ Тургеневъ). Если эти статьи и не принадлежатъ перу самого Пушкина, чти до времени должно оставаться еще для насъ вопросомъ, то довольно, что он, съ его вдома и согласія, помщены въ его журнал и доказываютъ нкоторое согласіе въ намреніяхъ и вкус. Этого достаточно, кажется, чтобъ не оставить ихъ безъ вниманія. Для исторіи нашей критики они многоцнны.
Современникъ 1856 года, томъ III. Въ этомъ том находятся пять статей, признанныхъ издателями Пушкина за его сочиненія, именно: 1) Родословная моего героя, 2) Полководецъ, 3) Вольтеръ, 4) Отрывокъ изъ неизданныхъ записокъ дамы, съ французскаго (Рославлевъ), и 5) Джонъ Теннеръ,— нашедшихъ себ мсто въ изданіи его сочиненій, первыя дв въ IV, третья и пятая въ VIII, а четвертая въ IX томахъ. По этому слдовало бы заключить, что Пушкину боле ничего не принадлежитъ въ этомъ том, но я дозволяю себ на-счетъ этого нкоторыя сомннія и сообщу вамъ мои убжденія и доводы, которые не знаю покажутся ли основательными. Не стану повторять сказаннаго мною выше о степени участія, которую мы въ прав предполагать со стороны издателя въ критическихъ разборахъ, появлявшихся на страницахъ его журнала. Предположенія такого рода могутъ назваться гадательными. По что сказать о такихъ статьяхъ, въ которыхъ издатель, разумется, стоящій на высокой степени таланта и значенія литературнаго и не подписывая своего имени, явно обличаетъ свое непосредственное участіе манерою, языкомъ ему свойственнымъ, и взглядами, которые мы привыкли встрчать въ другихъ его произведеніяхъ, неспорно ему принадлежащихъ?
На основаніи этого заключенія, невыдаваемаго мною, впрочемъ, за неопровержимое, я беру смлость сказать, что обязанностью издателей такого автора, какъ Пушкинъ, было и должно быть — если не внести цликомъ въ полное собраніе его сочиненій критическія статьи, появлявшіяся въ его журнал, никмъ не подписанныя, то по-крайней-мр упомянуть о нихъ, какъ о сочиненіяхъ, подлежащихъ еще сомннію въ отношеніи ихъ автора и, слдовательно, подлежащихъ изъисканію исторіи литературы. Я отношу къ числу такихъ спорныхъ статей: О мнніи М. А. Лобанова и ракійскія Элегіи. Но какое объясненіе можетъ дать издатель, на-прим., въ томъ, что онъ не счелъ нужнымъ помстить находящагося въ ‘Современник’ (томъ 111, стр. 109—134) Разбора статьи, напечатанной въ Сын Отечества, въ январ 1855 года, объ Исторіи Пугачевскаго Бунта, подписаннаго буквами А. П., въ которомъ авторъ говоритъ везд отъ своего лица: я имлъ, мое показаніе, я полагалъ себя въ прав ожидать отъ публики благосклоннаго пріема? Какую причину можетъ представить онъ тому, что отвтъ Пушкина не находится ни при его ‘Исторіи Пугачевскаго Бунта’ (томы V и VI), ни въ другихъ томахъ сочиненій? Нмцы ужаснулись бы такого покушенія на собственность исторіи! Я назову это упущеніе равнодушіемъ или настойчивостію системы, однажды принятой, но недопускаю мысли, чтобъ это произошло только отъ забывчивости. Нтъ, тутъ видна система! Желательно было бы знать, что сказали бъ ея основатели, еслибъ вопросъ имъ предложенъ былъ не мною, невдомымъ и маленькимъ крохоборомъ, глядящимъ сквозь увеличительное стекло на вещи мелкія, но любопытныя, нердко попираемыя равнодушными стопами устремляющихъ свой взоръ къ боле-важнымъ вещамъ и явленіямъ? Что они скажутъ нашему возрастающему, юному еще поколнію, которое спроситъ у нихъ Пушкина, всего, какъ онъ былъ — съ его огромными достоинствами и съ его недостатками,— Пушкина поэта и Пушкина прозаика, Пушкина историка и Пушкина критика? Что они скажутъ иностранцамъ, изучающимъ литературу нашу? Не-ужели, по мннію ихъ, въ глазахъ будущаго, важне покажутся его неоконченныя повсти, неоконченныя поэмы, ничего неприбавляющія ни къ его слав, ни къ его качествамъ, нежели его критическіе разборы, его историческая критика, обнаруживающія степень его образованія, духъ времени, въ которомъ онъ жилъ, вліяніе историческихъ школъ и начитанность, и наконецъ, еще одну новую и многозначительную сторону этого много-постигшаго и много-обильнаго таланта?— Вы, конечно, не считаете меня до такой степени избалованнымъ надеждами и не думаете, что я жду на вс эти вопросы надлежащихъ отвтовъ. Ни сколько! Отвтъ долженъ состоять, какъ вы видите, въ новомъ и достойномъ Пушкина, достойномъ нашего времени изданіи его сочиненій. Но разв такое ожиданіе можетъ осуществиться прежде того, какъ насъ уже не будетъ, прежде того, какъ мы встртимся съ разгнванною тнью поэта на берегахъ Стикса, и для умилостивленія ея, повергнемъ къ стопамъ ея наши усердныя, хотя слабыя замтки? Пусть он пробудятъ, на сомкнутыхъ смертію устахъ, ту улыбку, которую пробуждали въ жизни его равныя человческія глупости и странности!— Въ полное собраніе сочиненій должны бы войдти и объявленія, дланныя редакціею Современника перваго года, и вс примчанія къ статьямъ журнала, подписанныя издателемъ (Изд.). Въ нихъ могутъ сокрываться вещи, достойныя вниманія, какъ за-примръ примчаніе на стр. 329 подъ статьею изо Твери, подписанной А. Б., и ршеніе этого принадлежать должно публик.
Обращаюсь теперь къ сличенію статей, признанныхъ отъ издателей неспорными,— помщенныхъ въ III том Современника, а посл перешедшихъ въ собраніе сочиненій Пушкина.
1) Родословная моего героя (Сочин. Пушк. T. IV, стр. 320—325) не представляетъ различія въ текст, кром того, что заглавныя буквы въ такихъ словахъ, какъ царямъ, царей — не слдовало замнять строчными, а должно было сперва вникнуть въ значеніе, съ которымъ они употреблены сочинителемъ. Въ этой пьес, явно понималось не философское или политическое опредленіе слова,— а боле близкое, дловое, личное, т. е. не доставало только присовокупить къ нимъ имя царя-Царь Михаилъ, Царь Алексй. Въ стих: ‘пріяло крещенье во Царьград,— сочтено нужнымъ измнить букву » на ‘е’ и написано: Цареград,— тоже, какъ думаю, не совсмъ удачно, и не въ дух цлаго сочиненія. Разсказывая намъ родословную своего героя, Пушкинъ не только хотлъ передать ее языкомъ старины, которымъ писались подобные документы, — что и составляетъ главную прелесть этого стихотворнаго lour de force, — но желалъ языку его придать даже какую-то осязаемость. Отъ слова въ ‘Царград’ съ его орографіею не вашего времени, такъ и ветъ плесенью хартій и розряднаго архива: не-уже-ли было необходимо эти отрытые въ пыли пергаменты подвергать окурк хлориномъ и мускомъ нашей утонченной современной письменности, о правильности которой, между-прочимъ, мы же сами споримъ каждый день только-что не до слезъ?— Какъ не пришло на мысль, что отъ этой окурки могутъ поблднть иногда самыя письмена и утратить свой, для насъ драгоцнный смыслъ?
Изъявивъ такое сожалніе мое о измненіи, такъ-сказать, техническомъ, наружномъ, и измненіи едва-ли удачномъ, — перехожу къ внутреннему содержанію и смыслу всего стихотворенія, которое много утратило, не бывъ пояснено коментаріями и сближеніями. Что могутъ значить для будущихъ историковъ литературы и біографовъ Пушкина стихи, какъ на-примръ нижеслдующіе,
‘Я самъ — хоть въ книжкахъ и словесно
‘Собратья надо мной трунятъ —
‘Я мщанинъ, какъ вамъ извстно,
‘И въ этомъ смысл демократъ.
Или:
‘Мн жаль, что нашей славы звуки
‘Уже намъ чужды, что спроста
‘Изъ баръ мы лземъ въ tiers tal’ и пр.
Вамъ извстно! да это слово и въ наше время заставить многихъ задуматься о его значеніи, а лтъ черезъ сто или двсти, оно будетъ ршительно не разгадываемымъ, въ род извстныхъ ‘Ураній витійствующихъ въ школахъ {Эпиграфъ, ошибочно заимствованный у Державина ‘Ураніею’, ежемсячнымъ журналомъ, изданнымъ Зельницкимъ въ 1804 г. въ Калуг.} и марморовъ въ песокъ преобращенныхъ‘ {См. Сверную Пчелу сего 1846 года нумеръ 34, статью: ‘Библіографическія Лтописи’.}. Эти слова, не поясненныя современниками Пушкина, для которыхъ рдко остаются непроницаемыми литературные грхи юности, могутъ возжечь споръ нескончаемый, потому-что спорить будутъ уже не объ одной букв, а о дух и направленіи всей словесности въ извстную эпоху жизни величайшаго изъ царствъ, въ которомъ главнымъ представителемъ этой словесности, въ-продолженіе двадцати лтъ, былъ, можно сказать безъ преувеличенія, Пушкинъ. Кто догадается, что въ этихъ милыхъ строкахъ заключены, намекъ на что-то прошлое, покаяніе въ ошибочныхъ мнніяхъ, злая насмшка умнаго и немножко-скептическаго человка и надъ самимъ-собою, и надъ людьми,— можетъ-быть благонамренными, съ побужденіями и цлями несвоекорыстными, но непонявшими ни своего времени, ни положенія вещей, и торопящимися обогнать общественное мнніе, еще невысказавшееся. Мы, современники, мимо которыхъ промелькнуло столько фантасмагорій общественнаго устройства, столько теорій, составленныхъ посл неудачнаго появленія на бал, или не приглашенія на этотъ балъ,— мы понимаемъ, что хочетъ сказать авторъ, говоря о демократическихъ копытахъ, лягающихъ геральдическаго льва.— Мы прочли и другую ‘profession de foi politique’ автора, которую должно рядомъ поставить съ Родословною моего героя, для того, чтобъ убдиться въ томъ, какъ у насъ были въ одно время еще шатки и неясны убжденія въ основныхъ началахъ, ныньче не подвергающихся сомннію, какъ возможны были уклоненія отъ пути, указаннаго всмъ нашимъ прошедшимъ — въ умахъ даже самыхъ мощныхъ и свтлыхъ. И посл этого, какъ утшительно то убжденіе, что здравый и неискаженный смыслъ народа разумнаго всегда бралъ верхъ надъ минутными и необдуманными порывами, и обращалъ насъ къ смиренію, терпливому изученію самихъ-себя и страны насъ воспитавшей.
Вроятно, многіе прочли въ рукописи пьесу, всми приписанную Пушкину, — и какъ видимъ, отъ него самого почти-явно признанную, появившуюся за нсколько лтъ до ‘Родословной моего героя ‘и называвшуюся’ Моя родословная’ — эту исполненную остроумія, довольно съ виду заносчивую, но въ сущности незлобную и вовсе-невредную пьесу. Замчательна въ моихъ глазахъ она тмъ, что отъ умысла ли автора или случайно, не знаю, но только сдлала навсегда смшнымъ покушеніе нкоторыхъ молодыхъ умовъ отрываться отъ историческаго прошедшаго и жить между небомъ и землею. Другихъ, высказанными довольно-непріятными истинами, должна была она образумить въ томъ отношеніи, что заслуги и значеніе предковъ не могутъ быть правомъ для такого, напримръ, поколнія, которое въ недостойной разсянности и бездйственномъ усыпленіи лниво глядло бы на проходящіе предъ нимъ историческіе моменты, не понявъ, часто не замтивъ ихъ, и легкомысленно проматывая свое значеніе, допустило бъ обгонять себя груду и заслугамъ другихъ. Тонъ обоихъ стихотвореній вообще представляетъ много сходства. Это какъ-бы дв половины одной и той же лтописи, писанной однимъ и тмъ же лтописцемъ и разорванной надвое. Но въ первомъ стихотвореніи слышится еще упрекъ, и упрекъ мало-основательный, какимъ-то вншнимь-непріязненнымъ обстоятельствамъ: въ послднемъ же, мы внимаемъ человку уже созрвшему, убдившемуся, что причины упадка какого-либо сословія, всегда боле или мене заключены въ немъ-самомъ, что возвращаться къ отжившему исторически порядку вещей невозможно, стовать о немъ безразсудно и слабодушно, и что больше достоинства въ томъ, чтобъ умть сродниться съ настоящимъ положеніемъ, содйствуя по мр силъ и призванія къ его постепенному совершенствованію. Словомъ, въ конц всего, смыслъ обихъ пьесъ Пушкина, поставленныхъ такимъ образомъ одна возл другой, явно говорилъ бы, что только трудящееся и исполняющее свои обязанности сословіе можетъ гордиться своимъ родомъ, не отрекаясь отъ него, а продолжая, такъ-сказать, его существованіе и не помрачая славнаго имени, завщаннаго исторіею.
Вотъ почему, какъ вы знаете, въ этомъ отношеніи я совершенно раздляю мнніе одного журнала, гд недавно еще, такъ остроумно и глубокомысленно, Пушкинъ былъ опредленъ, какъ консерваторъ. Опредленіе весьма справедливое. Такой ясный и постигшій опытомъ труднымъ умъ, въ связи ихъ: и страну, въ которой явился, и время, въ которомъ жилъ, — не могъ долго оставаться подъ вліяніемъ впечатлній молодости, можетъ-быть благонамренныхъ, но невозникпіихъ изъ народной почвы, научныхъ, а не опытныхъ, рановременныхъ, и потому безплодныхъ. Посл всхъ этихъ сближеній и выводовъ, не знаю, удовлетворяющихъ ли васъ, для меня остается загадочнымъ, ни какимъ причинамъ сказанная мною пьеса не могла быть помщенною въ собраніи сочиненій Пушкина, если не въ полномъ ея вид, то съ сокращеніями. На сокращенія всегда соглашался и самъ авторъ, знавшій, какъ далеко иногда заноситъ демонъ вдохновенія поэта, не чуждаго, какъ человкъ, ни страстей, ни пристрастія. Не могла остановить, конечно, та мысль, что стихотворенія не явно-признаннаго и неоглашеннаго самимъ авторомъ никто невъ правдлагь гласнымъ, потому-что, въ такомъ случа, этого права нельзя было простирать и на другія произведенія, оставшіяся въ рукописи. Если же находили ее, по какимъ-либо уваженіямъ, преждевременною, то все-таки упоминовеніе о ней или ссылка на нее въ примчаніи были совершенно, по мннію моему, необходимы и умстны, а для историковъ литературы весьма-важны.
Я полагаю, что вы и многіе другіе останетесь довольны, если хотя нсколько строфъ изъ указаннаго мною стихотворенія Пушкина сохранится въ печати отъ забвенія. У насъ не много подобныхъ но прелести изложенія и удачности выраженій, какъ-бы подслушанныхъ у исторіи. Я привожу ихъ на память, и потому, не мудрено, если вкрадутся какія-либо неточности. Вотъ нсколько строфъ:
‘Мой предокъ съ дтства въ служб бранной
Святому Невскому служилъ,
Его потомство гнвъ внчанный —
Иванъ IV-й пощадилъ.
Водились Пушкины съ царями,
Изъ нихъ былъ славенъ не одинъ
Когда тягался съ Поляками
Нижегородскій мщанинъ.
‘Смиря крамолы и коварство,
И ярость бранныхъ непогодъ,
Когда Романовыхъ на царство
Звалъ въ грамот своей народъ,
Мы къ оной руку приложили:
Насъ жаловалъ страдальца сынъ,
Въ то время нами дорожили…
Но я, я темный мщанинъ.
‘Подъ гербовой моей печатью
Я свитокъ грамотъ сохранилъ,
И по сближаясь съ новой знатью,
Я крови спсь угомонилъ.
Я неизвстный стихотворецъ,
Я Пушкинъ просто, не М…
Я самъ большой, не царедворецъ —
Я грамотй, я мшанинъ.
‘Видокъ Фигляринъ (*), сидя дома,
Ршилъ, что ддъ мой Ганнибалъ
Былъ купленъ за бутылку рома
И въ руки шкиперу попалъ.
Сей шкиперъ былъ тотъ Шкиперъ славный,
Кмъ наша двигнулась земля,
Кто придалъ мошно бгъ державный
Корм роднаго корабля.
‘Сей Шкиперъ дду былъ доступенъ,
И сходно-купленный арабъ,
Возросъ усерденъ, не подкупенъ —
Царю наперсникъ, а не рабъ.
И былъ отецъ онъ Ганнибала,
Предъ кмъ средь гибельныхъ пучинъ
Громада кораблей вспылала,
И палъ впервые Наваринъ…
(*) Пушкинъ изъявлялъ подобное негодованіе въ Родословной Моего Героя, гд между прочимъ въ одной строф онъ говоритъ:
‘Мн жаль, что всхъ родовъ Боярскихъ
Блднетъ блескъ и никнетъ духъ,
Мн жаль, что нтъ Князей Пожарскихъ,
Что о другихъ пропалъ и слухъ,
Что ихъ поноситъ и Фигляринъ,
Что русскій втреный бояринъ
Считаетъ грамоты царей
За пыльный сборъ календарей,
Что въ нашемъ терем забытомъ
Растетъ пустынная трава,
Что геральдическаго льва
Демократическимъ копытомъ
Теперь лягаетъ и оселъ:
Духъ вка вотъ куда зашелъ!’
(Современникъ. T. III (1836) стр. 156. Сочиненія Пушкина т. IV (изд. 1838) стр. 324.)
Сколько благородной гордости, сколько достоинства, самаго чувства въ этихъ воспоминаніяхъ!.. Но за то и стихъ, и величавость выраженій — достойны подобныхъ чувствъ и воспоминаній…
Будущіе издатели обязаны, ради имени Пушкина, ради пользы и назиданія молодаго поколнія, обратить свое вниманіе на указанное многозначительное и многостороннее созданіе такого поэта, каковъ былъ Пушкинъ, и не наводить, своею странною осторожностью и умолчаніемъ, тни сомннія на полноту убжденій автора, который въ послднія минуты своей жизни, когда человкъ не иметъ нужды обманывать, произнесъ слова, отозвавшіяся во всей Россіи:
Скажи Государю, что мн жаль ‘умереть, было бы весь его. Скажи, что я ему желаю долгаго, долгаго царствованія, что я ему желаю счастія въ его сын, счастія въ его Россіи’.

(Продолженіе будетъ.)

‘Отечественныя Записки’, No 4, 1846

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека